Николай РОМАНЕЦКИЙ

                           ОБРЕЧЕННЫЙ НА ЛЮБОВЬ

                                                          Надежде
                                                          за веру и любовь
                                                          ПОСВЯЩАЕТСЯ

                             And whoever walks a furlong without sympathy
                             walks to his own funeral drest in his shroud.
                                             Walt Whitman "Song of myself"

                                   [И тот, кто идет без любви хоть минуту,
                                    на похороны свои он идет,
                                    Завернутый в собственный саван.
                                                Уолт Уитмен "Песня о себе"
                                             (пер. с англ. К. Чуковского)]

                    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОБРУЧЕННЫЙ С ЖИЗНЬЮ

                                           Как тяжко мертвецу среди людей
                                           Живым и страстным притворяться!
                                            Александр Блок "Пляски смерти"

                              1. ВНЕДРЕНИЕ

     Все началось с того, что ему надоело просиживать штаны на заседаниях.
Захотелось хоть чуть-чуть поработать с живыми людьми, а не с  программами,
повестками дня и лощеными чиновниками из  групп  проработки  материалов  и
подготовки решений. Однако именно один из этих чиновников и  подсунул  ему
посетительницу, когда Калинов пожелал вдруг развлечься консультациями.
     Посетительница  была  еще  вполне  хороша  собой.  Этакая  начинающая
увядать красавица, в былые времена запросто сводившая парней с  ума  и  до
сих пор знающая себе цену. Время от времени она игриво проводила рукой  по
волосам, чисто по-женски - легко, стремительно, целенаправленно, - и сразу
становилось ясно, что она и ныне еще не прочь понравиться.  Но  стоило  ей
начать говорить, как это впечатление мгновенно исчезало.
     - Доктор, - говорила она дрожащим голосом. - Вы представить  себе  не
можете, как я о нем беспокоюсь! И я бы не обратилась к вам,  члену  Совета
Планеты, если бы...
     - Извините, - сказал Калинов. - Я по-прежнему не понимаю, что вас так
взволновало... Для его возраста это совершенно нормальное  явление...  Все
очень просто! Они где-нибудь собираются, слушают музыку,  решают  проблемы
бытия... Вы не помните, какими мы были в их годы?
     Женщина смотрела на него, широко раскрыв глаза, даже кивала  головой,
вроде бы соглашаясь, но  Калинов  чувствовал,  что  слова,  сказанные  им,
совершенно ее не убеждают. И было  ясно  видно,  что,  и  слушая,  она  не
перестает думать о чем-то своем.
     - Нет, доктор, вы не понимаете... Вы просто не можете этого понять!..
Игорь - мой единственный ребенок,  другого  у  меня  уже  не  будет...  Вы
понимаете?.. Я все время жила его  жизнью,  чувствовала  то,  что  в  этот
момент чувствовал он...
     Ей явно надо было дать выговориться, и Калинов стал  просто  слушать,
даже не пытаясь вставить в дамский монолог  ни  одной  своей  реплики.  Он
слушал, анализировал и старался сообразить, чем же он может ей помочь.
     - Когда ему было плохо - было плохо и мне, - говорила она. - Когда он
чему-то радовался, моя душа пела от счастья.  Когда  ему  было  больно,  я
корчилась от боли. -  Она  вдруг  всхлипнула,  и  голос  ее  задрожал  еще
сильнее. - Совсем не-давно все изменилось...  Все-все-все!  Он  больше  не
мой... Он стал скрытен, ничего мне не рассказывает. Я не  нужна  ему...  А
совсем недавно он стал исчезать.
     Она достала носовой платок и высморкалась. Калинов  вытащил  из  бара
бутылку минеральной воды, наполнил стакан.  Она  судорожно  схватила  его,
поднесла трясущейся рукой к губам. Стало слышно, как часто-часто застучали
о стекло зубы.
     - Спасибо. - Она отпила несколько глотков и вытерла платком рот. - Вы
понимаете, я боюсь... Я просто боюсь! Он уходит, и  я  боюсь,  потому  что
совершенно перестала его чувствовать.  Как  будто  между  нами  оборвалась
какая-то нить... Вы понимаете?
     Калинов кивнул.
     - Я не знаю, в чем тут дело... Я не понимаю...
     - Кто вы по профессии? - спросил Калинов.
     - Кулинар... Но причем здесь моя профессия? Это  совершенно  неважно!
Он исчезает, доктор, вы понимаете?!
     Калинов опять  кивнул.  Конечно,  он  понимает.  Разумеется,  он  все
понимает. Да и понимать  тут  нечего!..  Ситуация  хоть  и  не  часто,  но
встречающаяся... Наверняка, не замужем... И не была. Ожегшись  на  молоке,
дуют на воду... И  вот  смысл  всей  жизни,  всего  существования  -  сын,
единственный и неповторимый, кровиночка родная, плоть от плоти, никто  нам
с тобой больше не нужен, нам и вдвоем хорошо, правда?.. А годы уносятся, и
вот уже ошалевшая от любви мама не может заменить сыну мир. И  он  уходит.
Они все уходят... Ничего не поделаешь: юность, как правило, бессердечна...
И ничем не поможешь, потому что это жизнь... Вот только  как  ЕЙ  все  это
объяснить?
     - Вы напрасно волнуетесь, - сказал Калинов. - Я тоже в юности  сбегал
из дома. И не один раз... Мы собирались где-нибудь на Огненной Земле, жгли
костер и до хрипоты спорили... Или отправлялись в  Экваториальную  Африку,
танцевали там под палящим  солнцем  и  целовались  с  девчонками  звездной
ночью...
     Ее передернуло, и он тут же пожалел, что заикнулся о  девчонках.  Вот
оно что!.. Материнская ревность! Самая  темная  ревность  в  мире  -  дитя
собственнических  наклонностей...  Сколько  же  горя  эта  женщина   может
принести и себе, и сыну, и еще  кому-то!..  И  что  же,  в  конце  концов,
делать? Не предлагать же ей сеансы эмоциотерапии, в самом  деле!  Это  для
юных, а в ее возрасте может оказаться уже и  не  безвредным  для  психики.
Конечно, если бы ревность грозила сдвигами...
     Он вдруг ощутил полнейшее бессилие. Это иногда  случалось  -  правда,
чрезвычайно редко, - и тогда он,  один  из  лучших  специалистов  планеты,
начинал жалеть, что не пошел, скажем, в кулинары. То ли дело! Никаких тебе
поражений.
     - Как вас зовут?
     - Лидия Крылова. - Она снова всхлипнула.
     - Послушайте, Лидия... Не стоит так  отчаиваться.  Все  это  пройдет,
поверьте... Очень скоро пройдет. Надо только немножко потерпеть...  Придет
время, и ваш Игорь перестанет убегать на свою Огненную Землю. Надо  только
чуть-чуть потерпеть.
     И побыстрее привыкнуть, добавил он про себя.
     Она вдруг высокомерно глянула на  него  и  гордо  вскинула  голову  с
шапкой разноцветных волос.
     - Доктор, не надо меня учить терпению. Я начала терпеть давно, еще  с
тех пор, когда он в первый раз забился у меня под сердцем. - Она  положила
руку на грудь. - Все эти годы я терплю и жду, когда он вырастет. -  Она  с
тоской, протяжно вздохнула. - Вот вырастет он,  думала  я,  и  обязательно
сделает меня счастливой, самой счастливой на свете. Не зря же я отдала ему
свою жизнь!.. Впрочем, не в этом  главное.  -  Она  махнула  рукой.  -  Вы
понимаете, в чем дело?.. - Она замялась.
     - Внимательно слушаю вас, - сказал Калинов.
     - Я уже говорила, что чувствую его. Так вот...  Я  просто  уверена  -
да-да, уверена! - что, когда он исчезает из дому... Как  бы  это  поточнее
выразиться?.. В общем, его в это время на Земле нет.

     Паркер был, как обычно, пунктуален. Он вышел из джамп-кабины ровно  в
пять часов вечера.
     - Рад вас видеть, коллега, - прогудел он. - Очень рад!
     - Давненько мы не встречались, коллега, - ответил Калинов.
     Они обнялись.
     - А вы почти не изменились, Алекс. - Паркер оглядел Калинова с головы
до ног. - Разве седины добавилось.
     - И волос поубавилось... Вы мне льстите, Дин.  Хоть  и  говорят,  что
старый конь борозды не портит, но не тот уже конь, ох не тот!
     Они двинулись прогулочным шагом по старинному узенькому  тротуарчику.
Справа, за высоким гранитным парапетом, неспешно катила серые воды Нева. У
противоположного берега дрожала  в  воде  отражениями  бастионов  уверенно
распластавшаяся  между  мостами  Петропавловская  крепость.   Впереди,   у
Зимнего, змеилась очередь жаждущих  попасть  в  волшебные  залы  Эрмитажа.
Паркер с удовольствием вдыхал аромат красивейшего из городов Европы.
     - Как моя сегодняшняя просьба? - спросил Калинов.
     Паркер  остановился,  перевесился  через  парапет   и   посмотрел   в
колышущуюся воду.
     - Не скрою: я удивлен, - сказал он. - Зная  индекс,  любой  гражданин
Земли способен определить адрес в течение полуминуты... - Он  вдруг  резко
повернулся к Калинову. - Слушайте, Алекс... Может быть, вы объясните  мне,
чем вызвана ваша просьба?
     - Конечно, Дин, конечно. - Калинов помолчал, собираясь с  мыслями.  -
Видите ли, в чем дело... Вчера ко мне обратилась одна дама и пожаловалась,
что ее сын каждый день куда-то исчезает,  причем,  как  она  сказала,  его
вообще в этот момент нет на Земле. Я, разумеется, счел все это чепухой, но
дама эта так просила, что отказать я ей не сумел... - Калинов  помялся.  -
Короче говоря, я  подбросил  ее  сыну  рубашку,  в  пуговицу  которой  был
вмонтирован видеорекордер...
     - О-о-о, коллега! - Паркер неодобрительно покачал головой.
     - Да-да, - согласился Калинов. - Мои действия,  разумеется,  являются
откровенным  нарушением  закона,  но  что  мне  оставалось  делать?..  Она
уверила, что расспрашивать сына  о  чем-либо  совершенно  бесполезно...  В
общем, рисковать я не стал.
     - И что вам удалось подсмотреть в замочную скважину?
     Калинов поморщился:
     - Да ничего! После того как парень набрал  индекс,  сигнал  рекордера
исчез. Кстати, кредитной карточкой парень не пользовался.
     Паркер удивленно поднял брови. Калинов продолжал:
     - Он отправился из джамп-кабины около своего дома, но ни  в  одну  из
других кабин на Земле не прибыл.
     - Сказки бабушки Арины,  -  прогудел  Паркер.  -  И  где  же  вы  его
обнаружили?
     - Во Внеземелье он, кажется, тоже не появлялся: я проверял  по  своим
каналам...
     - Ничего удивительного! Туда с помощью кабины не попадешь.
     - Да, я знаю...  Парень  вернулся  через  шесть  часов  в  целости  и
сохранности, правда, без рубашки и, следовательно, без рекордера, но  зато
с вполне различимым фонарем под левым глазом. Полагаю, это доказывает, что
в нуль-пространстве он не  растворялся.  Такой  фонарь  можно  заработать,
только находясь в контакте с физически ощутимой силой.
     Губы Паркера тронула недоверчивая улыбка.
     - К счастью, - продолжал Калинов, - я успел проконтролировать индекс,
которым он воспользовался перед исчезновением из джамп-кабины.
     - И куда вы попали?
     - Увы, Дин, увы... Я сделал два десятка попыток, прошел шесть  кабин,
но так никуда и не попал. Сразу же зажигалось табло "Вы ошиблись в  наборе
индекса".   Тогда   я   сунулся   к   ближайшему   терминалу   Глобального
Информационного Банка... Каково же было мое удивление, когда  ГИБ  заявил,
что информацией об этом индексе не располагает.
     Паркер пожал плечами:
     - Чепуха какая-то...
     - А может быть, какой-нибудь засекреченный индекс?.. Вот  я  и  решил
обратиться к вам... Как к члену Транспортной комиссии Совета.
     Паркер снова неопределенно пожал плечами.
     - Хорошо, - сказал он. - Ждите меня здесь.
     Он зашагал к ближайшей джамп-кабине. Калинов проводил его взглядом  и
уселся на скамейку. Набережные были полны народа. Тысячи туристов со  всех
краев света, ощетинившись камерами, группами бродили вокруг  архитектурных
чудес старинного города, обнюхивая чуть ли не  каждый  камень.  Сердца  их
трепетали при мысли о том, какими шикарными голографиями украсят они стены
своих коттеджей.  Калинов  смотрел  на  них  с  некоторым  превосходством,
удивляясь раздражению, которое они почему-то вызывали в его душе.
     Впрочем, пусть их, сказал он себе. Пусть проводят  ежегодный  отпуск,
как хотят, лишь бы с пользой для интеллекта. Хотя бы своего... Вот  только
детей с туристами почему-то крайне мало. Не любит почему-то турист  своего
отпрыска, с некоторых пор он стал ему в тяготу...  И  это  тоже  проблема,
достойная специального исследования. Не мешало бы  заняться...  Как  члену
Социологической комиссии.
     Он вдруг  пожалел,  что  согласился  помочь  этой  Лидии.  Тоже  мне,
детектив на старости  лет!  Шерлок  Холмс  нашего  времени...  Делать  ему
нечего,  кроме  как  искать   великовозрастных   детишек,   сбежавших   от
любвеобильных мамаш!.. Но ведь Крылова так просила!..  Ладно.  Можно  хоть
раз в жизни отвлечься от глобальных проблем. Скажем, в качестве  отдыха...
Только бы определить место, куда исчезает этот парень.  Остальное  -  дело
техники! Уж для него-то, Калинова, проблем нет. Пришел, увидел, победил  -
и никаких гвоздей!
     Паркер вернулся через четверть часа. Он плюхнулся на скамейку рядом с
Калиновым и с трудом перевел дыхание.
     - Действительно, чудеса, коллега... Вашего индекса я не обнаружил.
     - Как это? - удивился Калинов.
     - А вот так!..  В  памяти  компьютеров  Транспортной  Системы  такого
индекса нет.
     - Странно! Ведь я же своими глазами...
     - Это еще не все! - перебил  Паркер.  -  Дело  в  том,  что  с  таким
вопросом к нам уже обращались... Несколько месяцев назад  в  Бирмингемский
Сектор явилась некая Фейбия Салливан и попросила дать ей адрес по индексу,
который она нашла у своей дочери. Тамошний наш  представитель  сказал  ей,
что она что-то перепутала. Впрочем, он и сам был в этом уверен.
     - Вы мне дадите адрес этой Фейбии? - спросил Калинов.
     - Разумеется, коллега...  Салливан  наш  ответ  вполне  удовлетворил.
Похоже, с вами будет иначе, не так ли?
     - Да уж конечно, Дин... Я ведь не по чужой  информации  работаю.  Как
этим индексом пользовались, я своими собственными глазами видел. Так  что,
сами понимаете...
     Паркер тяжело вздохнул.
     - Все очень просто, Алекс, - тихо сказал он. - На  одном  из  уровней
Транспортной Системы возникли неполадки. -  Он  поморщился.  -  Когда  они
возникли, я просто не знаю... Вероятность появления сбоев такого характера
близка к нулю, и поэтому охранные автоматы  на  них  запрограммированы  не
были... Одним словом, при наборе  вашего  индекса  происходит  виртуальный
прокол нуль-пространства. Реального адреса у вашего индекса нет.
     - Вы хотите сказать, что индекс фиктивный?
     - О! - Паркер  обрадовался.  -  Очень  удачный  термин!  Фиктивный...
Именно так - фиктивный.
     - По-моему, коллега, вы упрощаете. Куда же тогда этот  парень  бегает
по вашему фиктивному индексу?
     Паркер промолчал.  Замолк  и  Калинов,  уставившись  в  пространство.
Паркер посмотрел на него. Калинов думал.
     - Контроль над ситуацией ни  в  коем  случае  не  потерян,  -  сказал
Паркер. - И пусть вас не беспокоит то,  что  не  известно,  где  находится
адресат... Хотя, это, конечно,  для  нашей  обжитой,  исхоженной  вдоль  и
поперек планеты звучит несколько фантастично.
     Было видно, что Паркеру не по себе от того, что в его любимом  детище
произошло нечто ему непонятное.
     - Все это не главное! - сказал он и тронул Калинова за локоть.
     Калинов вздрогнул:
     - А что тогда главное?
     - А главное - то, что  в  наших  силах  закрыть  этот  несуществующий
индекс. И ни одна живая душа никогда не сможет им воспользоваться.
     - Да, - сказал Калинов. - Это в  наших  силах.  Это  всегда  в  наших
силах. Этому мы хорошо научились!
     Как просто, подумал он. Взять и закрыть!.. Ни думать, ни беспокоиться
не надо... Меры приняты и, заметим, меры очень своевременные и энергичные,
требующие смелых решений!.. А потом вдруг выясняется,  что  надо  было  не
спешить, что надо было подумать, осмыслить проблему - да не раз - и только
после этого... Видимое безделье всегда дается  нам  труднее,  чем  видимое
действие: могут не так понять... И  потому  мы  сначала  делаем,  а  потом
думаем... А потом напускаем на свои физиономии глубокомысленный туман и  с
утробным удовлетворением  заявляем:  "Не  ошибается  тот,  кто  ничего  не
делает!"
     - Нет, Дин, - сказал он. - Закрыть - это  слишком  просто  и  слишком
глупо. И уж во всяком случае, преждевременно!.. Надо сначала  разобраться,
что это такое и с чем его едят, а то как бы снова открывать не пришлось. В
еще больших масштабах и с гораздо большим расходом энергии.
     Паркер молчал. Калинов почесал кончик носа.
     - Судя по вашей первой новости, этим индексом пользуется не один  мой
беглец, - произнес  он.  -  А  там,  где  человек  не  один,  всегда  есть
возможность наличия организации.
     - Разобраться? - Паркер  словно  не  слышал.  -  А  как  разберешься?
Разведчика внедрить?
     Калинов усмехнулся и встал со скамейки.
     - И внедрю, - сказал он. - Мелькнула у  меня  одна  мысль...  Дисивер
использовать надо.
     Паркер посмотрел на него с тревогой:
     - Дисивер?!. Но ведь  его  можно  применять  только  со  специального
разрешения!.. А если вам откажут?
     Калинов еще раз усмехнулся и сказал:
     - Мне не откажут!

     Фейбия  Салливан  оказалась  сотрудницей  Оксфордского  университета.
Работала она вместе с мужем, супруги  занимались  селекцией  растений  для
создания марсианской флоры и, судя по имеющейся информации, довольно часто
пропадали на четвертой планете.  Сейчас  оба,  к  счастью,  находились  на
Земле.
     Калинов встретился с Фейбией в одном из университетских кафе.  Миссис
Салливан  оказалась  миловидной  сорокалетней  особой,   очень   живой   и
непосредственной, по-видимому,  с  удовольствием  знакомящейся  с  людьми.
Однако когда она узнала о цели предстоящего разговора,  энтузиазма  у  нее
поубавилось.
     - Да, я действительно интересовалась этим индексом. По возможности  я
стараюсь узнавать, с кем проводит время  моя  дочь.  Правда,  возможностей
этих не слишком много. Мы с Вэлом так заняты!.. Вэл - это мой муж.
     Калинов  изобразил  на  физиономии   заинтересованность,   и   Фейбия
продолжала:
     - Все дело в том, что  мы  не  можем  уделять  нашей  дочери  столько
внимания, сколько бы ей хотелось. Да и нам тоже... Вот и  получается,  что
ее воспитывают, в основном, бабушки и дедушки. Видите ли,  работа  требует
нашего систематического присутствия на Марсе... Но когда  мы  здесь,  дочь
живет с нами и мы стараемся уделять ей  всяческое  внимание.  Правда,  Вэл
очень занят, да и у меня времени не так много... Но Флой всегда была очень
хорошей девочкой и не доставляла нам  никаких  хлопот...  Вот  и  тогда...
Оказалось, я ошиблась с этим индексом...
     - Простите, миссис Салливан, - перебил ее Калинов. - А как  часто  вы
работаете на Марсе?
     - Ну... -  Миссис  Салливан  подняла  глаза  к  потолку.  -  В  общей
сложности, наверное, месяцев пять-шесть ежегодно.
     Калинов мысленно присвистнул:
     - А почему бы, в таком случае, вам не переселиться туда  совсем?  Раз
ваша работа так сильно связана с необходимостью бывать там...
     Фейбия покачала головой:
     - Ну что вы, сэр... Мы не хотим, чтобы наша Флой выросла  марсианкой.
Мы люди Земли... И потом: ведь на Марсе живут  только  те  семьи,  которые
непосредственно  заняты  на  тамошних  производствах,  а   мы-то   научные
работники. Нам  обязательно  надо  бывать  на  Земле,  иначе  мы  потеряем
квалификацию... Люди нашей профессии  постоянно  должны  общаться  с  себе
подобными - в противном случае, как говорит  Вэл,  "мозги  разжижаются"...
Знаете, обстановка, знакомства, живые контакты и все прочее...
     В ее словах был свой резон, и Калинов предложил:
     - А почему бы тогда вам не летать на Марс по очереди?
     - О, сэр! Вэл просто не сможет без меня там работать: ведь  он  такой
рассеянный.
     Им принесли заказанный кофе. Фейбия помахала рукой какой-то  дамочке,
та с любопытством посмотрела  на  Калинова.  Когда  официантка  удалилась,
миссис Салливан произнесла, виновато глядя на собеседника:
     - Я понимаю, сэр, я совершила ошибку, родив Флой. Наша с Вэлом  жизнь
- это наука, наука и еще раз наука...  На  этом  поприще  можно  чего-либо
добиться,  лишь  отдавая  всего  себя  работе.  Нам  не  стоило   заводить
ребенка... Но ведь я женщина, так хотелось испытать радость материнства. И
потом, мы никогда дочке ни в чем не отказывали. А мои  отец  с  матерью  и
родители Вэла во внучке и вовсе души не чают... Так что ей не  в  чем  нас
упрекнуть, она получила прекрасное воспитание. Образование тоже получит по
полной программе... А  не  захочет  заниматься  наукой,  пусть  занимается
чем-нибудь другим, образование в любом случае не помешает.
     Не помешает, подумал  Калинов.  Вот  только  если  бы  образованность
гарантировала счастье и если бы образование заменяло материнскую любовь.
     - А в чем, собственно, дело? - спохватилась вдруг миссис Салливан.  -
Моя дочь что-нибудь натворила? Флой - очень воспитанная девочка...
     - Нет, все в порядке. - Калинов  окрасил  реплику  маленькой  толикой
равнодушия - так, чтобы не было нарочитости. - Просто я  интересуюсь  этим
индексом... В джамп-связи были кое-какие неполадки - ничего  опасного,  но
на всякий случай мы проверяем.
     Его тон сыграл свою роль: Фейбия тут же успокоилась.
     - Я пыталась  тогда  воспользоваться  этим  индексом,  но  никуда  не
попала. Загоралось предупреждение о неправильном наборе индекса и  все.  Я
обратилась в местное бюро Транспортной Комиссии. Они заявили,  что  такого
индекса не существует. На этом все и закончилось.
     Калинов решил  не  продолжать  дальнейших  расспросов,  рассыпался  в
благодарностях и попрощался. Все равно эта горе-мамаша  больше  ничего  не
знает. Во всяком случае, такое складывается впечатление.  Можно,  конечно,
попытаться побеседовать с самой Флоренс Салливан...  Но  если  Флоренс  не
дура, беседа вряд ли принесет ему дополнительные сведения. Ясно  пока  вот
что: двое подростков из тех  семей,  которые  называют  "дисгармоничными",
имеют отношение к одному и тому же индексу джамп-связи. Под этот индекс  и
нужно копать.
     А вот портрет Флоренс надо будет в ГИБе запросить. Чем черт не шутит,
вдруг пригодится?
     Честно говоря,  нынешнее  поколение  молодых  Калинову  нравилось  не
очень. Какие-то они были ненормальные, равнодушные, словно  и  не  жили  в
этом мире, а наблюдали за ним со стороны.
     Он попытался вспомнить, каков сам  был  в  их  годы.  Внешность  того
Калинова он, слава Богу, помнил, да и на видеокристаллах она  увековечена.
А вот внутреннее, так сказать, содержание... Нельзя  утверждать,  что  это
для него темный лес, нет, события, происходившие  с  ним  в  те  годы,  он
помнил хорошо, но  вот  настроение,  с  которым  он  тогда  переживал  эти
события, состояние души Калинова-подростка, этакий "аромат жизни", как его
называл  Калинов-сегодняшний,  был  давно  уже  заслонен  более   поздними
страницами биографии. Хотя  нет,  "аромат"  одного  события  -  встречи  с
Наташкой - он помнил и сейчас, как будто и не  прошло  с  тех  пор  восемь
десятков лет.  Наташка-то  была  бой-девка,  и  ему  немало  сил  пришлось
затратить, чтобы привлечь к себе ее внимание, тем более что сам  он  в  те
годы был "мальчик нежный кудрявый", наедине с девчонками чувствовал  себя,
как в открытом космосе без скафандра, и  поведение  его  в  таких  случаях
соответствовало принципу "и хочется, и колется"... Но вот  в  отношения  с
Наташкой он нашел в себе силы нырнуть, как в ледяную воду - зажмурившись и
не раздумывая. И не  проиграл...  Впрочем,  ладно,  зачем  бередить  душу?
Прошлого не вернешь!
     Он побродил немного по  полуторатысячелетнему  городу  и  вернулся  в
Питер.

     Сделав шаг вперед, Калинов зажмурился. После  серого  тумана,  только
что  плотной  пеленой  висевшего  вокруг,  солнечный  свет  был  резок   и
неприятен. Когда глаза привыкли, Калинов огляделся.
     Он стоял посреди огромного луга,  усыпанного  яркими  цветами.  Цветы
были незнакомые. Мимо прошелестела  большущая  стрекоза.  Калинов  не  был
специалистом по энтомологии, но готов был биться об заклад, что  на  Земле
он таких стрекоз не встречал.
     На  лугу  группами  располагались  молодые  люди.   Одни   сидели   и
разговаривали друг с  другом,  другие  лежали,  третьи  танцевали.  Головы
танцующих украшали обручи с кристаллофонами.
     Вдали, у самого  горизонта,  виднелись  темно-зеленые  купы  каких-то
деревьев. Слева, метрах  в  двухстах  от  Калинова,  раскинулось  слепящее
зеркало небольшого озерца. Легкий ветерок доносил оттуда веселый  девчачий
смех и визг. Видимо, там купались. Над озером висело синее солнце.
     - Ты кто?.. Новенький?
     Калинов стремительно обернулся. Сзади стояла юная девушка.  Худенькая
- кожа да кости. Но хорошенькая...  На  лице  никаких  следов  макияжа.  И
правильно - макияж только отвлекал бы внимание от ее глаз.  А  глаза  были
замечательные - большие и редкого,  изумрудного  цвета.  Длинные  вьющиеся
рыжеватые волосы -  похоже,  натуральные.  Открытое  зеленое  платье,  без
прозрачных вставок, облегает чуть намеченную грудь.
     - Ты новенький? - повторила незнакомка. - Что-то я тебя здесь  раньше
не видела.
     - Верно, - согласился Калинов. - Я тут в первый раз.
     - А как тебя зовут? - спросила девушка. - Меня Вита.
     - А меня Саша. - Калинов церемонно поклонился.
     Зеленые глаза смотрели не мигая. И присутствовало в них нечто  такое,
от чего у Калинова возникло острое желание погладить девушку по голове.
     - Зачем ты к нам пришел?
     Калинов слегка опешил, настолько в лоб был  задан  вопрос.  И  что-то
было нужно отвечать.
     - А зачем к вам приходят? - спросил он.
     Вита вздохнула.
     - Кто зачем. - Она печально улыбнулась. - Одни приходят  потанцевать,
другие - покупаться. Или просто поговорить...
     - А разве потанцевать нельзя дома? - спросил Калинов.
     - Конечно, можно... Только здесь гораздо интереснее!
     - Почему?
     Девушка снова улыбнулась, на этот раз без печали.
     - Потому, - сказала она. - Скоро узнаешь... Пойдем погуляем в лесу?
     Прямо вот так, сразу подумал  Калинов  и  с  сомнением  посмотрел  на
далекие купы деревьев. Синее солнышко палило нещадно, и тащиться  под  его
лучами по открытому пространству совершенно не хотелось.
     - Жарко, - сказал он Вите. - Пока дойдем, расплавимся.
     Вита расхохоталась. Словно колокольчики зазвенели.
     - Чудак! - сказала она сквозь смех. - Ты же ничего не знаешь... Давай
вместе.
     Она взяла  его  за  руку  теплой  ладошкой,  и  Калинов  содрогнулся.
Оказалось, все, что он помнил, он помнил неправильно.  Нечто  давным-давно
забытое, потерянное в череде прожитых лет,  пронзило  его  сердце,  и  оно
вдруг споткнулось, заныло от тихой боли, переполнилось сладкой  тоской,  и
внезапно захотелось заплакать, заплакать так, чтобы мир захлебнулся в  его
слезах. И чтобы из этого соленого безбрежного моря родилось что-то  новое,
до жути юное, кристально-чистое...
     На Калинова обрушился ураганный  ветер,  промелькнули  неясные  серые
тени, и Калинов обнаружил себя стоящим в лесу среди огромных - ствол в три
обхвата - деревьев. Вита была рядом и по-прежнему  держала  его  за  руку.
Изумрудные глазищи ее сияли.
     - Испугался?
     - Что произошло? - спросил Калинов.
     - Ничего... Ведь мы с тобой хотели в лес. Смотри, какой страшный  лес
вокруг! Ты в такой хотел?
     - Разве он страшный? - удивился Калинов. -  Вполне  ухоженный,  я  бы
даже сказал, домашний лес. Как парк...
     Вита выпустила его руку из своей.
     - Как по-дурацки ты говоришь! - сказала она с отвращением. - Моя мама
таким  тоном  говорит,  когда  меня  воспитывает...  Ой!  Смотри,  что  за
чудо-дерево! Как сказочный дракон, правда?
     Калинов оглянулся.  Там,  где  мгновение  назад  стоял  великолепный,
рвущийся в небо кедр, извивалось зеленое,  непонятное,  покрытое  странной
стеклообразной  чешуей.  Среди  зелени  сверкнула  ярко-красная  пасть,  и
послышалось змеиное шипение.
     Вокруг все изменилось. Не было больше привычных глазу кедров, сосен и
елей. Повсюду кривыми стрелами лезли из земли незнакомые черные деревья  с
серой  листвой.  Словно  скелеты  доисторических  ящеров  на   раскопанном
кладбище под Минусинском... Они окружили Калинова со всех сторон, над ними
нависло чернильное небо, и было совершенно непонятно, откуда же берется  в
лесу этот сумрачный, тоскливо-серый, но все-таки дневной свет.
     Мир наполнился оглушительным рычанием и грохотом. В этом  невероятном
шуме сквозило  нечто  явно  знакомое,  и  Калинов  вдруг  понял,  что  это
пропущенный через гигантский усилитель стрекот видеорекордера,  вделанного
в пуговицу его рубашки, и испугался, что Вита сейчас тоже  поймет  это.  И
тут же грохот исчез. Наступила пронзительная, бьющая  по  ушам  тишина;  в
тишине этой весело зазвенели хрустальные  колокольчики,  и  девичий  голос
пропел:
     - Догоняй!
     Калинов обернулся. Виты не было,  только  где-то  вдалеке,  за  этими
черными фантасмагорическими деревьями-скелетами  медленно  таял  ее  смех.
Калинов бросился туда, где растворился звон колокольчиков, и тут  впереди,
в пяти шагах от него, со свистом вонзилась в  землю  полуметровая  стрела.
Калинов замер, и, ничего не понимая, смотрел, как вибрирует ее оперение.
     - Стоять, малыш! - произнес справа чей-то тихий голос.
     Калинов медленно повернул голову. За огромным дубом  стоял  парень  в
джинсах и безрукавке. Это был Игорь, сын Лидии  Крыловой.  Он  двинулся  к
Калинову, держа наготове заряженный  арбалет.  Левый  глаз  парня  украшал
солидный синяк.
     Вокруг снова был обычный земной лес. И голоса птиц, разносившиеся  по
лесу, были знакомы с  детства.  Только  солнце,  лучи  которого  с  трудом
пробивались сквозь плотные кроны деревьев, имело густо-оранжевый цвет. Как
апельсин.
     Крылов приблизился. Держа арбалет наготове, выдернул из земли  стрелу
и сунул ее в колчан, висящий за спиной.
     - Чего тебе надо? - спросил Калинов.
     - Какой шустрый мальчик! - произнес Крылов. В голосе его  послышалась
издевка. - Не успел появиться, а уже  к  девочке  прислоняется.  К  чужой,
между прочим, девочке!..
     Калинов, придя в себя, стоял и молчал. Любопытно, подумал он.  Ладно,
сделаем вид, что мы  принимаем  ситуацию  всерьез.  Сделаем  вид,  что  мы
испугались... А теперь сделаем вид, будто ждем, пока он подойдет поближе и
его можно будет достать одним прыжком.
     Но Крылов ближе не подходил. Да  и  арбалет  был  направлен  в  грудь
Калинова недвусмысленно.
     - Откуда тебе известно, что я появился здесь только  что?  -  спросил
Калинов.
     Крылов расхохотался:
     - А чего тут знать?.. Иначе бы девочка от  тебя  не  убежала.  Я  бы,
например, догнал ее в два счета... Да по тебе же сразу видно, что ты тут в
первый раз. Как ты озираешься по сторонам!.. Потеха же!
     Калинов переступил с ноги на ногу, и Крылов резко дернул арбалетом.
     - Стоять! - прошипел он. - А то могу и...
     - Почему же ты ее не догоняешь? - спросил Калинов.  -  Если  это  так
просто...
     - Была нужда... Я гордый! И потом... Хочу  понять,  что  она  в  тебе
нашла. Хлюпик хлюпиком...
     Последнюю фразу Крылов произнес спокойно, голос его был  бархатист  и
ровен, как ночное пасмурное небо. Но Калинов чувствовал, что  где-то  там,
за сплошным облачным покровом, где всегда  светят  звезды  и  как  правило
сияет луна, уже  растет  еле  сдерживаемое  рыдание.  Чем-то  этот  парень
напоминал несчастного голодного вислоухого кутенка. И Калинову  захотелось
ласково погладить кудлатую лобастую головенку. Или хотя бы  надрать  щенку
уши.
     Калинов мотнул головой: мысль явно принадлежала Калинову-вчерашнему -
члену Совета Планеты и всяческих там комиссий. Но,  откровенно  говоря,  и
Калинову-подростку так стоять должно быть очень унизительно.
     - По-твоему, это честно? - спросил он. - Ты с оружием, я - без...
     - То-то и оно, - прошептал Крылов. - Кабы ты был здесь не впервые,  и
у тебя было бы  оружие.  А  насчет  честности...  Разве  гулять  с  чужими
девчонками - это честно?
     Калинов пожал плечами. В последний раз он гулял с чужой девчонкой лет
восемьдесят назад.
     - Послушай, Игорь, - сказал он. - Я бы...
     Он замолк: Крылов мгновенно весь подобрался и  стал  очень  похож  на
испуганного съежившегося зверька.
     - Откуда ты знаешь мое имя? - шепотом спросил он. - Шпионишь?..  Тебя
подослала моя мать?
     Он быстро  оглянулся  по  сторонам,  словно  ждал,  что  мать,  грозя
пальцем, выйдет сейчас из-за ближайшего  дерева.  Все  было  тихо.  Крылов
снова посмотрел на Калинова. В глазах его появился странный блеск.
     - Вообще-то у нас здесь не  убивают,  -  сказал  он.  -  Но  ведь  со
шпионами во все века поступали именно так!
     Он поднял арбалет на уровень груди,  и  Калинов  понял,  что  сейчас,
через мгновение, тяжелая стрела пронзит  его  сердце,  и  мысль  о  смерти
показалась ему такой нелепой,  что  он  удивился.  Неужели  это  серьезно,
подумал он, а в горле уже рождался крик, потому что он увидел, как  стрела
сходит с ложа арбалета и отправляется в смертоносный полет. Но тут  кругом
возник серый туман; он не поднялся от земли и не выплыл из-за деревьев,  а
именно возник, неожиданно и сразу, не клубясь и не сгущаясь,  и  не  успел
Калинов обрадоваться ему, потому что в тумане этом было его спасение,  как
тот исчез, исчез так же внезапно, как и появился. А Калинов обнаружил себя
стоящим в джамп-кабине.
     На пульте подмигивал красным сигнал "Вы ошиблись в  наборе  индекса".
Калинов вывалился из кабины на улицу. На небе светило солнце, и  было  оно
не синее и не оранжевое, а обычное, земное, и небо было земное,  и  вокруг
стояли знакомые питерские дома, и стремился перепрыгнуть через Неву Медный
всадник.
     - Мальчик! Что с тобой?
     Кто-то положил Калинову руку на плечо.  Он  оглянулся.  Рядом  стояла
Лидия Крылова.
     - Н-ничего, - пробормотал Калинов и попятился.  Сбросил  с  плеча  ее
руку.
     - Мальчик, подожди,  -  умоляюще  попросила  она.  -  Ты  не  знаком,
случайно, с Игорем Крыловым?
     - Н-нет! - Калинов бросился бежать.
     - Мальчик, подожди-и-и! - догнал его надрывный крик, но Калинов бежал
и бежал, пытаясь уйти от этого крика, и оглянулся только около угла.
     Крылова,  опустив  голову,   медленно   брела   обратно,   к   дверям
джамп-кабины.

    - Рад вас видеть, коллега, в добром здравии! - сказал Паркер, усаживаясь
в кресло.
     Калинов достал из бара соки и лед и принялся сооружать себе  и  гостю
коктейль.
     - Внешний вид у вас - не подкопаешься! - продолжал  Паркер,  наблюдая
за его манипуляциями. - Лишь очень опытный  специалист  смог  бы  заметить
некоторое  несоответствие  между  юным  телом  и  глазами,  принадлежащими
немолодому уже человеку.
     Калинов посмотрел в зеркало, вделанное в панель бара.
     -  Не  вижу  никакого  несоответствия,  -   сказал   он,   пристально
вглядываясь в свое отражение. - Вполне приличный молодой  человек.  Ничего
похожего на члена Совета.
     Он протянул Паркеру стакан со светло-зеленой жидкостью. Тот  заглянул
в стакан, зачем-то понюхал содержимое.
     - Судя по всему, коллега, вы ничего не добились, - сказал он.
     Калинов слегка пожал плечами и тоже заглянул в стакан:
     - Вы эту информацию выудили из коктейля?
     Паркер  фыркнул  и  отхлебнул,  зажмурив   от   удовольствия   глаза,
посмаковал напиток.
     - Нет, - сказал он. - Но ведь я прав, не так ли?
     Калинов тяжело вздохнул.
     - Действительно. - Он уселся напротив Паркера. - Вы правы, коллега!..
Первая вылазка действительно мало что дала...  Чертовщина  какая-то.  Мир,
как в театре!.. Мгновенно меняющиеся декорации...  Дракон  в  таинственном
лесу... Принцесса с хрустальным голосом... Вооруженный арбалетом рыцарь  в
джинсах... Солнце то синее, то оранжевое. В самом деле, сказки какие-то!
     - Сказки бабушки Арины! - проговорил Паркер. - Может  быть,  видения?
Дрим-генератор, например. Или нанюхались галлюциноидов...
     - В таком случае мой рекордер тоже нанюхался, - сказал Калинов.  -  Я
вам покажу запись. Натура полнейшая!
     Он достал видеорекордер, отдал его Паркеру и вышел на балкон. Сам  он
просмотрел запись до прихода Паркера раз пять и  заметить  что-либо  новое
был уже не способен.
     Над городом распростерлась черная августовская ночь. Окна домов  были
заэкранированы и не пропускали изнутри  ни  одного  лучика  света.  Только
глубоко  внизу  горели  уличные  фонари,  да  у  самого  горизонта   сияли
подсвеченные  сотнями  прожекторов  купол  Исаакиевского  собора  и  шпиль
Адмиралтейства.
     Калинов пытался проанализировать события сегодняшнего дня, но  ничего
из этого не получалось, потому что мысли все время  возвращались  к  Лидии
Крыловой и ее сыну. Каким образом эта  женщина  умудрилась  так  воспитать
своего сына? Ведь он явно был готов на убийство!.. Или показалось?.. И  уж
совершенно непонятно, как удалось спастись... Словно кто-то следил за ними
и в последний момент сыграл отбой... Но каков малец! Откуда у него столько
злобы?.. А Вита хороша! У него самого  могла  бы  быть  такая  внучка,  не
погибни Наташка тогда, в проклятом Кольце астероидов...
     Калинову стало вдруг нестерпимо грустно и захотелось, чтобы  поскорее
наступило завтрашнее утро. Грусть была особая, не та, с которой он  обычно
вспоминал о прожитой жизни. Были в этой грусти какая-то свежесть,  новизна
какая-то и ожидание неизвестного. И очень-очень хотелось снова отправиться
туда, в этот странный сказочный мир.
     Позади с шорохом открылась дверь, и он увидел рядом  с  собой  силуэт
Паркера.
     - Да, коллега, - сказал Паркер. - Действительно, спектакль для  детей
школьного возраста. Зацепиться не за что...
     - Похоже только, что взрослым на эту сцену вход запрещен.  Во  всяком
случае, без дисивера... Неясно, правда, кто наложил сей запрет и  с  какой
целью.
     - Может быть, некая сверхцивилизация  ставит  эксперименты  на  наших
детях? - предположил Паркер.
     Калинов усмехнулся:
     - Ну уж тогда бы меня туда и с дисивером не пустили.
     - Да что вы! - воскликнул Паркер. - Не могут же они следить за каждым
землянином!
     - Вы думаете, не могут?
     - Ну, я не знаю... Как-то это все...
     Калинов промолчал. Замолчал  и  Паркер,  боясь  прервать  размышления
товарища. Наконец он не выдержал:
     - Вы, что же, коллега, и в самом деле думаете?..
     И тут Калинов рассмеялся:
     - Да нет, разумеется. Чепуха все!..  История  эта  наша,  внутренняя,
безо всякого вмешательства извне. Уверен в этом!  Не  знаю  -  почему,  но
уверен.
     Паркер с шумом перевел дух.
     - Ох, и зигзаги у вас, дружище! - сказал он. И добавил: - Однако  то,
что ваша вылазка не дала результатов - это плохо! Гадать остается...
     - Не спешите, коллега. Будут вам через некоторое время и  результаты.
Не все сразу.
     И тогда Паркер решился.
     - Видите ли, Алекс, - сказал он. - Дело  в  том,  что  обстоятельства
изменились. Сегодня Лидия Крылова обратилась к нам в Транспортную комиссию
с просьбой помочь ей найти сына.
     Калинов опять промолчал, словно не слыша.
     - Послушайте, коллега, - сказал, не дождавшись ответа, Паркер.  -  Не
нужна ли вам помощь? Я бы мог...
     Калинов нашел в темноте руку Паркера и пожал ее.
     - Не стоит, Дин... У меня юношеское рукопожатие и  юношеское  на  вид
тело, но ум-то далеко не юношеский.  Так  что  помощь  мне  не  требуется.
Пока... Будет нужно - конечно, попрошу... Хотя знаете...  Кое-что  вы  для
меня сделать можете.
     - Что именно, коллега? - живо спросил Паркер.
     - Мало ли как дела повернутся... - Калинов замялся. -  Одним  словом,
если вдруг примут решение закрыть индекс... Без меня примут,  понимаете?..
Так вот, постарайтесь его сорвать!.. Я уже говорил, что  закрывать  -  это
самое глупое, что можно в таких случаях придумать.
     Теперь Паркер пожал руку Калинова:
     - Это я вам обещаю. Можете не волноваться!

                             2. РАЗВЛЕЧЕНИЕ

     Вита явно ждала его. Не случайно же, в самом деле,  он  сразу  увидел
ее, как только переместился из джамп-кабины в этот мир.  Она  вскочила  на
ноги и бросилась ему навстречу, на бегу отряхивая юбку.
     - Здравствуй, - сказала она. - Я думала, ты больше не появишься.
     - Здравствуй, - ответил Калинов. - Почему?
     - Ты же вчера убежал. Зяблик достал тебя.
     - Кто? - не понял Калинов.
     - Ну, тот парень с арбалетом... в лесу... Игорь Крылов. Мы зовем  его
Зябликом... Мне же все известно о вашей встрече.
     - А-а-а? - Калинов рассмеялся. - Только ведь это не я убежал, а ты.
     Она удивилась:
     - Разве?.. Никуда я не убегала. Я весь день тут была.
     Она взяла его за руку, и Калинова опять  кольнуло  в  сердце.  Словно
пронзила стрела, от которой удалось вчера скрыться.
     - А на Зяблика ты не обижайся, - сказала Вита. - Он  хороший.  Только
стал какой-то малахольный. Ходит, молчит...
     Вчера он мне таким не показался, подумал Калинов.  Вчера  он  был  не
зяблик, а дикий кабан. Ревность, знаете ли, не мама родная...
     - Пошли к ребятам! - Вита потащила его за собой.  -  Сейчас  как  раз
дэй-дримы начнем придумывать.
     - Как это?
     - Увидишь.
     На лугу собралось человек тридцать парней и девчонок  в  разноцветных
одеждах. Сидели кружком. В центре горел почти незаметный в солнечном свете
костер. Калинов посмотрел на небо. Сегодня солнце было обычным.
     Когда они с Витой приблизились, кружок потеснился и вобрал их в себя.
На Калинова  особого  внимания  не  обратили,  только  несколько  девчонок
пристально посмотрели на него и отвернулись. Видимо, появление новых людей
было здесь делом обыкновенным. Или незнакомый человек был всем,  на  самом
деле, знаком...
     - Не удивляйся, - прошептала ему на ухо  Вита.  Ее  волосы  щекотнули
щеку. - Ведь тебе не хочется, чтобы на тебя обращали внимание.
     - С чего ты взяла? - поразился Калинов.
     - Мне так кажется.
     Однако, сказал себе Калинов. Может, она еще и мысли читает?..  Может,
на нее и дисивер не действует?
     Он огляделся. Все сидящие  в  круге  были  молодыми  людьми  примерно
одинакового возраста -  лет  шестнадцати-восемнадцати.  Парни  были  одеты
разнообразно - от сетчатых комбинезонов до легких туник,  на  девчонках  -
короткие  открытые  непрозрачные  сарафаны.  Никто  друг   с   другом   не
разговаривал,  все  молча  уставились  в   костер,   словно   там   что-то
происходило. Наверное, искали саламандр...
     - Не вертись! - прошептала Вита. - Ты всем мешаешь!
     - А что они делают?
     - Потом расскажу...
     Калинов тоже стал смотреть в костер. Но сколько он туда  ни  смотрел,
ничего особенного там не увидел.  Обычные  горящие  сучья,  блеклые  языки
пламени, взметающиеся искры.
     Вдруг все зашевелились, заговорили.  Сидящий  напротив  Игорь  Крылов
кивнул Калинову, как старому знакомому. Сегодня он не казался таким злым и
противным, как вчера в лесу.
     - Что? - шепотом спросил Калинов у Виты.
     Вита рассмеялась, и вновь зазвенели хрустальные колокольчики.
     - Можно говорить громко, - сказала она. - Больше никому не помешаешь.
     - А что было?
     - Мы придумали дэй-дрим.
     - И что теперь?
     - Увидишь!.. Какой ты нетерпеливый!
     - А я хотел охоту на тиранозавра, - громко сказал высокий  белобрысый
юнец, одетый в тигровую шкуру. - Представляете, море крови!
     - Тебе бы везде море крови, - сказала Вита. - Дай волю,  ты  бы  весь
мир в море крови превратил.
     - Брось ты с ним, Витяшка, - сказала невысокая черноволосая  девушка.
- Его дэй-дрим еще никогда не выигрывал.
     Белобрысый прищурился.
     - А я не теряю надежды, голубушки, - сказал он надменно. -  Рано  или
поздно это произойдет.
     - К сожалению, Аля, он прав, - сказала Вита маленькой брюнетке.  -  И
когда это произойдет, я уйду и больше не вернусь. Уж лучше сидеть дома!..
     Белобрысый сжал кулаки.
     - Вот и катись домой! - зло крикнул он. - Пусть тебе мамочка  розовым
платочком сопли вытрет, лахудра  рыжая!  А  мы  уж  как-нибудь  без  тебя,
по-мужски...
     - Сидел бы ты, мужчина! - сказал Калинов. -  Научись  сначала  женщин
уважать... "Мы"... "по-мужски"... Тоже мне, витязь в тигровой шкуре!
     Белобрысый стремительно вскочил на ноги. Калинов  усмехнулся  и  тоже
поднялся с травы.
     - Это еще кто тут голос подает? - сказал белобрысый. -  Кому  надоело
ходить здоровым и невредимым?  -  Он  смерил  Калинова  с  ног  до  головы
уничтожающим взглядом. - Детка, я же из тебя киселек сделаю,  с  хлебушком
скушаю. - Он подошел к Калинову, навис над ним и брезгливо взял его  двумя
пальцами за кончик  носа.  -  Остынь,  мальчик,  а  то  сейчас  пар  сзади
повалит!..
     И тут Калинов ударил его, ударил коротко, без замаха, даже не  ударил
- ткнул ладонью правой  руки,  и  белобрысый  вдруг  переломился  пополам,
словно сдвинули друг к другу ножки циркуля, и повалился на бок. На лице  у
него появилось выражение неподдельного  изумления,  глаза  закрылись.  Как
будто человек прилег на минутку отдохнуть.
     - Ты убил его? - с испугом воскликнула черненькая Аля.
     - Да нет, - сказал Калинов. - Таким ударом не убьешь... Так, успокоил
слегка. - Он коротко взглянул на Виту.
     Вита презрительно смотрела на лежащего белобрысого.
     - Не хочу я его здесь больше видеть, - сказала она  с  отвращением  и
вопросительно посмотрела на окружающих.
     И вдруг  белобрысый  исчез,  словно  его  здесь  и  не  было.  Только
послышался негромкий шелест, будто ветерок кубарем прокатился  по  травке.
Калинов застыл.
     - Спасибо, друзья! - Вита потерла пальцами виски.
     - Не за что, -  сказал  курчавый  парень  в  тунике  и  сандалиях.  -
По-моему, этот тип и так уж всем надоел. Стоило его еще раньше  выставить.
- Он подошел к Калинову и потрепал его по плечу. - А ты ничего, новенький!
Эко ты его! Я бы с тобой в разведку пошел... Клод.  -  Он  подал  Калинову
руку.
     - Саша, - сказал Калинов. - Куда он делся?
     - Вампир-то?.. Отправился домой. Больше он не  появится.  По  крайней
мере, пока мы здесь.
     И тут вдруг  затрещало,  как  будто  кто-то  быстро-быстро  заколотил
палкой по дереву. Калинова сбили с ног, он сунулся носом в траву и чуть не
захлебнулся, вздохнув, потому что вместо травы под  ним  оказалась  грязь,
какая-то липкая жижа, и от жижи этой так отвратительно пахло, что его чуть
не стошнило. И солнца уже не было на небе, а была черная беззвездная ночь,
и сверху сеялся мелкий холодный дождик, мгновенно пробравшийся за воротник
кольчуги и растекшийся по спине маленькими ручейками, а может, это  был  и
не дождь вовсе, а холодный пот, потому что, кажется, их все-таки ждали. Во
всяком случае, круглые пальцы прожекторов плясали  по  равнине,  и  каждый
раз, когда они приближались, приходилось въезжать носом в вонючую грязь. И
не шевелиться.
     А потом опять затрещало, и высоко над головами  визгливо  прочирикали
пули. Стреляли с вышки, которая приткнулась к  колючей  проволоке  справа,
приземистая  и  раскоряченная,  словно   табуретка   на   кривых   ножках.
Самонадеянные строители поставили ее по эту сторону ограждения... Впрочем,
с какой стати они должны были опасаться нападения извне?
     - Замрите! - негромко скомандовал Клод.
     Они замерли. И,  лежа  в  липкой  жиже,  дождались,  пока  успокоится
охрана. Пулеметчики  перестали  палить  в  белый  свет.  Лучи  прожекторов
поплясали-поплясали, тупо уткнулись в тяжелый  столб  дыма,  повисший  над
крематорием, и погасли. Где-то  коротко  тявкнула  собака.  От  сторожевой
вышки донеслись звуки волынки, наигрывающей какой-то до одурения знакомый,
но  неузнаваемый  мотив.  Ветер   принес   издалека   обрывки   заунывного
колокольного звона.
     На вышке вдруг загоготали, и  грубый  голос  прошелся  насчет  штанов
какого-то  Диего,  которые  теперь,   кажется,   потребуют   основательной
стирки... Тоже мне, доблестный лейб-гвардеец, переполошил весь лагерь, где
только таких нарожали, ублюдков?.. Хорошо, что  комендант  нализался,  как
свинья, и дрыхнет, и будет дрыхнуть до утра, а то  не  избежать  бы  тебе,
тварь болотная, карцера в половину роста...
     - Вперед! - шепотом скомандовал Клод.
     Они поползли. Каждый к своей цели. Калинов к сторожевой вышке справа,
Игорь - к такой же вышке  -  слева.  Клод,  Вита  и  Аля  тянули  мешок  с
зарядами, чтобы  несколькими  взрывами  пробить  проход  в  рядах  колючей
проволоки. За ними подтягивались арбалетчики, чтобы, когда грохнут  взрывы
и пулеметы будут нейтрализованы, рвануться в проход и успеть  добежать  до
казармы  прежде,  чем  гвардейцы  успеют  прийти  в  себя.  И   быстро   и
хладнокровно засыпать их стрелами...
     А оставшихся в живых офицеров, думал Калинов, мы  повесим  в  воротах
лагеря - прямо под транспарантом "Боже! Прости нам грехи наши!", -  и  они
будут болтаться в веревочных петлях,  которые  они  приготовили  для  нас,
жирные борова в оранжевых мундирах, густо пахнущие заморским одеколоном, а
мы с удовлетворением будем думать  о  том,  что  этим,  по  крайней  мере,
грешить уже не доведется...  Вот  только  куда  мы  денем  всю  эту  ораву
освобожденных уродов в истлевших комбинезонах? Куда мы денем всех  гниющих
заживо, слепых от радиационных ожогов полутрупов,  подумал  он  и  тут  же
отбросил эту мысль, потому что мысль была не из тех, с которыми  ходят  на
колючую проволоку.
     Он подобрался к самому основанию вышки, осторожно встал, чтобы  проще
было бросать, и достал гранату из  кармана.  Осталось  выдернуть  чеку  и,
дождавшись сигнала,  швырнуть  гранату  туда,  наверх,  в  подарок  Диего,
сидевшему в испачканных штанах, и неведомому музыканту с грубым голосом. И
тут кто-то сказал сзади вкрадчиво: "Салют, деточка!",  и  сквозь  кольчугу
Калинов почувствовал, как в спину ему уперлось  что-то  твердое.  Раздался
громкий  смех,  и  опять  вспыхнули   прожекторы,   заливая   все   вокруг
ослепительным  светом.  Как  на  стадионе.  И  Калинов   понял,   что   их
действительно ждали. Он сжался, соображая, как бы подороже продать  жизнь,
но тут сзади закричала Вита, и столько муки было в ее голосе,  что  он  на
мгновение потерял голову.
     А потом со стороны  оврага,  где  сидели  ребята  из  резерва,  вдруг
ударила молния, ударила прямо по вышке над  ним,  и  вышка  вспыхнула  как
порох, и в огне кто-то завыл и завизжал нечеловеческим голосом,  а  молния
уже ударила по другой вышке, мимоходом срезала кусок проволочной  изгороди
вместе с железобетонным столбом, и  теперь  гасила  -  один  за  другим  -
прожекторы. И тут Калинов понял, что это  луч  лайтинга,  и  оглянулся,  и
увидел, что тот, кто сказал ему "Салют!", тоже смотрит в  сторону  оврага,
на эту удивительную молнию. И тогда Калинов ударил его  гранатой  прямо  в
висок. Гвардеец удивленно хрюкнул и кулем упал под  ноги.  Конечности  его
судорожно задергались, он перевернулся на спину и замер, и Калинов  увидел
в свете последнего прожектора лицо белобрысого Вампира с широко  открытыми
мертвыми глазами. А к прожектору уже подбирался луч  лайтинга,  по  дороге
сваливший  трубу  крематория,   и   она,   подрубленная   под   основание,
неторопливо, как в  рапид-съемке,  рушилась  вниз,  рассыпаясь  на  куски.
Наверху взвыли в  последний  раз  и  замолкли,  только  что-то  чавкало  и
хлюпало, словно там топили на сковородке свиное сало. И тогда, по-прежнему
сжимая в правой руке  гранату,  а  левой  доставая  из-за  спины  арбалет,
Калинов бросился к проходу в колючей проволоке.
     - А-а-а! - надсадно заорал он. - Грехи вам простить?!
     Ослепительная молния ударила прямо  в  казарму,  на  месте  ее  вспух
огненный шар, и внутри шара тоже выли, заходясь от муки, десятки глоток.
     - Я прощу вам грехи! - рычал Калинов, летя вперед.
     Ему показалось, что  сердце  его  не  выдержит  натиска  ненависти  и
взорвется, разлетится на десятки  пылающих  кусков,  но  сейчас  это  было
совершенно неважно.
     А потом они  выстроили  оставшихся  в  живых  ошалелых  гвардейцев  в
шеренгу. И пока узников выводили из лагеря, Калинов ходил  вдоль  шеренги,
отбирал у гвардейцев шпаги и заглядывал им в глаза, пытаясь увидеть  в  их
глубине что-нибудь звериное.  Но  это  были  обычные  человеческие  глаза,
только отупелые от страха.
     И вот тут Калинову захотелось посмотреть на их сердца. Не может быть,
чтобы у них в груди бились обыкновенные человеческие сердца...
     - Ай, мамочка! - вскрикнула Аля.
     И Калинов увидел черный зрачок пистолета, нацеленный ему в голову,  и
прищуренные глаза жирного борова, устремленные прямо  на  его  переносицу:
видимо, туда должна была попасть пуля.
     Хриплый голос проскрипел:
     - Не двигаться!.. Иначе я раскрою череп вашему приятелю!
     Никто и не двинулся. Но оранжевый вдруг крутнул  головой,  как  будто
воротничок форменной рубашки жал ему шею, вскрикнул и,  выронив  пистолет,
ничком упал на плац.
     А мимо, спотыкаясь, брели уроды в истлевших комбинезонах; те, кто был
зрячим,  ненавидяще  смотрели  на  гвардейцев,  и  слышался  мерный   стук
деревянных башмаков, а  над  всей  этой  бесконечной,  вызывающей  тошноту
колонной висел гул, как будто узники пели  песню.  Но  они  не  пели,  они
плакали, и девчонки рыдали вместе с ними, и  оказалось,  что  это  большое
счастье - принести свободу истерзанным людям. А потом  Вита  взяла  чей-то
лайтинг, сдвинула предохранитель, и Калинов понял, что она сейчас  положит
оранжевых, всю шеренгу, хладнокровно, в упор  и,  оцепенев  от  ненависти,
будет смотреть, как  они  издыхают,  булькая  кипящей  кровью.  Над  миром
повиснет смрад, а Вита будет смотреть и смотреть, не имея сил  оторваться,
тупо и завороженно, до тех пор, пока с ней не начнется истерика...
     - Стоп! - крикнул Клод.
     И все  исчезло:  колючая  проволока  и  бараки,  гвардейцы  и  уроды.
Остались лишь пот, ненависть и счастье.
     Вита с возмущением смотрела на Клода:
     - Почему?
     - Потому! - отрезал Клод. - Потому что с лайтингом и дурак  сможет...
Безоружных положить или взглядом  убить  много  ума  не  требуется.  А  ты
попробуй, разоружи врага голыми руками, да так, чтобы он не успел убить ни
тебя, ни твоего товарища.
     - Нет, Клод! - загомонили все. - Это  ты,  Клод,  зря.  Ведь  интерес
был... Был ведь?
     - Был, - сказал Клод. - Но дэй-дримерам тоже надо оставаться  людьми.
- Он повернулся к Калинову. - А ты ничего, парень. Я думаю, мы его примем.
Так, ребята?
     - Так! - заорали кругом.
     А  Калинов  вдруг  обнаружил  еще  одно  знакомое  лицо.  Появившаяся
откуда-то Флоренс Салливан спрашивала окружающих:
     - Чей это дэй-дрим?
     - Не знаем, - отвечали ей.
     - Здорово было! Жаль, я опоздала...
     Ах,  мерзавцы,  подумал  Калинов.  Это  же  у   них   игра   такие...
"Казаков-разбойников" устроили... Развлекаются, подлецы! И я  тоже  хорош,
нечего  сказать!  Втянулся  как  мальчишка...  Надо  бы   их   вернуть   к
действительности.
     Клод подошел к нему и протянул руку. И тогда Калинов,  размахнувшись,
влепил ему пощечину.
     - За что? - жалобно спросил Клод.
     - За все! - ответил Калинов и влепил еще раз. - Как так  можно?  Ведь
это... Ведь это... - Он судорожно искал,  чем  их  зацепить.  И,  кажется,
нашел: - Это же  как  "казаки-разбойники"  на  братской  могиле!..  Можешь
врезать и мне заодно!
     Лицо Клода залила краска.
     - Ай да мы, - сказал он. - Кому пришел в голову этот дэй-дрим?
     - Мне. - Крылов по-школьному поднял руку. -  Мой  предок  во  времена
Великих Религиозных войн освобождал  лагерь,  в  котором  муслимы  [muslim
(англ.) - мусульманин] держали христиан.
     - Тебе бы тоже не мешало отвесить... Да ладно уж, хватит  на  сегодня
тумаков. - Он миролюбиво хлопнул Калинова по плечу. - А  ты  ничего!  -  И
засмеялся: - В который уж раз говорю это сегодня.
     Калинов пожал плечами, понимающе улыбнулся.
     - Давайте еще какой-нибудь дэй-дрим, - предложила Аля.
     - Нет, Алла, - сказал Клод. -  Больше  мне  не  хочется.  Сегодня  не
стоит... Пойдем, Зяблик, поваляемся на пляже.
     Группа рассыпалась. Кто-то потянулся вслед за Клодом и Игорем, кто-то
разлегся на травке в тени деревьев. Флоренс Салливан, пристально посмотрев
на Калинова и немного удивив его таким взглядом, побежала на пляж.
     - Ты остаешься? - спросила Алла  Виту.  -  А  я  пойду,  позагораю  с
ребятами.
     И она умчалась к озеру, на ходу сдергивая с себя сарафан.  Калинов  с
удовольствием проводил глазами хорошенькую фигурку. Вита фыркнула.
     - Что? - Калинов повернулся к ней.
     -  Самая  красивая  девушка  у  нас,  -  сказала  Вита,  глядя  вслед
удаляющейся Алле. - Хороша, правда? И богата... Ты где живешь?
     - В Питере.
     - В Санкт-Петербурге? В России?
     - Да.
     - И я тоже... Вообще-то в Мире мы не встречаемся. Но с тобой... - Она
умолкла и отвернулась.
     - В мире? - спросил Калинов. - В каком мире?
     - В Мире.  С  большой  буквы...  Так  мы  называем  настоящую  жизнь.
Землю...
     Калинов снял с себя куртку и бросил на траву. Лег. Вита без церемоний
пристроилась рядом.
     - В настоящей жизни... - проговорил Калинов. - А что же тогда здесь?
     - Здесь? Здесь придуманная. Клод называет это Дримленд.
     - А кто ее придумал?
     - Не знаю... Наверное, мы все. Вместе... А почему ты все спрашиваешь?
     - Потому что мне интересно.
     - Странно, - сказала Вита. - Обычно те, кто  сюда  приходят,  кое-что
уже знают... Кто дал тебе номер?
     Калинов внутренне сжался. Соврать что-то надо. Например, заявить, что
номер дал Фараон.
     - Никто, - сказал он. - Я подсмотрел.
     - Правду сказал. - Вита облегченно вздохнула.
     - Откуда ты знаешь?
     - Знаю. Я чувствую, когда человек лжет. У нас тут не лгут.
     - Совсем?
     - Да. Даже те, кто в Мире лжет, тут не лгут. А если лгут, то больше у
нас не появляются.
     - Почему?
     - Не знаю, - сказала Вита. - Не появляются - и все!
     - Тогда я не буду лгать, - сказал Калинов. - Мне здесь нравится.
     - А что именно тебе нравится?
     - Ты.
     Развлекаться изволишь, старый козел, сказал себе Калинов.  Тоже  мне,
Пан! Только перед тобой не Сиринга,  свирелью  дело  не  закончится...  [В
древнегреческой мифологии нимфа Сиринга, стремясь сохранить  девственность
и избежать преследований Пана, превратилась в тростник,  из  которого  Пан
изготовил свирель.] Однако жалеть о сказанных  словах  ему  совершенно  не
хотелось.
     - Дурак! - Вита отвернулась, и Калинов понял,  что  сказанное  им  ей
очень приятно. - Давай сбежим, - предложила она.
     - Давай... Только Зяблик нас все равно отыщет.
     - Не отыщет. Я ему сказала, что больше не люблю его.
     Вот же чертенок, подумал Калинов. Как у нее все просто! Хочу - люблю,
хочу - не люблю... Эх, быть бы помоложе!
     - Не смотри на меня так, - попросила Вита.
     - Как?
     - Как старый дедушка... Который все видел и все знает. - Она прикрыла
ему глаза теплой ладошкой. - Побежали?
     Калинов поморгал, и Вита отдернула руку.
     - Щекотно, - пояснила она.
     Ау, молодость, снова подумал Калинов. А как было бы хорошо!  Она  бы,
скажем, попала в беду. А я бы ее спас!.. Как в старинных романах.
     Но  развлекаться  больше   не   хотелось.   Хотелось   серьезного   и
"ароматного".

                               3. ИСКУШЕНИЕ

     Сбежали они сразу, едва Калинову возжелалось серьезного.
     Мир пропал. Распахнулось вдруг изумрудное небо, запылали на  нем  два
бледно-фиолетовых, призрачных солнца.
     Калинов и Вита летели под солнцами, взявшись за  руки.  Далеко  внизу
ласково шевелился чернильный океан. Оба они  знали,  что  лишь  отсюда  он
кажется ласковым и ленивым, а там, внизу, волны достигают в  высоту  сотни
метров. Да если еще учесть, что это не совсем вода. А  точнее,  совсем  не
вода...
     Калинов содрогнулся: не отказали бы двигатели.
     И тут же рука Виты куда-то исчезла. Он повернул голову и увидел,  как
девушка, с трудом удерживая равновесие, заскользила  вниз.  Крылья  на  ее
спине безвольно трепетали в потоках воздуха, и Калинов понял,  что  сейчас
произойдет. Он притормозил и бросился  вниз,  чтобы  уравнять  скорости  и
подхватить уже падающую Виту. Это ему удалось с первой же попытки,  словно
он всю свою жизнь только и делал, что  занимался  спасением  погибающих  в
чужих небесах. Правой рукой он подхватил Виту за  тонкую  талию,  а  левой
стал снимать с ее спины ранец и обвисшие крылья. Это тоже  удалось,  и  он
хотел было уже закричать от восторга, как вдруг  понял,  что  его  крыльям
двоих не удержать. Вита принялась отдирать его руку от своей талии, но  он
подтянул девчонку к себе и вцепился пальцами в пояс.
     Хорошо, что пояс  узкий,  подумал  он.  Не  оторвет,  сил  у  нее  не
хватит... Но как же мне теперь одной  рукой  умудриться  снять  с  себя  и
надеть на нее крылья?
     И тогда Вита повернула голову, и  он  увидел  ее  прищуренные  глаза,
равнодушные и чужие.
     - Не надо, - сказала она зло. - Ерунда все это.
     Калинов растерялся и чуть было не разжал пальцы.
     А вокруг уже не было ни зеленого неба, ни фиолетовых солнц. Был серый
теплый вечер. С далеких прерий  остро  пахло  незнакомыми  травами.  Сзади
доносилась разухабистая музыка. Там, у салуна, они оставили своих  лошадей
и шли теперь по узкой улице, протянувшейся между двумя рядами безжизненных
нахмурившихся домов. Ноги, обутые в мокасины, мягко ступали по  непривычно
ровному камню. К ночи должен был пойти дождь, и это  было  хорошо,  потому
что в дождь уйти от погони ничего не стоит.
     Калинов пробежал взглядом по окнам. Все окна были темны и  молчаливы,
только в одном, на  противоположной  стороне  улицы,  чуть-чуть  дернулась
цветастая занавеска. А может быть, ему просто показалось. До дома  Нуартье
оставалось еще метров двести. И тридцать минут до  начала  мертвого  часа,
когда  по  городу  разрешается  передвигаться  только  бледнолицым.   Идти
приходилось медленно, потому что "зажигалки" Вита спрятала  под  юбкой,  и
они ей очень мешали. А дело надо было сделать не мешкая, ибо завтра должна
была вернуться семья Нуартье - жена и пятеро ребятишек. Уж они-то ни в чем
не виноваты.
     Послышались шаги патрульных. Патруль топал к салуну, чтобы зарядиться
очередной порцией виски.
     - Что-то они сегодня рано, - сказал Калинов.
     - Целуй меня, - прошептала Вита.
     Он втиснул ее  в  угол  между  домами.  Острая  боль  пронзила  ногу.
"Зажигалки", вспомнил Калинов, но делать что-либо было уже поздно: патруль
находился совсем рядом. Вита обняла Калинова за шею, и он прижал  ее  всем
телом к стене. Жаркое дыхание девушки обожгло ему губы,  глаза  ее  широко
раскрылись, он увидел в их глубине желание и страх. Сердце колотилось  так
громко, что, казалось, этот грохот должны услышать все  жители  города.  И
тогда Калинов вытащил из кармана стилет  и  спрятал  в  рукав.  Была  еще,
правда, маленькая надежда на то, что патруль слишком торопится в салун.
     - Все хорошо, - прошептал Калинов.
     Вита зажмурилась: их осветили сзади фонариком.
     - Эй, краснокожий, помощь не требуется? - сказал кто-то.
     Раздался грубый смех, и  тот  же  голос  гнусно  выругался.  Калинова
поощрительно шлепнули по заду, снова заржали.
     Виту начало трясти, и он еще сильнее прижал  ее  к  замшелым  камням.
Боль в ноге стала почти нестерпимой. Не сорвать бы чеку, подумал  Калинов.
И кто бы мне объяснил, откуда в этом городке замшелые камни?..
     Наконец, фонарик погасили, и патруль, зубоскаля и  топая  тяжеленными
армейскими сапожищами, удалился. Калинов перевел дух, выпустил девушку  из
объятий и сунул стилет в карман.
     - Пошли, - прошептала Вита, поправляя юбку.
     Они двинулись дальше. Свет так нигде и не зажегся, фонари  висели  на
столбах мрачными темными пятнами, похожие на замерзших нахохлившихся птиц.
Подошли к дому Нуартье. Калитка, как и условились вчера, была не  заперта.
Калинов незаметно оглянулся по сторонам, вытащил стилет и осторожно открыл
створку. Вошли. Во дворе почему-то было гораздо темнее, чем на улице,  как
будто  Господь  накрыл  дом  Нуартье  капюшоном,  спрятав  их   от   всего
остального, враждебного мира. Сзади чуть слышно щелкнул запор.
     - Роже, - позвал Калинов. - Ты где?
     - Да тут я, Орлиное Перо, - послышался за спиной голос Нуартье.
     Оглянуться Калинов не успел. Руку со стилетом дернули вверх  с  такой
силой, что она, казалось, сейчас оторвется, и тут же что-то тяжелое ухнуло
по затылку. Впрочем, упасть ему не позволили, подхватили  с  обеих  сторон
под мышки, но сознание  он,  по-видимому,  на  несколько  секунд  потерял,
потому что, когда он пришел в себя, Вита  стояла  в  стороне  с  поднятыми
руками.
     Двор был залит светом. Роже Нуартье выпростал из-под  тигровой  шкуры
ручищи и, осклабившись, принялся обыскивать девушку.
     - Хороша подруга у Орлиного Пера! - сказал он и тряхнул белым  чубом.
- Давно я не обыскивал такой аппетитной краснокожей!
     Руки Нуартье скользнули вдоль тела Виты,  слегка  задержались  на  ее
груди. Нуартье зацокал языком, а Калинов закусил губу и напрягся.
     - У тебя извращенные аппетиты, Нуартье, - сказал с ухмылкой офицер. -
Она же рыжая. И тощая как полено.
     Нуартье грязно выругался, опустил руки ниже.
     - Ого! - воскликнул он, наткнувшись на "зажигалки". -  Тут,  кажется,
подарочек.
     Офицер отодвинул его в  сторону,  достал  нож  и,  сверкая  белозубой
улыбкой - сама приветливость! - принялся разрезать  на  Вите  юбку.  Ткань
легко разошлась, сквозь разрез стали видны белые трусики.
     - Что-то новенькое, - сказал офицер, взвешивая "зажигалки" на ладони.
- Ты молодец, Нуартье!.. Мисс мы пока оставим у тебя, а паренька возьмем с
собой. Шериф давно хотел с ним встретиться!.. А рыжую приведешь утром.  Вы
не против, мисс?
     Нуартье с вожделением глядел на "мисс".  По  затылку  Калинова  текло
липкое и теплое, перед глазами висела плотная багровая занавеска, за  руки
держали крепко - не вырвешься!  Он  раскрыл  глаза  пошире,  усилием  воли
отодвинул в сторону багровую занавеску и посмотрел на Виту.
     Что же ты их не поубиваешь, девочка, подумал он.  Не  спасешь  нас?..
Ведь тебе это так просто!
     Его взгляд встретился со взглядом Виты, спокойным и пристальным. И  в
голове перестали бить колокола, и мускулы  налились  металлом,  и  Калинов
понял, что может перевернуть мир. Запросто - как школьный глобус... А  еще
он  понял,  что  Вита  желает,  чтобы  он  все  совершил   самостоятельно.
Рассчитался с Роже. Покончил с засадой... И ее чтобы спас. Как и  положено
кавалеру.
     Господи, только бы не отказало мое столетнее тело,  взмолился  он.  И
напряг мышцы.
     Люди, державшие его за руки, так  сильно  столкнулись  головами,  что
черепа их раскололись. Легким движением Калинов перебросил оба тела  через
ограду: столь много оказалось  сил.  Офицер,  все  еще  улыбаясь,  пытался
достать  правой  рукой  пистолет,  в  левой  у   него   по-прежнему   были
"зажигалки".
     Зато Нуартье уже стрелял. Лайтинг в его лапах выглядел игрушечным,  и
он спокойно выпустил в Калинова весь заряд. В упор. С двух ярдов.  Но  луч
отразился  и  ушел  куда-то  в  небо.   Калинов   сделал   шажок   вперед,
аккуратненько щелкнул Нуартье по лбу.  Голова  Роже  мотнулась  назад;  он
выронил лайтинг из рук, упал навзничь, дернулся и  затих.  Тигровая  шкура
выглядела втоптанным в грязь волшебным  цветком,  и  ее  было  жаль.  Вита
смотрела на своего кавалера с восторгом, и  имелось  в  ее  взгляде  нечто
такое, от чего мышцы Калинова прямо-таки переполнились мощью.
     Оставался офицерик.  Калинов  повернулся  к  нему.  Офицерик  уже  не
улыбался. И не пытался достать пистолет. Правой рукой он  тянулся  к  чеке
"зажигалки".
     - Не трожь! - заорал Калинов. - Полгорода спалишь!
     Было поздно.  Послышались  хлопок  и  шипение.  Физиономия  офицерика
начала вытягиваться.
     И тогда Калинов схватил Виту под мышку и, задержав  дыхание,  прыгнул
вверх, перелетел через ограду, через мостовую и опустился  во  дворе  дома
напротив. И снова прыгнул. В прыжке он успел оглянуться.
     Из  двора  Нуартье,  стремительно  увеличиваясь  в  объеме,  вставало
багровое  солнце.   Было   удивительно   тихо,   только   что-то   хрипела
полузадушенная Вита.
     Сзади полыхнуло жаром, и пришлось прыгать и  прыгать,  все  дальше  и
дальше, и уже не хватало сил на следующий прыжок, и тогда он растянулся  у
какого-то дома, прямо на брусчатке, и подмял под  себя  Виту,  прикрыв  ее
телом.
     И наваливающийся сверху плотный жар пропал. Вокруг снова была  трава,
пели птицы, и дул легкий ветерок.
     - Отпусти, - прошептала Вита. - Медведь...
     Калинов, пошатнувшись, встал. Вита села. На ее обнаженной правой ноге
виднелись два больших синих кровоподтека. Вита посмотрела  на  Калинова  и
медленно натянула на ногу разрезанную юбку. Он поспешно отвел глаза.
     - Что происходило?
     - У кого-то из нас буйная фантазия, - сказала Вита. -  Пожалуй,  даже
слишком буйная! - Она поднялась, придерживая разрез рукой. - Я домой...  С
мамой теперь придется объясняться... В таком виде...
     И не успел Калинов что-либо произнести, как она  подскочила  к  нему,
коснулась горячими губами его щеки, отпрянула и тут же исчезла.
     О Господи, сказал себе Калинов. Добился-таки своего, старый пень!
     Он огляделся. Рядом никого, слава Богу, не  было.  На  пляже  большая
группа  молодежи  играла  в  волейбол.  Классическим   кружком,   ухая   и
повизгивая. Калинов побрел туда. Левая нога ныла. Он снял брюки и  остался
в плавках. На ноге были такие же кровоподтеки, как и у Виты.
     - Чертовы "зажигалки"! - пробормотал он.
     На пляже его встретили громкими приветственными возгласами, как будто
он отсутствовал невесть как долго. Зяблика среди играющих не было. Аллы  -
тоже. Флоренс Салливан сидела в сторонке на песке, подтянув  к  подбородку
коленки, задумчиво смотрела  на  неподвижную  воду.  С  Флоренс,  пожалуй,
стоило бы поговорить, но только - упаси Бог! - не сейчас.  Калинов  поймал
на своих ранах любопытные взгляды двух или трех  девчонок.  Девчонки  были
незнакомыми, но симпатичными. Он равнодушно  кивнул  им  и  растянулся  на
теплом песке. Рядом с ним хлопнулся еще кто-то. Калинов  повернул  голову.
Это был Клод.
     - Надоело прыгать, - сказал он. - Можно, я с тобой полежу?
     - Ложись.
     - А где Вита?
     Калинов пожал плечами.
     - Ясно, - сказал Клод. - Интересно было?
     Калинов снова пожал плечами.
     - Вита - прекрасная  девушка,  -  сказал  Клод.  -  Только  ей  нужно
настоящее.
     Калинов подгреб себе под грудь кучу песка.
     - Зачем ты мне это говоришь? - спросил он.
     - Видишь ли... Ты, должно быть, заметил,  что  большинству  из  нашей
компании от  шестнадцати  до  восемнадцати  лет.  Другие  здесь  почти  не
появляются.
     - Заметил, - согласился Калинов.
     - А мне вот уже двадцать два, - сказал Клод. - Да-да... Ты не  хочешь
спросить, почему я до сих пор играю в эти игры?
     - Почему?
     - Из-за глубины... Я, конечно, не знаю, где вы были с  Витой  вдвоем.
Но  вот  когда  мы  штурмовали  тот  лагерь...  Скажи,  ты  так  ненавидел
когда-нибудь там, в Мире?..  У  меня  было  желание  передушить  оранжевых
голыми руками.
     - А мне хотелось посмотреть, есть ли у них сердца, - сказал Калинов.
     - Вот-вот. - Клод кивнул. - Ты знаешь, это как наркотик! И  я  боюсь,
что  они  подменят  жизнь  дэй-дримами...  Это,  знаешь,   как   в   музее
изобразительного искусства.  Картина  всегда  выглядит  более  яркой,  чем
жизнь. В жизни и краски более блеклые, и разноцветья неизмеримо меньше.  -
Он вздохнул. - Во всяком случае, так  кажется...  Я  ведь  сам  давно  уже
понимаю, что пора себе искать настоящее дело. И все время возвращаюсь сюда
и возвращаюсь. Нет сил уйти... И так уже шесть лет.
     - Шесть лет?! - поразился Калинов.
     Оказывается, все это существует уже давно, подумал он. И все эти годы
Страна Грез хранится в глубокой тайне...  так,  что  никто  из  нас  и  не
догадывался... И этот мальчишка прав. Я прожил без  малого  сотню  лет,  и
любил, и ненавидеть приходилось, но все это  было  как-то  мельче,  мягче,
бледнее... Как я тогда подцепил Наташку! Вот с ней у нас было настоящее...
Черт, все с ног на голову поставил! Тут настоящее, в Мире игрушечное...  А
дети во все времена играли - уж  так  они  устроены.  В  разные  игры  они
играли, и в войну тоже... Казаки-разбойники!.. И не  было  в  этом  ничего
кощунственного! Кощунство всегда придумывали взрослые...
     Подошла Флоренс Салливан. Не глядя на Калинова, шепнула что-то Клоду.
Тот кивнул. Флоренс шагнула в сторону и растворилась в воздухе. Клод снова
повернулся к Калинову.
     - Домой пошла? - спросил Калинов.
     - Нет. Индивидуальный дэй-дрим... Не все ведь  являются  сюда  лагеря
штурмовать. Каждому хочется чего-то своего.
     - А зачем тогда вы устраиваете всеобщие спектакли?
     - Это не спектакли. - Голос Клода  был  спокоен:  как  будто  учитель
объясняет ученику новую тему. - А устраиваем  мы  их  затем,  чтобы  здесь
никто не чувствовал себя одиноким.
     Калинов понимающе кивнул.
     - Ты знаешь, Клод, - сказал он после паузы. - Я был неправ...  С  той
пощечиной.
     Клод Пристально посмотрел Калинову в глаза.
     - Ты странный парень, Саша. - Он покусал нижнюю губу. - Вот ты лежишь
рядом, пацан пацаном... А порой мне кажется, что  ты  лет  на  сто  старше
меня.
     - Почему? - Калинов сел.
     Как будто насквозь видят,  думал  он.  Какие  они,  в  сущности,  еще
дети... Но иногда становится страшно находиться рядом с ними.  Не  то  что
солгать - душой покривить нельзя!
     - Не знаю. - Клод пожал плечами. - Просто такое ощущение.
     Отступись, старый козел, сказал себе Калинов. А вслух произнес:
     - Пошел я домой.
     - Ага, - отозвался Клод. - Приходи завтра.
     Калинов встал и принялся натягивать штаны.
     - Только запомни, - продолжал Клод, - обидишь как-нибудь Витку - я не
погляжу на то, что ты пацан пацаном!
     - Запомню, - пообещал Калинов.
     И окунулся в серый туман.

     Когда  туман  рассеялся,  вокруг  не  оказалось  ничего  похожего  на
внутренности джамп-кабины. Калинов стоял на пороге незнакомого  помещения.
В помещении было пусто. И темно. Однако, едва Калинов  сделал  шаг  назад,
стены вспыхнули неяркими разноцветными огоньками. Намного светлее от этого
не стало, но Калинов смог разглядеть ровные шеренги столиков,  заполняющих
помещение. Он усмехнулся: кажется,  он  стоит  на  пороге  одного  из  тех
автоматических кабаре,  столь  распространившихся  в  последнее  время  по
Европе. Правда, зал был пуст, за столами никто  не  сидел,  но  весь  этот
антураж после всего происшедшего сегодня  казался  настолько  неожиданным,
что Калинову стало любопытно, что Вита придумала еще. И потому он спокойно
сел за  столик  прямо  напротив  стереорамы,  изображавшей  пустую  сцену,
задрапированную серой в полутьме  -  а  в  натуре,  по-видимому,  белой  -
материей. Кресло тут же  трансформировалось  под  очертания  его  тела,  и
Калинов подумал, что, если бы в кабаре оказался наблюдательный посетитель,
он бы немало подивился:  с  какой  это  стати  кресло,  в  которое  уселся
молоденький парнишка, приняло такие очертания?
     Наблюдательных людей в зале не оказалось, однако кабаре сразу  ожило.
Должно быть, именно Калинова здесь и ждали.
     - Добрый вечер! - раздался интимный голос, и опытное ухо Калинова тут
же уловило, что говорит автомат. - Мы рады видеть вас в нашем театре. Ждем
вашего заказа. Представление - через полчаса.
     Голос умолк, из  глубин  стола  выдвинулось  табло  меню.  И  Калинов
обнаружил, что сегодняшние приключения только разбудили  его  аппетит.  Он
даже вынужден был отметить, что давно уже не  испытывал  такого  голода  в
последние годы.  И  принялся  нажимать  кнопки,  надеясь,  что  кабаре  не
растворится в сером тумане и удастся поесть здесь,  за  этим  столом,  где
никто не мешает.
     Тут ему в голову пришло, что это именно его  фантазия  создала  пункт
удовлетворения  желудочных  страстей,  а  значит  -  пока   создатель   не
насытится, кабаре не исчезнет. И надо сказать,  такое  всемогущество  было
весьма приятно. Как в молодости, когда казалось, можешь абсолютно  все,  и
не было еще за плечами груза ошибок и компромиссов. Тем не менее, при всем
ощущении всемогущества, спиртного Калинов заказывать не стал:  ни  к  чему
играть в "казаки-разбойники" с собственным организмом, до добра такие игры
не доведут. Ограничился соком.
     Через минуту раскрылись створки люка, и недра стола родили  поднос  с
заказанным. Калинов взял в руки нож и вилку и  вдруг  понял,  что  пустота
зала действует ему на нервы.
     И тут же над столами разнесся гул голосов.  Калинов  в  растерянности
крутил головой. Пустых  столов  в  зале  больше  не  было,  вокруг  сидели
плечистые молодые парни, что-то жевали, разговаривали друг  с  другом.  За
столом Калинова никто не появился. Из гула  голосов  слух  не  выделял  ни
одной различимой реплики. Более того, и лица-то  у  парней  были  какие-то
неразличимые.
     Во всяком случае, когда Калинов отвел глаза от сидевшего за  соседним
столом блондина, ему показалось, что лицо  того  исчезло,  превратилось  в
неразличимую маску: точка, точка, два крючочка... Однако, если не смотреть
по сторонам, ощущения странности не возникало, а пустота больше не  давила
на психику. И Калинов принялся за обед.
     Обед был натуральный. Бифштекс оказался настоящим мясом, да  и  овощи
явно  выросли  на  грядке,  так  что  Калинов  с  давно  не   испытываемым
удовольствием очищал тарелки. Вокруг ели  и  разговаривали.  Заметив,  что
безликие парни не смотрят друг на друга,  Калинов  пришел  к  выводу,  что
каждый беседует с самим собой. Из-за столов никто не поднимался, никто  не
выходил и не входил в  зал,  но  в  конце  концов,  что  ему  за  дело  до
собственных фантазий, когда организмом  правит  желудок?  Уж  лучше  такие
сотрапезники, чем шипящие драконы или белобрысые юнцы в тигровых шкурах! С
лайтингами в руках...
     А  потом  вспыхнули  софиты,  и   стереорама   преобразилась.   Серая
драпировка покрылась разноцветными пятнами.  Донеслись  звуки  фанфар,  по
залу разнесся приятный аромат незнакомых духов. Мерно  жующие  физиономии,
как по команде, повернулись в сторону сцены. Гул голосов резко  оборвался,
словно кто-то где-то выключил кристаллофонную запись.
     А потом на сцену явилась  из  ниоткуда  прелестная  девичья  фигурка,
затянутая в облегающее одеяние. Софиты светили в глубокий вырез на  спине,
и Калинов сразу узнал Виту, хотя она и поменяла цвет волос - с  рыжего  на
белый.  Фигуру-то  так  легко  не  поменяешь...  Если   ты   не   вооружен
дисивером...
     И начался сеанс стриптиза. Калинов никогда  не  понимал  популярности
подобных заведений. Конечно, голографическое изображение на вид  ничем  не
отличается от живого тела, но ведь стриптиз - не  простой  показ  процесса
избавления от одежды. Живая артистка всегда чувствует настроение зрителей,
их желания и темперамент, и в зависимости от настроения зала  меняет  ритм
движений и музыки. Тут музыка звучала очаровательная, но ритм не  менялся.
Автоматика...
     Калинов сглотнул  слюну  и  оглянулся.  Тупые  физиономии,  глядя  на
обнажающуюся Виту, мерно пережевывали свою жвачку.  С  удовольствием.  Как
коровы.
     Господи, подумал Калинов, напрочь забыв, что в зале сидят не люди. Да
как же они могут!
     И  тут  же  коровы  перестали  жевать,  но  от  этого  выражения  лиц
сотрапезников стали еще тупее. Калинов снова  обратился  к  представлению.
Процесс  обнажения  успешно  развивался.  Верхняя  половина  одеяния   уже
валялась на сцене. А потом ритм музыки плавно  замедлился,  как  и  должно
было произойти перед главными событиями. И неожиданно Калинов  понял:  это
не стереорама и не изображение Виты, эта  настоящая  сцена  и  сама  Вита,
живая, горячая, соблазнительная. А еще он  понял,  что  все  представление
разыгрывается исключительно ради него.
     О Господи, подумал он. Что же я такое натворил? Что станется  с  нею,
когда она узнает обо мне правду?
     В медленном танце Вита повернулась к Калинову боком, и он,  разглядев
форму бюстгальтера, обнаружил, что это не Вита.  Не  было  у  Виты  такого
бюста... Калинов поразился: как он мог принять  за  Виту  эту  полногрудую
девицу.  А  потом  девица  повернулась  к  нему  лицом,  эффектным  жестом
отбросила со лба пшеничную челку, и Калинов узнал ее. На  сцене  танцевала
Флоренс Салливан. Пока он ошарашенно  хлопал  ресницами,  сеанс  стриптиза
завершился,  и  Флоренс,  подхватив  со  сцены  свои  тряпки,  исчезла  за
драпировкой. Музыка умерла, погасли софиты. Волшебная сказка  завершилась.
Безликие молодцы разразились аплодисментами,  намереваясь  отхлопать  себе
ладони. А потом вновь принялись мерно жевать и неразборчиво бубнить.
     Калинов изо всех сил пытался вызвать в своей душе ощущение  неприятия
происшедшего, но быстро убедился, что его  потуги  напрасны.  Не  было  во
Флоренс ничего неприятного, более того - стриптиз в исполнении столь  юной
девушки выглядел весьма пикантно. И Калинов понял, что  это  была  не  его
фантазия, это была фантазия  ее,  Флоренс,  ее  дэй-дрим  -  ведь  возраст
девчонки не позволял ей принимать  участие  в  подобных  представлениях  в
Мире, а она явно в этих представлениях нуждалась.
     Он снова пригляделся к неистово  аплодирующим  зрителям  и  обнаружил
вдруг, что кабаре наполнено отнюдь не юнцами. За столами  сидели  солидные
мужчины и, если бы они были живыми  людьми,  все  наверняка  оказались  бы
отцами семейств. По-видимому, зрители были такими, какими их хотела видеть
актриса.
     А потом  раздался  взрыв  восторга,  и  Калинов  вновь  обратил  свое
внимание на сцену. Флоренс опять стояла в лучах  софитов,  теперь  на  ней
было элегантное платье и украшенные золотом туфли. Новая, высокая прическа
делала  ее  старше  и  привлекательней.  Артистка  раскланивалась  во  все
стороны, с удовольствием купаясь в шквале аплодисментов, и Калинов  понял,
что ей очень нравится стоять вот так и что купается она не в аплодисментах
и не в лучах софитов, а в десятках мужских взглядов.
     Флоренс бросила в сторону Калинова мимолетный взгляд, и он сообразил,
что и он должен смотреть на нее так же, как  все  эти  статисты  с  тупыми
супермужественными физиономиями. А потом поймал себя на  том,  что  именно
так  он  на  нее  и  смотрит  -  как  мужчина  на  недосягаемую,  желанную
избранницу. И тогда она, вновь взглянув на него,  величаво  спустилась  по
ступенькам со сцены и, высоко неся прелестную головку, приблизилась к  его
столу. Ему хватило догадливости встать и предложить  ей  кресло  слева  от
себя. Она томно улыбнулась и сделала  книксен.  Села.  А  Калинов  наконец
обнаружил, что ее элегантное платье изготовлено из полупрозрачной ткани  и
что, если приглядеться, можно рассмотреть каждую складочку юного тела.  Во
всяком случае, коричневые пуговки сосков так и лезли в глаза.
     Она снова улыбнулась:
     - Меня зовут Флой. А тебя?
     - Александр. Можно Алекс. Что-то я тебя не видел,  когда  разыгрывали
дэй-дримы.
     - Да, я сегодня немножко опоздала. Мама пыталась со мной  поговорить.
Но когда штурмовали лагерь, я уже  была.  А  потом  ты  куда-то  исчез,  с
Виткой, и мы так и не смогли познакомиться. Я из Оксфорда, Англия.
     - Санкт-Петербург, Россия.
     - О, русских у нас становится  все  больше.  -  Она  перехватила  его
взгляд, выпрямила спину и отвела назад плечи, так, чтобы грудь  обтянулась
еще рельефнее. - Ты ведь новенький?
     - Да.
     - С Виткой давно знаком?
     Калинов решил сказать правду:
     - Вчера в первый раз увидел. - Он заметил, что в ее глазах  загорелся
лукавый огонек. - А разве это имеет какое-то значение?
     - Нет, конечно... Просто мне показалось...
     Она не договорила, но лукавый огонек  в  глазах  оказался  достаточно
красноречивым. Калинов выразительно пожал плечами и тут же сообразил,  что
жест его можно расценить по-разному.
     Ну и что, сказал он себе. Разве я здесь не для того, чтобы собрать  о
них побольше информации?
     Флой,  похоже,  расценила  его  жест  однозначно.  Глаза   ее   стали
блестящими. Она оглядела сидящих вокруг типов. Теперь типы не обращали  на
нее никакого внимания.
     - Мне понравилось твое поведение при штурме лагеря. Для новенького ты
вел себя удивительно собранно.
     - Интересно было. - Калинов изобразил на физиономии улыбку  "скромный
мальчик". - Хотя сама ситуация показалась мне неожиданной.
     Флой кивнула:
     - Конечно... Но ведь это был дэй-дрим Зяблика, а он у нас  паренек  с
выкрутасами.
     - А это не один из его  выкрутасов?  -  Калинов  обвел  глазами  ряды
столов.
     Флой усмехнулась:
     - Не у одного же Зяблика бывают выкрутасы!
     - Вот только эти куклы все портят. Надо бы было привлечь всамделишных
людей.
     - Нет! - Флой энергично мотнула головой. - Не  все  можно  показывать
всамделишным людям.
     - А мне, выходит, показывать можно все?
     - Ты не производишь впечатления болтуна, и  потом...  Ты  какой-то...
основательный, а наши мальчики похожи на флажки, трепещущие на ветру.
     - Ну, положим, Клод-то не очень похож на мальчика.
     - Клод? - Она фыркнула. - Мальчиком можно быть и  в  сорок,  а  Клоду
едва за двадцать перевалило. Все,  кто  становятся  взрослыми,  уходят  из
Дримленда, а Клод все возится с нами. Никак не  может  решиться  на  обряд
обручения с жизнью.
     - Как ты сказала? Обряд обручения с жизнью?.. Это еще что такое?
     - Когда-нибудь увидишь... Хотя я бы скорее назвала его  изгнанием  во
взрослые. - Флой замолкла. Судя по всему, развивать  затронутую  тему  она
была не намерена.
     - А ты, стало быть, больше  любишь  взрослых,  -  сказал  Калинов.  И
добавил: - Мужчин!
     Освещение в зале не позволяло  рассмотреть  краску  на  ее  лице,  но
Калинов был уверен, что и  при  обычном  освещении  она  не  выглядела  бы
покрасневшей. Впрочем, глаза она все-таки отвела.
     - Только не пойму, почему ты ищешь их здесь, - продолжал  Калинов.  -
Ведь ты сама сказала,  что  взрослых  в  Дримленде  нет.  -  Он  изобразил
внезапную догадку. - А, понял... Ты их любишь, но боишься. Вот  поэтому  и
демонстрируешь свои прелести перед толпой кукол. Так безопаснее.
     Она опустила голову, помолчала. Кажется, ему-таки удалось задеть ее.
     - Какой умный мальчик! - сказала она наконец ядовито. - Ну да  ладно,
мне нравятся умные... Вот только ответь: сам-то ты что ищешь в  Дримленде?
Ведь  ты  не  производишь  впечатления  несчастного  ребенка,   обиженного
взрослыми.
     Он крякнул, взял ее за руку.
     - Извини, Флой! Я вовсе не хотел тебя обидеть. - Он пожал ее ладонь.
     Она подняла на него огромные глаза. В уголках глаз дрожали слезинки.
     Господи, подумал он. Зачем я так с ней? Разве она  виновата,  что  ей
хочется того, чего она не может достичь в жизни? Разве она  виновата,  что
ей хочется того, чего родители ее никогда не одобрят? Как же,  дочка  двух
ученых сухарей и вдруг артистка стриптиз-кабаре! Да никогда!
     - Ты меня не очень-то и обидел, - сказала она наконец. - Отец никогда
не обращал на меня никакого внимания. Его любовь -  марсианская  флора.  А
мама, кроме него, никого в жизни не замечает. И всякий раз, когда им  надо
на Марс, меня сплавляли к бабушкам и дедушкам. А теперь со мной  и  совсем
трудно! - Она махнула рукой.
     А бабушки да дедушки - пуритане из замшелого века,  подумал  Калинов.
Но говорить ничего не стал. Просто погладил ее пальцы.
     Она посмотрела на него с  благодарностью,  вытерла  тыльной  стороной
ладони две мокрые дорожки на щеках. Спросила:
     - Почему рядом с тобой так хорошо? Ни с кем из наших я не чувствовала
себя так... уверенно, что ли?
     - А я еще не ваш?
     - Нет, конечно. Нашим сразу не становятся. Вон  Вампир  уже  месяц  с
нами... Впрочем, мне сказали, ты сам все видел.  Так  что  не  все  у  нас
задерживаются... Но ты так и не ответил на мой вопрос.  Чем  тебя  привлек
Дримленд?
     Калинов выразительно пожал плечами:
     - А Бог его знает!.. Я и сам не пойму. Нравится мне у  вас.  Девчонки
симпатичные, ребята - ничего.
     Она пристально смотрела ему в глаза, но он выдержал этот взгляд.
     Как легко вас всех обмануть, думал он. Чуть-чуть невинности во взоре,
чуть-чуть правды, и вы тут же покупаетесь.
     Похоже, Флой нашла в его глазах то, что искала. Во всяком случае,  ее
напряженное личико смягчилось, а потом  она  и  вовсе  улыбнулась.  Обвела
взглядом зал.
     - Значит, тебе не нравятся мои зрители? Мне они тоже не  нравятся:  у
них не бывает неожиданных поступков.  -  Она  взяла  Калинова  за  руку  и
оглянулась на соседний стол.
     Блондин, сидевший за столом, вышел из состояния равнодушной тупости и
неторопливо направился к Калинову.
     - Эй, паренек! - Голос был негромок. -  Пойдем-ка  проветримся.  Есть
разговор.
     Калинов  сразу  все  понял.  Он  смерил  блондина  с  ног  до  головы
испепеляющим взором, поднялся и заявил:
     - А чем здесь не место для разговора?
     Блондин замахнулся.
     Конечно, Флой, по-видимому, умела драться, но ее умение не шло  ни  в
какое  сравнение  с  умением  Калинова.  Во  всяком  случае,  ее   блондин
замахивался так долго, что Калинов вполне успел сгруппироваться и коротким
ударом в челюсть  отправить  противника  в  нокаут.  Только  длинные  ноги
мелькнули в  воздухе,  когда  блондин  перелетел  через  свой  стол.  Флой
смотрела на эту  картину  с  восторгом,  а  к  Калинову  приближались  уже
несколько человек.
     С ними справиться оказалось еще проще: ведь они  только  мешали  друг
другу. Дальше пошел обыкновенный плохонький боевик. Перед  лицом  мелькали
кулаки, исчезали и  вновь  возникали  искаженные  разыгрываемыми  эмоциями
физиономии. Разыгрываемые эмоции не мешали физиономиям оставаться  тупыми.
Калинов даже рассмеялся: так потешно они выглядели. Но потом он обнаружил,
что те, кого он, казалось бы, укладывал замертво, сразу же как ни в чем не
бывало поднимаются с пола и вновь ввязываются в драку. Тут ему стало не до
смеха - он понял, что его замысел уложить весь  зал  к  ногам  Флой  может
оказаться невыполнимым: силы уже не те.
     А потом  Флой  истошно  завизжала.  Калинов  улучил  момент  и  сумел
оглянуться на нее. В девчонку вцепились двое, тянули ее за руки  в  разные
стороны, словно желали распять на спинке кресла.
     Да ты никак еще и мазохистка, милая моя, подумал Калинов.
     Он   сумел   выбраться   из   кучи-малы   и    быстренько    раскидал
статистов-насильников.
     - Бежим! - шепнула Флой и потащила его на сцену.
     Калинов бросил взгляд в зал. Статисты теперь дрались друг с другом  и
не обращали на юную  пару  никакого  внимания.  Флой  тянула  Калинова  за
драпировку. Ну и будь что будет, подумал он и шагнул за девчонкой.
     Они оказались в  длинном  коридоре,  тускло  освещенном  единственным
светильником. Шум драки оборвался. Калинов не сомневался,  что  никого  из
статистов уже нет  в  зале:  они  свою  роль  в  спектакле  сыграли  и  за
ненадобностью отправлены в небытие. Он посмотрел на девушку.
     Флой впилась в него огромными, широко распахнутыми глазами  и  как-то
неуклюже, бочком, шагнула к нему. Девичьи руки  обвили  его  шею,  и  губы
прижались к его рту. Губы  были  горячие,  как  июльское  солнце,  а  руки
требовательны, словно судебный исполнитель. Калинов с трудом оторвал ее от
себя, сделал шаг назад, уперся спиной  в  стену  коридора.  Искусительница
утробно проворковала что-то и  вновь  прижалась  к  нему,  стремясь  собой
размазать  его  по  стене.  Низ   ее   упругого   живота   превратился   в
самостоятельное существо и выделывал такое, что Калинов  в  очередной  раз
пожалел о своем возрасте.
     Увы,  любовник  ничем  не  мог  ответить  любовнице.  Калинов  стоял,
безвольно опустив руки, и  только  вздрагивал  от  прикосновения  девичьих
прелестей. В конце концов ему стало настолько жаль ее, что он не удержался
и отечески погладил Флой по пшеничной головке.  Она  расценила  этот  жест
по-своему и удвоила усилия. Однако вскоре до нее дошло, что  ее  живот  не
находит у партнера той упругости, которую ищет.
     - Милый, что с тобой? - Она заглянула ему в глаза. - Ты не хочешь?
     Калинов молчал, глупо улыбаясь.
     Догадка поразила Флой. Она отшатнулась от  него,  закусила  губу.  От
частого дыхания  коричневые  набухшие  соски  ходуном  ходили  в  объятиях
полупрозрачного платья.
     - Так вот что ты ищешь в Дримленде! - Она зло расхохоталась.  -  Зря,
миленький! Обращайся к врачам: Дримленд не делает  импотента  мужчиной.  -
Она выругалась и вдруг залепила ему пощечину. - Проваливай, тухлое яйцо!
     Коридор начало затягивать серым туманом.

                               4. ОСОЗНАНИЕ

     Дома он долго отмокал в ванне, поглаживая  отмеченную  кровоподтеками
ногу, и кружился под колющими струйками душа, словно  пытался  смыть  свой
позор. Обсушившись, некоторое время рассматривал в зеркале юношеское тело,
принадлежащее лже-Калинову. Хорошее было тело, молодое,  здоровое...  Одна
беда - существует оно, пока включен дисивер. И  даже  тот  факт,  что  оно
привлекает девчонок, не делает его более реальным.  Бедная  Флой!..  Какое
жестокое разочарование она испытала! Впрочем, сама виновата,  я  к  ней  в
дэй-дрим не напрашивался. В Витин дэй-дрим я, правда, тоже  не  стремился,
но она хотя бы не превратила все сразу в  постельные  дела...  А  если  бы
превратила?
     Он вдруг понял, что в этом случае исход задел бы его гораздо  больше.
И удивился... А почему это должно его задевать? Разве  секс  -  главное  в
жизни мужчины?.. Он улыбнулся себе в зеркало. Конечно, не главное, но  как
бы было хорошо, если бы и это тоже не ушло.  Увы,  чему  быть  -  того  не
миновать... И не  имеет  смысла  сожалеть  попусту!  Он  подмигнул  своему
отражению и принялся одеваться, но думы его снова и снова  возвращались  в
коридор за сценой стриптиз-кабаре, пока ему не стало  ясно,  что  если  он
проведет остаток дня дома, эти мысли не дадут ему покоя. Тем более что  не
мешало бы теперь и с Витиной матерью повстречаться.
     Раздался сигнал вызова: кому-то  он  был  нужен.  Калинов  подошел  к
тейлору и включил односторонний канал. Он был нужен  Лидии  Крыловой.  Для
этой женщины (как, впрочем, и для всех остальных  землян,  кроме  Паркера)
Калинова дома не было. Он переключил  тейлор  на  автоответчик  и  вырубил
односторонний канал.
     Экая пробивная дамочка! Уже и его домашний номер умудрилась узнать. В
ГИБе этот номер,  как  ни  старайся,  не  отыщешь.  Даже  если  в  лепешку
разобьешься...  Кто-то  из  так   называемых   "коллег   по   политической
деятельности"  выдал.  Впрочем,  Бог  с  ними.  Такие   во   все   времена
встречались.
     Нет, надо все-таки сходить в гости к Витиной матери.  Самое  время...
Придется,  правда,  снять  на  несколько  часов  дисивер,  хоть   и   есть
вероятность, что его кто-нибудь засечет в привычном  облике.  Засекут  так
засекут, плевать! В конце концов он не преступник, в самом-то деле!
     Он отправился исполнять задуманное  с  неожиданным  для  него  самого
удовольствием. Совесть, впрочем, пыталась заявить ему, что он отправляется
к Витиной матери совсем не как разведчик в стан врага, но он и не  подумал
прислушаться к своему внутреннему голосу.

     Витина мать оказалась очень похожей  на  саму  Виту  -  те  же  рыжие
волосы,  те  же  зеленые  глаза,  та  же  стройная  фигурка,  лишь  слегка
расплывшаяся в талии. Вот только лицо подкачало: это было лицо  смертельно
усталого человека, с потухшими глазами и безвольным подбородком.  Впрочем,
когда она поняла, кто стоит перед ней, в глазах ее вспыхнул явный интерес.
     - Здравствуйте, - сказала она. - Ведь вы Калинов, правда?
     - Правда, правда... - Калинов, по-стариковски покряхтывая, ввалился в
квартиру. - Здравствуйте, сударыня!
     - Меня зовут Джинджер... Вирджиния. Идемте в гостиную,  вот  сюда.  -
Она повесила его шляпу на вешалку, провела гостя  в  комнату,  усадила  на
диван. - Вы посидите, я сейчас  чайку.  Или,  может,  желаете  чего-нибудь
покрепче?
     - Что вы, что вы! - Калинов замахал руками. -  Куда  мне,  в  моем-то
возрасте!
     - Ну, по-моему, вы еще хоть куда! - Она вышла.
     Калинов огляделся. Гостиная была обставлена с большим вкусом.  Мебель
дорогая, под старину, - думается, настоящее  дерево.  Никаких  современных
трансформирующихся кресел, диванов и столов, никаких  замаскированных  под
обычные  стены  шкафов.  Богатая  обстановка.  Похоже,  эта  Вирджиния  не
бедствует... Да и квартиры в этом районе недешевы.
     Когда чай был приготовлен и  они  расположились  за  столом,  Калинов
сказал:
     - Вообще-то я хотел бы поговорить с вашим мужем.
     Глаза Джинджер тут же потухли, словно присыпанные пеплом.
     - К сожалению, не удастся. Я не замужем.
     Калинов разыграл легкое удивление:
     - Вот как!.. Ну, в таком случае...
     -  А  в  чем,  собственно  говоря,  дело?  -  Теперь  она  была  явно
встревожена,  смотрела  на  него  пристально,  не  мигая.   -   Что-нибудь
относительно моей Виты? - Она привстала.
     - Нет-нет, - поспешно проговорил Калинов. - Ничего серьезного, все  в
порядке.
     - Ох, Дева Мария! - Она принялась разливать чай. - А я  испугалась...
Так я вас слушаю.
     - Видите ли... Я сейчас занимаюсь одним  молодым  человеком,  который
периодически исчезает из дому.
     Она мелко покивала, опустила голову.
     - Моя Вита... Вы нашли ее с ним?
     - Да нет, не совсем с ним. Их там целая команда. Давно у  вас  с  нею
конфликт?
     Джинджер молча смотрела на  него  остановившимися  глазами,  губы  ее
задрожали, но она  нашла  в  себе  силы  справиться  со  слабостью.  Снова
посмотрела ему в лицо.
     - Дочь стала исчезать месяца четыре назад. Пока в школе были занятия,
исчезала по вечерам, а как начались каникулы, пропадает целыми днями.  Чем
занимается, не говорит, но приводила пару раз домой одного мальчика. Зовут
его Игорьком.  Симпатичный  такой  мальчишка  и,  кажется,  сильно  в  нее
влюблен.
     - А она? - равнодушно спросил Калинов. Мне на  это  и  в  самом  деле
наплевать, подумал он. Разве может персону  такого  масштаба  интересовать
любовь какой-то пигалицы?
     - Не похоже... Но вот в последние дни что-то, мне кажется, случилось.
Вчера ночью она плакала, я слышала... А утром умчалась с сияющими глазами.
     У Калинова вдруг отчаянно заколотилось сердце, как будто сбылась  его
вековая мечта. И даже не хотелось врать самому себе...
     - А может быть, она нашла отца и втайне от вас посещает его?
     Джинджер поджала губы, потом вдруг вскочила и  выбежала  из  комнаты.
Калинов встал, подошел к окну. Далеко  внизу  зеленел  массив  Сосновского
лесопарка, отражалось в прудах вечернее солнце.
     Зачем ты пришел сюда, спрашивал себя Калинов. Неужели и в самом  деле
лишь для того, чтобы узнать, каким может  быть  очередной  конфликт  между
матерью и дочерью, провести, так сказать,  дополнительное  социологическое
обследование?.. Спрашивал и не получал ответа.
     - Здравствуйте, - раздался сзади знакомый голосок.
     Калинов стремительно обернулся.
     Она стояла в дверях, любопытные глазищи внимательно  изучали  старого
дяденьку. На ней все еще была давешняя разрезанная юбка, и ей  приходилось
придерживать края разреза рукой, чтобы старенький дяденька не засмотрелся.
Но дяденька все равно глядел на нее во все глаза. Она выглядела не  совсем
знакомой, какой-то чужой. Так во сне  кажется  немного  чужим  даже  очень
близкий вам человек, тот, кого вы изучили за долгие годы вдоль и поперек.
     - Ну вот, язык проглотил... Что вы тут делаете?
     Калинов наконец пришел в себя, неторопливо  двинулся  к  столу,  сел.
Взял в руки чашку чаю. Посмотрел невозмутимо: ну-ка, что там  за  девчушка
путается под ногами?..
     - Я, голубушка, Калинов.
     - Калинов?! - В голосе Виты послышалось удивление. - Тот самый?
     - Тот самый... Пришел в гости к твоей маме, потому и нахожусь  здесь.
А что это с твоей одеждой?
     Она  опустила  глаза,  внимательно  осмотрела  юбку,   удовлетворенно
улыбнулась.
     - Изнасилована вурдалаком! - В голосе ее прозвучал откровенный вызов.
- А вы небось интересуетесь моей нравственностью. Я права?
     - Интересуюсь... Не боишься, что вурдалачата родятся?
     - Не боюсь! - Она показала ему язык. - Я не дура,  предохраняться  не
забываю. Так что о моей нравственности можете не беспокоиться. Вурдалачата
не станут социальной проблемой.
     Калинов почувствовал раздражение. Что это она себе позволяет?  Может,
поставить нахалку на место? Однако сдержался, отпил глоток остывшего  чаю,
сделал вид, что принял все за шутку.
     - Я рад, что у нас такие здравомыслящие дети.
     - Дети! - Она фыркнула. - Вы мне не отец. Вы бы сначала своих детишек
сделали, а потом чужими занимались! Или чужими заниматься проще?
     - Откуда... - начал  Калинов.  И  замолк:  вспомнил,  что  на  уроках
социологии  в  некоторых  Школах  второй  ступени,  кажется,  изучают  его
биографию. Но все-таки эта нахалка его задела...
     Нахалка прошествовала к дивану,  села,  вызывающе  закинула  ногу  на
ногу.
     - А может, вы и есть мой сбежавший папочка?
     Разрез на юбке разошелся, миру явилось крепкое гладкое  бедро.  Кроме
обнаженного тела, под юбкой, кажется, больше ничего не было.
     - Староваты вы, правда, для папочки. - Она перехватила его взгляд, но
юбку  не  поправила.  Посмотрела  на   свое   бедро,   подмигнула,   криво
усмехнувшись: - Хотя лет двадцать назад вы еще,  наверное,  в  самом  соку
были...
     - Вита! Что ты  тут  делаешь?  -  На  пороге  стояла  Джинджер.  Лицо
спокойное, но глаза подозрительно блестят. -  Немедленно  иди  к  себе!  И
почему ты еще не сняла это безобразие?
     Вита встала, гордо вскинула голову:
     - Уже и с человеком нельзя поговорить!
     - О Дева Мария!.. Да ты хоть знаешь, кто перед тобой?
     - Не слепая... Чуть ли не каждый  день  его  по  ТВ  вижу...  "Задачи
Социологической комиссии представляются мне самыми важными задачами  всего
Совета..." - продекламировала она, явно еще раз хотела  показать  Калинову
язык, но только закусила нижнюю губу. Так, с закушенной губой, и  покинула
комнату.
     Джинджер села за стол,  подперла  голову  рукой,  не  поднимая  глаз,
произнесла:
     - Извините... Такая вот она у меня. Вам со своими детьми тоже  тяжело
приходилось?
     - Тоже, - соврал Калинов с  идиотской  улыбкой.  -  Все  они  в  этом
возрасте одинаковы.
     - Не все, - не согласилась Джинджер. - Вот у соседей  этажом  ниже  -
парень как парень. - Она встала, прикрыла за дочкой дверь. - Вы ведь почти
как доктор, правда?
     Калинов кивнул. И тогда ее словно прорвало:
     - Все случилось как-то по-дурацки... Если помните, в то время как раз
в моде дрим-генераторы были. Вот наша компания и собралась в  тот  день...
Но не в дрим-театре, а у подпольного "благодетеля". У них, если помните, и
подешевле было, и безо всяких ограничений...  Но  мы  тогда  договорились:
никакого секса, каждый сам по себе. - Она подняла на него глаза.
     Калинов покивал, изображая на физиономии самое живейшее участие.
     - Я не знаю, как  все  произошло,  -  продолжала  она.  -  Он  как-то
оказался среди нас... Его звали Джошуа, и он был не из нашей компании... А
может,  и  кто  из  наших  оказался  таким  в  моих  грезах,  не   знаю...
"Благодетель" клялся, что никто из посторонних к нам не заходил...  Джошуа
был как херувимчик, и какое было счастье! - Она судорожно  глотнула.  -  Я
знаю, я за прошедшие годы со многими пробовала, но  ни  с  кем  такого  не
было. Как во сне... знаете,  когда  летаешь  -  счастье  невыразимое...  И
только со мной это случилось. Остальные четверо девчонок заявили, что  все
было очень пристойно - только грезы, и никакой  физики...  И  ребята  наши
потом отказывались,  но  факт  остается  фактом  -  через  девять  месяцев
родилась Вита.
     - Почему же вы не избавились от беременности? - позволил себе реплику
Калинов. И тут же понял: не такого вопроса она ждала.
     - О нет! - Она закрыла глаза, лицо ее расцвело.  -  Дева  Мария,  это
было такое счастье! Как  в  сказке...  У  большинства,  я  знаю,  тошнота,
рвота... А у меня были  девять  месяцев  сплошной  эйфории,  как  будто  я
наглоталась наркотиков.
     - А больше беременностей у вас не было? - Теперь с выражением участия
у Калинова не было никаких сложностей.
     - Решилась однажды. Когда Вите было четыре... Как у всех - тошнота  и
весь остальной букет, а потом и вовсе выкидыш.
     - Так и не знаете, кто Витин отец?
     Она помотала головой:
     - Наверное, тот "благодетель"... Нашим ребятам я  верю,  они  так  со
мной поступить не могли.
     - И вы его не искали?
     - Не искала... А зачем? Разве он сделал меня несчастной? Я счастлива.
     - Мне кажется,  Вирджиния,  вы  кривите  душой.  -  Калинов  старался
говорить очень мягко, чтобы - упаси Бог! - не обидеть  ее.  -  Мне  вы  не
кажетесь уж очень счастливой.
     Она снова помотала головой:
     - Вы мужчина и ничего  не  понимаете.  Как  я  могу  сказать,  что  я
несчастна, когда я пережила такое счастье... Мне кажется,  все  дело  было
именно в дрим-генераторе, и я очень жалела, что через некоторое  время  их
полностью запретили... А с другой стороны, мы и до этого случая хаживали к
"благодетелям", и все было в полном порядке. В общем,  не  знаешь,  что  и
подумать... С подружками-то моими, теми, кто участвовал  тогда  в  сеансе,
ничего не случилось. В конце концов они вышли замуж за наших ребят, растят
детей.
     - А вы?
     - Я? - Она с грустью улыбнулась. - А я все жду, что  Джошуа  вернется
ко мне.
     И говоришь всем, что ты самая счастливая, добавил про себя Калинов.
     - Ну вот, - сказала Джинджер, - разболталась. О Дева  Мария,  с  вами
так легко разговаривается!.. Не зря вас считают хорошим доктором. Еще чаю?
- Она взялась за чайник. - Ой, да он остыл совсем! Пойду, подогрею...
     - Спасибо, сударыня. - Калинов перевернул пустую чашку на  блюдце.  -
Пора мне.
     Она понимающе кивнула:
     - Уже вечер... - и проводила его в прихожую.
     Из-за одной из  дверей  доносилась  громкая  музыка:  наверное,  Вита
развлекалась. Калинову невыносимо захотелось  заглянуть  туда.  Интересно,
сменила ли она юбку?.. Надо же, даже разрезанный подол  может  быть  важен
для девушки. Фетиш своего рода...
     - И все-таки у них есть  причины  для  претензий  к  нам,  -  сказала
Джинджер, кивая на дверь, за которой звучала музыка.
     - Ну, к вам-то какие могут быть претензии?! - Калинов строил из  себя
непроходимого идиота.  -  Для  одинокой  женщины  вы,  похоже,  достаточно
богаты. Престижный район, хорошая квартира...
     - Да, я довольно популярный дамский модельер... Но я имею в  виду  не
материальную сторону жизни.
     Музыка  смолкла,  в  прихожую   выскочила   Вита.   Зеленые   глазищи
переполнены ехидством.
     - Уже уходите, дедушка?
     Калинов старался не опускать глаз: действительно, на ней была все  та
же разрезанная юбка.
     - Доча, немедленно сними это безобразие! О  Дева  Мария,  тебе,  что,
надеть нечего?
     - Не сниму. - Вита упрямо наклонила голову. - До  свиданья,  дедушка.
Не забывайте о важнейших задачах Социологической комиссии. - Она  скрылась
в своей комнате.
     - Ох, горе мое! - Вирджиния  вздохнула.  -  Хоть  бы  замуж  поскорее
выскочила... Да ведь рано еще, школу надо закончить и дальше учиться! -  И
вдруг спохватилась: - Вы ж меня о ней так ничего и не спросили!.. Зачем же
вы приходили?
     Хотел бы я  сам  знать  это,  подумал  Калинов  и,  успокоив  хозяйку
неотразимым набором дежурных любезностей, распрощался.
     В лифте никого не оказалось, и он глупо улыбался своему  отражению  в
зеркале. Выйдя на улицу, раздраженно плюнул под росший  рядом  с  дорожкой
куст шиповника. Член Совета Планеты был очень недоволен собой. Неужели эта
зеленоглазая пичуга тронула его старческое сердце как женщина?! Вот еще не
хватало приключений!.. Ей-то что - сегодня она в одного влюблена, завтра с
неменьшим пылом втюрится в другого. Дело молодое... А вот ему-то не к лицу
трепетать, не мальчик! Да и не дяденька - дедушка!
     И возмущенно фыркнув, он отправился к ближайшей джамп-кабине.

     Вернувшись домой, он сел ужинать, а когда дело  подошло  к  вечернему
чаю, в гости пожаловал Паркер.
     - Добрый вечер, коллега, - поприветствовал  его  Калинов.  -  Вы  как
нельзя кстати. Я только что собрался почаевничать.  По-стариковски  -  без
спешки и забот о дне грядущем.
     - Благодарю, коллега, благодарю, - прогудел Паркер. - От чая  никогда
не отказывался.
     Расставили сервиз, заварили чай. Калинов заказал варенье из  ежевики.
Доставая заказ из рисивера линии "Сэплай", он спросил:
     - Ну-с, коллега, какие новости в этом мире?
     Паркер хохотнул:
     - А что, разве есть еще какой-нибудь мир?
     - По крайней мере, Джордано Бруно это утверждал еще во времена оны.
     Паркер насупился:
     - Да ну вас, Алекс! Не  тяните  кота  за  хвост...  Что  это  вас  на
философию клонит?
     - Все очень просто: я влюбился.
     Паркер снова хохотнул, на этот раз недоверчиво.
     - Извините, коллега, но влюбленные  редко  философствуют.  Обычно  их
мысли крутятся вокруг предмета обожания.
     - Угощайтесь вареньем! - сказал Калинов,  разливая  чай.  -  Это  дар
Севера... А что касается  философии,  то  не  мешало  бы  поинтересоваться
предметом любви.
     - Считайте, коллега, что поинтересовался. -  Паркер  отправил  в  рот
первую ложку варенья.
     - Дин! Я влюбился в жизнь! - Голос  Калинова  звучал  торжественно  и
серьезно.
     Паркер воздел руки к небу.
     - Алекс, вы меня  убили!..  Хотел  бы  я  знать,  в  кого  еще  можно
влюбиться в нашем с вами возрасте! Ни на что другое мы уже не способны!  -
Он отправил в рот еще ложку варенья. - Хотя вам, дружище, с вашим  внешним
видом в самый раз было бы  влюбиться  в  какую-нибудь  пигалицу.  Отличная
получилась бы пара!.. Кстати, что это вы весь в царапинах? Не подрались ли
с кем?
     - Не без того, Дин, - гордо сказал Калинов. - Не без того. Сегодня  я
отвесил оплеух больше, чем за предыдущие восемь десятков  лет.  Не  скажу,
правда, что все они были по делу, но должен признаться,  что  занимался  я
этим с большим удовольствием!
     В глазах Паркера загорелся хищный огонь.
     - Коллега, вам удалось что-то узнать!
     - Удалось кое-что, Дин, удалось... Но сначала вы.
     Паркер скорчил кислую мину:
     -  У  нас  здесь,  Алекс,  все  пока  по-прежнему.  Однако  чувствую:
приближается  гроза!..  Крылова  со  своим   адвокатом   развила   кипучую
деятельность, дошла уже до Совета Планеты. Жаловалась  на  вас:  вы,  мол,
пообещали ей помочь, а сами исчезли... Кое-кто на ее мольбы откликнулся...
Нильсон, например, и Олехно. Требуют специального заседания. Меня  сегодня
задергали - что да как? Нильсон каким-то  образом  разузнал,  что  вы  без
разрешения воспользовались дисивером... Так что, судя по всему,  предстоит
бой.
     Калинов помрачнел:
     - И когда предполагается собрать заседание?
     - Если события пойдут теми же темпами,  то  нас  с  вами  призовут  к
ответу не далее, как послезавтра.
     Успею, подумал Калинов, но завтра надо  уходить  пораньше,  чтобы  не
успели перехватить.
     - Ну, а у вас-то, Алекс, какие новости? - нетерпеливо сказал Паркер.
     - Новости-слоновости, - пробормотал Калинов. -  В  общем,  это  нечто
вроде  молодежного  клуба.   Состав,   судя   по   всему,   переменный   и
обновляющийся.  Существует  клуб  уже  несколько  лет.  По  крайней  мере,
шесть...
     - Сколько-сколько? - удивился Паркер. - И мы до  сих  пор  ничего  не
знаем?
     - Дело в том, Дин, что они  далеко  не  всякого  пускают  к  себе.  А
взрослым и вообще дорога  закрыта!..  Кстати,  сегодня  я  был  свидетелем
изгнания одного  молодого  человека,  и,  вы  знаете,  не  удивлюсь,  если
окажется, что они заблокировали его память.
     -  Вот  уж  действительно  сказки  бабушки  Арины...  Да   что   они,
волшебники, что ли?.. Где хоть их клуб-то находится?
     Калинов налил себе еще чаю, собираясь  с  мыслями,  повозил  в  чашке
ложечкой, попробовал на вкус и наконец произнес:
     - Увы, коллега, представления не  имею.  Во  всяком  случае,  это  не
Земля.  Более  того,  должен  признаться,  что  мне  совершенно  непонятно
материальное обеспечение всего того, что я там наблюдал.  Ведь  для  таких
трансформаций   требуется   бездна   энергии.    Перестановки    декораций
производятся  мгновенно,  обеспечено  участие   неких   живых   статистов.
Практически полное всемогущество! - Он помолчал  немного  и  продолжал:  -
Знаете, Дин, какая мысль пришла мне в голову?.. Если даже  мы  закроем  им
возможность использования Транспортной Системы - я имею в  виду  фиктивный
индекс - вряд ли эта мера поможет. Ведь в их мире нет джамп-кабин,  и  тем
не менее...
     Паркер покачал головой.
     - Вы рассказываете удивительные вещи, Алекс!.. На чем же держится  их
мир?
     - А вы не наблюдали утечек энергии в Системе?
     - Нет. Если бы такое случилось, мы бы уже  давно  зафиксировали  этот
индекс.
     - Ну, тогда я просто не знаю, что и предполагать... Разве что все это
существует за счет их нервной энергии... Или что они таинственным  образом
выкачивают параллельную Вселенную.
     Паркер нахмурился.
     - Коллега, вы делаете сумасшедшие предположения. - Он встал из кресла
и прошелся по комнате. - Если все это так, то  долг  требует,  что  бы  мы
подключили Комиссию по науке. Тут же нужна целая программа исследований...
     - А вам хочется исполнять этот долг, Дин? - перебил  его  Калинов.  -
Только честно!
     - Нет, Алекс! Если честно, то такая программа  мне  не  по  душе!  Не
люблю я, когда исследования проводятся на людях, тем более на  собственных
детях. Слава Богу, эти времена давным-давно миновали.
     - Ну, так мы ничего никому и не скажем. - Калинов подмигнул  Паркеру.
- Правда?
     - Правда, - сказал Паркер. - Все равно никто не поверит.  -  И  он  в
свою очередь подмигнул Калинову.
     Калинов вздохнул и сказал с грустью в голосе:
     - Нам-то поверят... Да и  говорить  об  этом  послезавтра  все  равно
придется.
     - Ничего, коллега, отобьемся. В Совете хватает умных  голов...  Лучше
скажите,  что  вы  записали  на  этот  раз.  Дадите  посмотреть  на  ваших
суперлюдей?
     - Прямо уж и суперлюдей, - проговорил Калинов. - На Земле чудес  пока
что  не  наблюдалось!  -  И  вдруг  неожиданно  для  себя  сказал:   -   А
показывать-то нечего! Забыл, понимаете ли, включить запись. До того ошалел
от неожиданностей!..
     Что это со мной, спросил он себя.  Чего  ради  я  соврал?  Узнала  бы
Вита... И понял, что эту ложь Вита наверняка бы одобрила.
     Он вдруг потерял всякий интерес к беседе. Паркер задал еще  несколько
вопросов, получил на них короткие односложные ответы и понял, что  настала
пора уходить. Его слегка удивила внезапная замкнутость друга, но он и вида
не подал, что задет.
     Проводив Паркера до ближайшей  джамп-кабины,  Калинов  решил  немного
прогуляться перед сном.
     Вечер был хорош до изумления. Редко удается метеослужбе создать такую
погоду. Небо на западе постепенно переходит  через  все  цвета  радуги  от
багрянца до темно-фиолетового. Над головой висят первые,  еще  не  крупные
звезды.   Не   шелохнется   на   деревьях    листва,    недавно    вымытая
киберами-дворниками. И тишина такая, что, кажется, весь  мир  слышит  твое
дыхание.
     Калинов шел по  хранящему  дневное  тепло  тирранитовому  тротуару  и
улыбался.
     Черт возьми, думал он. Неужели рядом с нами  действительно  рождаются
суперлюди?! И кто? - наши собственные дети! Когда они  успели  вырасти  из
коротких штанишек? Никто из нас  этого  даже  не  заметил  -  так  мы  все
заняты... А они убедились, что мы ими не интересуемся - ведь, наверное, не
раз тыкались в нас теплыми носами, как  кутята,  -  и  стали  искать  себе
подобных. И нашли. И создали Страну Грез. Как протест  против  той  жизни,
которую мы им предоставили...
     Когда же все это произошло, думал он. Когда мы  совершили  подмену?..
Мы говорили им, что они - цветы жизни, что они -  наше  богатство  и  наша
надежда. И они верили нам. Как же не верить тем,  кто  их  родил,  кто  их
кормил, кто учил их ходить, летать и говорить?.. Так они и росли с верой в
будущее и  в  свое  великое  предназначение.  Жизнь  казалась  им  светлой
радостной сказкой, и они должны были стать в  ней  главными  героями...  А
потом они обнаружили, что на самом деле никому не нужны, что они для  всех
обуза и только мешают нам... Вот тебе конфетка, и не отвлекай меня, иди  к
своим куклам. И не плачь!.. Или слушай своих любимых  "Приматов"  -  какая
хорошая группа! (тьфу, мерзость!!!) - и не мешай. Разве ты не  видишь?  Мы
переделываем Землю, мы залечиваем раны, оставленные Великими  религиозными
войнами, мы осваиваем океаны, мы штурмуем Вселенную... На вопросы, которые
ты хочешь мне задать, давным-давно найдены ответы, и нет смысла тратить на
них время!.. НЕ МЕШАЙ!
     А им необходимо тратить время на вечные вопросы - это один из  этапов
становления личности. И веры нам не стало... Но как  без  нее  жить?  Вера
очищает людям душу, вера делает мягче сердце... А потом мы еще  спрашиваем
себя: в кого они, такие жестокие и равнодушные? А они - в нас! Яблочко  от
яблоньки...
     Теперь я понимаю, почему у них такие игры, думал он. Невостребованная
энергия души и нерастраченная энергия тела, сдобренные свойственной юности
повышенной сексуальностью, медленно и верно устремляются в русло  насилия.
Пока насилие  скрывается  за  ширмой  добрых  игр.  Но  это  только  пока.
Подождем, подождем и дождемся событий сродни Религиозным  войнам.  Выходки
Вампира - яркое тому свидетельство. А это уже страшно!
     Боже мой, думал он. Когда же мы перестанем быть  толстокожими?  Когда
будем видеть дальше собственного носа? И сколько мы  еще  будем  создавать
себе трудности, а потом гордо, под фанфары, преодолевать их? Мы -  мастера
лобового удара, крепкие задним умом...
     - Почему ты еще не спишь? - спросил его тихий голос.
     Калинов огляделся, но рядом никого не  было.  Только  далеко  впереди
стояла под деревом какая-то пара. Кажется, целовались.
     - Не крути, пожалуйста, головой, - произнес тот же голос.  -  Это  я,
Вита.
     - Где ты? - спросил Калинов.
     - В своей постели... Но рядом с тобой.
     - А как ты меня слышишь? - спросил Калинов.
     - Опять глупые вопросы?.. Я слышу то, что ты думаешь.
     - Ты умеешь читать мысли? - спросил Калинов.
     - Оказывается, умею... Но я поняла это только сегодня. И  слышу  лишь
то, что ты позволяешь.
     - Я хочу тебя видеть, - сказал Калинов.
     - Этого я еще не умею. Но научусь, наверное... И  ты  научишься...  -
Долгая пауза. - Если очень захочешь.
     Уже совсем стемнело, только у самого горизонта, над Маркизовой  лужей
тянулась  желто-зеленая  полоса.  Послышался  какой-то  звук,  похожий  на
далекий стон.
     - Что такое? - спросил Калинов.
     - Это я плачу.
     - Зачем?
     - Не знаю.
     - Где тебя найти? - Этот вопрос Калинов задал мысленно.
     - Нет-нет! - прилетел быстрый ответ. - Я не хочу. И мне  кажется,  ты
знаешь... До завтра!
     И словно порыв холодного ветра пронесся у  него  в  душе.  Как  кусок
пустоты... Стало мерзопакостно, стыд льдинкой резанул его по сердцу.
     Какая же ты сволочь, сказал  себе  Калинов.  Подонок!..  Влюбил  ведь
девчонку в придуманную тобой  личность.  Что  теперь  с  девчонкой  делать
будешь? Как правду скажешь? Или прикидываться начнешь - я не я и лошадь не
моя... А что ты там пять минут назад о вере рассуждал? О мастерах лобового
удара,  крепких  задним  умом?  О  трудностях,  которые  гордо  приходится
преодолевать?.. Вот ты и создал себе трудности. И, боюсь, преодолевать  их
придется без фанфар и  барабанного  боя.  Вместо  фанфар  будут  проклятья
матери и слезы дочери. А вместо барабанного боя - вопли  средств  массовой
информации... Доказать, правда, никто ничего не  сможет...  Да  и  вообще,
девка сама во всем виновата...
     Он и не заметил, как  в  своих  размышлениях  из  обвиняемой  стороны
превратился в потерпевшую. Ведь поскольку он  был  политическим  деятелем,
подобные метаморфозы происходили с ним не раз, и  не  было  в  них  ничего
особенного, ничего, что по-настоящему тронуло бы его  душу.  Ведь  столько
всего произошло за прожитые годы...  Но  чем-то  его  душа  была  все-таки
тронута. Иначе зачем он мысленно позвал:
     - Вита!
     Ответом ему было черное безмолвие.
     И в самом деле, с облегчением осознал он,  куда  уж  мне,  столетнему
старцу? Гипнозом не спасешься: дисивер не делает тело моложе. Так  что  не
будем заноситься. А равно и  заниматься  унылым  самобичеванием.  Ведь  на
самом деле все одновременно и сложнее и проще. Есть проблема и требуется в
ней разобраться.  И  дать  Совету  свои  рекомендации.  А  потом  спокойно
дожидаться смерти... Ну, детки-ангелочки,  казачки-разбойнички,  завтра  я
вам устрою проверочку! Будет вам дэй-дримчик - уж не обессудьте!
     Он развернулся и отправился домой. Когда он проходил мимо  целующихся
пар, губы его трогала откровенно презрительная усмешка, но этого в темноте
никто не видел. А потом ему попалась знакомая джамп-кабина,  и  ему  вдруг
очень захотелось войти туда и  набрать  искомый  индекс,  и  презрительная
усмешка  пропала,  но  этого  тоже  никто  не  видел.  Он   по-стариковски
потоптался возле кабины, размышляя над своими желаниями. И так и не вошел.
Еще раз вдохнув сладкий вечерний аромат  и  улыбнувшись  самому  себе,  он
отправился спать.

                               5. ОБРУЧЕНИЕ

     Калинов поднялся в прекрасном настроении. Все было решено. Сегодня он
должен закончить с этим делом. И нечего  усложнять!..  Конечно,  закрывать
Страну Грез - глупость неописуемая, но на место этих ангелочков  поставить
надо. Настоящие чувства, видите ли, им нужны, глубина...  А  вы  заслужите
сначала! И не нытьем да попискиванием, а делом. Как мы!.. Как наши отцы  и
деды!.. Отцы и деды, правда, делали все  по-другому.  Но  нам,  во  всяком
случае, и в голову не приходило требовать от них чего-то еще.
     Он наскоро  позавтракал,  запустил  домашний  комплекс  на  уборку  и
отправился претворять в жизнь задуманное.
     Выскочив на улицу,  он  поежился.  Видимо,  метеослужба  решила  дать
городу отдых от тепла  и  солнца.  Утро  было  хмурое  и  холодное.  Ветер
пронизывал насквозь. По небу неслись с запада серые тучи. Деревья шумели и
раскачивались из стороны в сторону.  Можно  было  подумать,  что  в  город
раньше времени пришла осень.
     У джамп-кабины нервно прохаживалась Лидия Крылова.  Увидев  его,  она
бросилась навстречу.  Калинов  остановился,  соображая,  куда  бы  от  нее
спрятаться, но Крылова  спрятаться  ему  не  дала.  Подбежав,  она  крепко
схватила его за руку.
     -  Вы  извините  меня,  Александр  Петрович,  -  сказала  она.  -  Не
удивляйтесь, я знаю, что вы - Калинов.
     - Отпустите меня, - сказал Калинов. - Я никуда не денусь.
     Комедия какая-то, подумал он. Мать ловит сбегающего из дома сыночка.
     Она отпустила  его,  но  сделала  это  с  явной  опаской,  и  Калинов
почувствовал, что если он сделает какое-нибудь резкое движение, она  снова
схватит его за руку.
     - Слушаю вас, Лидия... э-э...
     - Сергеевна, - сказала она глухим голосом.  -  Александр  Петрович!..
Саша!.. Сашенька!.. Я знаю, что ты... что вы видите моего  Игоря...  Я  не
буду вас долго задерживать... Я только прошу вас... Он  уже  две  ночи  не
ночует дома... Вы скажите ему... передайте ему...  -  Она  задохнулась.  -
Если он не вернется, я умру!.. Так и передайте!
     Она резко повернулась и  пошла  прочь,  низко  опустив  голову.  Было
видно, как вздрагивают ее плечи.
     Калинов вздохнул. А ведь и  действительно  умрет,  подумал  он.  Чего
доброго, руки на себя наложит... Ох уж эти человеческие самки! Я бы вообще
запретил таким дамам иметь детей... Они не способны их воспитать.  Ей-богу
бы запретил, только вот есть мнение,  что  это,  к  сожалению,  негуманно.
Знать бы еще, по отношению к кому негуманно...
     Он вполголоса выругался, еще раз  посмотрел  на  Крылову  и  вошел  в
кабину.
     В Дримленде, по обыкновению, было тепло и  солнечно.  Клод  сидел  на
травке и читал  какую-то  книгу.  Рядом,  укрывшись  курткой  и  по-детски
улыбаясь, спал Игорь Крылов. Больше никого не было видно.
     - Не верти головой, - сказал Клод вместо приветствия. Виты еще нет.
     - А я и не ее ищу.
     - И вообще никого нет.  -  Клод  оторвался  от  книги  и  внимательно
посмотрел на Калинова. - Кроме нас. Рано еще. Обычно все собираются  часам
к девяти.
     - А вы? - Калинов кивнул на спящего Игоря.
     - Он вообще дома не ночевал. Мать совсем замучила своей ревностью.  А
я вместе с ним. Человек здесь в одиночку находиться не может.
     - А как же утром появляется первый?
     - Первого не бывает. Всегда появляются минимум два человека сразу.
     Игорь вдруг всхлипнул и пробормотал что-то во сне.
     - Несчастный парень! - Клод вздохнул.  -  Дома  мать  замордовала.  А
теперь ты появился...
     - А причем тут я?
     - Ты что, дурак? Или прикидываешься?.. Он же любит Виту, а она  вчера
сказала...
     - Ладно, замнем, - прервал Калинов. Ему вдруг показались страшными те
слова, которые собирался произнести Клод.
     - Привет, мальчики!
     Калинов оглянулся. Рядом стояла Алла, эффектная  как  всегда.  Больше
пока никто не появился.
     - О чем болтаем?
     - Посиди, девочка, - сказал Алле Клод. - Не мельтеши.
     Алла и не подумала обидеться.
     - Мне бы хотелось поговорить с тобой, - сказала она Калинову.
     Калинов посмотрел на Клода. Тот пожал плечами, отвернулся.
     - Слушаю тебя. - Калинов встал с травы.
     - Ты не против, если мы поговорим тет-а-тет?
     О Боже, подумал Калинов, никак еще одна искательница мужской ласки...
Он усмехнулся и сказал:
     - Я не против.
     - Извини, Клод. - Алла взяла Калинова за  руку.  -  Вот  здесь  мы  и
поговорим.
     Калинов  обернулся.  Ни  Клода,  ни  Зяблика  сзади  уже   не   было.
Наблюдалась  кромка  довольно  обрывистого  берега,  заросшая   незнакомой
травой. Алла села, свесив с обрыва красивые ноги, похлопала по траве рядом
с собой:
     - Устраивайся, Саша.
     Калинов устроился, взглянул на искусительницу:
     - Вот возьму и столкну тебя!
     - Я не утону. - Искусительница  смотрела  вниз,  в  неспешно  текущую
воду,  и  не  было  в  этой  девушке  ничего  от  несчастного,  мечущегося
подростка.
     Калинов любовался ее профилем и все больше убеждался, что рядом сидит
уверенная в себе, знающая, чего она хочет от  жизни,  женщина.  Во  всяком
случае, гладить ее по голове или таскать за уши было так  же  нелепо,  как
совать в костер руки.
     - Можно задать тебе вопрос?
     - Почему бы и нет? - Она повернула к нему лицо, улыбнулась.
     Такие улыбки Калинов не раз видел у  стоявших  под  свадебным  венцом
невест. Казалось, они кричали всему миру: "Вот я и добилась своего! А  вы,
глупенькие, сомневались!"
     - Поведай мне, Аля, что ты делаешь в Дримленде?
     Она удивилась, распахнула кукольно-красивые глаза.
     - Ведь ты не производишь впечатления несчастной, обиженной  жизнью  и
родителями девушки. Зачем ты тут и почему тебя принимают здесь?
     Она вновь улыбнулась - все той же улыбкой, - подняла руку и потрепала
его за воображаемый вихор.
     - Умненький мальчишечка! - Она сорвала цветок и  бросила  в  воду.  -
Принимают  меня  потому,  что  некоторые  гораздо  сильнее  ощущают   свою
ущербность, находясь рядом со мной. Нравится людям смаковать, как  обидела
их судьба. А может быть, нравится греться в лучах чужого счастья.
     - Ты хочешь сказать, что счастлива?
     Она снова потрепала его за вихор:
     - Почти... У меня отличная семья, ни  братьев  ни  сестер,  родители,
которые во мне души не чают  и  готовы  дочку  на  руках  носить.  Хорошее
будущее, поклонников - пруд пруди...
     - Так зачем же ты тут?
     Она вдруг  перестала  улыбаться,  поморщилась,  как  будто  вспомнила
что-то неприятное.
     - А скучно все!.. Скучно знать,  что  впереди  обеспеченное  будущее.
Скучно знать, что гарантирована учеба в  престижном  университете.  Скучно
знать, что когда придет время, папочка подыщет тебе очень выгодную партию.
Скучно знать, что когда муж тебе надоест - а надоест он быстро, -  у  тебя
всегда будет возможность иметь  сколько  угодно  любовников.  Все  заранее
спланировано и обеспечено финансами. Не обеспечены только  чувства...  Как
пошло и как скучно!
     - Ты на удивление откровенна! - заметил Калинов. - Не боишься, что  я
как-нибудь использую такую информацию?
     Она смерила его равнодушным взглядом:
     - Плевала я на тебя. Я девочка дорогая,  меня  в  обиду  не  дадут  -
единственная наследница папочкиных миллионов. Чуть что -  от  тебя  мокрое
место останется... Вот только сдается мне, и ты в  Дримленде  не  утешения
ищешь от жизни. Больно уж ты уверенный в себе и... скользкий.  И  если  бы
мне была  нужна  уверенность  в  жизни,  я  бы  все  сделала,  чтобы  тебя
захомутать. - Она плотоядно усмехнулась. - А ты бы и не заметил, дурачок!
     В последней реплике прозвучал откровенный вызов, но Калинов принимать
его не стал. Он смотрел, как медленно  уплывает  брошенный  Аллой  в  воду
цветок.
     Ай да мисс миллионерша, думал он. Для чего же ты меня сюда  потащила?
Может, и в самом деле захомутать решила?.. Ой, девочки,  до  чего  же  вам
нужна в жизни опора, коли вы на меня скопом кидаетесь! Как мухи на  мед...
Да только не сладкий я, ох какой не сладкий!
     Наследница миллионов лукаво взглянула на него и рассмеялась:
     - Что, Сашечка, зацепила я тебя? - Она протянула руку и погладила его
по лысине.
     Калинова передернуло, но ей-то лысина представлялась заросшей вихрами
макушкой, и она расценила все по-своему.
     - Ладно, не трясись!.. Не нужен ты мне.
     - Зачем же ты меня сюда затащила?
     Глаза Аллы хитро блеснули.
     - Просьба есть к тебе, миленький...  Скажи  мне,  у  тебя  с  Витяшей
серьезно?
     Вопрос  оказался  настолько  неожиданным,  что   Калинов   не   сумел
удержаться.
     - А тебе-то какое дело? - воскликнул он грубо.
     Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. И тут до него  дошло.
Так вот к кому ты неровно дышишь, красотка, подумал он.  Но  тут  я  тебе,
увы, ничем не могу помочь.
     - Так! - сказала она. - Значит, от нечего делать  охмуряешь  дурочку.
Жаль, не меня... Уж я бы на тебе отыгралась!
     - Никого я не охмуряю.
     Она посерьезнела, покусала губы.  Это  волнение  показалось  Калинову
странным. Он молча ждал. Наконец Алла произнесла:
     - Мне надо, чтобы ты  отбил  Виту  у  Зяблика.  По-серьезному  отбил,
навсегда.
     Калинов фыркнул:
     -  И  чтобы  я  на  ней  женился.  И  чтобы  парочку  детишек  с  нею
смонтировал!
     Алла шутку не оценила, нахмурила мраморный лобик.
     - Свадьба и детишки меня не касаются. МНЕ надо, чтобы ты увел у  него
эту рыжую... - Она не договорила, но Калинов понял, какое слово она хотела
произнести.
     - Зачем это тебе?
     - Экий ты, Сашечка, недогадливый... Я так ХОЧУ!
     Калинов помотал головой.
     - Я умею платить за услуги. - Она положила ему ладонь на колено.
     - Мне не нужно это. Ты опоздала.
     - Дурачок! - Она фыркнула. - Я имела в виду деньги.
     - Я тоже имел в виду деньги. Ты опоздала.
     Лет на шестьдесят, добавил он про себя.
     - Я могу много тебе заплатить. У тебя таких денег и не было никогда!
     Милая моя девочка, подумал Калинов. Да  я  бы  и  безо  всяких  денег
сделал все это. И не для тебя, а для себя! Да вот не могу.
     - А почему бы тебе не заплатить прямо самому Зяблику?  Уж  делать  из
кого-нибудь жиголо [платный любовник], так по всем правилам.
     Она оскорбленно вскинула голову:
     - За кого ты меня принимаешь! Мне не сорок лет!
     Калинов неторопливо встал, отряхнул брюки.
     - Нам больше не о чем разговаривать, Аллочка. Да и времени, я  думая,
уже нет. Наверняка ребята начинают придумывать дэй-дримы.
     Она тоже вскочила, в бешенстве топнула  ногой.  Но  Калинов  не  стал
ждать взрыва. Взял ее за руку, погладил по бархатной щечке.
     - Не могу я, Алла. Видит Бог - не могу!
     Успокоилась  она  быстро.  Улыбнулась  ему,  рассмеялась.   И   одним
движением бровей отправила в никуда речку и обрыв.

     Виты все еще не было. Калинов облегченно вздохнул: ему  не  хотелось,
чтобы она видела его совместное с Аллой появление  из  парного  дэй-дрима.
Еще неизвестно, как бы она отнеслась к такому событию.
     Те,  кто  уже  явился  в  Дримленд,  отнеслись  к  нему  с  некоторым
удивлением. Но Клод молчал, а в Стране  Грез  не  принято  лезть  в  чужие
отношения, и все тут же словно забыли о  нарушителях  распорядка.  Значит,
так надо. Отвернулись, засмеялись, загомонили. С любопытством  поглядывали
на все еще спящего Игоря. Присутствовали несколько  совершенно  незнакомых
лиц. Но Клода эти ребята знали, во всяком случае,  здоровались  с  ним  за
руку.
     - Меня мать не хотела отпускать. Пришлось через окно...
     - А мою давно уже не интересует, куда я хожу  и  зачем.  Кроме  своих
белых мышей ничего вокруг не замечает... Я думаю, если выйти замуж, то она
заметит это лишь после того, как я притащу ей внука.
     - А мне иногда хочется отца чем-нибудь  ударить!..  Может,  тогда  он
поймет, что я уже вырос.
     - А моего и бить  бесполезно.  Он  даже  на  маму  перестал  обращать
внимание, про себя уж я не говорю. А ведь любили друг друга... Эх,  скорее
бы Праздник совершеннолетия!
     - М-да-а... Еще целых четыре года...
     - А хорошо, что есть Дримленд! Всегда можно сбежать сюда, правда?
     - Да. Я здесь словно очищаюсь... А  то  порой  глаза  бы  на  Мир  не
смотрели!
     В сущности, большинство из  них  глубоко  несчастны,  думал  Калинов.
Проблема старая как мир. Отцы и дети... Но почему она  обострилась  именно
сейчас? Где-то мы дали маху... И я  догадываюсь,  где.  Все  это  началось
после  того,  как   в   законодательном   порядке   отменили   ограничение
продолжительности рабочего дня... Куда же это мы тогда смотрели? Где  были
наш  опыт  и  наши  знания?..  Как  же:   наглядное   выражение   растущей
сознательности, люди живут для общества!..  А  люди  эти  обнаружили,  что
гораздо легче работать по  двенадцать  часов  в  сутки  на  общество,  чем
потратить хотя бы пару часов на своего ребенка.  Потому  что  это  требует
гораздо более тяжкого труда - труда души и  сердца!  И  денег  за  это  не
платят... Вот тебе и возросшая сознательность, вот тебе и жизнь  на  благо
общества... Оказалось, возиться  с  металлом,  компьютерами  и  бактериями
проще, чем со своим собственным ребенком. Бактериям не  нужна  любовь,  им
вполне достаточно питательного бульона...
     Тьфу, черт, думал  он,  предстоит  нешуточная  битва.  Сколько  будет
контрдоводов! И обвинения в ограничении  свободы  личности  будут  еще  не
самыми серьезными!.. Предложить закон об обязательном участии в воспитании
своих детей?.. Но это никогда не  делалось  по  принуждению...  Во  всяком
случае, нужного результата таким путем не добьешься! Уж в этом-то  мы  уже
не раз имели возможность убедиться.
     К тому же, думал он, это только малая часть проблемы. А главная часть
- совсем в другом. Просто растить своих детей  -  это  только  у  животных
инстинкт.  А  у  людей  это  такой  же  талант,  как  и  все  прочие  виды
человеческой деятельности. И, думается,  материнство  и  отцовство  должны
быть наградой за подготовку к ним. А не как сейчас: приспичило двоим, и  -
как следствие - она мать, он отец. И почему-то для того, чтобы монтировать
силовые  установки  космических  кораблей,   надо   обязательно   получить
спецдопуск,  а  для  того,  чтобы  "смонтировать"   человека,   достаточно
всего-навсего  иметь  созревшие  природные   инструменты   да   уединенную
обстановку... Изготовить  силовую  установку  -  сложная  и  ответственная
работа, а "изготовить" человека - развлечение и удовольствие.  И  даже  не
просто удовольствие, а наслаждение. Награда  за  бездумность.  Что-то  тут
природа поднапутала... Однако, кажется, все собрались. Пора!
     Прибывшие, как обычно, рассаживались кружком. Растолкали  Игоря.  Тот
недовольно что-то проворчал, но поднялся, протирая заспанные  глаза.  Клод
разводил костер. Калинов втиснулся между двумя незнакомыми  девушками.  От
них возбуждающе пахло косметикой, но личики были живенькие  и  не  слишком
размалеванные.
     - А зачем костер? - спросил Калинов ту, что справа.
     - Чтобы легче было сосредоточиться.
     Клод сел в круг  вместе  со  всеми.  Калинов  снова  оглянулся.  Вита
по-прежнему отсутствовала.
     Ну что ж, подумал он, это даже к лучшему. С ней мне было бы  сложнее.
Тяжело ломать комедию с тем, кто тебя любит.
     Он сосредоточенно стал смотреть в костер.
     Сегодня будет мой  дэй-дрим,  думал  он,  как  бы  вы  ни  старались,
ребятишечки. Я заставлю вас плясать под мою дудку. Вы уж меня извините!
     Он сунул руку за ремень и  крепко  сжал  пальцами  дисивер,  усиливая
интенсивность гипнотического  воздействия.  Так  прошло  несколько  минут.
Наконец все опять зашевелились, загомонили.
     - Как думаешь, чей дэй-дрим сегодня победит?
     - Не знаю... Но наверное, Клода. Он сегодня в последний  раз.  Завтра
уходит в Мир. Так что сегодня должен состояться обряд  обручения  Клода  с
жизнью.
     - Клод уходит?
     - Да... А чему ты удивляешься? Всем нам когда-нибудь придется уйти...
Дримленд ведь не для взрослых, ты же знаешь.
     - А тебе не жаль?
     - Конечно, жаль, но ничего ведь поделаешь... А потом, знаешь?.. Может
быть, когда мы станем взрослыми, все изменится? Ведь  не  может  же  быть,
чтобы так все и осталось!
     Как же, изменится! - думал  Калинов.  Это  вы,  девочки  и  мальчики,
изменитесь. И каждый из вас уже не будет  мнить  себя  центром  Вселенной.
Ведь в этом и заключается взросление...  Ладно,  сейчас  будет  вам  обряд
обручения с жизнью!
     И свершилось. Исчез костер, пропали юные лица вокруг.
     За окошком, забранным толстой решеткой, синеет небо и светит  солнце.
Только что из камеры вышел священник, оказавшийся не  у  дел,  потому  что
заключенный, увы, безбожник. Заскрежетала тюремная дверь. Пришли. За мной.
В последний раз отсчитаю четыреста восемьдесят две ступеньки по  лестнице.
Никто ничего не говорит. Но я-то знаю, что это не  на  прогулку.  Безликие
фигуры.  Просто  какие-то  люди.  Да  и  не   люди   вовсе.   Материальное
обеспечение, выполняющее мою волю. Люди там, снаружи. Ждут, пока  приведут
преступника. Ну что ж, я иду. Считаю ступеньки. Обычно я спотыкался на сто
двадцать третьей. Сегодня не споткнулся. Сегодня все не так. Тихо в других
камерах. Не слышно криков пытаемых,  политические  не  славят  Аллаха.  Не
бегают серые, как мыши, охранники. Неужели все это из-за меня?  И  снаружи
тихо. Не слышно рокота двигателей. И не слышно  выстрелов.  Наверное,  все
выстрелы приготовили для меня... Со скрипом открывают дверь во двор.  И  я
выхожу. Пока прячу лицо. Вот они стоят. Все как один.  В  руках  автоматы.
Справа безликий офицер. Материальное обеспечение...  Зачитает  приговор  и
даст команду. Ага, вот оно. Узнали. У Клода затряслись руки. Флой  закрыла
глаза. А у той - кажется, ее зовут Ирена - появились слезы. Игорь  опустил
ствол автомата... Вот так-то, ребята.  Вот  вам  обручение  с  жизнью.  Вы
думали, что придется расстреливать анонимного преступника, врага нации.  А
тут ваш приятель, друг ваших друзей, и вы абсолютно точно знаете,  что  он
ни в чем не виноват. Ведь это  просто  делается.  Донос.  Можно  даже  без
подписи. И если хоть что-то было... А "что-то" бывает всегда.  Рассказывал
анекдоты про любовные похождения вдовствующей королевы. К примеру.  Или  в
душе желал поменять Христа на Аллаха. И даже, если не было ничего,  -  все
равно!.. И вот ведут к стене. И вам предстоит  брать  на  мушку  друга.  И
нажать на спуск. А если не сделаете, встанете у той же стены. Но не  рядом
с ним. Каждый в отдельности. Стадом и в могилу  не  страшно  идти,  но  вы
будете один на один  со  смертью.  И  вы  это  знаете...  Безликий  читает
приговор. "Враг нации... участие в  распространении...  приговаривается  к
уничтожению... просьба о помиловании...  Товсь!"  Мне  жаль  вас,  ребята.
Потому что после этой игры детство у вас кончится. Потому что через час вы
будете ненавидеть друг друга. По-настоящему. В  жизни,  а  не  в  игре.  И
больше  вы  не  будете  встречаться.  Потому  что  невозможно  дружить   с
человеком, который был свидетелем твоей трусости. Хоть и сам он трус!..  И
нет больше ваших лиц.  Есть  только  черные  глаза  автоматов,  пристально
разглядывающие  меня.  "Пли!"  -  кричит  материальное  обеспечение.  Надо
собраться. Чтобы пули срикошетили вверх, а  не  в  стороны.  Еще  покалечу
кого-нибудь... Но что это? Что это?! Выстрелов нет... "Пли!" - надрывается
безликий. А выстрелов нет... "Пли!" А автоматы дрожат...  "Расстреляю!"  И
стволы задираются вверх. Под детские подбородки.  Сейчас  будут  выстрелы.
Спаси Господь тебя, Калинов, после таких выстрелов!
     - Стоп! - заорал Калинов. - Стоп!!!
     И все исчезло. Перед глазами снова луг, дотлевающий  костер,  солнце,
на горизонте далекий лес.
     Калинов опустился на  траву  -  так  дрожали  колени.  Все  остальные
стояли. Неподвижными глазами смотрели в пространство. Молчали.  Не  знали,
куда деть руки. Кто-то громко всхлипнул.
     Калинов уставился в землю. Ему было нестерпимо стыдно.
     - Да-а, - сказал Игорь Крылов скрипучим голосом. - Хотел бы я  знать,
чей это был дэй-дрим...
     - И я, - отозвался Клод. - Уж я бы ему выписал  напоследок.  От  всей
души...
     - Я знаю, - выкрикнул знакомый голос.
     Калинов поднял голову. Между ним и остальными стояла  Вита.  Лицо  ее
было искажено болью.
     - Ты!.. - говорила она. - Ты!.. Я ненавижу тебя!.. Пр-ровокатор!
     Она заплакала. Громко, по-детски, взахлеб.
     - Ненавижу! - выкрикивала она сквозь рыдания. - Ненавижу!
     Калинов встал. Он явственно почувствовал, как в одно мгновение  между
ним и остальными пролегла стена. Стена  невидимая  и  непреодолимая.  Пока
непреодолимая...
     - Простите меня, ребята, - сказал он, ни к кому  не  обращаясь.  -  Я
должен был это сделать.
     Они молчали. Никто на него не смотрел. Как будто его здесь и не было.
Никогда.
     - Жизнь - это не детские игры, - говорил он. - Жизнь  часто  бьет  по
физиономии... И отнюдь не букетом цветов.
     - Зачем? - растерянно спросил Клод. - Зачем  все  это?  Разве  мы  не
понимаем?
     - Уходи! - крикнула Вита. - Уходи! У тебя душа старика!
     Калинов пожал плечами.
     Все-таки они молодцы, думал он. И ни в коем случае нельзя бросать  их
на произвол судьбы. Но разговаривать с ними надо на их языке. А для  этого
нужно опуститься до одного уровня с ними... Или подняться - не  знаю,  что
уж окажется правильнее. И я буду не я, если не сделаю этого.
     Они молча смотрели на него. Только Вита не смотрела. Они  закрыли  ее
от него стеной своих тел, и он слышал только ее плач. Они смотрели на него
и молчали, и он понял, что его изгоняют. Как  вчера  Вампира.  Потому  что
обманулись. Потому что он не оправдал их доверия.
     Неужели моя вина столь велика, что даже ты не простишь меня,  спросил
он мысленно Виту. А не дождавшись ответа, не удивился, когда вокруг помимо
его желания стал стремительно сгущаться серый туман.
     Наверное, на его месте сейчас должен был бы  стоять  Клод.  Наверное,
таким вот образом и  заканчивается  обряд  обручения  с  жизнью.  Но  Клод
наверняка ушел бы с другим настроением.
     Когда он исчез, Вита заплакала еще  громче  и  безутешней.  Остальные
растерянно смотрели на нее, не зная, чем можно помочь. Только Алла ласково
гладила Виту по голове.
     - Не плачь, - приговаривала она. - Не плачь.  Мы  же  выставили  его.
Теперь он оставит тебя в покое.
     - Нет! Я не хочу, чтобы он оставил меня в покое. - Слова  прорывались
сквозь рыдания, падали, как крупные капли грозового дождя. - Я люблю  его!
Люблю!
     - И правильно, - приговаривала Алла. - И люби! Он еще не  закостенел.
Из него еще вполне можно вылепить человека. Так что люби себе на здоровье!
     Калинов всего этого уже не слышал. Сердце  его  билось  по-иному,  не
так, как вчера. Перед ним вновь был пульт джамп-кабины с мигающим сигналом
"Вы ошиблись в наборе  индекса".  А  снаружи  стояла  Лидия  Крылова.  Она
смотрела на него с надеждой и страхом.
     - Все будет в порядке! - весело сказал он и подмигнул ей.
     Он дождался, пока она поверила и улыбнулась ему. Тогда  он  улыбнулся
ей в ответ и пошел прочь,  насвистывая  бравурный  мотив.  Но  сердце  его
сжималось от неожиданно навалившейся тоски.

     - Нет, Алекс, вы были просто великолепны! Я давно уже не слыхал такой
страстной речи!
     Калинов сидел на скамейке, а Паркер возвышался над ним,  вскидывая  в
восторге руки и тряся лохматой головой.
     - Чем же закончилось голосование? - спросил,  волнуясь,  Калинов,  но
Паркер словно его не слышал.
     - Как вы схлестнулись с Нильсоном! - громыхал он. -  Скажу  прямо:  я
даже не ожидал от вас, обычно  такого  спокойного  и  выдержанного,  столь
бешеного темперамента!.. И когда вас удалили с заседания, добрая  половина
зала - не меньше - кричала: "Долой председателя!"
     - Да ну их, в самом деле! - проворчал Калинов. - Не могут понять, что
запретить проще всего... Разобраться труднее! Тем более, что сами во  всем
виноваты. Дети-то тут причем?
     - Да уж, создали мы им жизнь! - сказал Паркер, усаживаясь на скамейку
рядом с Калиновым.
     - Вот лучшие из них и пытаются сбежать  от  такой  жизни,  -  заметил
Калинов. - Из тех же, кто не пытается, ничего и путного, как  правило,  не
выходит... Так, щенки, привыкшие ходить на поводке!
     Паркер с интересом наблюдал за ним. Действительно, какой темперамент,
какая  порывистость!  Что  стало  с  Калиновым?  Всего  несколько  дней  с
молодыми, и словно подменили человека.
     - Так чем же все-таки закончилось голосование? - спросил Калинов.
     - А чем же оно должно было кончиться? - Паркер снова вскочил на  ноги
и маятником заметался перед Калиновым.  -  Конечно  же,  ваше  предложение
победило! Слава Богу, Совет состоит не из одних Нильсонов.
     Калинов вдруг ощутил внутри пустоту. Ну вот и все, подумал он.  Битва
мнений окончена. Не надо больше  готовить  речей,  подбирать  аргументы  и
контраргументы.  Не  надо  опасаться  политических  соперников.  Фиктивный
индекс не закроют! Победа во всех направлениях!.. Только почему же мне так
грустно?
     Над городом повисло ласковое августовское солнце. По  улицам  сновали
озабоченные граждане. Озабоченные чем угодно, но только не своими детьми.
     - Пойдемте к нам, Алекс, - сказал Паркер. - Нам тоже нужны психологи.
С вами всегда чертовски приятно работать.
     - К сожалению, ничего не выйдет, Дин, - ответил  Калинов.  -  Полчаса
назад я отправил в Комиссию просьбу вывести меня из  состава  Совета.  Так
что с психологией покончено...
     Он вдруг замолчал. Паркеру показалось, что друг к чему-то внутри себя
прислушивается.
     - Коллега! - возмущенно сказал  Паркер.  -  Но  ведь  это  похоже  на
бегство!.. Заварить такую кашу и... Кому же, как  не  вам  разгребать  это
болото?!
     - Увы, Дин, - сказал Калинов, и было в его голосе что-то  такое,  что
Паркер сразу понял: решение принято, и разубеждать Калинова бесполезно.
     - Чем же вы собираетесь заниматься?
     - Есть многое  на  свете,  друг  Горацио,  что  и  не  снилось  нашим
мудрецам... Разгребать болото можно и с другой стороны.
     Теперь Паркер удивился твердости, которая прозвучала в голосе  друга.
Сказал - как отрезал! Ни капли сомнения.
     Над старинными  зданиями  разнесся  грохот:  на  Нарышкином  бастионе
Петропавловки отметила полдень пушка.
     - Не пора ли снимать дисивер, Алекс? -  спросил  Паркер.  -  Или  вам
понравилось ходить в семнадцатилетних юнцах?
     - Саша! - раздался вдруг сзади девичий голос.
     Паркер обернулся. На мостике через Фонтанку стояла та самая  девушка,
которую он видел в записи с рекордера.  Рыжеволосая  принцесса  в  зеленом
платье с глазами цвета изумруда...
     Калинов встал и протянул Паркеру руку. Тот крепко пожал ее.
     - Прощайте, коллега! - сказал  Калинов.  -  Желаю  вам  удачи!  Будем
чистить болото с  противоположных  сторон...  Я  снял  дисивер  еще  вчера
вечером, после изгнания с заседания Совета.
     Паркер застыл на месте, открыв рот и  забыв  опустить  руку.  Калинов
повернулся и побежал туда, где ждала его принцесса.
     - Александр Петрович! - крикнул Паркер.
     Но Калинов его уже не слышал. Легкими прыжками он несся по  Невскому,
а худенькая девушка бежала ему навстречу, и ветер развевал  рыжие  длинные
волосы.
     И тогда Паркер отвернулся  и  пошел  в  противоположном  направлении.
Через несколько шагов он оглянулся. Калинов и девушка шли назад, к  мосту.
Над ними с криками носились чайки. Бронзовый конь вставал на дыбы. Девушка
доверчиво прижималась к  Калинову,  а  тот  мужественно  расправлял  узкие
юношеские плечи.

                        ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОБРЫВАЮЩИЙ НИТИ

                              ...и дрожью незаметной
                              Колеблет ветер нить, порвать пытаясь тщетно;
                              Она крепка, тонка, прозрачна и проста.
                                                    Зинаида Гиппиус "Нить"

                              1. ДЕТИ "СОЛОВЬЯ"

     Вчерашний выходной Калинов провел с детьми. Погуляли в лесу,  набрали
грибов, потом сходили на берег залива и часа два бросали камешки в воду  -
у кого больше "блинчиков" получится. Когда  вернулись,  теща  организовала
обед по-домашнему - угостила жареной  картошкой  с  грибами.  Пообедали  с
удовольствием: даже Сережка не  ныл,  что  такой  еды  не  хочет.  О  Вите
Вирджиния не заговорила ни разу.
     Неделю назад Вита умчалась на Марс. Ее ждал месяц беззаботной жизни в
Эолисе - одном из модных марсианских курортов. Неделя  -  срок  небольшой,
однако Калинов уже затосковал. Наверное, поэтому нынешнее  утро  оказалось
таким хмурым и безрадостным. И, наверное, поэтому Калинов решил  совершить
сегодня на  службу  живой  визит,  хотя  дела  и  не  требовали  подобного
героизма.
     Он тосковал,  делая  зарядку  на  лоджии,  тосковал  за  умыванием  и
бритьем, однако, позавтракав, должен был сказать себе правду:  тоскует  он
не по Вите, а всего лишь по ее телу.
     Разлука с Витой была не  худшим  поворотом,  особенно  теперь,  когда
между  ними  наметилась  странная,  непривычная  трещинка  -   а   Калинов
чувствовал ее уже месяца три.  Поэтому  они  впервые  в  совместной  жизни
решили провести отпуска в разное время и отдельно друг от  друга:  поживут
какой-то срок в разлуке, глядишь, все  и  образуется...  Накануне  отъезда
Вита отвезла детей к бабе Джинджер - если уж освобождать мужа от  семейных
забот, так до конца.
     Перед уходом Калинов связался с ними. Сельма  и  Сережка  уже  успели
поспорить, можно ли сейчас добраться вплавь до  Кронштадта;  выкупаться  в
бассейне; передраться под душем; помириться; умять завтрак. Обо всех  этих
успехах отцу было доложено наперебой и с восторгом.
     -  Смотрите,  не  балуйтесь  в  джамп-кабине,  -  напутствовал  детей
Калинов.
     Потом на  экране  появилась  баба  Джинджер.  Отношение  Вирджинии  к
Калинову    всегда    было    не    совсем    ему    понятным,    каким-то
заискивающе-покровительственным  и  не  слишком  теплым,  но  Калинов   не
обижался: он и сам понятия не имел, как должна  относиться  теща  к  зятю,
который сказочно вдвое старше ее. Они обменялись парой ничего не  значащих
фраз, и Вирджиния отправилась провожать внуков в школу,  потому  что  они,
увы, еще не доросли до того возраста, когда джамп-кабина станет отзываться
на их команды.
     Запирая  двери  квартиры,  Калинов  ощутил,  что   ему   не   хватает
прощального поцелуя, которым Вита ежедневно  одаривала  его  при  утреннем
расставании.  Мотнул  головой  -  ощущение  было  сродни   занозе.   Чтобы
отвлечься, прошел мимо лифта и побежал  вниз  по  лестнице,  вслух  считая
ступеньки. Как часы разлуки... Выйдя из подъезда, уважительно  раскланялся
с соседкой, спешащей домой после утреннего моциона.
     Соседка жила здесь уже лет тридцать, хорошо знала старого Калинова  и
первое  время  с  подозрением  поглядывала  на  Калинова-юнца.  Однако   с
расспросами не приставала. И не удивительно: любопытно, чем бы  она  могла
поинтересоваться? Куда исчез  хорошо  ей  знакомый  А.П.Калинов  и  почему
принадлежащую ему квартиру занял молодой человек с таким же  именем?..  На
что означенный молодой человек посоветовал бы  ей  связаться  с  ближайшим
терминалом  Глобального  Информационного  Банка.  И   узнать,   что   член
Социологической комиссии и  Совета  Планеты,  лауреат  Нобелевской  премии
милосердия,  действительный  член  нескольких  академий   кавалер   Ордена
Почетного Легиона и Золотой Медали "Kindness"... [The kindness  (англ.)  -
доброта] заслуженный... скончался в возрасте девяноста  восьми...  светлая
память навсегда... И дата смерти совпадает с датой открытия Дримленда. Так
что  приобретение  опустевшей  квартиры  новым  хозяином  является  вполне
своевременным. Что же касается имени, то его соседка  могла  и  не  знать.
Разница в возрасте между ними была такой, что  представляться  при  первой
встрече он посчитал невежливым. И при  второй  -  тоже...  Кроме  того,  и
появлялся он в этой квартире только тогда, когда Вита по  служебным  делам
покидала Землю и ему становилось неуютно в Кокореве, хотя  вид  на  Ладогу
лишь немногим отличался от вида на Маркизову лужу... И в конце концов,  он
мог быть родственником того Калинова...
     Немногие  знали  правду  об  А.П.Калинове.  Знала  Вита,  но   всегда
говорила, что сердцем в это не верит. Со слов дочери знала  Вирджиния,  но
та вообще не определилась: верить или не верить, - и иногда верила, иногда
не верила, а иногда и вообще старалась позабыть об этом. Знал Дин  Паркер,
так помогший Калинову в истории с Дримлендом. Знали отдельные члены Совета
Планеты. Отдельные...
     Калинов вспомнил, как несколько  лет  назад  умирал  Паркер.  Калинов
прибыл к нему перед самым концом. Паркер был  крепким  мужиком,  умирал  в
сознании и утерял контроль над собой лишь однажды, за несколько  минут  до
смерти. Ненависть, вспыхнувшая в  его  взгляде,  была  столь  сильна,  что
Калинова бросило в дрожь.
     - За что? - воскликнул Калинов.
     Но Паркер уже взял себя в руки.
     - Простите, Алекс, - прошептал он.
     Калинов вздохнул:
     - Это вы меня простите, Дин!
     - Не за что, - прошептал Паркер.  -  Вы  ни  в  чем  передо  мной  не
виноваты.
     И все-таки глаза его говорили совсем другое.
     Когда же они, наконец, остановились, Калинов вдруг невольно подумал о
том, как хорошо, что так мало людей знают  его  историю.  И  что  все  они
преклонного, в основном, возраста.
     А теперь из знавших все и до конца остался лишь  один.  Этот  человек
был непосредственным начальником Калинова, и звали его Пол Рассел.

     Десять лет назад, перед самым рождением дочери, Калинову  приснилось,
что он умер. Странный сон оказался,  тем  более  что  героем  его  был  не
Калинов-нынешний, а тот Калинов, первый, лауреат, кавалер и прочая.
     Странный оказался сон, материальный, как  суперсинема.  Тело  старого
Калинова  лежало  на  постели,  привычное,  знакомое  и  в  то  же   время
полузабытое.  Как  давно  покинутый  родительский   дом...   Тело   лежало
мертво-неподвижно, устремив на него пустой взгляд остановившихся  глаз,  а
он,  Калинов-новый,  беззаботный,  как  новорожденный  ребенок,  воздушным
шариком парил над умершим и все время подавлял в себе  неуместное  желание
показать трупу нос.
     Потом он понял, что не просто парит над телом, а медленно поднимается
вверх, все выше и выше, в Никуда,  в  Вечность;  покинутое  холодное  тело
становится все меньше, и только пустой взгляд не отстает,  упорно  тянется
за  Калиновым,  словно  последнее  "прости",  словно  единственная   нить,
связывающая его с собственным прошлым...
     А затем он проснулся. И обнаружил, что того, обыкновенного страха,  с
которым, как правило, просыпаются среди кошмара, на этот раз не было. Лишь
светлая грусть касалась души, как тогда, когда в последний раз  встретился
с умершей вскоре матерью и, прощаясь с ней, знал,  что  следующей  встречи
уже не будет.
    Он открыл глаза, долго смотрел в темноту, и не было ни одной мало-мальски
законченной мысли, и никаких привычных чувств. Только СВЕТЛАЯ ГРУСТЬ...

     Собственно  говоря,  живого  визита  на  службу  сегодня   вовсе   не
требовалось.  Дела  в  производстве  были   какие-то   мелкие:   нарушение
непрерывности между школами первой и второй ступени в  Хельсинки,  провалы
социальной работы в Твери и тому подобное. Дела  эти  отношения  к  отделу
Пола Рассела не имели. Вот если бы в  Твери  произошли  очередные  вылазки
монистов... Но за отсутствием своих  сложностей  помогали  коллегам.  Этим
можно было заниматься прямо дома, однако на холостяцкой  квартире  рабочее
место отсутствовало, а на Ладогу возвращаться  не  хотелось.  Кроме  того,
вчера с Калиновым связалась вдруг Аллочка Крылова, напросилась  на  личный
разговор, и такой разговор Калинов решил провести в служебной обстановке -
"мисс миллионерша" в последние годы  стала  "девочкой-закачаешься",  и  не
хотелось  давать  недоброжелателям  поводов  для  домыслов.   Вита   порой
ревновала мужа к Алле, они и дружить-то перестали, как казалось  Калинову,
именно по этой причине. Вот родила бы хоть одного, посмотрела бы я на твою
точеную фигурку, сказала как-то  Вита  в  минуту  откровенности.  Впрочем,
встречались они редко...
     Выйдя  из  служебной  джамп-кабины  на   пятнадцатом   этаже   здания
Социологической комиссии, Калинов спустился к себе. В бюро дежурил сегодня
заместитель Калинова Рэн Милбери, работал с тейлором. Остальные находились
в бегах: мелкие дела тоже требуют суеты. Поздоровались, перекинулись парой
фраз о прошедшем уик-энде. Потом Калинов отправился в свой кабинет.
     Он не был тут почти неделю, и кабинет выглядел нежилым. Впрочем, пыли
нигде не наблюдалось: автоматика действовала исправно. Он поднял шторы  на
окнах, впустив внутрь сентябрьское солнце,  и  просмотрел  поступившую  за
выходные информацию. Ничего интересного: косяком шла текучка, не требующая
его участия. До визита Аллы оставалось полчаса,  и  он  ввел  в  компьютер
охраны код на пропуск ее через контролирующие автоматы. Вспомнил, что  так
и не собрался к Крыловым за прошедшую неделю, хотя  вернувшийся  из  рейса
Игорь и приглашал его. Попенял себе и тут же оправдался текучкой и  плохим
настроением, тем более что Крыловым сейчас и без  гостей  нескучно,  после
такого-то перерыва.
     Мысли его вернулись к жене. Трещина не давала покоя. Он никак не  мог
понять, в чем ее суть. Ведь он же по-прежнему любит Виту,  да  и  она  его
тоже. Должно быть, просто слегка поднадоели друг другу, ну ничего, разлука
лечит: вот он  уже  и  заскучал  по  ней.  Пройдет  еще  неделя  -  и  все
образуется.

     Шеф  вызвал  его  около  полудня.  Посмотрел  с  дисплея   строго   и
укоризненно, словно застукал за  чем-либо  неподобающим  начальнику  бюро.
Например, за думами о жене.
     - Ты сегодня на месте? - Рассел тряхнул серебряной  гривой  волос.  -
Очень удачно. Зайди-ка ко мне!
     Шеф  всегда  смотрел  на  него  строго  и  укоризненно,   и   Калинов
догадывался, что это тоже связано с нахождением глубоко старца  в  молодом
теле. По опыту-то он,  Калинов,  должен  был  руководить  семидесятилетним
Расселом, а не наоборот. Но,  к  сожалению,  это  лишь  вызвало  бы  массу
ненужных вопросов со  стороны  окружающих  и  прессы.  Помня  о  ситуации,
Калинов в общении с шефом всегда изображал из себя этакого шалопая,  чтобы
Расселу было легче оставаться строгим отцом-командиром.
     - Что случилось в доме Облонских?
     Шеф, по-видимому, не знал, кто такие Облонские, и оставил вопрос  без
ответа.
     - Присаживайся.
     Калинов сел и вздохнул: шалопай сегодня почему-то не вытанцовывался.
     - Вот какое дело, Александр... Чем ты сейчас занят?
     Ерундой, подумал Калинов.
     -  Социальная  работа  в  Твери.  Просчеты  тамошнего  руководства...
Школьные склоки в Хельсинки. Просчеты тамошнего руководства...
     Рассел почесал бровь:
     - Это ведь не по твоему бюро.
     - Помогаем коллегам. Благо есть такая возможность.
     - Пристойное занятие! Пусть помощью  занимаются  твои  сотрудники,  а
тебе предстоит другое. - Он на секунду  задумался.  -  Ко  мне  обратились
коллеги из Космической комиссии. У них этим  летом  неожиданно  скончались
двое ребят.
     - Хорошенькое дело! - сказал Калинов. - Мы что - врачи? Причем  здесь
отдел аномалий?
     - Нет, мы не врачи, - спокойно сказал Рассел. - И неожиданная  смерть
двух человек - еще не аномалия. Но разве не с подобного уровня фактов  нам
удалось выйти на Альянс Воинствующих Теофилов?.. В конце концов, мы еще  и
просто должны  отреагировать  на  обращение  Космической  комиссии.  Чисто
по-чиновничьи...
     - Согласен, - сказал Калинов.
     Все это и ежу понятно, подумал он. Но съершиться-таки удалось.
     - Коды дел я уже передал на твой тейлор, - продолжал Рассел.  -  Если
ничего  подозрительного  не  обнаружится,  подготовишь   аргументированный
ответ. Вопросы?
     Калинов помотал головой.

     Дела были какие-то дурацкие.  Ничего  неясного,  кроме  самого  факта
скоропостижной смерти. Один из умерших был найден в  собственной  постели.
Тревогу поднял домашний робот, когда хозяин утром  не  вышел  к  завтраку.
Врачи зафиксировали остановку сердца. Никаких телесных повреждений,  следы
ядов  и  наркотиков  отсутствуют.  Некроисследования  показали  повышенное
содержание адреналина в крови перед  смертью.  Возбудили  уголовное  дело,
которое на днях  и  закрыли,  потому  что  никаких  следов  присутствия  в
квартире кого-либо постороннего в тот вечер  не  нашли.  Робот  подтвердил
это, хотя и  показал,  что,  по  его  мнению,  хозяин  все-таки  с  кем-то
разговаривал. Именно так: никого не было, но с кем-то разговаривал...
     Смерть второго обставлена подобным же образом. Единственная  разница:
взамен собственной  квартиры  номер  в  отеле.  Все  остальное  -  тем  же
порядком.  Вместо  робота  -  горничная.  Уголовное  дело  также  пришлось
закрыть. По-видимому, два закрытых дела подряд не  понравились  кому-то  в
Космической комиссии.
     Калинов  посмотрел  голографии  умерших.  Молодые  ребята,  кровь   с
молоком, таким жить бы еще лет пятьдесят-шестьдесят. А на другой работе  -
и все восемьдесят.
     Он запросил анкетные данные. Так. Стефан Андерсон, Шеллефтео,  Второй
Космический Флот, оператор энергетических установок, общий стаж  работы  -
восемь лет, стаж в Первом Космическом Флоте -  семь  лет...  Так,  значит,
год, как вышел из каботажников... Семейное положение - холост... Посмотрим
другого. Так... Тасиро Накаяма, Осака, Второй Космический Флот, инженер по
коммуникациям, общий стаж работы - восемь лет, стаж в  Первом  Космическом
Флоте - шесть лет... Ишь ты, этот  оперился  немного  раньше...  Ну-ка,  а
возраст?.. Тринадцатого года рождения, обоим по тридцать три,  практически
ровесники ему, Калинову-теперешнему, жить бы да жить...  Летали  вместе?..
Нет. Один приписан к лихтеровозу с игривым названием "Пинк винд", второй -
к некоему "Посейдону", о котором больше не сказано ни слова.  Что  это  за
"Посейдонище"?  Название  знакомое...  Запросим...  Так.  Здесь  требуется
спецдопуск. Нате  вам  спецдопуск...  Ах,  вот  оно  что?  Сие  тот  самый
"Посейдон", который был заподозрен в ядерной бомбардировке Урана, была там
какая-то темная  история...  Если  память  не  изменяет,  этот  "Посейдон"
развозил матобеспечение по орбитальным исследовательским станциям  больших
планет. Полтора года назад прибыл к  Миранде.  Тогда  и  был  зафиксирован
ядерный взрыв в атмосфере Урана. Проведенное расследование результатов  не
принесло. Запасы  исследовательских  зарядов  на  станциях  и  на  корабле
оказались нетронутыми, и что это был за взрыв, выяснить так и не  удалось.
А информацию засекретили. Во избежание волнений общественности... Может, и
зря - не мне судить...
     Так. Данные медицинских  профилактических  осмотров.  Рост...  Вес...
Объем легких...  Давление...  Сексуальный  коэффициент...  Вывод:  здоров.
Здесь?.. Здоров. Отлично! Два здоровых тридцатитрехлетних мужика  помирают
в собственных постелях без  видимой  причины...  Стоп!  Возраст  один,  не
однокашники  ли?  Сейчас  проверим...  Андерсон.   Космическая   Академия,
Бернское отделение. А Накаяма?.. Сурабайское отделение. Не  то,  не  видно
никакой  связи...  Посмотрим  послужные  списки.   Андерсон.   38-й   год,
орбитальная станция  "Нахтигаль",  стажер...  Далее  Луна,  база  "Мун-3",
вахтовый энергетик... Далее орбитальный стационар "А",  энергетик  системы
ретрансляции... И наконец лихтеровоз "Пинк Винд". Ясно. Теперь  Накаяма...
Оп-па, орбитальная станция  "Нахтигаль",  стажер...  Вот  и  первая  точка
соприкосновения, этакие дети "Нахтигаля"... Что  же  это  за  "Нахтигаль"?
Знакомое  словечко,  "соловей",  что  ли,  по-немецки?  Дети  "Соловья"...
Посмотрим на этого соловья... Так, орбитальная  станция  модульного  типа,
предназначена для  стажировки  выпускников  Космической  Академии,  начало
эксплуатации  -  21-й  год,  четверть  века  этому  соловью,   технические
параметры нас пока не интересуют. А вот что у него за дети -  любопытно...
Ага, экипажи. Смотрим 38-й год... Так. Руководитель  -  Рафаэль  Мартинес,
Барселона; стажеры - Стефан Андерсон, Шеллефтео... хорошо... Юрген  Бойль,
Гамбург... отлично... Джон Формен,  Молта,  штат  Огайо...  превосходно...
Что? Что-что??? Игорь Крылов, Санкт-Петербург?!
     Калинов почувствовал, как спина его покрылась холодным потом.  Теперь
утренний визит Аллы предстал перед ним совсем в ином свете.

     "Мисс миллионерша" появилась ровно в половине десятого. Выглядела она
явно невесело, и Калинов слегка затруднился  в  выборе  подходящего  тона.
Молча пожал протянутую вялую руку, усадил в кресло.
     - Ну привет! Что стряслось?
     - Не знаю, Саша. Сама ничего не понимаю. Вижу только,  что  с  Игорем
происходит странное.
     - С Зябликом странное?..  Он  же  звонил  мне  во  вторник,  в  гости
приглашал, да я так и не собрался... У вас же сейчас медовый месяц  должен
быть!
     Она  не  приняла  шутки,  не  улыбнулась,  не  стрельнула   кокетливо
глазками. Лишь протяжно вздохнула, и  вздох  сей  Калинову  совершенно  не
понравился. Этот вздох никак не мог принадлежать Аллочке Крыловой.
     - Ну-ка, давай успокоимся, и расскажи мне все по порядку. Хорошо?
     Наливая в стакан воду, он вспомнил, как семнадцать лет назад вот  так
же сидела перед ним женщина. Женщину ту звали Лидией, но она тоже говорила
ему о Зяблике.
     - Он вернулся  в  прошлый  понедельник,  -  сказала  Алла,  судорожно
выглотав воду.
     - Куда он ходил?
     - К Нептуну. Экспедиция продолжалась полгода.
     Точно, вспомнил Калинов. Он же говорил мне, когда звонил.  Мог  бы  и
запомнить, пожалуй. Хорош друг!..
     - Так он тебя на руках должен носить!
     Она опять не приняла шутки.
     - Он и носил. Целых три дня - вторник, среду и четверг. В  пятницу  я
вдруг почувствовала: его что-то  тревожит.  Он  старался  скрыть  тревогу,
шутил, смеялся, но я ведь чувствовала... А в  субботу  он  сбежал.  -  Она
грустно улыбнулась.
     - Как это - сбежал?
     - С утра мы поехали на монорельсе в Павловский парк. Все было хорошо.
Потом он опять встревожился. Я спросила, что с ним. Ничего, говорит, все в
порядке, хорошо-то как на Земле... А потом, когда мы  переходили  Чугунный
мостик через Славянку, он вдруг  закрутил  головой,  обернулся,  посмотрел
назад, потом на меня, да как бросится бежать. Я  за  ним,  кричу:  "Игорь!
Игорь!" - но конечно не  догнала.  Видела,  как  он  растолкал  очередь  у
джамп-кабин и...
     - А кто там был, сзади?
     - Где?
     - Ты сказала, на мостике он посмотрел назад.
     - Да никого там не было. Ветер  пыль  крутил...  Я  тоже  обернулась,
когда у него лицо изменилось. Никого...  А  вечером  он  позвонил  мне  из
Кочабамбы, пьяный...
     - Откуда?
     -  Из  Кочабамбы.  Это  где-то  в  Боливии...  Сказал,  чтобы  я   не
беспокоилась, с ним все в порядке... Но мне  показалось,  что  он  чего-то
боится... Саша! Почему он так? Ты бы поговорил  с  ним.  -  Она  судорожно
схватила Калинова за руку. - Может, его кто-то преследует?
     - Кто может его преследовать? - Калинов мягко пожал ей пальцы. - Кому
он нужен? Он не террорист, не  проповедник  очередной  религии,  женат  на
одной... Чепуха!
     - Что же он, по-твоему, сошел с ума? - Она с  возмущением  посмотрела
на Калинова.
     - Да ну! Я так не думаю. - Он положил ей руку  на  плечо.  -  Сделаем
таким образом. Когда он появится дома, пусть мне позвонит... Впрочем, нет,
пожалуй. Лучше ты позвони. Я с ним обязательно поговорю. Заодно и в гостях
у вас наконец побываю. А то хороши друзья: уже три года не виделись,  хоть
и живем в одном городе... А всякие мысли, будто Зяблика кто-то преследует,
выброси из головы. Это чушь!
     Они поговорили еще немного, она поинтересовалась, как  дети.  Калинов
поблагодарил, с удовольствием рассказал. Потом спохватился и спросил:
     - А вы-то не сподобились за эти дни? Пора бы уж...
     Она поджала губы, высокомерно вскинула подбородок.
     - Зачем нам? Дети портят фигуру!
     - Ну-ну, - сказал Калинов и замолчал.
     Говорить  было  больше  не  о  чем.  Он  проводил  ее  до   ближайшей
общественной джамп-кабины и вернулся обратно.
     Что могло произойти с Зябликом, думал он. Не сошел  же  он,  в  самом
деле, с ума! У работающих во Внеземелье психика - будь  здоров!  Слабых  в
космонавты врачи не пропустят, да и сам он медик... А может,  все  гораздо
проще: нашел себе пассию в заоблачных  высотах.  Сказать  правду  -  кишка
тонка, - вот и разыгрывает перед Аллой комедию... Давно  надо  было  детей
завести! Нет, вбили себе в голову, что  детей  у  внеземельщиков  быть  не
должно, нечего, мол, мутантов плодить неизвестно  в  каком  колене...  Да,
надо будет поговорить с парнем. Друг я ему или не друг? Сначала с  ним,  а
потом и с Алькой. Фигура ей, видите ли, дороже... Пора бы и повзрослеть  -
десять лет уже женаты!
     Он вспомнил, как стоял в сказочном лесу Дримленда, как Зяблик наводил
на него арбалет, и улыбнулся.  Что-то  я  сегодня  излишне  сентиментален,
подумал он. Скорее бы вернулась Вита... А что  понесло  Игоря  в  Боливию?
Может быть, дело связано с  остатками  наркомафии?..  Ерунда,  конечно,  -
Зяблик и наркомафия, - но надо будет проверить.  Береженого  Бог  бережет!
Ведь каким-то образом наркотики во Внеземелье попадают...
     Он вызвал Милбери и дал ему задание разыскать Крылова. Не спеша, не в
ущерб другим заданиям.

     Пятым и последним  в  списке  стажеров  был  Тасиро  Накаяма,  Осака.
Калинов откинулся на спинку кресла.
     Итак, Зяблик находился в тридцать восьмом году на борту  "Нахтигаля".
Кого же он увидел в Павловском парке? И почему скрылся от жены?
     Калинов вскочил и выбежал из кабинета. Милбери по-прежнему  сидел  за
своим тейлором. Отдыхал парень от суеты обычных дней.
     - Рэн! Я просил тебя разыскать мне Крылова.
     Милбери сделал большие глаза:
     - Но вы же сказали: по мере возможности, не в ущерб основной работе.
     -  Рэн!  Я  передумал,  теперь   это   архисрочно!!!   Обстоятельства
изменились.
     - Понял, шеф! - Милбери проникся. - Сейчас отыщем, шеф!
     Калинов вернулся к себе, запросил адресные  данные  Джона  Формена  и
Юргена Бойля. Ни тот ни другой информации о себе  не  блокировали,  и  ГИБ
выдал все, что нужно, в течение полуминуты.
     Сначала Калинов связался с Гамбургом. Домашний робот доложил ему, что
Бойль отсутствует. Извините,  герр,  информации  о  своем  местонахождении
хозяин не оставлял, может быть, желаете что-нибудь передать хозяину, и так
далее...  Калинов  попросил  передать  хозяину,  чтобы  тот  позвонил   по
такому-то номеру, дело крайне важное, заранее  благодарю,  герр  Бойль,  и
тому подобное...
     Как только экран погас, он связался с Молтой, штат Огайо. Там работал
автоответчик. Формен оказался дома, но он спал и  собирался  проснуться  в
половине  восьмого.  Калинов  поблагодарил  за  информацию  и,  ничего  не
попросив передать, откланялся. Связавшись  со  Службой  времени  ГИБа,  он
определил, что раньше пятнадцати часов Москвы беспокоить Формена не стоит.
И оставшиеся до этого момента два часа весьма неглупо было бы потратить на
обед.

     Формен ответил не сразу. Только через полминуты с дисплея на Калинова
взглянул мрачный брюнет с полотенцем на шее. Волосы его  были  пострижены,
как у большинства космонавтов, ежиком и имели натуральный вид. Серые глаза
ничего не выражали.
     Похоже, невелик ростом, подумал Калинов. Этакий сморчок занюханный...
С ними всегда разговаривать сложно.
     - Здравствуйте!
     Формен кивнул, снял с шеи полотенце.
     - Мое имя Калинов. Мне бы хотелось побеседовать с вами.  Дело  весьма
срочное...
     - Я вас не знаю, - поспешно проговорил Формен. - И не представляю,  о
чем бы мы могли беседовать.
     В глазах его мелькнуло нечто, похожее на страх. Впрочем, продолжалось
это лишь мгновение. Калинов понял, что Формен сейчас отключится, и сказал:
     - Мне бы хотелось поговорить с вами  о  Стефане  Андерсоне  и  Тасиро
Накаяме.
     Лицо Формена окаменело.
     - Кто вы такой? - спросил он тихо.
     Калинов почувствовал, что надо говорить правду,  а  то  этот  сморчок
занюханный насторожится еще больше.
     - Я сотрудник отдела  аномалий  Социологической  комиссии,  занимаюсь
расследованием смерти Андерсона и Накаямы.
     Формен чуть ожил, заморгал.
     - Я вряд ли буду вам полезен!
     - И тем не менее...
     Формен молчал, погрузившись в мрачные размышления.
     - Я бы убедительно просил... - сказал Калинов.
     - Ну хорошо, - ответил наконец Формен. - Я согласен.  Жду  вас  через
два часа. В Колумбусе, в баре "Корона".

     Наяву Формен оказался совсем другим. Занюханный сморчок превратился в
высоченного мужчину, широкоплечего, еле помещающегося  за  столиком.  Рука
Калинова просто утонула в его огромной лапе.  Вот  только  потухшие  глаза
резко контрастировали с внушительной фигурой.
    Калинов огляделся. Бар в этот час пустовал. Было занято лишь несколько
столиков. За ними сидели пожилые парочки, кланялись друг другу седыми
одуванчикоподобными головами. В окна рвалось утреннее солнце: здесь
было всего десять часов.
     - Так что вы хотели от меня услышать?
     - Расскажите об Андерсоне и Накаяме.
     Формен оглянулся.
     - Почему бы вам не воспользоваться анкетными материалами? - сказал он
равнодушно.
     - К сожалению, там лишь голая информация.
     - А вас, значит,  интересует  информация,  наряженная  в  праздничные
одеяния?
     - Меня интересует то, чего нет в анкетах. Что они были за  люди?  Чем
занимались помимо основной работы? С кем водили знакомство?
     Формен потер указательным пальцем переносицу.
     -  Ребята  как  ребята.   Отличные   парни.   Прекрасные   работники.
Разумеется, спортсмены... Что еще? Даже не знаю...
     Калинов вздохнул: контакта почему-то не получалось.
     - Вы были друзьями?
     - В общем-то, да, - осторожно сказал  Формен.  -  Мы  подружились  во
время стажировки на "Нахтигале".
     - И вам нечего сказать о своих друзьях?
     Формен пожал плечами и оглянулся.
     - Ну хорошо, - проговорил Калинов. - Тогда поставим  вопрос  иначе...
Не приходилось ли вам замечать какие-либо странности, связанные  с  вашими
друзьями?
     Формен помотал головой.
     - Может быть, они жаловались когда-нибудь, что кто-то их  преследует?
Или чего-то от них требуют?
     - Мне кажется, вы не там ищете, - сказал Формен и снова оглянулся.
     - Вы кого-нибудь боитесь? - быстро спросил Калинов.
     Формен посмотрел на него долгим взглядом.
     - Я никогда и никого не боялся!  -  произнес  он,  четко  выговаривая
слова. - Вы не там ищете!
     - А где, по-вашему, будет - там?
     Формен  встал  из-за  стола,  проделав  это  с  необычайной  для  его
габаритов стремительностью.
     - Наш разговор беспредметен, - сказал он. - Прощайте!
     И спокойно двинулся к стеклянным дверям бара.
     Калинов еще раз оглядел зал. Никто не проявлял к Формену ни малейшего
интереса. Старики были откровенно заняты друг другом.  Бармен  за  стойкой
задумчиво протирал стаканы. Калинов снова посмотрел  в  спину  космонавта.
Тот шел неторопливо,  размеренным  шагом,  легкомысленно  помахивая  левой
рукой, но Калинова не покидало ощущение, что Формен  с  величайшим  трудом
сдерживает себя, чтобы не побежать.

     Вернувшись в Петербург, Калинов сразу же направился  к  Милбери.  Тот
оказался на месте.
     - Где Крылов?
     Милбери неопределенно пожал плечами:
     - Вчера утром он был в Кочабамбе, в отеле "Пасифик"...
     - А теперь?
     - Где теперь - не знаю... В полдень Крылов выписался из отеля и исчез
в неизвестном направлении.
     - Плохо!
     Милбери виновато опустил голову:
     - Я сам был в Кочабамбе,  разговаривал  с  портье.  Никто  ничего  не
знает. Портье сказал, что никто к Крылову не приходил. Я был единственным,
кто им интересовался. Сам Крылов всю первую ночь пил.
     - Каким он показался портье? Не был ли чем взволнован?
     Милбери опять пожал плечами:
     - Нет.  Постоялец  как  постоялец.  Производил  впечатление  делового
человека. Портье спросил, не нужно  ли  зарезервировать  для  него  номер.
Крылов ответил, что вряд ли еще когда-нибудь окажется в их городе. На этом
они и расстались.
     - Как Крылов записался при регистрации?
     - Под своим именем.
     - Странно, - сказал Калинов. - Ну  хорошо.  Продолжай  поиски.  Когда
найдешь, доложишь. В любое время суток.
     - Что-нибудь серьезное?
     - Поживем-увидим. - Калинов вышел.
     У себя в кабинете он снова попытался связаться  с  Бойлем.  Тот  дома
по-прежнему не появлялся.  И  тогда  Калинов  решил,  что  стоит  все-таки
поговорить с О'Коннором.
     О'Коннор занимался  общественной  безопасностью,  а  непосредственный
круг   его   интересов   составляли   наркотики:   их    производство    и
распространение.
     Он оказался на месте.  Поздоровались,  поинтересовались  делами  друг
друга,  пожаловались  на  текучку.  Потом  Калинов   объяснил,   что   его
интересует.
     - Хорошо, - сказал  О'Коннор.  -  Я  проверю  твоих  ребят  по  нашим
каналам. Если какая-то связь с наркотиками у них была, я тебе ее выложу.
     На том и распрощались.
     О'Коннор был специалистом своего дела  и  не  был  болтуном.  И  коли
обещал  помочь,  в  лепешку  разобьется.  Поэтому  Калинов  позволил  себе
удовлетворенно крякнуть. Контакты - великая вещь!.. Самый хороший чиновник
- тот, который знаком с массой других чиновников. И вместе они -  сила!  А
теперь пора заняться господином Рафаэлем Мартинесом.
     Барселона ответила сразу. Мартинес оказался еще не старым  человеком,
во всяком случае, на вид: в глаза бросились черные как  смоль  волосы.  Но
когда  Калинов  присмотрелся,  то  обнаружил,  что  ошибся.  Лицо  бывшего
руководителя стажерского полета было изрядно иссечено морщинами.
     - Чем обязан? - поинтересовался Мартинес, когда Калинов представился.
     - Собираю информацию о ваших стажерах.
     Мартинес улыбнулся:
     - Молодой человек! У меня их за полвека было столько, что  вам,  сами
понимаете, придется уточнить: о ком именно.
     - Тридцать восьмой год,  -  сказал  Калинов.  -  Орбитальная  станция
"Нахтигаль".
     Улыбка медленно сползла с лица Мартинеса.
     - И кто же из них вас интересует?
     - Все пятеро!
     Мартинес задумчиво пожевал губами:
     - Да, мне сообщили о смерти Стефана и Тасиро...  Только  не  пойму...
Ведь этим должна заниматься Космическая комиссия.  Причем  же  здесь  ваша
контора?
     - Мы  проводим  расследование  с  ведома  и  по  просьбе  Космической
комиссии, - сказал Калинов официальным тоном. - Так что можете не  бояться
выносить сор из вашей избы... Вот мой индекс допуска.
     Калинов набрал на клавиатуре код. Голова Мартинеса исчезла с дисплея.
     Проверяет, подумал Калинов. Вот старый пень!
     - Извините, - сказал Мартинес, снова  появляясь  на  экране.  -  Сами
понимаете...
     - Понимаю! - оборвал Калинов.
     - Так что именно вас интересует?
     - Все!.. Что они были за люди? Чем увлекались? С кем дружили? Не было
ли вредных привычек?
     Мартинес взъерошил черные волосы на макушке:
     -  Как  вам  сказать?..  Ребята  обыкновенные.  Конечно,  не   сахар.
Безотцовщина, сами понимаете... Они на этом и сошлись друг  с  другом.  Мы
специально   собрали   такой   экипаж.   Чтобы   не   было    зависти    и
недоброжелательства, сами понимаете: не повезло парням с родителями...  Но
чтобы вредные привычки - ничего такого. Вот с девушками  сложности  у  них
были,  ну  да  в  этом,  сами  понимаете,   воспитание   виновато.   Разве
мать-одиночка... - Он замолк, снова  взъерошил  свою  гриву.  -  В  общем,
женился  из  них  только  Игорь  Крылов...   Хотя   это   вам,   наверное,
неинтересно... Вы бы задавали вопросы, а то я даже не знаю...  Не  было  в
них ничего такого. Ребята как ребята. Жалел я  их,  потому  что  они  были
несчастны... И матери их, сами понимаете, были несчастны. Мать ведь  парню
отца никогда не заменит.
     И опять Калинов вспомнил Лидию Крылову.
     - Ну хорошо, - сказал он. - Значит, вредных привычек у них не было?
     Мартинес помотал головой:
     - Я и после стажировки следил за ними немного. Потому что жалел... Но
потом убедился: ребята со стержнем в душе, на ногах устоят, и моя опека им
не нужна.
     - А в последнее время никто из них с вами  не  разговаривал?  В  этом
году...
     - Нет. Я ведь не школьный учитель. Я, сами  понимаете,  всего-навсего
руководитель стажировки. О чем им со мной разговаривать?
     Похоже, и тут пустышка, подумал Калинов. Хорошие ребята, не пили,  не
курили,  девочек  не  любили...  Он  усмехнулся:  хорошие  ребята,  только
непонятно, почему так неожиданно умерли...
     Мартинес расценил его усмешку по-своему.
     - Ну в самом деле, - сказал он. - Чего им передо мной душу открывать?
Я ведь, сами понимаете, не мать, не жена.
     - Вы правы, - сказал Калинов. - Извините за беспокойство! Кроме того,
есть одна просьба, не сочтите за  назойливость.  Если  кто-нибудь  из  них
свяжется с вами, добейтесь, чтобы он, как вы выразились, перед  вами  душу
открыл. А потом разыщите, пожалуйста, меня.
     Мартинес брезгливо поморщился.
     - Я ведь не из праздного любопытства интересуюсь, - сказал Калинов  с
досадой. - Я ведь хочу, чтобы остальные трое остались живы. Очень хочу.
     Мартинес тут же мелко закивал головой и поторопился распрощаться.
     Вот  проклятущая  работа,  подумал  Калинов,  сидя  перед  опустевшим
экраном. Все обязательно считают, что тебе доставляет великое удовольствие
копаться в чужом грязном белье... Однако, похоже, сегодня я уйду с  работы
нескоро. Надо заказать ужин прямо сюда.

     Сигнал вызова раздался в двадцать часов. Калинов очнулся от раздумий,
включил тейлор.
     - Это я, - сказал Формен.
     - Вижу, - сказал Калинов. - Что-то вспомнили?
     Формен  смотрел  на  него  странным  взглядом,  как  будто   не   мог
сообразить, туда ли он попал.
     - Завтра у Бойля день рождения, - проговорил он наконец.
     - Любопытная информация...  И  что?  Вы  хотите  меня  пригласить  на
банкет?
     Формен помотал головой.
     - Не то, - сказал он мрачно. - Банкетов не будет... Посмотрите, когда
умерли ребята.
     Калинов посмотрел:
     - Андерсон - третьего июня... Какое это имеет значение?
     - А когда родился?
     Калинов снова посмотрел. 4 июня 13 года... А Накаяма? Родился 13 июля
13 года, а умер... 12 июля. Оп-ля!  Калинов  поднял  изумленные  глаза  на
Формена.
     - Вы хотите сказать, что Бойль...
     - Ничего я не хочу сказать... кроме того,  что  у  него  завтра  день
рождения.
     -  Почему  вы  не  сообщили  мне  все  это  при  встрече?..  Что   за
легкомыслие?
     - Я полагал, вы и сами заметили такую странность.
     Действительно, подумал Калинов. Мог  бы  и  заметить...  Кабы  всегда
знать, что требуется замечать!
     - Где Бойль? - спросил он.
     - Полтора часа назад был у меня.
     - А теперь?
     - А теперь где-то в Плесецке.
     - Он вам объяснил, зачем туда направляется?
     - Нет, - сказал Формен, и Калинов  понял,  что  он  лжет.  А  Формен,
помолчав, добавил: - Он собрался во Внеземелье.
     - Так что же вы сразу мне все не сказали?! - взорвался Калинов.
     Формен растерянно пожал плечами. Лицо его сморщилось: он  снова  стал
похож на занюханного сморчка.
     - Потому что вы все равно ничем не можете ему помочь! - проговорил он
с горечью.
     Калинов махнул рукой.
     - Не исчезайте никуда из дому! - крикнул он. (Формен кивнул.) -  Я  с
вами еще свяжусь! - И переключился на космопорт Плесецк.
     На экране возникло лицо дежурного.
     - Чем могу быть полезен?
     - Здравствуйте! - Калинов  набрал  код  своего  допуска.  -  Вот  мои
реквизиты. Нужно срочно задержать одного парня.
     - Что-нибудь серьезное?
     - Да, очень! Если потребуется, можно применить  силу...  Зовут  парня
Юрген Бойль. - Калинов достал голографию и вложил ее в приемник тейлора. -
Передаю портрет. Принимайте.
     Дежурный покачал головой:
     - Не нужен портрет. Я знаю  Бойля...  Он  уже  в  полете.  Сейчас  на
верхней границе атмосферы.
     - А вернуть его нельзя?
     Дежурный посмотрел на Калинова как на идиота, растерянно улыбнулся.
     - Только по личному указанию начальника порта. Вашей организации  это
обойдется в кругленькую сумму... Впрочем, пока  вы  будете  согласовывать,
Бойль окажется уже на Луне.
     - Ну хорошо, - буркнул Калинов, сдерживая  раздражение.  -  Сообщите,
пожалуйста, хотя бы название корабля и конечный пункт назначения.
     Дежурный скосил глаза вбок:
     - Грузовик, бортовой номер двести пять. База "Мун-четыре".
     - Грузовик?! - удивился Калинов. - Что же это вы людей на  грузовиках
возите?
     - Пассажиры у нас на  грузовиках  не  летают,  -  сказал  дежурный  с
достоинством.  -  Только  свои...  Если  очень  надо...  Там  же  все-таки
перегрузки!
     Калинов кивнул:
     - Весьма благодарен... Скажите, а помимо меня этим  Бойлем  никто  не
интересовался?
     - Нет.
     -  Если  поинтересуются,  сообщите,  пожалуйста.   Буду   вам   очень
признателен.
     Дежурный кивнул.
     - А он с вами лично связывался? - спросил Калинов.
     - Да, конечно. Без моего разрешения его бы на  старт  не  пропустили.
Охрана бы задержала.
     - И каким он вам показался?  Возбужден  не  был?  Нервничал,  скажем,
озирался по сторонам?..
     Дежурный задумчиво прищурился. Вдруг челюсть его  отвалилась,  взгляд
прыгнул куда-то вверх. Калинов услышал, как  взвыла  на  пульте  дежурного
сирена. Экран погас.
     - Кажется, все-таки опоздал, - сказал Калинов самому себе  и  грохнул
кулаком по столу.

     Формен не обманул. Когда  Калинов  около  полуночи  вызвал  его,  тот
оказался дома.
     - Юрген умер? - спросил он, не дожидаясь, пока Калинов раскроет  рот.
Глаза Формена были пусты, лицо окаменело. Не человек, а труп...
     - Авария с грузовиком, - сказал Калинов.
     - "Черный ящик" нашли?
     - Пока нет, но найдут. Задействована вся спасательная служба.
     Формен в сомнении покачал головой.
     - Таких аварий никогда  не  было,  -  сказал  Калинов.  -  Телеметрия
показала, что  взорвался  импульсный  генератор.  Специалисты  утверждают,
будто такое практически невозможно. Там семь ступеней безопасности.
     - Такое и в самом деле практически невозможно, - проговорил Формен. -
Но на каждую ступень нетрудно взобраться. Стоит только захотеть!..
     Калинов внимательно посмотрел на него. Формен все качал головой.  Как
детская игрушка в начале этапа обучения.
     - Мне тоже кажется, что генератор не сам взорвался, - сказал Калинов.
- Но зачем Бойлю кончать жизнь  самоубийством  таким  диким  способом?  Не
проще ли отравиться или повеситься?
     - А он и не кончал. Его убили! - Формен закрыл глаза  и  потер  виски
пальцами. - Похоже, мы с ним все-таки сваляли дурака. Ведь  я  потому  вам
сразу и не сообщил об Юргене... Чтобы никому  не  было  известно,  где  он
находится.
     - Но кому нужна его  смерть?  -  воскликнул  Калинов.  -  Послушайте,
Формен!.. Давайте начистоту! Кто вас преследует? Я  же  вижу:  вы  боитесь
кого-то! И Бойль ведь рванул на Луну не ради развлечения... А  вы  знаете,
что и Крылов тоже скрывается?
     - Да, он мне звонил.
     - Откуда?
     - Понятия не имею. Он не сообщил.
     Формен замолк. Калинов подождал с минуту и спросил:
     - Так кто же вас преследует?
     - Крылов следующий, - сказал вдруг Формен. - У него день  рождения  в
субботу.
     - А у вас?
     - А мне до "Happy birthday" ["Happy birthday" -  песенка,  которой  в
англоязычных странах поздравляют именинника в день его рождения]  еще  два
месяца топтать землю.
     Калинову надоело, и он решил сблефовать.
     -  Слушайте,  Формен.  Хватит  крутить!  Я  вас,  пожалуй,  задержать
прикажу. По закону - на сорок восемь часов.
     Формен долго-долго смотрел Калинову в глаза.
     - Слушайте, Калинов, - сказал он наконец.  -  Мы  с  вами  встретимся
завтра, и я вам все расскажу. А сегодня не звоните мне больше!
     - Почему?
     - Сегодня я хочу напиться. Вы  понимаете,  Калинов?  Просто  взять  и
надраться. За упокой души Юргена Бойля.

                          2. КАНДИДАТКА В СЕКУНДЫ

     Ночевал он все-таки дома, на своей холостяцкой квартире.
     Однако утром, проснувшись, был вынужден сказать себе,  что  лучше  бы
остался на работе. Односпальная кровать  расслабляла  и  будила  фантазию.
Наверное, поэтому ему приснилась жена. То, чем он занимался с нею во  сне,
очень напоминало их ночные забавы наяву, но происходило  это  почему-то  в
Дримленде, в сказочном лесу  под  синим  солнцем.  И  Вита  выглядела  той
девочкой-подростком, какой она была семнадцать лет назад, и так  же  сияли
под рыжей челкой ее изумрудные глазищи... Хороший был сон,  только  крайне
несвоевременный.  После  таких  снов  хорошо  упиваться  шальной  утренней
любовью, а не спешить на работу, тщетно пытаясь забыть сладкий кошмар...
     Завтракать почему-то не хотелось, и он вышел из дому, надеясь на  то,
что в течение дня у него найдется время для борьбы с голодной смертью.
     Едва он сел за стол, его вызвал к себе Рассел.
     - Рассказывай, что сделано.
     Калинов рассказал.  Когда  закончил,  Рассел  долго  молчал,  потирая
подбородок.
     - Непонятно, - сказал он наконец. - Ты уверен, что все это - дело рук
наркомафии?
     Калинов пожал плечами:
     - Сегодня уже не очень.
     - Причина?
     - Не вижу, каким  способом  мафиози  могли  бы  взорвать  грузовик  в
полете.
     - Ну, в принципе ведь дело возможное...
     - Возможное лишь в том случае, если в Плесецке у них свои люди. Да  к
тому же еще среди обслуживающего персонала. Чем же тогда занимается служба
безопасности?.. Нет, слишком это маловероятно! И мы бы обязательно знали.
     Рассел поморщился, побарабанил пальцами по столу.
     - Ты сказал, сегодня встретишься с Форменом... Будто бы у  него  есть
полезная информация?
     Калинов кивнул.
     - А ты уверен, что Формен доживет до встречи с тобой?
     -  Ну  разве  что  повесится!..  Я  попросил  вчера  местного  шерифа
приставить к его жилищу охрану.
     - Разумно... А "черный ящик" с грузовика нашли?
     - Да, вчера около двадцати трех часов Москвы.
     - Результаты уже известны?
     - Нет, спецы еще колдуют.
     Рассел снова поморщился, словно съел лимон.
     - Полагаю, руководство порта, дабы не выплачивать страховку,  обвинит
во всем самого Бойля.
     - Если он не виноват,  ничего  не  выйдет,  -  сказал  Калинов.  -  В
комиссии есть независимые эксперты, присутствует также кое-кто из наших.
     - Кто именно?
     - Мищенко.
     Рассел удовлетворенно кивнул:
     - Годится... Этот не даст спрятать  концы  в  воду.  Что  ты  намерен
делать дальше?
     - Встретиться с Форменом и разыскать Крылова.
     - Каким образом собираешься отрабатывать  версию  о  наркомафии?  Это
ведь не по нашему ведомству.
     - Я обратился к О'Коннору. Если что-то было, он непременно раскопает.
     - Разумно... Ладно, постоянно держи меня в курсе. Что-то мне это дело
не нравится.
     По дороге в свой кабинет Калинов заглянул к Милбери. Тот был  мрачен,
зол и взъерошен.
     - Где Крылов? Неужели так трудно найти человека?
     Милбери обиженно фыркнул:
     - Человека нетрудно найти, когда он не скрывается!
     Калинов хотел съязвить, но сдержался, вздохнул:
     - Может быть, подключить к поискам ребят?
     - Уже подключил! Еще вчера... Пока безрезультатно. Либо  Крылов  ушел
на  дно,  либо  бессистемно  мечется  по   планете,   нигде   надолго   не
останавливаясь.
     Калинов покачал головой, покусал губы.
     - Так можно месяц искать, - сказал он.  -  И  в  конце  концов  найти
холодное тело. Есть какие-нибудь мысли?
     Милбери оживился:
     - Считаю, надо обратиться  в  прокуратуру  Транспортной  комиссии  за
разрешением о кодовом контроле джамп-связи. На код Крылова.
     Калинов снова  покусал  губы.  Выводить  поисковую  работу  на  такой
уровень ему казалось пока преждевременным. Хотя, с другой стороны...  Если
Игорь скрывается по-серьезному (а похоже, дурака он не  валяет),  обычными
методами до него быстро  не  доберешься.  Да  и  взрыв  грузовика  поможет
преодолеть бюрократические рогатки. Если ковать железо, пока горячо...
     - Хорошо.  Подготовь  обращение  на  имя  Генерального  прокурора,  и
побыстрее.
     - Генерального?! - удивленно воскликнул Милбери.
     - Конечно... Тогда исполнитель  рангом  пониже  не  решится  отказать
самостоятельно. Тебе ведь нужен контроль в масштабах всей  Земли...  И  не
забудь в обосновании упомянуть о взрыве грузовика. Подготовишь - сразу  ко
мне, я подпишу.
     - Есть, шеф! - Милбери  изрядно  повеселел.  Такие  поиски  ему  явно
нравились.
     Калинов хмыкнул и отправился к себе. Сев за стол, подумал  немного  и
связался с Аллой Крыловой. "Мисс миллионерша" была бы  в  полном  порядке,
если бы не  красные  глаза.  Ничего  обнадеживающего  Калинов  от  нее  не
выведал. Крылов не объявлялся и знать о себе  не  давал.  Калинов  тут  же
пожалел, что связался с ней. На Аллу было приятно смотреть как на женщину,
но она требовала утешений; он же неожиданно для  себя  понял,  что  время,
которое он вынужден на нее тратить, быстро становится дороже золота.
     Освободил его от Аллочкиной  хватки  замигавший  на  тейлоре  сигнал:
кто-то упорно вызывал Калинова, пробиваясь сквозь занятую линию.
     Калинов извинился перед Аллой, еще раз пообещал сделать все возможное
и невозможное, еще раз предупредил, чтобы она  сразу  сообщила  ему,  буде
Крылов объявится, и переключился.
     Вызывал его Мищенко. Поздоровались.
     - Только быстро, - нетерпеливо сказал Калинов. - У  меня  негусто  со
временем.
     - Хорошо. - Мищенко кивнул. - Официальный протокол  не  подписан,  но
основные данные уже известны... В общем, это была не авария. Все  выглядит
таким образом, будто генератор довели до взрыва,  снимая  одну  за  другой
ступени безопасности и загоняя параметры в критические области.
     - Как это? - вскинулся Калинов. - Что же, Бойль сам себя  взорвал?  -
Он саркастически рассмеялся. - Открыл новый способ самоубийства?  Подороже
да поярче! Под громовые фанфары!
     Мищенко и бровью не повел.
     - Совсем наоборот. Бойль делал все возможное, чтобы воспрепятствовать
катастрофическому развитию событий. Все его действия признаны  единственно
правильными, так что кое-кому пришлось  бы  раскошеливаться  на  страховую
сумму.
     - Но кто же его тогда взорвал?
     Мищенко неопределенно пожал плечами.
     - Хороший оборот! - сказал Калинов.  -  Когда  же  я  смогу  получить
протокол?
     - Боюсь, что правдивый - никогда! - Мищенко без улыбки смотрел в лицо
Калинову. - Видишь ли, все выглядит таким образом, будто во  время  полета
кто-то вмешался в работу автоматики, перейдя на ручной режим управления.
     - Кто же? Бойль?
     - Нет. Бойль вмешался несколько позже, когда понял,  чем  ему  грозит
развитие событий. Но сигналы его  пульта  управления  блокировались  более
мощными сигналами с параллельного пульта.
     - И кто же сидел за вторым пультом?
     Мищенко сложил губы куриной гузкой:
     - Видишь ли, дело в том, что на грузовиках вообще нет второго пульта.
Есть один-единственный... Вот и получилась мешанина: автоматика,  Бойль  и
несуществующий параллельный пульт...
     Калинов,  казалось,  потерял  всякий  интерес  к  тому,  что  говорит
Мищенко. Он пусто и равнодушно смотрел сквозь собеседника.
     - Способен мне хоть  кто-нибудь  ответить,  какова  все-таки  причина
катастрофы? - спросил он наконец.
     Мищенко пожал плечами:
     - Можешь считать причиной фантастическую флуктуацию. Просто электроны
вдруг взяли  да  и  двинулись  по  таким  путям,  что  кораблю  ничего  не
оставалось, как взорваться.
     - Издеваешься? - с горечью протянул Калинов.
     - Или считай причиной козни дьявола, - продолжал  Мищенко.  -  Теперь
тебе понятно, почему ты не получишь от комиссии правдивого протокола?  Его
никто не подпишет, никому не хочется выглядеть героем анекдота. К счастью,
парень был одиноким, так что заинтересованных в страховке нет.
     - Как же ты будешь подписывать протокол? Используешь право  на  votum
separatum? [особое мнение (лат.)]
     - А я его вообще не буду подписывать... В конце концов, эта авария  -
внутреннее дело Космической комиссии. Но я тебе еще  не  все  рассказал...
Перед самым взрывом,  когда  уже  завыла  сирена,  Бойль  что-то  крикнул.
Полностью звук сирены вычистить из записи не удалось... Кстати,  это  была
единственная ошибка парня - то, что он  не  выключил  сирену...  Так  вот,
произнесенное Бойлем слово очень похоже на "флаттер". И  еще.  Перед  этим
выкриком у него на лице возникло такое выражение, словно он что-то увидел.
Он повернул голову направо, глаза его  округлились,  челюсть  отвисла,  он
крикнул это самое "флаттер", и тут же генератор взорвался.
     - Что же он увидел?
     - А ничего! В записи хорошо видно место, куда он смотрел. Там  ничего
не было, абсолютно ничего. Возможно, он со  страху  свихнулся.  -  Мищенко
неприятно осклабился.  -  Или  его  действительно  посетил  перед  смертью
дьявол.

     Ситуация требовала осмысления, и потому Калинов заказал себе  кофе  и
заблокировал тейлор, переведя его в режим секретаря.  Прихлебывая  горячий
напиток, он размышлял.
     Теперь это дело и ему перестало нравиться. Он вспомнил свои вчерашние
мысли о заоблачной пассии Зяблика и невесело усмехнулся. Хороша  пассия  -
грузовик взорвали! С такой пассией надо бы познакомиться  поближе.  И  чем
быстрее, тем лучше...
     Но если Формен прав насчет дней рождения - а похоже, он действительно
прав, - то сейчас главной фигурой становится Крылов; теперь на очереди он.
У него и вправду день рождения в ближайшую субботу -  это  Калинов  помнил
еще со времен своей второй юности... Вот и  Зяблику  уже  тридцать  три...
Впрочем, надо еще очень постараться, чтобы сие событие состоялось.
     Кажется, наркомафией здесь все-таки не пахнет.  Хотя  О'Коннор  пусть
пороется,  это  его  хлебушек...  Но  что  же  тогда?  Маньяк,   убивающий
космонавтов накануне дня их рождения?.. Почти невероятно! И почему лишь из
этой компании?
     Его вдруг осенила новая мысль. Черт  возьми,  подумал  он.  А  может,
виновник всего - кто-то из оставшейся  пары,  Формен  или  Зяблик?  Сводят
втихаря со своими приятелями какие-то счеты... Но ни того, ни  другого  до
последнего времени на Земле не было.
     Он вспомнил, как боялся чего-то в "Короне" детина Формен.
     Кого он мог бояться, неужели Зяблика?.. Чушь! Нет,  с  Форменом  надо
обязательно встретиться.
     Калинов взглянул на часы: в Америке сейчас была ночь. Придется  ждать
до утра, Формен скорее всего дрыхнет без задних ног в пьяном угаре. Ладно,
немножко подождем, есть в настоящий момент и другие важные дела.
     Он разблокировал тейлор и вызвал Милбери.
     - Обращение к прокурору готово?
     - Заканчиваю.
     - Сразу ко мне.
     Через несколько минут Милбери принес обращение. Калинов прочел  текст
на официальном бланке и подписал его.
     - Можешь быть свободен, я сам отправлю.
     Милбери повернулся,  и  в  этот  момент  Калинову  явилась  еще  одна
любопытная мысль.
     - Стой!.. Займись-ка вот чем. - Он  передал  Милбери  список  экипажа
станции "Нахтигаль". - Обратись в Медицинскую службу Космической комиссии.
Надо проверить все данные периодических осмотров всех  этих  красавцев  за
все время их работы. Трое из них окажутся трупами,  но  ты  не  удивляйся.
Пристальное внимание  любым  отклонениям  от  нормы,  особенно,  если  они
связаны  с...  -  Калинов  покрутил  пальцем  около  виска.   -   Что-либо
раскопаешь, сразу мне на стол! Да, не забудь  проверить  их  руководителя,
Рафаэля Мартинеса из Барселоны!
     Милбери удалился.
     Калинов вложил текст обращения к прокурору в тейлор и, сверившись  со
справочником, набрал серию спецкодов. Подумав несколько мгновений, добавил
индекс сверхсрочности и дал команду на передачу.
     Теперь надо было ждать, пока провернутся  бюрократические  шестеренки
прокурорской службы. В этом плане он был уже над ситуацией  не  властен  и
решил до визита к Формену побороться с голодной смертью.
     Обедать в кабинете не хотелось. Идти в местный буфет - тем более. Там
вечный гам и давно надоевшие  плоские  шутки  сотрудников  Социологической
комиссии.  Захотелось  отправиться  в  ресторан,  поесть  неторопливо,  со
вкусом. А заодно еще раз обдумать ситуацию.
     На Московском, в десяти минутах ходьбы, был хороший ресторан. Калинов
предупредил Милбери, надел на левую руку  вибрас  и  переключил  тейлор  в
режим секретаря.
     На   улице   сегодня   было   жарко.   Метеорологическая    комиссия,
руководствуясь ей одной известными глобальными соображениями, в этом  году
долго не давала петербургской осени по-настоящему вступить в  свои  права.
Калинов шагал, с вожделением обозревая симпатичные фигурки  женщин.  Мысли
его перекинулись к Алле и Зяблику.
     Странное дело, подумал он, что-то непонятное угрожает  моему  старому
приятелю, а я даже и не дергаюсь. Отношусь к этому как к  обычной  рутине.
Похоже, на меня вновь легли цепи бюрократа. Закончу дело,  и  в  отпуск  -
стряхнуть с себя унылый прах государственной машины... Да, как ни крути, а
чиновник, сколь бы прекрасным человеком он ни был, со  временем  костенеет
душой, запутываясь в веригах административных структур...
     Он саркастически усмехнулся, по достоинству оценив  псевдопоэтическую
окраску последней мысли.
     Спину кольнул чей-то взгляд. Калинов расслабился, замедлил  шаг.  Сел
на скамейку в скверике у Московских  ворот,  снял  ботинок  и,  вытряхивая
воображаемый песок, огляделся. Все было спокойно. Но на всякий  случай  он
покрутил пуговицу  на  рубашке,  зафиксировав  всех,  кто  шел  следом,  и
отправился дальше.
     В ресторане он уселся за свободный столик,  сделал  официанту  заказ.
Когда принесли холодное мясо, торопливо взял вилку и  нож:  есть  хотелось
уже невыносимо. И тут к нему подошел лощеный метрдотель.
     - Простите, сударь. Вы не будете против, если я посажу за ваш  столик
даму? - Он лихо подмигнул Калинову. - Дама очень симпатичная!
     Калинов слегка поморщился -  кажется,  подумать  не  удастся,  -  но,
скрепив сердце, согласно кивнул: женщины не должны ждать.
     Дама в самом деле оказалась симпатичной, брюнетка лет  двадцати  пяти
со свисающей на глаза челкой. На ней было сильно открытое по  летней  моде
платье из кумача, подчеркивающее форму и цвет  прически,  в  руках  черная
сумочка. Метрдотель усадил даму напротив Калинова. Она положила сумочку на
свободный стул, сделала заказ. Голосок оказался неожиданно звонким,  почти
девчоночьим. Когда официант ушел, дама повернулась к Калинову, одарила его
вызывающе-убийственным взглядом карих глаз и представилась:
     - Марина.
     - Саша, - сказал Калинов.
     - Отпускник?
     - Да, - соврал Калинов. Сердце его вдруг дало перебой. - Из  славного
города Твери.
     Марина понимающе усмехнулась:
     - В Питере раньше бывали?
     - Нет, - соврал Калинов и физически ощутил свою глупость. -  Впрочем,
был. Давно, в детстве.
     - Почему?
     - Что - почему? Почему был или почему давно?
     - Почему давно? Не переносите джамп-связи?
     - Да нет, просто этот город меня раньше не привлекал.  Я  предпочитал
пропадать в Москве.
     - Зря! - обиженно  сказала  Марина.  -  Москва  всегда  была  большой
деревней. Такой осталась и поныне... Хотите, буду у вас экскурсоводом?
     Калинов подчеркнуто равнодушно скользнул  взглядом  по  ее  плечам  и
бюсту и сказал:
     - Хочу! Но только вечером, после обеда у меня  кое-какие  дела.  Надо
встретиться с приятелем... А вы действительно экскурсовод?
     - Да, профессиональный.
     Принесли заказ, Марина принялась за еду, время от времени  стреляя  в
Калинова глазками. Глазки были любопытные и колючие. Привлекательные  были
глазки. Калинов мысленно сравнил ее со своей женой. Вита была  интереснее,
одни волосы чего стоили! Он ведь всегда испытывал антипатию к брюнеткам...
Марина улыбнулась, и ему совсем не захотелось испытывать к ней  антипатию.
Симпатию испытывать было гораздо приятнее... Впрочем, он  тут  же  одернул
себя и напомнил себе, что находится на службе.
     Не отрываясь от еды, он осторожно осмотрел зал,  пытаясь  определить,
нет ли тут соглядатая: уличный колкий взгляд все еще  лежал  отметиной  на
его спине. Но нет, кроме Марины, никто  им  не  интересовался,  а  если  и
интересовался, то делал это  не  впрямую.  Манипулировать  с  пуговицей  в
присутствии девушки было бы еще большей глупостью, чем  выдавать  себя  за
приезжего, и Калинов успокоился.  В  конце  концов,  рано  или  поздно  он
наблюдение, если таковое  существует,  обнаружит.  Профессионал,  господа,
сами понимаете!..
     За соседним столом устраивалась обедать семья полистов. Муж  и  прима
были приблизительно одного возраста: лет тридцати пяти. У  них  было  двое
детей: мальчик и девочка, судя по всему - погодки. Беременная секунда была
совсем молодой девчонкой, лет на пятнадцать моложе примы. Она садилась  на
стул медленно: большой живот изрядно мешал ей. То,  как  суетились  вокруг
нее прима и дети, выглядело довольно трогательным. Глава семьи с нежностью
и гордостью посматривал на обеих своих жен и время  от  времени  шикал  на
суетящихся отпрысков.
     - А все-таки в полигамных семьях есть свой шарм, - сказала Марина.  -
Посмотрите, какая прелесть!
     Калинов кивнул.
     - Дело не в шарме, - проговорил он, проглотив кусок. - У них и  семьи
крепче,  и  дети  здоровей...  И   среди   многоженцев   практически   нет
алкоголиков.
     Марина посмотрела на него с интересом:
     - Вы женаты?
     Калинов кивнул.
     - У вас тоже две жены?
     - У меня одна.
     - Откуда же вы знаете, что у полистов крепкие семьи?
     - Интересовался. - Калинов пожал плечами.
     Не рассказывать  же  ей,  что  отделу  аномалий  не  раз  приходилось
заниматься  выпадами  монистов  в  разных   частях   христианского   мира.
Собственно говоря, отдел аномалий в немалой степени и начинался  с  этого.
Выпады  не  прекратились  и  в  настоящее  время,  только  количество   их
уменьшилось да удалось загнать их в рамки обычной парламентской борьбы.  А
поначалу доходило порой  до  кровопролития:  некоторые  считали,  что  все
кончится еще одной религиозной войной.  Полигиния  начала  утверждаться  в
христианском мире лет двенадцать назад. Утверждалась она далеко не гладко.
Сразу же стала на дыбы церковь. Ее  поддержало  общественное  мнение,  vox
populi [глас народа (лат.)].
     Пионеры полигинии повсеместно подвергались обструкции. И как  правило
страдали именно секунды, как будто они были виноваты в своем  естественном
желании семейного счастья. Одно время половина уголовных дел заводилась по
признакам   антиполистского   преступления.   Дураки-мужья    не    всегда
прислушивались к мнению своих первых жен, и на  почве  ревности  конфликты
доходили до леденящих душу историй. Против секунд  ополчались  и  ревнивые
примы, и монисты обоих полов. Хотя представителей  движения  "Честный  муж
единственной жены" Калинов понять никогда  не  мог.  По  его  мнению,  все
мужчины по природе своей склонны к полигинии, и когда он видел перед собой
"честных мужей", у него поневоле закрадывалась мысль,  что  все  они  либо
откровенные лицемеры, либо скрытые гомики.
     К счастью, это кровавое  пятилетие  осталось  уже  позади.  Полигиния
утвердилась не только в глазах закона, но и в глазах общественного мнения,
и теперь мало кого шокирует вид  счастливого  мужа,  прогуливающего  сразу
двух своих беременных женушек.  Во  главу  угла  поставлен  закон:  "Сумма
сексуальных   коэффициентов   жен   не   должна   превышать   сексуального
коэффициента мужа". Следят за этим врачи. Разумеется, бывают и  сбои,  ибо
страсть иногда берет верх  над  рассудком,  а  советы  врачей  носят  лишь
рекомендательный  характер.  Однако  статистика  показывает,   что   число
разводов в  полигамных  семьях  на  порядок  ниже,  чем  в  моногамных,  а
деторождаемость выше... Правда, монисты заявляют, что срок  статистических
наблюдений слишком мал, чтобы делать далеко идущие выводы. Может быть, они
и правы, но  пока  что  из  нескольких  полигамных  семей  среди  знакомых
Калинова он не знал ни одной несчастной...
     - А вы замужем? - спросил он Марину.
     - Пока нет. - Она отвела взгляд, подняла руки и неторопливо поправила
прическу.
     Калинов с трудом сдержал счастливую  улыбку.  Его  тянуло  к  сидящей
напротив девушке - надо в этом признаться, -  и  он  не  имел  ни  сил  ни
желания сопротивляться этой тяге. А все потому, что Вита уехала  в  отпуск
одна, подумал он. Зря все-таки она так  поступила...  И  понял,  что  лжет
самому себе.
     - Интересно, - сказал он, - как бы вы себя чувствовали, если  бы  ваш
муж захотел привести в семью вторую жену?
     Она посмотрела на него большими серьезными глазами.
     - Как бы я себя чувствовала, не знаю. Возможно, ревновала бы. - В  ее
взгляде мелькнул  вызов.  -  Но  по  мне,  лучше  уж  делить  мужа  еще  с
кем-нибудь, чем остаться матерью-одиночкой.
     Теперь Калинов улыбнулся  открыто:  ее  простодушие  выглядело  таким
милым, что он не смог удержаться.
     - Чему вы улыбаетесь? - сказала  она  возмущенно  и  упрямо  помотала
головой. - Вы не знаете, каково это - жить в неполной семье!
     - А вы знаете?
     - Да, знаю. Мой отец умер, когда я была совсем маленькой... Мама ради
меня не стала больше выходить замуж. Решила,  видите  ли,  посвятить  свою
жизнь воспитанию  дочери.  А  я  всегда  хотела  иметь  отца...  И  нечего
улыбаться!
     Калинов сотворил серьезную мину.
     - Вы очень откровенны, - сказал он.
     - Ну и что?.. Разве лучше быть лицемеркой?.. Если хотите  знать,  все
эти одиночки, рьяно выступающие против  полигинии,  ведут  себя  так  лишь
потому, что их никто брать не хочет. А появись кто-либо, они бросятся, как
в омут. И им будет наплевать, что у будущего мужа уже есть одна жена!
     - Вы так думаете? - с любопытством спросил Калинов.
     - Да, думаю! - ответила она вызывающим тоном. -  И  не  вижу  в  этом
ничего особенного!
     Калинов опустил глаза. Она все больше нравилась ему,  и  он  поневоле
пришел к выводу, что, окажись у него в женах такая  забияка,  он  был  бы,
честно говоря, не самым несчастным мужем во Вселенной.
     - Если бы общество,  как  в  былые  времена,  осуждало  полигинию,  -
продолжала она, - их позиция была бы понятна. А сейчас это просто  поза...
Да и замужние далеко не все единоличницы, уж поверьте  мне.  У  нас  среди
экскурсоводов работает много женщин из полигамных семей. Конечно, монистки
смотрят на них свысока, но только пока самим не начнет грозить  развод.  И
смотришь, ярая монистка  превращается  в  добропорядочную  приму.  Да  еще
удивляется: как она раньше не  понимала,  что  двум  мамам  гораздо  проще
воспитывать детей...
     Она продолжала говорить, но Калинов словно  оглох.  Он  был  поглощен
борьбой со своим собственным взглядом. Калинов объяснял взгляду,  что  так
вести себя неприлично, уверял, что нельзя быть  столь  бесстыжим,  умолял,
укорял, настаивал... Но тому было  глубоко  наплевать  на  моралистические
потуги хозяина: взгляд был сам себе  голова  и  упорно  останавливался  на
Марининой груди. Судя по всему, он тоже соскучился  по  женскому  телу,  с
удовольствием смаковал вид ложбинки в разрезе платья  и  заявлял,  что  не
прочь бы забраться и поглубже под кумач...
     И она предоставила ему такую возможность, потянувшись за  перечницей.
Калинов подавился куском и закашлялся, долго и отрывисто,  прикрывая  лицо
носовым платком и краснея от натуги. Когда он наконец откашлялся и  поднял
голову, Марина смотрела на него с легкой улыбкой.
     - Вы меня совсем не слушали, - сказала она.
     - Простите, ради Бога. Задумался чуть-чуть...
     - Разве вам не интересно то, о чем я говорю?
     - Что вы! -  испугался  Калинов.  -  Ваши  мысли  очень  интересны  и
необычны! И вообще вы прекрасная девушка!
     Теперь она опустила глаза. Но не надолго.
     - Вы так думаете? - Она произнесла фразу тем же самым  тоном,  что  и
Калинов несколько минут назад. Произнесла и склонила голову набок,  ожидая
ответа.
     И тогда он попробовал воспроизвести ее тон.
     - Да, думаю! - сказал он. - И не вижу в этом ничего особенного!
     Она рассмеялась, легко и беззаботно. Калинов  тоже  улыбнулся.  Потом
она достала из сумочки зеркальце и взглянула в него. Снова улыбнулась.
     - А ведь я вам соврал, - сказал Калинов. - Я коренной петербуржец.
     Она поправила что-то в прическе и убрала зеркальце.
     - Зачем?
     - Не знаю... Наверное, мне с самого начала хотелось, чтобы вы были  у
меня экскурсоводом.
     - А теперь вам уже не хочется?
     Калинов положил ладонь на ее руку. Она руки не убрала, но  посмотрела
на него с недоверием.
     - Хочется, - сказал Калинов. - И потому  я  буду  ждать  вас  сегодня
вечером. В девятнадцать часов, ресторан "У Медного всадника", верхний зал.
А потом вы покажете мне город.
     - Что женаты, вы тоже соврали?
     - Нет, не соврал. У меня есть жена, и  я  пока  не  собираюсь  с  ней
разводиться.
     Она ничего не сказала и уткнулась  в  тарелку.  Калинов  оглянулся  в
поисках официанта. Семейство  за  соседним  столом  неторопливо  поглощало
пищу. Муж что-то рассказывал, а обе жены слушали его и улыбались, время от
времени поглядывая на детей, уже терзающих мороженое.
     Экая идиллия, подумал Калинов не без зависти. Он представил  себя  на
месте этого мужчины, представил, как справа от него сидит Вита, слева - на
месте секунды - беременная Марина, а напротив - дети.  Картинка  выглядела
непривычно, но он чувствовал, что не имеет против нее никаких  возражений.
Вот только Вита отнесется к этой картинке совсем по-другому...
     Он вздохнул и посмотрел на Марину. Она по-прежнему не  отрывала  глаз
от своей тарелки. Подошел официант. Калинов рассчитался наличными,  залпом
выпил кофе и встал.
     - Так я буду ждать вас, - сказал он Марине. - И попробуйте только  не
прийти!.. Все равно найду!
     Она подняла на него карие глаза. В них не было и тени улыбки -  перед
Калиновым сидела сама Серьезность.
     - Я приду, - сказала Серьезность тихим голосом.

     Калинов посмотрел на часы. В Америке наступило утро, настала пора для
решающей встречи с Форменом.
     Надо было поспешать, чтобы  успеть  ко  времени  встречи  с  Мариной.
Калинов улыбнулся. В  общем-то,  конечно,  это  мальчишество  -  назначать
свидание незнакомой женщине, когда на плечи взгромоздили  такое  дело.  Но
как иногда хочется побыть мальчишкой,  хоть  один  вечер!..  И  потому  он
приложит все усилия, чтобы сегодняшний вечер оказался свободным.
     Он запер кабинет  и  отправился  на  пятнадцатый  этаж,  к  служебным
джамп-кабинам. Очередь перед ними в такое  время  отсутствовала,  и  через
несколько мгновений Калинов был уже в Молте, штат Огайо.
     Молта  оказалась  небольшим  городком,  застроенным   преимущественно
частными особняками.
     Калинов довольно  быстро  разыскал  местного  шерифа.  Поздоровались,
предъявили друг другу реквизиты.
     - Все о'кей, - говорил шериф, энергично рубя ладонью  воздух.  -  Мои
ребята наблюдают за домом этого парня с вечера.  Использовали  спецоптику.
Никто к нему не заявлялся, сам он до сих пор дома. Весь вечер  просидел  в
обнимку с бутылкой, сейчас, полагаю, вряд  ли  еще  проспался.  Во  всяком
случае, из спальни не вылезал. - Он укоризненно покачал  головой.  -  Пьет
он, конечно... Это ж какое  здоровье  надо  иметь!..  А  что,  собственно,
случилось?
     - Друг у него вчера погиб, - сказал Калинов.
     - Так  вот  почему  он  вылакал  этакую  прорву  спиртного.  -  Шериф
понимающе покивал. - Мои ребята еще  там,  можете  его  разбудить.  Только
сначала отыщите чего-нибудь опохмелиться. Как бы после вчерашнего  у  него
язык не распух!.. - Шериф визгливо захохотал.
     - Ну, пару месяцев он у нас еще поговорит, - пробормотал Калинов. - А
Бог даст, и больше.
     Шериф перестал хохотать, удивленно взглянул на собеседника:
     - Загадки изволите загадывать?.. Впрочем, дела  вашей  службы  -  это
дела вашей службы... Я распоряжусь: вас подбросит полицейская машина.
     Через пять минут Калинов стоял перед жилищем  Формена  -  двухэтажным
особняком,  похожим  на  другие  дома  в  округе:   экранирующиеся   окна,
энергокрыша и прочие прелести современной архитектуры.
     Калинов  встал  в  поле  зрения  телекамеры  сторожа  и  позвонил   в
старомодный звонок. Тишина. Калинов еще раз позвонил. Ни  звука  в  ответ.
Калинов нажал кнопку и держал ее до тех пор, пока из-за угла  не  появился
высоченный детина в спортивном костюме. Это был не Формен.
     - Эй, паренек! - сказал детина, неторопливо приближаясь.  -  Чего  ты
здесь ищешь? - Тут он увидел стоящую на улице машину и подобрался.
     - Хозяин из дома не выходил? - спросил Калинов.
     - Спит после вчерашнего.
     Калинов снова нажал кнопку звонка. Душа его стремительно превращалась
в ледышку.
     Неужели успели ликвидировать, подумал он. Черт бы меня побрал с  моей
проклятой вежливостью, надо было сразу сюда примчаться, еще вчера...
     - Когда вы видели Формена в последний раз?
     Детина с сомнением посмотрел на  Калинова,  отошел  в  сторону,  тихо
переговорил с кем-то по вибрасу.
     - Подожди немного, паренек. -  Он  двинулся  к  водителю  полицейской
машины. - Джек, дуй за шерифом!
     Машина рванулась в хмурое небо.
     - Подожди еще немного, паренек, - сказал полицейский и вдруг  заорал:
- Фрэнк!
     Из-за кустов окружающего особняк  сада  появился  еще  один  мужчина,
габаритами значительно мельче первого.
     - Так когда вы видели Формена в последний раз?  -  повторил  Калинов,
добавляя в голос строгости.
     - Около часа, паренек, - сказал детина.
     - В ноль пятьдесят четыре, - уточнил Фрэнк,  -  он  в  последний  раз
поцеловался с бутылкой, посидел некоторое время за тейлором и отправился в
спальню.
     - Придется ломать двери, - сказал Калинов.
     - Придется, паренек, придется. Вот появится шериф - и сломаем. Работа
привычная...
     Шериф появился через семь  минут.  Еще  две  минуты  отняли  дверь  и
отключение сторожа, врубившего сирену под крышей. За дверью  их  никто  не
встретил: домашнего робота у Формена не было. Гурьбой устремились вверх по
лестнице и остановились на пороге незапертой спальни.
     Формен лежал ничком на ковре,  поджав  левую  ногу.  Справа  от  него
валялся обыкновенный медицинский шприц. Фрэнк осторожно прошел в  спальню,
склонился над лежащим телом, пощупал пульс на откинутой в сторону руке.
     - Труп, - констатировал он. - И уже давно, успел остыть.
     - Наркота, паренек? - спросил детина Калинова.
     Тот  пожал  плечами.  Шериф  уже  вызывал  по  вибрасу  врача.  Фрэнк
осторожно выходил из спальни.
     - Где он пил вечером? - спросил Калинов.
     Детина взглянул на шерифа. Тот кивнул.
     - Пойдем, паренек, покажу.
     Они прошли в соседнюю  комнату,  нечто  вроде  гостиной.  Здесь  было
приоткрыто окно и подняты шторы,  по  комнате  гулял  сквозняк.  На  столе
красовалась пустая бутылка из-под виски, рядом стакан.
     - Чистое глотал, - сказал детина. - Содовой не видно.
     Калинов осматривал  комнату.  Его  внимание  привлек  клочок  бумаги,
прилепленный скотчем к  клавиатуре  тейлора.  На  клочке  каракулями  было
начертано  по-английски:  "Калинову  из  отдела  аномалий  Социологической
комиссии".
     - Позовите сюда шерифа.
     - Слушаюсь! - Детина наконец признал в Калинове соратника.
     -  Судя  по  всему,  Формен  оставил  сообщение,  -  сказал   Калинов
появившемуся шерифу. -  Мне  бы  хотелось,  с  вашего  позволения,  с  ним
ознакомиться.
     - Не вижу причин препятствовать. - Шериф без колебаний нажал  клавишу
на тейлоре.
     Дисплей остался темным, но в комнате раздался голос.
     - Извините меня, Калинов, - говорил Формен заплетающимся языком, - за
то, что я с вами так и не встретился. Вам надо было побеседовать с Бойлем,
но он хотел справиться сам. Он сказал, что во всем виновата Земля, что нам
всем не надо было прилетать  сюда  в  отпуск,  что  пространство  каким-то
образом изменило нашу психику. Я  не  верил  в  это,  потому  что  сам  не
испытывал никакой тревоги. Но вот  вернулся  Крылов,  и  у  него  возникли
схожие с Бойлем проблемы. - Наступила пауза, потом пьяный  голос  зазвучал
снова: - Я считаю, дело  не  в  нашей  психике.  Против  Бойля  и  Крылова
действуют какие-то силы. Гибель Бойля  доказывает  это.  Мне  кажется,  на
такие действия способны только ксены, потому что никто из  землян  не  мог
желать нашей смерти, мы ни перед кем  ни  в  чем  не  виноваты.  Не  знаю,
правда, в чем мы виноваты перед ксенами... Тем не менее такую аварию,  как
вы рассказали, ни один человек организовать не способен.  Впрочем,  боюсь,
вы не поверите в мою версию... Ну и черт с вами! Все равно через  три  дня
наступит черед Игоря, и тогда вы поверите, но будет уже поздно! А я  ждать
не буду, я сам...
     Голос Формена умолк. Калинов  подождал  еще  немного,  но  больше  из
тейлора не раздалось ни звука.
     - Наверное, паренек свихнулся, - сказал сзади детина. -  О  каких  он
там ксенах плел?
     Калинов пожал плечами.
     - Похоже, это просто самоубийство, - сказал шериф.
     - Да, - сказал Калинов. - Похоже... Жаль!
     Шериф смотрел на него с сочувствием.
     - Когда сможете, перешлите  эту  запись  мне,  -  сказал  Калинов.  -
Полагаю, дело будет закрыто довольно быстро.
     - Согласен с вами. - Шериф кивнул. - Перешлю вам копию. Сегодня же...
Чем мы еще можем вам помочь?
     -  Разрешите  воспользоваться  вашей  машиной,  чтобы  добраться   до
ближайшей джамп-кабины.

     Вернувшись в  Петербург,  Калинов  сразу  же  доложил  о  случившемся
Расселу. Шеф был готов рвать и метать. Во всяком случае, было  видно,  что
сдерживает он себя с большим трудом.
     - Тебе не кажется, что ты проспал  это  самоубийство?  -  спросил  он
ядовито.
     - Любое  совершившееся  самоубийство  всегда  кто-нибудь  проспал,  -
сказал Калинов с философским вздохом. - Впрочем, мог я взяться за Формена,
вчера еще мог, но пришлось бы нарушить закон... Я бы посмотрел потом,  как
бы мы выкручивались перед прессой.
     Рассел перестал бегать по кабинету, сел и задумался.
     - Ладно, - примирительно сказал  он  через  некоторое  время.  -  Что
произошло - то произошло!..  Как  ты  относишься  к  посмертному  посланию
Формена?
     - А никак. Это может быть и правдой, и пьяной болтовней.  Теперь  все
будет зависеть от времени, которое мы потратим на поиски Крылова.
     - Какие меры приняты к его розыску?
     Калинов рассказал.
     - Я свяжусь с Генеральным прокурором, - проговорил, выслушав, Рассел.
- Может быть, подключить к розыску дополнительные силы?
     - Вряд ли это необходимо. Если прокурор даст разрешение  сегодня,  мы
отыщем Крылова в течение завтрашнего  дня,  не  позднее.  И  тогда  многое
станет ясным... В одном нам не повезло: Андерсон и  Накаяма  оказались  на
Земле в одиночестве. Окажись у них отпуск в одно время,  мы  вполне  могли
заняться этим делом несколько раньше.  Уж  друг  от  друга-то  они  бы  не
скрывали, что с каждым из них происходят непонятные  события.  Друзья  для
них были дороже матерей...
     - В нашем поколении многие матери хуже посторонних  людей,  -  сказал
Рассел. - Может быть, на них лежит печать  Великих  религиозных  войн,  не
знаю... Впрочем, что сожалеть без толку? Сберегите Крылова,  иначе  вообще
ничего не узнаем.
     - Крылова мы сбережем! - твердо сказал Калинов. - В противном случае,
грош нам цена!
     Оставив  кабинет  начальника,  Калинов   хотел   зайти   к   Милбери.
Административная обстановка требовала накрутить хвоста подчиненным. Она же
требовала активного личного участия в розысках Зяблика. Однако оперативная
обстановка на этом  отнюдь  не  настаивала.  Подчиненные  были  достаточно
грамотными  работниками,  чтобы  и  самостоятельно  справиться  со   столь
несложной задачей.
     Так рассуждал Калинов. Он не хотел себе признаться, что на самом деле
им  руководит  желание  обязательно  повстречаться  вечером   с   Мариной.
Признаться в этом желании значило согласиться с тем, что  в  жизни  бывают
моменты, когда  привлекательная  женщина,  впервые  встреченная  несколько
часов назад, становится  важнее  старого  приятеля.  Разумеется,  подобные
моменты бывают, но не у  тридцатитрехлетнего  же  довольного  собой  главы
семейства!.. И потому Калинов сказал себе, что он  вполне  доверяет  своим
ребятам, а значит - сегодня ему здесь больше делать нечего.

     Когда Калинов понял, что она не придет, было уже без четверти восемь.
Почти час он сидел за столом, сервированным на двоих,  каждые  пять  минут
пресекал попытки официанта принести хотя бы холодную закуску и посматривал
на широко распахнутые двери, ожидая, что там вот-вот мелькнет жгуче-черная
прическа.
     Он огляделся. Зал был уже на три четверти полон, да  и  на  свободных
столиках красовались светящиеся таблички, извещающие,  что  стол  заказан.
Неподалеку от Калинова сидела одинокая блондинка в зеркальных очках.
     В ресторане по-прежнему не  было  модного  ныне  психосинтезатора,  и
потому все занимались друг другом. Вместо музыки пока висел в воздухе  гул
десятков  голосов,  приглушенный  звукопоглотителями.   В   полутьме   все
выглядело романтично и наверняка располагало к любви.
     Ну и черт с ней, подумал Калинов. Плевать я  на  нее  хотел!  Раз  уж
выбрался сюда, так хоть отдохну...
     Он  махнул  рукой  официанту,  и  тот  наконец  смог  исполнить  свой
профессиональный долг. Коньяк  он  принес  армянский,  выдержанный.  После
первой же рюмки исчезли куда-то  и  наложивший  на  себя  руки  Формен,  и
скрывающийся по неизвестным причинам Зяблик, и многие-многие другие... Вот
только Марина исчезать не желала, и совсем ему было на нее  не  наплевать.
Вторая рюмка напомнила ему, что он - мужчина, уже больше недели не спавший
с женщиной. На какое-то время одиночество стало для Калинова самой главной
заботой, и чтобы забыть о нем, пришлось  воспользоваться  помощью  третьей
рюмки.
     А в восемь часов началось действо, ради которого и приходили  в  этот
ресторан люди. Под потолком загорелись сиреневые огни. На подиуме, в конце
зала, появились пятеро, подключили старинные  музыкальные  инструменты,  и
зазвучала музыка. Кажется, играли что-то из "Битлз" - Калинов  плохо  знал
классику. К подиуму потянулись пары.
     Калинов снова огляделся. Блондинка в зеркалах так и сидела  за  своим
столиком, задумчивая и одинокая. Калинов встал.
     - Вы разрешите?
     Блондинка тряхнула головой, выходя из  задумчивости,  и  повернула  к
нему лицо. Сиреневые огни отражались в  стеклах  очков.  Она  благосклонно
кивнула, поднялась,  и  Калинов  повел  ее  к  танцующим.  Мелодия  лилась
медленная и грустная, под  нее,  должно  быть,  хорошо  танцевать  вдвоем.
Блондинка положила Калинову руки на плечи,  без  навязчивости,  но  плотно
прижалась к нему упругим телом. Тело ее показалось разгоряченному коньяком
Калинову на удивление прохладным.
     - Не пришла?
     Голос  был  певучим,  без   малейшего   признака   присущей   голосам
современных женщин хрипотцы. Калинов помотал головой, и  его  отражения  в
зеркальных очках повторили это движение.
     - И мой кавалер не счел  нужным.  -  Она  печально  вздохнула  в  ухо
Калинову.
     Этот вздох растрогал Калинова.  Возникло  острое  желание  утешить  и
защитить слабую доверчивую женщину.
     - Почему бы двоим брошенным людям не объединиться? - предложил он.  -
Мой столик к вашим услугам.
     Она ничего не ответила, но положила ему  голову  на  плечо.  Сильнее,
однако, не прижалась. Калинов понятия не имел, о чем с нею  беседовать,  и
танец они дотанцевали в молчании. Когда музыка  затихла,  он  взял  ее  за
прохладную руку и повел прямо к своему столику. Она ни словом ни жестом не
выразила недовольства. Подозвали официанта,  тот  вернул  на  стол  второй
прибор. Пока он бегал вокруг, Калинов  наконец  рассмотрел  ее.  Она  была
несомненно  молода,  не  старше  двадцати  двух,  пышные  светлые  волосы,
маленький вздернутый носик, полные губы, на подбородке  -  ямочка,  только
глаза были скрыты за зеркалами.  Коньяк  она  пить  отказалась,  официанту
пришлось принести для нее бутылку красного крымского.
     - Зачем вы носите очки? - спросил  Калинов,  когда  официант,  открыв
бутылку, удалился. - Здесь ведь темно.
     - Они  мне  не  мешают.  -  Легкомысленный  взмах  рукой.  -  У  меня
ноктофилия.
     - Бедненькая! - Калинов понимающе покивал. - Как же вы  все  время  в
очках?
     - Привычка... Зато я хорошо вижу в темноте. -  Она  подняла  фужер  с
вином. - Давайте выпьем за знакомство. Кстати, меня зовут Нора.
     - Саша. - Калинов взял свою рюмку. - За знакомство!
     Чокнулись, выпили.
     - Вы часто здесь бываете? - спросила Нора, без энтузиазма  принимаясь
за закуску.
     - Сто лет не был... Но когда есть  возможность,  прихожу  с  огромным
удовольствием.
     - Любите музыку двадцатого столетия?
     - Да, она мне нравится... Хотя не скажу, что знаю ее  хорошо.  Она  в
меру экспрессивна и в меру мелодична. И, наверное, поэтому привлекательна.
К тому же, в ней еще не ощущается никакого влияния церкви.
     По залу вновь разлился сиреневый свет, и  музыканты  заиграли  что-то
знакомое. Нора отложила вилку. Калинов воспринял это как намек  и  тут  же
потащил ее танцевать.  Алкоголь  уже  подействовал  вовсю,  танец  давался
Калинову легко, и все было бы совсем отлично, если бы не ощущалась  в  его
партнерше некая напряженность,  словно  Нора  лишь  минуту  назад  выучила
движения танца и постоянно боялась их перепутать.
     Потом они снова ели и пили, а дальше вечер превратился для Калинова в
череду оторванных друг от друга событий.
     Вот они  слиты  в  танце,  и  он  уже  не  чувствует  в  ней  никакой
напряженности, да и кажется ему, что они знакомы уже тысячу лет  -  так  с
нею легко и просто... А вот они за столом, пьют, едят  и  смеются,  и  она
что-то говорит, но он не может понять и только слушает прекрасный  певучий
голос... А вот они целуются в джамп-кабине, губы ее упруги и прохладны,  и
очень мешают очки, но она не позволяет их  снять...  А  вот  он  застилает
постель, прислушиваясь к шуму воды в ванной, где Нора принимает душ, и ему
жутко не нравится, что она так долго там копается. Он берет  с  кресла  ее
платье - в обычном свете оно оказывается нежно-розовым - и вешает в  шкаф.
И вдруг, сам не  зная  зачем,  вкалывает  в  пояс  "жучка".  А  потом  она
появляется из ванной, на ней ничего  нет,  кроме  очков  на  лице,  и  ему
кажется, что она и мылась прямо в этих своих проклятых  очках.  Она  гасит
свет в комнате и оказывается в его объятиях. Он целует прохладные губы,  и
выясняется, что очки она сняла, но глаз ее в темноте все равно не видно, и
слава Богу. Тело ее теперь теплое, и Калинову кажется, что она  специально
так долго возилась в ванной, чтобы согреться. Тут они  падают  в  постель,
его  ладони  шатрами  накрывают  тугие  девичьи  груди.   Мысли   уносятся
далеко-далеко, на край Вселенной, и остаются  одни  ощущения...  А  потом,
посреди ночи, он вдруг просыпается в ужасе: ему кажется, что  рядом  лежит
холодный труп, что в пьяном угаре он задушил ее своими объятиями,  но  она
поворачивает к нему голову и говорит: "Спи, милый. Давай, я подую  тебе  в
лицо и погашу плохой сон". Он успокаивается. Она дует ему в лицо. Лоб  его
овевает прохладный ветерок, и Калинову приходит на ум, что, если бы  рядом
с ним сейчас лежала Марина, то ветерок этот  был  бы  июльский,  теплый  и
ласковый, и с этой мыслью он вновь засыпает, инстинктивно  отодвигаясь  от
любовницы, и в самый последний миг, на грани  сна,  ему  кажется,  что  он
все-таки кого-то сегодня предал: то ли ее, то ли Марину, то ли жену...

                           3. КАПКАН НА ОХОТНИКА

     Когда он проснулся, рядом уже никого не было. Калинов приподнялся  на
локте и огляделся. Слава Богу, у него вчера хватило ума  привести  Нору  в
свою холостяцкую квартиру. Хорош бы он был, если бы  притащился  с  нею  в
Кокорево, в ИХ с Витой брачную постель. Да-а-а...
     Он с трудом встал, прошел на кухню. Кухня была пуста. Судя по  всему,
его ночная  любовь  смылась,  не  попрощавшись.  Голова  после  вчерашнего
изрядно трещала, и, чтобы прийти  в  норму,  пришлось  принять  сразу  две
таблетки антивинина. Потом он забрался в  ванну  и,  крутясь  под  колкими
струйками воды, пытался представить себе, как Нора стояла  вчера  тут,  на
этом самом месте, и струйки секли ее  гладкое  тело.  Стало  до  омерзения
противно, нежданно-негаданно накатил  стыд  перед  черненькой  девушкой  в
кумачовом платье, но Калинов выключил горячую воду, и стыл куда-то пропал.
Наверное, замерз и  превратился  в  ледышку.  Ледышка,  правда,  осталась,
спрятавшись в глубине души, но с этим уже ничего нельзя  было  поделать  -
надо ждать, пока исчезнут последние признаки похмелья.
     Он посмотрел в зеркало  и  скривился.  Физиономия  была  еще  та.  Не
физиономия, а свиное рыло. Надо же, сказал  он  себе,  эко  зацепила  твою
мужскую гордость кареглазая забиячка!.. К первой попавшейся юбке  бросился
за утешениями! Куда делся примерный семьянин, где была его совесть? На кой
черт ты связался с этой мороженой ноктофиличкой?!
     Совесть  молчала:  по-видимому,  последние   остатки   похмелья   уже
выветрились из души. Калинов перекрыл воду. Массажер включать не хотелось,
и он растерся докрасна полотенцем. Выйдя из ванной, заказал себе завтрак и
принялся одеваться. Проверил карманы: от подобных подруг чего угодно можно
ожидать. Однако все оказалось  в  целости  и  сохранности.  На  клавиатуре
тейлора демонстративно расположилась розовая заколка  для  волос.  Калинов
включил рекордер. На экране появилась Нора, одетая и причесанная. На  лице
ее снова красовались зеркальные очки. В глубине экрана, заботливо  укрытый
одеялом, безмятежно дрых сам Калинов. Волосы Норы  были  распущены,  груди
рвались из розового плена - аппетитная девочка, ничего не скажешь, не  зря
она так легко подцепила его вчера.
     - Хэлло, дружочек! - Аппетитная девочка приветливо помахала рукой.  -
Я рада, что встретилась с тобой. Ты парень что надо!  -  Она  послала  ему
воздушный поцелуй. - Только не ищи меня. Я сама тебя найду. Если, конечно,
захочу! - Она еще раз помахала рукой, и экран погас.
     - Что ж, - пробормотал вслух Калинов. - Найти тебя не представляет ни
малейшего труда. Но если бы ты только знала,  как  далек  я  от  подобного
желания.
     Он подумал, что и вчера подсознательно сопротивлялся этой связи -  не
зря же тело Норы  все  время  казалось  ему  таким  холодным  -  словно  у
мертвой... Вот только до конца не устоял: все-таки  самец  одержал  в  нем
верх... Ладно, встретиться с нею еще придется - хотя бы  для  того,  чтобы
изъять "жучка", - но встреча эта может и подождать,  сейчас  имеются  дела
поважнее.
     Он самодовольно помахал  рукой  темному  экрану,  выключил  тейлор  и
отправился завтракать.

     Милбери не успел найти Крылова. Игорь отыскался сам.  В  десять  утра
его изображение неожиданно появилось на дисплее.
     - Говорят, ты меня ищешь? - сказал Крылов вместо приветствия.
     Он был спокоен на вид. Голос его нисколько  не  дрожал,  лишь  печать
усталости угнездилась на лице. Большой усталости, смертельной...
     -  Мне  надо  с  тобой  поговорить,  -  ответил  Калинов,   тоже   не
поздоровавшись. - Желательно, с глазу на глаз.
     Крылов довольно долго изучал выражение лица Калинова.
     - Думаешь, разговор так уж необходим? - спросил он наконец.
     - А тебе  известно,  что  из  пятерых  ты  теперь  остался  в  гордом
одиночестве?
     - Как? - испугался Крылов. - Значит, и Формен?.. - Он  умолк,  словно
незаконченность вопроса давала ему какую-то надежду.
     Калинов спокойно кивнул.
     - Ты много знаешь об этом деле?  -  спросил  Крылов  после  очередной
паузы.
     Калинов вновь кивнул. Господи,  прости  меня,  подумал  он.  Ложь  во
спасение - не есть зло.
     - Как ты считаешь? - продолжал Крылов. - То, что Формен умер... можно
сказать, вместо меня... не дает ли мне... В общем,  есть  ли  у  меня  два
месяца?
     - Нет! - жестко сказал Калинов. - Формен умер не вместо тебя! Так что
к субботе наступит твоя очередь!
     - Ты знаешь, кому это нужно?
     - Да, - соврал Калинов. И добавил: - Тому же, кому была нужна  смерть
твоих друзей.
     Крылов посмотрел на него затравленным взглядом:
     - И нет спасения!
     - Неправда, - сказал Калинов. - Спасение есть. С этой целью я и хотел
с тобой встретиться.
     - Ну хорошо, - решился Крылов. - Я в Новгороде,  буду  ждать  тебя  у
памятника тысячелетию России.
     - Сейчас отправляюсь... Надеюсь, ты не исчезнешь!
     - Полагаю, не исчезну. Я появился в Новгороде всего час назад - время
исчезать еще не наступило.

     Они сидели на берегу Волхова. Позади, через  их  головы,  внимательно
смотрелся в воду седой Кремль. Крылов только что  закончил  свой  короткий
сбивчивый рассказ и ждал реакции Калинова.
     - Почему ты сразу не обратился  ко  мне?  -  спросил  тот.  -  Ты  же
взрослый человек! И разве я не один из твоих друзей?
     Крылов вздохнул:
     - А с чем я должен был идти к тебе?.. Да ты бы меня на  смех  поднял!
Или к психиатру отправил бы!.. Разве не так?
     - Не так, - соврал Калинов. - И думаю, что  в  этом  случае  Бойль  и
Формен остались бы живы.
     - Ну вот... Теперь я еще и  в  их  смерти  виноват.  -  Крылов  уныло
покачал головой.
     Калинов похлопал его по плечу:
     - Ладно, не казнись!.. Давай еще раз - поподробнее...  Значит,  когда
ты в первый раз почувствовал угрозу?
     - В пятницу.
     - В чем она выражалась?
     Калинов почесал затылок, устремил взгляд в небо.
     - Ты знаешь, пожалуй, ни в чем.  Просто  непонятная  тревога.  Я  еще
подумал, что космос довел меня до ручки: на  Земле  неуютно  стало...  Да,
просто некая  тревога  и  неопределенное  чувство  вины.  Знаешь,  как  на
следующее утро после хорошей попойки... И что меня больше всего  поразило:
чувство это не проходило даже в те минуты, когда мы  с  Алькой  занимались
любовью. Мне вдруг пришло  в  голову,  что  у  меня  как  у  мужика  могут
возникнуть проблемы... - Он быстро взглянул на Калинова, но лица  того  не
коснулась и тень улыбки.
     - А может, все проще, Игорь? - сказал Калинов.  -  Может,  ты  просто
изменил Алле? Отсюда и тревога, и чувство вины.
     - Да ты что?! - Крылов был поражен. - Мы же с Аллой монисты!..  Да  у
нас на борту и женщин-то вовсе не было. Чисто мужской коллектив. Два  раза
в неделю сексриплейсер - вот и вся разрядка.
     - Ну хорошо, - виновато проговорил Калинов. -  Продолжай.  Значит,  в
пятницу...
     - Да, в пятницу. В тот же день, вечером, мне позвонил Бойль,  сообщил
о  смерти  ребят  и  спросил,  не  происходит  ли  вокруг  меня   что-либо
непонятное. Я тогда не догадывался, что он имеет в виду, и сказал, что все
в порядке. Больше он ни о чем таком не заикался, поговорили об отпуске,  о
делах и распрощались. А в субботу, когда мы с Алькой гуляли в Павловске, я
вдруг ощутил уже не тревогу, а настоящий ужас. - Голос Крылова дрогнул.  -
Даже, скорее, не ужас, а... В общем, я понял, что,  если  сейчас,  сию  же
секунду, не уберусь отсюда, то тут же умру. Вот я и убрался...
     - Куда?
     - В тот момент мне было все равно. Я просто набрал первый  попавшийся
индекс и оказался в Кочабамбе. Это такой город в Боливии. Устроился там  в
отеле... кажется, "Пасифик"... Спать, естественно, не хотелось, и потому я
всю ночь надирался в баре.  Под  утро  позвонил  Алле  и  уснул,  а  когда
проснулся, вновь почувствовал тревогу. Дождался, пока она  превратилась  в
полновесный страх, и снова смылся, на этот раз в Австралию.  -  Он  умолк,
потер виски.
     - И там снова надирался?
     - Нет, там я пить не стал. Понимал, что  надо  как-то  разбираться  в
этом деле. В общем, на этот  раз  тревога  не  исчезала.  Она  лишь  резко
уменьшилась, а потом,  в  течение  нескольких  часов,  снова  нарастала...
Короче, кончилось моим бегством на Аляску. Там все  повторилось.  Далее  я
уже нигде надолго не задерживался, мотался по планете туда-сюда, с  одного
полушария в другое, лишь бы подальше от предыдущего места...
     - С Бойлем не пробовал связаться?
     - Пробовал. Дважды или трижды. Ни разу не застал дома.  Потом  узнал,
что он тоже скрывается.
     - От Формена узнал?
     - Да. Он мне и выложил обе версии: свою и Бойля.
     - Даже так?.. И какая, на твой взгляд, ближе к действительности?
     Крылов  подобрал  камушек,  бросил  его  в   реку,   посмотрел,   как
разбегаются по воде круги. Калинов терпеливо ждал.
     - Не знаю, Саша, - сказал наконец Крылов. - Поначалу мне казалось,  у
нас действительно какое-то заболевание психики... Но Формен уверял, что  с
ним ничего непонятного не происходит. Тем  не  менее  мне  показалось,  он
чего-то боится...
     - Мне тоже так показалось, - сказал Калинов.
     - А в воскресенье... хотя нет, погоди... В бегах совсем  запутался  с
днями недели... Нет, это уже был понедельник... Да, в понедельник я  узнал
от него, что Юрген пытался прорваться во Внеземелье и был убит.  А  теперь
убили и Формена!
     - Формена не убили, - сказал Калинов. - Формен  попросту  покончил  с
собой.
     - Джон покончил с собой?! - поразился Крылов. - Тогда я совсем ничего
не понимаю...
     - А как ты относишься к его гипотезе о ксенах?
     Крылов пожал плечами:
     - Что-то она, конечно, объясняет. И в то  же  время...  Почему  ксены
больше ничем себя не проявили? И чем мы им помешали? И  почему  именно  мы
пятеро?.. - Он снова пожал плечами. - Но в сумасшествие я  тоже  не  очень
верю... Погоди, - спохватился он. - Ведь ты сказал, все знаешь!
     Калинов вздохнул:
     - Ничего я не знаю,  Игорь!  Наврал  я,  чтобы  ты  не  отказался  от
встречи. Во всем этом деле нам с тобой еще предстоит разобраться. А сейчас
главная забота - обеспечить твою безопасность! Если умрешь и ты, я уже  ни
в чем не разберусь.
     - Спасибо! - Крылов саркастически рассмеялся.  -  Успокоил...  Может,
мне, не теряя попусту времени, сразу уносить  ноги?  Снова  куда-нибудь  в
Южную Америку?
     - Нет, так мы  в  этом  не  разберемся.  Пока  не  узнаем,  кто  тебя
преследует, ни в чем не разберемся... Давай-ка двинем сначала ко мне, и ты
распишешь подробно: где, когда и сколько времени пропадал в эти дни.
     Крылов встал с топчана, потянулся и сказал:
     - Я тебе с удовольствием распишу. Но  потом  мне  надо  хоть  немного
поспать. Я ведь все последние дни на стимуляторах держался.
     - Хорошо. Поспишь у меня в кабинете... И давай  договоримся.  Алле  о
том, что ты объявился, мы ничего не сообщаем. По-моему, она  будет  только
мешать. Чтобы не беспокоилась, можешь связаться с нею по моему тейлору, но
скажешь, что ты где-нибудь в Африке.
     - Ладно, - согласился Крылов. - Кстати, знаешь, у меня  иногда  такое
ощущение, будто в том, что со мной сейчас происходит, виновата и Алька.  -
Он подошел к реке, опустил в воду ладонь и обтер ею лицо. - Ой, как  спать
хочется!.. Да, вот еще что. Ты знаешь, а ведь  были  минуты,  когда  я  не
надирался, но тревога, тем не менее, полностью пропадала.
     - А ты не  обратил  внимания,  когда  это  происходило?  Какая-нибудь
закономерность наблюдалась?
     -  Наблюдалась...  Это  было  в  те  моменты,  когда  я  находился  в
джамп-кабинах.

     Когда  Зяблик  поговорил  с  женой  и  прикорнул  на  тахте,  Калинов
отправился к Расселу. По дороге заглянул в кабинет Милбери.
     - Как дела?
     - Беспросветно, - уныло  сказал  Милбери.  -  Никаких  отклонений  по
медицине у них не было. Если их что и связывает, кроме практики  на  борту
"Нахтигаля", так это то, что все пятеро  -  безотцовщина.  Бойль,  правда,
вообще сирота...
     - Это мне известно, - перебил Калинов. - Должен быть еще какой-нибудь
фактор.
     - Еще все, кроме Крылова, были холосты. И у всех пятерых нет детей.
     - Чушь! Не вижу, с какой стороны это может нам пригодиться.  У  тебя,
например, тоже нет детей!
     - Да, я тоже не вижу, с какой стороны.
     - А как Мартинес?
     - Никак. Обычный дед пенсионного возраста.  Таких  дедов  по  планете
миллионы ходят.
     - Негусто... Ладно, вот  тебе  данные.  -  Калинов  протянул  Милбери
листок, на котором Крылов перечислил пункты, где перебывал за время  своих
метаний. - Проанализируйте на компьютере. По всем параметрам:  расстояние,
время, продолжительность нахождения. Должна быть в этом какая-то  система.
Не верю я, что здесь случайный набор...
     Рассела он решил ошарашить сразу.
     - Хочу в отпуск! - заявил он с порога.
     Шеф поднял на него изумленные глаза:
     - Спятил?! А кто будет доводить до конца дело о космонавтах?
     - Я! Потому и прошусь в отпуск! - Калинов хитро улыбнулся.
     Рассел нахмурился:
     - Слушай, Александр! Мне не до шуток. С  этим  делом  для  нас  зреют
большие неприятности. Когда к нам обратились, было  двое  мертвых,  теперь
уже четверо, и, как я понимаю, у тебя по-прежнему никаких зацепок... А еще
говоришь об отпуске!
     - Не просто говорю, настаиваю! - Калинов поднял палец.
     До Рассела наконец дошло.
     - А ну, садись и выкладывай. Все!
     Калинов сел, собрался с мыслями. Говорить надо было убедительно, и он
решил начать с самого начала.
     - Итак, что мы имеем?.. Сперва я думал, дело  и  выеденного  яйца  не
стоит. Ребята связались с контрабандой наркотиками во  Внеземелье,  что-то
не поделили, вот и сводят счеты. Это у  меня  была  основная  версия.  Она
благополучно рухнула, когда взорвался грузовик. Для сведения любых  счетов
это явный перебор. Чтобы  свести  с  Бойлем  счеты,  не  нужно  уничтожать
грузовик, Бойля можно достать и позже, у наркомафии  наверняка  есть  свои
люди во Внеземелье. Впрочем, это все я уже докладывал...
     - Помню! - Рассел кивнул.
     - Теперь я остановился на другой версии. Мне кажется,  главное  здесь
то,  что  все  пятеро  были  на  станции  "Нахтигаль".  Возможно,  станция
подверглась  какому-то  воздействию   неизвестного   излучения   или   еще
чему-нибудь подобному...
     - Подожди, - прервал его Рассел. - Если мне память не  изменяет,  там
был еще руководитель практики...
     Калинов покивал:
     - Да, и это самое слабое место в версии. За руководителем  вообще  не
замечено никаких странностей: старик как старик.
     Рассел задумался, постукивая пальцами по крышке стола.
     - Слушай, у  меня  складывается  впечатление,  будто  дело  абсолютно
бесперспективное.
     Он жалеет, что мы взялись за расследование, подумал  Калинов.  Лавров
здесь, похоже, не заработаешь!
     - Не совсем так. Вчера, после самоубийства Формена, мне тоже пришли в
голову подобные мысли. Парень явно кое-что знал. Или догадывался...
     - А кстати, -  сказал  Рассел.  -  Ты  по-прежнему  уверен,  что  это
действительно был суицид?
     - В случае, если он сделал себе укол под гипнозом, то гипнотизер, без
сомнения, убийца. Но сей факт бесперспективен, поскольку недоказуем.
     - А по аналогии?
     - Аналогия есть, но не стопроцентная. Да, Формен из той же  компании,
но для полной аналогии он должен был прожить еще около двух месяцев.
     - Что за чушь? С чего ты взял?
     - Предыдущие три случая произошли накануне дня рождения жертвы.
     Шеф не  поверил.  И  полез  к  тейлору  проверять  информацию.  Потом
виновато потер подбородок:
     - Действительно!.. Уж совсем чушь какая-то...  Может,  тут  дело  рук
маньяка?
     - Может, и это последнее более или менее приемлемое  объяснение.  Вот
только каким образом маньяк сумел взорвать грузовик?
     - Ну, если он из космической службы...
     - Да, и поэтому я не сбрасываю эту  версию  со  счетов.  Хотя  она  и
крайне маловероятна.
     Рассел снова забарабанил пальцами по столу. Словно лошади проскакали.
     - Да! - Он покачал головой. - Странное дело!
     - Вот именно! - сказал Калинов. - А  странные  дела  должны  странным
путем и расследоваться. Мне надоело блуждание в потемках, хочу на свет.
     - Что ты имеешь в виду?
     Калинов собрался с духом.
     - Дело в том, что у последнего из этой пятерки - Игоря Крылова - день
рождения через три дня.
     - И ты полагаешь?..
     - Да. К тому же, есть основания подозревать, что  его  уже  несколько
суток преследуют.  Получается,  обычными,  то  есть  законными  путями  мы
следствие провести не успеваем. Вот потому я и прошусь в отпуск. В  случае
крупных нарушений законности и вам меньше головных болей. - Калинов  знал,
что для шефа  этот  аргумент  будет  главным.  -  А  официально,  обычными
методами, пусть работает Милбери. Все равно мне понадобится помощь.
     - Так, - сказал Рассел с сомнением. - Жаждешь влезть в шкуру частного
сыщика?
     - Да, жажду. Мне кажется, это наилучший способ достичь результата.
     - Что же, - Рассел встал, - не вижу причин препятствовать. Но  обязан
предупредить: любые нарушения закона...
     - Я понимаю, - быстро сказал Калинов. - Все на мою ответственность...
Хотел бы  только,  чтобы  Милбери  по-прежнему  выполнял  -  неофициально,
конечно, - мои распоряжения. Со своей стороны, гарантирую, что  ему  будут
поручаться только законные действия. Все остальное - на мне! Но и я обещаю
далеко за грань закона не заходить.
     - Я распоряжусь, - пообещал Рассел. - Но ты должен понимать еще  одну
вещь. Поскольку в этом деле затронуты интересы всей нашей организации,  то
твой отпуск не освобождает тебя от ответственности за еще одну смерть.
     - Я понимаю, - сказал Калинов. - Крылов  уже  у  нас.  Сегодня  утром
объявился, сейчас спит в моем кабинете. А я позабочусь, чтобы  он  остался
жить.

     Когда Калинов вернулся к себе, Игорь уже не спал. Он нервно ходил  по
кабинету из угла в угол.
     - Почему не отдыхаешь?
     - Я спал. Проснулся только что.  У  меня  появилось  ощущение,  будто
угроза снова начала возрастать.
     Калинов сел за стол.
     - Успокойся. Уж здесь-то тебе ничто не может угрожать!
     Крылов нервно зевнул.
     - Знаешь, - сказал он, - я это вроде бы и понимаю, но успокоиться все
равно не могу. Мне кажется, для того, кто меня преследует, никаких преград
не существует.
     - Ну это ты зря! Не Господь же он Бог, в самом деле!
     - Не знаю... Но я почему-то уверен, что он запросто проникнет  в  эти
стены. Вся ваша охрана для него...
     - Слушай! - сказал Калинов. - Хватит паниковать! Вспомни: я не только
чиновник, я еще и твой друг. Неужели ты думаешь,  будто  я  допущу,  чтобы
какая-то сволочь на моих глазах тебя ухлопала?!
     - Не знаю. - Крылов присел на тахту, но тут же снова вскочил. - Саша!
Отпусти меня, пожалуйста! - взмолился он. - Я чувствую,  должен  бежать...
Ведь ты же еще ни к чему не готов, у тебя даже версии нет. Ведь так?
     - Версии нет. - Калинов поморщился. - Поэтому я бы и хотел посмотреть
на преследователя...
     - Ты что? - Голос Крылова сорвался на визг. - Ты хочешь  использовать
меня в качестве червяка на рыболовном крючке?!
     Крылов заметался по кабинету,  и  Калинов  понял:  перед  ним  сейчас
смертельно напуганный человек, от которого толку все равно не будет. Охота
с приманкой - хорошая мысль, но для нее надо подготовиться получше.
     - Хочешь выпить? - Он достал из сейфа бутылку коньяка и стакан.
     Крылов с готовностью влил в себя полстакана. Калинов  подождал,  пока
он немного успокоится, и сказал:
     - Хорошо. Пожалуй, ты прав: лучше тебе исчезнуть отсюда.  Но  имей  в
виду, из нашего поля зрения ты теперь исчезнуть не сможешь. Тебя найдет  и
будет охранять мой человек. Ты его узнаешь по ключевому слову "Нахтигаль".
     -  Нахтигаль?  -  Крылов  ухмыльнулся.  Он  стремительно  пьянел,   и
всасывающийся в кровь алкоголь изгонял из его души страх.  -  Ты  все-таки
думаешь, во всем виновата станция?.. Чепуха! Мы  же  там  проходили  самую
обычную стажировку. Ничего секретного!
     - Поживем - увидим... Слушай дальше. Думаю, к сегодняшнему  вечеру  я
буду готов спрятать тебя. Я дам тебе знать об этом через  моего  человека.
Тебя прошу не выкидывать фортелей и сразу же вернуться сюда. И  больше  не
пей!.. Ты мне будешь нужен трезвый  и  не  слизняк.  А  теперь  пойдем,  я
провожу тебя до кабины, без меня ты в нее не войдешь.
     Он спрятал коньяк, вывел Крылова  в  коридор  и  довел  до  служебных
джамп-кабин.  Здесь  он  легонько  обнял  его,   получив   таким   образом
возможность загнать "жучка" в куртку друга.
     - Ну все, держи хвост пистолетом. И умоляю тебя, не пей!
     Когда Игорь скрылся за дверью кабины, Калинов отправился к Милбери.
     -  Шеф  проинформировал  тебя  об  изменениях,  связанных   с   делом
космонавтов?
     Милбери кивнул.
     - Только что Крылов возобновил свои бега, - сказал Калинов. - С моего
ведома, естественно,  -  добавил  он,  увидев,  как  дернулся  Милбери.  -
Идентифицировать, куда он направился, и послать к нему охранника. Ключевое
слово "Нахтигаль". Крылову я подкинул "жучка", на месте  его  будет  найти
нетрудно. Для джампа  использована  кабина  номер  три...  Потом  доложишь
результаты анализа его предыдущих маршрутов.
     Вернувшись к себе, он развил бурную деятельность. Сначала  быстренько
накропал проект  приказа  об  очередном  отпуске  начальника  бюро  отдела
аномалий А.П.Калинова и временном исполнении его  обязанностей  Р.Милбери.
Отправив проект Расселу, он связался с Транспортной комиссией.
     Разыскать Кирсанова было делом  двух  минут.  С  Кирсановым  Калинова
познакомил в свое время Дин Паркер, понимая, что его  старинному  молодому
приятелю потребуется связь в ТК после ухода его, Паркера, на пенсию.
     Поздоровались.
     - Не помешал? - спросил Калинов.
     - Неважно, - сказал Кирсанов. - Чем могу помочь?
     Калинов решил обойтись без предисловий.
     - Нужны две джамп-кабины. Из тех, которыми не пользуются. Желательно,
поближе друг к другу. Идеальный случай - в  одном  помещении.  Обязательно
закрытые индексы, но индекс одной мне будет нужен. Лучше  всего,  если  бы
такая пара обнаружилась в Петербурге.
     Кирсанов с уважением посмотрел на Калинова:
     - Непростые потребности, коллега, но, думаю, варианты есть.  Подобным
условиям должны соответствовать здания, находящиеся на ремонте. Если  дашь
мне минут двадцать, подготовлю конкретные предложения.
     Калинов отключился с чувством удовлетворения:  Кирсанов  в  очередной
раз показал себя  на  редкость  конструктивным  чиновником.  Все  бы  были
такими!..
     Он связался с О'Коннором.
     - Привет, Джим! Как там моя просьба?
     О'Коннор помотал головой:
     - Ни у  кого  из  пятерых  связи  с  наркомафией  не  прослеживаются.
Материалы расследования передам прямо на твой тейлор.
     - Спасибо, Джим! - Калинов удовлетворенно потер руки.
     - Ты вроде бы рад? - удивился О'Коннор.
     - А почему  бы  и  нет?..  Разве  плохо,  если  люди  оказываются  не
замешанными в связях с наркомафией?
     - Для меня - плохо! - сказал мрачно О'Коннор. - Значит, я двигался по
ложному пути.
     Они распрощались.
     Ну что ж, подумал Калинов. На этой версии теперь  можно  окончательно
поставить жирный крест. И хотя  ясности  в  дело  крест  не  добавляет,  я
почему-то рад.  Наверное,  потому,  что  в  случае,  если  бы  нарковерсия
оказалась верной, дело бы от меня забрали. А отдавать его теперь очень  не
хочется.
     От удовольствия он  замурлыкал  себе  под  нос  какой-то  полузабытый
мотивчик из первой жизни. Настроение стремительно улучшалось: впереди была
по-настоящему интересная работа.
     И тут в кабинет ввалился Милбери.
     - Шеф, мы  проанализировали  кругосветные  путешествия  Крылова.  Вот
полученные результаты. - Он подошел  к  тейлору,  пробежался  пальцами  по
клавиатуре и вызвал на дисплей картинку.
     Засветились два графика.
     - Вот это, - Милбери показал на разорванную по  временной  координате
линию, - перемещения Крылова.  А  вот  эта  линия  -  совмещенные  графики
перелетов межконтинентальных стратопланов и движения поездов монорельсовой
сети. Маршруты связывают между собой пункты, в которых побывал Крылов.
     Калинов впился глазами в разноцветные линии. Милбери наложил их  друг
на  друга.  Совпадение  не  выглядело  стопроцентным,  но  на  большинстве
участков линии совмещались.
     - Подожди, ты хочешь сказать...
     - Получается  так,  будто  существует  возможность,  что  некое  лицо
действительно преследовало Крылова, - осторожно заметил Милбери. -  Причем
свои перемещения это лицо осуществляло межконтинентальными стратопланами и
магнитными экспрессами. А это, как известно, второй и третий  по  скорости
транспорт после джамп-связи.
     - И гораздо более дешевый для путешественника, - пробормотал Калинов.
     Милбери поперхнулся, но, откашлявшись, закончил:
     - Несовпадающие участки графиков, думаю, объясняются не совсем точной
информацией, представленной Крыловым. Кое-что он мог и перепутать.
     В его состоянии это вполне объяснимо, хотел сказать  Калинов,  но  не
сказал.
     - Подожди, подожди, - пробормотал он. -  Выходит,  преследователь  не
хотел пользоваться джамп-кабинами?
     - Или не мог! - сказал Милбери. -  И  причина  отнюдь  не  в  высокой
стоимости джампа. Улавливаете?
     - Улавливаю! - Калинов грохнул кулаком по столу.  -  Это  же  изрядно
ограничивает круг подозреваемых.
     - Да, - заметил Милбери с сарказмом, - со всего  взрослого  населения
планеты на каждого десятого.
     - Э-э, нет! - Калинов погрозил  своему  заместителю  пальцем.  -  Вы,
молодой человек, кое-что забываете. Вам  представляется,  будто  нас  ждет
поголовная проверка  всех  тех  десяти  процентов  населения,  что  теряют
сознание или  сходят  с  ума  во  время  действия  джамп-генератора...  Ты
заработался, Рэн!
     Милбери хлопнул себя ладонью по лбу:
     - Я понял, шеф! В худшем случае нам предстоит  проверить  каждого  из
тех, кто летал этими стратопланами. - Он  кивнул  на  график,  по-прежнему
светящийся на дисплее. - Немедленно займусь этим.
     -  И  не  забудь  сначала  проверить  совпадаемость  имен,  хотя   бы
приблизительно. Это вряд ли что-то даст, но вдруг фантазия этого  субъекта
окажется не слишком развитой.
     Милбери выкатился, а Калинов связался с Расселом.
     - Шеф, я бы хотел знать, какие счета будут приняты к оплате по  этому
расследованию?
     - Любые! - рявкнул Рассел. - Даже  если  ты  зафрахтуешь  космический
корабль. - Он с ненавистью посмотрел в потолок и  добавил:  -  В  разумных
пределах, естественно!
     Кажется, шефу накрутили хвоста, подумал Калинов, отключаясь.  Что  ж,
это  даже  на  пользу!  При  таком  раскладе  он  предоставит  мне   любые
полномочия... Надо ковать железо, пока горячо.
     Он снова вызвал Рассела:
     - Шеф! Мне требуются чрезвычайные полномочия.
     Рассел все еще таращил глаза в потолок. Видно, хвоста ему накрутили с
дьявольской жестокостью. Наконец он пришел в себя и посмотрел на Калинова:
     - Ты их получишь.  Передаю  тебе  код,  действующий  в  течение  этой
недели.
     Хорошо,  когда  тобой   командует   чиновник,   подумал   Калинов   с
удовлетворением.
     - Этот код, - продолжал Рассел, -  дает  тебе  право  на  все.  Кроме
убийства.
     - А если в целях обеспечения личной безопасности следователя?
     - Подобные причины в  качестве  оправдательных  рассматриваются,  как
тебе известно, позже. В судебном порядке.
     Плохо,  когда   тобой   командует   чиновник,   подумал   Калинов   с
раздражением.
     - Мне требуется одно, - сказал Рассел. - Чтобы Крылов в любом  случае
остался жив.
     - Понял. Еще раз обещаю не слишком выходить за рамки закона.
     На тейлоре замигал сигнал срочного вызова. Калинов дождался, пока шеф
передаст ему код чрезвычайных полномочий, и переключился на  нетерпеливого
абонента.
     Нетерпеливым абонентом оказался Кирсанов.
     -  Я  подобрал  несколько  вариантов,  но  всем   твоим   требованиям
удовлетворяет только один. Бывшее административное здание фирмы  "Нептун",
около Удельной. Пересылаю все данные. Здание в настоящий момент  никем  не
арендуется.
     - Благодарю. Я его посмотрю. Если подойдет, у меня будет к  тебе  еще
пара просьб.
     - Обращайся... Как Вита, дети?
     - Все в порядке. Извини, нет времени на разговоры.
     Кирсанов  понимающе  кивнул  и  отключился.  А   Калинов   отправился
осматривать бывшее административное здание фирмы "Нептун", около Удельной.

     С нынешними полномочиями охрана пропустила Калинова беспрепятственно.
Один из охранников вызвался его сопровождать.
     - Мне необходимо осмотреть помещение, где находятся  джамп-кабины,  -
сказал Калинов.
     Прошли  в  вестибюль.  Вестибюль  выглядел  очень  солидно.  Даже  не
верилось, что фирма, имеющая  такой  вестибюль  в  своем  административном
здании,   могла   разориться.   Обшитые   натуральным    деревом    стены,
экранированные окна, музейного вида - под старину - светильники на стенах,
стол дежурного у входа в лифты, сбоку от лифтов довольно широкая  лестница
для желающих нагружать мышцы  ног.  Джамп-кабины  спрятались  в  небольшой
нише. Было их две, не последней  модели,  но  современные,  поблескивающие
серебристым пластиком. Неработающие.
     В центре вестибюля разместились сдвинутые  в  кучу  столы  и  кресла,
покрытые тонким слоем пыли: по-видимому, уборщики  помещений  в  настоящее
время не задействовались.
     Так, сказал себе Калинов.  Годится.  Вот  сюда,  рядом  с  нишей,  мы
переставим стол дежурного. Лифты отключим. Лестницу блокировать не  будем,
лучше выставить пост на крыше... А впрочем,  нет!  Достаточно  оборудовать
площадку между первым и вторым этажами телекамерой и сенсорными датчиками.
И никакая охрана будет не нужна...
     В стене напротив кабин он заметил дверь,  замаскированную  под  часть
стены.
     - Что здесь?
     - Хозяйственное помещение.
     - Откройте.
     Это была маленькая каморка в три квадратных метра, в которой  стояли,
поблескивая никелем, два выключенных уборщика. Дверь  каморки  открывалась
внутрь.
     Хорошо. Эта дверь  нам  тоже  пригодится.  Столы  и  кресла  придется
сдвинуть к стене, чтобы не появились желания использовать  их  в  качестве
укрытий. Экранированные стекла с улицы ничего увидеть не позволят, а  саму
улицу мы подсветим. И на всякий случай  еще  и  инфракрасный  прожектор  с
ноктовизором  поставим.  Так  что   незамеченными   они,   голубчики,   не
подберутся... А в столе спрячем записывающую аппаратуру.
     Он удовлетворенно покивал и собрался распрощаться с сопровождающим.
     - Наверх не будем подниматься? - удивился охранник.
     - Нет.
     Калинов вышел на улицу, перешел на ее другую сторону и  направился  к
общественным джамп-кабинам. Оглянулся. Двадцатиэтажное здание серой скалой
нависало над ним, и было в этой безжизненной коробке что-то зловещее.

     Вернувшись к себе, он снова связался с Кирсановым.
     - Ну как? - поинтересовался тот. - Подходит?
     - Вполне. Попрошу тебя сделать  следующее.  Официальным  порядком,  с
выставлением счета и прочими условностями... Нужно включить обе  кабины  и
замкнуть их друг на друга, сделав кольцо. Чтобы у этой пары не было выхода
в глобальную сеть. И чтобы разомкнуть кольцо  можно  было  только  снаружи
закодированным сигналом. Код я тебе переправлю, кодом будут отпечатки моих
указательных пальцев.
     - Это будет стоить не слишком дорого, - сказал Кирсанов.
     Зато аренда здания влетит в копеечку, подумал Калинов.
     - Мне бы хотелось, чтобы все  было  сделано  сегодня  к  девятнадцати
часам Москвы, - сказал он.
     - Будет, - заверил Кирсанов.
     На том и распрощались. Теперь оставалось позаботиться о  трех  вещах.
Для того,  чтобы  договориться  об  аренде  здания,  он  решил  явиться  в
муниципальный комитет лично. Пусть это потребует немного  больше  времени,
но личный контакт  есть  личный  контакт.  А  муниципалитете  предпочитают
работать с живыми людьми, а не с их изображениями на дисплее.
     В результате аренда обошлась ему всего в полтора часа.
     Затем через Милбери он дал указания отделу  технического  обеспечения
об установке аппаратуры  в  арендованном  здании.  Оставалось  обзавестись
дисивером. Дисивер был у Рассела.
     Когда Калинов заявился к нему, тот замахал руками:
     - Ты  же  знаешь,  что  использование  дисивера  возможно  только  по
специальному разрешению! И разрешение это даю не я.
     Господи, подумал Калинов. Все как семнадцать лет назад.
     - Ты можешь объяснить, что задумал? - спросил Рассел.
     - Поскольку я в отпуске, это мои личные дела, -  ответил  Калинов.  -
Начальство не обязано интересоваться личными делами подчиненных.
     - А ходатайствовать о разрешении на использование дисивера для личных
дел подчиненных оно обязано?
     - Мне не нужно  ходатайство.  Мне  нужен  дисивер.  Ждать  разрешения
означает потерять почти неделю. У  меня  нет  такого  времени.  Разрешение
можно будет оформить и задним числом, если потребуется. Вам это нетрудно.
     - Но на каком основании я могу выдать тебе дисивер?
     - Вы можете и не выдавать, - сказал Калинов. - Но  что  помешает  мне
выкрасть его?
     Шеф улыбнулся:
     - Во всяком случае, не я... Однако заявить о пропаже  дисивера  через
три дня должен буду я!
     - Через три дня или ишак сдохнет, или...
     - Мне выйти из кабинета? - спросил Рассел.
     - Необязательно. Достаточно сообщить мне шифр.
     Рассел сообщил шифр, Калинов открыл  сейф  и  забрал  коробки.  Потом
аккуратно стер отпечатки своих пальцев.
     - Семнадцать лет назад, - сказал он, - я уже совершал нечто подобное.
И тогда мне это сошло с рук.
     - Так вы,  батенька,  еще  и  рецидивист,  -  удивился  шеф.  И  став
серьезным, добавил: - Удачи тебе!  Ни  пуха!  Постарайся  держать  меня  в
курсе. Если сочтешь нужным...
     - К черту!.. Держать начальство в курсе нетрудно, было бы только чем!

     Милбери заявился около семнадцати часов.
     - Шеф, мы проверили списки пассажиров.
     - И?.. - Калинов  ощутил  в  душе  некоторый  трепет.  Сейчас  многое
откроется...
     - Ни одного совпадения, - разочарованно сказал Милбери.  -  Или  тот,
кого мы ищем, оказался хитрее,  чем  мы  предполагали,  или  вообще  тянем
пустышку.
     - Дьявол его возьми!.. Я рассчитывал получить  о  нем  хоть  какую-то
информацию до встречи! Придется знакомиться чистеньким!
     - А вы собираетесь с ним встретиться?
     - Собираюсь! И не позднее сегодняшней ночи.  Мы  поставим  капкан  на
охотника!
     Милбери смотрел на Калинова, и на лице его было такое изумление,  что
Калинов рассмеялся.
     - Думаю, надо продолжать анализ, -  проговорил  Милбери  смущенно.  -
Проверить каждого пассажира. Вот если бы их фотографировали, как  когда-то
предлагала Комиссия по охране общественного порядка!
     Калинов сделал строгое лицо:
     - Бросьте, молодой  человек,  эти  штучки.  Земля  -  не  полицейское
государство, а демократия - не проститутка!
     Милбери крякнул:
     - Я понимаю, но насколько бы сейчас нам было проще...
     - Простота - не всегда залог совершенства! - наставительно проговорил
Калинов. - Впрочем,  в  любом  случае  работу  в  этом  направлении  нужно
продолжать. На нашем безрыбье и такой рак - немалая  рыбка!..  Где  сейчас
Крылов?
     - В Претории.
     - Кто из наших с ним?
     - Володя Довгошей.
     Калинов задумался. Надо решаться!.. Конечно, жаль, что  Милбери  пока
ничего не  выкопал  о  таинственном  преследователе  Крылова.  Существует,
разумеется, вероятность, что никакого преследователя и  нет  вовсе,  виной
всему расшатанная нервная система Зяблика, а четыре смерти до этого - лишь
трагическая цепочка случайностей, но вероятность эта исчезающе  мала...  И
тем более надо решаться. Предстоящая ночь даст если  не  ответ,  то  часть
ответа. Впрочем, ведь я все решил еще утром!
     - Ты не проверил рейс из Петербурга на Преторию?
     - Проверил, - сказал Милбери с удовольствием. - Ничего!
     - Стратоплан уже в Претории?
     Милбери взглянул на часы:
     - Приземлится через час.
     - А когда вернется обратно?
     - Я не посмотрел.
     - Двойка вам, молодой  человек,  за  глубину  оперативной  проработки
замыслов начальства!
     И кажется, Милбери наконец понял, что это  странное  дело  становится
для  Калинова  главным  в  жизни,  тем  самым  шилом  в  заднице,  которое
периодически лишало покоя и его самого, и подчиненных. Так говорили  между
собой подчиненные, но Милбери знал, что Калинов называет это шило просто -
чувством долга.
     Милбери подлетел к тейлору и через пятнадцать секунд доложил:
     - Стратоплан возвращается в Петербург  в  двадцать  один  час  восемь
минут.
     Калинов встал из-за стола и прошелся по кабинету, с трудом  сдерживая
нервную дрожь. Он вдруг почувствовал  себя  сжатой  до  предела  пружиной,
которой надо или разрушиться, или стремительно освободиться от накопленной
энергии.  Это  было  знакомое  чувство,  оно   всегда   появлялось   перед
ответственными  действиями,  и  еще  не  было  случая,   чтобы   действия,
сопровождаемые этим чувством, не приводили к положительным результатам.
     - Так! - Калинов снова сел за стол и несколько  раз  стукнул  кулаком
правой руки о ладонь левой. - Начинаем!  Запоминайте,  молодой  человек!..
Первое. Сообщить Довгошею, чтобы он немедленно доставил  Крылова  ко  мне.
Сам  Довгошей  также  поступает  в  мое  распоряжение...  Второе.  Сегодня
окончание рабочего дня в бюро отменяется. Всем  оставаться  на  местах  до
особого распоряжения. Можете спать, играть в компьютерные  игры,  городить
черта в стуле, но все должны быть готовы в любой момент явиться по вызову.
Кто-то должен дежурить на постоянной связи со мной.  Связь  через  вибрас.
Обеспечение получения личного  оружия  -  под  твою  ответственность...  И
третье. Продолжайте анализ списков пассажиров. Но здесь... - Он  несколько
замялся, словно подбирая слова. - Честно говоря, у меня есть ощущение, что
это дело - СОВЕРШЕННО странное. Я не могу даже объяснить тебе, что имею  в
виду, ибо боюсь, ты подумаешь обо мне как о сумасшедшем. - Он улыбнулся. -
Такие  мысли,  как   известно,   подчиненным   противопоказаны,   ибо   не
способствуют сохранению дисциплины!
     Милбери  не  улыбнулся.  Он  уже  проникся  настолько,   что   считал
зубоскальство несовместимым с серьезностью момента.
     - Короче говоря, надо отыскать какой-то совершенно дикий параметр для
проверки. - Калинов пошевелил в воздухе пальцами.  -  Я  и  сам  не  знаю,
какой.
     Вид у  Милбери  был  весьма  озадаченный,  и  Калинов  не  удержался,
перегнулся через стол и похлопал его по плечу.
     - Выполняйте, молодой человек. Надеюсь на вашу интуицию!
     Милбери отправился выполнять. Калинов достал  из  сейфа  парализатор,
вытащил  из  шкафа  бронежилет  и  сложил  все  в  сумку.  Потом   занялся
расконсервацией дисивера. Дисивер  был  новой  модели,  глубина  дисивации
достигала когитационного уровня. Изготовлен  он  был,  как  и  большинство
дисиверов, в виде ремня и носился на поясе.
     В восемнадцать часов прибыли  Крылов  и  Довгошей.  Калинов  отпустил
Довгошея перекусить, поручив ему запастись на ночь бутербродами и кофе,  а
сам остался с Крыловым.
     - Как поживает твое чувство тревоги?
     Крылов покрутил головой, словно воротничок рубашки жал ему шею:
     - Перед бегством из Претории начало увеличиваться,  но  сейчас  почти
исчезло.
     - Это хорошо, - сказал Калинов, включая аппаратуру.
     - Что ты придумал?
     - Я придумал, как тебя спасти. Но предварительно мы  с  тобой  должны
провернуть одну операцию. Садись!
     Крылов сел. Калинов присоединил к дисиверу шлем-сканер и напялил  его
на голову Крылова.
     - Может, ты  мне  все-таки  расскажешь,  что  задумал?  -  проговорил
Крылов.
     - Расскажу, но не теперь. Сейчас эта информация тебе только помешает.
Сиди и думай!
     - О чем?
     - О чем хочешь... О неизвестной угрозе для твоей жизни,  об  Алле,  о
погибших друзьях, обо мне, наконец.
     Игорь откинулся в кресле и прикрыл глаза. Калинов начал сканирование.
Через пару минут он выключил аппаратуру и сказал:
     - Вот и все. Теперь я готов ответить на твои вопросы.

     Кирсанов как всегда не обманул. Отдел техобеспечения тоже не  подвел.
К девятнадцати часам все было подготовлено. Калинов,  Крылов  и  Довгошей,
вооруженный своей пушкой, вошли в вестибюль. Штатную охрану  здания  сняли
еще днем, охранников  отпустили  по  домам.  Стол  дежурного  расположился
поблизости от ниши с кабинами. Парализатор Калинов положил в  правый  ящик
стола. Включили и проверили видео- и сенсорную аппаратуру. Было уже темно,
но улица в дополнительном освещении просматривалась  прекрасно.  Телекамер
поставили две  -  инфракрасную  снаружи  здания  и  обычную  в  вестибюле.
Техников отправили вслед за охранниками.
     В восемь вечера Калинов подвел Крылова к джамп-кабинам.
     - Тебе не будет скучно, - сказал он. - Для тебя все  промелькнет  как
один миг. А когда опасность исчезнет, я тебя выпущу из этого убежища.
     - А если ты будешь убит?
     - Типун тебе на язык! - Калинов постучал костяшками пальцев по крышке
стола. - Тогда тебя освободит Транспортная  комиссия,  и  ты  еще  успеешь
положить цветочки на мою могилку.
     Они обнялись.
     - Войдешь в кабину, нажми любую кнопку. Кольцо тут же замкнется.
     - Понял! - Крылов вошел в правую джамп-кабину. - Ни пуха тебе!  И  не
говори ничего Альке.
     - К черту!.. И не скажу.
     Дверь за  Зябликом  закрылась.  Калинов  сразу  же  включил  дисивер.
Довгошей, глядя на него, прищелкнул языком от удовольствия:
     - Здорово! Один к одному - вылитый Игорь Крылов!

     Чувство тревоги тронуло его в двадцать часов  пятьдесят  семь  минут.
Словно ледяная птица чуть-чуть коснулась сердца легким перышком.  И  прочь
уже не улетела.
     - Что-то случилось? - Довгошей обеспокоенно посмотрел на Калинова.
     - Пока нет, - сказал Калинов, прислушиваясь к себе. -  Но  надо  быть
готовым.
     - Кстати, шеф... А ведь я до сих  пор  не  знаю,  к  чему  надо  быть
готовым.
     Калинов открыл правый ящик стола,  достал  парализатор,  снял  его  с
предохранителя и положил обратно.
     - К сожалению, Володя, я и сам этого не знаю. - Он с  трудом  сдержал
нервный смех.
     Господи, подумал он. Еще пять минут назад я даже не был уверен, что к
чему-то надо готовиться.  Хорош  бы  я  был,  если  бы  так  ничего  и  не
произошло!.. Но теперь...
     - Да, не знаю, - повторил он. - Но готовым быть надо, а посему  давай
уточним диспозицию... К сожалению,  я  понятия  не  имею,  кого  мы  ждем.
Собственно говоря, засада  для  того  и  затеяна,  чтобы  определить,  кто
преследует Крылова... Тем не менее готовиться будем к худшему  -  к  тому,
что явится убийца. Думаю, тебе надо разместиться в  подсобке.  Дверь  туда
оставим открытой. Когда убийца проникнет в вестибюль, твоя задача - ждать,
не привлекая к себе внимания.
     - А откуда он может появиться?
     - Я вижу два пути. Либо он спустится по лестнице, если  у  него  есть
ранцевый гравилет и он сумеет проникнуть в здание через  крышу  или  окна.
Тогда датчики на лестнице предупредят нас... Либо  он  попытается  открыть
входную дверь. Тогда мы попросту услышим это. Да и его увидим еще раньше.
     Довгошей несколько секунд подумал, а потом спросил:
     - Хорошо. Предположим, убийца в вестибюле...  Что  может  последовать
дальше?
     - Дальше надо держать ухо востро. Увидев перед собой  Игоря  Крылова,
он должен либо сразу напасть, либо завязать какой-то разговор. Как он себя
поведет, сказать трудно, поскольку мы понятия не имеем, кто он... В  любом
случае я выстрелю в него из  парализатора.  Твоя  задача  -  подстраховать
меня. Если придется стрелять, стреляй импульсами и целься в ноги.  Он  нам
нужен живым и только живым. От трупа многого не узнаешь. Да и пожар  здесь
нам ни к чему... Если со мной что-нибудь случится,  все  равно  постарайся
взять его живым!
     - Ясно! - Довгошей мрачно кивнул. - Может быть, выключим в  вестибюле
свет и  воспользуемся  очками?  Чтобы  затруднить  убийце  выполнение  его
намерений!
     - Общий свет погасим, - сказал Калинов. - Но лампу над столом зажжем:
убийца должен увидеть перед собой Игоря Крылова.
     - Кстати, шеф! А откуда убийца вообще  знает,  что  Крылов  находится
здесь? В Претории я не заметил никакой слежки...
     - Поживем - увидим. - Калинов достал термос с кофе  и  бутерброды.  -
Давай-ка лучше подкрепимся. А заодно и примем  стимулятор,  чтобы  реакция
была острее.
     Они съели по паре бутербродов, проглотили по таблетке  стимулятора  и
запили все это кофе.
     Довгошей видел, что Калинов все  чаще  и  чаще  задумывается.  Словно
уходит в себя... А Калинов  и  вправду  уходил  в  себя,  прислушиваясь  к
нарастающей тревоге. Ощущения были не из приятных.  Как  будто  падаешь  в
бездну - сердце так и замирает.
     - Ну, все! - сказал он, убирая термос. - По местам!
     Довгошей скрылся  в  подсобке,  прихватив  с  собой  стул,  повозился
немного, выбирая позицию, с которой бы полностью обозревался вестибюль,  и
затих. Видно его не было.
     Калинов сидел за столом и смотрел сквозь стекло на улицу.
     Там спешили по своим делам все еще многочисленные прохожие. Он  знал,
что они не видят его, но ему все равно было не очень  уютно.  Впрочем,  он
понимал, что дело не в прохожих; просто  таинственный  убийца  неотвратимо
приближался, гоня перед собой холодную волну тревоги.  И  было  непонятным
лишь одно: почему, кроме Калинова, больше  никто  не  ощущает  ее?  И  что
случится, если он выключит дисивер?
     Минута бежала за минутой. Тревога  ширилась,  нарастала.  Довгошей  в
подсобке словно умер. И Калинов вдруг осознал, что боится.  Ощущение  было
неприятным, и, чтобы отвлечься, он стал  рассматривать  прохожих,  пытаясь
угадать, которая из фигур окажется тем, кого они ждут. Люди шли себе  мимо
мертвого здания, не проявляя к нему никакого  интереса.  Может,  кто-то  и
удивлялся,  почему  этим  вечером   здесь   этакая   праздничная   уличная
иллюминация, но внешне удивление ни в чем не выражалось.
     И поэтому,  когда  один  из  прохожих  целеустремленно  направился  к
зданию,  Калинов  сразу  обратил  на  него   внимание.   Одинокая   фигура
приблизилась к двери. Человек присел на парапет короткой лестницы, ведущей
к входу, и замер.
     Проверяет, нет ли хвоста, подумал Калинов и сказал  негромко,  словно
боялся, что убийца его услышит:
     - Володя! Вот он!
     - Вижу! - отозвался Довгошей.
     Тревога вдруг превратилась в полновесный страх за свою жизнь. Калинов
приоткрыл правый ящик стола и достал парализатор. Опустил руку  с  оружием
вниз. Человек встал с парапета и приблизился к двери.
     Сейчас  достанет  отмычку,  подумал  Калинов  и  тут  же  понял,  что
неизвестный здесь, внутри в вестибюле. Калинов  тряхнул  головой,  пытаясь
избавиться от наваждения, но глаза твердили: человек проник в  здание,  не
отпирая замка. Вот он,  стоит,  в  метре  от  дверей,  не  оглядываясь  по
сторонам, делает шаг вперед, еще один...
     А страх, обуявший душу Калинова, вдруг превращается в смертный  ужас.
И нет никаких сил поднять парализатор...
     От  входа  до  стола  двадцать  пять  шагов,  и  убийца  неторопливо,
размеренно переставляет ноги.  Левая...  правая...  снова  левая...  опять
правая... Ужас нарастает...
     - Прости меня, Игорь, - говорит убийца равнодушно.
     - Что вам нужно? - шепчет Калинов трясущимися губами.
     - Прости меня, Игорь, - повторяет убийца, и Калинов  вдруг  понимает,
что человек ему знаком. Где-то он видел эти глаза, эти губы, эти волосы...
     Убийца уже одолел половину расстояния до стола, и Калинов видит,  что
в его руках нет никакого оружия. Ужас нарастает...
     У Калинова прерывается дыхание,  словно  холодные  лапы  сдавили  ему
горло, но он находит в себе силы поднять парализатор.  Разряд  с  шипением
впивается в грудь неизвестного, но тому хоть бы  что!..  Защита,  понимает
Калинов и, подняв парализатор выше, всаживает разряд прямо в  лицо  врага.
Человек даже не мигает, он по-прежнему размеренно, как робот, переставляет
ноги. Шаг, другой... Холодные лапы уже  касаются  сердца  Калинова,  и  он
вдруг понимает, что никто его убивать не будет, что через одну-две секунды
он попросту умрет от страха. Он роняет парализатор на  стол  и  тянется  к
выключателю дисивера.
     Одна за другой, вестибюль прошивают молнии из Довгошеевской пушки, но
неизвестного они совершенно не трогают; он даже, кажется, не замечает  их.
Довгошей стреляет еще  раз  и  еще,  а  Калинов  наконец  касается  кнопки
выключателя. И с облегчением переводит дух...
     Смертный ужас исчез, а вместе с ним исчез  и  таинственный  пришелец.
Вот только что он стоял  тут,  на  этом  самом  месте,  в  пяти  шагах  от
Калинова...
     Калинов растерянно оглянулся вокруг. Довгошей вылез из своей засады и
с оторопелым видом рассматривал обожженную выстрелами стену.
     - Господи! - воскликнул он. - Неужели из пяти выстрелов я ни разу  не
попал?!
     - Ты попал! - сказал Калинов. - Ты попал все пять раз!..  А  еще  два
раза попал я!
     Он подошел к двери и осторожно потрогал черное пятнышко на стекле,  в
том месте, куда угодил разряд парализатора. А вот, чуть  выше,  еще  одно,
след второго выстрела.
     - Господи! - снова воскликнул  Довгошей.  -  Как  же  можно  с  нашим
оружием ходить на привидение?!
     - Привидение? - удивился Калинов. - Почему привидение?
     - А кто же еще может так выглядеть?
     Калинов ничего не ответил. Он прислонился лбом к холодному  стеклу  и
постоял так, успокаивая дыхание и стараясь загнать в грудь рвущееся наружу
сердце. Потом подошел к Довгошею и проговорил:
     - Рассказывай подробно, что видел. Почему ты решил, что к нам явилось
привидение?
     -  Это  была   слабая   размытая   фигура,   отдаленно   напоминающая
человеческую. Я бы даже сказал, очень отдаленно... Думаю, если  бы  мы  не
ждали кого-то, я эту фигуру мог бы и не заметить. Она... оно прошло сквозь
дверь и двинулось  к  нам.  Когда  вы  стреляли  из  парализатора,  разряд
пролетал сквозь это существо, как будто его здесь и не  было.  А  когда  я
увидел, что вы, извините, близки к обмороку, я понял, что игры  кончились,
и сделал пять выстрелов. Причем в  ноги  пришлись  только  первые  два,  а
последний и вообще в голову.  Но  похоже,  лайтинг  для  него  не  опаснее
парализатора... А потом оно просто исчезло. Вот стояло тут - и  вдруг  нет
его!
     Калинов подошел к столу и сел.  Ноги  противно  дрожали,  но  сердце,
кажется, начало успокаиваться.
     - Слушай, Володя! А ты не обратил внимания, когда  именно  он...  оно
исчезло - до того, как я выключил дисивер, или после?
     Довгошей закрыл глаза, постоял немного, вспоминая, и замотал головой:
     - Не знаю, шеф! Все произошло настолько быстро... Да и с привидениями
мне вступать в схватку еще не приходилось.
     - Не спеши, - сказал Калинов. - Может, это и не привидение...  Может,
это просто гипноз.
     Тут он вспомнил о все еще работающей аппаратуре, выключил  телекамеры
и вызвал по вибрасу Милбери.

     - Это не гипноз, - сказал Довгошей, когда они просмотрели  запись.  -
Видеоаппаратуру, как известно, загипнотизировать невозможно.
     - Да, - согласился Милбери. -  Значит,  вы  шеф,  видели  этого  типа
именно таким, каким он выглядит в записи?
     - Один к одному.
     - Тогда гипноз все-таки был. Только гипнотизировал он тебя, Володя. -
Милбери повернулся к Довгошею. -  Говоришь,  для  тебя  он  выглядел,  как
привидение?
     -  Вообще-то  это   была   некая   туманная   субстанция,   отдаленно
напоминающая человеческую фигуру, - сказал Довгошей. - Но я всегда считал,
что именно так и должны выглядеть привидения. Раньше, к сожалению,  мне  с
ними встречаться не приходилось, поэтому сравнить не с чем.
     Калинов  прошелся  по  вестибюлю,  провел  указательным  пальцем   по
обуглившимся пятнам на стене. Потом сказал Довгошею:
     - Просмотри-ка на всякий случай запись с  наружной  камеры,  а  мы  с
Рэном подумаем, что делать дальше.
     Они уселись в кресла. Близилась полночь, и на улице было пусто.  Лишь
изредка пробежит отдельный пешеход.
     Калинов вдруг вскочил, подбежал к пульту  и  полностью  заэкранировал
окна. Вид ночной улицы исчез: поверхность стекол стала серой.
     - Не могу, - сказал Калинов удивленному Милбери. - Такое впечатление,
будто кто-то смотрит оттуда на меня.
     - Нервы, шеф! - Милбери покачал головой. - Вам же известно, что экран
не пропускает наружу никаких излучений...
     - Да известно, известно! - Калинов досадливо махнул рукой. -  Но  вот
кажется, что кто-то смотрит - и все тут!.. Ладно, давай вернемся  к  нашим
баранам.
     Милбери сложил губы куриной гузкой:
     - Странная получается штука.  Выходит,  перед  вами  убийца  стоял  в
собственном облике, а Володю он за каким-то чертом гипнотизировал...
     - Чепуха! - раздраженно бросил Калинов. - Не  стоял  он  тут  вообще.
Иначе бы ему достались два разряда моего  парализатора  и  пять  импульсов
Володиной пушки. Из него бы лишь обгорелый труп получился!
     - Может быть, вы оба все-таки промахнулись?
     - Знаете что, молодой человек?  Просмотрите  еще  раз  запись,  потом
поставьте в ту точку, где находился этот тип... хотя бы меня - по-моему, я
не крупнее его, - а потом займите мое положение в момент  стрельбы.  Когда
надоест, встаньте туда, откуда стрелял Володя. Я вам гарантирую,  что  мое
тело закроет вам следы от лучей на стене и от разрядов на двери.  Полагаю,
это вас убедит?
     - Давайте, так и сделаем... - начал Милбери, но  тут  Довгошей  издал
удивленный возглас:
     - Слушайте, его здесь вообще нет!
     Калинов  с  Милбери  вскочили  и  бросились  к   монитору.   Довгошей
параллельно  прогонял  обе  записи:  сделанную  внутренней  телекамерой  в
обычном свете и в инфракрасном - внешней. В углах кадров синхронно  бежали
цифры таймеров. Кадры слегка отличались друг от  друга,  поскольку  съемка
велась с разных точек, но мизансцены полностью  совпадали.  Вот  на  обоих
кадрах прошел одинокий мужчина  с  сумкой  через  плечо,  вот  неторопливо
пробрела  -  в  обнимку  -  пара  влюбленных.  А  вот  на  левом  кадре  и
таинственный незнакомец. Перешел улицу, поднялся по ступенькам, присел  на
парапет.
     - А здесь его нет! - прошептал Довгошей.
     В самом деле, на правом кадре, где демонстрировалась запись  улицы  в
инфракрасных лучах, этого человека не было.
     - Вот так  номер!  -  сказал  Милбери.  -  Действительно,  привидение
какое-то...
     - Или голограмма в обычном свете, - заметил Калинов.
     Милбери хлопнул себя по лбу:
     - Шеф, вы гений! Это же все объясняет!
     - Ага, - сказал Калинов.  -  Если  бы  мне  еще  открыли  тайну,  где
находилась аппаратура, воспроизводящая голограмму! И  как  эта  голограмма
воздействовала на мою психику?.. И  кто  произнес  слова:  "Игорь!  Прости
меня"?..
     - Я ничего не слышал, - удивленно заметил Довгошей.
     - Ты, кроме туманной фигуры, ничего и не видел! - сказал  Милбери.  -
Правда, и аппаратура этих  слов  не  зафиксировала...  -  Он  с  сомнением
посмотрел на Калинова.
     - Похоже, господа, нас посетил дьявол,  -  сказал  Довгошей,  и  было
непонятно, шутит он или говорит всерьез.
     - Не верю я в короля зла! - сказал  Калинов,  потирая  подбородок.  -
Давайте еще гипотезы.
     - Остаются ксены, - сказал Милбери с сарказмом. - Оказывается,  таким
бывает контакт с братьями по разуму! Ха-ха!..
     - Может, и не ха-ха, - ответил Калинов без улыбки. - Только  что  это
за ксены, если они покупаются с такой легкостью на дисивер.  Дисивер,  как
известно, действует лишь на землян.
     - Это не аргумент, - сказал Довгошей. - Никто не знает, как действует
дисивер на ксенов: опытов такого плана в истории еще  не  было.  У  ксенов
может оказаться одинаковое с нами устройство психики.
     - А по какой причине инопланетянин просит прощения у Игоря Крылова?
     Довгошей пожал плечами, и Калинов понял, что не очень-то он и верит в
реальность этого факта.
     - Не надо  забывать,  что  Крылов  -  космонавт,  и  вполне  мог  при
определенных обстоятельствах... - начал Милбери. И замолк.
     - Ладно, - сказал Калинов.  -  Так  можно  бесконечно  переливать  из
пустого в порожнее!.. Считаю, засада должна  быть  признана  успешной.  Во
всяком случае, мы выяснили, что страхи Крылова - не  болезнь  расстроенной
психики  уставшего  человека.  Угроза   его   жизни   в   действительности
существует. Кроме того, можно сделать предварительный вывод, что  Андерсон
и Накаяма вероятно погибли все-таки насильственной смертью. Так  что  хотя
бы в реальности происходящего мы теперь убедились. Пока, правда, у  нас  в
руках лишь набор странных фактов, от которых изрядно попахивает  мистикой,
но, думаю, это только потому, что отсутствует информация  о  связях  между
имеющимися фактами. Стало быть, нужно искать эту информацию!
     - Неплохо бы иметь представление хотя  бы  о  приблизительном  районе
поисков, - сказал Довгошей без иронии.
     - Я не Бог! - ответил Калинов. - Надо думать.
     - А хотите еще фактик в нашу  копилку  странностей?  -  сказал  вдруг
Милбери. - Я ведь все-таки не зря возился с этими стратопланами!
     - Что-то выкопал? - воскликнул Калинов.
     - Выкопал! - Милбери с удовольствием  произнес  это  слово.  -  Среди
пассажиров всех рейсов, что мы проверили, был пассажир, не имеющий веса.
     - Как?! - удивился Калинов. -  Подожди...  Но  на  него  должны  были
обратить внимание в первом же рейсе!
     - Должны! - Милбери хмыкнул. - Оказывается,  плохо,  господа  сыщики,
пользоваться в перемещениях по планете исключительно лишь  джамп-связью!..
Если бы мы хотя бы раз слетали на стратоплане, то знали  бы  эту  кухню...
Оказывается,  регистрация  давно  уже  производится  без  участия   людей.
Автоматика взвешивает пассажира и тут же снимает с его кредитной  карточки
соответствующую сумму. Сколько там в цифрах - сто или  тысяча,  -  ей  все
равно. Она ведь программировалась на обслуживание обычных людей.  Так  что
невесомому пассажиру  не  требуется  даже  вставлять  в  приемник  кассира
кредитную карточку. Вот если бы с весами работал человек...
     - А служба безопасности? - сказал Довгошей.
     - А что служба безопасности? Если с  ним  не  было  никакого  оружия,
служба безопасности и внимания на него не обратила. Ведь  визуально-то  он
выглядит обычным человеком! А багажа он с собой ни разу не вез.
     - Мда-а! - Калинов яростно поскреб затылок.  -  Много  определенности
добавил нам этот факт!.. Как он хоть регистрировался-то?
     - Каждый раз мужским именем, - сказал серьезно Милбери.  -  И  каждый
раз новым.
     - А может, это были разные люди? - предположил Довгошей.
     - Возможно. Фотографий при регистрации не делают. Но в твоем  вопросе
есть одна ошибка. Если это были и разные, то НЕЛЮДИ. Люди,  как  известно,
обладают весом.
     - Ну что же... - Калинов снова почесал затылок. - Теперь  хоть  можно
предположить, почему этот...  это  существо  не  пользуется  джамп-связью.
Джамп-кабины оперируют материальными... точнее, вещественными объектами.
     - А что нам дает такое предположение? - Милбери с  сомнением  покачал
головой. - По-моему, оно ни на йоту не приближает  нас  к  пониманию  сути
событий.
     - Во всяком случае, полагаю, Крылов находится в безопасности.  А  это
снимает с нас массу забот.
     - Вы собираетесь его там и оставить? - Милбери кивнул на кабины.
     - Да, по крайней  мере  в  течение  ближайших  дней.  Ему  там  будет
спокойнее.
     - А потом?
     - Надеюсь, тот, кто его преследует, через несколько дней оставит  его
в покое.
     - Странная надежда!
     - Не будем спорить: у нас пока есть возможность проверить это...  Как
бы то ни было, а его день рождения к тому времени уже минет.  Правда,  так
мы можем и не узнать, какова фактическая подоплека  происходящих  событий.
Но, клянусь, я согласен остаться в неведении с живым Игорем, чем  получить
информацию, заплатив за него гибелью друга. - Калинов хлопнул  ладонью  по
столу и встал.
     Довгошей  смотрел  на  начальника  с  восторгом,  но  Милбери   уныло
покачивал головой.
     - А причем здесь день рождения? - спросил он.
     - Причем здесь день рождения, я и сам не знаю, - сказал Калинов, - но
какое-то значение он имеет.  Во  всяком  случае,  все  остальные  -  кроме
Формена - умерли накануне своего дня рождения.
     - Чертовщина какая-то! - Милбери выругался. - Должна же  быть  у  нас
хоть какая-то версия! Как можно работать без версии?
     Калинов устало улыбнулся:
     - Такое это дело, молодой человек!..  А  версий  может  быть  великое
множество. Хотя бы такая... За  Крыловым  по  каким-то  причинам  охотятся
ксены!.. Может быть, он наступил им на любимую мозоль...  Устраивает  тебя
такая версия? Безумства в ней достаточно?
     - Достаточно. - Милбери покусал нижнюю губу. -  Только  она  вряд  ли
доказуема!
     - Конечно. Пока мы не изловим хоть одного ксена и не выпотрошим его.
     - Да ну вас, шеф! - Милбери нахмурился. - Все вам шутки!
     Калинов перестал улыбаться:
     - К сожалению, это не шутки. Это действительно  может  оказаться  все
что угодно. А потому расслабляться не будем... Тем не  менее,  я  полагаю,
что Крылов находится в  безопасности.  Думается,  по  какой-то  причине  в
закольцованных джамп-кабинах он для преступных  сил  недосягаем.  Полагаю,
предстоящая ночь  докажет  вам  это.  -  Калинов  прошелся  по  вестибюлю,
размышляя, потом продолжил: - Значит, сделаем так...  Сюда  надо  прислать
несколько наших людей, вооруженных. Задача: взять  живым  любое  существо,
которое предпримет попытку приблизиться к кабинам. Стрелять  исключительно
в случае непосредственной угрозы для жизни.  Думается  мне,  просидят  они
здесь впустую, но оставлять кабины без охраны мы не имеем права.
     Милбери согласно кивнул.
     - Теперь вот еще что... Поскольку  мы  обязаны  быть  готовы  к...  -
Калинов вдруг замолк, глядя на Довгошея, потом опять погулял по  вестибюлю
и наконец, решившись на что-то,  сказал:  -  Володя,  ты  пока  останешься
здесь, через  некоторое  время  тебя  сменят.  После  этого  можешь  смело
отправляться спать. - Он повернулся к Милбери. - А нам с  тобой  еще  надо
поговорить. И лучше всего это сделать в моем кабинете.

     Ночью ему приснился сон.
     Калинов летел,  широко  раскинув  руки.  Как  крылья...  Пространство
вокруг было наполнено розовым  туманом,  скрипуче-сухим  и  горячим.  Глаз
сквозь туман ничего не видел, но Калинов  знал,  что  летит  в  правильном
направлении. Он был молод, весел и уверен в себе. Сзади  его  поддерживали
Черные  Нити,  а  Белые,  нежно  просвечивающие  сквозь   розовый   туман,
натянутые,  как  струна,  с  огромной  скоростью  волокли  его  вперед,  к
неведомой пока цели, которая вот-вот должна была возникнуть перед глазами,
и Калинов  понимал,  что  никакой  туман  не  скроет  ее  из  виду.  Он  с
предвкушением ждал появления цели, когда вдруг со звоном лопнула  одна  из
Белых Нитей. Скорость сразу упала, он почувствовал,  как  одна  из  Черных
Нитей, потерявшая напарницу, удавкой захлестнула душу. Потом  лопнула  еще
одна Белая Нить, и он услышал издевательский смех. На душу  набросили  еще
одну  удавку.  А  смех  становился  все  громче,  в  нем  появились  нотки
торжества, и вот из тумана  величественно  выплыл  серый  силуэт.  Калинов
сразу узнал врага: это был он сам, Калинов, но  не  нынешний,  молодой,  а
тот, предыдущий, седой и усталый, для которого давно уже было подготовлено
место на кладбище. Из седой шевелюры торчали крохотные  рожки.  Предыдущий
Калинов держал в руке все Белые Нити Калинова-нынешнего  и  по  очереди  -
одну за другой - рвал  их.  Рвал  почти  без  усилий,  с  удовольствием  и
радостью. И каждая порванная Белая Нить отдавалась удавкой на душе.  Потом
предыдущий Калинов подплыл ближе, перестал  смеяться  и  громовым  голосом
проорал:
     - А ведь у тебе вообще не должно быть Черных Нитей, человече!
     - Но  все-таки  они  есть,  -  с  трудом  прошептал  Калинов  уже  не
слушающимися губами.
     И  тогда  предыдущий  Калинов  сверкнул  красными  глазами,  взмахнул
хвостом  и  одним  движением  разорвал  все  Белые  Нити.  Черная   удавка
натянулась и поволокла Калинова назад, все  быстрее  и  быстрее.  Движение
представлялось как свободное падение, наступила невесомость, мимо розовыми
струями проносился туман, и сзади летел громовой дьявольский хохот.  И  не
было рядом никого, кто мог бы помочь,  погасить  скорость,  хоть  немножко
освободить душу от черной удавки,  спасти  и  сохранить...  И  разверзлась
бездна, и розовый туман сменился мраком, холодный ужас объял сердце, и  не
осталось ничего в судьбе, кроме конца,  и  ушла  куда-то  память  о  Вите,
провалилась в небытие, обратившись пеплом равнодушия. Дьявольский смех  не
отставал, он  все  время  был  где-то  поблизости  и  умолк  только  в  то
мгновение, когда окончательно задохнулась удавленная душа...
     А под утро ему приснилась Марина. Она что-то возмущенно говорила ему,
грозила маленьким кулачком. Он, снисходительно улыбаясь, слушал ее,  время
от времени пытался заглянуть в вырез кумачового  платья  и  никак  не  мог
понять, почему у этой глупышки рыжие Витины волосы...

                        4. ИГРА В ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

     Утром Калинов,  едва  проснувшись,  сразу  связался  с  Милбери.  Тот
выглядел довольно свеже, наверное,  воспользовался  стимуляторами,  потому
что времени на сон у него должно было остаться немного.
     - Ты разыскал мать Крылова?
     - Да, - сказал Милбери. - Адрес у вас в тейлоре, шеф.
     - Спасибо. А оружие?
     - Готово. Я воспользовался сетью "Сэплай". Он уже в  вашем  рисивере.
Можете взять хоть сию секунду.
     - Хорошо. Как дела с засадой?
     -  Ночь  прошла  совершенно  спокойно.  К  зданию   даже   никто   не
приближался, так что ребята просидели зря.
     - Ничего, Рэн. Зато у нас с тобой совесть чиста, не так ли?
     Милбери кивнул:
     - Вы  правы,  шеф!..  Кстати,  я  подключил  к  расследованию  службу
безопасности  в  аэропортах.  Попросил,  чтобы  их   люди   подежурили   у
автомат-весов.
     - Дорогое удовольствие. - Калинов нахмурился. - Надеюсь, ты заручился
поддержкой Рассела?
     Милбери усмехнулся:
     - Конечно! Ведь налогоплательщикам это дежурство влетит в копеечку...
     - Влетит. И думаю, вряд ли даст какие-либо положительные  результаты.
После вчерашнего фиаско наш противник должен изменить тактику.
     - Вы полагаете? - удивился  Милбери.  -  Но  тогда  от  услуг  службы
безопасности следует отказаться.
     Калинов с задумчивым видом почесал бровь:
     - Нет, думаю, не стоит. В подобном деле лучше перестраховаться.  Ведь
более или менее приемлемой версии у тебя так и нет, правда?
     Милбери удрученно кивнул:
     - А у вас?
     - У меня - тоже. Кроме гипотезы дьявола, ничего в голову не  лезет...
Но врагом рода человеческого можно объяснить любое преступление!
     - И тем не менее...
     - И тем не менее я готов  к  встрече  даже  с  таким  противником.  -
Калинов рассмеялся.  -  Вот  только  справлюсь  ли?..  Ладно,  продолжайте
дежурить у засады. Может, кто-нибудь все-таки пожалует в гости?
     Милбери был абсолютно серьезен.
     - А вы не боитесь, шеф, что они после вчерашнего вечера уйдут на дно?
     - Нет, - сказал Калинов. - У них на это попросту не осталось времени!
     - Кстати, - спохватился Милбери. - Я узнал, когда родился Крылов... В
два часа ночи.
     Ночной ребенок, подумал Калинов. Кто-то когда-то сказал,  что  ночные
дети рождаются в шатре дьявола. Ночь - пророчица несчастья...
     Он вспомнил предутренний сон и сказал:
     - Подготовь мне список  всех  питерских  экскурсоводов,  носящих  имя
Марина.
     -  Экскурсоводов?  -  удивился  Милбери.  Но,  ничего   не   спросив,
растворился в глубине потемневшего экрана.
     Калинов подошел к рисиверу, поднял шторку и достал  из  ниши  кобуру.
Вытащил пистолет, сжал пальцами холодную рифленую рукоятку, взвесил.
     Милбери  в  очередной  раз  оказался  молодцом.  Пистолет   был   как
новенький, словно и  не  провалялся  где-то  несколько  веков.  Интересно,
откуда Милбери его позаимствовал? Да еще в ночное время! Не  иначе  как  с
нарушением закона! Ладно, семь бед - один ответ!.. Впрочем,  наверняка  из
Петропавловки. Из закрытого фонда, больше так быстро он никуда  проникнуть
не мог...
     За завтраком Калинов  размышлял  о  Лидии  Крыловой.  Кажется,  опять
судьба свела его с нею. И кажется, опять в каком-то  детективном  действе.
Странная женщина,  роковая  для  него,  Калинова.  Первая  встреча  с  ней
завершилась невероятно - началом новой жизни... Чем же завершится вторая?
     После первой встречи он женился на Вите. Наверное,  после  второй  он
женится на Марине... Или на Норе.
     Калинов улыбнулся, залпом  допил  кофе  и  обратился  к  тейлору,  за
адресом.
     Оказалось, Лидия по-прежнему живет здесь, в Петербурге. Странно,  ему
представлялось, что после истории с Дримлендом  она  должна  была  сменить
место проживания.

     Калинов узнал ее с большим трудом. Перед ним стояла совершенно  седая
женщина, невероятно худая и бледная, словно неведомый вампир выпил из  нее
всю кровь, но до конца умертвить постеснялся и оставил такой, изможденной,
высушенной, но живой. И по-прежнему гордо держащей голову.  Впрочем,  ведь
ей должно быть не больше шестидесяти.
     Кажется, она не узнала его. Или  сделала  вид,  что  не  узнала.  Она
пригласила его в комнату, усадила на диван, а  сама  отправилась  готовить
чай.
     Калинов встал и подошел к окну.  Квартира  Лидии  находилась  высоко,
отсюда  хорошо  была  видна  панорама  острова  Котлин.  Чуть  ближе,  как
полусгнившие  зубы  неведомого  гигантского  животного,  торчали  из  воды
останки дамбы - печально  знаменитого  детища  противоречивого  двадцатого
века. То тут, то там на зеркальной глади  залива  стояли  катера  и  лодки
рыбаков - мода на любительскую рыбную ловлю пару лет назад вновь вернулась
в  Россию.  Вдоль  побережья  тянулись  желтые  песчаные  пляжи   Северной
Пальмиры, почти пустые сейчас по случаю окончания купального сезона.
     Картинка  была  симпатичная,  однако  у  Калинова  вдруг  испортилось
настроение. Впрочем, вид залива был ни причем: просто Калинов  понятия  не
имел, как ему начинать  разговор  с  Лидией.  Он  чувствовал  себя  слегка
виноватым перед нею. Будто коварно разбил какие-то ее давние  надежды.  Он
отвернулся  от  окна  и  тут  же  заметил  на  противоположной  стене  два
голографических портрета: молодого мужчины с бородкой и  ребенка.  Калинов
подошел поближе, присмотрелся. Ребенок скорее всего был Зябликом в  нежном
возрасте, а вот  мужчина...  Мужчина  казался  знакомым,  где-то  когда-то
Калинов его уже видел.
     - Две главные мои потери, - сказала сзади Крылова. Голос ее дрогнул.
     Калинов оглянулся. Она стояла с подносом в руках и с тоской  смотрела
на портреты. Печать старости отчетливо проявилась на ее лице.
     - Один бросил меня тридцать три года назад, другой  -  семнадцать,  -
продолжала Крылова. - Одного я не смогла удержать как жена, другого -  как
мать.
     Она вздохнула и принялась расставлять на столе чашки с чаем,  вазочку
с печеньем и сахарницу. Аккуратно и целеустремленно, как  будто  это  было
главное дело ее жизни. Расставила, посмотрела несколько секунд и  поменяла
местами  вазочку  и  сахарницу:   по-видимому,   первоначально   созданный
натюрморт ей не понравился.
     - Садитесь, - сказала она. - В ногах правды нет.
     Калинов сел,  взял  в  руки  чашку.  Ему  вдруг  показалось,  что  он
примчался сюда зря.  Ничего  он  здесь  не  выкопает.  Кроме  испорченного
настроения.
     - Так что вы хотели узнать от меня? - спросила Крылова.
     - Видите ли, - начал Калинов. - Я разыскиваю вашего сына...
     - А с какой стати вы ищете его у меня? - Крылова была явно  удивлена.
- У него свой дом, есть жена. Насколько мне известно, он в настоящее время
на Земле, в отпуске.
     - Дело в том, что его жена не знает, где он находится.
     - Вот как! - Она всплеснула руками и чуть не разлила чай. - Он сбежал
и от этой вертихвостки? - Она визгливо рассмеялась.
     Кажется, мое сообщение доставило ей истинное удовольствие,  поразился
Калинов.
     - Я всегда считала, что он не будет  с  нею  счастлив,  -  заявила  с
торжеством Крылова. - Хорошо, еще детей не наплодили...
     - Вы в самом деле думаете, что это хорошо?
     - Конечно, уж я-то своего  сынка  знаю...  Весь  в  папочку!  Недаром
говорят:  "Яблочко  от  яблоньки  недалеко  катится"!..  Я  ему  всю  свою
молодость отдала, а он даже спасибо не сказал... Да  вы  пейте  чай-то,  -
спохватилась она. - Вот печенье.
     Она  так  и  не  изменилась,  думал  Калинов,  прихлебывая  ароматный
напиток.  Ничему  ее  жизнь  не  научила.   Вечная   жертва   бессердечных
представителей сильного пола... И интонации  те  же,  что  семнадцать  лет
назад!
     Крылова встала и подошла к портретам, постояла, покачиваясь  с  пяток
на носки и переводя взгляд с одного на другого.
     И Калинов вдруг понял: портреты здесь потому и висят, что  она  хочет
быть укором - если не живым людям, то хотя  бы  их  изображениям.  Крылова
постояла немного и снова села за стол, взяла в руки чашку. Словно  сыграла
на  бис  много  раз  повторенную,  заученную  до  автоматизма  сцену  и  -
наконец-то! - может отдохнуть в гримерной, пока перед зрителями отдуваются
другие члены труппы.
     - Кто вы? - спросила она, смерив  Калинова  равнодушным  взглядом,  и
вдруг слегка вздрогнула.
     - Я его товарищ, - сказал Калинов обреченно.
     - Чепуха! - Странная улыбка тронула ее губы. - Вы -  Калинов,  я  вас
узнала... Что он натворил на этот раз?
     Калинов вздохнул -  спектакль  начинал  играться  не  по  написанному
заранее сценарию и не он, Калинов, становился сценаристом.
     - Насколько мне известно, ничего! Кроме того, что зачем-то  ото  всех
скрывается...
     - Не-е-ет! - протянула она. - Вы для меня  как  буревестник.  Раз  вы
пришли, значит, случится несчастье. Обязательно!
     - Для того я и пришел, чтобы оно не случилось.
     Она не слушала:
     - Тогда вы появились, и он в конце концов ушел от меня.
     Калинов хотел возразить, что все как раз наоборот,  что  сначала  сын
ушел от нее, а потом уже появился он, Калинов, но  понял,  что  возражения
бесполезны: слова этой дамы всегда будут такими, какими их  легче  принять
ее исстрадавшемуся сердцу. И потому промолчал.
     Молчала и она. Молчала и смотрела на  портрет  своего  бывшего  мужа,
беззвучно шевеля губами. Калинов тоже посмотрел на него и вдруг замер:  он
понял, где видел это лицо. На портрете  был  тот  самый  человек,  который
вчера угодил в засаду, тот самый неуязвимый убийца, просивший  прощения  у
лже-Игоря Крылова. Только более молодой и при наличии бороды.
     И как же это я сразу не узнал его, подумал Калинов. И теперь понятно,
почему он мне и вчера показался знакомым!.. Они с Игорем слегка похожи...
     - Послушайте, - сказал он. - А не может  Игорь  скрываться  у  своего
отца?
     Она посмотрела на него с таким возмущением, будто он  произнес  нечто
абсолютно непотребное. К примеру, предположил, что она до сих пор спит  со
своим бывшим мужем.
     - Не может, - прошептала она.
     - Вы в этом так уверены?! - удивился Калинов. - Почему?
     Она снова встала и подошла к портретам.
     - Потому, - сказала она, - что Господь наказал его за мои  несчастья.
- Глаза ее блеснули. - Мой бывший муж занимался  спелеологией  и  двадцать
лет назад погиб в пещере  Хеллох  [карстовая  пещера  в  северных  отрогах
Гларнских Альп, в Швейцарии].

     - Рэн! - крикнул Калинов,  врываясь  в  кабинет  Милбери.  -  Срочное
задание!
     - Слушаю, шеф! - Милбери даже привстал из-за стола.
     - Быстро подготовь  краткую  биографическую  справку  по  отцу  Игоря
Крылова. Обязательно снимок, сделанный в последний год его жизни.
     - Сейчас сделаем. - Милбери сел. - Что-нибудь прояснилось?
     - Ой не знаю! Если и прояснилось... Как дела у засады?
     - Все спокойно. И список Марин я уже подготовил.
     - Где он? - У  Калинова  перехватило  дыхание.  В  даль  беспамятства
умчались Милбери, Крылов, отец Крылова...
     - Я передал его на ваш тейлор, - сказал Милбери. - Зачем вам  столько
Марин, шеф?
     - Собираюсь на них жениться. Хотя парочку могу тебе и уступить.
     Зайдя к себе, он первым делом бросился  к  тейлору.  Господи,  прости
меня, подумал он, но не могу же я жить одной лишь работой!..
     Информацию Милбери,  по-видимому,  получил  в  экскурсионной  службе,
потому что в материалах были даже снимки. Глобальный  Информационный  Банк
таких справок, как известно, не дает.
     Он обнаружил ее в списке предпоследней. Из-под длинной челки смотрели
знакомые карие глаза.  Она...  Калинов  прочитал  текст.  Марина  Юрченко,
двадцать четыре года, не замужем,  домашний  адрес,  номера  служебного  и
домашнего тейлоров... Остальное его не интересовало.
     Он посидел немного, глядя на снимок  и  собираясь  с  духом.  Куда-то
внезапно исчезли все те слова, что он хотел ей  сказать.  Куда-то  исчезли
все чувства. Осталось одно тоскливое ожидание.
     Он набрал служебный номер. С экрана взглянуло чужое лицо. Он даже  не
разглядел, мужчина это или женщина: глаза застила туманная дымка. Сказали,
что у Юрченко групп сегодня нет и потому ее надо искать в  других  местах.
Калинов облизал пересохшие губы и поинтересовался: где. В ответ удивились,
глубокомысленно покачали головой и посоветовали  начать  с  дома,  хотя  в
выходной день ее может там и не оказаться. Последнее он  расслышал  уже  с
трудом: так стучала в висках кровь.
     Хрипло поблагодарил и отключился. Снова посидел, еще раз собираясь  с
духом. Наконец набрал домашний номер.
     Она ответила сразу. Увидела его,  узнала.  Глаза  ее  расширились  от
удивления и тут же потемнели. Калинов, не  говоря  ни  слова,  пожирал  ее
взглядом. Она была одета в  желтое  платьице  и  казалась  школьницей,  не
хватало только косичек...
     - Ну? - сказала она. - Что вы молчите, как рыба об лед?
     - Как кто? - удивился Калинов.
     - Как рыба, - повторила она. - Об лед.
     Калинов растерянно закрутил головой, словно пытался  обнаружить  этот
лед в своем кабинете. Не нашел, с трудом сглотнул и спросил:
     - Почему вы не пришли? Я вас так ждал...
     - Вы лжец! - сказала она  с  горечью  и  отвернулась.  Но  тейлор  не
выключила.
     - Когда это я вам лгал? - опешил Калинов.
     - Да с самого начала.
     - А-а?.. - вспомнил Калинов. - Так это же я  не  специально,  не  для
того, чтобы обмануть вас... или... то есть... - Он запутался  в  словах  и
обреченно замолк.
     Она снова посмотрела на него и сказала с вызовом:
     - Вы не только лжец. Вы еще и провокатор!
     - Господи! - взмолился Калинов. - Да почему же?!
     - А кто напустил на меня свою жену?
     - К-какую ж-жену? - От волнения  Калинов  начал  заикаться.  -  Ч-чью
ж-жену?
     - Вашу, конечно. Не мою же... - Она ядовито  рассмеялась.  -  Или  вы
полагаете, что у меня тоже есть жена?
     - П-позвольте... - Калинов наконец справился с волнением.  -  Но  моя
жена сейчас находится на Марсе. Она не имеет о вас никакого представления.
Да мы с ней и не разговаривали...
     - Ну вы и штучка! - Марина прищурилась. - Почему  же  она  мне  тогда
позвонила?
     - Да не могла она вам позвонить!
     Марина поджала губы:
     - Тем не менее она мне позвонила и сказала, чтобы я от  вас  отстала.
Это я к вам приставала, да?.. То есть она сначала представилась, как  ваша
жена, назвалась, кажется, Витой... А потом добавила, что если  я  все-таки
осмелюсь встретиться с вами, она мне ноги выдернет из... Со мной еще никто
никогда не разговаривал в подобном тоне!
     Калинов пришел в себя окончательно. Он порылся в столе отыскал  среди
разного хлама, хранящегося там, снимок Виты. Взял его в  руку  и  повернул
изображением к экрану.
     - Вот моя жена. Ее в самом деле зовут Витой... Это она звонила вам?
     Марина открыла ротик. Ее удивление  выглядело  таким  восхитительным,
что Калинов чуть не прослезился от умиления.
     - Нет, мне звонила совершенно другая женщина.
     Калинов сразу почувствовал  себя  сотрудником  специальной  службы  и
подобрался.
     - Как она выглядела?
     - Ну... - Марина замялась. - Лицо у нее такое, круглое, на подбородке
ямочка... Волосы светлые, даже светло-желтые,  такой  певучий  голос...  О
глазах ничего сказать не могу, она была в зеркальных очках. Знаете, бывают
такие, от солнца?
     Нора, понял Калинов. Вот сучка! Выходит, она не случайно оказалась "У
Медного всадника". Ну стерва, пора тобой заняться вплотную!
     - Мариночка! - сказал он проникновенно. -  Это  не  моя  жена.  Но  я
догадываюсь, о ком вы говорите.
     - Так! - Она снова прищурилась. - У вас еще  и  любовницы  на  каждом
шагу!..
     - Она мне не любовница... - Он осекся, вспомнив позавчерашний  вечер.
- В общем,  я  работаю  в  таком  учреждении,  что  многого  не  могу  вам
объяснить.
     - Ну разумеется, - сказала она. - Вы ведь ловите шпионов  с  Сириуса!
Куда уж мне, с моими памятниками?!
     Калинов крякнул: все-таки она была восхитительна.
     - Ежик, - попросил он, - спрячь иголки.
     Она фыркнула, попыталась состроить гримаску недовольства, но гримаска
не  получилась,  и  тогда  она  рассмеялась.  Смех  был  добрый.   Калинов
облегченно вздохнул.
     - Хорошо, - сказала она. - Я прощаю вас. Но я должна быть отмщена.  А
для этого вы исполните мое желание.
     - Согласен, - вскричал Калинов. - Загадывайте скорее!
     Марина сделала таинственное лицо:
     - Я обязательно придумаю его. К нашей следующей встрече...
     Глаза  ее  смотрели  на  Калинова  с  ожиданием,  и  он  понял:  надо
обязательно назначить ей свидание, сейчас, немедленно.  Иначе  между  ними
все будет кончено, она ему просто не поверит.
     - В таком случае, - он деланно-строго посмотрел на нее, -  вы  должны
придумать желание к субботе, к восьми часам. Я постараюсь  выполнить  его.
"У Медного всадника". И никакие шпионки с Сириуса не смогут нам помешать!
     - Правда? - спросила она очень тихо.
     - Правда! - твердо ответил он и отключился. Посидел некоторое  время,
жмурясь от удовольствия. Потом мысли его обратились к Норе.
     Он разыскал в ящике стола брошенную туда пуговицу, вынул  рекордер  и
вставил в приемник тейлора. На дисплее возник вид  Московского  проспекта.
Калинов выставил максимальное увеличение и рассмотрел каждое женское лицо,
зафиксированное рекордером. Женщин было много, некоторые носили зеркальные
очки, но ни одна из них не была Норой. Во всяком случае, он не смог узнать
ее с какой-либо уверенностью. Тогда он включил запись  в  движении:  вдруг
поможет походка. Прогнал запись раз, другой, третий,  но...  Вздохнув,  он
прекратил бессмысленное занятие. Пришлось сознаться себе, что не  очень-то
он ее и помнит. Если, скажем, она позавчера следила  за  ним,  использовав
для маскировки парик, то ему ее и вовек не отыскать на  этой  записи.  Вот
если  бы  он  услышал  сейчас  ее  голос!..   Напрягаясь,   он   попытался
проанализировать  малейшие  крупицы  информации,  зацепившиеся  тогда   за
отравленный алкоголем мозг. Помнится, она говорила, что не из Питера...  И
кажется, упоминала что-то насчет  площади  Александра  Невского...  И  как
будто бы даже назвала свою фамилию... Или не называла? Хоть в лоб, хоть по
лбу - ни черта не вспомнить!
     Он прекратил насиловать память и связался с Милбери.
     - Рэн! Есть еще одна задачка. Надо разыскать некую дамочку  по  имени
Нора, фамилия неизвестна... Имя, кстати, тоже  может  оказаться  другим...
Блондинка, цвет глаз неизвестен, рост... - Калинов прищурился,  вспоминая,
- примерно сто шестьдесят пять - сто семьдесят.
     - А вайтлз? [Вайтлз -  цифровые  показатели  объема  груди,  талии  и
бедер] - Милбери с трудом сдерживал улыбку.
     - Найдешь ее  -  измеришь  сам!  -  парировал  Калинов.  -  Позавчера
предположительно останавливалась в отеле "Москва".
     - Предположительно? - Милбери не удержался и все-таки фыркнул.
     - Предположительно... Зато абсолютно точно я  подбросил  ей  "жучка".
Так что особенного труда для поисков не потребуется.
     Милбери посерьезнел:
     - Связи, шеф?
     - Можешь покопать, но сначала доложи  мне,  кто  она,  откуда  и  где
сейчас находится.
     Едва Милбери отключился, Калинова вызвал к себе Рассел.
     - Что нового? Или отпускника расспрашивать начальству возбраняется?
     Последний вопрос Калинов пропустил мимо ушей.
     - Кое-чего мы добились... Во всяком случае,  теперь  можно  с  полной
определенностью сказать, что нервного срыва не было. По  крайней  мере,  у
Крылова.
     - Это я уже знаю. Милбери доложил мне  о  происшедших  вчера  вечером
событиях. А что с первыми тремя?
     Калинов легонько пожал плечами:
     - С первыми тремя сложнее. Совершенно не за что зацепиться.  Впрочем,
после вчерашнего я не удивляюсь. Ведь фактически нападавшего видел  живьем
один я. Довгошею он представлялся, как  некое  туманное  пятно,  отдаленно
напоминающее фигуру человека.
     - Это я все знаю, - нетерпеливо сказал Рассел.
     - А если бы мы не использовали дисивер, - продолжал  Калинов,  словно
не замечая нетерпения шефа, - уверен, и я бы ничего  не  разглядел.  Этого
типа должен был увидеть только Крылов. Увидеть и умереть от страха...  Так
же, наверное, умерли Накаяма и Андерсон.
     - А Бойль?
     - О Бойле мы вряд ли когда что-либо узнаем... Но не представляю,  как
можно проникнуть на борт летящего корабля!
     - А если еще не летящего?
     Калинов развел руками: в этом направлении говорить было не о чем.
     - Ладно, - сказал Рассел. - Какие  у  тебя  версии  насчет  вчерашних
событий?
     - Во-первых, это могла быть какая-нибудь разновидность гипноза.  Хотя
я  и  не   могу   себе   представить   гипнотизера,   воздействующего   на
видеоаппаратуру. Если только этот гипнотизер не ксен!
     - Ну-у, милый! - Рассел покачал головой. - Ты мне  тут  наговоришь!..
Ксенами можно что угодно объяснить. Так же  как  и  Господом  Богом!..  Не
будем забывать о старике Оккаме! [Оккам Уильям  (ок.  1285  -  1349гг.)  -
английский  философ-схоласт;  сформулировал   принцип   "бритвы   Оккама",
согласно  которому  в  логические  построения  не  следует  вводить  новые
сущности]
     - Возможно, использовали голографию...
     - Интересная голография! Один видит, другой - нет!
     - Скажем, применялись поляроиды, хотя не могу себе  представить,  где
можно было скрыть технику... Нет, думается, это все-таки что-то другое...
     Рассел побарабанил пальцами по  столу,  лицо  его  начало  постепенно
краснеть.
     - Хороший вывод, - сказал он. - Главное, чрезвычайно определенный!
     - Я не Бог, - спокойно  заметил  Калинов.  -  В  этом  деле  сплошная
неопределенность.  А  для  определенных  выводов   попросту   не   достает
информации.
     - Ну так ищите, черт бы вас побрал! -  взорвался  Рассел.  -  Который
день толчете воду в ступе! Мафия - не мафия, болезнь - не болезнь, ксены -
не ксены... Что мне отвечать Космической комиссии? Пять раз на дню звонят,
интересуются, не пора ли отзывать из отпусков тех  космонавтов,  кто  пока
еще жив.
     Калинов молчал. Разговор пошел ковровый, в одни ворота.  Надо  ждать,
пока шеф успокоится, но все равно я ему пока ничего не скажу.
     Шеф успокоился быстро.
     - Ладно, - бросил он. - Что думаешь делать дальше?
     - Добывать информацию.
     - Дисивер намерен впредь использовать?
     - Обязательно! - соврал Калинов.
     Нетерпение шефа было  понятным,  но  успокоить  его  пока  нечем,  не
рассказывать же о  сегодняшних  подозрениях!..  Поэтому  Калинов  попросил
разрешения удалиться. Рассел только рукой махнул.
     Едва Калинов вошел к себе в кабинет, позвонила  Аллочка  Крылова.  От
нее удалось отделаться только через десять минут, и это стоило ему  немало
нервов. "Мисс миллионерша" договорилась, в конце концов, даже до обвинений
в том, что он, Калинов, никогда  и  не  был  другом  Игорю.  Калинов  едва
сдержался.
     Потом позвонил Мищенко и сказал, что никаких толковых идей  в  головы
комиссии, занимавшейся расследованием гибели Бойля, так и не пришло,  либо
это происки дьявола, либо необычным образом организованный суицид,  мнение
некоторых должностных лиц, будто Бойль вовсе не собирался сводить счеты  с
жизнью, - это частное мнение некоторых  должностных  лиц,  комиссии  нужны
более серьезные доказательства, конечно, кто-то будет наказан, комиссия не
может работать вечно, на комиссию давят, да  вы,  Александр,  и  сами  все
понимаете...
     Потом позвонил еще кто-то и сказал еще что-то.
     А потом позвонила Нора. Ждавший доклада Милбери Калинов чуть с кресла
не упал, удивление удалось скрыть с огромным трудом,  но  профессиональная
закалка помогла.
     - Здравствуйте,  Саша!  -  Нора  была,  как  и  позавчера,  пшеничной
блондинкой. И в тех же зеркальных очках.
     - Добрый день, - сказал Калинов. -  Что-то  я  не  припоминаю,  когда
давал вам свой служебный номер.
     Нора, кажется, улыбнулась. Когда  глаз  не  видно,  об  улыбке  можно
судить  лишь  довольно  приблизительно:  то  ли  улыбка,  то  ли  гримаска
неудовольствия. Во всяком случае, уголки ее рта разошлись в стороны.
     - Разумеется, не помните, - сказала она. - Ведь вы были так пьяны!  И
так прилипчивы!.. Мне очень нужно с вами встретиться, и чем  быстрее,  тем
лучше.
     Да, я был пьян,  подумал  Калинов.  И  наверное,  был  прилипчив.  Но
служебного номера я тебе никак не мог дать! Иначе я бы не работал в  нашей
организации.
     Он перестроился. Теперь Нора видела не сотрудника отдела аномалий,  а
на все готового донжуана.
     - Конечно. - Донжуан закивал и чуть ли не приложил руки  к  груди.  -
Всегда рад встрече с вами. Где и когда могу вас найти?
     Нора взглянула на часы:
     - Хоть сию секунду... Отель "Москва",  двести  пятый  номер.  Я  буду
ждать. Это очень срочно и очень важно для меня. Да и для вас тоже.  -  Она
снова улыбнулась-сгримасничала и отключилась.
     Так, сказал себе Калинов. Кажется, интуиция меня не  подвела:  другая
сторона зашевелилась. И кажется, я верно определил  направление,  в  каком
она собирается шевелиться.
     Он вызвал Милбери.
     - Вот как выглядел Крылов-старший в  последний  год  своей  жизни,  -
сказал Милбери.
     На экране появилось изображение мужчины. Калинов чуть вздрогнул:  это
был именно  тот,  в  кого  стреляли  вчера  они  с  Довгошеем,  неуязвимый
посетитель.
     - Так! Интересно... Информация о его смерти подтвердилась?
     - Абсолютно, шеф. Тело было найдено. Погиб  он  при  обвале.  Никаких
сомнений... Кстати, он вовсе не Крылов. Это девичья фамилия матери  Игоря,
а отца звали Назаров. Кирилл Назаров.
     Ай да Лидия, подумал Калинов. Игорь Сергеевич Крылов  -  сын  Кирилла
Назарова... Эко  она  разобралась  с  мужем,  никакой  памяти  ребенку  не
оставила!.. Однако Назаров и в самом деле погиб. Ничего  себе!  А  кто  же
тогда разговаривал вчера со мной?..
     Он потер рукой подбородок и передернул плечами. Ему стало вдруг не по
себе: чертовщина продолжалась.
     - А девушка?
     - С девушкой вот  какое  дело...  Зовут  ее  Эленор  Шепард.  Она  из
Лос-Анджелеса. Отель "Москва", двести пятый номер. Прибыла в Петербург  во
вторник  вечером.  Я  связался  с  Лос-Анджелесом,  и   выяснился   весьма
любопытный факт... Оказывается, Эленор Шепард умерла.
     - Что-что?!
     - Она умерла, -  повторил  Милбери.  -  В  понедельник.  Утонула  при
неизвестных   обстоятельствах.   Признаков   насильственной   смерти    не
обнаружено. Информация абсолютно достоверна, подтверждена лос-анджелесской
полицией. Так что ее именем пользуется кто-то другой.
     - Снимок ее есть?
     - Да.
     На экране появилось изображение.  У  Калинова  отвисла  челюсть.  Это
несомненно была она, разве что без  зеркальных  очков.  Цвет  волос,  овал
лица, форма подбородка - все совпадало. Калинов покачал головой.
     Интересный поворот, подумал он. Что же это за силы нам  противостоят?
Что за тяга  к  умершим?..  Во  всяком  случае,  встретиться  с  нею  надо
немедленно.
     - Сестры-близнеца у нее нет? - спросил он.
     Милбери удивился, пожал плечами.
     - Не проверял.
     - Проверь. И свяжись с американцами еще раз. Пусть  получше  проверят
информацию, что-то тут не так.
     Милбери кивнул.
     - Далее, - сказал Калинов. - Я собираюсь навестить эту Эленор или как
там ее. Отправь в отель Довгошея, пусть поболтается у  входа,  подстрахует
меня на всякий случай. Связь с ним я буду держать  через  вибрас,  частота
номер пять.
     - Есть, шеф! - Милбери отключился.
     Калинов посидел немного, потом достал кобуру с пистолетом,  пристроил
под левую мышку. Поупражнялся немного, доставая оружие и снова пряча  его.
Поморщился: до автоматизма было как до Луны. Тогда  он  положил  в  карман
пиджака парализатор, надел на левую руку вибрас и отправился на свидание.

     Довгошей был уже тут,  подпирал  стенку,  равнодушно  посматривая  по
сторонам и оживляясь лишь, когда мимо проходила какая-нибудь девушка.
     Калинов встретился с ним глазами,  подмигнул  и  вошел  в  вестибюль.
Портье  оказался  на  месте,  пришлось  подойти,  поздороваться,  спросить
дорогу. Представляться, естественно, не стал. Если портье и позвонит Норе,
ничего страшного не случится, все равно она  ждет.  В  лифте  было  пусто.
Вызвал Довгошея, проверили связь. Выйдя из лифта, быстро  разыскал  нужный
номер, постучал.
     - Войдите, - отозвался знакомый голосок.
     Калинов вошел.
     Нора сидела на диване. Она была одета в строгий синий комбинезон, как
бы подтверждавший, что сегодняшняя встреча  будет  носить  сугубо  деловой
характер. Ничего общего с позавчерашним  вечером.  Разве  лишь  зеркальные
очки. Да скрытая под ними полуулыбка-полугримаска. Впрочем, Калинов тут же
был  вынужден  признаться  себе,  что  и  в  комбинезоне   она   выглядела
привлекательно. Экая конфетка - разверни да съешь!..
     - Садись, - пригласила конфетка.
     Калинов сел в одно из кресел у невысокого  столика  и  огляделся.  На
полу пушистый ковер, слева от дивана дверь - наверное,  в  спальню.  Номер
был невелик и имел казенный вид: отель - он и есть отель. Хотя  теперь,  с
широким развитием джамп-связи, количество их и сократилось и владельцы  из
кожи  вон  лезут,  чтобы  превратить  свое   хозяйство   в   стопроцентные
человеческие жилища, но все тщетно - были они гостиницами,  гостиницами  и
остаются. Не хватает самой малости, без которой не существует дома, - духа
его обитателей. Временное жилье никогда не  будет  похоже  на  постоянное,
потому что никто не пытается подогнать интерьер  гостиничного  номера  под
свои вкусы и привычки.
     Поэтому номер ничего не сказал Калинову о теперешней  хозяйке.  Тогда
Калинов встал и открыл дверь в спальню. Спальня была совсем  крохотная,  и
никто к ней не прятался.
     - Под кровать загляни, - посоветовала сзади Нора.
     Калинов оставил ее совет без внимания,  закрыл  дверь  и  вернулся  в
кресло.
     - Что будешь пить? - спросила Нора.
     - Ничего.
     - А я, с твоего позволения, выпью. - Она подошла к бару и неторопливо
принялась готовить себе коктейль, время от времени оглядываясь на гостя.
     - Зачем ты назвалась моей женой? - спросил Калинов, когда она уселась
в кресло напротив со стаканом в руке.
     Она промолчала. Зеркальные очки были непроницаемы для взгляда.
     - Я жду ответа! - Калинов поджал губы.
     Она поставила стакан на стол, сцепила пальцы рук и проговорила:
     - Мне необходимо было встретиться с тобой.
     - И попасть ко мне в постель тоже было необходимо?
     Она кивнула.
     - Для чего?
     - Странный вопрос! - Она фыркнула. - Ты словно не  знаешь,  для  чего
женщины попадают в постель к мужчинам... А впрочем, это и будет  предметом
нашего разговора.
     Она взяла стакан, отхлебнула и снова поставила  на  стол.  Поднялась,
подошла к тейлору, включила его.
     - Смотри сюда.
     Засветился экран. Потом появилось изображение, и Калинова  бросило  в
жар.
     Это был со вкусом сделанный порнографический  фильм,  главным  героем
которого являлся он, Калинов. Имелась, разумеется, и героиня - куда ж  без
героини?  Лицо  ее,   правда,   было   закрыто   желтым   прямоугольником:
по-видимому, режиссер фильма не хотел портить репутацию актрисы. Но  голос
выдавал ее, да многое Калинов и попросту помнил.
     Некоторое время они молча наблюдали  за  происходящим  на  экране.  А
когда началось самое интересное, Нора выключила тейлор.
     - Отснятого материала у нас на два часа, но уж больно он  возбуждающ.
Боюсь, наш разговор перейдет не в то русло! -  Она  снова  села  в  кресло
напротив и взяла в руки стакан.
     - Пожалуй, я был неплох. - Калинов ухмыльнулся. - Тебе не кажется?
     - Да. - Она кивнула. - Ты был очень и  очень  неплох.  Тем  хуже  для
тебя!
     - Значит, шантаж? - спросил Калинов, все еще ухмыляясь.
     - Да. - Она снова кивнула. - Шантаж! А ты подумал, что  я  сняла  все
это с целью рыдать потом над воспоминаниями?
     Калинов перестал ухмыляться, потер переносицу  и  прикрыл  глаза.  Не
знаешь - где найдешь, где потеряешь, подумал он.
     - Ерунда! У тебя устаревшие представления. Моему начальству абсолютно
все равно, с кем я сплю!
     Она фыркнула:
     - Зато это не все равно твоей жене!
     Да, подумал Калинов, Вите это действительно будет не  все  равно.  То
есть ей  это  до  такой  степени  будет  не  все  равно,  что  я  даже  не
представляю...
     - Ты неплохо осведомлена.
     - Конечно. - Она кивнула. - Мне, например, известно,  что  ты  живешь
вторую жизнь. Я даже знаю, что  ты  никогда  не  изменял  своей  жене.  До
позавчерашнего вечера, разумеется...
     Калинов снова прикрыл глаза. Я действительно не изменял, подумал  он.
Потому что считал, что именно Вита дала мне вторую жизнь.  Своей  любовью.
Наверное, верностью выражалась моя благодарность судьбе...
     - Кто вы такие? - спросил он. - И что вам от меня надо?
     - Кто мы такие - абсолютно неважно. А надо  нам  только  одно:  Игорь
Крылов. Договоримся с тобой - фильм этот исчезнет, как будто ничего  и  не
было. Не договоримся - его увидит твоя жена. Со всеми вытекающими из этого
события последствиями... Таким вот образом!
     Таким вот образом, повторил про себя Калинов. Наверное, меня должно в
дрожь бросать при мысли о том, что Вита увидит эти сцены. Да вот почему-то
не бросает...
     - Моя жена не ревнива, - сказал он.
     - Она не ревнива потому, что ты  не  давал  повода.  Поверь  мне  как
женщине, что, увидев, чем ты занимался в ее отсутствие, она станет  похожа
на разъяренную тигрицу.
     -  Поверить  тебе  как  женщине,  -  сказал  Калинов.  -   Интересное
предложение. Вот только женщина ли ты? Что-то я сомневаюсь.
     - Позавчера ты,  кажется,  не  сомневался!  -  Она  расхохоталась,  с
издевкой, немилосердно, словно чужая.
     Калинов решил не обращать внимания на этот дьявольский хохот.
     - Зачем вам Крылов?
     - Какое это имеет значение? - ответила она вопросом на вопрос.
     - Немалое. - Калинов вздохнул. - Может быть, я пошлю одного из  своих
самых близких друзей на верную смерть? И не говорите, будто я ошибаюсь!
     - Ты его в самом деле пошлешь на смерть... Только не лги, что он твой
самый близкий друг. Разве не ты украл у него девушку, ставшую потом  твоей
женой? Разве семнадцать лет назад он желал не твоей смерти?
     Скажите, пожалуйста, подумал Калинов, экая осведомленность!
     - Кто вы? О том, что было семнадцать лет назад, известно только нам с
Игорем...
     - Как видишь, НАМ тоже известно. Остальное неважно.
     - Нет, - сказал Калинов. - Даже если я продаю душу дьяволу, я  должен
отдавать себе отчет...
     - Я - не дьявол! - перебила она. - Дьявола не существует, он живет  в
тебе самом. И  ты  не  продаешь  душу.  Ты  продаешь  жизнь  обыкновенного
человека... Разве в твоей работе тебе  никогда  не  приходилось  совершать
подобные сделки?
     Калинов крякнул:
     - Приходилось. Но то были враги.
     - Крылов и есть враг!
     - Чей?
     - И твой тоже.
     - Ерунда! Я не верю голословным утверждениям. Мне необходимы факты.
     - Придется поверить без фактов. - Она встала из  кресла,  неторопливо
подошла к входной двери и заперла ее.
     Калинов усмехнулся:
     - Запертая дверь вместо фактов - хороший разговор!.. Я  так  понимаю,
что за шантажом последует запугивание...
     Она не обратила никакого внимания на его реплику.
     - Тебе же будет лучше, дурачок, - сказала она, - если  ты  ничего  не
будешь знать. А угрызения совести можно и пережить...  Поверь  мне  -  это
знание слишком велико для тебя.
     - Ни одно знание - как бы велико оно ни было  -  не  стоит  угрызений
совести. И уж тем более оно не стоит жизни друга.
     Она вернулась в кресло и вперилась в Калинова своими зеркалами. Потом
спросила с сожалением:
     - Значит, нет?
     - Увы! - Калинов развел руками.
     - Зря, - сказала она. Потом придвинулась,  опершись  грудями  о  край
стола, и прошипела: - Ты причиняешь нам много хлопот, но в конечном  итоге
повредишь только себе. Все равно в субботу Крылов будет мертв!
     - Не будет, - сказал Калинов спокойно. - Я позабочусь об  этом.  -  И
добавил, улыбнувшись: -  Неужели  тебе  не  больно?  Посмотри,  как  ребро
врезалось в твой молокозавод!
     Она опустила голову. Он резко перегнулся через стол  и  сорвал  с  ее
носа зеркальные очки. Она зажмурилась. Калинов удовлетворено хмыкнул.  Она
была очень похожа на  девушку-американку,  снимок  которой  показывал  ему
Милбери, но вряд ли это был один и тот  же  человек.  Мордашка  американки
была живенькой, а черты  лица  лже-Норы  выглядели  несколько  застывшими.
Словно пластиковая маска. По-видимому, она имела  менее  развитую  мимику,
чем настоящая Нора Шепард.
     - Зря ты это сделал, - сказала она монотонным  голосом,  не  открывая
глаз. - А впрочем, как знаешь!
     Она откинулась на спинку кресла и подняла веки.
     - О Господи! - Калинов отшатнулся и выронил зеркалки.
     У нее были неживые глаза. Они двигались в глазницах, но  зрачки  были
мертвы: они даже не дрогнули, когда она опустила и вновь подняла веки.  Но
самое страшное было не это, самое страшное было в том,  что  ее  глаза  не
имели ВЗГЛЯДА. Они попросту не видели ни Калинова, ни комнаты, ни дневного
света. Ничего вокруг.
     - Зря! - Она медленно начала подниматься, рваными  движениями  -  как
манипуляторы - потянула к нему руки.
     Он  отшвырнул  кресло  и  прыгнул  назад,   вытаскивая   из   кармана
парализатор. Отскочил к стене.
     Она басовито хохотнула. Калинова заколотило.
     - Зря! - Она начала обходить стол, слепо ударилась об его угол.  Стол
с  грохотом  отлетел  в  сторону.  Словно  на  него   наскочил   робот   с
разладившейся  программой.  Хохоча,  она   шагнула   вперед,   по-прежнему
протягивая к Калинову руки. Пальцы были чуть согнуты и мелко дрожали.  Как
от вожделения...
     И тогда Калинов выстрелил. Уровень был максимальным. Разряд  пришелся
ей в голову, пшеничные волосы вспыхнули и мгновенно  сгорели,  хорошенькое
личико  превратилось  в  черную  безглазую  лоснящуюся   маску.   Воротник
комбинезона начал тлеть.
     Она не обратила на  выстрел  никакого  внимания,  только  замогильный
хохот стих.
     - Зря-а-а! - прошептала она, с треском разлепляя  черные  склеившиеся
губы, и сделала еще один шаг.
     Калинов  бросил  парализатор  и  выхватил  из-за   пазухи   пистолет.
Получилось на удивление быстро.
     Боже, подумал он, неужели действительно ксены? Или...
     Больше он подумать ничего не успел.
     - Зря! - Она прыгнула.
     Калинов клюнул указательным пальцем спусковую скобу. Грянул гром.
     Она дернулась, уронила руки, но  сделала  еще  один  прыжок.  Калинов
успел выстрелить дважды, прежде чем падающее тело сбило его с ног.  Толчок
был настолько силен, что Калинов крепко приложился затылком к стене  и  на
мгновение поплыл.
     - Шь-ря-а-а-а... - Ее скрюченные пальцы шевельнулись,  проскребли  по
ковру, все еще пытаясь дотянуться до противника, и застыли.
     Калинов сидел на полу, прижавшись спиной к стене  и  не  выпуская  из
руки пистолета. В номере противно пахло паленым. Нора  лежала  неподвижно,
ничком, вытянув вперед руки. Словно  нырнула  в  неизвестность  да  так  и
застыла. В коридоре, за дверью, послышались испуганные возгласы.
     Калинов  с  трудом  поднялся  на  ватных  ногах  и,  крадучись,  стал
подбираться к вытянувшемуся на ковре телу, осторожно,  бочком,  готовый  в
любой момент снова открыть пальбу.
     Нора не шевелилась. В запертую дверь  раздался  первый  робкий  стук.
Шумели уже громче.
     Ну вот, подумал  некстати  Калинов,  испортил  прекрасный  ковер.  Он
наклонился и перевернул тело на спину, стараясь не смотреть  в  лицо.  Все
три серебряные пули попали в область сердца, изорвав  комбинезон  и  левую
грудь. Но крови на полу не было. И на комбинезоне - тоже.
     В дверь снова постучали, громко и настойчиво. Калинов нажал кнопку на
вибрасе, подавая сигнал тревоги. Потом сдернул с кресла накидку,  набросил
на верхнюю часть трупа.
     В дверь начали ломиться. Послышался голос Довгошея.
     - Да иду я, иду... - пробормотал Калинов и пошел открывать.

     - На твое счастье Довгошей у нас  сообразительный  парень,  -  сказал
Рассел, едва Калинов появился в его кабинете. -  Если  бы  успела  прибыть
полиция, наверняка бы разразился скандал.
     Калинов молча сел в  кресло.  Не  спрашивая  разрешения,  налил  себе
стакан минеральной воды и залпом выпил.
     - Задал ты нам  работенку,  -  продолжал  Рассел.  -  Я  послал  туда
Милбери... Придется ему попотеть, пока отобьется от прессы. С  полицией  я
только что договорился: она согласна дать нам возможность  самим  провести
расследование.
     Калинов по-прежнему молчал. Из глубин памяти на него смотрели мертвые
глаза живой женщины. Зрелище не для слабонервных...  Он  зябко  передернул
плечами.  Рассел  сделал  вид,  будто   не   замечает   состояния   своего
подчиненного.
     - Чем эта дамочка так тебя напугала, - говорил он, -  что  ты  взялся
палить в нее сразу с  двух  рук?  Не  предполагал  я,  что  у  тебя  нервы
институтки!.. И что теперь прикажешь с тобой делать?..
     Слушая воркотню шефа, Калинов постепенно успокаивался.  И  наконец-то
смог достойно оценить  инсценировку  с  его,  Калинова,  арестом,  которую
разыграл перед невольными зрителями в отеле  Довгошей.  Действительно,  не
растерялся парень, сообразил... Иначе объясняться бы сейчас в  полиции!  А
они спокойно могут на сорок восемь  часов  задержать  -  закон  позволяет.
Конечно, в иной ситуации это было бы даже интересно, но не сейчас.  Нет  у
него сейчас свободных сорока восьми часов...
     - Что с засадой? - спросил он.
     Рассел замолк на полуслове, встал из-за стола.
     - Ничего. - Он принялся расхаживать по кабинету. - Тишина и  покой  -
парни словно в отпуске.
     Может, Игоря уже и след простыл, подумал внезапно  Калинов.  Да  нет,
невозможно.  Из  закольцованных  кабин  дорога   открыта   разве   что   в
преисподнюю. Вместе с планетой!
     - Зачем ты убил женщину? - спросил Рассел, продолжая шагать от окна к
двери и обратно. - Неужели ты не мог взять ее без огневых контактов?
     - Это не женщина, - пробормотал Калинов и опять  содрогнулся.  -  Это
исчадие ада!
     - Ну прямо  уж  исчадие?  -  усомнился  Рассел.  -  Зачем  ты  с  нею
встречался?
     - Мне  показалось,  она  связана  с  делом   космонавтов.   Я   решил
проверить...
     - Вот и проверил! - сказал с  сарказмом  Рассел  и  уселся  за  стол.
Достал из ящика стола пачку сигарет и пепельницу, закурил.
     Кажется, шефа все-таки допекли, подумал Калинов. Года  три  не  видел
его курящим. С  тех  пор,  как  мы  столкнулись  с  Альянсом  Воинствующих
Теофилов.
     Послышался   легкий   шум   заработавшей    вентиляции:    автоматика
среагировала на табачный дым.
     - Она действительно оказалась связана с этим делом. Она  потребовала,
чтобы я отдал ей Крылова.
     - И чем же она мотивировала такое требование?
     - Ничем! По ее мнению, мотивов мне лучше не знать...
     - Тут ты обиделся и схватился за оружие! - Рассел  с  силой  выдохнул
под потолок струю дыма: похоже, он был все-таки чрезвычайно зол.
     Калинов чувствовал, что  рассказ  про  мертвые  девичьи  глаза  будет
встречен  шефом  без  должного  энтузиазма.  А  уж   о   тех   сумасшедших
подозрениях,  что  пришли  сегодня  Калинову  в  голову,  и  говорить   не
приходится. Сумасшедшим место - известно где...
     - Я хотел ее обездвижить, - соврал он,  -  но  в  спешке  неправильно
выставил уровень.
     - К спешке приводит плохая подготовка, -  ядовито  сказал  Рассел.  -
Тебя ли учить?
     Калинов решил не реагировать на подобные выпады. Все равно будет себе
дороже.
     - И тут оказалось, что смертельный для любой  земной  женщины  разряд
подействовал на Эленор Шепард - или как там ее? - словно красная тряпка на
быка. Улавливаете?.. Вместо того, чтобы спокойненько упасть замертво,  она
бросилась на меня. Пришлось сменить оружие.
     -  И  старенький  пистолетик  совершил  то,  что  не   смог   сделать
парализатор последней модели!
     - Она получила три пули в  сердце,  -  сказал  Калинов.  -  Однако  я
напоминаю вам, что земной - земной!  -  женщине  за  глаза  хватило  бы  и
парализатора.
     Рассел потушил сигарету, сложил губы куриной гузкой.
     - Ты все-таки хочешь сказать, что против нас работают ксены?
     - Ох да не знаю я, кто против нас работает!.. Но  эта  дамочка  -  не
Эленор Шепард и вообще не человек! Из ее ран не вытекло  ни  капли  крови.
По-моему, это достаточно красноречивый факт...
     Рассел молчал, глядя на Калинова  с  явным  подозрением.  Как  на  не
уличенного до времени преступника.
     - Сдается мне,  милый,  ты  что-то  не  договариваешь,  -  сказал  он
наконец.  -  Засажу-ка  я  тебя  под  домашний  арест.  От  дела  ты  пока
отстраняешься. Иди к себе в кабинет и носа  оттуда  не  высовывай.  Тейлор
твой я дам команду отключить. Полагаю, к вечеру медики разберутся, человек
или ксен была эта твоя Эленор Шепард.

     К двадцати двум часам Калинов окончательно решил,  что  шеф  забыл  о
нем.
     Когда днем, после разговора с Расселом, он зашел к себе в кабинет, он
думал, что шеф просто пошутил. Не было  еще  случая,  чтобы  Рассел  сажал
кого-либо из своих подчиненных под арест.  Конечно,  необходимость  иногда
появлялась - все кругом люди: бывают и нарушения,  -  но  Рассел  всячески
защищал своих ребят и старался вывести их из-под удара. Поэтому Калинов  и
подумал о его последних словах как о шутке.
     Однако, едва он зашел к  себе,  за  спиной  легонько  щелкнул  замок.
Калинов дернул дверь и понял, что его  заперли.  Для  интереса  он  набрал
привычный код, но дверь не открылась: по-видимому, код уже сменили.  Тогда
он бросился к тейлору. Тот был мертв.
     Ну и прах с вами, подумал Калинов. Надоели мне ваши веселые игры!..
     Он опустил из стены тахту и разлегся, решив,  что  арест  надолго  не
затянется. Но тут дверь отворилась, и в кабинет вошел Милбери.
     - Рассел велел, чтобы вы сдали оружие.
     - Даже так?! - Калинов сел. - Ну и ради Бога!
     Милбери забрал парализатор и кобуру с пистолетом.
     - Вы не обижайтесь, шеф. Ваш рассказ и вправду выглядит странным.  Да
и шуму получилось слишком много. Надо разобраться.
     - Разбирайтесь, - равнодушно сказал Калинов, снова лег и отвернулся к
стене.
     Милбери виновато хмыкнул, постоял некоторое время и, ничего больше не
добавив, вышел. Снова легонько щелкнул замок.
     И  вот  разбор,  похоже,  затянулся.   Калинов   успел   поспать,   в
девятнадцать часов поужинал - рисивер заблокировали частично,  и  он  смог
заказать по сети "Сэплай" ужин, - потом еще немного поспал. Потом пожалел,
что его не  посадили  под  настоящий  домашний  арест.  Домой  он  мог  бы
пригласить Марину, и, если бы она пришла, они бы очень мило  побеседовали.
А вдруг бы она осталась ночевать!.. Тут он помотал головой: мысль была  не
слишком  своевременная.  Но  от  несвоевременности  она  не  стала   менее
приятной.
     В двадцать два часа ожил тейлор. От неожиданности Калинов  вздрогнул:
он уже думал, что теперь о нем вспомнят только утром. Он подошел к столу.
     Звонил Рассел.
     - Я от медиков.
     - И что они выяснили? - вскинулся Калинов.
     - Странные вещи... Твоя дамочка - все-таки человек, но это  не  самое
удивительное. Удивительнее другое... Медицина утверждает, что выстрелы  из
парализатора и из пистолета были произведены по трупу. Эленор Шепард  была
мертва к этому моменту уже как минимум сутки.
     У Калинова отвалилась челюсть.
     - Это не все, - сказал Рассел. - Врачи обнаружили,  что  выстрелы  из
пистолета произведены серебряными пулями. Это верно?
     - Верно. Я и в самом деле стрелял ими.
     - Но как ты догадался, что они помогут?
     - Я не догадывался. Просто на всякий случай... Довгошей вчера сказал,
что на привидения надо ходить с другим оружием. Вот мне и пришло в голову,
что серебряные пули могут оказаться тем самым оружием.
     Рассел внимательно посмотрел ему в глаза:
     - Ладно, я освобождаю тебя  из-под  ареста.  Сейчас  сообщу  Милбери,
чтобы он тебя выпустил. Оставайся на месте, нам нужно будет  поговорить...
Похоже, ты прав: против нас действительно работают не люди.
     - А я что говорил! - воскликнул Калинов. И осекся: не  стоило  сейчас
так сильно выражать свои эмоции.
     Рассел кивнул и отключился.
     Через пять минут  щелкнул  замок,  и  на  пороге  возник  улыбающийся
Милбери:
     - Получен приказ, шеф, освободить вас из-под ареста.
     - Я не сомневался, что так оно и будет! - сказал Калинов, и в  голосе
его проскользнула нотка самодовольства. - Разве я похож на убийцу?
     - Однако этим арестом Рассел спас вас от массы  любопытных  людей,  -
сказал Милбери, выкладывая на стол парализатор  и  пистолет.  -  Приказано
также немедленно вернуть вам оружие.
     Калинов ласково погладил вороненый ствол:
     - Спаситель ты мой!
     Он вытащил из рукоятки магазин, пересчитал патроны. Достал  из  ящика
стола три новых и вставил в магазин.
     - Как видишь, моя мысль оказалась верной... Но не можешь ли найти мне
что-нибудь посерьезней? Под мою ответственность.
     - Зачем? - удивился Милбери.
     - Пригодится!.. Или ты думаешь, теперь  они  оставят  меня  в  покое?
Черта с два! Со вчерашнего вечера  к  Крылову  у  них  путь  только  через
Калинова.
     Милбери задумался, потом кивнул:
     - Найдем.
     - Что бы я без тебя  делал!  -  Калинов  положил  оружие  в  стол.  -
Ночевать буду здесь: шеф еще собирался появиться. Засада в порядке?
     - В порядке. Никаких признаков незванных гостей.
     - Придут. Нет у них другого пути!
     Милбери отправился к себе.  Калинов  походил  по  коридору,  разминая
мышцы, затем вернулся  в  кабинет  и  присел  на  тахту.  Надо  дожидаться
Рассела. Впрочем, домой все равно не хочется. Нечего ему дома делать.  Вот
если бы там его ждала Марина!.. Или хотя бы Виточка...
     И тут началось.
     Из углов кабинета потянулись тонкие струи серого тумана.  Калинову  в
голову пришла дикая мысль, что его хотят  отравить.  Впрочем,  он  тут  же
отбросил ее: мысль, действительно, была  слишком  дикой  для  того,  чтобы
оказаться правильной. Серые струи медленно вытянулись в центр кабинета,  к
светильнику, и затеяли вокруг него странный танец. В помещении  потемнело.
Как перед грозой.
     Калинов вздохнул:  ставшая  привычной  за  последние  дни  чертовщина
продолжалась и он был готов к чему угодно.
     Светильник погас окончательно, но темнота не наступила:  серый  туман
начал слегка светиться и мерцать. Струи собрались в облако, облако приняло
форму идеального шара и неторопливо двинулось к Калинову.
     Ну вот и гости, подумал он. Рановато, конечно, я не очень готов,  но,
может, это и к лучшему. С подготовленным  человеком  разговаривают  иначе,
чем с захваченным врасплох да еще и безоружным... Пойдем же вам навстречу!
     Он лег на  тахту,  расслабился  и  стал  ждать  дальнейшего  развития
событий.
     Мерцающий шар приблизился, неторопливо окутал  лежащего  человека,  и
Калинов вдруг почувствовал, как некая сила подняла его над тахтой и  мягко
потащила вверх, к потолку. Попробовал шевельнуться и не сумел: тело словно
залили чем-то очень похожим на вязкое желе. Дышать он тоже не мог, но -  к
его удивлению - удушье не наступало. И он успокоился, перестал  дергаться.
Что бы ни происходило, от него, похоже, все равно ничего не зависит...
     Движение  по-прежнему  представлялось  вестибулярному  аппарату   как
подъем, и было непонятно, почему Калинов и окружающее его вязкое нечто  до
сих пор не расползлись по потолку.
     Так продолжалось некоторое время, а потом вектор направления  пропал,
и Калинов повис в сером пространстве.  Он  догадывался,  что  движение  не
прекратилось,  просто  оно   стало   равномерно-прямолинейным   и   потому
неощутимым. Понятие верха и низа полностью исчезло, окружающий его со всех
сторон туман был абсолютно недвижим, и  Калинов  быстро  потерял  ощущение
реальности происходящего. Чувство времени пропало еще раньше, и он уже  не
понимал, давно ли начали происходить с ним эти операции: час,  неделю  или
месяц назад. Он словно растворялся в тумане, туман будто пил его  мысли  и
душу, пил не глотками, а медленным, непрерывным потоком. Постепенно  вслед
за чувствами испарились куда-то желания,  ушли  вера,  надежда  и  любовь,
полностью растворился  страх,  и  только  любопытство  не  сдавалось,  оно
дрожащей искоркой билось  где-то  глубоко  в  мозгу,  убегало  от  объятий
уверенного в себе равнодушия, медленно опутывавшего Калинова, и не  давало
ни заснуть, ни отключиться, ни умереть.  Словно  отягощенная  грузом  вины
совесть...
     Так и висел Калинов  -  неизвестно  где,  неизвестно  сколь  долго  и
неизвестно с какой целью. Однажды ему показалось, будто  сквозь  мерцающий
туман проглянулись какие-то пятна, но тут он вспомнил, что когда  в  самом
начале, еще на тахте, туман окутал  его,  он  закрыл  глаза.  А  поскольку
открыть он их не мог, то, стало быть, и видеть ничего не может. И  тут  же
пятна  исчезли.  Но  зато   неизвестно   откуда   вдруг   донесся   голос,
странно-знакомый и в то же время чужой, замогильно-холодный.
     - Не бойся, не бойся, - вещал голос,  и  Калинов  совершенно  не  мог
понять: то ли он в самом деле слышит  звуки,  то  ли  это  порождение  его
сворачивающего с колеи рассудка.
     А потом и голос исчез.  И  вообще  все  исчезло.  Не  было  и  самого
Калинова, и он упорно пытался сообразить, откуда к нему - и куда, если его
нет? - пришло понимание, что его нет. Так продолжалось бесконечно долго, а
потом его отсутствующее сердце вдруг трепыхнулось, в  него  ворвалась  вся
безграничная   Вселенная:   мириады   взрывающихся   и   гаснущих   солнц,
неисчислимые количества рождающихся и умирающих живых  существ,  бездонные
океаны чувств и желаний... Вселенная рвала его на куски, и он испытывал ни
с чем  не  сравнимые  боль  и  наслаждение,  и  этого  не  выдержало  даже
любопытство. Вечность вошла в Калинова, и он последней  тухнущей  искоркой
разума понял, что умер...
     ...безысходный  мрак  длился  миллиарды  миллиардов  лет,  Бог  знает
сколько раз за это время погибла и вновь родилась  Вселенная,  но  наконец
перед ним забрезжил рассвет, и он почувствовал, что может открыть глаза. И
открыл их...
     Он лежал на спине. Над ним распахнулось низкое  небо  неопределенного
цвета. Он вздохнул и сел. Перед  глазами  расстилалась  странная  равнина,
абсолютно ровная - ни холмика, ни ямочки! - и  унылая  -  ни  деревца,  ни
кустика!  Странный  мир  не  имел  горизонта,  и  глазу  не  на  чем  было
остановиться. Потом справа что-то шевельнулось, и Калинов повернул голову.
В двух шагах от него стояло - а может, сидело или лежало, так как  ног  не
было видно, - существо неопределенной формы. Калинов не знал почему, но он
сразу почувствовал: это абсолютно чуждое ему существо.
     - Здравствуй! - раздался в мозгу Калинова странный,  лишенный  всякой
индивидуальности голос, монотонный и невзрачный. - Ты не боишься?
     Калинов помотал головой, потом спохватился и сказал:
     - Я не боюсь. Здравствуй!
     - Ты извини, что мы поступили таким образом,  но  нам  надо  с  тобой
поговорить, а нашего агента ты уничтожил.
     - Я сожалею об этом. - Калинов встал, но потом понял,  что  Абсолютно
Чуждому Существу все равно, какое положение в пространстве он занимает,  и
сел. - Мной руководил страх.
     - Мы понимаем. - Абсолютно чуждое существо  теперь  было  неподвижно.
Словно восковая фигура. - Мы  приносим  тебе  извинения  за  отрицательные
эмоции, которые ты вынужден был испытать.
     - Ну что вы! -  Калинов  мысленно  шаркнул  ножкой.  -  Я  испытал  и
положительные эмоции.
     - Нашей заслуги в этом нет. Действия, связанные с продолжением  рода,
были инициативой самого агента.
     - Кто вы? Ксены? - Калинов вдруг осознал, что не испытывает  никакого
страха. Более того, даже удивляться он почему-то не удивляется. Как  будто
встреча с  Абсолютно  Чуждым  Существом  -  довольно  привычное  для  него
событие. - И где это я нахожусь?
     Он огляделся.  Равнина  по-прежнему  подавляла  пустынностью.  Солнце
отсутствовало, и было совершенно непонятно, откуда  берется  в  этом  мире
свет. Во всяком  случае,  не  с  неба.  Более  того,  само  небо  казалось
искусственным. Словно  нарисованная  театральная  декорация,  подсвеченная
неизвестно где расположенными, скрытыми с глаз софитами.
     - Нам бы не хотелось говорить об этом,  -  сказало  Абсолютно  Чуждое
Существо. - Мы не из вашего мира - это все, что может быть тебе известно.
     - Значит, вы - ксены... - Калинов вновь попытался удивиться. И  вновь
ничего не получилось. - А что это за планета?
     - Это не планета. Это место встреч и разговоров.
     - Как вы меня сюда доставили?
     - Ты не поражен. Это  хорошо.  Тем  легче  нам  будет  общаться...  К
сожалению, мы не можем объяснить, как тебя сюда доставили: в  твоем  языке
для этого нет понятий.
     Вот это да, наконец-то удивился Калинов. Кажется,  цивилизация  Земли
находится на достаточно высоком уровне развития. Звезд мы, правда, еще  не
достигли,   но   уже   разрабатываются    принципиально    новые    модели
джамп-генераторов, которые позволят использовать прокол  нуль-пространства
космическим кораблям, и тогда до чужих миров будет рукой подать.  А  уж  к
встрече с ксенами-то мы психологически давно готовы. Всякий, кому  хватило
ума окончить  начальную  школу,  имеет  представление  о  неизбежности  их
существования. Впрочем, ладно...
     - Хорошо, - сказал он. - Допустим, я не пойму... Но вы, кажется, тоже
не понимаете, что для контактов должны использоваться не такие агенты. Или
вы полагаете, я - некрофил?
     - Это была наша ошибка, - проговорило Абсолютно Чуждое Существо  и  в
первый раз шевельнулось: словно рябь прошла по его телу. - Но мы не  можем
управлять существом с нормальным уровнем энтропии. Для тебя это  выглядело
бы аморальным и не давало бы нам гарантий доброй воли.
     - И вы полагали, что агент  такого  рода  обеспечит  вам  мою  добрую
волю?! У вас оригинальные представления о человеческих понятиях  морали  и
доброй воли. Похоже, вы не гуманоиды...
     -  Да,  мы  не  гуманоиды,  но  имеем  достаточное  представление   о
гуманоидах... Мы признаем, что ошибались.
     Вы не просто ошибались, сказал себе Калинов. Вы, похоже, не прочь еще
и обмануть. Меня, например...
     - Так чем же я обязан свиданию с вами? - спросил он.
     - Мы бы хотели,  чтобы  ты  поспособствовал  нам  решить  одну  очень
сложную для нас проблему. Речь пойдет о жителе Земли,  который  носит  имя
Игорь Крылов.
     Как я и предполагал, подумал Калинов.
     - Мы бы хотели забрать его с вашей планеты,  -  продолжило  Абсолютно
Чуждое Существо. - Он нам чрезвычайно необходим!
     - Чем же я могу поспособствовать?
     - Нам известно, что ты помог ему скрыться от нашего наблюдателя.  Нам
известно, что ты прячешь его от нас.
     - Для чего он вам нужен?
     Неподвижное тело собеседника снова  покрылось  мелкой  рябью.  Словно
ветерок налетел на спокойную поверхность лужи.
     - Это мы  можем  объяснить...  Полагаем,  тебе  известно,  что  такое
эволюция. Полагаем, тебе известно, что в процессе эволюции живые  существа
в той или иной степени мутируют. Иногда мутации столь велики, что организм
приобретает некоторые  возможности,  не  свойственные  большинству  особей
данного вида. Землянин Крылов является именно таким мутантом.
     - Ну и что? - сказал Калинов. - Разве этот  факт  не  является  нашим
внутренним делом? Разве мы сами не способны осмыслить его?
     - Мы не поведали тебе главного. Возможности, приобретаемые организмом
в результате мутации, не всегда  безопасны  для  обычных  особей  вида.  В
случае с Крыловым мы имеем как раз такое положение:  он  опасен  для  всех
остальных землян.
     - В чем же заключается его опасность?
     - Он дает возможность тем, кто ему близок, не умирать.
     Вот так номер, поразился Калинов. По-вашему, это ему я  обязан  своей
второй жизнью?!
     - Какая же здесь опасность? - сказал он.
     - Опасность мала, когда Второй-Раз-Живущий один и никто из окружающих
не знает об этом. Опасность увеличивается с увеличением  количества  таких
людей и распространением информации о них среди окружающих. Это  неизбежно
вызывает нарушения  в  развитии  социума,  неприязнь,  вспышки  насилия  и
общественные конфликты.
     Калинов вспомнил ту ненависть, с какой смотрел на него  со  смертного
одра  Дин  Паркер,  и  представил  себе,  как  бы  он  отнесся   к   таким
полубессмертным, будучи обыкновенным человеком. Ему  стало  нехорошо.  Это
как раз был бы материал для отдела аномалий Социологической комиссии...
     - И вы, стало быть, решили избавить нас от подобной напасти?
     - Мы слышим в твоем голосе сомнение... Ты, наверное,  думаешь,  будто
мы сами хотели бы использовать Крылова для цели продления  своей  жизни...
Нам это не нужно. Мы живем  столь  долго,  что,  с  точки  зрения  землян,
практически бессмертны. У нас другой принцип обеспечения жизнедеятельности
организма... Собственно, как об организмах о нас и говорить неправильно.
     - То есть вы совершаете избавление Земли от Крылова с позиций чистого
альтруизма? - спросил Калинов с сарказмом.
     - Мы снова слышим в твоем голосе сомнение... Ты прав. Конечно, Крылов
необходим нам. Некоторые его возможности, бесполезные  для  землян,  могут
принести большую пользу нам.  Поэтому  об  альтруизме  речь  не  идет.  Мы
совершаем взаимовыгодную сделку: избавляем вас от  опасности  и  извлекаем
пользу из возможностей мутанта.
     - А каковы его другие возможности?
     - Мы бы не хотели о  них  говорить.  В  твоем  языке  нет  для  этого
понятий.
     Заладила сорока Якова, подумал Калинов. Чуть что - "в твоем языке нет
для этого понятий"...
     - Хорошо, - сказал он. -  Мне  ясны  ваши  желания,  и  я  нахожу  их
довольно обоснованными, но... - Он сделал паузу. - Но прежде  чем  принять
решение, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
     - Задавай. Мы скажем все, что ты сможешь понять.
     - Я хотел бы знать, имеете ли вы отношение  к  гибели  космонавтов  -
друзей Крылова?
     - Гибели не было. Они живы. Мы забрали их к себе.
     - А трупы?
     - Это не то, что ты называешь трупами. Это  муляжи  их  тел.  Нам  не
хотелось, чтобы люди исчезли бесследно. Память о сенсации -  не  память  о
человеке... Кстати, теперь ты можешь представить себе  другие  возможности
землянина Крылова. Один  из  его  друзей  силой  собственной  мысли  сумел
произвести ядерный взрыв в атмосфере планеты, вблизи которой он находился.
     Случай с "Посейдоном", вспомнил Калинов.
     - Понятно, - сказал он. - Еще вопрос. Почему вы не можете  забрать  к
себе Крылова таким же образом, как забрали меня?
     - Хороший вопрос, - сказало Абсолютно Чуждое Существо. - Дело в  том,
что нам  не  позволяют  этого  некоторые  возможности,  которыми  обладает
землянин Крылов.
     - Но вам не помешали возможности его друзей!
     - У них несколько разные возможности. Возможности  землянина  Крылова
шире возможностей его друзей... Для того, чтобы изъять его,  нам  нужен  с
ним близкий контакт. Близкого контакта достичь не удавалось.
     - Из этого я  делаю  вывод,  -  сказал  Калинов,  -  что  у  вас  нет
джамп-генераторов.
     - Ты прав. Мы не пользуемся  нуль-пространственным  проколом.  У  нас
другая технология передвижения во  Вселенной.  Объяснения  ее  тебе  будут
непонятны.
     - Экий же я невежда! - сказал Калинов. - Но не  буду  расстраиваться.
Ведь вы, такие высокоразвитые и образованные, тоже  совершили  ошибки.  По
вашему же признанию...
     - Да, в спешке мы совершили несколько  ошибок.  Ошиблись  с  агентом,
работающим с тобой...
     - Вот-вот. И что-то у вас не срослось в  работе  с  Бойлем.  Все-таки
гибель космического корабля - это несколько  шумно  для  подмены  человека
муляжом...
     - Там мы тоже ошиблись, - согласился собеседник.
     Калинов с трудом сдерживал нарастающее удовольствие.
     - Вы тут упомянули о спешке, - заметил он. - Вот и объясните, что это
за спешка у вас, у бессмертных. Ваша агентесса  заявила  мне,  что  Крылов
должен умереть до субботы... Почему вам необходимо,  как  вы  выражаетесь,
изъять Крылова до субботы?
     Тут он  впервые  не  получил  мгновенного  ответа.  Абсолютно  Чуждое
Существо словно задумалось.  Или  с  кем-то  посовещалось.  Потом  Калинов
услышал:
     - Ты не утратил логики и умения мыслить... Дело в том, что у нас есть
враги, преследующие на вашей планете те же  цели.  Они  тоже  охотятся  за
вашими мутантами. Потому мы и спешим.
     Калинов мысленно улыбнулся: происходящее все  больше  напоминало  ему
сцену из плохонького фантастического боевичка.
     - Стало быть, это они преследовали Крылова по всей планете? И это  их
представитель пытался по ошибке убить меня?
     - Да, - сказало Абсолютно Чуждое Существо. - Ты прав.
     Калинов встал.
     - Я прав, - сказал он. - Я не утратил  логики  и  умения  мыслить.  И
поэтому я нахожу в ваших объяснениях массу несуразностей.  Хотя  бы  такой
факт... Вы сказали, что вы негуманоиды и не организмы. Вы же сказали,  что
управляли агентом, работающим со мной... Вернее,  агентессой,  потому  что
это женщина. Интересно, есть ли у вас понятие о женщине?.. Думаю, нет. Так
пусть мне объяснят, каким образом негуманоид может управлять агентессой  в
действиях, связанных у нас с продолжением рода, так, что она не  совершает
при этом ни одной ошибки!
     И плевать, что я не помню всей ночи, подумал  он.  Главное,  я  помню
главное.
     Впервые Абсолютно Чуждое Существо ему не ответило.
     - Я мог бы привести еще примеры, разрушающие вашу  версию,  -  сказал
Калинов, - но не буду. И без того все понятно...
     - Позволь... Ты полагаешь, мы говорим  тебе  неправду.  Мы  не  можем
говорить неправду, ведь мы негуманоиды.
     - Все это не имеет значения, -  сказал  Калинов.  -  Вы  можете  быть
гуманоидами и негуманоидами, вы можете говорить правду и не говорить ее...
Значение имеет лишь  одно:  я  вам  НЕ  ВЕРЮ,  и  потому  наша  сделка  не
состоится!
     И Абсолютно Чуждое Существо исчезло. Мгновением позже  исчез  и  весь
этот мир. Калинов забыл обо всем, что несколько секунд назад происходило с
ним, и снова умер.

     Когда он пришел в себя, ему представилось, что  он  проснулся.  Спал,
спал и проснулся. А в том, что человек ничего не помнит из того,  что  ему
только что снилось, ведь нет ничего сверхъестественного - это же случается
так часто. Он открыл глаза и  обнаружил  себя  лежащим  на  койке.  Взгляд
уперся в стену, на стене была нацарапана  надпись:  "Я  здесь  спал  много
ночей. Один. А ты?" Такую надпись он видел когда-то в одной из трех  камер
изолятора, оборудованного в подвале здания  Социологической  комиссии.  Он
подтянул к лицу левую руку и посмотрел на часы. Усилие оказалось  тщетным:
часы на руке отсутствовали. Он напряг память, но так и не вспомнил,  когда
их успели отобрать. Голова казалась чугунно-тяжелой, как бывает после  сна
на закате солнца.
     Сзади кто-то легонько кашлянул. Калинов перевернулся на другой бок  и
обнаружил в камере  еще  одного  человека.  На  стуле  за  столиком  сидел
мужчина. Калинов сразу его узнал: это  был  Кирилл  Назаров  -  убийца  из
засады, отец Игоря Крылова. Калинов с трудом подавил вздох  безысходности.
Чертовщина продолжалась.
     Назаров снова кашлянул и сказал:
     - А я к вам, Александр Петрович!
     - У меня сейчас неприемные часы. - Калинов сел на койке, свесив ноги.
     Назаров не улыбнулся. Он сидел в напряженной  позе,  вытянув  шею,  и
смотрел на Калинова с испугом и ожиданием.
     - Вы не имеете права здесь находиться, - сказал  Калинов.  -  Что  за
безобразие?.. Вас нет! Вы умерли двадцать лет назад, и  уже  двадцать  лет
ваше тело покоится на кладбище!
     Назаров кивнул и с отчаянием воскликнул:
     - Вот именно, Александр Петрович, вот именно!..  Тело-то  покоится...
Да только не все так просто!
     Калинов закрыл глаза и осторожно помассировал указательными  пальцами
виски.
     - Уходите! Вы мне пригрезились.
     - Ах, Александр Петрович! - вскричал Назаров с горечью. - В том-то  и
проблема, что я НЕ МОГУ УЙТИ!.. Я - Забытый!
     - Тс-с-с! - Калинов приложил палец к губам и  воровато  оглянулся.  -
Зачем вы так орете?! Услышит охрана, заглянет в камеру.  Придется  идти  к
психиатру ни в чем не повинным людям.
     Назаров быстро-быстро закивал и прошептал:
     - Да, вы правы, надо тише, тише. Мне совсем ни  к  чему,  чтобы  меня
здесь кто-нибудь увидел!
     - А мне, значит, можно? - сказал с усмешкой Калинов.
     - Так ведь к  вам  я  по  делу!  -  Назаров  в  первый  раз,  несмело
улыбнулся. - Не может же решать деловые вопросы бестелесная тень!
     - Это вы меня имеете в виду?
     - Что вы, право! - испугался Назаров. - Исключительно себя... Ведь вы
пока живы. - "Пока" прозвучало со странной интонацией - не то  с  угрозой,
не то с горечью.
     Калинов встал, подошел к собеседнику и осторожно коснулся его  плеча.
Удовлетворенно хрюкнул: на стуле сидела отнюдь не "бестелесная тень".
     - А вот если бы мы, скажем, принялись с вами драться?..
     - Нет, - сказал Назаров. - Драться я с вами не могу!
     Сейчас разберемся, подумал Калинов, кто вы такой на  самом  деле.  Он
коротко, без замаха, ударил  собеседника  в  подбородок.  И  едва  удержал
равновесие: кулак пролетел сквозь физиономию Назарова.
     - Ай-яй-яй, Александр Петрович! - сказал тот. - Фома вы неверующий!..
Я же сказал вам, что давно умер!
     - Это я вам сказал, а не вы мне! - Калинов вернулся обратно на койку.
     - Ладно, -  примирительно  начал  Назаров.  -  Умершие  на  живых  не
обижаются... - Он вдруг упал перед Калиновым  на  колени  и  взмолился:  -
Отдайте мне моего сына!
     - Зачем умершему живой? - Калинов  поморщился:  мужчина,  стоящий  на
коленях, вызывал у него чувство брезгливости.
     Впрочем, Назаров уже взял себя в руки. Он встал, отряхнул брюки и сел
на стул.  Калинов  вдруг  ощутил  в  себе  дикое  желание  предложить  ему
сигарету. И самому закурить. Как в первой жизни...
     - Так зачем вам Игорь?
     - Да-да, Игорь, - пробормотал  Назаров.  -  Игорь...  Боюсь,  вы  мне
просто не поверите.
     - Отчего же? Попытайтесь объяснить - может, и поверю... Смотря  каким
образом все сплетете.
     - Ну зачем же так? - Назаров  пошевелил  в  воздухе  пальцами  правой
руки, словно пытался поймать нечто неуловимое. - Впрочем, попытаюсь. -  Он
сел поудобнее и в упор посмотрел на Калинова.  -  Разговор  наш  получится
несколько странным, но вы не удивляйтесь.
     - За последние дни я потерял всякое умение чему-либо удивляться.
     - Что ж, тем проще мне будет давать объяснения... Дело в том,  что  в
момент  смерти  умирает  только  тело  человека.  Надеюсь,  вы  не  будете
возражать против подобного утверждения?
     - Не буду, - согласился Калинов. - Я пока еще не умирал,  откуда  мне
знать!
     И тут же вспомнил: умирал. Тогда, во сне, десять лет назад, незадолго
перед рождением Сельмы.
     - Так вот... Умершее тело хоронят или сжигают,  а  некая  субстанция,
которую  называют  душой  и  которая  и  является  собственно   человеком,
остается. Дальнейшая судьба души зависит от близких умершему  людей.  Если
его помнят, душа его спокойно уходит, если же он забыт,  душа  остается  в
этом мире навсегда и обречена на вечную маету... Как вы относитесь к такой
информации?
     - Не скажу, что все это мне известно, но, во  всяком  случае,  вы  не
сообщили ничего такого, во что я бы не мог поверить.
     - Прекрасно, - обрадовался Назаров и продолжал: - Забытые души бродят
по Земле, стучатся в сны Забывших. Стучатся и не могут достучаться. В свою
очередь, Забывшие, когда наступает их черед умирать, оказываются  в  такой
же ситуации. Их души тоже не могут уйти и навсегда остаются в  этом  мире.
Так множится зло. Словно цепная реакция...
     - Простите, - сказал Калинов, -  но  вы  не  можете  пожаловаться  на
беспамятство близких. Насколько я знаю, ваша...  э-э...  жена,  что  ли?..
Лидия Крылова, родившая от вас сына,  до  самой  смерти  вас  не  забудет.
Что-то в вашем рассказе не связывается.
     - Вы правы. Я забыл сказать,  что  главную  роль  здесь  играют  дети
Забытого. Душа уходит, если умершего помнят дети.
     Калинов покачал головой:
     - Пожалуй, Игорь действительно вас не помнит. По  его  рассказам,  он
сын  некоего  героя,  доблестно  погибшего  в  Космосе  незадолго  до  его
рождения.
     - Да уж! - Назаров горестно вздохнул. -  Эта  дурочка,  надо  думать,
приложила  максимум  усилий,  чтобы  мальчик  не  имел  обо  мне  никакого
представления.
     - Сдается мне, она не одна виновата в этом.
     - Вы правы, - сказал с горечью Назаров. - Я и сам во многом  виноват.
Если бы я знал!..
     - Вам было удобно жить таким образом, чтобы ничего не  знать.  Потому
вы знать ни о чем и не хотели...
     - Вот я и наказан за свою глупость! А теперь еще и своего сына  убить
должен...
     - Зачем? - флегматично спросил Калинов.
     Кажется, мы подходим к главному, подумал он.
     - Дело в том, что если Забытая душа убьет Забывшего, она сможет уйти.
И душа Забывшего тоже уйдет. Все оказалось бы проще, кабы Игорь имел своих
детей. Если бы они его не забыли, мне следовало бы  только  дождаться  его
естественной смерти, и память внуков освободила бы нас обоих. А так и я, и
его душа обречены на вечную неприкаянность. В общем, считайте,  я  наказан
дважды.
     - Я бы наказал вас еще больше... - начал  Калинов  и  осекся,  поняв:
все, что он собирается сказать, будет слишком безжалостным.
     - Вы вполне можете меня  наказать...  Не  пускайте  отца  к  сыну,  и
наказание станет бессрочным. Но этим же вы накажете и  самого  Игоря.  Он,
правда, об этом знать не будет. Но позднее, после своей смерти, все  равно
узнает...
     - Это вы преследовали его в последние дни?
     - Да, я.
     - А с его друзьями такая же ситуация?
     Кажется, Назаров удивился:
     - О его друзьях не знаю, я с ними не знаком... А что с ними такое?
     - Ну, не знаете и не знайте. Для вашего случая это абсолютно неважно.
Экая вы любопытная душа!
     - Души как люди, - сказал Назаров. - Они  любопытны  или  равнодушны,
веселы и грустны... Вернее, это люди как души. Психологически я не слишком
отличаюсь от человека по имени Кирилл Назаров.
     - Но все-таки отличаетесь?
     - Конечно! Перспектива "вечной жизни"  меняет  душу.  С  вашей  точки
зрения, я вот вполне готов совершить убийство.
     - А с вашей?
     Назаров невесело улыбнулся:
     - С точки зрения  Забытого,  лишение  жизни  Забывшего  убийством  не
является. Естественно, в человеческом понимании этого  термина...  Лишение
жизни Забывшего  -  всего  лишь  наказание  Забытого,  но  одновременно  и
освобождение для них обоих... Впрочем, я это, кажется,  уже  говорил...  К
тому же, кроме своего несчастного ребенка, Забытый убить больше никого  не
способен.
     - То есть для меня вы безопасны?
     - Разумеется, - сказал Назаров и продолжил: - А  так  как  в  лишении
жизни Забывшего нет никакого насилия, то и квалифицировать это событие как
преступление вы не можете.
     - Как же это можно - лишить человека жизни без насилия?
     - К сожалению, я не сумею вам объяснить. Живой этого не поймет.
     В твоем языке нет понятий, вспомнил вдруг Калинов. Где я это слышал?
     Он напряг память, мысленно произнес фразу несколько раз,  покатал  ее
на языке, но из памяти ничего больше не выплыло.
     Калинов встал и прошелся по камере. Подошел к двери, прислушался.  За
дверью было тихо, по-видимому, стояла ночь.  Назаров  смотрел  на  него  с
надеждой.
     - Неужели у вас нет других детей? - спросил Калинов. - Наверное, ведь
все равно, какого ребенка вам надо убить?.. Что-то здесь  не  стыкуется  в
ваших объяснениях.
     Назаров опять невесело улыбнулся:
     - Мне приходилось спать со многими женщинами, но они не  были  такими
дурами, как Лидка. Во всяком случае, если бы они  родили  от  меня,  я  бы
сейчас об этом знал. У душ существует некое... чутье,  что  ли,  на  своих
детей. Я не могу вам этого объяснить.
     В твоем языке нет понятий, снова вспомнил Калинов.
     - Однако дисивер способен вас обмануть.
     - Вы имеете в виду то, что я принял вас за Игоря?.. Да,  по-видимому,
способен. Я не знаком с его устройством.
     Калинов снова сел на  койку  и  задумался.  Назаров  терпеливо  ждал,
опустив глаза.
     - И, стало быть, вы тогда были способны убить меня?  -  сказал  вдруг
Калинов.
     - Нет! Не способен!
     - А мне показалось, что способны!
     - Я вижу, вы мне не верите, -  обиделся  Назаров.  -  Но  мне  нечего
больше добавить. Это человек может предоставить доказательства, а у нас, у
душ, все так нематериально...
     - Скажите, - перебил его Калинов, - а дьявол существует на самом деле
или нет?
     - Какой дьявол? - изумился Назаров.
     - Обыкновенный: с рогами, с копытами,  с  хвостом...  И  чтобы  серой
пахло... И чтобы ему можно было продать душу.
     Назаров ответил не сразу, некоторое время он сидел и молча смотрел на
Калинова, словно  раздумывая:  можно  ли  открыть  этому  человечку  такую
большую тайну, не принесет ли это знание ему вреда. Потом сказал:
     - Дьявол в самом человеке, это изнанка человеческой души, если хотите
- ее антипод. А душа - не товар, так что продать ее нельзя... Вы узнали от
меня что-то новое? - В его улыбке проскользнуло ехидство.
     - Да нет. - Калинов вздохнул. О дьяволе я и сам догадывался. Все было
бы слишком просто, если бы он существовал на самом деле. Но людям было  бы
легче: есть на кого сваливать вину за содеянное!
     - Мне кажется, мы отвлеклись, - заметил Назаров.
     - Это вам кажется, - сказал Калинов. - Ну да ладно...  Одним  словом,
ваши объяснения не слишком достоверны. Зачем вы  пришли  ко  мне?  Ведь  я
арестован и ничем не могу вам помочь!
     - Вам стоит только ЗАХОТЕТЬ мне помочь...
     - Но почему я должен ЗАХОТЕТЬ?
     - А мои объяснения...
     - Ваши объяснения ничего не объясняют. Если бы все  происходило  так,
как вы говорите, Земля была бы переполнена миллиардами  неприкаянных  душ.
Шагу было бы негде ступить...
     Назаров вздохнул:
     - Эх, Александр Петрович,  Александр  Петрович,  да  она  и  так  ими
переполнена. Неужели вы не чувствуете тревоги, которая  висит  в  воздухе?
Неужели вы не ощущаете напряжения и непонятной тоски?..  А  ведь  это  все
из-за нас, из-за неприкаянных душ. Сколько убитых,  о  которых  ничего  не
знают их собственные дети, сколько таких детей, сколько  умерших  -  пусть
даже и естественной смертью! - стариков,  забытых  и  заброшенных!  И  как
правило, за каждым из них целая цепочка неприкаянных. Сколько их прошло за
эти тысячелетия по Земле?!  Вы  правы:  планета  переполнена  ими  и  шагу
ступить  негде...  И  вы  думаете,  это  может  продолжаться   бесконечно?
Человечество будет плодить беспамятство и спокойно продолжать  развиваться
дальше? Нет, уже сейчас на каждого живущего давит груз неприкаянных душ...
Рано или поздно Земля не выдержит этой тяжести. Вот тогда и наступит то, о
чем говорится в Апокалипсисе... А вы имеете возможность избавить мир сразу
от двух таких неприкаянных. Так не берите же грех  на  душу!  -  Последние
слова Назаров почти выкрикнул.
     - Не орите на меня,  -  сказал  Калинов.  -  Тоже  мне,  нашел  козла
отпущения!.. Если все так, как ты рассказываешь, то почему другие  Забытые
не убивают своих детей, как собираешься это  сделать  ты?  Почему  они  не
облегчают Землю от неприкаянных?
     - С чего ты решил, что не облегчают? - Назаров тоже перешел на  "ты".
-  Еще  как  облегчают!  Разве  мало  происходит  таинственных  смертей  и
непонятных исчезновений?..  Но  души  всего  лишь  продолжение  их  бывших
носителей. И как не каждый человек способен убить своего ребенка, так и не
каждая душа может совершить  такой  поступок.  Для  этого  требуется  быть
сильным.  Многие  предпочитают  освобождению  вечную  неприкаянность.  Это
гораздо легче, чем пережить несколько неприятных мгновений!
     - Вот то-то и оно! - сказал Калинов. - Ты не  ищешь  легких  путей  и
готов пережить несколько неприятных мгновений, правда?  -  Он  фыркнул.  -
Конечно, ты ведь и при жизни думал в первую  очередь  о  своих  удобствах.
Таким остался и после смерти... Ты верно  сказал:  души  лишь  продолжение
бывших носителей. И видимо, большинство готово нести свой тяжкий крест  за
те грехи, что совершены при жизни. Их я понимаю. Тебя же - нет.  И  нечего
пугать  меня  Апокалипсисом!  Если  Господь  существует,  он  сделал   эту
неприкаянность Забытых их очищением, а очищенный рано  или  поздно  должен
обрести покой. Господь милосерден...
     - Господь не существует, - сказал устало Назаров. - Это сказочка  для
дураков... Есть только дух человеческий. А он судит  и  его  судят  не  по
Боговым законам, по человечьим!
     - Может, ты  и  прав,  -  сказал  Калинов.  -  Может,  Господь  и  не
существует. Но люди придумали его не от дурости...  Господь  -  тот  самый
идеал, человек, которым  люди  стремились  поверять  свои  поступки  и  на
которого они в конце концов стали бы походить, если бы не были так  слабы.
Но за слабость ненавидеть нельзя, за слабость можно только жалеть...
     - Стало быть, ты и меня должен жалеть!
     - А я и жалею, - сказал Калинов. - Ты хочешь выглядеть сильным, но  в
силе  этой  ты  слаб.  Ты  считаешь,  что  пережить  несколько  неприятных
мгновений убийства своего сына - это проявление силы. Черта с  два!  Вечно
нести свой тяжкий крест - вот проявление силы... Избавиться же от  него  -
лишь слабость. Потому я и жалею тебя.
     И тут Назаров снова упал перед ним на колени.
     - Отдай мне сына, - взмолился он. - Раз ты меня жалеешь,  пожалей  до
конца. Освободи меня от этого груза и подумай о  Земле.  -  В  голосе  его
зазвучала угроза. - О Земле подумай. Апокалипсис - не метафора, он  вполне
реален.
     - Нет, - сказал Калинов. - Я не отдам тебе Игоря. И  не  потому,  что
ненавижу тебя. И не потому, что  жалею...  Все  гораздо  проще...  Ты  тут
многое мне рассказал. И все вроде бы  складно,  да  не  совсем.  Ты  много
говорил о духе человека, и я бы поверил, если бы все ограничивалось только
духом. Но в событиях последней недели слишком много  материального.  Я  НЕ
ВЕРЮ тебе. Не верю, что ты не имеешь информации о друзьях Игоря. Не  верю,
что ты не способен был убить меня, когда я выдавал себя за твоего сына. Не
верю,  что  исключительно  происками  духа  можно   объяснить   аварию   с
грузовиком, в которой погиб один из друзей Игоря. Наконец,  я  ни  в  коей
мере не верю, что это дух забрался ко мне в постель.
     - В постель обычно забирается тот, кого  там  ждешь!  -  с  сарказмом
сказал Назаров, по-прежнему стоя на коленях. - Что ж, значит, наш с  тобой
разговор не получился.
     Он вдруг исчез. Не испарился и не растаял, просто  в  одно  мгновение
его не стало. И стены камеры вдруг поплыли, покоробились,  с  хлюпаньем  и
чмоканьем стали оседать, словно были изготовлены из замороженного и сейчас
интенсивно таящего сиропа. А когда начал  прогибаться  потолок,  в  памяти
Калинова вдруг всплыло Абсолютно Чуждое Существо, всплыла встреча с ним. И
он понял, что и тот разговор и явление к нему души Назарова - звенья одной
цепи событий. И раз неизвестным силам, выступающим против  него  и  Игоря,
снова не удалось добиться своей цели -  значит,  надо  ждать  продолжения.
Цепочка лжи не оборвется на разговоре  с  Назаровым  (теперь  Калинов  уже
начал  сомневаться,  была  ли  это  в  самом  деле  душа;   может,   снова
какая-нибудь чертовщина вроде наведенной галлюцинации или голограммы), она
неизбежно будет продолжена. И лучше бы  всего  встретить  это  продолжение
свободным,  соответствующим  образом  вооруженным  и  готовым   на   любые
провокации.
     Стены  и  потолок  продолжали  оплывать  и  оседать,  камера   словно
схлопывалась. Так, наверное,  схлопывается  при  рождении  Черная  Дыра...
Калинов лег на койку и закрыл глаза,  чтобы  не  видеть  надвигающийся  на
него, но по-прежнему светящийся потолок...
     На этот раз он сознания не потерял. И не забыл ничего из состоявшихся
ранее бесед. Когда койка перестала под ним выгибаться, когда  прекратилось
вокруг хлюпанье и чмоканье, он немедленно открыл глаза.
     На этот раз он лежал на полу, но спине было не жестко - наверное, пол
был покрыт ковром. Он взглянул по  сторонам.  Помещение  походило  на  его
любимый кабинет. Такой же стол, на столе - тейлор. Перед столом  несколько
кресел для посетителей. На полу - действительно,  ковер.  И  даже  рисунок
ковра такой же, как в его кабинете. Вот только  окон  не  было,  и  потому
помещение чем-то напоминало схлопнувшуюся несколько секунд назад камеру.
     - Все-таки нам пришлось встретиться, - сказал знакомый голос.
     Калинов повернул голову. Возле двери стоял он  сам,  Калинов,  но  не
нынешний, а тот, первый, почетный член, лауреат, кавалер и прочая и прочая
и прочая...
     - Вставай, присаживайся. Нам есть о чем поговорить.
     Он прошел к столу. Калинов сел по-турецки  и  с  удивлением  проводил
старика глазами.
     - Не удивляйся. Я - Суть того человека, что существовал в твоем  теле
когда-то... На полу сидеть неудобно, садись в кресло!
     Калинов поднялся. Ноги были на удивление послушны. Он подошел к столу
и сел напротив старика.
     - Не удивляйся, -  повторил  Калинов/Суть.  -  Все,  что  тебя  здесь
окружает, на самом деле не существует. Все это ты видишь только для  того,
чтобы чувствовать себя в более или менее привычной обстановке.  Вроде  как
на Земле... К сожалению, не могу предложить тебе промочить горло.
     - А я что, не на Земле? - спросил Калинов хрипло.
     - Не на Земле,  -  сказал  Калинов/Суть,  -  но  пусть  тебя  это  не
беспокоит. Ты все поймешь. Постепенно. Хотя времени у нас не так уж много,
точнее,  У  ТЕБЯ  времени  немного...  Поэтому  я   объясню   тебе   смысл
происходящего. Мне помогут другие. Если будут возникать вопросы - задавай.
     - Снова ложь?
     - Ты имеешь в виду беседы с Абсолютно Чуждым Существом  и  Забытым?..
Видишь ли, мы обязаны были попробовать побеседовать с тобой, не  раскрывая
всей правды. Была надежда, что необычность происходящего  выбьет  тебя  из
колеи и лишит - хотя бы временно  -  умения  мыслить  логически...  Должен
признаться, я ошибся: вернувшаяся молодость  не  изменила  тебя  в  худшую
сторону - во всяком случае, в отношении логики мышления...  Одним  словом,
мы будем рассказывать, а верить или нет - твое дело.
     - Кто это - вы? - спросил Калинов. - Я никак не могу  получить  ответ
на этот вопрос, хоть и задавал его уже много раз.
     - Мы - Сути... Я уже сказал: ты все поймешь постепенно. Так что  пока
не перебивай, я начинаю.
     Калинов/Суть замолк, посидел немного, как видно собираясь с  мыслями,
и заговорил:
     - Тебе известно такое понятие как метаморфизм. Тебе известно, что оно
довольно широко распространено в биосфере Земли.
     Калинов кивнул. Калинов/Суть продолжал:
     - Все дело в том, что человек -  как  носитель  Разума  -  отнюдь  не
является высшим звеном. Напротив - это всего-навсего  начальная  стадия  в
цепи  метаморфных  превращений.  Своего  рода  головастик  или  личинка...
Наверное, это не очень  лестно  для  самолюбия  homo  sapiens,  но  такова
истина. Фактически жизнь индивидуума - лишь этап зарождения и,  фигурально
выражаясь, внутриутробного развития следующей стадии носителя  Разума.  Мы
называем следующую стадию словом "Суть". Стадия эта, в свою очередь, также
не является окончательной, и в следующей  точке  метаморфного  превращения
возникает нечто, которое мы называем словом  "Суперсуть"  и  имеем  о  нем
такое  же  представление,  какое  вы,  люди,  имеете  о  нас,  -  то  есть
практически не знаем ничего. Известно лишь,  что,  в  отличие  от  первого
метаморфоза, в котором своего рода заготовкой,  из  коей  возникает  Суть,
является -  за  редким  исключением  -  один  человек,  второй  метаморфоз
происходит с  целым  сообществом  Сутей,  в  результате  чего  наблюдается
непостижимый для нашего понимания качественный скачок возможностей Разума.
Является  ли  Суперсуть  окончательной  стадией   развития   Разума,   нам
неизвестно.  В  принципе,  цепочка  метаморфных  превращений  может   быть
бесконечной, как  бесконечна  Вселенная,  однако  все  дальнейшие  стадии,
включая и Суперсуть, - выше нашего понимания... На мой взгляд, я  пока  не
сказал ничего такого, чего бы не мог постичь человек.
     Калинов недоверчиво улыбнулся и кивнул.
     - Теперь вернемся к Сутям, - продолжал Калинов/Суть. - Грубо  говоря,
Суть  можно  назвать  своего  рода  симбионтом  человеческого  тела,  что,
впрочем, далеко от истины, ибо симбиоз - явление, присущее  организмам,  а
Суть организмом не является.
     - Я думаю, у людей есть понятие для Сути, - сказал Калинов. - Душа...
     - Совершенно справедливо, хотя и не совсем точно, потому что Суть все
же более широкое понятие, чем душа, включающее в себя не только внутренний
мир человека... Я продолжаю. Таким  образом,  человек  представляет  собой
систему, объединяющую в себе тело и Суть, однако,  если  тело,  в  котором
отсутствует Суть, - всего лишь несколько  десятков  килограммов  плоти,  в
которой в лучшем случае еле теплятся  биологические  процессы,  а  чаще  и
вообще мертвой, то Суть без тела - это уже следующая стадия Разума. Отсюда
ты  понимаешь,  что  точкой  метаморфного  превращения  "Человек  -  Суть"
является смерть человеческого тела.
     - И отлетела душа раба  Божьего,  -  проговорил  Калинов  с  грустной
улыбкой.
     Калинов/Суть пристально посмотрел на него и продолжал:
     - После этого "отлета души" и начинает существовать собственно Суть -
ментальное образование, не связанное бренной плотью. - Калинов/Суть  вдруг
всплыл над креслом, но, увидев испуганный взгляд собеседника, сделал  вид,
будто спохватился, и вернулся обратно. - Извини... Теперь рассмотрим,  что
происходит, когда Суть освобождается  от  умершего  человеческого  тела...
Суть покидает Землю и попадает в область существования Сутей, которую - по
аналогии  с  био-,  ноо-  и  прочими  сферами  -  мы   с   тобой   назовем
спиритосферой, поскольку эта область ментальной оболочкой окружает  Землю.
Здесь Суть в процессе своего развития приобретает  определенные  качества,
позволяющие сообществу Сутей превратиться  в  конце  концов  в  Суперсуть.
Между  спиритосферой  и  Сутями  в   человеческих   оболочках   существуют
определенные связи, которые проявляются в спиритических  сеансах,  снах  и
других областях человеческого функционирования.
     - Например, у прорицателей и экстрасенсов, - сказал Калинов.
     - Совершенно верно. Я очень рад, что  ты  в  своей  второй  жизни  не
деградировал. Это дает нам возможность надеяться, что когда-нибудь  к  нам
придет Суть весьма высокого качества... - Калинов/Суть улыбнулся. - Однако
эти связи не означают, что спиритосфера пытается как-то воздействовать  на
жизнь человека. Мы совершенно не заинтересованы в таком  воздействии,  ибо
жизнь человека определенным образом отражается на  определенных  качествах
ментального  симбионта,  а   спиритосфере   необходимы   самые   различные
составляющие...
     - Однако, - прервал Калинов, - в настоящий момент  происходит  именно
такое воздействие. Я имею в виду нашу с тобой беседу и происшедшие до  нее
события.
     - Ты прав. - Калинов/Суть медленно кивнул. - Однако в  данном  случае
мы не могли поступить иначе, а почему - ты поймешь  из  дальнейшего  моего
рассказа.
     Калинов молча пожал плечами, но было видно, что недоверие его  быстро
испаряется.
     - Мы полагаем,  -  продолжал  Калинов/Суть,  -  что  в  таких  связях
проявляется деятельность более  высокоразвитых  стадий  Разума  -  тех  же
Суперсутей, скажем, - но смысл этой деятельности нам  неведом.  Во  всяком
случае, эти связи происходят не  по  инициативе  спиритосферы...  Да  и  с
большинством Сутей, связанных живым человеческим телом, мы не в  состоянии
установить осознанный обеими сторонами контакт. С тобой  можем!  -  быстро
добавил он, увидев, что Калинов собирается возразить.
     Тем не менее Калинов не удержался:
     - Что же я за персона такая особенная?!
     Калинов/Суть улыбнулся:
     - Ты персона действительно особенная!.. Дело  в  том,  что  иногда  -
крайне редко! - Суть, развивающийся в  человеке,  рождает  новый  Суть,  и
некоторое время  они  существуют  вместе.  Как  правило,  это  приводит  к
сумасшествию человека-носителя,  но  в  трех  случаях  -  за  всю  историю
человечества! - носитель помолодел и получил  возможность  прожить  вторую
жизнь. Первый же Суть покидает обновленное тело в тот  момент,  когда  оно
умерло бы, если бы раздвоения не произошло. Третий случай был твоим.
     - А два предыдущих?
     - Два предыдущих тебе  неизвестны.  Старики,  вернувшиеся  в  юность,
естественно, не распространялись об этом... Так что в летописях информации
не найдешь, только в сказках.
     - А известны ли причины такого раздвоения?
     -   Причины   связаны   с   ментальными    характеристиками    Сутей,
проявляющимися на уровне человеческой психики как любовь.
     Значит, я не ошибался в  своих  теориях,  подумал  Калинов.  Вся  моя
вторая жизнь - это Вита.
     - Раздвоение приводит к появлению определенных  взаимодействий  между
двумя Сутями данного человека, - продолжал Калинов/Суть.  -  В  результате
таких взаимодействий мы с тобой сейчас и разговариваем.
     - Ты хочешь сказать, что здесь лишь моя вторая Суть?!
     - Второй Суть, - поправил Калинова собеседник. - Конечно.  Тело  твое
на Земле, где  и  полагается  находиться  телу.  Но  и  ты  должен  будешь
вернуться обратно. И так для удержания тебя  здесь  задействована  энергия
множества Сутей. Более подробно я не могу объяснить, ты не поймешь.
     В твоем языке нет понятий, вспомнил Калинов, но теперь  не  обиделся.
Он знал, что, когда умрет плоть Калинова и он покинет  эту  плоть,  в  его
языке появятся все необходимые понятия.
     - Скажи мне, первая Суть, когда ты покинула мое тело?
     На этот раз Калинов/Суть не стал поправлять собрата.
     - Незадолго перед рождением твоей дочери, - сказал он. -  В  одну  из
ночей, когда молодое тело человека Калинова спало.
     - Мне тогда снилось, будто я умер и поднимаюсь куда-то наверх, а тело
осталось на постели.
     Калинов/Суть покивал:
     - Именно так оно и происходило. Наверное, между нами была  тогда  еще
очень прочная связь, потому что мне казалось, что я никак не могу уйти. Но
мы отвлеклись... Остановимся теперь на ментальных  характеристиках  Сутей.
Конечно, эти характеристики не имеют никакого отношения к  характеристикам
материальных тел, таких,  к  примеру,  как  масса  объекта  или  плотность
газовой среды.  Однако  параметры  этих  характеристик  оказывают  большое
влияние на взаимодействие Сутей в спиритосфере друг с другом, а  также  на
взаимодействие Сутей с окружающим миром - я имею  в  виду  космологическое
понятие мира, а не так называемый "мир  людей"...  Эти  характеристики  на
уровне  человеческой  психики  реализуются  в  виде  эмоций  и   чувств...
Повторяю: на уровне человека, у свободных Сутей ни эмоций ни  чувств  нет,
их взаимодействие пока выше твоего понимания. Тем не менее существуют  две
характеристики, смысл которых в  определенной  степени  может  быть  тобою
понят. Назовем  их  для  определенности  Белыми  и  Черными  Нитями.  Нити
способствуют стабилизации системы  пространства-времени,  которую  земляне
обозначают понятиями  "окружающий  мир"  или  "космос".  Отсутствие  Нитей
приводит систему в неравновесное состояние  со  всеми  вытекающими  отсюда
последствиями. Кроме всего прочего, воздействие этих характеристик на  мир
постоянно, то есть оно вполне  наблюдается  уже  у  Сутей,  еще  связанных
человеческим телом. Как у тебя,  например...  Остается  добавить,  что  на
уровне  человеческой  психики  Черные  Нити  реализуются  как   память   о
родителях, а Белые Нити -  как  желание  воспроизвести  потомство.  Причем
память о родителях должна быть  памятью  о  конкретных  людях,  а  желание
воспроизвести потомство должно быть  реализовано  в  интимном  контакте  с
лицом противоположного пола, хотя ребенок может еще и не успеть родиться.
     Калинов вздрогнул:
     - Иными словами, состояние каждого человека действительно  влияет  на
равновесие мира. - Он посмотрел на Калинова/Суть с недоверием. - Но  тогда
Земля давно уже должна, как ты говоришь, "прийти в неравновесное состояние
со всеми вытекающими отсюда последствиями".
     - Ты прав, - сказал  Калинов/Суть.  -  Должна.  Каждый  новорожденный
ребенок  -  бомба  для  Солнечной  системы.  Но  для  того  и   существует
спиритосфера, чтобы нейтрализовать негативное  воздействие  на  окружающий
мир неразвитых Сутей. Если бы не было спиритосферы,  Земля  давно  бы  уже
сгорела  в  огне  Сверхновой,  в  которую  превратилось  бы  Солнце.   Или
вывалилась бы в Черную Дыру... А скорее всего, просто взорвалась бы.
     Калинов ошарашенно молчал. Все, что он только что  услышал,  казалось
невозможным и  неправдоподобным,  но  он  сразу  поверил,  окончательно  и
бесповоротно. Молчал и Калинов/Суть. Наконец Калинов сказал:
     - Значит, жизнь  человеческая,  с  точки  зрения  Сутей,  всего  лишь
обретение ими Белых и Черных Нитей?!
     - Да, хотя и не ограничивается этим процессом.  Существуют  и  другие
стороны развития, непосильные для твоего понимания... Вот мы и подходим  к
проблеме твоего друга Игоря Крылова. К сожалению, хотя и не по  его  вине,
Суть Крылова не обладает Нитями. Пока он находится на Земле, это не  имеет
никакого значения, спиритосфера блокирует его  негативное  воздействие  на
пространство-время.  Однако   наши   возможности   сильно   ограничиваются
расстоянием и распространяются только на сто тысяч километров. Как  только
Крылов уходит хотя бы к  Луне,  он  становится  угрозой  своим  спутникам,
Земле, спиритосфере, а в конечном итоге - Разуму в этом уголке  Вселенной.
Образно говоря, Крылова можно  назвать  "обрывающим  нити  стабильности  в
Солнечной системе".
     - Так  неужели  же  нельзя  было  предусмотреть  угрозу  заранее?!  -
воскликнул Калинов. - Неужели нельзя было повлиять на  его  родителей,  на
его воспитательный процесс, на его выбор профессии наконец?!
     - Нельзя. Мы не вмешиваемся в дела людей. Они и связанные  их  телами
Сути должны развиваться свободно, безо всякого вмешательства. Это один  из
законов становления Разума. Вмешательство допустимо  только  в  таких  вот
сумерэкстремальных  случаях,  когда   появляется   угроза   всему   Разуму
окружающего  мира.  Кроме  того,  вмешательство  должно   быть   абсолютно
минимальным. В данном конкретном случае самым  минимальным  вмешательством
будет смерть человека по имени Игорь Крылов. Освободившийся Суть попадет к
нам, и мы займемся  дальнейшей  его  судьбой...  Теперь  можешь  посидеть,
осмыслить все услышанное и потом задать вопросы. -  Калинов/Суть  встал  и
направился к двери.
     Калинов провожал его глазами. Дверь не открылась. Калинов/Суть просто
прошел сквозь нее, как нож сквозь масло. Калинов бросился за ним,  но  его
дверь не выпустила. Тогда он заметался по кабинету, натыкаясь на кресла.
     Боже мой, думал он. Как  же  это?!  Неужели  ведьма  Лидия  не  могла
разобраться в отношениях со своим кретином мужем  не  в  ущерб  сыну?..  А
стерва Аллочка не могла уговорить Игоря на ребенка?.. И не  прервались  бы
нити, связывающие поколения!.. Так  нет  же,  одна  думала  об  уязвленном
самолюбии, другой - о жизни без забот, а третья - только о своих вайтлз...
Будьте же вы прокляты! Это из-за вас Игорь вырос в мужика, которому  лучше
всего в одиночестве; это из-за вас не бегают сейчас  по  Питеру  Крылов  и
Крылова-младшие; это из-за вас Игорю удобнее с  сексриплейсером,  а  не  с
женщиной в постели... Будьте вы прокляты! Это из-за вас  я  должен  решать
проблему, как и друга спасти, и мир не угробить...
     Он наткнулся на  какой-то  острый  угол,  зашипел  от  боли  и  сразу
угомонился. Сел в кресло.
     Ладно,  подумал  он,  надо   успокоиться.   И   обдумать   полученную
информацию. И получить новую. Чтобы можно было попытаться найти выход.
     Голова была легкой и  свежей.  Память  работала  идеально.  Он  легко
вспоминал все, что говорил Калинов/Суть - с точностью до фразы.  Он  легко
вспоминал ответные свои реплики. Он легко понимал, какие следует  задавать
вопросы, чтобы привести в систему случившееся за последнюю  неделю,  чтобы
связать в  одну  цепочку  все  события.  И  определить  свое  отношение  к
происходящему окончательно.

     Когда он продумал и запомнил последний вопрос, сквозь закрытую  дверь
вошел Калинов/Суть, словно только и  ждал,  когда  мученик  завершит  свои
мучения.
     Калинов/Суть был не один. Вслед за ним появились - один за  другим  -
Андерсон/Суть,  Накаяма/Суть,   Бойль/Суть,   Формен/Суть,   Назаров/Суть.
Последней вошла  сияющая  Нора/Суть.  Все  расселись  по-человечески  -  в
кресла. Трое смотрели на Калинова с полнейшим  равнодушием,  Бойль/Суть  и
Формен/Суть - с некоторым интересом, а дама - с откровенным любопытством и
удовольствием.
     - Не обращай внимания, - сказал Калинов/Суть. - Они еще не  полностью
избавились от человеческого. А этот, - он указал на  Нору/Суть,  -  еще  и
сексуальности  не  лишился.  Метаморфоз   после   освобождения   от   тела
продолжается в течение  нескольких  дней.  Послезавтра  он  на  тебя,  как
женщина на мужчину, уже не посмотрит. Освобожденные  Сути  не  сексуальны,
между ними нет половых отличий.  Собственно  говоря,  они  и  на  людей-то
непохожи, и отличия их совсем в других характеристиках,  пока  недоступных
твоему пониманию.
     Калинов  поморщился.  Упоминание  о  непонятливости   в   присутствии
Норы/Суть ему не понравилось.
     - Мы готовы к разговору, - сказал Калинов/Суть.
     Ну что ж, подумал Калинов, продолжим вечер вопросов и ответов.
     - Хорошо, - сказал он. - Я тоже готов. Вот мой первый вопрос... Какое
значение для человека имеет возраст тридцать три года?
     Еще не закончившие метаморфоз Сути переглянулись, остальные и  глазом
не моргнули.
     - Грамотный вопрос, - сказал Калинов/Суть. - Тридцать три года -  это
пограничный  рубеж  для  человека,  связанный  с  развитием  его  Сутя.  В
результате определенных процессов Суть приобретает  такие  характеристики,
что его дестабилизирующее влияние становится  максимальным,  а  мы  теряем
возможность освободить его от тела.
     - Другими словами, после того, как человеку исполняется тридцать три,
вы уже не можете его убить.
     - Можно сказать и так, - согласился Калинов/Суть.
     - Теперь мне понятна эта спешка!
     - Однако ты должен признать, что мы  ждем  изменений  в  человеке  до
последнего. Освобождение Сутя происходит в последние сутки.
     - Да, я заметил. Вот только Формен подвел!
     - Мой носитель, - сказал  Формен/Суть,  -  оказался,  с  вашей  точки
зрения, слабым человеком и решил не дожидаться.
     -  Нашей  инициативы  в  его  освобождении   не   было,   -   добавил
Калинов/Суть.
     -  А  каким  образом  происходит  это   самое,   как   вы   говорите,
освобождение?
     - Его способен осуществить Суть любого умершего предка освобождаемого
Сутя. Тебя и твоего носителя могу освободить и я.  Механизм  освобождения,
как правило, один и тот же.
     - К примеру, удар ножом! - Калинов криво усмехнулся. - Или  удушение.
- Он посмотрел на Нору/Суть.
     -  Нет,   тело   носителя   при   подобных   освобождениях   остается
неповрежденным. Чаще  всего  это,  выражаясь  человеческой  терминологией,
смерть от разрыва  сердца.  То,  что  люди  называют  "поцелуй  Бога".  На
носителей с крепким сердцем воздействуют  характеристикой,  реализуемой  в
психике  как  страх.  Крупным  параметром.  -  Калинов/Суть  взглянул   на
непроницаемые лица Сутей Андерсона и Накаямы.
     - Интересно, - сказал Калинов. -  Судя  по  вашим  разъяснениям,  это
налаженная технологическая цепочка.
     - Нет, освобождения происходят крайне редко.
     - Но эта пятерка космонавтов - не первый случай?
     - Нет, конечно. Кроме  того,  угрозу  миру  несут  иногда  не  только
космонавты.
     После этой фразы наступила довольно длительная пауза.  Калинов  ждал,
что объяснение будет продолжено.
     - Ну хорошо, - сказал он, поняв, что не дождется. - Вы сказали,  тело
носителя остается неповрежденным. А как же,  в  таком  случае,  с  ним?  -
Калинов кивнул на Бойля/Суть. - От его тела ведь почти ничего не осталось.
     - С его носителем ситуация особая. Он покидал планету, а мы не  могли
этого  допустить.  Суть  не  всегда  сразу  после  освобождения  уходит  в
спиритосферу, иногда он некоторое время остается рядом с плотью  носителя.
Поэтому у нас не было иного выхода: он мог оказаться на Луне,  где  мы  не
смогли бы блокировать его воздействие на пространство-время.
     - Что ж, - Калинов покивал, - эти ответы принимаются. Теперь  у  меня
такой вопрос... Является ли наличие в отдельности Белых или  Черных  Нитей
достаточным для исчезновения угрозы дестабилизации?
     - Да, вполне. Для того, чтобы Суть стал  неотвратимой  угрозой  миру,
необходимо, чтобы у него в тридцать три года не было ни Белых,  ни  Черных
Нитей. Достаточно до этого момента появиться тем или  другим  -  и  угрозы
никогда не будет. К  примеру,  его  носителю,  -  Калинов/Суть  кивнул  на
Формена/Суть, - достаточно было бы  за  оставшиеся  до  дня  рождения  два
месяца сойтись с женщиной и пожелать произвести с нею потомство - и угроза
дестабилизации мира тут же исчезла бы.  Путь  в  Космос  ему  оказался  бы
навсегда открыт.
     Черт возьми, подумал Калинов,  а  наши  умники  еще  считают,  что  к
звездам должны отправляться исключительно бездетные сироты. Чтобы не  было
разрыва семейных связей, видите ли... Сами  того  не  желая,  готовят  нам
будущие катастрофы!
     - Судя по предсмертному письму,  -  сказал  он,  -  Формен  о  чем-то
догадывался...
     - Ты прав, - ответил Калинов/Суть. - У  его  Сутя  имелась  связь  со
спиритосферой, правда, очень слабая и непрямая.
     - Так неужели вы не могли подсказать ему?!
     - Не могли. Человек должен пожелать сам. Если нет глубоко осознанного
внутреннего желания, подсказка не поможет. Она будет воспринята как глупое
искушение.
     Калинов поджал губы. Схема выстраивалась железная.  Даже  такой  факт
как нежелание Зяблика и Аллы иметь детей очень четко укладывался в нее.
     - Ну хорошо,  -  сказал  он.  -  Положим,  такие  люди  действительно
угрожают миру. Но ведь эти... - он запнулся, - носители этих Сутей,  -  он
обвел взглядом знакомые из анкет лица, - уже выходили в Дальний Космос,  и
ничего не происходило. И Крылов удалялся от Земли...
     - Ты  ошибаешься,  -  сказал  Калинов/Суть.  -  Воздействие,  хоть  и
небольшое, было. Когда носитель Накаямы/Суть ходил к внешним планетам, там
нечто произошло.
     Ядерный взрыв в атмосфере Урана, вспомнил Калинов. Вот оно как?..
     - Я вижу, ты понял, - сказал Калинов/Суть. - Было кое-что и у других.
     - И у Крылова?
     - Да, и у него.
     - Что именно?
     - Спроси у него сам... Но и  это  еще  не  все.  Я  уже  сказал,  что
тридцать три года - пограничный рубеж для  человека,  что  Суть,  носитель
которого   перешагнул   этот   рубеж,   меняется   качественно    и    его
дестабилизирующее  воздействие  на  мир  многократно  возрастает.   Такова
истина...
     Калинов  покачал  головой.  Ему  стало  неуютно  от  этой  истины,  и
появилось вдруг желание не  верить  в  такую  истину.  И  он  старался  не
отдавать себе отчета, что возникшее неверие - всего лишь реакция  на  нее,
слабая и кратковременная.
     - Я бы хотел услышать от каждого из здесь сидящих его  историю.  Ведь
мне все равно придется завершать расследование. Информация пригодится...
     Ему  показалось,  что  Калинов/Суть  улыбнулся.  Но  нет,  лицо  того
по-прежнему было непроницаемым.
     - Историю их носителей, -  поправил  Калинов/Суть.  -  Вряд  ли  тебе
поможет эта информация. Ей просто никто не  поверит...  Но  изволь.  -  Он
посмотрел на Андерсона/Суть.
     - Мой носитель умер от страха, когда к нему пришел его дед,  которого
он не знал так же, как не знал и своего отца, -  сказал  тот,  и  ни  один
мускул не дернулся на его лице.
     Что-то в нем было странное, и через мгновение Калинов сообразил  что.
Андерсон/Суть произнес фразу, не открывая рта.
     Наверное, это был незапланированный поступок,  потому  что  наступила
пауза, во время которой Калинов/Суть внимательно посмотрел на  каждого  из
присутствующих. Включая и Калинова.
     Потом заговорил Накаяма/Суть. Рот он открывал,  но  произнесенная  им
фраза ничем не отличалась от предыдущей. Ни содержанием, ни тоном.
     - А мой носитель решил ускорить события и сделал себе укол, -  сказал
Формен/Суть и, поскольку еще не совсем обесчеловечился,  приподнял  слегка
брови, отчего его лицо приняло удивленное выражение.
     Калинов/Суть посмотрел на следующего.
     - С моим носителем особая история, -  сказал  Бойль/Суть.  -  Он  был
самым крепким из всех четверых. К тому же, он был лично  знаком  со  своим
отцом, хотя и не знал, что это его родитель. В результате, их  контакт  на
борту космолета не привел к моему освобождению  из  тела  носителя.  Тогда
Суть отца был вынужден перехватить управление системами корабля.
     - Так вы все-таки  способны  манипулировать  техникой!  -  воскликнул
Калинов.
     - Да,  способны,  -  сказал  Бойль/Суть.  -  Но  в  результате  этого
манипулирования Суть  отца  прекратил  свое  существование.  Эмоциональное
воздействие на материальные предметы требует слишком большого... от Сутя.
     Калинов сообразил, что не  услышал  какой-то  части  фразы.  Но  само
словосочетание  "эмоциональное  воздействие  на   материальные   предметы"
оказалось для него настолько неожиданным и странным, что воцарилось долгое
молчание.
     Потом Калинов/Суть сказал:
     - Вот поэтому мы и избегаем ножей и  удавок.  Увы...  истощение  Сутя
приводит,  выражаясь  человеческими   терминами,   к   его   гибели.   Это
непоправимо, да и спиритосфере обходится слишком дорого.
     И опять Калинов ощутил выпадение  из  фразы  какого-то  термина.  Они
правы, подумал он, я действительно не все могу понять. И задал  Бойлю/Суть
только один вопрос:
     - О каком флаттере говорил ваш носитель во время контакта? Аппаратура
зафиксировала это слово.
     - О флаттере? - Бойль/Суть казался слегка удивленным. - Нет... Скорее
всего это было слово "Fater" - по-немецки "отец".
     Действительно, подумал Калинов. Эко просто!.. Но  мы  бы  никогда  не
догадались!
     Калинов/Суть посмотрел на Назарова/Суть.
     - Мы уже беседовали, - сказал тот. -  Чуть  ранее.  Правда,  тогда  я
играл, но содержание нашего разговора - исключая его эмоциональную окраску
и некоторые уже исправленные неточности - эта игра не меняет.
     Калинов согласно кивнул, но затем спохватился:
     - Нет, у меня есть вопрос...  Ведь  вы  ошиблись,  когда  приняли  за
своего сына меня, вооруженного дисивером?
     Ответил ему Калинов/Суть:
     - Да, он ошибся. Дисивер осуществляет полную ментальную маскировку.
     - То есть если Игорь наденет  дисивер  и  замаскируется  под  другого
человека...
     - Мы его потеряем.
     - И он переживет день рождения? И вы уже не сможете его достать? Ведь
он минует рубеж!
     -  Ты  тоже  миновал  рубеж,  однако  мы  тебя  достали,  -   заметил
Калинов/Суть и взглянул на Нору/Суть.
     - Мой носитель, - объяснила она, - попросту утонул во время купания.
     - Девушка не представляла никакой угрозы миру, - сказал Калинов/Суть.
- Обычный несчастный случай... Но ее  Суть  оказался  из  числа  тех,  что
способны некоторое время управлять телом своего носителя после его смерти.
Таких Сутей  немало...  А  в  результате  получается  явление,  называемое
землянами "зомбизмом"
     - Так вы подослали ко мне зомби?! - воскликнул Калинов.
     - Ага! - Нора/Суть радостно кивнула.  -  И  я  оказался  единственной
женщиной  в  мире,  которая  переспала  с  мужчиной  после  своей  смерти.
Своеобразное, я скажу, ощущение...
     - Ты не женщина, - сказал Калинов/Суть. - Пора забыть  о  мужчинах  и
человеческих ощущениях... Во всяком случае, - обратился он к  Калинову,  -
ты теперь имеешь представление, как мы  можем  оказать  воздействие  и  на
людей, перешедших пограничный рубеж. К тому же, зомбизм  не  грозит  Сутям
гибелью. Впрочем, в силу связи между мной и тобой мы можем позволить  себе
воздействие лишь на твоего носителя.
     - Запугиваете? - сказал Калинов. Ему  и  в  самом  деле  снова  стало
страшно: он вспомнил мертвые глаза своей любовницы.
     - Нет, - ответил Калинов/Суть. - Разъясняем ситуацию. Ты  должен  нас
понять. Мы не можем рисковать  судьбами  всех  людей,  живущих  на  Земле,
потому что каждый человек - это минимум один Суть. Не можем мы рисковать и
судьбой спиритосферы... В общем, ты должен понять: в руках твоего носителя
судьба всего Разума в этом небольшом уголке Вселенной.
     И все остальные Сути по очереди повторили: "Ты должен понять".
     Потом они встали  и  исчезли  за  закрытой  дверью.  Нора/Суть  перед
исчезновением бросила на Калинова пристальный взгляд. По-видимому, это был
ее последний женский взгляд.
     Калинов и Калинов/Суть остались один на один. Сидели молча: говорить,
кажется, было больше не о чем. Потом Калинов не удержался и спросил:
     - Каковы возможности связи между мной и тобой?
     Калинов/Суть как будто поморщился:
     - В некоторой степени я способен  догадываться  о  намерениях  твоего
носителя.
     - Ты читаешь его мысли?
     - Нет, здесь другие возможности. Когда-нибудь ты о них узнаешь.
     - И как скоро?
     - Это  будет  зависеть  от  поведения  твоего  носителя  при  решении
соответствующих проблем.
     Запугиваешь, подумал Калинов. Будем паинькой  -  останемся  жить,  не
будем...
     А вслух спросил:
     - Почему Назаров/Суть в своих  вояжах  за  Крыловым  прибег  к  столь
сложным способам перемещения по планете?
     - Переход Сутя из спиритосферы в мир людей - очень  сложный  процесс,
отнимающий много энергии и занимающий немало времени. Поэтому,  оказавшись
на Земле, он был вынужден передвигаться по ней - в определенной степени  -
как человек. Словно птица, перелетать с места на место Суть не способен.
     - А джамп-кабины?
     - Он не мог ими пользоваться в  силу  ментального  характера  природы
Сутей. Джамп-генератор не переносит  в  пространстве  Сути,  не  связанные
человеческой плотью. - Калинов/Суть замолк, и снова возникла пауза.  Потом
он сказал: - Мне кажется, тебе пора возвращаться.
     - Так я сейчас в спиритосфере? - спросил Калинов.
     - Разумеется, - сказал Калинов/Суть. - Все окружающее тебя  сейчас  -
лишь... имитация.
     И снова Калинов не услышал часть фразы.
     - А ты можешь показать мне ее? - спросил он.
     - Что именно? Спиритосферу?
     - Да!
     - А не страшно?
     - Страшно! - признался Калинов. - Но очень хочется.
     И кабинет исчез. Распахнулись стены. Вспыхнул за  ними  серый  туман,
ухнуло  в  пустоту  сердце,   и   в   мозг   Калинова   вторглось   Нечто.
Невообразимо-огромное,  звездно-горячее,  бесконечное  в  пространстве   и
вечное во времени. Равнодушное и заинтересованное, доброе и злое, темное и
сияющее, оно принялось терзать мозг... И Калинов завопил от ужаса.
     Калинов/Суть был внимателен. Снова замкнулся  вокруг  них  кабинет  и
спрятал Калинова от вселенского страха.
     - Я задействовал только часть твоих каналов, - сказал Калинов/Суть, -
но, по-моему, тебе и этого вполне хватило.
     Калинов содрогнулся.  Спиритосфера  была  хуже  любого  ксена,  более
чужая, чем Абсолютно Чуждое Существо. Потому что и любой ксен, и Абсолютно
Чуждое Существо были, в представлении Калинова, живыми. Здесь  же  в  душу
ему заглянула сама Смерть.
     - Мне кажется, теперь тебе информации  достаточно,  -  сказал  первый
Суть.
     Калинова  снова  окутал  серый  туман,   и   он   почувствовал,   как
устремляется вверх. Опять закрыл глаза.
     И все повторилось. Снова  врывалась  в  него  бесконечная  Вселенная,
снова он умирал, и снова вползала в его душу Вечность. Но эта  бесконечная
Вселенная была меньше того  Нечто,  которое  открыл  ему  Калинов/Суть.  И
умирал он теперь не до самого конца, и Вечность  оказалась  короче.  И  он
даже смог сформулировать внятную мысль. Когда-нибудь я приду в это  Нечто,
подумал он, и оно станет моим. Эта  мысль  целиком  заполнила  его,  и  он
купался в ней, пока не почувствовал, что жив.

                            5. СИНДРОМ РАССЕЛА

     Он открыл глаза. Над ним нависал странный прозрачный потолок,  сквозь
который лился неяркий свет. Калинов попробовал  шевельнуться,  и  это  ему
удалось. Однако потребовалось немало времени, чтобы понять, что нависающий
над ним потолок - всего лишь колпак реаниматора. А потом он увидел  сквозь
колпак озабоченное девичье личико. И понял: он в госпитале.
     Девичье личико исчезло. А через некоторое время  колпак  открылся,  и
Калинов обнаружил вокруг себя группу врачей. Врачи то смотрели на него, то
переглядывались друг с другом. Потом  включили  что-то  гудящее.  А  может
быть, гудело у Калинова в голове.
     - Давно я здесь? - спросил он.
     - Вас привезли ночью, - ответил пожилой мужчина. По-видимому, он  был
здесь главным. - Сейчас уже полдень.
     - Пятница?
     Врач кивнул.
     - Отлично, - сказал Калинов. - А что со мной было?
     - Вы любопытный экземпляр, - сказал с улыбкой врач. - Что-то,  весьма
похожее на летаргию.  Или  глубокий  коллапс...  Почти  полное  отсутствие
пульса и все прочее. Наверное, переутомились. Надо  вас  подлечить.  Да  и
отдых не помешает.
     Гудение исчезло. Калинов попытался сесть на ложе реаниматора. Это ему
тоже удалось. Слегка закружилась  голова,  но  и  головокружение,  подобно
гудению, сейчас же исчезло.
     - Я рад, доктор, что представляю  для  вас  любопытный  экземпляр,  -
сказал он, отталкивая от себя руки врачей, пытающихся уложить его обратно.
- И тем не менее вам придется немедленно связать меня с моим начальством.

     - Ну и напугали вы нас, шеф! - Милбери с удовольствием пожал Калинову
руку.
     Долгая процедура освобождения больного от  врачебной  опеки  осталась
позади.  С  большим  скандалом,  но  выскользнуть  из  госпиталя  все-таки
удалось.
     - Ночью Рассел заявился к вам - чуть удар его не  хватил.  Думал,  вы
покончили с собой!
     - Докладывай! - сказал Калинов.
     - Сделано много, результатов  -  ноль...  Дежурства  в  аэропортах  у
автомат-весов ничего не дали. В засаду к джамп-кабинам  никто  угодить  не
пожелал. У Эленор Шепард  сестры-близнеца  нет.  Правда,  благодаря  нашим
запросам тамошние  власти  наконец  обнаружили,  что  у  них  пропал  труп
утонувшей. Никто не имеет ни малейшего понятия,  когда  это  произошло.  И
каким образом он оказался у нас,  тоже  никому  не  известно.  Но  скандал
разгорается: родственники утопленницы предъявили претензии своим властям.
     Все затихло, подумал Калинов. Ждут Сути нашей реакции.
     - Мне известно, что  случилось  с  Шепард,  -  сказал  он.  -  Можешь
закрывать это направление. Да и все остальные направления тоже!
     Милбери присвистнул:
     - Это когда же вы успели узнать? - В голосе его послышался сарказм. -
Пока валялись без сознания в госпитале?
     - Да, - сказал Калинов. - Много будешь знать -  скоро  состаришься...
Говорю тебе: пора сворачивать  расследование!  Ставлю  финишную  задачу...
Попытайся отыскать какие-либо странности, связанные с Крыловым!
     - Вокруг него в последнее время сплошные странности...
     - Меня  интересует  не  последнее  время,  а  его  рабочие  рейсы  во
Внеземелье... Странности могут быть самыми невероятными, поэтому  фиксируй
даже  то,  что  тебе  покажется  ошибкой.  А  все  остальные   направления
расследования сворачивай!
     - Но почему?! - Милбери, казалось, готов был заплакать.
     - Потому! - веско сказал Калинов. - Я пошел на  доклад  к  Расселу...
Кстати, мою вчерашнюю просьбу выполнил?
     - Да. Нашел у английского сумасшедшего  лорда-коллекционера.  У  того
же...
     - Подробности меня нимало не интересуют. Тащи сюда!
     Через несколько минут Милбери ввалился в кабинет с большой спортивной
сумкой в руках.
     - Вот, все на ходу. Лорд очень заботился о нем...
     - Хорошо! Пока свободен!
     Милбери  удалился.  Калинов  взял  сумку,  взвесил  ее  на  руке   и,
удовлетворенно улыбнувшись, поставил в шкаф.
     Подал голос тейлор. Калинов  включил  односторонний  видеоканал.  Это
оказалась Аллочка Крылова. Говорить с ней пока  было  не  о  чем.  Калинов
выключил связь и, собравшись с духом, отправился к Расселу.

     - Так, - сказал Рассел. - Любопытную историю ты мне поведал.  Значит,
причина в безотцовщине?
     - Да! - Калинов явно слышал в голосе шефа сомнение и не видел в  этом
сомнении ничего удивительного: он и сам вряд ли бы поверил  в  правдивость
сей истории, если бы ему рассказал ее кто-нибудь. - К  сожалению,  никаких
прямых доказательств у меня нет. Все на уровне косвенных.
     - Я это  заметил...  И  ты  полагаешь,  я  могу  принять  решение  на
основании подобных данных? Привидения, зомби, души... Хорош наборчик!
     - Чем богаты... Такое уж это дело.
     Рассел встал из-за стола и принялся мерить  кабинет  шагами,  потирая
пальцами виски. Остановился у окна, глядя куда-то в пространство.
     Жаль шефа, подумал Калинов. Попробуй-ка поверить, будто из-за  одного
человека, простого космонавта, весь мир  висит  на  волоске...  А  решение
принимать надо... Побывать бы шефу  вместо  меня  в  спиритосфере,  толку,
пожалуй, было бы больше!
     - Значит, говоришь, если ситуация не изменится, после двух часов ночи
Земля может попросту взорваться?
     - Нет, - сказал Калинов. - Она может взорваться лишь  в  том  случае,
если Крылов отправится в Космос.
     - А мы ему не дадим!
     - Каким образом?
     - Мало ли существует способов! Запрет медиков, к примеру...
     Калинов пожал плечами:
     - Это задача несложная... Только как мы  гарантируем  Сутям,  что  он
никогда не выйдет в Космос?
     - Предположим, никак.
     - Тогда они будут бить по нему, пока не ухлопают.  А  заодно  еще  по
кому-нибудь попадут. Лес рубят - щепки летят...
     - Да... Как ни крути, а гарантией для них может  быть  только  смерть
Крылова. - Рассел сокрушенно покачал головой. - Загнали вы с Крыловым меня
в угол... А как мы узнаем, что наши действия спасли мир?
     - Боюсь, никак. Вернее, узнаем, когда умрем и наши  Сути  окажутся  в
спиритосфере.
     - Хорошая перспективочка!.. И всю жизнь задаваться вопросом,  не  зря
ли ухлопали парня! Может, в любом случае ничего бы не произошло?..
     Калинов вздохнул. Понятное дело - совесть, подумал он. А мне  каково?
Спиритосфера, разумеется, не удовлетворится  никакими  нашими  гарантиями.
Для нее гарантия только одна - смерть  Зяблика.  Если  же  он  сегодня  не
умрет, Сути начнут доставать меня. Чтобы обеспечить гарантию моими  руками
- намек на это был достаточно ясный...
     - Я вижу два варианта развития событий, - сказал  он.  -  По  первому
варианту надо снять с Крылова  защиту  и  установить  за  ним  наблюдение.
Просто ради интереса,  как  все  произойдет...  По  второму  -  продолжать
держать  его  в  убежище  и  принимать  последующие  решения   исходя   из
складывающейся обстановки.
     - Есть еще и  третий  вариант,  -  заметил  Рассел.  -  Ликвидировать
Крылова самим.
     - Для меня не существует такого варианта!
     -  Для  меня  -  тоже,  но  теоретически,  с   точки   зрения   твоей
спиритосферы, он есть. И все гарантии налицо!
     Хорошо, что я ему не до конца все  рассказал,  подумал  Калинов.  Моя
судьба его обеспокоила бы гораздо больше,  чем  судьба  Зяблика.  Как  же,
ценный работник!..
     - Да, дилемма, - продолжал Рассел. - Жизнь реального человека  против
гипотетической угрозы всей планете.
     Дилемма еще та, подумал  Калинов.  Ведь  шефу  приходится  полагаться
исключительно на слова подчиненного. Если бы эта ситуация  стала  известна
общественному мнению, журналисты,  не  мудрствуя  лукаво,  назвали  бы  ее
"синдромом Рассела". Если бы, конечно, поверили...
     - Боюсь, наших с тобой голов для решения не хватит, - сказал  Рассел.
- Надо посоветоваться с кем-нибудь повыше...
     - А поверят ли?
     - Я же поверил. А там тоже не кретины сидят. Не  могут  не  поверить:
слишком велика ставка. Да и не в бирюльки мы здесь играем. Уж тебе  ли  не
знать...
     - Уж мне ли не знать, - повторил Калинов со вздохом.
     - Не вешай нос! Что-нибудь решат...

     Когда Калинов вернулся в кабинет, за сумкой, на тейлоре горел  сигнал
личного послания.
     Он включил дешифратор. С дисплея на него  взглянула  Вита.  Была  она
бледная и невеселая. Такой Калинов ее еще никогда не видел, даже во  время
беременности она выглядела краше. Похоже, отпуск не пошел ей на пользу.
     - Сашенька! - сказала Вита. - Я много думала за последние дни о нас с
тобой. Вспоминала все эти годы... Мне не на что обижаться: я была с  тобой
счастлива. - Она помолчала. - Для меня эта разлука оказалась  тяжелой,  но
она помогла мне понять главное. Теперь я знаю, в  чем  дело...  Ты  просто
разлюбил  меня.  Любил,  любил  и  разлюбил  -  так  бывает,   ничего   не
поделаешь... Но знай: я не хочу тебя терять. И  потому  я  придумала.  Нам
надо будет и дальше пожить немного врозь, только  недолго  -  долго  я  не
выдержу. Дети пусть пока побудут с мамой. - Она вновь замолчала.  Смотрела
в камеру, закусив нижнюю губу. Потом несмело улыбнулась сквозь  набежавшие
слезы: - Если же я  ошибаюсь  и  на  деле  все  не  так  плохо,  мы  скоро
встретимся. Через неделю я возвращаюсь на Землю.
     Она еще некоторое  время  смотрела  в  камеру,  потом  вновь  грустно
улыбнулась, и экран потемнел.
     Вот так, подумал Калинов.  Невеселый  у  нее  получился  отпуск  -  с
подобными мыслями... А может, она права?..  Или  все  иначе,  и  я  просто
перестал  наконец  быть  старцем,  благодарным  девчонке,  вернувшей   ему
молодость, и принявшим эту самую благодарность за любовь? И просто исчезла
на мне последняя печать Дримленда?.. А может, все еще проще?.. Может быть,
взяла да  и  кончилась  молодость?  Кто  знает,  может,  во  второй  жизни
молодость кончается  раньше,  чем  в  первой?..  И  стоит  ли  противиться
судьбе?.. В конце концов я ни разу не изменил жене до этой  недели!  Да  и
была ли ночь с девушкой-зомби изменой?
     Тут он был вынужден признаться себе, что все-таки была. Ведь неважно,
кто оказался с тобой в постели; главное, что с ним в ней  оказался  ты.  И
совсем не случайно оказался. Потому что изо всех сил стремился к этому.
     Он вдруг удивился, что в такой момент, когда решается  судьба  друга,
он позволяет себе думать о подобных пустяках. А  потом  подумал,  что  это
вовсе и не пустяки. По крайней мере, для него... Если бы это были пустяки,
он бы никогда не получил возможность  прожить  вторую  жизнь.  И  за  одно
только это  он  должен  быть  благодарен  Вите,  но  нельзя  же  требовать
благодарности до самой смерти!
     А  потом  снова  позвонила  Алла  Крылова,  и  он   опять   не   стал
разговаривать с нею. Боялся, что сорвется и наговорит ей такого...
     А потом он достал из шкафа сумку.

     - Так вот обстоят дела, - сказал Калинов, завершив  историю  о  своих
заоблачных приключениях.
     Они с Игорем сидели вдвоем за  знакомым  столом.  За  спиной  Крылова
ждала пищи разверстая пасть джамп-кабины.  Калинов  расположился  напротив
Крылова, и открытая кабина все время  притягивала  его  взгляд.  Больше  в
вестибюле никого не было. Парней Калинов снял с дежурства  и  отправил  по
домам: хватит штаны просиживать за казенный счет.
     Крылов молчал. Пока  Калинов  рассказывал,  он  не  задал  ни  одного
вопроса. Молчал и теперь, как будто все  происходящее  его  совершенно  не
касалось.
     - Ответь мне, - сказал Калинов, не выдержав молчания. - До  последних
событий вокруг тебя никогда не происходило ничего странного?  Какие-нибудь
чудеса, необычные происшествия...
     - Нет, - сказал Крылов, не поднимая глаз. - Какие могли быть со  мной
чудеса?.. Я - обычный человек, не колдун, не экстрасенс...
     Калинов поморщился, побарабанил пальцами по столу. И поймал  себя  на
том, что повторяет жесты Рассела.
     - Может быть, тебе действительно воспользоваться дисивером? - спросил
он. - Скроешься, затаишься на некоторое время... Пока придумаем выход.
     - Нет, - ответил после долгой паузы Крылов. - Потерять себя - пусть и
на время - это не выход. Такой выход - не для меня. Да и вообще  от  твоей
истории слишком попахивает мистикой.
     - Ты мне не веришь?! -  воскликнул  Калинов.  -  Но  ведь  все  факты
железно укладываются. Давай посмотрим еще раз...
     - Не надо! - оборвал Крылов. - Не в этом  дело...  Я  не  преступник,
чтобы менять имя, скрываться где-то...
     Калинов смотрел на него с  некоторым  удивлением.  Идея  с  дисивером
казалась ему вполне перспективной. А чтобы спрятать на время концы в воду,
можно воспользоваться дисивером и самому. Взять  на  время  чужую  личину.
Чтобы получить отсрочку. Чтобы  найти  выход.  Да  его  и  искать  нечего,
достаточно уговорить Игоря, чтобы он захотел ребенка...
     Однако отказ Зяблика от возможности спрятаться за чужую жизнь не  мог
не вызывать уважения, и Калинов подавил в  себе  желание  пожать  приятелю
руку.
     - Хорошо, - сказал он. - Не хочешь дисивер -  не  надо!  Есть  другой
выход. Давай, я привезу сюда  Аллу,  прямо  сейчас,  сделаете  ребенка.  Я
помогу тебе ее уговорить и посмотрю, чтобы никто вам не помешал...
     - Ты что? - Игорь фыркнул и покрутил  пальцем  у  виска.  -  Ты  хоть
ситуацию себе представляешь?.. Мы, значит, трахаемся, а он будет в карауле
стоять! - Крылов расхохотался.
     - Для меня ничего обидного... А потом несколько лет не будешь летать.
Увидишь, все постепенно образуется.
     Крылов перестал  смеяться.  Лицо  его  вдруг  скривилось,  словно  он
проглотил какую-то гадость. Потом он опустил глаза и сказал:
     - Ты действительно тронулся, Саша!.. Чем я буду заниматься на  Земле?
Сидеть дома с этой дурой и слушать ее воркотню?
     - Ну почему же? Дело всегда можно найти... Ты же врач!
     Но Игорь его не слушал.
     - Да я же загнусь  здесь,  -  говорил  он.  -  Аллу  он,  видите  ли,
уговорит... Причем тут Алла? Да она же всю жизнь была готова! Да  если  бы
от нее только зависело, у нас бы уже четверо родилось. Это я не хочу с нею
детей, понимаешь ты это?! Я!.. Да я и на дальние маршруты-то хожу,  только
чтоб ее подольше не видеть,  понимаешь  ты  это?!  -  Крылов  говорил  все
громче. Он поднял на Калинова глаза: в них плавали боль  и  ярость.  -  Да
ведь мне с сексриплейсером лучше, чем с  нею,  понимаешь  ты  это?!  -  Он
сорвался на крик и замолк.
     - Боже мой! Вот нашел проблемы... Заведи себе вторую  жену.  Глядишь,
после этого и с Аллой все образуется. Таких случаев сколько угодно.
     - Не образуется, - глухо сказал Крылов. - Ты так ничего и не понял за
столько лет... Да я  бы  с  твоей  Витой  хоть  десятерых  склепал!  -  Он
поперхнулся  и  умолк.  Потом  заговорил  снова:  -  Ты  же  тогда  этаким
героем-любовником заявился в Дримленд! В один день все перевернул! Пришел,
увидел, победил... А меня в сторону... Да я же и в космос потому  подался,
чтобы от вас быть подальше. Думал, пройдет время - забудется все. На  Алле
вот взял женился, думал, уж такая-то красотка заменит мне твою рыжую...  -
Он снова поперхнулся, принялся кашлять.
     У ошарашенного такой откровенностью Калинова язык прилип к небу.
     -  Думал,  пройдет  время  -  забудется  все,  -   повторил   Крылов,
справившись с кашлем. - А оно-то не забывается... Ведь я столько лет  лишь
об одном мечтаю: чтобы ты ее бросил! Господи, думаю,  вот  бросит  Калинов
свою - и у меня совсем другая жизнь начнется!
     - А с чего ты взял, что я ее  должен  бросить?  -  прошептал  Калинов
непослушными губами.
     - Да потому что ты ее не любишь! Думаешь, я не понимаю, почему она  в
отпуск на Марс сбежала... Господи,  да  мне  иногда  тебя  убить  хочется.
Только проблемы это не решит...
     Он замолк и отвернулся. Молчал и Калинов, кусал губы.
     Вот и выяснили отношения, думал он. Поговорили... Какой же я  слепец!
Он же в самом деле любил тогда Витку. С арбалетом в лесу на меня...  Ох  и
сподобила судьба - соперника защищать!.. Но надо быть великодушным.
     На улице начинало темнеть: на город  накатывался  вечер.  Все  вокруг
изливалось покоем. Спиритосфера ничем себя не проявляла.  Рассел  тоже  не
подавал вестей. Наверное, все еще  пытался  прорваться  к  кому-нибудь  из
руководства. В начале уик-энда это было непростой задачей.
     Крылов вдруг поднялся со стула.
     - Я, пожалуй, пойду.
     - Как это? - опешил Калинов. - Куда это ты пойдешь?
     - Домой,  к  жене.  -  Крылов  гнусно  хихикнул.  -  Детишек  делать,
спасаться от твоих Сутей.
     У Калинова отвалилась челюсть.
     - По-моему, кто из нас двоих и спятил, так это  ты!..  Тебе  же  жить
осталось несколько часов.
     - С чего ты взял? - Крылов деланно удивился.
     Что  он  задумал,  спросил  себя  Калинов.   Неужели   разговор   его
окончательно сломал?
     - По-моему, кого-то недавно преследовали по всей планете!
     Крылов рассмеялся деревянным смехом:
     - Я наврал тебе, Саша. Никто меня  не  преследовал.  Это  я  от  жены
сбежал, он ее нежностей. А тебе врал, потому что не хотел говорить правду.
И уже жалею, что сказал. Не принесет эта правда счастья ни мне, ни Вите. -
Он посмотрел прямо в глаза Калинову, и во взгляде его не было страха. -  А
все, что ты мне рассказал, - чепуха. Не верю я в эту историю.  Не  бывает,
чтобы от одного человека зависела судьба всей планеты. Иначе  Земля  давно
бы отправилась в тартарары... - Он сделал шаг. - Ну, я пошел?
     А может быть, так и надо, сказал себе Калинов. И всем будет проще:  и
Расселу, и мне. И самому Зяблику...
     - Нет, - сказал он. - Я не могу  тебя  отпустить  без  санкции  моего
начальства. Слишком большие силы уже задействованы, чтобы  все  обернулось
крахом! Каким образом мы оправдаем расходы?
     - Придумаете что-нибудь. Вашему брату чиновнику не привыкать...  Если
хочешь, давай, я поговорю с твоим начальством, возьму всю вину на себя...
     - Нет, Игорек, - сказал Калинов. - Это у тебя не выйдет.  Потому  что
ты лжешь сейчас, а не в среду!
     - Откуда ты можешь это знать?
     - Оттуда!.. Пусть я не замечал твоей любви к Вите, но немножко я тебя
все-таки знаю. Ты хочешь досадить всем своей смертью.  Этакий  пария,  все
его вокруг обошли... Но у меня нет перед тобой вины. Поэтому я тебя  и  не
отпущу.
     - Я тебя сейчас ударю, - сказал Крылов.
     - Ради Бога... Но потом отправляйся обратно в кабину.
     - Нет, - сказал Крылов. - У тебя нет права решать за меня. Ты  просто
сошел с ума, вот и снится всякая чушь. Тебе надо к психиатру...
     Калинов достал из кармана парализатор  и  навел  его  на  Крылова.  В
глазах того снова родился испуг. Как в среду.
     - Сам войдешь в кабину? - спросил тихо Калинов. - Или  тебя  отнести?
Только имей в виду: в первый момент это будет довольно больно!
     Крылов растерянно посмотрел на оружие, плечи его поникли. Он  опустил
голову и медленно двинулся к своему  убежищу.  Калинов  следовал  за  ним,
держа палец на кнопке. Крылов вошел внутрь джамп-кабины и обернулся. Глаза
его по-прежнему были полны страха. Калинов, протягивая указательный  палец
к пятачку декодера, не удержался и подмигнул.
     - А ведь ты мне соврал, когда я тебя спросил, не случалось ли с тобой
каких-нибудь странностей!
     - Но со мной действительно не случалось никаких странностей!
     - С тобой - да... А вот со всеми часами вашего "Проциона"  случилось.
Когда вы вернулись было обнаружено, что они  отстали  на  два  часа.  Даже
атомный хронометр...
     - Да, - сказал Крылов. - Помню, я обнаружил, что мои часы отстали. Но
я был уже дома и не знал, что и остальные часы...
     - А  разве  я  тебя  в  чем-то  виню?  -  оборвал  Калинов  и  закрыл
джамп-кабину.

     Калинов сидел на том же самом месте, что и позавчера.
     Все было похожим.
     Снова  опустилась  на   Петербург   ночь.   Снова   стояла   наготове
видеоаппаратура. Снова поблескивали серебристым пластиком в  нише  за  его
спиной закольцованные джамп-кабины - последнее убежище Игоря Крылова.
     Все было похожим. Все было иным.
     Не сидел за открытой дверью хозяйственной каморки  вооруженный  своей
пушкой Володя Довгошей. Не дежурили на рабочих местах ребята из  бюро.  Не
опоясывал дружеским объятием талию Калинова дисивер, и потому всякий,  кто
вошел бы сейчас в вестибюль, увидел бы за столом не лже-Крылова, а  самого
Калинова.
     Все было иным.
     Теперь до  того  момента,  когда  Зяблику  исполнится  тридцать  три,
оставалось всего несколько часов. Теперь Калинов не мучился  в  сомнениях,
размышляя, реально ли существует угроза жизни друга, или все  это  причуды
воображения Крылова. Теперь было ясно, что цепочка смертей практикантов  с
"Нахтигаля" - не случайность, а  неизбежность.  Как  неизбежна  ущербность
детей, брошенных когда-то хотя бы одним из своих родителей. Как  неизбежна
ущербность сугубо материнского или сугубо  отцовского  воспитания,  упрямо
пытающегося подменить собой матримониальное. Как  неизбежна  трудная  доля
для жен-монисток, стремящихся оградить свое уютное гнездышко от еще  одной
претендентки на  женское  счастье,  когда  ее  мужа  неотвратимо  тянет  к
полигинии.
     Теперь ему  было  ясно,  что  мир  этот  держится  не  на  физических
константах, не на сильном и слабом взаимодействиях,  не  на  магнетизме  и
гравитации, а на  невещественных  связях,  называемых  узами  любви.  Теми
самыми узами, которые объединяют  Сути  людей,  называемые  в  просторечии
душами.  Теми   самыми   узами,   которые   можно   обозначить   хотя   бы
словосочетанием "Белые и Черные Нити". И которые слишком часто обрывали  в
этом чертовом мире - до такой степени часто, что он, мир  этот,  постоянно
висел на волоске, намереваясь опрокинуться в бездну.
     Калинов вспомнил Марину и пожалел, что страх не позволил ей прийти на
свидание. И не потому, что в результате ее  страха  он  получил  в  ночные
подруги зомби Нору, и не  потому,  что  ему  интересно,  какова  Марина  в
постели. А потому, что в ней, в ее простодушии, в  ее  откровенности  было
что-то такое, чего не было у Виты, и чего ему -  теперь  он  это  понял  -
всегда не хватало: и в той, первой жизни с Наташкой, и в этой, второй -  с
Витой. И еще он понял, что был очень виноват в той, первой жизни.  Виноват
перед своими так и не родившимися детьми: ведь  после  того,  как  погибла
Наташка, у него имелся в запасе еще не один десяток лет. Нет,  не  захотел
обузы на свои плечи - одному-то проще... Правда, его позиция была честнее,
чем позиция мужчин и женщин, чьи дети сбежали  когда-то  от  родительского
равнодушия в Дримленд... Но даже эта,  казалось  бы,  честная  позиция  на
самом деле - пусть и косвенно - увеличивала нестабильность мира.
     Он вспомнил Дримленд, вспомнил Клода и Вампира,  "мисс  миллионершу",
Виту, Зяблика. И себя, столетнего  старика,  самоуверенного  и  жестокого,
надевшего  на  дряхлое  тело  личину  юнца.  Вспомнил  свою  провалившуюся
операцию по обручению тинэйджеров с жизнью, вспомнил, как позже - уже став
молодым - он все-таки пошел на поводу у старперов  Совета.  И  понял,  что
совершил тогда преступление. Потому что в Дримленде тинэйджеры учились  не
только ненавидеть, за своими трудными играми они  учились  любить.  И  кто
знает, может быть, пройди Игорь полный курс этого обучения, и родились  бы
у него дети, и не преследовали бы его сейчас Сути... И знал ведь я  тогда,
что нельзя отнимать у них этот  странный  и  страшный,  но  ИХ  мир,  мир,
которым они ЖИЛИ, но не устоял. Уговорили... А впрочем, что  лгать  самому
себе? И уговаривать долго не потребовалось! Потому что по-прежнему в  юном
теле нового Калинова жила душа старика... Вот и предал их  тогда.  И  нити
этого предательства протянулись через семнадцать лет к нам, в настоящее...
     Пискнул сигнала вибраса. Калинов включил видеоканал. Это был Рассел.
     - Ты на страже?
     - Осталось несколько часов. Вы сделали, что собирались?
     - Да. - Рассел поморщился. - Я доложил ситуацию. К  сожалению,  никто
не поверил...
     Как и следовало ожидать, подумал  Калинов.  А  если  и  поверили,  то
сделали вид, будто не  поверили.  Пусть  ответственность  ляжет  на  чужие
плечи...
     -  Совет  решил  организовать  слушания,  -  продолжал  Рассел.  -  В
ближайший понедельник должны пригласить тебя, Милбери, Мищенко  и  еще  не
один десяток человек...
     - Ну разумеется, - сказал Калинов. - Бюрократическая машина быстро не
проворачивается. Не зря же я ушел в отпуск!
     Рассел помолчал, пожевал губами воздух.
     - Скажи, ты в самом деле не выдумал эту историю?
     Тяжело  шефу,  подумал  Калинов.  Решение-то  принимать  надо.  Совет
проведет  слушания  слишком  поздно,  если  вообще  проведет...  Так   что
фактически на плечах Рассела ответственность за судьбу всего мира. И не  с
кем  ему  посоветоваться,  кроме  подчиненных.  Никто  другой  не  поверит
никогда, что из-за какого-то там Игоря Крылова может рухнуть в преисподнюю
целая цветущая планета...
     Он содрогнулся. До него наконец дошло... То есть умом-то он и  раньше
понимал,  что  значит:  мир  рухнет  в  преисподнюю,  -  но   сердцем   он
почувствовал это только сейчас. До него вдруг дошло, что ничего не  будет.
И никого - ни Виты, ни детей... Ни Марины. И Сутями  все  они  не  станут.
Ведь иначе бы спиритосфера так не волновалась!..
     - Неужели как-то иначе можно объяснить нападение  на  меня  зомби?  -
сказал он.
     - Да, зомби... - Рассел затряс головой и скривился, как будто у  него
заболели зубы. - Зомби действительно больше никак не объяснишь...
     Он  снова  затряс  головой,  и  Калинов  понял,  что  шеф  сейчас   с
удовольствием бы расплакался. Как в  детстве,  когда  с  проблемой  выбора
можно было прибежать к маме и отцу и с удовольствием выплакаться.
     У шефа синдром Рассела, подумал Калинов. Он бы с  радостью  поменялся
со мной местами... Чтобы я сейчас отдавал ему приказ, а не он мне...
     - Скажи, Александр, - проговорил Рассел. - Как бы ты поступил на моем
месте? У тебя ведь опыт побольше моего... Одна жизнь уже за плечами...
     А действительно, подумал Калинов, как бы я  поступил  на  его  месте?
Есть ли у меня синдром Рассела?..  Он  прислушался  к  себе.  Нет  у  меня
никакого синдрома, подумал он. По-видимому, для этого в  самом  деле  надо
быть на месте шефа и отдавать приказы, а не получать их.
     Ему вдруг смертельно захотелось еще раз посмотреть в испуганные глаза
Крылова, словно там он мог найти ответ на вопрос шефа.
     - Мой опыт не сталкивался с угрозой Земле,  -  сказал  он  деревянным
голосом. - Мой опыт говорит мне, что надо выполнять приказ.
     Рассел вздохнул и утвердительно кивнул, как будто и не ожидал другого
ответа.
     - Что ж, - сказал он, - наверное, ты прав... -  В  голосе  его  вдруг
скользнули тоскливые нотки. - В таком случае, вот мое решение... Мы зашьем
Крылову в тело радиоампулу с ядом. Приемник  ампулы  настроим  на  несущие
частоты Глобального Информационного Банка. Если Крылов  вздумает  покинуть
Землю, ампула немедленно сработает... Это все, что я могу сейчас для  него
сделать. Да и у твоей спиритосферы будет определенная гарантия.
     Для спиритосферы это не гарантия, хотел сказать Калинов, ампулу очень
просто и удалить... Но не сказал. Только спросил:
     - Это какой же хирург согласится на подобную операцию?
     - Не твоя забота, - отозвался  Рассел.  -  Твоя  забота  -  доставить
Крылова на Васильевский остров, в клинику на  Большом  проспекте.  Я  буду
ждать вас там... Это приказ!
     Последнюю фразу Рассел произнес с облегчением  и  подтвердил  рубящим
движением правой руки. Глаза его  странно  блеснули,  а  плечи  поднялись,
словно он сбросил с них непосильный для человека груз.
     - Чтобы выполнить такой приказ, - сказал Калинов, - я должен получить
его в письменном виде.
     Глаза Рассела снова погасли, он потер рукой подбородок.
     -  Ты  получишь  его  в  письменном  виде.  Милбери  доставит.  -  Он
отключился.
     Что ж, подумал Калинов, шеф нашел-таки  возможность  переложить  груз
ответственности на чужие плечи. В этом случае все будет зависеть от самого
Зяблика. И от спиритосферы. Рассел  полагает,  что  отыскал  вариант,  при
котором и овцы будут целы, и волки  сыты.  И  с  меня,  по  его  понятиям,
ответственность снимается.
     Милбери притащил письменный приказ через полчаса. Калинов прочел  его
и расписался.
     - Серьезные вы ребята, - заметил Милбери.
     - Не зубоскаль, - отрезал Калинов. - Ты бы  на  моем  месте  поступил
точно так же!
     -  Пожалуй.  -  Милбери  согласно  кивнул.  -  Я  направлен  в   ваше
распоряжение.
     Калинову снова захотелось заглянуть в  глаза  Крылова.  И  узнать  от
кого-нибудь, сколько мертвых тел исчезло сегодня из моргов  Земли.  И  еще
ему пришло в голову, что снять блокировку с убежища Крылова  можно,  и  не
оставляя его, Калинова, в живых. Достаточно,  подумал  он,  подтащить  мой
свежий труп к кабинам и приложить к пятачку декодера любой из указательных
пальцев. Как хорошо было бы отрубить сейчас эти пальцы!
     - Мне не нужны помощники в этом деле, Рэн. Ты свободен!
     Милбери кивнул и сделал маленький шажок вперед.
     Калинов достал из стола парализатор:
     - Не стоит, Рэн! Ты же знаешь, у меня хорошая реакция.
     Не сводя глаз с Милбери, он  большим  пальцем  правой  руки  выставил
минимальный уровень поражения - двухминутное обездвижение.
     Милбери посмотрел на оружие, выругался:
     - Мне кажется, вы не собираетесь выполнять приказ...
     - Ты верно понял мои намерения. Можешь доложить Расселу.
     Милбери сделал еще один маленький шажок вперед.
     Калинов поднял парализатор.
     - Не надо, Рэн! - повторил он. - Рассел разъяснил тебе ситуацию?
     - Да. - Милбери шагнул назад.
     - Тогда ты  должен  меня  понять.  Решение  Рассела  -  это  смертный
приговор Крылову.
     - Крылов в любом случае обречен, - сказал Милбери.  -  Если  ситуация
такова, какой вы ее представили...
     - Она такова, поверь мне.  -  Калинов  по-прежнему  зорко  следил  за
движениями своего заместителя.
     - Что же вы сразу не сказали Расселу?
     - А зачем? - Калинов пожал плечами.  -  Тогда  бы  сюда  вместо  тебя
прибыла группа захвата. Усыпляющий газ, и дело в шляпе...
     Милбери посмотрел на часы:
     - Время для такого исхода еще есть. Рассел не позволит вам  совершить
самоубийство.
     - Ты все-таки ничего не понял, Рэн. - Калинов встал, не  выпуская  из
руки парализатор. - Во всяком случае, я не сдамся группе  захвата.  Так  и
передай Расселу.
     Наверное, до Милбери дошло, потому  что  он  убрался  из  здания  без
дополнительных уговоров. Калинов запер за ним дверь и  вернулся  к  столу.
Устало опустился на стул, посидел некоторое время,  прикрыв  глаза.  Потом
вытащил  из  сумки  короткий  автомат  образца  2133   года   и   принялся
раскладывать на столе магазины с серебряными пулями. Потом  точно  так  же
разложил перед собой  аккумуляторные  батареи  к  парализатору.  Некоторое
время поупражнялся в смене запасных магазинов и батарей  и  убедился,  что
успевает. Во всяком случае, им потребуется  немалое  время,  чтобы  суметь
подтащить его труп к декодеру  джамп-кабин.  Можно,  конечно,  труп  и  не
тащить.  Достаточно  принести  свежеотрубленную  руку.  Но  и  на  это  им
потребуется немало времени. Попотеют они на такой работе...
     Он посмотрел на часы  и  вдруг  понял,  что  Рассел  вполне  успевает
реализовать свой план. Усыпляющий газ, и дело в шляпе!.. И парализатор  не
поможет: Рассел поставит охотников на безопасные позиции. А  у  меня  даже
простейшего противогаза нет.
     И пусть, мелькнула мыслишка. Ведь тогда от меня уже ничего  не  будет
зависеть.
     Он подошел к прозрачной стене. Предполье было в полном порядке  -  по
вечерней улице прогуливались обычные пешеходы. Если он начнет  стрелять  в
вестибюле, они не пострадают: стекла способны задержать не только свет.
     Нет, Рассел не отступится. И придется потом смотреть в глаза Алле.  И
Вите. И самому себе...
     Калинов  вернулся  к  столу,  положил   руку   на   автомат,   словно
прикосновение к смертоносной машинке могло наполнить его решимостью. Потом
закрыл глаза и представил себе Калинова-старого.
     Если ты слышишь меня, подумал он, и если согласен  с  моим  решением,
начинай быстрее. Опередишь Рассела  -  он  уже  не  сунется  сюда,  а  мой
освободившийся второй Суть будет вечно тебе благодарен. Но  знай,  я  буду
стоять до конца и сделаю все, чтобы Суть освободился как можно позже.
     Ответа не было.
     Что же это за мир, спросил  он,  если  его  благополучие  зависит  от
смерти одного-единственного человека?
     Ответа не было.
     Вряд ли мне удастся защитить Игоря, подумал он. Но если и есть у меня
синдром, то это не синдром Рассела.
     Ответа не было, но Калинов почему-то был уверен: его услышали.
     Он вдруг вспомнил Виту и детей, но тут же загнал их во мрак забвения.
И порадовался, что дети уже успели подрасти настолько, что не забудут  его
и их Белые и  Черные  Нити  не  будут  угрозой  миру.  Даже  если  Вита  и
попытается вытравить у детей память о нем, ей это уже не удастся. Впрочем,
Вита не такая... Вот  жаль  только,  что  Марине  не  придется  стать  его
секундой... Он представил себе, как бы она родила бы ему еще двоих  детей,
и этим он искупил бы свою вину за Дримленд. Потом он понял, что мысли  эти
отбирают у него решимость, и Марину тоже загнал во мрак забвения. А  потом
звякнул сигнал вибраса.
     Это мог быть только Рассел. Калинов снял аппарат с  руки  и  раздавил
его каблуком.
     Ты должен оборвать нити предательства, сказал он себе. Иначе зачем ты
получил от судьбы вторую жизнь?..
     Он подошел к стеклянной  стене.  На  ступеньках  перед  входом  сидел
мужчина в зеркальных очках. Сидел не шевелясь, спиной к  дверям,  вывернув
голову вправо и опершись на левую руку. Поза была  не  очень  удобная,  но
мужчине, по-видимому, было на это глубоко наплевать.
     Потом откуда-то  появился  второй  мужчина  в  зеркальных  очках.  Он
подошел и сел рядом с первым, который даже не пошевелился.
     Калинов решил перетащить столы и кресла  к  двери  и  устроить  некое
подобие баррикады. Но когда он подтащил первый стол,  около  двери  сидело
уже пять мужчин и две женщины. Глаза их были прикрыты зеркалами. И Калинов
понял, что никакая баррикада ему не поможет. Спиритосфера решила  задавить
его количеством. А потом люди в зеркальных очках  потянулись  к  двери  со
всех сторон. Калинов попытался считать их, но быстро сбился.
     Скорее здесь пригодились бы гранаты, подумал он. Но серебряных гранат
не найдешь нигде. Хорошо, хоть в  старой  доброй  Англии  есть  еще  люди,
боящиеся вампиров!
     Тут ему в голову пришла мысль, что в принципе он бы мог изготовить  и
гранаты, если бы вовремя подумал о них. Впрочем, исхода  операции  они  бы
все равно не изменили.
     Он подошел к столу, сел и взял в руки автомат. И  сейчас  же,  словно
зомби только и ждали, когда он будет готов, дверь затрещала  под  тяжелыми
ударами.
     Жаль все-таки, что я не встречусь завтра с Маришей, подумал он.
     А потом на мысли не осталось времени.

                       ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОБРЕТШИЙ ЖРЕБИЙ

                                     А ты иди к твоему концу,
                                     и упокоишься и восстанешь для
                                     получения твоего жребия в конце дней.
                                       Книга пророка Даниила, гл.12, ст.13

                                 1. СЕКУНДА

     - Господин Калинов?
     На дисплее появилось лицо  мужчины,  показавшееся  ему  знакомым.  Но
прежде чем он сообразил, где видел этого человека, звонивший представился:
     - Доктор Зуев. Здравствуйте!
     Калинов кивнул.
     -  Вы  меня  помните?..  Я  наблюдающий  врач  вашей   жены,   Марины
Васильевны.
     Сердца Калинова коснулась холодная волна.
     - Что с ней?
     - Видите  ли,  в  чем  дело...  -  Зуев  замялся.  -  Вы  только   не
волнуйтесь!.. Пять минут назад исчез сигнал эскулапа, и аппаратура подняла
тревогу. - Зуев сделал попытку улыбнуться, но неудачно. - Я  понимаю,  это
еще ни о чем не говорит, но тем не менее... Счел необходимым поставить вас
в известность.
     - Благодарю вас! -  Калинов  соорудил  железобетонное  лицо.  -  Если
сигнал появится, будьте добры сообщить.
     Врач покачал головой:
     - Вынужден вас огорчить... Очень похоже на то, что  эскулап  попросту
уничтожен.
     - Даже так? - вырвалось у Калинова.
     - Да. - Зуев еще раз попытался сложить  губы  в  виноватую  улыбку  и
прервал связь.
     Калинов  откинулся  на  спинку  кресла,  потер  виски   указательными
пальцами. Вот чертова девка, что она еще придумала!..
     В последние дни обстановку  в  семье  идеальной  назвать  было  никак
нельзя. Не содом и гоморра, конечно, но...  Марина  капризничала,  а  Вита
почему-то стала  очень  нервной.  Обе  разряжались  на  Калинове.  Ему  же
оставалось только помалкивать, и это стоило немалых сил.
     На работе тоже наблюдалась  ярко  выраженная  запарка.  В  преддверии
выборов надвигалась очередная волна монистских выступлений, и к  ней  надо
было основательно готовиться. Следовало ожидать и  дальнейшего  нарастания
противоречий в среде священнослужителей.  И  хотя  эти  противоречия  были
головной болью самой  церкви,  их  отголоски  неизбежно  проявлялись  и  в
мирской жизни, а потому тоже требовали пристального внимания.
     С тех пор, как Калинов сменил свой кабинет на кабинет Рассела,  отдел
был полностью переориентирован на  изучение  проблем  полигинии.  С  одной
стороны, таким было решение  руководства  Социологической  комиссии,  а  с
другой, Калинов и сам стремился к подобной направленности, поскольку  был,
так сказать, стороной заинтересованной...
     И вот эти проблемы, кажется,  вплотную  вошли  и  в  его  семью.  Что
взбрело секунде в голову? Где ее теперь искать?
     Калинов позвонил в  Кокорево.  К  тейлору  подошла  Анфиса.  Доложила
обстановку по-военному, четко. Сельма и Сережка занимались, Женьку  Анфиса
собиралась выводить на прогулку.
     - Ладога сегодня теплая, - сказала она. - Думаю, нам с  ним  невредно
будет искупаться.
     - Валяйте, - великодушно  разрешил  Калинов,  сменив  железобетон  на
сахарную вату. - Только не перекупайтесь. - И поинтересовался  равнодушно:
- А где младшая хозяйка?
     Виту Анфиса уважала, а Марину любила. Лицо няни озарилось улыбкой.
     - Отправилась в город, погулять в Летнем саду.
     - Давно?
     - Часа полтора назад. Я ее предупредила, чтобы  избегала  многолюдных
мест. Еще толкнет кто-нибудь...
     - Хорошо, - сказал Калинов. - Когда она собиралась вернуться?
     - К обеду.
     - Как появится, пусть позвонит. - Калинов отключился.
     Беспокоить Виту не хотелось. Вчера ночью он не зашел к ней  и  теперь
представлял, какое у нее с утра настроение.  Глупость,  конечно...  Вполне
можно было составить Вите компанию, тем более что Марина,  с  ее  нынешним
животом, сейчас любовница и вовсе никакая... Так  нет  же,  попала  мужику
вожжа под хвост, решил посчитаться  с  примой  за  придирки!  Сколько  раз
убеждался, на чем основано семейное счастье... Хотя,  если  быть  с  собой
честным до конца, тело Виты его уже так,  как  в  молодости,  не  волнует.
Возраст не сделал ее пышнее: все та же худенькая  девочка...  А  с  другой
стороны, что еще надо: поджарая прима и аппетитная секунда...
     Калинов просмотрел перечень дел на сегодня. А вот  слабо  нам  урвать
часик от работы? Взять да и пригласить приму на холостяцкую квартиру?  Как
четверть века назад... Впрочем, тогда он был влюблен  в  нее  без  памяти!
Сейчас уже того не будет.
     Калинов с сожалением помотал головой и набрал  рабочий  номер  примы.
Вита ответила сразу. Увидела его, зеленые глаза блеснули и потухли.
     - Привет! - сказал Калинов, нарисовав на железобетоне любовь.
     - Здравствуй!
     - Ты извини, я вчера немного устал.
     Жена натянуто улыбнулась. Потом поджала губы. Промолчала.
     Калинов крякнул. Виновато подмигнул:
     - Хочешь, приглашу тебя сейчас к себе на огонек?
     - Тебе нечем заняться? - спросила Вита подчеркнуто-участливо.  -  Или
приспичило?
     - Будем считать: приспичило.
     - А у меня дела! - В глазах Виты мелькнул вызов.
     Калинов вздохнул:
     - Поговорили супруги... Тогда я тоже по  делу.  Ты  не  знаешь,  куда
собиралась моя вторая супружница?
     - А что, ни минуты без нее прожить не можешь? - Вита опустила голову,
помолчала. - Извини!.. Мне она ничего не говорила.  Впрочем,  какие  могут
быть дела у беременной женщины? Прогулка или свидание с врачом.
     Не стоит ей сообщать, подумал Калинов. Или сказать?..
     - Виточка, будь ты с нею поласковее. Сама ведь когда-то находилась  в
таком положении.
     Да и с нею в первый раз была, как мама родная... Но  вслух  этого  не
произнес.
     - Хорошо. - Вита кивнула. И вздохнув, добавила: - Ты, муженек,  прав.
Как всегда!
     Нет, решил Калинов, не буду я ей ничего говорить. К обеду-то  секунда
всяко объявится. Если не будет характер выдерживать...
     - У нас сегодня гости, -  сказала  Вита.  -  Марину  я  предупредила.
Постарайся не опаздывать. Они будут к семи.
     Вита выключила связь. Калинов посидел, тупо глядя в окно.  Надо  было
работать, но в голову лезла всякая чушь. Что  за  муха  укусила  маму-два?
Кому она хочет досадить? Ему?.. Так он и так ее чуть ли не на руках носит.
Носил бы и в буквальном смысле - да тяжеловата на сносях стала!
     Он знал, что беременные иногда уничтожали своих эскулапов. Эскулап  -
не врач, только и разговоров от него: то нельзя да это не рекомендуется. А
иногда так хочется чего-нибудь вредненького попить или скушать! Спасу нет!
И вреда особенного тоже... Сняла браслет - и каблучком его. Эскулапу много
не надо, он на такие перегрузки не  рассчитан.  Не  водолазов  эскулап,  а
беременной женщины.  Опять  же,  доктора  понервировать  своего,  да  мужа
подергать... Всем им в беременности любви не хватает. А у  нас  работа!  И
другую жену обхаживать надо - тоже ведь  прекрасного  пола  представитель.
Вот они и ломают браслетики - урон невелик, а сразу  убедишься,  что  весь
мир вокруг тебя вращается.
     Ладно, решил он, подожду до обеда. Что там у нас на повестке дня?

     Через  полтора  часа,  расправившись  с  очередным  звонившим,  он  в
очередной раз убедился, что голова занята  не  работой.  Маринина  выходка
беспокоила,  на  сердце  лежал  каменюга  размером  с  постамент   Медного
всадника, и Калинов тщетно пытался убедить  себя,  что  он  совершенно  не
волнуется. Ну подумаешь, уничтожила приборчик!
     Но не выдержал. Переключил свой служебный канал  на  Милбери,  а  сам
отправился в Летний сад. За двадцать минут  обшарил  все  уголки,  которые
любила Марина, и, нигде ее не обнаружив, вернулся назад.
     На тейлоре горел сигнал ожидания. Кого-то  не  устраивало  общение  с
Милбери, кому-то требовался "сам" собственной персоной.
     Калинов сел за стол, привел в порядок дыхание, справился об абоненте.
Связи с ним ждал секретарь ЕПСП. Калинов  дал  согласие.  Через  несколько
секунд  удовлетворенное  лицо  Петера  Крайчика  проявилось  на   дисплее.
Поприветствовали друг друга, поговорили о том о сем. А потом  Петер  выдал
новость:
     - Алекс! Мы  намерены  выдвинуть  вашу  кандидатуру  в  члены  Совета
Планеты от Северного Европейского округа.
     Калинов опешил.  Он  не  состоял  в  Европейской  партии  сторонников
полигинии, поскольку быть работником Социологической комиссии значило быть
беспартийным. И хотя полностью избежать влияния политической раскладки сил
не удавалось, но  к  этому  всегда  стремились.  Социологическая  комиссия
должна учитывать интересы людей, а не партий.
     - Я понимаю, - говорил Крайчик, - что вы  все  равно  не  вступите  в
ЕПСП, но этого и не  требуется.  Вы  все  равно  душой  наш,  даже  будучи
беспартийным. И кто, как не вы, способен в достаточной степени  отстаивать
интересы многоженцев?
     Калинов  поблагодарил  за  доверие,  обещал  подумать  и  хотел  было
раскланяться, как вдруг к нему явилась беспокойная мысль.
     - Простите, Петер! Могу ли я знать, когда было принято решение о моей
персоне?
     Крайчик удивился, но ответил:
     - Решение обратиться  к  вам  было  принято  вчера  на  секретариате.
Особенных прений оно не вызвало.
     - А журналисты были поставлены в известность?
     - Да, по окончании секретариата состоялась пресс-конференция.
     Калинов еще раз поблагодарил, и они распрощались.
     Само по себе известие было приятным, но теперь  события  сегодняшнего
дня сразу стали видеться по иным углом, и Калинов обеспокоился еще больше.
     Снова позвонил домой. Анфиса сказала,  что  младшая  хозяйка  еще  не
возвращалась, а с Женькой  они  уже  искупались,  и  он,  такой  потешный,
затеял...
     Калинов, не дослушав, переключился на Виту.
     - У тебя сегодня что, - осведомилась Вита, - день усиленного  общения
с примой?
     - Подожди! - оборвал Калинов. - Дай мне номер Марининого доктора.
     - А что случилось? - встревожилась Вита.
     - Пока не знаю. Давай номер!
     Мегера исчезла, с дисплея  на  Калинова  смотрела  теперь  заботливая
супруга, продиктовала номер.
     Зуев отозвался сразу.
     - Сигнал не возобновился?
     - Нет. - Зуев развел руками. - Наверное, она сломала браслет.
     - А вы не могли бы взглянуть на последний кусок записи?  Перед  самым
исчезновением сигнала...
     Лицо  врача  исчезло  с  дисплея.  Калинов  увидел  его  правое  ухо,
полуприкрытое черными волосами.
     - Что именно вас интересует?
     - Меня интересует,  нет  ли  в  записи  перед  исчезновением  сигнала
чего-либо странного, - раздельно продекламировал Калинов.
     С минуту на экране красовалось ухо. Врач  что-то  мурлыкал  себе  под
нос. Потом замолк, удивленно посмотрел на Калинова и снова отвернулся. Еще
полминуты тишины. Наконец Зуев протяжно свистнул.
     -  Ничего  себе!..  -  На  дисплее  появились  его  округлившиеся  от
удивления глаза. - Никогда такого не видел!  Графики  имеют  такую  форму,
словно Марина Васильевна уснула. Только не так  как  обычно  -  в  течение
нескольких минут, - а сразу. Продолжительность участка изменения ритмов  -
всего две секунды. Интересно...
     Очень интересно, подумал Калинов. А главное, очень понятно.
     - Вы давно работаете? - спросил он.
     - Год. А что?
     Зеленый, подумал Калинов. Не встречался еще с подобными ситуациями. А
в институте не изучали.
     - Ничего, - сказал он. - Спасибо вам.
     - А что это значит-то? - воскликнул врач.
     Калинов  пожал  плечами,  демонстрируя  абсолютное   спокойствие,   и
отключился. Снова вызвал Виту.
     - Ты мне скажешь, что случилось? - В глазах Виты  стояла  тревога.  -
Или семейные проблемы у нас тоже секретны?
     - Ее похитили.
     - Как это  похитили?!  -  Вита  была  поражена.  -  Разве  беременных
похищают?
     Калинов потер рукой лоб, с трудом унял дрожь  в  пальцах.  Зачем  все
это? Кому надо?
     - Выходит, похищают!
     - Так чего же ты сидишь?!  -  взорвалась  прима.  -  Надо  же  что-то
делать!.. Позвони в Службу безопасности...
     - Нет! - Калинов замотал головой. -  Нельзя  в  Службу  безопасности,
нельзя. Ждать надо...
     - Ты в своем уме? Чего ждать?
     - Ждать, пока похитители сообщат свои требования.
     Вита выпучила глаза:
     - Так они тебе и сообщили!
     - Сообщат! - Калинов все еще тер рукой лоб. Поймав себя на этом,  тут
же убрал руку под стол. - Сообщат... Людей без  причин  не  похищают.  Тем
более жену такого человека как я. Обязательно сообщат, и очень скоро.
     Было видно, как Вита пытается успокоиться. И когда  ей  это  удалось,
Калинов с укором подумал, что она сумела взять себя в руки слишком быстро.
У него вот до сих пор рука трясется под столом.
     - Ты думаешь, похищение связано с политикой?
     - Уверен!
     - М-да-а, - протянула Вита. - И как долго ты намерен ждать?
     Калинов пожал плечами:
     - Время покажет.
     Вита фыркнула:
     - Знаешь, дорогой мой муженек... Тебе никогда не приходило  в  голову
остаться холостым? Если бы я была мужчиной и у меня украли жену, я  бы  не
знаю что сделала... А он сидит себе и рассуждает о политике! -  Она  вдруг
помотала головой. - Послушай, а с чего ты взял, что ее похитили?
     Калинов объяснил.
     - Ну, знаешь! - сказала Вита. - Все это еще вилами на воде писано...
     - Я уверен. Такие случаи бывали.
     - Даже так?.. И кто же это может быть?
     - Монисты.
     Вита захлопала длинными ресницами. Потом сказала:
     - Надо отменять вечеринку.
     - Нет. - Калинов снова принялся тереть рукой лоб. - Пусть  все  идет,
как должно идти. И я тебя прошу... Никто не должен ничего знать. Я уверен,
что это провокация.
     Лицо  Виты  вдруг  исчезло  с  дисплея.  Тишину  пронзило  сдавленное
рыдание. Когда  она  снова  посмотрела  на  него,  в  глазах  ее  блестели
крошечные бриллиантики.
     - Господи! - простонала она. - Ну что ты за человек?! - Она помолчала
и вдруг сказала севшим голосом: - Сашенька, ты не слушай меня... Что бы ни
случилось, я с тобой, рядом.
     Кровь бросилась в  лицо  Калинову,  и  он  едва  нашел  в  себе  силы
благодарно кивнуть жене.

     Он возвращался домой около шести. Вышел из джамп-кабины, поздоровался
со спешащим  навстречу  соседом,  пересек  сосновую  аллею,  идущую  вдоль
берега, и спустился на теплый песок. Ветерок был слабым, и в полукилометре
от  берега  неспешно  ползли  по  белесой  глади  десятка   полтора   яхт.
Разноцветные паруса их то и дело заполаскивались,  а  порой  и  откровенно
обвисали. Горизонта не было видно:  вдали  Ладога  плавно  превращалась  в
небо. На  пляже  в  живописном  беспорядке  валялись  прокопченные  фигуры
любителей солнечных ванн.
     Калинов закатал до колен штаны, разулся, зашел по щиколотки в воду  и
побрел вдоль берега, поднимая  со  дна  песок.  По  правую  руку  от  него
тянулись  вдоль  сосновой  аллеи  пестрые  домики   обитателей   Кокорева.
Крыши-энергопанели на домах все еще  были  подняты:  аппаратура  никак  не
могла насытиться даровой энергией дневного светила.
     Калинов специально  воспользовался  одной  из  дальних  кабин,  чтобы
удлинить дорогу до своего дома. Надо было подумать.
     За вторую половину дня ничего не  произошло.  Марина  не  объявилась.
Предполагаемые похитители признаков жизни не подавали. Вита несколько  раз
звонила ему, утешала, требовала утешений сама и всячески мешала до четырех
часов, когда, наконец, отправилась домой, потому  что  у  Анфисы  кончался
рабочий день. Из дома она, слава Создателю, не звонила.
     Молчание  похитителей  Калинова  не  удивляло.  Видимо,  они   решили
помотать ему нервы, чтобы  потом  легче  было  добиться  выполнения  своих
требований.
     По правде говоря, вся эта история сногсшибательной не была. Время  от
времени монисты похищали женщин из  полигамных  семей  и  выдвигали  перед
руководством Социологической комиссии различные требования. Как правило, в
обмен на похищенную приходилось выпускать из-под административного  ареста
кого-либо из активных проповедников моногамии,  задержанных  за  нарушение
общественного порядка. Нарушителей отпускали,  женщин  обнаруживали  утром
где-нибудь  на  скамеечке  неподалеку  от  жилья,  похитителей  найти   не
удавалось. Да честно говоря, никто  их  особенно  и  не  искал,  поскольку
беременных до сих пор еще ни разу не похищали. Это была некая  игра  между
сторонниками  моногамии  и  властями,  и  она  вполне  устраивала  власти,
поскольку монисты имели право на собственные взгляды на природу брака, так
же как имели право и выражать эти взгляды.  А  что  в  подобных  ситуациях
нарушались права личности, так на  это  закрывали  глаза.  Вреда  женщинам
никогда не причинялось. Конечно, они  ничего  не  помнили,  но  похитители
пользовались безопасными слип-препаратами. Мужья, разумеется, возмущались,
но, со своей стороны, тоже понимали: лучше уж такое развитие событий,  чем
то, что происходило лет пятнадцать назад, когда  секунд  и  насиловали,  и
убивали. И если бы похищенной была не Марина, Калинов, скорее всего, и  не
узнал бы об очередном  похищении.  Эти  проблемы  разрешались  на  местах,
низшими чинами  Социологической  комиссии.  И  лишь  когда  исчезала  жена
кого-либо из высокопоставленных лиц, к делу подключался Калинов.  Впрочем,
такое случилось всего раз или два: высокопоставленные лица в  массе  своей
были людьми консервативными и предпочитали вместо второй жены иметь старую
добрую, прошедшие через многие века любовницу. У  немногих  же  двоеженцев
вполне хватало средств, чтобы нанять для своих близких охрану.
     Калинов не был очень богатым человеком, а привлекать  к  охране  свою
собственную организацию значило нарваться  на  обвинения  в  использовании
средств налогоплательщиков на личные нужды:  пресса  спит  и  видит  такие
ситуации. Да и не охранять же женщину, решившую погулять в Летнем саду,  в
местах, которые знакомы с  детства  и  никогда  не  отличались  повышенной
криминогенной обстановкой. И часто ли она  теперь  встречается  на  Земле,
повышенная криминогенная обстановка? Это ведь не спутники внешних  планет,
куда  тянется  разный  сброд  и   где   пока   нет   возможности   снимать
некроотпечатки с  трупов.  Благодаря  этой  методике  службы  общественной
безопасности на Земле в последний год достигли  практически  стопроцентной
раскрываемости опасных для личности преступлений, а  стирание  агрессивных
экстремумов индивидуума - слишком страшное  наказание...  Вот  и  подались
убийцы и насильники за  пределы  пояса  астероидов.  Там  хоть  есть  шанс
избежать наказания (а в скобках заметим, и немалый шанс, но таковы правила
тамошней социальной среды обитания, и каждый  отправляющийся  туда  знает,
чего опасаться). На Земле же,  в  основном,  остались  лишь  экономические
преступления.
     И  все-таки  Калинов  беспокоился.  Было   у   него   ощущение,   что
исчезновение Марины - не обычная вылазка монистов. Он и  сам  не  понимал,
откуда это ощущение взялось. Интуиция...
     Вода приятно холодила ноги и успокаивала. Вокруг  с  визгом  носились
полуголые дети. Они бесшабашно бросались в утробу  Ладоги,  поднимая  тучи
брызг.  Такие  же  полуголые  мамаши,  возлегая  на  песке,   самодовольно
поглядывали  на  отпрысков.  Полные  груди  прятались   в   бюстгальтерах,
маленькие  выставлялись  на  всеобщее  обозрение.   Прокопченные   мужчины
напропалую флиртовали с обладательницами неразвитых бюстов: вернулась мода
на плоских.
     Все было как всегда. Вот только не  ждала  Калинова  дома  Марина.  И
потому чувствовал он, что его лишили изрядного куска привычной жизни. А  в
сердце время от времени толкался острыми локтями самый примитивный страх.

     Лет пять назад,  когда  удалось  наконец  обуздать  вспышку  насилия,
связанную с распространением полигинии, Калинову довелось столкнуться  кое
с кем из так называемых "апологетов моногамии".
     Католический священник, по имени, кажется, отец Бенедикт, оказался  в
числе приглашенных на вечеринку, участвовали в которой и Калиновы.  Марина
тогда только-только перестала кормить Женьку, и супружеское трио,  впервые
за последние полтора года, гуляло в полном составе.
     Отец Бенедикт, наряженный в мирской фрак, с самого начала празднества
приглядывался к Калинову, да так откровенно, что тому не  стоило  большого
труда  обнаружить  сей  интерес.  В  конце  концов   назойливое   внимание
незнакомца Калинову  надоело,  и  когда  все  уже  изрядно  набрались,  он
попросил хозяина представить его соглядатаю.
     Познакомились. Хозяин тут же смылся обхаживать свою очередную пассию.
     - Вы веруете в Господа? - спросил отец Бенедикт после начальных,  как
всегда, малозначащих реплик.
     - Не вполне, - уклонился от прямого ответа Калинов.
     - Я так и думал... А храм Божий хотя бы посещаете?
     - Да вот руки, знаете ли, не доходят! - Калинов пьяно ухмыльнулся.  -
Или, скорее, ноги...
     Отец Бенедикт нахмурился:
     - Печально, что миром руководят не обретшие веры  в  Господа  нашего!
Потому и зло по миру проистекает!
     Калинов хотел было заметить, что наибольшее зло в  мире  в  последние
два века проистекало на почве религии, но  решил  не  обострять  разговор.
Упоминание о Великих Религиозных войнах всегда уязвляло священников.
     - Так ли это? - сказал Калинов.
     - Так, сын мой, воистину так! Паства видит, как вы предаетесь  греху,
и легко впадает во искушение.
     Калинов уже понял, к чему ведет служитель церкви. Стоило бы осторожно
выйти из разговора, но Калинова понесло.
     - В чем же грех мой, святой отец?
     Отец Бенедикт доверительно положил руку на плечо Калинова и сказал  с
проникновенной укоризной:
     - В прелюбодеянии, сын мой, ибо сказано в Писании:  "И  прилепится  к
жене своей, и будут два одной плотью, так что они уже  не  двое,  но  одна
плоть". И далее: "Всякий женящийся на другой прелюбодействует".
     - Но ведь я не совращал чужой жены, святой отец!..  Что  же  касается
многоженства, так ведь и у Иакова была не только Рахиль, но и Лия! Да  еще
Валла! - Калинов поднял указательный палец. - Да  еще  Зелфа!  Так  что  я
праведник по сравнению с Иаковом [у Иакова были дети  от  его  жен  Лии  и
Рахили и их служанок Валлы и Зелфы (см. "Бытие", гл.29,30)]. - Калинов  не
выдержал и усмехнулся.
     - Не смейтесь, сын мой!.. Смеяться над учением  Господа  -  еще  один
грех...
     -  И  потом,  насколько  я  знаю,  святой  отец,   не   вся   церковь
придерживается вашего мнения о многоженстве.
     -  Я  понимаю,  о  ком  вы  говорите,  сын  мой.  Слаб   человек,   и
священнослужители - всего лишь люди... Те, о ком вы говорите, уже отлучены
от Святой церкви. - Отец Бенедикт возвысил свой голос. -  И  судимы  будут
страшным судом перед лицом Господа нашего!
     На них  начали  оглядываться,  и  Калинов  постарался  избавиться  от
общества священника. Однако тот не унимался и,  распаляясь,  заревел,  как
иерихонская труба:
     - Покайтесь, грешники, ибо грядет суд Господень!
     Пришлось хозяевам утихомиривать  разбушевавшегося  служителя  культа.
Впрочем, минут через двадцать, приняв еще пару чарок, он уже мирно почивал
на диванчике в комнате для гостей.
     К Калинову подошла Марина. Лицо ее раскраснелось, глаза блестели.
     -  Покайся,  грешник,  зачем  искушаешь  святого  отца   диавольскими
помыслами?
     Калинов коснулся губами ее руки:
     - С таким симпатичным диаволом я бы грешил до скончания века. И  даже
дольше...
     Марина счастливо рассмеялась, но погрозила ему пальчиком:
     -  И  все-таки  не  стала  бы  я  столь  открыто   конфликтовать   со
священником.
     - Да не конфликтовал я с ним. Он сам ко мне  привязался.  И  потом...
Разве МЫ с тобой раскололи церковь? Поскольку  есть  паства,  приверженная
идеям полигинии, естественно появляются и священники, призванные  быть  ее
пастырями. Так  было  всегда...  Вспомни:  во  времена  автомобилизации  в
Америке создавались специальные церкви для  автомобилистов.  В  них  можно
было  принять  участие  в  службе,  не  покидая   машины...   Противостоят
социальным процессам только глупцы! И не забывай,  что  на  Земле,  помимо
христианства, существуют и  другие  вероисповедания.  И  они  относятся  к
полигинии совсем по-другому.
     - Да знаю я, знаю! - Марина потерлась носом о его  плечо.  -  Поцелуй
меня, грешник!
     Тут же подлетела, блестя глазами, Вита, всегда следившая в компаниях,
чтобы ей не досталось от мужа поцелуев меньше, чем секунде.
     История со священником просочилась в печать,  и  через  день  Калинов
получил от начальства нагоняй "за отсутствие государственной мудрости".  А
несколькими месяцами позже случайно узнал, что отец Бенедикт  переметнулся
к  раскольникам  и  напрочь  забыл  о  целибате  [целибат  -  обязательное
безбрачие   католического   духовенства   и   православного   монашества],
обзаведясь сразу двумя матушками из своих новых прихожанок.
     Так что церковь тоже была  вынуждена  подстраиваться  под  настроение
своей паствы. Впрочем, далеко не все священники оказались  такими  легкими
на подъем, как отче Бенедикт,  и  потому  христианская  церковь  постоянно
требовала внимания Социологической комиссии...
     Федора Салова Калинов встретил не на вечеринке. Салов сам  напросился
к нему на аудиенцию. Фамилия не соврала - он оказался бесформенным  жирным
мешком  с  лысым  черепом  и  тремя  подбородками.  Уселся  в  кресло  для
посетителей, заплывшие жиром глазки не мигая разглядывали Калинова.
     -  Я  -  Адепт  Восточноевропейского  филиала  Всемирной  Организации
Одиноких Мужчин, - проговорил наконец Салов.
     Калинов коротко кивнул. Информация для него новостью не была: ему уже
докладывали, что Салов быстро выдвигается из низов монистских масс. Салова
поддерживали те несчастные, кого современная медицина не  смогла  избавить
от физических уродств.
     - Я уполномочен заявить вам решительный протест, - сказал с  апломбом
Салов, - в связи с разгоном демонстрации наших сторонников в Тамбове.
     - Протест не принимается, - сказал Калинов. - Демонстрация  оказалась
несанкционированной.
     - А чем мы виноваты, если тамбовские власти спят на ходу? Заявка нами
была подана вовремя.
     - Тем не менее это не дает вам права на нарушение закона.  -  Калинов
развел руками. - И вообще этот вопрос следует решать в Тамбове, в тамошнем
суде. Свобода не должна вступать в конфликт с общественным порядком.
     Салов фыркнул:
     - Понимаю!.. Не любите вы нас.  Наша  организация  вам  как  кость  в
горле.
     - Кто это "мы"? - спросил Калинов.
     - Да хотя бы вы лично. Вы же сам извращенец. Потому  нас  и  боитесь.
Украли чужую женщину. - Салов сжал кулаки и упер  их  в  жирные  ляжки.  -
Неужели вам не приходит  в  голову,  что  кто-то  по  вашей  вине  остался
неженатым? - Салов подался вперед, и его объемистый живот перекатился чуть
ли не на колени.
     - Вы женаты? - спросил Калинов.
     Салов поперхнулся:
     - Я не о себе беспокоюсь.  По  миру  и  без  меня  холостых  хватает.
Имеющий глаза да увидит.
     Дурачком прикидывается, подумал Калинов с неприязнью. Но сдержался.
     - Хорошо, - сказал он. - Давайте посчитаем... Известно, что четыре из
пяти землянок желают иметь семью. Известно также, что, в противовес этому,
жениться готовы не более сорока процентов мужчин. Таким  образом,  на  две
потенциальные невесты приходится только один жених.  В  чем  виноваты  те,
кому женихов не достанется?  Почему  они  должны  перебиваться  случайными
связями и в одиночку растить детей?
     - Ничего, у нас общество богатое. Последствия  войн  давно  изжиты  -
вырастим...
     - Подождите! - оборвал Калинов. - Я еще  не  закончил.  Экономических
сложностей, конечно, нет. Действительно, вырастим. А психологические?.. Но
посчитаем дальше. Известно так  же,  что  по  сексуальным  характеристикам
только двадцать пять процентов мужчин способны содержать полигамную семью.
Так что даже если каждый из них будет женат на двоих -  а  это  далеко  не
так, - то и в этом случае двадцать процентов женщин останутся  свободными,
не желая этой свободы. И они и в самом деле останутся, потому что все, что
вы можете им дать, - это два раза в неделю переспать с кем-нибудь из них и
гордо уйти утром, всем своим видом показывая: вот, снизошел до тебя...
     - Эко вы повернули! - сказал Салов. - Но ведь раньше-то так жили... И
почему вам все, а нам ничего? Где свобода?
     Калинов усмехнулся:
     - Ну в любовных-то делах свободы никогда не было,  был  исключительно
взаимный  интерес...  Впрочем,  дело  не   в   этом.   Что   вы   дурачком
прикидываетесь? Почему бы вам не  задать  подобный  вопрос  чемпиону  мира
Фрэнку Фостеру, по какому праву он толкает четыреста килограммов, а вам не
поднять и пятидесяти? Подождите! - рявкнул он,  увидев,  что  Салов  хочет
что-то сказать. - Странное дело!.. Я могу еще понять калек,  биологические
особенности организмов которых не позволяют им воспользоваться  пересадкой
конечностей. Они действительно  обделены  судьбой...  Но  вы-то,  вы!  Что
мешает вам избавиться от вашего живота - да какое там живота! -  от  этого
безобразного пуза? Ведь  вы  же  молоды  и  здоровы,  я  знаю!  Физические
нагрузки, правильный режим питания, и через год вас знакомые не узнают.
     Салов презрительно фыркнул:
     - Какое вам дело до моей жизни? Я живу как  хочу!  Знаю  я  эту  вашу
философию! "Лучше быть богатым  и  здоровым,  чем  бедным  и  больным",  -
прогнусавил он, передразнивая кого-то.
     - Я тоже живу как хочу. И  как  могу!  -  Калинов  сбросил  со  стола
невидимый мусор. - Вы думаете, я не понимаю, чего вы добиваетесь? Вы же  к
власти рветесь. В нормальных видах человеческой деятельности вы рыльцем не
вышли. Так почему бы не пролезть в мировой парламент на голосах  инвалидов
и тех, кому не справиться с комплексом неполноценности? Вы тут говорили  о
свободе. Так в этом и есть свобода! Вы свободны валяться  на  диванчике  и
накачиваться пивом, а я  свободен  иметь  столько  жен,  сколько  со  мной
согласятся жить! - Калинов стал, демонстративно посмотрел на часы.
     Старая как мир история, подумал он, успокаиваясь. Раньше искали врага
по  расовому,  национальному,  экономическому  или  культурному  признаку.
Теперь вот - по сексуальному. А подоплека, она как была, так и осталась...
     Салов тоже поднялся, криво усмехаясь.
     - Ну смотри, Калинов! - Лицо его перекосилось от ненависти. - Я  буду
не я, если мы не трахнем хотя бы одну из твоих шлюшонок!
     - Трахалкой ты не вышел! - процедил Калинов.  -  С  таким  боровом  в
постель ни одна женщина  не  ляжет.  Ты  их  животом  подавишь,  и  больше
ничего!.. Вон отсюда, и  не  дай  Бог  тебе  лично  нарушить  общественный
порядок!
     Третьей  была  корреспондентка  журнала  "Уорлд  секс-мэгэзин".   Она
оказалась симпатичной блондиночкой лет двадцати пяти, с длинными ресницами
и голубыми глазами. Имени ее Калинов не запомнил - не  то  Лорина,  не  то
Лавиния.  Журналу  потребовалось  интервью   с   одним   из   многоженцев,
сотрудников Социологической комиссии. Лорина-Лавиния остановила свой выбор
на Калинове и сразу взяла быка за рога.
     - Мистер Калинов, как вы пришли к полигинии?
     - Я к ней не приходил, - сказал Калинов. - Мы встретились случайно.
     - Но ведь каким-то образом у вас появилось такое желание!
     Калинов усмехнулся:
     -  Подобные  желания  мужчинам  присущи  изначально.  Только  не  все
способны и не все решаются. Ну и не у всех есть экономические основания.
     -  Вот-вот...  Существует  мнение,  что  если  бы  не   экономические
ограничения, отряд многоженцев изрядно вырос бы  за  счет  двадцатилетних.
Как вы к этому относитесь?
     - Думаю, вырос бы, но не изрядно. Дело в том, что молодые мужья, даже
из  тех,  кто  предрасположен  к  браку,  переносят   потерю   свободы   с
определенными трудностями. Поэтому вряд  ли  они  захотят  в  первые  годы
семейной жизни жениться еще на одной.  По-моему,  к  этому  более  склонны
мужья со стажем в  десять-пятнадцать  лет.  По  статистике,  именно  такой
период требуется мужчине,  чтобы  переориентировать  свои  психологические
установки на семью, да и то не до конца. В определенном  смысле  семья  не
является  для  мужчин  приоритетом,  в  жизни  есть  много  гораздо  более
интересных направлений общественной деятельности, не требующих, к тому же,
подобной самоотдачи.
     - Другими словами, вы согласны с тем, что все мужчины - эгоисты.
     - Несомненно, но не стоит  осуждать  их  за  это.  Эгоизм  заложен  в
представителях сильного  пола  самой  природой,  он  неразрывно  связан  с
традиционно слабым развитием  эмоциональности  и  объясняется  отсутствием
биологической ответственности за вновь рождающуюся  жизнь.  Ведь  биология
низводит роль мужчины лишь к зачатию. Зато  мужчины  менее  консервативны,
чем женщины. Ведь отцовство, в  отличие  от  материнства,  не  зависит  от
стабильности окружающей обстановки... Я не слишком заумен?
     Лорина-Лавиния улыбнулась очаровательной улыбкой:
     - Не  слишком!  Уровень  читателей  нашего  журнала  довольно  высок.
Кстати, вы не читаете его?
     - Нет, знаете ли. - Калинов  виновато  развел  руками.  -  Мое  время
посвящено, в основном, практике.
     - Тогда мой другой вопрос... Каков ваш сексуальный коэффициент?
     Каков вопрос - таков ответ, подумал Калинов.
     - При нерегулярных свиданиях хватит и на вас.
     На лице корреспондентки появилось неудовольствие.
     - Вряд ли мне это необходимо... Я - член Ассоциации Лесбийской Любви.
     Калинов мысленно присвистнул:
     - А вот интересно, как ВАША Ассоциация  относится  к  распространению
полигинии?
     - Довольно холодно! Распространение полигинии ограничивает рост нашей
организации.
     - Это каким же путем?
     Лорина-Лавиния протянула руку и выключила диктофон.
     -  Вам  я  скажу...  Дело  в  том,  что  немалое  количество   женщин
предрасположены  как  к  гетеросексуальным,  так   и   к   гомосексуальным
контактам...
     Точно, вспомнил Калинов. Учил когда-то.
     Журналистка продолжала:
     - И многое зависит от случайности: с  кем  она  переспит  впервые,  с
другом  или  подругой.  Распространение   многоженства   резко   уменьшило
контингент таких женщин, усложнив этим нашу деятельность.
     Калинов снова мысленно присвистнул. А ведь  тут  может  потребоваться
внимание нашей комиссии, подумал он.
     Лорина-Лавиния включила диктофон, и интервью продолжалось.

     Поравнявшись со своим коттеджем,  Калинов  снял  рубашку  и  брюки  и
бросился в прохладную воду. Выкупавшись, отправился домой.
     Через год после второй свадьбы Калинов перестроил  коттедж,  увеличив
его до десяти жилых комнат, и  поставил  новейшее  кухонное  оборудование,
потому что Марина, в отличие от первой  жены,  любила  готовить.  "На  мне
лежит печать прошлого", - говорила она.
     Калинов  вздохнул.   Сегодня   придется   обойтись   услугами   линии
"Сэплай"...
     Вита встретила его на пороге.
     - Ну?
     Калинов лишь помотал головой. Лицо Виты скривилось, на  лбу  родились
тонкие - ниточками - морщинки.
     Стареет, не к месту подумал Калинов, без слов, дежурно, обнял приму и
отправился в ванную.
     Уныло поворачиваясь под колкими струйками душа, он  размышлял.  Итак,
помимо маловероятной уголовщины, кандидатами  в  похитители  являются  как
минимум  три  организации  монистов:  ортодоксы-церковники,  мальчики   из
Всемирной Организации Одиноких Мужчин и девочки из  Ассоциации  Лесбийской
Любви. Хорошо хоть голубым от сильного пола наплевать  на  многоженство...
Впрочем, церковники пока еще не докатились в своей борьбе до похищений, их
оружием являются  проповеди.  Однако,  где  гарантия,  что  кто-нибудь  из
прихожан, причастившись к слову Божьему, не  выразит  таким  образом  свое
отношение к греховодникам?..
     Приняв душ, он включил массажер,  а  потом,  одевшись,  не  спускаясь
вниз, отправился в свой кабинет. Сел за стол, открыл окно.
     За окном оживленно переговаривались птицы, время от времени с  глухим
стуком падали на траву сосновые шишки: поднимался ветерок.
     Калинов повернулся к тейлору и, набрав  серию  кодов  и  свой  личный
номер  спецдопуска,  вышел  в  информационный  банк   своей   организации.
Поинтересовался, кто по их ведомству находится сейчас под административным
арестом в связи с  нарушением  общественного  порядка:  не  верилось,  что
похищение предпринято только для того, чтобы заставить его  отказаться  от
участия в выборах. Обнаружил несколько лесбиянок - активисток  АЛЛ.  Никто
из Одиноких под  арестом  не  содержался.  Калинов  сбросил  информацию  и
запросил  данные  по  Адепту  Восточноевропейского   филиала   Организации
Одиноких Мужчин Федору Салову. Разочарованно  хмыкнул.  Толстяк  вел  себя
тише воды ниже травы.
     В дверь постучали. Калинов отключился и крикнул:
     - Войдите.
     Это была Сельма. Подбежала, чмокнула отца в щеку, затараторила:
     - Мама-раз сказала, чтобы ты спускался вниз. Гости уже явились.
     Калинов обнял дочку, потом  отодвинул  от  себя,  оглядел  с  ног  до
головы. Хорошая у них с Витой девчонка получилась, лицом похожа  на  мать,
но пофигуристей - с узкой талией и высокой грудью. Будь здоров, девочка!
     Будь здоров девочка еще раз чмокнула отца.
     - Как дела? - спросил Калинов.
     - Сегодня сдала социальную психологию.
     - Молодец! А как Сережка?
     - А что Сережка? Он же школьник! У них экзамен сдать - раз плюнуть!
     - Ну уж так и раз плюнуть? - усомнился Калинов.
     - Конечно... Так что мне сказать маме?
     - Скажи, через пять минут буду. Переоденусь и спущусь.
     Но Сельма не тронулась с места. Лицо ее помрачнело.
     - Мама-раз сказала, что мама-два заболела и ее  положили  в  клинику.
Это правда?
     - Конечно. Почему это ты сомневаешься в словах матери?
     - Я не сомневаюсь... Но почему мама-раз волнуется?
     - Потому и волнуется.  Хоть  медицина  и  сильна,  изредка  случается
всякое. Но с мамой-два все будет в порядке, у нее же не первый ребенок.
     Сельма снова заулыбалась и опять чмокнула отца в щеку.
     - У тебя есть парень, дочка? - спросил Калинов.
     - Конечно. - Сельма крутанулась на одной  ноге,  взметнула  колоколом
юбку. - У кого же их нет!
     Не влюблена, подумал Калинов и спросил:
     - Скажи, дочка, ты уже изучила элементарную сексологию?
     Сельма кивнула.
     - Скажи мне тогда, как ты относишься к лесбиянкам?
     - А я к ним не отношусь, папа! - Сельма фыркнула. - Чего это  ты  ими
заинтересовался?
     - Кажется, они начинают доставлять мне неприятности... Ну ладно, иди,
я сейчас буду.
     Он быстро переоделся, нацепил галстук. Потом заглянул  в  детскую,  к
Женьке. Там оказалась Анфиса.
     - Здравствуйте, Александр Петрович!
     - Здравствуй, здравствуй!.. У тебя же давно закончился рабочий день.
     Анфиса махнула рукой:
     - Ой да ладно! Я посижу с Женькой, пока уснет. Потом отгуляю.
     Женька сразу полез к отцу на руки:
     - А где мама-два?
     - Заболела, сынок.
     - А она придет меня поцеловать?
     - Обязательно! Дня через три.
     - Долго ждать...  -  Женька  вздохнул  и  тут  же  принялся  делиться
дневными впечатлениями: -  А  мы  с  Анфисой  сегодня  опять  купались  на
озере...
     С трудом, но вырваться из  детской  удалось.  Уж  лучше  бы  с  сыном
поиграть, подумал Калинов, чем сидеть  там  с  гостями.  Он  любил  Женьку
совсем не так, как Сельму или Сережку. Впрочем,  наверное,  причиной  было
то, что старшие выросли. Сережка вон  ходит  по  дому,  словно  незнакомый
посторонний  мужик.  Ростом-то  с  отца  стал...  Калинов  никак  не   мог
привыкнуть к этому.
     Гости уже  собрались.  На  сегодня  Вита  пригласила  четверых:  чету
Крыловых, с которыми давно уже не встречались, и незнакомую Калинову  пару
из Москвы, с которыми  Вита  была  каким-то  образом  связана  по  работе.
Калинов познакомился с москвичами, пожал руку Игорю, чмокнул  Аллу.  Игоря
за последнее  время  немного  разнесло,  а  вот  "мисс  миллионерша"  была
по-прежнему хороша. Для брюнетки возраст сказывался на ней очень мало.
     - Хорошо выглядишь, - сказал Калинов. - Не я  ли  тебе  говорил,  что
ребенок красит женщину?
     Алла счастливо рассмеялась, прижалась к мужу.  Калинову  ее  движение
показалось несколько наигранным.
     - А где же твоя вторая? - спросил Игорь.
     - В клинике, на обследовании.
     - Богатый ты будешь папа, - сказала Алла. -  А  Игорь  вот  никак  не
хочет второго.
     Он и первого-то не хотел, подумал Калинов.
     - Зря, старик, - сказал он. - Дети украшают и мужчину.
     - И я ему доказываю, - защебетала Алла. - Все  равно  ведь  на  Земле
сидит!
     - Ты так и не решил вернуться? - ляпнул Калинов  и  тут  же  пожалел:
Зяблик насупился, для него это был больной вопрос.
     - Ладно, старик, извини, - сказал Калинов. -  Вы  поговорите  тут,  я
пока помогу Вите накрыть до конца стол.
     Он пошел на кухню, сбегая от  прямолинейности  своего  вопроса.  Вита
доставала из рисивера блюда. Зеленые глаза ее были грустными.  Рыжеволосая
тростиночка с хрустальным голосом, вспомнил Калинов, но в сердце почему-то
ничего не отозвалось.
     - Надо было все-таки отменить вечеринку, - сказала Вита.
     Калинов замотал головой:
     - Нет, пусть все идет,  как  должно  идти...  Полагаю,  ей  ничто  не
грозит. - Фраза звучала полуутверждением-полувопросом.
     Вита вскинула брови:
     - Как знаешь... Она твоя жена, не моя.
     Это было безжалостно, и Калинов с размаху ухнул кулаком по столу.
     - Знаю!.. - Он прищурился. - Ты-то чего  беспокоишься?  Отдохнешь  от
нее... Ты же радоваться должна!
     Вита уронила руки, села на стул. В глазах - слезы.
     - Ты стал жестоким, Саша, - сказала она дрожащим голосом. - По-моему,
ты и Марину не любишь.
     - Глупости! - рявкнул Калинов. - Я люблю вас обеих и ни  от  кого  из
вас не собираюсь отказываться! Меня вполне устраивает наша семья... А тебя
что, не устраивает? Все не можешь побороть свою ревность?
     Вита покачала головой:
     - Неправда, Саша. Ревности у меня давно нет. Меня устраивает все, что
устраивает тебя... Я и Марину полюбила, потому что ее любишь ты.
     - Ну вот! - проворчал Калинов. - То любишь, то не любишь - не поймешь
вас, женщин!
     Звякнул  сигнал  на  пульте  рисивера:   прибыла   очередная   партия
заказанных закусок.

     Веселья за столом все-таки не получилось. Вита сидела  весь  вечер  с
потухшими глазами. Москвичи чувствовали себя откровенно не в своей тарелке
и оживились лишь, когда Вита увела их в гостиную на  какие-то  переговоры.
Игорь выглядел странно-напряженным, а глядя на него не могла веселиться  и
"мисс миллионерша". Калинов из кожи лез вон, чтобы развлечь  гостей,  пока
Зяблик не сказал ему:
     - Угомонись, старик! Я же вижу - тебе сейчас невесело. Что случилось?
     Калинов беззаботно улыбнулся ему:
     - Ерунда, старик. Мелкие неприятности...
     - Странный ты мужик, Саша, - сказал Крылов. - Я понимаю, твоя  работа
требует, чтобы на твоем лице было не то, что на сердце...
     - Оставь! - перебил Калинов и решил сменить тему. - Ответь мне лучше,
почему ты до сих пор не вернулся в Космический  Флот?  Неужели  завершение
того дела так тебе ничего и не доказало?
     Он ждал, что Зяблик сейчас взовьется, вспыхнет, как порох. Но  Зяблик
не взвился. Он отложил вилку, взял бокал и сделал изрядный глоток.
     - А ты уверен, что дело завершилось? - спросил он. -  А  может  быть,
нас оставили в покое именно потому, что я решил уйти из Внеземелья?
     Алла перестал жевать и поднялась:
     - Я вас, пожалуй, покину на время. Пойду побеседую с москвичами.
     Калинов  проводил  ее  взглядом,  покрутил  в  пальцах  бокал.  Игорь
некоторое время смотрел в пространство, потом перевел глаза на Калинова.
     - Послушай, Саша!.. А почему я должен быть  уверен,  что  все  так  и
получилось, как ты расписал? - Он смотрел не мигая.
     - Но ведь ты же видел  тогда  уничтоженных  мною  четверых  зомби.  А
остальные тут же прекратили атаку и удалились в свои морги.
     - Это ты мне уже рассказывал... Но тебе не кажется странным,  что  ты
остался жив? И я вместе с  тобой...  Ведь  это  не  соответствует  теории,
которую ты передо мной  тогда  разложил.  И  почему  спиритосфера  взялась
только за нас пятерых? Разве в Космическом Флоте не было других,  подобных
нам? На Земле хватает безотцовщины...
     Калинов загадочно улыбнулся, но почувствовал, что  улыбка  получилась
скорее жалкая, чем загадочная.
     - Вот то-то и оно, - сказал он  тихо.  -  Безотцовщины  хватает...  И
после того, как дело завершилось, я  проанализировал  все  случаи  гибели,
внезапной смерти и исчезновения космонавтов. И обнаружил, что вы  не  были
исключением. До происшедшего с вами абсолютно  все  бездетные  космонавты,
вышедшие из неполных семей, либо свели счеты с жизнью, либо  умерли,  либо
погибли. Все до единого. Накануне тридцати трех лет... Просто  никогда  не
было такой плотной обоймы, как пятеро с "Нахтигаля", и в  масштабах  всего
Флота отдельные  случаи  не  выглядели  связанными  друг  с  другом  и  не
привлекали внимания.
     Глаза Крылова стали по-совиному круглыми.
     - Ты серьезно?.. Что-то я об этом никогда не слыхал!
     - Анализ был закрытым. Тебе я об этом рассказал только потому, что ты
все равно давал подписку о неразглашении по делу  "Пятеро  с  "Нахтигаля".
Иначе бы ты черта с два это узнал!
     Крылов с оскорбленным видом пожал плечами. Потом спросил:
     - А после нашего случая?
     - После вашего случая  смертей  не  было.  Результаты  моего  анализа
показались  убедительными  руководству  Космической  комиссии.   Наверное,
поэтому потенциальные покойники  за  пределы  Земли  теперь  не  попадают,
служат на земных объектах, пока не изменится их семейное положение.
     - Что же, им рассказывают правду? - Крылов фыркнул.
     -  Зачем?..  Просто  намекают  о  желательности   иметь   детей   для
благополучного развития карьеры. Этого хватает...
     Крылов задумался. Калинов потягивал коктейль, молчал.
     - Ну хорошо, - сказал наконец Крылов. - Но почему все-таки мы с тобой
остались живы?
     Калинов пожал плечами:
     - Кто знает?.. Есть у  меня  одно  предположение...  Может  быть,  ты
кое-что приобрел в ту ночь?
     Крылов поджал губы, снова задумался.
     - Ты хочешь сказать, что сумел заменить собой тогда и моего  отца,  и
моего  неродившегося  ребенка?..  Что  твое  желание  спасти   мою   жизнь
обеспечило меня какими-то Нитями?
     - Кто знает? - Калинов снова пожал  плечами.  -  Факт  один:  мы  оба
остались живы. И потому мне кажется, что ты  вполне  мог  бы  вернуться  в
Космический Флот. Тем более что стал-таки отцом!
     Крылов молчал.
     - Впрочем, - сказал Калинов, - тебе, по-моему,  и  на  Земле  неплохо
живется. Солидная работа, жена души не чает, любит тебя, вон и возраст  ее
не берет...
     И к Вите ты перестал приставать, закончил  он  мысленно.  Угомонился,
наконец!
     Крылов покачал головой:
     - Все не так безоблачно, старик. Бывают и у нас размолвки.  Последние
несколько дней живу вот отдельно от семьи.
     - А что такое?
     - Да надо немного отдохнуть друг от друга. Снял  небольшой  коттеджик
около Комарова.
     А у меня вот жену похитили,  хотел  сказать  Калинов.  Но  представил
себе, что за этим последует... "Аллочка, ты  представляешь?!"  -  "Да  как
такое могло случиться?!" - "Ах!.. Ох!.." - "Зря ты так, старик... Марина и
нам не чужая". - "Сашенька,  зачем  ты  им  об  этом  сказал?"  И  желание
поделиться с другом бедой умерло. Словно неспетая песня...
     Сверху по лестнице спустилась Анфиса.
     - Александр Петрович! Женьку я уложила, спит... Я пошла. Завтра буду,
как обычно.
     Из гостиной выглянула Вита и отправилась вслед за Анфисой в прихожую.
Гости снова перебрались в столовую. Калинов сочинил еще  по  коктейлю.  Он
оставил надежду пустить вечеринку хоть в некое подобие  веселья  и  только
вздохнул облегченно, когда гости, прикончив коктейль, засобирались домой.
     Распрощались у ближних джамп-кабин.
     - Давай немножко пройдемся, - предложила Вита. - Сельма  последит  за
Женькой. А Сережка все равно еще с гулянки не вернулся.
     На Ладогу опустился вечер. Белые ночи на днях закончились, но  полная
темнота не наступила: на востоке поднималась над озером  полная  луна.  От
нее протянулась по  воде  отливающая  серебром  дорожка.  Запоздалая  яхта
кралась куда-то с опущенными парусами. С яхты доносились смех и песни.
     Калинов обнял приму, и они пошли вдоль кромки воды. Волны чуть слышно
шуршали по песку, облизывая берег. Ветра снова не было.
     Когда-то, на заре семейной жизни, они гуляли, не произнося ни  слова.
Потом умение обмениваться мыслями неожиданно  пропало,  и  пришлось  снова
научиться общению привычным порядком.
     - Что ты решил? - спросила Вита.
     - Решать надо будет завтра... Да ты не волнуйся,  ничего  они  ей  не
сделают. Не те теперь времена...  Вот  на  заре  моей  первой  жизни  были
преступники! А сейчас... - Он махнул рукой.
     Вита зябко передернула плечами. Он снял пиджак и накинул ей на плечи.
Вита благодарно потерлась носом о его щеку.
     - Ты знаешь, меня иногда удивляет,  что,  прожив  столько,  ты  порой
ведешь себя, как мальчишка.
     - Я не раз думал об этом. Наверное, тело  молодого  жеребца  победило
психику старого деда.
     - Возможно... Только сегодня, по-моему, старый  дед  берет  верх  над
жеребцом.
     - Ты думаешь? - Он сжал жену в объятиях и положил ладонь на ее  левую
грудь.
     - Не надо! - Вита осторожно высвободилась. -  Я  не  об  этом.  Я  об
Марине.
     Калинов вздохнул. Все они были заодно и все против него.
     - Ничего с  нею  не  случится,  -  сказал  он,  сдерживая  набежавшее
раздражение. - Я тебе обещаю.
     Они дошли до мыса и повернули обратно.  Вита  молчала,  но  позволила
обнять себя. Калинов не обижался: обижаться было не на кого. Разве что  на
собственное мужланство.
     Когда поравнялись с домой, их окликнул Сережка:
     - Эй, родители! Часом, не утопиться ли решили?
     - Пошли спать, - сказала Вита.
     Когда ввалились в дом, Сережка спросил:
     - Как мама-два?
     - Все хорошо, сынок, - сказала Вита. - Врачи обещают  дня  через  два
отпустить ее домой.
     Сережка умчался наверх. Калинов  закрыл  наружную  дверь,  переключил
автоматику на ночной режим, чмокнул приму в  щечку  и,  глядя  в  сторону,
проговорил:
     - Ты знаешь, я не приду к тебе сегодня.
     - Я понимаю, - прошептала Вита. Но подбородок все-таки вскинула.

     Сон не шел. Через полчаса Калинов заэкранировал окно, оставив  лунный
свет за пределами спальни, но  и  это  не  помогло.  Мысли  раз  за  разом
возвращались к Марине.
     Когда Марина появилась в семье, Вита встретила секунду чуть ли  не  в
штыки.  Это  удивило  Калинова,  поскольку  Вита  спокойно  относилась   к
систематическим встречам мужа с новой симпатией: ведь появление  соперницы
освежило и любовь "изменщика"  к  своей  жене.  Правда,  ночевать  Калинов
исправно возвращался домой.  И  прежде  чем  сделать  Марине  предложение,
посоветовался с первой женой. Переписали брачный  контракт,  отпраздновали
свадьбу, и потекла жизнь двоеженца. Сложностей возникла масса,  и  Калинов
крутился, как белка в колесе. Первые два месяца Вита  просто  не  замечала
секунду. Марина понимала ее состояние и постоянно  сдерживала  себя,  что,
при ее характере, наверное, было не так просто. Со своей стороны,  Калинов
старался ничем не выделять ни одну из жен. Однако, уходя на работу, первой
целовал приму. Марина  возилась  с  Сельмой  и  Сережкой,  как  со  своими
собственными детьми, и Вита постепенно оттаяла.  Секунда  с  удовольствием
проводила вечернее время на кухне, и Вита  тоже  стала  заглядывать  туда.
Ночи с женами Калинов строго чередовал, и если такой распорядок  срывался,
то исключительно  по  их  вине.  Вита  была  менее  сексуальна,  но  после
появления в семье секунды  старалась  не  пропускать  своей  очереди.  Вот
только на утро после Марининой ночи у нее всегда портилось настроение. Так
прошел целый год. Наконец, Калинов решил принять меры. Как-то  он  подпоил
обеих жен и в семейном спортивном зале, на  большом  ковре,  устроил  ночь
группового секса. И жизнь изменилась. Вита стала такой, какой была раньше.
     Много позднее, уже через несколько лет, она все объяснила мужу.
     - Когда ты уходил к ней, -  сказала  она,  -  я  зубами  скрипела  от
ревности. Мне всякий раз казалось, что ты предпочитаешь Маринку мне.  А  в
ту ночь я убедилась, что ты одинаково нежен с нами обеими.
     Как  бы  там  ни  было,  а  с  той  поры  ночи  Калинова,  за  редким
исключением, стали делиться  сразу  на  обеих  жен,  и  в  семье  возникла
долгожданная гармония. А когда Марина решила наконец обзавестись ребенком,
Вита возилась с секундой как с родной дочерью. Беременность сопровождалась
некоторыми осложнениями, и Вита даже осунулась за  те  несколько  месяцев.
"Как будто сама выносила", - сказала она,  взяв  на  руки  упакованного  в
конверт Женьку. Она же заставила Марину  выкормить  ребенка  грудью,  хотя
секунда, вопреки нажиму педиатров, чуть было не  поддалась  вернувшейся  в
очередной  раз  моде  на  искусственников.  Правда,  Калинов  тогда   тоже
вмешался. "Это с твоей-то лактацией кормить искусственно! - грозно орал он
на секунду. - Ты мне что, задохлика вырастить хочешь?!" И Маринка сдалась.
И еще шесть лет все трое прожили душа в душу.  Теперь  секунда  ходила  со
вторым, а между Витой и Калиновым  пролегла  трещинка.  Он  никак  не  мог
понять природы возникшего в их отношениях холода и, естественно, не  знал,
каким клеем следует склеивать эту трещинку. А склеивать  надо!  Тем  более
что отношения между женами оставались теми  же  -  лучше  некуда.  И  даже
старомодно воспитанные тещи стали менять отношение к судьбе дочерей...
     Вот кого надо бы давно пригласить в гости, подумал Калинов.
     Сон не шел. В два часа ночи Калинов не выдержал и пошел  на  кухню  -
искать снотворное.

     В девять часов утра он вошел в свой кабинет и первым  делом  бросился
просматривать поступившую за ночь информацию. В принципе,  просмотреть  ее
можно было и дома, но что-то удержало его  от  этого.  Наверное,  хотелось
оказаться в привычной, располагающей к решительности обстановке.
     То, чего он ждал, оказалось  чисто  текстовым  сообщением.  Сообщение
гласило:
     "Если тебе дорога  жизнь  жены,  переведи  пятьдесят  тысяч  на  счет
Северо-Американского Континентального Банка. Сумма должна быть перечислена
до десяти часов московского времени на получателя. Если в течение получаса
после истечения срока мы не сможем снять деньги со счета, твоя жена  будет
мертва. В этом случае мы  сообщим  тебе,  где  ты  найдешь  ее  тело.  Код
получателя..."
     Далее следовала группа цифр вперемежку с латинскими буквами.
     Калинов выругался и тут же вызвал к себе  Милбери.  Едва  тот  прочел
текст, Калинов спросил:
     - Что мы можем сделать, Рэн?
     - Боюсь, ничего, - сказал Милбери, садясь. - В общем-то, это и не  по
нашему профилю, но думаю, и Служба общественной безопасности  вряд  ли  бы
стала что-либо предпринимать до ее возвращения. Когда она пропала?
     - Вчера, в первой половине дня.
     Милбери укоризненно качнул головой:
     - Что же ты молчал?
     - Я полагал,  это  дело  рук  монистов.  Решил  дождаться,  пока  они
выставят свои требования.
     - Не похоже, чтобы это были монисты. - Милбери потер кончик  носа.  -
Больше смахивает на уголовщину, надо бы сообщить в полицию. С уголовниками
шутки плохи, они в подобных случаях не перед чем не остановятся.
     Это я и без тебя знаю, подумал Калинов. Это мне первый  же  встречный
посоветовал бы, зная, что я все равно не воспользуюсь таким советом.
     - Ладно, свободен, - сказал он. - Я буду заниматься этим делом сам.
     - Не лучше ли хотя бы посоветоваться с кем-нибудь из специалистов?
     -  Пока  я  буду  советоваться  -  все  отпущенные  сроки  пройдут...
Свободен!
     Милбери чуть заметно пожал плечами и удалился.
     Калинов задумался. В общем-то, Рэн был прав.  У  Северо-Американского
Банка более полусотни крупных филиалов в разных местах, да несколько тысяч
мелких. Чтобы взять под контроль все филиалы... Нет, это нереально!  Да  и
не даст  ничего:  похитители  просто  убьют  Марину.  Профессионалы  умеют
организовывать все так, что жертва  и  не  увидит  убийц,  а  стало  быть,
некроотпечаток расследованию не поможет. Если еще труп найдешь...
     Он повернулся к тейлору, и через три минуты его личный счет  стал  на
полста тысяч легче.
     Пискнул сигнал вызова. Это был Милбери.
     - Где твоя жена вчера находилась, когда ее похитили?
     - Предположительно, в Летнем саду.
     - Как была одета?
     - Костюм для беременных, розового цвета.
     - Девочку ждете?.. Ладно, я пошлю туда кого-нибудь  из  ребят.  Пусть
покрутятся. Там как правило очень  много  пенсионеров.  Может,  какая-либо
бабуля и заметила что-нибудь.
     - Хорошо, - сказал Калинов.
     Он посидел  немного,  размышляя,  и  связался  с  Джимом  О'Коннором.
Объяснил суть дела и спросил:
     - Что я, по-твоему, должен сделать?
     -  Твое  обращение  ко  мне  можно  рассматривать   как   официальное
заявление? - задал встречный вопрос О'Коннор.
     - Н-нет, - поспешно сказал Калинов. - Не думаю.
     - Тогда у меня нет оснований заниматься этим делом.
     - Я понимаю. Я просто хочу с  тобой  посоветоваться...  У  тебя  ведь
опыта в подобных делах побольше.
     О'Коннор кивнул:
     - Ты сделал все правильно. Надо ждать, пока она вернется... Но  после
этого ты будешь делать официальное заявление?
     - Без сомнения.
     -  Тогда  я  займусь  кое-какой   подготовкой...   Нет-нет,   никаких
оперативных мероприятий! - сказал поспешно О'Коннор, заметив, как дернулся
Калинов. - Только обработка  компьютерной  информации.  Посмотрю,  кто  из
наших подопечных, находящихся сейчас на Земле, мог бы пойти на такое дело.
Хотя, честно говоря,  на  наших  подопечных  непохоже,  наши  из-за  такой
маленькой суммы и пальцем не пошевелят. Впрочем,  в  жизни  все  бывает...
Когда твоя жена вернется, займемся этим делом вплотную.
     - А есть шанс, что она вернется?
     - Раз выкуп уплачен, скорее всего вернется. Они ее наверняка усыпили,
и никакой угрозы  она  для  них  не  представляет:  все  равно  ничего  не
помнит... Во всяком случае,  в  последние  годы  большинство  киднапов  не
приносили жертвам никакого вреда. За исключением изрядных дыр  в  бюджетах
их родственников. Организованный преступный мир стремится  обходиться  без
убийств...  Тут  наблюдается  интересный  психологический  эффект:  угроза
потерять мужественность страшит этих громил гораздо больше, чем тюрьма или
смертная казнь. Для них стать педерастом - хуже, чем умереть...
     О'Коннор был ярым сторонником наказания методом стирания  агрессивных
экстремумов и сейчас сел на своего конька.
     - А как с раскрываемостью киднапов? - перебил Калинов.
     О'Коннор поперхнулся и вернулся к действительности.
     - По-разному... Если похитители действуют  грамотно,  следов  они  не
оставляют. Через час твои денежки будут уже в кармане преступника.  Можно,
конечно, обратиться к руководству банка  с  просьбой  наложить  запрет  на
выдачу такой суммы по внутрибанковским причинам, но,  во-первых,  банк  на
это не пойдет без достаточных оснований - а представить основания  мы  уже
не успеваем, -  а  во-вторых,  преступник  может  снять  со  счета  вместо
пятидесяти тысяч сорок девять тысяч девятьсот  девяносто  пять  или  любую
другую приемлемую сумму.
     - А если обусловить запрет кодом получателя?
     - Вот на это банк не пойдет ни при каких условиях. Это  же  нарушение
закона о свободе передвижения капиталов... Тут потребуется  решение  суда.
Пока ты его получишь, денег давно уже и след простынет.
     - Получается, я тебя втягиваю в глухое дело?
     - Если преступник окажется грамотным - да. Впрочем, моей  службе  все
равно надо отрабатывать деньги, которые платят налогоплательщики.
     Калинов нашел в себе силы улыбнуться:
     - И все-таки забудь об этом  деле,  пока  я  не  сделаю  официального
заявления.
     О'Коннор внимательно посмотрел ему в глаза.
     - Видишь ли, Алекс, ты снова меня не понял... Ты парень опытный, и  я
не собираюсь ничего от тебя скрывать... Я ведь начну заниматься не делом о
киднапе,  а  предполагаемым  убийством.  Бывают  ведь  и  такие  исходы  -
особенно, если похищение совершил новичок. Крайне редко, но бывают.
     - Ну спасибо, успокоил! - Калинов фыркнул.
     - Кому-либо другому  я  бы  этого  не  сказал,  -  О'Коннор  печально
улыбнулся, - но ведь ты не мальчик в этих делах.
     Калинов задумался, потом повторил:
     - И все-таки ничего не  предпринимай,  пока  я  не  обращусь  к  тебе
официально... Или пока не будет найден труп.

     Когда минула половина одиннадцатого, он запросил  Северо-Американский
Банк о судьбе перечисленной суммы. Деньги все  еще  находились  на  счету.
Ничего не изменилось и в половине двенадцатого. Потом  с  докладом  явился
Милбери:
     - Ребята отыскали с десяток бабулек, отдыхающих вчера в Летнем саду.
     - Ну и?.. - встрепенулся Калинов.
     Милбери виновато развел руками:
     - Ничего. Кое-кто обратил внимание на беременную  женщину  в  розовом
костюме, однако это и все. Она гуляла, сидела на скамеечке, но когда ушла,
куда и с кем, никто не заметил.
     - И выкуп до сих пор не получен, - тихо сказал Калинов.
     - Не получен?! - удивился Милбери. -  Странно...  Может,  похитителей
что-то напугало?
     - Нечего им пугаться! Вчера я вообще  никаких  активных  действий  не
предпринимал. Да и сегодня, можно считать, тоже.
     - Странно...
     - Странно, - согласился Калинов. -  И  потому  все  происходящее  мне
очень и очень не нравится.
     - Может, задействовать нашу агентуру у монистов?
     Калинов встал из-за стола и принялся мерить шагами  кабинет.  У  него
опять начали дрожать руки,  и  он  засунул  их  в  карманы  брюк.  Милбери
провожал его глазами и молчал,  понимая  состояние,  в  котором  находится
сейчас начальник.
     - Нет, - сказал  наконец  Калинов.  -  Никаких  активных  действий!..
Честно говоря, я попросту боюсь.
     Милбери понимающе покивал, и Калинов отпустил его, повторив:
     - Никаких активных действий!
     Когда Рэн удалился, он  решил  выяснить,  откуда  был  передан  текст
послания. Никакой полезной информации выяснение не  добавило:  работали  с
уличного  терминала   Глобального   Информационного   Банка   где-то   под
Стокгольмом. Служебным номером не пользовались - текст адресовался методом
"на деревню дедушке", но это могло быть сделано и специально.
     Черт возьми, подумал Калинов, как все-таки просто у нас преступникам!
Бросил несколько монеток в кассу терминала, и никакая Служба  безопасности
тебя никогда не отыщет! Правда, ни  одно  преступление  не  ограничивается
бросанием  монеток  в  кассу.  Потому  серьезные  преступления  всегда   и
раскрываются. Сядь преступнику на хвост, а дальше  государственная  машина
размотает ниточку до конца. Впрочем, иначе и быть не может, иначе  бы  наш
мир давно рухнул...
     Посидев еще немного, он попробовал взяться за работу.

     Тейлор ожил в семнадцать часов.
     Все послеобеденное время ушло псу  под  хвост:  "взяться  за  работу"
Калинов так и не сумел. В голову постоянно лезли самые идиотские мысли. То
Калинову казалось, что Марина  сама  отправила  утреннее  послание,  решив
основательно помотать ему нервы,  то  он  видел  ее  в  своем  воображении
истерзанной и убитой. Почему-то с отрубленной головой и  вспоротым  кривой
саблей животом...
     Пока шипел принтер, он стоял у окна не дыша, словно боялся  вспугнуть
неведомого корреспондента. А потом, когда прозвучал  сигнал  об  окончании
приема, со всех ног бросился к аппарату.
     Послание гласило:
     "Мы не сомневаемся, что ты выполнил наши условия,  выдвинутые  утром.
Однако  нам  не  нужны  твои  деньги.  У  нас  нет  никаких   материальных
требований, нам нужно только одно: чтобы ты развелся с одной из своих жен.
Такой поступок высокопоставленного  чиновника  подаст  пример  всем,  кто,
разочаровавшись в двоеженстве, в силу разного рода субъективных причин  не
находит в себе решимости изменить свое семейное положение. Ты найдешь жену
в целости и сохранности. Мы даем тебе одну неделю.  Полагаем,  ты  отыщешь
возможность  ускорить  бракоразводный  процесс.  При  невыполнении  нашего
требования твоей секунде будет грозить смертельная опасность. Решимости  у
нас хватит, не сомневайся!"
     Подписи под текстом не было. На этот раз  его  отправили  с  уличного
терминала ГИБа в Лондоне.
     Калинов вздохнул  с  некоторым  облегчением.  Теперь  ясно,  что  это
все-таки монисты. Впрочем, торопиться  с  выводами  еще  рановато:  может,
истины в этом послании не больше, чем в первом. Чем черт  не  шутит,  пока
Бог спит... Странно, правда, что они не требуют отказаться  от  участия  в
выборах. Хотя, если он подаст на развод, нынешние выборы для  него  и  так
станут недоступны.
     Он вызвал Милбери, познакомил его с текстом. Милбери прочел,  покачал
головой.
     - Все же это дело, оказывается, по нашему ведомству.
     - Если только не дымовая завеса, - сказал Калинов.
     Милбери наморщил лоб:
     - Вряд ли... Что можно прикрыть такой дымовой завесой? Денег они  так
и не взяли?
     Калинов повернулся к тейлору, использовал уже  ставший  привычным  за
сегодня набор команд. Деньги по-прежнему получены не были. Он вернул их на
свой счет и сказал:
     - Кажется, материальный выкуп их действительно не интересует.
     Милбери усмехнулся:
     - Любопытный поворот... Видимо,  господа  монисты  решили  перейти  в
наступление. Твой развод был бы для  них  прекрасным  рекламным  трюком...
Надо проверить, не было ли где-нибудь еще подобных ситуаций. Я займусь?  -
Он встал.
     - Хорошо, но я прошу тебя: без активных действий!
     Милбери по-солдатски - через левое плечо - сделал поворот и зашагал к
двери.
     - Подожди-ка, - сказал вдруг Калинов. - У нас ведь сейчас  проводится
кодовый контроль джамп-связи?
     Милбери остановился, обернулся:
     -  Да,  мы  следим  за  одним  из  членов  петербургской  организации
Одиноких.  Возможно,  через  него  осуществляется   координация   действий
различных организаций...
     - Да, я помню. Ты подозреваешь,  что  в  целях  конспирации  Одинокие
отказались от компьютерной связи?
     - Подозреваю.
     Калинов вытянул губы куриной гузкой.
     - Прокуратура дала разрешение на полгода, - сказал Милбери.
     - Прокуратура... -  пробормотал  Калинов.  -  Слушай,  поставь-ка  на
контроль мою жену.
     - Которую?
     - Похищенную конечно же! Сможем выяснить, около какой кабины  они  ее
прятали. Вдруг это наведет на след!..
     Милбери состроил кислую гримасу:
     - Но разрешение...
     - Разумеется, под мою ответственность! - Калинов набросал на листочке
группу цифр. - Вот ее генокод. Поставь немедленно.
     Милбери забрал листочек и молча вышел.
     Что ж, голубчики, подумал Калинов, поглядим, чья возьмет! Я никому не
позволю хватать себя за горло!

     Как и вчера, Вита встретила его на пороге.
     Ничего я ей пока не  скажу,  решил  Калинов  и  отрицательно  помотал
головой.
     Вита вздохнула -  продырявленная  надувная  игрушка!  -  отвернулась.
Калинов сделал над собой усилие и обнял ее. Вита не  отпрянула,  но  и  не
прильнула к мужу. Словно простенькая, бесчувственная кукла...
     - Вообще-то  кое-какие  события  произошли,  -  неожиданно  для  себя
проговорил Калинов. - За нее потребовали выкуп.
     Они прошли в столовую.
     - И что? - спросила Вита с надеждой.
     - А ничего! Деньги я перечислил, но они их не взяли.
     Вита села на стул, задумалась.
     - Может быть, это чья-нибудь шутка? - спросила  она  после  некоторых
размышлений.
     - Хороша шутка! Хотел бы я посмотреть на человека,  который  способен
так шутить!
     - Взгляни в зеркало!
     Калинов вытаращил глаза:
     - Что ты имеешь в виду?
     Вита встала, выпрямилась, вскинула голову.
     - Вспомни Дримленд. - Голос  ее  зазвенел  металлом.  -  Если  бы  ты
остался стариком, это тоже была бы шутка. Только мне  было  бы  совсем  не
смешно...
     - Но ведь так же не случилось! - воскликнул Калинов.
     - Не случилось... Только планировать заранее то, что произошло, ты не
мог. А значит, с самого начала "шутил"...
     Боже, подумал  Калинов.  Ведь  столько  лет  прошло,  а  она  помнит.
Все-таки я, наверное, никогда не научусь понимать их, этих женщин.
     - Ты не подумай, - продолжала Вита, - что я  собираюсь  осыпать  тебя
упреками. Просто в таких делах возможны самые различные "шутки".
     В каких это делах, хотел поинтересоваться Калинов  и  вдруг  вспомнил
вопрос, заданный ему Милбери. "Которую?.." Черт возьми,  сказал  он  себе.
Неужели она? Хорошенькое дело!..
     Он медленно приблизился к жене, взял ее за руку. Рука была  холодная.
Как у зомби.
     - А скажи, - проговорил он, глядя ей прямо в глаза, -  ты  бы  смогла
так пошутить?
     Вита грустно улыбнулась:
     - Лет двадцать назад смогла бы. Теперь уже нет. Возраст не  тот...  -
Голос ее дрогнул, она отвернулась.
     Но он понял, о чем она не договорила. Спина стала пониже,  а  чувства
пожиже... Он уронил ее руку и опустил голову. Вита тут же ушла на кухню.
     Нет, сказал он себе, конечно, это не  она.  Но  лет  двадцать  назад,
точно, смогла бы. Правда, лет двадцать назад мысли о второй жене мне  и  в
голову не приходили...
     Он поднялся наверх, переоделся. Потом зашел к Женьке, поиграл с ним в
морской бой.
     К ужину вернулись из города старшие дети.
     Ужинали молча. Вита не поднимала глаз от тарелки. Сельма, взявшая  на
себя обязанности официантки, время от времени с удивлением поглядывала  на
мать. Даже Женька, чувствуя настроение взрослых, вел  себя  за  столом  на
редкость примерно.
     Когда приступили к чаю, Сельма спросила:
     - Кто-нибудь наведывался к маме-два?
     - Я был, - сказал Калинов.
     Сельма повернулась к Вите:
     - А ты, мама?
     Вита наконец подняла голову:
     - Я тоже была... Вместе с папой.
     - И как она? - спросил Сережка.
     - Все хорошо, - сказал  Калинов.  -  Через  день-другой  ее  отпустят
домой.
     - Да, через день-другой ее отпустят домой, - эхом подтвердила Вита.
     Все несколько оживились. Женька было заныл: "Хочу к маме-два-а-а!"  -
но его пристыдили, засомневались, мужчина ли он  с  этаким  нытьем,  после
чего парень взялся доказывать, что он  мужчина,  согласившись  отвезти  на
кухню грязную посуду. Чаю он не хотел, хотел мороженого.
     - После  ужина  я  обязательно  закажу  тебе  мороженое,  -  пообещал
Сережка.
     Допили чай, убрали со стола.
     - Кто еще будет мороженое? - спросил Сережка.
     Взрослые отказались, Сельма - как почти взрослая, - тоже.
     - Мама, мне нужно с тобой поговорить, - сказала она.
     Дамы удалились наверх, Сережка с Женькой направились  к  рисиверу  за
мороженым. Впрочем, через минуту они вернулись, неся каждый  по  приличной
порции орехового. Калинов пошел  на  кухню.  Конечно  же,  Женька  оставил
посуду на сервировочном столике. Калинов зарядил посуду в мойку и  сел  на
стул. Внезапно навалилась неподъемная усталость. Словно на плечи угнездили
земной шар.
     Чуть слышно звякала  посуда,  в  столовой  переговаривались  сыновья.
Потом там все затихло: наверное, парни отправились  к  себе.  А  потом  на
кухню заглянула Вита, села рядом с Калиновым, прислонилась к его плечу.
     - Мне кажется, Сельма что-то подозревает, - сказала она чуть слышно.
     - С чего ты взяла?
     - Она так странно смотрела на меня, когда мы разговаривали...  Словно
думала совсем о другом.
     - А о чем вы разговаривали?
     - О ее кавалерах. Девочку беспокоит, что она не может решить, кто  ей
больше нравится.
     Калинов улыбнулся - земной шар свалился с плеч, -  встал  и  принялся
доставать из мойки высушенную посуду. Вита  продолжала  сидеть.  Когда  он
сложил посуду в буфет, она вдруг спросила:
     - Саша, неужели ты подумал, что я и в самом деле могла?..
     - О чем ты? - Калинов медленно повернулся к ней. Как цветок к солнцу.
     - Ты прекрасно знаешь, о чем! - Солнце было настойчиво.
     - Нет, конечно! - соврал Калинов. - Глупости какие!
     - Нет, не глупости, - сказала Вита равнодушно. - Ты подумал, я  знаю.
Раньше бы так не подумал.
     В душе Калинова проснулась ярость,  подняла  голову,  огляделась.  Он
сжал кулаки и медленно сосчитал до десяти.
     - Хочешь ударить меня? - спросила Вита  тихо.  -  Если  будет  легче,
ударь...
     Калинов через силу улыбнулся:
     - Не говори ерунды! Ты-то тут причем?
     - Все мы причем! - Вита встала, подошла к нему. - Наверное, мне  надо
было развестись с тобой тогда... А я решила попробовать... Как же:  модная
семья! Вита - прима Калинова. Звучит-то как!
     Ярость улеглась. Калинов поднял руку и погладил жену по голове.
     - Милая, я бы все равно не дал тебе развода. Ты мне была нужна тогда,
нужна и теперь. - И вдруг почувствовал, что, кажется, покривил душой.
     - Нужна! - сказала Вита сквозь слезы. - Наверное... Только в качестве
кого?.. Ты меня сейчас погладил по  голове  словно  маленького  капризного
ребенка. - Она всхлипнула. - Эх, Сашенька,  Сашенька!  Как  мало  в  твоих
ласках стало нежности!..
     Она повернулась и выбежала из кухни. Калинов вздохнул.
     Чушь какая-то, подумал он. Ну ничего, вернем  Маринку,  и  все  будет
по-прежнему. Столько лет жили...
     Но интуиция подсказывала ему: по-прежнему уже не будет. А интуиции он
привык верить. Что-то сломалось в их жизни в последние два дня. А может, и
не в последние... Может, это "что-то" ломалось уже давно, многие  годы,  и
похищение Марины лишь ускорило процесс...
     Он выключил аппаратуру и вышел в столовую. Виты не было. Калинов сел.
В доме стояла мертвая тишина. Как будто здесь и не жили. А через  открытое
окно доносился шелест листьев и пение птиц. И  Калинов  вдруг  понял,  что
прислушивается - не раздадутся ли за входной дверью  тяжелые  в  последние
месяцы, чуть шаркающие шаги второй жены.
     Так он просидел с полчаса. Ничего за  входной  дверью  не  раздалось.
Тогда он встал и пошел спать.
     Надо бы хоть ступеньки сделать скрипучими, подумал он, поднимаясь  по
лестнице. А то как в склепе...
     - Папа! - Из дверей своей комнаты выглядывала  Сельма.  -  Папа,  мне
надо с тобой поговорить.
     Он зашел к ней.
     - Слушаю тебя, дочь.
     Дочь смотрела на него широко открытыми глазами, словно ждала чего-то.
Но, по-видимому, не дождалась.
     - Скажи мне,  папа...  -  Она  помедлила  мгновение  и  вдруг  словно
выстрелила: - Мама-два ушла от нас?!
     Калинов сел на кровать, посадил Сельму рядом с собой.
     - Почему ты так решила?
     Она пристально смотрела ему прямо в глаза. Калинов  расслабил  мышцы,
улыбнулся.
     - Я наводила сегодня справки, - сказала Сельма. - Мамы-два нет  ни  в
одной из Питерских клиник. Более того, ее нет ни в одной  из  клиник  всей
планеты! Где она?
     Вопрос был задан требовательным тоном. Калинов почувствовал, что если
он соврет, дочь обязательно это поймет. Он снова улыбнулся.
     - Мама-два не ушла от нас, - сказал  он  спокойно.  -  Она  вернется,
через несколько дней... Она в клинике, под псевдонимом... Я, к  сожалению,
не могу сейчас сказать тебе всей правды. Ты  узнаешь  ее  через  некоторое
время, обязательно узнаешь, я тебе  обещаю.  Но  волноваться  нет  никаких
причин, просто возникли определенные сложности...
     - Это связано с твоей работой?
     - Да, - коротко сказал Калинов.
     Сельма кивнула. С лица ее  исчезло  напряженное  ожидание,  на  щеках
распустились ямочки: она улыбнулась.
     Калинов наклонился и поцеловал дочку в лоб.
     - А в губы можешь? - спросила она.
     - Зачем? - удивился Калинов.
     Она пожала плечами:
     - Просто интересно, как ты целуешься. Наверное, хорошо,  раз  у  тебя
две жены... У нас мальчишки, как телята с мокрыми губами!
     Глупышка, подумал Калинов. Вот ты и выросла.
     - Они научатся, Сельма, - сказал он и подмигнул.  -  Они  обязательно
научатся. Любви ведь тоже приходится учиться.
     Похоже, учиться ей приходится  всю  жизнь,  добавил  он  про  себя  и
погладил шелковистые дочкины волосы.
     - Ложись спать, девочка. Все будет в порядке.
     Выйдя от нее, он заглянул в спальню примы.  Вита  лежала  на  кровати
спиной к двери и, кажется, спала.
     Ну и слава Богу, подумал Калинов.

     Разбудили его знакомые  тяжелые  шаги.  Он  быстро  натянул  трусы  и
выскочил из спальни. По коридору шла  Марина,  шла  медленно,  полуприкрыв
глаза. Как сомнамбула. Едва он подскочил к ней, она рухнула ему  на  руки.
Он подхватил жену и отнес в ее комнату. Положил на  кровать  прямо  поверх
покрывала.
     Марина лежала с закрытыми глазами. Дыхание  ее  было  ровным,  черные
волосы разметались по кровати, розовый костюм рельефно  обтягивал  круглый
живот.
     - Что с ней?
     Калинов обернулся. В спальню вошла Вита в ночной рубашке.
     - Не знаю, - сказал Калинов. - Я ее только что обнаружил в коридоре.
     Вита тронула ладонью Маринкин лоб.
     - Вызови доктора.
     Калинов бросился в кабинет. Взглянул на часы: четыре  утра.  Разыскал
домашний номер наблюдающего врача.
     Зуев, по-видимому, спал очень чутко: уже через пятнадцать секунд  его
слегка опухшее со сна лицо появилось на дисплее.
     - Что случилось? - спросил он сквозь зевок. - Извините.
     - Моя жена нашлась!
     - Поздравляю, - сказал Зуев. - Что дальше?  Надеюсь,  не  ради  этого
сообщения вы разбудили меня.
     - Она появилась дома, только что. И, по-моему, не очень  здорова.  Ей
нужна ваша помощь.
     Доктор помотал головой, стряхивая остатки сна.
     - Хорошо, - сказал он без энтузиазма. - Через несколько минут я  буду
у вас.
     Натянув шорты и рубашку, Калинов вернулся в спальню Марины. Вита  уже
раздела секунду и уложила под  одеяло.  Сидя  у  кровати  на  пуфике,  она
держала Марину за руку.
     - Как она? - спросил Калинов.
     - По-моему, просто спит, - сказала Вита. - Ты вызвал врача?
     - Обещал быть через несколько минут.
     - Надо бы встретить его у джамп-кабин.
     Калинов спустился вниз. Входная дверь зияла открытой  черной  пастью.
Калинов вышел наружу.  Над  Ладогой  уже  наливался  рассвет,  но  в  тени
деревьев было еще совсем темно. Калинов зашагал к калитке.  Выпавшая  роса
холодила ноги, и Калинов вдруг обнаружил, что отправился встречать доктора
босиком. Он бегом вернулся в дом, надел  туфли.  И  тут  его  осенило.  Он
поднялся в кабинет, взял фонарик.  А  выйдя  на  улицу,  осветил  песчаную
дорожку перед дверью. На сыром от росы  песке  были  неплохо  видны  следы
Маринкиных туфель. Вот только вели они не к  калитке.  Цепочка  отпечатков
уводила куда-то за дом, в сад. Калинов двинулся по следам. В конце дорожки
отпечатки обрывались, но все равно было видно, откуда пришла Марина:  роса
на траве была сбита. Выставив перед собой фонарь, Калинов двинулся дальше.
Через пятнадцать метров ему все стало ясно. Трава  на  лужайке  у  фонтана
была изрядно помята.
     Он внимательно осмотрел лужайку и пошел встречать доктора.

     Ознакомившись с показаниями своих приборов, Зуев сказал:
     - Она просто спит. Думаю, ничего страшного  нет.  Пусть  выспится,  а
утром милости прошу в клинику, на более тщательное обследование.
    Он поправил на руке Марины новый браслет и начал собирать аппаратуру
в чемоданчик. Вита посмотрела на Калинова.
     - Я бы сделал ей анализ крови, - сказал тот. - И поторопился бы.
     - Полагаете, могут быть следы препаратов?
     - Да! Иначе с какой стати она спала бы в такой ситуации!
     Доктор немного подумал,  кивнул.  Когда  он  приставил  анализатор  к
обнаженному плечу Марины, та вздрогнула, но не проснулась. Анализатор чуть
слышно защелкал. Зуев внимательно смотрел на дисплей.
     - Есть следы, - сказал  он  наконец.  -  Похоже,  она  находится  под
действием волюнтофага... Но следы очень слабые.  По-видимому,  использован
препарат, который быстро распадается в крови.
     Калинов закусил губу. Вита посмотрела на него:
     - Что это означает?
     - Это означает, что она сейчас выполняет указания того, кто сделал ей
инъекцию,  -  сказал  Зуев.  -  Волюнтофаг  -  это   препарат,   полностью
подавляющий волю человека. Ей приказали спать - вот она и спит. К счастью,
этот препарат не представляет опасности для физического здоровья человека.
     - Для физического? - Вита подняла брови. -  А  для  какого  же  тогда
здоровья он представляет опасность?
     Зуев беспомощно посмотрел на Калинова.
     - Видишь ли, Вита... - Калинов подошел к жене и взял ее  за  руку.  -
Если бы ей, скажем, приказали сойти с  ума,  она  бы  не  сумела  избежать
этого.
     Вита сунула кулак в рот и прикусила костяшки пальцев.
     - Не думаю, чтобы так было на самом деле, - поспешно сказал  Калинов.
- Какой смысл?
     Вита замотала головой. Калинов обнял ее и сказал:
     - Я уверен, все будет в порядке... Иди-ка поспи еще.
     Вита ушла. Зуев укоризненно покачал головой:
     - Зря вы пустились в объяснения...
     Калинов поморщился:
     - Да я и сам понимаю,  что  зря...  Черт  знает,  что  меня  дернуло!
Наверное, эта история все-таки сказалась на моих нервах. Ну а вы?.. Больше
не будете спрашивать меня, почему графики имели такую странную форму?
     - Не буду, - буркнул Зуев. - Коллеги просветили!
     Он  собрал  свой  чемоданчик  и  ушел.  Калинов   проводил   его   до
джамп-кабины.
     Вернувшись обратно, он взял плавки и отправился купаться:  все  равно
уснуть теперь можно было только со  снотворным,  а  снотворное  за  три  с
половиной часа до работы используют только абсолютные кретины.
     На пляже было пусто, лишь далеко  справа  виднелась  одинокая  фигура
такого же раннего купальщика.
     Калинов вошел в воду и неторопливым брассом поплыл вдоль берега.  Как
всегда, в объятиях ладожской воды хорошо думалось. Он не  сомневался,  что
здоровью Марины не нанесено никакого ущерба. Не для  того  ее  похищали  и
снова вернули. А вот угроза, высказанная во втором  послании  похитителей,
откровенно беспокоила его. Ему вдруг пришло в голову, что  он  практически
не знает Марининого прошлого, а зря... Ведь  были  же  у  нее  мужчины  до
встречи с ним: в двадцать четыре года девочек не бывает. И она девочкой не
была. Что если виновник случившегося  -  кто-то  из  ее  бывших  ухажеров?
Разумеется, думает, что он, Калинов, конечно же,  разведется  с  секундой:
ведь с примой его связывает гораздо больший  отрезок  жизни!..  Хотя  нет,
чушь все это, отъявленнейшая чушь! Тогда  и  условие  было  бы  поставлено
совершенно конкретно: развестись с  Маринкой.  Разумеется,  чушь!  Кто  же
может надеяться, что Калинов разведется с беременной женой? На такое может
рассчитывать только сумасшедший.
     Он перевернулся на спину и лег на воде, раскинув руки.
     Надо  все-таки  браться  за  монистов,  подумал  он.  Пусть   Милбери
поработает с агентурой. А моих всех под охрану. На всякий  случай...  Кому
же все-таки  выгодно,  чтобы  начальник  отдела  аномалий  Социологической
комиссии развелся с одной из  жен?  Ортодоксам-церковникам?..  Разумеется!
Какой материал для проповедей! Господь наш вразумил  грешника  и  направил
его на путь истинный. Искусителю не удалось удержать в когтях свою жертву.
Истинная вера - это вера в Господа нашего, а истинный супруг - это  супруг
ЕДИНСТВЕННОЙ жены. И так далее...  Вот  только  не  верю  я,  что  церковь
докатилась до киднапа... Лесбиянкам выгодно?.. Конечно. Вот только  выгода
у них не прямая. Им это выгодно стратегически. Если увеличится  количество
незамужних женщин, им проще вербовать новых подруг... Одиноким  выгодно?..
Без сомнения, но их выгода, как и у лесбиянок, стратегическая. Если бы  не
один аспект, психологический. Ревность  самца-неудачника  к  самцу-баловню
судьбы. И утоление этого чувства - вещь уже сиюминутная. А  ревность,  как
известно, - одна из классических причин для умышленного убийства. Так  что
есть тут материал для раскопок, есть!
     Его мысли вернулись к Марине.
     Применение волюнтофага объясняет многое. После инъекции с  нею  можно
было делать что угодно. Даже увести из  супружеской  постели...  А  уж  из
Летнего сада - и вовсе не проблема. И  саму  инъекцию  сделать  -  никаких
сложностей. Царапнули чем-нибудь в толпе руку... А вот вытащить теперь  из
Марины информацию - проблема  еще  та!  Наверняка  перед  расставанием  ей
приказали все забыть: хемогипнотический блок. Не идиот же  Калинов,  чтобы
пытаться снять такой блок у беременной  жены!  Он  бы  и  в  другое  время
поостерегся его снимать:  на  стадии  опытов  три  четверти  тех,  на  ком
отрабатывалась   методика,    закончили    помешательством.    Они    были
добровольцами, но это не спасло разработчиков методики от решетки... А вот
ниточку здесь найти можно: не  так-то  просто  достать  такой  волюнтофаг.
Хотя, конечно, труды предстоят немалые...
     Он перевернулся на живот и поплыл назад. Сделал небольшую пробежку  -
километра два. Дома первым делом отправился под душ. А  потом  заглянул  к
Марине.
     Она проснулась, едва он вошел. Увидела его, улыбнулась,  протянула  к
нему руки. Калинов наклонился, поцеловал ее в губы,  погладил  по  голове.
Губы были мягкие, а волосы жесткие. Как и всегда...
     Марина снова улыбнулась:
     - Ты со мной как с маленьким ребенком!
     Она села, свесив ноги с кровати. Но тут же снова легла, прислушалась.
     - Она там бьется! - Марина взяла руку Калинова  и,  откинув,  одеяло,
положила на свой круглый живот. - Чувствуешь?
     Толчки были довольно ощутимыми.  Калинов,  не  удержавшись,  погладил
живот, потом осторожно убрал руку и набросил на жену одеяло.
     - Хорошо, - сказала она, потянувшись, и закрыла глаза.
     - Хорошо, - согласился Калинов. И осторожно спросил: - Где ты была?
     - Когда?
     - Вчера.
     Она открыла глаза:
     - Ты же знаешь... Гуляла по Летнему саду. Смотрела "Амура и  Психею".
Разве ты забыл? Я же тебе вчера вечером рассказывала!
     - Да нет, не забыл, - сказал Калинов. Все было ясно. - Это  я  так...
Кстати, твой врач хочет, чтобы ты сегодня легла в клинику на обследование.
     В глазах Марины проснулась тревога.
     - Почему? Я же себя хорошо чувствую... И  почему  он  мне  ничего  не
сказал? Я у него была на днях, ты знаешь.
     - И тем не менее врача надо слушать. - Калинов сконструировал на лице
выражение "строгий папочка".
     -  Хорошо-хорошо,  -  сказала  Марина  подчеркнуто-послушно  и  вновь
потянулась к нему.
     - Вот и умница! - Он еще раз коснулся  ее  губ,  а  потом  пристально
посмотрел в глаза.
     Зрачки у нее были слишком большие. Тогда он, все  так  же  пристально
глядя ей в глаза, сказал гранитным голосом:
     - Спать...  Немедленно  спать...  И  проснуться  после  десяти  часов
утра... А потом отправиться в клинику...
     Лицо ее исказилось, взгляд окаменел,  рука,  лежащая  у  Калинова  на
затылке, судорожно дернулась,  соскользнула  и  упала  на  одеяло.  Марина
спала.
     Калинов вышел из спальни и закрыл дверь на замок. Воровато оглянулся.
Свидетелей преступления в окрестностях не  наблюдалось.  Он  посмотрел  на
часы: была половина седьмого. Он спустился вниз.  В  ванной  шумела  вода.
Через  несколько  минут  оттуда  вышла  Вита,  одетая  в  халат.  Подошла,
прижалась к плечу мужа.
     - Ты от нее? Как она?
     - Спит.
     Вита вздохнула.
     - Она все еще под действием этого  зелья.  Я  приказал  ей  спать  до
десяти.
     - Она просыпалась?
     - Да... Она ничего не помнит. Считает, что вчера была в Летнем  саду,
а вечер провела дома.
     Вита, ничего не ответив, поднялась наверх. Калинов  пошел  на  кухню,
заказал стакан апельсинового сока. Сел и медленно выпил, бездумно глядя  в
стену. Минут через пять Вита вернулась, одетая в домашний комбинезон. Села
рядом.
     - Надо, чтобы никто не задавал ей никаких вопросов, - сказал Калинов.
- Постарайся к десяти сплавить детей  и  Анфису  из  дома.  Доктор  просил
положить ее в клинику на обследование. Проводишь ее?
     - Да, конечно... Ты запер дверь в ее спальню?
     -  Запер.  Вот  ключ.  -  Калинов  опустил  ключ  в  карман  Витиного
комбинезона. - Надо,  чтобы  никто  не  задавал  ей  никаких  вопросов,  -
повторил он. - Врача я предупрежу. Ты поняла?
     - Поняла... Долго она будет в таком состоянии?
     - Одна инъекция волюнтофага действует не более шести часов. Так  что,
в худшем случае, часов в девять действие его прекратится. Спать она  будет
до десяти и больше чужих приказов выполнять не  станет.  Проследи  тут  за
всем.
     - А ты?
     - А я буду искать того, кто так с нею обошелся.
     - Черт бы вас всех, мужиков, побрал! -  сказала  Вита  со  слезами  в
голосе, встала и подошла к рисиверу. - Завтракать будешь?
     - Буду. - Калинов встал, приблизился к жене и  вдруг  шлепнул  ее  по
круглому заду. - Ничего, мать! Прорвемся!

     - Я просмотрел результаты контроля джамп-связи за вчерашний  вечер  и
ночь, - сказал Милбери. - Пусто. Никаких следов.
     Калинов раздраженно побарабанил пальцами по столу.
     - Ее вернули на флаере, - сказал он.  -  Сегодня  ночью,  с  трех  до
четырех, прямо в мой сад... - Он покачал головой. - Такой  наглости  я  не
ожидал!
     Милбери после некоторых размышлений предложил:
     - Можно попробовать выйти на  этот  флаер  через  компьютеры  системы
безопасности полетов. Ночью не так много флаеров летает.
     - Если только они шли на  автопилоте.  Впрочем,  проверь...  Хуже  не
будет.
     - А могу я задействовать агентуру у монистов?
     - Теперь можешь, но... Действовать аккуратно, наши агенты ни  в  коем
случае не  должны  знать  сути  дела.  Пусть  все  выглядит,  скажем,  как
мероприятие по статистической обработке различных случаев  киднапа.  Нечто
вроде секретного социологического исследования.  Подробности  проработаешь
сам.
     Милбери, кивнув, встал, но, словно вспомнив о  чем-то,  тут  же  сел.
Калинов поднял на него равнодушные усталые глаза.
     - А ты не намерен, - проговорил Милбери, - взять  под  охрану  членов
семьи?
     - Намерен. Но этим я займусь сам!
     Милбери ушел.
     Калинов связался с О'Коннором. После  дежурных  приветствий  сообщил,
что Марину вернули.
     - Очень рад, - сказал О'Коннор. - Ты делаешь официальное заявление?
     - Нет. Хочу заняться похитителями сам. Твои предварительные  проверки
принесли какой-нибудь результат?
     Кажется, О'Коннор даже обрадовался:
     - Практически никакого. Кое-кто из специалистов по киднапу сейчас  на
Земле, но они  лежат  в  глубоком  дрейфе.  Личные  дела,  любовь,  отдых,
финансовые операции... Все исключительно в рамках закона.
     - Они не взяли денег, Джим!
     О'Коннор удивленно присвистнул:
     - Зачем же они ее похищали?
     - Не знаю, - соврал Калинов.
     - А тебе не кажется, что все это похоже на глупую шутку?
     - Возможно... Ладно, буду разбираться.

     В два  часа  Калинов  отправился  в  клинику.  Зуев  встретил  его  в
вестибюле.
     - Мы ничего ей не сообщили.
     - Как ее состояние? - спросил Калинов.
     - Обследование уже закончено. Никаких следов волюнтофага в  организме
ко  времени  обследования  не  сохранилось.  Все   анализы   соответствуют
самочувствию нормальной женщины, ждущей ребенка.  Девочка  тоже  в  полном
порядке. Я бы вашу жену хоть сейчас отпустил домой, но  пусть  полежит  до
завтра. На  всякий  случай...  Должен  сказать,  похитители  оказались  на
редкость гуманными людьми. Не ожидал!
     - Вы что, встречались раньше с похищениями?
     Доктор улыбнулся:
     - Нет, конечно... Литература, видео...  Там  они  выглядят  несколько
иначе.
     Теперь улыбнулся Калинов.
     - Пойдемте, - сказал Зуев. - Она сейчас на крыше. Нет причин отменять
солнечные ванны.
     - Послушайте, доктор. - Калинов взял Зуева под руку. - А вы  уверены,
что волюнтофаг не скажется на ребенке?
     Доктор поскреб пальцами подбородок:
     - Результаты обследования опасений не подтверждают. У вас будет очень
крепкая девчонка... Впрочем, если желаете, мы можем оставить вашу  жену  в
клинике до самых родов.
     - Нет-нет! - быстро сказал Калинов. - Вряд ли подобная перспектива ее
обрадует. Будем надеяться, вы правы.
     - Ее обследовал сам профессор, - сказал Зуев  подчеркнуто-равнодушно.
- Можете поговорить с ним.
     - Извините, доктор... Я полагаю, он скажет мне то же, что и вы.
     - Разумеется.  -  Зуев  сразу  оттаял.  -  Если  бы  он  мог  сказать
что-нибудь другое, он бы  с  вами  уже  поговорил...  Кстати,  вы  просили
посоветовать вам, как  объяснить  Марине  Васильевне  исчезновение  из  ее
памяти вчерашнего дня...
     - Да-да, я и сам ломаю над этим голову.
     - Не ломайте! Мы перед обследованием усыпили вашу жену, а  когда  она
проснулась,  я  сказал,  что  была  применена  новая  методика,  требующая
длительного времени, и что вашей жене пришлось посвятить сну целые  сутки.
Я оформил ее поступление вчерашним утром.
     - Спасибо, доктор! - Калинов крепко пожал Зуеву руку.
     - Не за что, Александр Петрович. Ради здоровья матери и  плода  можно
пойти и на большие нарушения. Только предупредите тех, кто может  заронить
в душу Марины Васильевны сомнение в моих словах.
     - Не беспокойтесь, доктор!
     Они еще раз обменялись рукопожатием,  и  Зуев  проводил  Калинова  до
лифта.
     Выйдя  на  крышу,  Калинов  чуть  не  ошалел  от  такого   количества
полуобнаженных  беременных  девиц,  собранных  в  одном   месте.   Как   и
большинство  мужчин,  ничем  не  прикрытые  неестественно  круглые  животы
дозревающих матерей приводили Калинова в некоторую оторопь.  Он  вспомнил,
какое раздражение вызывала у  него  под  конец  беременности  изменившаяся
фигура Виты, его худенькой стройной Виты. И когда родилась Сельма, радость
новоиспеченного отца смешивалась с восторгом мужа, получившего назад  свою
привычную и желанную  живую  игрушку.  Впрочем,  с  той  поры  прошло  уже
восемнадцать лет, и теперь он  относился  к  излишне  крупным  округлостям
по-другому. Что поделаешь - такова природа!..
     Он нашел Маринку очень быстро. Никогда не менявшая цвет своих  волос,
она оказалась здесь единственной брюнеткой. Пока он пробирался к ней между
часто стоящими ложами, будущие мамаши бросали на него любопытные взгляды.
     Марина лежала на правом боку и жарила спину, держа в руках книгу. Она
любила красное, и купальник на ней был, естественно,  алым.  Грива  черных
волос рассыпалась по изголовью ложа. Едва тень от Калинова упала  на  нее,
Марина повернула голову.
     - Ой, Сашенька! - Карие глаза засветились любовью.  -  Наконец-то  ты
пришел!
     Она села. Калинов осторожно обнял жену.
     - Здравствуй, малышка! Как дела?
     - Врач говорит, все в порядке, завтра отпустят. - Она прижалась щекой
к его плечу. - Как там Женька?
     - Скучает по  маме-два.  Ждет-не  дождется,  когда  вернешься...  Что
читаем?
     Она протянула ему книгу.
     - "Архитектура Петербурга середины XIX века", - прочел Калинов.
     - Надо понемножку восстанавливать знания, -  пояснила  Марина.  -  За
шесть лет все позабыла.
     - Ты хочешь вернуться в экскурсоводы?
     - Да. Ты же знаешь, я всегда любила водить людей по нашему городу.
     - Знаю. Десять лет назад  ты  хотела  устроить  экскурсию  по  Питеру
некоему Калинову из Твери.
     - А он вместо экскурсии пригласил меня в ресторан. - Она вздохнула.
     - И теперь ты жалеешь об этом, - сказал Калинов со смешком.
     - Никогда я об этом не жалела.
     - Отчего же такой тоскливый вздох?
     Она снова положила голову на его плечо.
     - Мне почему-то страшно, - прошептала она. - У меня  такое  ощущение,
будто скоро произойдет что-то непоправимое.
     - Глупости! - Калинов потрепал секунду по щеке. - Что может  с  тобой
произойти? У тебя не первые роды!
     - Нет, не со мной. Я почему-то боюсь за тебя.
     - И давно у моей женушки такие страхи? -  спокойно  спросил  Калинов,
старательно расслабляя мышцы лица.
     - Нет. Мне стало страшно сегодня, после того,  как  я  проснулась.  Я
даже не могу  объяснить,  откуда  он  взялся,  этот  страх.  Просто  стало
страшно, и все. Не хочется расставаться...
     - Но я никуда не улетаю!
     - Да? - Лицо ее стало растерянным. - А мне кто-то говорил,  что  тебе
надо во Внеземелье.
     Калинов  коснулся  теплых  мягких  губ,  провел  рукой   по   гладкой
обнаженной спине.
     - Тебе приснилось, малышка! Черт бы побрал этих врачей,  с  их  новой
методикой! Нормальному человеку нельзя столько спать!
     - Девочки, время! - На крыше появилась дежурная сестра.  -  Пожалуйте
вниз!
     Марина осторожно встала, отобрала у Калинова книгу.
     - Я никогда никуда от тебя не улечу! - прошептал Калинов ей  в  самое
ухо, и она счастливо зажмурилась.
     - Девочки, прошу вас! - снова подала голос сестра.
     Будущие  мамаши  зашевелились,  загомонили,  выражая   неудовольствие
краткостью процедуры.
     - Я провожу тебя, - сказал Калинов.
     Марина кивнула, одарив мужа таким взглядом, что  у  того  зашлось  от
нежности сердце.
     - Пошли по лестнице, - сказала она. - Не хочу в  лифт!  Как  будто  в
стену замуровывают...
     Когда спустились на ее этаж, Калинов спросил:
     - А что еще снилось моей жене?
     - Какой-то дурацкий сон  был...  Вроде  бы  я  где-то  долго  сидела,
чего-то ждала. Какой-то мужчина со мной был...
     - Что еще за мужчина?  -  Калинов  шутливо  погрозил  ей  пальцем.  -
Никаких мужчин!
     - Незнакомый, бородатый,  толстый...  Или  без  бороды...  Не  помню!
Дурацкий сон! Словно меня украли... -  Она  мотнула  головой.  -  Нет,  не
помню... Да и Бог с ним!
     Калинов  проводил  ее  до  палаты,  но  внутрь  заходить   не   стал.
Распрощались у дверей.
     - Поцелуй меня! - попросила она, не выпуская из руки  его  пальцы,  и
прильнула к нему.
     Около лифта он обернулся. Она стояла в дверях, не сводя с него  глаз.
Словно прощалась навсегда.
     Спустившись вниз, он зашел к Зуеву.
     - Ее что-то страшит, - сказал он. - И, по-моему, она  смутно  кое-что
помнит... Может, дадите ей успокоительного? Я боюсь, у нее будет шок, если
она вспомнит...
     -  Вряд  ли  она  что-нибудь  вспомнит...  Но  в  любом  случае,   не
беспокойтесь, мы примем все меры!
     Покинув клинику, Калинов не вернулся сразу в  здание  Социологической
комиссии. Около часа он прогуливался по парку, окружающему клинику, срывал
с деревьев листья, валялся на траве, принюхивался к цветам. Но так  ничего
и не решил.
     А когда вернулся в свой кабинет,  на  принтере  его  ждало  очередное
послание:
     "Напоминаем тебе - первый день прошел!"

     Ближе к ночи, когда поужинали и дети дружно улеглись спать, он позвал
Виту в кабинет. Достал из сейфа браслет-протектор.
     - Надень на левую руку.
     - Что это? Часы?
     - Протектор. Охранное устройство.
     - Ты думаешь, теперь похитят меня? - Вита  усмехнулась.  Сегодня  она
выглядела куда более веселой.
     - Надень, пожалуйста! - попросил Калинов проникновенно.
     Вита взяла протектор, нацепила на левую  руку.  Чуть  слышно  щелкнул
замок.
     - Он выполнен в форме часов, - сказал Калинов. - Чтобы не  привлекать
внимания. Время, кстати, он тоже показывает.
     Вита копалась с замком, пытаясь открыть.
     - Бесполезно, - заметил Калинов. -  Теперь  его  можно  снять  только
вместе с рукой.
     Вита оставила протектор в покое, с  удивлением  посмотрела  на  мужа.
Брови ее сошлись над переносицей.
     - Ну и зачем он мне?
     - Такие штуки используют агенты спецслужб. В случае необходимости  он
может  поставить  круговую  защиту,  непроницаемую  даже   для   лайтинга.
Достаточно  нажать  кнопочку  с  правой  стороны...  Одновременно  с  этим
подается сигнал тревоги, и немедленно будет организовано оказание помощи.
     Вита заморгала:
     - Неужели положение так серьезно?
     Калинов подошел к жене, обнял ее, взъерошил рыжие кудри.
     - Не думаю. Но на всякий случай... И постарайся в  ближайшие  дни  не
исчезать из нашего региона.
     Вита взяла в обе  руки  его  подбородок,  заглянула  прямо  в  глаза.
Смотрела внимательно и долго.
     - Мне кажется, ты что-то не договариваешь, - сказала она наконец. - А
как же дети? Им ты тоже наденешь такие штуки?
     - Нет! - Калинов постарался не отвести взгляд, и это ему  удалось.  -
Детям совершенно ничего не грозит.
     Вита, судя по всему, поверила, отпустила подбородок мужа.
     - Тебе что-то удалось узнать сегодня?
     - Ничего особенного,  -  соврал  Калинов.  -  Просто  береженого  Бог
бережет... Завтра я такой же браслет дам и Маринке.
     - Как же ты ей все объяснишь?
     - Еще не решил, но придумаю... Кстати, ты говорила с детьми?
     - В общем, нет. Сережка все равно ни о чем не догадывается. А Сельма,
едва я завела разговор, сказала, что ты сам обещал ей все объяснить, когда
придет время. Но я все-таки предупредила ее, просила не задавать  маме-два
лишних вопросов. Чтобы не повредить...
     - Умница, - сказал Калинов. - Пойдем спать.
     Вита потерлась носом о его щеку:
     - Пойдем. Сегодня и мне хочется.
     Она ушла в ванную, а он  спустился  вниз  и  вышел  в  сад.  Постоял,
послушал, как поет соловей. Воздух был вязок и недвижен, деревья  тянулись
в небо облитыми лунным светом кронами. Калинов вышел на берег  озера,  сел
на скамеечку. Ладога умиротворенно шепталась с песчаным берегом, на севере
подмигивал  любопытным  глазом  маяк.  Калинову  вдруг   показалось,   что
предстоящая ночь - последняя спокойная ночь, которую он проведет дома.
     Наверное, поэтому, когда он пришел к Вите, она, эта ночь,  получилась
такой радостной, какой давно уже не была.

     Утром Милбери ждал его с докладом.
     - Шеф, я проверил флаеры.
     Было бы слишком удачно, подумал Калинов.  И  слишком  глупо  было  бы
надеяться.
     - Увы, порадовать нечем. - Милбери виновато развел руками. - Ни  один
аппарат в режиме автопилота вблизи твоего дома не пролетал.
     - Конечно... Не дураки же они! Ей-богу, иногда начинаешь жалеть,  что
флаеры - бесшумные аппараты. В былые времена полпоселка бы проснулось.
     - В былые времена они бы ее на флаере не привезли, - заметил Милбери.
-  А  у  тебя  нет  ощущения,  что  похищение  твоей  жены  -   дело   рук
нечеловеческих?
     - У нечеловеков руки отсутствуют.
     Милбери фыркнул: похоже, попытка сострить показалась ему  не  слишком
своевременной.
     - Конечно, - сказал Калинов. -  Я  думал  об  этом.  Очень  заманчиво
ухватиться за такую версию: тогда легко объяснить любые странности.
     - Но ведь ты помнишь дело "Нахтигаля"...
     Калинов жестом остановил его:
     - Рэн, я помню все! Однако, полагаю, что в любых странностях  сначала
надо  искать  дела  рук  человеческих.  В  противном  случае   большинство
преступлений никогда не будут раскрыты. И потому я прошу тебя  подготовить
мне список всех, кто брал напрокат флаеры в течение последней недели.
     - В каком районе?
     - Ну, скажем... - Калинов  поднял  глаза  к  потолку.  -  В  пределах
полутора сотен километров от моего дома. Думаю, они держали ее  не  далее,
чем в часе полета... Кстати, ты уже  задействовал  агентуру  в  монистских
организациях?
     - Да. Задание выдано вчера.
     - Когда должна поступить информация?
     - Исходя из имеющейся информации... Я не давал конкретных сроков,  но
просил сделать побыстрее, если это не будет  грозить  агентам  провалом...
Полагаю, дня три им понадобится.
     - Дня три... - Калинов покусал губы. - И никакой гарантии успеха!
     Милбери только растерянно развел руками.
     - Ладно, - сказал Калинов. - Занимайся флаерами.
     Милбери ушел. Калинов связался с бюро охраны и поставил  на  контроль
протектор, который нацепил на руку Виты. Потом получил еще один браслет  и
отправился в клинику.

     Марина выглядела молодцом: лицо розовое, глаза  живые.  Потянулась  к
нему.
     - Сашенька, я так рада, что ты пришел!
     Калинов поцеловал ее, поговорили о здоровье, о самочувствии  младшего
сына.
     - Доктор меня сегодня отпускает, - сказала Марина.
     - Да, я заходил к нему... За тобой явится Вита. -  Калинов  посмотрел
на часы. - Уже скоро... И я прошу тебя: сегодня из дома ни на шаг.
     - Почему? - удивилась Марина. - Я хочу на Ладогу.
     - На Ладогу пойдешь через  пару  дней...  Ну  я  прошу  тебя  -  будь
умницей!
     Она внимательно посмотрела ему в глаза:
     - Но почему? Неужели я не в порядке? Ты что-то от меня скрываешь?
     - Глупости! - Калинов не отвел взгляда. Как разведчик на  допросе.  -
Ты в полном порядке, иначе бы доктор оставил тебя в клинике.
     - Да, я знаю. - Она опустила глаза, заморгала. - Но ты от меня что-то
скрываешь... Или эти дурацкие сны во всем виноваты? Мне как-то не по себе.
И ты не очень хорошо выглядишь. У тебя усталый вид.
     - Неприятности на работе, -  сказал  Калинов,  чертыхаясь  про  себя,
потому что ни о каком протекторе теперь и речи идти не могло: он бы только
насторожил Марину. Или того хуже - напугал.
     - Бедный Саша! - Она погладила его по голове. -  Опять  тебя  монисты
достают?
     - Ничего! - Он подмигнул ей. - Не достанут! Историческая  перспектива
не на их стороне. - Он снова подмигнул и  снова  откровенно  посмотрел  на
часы.
     Она вздохнула:
     - Ладно, иди. Я вижу,  тебе  сейчас  не  до  меня...  И  не  спорь  с
беременной женщиной!
     Спорить с беременной женщиной Калинов не стал: она, как всегда,  была
права.

     Подумав немного, он связался с бюро охраны. Начальник бюро его другом
не был, но Калинов не  сомневался,  что  просьба  будет  удовлетворена.  И
действительно, когда он описал ситуацию, начальник бюро  немедленно  отдал
приказы. Пришлось, правда, со старшим наряда смотаться к дому,  объяснить,
где лучше выставить охранников, покумекать на пару, как их  замаскировать,
чтобы не очень лезли в глаза. Соседи - народ  всезнающий  и  всевидящий...
Потом понаблюдал издалека, как прима привела домой секунду. Для наблюдения
использовали флаер и оптические спецсредства.  Сердце  Калинова  дрогнуло:
Маринка выглядела такой несчастной, что он чуть не прослезился.
     Во  всяком  случае,  теперь  не  требовалось  надевать  ей  на   руку
протектор, требовалось только проследить, чтобы она не  покидала  дома.  К
Сельме и Сережке приставили "скрытую мобильную охрану в пределах  города".
Конечно, не Бог весть что, но иного выхода не было: иначе  детей  пришлось
бы сажать под замок. Впрочем, охранники были опытные, а дети  пользовались
джамп-связью лишь по дороге из дома и домой.
     Едва Калинов вернулся к себе в кабинет, последовал вызов под индексом
"Пресса". С прессой Калинов никогда не конфликтовал - себе дороже.
     С экрана взглянули знакомые глаза. Это была она,  Лорина-Лавиния.  За
прошедшие два или три года она практически  не  изменилась:  наверное,  ее
личная жизнь не ставила перед ней больших проблем. Во  всяком  случае,  ее
жен, думается не крали.
     -  Здравствуйте,  мистер  Калинов!   Корреспондент   журнала   "Уорлд
секс-мэгэзин" Лоренсия Нейпир.
     - Я вас помню. -  Калинов  заставил  себя  разулыбаться.  -  Рад  вас
видеть. Вы хорошо выглядите.
     - Спасибо, вы очень любезны! - Комплимент подействовал  на  Лоренсию:
она расцвела. Все-таки  женского  в  ее  душе  было  гораздо  больше,  чем
мужского. - Мне бы хотелось взять интервью, но на этот  раз  не  у  одного
вас, а у всей вашей семьи. Я имею в виду ваших жен и старшую дочь.
     - С каких  это  пор  Ассоциацию  Лесбийской  Любви  интересует  жизнь
полигамной семьи? - не сдержался Калинов.
     Мисс Нейпир не оскорбилась.
     - Я выполняю задание журнала, а не Ассоциации. Ассоциацию жизнь вашей
семьи и в самом деле  не  интересует...  Так  когда  я  могла  бы  с  вами
встретиться?
     Коря себя за несдержанность, Калинов срочно  сыграл  отступление.  На
корреспондентку смотрел привычный, улыбчиво-корректный чиновник.
     - Видите ли... э-э... мисс Нейпир... Боюсь,  что  в  ближайшее  время
организация  интервью  будет  крайне  затруднена.  Моя  вторая  жена  ждет
ребенка, и врачи запрещают ей какие бы  то  ни  было  беспокойства.  Может
быть, позднее, после рождения дочери?
     Мисс Лоренсию, похоже, такой исход переговоров не очень  устроил,  но
она не настаивала: по-видимому, заранее поинтересовалась семейными  делами
Калиновых. Раскланиваясь, она чуть  ли  не  шаркала  ножкой.  А  может,  и
шаркала - через тейлор было не видно.
     Когда она отключилась, Калинова вдруг осенило. А в самом ли деле  она
выполняла редакционное задание? Может, просто вынюхивала, как он выглядит?
     Он связался с Милбери:
     - Рэн! Мне бы хотелось знать,  получала  ли  некая  Лоренсия  Нейпир,
корреспондент "Всемирного сексуального журнала", задание взять интервью  у
меня и моей семьи.
     - Будет сделано, шеф! Полагаешь, проверяют, как сказывается давление?
     - Не удивлюсь, если ты окажешься прав.

     В семнадцать часов принтер отшелестел: "Напоминаем  -  прошел  второй
день. Торопись!" Послание было отправлено из Вены.

     Маму-два обхаживала вся семья. Ей помогали спускаться  и  подниматься
по  лестнице,  ей  рассказывали  стихи  и  сказки,  ее  даже  к  кухне  не
подпускали. В конце концов она возмутилась:
     - Вы со мной словно с грудным младенцем!
     - Ой! - воскликнула Сельма. - Да я бы согласилась, чтобы вокруг  меня
так всю жизнь бегали.
     Впрочем, возмущение  Марины  было  наигранным,  в  глубине  души  она
испытывала удовольствие. Даже согласилась не выходить  несколько  дней  за
пределы усадьбы. Тут, правда, помог Зуев.  Он  был  так  красноречив,  так
настойчив, что восхищенный Калинов мысленно аплодировал. Вы же  понимаете,
дорогая, все мы только добра хотим и вам, и вашему  ребенку.  Два-три  дня
без купания в естественном водоеме вам не повредят. И так далее... Если же
вы будете плохо себя вести,  я  снова  заберу  вас  в  клинику.  Последняя
угроза, по-видимому, оказалась наиболее действенной: Марина смирилась.
     За ужином все были милы и внимательны  друг  к  другу.  Даже  Сережка
ходил по струночке. И только Калинов замечал  тревогу,  скрытую  в  глазах
примы. В отличие от остальных, он  слишком  хорошо  знал  Виту,  чтобы  не
заметить этой тревоги.
     После ужина ему позвонил Петер Крайчик, поинтересовался, что  Калинов
решил,  будет  ли   баллотироваться.   Пришлось   отбрехаться,   что   еще
раздумывает, что шаг чрезвычайно серьезен и с бухты-барахты подобные  шаги
не делаются. Крайчик нарисовал на  физиономии  понимающую  мину,  согласно
кивал головой. Но времени на окончательное решение дал всего два дня. Семь
бед - один ответ, подумал Калинов.
     - Скажите, Петер, - начал он, - как ваша партия относится к  разводам
в среде полигамных семей?
     Вопрос, похоже, удивил Крайчика. А возможно, и насторожил. Во  всяком
случае, ответил он следующим образом:
     - К разводам наша партия относится нормально. Порой развод - такая же
жизненная необходимость, как и брак. Но к разводам  политических  деятелей
мы относимся отрицательно. Политик не имеет права совершать  ошибки  ни  в
юности, ни в старости!
     Калинов  в  душе  чертыхнулся.  Неужели   этот   партдеятель   что-то
заподозрил?.. Однако если "этот партдеятель" и заподозрил что-то, виду  он
не подал. Ничего не добавил, ничего не спросил. Обменялись десятком ничего
не значащих фраз и тепло распрощались.
     Отключившись, Калинов задумался. Подумать было о чем. Он уже  являлся
когда-то членом Совета Планеты, давно, еще  в  первой  жизни.  Возможности
члена Совета были велики... Но и внимание  к  нему  велико,  особенно,  со
стороны прессы. А интерес к кандидату в члены Совета даже выше, чем к  уже
избранному.  Время  ли  сейчас  подвергаться  такому  интересу?  Он  решил
подождать два дня и отказаться.  Не  подходящий  ныне  этап  в  жизни  для
подобного выдвижения. Вместо стремительного  взлета  может  получиться  не
менее стремительное падение. Без надежды  когда-либо  подняться.  Ведь  он
даже не уверен, что ему удастся сохранить семью.  Как  бы  не  пришлось  с
одной из жен расстаться...
     Глядя в потемневший экран тейлора, он вдруг поймал себя на  том,  что
впервые сформулировал эту мысль. Еще неделю назад ему и в голову такое  не
могло прийти. Он никогда не видел себя иначе, чем  мужем  Виты  и  Марины.
Боже, неужели он поддастся на шантаж банды каких-то  сволочей?!  Да  ни  в
жизнь! Им его не запугать - не в таких переделках бывал!
     Разделавшись таким образом со своей тревогой, он отправился к Марине.
     Секунда уже была уложена в постель. Обрадовалась, потянулась к  нему.
Его всегда удивляла эта ее способность - радоваться ему, как в первые  дни
знакомства, как невеста радуется  жениху.  Но  кто  был  бы  против  такой
радости!..
     Он посидел с ней. Говорили о всякой чепухе. За дверью Вита  разгоняла
детей по спальням.
     - Ты меня не бросишь? - спросила вдруг Марина.
     Калинов чуть с кровати не упал, захотелось заорать на дуру,  затопать
ногами, застучать кулаком...
     Спросил тихо:
     - Разве у тебя есть причины задавать мне такой вопрос?
     Марина тряхнула черной гривой, улыбнулась мягко:
     - Нет у меня причин, но скажи: ты меня не бросишь?
     - Никогда! - прошептал Калинов, и она снова расцвела, от удовольствия
зарделась маковым цветом, прижала его ладонь к своей щеке.
     Когда дыхание ее стало ровным, Калинов осторожно  высвободил  ладонь,
переключил кондиционер на ночной режим и вышел, осторожно прикрыв дверь.
     Дом был объят покоем. Дети если и не спали в своих комнатах, то  вели
себя тише воды ниже травы. Идти купаться сегодня не было никакого желания,
но Калинов решил не  поддаваться  слабости.  Виты  внизу  не  оказалось  -
наверное, уже легла.
     Вечер опять был хорош: метеослужба плевала на проблемы Калинова и  не
собиралась приводить погоду в соответствие с его настроением. Над поселком
со стороны Борисовой Гривы проплыл флаер, демонстрируя знающим, что охрана
не дремлет. Калинов прошел по саду. Наземные посты были уже сняты.
     Искупавшись, он зашел к приме.  Вита  еще  не  спала,  встретила  его
холодновато. Во всяком случае,  неуемной  Марининой  радости  у  примы  не
наблюдалось.
     Спросила озабоченно:
     - Тебя что-то беспокоит еще?
     Калинов с легкомысленным видом помотал головой.
     - Похитители так ничего и не потребовали?
     - Нет... Сам ничего не пойму, чего  ради  было  организовывать  такое
похищение, рисковать свободой.
     Вралось легко, как в каком-нибудь  профессиональном  деле,  но  Вита,
похоже, верила не очень. Впилась мужу в  глаза  долгим  взглядом.  Калинов
взгляд выдержал, даже не моргнул.
     - Странно ты на нас смотрел сегодня за ужином.
     - И в чем выражалась эта странность?
     - Как будто сравнивал.
     - Да я же всегда так смотрю. Не могу понять, кто мне больше нравится.
Иногда та, с кем сегодня спать, иногда та, с кем спал вчера.
     - Нет. - Вита опустила глаза. - Так, как сегодня, ты на нас  смотрел,
когда женился на Маринке. Тогда  я  все  время  чувствовала,  что  ты  нас
СРАВНИВАЕШЬ. Скажи, ты меня не бросишь?
     О Господи!!! Калинов чуть вслух не выругался.
     - Никогда! - сказал он тем же тоном, что и час назад.
     - Правда?
     Вместо ответа он сжал ее в объятиях, стараясь  вложить  в  ласку  как
можно больше страсти. Но, наверное, не сумел, потому что она очень  мягко,
но настойчиво отстранилась.
     - Устала я... Маринка сегодня  жутко  капризничала,  ничем  не  лучше
Женьки. Может, они все-таки задели ее психику?
     - Вряд ли... Просто у нее состояние сейчас такое. Ты же сама  знаешь.
Родит, и все кончится.
     - Да... Скорее бы все кончилось! - Она произнесла фразу таким  тоном,
что Калинов так и не понял, что именно она имела в виду.

     Утром, скоренько проинспектировав наружную охрану, он  отправился  на
работу. Перед уходом дал задание Анфисе ни под каким  видом  не  выпускать
секунду на Ладогу. И во все прочие места.  Анфиса  вопросов  не  задавала.
Дети вопросы обязательно бы задали, но  он  обеспечил  их  "жучками"  так,
чтобы они ничего не заметили.
     Милбери ждал его с новостями.
     - Шеф! Вчерашняя журналистка действительно  выполняла  задание  своей
редакции.
     Калинов почесал бровь:
     - А не проверил, от кого исходила инициатива относительно интервью?
     - Проверил. Инициатива исходила от  подписчиков  журнала.  Конкретные
имена, к сожалению, установить не удалось.
     Калинов потер подбородок. Информация не давала возможности  прийти  к
однозначным выводам. Такое предложение  редакции  могли  сделать  и  лица,
похитившие Марину. Всего-навсего для того, чтобы бросить тень на АЛЛ.
     - Есть информация и от нашей агентуры. К  сожалению,  она  ничего  не
дает. Никаких действий по организации похищения твоей  секунды  агенты  не
обнаружили.
     - Я хотел бы сам проверить эту информацию.
     - Пожалуйста. - Милбери не сдержался и пожал  плечами.  -  Я  передал
донесения на твой тейлор... Но это еще не все. Готов список тех, кто  брал
напрокат флаеры.
     У Калинова заколотилось сердце. Предчувствие было  настолько  острым,
что потемнело в глазах. Почему-то он был уверен: имя одного из похитителей
обязательно окажется в этом списке.
     Милбери сообщил код материала, и Калинов набрал номер на  клавиатуре.
На дисплее появились фамилии и адреса.
     Список  был  не  слишком  велик  -   двести   четырнадцать   человек.
Встретилось несколько знакомых, но когда он наткнулся на Зяблика,  у  него
потемнело в глазах во второй раз. Даже Милбери заметил:
     - Что с тобой, шеф?
     Калинов опустил голову,  зажмурился  и  сделал  три  глубоких  вдоха.
Отныне он знал  виновника  своих  волнений.  Но  и  похищение  из  события
общественной важности сразу превратилось в его личное дело.
     - Свободен!
     Милбери   удивился,   но   промолчал.   По-видимому,   объяснил   все
естественной нервозностью шефа.
     Когда он вышел из кабинета, Калинов шарахнул кулаком по крышке стола.
Черт бы тебя, Зяблик, подрал! Конечно, это твоих  рук  дело!  Ты  врач,  а
потому у тебя есть возможности раздобыть волюнтофаг. И  ясно  теперь,  для
каких целей тебе потребовался  "небольшой  коттеджик  около  Комарова".  И
поскольку ты врач, я наверняка  не  найду  никаких  следов  того,  что  ты
использовал  волюнтофаг  в  преступных  намерениях.  А  "коттеджик   около
Комарова" сам по себе уликой не является...  Теперь  мне  понятно,  почему
Марина так легко дала себя увести из Летнего сада.  А  когда  мы  с  тобой
беседовали у  меня  на  вечеринке,  в  душе  ты  смеялся  мне  в  лицо.  Я
представляю, сколько удовольствия ты тогда получил. И это после всего, что
я для тебя сделал в жизни!.. Господи, а я еще чуть ему все не рассказал!
     Бешенство переполняло Калинова. Он даже набрал рабочий номер Крылова,
но, вовремя спохватившись, выключил канал. Конечно, можно сказать  Зяблику
все, что он о нем думает, но в ответ Зяблик расцветет майской улыбкой и  с
легкой укоризной прогудит: "Саша! Да как ты мог подумать обо мне такое!" И
будет прав.
     Калинов посидел, успокаиваясь. Потом связался с  Милбери  и  попросил
его начать проработку новой версии  -  "Похититель-одиночка".  В  качестве
подозреваемого был  назван  Игорь  Сергеевич  Крылов,  смотри  также  дело
"Пятеро с "Нахтигаля".
     Как ни странно, на этот раз Милбери  не  удивился.  У  Калинова  даже
возникло ощущение, что заместитель ждал от него именно такого задания.

     В конце дня Калинову напомнили: "Прошло три дня.  Нам  жаль  одну  из
твоих жен".

     Вечером он без зазрения совести рассказал о своих  подозрениях  Вите.
Вита выслушала внимательно, долго молчала и наконец произнесла:
     - Ты знаешь, если бы это оказалось правдой, я бы не удивилась. Зяблик
вообще-то способен на поступки.
     - Ну, знаешь! - Калинов возмущенно фыркнул. -  Мне  всегда  казалось,
что все как раз наоборот. Кто позволил "мисс миллионерше"  женить  его  на
себе? Кто после той истории десятилетней давности навсегда засел на Земле?
Хотя, я уверен, ему давно уже ничто не грозит...
     - Извини, - перебила  Вита,  -  но  ты  не  знал  Зяблика  до  своего
появления в Дримленде. Ты сразу и навсегда стал для него моим парнем, моим
женихом, моим мужем, а он всю жизнь был в меня  влюблен.  Как  же  он  мог
раскрыть перед тобой свою сущность?
     - Откуда ты знаешь, что он всю жизнь был влюблен в тебя?
     Вита грустно улыбнулась:
     - Сашенька! Женщина всегда знает это. Даже если мужчина  и  молчит  о
своих чувствах... Я скажу тебе больше - Зяблик влюблен в меня и сейчас.
     - И ты думаешь, он способен?..
     - Способен, Саша. С отчаяния влюбленный способен  на  что  угодно.  Я
удивляюсь, что ты забыл об этом. Помню, и некий Калинов допускал кое-какие
выходки.
     - А почему с отчаяния? Разве раньше у него была надежда?
     Вита  посмотрела  на  него  долгим  взглядом.  Словно  раздумывала  -
говорить или не говорить. А может, удивлялась мужской самонадеянности.
     - Милый мой, конечно была. Он ведь был уверен, что наш с  тобой  брак
окажется недолговечным. Я знаю это... Он не считал нас гармоничной  парой.
Потому с Алькой и детей не хотел заводить. Но года уходят,  а  ты  все  не
собираешься меня бросать.  Вот,  полагаю,  он  с  отчаяния  и  решил  тебя
пошантажировать: вдруг да выгорит!
     А ведь я уже слыхал нечто  подобное,  вспомнил  Калинов.  Десять  лет
назад от самого Зяблика. Выходит, он  не  юродствовал  тогда?  Или  я  все
забыл?
     Но соглашаться с женой почему-то не хотелось, и он проговорил упрямо:
     - Не понимаю, откуда у него могла появиться такая надежда. Я вроде бы
не давал поводов к появлению такой надежды.
     - Тебе так кажется. На самом деле, женившись во второй раз, ты тут же
дал ему повод надеяться. Он ведь однолюб и даже не может понять,  как  это
возможно - любить сразу двух женщин. Тебе бы влезть в  его  шкуру,  но  ты
просто не способен на такой подвиг. По чисто психологическим причинам...
     - А ты способна? - ядовито осведомился Калинов.
     - Я женщина, а стало быть,  влезть  в  шкуру  мужчины  тем  более  не
способна, но не забывай, что я тоже однолюб.
     Калинов крякнул: ему показалось, что последние слова  прозвучали  как
укор.
     - Я ни в чем тебя не обвиняю, -  поспешно  проговорила  Вита.  -  Мня
вполне устраивает наша семейная жизнь.
     Я не раз это слышал, подумал Калинов, но так ли оно  на  самом  деле?
Если ты уверена, что Зяблик всю жизнь  любит  тебя...  Ведь  такая  любовь
способна растопить сердце любой женщины! А твое сердце, Виточка,  тоже  не
камень.
     - Что ты собираешься делать? - спросила Вита.
     Калинов сложил губы куриной гузкой и поднял взор к потолку:
     - Пока хочу собрать улики. А потом...
     Ему вдруг пришла в голову мысль: а не выложит ли она все, что  он  ей
расскажет, Зяблику? Эта мысль  потрясла  его  настолько,  что  он  потерял
способность говорить.
     Вита расценила молчание мужа по-своему:
     - Если это служебная тайна, то лучше не рассказывай.
     Однако лицо ее помрачнело.
     О Господи, сказал себе Калинов, неужели теперь и от собственной  жены
придется скрываться!
     Тут в гостиную вошла Марина, и разговор сам собой перешел  на  другие
темы. Впрочем, секунда некоторое время подозрительно смотрела  на  мужа  и
приму, но никаких вопросов себе не позволила. Разговор сразу стал легким и
беззаботным, и к  Калинову,  впервые  за  последние  дни,  даже  вернулось
хорошее настроение: он вдруг вновь  почувствовал  себя  героем-любовником.
Марина села рядом с Витой, положила головку на плечо примы, а та обняла ее
за плечи, и Калинову очень захотелось оказаться между ними.
     Ночью Вита пылала страстью. Словно  к  ним  вернулась  юность  времен
Дримленда. Калинов тоже старался быть на высоте.  Однако  даже  в  моменты
величайшего наслаждения его не покидало ощущение, что он в постели у чужой
женщины. Отсюда и такой восторг, и явившееся потом раздражение. Как  будто
он изменил...  А  уже  утром,  когда  он,  собираясь  вставать,  осторожно
вытаскивал из-под шеи жены правую руку, неизвестно  откуда  к  нему  вдруг
пришла уверенность, что ЭТО было между ними  в  последний  раз.  Сожаления
почему-то не возникло.
     Когда  он  вышел  из  ванной,  Вита  встретила   его   приготовленным
завтраком. Села напротив, смотрела, как  он  ест.  Сама  разделить  с  ним
завтрак отказалась, и Калинов был ей за это благодарен.  Совместный  прием
пищи  объединил  бы  их,  и  пришлось  бы  о   чем-нибудь   разговаривать.
Сложившаяся же мизансцена позволяла молчать. А молчать было так хорошо!
     Уходя на работу, он ограничился легким кивком и братским поцелуем.

     Когда Милбери явился с докладом, выражение его лица не обещало ничего
хорошего.
     - Проверка проведена, шеф... К сожалению, ничего определенного она не
дала. В самом деле, накануне похищения Крылов снял в  Комарове  коттедж  и
взял напрокат флаер. Все это зарегистрировано самым должным  образом,  без
малейших попыток что-либо скрыть. Он вполне мог по-тихому увести, а  потом
увезти твою жену из Летнего сада и точно так же, по-тихому,  мог  привезти
ее в Кокорево. Поскольку  он  бывал  у  вас  и  хорошо  знал  дорогу,  ему
совершенно не требовалось пользоваться автопилотом... Но никаких  улик  мы
не обнаружили. Я рассчитывал, что удастся снять этот коттедж и провести  в
нем тщательный обыск,  но  Крылов  заплатил  за  месяц  вперед  и  пока  о
расторжении договора не заикался. Соседей мы аккуратно  порасспросили,  но
ничего определенного они сказать не могут. Если Крылов там  и  бывает,  то
всегда без шума. Флаер удалось осмотреть, использовали искатель  запаха  и
дактилоанализатор. Кабина флаера оказалась залита  одеколоном,  отпечатков
пальцев твоей жены не обнаружили.
     Нетерпение, все утро терзавшее Калинова, вдруг сменилось апатией.  Он
молча смотрел сквозь Милбери. Удивленный Милбери кашлянул и продолжил:
     - Думаю, надо произвести обыск в коттедже. Не может быть,  чтобы  там
не осталось никаких следов... Конечно, санкции  с  такими  данными  мы  не
получим, но я готов на свой страх и риск. Если ты не против...
     - А почему ты думаешь, что мы там найдем следы? Ведь он вполне мог их
уничтожить...
     - Да ну, шеф! Что он, рецидивист, что  ли?  Ведь  одну-то  ошибку  он
совершил!
     - Это какую же?
     Милбери улыбнулся:
     - Ему надо было уничтожить эскулапа до применения химических средств,
и тогда бы у вас быстрых подозрений не возникло. Он же сделал наоборот.
     Калинов встал, прошелся по кабинету. Подошел к заместителю,  похлопал
его по плечу.
     - А какой смысл в том, чтобы у меня не возникло  быстрых  подозрений?
Наоборот, подозрения должны были возникнуть. И  время  было  выбрано  так,
чтобы я попенял на политических соперников. И думаю,  дальше  все  сделано
так, чтобы с определенностью сказать, кто виновник, было невозможно.  Так,
чтобы даже если я и стал подозревать Крылова, все равно оставался бы шанс,
что это не он. А стало быть, моя семья должна ходить под дамокловым мечом.
     - Тем более надо отыскать улики против Крылова, - сказал Милбери.
     - Нет! Я не  пойду  на  нарушение  закона  в  деле,  касающемся  моей
личности.
     - Тогда остается наблюдение в надежде на ошибку подозреваемого.
     Калинов  задумался.  Если  бы  он  был  на  сто  процентов  уверен  в
виновности Зяблика!.. Но по большому счету все это вилами на воде  писано.
Конечно, если за всеми последними событиями стоит Зяблик,  то,  в  случае,
если Вита станет свободной, он обязательно попытается  сблизиться,  и  вот
тогда можно будет его  на  чем-нибудь  поймать.  С  другой  стороны,  если
похищение - дело рук не Зяблика, а  кого-то  из  монистов,  развод,  кроме
безопасности Маринки, ничего не даст. Впрочем, разве безопасность  Маринки
-  это  мало?  К  тому  же,  что  мешает  потом,  когда  все   успокоится,
аннулировать развод?.. Правда, Крайчику вся эта возня очень не понравится,
но ведь нынешние выборы - не последние в жизни. Тем более что если Крайчик
узнает о причине такого решения, он никогда не скажет о  Калинове  дурного
слова. Когда-нибудь такая ситуация даже может сыграть на  руку...  Видите,
человек ради  безопасности  беременной  жены  был  вынужден  развестись  с
другой, хотя и любил ее. Это пахнет мелодрамой, а избиратели  очень  любят
мелодрамы. Нет, здесь явно  что-то  есть...  Придется,  правда,  вытерпеть
целую череду не очень приятных разговоров, но действительно неприятный  на
самом деле только один - с Витой. Ей-то вся эта затея вряд ли  понравится,
потому что  попахивает  впечатлением,  что  муж  предпочел  одну  из  жен.
Впрочем, тут он ее укоротит очень легко... Маринка беременна, и Вите крыть
будет нечем! А там посмотрим...
     Он подошел к окну, прислонился  лбом  к  стеклу,  невидящими  глазами
вперился в небо.
     Будет, правда, еще одна проблема: как все  объяснить  Маринке...  Ну,
Маринке-то можно соврать, что они решили расстаться на самом деле.  Она  в
своем положении сейчас вряд ли будет слишком беспокоиться о приме. А  если
ей рассказать правду о похищении, то она и вообще будет  думать  в  первую
очередь о себе...  Хотя  этого,  конечно,  лучше  бы  избежать...  Значит,
избежим, найдем способ!
     Он отошел от окна и сел за стол, посмотрел  на  заместителя.  Милбери
ждал.
     - Значит, так! - сказал Калинов. -  Никакого  незаконного  обыска  мы
устраивать не будем - не того калибра дело.
     На лице Милбери явно можно было прочесть разочарование - как будто не
он всегда цеплялся к начальнику по поводу нарушений.
     - Второе, - сказал Калинов. - Наблюдение за Крыловым  продолжать.  Я,
со своей стороны, предприму кое-какие меры, чтобы  спровоцировать  его  на
неосторожные действия.
     - Что это за меры? - Милбери смотрел на начальника с подозрением.
     - Я бы пока не хотел о них распространяться. Поживем - увидим... Вот,
наверное, и все.
     Милбери выкатился из кабинета явно недовольным: он так  хотел  помочь
начальнику, а тому, дураку, видно, наплевать на безопасность своей семьи.
     Решение принято, сказал себе Калинов, сжимая кулаки. Надо сегодня  же
переговорить с Витой. Надеюсь, она все поймет...
     Он лгал сам себе и понимал это: он не надеялся - он был уверен в Вите
как в себе самом. Но уверенность его шла не от любви.

                                 2. ПРИМА

     Вызов из бюро охраны последовал сразу, едва Калинов вернулся с обеда.
На дисплее появилось лицо дежурного. Калинов похолодел  -  неожиданно  для
самого себя.
     - Что случилось?!
     - Только что пропал сигнал от вашей жены.
     Калинов автоматически посмотрел на часы: 13.54.
     - Как пропал? Это же невозможно.
     Дежурный сделал попытку улыбнуться. И не смог. Лишь развел руками:
     - Тем не менее сигнала нет. Я отправил оперативную группу к месту его
исчезновения.
     - Где это случилось?
     - В течение последних двадцати минут ваша  жена  находилась  на  углу
Литейного и Невского, четная сторона Литейного,  пятьдесят  три  метра  от
перекрестка. Судя по всему, это закусочная "Аквилон".
     - Спасибо! - Калинов отключился и рванулся прочь из кабинета.
     Подбегая к служебным джамп-кабинам, обнаружил, что его правая рука за
каким-то чертом сжимает рукоятку парализатора,  а  под  левой  мышкой  уже
угнездилась кобура. Оказавшиеся в коридоре коллеги с тревогой оглядывались
на него. Калинов выругался про себя,  но  возвращаться  не  стал.  Засунул
парализатор под мышку. Едва подбежал к кабинам, очередь у ближайшей  сразу
отступила  в  сторону:  наверное,  его  лицо  было  выразительней  всякого
парализатора. Молча кивнул коллегам  и  шагнул  в  освободившуюся  кабину.
Справиться об адресном номере закусочной "Аквилон" было  делом  пятнадцати
секунд.
     Однако джамп не состоялся: кабина в закусочной оказалась  занятой.  И
не освобождалась. Тогда  Калинов  отыскал  номер  одной  из  ближайших  на
Владимирском. Попытка получилась удачной. Он выскочил из кабины и, едва не
сбивая людей, перебежал Невский.
     По-видимому, опергруппа уже пахала вовсю. В закрытые двери закусочной
скреблись проголодавшиеся завсегдатаи.  Вышибала-швейцар  вешал  на  дверь
маленькую табличку. Прочитавшие  сообщение  кандидаты  в  клиенты  тут  же
отваливали.
     Расталкивая  голодных,  Калинов  подбежал  к   закусочной.   Табличка
гласила:  "Закрыто  по  тех.  причинам.  Извините,  пожалуйста!"   Калинов
заколотил в стекло. Вышибала погрозил кулаком. Калинов достал из кармана и
показал ему служебный жетон. Вышибала пригляделся и махнул рукой, подзывая
кого-то из недр заведения.  В  роли  этого  "кого-то"  выступил  Довгошей.
Калинова впустили.
     Из  зала  доносились  взволнованные  голоса,   перекрываемые   хорошо
поставленным басом,  призывающим  господ  клиентов  успокоиться.  Довгошей
принялся докладывать обстановку:
     - Она здесь обедала. Клиенты за соседними столами - те,  кто  обратил
внимание, конечно, - говорят,  к  ней  подошел  мужчина  лет  сорока.  Они
пообедали и вместе вышли из зала. Беседовали спокойно, ничего похожего  на
ссору, и все выглядело так, будто они хорошо знакомы.
     Калинов оглянулся. Вышибала, прищурившись, смотрел на  него  ласковым
взглядом. Как на приятного глазу богатого клиента. Дверь джамп-кабины была
открыта. Внутри  находился  оперативник,  обрабатывал  дактилоанализатором
клавиатуру пульта.
     - Швейцар обратил на них внимание, потому что мужчина дал ему на чай.
Они вошли  в  джамп-кабину.  Ваша  жена  не  проявляла  никаких  признаков
беспокойства.
     Обнаглел Зяблик, подумал Калинов. Даже внимание к себе привлекать  не
боится...
     Он повернулся к вышибале:
     - Вы смогли бы опознать того клиента? Если я покажу вам голографию?..
У вас в закусочной есть где-нибудь тейлор?
     Вышибала улыбнулся, подмигнул:
     - Зачем тейлор, командир? Зачем голография? У меня хорошая память  на
лица. Я тебя и так сразу узнал!
     Калинов опешил. Довгошей забормотал растерянно:
     - Вы хотите сказать, уважаемый...
     - Я его сразу узнал. - Вышибала перестал улыбаться.  -  Такие  чаевые
дают раз в сто лет, и подобных клиентов запоминаешь надолго.  -  Он  снова
подмигнул Калинову и повернулся к Довгошею. - Нет, я точно вам говорю:  ту
рыжую красотку с зелеными глазами сопровождал именно этот парень.
     Калинов закрыл глаза и принялся медленно считать до десяти.

     - Что показал дактилоанализатор? - спросил Калинов.
     Довгошей чуть развел руками, но тут же положил их на колени и  сцепил
пальцы. Милбери смотрел в окно, куда  уже  собиралось  заглянуть  вечернее
солнце.
     - К счастью, после них никто кабиной воспользоваться  не  успел.  Так
что пальчики выглядели превосходно...  К  сожалению,  это  были  отпечатки
вашей супруги. Адресный индекс набирала она.
     - Надо искать среди тех, кто мог воспользоваться дисивером, -  сказал
Милбери.
     - Вы думаете, у него был дисивер? - удивился Довгошей.
     - Нет! - Калинов саркастически рассмеялся. -  Это  я  собственноручно
похитил свою собственную жену. Развлечься захотелось. А заодно  проверить,
как работает оперативная  группа.  Теперь  личному  составу  группы  можно
объявить в приказе благодарность,  а  потом  отправиться  домой  -  кушать
окрошку, приготовленную похищенной женой.
     Довгошей слегка смутился. Милбери по-прежнему внимательно разглядывал
небо за окном.
     - Крылов вряд ли мог достать дисивер, - заметил он.
     - Разумеется! - воскликнул Калинов. - Он и мою  секунду  не  похищал.
Она сама от меня спряталась, сама наглоталась волюнтофага.
     - Но вина Крылова не доказана. Все  подозрения  по-прежнему  остаются
лишь подозрениями.
     Да знаю я это и без тебя,  подумал  Калинов.  И  тут  же  понял,  что
Милбери сказал свою реплику для того, чтобы хоть что-то сказать.
     Звякнул сигнал вызова. Это оказался дежурный бюро охраны.
     - Я провел глобальный поиск, как вы просили.
     - И что? - Калинов догадывался, каков будет ответ.
     - Нигде на Земле сигнал  протектора  перехвачен  не  был.  Продолжать
поиски?
     - Да! Конечно!
     Дежурный отключился. Калинов смотрел в  потемневший  экран.  Довгошей
шевельнулся в своем кресле:
     - Шеф! Вы подходили к джамп-кабине в закусочной?
     Калинов с трудом оторвал взгляд от экрана:
     - Да, подходил.
     - К чему-нибудь притрагивались?
     - Нет, конечно. За кого ты меня принимаешь?
     - На наружной  ручке  кабины  дактилоанализатор  обнаружил  отпечатки
ваших пальцев.
     Калинов остолбенело уставился на подчиненного. Милбери вдруг хмыкнул,
снова посмотрел в окно.
     - Ребята, - сказал Калинов. - Я вам  честное  слово  даю:  я  в  этой
закусочной в последний раз был, наверное,  два  года  назад.  А  с  женой,
по-моему, и вообще никогда не был.
     - Остается предположить, что Крылов подделал еще и отпечатки пальцев.
- Милбери снова хмыкнул.
     Калинов медленно начал закипать.
     - Свободен, - сказал он Довгошею.
     Довгошей выкатился. Калинов встал, вышел из-за стола, аккуратно сгреб
Милбери за грудки, поднял из кресла и прошипел:
     - Ты всерьез полагаешь, что я мог похитить свою собственную жену?!
     Милбери  осторожно  освободился  от   железной   хватки   начальника,
улыбнулся. Улыбка была добродушной.
     - Выпейте воды, шеф! Она, говорят, успокаивает.
     Калинов молча вернулся за стол, буркнул:
     Милбери заправил в брюки вылезшую рубашку, сел в кресло.
     - Чудак ты, Алекс! - Он снова улыбнулся. - Кто говорит, что это твоих
рук дело? Это дело рук нечеловеческих...
     - Ты недавно уже выдвигал подобную версию, а потом оказалось,  что  в
похищении может быть замешан и человек!
     Милбери смотрел на Калинова невозмутимо.
     -  Сейчас  я  вряд  ли  ошибаюсь.  Отпечатки  пальцев  можно  нанести
специально,  согласен...  Если  есть  образец.  Можно  искать,   кто   мог
использовать дисивер, но, мне кажется, только потеряем  время.  Тем  более
что похитителю надо было бы  каким-то  образом  и  просканировать  тебя...
Нутром чую: здесь для нашего отдела работы нет.
     - Для какого же отдела, по-твоему, здесь есть работа?
     Милбери чуть заметно пожал плечами. Словно удивился, что ему достался
такой непонятливый собеседник.
     - Я  думаю,  Алекс,  здесь  есть  работа  непосредственно  для  тебя.
Персонально для тебя. Ведь это ты десять лет назад воевал с трупами.
     Калинов быстро взглянул на него, но Милбери, кажется, не шутил.
     - И что я, по-твоему, должен делать?
     Милбери снова, на этот раз явно, пожал плечами:
     - А вот этого я не знаю. На сей вопрос,  я  думаю,  сможешь  ответить
только ты сам!
     Черт возьми, подумал Калинов, неужели он прав?  Неужели  спиритосфера
по какой-то причине вспомнила обо мне?
     - Нутром чую! - сказал Милбери.
     - Твое бы нутро да древним сыщикам вместо служебных  собак!..  Ладно.
Глобальный поиск мы отменим, но наше бюро пусть держит сигнал на контроле.
Если, как ты думаешь, началась чертовщина, она может и продолжаться.
     Когда Милбери удалился, Калинов позвонил  домой.  К  тейлору  подошла
Марина, обрадовалась.
     - Это ты?..
     Снова надо было подбирать слова, снова надо было врать.
     - Малышка! Ты не жди нас сегодня с Витой, мы будем  очень  поздно.  А
может быть, и вообще не явимся ночевать.
     - Почему?
     - Есть срочные служебные дела.
     - Вместе с Витой? - не поверила Марина.
     Калинов добродушно-удивленно улыбнулся:
     - Конечно. Ведь такое уже было! Или ты мне не веришь?
     Такое, действительно, уже было  лет  пять  назад.  Марина  пристально
смотрела мужу в глаза. Потом сказала:
     - Я чувствую, ты меня обманываешь. Что случилось?
     - Ровным счетом ничего!  -  отчеканил  Калинов.  -  Большего  я  тебе
объяснить не могу. Это служебная тайна. Целую! - Он прервал  связь:  врать
становилось невыносимо.
     А потом задумался.

     Крылова он нашел быстро. Зяблик оказался в своей городской квартире.
     - Привет! - сказал Калинов. - Ты очень занят? Надо  бы  поговорить...
Могу я заявиться к тебе в гости?
     Крылов  был  само  радушие.  Он  был  совершенно  не  занят  и  готов
встретиться со старым приятелем хоть сейчас. Калинов заявится один  или  с
женами?
     - Один, - сказал Калинов. - Разговор сугубо деловой. Я  буду  у  тебя
через полчаса.
     Через полчаса он сидел в уютной гостиной городской квартиры Крыловых.
Алла с ребенком где-то пропадали,  и  Зяблик  был  один.  Стряпал  у  бара
какой-то коктейль, время от времени поглядывая на гостя. Взгляд его  порой
казался  Калинову  странным:  словно  за  знакомой   внешностью   прятался
незнакомый человек. Но когда Крылов подал ему стакан и, улыбаясь,  сказал:
"Твое  здоровье!"  -  Калинов  понял,  что  у  него  слишком   разыгралось
воображение. Зяблик был Зябликом, и никто за его внешностью не  скрывался.
Впрочем, Калинов все равно бы ничему не удивился.
     - Как дела? - спросил Крылов. Улыбка его таяла, как майский снег.
     Калинов крутил в пальцах стакан.  Мысли  вдруг  куда-то  разбежались.
Словно стадо без пастуха. И собирать их было  некому,  потому  что  пастух
потерял кнут.
     - Я ведь знаю, что это ты похитил мою вторую жену!
     Зяблик выпучил глаза и чуть не выронил коктейль.  Во  всяком  случае,
содержимое стакана плеснулось ему на брюки.
     - Ты что, Сашка! Как ты мог подумать обо мне такое! Полнейшая чушь...
     Хорошо разыграл парень  изумление.  Вполне  мог  бы  претендовать  на
Оскара за лучшую мужскую роль года.
     - Не-ет, не чушь! - Калинов впился взглядом в лицо Зяблика и погрозил
пальцем. - Я ведь все-е-е знаю!
     Зяблик глаз в сторону не отвел. Не глядя отряхнул  брюки,  возмущенно
фыркнул:
     - И что же ты знаешь?
     - Знаю, что у тебя  был  волюнтофаг.  Это  раз.  Знаю,  что  ты  взял
напрокат флаер, как раз перед тем, как была похищена Марина. Это два. И  в
это же время ты арендовал коттедж под Комаровом. Это три. В коттедже легко
было скрывать похищенную. И похитить ее  тебе  было  нетрудно:  Марина  не
стала бы опасаться друга семьи... А  гипнотический  блок  напрочь  спрятал
тебя в ее памяти.  Ты  хорошо  все  рассчитал.  -  Калинов  помолчал,  уже
сожалея, что все выложил преступнику. Но отступать теперь было  некуда,  и
он продолжил: - А может, все было несколько  иначе?  Может,  ты  умудрился
где-то достать дисивер? Что, если копнуть поглубже?
     Пока он говорил, возмущение Крылова улеглось. Зяблик  успокоился,  на
губах его зазмеилась усмешка, он сделал глоток и сказал:
     - Копай! - Он пожал плечами.  -  Можешь  хоть  всю  планету  насквозь
прокопать. Жаль только денег налогоплательщиков... Волюнтофаг и дисивер  -
это плоды твоей болезненной фантазии, а флаер и коттедж под Комаровом - не
преступления. Флаер мне нужен, чтобы летать к любовнице, а  в  коттедже  я
могу ее принимать. Не беспокоя жену...
     - У тебя нет любовницы!
     - Откуда ты знаешь? - Крылов ухмыльнулся. - Неужели ты  занялся  моей
личной жизнью?..  Странный  интерес  для  отдела  аномалий!  Мне  кажется,
наличие у мужчины любовниц аномалией не является.
     - У тебя нет любовницы!  -  повторил  Калинов.  -  Так  что  придумай
что-нибудь поинтереснее. Мне только непонятно, зачем тебе сталкивать  меня
с монистами. Какой тебе в этом интерес? Ведь тебе же всегда  было  глубоко
наплевать и на монистов, и на полистов!
     Крылов единым махом проглотил коктейль и сказал:
     - Мне и сейчас на них наплевать. Если  это  все,  что  ты  хотел  мне
сказать, можешь выметаться. Впрочем, как гостеприимный  хозяин,  предлагаю
повторить. Допивай!
     Калинов кивнул и освободил стакан.  Крылов  удалился  к  бару,  снова
взялся за колдовство. Калинов внимательно изучал его широкую спину.
     Ничего, что грудь впалая -  зато  спина  колесом,  вспомнилась  вдруг
услышанная где-то фраза. Он усмехнулся и спросил спину:
     - Не возбудить ли мне против тебя уголовное дело?
     -  Валяй!  -  Крылов  даже  головы  не  повернул.  -  Если  все  твои
доказательства на уровне флаера и коттеджа в  Комарове,  это  будет  очень
веселое для моего адвоката дело.
     Да, подумал Калинов, тут ты, голубчик, прав: зацепить тебя и в  самом
деле пока нечем. Пока...
     Зяблик  наконец  разобрался  с  коктейлями  и  вернулся   в   кресло.
Протягивая стакан, посмотрел Калинову прямо в  очи.  Да,  Оскара  он  явно
заслуживал. Вот только  жило  в  его  глазах,  в  самой  глубине  зрачков,
какое-то легкое беспокойство. А может, ему  просто  хотелось  в  туалет  и
подчеркиваемое гостеприимство мешало исполнить желаемое...
     Калинов сделал хороший глоток и сказал тихо:
     - Ладно, если бы дело было в Марине, я бы тебя легко простил:  Марина
тебе не нужна. Но то, что случилось сегодня...
     -  А  что  случилось  сегодня?  -  Зяблик  спокойно  выдержал  взгляд
Калинова. Даже не моргнул.
     - Куда ты дел Виту?
     Зяблик фыркнул:
     - Так... Теперь я еще и Виту украл!  А  двоюродную  бабушку  твою  я,
случайно, не убил?!
     Калинов смотрел на него во все глаза. Усмешка медленно сползла с  губ
Зяблика, он вдруг поежился:
     - Подожди-ка, Сашка, ты о чем?!
     Калинов слегка опешил: Зяблику снова можно было вручать  Оскара,  но,
кажется, сейчас он и не думал играть. И  тревога,  выплеснувшаяся  из  его
глаз, не была беспокойством за свою шкуру.
     - Разве ты сегодня не встречался с нею? На углу Литейного и Невского?
     Крылов растерянно замотал головой:
     - Нет. В последний раз я ее видел, когда мы  с  Алей  были  у  вас  в
гостях. - Он снова замотал головой. - Подожди-ка! Ты меня не разыгрываешь?
     И тогда Калинов, сам не зная почему, все ему рассказал о  сегодняшних
событиях. Без раскрытия служебных тайн, но достаточно подробно.
     Когда  он  закончил,  Зяблик   несколько   минут   просидел,   вперив
остановившиеся  глаза  куда-то  в   пространство.   Словно   скоропостижно
скончался. Потом ожил, встал, отряхнул брюки, подошел  к  бару  и,  достав
бутылку коньяку, приложился прямо к горлышку.
     - Дурак ты, Сашка! - сказал он, и голос его дрогнул.  Интересная  это
была дрожь: словно от радости, что сбылась наконец его  вековая  мечта.  -
Дурак ты, дурак! Она же просто сбежала от тебя, а ты, чудик, этого даже не
понял! Достал ты ее, вот она и сбежала!
     Он сказал это таким  тоном,  что  Калинов  встал  и  отобрал  у  него
бутылку. Подумав, тоже сделал глоток из горла.
     - Куда она могла?.. - Он осекся, потому  что  Зяблик  просто  лучился
радостью.
     - Куда? - Зяблик погрозил ему пальцем.  -  Шалишь...  Так  я  тебе  и
сказал!

     Вернувшись на работу, Калинов зашел к дежурному.  Радостных  новостей
не было: сигнал Витиного протектора в эфире не  объявился.  Тогда  Калинов
отправился к себе в кабинет и достал из стола  искатель-файндер.  Включил.
Прибор молчал. Калинов ввел в него код протектора, который  предназначался
для Марины и лежал  сейчас  в  сейфе.  Файндер  сразу  ожил,  запищал,  на
маленьком экранчике появился румб. Калинов перестроил прибор  обратно,  на
частоту Витиного браслета. Тишина.
     Значит, ты догадался, куда  она  сбежала,  мысленно  обратился  он  к
Зяблику. Ответа, естественно, не получил.
     Он сунул файндер в карман и вышел из кабинета. У джамп-кабин  в  этот
час уже никого не было. Он вошел и закрыл за собой дверь. Кровь колотилась
в виски. Он прислонился лбом к  холодной  панели  пульта  и  постоял  так,
уговаривая себя успокоиться. Потом набрал индекс, даже не удивившись,  что
так хорошо его помнит.  И  тем  более  не  удивился,  когда  стены  кабины
затянуло серым туманом.
     А потом туман исчез, и пришлось зажмуриться.  Как  когда-то.  Наконец
открыл глаза.
     Ничего здесь не изменилось. Луг с незнакомыми - или теперь знакомыми?
- цветами был  все  тот  же.  И  те  же  купы  темно-зеленых  деревьев  на
горизонте. И синее солнце по-прежнему висело над слепящей гладью озера.
     "Ты кто?.. Новенький?"
     Знакомый  голос  раздался  так  явственно,  что  Калинов,  похолодев,
оглянулся. Однако сзади никого не было: свои причуды вытворяла  память.  И
луг был пуст, и на пляже никто не визжал. Стояла такая  тишина,  что  даже
озноб пробрал. Калинов тряхнул головой, отгоняя  навязчивые  воспоминания.
Но воспоминания отгоняться не желали. Тогда он закусил губу  и  достал  из
кармана файндер. Включил. Писк прибора прозвучал для него, как колокольный
звон. Вот тут с воспоминаниями удалось наконец справиться, хотя солнце так
и осталось синим.
     Калинов сунул файндер в  карман  и  представил  возникающее  в  руках
прохладное ложе арбалета. Однако арбалет после первой попытки не появился.
Не появился он и после двадцать первой.
     Калинов улыбнулся. Снова достал файндер, послушал его голос.
     Ладно, подумал он. И на этом спасибо. И пожелал серого тумана  вокруг
себя. Вот туман по-прежнему был безотказен.
     Выйдя из джамп-кабины, Калинов вернулся к себе в кабинет.
     Видно, фантазия  сорокатрехлетнего  мужика  слабее  фантазии  пацана,
подумал он и стал прикидывать, что из оружия нужно взять с собой. А  потом
ему пришло в голову, что оружие оружием, но и помощник в деле был  бы  как
нельзя кстати.
     Он повернулся к тейлору и набрал домашний Довгошея. И тут  же  понял,
что спешить теперь, собственно, некуда: детектива не будет,  а  посему  не
будет и опозданий  в  оперативной  работе.  И  когда  Довгошей  отозвался,
Калинов просто предупредил его, что  завтра  с  утра  их  ждет  совместная
работа, начало в девять тридцать, продолжительность - до вечера, оружие  -
лайтинг, прочие условия будут на твоем тейлоре. Потом он пожелал  Довгошею
спокойного  отдыха  и  проверил  принтер.  И  убедился,   что   привычного
ежедневного напоминания на сей раз не последовало.

     В девять утра он уже был в своем кабинете.
     Вчерашний вечер выдался на удивление спокойным. Все  легко  поверили,
что мама-один отправилась в командировку за пределы Земли, а участия  папы
в оной командировке не потребовалось. Сельма, правда, поначалу смотрела на
отца с подозрением, и он ждал, что она явится к нему за  объяснениями.  Но
обошлось. Секунда, скорее всего, песням  мужа  тоже  не  поверила,  однако
вопросов не задавала, и он был ей за это благодарен.
     В 9.10 в кабинет зашел Милбери.
     - Шеф, куда отправляешь Довгошея?
     Поздоровались.
     - Я его не отправляю. Беру с собой. Мне будет необходим помощник.
     - А куда ты собрался?
     Калинов задумался.  Конечно,  правда  была  не  более  странной,  чем
подоплека событий десятилетней давности, и Милбери был привычен  к  любого
рода правдам... Но что-то удержало Калинова, и он сказал:
     - Я и сам не знаю... На этот вопрос смогу  ответить,  только  побывав
там, куда собираюсь.
     Милбери   понимающе   покивал:   мужик   он   был   привычный.   Лишь
поинтересовался:
     - И как долго собираетесь отсутствовать?
     - Думаю, к  вечеру  управимся...  А  если  не  управимся,  все  равно
вернемся. Продолжим завтра. Так  что  остаешься  за  меня.  Приказ  я  уже
подготовил. - Калинов кивнул  в  сторону  тейлора.  -  Массив  на  сегодня
просмотрел.  Все  дела  тебе  знакомые,  планы  известны...   Единственное
изменение: можете не заниматься похищениями моих жен.
     Милбери удивился:
     - Почему?.. Я думаю, надо все-таки искать улики  против  Крылова.  Не
помешает...
     - Не надо! Можешь расценивать это как приказ!
     Милбери пожал плечами, но пререкаться не стал. Хозяин - как говорится
- барин...
     Выставив его  за  дверь,  Калинов  начал  собираться.  Надел  полевой
комбинезон, украсил голову защитным шлемом, нацепил на левую руку вибрас и
часы-компас, положил в нагрудный карман файндер, а в другой  -  коробку  с
сухим пайком. Потом открыл сейф и  достал  парализатор,  сунул  в  кобуру.
Подумав немного, достал и пистолет  с  серебряными  пулями,  не  бывший  в
употреблении вот уже десять лет, но в течение этих десяти  лет  всегда  на
операциях лежавший в кармане. Вспомнил, как палил из него в девичью грудь,
и содрогнулся. Однако в карман сунул -  а  вдруг  пригодится...  Вроде  бы
больше ничего не требовалось.
     Ровно в девять тридцать  явился  пунктуальный  Довгошей.  Калинов  по
привычке осмотрел экипировку подчиненного, удовлетворенно хмыкнул.
     - На  кого  идем?  -  спросил  Довгошей.  -  Надеюсь,  привидений  не
ожидается?
     - Надейся,  Володя,  надейся.  -  Калинов  достал  из  рисивера  сети
"Сэплай" еще одну коробку с сухим пайком. - Надежды юношей  питают...  Это
тебе вместо надежд. Обед. Ужинать будешь дома.
     - Куда хоть отправляемся?
     - Скоро увидишь. Не лезь вперед батьки в пекло!
     Вышли из кабинета. Перед кабиной на двоих  стояла  очередь,  пришлось
несколько  минут  подождать:  коллеги  разбредались  на  задания.  Наконец
ввалились в кабину. Довгошей больше вопросов не  задавал,  но  внимательно
смотрел на клавиатуру, когда Калинов набирал индекс. И только когда кабину
стало затягивать серым туманом, он издал удивленное восклицание.
     Туман исчез, а вместе с  ним  исчез  и  Довгошей.  Калинов  стоял  на
знакомом лугу, под лучами  знакомого  синего  солнца,  крутил  головой,  с
изумлением осознавая, что напарника с ним нет. А потом  обнаружил,  что  с
ним много чего нет. Кобуры с парализатором, например... И пистолета против
зомби... И даже коробки с сухим пайком!..
     Впрочем, Бог с ней, с  коробкой,  а  вот  то,  что  на  руке  нет  ни
файндера, ни часов-компаса, лишает предприятие всякого смысла. Что ему тут
делать без файндера?..  Хорошо,  хоть  комбинезон  при  джампе  не  сняли!
Великолепен бы он был тут, голяком-то!
     Он  представил  себе  обнаженного  начальника   отдела   аномалий   и
ухмыльнулся. А потом представил арбалет в руках. Как вчера. И  как  вчера,
его не получил. Тогда он представил себе обычный, примитивный парализатор,
но и эту незамысловатую штуку постигла судьба музейного арбалета.
     - Черт бы вас побрал! - пробормотал он неизвестно  кому.  -  Придется
возвращаться.
     Однако, похоже, сегодня  в  Дримленде  был  особый  день.  Во  всяком
случае, серый туман возникнуть тоже не пожелал.
     Через пять минут, устав представлять  себе  внутренности  стандартной
джамп-кабины, Калинов сел прямо  на  траву  и  принялся  вытирать  носовым
платком вспотевшее лицо. Хоть  платок,  слава  Создателю,  из  кармана  не
испарился...
     А еще через четверть часа он понял, что  все  сроки  прошли  и  ждать
появления Довгошея  больше  не  стоит.  Он  не  сомневался,  что  Довгошей
запомнил индекс и наверняка уже не раз набрал его  на  пульте.  И  кабину,
наверное, уже не одну поменял. А может, и тревогу поднял... Хотя это  вряд
ли - нет причин.
     Калинов вздохнул. Значит, он должен быть здесь в одиночку, нужен  тут
он, а не Довгошей. Вот только кому нужен?
     Он огляделся. И луг и озеро были пусты, как и вчера. Так  что  сидеть
тут нечего, нужно идти. Вот только куда? Вчера, помнится, файндер показал,
что сигнал идет откуда-то из тех зеленых куп на горизонте. Помнится, там я
гулял когда-то с рыжей девчонкой, и были у той девчонки звонкий голосок  и
зеленые глазищи. И стала, в конце концов,  та  девчонка  носить  известную
миру фамилию...
     Он приложил руку ко лбу козырьком, глядя на далекий лес. И вздрогнул:
над лесом, в голубой дали,  горел  неяркий,  но  заметный  огонек.  Как  в
детские годы, когда в созвездии Северной Короны вспыхнула Новая.
     - Ишь ты! - пробормотал он. - Просто Вифлеемская звезда, да и только!
     Он представил себе, как переносится отсюда, с луга, прямо в сказочный
лес, по ветерку, без долгих пешеходных трудов. И понял: черта  с  два  без
пешеходных!
     Он с раздражением сплюнул и направился к озеру.  Вода  в  озере  была
абсолютно неподвижна: как будто кто-то бросил среди зеленых  трав  осколок
гигантского зеркала. Калинов напился с ладошки, снова  достал  из  кармана
носовой платок, намочил его и  пристроил  на  голове  в  качестве  некоего
подобия панамки. Надолго, конечно, такой панамки не хватит, но  ничего  не
поделаешь. Не сидеть же здесь весь день!
     "Вифлеемская звезда" по-прежнему висела над далеким лесом.
     Калинов выругался и пустился в путь.

     В  лес  он  вошел,  по  его  прикидкам,  часа  через   два,   изрядно
поджарившись  на  чернильном  солнышке.  Импровизированная  панамка  давно
высохла, под мышками комбинезон, пропитавшись  солью,  начал  хрустеть.  В
общем, не прогулка, а десять казней египетских. И наверное, как награда за
труды, его ждало в лесу родничок.
     Ух и хороша была водичка, аж зубы заломило! Напившись, Калинов скинул
комбинезон и, повизгивая да покрякивая, сполоснулся по пояс ледяной водой.
Пожалел, что нет с собой фляжки.  И  тут  же  успокоил  себя:  слишком  уж
вовремя подвернулся родничок, чтобы это было случайным. Во всяком  случае,
помереть от жажды ему здесь не позволят.
     Он оделся и, подняв голову,  выругался:  "Вифлеемская  звезда"  самым
дьявольским образом светила сквозь сплошную листву. Он двинулся за  ней  и
вскоре, продравшись сквозь заросли кустов, наткнулся на грунтовую  дорогу.
Теперь звезда висела над дорогой, и  он  прибавил  шагу.  А  потом  что-то
заставило его оглянуться,  и  он  обмер:  сзади  был  глухой  лес,  дорога
начиналась всего в пяти шагах за спиной, словно возникала из небытия.
     Дьявольщина, подумал Калинов, я же не подросток, чтобы играть в такие
игры.  Зачем  это  все?..  Неужели  Зяблик  сумел  воссоздать  в  одиночку
Дримленд? И зачем? Чтобы спрятать свою юношескую любовь? Или не только  за
этим?.. Или это вообще не Зяблика рук дело?
     Последняя мысль ему не понравилась. Как и идея об юношеской любви. Он
вновь выругался и зашагал дальше. И  тут  же  обнаружил  в  дорожной  пыли
четкий отпечаток ботинка. А дальше еще один, и еще... Ноги здесь прошагали
крупные, мужские, такие же, как у него. Он внимательно оглядел дорогу,  но
тщетно: Витины ножки почему-то следов не оставили.
     Калинов ступил в пыль рядом с обнаруженным следом  и  хмыкнул:  следы
были очень похожи и отличались лишь рисунком на  подошве.  Впрочем,  чужой
отпечаток был все-таки поменьше - чуть-чуть,  на  пару  номеров.  Как  раз
Зябликов размер.
     А потом вдруг налетел из-за деревьев ветер, взметнул пыль над дорогой
и умчался обратно в лес, мгновенно, со  свистом,  как  по  заказу.  Словно
кто-то включил за  деревьями  гигантский  пылесос.  Пылесос  этот  очистил
дорогу от пыли - преступник, заметающий следы...
     И только звезда не исчезла, она по-прежнему  висела  над  дорогой,  и
Калинов, кажется, даже начал слышать ее зов.

     Самым гнусным оказалось то, что у него не было часов.  Их  отсутствие
создавало ощущение полной  беззащитности,  левая  рука  казалась  голой  и
чужой, на миг возникло дикое желание отрубить ее и выбросить. Желание было
таким отчетливым, что даже мурашки пробежали по спине. И тут же рука снова
стала своей. Калинов расстегнул пуговицу на рукаве и обнаружил  часы.  Они
показывали   половину   второго   дня.    Или    ночи:    циферблат    был
двенадцатичасовым. Непривычно легкие и плоские, без компаса, без механизма
постановки силовой защиты. Те, которые он носил  четверть  века  назад,  в
конце своей первой жизни. Тем не менее это были часы, и Калинов благодарно
кивнул неизвестно кому. А потом пожелал, чтобы они исчезли. Это  пожелание
не исполнилось.
     Калинов  вздохнул:  по-видимому,  Дримленд  выполнял  нынче  не   его
желания. Волшебная палочка была в руках кого-то другого, и оставалось лишь
надеяться, что этот другой добр и не злопамятен. Но верилось в  доброту  и
незлопамятность с трудом.
     Если часы показывали истинное время, Калинов шагал уже около  трех  с
половиной часов и пора было бы давать сигнал на обед. Однако  кормить  его
пока что не собирались. Во всяком случае, скатертью-самобранкой не пахло.
     Калинов  вдруг  улыбнулся.  Слова-то  какие!   "Волшебная   палочка",
"скатерть-самобранка"...  Давным-давно  забытые.   Словно   выкинутые   за
ненадобностью и  внезапно  обретенные  детские  вещи.  Вот  только  зачем?
Впрочем, по общему стажу жизни самое время впадать в детство! "Вышел месяц
из тумана, вынул ножик из кармана..."
     Откуда-то вдруг донесся посторонний звук. Калинов прислушался. В чаще
леса кто-то пел. Человек. Хотя, может быть, и  дракон,  зеленый,  покрытый
странной стеклообразной чешуей, с  ярко-красной  пастью...  Поющий  унылые
незнакомые песни на незнакомом языке.
     Калинову отчаянно захотелось взять в  руки  лайтинг.  Или,  на  худой
конец, хотя бы парализатор ПР-2. Но не тут-то было.
     Дракон приближался: песня становилась все  громче.  Вот  зашевелились
придорожные кусты.
     Дракон  оказался   человеком.   Длинные   черные   вьющиеся   волосы,
перехваченные на лбу красной ленточкой,  короткая  борода,  бледное  лицо,
глаза карие, лет тридцати-тридцати пяти, особых примет нет, одет в полевой
комбинезон, такой же, как у  начальника  отдела  аномалий  Социологической
комиссии.
     Песня оборвалась: незнакомец увидел Калинова. Улыбнулся, улыбка  была
приятная, добрая и открытая.
     - Вот и сотрапезника судьба послала, -  сказал  незнакомец  по-русски
хорошо поставленным голосом. - Сотрапезника и попутчика.
     -  Откуда  вы  знаете?  -  Калинов  поджал  губы.  -  Может  быть,  я
направляюсь в противоположную сторону.
     Незнакомец улыбнулся:
     - По этой дороге все идут только в одну сторону.
     Калинов ухмыльнулся, пожал плечами и повернулся спиной к "Вифлеемской
звезде". Через несколько шагов  он  понял,  что  незнакомец  прав:  дорога
аккуратно укладывалась ему под ноги, но придорожные  кусты  и  деревья  за
ними относительно Калинова своего положения не меняли.
     -  Эксперимент  -  двигатель  прогресса!  -  Незнакомец   за   спиной
рассмеялся. - Но иногда можно и просто поверить на слово.
     Кто ты  такой,  чтобы  тебе  верить  на  слово,  подумал  раздраженно
Калинов.
     - Садись, человече, - продолжал незнакомец. - Чай, с  утра  дорогу-то
ногами попираешь.
     Он сел на обочину, спустил ноги в придорожную  канаву  и  приглашающе
похлопал ладонью по  траве.  Калинов  оставил  пешеходные  эксперименты  и
угнездился рядом. Незнакомец запустил руку в нагрудный карман  комбинезона
и принялся там шарить. Карман был явно  пуст.  Однако  не  прошло  и  пяти
секунд, как незнакомец вытащил из него стандартную коробку с сухим пайком.
А потом и еще одну. Калинов почесал затылок: похоже, перед ним был здешний
обладатель волшебной палочки. Впрочем, в Дримленде ведь удивляться нечему.
Удивительно лишь то, что сам он на этот раз волшебной палочки лишен.
     - Ты ешь, Саша, ешь, - сказал незнакомец, протягивая Калинову коробку
с пайком.
     Калинов ухмыльнулся: особые приметы у  обладателя  волшебной  палочки
все-таки имелись. Запястье его правой руки было украшено солидным  шрамом,
не иначе как вену себе вскрыл когда-то.
     - Откуда вы меня знаете?
     - Да я тут всех знаю. - Незнакомец снова улыбнулся.
     Калинов внимательно посмотрел ему в лицо. Что-то в облике  незнакомца
показалось знакомым, но что именно, он так и не понял.
     -  Знайка  шел  гулять  на  речку,  перепрыгнул   через   овечку!   -
продекламировал Калинов и с удовольствием принялся за бутерброды.
     - Кстати, - сказал обладатель волшебной палочки. - Меня зовут Джос.
     Обед продолжался в  молчании.  Джос  жевал  без  особого  энтузиазма,
словно выполнял некий обязательный обряд. Калинов ел с жадностью, сожалея,
что коробка с пайком так невелика.  Когда  все  было  съедено,  Джос  взял
пустые коробки и запихал их обратно в карман. Карман не оттопырился.
     - Теперь самое время утолить жажду, - сказал  Джос,  вытирая  носовым
платком губы.
     И тут же из-за  кустов  донеслось  журчание  ручейка.  Когда  попили,
Калинов спросил:
     - Скажите, Джос. Моя жена здесь?
     - Здесь. - Впервые Джос не улыбался. - Где же ей еще быть?
     - Как мне найти ее?
     - Ищущий да обрящет, - сказал Джос. И исчез.
     Калинов пожал плечами, продрался сквозь кусты и пустился вдогонку  за
"Вифлеемской звездой".

     Лес кончился, когда уже начало смеркаться. Калинов шагал целый  день,
целый день его окружали деревья, и ему казалось, что всю оставшуюся  жизнь
теперь так и придется провести в лесном походе. Но лес кончился, кончился,
как жизнь - неожиданно и мгновенно. И даже за спиной его не оказалось.
     Калинов стоял на высоком холме. Дорога перед ним  устремлялась  вниз,
перескакивала по мостику через неширокую речку  и  поднималась  на  другой
холм, на вершине которого стояло странное двухэтажное здание. Слева  пылал
в полнеба фиолетовый закат.
     Между холмами, где текла река, было уже темно. Там в полумраке кто-то
стоял.
     Калинов побежал вниз. Страха  не  было,  было  любопытство.  А  узнав
стоящих на мосту, он рассмеялся. Люди держали коней и не обращали на  него
внимания: они были бронзовые, а мост был Аничков. Вот только текла под ним
не Фонтанка.
     Поэтому Калинов не стал тут задерживаться и  быстренько  поднялся  на
противоположный холм. На двухэтажном здании висела  древняя,  позеленевшая
от времени вывеска  "Гостиница".  Двери  гостиницы  были  заперты,  кнопка
электрического  звонка   отсутствовала.   Зато   присутствовал   старинный
бронзовый  молоток.  Калинов   постучал.   Тишина.   Постучал   еще   раз,
настойчивее. Вскоре за дверью послышались явные признаки жизни, и раздался
голос:
     - Кто крещеный?
     - Я! - лаконично отозвался Калинов.
     После небольшой возни дверь  отворили.  Калинов  увидел  перед  собой
унылую личность с повязкой на левом глазу. Ему почему-то вдруг вспомнилась
сказка о Лихе Одноглазом, и он улыбнулся про себя: четверть века  назад  у
обитателей Дримленда тоже была буйная фантазия.
     - Чего тебе? - проскрипело  Лихо,  сделав  малозаметное  ударение  на
последнем слове.
     Калинов решил принять правила игры:
     - Ночевать не пустите, хозяин?
     Лихо  проскрипело   что-то   неразборчивое,   а   потом   обрадованно
поинтересовалось:
     - Платить есть чем?
     Калинов  безнадежно  сунул  руку  в  карман.  И  обнаружил  кредитную
карточку.
     - Вот!
     - Заходи. - Лихо неохотно посторонилось.
     Гостиница была под  стать  своему  хозяину.  Во  всяком  случае,  его
засаленный  передник  вполне  гармонировал  с   закопченными   стенами   и
загроможденным всяким хламом вестибюлем. Хорошо, хоть в углах не навалено,
подумал Калинов.
     Лихо отправилось за стойку, протянувшуюся вдоль стены слева.  Калинов
подошел. Лихо писало гусиным пером в огромном запыленном талмуде, а  ближе
к стойке на столе сверкал никелем модерновый  кассовый  аппарат.  Завершив
писанину, Лихо сунуло в приемную щель  Калиновскую  кредитку,  и  касса  с
аппетитом и благодушным урчанием сжевала ее.
     - Ужин?
     Есть почему-то не хотелось, и Калинов помотал головой.
     - Пошли! - Лихо встало из-за стола.
     Они поднялись по неширокой лестнице на второй этаж. Ступеньки нещадно
скрипели,  будто  жаловались  на  жадность  хозяина.   На   втором   этаже
обнаружился самый обычный гостиничный коридор с рядами дверей  по  зеленым
стенам. Двери были из коричневого пластика, а коридор казался раз  в  пять
более длинным, чем само здание. Но этим Калинова было не удивить:  он  уже
почувствовал некое удовольствие от здешних чудес. Как четверть века назад.
     - Еще постояльцы есть?
     - Есть, - проскрипело Лихо.
     - Кто?
     - А тебе что за дело?
     - Скучно одному спать! - весело сказал Калинов.
     Лихо одобрительно хмыкнуло:
     - Ничего, тут не  соскучишься!  -  И  вдруг  подмигнуло  единственным
глазом. Подвело Калинова к одной из дверей. - Вот твой номер.
     Калинов вошел и ошалело замер:  это  была  гостиная  его  холостяцкой
квартиры. Его письменный стол, его книжные шкафы, в  углу  его  диван,  на
котором он когда-то достаточно близко познакомился с обеими своими женами.
     Черт, вспомнил он. А ведь Маринка будет волноваться.
     - Располагайся, -  проскрипело  за  спиной  Лихо.  -  Апартаменты  по
заказу!
     Калинов стремительно обернулся:
     - По чьему заказу?
     - Тебе виднее. - Лихо снова  одобрительно  хмыкнуло  и  выкатилось  в
коридор.
     Маринка будет волноваться, подумал Калинов,  но  в  данный  момент  я
ничем не могу ей помочь.
     Первым делом он поплелся под  душ.  Когда  вернулся,  диван  был  уже
застелен, но следов присутствия горничной в номере не наблюдалось.
     Калинов погасил  свет  и  с  удовольствием  растянулся  на  хрустящей
простыне. Умиротворенный, он повернулся лицом к стене  и  сунул  руки  под
голову.
     Интересно, кто же сейчас заправляет в Дримленде? Что-то он не слыхал,
чтобы вымышленный тинэйджерами мир,  когда-то  с  его,  Калинова,  помощью
уничтоженный, вдруг возродился. Однако он явно возродился. И что-то в  нем
делает Вита. И Джос... И еще неизвестно кто. И сам Калинов, но он-то  пока
не знает, что  тут  делает.  Обстановка  навевала  воспоминания,  яркие  и
соблазнительные. Жаль, горничная не дождалась его...
     А потом, когда сон уже почти одолел Калинова, он  услышал  за  стеной
голоса. Женский и мужской. Слышно было очень хорошо, и  он  улыбнулся:  за
стеной любились. Потом вдруг понял, что голоса эти ему знакомы,  и  затаил
дыхание. Точно, там явно были Вита и Зяблик.  Ну  и  Бог  с  вами,  лениво
подумал Калинов, от любви в Дримленде дети не рождаются.
     Он снова попытался заснуть, но голоса за стеной стали громче, а потом
появились и другие звуки, откровенные и  знакомые.  Тогда  Калинов  встал,
натянул трусы и вышел в коридор. Подошел к  соседней  двери,  прислушался.
Да, он не ошибся, здесь явно Вита и Зяблик. Он осторожно  постучал.  Звуки
тут же прекратились, Вита испуганно вскрикнула. Потом  зашлепали  по  полу
босые ноги, и дверь открылась. На пороге, не щурясь, стоял курчавый  Джос.
Ниже  пояса  он  был  завернут  в  некое  подобие  простыни.  Или  широкой
набедренной повязки. Джос пристально смотрел на Калинова. Его карие глаза,
казалось, стремились проникнуть беспокойному соседу в душу.
     - У вас моя жена... Я слышал ее голос.
     Джос совсем не удивился. Сделал приглашающий жест.  Калинов  вошел  в
номер. Здесь была совсем другая обстановка.  Деревянная  скамья  у  стены,
накрытая каким-то тряпьем, деревянный же,  слегка  обструганный  стол,  на
столе свеча. От свечи  по  углам  мечутся  неверные  тени.  Калинов  пожал
плечами и повернулся к Джосу. Тот  опять  пристально  смотрел  на  ночного
гостя. Потом сказал:
     - У меня  нет  женщин.  Тебе  послышалось,  человече.  -  И  печально
улыбнулся.
     Калинов извинился и отправился восвояси. Лег, прислушался. За  стеной
снова раздавался Витин голос, но  теперь  там  не  любились.  Теперь  Вита
читала стихи:

                    Ты от меня не можешь ускользнуть.
                    Со мной ты будешь до последних дней.
                    С любовью связан жизненный мой путь,
                    И кончиться он должен вместе с ней.
                       [В.Шекспир. "Сонет 92" (перевод С.Маршака)]

     Сон пришел неожиданно. Как любовь.

     Утром касса еще раз с аппетитом сжевала кредитку,  и  Лихо  накормило
его завтраком. Ничего особенного: омлет, бутерброды, чашка кофе. Само Лихо
сидело за этим же столом.
     Отдав должное омлету, Калинов спросил:
     - А кто ночевал в соседнем со мной номере?.. Я знаю,  что  его  зовут
Джос.
     Лихо непонимающе уставилось на него:
     - Как это кто? Джос он и есть Джос.
     - А давно он здесь?
     - Давно. Всегда.
     Яснее не скажешь. Калинов подумал и спросил:
     - А не останавливалась ли у вас женщина? Лет сорока, рыженькая, глаза
зеленые, стройная такая...
     - Останавливалась, - равнодушно сообщило Лихо.
     - Одна?
     - С мужчиной.
     - С мужчиной, - пробормотал Калинов. -  И  каков  он  из  себя,  этот
мужчина?
     - А точь-в-точь как ты. Но не ты.
     - Но не я, - пробормотал Калинов. - И давно они покинули ваши пенаты?
     - Вчера утром.
     - Странно. А я слышал ее голос сегодня ночью. Из-за стены,  где  этот
ваш Джос...
     - Ты не голос слышал. Ты слышал ее желания.
     Калинов едва не подавился: такого он не  ожидал  даже  от  Дримленда.
Таковы, значит, ее желания, подумал он. Как будто ей спать было не с кем.
     Снаружи вдруг процокали копыта.
     - Они на лошадях были? - спросил Калинов.
     - Пешие.
     - А у вас есть лошади?
     Лихо кивнуло.
     - Могу я купить одну?
     - Купить можешь. Голову сломать тоже можешь.
     - Ничего, - легкомысленно сказал Калинов. - Авось, не сломаю.  А  без
лошади я их неделю догонять буду... Кстати, а оружие у вас нельзя купить?
     - Нельзя. У меня не оружейная лавка.
     Через полчаса Калинов взгромоздился  на  оседланного  жеребца  каурой
масти и принялся вспоминать уроки выездки, полученные  когда-то  в  первой
жизни.  Жеребец  прядал  ушами  и  радостно   фыркал,   пританцовывая   от
нетерпения. Лихо равнодушно разглядывало лихого наездника.
     -  Прощайте!  -  сказал  Калинов.  -  С  вами  было   очень   приятно
побеседовать.  Вы  очень  разговорчивый  человек.  Полагаю,   во   времена
социальных потрясений из вас получился бы превосходнейший оратор.
     Лихо взмахнуло рукой и растаяло. Растаяла и гостиница.  Вокруг  снова
размахнулся  лес,  населенный  незнакомыми  деревьями,  а  перед   глазами
болталась "Вифлеемская звезда".
     Игрища тинэйджеров продолжались.

     Бессмысленная  скачка  длилась  до  самого  обеда.  Проносились  мимо
деревья, палило солнце, клубилась столбом пыль, убегала вперед  путеводная
звезда. И здорово ныла задница...
     Поэтому, когда на обочине возник Джос, Калинов  даже  обрадовался.  В
продолжение скачки он через каждые полчаса представлял себе  джамп-кабину,
такую прохладную, такую знакомую, такую родную... И всякий раз  убеждался,
что Дримленд не собирается выполнять его желания.
     Карман Джоса сегодня  вновь  играл  роль  скатерти-самобранки.  Когда
голод был утолен, Калинов спросил:
     - Послушайте, Джос! Как долго еще это будет продолжаться? Вчера я шел
пешком, сегодня скачу на лошади. Куда?
     Джос улыбнулся:
     - Вчера ты шел, сегодня скачешь, а завтра, может  быть,  полетишь  на
крыльях.
     - Но КУДА?
     Джос пожал плечами:
     - Этого я не знаю. Тебе виднее.
     Калинов стал закипать. В конце концов,  он  -  солидный  человек,  не
мальчишка какой-нибудь, чтобы его водили за нос.
     - Послушайте, Джос! - сказал он. - Если вы не перестанете водить меня
за нос, я вам по шее накостыляю.
     - Боюсь,  это  будет  несколько  сложновато.  -  Джос  не  переставал
улыбаться. - Боюсь, руки у тебя коротковаты...
     - Ничего, дотянусь. - Калинов понимал, что его подначивают, но уже не
способен был сдерживаться. - Работа такая, кое-чему меня научила.
     - Здесь не твой кабинет, командир!
     Это было уже издевательство. Калинов изобразил  все  профессионально.
Сделал шаг вперед, вложил в удар  тяжесть  тела.  Запоздало  подумал:  "Не
сломать бы челюсть парню!.."
     И промахнулся: Джоса перед ним уже не было. Не  было  его  и  позади.
Лишь медленно таял в воздухе  добродушный  смех,  да  откуда-то  донеслись
слова:
     - Вот это мне уже нравится. Indifferens nihil est [Равнодушие - ничто
(лат.)].
     Ну и черт с вами, подумал Калинов.  Все  равно  я  больше  никуда  не
двинусь. Пойди туда не знаю куда, найди то не знаю что. Не пойду и  искать
не буду. С места не сдвинусь, пока не объясните, куда вы меня заманиваете!
     Он  перебрался  через  придорожную  канаву,  туда,  где   неторопливо
похрупывал свежей травой привязанный  к  дереву  конь.  Отыскал  небольшой
пригорок и улегся. Закрыл глаза.
     Стало хорошо. Шуршала листва на деревьях, хрупал конь, ветерок овевал
лицо.
     Вот так и  буду  лежать,  пока  не  выпустите  меня  отсюда.  У  меня
беременная жена дома осталась, с ума там сойдет...
     И тут под ним вздыбилась земля. И  пришлось  сделать  шаг,  чтобы  не
покатиться кубарем, а потом другой, третий... Заржал призывно конь. Он уже
стоял на дороге и нетерпеливо бил копытом. А  на  севере  плясала  в  небе
"Вифлеемская звезда".
     - Ну и черт с вами! - сказал Калинов вслух.
     Вторая половина дня была похожа на стекающий с ложки в стакан  сироп.
Тягучая, бесконечная, унылая. Унылые деревья, уныло прыгающая перед  носом
синяя тень, унылые мысли... "Куда скачу? Зачем?.." Молчание... "Что им  от
меня нужно?.." Молчание... "Скоро ли кончится дорога?.." Молчание... И  те
же самые мысли по-новой...
     А потом  вдруг  наступил  вечер,  и  лес,  как  и  вчера,  неожиданно
кончился. Но не было ни холмов, ни реки между ними, ни Аничкова  моста.  А
вот гостиница была. Двухэтажная, та же, что  и  сутки  назад.  Кажется,  я
целый день  бежал  по  кругу,  подумал  Калинов.  Хотя  солнце  все  время
оказывалось позади.
     Бег по кругу продолжался. Снова пришлось колотить в  двери  молотком.
Появившееся Лихо сделало вид, что не узнало старого знакомца. А может, и в
самом деле не узнало. А может, и Лихо было не  вчерашнее.  Тем  не  менее,
снова  касса   жевала   кредитку   Калинова,   пытаясь   уличить   его   в
неплатежеспособности, снова вели гостя по коридору и снова привели  в  его
собственную холостяцкую квартиру. Единственное отличие - сегодня  пришлось
платить еще и за постой коня. За постой и за кормежку... Да  и  себе  ужин
заказал. Для разнообразия...
     Тягомотина эта уже перестала  его  раздражать.  Ему  вдруг  пришло  в
голову, что он сам гонит себя по кругу. А  все  остальные  лишь  исполняют
расписанные им, Калиновым, роли. И чтобы привлечь к  надоевшему  спектаклю
внимание  пресыщенных  зрителей,  надо  бы  режиссеру  чуть-чуть  закатать
рукава... Не ограничивать изменения заказом ужина.
     И потому, когда за стеной Вита и  Зяблик  вновь  начали  любить  друг
друга, он не стал делать вид, что это его не касается. Он тихо встал, тихо
вышел в коридор и вышиб дверь в соседнем номере.
     Он успел  заметить  разметавшиеся  на  подушке  рыжие  волосы,  успел
увидеть  обнаженное  тело,  застывшее  в  знакомой  позе  на   белоснежных
простынях, успел услышать испуганный возглас. А  потом  ударом  сзади  ему
развалили надвое череп...

     Очнулся он в своем номере. За стеной было тихо, а вот где-то на улице
вовсю заливался горластый петух. Надо полагать, разгонял по углам нечистую
силу. Или будил своих кур...
     Калинов сел, свесив ноги с дивана.  Голова  раскалывалась  на  части.
Осторожно ощупал ее. Повязки не было. Более того, на затылке  не  было  ни
малейшего следа вчерашнего зверского удара. Он встал, прошел  в  ванную  и
посмотрел в зеркало.
     На него смотрело лицо хорошо выспавшегося человека. Не наблюдалось ни
ран, ни фонарей. Наблюдались слегка  расширенные  зрачки.  Калинов  тяжело
вздохнул. Наверняка  и  голой  Виты  в  соседнем  номере  не  наблюдалось.
Проклятое Лихо подмешало ему в ужин какого-то галлюциногена.
     Калинов привел себя в порядок, напялил комбинезон. И  вдруг  заметил,
что под мышками обычная мягкая ткань, нет этой противной жесткости солевых
отложений. Все-таки роптать  на  жизнь  не  было  оснований:  кто-то  явно
заботился о нем в теперешнем Дримленде. Словно давал  понять  -  ты  делай
свое дело, а все остальное -  наша  забота.  Хорошо  придумали,  мерзавцы!
Загнали его в беличье колесо, а сами обтяпывают свои мерзкие делишки.
     Он вдруг вспомнил,  как  четверть  века  назад  здесь,  в  Дримленде,
скрывались от неуютного мира НЕСЧАСТНЫЕ тинэйджеры,  и  слегка  опешил.  А
кто,  собственно  говоря,  дал  гарантию,  что  Дримленд  не  открыт   для
несчастных всегда? И фиктивный индекс - лишь один из  ключей,  открывающих
сюда дорогу? И несчастные попадали сюда и после того, как они  с  Паркером
закрыли этот индекс? И не только подростки... Индекс-то мы закрыли, а  что
узнали о природе Дримленда?
     Вот и Вита опять сумела попасть сюда, когда вновь  стала  несчастной.
Да и сам он был далек от счастья в последние дни...
     Он помотал головой. Чушь! С чего Вите быть несчастной? Ведь он ничего
не успел сказать ей о своем решении, а вниманием со  стороны  мужа  она  и
никогда не была обделена. Уж что-что, а супружеские обязанности он, с  его
сексуальным коэффициентом, выполнял будь здоров! Влюбленность же,  при  их
семейном стаже, - блажь... Нет, приму просто  похитили,  и  его  задача  -
догнать похитителя. А все остальное - блажь! Блажь для тинэйджеров.
     Он вспомнил ночную галлюцинацию и вдруг  ощутил  укол  ревности:  где
гарантия, что все это не происходило в это самое время где-нибудь в другом
месте? Но самое интересное было в том,  что  укол  ревности  оказался  как
нельзя кстати, он был словно капля нектара, омывшая душу.
     Калинов улыбнулся и вышел в коридор. И застыл,  пораженный:  соседний
номер зиял разверстой пастью входного  проема.  Вышибленная  дверь  стояла
снаружи, прислоненная  к  стене.  Калинов  заглянул  в  проем.  Кровати  с
белоснежными простынями не было. Все  выглядело,  как  сутки  назад.  Джос
угрюмо сидел за деревянным столом, сцепив пальцы рук, смотрел прямо  перед
собой. Заметив гостя, улыбнулся.
     - Э-э-э, - сказал Калинов. И добавил: - Мда-а...
     - Кажется, вы проснулись, сударь. - Джос расцепил пальцы  и  довольно
потер руки. - Я весьма рад.
     - А может, я все еще сплю? - сказал Калинов, сглотнув слюну. -  Но  в
любом случае, сны мне здесь снятся странные.
     - Счастливчик! - сказал Джос. - Мне вот вообще не снятся. Да и никому
тут не снятся, насколько мне известно.
     - А что у вас с дверью?
     - Не знаю, - сказал Джос. - Вчера засыпал, была на месте.  А  сегодня
проснулся - и вот. Наверное,  ночью  кто-то  что-то  у  меня  искал...  Не
понимаю! Что здесь можно  искать,  кроме  деревянной  лавки  и  такого  же
деревянного стола?
     Калинов сочувствующе покивал головой.  Говорить  было  нечего:  слова
были пусты, как опрокинутый под стол стакан. Во всяком случае, слова Джоса
точно ничего не стоили. И потому Калинов коротко попрощался  и  отправился
вниз.
     Завтрак  выглядел  стопроцентной  копией  вчерашнего.  Допив  кофе  и
расплатившись, Калинов спросил:
     - Что это вы мне вчера подмешали в ужин?
     Лихо удивилось, его единственный глаз сверкнул.
     - Не понимаю...
     - Ну да, конечно, - спохватился Калинов. - До вечера!
     Каурый  встретил  его  как  лучшего  друга,   приветственно   заржал,
нетерпеливо переступил копытами.
     Пора тебе, друг, и на новый круг, сказал  себе  Калинов.  И,  оседлав
каурого и махнув рукой Лиху, поскакал за "Вифлеемской звездой".

     То, что к седлу приторочена сумка, он обнаружил лишь часа через  два,
когда топот копыт  вновь  стал  привычной  уху  музыкой,  а  несущиеся  по
сторонам деревья - не бросающимися в глаза статистами.  Калинов  остановил
каурого,  соскочил  на  дорогу  и  расстегнул  замысловатую,  похожую   на
двенадцатиногого жука пряжку. Сумка была практически пуста, лишь на  самом
дне он нащупал небольшую коробочку.
     Вот и награда за сегодняшнее поведение,  сказал  он  себе.  Знать  бы
только - за что!.. Неужели за вышибленную дверь?
     Коробочка оказалась футляром прибора, который во Внеземелье  обзывали
"индикатором смерти". В малонаселенных  мирах  -  типа  спутников  больших
планет - по  заданному  генокоду  этот  прибор  был  способен  определить,
присутствует  ли  в  районе  его  действия  обладатель   заданного   кода.
Разумеется,  обладатель  кода  должен  быть  живым:   у   трупов   генокод
отсутствует. Поэтому, если, скажем, на каком-нибудь Ганимеде исчезал вдруг
человек, поиски продолжались до тех пор, пока "индикатор"  показывал,  что
обладатель данного кода где-то рядом, на этом самом Ганимеде. К сожалению,
на  Земле,  с  ее  плотностью  населения,  прибор  был  бесполезен   из-за
паразитных шумов. Если только вы не ищете свою жену в пустыне...
     Калинов ввел в индикатор три контрольных кода: свой, Виты и  Крылова.
И не удивился, когда прибор указал на наличие в данном "мире"  обладателей
всех трех кодов. Что ж, сказал он себе, значит, Зяблик  все-таки  раздобыл
где-то дисивер. Ладно, Игорек, посчитаемся...  Во  всяком  случае,  теперь
ясно, что болтаюсь я тут не зря!
     Он улыбнулся: уж последнее-то было ясно с самого начала... И  тем  не
менее, за что же награда?
     Калинов сунул прибор обратно в сумку и снова взгромоздился на коня. И
за первым же поворотом чуть не задавил одинокого пешехода, едва  успевшего
убраться на обочину.
     Это был сутулый, костлявый, бородатый старик с трясущимися  руками  и
слезящимися глазами. Одет он был в рубище и брел Калинову НАВСТРЕЧУ.
     Калинов остановил каурого:
     - Что же это вы, дедушка, шагаете посреди  дороги?  Так  ведь  и  под
копыта угодить недолго.
     Старик  достал  из  складок  одежды   грязный,   но   по-современному
выглядящий носовой платок и высморкался.
     - На этой стезе, сынок, я еще ни  одного  конька  не  встретил.  Твой
первый... А уж, почитай, целую седмицу шагаю.
     - Издалека шагаете-то, дедушка?
     Старик пожевал губами, словно не слыша, потом проговорил:
     - Издалека.
     Калинову показалось вдруг, что где-то он уже  видел  этого  замшелого
старца. Как знакомы эти слезящиеся глаза!..
     - А не встретились ли вам двое: мужчина и женщина?
     Старик посмотрел прямо в глаза Калинова, и тому  стало  не  по  себе:
словно в душу заглянула смерть.
     - Видел я тех двоих, - сказал старик. - Мужик, собой странен, и  баба
с ведьмиными очами.
     - Мужик, собой странен, - повторил Калинов. - На меня похож, да?
     - Похож. Но не ты.
     - А давно они вам встретились?
     - Сразу после обеда. - Старик  зашагал  дальше,  как  будто  внезапно
потерял всякий интерес к разговору.
     - Как после обеда? - воскликнул Калинов. - Почему после  обеда?  Обед
еще и не наступал.
     Старик  даже  не  оглянулся.  Он  неторопливо  удалялся,   костлявый,
сутулый, и начало дороги - или ее конец? - бежало в пяти метрах перед ним.
     И тут Калинов  удивленно  присвистнул.  Таким  стариком,  несомненно,
станет лет через восемьдесят Джос. Если доживет...
     - Эй, Джос! - крикнул Калинов. - Остановись!
     Старик продолжал уходить.
     Ладно,  подумал  Калинов,   топай!   А   мы   сейчас   твой   генокод
зафиксируем... А потом с генокодом самого Джоса сравним.
     Он расстегнул сумку  и  пошарил  в  ней.  Прибора  не  было.  Калинов
растерянно оглянулся.
     Старика уже и след  простыл.  И  дорога  снова  начиналась  сразу  за
спиной. И солнце, действительно, садилось: в лесу темнело. Тут старик  был
прав - обед явно миновал.
     Калинов хотел удивиться. И не удивился. Значит, все, что должно  было
случиться с ним сегодня на  дороге,  уже  случилось.  И  что-то  случилось
еще... Что-то такое, от чего сегодняшний круг оказался изрядно  урезанным.
Вот только гостиницы  почему-то  поблизости  не  наблюдалось.  Уходящая  в
сумрак дорога, немеркнущая звезда над ней, тревожно шепчущийся вокруг лес.

     Гостиницу он  обнаружил  уже  ближе  к  ночи,  когда  над  ним  навис
беззвездный черный  экран.  Впрочем,  пройти  мимо  такой  гостиницы  было
попросту невозможно: она сияла, как рождественская елка. Ее  бы  следовало
заметить за несколько километров, но она возникла на обочине неожиданно  и
близко. Словно  кто-то  поднял  театральный  занавес  и  открыл,  наконец,
требуемые декорации. Наверное, всю эту иллюминацию просто не  включали  до
его приближения. Или саму гостиницу построили минуту назад.
     В любом случае, это  была  громадина  в  несколько  десятков  этажей.
Огромная, светлая, просторная. И безлюдная. Во всяком случае, когда  двери
перед Калиновым отворились, его никто не встретил: швейцаром и  не  пахло.
Портье за стойкой тоже не пахло. И никто не выбежал принять  у  постояльца
чемоданы. Слава Богу, не пахло и чемоданами.
     Встревоженно заржал оставленный  снаружи  каурый.  Заржал  и  замолк.
Процокали, удаляясь, копыта; все стихло.  Калинов  подошел  к  стойке.  На
стойке одиноко устроился  ключ  с  большой  биркой.  На  бирке  сияли  три
семерки.  Ключ  на  стойке  смотрелся  откровенным  пижонством:  в   отеле
подобного класса должны быть магнитные дактилозамки. Ладно, нам не  трудно
дверку и ключиком  отпереть.  Калинов  схватился  за  бирку  и  растерянно
оглянулся, надеясь, что  сейчас  из-за  какого-нибудь  незамеченного  угла
вытащится знакомая одноглазая физиономия.
     Лихо не появилось, но зато справа от стойки с легким шипением разинул
свою пасть лифт. Как голодный  бегемот.  Легкомысленно  помахивая  ключом,
Калинов вошел внутрь. Бегемотьи челюсти сомкнулись и  снова  разомкнулись.
Калинов оказался в самом обычном гостиничном коридоре. Тут тоже никого  не
было. Ноги  вязли  в  длинноворсном  ковре.  Коричневые  стены  убегали  в
бесконечность.  Тишина  призывно,  по-женски  раскрывала   свои   объятия.
Пришлось  сдобрить  ее   насвистыванием   -   иначе   становилось   слегка
страшновато.
     А вот и номер семьсот  семьдесят  семь.  И  тут  Калинов  понял,  что
сегодня все будет хорошо, сегодня он  обязательно  увидится  с  женой.  Уж
очень встретиться захотелось! Тем более что уже три  ночи  пришлось  спать
одному, а либидо, оно, знаете ли, не награда за послушание. И вообще...
     Он открыл дверь с тремя семерками. За дверью оказался  самый  обычный
гостиничный номер - ничего похожего на знакомую холостяцкую квартиру.  Вот
только номеру этому явно не хватало рук горничной, даже постельного  белья
в шкафу не нашлось. Калинов вышел в коридор и постучал в  соседний  номер:
надо же у кого-нибудь узнать,  какие  здесь  порядки.  На  стук  никто  не
откликнулся. Калинов постучал еще в несколько номеров - с тем же  успехом.
Ладно, можно поспать и без свеженьких простынок, главное  -  душ  принять.
Калинов вернулся к трем семеркам, взялся за ручку. Слева что-то мелькнуло.
Он резко повернул голову.
     Коридор  теперь  бесконечным   не   был.   Теперь   он   упирался   в
перпендикулярный коридор, образуя два  угла,  и  за  правым  углом  быстро
скрылась мужская фигура. Быстро, но не настолько, чтобы Калинов  не  узнал
шпиона.
     - Зяблик! - заорал он, бросаясь в погоню. - Стой, сволочь!
     Завернул за угол. Перпендикулярный коридор был  пуст.  В  оба  конца.
Загрохотал в двери ближайших номеров. Ни ответа ни привета.
     - Будьте вы прокляты! - крикнул Калинов. - Джос, я тебе шею сверну!
     Откуда-то донесся  знакомый  голосок,  напевающий  знакомую  песенку.
Витин голосок, и песенка Витина, любимая...  Вот  только  звучал  знакомый
голосок сразу со всех сторон. Как на стадионе.
     Понурив голову, Калинов вернулся к себе в номер,  сбросил  комбинезон
прямо  на  оранжевый  ковер,  потащился   в   ванную.   Без   удовольствия
пополоскался, без удовольствия обсушился. Когда смолкло  гудение  горячего
воздуха, прислушался.
     Знакомый голосок звучал снова.  Песня  Сольвейг.  Но  доносилась  она
теперь прямо из-за двери. Калинов напялил на себя висящий на стене халат и
вышел из ванной.
     Над  кроватью,  застилая  простыню,  склонилась  горничная.  Короткая
голубая юбка, аппетитно обтягивающая круглый зад, такого же цвета  блузка,
рыжие волосы. Горничная перестала напевать, оглянулась.
     - О Боже! - воскликнул Калинов. - Вита!
     Широко распахнулись зеленые глазищи.
     - Слушаю вас, сударь!
     На лице удивление, во взгляде непонимание...
     - Вита, но это же я! Что они с тобой сделали?
     - Мне кажется, вы обознались, сударь. Я Вита, но мы с вами незнакомы.
И вам не стоило бросать одежду на пол...
     - Молчи, - прошептал Калинов, кладя ей руки на  плечи  и  прижимая  к
себе стройное девичье тело.
     - Убери свои грязные лапы,  старый  козел!  -  прошипела  по-змеиному
Вита.
     - Нет! - Калинов отчаянно замотал головой. - Ты моя жена...
     Крутанулись вокруг него стены, улетел куда-то потолок, перед  глазами
неожиданно возник оранжевый ковер и стремительно воткнулся в физиономию.

     Он пришел в себя оттого, что его похлопывали по щекам. Нечеловеческим
усилием поднял веки. Она озабоченно смотрела ему прямо в глаза.
     - Ну вот и слава Богу, сударь. Пришли в себя...
     Калинов, кряхтя, сел, прислонился спиной к кровати. Вита  с  тревогой
смотрела на него, попирая ковер круглыми коленками.
     - Кто это так меня? Ты?
     - А зачем вы лапаться? Не могу же я с каждым постояльцем...
     Калинов потер ладонью лоб. Голова быстро переставала  гудеть,  сердце
карабкалось из низа живота на место.
     - А разве я - каждый? Я твой муж, неужели ты меня не узнаешь?
     Она встала с колен, заправила за  поясок  вылезшую  блузку,  одернула
форменную юбку, откинула со лба рыжую прядь.
     - Я не замужем, сударь. Только собираюсь.
     И тут Калинов понял. Это была НЕ ЕГО Вита, этой Вите было  не  больше
двадцати. Но выглядела она так, как когда-то выглядела его  Вита.  Калинов
тяжело поднялся с ковра, сел на кровать.
     - Извините, сударь... Вы не могли бы пересесть  в  кресло?  Мне  надо
достелить постель.
     - Да пропади она пропадом, эта постель! Я и сам достелю. Кстати, меня
зовут Александр.
     - Ой! - воскликнула она. - Моего жениха тоже Сашей зовут.
     Калинов усмехнулся:
     - А тебе не кажется странным такое совпадение?
     Она смешно скривила мордашку:
     - Какое же тут совпадение? Мало ли Александров на белом свете!..  Мой
Саша такой... такой... Если хотите знать, мы даже мысли друг друга слышим.
     И мы когда-то слышали, вспомнил Калинов. Как давно это было... И было
ли вообще?..
     - Любишь, стало быть, своего Сашу?
     - Ага! - Она не сумела сдержать счастливый смешок. - И он меня  тоже.
- Она снова одернула юбку. - Я свободна, сударь?
     Калинов встал:
     - Да, конечно. Скажи только, каким образом я могу у вас поужинать.
     - О, это просто. Позвоните по телефону ноль-пять-ноль, и у вас примут
заказ. Ужин доставят прямо в номер.
     - А если я не желаю ужинать в номере! Ресторан тут есть?
     - Ресторан? - Она наморщила миленький лобик. - Ресторан... - Губы  ее
дрогнули, словно она собиралась расплакаться. - Я... не помню,  сударь.  -
Она принялась теребить воротничок блузки. -  Никто  никогда  не  спрашивал
меня о ресторане, сударь.
     - Ну ладно, иди.
     Когда девушка открыла дверь, он бросил ей в спину:
     - Скажи, а в соседних номерах кто-нибудь живет?
     Она обернулась:
     - Конечно.
     - А не живет ли тут некий Джос?.. Джоузеф? Или Игорь Крылов?
     - Мы не можем  запоминать  всех  постояльцев,  сударь.  Ваше  имя  я,
правда, запомню, но это только потому, что так  же  зовут  моего  будущего
мужа.
     - А нет ли здесь женщины примерно моего  возраста,  но  носящей  твое
имя?
     Она снова наморщила лобик:
     -  Старуха  по  имени  Вита?..  Нет,  сударь,  не  помню.  Она  давно
поселилась?
     - Думаю, сегодня.
     - Тогда я просто еще не успела ее повстречать.  Но  вы  легко  можете
узнать по справочному. Номер ноль-четыре-ноль.
     Она скрылась за дверью. Калинов  тут  же  набрал  номер  справочного,
задал вопрос.
     - Вита Калинова в отеле не  регистрировалась,  -  сказал  равнодушный
голос. - Может быть, она назвалась другим именем?
     - Может быть. - Калинов дал отбой и набрал ноль-пять-ноль.
     - Дежурный метрдотель слушает.
     Калинову показалось, что ответил тот же самый голос.
     - Могу я заказать ужин на одного?
     - А почему нет?! Хоть на десятерых... Только десять человек  вряд  ли
поместятся в номере.
     - Мне нужен  ужин  НА  ОДНОГО...  Что-нибудь  мясное,  бутылку  пива,
холодную закуску на ваш вкус. Пиво, желательно, темное.
     - Заказ принят, сударь!
     Несомненно, это был тот же голос, что и в справочном.
     Комбинезон Калинов нашел в  шкафу.  Тот  был  уже  чист  и  выглажен.
Калинов отправился  в  ванную,  переоделся,  причесался.  Когда  вышел  из
ванной, удивился: за окном был теперь ранний вечер, ночной мрак как языком
слизнуло. Только-только село солнце, и вдоль горизонта по  небу  растянули
сиренево-фиолетовую полоску. Калинов подошел к кровати и начал сворачивать
простыни - до сна было еще далеко. И  тут  его  как  громом  поразило.  Он
вспомнил картину,  виденную  прошлой  ночью.  Снесенная  с  петель  дверь,
распятая на белоснежной простыне Вита... Не его Вита, Вита Сорокалетняя, а
Вита здешняя, Юная, Незамужняя.
     Раздался деликатный стук. Калинов подошел к двери и распахнул  ее.  В
номер въехал сервировочный столик на колесиках, а за ним... Белая  блузка,
белая юбка, рыжие волосы, зеленущие глаза.
     - Ужин!
     Официантка принялась накрывать на стол. Закуски,  бутылка  десертного
вина, коньячок, фрукты, два фужера...
     - Что это? - спросил Калинов.
     - Ваш ужин. Как заказывали...
     - Я заказывал на одного.
     - Вы заказывали на двоих. Правда, я что-то не вижу вашего гостя.  Или
гостью? - Официантка игриво улыбнулась, повела кокетливо плечиком.
     Калинов смотрел на нее, покусывая нижнюю губу.  Официантка  закончила
работу, подняла глаза:
     - Что вы на меня  так  смотрите?  Если  хотите,  могу  убрать  второй
прибор.
     -  Нет,  подожди!  -   Калинов   прикрыл   глаза.   Белые   простыни,
полураскрытые губы, рыжие волосы, разметавшиеся по подушке. - Я хотел  бы,
чтобы ты была моей гостьей.
     Зеленые глазищи широко  распахнулись.  Точь-в-точь  как  у  горничной
полчаса назад.
     - Я?.. Но ведь... - Она замялась.
     - Вам ни в коем  случае  нельзя  ужинать  с  постояльцами!  -  сказал
утвердительно Калинов.
     - Почему?.. Можно, но... Я просто боюсь оставаться с вами наедине.  -
Она снова игриво улыбнулась.
     Ах так, подумал Калинов. Ладно!
     - Подожди меня, пожалуйста.
     Он вышел в коридор. Дверь с надписью "Горничная" нашлась на удивление
быстро. Распахнул ее.  Вита  в  голубом  ужинала  бутербродами,  повернула
голову в сторону незваного гостя, удивилась, перестала жевать.
     - Прости, малышка, - сказал Калинов. - Я приглашаю  тебя  на  ужин  к
себе. В компании принимать пищу веселее.
     Вита поднялась из-за стола, на краю которого  лежала  высокая  стопка
постельного белья.
     - Но я... - У горничной был изумительно растерянный вид.
     - Не бойся. Мы будем не наедине.
     - А я и не боюсь! - Она гордо вздернула носик.
     Калинов умилился: как она похожа на его жену.
     Когда они вошли в номер  под  тремя  семерками,  Вита-официантка  уже
сидела за столом. Тут же неведомо откуда явился  третий  фужер.  Обе  Виты
поприветствовали друг друга, как и полагалось старым знакомым.
     - Ну не прелесть ли этот дядечка! - воскликнула Вита-официантка.
     Вита-горничная покивала, но от комментариев воздержалась.
     Разлили вино, коньяк. Выпили.  Калинову  стало  вдруг  хорошо-хорошо.
Словно с мылом и мочалкой вымыли душу. Начисто. Обе  Виты  весело  болтали
друг с  другом.  Калинов  неспешно  пережевывал  какое-то  мясо,  даже  не
прислушиваясь к щебету дам. Вечер напоминал  домашние  вечера,  только  не
бегали вокруг стола дети да жены были помоложе. Он вдруг почувствовал, что
глупо улыбается. Как жених на свадьбе...  Тогда  он  налил  еще,  и  снова
выпили.
     - А вам не кажется странным, что вы  так  похожи  друг  на  друга?  -
спросил Калинов.
     - Не кажется, - сказала  Вита-горничная.  -  Все  счастливые  женщины
похожи друг на друга.
     - Тем более что мы и не совсем похожи, - добавила Вита-официантка.  -
Я стерва, она недотрога.
     - Чепуха! - не согласился Калинов. - Одна и та же женщина может  быть
и стервой, и недотрогой. Все зависит от того, любит она или нет.
     - Дядечка хорошо знает женщин, - сказала Вита-стерва.
     - Дядечка их совсем не знает, - сказала Вита-недотрога.
     - Пожалуй, ты права, малышка, -  проговорил  Калинов.  -  И  ты  тоже
права.
     Содержимое бутылки с  вином  не  иссякало.  Обе  Виты  раскраснелись.
Официантка поглядывала на Калинова все более благосклонно, да и  горничная
теперь не прятала глаз, когда он смотрел на нее. После  очередного  тоста,
поднятого Калиновым за рыженьких зеленоглазых  девушек,  он  повернулся  к
телефону и набрал номер справочного.
     - Справочное слушает!
     - Джос, это ты?
     - Вы ошиблись номером, - отозвался Джос.
     - Если я и ошибся, то не номером... Но зачем ты прислал ко  мне  двух
этих куколок? Что я буду с ними делать?
     В ответ раздались частые гудки.
     Ужин закончился вполне  закономерно  -  постелью.  Кровать  оказалась
неожиданно широкой, и они поместились на ней все  трое.  Калинов  начал  с
недотроги. Она была трогательно-неумела, некоторое  время  сопротивлялась,
но  получилось  все  хорошо.  Официантка,  вопреки  своим  репликам,  тоже
оказалась неумелой девушкой. Но и с ней все получилось хорошо.

     Он проснулся, когда за окном уже было светло. Открыл глаза, посмотрел
в белый потолок.
     Ему было  хорошо.  На  груди  лежали  две  горячие  девичьи  руки.  В
предплечья ему упирались остренькие тугие  молокозаводики.  Тоже  горячие.
Век бы так лежал, в коконе из девичьих тел. Он осторожно  повернул  голову
направо. Вита-горничная (а может быть, официантка)  чему-то  улыбалась  во
сне. Он осторожно повернул голову налево. Вторая Вита  чему-то  хмурилась.
Он перевел взгляд дальше, через копну рыжих волос. На спинке кресла висели
две юбки: белая и голубая. Как две сестрички.
     Калинов осторожно снял  со  своей  груди  девичьи  руки  и  медленно,
напрягая брюшной пресс, сел. Аккуратно перелез через Виту, лежащую на краю
кровати.  Обе   девушки   одновременно   вздохнули,   пробормотали   нечто
неразборчивое  и,  не  просыпаясь,  повернулись  на  другой  бок.  Калинов
улыбнулся: это движение принадлежало его приме, она всегда  поворачивалась
на другой бок, когда он вставал на утреннюю пробежку. Калинов укрыл  обеих
любовниц одеялом и  пошел  в  ванную.  Справив  привычные  утренние  дела,
взглянул в зеркало. И отшатнулся:  из  зеркала  на  него  смотрел  молодой
парень. Заспанный. Взъерошенный. Голый. Небритый. Еще не забытый.
     - О Господи! - воскликнул Калинов. - Опять?!
     Он выскочил из ванной как  ошпаренный,  с  воплем:  "Я  не  хочу!"  -
бросился к кровати.
     Кровать была пуста. Одеяло по-прежнему покрывало ее,  но  теперь  оно
лежало плоско. Калинов растерянно огляделся. Номер тоже был пуст. На столе
отсутствовали всякие признаки вчерашнего ужина. Однако, дабы хозяин номера
не подумал, что ему все приснилось с пьяных глаз, две сестрички - белая  и
голубая - все так же висели на спинке кресла.  А  в  самом  кресле  лежали
остальные дамские причиндалы, в количестве двух штук каждый сорт.  Калинов
потянул за белую бретельку, взял в руки полупрозрачный бюстгальтер. И  тут
же в номере зазвучал тихий Витин голос:
     -  Сашенька!  Мне  бы  тоже  хотелось,  чтобы  ты  всегда   оставался
двадцатилетним, но после сорока не живут мечтами.
     Голос,  казалось,  звучал  прямо  из  чашек  бюстгальтера.   Как   из
динамиков.
     Калинов насторожился, принюхался. От бюстгальтера явно пахло Витиными
любимыми духами, но не теми, какими она пользовалась четверть века  назад,
а нынешними - "Серебряной звездой". И тогда Калинов  неожиданно  для  себя
улыбнулся: он понял,  что  наконец-то  встретился  -  один  на  один  -  с
желаниями своей первой жены.
     Кажется, она вообразила, что все дело в ее возрасте, подумал  он.  Не
может понять, что все гораздо проще: я разлюбил ее, и все.
     Однако тут же он должен был признаться себе, что эта простота уже  не
соответствует действительности. Что-то  изменилось  за  эти  три  дня.  Во
всяком случае, сегодня  развод  уже  не  кажется  выходом  из  сложившейся
ситуации.
     Он бросил Витин бюстгальтер в  кресло,  потом  вытащил  из-под  кучки
предметов женского  туалета  свое  белье  и  принялся  одеваться.  Натянул
комбинезон,  открыл  дверцу  платяного  шкафа,  посмотрелся   в   зеркало.
Ухмыльнулся:  не  было  там  никакого  молодого  человека,  налицо  имелся
солидный, широкоплечий начальник отдела аномалий Социологической  комиссии
А.П.Калинов, глава большой семьи, отец почти четверых  детей.  Он  понюхал
воздух в номере.
     - Удивительно, - сказал он вслух, - как я не разобрался в этом запахе
еще ночью.
     Он закрыл дверцу платяного шкафа и вышел из номера.
     В коридоре, как и вчера, было абсолютно пусто и тихо.  Он  подошел  к
двери с табличкой "Горничная", постучал. Ни  ответа  ни  привета.  Толкнул
дверь. Закрыто. Как и ожидалось.
     Зато лифт ждал наездников с открытой пастью. Но тащился вниз  сегодня
почему-то долго.
     Значит,  никакого  похищения  не  было,  думал   Калинов.   Она   все
почувствовала и, как когда-то, убежала  в  Дримленд,  зализывать  раны.  И
все-таки, думается, Зяблик принимал  участие  в  ее  побеге,  ведь  был  в
"Аквилоне" с нею мужчина при моей внешности и при моих отпечатках пальцев.
Кроме того, в Дримленде человек в одиночку  не  появляется...  Но  кто  же
тогда эти двое - Джос и Лихо? Что им здесь надо?
     Первобытный лифт наконец дотащился до первого этажа,  дверцы  его  со
скрипом разъехались, и Калинов обнаружил знакомый пейзаж. Вчерашнего холла
и в помине не было, из-за стойки щерилась ставшая уже привычной одноглазая
физиономия.
     - Привет! - восхитился Калинов. - Это опять ты?
     - Я. - Лихо поклонилось. - Куда ж без меня?
     - Завтрак как вчера. - Калинов сел за привычный стол, положил рядом с
собой кредитку.
     Лихо притащило на подносе завтрак, кивнуло на кредитку:
     - Эта валюта с сегодняшнего дня хождения не имеет.
     - Вот как?! - Калинов недоуменно заморгал. - А чем  же  мне  с  тобой
расплатиться?
     - Годами. - Лихо ощерилось в гримасе,  которая,  по-видимому,  должна
была  изображать  довольную  улыбку.  -  За  исполнение  желаний   принято
расплачиваться годами жизни.
     Калинов чуть не подавился, закашлялся.
     - Сегодняшняя ночевка двадцать пять  лет  стоит.  -  Лихо  подмигнуло
Калинову. - Ладно, не журись! Не твои желания - не тебе и платить!
     Лихо постучало Калинова по спине, и тот  наконец  сумел  откашляться.
Медленно поднялся из-за стола.
     - Это что же? - спросил он, слегка задыхаясь. - Это что  же...  ты  у
моей жены двадцать пять лет жизни отнимешь?
     - Да сядь ты! - крикнуло Лихо. - Ешь! Причем тут твоя жена? Это  было
наше с Джосом желание. - Лихо снова подмигнуло. - А с нас с  Джосом  много
не возьмешь.
     Калинов вернулся к омлету. Лихо село напротив,  смотрело,  как  гость
ест, гримасничало.
     - Ты бы лучше себе второй глаз пожелал, - проворчал Калинов.  -  Тоже
мне, Джон Рэйнберд! [герой романа  Стивена  Кинга  "Несущая  огонь".]  Вот
только росту маловато...
     Лихо встрепенулось:
     - А хочешь, расскажу, как я его потерял?
     Калинов только  рукой  махнул.  Лихо  не  обратило  на  его  жест  ни
малейшего внимания.
     - Случилось это больше  полутора  тысяч  лет  назад.  Я  тогда  около
Ильмень-озера жил.  Недалеко  от  города  Словенск  Великий  [по  легендам
Словенск Великий существовал у озера Ильмень, в тех  местах,  где  позднее
встал   Новгород;   Словенск   Великий   был    дотла    сожжен    врагами
славян-ильменцев] бортничал. И была  у  меня  невеста  Радимира,  рыбакова
дочка. Мы уже свадьбу ладились играть, желтых листьев на деревах ждали.  И
вот однажды, после гульбища, спал я в овине, чтобы мать не будить.  Ночью,
весь в холодном огне, явился передо мной Сварог и говорит: "Хочешь,  чтобы
Радимира жива была, отдай око и красу свою".  Утром  я  проснулся  в  этом
самом виде.
     Калинов перестал жевать:
     - А Радимира?
     - А Радимира вышла замуж  за  моего  соседа,  родила  ему  двенадцать
ребятишек и в свой срок упокоилась.
     Калинов фыркнул:
     - Стоило красоту отдавать за такую!
     - Стоило. - Лихо изобразило на кривой физиономии гримасу, похожую  на
печальную улыбку. - Да и не за одну Радимиру Сварог волновался, он  еще  о
двух с лишком сотнях миллионов думал.
     Калинов непонимающе хлопал глазами.
     - Столько тогда по планете людишек бегало, - пояснило Лихо. -  Не  об
одних же словенах Сварог думал.
     - Брешешь ты все! - сказал Калинов и залпом выпил кофе.
     - Брешут собаки, а я байки складываю... Каждый верит, во что верит. -
Лихо уставилось в  угол.  Из  одинокого  глаза  выползла  вдруг  маленькая
слезинка, скатилась, оставив на морщинистой коже серебристую дорожку.
     - Ну извини! - Калинов встал, положил руку на плечо собеседника. -  Я
не хотел тебя обидеть... Как тебя хоть зовут-то?
     - Как словене величали, то быльем заросло, а  Джос  зовет  Медовиком.
Так и ты зови. Покрасивее Лиха будет.
     Калинов чуть не выронил поднос.
     - Не журись, - сказал Медовик. - Не ты первый, не ты  последний...  А
глаз - ничто, некоторые жизнь отдавали. И поднос не трогай, сам уберу.
     Калинов вернул поднос на стол и сказал:
     - Слушай, Медовик! Где  мне  найти  этого  твоего  Джоса?  Поговорить
надо... Может, он в соседнем с моим номере?
     - Нет его там! И не ищи...  Когда  придет  время,  он  сам  найдется.
Оглянуться не успеешь - а он уж тут.
     - А когда придет время?
     - Этого я тебе, милок, не скажу.  -  Медовик  пожал  плечами.  -  Это
только  от  тебя  зависит.  Может,  выйдешь  сейчас  из  гостиницы  да   и
столкнешься с ним.
     И Калинов вышел. Но столкнулся  он  не  с  Джосом,  столкнулся  он  с
Зябликом.

     Зяблик был в туристском комбинезоне и горных  ботинках.  Не  хватало,
пожалуй,  лишь  рюкзака  да  альпенштока  -  и  был  бы  перед   Калиновым
натуральный горовосходитель.
     - Привет, - сказал Зяблик. Спокойно так сказал, без дрожи  в  голосе,
без сарказма и подозрительности. Как будто явился на дружескую пирушку.
     - Ну здравствуй, - ответил Калинов мирным  тоном:  ссориться  сегодня
почему-то не хотелось. Наверное, сказывалась ночь.
     - Нашел Виту?
     Ох как не  хотелось  ссориться!  Но  когда  так  спрашивают  о  твоей
собственной жене...
     - А тебе что за дело?! Если и нашел, тебе не покажу!
     Зяблик ухмыльнулся. Нехорошо так  ухмыльнулся,  гаденько,  как  будто
хотел сказать, что ему показывать не требуется - он и так все видел.
     - Никого ты не нашел, Калинов! Чтобы здесь кого-то найти, его  любить
надо. А ты давно уже забыл, что это такое. Твоя любовь только в кровати  и
живет.
     Калинов сжал кулаки, сделал шаг вперед, остановился.
     Зяблик еще раз ухмыльнулся:
     - Ну давай! Давай! Бей! Ты же у нас МУЖЧИНА!
     Калинов замахнулся. Зяблик не опускал глаз, не зажмуривался.  Смотрел
с обреченностью, но без страха. И Калинов опустил руку: настоящее  желание
воевать так и не возникло. Это стало откровением. Еще вчера он вполне  мог
бы убить Зяблика, если бы обнаружил его в соседнем номере. Но  с  тех  пор
что-то произошло.
     - И все? - сказал Зяблик. - Слабо!
     Да сгинь ты, подумал Калинов. И Зяблик сгинул.  Калинов  оторопел.  О
Боже, подумал он, неужели мне возвращают волшебную палочку? Но  за  что?..
Неужели только за то, что я переспал сегодня с двумя девчонками?
     Он  представил  себе  джамп-кабину.  Однако  серый  туман  вокруг  не
сгустился. Если ему и  возвратили  волшебную  палочку,  то,  видимо,  лишь
маленький ее кусочек. Или только на одно желание. И  тут  его  осенило.  А
почему ты так рвешься отсюда, сказал он себе. Разве  ты  пришел  сюда  для
того, чтобы при первой же возможности уйти? Хотя нет!.. Скорее так:  разве
тебя впустили для того, чтобы по первому же желанию выпустить? Вот  только
как там Марина?.. Ребята, конечно, найдут что соврать, но все-таки...
     Он обернулся. Над  ним  нависало  мрачное  здание  гостиницы.  Сгинь,
подумал он. Гостиница исчезла. Явись, подумал он.  Гостиница  возникла  из
небытия. Сгинь, снова пожелал он. Здания как не было.
     - Джос! Явись!
     - Чего надо? - сказал Джос. Он улыбался.
     И Калинов тоже улыбнулся.
     - Скажи мне, Джос... Зачем сегодняшняя ночь оказалась... такой, какой
оказалась?
     - Откуда я знаю? Наверное, ты хотел, чтобы она шла по этому сценарию.
Спроси себя. А еще лучше - свою жену.
     - Да как я могу ее спросить, если вы ее где-то прячете!  -  взорвался
Калинов. - Сколько мне еще ходить по кругу за этой чертовой звездой?
     - А ты не ходи по кругу. Иногда путь по лестнице ближе.
     - Но где эта лестница? Я до сих пор не видел ни одной ее ступеньки!
     - Иногда и постель является ступенькой, - сказал Джос. И исчез.
     - Куда?! - взревел Калинов. - Джос! Явись!
     Ни звука, ни шороха. Вокруг стоял безмолвный  лес,  а  перед  глазами
сияла "Вифлеемская звезда", равнодушная, как труп.
     - Ну нет, - сказал Калинов. - Больше  я  за  тобой  не  пойду.  Ты  -
указатель для дураков, а я стал умным. Или хотя бы попытаюсь им стать.
     Он сел на обочину и спустил ноги в сухую придорожную канаву.
     Так что же изменилось со вчерашнего дня? - спросил он себя.  Впрочем,
нет... Не со вчерашнего, а с позавчерашнего. Прошлой ночью  я  из-за  Виты
сломал двери, а этой...
     - Вита! - прошептал он. - Явись, пожалуйста!
     - Я здесь, - сказала Вита-горничная.
     - И я, - сказала Вита-официантка.
     Он медленно поднялся на ноги, успокоил заколотившееся ни с того ни  с
сего сердце. Они стояли перед ним в тех самых блузках и юбках, которые  он
собственноручно содрал ночью с их горячих тел.
     О Боже, сказал себе Калинов.  Ты  забыл,  как  выглядит  сейчас  твоя
собственная  жена.  Теперь  перед  тобой  все  время  будут  эти  двое.  И
неизвестно еще, чье желание их материализовало. Может быть, твое. И только
твое!
     Они смотрели на него серьезными зелеными глазами, источавшими  любовь
и обожание.
     - Зачем вы остались со мной ночью?
     - Ты муж, - сказала горничная.
     - И ты хотел  этого,  -  добавила  официантка.  -  Разве  можно  было
отказаться?
     Калинов огляделся. Тепло, хорошо, за канавой травка сухая, мягкая.
     А может, ЭТО и есть ключик, подумал он. Тот самый, что открывает  все
замки.
     Он подхватил на руки горничную.  Она  закрыла  глаза.  Он  перешагнул
канаву и положил девушку на зеленый ковер. Потом шагнул обратно, подхватил
вторую. Она глаз не закрыла. Он положил официантку  рядом  с  горничной  и
начал расстегивать пуговицы ее белой блузки.

     Как ни удивительно, но ключик сработал. Во всяком случае, когда  чаша
любви была снова испита на троих, Калинов пожелал. Тут же девочки исчезли,
а вокруг него сгустился серый туман, и Калинов обнаружил себя  в  знакомой
джамп-кабине. Карманы комбинезона оттопыривались  оружием  и  приборами  -
приятная, слегка забытая за дни метаний тяжесть. Он снял с головы защитный
шлем и вышел из кабины.
     Милбери оказался на месте. Удивленно посмотрел на шефа.
     - Как это вы разбежались с Довгошеем?
     Калинов развел руками.
     - Он пошел к себе, - сказал Милбери.
     Калинов опешил:
     - Подожди-ка... А какой сегодня день?
     Теперь опешил Милбери:
     - Как это - какой день? Что с тобой, шеф? - Тут он заметил щетину  на
щеках Калинова, присвистнул: - Это что же получается?..
     - Когда мы с Довгошеем отправились на задание? - оборвал его Калинов.
     - Думаю, минут пятнадцать назад... Во всяком случае, и  десяти  минут
не прошло, как Довгошей явился ко мне и доложил, что вы прыгнули, а он  по
неизвестной причине застрял.
     Калинов  плюхнулся  в  кресло,  грохнул  на  пол  шлем  и  облегченно
вздохнул:
     - Ну и слава Богу!
     Однако, это что-то новое, подумал он. В  Дримленде,  помнится,  время
текло синхронно с земным.
     - Куда тебя занесло? - спросил Милбери.
     - Вряд ли я смогу объяснить...
     - А почему Довгошей остался?
     - Черт его знает! Похоже, туда пускают только меня...
     - Дело "Нахтигаль" за номером два?
     Калинов откровенно пожал плечами, потом сказал:
     - Крылова,  кажется,  туда  тоже  пускают.  Если  не  он  и  является
главнокомандующим...
     - Может, его все-таки задержать? - Милбери  покусал  сустав  большого
пальца на правой руке. - Чтоб не путался у тебя под ногами. По закону,  на
сорок восемь часов.
     - Не надо, он должен играть свою роль. К тому же, ты  его  просто  не
найдешь.
     - Найду! - сказал Милбери. - Я его под землей достану!
     - Рэн! - проникновенно  сказал  Калинов.  -  Угомонись!  И  не  ломай
голову! Я ничего не могу тебе объяснить. Этим делом занимаюсь я один  -  и
никто больше! Считай это приказом! В  конце  концов  нынешнее  дело  можно
расценивать как мое личное.
     - Ничего себе! - В голосе Милбери зазвучала злость. - Похищение  жены
у работника твоего ранга... А впрочем, как знаешь!
     Посидели, помолчали. Калинов встал:
     - Ну ладно, мне надо возвращаться. Послушай... Если  я  к  вечеру  не
вернусь... Хотя сомневаюсь, но  мало  ли...  Ты  успокой  моих,  наври  им
чего-нибудь.
     - Не волнуйся,  не  в  первый  раз!  -  Милбери  критически  осмотрел
снаряжение Калинова. - Ты оружие-то взял бы помощнее.
     - Обязательно. - Калинов поднял с пола шлем и вышел.
     Зайдя к себе в кабинет, он выгрузил из карманов  весь  свой  арсенал,
достал из ящика стола тюбик крема "Цирюльник" и свел трехдневную щетину со
щек и подбородка.

     На этот раз он очутился прямо в  седле  своего  коня.  Каурый  мчался
куда-то по обширному  лугу.  Во  всяком  случае,  трава  виднелась  сквозь
амбразуры металлического горшка, надетого на голову Калинова.  Он  тут  же
остановил каурого и снял горшок.
     Снимать пришлось правой рукой, потому что левой что-то мешало. Горшок
оказался старинным рыцарским шлемом. И сразу  стало  понятно,  что  мешает
левой руке. На  руку  был  надет  щит  с  незнакомым  гербом.  Но  вензель
[начальные буквы имени и фамилии, связанные в общий  рисунок]  над  гербом
был очень знаком: сам рисовал, когда-то в детстве.
     Он продолжал осмотр. Справа на поясе висел меч. Да и  все  тело  было
упаковано в доспехи, громоздкие, тяжелые, непривычные.
     О Господи, подумал он, это еще зачем? Чья это  дикая  фантазия?  Я  в
роли средневекового рыцаря!.. Впрочем, назвался груздем - полезай в кузов!
     Он вернул шлем на голову, тронул поводья, и каурый снова потрусил  по
лугу.
     Чего-то в жизни явно не хватало. Минут через пятнадцать  неторопливой
езды Калинов понял - чего. Перед глазами не светила "Вифлеемская  звезда".
Может быть, ее отсутствие  и  не  имело  никакого  значения,  но  луг  был
бесконечен и одинаков во всех направлениях.
     Калинов остановил коня, заставил его крутиться на  месте.  Звезды  не
было.
     После некоторых размышлений Калинов произнес в пространство:
     - Я был неправ. Я глуп и самонадеян!
     Звезда тут же  замаячила  в  амбразурах,  и  Калинов  пустил  каурого
вскачь. Сразу возникла дорога, по ее обочинам  потянулись  ряды  деревьев.
Скачка длилась минут пятнадцать, а потом стена леса  впереди,  в  которую,
казалось  бы,  упиралась  дорога,   подсказала,   что   впереди   поворот.
"Вифлеемская звезда" вдруг ожила, скользнула за деревья, и из-за  поворота
донеслось злобное карканье. Повеяло ледяным неуютом.
     Калинов пустил каурого шагом, поправил на голове шлем, взял в  правую
руку меч, закрыл грудь щитом.  Конь  с  опущенными  поводьями  дошагал  до
поворота.
     Звезда снова висела над дорогой, неподвижная и равнодушная.
     На обочине ничком лежал человек в рыцарских доспехах, затылок его был
залит  кровью,  искореженный  шлем  валялся  в  придорожной  канаве.   Над
мертвецом, на суку  незнакомого  корявого  дерева  сидел  огромный  черный
ворон, косил на Калинова желтым кошачьим  глазом.  Ворон  разинул  клюв  и
огласил лес громовым звуком, мало  похожим  на  карканье.  Спина  Калинова
покрылась мурашками.  Он  подъехал  к  мертвецу,  остановил  коня.  Каурый
захрапел, попятился.
     Можно было бы перевернуть мертвеца копьем, подумал Калинов.  Если  бы
копье было...
     Ворон снова хрипло заорал, наверное, радуясь,  что  у  пришельца  нет
копья. Калинов замахнулся на него мечом, и ворон тяжело снялся  с  дерева:
словно новогодние хлопушки, загрохали  о  воздух  мощные  крылья.  Калинов
осторожно огляделся, потом, стараясь  не  обращать  внимания  на  холод  в
груди, слез с коня. С трудом перевернул мертвеца на  спину  и  отшатнулся.
Перед ним лежал он сам - крепко сжатые губы, закрытые глаза.  Но  трупного
окоченения не наблюдалось. Калинов снял с правой руки  перчатку,  подсунул
ладонь под голову лежащему. Липкая кровь была теплой.
     Веки раненого вдруг дрогнули, глаза открылись,  глянули  в  бездонное
небо, потом сдвинулись и  остановились  на  Калинове.  Разжались  синеющие
губы.
     - Вита, - прохрипел двойник. - Зяб-лик...
     - Кто это так тебя? - спросил Калинов.
     - Зяб-лик... У не-го Ви-та... Ту-да... -  Раненый  указал  глазами  в
сторону равнодушной звезды.
     А потом он обмяк, глаза закатились.  Все  было  так  неожиданно,  что
Калинов даже сглотнул непрошенный ком  в  горле.  Но  тут  его  вернули  к
действительности. Тело двойника вдруг начало таять, истекать легкой  серой
дымкой.  Так  весеннее  солнце   съедает   снеговика.   Вместе   с   телом
сублимировали и рыцарские латы. Последним исчез щит с незнакомым гербом  и
знакомым вензелем.
     Калинов подозвал каурого, взгромоздился на него.  Откуда-то  из  лесу
пожаловал ворон, сел на сук и принялся обиженно взрыкивать.
     И все же куда-то мы продвигаемся, сказал себе Калинов. Вот уже и не я
произнес имя моей жены. Вот уже и не  только  звезда  показывает,  где  ее
искать... А неплохо воевать, когда знаешь: что  бы  ни  случилось,  смерть
тебе не грозит.
     Но тут он снова вспомнил арбалетную  стрелу,  которую  четверть  века
назад выпустил в него Крылов, и содрогнулся. Сразу  стало  казаться,  что,
уверяя  себя   в   полной   безопасности,   он   несколько   приукрашивает
действительность. А может быть, он только что повстречал на  обочине  свое
скорое будущее?..
     Он тронул поводья и пустил каурого вскачь.

     Он догнал их через полчаса. Их было четверо: трое  конных  рыцарей  в
одинаковых доспехах - как близнецы, - еще  один,  скрученный  в  тюк,  был
переброшен через круп четвертого коня. Калинову бросились  в  глаза  рыжие
волосы, волнами колышущиеся у правого стремени.
     Калинова  заметили.  Спокойно,  без  злобных  воплей,  двое   рыцарей
повернули коней и поскакали ему навстречу. Третий остался на месте.
     Калинов  сжал  рукоятку  меча.  Предстоящая  схватка  опьянила   его.
Ощущение было знакомым, он испытывал его не раз - в операциях по  захвату.
Но присутствовала и некая  толика  сомнений  в  серьезности  предстоящего.
Все-таки все это слишком напоминало театр...
     Начало, однако, оказалось не  театральным.  Рыцари  взялись  за  дело
аккуратно и не спеша - знали, что от  двоих  он  не  уйдет.  Калинов  едва
успевал подставлять щит под удары слева и отмахиваться  мечом  от  правого
противника. Каурый оказался сообразительным конем,  он  хорошо  чувствовал
желание всадника, успевал скакнуть вперед, махнуть в  сторону,  попятиться
назад. И тем не менее Калинов понимал: долго ему не продержаться -  не  та
сноровка.
     Спас его каурый. Что он сделал, Калинов так и не понял,  но  каким-то
образом  левый  противник  оказался  позади  своего  товарища.  Оставалось
воспользоваться неожиданной свободой, и Калинов ударил сплеча, не опасаясь
нападения слева. Головы врагу он,  конечно,  не  срубил,  но  этого  и  не
требовалось. Противник качнулся в седле, шлем  его  полетел  на  землю,  и
Калинов увидел застывшие глаза Зяблика.
     О Господи, подумал Калинов. Что же это я наделал?!
     А потом тело Крылова начало валиться в сторону,  и  Калинов  забыл  о
нем: в схватку  вернулся  второй  враг.  Впрочем,  теперь  схватка  скорее
напоминала избиение младенца. Калинов  теснил  врага,  тот  уже  с  трудом
защищался от Калиновского меча. И наконец не выдержал. Калинов  нанес  тот
же самый удар, что и несколько минут назад, и вновь увидел застывшие глаза
Зяблика.
     И тут он услышал радостный крик жены. Настала очередь третьего врага.
Калинов летел на него, подобно всесокрушающему тарану, хмельной от  победы
над двумя противниками. Теперь он ничего не боялся: все это и в самом деле
театр. Со статистами.  Вот  статист  Зяблик  поднимает  арбалет.  Кажется,
рыцари не стреляют из арбалетов, но какое  это  сейчас  имеет  значение!..
Давай-давай, целься хорошенько, не промахнись. А то ляжешь, как предыдущие
двое - с застывшими глазами...
     Свистнула  стрела,  испуганно  вскрикнула  Вита.  У   каурого   вдруг
подкосились передние ноги, и Калинов почувствовал,  как  его  вырывают  из
седла...
     Первым светом жизни было удовлетворение от того,  что  он  не  сломал
себе шею. А потом он понял, что и без сознания был всего несколько секунд.
Во всяком случае, когда Калинов  сумел  поднять  голову,  он  увидел,  что
Зяблик - без шлема, с мечом  в  руке  -  все  еще  бежит  к  нему.  Где-то
раздалось  предсмертное   ржание   каурого,   больше   похожее   на   хрип
раздавленного человека. Калинов попытался встать  и  не  смог.  Равнодушно
смотрел, как Зяблик подбегает к  нему,  как  взметается  над  его  головой
тяжелый меч. Может быть, теперь все, с надеждой подумал он.
     И тут раздался стальной голос:
     - Только тронь его!.. До конца жизни будешь жалеть, а конец твой  еще
не скоро.
     Голос был Витин. Калинов еще раз с трудом поднял голову. Вита  теперь
не висела поперек крупа безжизненным мешком, она сидела в седле. Это  была
она, Вита Сегодняшняя, похищенная и скрываемая.
     Зяблик опустил меч, проворчал  что-то  нечленораздельное,  плюнул  на
Калинова и пошел назад. Калинов смотрел ему вслед. Зяблик шагал  к  своему
коню как-то странно, словно против своего желания. Калинов сглотнул слюну.
Чушь, ничего не против своего желания!.. Вон как он лихо вскочил в  седло.
Как будто всю жизнь участвовал в играх на ристалище.
     - Поехали? - громко спросила Вита.
     - Поехали, - ответил Зяблик.
     Вита кинула лукавый взгляд  в  сторону  мужа.  Словно  хотела  что-то
сказать, но передумала.
     И тут Калинов снова лишился чувств.

     Очнувшись,  Калинов  без  удивления   обнаружил   себя   в   знакомом
гостиничном номере, том, который не был  похож  на  холостяцкую  квартиру.
Скорее, он был теперь  похож  на  больничную  палату.  Во  всяком  случае,
Калинов лежал на кровати, заботливо  укрытый  одеялом.  И  оказалось,  что
встать будет не так-то просто: когда он попробовал вытащить из-под  одеяла
правую руку, все тело прострелила острая боль. Экспериментировать с  левой
рукой он не стал. Попытался вспомнить, что могло с ним случиться.  Попытка
получилась неудачной. Тогда он решил  заснуть.  Это  решение  судьба  тоже
расценила как преждевременное. И  сделала  по-своему:  открылась  дверь  и
вошла медсестра. Все чин чином -  белый  халат,  белая  шапочка,  стройные
ножки... И зеленые Витины глаза.
     Глаза  смотрели  внимательно  и  с  участием.  Ничего   похожего   на
недавний... О Господи! Калинов вспомнил ТОТ, лукавый  взгляд.  А  вспомнив
ТОТ взгляд, вытащил из памяти и все остальное. А разобравшись  с  памятью,
дернулся и застонал.
     - Вам больно? - спросила Вита-сестра милосердия.
     Калинов нашел в себе силы отрицательно крутнуть головой.
     Вита подошла, поправила подушку, положила теплую ладонь  Калинову  на
лоб.  Прикосновение  было  таким  восхитительно-заботливым,  что   Калинов
содрогнулся. И снова застонал от боли. Тогда Вита  сняла  ладонь  со  лба,
пристально посмотрела больному в глаза, и он понял, что снова отправляется
в небытие.

     В очередной раз он очнулся уже  полностью  выздоровевшим.  Во  всяком
случае, ОН был в этом уверен. Виты в белом халате и след простыл. В кресле
за столом сидел Медовик, приветливо улыбался Калинову. На  спинке  другого
кресла висел любимый комбинезон, никаких следов присутствия рыцарских  лат
не наблюдалось.
     - Чего головой крутишь? -  спросил  добродушно  Медовик  и  подмигнул
глазом.
     - Меч ищу.
     - А зачем тебе меч? - Медовик оттопырил губы.  -  Со  мной,  что  ли,
драться собрался? Так я заранее сдаюсь... Куда мне, одноглазому,  с  таким
молодцем тягаться? Такой молодец раз махнет мечом, и голова с плеч!
     - Разве тебя можно убить? - напрямик спросил Калинов.
     Медовик ухмыльнулся:
     - Обычному человеку, действительно, нельзя... Но кто тебе сказал, что
ты обычный человек?
     И правда, подумал Калинов. С каких это пор я стал обычным. До сих пор
я слишком часто становился избранным. Но для чего  меня  избрали  на  этот
раз? Какие цели впереди? Вита?..
     - Почему она со мной так обошлась? - сказал он вслух.
     - Кто - она?
     - Моя жена. Первая жена...
     Медовик хитро осклабился:
     - Я так понял, что у тебя и первая жена здесь не одна.
     - Вот-вот... Хотел бы я знать, по чьему  распоряжению  появились  еще
две. - Он вспомнил Виту в белом халате. - Или три?
     - Ты удивительно недогадлив! - Медовик сокрушенно вздохнул,  встал  и
двинулся к двери.
     - Подожди! - Калинов поднялся с кровати, напялил комбинезон.
     Медовик ждал, помаргивая хитрым глазом.
     - Садись! - Калинов подвинул кресло к столу, уселся.
     Медовик последовал его примеру, по-прежнему не произнося ни слова.
     - Я бы хотел знать, почему вы с  Джосом  ходите  вокруг  да  около...
Почему не скажете прямо, что вам от меня надо? Ведь  зачем-то  меня  здесь
держат!
     - Разве? - удивился Медовик. - А я полагал, ты можешь в  любое  время
убраться отсюда.
     - Но вы же держите здесь мою жену! И прекрасно понимаете, что  я  без
нее уйти не могу.
     - Вот как? - Медовик встал, потом  снова  сел.  Как  будто  о  чем-то
вспомнил. - Может быть, твоя жена тебя здесь и держит? Разве это  выглядит
невероятным предположением?
     Бесполезно   с   тобой   разговаривать,   подумал    Калинов.    Одно
словоблудие...
     - А может быть, ты и сам себя здесь держишь? - продолжал  Медовик.  -
Ты не там ищешь ответы на свои вопросы.
     - Где же я должен их искать?
     Медовик выразительно пожал плечами. Словно с дурачком разговаривает.
     - Полагаю, ответы надо искать  в  себе  самом.  Куда  уж  яснее...  В
крайнем случае, у твоей первой жены.
     Медовик встал и, не обращая больше  внимания  на  смурную  физиономию
Калинова, вышел.
     Калинов взглянул в окно. За окном был  день.  Синее  солнце  заливало
таинственными лучами нереальную эту землю.
     Ответы надо искать у своей жены, подумал Калинов. И захотел, чтобы  в
кресле рядом оказалась Марина. Очень сильно захотел. Как если бы от  этого
зависела его жизнь. Обернулся.
     Марина была в костюме для беременных, сидела, сложив руки на выпуклом
животе, с любовью смотрела на мужа. Калинов слегка остолбенел, но  тут  же
успокоился: по-видимому, на этот раз он сделал  то,  что  требовалось.  Он
хотел спросить, как дела дома, но все слова куда-то потерялись, а  времени
на поиски не оставалось. Тогда он подошел к ней, наклонился.  Она  закрыла
глаза и глубоко вздохнула.  Он  осторожно  коснулся  теплых  губ.  Поцелуй
получился долгим и упоительным,  но  когда  Калинов,  наконец,  оторвался,
оказалось, что целует он совсем не  Марину.  В  кресле  сидела  Вита,  его
прима, прима НАСТОЯЩАЯ.
     Она улыбнулась ТОЙ, лукавой улыбкой.
     - Господи! - потрясенно прошептал Калинов. - Это ты?
     На ней было то самое платье,  в  котором  она  нравилась  ему  больше
всего, длинное - до пят, - с рукавами и стоячим воротником. Сшито, правда,
оно было почему-то из коричневой  ткани,  но  Калинов  решил  не  обращать
внимания на такую мелочь. Вита молча взяла  его  за  руку  и  потянула  на
кровать. Он с готовностью последовал за ней. А когда  он  раздел  ее,  она
спросила:
     - Ты меня любишь?
     Он удивленно отстранился и тут же ответил:
     - Конечно.
     Глаза ее сузились.
     - Врешь ты все! - прошептала она, закусила губу  и  вдруг  с  размаху
залепила ему пощечину.
     Он плотоядно улыбнулся и схватил ее за запястья. Преодолевая яростное
сопротивление, сжал в объятиях. И вдруг обнаружил, что  примы  рядом  нет.
Под ним, зажмурившись и счастливо  улыбаясь,  лежала  Вита-горничная.  Или
официантка. А может, и сестра милосердия. Жмурилась она, как кошка.
     Калинов отшатнулся: внезапно пропало  все  желание.  Она  с  кошачьей
грациозностью метнулась  за  ним,  прильнула  к  его  груди.  И  тогда  он
оттолкнул ее, оттолкнул  так,  что  она,  отлетев  на  кровать,  ударилась
затылком о стенку.
     - Уходи! - прошептал Калинов.
     -  Почему?  -  Она  поморщилась,  потерла  рукой  затылок,  грациозно
устроилась на кровати.
     - Уходи! - заорал вдруг Калинов. - Уходи, дрянь! Уходи!!! Ненавижу!
     Она испугалась, вскочила с кровати. Он  наступал  на  нее,  продолжая
вопить:
     - Дрянь! Шлюха!!! Убирайся, кукла-подменка!!!
     Она  схватила  коричневое  платье,  принялась   натягивать   его   на
обнаженное тело, запуталась в платье, как муха в паутине. Сжалась,  ожидая
удара. Калинов продолжал вопить, приближаясь к обреченно замершей девушке.
Ее скрючившееся тело бесило его, хотелось схватить  этот  кусочек  упругой
плоти,  разодрать  на  части  и  терзать,  терзать,  по-волчьи  скалясь  и
захлебываясь горячей кровью.
     Но тут в номер ворвался Джос, сграбастал Калинова за левое  плечо  и,
развернув лицом к себе, ахнул кулаком в челюсть.
     - Ты с ума сошел! - Джос был откровенно  взбешен,  но  второго  удара
себе не позволил.
     Впрочем, для того чтобы  успокоить  буяна,  хватило  одного.  Калинов
поднялся с пола, потирая челюсть и с  удивлением  глядя  на  Джоса.  Вита,
всхлипывая и размазывая по лицу грим и слезы, наконец справилась с платьем
и выскочила из номера. Джос поднял с пола опрокинутое кресло, передвинул к
столу и сел.
     - Поговорим?
     Калинов, все еще потирая челюсть, молча  угнездился  на  кровати.  Он
по-прежнему смотрел на Джоса, но выражение удивления  медленно  сходило  с
его лица.
     - Что это вы себе позволяете, уважаемый? - спросил Джос.
     - Нет, это вы что себе позволяете?  Какое  ваше  дело  до...  -  Лицо
Калинова  вдруг  озарилось  догадкой.  -  Боже  мой,  я  все  понял!..  Ну
конечно... - Он погрозил Джосу пальцем. - А я-то голову себе ломаю: что он
тут делает...
     - И что же я тут делаю?
     - Хитрец! - Калинов покачал головой. -  Я-то  Зяблика  подозреваю,  а
теперь ясно, кто к моей жене прислоняется.
     Джос встал, лицо его превратилось в ледяную маску.
     - Вы, кажется, вообразили себе, что у вашей  жены  со  мной  любовная
связь?
     - Конечно! Именно это мы и вообразили. Это и дураку  понятно.  Только
такого болвана, как я, можно было за нос водить. Но  больше,  Джоузеф  или
как там вас, я такого не позволю!
     Джос вдруг расхохотался:
     - Ты и  в  самом  деле  болван,  парень.  Меня  зовут  Джошуа,  а  не
Джоузеф...
     - Мне один черт! Что Джоузеф...
     - Не перебивай!.. Меня зовут Джошуа, и если ты  покопаешься  в  своей
памяти, то вспомнишь это имя.
     - Никогда в жизни не был знаком ни с одним Джошуа...
     - Меня зовут Джошуа, и я отец твоей жены. Я имею в виду Виту.
     Калинов разинул рот, замигал. Джос улыбнулся и развел  руками,  снова
сел за стол.
     - А... А... А... А чем докажешь?
     Джос качнул головой:
     - Хотя бы могу рассказать, при каких обстоятельствах Джинджер заимела
ребенка.
     И словно молния сверкнула перед Калиновым.  Он  вспомнил  тот  давний
разговор со своей будущей тещей, еще при первой жизни.
     - Могу рассказать, - продолжал Джос, - но не буду. Замечу только, что
обстоятельства были криминальными.
     И Калинов сразу поверил. Потому что понял: лица  Джоса  и  Виты  были
непохожи друг на друга, но было что-то одинаковое во взглядах, в мимике, в
жестах, что-то неуловимое, но реально существующее.
     Калинов вскочил, забегал по номеру. Джос с интересом следил за зятем:
похоже, ситуация его восхищала.
     - Я совсем ничего не понимаю, - заявил наконец Калинов. - Для чего мы
все здесь? Вы, я, Вита, Зяблик... И где вы  столько  лет  пропадали?  Ведь
Джинджер до сих пор любит вас. У  нее  просто  лицо  меняется,  когда  она
вспоминает вас. Правда, вспоминает, как свою грезу...
     - О нас с Джинджер мы сейчас говорить не будем - не время.  А  вот  о
вас с Витой поговорить стоит... Скажи,  ты  в  самом  деле  не  понимаешь,
почему оказался здесь?
     - Боже мой, конечно не понимаю! Зачем все это? Почему? У меня  вторая
жена на сносях, а я пропадаю здесь.  Слава  Богу,  хоть  время  тут  течет
гораздо быстрее, чем на Земле! А то бы Марина с ума сошла... Меня  загнали
в лабиринт, показывают картинки, которые во мне бешенство вызывают... Кому
это надо? И почему этот мир то слушается меня, то нет?
     Губы Джоса тронула грустная улыбка. И с улыбкой этой  он  стал  очень
похож на Виту. Или Вита на него.
     - Этот мир слушается тех, кто любит.
     - Но я же люблю жену!
     - Марины здесь нет.
     - Я и Виту люблю.
     - Любишь ли?.. Почему же тогда мир не слушается тебя?
     Калинов подскочил, схватил Джоса за руку:
     - Послушайте, ведь вы все знаете. Почему бы вам не объяснить мне?..
     - Горек недозрелый плод, - сказал Джос. -  Замечу  только,  что,  при
всей дикости твоего  поступка,  он  мне  нравится.  И  добавлю,  что  твое
пребывание  здесь  зависит  только  от  тебя  самого.  Насчет  Марины   не
беспокойся, сколько бы тут не  просидел,  для  нее  минет  лишь  несколько
часов. Но вряд ли она обрадуется, если получит в объятия  мужа  неожиданно
постаревшим на несколько лет. - Он встал, потрепал Калинова  по  плечу.  -
Думай,  сынок,  думай.  И  запомни:  от  тебя  зависит  не   только   твое
благополучие.

     Калинов думал. Думалось плохо. Мешали подозрения о том, что его опять
водят за нос. Но с этим он ничего поделать не мог, слова Джоса приходилось
принимать на веру. И думать.
     Он решил, что главной  целью  Джоса  является  восстановление  чувств
между зятем и дочкой. В принципе такая цель была понятна, но что стояло за
ней?.. И знала ли обо всем этом сама Вита?
     Появление молоденьких Вит показывает, что не знала.  Вряд  ли  бы  ей
понравилось, что мужу подсовывают ее юных двойников, это должно  быть  для
нее унизительно.
     Джос сказал, что выходка зятя ему понравилось. По-видимому, он принял
ее за проявление ревности, а где ревность  -  там  и  любовь...  Только  я
никогда не был ревнивым, уж Вите-то известно, она  не  раз  могла  в  этом
убедиться. А говорило во мне сегодня лишь оскорбленное достоинство.
     И потом - Зяблика-то я все-таки видел. Неужели вместо него был  всего
лишь статист? Ведь при нашей  последней  встрече  на  Земле  он  явно  дал
понять, что знает, куда Вита исчезла...
     Однако, чем больше Калинов думал, тем сильнее убеждался, что  события
можно расценивать как угодно. Все, все могут врать. Даже  Вите  он  сейчас
был способен не поверить, хотя они никогда по-крупному не обманывали  друг
друга.  Трудно  обмануть  любящего  человека,  а  когда  он  стал  к  тебе
равнодушен...
     Чем больше Калинов думал, тем больше  запутывался.  Да,  он  разлюбил
свою первую жену, но ведь ее молодые ипостаси вызывали у него тот,  давний
трепет!..
     В конце концов до него дошло, что то,  чем  он  сейчас  занимается  -
абсолютно бесперспективное дело. Ничего он не надумает. Выход -  только  в
одном! Во встрече с Витой и в разговоре с ней начистоту.
     Он позвал ее, но ничего не произошло. Тогда он позвонил в ресторан  и
заказал обед. На двоих. Быстренько привел номер в порядок.  Сейчас  он  ей
все скажет! А уж она-то передаст все настоящей. Не может  быть,  чтобы  не
передала!
     Открылась дверь, вкатился в номер сервировочный  столик.  Официанткой
была незнакомая девушка.
     - Ой, а где же ваш гость? Я, наверное, поторопилась.
     Калинов мысленно выругался. А вслух сказал:
     - Накрывайте!
     Официантка, бросая косые взгляды  на  Калинова,  принялась  исполнять
свои обязанности.
     - А Вита сегодня работает? - спросил Калинов.
     - Нет! - Ответ был таким быстрым, словно официантка  только  и  ждала
этого вопроса. - Она больше вообще у нас не работает.
     - Уволилась, конечно.
     - Уволили! - Официантка посмотрела на  него  долгим  взглядом.  -  За
безнравственность.
     - И в чем же выразилась эта безнравственность?
     - В грязной связи с клиентом.
     - Даже вот так, - пробормотал Калинов.
     - Есть, знаете ли, козлы, которые  так  и  норовят  залезть  куда  не
положено. А по рукам двинуть не каждая решается.
     - А вы, разумеется, двигаете.
     Официантка пожала плечами:
     - Попробуйте - узнаете!
     - Лучше не буду. - Калинов шутливо поднял руки. - Сдаюсь заранее.
     Официантка закончила работу.
     - Я вам больше не нужна? Вашего гостя так и нет.
     - А может, вы замените мне гостя?
     Она фыркнула, как лошадь, и, не  говоря  ни  слова,  с  гордым  видом
удалилась. Через несколько секунд снова заглянула в дверь:
     - Когда наступит время подавать горячее, позвоните.
     Калинов  уныло  посмотрел  на  накрытый  стол.  Есть  совершенно   не
хотелось. Искать горничную не имело никакого  смысла:  ее  наверняка  тоже
"уволили за безнравственность".
     И тут в дверь постучали. Калинов встал с кресла и открыл.  За  дверью
стоял Зяблик. Собственной персоной.

     Роль гостя Крылов играл хорошо. Поблагодарил за приглашение к  столу,
не отказался сесть, с удовольствием потреблял закуски. Предложение выпить,
правда, отклонил. Решил воздержаться и  Калинов.  Разговор  завязался  сам
собой.
     - Я понимаю, - говорил Зяблик, - ты вбил себе в  голову,  что  это  я
похитил Виту. Тем более, что мое поведение могло показаться тебе странным.
Но уверяю тебя, никакого отношения к  происходящим  в  нынешнем  Дримленде
событиям я не имею.
     - И ты не намеревался меня убить давеча. В так  называемом  рыцарском
поединке.
     - Нет, конечно... Я хотел спровоцировать твою жену, хотел разобраться
в ее поступках. Когда я ее нашел, она повела себя несколько  двусмысленно,
принялась делать кое-какие намеки...
     А ведь я ему верю, подумал Калинов.
     - Ты долго ее искал? - спросил он.
     - Не больше получаса. Я оказался в Дримленде на том самом месте,  где
мы когда-то  жгли  ритуальный  костер,  устраивая  состязание  дэй-дримов.
Обнаружил коня с комплектом рыцарских доспехов. Обстановка, в  отличие  от
былых времен, мне не подчинялась, зато доспехи оказались  в  пору,  а  над
лесом светила путеводная звезда. Такие игры у нас  с  Витой  когда-то  тут
были.
     А может, для Зяблика и зажгли эту звезду, подумал Калинов. А я  всего
лишь в роли прихлебателя?
     - Переоделся, сел на коня и поскакал, - продолжал Крылов. - Не прошло
и получаса, как я ее нашел. И воспрянул духом:  она  начала  выдавать  мне
авансы, какие-то намеки, недомолвки.  Я  подумал,  что  наконец-то  одолел
этого героя-любовника Калинова...
     - И чем же вы занимались все это время? - Калинов криво  улыбался,  с
трудом  сдерживая  ярость.  Яриться  было  нельзя:  в  руки  косяком   шла
информация.
     - Какое время? - удивился Крылов. - Ты появился уже через полчаса.
     - Подожди, подожди... Когда все это было?
     - Сегодня, когда еще! Мы же только вчера вечером у меня дома с  тобой
разговаривали... Ты что, не в себе?
     - Ничего, продолжай, - сказал Калинов.
     Даже таким вот образом, подумал он. Это только мне устроили несколько
дней развлечений...
     - Буду откровенен, - продолжал Зяблик. - Когда ты появился,  я  решил
тебе  врезать  по-настоящему.  Но  тут   началась   какая-то   чертовщина.
Неизвестно откуда появились два моих двойника, таинственным  образом  Вита
оказалась  связанной...  У  меня  сразу  появилось  подозрение,  что   это
спектакль. И когда ты уложил моих двойников-статистов, я подстрелил твоего
коня и сделал вид, будто собираюсь  тебя  прикончить...  Ты  помнишь,  как
повела себя Вита?.. Тут-то у меня глаза и раскрылись!
     - И на что же они у тебя раскрылись?
     - На все! Она любит ТЕБЯ, Калинов. Любит, как любила раньше. А я  всю
жизнь гоняюсь за вчерашним сном... Не знаю, что в тебе такого, чего нет во
мне, но факт остается фактом. Я не нужен ей даже сейчас, когда ей плохо...
Должен признать, что я ошибся.
     Ярость мгновенно исчезла.  Калинов  с  трудом  сдержал  самодовольный
смешок.
     - Как я ошибся! - продолжал Крылов с тоской в голосе. - Мне казалось,
между вами возникла трещина, что пришло наконец мое время, что  вы  вместе
только в силу привычки. Как я ошибся!.. Я  похитил  твою  вторую  жену,  я
шантажировал тебя, рассчитывая заставить развестись с Витой...
     Надо бы отреагировать, подумал Калинов. Зарычать  на  него,  затопать
ногами, пообещать десять казней египетских...
     Он встал, сделал попытку сжать кулаки. Ярость не возвращалась. Крылов
поднял голову, вздохнул. Вздох этот и вовсе обезоружил Калинова.  Это  был
предсмертный вздох умирающего.
     - Сядь, Саша, - чуть слышно сказал  Крылов.  -  Сядь...  Ты  бессилен
наказать меня больше, чем я  сам  себя  наказал.  Я  полжизни  гонялся  за
фантомом. Я третировал свою жену, променявшую на меня отцовские  миллионы.
Я виноват перед своими неродившимися детьми. Дримленд вошел в мою плоть  и
кровь, я не жил, а играл в  дэй-дримы...  Ты  помнишь  обряд  обручения  с
жизнью?.. Я стал взрослым, но так и не обручился с нею!  -  Крылов  уронил
голову на руки и издал странный звук: полувсхлип-полушипение.
     Калинов молча ковырялся вилкой в тарелке - слов в душе не  было.  Как
не было и недавней злобы. Он вдруг сердцем почувствовал трагедию человека,
сидящего напротив.
     А ведь это ты во всем виноват, сказал он себе. Ты закрыл им доступ  в
Дримленд, но самих их ты  из  Страны  Грез  вытащить  позабыл.  И  Зяблик,
наверное, не один такой...  И  жена  его,  должно  быть,  так  и  живет  в
Дримленде  душой...  А  Флой,  а  Клод,   а   Ирена?..   Ты   когда-нибудь
поинтересовался их дальнейшей жизнью? Плевал ты на них! Хотя, быть  может,
всю их жизнь под откос пустил... А Вита? Ты уверен, что и она не живет  до
сих пор в Стране Грез? Иначе с какой стати она  тебя  до  сих  пор  любит?
Может, она до сих пор любит свою мечту? А может, она просто не может  жить
без любви, уж такой она рождена. Любовь для нее - смысл жизни, без нее она
умрет...
     Зяблик поднял голову:
     - Ты простишь меня, Сашка?
     Калинов только кивнул: слов по-прежнему не было.
     - Поздно я снова попал в Дримленд, - сказал Зяблик. - Иначе бы я  все
это понял еще раньше. Сколько лет выброшено! - Он встал. - Ладно,  пора  и
честь знать! - Он осторожно протянул Калинову руку. - Желаю счастья!
     Калинов не смог отказаться - пожал эту так хорошо знакомую руку.  Они
посмотрели друг другу в глаза. Казалось, Зяблик ищет на дне глаз  Калинова
что-то, известное ему  одному.  И  наверное,  нашел,  потому  что  несмело
улыбнулся и исчез.
     Калинов крякнул, открыл бутылку коньяка, налил себе  целый  стакан  и
залпом выпил. Мысленно позвал Виту. Ответа не получил.
     Что ж, сказал он себе. Теперь тебе больше не на кого  кивать.  Теперь
твои проблемы упираются только в тебя самого.

     Растолкал его утром Медовик.  Калинов  с  трудом  оторвал  голову  от
подушки и обнаружил, что подушки как  таковой  и  следа  нет:  голова  его
покоится на охапке мягкой, душистой травы. Огляделся - чисто поле  вокруг.
Медовик стоял рядом, привычно щерился.
     - Оставьте ж вы меня,  наконец,  в  покое!  -  Калинов  сел.  -  Что,
гостиница закрылась?
     - Для тебя - да.
     - Ну и ладно. - Калинов поднялся на ноги.
     Чисто поле было бесконечным - до  самого  горизонта  покрытая  травой
равнина.
     - А где же "Вифлеемская звезда"?
     Медовик снова ощерился, мигнул шустрым глазом:
     - Она тебе теперь без надобности. Отныне  заместо  звезды  у  тебя  я
буду.
     Калинов  подчеркнуто-изумленно  оглядел  урода  с  ног   до   головы,
изогнулся в вежливом поклоне.
     - Это за что же мне такая честь?
     - Не ерничай!
     - Я ерничаю?! - Калинов фыркнул. - А что мне остается?  Болтаюсь  Бог
знает где, Бог знает зачем... Водят меня на коротком поводочке...
     - Водят тебя! - Калинов сплюнул. - Пьешь тут на халяву да с  молодыми
девками похабными делами занимаешься!
     - А ты меня прогони.
     - Я тебя прогоню, - пообещал Медовик. И добавил с угрозой: -  Я  тебя
ТАК прогоню - свои не узнают!.. А сейчас пошли!
     - Куда?
     - На Кудыкину гору.
     И Калинов вдруг понял,  что  перед  ним  совсем  другой  Медовик.  От
привычного - добродушного и спокойного - Медовика  не  осталось  и  следа.
Теперь это было настоящее Лихо, злое,  противное  и  ненавидящее.  Калинов
понял, что такого типа не стоит задевать, и пожал плечами:
     - Пошли...
     Они двинулись в дорогу. Дорога была невеселая. Медовик шел впереди  и
что-то бормотал себе под нос. До Калинова долетали лишь отдельные  обрывки
фраз: "...сразу надо было в оборот...", "...вожжайся с ним!", "...у  Джоса
по-доброму..."
     Потом Медовик замолк. Они шагали по полю, и вокруг  не  было  никаких
ориентиров. Трава, серое  небо,  горизонт...  Ритм  движения  завораживал,
смотреть по сторонам не имелось надобности,  и  взгляд  Калинова  в  конце
концов прилип к сгорбленной спине Медовика.
     А ведь все изменилось, сказал себе Калинов. Ведь  теперь  со  стороны
Зяблика уже не будет угрозы, и можно вернуть все в привычную колею.  Никто
ведь, собственно говоря, ничего не знает. С Витой я в тот день  поговорить
не успел... Но почему же она тогда сбежала в Дримленд? И если не Зяблик ее
увел, то кто?.. Впрочем, с этим мы рано или поздно разберемся.
     Мысли его метались от Виты к Марине, от Марины к Зяблику, от  Зяблика
к Петеру Крайчику...
     Если быть честным с самим собой, думал он, то по отношению к  Вите  я
оказался порядочной сволочью. Никакой  заботой  о  беременной  женщине  не
оправдаешься. И хорошо, что Вита всего этого не знает.
     - Ты ошибаешься! - прозвучал в мозгу чей-то голос.
     - Что?! - Калинов застыл как вкопанный.
     - Ты ошибаешься. - Медовик обернулся, единственный его глаз  светился
грустью. - Любящие хорошо знают своих любимых.
     И  Калинов  вспомнил,  как  Вита  спрашивала  его   накануне   своего
исчезновения, не бросит ли он ее. Но ведь Марина в тот день  задавала  тот
же самый вопрос!..
     - Для женщины быть брошенной  -  все  равно  что  умереть,  -  сказал
Медовик.
     - А ты-то откуда знаешь?! - Калинов заглянул Медовику в  глаз.  -  Ты
кого-нибудь бросал?
     - Меня бросали, потому и знаю... А у женщин еще больнее.
     - Но ведь я-то не бросал, я только собирался, да и то на время.
     - Всяк предает сначала в мыслях.
     - Всяк предает сначала в мыслях, - повторил, как эхо, Калинов. Сердце
его вдруг сжалось, и он с трудом прошептал: - Кто ты, Медовик?
     - Сейчас я твоя совесть. Пошли?
     Калинов оглянулся. Они по-прежнему стояли в чистом поле.
     - Куда?
     - К ней?
     - Нет! - воскликнул Калинов неожиданно для себя самого.
     - Но ведь ты хотел ее видеть!
     - Хотел, но... - Калинов замолк.
     Медовик ждал продолжения. А не дождавшись, сказал:
     - Пошли!
     Калинов опустил голову. А когда поднял, поля вокруг уже не было.  Они
стояли в огромной  пещере.  По  темным  стенам  метались  отсветы  пламени
костра. Костер горел в центре пещеры. Вокруг костра сидели  люди.  Калинов
пригляделся и замер, потрясенный.
     Они все были здесь. Как четверть века назад.  И  Клод,  и  Зяблик,  и
Флой, и "мисс миллионерша". И все остальные. И выглядели они как  четверть
века назад. Только Вита и Джос были сегодняшними.
     - Побыстрее! - заторопил Клод.
     Калинов втиснулся между Флой Салливан и Иреной.
     - Привет! - сказала Флой. - Именно  таким  я  тебя  всегда  и  хотела
видеть.
     - Как ты тут очутилась?
     - Сон... Только всегда ты мне снился таким, каким  я  тебя  помню.  А
сегодня почему-то совсем другой. Я не раз видела тебя в выпусках новостей,
но ты все равно снился мне мальчиком...
     - Тебе часто снится Дримленд?
     - Почти каждую ночь. И ты. Ты ведь  мне  нравился,  хоть  и  подкачал
тогда... Ты женат?
     - Да. На двоих.
     - Блюдешь моду?
     - Причем здесь мода?
     - Ладно, ладно! - Флой потрепала его по плечу. - Дети?
     - Трое. Скоро будет четвертый. А у тебя?
     - У меня пятеро. Но я единственная жена.
     Калинов почувствовал, что  на  него  кто-то  смотрит,  поднял  глаза.
Смотрела на него Вита. Флой перехватила его взгляд:
     - Ты счастлив?
     - Не знаю. А ты как? В стриптиз-театрах играла?
     Она улыбнулась. Посмотрела  строго-внимательно.  Как  учительница  на
своего ученика.
     - Пока не вышла замуж. - Она снова взглянула на Виту. - Странно!  Что
здесь делает эта дама? Я ее не помню. С какой стати она в моем сне? -  Она
перевела подозрительные глаза на Калинова. - Ты ее знаешь?
     - Да, это моя жена. Первая.
     Флой закусила губу:
     - Так может, это твой сон?
     - Вряд ли... Скорее, это ее сон.
     - Вот как! - Флой  нахмурилась.  -  Но  я  не  хочу  быть  во  сне  у
незнакомой женщины.
     - Она тебе знакома. Это Вита. Помнишь?
     - А-а-а... Та рыженькая  серая  мышка?  Выходит,  она  тебя  все-таки
окрутила?
     - Попрошу потише! - сказал Клод. - Начинаем.
     Все уставились в костер. Калинов смотрел на Виту. Флой с раздражением
прошептала:
     - Какой смысл?.. Если это ее сон, то и победить должен ее дэй-дрим.
     Калинов встал и, пристально глядя на Виту, спросил:
     - Может, не стоит?
     Тинэйджеры превратились в статуи, в фигуры из музея мадам Тюссо. Джос
и Медовик переглянулись и удалились от костра, растворились в полутьме.
     - Зачем ты меня мучаешь? - спросил Калинов.
     Вита удивилась, потом, глядя на потрескивающие сучья, спросила тихо:
     - Разве Я тебя мучаю?
     - Зачем ты меня здесь держишь?
     - Разве Я тебя сюда звала. Ты пришел сам.
     - Но я пришел за тобой.
     - Вот как? - Она подняла голову.  Взгляд  зеленых  глаз  пронзил  его
насквозь. - Разве Я тебе нужна?
     Ты мне нужна,  хотел  сказать  Калинов.  И  не  смог:  зеленые  глаза
выворачивали душу наизнанку. И только когда  Вита  отвернулась,  он  сумел
выпалить:
     - Конечно нужна! И мне, и Марине, и детям.
     Она снова посмотрела на него, но на этот раз глаза ее были  какими-то
мутными, словно подернутыми дымкой.
     - Да, Марине и детям я нужна. Тебе - вряд ли.  -  Она  оглянулась  по
сторонам, словно кого-то искала. - Я думаю,  его  самое  время  выпускать.
Больше ему здесь делать нечего.
     Из полутьмы вывернулись Джос и Медовик,  снова  устроились  в  кругу.
Зашевелились  и  тинэйджеры.  Загомонили,  подняли  головы,   равнодушными
глазами поглядели на Калинова. В них не  было  ненависти,  но  не  было  и
любви. И потому Калинов не удивился, когда вокруг  начал  сгущаться  такой
забытый и такой знакомый серый туман.
     И тут мысли Калинова рванулись вперед. Они стремительно  заскользили,
по прошлому, настоящему, будущему... И будущее  без  Виты  было  странным,
незаконченным, начиненным виной и бесчестьем. И были там обида и ненависть
детей, насмешки знакомых, презрение Марины. И сам  он  был  там,  какой-то
ненормальный - то ли без головы, то ли без сердца, то ли без  чувств...  А
может, и без самой жизни. В любом случае,  ничего  хорошего  его  в  таком
будущем не ждало.
     А мысль скользила дальше. И наконец открылась бездна,  в  которой  не
было ничего - ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. И вот тут-то  жизни
он не видел абсолютно точно. Бездна была такова, что  в  ней  исчезала  не
только его жизнь. Вместе с ним туда проваливалась и Земля, и Солнце, и все
Внеземелье. В бездне не было ничего, даже вакуума, и Калинов оторопел.
     Это не смерть, понял он,  потому  что  смерть  -  продолжение  жизни,
только другими путями. Это не смерть, понял он,  это  полное  исчезновение
жизни, и помешать процессу не могут ни Сути, ни Суперсути, ни те, кто  еще
выше, кто не имеет даже названия. Но для жителей Земли  это  будет  просто
гибель. И все они, эти двадцать миллиардов душ, смотрели  на  него  сейчас
как на предателя, сквозь серый туман нуль-пространства, сквозь вибрирующие
поля джамп-генераторов, сквозь душу  самого  Калинова.  И  он  понял,  что
Дримленд - не  убежище  несчастных  тинэйджеров,  Дримленд  -  это  мечты,
надежды и любовь  всех  жителей  Земли,  в  силу  определенных  причин  не
реализованные, не достигнутые, не  прочувствованные.  Потому  что  человек
слаб, и большинство журавлю в небе предпочитает  синицу  в  руках,  и  нет
нужды осуждать их за это,  ибо  в  слабости  такой  сила  человечества,  в
слабости такой - пространство для развития, и  пока  не  достигнут  идеал,
есть к чему стремиться и рано уходить...
     - Мне рано уходить, - произнес вслух Калинов.
     И серый туман рассеялся, превратился в полутьму. Калинов снова был  в
той же пещере, только не было тут теперь музея восковых фигур. Не  было  и
живых тинэйджеров. Как не было и Виты. У костра  сидели  Джос  и  Медовик,
смотрели в огонь, разговаривали. Калинова они не видели: полутьма у  стены
прекрасно маскировала его. Калинов осторожно сел на землю и стал слушать.
     - Может быть, он все-таки не тот? - говорил Медовик.
     - Мы не могли ошибиться, - отвечал Джос.
     - Но ты же видишь - связь оборвалась!
     - Однако я не теряю  надежды  на  ее  восстановление...  Мы  изменили
тактику. Посмотрим на результаты.
     - И все-таки по расчетам связь не должна была обрываться.
     - Милый, он же человек. Их судьбы никогда  нельзя  сделать  полностью
фатальными. Всегда остается разброс реакций. - Джос наклонился,  пошевелил
горящие  сучья.  -  Честно  говоря,  надоела  мне  эта  шкура.  Все  время
приходится контролировать процессы управления... Ты на Земле  когда-нибудь
ходил по краю пропасти?
     - Нет, там, где я жил, была равнина.
     - Ну, у нас, честно говоря, настоящих гор тоже не было. Точнее  будет
сказать - ходить над обрывом.
     - По краю оврагов я ходил. - Медовик мечтательно улыбнулся.  -  И  по
деревьям лазил, когда бортничал.
     Джос поморщился:
     - Помнишь, когда стоишь на краю  обрыва,  появляется  такое  странное
ощущение... Кажется, взял бы и шагнул в пустоту...  Аж  мышцы  от  желания
сводит.
     Медовик покивал.
     - Вот у меня такие же ощущения с оболочкой, - продолжал Джос. - Так и
хочется взять и перестать управлять телом. И посмотреть, что будет...
     - Нос расквасишь, вот и все. Больше ничего не будет.
     - Нет, ты до конца не понимаешь. - Джос покачал головой.  -  Все-таки
людьми мы были слишком разными.
     - Разумеется... Тебя вся Земля знает, а кому известен  медосборщик  с
берегов Ильменя. Большинство и названия-то такого никогда не слышали!
     - Ладно, -  сказал  Джос,  -  оставим  эту  тему.  Человеческие  тела
пробуждают в нас человеческие эмоции. Этак, еще немного, и меня потянет  в
постель к живой женщине... Как думаешь, он надолго ушел?
     - Вряд ли. Сомневаюсь, что он вообще  ушел.  Если  он  Спаситель,  не
должен был. Витальная программа должна его ограничивать в поступках.
     Калинов внимательно слушал. Говорили, без сомнения, о нем.  Но  смысл
разговора до него не доходил. Понятно было только, что эти двое,  кажется,
имеют какое-то отношение к спиритосфере,  к  той  страшненькой  сказке,  в
которую он окунулся десять лет назад и которая давно  уже  стала  казаться
чем-то  нереальным,  как  будто  и  не  происходившим  вовсе.   И   только
присутствие Марины в его жизни говорило о том, что все  это  действительно
случилось.
     - Как бы то ни было, - сказал  Джос,  -  провал  близится.  Изменение
энтропии начнется уже через неделю плюс-минус одни сутки.
     - Так скоро?
     - Ну здесь-то эту неделю можно растянуть в полвека.  Но  это  добавит
кое-какие сложности... Так что, если он  ушел,  мы  дадим  ему  не  больше
одного дня. Потом заберем сюда и больше не выпустим.
     - Подожди-ка, - сказал Медовик.
     Он неуловимо изменился, застыл, словно  превратился  в  камень.  Джос
ждал. Наконец Медовик шевельнулся, ожил, оттаял.
     - Никуда он не ушел. Он где-то здесь, точнее определить не могу -  не
хочет, чтобы  мы  знали,  где  он.  Может  быть,  совсем  рядом,  затаился
где-нибудь и слушает.
     - Ты думаешь? - Джос обернулся, посмотрел сквозь Калинова. - Если  он
способен на такое, то не все еще потеряно.  Значит,  связь  не  оборвалась
полностью. А с дубль-Спасителями всегда были сложности.
     - Ладно, - сказал Медовик. - Пошли в гостиницу. Если он остался,  ему
придется искать ночлег.
     Они исчезли. Калинов  подождал  немного,  потом  встал  и  подошел  к
костру. Костер догорал, не трещали сучья, не взметались искры, но от  него
все еще шло приятное тепло. Калинов сел, пододвинулся  ближе  и  попытался
осмыслить услышанное.
     Что им нужно от него теперь? Если он Спаситель,  то  кого  он  должен
спасти? Виту?.. Зяблика?.. Свою семью?.. Счастье своих жен и  детей?..  Он
представления не имел. Но казалось ему, будто он  только  что  побывал  на
очередном спектакле.
     От костра шло странное тепло. Оно согревало  не  только  тело,  но  и
душу. От него становилось хорошо,  счастливо,  как  от  несчастной  любви,
когда ее вспоминаешь  через  много  лет.  Что-то  шевельнулось  в  сердце,
захотелось, чтобы здесь, у костра, оказалась Вита и  чтобы  неверные  тени
бегали по ее лицу.
     Он поднял голову. Вита сидела по другую сторону костра,  смотрела  на
огонь.  Ошуюю  и   одесную   от   нее   расположились   Вита-горничная   и
Вита-официантка.  По  лицам  всех  троих  скакали  быстрые  тени.  Калинов
разглядывал лицо жены. В неверном свете догорающего  костра  оно  казалось
ему незнакомым, потерянным, забытым,  у  глаз  резвились  морщинки,  рыжая
челка ниспадала на лоб, длинные ресницы луками загибались кверху. Какая-то
мысль колотилась Калинову в мозг, но он отогнал ее, замотал головой.
     - Постарела я, правда? - сказала Вита.
     - Неправда, - соврал Калинов.
     Вита покачала головой:
     - Не обманывайся.
     - Ну а если и постарела, так что?
     В глазах Виты блеснули искорки слез. Блеснули и  исчезли.  Надо  было
что-то сказать, но слов не  находилось.  Молодые  Виты  молчали  тоже,  но
вполне возможно, что в этой мизансцене им была определена роль  статисток.
Троица смотрелась, как мамаша с  дочками:  одинаковые  волосы,  одинаковые
глаза, одинаковые  ресницы.  Вот  только...  И  тут  Калинова  как  громом
поразило. До него вдруг ДОШЛО, что это не мать с дочерьми; до него  ДОШЛО,
что и мать и дочери - это один и тот же человек. Он  неожиданно  для  себя
увидел в этой сорокалетней женщине обеих  молодых  девиц.  Конечно,  время
замаскировало их в ней, но они тут присутствовали. Был в ней их голос,  из
взгляд, их жесты, их желания, и все трое были - ОНА!
     И как только он понял это, все  три  женские  фигуры  совместились  в
одну, и Калинов увидел в ней то, что давно перестал различать  -  ЖЕНЩИНУ.
Боже мой, подумал он,  когда  же  рыжеволосая  тростиночка  с  изумрудными
глазами превратилась для меня в привычную постельную  принадлежность?  Как
одеяло  или  наволочка...  Ему  вдруг  захотелось  сказать  ей  что-нибудь
особенное, такое, чтобы и она увидела в опытном, требовательном, уверенном
в себе самце того жизнерадостного парня, какого  придумала  себе  четверть
века назад. И удивился, почему он сам ни с того ни с сего стал смотреть на
нее совсем другими глазами, ведь он-то ее себе не придумал,  он  видел  ее
такой, какой она и была.
     Сказать он ничего не успел. Она начала таять, словно кто-то  выключил
голографический проектор.  А  потом  и  костер  задуло  мощным  неощутимым
порывом неприлетавшего  ветра.  И  навалившаяся  со  всех  сторон  темнота
сказала ему: вокруг что-то изменилось. А может, не  только  вокруг,  но  и
внутри него... И вообще, главное в том, что все-таки похищения не было,  а
было,  по-видимому,  "исчезновение  по  сговору  между  мнимой  жертвой  и
сообщником". Или сообщниками. И он будет не он,  если  не  узнает  причины
этого сговора. Пусть даже для решения проблемы ему придется  проторчать  в
Дримленде не один десяток лет. Земная жизнь, во всяком случае, сумеет  его
подождать...
     И если придется применить силу, что ж, он готов. Но только,  конечно,
не против Виты!
     Он вспомнил всю цепочку  своих  приключений  в  Дримленде,  и  истина
наконец-то толкнулась к нему в сознание. Он вспомнил Аничков мост,  бывший
когда-то исключительно важным для них обоих: возле одного из  вставших  на
дыбы коней Калинов-подросток назначал своей рыжей  подружке  свидания.  Он
вспомнил, какой разной  была  Вита  в  их  первые  ночи  -  то  дьявольски
распущенной, то пуритански-целомудренной, и он не знал,  что  ждет  его  в
очередной постельной игре, и это несло в себе  особую  прелесть  и  особое
удовольствие...
     Много чего он вспомнил, сидя в  безглазой  тьме,  вся  их  совместная
жизнь прошла перед ним - этап за этапом, событие за событием,  желание  за
желанием, - и причина его пребывания здесь  стала  ему  совершенно  ясной.
Кто-то - а кто, еще предстоит выяснить, -  очень  желал,  чтобы  он  снова
влюбился в свою первую жену. И Калинов поразился, как же это  до  него  не
доходило раньше. Ведь это и пацану  было  бы  понятно,  а  уж  если  брать
опытного   сорокалетнего   повидавшего   виды   мужчину,   непосредственно
связанного с работой спецслужб... Да уж, подобной толстокожести он от себя
никак не ожидал. Не зря говорят: близкое лучше видится  на  расстоянии.  И
что имеем - не храним, потерявши - плачем... Он, правда, до сих пор  и  не
догадывался о какой-то потере. И даже похищение  Марины  не  раскрыло  ему
глаз. Изо дня в день он твердил себе, что  одну  женщину  нельзя  четверть
века  любить  одинаковой  любовью  -  пылкая  влюбленность  перерастает  в
обстоятельное, мудрое чувство... И вообще, раз она для него  до  сей  поры
сексуально привлекательна, значит, он все еще любит ее. Вот так...
     Теперь  понятно,  почему  мысль   о   разводе   не   показалась   ему
кощунственной.  Он  попросту   обманывал   себя,   оправдываясь   внешними
обстоятельствами. Причина же оказалась внутри... Любовь не бывает  мудрой,
а секс без чувства и вовсе не любовь. Последние десять-одиннадцать лет его
чувство к Вите умирало, а он этого даже не заметил. Нет, иногда,  конечно,
возникала такая  мысль,  но  потом  вдруг  начинало  казаться,  что  прима
по-прежнему дорога ему, что  без  нее  ему  стало  бы  плохо,  что  он  бы
постоянно вспоминал о ней... И невдомек было, что так  вспоминают  старые,
изношенные, хоть и УДОБНЫЕ  ботинки.  И  если  новые  хороши,  если  новые
красивы, то те лишь привычнее. ПРИВЫЧНЕЕ и ничего больше!..  Эх,  господа,
любовь - величайшее  благо,  но  любовь,  ставшая  привычкой,  -  это  уже
величайшая МЕРЗОСТЬ. Наверное,  потому  они  и  несовместимы  -  любовь  и
привычка, - и, наверное, потому  любовь  умирает,  как  только  появляется
привычка. А потому боритесь в любви с привычкой, и что бы  вы  ни  делали,
дабы победить ее, все будет только на пользу  прекрасному  чувству.  Любая
крамола,  любые  отвергаемые  ханжами  выходки  -  если  они  способствуют
процветанию любви - да здравствуют!..
     Калинов крякнул. Такие мысли были для него не  новы,  но  он  впервые
обратил их к себе, к своей собственной жизни.  Воистину,  врачу,  исцелися
сам!.. Воистину, сапожник без сапог!
     Ну ладно, сказал он себе. И дураку понятно, что меня здесь соблазнили
моею собственной женой. Вопрос, кому это нужно?.. Конечно,  это  нужно  ей
самой.  Наверное...  Если  она  меня  все  еще  любит...  Зададим   вопрос
по-другому: не "кому это нужно?", а "кто инициатор происходящих  событий?"
И ответ "Вита" сразу  же  становится  маловероятным.  Потому  что  есть  в
разыгрываемом спектакле понимание мужской психологии.  Вита  выстроила  бы
все  разыгрываемые  сцены  совершенно  иначе.  Впрочем,  одна  сцена  была
срежиссирована ею  -  рыцарская  схватка.  Все  остальное  -  не  ее.  Все
остальное - этих двух субчиков, Джоса и Медовика. Как бы они ни  прятались
за покатые женские плечи, как бы не намекали на Витины желания, как бы  ни
старались обвинить в происходящем его самого, Калинова...  А  вот  с  ними
можно поговорить и с позиции силы: не сахарные - не растают...
     Стремление оформилось, созрело и  стало  неотвязным.  И  тьма  вокруг
исчезла. Зато под мышкой появилась кобура с парализатором, а в  кармане  -
заряженный серебряными пулями пистолет. И  Калинов  понял,  что  волшебная
палочка начала наконец выполнять его желания. А стало быть,  исполнится  и
главное  желание  -  взять  за  селезенку  двух  субчиков.   Надо   только
пожелать... И он пожелал.
     Вокруг начал выстраиваться его служебный кабинет, стены  вытекали  из
серого тумана, стыковались друг с  другом,  тянули  за  собой  из  небытия
мебель и аппаратуру. Эти декорации не показались  ему  подходящими,  и  он
загнал их назад, в серую пелену. Тогда оттуда выплыла обстановка семейного
спортивного зала: шведская стенка, гимнастические снаряды, большой  ковер,
на котором однажды ночью... Это тоже было явное не то. А потом  из  тумана
явился холм, обычный холм, заросший по-весеннему  зеленой  травкой.  Этого
холма в своей жизни Калинов не  помнил  и  потому  согласился  с  подобной
сценической площадкой. Не пришлось долго ждать и актеров. Появились Джос и
Медовик, возлегли на травку а ля римские патриции.
     Калинов достал из  кобуры  парализатор,  взял  субчиков  под  прицел,
заявил спокойно:
     - Пора бы нам побеседовать по-серьезному.
     Субчики не испугались, не вскочили, не запросили  пощады.  Джос  сел,
подтянул к груди колени. Медовик продолжал возлежать а ля.
     - Решительный парень, - сказал  Джос  Медовику.  -  Он  мне  все-таки
нравится.
     - И мне, - отозвался Медовик.
     Калинов вдруг словно со стороны увидел всю сцену: лежащего  Медовика,
сидящего Джоса и себя, нависшего над ними, с парализатором в руке.  Этакий
охранник с пленниками. Вот только неизвестно, кто кого взял в плен.  И  не
похоже  ли  это,  скорее,  на  двух  взрослых,  играющих  с   ребенком   в
казаки-разбойники? Он засунул парализатор в кобуру и лег рядом.
     - Так-то лучше! - пробормотал Медовик.
     А Джос сказал:
     - Начинайте, молодой человек! Мы вас слушаем.
     И Калинов начал.

     Когда он закончил, Джос сказал:
     - Что ж, во многом ты прав и выводы делаешь верные. Почти  все...  За
исключением самого главного - причин происходящих с тобой событий. Все эти
разговоры о тесте, желающем вновь свести свою дочь с зятем, - ерунда. Даже
если попытаться сделать поправку на принадлежность тестя к спиритосфере...
Друг мой, ни я, ни Медовик к спиритосфере не принадлежим.
     - Так я вам и поверил! - сказал Калинов.
     Джос с одноглазым переглянулись.
     - Зачем иначе вы подводили меня к возобновлению моих чувств  к  вашей
дочери?
     - Хорошо, - сказал Джос. - Придется тебе  рассказать...  Все  дело  в
том, что периодически наше Солнце проходит  в  своем  постоянном  движении
вокруг центра Галактики через участки пространства,  физические  законы  в
которых отличаются от широко распространенных. Одни  участки  имеют  резко
увеличенную энтропию, другие, наоборот, резко  уменьшенную,  в  третьих  -
отличные от наших законы тяготения, в четвертых - неравномерность  течения
времени. И так далее и тому подобное... Естественное, от  таких  перепадов
не поздоровится не только  жизни  на  планетах,  но  и  самой  центральной
звезде.
     - Насколько мне известно, такие гипотезы  выдвигались  уже  давно,  -
сказал Калинов. - И насколько известно, ни одна из них не подтвердилась.
     Джос мрачно покивал:
     - Подтвердиться они вполне могли бы, но тогда бы мы с тобой сейчас не
разговаривали. Нас бы просто не существовало...  Один  из  таких  участков
Солнечная система пересекала около  двух  с  половиной  тысяч  лет  назад,
другой - немного попозже, были и еще подобные  случаи.  В  скором  времени
предстоит пересечь очередной такой участок.
     - И ничего с Землей не случилось, - сказал Калинов.
     - Не случилось потому, что в первом случае  на  Земле  жил  я,  а  во
втором случае - Медовик. В каждом случае кто-то жил.
     - Разве вы боги, чтобы спасать целую планетную систему?
     - Я знаю одного молодого человека, - сказал Медовик, - который десять
лет назад спас Землю не будучи богом.
     - Но я спасал планету от людей! - возразил Калинов. - А уж если  быть
точным, то я вообще спасал друга.
     - Но спасая друга, ты  тем  самым  спас  и  Землю.  Благодаря  твоему
вмешательству, и агнец оказался цел,  и  волки  сыты...  Однако  это  дело
прошлого, нас же волнует недалекое будущее. Весь фокус заключается в  том,
что люди не только бывают угрозой миру, иногда случается, что  только  они
могут и спасти его. Сейчас наступает как раз такой период.
     - И естественно, именно я и должен его спасти? - Калинов фыркнул.
     - Ничего смешного в этом нет, - сказал Джос. - Мир должны спасти вы с
Витой.
     - И каким же образом?
     - Когда наступает время угрозы окружающему миру, на  Земле  рождаются
люди, противодействующие этому. Такими были мы, а теперь ты и Вита.
     - Да кто же вы, черт вас возьми! - воскликнул Калинов.
     - Ты знаешь, что меня зовут Джошуа, - сказал Джос. - Но это не совсем
так... Я - Иешуа из Ершалаима, мессия.
     - А я - Медовик из Словенска Великого, мессия.
     - Иешуа из Ершалаима?! - воскликнул Калинов. - Иисус?
     - Зовут меня и этим именем. Около двух с половиной тысяч лет назад  я
спас Землю.
     - А за это Израиль распял вас на Голгофе! - сказал Калинов.  И  вдруг
вспомнил след на руке Джоса. - Снимите обувь.
     Джос разулся. На подъеме каждой ступни выделялся  приличных  размеров
шрам. И тут Калинов, наконец, поверил. И в самом  деле,  чем  происходящее
сейчас качественно отличалось от  того,  что  происходило  десятью  годами
раньше?
     - Возможности Спасителя, - продолжал Джос, - непосредственно  связаны
с его человеческими эмоциями. Да  и  с  эмоциями  всех  других  людей.  Не
случайно ведь  в  местах,  где  социальная  атмосфера  заражена  злобой  и
ненавистью, обязательно случаются стихийные  бедствия.  Эмоциональный  фон
людей очень воздействует на природные явления. Я, например,  чтобы  спасти
тогда окружающий мир, должен был любить всех людей.  Для  этого  я  и  был
рожден.
     - Святым духом?! - не удержался от сарказма Калинов.
     Джос оставил его сарказм без внимания:
     - Да, они назвали это Святым духом. Так же  была  рождена  сорок  три
года назад моя дочь Вита. Так же рождаются и все Спасители.
     - И я?!
     - И ты, - подал голос Медовик.
     Калинов ошеломленно посмотрел на него и вновь повернулся к Джосу:
     - Вы хотите сказать, что я тоже ваш сын?
     - Нет. Ты не мой сын. Я ведь не один такой. Были и до  меня,  были  и
после. В разных народах и на разных континентах. Большинство из  них  даже
не  знают,  что  они  мессии,  но  это  не  мешает   им   выполнять   свое
предназначение.
     И Калинов вдруг вспомнил, что  давным-давно,  на  заре  своей  первой
жизни, он так и не смог узнать у матери имя отца. За всеми недомолвками  и
многозначительными пожатиями плеч, которые позволяли себе его тетушки, эта
история так и осталась покрытой тайной. Как и  история,  рассказанная  ему
когда-то будущей тещей.
     - Значит, мы с Витой тоже мессии?
     - Да. И у вас случай особый. Чтобы избежать  предстоящей  катастрофы,
создав  вокруг  Солнечной  системы  кокон  из  пространства  с  привычными
параметрами, два Спасителя должны любить друг  друга.  Всю  их  совместную
жизнь... С вами вообще  необычная  история.  По  объективным  причинам  ты
родился раньше положенного времени. Пришлось давать тебе вторую  жизнь.  К
счастью, эту непростую задачу удалось решить.
     - Это что же? - Калинов чуть не задохнулся. - Это что же, получается,
Дримленд был создан вами для этой цели?
     Джос улыбнулся:
     - А разве он не мог служить нескольким  целям?..  Но  мы  отвлеклись.
Долгое время ваши с Витой отношения нас устраивали, но с некоторых пор все
изменилось.
     - Это вы увели Виту в Дримленд?
     - Я, - сказал Медовик. - Я принял твой облик.
     - Но тогда вы не Сути... Сути не способны на такое.
     - Да, мы не  Сути,  -  сказал  Джос.  -  Мы  те,  кто  выше  Сутей  и
Суперсутей, хотя и проходим их стадию. Если хочешь, мы все вместе  и  есть
Бог.
     - Вы Бог? - прошептал Калинов. - И это вы заставили  Зяблика  украсть
мою вторую жену, поставить меня перед выбором...
     - Ну, впрямую его никто не заставлял, но в определенном  смысле  вина
наша. Зяблик и рожден только  для  того,  чтобы  постоянно  испытывать  на
прочность вашу с Витой любовь. Он своего рода индикатор...
     - Но это же бесчеловечно! - прошептал Калинов.
     - Отчего же?
     - Вы же обрекли его на несчастье!
     - Кто знает, что такое счастье? - сказал Медовик. - Вита обречена  на
любовь к тебе. Счастлива ли она? А ты сам? И счастлив ли был Джос, восходя
на Голгофу? Абсолютное счастье, наверное, возможно  только  там,  где  нет
разума. И жалеешь ли ты  сейчас  о  тех  временах,  когда  был  безответно
влюблен? А ведь тогда ты считал себя самым несчастным человеком на свете.
     - Вся беда в том, что ты рано родился, - сказал Джос. - Родись  ты  в
назначенное время, ты бы всегда любил Виту, и у нас  не  было  бы  никаких
проблем. Но перерождение привело к тому, что  стабильность  чувства  любви
тобою утеряна. Повторный брак, как оказалось, только отодвинул  угрозу  на
более позднее время. Сам понимаешь, мы не могли с этим мириться...
     Калинов слушал Джоса и  удивлялся.  В  нем  нарастало  ощущение,  что
разговор идет о совершенно постороннем человеке, о ком-то, кого он никогда
не знал, не знает и знать не будет. И  приходилось  все  время  заставлять
себя верить Джосу, а верить ой как не хотелось. Неужели и в самом деле они
с Витой любили друг друга только для того, чтобы выполнить какую-то там  -
даже и чрезвычайно важную для всего мира! - миссию. Тоже мне - мессии  для
миссии!.. Да чушь это! Он любил Виту  потому,  что  она  была  симпатичной
девчонкой, потому что она добра, хороша в постели и любила  его  самого...
Подожди, но ведь она по-прежнему симпатичная  девчонка,  добра,  хороша  в
постели и любит тебя... Так в чем же дело?! Что изменилось?
     Ответа не было. Джос с Медовиком смотрели на Калинова, и  тому  вдруг
показалось, что они запросто читают его мысли и что  они  знают  ответ  на
вопросы, задаваемые им самому себе. Вот только отвечать,  по-видимому,  не
считают нужным. Потому что свои некоторые проблемы человек  должен  решать
самостоятельно, и даже Бог не способен ему помочь.
     - А если любовь не возродится? - сказал Калинов.
     - Возродится! - ответил Медовик.
     - Почему вы так уверены?
     - Потому что Я - твой отец!

     Вита появилась, когда божественные родственники Калинова оставили его
наконец в покое. И хотя обратить новое внимание на Виту Калинову никто  из
них не предлагал, но у  него  сложилось  впечатление,  что  весь  разговор
представлял собой некую странную игру, основной целью которой и  было  то,
чего ему никто не предлагал.
     Вита не возникла из небытия, она  откуда-то  пришла  и  поднялась  на
холм. Погруженный  в  свои  мысли,  Калинов  заметил  ее,  когда  она  уже
поднималась.
     - Привет, - сказала она и села рядом.
     - Здравствуй! - Калинов поднял голову.
     Вита была одета в некое странное рубище, напоминающее мешок с  дырами
для рук и головы. Мешок был почти непрозрачным, но это  "почти"  позволяло
угадываться под тканью различным участкам ее тела. Калинов смотрел на жену
и удивлялся: казалось бы,  он  знал  все,  скрытое  под  мешком,  вдоль  и
поперек, но захотелось вдруг узнавать все снова. Наверное, причина была  в
самом мешке...
     - Они все тебе рассказали? - спросила Вита.
     - Да, все.
     - И что ты думаешь теперь делать?
     - Во всяком случае подчиняться им я не намерен!
     Вита вздохнула:
     - Мне тоже все это не нравится. Но ведь они не отпустят  нас  отсюда,
пока не добьются своего.
     - Плевать!.. По-моему, они что-то крутят. Неужели судьба  мира  может
зависеть от того, любим мы с тобой друг друга или нет?
     Мир, который его обитатели не желают сохранить своей  любовью,  и  не
заслуживает ничего, кроме гибели.
     - Это ты сказал? - Вита с удивлением посмотрела на мужа.
     - Нет, не я. И не ты, как  я  понял...  Значит,  это  они,  наши  так
называемые отцы.
     Двое сидящих на холме покрутили головами по сторонам,  но  никого  не
увидели.
     - Они на нас давят, - сказала Вита.
     - Но мы им не уступим? - отозвался Калинов.
     - Конечно, не уступим. Я сама не согласна любить по указке сверху.
     Вита  встала,  потянулась,  опустила  руки.  Рубище  висело  на   ней
бесформенный мешком.
     Вот бы сейчас ветерок, почему-то подумал Калинов.
     И ветерок родился  где-то,  прилетел,  упруго  натолкнулся  на  Виту.
Словно стяг, затрепетал на ветру Витин мешок, плотно обтягивая ее тело.
     - Любить по указке... Да ты просто отвратителен мне, - сказала Вита.
     - А ты мне, - отозвался Калинов. - И  за  что  только  я  любил  тебя
когда-то?!
     Он поморщился и встал, намереваясь  неспешно  спуститься  с  холма  и
уйти. Но что-то  остановило  его,  какая-то  сила  приклеила  подошвы  его
ботинок к траве, рядом с Витой.
     - Как противно мне твое тело! - сказал он, и та же самая сила подняла
его руки и положила их Вите на талию.
     Вита затрепетала:
     - Как противны мне твои пальцы! - И, трепеща, положила ладони ему  на
плечи.
     По-прежнему бился о бедра подол  Витиного  мешка,  и  разлетелась  по
ветру рыжая грива. Изумрудные глаза закрылись.
     - Я просто ненавижу тебя! - крикнула Вита.
     - И я тебя! - отозвался Калинов, а неизвестная сила  толкнула  его  к
жене.
     Вита, не открывая глаз, рухнула в его объятия.

     А внизу, у подножия холма, стояли двое, не видимые ни одному глазу, и
смотрели вверх.
     - Вообще-то не стоило говорить ему и части правды, - сказал Медовик.
     - Но я хотел вызвать у него еще большее противодействие.
     - Так я и понял. Потому и начал тебе подыгрывать.
     - И нам удалось, - заметил Джос.

     Калинова  передергивало  от  отвращения,  но   его   руки,   перестав
подчиняться хозяину, раздевали жену. Процесс был хорошо знаком, но еще  ни
разу в жизни не был так противен.
     Ветер исчез - как обрезало, - и Вита шептала:
     - Оставь меня. Я не хочу. - Но ее тело так и льнуло к его ладоням.
     Калинов опустил ее на мягкую траву. Полузакрытые глаза жены  смотрели
в небо. Как в смерть.
     И все началось. Их тела впивались  друг  в  друга  с  омерзением,  но
какая-то сила тянула их друг  к  другу,  твердо,  неотвратимо.  И  Калинов
почувствовал, как внутри него поднимается удушающая волна тошноты.

     Двое внизу по-прежнему смотрели на вершину.
     - Освобождай его скорее, - сказал Джос. - Ты же видишь: он  рвется  к
ней даже сквозь твое заклятие... Он же лишится разума! Скорее!!!
     - Да. - Медовик воздел к вершине холма руки.

     - Я люблю тебя, - шептала Вита. - Просто я хотела тебе досадить,  вот
и говорила, что ты мне отвратителен.
     И случилось. Словно кто-то держал Калинова в смирительной  рубашке  и
вдруг распустил завязки. Тело Калинова вырвалось из узды, тошнота исчезла,
и он окунулся в наслаждение.
     - И я люблю тебя, - прошептал он. - А  все  остальное  было  каким-то
наваждением.
     Их тела слились так, как ни сливались с самой юности -  неистово,  но
не без страха. Словно в первый раз...
     Как я люблю тебя, мой милый, подумала Вита.
     А я тебя, подумал Калинов. Боже, мы опять слышим  мысли  друг  друга!
Как тогда, помнишь?
     Помню, подумала Вита. И мы научим этому Маринку... Теперь мы сумеем.
     А потом их мысли умерли, потому что они растворились друг в друге.
     Когда все завершилось, Вита, одеваясь, подумала:
     Ты не обращал внимания? Когда мы занимаемся  этим,  наши  позы  порой
напоминают распятие.
     Наверное,  любовь  всегда  кончается  распятием,   подумал   Калинов,
застегивая пуговицы комбинезона.
     Наверное, согласилась Вита и прильнула к нему.
     Так, в обнимку, они и  очутились  в  джамп-кабине.  А  когда  открыли
дверцу, увидели серую поверхность Ладоги и привычное солнце на небе.

     Едва они исчезли, Джос сказал:
     - Что ж, теперь можно и нам уходить. Уж коли он прорвался к ней через
твое заклятие, миру, пока они живы, ничего не грозит!
     - Не согласен, - сказал Медовик. - Миру всегда что-нибудь грозит.  Но
теперь есть надежда.
     Он снова взглянул на вершину холма. Там, устремленный в  небо,  стоял
большой белый крест.
     - Это твоих рук дело, Иешуа?  -  Медовик  глазами  показал  Джосу  на
крест.
     Джос поднял голову:
     - Нет... Но пусть стоит. Amor  omnia  vincit  [Любовь  побеждает  все
(лат.)].
     Перед тем как покинуть тело, Джос еще раз оглянулся  на  холм.  Крест
ярко выделялся на фоне сиреневого неба и  казался  похожим  на  обнаженную
человеческую фигуру.