Гэри РАЙТ

                              ДОРОГА НА ЗАПАД

                     Полли, другу и жене,  которая помогала мне советами в
                написании этой книги. Одна ее фраза так воодушевляла меня,
                что она заслуживает  быть  полностью  приведенной  в  этом
                посвящении: "Ради Бога, любимый, просто сделай это!"

                     Персонажи этой книжки  настолько  реальны,  насколько
                реальными их удалось изобразить автору. Не было сделано ни
                малейшей попытки защитить невинных, так как невинные и так
                находятся  под  защитой  Божией.  Кроме  того,   возникает
                несколько вопросов относительно того, кто  на  самом  деле
                является невинным младенцем.

                                  ПРОЛОГ

     Рукопись  Экклейна,  Мага  Вейлского,  повествующая   о   Кевине   из
Кингсенда, начинается с осени 1340 года Века Исследований:
     "Я набросал эти записки со слов Мага  Латонии  Корлеона,  Сантона  из
Королевской  военной  академии  и  других  заслуживающих  доверия   людей,
непосредственно причастных к событиям.
     Не знаю, для чего я делаю это. Быть может, мною движет некое  больное
любопытство, поскольку сам я еще ни разу  не  встречал  юношу,  о  котором
пишу.  Хочу  процитировать  Фонду,   легендарного   волшебника   прошлого:
"Вглядываясь в озеро собственного разума, что еще можно рассмотреть, кроме
собственного удивленного лица, хмурящегося в ответ? Призраки сменяют  друг
друга без всякого  смысла  и,  как  бы  я  ни  старался,  мне  не  удается
проникнуть в глубину. Там что-то есть, что-то, чего я не могу  распознать,
и оно сердится на меня".
     Должно быть, именно так и обстоит дело с молодым человеком. Зовут его
Кевин.
     Он родился на борту торгового судна, принадлежавшего его  отцу.  Суша
была для него лишь странной и враждебной границей  его  водного  мира.  Их
родным портом было поселение, известное как Кингсенд, расположенное далеко
на западе на побережье Внутреннего моря в Королевстве Венца.
     То, что он видел на суше, мало его трогало: вульгарные и грубые  люди
в вульгарных и грубых портах, постоянно насмехавшиеся над зеленым  гонцом,
не видевшим в жизни  ничего,  кроме  моря.  В  его  невинных  глазах  суша
представала уродливой и жестокой. Отец Кевина часто повторял:  "Все  самое
плохое, что есть на суше, все злое и грязное - все стекает на побережье  и
скапливается в этих гнусных портовых городах, как в помойных ямах".
     Кевин и сам видел, как меняется  его  отец  в  порту:  он  становился
грубым и жестоким, он мог переорать  и  перебранить  любого  из  тех,  кто
встречался им в порту, и часто ему удавалось одержать над ними верх,  хотя
для этого ему самому приходилось становиться одним из них. Кевин еще долго
помнил свое первое ощущение жгучей обиды,  когда  отец  вдруг  повел  себя
подобным образом; помнил он и  то,  как  мать  старалась  не  покидать  их
крошечной каюты на корабле, пряча в глазах боль и растерянность.
     Его мир, большой, как море, и утлый, как их шхуна, закончился в порту
Латонии, и конец этот был совсем не счастливым.
     Ему было тогда всего пятнадцать лет, он был еще по-юношески тонок, но
закален работой. Его отец называл Кевина "старший по грузу", но вовсе не в
насмешку - он никогда не смеялся над сыном. Он всегда поручал ему  столько
дел сразу, со сколькими  он  только  мог  справиться.  Кевин  относился  к
обязанностям   серьезно,   добродушно    воспринимая    их    естественную
необходимость. Точно так же  серьезно  относилась  к  Кевину  и  небольшая
команда из трех человек. Все  трое  знали  его  очень  хорошо  -  они  все
помогали растить его  с  тех  пор,  как  он  ползал  по  палубе  крошечным
младенцем, они присматривали за ним  и  водили  на  прогулки  на  берег  -
поэтому они тоже были для него членами семьи. Один из них - Эдгар, старый,
грубо сколоченный угловатый, похожий на небольшого лысого  медведя.  Когда
он широко улыбался, то видны были три оставшиеся желтых  зуба,  а  длинные
мускулистые руки свисали почти до колен.
     "Посмотри на меня, Кевин,  сынок,  что  с  человеком  делает  тяжелая
работа, - говорил он. - Когда-то я был высок и статен, и умом не обижен, а
теперь посмотри, как работа высушила мой ум, как она  отняла  мою  юность,
так что у меня остались одни только руки. И  хотя  я  по-прежнему  щедр  и
совсем здоров, но  я  ничего  не  знаю,  кроме  как  поднимать,  тащить  и
складывать. Теперь-то я не против силы - понимаешь, о чем я? Она  помогает
мне время от времени, но если бы у меня был выбор, я  бы  выбрал  ум,  как
твой отец, например. Что касается соображения, то он - самый умный человек
из всех, что я встречал. Потому, сынок, держи свои мозги в голове, это для
них самое подходящее место".
     Говорят, что Кевин обладал замечательной способностью  к  подражанию.
Когда он говорил об  Эдгаре,  его  зубы  сами  собой  оскаливались,  плечи
начинали  сутулиться,  руки  повисали,  как  трехпалые  якоря,   а   голос
становился низким, скрипучим и приобретал  явные  интонации,  свойственные
уроженцам Внутреннего приморья. И на несколько мгновений Кевин  становился
невероятно похож на того, о ком он говорил.
     Был на шхуне и тихоня Тук, человек с холодным взглядом больших темных
глаз, который знал абсолютно все о движении звезд, об изгибах  течений,  о
повадках  приливов  и  отливов.  Ему  было  известно  все  о  бесчисленном
количестве побережий, о мысах и фьордах, о тех местах, где скрывались  под
водой острые зубы коварных скал. "Может быть, это  просто  волшебство",  -
говаривал он, улыбаясь и подмигивая, но Кевин видел, как принюхивается  он
к  ветру,  как  тщательно  наблюдает  за  пляской  волн,  как   пристально
вглядывается сквозь клочья тумана в неясные очертания  низких  берегов,  а
затем с точностью до полулиги сообщает им о местонахождении  шхуны.  И  он
всегда  оказывался  прав.  И  этот  самый  Тук,  который,  казалось,  умел
разговаривать с  птицами  и  знал  все  их  птичьи  сказки;  который  умел
предсказывать погоду просто по цвету моря, по направлению ветра и оттенкам
небесной голубизны; который  по  вкусу  воды  мог  определить  место,  где
впадает в море невидимая речка;  Тук,  который  разговаривал  очень  мало,
рассказал юному Кевину целые тома разных премудростей и  историй.  Кое-кто
подозревает, что именно морские эльфы заставили его познакомить  Кевина  с
миром фей в таком юном возрасте.
     И был еще малыш Том, который медленно соображал, но зато всегда готов
был радостно  рассмеяться,  на  лице  которого  всегда  царило  выражение,
близкое то к радости, то к восхищению. Он выглядел так,  словно  маленький
мальчик прячется в теле взрослого мужчины. Иными словами, он  был  из  тех
людей, которых, несмотря на возраст, всегда называют Малыш Том.
     Однажды на берегу кто-то  из  портовых  бродяг  принялся  подначивать
Кевина: "Эй, юнга, похоже, что твой щенок-переросток опять обделался". Тут
же раздался смех оказавшихся поблизости других бродяг и бездельников,  но,
несмотря на это, Малыш Том безошибочно угадал задиру и яростно бросился на
него, рыча от гнева и неумело размахивая сжатыми кулаками. В конце  концов
четверым здорово перепало, в том числе и Тому с Кевином, который не  медля
бросился в самую гущу сражения на помощь другу. Кевин был в  относительном
порядке, а вот Том был избит совершенно зверским образом,  и  все  же,  не
обращая внимания на резкую боль, он  беспокойно  двигал  своими  большими,
широко открытыми глазами, стараясь еще раз удостовериться, что  с  Кевином
все в порядке. Он-то решил, что бродяга насмехается именно над мальчиком.
     Итак, их маленький корабль "Кресчер", трое человек команды,  родители
и море - вот и весь мир Кевина. Я слыхал, что, когда в разговоре  внезапно
упоминаются слова "мать",  "отец",  "друг",  Кевин  резко  сворачивает  на
другие темы, словно корабль, уклоняющийся  от  коварных  подводных  рифов.
Похоже, он пытается не обращать внимания  на  боль,  которая  терзает  его
изнутри и которая управляет им в большей степени, чем ему кажется.
     Пятеро проникли  на  шхуну  ночью.  Одному  богу  известно,  что  они
надеялись найти, чем  поживиться  на  судне.  Возможно,  хоть  что-нибудь.
"Кресчер" был аккуратным, ладным судном, но он едва ли  представлял  собой
подходящий  объект  для  грабежа.  Уже  потом,  припоминая  предшествующие
события, Кевин вспомнил, что за какой-то груз отцу заплатили два  золотых,
и хотя впоследствии эти  деньги  были  истрачены  на  приобретение  других
товаров, возможно, что именно блеск золота приманил ночных разбойников.
     Старый Эдгар, должно быть, заснул на  посту.  Его  скорчившееся  тело
нашли потом между кувшинов с маслом, на лице его застыла гримаса ужаса,  а
горло было перерезано от уха до уха. Затем грабители  прокрались  к  каюте
команды.
     Тук  пал  у  люка,  зажав  в  руке  нож,  которым  так  и  не   успел
воспользоваться. На него явно напали сзади, в то время как  он,  повинуясь
неясному предчувствию, пытался выбраться на палубу. Малыш Том был  зарезан
так же, как старина Эдгар. Три человеческих жизни обогатили убийц лишь  на
несколько медяков, которые они обнаружили в карманах убитых матросов, в то
время как для Кевина это означало смерть его старших братьев.
     Что-то - приглушенный звук или необычный крен палубы - разбудило отца
Кевина, и он вышел на палубу из их семейной каюты на  корме.  Он  бился  с
ними изо всех сил, но их было пятеро - ветеранов  ночных  убийств,  и  они
были вооружены шпагами,  а  у  него  была  в  руках  всего-навсего  старая
абордажная сабля, и он был один - хотя и сильно разгневанный.
     Они зарубили его. Кевин выбрался на палубу  как  раз  в  тот  момент,
когда его отец нескладной тенью скользнул вниз и  исчез  во  мраке.  Кевин
бросился на бандитов, схватив первое, что попало ему под руку  -  это  был
кусок дубового флагштока чуть больше двух  локтей  в  длину,  служивший  в
качестве подпорки борта. В результате его первого  неожиданного  нападения
двое бандитов упали с раздробленными черепами.  Оставшиеся  трое  поначалу
осторожно маневрировали, но затем, разглядев, что их  атакует  всего  лишь
мальчишка с куском дерева в руках, они принялись  насмехаться  и  дразнить
его.
     Будь они в знакомой обстановке или обращайся они со  шпагами,  как  с
оружием, а не просто как с символами собственной удали,  вполне  возможно,
что им удалось бы справиться с ним без труда. Но, как я говорил, в  Кевине
есть нечто, словно неясная туманная тень. Я чувствую в  нем  нечто  такое,
что отличает его: это относится как к его внешности, так и к  истории  его
жизни.
     Кевин чувствовал себя  на  палубе,  как  дома,  на  протяжении  своих
пятнадцати лет он ничего другого и не видел. Он бил, отступал, снова бил и
снова исчезал в темноте, прячась  за  рангоутами  и  штабелями  груза.  Он
скользил в ночи босиком, подобно безжалостному демону, и  поражал  врагов.
Он нападал  из  засады,  он  внезапно  оказывался  позади  них,  он  вдруг
выскакивал с одной стороны,  в  то  время  как  бандиты  прислушивались  к
шороху, донесшемуся со стороны противоположной. Он парировал их  выпады  и
неловкие удары сплеча, и каждый раз его дубинка задевала колено, руку  или
голову его противника. Он и сам  был  ранен,  но  он  не  чувствовал  этих
небольших порезов. Между тем с причала раздались крики, тревожные сигналы,
эхом отразившиеся от каменных построек порта, но никто не пришел Кевину на
помощь. Он же сумел одним яростным, крушащим ребра  ударом  опрокинуть  на
палубу третьего бандита, и он остался лежать навзничь, задыхаясь от кашля,
в то время как жизнь оставляла  его  вместе  с  обильной  кровавой  пеной,
выступившей на губах. Кевин заплатил за это глубокой раной  поперек  спины
после коварного  удара  одного  из  оставшихся  в  живых  негодяев.  Кевин
вспоминал потом, что ему трудно было удержать в руках флагшток,  но  тогда
он не понял, что дерево стало скользким от его собственной крови.
     Навсегда в его мозгу запечатлелась страшная картина, когда на  палубе
вдруг показалась его мать. С фонарем в одной руке и с изогнутым кинжалом в
другой она атаковала одну из  темных  фигур.  Грабитель  по-кошачьи  ловко
увернулся, в свете фонаря  сверкнуло  лезвие  шпаги.  Мать  Кевина  упала,
звякнуло разбитое стекло, и  тут  же  запылало  разлившееся  масло.  Кевин
попытался прорваться к телу матери и получил еще одну рану.
     Очевидцы рассказывали,  как  в  мгновение  ока  Кевин  превратился  в
вопящего, беснующегося безумца,  который  ринулся  на  врагов,  освещенный
языками пламени. Они рассказывали, как он выбил шпаги из их  рук,  как  он
раздробил им головы своей  дубиной.  Они  рассказывают,  как  потом  Кевин
голыми руками сражался с огнем, охватившим корабль, как  тушил  пламя  при
помощи паруса и наконец, победил его.
     Когда наконец  прибыла  городская  стража,  обожженный  и  истекающий
кровью Кевин как раз переносил  в  каюту  тело  матери.  Устрашившись  его
окровавленной дубинки и дикой угрозы в остановившихся  глазах,  стражи  не
решились приблизиться и встали в стороне. А Кевин уже  пытался  приподнять
тело отца. В последний миг отец Кевина открыл глаза и,  приподняв  голову,
посмотрел на свой корабль, на изменившееся лицо сына, словно затем,  чтобы
навсегда запечатлеть их в своей памяти,  прежде  чем  отправиться  в  свое
последнее путешествие. Затем он умер.
     Только после того, как он убедился, что огонь полностью потушен,  что
Эдгар, Тук и Том больше не нуждаются ни в его, ни в чьей-либо еще  заботе,
и что он больше не может ничего сделать  дня  членов  своей  семьи  и  для
своего дома, Кевин позволил кому-то заняться своими  собственными  ранами.
Да и потом он сидел в каюте на корме, ничего не замечая вокруг, кроме  тел
матери и отца.
     Мне известно, что Кевин никогда никому не рассказывал о событиях  той
ночи и что отдельные подробности открывались им в те моменты, когда  он  с
трудом сдерживался, вне себя от  ярости.  Вся  история  ночного  нападения
восстановлена по частям на основании свидетельств стражников  и  трусливых
наблюдателей, которые толпились на причале  достаточно  близко  для  того,
чтобы  глазеть  на  происходящее,  но  и  достаточно  далеко,   чтобы   не
подвергнуть себя опасности.
     Затем для юноши наступило  время  полного  хаоса.  Офицеры  городской
стражи, представители магистрата, лекари,  покупатели  товара  и  охотники
приобрести  его  шхуну...  Советы  и  беспорядок,  суматоха  и  отсутствие
ощущения реальности. Слишком много посторонних людей, людей суши...
     Кевину невероятно повезло, что именно в это время судьба свела его  с
гостеприимным и милосердным сержантом городской стражи Рейлоном Уотлингом.
В  жестоких  и  равнодушных  городах  такие  люди  редки,  как  прекрасные
изумруды. В момент, когда юноша больше всего  нуждался  в  поддержке,  она
появилась. И нам, и всем милостивым богам известно, насколько это  нечасто
случается.
     Рейлон Уотлинг приютил оказавшегося на  берегу  морского  волчонка  и
проследил за тем, чтобы его не обманули при продаже шхуны и груза товаров.
Подобно отцу, гордящемуся своим сыном, сержант неустанно повторял  историю
о том, как юноша, вооруженный одной лишь дубовой палкой, уложил  в  могилу
пятерых вооруженных мужчин.  От  его  пересказов  эта  история  ничего  не
потеряла и даже привлекла к  Кевину  внимание  капитана  городской  стражи
Даннела Лейка, который счел, что юноше будет полезно обучиться обращению с
оружием в рядах городских стражей.
     Он делал поразительные  успехи,  продемонстрировав  удивительную  для
своих пятнадцати лет силу, ловкость и быстроту. История о его ночной битве
с пятью бандитами обрела неожиданное подтверждение, когда при свете дня он
демонстрировал отменную реакцию, такую же великолепную, как у кота. Шпага,
казалось, стала  естественным  продолжением  его  руки,  которой  управлял
теперь  такой  огонь,  который  не  должен  бы  быть  известен  ни  одному
пятнадцатилетнему юноше.
     Его способность к обучению  наряду  со  страстным  желанием  учиться,
которое отличало его от многих туповатых увальней, которых могла заставить
учиться лишь хорошая порция розги, восхищали его инструкторов. Он закончил
курс обучения полностью подготовленным для ведения боя тяжелым вооружением
в конном строю, но по причине  своего  нежного  возраста  он  не  мог  еще
поступить на службу в  городскую  стражу.  К  этому  времени  слух  о  его
способностях достиг  ушей  мастера  боевых  искусств  Королевской  военной
академии, и Кевин согласился подписать контракт с Королевской  армией,  за
что ему могла быть предоставлена возможность обучения в академии. Он пошел
на это скорее из логики, нежели из веры. Вера во что-либо, похоже,  больше
не принадлежала к числу его добродетелей. Первые кирпичи в стену недоверия
были заложены на море, а ночь крови и шпаг только укрепила ее.
     Его жизнь, которая началась в академии, была далеко не мирной. Мастер
боевых  искусств  академии   Раскер   славился   как   искусный   боец   и
преподаватель, но он же  был  очень  требовательным  наставником,  который
особенно пристрастно относился как раз к тем, кто подавал большие надежды.
Для тех, кто начинал приближаться к уровню  его  собственного  мастерства,
Раскер был настоящим тираном. "Чем ближе к вершине, тем круче склон" - это
выражение, превратившееся в пословицу, принадлежало именно Раскеру.
     Множество талантов увяло, столкнувшись  с  таким  неожиданно  жестким
отношением, ибо ожидали для  себя  исключительно  похвал  вместо  жестокой
критики малейших упущений и ошибок. То, что Кевин сумел  за  этим  фасадом
разглядеть  истинное  лицо  этого  человека   и   понять   причины   этого
необъяснимого    поведения,    свидетельствует    о    его     незаурядной
проницательности. И в то время,  как  другие  ворчали,  Кевин  никогда  не
жаловался на несправедливое обращение.
     Он  тем  не  менее  не  был  образцовым  учеником.  Его  первый   год
ознаменовался грубостью, враждебностью без малейшего намека  на  понимание
юмора, раздражающей мрачностью, вызывающей независимостью и  непреодолимым
стремлением разрешать все разногласия с другими учащимися путем устранения
самого несогласного. Буквально на третий день его  пребывания  в  академии
один второкурсник, мозги которого явно  не  соответствовали  размерам  его
огромного тела, принялся подшучивать над Кевином:
     - А-а... так это ты тот самый  знаменитый  сиротка,  который  убивает
взрослых фехтовальщиков прутиком! - басил он. - Смотрю я на тебя и  думаю,
что это, наверное, какая-то ошибка. Мне кажется, твоя мать  отказалась  от
тебя, когда уходила из публичного дома, и...
     В  следующее  мгновение  невежа  уже  лежал  на   земле   с   дюжиной
повреждений, два  из  которых  и  повлекли  за  собой  его  отчисление  из
академии: левая  коленная  чашечка  была  повреждена  и  никак  не  хотела
становиться на место, а запястье правой руки внезапно утратило способность
выдерживать что-либо тяжелее, чем кружка эля. И  хотя  общее  мнение  было
таково, что подонок заслуживал наказания за свои слова,  однако  суровость
этого наказания заставляла сомневаться в  способности  Кевина  подчиниться
строгой академической дисциплине.
     - Я не верю в то, что Кевин ищет приключений на свою голову, - заявил
Раскер, - но когда эти приключения с ним случаются, он оказывается готов к
ним.
     А приключения, казалось, отыскивали Кевина довольно часто, или он  их
отыскивал.
     Все тот же безмозглый осел, оскорбивший Кевина, решил  посчитаться  с
ним за свое изгнание из академии  и  тем  хоть  немного  подсластить  свое
горькое счастье. Всегда  находится  кто-то,  кто  оказывается  неспособным
усвоить полезные уроки. Он напал на Кевина ночью и попытался  нанести  ему
страшный удар шестом. Видимо, ему удалось каким-то чудом задеть Кевина  по
касательной. Его подобрали с земли все еще бесчувственного, причем  к  его
прежним увечьям прибавилось несколько новых: его  здоровое  запястье  было
сломано, несколько зубов куда-то исчезли, а поврежденное ранее колено ныне
сгибалось под новым, весьма любопытным углом.
     Однажды ночью в городе произошел еще один случай. Кевин, как  обычно,
прогуливавшийся в одиночестве, был освистан  группой  из  четырех  молодых
людей, которые, безусловно, избрали его академическую  тунику  в  качестве
объекта для своих  не  слишком  тонких  шуток.  Каковы  были  их  истинные
намерения, до сих пор  остается  невыясненным;  Кевин,  по  крайней  мере,
настаивал, что они намеревались  раздеть  и  ограбить  его,  так  как,  по
общепринятому мнению, все курсанты академии должны быть довольно богатыми.
Короче говоря, Кевин серьезно поранил кинжалом двоих, сломал руку в  локте
третьему, а затем стал преследовать четвертого, а настигнув, опрокинул  на
землю и намеренно и очень жестоко исполосовал ему обе ладони.
     И  снова  он  предстал  перед  Раскером   и   Сантоном,   еще   одним
преподавателем академии.  В  то  время  как  Раскер  отвечал  за  обучение
владению оружием  и  тренировку  тела,  Сэнтон  занимался  психологической
подготовкой. И снова оба  допрашивали  Кевина  по  поводу  его  стремления
превышать пределы необходимой самообороны.
     Его единственным ответом было равнодушное: "Они это заслужили".
     Кевина снова перевели  на  положение  стажера  академии  и  запретили
покидать ее территорию на протяжении трех  месяцев.  В  первый  же  вечер,
после того как срок наказания истек,  Кевин  сильно  избил  двух  взрослых
мужчин, пытавшихся его ограбить. Поскольку ему еще не  разрешалось  носить
оружие в городе, средством защиты ему послужил стальной кубок, который  он
схватил с лотка торговца. И хотя в этом случае Кевина ни в чем не обвинили
- это была чистая самозащита, - Сэнтон все же высказал предположение,  что
Кевин  намеренно  разгуливает  в  сумерки   по   улицам   городка,   чтобы
провоцировать подобные нападения, и что все подобные инциденты  в  будущем
должны быть отнесены к разряду спровоцированных Кевином.
     И хотя с тех пор Кевин ни разу не был  замечен  ни  в  чем  подобном,
Сэнтон обратил внимание на то, что количество случаев с нанесением  увечий
представителям городского дна сильно увеличилось, особенно в  окрестностях
академии. Городская стража не очень этим интересовалась.  Рейлон  Уотлинг,
которого Сэнтон вызвал к себе  как  сержанта  городской  стражи,  с  одной
стороны, и как неофициального опекуна Кевина, с  другой  стороны,  сказал,
широко улыбаясь:
     - Да наверняка все эти  вонючие  крысы  сами  нарывались  на  хорошую
трепку. Страже от этого только лучше,  не  надо  беспокоиться  и  не  надо
слишком часто посещать ваш район.
     Сэнтон  между  тем  опасался,  что   природные   физические   данные,
непреодолимая воля к победе и жгучая ненависть по отношению к ночным ворам
и убийцам могут в совокупности породить человека,  склонного  к  нанесению
тяжких увечий.
     Кое-кто может  решить,  что  это  просто  одинокий  морской  волчонок
пытается показать себя среди чужих ему жителей  побережья.  Можно  сказать
также, что пятеро воров, поднявшихся ночью на борт  "Кресчера",  выпустили
на свободу демона мести. Как-то раз в беседе с Сэнтоном Кевин сказал:
     - Мой отец говорил о море, что человек  может  выжить  только  в  том
случае, если досконально понимает море  и  умеет  проделывать  его  штучки
лучше, чем само море. Мне кажется, что то же самое относится и к суше.
     - Станешь ли ты охотиться на акул просто  потому,  что  они  живут  в
море? - спросил  Сэнтон.  -  Мне  кажется,  что  разумный  человек  должен
воспринимать акул как часть своего мира и рассматривать подобную охоту  за
ними как детскую трату сил и энергии.
     Кевин нахмурился так, словно это Сэнтон нуждался в объяснениях.
     - У акул нет выбора, - сказал он. -  Она  не  знает  ничего  лучшего,
кроме как быть акулой. У человека есть выбор.
     Они  вызывали  даже  мага  Корлеона  из  Латонии,  чтобы  он  немного
поколдовал и выявил в юноше хоть какие-то злые намерения, но и  он  ничего
не обнаружил. Корлеон был уверен, что юноша совершенно не виноват, что  он
не должен нести никакой ответственности  за  свои  действия,  так  как  не
сделал ничего дурного.
     С тех пор Кевину удавалось в  основном  оставаться  "чистым",  что  в
переводе с языка курсантов на язык человеческий означает лишь то,  что  он
больше ни на чем не попадался.
     Единственный  инцидент,  который  наделал  много  шума,  произошел  с
Раскером, а точнее - с его личной  шпагой,  чье  иззубренное  в  сражениях
лезвие было так дорого его хозяину, что даже когда Раскер  ложился  спать,
шпага всегда находилась поблизости. И вот однажды, мрачным и бурным утром,
эта шпага была обнаружена на высоте двадцати саженей от земли, привязанной
к флагштоку сторожевой башни над входом в академию.  Сначала,  разумеется,
Раскер  рвал   и   метал,   тем   более,   что   гнев   его   подогревался
многозначительными ухмылками восьми рабочих, которые прибыли с лебедкой  и
канатами, чтобы снимать с шеста имущество Раскера. Однако  впоследствии  в
его высказываниях на эту тему сквозили гордость и  уважение  к  тому,  кто
сумел скрытно проделать такую шутку, которая и в хорошую погоду  требовала
немалой физической силы и сноровки.
     - Кто бы ни был  этот  негодяй,  -  признавался  он  Сэнтону,  -  это
прекрасный курсант, который может служить гордостью для всей академии.  Но
если я когда-нибудь узнаю, кто это сделал -  тот  может  завещать  Господу
все, что останется от его задницы!
     Удивленные ночные часовые ничего  не  слышали.  Ни  один  человек  не
входил ночью в их караульное помещение. Следовательно, все было  проделано
снаружи - сначала десять саженей мокрой вертикальной стены,  сложенной  из
камня, а потом еще десять саженей флагштока.
     Нарушитель спокойствия так и не отыскался. Что более всего любопытно,
так это то, что и среди курсантов о нем ничего не  было  известно.  Слухи,
передававшиеся из уст в уста, склонны были приписывать эту честь Кевину, а
сам он  только  улыбался,  слушая,  как  Раскер  объясняет  аудитории  все
трудности, которые грозят смельчаку, решившемуся  взобраться  в  шторм  на
такой высокий флагшток.
     Сам Раскер ни капли не сомневался в виновности Кевина, но у  него  не
было ни признания виновника, ни неопровержимых доказательств его  вины,  и
поэтому он  не  мог  настаивать  на  наказании.  Этот  случай  никогда  не
рассматривался непосредственно. Лишь десять дней спустя Раскер прикоснулся
к нему почти вплотную, когда выбрал Кевина,  чтобы  тот  продемонстрировал
новичкам, как нужно без помощи рук взобраться на высокую стену.
     - Вы, козлята, думаете, что это действительно так легко, как кажется?
Особенно, когда это проделывает умница Кевин? Но попробуйте  проделать  то
же самое, да еще ночью, во время шторма, да еще когда у вас в зубах шпага!
Кое-кто в нашей академии однажды проделал это.
     Он  замолчал,  предоставив  новобранцам  проникнуться   благоговейным
трепетом  при  мысли  об  этом,  а  сам,  хмурясь,  наблюдал,  как   Кевин
карабкается на  вертикальную  каменную  стену.  Затем  он  нахмурился  еще
сильнее и громко добавил, глядя вверх:
     - Да, однажды!
     Как и ожидалось, Кевин достиг совершенства в обращении с  оружием,  а
также в наиболее опасных разновидностях рукопашного  боя.  Раскер  однажды
проговорился, что едва ли будет  преувеличением  сказать,  что  безоружный
Кевин гораздо опаснее, чем большинство фехтовальщиков  при  оружии.  Кевин
очень быстро понял, что любая разновидность смертоносной науки держится  в
равной степени на физической подготовке и на  дисциплине  ума.  Многие  же
оказались не  способны  постичь  эту  связь  и  потому  остались  простыми
солдатами с весьма ограниченными способностями.
     Его обучали также языкам, истории и философии,  и  во  всем  этом  он
показал себя столь же способным и блестящим учеником, как и в атлетике,  и
в  военной  подготовке.  Он  изучал  науку  выживания  в  пустыне,  учился
незаметно подкрадываться, прятаться и маскироваться, он изучал  ловушки  и
секретные сигналы и коды. Он обучался искусству верховой езды и постиг все
тайны взаимоотношений между всадником и конем. И всеми  этими  науками  он
овладел в совершенстве, словно он родился не в море, а на суше.
     Тем не менее все это время он оставался в стороне  от  тех  отношений
товарищества,  которые  обычно  возникают  среди  молодых  людей,  живущих
нелегкой  жизнью  военного  лагеря.  Эта  его   равнодушная   сдержанность
приводила к тому, что кое-кто называл его за глаза "холодным ублюдком". Но
даже когда подобные  эпитеты  достигали  его  слуха,  Кевин  нисколько  не
беспокоился.
     Накануне выпуска из академии Сэнтон сказал ему:
     - Ты хорошо  учился,  Кевин...  Быть  может,  слишком  хорошо.  Ты  -
серьезный  молодой  человек,  и  это  хорошо,  потому  что  мы  занимаемся
серьезным делом, но мне бы хотелось, чтобы ты научился смеяться, чтобы  ты
научился видеть смешное вокруг себя и в себе  самом.  К  сожалению,  этому
нельзя научить, но смех может оказаться самым действенным оружием в  самые
тяжелые минуты.
     Незадолго  до   своего   восемнадцатилетия   Кевин   получил   высшую
квалификацию, какую  только  мог  получить  выпускник  академии,  он  стал
Королевским Рейнджером.
     Дело в том, что очень большое количество кандидатов не  могут  вообще
закончить академию. Из сотни поступивших в нее  шансы  закончить  обучение
имеют  только  человек  тридцать.  Квалификации   Королевского   Рейнджера
удостаивается всего один из пятидесяти таких  выпускников.  Таким  образом
как  бы  признается,  что  в  искусстве  владения  оружием,  в  знаниях  и
искусствах лучшего человека не сыскать. Однако в случае с Кевином  решение
вовсе  не  было  единодушным.  Хотя  по  результатам  экзаменов  Сэнтон  и
проголосовал за присвоение Кевину столь высокой  квалификации,  однако  он
сделал оговорку, что, возможно,  Кевину  не  удастся  мудро  распорядиться
своим умением, находясь на службе.
     Сэнтон пишет по этому поводу: "Хотя Кевин, вероятно, не согласился бы
с этим, но глубоко внутри него продолжает жить огромное  чувство  вины  за
гибель родителей и товарищей. В одну из  минут  откровенности  он  однажды
посетовал: "Если я так хорош, то почему я ничего не  смог  сделать,  чтобы
спасти их?" Таким образом, Экклейн, очень может быть, что мы  выпустили  в
мир отлично тренированного и обученного демона и, боюсь, этот мир придется
ему по вкусу".
     Все сходятся на мысли, что на первый взгляд Кевин вовсе не  бросается
в глаза. Кто-то однажды сказал, что Кевин может затеряться в толпе из трех
человек. Но стоит только обратить внимание на его глаза, и  ваше  внимание
будет полностью поглощено ими. Глаза у него глубокого сине-зеленого цвета,
каким бывает море  на  глубине,  за  волноломами,  и  кажется,  что  Кевин
наблюдает за человечеством именно с такой, дальней дистанции; не с мрачной
усмешкой, как было раньше, и не с подозрением, а с  холодным  вниманием  и
тщательностью. Ощущение этого только усиливается легкой морщинкой,  словно
он  пытается  все   время   разглядеть   что-то   на   горизонте.   Многим
представляется, что Кевин постоянно насторожен, каждую ночь ожидая  нового
нападения убийц; во  всяком  случае,  на  лице  его  постоянно  отражается
какая-то мрачная тяжесть, которая не должна бы обременять  юношу  в  таком
возрасте - а тогда ему было девятнадцать.
     Мать часто шутила,  что  его  волосы  цветом  напоминают  поджаренную
пеньку якорного каната и что они такие же  непокорные.  Кевин  стрижет  их
короче, чем принято, и они выглядят неровными, словно хозяин сам подрезает
их ножом, что,  собственно,  Кевин  и  делает.  Одевается  он  по-прежнему
скромно, хотя и  мог  бы  позволить  себе  что-то  покрасивее  на  деньги,
вырученные от продажи шхуны и груза.
     На расстоянии он производит впечатление человека всего на два  пальца
выше  среднего  роста  и  атлетического  сложения,   хотя   ничего   особо
выдающегося не бросается в глаза, но стоит только подойти поближе, увидеть
мощные запястья рук  и  ширину  плеч,  и  сразу  его  истинные  размеры  и
подлинная сила становятся очевидны. В его редких словах или  во  внезапном
движении сквозит  такой  мощный  потенциал,  такая  страшная  угроза,  что
кажется, что если возникнет какая-то внезапная опасность,  он  отреагирует
на нее подобно огромному дикому коту. Да и в походке  его  не  чувствуется
излишней  твердости,  Кевин  движется  с   мягкой   кошачьей   грацией   и
осторожностью, словно каждую минуту ожидает того, что  земля  вдруг  уйдет
из-под ног. Издалека эта его постоянная морщина на лбу и манера двигаться,
наклонившись к убегающей вперед  дороге,  делает  его  похожим  на  юношу,
стремящегося к важной цели, полным  непреодолимой  решимости  этой  важной
цели достичь. Если воспользоваться цветистым выражением  Раскера,  то  "он
выглядит так, словно увидел с десяток медведей, выходящих из леса".
     В своей вере он  прямолинеен  и  честен,  он  поклоняется  Маррину  -
грозному божеству моря, однако весьма  скептически  относится  к  чарам  и
волшебству, держась, впрочем, от них на почтительном расстоянии. И хотя он
спокойно переносит небольшие заклинания  и  чудеса,  но  истинная  природа
более сложных сверхъестественных явлений остается для него  той  областью,
которую он предпочитает не замечать.
     На те деньги, что выручил за шхуну  и  товар  Рейлон  Уотлинг,  Кевин
выкупил свой контракт на королевской службе и  посвятил  свою  верность  и
честь служению закону и добру. Прошлой весной он уехал прочь  из  Латонии,
направляясь  по  пустоши  Северо-восточного  царства,  в  Норденор,  но  в
последнее время появились слухи о том, что он направился вниз по реке.  Он
часто высказывал желание возвратиться в Кингсенд, поэтому логично было  бы
предположить, что, когда после  весенней  распутицы  дороги  снова  станут
проходимыми, он тронется по Большому Западному торговому  пути.  И,  может
быть, по дороге он столкнется с тем безмозглым злом, что в последнее время
превратилось в настоящее  проклятие  всех  дорог,  и  поучит  его  хорошим
манерам.
     Этот Кевин из Кингсенда очень важен. Я  чувствую  в  нем  присутствие
чего-то значительного, хотя и не могу определить его сути, естества.
     "Там что-то есть, что-то, чего я не могу распознать, и  оно  сердится
на меня".

                                    1

                           Поехал как-то раз герой, и дерзкий, и отважный,
                           Дозором пустошь обойти -
                                                     участок очень важный,
                           Он - молодой герой, но встретится со старым,
                           На мир глаза его глядят с отвагой небывалой.

                           И под цветущим деревом, как будто невзначай,
                           Он выследил дракона, который пил там чай.
                           - Ба! Что я вижу, черт возьми,
                                                     опять дракон попался!
                           - Да это вовсе и не я, - дракон ему поклялся.
                                       Из народной песни древних веков
                                       "Уолтер отправился в первый поход".

     Двое оборванных  мужчин  сидели,  сутулясь  от  холода  и  прижимаясь
спинами друг к другу, на высоком скальном  обнажении,  которое  вздымалось
над деревьями на гребне холма. Один из  них  уставился  взглядом  в  одном
направлении, вдоль дороги, которая поднималась  и  спускалась  по  склонам
заросших лесом холмов и терялась в туманной дали. Второй глядел вдоль  той
же грязной  дороги  в  противоположном  направлении.  Оба  были  грязны  и
промокли до нитки. Один из них, которого звали Истен, рассказывал анекдот:
     "Так вот, этот возница, ему нужна была помощь, чтобы починить колесо.
Вот он и говорит этому парню из Верхнего Вейла, который там стоял:
     - Эй, парень, сходи, позови отца.
     - А я не знаю, где он, - отвечает парень.
     - Он что, работает? - спрашивает возница.
     - А я не знаю, - снова отвечает парень.
     - Ну хорошо, значит, он дома?
     - А я не знаю, - говорит парень.
     - Ну, а как ты думаешь, он вообще-то в деревне? - спрашивает возница,
начиная сердиться.
     - А я и этого не знаю, - снова говорит парень.
     Тогда возница посмотрел этак, посмотрел на него, ты понимаешь как,  и
говорит:
     - А ты, олух, хоть что-нибудь знаешь?
     - Ага, - говорит эта деревенщина, - я знаю, кто моя мать".
     С этими словами рассказчик громко расхохотался, хлопая себя по бедрам
в полном восторге. Его товарищ продолжал хмуриться.
     - Это не смешно, Истен. Я сам не знал своей матери.
     - Ну ладно, - Истен почесал под мышкой, - тогда отгадай мне  загадку.
Что такое: когда поймаю - отпускаю, а когда не поймаю, при себе оставляю?
     - Это вши. Я знал эту загадку сто лет назад.
     - Отлично.  А  вот  такую  загадку:  за  горой  поле,  большая  часть
вспахана, меньшая - засажена, а по краям огороды. Это что будет?
     - Ради всего святого, Истен. Я еще мочился  в  штаны,  когда  впервые
услышал эту загадку. И перестань, пожалуйста, надо мной смеяться.  Я  тебе
еще раз говорю - мне все это надоело. Мы просто впустую тратим время, сидя
на этом камне, как две облезлых вороны.
     С этими словами он плюнул с обрыва вниз и некоторое  время  наблюдал,
как плевок исчезает в густом переплетении черных ветвей внизу.
     - Слишком рано для того, чтобы  по  этой  проклятой  дороге  проехало
что-нибудь стоящее, - продолжал он. - Это не дорога, а болото. Два дня  мы
тут ждем, и за все это время  мимо  нас  проехала  всего  одна  повозка  с
кожами, да еще по  лесу  промчалось  что-то  огромное,  которое  сопело  и
фыркало... - Он бросил опасливый взгляд на темную стену  мрачного  елового
леса, росшего по гребню холма. - Я тебе точно говорю, Истен, мне ни  капли
тут не нравится. Это дремучий лес, и мне даже думать не хочется,  что  тут
может водиться.
     Истен с отвращением хрюкнул:
     - Ты что же, хочешь вернуться в город, чтобы нас опять отметелили  за
то, что мы попытались наложить лапу на тот никчемный кошелек?  Мне  что-то
неохота, - он выругался  и  тоже  плюнул  вниз.  -  Чтобы  нас  раздели  и
выпороли! Этого оскорбления я вовек не забуду.
     - Ты можешь злиться по этому поводу сколько тебе  угодно,  но  только
тебе все равно не стать настоящим разбойником  с  большой  дороги,  таким,
какие обитают неподалеку отсюда, в дальнем лесу. Может быть, ты, Истен,  и
не замечаешь этого, но мы совсем не такие, как они - настоящие кровожадные
бандиты с Западных холмов, с их ужасными зверями и всем прочим. Да они нас
на обед сожрут и не поперхнутся.
     - Ну вот, Норли, ты все пытаешься возразить мне. Мне кажется, что  ты
не будешь доволен до тех  пор,  пока  тебе  не  предоставится  возможность
постоянно спорить со мной. Но сейчас я... - Он внезапно замолчал, поднялся
на ноги и уставился вдаль. - Сюда прется  какая-то  лошадь.  Она  там,  на
востоке.
     Норли тоже встал и стал пристально всматриваться в  том  направлении,
куда указывал Истен.
     - Но я ничего не вижу, - возразил он.
     - Конечно же нет. Ты слеп как крот. Большая черная лошадь и  человек,
который идет рядом с ней.
     - Один человек?
     - Да, всего один.
     Норли нахмурился:
     -  Мне  все  это  не  нравится,  Истен.  Человек,  который  отважился
отправиться в путь в одиночку, наверняка сможет о себе позаботиться. Будет
лучше, если мы дадим ему пройти мимо.
     - Нет! - Истен подтягивал обрывок веревки, на котором  держались  его
брюки. - Мы же не зря влезли в это дело.  Нас  двое,  а  он  один,  и  это
повышает наши шансы, если только мы станем действовать так, как я задумал.
А ты, если думаешь, что я здесь расселся для того, чтобы просто  смотреть,
как  этот  подарок  проедет  мимо,  напевая  "Благословенна  будь,   Синяя
птица...", то ты такой же простак, как кот сапожника.
     Норли покачал головой:
     - Все равно мне это не нравится. Ты  сказал,  у  него  очень  большая
лошадь? Наверняка это кто-то из военных. Мне  что-то  не  хочется  грабить
никаких военных.
     - А вдруг это торговец  лошадьми?  Низкорослый,  одноглазый,  да  еще
хромой на одну ногу? Тебе бы это  больше  понравилось?  -  Истен  улыбался
широкой, беззубой улыбкой.
     - Ну... -  он  шмыгнул  носом  и  утер  тыльной  стороной  ладони.  -
Действуй, как договорились. Я пойду дальше по  дороге  со  своим  мечом  и
спрячусь вон в тех  камнях.  -  Истен  вытащил  заржавленный,  иззубренный
клинок, рукоять которого была слегка обломана у конца. - А когда я выскочу
на него, ты начинай целиться в него из лука, прямо отсюда.  И  поторопись,
чтобы не получилось так, что я стану  указывать  ему  наверх,  где  должен
стоять ты, а тебя вдруг не окажется. И ради всех богов,  Норли,  не  знаю,
сколько их есть, пять или шесть, поосторожней с луком! Я знаю, что  ты  не
видишь дальше наконечника стрелы, но все же постарайся не приближаться  ко
мне, когда будешь стрелять. Я не хочу, чтобы ты  проткнул  мне  зад  своей
стрелой.
     - Мне кажется, тетива чересчур отсырела, - пробормотал Норли.
     - Норли... - воскликнул Истен, но Норли продолжал хмуриться.
     - Все-таки мне все это не нравится.

     Кевин начал разговаривать со своим конем с того самого дня, когда  он
купил его.
     - Эй, лошадка, ты, пожалуй, изумительная штучка, не так ли?
     Конь наклонял  свою  крупную  голову  и  рассматривал  Кевина  своими
мрачными карими глазами,  размерами  немного  уступающими  донышку  пивных
кружек. Торговец же оглядывал Кевина, рассматривая его  одежды  и  пытаясь
оценить его повадку.
     - Это очень хороший, большой конь, сэр. Как  раз  для  вас,  как  мне
кажется. Большой и страшный конь, если он захочет, то въедет с вами  прямо
на стену замка; только для того, чтобы набить ему подкову, вам понадобится
десять или двенадцать здоровых мужчин.
     Кевин полюбил лошадей с самого начала, с тех пор как  в  академии  он
познакомился с некоторыми приемами конного боя.
     - Клянусь всеми богами, - сказал он коню, - ты - король лошадей!
     Конь не возразил, и с тех пор эта односторонняя беседа продолжалась и
продолжалась. Кевин считал, что  это  совершенно  безвредная  привычка.  В
городе ему приходилось встречать людей, которые беседовали с пустым местом
и умудрялись при этом получать ответы.  Поскольку  Кевин  путешествовал  в
одиночку, то и советовался он только с самим собой; в любом случае  он  не
стал бы вступать в разговоры с  первым  встречным.  Конь  же  обладал  тем
преимуществом, что не перебивал, не возражал и не бормотал себе  под  нос,
как помешанный. Это действительно был очень хороший слушатель. Он следовал
чуть сзади, согласно  кивал  при  каждом  шаге,  а  его  массивные  копыта
расплескивали грязь  во  все  стороны.  Голова  его  была  опущена,  глаза
полузакрыты, и казалось, что стоит Кевину остановиться, и конь либо заснет
на полушаге, либо налетит на него.
     Но это был не просто  чудовищно  большой  конь:  это  была  настоящая
боевая машина. Ноги коня напоминали колоды, а голова была такого  размера,
что может привидеться  только  в  кошмарном  сне.  Спина  этого  огромного
животного находилась на две ладони выше человеческой головы, поэтому очень
многим казалось, что к коню такого размера непременно должна прилагаться и
лестница, чтобы взбираться по ней наверх.
     Конь этот в полном боевом облачении, чувствуя на  спине  вооруженного
всадника и видя перед собой врага, превращался в сеющее ужас создание.  Ни
дремоты, ни тупого безразличия, ни полуприкрытых глаз. Вместо всего  этого
конь приобретал демоническую внешность. На одной из тренировок этот конь в
щепы разбил семь манекенов за время, за которое  не  успел  бы  упасть  на
землю подброшенный камень. Головы двух из этих  манекенов  отыскали  потом
шагов за двадцать от того места, где произошло показательное сражение.
     Но теперь это была просто большая и грязная лошадь, которая плюхала и
булькала в грязных колеях долгой-долгой дороги. Поводья небрежно свисали с
седла. На коне была  надета  только  широкая  нагрудная  пластина,  а  все
остальное снаряжение и экипировка, в том числе и имущество всадника,  было
приторочено к седлу или размещено в седельных сумках, так что щит тоненько
звякал о стальные пластины сбруи при каждом шаге.
     "Лигу проходи пешком, лигу  проезжай  верхом",  -  гласило  старинное
правило; этого правила следовало придерживаться, если нужно было в  долгом
пути сберечь коня и одновременно  размять  ноги.  Но  теперь,  оглядываясь
назад, Кевин думал, что это дюжее животное вполне могло бы нести  на  себе
целого быка в течение дня, а под вечер еще и сразиться с  дюжиной  раненых
медведей.
     Он  шагал  на  некотором  расстоянии,   чтобы   та   грязь,   которую
разбрызгивали могучие копыта, не попадала на него. Сам он навьючил на себя
то, что в академии называлось "снаряжением и оружием первой необходимости"
и которое проще  было  надеть  на  себя,  нежели  нести  в  руках.  Тонкая
подпоясанная кольчуга длиной до середины  бедра  свисала  из-под  простого
нагрудника. Широкий меч в ничем  не  украшенных  ножнах  был  укреплен  за
спиной, рядом с колчаном стрел, так что и то и другое можно было без труда
достать через правое плечо. В левой руке Кевин держал ненатянутый  длинный
лук и одну стрелу, хотя из-за сырости тетива лука ни на что не годилась. С
пояса свисал на бедро старый кривой нож в побитом чехле.  Притороченный  к
седлу щит был простой ромбической формы и также не  нес  на  себе  никаких
украшений, кроме круглых заклепок, которые крепили усиливающие конструкции
щита. Углы его острыми кончиками торчали вперед.
     Теперь, когда снова  выглянуло  солнце,  темный  капюшон  его  бурого
дорожного плаща  был  откинут  на  плечи.  Темные  шерстяные  гамаши  были
заправлены в высокие кожаные ботинки, доходящие почти до колена. Спереди к
ботинкам были прикреплены клепанные металлические поножи, защищающие  ногу
от голени до колен. И весь он почти до пояса был забрызган дорожной жирной
грязью.
     Несмотря на то, что  последний,  внезапно  начавшийся  дождь  так  же
внезапно прекратился и спрятался где-то между холмами, это почти ничего не
меняло. Резкие, внезапные порывы ветра  низвергали  с  деревьев  настоящие
водопады сверкающей холодной воды. "Ну, да,  -  думал  Кевин,  -  извечные
жалобы путешественников: холодные ноги и промокшая  задница".  Теперь  ему
придется снова чистить оружие и амуницию, чтобы  не  дать  ему  заржаветь.
Если бы он  мог  также  отчистить  те  грязные  пятна,  которые,  как  ему
думалось, пятнают его изнутри...
     Кевин с любопытством наблюдал за повадками ветра, царствующего в этих
холмах. Они сильно отличались от тех, к каким Кевин привык на море, словно
их раздували совсем другие духи. Подобно легендарным  лесным  котам,  они,
казалось, подолгу лежали в ожидании,  прячась  за  грядами  холмов,  чтобы
оттуда внезапно броситься на неосторожного путника, обрушиться на  него  с
крутых склонов шаловливым дуновением или дождем, а затем юркнуть куда-то в
лощину между холмами, и тогда яркое солнце снова сверкало  в  небе.  Стоял
как раз месяц Майор - месяц Цветущей Луны, как его называли  некоторые,  и
раннее теплое лето уже бушевало в нижних землях. Кевин  проходил  по  этим
землям, где  ласковые  ветры  ерошили  кудри  юной  листвы  и  где  небеса
светились такой невероятной голубизной, что казалось,  стоит  чуть  задеть
их, и они зазвонят, словно огромные колокола, в которые,  бьют  где-то  за
горизонтом. Но по мере того, как невысокие холмы горбатились  все  выше  и
выше, по мере того, как все круче  уходила  вверх  дорога,  казалось,  что
Кевин путешествует навстречу времени.  Низкие,  быстрые  облака  все  чаще
разражались дождем, холодным потоком стекающим затем  по  темным  и  голым
откосам, а на дальних вершинах, когда на краткое время рассеивался  туман,
Кевину случалось увидеть сверкающие покровы нерастаявшего снега.
     - Да, короткая нам выпала весна, - говорил Кевин, обращаясь к коню. -
Мы снова возвратились к зиме.
     Мимолетная улыбка тронула  губы  Кевина,  он  припомнил  жилистого  и
беззубого старика - вышедшего в отставку  после  тридцати  или  более  лет
королевской службы ветерана, который занимался в  академии  вооружением  и
экипировкой.
     - Не важно, куда вы стремитесь, парни, вы там будете! - говаривал он.
- Нет смысла возвращаться назад, там вы уже побывали.
     Курсанты смеялись и повторяли эту фразу друг другу до тех  пор,  пока
она не стала частью фольклора академии.
     - Не важно, куда мы стремимся, - сказал Кевин коню, -  мы  все  равно
туда попадем!
     И вот теперь он шел навстречу крутым холмам и ветрам.
     Точного места назначения он пока не имел. Однажды  у  него  уже  было
место, которое называлось домом. Он  знал,  что  это  место  находится  на
западе, но оно далеко.  На  запад,  к  морю,  которое  называлось  Внешним
Пределом, а затем, кажется, на юг. Если он туда попадет, он  сразу  узнает
эти места. По временам ему казалось, что он отступает от чего-то в большей
степени, чем от своей цели. Целыми  днями  он,  бывало,  мрачно  хмурился,
глядя вперед, где дорога совершала все новые и  новые  повороты,  двигаясь
внимательно  и  осторожно,  но  не  ожидая  за  этими  поворотами   ничего
особенного. Ему говорили, что дорога опасна для одинокого путешественника,
но он лишь улыбался в ответ на предостережения. Он зашел уже в такую даль,
а  единственной  серьезной  опасностью,  с  которой  он  столкнулся,  была
опасность подвернуть ногу в глинистой колее. Со времен академии он  прошел
очень  длинный  путь,  часть  которого  пролегала  через  Северо-восточное
королевство и которую он  постарается  забыть  как  можно  скорее  -  если
сможет.
     Но кое-что шрамами осталось в памяти. И  все,  что  человек  в  силах
сделать с этими глубокими  ранами,  это  посмотреть  в  другую  сторону  и
постараться забыть о боли. Но все  равно  Кевин  часто  замечал  за  собой
беспричинную злость  или  раздражение.  Словно  какой-то  невидимый  демон
путешествовал вместе с ним, сидя  на  плече,  и  лишь  только  он  начинал
чувствовать себя слишком комфортно, этот демон  принимался  нашептывать  в
ухо: "Помни!.."
     Именно это он шептал Кевину сейчас.
     - А ну тихо! - громко сказал Кевин и нахмурился сильнее.
     Как это прекрасно! Здесь он мог спорить с самим собой, повышать голос
на  самого  себя,  разговаривать  с  самим  собой,  словно  нищие  уличные
попрошайки в городе.
     - Добрый день, Кевин из  Кингсенда,  -  произнес  он  с  сарказмом  в
голосе. - Как ты себя чувствуешь в такой прекрасный день?
     - Спасибо, Кевин, - отвечал он себе. - А как твои дела?
     - Все в порядке, Кевин. Спасибо за то, что беспокоишься  обо  мне.  С
твоей стороны это весьма любезно.
     - Ну что  ты,  мне  это  ничего  не  стоит.  Единственное,  что  меня
тревожит, так это  те  воспоминания,  маленький  кусочек  смерти,  который
заставляет тебя быть таким сердитым.
     - Сердитым? Да с чего бы мне быть сердитым? Просто  от  того,  что  я
потерял... - Кевин прервал диалог и криво улыбнулся. Если кто-то  когда-то
заметит этакое его необычное поведение, то он всегда  может  сказать:  "Не
обращайте на меня внимания. Это демон, сидящий на моем плече - видите его?
- и мы все время с ним разговариваем".
     Дальше он шел, крепко сжав челюсти.
     Он неслышно молился хоть какому-нибудь богу, который услышал бы его в
этой пустынной местности: "Пожалуйста... дай мне покоя".
     Некоторое время назад он пытался вести дневник. Из  всей  литературы,
которая  хранилась  в  библиотеке  академии,  дневниковые  записки  бывших
выпускников были наиболее интересным чтением, однако, пока он скитался  по
северо-востоку, с ним не произошло ничего интересного и поэтому,  по  мере
того как дни и пройденные лиги пути оставались далеко  позади  и  начинали
перепутываться друг с другом, достойных  тем  для  записи  оставалось  все
меньше. Последняя запись в его дневнике гласила:
     "В этот унылый день, точная дата мне  неизвестна,  и  в  этом  унылом
месте, точное месторасположение которого меня не интересует, не  произошло
абсолютно ничего".
     Временами ему казалось, что он тяжело топчется на месте, в  то  время
как пейзаж медленно дрейфует мимо. Однажды, когда он чуть было не задремал
на ходу, он выхватил свой меч и оставил три глубокие  насечки  на  гладком
стволе придорожного бука. При этом он  подумал,  что  кто-то  когда-нибудь
увидит эти насечки и заинтересуется, что бы это могло  значить.  Затем  он
продолжил свой путь, гадая, будет ли это  единственный  след,  который  он
оставит после себя на земле.
     Часто ему попадались следы старых дорог, ответвляющиеся по сторонам и
теряющиеся в  лесу,  едва  различимые  из-за  поднявшихся  в  полный  рост
деревьев.   Изредка    попадались    разрушенные,    наполовину    скрытые
растительностью руины старинных построек или  каменные  стены,  исчезающие
вдали, обозначающие границы заброшенных  полей,  ныне  поглощенных  лесом.
Когда-то здесь жили люди, была иная культура  -  плод  иного  времени,  на
которой взросло время нынешнее. И Кевину было любопытно только одно - была
ли и тогда весна столь дождливым временем года.
     Сама дорога, по  которой  медленно  двигался  Кевин  в  сопровождении
своего гигантского коня, явно  была  наезженной  и  наверняка  была  более
оживленной в сухое время года. Теперь  же  она  больше  напоминала  ручей,
нежели проезжий тракт, и ни один путник не встретился Кевину.  Прорезанная
глубокими колеями, она прихотливо следовала изгибам  рельефа,  в  точности
следуя всем изгибам и коленам грязной,  илистой  реки,  текущей  по  левую
сторону и петляя между лесистыми холмами. Иногда по сторонам  этой  дороги
показывались приземистые каменные строения  или  заброшенные  приусадебные
участки крошечного размера, но Кевин не замечал их. Только  один  раз  его
приближение было отмечено хриплым лаем одинокой собаки, которая  облаивала
проходящего мимо Кевина из  безопасного  укрытия  под  рухнувшей  каменной
плитой.
     - Это, должно быть, Великая Западная торговая дорога, -  сказал  себе
Кевин. - Мосты здесь сложены из камня или из  толстых  бревен.  Навряд  ли
такие мосты станут строить лишь для того, чтобы раз  в  году  проехать  из
Верхнего Грюнта в Нижнюю Падь и обратно.
     Затем ему довелось исследовать свежие следы, появившиеся  на  дороге.
Тяжелая трехколесная повозка вывернула с бокового проселка и повернула  на
запад в том направлении, куда двигался и Кевин.
     - Тяжелый груз, - определил Кевин. - А в упряжке неподкованная лошадь
или мул. Скорее всего, мул. Два человека, мужчина и подросток.
     - Эй, коняга, возрадуйся! - обратился он  к  своему  коню.  -  Мы  не
одиноки. Теперь я ясно вижу, что в этой Великой Западной пустыне есть-таки
какая-то жизнь!
     И он запел песню времен академии, чтобы скоротать путь:

                     Закрыта вратами проклятий и чар,
                     К Семи Адам идет,
                     Истоптана воинами, кто бежал,
                     Кто ночь в своем сердце несет.

                     Проклятие тем, кто в праздности жил,
                     Кто жаден, покорен и зол.
                     Проклятие тем, кто выбрал свой ад -
                     Остался здесь, не ушел.

     - Какая гримаса судьбы, коняга. Не мы ли сами выбрали себе этот ад? -
вопросил Кевин.
     Конь захлюпал грязью и закивал. Кевин засвистел мотив и стал смотреть
вперед, где дорога переваливала через вершину холма.

     Норли посмотрел вниз на дорогу, где Истен делал ему  яростные  знаки,
чтобы он исчез из вида. Теперь и он слышал  приближающийся  топот  конских
копыт. Судя по звуку, лошадь была довольно тяжелой, так как  земля  слегка
тряслась; к тому же в промежутках  между  ударами  копыт  до  слуха  Норли
доносилось какое-то  едва  различимое  позвякивание.  Норли  нахмурился  и
отступил назад от края утеса, откуда он мог видеть дорогу внизу.
     - Никогда не приходилось слышать,  чтобы  сбруя  так  позвякивала,  -
пробормотал он себе под нос. - Не нравится мне это.
     Истен шмыгнул за кучу камней,  которая  окаймляла  дорогу  прямо  под
утесом.
     Наконец, размеренно бредущий конь с низко опущенной головой показался
из-за поворота дороги. Рядом с ним никого не было, и  Норли  непроизвольно
вытянул  шею,  чтобы  лучше  видеть.  Истен  тоже  выглянул  из-за  своего
каменного укрытия, тщетно вглядываясь в то место, где дорога  поворачивала
и пропадала из вида. Затем он повернулся к Норли и  пожал  плечами.  Норли
пожал плечами в ответ.
     - Должно быть, хозяин присел облегчиться, - прошептал он хрипло. -  А
лошадь просто...
     Но Истен яростно замахал ему рукой, чтобы он  замолчал  и  отошел  от
края обрыва.
     - Да, может быть, и  так,  -  пробормотал  Норли,  делая  шаг  назад.
Внезапно он застыл на месте: - Что за...
     - Не поворачиваться. Тихо.
     Голос был тихим  и  спокойным,  почти  как  во  время  беседы.  Норли
осторожно шагнул назад, потом сделал еще один маленький шажок. У  него  не
вызвало не малейшего сомнения, что тонкое острие, внезапно упершееся ему в
спину, означает какое-то острое оружие. Он осмелился слегка глянуть  через
плечо и тут же пожалел об этом: оружие оказалось длинным сверкающим мечом.
     Рукоять меча держал  в  руке  молодой  человек  с  холодным  взглядом
сине-зеленых спокойных глаз, который изучал Норли пристально, слегка хмуря
брови. Норли попытался улыбнуться, желая дать понять,  что  он  никому  не
собирается причинить вреда.
     - Хорошо, хорошо, - повторял он.
     Молодой человек прижал к губам  указательный  палец  свободной  руки,
затем указал им на лук Норли. Норли послушно протянул оружие незнакомцу, и
тот легким движением прикоснулся лезвием меча к тетиве. Тетива  лопнула  с
тихим хлопком. Норли снова заулыбался и принялся кивать, давая  тем  самым
понять, что он осознает, насколько остер меч. Молодой человек тем временем
указал ему на тропинку, по которой можно было спуститься вниз  на  дорогу.
Меч сделал нетерпеливое движение, заставившее  Норли  поторопиться.  Норли
быстро-быстро затряс головой и пошел вперед. И хотя острие меча больше  не
касалось его спины, Норли продолжало казаться, что он  все  еще  чувствует
его холодное прикосновение.
     Наконец, Норли обогнул последний куст  и  вышел  на  дорогу.  Молодой
человек подтолкнул его по направлению  к  камням,  среди  которых  укрылся
Истен. Огромный конь мирно пасся возле дороги, там, где пробивалась сочная
молодая трава. На мгновение  он  поднял  задумчивую  голову  с  выражением
величайшей скуки в своих огромных глазах. Когда Норли  приблизился,  Истен
осторожно выглянул из-за валуна. Указывая на  коня  и  на  снаряжение,  он
нахмурился и завертел головой.
     - У нас могут быть проблемы, дружище, - прошептал он. -  Хотел  бы  я
знать, где его хозяин.
     Норли жалобно улыбнулся в ответ и ткнул пальцем себе за плечо.
     - Он здесь, - сказал он, невесело усмехнувшись.
     Молодой человек указал на Истена кончиком меча:
     - Выходи-ка на дорогу.
     Истен облизал губы и попытался улыбнуться.
     - Мы просто  прятались,  сэр,  -  объяснил  он,  выходя  на  открытое
пространство. Его меча с ним не  было.  -  Вы  могли  оказаться  не  столь
любезны, сэр. Прошел  слух,  что  на  этой  дороге  можно  встретиться  со
страшными разбойниками.
     Юноша кивнул:
     - Разумеется. И если я убью вас двоих, то  двумя  разбойниками  будет
меньше.
     - Ни в коем случае, сэр...  -  Норли  повернулся  лицом  к  страшному
лезвию. - Мы не бандиты, сэр. Мы с Истеном просто...
     - Бедные путешественники, - закончил  за  него  Истен.  -  Присели  у
дороги, чтобы дать отдохнуть нашим стертым ногам.
     Казалось, что в глазах молодого человека промелькнула тень улыбки.
     - В этом случае мне придется убить вас еще и за то, что вы  лжете,  -
лезвие меча совершило легкое движение. Оба воришки отшатнулись.
     - Вы слишком круты с нами, сэр, - промолвил Истен,  несмотря  на  то,
что у него как-то стиснуло горло.  -  Ну,  мы,  может  быть,  и  подобрали
кое-что, так, разное барахло, которое было потеряно кем-то у дороги. Но мы
ни разу никому не причинили вреда. Вот Норли - он из своего лука и в слона
с трех шагов не попадет. А что до меня, то как раз в прошлом году какой-то
мальчишка наставил на меня нож, так что я  бежал  без  оглядки  до  самого
Нижнего Переката... - тут он снова облизнул губы. - Мы вовсе не такие, как
все остальные разбойники в этих краях.
     Норли быстро кивал, подтверждая эти слова.
     -  Да,  сэр,  это  истинная  правда.  Как  грабители  мы   совершенно
безвредны.
     - Зато я не такой, - сказал молодой человек,  наклонившись  к  ним  с
жестокой улыбкой. Грабители обменялись удивленными взглядами.
     - Раздевайтесь. Снимайте ботинки и все прочее.
     - Но мы...
     - К тому же мне придется отрубить вам правые руки.
     При этих словах Истен и Норли посерели. Норли попытался  сделать  шаг
назад, но колени его подгибались от ужаса.
     - Нет, нет, вы не сделаете этого... - воскликнул Истен. - Что  бы  мы
не натворили, но мы не заслуживаем такого наказания. Честное слово, вы  не
должны поступать с нами таким образом.
     -  Должен.  Королевские  дороги   буквально   кишат   грабителями   и
разбойниками.
     - Мы оставим это занятие, - в подтверждение своих  слов  Истен  снова
принялся истово кивать головой.  -  Прямо  сейчас,  сэр.  Сию  же  минуту.
Пойдем, Норли... - и Истен попытался повернуться.
     - Стоять!
     Оба замерли на месте. Молодой человек, казалось, раздумывал.
     - Очень хорошо, - сказал он наконец. - Руки я вам  оставлю.  Но  ваша
одежда и обувь... ну-ка, снимите их и  положите  внутрь  побольше  камней.
Потом мы пойдем к обрыву, и вы бросите все это в реку.
     - Но это же... - попытался возмутиться Истен.
     - Прекрасная идея, - поспешно перебил его Норли. - Это  будет  весьма
справедливо.
     - Но нам придется очень долго  возвращаться  в  Риверсайд,  а  погода
стоит холодная, - не сдавался Истен,  хотя  это  возражение  и  прозвучало
очень слабо.
     Молодой человек твердо кивнул:
     - Да, дорога трудна и холодна, и вы устанете и продрогнете, но все же
вы будете благодарны за то,  что  остались  живы  и  в  состоянии  ощущать
усталость и холод. А теперь принесите сюда этот жалкий меч и смешной лук и
сломайте и то и другое пополам. Я не желаю, чтобы вы, два олуха,  пытались
пригрозить ими кому-то еще. И предупреждаю вас: я буду частенько проезжать
по этой дороге, я буду заезжать в окрестные деревни,  и  если  я  еще  раз
застану вас, занятых делом, которое мне может не понравиться, или  если  я
хотя бы услышу об этом, я разыщу вас и отрежу вам и правые, и левые  руки,
а заодно и  ноги.  Поэтому  считайте,  что  вам  крупно  повезло,  что  вы
оказались  такими   безмозглыми   дураками   и   доставили   мне   немного
удовольствия, в котором я нуждался, ибо путешествие по этой жалкой  дороге
заставляет меня изрядно скучать. А теперь - пошевеливайтесь!
     И им пришлось пошевеливаться. Снова  начался  дождь,  серая  холодная
морось; ежась под этим дождем, они разделись догола и  сбросили  одежду  в
реку.
     - Говорил я тебе, что мне это не нравится, - шепнул Норли. -  Это  же
была твоя грандиозная идея - стать разбойниками. А  ты  еще  говорил,  что
быть выпоротым - это  для  тебя  жуткое  оскорбление!  Как  же  ты  это-то
переживешь?
     -  Доберемся  до  Риверсайда  и  украдем  какую-нибудь  одежду...   -
прошептал в ответ Истен.
     - Тихо ты! -  перебил  его  Норли,  и  оба  испуганно  оглянулись  на
молодого человека.
     На губах его появилась тонкая улыбка.

     Дорога уходила все дальше, по горам и по долинам, через леса и  через
поля, в точности  повторяя  все  повороты  реки.  Кевин  вспоминал  слова,
высеченные на каменном парапете  на  главном  плацу  академии:  "Мужество.
Милосердие. Сила духа. Самоуважение. Благородство. Мудрость. Честь".
     Затем он припомнил этих горе-разбойников. Да, похоже, он действовал в
соответствии с двумя, пожалуй, даже с тремя из этих принципов.
     - Ах, эта никогда не  кончающаяся  битва  со  Злом!  -  саркастически
хмыкнул Кевин. - Самая большая опасность на дороге, похоже, вот-вот заснет
и брякнется на землю, да еще что-нибудь себе сломает...
     Тем  временем  облака  снова  разошлись,  уползли  в  холмы   мокрыми
клочьями, и Кевин увидел в крутом горном  кряже  впереди  широкий  разрыв,
словно часть горной цепи была вырублена гигантским  топором  какого-нибудь
из богов. Река неслась через этот разрыв, прыгая  с  порога  на  порог,  а
дорога, для которой река  не  оставила  никакого  пространства,  принялась
взбираться наверх по вертикальной  стене,  чтобы  высоко  вверху  отыскать
узкий уступ, по которому  только  и  можно  было  пройти  между  отвесными
скалами и бурлящей  рекой.  Эти  утесы  означали  конец  скалистой  горной
страны, которая вздымалась все  выше  и  выше  по  направлению  к  северу,
укутанная туманной дымкой. Дорога шла через  густой  лес,  который  вскоре
сменился каменным распадком; все  выше  и  выше,  к  самой  высокой  точке
перевала. Здесь неясно вырисовывающийся в тумане над  тропой,  огромный  и
грубый гранитный блок  заслонял  буквально  полнеба.  Именно  здесь  Кевин
сделал остановку, чтобы дать коню передохнуть. "Как будто это ему на самом
деле необходимо", - подумал он лениво.
     С левой стороны, под обрывом, виднелись вершины нескольких  деревьев,
которым чудом удалось прилепиться к круче. Глубоко внизу  бормотала  река.
Глядя вперед с этого возвышенного места,  Кевин  увидел  местность,  снова
напомнившую ему о том, что где-то начинается лето. На западе  его  взгляду
открывалась уютная долина, по  которой  протекала  блестящая  под  солнцем
река,  а  дальше  вновь  дыбились  горы,  опоясанные   редкими   облаками,
сверкающие своими снежными вершинами.
     "Великая, иззубренная стена  серого  гранита,  могучие  горы  Макааб,
напоминающие   поднявшихся   на   дыбы   драконов   или   ограду    вокруг
преисподней..."
     Эти строки неожиданно всплыли в памяти, их он прочел еще в  академии,
в каком-то учебнике. Однако  теперь  он  нашел,  что  те  мрачные  краски,
которые употребил дня описания этой горной страны автор тех забытых строк,
не совсем соответствуют тому, что теперь он видел перед  собой,  если  это
действительно  были  прославленные  горы  Макааб.  Внезапно  его  внимание
привлекло поведение коня. Он внезапно  занервничал,  поднял  свою  голову,
всхрапнул и настороженно уставился в одну точку, тревожно прядя ушами.
     Острые скалы, громоздящиеся справа от дороги, внезапно стали похожими
на какое-то необычное,  но  правильное  лицо.  На  естественном  гранитном
основании были уложены  гладкие  обтесанные  камни,  которые  образовывали
стену, выходящую прямо на дорогу. Целый ряд темных отверстий на  верху  ее
глядели на дорогу, словно злые и неподвижные  глаза.  Еще  выше  виднелась
полуразрушенная, искрошенная башня. Оглядывая эти  заросшие  руины,  Кевин
нахмурился.  Вокруг  царила  тревожная  тишина,  характерная  для  древних
развалин. Во многих местах стена выкрошилась и осыпалась,  уступая  напору
скрюченных древесных корней. Дикий виноград и  мхи  покрывали  большинство
каменных блоков, подобно савану, а толстый слой гуано указывал, что теперь
в этих развалинах живут только птицы.  Однако  Кевин  привычным  движением
натянул на лук тетиву и подергал отсыревшую жилу.  Дважды  ему  послышался
какой-то звук, донесшийся из глубины этого кладбища камней.  Конечно,  это
мог быть голос каменной куропатки, но конь Кевина продолжал  подозрительно
шевелить ушами. Очевидно, он так не думал. Тогда Кевин положил  стрелу  на
тетиву лука, чтобы  придать  ей  более  удобное  положение.  Руины  подчас
оказывались не настолько безлюдным местом, каким им следовало быть.  Этому
Кевин научился в Северо-западном королевстве. И вообще он научился  в  тех
краях слишком многому.
     Дорога огибала один из углов древней стены. За этим  поворотом  Кевин
обнаружил накренившуюся на бок  нагруженную  повозку.  Тяжелое  колесо  со
спицами  отвалилось  в  глубокой  колее.  Неподалеку   унылый   мул   тупо
рассматривал свои  собственные  следы,  а  двое  -  мальчик  и  мужчина  -
подсовывали  под  накренившуюся  повозку  увесистые  камни,  складывая  их
горкой. Тут же на дороге валялась  свежевырубленная  слега.  Оба  застыли,
каждый на своем месте, глядя широко открытыми глазами на Кевина и  на  его
коня.
     Кевин приблизился, направил лук в землю  и  поднял  в  приветственном
жесте свою правую руку.
     - Доброго  дня  тебе,  путешественник,  -  произнес  он  традиционное
приветствие.
     Человек у  повозки  напрягся,  быстро  глянул  через  плечо  и  снова
посмотрел на Кевина.
     - Мое имя - Кевин из Кингсенда, - это тоже было традицией и  формулой
вежливости - назвать себя.
     Мужчина снова посмотрел в сторону, тревожно оглядел дорогу за  спиной
Кевина и зубчатый край стены, нависающий над ними.
     - Тогда вы правильно держите путь... Мое имя Пратт. Это мой сын.
     И снова его взгляд уперся в старинную каменную кладку.  Подросток  же
продолжал разглядывать Кевина, временами вздрагивая или от страха, или  от
восхищения - это было трудно понять. Оба были одеты в грязные и поношенные
шерстяные костюмы и изодранные кожаные накидки. Мужчина  обладал  широкой,
приземистой фигурой и носил широкополую кожаную шляпу,  которую  натягивал
на глаза. Кевин указал на мрачные стены вокруг.
     - Что это за место?
     - Старое, очень старое... - пробормотал Пратт. -  Оно  разрушено  уже
несколько столетий, но все же... - его голос был мрачен. - Все же  это  не
слишком подходящее место для того, чтобы у тебя соскакивало колесо. Разные
истории рассказывают об этом... Да и мне кажется, что  я  слышу  что-то  в
камнях.
     Он продолжал относиться к Кевину подозрительно,  постоянно  облизывая
сухие губы, он косился на топор, брошенный поверх груза на повозке.  Кевин
задумчиво посмотрел на него, на стены вокруг, на дорогу позади себя. Пратт
явно предчувствовал опасность, однако он отвернулся и повесил свой лук  на
седло. За луком последовали меч и колчан со стрелами.
     - Могу я чем-нибудь помочь, Пратт? У тебя тяжелый груз?
     Теперь, когда в руках Кевина больше не было оружия,  возница  немного
успокоился.
     - Ничего ценного, сэр. Немного кож для дубильщика в городе.
     Кевин подошел к повозке, в то время как мальчик отскочил и  спрятался
за мулом.
     - То, что ты везешь, добрый Пратт, меня не интересует. Я спрашивал  о
том, сколько это весит, - с этими словами он поправил  камни  в  пирамиде,
подобрал слегу и просунул ее под повозку.
     - Готов?
     Пратт кивнул,  поплевал  на  ладони  и  подкатил  тяжелое,  окованное
железом колесо, поставил его позади оси повозки. Кевин  всем  своим  весом
навалился на длинный конец слеги, но ось только  слегка  приподнялась  над
дорогой.
     - Ты уверен, что тебе по ошибке не наложили камней? - пошутил он.
     - Это хороший груз, сэр, - отвечал сквозь стиснутые зубы Пратт.
     - Действительно! -  Кевин  просунул  слегу  дальше,  под  повозку,  а
свободный конец принял на плечо и, напрягая мышцы ног, поднял вверх. Слега
сильно прогнулась  и  затрещала,  но  выдержала,  и  повозка  тоже  слегка
приподнялась. Пратт уставился на Кевина, широко разинув рот.
     - Давай же! - прохрипел Кевин.
     Пратт торопливо кивнул и ловко насадил колесо на ось,  затем  вбил  в
ось новый клин.
     - Готово. - Пратт довольно улыбнулся, затем, повернувшись  к  Кевину,
легко и быстро поклонился: - От души благодарю вас, сэр.
     Кевин коротко кивнул в ответ.
     - Как далеко тот город, о котором ты говорил?
     - Это Мидвейл, сэр. До него две лиги, сразу за излучиной реки.
     - А как называется эта река?
     Прежде чем ответить, Пратт изумленно взглянул на Кевина:
     - Как, сэр, это же Солнечная река! Она течет  от  Верхнего  Вейла  до
Нижнего. Люди говорят... -  тут  рука  Пратта  начертила  в  воздухе  весь
маршрут, - что она течет и дальше, к Большому  Городу,  и  впадает  там  в
море.
     - Да, конечно, - Кевин проводил взглядом блестящую воду, исчезающую в
туманных холмах на востоке.
     - Теперь я понял.
     Пратт невыразительно уставился на него.
     - Я жил некоторое время в городе, он называется Латония. Я видел, как
эта река встречается с морем. Я вышел к этой реке с севера несколько  дней
назад, но тогда я не знал, куда я попал. Теперь я понял, что  это,  должно
быть. Великий Западный торговый путь.
     Пратт удивленно нахмурил брови:
     - Нет, это Солнечная дорога. - Теперь он  снова  начал  относиться  к
Кевину как-то странно, медленно отодвигаясь подальше.
     - Я думаю, что в разных районах и  называют  все  по-разному,  добрый
Пратт, - сказал Кевин и добавил: - Можно спросить тебя кое о чем?
     - Да, - это был тщательно взвешенный ответ.
     - Почему ты так боишься меня? Неужели я выгляжу таким страшным?
     Пратт  некоторое  время  рассматривал  нахмурившегося  Кевина,  потом
бросил  быстрый  взгляд  на  полуразрушенные  стены,  и  морщины  на   его
собственном лице стали заметней и глубже. Еще раз оглядев дорогу  в  обоих
направлениях, Пратт сказал:
     - На днях тут... очень плохие дела творились, очень плохие.
     - Что же это были за "плохие дела"?
     После небольшой паузы Пратт медленно ответил:
     - Бандиты и разбойники.  Они  не  знают  никакой  жалости.  И...  еще
кое-что. Говорят, что даже, хотя  до  города  не  так  далеко...  -  и  он
замолчал.
     Кевин тоже молчал, вспоминая свою стычку с  двумя  горе-разбойниками,
затем спросил:
     - И так ты подумал обо мне? Добрый Пратт, если у вас  все  разбойники
такие же, как те, что я повстречал на этой дороге, то,  перепутав  меня  с
ними, ты меня оскорбляешь, - при этом он пристально посмотрел  на  Пратта,
но тот не отвел взгляд, продолжая смело смотреть ему в глаза.
     - Я вижу вас впервые, сэр... И я не хотел оскорбить вас.
     - Я знаю, - Кевин отошел к своему коню,  снял  с  седла  лук,  меч  и
колчан и снова надел все это на себя. Глянув в сторону нагруженной  кожами
повозки, он слегка улыбнулся: - Если ты боишься разбойников, Пратт,  то  я
должен проводить тебя.
     Пратт некоторое время размышлял, а затем, не то кивнув, не  то  пожав
плечами, ответил:
     - Вы на  самом  деле  очень  любезны,  сэр,  -  и  он,  прищурившись,
посмотрел на солнце. - Дело к полудню. Мы могли  бы  проехать  немного  по
дороге, чтобы убраться с этого места. Там,  чуть  подальше,  есть  родник.
Согласитесь ли вы разделить с нами обед? Это все, что может предложить вам
бедный человек в качестве благодарности.
     Кевин заколебался, не зная, исходило ли это  предложение  от  чистого
сердца или это была просто вежливость. Наконец он сказал:
     - Я готов разделить с тобой хлеб, Пратт, если ты в  свою  очередь  не
откажешься отведать моих  дорожных  припасов.  Должен  тебя  предупредить,
однако, что ты должен действительно очень любить свое кожевенное  ремесло,
чтобы тебе понравилась эта сыромятина.
     Удивленная улыбка чуть тронула обветренное  лицо  Пратта.  Он  слегка
кивнул в сторону повозки.
     - Сыромятная кожа в этих краях - основной предмет торговли, сэр, -  и
он издал глухой довольный смешок.
     Кевин потряс головой и улыбнулся в ответ:
     - Будем надеяться, что твой хлеб получше твоих шуток.
     - Это удивительный хлеб, сэр. Большинство наших парней просто  ломают
его руками. Я же крошу его о своего мула. Чуть только он заупрямится,  как
я сразу бью его буханкой между ушей. Между прочим, этот мул  очень  быстро
стал послушным, вот только теперь он стал малость туповат.
     Кевин снова улыбнулся.  Пратт  вдруг  напомнил  ему  старого  Эдгара,
который... Он постарался отогнать от себя это воспоминание.
     - Но-о-о! - закричал Пратт и хлестнул мула по  спине.  Мул  налег  на
постромки и потянул повозку по раскисшим колеям. Вдруг конь Кевина вскинул
голову и насторожил уши. Впереди раздался звонкий, как удар хлыста, щелчок
- это треснул под чьей-то  ногой  сухой  сучок.  Затем  громко  захрустели
ломаемые кусты, и на дорогу выскочило заросшее шерстью огромное  существо.
Оно стояло на задних лапах и было выше человека  раза  в  полтора.  Стрела
была уже снаряжена, и Кевин вскинул лук.
     - Нет, не надо! - закричал Пратт и взмахнул рукой перед Кевином. - Он
не опасен!
     - Не опасен? - удивился Кевин, продолжал целиться  в  горло  существа
как раз между разинутой пастью и грудиной. В уме он  листал  академический
бестиарий, пытаясь понять, что за зверь стоит перед ними.  Зверь  зарычал,
его тонкие губы растянулись, обнажив желтые клыки,  его  крохотные  глазки
сверкали сквозь шерсть. Пратт же  приблизился  к  твари,  издавая  мягкие,
свистящие звуки, словно перед ним стоял испуганный ребенок.
     - Ну-ну, все в порядке, Углар, успокойся.
     - Углар? - переспросил Кевин, все еще не опуская оружия.
     - Ну да, -  Пратт,  не  оборачиваясь,  кивнул.  -  Он  сам  так  себя
называет, - он подошел к твари совсем близко  и  ласково  потрепал  ее  по
волосатой руке.
     - Все в порядке, Углар, все в порядке.  С  нами  все  хорошо.  Но  ты
плохой мальчик, Углар, зачем ты все время шел за нами? Зачем ты следил  за
нами из развалин? Нехорошо, Углар, нехорошо.
     Волосатое создание по имени Углар захныкало, глядя на  Пратта  сверху
вниз. Кевин опустил лук.
     - Вот что я тебе скажу Углар, - Пратт погрозил зверю пальцем,  словно
перед ним был большой шаловливый мальчишка. - Ступай сейчас же домой.
     Углар снова издал протяжный мыкающий звук. Пратт непреклонно кивнул:
     - Ты должен пойти домой, Углар, и нечего со мной торговаться.  Сейчас
же домой! Если ты снова будешь за  кем-то  красться,  тебя  поймают.  Тебе
понятно?
     На этот раз зверь хныкал в несколько иной тональности.
     - Да, ты прав. Если будешь за кем-то идти,  тебя  поймают.  А  теперь
ступай!
     Углар мрачно посмотрел в  направлении  Кевина,  снова  кривя  губы  и
обнажая клыки.
     - Пусть этот человек тебя не тревожит, -  предостерег  его  Пратт.  -
Ступай домой и сиди там. Мы вернемся завтра.
     С этими словами Пратт  подозвал  сына.  Тот  сделал  несколько  шагов
вперед и обнял существо за мускулистую ногу.  Чудовище  бросило  последний
взгляд в сторону Кевина, слегка  заворчало  и,  ломая  кусты,  скрылось  в
зарослях возле дороги. Первое время еще было  слышно,  как  оно  шуршит  в
подлеске, затем наступила тишина. Только голова коня еще  некоторое  время
поворачивалась, сопровождая  Углара  в  его  невидимом  более  пути  через
развалины.
     - Ад и преисподняя! - выдохнул Кевин.
     Пратт сделал успокаивающий жест:
     - Я тоже не знаю, что это  за  зверь,  -  сказал  он.  -  Поэтому  не
расспрашивайте меня. Он  появился  в  нашей  деревне  два  года  назад,  в
середине зимы. Тогда дней десять шел сильный снег, навалило его  по  самую
грудь, а наст был такой твердый, что на нем можно было танцевать с коровой
и не провалиться. Вот тогда-то и появилась эта штука. Он страдал от голода
и просил нас дать ему что-нибудь. Поэтому... - Пратт пожал плечами. -  Что
бы вы сделали на нашем месте? Такая  страхолюдина,  ей-богу,  он  мог  сам
забрать все, что ему захочется, но  он  просил...  -  Пратт  повернулся  к
Кевину и слегка нахмурился. - Понимаете? Он был похож на  большую  собаку,
которая ходит на двух ногах и может помогать по хозяйству.
     - Да-да, -  кивнул  Кевин.  -  Просто  я  ни  разу  не  видел  ничего
подобного.
     - Я тоже не видел, - согласился Пратт. - Он и нас напугал изрядно. Ту
первую зиму жена прожила  в  погребе  с  овощами.  Но  он  оказался  таким
ласковым. Я вот что еще скажу вам,  сэр...  -  Пратт  назидательно  поднял
палец. - Мы чувствуем себя  в  большей  безопасности,  если  Углар  где-то
поблизости. Вы же знаете, что от того, что подчас  появляется  из  глубины
леса, добра ждать не приходится, так что это редкий случай.
     И они тронулись  дальше  по  дороге,  беседуя  о  странных  тварях  и
старинных сказаниях,  о  том,  что  в  лесу  гораздо  больше  страшного  и
удивительного, чем это известно людям... и о том, что большая часть  всего
этого является чужой и враждебной.

     Дорога спускалась со склона горы вниз, пересекая несколько  невысоких
холмов и лес. От Пратта, который стал гораздо более  разговорчивым,  Кевин
узнал множество подробностей о лежащей впереди долине. Крутые  иззубренные
горы по ту сторону  долины,  до  которых  было  около  четырех  лиг  пути,
действительно оказались горами Макааб.  Высокий  утес,  возвышающийся  над
долиной на добрые пол-лиги, который царил над горизонтом  подобно  одиноко
торчащему  клыку   чудовища,   назывался   Скалой-Замком,   поскольку   он
действительно напоминал старинную башню или  крепость.  Узкое  и  глубокое
ущелье к северу от  этого  утеса  называлось  Проход  у  Скалы-Замка.  Там
пролегал дальнейший путь на запад, и это было одно из самых опасных мест.
     - Разбойники! - сердито вымолвил Пратт. - Ужас, что  творят!  Грязные
твари! И с каждым годом  становится  все  хуже  и  хуже.  Через  Проход  у
Скалы-Замка теперь никто не ездит, нет таких храбрецов. Те, кто отважился,
были убиты самым ужасным способом, а с нескольких содрали кожу. - Потом он
указал на север, где горы Макааб исчезали за темными тучами:  -  Там  есть
еще Северный Проход, до него лиг двадцать. Но, как говорят, в прошлом году
и там появились  бандиты  и  свирепые  чудовища,  -  он  печально  покачал
головой, а рука его начертала в воздухе мистический  знак.  -  Это  сильно
подрывает торговлю. Городской дубильщик буквально сидит на кожах,  которые
он не может переправить  на  запад,  -  и  Пратт  задумчиво  оглядел  свою
поклажу.
     - А что, в долине нет стражников? - спросил Кевин.
     - Есть-то они есть, - ответил  Пратт,  -  Вейлская  Стража,  но  они,
похоже, ничего не могут поделать.  Их  много  погибло  в  проходах,  да  и
Королевских стрелков тоже. - Он подозрительно  обернулся  через  плечо  и,
понизив голос, продолжал: - Люди говорят, гора снова подымается.
     - Гора подымается? - удивился Кевин.
     Пратт прикоснулся к носу согнутым пальцем и кивнул:
     - Вы услышите об этом.
     - А что за свирепые создания, о  которых  ты  упомянул?  -  в  голосе
Кевина слышался сарказм. - Они такие же, как твой Улгар?
     - Его зовут не Улгар, а Углар, - с упреком  сказал  Пратт.  Некоторое
время он шагал молча, затем резко остановился и повернулся к Кевину лицом:
- Я бы не рассказывал вам, сэр, того, чего не видел собственными  глазами,
но в последнее время об этом идет столько разговоров, что  я  не  стал  бы
относиться к этому так легко. У Вейла довольно темное и страшное  прошлое,
- тут он повернулся и пошел дальше. - Вы сами можете  выяснить  это,  если
хотите. В городе полно сказок.
     Их неторопливый спуск в долину продолжался. В воздухе  снова  запахло
теплом раннего лета, лес зазеленел молодой листвой,  а  молодая  трава  по
обочинам дороги стала выше, гуще, и в ней засверкали первые  яркие  цветы.
Попутно Кевин узнал, что долина Вейл пролегает по течению реки  Солнечной,
что она, так же, как и река, изгибается почти под  прямым  углом,  "словно
рука в локте", с севера на восток. Поселок Мидвейл располагался как раз  в
точке сгиба, в излучине Солнечной.
     - Река Бешеная впадает в Солнечную как раз возле города,  -  объяснил
Пратт, - потому что течет с запада на восток. Это и будет Мидвейл. Верхний
Вейл расположен выше, по направлению к северу.
     - Я так и думал, - вставил Кевин.
     Пратт мельком взглянул на него, но решил, что Кевин не  имел  в  виду
ничего обидного.
     -  Мидвейл  большой  поселок,  сэр,  почти  что  город.  Мне   просто
неизвестно, чем отличается одно от другого. Это город большой  торговли...
- тут он вздохнул и поправился: - Был...
     Через просвет в деревьях  он  указал  на  торчащие  башни  небольшого
замка.
     - Это замок лорда Дамона, который правит Вейлом. Люди говорят, что он
- хороший правитель. Твердый, по правде говоря, но я ни разу не  слышал  о
том, чтобы он был жесток.  Говорят,  что  он  очень  любит  лошадей.  Это,
наверное, добрый признак. По какой-то причине его замок называется Башней.
Почему - не знаю.
     И Пратт затряс головой, словно отгоняя прочь все загадки сразу.
     - Замок его стоит не в городе, а на скале, в том месте,  где  Бешеная
впадает в Солнечную, на острове. Дорога туда очень любопытная...  -  Пратт
вытянул прямую левую руку прямо перед собой. - Вот, представьте себе,  что
это мост через Бешеную на Северную дорогу - Башенный  мост,  как  его  еще
называют. А это... - Пратт приставил правую руку под прямым углом к левой,
- это мост в замок на острове.  Понятно?  Он  присоединяется  к  Башенному
мосту как раз в середине. А теперь - глядите!
     Правая рука Пратта стала отклоняться вверх от левой.
     - Вот так часть этого моста поднимается и закрывает ворота в стене. -
Пратт наглядно показал это еще раз. - Да, сэр, я сам  однажды  видел  это!
Потрясающее зрелище, сэр! Таким образом замок  остается  посреди  реки  на
голой скале. И лучники из замка запросто подстрелят любого, кто взойдет на
сам мост. Видели когда-нибудь такое, сэр?
     Кевин озадаченно нахмурился... и не улыбнулся:
     - Нет, не видел...
     - Конечно, нет! - Пратт уверенно кивнул. - Это удивительно, сэр.
     И он принялся рассказывать о других чудесах.
     В горах на юге жили  карлики  -  крошечные  люди.  Хорошие  ребята  и
прекрасные фермеры. Их фрукты, овощи, сосиски и копчения считались  одними
из лучших и всегда пользовались спросом. Их ткани были  из  самых  тонких,
некоторые  из  них  были   сотканы   настолько   плотно,   что   считались
непромокаемыми. Они торговали на  собственном  маленьком  рынке  на  Южном
холме в верхней части  городка,  а  некоторые  даже  служили  в  городском
дозоре!
     - Они, конечно, ершисты, как коробка с гвоздями, но на самом  деле  -
добрые парни. Я имел дело кое с кем из них, - хвастался Пратт. - А вон  те
горы, южнее Скалы-Замка! - Он снова указал на горы Макааб.  -  Начиная  от
большой горы и к югу они называются  Зелеными  горами.  Там  живут  эльфы,
честное слово! Я, правда, так ни разу их и не видел. Они редко  появляются
в городе, так же как и я, и потому мы ни разу не встретились, наверное, мы
приезжаем в город в разное время. А видите горы  позади  нас?  Те,  что  к
северу? Вы и приехали-то сюда вдоль их отрогов. Это Стальные горы.  -  Тут
Пратт доверительно шепнул: - Знаете, кто там живет? Гномы!
     Услышав  это  слово,  Кевин  поморщился.  Пратт  произнес  это  слово
совершенно как "громы".
     - Гномы? - попробовал произнести Кевин.
     - Да, гномы. Но и их я ни разу не  видел,  хотя,  говорят,  они  тоже
бывают в городе, - подавленный  такой  несправедливостью,  Пратт  горестно
вздохнул. - Но мне доводилось  видеть  их  изделия  из  металла.  Чудесная
работа.
     В воздухе запахло дымом, за деревьями показались хижины дровосеков  и
их печи, в которых они пережигали древесный уголь.  Между  стволами  также
виднелись небольшие расчищенные поля небольших хуторов.
     - Участки свободных землевладельцев, - пояснил Пратт, указывая  рукой
по обе стороны от дороги. - Земли лорда Дамона лежат на том берегу реки, к
северу. А вот здесь, - он показал на юг,  -  восточнее  городка  -  Старый
замок. Он действительно очень древний. Я никогда там не был,  но  говорят,
что это самое большое строение, хотя оно и больше всех разрушено и изрядно
заросло. Говорят, что он был построен  тогда  же,  когда  и  те  стены  на
перевале, где вы нагнали нас. Да,  были  времена,  когда  здесь  было  еще
опаснее, чем теперь.
     Тем временем дорога расширилась настолько, что на ней свободно  могли
разминуться два больших фургона, и внезапно вырвалась из леса  на  простор
полей. Пратт тут же остановился и широко развел руки в стороны.
     - Здесь было место, где останавливались торговые караваны, - объяснил
он. - Бывало, здесь скапливалось столько фургонов, что их  и  сосчитать-то
было невозможно. А теперь гляньте - ни одного!
     - Быть может, еще не  сезон?  -  предположил  Кевин.  -  Насколько  я
заметил, дорога еще не годится для путешествий.
     - Да нет, торговля уже должна начинаться, - возразил ему Пратт.
     И с  этого  открытого  места,  где  раньше  останавливались  торговые
караваны, Кевин впервые хорошенько разглядел город.

     Солнечная река  текла  с  севера,  широкая  и  полноводная  благодаря
обильным весенним дождям и бурному таянию снегов на вершинах. Прямо  перед
городом она резко поворачивала и скрывалась в широком ущелье.  В  излучине
реки в беспорядке теснились  глиняные  мазанки  и  деревянные  хижины.  На
другом берегу реки начиналась главная часть города. Постройки  карабкались
по крутому обрыву, громоздясь буквально друг на  друга  прямо  от  берега.
Издалека эта часть города выглядела совершенно как небольшая горная страна
коньков крыш, дымоходов и верхушек деревьев. Извилистые  улочки  пролегали
по естественным складкам берегового склона и потому совершали  неожиданные
зигзаги,  поворачивали  под  немыслимыми  углами,  петляя  по  уступам   и
террасами. Серо-голубые барашки дымов оттеняли небо.
     Небольшой замок лорда Дамона действительно был  выстроен  на  плоской
вершине могучего утеса, который возвышался из воды как раз  в  том  месте,
где сливали свои воды Солнечная и Бешеная. Кевин не мог не  согласиться  с
тем,  что  замок,  благодаря  такому  выгодному  местоположению,   обладал
значительной оборонительной мощью. Над  главной  башней  реяло  зеленое  с
золотом знамя Латонии, на башне пониже развевался вымпел зеленого цвета  с
серебром - очевидно, цвета лорда Вейлского.
     С обоих берегов реки были выстроены мощные пирсы, и  Кевин  разглядел
опытным глазом моряка несколько пришвартованных к причалу  больших  судов.
Одно из них было, пожалуй, больше двадцати шагов в длину.
     - Здесь что, много плавают по реке? - спросил он с удивлением.
     - Да, сэр. Это все торговля. Конечно, на север никто  не  ходит,  там
слишком мелко, а вот вниз по реке - очень часто. Говорят,  они  спускаются
по реке до Риверсайда и Армлидейла. Некоторые клянутся, что  доплывали  до
самого Большого города и возвращались, хотя я и  не  пойму  как,  -  Пратт
покачал головой. - Река ведь течет только в одну сторону.
     - А здесь нет моста?
     - Нет, сэр. Два или три раза попробовали, да только ничего  из  этого
не вышло. В первый раз попытались перекинуть мост прямо  в  городе,  но  в
излучине оказалось слишком глубоко, и они не смогли  подыскать  для  моста
подходящих опор. Пытались и чуть выше по  реке,  но  дух  Солнечной  очень
рассердился. Он сокрушал этот мост всякий  раз,  как  его  достраивали  до
половины. Тогда  приехал  какой-то  маг,  с  его  помощью  огромную  скалу
сбросили прямо посреди реки, и  все,  казалось,  уже  было  готово,  чтобы
настилать мост, но тут река встала  на  дыбы  и  превратила  эту  скалу  в
щебенку. Так что дух этой реки - очень могучий дух.
     Теперь широкая дорога, по которой двигались Пратт и Кевин, шла  прямо
через плотное скопление убогих строений, туда,  где  возле  реки  виднелся
целый ряд деревянных складских бараков.
     - Это тоже часть города, - объяснил Пратт  вполголоса.  -  Называется
она Кроссривер или Переправа. Сюда даже городская стража  не  заглядывает.
Это "черный город", здесь живут гончары, кузнецы  и  другие  ремесленники.
Городской совет считает, что эту  часть  города  можно  было  бы  запросто
спалить, чтобы она не доставляла лишних хлопот. Здесь ведь есть и  другие,
которые  промышляют  какими-то  темными  делами.  Лучше   нам   здесь   не
задерживаться, - резюмировал Пратт и поспешно взглянул на Кевина: -  Я  не
хотел сказать, что вы не сможете о себе позаботиться.
     Теперь по сторонам дороги теснились покосившиеся харчевни и  лавчонки
с дешевыми товарами,  однако  жители  попадались  им  очень  редко,  да  и
выглядели они мрачными и подозрительными.
     - В Кроссривер мало кто работает днем, - рассказывал  Пратт,  -  если
только мимо не идет торговый караван, а из-за разбойников в горах караваны
стали ходить редко. Он немного оживает ночью, как говорят, но сам я  этого
не знаю. Во всяком случае, даже по нужде я бы здесь не остановился, не  то
чтобы просто так.
     Дорога заканчивалась  на  широкой  пристани.  То  тут,  то  там  были
привязаны к пирсу небольшие лодки, баржи, а также суда побольше. Тут же на
них посыпались предложения перевезти их на тот берег.  После  ожесточенной
торговли  между  тремя  перевозчиками  они  остановились   на   одноглазом
паромщике, который вдруг принялся настаивать на том, чтобы за коня  Кевина
ему было уплачено, как за полную повозку. В конце концов паром  переправил
их на тот берег, причем Кевин прикинул в уме, что ширина реки у  переправы
составила шагов двести. Так или иначе, но они все-таки  достигли  каменной
пристани Мидвейла.
     За  пристанью,  позади  приземистых  каменных  складок  и   складских
навесов, узкая  полоска  берега  между  рекой  и  городом  была  заполнена
городским рынком. Здесь они расстались.  Пратт  отправился  на  восток,  в
нижнюю часть города.
     - Они выселили дубильщиков и  сукновалов  из  города  из-за  вони,  -
улыбнулся он, - но я что-то  не  чую  разницы.  Счастливо  вам,  Кевин  из
Кингсенда.
     Кевин прощально поднял руку:
     - И тебе того же, Пратт из Внешнего Вейла.
     Пратт рассмеялся и повел своего мула прочь  через  сутолоку  базарной
площади. Лишь только повозка тронулась,  мальчик,  молчавший  всю  дорогу,
внезапно сказал:
     - А как зовут вашу лошадь, сэр?
     Кевин некоторое время смотрел на  своего  коня,  легкая  улыбка  чуть
тронула уголки его губ.
     - Я пробовал по-разному, но он не отзывается. Я зову его просто Конь,
- ответил он. В ответ конь поднял голову  и  нехотя  покосился  в  сторону
хозяина. - Похоже, его это устраивает, - заключил Кевин.
     Сын Пратта сидел, широко  раскрыв  рот.  Пратт  рассмеялся  гулко,  и
вскоре они уже затерялись в базарной толчее.
     Солнце начинало клониться к закату, и Кевин повел коня туда, где, как
ему казалось, начинала взбираться вверх по холму главная  улица,  и  город
сомкнулся вокруг него. Здесь в воздухе  не  ощущался  тошнотворный  запах,
который преследовал Кевина в Латонии. Он так и не смог привыкнуть  к  этой
отвратительной вони, особенно по сравнению со свежими запахами моря. Порой
ему казалось, что он уже несколько недель не осмеливается вдохнуть  полной
грудью.  Но  даже  здесь,  в   Мидвейле,   на   маленьком   клочке   земли
сосредоточилось слишком много людей и  животных,  занятых  самыми  разными
делами. Здесь было слишком много шума и движения:  лаяли  собаки,  повозки
грохотали  колесами  по  булыжной  мостовой,   непристойные   ругательства
выкрикивались в шутку и всерьез, звучали крики торговцев.
     - Вино, вино, прекрасное вино! Целая кружка за  одну  медную  монету!
Прекрасное вино!
     - Большие пирожные, маленькие пирожные! Одно пирожное за медяк!
     - А вот свежая крольчатина! - восклицал  охотник,  неся  через  плечо
длинный шест, увешанный ободранными тушками. - Дивные  кролики,  покупайте
их, пока они еще бегают!
     - А вот сидр, прекрасный сидр, валит с ног взрослого мужчину! Коварен
и силен! За две монеты вы убедитесь, что я не солгал! Покупайте сидр!
     Кевин смотрел прямо перед собой, не обращая  внимания  на  выкрики  и
обращенные на  него  взгляды,  окружив  себя  своими  невидимыми  стенами,
которые  ограждали  его  от  толпы  и  от   многих   вещей,   происходящих
одновременно.
     Он не любил быть в центре внимания, но на этот раз  виноват  был  его
конь. Внимание зевак на улице привлекали не только невиданные размеры,  но
и необычное поведение животного. Конь сбросил с себя безразличную дремоту,
теперь его голова вздымалась высоко над толпой, уши были отставлены назад,
шея круто выгибалась. Конь двигался за Кевином несколько наискось,  словно
лемех гигантского плуга. Такой способ движения, при  котором  левое  плечо
коня едва не касалось спины Кевина,  помогал  достичь  сразу  двух  вещей:
во-первых, гремящий копытами по мостовой конь прокладывал путь  в  плотной
толпе и сутолоке, а во-вторых, не позволял никому подойти к Кевину  сзади.
Кевину это не особенно нравилось - всякое случалось на запруженных  людьми
улицах - но он ничего не мог с этим  поделать.  Такая  поступь  коня  была
приобретена путем  долгих  тренировок,  чтобы  конь  приучался  прикрывать
корпусом спешившегося всадника.
     Прохожие,  бездельники,  поденщики,  возчики   -   все   разглядывали
невиданное животное, но послушно расступались  перед  ними,  словно  вода,
обтекающая остров.
     - Придется почаще выводить тебя в люди, - пробормотал Кевин  коню.  -
Да и меня тоже, - добавил он уже про себя, однако не слишком озабоченно.
     В тех двух или трех деревнях, где он останавливался, он столкнулся  с
неприятностями,  потому  что  в  каждой  захудалой   таверне   обязательно
отыскивался какой-нибудь болван, ищущий ссоры. В последние  два  раза  ему
просто пришлось поставить достаточно выпивки, чтобы  поднять  их  скверное
настроение. Тогда ему казалось, что он поступил правильно, но позднее...
     Кевин тряхнул головой и принялся рассматривать незнакомый город.
     Вдоль улицы тянулись лавки и магазинчики, деревянные  ставни  которых
были подняты на манер навесов над прилавками. Обшитые деревом вторые этажи
домов нависали над улицей так, что небо виднелось только сквозь узкую щель
между  примыкающими  вплотную  застекленными  террасами.   Каменные   дома
выходили на улицу большими стеклянными окнами в свинцовых рамах, а тяжелые
двери  то  и  дело  открывались,  впуская  с  улицы  шумных   посетителей.
Извилистые улочки и аллеи сворачивали то вправо, то влево, словно человек,
не уверенный в  том,  куда  ему  надо  идти.  Часто  встречались  каменные
ступени, которые вели вверх по склону сквозь узкие проходы  между  домами.
Время от времени улицы выходили на небольшие уютные  площади,  с  каменным
бассейном и  фонтаном  посередине,  а  затем  снова  принимались  кружить,
раздваиваться, снова сходиться, разветвляться, заканчиваться тупиками  или
дворами, петлять, превращаться внезапно в ступени, спускаться к  реке  или
взбираться в гору. Казалось, что  план  города  был  скопирован  со  следа
пьяной гусеницы. Несколько раз  Кевин  вынужден  был  поворачивать  назад,
чтобы снова отыскать то, что казалось ему  главной  улицей.  Когда  же  он
спрашивал прохожих, где находится Королевский Армс-Холл, ответом  ему  был
недоуменный взгляд.
     - Как вы сказали, Королевский  Армс-Холл?  Насколько  я  знаю,  здесь
такого нет. Казармы городской  Стражи  дальше,  выше  по  холму,  -  далее
следовал неясный указывающий жест.
     - Как мне туда добраться?
     Следовала задумчивая гримаса, горожанин чесал  в  затылке  и  глубоко
задумывался.
     - Вам надо бы... сначала найти  Кишечный  переулок,  затем  дойти  до
Козьей лестницы... - горожанин снова замолкал, разглядывая  коня.  -  Нет,
так не получится.
     Тут же свою помощь предлагал случайный прохожий:
     - Вы ступайте по Чартер-Вей  до  свечной  торговли,  затем  вверх  по
Медвежьему Ущелью, до тех пор пока не увидите...
     - Нет, не  так,  -  перебивал  еще  кто-то,  -  ты  только  запутаешь
человека. Сэр должен пойти по Бейкер Роуд до фонтана  у  Старых  Ворот,  а
затем по Большой лестнице...
     - Да у тебя чердак протек, дружище! Ведь ему придется  тащить  такого
здоровенного битюга вверх по Большой  лестнице!  Лучше  пойти  по  дубовой
аллее до самой Стены, а там, у Коровьего брода...
     - Нет, ты совсем не соображаешь. Пусть это  и  напрямки,  но  как  он
протащит свою лошадь через Скандальный переулок?
     - А тогда пусть повернет у Черри-Корт, и тогда ему не  придется  идти
через Скандальный.
     - Черри-Корт ведет назад к Барн-Лейн.
     - Ничего подобного, Барн-Лейн ведет вверх, к...
     Кевин оставил их спорить дальше. Похоже, что они просто развлекались.
На следующей же площади он  повстречал  задумчивого  юношу,  который  смог
помочь ему гораздо больше.
     - Поверните налево вон там, - указал он, - а  на  первом  перекрестке
держитесь правой стороны и попадете на Пурли-Лейн. Там, уже  через  восемь
или девять дверей, увидите Коровью площадку и повернете  направо.  Казармы
Стражи расположены в самом конце Старой Восточной дороги к Воротам.
     На мгновение взгляд его остановился на коне.
     - Неужели это всего один конь? - спросил он, улыбаясь.
     - Нет, только кусочек. Лодочник не смог перевезти его целиком за один
раз.
     - Отличный конь.
     - Спасибо за то, что указали мне путь.
     - А вам спасибо за зрелище.

     Двое мужчин сидели друг напротив друга в маленькой и дымной таверне в
Верхнем Вейле. Тот, что был побольше, сделал большой глоток эля из кружки,
вытер бороду и с беспокойством оглядел комнату. Несмотря на то, что в двух
каминах ревело пламя, холодный пасмурный день снаружи оставался все  таким
же промозглым и неуютным, и  потому  немногочисленные  посетители  таверны
сидели нахохлившись и молчали. Более крупный человек наклонился через стол
к своему товарищу и тихо сказал:
     - Много страшных дел затевается, Джес. Мне это не нравится.
     - Да, - кивнул его товарищ. -  Старина  Лейм  Том  на  днях  гнал  из
Чаркрика стадо свиней. И они вдруг словно  взбесились  и  разбежались.  Со
свиньями это бывает, но Лейм говорит, что они как-то  странно  себя  вели.
Ему удалось  собрать  только  половину  из  них,  когда  он  услышал,  как
остальные визжат в лесу, как будто их режут. Вдруг они все  замолчали.  Он
отправился посмотреть, в чем там дело, но ничего не  нашел,  только  пятна
крови. Он клянется, что кровь была повсюду, даже на деревьях. Так  что  он
помчался оттуда, словно кошка, которой подожгли хвост. Он говорит, что  он
убежал, и я не могу его обвинять. А  теперь  я  спрашиваю  тебя,  кто  мог
заставить полудиких свиней вести себя так, а затем задрать их и унести?
     - Я не знаю, Джес.
     - Да-а... В последнее время такой ответ  стал  обыкновенным.  Слишком
много таких новостей, от которых  волосы  встают  дыбом,  и  слишком  мало
добрых известий...

     Из книги Мага Вейлского Экклейна "Вейл":
     "В нескольких сотнях миль от города Латония, вверх по  течению  реки,
граница  королевства  Латония  обозначена  крутыми  горами   Макааб.   Они
протянулись с севера на юг подобно высокому,  зубчатому  крепостному  валу
более  трех  сотен  лиг  длиной,  разделив  Латонию  и  Палан   столь   же
определенно, как наводящая страх полуразрушенная стена. С той стороны  гор
Макааб, с которой восходит солнце, в  верхнем  течении  реки  Солнечной  и
располагается протяженная  долина,  ныне  известная  под  названием  Вейл.
Первоначально эта местность называлась Вестершир,  и  населяли  ее  беглые
рабы,   отбросы   общества,   скрывающиеся   преступники,    разнообразные
вольнодумцы и прочие, подобные им. Однако нет  никакого  проку  перебирать
истлевшие кости: теперь долина называется Вейл и она будет так  называться
до тех пор, пока и наши кости не истлеют в земле.
     Северная  часть  долины  именуется  Верхним  Вейлом,   нижняя   часть
называется Мидвейл. Долина, путь в которую лежит через ущелье,  называется
Внешним Вейлом. Никто не знает, почему в названиях местности не  соблюдена
логика, но эти названия общеприняты, и теперь каждому становится  понятно,
о какой местности идет речь. Это представляется так же весьма  ценным  при
выяснении направления и определении местоположения.
     Для людей малосведущих должен  непременно  пояснить,  что  правильное
название гномов - номены. Само слово "номен" -  это  форма  множественного
числа  от  единственного  "ном".  Слово   "ном"   обозначает   конкретного
индивидуума, в то время как "номен" означает  весь  народ  в  целом.  Сами
гномы называют себя только таким образом, и следует сделать предположение,
что они знают, что говорят.
     Вейл является одним из весьма необычных  и  любопытных  районов,  где
люди, карлики - "литтлеры", номены и эльфы живут бок о  бок,  не  позволяя
древним предрассудкам одержать верх над  их  здравым  смыслом.  Это  очень
редко случается  и  потому  представляет  немалый  интерес.  Очень  многие
приводят  логичные   доказательства   того,   что   подобное   гармоничное
сосуществование является невозможным, и мало кто пытается аргументированно
показать, каким образом это явление появилось на свет. Кстати говоря,  это
не менее любопытная история.
     В невысоких горах к югу от Мидвейла, которые логично было бы  назвать
Нижним Вейлом, лежит Тришир - страна литтлеров. Они, как  правило,  всегда
готовы объяснить вам, что они живут не  в  Вейле,  а  в  Тришире,  который
состоит из трех частей: Нортшира, Вестшира и Фар Хиллшира. С этим никто не
спорит, карлики живут там дольше, чем люди.
     Что  касается  гор  Макааб,  то  южнее  Скалы-Замка  они   совершенно
неожиданно начинают называться Зеленые горы. Это место  жительства  эльфов
из Зеленогорья, и ни один из литтлеров не может ничего возразить по поводу
их названий, ибо они живут здесь еще дольше, чем карлики.
     Но раньше всех поселились в этом районе номены Стальных гор, сурового
края, окаймляющего Вейл с востока,  тянущегося  на  север  вдоль  бассейна
Солнечной реки. Их вовсе не беспокоят те названия, которые мы употребляем.
Существует такая занимательная точка зрения, что мы интересуем  номенов  в
гораздо меньшей степени, чем они нас.
     В Вейле существует два  значительных  поселения  людей  -  Милфорд  в
Верхнем Вейле и Мидвейл в Мидвейле. Из этих двух поселков более крупным  и
значительным  безусловно  является  Мидвейл,  хотя   жители   Милфорда   в
большинстве своем не  придерживаются  подобных  взглядов.  Однако  главная
причина большей  значимости  Мидвейла  налицо  -  он  расположен  в  таком
выгодном месте, что никак не может быть менее важным.
     Река  Солнечная,  как  будто  выйдя  из   своего   буйного   детства,
протекавшего в Верхнем Вейле, внезапно как  бы  взрослеет,  успокаивается,
становится глубже и в том месте, где в нее впадает река Бешеная, совершает
резкий поворот на восток. Мидвейл как раз и седлает эту излучину и  именно
в том месте, где реку пересекает Великий Западный торговый путь.  Торговля
с востоком непременно должна в этом месте пересесть на суда и баржи, чтобы
дальше двигаться к Латонии и к морю. Как  заметил  однажды  разочарованный
торговец, - чувствующий, что его здорово надули местные купцы - это  самое
подходящее место для города, рано или поздно, но его обязательно бы  здесь
построили.
     Стараясь противопоставить что-то той волне обвинений,  которая  могла
захлестнуть город, жители Мидвейла готовы предложить любые услуги, которые
только могут понадобиться усталому путешественнику. Все, что угодно  -  от
чего-то особенного до предметов роскоши - можно  получить  в  Мидвейле  за
умеренную цену.
     История Вейла тянется очень давно. В сохранившихся с древнейших веков
рукописях встречаются ссылки на "мрачную, кровью политую страну в  верхнем
течении Западной реки (Солнечная),  ужас  наводящую  угрюмыми  очертаниями
Зубастых гор" (Макааб).
     Поскольку я в своих скромных записках  не  смею  надеяться,  что  мне
удастся подняться до таких ослепительных высот художественного слова,  мне
пришлось составить краткий комментарий к истории.
     Этот комментарий может оказаться полезным для тех, кто ищет  факты  и
знания, а не смешные истории и поверхностные сведения".

                                    2

     Шериф  мидвейлской  городской  стражи  был  очень  опытным  человеком
массивного, плотного телосложения. Ему едва перевалило за  пятьдесят,  был
он жилист и крепок, а его обветренное лицо постоянно  сохраняло  выражение
внимательной  недоверчивости.  Казалось,  что  он   целиком   состоит   из
побывавшего в употреблении  оружия  и  потертых  ремней  сыромятной  кожи.
Взгляд светло-голубых выцветших  глаз,  глубоко  посаженных  и  сверкающих
из-под  насупленных  бровей,   излучал   такую   первобытную   энергию   и
враждебность, что заставлял  окружающих  немедленно  вспомнить  о  хороших
манерах.
     Сейчас он был лишь слегка раздражен, что  существенно  отличалось  от
его обыкновенного состояния. Глаза из-под нависающих седых бровей блестели
стальным блеском, а квадратная  борода  топорщилась,  как  проволочная.  В
своей свободной тунике  зеленого  цвета,  уперев  руки  в  бока  и  широко
расставив обутые в ботинки ноги,  он,  казалось,  занимал  гораздо  больше
места, чем на самом деле.
     Молодой стражник застыл  перед  ним,  широко  раскрыв  глаза  в  позе
почтительного внимания.
     - И чей же это караван? - спрашивал шериф, причем голос его напоминал
звук тупой пилы, вгрызающейся в гранит.
     - Мне не известно, сэр, -  отвечал  молодой  стражник.  -  Это  новый
человек в торговле, но он не из рабовладельцев, насколько нам... насколько
я знаю.
     В голосе шерифа появились вкрадчивые интонации:
     - А ты, с твоим опытом, конечно, знаешь их всех наперечет,  мой  юный
друг. Часовые извещены о караване?
     - Да. Они уже выслали ему навстречу конвой.
     - Хорошо сделали. А тебе, Станус, я скажу вот что.  Возьми  шестерых,
встретишь караван на Башенном мосту. Постарайся объяснить этому  торговцу,
какой закон действует в Мидвейле: никакой  работорговли,  никакой  продажи
или покупки невольников, никаких остановок в городе. Пусть следуют прямо к
Переправе и без всяких этих штучек встанут лагерем возле дороги к Стальным
горам. При любом нарушении  закона  караван  будет  расформирован,  а  его
собственность  конфискована  именем  Дамона,  лорда   Вейлского.   Сможешь
запомнить все это?
     - Да, сэр, но я думаю, что часовые скажут им обо всем этом.
     - Пусть тебя не заботит то, что тебя не касается, парень. Скажешь  им
еще раз. Понятно?
     - Так точно, сэр. Еще одно: старшина каравана клянется, что у них нет
никаких рабов, у них только пленники. Он говорит, что они...
     Шериф внезапно рассердился:
     - Этими штуками меня не проведешь и не обманешь! - зарычал он. - Если
они выглядят, как рабы, если они пахнут, как рабы, если с ними обращаются,
как с рабами, значит, они и есть рабы, по крайней мере, в  соответствии  с
нашим законом! Если ему это не понравится, тогда он сам может превратиться
в пленника! Теперь тебе ясно?
     - Так точно, сэр.
     - Тогда объясни ему то же самое. Я не собираюсь разжевывать  это  еще
раз!
     Молодой человек нервно облизал губы:
     - Есть, сэр, но держу пари, что им это не понравится.
     - Им не понравится? - серо-стальные глаза блеснули, шериф  наклонился
вперед так, что выкрикивал слова прямо в  лицо  стражнику:  -  Если  ты  в
течение пяти секунд не сядешь на коня и не отправишься на заставу, это  не
понравится мне! Что из этого ты выберешь для себя?
     - Есть, сэр! - молодой стражник бегом помчался на конюшню.
     -  Брекен!  -  громко  позвал  шериф,  эхо  его  голоса   многократно
отразилось от стен и  каменных  плит,  которыми  вымощен  был  плац  перед
казармами.
     Из дверей немедленно показался стражник, вооруженный  мечом.  На  его
тунике пестрели какие-то значки, а гордое и самодовольное  выражение  лица
указывало на то, что  стражник  является  обладателем  одного  из  младших
чинов.
     - Сударь мой!
     - Какой я тебе сударь? Забудь это слово.
     - Есть, сэр.
     Шериф кивнул.
     - Пусть  он  и  сын  чиновника  из  городского  совета,  но  у  этого
ничтожества Стануса кишка тонка дал службы! У него есть еще  десять  дней,
чтобы доказать, что голова у него на плечах,  а  задница  внизу.  Он...  -
шериф внезапно запнулся, уставившись  в  направлении  восточных  ворот.  -
Могущественные боги!..
     Молодой человек, одетый как военный, вступил  на  территорию  казарм,
ведя под уздцы самого большого коня из всех,  которых  приходилось  видеть
шерифу. Благодаря тому,  что  конь  двигался  немного  боком,  создавалось
впечатление, словно он подталкивает своего хозяина сзади.  В  этот  момент
молодой человек бросил повод, и огромный конь  резко  остановился,  словно
примерз там, где стоял. Увидев это, шериф одобрительно хрюкнул.
     - Это вы - шериф Мидвейла? - спросил юноша.
     Его  голос  прозвучал  тихо  и  застенчиво.  Несмотря   на   морщину,
прорезавшую  лоб  молодого  человека,  в  его  голосе  не  было  и   следа
озабоченности. В всяком случае - пока.
     - Это я, - шериф отрывиста кивнул.
     - Мое имя - Кевин из Кингсенда. Я бы хотел получить квартиру для себя
и моего коня.
     - Быть может, вы обратили внимание, юноша,  что  здесь  не  постоялый
двор.
     Молодой человек остановился прямо перед  шерифом,  и  хотя  тот  едва
доставал юноше до подбородка, он так и не поднял головы.
     - Как, ты говоришь, твое имя?
     - Кевин из Кингсенда.
     - Никогда не слыхал.
     - Это городок на побережье, далеко на западе в королевстве  Венца,  в
самом конце Королевского Тракта, - едва  заметная  улыбка  промелькнула  в
уголках его губ. - Как говорится, не самый край света, но оттуда уже рукой
подать.
     - Так, понятно.  А  чем  ты,  -  шериф  внимательно  оглядел  оружие,
экипировку и коня, - занимаешься? Или об этом можно не спрашивать?
     - Я - вольный рейнджер.
     - Вот как! - шериф позволил своему лицу отразить удивление. Затем  он
повернулся к Брекену, на лице которого играла хитроватая  усмешка:  -  Вот
это да, Брекен, не вольный стрелок, не  просто  странствующий  рыцарь  или
королевский гвардеец, а целый  рейнджер!  -  С  показным  вниманием  шериф
принялся осматривать Кевина с головы до пят, время от  времени  восхищенно
присвистывая. - Подумать только! Никогда раньше  не  видел  ни  одного,  -
бормотал он, - они так редко встречаются... мне всегда казалось,  что  они
должны быть гораздо больше. - Он отступил на шаг и сделал  резкий  жест  в
сторону ухмыляющегося стражник: - Брекен, арестовать его!
     Брекен быстро и вопросительно  глянул  на  своего  начальника,  затем
сделал неторопливый шаг вперед, вытаскивая меч.
     - Ну, иди-ка сюда, мальчик...
     Конь громко  всхрапнул,  вздернул  высоко  вверх  огромную  голову  и
двинулся вперед.
     - Стоять! - приказал молодой человек.
     Его рука совершила неуловимо быстрое движение к правому  плечу.  Ярко
сверкнула сталь, раздался звон и... меч Брекена взмыл в воздух,  описал  в
нем сверкающую дугу и с лязгом  упал  на  каменные  плиты  двора.  Молодой
человек стоял нахмурясь, чуть наклонив вперед лезвие своего длинного меча,
не делая, однако, попыток напасть.  Шериф  обратил  внимание  на  то,  что
лезвие меча не дрожит, хотя юноша  держит  его  рукоятку  свободно,  почти
небрежно, а голос остается спокойным, хотя и резким.
     - Во имя справедливости, шериф, вы принуждаете меня спросить,  в  чем
меня обвиняют?
     Шериф  криво  улыбнулся,  при  этом  лицо  его  перекосилось.  Улыбка
совершенно ему не шла.
     - Ни в чем. Я просто проверял твои слова. Если бы ты оказался не тем,
за кого себя выдаешь, Брекен арестовал бы тебя, а я пинком погнал бы  тебя
вниз по дороге, за то, что ты - лживый  дешевый  щеголь,  явился  сюда  со
своей жестяной сабелькой и стремился что-то доказать. Этаких хлыщей теперь
полно в горах и в лесу.
     Меч Кевина, однако, не дрогнул, а взгляд оставался жестким.
     - А что, если бы я ошибся, что, если бы  ваши  меры  предосторожности
сбили меня с толку? Что, если бы я убил или ранил вашего человека?
     Улыбка  на  лице   шерифа   быстро   сменилась   выражением   хмурого
недовольства, которое ему было привычнее.
     - Разве ты видишь, чтобы где-нибудь на мне было написано - "дурак"? -
проворчал  он.  -  Твое   чувство   долга   должно   было   воспротивиться
несправедливому обвинению. Если бы ты не был вольным рейнджером, ты не мог
бы и пальцем до него дотронуться, а если бы ты им был, то не  стал  бы.  -
Некоторое время он молча смотрел на молодого воина, потом  сказал:  -  Или
это можно было выяснить как-нибудь иначе?
     Молодой человек ухмыльнулся.
     - "Пусть беззащитный  останется  невинным,  пока  не  будет  доказано
обратное", - процитировал он, опуская меч.
     - Беззащитный... - пробормотал Брекен, мрачно разглядывая свой меч.
     Шериф не обратил на него никакого внимания:
     - Быть может, и верно, что мы здесь никогда не видели рейнджера, но я
знаю правила,  Кевин  из  Кингсенда.  Если  бы  ты  здесь  поранил  нашего
прекрасного Брекена... - Теперь Брекен тоже уставился на  шерифа,  потирая
запястье. Шериф попытался выдавить из себя еще одну улыбку: -  Как  бы  ты
смог повредить человеку с таким добрым лицом?
     Широкое лезвие сверкнуло  в  воздухе,  перевернулось  возле  плеча  и
скользнуло  за  спину  молодого  человека,  возвращаясь  в  ножны.   Кевин
продолжал ухмыляться.
     - Мне кажется, что вы слишком легко рискуете здоровьем других, шериф.
     - Как я рискую, не должно тебя касаться.
     - Но мне не нравится, когда со мной играют в игрушки, -  и  он  хмуро
посмотрел на стражника.
     - А ты действовал слишком медленно. Ты  подумал,  прежде  чем  начать
действовать. В другом месте и в другое время ты бы уже валялся  на  земле,
как кусок мяса.
     Брекен презрительно скривил губы:
     - Хочешь попробовать еще раз? Посмотрим, может быть, у меня получится
сделать так, как ты больше любишь.
     - Охлади свой пыл, Брекен, - шериф предостерегающе вытянул  узловатую
мощную руку. - Беззащитный - самое подходящее слово в этом случае. Я  знаю
тебя, но, похоже, этот тип тебе не по плечу. Мне кажется, этот парень и  в
самом деле вольный рейнджер. Так что скачи к Западным воротам  и  пригляди
за Станусом. Посмотрим, сможет ли он поговорить с этими  работорговцами  и
не наложить в штаны.
     При первых словах шерифа  стражник  вспыхнул,  но  потом,  метнув  на
Кевина последний  вызывающий  взгляд,  быстро  зашагал  к  стойлам.  Шериф
повернулся к Кевину:
     - Ну, а с тобой что мне делать?
     - Я не знаю, шериф, что вы собираетесь со мной делать. Я пришел  сюда
в поисках квартиры, а вместо этого мне навязывают какую-то детскую игру.
     - Но я же объяснил тебе! Причины для этого имеются, и очень важные. Я
верю, что ты на самом деле рейнджер, но это  не  очень  меня  успокаивает.
Откуда ты пришел к нам?
     - С востока и севера.
     - И куда ты направляешься?
     - На запад.
     - Не слишком умно на сегодняшний  день.  Может  потребоваться  больше
одного рейнджера. На перевалах  попадаются  такие  штучки,  которые  могут
послужить нешуточным испытанием дня доброй дюжины рейнджеров. В Мидвейле к
тому же гораздо больше постоялых дворов, чем здравого смысла. Почему  тебе
так хочется остановиться в казармах Стражи?
     - Потому что мне не хочется каждый раз  тащить  седло,  сбрую  и  все
остальное в свою комнату, чтобы ничего не пропало. Но даже в  этом  случае
они не будут в безопасности. Так есть у вас койка для меня  и  стойло  для
коня или нет?
     - Как долго ты собираешься пробыть здесь?
     - В чем вы подозреваете меня, шериф?  Я  -  Королевский  рейнджер,  я
обучался в Королевской военной академии  у  мастеров  Раскера  и  Сэнтона,
моими поручителями были капитан латонской городской стражи Даннел  Лейк  и
сержант Рейлон Уотлинг, которые, я уверен, преданно служат королю Латонии.
Я явился сюда вовсе не для того, чтобы проредить население вашего  городка
и сложить их головы в кучу на базарной площади! Я приехал  сюда  вовсе  не
для того, чтобы быть для кого-то проблемой, шериф!
     Шериф, казалось, не заметил вызывающего тона,  каким  разговаривал  с
ним Кевин, его голос оставался таким же негромким и спокойным:
     - Теперь такое время, что приходится  подозревать  всех  незнакомцев.
Дороги почти закрыты из-за разбойников и  чудовищ.  Ты  мог  бы  оказаться
рыцарем, ступившим на кривую дорожку, который пробирается  в  горы,  чтобы
присоединиться к таким же, как он.
     - А еще я мог бы  оказаться  племянником  короля,  который  послан  с
проверкой деятельности шерифов.
     - Для этого ты слишком смышлен, - он, казалось, что-то  обдумывал.  -
Ты что, остался без гроша в кармане?
     - Я уже объяснил вам, шериф, почему мне не хочется останавливаться  в
постоялом дворе. Похоже, что мы с вами в равной степени не доверяем  чужим
людям, шериф.
     - Да, пожалуй, и мне  не  захотелось  бы  таскать  снаряжение  такого
большого коня, - согласился шериф. Указав в сторону лестницы,  ведущей  на
галерею  второго  этажа,  он  сказал:  -  Там  наверху  есть  комнаты  для
наемников, в соответствии с Хартией Вейла. Если ты действительно на службе
короля, то можешь располагаться. У меня  нет  никакой  бумаги  и  никакого
контракта. Но я присягал на верность королю и готов служить ему  в  случае
необходимости.
     - Ладно, кто-нибудь покажет тебе свободное стойло и ванную.  Это  что
касается квартиры. В "Знаке голубого кабана" подают  выпивку  и  приличную
закуску. Это на Верхней улице, на самой бровке холма. Можешь  выйти  через
задние ворота и сразу попадешь  на  Шестьдесят  Шесть  Ступеней.  -  Шериф
повернулся и крикнул: - Беркс!
     В пролете арки показался старик, двигавшийся медленно,  словно  между
мыслью и действиями его происходила какая-то заминка:
     - Да, сэр!
     - Позаботься о молодом человеке.
     Корке кивнул и медленно подошел. Шериф в это время рассматривал коня.
     - Приходилось когда-нибудь сражаться на этом мастодонте?
     - Один раз.
     - Трудно им управлять?
     - Не очень. Я обнаружил, что если  сумеешь  повернуть  его  голову  в
нужном направлении, то остальное умудряется последовать за ней.
     Шериф кивнул:
     - Наверное, словно скала, катящаяся в пропасть.  Я  -  Люкус  Гаскин,
шериф лорда Мидвейлского.
     Кевин  кивнул  в  ответ,  улыбаясь  своим  мыслям.  Несмотря  на  всю
колючесть и внешнюю неприветливость, в  шерифе,  несомненно,  было  что-то
привлекательное. Он сильно напоминал Кевину Раскера из академии.
     - Как долго вы были шерифом?
     Шериф нахмурился сильнее.
     - Без этих сведений ты, разумеется, прожить не можешь.
     -  Просто  любопытно.  Вы  вовсе  не  похожи  на   высокопоставленных
служителей закона, которых я видел.
     - Не слишком благороден, а?
     - Я этого не сказал.
     - Но ты об этом спросил. Я уже слышал  это  не  раз,  -  он  уверенно
посмотрел Кевину в глаза. - Я был назначен шерифом Мидвейла лордом Дамоном
Восьмым восемнадцать лет назад. Это был отец нашего нынешнего  лорда.  Ему
нужен был кто-то, кто был способен поддерживать  порядок  и  закон  в  его
городе, а благородное происхождение к этому никакого отношения не имеет. В
то время я был командиром стражников. Предыдущий  шериф...  он  вроде  как
делал кое-что по-своему.
     - А что с ним случилось?
     - Его вызвали в замок... и он уже никогда оттуда не  вышел,  -  шериф
твердо кивнул. -  То,  что  лорд  Дамон  считает  законом,  то  законом  и
является! Это справедливый и честный закон, и он должен быть соблюден.
     - Вы, должно быть, долго были в Страже, прежде чем стать командиром.
     - Около двадцати лет. А еще раньше я состоял на королевской службе  и
сражался в той заварушке с  юго-восточниками  при  Календаи.  Там  я  стал
сержантом.
     Услышав это,  Кевин  заново  оглядел  шерифа.  Его  оценка  сразу  же
повысилась в несколько раз - эта самая "заварушка" с юго-восточниками была
основным объектом изучения в академии.
     -  Могу  еще  чем-нибудь  быть  полезен?  -  спросил   шериф   слегка
насмешливо.
     - Этого уже более чем достаточно, - поклонился Кевин.
     - Это мне известно! - шериф  хмуро  кивнул,  как  бы  еще  раз  делая
ударение на своем высказывании, затем  повернулся  и  пошел  прочь.  Кевин
увидел его прямую спину и чуть  согнутые  руки,  в  любую  минуту  готовые
схватить оружие. Каблуки его гремели по каменным плитам.
     - Бестиан! - заорал он.
     - Кто?! - раздался голос издалека.
     - Бестиан! Пусть придет ко мне в комнату, и поскорее. Я  хочу  знать,
что за подонков они с Викетом арестовали несколько дней назад!

     "Знак Голубого Кабана"  оказался  большой,  беспорядочно  выстроенной
гостиницей, громоздящейся на крыши соседних  построек,  на  самой  вершине
холма. Под крутой черепичной кровлей помещался второй этаж,  сложенный  из
темных тесаных бревен и покрытый облупившейся штукатуркой. Первый этаж был
сложен из каменных блоков,  грубо  отесанных  рукой  каменщика.  По  бокам
строения были прорублены многочисленные окна,  в  которые  вставлены  были
неровные стекла. Тяжелая дверь цвета темного масла стояла открытой.
     Просторный зал уже наполнялся завсегдатаями, празднующими наступление
вечера и хрипло приветствующими друг друга. В зале было  тепло,  благодаря
четырем   забранным   решетками   каминам   и   многочисленным    масляным
светильникам,   которые   излучали   мягкий   уютный   свет.   В   воздухе
распространялся запах эля и множества человеческих тел.
     - И я вам скажу, парни, что никогда не придет тот  день,  когда  Джон
Фэлен сможет меня уложить! Даю слово, я ему его кривой нос поправлю!
     - Этот проклятый  фургон  так  и  ездит  едва-едва,  с  тех  пор  как
Маленький Джек наехал на нем на малую стену...
     - Это тот самый Маленький Джек, который  стал  отцом  мальчишки  Энид
Парн, а потом вдул двум девчонкам Эрли Барра?
     - Он самый и есть.
     - Предприимчивый парень, не так ли?
     - ...и тогда медник и говорит няньке...
     - Истину скажу, если в ближайшие дни торговля не пойдет  в  гору,  то
очень многим не останется ничего другого, как сидеть и слушать, как бурчит
в животе.
     - ...разбойники и чудовища - вот и все, что мы слышим!
     Кевин занял пустовавший стол  в  уголке  у  дальней  стены,  так  что
ближайшие к нему окна выходили на располагающийся внизу город, на путаницу
его улиц и крыш. Он почти расслабился, но,  разумеется,  не  сильнее,  чем
всегда. Конь его был поставлен в стойло, накормлен зерном и  вычищен,  его
комнатка в казармах Стражи оказалась опрятной  и  безопасной.  Впервые  за
долгое время он выкупался и переоделся в чистую одежду  и  запасные  сухие
ботинки. Его дорожная одежда была выстирана  и  повешена  на  просушку,  и
Кевин чувствовал себя настолько близким  к  ощущению  полного  довольства,
насколько  это  возможно  для  человека.  К  тому  же  -  а  осознав   это
по-настоящему, он испытал чуть ли не шок -  в  его  плаще  и  одежде  было
зашито драгоценных  камней  на  двадцать  тысяч  золотом.  Но  это  золото
досталось ему обагренное кровью...
     Кевин поспешно отогнала от себя это воспоминание, демон  памяти  чуть
было не овладел им.
     Но эти двадцать тысяч  -  об  этом  следовало  поразмыслить.  Никогда
раньше ему и слышать не приходилось о таких деньгах, не то что представить
себя их владельцем. Его отец  совершал  сделки  с  грузом,  а  денег,  что
остались  от  продажи  "Кресчера",  он  практически  так   и   не   видел.
"Кресчер"...  Одно  это  имя  причиняло  боль.  Сержант  Рейлон  занимался
продажей шхуны и груза, а затем хранил вырученное от  продажи  золото,  но
Кевин чувствовал к этим деньгам странное отвращение: ему казалось, что это
его жизнь и жизнь его родителей выражены  в  конкретной  сумме  денег.  Он
истратил  это  золото,  выкупая  свой  контракт,  он  приобрел  достаточно
хорошего вооружения. Он также сделал подарки  Раскеру,  Сэнтону,  капитану
Даннелу и Рейлону и после долгих раздумий передал остаток денег  служителю
бога Маррина, который заведовал приютом для списанных на берег, увечных  и
престарелых моряков. Из Латонии он выехал на  взятой  напрокат  повозке  с
парой серебряных монет в кошельке.
     В Северо-восточном королевстве Кевин еще раз удостоверился,  что  бог
Удачи и Везения  имеет  два  лица.  То,  что  он  присоединился  к  группе
искателей приключений, принесло ему больше золота, чем он мог унести,  но,
с другой стороны, эта авантюра принесла ему...
     Кевин  не  в  силах  был  преградить   путь   нахлынувшим   на   него
воспоминаниям. Он в такой степени глубоко переживал это,  что  теперь  эта
пьеса разыгрывалась перед его глазами совершенно против его воли.
     Угольно-черные коридоры казались  туннелями,  прорубленными  в  самом
мраке. Кевин вспомнил влажные стены  и  омерзительный  запах,  царивший  в
подземелье. Он вспомнил, как часто он прикладывался  к  своему  бурдюку  с
вином, совершенно уверенный в своей способности  справиться  со  всем  чем
угодно, и не обращая особого внимания на советы товарищей быть начеку.  Он
только  недавно  вышел  из  стен  Военной  академии  и  удостоился  звания
рейнджера, и ему не надо было указывать, как себя вести. Именно  этому  он
учился и преуспел. Все ему так и говорили.
     Рядом с ним неслышно, словно смертельно опасный  зверь,  крался  Гоун
Тихий, гном с Голубой Горы, держа наготове щит и  боевой  топор.  Их  тени
стелились перед ними, так как позади них тихо ступала Пола, высоко держа в
руке фонарь. Когда они дошли до перекрестка, слева от  них  открылась  еще
одна темная арка-проход. Гоун остановился и вопросительно указал топором в
направлении этого прохода. Кевин кивнул. Он хотел этим сказать, чтобы Гоун
чуть отступил назад, а он - Кевин - собирался вслепую  рубануть  мечом  за
угол, на случай если кто-то - или что-то -  притаилось  там  в  темноте  и
поджидает их. Это было именно такое, подходящее место, но ему  не  хватило
времени. Он слишком промедлил с ударом, слишком расслабился, выпив вина.
     Раздался ужасный рев, огромная  фигура  ринулась  на  них  из  мрака.
Направленный прямо на него сверкнул огромный меч, и  этот  меч  начал  уже
опускаться. Кевин попытался  увернуться,  попытался  прикрыться  от  удара
щитом, прекрасно понимая, что уже слишком поздно. Но удара не последовало.
Раздался яростный лязг железа о  железо,  затем  крик  удивления  и  боли.
Что-то отбросило Кевина назад, и он упал на землю, успев  увидеть  только,
как что-то большое ускользнуло во тьму, и услышал удаляющийся топот.
     Гоун Тихий умирал, придавив к земле ноги Кевина  своим  телом.  Кевин
ясно  представил  себе,  как  гном,  его  друг,  прыгнул   вперед,   чтобы
перехватить удар, как он сбил Кевина с ног, и тогда лезвие огромного  меча
развалило его от плеча до груди. Гоун не  сказал  ни  слова  даже  теперь,
только грустно смотрел на Кевина, и на губах его застыла кривая улыбка,  а
голова в последний раз дрогнула.
     Эту картину Кевин  носил  внутри  себя,  как  тяжелую  якорную  цепь,
обвивающую сердце. И как будто этой тяжести было недостаточно.  Пола  тихо
спросила, сразу после того, как Гоун умер:
     - Еще вина, Кевин?

     Кевин яростно стиснул зубы и заставил себя  вернуться  к  настоящему.
Итак, теперь у него был огромный конь и достаточно денег, которые  помогут
ему добраться до западных краев. Чего еще он мог бы желать?
     Немного мира?
     Толстый кусок тушеной  говядины  с  луком  исходил  горячим  паром  в
закрытой глазурованной миске. Кроме него, на  столе  был  изрядный  ломоть
черного ароматного хлеба, чашка  с  маслом,  острый  сыр  и  вместительная
кружка с пенистым добрым элем. Еду аккуратно  и  ничего  не  расплескивая,
подавала миловидная девушка в голубом  платье  с  узким  лифом  и  широкой
юбкой. Насколько Кевин успел заметить, она даже была в башмаках.
     - Спасибо, - поблагодарил Кевин, улыбаясь, и был вознагражден быстрой
гримасой и дерзким реверансом.
     "Дерзкая девчонка", - подумал Кевин и подавил невольный смешок.
     Он сразу вспомнил, как старина Раскер, бывало, выговаривал курсантам:
"Не  знаю,  для  чего  я  трачу  свое  время,  пытаясь  научить  искусству
уверенного ведения боя такое ленивое собачье дерьмо,  как  большинство  из
вас! Все, что вы когда-нибудь сможете, это махать мечом в воздухе, а  ваши
копья обломает первая попавшаяся дерзкая девчонка  с  косящим  взглядом  и
другими спрятанными сокровищами".
     Он вытащил из внутреннего кармана свою  ложку,  еще  одну  память  об
академии. Она была сделана из твердого серебра с ручкой  в  форме  факела.
Это было что-то вроде награды выпускникам,  и,  по  слухам,  их  оплачивал
лично Раскер.
     "Всякий раз, парни, когда вам  случится  повесить  голову,  подумайте
хорошенько, кто вы такие - или, по крайней мере, кем  вы  должны  были  бы
быть и кого мы пытались из вас сделать. Не теряйте их!"
     Он начал есть, а учеба в академии снова ожила в его памяти.
     Очень  многие  не  выдержали  и   исчезли,   ушли,   заняв   какие-то
бессмысленные должности, и в конце концов растворились в безвестности,  не
оставив никакого следа. Многие из них были прекрасными фехтовальщиками, но
их постигла неудача из-за  отсутствия  способности  думать.  Из  тех,  кто
остался - лучше сказать "сумел выжить" - не  было  никого,  к  кому  Кевин
чувствовал  бы  близость  или  дружеское  расположение.   Часть   из   них
принадлежала к аристократическим родам, и они  с  молоком  матери  впитали
понимание древних традиций, прекрасно осознавая, что  это  -  их  право  и
обязанность. Остальные были сыновьями торговцев. Их называли "купленными",
и они старались изо всех сил, побуждаемые либо собственным желанием,  либо
волей отцов. Они трудились в поте лица, с тихой  яростью,  под  постоянной
угрозой неудачи. Но все они были чужими Кевину, они были людьми суши. Или,
скорее, это он был для них чужой.
     "Страшный талант", - называли его. "Палач с дубиной",  "Кевин-убийца"
и еще много-много подобных кличек, большинство из которых он уже  позабыл.
Но все равно академии ему подчас сильно не хватало. Там, по крайней  мере,
хотя и без друзей, но он не чувствовал себя таким...
     Одиноким?
     Он отогнал от себя и эти воспоминания. Пусть все провалится в ад!  По
крайней мере, ему повезло, и он мог выкупить свой контракт. Те, кто не мог
себе этого позволить, нынче, скорее всего, сражались на восточных рубежах,
получая и нанося удары мечом в столкновениях, происходящих там. Почему  же
он не ввязался в эту драку, как они? Сражающимся  на  том  дальнем  рубеже
наемникам король платил немалые деньги. Именно для этого его и готовили  в
академии.
     Быть может, он был слишком независимым?
     Раскер часто говорил ему:
     - Ты, парень, держишься слишком  сам  по  себе!  Это  было  групповое
упражнение! Ты что, не понял? Или ты не заметил,  что  рядом  были  еще  и
другие, когда бросился вперед? Вы должны были сражаться группа  на  группу
так, чтобы научиться взаимовыручке и бою. Это вовсе не значит,  что  можно
ходить гоголем и разыгрывать из себя героя!
     - Но мы же победили! - возражал на это Кевин.
     И Раскер орал на него, подойдя почти вплотную:
     - Пусть бы ты даже захватил королевский замок и арестовал королеву  в
ее спальне - меня это ни капли не  волнует!  Если  я,  прах  меня  побери,
говорю тебе, что это, прах его побери, должно быть  групповое  упражнение,
значит, это и должно быть групповое  упражнение.  В  одиночку,  Кевин,  ты
острее бельдийского клинка, но в группе ты не стоишь и воробьиного чиха!
     И даже в воспоминаниях Кевин вынужден был признать, что  это  отчасти
верно. Он не любил, когда вели его, не любил вести сам и не  желал,  чтобы
кто-то стоял на его пути. Однажды он услышал, как кто-то сказал:  "Вера  -
это та монета, которую лучше заработать,  чем  истратить".  Он  не  совсем
понимал, что это означает, но прозвучало это торжественно  и  значительно.
Он же был маленьким кораблем в большом море, и сам себе прокладывал  курс.
Иногда Кевину казалось, что  у  этого  высказывания  может  быть  и  такое
значение.
     Итак, он снова встал на якорь. Академия занимала такое важное место в
его памяти, потому что была одна из лучших якорных стоянок  в  его  жизни.
Нет, конечно, не сама академия, это были Раскер  и  Сэнтон  -  их  ему  не
хватало.
     -  Ну,  ладно,  -  пробормотал  Кевин  сам  себе,  припоминая  старое
присловье времен академии: "Не важно, куда идешь,  важно,  что  там  ты  и
будешь".
     Кевин оперся спиной о стену в своем углу, взял в руку кружку с элем и
стал смотреть, как солнце покидает долину. На севере собирался мрак,  и  в
темных тучах сверкали далекие  зарницы,  особенно  загадочные  в  неровном
стекле окна. "Сегодня утром  восход  был  красным,  -  вспомнил  Кевин.  -
"Восход красный - день опасный". Ладно, крыша есть, пусть теперь льет",  -
решил он.
     Между тем на лежащий внизу  город  наползала  странная  тень,  словно
отбрасываемая копьем какого-то из богов. Кевин прижался лбом  к  стеклу  и
стал смотреть на запад. Эту тень отбрасывала Скала-Замок, вырисовываясь на
фоне закатного неба, словно  обломанный  черный  клык.  Позади  него,  над
горами Макааб, тоже громоздились грозовые облака, словно  боги  всех  бурь
готовились отразить нападение ночи... Кевин отвернулся и оглядел  комнату.
В зале было тепло и, несмотря на надвигающуюся тьму, уютно и безопасно.  С
соседнего стола донесся взрыв смеха, и Кевин прислушался.
     - ...и тогда Биллингс говорит сапожнику: "Не могли бы вы починить мне
обувь, пока я тут жду?" А сапожник отвечает: "Дурачина,  я  могу  починить
твои ботинки, только пока ты ждешь!"...
     Гостиница заполнялась. Кевин устроился поудобней в своем углу и велел
подать еще эля.

     Кевин хмуро посмотрел на  жилистого,  суетливого  человечка,  который
налегал на стол напротив него.  Очевидно,  Кевин  допустил  ошибку,  когда
сказал, что  в  Мидвейле,  как  ему  кажется,  нет  ничего  интересного  и
занимательного. С тех пор, вот уже на протяжении часа, этот  человек  один
за другим опустошал кувшины с его, Кевина, элем и,  не  переставая,  сыпал
словами, пытаясь доказать ошибочность этого представления.
     А вот еще был случай! - воскликнул вот уже в двенадцатый  раз  старый
хмурый ворчун. Тут он сделал еще один большой глоток эля, рыгнул и вытер с
лица пену тыльной стороной ладони. - Разве это не удивительно?
     Кевин кивнул, взглянув еще на двоих мужчин, присевших к его столу,  и
сделал  знак  служанке,  чтобы  принесли  еще   эля.   Такое   вступление,
несомненно, предшествовало очередному рассказу о чудесных  приключениях  и
таинственных  происшествиях,  имевших  место   в   сказочном   королевстве
Мидвейла...
     Он узнал, как собака дубильщика  Роба  загнала  корову  мясника  Худа
прямо в омут на Мельничном ручье и как эта корова камнем пошла ко дну.
     Он узнал,  как  бондарь  Джеймс  вытащил  всю  паклю  из  только  что
проконопаченной лодки Блинки Таггерта, за то что Блинки не заплатил ему за
изготовление четырех бочонков,  и  как  эта  лодка  затонула  на  середине
Солнечной, и Блинки, уцепившись за один из этих бочонков, плыл на  нем  до
самого Внешнего Вейла, и еще Кевин узнал, в какое бешенство пришел Блинки,
когда вернулся на следующий день домой, и Джеймс заявил ему, что  один  из
его бочонков спас ему жизнь, так как без него Блинки непременно  бы  пошел
ко дну вместе с лодкой, и как Блинки пообещал  привязать  Джеймсу  на  шею
большой камень, и  отправить  его  на  дно  реки,  чтобы  он  поискал  там
пропавшую лодку.
     И он узнал о том, как Перси  Бигруд,  по  прозвищу  "Большие  груди",
бежала абсолютно голой от самой Верхней улицы до Свиного брода и как потом
ее забрали стражники и шериф посадил ее под  замок  за  мелочную  торговлю
после того, как наступило  время  комендантского  часа,  а  потом  устроил
стражникам настоящую головомойку за  то,  что  они  гнались  за  Перси  со
свистом и улюлюканьем от самой Бейкер-Лейн. Кевин не мог отрицать, что это
происшествие привлекло его внимание, но за  этим  последовал  непереносимо
скучный рассказ о том, как Вилл Леркин время от времени натягивает на  нос
свою нижнюю  губу,  снимает  повязку  со  своего  больного  глаза  и  идет
отпугивать кобелей от собаки Джека Миллера.
     Да, в Мидвейле происходило немало интересного и занимательного.
     Кевин справился с одолевающей его зевотой и  попытался  сфокусировать
взгляд на рассказчике. Это оказалось непросто: от выпитого эля и от  тепла
его слегка разморило. Тем временем рассказчик выставил  вперед  скрюченный
палец и прикрыл один глаз так, словно прицеливался.
     - А еще, всего дней десять назад, - продолжал он, тщательно взвешивая
каждое слово, - в городе появился берсеркер! Что вы об этом скажете?
     Кевин некоторое время разглядывал болтуна, пытаясь понять,  вдруг  он
отвлекся и что-то пропустил.
     - Ну... - Кевин пожал плечами, - может быть, это и необычно, но  чего
же тут интересного?
     - Вот и видно, что вы не знаете!  -  рассказчик  снова  приложился  к
кувшину с элем.
     - Откуда ты знаешь, что это был берсеркер? - спросил Кевин. - Ни разу
не видел ни одного, на котором это было  написано.  -  По  правде  говоря,
Кевину вообще ни разу не приходилось видеть берсеркеров, он только  слышал
о них в старых солдатских байках. - Многие говорят, что этих бесре... - он
запнулся, - берсеркеров вообще не бывает...
     Справившись с этой фразой, Кевин потряс головой  и  нахмурился.  Язык
начинал заплетаться. Этого с ним не случалось вот уже... не важно сколько.
Если это ему понадобится, он сможет припомнить... Нас за столом четверо, и
все пьют из моих кувшинов, и...
     -  Потому,  что  люди  говорят!  -  старик  кивнул  и  осклабился   с
победоносным видом. Остальные двое  мужчин  за  столом  согласно  закивали
головами.
     - Люди говорят что? - переспросил Кевин, несколько смутившись.
     - Что этот берсеркер был настоящий берсеркер! - маленький  рассказчик
снова навалился на стол и принялся рассказывать, сопровождая свой  рассказ
судорожными движениями скрюченного пальца, словно он считал каждое слово.
     - Этот берсеркер, как и вы, пришел по Солнечной дороге и переправился
через реку в лодке Лимпи Ланга, причем не заплатил ему за перевоз  гнутого
пенса. Потом он пошел вверх, прямо через город, надменный, как  петух.  Он
выбрал путь через Шестьдесят  Шесть  Ступеней  и  шагал  так,  словно  ему
принадлежит все королевство и этот город в особенности. Тем временем Лимпи
изо всех сил мчался за ним и орал, что это, дескать, вор, и все такое,  но
тот вовсе не обращает на него внимания, хотя  к  нему  уже  присоединилось
полгорода. Настоящий наглец и такой страшный! Это у него по  глазам  видно
было! А какой огромный! Он  был,  наверное,  больше  нас  четверых  вместе
взятых, а весил, должно быть, пудов пятнадцать!
     -  Он  был  вооружен?  -  перебил  Кевин,   не   скрывая,   что   его
заинтересовала старая солдатская сказка.
     - А как же! - брови старого болтуна  подскочили  чуть  не  до  корней
волос. - Я бы сказал - весьма! Весь в латах, а за спиной -  щит,  размером
со створку ворот. Меч у него такой, что этим мечом бы быков резать! И  все
такое побитое, сразу видать - побывало в деле, - старичок кивнул  с  умным
видом. - Да и вел он себя так, что сразу видно -  знает,  за  какой  конец
меча надо держаться, чтобы выпустить тебе кишки.
     Кевин внезапно широко зевнул, но, не желая обидеть старика, сказал:
     - Что же случилось дальше?
     - Перестаньте клевать носом, и я вам все расскажу. Так  он  дошел  до
того места, где начинается Верхняя улица, и хотел повернуть на  запад.  Но
там уже собралось изрядно народу, и все они кричали и подначивали Лимпи. И
тогда вдруг этот берсеркер поворачивается к Лимпи и говорит: "Пойди прочь,
вонючий свиненыш!", а затем вытягивает руку и хватает Лимпи прямо за  шею!
Так прямо схватил и поднял его над землей!  Одной  рукой!  Бог  свидетель!
Поднял старину Лимпи вверх! Те, кто стоял  к  нему  лицом,  говорили,  что
глаза его расширились и стали красными,  а  сам  он  улыбался,  как  самое
настоящее чудовище. А потом он размахнулся, да как  швырнет  нашего  Лимпи
прямо в толпу, которая шла за ним  по  Ступеням.  Это  было  как  отличный
бросок в кеглях, парни повалились на эти ступени, попадали друг  на  друга
как попало.
     Кевин кивнул, чтобы продемонстрировать свой  интерес,  но  его  мысли
медленно уходили в сторону. Ему бы хотелось встряхнуться.  Интересно,  как
лучше всего завязать с ним разговор? Можно треснуть этого болвана по шлему
плоской стороной меча и сказать: "Итак, волчье отродье, как  насчет  того,
чтобы побеседовать с тем, кого нельзя так запросто  кинуть  через  забор?"
Это, пожалуй,  должно  вывести  его  из  равновесия  и  послужить  хорошим
началом.
     Тем временем старик продолжал рассказ:
     - ...И этот берсеркер столкнулся с Кельтом Писцом.
     При этих словах двое молчаливых слушателей за  столом,  а  также  еще
трое из посетителей, которые подошли поближе, чтобы послушать, оживились и
принялись подталкивать друг друга  локтями.  Очевидно,  это  была  любимая
часть рассказа. Рассказчик ухитрился превратить свою повесть  в  настоящую
мелодраму.
     - Ей-богу, ни капли не совру, если скажу,  что  этот  Кельт  -  самое
самолюбивое, самое острое на язык и самое ядовитое волчье дерьмо,  которое
только видели на свете. Подлее и коварнее, чем раненый медведь; уродливый,
как грязная ведьма; такой косоглазый, что не в состоянии пересчитать  свои
пять пальцев на руке, и такой любопытный, что  лезет  буквально  в  каждое
дело, когда его не просят. Словом, он весь такой, как новая веревка.
     Кевин серьезно кивнул. Действительно, с новыми веревками было нелегко
обращаться. Они на "Кресчере" всегда отмачивали новые веревки до тех  пор,
пока...
     - И вот старина Кельт уставился на берсеркера своими косыми глазами и
строго спрашивает: "Что у тебя за дело в Мидвейле?"
     В этом месте старик понизил голос до драматического шепота:
     - Берсеркер даже не замедлил  шаг,  даже  не  наклонился!  Он  просто
походя схватил старину Кельта, поднял в воздух, словно  нахального  щенка,
развернулся и швырнул Кельта прямо на  крышу  второго  этажа  дома  Эддена
Тинкера. Ловко, словно форель подсек! И это не стоило ему никаких  усилий,
словно помочиться из окна! - и он в восхищении затряс головой.
     - Но так случилось, что  неподалеку,  как  раз  у  прилавка  медника,
стояли трое гномов. Они как раз выглянули  из-под  навеса  и  видели,  как
старина Кельт, словно неведомая птица, взлетает и садится на  крышу.  Лишь
только берсеркер увидел, как Кельт, словно паук, цепляется  за  крышу,  он
захохотал...
     Кевин внезапно поймал себя на том, что усиленно кивает, соглашаясь  с
собственной  мыслью  о  том,  что  этому  берсеркеру  очень  срочно  нужно
поучиться хорошим манерам, а если бы он сейчас оказался  здесь,  то  Кевин
бы...
     - Эти гномы принялись сердито кричать берсеркеру  и  насмехаться  над
ним, дескать, интересно, как глубоко  придется  им  долбить  его  каменную
голову, прежде чем покажутся мозги. Так они кричали,  но  тут  Кельт  стал
падать с крыши. При этом он так цеплялся и хватался за все, что попадалось
под руку, что вместе с ним обрушилось несколько черепиц. Черепицы попали в
навес над прилавком, сломали подпорку, и этот деревянный навес  прихлопнул
одного из гномов словно дверью. Второму гному -  Оттару  Дубу  -  черепица
чуть не отсекла ухо, а третий гном - Барли Гранитная  Плита,  который  был
слишком большой для гнома - упал на колени другому,  что  поймал  черепицу
прямо над головой. Выглядело это совершенно так,  словно  сваю  вбивают  в
землю сковородой.
     Берсеркер, тем временем, хохотал как безумный. Я не знаю, известно ли
вам что-нибудь о гномах, но не дай вам бог поранить кого-нибудь из них,  а
смеяться над гномом еще хуже, ну а если уж произошло и то и другое...  что
ж, обычному человеку пора было бы задуматься, не пора  ли  собирать  вещи,
которые ему понадобятся в самой глубине преисподней.
     Кевин на миг закрыл глаза. Да, он кое-что знал о гномах...
     - Тогда Оттар Дуб отнял руку от уха и уставился на нее так, словно не
мог поверить, что это его кровь, а затем сунул руку под этот кожаный плащ,
который они обычно носят, и вытащил оттуда самый страшный  топор  с  двумя
лезвиями, которые  вам  только  приходилось  видеть.  Тут  гном,  которого
прищемило навесом - некий Холм из Хойкриджа -  выбрался  оттуда  так,  что
чуть не разнес в щепы весь прилавок, и голыми  руками  отломал  от  навеса
крайнюю планку. Чтоб мне провалиться на этом самом месте! Добрых несколько
футов длиной и в три пальца толщиной, из крепкого дуба.
     А Барли Гранитная Плита просто вышел на мостовую, и в  руках  у  него
было по огромному булыжнику. Вся Верхняя улица вымощена такими, размером с
человеческую голову, а то и побольше. И он вытащил их из мостовой,  просто
потянув за верхушки! Лицо у него при том было совершенно ужасное!
     Тогда вся толпа немного посторонилась и  расчистила  пространство,  и
эти три гнома вышли на берсеркера.
     Но этот берсеркер вовсе на них не глядел, он  смотрел  вверх,  словно
пес на луну, и тут Барли попал ему  булыжником  точно  в  голову.  Камень,
словно из катапульты пущенный, попал берсеркеру точно в  шею,  он  лязгнул
зубами, как жерновами, его башка запрокинулась, и я готов поклясться,  что
когда он упал, то первым ударился о  мостовую  его  шлем,  а  из  доспехов
взметнулась туча пыли, которая бывает возле мельницы в ветреную погоду.
     Потом, когда эхо его падения затихло, наступила тишина, да такая, что
можно было услышать, как комар пукнет. Гномы подошли  к  нему  поближе,  а
берсеркер лежал тихо, как дохлая рыба, и стали  совещаться.  Старый  граф,
который хвалился, что немного понимает  язык  гномов,  клянется,  что  они
собирались отрезать ему  голову  и  посадить  на  шест,  чтобы  отпугивать
медведей от коровника.
     Рассказчик наконец  замолчал,  уставившись  взглядом  в  исцарапанную
столешницу и смущенно качая головой. Кевин все еще  думал  о  гномах...  О
Гоуне Тихом, который теперь  навеки  затих.  Его  прозвали  Тихим,  потому
что...
     - А что дальше? - нахмурился Кевин, с трудом отгоняя воспоминания.
     - Потом явилась Стража и  поволокла  берсеркера  прочь.  Сначала  они
очень сердились из-за всего этого и кричали, что  драки  на  улице  вполне
достаточно, чтобы посадить всех под замок, но Барли Гранитная Плита  очень
сердито поигрывал оставшимся у него булыжником, подбрасывая и ловя, словно
это был орех. А потом эти  гномы  просто  воткнули  эти  камни  обратно  в
мостовую, да так аккуратно, что ни за что не  догадаешься,  что  они  были
вынуты, и укрепили навес медника лучше, чем  было.  Все  решили,  что  они
поступили как надо, и угостили гномов пивом. Одним  словом,  все  остались
довольны, за исключением, разумеется. Кельта Писаря.  Некоторое  время  он
злился, как никогда раньше.
     Он хихикнул и выжидательно  посмотрел  на  опустевший  кувшин.  Кевин
немедленно помахал рукой, чтобы принесли еще эля. Возможно, услышанная  им
история стоила того. К тому времени за  его  стол  присели  еще  несколько
человек. Один из них, нескладный тощий мужчина с длинными руками,  который
пристроился к элю Кевина и принялся опорожнять кувшин за кувшином,  словно
человек, наполняющий бочку, внезапно заговорил слабым голосом:
     - Этот берсеркер шел, чтобы присоединиться к разбойникам в проходах.
     - Откуда  ты  это  знаешь,  Арнольд?  -  немедленно  спросил  у  него
рассказчик. - Вы что, шли туда вместе?
     - Стражник Лакер сказал мне об этом.
     - Лакер не отличит  своей  задницы  от  дырки  в  заборе.  Он  слегка
тронулся с тех пор, как уцелел после ужасного нападения в Проходе.
     - Но все же бандиты есть бандиты, и  они  засели  в  горах!  Вейлская
Стража не смогла открыть путь этой весной, хотя битва была жестокой.
     Кевин поворачивался то к одному, то к другому, стараясь  не  упустить
нить разговора о бандитах и Проходах, но все фразы казались одинаковыми, а
все лица - похожими одно на другое. Вот заговорил  еще  один  мужчина,  не
забыв угоститься элем из кувшина.
     - Они уже долго держат нож у горла нашего города. Пойти через  Проход
у Скалы-Замка значит пропасть ни за грош, а с прошлого года это  относится
и к Северному Проходу.
     Еще  одна  рука  потянулась  к  кувшину  с  элем  и  опустошила   его
наполовину. Кевин поспешил наполнить  свою  кружку  и  снова  сделал  знак
служанке. Он что-то хотел спросить... только вот что это было?
     - Как далеко до Прохода у Скалы-Замка? - спросил он.
     - Около девяти миль до самой верхней точки, - ответили ему. -  Девять
миль или три лиги, если вам так привычней.
     - Так... а как добраться до Прохода у  Шка...  Скалы-Замка?  -  снова
задал вопрос Кевин, причем язык снова подвел его.
     Обращенное к нему лицо в форме сломанного колуна  скосило  водянистый
глаз в сторону, в какую указывали его пальцы.
     - Сначала... по Западной дороге, -  тщательно  выговорил  человек.  -
Отсюда надо идти на запад...
     Маленький старик,  рассказывавший  про  берсеркера,  важно  кивнул  и
скрестил руки на груди.
     Кевин ждал, потом насмешливо поднял кружку:
     - Похоже, мне предоставлена возможность все выяснить самому.
     - Я просто сказал, что дорога идет  в...  -  оправдывался  мужчина  с
водянистыми глазами.
     - Да Леви не умеет объяснить, как найти свой левый башмак! - вмешался
еще кто-то. - На запад идут два пути. Один  -  по  Западной  дороге  через
Проход у Скалы-Замка, а второй - через  Северный  Проход.  Но  это  долгий
окружной путь, и  к  тому  же  в  последнее  время  Северный  Проход  тоже
небезопасен.
     - Да, - кивнул еще кто-то, - там в горах разбойники и неизвестно  еще
что. Безопасных дорог больше не осталось.
     - Но караван рабовладельцев преодолел Северный Проход без  каких-либо
неприятностей, - возразил чей-то голос.
     - Да ты можешь везти хоть груз коровьих лепешек.  Это  ни  о  чем  не
говорит.
     - И еще земля в последнее время трясется,  -  добавил  кто-то  тихим,
печальным голосом. - Это дракон шевелится под горой.
     - Я не знаю, есть ли этот дракон на самом деле,  -  говоривший  потер
лицо грязной рукой, - но когда земля  трясется,  то  это  не  к  добру,  я
уверен. Моя мать всегда говорила, что это предзнаменование, и я  тоже  так
думаю. Это плохой знак.
     - Попомните мои слова, -  заговорил  еще  один  мужчина.  -  В  горах
готовится кое-что похуже, чем набег шайки гнусных бандитов.
     И головы людей вокруг стола согласно и торжественно закивали.
     -  Да,  слишком  много  вещей  происходит  сегодня,  которые   раньше
считались не более чем страшными сказками, чтобы пугать детей.
     Кевин налил  себе  еще  эля  и  попытался  сосредоточиться.  Все  эти
россказни о  драконах  и  дрожащей  земле  заслуживали  более  тщательного
обсуждения. Он поискал слова и наконец нашел.
     - Что, например? - спросил он.
     Мужчины переглянулись.
     - Ну, - сказал  один  из  них,  -  есть  вещи,  о  которых  лучше  не
упоминать.
     - Клянусь ногтями и сосками Великого Пандры, Эдвард, - проворчал  его
сосед. - Ты труслив, как ящерица. Говорить о чем-то не  означает  впустить
это через дверь!
     Эдвард булькнул элем:
     - Это одно и то же...
     - Эд прав! Опасно называть вещи по именам!
     - У этих вещей нет имен! Они приходят с гор!
     - Это верно. Помните, что говорили те люди  прошлой  осенью?  Ну,  из
того каравана, который подвергся нападению  в  Северном  Проходе?  Они  не
могли даже назвать тех тварей!
     - Но они пытались, не правда  ли?  Они  перечислили  всех  тварей  из
Темного мира - обратной стороны волшебства.
     - Обратная сторона волшебства была разрушена во времена Хаоса. Ничего
не должно было остаться, - говоривший посмотрел на человека,  упоминавшего
о драконе. - И никаких драконов. Ничего подобного не осталось.
     Крупный мужчина проворчал:
     - Я не  видел  одноглазых  эльфов,  но  это  не  значит,  что  их  не
существует. Кроме бандитов, в Макаабских горах полным-полно разных мрачных
существ, я уверен в этом.
     Над столом  повисла  напряженная  тишина.  Казалось,  что  каждый  из
сидящих здесь избегал смотреть в глаза другим. Кевин тоже некоторое  время
хмурился над своей кружкой, затем сказал:
     - Везде, где мне довелось побывать, существуют  легенды  о  существах
Темного мира - обратной стороны волшеб... волшебства.
     После небольшого молчания кто-то спросил:
     - Ну и?..
     - Значит... - Кевину никак  не  удавалось  привести  в  порядок  свои
мысли, чтобы выговорить то, что он собирался сказать... Да, кстати, что же
он собирался сказать? - Мне просто  кажется...  что  кое-что  из  этого...
возможно, на самом деле существует.
     История, вот что это было! История войн. Кевин никогда не любил  этот
предмет. Но там было одно положение,  которое  было  бы  уместно  привести
сейчас, вот только удалось бы его припомнить. Кевин заговорил  медленно  и
осторожно, тщательно подбирая слова, чтобы избегать сложных  пассажей,  на
которых он снова бы запнулся и  которые  помешали  бы  ему  ясно  выразить
мысль.
     Если существа  из  Темного  мира  -  обратной  стороны  волшебства  -
действительно существовали - существа и чудовища, - то... то  тогда  можно
предположить, что они до сих пор существуют.
     Вот! Оно! То, что он хотел  сказать,  или,  по  крайней  мере,  нечто
близкое к этому.
     - Они все погибли во времена Хаоса, - раздался один голос.
     - Точно! - поддержал его другой.
     - Подождите! - перебил Кевин.
     - Обратная сторона волшебства до  сих  пор  существует!  -  утверждал
кто-то еще.
     - Они не могли быть все уничтожены, они просто есть.
     - Бабушкины сказки!
     - Бабушкины сказки, клянусь задницей!
     - Да подождите вы все! - воскликнул Кевин еще раз. - Существуют...
     - Доб прав! Темный мир есть...
     - Никакого Темного мира, никакой обратной стороны волшебства! - Кевин
наконец ухватил ускользающую от него мысль. - И  никакого  Светлого  мира!
Только волшебство! Нет ни плохого, ни  хорошего,  просто  есть,  и  все...
Узнал в академии.
     - Но Темный мир...
     - Обратная сторона...
     Все дальнейшее словно растворилось в ливне звуков,  который,  подобно
дождю, начавшемуся снаружи, складывался из отдельных капелек слов и струек
фраз. Кевин хотел сказать кое-что еще, но это попросту затерялось бы,  как
еще одна капля, прибавившаяся к водопаду слов. Его кувшин между тем  снова
опустел, и Кевин нахмурился. Это произошло как-то чересчур быстро. Неужели
в этой забегаловке больше никто не покупает эля? Кувшин большого, грузного
мужчины напротив тоже был пуст. Некоторое время он и Кевин молча созерцали
друг друга, затем свои опустевшие кувшины, а затем  одновременно  замахали
служанке. Та подала три кувшина. Значит, эль заказывал кто-то еще? Хорошо!
     В водовороте слов Кевин растерялся. Внезапно чей-то знакомый голос  с
некоторой долей  сарказма  достиг  его  слуха.  Что-то  вроде:  "...просто
гляньте на него -  великий  рейнджер,  который  бьется  за  трезвость,  но
проигрывает..."
     Кевин сфокусировал взгляд на троих мужчинах, вставших у  края  стола.
Один из них выглядел совершенно, как Брекен, унтер-офицер Стражи.  В  зале
повисла напряженная тишина - Кевин внезапно осознал это.
     - Не хочешь ли сразиться со  мной  сейчас,  рейнджер?  -  осведомился
Брекен, улыбаясь.
     Кевин некоторое время в упор разглядывал наглеца. Он чувствовал,  как
концентрируется внимание, как пробуждаются тело  и  разум.  Это  было  ему
понятно. Кевин заговорил, как мог тщательнее выбирая слова и формулировки:
     - В последний раз, Брекен, ты остался без меча. В этот раз ты  можешь
потерять кое-что более важное. Желаешь попробовать?
     Брекен нахмурился, затем рассмеялся. Сделав знак своим попутчикам, он
отправился восвояси. Мужчины за столом прыснули. Кто-то хлопнул Кевина  по
спине. Кто-то потребовал еще эля.
     Кевин откинулся  на  стуле  назад  и  позволил  мрачному,  невеселому
настроению снова  овладеть  собой.  Начиная  с  таверн  Северно-восточного
королевства,  ему  постоянно  попадались  под  руку  эти  проклятые  ослы,
напрашивающиеся на неприятности. Что любопытно, это всегда  происходило  в
те моменты, когда Кевин пил и когда  находился  в  подходящем  настроении,
чтобы дать им то, чего они так упорно добивались.
     И служанка принесла еще эля.

     Кевин, шатаясь, вывалился из таверны в темноту и чуть не столкнулся с
какой-то  темной,  тонкой  фигурой.  Невысокий  человек  приподнял  шторку
потайного фонаря и поднял фонарь повыше, чтобы рассмотреть Кевина.
     - Кевин из Кингсенда?
     Голос оказался густым баритоном. Прикрывая  глаза  от  яркого  света,
Кевин сумел рассмотреть карлика в форме городской Стражи. В темноте  Кевин
разглядел еще одного литтлера. Тот пошевелился, и только  благодаря  этому
Кевин смог увидеть его.
     - Я уже так... знаменит? - дерзко осведомился Кевин, едва удерживаясь
на ногах. - Действительно, какая-то... что-то... - Ему никак не  удавалось
подыскать подходящего слова. Может быть, это было не важно.
     - Шериф предупредил о вас, чтобы мы не приняли вас за чужака.
     Для такого небольшого тела  голос  оказался  удивительно  глубоким  и
низким. Сам же карлик был едва выше пояса Кевина.
     - Меня зовут Бестиан Стоунволл Таскер, - продолжал карлик, - из  рода
Таскеров с Таскер Хилл в Нортшире. Я - младший командир Стражи.
     - Для младшего командира  это  самый  подходящий  размер,  -  заметил
Кевин.
     Второй карлик подошел ближе.
     - А я - Викет, - представился он, улыбаясь Кевину и Бестиану. -  Нам,
в патруле, попадаются командиры и покрупнее.
     Кевин, хмурясь, переводил взгляд то на одного, то на другого. Тела  у
обоих были хорошо развитыми телами взрослых мужчин, но только в пропорциях
шестилетнего ребенка.  Лица  обоих  карликов  также  были  небольшими,  но
напоминали лица нормального размера в возрасте двадцати  двух  -  двадцати
пяти лет. На левом бедре у каждого висел короткий, внушительного вида меч.
     - Все в порядке,  сэр.  -  Викет  успокаивающе  кивнул.  -  Не  нужно
оглядываться по сторонам. Нас только двое.
     Кевин расхохотался. Литтлер Бестиан посуровел, и голос его зазвенел:
     - Имеете что-нибудь против маленького народца?
     - Нет, ни в коем случае, - Кевин покачал  головой,  осознав  внезапно
насколько это опасно: вся улица закачалась перед глазами. Чтобы удержаться
на ногах, Кевин вынужден был прислониться к стене. -  У  моего  отца...  -
начал он, - есть добрый друг. Танцор Эпплхилл. Он... тоже маленький.
     - Он не задира?
     - Думаю, нет...
     - Тогда это наверняка литтлер. Или вы  полагаете,  что  мы  не  умеем
сражаться?
     - Конечно, умеете. - Кевин начинал чувствовать себя  полным  идиотом.
Что это за идея пришла ему в голову - затеять драку с двумя  карликами?  -
Вы можете сразиться с кем угодно.
     Бестиан долго разглядывал Кевина в упор, решительный взгляд его карих
глаз был тверд, но что-то похожее на искорку смеха  порой  мелькало  в  их
глубине. Курчавые рыжие волосы свисали из-под шлема стражника.
     - Будь осторожней, Кевин из Кингсенда, - посоветовал он. -  Нам  надо
продолжать обход. Не накликай на себя беды.
     Оба повернулись и пошли прочь.
     - Беда сама меня найдет, - пробормотал Кевин и  посмотрел  сначала  в
одну сторону, потом в другую,  пытаясь  припомнить,  в  каком  направлении
располагаются  казармы.  Но  казармы  куда-то  потерялись.  Или   это   он
потерялся...
     Любое направление годилось, лишь бы не торчать здесь. Кевин  завернул
за угол и налетел на человека в плаще.
     - Смотри, куда прешься, пьяная свинья! - прорычал человек и, взмахнув
кулаком, ударил Кевина сбоку по голове. Кевин зарычал, схватил человека за
плащ и приподнял над землей. Приступ ярости помог ему четко выкрикнуть:
     - У меня как раз подходящее настроение, чтобы  расправиться  с  таким
дерьмом, как ты!
     С этими словами Кевин  изо  всей  силы  швырнул  противника  о  стену
здания. Он как раз наклонился,  чтобы  приподнять  упавшее  тело  и  снова
приложить его обо что-нибудь твердое, когда внезапно потерял равновесие  и
зашатался. Краем глаза он уловил за  спиной  неясное  движение.  Еще  один
человек. Что-то сильно ударило по плечу. Кевин попытался развернуться,  но
зашатался,  оступившись.  Перед  глазами  маячил  неясный  темный  силуэт,
размахивающий дубинкой. Затем  в  голове  что-то  ослепительно  вспыхнуло,
треснуло, и Кевин оказался на четвереньках. Он был уверен, что  попытается
подняться, но  почему-то  ничего  не  получалось.  Вокруг  него  поднялась
какая-то непонятная суета, сопровождаемая звуками ударов и голосов,  затем
кто-то издал торжествующий вопль:
     - Я достал его, Бест! Тебе помочь? - очевидно, это был Викет.
     В ответ раздался смех:
     - Мой-то оказался побольше. Как этот рейнджер?
     Кевин ощутил, как чьи-то руки ощупывают его.
     - Жив.

     Шериф созерцал Кевина через стол, заваленный бумагами и оружием.  Его
стальной взгляд, без тени улыбки, мерцающий из-под нахмуренных бровей, мог
принадлежать человеку, который большую часть жизни посвятил  разглядыванию
всевозможных неприятных предметов. Кевин откинулся на  стуле  и,  скрестив
руки на груди, в свою очередь  хмуро  глядел  на  шерифа.  В  ярком  свете
раннего утра он не был расположен к беседе. Плечо все еще ныло от удара, а
голова  раскалывалась  частично  по  причине   удара   дубиной,   частично
вследствие вчерашней пирушки. Очевидно, эль был не совсем хорошим; об этом
говорило и то, что в желудке продолжалась какая-то баталия.  Голос  шерифа
звучал усыпляюще монотонно:
     - ...и вот этот могучий рейнджер - один из лучших рейнджеров  короля,
как нам сказали, - начинает драку и получает несколько ударов  дубиной  от
ночных пресмыкающихся. Затем двое карликов из моей Стражи,  которые  чисто
случайно оказались в дозоре в нужном месте  и  в  нужный  момент,  волокут
рейнджера домой. Я бы назвал этот случай выдающейся глупостью.
     Кевин никак не ответил.
     - Скажешь ли ты "да" или "нет", рейнджер, - продолжал шериф, -  но  у
меня такое ощущение, что ты и есть та неприятность, которая только и  ждет
удобного случая. А у нас в долине и так уже достаточно неприятностей.
     Кевин тем временем жаждал переменить тему.
     - О да, - вымолвил он, - неприятности. Это единственное, о чем  здесь
все толкуют.  Темные  дела!  Неприятные  происшествия!  Проклятые  горы  и
чудовища. Бандиты то, бандиты это! Бандиты здесь, бандиты там! Я до  краев
полон россказнями о разбойниках и чудовищных  существах.  Как  получилось,
что горстка засевших в горах воришек перекрыла важную торговую  дорогу,  а
половина населения долины боится шаг ступить за ворота?
     Морщины вокруг глаз шерифа стали глубже. Он и Кевин снова  обменялись
хмурыми взглядами.
     - Я никак не пойму, в чем же главная причина, -  продолжил  Кевин.  -
Бандитов везде хватает. Разбойники есть на каждой дороге,  точно  так  же,
как на каждой дороге путников  подстерегают  камнепады,  скалы  и  грязные
лужи. Когда разбойники начинают слишком мешать, люди собираются  вместе  и
что-то с ними делают. Но только не здесь! Нет! Здесь все только болтают. А
я никогда не слышал, чтобы разбойников можно было победить разговорами...
     Шериф облокотился на спинку стула и долго смотрел на Кевина. В  конце
концов он глубоко вздохнул и внезапно поднялся.
     - Пойдем чего-нибудь поедим, и я расскажу тебе  про  наших  бандитов.
Если ты не хочешь, то я поем один, но тебе придется меня выслушать.

     Шериф рассказал ему вот что.
     В том, что бандиты бродили по всему  Вейлу  в  окрестностях  торговых
путей, не  было  ничего  необычного.  Западная  дорога  славилась  богатой
торговлей и потому была  особенно  привлекательна  для  тех,  кто  склонен
присваивать  плоды  чужого  труда.  На  случай  таких   попыток   торговцы
путешествовали вооруженными.  Разбойники  оставались  одной  из  заурядных
дорожных опасностей до тех пор, пока три года назад количество  ограблений
на дороге через Проход у Скалы-Замка внезапно не  стало  слишком  большим.
Сначала пострадали  одинокие  путешественники,  а  потом  нападения  стали
совершаться на большие партии  и  даже  на  обозы  с  товарами,  при  этом
нападавшие всегда численно превосходили свои жертвы. Отряд Вейлской Стражи
прочесал тропу, но ничего не обнаружил.
     Тем временем проблема вырастала. Нападению подвергались как небольшие
караваны, так и большие, хорошо вооруженные колонны. Часто это происходило
под аккомпанемент внезапно налетевшей яростной бури.
     Нападения были жестокими и, тогда как раньше бандиты  удовлетворялись
теми ценностями, которые им удавалось отнять,  не  убивая  без  нужды,  то
теперь, словно для развлечения, беззащитных людей  рубили  мечами,  мужчин
привязывали к повозкам в качестве мишеней для стрельбы  из  луков,  женщин
насиловали и уводили в горы. Маленьких детей тоже захватывали  и  угоняли.
Позднее некоторые из них были  обнаружены  в  караванах  рабовладельцев  с
отрезанными языками.
     Разгневанный лорд Дамон и лорд Джес из  Восточного  Палана  снарядили
отряды Стражи, чтобы они прошли через Проход у Скалы-Замка с обеих сторон.
Сначала, как это случалось и раньше, им ничего  не  встретилось,  но  чуть
позже, по мере того, как патрулирование продолжалось,  большая  группа  из
десяти паланских стражников на конях была атакована и перебита.  Следующий
же караван, направляющийся на запад в  сопровождении  пятнадцати  верховых
стражников  из  Вейла,  был  атакован  из  засады.  Единственный  человек,
которому  удалось  спастись,   спрятавшись   под   опрокинутым   фургоном,
рассказывал о внезапно налетевшей буре и о том, как животные, включая сюда
и верховых лошадей стражников,  внезапно  испугались  чего-то  и  устроили
настоящее столпотворение еще до того, как разбойники напали на караван.
     Тем временем этим  проходом  совсем  перестали  пользоваться,  и  вся
торговля переместилась севернее, хотя путь через этот перевал был  гораздо
длиннее, а дорога - хуже. Однако в прошлом году та же история  повторилась
и в Северном Проходе.

     Кевин вытер миску из-под оленьего жаркого куском черного хлеба.
     - Для меня все еще остается более  чем  странным,  шериф,  что  банда
разбойников командует над целым торговым трактом. У вас что, нет солдат?
     - У меня нет солдат. Я отвечаю за город и за Городскую Стражу, и там,
где кончается поселение, там кончаются и мои полномочия. За Вейл  в  целом
отвечает лорд Дамон и его Вейлская Стража. У него сейчас... шестьдесят или
шестьдесят пять солдат.
     Кевин нахмурился:
     - Шестьдесят мужчин не могут защитить...
     - Эскортировать каждый караван, каждый обоз и каждого пешехода  между
Паланом и Вейлом? Этак  ноги  стопчешь  по  самые  колени,  приятель.  Это
большая страна. Кроме того, мы уже пытались  так  сделать,  причем  как  с
нашей стороны, так и из  Палана.  У  нас  просто  не  хватило  людей.  Мне
кажется, что ты не очень-то представляешь себе, какой объем  товаров  идет
через наши края.
     - Не слишком большой в последнее время.
     - Это имеет какое-то особое значение? - огрызнулся шериф.
     Кевин не обратил на него внимания.
     - Нападениям подвергаются и большие, и маленькие  группы?  -  спросил
он. - Или разбойники нападают на все, что движется по дороге?
     Шериф покачал головой:
     - В том-то и дело,  что  нет,  и  в  этом  вся  загвоздка.  Нападению
подвергается  приблизительно  одна  третья  часть,  в   последнее   время,
вероятно, чуть больше... и  это  кое-кого  вдохновляет.  Шансы  прорваться
неплохи, а если повезет, то доходы будут  еще  больше.  Дело  в  том,  что
нападения происходят не по расписанию, не по какой-то схеме. Зерно,  кожи,
рабы - грабители хватают все. А те,  кто  подвергаются  их  нападениям,  -
шериф на мгновение зажмурился и покачал головой, -  они  просто  исчезают.
Мало кому удалось из этой переделки выйти, ну а если кому-то и повезло, то
это огромная удача. Бандиты хорошо вооружены и, похоже, ими  кто-то  умело
руководит. Недавно появились эти слухи о существах из Темного мира и...  и
о волшебстве, - последнее слово шериф как будто выплюнул из себя.
     - Ну, хорошо. - Кевин покончил с остатками хлеба, задумчиво дожевывая
корку. - Я не очень в это верю - я имею в виду  магию  и  волшебство.  Мне
кажется, что это превосходное мастерство, либо хитрость.
     - Можешь верить во что угодно, но это тем не менее существует здесь и
сейчас. Во что мне самому не верится, это в то, что какой-то странствующий
волшебник станет тратить свое время на  то,  чтобы  раздевать  путников  в
горах.
     - Однако ужасные чудовища... - Кевин задумчиво  склонился  над  своей
кружкой с  элем.  -  Хотя  это  другая  статья.  Они  существуют.  Но  что
происходит в зимнее время  года?  Проходы  блокированы.  Как  эти  бандиты
зимуют в горах?
     - Только богам это известно, - ответил шериф. - Я подозреваю, что они
спускаются в города. Часть из них зимует в Милфорде, здесь и еще  ниже  по
реке, а часть переходит в Палан. Каждый из них обладает такими средствами,
что может позволить себе отправиться туда, куда ему хочется. Прошлой зимой
у нас в Мидвейле появились несколько  подонков,  у  которых  было  слишком
много денег и слишком мало дел. Я хотел серьезно потолковать  с  ними,  но
лорд Дамон запретил. Справедливость этого человека иногда стоит на  дороге
правосудия.
     - Как насчет того, чтобы увеличить  количество  стражников?  -  Кевин
сделал рукой жест, словно стараясь охватить все окружающее. - Мне кажется,
что в этой долине можно набрать гораздо больше шестидесяти человек.
     - Но чтобы научить их,  парень,  требуется  время.  Капитан  Вейлской
Стражи Микел - старый солдат, и он не  пошлет  в  бой  ребят,  которые  не
отличают копья от вертела. Сейчас, наверное, около  сотни  рекрутов  будут
обучаться до тех пор, пока он не будет уверен в их готовности, -  и  шериф
уставился на дно своей кружки с таким видом, словно последний  глоток  эля
вдруг оказался кислым. -  Это  может  случиться  в  любой  из  годов...  -
прибавил он. Казалось,  что  внутри  него  происходит  какое-то  невидимое
сражение: - Капитан Микел тверд, как гвоздь, забитый в дерево!
     - Неужели нельзя обратиться за помощью к Королевской Армии?
     Шериф пренебрежительно всхрапнул:
     - Отряд приблизительно из сорока этих увальней со  смехом  и  песнями
явился сюда по Солнечной дороге года два тому назад, после того, как  лорд
Дамон обратился за  помощью.  Клянусь  сосками  Пандры,  это  было  жалкое
зрелище! Два дня они провели в городе, напиваясь пивом, затем,  шатаясь  и
распевая песни, отправились по дороге в направлении Прохода. А уж там  они
умылись кровью! И это королевские солдаты! Я мог бы набрать в  Кроссривере
подростков и придурков, и  они  были  бы  более  боеспособны.  Четыре-пять
девчонок у Берки в заведении более опасны, чем этот сброд!
     - Лучшие солдаты сражаются на востоке, - обронил Кевин.
     - Да, мы частенько это выслушиваем. Нам  говорят,  что  "проблемы  на
востоке государства не позволяют выделить вам в настоящий  момент  большее
количество  солдат",  -  шериф  произносил  эти  слова  так,   как   будто
передразнивал кого-то.
     - Однако до меня дошли слухи, что торговцы и купцы в Латонии начинают
волноваться. Потеря нескольких золотых здесь, на краю королевства, кажется
из столицы пустяком, но стоит им там, у себя, лишиться нескольких медяков,
и проблема сразу становится самой  важной.  Торговцы  говорят,  что  купцы
Палана тоже начинают  раскаляться.  В  один  прекрасный  день  королевства
Латония и Палан что-нибудь с этим сделают - деньги, как известно, возводят
на трон и свергают с него - и, возможно, сюда явятся две армии и  перебьют
в горах Макааб все живое размером больше земляной белки. Но до тех пор эта
проблема останется целиком нашей.
     Кевин рассеянно барабанил пальцами по столу.
     - Я слышал историю о каком-то берсеркере, который появился в городе.
     - Да, - подтвердил шериф. - Я не знаю, был ли это берсеркер или  нет,
но когда я его осматривал, в нем не было ничего  берсеркерского.  Здоровый
мужик, подлая скотина. Глазки маленькие, как две брусничины. Я  запер  его
на  ключ.  Когда  мы  обнаружили,  уже  утром,  что  он   снова   способен
сфокусировать свой взгляд на чем-нибудь и может кое-как переставлять ноги,
мы вывели его из города. Он хотел знать, где Западная дорога, чтобы идти к
Проходу. Наверное, не следовало позволять ему идти туда, но так или  иначе
он все равно отыщет туда дорогу, раньше или позже. Я сказал ему, что  если
он еще раз попадется мне в городе и мне не понравится, как он себя  ведет,
то я буду бить  его  до  тех  пор,  пока  из  него  не  выйдет  что-нибудь
приличное. Боги мои, он заморгал, как жаба, когда это  услышал!  Наверное,
мозгов у него не густо.
     Кевин не смог сдержать улыбки:
     - Я слыхал, что берсеркеры не очень хорошо реагируют на такие слова.
     Шериф покачал головой:
     - Мне кажется, что он был еще глупее, чем берсеркер. Утром он  был  в
таком состоянии,  что  если  бы  попытался  положить  шлем  на  землю,  то
промахнулся бы. К тому же должен сказать тебе что-то откровенно - я не был
бы назначен шерифом Мидвейла, если бы боялся неприятностей!  Плевал  я  на
то, насколько сильно он рассердился! - Шериф покачался на стуле и наградил
Кевина тяжелым, словно каменным, взглядом: - Ну и что ты теперь думаешь  о
наших маленьких заботах?
     Кевин пожал плечами.
     - Я думаю, что мне нужно отправиться дальше, на запад,  пусть  только
дорога немого подсохнет, - сказал он.
     - Это опасно, - шериф снова хмурился.
     - Мы с опасностью старые товарищи, - отвечал Кевин. Это выражение  он
услышал однажды от Раскера, и оно ему понравилось.
     Шериф восхищенно моргнул и уставился на него.
     - Будь я трижды проклятой сукой с хвостом колечком, - выдохнул он,  -
если ты не хватил через край, парень! Ты едва вырос,  чтобы  пописать,  не
замочив носков ботинок, а шумишь так, словно старый  ветеран,  у  которого
шрамов на шкуре больше, чем мозгов в голове! - он глянул на  Кевина  через
стол. - А с бандитами что же?  Пусть  проваливаются  в  Преисподнюю?  Так,
по-твоему? Значит, королевская  служба  для  тебя  не  важнее,  чем  кусок
дерьма?
     Внутри у Кевина что-то сжалось, но он спокойно ответил:
     - Я двигаюсь на запад, шериф. И, несмотря на все эти сказки, я  поеду
через Проход у Скалы-Замка. Если там, наверху,  что-то  случится,  то  это
случится с разбойниками, о которых я тут уже порядочно  наслушался.  Здесь
вам не удастся меня использовать. Что бы вам  хотелось,  чтобы  я  сделал?
Встал на тропе и в одиночку вызвал их на поединок? Или набрал  дружину?  Я
не солдат, шериф, я - меч!
     - Тогда держись подальше от города, пока не нажил неприятностей и  не
начал резать своим мечом горожан.
     - Какое вам дело, если я хочу ехать дальше на запад?
     - Никакого, прах его побери.

     Тварь, шатаясь, пробиралась через темный ночной лес. Ее движения были
тяжелыми  и  неуверенными,  словно  ее  мозга  не  хватало,  чтобы   точно
управляться с массивными мускулами, но тем не менее, тварь двигалась очень
тихо. Во тьме раздавался лишь мягкий шелест раздвигаемых молодых ветвей да
шуршание прошлогодних листьев, похожее на дыхание ночного  ветра.  Обычные
ночные звуки.
     Тварь  была  похожа  на  человека  -  она  двигалась  в  вертикальном
положении, и у нее было две руки, две ноги, туловище и голова,  -  но  все
это вдвое больше, чем у обычного человека. Голова, казалось, просто лежала
на широких, сутулых плечах. Никакой одежды на твари не было.
     Тварь пробралась сквозь живую изгородь у края  поля,  вдыхая  влажный
ночной воздух. Ноздри ее трепетали. Тварь еще не могла видеть овец, но она
знала, что они там - ноздрей достигал теплый,  сытный  запах  живого.  Она
знала, что сейчас они занервничали, вскочили на ноги и принялись бегать  и
метаться, издавая слабое, жалобное блеянье. Несомненно, они тоже учуяли ее
запах. Это было нехорошо, так как могло насторожить собак.
     Тварь ощупала небольшой предмет, который свисал с ее шеи на тонкой  и
прочной цепочке. Память ясно подсказывала, как следует действовать.  Нужно
было держать этот предмет вот так и извлечь вот такие звуки... Тварь очень
много училась, снова и снова, и еще раз снова.  Овцы  должны  успокоиться,
должны перестать бояться, а собаки должны уснуть. Это должно быть  хорошо,
потому что до этого твари ни разу не удавалось  изловить  овцу  без  того,
чтобы загнать ее до полусмерти, да  к  тому  же  еще  приходилось  убивать
несколько собак.
     Но теперь тварь держала предмет  совершенно  правильно  и  с  третьей
попытки произвела именно те звуки, которые  были  нужны.  Овцы  затихли  и
снова  улеглись  на  землю.  Тварь  вышла  из-под  прикрытия  деревьев  и,
подгоняемая нетерпением, быстро пошла через поле. Под ногой треснул сучок,
и тварь замерла на полушаге, но никто не  встревожился,  не  очнулся  даже
старый и подозрительный гусак. С  фермы  не  доносилось  ни  звука.  Тварь
пересекла поле и приблизилась к каменной стене загона.  Запах  овец  здесь
был особенно силен и приятно щекотал ноздри, но тварь сдерживалась. На это
тоже было потрачено немало времени.
     Осторожно, чтобы не потревожить ни одного  камешка  на  стене,  тварь
перелезла в загон и на мгновение замерла, припоминая.
     Да, она должна была принести так много овец, сколько могла утащить.
     Это  показалось  удивительным:  ведь  одной  овцы  было   бы   вполне
достаточно, но тварь слишком хорошо усвоила все уроки.  Она  подняла  одну
овцу за заднюю ногу. Животное  безвольно  повисло,  словно  крепко  уснув.
Тварь подняла еще одну овцу, потом еще одну. Ухватив  каждое  животное  за
ногу, тварь легко закинула добычу за спину. Еще три овцы  в  другой  руке.
Тварь остановилась и уставилась на остальных. Хорошо бы  попробовать  хоть
одну... К тому же это будет еще одна овца, добытая сегодня.  Принести  так
много, как только сможет! Да, тварь очень хорошо помнила приказ - принести
как можно больше. Она наклонилась и взяла еще одно животное в  зубы.  Вкус
сладкой, горячей крови чуть было не заставил тварь потерять самообладание,
пробудив в памяти воспоминания о прежней жизни. Добрая кровь!  Но  другая,
новая память одержала верх.
     Тварь не должна была есть сейчас. Позже. Сейчас  она  должна  отнести
добычу.
     Тварь проглотила скопившуюся во рту кровь,  издала  тихий,  хныкающий
звук и растворилась в темноте.

                                    3

     На следующий день рано утром, когда  темно-красное  солнце  поднялось
над горами на востоке всего лишь на толщину пальца, лошадь Кевина была уже
оседлана и снаряжена в путь. Шериф наблюдал  за  ним  из  дверей  казармы.
Заканчивая последние приготовления, Кевин забросил за спину  меч  и  повел
коня к воротам. Могучие копыта гулко ударяли по каменным плитам на плацу.
     Сразу за высокими, тяжелыми  дверьми,  выходящими  на  Коровий  двор,
какой-то человек был пригвожден в крайне неудобном положении  к  позорному
столбу. Руки человека были выкрашены красным.
     "Вор", - подумал Кевин.  Остановившись,  он  повернулся  к  шерифу  и
заметил:
     - Вы уже успели потрудиться сегодня утром.
     - Мы трудимся каждое утро.
     - Я у вас в долгу, добрый шериф, за квартиру и за стойло.
     - Эти расходы предусмотрены хартией.
     Кевин и  шериф  некоторое  время  изучали  друг  друга,  затем  шериф
посмотрел на небо и нахмурился.
     - Направляешься  к  Проходу?  -  в  тоне,  каким  был  задан  вопрос,
проскользнуло что-то похожее на насмешку.
     - Я думаю, что мне удастся его преодолеть.
     - Ты думаешь? - шериф  тонко  улыбнулся.  -  Моя  тетка  Порки  может
думать, что может состязаться в скорости со скаковой  лошадью,  но  ей  не
взять ни одного приза. Ты же сам говорил, что ты  -  просто  меч.  А  там,
наверное, понадобится кое-что побольше, чем это.
     Кевин криво улыбнулся.
     - К чему такая забота, шериф?
     - Забота? - шериф издал сердитый звук, нечто среднее между  кашлем  и
рычанием. - Мне ни к чему заботиться о том, что ты делаешь!
     - Тогда желаю здравствовать, шериф. - Кевин повернулся к воротам.
     - И тебе того же, вольный рейнджер Кевин из Кингсенда!
     Снова насмешка? "Проклятый шериф, -  подумал  Кевин.  -  Есть  в  нем
что-то от Раскера - режет, как новая сабля". Однако, что касается Раскера,
то все знали, что прячется за его вечно недовольным  видом.  Шериф  же  не
позволял заглянуть себе внутрь. Ну и пусть убирается в ад! В конце концов,
Кевина это не должно было беспокоить.
     Кевин вышел из казармы и купил себе в дорогу хлеба и колбасы. Колбаса
была настолько твердой, что ей можно было свалить с  ног  быка.  В  старой
шутке говорилось,  что  в  опасном  путешествии  колбаса  вполне  заменяет
дубинку. Затем Кевин сел верхом и поскакал на  запад.  У  старых  западных
ворот какой-то старик схватил коня за уздечку.
     - Рябиновые прутья, чтобы отвращать чары! - выкрикивал он. - Ольха  и
янтарь!
     Кевин потянул повод и проехал мимо. Что бы ни ждало его у Прохода, он
сомневался, что ольха, окаменелая смола  и  рябиновые  прутья  смогут  ему
помочь.
     Западная дорога пролегала по неглубокой долине Бешеной реки. Конь был
хорошо накормлен и прекрасно отдохнул: он с силой ударял  в  землю  своими
мощными копытами и нетерпеливо вскидывал  голову,  недовольно  всхрапывая,
лишь только Кевин натягивал поводья.
     - Успокойся, успокойся. Не балуй! Оставь  хоть  немного  силы,  чтобы
вскарабкаться на эту горку!
     Он зорко смотрел вперед, где уткнулся в небо мрачный, иззубренный пик
Скалы-Замка. Скала царила над всем Вейлом, возвышаясь, над долиной чуть не
на поллиги, словно невероятный замок какого-нибудь великана. В том  месте,
где дорога карабкалась на склоны, не  на  самую  крутизну,  а  на  дальних
подступах к ней, Кевин различал  среди  скалистых  отрогов  только  тонкую
линию, да еще узкий разрез к северу от Скалы,  который,  вероятно,  и  был
Проходом. Клочья  облаков  отрывались  от  поднебесных  скал  и  торопливо
уплывали прочь, пролетая над долиной.
     На невысоком холме, практически на равнине, Кевин обнаружил небольшой
придорожный алтарь. Он был осквернен и загажен, замысловатые переплетенные
буквы и символы были искрошены и обколоты, словно  ударами  молотка.  Лицо
идола было испачкано грязью, как будто кто-то, стоя на  дороге,  швырял  в
него пригоршни навоза. Кевин почувствовал, как внутри у  него  поднимается
беспричинный гнев. Сам он едва ли  был  глубоко  религиозен,  но  подобное
глупое поведение считал достойным только животных.  Поэтому  он  остановил
коня и спешился. Пучками травы, смоченными в придорожной  канаве,  он  как
мог тщательно счистил грязь. К какому из богов относился этот  алтарь,  он
так и не разобрал, так как не умел читать эти странные буквы.
     Расшатанная  фермерская   подвода,   запряженная   костлявым   быком,
единственная  попалась  ему   навстречу.   Подводу   сопровождал   сутулый
крестьянин, который украдкой бросал на Кевина испуганные взгляды.  Завидев
Кевина,  он  взмахнул  хлыстом  и  попытался  заставить  старое   животное
побыстрее перебирать ногами. Кевин кивнул ему:
     - Доброго дня, путешественник!
     Ответа не последовало.  Крестьянин  сильнее  заработал  хлыстом  и  в
последний раз испуганно обернулся вслед Кевину через плечо.
     Долина тем временем стала уже. Порывы ветра  стали  сгибать  верхушки
деревьев на холмах, а мрачные тени облаков скользили  по  земле  неслышно,
словно дозорный отряд тьмы. Поля и огороды  встречались  все  реже,  а  их
размеры  уменьшились.  Вскоре  они  уступили  место  сорнякам  и  зарослям
ежевики. Домики арендаторов и батраков словно приникли к земле, здесь  они
были беднее и меньше, чем вблизи города. Многие из  них  были  покинуты  и
захвачены наступающим лесом. Где-то виднелись следы вырубок,  и  один  раз
Кевин разглядел заброшенную хижину и угольную печь. Затем - снова  ничего,
кроме густого леса на склонах холмов.
     За гребнем очередного холма дорога внезапно вырвалась в поле, большое
и  неожиданно  хорошо  ухоженное,  которое  тянулось  вниз  по  склону  до
сверкающей реки. На мгновение Кевину показалось, что это снова Бешеная, но
эта река была меньше и прозрачней. Параллельные ряды берез, словно часовые
в форме, указывали дорогу туда,  где  через  реку  был  перекинут  большой
каменный мост. За мостом дорога снова уходила в поля. Возле дороги  стояло
небольшое, приземистое здание, частью сложенное из бревен, а частично - из
досок. Вокруг здания Кевин разглядел изгороди, надворные  постройки,  двух
коров, коня; куры и козы паслись во дворе. Словом, здание было  похоже  на
небольшую придорожную харчевню, однако  двор  зарос  травой  и,  казалось,
никем не посещался.
     - Это, наверное, Хрустальный ручей и Первый мост,  -  объяснил  Кевин
коню. - Помнишь эту дорогу?
     Конь протестующе всхрапнул и мотнул головой.
     - Ах да, тебя же тогда не было. Я позабыл, - и Кевин стал  спускаться
с холма.
     По мере того, как они приближались к харчевне, Кевин  внимательно  ее
разглядывал. Когда он проезжал мимо, в дверном  проеме  показалась  тонкая
фигура. На первый взгляд Кевину показалось,  что  это  девушка,  одетая  в
мужскую одежду.
     - Добрый день, - поздоровался Кевин.
     - Добрый, - голос был похож на голос юноши. - Вы  едете  по  тропе  к
Проходу?
     - Да.
     Небольшая морщина показалась на молодом, узком лице.
     - В  последнее  время  мне  не  приходилось  слышать  ничего  плохого
относительно дороги отсюда до Второго моста, но дальше... -  юноша  слегка
пожал плечами, - там время от времени что-нибудь случается.
     Кевин кивнул.
     - Я слышал об этом в городе.
     - Тогда счастливого пути, - снова последовало легкое пожатие плечами.
- Добрый у вас конь.
     - Спасибо. - Кевин прощально поднял руку. - И тебе удачи.
     Дорога понемногу уходила все выше, взбираясь на поросшие лесом холмы.
С каждым поворотом  ее  в  просветы  между  стволами  все  яснее  и  ближе
виднелась крутая стена отвесных скал. Утро все еще было тихим, но время от
времени с гор доносилось дыхание холодного ветра с вершин.  Кевин  отъехал
от харчевни  уже  на  пол-лиги,  когда  неясная  мысль  наконец  полностью
оформилась в голове: вспоминал все сказки, которых он наслушался в  городе
о Западной  дороге  и  сравнивая  харчевню  с  полуразваленными  хижинами,
которые попадались ему на пути, он был удивлен  тем,  что  постоялый  этот
двор выглядел весьма ухоженным и аккуратным.
     Так  он  ехал,  то  освещенный  солнцем,  то  снова  попадая  в  тень
очередного облака, и наконец, преодолев очередной подъем, увидел и услышал
стремительно несущийся поток.  Словно  пытаясь  оправдать  свое  название.
Бешеная яростно билась в берега, ревела и клокотала.  Она  не  была  такой
спокойной и безмятежной, как ниже по течению, где она спускалась в долину.
Здесь она была гораздо уже, но скромные размеры  с  избытком  восполнялись
силой ее неистовства. Бешеная то с ревом уходила в  расщелины  каменистого
склона, то каскадами низвергалась с узких  каменных  ступеней.  Над  рекой
возвышался еще один высокий и узкий каменный мост. Вокруг моста  в  воздух
взмывали миллионы крошечных брызг, в том месте, где стремительное  течение
разбивалось о контрфорсы моста, о его береговые  устои.  Сразу  за  мостом
вверх вздымались крутые бока Скалы-Замка, окаймленные у  подножия  крутыми
лесистыми складками. Остроконечная скала виднелась над вершинами  деревьев
сразу за рекой.
     "Прекрасный наблюдательный пункт, - подумал Кевин, -  ...если  только
кто-то или что-то станет наблюдать за дорогой".  Слегка  нахмурясь,  Кевин
слез с коня и принялся  приводить  в  порядок  сбрую  и  надевать  конское
снаряжение. Огромное животное  сразу  заволновалось,  слегка  возбужденное
знакомыми приготовлениями - надеванием нагрудного щитка, кольчуги и прочих
доспехов. Конь раздувал ноздри, фыркал,  выгибал  шею  и  сверкал  глазами
из-под налобника.
     - Что, конь, чувствуешь, что придется поработать? - спросил Кевин.
     Он  надел  набедренники  и  наголенники,  укрепил   поверх   кольчуги
нагрудник и наспинную пластину, укрепил  наплечики,  затем  надел  шлем  и
латную рукавицу на правую руку. Старый кривой нож он пристегнул к  правому
бедру. Взобравшись в седло, Кевин  снял  с  его  передней  луки  небольшой
ромбический щит и проверил, легко ли вытаскивается меч из ножен на спине.
     - Медленно, - приказал он. Это была рабочая команда,  и  боевой  конь
взял с места четкой  рысью.  Гром  его  копыт  по  каменной  кладке  моста
перекрывал глухой рев воды.
     Кевин всегда чувствовал себя в доспехах немного глупо; воображая себя
со стороны, он  представлял  нелепую,  неуклюжую  и  тяжелую  конструкцию,
полуслепую,  лязгающую  железом,  едва   способную   совершить   несколько
нескладных движений. Однако с самого начала ему  крепко-накрепко  вбили  в
голову, что человек  в  доспехах  обладает  в  первые  минуты  неоспоримым
преимуществом... вопреки его постоянным возражениям и  протестам,  которые
он, бывало, высказывал, в то время как Раскер кидал в него камни в учебном
бою.
     - Как тебе этот камешек, парень? - булыжник размером в кулак врезался
Кевину между наплечниками. - Будь это стрела,  ты  бы  уже  кашлял  кровью
где-нибудь на обочине!
     - Они замедляют мои движения! - протестовал Кевин.
     - Замедляют, да? - еще один камень отскочил от брони на плече. -  Мне
кажется, что неожиданный  удар  клинка  замедлил  бы  твои  движения  куда
сильнее. Не хочешь ли проверить,  насколько  мне  удастся  замедлить  твои
движения при помощи еще дюжины камней?
     Кевин слегка вздрогнул,  вспомнив,  как  несколько  дней  он  пытался
скрывать  сильную  хромоту,  появившуюся  в  результате  удара  по   бедру
деревянным мечом в учебной схватке с Раскером "трое против одного".
     - Может быть, паренек, доспехи долгое время будут тебе не нужны. Но я
скажу тебе нечто  настолько  очевидное,  настолько  реальное,  что  можешь
вешать это на свой шлем: когда они  тебе  понадобятся,  у  тебя  не  будет
времени надевать их.
     Но Кевин все равно продолжал чувствовать себя неуклюжим,  как  бы  на
пяти ногах.

     Дорога  продолжала  подниматься  вверх,  следуя  извилистому  ущелью,
пересекающему склон горы. Склон этот был испещрен промоинами и  ручейками,
которые кое-где  все  еще  просачивались  между  камнями  струйками  воды,
стекающими с вершин гор. Все чаще из густых  вершин  деревьев  высовывался
невысокий утес или острая скала. Кевин завернул за  угол  одного  из  этих
утесов и остановился. На дороге перед ним сидели  волки.  Он  насчитал  их
ровно десять штук.
     Разумеется, волки нигде не были в диковинку. На протяжении всей своей
жизни Кевин наслушался немало  историй  о  серых  разбойниках.  Однажды  в
Северо-восточном королевстве целая стая этих созданий преследовала Кевина,
но он никогда не слышал о том, чтобы волки расселись прямо на  дороге  при
свете  дня,  словно  деревенские  лодыри,  которые  лениво   ждут,   чтобы
что-нибудь произошло. Тем  временем  волки,  которые  сидели  или  лежали,
встали на ноги. Теперь все они смотрели на Кевина.
     - Медленно, - тихо приказал Кевин.
     Теперь конь двигался вперед медленным шагом,  сильно  выгибая  шею  и
прижимая голову к груди, чтобы защитить горло. Кевин ощущал, как на  спине
животного вздуваются и опадают сильные мускулы.
     Волки и не думали уступать дорогу. Они опустили головы низко к  земле
и смотрели сверкающими желтыми глазами; двое волков переместились  к  тому
краю дороги, которая обрывалась вниз с холма.
     Кевин тронул коня  носком  ноги,  давая  сигнал  приготовиться.  Конь
заржал, его копыта выбивали из земли ритмичные, грозные  звуки.  Когда  до
волков оставалось около  двадцати  шагов,  Кевин  скомандовал  в  галоп  и
выхватил меч.
     Словно действуя по заранее обдуманному плану, волки распределились по
сторонам и бросились, кто на ноги коня,  кто  высоко  подпрыгнул,  пытаясь
вцепиться во всадника. Взметнулся и опустился меч, сначала  справа,  затем
слева. Кевин не промахнулся. Одновременно он ощутил, как конь  лягается  и
брыкается на ходу. Послушался болезненный визг. Два волка  набросились  на
коня сзади, норовя перекусить сухожилия задних ног. Конь снова  взбрыкнул,
и Кевин услышал сухой хруст.
     Управляя конем то при помощи носка  ноги,  то  при  помощи  поводьев,
Кевин поднял животное на дыбы, и конь стал бить  передними  ногами.  Попав
под удар  огромного  копыта,  еще  один  волк  погиб  на  лету,  не  успев
взвизгнуть. Тем временем Кевин взмахнул мечом и чуть  не  полностью  отсек
голову волка, который прыгнул на него. Мертвое тело обрушилось на  Кевина,
заливая его кровью. Тогда он дал коню  команду  пяткой  ноги,  чтобы  конь
защищался от волков в полную силу, не  управляемый  более  всадником.  Сам
Кевин принялся рубить мечом тех тварей, что  оказывались  в  пределах  его
досягаемости. Вскоре  трое  волков  -  все,  кто  уцелел,  избегнув  удара
копытами или меча - развернулись, чтобы снова  перекрыть  дорогу  в  горы.
Кевин подобрал повод и снова атаковал. Еще один волк упал и  покатился  по
земле,  второго  конь  вышиб  с  дороги  ударом  копыта,  и  он,   жестоко
искалеченный, свалился с дороги вниз, на  растущие  под  обрывом  деревья.
Последний  оставшийся  зверь  некоторое  время  глядел   на   них   своими
удивленными желтыми глазами, а затем  юркнул  в  придорожный  кустарник  и
исчез.
     Кевин осадил коня и, нахмурясь, вглядывался в  то  место,  где  серой
тенью растворился последний из волков, пытаясь восстановить в  памяти  то,
что он видел. В последний миг ему  показалось,  что  на  волке  был  надет
ошейник, полускрытый густой шерстью на загривке. Неужели это так?
     Нет, этого быть не могло.
     Кевин спешился и осмотрел коня. На  его  задних  ногах  он  обнаружил
несколько ран, но кровь почти не текла, и он смазал эти места мазью. Затем
он очистил меч от крови и налипшей шерсти, глядя на неподвижных зверей  на
дороге. Никогда раньше, даже в самых  неправдоподобных  рассказах  ему  не
приходилось слышать о таком поведении волков. Возможно, что в самую  лютую
стужу, в середине зимы, в месяц Яннинг, который еще называют месяц Волчьей
Луны, они могли отважиться на подобное дерзкое  нападение.  Но  не  в  это
время года! Волки словно дожидались его,  уверенные  и  не  боящиеся.  Это
нападение было обдуманным.
     Чертовски странно!
     Некоторое время Кевин размышлял и о  том,  не  содрать  ли  с  убитых
волков шкуры, так как из волчьего меха  можно  было  пошить  очень  теплую
зимнюю одежду, но затем он отвернулся: свежевать волков  у  него  не  было
настроения.
     - Добро пожаловать в ваш собственный ад, вы  сами  сделали  выбор!  -
пробормотал Кевин. Это была старая академическая  прибаутка,  которую  они
говорили друг другу, одержав победу в соревновании  или  в  бою.  -  Пусть
лежат мертвые и всеми проклятые.
     Снова усевшись в седле, Кевин направил коня дальше по уходящей в горы
дороге.  Мысль  о  нападении  волков  продолжала  его  беспокоить,  но  он
чувствовал себя очень хорошо - это было прекрасно, снова чувствовать,  как
в жилах пульсирует кровь, хотя не все его удары были точны. К  тому  же  в
поступи коня он ощущал какую-то излишнюю нервозность.
     - Снова остаемся в живых? - он наклонился вперед и потрепал  коня  по
тугой шее. - Проклятье!
     И он запел:

             Герой столкнулся с четырьмя,
                                         таких мерзавцев мало,
             Оружие в чужой крови на солнце не сверкало.
             - Так это все?! Хочу еще,
                                        вас четверых мне мало!
             Он бросился на них, рубя налево и направо.

             И вот запели над рекой войны колокола:
             Взметнулся меч, летит нога и следом - голова.
             Он их рубил, он их топтал, покуда сил хватало,
             И улыбался: "Здесь был враг, и вот его не стало".

     Интересно, кто же сказал, что немного смерти придает  жизни  остроту?
Конечно, это снова старый оружейник из академии.
     Кевин согнул свою правую руку: в мускулах ощущалась небольшая тяжесть
даже после этого непродолжительного напряжения. В схватке со стаей  волков
он оказался не столь смертоносен, каким должен был быть.  Кевин  попытался
припомнить, когда в последний раз он упражнялся с мечом,  но  не  смог.  В
любом случае прошло довольно много  времени...  Кевин  вытащил  оружие  из
ножен и проделал несколько конных артикулов. Затем, заметив  нависшую  над
дорогой ветку, Кевин наметил на ней отдельный листок и попытался  поразить
его мечом. Он промахнулся и рубанул второй раз, слева. Лист закачался,  но
он снова не попал.
     - Зато напугал, - сказал Кевин коню. - Видишь, как он дрожит?
     Никогда раньше Кевину не приходилось видеть  такого  края.  Это  была
страна головокружительных высот и глубоких ущелий.  Казалось,  сама  земля
накренилась и уперлась одним краем в небо. Все окружающее казалось слишком
просторным и пугающе большим для людей и других небольших существ,  словно
скалы были не скалы, а троны богов или гигантов.
     Зеленая листва  уступила  место  темным  хвойным  деревьям,  затем  -
карликовым вечнозеленым кустарникам, стелющимся  по  самой  земле.  Вскоре
исчезли и они, и Кевин вступил в царство камней  и  обломков  скал,  между
которыми лишь изредка  попадались  скрюченные  и  чахлые  деревца,  мрачно
цепляющиеся корнями за бесплодную почву склонов. Дорога принялась  петлять
по крутому склону, подчас чуть  не  поворачивая  в  обратном  направлении,
следуя нешироким уступам на скале.  Свет  внезапно  стал  тусклым.  Глянув
вверх, Кевин увидел, как над гребнем горы собираются  тучи,  изодранные  в
лохмотья острыми  вершинами.  Весь  Вейл,  испещренный  тенями  набежавших
облаков, лежал далеко внизу, как на ладони.
     - То, что нам надо, лошадка, - сказал Кевин, - дождь.
     Словно в ответ на его слова, высоко вверху загремел гром, усиленный и
повторенный многократным эхом. По мере того как дорога,  петляя  и  кружа,
взбиралась все выше, облака соединились в непроницаемый  низкий  покров  и
над дорогой сгустились сумерки. Упали первые капли дождя. Кевин вытащил из
седельной сумки свой дорожный плащ с капюшоном и набросил  его  на  плечи.
Налетел резкий порыв ветра, и Кевин снова запел.

                    Уолтер поехал в опасный поход
                    На пустошь - там снег и там лед.
                    Пусть ветер над вереском воет,
                    Он скачет вперед и поет...

     - Как вам это понравится,  достопочтенный  Конь?  Вы  хотите  еще?  С
удовольствием, сэр...

                    С сердитого неба низверглась вода,
                    Наполнив доспехи до глаз. Не беда!
                    Сквозь щели в доспехах уходит она.
                    Хоть яйца замерзли изрядно!

     - Эта строфа частенько исполнялась  в  академии,  как  ты  понимаешь,
однако...
     Буквально над головой вспыхнул ослепительный свет, настолько  близко,
что Кевин непроизвольно пригнулся. Тут же загремел гром. Конь вздрогнул  и
попятился. Кевин погладил его по шее.
     - Спокойно, старик. Как ты думаешь, что мы такого сделали,  что  боги
так разгневались на нас?
     Дождь надвигался ревущим водопадом. Кевин направил коня в  то  место,
где  над  дорогой  слегка  нависал  небольшой  каменный  козырек.  Там  он
спешился. Было так темно, как бывает поздним вечером, только молнии резали
темноту под оглушительные раскаты грома. Конь в испуге тряс головой,  чуть
не отрывая от земли повисшего на поводьях Кевина.
     - Но-о, тихо! - закричал  Кевин,  пытаясь  перекричать  шум  дождя  и
грома.
     Сорвав с себя  плащ,  он  попытался  замотать  им  голову  животного.
Яростный ветер рвал плащ из  рук  и  хлестал  по  лицу  мокрой  парусиной.
Наконец Кевину это удалось. Спрятав в плащ лицо и  обняв  коня  руками  за
шею, он ждал. В голове мелькала какая-то мысль, пробиваясь наружу...  Ага,
вот! Кевин сунул руку под  тунику,  где  на  шее  висел  талисман  ветров,
принадлежавший его матери. С его помощью она вызывала попутный бриз,  если
наступал штиль, а также отводила прочь самые жестокие шторма. Он и в самом
деле помогал... Или просто любая  мать  немного  владеет  магией?  Но  как
привести его в действие? Никаких волшебных слов Кевин не знал.
     Повернувшись лицом к дождю, Кевин закричал:
     - Исчезни! Немедленно утихни!
     Но ливень припустил еще сильней.
     - Прекрати эту бурю!
     Вспышка молнии и удар грома были ему ответом.
     - Именем бога Маррина повелеваю тебе перестать!!!
     Видимо, Кевин выбрал неправильное божество. Или  же  амулет  требовал
произнесения определенной магической формулы.
     - Ну так будь ты проклят и провались прямо в ад!!!
     За стеной дождя Кевину  внезапно  послышался  жалобный  вскрик,  и  в
сплошном мраке что-то промелькнуло. Дождь, однако, не перестал. Неужели он
видел призрак?
     -  Скажи  и  ты  что-нибудь,  лошадка,  -  пробормотал  Кевин,  снова
уткнувшись лицом в промокший плащ. - У тебя должно получиться не хуже, чем
у меня.
     Но  буря  бушевала  недолго.  Сплошной  водопад   прекратился,   хотя
шквалистый ветер время от времени налетал с новой порцией холодного ливня.
Затем удары ветра ослабели, и  ливень  иссяк,  превратившись  в  отдельные
капли. Вскоре все прекратилось, одни только серые облака неслись по небу в
сторону долины.
     - Духи горных бурь, - проворчал Кевин, пристраивая мокрый плащ поверх
седельных сумок и выводя коня из-под скалы. -  Надо  было  бы  спросить  в
городе, как люди с ними управляются. Возможно - никак. Ума не хватает. Вот
поэтому-то здесь так часто бывают бури.
     Дорога неуклонно повышалась. Между облаков засияло жаркое  полуденное
солнце и скоро нагрело металлические доспехи  так,  что  по  спине  Кевина
поползли щекочущие капли пота. От мокрой шкуры коня валил пар. Но чем выше
они поднимались, тем больше конь упрямился.
     - Ну, а теперь что? - он слегка стегнул поводьями по  шее  коня.  Его
подготовка должна была  исключить  подобное  поведение,  но  все  же  конь
продолжал шарахаться по сторонам, как испуганный жеребенок,  и  недовольно
храпеть.
     - Какой злой дух в тебя вселился?
     Но  конь  снова  заартачился  и  потянул  поводья.  Кевин   попытался
успокоить животное, но странное поведение продолжалось. Тогда он  спрыгнул
на землю и схватил коня под уздцы.
     - Здоровенное глупое животное, - прикрикнул  он,  -  мне  не  хочется
тащить тебя всю дорогу, но если мне придется, то я сделаю это!
     На этот раз конь последовал за ним, но весьма  неохотно.  Дорога  как
раз шла по длинному южному склону, когда за  внезапным  поворотом  взгляду
Кевина открылась огромная  глыба  Скалы-Замка,  уходящая  высоко  в  небо.
Высоко наверху снег прилепился к стенам  ее  бастионов,  словно  огромные,
изодранные в клочья белые флаги, спущенные  с  огромной  стены.  Крутой  и
протяженный отрог уходил в сторону долины, а прилепившаяся к  его  вершине
остроконечная башенка довершала  иллюзию  крепостной  стены  с  зубцами  и
бойницами для лучников. Дальше дорога направлялась прямо к  этой  вершине,
где  виднелось   нечто   напоминающее   какую-то   деревянную   постройку,
прилепившуюся к утесу. Кевин сделал шаг, но конь уперся в землю  передними
ногами и дальше не пошел. Кевин налег на уздечку.
     - Что же, ради Преисподней, с тобой... - Он внезапно замолчал.
     Большие глаза его коня совершенно остекленели,  широко  раскрылись  и
только медленно вращались из стороны в сторону. Могучее  животное  дрожало
мелкой дрожью. Кевин схватился за рукоять меча и поволок из ножен  длинное
лезвие, но замер на полдороги и прислушался.
     - Я думаю, что из этого ничего не выйдет, - раздался чей-то  голос  и
смех. - Человеку не под силу втащить на гору такую огромную скотину!
     На скале, нависшей над дорогой, стоял долговязый  мужчина  в  грязной
кожаной одежде, небрежно опираясь на натянутый лук.
     - Мне бы не хотелось самому сразиться с этим парнем, -  раздался  еще
один голос. - Такой силач может быть опасен.
     - Он закинет тебя отсюда прямо в Ладан, - поддержал его третий голос.
     - Ага, - прохрипел  четвертый.  -  Только  он  слишком  глуп.  Такого
здоровенного коня нельзя тащить, его надо толкать сзади.
     Еще несколько хриплых голосов присоединились ко взрыву  смеха.  Кевин
подумал, что их должно быть около тридцати, засевших в камнях над дорогой.
Сейчас несколько человек должны были спуститься на дорогу впереди  него  и
позади, чтобы блокировать путь. Все они улыбались.
     - Это он так отшлепал Билли, что он прибежал обратно, хныча  и  дрожа
как осиновый лист?  -  один  из  показавшихся  впереди  на  дороге  мужчин
глумливо ухмыльнулся.
     - Нет, это, наверное, его лошадка, -  рассмеялся  кто-то  наверху.  -
Билли решил, что это его мамочка пришла за ним.
     Некоторое время все они потешались подобным образом над  Кевином,  но
он не отвечал. Вместо этого он опустил меч обратно в ножны  и  выпрямился.
Это было их небольшое развлечение, игра, в  которую  они  играли,  приятно
проводя время, полностью уверенные в том, что Кевину  некуда  деваться.  И
они станут смеяться над всем, что бы он ни  сказал.  Это  были  оборванцы,
грязная банда,  сброд,  одетый  в  лохмотья,  вооруженный  разнокалиберным
ржавым оружием. В основном, правда, это были луки и грязные мечи. И это  -
наводящие ужас бандиты? И Кевин  стал  смотреть  на  того,  кто  заговорил
первым - на высокого человека на скале.
     -  Что  заставило  тебя  поехать  этой  дорогой,  молодой   воин?   -
осведомился главарь. - Или ты не слыхал, что эта дорога бывает опасной для
путешественников?
     И снова зазвучали смешки и хихиканье.
     - Я еду на запад, - ответил Кевин.
     Одновременно   он   спокойно   огляделся   по   сторонам,   запоминая
расстановку, вооружение и настрой окруживших его людей.
     - Нынче это не самое подходящее направление,  дружок.  Тебе  придется
уплатить дорожный сбор.
     Кевин небрежно кивнул.
     - Я для того, чтобы собрать его, понадобилось  двадцать  пять...  или
тридцать человек? - теперь Кевин в упор рассматривал четверых, заступивших
ему дорогу, не отводя взгляда. - Вы собираете дань  такой  оравой,  потому
что вам не хватает сноровки или недостает храбрости?
     На некоторых лицах улыбки растаяли. Главарь или человек,  который  им
казался, расхохотался.
     - Может быть, ты и прорвешься. Сдается мне, что ты на  это  способен.
Но вот твой конь что-то не очень рвется в бой. Весьма странно, не так ли?
     Кевин бросил взгляд на свой лук, свисающий с седла. Лук был  натянут,
но отсыревшая тетива вряд ли послала бы  стрелу  дальше  чем  на  двадцать
шагов. Возможно, однако, что бандиты об этом не догадывались.
     - А может быть так, что  если  я  воткну  стрелу  тебе  в  грудь,  то
ситуация изменится к лучшему? - спросил он.
     - Да, такая возможность  существует,  -  спокойно  согласился  рослый
предводитель и кивнул. Слегка повернувшись, он махнул кому-то рукой.
     - Однако твоя первостепенная задача лежит чуть дальше.
     Из-за угла скалы показалась крупная,  целиком  закованная  в  доспехи
фигура и целенаправленно направилась к Кевину.
     - Да, конечно... - пробормотал Кевин и повернулся к коню. Тот все еще
дрожал, расширив глаза и трепеща ноздрями.  Кевин  отстегнул  свой  щит  с
необычными заостренными углами, который повесил на седло еще перед  бурей.
Щит удобно, как просторный рукав, сел на руку, и Кевин потянулся за мечом.
Клинок с легким шелестом покинул ножны, и  Кевин  позволил  себе  еще  раз
оглядеть всю банду, которая ухмылялась ему с окружающих высоких скал.
     - Вам кажется, что у вас достанет сил справиться вот с этим?
     Главарь рассмеялся в ответ:
     - Мы просто понаблюдаем, в качестве посторонних.
     - И резервной силы на случай, если этот ваш буйвол будет выпотрошен и
разрублен на бифштексы?
     - О нет, отнюдь, - главарь глухо кашлянул. - Если  ты  его  одолеешь,
можешь спокойно ехать дальше. Тем не менее... - он оглянулся на остальных,
и вокруг раздались подобострастные  смешки,  -  должен  предупредить,  что
шансов у тебя маловато.
     - Только не ставь на это все свои деньги, - глухо пробормотал Кевин.
     Он начинал чувствовать, что гнев пытается овладеть им, и  вверг  свой
мозг в леденящий холод абсолютного спокойствия. Этому он хорошо выучился.
     Он словно слышал слова Раскера, эхом отдающиеся в мозгу:  "Ты  должен
стать мечом, а меч станет тобой. Ты  станешь  центром  собственного  мира,
который будет ограничен лезвием твоего клинка. Гнева не  должно  быть,  он
запрещен. Он отвлекает внимание. Если ты используешь его, то используй  не
для того, чтобы  распалять  себя,  а  для  того,  чтобы  выбить  из  колеи
противника".
     Однажды выученное  и  отточенное  долгими  упражнениями,  теперь  это
приходило легко и быстро. Ледяное спокойствие овладело  Кевином,  он  стал
мечом и всем, до чего меч мог дотянуться, он стал центром стального круга.
     Спокойно он наблюдал за уверенным приближением огромной фигуры.  "Это
скорее машина, чем человек", - подумал Кевин.
     Металл позвякивал, а огромный меч со свистом рассекал  воздух.  Очень
большой человек. Может, это берсеркер?  Длинный,  двуручный  меч.  Большой
квадратный  щит  со  странной  эмблемой,   весь   во   вмятинах.   Странно
расширяющийся книзу  шлем,  закрывающий  всю  голову,  с  носовой  гардой,
опускающейся вниз наподобие атакующей змеи. Восточный... сделан так, чтобы
производить   впечатление   демонического   лица.    Неподвижные    глаза,
поблескивающие из-под забрала. Густая  борода,  обрамляющая  угрюмый  рот.
Никаких звуков, только лязгающие металлом шаги. Смерть в помятых доспехах.
     Кевин принял оборонительную стойку.
     Человек напал в обычной манере, атака по фронту, монументальная башня
на полном шагу.  Щит  выдвинут  чуть  вперед,  меч  взмыл  над  головой  и
опустился, намереваясь рассечь Кевина от макушки до ягодиц. Кевин позволил
мечу опускаться, но вместо того чтобы  заслониться  щитом,  как  от  него,
видимо, ожидалось, быстро отступил в сторону и парировал удар своим мечом,
не без труда отводя удар от своего правого плеча.  Тяжелый  удар  в  землю
отозвался  легким  сотрясением  в  коленях.  В  тот  же  миг  Кевин  нанес
оглушающий кистевой удар плашмя по боковой поверхности шлема.  Такой  удар
вовсе не предназначался для поражения, он должен был лишь сбить противника
с толку. Такой удар задавал  тон  битве.  Он  также  расстраивал  внимание
противника, заставляя некоторое время прислушиваться к звону в  голове.  И
немедленно он сделал обратное движение и повторил удар.
     "Выводи из себя! - закричал Раскер откуда-то из прошлого.  -  Заставь
сражаться по твоим правилам!"
     Этими двумя ударами  Кевин  достиг  ожидаемого  результата.  Огромный
противник снова атаковал. Кевин легко поднырнул  под  удар,  повернулся  и
ткнул острием меча в то место, где оканчивалась кольчужная рубашка.  Очень
редко когда бойцы бывали защищены в этом месте броней. Таким образом, этот
удар был едва ли не самым оскорбительным.
     "Рассерди его! Заставь его  сделать  ошибку!  Заставь  забыть  о  его
подготовке!"
     Противник  тоже  развернулся,  сверкая  глазами,  больше  похожий  на
сгусток ярости, чем на человека.
     -  Ты  сражаешься  задницей,  -  сказал   ему   Кевин.   -   Давай-ка
по-серьезному.
     Воин с воплем бросился  в  атаку.  Кевин  выстоял,  парируя  удары  и
прикрываясь щитом, отводя от себя могучие удары его  заостренными  углами.
Кевин слышал, что раньше эта тактика называлась "атака  в  лоб";  это  был
замысловатый способ добиться победы при помощи силы и ярости. Он  позволил
противнику установить дистанцию и внезапно сам нарушил ее  серией  быстрых
контратакующих выпадов, и добился того,  что  кровь  закапала  с  руки,  с
подбородка и из-под мышки руки, в которой противник держал щит. Интересно,
как это понравилось наблюдателям?!
     - Предлагаю тебе прекратить схватку, боец, - сказал Кевин, - иначе от
тебя мало что останется и твои доспехи рассыплются по частям.
     Но атаки стали еще более неистовыми, и каждая сопровождалась  низким,
утробным ревом. Противник не демонстрировал никакой боевой  техники,  одну
только грубую силу, которая и направляла звенящий  меч.  Кевину  удавалось
держаться подальше от сверкающего лезвия, он парировал удары своим  мечом,
принимая их на щит или на жесткие детали доспехов. Горы отзывались звонким
эхом, и лязг железа разносился далеко по окрестностям.
     Кевин  прекрасно  понимал,  что  если  ему  придется   отражать   эти
сокрушительные удары полным щитом, то он потеряет свое преимущество.  Пока
же ему удавалось избегать их, но  и  он  не  причинил  сопернику  никакого
особого вреда, если не считать  нескольких  неглубоких  царапин,  а  также
погнутых доспехов. И он начинал уставать! Это не могло ему  нравиться!  Он
должен был быть способен поддерживать этот темп до тех пор, пока противник
не упадет,  но  Кевин  чувствовал,  как  усталость  сковывает  мышцы  рук.
Наступило время применить какой-нибудь прием, пока он  еще  мог  сохранять
быстроту и подвижность.
     Кевин сделал ложный выпад влево, слегка подавшись корпусом в  эту  же
сторону, уводя за собой и противника. Затем, принимая на щит ответный удар
противника,  как  бы  случайно  упал  вправо.  Раскер  считал  этот   трюк
совершенно идиотским,  так  как  слишком  многое  зависело  от  случайного
стечения обстоятельств. Кевин же полагал,  что  все  должно  строиться  на
проворстве и точном расчете. Вся соль заключалась в том,  чтобы  заставить
противника  приподнять  щит,  притворяясь,  что   упал   по-настоящему   в
результате принятого на щит мощного удара. В тот миг, когда его  противник
двинулся на него, Кевин оказался ниже и за его большим щитом, и  тогда  он
дотянулся лезвием меча до того места, где наголенник соединялся с  ножнами
- в этом месте, он знал, всегда остается незащищенный промежуток.
     Это сработало. Кевин определил это по тому, как меч врубился  в  щель
со странным чавкающим  звуком,  и  по  сдавленному  крику  боли.  Проворно
откатившись назад, Кевин вскочил на ноги и снова встал в боевую позицию.
     Противник даже не взглянул на свое колено.  Его  дыхание  со  свистом
вырывалось сквозь  стиснутые  зубы,  а  блестящие  глаза,  не  переставая,
буравили Кевина тяжелым мрачным взглядом. Выдвинув левую ногу  вперед,  он
застегнул коленное сочленение. Яркая кровь вытекала из щели и стекала вниз
по наголеннику. Тут  Кевин  услышал  глухой  ропот,  доносившийся  сверху,
оттуда, где стояли отдаленные бандиты.
     - Не хочешь ли остановиться? - спросил он, переводя дыхание.
     Противник его, однако, чуть не визжал от бешенства при каждом вздохе.
И снова он напал, отставляя искалеченную ногу таким образом, чтобы на  нее
можно было опираться. Кевин уклонился.
     - Я не хотел бы убивать тебя, боец!
     Но противник продолжал наступать. Гротескная, прихрамывающая фигура в
доспехах размахивала огромным мечом и рвалась вперед.
     Кевин оставил свою позицию,  отступил  на  несколько  шагов  назад  и
крикнул, обращаясь к долговязому главарю разбойников:
     - Можете его остановить? Я бы не хотел  убивать  его,  если  меня  не
вынудят!
     - Похоже, тебе придется это сделать, - нахмурившись, отвечал главарь.
- Не думаю, что нам удастся его остановить, и  я  не  завидую  тебе,  юный
вояка. Ты ранил его, и нам придется с этим что-то делать. Мы...
     Стрела, пущенная сзади, отскочила от металлической пластины на  спине
Кевина.
     - Не убивайте его! - закричал главарь. - Он не нужен мне мертвым, ты,
глупое дерьмо!
     - Ты меня не задел! - воскликнул Кевин.
     Он повернулся так, чтобы встать спиной к тому  краю  дороги,  который
круто обрывался вниз по горному  склону.  Взбешенный  великан  в  доспехах
снова надвигался на него. Кевин направил свой  меч  прямо  в  перекошенное
лицо.
     - Ты будешь первым, отродье, незаконнорожденный ублюдок!
     И тут это случилось. Кевин услышал вопль ярости и страха, это  визжал
его конь. Перед глазами образовалось какое-то  мельтешение  лиц,  фигур  и
движений, закрывая ему обзор.  Кевин  слегка  сдвинулся,  чтобы  встретить
атаку громыхающих доспехов и наконец воплотить свое преимущество в быструю
и убедительную победу, когда изрядный булыжник врезался в его шлем.  Кевин
на секунду отключился и поэтому неверно  принял  на  щит  тяжелый  рубящий
удар. Щит повернулся на руке и врезался своим краем Кевину прямо  в  лицо.
Используя силу удара, Кевин бросился в  сторону,  неловко  перекатился  по
земле и снова вскочил на ноги. В этот момент что-то  попало  ему  в  ногу.
Затем перед  глазами  снова  промелькнули  искаженные  картины  того,  как
несколько человек окружили коня и борются с ним, как  взбешенное  животное
бьет во всех направлениях мощными копытами и  как  нападающие  катятся  по
земле. За спиной атакующего  Кевина  противника  тоже  показался  какой-то
человек,  который  при  помощи  длинной  палки  пытался  сзади  подставить
подножку огромному воину. Очевидно, даже главарь разбойников  не  в  силах
был приказать ему остановиться. Со всех сторон раздавались крики и шум.
     Кевин почувствовал справа от себя какое-то движение и не глядя махнул
туда мечом. Он во что-то попал, так как совсем рядом раздался крик боли. А
потом Кевин ощутил ослепляющий удар по голове. Словно в тумане, он  видел,
как его противник, зацепившийся-таки за подставленный шест, валится  прямо
на него, занеся огромный меч над головой для последнего  решающего  удара.
Закрываться щитом уже не было времени. Меч врезался в левое плечо, и Кевин
почувствовал укус острой стали, рассекшей стальной наплечник. Затем что-то
снова  ударило  его  сбоку.  Кевин  снова  ударил  не  глядя   и   услышал
металлический лязг. Повернувшись, Кевин увидел  бородатого  разбойника,  с
глупым видом уставившегося на обломанный у самой рукоятки  меч.  Еще  один
бандит,  скаля  зубы,  раскручивал  над  головой  пращу.  Кевин  попытался
увернуться, но человек опустил  руку,  и  его  голова  словно  взорвалась.
Ничего не видя, Кевин все же ощущал, как его рука с мечом рассекает воздух
вокруг,  расчищая  для  него  необходимое  пространство.  Наконец   сквозь
плывущий перед глазами туман он увидел что-то огромное, вопящее и неясное,
мчащееся прямо на него. Бандиты отскакивали с его пути.
     - Лошадка! - выдохнул Кевин и, пошатнувшись,  сделал  шаг  навстречу.
Это было его ошибкой. Массивное черное плечо коня ударило его, как твердая
и горячая стена, и Кевин начал падать... но он не упал.
     Как потом вспоминал  Кевин,  это  было  долгое-долгое  и  болезненное
скольжение вниз по почти отвесному склону,  по  булыжникам  и  кустам,  по
снегу и гравию, время от  времени  переходящее  в  свободный  полет  вниз;
доспехи лязгали и гнулись, Кевин переворачивался в воздухе  и  каждый  раз
приземлялся на какую-нибудь другую часть тела, так что на нем не  осталось
ни одного живого места, и это все продолжалось и продолжалось. Но боли  он
не чувствовал, даже потом.
     Во внезапно наступившей тишине  Кевин  открыл  глаза  и  увидел,  что
упирается лицом в мокрый гравий. Тогда он приподнял голову. Дорога была от
него не  далее  чем  в  двадцати  шагах,  но  почему-то  она  так  странно
наклонилась? Это любопытно... Кевину показалось, что он смотрит на  дорогу
сверху вниз, но как это могло получиться? Он попытался подняться  и  снова
стал падать вниз...
     На этот раз  первое,  что  он  увидел,  было  небо  и  крутой  откос,
заслонивший его почти наполовину. Кевин лежал на спине и изучал эту  гору.
На ее вершине стояли люди и смотрели на него. Они были  очень  высоко  над
ним,  и  ему  казалось  маловероятным,  что  он  пролетел,   проскользнул,
прокувыркался эти триста шагов, прежде чем упал на нижний поворот  дороги.
И что это ему взбрело в голову совершить такую глупость?
     -  Эй,  вояка,  слышишь  меня?  -  крик  прозвучал  очень   издалека,
искаженный эхом, так что понять его было нелегко. К  тому  же  Кевину  еще
сильно мешал шум в его собственной голове.
     Несколько мгновений Кевин продолжал лежать, дожидаясь, пока мозги  не
встанут на место. Осторожное  исследование  показало,  что,  кажется,  все
члены должны действовать. Кевин перекатился на  левый  бок.  Ошибка!  Боль
обожгла плечо, и рука согнулась. Кевин поспешно повернулся на другой  бок,
пролежал немного и осторожно встал на колени. Пошевелив пальцами  ног,  он
пришел к выводу, что ноги целы, и  он  счел  это  добрым  знаком.  Глубоко
вдохнув, Кевин поднялся на ноги. Щит все еще был надет на руку, и его  вес
оттягивал вниз больную руку довольно болезненно.  Кевин  отстегнул  щит  и
уронил его на дорогу. Его меч пропал.
     По дороге загремели копыта, и в поле зрения показался огромный  конь,
скачущий шумным и неуклюжим галопом. Несколько стрел прочертили  его  бока
ниже  кольчужной  попоны.  Завидев  Кевина,  конь  замедлил  свой  бег   и
остановился, щадя при этом левую заднюю ногу. Слегка тронув Кевина мордой,
конь чуть не опрокинул Кевина навзничь.
     - Эй, боец! - вновь донеслось сверху.
     Кевин запрокинул голову и закричал так громко, как только мог:
     - Неужели  вам,  навозные  червяки,  доставляет  удовольствие  ранить
животное?
     - Мне доставляет удовольствие делать то, что мне нравится, -  донесся
ответ. - Эй, там, захвати это письмо с собой. В сочетании  с  твоим  видом
оно будет весьма убедительно!
     Кевин увидел, что  долговязый  главарь  натягивает  тетиву  лука.  Он
сделал слабую попытку подобрать щит, но  стрела  ушла  далеко  в  сторону.
Ударившись о камень на дороге, она сломалась. К  ее  древку,  сразу  сзади
наконечника, была привязана какая-то записка.
     - Отнеси это своему лорду Дамону! Передай ему, что ты  являешь  собой
пример того, что случается с вооруженным человеком в Проходе!
     Кевин подобрал переломившееся древко, крепко ухватился за  уздечку  и
медленно побрел вниз. Хорошо хоть ноги его - или, по  крайней  мере,  одна
правая - могли идти.
     - Хромай домой, парень, и благодари нас за то, что мы позволили  тебе
это! - донеслось сверху.
     Первым ощущением, возвратившимся к Кевину, оказалось хорошо  знакомое
чувство гнева, жаркой волной прилившее к шее и лицу.
     - Мы с тобой еще встретимся, сучий сын! - крикнул Кевин.
     Это был жалкий ответ, но лучшее из того, что он мог сделать сейчас.

                                    4

     На западной стороне Северного Прохода, там, где прорезанная глубокими
колеями дорога устремлялась вниз, через пышные горные луга, направляясь на
широкие равнины  Палана,  ранние  птицы  распевали  свои  утренние  песни,
слетевшись к тому месту, где возле небольшого ручья всегда останавливались
на привал путешественники и торговые караваны. Светлокрылые  горные  сойки
трещали  и  ссорились  между  разбитых  и  обгорелых  остовов  фургонов  и
трудились над глазами и ноздрями мертвых упряжных животных. Вороны дрались
над несколькими распростертыми человеческими телами, а прочие  стервятники
с мрачным достоинством расхаживали по траве.
     На краю луга появились три волка. Когда один из них  прыгнул  вперед,
вцепился зубами в небольшое тело и потащил его  прочь,  раздалось  громкое
хлопанье крыльев и негодующее карканье. Два  других  волка  тоже  схватили
тело и принялись тянуть его в противоположную сторону,  но  первый  злобно
зарычал на конкурентов и те отстали; разгоняя птиц, они принялись  рыскать
в поисках собственной добычи. Птицы недовольно кричали и подлетали  вверх,
но тут же опускались на другие трупы, благо в них недостатка не было.
     Птицы в это утро были очень заняты...

     Шериф  стоял  над  Кевином,  уперев  руки  в   бока   и   разглядывая
распростертое на тюфяке тело.
     - Вольный рейнджер! - пробормотал он про себя, затем позвал громко: -
Мазер!
     Из соседней комнаты, торопясь, выбежала согбенная фигура.
     - Да, шериф?
     - Он еще не очнулся.
     - Слишком мало времени прошло, Люкус.  Дай  ему  время.  Ему  здорово
досталось.
     Шериф наклонился поближе и несколько раз всхрапнул,  словно  прочищая
нос. Душистые ветви ясменника были разбросаны по полу, но  в  комнате  все
равно чувствовался тяжелый больничный запах.
     - У тебя есть комната, в которой бы не было этой вони? Если его  рана
начнет гнить, я этого не почую, Мазер.  К  тому  же,  если  даже  он  пока
здоров, то наверняка заболеет к тому времени, когда придет пора выбираться
отсюда!
     - У нас есть небольшая комнатка наверху, но...
     - Вот и положи его там.
     - Но деньги, Люкус! Это же...
     - Мазер, - шериф опустил массивную руку на плечо  собеседника,  -  ты
очень хороший лекарь. Я бы сказал, лучший во всем Вейле, но  у  тебя  один
недостаток. Ты очень любишь спорить. А теперь положи парня в  свою  лучшую
комнату и не заставляй меня повторять все с самого начала.
     Мазер нервно потер сухие ладони:
     - Если это нужно Страже, тогда платить будет Совет.
     - Это нужно мне!
     Мазер кивнул. Некоторое время он  молчал,  словно  собираясь  сказать
что-то еще, но вместо  этого  нахмурился,  по  всей  вероятности,  отгоняя
пришедшую в голову мысль. Повернувшись, он вышел из комнаты. Было  слышно,
как он зовет кого-то в коридоре:
     - Роб! Новенького перенести наверх!
     Шериф снова повернулся к кровати.
     - Рейнджер?! - Он наклонился ниже: - Кевин!
     Глаза открылись, и  мутный  взгляд  зелено-синих  глаз  уставился  на
дощатый потолок. Затем глаза шевельнулись,  в  них  появилось  осмысленное
выражение. Хмурый взгляд остановился на шерифе.
     - Где конь? - голос прозвучал хрипло и сухо.
     - О нем позаботились.
     Зубы Кевина скрипнули, и он стал медленно подниматься на локтях.
     - А мои доспехи?
     - Все цело, кроме меча. Видимо, он потерялся.
     Кевин испустил долгий протяжный вздох и снова упал на подушки.
     - Что произошло наверху, Кевин? Или ты нашел вход  в  ад?  -  спросил
шериф. - Сколько человек понадобилось, чтобы так тебя отделать, и  сколько
мертвых тел ты оставил после себя?
     Кевин молчал, снова уставившись в потолок. Затем спросил:
     - Где это я?
     - У лекаря. Ты в городе.
     - Я... я не помню.
     - Тебя подобрал Кентс с постоялого  двора  перед  Первым  мостом.  Он
чувствовал, что тебе худо придется, и поэтому пошел за тобой по дороге. Он
сказал, что когда он тебя обнаружил, ты  едва  переставлял  ноги.  По  его
словам, было непонятно, то ли ты сдерживаешь лошадь, то ли она тебя тащит.
Короче, вы один другого стоили. Кентс дал тебе питье, которое сделало тебя
нечувствительным, как каменный столб. Он ведь эльф, этот Кентс. Он  слегка
тебя подлатал и привез ко мне. Ему приходилось о тебе слышать - у  эльфов,
видишь ли, есть свои способы узнавать новости, - и поэтому он  справедливо
подумал, что это больше касается меня, чем его.
     - Мой конь тоже был ранен.
     - Кентс хорошо потрудился над твоим  конем,  Кевин.  Лечить  животных
эльфам удается даже лучше, чем людей, однако не все так  хорошо.  Одна  из
стрел сильно поранила его заднюю ногу, и Кентс  не  смог  вылечить  ее  до
конца. Стрела задела сухожилие, и к тому же она была отравлена.
     Кевин снова попытался подняться и снова упал на спину.
     - Грязные псы! - пробормотал он.
     Шериф погрозил ему пальцем:
     - Ты должен лежать. Кентс вылечил твое  плечо,  так  что  поблагодари
богов, которых ты знаешь, за то что он оказался  поблизости.  Эльфы  умеют
делать подобные вещи, как тебе известно. У тебя останется  только  шрам  и
приятные воспоминания. Все-таки что же с тобой приключилось?
     - Как долго я спал?
     - Ты отправился в путь пять дней  назад,  если  это  тебе  что-нибудь
говорит.
     - Могучий Маррин! Пять дней! - Кевин внезапно снова нахмурился.
     - При мне было послание...
     - Мы его получили. Кентс сказал, что  ты  сжимал  его  так,  что  ему
показалось - кулак у тебя вырезан не иначе, как из дуба. В нем была всякая
наглая болтовня по поводу дани за проезд на запад. Дурацкие пьяные бредни,
угрозы всех сортов, что, дескать, случится много страшного, если  дань  не
будет им выплачена заранее, и все такое, -  шериф  мгновение  помолчал.  -
Сколько их было?
     - Я видел около тридцати.
     Брови шерифа немедленно взлетели вверх.
     - Я надеюсь, ты положил их всех?
     - Нет, это они меня уложили.
     - Как же ты выбрался из этой передряги?
     - Конь столкнул меня с дороги вниз. - Кевин потер глаза. -  Я  думаю,
что именно так и было.
     -  Проклятое  животное!  Оно,  оказывается,  умнее  тебя!   -   шериф
насмешливо хрюкнул.
     Кевин сморщился и потер затылок:
     - Меня ударили сзади.
     - Ах вот оно что? Они играли не  по  правилам?  То  есть,  ты  хочешь
сказать, что эти гнусные мерзавцы не потрудились выстроиться в ряд,  чтобы
ты укладывал не больше чем по одному за раз? С их  стороны  это  не  очень
порядочно!
     Глаза Кевина блеснули:
     - Послушайте, шериф, я хочу сказать вам одну вещь.  Ваш  распроклятый
так называемый берсеркер теперь не сможет ни сидеть,  ни  стоять  на  двух
ногах. Его левая нога теперь будет некоторое время  его  беспокоить,  а  в
заднице у него появилась еще одна дырка!
     - Ты и представить себе  не  можешь,  с  каким  облегчением  вздохнут
жители Вейла, узнав об этом, - перебил шериф.
     - Ступайте в преисподнюю, шериф.
     - Ругаться на шерифа нехорошо.
     Кевин отвернулся. Ухмылка шерифа выглядела больше обеспокоенной,  чем
сердитой.
     - Как ты думаешь, это действительно был берсеркер?
     Кевин с раздражением хмыкнул в ответ:
     - Объясните же мне разницу между берсеркером и здоровым  рассерженным
мужчиной, у которого вдобавок мозгов не больше чем у красной белки!
     - Чем они были вооружены, эти бандиты?
     - Снежками! -  отрезал  Кевин.  -  Чем  они,  по-вашему,  могут  быть
вооружены?
     - Понятно.  Я  снова  приду  поговорить  с  тобой,  когда  ты  будешь
чувствовать себя лучше.
     - Это маловероятно. Где здесь найти приличного оружейника?
     - У Переправы, в Кроссривер. Его зовут Артур.
     - А где конь?
     - В казармах. И твои доспехи там же.  Ты  что,  собрался  на  перевал
прямо сейчас? Или завтра утром тоже еще не поздно?
     - Сколько я должен этому лекарю?
     - Спроси у него. - Шериф шагнул к двери, но  внезапно  остановился  и
повернулся к Кевину, упершись в  него  прямым  напряженным  пальцем:  -  А
теперь послушай меня, могучий рейнджер! Готовится что-то нехорошее, и я не
желаю, чтобы еще и ты вмешался в это, когда поскачешь  обратно  в  горы  с
мечтой о мести и репьями в заднице! Понятно? Способен ты уяснить это своей
дубовой башкой?!
     Некоторое время они смотрели друг на друга, затем шериф закричал так,
что в соседних комнатах забеспокоились другие пациенты:
     - Если мне только покажется, что ты  направился  к  Проходу,  если  я
только увижу, как ты уставился в том направлении, я прикажу запереть  тебя
так крепко, что ты и дышать будешь через щелочку! Не будь тупым болваном и
не нарывайся на неприятности только потому, что тебе слегка вытрясли  серу
из ушей. В следующий раз они вышибут тебе мозги! А теперь ложись и держись
подальше от всего этого!
     Шериф было повернулся, чтобы уйти, но снова остановился на полдороги:
     - Я тебе скажу кое-что еще! В то время,  пока  ты  потрясал  мечом  у
Скалы-Замка, в Северном Проходе  вырезали  целый  караван!  Как  это  тебе
понравится?!
     Шериф выскочил из комнаты  и  врезался  в  Мазера,  который  чуть  не
подпрыгивал, от возмущения заламывая руки.
     - Люкус! Шериф! Умоляю, здесь же больные!
     - Так оно и есть, прах вас побери!  Дай  этому  придурку  что-нибудь,
чтобы он стал спокойным, как тележное колесо, Мазер. И  если  в  ближайшие
десять дней я вдруг встречу его в городе,  он  попадет  к  тебе  с  новыми
увечьями!

     Кевин погрузился в омут горьких и неприятных воспоминаний.  Некоторые
из них были размытыми,  а  некоторые  -  ясными  и  острыми,  как  ледяные
сосульки. Снова и снова перед его мысленным взором бушевала схватка, снова
вспоминался каждый сделанный шаг, каждый застывший образ.  Кевин  снова  и
снова  наносил  и  пропускал  удары,   тщательно   припоминая   мельчайшие
подробности стычки, и снова прокручивал воспоминания в памяти целиком туда
и целиком - в обратном направлении.
     Порой в его голове звучали комментарии Раскера и Сэнтона, словно  они
просматривали его воспоминания вместе с ним...
     - У тебя, Кевин, - говорил Раскер, - есть  один  недостаток,  который
однажды тебя просто убьет. Ты не можешь воспринимать  вещи  так,  как  они
есть. Ты воспринимаешь все, что видишь и что делаешь,  так,  как  настроен
твой мозг. Но пока ты не увидишь истины, ты не сможешь стать ее частью.
     Кевин заворочался на койке, хмурясь, даже сейчас ощущая разливающийся
на спине жар.
     - Что до твоего поведения, парень, то ты ходишь по узкому лезвию,  по
самой границе между уверенностью и дерзостью. С одной стороны, ты  знаешь,
что ты можешь, а с другой стороны, ты воображаешь, что сделаешь это лучше,
чем кто бы то ни было! Истина же состоит в том, чтобы разглядеть  разницу.
И тебе лучше понять эту разницу до того, как  ты  превратишься  в  шакала,
который рыщет в поисках пищи по дорогам...
     И тут же последовал наглядный урок - Раскер внезапно и сильно  ударил
его по голове шестом. Кевин, слегка оглушенный, отступил назад,  и  Раскер
кивнул.
     - Возвращайся в круг и скажи мне точно, что сейчас произошло.
     Кевин вернулся в круг, принял стойку и сказал:
     - Вы меня ударили.
     - Отличное начало. И как это у меня получилось?
     - Вы были сердиты и... - Кевин  вынужден  был  уклониться  от  нового
удара.
     - Неверно!
     Кевин быстро взвесил ситуацию, постаравшись проанализировать ее:
     - Вы держали шест в правой руке, но не за конец,  а  на  две  третьих
высоты. Когда вы  взмахнули  рукой,  то  заставили  обратный  конец  шеста
развернуться и попасть мне в голову.
     - Ну и?..
     Кевин пожал плечами, и Раскер хмуро взглянул на него.
     - Правда, парень! Ты не видел удара! Ты не уклонился! Согласись,  что
это твоя вина! Ты ничего не сделал! Ты стоял, как вчерашняя собачья  куча,
и позволил мне попасть тебе в  голову!  Твои  мозги  не  обратили  на  это
внимания! И удар, который ты получил, - это твоя вина. Пойми это! Шест шел
прямо на тебя, но ты не понял  этого,  а  уклониться  у  тебя  не  хватило
реакции.
     Раскер повернулся и пошел прочь,  но  внезапно  остановился  и  снова
повернулся к Кевину:
     - Я могу извинить тебе недостаточную реакцию, в конце концов, это моя
вина - недостаток подготовки, который можно исправить.  Но  то,  что  твои
мозги неправильно оценивают ситуацию - в этом виноват только ты!
     Затем наступила очередь Сэнтона:
     - Решать проблемы очень просто, если  ты  сумеешь  правильно  сделать
первый шаг. Вся беда в  том,  что  мало  кто  задумывается  о  том,  чтобы
научиться правильно делать это.
     Первый шаг заключается в том,  чтобы  определить  задачу.  Необходимо
выяснить, как в действительности выглядит этот зверь и  опознать  его.  Не
позволяйте себе заблуждаться относительно его истинной природы.
     Вам не удастся решить ни одной проблемы, если вы неверно очертили  ее
границы, если вы неправильно себе ее представляете, если вы  избегаете  ее
или отстраняете ее от себя под  тем  или  иным  предлогом.  Вы  не  можете
победить противника, напав на его тень. Вы  не  сможете  решить  проблемы,
разобравшись только лишь в том, что лежит на поверхности.
     А эта проблема была...
     Проблема Кевина была столь  же  огромной,  столь  очевидной  и  такой
близкой, что он даже не увидел ее.  В  этой  проблеме  было  нелегко  даже
распознать проблему до тех  пор,  пока  она  не  начала  приобретать  свою
истинную,  уродливую  форму...  и   Кевин   вынужден   был   признать   ее
существование, потому что теперь эта проблема стояла непосредственно перед
ним.
     Никогда раньше он не был побежден.
     Теперь же его превзошли не только в бою. Похоже, он проиграл во  всех
областях. Его мир вырвался  из-под  его  контроля,  и  он  не  смог  жить,
соответствуя тем стандартам, какие требовались от рейнджера.
     И демон у него на плече, тот самый, который постоянно приказывал  ему
помнить, помнить и помнить... что ж, похоже, у  него  появилась  еще  одна
забота.

     Стремительный поток с шумом низвергался с последней каменной преграды
прямо в бурлящее озерцо, поверхность которого была покрыта клочьями  пены.
В  плотных,  мокрых  и  тенистых  зарослях  вдоль  его  берега  неподвижно
поблескивали два темно-зеленых  миндалевидных  глаза,  словно  два  мокрых
листка, устремленные на  противоположный  берег.  На  берегу  стояло  двое
мужчин. По мере того как в лесу сгущались сумерки, они  все  чаще  и  чаще
бросали тревожные взгляды в строну водопада. Два убитых оленя лежали у  их
ног. Оба мужчины были одеты в грязные шкуры и вооружены луками и короткими
мечами. У одного из них на голове был надет шлем, а у второго - коническая
шапочка из толстой кожи. Они, казалось, спорили, часто поворачивая головы,
чтобы оглядеться по сторонам. Один  из  них  глянул  прямо  в  направлении
зеленых глаз, но отвернулся, ничего не заметив.
     Затем, хмурясь и сердито и нетерпеливо жестикулируя, оба  повернулись
по направлению к горе  -  к  огромному  нагромождению  обломанных  скал  и
валунов и, волоча добычу за собой, скрылись в распадке.
     На расстоянии вытянутой руки от неподвижных  зеленых  глаз  появилось
среди листвы нечто длинное и тонкое, напоминающее  наконечник  стрелы.  На
противоположном  берегу  озера,  глубоко  в  листве  темнеющих   деревьев,
закричал  дрозд.  Другой  дрозд  отвечал  ему   откуда-то   от   водопада.
Темно-зеленая пятнистая тень, двигаясь неуловимо быстро, скользнула  между
камней распадка в том месте, где исчезли из виду двое мужчин. На мгновение
и она пропала, но затем снова появилась и некоторое  время  оставалась  на
месте. Она словно кивнула кому-то  по  другую  сторону  пруда.  Скрытые  в
листве глаза мигнули и исчезли, не производя никакого  шума.  Дрозд  запел
совсем близко, плавная мелодия плыла в неподвижных  кронах  деревьев.  Три
неясные лесные тени беззвучно скользнули прочь.
     Дождь, который накрапывал с самого утра, наконец пролился, как  будто
с какой-то определенной целью.

     Кевин очнулся  на  пятый  день.  Как  и  предыдущие,  этот  день  был
холодным, пасмурным и унылым; серые струи дождя жидким  свинцом  падали  с
неба. Постель и простыни были серыми и холодными, одежда тоже была сырой и
липкой, и казалось, что и мозги тоже отсырели и  покрылись  липкой  гадкой
плесенью. Кевину показалось, что все  вокруг  стало  таким  же  блеклым  и
бесцветным, как и погода за окном. Все  мускулы  ныли.  В  желудке  что-то
сердито бурлило и булькало. Голова болела и, казалось,  соображала  как-то
не так. Кевин сильно подозревал, что накануне в таверне он оставил себя  в
дураках, но не знал, каким образом. Его тело было  вылечено,  но,  похоже,
что его разум все еще страдал от ран. Заполненные  дождем  и  бездействием
дни сделали Кевина мрачным и одновременно упрямым.
     Кевин надел серые и холодные ботинки, поеживаясь от сырости  и  время
от  времени  замирая,  ожидая,  пока  комната  перед  глазами   перестанет
покачиваться. Ему хотелось  согреться  и  что-нибудь  съесть...  внезапная
мысль о еде... ладно, с этим можно было подождать  до  тех  пор,  пока  не
успокоится желудок. Сначала куда-нибудь в теплое место; Кевин,  похоже,  в
последнее время утратил  способность  согреваться  без  огня.  И  во  всем
виноват  этот  проклятый  дождь,  пришедший  с  гор.  Здешние  духи  бурь,
вероятно, были по характеру более злобными и хладнокровными, чем  морские.
Кевин ни разу не видел, чтобы кто-нибудь молился им или воздавал  почести.
Неудивительно, что погода взбесилась  и  испортилась.  Эта  горная  страна
оказалась слишком дремучей и отсталой.
     В самой большой комнате казармы - в холле  -  наверняка  жарко  горит
огонь в камине, но Кевин чувствовал себя там неуютно.  При  его  появлении
стражники как-то напряженно смолкали, беседа замирала,  стражники  бросали
на него взгляд, неловко отводили глаза. За его спиной изредка  раздавались
смешки, центром которых был Брекен.
     По крайней мере, в "Голубом Кабане" было тепло и уютно. Кевин отыскал
туда  окольную  дорогу,  которая  вела  его  по  искривленным   аллеям   и
покосившимся ступенькам, по узким улочкам,  где  нависающие  вторые  этажи
домов служили небольшой защитой от дождя. В гостинице  всегда  было  жарко
натоплено, а эль был холоден и приятен на  вкус.  Добрая  компания  всегда
приветствовала его и находила сердечное словцо. Чем чаще  Кевин  заказывал
эль, тем больше друзей оказывалось за его столом.  Но  там  всегда  был  и
Брекен, этот самодовольный осел!
     Кевин чувствовал, что  ему  придется  слегка  осадить  это  ничтожное
собачье дерьмо, слегка стукнув ему между ушами. Мужества, чтобы сойтись  с
ним лицом к лицу, у Брекена не хватало, и он только злобно насмехался  над
Кевином за его спиной. Маленький шакал  в  большой  стае!  Храбрый  лай  с
безопасного расстояния! Молодец на овец, а на молодца... Ладно,  поглядим,
как смело он себя  поведет,  когда  окажется  лицом  к  лицу  с  предметом
насмешек.
     Кевин закончил одеваться, перебросил  через  плечо  влажный  дорожный
плащ и спустился в холл. В холле было полно стражников, которые готовились
к наступающему дню. Как обычно, в воздухе звучали шутки и смех.
     - ...и вот его жена тяжело заболела и  высказала  свое  желание  быть
похороненной на вершине Тибете Хилл, над рекой. Тут муж вскакивает на ноги
и говорит: "Попроси сестру  помочь  тебе  одеться,  а  я  пойду  запрягать
лошадь!"
     Снова раздался громкий смех, который сразу стих,  лишь  только  Кевин
показался в дверях.
     - Брекен здесь? - спросил он во внезапно наступившей тишине.
     Брекен поднял голову от шлема, который он чистил.
     - Тебе что-нибудь нужно... рейнджер? - последнее слово  он  произнес,
как обычно, с легким превосходством, а издевательская улыбка чуть  тронула
уголок его губ.
     Кевин кивнул, сохраняя на лице выражение безразличия:
     - Да... я хочу тебе сказать, что я не желаю  тебе  беды,  Брекен,  но
когда ты сегодня вечером вернешься домой, то берегись, как бы твоя мать не
вырвалась из свинарника и не укусила тебя за задницу!
     Кевин ухмыльнулся в ожидании.  На  мгновение  комната  напомнила  ему
картину, которую он когда-то видел в городе:  застывшие  фигуры  в  полной
тишине, которая нарушалась одним только потрескиванием огня в очаге.  Лицо
Брекена налилось багровой краской, он сжимал шлем в руках с  такой  силой,
словно хотел выдавить на нем углубления при помощи одних  пальцев.  Он  не
отвечал, уставившись в полированную поверхность шлема.
     - Если имеешь что-нибудь сказать обо мне, храбрый Брекен, - продолжил
Кевин, - то, может быть, ты наберешься храбрости  шепнуть  мне  пару  слов
снаружи, в темном переулке? Если ты умеешь писать, то можешь изложить свое
мнение в письменном виде и послать его мне. Ну а если ты не умеешь писать,
то вот тебе медяк, заплатишь писцу, -  и  Кевин  бросил  к  ногам  Брекена
звякнувшую на каменном полу мелкую монету. Он ждал.
     Пламя в очаге треснуло и взорвалось фонтаном искр, но ни один человек
в комнате даже не моргнул.  Стражники  переводили  взгляды  с  Брекена  на
Кевина  и  обратно.  Брекен  продолжал  рассматривать  свой  шлем.  Прошло
несколько секунд,  прежде  чем  Кевин  повернулся  и  вышел.  "Никогда  не
поворачивайся к трусу спиной", -  гласила  старинная  пословица.  Отлично!
Пусть он попробует хоть что-нибудь  предпринять!  Раскер  описывал  одного
подобного типа, обладающего опасным интеллектом - слишком развитым,  чтобы
полагать себя выдающимся мыслителем, и слишком ограниченным, чтобы понять,
что он таким не является.
     Серый  дождь  смазал  весь  мир,  превратив  его  в  размытое   узкое
пространство между неясными призраками мокрых домов, пересеченное  ручьями
улиц. Редкие прохожие, мелко семеня и скорчившись, расплескивали  холодную
воду, перебегая из одного укрытия в другое. Кевин натянул капюшон плаща и,
пригибаясь, зашагал вверх по улице в направлении постоялого двора.
     Маленький человечек скрючился над кружкой пива, словно защищая ее  от
хищников своим тщедушным телом.  Часто  хмурясь,  он  поглядывал  в  окно,
полосатое от струй дождя. "Весь этот дождь - не к добру", - бормотал он.
     Круглолицый толстяк, сидевший у торца стола, покачал головой:
     - Эх, Перси, если бы в городе была только одна лошадь и если  бы  она
наложила на улице только одну кучу, то ты непременно бы вляпался в  нее  и
явился бы сюда жаловаться. Ты и тощим-то  таким  стал  от  того,  что  все
хорошие качества каким-то образом тебя покинули.
     - Смейся... тебе к  лицу  смеяться  по  всяким  дурацким  поводам,  -
возразил тощий Перси. -  И  все  равно:  пять  дней  дождя  подряд  -  это
неестественно.  Наверняка  это  действуют  темные  силы.  Этот  волшебник,
который живет в горах, - он точно задумал что-то злое, - он потрогал  себя
за нос. - Попомните мои слова!
     - Маг Экклейн не принадлежит к Темному миру, - вступил в разговор еще
один человек, - так что ты глуп, Перси. - С этими словами он повернулся  к
остальным сидящим за столом и осклабился: - Вы видите, какой он  тощий?  А
известно вам, что один раз он так долго стоял у дороги,  что  Питер  Ньюли
прикрепил к нему перекладину для новой изгороди?
     За столом раздались приглушенные смешки, и еще  один  человек  поднял
вверх палец.
     - Тут поблизости жил один фермер, которому  случилось  нанять  одного
парня из Верхнего Вейла, чтобы тот построил  забор.  В  первый  день  этот
парень построил ему двести шагов отличного забора, и наш фермер был  очень
им доволен. "Отлично! - сказал он работнику. - Не могу  понять,  почему  о
вас, жителях  Верхнего  Веяла,  говорят  так  много  плохого".  Однако  на
следующий день работник построил всего восемьдесят шагов изгороди.  Хозяин
удивился, но сказал: "Что ж, и это неплохо, как я  думаю".  Но  на  третий
день его забор стал длиннее всего на десять шагов, и тогда фермер попросил
его объяснить, почему он начал так хорошо, а  потом  работал  все  хуже  и
хуже. И тогда этот верхневейлец ему говорит: "Это не моя вина, сэр, просто
с каждым днем мне приходилось все дальше ходить за топором!"
     Раздался взрыв одобрительного смеха. Затем заговорил еще кто-то:
     - Старый дурак Ленсер отправился как-то в каменоломни. Он очень долго
там ходил и все рассматривал, а потом потряс головой и говорит:  "Назовите
меня дураком, коли это не так, но мне кажется, что все эти статуи, которые
стоят здесь то тут то там, совершенно не нужны". Тогда один  из  возчиков,
случившийся поблизости,  ответил:  "Разуй  глаза,  старик.  Какие  же  это
статуи?  Разве  ты  не  знаешь,  что  в  этой  каменоломне  работают  одни
верхневейльцы?"
     Кевин откинулся назад и улыбнулся. Заметив, что служанка  смотрит  на
него, он сделал ей знак повторить. Ему нравилось ощущать себя частью всего
этого - быстрого обмена непристойными шутками, что было для него внове,  и
хотя в последнее время он часто чувствовал себя одновременно  и  вялым,  и
нервозным, но в этой компании он находил много приятного для  себя.  Из-за
дождя он не мог продолжить свой путь на запад, если бы даже и захотел, а в
этой таверне, среди этих шумных людей, среди смеха и кружек с элем он  мог
ни о чем не думать. Эль и вино вытеснили из его головы всякие раздумья,  и
даже голос сидящего на плече демона звучал теперь глухо, как бы издалека.
     Кевин купил для сидящих за  столом  еще  несколько  кувшинов  эля,  и
сумеречный день покатился дальше, с элем и вином, с едой и смехом, с серым
ливнем за стеклами. Кто-то сунул ему в руку кружку  и  настаивал  на  том,
чтобы Кевин выпил, выпил залпом. Кевин не обратил внимания  на  усмешки  и
улыбки и сделал хороший  глоток.  Ему  показалось,  что  он  выпил  кружку
расплавленного свинца, во всяком случае, ощущение было именно таким. Кевин
застыл, широко раскрыв глаза и уставившись в кружку, не в  силах  вдохнуть
воздуха. Окружающие корчились от смеха. Тот, кто подсунул Кевину  огненный
напиток, взял кружку и допил до конца, затем повернулся к  Кевину,  утирая
стекающие по щекам слезы.
     - Это действительно жуткий напиток, - выдохнул он, - но с его помощью
можно проверить, как человек переносит боль.
     - Тогда я, очевидно, не умру? - спросил  Кевин,  слегка  отдышавшись.
Новый взрыв смеха был ему ответом, и кто-то хлопнул его по спине.
     Бродячий певец с узкими и блестящими зелеными глазами затянул  песню.
Потом Кевин смутно припоминал, что и он пел вместе со всеми.
     И было еще много-много, очень много вина и эля,  много  разговоров  и
смеха, и вскоре стало поздно.
     А дождь все лил и лил.

     Вода каскадами стекала вниз по Шестидесяти Шести Ступеням и  по  всем
другим лестницам города, образуя изящные водопады.  Дворы  превратились  в
озера, улицы превратились сначала в  ручьи,  а  затем  -  в  стремительные
потоки. Вместо людей на площадях под музыку дождя плясали маленькие волны.
Магазины  закрылись,  и  люди  отступили  на  вторые  этажи  зданий.  Река
Солнечная бурым пенным валом прокатилась по Нижнему Рынку вплоть до  самой
Кроссхилл-стрит, сметая на своем пути и унося прочь деревянные прилавки  и
навесы.  Влекомая  потоком   огромная   сосна,   словно   таран   древнего
стенобитного орудия, пробила  стену  каменного  склада.  Длинный  Башенный
мост, уступая напору Бешеной реки, начал раскачиваться, от него отрывались
отдельные доски и перекладины. Внезапно  он  прогнулся  и  обрушился  вниз
целиком со страшным треском. Бурлящий поток потащил его прочь, разбивая  в
щепки массивные бревна конструкции.  К  этому  времени  та  часть  города,
которая называлась обычно Кроссривер,  превратилась  в  обширное  бурлящее
озеро, над поверхностью которого, словно неустойчивые  и  шаткие  острова,
возвышались  уцелевшие  постройки,   обитатели   которых   заблаговременно
перебрались повыше, на склоны Стальных гор.
     Несмотря на наводнение, выстроенный высоко на холме  "Голубой  Кабан"
оставался открытым.

     И еще один день прошел, прокатился  мимо  в  непрекращающейся  пелене
дождя, который превратился  в  похоронную  холодную  морось,  медленную  и
противную, словно боги устали от бурь и не смогли придумать  ничего  более
выдающегося.  И  беседа  в  "Голубом  Кабане"  стала  менее  оживленной  и
приятной.
     - Затопило все земли между  Нижним  Дубом  и  Верхней  Рощей.  Жители
выбирались оттуда на крышах домов вместо плотов.
     - Некоторые говорят, что река никогда так высоко не поднималась...
     - Говорю вам, что все горы Макааб, это их злая тень...
     - Да... пусть я и не верю в Темный мир и обратную сторону волшебства,
однако приходится признать, что что-то тут не так. Никогда раньше реки так
себя не вели...
     - Барр Мельник потерял свое колесо и желоб. Их оторвало и унесло.
     - Подумаешь... Джон Доббс потерял всю свою проклятую  мельницу.  Река
подмыла берег прямо под ней и унесла всю мельницу вместе с жерновами и  со
всем прочим.
     - К Мельничному ручью невозможно подойти ближе,  чем  хижина  старого
Поуди. Река протекала через верхние газоны и потекла вниз  по  улице  Трех
Овец, а там пробила новое русло прямо через харчевню "Знак Свиного Рыла".
     - Вот и поделом, а то ихний эль по вкусу совершенно как моча.
     - Откуда ты знаешь, какой у мочи вкус?
     Кто-то взмахнул рукой так, словно отгоняя комариный рой.
     - Да, парни, давненько в городе не было приличного пожара!
     - Это верно! - согласился кто-то еще.
     Кевин откинулся на стуле и прислонился  спиной  к  стене.  Это  место
теперь принадлежало ему, как завсегдатаю. Он прислушивался, но в разговоре
участвовал мало.
     "Какая, в конце концов, разница? - размышлял он. - Ну - дождь,  ну  -
река вышла из берегов... что из того? Это бывает. Неужели это должно  быть
важным для меня?"

     Дождь продолжался, но он  уже  не  был  так  постоянен.  По  временам
налетали  последние  шквалы,  сопровождающиеся  сильным   ливнем,   словно
умирающая буря собирала последние силы. Затем проливной дождь  превращался
в мелкий моросящий дождь, который то ослабевал, то припускал сильнее, но в
конце концов он превратился просто в серый туман. Но несмотря на это, небо
оставалось пасмурным, угрюмым серым покрывалом нависало оно над  вершинами
деревьев и низкими дымоходами.  Из  задних  окон  "Голубого  Кабана"  весь
Мидвейл напоминал  убогую  рыбацкую  деревушку,  прилепившуюся  к  крутому
берегу над грозным и бурлящим грязным морем.  Несколько  каменных  стен  и
полуразрушенных домов возвышались из воды, как рифы на мелководье  Нижнего
Рынка. Замок лорда Дамона выглядел как невероятный  остров,  расположенный
на  месте  слияния  двух  вышедших  из  берегов  рек.  Его  крутые   стены
поднимались прямо из воды. Скалистого  основания,  на  котором  замок  был
выстроен, не  было  видно  из-за  паводка,  и  замок  напоминал  волшебный
корабль,  вставший  на  якорь  у  берега.  То,  что   некогда   называлось
Кроссривер, теперь представляло собой неглубокое замусоренное  озерцо,  по
поверхности которого  плавали  разнообразные  деревянные  обломки,  а  над
ленивыми волнами торчали несколько крупных камней и разрушенных  строений.
Несколько  уцелевших  лодок  было  привязано  прямо  к  вершинам  деревьев
неподалеку от  того  места,  где  со  Стальных  гор  спускалась  в  долину
Солнечная дорога. Одна из этих лодок, привязанная к вершине высокой сосны,
так и осталась здесь  на  несколько  лет  и  служила  в  качестве  местной
достопримечательности.
     Однако прежнее бодрое настроение, царившее в  таверне  все  эти  дни,
никак не возвращалось. Несмотря на все выпитое вино, Кевин оставался в том
же состоянии  мрачного  уныния  и  подавленности,  которое  отравляло  все
вокруг.
     - Странно... - пробормотал он, - люди предпочитают... просто сидеть и
сокрушаться по поводу того, с чем ничего нельзя поделать...
     В этом месте он позабыл все то, о чем собирался сказать, но это  было
и не важно. Тем не менее несколько суровых лиц повернулось в его сторону.
     - Тебе-то что за дело до всего этого? Это ведь не твой родной дом,  -
проворчал один из сидящих за столом.
     - У меня дома, по крайней мере, знают,  как  справиться  с  небольшим
паводком.
     - Ну, тогда сплавай туда и разберись, -  предложил  тот  же  мужчина,
оттолкнувшись от стола и вставая. Кевин мрачно взглянул  на  него,  и  тот
сказал: - Твой эль хорош, парень, но твоя компания становится кислой.
     - Ты достаточно испробовал первого, - заметил Кевин.
     - Но и последнего с меня тоже достаточно!
     Да, поистине это был не самый лучший день. И все дни становились  все
больше на него похожими и,  омытые  изрядным  количеством  вина,  начинали
путаться между собой. Кевин  вспоминал  одни  только  обрывки  разговоров,
вспыхивавших то тут, то там споров. Один неотесанный и  грубый,  пьяный  и
взъерошенный, опасный на вид фермер захотел с ним драться, и Кевин был  не
против того, чтобы это случилось, но их разняли, а потом Кевин уже не смог
вспомнить, из-за чего  все  началось.  И  еще  он  вспомнил,  как  он  пел
непристойную морскую песню и слышал неискренний одобрительный смех.  Кевин
вспомнил, что в первый раз он спел эту песенку еще в те времена, когда он,
Тук и Малыш Том...
     А потом, стараясь прогнать от себя это воспоминание, он  попытался  с
кем-то схватиться и, судя по всему, у него это получилось.
     И снова он сидел на своем стуле у стены. Его мир превратился в жалкие
лохмотья, и единственное, о чем он мог теперь  думать,  это  о  потерях  и
только о потерях. Вот он проигрывает схватку с бандитами, вот он теряет  в
пещерах друга, вот гибнут его родители...
     Если раньше им владело унылое нетерпение праздности, то теперь он был
совершенно замкнут, скорчившись в своем углу и закутавшись  в  плащ.  Мало
кто подсаживался  теперь  за  его  стол.  Кевина  это  вполне  устраивало:
компанию  ему  составляли  теперь  собственные  угрюмые  раздумья  и   его
собственный личный демон.
     И снова запел менестрель:

              То повесть о деве, невинном цветке,
                                  что в мирной долине жила,
              Жестокий и горький ей выпал удел,
                                        фортуна ее предала,
              Теперь она бродит одна по ночам
                                  в холодном безумье своем,
              И трупы одни оставляет она на ложе
                                        над быстрым ручьем.

              Был первым скиталец дорог, пилигрим,
                                     кто деву сию оскорбил.
              Ее он схватил, и он ей объяснил,
                               где пес свою кость схоронил,
              Он гнался за ней, чаровал и ласкал,
                                    и ей насладился вполне,
              И дальше отправился в путь без забот.
                              Он сделал все так, как хотел.

              А дева ждала и томилась одна:
                                    "Сдержи обещанье свое!"
              Но он по дороге ушел далеко
                                      и даже не вспомнил ее.
              И в сердце у ней разгорелся огонь,
                                    который нельзя погасить,
              Как ласк, доброты, пониманья,
                               тепла душе невозможно забыть.

              Вторым был соседский тупой паренек,
                                       он в поле ее заманил,
              Там травы шуршали и месяц светил,
                                 стог сена в тумане проплыл.
              И дева кусалась, боролась,
                          но все ж ему ей пришлось уступить,
              А после он бросил ее и бежал,
                                   чтоб ужина не пропустить.

              Но камни не плачут, и дева молчит -
                               что было, то в сердце хранит.
              А следующей ночью тот парень погиб,
                                споткнувшись у старых ракит.
              Нашли его скоро: где песня реки затихла
                                           в глубоком пруду,
              На дне он лежал глубоко-глубоко,
                                       где рыбы находят еду.

              Семьи старый друг как-то в гости зашел
                               и сел рядом с ней на кровать.
              Сказал ей: "Дитя! Как ты подросла!
                                   Могу ль я тебя целовать?"
              Они щекотали друг друга, смеясь,
                                     их на пол игра увлекла,
              Но время пришло, и он кончил игру,
                                    что детской уже не была.

              Не много минут пролетело и вот -
                                      в чем дело она поняла.
              Дня жалкий остаток, как ночь, пролетел,
                                  и ночь тоже быстро прошла.
              К рассвету друг старый был хладен и мертв,
                                   ему отомщен был разврат -
              Из чаши покоя отравы испил и,
                                   верно, отправился в ад...

              А дева решила в раздумье ночном:
                                "Мужчин привлекает разврат!"
              Она постарается дать им и флирт,
                                     и все, что они захотят.
              Им нежные ласки охотно даря,
                                к кончине их всех приведет -
              Будь юноша пылкий, будь жадный старик,
                                  но каждого смерть стережет.

              Так вспомни о ней, встретив девичий взгляд,
                                    что вам улыбнется в ночи.
              Она посулит и блаженство,
                                и рай при свете огарка свечи.
              Там ждет волшебство, упоенье,
                                      и ты за это ее не кори:
              К рассвету остынет твой труп,
                           и тебе не встретить грядущей зари.

     Внезапно песня оборвалась, когда фатоватый и шумный щеголь,  сидевший
за одним из столов у самого очага, сцапал  проходившую  мимо  служанку  за
бедра и посадил себе на колени.
     - А вот еще одна, которая хочет чего-то в этом роде! - рассмеялся он.
     Его собутыльники за столом тоже принялись ухмыляться и  насмешничать.
Среди остальных  посетителей  раздалось  всего  два  или  три  неуверенных
смешка. Затем раздался громкий  взрыв  смеха,  когда  служанка  ухитрилась
извернуться и ударить обидчика по щеке тыльной стороной руки. С  внезапной
яростной гримасой, мгновенно  исказившей  рот,  он  изо  всех  сил  ударил
девушку кулаком в  лицо,  и  она  распласталась  на  полу.  В  наступившем
молчании голос Кевина прозвучал четко и ясно:
     - Грязная скотина!
     Надменное лицо снова исказилось,  и  недобрые  глазки  устремились  в
дальний темный угол.
     - Ты не должен так  разговаривать  с  господами,  пьяное  деревенское
быдло! - воскликнул он.
     Раздался стук опрокидываемых стульев и шорох быстрого движения, когда
Кевин встал из-за стола и все сидевшие  поблизости  бросились  освобождать
ему дорогу. Он медленно пошел вперед, давая возможность убраться с прохода
всем, кто там находился, в том числе и паре задремавших на полу  собак.  В
спешке кто-то опрокинул стол. Девушка незаметно исчезла. Кевин остановился
прямо перед мужчиной и стал с  холодным  вниманием  изучать  наглое  лицо,
полуприкрытые  веками  глаза   и   слишком   аккуратно   подстриженную   в
соответствии с городской модой бороду.
     - У меня нет никаких господ, - негромко сказал он.
     Мужчина рассматривал его с медленной, холодной улыбкой.
     - Нам придется это выяснить.  Позволь,  я  представлюсь.  Мое  имя  -
Лестер из Милфорда, и я...
     - Это правда - то, что здесь говорили о  жителях  Верхнего  Вейла?  -
перебил Кевин. - Правда ли, что они настолько глупы, что не могут нащупать
в темноте свою девушку без посторонней помощи?
     В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая  негромким  шепотом,
доносящимся  со  стороны  собутыльников  Лестера.  Кевин  чувствовал  себя
совершенно трезвым, сосредоточенным и беспощадным. За то  короткое  время,
пока он шел через комнату, он  снова  привел  себя  в  знакомое  состояние
готовности к бою и знал, что рука не задрожит и ноги не подведут.  Он  был
уверен, что его слова прозвучат кратко и выразительно. Иногда и  демон  на
плече тоже оказывался на его стороне.
     Тем временем Лестер сделал своим собутыльникам знак замолчать, а  его
всепоглощающая улыбка поблекла:
     - Мне кажется, юноша, что ты оскорбил и оклеветал нас. Мне кажется...
     - Много же тебе понадобилось времени, чтобы это понять. Должно  быть,
все рассказы о Верхнем Вейле - правдивы.
     Лестер из Милфорда вскочил.  Он  был  одет  в  прекрасную  одежду  из
тонкого  полотна,  его  изукрашенный  плащ  и  сверкающие  ботинки   резко
контрастировали с грязно-бурыми и  полинявшими  одеяниями  всех  остальных
посетителей таверны. С вышитого пояса свисал легкий меч.
     - Ты что, вызываешь меня? - его  улыбка  больше  походила  на  волчий
оскал.
     Кевин улыбнулся в ответ.
     - Почему бы тебе не разобраться в этом самому? Я  думаю,  это  должно
быть нетрудно, - сказал Кевин, небрежно указав  рукой  в  сторону  мужчин,
сидящих за одним столом с Лестером. - Или ты считаешь, что раз  ты  ешь  и
одеваешься с помощью этих ублюдков, то они понадобятся тебе  и  для  того,
чтобы справиться со мной?
     Раскер заговорил с ним из прошлого:
     - Изолируй противника, заставь его выйти против тебя в одиночку!
     Лестер напрягся, теперь его самодовольная улыбка исчезла:
     - Для того, чтобы справиться с таким, как  ты,  мне  не  нужна  ничья
помощь!
     Кевин выглядел совершенно счастливым.
     - Кажется, я тоже получил вызов? - мягко спросил он.
     - Мое положение не позволяет мне драться на дуэли с таким низкородным
мужланом, как ты, но я непременно задам тебе хорошую трепку в наказание за
грязные оскорбления, которые ты нанес мне! - он круто повернулся к  одному
из сидящих за столом мужчин. - Подай мне тот шест, вон он, у очага.
     - Принеси два! - вмешался Кевин.
     Человек, побежавший за шестом,  вопросительно  обернулся  к  Лестеру,
который в свою очередь озадаченно уставился на Кевина.
     - Ты собираешься драться со мной?
     - Если ты думаешь, что я собираюсь стоять смирно и получать  от  тебя
удары, то ты действительно так глуп, как о тебе говорят.
     Лестер некоторое время изучал Кевина.  Нечто  похожее  на  запоздалое
раскаяние промелькнуло в его глазах, но  быстро  потухло,  зато  его  щеки
зарделись алым.
     - Очень хорошо, - сказал он, кивая. - Я окажу  тебе  эту  любезность,
хотя  шесты  вовсе  не  подходящее  оружие   для   человека   благородного
происхождения.
     - Вот почему ты их выбрал. - Кевин выскользнул из плаща и швырнул его
на ближайший стул.
     Он ждал этого, но...
     Академия. Снова Раскер:
     - Всегда  должны  быть  мужчины,  которые  умеют  сражаться  и  умеют
сражаться хорошо! Но не дай бог, парни, вам это придется слишком по вкусу,
иначе вы сами превратитесь в то, против чего сражаетесь.
     У вас, парни, есть немаловажная обязанность, долг перед товарищами  и
перед самим собой. Вы не должны причинять никому вреда просто потому,  что
вы это можете и умеете. Нападать на беззащитного,  нападать  на  человека,
который владеет оружием хуже тебя  -  это  оскорбление  вашей  собственной
чести и позор для академии. Это низко и недостойно вас...
     Очень хорошо, Раскер... но я могу преподать  урок  этому  надутому  и
наглому отродью уличной проститутки.
     - Ваше... "оружие", сэр. - Лестер насмешливо протянул ему шест. Кевин
быстро осмотрел его: дубовый и довольно толстый. Отлично! И он  отвесил  в
сторону Лестера насмешливый поклон.
     - Мне следует предупредить благородного Лестера из  Милфорда,  что  в
результате нашего небольшого поединка он  будет  вынужден  всю  оставшуюся
жизнь ходить весьма странной походкой.
     Лестер  презрительно  улыбнулся  и,  быстро  размахнувшись,  направил
оружие по дуге, словно намереваясь снести Кевину голову с плеч,  но  Кевин
нырнул, и шест только безопасно  просвистел  в  воздухе,  сбив  Лестера  с
позиции. Кевин ответил увесистым ударом между лопаток противника,  который
он нанес концом своего шеста.
     - Очко! - сказал он.
     Лестер развернулся и снова  взмахнул  шестом.  Кевин  легко  отбил  и
ударил в грудь.
     - Два очка.
     Следующую яростную  атаку  Кевин  встретил  прямым  блоком.  Раздался
громкий треск столкнувшихся  шестов.  Кевин  ловко  повернул  свое  оружие
вокруг шеста противника и коснулся его головы.
     - Три очка.
     Легкий вздох одобрения пронесся по притихшей в испуге публике. Лестер
ждал, тяжело дыша. Затем он выбрал  более  подходящее  положение  и  начал
атаку более продуманно. Шесты сталкивались с сухим  треском  в  фейерверке
ударов и контрударов со стороны Кевина.
     - Четыре очка.
     - Пять очков.
     - Шесть. Ты что, не умеешь считать?
     В этот раз приветственные крики прозвучали  громче,  призывая  Кевина
атаковать самому.
     - Врежь ему, парень!
     - Пусть у него глаза на переносицу вылезут!!
     - Пошли его домой без кой-чего!!!
     Остальные жители Верхнего Вейла за столом Лестера собрались в кучу, и
выражения  их  лиц  постоянно  изменялись  от  простой  озабоченности   до
ненависти. Лестер с хрипом дышал, воздух словно застревал у него в глотке.
Но и Кевин начинал задыхаться, несмотря на то, что  в  драке  он  прилагал
гораздо меньше усилий, чем его противник. Тем не менее он пока не нанес ни
одного атакующего удара.
     - Семь очков.
     - Восемь.
     Лестер издал отчаянный, хнычущий звук и сделал выпад в живот  Кевина,
действуя своей палкой, словно копьем. Кевин отбил выпад в сторону.  Бросив
свой шест, он перехватил руками шест Лестера, повернул в  руках  и  вырвал
его у врага. Его концом он поразил Лестера в пах.
     - Девять. Достаточно!
     В зале раздался  гром  приветствий,  быстро  сменившийся  угрозами  и
оскорблениями в адрес верхневейльцев, угрюмой группой стоящих в  окружении
остальных посетителей. Лестер стоял согнувшись и, скаля зубы, с ненавистью
смотрел на Кевина.
     - Грязное волчье отродье! - выругался он и,  конвульсивным  движением
выхватив свой меч, бросился на Кевина.
     В тот же миг Кевин пригнулся, крепко схватил  шест  обеими  руками  и
хмуро  уставился  сопернику  в  центр  грудной  клетки.  Меч  опустился  и
встретился с деревом. Меч при этом дрогнул и зазвенел, а  вокруг  полетели
щепки. Лестер  задыхался  от  недостатка  воздуха,  и  каждое  его  усилие
сопровождалось  звериным  рычанием.   Удары   его   становились   тише   и
неуверенней, очевидно, он был в отчаянье.
     В тот момент,  когда  Лестер  замахивался,  чтобы  нанести  еще  один
яростный удар с размаха, держа меч обеими руками, Кевин внезапно выгнулся,
словно кот, и встретил удар на полдороги, вложив в контрудар немалую силу.
Клинок  зазвенел  как  колокол,  отломанный  конец  его  отлетел  на  пол,
ударившись о железную решетку камина. В тот же миг Кевин  ударил  его  под
вздох концом иссеченного шеста.
     - Десять! Слышишь,  скудоумный  ублюдок,  навозная  муха!  Больше  не
получишь!
     А  затем,  словно  вдруг  увидав  в  Лестере  воплощение  всех  своих
разочарований, сосредоточие всех причин,  которые  когда-то  вызывали  его
гнев и бессильную ярость, Кевин  с  силой  ударил  его  шестом  по  правой
стороне головы. Это вышло у него так удачно, что  он  немедленно  повторил
удар с другой стороны, и Лестер рухнул как тряпичная кукла. Кевин  смотрел
на него сверху вниз и пытался подавить в себе яростное желание ударить его
еще и еще, втоптать его в пол, а потом  пинком  ноги  выбросить  за  порог
расквашенное месиво. Прежде чем это желание успело овладеть им, он швырнул
шест в угол и протиснулся через толпу приветствовавших его людей к  выходу
на улицу.

     Кевин шагал по темным сырым улицам, плотно завернувшись в собственные
мысли. Он не захотел принять участия в шумном празднике, который начался в
"Голубом Кабане" в честь  его  победы.  Они  настаивали  на  том,  что  он
совершил героический поступок, тем более, что Лестер довольно долгое время
был чумой и язвой упомянутой таверны, но сам Кевин не знал, кто он  такой.
Кем бы он ни был - это ему не нравилось. Ему хотелось бы поговорить сейчас
с Раскером и Сэнтоном, а не слушать их  лекции,  которые  подсовывала  ему
услужливая память. Он было пытался отыскать ответ внутри себя, но в голове
у него вертелись обрывки уроков, лекций  и  фраз,  когда-то  произнесенных
обоими преподавателями. Кевин пытался задавать им вопросы, и все трое  так
шумели, перебивая один другого, что Кевин  пришел  в  себя  только  тогда,
когда двое запоздалых прохожих бросились от него прочь, и Кевин понял, что
громко разговаривает сам с собой.
     Что же, ради всех адов, с ним случилось?
     Кевин не был уверен, что он такое и кто он такой. Он вообще ни в  чем
не был уверен. Он  был  побежден  соперниками,  имен  которых  он  не  мог
назвать.
     Академия. Сэнтон:
     - Не важно, в какой схватке  ты  участвуешь,  битва  это  или  просто
соревнование, но ты всегда оказываешься в меньшинстве. Кроме противника, с
которым  ты  бьешься,  всегда  находится  один  из  двух  врагов,  который
сражается не на твоей стороне. Эти  двое  врагов  -  фантомы  Поражения  и
Самоуверенности.
     Призрак Поражения делает твоего противника больше,  чем  он  есть  на
самом деле, чем больше ты боишься его, тем больше он становится.  Если  ты
страшишься возможности поражения, то оно станет следить  за  каждым  твоим
движением и ждать, пока в  конце  концов  твое  самосознание  невольно  не
поможет ему, и ты совершишь ошибку именно потому, что ты так ее боялся.
     Призрак Самоуверенности делает тебя слепым, он выставляет тебе твоего
соперника меньшим, чем он есть. Самоуверенность - могучая волшебница.  Она
может заставить исчезнуть очевидное  и  показать  тебе  вместо  очевидного
нечто несуществующее. Самоуверенность настолько преуспела  в  обмане,  что
часто выступает под другим именем: Я-знаю-все-ответы.
     - Нет, Сэнтон, - сказал Кевин в темноту. - У меня нет больше ответов,
они все куда-то пропали.
     Снова Сэнтон:
     - Ты, Кевин, дерешься с яростью, стиснув зубы,  с  усердием,  которое
часто бывает излишним. Почему?
     Кевин сощурился и пожал плечами:
     - Чтобы победить.
     - Тогда победа - это единственная цель?
     Пауза, морщина пересекла нахмуренный лоб:
     - Разве это не так?
     - Мне бы хотелось, Кевин, чтобы ты сумел сломать жесткие рамки  твоих
представлений о том, что в битве всегда  есть  победитель  и  побежденный.
Сейчас ты подходишь к схваткам в полном вооружении с твердой уверенностью,
что это - вопрос жизни и смерти...
     Кевин коротко и цинично усмехнулся над его уверенностью:
     - Так ведь оно и есть. Меч  убивает,  стрела  убивает,  копья,  пики,
палицы, секиры - все это не плотницкий инструмент!
     - Но мечи также  разоружают,  стрелы  предупреждают,  копья,  пики  и
топоры угрожают. Оружие, если применять его с умом, поможет  сохранить  не
только твою жизнь, но и  жизнь  достойного  противника.  -  Он  наклонился
вперед и пристально поглядел Кевину прямо в глаза: - Если  ребенок  ударит
тебя палкой - разве ты убьешь его?
     - Конечно же, нет!
     - А если грабитель станет угрожать тебе острием меча? Станешь  ли  ты
убивать его?
     - Я... я не знаю. Это будет зависеть...
     - Тогда  ты  должен  больше  размышлять  о  разнице  между  тем,  как
одерживать победу, и тем,  как  остаться  непобежденным.  Если  ты  убьешь
грабителя, то не одержишь победы. И, безусловно, если ты  убьешь  бедного,
необученного человека, которого жизнь загнала в угол, просто потому что ты
можешь это, то ты уронишь свою честь. У меча есть лезвие  и  есть  плоская
сторона, Кевин.
     - Но он же нарушает закон...
     - В этом случае будет достаточно просто разоружить его, испугать  или
пригрозить. Для того, чтобы определить меру  справедливости  и  наказания,
человек должен полностью отказаться от вынесения приговора.  Твое  занятие
заключается в том, чтобы в бою убивать и калечить людей просто потому, что
ты на это способен в большей степени, чем остальные.  И  если  ты  начнешь
применять свои способности против всех, кто в чем-то с тобой не  согласен,
то ты превратишься в нечто,  немногим  лучшее,  чем  твои  противники.  Ты
должен научиться самоконтролю, Кевин. У тебя внутри идет невидимая  битва,
и ты должен суметь выиграть ее прежде, чем ты начнешь оценивать других.
     - Я победил самого себя,  -  сообщил  Кевин  случайному  прохожему  и
горько улыбнулся. - Против самого себя у меня нет защиты.
     Затем ему  вспомнилось,  как  в  академии  они  отрабатывали  технику
перевоплощения, когда курсанты должны были бродить по городу, переодевшись
сумасшедшими или дурачками.
     Сэнтон сказал ему:
     - Я шел за тобой, Кевин, на некотором расстоянии  и  должен  сказать,
что это была отличная работа. Ты - прекрасный лицедей,  Кевин,  и  мог  бы
стать выдающимся актером, если бы тебе вдруг пришло  в  голову  переменить
профессию. Твоя походка  была  совершенной,  твои  позы,  речь,  внезапные
переходы от замешательства к целеустремленности... И когда эти три молодых
человека принялись насмехаться над тобой, ты выдержал характер, ты остался
верен ему. Даже потом, когда они перешли от насмешек  к  оскорблениям,  ты
повел себя правильно.
     Сэнтон помолчал, задумчиво кивая:
     - Ты был великолепен - вплоть до  момента,  когда  ты  оставил  двоих
лежать на камнях без чувств, а третий в  страхе  поспешно  ковылял  прочь.
Теперь я скажу тебе свое мнение: сломанная челюсть,  вывихнутое  запястье,
нога, которая перестала сгибаться, и другие менее значительные повреждения
едва  ли  могут  быть  причинены  городским  дурачком,  как   бы   ты   ни
оправдывался, что взбешенный и доведенный до отчаяния человек мог  бы  это
сделать. Ты провалил экзамен. И теперь тебе предстоит повторять это  снова
и снова до тех пор, пока ты не приучишься не нарушать  маскировку  ни  при
каких обстоятельствах, до тех  пор,  пока  не  постигнешь  цель,  пока  не
овладеешь ролью и не научишься прятать подальше свое детское самолюбие.
     Похоже, ты думаешь, что  одержать  победу  -  это  единственная  цель
существования и что поражение станет твоей виной. Если ты взвалишь себе на
плечи столько вины, Кевин, то ты проиграешь и будешь  проигрывать  до  тех
пор, пока полностью не потеряешь себя...
     - Вы правы, Сэнтон, - пробормотал Кевин,  чувствуя,  как  тяжелая  от
мыслей голова начинает клониться вниз. - Совершенно правы. Снова правы.  А
я устал ошибаться.
     Он с усилием поднял голову и осмотрелся по сторонам. Он снова сидел в
какой-то таверне. И он заказал вина.

     Яростными  вихрями  проносились  кошмарные  сцены  и   фантастические
образы, странные вихри гудели в голове, вызывая  к  жизни  воспоминания  о
смерти и чувство вины. Забытые голоса оживали в ушах  словами  насмешек  и
угроз. Снова уходили в ночь  туманные  тени  вооруженных  людей,  и  Кевин
видел, как упал отец... как умерла мать. И Гоун Тихий навеки затих, и тоже
из-за него. Его вина! Его вина! Как бы ни пытался он скрыться от  мучивших
его воспоминаний, они преследовали его и отыскивали повсюду; снова и снова
оживая в памяти они хватали его за плечи и трясли, трясли, трясли...
     Он попал в ад... иного ответа не было.
     Кевин поднял голову. Нет... он был в какой-то  таверне,  маленькой  и
дымной. Хозяин таверны тряс его за плечо,  спрашивая,  не  угодно  ли  ему
будет отправиться домой.
     Домой... это была прекрасная мысль. Настоящий  бриллиант  среди  всех
мыслей. Из всего, что посещало Кевина в последнее время,  эта  мысль  была
действительно стоящей: ему нужно отправиться домой. На запад. На запад,  к
морю, которое называется Внешним пределом. А потом на юг... короче,  когда
он туда попадет, тогда он сразу узнает. Однако, когда  он  снова  вышел  в
темноту,  его  самой  насущной  проблемой  оказалось  отыскать  дорогу   к
казармам. Проклятое место продолжало прятаться от него. Ну  что  ж,  не  в
первый раз. Кевин все еще оставался в пределах города, к тому же в прошлый
раз ему удалось отыскать дорогу довольно быстро.
     С этой мыслью Кевин шагнул через бордюр и плюхнулся в грязь.
     Великолепно! Как раз то, что ему  и  нужно  было  сейчас  -  он  весь
вывалялся в грязи. Теперь он в полном порядке  -  грязь  снаружи  и  грязь
внутри, грязь в мозгу и грязь на одежде...
     "О Бог Маррин, - подумал Кевин, - зачем ты привел меня в этот ад?"
     В ответ в мозгу раздались слова Сэнтона:
     - Прими на себя столько вины,  сколько  хочется,  Кевин.  Сколько  ее
будет - зависит только от тебя.
     - Убирайся прочь, Сэнтон! - крикнул Кевин.
     Кевин изо всех сил потряс головой и медленно сел. Потихоньку до  него
дошло, что перед ним стоят два литтлера и смотрят на него.
     - Это опять мы, сэр, - с улыбкой  сказал  один  из  них,  -  Викет  и
Бестиан,  двое  стражников,  начисто  лишенных  излишнего   самомнения   и
способности к пустой болтовне, чем и объясняются наши скромные размеры.  Я
- Викет Нежданный, а это - Бестиан Бесстрашный. Что с  нами  случилось  на
этот раз?
     Кевин  некоторое  время  смотрел  на  карликов,  затем   решил   быть
откровенным. По правде говоря, что-либо еще придумать  было  бы  трудно  -
ведь он сидел в грязной луже и качался из стороны в сторону.
     - Похоже, мои  мозги  перебрали  сегодня...  и  пошли  искать  лучшей
компании... - Кевин перевел взгляд на свои ноги, - и забрали с  собой  мое
рав... равновесие...
     Викет снова улыбнулся:
     - Знаете старую пословицу: "Держи равновесие, когда  идешь  домой  из
таверны, иначе дорога накренится и ударит тебя по лбу"?
     - Было бы неплохо, если бы мы проводили тебя до  казармы,  -  вступил
Бестиан. - Разумеется, не потому, что ты можешь попасть в беду, а  потому,
что мы должны проследить, как бы кто не поплатился слишком серьезно, напав
на тебя.
     Оба литтлера стояли  свободно  и  улыбались,  но  что-то  в  их  позе
подсказало Кевину, что они находятся наготове. Затем ему пришло в  голову,
что,  учитывая  его  состояние,  они  могли  бы  отвести  его  домой   вне
зависимости от того,  согласится  он  или  нет.  И  он  улыбнулся,  оценив
тактичность карлика.
     - Это ты правильно сказал. Стражник Берс... Бестиан? Я согласен. Было
бы неприятно, если б какой-нибудь... - он пошарил рукой в воздухе,  словно
разыскивая подходящее слово, - ...бандит! Да! Если бы  бандиты  попытались
освободить меня от моего кошелька, - он конфиденциально понизил  голос:  -
Вы же знаете, они тут просто кишмя кишат... нет, киша кишмят. Кого  хотите
спросите...
     Он протянул им руки, и  стражники  помогли  ему  подняться  на  ноги.
Бестиан шел впереди, Викет позади, Кевин - между ними. Осторожно они пошли
вдоль по кривой и  темной  аллее.  Единственным  источником  света  служил
отблеск потайного фонаря Бестиана.
     - Это самый короткий путь к казарме, -  объяснял  Викет,  -  короткие
люди, видите ли, предпочитают самые короткие дороги.
     Кевин рассмеялся, но внезапно замолчал,  врезавшись  лицом  в  стену.
Викет тут же оказался рядом и поддержал его, взяв за руку.
     -  Я  все  видел,  сэр.  Аллея  свернула  в   сторону   без   всякого
предупреждения! Вы не виноваты.
     Бестиан вдруг резко остановился и поднял фонарь повыше.
     - Кто здесь? - спросил он негромко.
     Какая-то искра сверкнула в мозгу Кевина среди беспорядочных  обрывков
разных мыслей, что-то похожее на предупреждение, но он не смог  ни  в  чем
разобраться. Он чуть не налетел на Бестиана. Темная фигура  отделилась  от
темной стены впереди. Сверкнула блестящая сталь.
     - Итак, -  сказала  фигура,  -  вот  они,  могучие  горные  куропатки
собственной персоной.
     - Я узнал тебя, - холодно сказал Бестиан. - Ты один  из  трех  пьяных
ублюдков, которых мы арестовали в прошлую декаду.
     - Да, это верно, малыш, но теперь-то мы  не  пьяны,  ты  -  ничтожная
грязная белка!
     Позади послышался  шорох  шагов,  и  из  темноты  вынырнули  еще  два
человека. Викет проворно повернулся к ним.
     - Мне тут попалось два карася! - сказал он спокойно,  высвобождая  из
ножен меч.
     - Тебе опять везет, - отозвался Бестиан, не поворачиваясь. -  У  меня
только один, - с этими словами он аккуратно поставил фонарь на мостовую  и
вытащил свой меч.
     - Надо еще кого-то, кто бы соответствовал их  росту,  -  провозгласил
Кевин, разворачиваясь и пытаясь встать за спиной  Викета.  В  этот  момент
двое атаковали, кто-то сильно толкнул Кевина плечом, он отлетел в  сторону
и ударился  о  стену.  Темнота  огласилась  высоким  звоном  мечей.  Кевин
напряженно вглядывался в водоворот неясных, яростно фехтующих теней. Когда
он попытался снова подняться, его  руки  соскользнули,  и  ему  ничего  не
оставалось, как привалиться спиной к стене и прислушиваться к шуму  битвы.
Он был в самом ее центре и... бессилен.
     - Убей их, Викет, - пробормотал он. - Сволочи...
     Внезапно раздался хриплый крик боли, и кто-то  упал.  Меч  звякнул  о
стену над самой его головой. Во мраке раздался еще один незнакомый  голос,
похожий на женский:
     - Я сзади, Бестиан. Здесь двое.
     Схватка закипела с новой силой. Чье-то тело  упало  на  ноги  Кевина,
придавив их к земле. Опять зазвенели мечи, раздались  проклятья,  шарканье
быстрых ног и движений. Внезапно в темноте стало очень тихо. Кто-то поднял
фонарь с каменной мостовой, и голос Бестиана спросил:
     - Кто тут?
     - Это я, Слит, - отвечал женский голос. - Мне кажется, Викет ранен.
     Фонарь  повернулся,  и  отблески  света  упали  на  маленькое   тело,
скорчившееся у стены. Неподалеку распростерлись два тела побольше, одно из
них - в ногах Кевина. Он попытался столкнуть тело с себя, но в этот же миг
шпага женщины устремилась к его горлу. Бестиан отвел лезвие в сторону.
     - С ним все в порядке.
     Женщина рассматривала Кевина в неверном свете фонаря.
     - Что-то не похоже.
     - Я в порядке, - уверил ее Кевин, пытаясь оттолкнуть от себя труп. Он
нахмурился, но, взглянув на женщину, передумал - она была очень  красивой.
И тут же он нахмурился снова - очень может быть, что  эта  женщина  только
что спасла ему жизнь. Это было не смешно. Это было неправильно.  Это  было
неловко и - фактически - оскорбительно для него. Если бы  он  не  был  так
пьян, он бы...
     - Викет мертв, - тихо сказал Бестиан. В колеблющемся свете фонаря его
лицо  казалось  высеченным  из  камня.  Только  желваки  играли   на   его
неподвижном лице. Слит смотрела на тело Викета словно с гневом и с тем  же
выражением гнева на лице она перевела свой взгляд на Кевина, словно он был
в этом виноват.
     Кевин попытался подняться, но  безуспешно.  Викет?  Веселый  литтлер?
Мертв? Нет, не может быть! Это было несправедливо.
     Он глубоко вздохнул. Он был воином... он был рейнджером... и отважный
маленький карлик погиб на его глазах. И он не смог ничего сделать. Похоже,
он ни с чем ничего не  может  поделать.  Мир  продолжает  убивать  хороших
людей, убивать прямо у него под носом, и он ничего не может. Фактически он
ошибался все это время.
     Демон на его плече встрепенулся, хихикнул и осведомился:
     - Еще вина, Кевин?

     Шериф позвал Кевина в свой кабинет рано утром, надеясь узнать от него
какие-нибудь новые подробности или обстоятельства гибели Викета, но  Кевин
мало что мог сказать.
     - Да, - сказал шериф, - даже сейчас, судя по твоим заплывшим  красным
глазам, можно с уверенностью сказать,  что  прошлой  ночью  твоей  главной
задачей было хоть  как-то  сфокусировать  свой  взгляд,  чтобы  разглядеть
дорогу.
     Кевин ничего не ответил. Что он мог сказать?  Он  онемел  от  чувства
собственной вины. Он словно превратился в  статую,  оцепенел  умственно  и
физически, морально умер.
     - Прекрасный маленький человек, отличный товарищ - умер, -  продолжал
шериф, его голос был холоден и тих, - а пьяный рейнджер валялся рядом,  не
в силах поднять с земли собственного зада.
     Кевин вынужден  был  подавить  в  себе  внезапное  побуждение  как-то
выразить свой гнев, быть может, даже ударить шерифа. Он задержал дыхание и
медленно перевел дух.
     - Вы не можете ранить меня глубже, чем я  сам,  -  сказал  он  ровным
голосом, - поэтому потрудитесь держать свой проклятый рот на замке.
     Шериф кивнул, слова Кевина как будто вовсе не задели его. Медленно он
перевел  взгляд  на  одно  из  стропил  крыши  и   стал   пристально   его
разглядывать. Затем он заговорил, словно с самим собой:
     - В этих местах есть одна известная история, - начал  он.  -  Однажды
один  кузнец  из  Верхнего   Вейла   здорово   нализался.   Его   товарищи
предупреждали его: "Барнольд, ты пьешь такими большими глотками, что очень
быстро опьянеешь", но он не слушал их и продолжал пить кружку за  кружкой,
словно заливал пламя.  Вскоре  подошло  время  закрытия,  и  вся  компания
отправилась домой. Им надо было выйти из Милфорда и пройти по дороге всего
одну милю, но тут на тропе им повстречался огромный кентавр. Этот  кентавр
приказал им уйти с дороги - ты же знаешь, какими бывают кентавры, их ни за
что не уговоришь, - но этот кузнец попросту подошел к нему да как  швырнет
его вверх тормашками! Понятное дело, что кентавр тут же взбесился, вскочил
на ноги и бросился на них, как дикий кот, но кузнец снова  схватил  его  и
снова повалил на землю. И всякий раз стоило кентавру оказаться на  дороге,
как кузнец хватал его поперек туловища и начинал подметать им окрестности.
В конце концов он закинул его так далеко, что кентавр, лишь только у  него
перестали подгибаться ноги, помчался прочь быстрее стрелы эльфа.
     А кузнец уселся на дороге, обхватил голову руками и говорит:
     - Э-эх, ребята, я действительно напился, как собака! Ведь мне даже не
удалось сбросить с коня этого подонка...
     Выслушав рассказ шерифа, Кевин утвердительно кивнул. Он был не в  том
настроении, чтобы испытывать удовольствие.  Шериф  некоторое  время  молча
смотрел на него.
     - Мне кажется, что у тебя та  же  проблема:  ты  не  можешь  отличить
всадника от кентавра.
     - Мои проблемы - это мои проблемы, шериф.
     В голосе шерифа послышались скрежещущие ноты:
     - Нет... похоже, что твои проблемы стали касаться всех,  а  в  первую
очередь  -  меня.  Ты  нажил  себе  серьезного  врага   в   лице   Лестера
Милфордского. Когда он поправится, он будет очень зол.
     - Попытайтесь представить себе, насколько мало меня  это  волнует,  -
возразил Кевин. - Для  меня  он  так  же  важен,  как  и  то,  что  подчас
приходится соскребать с подошвы ботинка.
     На лице шерифа промелькнула и тут же исчезла  неуверенная  удивленная
гримаса.
     - В целом это верно, - сказал он, - он никчемный маленький петух, сын
одного из мелких землевладельцев из Верхнего Вейла.  Слишком  надутый  для
того, чтобы хорошо соображать,  и  слишком  трусливый,  чтобы  вступить  с
законом в серьезный конфликт. Но лучше поостерегись его. Он  довольно-таки
подлый парень.
     - Я буду иметь его в виду,  -  сказал  Кевин,  -  среди  моих  мелких
проблем.
     - Хорошо, но не забывай оглядываться назад. Мне кажется, что если ему
представится возможность сделать тебе пакость, то он не сможет удержаться,
если все условия будут для этого подходящими. Что мне интересно,  так  это
то, как ты умудрился влезть во все это? Я так понимаю,  что  у  тебя  есть
кодекс чести, по которому ты стараешься жить. Это так?
     Кевин кивнул. Он так много размышлял об этом на протяжении последнего
времени, что ему не хотелось снова зарываться во все это. Но шериф ждал.
     - И ты говоришь, что ты не причиняешь никому вреда?
     - Нет, не причиняю.
     - Тогда, наверное, ты как магнитный железняк. Ты притягиваешь к  себе
все неприятности.
     - Да, я могу стать неприятностью для тех, кто причиняет мне  вред.  А
также для тех, кто причиняет вред другим, тем, кто не может себя защитить.
     - Ах вот оно что! - в глазах шерифа снова промелькнул далекий  огонек
не то сарказма, не то удовольствия. - Стало быть, ты - герой!
     Кевин вспыхнул, но - будь он проклят!
     - Я не могу начать думать по-другому, шериф.  Я  не  люблю  тех,  кто
задирается. Я не люблю тех, кто нечестно  пользуется  своим  преимуществом
перед остальными. Может быть, эти остальные не хотят или не могут  с  этим
ничего поделать, но я - могу! И мне кажется,  что  я  не  одинок  в  своем
отношении к тем  подонкам  и  уличным  псам,  у  которых  не  хватает  ума
контролировать свою речь и поведение и у которых  не  хватает  воспитания,
чтобы оставить человека в покое!
     - Стало быть, ты взял на себя обязанность учить хорошим манерам?
     Кевин нахмурился.
     - Почему бы тебе не выйти на улицу и не начать колотить дерево за то,
что оно растет неправильно? Почему ты не бросаешь камни в реку за то,  что
она течет не там, где ты хочешь? Много ли смысла в том, чтобы сердиться на
дураков?
     - Потому что человек, как предполагается, должен уметь думать.
     - Я тоже слыхал об этом, но не слишком ли многого ты хочешь?
     Некоторое время  оба  сверлили  друг  друга  взглядами,  затем  шериф
сказал:
     - Ты ведь еще и рейнджер! Как насчет того, чтобы подумать самому,  а?
Отчего, ради всех кругов  ада,  ты  мечешься  по  кругу,  после  того  как
доберешься до дна бочки с элем?
     - Разве это тоже касается шерифа?
     - Меня лично касается все,  что  касается  так  называемых  "мастеров
клинка", - шериф взглянул на Кевина из-под низких бровей. - К тому же  мне
кажется, что если ты решил выпить, то ты должен делать это тогда, когда ты
в хорошем настроении.
     - Не важно, куда ты идешь - там ты будешь, - с расстановкой  произнес
Кевин.
     - Тогда ты такой же потешный, как левое яйцо скотопрогонщика.
     Кевин не отвечал.
     - Мне не нужно самому бывать в разных местах, - продолжал шериф, -  я
просто собираю все  слухи,  которые  рассказывают  в  городе.  А  то,  что
рассказывают о тебе, поистине любопытно. Однажды  в  "Голубом  Кабане"  ты
сделал громкое заявление, как бишь  ты  сказал?..  А,  вот:  "Боец  должен
сражаться, как мельник должен молоть зерно, иначе он значит не больше, чем
прыщ на заднице человечества". Так или что-то в этом роде. Эту  историю  я
слышал в нескольких вариантах.
     Кевин лишь слегка нахмурился.
     - Я также слышал, что  ты  вызвался  избить  одного  из  наших  самых
известный любителей эля. И, насколько мне известно, для этого у тебя  было
две самые разные причины.
     - Он просто пьяный бузотер, который пристает к калекам и к служанкам.
     - Таков его истинный характер, - шериф кивнул.  -  Согласно  истории,
которую  мне  рассказали,  ты  предположил,  что  его  сексуальная   жизнь
складывалась бы гораздо удачнее в свинарнике, среди свиней... если  только
ему удалось бы уговорить друзей поймать для него свинку помоложе.
     - М-м-м... я что-то не помню, чтобы я сказал именно так.
     - Но это одна  из  деталей,  которая  во  всех  вариантах  трактуется
одинаково. Право, это одна из самых  удачных  историй,  -  суровый  взгляд
шерифа перестал блуждать и остановился на Кевине. - Но это еще не все, что
я слышал. Отнюдь. Вы с Брекеном - отнюдь  не  нежные  любовники  и  готовы
сцепиться в любой момент, словно  два  барана  в  сезон  свадеб.  Не  могу
обвинить в этом ни одного из вас - вы  оба  оказались  довольно  упрямы  в
своем неприятии друг друга. Но прошлой ночью  ты  довел  одного  из  наших
забияк  до  того,  что  он  выхватил  меч  и  принялся  размахивать  им  в
общественном месте - в таверне, и после этого ты предлагаешь мне  поверить
в то, что ты не причиняешь никаких неприятностей.
     На этот раз шериф ждал ответа, и Кевин пожал плечами:
     - Вот не думал, что пара резких слов и небольшая стычка на  постоялом
дворе являются в ваших краях чем-то из ряда вон выходящим.
     - Нет, разумеется. Это одно из лучших вечерних развлечений. Однако, -
шериф нахмурился сильнее и взгляд  его  стал  жестче,  -  мы  предпочитаем
привычные неприятности. Тогда, если что-то случается, то  мы  знаем,  кого
нам искать. Но мы сидим на оживленной торговой тропе. И  через  наш  город
проходит слишком много посторонних, которые заставили нас относиться к ним
с подозрением, особенно в последнее время. И вот, когда появляется  некто,
неуправляемый, вооруженный, отлично подготовленный, и  который  становится
непременным участником всех историй, которые происходят  в  нашем  городе,
когда в этих историях начинают появляться пробитые головы - вот тогда меня
начинает интересовать, каких бед еще можно ожидать от этого человека!
     Кевин внезапно ощутил гневное биение пульса,  его  раздражение  снова
вырвалось из-под контроля.
     - Дожди прекратились, и я собираюсь продолжить свой путь через Проход
на Запад.
     - Твой путь в ад, ты хочешь сказать! - шериф засмеялся  сухим  лающим
смехом. - Я же говорил тебе, что ты не поедешь  этой  дорогой.  Это  будет
нелегкая задача! - он ухмыльнулся. - Для этого нужно быть рейнджером,  как
ты.
     - Вы сами только что сказали, что я - рейнджер. И я хороший рейнджер,
что, кроме всего прочего, означает, что я умею думать.  Чтобы  решить  эту
задачу, нужен не один, а целая компания рейнджеров. Две компании! Здесь их
столько нет!
     - Может быть, это и  к  лучшему.  Если  бы  в  городе  появились  еще
рейнджеры, то "Голубому Кабану" пришлось бы закупать эль целыми обозами.
     - Просто потому, что я провел неделю дождей в компании друзей...
     - Ты обзавелся не друзьями, а собутыльниками.
     - Но им нравится быть со мной!
     - Только до тех пор, пока ты соришь  серебром  и  пока  не  кончается
выпивка. Мне кажется, ты не видишь разницы между другом и котом сапожника!
     Некоторое время оба молчали, потом шериф поднял палец:
     - Я скажу тебе кое-что, Кевин из Кингсенда, постарайся это запомнить:
ты стоишь на пороге беды.
     - Я жуть как обеспокоен, шериф!
     - Настанет день, и это в самом деле будет так, если у  тебя  осталась
хоть капля здравого смысла.

     Туманный  восход  солнца,  окруженного  словно  дымкой  испаряющегося
золота, возвестил о наступлении нового  дня,  и  жители  города  вышли  на
улицы, улыбаясь и щурясь от непривычно яркого света.  Постельное  белье  и
одежда появились на верандах, балконах и оконных рамах. Повсюду  в  городе
были натянуты веревки, и между домов затрепетали на ветру  вывешенные  для
просушки одеяния, напоминая парад вымпелов во время ярмарки. По улицам еще
стекали струйки воды, а Нижний Рынок оставался  затоплен,  но  на  Верхнем
Рынке уже появились залепленные грязью  телеги,  нагруженные  копчеными  и
солеными продуктами. В телегах восседали  улыбающиеся  литтлеры.  Слух  об
этом распространился быстро, и горожане потянулись  к  дороге,  ведущей  в
Тришир. Город снова возвращался к жизни.
     Кевин сидел на высоком парапете верхней площадки казарм, свесив  ноги
вниз, где на глубине трех этажей начинались городские улицы. Когда-то  это
была часть старой городской стены, которая выходила на реку и  возвышалась
над большей частью долины. Кевин играл на маленькой дудочке. Это была одна
из немногих вещей, которые сохранились у него со времен его морской жизни.
Эту дудочку ему подарил Тук, когда Кевин был еще маленьким, и он же научил
его протяжным морским мелодиям...
     Кевин играл и смотрел, как по мере того, как нагревается под  солнцем
сырая земля, над городом и долиной поднимается пар. Пар  этот  скапливался
над самой землей до тех пор, пока вся долина не  исчезла  под  его  ватным
одеялом, и только отдельные дома и улицы едва виднелись глубоко под ногами
Кевина. Ему казалось, что он остался совсем один, сидя на  вершине  башни,
плывущей в небо вместе с облаками... "Это было бы прекрасно, если  бы  это
могло быть на  самом  деле",  -  подумал  Кевин.  Этот  мир  был  каким-то
неправильным, и все события в нем тоже были  неправильными.  В  ковре  его
жизни, который он начал  было  ткать,  что-то  где-то  пошло  неправильно,
наперекосяк, в каком-то месте он допустил ошибку и  теперь  никак  не  мог
отыскать то место, где нить сбилась с рисунка.
     Немного позже, уже днем, Кевин прошелся по городу до старых  западных
ворот, до самого  перекрестка,  где  раздваивалась  Западная  дорога.  Вся
дорога на север была запружена тяжелыми  грязными  телегами,  нагруженными
сосновыми бревнами, и вереница их тянулась до самой реки, там, где торчали
у берегов уцелевшие устои моста. С берега  до  самой  середины  реки,  где
возвышалась среди бурлящих потоков мощная скала, уже были натянуты канаты,
повсюду  суетились  рабочие,  устанавливающие  тали  и  трехногие   краны,
готовясь снова восстановить мост над  еще  неспокойными  водами  реки.  За
строительством со стен  Башни  наблюдали  несколько  человек,  они  махали
руками, и несколько раз до Кевина донеслись их  крики,  перекрывающие  шум
воды.
     Кевин прошел по Западной дороге почти пол-лиги.  Под  теплыми  лучами
солнца дорога подсохла, и хотя в низинах она была  еще  грязной  и  подчас
напоминала  болотце,  но  все  же  она  была  вполне  проходимой.  И   она
по-прежнему петляла среди невысоких лесистых холмов, словно зовя туда, где
вздымались неприступной стеной горы  Макааб  и  где  под  слоем  тумана  у
подножья как будто плыл расплывчатый и неясный силуэт Скалы-Замка.
     Кевин вспоминал,  как  Сэнтон  сказал  однажды,  обращаясь  к  группе
курсантов академии:
     - Это  называется  "увидеть  Демона".  Это  означает  столкновение  с
истинной,  жестокой  природой  событий.  Здесь,  в  стенах  академии,   вы
овладеваете оружием техникой ведения боя, вы нападаете друг  на  друга  со
всей серьезностью и со всем пылом ваших сердец, вы защищаетесь и атакуете,
а когда все это кончается, вы смеетесь и начинаете разбор ошибок, готовясь
к следующей битве. Однако обязательно придет тот  час,  когда  в  руках  у
истины окажется меч более острый, чем у любого из ваших живых противников.
И если это окажется вам по силам,  то  внезапное  осознание  истины  может
стать для каждого из вас серьезнейшим потрясением. Вы "увидите Демона". Вы
увидите самих себя. И то, что вы увидите, может вам совсем не понравиться.
     Да... он увидел Демона  в  Северо-восточном  королевстве,  он  увидел
Демона, когда погиб Гоун Тихий, и когда он  потом  попытался  заглянуть  в
себя, то ему очень не понравилось то, что ему открылось. Теперь погиб  еще
и Викет, погиб у него на  глазах,  и  в  этом  тоже  был  Демон.  Если  он
действительно был таким прекрасным воином, как о нем думали, то почему  он
не сумел уберечь  друзей  от  смерти?  Как  получилось,  что  он  потерпел
сокрушительное поражение в Проходе? Если бы только он не пил, когда  погиб
Гоун. И Викет. Если бы только он  не  спал  так  крепко,  когда  на  шхуну
пробрались грабители. Если бы только...
     И все мучительные воспоминания разом ожили и зашевелились  в  мрачных
пещерах его памяти. Его память убивала его.
     - Нет, - сказал он себе, - отыщи истину.
     Вовсе не память убивала его. Память звала его обрести в вине душевное
спокойствие, а вино убеждало его в том, будто оно делает  доброе  дело.  А
потом, в суетной череде одинаковых дней,  к  погребальному  костру  памяти
прибавилось еще несколько болезненных воспоминаний, которые в свою очередь
требовали все больше вина. Значит, это вино губит его?
     Но это его рука поднимала кубок.
     И это его разум приказывал  руке,  успокаивая  самого  себя:  "Ты  не
можешь сопротивляться демонам. На, выпей, это поможет".
     Он был подготовлен, чтобы сражаться с кем угодно, кроме самого  себя.
В этой битве он потерпел поражение. Он  стал  позором  для  академии...  и
позором для самого себя. Демоны победили.
     "Я не могу сражаться с ними", - сказал он тихо.
     И словно из-за спины, так отчетливо, что  Кевин  едва  не  обернулся,
эхом академии донесся голос Раскера:
     - Можешь думать, что можешь, можешь  думать,  что  нет,  но  в  обоих
случаях ты будешь прав.

                                    5

     Время донесло до  нас  детскую  песенку  и  игру  времен  легендарных
подвигов Чарла, героя эпохи короля Новуса.

                 Чтобы дела не сгубить, нужно поскорей
                 В путь компанию собрать на таких людей:
                 Храбр, силен боец - его первым позови,
                 Гнома честного ему в пару подбери.
                 Нужен вор, чтоб на пути двери открывать,
                 Нужен карлик, чтоб стрелой цели поражать.
                 И конечно, маг пойдет с вами по пути,
                 И священник - вот его нелегко найти,
                 Нужен мудрый эльф - его не пугает мрак.
                 Вот и хватит. Вместе вам не попасть впросак.

     Кевин помахал рукой, чтобы ему подали очередную кружку кислого пива и
мрачно уставился в кружку. Не важно, сколько раз он снова и снова мысленно
сражался с разбойниками в Проходе, удар за ударом, шаг за шагом. Все равно
воспоминания продолжали настойчиво копошиться внутри, пытаясь вырваться. И
каждый раз все повторялось сначала. Снова и  снова  Кевин  переживал  свои
промахи, все вместе и каждый  в  отдельности,  но  это  не  приносило  ему
облегчения. Ничто не менялось. Он не мог ничего изменить. Как там  говорил
Сэнтон?
     - У тебя глаза как у орла, Кевин. Мне хотелось бы, чтобы ты  направил
их внутрь самого себя  и  сумел  выследить  всех  крыс  и  мышей,  которые
продолжают грызть твою душу.
     - Легко говорить, Сэнтон! - возразил Кевин робко и  поспешно  глотнул
из кружки, когда  головы  посетителей  повернулись  к  нему.  Он  сидел  в
крошечной, дымной и угрюмой таверне в Кроссривер,  весьма  гнусном  месте,
едва расчищенном от всей грязи, которую принес с собой паводок. В  воздухе
висела кислая вонь, но Кевин старался не обращать на  нее  внимания.  Весь
Кроссривер пропитался запахом гнили. Повсюду громоздились  кучи  навоза  и
прочего хлама, то тут, то там попадались  полуразрушенные  хижины,  и  все
это, выставленное горячим лучам солнца, потихоньку высыхало, не  прекращая
распространять зловоние.
     - Ты, наверное, думал, что река слегка помоет и вычистит  Кроссривер,
- сказал кто-то по этому поводу, - но она сделала его еще  хуже.  Как  это
может быть?
     Артур-оружейник, после того как в течение нескольких  дней  постоянно
жаловался на отсутствие сухого угля, наконец заканчивал работу над  мечом.
Его мастерская находилась как раз напротив таверны. Это обошлось Кевину  в
двенадцать золотых, так как именно на этой цене они  с  мастером  в  конце
концов остановились, - при том, что поначалу с него запросили  семнадцать,
- но, по крайней мере, это была  хорошая  сталь.  Во  всяком  случае,  все
говорили об Артуре именно так. Кевин вызвал в "Голубом  Кабане"  настоящий
взрыв смеха, когда  заикнулся  о  своем  желании  получить  клинок  работы
гномов.
     - Моя бабка всегда говорила: "В одной руке - помочиться, а в другой -
на принцессе жениться", дескать, много хочешь, а куда меньше можешь!
     - Ты совсем спятил, парень! Уговорить гнома продать тебе  клинок  так
же невозможно, как долететь по воздуху до Верхних Равнин!
     - В следующий раз он захочет лук эльфов!
     - И плащ волшебника.
     После этого случая Кевин перестал появляться  в  "Голубом  Кабане"  и
стал проводить свое время и столоваться в целом десятке различных  таверн.
Его заставили  сделать  это  вовсе  не  шутки  по  поводу  меча,  а  общая
обстановка в целом. Теперь его уже узнавали и приветствовали ухмылками, на
него многозначительно поглядывали и, отвернувшись с  улыбкой,  принимались
шептаться. Иногда только одно слово доносилось до его слуха, но это  слово
было "Викет..."
     - А-а-а... пусть все они провалятся в ад! Они... - Кевин вдруг понял,
что снова громко разговаривает сам с собой. Мрачный одноглазый крестьянин,
отвернувшись от своих товарищей и, злобно глянув на Кевина, сказал:
     - Не слишком ли ты расшумелся здесь, балаганный шут?
     Кевин всем корпусом повернулся к нему. По крайней мере,  это  он  мог
понять.
     - Когда я в последний раз видел что-то  похожее  на  твою  одноглазую
рожу, - сказал он, - это оказалась свинья, повернутая ко мне задницей.  Вы
с ней были очень похожи.
     Крестьянин зарычал и вскочил, сжимая в руке рукоять заткнутой за пояс
узловатой дубинки, однако двое его товарищей в тот же миг схватили его  за
руки.
     - Нет, Хубер, не делай этого!
     - Успокойся, приятель, возьми себя в руки. Это тот самый боец...
     - Никакой он не боец, судя по тому, что я слышал, - огрызнулся Хубер.
Тем временем еще один человек поспешил на помощь державшим  Хубера.  Кевин
наблюдал за их возней с выражением легкого раздражения на лице.
     - Отпустите его, - сказал он, - у меня как раз подходящее настроение,
чтобы оторвать этому муравью его безмозглую голову.
     Хубер испустил хриплый яростный вопль и чуть было не вырвался.  Тогда
четвертый из сидевших за столом мужчин тоже встал,  схватил  табурет  и  с
размаху ударил Хубера по голове. Тот сразу  обмяк  и  выскользнул  из  рук
державших его людей. Те отпустили его, и Хубер лицом вниз распластался  на
грязном полу.
     - Не обращайте на него внимания, - обратился к Кевину один из мужчин.
- Время от времени он бывает совершенно непереносим.  По  правде  сказать,
редкий день обходится  без  того,  чтобы  он  на  кого-то  не  прыгнул.  А
вообще-то он - маленькое глупое дерьмо.
     - Верно, - подтвердил еще один крестьянин. - И мы  регулярно  спасаем
ему жизнь подобным образом.
     Кевин, не говоря ни слова, снова вернулся к своему пиву. Он продолжал
хмурить брови, но теперь его гнев был направлен больше против самого себя,
нежели против чего-либо другого. О  Боги!  Как  ему  хотелось,  чтобы  это
случилось! Знакомый голос демона хихикнул над ухом и  принялся  причитать,
что если бы Кевин повел себя поумнее, то он мог бы втянуть  в  драку  всех
посетителей таверны.
     Разве не получил он тогда удовольствия? Возможно...
     К тому же это могло помочь ему хоть немного утолить свою ярость,  как
огонь сжигает высохшую прошлогоднюю траву и жнивье. Совсем  как  это  было
три ночи тому назад, когда этот болван в "Знаке Потерянной Собаки"  затеял
пошутить над Кевином. Теперь он долго не сможет бросить никому вызов.
     И перед его мысленным взором снова пронеслась вся сцена.
     - Эй ты, великий воин! Если ты хочешь уйти, то  должен  притвориться,
что вот эта дверь - Проход, а я буду разбойником, - и он ухмыльнулся.
     - Прекрасная мысль, - отвечал Кевин, кивал, - давай посмотрим, как  у
меня получится на этот раз.
     Некоторое время  спустя  один  из  восхищенных  зрителей,  осматривая
неподвижное тело на полу, заметил:
     - Похоже, Проход теперь свободен.
     "Да, Раскер, я знаю,  -  отвечал  Кевин  далеким  ворчливым  голосам,
доносящимся из прошлого. - Я знаю! Я становлюсь ничем  не  лучше  их.  Да,
Сэнтон, я знаю, что совершить хороший поступок  не  значит  стать  хорошим
человеком. Я знаю, я выучил ваши уроки, я знаю..."
     Но знание ничем не могло ему помочь.  Что,  ради  всего  святого,  он
делает в этой гнусной забегаловке, скорчившись над  кружкой  кислого,  как
моча, пива?
     - Это ты тот самый воин, который сразился с бандитами  в  Проходе?  -
заданный тихим  голосом  вопрос  заставил  Кевина  повернуться.  Это  была
молоденькая служанка, кривляка, полуженщина-полуребенок, на вид не  старше
пятнадцати лет.
     - Нет, - проворчал Кевин. - Если  бы  я  был  тем  самым  благородным
парнем, разве сидел бы я в таком месте, как это?
     Служанка наклонила голову и нахмурилась:
     - Совсем недавно ты так не разговаривал.
     - Да, конечно... это, наверное,  твое  пиво  сыграло  со  мной  такую
скверную шутку. Скажу тебе как на духу, красавица,  именно  пиво  способно
изменить все на свете к худшему.
     Он встал из-за стола и бросил ей несколько медяков.
     - Мне  надо  возвращаться  к  своим  свиньям,  крошка.  Они  начинают
скучать, когда я слишком задерживаюсь.
     Когда Кевин вышел на улицу, там уже сгустились сумерки. Кевин  быстро
пересек улицу по направлению  к  оружейной  мастерской.  На  севере  снова
гремела гроза. Кевин потер лицо  обеими  руками,  потряс  головой,  словно
пытаясь прогнать прочь наступивший вечер. Сколько кружек  этого  пойла  он
выпил?
     И он сам себе ответил, что это не имеет никакого значения, потому что
он сам  и  только  сам  мог  довести  себя  до  состояния,  граничащего  с
глупостью. Он снова с яростью затряс головой, желая,  чтобы  его  стошнило
вот тут, прямо посреди улицы, и чтобы вместе со рвотой он  мог  извергнуть
из себя все, что скопилось в нем плохого и неправильного. Без сомнения, он
попал в беду, и поэтому, что бы он ни предпринимал, ничто не было решением
проблемы.
     Итак?..
     - Однажды, - пробормотал он, припоминая один из  девизов  Сэнтона,  -
однажды ты бросишь вызов всем демонам. Сначала эль и вино, потом...
     Он не был уверен, что будет потом. Но  он  узнает,  когда  с  первыми
двумя будет покончено.

     Новый меч очень удобно помещался в ладони.  Кевин  заранее  оговорил,
что он должен быть на пол-ладони короче  обычного  боевого  меча,  однако,
несмотря на это, он был великолепно сбалансирован, а длинная рукоятка была
обкручена проволокой для двуручного обхвата. Упертый концом в  землю,  меч
как раз достигал навершием рукояти до  пояса  Кевину,  который  немедленно
испробовал оружие, несколько раз взмахнув им в воздухе.
     - Нет ли у тебя акульей кожи, чтобы обтянуть рукоятку? - спросил он.
     - Акульей кожи? - оружейник с подозрением посмотрел на  Кевина.  -  А
что такое акулья кожа?
     - А, не обращай внимания, - отмахнулся Кевин. - Это... очень грубая и
шершавая кожа, которая очень хорошо подходит для всего того, что не должно
выскальзывать из рук.
     - Понятно... - протянул оружейник. - Но что такое акула?
     - Ну... это такая очень большая рыба.
     - И очень шершавая, да? - угол рта его начал кривиться в усмешке.
     Кевин энергичным движением руки отодвинул вопрос об акулах  далеко  в
сторону:
     - А как насчет шлема и щита?
     На шлеме сзади была довольно глубокая вмятина от меча, которая  точно
совпадала с болезненной опухолью у Кевина на затылке.
     - Со шлемом все в порядке, так... легкая  шероховатость.  Я  выправил
его довольно легко. Но вот щит... - Артур покачал головой, прислонив щит к
скамье. По  его  верхней  части  тянулась  глубокая  впадина,  словно  щит
согнулся в этом месте.
     - Что за меч нашелся в двух или трех преисподнях, который сделал это?
И каким же огромным был тот, кто держал этот меч в руках?
     - Да, не маленьким.
     - Я так и думал.
     - К тому же он был в прескверном расположении духа, - добавил  Кевин.
- А как с наплечником?
     - Я сделал вам  новый.  Никогда  нельзя  доверять  пластине,  которая
однажды была разрублена. Кстати, что бы вы хотели сделать со своим щитом?
     - Выпрямить изгиб и отрихтовать вмятину.
     - Вы хотите, чтобы на нем осталась отметина? - оружейник нахмурился и
покачал головой, глядя на изуродованный щит. - Выглядит  так,  словно  его
пополам сложили. Вы точно хотите, чтобы я сделал по-вашему?
     Внутри Кевина поднялась жаркая волна, но это не было пламя гнева  или
огонь стыда. Это была вспышка уверенности.
     - Да, я хочу именно так, - подтвердил он. - Я должен всегда помнить о
том, как появилась эта метка.

     На хуторе к северу от Мидвейла женщина, стоя в дверях, вглядывалась в
темноту, пытаясь рассмотреть что-то сквозь завесу дождевых струй.  Ей  был
виден только отблеск света от фонаря в том месте, где едва  угадывался  во
мраке навес для скота.
     - Норма! - позвала женщина, сначала тихо,  а  потом  чуть  громче.  -
Но-орма, ты сказала, что идешь ненадолго!
     Никакого ответа, только ровный шорох дождя.
     - Оставайтесь здесь, в тепле, -  приказала  женщина  двоим  маленьким
детям, а сама накинула на голову платок и вышла из дома в уютную темень.
     На мокрой глине возле навеса  отпечатались  свежие  следы.  Они  были
похожи на человеческие, только большие. Ужасно большие.
     Слегка пригибая голову, женщина вошла под навес и спросила в пустоту:
     - Ты не знаешь, кто напугал стадо? Ты ушла...
     Затем голос ее упал до хриплого шепота:
     - Норма?
     Фонарь стоял на крышке ларя с зерном.
     Рядом лежала рука.
     На утоптанном полу валялась нога.
     А все, что осталось от  Нормы,  свисало  вниз  головой  с  крюка  для
разделки мяса.

     Мышцы рук и плеч горели, как расплавленный свинец.  Мышцы  под  левой
лопаткой  начинало  сводить  судорогой,  острой,  как  наконечник   копья.
Проклятье! Кевин чувствовал, что придется спрыгнуть вниз.
     Он повисел еще мгновение,  прикидывая  расстояние  до  каменных  плит
двора. До них был целый  этаж.  Внизу  белели  запрокинутые  лица,  кто-то
улыбался, кто-то хмурился, кто-то качал головой.
     Кевин спрыгнул. В  момент  приземления  острая  боль,  словно  копье,
пронзила его левое поврежденное колено. Кевин стиснул зубы, но  все  равно
гримаса боли слегка исказила  его  лицо.  Шериф,  уперев  кулаки  в  бока,
наградил его кривоватой улыбкой.
     - Ладно... я думаю, каждый дурак может покончить жизнь  самоубийством
и любым дурацким способом, но если ты  собираешься  совершить  это  именно
здесь, на территории казарм Стражи, это будет не всем  понятно,  да  и  не
слишком хорошо. Что, ради всего святого, ты собираешься делать?
     Кевин  поднял  голову  и  поглядел   на   зубчатый   парапет   стены,
расположенный на высоте  второго  этажа  и  окружающий  площадку  со  всех
сторон. Он был меньше, чем парапет, ограждающий тренировочную  площадку  в
академии - одна сторона того парапета была около пятидесяти шагов в длину,
а здесь - около сорока, и все-таки Кевину не удалось пройти его целиком.
     И Кевин объяснил.
     В академии это называлось "Прогулка по парапету". Каждое  утро  после
пробежки по  периметру  внешней  стены  обучаемые  должны  были  совершить
путешествие вокруг  тренировочной  площадки,  но  уже  непосредственно  по
зубчатому парапету внутренней стены. Вниз и вверх, подтягиваясь  на  руках
на зубцы стены, спрыгивая в промежутки между ними, и  все  это  на  высоте
примерно двух этажей над вымощенным каменными  плитами  двором.  В  первый
месяц они осваивали одну из сторон прямоугольного периметра, на  следующий
месяц - две и так далее, до  тех  пор,  пока  они  оказались  в  состоянии
сделать полный круг. Те, кто спрыгивал или падал, должны  были  немедленно
начинать заново, если, конечно, они оказывались в  состоянии  ходить.  Те,
кто оказывался на мостках для стражников с внутренней стороны, тоже должны
были начинать все сначала. Пять неудач подряд означали,  что  незадачливый
курсант получал испытательный срок, в течение которого ему предоставлялась
возможность  исправиться.  Отказ  от  "Прогулки   по   парапету"   означал
немедленное отчисление из академии. Лишь  только  у  курсантов  появлялась
свободная минута, и  их  сразу  загоняли  на  парапет.  Однажды  ночью,  в
одиночестве, Кевин сделал по  парапету  два  круга  подряд,  просто  чтобы
доказать самому себе, что он на это способен.
     - Я подзабросил свои тренировки, - объяснил Кевин шерифу. - С  вашего
позволения, я хотел бы тренироваться здесь.
     - М-м-да, - шериф разглядывал стены казарм  с  явным  подозрением.  -
Интересно, какие еще странные и членовредительские трюки у тебя на уме.
     Кевин снова оглядел парапет.
     - Нужно натянуть между зубцами канаты  так,  чтобы  они  шли  поперек
двора. Упражнение заключается в том,  чтобы,  перебирая  руками,  пересечь
двор от стены до стены, а в самом конце - суметь перепрыгнуть на  соседний
канат и двигаться в обратном направлении.  -  Кевин  указал  на  фрагменты
старой городской стены: - А сюда можно  влезть  без  снаряжения.  Вверх  и
вниз.
     Шериф изобразил на лице наиболее вероятную из всех своих  ухмылок  и,
задрав голову, поглядел на верхушку древней Восточной башни.
     - У тебя в роду не было белок?
     Кевин бросил взгляд в сторону ухмыляющихся стражников.
     - Кое-кому из ваших людей не повредила бы подобная подготовка.
     - Ага. Я прямо вижу распластавшиеся на плацу мертвые тела!  У  Стражи
есть иное назначение, нежели мостить собой мостовые.
     - Это для развития силы. Некоторые из стражников не  могут  пробежать
от одного конца плаца до другого, не скорчив при этом такой  рожи,  словно
их рубанули секирой.
     Шериф медленно кивнул, окидывая взглядом своих солдат.
     - А в твоем арсенале есть такие упражнения, которые не  прикончат  их
на месте? - поинтересовался он. Кевин улыбнулся.
     - Я постараюсь что-нибудь придумать, но я не собираюсь  присматривать
за ними. Я буду слишком занят самим собой.
     Шериф в  последний  раз  оглядел  лениво  развалившееся,  улыбающееся
воинство и задумчиво кивнул.
     - Пойдем, поедим, - пробормотал он,  -  я  оплачу  твой  обед,  а  ты
расскажешь мне о вашей тренировке в академии.

     И Кевин рассказал ему.
     Каждый день они бились на шестах, один на один.  Победитель  покидает
круг, а проигравший должен сражаться с новым противником, а  потом  еще  с
одним, если он проигрывал и во второй раз, и так до тех  пор,  пока  ушибы
или полное истощение сил не  заставляли  его  сдаться  окончательно.  Пять
таких сдач подряд - и курсант получал испытательный срок.
     Было еще такое  упражнение,  когда  один  курсант  вставал  в  центре
тренировочной площадки со щитом  в  руке,  а  второй  курсант  должен  был
поразить его камнем из пращи. Если с пяти попыток ему это не удавалось, то
наступал его черед вставать в круге со щитом.
     Бывало, что по ночам,  вооруженные  измазанными  мелом  шестами,  они
охотились друг за другом в темных  коридорах  и  дворах  академии.  Каждый
должен был отметиться в десяти определенных точках, расположенных по всему
периметру внутренней стены, начертив свой особый знак, дабы  преподаватели
были уверены, что никто не пытался  отсидеться  в  темном  углу.  Те  трое
курсантов, кто бывал перепачкан в мелу больше всех  остальных,  немедленно
отправлялись на "Прогулку по парапету".
     Кроме  этого,  были  ежедневные  занятия  по  отработке  фехтовальной
техники, в паре с Раскером или с кем-нибудь из старших курсантов.
     Были и тренировки по стрельбе из  лука,  когда  нужно  было  поразить
мишень только одного, определенного цвета, внезапно появившуюся  в  створе
ворот.
     Облаченные в доспехи, они учились закрываться щитом от летящих стрел.
     Еще одно упражнение включало в себя ловлю  летящих  камней  небольшой
каменной корзинкой.
     И еще был бег. На протяжении  тренировочного  дня  они  передвигались
исключительно бегом, а сам этот день начинался тогда,  когда  первые  лучи
восходящего солнца освещали верхушку  флагштока  на  сторожевой  башне,  и
заканчивался тогда, когда последний луч солнца переставал освещать этот же
флагшток. В пасмурную погоду  они  сверяли  время  по  Раскеру;  когда  он
говорил, что день начался - день начинался, а кончался тогда, когда Раскер
объявлял, что день кончился. Все остальное время занимала учеба.
     И каждое утро, после пробежки, но перед "Прогулкой по  парапету"  они
стояли на плацу, подняв вверх правую руку, как будто сжимая рукоять  меча,
и  громко  выкрикивали:  "Мужество!  Милосердие!  Благородство!  Мудрость!
Честь! Самоуважение!"
     А затем они сгибали руку, словно заслоняясь щитом, и  бормотали  чуть
слышно: "Зависть! Ложь! Самообман! Эгоизм! Алчность! Злоба!"
     Кевин не упомянул об этом, но он очень хорошо помнил, как  при  слове
"самообман" Сэнтон иногда поглядывал на него с легкой улыбкой.

     Старая, давно не  используемая  тренировочная  площадка  в  казармах,
фактически расположенная на крыше того крыла здания, которое спускалось  с
холма вниз, была приведена в порядок. Там  установили  мощные  мишени  для
стрельбы из лука, пирамиды с шестами, вращающиеся фехтовальные тренажеры и
манекены, изображающие вооруженного  противника.  С  этого  времени  воины
Городской Стражи начали относиться к Кевину с  изрядной  долей  неприязни,
как к наглому и дерзкому пришельцу, который  своим  появлением  перевернул
всю их упорядоченную жизнь. Теперь они знали, из  какого  источника  шериф
почерпнул свои замечательные идеи. Жилистому  старому  негодяю,  казалось,
доставляло немалое удовольствие наблюдать за тем, как стражники, задыхаясь
и ловя ртом воздух, тяжелым шагом носятся по плацу и площадкам казарм  или
пытаются по веревке взобраться на парапет.  И  все  время  этот  проклятый
рейнджер либо болтался на канатах у них  над  головами,  либо,  размахивая
руками, носился кругами по зубцам  стены,  словно  обезумевшее  порождение
Темного мира.
     - Я пошел в стражники вовсе не для того, чтобы со мной обращались как
с рабом.
     - Ну да. Я рассчитывал, что буду спокойно ходить в патруле,  но  если
мне придется работать, как лошади, то скоро я стану на нее похож.
     - Брекен, как взводить этот треклятый арбалет?
     - Алден, отдери у него эту штуку! Никаких арбалетов  на  этой  крыше,
пока кого-нибудь не убило!
     - Все равно у нас больше нет арбалетных стрел, Брекен. Какой-то умник
выпустил все стрелы в направлении реки, наверное, хотел подстрелить рыбу!
     - Это очень хорошо, иначе мы разозлим и перекалечим половину  жителей
города. Все и так никуда не годится, а если еще горожане решат, что на них
напала Городская Стража... Проклятый рейнджер!
     - Ты слышал, что он еще  придумал?  Он  проплыл  по  реке  отсюда  до
Переправы и обратно, а ведь река  еще  не  успокоилась,  и  течение  очень
сильное. Слышал ли ты что-нибудь подобное?
     - Он проделывает это каждый день. Половина женщин  города  собирается
на Нижнем Рынке,  чтобы  полюбоваться  на  его  голую  задницу,  когда  он
проплывает мимо.
     - Да, это не такой человек, как все. Он каждый  день  встает  еще  до
восхода солнца и пробегает бегом пять миль.
     - И еще он бегает по Длинной  Лестнице,  снизу  доверху!  Попробуй-ка
сделать то же самое, и увидишь, как из тебя песок посыплется!
     - Клянусь преисподней, он больше никуда не ходит, только бегает!
     - Ради всего святого, Клайд, смотри за своими стрелами! Одна  из  них
опять улетела в сторону Стип-стрит.
     - Прекрасный выстрел, не так ли?!

     День уходил прочь, и горы Макааб казались  на  фоне  кроваво-красного
закатного неба похожими на зубастую нижнюю челюсть огромного  дракона.  На
севере снова клубились грозовые облака. Кевин и шериф ужинали в  небольшой
таверне на Пурли-Лэйн, которая  называлась  "Знак  Танцующего  Поросенка".
Шериф говорил, не поднимая взгляда от тарелки:
     - Значит, ты снова собираешься в горы, не так ли?  Вот,  значит,  для
чего понадобилась вся эта тренировка. Стало быть, ты навел  на  себя  весь
этот блеск для того, чтобы вернуться в Проход у Замка и отплатить  той  же
монетой тем нехорошим мальчишкам, которые вываляли тебя в пыли  в  прошлый
раз?
     Кевин отвечал, тоже не поднимая головы:
     - Я поднимусь туда, шериф, и вышибу эту проклятую гору у  них  из-под
ног!
     - Гм-м... и ты считаешь, что твоего лечения и тренировок, на  которые
ты потратил последние полмесяца, будет достаточно, чтобы снова встретиться
с этими ребятами и поотрезать им задницы?
     Кевин отвечал, взмахивая ножом в такт каждому слову:
     - Если бы у меня было хотя бы двое из тех,  кто  заканчивал  академию
вместе со мной с дипломом лучника, тогда мы  бы  не  оставили  там  ничего
живого, кроме ворон и стервятников!
     - Так-так... - шериф  нахмурился  над  своим  ростбифом  так,  словно
ростбиф совершил небольшое преступление и не желал в нем признаться, - вот
как ты запел, вольный рейнджер Кевин из Кингсенда.
     Кевин почувствовал, что краснеет:
     - То, что случилось... ни в коем случае  не  должно  было  случиться.
Я... я опозорил академию.
     - И теперь нужно что-то делать с твоей гордостью.
     - Называйте это как вам угодно. Меня это не заботит. Не важно,  каким
способом, но я добьюсь результата, который нужен.
     - Ну-ка, посмотрим, правильно ли я тебя понял. Ты будешь сражаться не
потому, что это будет правильно, а потому, что тебя побили в прошлый  раз.
Это верно?
     Кевин в молчании поедал свое мясо.
     Шериф кивнул:
     - Так-так... понадобилось затронуть  какое-то  твое  личное  чувство,
чтобы у тебя вскипела кровь. Неужели ты впервые ощущаешь себя неловко?
     - Это не из разряда вещей, к которым я хотел бы привыкнуть. Но вам-то
что за дело до этого?
     - Ты - самый нетерпеливый и ершистый недотрога из всех, кого я видел!
- шериф в сердцах вонзил свой нож в стол. - Что,  ради  всего  святого,  с
тобой происходит? Ты не боишься целой шайки бандитов, но стоит задать тебе
невинный вопрос, касающийся лично тебя, и ты готов оторвать этому человеку
башку!
     - Я не люблю насмешек.
     - А я не люблю языки, которые постоянно спешат поперед мозгов!
     Ответа не последовало. Кевин хмурился, низко наклонившись  над  своей
тарелкой. Шериф выдернул нож из столешницы, и некоторое  время  оба  молча
поглощали пищу. Затем шериф заказал еще вина.  Когда  мальчик  с  кувшином
подошел к их столу, Кевин отрицательно покачал  головой  в  ответ  на  его
вопросительный взгляд. Шериф тотчас оторвался от тарелки  и  откинулся  на
спинку стула. Жуя, он пристально рассматривал Кевина.
     - Значит,  ты  считаешь,  что  пара  надежных  ребят  могла  бы  тебе
пригодиться?
     - Да, они могли бы быть полезны, чтобы я смог  подойти  к  противнику
вплотную. Теперь это особенно важно.
     Шериф в раздумье перекатывал во рту глоток вина, глядя в пространство
поперек головы Кевина. Тот тем временем окунул палец в свой чай и  написал
на столе несколько букв.
     - Вам известно, что это такое?
     Шериф уставился на буквы.
     - Б-е-С-Т-р. Похоже на "бесстрашный". Ну что, я что-нибудь выиграл?
     - Я обнаружил это на Восточной  башне,  снаружи  на  стене,  на  пять
камней ниже вершины. Надпись свежая. Чтобы сделать  ее,  нужно  было  либо
вскарабкаться наверх, либо спуститься вниз с вершины башни, а потом висеть
на одной руке, чтобы другой нацарапать эти буквы.
     - Проклятье, - отозвался шериф.
     - А на полпути вверх, при подъеме по северной стене казарм,  я  снова
обнаружил эту же надпись. - Кевин нахмурился. - Странный способ  написания
слова "бесстрашный" - одно "с" и три заглавные буквы. Вам это ни о чем  не
говорит?
     - Ползая по стенам вверх и вниз,  нет-нет  да  обнаружишь  что-нибудь
интересное.
     - Кто-нибудь из стражников поднимается на эти скалы?
     Шериф слегка пожал плечами:
     - Очень может быть. Среди стражников есть несколько человек,  которые
воспринимают твои тренировки как личный вызов. Наверняка  среди  них  есть
кто-нибудь, напрочь лишенный здравого смысла.
     - Кто бы он ни был - он не так уж плох.
     - Или просто дурак, - шериф приканчивал вино.
     Кевин внимательно посмотрел шерифу в  лицо.  Ему  показалось,  что  в
глазах промелькнуло что-то... что-то похожее на юмор или на  искру  смеха.
Он как  раз  собирался  спросить,  что  в  этом  смешного,  когда  таверна
вздрогнула и заходила ходуном. Издалека доносился глухой гул,  заглушаемый
более близким стуком, который производили мелкие, незакрепленные предметы.
Кевин схватился за стол, встревоженно глядя на шерифа.  Тот  откинулся  на
стуле, хладнокровно пережевывая кусок мяса.
     - Это просто земля трясется. Иногда это бывает.
     Кевин немного ослабил хватку.
     -  Никогда  не  приходилось  ощущать  ничего  подобного.  Почему  это
происходит?
     Шериф пожал плечами:
     - Может быть, это  дурные  предзнаменования.  Народ  верит,  что  это
дракон ворочается под горами, но, возможно, это просто сказки.
     - Мне это не нравится, - признал Кевин.
     - Не могу сказать, чтобы и я был в восторге,  -  согласился  шериф  и
кивнул.

     Капитан Вейлской Стражи лорда Дамона Микел  был  бородатым,  седеющим
мужчиной, ростом чуть выше Кевина, прямым, как дубовая рейка. Он был  одет
в яркую форму зеленого цвета с серебром, замысловато перетянутую  ремнями.
На ногах его были надеты вычищенные ботинки,  а  на  голове  -  сверкающий
шлем. Разукрашенные ножны  на  левом  бедре  завершались  резной  рукоятью
изогнутого меча. Садиться он отказался; Кевин подумал, что  он,  вероятно,
просто не может согнуться - таким прямым и твердым он казался.  Он  так  и
остался стоять возле стола, теребя  себя  за  бороду  и  с  угрюмым  видом
наблюдая за тем, как усаживается Кевин. Шериф тоже сидел за своим  столом,
сложив руки в замок на затылке и уставившись взглядом  куда-то  в  верхний
угол своего кабинета. Казалось, он увидел там нечто весьма любопытное.
     - Значит, ты утверждаешь, что видел Стоянку, -  сказал  капитан.  Его
утверждение прозвучало совсем как  обвинение.  -  Это  такая  постройка  -
деревянная  мазанка  о  двух  этажах,  построенная  вплотную  к  скале  со
стороны...
     - Да, я видел ее, - коротко сказал Кевин.
     Ему доставляло извращенное удовольствие перебивать обстоятельную речь
напыщенного офицера. В ответ  капитан  снова  потянул  себя  за  бороду  и
нахмурился:
     - Итак, тебе удалось увидеть Стоянку... таким образом, ты добрался...
     - До поворота дороги, непосредственно за которым и находится Стоянка.
     - И разбойники...
     - Устроили мне сюрприз, спрятавшись в скалах над дорогой.
     - И ты говоришь, что их было...
     - Около двадцати, вы правы.
     - Но ты...
     - Нет, не сосчитал. - Кевин подумал и добавил: - Увы.
     - И у них...
     - У них было полно всякого разного оружия, но в плачевном  состоянии,
и у них все постоянно чесались, потому что все они изрядно грязны. К  тому
же они много шутили и смеялись. Не слишком остроумно, но много.
     Шериф издал некий звук, который сначала напоминал сдавленный смех, но
потом перешел в кашель.
     - Да... - сказал капитан, - и этот их... лидер... э-э-э...
     - Сандер, как он подписался, - пришел на помощь шериф, не отводя глаз
от того места на потолке, которое он разглядывал.
     - Да, Сандер. Ты говоришь, что он...
     - Высокий, низкий, тощий,  толстый  человек  с  большим  изумрудом  в
заднице, который стоял на  голове  и  немузыкально  орал  песни!  -  Кевин
раздраженно хлопнул ладонью по столу. - Я понимаю, что под этим шлемом для
мозгов осталось не так много места, но  все-таки,  сколько  же  раз  нужно
повторять одно и то же, чтобы вы наконец запомнили?!
     Капитан вспыхнул от гнева и стал еще прямее и тверже.
     - Послушайте, молодой человек... - начал он,  вытянув  в  направлении
Кевина напряженный прямой палец.
     - Слушать я готов. Я был бы рад услышать что-нибудь разумное! Но пока
мне только задают одни и те же вопросы, и я  даю  на  них  одни  и  те  же
ответы. Как  они  были  организованы!  Как  они  были  настроены!  Мог  ли
кто-нибудь из них свистеть и одновременно  скакать  на  одной  ножке!  Мне
кажется, что спустя некоторое время вы, похоже, сможете напасть на след!
     Некоторое время они яростно сверлили  друг  друга  взглядами,  причем
капитан, казалось, никак не мог перевести дух.
     - Послушай, ты... ты...
     Шериф шумно вздохнул и посмотрел на капитана.
     - Послушай, Микел, ты действительно топчешь одну и ту же грядку.  Это
утомляет почище кошачьей течки. Пора бы  нам  сдвинуться  с  места.  -  Он
посмотрел на Кевина: - Как я уже сказал, существует один план...
     - О милостивые боги! - произнес Кевин  тонким  девчачьим  голосом.  -
Неужели кто-то решится что-то предпринять? Я не переживу этого, это просто
невозможно - что-то будет делаться.
     Шериф молча смерил его взглядом.
     - Ты закончил? Или  у  тебя  есть  еще  несколько  подначек,  которые
свербят и торопятся выбраться наружу?
     Кевин покраснел и затих в ожидании. Шериф  помолчал,  по  обыкновению
хмурясь, и продолжил:
     - Итак, поскольку ты так стремишься попасть обратно в Проход и  убить
там любого, кто попадется тебе  под  руку,  то  для  тебя  в  нашем  плане
найдется подходящая роль. Хочешь ли ты ее получить?
     - Я еще не слышал, в чем заключается этот план.
     - Я скажу тебе самую важную его часть - ты этого и не услышишь до тех
пор,  пока  не  согласишься.  Не  правда  ли,  замечательно?  Если  ты  не
согласишься, я посажу тебя под замок до тех пор, пока этот план  не  будет
осуществлен. Любопытное начало, а?
     Кевин сверкнул на него глазами:
     - Однако...
     - "Однако" у коня  между  ногами,  рейнджер.  Я  не  хочу,  чтобы  ты
атаковал разбойников в самый неподходящий  момент  и  испортил  все  дело,
превратив наш план в хаос. Предупреждаю тебя заранее! Этот план из  таких,
что могут сработать только один раз, и поэтому, если мы станем  претворять
его в жизнь кое-как или очертя голову, то  другой  возможности  у  нас  не
будет. Итак, ты идешь с нами  или  ты  вообще  никуда  не  идешь.  Что  ты
выбираешь?
     Оба обменялись свирепыми гримасами.
     - Вы не оставили мне никакого выбора, - пробормотал Кевин.
     - Ну, наконец-то  хоть  какой-то  просвет.  Налицо  светлый  сдвиг  к
лучшему.
     Кевин хмуро уставился на него, потом перевел взгляд на стену, потом -
на неподвижного Микела и на залитый солнцем плац за окнами.
     - Согласен, - проворчал он. - Объявлено и подписано.
     - Хорошо, - шериф откинулся  на  стуле  и  развернул  начертанную  на
пергаменте карту. Некоторое время он прислушивался, косился и  оглядывался
по сторонам, как испуганная лошадь, затем ткнул пальцем в  то  место,  где
было четко написано: "Проход у Скалы-Замка".
     - Вот! Дорога проходит  именно  здесь.  Стоянка,  которую  ты  видел,
находится по эту сторону от верхней точки перевала в...  приблизительно  в
четырех сотнях шагов.
     - От дверей стоянки  до  верхней  точки  перевала  пятьсот  пятьдесят
шагов, - уточнил капитан Микел. - А оттуда... - он поперхнулся и замолчал,
встретив взгляд шерифа.
     - Судя по всему, что  мы  слышали  и  видели,  разбойники  используют
старую Стоянку в качестве постоянного места дислокации. Прах меня  побери,
но это - единственная постройка там, наверху, которую  можно  использовать
для постоянного проживания.
     Капитан откашлялся.
     - Если не считать того, что они могут  использовать  древние  чертоги
гномов под Макаабами...
     - Я думаю, мы не станем вступать в бесконечную вздорную  дискуссию  о
пещерах гномов под Макаабскими горами и о том, как их можно  использовать.
Необходимо только упомянуть о том, что эта банда отыскала какой-то удобный
путь, который позволяет им очень  быстро  перемещаться  между  Проходом  у
Замка и Северным Проходом. По прямой - это двадцать с чем-то миль птичьего
полета над совершенно непроходимыми зубчатыми вершинами и скалами.
     - Около семи лиг, - вставил Кевин.
     - Называй как знаешь! Для меня не имеет значения, используют  ли  они
древние пещеры гномов, летают ли, ухватившись за хвост орла,  или  носятся
по горным тропам, как стадо горных козлов с горящими задницами. Важно, что
они каким-то образом делают это!
     - А это не могут быть две разные группы? - спросил Кевин.
     - Нет, - шериф уверенно покачал головой. -  Этот  парень  в  коже,  о
котором ты рассказывал, Сандер, кажется... Его слишком много раз видели  в
обоих  местах.  Те,  кто  уцелел,  описывали  его  совершенно   одинаково.
Какими-то путями  он  узнает,  когда  к  Проходам  отправляется  что-либо,
достойное  нападения.  Это,  впрочем,  не  удивительно,  учитывая,   какое
огромное количество незнакомого  народа  в  последнее  время  болтается  в
городе. И у него есть удобный путь, по которому он может быстро  добраться
до той или другой тропы. Мы подсчитали, что он преодолевает это расстояние
чуть больше чем за  день.  Если  двигаться  вдоль  гор,  то  очень  просто
потерять последние подметки!
     - Лошади? - предположил Кевин.
     - Вряд ли. Лошадь сломает  себе  все  четыре  ноги  быстрее,  чем  ты
успеешь сказать "На дворе трава, на траве дрова". Гномы клянутся, что  там
нет ни дороги, ни даже приличной тропы.  Должен,  правда,  заметить,  что,
когда они утверждали это, они использовали слова из  нашего  языка,  а  не
свои. Иногда, когда они говорят на языке  торговцев,  они  придают  словам
иные значения.
     - Значит, дорога все же может существовать, - предположил Кевин. - Но
не совсем дорога, как мы это понимаем.
     - Да, что-то в этом роде.
     - Что же это может быть?
     Шериф пожал плечами:
     - Я не утверждаю, что через горы существует дорога  гномов.  И  я  не
утверждаю, что ее там нет. Я просто делаю некоторые выводы  из  того,  что
нам достоверно известно, но ни словечка не говорю о том, чего не знаю!
     - Но это вполне возможная вещь! - настаивал Кевин, припоминая, как  в
академии они сплетничали о гномах и их подземных  чертогах.  Общее  мнение
было таково,  что  люди  знают  о  гномах  примерно  столько,  сколько  об
океанском дне.
     - Много чего бывает возможным, - кивнул шериф. - Как  говорится,  тех
вещей, о которых мы никогда не слыхали, гораздо больше, чем тех,  которые,
как нам представляется, нам известны. Итак, - он поглядел Кевину в  глаза,
- вот что мы задумали...

     Торговец ювелирными изделиями  Эссен  Элдер  был  мелким,  сморщенным
стариком. Казалось, словно в далеком прошлом какая-то внутренняя пружина в
нем сломалась, и с тех пор его тело старело, предоставленное самому  себе.
Однако внутри  него  продолжал  пылать  жаркий  огонь,  отблески  которого
виднелись время от времени в его узких, бесстыдных  глазах,  вспыхивающих,
как драгоценные камни. Говорили, что он был достаточно стар,  чтобы  знать
по именам большинство драгоценных камней в Западной Латонии. Теперь же  он
вертел в чутких пальцах темно-фиолетовый  сапфир,  поднося  его  близко  к
глазам и вглядываясь в игру света, который попадал на грани  камня  сквозь
единственное окно его лавки.
     - Триста, - сказал он наконец утомленным и сердитым голосом.
     Кевин в ответ лишь  ухмыльнулся.  Он  радовался  тому,  что  вся  эта
словесная канитель вокруг купли-продажи была ему понятна и хорошо знакома.
     - Я думал о тебе лучше, торговец. Это беланезийский торговый  сапфир,
везде в прибрежной торговле его цена стандартна - пятьсот золотых.
     - Не надо учить меня,  молодой  человек.  Хотя  это  и  Беланезийская
огранка, но он не слишком чистой воды. К тому же,  как  вы,  должно  быть,
заметили, здесь отнюдь не прибрежная зона. Три сотни.
     - Я тоже не нуждаюсь в поучениях. - Кевин  вздохнул  и  потянулся  за
камнем. - Это не первый беланезийский сапфир, который я имел или держал  в
руках. То, что это место расположено вдали от  крупных  центров  торговли,
делает его еще дороже. Чем дальше от зоны прибрежной торговли, тем  дороже
они становятся. Фактор редкости, так сказать. Придется оставить его у себя
до тех пор, пока я снова не попаду в такое место, где в них понимают толк.
     - Гм-м, -  длинные  и  блестящие  глаза  некоторое  время  пристально
всматривались Кевину в лицо. - Если у тебя есть еще один такой камень,  то
я, пожалуй, дам тебе восемьсот за пару.
     - Конечно, у меня есть еще один, и если ты  действительно  хочешь  их
получить, то должен выложить тысячу золотых. Это их точная цена в качестве
торгового эквивалента  деньгам.  Мне  следовало  бы  потребовать  за  пару
двенадцать сотен, учитывая то, что они здесь так редко встречаются,  но  я
сегодня что-то не в настроении или слишком устал, чтобы играть в эти игры.
Если тебя это не устроит, то мне придется обратиться к Честеру-младшему  с
Бокс Корт. В прошлый раз он очень хорошо со мной обошелся.
     Эссен хмыкнул:
     - Честер имеет дело с булыжниками и треснувшими стекляшками, и...
     - Тогда он сумеет оценить настоящий беланезийский меновый  бриллиант,
- перебил Кевин, пожимая плечами. - Спасибо, добрый сэр, но я лучше...
     - Девятьсот за пару.
     Кевин улыбнулся и покачал головой.
     - Вы совсем меня не слушаете, любезный торговец. С моей стороны - это
чистая глупость, отдавать здесь, на краю света два  беланезийских  сапфира
за какую-то жалкую тысячу золотых. Вы это знаете так же, как и я!  Мы  оба
знаем, какой доход это принесет нам. Вам бы следовало относиться  к  вашим
клиентам с таким же благоговением, с каким вы относитесь к своей торговле,
добрый Эссен.
     - Не надо учить меня моему ремеслу, молодой человек!
     - Не надо держать меня за дурака, торговец!
     Лицо старого торговца не изменило своего выражения, однако  в  глазах
промелькнуло что-то похожее на гнев, либо на уважение. Возможно, это  даже
был юмор.
     - Дайте мне посмотреть его братца.
     Кевин с готовностью вынул из внутреннего кармана плаща второй камень.
Старый  торговец  принялся  разглядывать  его  на  свет.  Затем  он  долго
рассматривал его сквозь увеличительное стекло и взвешивал на своих весах.
     - Так... а теперь первый, пожалуйста.
     После такого же тщательного исследования он кивнул.
     - Второй немного получше. Тысячу за пару я дам.
     Кевин  постарался  скрыть  улыбку.   Оба   сапфира   были   абсолютно
одинаковыми.  В  этом  как  раз   и   заключалось   основное   достоинство
беланезийских камней, которое и позволяло им стать законным и общепринятым
средством платежа наравне с деньгами.
     - Сейчас мне не нужна тысяча, - сказал он, - и к тому же я  не  хотел
бы таскать с собой такую тяжесть. Выбери себе любой из этих камней за пять
сотен. С этой целью я и пришел, и с ней я уйду,  или  мне  придется  выйти
отсюда с обоими сапфирами в кармане, но в этом  случае  ты  их  больше  не
увидишь.
     - Я могу дать расписку на всю сумму, и вам не придется носить  золото
с собой.
     Теперь настал черед Кевину раздумчиво возводить  глаза  в  потолок  и
произносить  многозначительное  "Гм-м".  Он  знал,  что   расписки   будет
достаточно; шериф дал этому торговцу  самую  лестную  характеристику,  как
самому надежному и  заслуживающему  доверия  на  много  миль  в  округе  и
славящемуся своей  честностью  на  всем  протяжении  Торгового  пути.  Как
говорили, "расписки Эссена так же  хороши,  как  и  его  золото".  Местные
торговцы и купцы принимали их без возражений.
     - Или вы слишком недавно приехали в Мидвейл, молодой человек, или  не
слишком уверены в своих поступках, раз колеблетесь так долго, -  поторопил
его старый торговец. - Мои расписки  всегда  можно  превратить  в  звонкую
монету.
     Кевин кивнул.
     - Тысяча за пару - заметано. Я возьму расписку на восемьсот золотых и
две сотни паланскими платиновыми гинеями.
     Паланские монеты имели рубчатый гурт по краям, что служило  гарантией
того, что они не были соскоблены.
     - Я не имею дела с неполноценными монетами, молодой человек, я их  не
принимаю и не даю. Если хотите, я могу взвесить их, Кевин из Кингсенда.
     -  Если  это  вас  не  затруднит,  торговец.  Кстати,  у  меня   есть
собственный эталон. - Кевин протянул Эссену сверкающий латонский  золотой,
завернутый в кусок мягкой ткани. Старик тщательно взвесил золотой, положил
на другую чашку весов свой одноунцевый разновес,  кивнул  и  снова  вручил
золотой Кевину. Еле заметная улыбка тронула уголок его губ и прорезала  на
лице новые морщинки.
     - Я не думал, что ты тоже торговец, Кевин из Кингсенда.
     - Если хочешь выжить среди торговцев,  ты  должен  сам  стать  таким,
Элдер Эссен. - Кевин улыбнулся: - Каждый человек одновременно и стрела,  и
мишень.
     Услышав  старинную  пословицу,  торговец  улыбнулся  Кевину.  Взвесив
платину, он принялся писать расписку:
     "Я,  Эссен  Элдер,  торговец  ювелирными  изделиями,  проживающий   в
Ясеневом квартале города  Мидвейла,  что  находится  на  Великом  Западном
торговом пути, торжественно заявляю и  клянусь  выплатить  подателю  сего,
Кевину из Кингсенда, восемьсот золотых по его первому требованию.
     Если упомянутый Кевин из Кингсенда пожелает, то он  может  переписать
данную расписку на другое лицо, которое в свою очередь может переписать ее
еще кому-либо, но не более трех раз".
     - Заходите еще, Кевин из Кингсенда, когда  ваш  кошелек  снова  будет
нуждаться в том, чтобы  его  наполнили,  -  пригласил  он,  вручая  Кевину
расписку. Кевин ухмыльнулся:
     - В следующий раз, торговец, тебе не удастся заработать  на  мне  так
легко.
     Легкая, неуверенная улыбка снова появилась на лице Эссена:
     - Я буду с нетерпением ждать этого момента.

     Кевин шагал обратно в казармы, низко опустив голову и хмурясь, словно
булыжники мостовой вызывали его гнев. Радостное настроение, в  котором  он
пребывал после сделки с Эссеном, полностью улетучилось. Кевин был  зол  на
проклятого шерифа, зол на весь этот проклятый и шумный  город,  но  больше
всего он злился на самого себя! Из простого мальчишества, как  говорили  в
академии, чтоб в заднице защекотало, он остановился перед старой,  похожей
на ведьму гадалкой. Это произошло на обратном пути  от  Эссена,  и  теперь
Кевин  мрачно  раздумывал  над  тем,  почему  человек  время  от   времени
совершенно  сходит  с  ума  и  совершает  подобные  вещи.  После   обычных
ритуальных фраз о том, как счастлив он  будет,  несмотря  на  все  тяготы,
лишения и тяжелый труд; о том, как  несправедливо  неуловимо  то,  что  он
ищет; а также о том, как длинна и  нелегка  была  дорога,  по  которой  он
путешествовал, она  вдруг  замолчала,  широко  раскрыв  глаза.  Затем  она
вздрогнула  и,  обхватив  впалую  грудь,  заговорила  высоким,  угрожающим
голосом:
     - Тебя окружает смерть! Ты носишь ее с собой!  Смерть  ждет  тебя  на
дороге! Смерть - твой верный попутчик!
     Это звучало даже лучше той  фразы,  которая  так  рассердила  шерифа.
"Опасность и Смерть - мои старые товарищи" - это звучало весомо.
     - Это все? - спросил Кевин едко.
     - Ты устремлен в ужасную тьму, как стрела уносится в ночь.  Там  ждет
страшное зло, - гадалка состроила такую рожу, чтобы сразу было видно,  как
она потрясена открывшимся ей зрелищем. Закутавшись в свой темный плащ  она
вся тряслась, светлые старческие водянистые глаза устремились в  невидимые
простому смертному дали. Замогильным голосом  она  объявила:  -  А  теперь
уходи. Я не смею продолжать.
     Он заплатил ей ее цену - целую серебряную крону  -  и  пошел  дальше.
Болтливая старая карга!
     Итак, это была его собственная вина.  Никакая  банда  разбойников  не
волокла его сюда силком.
     Но он оказался здесь и был вовлечен шерифом в  какую-то  авантюру!  И
это жгло его, словно стрекательные нити медузы.  Это  и  еще  -  последние
слова шерифа, сказанные после ухода капитана Микела: "Ты,  парень,  словно
монета из далекой страны - новенькая и блестящая, но пока  -  неизвестного
достоинства. Ты пока еще остался неистраченным".
     Что ему-то об этом известно? Властный, надутый,  утомительный  старый
ублюдок!
     Кевин знал, что не должен был раздражаться. Мелкая  раздражительность
скверно влияла на душевное  равновесие  и  могла  его  нарушить.  Я  знаю,
Сэнтон, я знаю, знаю, знаю! Но, милостивые боги, как же он не любил, когда
ему приказывали что-то делать! Казалось, что весь  мир  состоит  из  одних
только самодовольных, надутых и претенциозных  дураков,  которые  каким-то
образом получили возможность командовать остальными, указывая им, как надо
вести свои дела.
     Кевин  припомнил  один  случай.  Это   было   в   прошлом   году,   в
Северо-восточном королевстве. Кевин навьючивал мула, а  какой-то  человек,
которому больше нечем было заняться, сидел поблизости с  мрачной  гримасой
на лице и наблюдал за ним. В конце концов он промолвил с усмешкой:
     - Ты, парень, неправильно увязываешь тюки.
     Кевин даже не повернул головы.
     - Ты невнимательно смотрел, старина. Мулов  навьючивают  именно  так,
как я делаю.
     Последовала негодующая пауза, затем человек сказал:
     - Вы, молодые шакалы, всегда все знаете лучше, не так ли?
     - Знаем достаточно, чтобы не лезть не в свое дело.
     И тогда он возмущенно хрюкнул и ушел в гневе.
     "Старый дурак! - подумал Кевин. - Чаще  всего  советы  дают  те,  кто
меньше всех знает..."
     Ассоциация была совершенно неожиданной, но Кевин  внезапно  вспомнил,
как Сэнтон однажды рассказал ему  историю  о  человеке,  у  которого  была
лошадь по кличке Гордость. Это была восхитительная лошадь, непревзойденная
в своей красоте. Все предупреждали владельца, чтобы он не  пытался  ездить
на ней верхом, но он не послушался их совета. Однако, оказавшись в  седле,
этот человек обнаружил, что не может  слезть,  и  тогда  лошадь  затоптала
сначала его семью, потом друзей, а потом унесла его далеко и  навсегда,  в
какое-то навеки проклятое место. Кевин слушал, а внутри его все бурлило от
того, что Сэнтон  усадил  его  и  заставил  выслушивать  какие-то  детские
сказки. Он чувствовал себя очень смущенным тогда...
     - Рейнджер!
     Кевин поднял голову. Шериф махал ему рукой, приглашая  зайти  в  свой
кабинет.
     Кевин тяжело вздохнул. Что там еще?

     Шериф был гораздо более официален, чем в последний раз, а его обычная
неприветливость не так бросалась в глаза.
     - Это Балак Флинтхилл, мастер секиры, из клана Гранита племени гномов
Стальных гор, - сказал шериф. - Он пойдет с тобой.
     На первый, невнимательный взгляд, человек, стоящий  возле  шерифа,  в
сумерках мог показаться медведем, одетым  по-человечески,  -  низкорослый,
коренастый, покрытый рыжеватой  шерстью.  Открытые  участки  кожи,  в  тех
местах, где не было бороды, были сожжены красноватым  загаром,  словно  от
долгого пребывания на солнце.  Борода  была  окладиста  и  курчава,  такие
рыжевато-коричневые волосы свисали до самых бровей из-под плотной  кожаной
шапочки. Гном был одет в свободную коричневую  шерстяную  рубашку,  поверх
которой был надет кожаный камзол темного цвета. На ногах его  были  надеты
сверкающие  короткие   башмаки,   толстые   кожаные   чулки,   перетянутые
многочисленными ремешками, а также потертые кожаные штаны. Темный  плащ  с
прихотливым узором  переплетающихся  темно-синего  и  черного  цветов  был
небрежно наброшен на  его  квадратные  мускулистые  плечи.  Светло-голубые
глаза,   сверкающие   из-под   низких,   кустистых   бровей,   производили
впечатление, что он не одобряет ничего из того, что видит перед  собой.  В
настоящее время эти глаза  были  устремлены  на  Кевина.  Крупная  голова,
казавшаяся несколько  великоватой,  была  посажена  прямо  на  плечи,  без
всякого намека на шею. Гном стоял, упрямо расставив ноги,  уперев  руки  в
бока и немного запрокинув назад голову, прямой, словно  дубовая  колода  в
аршин высотой, слегка подтесанная посередине.
     Позади него возле стены было свалено  в  кучу  снаряжение:  небольшой
круглый щит с эмблемой молотка  и  наковальни,  конический  шлем,  тяжелый
арбалет с колчаном стрел, кольчужная рубашка, искусно сделанная из колец и
чешуй, а также мех с вином. Едва заметные складки плаща указывали, что под
ним скрывается еще какое-то оружие.
     -  Боюсь,  что  могут  возникнуть  некоторые  языковые  проблемы,   -
осторожно предположил шериф. Кевин покачал в ответ головой.
     - Не думаю. Я говорю на гномьем языке, - отвесив легкий поклон, Кевин
заговорил:  -  Gartaggen,   Balak   Fruntalish.   Shatta   daelsta   Keven
d'Breeskerkrunstad. Ta mournik s'om postarnatteparg.
     Гном некоторое время  хмурился,  затем  голубые  глаза  блеснули.  Он
внезапно поклонился в ответ и повернулся к шерифу.
     - Fruntalish? - его голос оказался низким горловым басом,  однако  не
ровным, а слегка вибрирующим. Шериф замялся, глядя поверх его головы.
     - Farn d'Karshen. Флинтхилл.
     Балак хмыкнул и снова посмотрел на Кевина. Затем он произнес  длинную
лающую фразу. Кевин вопросительно повернулся к шерифу:
     - Этого я не понял.
     - Ну... - шериф кашлянул и задумчиво почесал бороду, -  мне  кажется,
он сказал, что ты говоришь на гномьем языке почти  так  же,  как  он...  В
общем, это не важно. Видишь ли, гномы из племени  Стальных  гор  иногда  и
друг друга не слишком хорошо понимают.
     При этих словах Балак снова хмыкнул, во взгляде, который он бросил  в
сторону шерифа, было что-то похожее на улыбку.
     - Люди нижних земель всегда трудно понимать гномы, -  загудел  он.  -
Старый говорить, очень старый. Гораздо лучше  язык.  -  Он  смерил  Кевина
взглядом с ног до головы: - Ты говоришь, Кевин, что ты хорошо сражаться?
     - Да... - Кевин неуверенно кивнул.
     - Я слышать не так. Ты побили, так был, -  последовало  неразборчивое
ворчание. Кевин выпрямился.
     - Вы же не знаете всех подробностей, секирмастер Балак!
     Шериф поднял вверх ладони, призывал его остановиться.
     - И не начинай! Во-первых, ты еще и войти не успел, а  уже  затеваешь
перебранку, а во-вторых, если тебе нравится  орать,  то  можешь  пойти  на
улицу, выбрать булыжник по вкусу и орать на него сколько  влезет  -  толку
будет больше, чем от спора с гномом. Тебе достаточно знать только то,  что
это гном способен драться, как пять разъяренных демонов вместе  взятых,  и
остаться стоять там, где  стоял,  когда  последняя  собака  уползет  прочь
зализывать раны. Кроме него, правда, есть кое-кто еще...
     Шериф указал в дальний  полутемный  угол  комнаты,  и  Кевин  впервые
осознал, что там кто-то стоит. Это была та самая девушка,  которая  пришла
на помощь Бестиану в ту ночь, когда погиб  Викет.  Она  дерзко  улыбнулась
ему:
     - Здравствуй еще раз, Кевин из Кингсенда. Сегодня ты в гораздо лучшей
форме, чем в нашу прошлую встречу.
     Она была одета в темную, грубую холщовую рубашку и такие же брюки. На
левое плечо был наброшен темно-коричневый плащ с капюшоном. При  виде  его
Кевину немедленно пришла в голову мысль, что это была  именно  та  одежда,
которую должен носить человек, если он  хочет  незамеченным  появляться  и
ускользать. Смешливые темно-зеленые глаза смотрели на Кевина из-под  пряди
темных волос.  Она  была  изящной,  привлекательной  девушкой,  однако  ее
красота была несколько вызывающей...  как  показалось  Кевину,  дерзкой  и
неуместной.
     - Меня зовут Слит, - сказала она спокойно, делая шаг  вперед.  На  ее
губах плясала сдерживаемая улыбка. Она и двигалась плавно и бесшумно,  как
тень. Кевин следил за ней взглядом, чувствуя, как внутри него  разливается
жар.
     - Ты воровка, - это было беспристрастное, но  уверенное  утверждение.
Улыбка на губах Слит ничуть не изменилась и не потеряла своей живости.
     - Кое-кто на самом  деле  так  думает,  -  зеленые  глаза  продолжали
улыбаться Кевину.
     - Я совершенно убежден, -  продолжал  шериф,  -  что  эта  прелестная
безответственная чертовка обладает талантами, которые будут весьма полезны
нам в нашем предприятии, - он наклонился ближе. - Ее  еще  зовут  Кошечка.
Слышал ли ты когда-нибудь что-то подобное ее хитрым речам?
     - Добрый шериф! - Слит изобразила низкий, но насмешливый поклон. - Вы
преувеличиваете мои скромные добродетели. Я искренне  взволнована,  однако
должна заметить, что поскольку я  женщина  мирная  и  одинокая,  то  любое
предприятие, связанное с насилием, будет мне...
     - Разумеется, - перебил шериф, продолжая обращаться к  Кевину.  -  Ее
таланты настолько полезны, что я настаиваю на том, чтобы им  было  найдено
достойное применение. Эти таланты настолько просятся наружу, что если  она
откажется пойти с тобой, то я буду вынужден  предоставить  ей  возможность
упражняться в  одной  из  лучших  моих  камер.  М-м-м...  посмотрим...  Ты
когда-нибудь была в камерах третьего нижнего уровня, Слит?
     - Ах, шериф Гаскин! Как любезно с вашей стороны пригласить меня...  -
она повернулась лицом к свету и теперь откровенно улыбалась  Кевину.  -  В
свете вышеперечисленных причин я не могу  отказаться.  Хотя  мне  и  чуждо
грубое железное оружие...
     - Не позволяй ей вешать тебе лапшу на уши, рейнджер. Она изворотлива,
как форель. В городе рассказывают немало интересного о ее быстрой шпаге.
     - Это все слухи, шериф, уличные сплетни, которые я сама и  распускаю.
Подчас отточенная репутация режет лучше, чем самая острая сталь. Разве  вы
не согласны?
     Кевин не  отрывая  глаз  смотрел  на  тоненькую  женщину  с  зелеными
раскосыми глазами. Он чувствовал, что на виске запульсировала жилка  и  по
лицу и шее разливается жар, но голос его был холоден и ясен:
     - У меня есть основания не любить тех, кто промышляет воровством. Это
животные, которые отнимают пищу у других, и я не стану терпеть  никого  из
них подле себя.
     - Гм-м... - шериф потер лоб, на мгновение крепко зажмурившись.  Затем
он вздохнул. - Я очень не люблю повторять одно и то же дважды.  Мне  очень
тяжело делать это, но все-таки я повторяю вам в последний раз. -  С  этими
словами он уперся твердым пальцем прямо в грудь Кевина:
     - Я - шериф, это должно быть ясно всем, кто принимает участие в  этом
деле. А ты -  самый  молодой  человек,  который  согласился  в  этом  деле
участвовать. Думаю, что это должно быть ясно  и  не  подлежит  обсуждению.
Это... - он сделал широкий указующий жест в направлении гнома и девушки, -
это те люди, которые пойдут с тобой. Вот так! -  он  помахал  пальцем  под
носом Кевина.
     - Тебе не нужно ухаживать за этой Кошечкой. Тебе не нужно танцевать с
ней. Тебе не нужно любить ее или не любить. Тебе  даже  не  нужно  слишком
часто оборачиваться и смотреть на ее  хорошенькое  личико!  Она  абсолютно
надежна, потому что ты знаешь, когда она лжет,  а  лжет  она  всякий  раз,
когда хоть что-нибудь произносит. Но она пойдет с тобой!  И  ты  должен  с
этим  согласиться.  А  она...  -  шериф  повернулся  и  поглядел  прямо  в
улыбающиеся глаза Слит, - она будет стараться  изо  всех  сил.  Она  будет
подчиняться приказам! Она никуда не исчезнет, если вас  вдруг  прижмет!  И
когда ей придется драться, она будет  драться  так,  как  будто  от  этого
зависит ее драгоценная жизнь. За это она будет служить!
     - Ах, шериф! - Слит простерла руки  жестом  беспомощного  ребенка.  -
Снова ваш волшебный язык чарует меня! Я буду счастлива составить  компанию
этому молодому воину, если это доставит вам хоть капельку удовольствия!
     - Слит, кошечка, - шериф отвечал на улыбку  холодной  усмешкой,  -  я
знал, что стоит копнуть поглубже, и я найду мозги. Но  и  ты  знай,  -  он
доверительным  жестом  положил  руку  на  плечо  Слит,  -  если  ты   меня
разочаруешь, если я буду чем-то недоволен, если хоть одно твое  слово  или
самый маленький шаг огорчит меня, то и в самом  глубоком  аду  не  сыщется
такого уголка, где ты могла бы скрыться от меня.
     Он повернулся к Кевину, при этом в  его  глазах  вспыхивали  и  гасли
яркие искры:
     - Есть ли у тебя еще какие-то  проблемы,  которые  я  мог  бы  помочь
разрешить?
     Кевин отрицательно покачал головой.
     Шериф удовлетворенно кивнул, сарказм чувствовался в каждом его  слове
и жесте, словно виноград в меду:
     - Вот и отлично. Мы все теперь -  добрые  товарищи,  почти  как  одна
семья.
     - Ты! Воровка! - прогудел  вдруг  Балак,  нацелив  палец  в  Слит.  -
Смотри! Никогда не оказывайся у меня за спиной! Никогда!
     Слит церемонно поклонилась:
     - Добрый гном, я буду именно с этой стороны от вас.
     Кевин наградил шерифа таким взглядом, который мог сбить с  ног  более
слабого человека, но шериф только рассмеялся.

     Две твари пробирались сквозь  темный  ночной  лес  неуклюжей  тяжелой
походкой, однако ни та, ни другая не производили ни малейшего шума, словно
обе были рождены для жизни лесу. Внезапно твари  остановились,  одинаковым
движением повернув головы. Их ноздри затрепетали,  принюхиваясь.  Одна  из
тварей легко прикоснулась к плечу  другой,  и  некоторое  время  они  тихо
ворчали, словно совещались.  Затем  они  так  же  беззвучно  разошлись  по
сторонам. Единственным звуком, нарушавшим тишину ночного леса, был  легкий
ночной ветерок, шевелящий угрюмые кроны неподвижных деревьев.
     По темной тропе фермер  гнал  корову,  на  шее  которой  неравномерно
позвякивал  хриплый  колокольчик.  Фонарь,  который  он  держал  в   руке,
отбрасывал на тропу причудливые световые пятна, а вокруг метались  неясные
тени. Фермер подгонял корову ударами кнута и бранился:
     - Проклятая тварь, что это тебе пришло в башку потеряться?! Куда тебя
понесло? Тебя, конечно, не пугает, что  волки  могут  на  тебя  напасть  и
задрать! Да я сам тебя сожру, проклятый мешок с костями!
     Кнут снова свистнул в воздухе и опустился на коровью спину.
     - Я обегал весь Вейл, глупая скотина!  Нужно  было  бы  бросить  тебя
здесь, волкам на съедение! Уж они бы доглодали твои косточки!..
     Одновременно с этим фермер часто  и  пугливо  озирался  по  сторонам,
непроизвольно стараясь идти быстрее.
     - Ты даже и не представляешь, что может тебя здесь  поджидать!  -  он
изо всех сил стегнул корову кнутом. - Так я тебе покажу, что тебе  за  это
будет!
     Бросив через плечо  еще  один  быстрый  и  боязливый  взгляд,  он  не
заметил, как на тропе  перед  ним  выросла  массивная  темная  фигура.  Он
обернулся только тогда, когда корова резко остановилась, а затем в  панике
помчалась в лес, ломая кусты.
     - Стой! Куда! Да что  с  тобой...  -  фермер  застыл,  высоко  подняв
фонарь. - О святая мать всех богов!
     Правой рукой, в которой был зажат кнут, он быстро начертил в  воздухе
несколько магических знаков.
     - Кто ты?
     Темная фигура не ответила. Она возвышалась на тропе, не делая никаких
движений, и эта неподвижность была особенно ужасна.  Фермер  почувствовал,
как  сердце  его  останавливается.  Свет  фонаря  отражался  в   крошечных
брусничинах глаз.
     - Я... я ношу серебро и железо! - громко предупредил фермер. - А  еще
заговоренное ожерелье из волчьей ягоды... - голос его дрожал. Но ничего не
произошло.  Только  далеко  в  лесу  внезапно  прекратился  шум  и  треск,
производимый мчащейся сломя голову коровой.
     - О боги! - фермер совсем пал духом. -  Я  понял,  ты  -  оттуда,  из
Темного мира, да?
     Тварь шагнула вперед,  огромная  рука  поднялась  для  удара.  Фермер
проворно повернулся, чтобы бежать, но внезапно  издал  сдавленный  крик  и
упал на колени. Сзади него стояла еще одна фигура, однако эта была гораздо
ниже и тоньше. Если бы она не загораживала тропу, фермер,  возможно,  даже
не заметил бы ее, настолько она сливалась с темнотой. Фигура подняла вверх
руку,  обратив  ладонь  к  наступающей   твари,   и   заговорила   низким,
переливчатым голосом, произнося слова на незнакомом языке.
     Тварь остановилась и жалобно взвыла.  Тонкая  фигура  произнесла  еще
несколько слов. Тварь захныкала и медленно уползла в темноту.
     - О боги! - простонал фермер. - Ты ведь эльф,  да?  Я  всегда  хорошо
относился к волшебным существам, когда оставлял для них хлеб и молоко.
     - Не бойся меня, - сказал эльф. - Ступай домой и  никогда  больше  не
броди по ночам. Это очень опасно. Твоя корова больше тебе не принадлежит -
вторая тварь поймала ее в лесу. Зато твоя жизнь спасена.
     Эльф сделал шаг и растворился в темноте. Фермер подобрал кнут  и  изо
всех сил помчался домой, спотыкаясь и падая, совершенно забыв о несчастной
корове. В голове его билась только одна мысль: "Я видел эльфа!  Милостивые
боги, я видел эльфа и еще я видел чудовище!"

                                    6

     Ранним солнечным утром Кевин  и  шериф  выехали  из  города  в  южном
направлении по дороге, ведущей в Тришир. Дорога шла по  склонам  невысоких
холмов в окружении возделанных  полей  и  фермерских  угодий,  которые  по
временам чередовались  с  небольшими  рощами.  Шериф  ехал  на  статной  и
красивой гнедой кобыле, Кевин восседал на чалом  жеребце,  одолженном  ему
двоюродным братом шерифа, так как его вороной еще сильно хромал. Шериф  по
большей части молчал, Кевин проделывал несложные упражнения с мечом. Когда
они проезжали под нависающими над дорогой ветвями деревьев, Кевин говорил:
"Один лист", или "Два листка", или "Пол-листа". Меч  со  свистом  рассекал
воздух, и на землю падал намеченный Кевином лист  или  два.  Один  раз  он
отсек мечом кончик маленькой ветки и заставил его подпрыгивать в  воздухе,
подбивая его вверх плоской стороной меча. В конце концов он подбросил  его
повыше и послал прочь сильным ударом.
     - Мне все же не очень нравится идея о  том,  чтобы  включить  в  нашу
партию эту девушку-воровку, - сказал он. - Я думаю, что вы  просто  сунули
ее в это дело, потому что хотели удалить ее из города... - некоторое время
Кевин молчал, потом добавил: - Возможно, вы надеетесь, что ее убьют.
     - Что ж, выгнать ее из города было бы полезно, - пробормотал шериф. -
Этот житель нашего города не из самых спокойных. Если половина всех сказок
о ее способностях и похождениях - правда, то ее давным-давно пора было  бы
повесить. Но... - шериф глубоко  вздохнул,  -  у  нее  есть  замечательная
способность  опережать  события  на  один  шаг,  или  же  она   выкидывает
какой-нибудь трюк. Я знаю, что эта маленькая ящерица виновата во множестве
самых разных вещей, но я не могу этого доказать. - Шериф печально  покачал
головой и продолжил: - Тем не менее от нее есть и  польза.  Несколько  раз
она покупала свою свободу, сообщая мне сведения гораздо более ценные,  чем
ее проделки. Не один настоящий мерзавец попал к позорному столбу благодаря
ей. Кроме этого, не раз бывало, что какой-нибудь  тип,  давно  объявленный
вне закона, встречал рассвет холодным трупом, причем многое  указывало  на
то, что именно Слит помогла ему перейти в лучший мир. Но, разумеется, Слит
именно в это время оказывалась в противоположном конце города в  окружении
двадцати свидетелей, которые в один голос клянутся, что не спускали с  нее
глаз. - Шериф снова вздохнул. - Поэтому, парень, не стоит недооценивать ее
способностей, кем бы там она ни была. Кроме того, я  послал  ее  с  тобой,
потому что она умеет делать кое-что, с чем ты вряд ли справишься.
     - Я бы на вашем месте вовсе не был бы в этом настолько уверен.
     - Думаешь, женщина не подходит для этого задания?
     Некоторое время Кевин не отвечал, затем промолвил:
     - Просто мне это не нравится.
     Шериф резко повернулся в седле и в упор взглянул на Кевина:
     - А мне совершенно наплевать, нравится  тебе  это  или  нет!  Будь  я
проклят, если допущу, чтобы такая важная вещь зависела от твоего "нравится
- не нравится"!
     Некоторое  время  Кевин  и  шериф  ехали  в   напряженном   молчании,
отодвинувшись друг от друга к противоположным сторонам дороги, и выражение
лица каждого из них явно указывало на то, что это  вовсе  не  двое  друзей
отправились ранним утром на конную прогулку за город. Кевин хмуро  сшиб  с
некстати повернувшегося дерева лист и рассек его надвое ударом сплеча.
     - И ты, несомненно,  имеешь  какое-то  мнение  по  поводу  Балака,  -
проворчал шериф.
     - Ну, он-то, по крайней мере, выглядит более  подходящим  для  нашего
плана, - спокойно сказал Кевин.
     Шериф даже подпрыгнул в седле, а его кобыла прянула в сторону.
     - Подходящим! - шериф произнес это  слово  с  таким  нажимом,  словно
чихнул.  -  Подходящим!  Он  гораздо  больше,  чем  просто  подходящий!  -
последовала еще одна долгая  пауза.  Было  слышно,  как  шериф  возмущенно
бормочет себе  под  нос:  -  Подходящий!  Попробуй  скажи  гному,  что  он
"подходящий", и он покажет тебе свою подходящесть! Да он  тебя  по  уши  в
землю вобьет!
     Когда они  отъехали  от  города  примерно  на  лигу,  то  на  вершине
заросшего лесом холма шериф внезапно свернул на  узкий  проселок,  который
ответвлялся от дороги в западном направлении,  углубляясь  в  густой  лес,
состоящий из берез и буков. Кевин мог и  вовсе  ее  не  заметить,  занятый
своими упражнениями с мечом, если бы шериф не свернул туда, что на  первый
взгляд  казалось  зарослями  ежевики.  Кевин  мысленно  выбранил  себя  за
невнимательность - он должен был бы заметить этот  проселок,  несмотря  на
то, что был увлечен своей тренировкой. Свернув в кусты вслед  за  шерифом,
он обернулся: кусты ежевики беззвучно сомкнулись за ними.
     - Вы так и не сказали, куда мы едем, - спросил Кевин.
     - Повидать одного человека, - шериф отвечал, даже не повернув головы.
     - Здесь живет какой-нибудь старый ветеран?
     - Можно сказать и так.
     Кевин вспомнил академию. Сэнтон:
     - Будьте осторожны со старыми воинами  и  со  сказками,  которые  они
рассказывают. Они всегда стараются приуменьшить страх и отчаянье,  которые
они пережили в прошлом, видя, как падают их товарищи, и ту  боль,  которую
всегда испытывают оставшиеся в живых. Остается только героизм и юмор.  Это
- однобокие вспоминания.
     Примерно через пол-лиги пути они преодолели склон невысокого холма  и
оказались на полях небольшого хутора. Аккуратные каменные стены  разделяли
поле на небольшие делянки и тянулись по  обеим  сторонам  дороги.  Коровы,
овцы и козы паслись на пышных лугах, свиньи и домашняя птица были  загнаны
в аккуратные небольшие загоны возле хозяйственных  построек,  а  небольшой
пруд служил местом, где собирались посплетничать утки  и  гуси.  Над  всем
этим, однако, возвышалось огромное, странного  вида  каменное  сооружение,
распростершееся по склону противоположного холма.
     Оно было обнесено стеной и напоминало собой замок, однако зубцы  стен
были недостаточно высоки, чтобы служить хорошей  защитой.  Сами  же  стены
изгибались под самыми разными неожиданными углами, словно в  разное  время
их строили разные бригады пьяных рабочих.  Башни  вздымались  над  стенами
через неравномерные интервалы, одни из них были  зубчатыми  бастионами,  а
другие имели остроконечные  крыши;  некоторые  башни  были  массивными  и,
очевидно,  просторными,  а  некоторые  -  слишком  тонкими,   чтобы   быть
достаточно функциональными; некоторые были соединены хрупкими мостками,  а
некоторые стояли обособленно. У  подножия  этого  сооружения  громоздились
друг  на  друга  выстроенные  без   какого-либо   видимого   плана   самые
разнообразные  строения,  словно  на  протяжении   тысячелетий   множество
строителей и архитекторов соревновались здесь в своем искусстве.
     - Ради всего святого, что это? - удивился Кевин.
     - Это называется Башни.
     - Они едва ли не больше королевского замка в  Латонии!  -  воскликнул
Кевин.
     Шериф слегка пожал плечами.
     - Может быть. Я этого не знаю.
     Дорога  между  тем  бежала  вперед  между   двух   каменных   стенок,
направляясь прямо к  высоким,  двустворчатым  дубовым  воротам,  по  бокам
которых высились две башенки, скорее декоративные,  нежели  выстроенные  с
какой-то определенной целью. По мере того  как  Кевин  и  шериф  проезжали
мимо, одетые  в  коричневые  одежды  работники  на  полях  выпрямлялись  и
приветливо размахивали руками. Шериф небрежно помахал рукой в ответ.
     Кевин с подозрением рассматривал странное сооружение.
     - Это что, еще один из ваших "сюрпризов", шериф?
     - Нет.
     Они остановились перед воротами. Шериф наклонился в седле и, взявшись
за рукоять молотка из полированной бронзы,  несколько  раз  ударил  им  по
бронзовой пластине. К удивлению  Кевина  пластина  загудела,  как  большой
колокол. Пока они ожидали, Кевин с любопытством  рассматривал  замшелую  и
искрошившуюся каменную кладку стены.
     - Это очень древнее место, старые камни.
     - И ты был бы таким, если б простоял здесь так долго.
     Голос был писклявым и тонким. Глянув в  траву  у  подножия  одной  из
башенок, из которой  выпрыгнула  крупная  жаба,  шериф  напустил  на  себя
скучающий вид.
     - Нас ожидают, - сказал он невыразительным, ровным голосом. Углы  его
рта изогнулись в гримасе.
     - Ожидают! Ожидают! - пропищала жаба. - Кого ожидают?
     - Если ворота не откроются до тех пор,  пока  я  успею  сосчитать  до
четырех, - сказал шериф, - придется проверить, может ли твой хозяин прийти
и открыть их.
     - Волшебное слово! - Жаба заморгала, высоко  подпрыгнула  и  запищала
изо всех сил: - Откройся!
     Жеребец Кевина захрапел и отпрянул. Кевин натянул поводья и  привстал
в стременах, чтобы рассмотреть жабу получше, но та уже исчезла в траве.
     - Что такое... - начал он.
     - Не обращай внимания, - шериф махнул рукой.  -  Глупый  щенок  любит
пугать  деревенских  жителей.  Признаться,   он   не   слишком   обременен
добродетелями.
     Петли заскрипели, и ворота отворились  внутрь,  в  небольшой  дворик,
вымощенный каменными плитами. Прямо напротив ворот в арке сводчатых дверей
стояла высокая фигура в сером плаще с низко  надвинутым  капюшоном.  Шериф
тронул кобылу с места и подъехал прямо к этой фигуре.  Кевин  следовал  за
ним на некотором расстоянии.
     - Добро пожаловать, - сказала фигура. - Меня зовут Югон.
     Голос был глубоким  и  неторопливым,  а  тон  -  выдержанным,  словно
обращенным к человеку, который не слишком  хорошо  понимает  сказанное  по
причине недостаточного умственного развития.  Стоя  в  обрамлении  высокой
стрельчатой арки, фигура эта походила на призрак. Сначала лица ее вовсе не
было видно, однако, когда они приблизились, Кевин разглядел под  капюшоном
тонкие черты. На первый взгляд черты не выдавали никаких  чувств,  однако,
присмотревшись повнимательней, Кевин обнаружил, что тонкие  губы  и  узкие
глаза слегка искажены  ядовитой  улыбкой.  Он  подумал,  что  это  молодой
человек, вряд ли старше его самого.
     Тем временем из складок напоминающего саван  плаща  появилась  тонкая
рука. Рука  эта  сделала  какой-то  жест,  и  из  боковых  дверей  выбежал
подросток в темно-коричневой блузе.
     - Поросенок присмотрит за  лошадьми,  -  монотонно  прогудел  молодой
человек, назвавшийся Югоном. Кевин и шериф спешились, причем шериф  немало
удивил Кевина, отвесив глубокий и почтительный поклон,  все  благоприятное
впечатление от которого, однако,  было  напрочь  испорчено  саркастическим
тоном его голоса, который звучал на этот раз на редкость ядовито:
     -  Твои  приятные  манеры  и  обходительность  поистине  безграничны,
добрейший Югон. А теперь перестань вести себя, словно король  волшебников,
пока я не надавал тебе пинков по заднице и не сбил с тебя спесь.
     Югон  с  достоинством  наклонил  голову  и  повернулся.  Кевин  успел
заметить, что  он  улыбается,  прежде  чем  его  лицо  снова  исчезло  под
капюшоном. Молодой Поросенок принял их коней, и  оба  они  последовали  за
Югоном по длинному коридору, освещенному  факелами  в  искусно  выкованных
стальных держателях.
     - Это парень из Мидвейла, - сообщил шериф, нимало не заботясь о  том,
чтобы говорить потише, - он всегда был самовлюбленным маленьким сопляком.
     Тем временем Югон вывел их через небольшую, обитую  железом  дверь  в
следующий коридор. Этот коридор был длинен, и шаги отдавались в нем гулким
эхом. Непроизвольно Кевин начал двигаться крадучись, поминутно оглядываясь
через плечо.
     - Что это за место? - спросил он.
     - Башни. Башни Экклейна, - проворчал шериф.
     Кевин от удивления замер, уставившись сначала  на  шерифа,  потом  на
Югона, ушедшего по коридору на несколько шагов вперед.
     - Экклейн?! - произнес он хриплым шепотом.
     Шериф остановился, повернулся к нему и кивнул. Кевин потряс головой:
     - Но... но ведь Экклейн - это легенда!
     - Да, она нравится ему самому.
     - Он... здесь?
     Шериф издал невнятный звук, напоминающий сдавленный смешок:
     - Почему бы и нет? Тебе ни разу не приходило  в  голову,  что  каждый
человек должен где-то быть? Как ты там говорил: "Не важно,  где  ты  есть,
там ты будешь"?
     - Однако...
     - "Однако" у коня меж ногами,  я  тебе  уже  говорил  это.  А  теперь
пойдем, - шериф дернул головой в направлении фигуры в капюшоне. -  Югон  в
восторге от твоей реакции.
     Потом было еще много полутемных коридоров, дверей, стертых  ступеней,
неправильной формы двориков, темных длинных  залов,  потом  шериф  потерял
терпение и сказал:
     - Пожалуй, Югон, нет  необходимости  в  соблюдении  всех  мистических
формальностей.
     И тут их внезапно ввели в просторную  залу  без  окон.  По  углам  ее
стояли высокие,  выше  человеческого  роста,  точеные  бронзовые  жаровни,
каждая из которых светилась ярким, светло-желтым светом,  который  казался
несколько более интенсивным,  чем  обычное  пламя.  Жаровни  освещали  всю
комнату вплоть до  самых  дальних  укромных  уголков  и  стропил  высокого
сводчатого потолка.  Стены  в  промежутках  между  высокими  шкафами  были
завешаны гобеленами с изображением древних битв  и  героических  подвигов.
Некоторые из них были настолько древними, что изображения на них поблекли,
а краски полиняли и выцвели. В центре комнаты большая площадь была  занята
большим дубовым столом, шириной в сажень и длиною в три. Стол был  завален
свистками, инструментами и разнообразными предметами неизвестной природы.
     Вообще вся комната представляла собой невообразимую смесь  порядка  и
хаоса. Аккуратно сложенные стопки фолиантов в кожаных  перелетах  на  краю
стола  поднимались   прямо   из   хаотического   нагромождения   старинных
манускриптов и свистков. Аккуратный футляр для рукописей придавил к  земле
кипу старых измятых пергаментов, сверкающий механический  прибор  стоял  в
окружении в беспорядке раскиданных узлов и запчастей, а  под  шкафами,  на
полках  которых  выстроились  аккуратные  ряды  керамических  контейнеров,
снабженных ярлыками с  надписями,  прямо  на  полу  были  свалены  в  кучу
засушенные растения и  еще  какие-то  предметы,  определить  происхождение
которых Кевин не решился.  В  конце  концов  его  внимание  привлек  самый
большой гобелен, на котором была изображена какая-то причудливая карта.
     - Весьма фантастическая интерпретация Двенадцати Древних  Королевств,
- с ноткой нетерпения произнес чей-то резкий голос, - она висит здесь  для
того, чтобы от стены не слишком дуло.
     За столом, в самой его середине, в причудливом кресле, которое  почти
полностью скрывало его, сидел старик, закутанный в поношенный и  полинялый
белый плащ. Его седые  волосы  серебряным  водопадом  ниспадали  на  узкие
плечи.   Лицо   напоминало   побитый   непогодой   пергамент,    натянутый
непосредственно на кости черепа. Темные, глубоко посаженные  глаза  слегка
мерцали из-под низких седых бровей.  Между  прядей  спутанной  белоснежной
бороды виднелся тонкий решительный рот. Несмотря на все это, в его  голосе
не было и намека на старческий возраст.
     - Благородный шериф Мидвейлский! - громко произнес Югон с насмешливой
ноткой, проскользнувшей в интонации его голоса, - и с ним... молодой воин.
     Кевин сердито взглянул на Югона, Югон поклонился.
     - Господа, могу ли я представить вам Экклейна, Мага Вейлского...
     Старик за столом и шериф сделали почти одинаковый раздраженный  жест,
в котором сквозило недовольство. Югон снова поклонился  и,  пятясь  задом,
покинул залу, закрыв за собой двери.
     - Ну что ж, Люкус... -  промолвил  Экклейн,  внимательно  разглядывая
Кевина пытливым взглядом.
     - Это Кевин из Кингсенда, - сообщил шериф. -  Тот  самый,  который...
попал в беду в Проходе.
     - Что ж, мальчик, расскажи мне об этом, -  Экклейн  властно  взмахнул
рукой.
     Кевин почувствовал, как краска гнева  снова  бросилась  ему  в  лицо:
"мальчик"! Конечно же, опять "мальчик"!
     - Я  уже  рассказывал  эту  историю  много-много  раз,   дедушка,   и
поэтому...
     - Тогда наверняка ты изрядно поднаторел в этом и можешь изложить  все
без  трудностей,  с  которыми  обычно  сталкиваются  молодые  люди,  когда
пытаются говорить на родном языке. И не надо называть меня  дедушкой  -  я
совершенно уверен, что мы не связаны родственными узами. Присаживайтесь! -
он указал гостям на кресла возле стола, ближе к его оконечности.
     Усаживаясь, Кевин взглянул на шерифа. Он хотел было  что-то  сказать,
но шериф предупреждающе поднял руку и велел:
     - Рассказывай.
     Кевин тяжело вдохнул и, остановив взгляд на старом волшебнике,  снова
рассказал всю историю. Экклейн слушал, подперев голову тонкими  костлявыми
руками, сложенными под подбородком, полуприкрыв глаза, и  прерывал  Кевина
только  тогда,  когда  хотел  услышать  больше  подробностей  о   странном
поведении волков, о внезапно налетевшей буре и  о  заупрямившемся  скакуне
Кевина. Единственным комментарием к услышанному было короткое  и  сердитое
ворчание. Затем он повернулся к шерифу:
     - Хорошо, Люкус, чего же ты от меня хочешь?
     - Все, что вы можете предложить. С благословения  лорда  Дамона  я  и
капитан Микел разработали план.
     - Мне все об этом известно,  -  Экклейн  оглядел  обоих  и  остановил
взгляд на Кевине. - Итак, Кевин из Кингсенда, - промурлыкал  он,  -  каким
путем ты попал в долину Вейла?
     - По Солнечной дороге. - Кевин самодовольно улыбнулся.
     Старик терпеливо кивнул:
     - Испуганный человечек, стараясь  защититься,  часто  выбирает  своим
оружием режущие слова остроумия, действуя в необъяснимой уверенности,  что
это каким-то мистическим образом заставляет его выглядеть  мудрым.  Однако
подобное поведение достойно лишь детей, этот фасад весьма хрупок; на самом
деле это просто  попытка  отвлечь  внимание  собеседника  от  недоразвитой
личности. И если ты хочешь беседовать со мной  здесь  в  этой  манере,  то
приходи лучше подготовленным и более опытным, но  пусть  с  самого  начала
тебе будет известно, что ты затеял жалкую  игру.  Ни  один  суд  не  может
обязать меня слишком долго выносить претензии на  остроумие  или  спускать
остроумцу, который станет резвиться здесь, как котенок. Все  то  терпение,
которое у меня когда-то было, с  возрастом  израсходовалось  без  остатка.
Несмотря на это, Кевин из Кингсенда, я прощаю тебе  твой  первый  неверный
шаг, причиной которого была твоя неосведомленность.  Давай  попробуем  еще
раз. Итак, каким путем ты пришел сюда, Кевин?
     Кевин стиснул зубы и выпрямился в кресле.
     Снова академия. Теперь он не мог припомнить, что  именно  он  ответил
Раскеру, но это был быстрый и хитроумный ответ. По крайней мере, тогда  он
казался быстрым и остроумным. Раскер поглядел на  него  холодным  взглядом
своих светло-голубых глаз и сказал голосом, напоминающим ржавый клинок:
     - Твой проклятый язык, парень, иногда бывает  гораздо  более  острым,
чем нужно, прах тебя возьми.
     - Вы сами учили нас ранить, парируя атаку.
     - Это верно... однако все зависит, парень, от того, что  подвергается
опасности - твоя проклятая жизнь или твое проклятое остроумие! В одном  из
этих двух случаев можно обойтись без контрнападений!
     - Как много вы хотите узнать и до  какого  места?  -  ровным  голосом
осведомился Кевин.
     Будь он легендарный мудрец, и мал или нет, но старик  был  надоедлив,
как репей, и повадка у него была властная.
     - Хороший вопрос, - сказал Экклейн и кивнул. Мановением своей  тонкой
руки он вызвал появление молодого человека в коричневом  камзоле,  который
принес на подносе сыр, свежий хлеб и вино.
     - Подкрепи свои силы и расслабься, - пригласил он, однако взгляд  его
глаз ни на мгновение не помягчел и оставался все таким же пристальным. - Я
хотел бы услышать о твоей жизни применительно к этой  экспедиции  в  горы.
Похоже, ты играешь в ней немаловажную роль, и я хочу знать,  насколько  ты
готов к ней. Расскажи мне о себе.
     Кевин рассказал Экклейну о своей жизни  и  в  процессе  повествования
обнаружил, что пересказывать  свою  историю  не  доставляет  ему  радости.
Вкратце он изложил события, предшествовавшие его поступлению в Королевскую
военную академию, подробно описал свою подготовку  и  тренировки  и  снова
вскользь упомянул о том, что в Северо-восточном королевстве  ему  довелось
копаться в каких-то развалинах. Он не рассказал всего - в этом  деле  были
кое-какие подробности, без которых его слушатели  вполне  могли  обойтись,
однако то, что маг часто кивал или подбадривал Кевина  улыбками  без  тени
веселости в глазах, подсказало Кевину, что старик понимает гораздо больше,
чем было сказано. А в одном месте он потребовал, чтобы Кевин рассказал все
подробно.
     - Ну, это была очень странная комната, - начал  Кевин,  -  все  стены
были заставлены полками, а на полках стояли стеклянные емкости и флаконы -
буквально сотни. И в них - даже не  знаю  -  там  были  разные  неприятные
предметы. Какие-то органы... части тел... заплесневелые растения...  одним
богам известно, что там было. Воняло там -  что  на  бойне!  У  меня  даже
мурашки по спине забегали, и мне захотелось все это поджечь!
     -  Захотелось  -  что?!  -  маг  издал  изумленный  крик,  его  глаза
расширились. Казалось, он готов броситься на Кевина. - И ты... сделал это?
     - Нет. Меня отговорили.
     - Да будут они благословенны за это, хоть у кого-то  нашлось  немного
мозгов. И что, никто из вас не захотел взять с собой несколько склянок?
     - Нет... - Кевин выглядел озадаченным.
     - Благодарю вас, о всевидящие боги! -  пробормотал  Экклейн  падая  в
кресло.
     Теперь он в  замешательстве  рассматривал  потолок,  покачивая  седой
головой. Кевин быстро глотнул вина и нахмурился. Волшебник снова посмотрел
на Кевина, и тот подумал, что  хмурая  гримаса  -  единственное  выражение
чувств, доступное старику.
     - Кому могут быть  интересны  эти  засушенные  останки?  -  пожал  он
плечами.
     -  Должен  сказать  тебе,  что  эти  "засушенные  останки",  как   ты
выразился, означают для меня то  же  самое,  что  дерево  для  плотника  и
железная руда для кузнеца.
     - Мы вынесли оттуда много золота, - Кевин почувствовал себя несколько
неуютно. - Его там было больше, чем мы могли унести.
     - Да... разумеется, золото! Главная из причин. Люди  начинают  хотеть
золота, потом они начинают в нем нуждаться, и в  конце  концов  впадают  в
заблуждение, будто они его заслуживают. Из четырех  Опаснейших  Пороков  -
Власти, Жадности, Эгоизма и Ненависти - золото  играет  важнейшую  роль  в
двух. Эта связь по меньшей мере подозрительна.
     - Но это было  не  все,  что  мы  захватили  в  подземелье.  -  Кевин
завозился  в  кресле.  Почему  он  все   время   чувствует   необходимость
оправдываться? - Я вынес оттуда три старинных свитка.
     - Это был  прекрасный  поступок.  Я  думаю,  ты  использовал  их  для
растопки несколько позднее.
     Кевин некоторое время пытался справиться  с  краской  гнева,  которая
бросилась ему в лицо.
     - А вот и нет. Они до сих пор хранятся в моих вещах.
     - Мне бы очень хотелось взглянуть на них.
     Кевин  пожал  плечами.  Ему  было   все   равно.   Экклейн,   однако,
выжидательно смотрел на него.
     - Итак... если это тебя не затруднит?
     - Они остались в казармах, в безопасном месте.
     - Очень хорошо, - маг кивнул. - Не будешь ли ты столь любезен,  чтобы
съездить за ними?
     Кевин вопросительно посмотрел на шерифа, и  тот  слегка  кивнул  ему,
пригубив вина из бокала. Экклейн хлопнул в ладоши.  Тяжелые  двери  тотчас
отворились, и в залу вошел Югон.
     - Проводи этого молодого человека прямо к лошадям, только  без  этого
твоего утомительного петляния  по  лабиринту,  пожалуйста.  Дождешься  его
возвращения и проводишь прямо ко мне. - Маг повернулся к Кевину: - У нас с
Люкусом есть несколько тем для обсуждения, но будь добр, не мешкай.
     - Я не понимаю, почему...
     - Мой юный друг,  если  ты  вообще  обладаешь  способностью  замечать
что-либо, то ты,  без  сомнения,  обратил  внимание  на  то,  что  в  мире
полным-полно вещей, которые не сразу становятся  понятны  твоему  молодому
уму. Эта моя просьба тоже к ним относится. Пожалуйста...
     Каким-то образом последние слова Экклейна потушили ярость, бушевавшую
внутри, однако тлеющие угли напряжения и негодования все еще чадили на дне
его души. Быстро шагая вслед за закутанной в серый  саван  фигурой  Югона,
Кевин подумал, что этот молодой человек, по крайней мере, похож на мага, в
то время как Экклейн...
     Экклейн!
     Он только что  разговаривал  с  человеком,  который,  как  утверждали
некоторые, никогда не существовал или был мертв на  протяжении  нескольких
сотен лет. Говорили, что он прогнал Зло в  самый  дальний  уголок  Темного
мира, но сам не смог вернуться оттуда. И вот - этот человек  живет  здесь,
среди гор, в странном замке, на вершине небольшого  холма,  неподалеку  от
затерянного горного поселка, и  оказывается  ни  больше,  ни  меньше,  чем
осиным  гнездом!  Раздражительный,  самодовольный,  сварливый  старик,   в
котором ровно столько добродушия, сколько в раненом в задницу медведе. Что
касается самого Кевина, то,  когда  он  ехал  сюда  с  шерифом,  ему  было
девятнадцать лет,  однако  теперь  он  ощущал  себя  пятилетним  ребенком,
которого услали из комнаты с незначительным поручением!
     - Он всегда такой? - спросил Кевин у завернутой в плащ фигуры.
     - Какой - такой? - Югон не  обернулся,  но  Кевин  словно  видел  его
улыбку.
     - Не будь таким тупым, пусть это для тебя легче  всего!  -  Кевин  не
обратил внимания на то, что может оскорбить  молодого  зануду.  -  Как  ты
думаешь, что я имел в виду?
     Последовала долгая пауза, прежде  чем  Югон  ответил.  Он  так  и  не
обернулся.
     - Учитель сегодня более обычного приветлив и терпелив.
     Кевин шел за Югоном  в  мрачном  молчании,  тщательно  взвешивая  все
последствия того, если вдруг нудного молодого негодяя  найдут  без  чувств
где-нибудь в темном углу замка.

     Кевин небрежно бросил на стол три скрученных свитка. Поездка  немного
остудила его, но все же он пока не мог считать, что день выдался удачным.
     - Могу я сделать для вас что-нибудь еще? - спросил  он,  не  особенно
стараясь скрыть саркастические нотки, прозвучавшие в его голосе.
     Старый волшебник тихонько вздохнул:
     - Да. Если ты достаточно дисциплинирован и умен, то постарайся  вести
себя чуточку воспитаннее. Можно? - он указал на свитки.
     - Неужели нет, после того как меня послали за ними,  словно  пажа?  -
Кевин подтолкнул свитки поближе.
     Это  были  старинные  манускрипты,   написанные   на   ломком   буром
пергаменте, небрежно  завернутые  в  промасленную  кожу.  Экклейн  бережно
развернул их.
     Его изучение свитков длилось довольно долго и  сопровождалось  самыми
разными гримасами, одобрительным ворчанием  и  озадаченными  "гм-гм..."  В
конце концов он бережно скатал старинный пергамент и положил его на  стол,
затем сделал уничижительный жест.
     - Тебе это не принесет большой пользы. Ты,  разумеется,  знаешь,  что
это такое?
     Кевин пошевелился в кресле.
     - Магия? - спросил он.
     Экклейн кивнул в ответ:
     - Мне кажется, ты несколько смущен этим, не так ли?
     - Может быть. - Кевин пожал плечами.
     - Многие люди чувствуют то  же  самое.  Однако  магия  такова,  какой
человек ее воображает, - волшебник  несколько  раз  кашлянул,  причем  эти
хриплые звуки подозрительно напоминали довольное хихиканье. - Для тебя это
не более чем бесполезные свитки пергамента. Я... я дам  тебе  за  них  сто
золотых.
     Кевин, улыбаясь, протянул к свиткам руку:
     - Мне кажется, что они могут стоить несколько дороже.
     - Как ты можешь знать, сколько они могут стоить?
     Кевин пожал плечами:
     - Отец, как-то говорил мне: "Каждая вещь стоит ровно столько, сколько
за нее могут дать и сколько за нее можно получить". Один маг предлагал мне
пятьсот золотых за каждый, больше у него просто не было... Это было далеко
на востоке. Но я помню, как у нас в академии  один  волшебник  рассказывал
нам о ценности старинных магических свитков. Он сказал...
     - Семьсот, - быстро перебил Экклейн.
     - За каждый?
     Лицо Экклейна потемнело:
     - Да... за каждый.
     - Нет... наверное, нет. - Кевин покачал головой.
     - Ты сильно преувеличиваешь ценность своего товара, юноша.
     - Возможно. - Кевин обрел под ногами твердую почву.
     Стоя рядом с отцом, в то время как тот  изо  всех  сил  торговался  с
упорными и неуступчивыми купцами, маленький  Кевин  внимательно  слушал  и
быстро учился. Вот и теперь он откинулся  на  спинку  кресла,  внимательно
изучая какое-то пятнышко на стене.
     - В Латонии был один волшебник, который приходил к нам в академию,  -
пробормотал  он  негромко,  словно  разговаривая  с  самим  собой.  -   Он
рассказывал нам о волшебстве и  о  том,  во  сколько  обходятся  волшебные
чары... нужно  очень  много  времени,  усилий  и  денег,  чтобы  подобрать
правильное сочетание необходимых ингредиентов, и только  потом  начинается
сам процесс волшебства. Это было очень любопытно...
     Старый маг выбивал пальцами по подлокотнику кресла  какой-то  бешеный
ритм, в его темных глазах вспыхивали и гасли далекие искры.
     - Хорошо, тысячу за штуку, или я умываю руки.
     Некоторое время Кевин задумчиво разглядывал лежащие на столе  свитки,
потом отрицательно покачал головой.
     - Клянусь богами! - Экклейн ударил кулаком по креслу и  повернулся  к
шерифу: - Вы ищете моей помощи в  вашей  борьбе  с  разбойниками,  а  сами
приводите ко мне настоящего грабителя, который занимается  своим  ремеслом
прямо у меня дома!
     Кевин  продолжал  задумчиво  разглядывать  свитки,  но  внутренне  он
улыбался:
     - Если бы вам пришлось заново изобретать эти чары, или заклятия,  или
что бы это ни было, - в чем вы, несомненно, преуспели бы,  -  то  вам  это
обошлось бы примерно... примерно в тридцать тысяч золотом.
     Экклейн широко  раскрыл  глаза,  затем  они  вдруг  почти  совершенно
исчезли под нахмуренными  бровями.  Похожий  на  коготь  коричневый  палец
уставился прямо в грудь Кевина.
     - Ты действуешь неразумно. Тридцать тысяч! Нелепое число.
     - Согласен, - кивнул Кевин. - Может быть, оно должно быть  поближе  к
сотне тысяч...
     - Его болезнь прогрессирует, - обратился Экклейн к шерифу. -  Как  ты
можешь  судить?  -  спросил  он  уже  у  Кевина.  -  Ты  даже  не   имеешь
представления о том, что это за свитки. Это... - он  внезапно  замолчал  с
видом человека, который чуть было  не  провалился  в  яму.  Откинувшись  в
кресле, он разглядывал Кевина с выражением, отдаленно напоминающим улыбку.
     - Мне непонятно, почему вы так... -  Кевин  слегка  помахал  рукой  в
воздухе, - так скупы. Разве  вы  не  можете  создать  себе  те  богатства,
которые вам нужны?
     Экклейн долго и холодно изучал Кевина, потом сказал:
     - Я прощаю тебе твое невежество. В конце концов,  это  знание  -  для
посвященных. Для того чтобы ответить на твой вопрос, придется прибегнуть к
словам, которые ты  смог  бы  понять.  Говоря  словами  того  легендарного
свинопаса, который пытался одновременно пасти свиней  и  гусей,  я  скажу:
"Этот номер не пройдет!" Когда что-то "создается", как ты сказал,  оно  не
появляется само по себе из ничего, из пустоты. Для этого нужно затратить и
энергию, и материю. Стоимость и материал зависят от того, что ты хотел  бы
"создать". Золото и драгоценные камни редки, дороги и высоко  ценятся,  их
стоимость  зависит  от  внешнего  вида.  При  создании,  например,  золота
издержки будут такими большими, что оно будет дороже,  чем...  К  чему  я,
собственно, тебе это объясняю? Дашь  ли  ты  себе  труд  объяснить  основы
фехтовального  искусства  ребенку?  До  тех  пор,  пока  ты  не   обретешь
способность понять внутреннюю механику волшебства - в чем я сомневаюсь,  -
нам следует ограничить себя кругом  предметов  и  явлений,  которые  лучше
соответствуют твоим представлениям о жизни. Выпей еще вина.
     По его зову снова появился подросток в  коричневом  камзоле,  который
принес свежих закусок и напитки. Экклейн поднял свой бокал.
     - Да, конечно, скупость, - проворчал он. - Но,  учитывая  доставку  и
твою любезность, я дам тебя пять тысяч за три свитка. Ни гроша больше!
     Кевин, внутренне ликуя, наклонился вперед,  изображая  озабоченность.
Назревал эндшпиль.
     - Двадцать, - ответил он.
     - Ты бредишь. Семь.
     - Пятнадцать.
     - Невозможно!
     - Хорошо, я согласен на десять тысяч, хотя это надувательство.
     - Получи восемь и убирайся.
     Кевин лениво покатал свитки по столу кончиками пальцев.
     - Девяносто пять сотен. Драгоценными камнями.
     - Разумеется! Драгоценные камни! - Экклейн бросил взгляд на потолок.
     Шериф переводил взгляд то на Кевина, то  на  Экклейна.  На  лице  его
застыла привычная хмурая гримаса. Экклейн вздохнул:
     - Восемьдесят пять сотен.
     - Девять тысяч!
     - Восемьдесят семь!
     - Восемьдесят девять!
     -  Восемьдесят  восемь,  -  Экклейн  хлопнул  ладонь  по   столу,   -
восемьдесят восемь и закончим!
     - Пусть будет так, заметано! - Кевин  быстро  кивнул.  -  Восемьдесят
восемь сотен. Вот моя рука. По рукам?
     Они пожали друг другу руки.
     - Придется сосчитать пальцы, - пробормотал волшебник, потирая руку.
     Затем  он  наклонился  к  основанию  своего  кресла  и  нажал  там  в
определенной последовательности на несколько  резных  цветков.  Из  кресла
выскользнул небольшой деревянный  ларец.  Экклейн  поставил  его  себе  на
колени  и,  открыв  крышку,   принялся   разглядывать   невидимое   Кевину
содержимое.
     - Вот, четыре голубых юго-восточных сапфира, прекрасно подходят  друг
к другу, редкой огранки, чистейшей воды и прекрасного  цвета!  Стоят  пять
тысяч золотом, ни гроша меньше.
     Кевин  катал  сапфиры  по  ладони,  любуясь  их  ярким   блеском,   и
чувствовал, как в животе его что-то сжимается, стискивается в тугой  узел.
Камни бликовали и были изменчивы, словно море в солнечную погоду.  Как  бы
то ни было, Экклейн немного недооценивал их.
     А маг снова наклонился к Кевину:
     - Два изумруда - отличная пара. Сомолесской  огранки!  Двадцать  пять
сотен.
     Кевин осмотрел камни. Да, они стоили этих денег. Экклейн тем временем
потряс ларец и выбрал еще один камень.
     - А вот - гномовая бирюза из Медных гор Старого Аугернора. Прошу  мне
поверить, что стоит тысячу триста золотом.
     Кевин взял камень и постарался ничем не выказать  своего  восхищения.
Камень выглядел как сверкающее, слегка пятнистое птичье яйцо.
     - Достаточно! - сказал он.
     - А ты не боишься?  -  спросил  Экклейн,  внезапно  понизив  голос  и
поднимая вверх брови.  -  Вдруг  на  эти  камни  наложено  какое-нибудь...
заклятье?
     Кевин, улыбаясь, катал бирюзовое яйцо в руках:
     - По крайней мере, вот это несет на себе  одно  могучее  заклятье,  я
уверен в этом. Оно золотого цвета!
     - Разумеется, - проворчал Экклейн, небрежно  махнув  рукой.  -  Снова
золото. Что есть драгоценный камень, как не более пригодная для  переноски
форма золота? Остерегайся того, о чем я говорил раньше, юный Кевин. Золото
несет на себе заклятье.
     Он взглянул на Кевина, и во взгляде его промелькнуло  что-то  похожее
на улыбку. Затем он закрыл ларец и спрятал его в потайной ящичек.
     -  Как  говорят  в  некоторых  районах  города,   остерегайся   своих
драгоценностей, юноша.
     Внезапно его поведение резко изменилось. Редкое подобие улыбки  вовсе
исчезло с лица,  на  котором  теперь  прочно  заняла  свое  место  угрюмая
сосредоточенность. Взглянув на шерифа, Кевин понял, что игра окончена.
     - Похоже, что в вашем случае действительно  была  использована  некая
магия, не волшебство в полном смысле этого слова,  а  так...  нечто  вроде
фокусов на кухне, к тому же скверно  исполненных...  -  он  сделал  резкий
неодобрительный жест,  как  будто  отгоняя  рой  насекомых.  -  Непонятное
поведение лошади, буря - все это довольно  обычно  и  заурядно.  Это  было
настолько незначительно, что не привлекло моего внимания.  Помешать  этому
просто. В этом отношении мы в состоянии помочь вам.
     - Время от времени трясется земля, - напомнил шериф.
     Экклейн покачал головой.
     - Это всегда было, Люкус. У  меня  нет  оснований  считать,  что  это
происходит вследствие  неосторожных  движений  когда-то  похороненных  под
землей драконов, злых духов, или это - далекий отзвук  шагов  разгневанных
богов.
     - Что же это в таком случае? - вставил Кевин.
     Экклейн сжал тонкие губы:
     - Я не знаю.
     Лицо Кевина отразило крайнее удивление, и  он  повернулся  к  шерифу.
Экклейн поднял правую бровь.
     - Тебя это удивляет?
     - Немного, - кивнул Кевин.
     - Ну что  ж,  с  моей  стороны  это  было  мудро,  Кевин.  Величайшим
завоеванием знания является способность  признать  тот  факт,  что  ты  не
знаешь. - Экклейн снова  повернулся  к  шерифу:  -  Из  кого  состоит  эта
компания?
     Шериф рассказал Экклейну, кого он выбрал в попутчики Кевину. Все  это
время Кевин ерзал в своем кресле, беспокойно переводя взгляд с  одного  на
другого.
     - А что, существует какое-то волшебное правило, о котором я ничего не
слышал? -  не  выдержал  в  конце  концов  Кевин.  -  Существует  какой-то
неписаный закон, который предписывает составлять исследовательские  партии
именно таким образом? Обязательно там должен быть один воин! Обязательно -
гном! Обязательно там должен быть вор, карлик, эльф... - он пожал плечами.
- Кто бы там ни был...
     Экклейн испытующе глядел на него:
     - Ты говоришь, имея за плечами большой опыт  подобных  экспедиций?  Я
так понял, что эта задача для тебя является более или менее новым делом.
     - Я вовсе не  глуп.  Библиотека  академии  битком  набита  описаниями
подобных вылазок. Мне всегда казалось необычным, что во всех книгах в один
голос  утверждается,  что  отряд  должен  быть  сформирован  именно  таким
способом, словно это совершенно необходимо...
     - Скажи-ка мне, Кевин, неужели ты так искусен в  замках,  ловушках  и
прочих замаскированных приспособлениях, как это только возможно?
     - Ну... - Кевин  слегка  поежился  под  пристальным  взглядом,  -  мы
изучали их и работали с некоторыми...
     - Прекрасно. Стало быть, ты хорошо знаешь, что может произойти,  если
вести себя беспечно, но как насчет практического опыта, когда твое хорошее
состояние, если не жизнь, зависят  от  твоей  способности  обнаруживать  и
обезвреживать коварные ловушки?
     Кевин не отвечал, только хмурился.
     - Так ли ты легок и быстроног, как литтлер? Сомневаешься ли ты  в  их
превосходных бойцовских качествах? Знаешь ли ты, как  это  -  сражаться  в
низкой  стойке  с  решительным  и  безжалостным  противником,  вынужденным
постоянно беречь свои коленные чашечки? Не улыбайся, карьера многих бойцов
закончилась именно после одного такого эпизода. А знал ли ты, что гномы  и
эльфы могут до  известного  предела  видеть  в  темноте?  Владеешь  ли  ты
защитными  или  наступательными  заклятьями?   Обладаешь   ли   ты   даром
мистического предвидения, который позволит тебе подготовиться или избежать
досадных случайностей, с которыми могут справиться твои попутчики?
     - Нет. - Кевин почувствовал, что ему хочется съежиться в кресле, и он
заставил себя выпрямиться.
     Экклейн угрюмо кивнул:
     - Хорошо. А то я уже начал думать, что ты  и  сам  -  волшебник.  Что
касается твоего вопроса, то для совершающего вылазку отряда  логично  было
бы сплавить все таланты и способности в единое оружие. Я удивлен, что тебя
не научили этому в академии.
     Кевин чувствовал, как горит лицо и  малиново  светятся  уши  -  такое
падение от одержанной им победы в торговле до этого  последнего  унижения.
Почему старый ублюдок проделал это с ним?
     - И еще одна вещь, - продолжил Экклейн, решив, видимо, не дать  своей
жертве время оправиться, - твое глупое и упорное нежелание принять магию в
качестве  реального  инструмента  является  еще  одним  следствием  твоего
невежества и недостатка опыта. Это столь же абсурдно, как если бы каменщик
не признавал ремесла плотника. Почему магия ставит тебя в тупик?
     - Я не знаю... Просто... это очень трудно... - Кевин  поискал  слова,
но не нашел и закончил пожатием плеч.
     Экклейн снова кивнул:
     - Да, некоторым бывает  нелегко  постичь  магию.  Это  приблизительно
напоминает ситуацию, как если бы слепой человек сделал попытку понять, что
такое медведь. Он может услышать  его,  может  почуять  его  запах,  может
мистическим образом ощутить его присутствие, он  может  протянуть  руку  и
потрогать медведя... и все равно он будет бояться.
     - Это потому, что я никогда не видел...
     - Вот именно, ты никогда не видел! У тебя есть глаза и  у  тебя  есть
разум, но они действуют избирательно. Магия, волшебство  -  это  не  волны
ревущего пламени, как ты, быть  может,  считал.  Существует  малая  магия,
существует большое волшебство.  Существуют  фокусы  на  кухне,  существует
колдовство, существуют так называемые черная  и  белая  магия,  существует
магия безумная и магия беспредельная. Что это такое?
     Экклейн сделал в воздухе быстрый, неясный жест, щелкнул пальцами и  в
его руке возникла  роза.  Он  протянул  ее  Кевину.  Роза  выглядела,  как
настоящая: она кололась, как настоящая, и даже пахла, как настоящая. Кевин
попытался справиться со своим удивлением.
     - Это... волшебная роза, - предположил он.
     - Неверно! Это настоящая роза. Она появилась  благодаря  обыкновенной
ловкости рук. Я спрятал ее в рукаве перед тем, как ты вошел в  комнату.  А
вот это... - Экклейн указал на стол неподалеку от локтя  Кевина.  Раздался
чистый печальный звон, словно зазвонил хрустальный колокольчик, и на столе
появилась точно такая же роза. - А вот это  уже  магия,  молодой  человек.
Малая магия, так называемая белая магия. Звук колокольчика необязателен.
     Кевин уставился на розы - на ту, которую держал в руках и на ту,  что
появилась на столе.
     - Почему вы сказали,  что  она  -  "так  называемая"?  -  спросил  он
наконец.
     - Потому что на самом деле не существует такой вещи как "черная"  или
"белая" магия, - объяснил Экклейн.  -  Магия  сама  по  себе  обладает  не
большей нравственностью, чем молоток. Это  инструмент,  который  ничем  не
лучше и не хуже того, кто им пользуется.
     Кевин нахмурился:
     - Но как же быть с наводнением и с...
     - Не нужно путать волшебство с силами  природы.  Магия  возникает  из
энергии, силы природы существуют сами по себе,  но  их  можно  привести  в
действие или направлять при помощи магии.
     - Я все же не понимаю...
     - У меня создалось впечатление, что этого уже ничем не поправишь.
     Старый волшебник внезапно повернулся к шерифу:
     - Я отправлю с ним юного дурачка Югона, когда придет время. Ему нужно
набираться опыта.
     - Я надеялся на что-нибудь  более  солидное,  менее  ребяческое,  что
ли... - проворчал шериф.
     - Он достаточно квалифицирован, и  у  него  есть  способности.  Может
быть, ему удастся превратить всех ваших разбойников  в  жаб.  Насколько  я
знаю, с жабами у него получается лучше всего.  Я  даже  со  своей  стороны
окажу кое-какую помощь. Передай лорду Дамону, что  никакой  платы  за  мои
услуги мне не нужно, но я хотел бы исследовать все предметы  и  артефакты,
которые  будут  возвращены  в  результате   этой   экспедиции,   и   прошу
предоставить мне возможность выбирать из их числа.
     - На мой взгляд, это вполне приемлемо, - согласился шериф.
     - Хорошо. А тебе, Кевин из Кингсенда, я желаю успеха в этом походе. У
тебя есть возможности, и я буду молиться, чтобы то время, когда твой разум
станет равным твоей прекрасной физической подготовке, поскорее  наступило.
Ты обладаешь способностью мыслить, но пока это  почти  то  же  самое,  что
иметь прекрасного коня, бесполезного до тех пор, пока не научишься на  нем
ездить, чтобы испробовать все его потенциальные возможности. Когда в твоей
голове возникнет  трудный  вопрос  -  считай  меня  лучшим  из  источников
информации, поскольку, как известно, я время от времени  склонен  отвечать
на  вопросы.  Однако  постарайся,  чтобы  твои  вопросы  не  были  слишком
идиотскими. Если мне вдруг покажется, что  в  твоих  вопросах  не  хватает
интеллекта, я способен отправить тебя самого отыскивать  свои  собственные
ответы...

                                    7

     Обратно в город Кевин и шериф ехали в молчании. Шериф, казалось,  был
всецело поглощен созерцанием деревьев, облаков в небе, полей и  перелесков
на холмах. Кевин ехал, глубоко задумавшись, остановившись взглядом на ушах
своего жеребца. У него было такое ощущение, что  он  завернул  за  угол  и
попал в совершенно иной мир. Этот мир выглядел точно так же, пах точно так
же, и по сторонам дороги мелькали точно такие же поля,  каменные  стены  и
жилые дома, какие они проезжали, покинув замок Экклейна, и все же...
     Он знал, что все это вовсе не потому, что он выпил слишком много вина
- в последнее  время  он  был  крайне  осторожен  и  благоразумен  в  этом
отношении  -  но  все  равно  в  голове  его  проносились  мрачные  вихри,
напоминающие осенние  штормы.  Эти  вихри,  словно  сорванные  с  деревьев
листья, гнали перед собой, закручивали в водоворотах странные и  тревожные
мысли. Все они настоятельно требовали, чтобы  на  них  обратили  внимание,
каждая мысль стремилась занять в мозгу подобающее место,  но  ни  одна  из
этих мыслей не была старой или известной, ни одна из них не была связана с
какими-нибудь прошлыми событиями.
     Волшебство! Магия! Экклейн!
     Экклейн...
     Тот самый Экклейн, который,  как  гласила  легенда,  воздвиг  однажды
бастионы огня вокруг осажденного  отряда  Королевских  воинов  во  времена
Хаоса; тот самый Экклейн, который превратился  в  огромного  белого  орла,
мечущего огненные стрелы в темные силы; тот самый Экклейн, который однажды
появился в обличье тысячи призрачных воинов, чьи шлемы  сверкали  в  лучах
рассвета,  и  заставил  тем  самым  атакующего  противника  обратиться   в
паническое бегство; Экклейн, который  повернул  течение  Кровавой  реки  и
заставил ее затопить вражеский лагерь; кто мог заставить дороги кружить на
одном месте;  тот  самый  Экклейн,  который  сердито  щелкнул  пальцами  и
превратил тысячу - четыре тысячи - восемь тысяч - сто тысяч воинов Тьмы  в
глиняные статуи, а затем призвал бурю, которая размыла глину и смыла ее  в
океан...
     Да... как говорили у них в академии:
     "Поверь в это, а я продам тебе мешок речных галек, которые  на  самом
деле - заколдованные жемчужины с Коралловых островов".
     Экклейн...
     Который насмешничал, как уличная девка...
     Тем не менее, несмотря на то что он был унижен, Кевину  было  нелегко
продолжать сердиться. Он было попытался подогреть себя, заново перебирая в
памяти обидные слова, но гнев его продолжал  таять  под  влиянием  могучей
репутации этого человека. Проклятье! Он благоговел перед Экклейном!
     Почему бы и нет?
     Часто ли за последнее время ему доводилось встречаться с легендой?
     Кроме того, он стал богаче  на  несколько  драгоценных  камней.  Одни
только эти четыре превосходных сапфира... Удалось ли  ему  на  самом  деле
одержать верх над стариком во время торга? Любая сделка -  это  игра,  это
всем известно, но не  была  ли  это  игра,  исход  которой  был  предрешен
заранее? И еще - Кевин увозил из замка волшебника обе  проклятые  розы,  и
обе были совершенно одинаковыми, насколько Кевин мог видеть.
     Игрушки! Экклейн дал их ему, как дают игрушки ребенку.
     И он сам тоже был игрушкой и - одновременно - ребенком.
     На дороге, лишь только они въехали в город, появились играющие  дети.
Они смеялись, болтали, бегали по кругу и распевали стишки:

                      Раз, два, три, четыре -
                      Сколько пальцев - посмотри!
                      Мы ладонью будем мерить,
                      Пятый палец убери!

                      А теперь - раз и два,
                      Руки словно два крыла.
                      Широко их разведи - сажень выйдет.
                      Вот, смотри!

                      Посчитали, что ладонь -
                      Раз, два, три, четыре пальца,
                      Если сажень ты отмеришь,
                      Тех ладоней - восемнадцать.

                      Час шагай по солнцепеку,
                      Не ленись, в тени не стой.
                      Лигу ты пройдешь, дружочек,
                      Навсегда себе усвой.

                      Лигу ты прошел - устал,
                      Трость в лесу себе сломал.
                      Ты прошел совсем немного -
                      Мили три твоя дорога...

     Именно так он и чувствовал себя сейчас - словно  ребенок,  пытающийся
измерить окружающий мир и постоянно сталкивающийся с тем, что этот мир раз
за разом ставит его в  тупик.  Вероятно,  ему  придется  начать  с  самого
начала: слезть с коня и присоединиться к детям на дороге. Снова  неумелый,
чужой в этом мире. Но он не мог больше ощущать себя неуклюжим, в очередной
раз уткнувшимся в каменную стену.

                     Медный грошик заскучал,
                     Но братишек повстречал.
                     Десять братьев их всего -
                     Обратились в серебро.

                     Пять серебряных монет -
                     Будет золотой.
                     Ты клади его в карман,
                     Только не с дырой...

     Много воды утекло с тех пор, как он выучил  эти  смешные  строки.  Но
действительно ли это было  так  давно?  Голоса  детей  давно  уже  затихли
позади, растаяли в городском шуме, но Кевин  все  еще  продолжал  тихонько
декламировать про себя:

                     Весит унция пятак,
                     Брось на камни - выйдет "бряк!",
                     В фунте пятаков - шестнадцать,
                     А не десять или двадцать...

     - Ты что-то сказал? - тихий вопрос шерифа заставил Кевина  вздрогнуть
и снова вернуться к реальности.
     - Нет... я просто думал. - Кевин  отвечал,  не  глядя  на  шерифа.  -
Экклейн был зол и надоедлив, как раненый волк, верно?
     - Гм-м... - шериф задумчиво нахмурил лоб. - Давай лучше считать,  что
он несколько нетерпелив с теми, кто младше его.
     Кевин коротко рассмеялся:
     - То есть со всеми.
     - Наверное.
     - Сколько ему лет?
     - Не думаю, чтобы кто-нибудь знал это, - шериф  спокойно  смотрел  на
Кевина. - И я думаю, что никто на самом деле не хочет этого знать.

     Из книги Экклейна, Мага Вейлского "Древние века".
     Да простит меня нетерпеливый читатель, но я не могу  не  подчеркнуть,
что  знание  прошлого  совершенно  необходимо  для  того,   чтобы   понять
настоящее. Быть может, кто-то извинит меня за это, а кто-то решит,  что  я
чрезмерно упрощаю, но это ни в малейшей степени не отразится на том факте,
что если бы не было прошлого, то из него никогда не родилось бы настоящее.
     За  исключением  нескольких   весьма   необыкновенных   предтеч   или
провозвестников,  созданных,  как  нам  говорят,  для  невообразимых  нужд
невообразимых богов, человек и прочие разумные существа берут свое  начало
с Древних Веков.
     Здесь я  не  стану  рассматривать  или  подробно  останавливаться  на
анализе всех вариантов Мифа о  Творении.  Единственное,  что  хотелось  бы
отметить, так это то, что все версии этого Мифа сходятся в одном:  человек
появился в результате эксперимента, который с самого начала не  задался...
Просто бывает интересно подумать о том, что все люди - жертвы  несчастного
случая, который продолжает существовать.
     Древние Века продолжались восемь миллионов или восемь тысяч лет - это
зависит от того, кто об этом  рассказывает.  Они  начались  с  Творения  -
исторического события, реальность  которого  почти  никто  не  оспаривает.
Закончились они гораздо позднее, но это  только  моя  точка  зрения,  и  я
ожидаю, что найдется много охотников подвергнуть ее критике.
     Живым существам требуется немало времени на то, чтобы разобраться  по
видам, выявить отличительные черты, определить, кто является  разумным,  а
кто - нет, а также и то, какой мерой  оценивать  это  последнее  качество.
Требуется время и на то, чтобы выяснить, кто способен к общению, а кто  не
способен, а заодно и на то, чтобы решить: кто будет  бродить  по  лесам  с
копьем, а кто будет от этого копья спасаться. Кроме того, для тех существ,
для которых это особенно важно, некоторое время должно быть  истрачено  на
то, чтобы  организоваться.  Должны  быть  выстроены  деревни,  воздвигнуты
стены, определены границы, должна развиться торговля и  проложены  дороги,
должны  быть  созданы  государства  и  изобретены  спиртные   напитки,   в
частности, затем, чтобы люди, занятые тем, что  обманывают  других,  могли
одновременно  обманывать   самих   себя.   Взрыв   чьей-то   неуправляемой
гениальности породил институт аристократии. Это была на самом деле  просто
тщеславная мысль,  согласно  которой  обычный  акт  воспроизводства  якобы
является еще  одним  звеном  в  цепи  рождений  особых  людей,  наделенных
прирожденным правом указывать  всем  остальным  что  и  как  надо  делать.
Человечество всегда было до удивления  склонно  внимать  любой  белиберде,
произносимой с высоты конской спины.
     Не будет поэтому нарушением законов формальной логики предположение о
том, что лошади частично ответственны  за  те  болезни,  которые  поразили
человечество.
     Аристократия и лошадь четко поделили человечество  на  части.  Кто-то
утверждает, что в Древние  века  существовало  десять  королевств,  кто-то
настаивает на том,  что  их  было  двенадцать.  С  тех  пор,  однако,  как
двенадцать   королей   назвали   своими   именами   Двенадцать   Лун    и,
соответственно,  поделили  год  на  двенадцать  месяцев,   мы   сможем   с
уверенностью остановиться на этой цифре.
     Любопытнее  всего  то,  что  мы  не  располагаем  даже  сказаниями  и
легендами о том, что на протяжении  Века  Двенадцати  Королей  происходили
какие-нибудь конфликты и столкновения; ни одна настоящая война не возникла
и не прокатилась по миру. Вероятно, что в то время сама  идея  войны  была
для того периода слишком иррациональной и ужасной. Разумеется, уже тогда в
границах королевств время от времени вспыхивали шумные скандалы, да иногда
могучие герои-одиночки  отправлялись  в  поход,  чтобы  сразиться  хоть  с
чем-нибудь, что удастся найти, и найти в этом выход своему  боевому  пылу.
Сражения были редки - это была, однако,  разминка  в  преддверии  грядущих
великих битв. По  всей  видимости,  человеческое  воображение  было  тогда
прискорбно  недоразвитым,  однако  уже  в  те  времена,   согласно   нашим
сведениям, грозное будущее человечества уже  нет-нет,  да  и  сверкало  на
горизонте далекими зарницами.
     Во многих религиях утверждается, что боги  сказали  своим  творениям:
"Колесо Жизни совершенно, в нем есть все, что  необходимо".  Однако  затем
один младший бог, который в разных религиях выступает под разными именами,
наиболее общепринятое из которых - Ларн, повернул Колесо Жизни и обнаружил
его обратную сторону.
     Теперь это событие известно как Откровение Ларна:  Власть,  Алчность,
Эгоизм и Ненависть. Только после этого  в  руки  человечеству  попали  все
необходимые ингредиенты для того, чтобы начать Древние Войны.
     Бартог был великим волшебником раннего периода Древних Веков, который
отдавал всего себя изучению магии. Теперь его считают злым волшебником или
черным  магом,  однако  это  не  соответствует  тем  крупицам  достоверной
информации, которая дошла до нас с тех времен. Тогда добро и  зло  еще  не
заняли четких позиций по отношению одно к другому.  В  это  время  смутных
начал, когда многое только-только зарождалось, и Откровение Ларна  было  в
том  мире  всего  лишь  бутоном,  который  еще  должен  был  распуститься.
Существенным замечанием является и то,  что  в  самом  начале  Бартог  был
решительным и последовательным исследователем ментальной механики, но лишь
слегка поднявшимся над пониманием действия главных его рычагов.
     Говорят, что пытаясь углубить свое  исследование,  Бартог  много  лет
странствовал по миру до тех пор,  пока  не  обосновался  здесь,  в  Вейле,
который впоследствии стал называться Маунтинвейл в Королевстве  Новуса.  В
той его части, что ныне зовется Верхним Вейлом, он стал строить  замок  из
черных камней, расположенный у восточных склонов Макаабских  гор.  До  сих
пор в этом районе видны следы каменоломен, представляющие  собой  глубокие
прямоугольные каньоны на нижних склонах гор в районе Ревущей реки.  Работу
эту выполняли номены - гномы Макаабских гор, искусные инженеры,  строители
и каменотесы. К несчастью, их основным  недостатком,  что  характерно  для
всех номенов, является страсть к золоту. Бутон Откровения  Ларна  выбросил
первый лепесток. Видимо, Бартог щедро платил гномам, и работа продолжалась
многие годы, до тех пор, пока не был  воздвигнут  Черный  Замок  -  шедевр
гномьего инженерного искусства и резьбы по камню.
     Затем, заворожив  гномов  блеском  золота,  а  также  будучи  могучим
волшебником, Бартог  заколдовал  номенов  Макаабских  гор  и  заставил  их
служить себе.
     Трудно сказать, как удалось ему закабалить гномов. Гномы, хотя и сами
не  чужды  магии,  с  большим  недоверием  и  осторожностью  относятся   к
волшебству, которое не основывается на их собственных секретах,  и  потому
всегда бывают настороже.  Гномы  Стальных  гор  подозревают,  что  золото,
которое Бартог давал строителям в качестве платы, было заколдовано  и  эти
чары потихоньку накапливались с течением времени.  Другие  гномы  считают,
что сам Черный Замок обладал способностью завораживать и  пленять  гномов.
Некоторые при этом ссылаются на древнюю легенду номенов о Гномьем Камне  -
таинственном предмете, обладающем огромной властью, в котором  воплощается
темная сторона гномьей магии, и который, по их версии, возник  в  процессе
Творения. Однако, каковы бы ни были его средства,  но  цели  своей  Бартог
достиг. Гномы стали его рабами.
     Среди гномьего племени рабство  почитается  самым  отвратительным  из
всех зол. В данном случае хуже всего было то, что в рабство были  обращены
не столько тела, сколько умы и  души.  То,  что  произошло  дальше,  может
расцениваться как священная  война,  так  как  она  велась  уже  с  полным
осознанием того, что хорошо и что плохо, что такое добро и что такое  зло.
Поработив номенов гор Макааб,  Бартог  помог  вылупиться  аду;  союз  трех
племен номенов, противостоящий ему, стал повивальной бабкой  при  рождении
добра.
     Номены Стальных гор из восточного Вейла, номены Белых гор на севере и
номены Палана на западе - все они образовали союз, чтобы  бороться  против
Бартога и освободить своих братьев.
     До тех пор, пока не появятся сведения, которые могли бы  опровергнуть
это, мы можем считать, что это самый крупный конфликт из всех,  которые  к
тому времени успели произойти. И прежде случалось,  что  в  ярости  или  в
битве  кто-нибудь  принимался  размахивать  оружием,  то   там,   то   сям
происходили   мелкие   стычки   -   Откровение   Ларна   наверняка   этому
способствовало - однако впервые тысячи живых существ с одной  и  с  другой
стороны ополчились друг против друга, не видя  перед  собой  никакой  иной
цели, кроме окончательной и полной победы.
     Мир получил новое развлечение, чтобы скрасить свой  досуг.  Так  была
изобретена война.
     Говорят, что только в  Верхнем  Вейле  Гномья  Война  в  Маунтинвейле
продолжалась тридцать три года. Потери были огромны с обеих сторон. Бартог
бросил своих заколдованных  номенов  в  бой  против  собственных  братьев,
заставив их сражаться с полным самоотречением. Свободные номены бились  со
слезами на глазах; сначала это были слезы горя, потом они  превратились  в
слезы ярости. Рассказов об этой войне слишком много, чтобы  все  их  можно
было здесь привести, но все они одинаково печальны  и  мрачны.  Достаточно
упомянуть одну только  битву  у  Верхнего  Брода,  когда,  как  утверждают
легенды, за короткое время тела в доспехах  перегородили  реку  Солнечную.
Битва эта вошла в историю  под  названием  Битвы  Кровавого  Ручья  -  она
произошла в засушливый месяц Авгур, но по пересохшему руслу тек  настоящий
кровавый ручей. Можно  также  упомянуть  настоящую  историю  Пятидесяти  -
гномов из племени Стальных гор, которые будучи окружены на холме,  который
ныне  называется  Курган  Пятидесяти,  и  которые  уступали  противнику  в
численности один против десяти, тем не менее предложили Бартогу сдаваться,
отважно заявив, что земля, на  которой  они  стоят,  это  свободная  земля
номенов, и таковой она пребудет, ибо ей посвящены их жизни.
     В  конце  концов  натиск  на  Бартога  стал  чересчур  силен,  а  его
воины-рабы понесли столь значительные потери, что он вынужден был оставить
Черный Замок. С остатками своего воинства он отступил  к  горам  Макааб  и
занял там оборону в гномьих  пещерах.  Сам  Черный  Замок  был  немедленно
разобран по камешку, которые были раскиданы  и  закопаны.  Считается,  что
каждый кусочек Черного Замка связан в своей  могиле  гномьей  магией,  так
чтобы ни один из них никогда больше не увидел солнечного света. Над телами
павших номенов Макаабских гор был насыпан огромный погребальный холм. Холм
этот расположен в Верхнем Вейле, так как в то время  не  было  возможности
вернуть тела погибших в их  родные  пещеры  для  предания  их  ритуальному
сожжению. Благодаря неблагоприятному стечению обстоятельств, в  дальнейшем
этот холм не был вскрыт, павшие гномы не были  отправлены  в  свои  родные
пещеры под горами Макааб, и их души так и не обрели успокоения.
     И по сей день гномы очень неохотно путешествуют  по  Верхнему  Вейлу.
Они  до  сих  пор  опасаются  заклятий  и,  кроме   того,   считают,   что
непохороненный по правилам враг продолжает  оставаться  врагом  и  что  не
обретшие  покоя  духи  гномов  могут  быть  недоброжелательны  и   опасны.
Единственным исключением из  этого  правила  является  Курган  Пятидесяти,
который гномы охотно посещают, где они чувствуют себя спокойно и  где  они
воздают  почести  погибшим.  На  протяжении  двух  тысячелетий  это   была
свободная земля номенов.
     Бартог и его заколдованные воины продолжали удерживать чертоги гномов
под горами Макааб. Великая Рать Трех  Гномьих  Армий,  как  называли  себя
свободные гномы, не смогла проникнуть туда. Несмотря на то, что устройство
гномьих пещер повсюду одинаково, каждое племя  гномов  или  группа  кланов
обладает своими собственными,  присущими  только  ему  способами  обороны.
Тысячи номенов Макаабских гор пали, защищая Черный  Замок,  однако  же  их
оставалось вполне достаточно, чтобы удерживать  свои  родные  пещеры.  Три
армии, попытавшись штурмовать пещеры, понесли такой значительный урон, что
вынуждены были отступить.  Единственное,  что  они  могли  -  это  держать
Макаабские горы в блокаде. Любопытно и беспрецедентно то, что с юга  им  в
этом помогали эльфы Зеленых гор.
     Эльфы придерживались совершенно иной тактики ведения боя. Если номены
предпочитали сражаться, сойдясь с противником вплотную, прикрываясь  щитом
и орудуя топором, мечом, молотом или всем, что попадало под руку, то эльфы
редко участвовали в такого рода сражениях. Лук и стрелы были тем  оружием,
которому они отдавали наибольшее предпочтение. Их стрелы отыскивали цель и
по одной, и летя опустошительной тучей, словно град. Отряды войск Бартога,
отважившиеся на вылазки в южном направлении, либо пропадали,  либо  бывали
обнаружены лежащими вдоль дороги, причем каждый был убит стрелой, попавшей
в правый глаз. Иногда они сбивались с пути, начинали плутать и,  уверенные
в том, что продолжают двигаться на юг, заходили далеко на север.  По  всей
видимости, эльфы в отличие  от  гномов  не  имели  никаких  особых  причин
прибегать к собственным магическим приемам.
     В последние годы Бартог укрепил свои позиции в горах и затеял крупный
строительный проект. Он решил превратить то, что ныне известно под  именем
Скалы-Замка,  в  неприступную  цитадель,  используя  для  этого   труд   и
мастерство все тех же заколдованных им номенов.
     Древние Века заканчиваются  Древними  Войнами.  О  них  нельзя  точно
сказать, что они начались такого-то определенного числа такого-то  года  и
продолжались вплоть до какой-то конкретной даты. Столкновения продолжались
на протяжении сотен лет, быть может  -  тысячелетий:  один  король  против
другого, другой против третьего. В конце концов все это вылилось  в  закат
эры Древних Королей, в исчезновение самих королей и в придачу -  в  гибель
значительной части населения.
     "Древние  Войны"  -  не  совсем  точный  термин.  Он  заставляет  нас
представить себе, будто вся земля одновременно пылала, каждый выбирал себе
сторону,  на  которой  будет  сражаться,  всецело   отдаваясь   достижению
собственной цели. Это не так. Вместо этого имело  место  просто  частое  и
повсеместное  возникновение  военных  конфликтов  и  многих  войн,  словно
упорный лесной пожар, который снова начинается то на одной  сопке,  то  на
другой, стоит только подуть несильному ветру. Противостояние войск Бартога
и Великой Гномьей Рати было лишь одним из очагов этого пожара. Но в  конце
концов  получилось  так,  что  огонь  прошелся  по  всей  земле.  Разумные
существа, принадлежащие к разным культурам - все они в конце  концов  были
вынуждены выбрать, за что и на  чьей  стороне  они  будут  драться.  Люди,
которые очень любят представлять свои идеалы в упрощенном виде (и которые,
кстати, написали больше всего исторических  трактатов),  отразили  Древние
Войны в виде битвы добра со злом. Более упрощенной трактовки событий  мне,
признаться,  встречать  не   приходилось,   но   этой   концепцией   можно
воспользоваться в качестве скелета, на котором наращивала  свое  мясо  эта
своеобразная эпоха. Здесь я не собираюсь вдаваться в дискуссию  по  поводу
истинной природы добра и зла. Представляйте их себе так, как вам  хочется,
какими они всегда были, какими они есть сейчас и какими всегда будут. Этот
вопрос сугубо индивидуален.
     Древние Войны извлекли на свет существа, которые до той поры  жили  в
совершенной изоляции. Существует  предположение,  что  эти  мрачные  твари
устрашающего вида и коварного  поведения  были  первыми  игрушками  богов.
Возвращенные из забытья, главным образом для того,  чтобы  служить  вождям
злых сил,  они  являли  собой  образцы  грубой  и  жестокой  силы,  больше
физической, нежели ментальной, и не имели никакого представления о  плохом
и хорошем, о зле и добре.  Приведенные  в  движение  используемой  во  зло
магией, а также воодушевленные Откровением Ларна, они появлялись  в  мире,
сея ужас и смерть. Целые армии невероятных чудовищ  выступили  против  сил
добра, и с тех пор повелось, что любую тварь непривычного вида и поведения
разумные  существа  встречают  со  страхом  и  враждебностью.  Именно  эти
существа явились основой, на которой выросли представления о Темном мире -
обратной стороне волшебства.
     Откровение Ларна совратило многих ученых и  мудрецов,  в  особенности
принадлежащих роду людей. Заманчивые обещания Власти, Богатства, Эгоизма и
Ненависти оказались слишком притягательными для слабых духом - прискорбно,
но чары не потеряли своей силы и поныне.
     Уступая в численности тем, кто принял сторону добра,  сторонники  зла
совершенствовались  в  овладении  теми   силами,   которые   со   временем
становились все меньше и меньше понимаемы. Термин "черная магия"  появился
для описания энергии, направленной на злые дела. И хотя  маги,  колдуны  и
волшебники также сражались и на стороне  добра,  чтобы  противодействовать
злу, однако любопытно, что большая магия первоначально  была  употребляема
во зло. Это и понятно: разрушать гораздо легче, чем что-то создавать.
     Нравственный выбор - один из самых трудных.  К  несчастью,  мораль  и
нравственность не слишком высоко оцениваются среди прочих качеств, которые
помогают  жить  на   свете.   Разумные   существа   постоянно   раздираемы
противоречием, словно что-то тянет их одновременно  в  двух  направлениях:
внутрь и наружу, к себе и к  другим.  Те  люди,  чьи  главные  интересы  и
желания направлены исключительно на самих себя, оказываются заперты внутри
стен своего собственного стяжательства.  Чрезмерная  сосредоточенность  на
самом себе, наносящая ущерб остальным, обращается во зло.  Горько  видеть,
когда разумные существа высоко  ценят  ущербные  личности  и  пренебрегают
настоящим, твердым характером. Еще более печально то, что  большинство  из
них  даже  не  подозревает  о  существующем  дисбалансе,   о   собственной
однобокости, и с яростью набросятся на вас, словно  дикие  коты,  если  их
обвинить в этом.
     Эпоха Древних Войн была эпохой, когда нейтралитет был  не  в  большом
почете. Главный принцип был прост: "Если ты не наш, значит, ты чужой". Это
сберегало мыслительные усилия и позволяло  сберечь  время  -  кроме  всего
прочего, ведь надо было еще и сражаться.
     Пока гномы и эльфы удерживали блокаду гор Макааб, люди  Вейла  ковали
оружие и уходили служить королю. В то время  Вейл  находился  под  властью
короля Новуса, это он выстроил замок к востоку от деревни и  возвел  башню
на утесе в том месте, где сливались Солнечная  и  Бешеная  реки.  Эти  две
крепости обеспечивали полный контроль над движением через Вейл в  западном
и восточном направлениях, и хотя прежде Бартог уходил от открытой стычки с
войсками короля, то теперь столкновение стало неизбежным.  Первая  крупная
стычка с участием людей известна теперь как Битва Двух Рек.
     Каким-то образом, то ли вызванная Бартогом, то  ли  посланная  кем-то
ему подобным, огромная армия омерзительных тварей  проникла  с  востока  в
долину Вейла и попыталась с боями проложить себе путь к  Скале-Замку.  Это
были сутулые, прямоходящие существа родом оттуда, что мы  теперь  называем
Темным миром - обратной стороной волшебства. Это были  твари,  не  имевшие
никакого имени до тех пор, пока не возникла нужда их хоть как-то  назвать.
Гоблины, богли, людорки, огры, тролли, баганы, людоеды  -  любое  из  этих
названий существ Темного мира подходит к ним, потому  что  не  отыщется  и
двух бестиариев, которые назвали бы одну и ту же тварь одним именем. Люди,
эльфы и гномы вышли на битву с ними сообща - в такой ситуации нельзя  было
оставаться разъединенными. Из тысяч тварей, которые шли на  подмогу  силам
Бартога, только несколько, жестоко израненных, сумели добраться до гор.
     Гномьи легенды повествуют о страшной схватке - о том, как реки  текли
розовые от пролитой крови, о том, как  тела  друзей  и  врагов  лежали  на
берегах и на отмелях, словно  плавник,  выброшенный  на  берега  разливом.
Нисколько не преувеличивая, эти легенды рассказывают о  том,  что  человек
мог пройти от Внешнего Вейла до подножья  гор,  ступая  только  по  трупам
гномов, эльфов, людей и чудовищ. Мертвые тела  плыли  по  реке  Солнечной,
словно зимний лед - одним сплошным полем, а река, которую теперь  называют
Бешеной,  словно  вообще  не  текла,  как   ледяным   панцирем   скованная
громоздящимися друг на друга телами. Король Новус пал возле  замка  и,  по
преданию, был похоронен  на  том  месте,  где  испустил  последний  вздох.
Существующие сказки и легенды настаивают, что на протяжении столетий  духи
погибших бродят по Среднему Вейлу, и даже  в  настоящее  время  редко  кто
отваживается, из  храбрости  или  безрассудства,  передвигаться  ночью  по
дорогам, пролегающим в непосредственной близости к рекам и в особенности -
когда промозглый туман поднимается от воды и ложится вдоль берегов.
     Пока война полыхала где-то в других краях,  принося  в  долину  Вейла
одни лишь страшные  слухи,  Бартог  совершил  еще  одно  страшное  деяние.
Забавляясь с элементами самой жизни,  при  помощи  страшных  заклинаний  и
невообразимых приемов он  создал  расу  омерзительных,  страшных  чудовищ,
извращенную помесь гномов  и  существ  Темного  мира.  Эта  гнусная  тварь
оказалась настолько гадкой, что не унаследовала ни  одного  замечательного
свойства гномьего племени. Творения Бартога стали  называться  гульгенами,
что в переводе с языка номенов означает  "выродок"  и  "мерзкий  выкидыш".
Чтобы понять всю глубину чувств, спрятанных  за  этим  словом,  достаточно
припомнить жгучую ненависть гномов к этим тварям, граничащую с фанатизмом.
Для гномов иметь такого  "родственника"  является  страшным  оскорблением,
таким, что человек не в состоянии понять до конца всю его глубину.
     Считается, что гульгены были настолько  отвратительны  даже  сами  по
себе, что их  постоянно  снедала  острая  ненависть  ко  всему  живому.  В
последующие годы Бартог насылал гульгенов на гномов, на эльфов и на людей,
и каждый раз происходило жестокое сражение. Гульгенам полагалось  питаться
только тем, что они смогут добыть в бою.  Номены  и  эльфы  однажды  вышли
навстречу одному из  отрядов  этих  тварей,  спустившемуся  с  гор,  чтобы
совершить  очередной  грабительский  набег.  Говорят,  что  они  бились  с
яростью, и даже воды  реки  Стад  стекали  в  долину  таким  омерзительным
потоком, в котором смешались и кровь гульгенов, и флюиды истекающего с гор
зла, что одно прикосновение к этой воде означало немедленное сумасшествие.
Отсюда возникло название - Бешеная река.
     Эльфы утверждают, что  в  конце  концов  гульгены  обратились  против
своего создателя. Гномы полагают, что чары, сковавшие  номенов  Макаабских
гор, были каким-то образом разрушены, и тогда они напали на гульгенов и на
всех темных тварей.
     Что бы там ни произошло - навряд ли мы  это  когда-нибудь  достоверно
узнаем - но в горах разразилась страшная  битва.  Когда  она  закончилась,
вдруг наступила пугающая тишина. Номены трех союзных армий исследовали все
известные им входы в  гору,  причем  многие  были  убиты  магическими  или
механическими ловушками. В гномьих пещерах  они  обнаружили  остатки  банд
гульгенов и дали им последний и  решительный  бой.  Они  также  обнаружили
выживших гномов Макаабских гор и отвели  их  в  свои  пещеры,  но  слишком
глубоко проникать в подземные чертоги гномы  не  решились.  Миазмы  зла  и
страх перед черной магией оказались  настолько  сильны,  что  номены,  для
которых при обычных условиях не  может  служить  преградой  даже  каменная
стена, отказались от  дальнейших  попыток  проникнуть  в  мрачные  глубины
подземелий  и  обширных  пещер.  Старые  гномьи  пещеры  были  замурованы,
остались только несколько проходов и тайных лазов, необходимые для дозоров
и патрулей.
     Гномы - очень практичный народ,  не  слишком  подверженный  суеверным
страхам, однако среди них упорно циркулируют слухи и легенды  о  том,  что
Бартог якобы спит под горами волшебным сном.
     Древние Войны закончились, в мире воцарилось неустойчивое равновесие.
Добро одержало победу почти на всей территории суши, зло было  загнано  на
пустыри и в укромные уголки. На протяжении целой тысячи лет ни одна  армия
не маршировала по дорогам, чтобы сойтись в битве с другой  армией.  Оружие
звенело и смерть свободно разгуливала лишь по  ночам,  по  обочине  темных
дорожек. Видно, мечи слишком уж хитро устроены, чтобы по ним не  тосковала
человеческая рука и человеческая природа.
     И мерзкие твари тоже разгуливали по ночам.
     Этот период неустойчивого мира называется  Старым  Веком,  или  Веком
Двенадцати Королевств, так как в то время их уже точно было двенадцать.  С
начала этого века мы ведем свой календарь.
     Короли снова правили, барды распевали  о  героических  подвигах.  Как
только дороги понемногу стали  более-менее  безопасными,  снова  оживилась
торговля и земля стала процветать. Зло продолжало таиться в ночи,  маячить
во мраке крадущимися тенями,  проявляться  в  недоверии  между  различными
расами, но добро все же торжествовало повсеместно. Закон и  порядок  стали
правилом,  все  разумные  существа  остерегались  возвращения  к  хаосу  и
смятению.
     Каждый старался жить настолько счастливо, насколько это позволяли ему
его собственные недостатки. Возможно, что в Вейле  это  получалось  лучше,
чем в других местах, ибо сотрудничество существ,  принадлежащих  к  разным
культурам, в борьбе против  общего  врага  привело  к  появлению  в  Вейле
необычного союза трех рас.
     Это был союз, который  мог  оказаться  крайне  полезным  в  ближайшем
будущем, так как то,  что  мы  обычно  называем  "миром",  на  самом  деле
является подготовительным периодом перед началом новой войны.
     Вдоль западной границы Вейла крутым островом страха протянулись  горы
Макааб. Номены Палана стерегли этот остров с запада, номены Белых гор -  с
севера, номены Стальных гор - с востока, а эльфы Зеленых гор - с юга. Даже
охотники не забредали в эти  угрюмые  районы.  Только  вооруженные  дозоры
изредка пробирались по одним им известным тропам.
     Однако люди, крайне заинтересованные в развитии торговли, не  слишком
обращали внимания на  старые  сказки  и  призраки  давно  умерших  гномов.
Гораздо больше их беспокоило  то,  что  они  терпели  убытки  и  не  могли
заработать столько золота, сколько им хотелось. Предания глубокой  старины
ветшали и покрывались пылью забвения, в то время как золото засверкало еще
ярче и привлекательнее.  Одиночные  фургоны  торговцев,  пробирающиеся  по
грязи скверных дорог скоро превратились в караваны и обозы,  дороги  Вейла
впервые почувствовали на себе окованные железом колеса огромных  фургонов.
Первое  время  товары  через  перевал  доставляли   небольшими   партиями,
навьюченными на нескольких мулов, но когда не произошло ничего страшного и
сверхъестественного, если не  считать  двух-трех  вывихнутых  ног,  дорога
Бартога, достигавшая только до Скалы-Замка, была продолжена дальше,  через
перевал, на широкие западные  равнины  Палана.  Так  постепенно,  этап  за
этапом, лига за лигой складывался Великий Западный торговый путь. Перевал,
естественно, стал называться Проходом у Замка.
     Чуть ниже верхней точки перевала, в том месте, где  дорога  совершала
первый поворот перед началом спуска в долину Вейла, небольшая скала слегка
выдается из массивного тела утеса. Она называется Восточным Бастионом.  Ее
усеченная вершина, называющаяся Восточной Башней, еще  усиливает  сходство
со  старинным  крепостным  сооружением.  Внутри  эта  скала   вся   изрыта
тоннелями,  коридорами  и  комнатами,  в  которые   можно   проникнуть   с
естественной площадки у поворота дороги. По-видимому, это таким-то образом
связано  с  тем,  что  когда-то,  как  предполагают,  здесь   располагался
сторожевой дозор воинства Бартога. Вплотную к  лицевой  части  этой  скалы
было выстроено деревянное двухэтажное здание. Путешественники  и  торговцы
прозвали его Остановкой, и в этом качестве  оно  функционировало  довольно
долгое время. Говорят, что оно обитаемо. По моему  мнению,  если  какое-то
место и заслуживает того, чтобы в нем жить,  так  только  это  -  во  всех
Макаабских горах".

     Кевин обильно исходил потом, отрабатывая  на  верхней,  тренировочной
площадке казарм сегодняшнюю порцию  обязательных  ежедневных  фехтовальных
упражнений. После вчерашнего визита к Экклейну он все еще чувствовал  себя
несколько озадаченным, его внимание рыскало по сторонам, как  потерявшийся
щенок, и никак не  хотело  сконцентрироваться  на  упражнениях.  Несколько
мгновений назад Кевин заметил Слит, пробирающуюся  в  тени  Юго-восточного
бастиона. Девушка то исчезала, то вновь  появлялась,  словно  демонстрируя
свои особые способности. Теперь же она стояла поблизости, опершись о стену
спиной, и улыбалась, олицетворяя собой  тот  самый  призрак  Поражения,  о
котором его предупреждал в академии Сэнтон.  Призрак  Поражения  только  и
ждал, чтобы Кевин допустил ошибку.
     - Я бы на твоем месте посильнее поддала вон тому, третьему чучелу!  -
крикнула она наконец, в интонации ее голоса чувствовалась улыбка.  -  Оно,
похоже, слегка оправилось...
     Услышав язвительное  замечание,  Кевин  только  крепче  сжал  зубы  и
принялся парировать серию воображаемых ударов очередного манекена.
     - Ты всегда тренируешься столь  самозабвенно?  -  снова  улыбнувшись,
поинтересовалась Слит.
     - Зато ты, наверное, вообще никогда не тренируешься, - отвечал Кевин.
- Ты просто прокрадываешься в темноте и берешь что нужно.
     - Я все время практикуюсь, - скромно потупилась Слит.
     - Полагаю, что так, - заметил Кевин.
     - Кевин из Кингсенда! - раздался  еще  один  голос,  резкий  баритон,
который отличался от мягкого музыкального голоска Слит. Кевин  повернулся,
вытирая заливающий глаза пот. Если бы невысокая фигура не  вышла  из  тени
дальнего лестничного пролета, он мог бы  даже  не  заметить  ее.  Это  был
Бестиан, литтлер из Стражи. Он приближался быстрой солдатской походкой.
     - Мы уже встречались, - заявил он Кевину. - Шериф Гаскин просил  меня
присоединиться к вашей компании.
     Кевин  внезапно   припомнил   свой   вчерашний   вопрос   по   поводу
разношерстности таких отрядов, который он задавал  Экклейну.  Видимо,  это
воспоминание вызвало на его лице такое выражение, что Бестиан  выпрямился,
а его голос стал жестче:
     - Я все-таки уверен, Кевин из Кингсенда, что у тебя существует  явное
предубеждение против маленького народа.
     - Уверяю тебя, Бестиан Таскер, что дело вовсе не  в  этом.  Просто  я
огорчен тем,  что  шериф  продолжает  воплощать  в  жизнь  свой  план,  не
советуясь ни с кем, кроме самого себя.
     - Он всегда так делает.
     - Я пытался пошутить.
     - Я тоже. - Бестиан некоторое время рассматривал Кевина с улыбкой  на
маленьком лице.
     Кевин на мгновение замялся:
     - У меня не было возможности сказать тебе... Я очень сожалею о смерти
Викета.
     Бестиан кивнул:
     - Он был хорошим и храбрым товарищем. А сейчас мне надо идти в дозор.
Поговорим позже, - он повернулся, прямой как палка, и пошел к лестницам.
     - Привет, Слит, - бросил он на полдороги. - Ты в  тюрьму  или  только
что оттуда?
     -  Я  просто  решила  подождать  здесь,  чтобы  не   вынуждать   тебя
разыскивать меня по всему городу.
     - Это разумно с твоей стороны.
     - Я стараюсь, Бесстрашный!
     Кевин с удивлением  уставился  вслед  уходящему  литтлеру.  Их  отряд
становился прелюбопытнейшим собранием людей.
     Слит слегка рассмеялась:
     - Что ты так  глядишь,  Кевин?  Этот  маленький  медвежонок  способен
вырвать дракону когти на передних лапах. Он  дважды  задерживал  меня.  Во
второй раз все произошло очень просто. Я сумела обогнать его  на  двадцать
шагов и запереться в  камере.  А  первый  раз  я  что-то  помню  не  очень
отчетливо... - она улыбнулась в том  направлении,  куда  ушел  Бестиан.  -
Теперь, когда я знаю, что с нами идет Бестиан, я чувствую себя  в  большей
безопасности. Он настоящий боец.
     Вместо ответа Кевин яростно атаковал один из манекенов. Сталь  клинка
загудела, врубаясь в твердый дубовый шест. Внезапно он прервал упражнение.
     - Бестиан... - он нахмурился. - Ты назвала его Бесстрашным?
     - Его все так зовут.
     В памяти всплыли странные буквы, нацарапанные  на  отвесной  каменной
стене: БеСТр - Бестиан Стоунволл Таскер?..

     Кевин, Балак, Слит и  Бестиан  обедали  в  таверне  "Знак  Танцующего
Поросенка". Слит рассказывала анекдот, и при всей своей  к  ней  неприязни
Кевин не мог сдержать улыбки - Слит очень удачно передразнивала  акцент  и
манеру речи местных жителей.
     "Жил да был один человек в Верхнем Вейле. Однажды он купил  в  городе
несколько цыплят и увез к себе  на  ферму.  Но  через  несколько  дней  он
вернулся, чтобы купить новых цыплят, а в следующей декаде он снова приехал
в город и купил еще.
     - Интересно, что ты делаешь со всеми этими  цыплятами?  -  спросил  у
него продавец.
     - Ну, видишь ли, они просто дохнут как мухи, вот как, -  ответил  ему
верхневейлец.
     - Как же это может быть? - спросил продавец. - Те цыплята, которых  я
еще не продал - они все в полном порядке, сам погляди!
     Житель Верхнего Вейла нахмурился, поскреб в затылке, и говорит:
     - Действительно... может быть, я их слишком глубоко сажаю?"
     Все покатились со смеху, один лишь Балак хмуро посмотрел на  Слит.  К
большому удивлению Кевина, Бестиан и Балак держались  друг  с  другом  как
старые товарищи; часто, разговаривая друг  с  другом,  они  переходили  на
диалект номенов, который звучал как низкое горловое рычание и хрип;  Кевин
понимал едва ли одно слово из десяти. В таких случаях Слит бросала на  них
сердитый взгляд и подмигивала Кевину, сверкая глазами. Она обладала весьма
острым и озорным языком, а ее  развитое  чувство  юмора  требовало,  чтобы
вместе с ней веселились и другие. Бывало, Балак и  Бестиан  говорили  друг
другу что-то на грубом языке гномов, и Слит тут же издавала горлом громкий
и  противный  скрипящий  звук,  а   потом   притворялась,   будто   просто
поперхнулась.
     - Ах, это мясо  гораздо  вкуснее,  если  его  хорошенько  промыть!  -
заявила она внезапно, явно намекая на булькающие звуки гномьего  языка,  а
затем сосредоточила все внимание на стоящем перед ней блюде,  в  то  время
как Балак многозначительно замолчал. Они говорили о чем угодно - о погоде,
о городе, о долине, о  наводнении,  словом  -  обо  всем,  за  исключением
предстоящей  вылазки  в  горы.  Шериф   пригрозил   всем   им   серьезными
последствиями, если в городе вдруг станет известно об их плане. Постепенно
Кевин привык к обществу Слит и начинал выносить ее присутствие. Во  всяком
случае ему больше не хотелось немедленно зарубить ее мечом. Но  -  женщина
или мужчина - она все же была воровкой. Ему вовсе не хотелось,  чтобы  его
спину прикрывала женщина. Его очень  раздражала  ее  способность  внезапно
исчезать и внезапно появляться. В своем поведении и в своих  реакциях  она
была непредсказуема, и Кевин, считая, что на все эти качества он не мог бы
полностью полагаться, снова спросил шерифа, способна ли Слит,  по  крайней
мере некоторое время, хранить их план в секрете.
     - Мне кажется, что наш план будет таким же секретом, как  то,  что  в
"Свином Рыле" подают кислый эль, - сказал он.
     - Слит будет делать то, что лучше для самой Слит, - сказал ему  тогда
шериф. - Поверь мне, сейчас она уверена, что для  нее  будет  лучше  всего
держать свой ротик на замке.
     - Все равно мне это не очень нравится, и я ей не очень доверяю.  Если
там, наверху, что-нибудь произойдет не так, то я, как  говорили  у  нас  в
академии,  стану  искать  мою   подходящую   виселицу,   чтобы   вздернуть
виноватого.
     - Вот еще один довод в пользу того, чтобы  с  вами  шел  Бестиан.  Он
знает Слит очень хорошо. Если только у тебя нет никаких сомнений по поводу
его качеств.
     - Нет...
     - Ты что-то не слишком уверен в своих словах. Ну что ж, придется  мне
тебе рассказать. Прежде чем поступить в стражники, он был охотником, и  он
был очень хорошим охотником! Он мог попасть из своего арбалета в  игольное
ушко и, ни минуты не колеблясь, бросился бы на медведя с одним  ножом.  Но
он любит  все  делать  по-своему.  Не  жди,  что  он  станет  сражаться  с
противником лицом к лицу, пытаясь выяснить, кто лучше владеет мечом.  Лишь
только начнется что-нибудь подобное, он  исчезнет  из  виду  быстрее,  чем
Слит, но если ты будешь внимателен, то услышишь  за  углом  или  в  кустах
какую-то возню. Пару лет назад здесь было двое  отчаянных  рубак,  которым
казалось очень смешным, что литтлер служит в Страже. Они собирались кинуть
его в реку, но вместо  этого  им  пришлось  поковылять  прочь  из  города,
обогатив свой жизненный опыт кое-какими новыми сведениями о литтлерах.
     Теперь же Кевин наблюдал, как Бестиан и Балак  смеются  над  какой-то
шуткой, и жалел, что не может понять их язык. "Язык номенов", - уточнил он
про себя. В этот момент человек, сидевший за соседним столом спиной к ним,
поднялся и, ощупывая себя, принялся жаловаться своим товарищам, что у него
пропал кошелек. Сидевшие с ним за столом принялись потешаться.
     - Ох, Ивэн, все понятно. Ты опять посеял деньги. Эта грустная история
способна растрогать даже каменное сердце. Жаль, я слышу  ее  не  в  первый
раз.
     - Да, Ивэн,  твой  кошелек  -  как  ленивая  собака.  Когда  для  нее
находится дело, она как раз где-то прячется.
     - Но он был у меня с собой! - возражал Ивэн. - Говорю вам, вот здесь,
на поясе! - он еще раз поглядел под столом, затем с подозрением  уставился
на Слит и на Бестиана, которые сидели к нему спиной.
     - В последнее время развелось слишком много  ворья,  любых  цветов  я
размеров! - сказал он чуть громче, чем следовало.
     Бестиан повернулся к нему и, слегка нахмурясь, смерил его взглядом  с
ног до головы.
     - Я из Стражи, парень. Так что поищи своих воров в другом месте.
     - Буду искать, где мне нравится! - Ивэн заглянул под стол, за которым
сидели Кевин и Бестиан. - Я-то знаю, что он у меня был!
     Слит наклонилась назад и тоже принялась глядеть под столом  и  шарить
там ногами.
     - Это не он? - спросила она, извлекая из-под стола  потертый  кожаный
кошелек. В кошельке что-то звякнуло.
     - Он! Вот он, оказывается где!
     Слит, улыбаясь, кинула кошелек хозяину.
     - Наверное, он просто завалился в тень.
     Прежде чем снова вернуться к недопитой кружке с элем. Слит  незаметно
подмигнула Кевину и слегка передернула плечами.
     Балак, который неотрывно смотрел на нее, вдруг повернулся к Кевину  и
громко сказал:
     - Мы идем бороться с ворами, а тащим одного с собой!
     Кевин поднял руку и сделал ему знак  говорить  потише.  Балак  умерил
свой бас до неразборчивого гула.
     - Этот главарь разбойники - Сандер называется, да?
     - Сандер, - кивнул Кевин.
     - Да! Сандер еще называется Паудук. Это имя  один  очень  старый  дух
номенов. Означает - "Тот, который заставляет скалы падать".
     - Откуда ты знаешь об этом?
     - Знаю, - Балак заворчал.
     Бестиан заговорил с ним на гномьем языке и получил короткий ответ.
     - Он говорит, что это секрет гномов, - пояснил он.
     Слит негромко рассмеялась:
     - Гномьи секреты очень широко распространены. Я знаю главный:  всякий
раз, когда гном не хочет отвечать, он утверждает, что это - гномий секрет!
     Балак поднял вверх узловатый, как ветка красного дуба, палец и  ткнул
им в Слит.
     - Сейчас ты узнаешь еще один секрет, воровка!
     Слит в притворном испуге  отшатнулась  назад,  выставив  перед  собой
раскрытые ладони:
     - Успокойтесь, добрейший Балак! Я просто... - она не договорила.
     Ее глаза внезапно расширились и уставились на, что-то, находящееся за
спиной Кевина. На лице ее возникло такое изумленное выражение,  что  Кевин
немедленно повернулся,  машинально  пригнувшись.  Все  в  зале  застыли  -
служанка замерла на полушаге с разинутым ртом, фермер в углу поднял кружку
к губам, и теперь эль тек  у  него  по  подбородку,  еще  один  крестьянин
неподвижно застыл с недоеденной куриной ножкой во рту.  В  дверях  таверны
стояла женщина с собакой.
     Они оба были белыми. Ослепительно белыми. Элегантный и ослепительный,
этот цвет резал глаза даже в полумраке задымленной таверны.
     Женщина стояла широко расставив ноги в высоких кожаных сапогах белого
цвета. Белая туника из  тонкого  полотна  опускалась  до  середины  бедер.
Поверх нее была надета подпоясанная  сверкающая  кольчуга.  Тяжелый  белый
плащ, отороченный черным и красным, свисал с прямых  плеч.  Отполированный
до зеркального блеска небольшой щит с изображением бычьей головы  небрежно
свисал с левого предплечья.  На  запястье  правой  руки  висела  на  ремне
небольшая  булава  с  рукояткой  бледно-серого   цвета   и   с   блестящим
набалдашником наверху, словно сделанного  из  куска  самородного  серебра.
Светлые волосы обрамляли лицо незнакомки словно капюшон, свободно ниспадая
на спину. На ней был надет треугольной формы брелок - алый рубин в оправе,
усеянной ониксами. Женщина была очень красива, но бесстрастным  выражением
лица походила скорее на мраморную статую, чем на живого человека. Она была
высокого роста, но ее величественная неподвижность  делала  ее  еще  выше.
Темные глаза, в которых не видно  было  даже  зрачков,  время  от  времени
вспыхивали  сверхъестественным  сиянием.  Глаза  смотрели  в  пустоту   и,
казалось, ничего не видели.
     Глаза  пса,  напротив,  казалось,  видели  всех  сразу  и  каждого  в
отдельности.  Они  были  неестественно  прозрачны  и  слегка  раскосы,  но
пронизывали каждого буквально насквозь. Это был огромный  пес,  белый  как
снег, который стоял, низко пригнув лобастую голову, как делают волки.
     - Я ищу Кевина  из  Кингсенда,  -  произнесла  женщина  в  мертвенной
тишине. Ее голос, как и лицо, ничего не выражал, но был чист и  прозрачен,
как звук серебряного рожка.
     Ни один человек не пошевелился.
     Ее рассеянный взгляд  словно  нехотя  обежал  зал  и  остановился  на
Кевине. У Кевина от этого взгляда по коже побежали мурашки, и он  осознал,
что продолжает стоять вполоборота к двери, причем  его  тесак  оказался  в
довольно неудобном положении. В случае необходимости выхватить его было бы
нелегко.
     - Вот он, - женщина утвердительно качнула головой.
     Взгляды всех присутствующих немедленно обратились к Кевину. Он мигнул
и повернулся к остальным.
     - Разве на мне что-нибудь написано? - спросил он  у  Бестиана  и,  не
получив ответа, повернулся к женщине: - Да, это я.
     Женщина сделала несколько шагов и оказалась возле стола. Пес следовал
за ней.
     - Мое имя - Альбина, - она сделала ударение на первом слоге.  -  Я  -
Приоресса Баалаба-мстителя. Я должна участвовать в вашем походе против сил
зла.
     Балак завозился на скамье и проворчал:
     - Это секрет, однако.
     - Я дала страшный обет, - продолжал звенящий голос, - с тобой,  перед
тобой, позади тебя, рядом с тобой - я стану сражаться  с  этим  злом,  ибо
Баалаб избрал меня для этого  и  дал  мне  необходимую  решимость.  Баалаб
истинно говорит, что "либо живешь в добре, либо умрешь во зле!" Я -  всего
лишь жалкий инструмент его ужасной воли!
     По комнате пронесся легкий шелест, словно все одновременно вздохнули.
Кевин поднял ладонь, чтобы остановить ее:
     - Не могли бы мы поговорить об этом чуть  позже?  В  казармах  Стражи
завтра утром?
     По женщина как будто не слышала его:
     - Я обладаю такими способностями и повелеваю такими  силами,  которые
могут помочь тебе. Я умею распознать зло и его коварные ловушки, какими бы
они ни были. Я умею лечить раны и  болезни,  я  могу  снимать  и  наводить
порчу. Я могу благословить, а могу проклясть. И... - тут она подняла вверх
руку, - с могучей помощью великого Баалаба  я  могу  при  помощи  заклятая
оживлять мертвых!
     Некоторое время в  таверне  стояла  гробовая  тишина.  Затем,  словно
последнее  из  перечисленных  заклятий  внезапно   сработало,   неподвижно
сидевшие  посетители  таверны   вскочили.   Сначала   несколько   отважных
храбрецов, отшвырнув стулья, бросились к дверям, а за ними, словно  горный
обвал, сметая все на своем  пути,  ринулись  все  остальные.  Перевернутые
стулья и скамьи, опрокинутые столы, сброшенная на пол посуда и  утварь,  -
казалось, здесь пронесся смерч или ураган. В дверях, выходивших на улицу и
на аллею, образовалась свалка, так как они вдруг оказались слишком узкими.
Никто не  осмеливался  заговорить  -  люди  только  старательно  сопели  и
бранились вполголоса, прокладывая себе путь наружу.
     В таверне остались только Кевин, Балак, Бестиан и Слит, да  еще  двое
оцепеневших от ужаса фермеров, которые сидели в углу  и  путь  отступления
которым  теперь  был  отрезан.  Кевин  внезапно  понял,  что  разглядывает
незнакомку, широко раскрыв рот. Смутившись, он немедленно его  закрыл.  Из
задней комнаты показался хозяин таверны, вытиравший грязным фартуком руки.
Его лицо  налилось  пунцовой  краской  гнева,  а  сам  он  был  огромен  -
совершенно одинаков в высоту и в ширину.
     - Ваш приход обошелся мне в кругленькую сумму, ваша милость, -  начал
он решительно, однако по мере  того  как  он  приближался,  он  шагал  все
медленнее,  а  пыл  его  угасал.  Альбина  разглядывала   его   совершенно
равнодушно, в то время как пес слегка зарычал. Хозяин таверны  остановился
и нервно облизал губы, беспомощно оглядываясь на всю  четверку,  словно  в
поисках поддержки.
     - Я пришла сюда по воле Баалаба, - сказала Альбина,  -  но  если  это
потревожило твоих покупателей и  нанесло  тебе  ущерб,  то  этот  ущерб  я
обязана возместить.
     С этими словами она отвязала от пояса кошелек из белой кожи,  достала
из него несколько монет и протянула трактирщику.
     - Все, что у меня есть с собой, - это  пять  золотых.  Достаточно  ли
этого?
     Трактирщик протянул руку к деньгам.
     - Одного вполне хватит, не так ли, Роланд? - это заговорил Бестиан.
     - Но ведь все разбежались... - как  бы  в  подтверждение  своих  слов
Роланд обвел взглядом опустевшую комнату.
     - Они вернутся, - убежденно сказал Бестиан.  -  Они  вернутся,  и  до
закрытия ты продашь весь свой эль, осушишь все бочки до  самого  дна.  Так
что, вероятно, серебряной кроны вполне достаточно.
     Хозяин таверны поспешно схватил золотой и подобострастно улыбнулся:
     - Одного вполне достаточно, ваша милость.
     - Баалаб говорит, что справедливым быть хорошо.  Ты  добрый  человек,
трактирщик. Да снизойдет на тебе Баалабово благословение.
     Затем она обратилась к Кевину:
     - Я должна быть с вами, когда вы отправитесь исполнять свою миссию.
     С этими словами Альбина внезапно повернулась и вышла, пес побежал  за
ней.  На  улице  раздался  быстрый  топот  башмаков   зевак,   бросившихся
врассыпную. Трактирщик с недоверием рассматривал золотой,  словно  боялся,
что монета может исчезнуть у него на глазах. Затем он посмотрел на  двери,
на Кевина и его спутников, посмотрел в дальний угол комнаты и  на  бледные
лица за окнами и в дверном проеме.
     - Она ушла, - громко объявил он. - Бесплатное угощение  первым  пяти,
кто успеет занять столик!
     В этот раз свалка в дверях вышла едва ли  не  больше,  чем  несколько
минут назад.
     - Из каких вовеки проклятых глубин  появилась  эта...  -  начал  было
Кевин, но Слит остановила его поднятием руки и кривой улыбкой.
     - Будь осторожен. У баалабитов длинные уши и ни капли чувства  юмора.
Если начинаешь их слишком  подробно  расспрашивать  или,  если  они  вдруг
решат, что над ними  потешаются,  то  тогда  ты  в  опасности.  Они  могут
объявить тебя... - Она наклонилась ближе, расширила глаза и произнесла:  -
Могут объявить тебя злом!
     Балак хрюкнул, сверкнув голубыми глазами из-под нависших бровей.
     - Злом? Вот как? Зло будет, когда ее отведать моего топора!
     - Мой добрый гном! - Слит тихонько присвистнула. - Баалабиты обладают
слишком прямым...
     - Ты! - перебил ее Балак, снова  уставив  в  нее  палец.  -  Никогда,
никогда не смей говорить гном, что делай! Твоя поняла?
     Слит, притворившись испуганной, с мольбой подняла руки:
     - Моя очень хорошо поняла, Балак. Никогда.
     - Никогда не слышал о Баалабе, - заговорил Кевин,  пытаясь  направить
беседу в другое русло.
     - Это далеко на юго-востоке,  -  ответил  ему  Бестиан.  -  Жестокая,
жесткая и нетерпимая религия. Они не признают никаких отклонений  от  слов
Баалаба и от  истины,  как  они  ее  представляют.  Их  священники  -  это
служители закона и судьи.  Они  выслеживают  зло,  судят  его  и  приводят
приговор  в  исполнение.  Очень  быстро  и  удобно.  -   Бестиан   коротко
рассмеялся. - Их религия основывается на постулате, что если неверного изо
всей силы треснуть  по  голове  подходящим  предметом,  то  он  немедленно
обратится в их веру. Если останется жив, конечно.
     - Наша компания становится все  более  странной,  -  покачал  головой
Кевин. - Кого нам на самом деле не хватало, так это религиозного фанатика!
     - Фанатик она или нет, - возразил Бестиан, - но  обрати  внимание  на
ширину ее плеч. Эта ее палица предполагает изрядную силу и  умение  с  ней
обращаться. Только одно... - он на мгновение умолк, но тут же продолжил: -
За этими глазами не видно живого человека. Ты заметил? На ее лице не видно
было никаких чувств. Ни  чувств,  ни  эмоций,  ничего!  Она  вполне  может
оказаться ожившей статуей или чем-то в этом роде.
     - Очень может быть, что  она  не  принадлежит  к  числу  смертных,  -
вставила Слит со своей неизменной улыбкой. - Может быть, она на самом деле
- существо из другого мира, какой-нибудь демон, а ее собака на самом  деле
- черная ночная гончая.
     - Я не очень верю  во  все  это,  -  нахмурился  Кевин.  -  Что  меня
действительно занимает, так  это  то,  откуда  она  узнала  о  готовящейся
экспедиции?
     - Секретное дело! - насмешливо проворчал Балак.
     - Верно, - согласился Кевин. - Я  не  уверен,  что  в  городе  теперь
остался хоть один человек, который не знает обо всем этом!

                                    8

     Кевин,  облаченный  в  доспехи  и  с  оружием,  начал  свой  бег   от
набережной. Не обращал  внимания  на  насмешки,  язвительные  замечания  и
оскорбления, он помчался вверх по холму, выбирая  самые  крутые  улочки  и
ступеньки.  Внезапно  из  боковой  аллеи  выскочил  незнакомый  литтлер  и
попытался поймать Кевина, набросив на него сеть. Кевин на бегу рассек сеть
надвое, улыбнулся карлику и понесся дальше. Он  договорился  с  Бестианом,
чтобы тот организовал на его пути несколько сюрпризов.
     На одном из поворотов какой-то нищий напал на него  с  шестом.  Кевин
парировал удар мечом,  нырнул  и  пробежал  мимо.  Двое  праздношатающихся
бездельников  бросились  на  него  сразу  с  двух  сторон.   Кевин   резко
остановился, так что они врезались один  в  другого,  затем  оттолкнул  их
плечом и продолжил свой путь.
     Когда он  приблизился  к  остаткам  старой  городской  стены,  кто-то
крикнул ему сверху:
     - Рейнджер!
     Какой-то человек стоял на кромке  стены  и  раскручивал  над  головой
пращу. Кевин проворно сорвал с плеча лук, и человек тут же исчез из  виду,
подняв над гребнем стены доску. Стрела, пущенная Кевином, ударила точно  в
ее середину.
     Взбежав по Шестидесяти Шести Ступеням, Кевин повернул и  оказался  на
одной из площадок казарм. Здесь он закинул лук за плечо, сунул в ножны меч
и схватился за свисающую с верхнего парапета  веревку.  Вскарабкавшись  по
ней, он перебрался на натянутый над  двором  канат  и,  перебирая  руками,
быстро добрался до противоположной стены.  Там  он  легко  перекинул  тело
через парапет и оказался на тренировочной площадке.
     Он дышал часто, но легко, мышцы  рук  и  ног  пылали,  но  оставались
эластичными и сильными - не было и следа судорог. Краем  глаза  он  уловил
легкое движение сзади. Подпрыгнув,  Кевин  повернулся  в  прыжке  и  успел
поймать нацеленное ему в спину яблоко. Раздался шорох, Кевин  приземлился,
припал к земле и поймал второе яблоко, летевшее из-за угла ему  в  голову.
Из тени, отбрасываемой Восточной Башней, вышел Бестиан. Кевин  бросил  ему
одно из яблок, и он ловко поймал его. Оба слегка приподняли плоды,  словно
кубки с вином, и откусив по кусочку, улыбнулись друг другу.  Кевин  ощутил
внутри себя необычную легкость и радость - было так прекрасно  чувствовать
свое тело и гордиться им, что ему захотелось  приветливо  рассмеяться.  Он
снова обретал  уверенность  в  своих  способностях.  Недели  изнурительных
тренировок принесли свой плоды.
     - Тебе пришлось немало пробежать, чтобы заработать яблоко! -  заметил
Бестиан.
     Кевин кивнул в ответ:
     - Но оно того стоит.

     Итак,  план  был  разработан,  и  Кевину  не  терпелось  начать   его
осуществлять. Он никогда не  отличался  терпеливостью,  и  время  ожидания
казалось ему слишком скучным и продолжительным. Единственным его  занятием
были долгие беседы один на один с шерифом, после которых он долго ходил по
городу, притворяясь, что делает одно, в то время  как  на  самом  деле  он
пытался сделать нечто другое.
     - Мы должны сбить их с  толку,  -  сказал  как-то  шериф,  поочередно
хмурясь Кевину, Слит и Балаку. - Похоже, что уже половина Вейла знает, что
мы что-то затеваем, а другая половина сильно это подозревает. Мы не  можем
больше скрывать наши намерения, но мы можем сделать вид, что  намереваемся
сделать кое-что другое. А сделаем мы вот что...
     И они придумали новый план. Даже  Кевин  согласился,  что  это  может
сработать. План  был  предельно  простым,  а  Кевин  хорошо  помнил  слова
Раскера:
     - Избегай слишком сложных планов. В большинстве случаев тебе придется
иметь дело с людьми, которые  будут  не  в  состоянии  запомнить,  с  чего
следует начинать его первый этап.
     В течение нескольких декад в городе  постоянно  циркулировали  слухи,
что собирается большой торговый караван, который  пойдет  на  запад  через
Северный Проход. В городских  складах  скопилось  к  тому  времени  немало
товаров, которые поступали с востока по Солнечной дороге. Бандиты  или  не
бандиты, но торговлю нужно было  продолжать.  Гонцы  разнесли  по  дорогам
весть  о  том,  что  Гильдия  Купцов  и  Торговцев  ищет   наемников   для
сопровождения грузов, и в городе собралось немало людей с оружием. Не было
также секретом, что  караван  будут  сопровождать  и  два  десятка  конных
стражников под командованием самого капитана Микела. Фактически, наоборот,
- это обстоятельство свободно обсуждалось в каждой таверне, как и то,  что
караван наконец-то сформирован.
     - Да,  чтобы  ограбить  этот  караван,  разбойникам  придется  сильно
постараться!
     - Чтобы нападать на такой караван, нужно быть дураком!
     - Да! Торговля снова пойдет в гору!
     И в конце концов огромный караван отправился в путь, прогремев ранним
утром многочисленными  колесами  по  новому  Башенному  мосту.  Дальше  он
отправился  по  Северной  дороге  в  направлении  Северного  Прохода:  все
восемьдесят фургонов и подвод в сопровождении двадцати  конных  копейщиков
из  отряда  Вейлской  Стражи,   ухмыляющихся   многочисленных   наемников,
нескольких лучников из числа горожан, а также изрядного количества простых
искателей приключений, вооруженных мечами, которые запрыгивали  в  фургоны
при выезде из города. Это  событие  взбудоражило  весь  город,  и  караван
сопровождали звуками труб и барабанов, дети  махали  руками  погонщикам  и
бежали вслед тяжелым телегам по обочинам дороги.  Кто-то  запел  старинную
торговую песню, и ее подхватили все, даже те, кто знал не все слова:

                    Я, Ривер-Бед, завел себе девчонку,
                    И вот на запад идет наш караван,
                    Я привезу ей все, что она хочет.
                    Бегут колеса, я спешу в Палан.

                    Ей обещал, что я вернусь зимою,
                    А караван спешит, спешит в Палан...
                    Что было по пути - она и не узнает,
                    Лежит дорога сквозь сырой туман.

     Эта песня затихла вдали только на двадцать седьмом  куплете,  но  еще
больше куплетов в ней еще осталось. Говорили,  что  в  ней  ровно  столько
куплетов, сколько миль в Большом Западном торговом пути, а сколько  в  нем
миль, не знал вообще никто.

                    Торговый путь бежит, бежит все дальше,
                    Не слышен ветер, дождь и ураган.
                    Уехал далеко как только мог ты,
                    Но не спеши вернуться ты в Палан...

     Около полудня  по  городу  разнесся  слух,  что  у  дальних  подножий
Стальных гор случилась какая-то беда. Тотчас же тридцать конных стражников
и два десятка вооруженных добровольцев проскакали по извилистым улочкам по
направлению к Переправе. Там  их  поспешно  перевезли  на  противоположную
сторону реки, откуда они длинной цепочкой  выступили  в  сторону  Стальных
гор.
     Воспользовавшись поднявшейся в городе суматохой и беспорядком, Кевин,
Балак и Слит разными путями скрытно выскользнули из города и затерялись  в
невысоких холмах к югу от городка, где начиналась ведущая в Тришир дорога.
Там они встретились  в  условленном  месте,  где  загодя  были  припрятаны
необходимые для их экспедиции вещи.
     - Мне это нравится! - рассмеялась  Слит.  -  Этакие  Большие  Прятки!
Вооруженные стражники во всю прыть скачут в сторону Стальных гор  и  вдруг
поворачивают на тропу Ред Крик, переходят через Солнечную у Верхнего Брода
и присоединяются к каравану этой же ночью у развилки Сахарного Дерева. Это
увеличит охрану каравана более чем в два раза.
     - Да, это  неплохой  отвлекающий  маневр,  -  снисходительно  признал
Кевин, - особенно мне нравится то, что мы успели разнести по всему городу,
что мы пока не готовы ни к каким действиям.
     Слит снова рассмеялась:
     - А на самом деле мы нападем на Остановку, пока  разбойники  уйдут  к
Северному Проходу, чтобы напасть  на  караван,  и  захватим  ее.  Это  мне
нравится. Это достаточно подло по отношению к ним, чтобы утолить мою жажду
справедливости.
     Балак хмуро посмотрел на девушку.
     - У тебя нет никакого чувства справедливости, - проворчал он. - И еще
мне не нравится тот обходной план. Это не для гнома...
     Кевин облокотился спиной о ствол дерева и закрыл глаза. Он  продолжал
ощущать сильное беспокойство по поводу разношерстной компании,  в  которой
он оказался волею судьбы и... шерифа? В любом случае он сильно сомневался,
что такие разные люди сумеют в критической ситуации действовать слаженно и
дружно. В своих способностях  он  теперь  был  уверен  -  осталось  только
доказать, что он в состоянии справиться с живым противником, кем бы он  ни
был, но мысли о необходимости сражаться бок о бок с такими разными  людьми
время от времени заставляли его беспокоиться.

     Кевин, Балак и Слит вышли из леса ранним туманным утром  и  принялись
взбираться по овечьей тропе, которая шла по холмам параллельно дороге. Все
трое были вооружены и несли с собой свое имущество. Кевин  был  облачен  в
доспехи - высокие ботинки с наголенниками, нагрудник и наспинную  пластину
поверх кольчужной туники, а также имел на голове шлем. Щит и меч в  ножнах
он забросил за спину, а в левой руке держал длинный лук. Старый тесак, как
всегда, висел на поясе  слева.  Балак  был  одет  в  свой  боевой  костюм,
состоящий из кольчуги и чешуйчатой брони, с топором и молотом за поясом, в
коническом резном шлеме и со щитом. Тяжелый арбалет  отягощал  его  правую
руку. Слит, казалось, не имела при себе вообще никаких вещей, кроме скатки
через плечо, но под плащом ее угадывалась шпага на перевязи.
     Когда позади осталась  последняя  ферма,  они  вышли  на  дорогу.  На
вершине поросшего лесом холма внезапно показались белые фигуры  Альбины  и
ее пса, которые вышли из-под густой тени неподвижных деревьев, словно  два
привидения. С ней они встретились в первый раз  после  того  единственного
разговора в "Танцующем Поросенке". Завидев их, Балак что-то  проворчал,  и
Кевин заметил, что Слит придвинулась ближе к нему. Обе белые фигуры быстро
и бесшумно спустились с холма и пошли  впереди  по  дороге,  не  издав  ни
звука. Балак пошел за ними, низко наклонившись к  дороге,  словно  пытаясь
разглядеть, оставляют ли эти двое какие-нибудь следы.
     - Ты  думаешь,  что  это  двое  -  духи?  -  полюбопытствовал  Кевин,
стараясь, чтобы в его голосе не чувствовалось улыбки.
     - А ты думаешь - нет? - хриплый шепот гнома можно было расслышать  на
расстоянии пары миль.
     - Мне кажется, что они так же реальны, как и мы, - ответил Кевин.
     - Может быть, это еще хуже. -  Балак  хрюкнул  и  поправил  топор  за
поясом, а Слит отступила назад. Ее плащ был теперь откинут на спину,  и  у
левого бедра мягко блестела рукоять шпаги.
     Бестиан ждал их в том месте, где начиналась дорога к замку  Экклейна.
Он был похож на вьючного мула, так как нес за плечами огромный тюк чуть ли
не с него размером, однако без всяких видимых усилий. Под защитного  цвета
плащом - коричневым с замысловатыми темно-зелеными узорами, он был одет  в
стальную кольчугу, а в руках держал легкий  арбалет  и  небольшой  щит.  С
пояса его свисал  небольшой  меч  прекрасной  работы  в  резных  ножнах  с
серебряными накладками. На лице его не отразилось ни малейшего  удивления,
когда мимо него прошествовали Альбина и ее белый пес. Бестиан занял  место
в арьергарде, знаком дав понять Кевину, что они с Балаком будут прикрывать
тыл.
     Маленький  отряд  повернул  в  направлении  Башен  Экклейна.  Альбина
продолжала шагать впереди, без труда отыскав спрятанный зарослями  ежевики
поворот на проселок. Она не задала ни одного вопроса. Слит ускорила шаги и
теперь шла рядом с Кевином, часто поднимая глаза на небо и оборачиваясь  в
ту сторону, где на востоке вставало солнце.
     - Уповает на Баалаба, - заметила она, кивнув  в  сторону  Альбины,  -
наверняка ее ведет что-то свыше!
     Кевин ответил на это коротким  энергичным  жестом,  призывая  Слит  к
молчанию. Слит немедленно скорчила гримасу и показала Кевину язык.
     Крестьяне и фермеры уже спешили в поля, когда они проходили по дороге
между двумя сложенными из камней стенами, направляясь  к  замку  Экклейна.
Странный и фантастический силуэт его был темен, только в  одной  из  башен
светился огонек, и Кевин подумал, что это, должно быть, Экклейн  засиделся
до зари над одним из его колдовских свитков.
     Югон ждал их снаружи возле стен  замка  -  призрачная,  закутанная  в
серый плащ фигура. Искривленным посохом, который он держал  в  руке,  Югон
указывал на тропу, огибающую стены замка, и первым пошел по ней. Альбина и
пес последовали за ним, а Кевин и все остальные - за Альбиной.  Под  низко
спущенным капюшоном Кевин не мог разглядеть выражения лица  Югона,  но  он
был уверен, что молодой маг сардонически улыбается.
     "Теперь наша компания почти в  сборе...  -  насмешливо  сказал  Кевин
самому себе. - Чтобы дела не  сгубить,  нужно  поскорей  в  путь  компанию
собрать из таких людей..." - он  покачал  головой.  Дружная  у  них  вышла
ватага: задиристый литтлер из  Стражи,  суровый  и  раздражительный  гном,
воровка, которая предпочитает насмешку всем другим способам вызвать к себе
расположение собеседника, а также жрица неведомого бога, фанатичка, взгляд
которой не останавливается ни на чем, на что бы она  не  глядела,  да  еще
этот белый волк вместе с наглым самодовольным волшебником...
     - Но не отправились ли мы навстречу прекрасной опасности?  -  спросил
он сам себя. - Это отлично! - Он очень долго ждал этого.
     И Кевин принялся напевать про себя старую песню  о  том,  как  Уолтер
отправился в свой первый поход:

                Он встретил на дороге разбойников троих.
                - Мы страшны и жестоки! -
                                      вскричал один из них,
                Но два из них хромали, а третий молод был,
                И ростом он не вышел, и щек еще не брил.

                "Не бойся, Уолтер! - сказал наш герой, -
                Три глупых спесивца, в них толк небольшой".
                - А ну-ка, ребята! - воскликнул главарь,
                И Уолтеру ловко поставил фонарь...

     Они шли по сумрачной тропе в лесу. На небо натянуло легкие облака,  а
дымка тумана рассеивала и без того неяркий солнечный свет и приглушала все
звуки. Разговаривали они мало - говорить было, в общем, не о  чем,  -  тем
более что в лесу молчали даже птицы. Внезапный мягкий свист пращи заставил
Кевина вздрогнуть и пригнуться, а праща  засвистела  уже  во  второй  раз.
Кевин приготовился к отражению внезапной атаки и,  озабоченно  оглянувшись
назад, увидел, как Бестиан нырнул в кусты. Тут же он  выбрался  обратно  с
парой жирных кроликов.
     - На ужин, - немногословно объяснил он.
     Альбина гневно посмотрела на литтлера.
     - Ты прервал жизнь невинных существ, - с  угрозой  в  голосе  сказала
она. - Это было сделано не затем, чтобы по всем  правилам  принести  их  в
жертву, а ради твоего удовольствия. Это действо было направлено во зло!
     - Не такие уж они невинные, - начала было Слит с обычной  улыбкой  на
губах, - кролики, видите ли, бывают... - Она осеклась под взглядом Альбины
и поспешила отвернуться. - Может быть, я ошибаюсь...  -  пробормотала  она
еле слышно.
     - В этих лесах не считается грехом убивать животных ради  пропитания,
- спокойно заметил Бестиан.
     - Один  Баалаб  питается  плотью,  -  категорическими  тоном  заявила
Альбина. - Его последователи - никогда.
     Бестиан нахмурился.
     - Думаю, будет уместно напомнить, что  я  не  являюсь  последователем
Баалаба, - ровным голосом сказал он.
     По тому, как  Слит  шевельнула  головой,  Кевин  догадался,  что  она
намеревается добавить к сказанному что-то еще, и поспешно приказал:
     - Ступай вперед за Югоном. Смотри внимательно, напряги свои глазки.
     - Зачем? Я же не лесная женщина! Мои  представления  о  лоне  природы
ограничиваются отдыхом в тени в Ореховом парке, - возразила  Слит,  быстро
оглядываясь по сторонам. - Мои глаза достаточно остры, но все, что я вижу,
- это деревья, листья и кустарники. Для меня это не новость - именно это я
и ожидала здесь увидеть.
     - Тогда держись поближе к Бестиану, - распорядился Кевин и  обратился
к приорессе: - Альбина, вам придется некоторое  время  нас  потерпеть.  Мы
собрались вместе, чтобы сражаться с врагом, а не друг с другом.
     - Это верно, но Баалаб велит...
     - Будьте так добры... - Кевин поднял ладонь вверх.  -  Нам  предстоит
кое-что сделать.  Все  мы  не  являемся  последователями  Баалаба,  и  мне
кажется, что сейчас не слишком подходящее время для дискуссий о вере.
     Некоторое время Альбина  молча  разглядывала  Кевина,  причем  на  ее
бледном лице снова не отражалось никаких чувств. Затем она  повернулась  и
снова пошла вслед за Югоном, который ожидал их,  ядовито  улыбаясь.  Кевин
обернулся к Слит. Девушка в ответ скосила глаза к переносице, высунула  из
уголка рта язык  и  одарила  Кевина  идиотской  улыбкой.  Замечательно!  В
следующий раз Альбина сотрет подобную улыбку с лица Слит при помощи  своей
серебряной палицы, и будь он проклят, если станет ей мешать.
     Тропа вывела их на узкую, скрытую  листвой  дорогу,  которая  подобно
извилистому и сумрачному  тоннелю  уходила  вдаль,  петляя  между  мощными
стволами нависающих над ними деревьев.
     - Эта дорога ведет в Вестшир, - пояснил  Бестиан,  указывая  рукой  в
юго-восточном  направлении.  -  Примерно   в   трех   милях   отсюда   она
разветвляется на две - одна дорога сворачивает к Нортширу, а другая  ведет
еще дальше - к Фар Хиллширу и даже за него.
     - Что, если мы пойдем на запад прямо отсюда? Нам  ведь  нужно  именно
туда.
     - Тогда нам лучше всего пойти по тропе Хрустального ручья.
     - Чужаки, случается, плутают в этих краях, - подал голос молчавший до
этого Югон, и его отсутствующий взгляд  остановился  на  Бестиане.  -  Это
настоящий клубок дорог и  тропинок,  причем  каждая  дорога  называется  в
соответствии с тем местом, куда она ведет. Черри-хилл Лэйн  ведет  на  юг,
дорога  Богги-Холлоу  ведет  на  север.  Свиная  тропа   ведет   в   одном
направлении, потом поворачивает обратно, и ты оказываешься в  окрестностях
Брэндибрук. И ни одного указателя я там не заметил.
     Бестиан хмуро рассматривал Югона:
     - Если кто-нибудь сбился с дороги в Тришире, он всегда может спросить
кого-нибудь, юный маг. Я никогда не блуждал в этих краях. Правда,  однажды
в Фар Хиллшире я тоже  оказался  в  затруднительном  положении,  но  я  не
заблудился.
     И он подмигнул Кевину.
     Дорога все так же шла лесом, следуя рельефу местности: вверх, вниз  и
вокруг до тех пор, пока в конце концов,  спустившись  по  отлогому  склону
очередного  холма,  путники  не  вышли  в  долину,  по  которой   протекал
Хрустальный ручей. На западную дорогу они вышли уже неподалеку от  Первого
моста, пройдя расчищенными полями. Отсюда они  впервые  отчетливо  увидели
горную цепь на западе, однако  низкая  облачность  скрывала  вершины  гор.
Казалось, что темная каменистая гряда перегородила весь мир, поднявшись от
земли до самого неба. Здесь, на  склоне  холма,  они  остановились,  чтобы
перекусить. Кевину казалось, что время близится к полудню.
     -  Какая  будет  погода?  -  спросил  он,  обращаясь  ни  к  кому   в
отдельности.  Ему  самому  пока  не  удавалось  достоверно   предсказывать
неустойчивую горную погоду. Балак и  Бестиан  одновременно  посмотрели  на
небо.
     - Удержится такая, как сейчас, - сообщил Бестиан.  -  Завтра  вечером
будет дождь, вечером или даже позже. Небольшой дождь.
     Балак согласно кивнул.
     - Баалаб благоволит нашему путешествию,  -  ровным  голосом  вставила
Альбина. - Он, кто правит всем, действительно правит всем.
     Слит проворчала  что-то  по  поводу  дождя,  но  замолчала,  смущенно
покашливая и с невинным видом рассматривал небо. Альбина удостоила ее лишь
холодным внимательным взглядом.
     Внезапно белый пес заворчал и  вскочил  на  ноги.  Из  далекого  леса
возникли  два  всадника,  которые  быстро  свернули  на  дорогу  и   стали
приближаться. Их сопровождало пятеро  пеших  фигур,  вооруженных  толстыми
дубинками. Бестиан всмотрелся и издал удивленное восклицание:
     - Это Брекен и Лестер из Милфорда!
     - Ты уверен?  -  Кевин  прищурил  глаза,  стараясь  рассмотреть  лица
нежданных гостей. - Они еще слишком далеко.
     - Совершенно уверен. - Бестиан повернулся к Кевину.  -  Мне  кажется,
они спешат обсудить кое с кем последствия наводнения.
     - Их побуждения меня мало интересуют, - отвечал  Кевин.  -  Если  они
ищут меня, то это не так уж трудно...
     Тем временем всадники остановились, совещаясь друг  с  другом,  затем
погнали коней вперед. Пешие фигуры  едва  поспевали  за  ними.  Когда  они
подошли достаточно близко, Бестиан поднялся из  травы  и  встал  на  ноги.
Брекен резко осадил коня.
     - Бестиан?! Что ты тут делаешь? - его  взгляд  перемещался  с  одного
члена группы на другого. - И все эти люди тоже?..
     Литтлер слегка нахмурился:
     - Я хотел спросить тебя о том же, Брекен.
     - Не стоит нас допрашивать, малыш, - нагло заявил Лестер. - Я  пришел
сюда  затем,  чтобы  преподать  урок  хороших  манер  этой   невоспитанной
деревенщине, которая воображает, будто может безнаказанно унижать меня  на
людях! - он кивнул в сторону Кевина.
     Кевин громко рассмеялся:
     - Я вижу, что тебе все так же нужна поддержка, Лестер, иначе  у  тебя
не хватает мужества. Что касается урока хороших манер, то мне любопытно  -
тебя подвела память или ты слишком туп, чтобы чему-то научиться?
     Лестер попытался что-то ответить, но Бестиан перебил его:
     - Я задал тебе вопрос, Брекен.
     - Будь осторожен, Бестиан, я ведь старше тебя по званию. Но все равно
я, пожалуй, отвечу, - он обратил к Кевину точно такую же усмешку,  которая
блуждала на губах Лестера. - Я здесь для того, чтобы схватка была честной.
     Кевин демонстративно сосчитал стоящих  перед  ним  людей,  насмешливо
загибая пальцы.
     - Чтобы схватка была честной, вам надо было привести вчетверо  больше
людей, считая и вас двоих.
     Голос Альбины внезапно зазвенел, словно колокол:
     - Вы хотите помешать нашей экспедиции? Баалаб может  прогневаться  на
вас за это.
     Ее кошмарный пес глухо зарычал, и кони всадников нервно  затанцевали.
Брекен облизал сухие губы.
     - Откуда взялись все эти люди? - спросил он у Бестиана. - И что здесь
делаешь ты?
     - Говорил я тебе, что шериф умеет хранить секреты? - заметил  Бестиан
Кевину и в свою очередь осведомился у Брекена: - Кого же ты надеялся здесь
встретить?
     - Нам стало известно, что Кевин и Слит собираются идти к Проходу.
     -  Это  верно,  -  подала  голос  Слит.  -  Мы  с  рейнджером  решили
прогуляться. Ты же знаешь, как это  бывает:  юноша  и  девушка,  вдвоем...
Пораскинь мозгами, может быть, кое-что тебе станет ясно.
     Кевин обратил внимание на то, что  Слит  незаметно  отошла  и  теперь
стояла сбоку от группы людей с дубинами, хладнокровно вытирая пучком  сена
лезвие шпаги. Все остальные также  заняли  удобные  позиции,  рассыпавшись
веером по сторонам. Проделано  все  это  было  грамотно,  но  в  глаза  не
бросалось.
     Лестер бросал хмурые взгляды из стороны в сторону.
     - Это касается только нас и наглого выскочки рейнджера, - сказал он.
     - Я сыт вами обоими по  горло,  -  спокойно  сказал  Кевин.  Его  меч
негромко лязгнул, покидая ножны. - Подходите по одному или оба  сразу,  со
своими прихвостнями или без них - мне это безразлично.
     Кевин принял боевую стойку. Двое из  группы  Брекена  двинулись  было
вперед, пытаясь зайти Кевину с боков, но в это время  свистнула  праща,  и
изрядный булыжник едва не задел одного из них по голове.
     - Замри на месте и притворись статуей, - приказал Бестиан. Белый  пес
обошел группу с другой стороны и занял позицию  напротив  Слит.  Угрожающе
опустив голову,  он  насторожил  уши  и  пристально  разглядывал  всех  по
очереди.
     - Стойте! - вскричал Брекен, но к кому он обращался, так  и  осталось
невыясненным. Низко опустив голову, его  лошадь  захрапела  и  попятилась.
Кевин обратил внимание на то, что Югон вертит что-то в руках  и  бормочет,
низко склонившись под капюшоном. Один  из  вооруженных  дубинами  людей  с
беспокойством обернулся, когда Брекен и его лошадь отступили далеко назад.
     - У тебя на редкость умная лошадь, - заметил Кевин,  делая  несколько
шагов вперед. - Я думаю, тебе лучше  последовать  ее  примеру.  Наш  отряд
хорошо вооружен, к тому же Слит не успела рассказать тебе  о  магии  и  об
остальных членах нашего отряда.
     Теперь уже все пятеро вооруженных дубинами  людей  медленно  пятились
назад, не сводя глаз с меча Кевина.
     Лестер  верхом  на  своей  лошади  словно  вмерзли  в  землю,  причем
последняя  опасливо  косилась  на  припавшего  к  земле  пса.  Когда   его
сотоварищи, преследуемые отрядом Кевина, отошли  довольно  далеко,  Лестер
внезапно выхватил меч и пришпорил коня. Пес немедленно бросился на  голову
несчастной лошади и испуганное животное поднялось на  дыбы.  В  результате
этого маневра Лестер очутился на земле - он упал на спину,  высоко  задрав
ноги. Это вызвало настоящий взрыв смеха со стороны Бестиана и Слит.  Балак
издавал те самые глубокие булькающие  звуки,  которые  означали  для  него
смех. Кевин помахал мечом.
     - Отправляйтесь домой! - крикнул он. - Прочь, банда идиотов!
     Тем временем Брекен спешился и попытался совладать со своей  лошадью.
Югон сделал рукой незаметное движение. Лошадь изо всей силы прянула назад,
вырвалась и, развернувшись на месте, потрусила к дороге. Двое из  компании
Брекена   обменялись    взглядами    и    помчались    вслед,    остальные
продолжали-медленно пятиться. Брекен остался один.
     - Мне кажется, - насмешливо сказал Кевин, - случилось то, чего  вы  с
Лестером больше всего опасались - вы остались одни.
     Брекен погрозил кулаком, его лицо стало красным от  ярости  и  стыда.
Кевин рассмеялся:
     - Этот кулачок пугает меня больше всего!
     За спиной Кевина пришедший  в  себя  после  падения  Лестер  внезапно
вскочил  на  ноги  и  взмахнул  мечом.  Слит  вскрикнула.  Кевин  проворно
увернулся, но, разворачиваясь к противнику  лицом,  он  почувствовал,  как
конец меча достал его  ногу  сзади,  чуть  выше  ботинка,  едва  не  задев
сухожилия.
     - Хэк! - выдохнул Лестер.
     Кевин с удивлением посмотрел на раненую ногу, затем перевел взгляд на
Лестера.
     - Ах ты, сукин сын! - воскликнул Кевин и нанес Лестеру удар мечом  по
голове. Только в последний момент он повернул смертоносное лезвие  плашмя,
и оглушенный Лестер мешком рухнул на траву.
     - Брекен! - позвал Кевин. - Подойди сюда и  забери  своего  приятеля.
Похоже, ему пора сменить штанишки!
     Из ссадины на щеке  Лестера,  куда  пришелся  удар,  сочилась  кровь.
Альбина опустилась рядом с ним на  одно  колено  и  осмотрела  его,  легко
прикоснувшись к неподвижному телу рукой.
     - Он будет жить, - сказала она, вопросительно глядя на Кевина.  -  Ты
хочешь того?
     Кевин посмотрел на распростертое тело.
     - Да. Всегда существует вероятность того, что он  будет  умнее  после
того, как придет в себя. - Он обернулся туда, где все еще стоял Брекен:  -
Никогда больше не пытайся проделать  ничего  подобного,  Брекен,  слышишь?
Никогда! Ты и твой тупоумный приятель остались в живых только потому,  что
вы оба еще слишком глупы, чтобы предстать перед своими богами!
     - Кроме того, Брекен, - продолжил Бестиан, - я бы не  стал  на  твоем
месте задерживаться в городе. Шерифу будет небезынтересно узнать  о  твоих
похождениях.
     После инцидента их небольшой отряд, подобрав  раскиданное  имущество,
двинулся вниз по склону. Слит, Балак и Бестиан пересмеивались между собой,
вспоминая падение Лестера и ошарашенное выражение лица Брекена,  но  Кевин
шагал, обуреваемый чувствами  иного  рода.  Холодная  ярость  сжимала  его
изнутри. Кровь из раны,  смазанной  целебной  мазью,  перестала  идти,  но
Кевина бесило от сознания того, насколько тесно земля населена дураками. И
он притягивал их к себе, куда бы ни пошел...

     Они перешли Хрустальный ручей  по  каменной  арке  горбатого  Первого
моста, и Кевин свернул на заросший травой дворик постоялого двора. При его
появлении в дверях дома появилась все та же знакомая мальчишеская  фигура.
Теперь Кевин ясно видел, что черты лица выдают  эльфовское  происхождение:
слишком узкое лицо, слишком длинный нос,  большие  темно-зеленые  глаза  и
крупные уши с острыми кончиками, характерными для расы эльфов.
     - Это ты - Кентс? - спросил Кевин.
     - Да, это мое имя, - его голос снова зазвучал, как голос подростка.
     - Я - Кевин из Кингсенда. Ты позаботился обо мне и моем коне, когда я
возвращался из Прохода.
     Кентс слегка кивнул головой:
     - Да, я помню.
     - Я твой должник, - продолжал Кевин, - и хотел бы отплатить тебе.
     По лицу молодого эльфа  пробежала  какая-то  тень,  он  нахмурился  и
некоторое время молчал.
     - Ты не можешь этого сделать. Это была помощь, которая  была  оказана
тебе просто так, в свободном порыве. За такую помощь нельзя заплатить.
     - Но...
     Эльф нахмурился еще сильнее:
     - Ты не понимаешь, Кевин из Кингсенда. Среди моего племени  помощь  -
это не что-то, что дается в кредит и за что нужно платить. Это просто дар.
- Тень с его лица исчезла. - Мне доставило  огромное  удовольствие  просто
поглядеть на это благородное животное. Великолепный конь! Сожалею, что мне
не удалось полностью вылечить его. Стрела, которая задела сухожилие,  либо
была отравлена,  либо  в  рану  попала  грязь,  и  мне  не  удалось  этого
исправить. Боюсь, что теперь он будет хромать.
     Кевин не знал, что говорить дальше:
     - Мне хотелось бы что-нибудь сделать для тебя.
     На лице эльфа снова промелькнула непонятная тень.
     - Я мог бы забрать назад свое предложение заплатить  за  то,  что  ты
считаешь своим долгом.
     Кентс с готовностью кивнул.
     - Очень хорошо, я беру свои слова обратно.
     Лицо Кентса просветлело, и он открыто улыбнулся Кевину. В  это  время
его окликнул с дороги Бестиан:
     - Привет, Кентс!
     - Привет, Бесстрашный! Снова заблудился?
     - Наверное. Ведь я снова на земле эльфов!
     На лице Кентса снова появилась приветливая улыбка:
     - Пока только на ее пороге, Бестиан.
     - Для городского жителя это одно и то же, - оба  рассмеялись,  словно
над чем-то, известным только им двоим. Однако Кевин успел заметить, что  в
глазах эльфа промелькнуло что-то еще, кроме улыбки,  когда  он  увидел  на
дороге Балака.
     - Могу я задать тебе один вопрос? - сказал Кевин.
     Кентс кивнул, как показалось Кевину, не без опаски. Тогда  он  указал
рукой на аккуратные строения и ухоженные поля.
     - Как тебе удается поддерживать все это хозяйство в  приличном  виде,
когда повсюду вдоль дороги царит разруха и развал? - спросил он.
     Кентс быстро улыбнулся в ответ:
     - Если я  стану  рассказывать  все,  что  мне  известно,  у  меня  не
останется друзей.
     Кевин на секунду задумался, не в силах сформулировать свой  следующий
вопрос:
     - Это место... защищено?
     Юный эльф слегка пожал плечами.
     - Это самая граница царства эльфов, - сказал он и  повернулся,  чтобы
указать пальцем в сторону гор. - Но когда вы пересечете Бешеную по Второму
мосту - там дело другое.
     - Мне так и говорили, - согласился Кевин, кивая. - Смею предположить,
что наши планы тебе известны. Похоже, что они известны  и  каждому  жителю
долины.
     - Если бы я рассказал все, что мне известно...
     - Шериф предупредил меня,  что  тебе  можно  полностью  доверять.  Не
считая тебя, известно ли там, наверху, о нашем присутствии?
     Последовала пауза,  во  время  которой  Кентс,  казалось,  к  чему-то
прислушивался. Наконец он сказал, тщательно подбирая слова:
     - О вашем присутствии известно, но не тем, кого вы разыскиваете.
     - Что, если мы остановимся на ночь перед Вторым мостом?
     - Вас не обнаружат, если вы остановитесь, не переходя реки. Однако...
- последовало легкое пожатие плечами, - настали такие времена,  что  ни  в
чем нельзя быть уверенным абсолютно.
     - Благодарю тебя, Кентс.
     -  Баалаб  ждет!  -  воскликнула  Альбина,  не  отрывая  взгляда   от
громоздящихся впереди гор. - Праведной деснице предстоят многие труды!
     Кевин был уверен, что острые уши Кентса зашевелились  и  развернулись
вперед в направлении Альбины. На лице его тем временем появилось выражение
крайнего удивления, пока он рассматривал Альбину. Затем  он  повернулся  к
Кевину, вопросительно приподняв бровь. Тот покачал головой:
     - Даже не спрашивай. Не я пожелал этого.
     Вскоре Кевин попрощался, и вся группа снова зашагала по направлению к
горной гряде. Бестиан  выбрал  момент  и  нагнал  Кевина.  Оглядевшись  по
сторонам, чтобы убедиться, что  его  никто  не  может  услышать,  он  тихо
сказал:
     - Что касается Кентса, то ты, может быть, и не  осознаешь  этого,  но
твое предложение возвратить то, что ты считал долгом, обидело его.
     - Не понимаю, почему? - Кевин хмуро посмотрел на литтлера.
     - Эльфы - они такие! Кентс просто еще молод. Разве ты этого не знал?
     - Все равно  я  не  понимаю.  Что  могло  его  обидеть?  Я  предложил
искренне, от чистого сердца.
     - Гм, - Бестиан прошел несколько шагов  молча,  хмуро  уставившись  в
пространство впереди. - Я боюсь, Кевин из Кингсенда, что  если  ты  будешь
меня спрашивать об этом, то мне нелегко будет это объяснить. Выразить  это
в немногих словах я не в силах, разве что назвать это "секретом эльфов".
     - Но это ничего не объясняет!
     - На самом деле это объясняет очень многое.  Просто  все  зависит  от
того, даешь ли себе труд понять волшебство или нет.
     Теперь пришел черед Кевина промолчать. Некоторое время они шли молча,
наконец Кевин сказал:
     - Мне кажется, что сейчас не слишком удобное время, чтобы  сравнивать
философии культур, Бестиан.
     Карлик окинул его откровенно оценивающим взглядом.
     - Любопытно, - заметил он, - на первый взгляд кажется, что ты  знаешь
очень многие вещи, но я все больше убеждаюсь, что ты, по-видимому,  знаешь
для них только подходящие названия и красивые слова.
     Кевин внезапно почувствовал нарастающее раздражение:
     - Ступай назад и присматривай за тылами вместе с Балаком, -  приказал
он несколько резко. Бестиан поднял прямую  руку  в  насмешливом  салюте  и
ответил, подражая местному выговору:
     -  Так  точно,  сэр!  Будет  исполнено,   сэр!   Сделаю   точно   как
приказываете, сэр!
     Кевин пошел дальше, и уши его пылали. Бестиан остановился на  дороге,
поджидая, пока Балак поравняется с ним. Через  некоторое  время  до  слуха
Кевина донесся их смех.
     - Мне следовало отправиться в этот поход одному, -  сказал  сам  себе
Кевин. - У нас слишком  много  разногласий  и  взаимного  непонимания.  Мы
нанесем поражение самим себе.
     Он раздумчиво пожал плечами. Слишком поздно было поворачивать назад.
     И снова он  припомнил  слова  Раскера:  "Лучшим  способом  преодолеть
трудности часто бывает двигаться через них прямо вперед".

     Они остановились на ночь довольно  далеко  от  Второго  моста,  чтобы
неумолчный шум реки не мешал прислушиваться к окружающему. Дорога  в  этом
месте огибала кучу больших, расколотых валунов,  густо  поросшую  могучими
елями;  это   место   походило   на   небольшую   крепость   естественного
происхождения. Внутри кольца валунов было достаточно места, и  к  тому  же
там можно было развести огонь, который не будет виден не только с гор,  но
даже в десяти шагах.
     - Отличный лартаггет, - проворчал Балак, осматривая убежище. -  Очень
старый. Номенский.
     Его большой топор словно сам собой очутился в его  руке.  Небрежными,
почти ленивыми движениями он срубил и очистил от веток довольно толстую  и
густую ель. Потом последовали еще три уверенных  удара,  которые  подсекли
три ели поменьше. Балак очистил от веток и их,  а  затем  быстро  и  ловко
соорудил из шестов и лапника удобные лежанки. Кевин  внимательно  наблюдал
за ним; если раньше  у  него  и  мелькали  какие-то  сомнения,  касающиеся
способности гнома управляться с топором, то теперь эти сомнения исчезли.
     - Мне здесь нравится, - заметил он. - Может быть, нам  и  не  удастся
скрыть наше  присутствие,  зато  в  случае  атаки  мы  сможем  обороняться
довольно долгое время.
     Балак обернулся к нему и насмешливо проворчал что-то неразборчивое.
     - Он же уже сказал, что это - лартаггет, - вмешался  Бестиан.  -  Это
такое...  место  для  обороны.  Гномье,  естественно.  Видимо,  оно   было
выстроено еще в те годы, когда гномы бились здесь с Бартогом.
     Кевин не ответил, но  несколько  раз  обошел  их  убежище,  выискивая
наиболее сохранившиеся амбразуры среди расколотых временем валунов.
     Альбина настояла на том, чтобы на ночь занять пост на другой  стороне
реки, на вершине высокого пика - Смотровой Скалы, как назвал ее Югон.
     - Не спать ночь не составит мне  труда,  -  объяснила  Альбина.  -  Я
должна медитировать в одиночестве. К тому же у меня есть своя еда -  я  не
должна прикасаться к приготовленному вами мясу.
     Никто ей не возражал, и Альбина ускользнула в компании своего пса.
     -  Не  могу  сказать,  чтобы  мне  очень  нравилось,  что  они  будут
находиться с той стороны, - пожаловался Кевин.
     - Попробуй подкрасться к ней незаметно! - рассмеялась Слит. - Я бы не
стала и пытаться, пусть мне даже предложат за это тысячу золотых. А я умею
очень хорошо подкрадываться, очень!
     - Еще не слишком темно,  и  они  будут  маячить  на  скале,  как  два
айсберга посреди пруда! - возразил Кевин.
     Его спутники переглянулись, и Слит спросила:
     - А что такое айсберг?
     - Это... а-а, не бери в голову, - отмахнулся Кевин и хмуро замолчал.
     Слит и Бестиан продолжали  болтать  между  собой,  шутили  по  поводу
женщины-айсберга и айсберга-пса.
     - Звучит это хорошо, - признавала Слит, - даже если мы не знаем,  что
такое "айсберг".
     - Почему? - удивился Бестиан. - В этом есть какой-то смысл.  "Айс"  -
это значит "лед", а "бирг" на языке гномов означает темного  духа.  Вот  и
получилось,  гляди:  "Ледяной  дух  из  Темного  мира".  По-моему,  звучит
неплохо!
     - Или "темный дух льда".
     - Это тоже здорово. А как насчет "духа темного льда"?
     Слит фыркнула.
     - Вот что мне любопытно,  -  сказала  она,  -  что,  если  дух  будет
горячим, это будет "феерберг"?
     - Возможно, - согласился Бестиан. - А теперь подумай о самой себе. Ты
будешь "ночьберг".
     - А ты будешь "карлберг".
     Несмотря на их постоянные подшучивания друг над  другом  и  над  ним,
Кевин обратил внимание на то, что эти разные люди ухитрились занять  самые
правильные позиции и вообще действовали правильно. Незаметно для него Слит
и Югон словно растворились среди валунов, и Балак объяснил Кевину, что все
они время от времени отправляются с обходом вокруг лартаггета,  проверить,
нет ли поблизости какой-нибудь опасности. Это  тоже  было  правильным,  но
Кевин пожурил себя за то, что не заметил ни их ухода, ни  их  возвращения.
Эти вещи он просто обязан был замечать.
     Вскоре Кевин сам пробрался сквозь густые заросли туда, где ему  стали
видны неподвижные и угрожающие горы, прячущие свои вершины  в  сгущающихся
темных тучах. Снова ему захотелось, чтобы он отправился  в  этот  поход  в
одиночку: слишком многого он не понимал и слишком  многое  оказывалось  за
пределами его контроля, слишком много было вовлечено в это дело непонятных
и непредсказуемых людей. Это не нравилось Кевину. По крайней мере, в битве
он мог положиться на Бестиана... и на Балака тоже. Но вот остальные...  Он
покачал головой. Это даже не было отрядом. Это было... Кевин никак не  мог
подобрать подходящее слово и попытался придумать слово сам.
     -  Это  будет...  -  бормотал  он  себе  под  нос.  -  Это   будет...
эклекточужкомпания - сборище людей, которые не  имеют  никакого  отношения
один к другому,  которые  обладают  чересчур  независимыми  характерами  и
которые были собраны воедино  с  тем,  чтобы  достичь  определенной  цели,
которая, как предполагалось, должна бы их объединить, но что-то  никак  не
объединяет, и это очень печально, потому что каждый из этой компании готов
рано или поздно поубивать всех остальных!
     Похоже, это новое слово нелегко будет понять!
     Когда  Кевин  вернулся,  Бестиан  успел  достать   из   своего   тюка
принадлежности для приготовления пищи и теперь готовил тушеную крольчатину
над маленьким, бездымным огнем. Солнце давно опустилось за горы, и если бы
не маленький костер, который мягко светился на  небольшой  площадке  среди
камней, которую Слит придумала называть Большим Залом, то  под  прикрытием
могучих еловых лап было бы темно, как ночью. Все  пятеро  коротали  время,
обсуждая последние наставления шерифа.
     "...Экклейн и лорд Дамон должны осмотреть все,  что  попадет  в  ваши
руки, кроме монет, - сказал им шериф. - Абсолютно все! Я  хочу,  чтобы  вы
поняли и запомнили это. Все, кроме  денег,  должно  быть  предъявлено  для
обследования!
     Тут шериф сделал паузу, пристально вглядываясь в  их  лица,  пока  не
остановился на Слит.
     - По двум причинам! - продолжил  он.  -  Во-первых,  традиции.  Среди
похищенного может оказаться много ювелирных изделий  и  других  предметов,
которые могут быть гораздо более ценными  для  своих  прежних  владельцев,
нежели для вас. Если среди вашей добычи таковые окажутся, то вам будет  за
них щедро заплачено. Вторая причина гораздо опаснее  -  магия!  Там  могут
оказаться магические предметы, исчезнувшие много лет назад. Большинство из
этих предметов опасно. Вы все, конечно, слышали кое-что об этом. Это могут
быть вещи, которые навредят вам, могут  быть  вещи,  которые  сожгут  вашу
руку, лишь только вы  поступите  с  ними  неосторожно,  могут  быть  вещи,
которые  вывернут  вам  мозги  наизнанку,  да  так,  что  вы   ничего   не
почувствуете. Экклейн настаивал на этом, а  он-то  должен  знать  об  этих
вещах лучше других. И хотя я сам не очень-то верю в чудеса, как и двое  из
вас, но  я  и  не  глупец!  Только  идиот  улыбается,  когда  ему  в  руки
сваливается что-то такое, о чем он не имеет никакого понятия.  Я  надеюсь,
что среди вас и ваших  предков  не  было  клинических  идиотов.  Насколько
опасна та или иная вещь, будет определять один только  Экклейн,  никак  не
вы!
     - И еще, - сказал шериф. - Как обычно, в соответствии  с  Королевским
Правилом и Законом Воздаяния, вся ваша добыча достанется  вам.  Это  будет
вашим вознаграждением, и вы  разделите  его,  как  сочтете  нужным.  Но  я
предупреждаю вас - я видел не одну дружную команду, которая рассыпалась на
части,  пытаясь  разрешить  проблему  "справедливой  дележки".  Поэтому  я
советую вам твердо решить, кому сколько достанется, еще до  того,  как  вы
окажетесь на месте. Свара над добычей, уже после битвы - это не лучший  из
способов разделить трофеи по справедливости..."
     - Разделить на всех поровну, - сказал  Бестиан.  Из  множества  своих
кухонных  принадлежностей  он  выбрал  несколько  небольших   мешочков   и
пакетиков и добавил в жаркое по щепотке из  каждого.  -  Это  единственный
способ разделить по справедливости - мы все одинаково рискуем.
     - Говори только о себе, - перебила Слит. - Я  попала  сюда  благодаря
своим особым  способностям  и  не  собираюсь  подвергать  себя  чрезмерной
опасности.
     - Ты подвергаешься опасности всякий раз, когда только открываешь рот!
- заметил Балак, поднимая  глаза  от  сверкающего  лезвия  своего  топора,
который он как раз точил о камень. Слит задумчиво созерцала нависающие над
лагерем нижние ветки елей.
     - Я бы сказала, что гномы,  как  правило,  не  обладают  ни  малейшим
чувством юмора, - пробормотала  она,  -  но  поскольку  есть  мнение,  что
говорить об этом вслух небезопасно - я умолкаю.
     Вместо ответа Балак закатал свой  левый  рукав,  обнажив  мускулистое
волосатое предплечье, толщиной в  ногу  нормального  мужчины.  Приложив  к
предплечью лезвие топора, он быстрым и уверенным движением провел  топором
снизу вверх, выбрив на коже широкую дорожку. Проделав  это,  он  пошевелил
бровями и многозначительно посмотрел на Слит.
     - Ага. Отличная работа. Прекрасно заточено, - кивнула Слит и поспешно
повернулась к Югону: - А что скажет наш юный маг? Как ты смотришь  на  то,
как нам разделить добычу?
     - Традиционно добыча всегда  делилась  поровну,  -  Югон  выговаривал
слова тщательно, словно обращаясь к ребенку, -  и  главный  вопрос,  таким
образом, состоит в том, чтобы определить: что чему равно. Многое из  того,
что может попасть в  наши  руки,  наверняка  обладает  либо  неопределимой
ценой, либо эта цена может произвольно меняться - это для кого как. Мы  не
будем знать этого до тех пор, пока маг Экклейн или лорд Дамон не  осмотрят
и не исследуют эти предметы. Только они могут оценить  их.  Это  будет  не
таким легким делом, как, например, разделить поровну несколько медяков  из
украденного кошелька, - тут Югон многозначительно посмотрел на  Кевина,  -
или надуть старого человека с прекрасной бирюзой...
     - Ох, - сказала Слит, -  понимаю.  Большое  спасибо,  постараюсь  это
запомнить... И зачем только я спросила? - пробормотала она, отвернувшись.
     Кевин сделал в  направлении  Югона  неприличный  жест,  хлопнув  себя
ладонью правой руки по основанию кулака левой. На улицах Латонии этот жест
означал некое непотребное действо. Югон нахмурился и  отвернулся,  а  Слит
прыснула  -  видимо,  и  здесь  этот  жест  означал  то  же  самое.  Кевин
внимательно оглядел обоих.
     - В этом случае нам лучше остановиться на равных долях, - заявил  он.
- Если там есть что делить - мы можем не получить ничего. Может  быть,  мы
нанесем удар не по их штабу. Может быть, они спрятали сокровище  где-то  в
другом месте. Может быть, они его все истратили. Как говорят пожилые люди:
"Не напивайся, пока еще не привезли вина".
     При этих словах Югон коротко и без тени веселости хохотнул:
     - Обожаю выражения из самой гущи народной жизни -  они  всегда  такие
красочные и образные.
     - Ты слишком  долго  носишь  чистую  одежду,  -  откликнулся  на  это
замечание Бестиан, - раз забыл, кем был ты сам до того, как впервые увидел
булыжную мостовую. Что касается гущи народной жизни, то ты по  колено  был
измазан в овечьем помете и воображал, что так должны ходить все люди.
     Кевин заметил, что снисходительная усмешка Югона слегка поблекла и он
снова занялся большими игральными костями, которыми он часто забавлялся  в
последнее время.
     Тушеная  крольчатина  была  дивно  вкусна,  и  они  проглотили  ее  с
проворством изголодавшихся волков.
     - Как тебе это удалось? - поинтересовался Кевин,  вытирая  дно  миски
коркой черного хлеба.
     - Чуть-чуть того, немного этого. - Бестиан пожал плечами. - Мне вовсе
не кажется, что кролики были действительно вкусны. У  меня  с  собой  было
несколько кореньев из  прошлогоднего  урожая,  но  они  слегка  выдохлись.
Немного маринованной капусты, кое-какие приправы - вот и все, -  он  снова
пожал плечами.
     - Отлично! - Балак громогласно рыгнул и похлопал себя  по  животу.  -
Маловато, но больше не стоит, - он поднялся, сжимая топор в руке, и  хмуро
посмотрел в направлении моста и темнеющих гор.
     - Я пойти туда, посмотреть дорога.
     - Альбина уже наблюдает за дорогой со скалы, - удивился Кевин.
     - Может быть, и наблюдает. - Балак фыркнул в бороду. - А может  быть,
она упорхнуть прочь, как проклятая летучая мышь-альбинос...
     С этими словами Балак вышел через расселину между валунами и исчез  в
темноте. Югон проводил его взглядом.
     - Не могу понять, почему Экклейн так любит этих номенов, - изрек  он.
Все трое немедленно воззрились на него.
     - А я не могу понять, - ровным голосом проговорил Бестиан, -  за  что
ты так восхищаешься самим собой. Право же,  в  этой  личности  нет  ничего
достойного.
     - Мы могли бы обойтись без того, чтобы постоянно задевать друг друга?
- вздохнул Кевин. Он протянул руку, взял свой меч  в  ножнах  и  надел  на
спину. - Я пойду посторожу дорогу -  не  приближается  ли  кто  к  нам  от
города. Противоположная сторона, как мне кажется, надежно прикрыта. Я буду
у самого края наших камней, там, где начинается самый густой ельник.
     - Я сменю тебя, - предложил Бестиан. - А потом  -  Слит.  Она  хорошо
умеет действовать в темноте.  Затем...  -  он  не  договорил.  Его  взгляд
неподвижно уставился на что-то за спиной Кевина. В тот же миг Кевин нырнул
влево, разворачиваясь и выхватывая меч.
     В круге света от их маленького костра  стоял  эльф.  Он  был  одет  в
запыленную зеленую тунику и высокие чулки из мягкой замши.  На  плечи  был
наброшен плащ, материал которого было весьма затруднительно описать  -  по
его поверхности пробегали небольшие волны и сам он представлял непрерывную
игру света и теней. Поперек спины эльфа был надет колчан длинных стрел,  а
к поясу пристегнут длинный и узкий меч я ножнах.  Свой  длинный  лук  эльф
держал в левой руке за спиной, а правую вы тянул вперед ладонью вверх.
     Кевин узнал в этом жесте приветствие, распространенное  среди  людей,
хотя бы слегка знакомых с культурой. Приблизительно его смысл  можно  было
истолковать так: "Я  могу  приветствовать  тебя,  а  могу  обвести  вокруг
пальца, и то и другое - с одинаковой легкостью, но что я предпочту - будет
зависеть от тебя".
     Кевин переложил меч в левую руку и, спрятав его за спину, поднял свою
правую ладонь в таком же жесте приветствия.
     - Да будет путь твой не тернист, не скучен и удачлив, -  произнес  он
на  языке  эльфов   распространенное   приветствие,   надеясь,   что   его
произношение окажется достаточно сносным.
     Эльф кивнул в ответ, вежливо улыбнувшись. Его большие  зеленые  глаза
сверкали в свете костра. Он  обладал  типичной  эльфовской  внешностью,  а
эльфовские черты лица, которые едва наметились в Кентсе, сразу бросались в
глаза. Черты лица пришельца были острыми и резкими - "как лезвие  топора",
но в них отчетливо отражались хитроумие, находчивость  и  живость  ума,  а
также чуть ли не сверхъестественный и чуждый разум, словно лицо было всего
лишь полуразумной  маской,  призванной  обмануть  недоверчивых  обитателей
этого мира.
     - И тебе того же, - отвечал эльф на языке торговцев, слегка  картавя.
- Ты - Кевин из Кингсенда, - это прозвучало как утверждение.
     - Да. - Интересно, найдется ли во всем Вейле хоть кто-нибудь, кто  бы
не знал его.
     - И ваш отряд движется в горы, чтобы атаковать и разрушить то, что  у
нас называется Остановкой. - И снова ни тени сомнения в голосе.
     - Это верно.
     Как сказал бы Балак - "секретное дело, да!"
     Взгляд эльфа повернулся к остальным:
     - Если никто из вас не будет  стеснен  моим  присутствием,  я  охотно
присоединился бы к вам.
     Кевин быстро взглянул на Слит, Бестиана  и  Югона.  Все  трое  словно
застыли от удивления. Бестиан оправился первым. Он пристально посмотрел на
Кевина и легким кивком головы указал в направлении  гор  и  моста,  слегка
кивнул и передернул плечами. Кевин кинул в ответ:
     - Мы здесь не можем отвечать за всех. Есть еще и другие.
     - Те, кто сторожит дорогу, могут, в конце концов,  ответить  сами  за
себя, - эльф слегка улыбнулся.
     Кевин вложил меч в ножны и задумался:
     - Как тебе удалось нас найти?
     Эльф слегка повернулся в сторону Югона:
     - Меня просили. Я проанализировал ситуацию в горах, узнал о тех, кого
вы ищете и... откликнулся на просьбу.
     Кевин тоже посмотрел на Югона. Тот заметил взгляд  и  небрежно  пожал
плечами, по обыкновению улыбаясь.
     - Я не знал об этом, но подозревал, что Экклейн...
     - Понятно, -  нахмурился  Кевин.  -  Кое  о  чем  другом,  о  чем  ты
"подозревал", ты как-то не удосужился упомянуть.
     Югон еще раз пожал плечами, но как-то более просто и не наигранно. Он
пытался сохранить вид человека, который очень многое  знает,  не  важно  -
знает ли он это на самом деле или нет. Кевин снова повернулся к эльфу:
     - Я не могу говорить за всех, но от себя могу сказать только  одно  -
добро пожаловать!
     "Что еще произойдет? - добавил он про себя. - Еще один внешний фактор
внезапно вмешался в развитие событий. Некоторая  дополнительная  помощь...
не это ли имел в виду Экклейн?  Но  эльф?.."  Он  припомнил  шутку  времен
академии: "Как иметь дело с эльфами? Ответ: Как можно меньше".
     Эльф представился как Клейбрук Лист. Он был тонким и изящным, похожим
на женщину существом, и это  впечатление  усиливалось  легкой  картавостью
мелодичного  голоса.  Его  глаза  казались  огромными,   чересчур   близко
поставленными, и такого темного цвета, что  в  них  почти  не  видно  было
зрачков. Особый интерес Кевина вызвали большие остроконечные уши,  которые
могли поворачиваться вперед, в стороны или шевелиться независимо  друг  от
друга. Он подумал, что  они  способны  реагировать  на  малейший  шорох  с
чуткостью кошачьего уха. Во время беседы  эти  уши  постоянно  шевелились,
поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, непрерывно прислушиваясь  не
только к речи собеседника, но и к шорохам в окружающей темноте. На  память
пришло еще одно замечание по поводу эльфов, которое ему  однажды  довелось
слышать:
     "Не стоит заблуждаться, что раз у эльфов ослиные уши  -  то,  значит,
они так же глупы, как эти животные. Эти уши специально придуманы для того,
чтобы обвести тебя вокруг пальца".
     К удивлению  Кевина,  и  Бестиан,  и  Югон  превосходно  говорили  на
эльфовском  наречии,  причем  набившая   оскомину   сардоническая   улыбка
последнего сменилась выражением, близким к уважению. Клейбрук рассказал им
о потайной тропе к вершине перевала.
     - Это древняя тропа эльфов, не известная посторонним. Чтобы пройти по
ней, потребуется немного больше времени,  чем  если  бы  вы  двигались  по
дороге, но зато вы не так утомитесь, и к тому же ее не охраняют. Мы сможем
незаметно подобраться прямо к Остановке. Я рекомендовал бы воспользоваться
этой тропой, потому что любой, кто попытается подняться к Проходу  обычным
путем, непременно привлечет к себе внимание тех, кто засел наверху.
     Кевин посмотрел на остальных. Бестиан и Югон согласно кивнули.
     - Это звучит неплохо, Клейбрук. А теперь... - Кевин поднялся на ноги.
- Я как раз собирался пойти покараулить дорогу к городу.
     - В этом нет нужды, -  остановил  его  Клейбрук.  Подобно  Югону,  он
постоянно улыбался, но  его  улыбка  говорила  скорее  о  знании  каких-то
сокровенных тайн, нежели о чувстве самоуверенного покровительства. - С той
стороны никто к вам не приблизится.
     Кевин некоторое время размышлял:
     - А с другой стороны? Со стороны гор?
     - Возможно. Но они слишком  далеко,  чтобы  беспокоиться.  Станут  ли
они... Нет, не станут.
     - Откуда ты знаешь?
     Эльф улыбнулся шире:
     - Это секрет эльфов. Этой ночью можете спокойно отдыхать.
     - Ну, хорошо, - пробормотал Кевин. - Но  я  все  же  думаю,  что  нам
следует дежурить хотя бы в лагере. Я буду первым.
     - А я - вторым, - предложил зевающий Бестиан. - А потом Слит.
     - Ты очень проворен, Кевин из Кингсенда, - улыбнулся Клейбрук.  -  Ни
разу еще острие меча не оказывалось у моей груди так внезапно.
     - Королевская военная академия, - пожал плечами Кевин.
     - Я знаю.
     -  Тогда  почему  ты  спросил?  -  Кевин  с  удивлением  посмотрел  в
темно-зеленые нечеловеческие глаза эльфа.
     Тот выдержал взгляд:
     - Я не спрашивал. Это был комплимент.
     - О! - Кевин  запнулся  и  посмотрел  на  огонь,  чтобы  скрыть  свое
смущение. - Благодарю.
     - Никогда не следует благодарить эльфа, - улыбнулся Клейбрук.  -  Это
заставляет чувствовать себя неловко.
     Бестиан и Кевин переглянулись, и Бестиан  многозначительно  приподнял
брови. Неловкостей и так было предостаточно.

     Во время полуночной вахты Альбина подняла их с постелей - простыней и
плащей.
     - На севере в горах разыгралась буря! - ее голос напоминал звук трубы
демона смерти. - Отвратительный запах зла доносится даже сюда! Темные силы
обрушились на караван всей мощью своей гнусной магии, и наш путь свободен!
Возблагодарите Баалаба!
     Все немедленно проснулись, сжимая в руках оружие. Альбина  и  ее  пес
сияли в темноте, словно два призрака, так как костер прогорел и угли  едва
тлели, подернувшись золой. По другую сторону остатков костра  стояла  Слит
со шпагой в руке. Острие шпаги было направлено на Альбину.
     - Если ты когда-нибудь станешь подкрадываться ко мне, то я... я...  -
ей едва удавалось сдерживаться, - я убью  твоего  проклятого  пса!  -  Она
отвернулась и в сердцах взмахнула шпагой. Клинок со свистом рассек воздух,
и на землю просыпались срубленные ветки и сухая хвоя.
     Альбина наблюдала за ней пылающими гневом глазами.
     - Твой гнев тебе не к лицу, Кошечка Слит. Спрячь  его  в  ножны,  как
спрячешь свое оружие, или на тебя обрушится гнев Баалаба!
     Она взмахнула палицей, пес прижал уши и зарычал,  остановив  на  Слит
холодный взгляд своих прозрачных глаз.
     Кевин выронил свою подстилку и поспешно  разделил  противниц  лезвием
своего меча.
     - Разведи огонь, Бесстрашный! - попросил он. - Слит!  Вложи  шпагу  в
ножны!
     - Но она  же  испугала  меня  так,  что  меня  чуть  не  пронесло!  -
возмутилась Слит. - Крадется в ночи, как какой-то дух, а потом  орет,  как
демон!
     - Ты, наверное, заснула, - проворчал Бестиан,  подкладывая  в  костер
щепочки и куски коры. - Заснула и видела сон о том, как в городе тебя ждет
клад золотых монет. Эх ты, воришка! Я думал, что ночь - это  твое  любимое
время суток.
     - Только не здесь, в этих проклятых и богом забытых пустошах! -  Слит
немного поколебалась, прежде чем вернуть шпагу в ножны, продолжая  в  упор
смотреть на Альбину. - Попробуй только проделать со мной подобную штуку  в
городе,  женщина,  и  тебе  доведется  увидеть  с  высоты  мостовой   свое
безголовое тело! И проклятого пса тоже!
     - Воровка? - негромко переспросила Альбина. - Ты  воровка?  В  глазах
Баалаба это занятие считается...
     - Хватит! - завопил Кевин. - Убьете друг друга в следующий раз!  Хотя
бы завтра вечером.
     - ...а-а-тит! - эхом отозвались горы.
     - Ну вот, - вздохнул Бестиан. - Если им  не  было  известно  о  нашем
присутствии, то теперь...
     - Я по горло сыт вами обеими! - продолжал  Кевин  и,  повернувшись  к
Альбине, ткнул в ее сторону пальцем. - Вы, кажется, хотели  помогать  нам?
Вы не делаете этого. Если вы будете воспринимать все как  оскорбление,  вы
ничем не поможете! А ты... - он повернулся к Слит, - держи-ка ты свой  рот
на замке! Имей в виду, мне  ни  капельки  не  жалко  будет  оставить  тебя
где-нибудь на горе и лучше - если со сломанной ногой!
     Все трое смотрели друг  на  друга.  Из  темного  проема  между  двумя
валунами возникла приземистая, плотная фигура, размахивающая топором.
     - Что случилось, а?
     - Ничего, Балак. -  Кевин  убрал  меч.  -  Маленькие  девочки  решили
поиграть.
     Балак смерил обеих взглядом и снова посмотрел на Кевина.
     - И ты их остановить? - в его голосе послышалось разочарование.
     Кевин оглядел лагерь:
     - А где Клейбрук?
     - Будь я проклята, если знаю, -  Проворчала  Слит.  -  Когда  Альбина
возникла посреди поляны как призрак, он исчез. И я вовсе не спала.
     - Эти зарницы, которые вы видели, -  спросил  у  Альбины  Бестиан,  -
может, это была просто гроза, начавшаяся на севере?
     - Нет, - в голосе Альбины звучала уверенность. - Даже отсюда я ощущаю
их темное происхождение. Дело пахнет гнусными силами!
     - С гнусными силами не поспоришь! - пробормотала Слит в сторону.
     Кевин удостоил ее мрачного взгляда.
     - Может быть, хоть теперь ты можешь угомониться? - Он обвел  взглядом
всех присутствующих: - Это ко всем вам относится.
     - Но воровка... - начала было Альбина.
     - Нет, - перебил Кевин. - Только не надо!
     Некоторое время они  молча  переглядывались.  Балак  мерно  помахивал
топором, словно маятником; когда его взгляд падал на одну  из  женщин,  на
лице его появлялось зверское выражение.  Пес  тихо  ворчал.  Югон  потирал
пальцем игральную кость.
     - Пусть будет так, - сказала Альбина. - Я должна  на  время  признать
твое руководство.
     - Спасибо! - Кевин внезапно понял, как сильно он хочет спать. - Может
быть, нам удастся поспать остаток ночи...
     Никто не возражал. Все они забрались в свои постели и уснули в  своем
каменном гнезде.

     Фрагмент  из  книги  "Различные  способы   и   приемы   обращения   с
разнообразными заклинаниями" - одного из наисекретнейших  трудов  Братства
Волшебников и Магов.
     "Способ, при помощи которого заклинания  и  чары  можно  сохранять  и
использовать при посредстве игральных  костей,  гораздо  лучше  и  выгодно
отличается от старых, общепринятых и зачастую чересчур громоздких методов.
Главным  преимуществом  волшебных  игральных  костей  является   то,   что
необходимый заклинателю поток энергии может быть существенно уменьшен, так
как в случае использования игральной кости  для  высвобождения  заклинания
требуется ее более низкая концентрация.
     Если вы используете игральные кости, вам  нет  необходимости  повсюду
таскать  с  собой  громоздкую,  неудобную,  слишком  бросающуюся  в  глаза
волшебную книгу. Вам не  нужно  больше  в  спешке  отыскивать  нужную  вам
страницу. Сама собой исчезнет проблема: куда девать огромный фолиант, если
вам по какой-то причине необходимо путешествовать инкогнито, дабы никто не
подозревал о вашей волшебной силе. Игральные кости, кроме  всего  прочего,
никогда  не  возбудят  в  окружающих   вас   людях   того   недоверчивого,
подозрительного  и  неблагосклонного  отношения,  какое   вызывает   порой
волшебная книга заклинаний.
     Наиболее  удобен  следующий  способ:  шесть   заклинаний   в   полной
готовности помещаются в одну  игральную  кость  и  высвобождаются  простым
нажатием на определенную сторону; при этом достаточно  произнести  простую
условную фразу, и заклинание тут же приводится в действие,  как  спусковое
устройство выпускает из арбалета стрелу. Если на сторонах игральной  кости
очки нанесены путем выдавливания или наоборот - поднятия над поверхностью,
то такой волшебной костью можно пользоваться  даже  в  темноте,  отыскивая
нужную сторону кубика на ощупь. При посредстве волшебной  игральной  кости
можно также без труда получать  доступ  к  волшебным  палочкам,  жезлам  и
прочему.  Для  этого  необходимо  применить  на  одной  из  сторон   кости
заклинание перемещения. При этом заклинание  немедленно  будет  послано  с
кубика на требуемый предмет.
     Маги  старшего  возраста,  как  правило,  отдают  предпочтение  более
традиционным методам, и поэтому волшебные кости  могут  расцениваться  ими
как неприемлемые. Те же, кто впервые использует  волшебные  кости,  должны
принимать во внимание,  что  после  использования  заклинания,  необходимо
время, чтобы оно успело восстановиться, прежде чем этим заклинанием  можно
будет пользоваться вторично. Время восстановления  заклинания  зависит  от
его силы. Однако определенное, часто используемое  заклинание  может  быть
повторено в магических костях несколько раз. При этом необходимо  избегать
лавинообразного приращения одинаковых энергий, а  также  резонанса  разных
энергий". (Подробнее см. Раздел  28:  "Опасные  ситуации,  которые  грозят
увечьями для пользователей".)

                                    9

     Они завтракали в полной темноте. Из своего бездонного  мешка  Бестиан
извлек маленькие пирожки с  запеченными  внутри  ароматными  сосисками,  а
также сушеные фрукты. Запивали завтрак крепким,  терпким  чаем.  Казалось,
что Бестиан запас вдоволь еды для каждого из участников экспедиции, к тому
же  ему,  безусловно,  нравилось  готовить.  Только  Альбина  и   Клейбрук
предпочли свою собственную еду. На протяжении  ночи  эльф  исчез  и  снова
появился, на этот  раз  в  чешуйчатом  легком  доспехе-тунике,  каждая  из
пластин которого была выполнена в форме древесного листа. Все  чешуи  были
покрашены зеленым и подогнаны так, что  казалось  -  стоит  облаченному  в
тунику воину сделать шаг или два поглубже  в  заросли,  и  его  не  станет
видно.
     Альбина отреагировала на представленного  ей  эльфа  коротким  кивком
головы; Балак и эльф едва посмотрели друг на друга и с тех пор  относились
друг к другу с чем-то вроде осторожности или холодной сдержанности.
     Клейбрук принес с реки кожаный  мешок  с  пришитыми  к  нему  ушками,
наполненный водой. В ушки он продел длинную палку  и  поместил  мешок  над
тлеющими углями, положив палку на пирамиды из камней.
     - Кожа сгорит, и вода зальет  огонь,  -  предположил  Кевин.  Большие
зеленые глаза эльфа немедленно повернулись к нему, и эльф улыбнулся.
     - Это могучая магия эльфов! - сказал он, и плавно  провел  рукой  над
мешком. - Кожа не сгорит!
     - Большой эльфичий кат, - громко проворчал Балак.
     Кевин невольно вздрогнул: это слово на гномьем  языке  он  знал.  Оно
означало "дерьмо". Поглядев на остальных, он увидел,  что  только  Бестиан
сдержанно отреагировал на замечание, сам Клейбрук, казалось, пропустил его
мимо своих огромных ушей. Обыкновенная сдержанная улыбка не  покинула  его
лица. Он извлек из складок своего плаща кожаный мешочек поменьше и  всыпал
в воду нечто, напоминающее тусклую золотистую пыльцу.
     - А что это такое? - с беспокойством  поинтересовался  Кевин,  решив,
что волшебство творится прямо у него на глазах.
     - Ты и в самом деле не знаешь? - эльф словно смеялся над ним.
     Кевин отрицательно покачал головой.
     - Ох уж эти люди... - Клейбрук печально кивнул. - Они готовы  умереть
от голода даже в пышном саду, если он не возделан и  в  нем  не  проложены
дорожки.  На  нашем  языке  это  называется  "талленталь",  что   означает
"золотоголовый". В других языках у него существуют и другие  названия.  Ты
должен был часто встречать этот цветок... - он посмотрел  на  Кевина  так,
словно ждал ответа. - Неужели нет? По-моему, на вашем языке он  называется
"котовник желтый".
     Кевин был удивлен; разумеется, этот цветок был ему  хорошо  известен.
Желтый котовник иногда  встречался  на  болотах  и  по  берегам  небыстрых
речушек вместе со своими более обычными синими братьями.
     - Разве ты не знал, что талленталь съедобен?
     - Конечно, я знал! - нахмурился Кевин. - Его стебли  и  корни  вполне
пригодны для того, чтобы набить ими пустое брюхо, но я бы не  сказал,  что
это вкусная и питательная еда.
     - Это действительно так, - Клейбрук кивнул. - Однако  многое  зависит
от способа приготовления. Ты  обязательно  должен  как-нибудь  попробовать
желтый  котовник.  Возьми  головку  цветка,  перед  тем  как  она   должна
распуститься, высыпь семена в холодную воду и вскипяти.  Ты  будешь  очень
удивлен, Кевин. Это магия эльфов.
     - Кат эльфов! - снова проворчал Балак.
     - Что тебе больше по вкусу, гном, - эльф  улыбнулся  Балаку,  но  это
была очень холодная улыбка.
     - Короче, это можно есть, - вставил  Кевин  больше  для  того,  чтобы
разрядить напряжение.
     - Ты разочарован?
     - Почему же кожаное ведро не прогорает?
     Бестиан улыбнулся и сказал:
     - Мешок с водой никогда не сгорает на огне. Разве ты этого не знал?
     Они все смотрели на него -  двое  как  обычно,  остальные  улыбались.
Кевин почувствовал себя пристыженным.
     - Да, я стараюсь, - ответил он резко, - но как бы я ни старался, мне,
похоже, никогда не удастся узнать все на свете, как некоторым из вас.
     "Итак, Раскер, - внутри у Кевина все  кипело,  -  оказывается  и  ты,
старый  твердолобый  жук,  знал  не  все!   Умение   выжить   в   пустыне!
Разумеется..."
     Кевин  прекрасно  помнил,  как  они  ползали  по  пустоши,  выкапывая
съедобные корни, и ели их сырыми. На  мгновение  ему  вспомнился  один  из
товарищей по академии, который хрюкал и  чавкал  в  лесу,  как  боров.  На
вопрос, что он делает, он ответил: "Если я должен жить  здесь,  как  дикий
кабан, то мне придется издавать соответствующие звуки".

     К тому времени, когда окончательно рассвело и над верхушками деревьев
стало видно пасмурное, затянутое серыми облаками небо, они уже  прошли  по
лесу более пол-лиги. Клейбрук вел их на юг,  уводя  от  дороги  сумеречной
лесной тропинкой.
     - Ах, да, -  заметил  Балак,  когда  они  только  входили  в  лес,  -
секретная эльфичья тропа через горы...
     Клейбрук выразительно посмотрел на него, и Балак подмигнул Кевину.
     - Большущий эльфичий секрет, да! Ни  один  его  не  знать.  Проклятая
тропа весьма труднее старой дороги номенов, чтобы  идти  через  горы.  Вот
увидите.
     Клейбрук и Балак снова обменялись взглядами,  причем  Балак  выглядел
крайне  довольным  собой.  Кевин  немного  подумал   и   приказал   Балаку
отправиться в арьергард. Гном только ухмыльнулся:
     - Ага. А то как бы эльфичьи секреты не настигли нас с тыла!
     Кевин вздохнул: вот еще  двоих  придется  держать  подальше  друг  от
друга. Прекрасное путешествие, прах его возьми!
     Постепенно тропа забирала все ближе к Бешеной реке, до тех  пор  пока
они не подошли к ней достаточно близко. "Здесь, в верховьях, ее  следовало
бы назвать Яростной", - подумалось Кевину.  Река  неслась  вдоль  подножья
крутой каменной стены стремительным белопенным  потоком.  Между  деревьями
повис холодный и сырой  туман,  который  густел  по  мере  того,  как  они
приближались к утесам, а рев реки становился все громче, до тех  пор  пока
им не стало  казаться,  что  река  низвергается  с  неба.  Туман  внезапно
рассеялся, и они увидели, что так оно и есть на самом деле...
     По вертикальной каменной стене стремительно неслись вниз потоки воды,
маленькие водопады следовали цепью один за другим, вода каскадами  прыгала
с одного уступа на другой, разбиваясь на миллионы мельчайших  брызг,  а  в
самом низу этого водопада  пенилось  и  бурлило  небольшое  озеро.  Потоки
воздуха подхватывали капли воды и клочья тумана, отрывали их  от  утеса  и
уносили в лес.
     - Дух Горы! - прокричал Клейбрук на ухо Кевину и улыбнулся, подставив
лицо сырому холодному ветру. Указав рукой на левый край водопада, он повел
всех вокруг пруда. Вскоре они промокли  до  костей,  за  исключением,  как
заметил Кевин, Клейбрука и Бестиана, чьи плащи оставались сухими.
     Крутой подъем наверх слева от водопада оказался не таким уж страшным,
как казалось издалека. Хотя камни вокруг были скользкими от влаги  и  мха,
высеченные в камне ступени были сухи и нога не скользила.  Кевин  заметил,
как сильно стерлись эти ступени,  несмотря  на  то  что  были  высечены  в
твердом камне, и на мгновение представил  себе  сотни,  а  может  быть,  и
тысячи лет, на протяжении которых патрули эльфов день за  днем  взбирались
вверх по этой тропе. Ступени вели наверх среди брызг воды и шума водопада.
     По бокам основного потока вниз по скале сбегали  потоки  поменьше,  и
шум каждого из них  вплетался  в  рев  водопада.  По  мере  того  как  они
поднимались,  река  внизу   становилась   все   меньше,   превращаясь   из
громогласного чудовища просто  в  рассерженного  зверька,  а  слой  тумана
заглушил ее бешеный рев.
     Напряженный подъем внезапно прервался на обширной  террасе,  поросшей
темными хвойными деревьями. Слит бросилась на мягкую подстилку из  хвойных
иголок, стараясь отдышаться. Бестиан присел рядом.
     - Ты и вправду настолько устала? - осведомился он.
     - Нет... - Слит покачала головой и покосилась вниз, на клубящийся над
водопадом туман, затем пожала плечами. - Просто чуть не лишилась  рассудка
от страха. Ни разу не приходилось взбираться вверх по вертикально  текущей
реке.
     Они отдохнули в тишине, так как шум воды доносился  сюда  просто  как
отдаленный гул. На этой каменистой террасе, спрятанный под густыми  елями,
врезался в крутой бок  следующего  утеса  еще  один  небольшой  пруд.  Его
зеленоватая  поверхность  была  безмятежной  и  гладкой,  словно  он  тоже
отдыхал, прежде чем начать свой долгий путь вниз. С  высокой  закраины  на
дальнем берегу пруда тонкими,  но  частыми  струями,  словно  занавесь  из
музыкально звенящих серебряных нитей,  стекала  вода.  Все  вокруг  дышало
покоем, особенно желанным после грома и сутолоки беспорядочно  мчащейся  в
пропасть воды.
     - Это называется Рассветный Ключ. Когда-то давно это  было  особенное
место... - задумчиво сказал Клейбрук, указывая на безмятежную  поверхность
пруда. - Во времена войн или когда в  горах  случалось  что-то  нехорошее,
выходящий отсюда поток становился настолько... грязным,  отравленным,  что
текущую в долине реку стали называть Бешеной.
     Кевин заметил, что Бестиан и Балак едва заметно кивнули,  и  осмотрел
водоем еще раз.
     - Но ведь это было очень давно, верно? Теперь вода чистая.
     - И да и нет, - медленно промолвил Клейбрук. - Она достаточно  чиста,
чтобы пить и купаться, но... но все-таки она  стекает  с  гор...  -  глаза
эльфа обратились к вершине утеса с каким-то странным выражением,  значение
которого Кевину разгадать не удалось.
     - Ночью ты упомянул о том, что исследовал положение  в  горах  насчет
бандитов, - сказал он. - Можешь ли ты сообщить нам кое-что, что  нам  надо
было бы знать, прежде чем мы начнем атаку?
     Эльф, казалось, обдумывает ответ.
     - Я могу сказать тебе, Кевин из Кингсенда, что  в  этой  банде  много
людей. Кроме того, там есть еще твари.
     - Сколько там человек и что это за твари? - быстро спросил Кевин.
     Эльф снова замолчал, потом сказал:
     - На этот вопрос я не знаю ни одного ответа, - с этими  словами  эльф
отошел.
     - Ну, от этого знания не много толку, - шепнул Кевин Бестиану.
     - Наверное, ты задал неправильный вопрос, -  ответил  карлик,  -  или
использовал для своего вопроса неправильные слова.
     - А какие же слова я должен был использовать? - удивился Кевин.
     Бестиан пожал плечами:
     - Я не знаю. Это эльфовское...
     Кевин кивнул с легким отвращением.
     - Мне кажется, такой ответ быстро мне надоест...

     Кевин с удивлением отметил, как быстро всем им  удалось  восстановить
силы. Учитывая крутизну и продолжительность подъема, Кевину казалось,  что
навряд ли прошло достаточно времени, чтобы он успел как следует отдохнуть,
но тем не менее, он чувствовал  себя  совершенно  свежим.  Остальные  тоже
начали  выказывать  признаки  нетерпения.  Слит  и  Бестиан  разошлись  по
сторонам, чтобы осмотреть местность.
     - Мы должны пересечь поток в том месте, где вода стекает со скалы.  -
Клейбрук указал на противоположный берег пруда, где струи воды  стекали  с
высокой закраины и тихо шипели, падая на его спокойную поверхность.
     - Там неглубоко, - продолжал Клейбрук. - Мы  пройдем  вдоль  каменной
стены прямо под водопадом... - и с хитрой  улыбкой  повернулся  в  сторону
Балака, как бы говоря: "Готов поклясться, что ты  этого  не  знал".  Балак
зевнул и со скучающим видом принялся разглядывать плотные облака.
     Эльф повел их через поток, легко перебегая по скользким  камням.  Все
остальные последовали за  ним.  Воспитанный  Югон  оступился  и,  взмахнув
руками, уселся прямо в воду, отпустив по этому поводу пару крепких уличных
выражений.
     - Смотри, чтобы тебя не унесло вниз, - предупредил Бестиан. - Будь  я
проклят, если пойду разыскивать тебя там.
     Кевин  улыбнулся  про   себя.   Проклятья,   которыми   Югон   осыпал
предательские скользкие камни, означали, что  ничто  человеческое  ему  не
чуждо. Один за другим они следовали за эльфом, сосредоточив  все  внимание
на том, куда ступала нога, когда раздался внезапный крик Бестиана:
     - Святая Йондалла!
     Альбина, держа в руках своего большого пса, шла напрямик через озеро,
ступая прямо по поверхности воды, оставляя на ее  спокойном  зеркале  лишь
круги. Балак торопливо начертил в воздухе несколько таинственных знаков  и
потянулся рукой к мешочку  на  поясе.  Альбина  остановилась  у  водопада,
спокойно стоя на поверхности зеленоватой воды. Незаметное течение относило
ее назад вместе со стайкой небольших пузырей и пеной.
     После кратковременного замешательства отряд продолжил  свое  движение
вдоль вертикальной стены.  Вода  местами  доходила  Кевину  до  колена,  а
Бестиан и Балак шли в воде почти по пояс.  Альбину  тем  временем  отнесло
потоком от водопада, и она сделала несколько шагов, чтобы  приблизиться  к
утесу. Взгляд ее холодных глаз был несколько вызывающим, однако  Клейбрук,
подойдя к тому месту, где она стояла, понимающе кивнул.
     - Прекрасно, приоресса, - сказал он. - Это  делают  твои  кольца  или
обувь?
     - Баалаб поддерживает истинно верующих, -  ответила  Альбина,  и  эхо
несколько раз повторило ее слова.
     Бестиан шепотом спросил у Кевина:
     - Как ей это удается?
     - Не спрашивай, - отозвался Кевин. - Не знаю и знать не хочу.
     Улыбка на лице Югона казалась несколько вымученной. Не  отрывая  глаз
от Альбины, он небрежно прикоснулся к носу пальцем.
     Альбина и пес чихнули  одновременно  и  громко.  Странный  взгляд  ее
темных глаз пытливо осматривал всех по очереди,  но  Югон,  казалось,  был
полностью поглощен тем, что при помощи шеста тщательно вымерял свой  путь.
Кевин обернулся к Балаку.  Гном  что-то  угрюмо  бормотал  себе  под  нос,
засовывая в мешочек на поясе серебряный амулет, странную железную фигурку,
засушенную веточку какого-то растения и странной формы драгоценный камень.
Альбина разглядывала Балака дольше других, затем снова повернулась к эльфу
и Югону.
     - Баалаб будет недоволен, - сказала она стальным голосом.
     Югон не обратил на ее слова никакого внимания,  улыбка  на  его  лице
снова приобрела оттенок превосходства. Клейбрук вообще не взглянул на нее,
ныряя  под  тонкие  струйки  водопада.  Югон  на   мгновение   задержался,
несмешливо поклонился и пропустил Альбину вперед. Альбина поставила пса  в
воду и, смерив Югона взглядом, подтолкнула пса вперед, под струи водопада,
затем прошла сама.
     Югон и Слит последовали за ней.
     - Она не должна идти сзади меня! - проворчал Балак.
     - Тогда тебе придется все время  прикрывать  тылы,  -  посочувствовал
Кевин, в свою очередь  ныряя  под  водопад.  Бестиан  надвинул  на  голову
капюшон  и  проворно  юркнул  за  серебристую  кисею  струй.  Балак  зорко
огляделся по сторонам и исчез из вида.
     Снова они поднимались по крутым, замшелым  ступеням,  следуя  изгибам
полутемного  и  сырого  тоннеля  или  пещеры.  Тоннель  освещался   только
призрачным мерцанием зеленоватых лишайников, покрывавших стены, по которым
сочилась вода. Вода капала и с потолка, однако ступенек через сто  тоннель
внезапно закончился, и они очутились  под  прикрытием  густых  низкорослых
елей. Чтобы выбраться на простор, пришлось пробираться чуть ли не ползком,
постоянно задевая за переплетенные толстые ветви.  Когда  Кевин  обернулся
назад, выход из тоннеля был уже совершенно невидим.
     И снова он поразился тому, что,  несмотря  на  нелегкий  подъем,  его
спутники не выглядят усталыми, а плащи Бестиана и эльфа  снова  показались
ему сухими. Еще одно обстоятельство, более важное, внезапно привлекло  его
внимание.
     - Как тебе удается сохранять натяжение лука в таком тумане и сырости?
- спросил Кевин у Клейбрука.  -  Почему  твоя  тетива  не  намокает  и  не
вытягивается?
     Эльф весело и озорно улыбнулся:
     - Секрет эльфов.
     Кевин нахмурился. Однообразные ответы  подобного  рода  начинали  ему
надоедать. Клейбрук же как ни в чем ни бывало отправился дальше.
     Тропа пролегла дальше, по  узким  карнизам  скалистых  утесов,  через
темные тоннели  и  пещеры,  по  стертым  ступеням,  вырезанным  на  крутых
скалистых склонах, так что, взбираясь по ним, они оставляли вершины редких
деревьев далеко внизу. Кевин обратил внимание на то, что уступы для ног  и
для рук были высечены как раз в тех местах, где руке или ноге было удобнее
всего, или где они были нужны, а не выше и не  ниже.  Дважды  им  пришлось
карабкаться по веревочным лестницам,  свисающим  с  отвесных  скал  или  с
каменистых козырьков, нависающих над тропой. Были и такие места, где тропа
огибала какой-нибудь особенно резкий выступ в скале только для того, чтобы
внезапно оборваться,  в  то  время  как  дальнейший  путь  на  самом  деле
ответвлялся на ложные тропы в нескольких  шагах  от  последнего  поворота,
где-нибудь в заросшей кустарником расселине. Были еще  места,  где  тропа,
казалось,  заходила  в  тупик,  со  всех  сторон  окруженный   крутыми   и
неприступными скалами, однако стоило приблизиться к одной  из  этих  стен,
как перед глазами возникал ранее скрытый ход. Кевин так и не понял, был ли
это   обман   зрения,   иллюзия,   порожденная   естественным   искажением
перспективы, или и тут не обошлось  без  магии  эльфов,  защищающей  такие
места от посторонних. Он предпочел верить в первое, так как у него не было
времени, чтобы тщательно исследовать это любопытное явление.
     Довольно часто им приходилось  буквально  ползти  вверх  по  узким  и
извилистым проходам, и часто Кевину казалось,  что  уж  в  этом  месте  он
наверняка  застрянет.  Однако  каким-то  образом  ему  все-таки  удавалось
протиснуться,  по-змеиному  ввинтиться  в  узкие  лазы,  следуя  при  этом
подсказкам улыбающегося эльфа.
     - Сначала протолкни лук и щит... сначала с правой руки... так, теперь
левую ногу... сделай шаг влево... правой рукой возьмись чуть повыше... еще
выше, там есть уступ... теперь обеими руками... прекрасно. Согнись, и твоя
грудная клетка свободно пройдет здесь.
     Довольно часто Кевину становилось любопытно, как  Балак  справится  с
тем  или  иным  узким  местом,  но  всякий  раз,  когда  он  оборачивался,
приземистый гном не отставал, хотя и пыхтел как сурок.
     - Не беспокойся за меня, - сказал Балак Кевину.  -  Моя  не  отстанет
даже от этого проклятого пса.
     Во время одного короткого привала Бестиан сказал Балаку:
     - Если бы твои проклятия заменяли  шаги,  ты  уже  давно  был  бы  на
вершине!
     Кудахчущие звуки, которые  издавал  Балак,  на  этот  раз  напоминали
довольное хихиканье:
     - Моя не так сложен, как ты, маленький хорек.
     Взбираясь вверх по очередной совершенно отвесной стене,  Кевин  начал
подозревать, что дело нечисто; что-то было не  так,  а  вернее  -  слишком
"так". Никто не устал, по крайней мере в такой степени, как должен был  бы
устать после подобного восхождения. Может быть, им помогла какая-то магия?
А если так, то от кого она исходила? Быть может, Югон...
     Они снова немного  отдохнули.  Сопоставив  короткий  отдых  и  долгий
подъем, Кевин нахмурился. Налицо была явная  диспропорция,  они  никак  не
могли подниматься так быстро и  так  мало  отдыхать.  Кевин  повернулся  к
Югону.
     - Этот подъем горазд легче, чем кажется, - забросил он свою удочку.
     - Да. - Югон кивнул и уставился на Кевина так, словно хотел спросить:
"Ну и что?"
     Кевин принялся разглядывать уверенного в себе эльфа.
     - Похоже, что никто из нас не устал, - обратился он к нему.
     Клейбрук тоже кивнул, но так, словно его разбирал смех. Он  явно  мог
сказать больше. Потом они поели.  Разговаривали  мало.  Снова  карабкались
вверх. Над ними, неясно видная среди облаков, возвышалась массивная  гора.
К востоку, далеко внизу,  лежал  Вейл,  утративший  свои  яркие  краски  в
рассеянном свете, пробивающемся  сквозь  пасмурные  серые  облака.  И  они
продолжали взбираться все выше.
     Легкий ветерок, который они начали ощущать на своих щеках, был первым
предвестником  далеких,  резких  и  пронизывающих  ветров,  царящих  среди
снежных вершин, с гудением проносящихся над острыми пиками скал. "Зловещий
голос гор, - подумал про себя Кевин. - Горы разговаривают друг с другом; а
может быть, это сам ветер уныло напевает себе под нос свою одинокую песню,
пока еле слышную для человеческого уха; или это тихий шепот богов, которые
сидят где-нибудь на вершине за круглым ледяным столом". Одним словом, этот
тихий звук как раз  и  был  тем  самым  тревожащим  душу  звуком,  который
заставляет человека чувствовать себя в горах очень маленьким и одиноким.
     Все небо было плотно закрыто облаками и солнца совсем не было  видно,
поэтому определить время они не могли, однако  ощущение  было  такое,  что
было уже много после полудня, когда они увидели вблизи отрог горы, который
назывался Восточным Бастионом. Он выступал из вертикальной скалы наподобие
каменного носа огромного корабля. Здесь они снова  отдохнули,  но,  как  и
прежде, для восстановления сил им потребовалось совсем немного времени.
     - Ни один из нас не  выглядит  вымотанным  или  утомленным,  -  снова
сказал Кевин Клейбруку. - Хотя  подъем  был  трудным.  Снова  какая-нибудь
магия или волшебство?
     - Возможно, - эльф пожал плечами.
     - И это все, что мне позволено об этом узнать? - уточнил Кевин.
     - Может быть.
     Кевин отвернулся и посмотрел на своих спутников. Все они  внимательно
разглядывали висящую  над  ними  скалу,  подтягивали  ремни,  приводили  в
порядок снаряжение. Они выглядели такими же свежими, как и на рассвете.
     - Мы с обратной стороны Остановки, - промолвил Клейбрук, указывая  на
виднеющуюся неподалеку каменную крутую стену. - Но нас могут  заметить.  В
естественных расселинах прорезаны окна, посмотри: вон, часть из них  видна
даже отсюда.
     Кевин кивнул. Если присмотреться,  можно  было  заметить  в  трещинах
скалы темные отверстия правильной формы. Под тем  углом,  под  которым  он
сейчас смотрел, сходство с крепостным неприступным  бастионом,  увенчанным
сверху смотровой башней, было полным.
     - Можем мы обогнуть утес вдоль подножья и выйти на дорогу? -  спросил
Кевин.
     - Да. Дальше  тропы  нет,  но  по  этим  стенам  нетрудно  взобраться
незамеченным. Нас нельзя увидеть, пока мы будем на  стенах,  до  тех  пор,
пока кто-нибудь не высунется достаточно далеко. Но это может произойти.
     - Я уверен, что там  внутри  кто-то  есть,  -  сказал  Кевин.  -  Мне
кажется, будет лучше пробраться ко входу и атаковать.
     Клейбрук кивнул.
     - Действительно, здесь всегда кто-то остается, но я  могу  попытаться
проникнуть внутрь и с этой стороны.
     - Как? - Кевин нахмурился, рассматривая гладкую поверхность стены.  -
До нижних отверстий не меньше двадцати саженей.
     - Есть один способ. - Клейбрук снова  хитро  улыбнулся.  -  Я  и  еще
один... вон как она, - он махнул рукой в направлении  Слит.  -  Мы  сможем
проникнуть внутрь с этой стороны. Здесь, правда, большое  пространство,  в
котором полно всяких коридоров и тупиков, но мы можем спрятаться здесь  до
тех пор, пока вы не начнете атаку через дверь, и таким образом  мы  сможем
их окружить.
     Кевин сжал губы:
     - Это звучит разумно. Слит? Пойдешь с Клейбруком?
     Слит тонко улыбнулась:
     - А какой у меня есть выбор? Разве я здесь валяюсь на травке, ожидая,
пока выглянет летнее солнышко? Должна ли  я  вернуться  в  теплые  объятия
шерифа? Или, может быть, мне стоит возглавить  вашу  атаку  через  входные
двери, прикинувшись каким-нибудь демоном войны и разрушения?
     - Было очень любезно с твоей стороны дать  добровольное  согласие,  -
проворчал Кевин. - Тогда давайте двигаться вперед.
     Клейбрук вел их неприметными тропками между валунов  и  громоздящихся
друг на друга скальных обломков. В одном месте им даже пришлось  проползти
через узкую канаву под одним  огромным  камнем,  но  в  конце  концов  они
оказались под стенами Восточного Бастиона.
     - Я чувствую внутри зло! - голос Альбины прозвучал слишком  громко  и
эхом вернулся к ним мистическим предупреждением, отразившись от  ближайшей
каменистой гряды.
     - Тихо! - зашипел на  нее  Кевин,  и  все  застыли.  Клейбрук  изучал
гранитную скалу, одно ухо его нацелилось вперед, второе вращалось во  всех
направлениях. Внезапно он сделал неуловимо быстрое движение, и вот он  уже
натягивал лук. Стрела, которую он достал из  колчана,  оказалась  с  тупой
деревяшкой на конце, размером в небольшой кулак. Такой стрелой можно  было
оглушить любого противника. Эльф целился вверх, прямо  в  одну  из  темных
расселин. Остальные прижались спинами к холодному камню, сдерживая дыхание
и тоже глядя наверх.
     Ведро помоев вылетело из расселины и окатило их с головы до ног.
     - Кат!  -  рявкнул  Балак  слишком  громко.  Клейбрук  тут  же  издал
забавный, хныкающий  звук,  словно  раненый  зверек.  Из  окна  показалась
человеческая голова, человек нахмурившись глянул вниз.
     Стрела попала ему прямо в лоб.  Раздался  звук,  словно  кусок  скалы
ударился о дерево.  Голова  человека  откинулась  от  удара  назад,  затем
качнулась вперед, и безжизненное тело повисло  на  подоконнике,  продолжая
всматриваться в пустоту неподвижными широко открытыми  глазами.  По  звуку
Кевин определил, что если бандит не мертв, то по крайней  мере  мозги  ему
повредило основательно. Тем временем стрела упала  вниз,  и  эльф,  сделав
небольшой шаг, поймал ее на лету. Затем он подмигнул Кевину.
     - Теперь мне все понятно, - тихо сказал он. -  Благодарите  богов  за
то, что этот парень был один, и его не обнаружат,  по  крайней  мере,  еще
некоторое время. Выходите к дороге. Самое опасное место  -  это  когда  вы
обогнете утес и увидите само здание. Но если пригнуться, то большой  валун
прикроет вас от единственного окна с этой стороны.  По  неглубокой  канаве
можно подобраться к лицевой стене. Дверь на  другом  конце.  Когда  будете
готовы - сразу врывайтесь внутрь, а мы вас поддержим. Удачи вам.
     - И вам. - Кевин кивнул, натянул  на  лук  тетиву,  тщательно  выбрал
стрелу и повел отряд вправо, в то время как  эльф  и  Слит  отправились  в
противоположном направлении.
     Прокравшись за  огромным  куском  скалы,  они  обнаружили  канаву,  о
которой предупреждал Клейбрук. Столетия дождей прорыли этот канал,  стекая
с естественной площадки прямо напротив Остановки. Отсюда было  уже  слышно
хриплое  пение,  время  от  времени  прерываемое  взрывами  смеха.   Звуки
доносились непосредственно  из  двухэтажного  строения,  прилепившегося  к
стене утеса. Здесь они сложили свои пожитки, чтобы их  не  было  видно  из
окон, и Кевин тщательно осмотрел здание, а также  вертикальную  скалу  над
ним и небольшой дворик Остановки. Остановка располагалась как раз на сгибе
дороги. Дорога была пустынна в обоих направлениях.
     - Балак и я пойдем вперед, за нами - Бестиан и Альбина,  -  прошептал
Кевин. - Югон, где ты должен быть, чтобы делать то, что должен?
     Югон  катал  в  ладони  три  разноцветные  игральные  кости.  Вопреки
обыкновению он не улыбался, а хмурился:
     - Я могу применить свои способности  из  любого  места.  Нет  никакой
необходимости...
     - Ты что, хочешь сыграть с этими ребятами? Зачем тебе эти кости?
     - Эти  кости...  впрочем,  не  важно.  Я  исполню  то,  что  от  меня
требуется.
     - Прекрасно. Тогда исполни откуда-нибудь сзади. Теперь вот что: я  не
думаю, чтобы они услышали нас за всем этим  пением,  но  старайтесь  вести
себя как можно тише. Альбина, прошу вас держать при себе ваши замечания по
поводу зла и его ипостасей. Пес может сражаться?
     Альбина холодно посмотрела на Кевина, но ее трубный голос  звучал  на
редкость тихо:
     - Он будет сражаться. Так же, как и я, он связан  с  Баалабом  обетом
уничтожить зло.
     - Мне следовало  бы  знать,  -  заметил  Кевин  и  осекся:  он  начал
разговаривать в манере Слит. - Балак?
     Гном кивнул, держа наготове топор и щит. Его мощный арбалет  висел  у
него за спиной. Бестиан тщательно зарядил свой  арбалет  и  высвободил  из
ножен меч. Альбина взяла палицу и свой щит в одну руку, а в свободной руке
держала пращу. Пес держался чуть позади нее, его глаза были  холодны,  как
лад. Кевин  затянул  локтевой  ремень  своего  щита,  проверил,  легко  ли
вынимается из ножен меч. Свой лук он держал наготове в левой руке.
     Веселое пение внутри продолжалось.
     Неглубокая промоина шла довольно близко от лицевой стены постройки  к
ее дальнему углу. Кевин пригнулся и медленно прокрался вдоль  до  половины
обшитой досками стены, прижимаясь к ней щитом и целясь из лука вверх, куда
выходили окна. Остальные последовали за ним,  тоже  пригибаясь,  чтобы  не
попасть в зону видимости окон. Теперь они были видны любому, кто  оказался
бы снаружи. Понимая это, Кевин внимательно оглядывал  окружающие  скалы  и
наблюдал за дорогой. При этом он обратил  внимание  на  то,  что  Балак  и
Бестиан делают то же самое - оба  отрицательно  покачали  головами.  Кевин
осторожно выглянул за угол. Двойные тяжелые двери  были  закрыты.  С  этой
стороны здания не было никаких окон, однако наверху  в  склоне  горы  были
прорублены два больших квадратных отверстия.
     - Не остается ничего, кроме как сделать  это,  -  пробормотал  Кевин,
огибая угол. Теперь он был очень хорошо виден  из  этих  квадратных  окон,
вырезанных в скале. Кевин поднял лук  и  направил  его  посередине,  чтобы
поразить стрелой либо то, либо другое окно, если там кто-нибудь появится.
     Вслед за ним из-за угла выскользнул  Балак,  потом  Бестиан,  который
тотчас же направил на окна свой арбалет. Из-за угла показались  Альбина  и
Югон. Кевин опустил свой лук и положил его на землю рядом с дверьми, затем
отстегнул колчан со стрелами и оставил его там же. Балак приготовил топор.
Альбина с пращой и Бестиан с арбалетом прикрывали окна. Югон сжимал  между
большим и указательным пальцами красную игральную кость, а в  правой  руке
держал три дротика, которые он мог метать все сразу или по одному. Югон не
улыбался.
     Как  и  прежде,  Кевин  поразился,  до  чего  правильно  и   слаженно
действовали эти люди, хотя ими никто не руководил. Быть может, они были не
такими уж несхожими, как ему казалось.
     Затем Кевин и Балак кивнули один другому. Альбина принялась  медленно
раскручивать над  головой  пращу;  кончики  пальцев  ее  левой  руки  чуть
касались загривка припавшего к земле пса.  Пес  стоял  неподвижно,  словно
мраморная статуя, не сводя глаз с дверей. Кевин протянул руку  к  запорной
ручке. Дверь оказалась  незапертой,  Кевин  толкнул  ее,  и  она  бесшумно
открылась. Кевин юркнул внутрь и прянул вправо,  проникший  вслед  за  ним
Балак отступил в противоположную сторону.
     Перед ними открылось  длинное  помещение  с  низким  потолком.  Стена
справа, там где постройка примыкала к скале, была целиком каменной.  Рядом
с очагом, высеченном в этой  стене,  была  прорублена  арочная  дверь,  за
которой начинался темный коридор. Вся комната была беспорядочно заставлена
столами, стульями и скамьями, видимо, когда-то это  была  гостиная.  Вдоль
скальной стены стояли на тяжелой  скамье  несколько  бочонков  из  темного
дерева.
     В дальнем конце комнаты сидели вокруг большого стола шестеро  мужчин.
На столе танцевали две голые женщины; они  хохотки  и  кривлялись  в  такт
словам непристойной песни. Двое мужчин, сидевших за столом лицом к  двери,
заметили  вошедших.   Один   разинул   от   удивления   рот,   а   второй,
раскачивавшийся на задних ножках своего стула, успел  выкрикнуть  "Что  за
...?"  и,  взмахнув  руками,  опрокинулся  назад  с  изрядным  шумом.  Все
засмеялись и кто-то зааплодировал. Тот же, кто  сидел  с  раскрытым  ртом,
поднял руку, показывая на дверь, одна из женщин обернулась  и  взвизгнула.
Разбойники обернулись.
     - Зло! - вопль Альбины прозвенел как сигнал боевой трубы. - О  дочери
греха!!!
     Свистнул выпущенный из пращи камень. Он попал в голову одной женщины,
и она рухнула со стола. Разбойники словно очнулись и  бросились  к  своему
оружию. Огромный человек, сидевший ближе всех к очагу, проворно вскочил на
ноги и схватился за рукоятку тяжелого  меча  в  ножнах.  Взмахнув  им,  он
сбросил ножны и прыгнул вперед. Его левая нога плохо ему  повиновалась,  и
он слегка ее подволакивал. Бешено сверкающие глаза остановились на Кевине.
     - Этот - мой! - воскликнул Кевин, указывая на противника мечом. - Тот
самый, чья мать погуляла с уличными дворнягами!
     Он слышал, как Альбина и Балак ринулись в атаку, опрокидывая столы  и
стулья. Раздался звон арбалетной тетивы, и один из разбойников осел на пол
со сдавленным криком - стрела пронзила его горло.
     - Ну, иди сюда, колченогий! - позвал Кевин. - По  крайней  мере  одна
нога у тебя осталась, еще попрыгаешь!
     Теперь, когда лицо противника не было скрыто шлемом,  оно  напоминало
уродливую огромную скульптуру, высеченную из камня бездарным подмастерьем.
Глаза превратились в узкие щелочки, а мясистые губы растянулись в  злобной
гримасе, обнажив желтые зубы. Легким движением гигант  подхватил  с  земли
свой огромный щит и ловко надел его.
     - Как действует твоя задница с двумя дырками?  -  ехидно  осведомился
Кевин. - А челюсть? Не  встречались  ли  тебе  в  последнее  время  гномы,
которые кидаются камнями?
     Гигант взревел от ярости и рванулся вперед, круша по пути столы.
     - Похоже, я ошибся. - Кевин улыбнулся. - Судя по звукам,  которые  ты
издаешь, твоя мамаша нагуляла тебя в хлеву с соседским боровом!
     Из темной арки вылетела стрела, и Кевин заметил краем глаза, что  еще
один разбойник упал.
     - Держитесь подальше от арки! - раздался голос эльфа. - Мы здесь!
     Кевин быстро огляделся. На его глазах Балак хладнокровно рассек своим
топором вооруженного противника чуть ли не  пополам.  Альбина  вколачивала
кого-то в стену своей палицей, ее белый  пес,  утробно  рыча,  бросился  и
вцепился в горло еще одному из разбойников.
     Противник атаковал Кевина яростно, как в прошлый раз, но  не  слишком
обдуманно. Расшвыривая мебель, он  налетел  на  него  спереди,  размахивая
мечом. Правда, на этот раз он наносил  удары  не  сверху  вниз,  а  справа
налево и обратно, опасаясь  зацепиться  мечом  за  низкий  потолок.  Кевин
пригнулся, встречая эту атаку, и его  щит,  отброшенный  яростным  ударом,
больно врезался в ребра.
     Кевин сделал выпад вверх, целясь в перекошенное яростью  лицо,  чтобы
заставить великана приподнять щит, а сам нанес  обводящий  удар  в  то  же
самое место на левой ноге, но его меч зацепился  за  опрокинутый  стол,  и
удара не получилось, лезвие меча лишь слегка задело бедро  противника.  Не
обратив на это внимания, тот продолжал теснить Кевина,  нанося  сильнейшие
удары и хрипя от натуги. Звенела и пела сталь, огромный меч гиганта ударял
в щит Кевина с таким звуком, словно он рубил железное дерево.
     Кевин сделал финт  в  сторону,  слегка  приоткрыв  свой  правый  бок,
надеясь заставить великана нанести удар слева направо.  Ему  это  удалось,
противник размахнулся, но, прежде чем  его  меч  начал  опускаться,  Кевин
сделал выпад и глубоко ранил его в мускулы плеча. Опустившийся меч гиганта
попал в пол, и из-под лезвия полетели острые щепки. Тогда с криком  ярости
и боли гигант толкнул Кевина своим  широким  щитом.  Кевин  попятился,  но
запнулся ногой за опрокинутую скамью и упал. Его противник перехватил  меч
двумя руками  и  изо  всех  сил  замахнулся,  собираясь  разрубить  Кевина
пополам, но в бешенстве он позабыл про низкий  потолок.  С  сухим  треском
огромный меч врезается в стропило. Кевин попытался откатиться на свободное
место и вскочить на  ноги,  но  вокруг  было  слишком  много  разбросанной
мебели. Тогда  Кевин  нанес  слабый  удар  по  ногам  противника,  надеясь
нарушить равновесие его тела. В тот миг,  когда  ему  удалось  высвободить
свой меч, позади него раздался какой-то шорох. Из-под перевернутого  стола
выскользнул Бестиан и ударил великана мечом  под  правое  колено.  Великан
завыл и рубанул мечом назад, но  литтлера  уже  не  было  в  пределах  его
досягаемости. Кевин же воспользовался моментом и вскочил на ноги. Гигант с
воплем раненого демона бросился на него, размахивая  мечом,  но  ноги  его
подогнулись, и он упал лицом вперед, так что  Кевину  не  составило  труда
отвести его меч в сторону.
     Он обрушился на пол с грохотом, как подрубленное  дерево,  и  тут  же
перевернулся на спину. Кевин проворно приставил острие меча к его горлу.
     - Сдавайся!
     Но губы гиганта продолжали кривиться  в  яростной  гримасе,  а  глаза
сверкали бешенством. Раздался гортанный рев, и сверкающий  меч  ринулся  к
ногам Кевина. Кевин подставил меч и сделал выпад. Потом еще.  Но  яростная
гримаса не исчезла  с  лица  великана  даже  тогда,  когда  бешеные  глаза
закатились и остекленели.
     Кевин сделал быстрое движение, чтобы повернуться спиной  к  стене,  и
только тут заметил, что в комнате  наступила  неестественная  тишина.  Все
стояли и смотрели на него. Маленькая битва была закончена.
     - Ну что же, - сказал Бестиан, хмуро оглядываясь по сторонам.  -  Это
было нетрудно. Это-то мне и не нравится.

                                    10

     Вся комната была завалена изрубленной и перевернутой  мебелью,  среди
которой стояли все спутники Кевина, ворвавшиеся через дверь. Балак  что-то
напевал, преспокойно вытирая топор куском чьей-то  окровавленной  рубашки.
Альбина разглядывала потолок обычным своим рассеянным взглядом и бормотала
какое-то монотонное заклинание на странном языке. Ее белый пес стоял у  ее
ног, облизывая с морды чужую кровь.  Бестиан  собирал  арбалетные  стрелы,
небрежно вытирая их об  одежду  убитых.  Югон  стоял  неподвижно,  в  упор
уставившись на одно из распростертых на полу тел. В темной арке  появились
Слит и Клейбрук. Эльф перетягивал тетиву лука, а  Слит  лениво  помахивала
зажатой в правой руке пращой.
     - Вы оставили после себя настоящее месиво! - Слит осматривала комнату
с кривоватой улыбкой. - Ну как, поищем что-нибудь прямо сейчас?
     Кевин  восстановил  дыхание  и  постарался  успокоить  частое  биение
пульса. Он был зол на себя за то, что,  как  ему  казалось,  выглядело  не
слишком блистательным представлением.
     - Если есть что искать, - заметил он мрачно.
     - Экий ты пессимист, - рассмеялась Слит.
     - Неужели было необходимо убивать и женщин? - голос Югона на этот раз
не звучал покровительственно, а улыбка исчезла.
     - Глаза Баалаба зрят зло, где бы оно  ни  залегало!  -  провозгласила
Альбина. - Его гнев сокрушает не только грех, но и грешника, ибо все живое
рождается благословенным и обремененным необходимостью выбора. Путь вперед
часто разветвляется, и каждый обязан выбрать путь, по которому пойдет. Так
написано  в  Баалабовой  "Книге  Гнева",  и  соответственно  этому  должна
поступать я, его верная жрица.
     Слит  уставилась  на  священослужительницу  во   все   глаза.   Затем
повернулась к Кевину и снова состроила уже знакомую ему  гримасу,  высунув
язык и скосив глаза к переносице. Кевин нахмурился в ответ, но на этот раз
он был полностью согласен со Слит.
     Однако были и ранения, которыми следовало  заняться.  С  руки  Балака
закапала кровь. Гном завернул кожаный рукав своего камзола как раз до того
места,  куда  пришелся  удар,  -  чуть  ниже  кольчуги.  Балак   с   таким
любопытством  рассматривал  рану  на  плече,  словно  это   был   какой-то
диковинный цветок, которого он никогда не встречал раньше.
     - Ха! - проворчал он. - Хитрый ублюдок попал  моя  прямо  над  щитом!
Проклятье! - и он снова что-то замурлыкал себе под нос. Кевин протянул ему
пригоршню сухих листьев, которые он достал на кармана на поясе.
     - Возьми, это для раны.
     - Нет. - Балак потряс своей косматой головой. - Это не  самое  лучшее
средство. У меня есть свое, - он полез в мешочек на поясе и вытащил что-то
темное, похожее на губку. - Целебный мох. Гномье средство.  Гораздо  лучше
твоих листьев.
     - Поступай как хочешь. - Кевин засунул листья обратно в карман.
     - Это правильно, - проворчал Балак.
     Кровь показалась и на тунике Альбины, на белом она казалась  особенно
яркой. Альбина накладывала на руку  бальзам,  одновременно  что-то  шепча,
наверное,  какое-то  заклинание.  Югон  извлек  из  складок  своего  плаща
маленький флакон и протянул Балаку.
     - Это ускорит лечение.
     Балак подозрительно посмотрел на лекарство:
     - Волшебное?
     Югон немного замялся, но потом на его губах снова показалась улыбка.
     - Целебные травы и  очищенное  масло,  и  чуть-чуть  волшебства,  мой
добрый гном. Это не причинит тебе вреда.
     Балак тщательно наложил на рану свой мох, не оборачиваясь более ни на
Югона, ни на его лекарство.
     - У меня есть свое, - снова проворчал он.
     Тем временем Кевин ощупывал ребра. Левая рука, в  которой  он  держал
щит, болела от сильных ударов, ребра же саднили в том месте, куда пришелся
удар его собственного щита.
     - Выпей это! - Югон протянул Кевину небольшую склянку.  Кевин  принял
ее и тут же поймал себя на том, что недоверчиво хмурится, словно Балак.
     - Мне можно доверять, - покачал головой Югон. - Одного  глотка  будет
достаточно.
     Кевин  сделал  глоток  и  невольно  вздрогнул,   зажмурившись,   пока
небольшая доза напитка проваливалась в желудок.
     - Боже мой! - воскликнул он, отдышавшись и возвращая Югону склянку. -
Это что, глистогонное? Я чуть все внутренности себе не сжег!
     Однако  лекарство  подействовало  немедленно,  и   эффект   его   был
поразительным.  Желудок  наполнился   приятным   теплом,   которое   стало
распространяться по всему телу, изгоняя  из  него  боль  и  даря  ощущение
благополучия и здоровья. Левая рука согрелась, и бок перестал  болеть.  Не
веря самому себе, Кевин ощупал ребра и убедился, что острая боль  исчезла.
Это было невероятно, и он посмотрел на молодого мага.
     - Это, разумеется, волшебство?
     -  Лекарство  концентрирует   усилия   твоего   тела   и   возбуждает
естественные способности к самолечению, -  объяснил  Югон,  возвращаясь  к
своей высокомерно-самодовольной  манере  речи.  -  Разумеется,  магическим
образом. На самом деле ты вылечил самого себя. Некоторое время  ты  будешь
чувствовать некоторую усталость, пока  отдых  не  восстановит  потраченные
силы.
     Кевин подошел к Балаку, который размахивал рукой, словно проверяя  ее
работоспособность.
     - Ты в порядке?
     - О, да. Чтобы вывести из строя гнома, нужен еще больший сукин сын. -
Балак поднял топор и исследовал его лезвие. - У  тебя  какой-то  особенный
боевой клич, воин. Вот такой: "Ха! Ха!" Что он означает?
     Кевин принялся вытирать свой собственный меч.
     - Ну... - сказал он, - собственно говоря, это не совсем боевой  клич.
Это... - он пожал плечами, - просто звук.
     - Ага, - гном с любопытством наблюдал за Кевином  краешком  глаза.  -
Значит, ты просто делаешь шум. Ты замахиваешься мечом и говоришь: "Ха!".
     Кевин кивнул.  Балак  слегка  приподнял  мохнатую  бровь  и  сверкнул
голубым глазом. Кевин отвернулся от  него.  Проклятый  всезнайка-гном!  Он
ощутил новый приступ гнева, который поднимался внутри  него,  ожидая  лишь
повода излиться на кого-нибудь. Сделав  несколько  шагов,  Кевин  едва  не
столкнулся со Слит.
     - Скажи-ка мне одну вещь, Кевин, - Слит коварно улыбнулась. -  Ты  же
посещал Королевскую академию?
     Кевин некоторое время раздумывал, но, не обнаружив  подвоха,  кивнул.
Смеющиеся глаза Слит на миг  отвернулись  от  него,  затем  девушка  снова
повернулась к нему, но как-то неловко и чуть смущенно.
     - А что ты там делал? Поставлял курсантам капусту или что-то  другое?
Твое фехтование,  которое  я  наблюдала  только  что,  не  было  настолько
потрясающим, как я ожидала. Мне  приходилось  видеть  зрелища  и  получше.
Скажи, ты всегда заканчиваешь бой лежа на спине?
     Гнев внутри Кевина вспыхнул жарким пламенем. Он по-прежнему держал  в
руке меч, и теперь он поднял его над головой.
     - Хочешь посмотреть фехтование получше? Могу  показать  пару  приемов
прямо сейчас!
     Слит отпрянула от него, загородившись ладонями:
     - Приношу свои извинения. Я не знала, что у тебя есть еще одна  рана,
внутри.
     - Что ты хочешь сказать?
     - Ничего.  Ничего,  клянусь  Сииласом!  Успокойся.  О  боги!  -  Слит
повернулась и, нахмурившись, отошла. - Это была шутка, просто шутка, чтобы
немного разрядить напряженность из-за всех этих... убийств.
     - Ты  готова  помочиться  на  снег,  чтобы  помочь  ему  растаять,  -
предположил Бестиан. - Бывает такое время, Слит, когда тебе лучше  держать
рот на замке. Бывает, что он у тебя хлопает, как ставень на ветру...
     Кевин некоторое время неподвижно стоял, глядя на Слит и не  видя  ее.
Он пытался проанализировать вспышку гнева и понять, может быть,  прав  тот
негромкий голос, который звучал внутри него. Голос принадлежал Сэнтону:
     - Если кому-то приходится управлять чужой жизнью, Кевин, то для этого
нужно прежде всего обучиться контролю над самим собой. Я понимаю, что это,
может быть, проще сказать, чем сделать, но тем не менее это правда. Разум,
мозг  -  это  неуправляемый  и  невидимый  зверь,  которого  очень  трудно
приручить.  Самый  страшный  противник,  с  которым  когда-либо   придется
столкнуться, появится из глубины тебя самого, и ты можешь даже  не  узнать
его, когда он появится. Сперва нужно победить своих  собственных  демонов,
прежде чем успешно биться с чужими.
     В голову Кевина внезапно пришла четкая мысль, что один из его демонов
заключается в том, что он не выносит людей, которые смеются  над  ним.  Он
воспринимал насмешки как оружие, а насмешников - как агрессоров.
     - Ты слишком серьезен, Кевин, -  сказал  ему  однажды  Сэнтон.  -  Ты
должен научиться смеяться над самим собой.
     Наконец Кевин осознал, что все глядят на него. Кевин  дважды  глубоко
вздохнул, и пламя  гнева  остыло,  а  напряжение  куда-то  исчезло.  Кевин
опустил меч. Его голос зазвучал в тишине, но Кевину казалось,  словно  его
голосом заговорил кто-то посторонний.
     - Здесь могут быть еще бандиты.
     - Вон там есть парочка. - Слит изогнутым  пальцем  указала  во  чрево
горы. - Но они очень миролюбивы. И останутся такими надолго.
     - Может быть, кто-нибудь спрятался там. - Кевин  указал  на  лестницу
возле входной двери, ведущую на второй этаж. Сжимая в руках оружие,  он  и
Балак поднялись по скрипучим ступеням на второй этаж здания  и  прошли  по
коридору, заглядывая в каждую комнату. Когда-то  в  этих  комнатах  стояли
прекрасные кровати с настоящими матрацами и изящная изогнутая  мебель,  но
последние обитатели этих комнат не слишком об этом  задумывались.  Комнаты
превратились в звериные логова, и  Балак  с  отвращением  ворчал.  Они  не
обнаружили ничего опасного, так же как и ничего ценного.
     - Ни на ломаный грош добра! -  сообщила  Слит,  когда  Кевин  и  гном
вернулись в гостиную на первом этаже. - И вино у них - одни помои. -  Слит
пинком ноги отшвырнула оловянную кружку и встала на колени возле одного из
убитых, намереваясь обыскать тело.
     - Не сейчас, - остановил ее Кевин и указал на темную арку. - Что там?
     -  Множество  комнат  и  коридоров,  -  отозвался  Клейбрук.  -   Они
пронизывают весь Восточный Бастион.
     - Мы должны осмотреть их все. Кто хочет остаться здесь на страже?
     -  На  случай  чего?  -  осведомился  Югон,   оглядывая   комнату   с
преувеличенным выражением недоумения на лице. - Честное слово, я не думаю,
что эти трупы восстанут и нападут на нас  сзади.  По-моему,  рейнджер,  ты
боишься собственной тени.
     - Я хочу сказать тебе одну вещь, ученик фокусника, - начал  Кевин,  и
улыбка с лица Югона немедленно исчезла. - В каком бы месте ты ни оказался,
если есть хоть малейшая  возможность  опасности,  необходимо  быть  к  ней
готовым! Слишком  много  дураков  заплатили  своими  жизнями  за  то,  что
предпочли смеяться над другими, вместо  того,  чтобы  почаще  оглядываться
через плечо.
     - Но мы, кажется, устранили угрозу, - возразил Югон,  широким  жестом
обводя комнату. - Так в чем же еще...
     - Мы! - воскликнула Слит. - Что ты сделал? Попал в кого-нибудь своими
костями?
     - Я метал дротики! - Югон выпрямился во весь свой немалый рост.
     - Если они тебе нужны, - подал голос Бестиан, - то вон они,  застряли
в стене, все три штуки. Я посторожу, - обратился он к Кевину и взвел  свой
арбалет.
     - Хорошая позиция вон там, - Кевин указал на верхнюю площадку ведущей
на второй этаж лестницы, -  из  окна  видно  и  двор,  и  дорогу  в  обоих
направлениях. Клейбрук, ты знаешь, как там все устроено?
     - В общих чертах, - ответил улыбающийся эльф.
     - Тогда пошли.
     Арочная дверь вывела  их  прямо  в  огромный  холл,  высокий  потолок
которого терялся во мраке. Холл был едва освещен  двумя  широкими  окнами,
выходящими во двор  Остановки.  Когда-то  давно  это,  должно  быть,  была
просторная пещера, но теперь это был прекрасный зал, украшенный резьбой по
камню. По трем сторонам этого зала были возведены деревянные леса, которые
образовывали полукольцо балконов на высоте второго и  третьего  этажей,  а
задняя  стена,  которая  поднималась  до  самого  потолка,  была  украшена
выложенной из камня аркой, под которой располагался камин. Камин был таким
высоким, что в его нише, врезанной в стену, могли свободно стоять  человек
пять. Слева и справа от  камина  поднимались  на  галереи  две  деревянные
лестницы, а каменный пол был гладким и ровным. Несмотря на  обилие  мусора
на этом полу, было заметно, что когда-то он был отполирован чуть ли не  до
блеска. Каменные стены были украшены  резными  колоннами,  между  которыми
висели гобелены - такие старые и  пыльные,  что  мало  чем  отличались  от
камня. Кое-где между колоннами вместо гобеленов темнели отверстия -  входы
в коридоры.
     - Эти коридоры, - пояснил Клейбрук, - все связаны между собой и ведут
в комнаты, высеченные в скале. Наверху, - он указал  на  галереи,  -  тоже
полно комнат, в которые можно попасть с этих балконов. Здесь  очень  много
коридоров, и хотя я сам никогда здесь не был, но говорят, что где-то  есть
лестница, ведущая наверх, на наблюдательную площадку на вершине скалы.
     - Нужен какой-нибудь свет, чтобы осмотреть все это, - сказал Кевин. -
Например, факелы. В одной из комнат я видел масляные лампы и фонари.  Один
человек пусть остается здесь на страже,  а  остальные  пойдут  осматривать
нижний  ярус  коридоров  и  комнат.  Будьте  осторожны.  Мне  хотелось  бы
составить какое-то представление о том,  сколько  человек  все-таки  могло
быть в банде.
     Они ничего не обнаружили,  кроме  пыльной  тишины,  мусора  и  пустых
комнат, высеченных в холодном камне.  Пробираясь  по  зловещим  и  мрачным
коридорам. Слит метнула из пращи камень в то, что  оказалось  дрожащей  на
стене тенью Югона, который крался  по  соседнему  коридору.  Югон  в  свою
очередь, испуганный разлетевшимся  вдребезги  камнем,  ударившим  в  стену
прямо перед ним, выпустил на Слит удушающее заклятье. Все обошлось, но  ни
один из двоих не был особенно доволен.
     - Это выглядело угрожающе! - прохрипела  Слит,  хватая  ртом  воздух,
когда не без помощи  Югона  несколько  оправилась.  -  Я  ничего  не  могу
поделать, у тебя просто жуткая тень!
     - Это из-за света, безмозглая дура! - вопил  Югон,  размахивая  своим
посохом, конец которого он заставил светиться призрачным мерцающим светом.
     - Откуда мне знать, что ты болтаешься поблизости с каким-то гнусным и
зловещим фонарем?! Если уж выглядишь как  чудовище,  то  и  будь  готов  к
нападению!
     - Болтаешься! - голос Югон  звучал  намного  громче,  чем  обычно.  -
Чудовище!..
     - Тихо, вы оба! -  прикрикнул  Кевин,  встав  между  распетушившимися
бойцами и хватаясь за рукоятку меча. - Вы способны разбудить даже  умерших
духов в соседнем королевстве!
     - Он!..
     - Она!..
     - Отставить! - рявкнул Кевин. - Не сейчас.
     Слит и Югон наградили друг друга взглядами исподлобья,  и  каждый  из
них пробормотал что-то невнятное. Кевин возвел очи горе и покачал головой.
     Несколько позже, встретившись  в  запыленном  холле,  они  обменялись
результатами своих поисков.
     - Остановка? - Кевин с сомнением хмурился. - Здесь могут разместиться
несколько сотен человек.
     - Говорят, что в  древние  времена  здесь  стоял  целый  гарнизон,  -
сообщил Югон. - Здесь большая кухня  и  полно  складских  помещений.  Туда
можно  попасть  вот  по  тому  коридору,  возле  камина.  Вода   все   еще
просачивается в старинный резервуар.
     - А как по-вашему, сколько человек обитает здесь сейчас?
     Слит пожала плечами.
     - Человек семьдесят или сто. Трудно сказать  наверняка,  они,  словно
крысы, живут гнездами. И ни следа  сокровища!  Оно,  должно  быть,  где-то
спрятано!
     - Потом мы поищем. Ты и Клейбрук...
     Он не договорил. В арку ворвался из гостиной Бестиан:
     - По верхней дороге сюда идут люди!

     Они наблюдали из двух больших окон, которые выходили  во  двор,  стоя
подальше от квадратных проемов, чтобы полумрак в холле скрывал их  фигуры.
Около двадцати вооруженных разбойников показались на дороге,  выйдя  из-за
выступа скалы. Двое из них хромали, трое были  забинтованы  окровавленными
грязными тряпками. В середине этой группы медленно и неуклюже переставляла
ноги огромная волосатая тварь выше человеческого  роста  раза  в  полтора.
Чудовище было одето в короткую тунику из шкур, а в руке  сжимало  огромную
узловатую дубину.
     - Милостивые боги моих предков! - тихонько воскликнула Слит, отступая
подальше от окна, в спасительную темноту холла. - Это же огр!
     - Откуда ты знаешь, что это огр?  -  нахмурился  Кевин,  рассматривая
чудовище.
     - Огр, тролль, гоблин, богар! Будь я проклята, если мне не все равно,
как это называется. Но если что и назвать огром, то вот это!
     Кевин задумчиво морщил лоб, слегка помахивая мечом, словно  взвешивая
его в руке. Он никак не мог  вспомнить,  как  называлось  это  чудовище  в
бестиарии академии. Оно казалось знакомым, но он никак не  мог  припомнить
его названия.
     - Балак? - спросил он.
     Балак что-то проворчал, послышался звук взводимого арбалета.
     - Большая штучка!
     - Что это за зверь?
     Гном пожал квадратными плечами:
     - Может быть, и огр. На огр похожий есть, - он снова пожал плечами. -
Не важно. Он очень большой.
     - Если его дубину превратить в дрова, то можно  отапливать  семью  из
четырех человек целую зиму, - заговорил Бестиан.
     Кевин сделал шаг в направлении гостиной.
     - Нужно, чтобы кто-нибудь прикрывал нас со второго этажа.
     Но приземистый гном уже спешил в гостиную, за ним  -  Бестиан.  Кевин
услышал, как эти двое карабкаются на второй этаж по скрипучей лестнице.
     - Можешь что-нибудь сделать с этой тварью? - спросил Кевин  у  Югона,
неподвижно стоящего рядом с ним. Тот, словно очнулся,  загремел  в  кулаке
игральными костями.
     - Я могу попробовать, но не ждите от меня чуда.
     - Постарайся изобразить что-нибудь посущественнее дождя из лягушек. И
не лезь больше со своими дротиками, ты поранишь кого-нибудь из нас.
     Кевин отвернулся. Волшебники! Иногда пользы от них не больше, чем  от
попавшего в ботинок камешка!
     Клейбрук, натянув свой лук до отказа, стоял у соседнего окна.  Острие
стрелы ничуть не дрожало, а голос был спокойным и ровным:
     - Я могу попробовать поговорить с ним, если оно не  разозлено,  пусть
только подойдет поближе. Может быть, оно меня послушается.
     Кевин засунул в ножны меч и взялся за лук, который кто-то сунул ему в
руки и который он повесил на плечо.
     - Будем надеяться на лучшее и готовиться к худшему. Выстрелим  залпом
из всего, что у нас есть в это... что бы это ни было.
     Клейбрук кивнул.
     - Тогда по твоему сигналу, если нам придется стрелять.
     - Они точно побывали в переделке! - заметила Слит.  -  Посмотрите  на
эти бинты. Если это те самые, что остались в живых после битвы в  Северном
Проходе, то им здорово надрали задницы. Но как им  удалось  вернуться  так
быстро?
     - Как - не важно. Важно, что они здесь, - проворчал Кевин,  поправляя
колчан со стрелами, чтобы было удобнее  их  доставать.  -  Это  те  самые,
которых мы ищем. Видишь вон того, длинного? Я его  знаю.  Это  их  главарь
Сандер. Ступай теперь к Бестиану и Балаку и  передай  им,  чтобы  стреляли
только после меня. И пусть все целятся в... в огра  или  как  он  там  еще
называется.
     Слит неслышно ускользнула в  темноту.  Стоя  позади  Кевина,  Альбина
забормотала что-то уныло и монотонно.  Ее  пес  слегка  светился  и  глухо
ворчал.
     - Не мог бы он немного помолчать, до тех пор, пока  они  не  подойдут
поближе? - спросил Кевин.
     - Он чует зло и готов...
     - Я очень рад, что он чует зло на таком  расстоянии.  Хороший  песик!
Пусть только помолчит, пока мы не завалим эту штуку.
     Он вынул стрелу и прицелился в  тварь,  в  то  место,  где  на  горле
чудовища была ямочка.
     Однако на расстоянии примерно пятидесяти  шагов  рослый  разбойник  в
кожаной одежде остановился.
     - Эй, часовые! - громко позвал он.
     Ответа не последовало, на его зов отозвалось  только  эхо,  и  Сандер
приказал остановиться  всем  остальным.  Все  остановились,  в  недоумении
уставившись на молчаливое здание Остановки. Тварь  сделала  еще  несколько
шагов вперед и тоже остановилась,  вопросительно  оборачиваясь  назад.  Ее
голова дернулась - тварь явно растерялась. Главарь нахмурился  и  принялся
совещаться с остальными. Лишь только огр поднял свою огромную лапу,  чтобы
почесаться, Кевин выстрелил. Клейбрук выпустил стрелу почти одновременно с
ним; арбалетные стрелы со второго этажа  летели  чуть  сзади.  Все  четыре
стрелы попали в цель, в одно и то же  место  размером  не  больше  ладони,
высоко с левой стороны груди чудовища.
     Тварь взвизгнула и изогнулась, стараясь  дотянуться  до  торчащих  из
груди стрел. Разбойники бросились под прикрытие скал вдоль дороги, главарь
остановился на бегу и что-то прокричал, указывая на здание. Он  нырнул  за
огромный валун, и стрела Клейбрука только рассекла воздух в том месте, где
он только что стоял. Продолжая рычать, тварь  повернулась  к  Остановке  и
вдруг помчалась вперед неуклюжей рысью. Кевин выпустил еще одну  стрелу  и
снова попал твари в верхнюю часть груди,  сверху  послышался  звон  тетивы
арбалета Бестиана, и еще одна стрела вонзилась в волосатую тушу.
     - Не давайте им приближаться! - приказал Кевин, сбрасывая на пол  лук
и колчан. Выхватив меч, он помчался в гостиную, чуть  не  сбив  по  дороге
Слит.
     - О боги и демоны! - воскликнула Слит. - Он идет сюда!
     - Слит, возьми мой лук и помогай держать их подальше. Балак!
     Но гном уже сбегал вниз по ступеням, держа в руках свой боевой топор.
Кевин и Балак кивнули друг другу и встали  у  стены  по  сторонам  тяжелых
двухстворчатых дверей. Они слышали тяжелые шаги, но оказались не готовы  к
появлению твари. Вместо  того,  чтобы  задержаться  перед  дверями,  тварь
протаранила их всей тяжестью своего тела. Дверь  с  треском  распахнулась,
одна створка сбила с ног Балака, вторая  сильно  толкнула  Кевина,  и  он,
потеряв равновесие, врезался в стену. Он едва успел  увернуться  от  удара
дубиной и сделал небольшой выпад мечом, но только поцарапал грудную клетку
животного.  Изготовившись  к  отражению  второй  атаки,  он  увидел,   как
откуда-то выскочил Балак. Балак был  взбешен,  его  лицо  перекосилось  от
ярости. Из-за низкого потолка тварь стояла сгибаясь чуть  ли  не  пополам,
обратившись лицом в сторону Кевина, и Балак, бросившись вперед, крякнул  и
всадил топор в наиболее доступную ему часть тела твари  -  в  оттопыренные
голые окорока.
     Тварь взвыла и развернулась к Балаку на удивление проворно,  готовясь
расплющить гнома сокрушительным ударом дубины,  но  дубина  зацепилась  за
низкий потолок. Все строение вздрогнуло,  из  пространства  между  стропил
удушливым  облаком  опустилась   пыль,   посыпая   всякий   мусор.   Балак
воспользовался этим и отскочил назад, подальше от  скрюченной  левой  руки
твари, которой она пыталась схватить его.
     - Заставь его выбирать между нами! - закричал Кевин. Шагнув вбок,  он
попытался нанести удар  в  заросшее  рыжеватой  шерстью  плечо,  но  тварь
парировала его выпад дубиной и с такой силой, что едва  не  выбила  меч  у
него из рук. Балак снова  прыгнул  вперед,  держа  топор  наготове.  Тварь
попыталась снова схватить его рукой, но на этот  раз  Балак  приветствовал
эту попытку лезвием  топора,  и  тварь  взвыла.  Кевин  воспользовался  ее
замешательством и в свою очередь сильно рубанул массивные  мускулы  плеча,
пытаясь вывести из строя руку  с  дубиной.  Тварь  взвизгнула  и  побежала
вглубь комнаты, ломая по пути дубовые столы и стулья  с  такой  легкостью,
словно это был нежный лесной подлесок. Остановившись,  тварь  заворчала  и
принялась зализывать рану на левой руке, нанесенную Балаком,  одновременно
с осторожностью поглядывал на врагов. Тварь часто и тяжело  дышала,  кровь
стекала по обломкам застрявших в груди стрел и сочилась из  глубокой  раны
на правом плече.
     Кевин  внезапно  услышал  доносящиеся  снаружи  крики,  звон   тетивы
Бестиана и свист  стрел.  Югон  стоял  в  арке  и,  воздев  руки,  пытался
произвести на свет  какое-нибудь  волшебство.  Тварь  затрясла  головой  и
словно пошатнулась, но в следующий миг она снова  была  настороже,  злобно
оглядываясь в сторону Югона.
     Тем временем Кевин и Балак приближались  к  твари  с  разных  сторон.
Тварь устремила на них все свое внимание, переводя  с  одного  на  другого
взгляд  своих  маленьких  свирепых  глазок  и  хрипло   ворча.   Губы   ее
растянулись, обнажив крупные желтоватые клыки. Смертельно  опасная  дубина
снова поднялась вверх и стала описывать в воздухе широкие  дуги.  Кевин  и
Балак время от времени делали ложные выпады,  стараясь  рассеять  внимание
чудовища.  Внезапно  тварь  сорвалась  с  места  и  ринулась  на   Балака,
громогласно рыча и размахивал дубиной и кулаком.  Кевин  был  уверен,  что
гном будет опрокинут и смят, но тот внезапно возник  из  кучи  разломанной
мебели позади твари и, пока та разносила в  щепы  еще  оставшуюся  мебель,
подкрался сзади и ударил топором. Тварь рявкнула особенно громко, и  Балак
проворно отскочил подальше, бормоча:
     - Проклятье, не попасть в позвоночник!
     Затем они снова двигались кругами, держась вне пределов  досягаемости
узловатой дубины, сила  удара  которой  могла  превратить  в  труху  самый
крепкий дубовый стол и размазать  человека  по  полу.  Кевин  рассматривал
тварь. В нее попало шесть стрел, и попало  не  кое-как:  стрелы  вонзились
достаточно глубоко. Кроме того, тварь была несколько раз  ранена,  но  все
равно выглядела такой же живой  и  здоровой,  как  на  дороге,  когда  они
впервые ее увидели. Единственным  следствием  всех  усилий  было  то,  что
теперь тварь прижимала свою левую руку к боку и почти не действовала ею.
     Кевин и  Балак  обменялись  взглядами,  кивнув  один  другому.  Балак
внезапно крикнул и  метнул  в  голову  чудовища  стул.  Кевин  молниеносно
двинулся вперед и, с оттягом ударив  мечом  под  правое  колено,  проворно
отскочил на безопасное расстояние. Тварь потянулась за ним, но  тут  Балак
подскочил вплотную и, схватив топор двумя  руками,  нанес  удар  в  грудь.
Однако лезвие топора скользнуло по ребрам, а сила инерции  бросила  Балака
дальше. По пути он споткнулся о разломанный стул и упал,  но  это  падение
спасло ему жизнь - тяжелая дубина едва не задела его по голове,  размозжив
еще один стол.  В  это  время  раненная  нога  твари  подогнулась,  и  она
опустилась на одно колено. Лишь только тварь повернулась к  Кевину,  Балак
размахнулся и двумя руками метнул свой топор. Топор свистнул в воздухе и с
сухим треском вошел чудовищу в грудь. Тварь  изумленно  наклонила  тяжелую
голову и посмотрела на засевший в груди кусок металла, словно  недоумевая,
как он сюда попал. Кевин подскочил сзади и с размаху нанес удар  мечом  по
шейным позвонкам. Голова,  однако,  не  была  отрублена  напрочь,  как  он
ожидал, она только медленно склонилась еще  ниже,  словно  тварь  пыталась
дотянуться губами до обуха топора. Огромное тело  судорожно  вздрогнуло  и
медленно обвалилось вперед.
     Оно больше не шевелилось, и Кевин с Балаком огляделись.
     В створе дверей было видно, что во дворе  распростерлось  лицом  вниз
чье-то тело. Двери были разбиты и перекошены.  В  арке  по-прежнему  стоял
Югон, хмуро разглядывая свои кости. Кевин попытался успокоить свое дыхание
и прислушался. Единственным звуком, который он  расслышал,  было  ворчание
гнома. В здании и снаружи царила тишина.
     - Проклятая вонючка! - Балак пытался перевернуть безжизненное тело  и
высвободить свой топор. Кевин помог ему, и Балак сплюнул на пол. -  Темная
тварь! Ублюдок! - Балак выдернул наконец окровавленный топор и принялся  с
отвращением рассматривать лезвие. Внезапно  раздался  резкий  свист,  эхом
отозвавшийся в холле. Кевин резко обернулся и успел заметить  расплывчатое
белое пятно, мелькнувшее в дверях и пронесшееся через арку в холл.
     - Хо-хо! Хороший песик! - раздался радостный возглас Слит.
     Улыбаясь, Слит вышла из-под арки с луком Кевина в руках.
     - Вы пропустили самое смешное. Мы  подбили  троих,  нет  -  четверых.
Альбина попала прямо в башку вон тому, который валяется во дворе... -  она
коротко кивнула в направлении  дверей.  -  И  все  же  они  чуть  было  не
ворвались внутрь, но Альбина спустила на них собаку. Могу  поклясться  чем
угодно, вы никогда не  видели  таких  танцев!  Все  эти  взрослые  мужчины
удирали от одной собаки! Вряд ли вам когда-нибудь  придется  увидеть,  как
человек подпрыгивает  вверх  на  целую  сажень  и  при  этом  пытается  не
опуститься на землю! Теперь они все попрятались  в  скалах  через  дорогу,
лечат новые раны, которые у них появились в последнее время, и гадают, что
за штука вылезла из преисподней, чтобы напасть на них.
     Слит перевела дух и ткнула пальцем в направлении мертвого огра:
     - Эта штука мертва?
     Кевин кивнул.
     - Не хочешь ткнуть ее еще пару раз, чтобы знать наверняка? - боязливо
предложила Слит.
     - Я больше не хочу приближаться к этой проклятой твари, - пробормотал
Кевин. - От нее воняет как от...
     - Как от огра, - Слит кивнула с важным видом. - Я отсюда его чую.
     Кевин принялся вытирать лезвие меча, восстанавливая дыхание.  Он  был
гораздо  больше  доволен  этой  схваткой.  Разумеется,  ему  ни  разу   не
приходилось сталкиваться ни с чем подобным, и  он  не  мог  припомнить  ни
одного хвастливого рассказа, в котором упоминалось бы о битвах с подобными
существами.  Он  почувствовал  себя  еще  более  довольным,  когда  Балак,
закончив обмывать лезвие топора в одном из бочонков с элем,  повернулся  к
нему и сказал:
     - Отшень карашо, Кевин, отличный бой. Немногие могли это делать.
     В проеме арки появился Клейбрук. Прищурившись, он осматривал усеянное
обломками мебели поле боя.
     - Откуда взялась эта тварь? - требовательно спросил Кевин. - Что тебе
известно о таких существах?
     - Это существо из так называемого Темного мира,  с  обратной  стороны
волшебства, - объяснил эльф, - примитивное и полуразумное. Их очень  легко
бывает заставить совершать плохие поступки.
     - А что оно тут делало?
     - Очевидно, разбойники  использовали  его,  как  ударное  оружие  для
нападения на караван, а также для того, чтобы воровать еду в долине.
     Кевин нахмурился, рассматривая подвижную тушу на полу:
     - А есть ли...
     - Эй вы там, внутри! - раздался снаружи громкий голос. - Кто вы, прах
вас побери, такие?
     - Не отвечать, - быстро шепнул Кевин. - Пусть  гадают.  Неизвестность
часто действует сильнее, чем самые страшные угрозы.
     - Что вам нужно? - продолжал голос. - Зачем вы захватили наши  пещеры
и напали на нас?
     - Ты сам должен  прекрасно  разбираться  в  таких  вещах,  долговязый
ублюдок, бандитская рожа! - приветливо откликнулась Слит,  затем  виновато
пожала плечами и призналась: - Прошу прощения,  ничего  не  могу  с  собой
поделать. Это было слишком сильное искушение.
     После небольшой паузы тот же голос продолжил:
     - Я предупреждаю  вас,  что  вам  за  ваше  дерзкое  нападение  будет
заплачено той же монетой, наша месть будет ужасной, так  что  не  дай  вам
боги когда-нибудь принимать монеты в уплату за труды!
     - Грози несчастьями кому-нибудь другому, вонючий ублюдок, рожденный в
свинарнике своей хрюкающей мамашей!  -  громкий  и  чистый  голос  Альбины
заметался эхом между скалами. - Участь, которой  ты  грозишь  нам,  станет
твоей гибелью, и Баалаб не успокоит твоей души!
     Слит осторожно высунулась в одно из передних окон.
     - Да, похоже, это осложнит дальнейшую дискуссию! - пробормотала она.
     - Рейнджер! - окликнул Кевина с лестницы  Бестиан.  -  Один  из  этих
ребят со скоростью кролика дунул вниз по  дороге,  но  что-то  не  похоже,
чтобы он просто испугался.
     - Наверное, где-нибудь ниже по дороге у них было выставлено передовое
охранение, - предположил Кевин.
     - Так и есть, - уверил его Клейбрук.
     Кевин осторожно выглянул и осмотрел двор и скалы, над которыми  стали
сгущаться сумерки.
     - Можем  дождаться,  пока  к  ним  подоспеет  подкрепление,  а  можем
совершить вылазку прямо сейчас. Перебьем  всех,  кто  засел  в  скалах,  и
устроим западню для тех, кто придет к ним на помощь.
     - Атаковать вооруженных людей, засевших в укрытии - это  мое  любимое
вечернее развлечение, - нахмурилась Слит.
     - Подожди немного, - поддержал ее  Балак,  -  темнеть  скоро,  номены
хорошо в темноте...
     - Если мы дождемся темноты,  то  получим  некоторое  преимущество,  -
согласился Клейбрук, мягко улыбаясь.
     И они стали ждать. Из туч начал сыпаться холодный, моросящий дождь.

     Балак, Бестиан и Клейбрук встали возле окон второго этажа, пристально
наблюдая за дорогой,  окрестными  скалами  и  двориком  Остановки.  Группа
разбойников численностью около пятнадцати  человек  -  в  серых  дождливых
сумерках точно сосчитать их было невозможно, поднялась снизу по  дороге  и
растаяла  среди  беспорядочного  нагромождения  камней   напротив   двора.
Четырежды раздавшийся  со  второго  этажа  звон  тетивы  арбалета  и  лука
означал, что число разбойников уменьшилось  на  четырех  человек,  которые
чересчур любопытно высунулись из-за укрытий. Кевин снова был озабочен тем,
что тетива лука эльфа, а также тетива арбалетов Бестиана и гнома прекрасно
выдерживали сырость, в то время как жила на  его  собственном  луке  стала
растягиваться и он начал терять мощность. Успокаивало одно - луки засевших
под дождем разбойников наверняка никуда не годились. Некоторое время назад
в окна еще влетали стрелы, и хотя они еще могли  поранить,  но  серьезного
ущерба причинить не могли.
     Кевин отступил от разбитых дверей, откуда он мог наблюдать за большей
частью двора и за  дорогой,  ведущей  дальше  на  запад.  Альбина  и  Слит
пригнулись  возле  передних  окон  гостиной,  а  за  одним  из  нескольких
уцелевших  столов  неподвижно  сидел  Югон.  Отсутствующим   взглядом   он
уставился на свои игральные кости.
     - Ты можешь нам чем-нибудь помочь в этой ситуации? - спросил Кевин. -
Бандитов осталось около тридцати человек, может быть, и больше.
     - Я наложил заклятье на эту тварь, но оно не сработало, - голос Югона
прозвучал почему-то сварливо.
     - Может быть, его надо было накладывать с размаху? - пошутил Кевин  и
нахмурился. Ему не следовало так говорить. Никакой сарказм не  мог  сейчас
помочь делу.
     - Видишь ли, магия не подводит, - ответил  Югон,  -  просто  она  как
стрела - иногда летит мимо цели.
     Сверху раздался звон арбалета Балака, ему в ответ из дождливого мрака
прозвучал хриплый сдавленный вопль.
     - Ноддер-дод! - почти ласково проворчал наверху Балак.
     - Ноддер-дод? Что это?! - удивилась Слит.
     - Я думаю, еще один мертвец, - предположил Кевин. В это время выстрел
арбалета Бестиана и его вскрик заставили их насторожиться.
     - Они идут! - воскликнула Альбина, раскручивая пращу.
     Пес высунулся в окно  и  ощетинился.  Кевин  заметил  темные  фигуры,
промчавшиеся по двору. Он прицелился и выстрелил.
     Его стрела летела не сильно, но одна из фигур  споткнулась  на  бегу,
развернулась и, прихрамывая,  ринулась  обратно  под  защиту  скал.  Кевин
сделал еще шаг назад, чтобы  поразить  всякого,  кто  покажется  в  створе
двери, но больше никого не было. Наступила внезапная тишина.
     Со второго этажа неслышно, как тень, спустился Клейбрук.
     - Несколько человек совсем близко, у передней  стены,  -  предупредил
он. - Там человека четыре.
     - Двое юркнули вон туда. - Кевин указал рукой в направлении  подножья
утеса, туда, где дорога уходила дальше  к  Проходу.  Там  в  темной  скале
темнели два широких отверстия. - Что там такое? Пещеры?
     - Это старые конюшни, - объяснил Клейбрук. - Насколько мне  известно,
они не сообщаются с  лабиринтом  внутри  утеса,  но  если  они  догадались
захватить с собой сухую тетиву, то  они  могут  обстреливать  нас  оттуда.
Здесь всего-то шагов сорок.
     Клейбрук засунул руку куда-то под плащ и  протянул  Кевину  свернутую
кольцом тетиву.
     - На, возьми. Эльфовская. Она не будет растягиваться. Думаю, что  она
тебе понадобится.
     С этими словами эльф отвернулся и уставился в темноту своими большими
зелеными глазами. Кевину показалось, что они даже слегка светятся.
     - В ночи есть что-то скверное, что-то такое, чего я не могу понять, -
снова заговорил эльф. - Но я хотя бы могу позаботиться о  тех  двоих,  кто
спрятался в конюшнях.
     Клейбрук плотно завернулся в свой плащ  и  быстро  пошел  через  арку
куда-то  внутрь  скалы.  Мгновение  спустя  Кевину   почудилось   какое-то
стремительное движение возле одного из выходящих во двор окон,  но  он  не
был уверен, что что-нибудь видел на самом деле.  За  это  время  он  успел
натянуть на свой лук подаренную эльфом тетиву.  Попробовав  ее  натяжение,
Кевин улыбнулся сам себе. Может быть, у него и не будет эльфовского  лука,
но зато у него есть эльфовская тетива, так что это приключение он запомнит
очень надолго. Если, конечно, останется жив. А если нет?
     На мгновение ему вспомнилась академия, один из курсантских  ритуалов.
Эта традиция не слишком поощрялась руководством академии, но все же...
     В последний год обучения, в одну из безлунных ночей, ровно в полночь,
курсанты пробирались на  главный  плац  академии.  Там  нужно  было  ножом
надрезать кожу у  основания  большого  пальца  и,  когда  на  плиты  плаца
прольется несколько капель крови, нужно было прошептать: "Пусть моя  кровь
неизбежно  прольется  где-то  в  чужом  краю,  но  частица  меня  навсегда
останется в этом, близком для меня месте".
     Вспомнив об этом, Кевин машинально потер небольшой шрам  у  основания
большого пальца левой руки и улыбнулся.
     Посвист пращи Альбины вернул его к действительности. Он повернулся  к
окну, возле которого она стояла. Высунув руку в окно, Альбина раскручивала
пращу в вертикальной плоскости, затем метнула снаряд. Тупой удар прозвучал
где-то совсем близко, раздалось приглушенное ворчание. Было слышно, как на
втором этаже разрядил свой тяжелый арбалет Балак.
     - Ноддер-дод!  -  воскликнул  он,  потом  замялся.  -  Что-то  тут...
Волки!!!
     Альбина предупреждающе вскрикнула и  отступила  от  окна,  ее  палица
взметнулась и опустилась одновременно с тем, как в проеме окна  показалась
чья-то серая тень. С разбитой головой тень обрушилась на  пол.  У  второго
окна Слит низко пригнулась, и еще одна тень  пронеслась  над  ее  головой.
Белый пес бросился ей навстречу. Кевин уронил лук и вытащил меч. В темноте
почудилось быстрое движение, и третий волк показался в  проеме  двери.  За
ним еще один. Кевин ударил мечом первого,  прыгнувшего  на  него  волка  и
попытался загородиться щитом от второго,  но  потерял  равновесие,  нанося
удар, и толчок второго тела отбросил его назад.
     И снова он запутался в куче раздробленной мебели.  Он  никак  не  мог
вытащить меч, застрявший в  теле  первого  волка,  который,  даже  умирая,
норовил вцепиться ему в горло. Кевин  упал  на  спину,  стараясь  прикрыть
щитом лицо и горло, но лязгающие клыки обоих волков никак  не  отдалялись.
Оглушенный  громовым  рычанием  Кевин  продолжал  бороться,  когда   вдруг
почувствовал, как придавившая его к земле тяжесть сначала стала больше,  а
потом резко уменьшилась, и Кевину удалось откатиться на  свободное  место.
Первый  волк  издыхал  на  полу.  Слит  сидела  верхом  на  втором  волке,
вцепившись одной рукой в ошейник, а  второй  орудовала  кинжалом,  раз  за
разом погружая сверкающее лезвие в горло зверя. Что-то серое мелькнуло  за
ее спиной - еще один волк ворвался в двери.  Кевин  бросился  на  него  со
щитом, выхватывая из ножен тесак. Удар - волк потерял равновесие, и  Кевин
отсек ему голову своим тесаком. Не тратя времени, Кевин быстро  повернулся
к дверям, но в сумеречной тьме снаружи не шевелилось больше ничего живого.
В комнате тоже было тихо, если не считать монотонного бормотания Альбины и
сдавленных проклятий Слит, которая пыталась счистить с  рук  и  с  кинжала
налипшие клочья окровавленной шерсти. Кевин огляделся. Альбина  склонилась
над неподвижным телом белого пса, чья шкура была во многих местах  покрыта
пятнами алой крови. Рядом валялись два волка с перегрызенным горлом.
     - Я тоже завалил одного! - Югон ткнул пальцем  в  еще  один  мохнатый
труп. Он выглядел очень довольным собой. Он хотел сказать что-то  еще,  но
Слит подняла руку и показала на пса.
     Пес пошевелился и поднял голову. Альбина еще раз коснулась его  своим
рубиновым   украшением.   Пес   медленно   встал   и   встряхнулся.   Слит
многозначительно посмотрела на Кевина и отвернулась к окну, за которым она
наблюдала.
     Югон переходил от одного волка к другому, тщательно осматривая трупы.
     - На них на  всех  надеты  ошейники,  -  объявил  он.  -  Ошейники  и
небольшое заклятье. Ими кто-то управлял.
     Кевин кивнул, подбирая свои меч и лук.
     - Зажигательная стрела! - Слит бросилась к ступенькам. - Она  влетела
в окно второго этажа!
     - Откуда они взяли огонь... - начал было Кевин и  вдруг  увидел,  как
из-за темных скал выскочила чья-то темная  фигура  и  бросилась  во  двор,
сжимая в руках что-то горящее. Кевин и  Бестиан  выстрелили  одновременно.
Человек высоко подпрыгнул на бегу и упал вниз лицом. Контейнер, который он
держал в руках, выпал и разбился, и вокруг распростертого  тела  вспыхнуло
яркое оранжевое пламя.
     - Это масло! -  крикнул  сверху  Бестиан.  -  Присмотрите  за  нижним
этажом!
     Кевин застыл на мгновение,  наблюдая  танец,  языков  пламени  вокруг
корчащейся фигуры. Эта картина была ему хорошо знакома, не  раз  в  памяти
оживало другое тело в огненной купели на палубе шхуны. Ночь, когда погибла
его мать...
     Объятый пламенем человек  завопил.  Кевин  достал  стрелу,  тщательно
прицелился и выстрелил. Вопли сразу прекратилась.
     - Югон! - крикнул Кевин. - Присмотри за окнами!
     Маг поднял взгляд от своих игральных костей с таким видом, словно его
оторвали от очень важного дела:
     - Зачем?
     - Затем, чтобы нас не сожгли заживо, проклятый осел!
     В этот самый миг, рассыпая искры и оставляя за собой шлейф удушливого
дыма, в окно влетел очередной глиняный горшок. Югон  совершил  удивительно
быстрое, почти неуловимое движение и поймал его на лету. С  удивлением  он
рассматривал грубый горшок из необожженной глины, в горлышко которого  был
воткнут зажженный фитиль.
     - О! - только и сказал он.
     - Это кинули снаружи, - объяснил Кевин.
     - Коли с огнем пришли, то огня они и получат! - Альбина  подбежала  к
Югону и вырвала горшочек с маслом из его рук. Вложив его  в  петлю  пращи,
она подбежала к дверям, оставляя за собой дымный хвост.  Встав  во  дворе,
она принялась раскручивать пращу. Искры от фитиля посыпались гуще, и белая
фигура оказалась  в  самом  центре  огненного  круга.  Вокруг  нее  тотчас
засвистели стрелы, а  со  второго  этажа  откликнулись  арбалеты  гнома  и
Бестиана.
     - Ноддер-дод! - воскликнул Балак.
     Альбина метнула снаряд и теперь наблюдала за его  полетом.  В  скалах
ярко вспыхнуло пламя,  темные  фигуры  разбегались  в  разные  стороны,  и
Бестиан с Балаком этим тут же воспользовались. Наконец Альбина вернулась в
гостиную. В ее кольчуге запуталась стрела.
     - Прекрасную мишень вы собой представляли! - упрекнул Альбину  Кевин.
Та небрежно швырнула на  пол  стрелу  и  без  всякого  выражения  на  лице
поглядела на Кевина.
     - Если бы у вас было еще немного таких снарядов, - сказала она,  -  я
бы осветила им путь навстречу Баалабову правосудию.
     - В первом коридоре, вторая комната направо, - встрепенулся Югон. - Я
покажу.
     И они вдвоем помчались внутрь горы. Тем временем в  окно  влетел  еще
один  горшок.  Он  срикошетил  от   столешницы   опрокинутого   стола   и,
целехонький, покатился по полу. Кевин поднял его и задумчиво посмотрел  на
тлеющий фитиль.  Перед  его  мысленным  взором  снова  пронеслось  видение
горящего тела во дворе и та, старая, куда более страшная картина.
     - Ублюдки! - проворчал Кевин и бросил лук на пол. Звякнул  вынимаемый
из ножен меч, и Кевин, низко пригнувшись, выскользнул из дверей. Сразу  за
углом,  подле  передней  стены,  он  заметил  слабый  блеск  стали  -  две
ссутулившиеся фигуры прижимались  здесь  к  деревянной  обшивке.  Раздался
негромкий чавкающий звук меча Кевина. Разбойники так и не заметили  его  и
не успели ничего понять. Кевин выдернул меч и застыл. Кто-то крался  вдоль
стены чуть поодаль. Кевин сделал несколько шагов вперед и  снова  взмахнул
мечом. Раздался стон. Пара стрел ударились  в  стену  позади  него.  Кевин
ударил мечом наотмашь еще одну темную фигуру, припавшую к земле.
     Буквально над  его  головой  раздался  звон  тетивы  тяжелого  гномом
арбалета.
     - Ноддер-дод! -  проворчал  Балак.  -  К  тебе,  рейнджер,  это  тоже
относится, если ты не вернуться назад. Здесь под стеной только четыре.
     Кевин поспешно юркнул за угол и прыжком вернулся к дверям.  Еще  одна
стрела  со  звоном  отскочила  от  его  наспинной  брони.  Навстречу   ему
спускалась по ступеням Слит.
     - Отличная работа, рейнджер! Мы никак не  могли  достать  их  сверху,
потому что второй этаж немного нависает над первым. А я потушила огонь,  -
она помахала перед Кевином обожженными полами плаща.  -  Как  ты  думаешь,
получу я за это новый?
     Югон готовил снаряды и поджигал фитили, а Альбина,  выскакивая  то  и
дело из дверей и нимало не страшась стрел,  которые  ждали  ее  появления,
разбрасывала снаряды по скалам, в которых укрылись разбойники, заливая  их
равномерным озером пламени. Не переставая, звенели арбалеты, а восклицание
Балака  "Ноддер-дод!"  звучало  после  каждого  выстрела.  Он  следил   за
изогнутой траекторией полета каждого снаряда и стрелял в первую  же  тень,
которая возникала в дыму и  пламени  после  ее  разрыва.  Бестиан  посылал
стрелу в другие освещенные мишени.
     - Сколько их там осталось? - спросил Кевин.
     - Вряд ли больше десяти, - ответил Бестиан, разряжая самострел.
     В двери проскользнул улыбающийся эльф:
     - В конюшнях спокойно.
     После этого Кевин и Клейбрук присоединились к арбалетчикам на  втором
этаже, и вчетвером они прекратили всякое движение на той  стороне  дороги,
среди скал.
     - Придет другое время, воры! - раздался в темноте знакомый голос.
     - Ну конечно же - "воры", - пробормотала в гостиной Слит,  затем  она
громко крикнула: - Ты слишком плохо думаешь  о  ворах,  бандитская  морда!
Приходи в другой раз, когда у тебя  будет  побольше  времени!  Или  больше
людей, или побольше мужества и отваги - что там тебе нужно, чтобы  вылезти
из своей барсучьей норы и сражаться! Будем рады!
     Кевин  заметил,  что  Балак  и  Клейбрук,  прикрыв  глаза  от   света
догорающих среди скал языков пламени, пристально  всматриваются  во  мглу.
Оба смотрели влево, в направлении уходящей к Проходу дороги.
     - Они уходят, - проворчал Балак, указывая пальцем в темноту.
     - Это будет не так просто, - пробормотал эльф, быстро спускаясь вниз.
Выскользнув из дверей, он совершенно растворился в ночи.  Коренастый  гном
проворно юркнул вслед за ним.
     - Отлично, - заметил Бестиан, ослабляя тетиву арбалета. -  Это  почти
то же самое. А теперь я проголодался и хочу, чтобы удовольствие, которое я
получил, было полным.
     Но он продолжал всматриваться в темноту, небольшая морщина  пересекла
его лоб.
     - Пойди поешь, - предложил ему Кевин. - Все могут поесть и отдохнуть.
Я посторожу здесь.
     - Как ты думаешь, все закончилось?
     -  Когда  мы  вернемся  в  город  и  выпьем  эля  -  вот  тогда   все
действительно закончится.

     Наблюдая за окрестностями с  высоты  второго  этажа,  Кевин  чуть  не
проглядел во тьме какое-то движение. Словно  в  густой  тени  шевельнулась
какая-то еще более густая тень. Кевин прибег к известному  приему  ночного
наблюдения - стал смотреть на это место не  прямо,  а  краешком  глаза.  И
снова он уловил во мраке слабый намек на  движение.  Кевин  улыбнулся  про
себя - как глуп, оказывается, Сандер.  Или  он  считает  дураками  их?  Он
перегнулся вниз с лестницы и прочитал старинный  детский  стишок:  "Что-то
злобное ползет из темноты, что-то злобное шевелит те кусты..."
     Затем он снова поискал во  мраке  мелькнувшую  тень.  Улыбка  еще  не
исчезла с его лица, когда тьма взорвалась вихрем и он увидел,  как  что-то
огромное тяжелыми прыжками мчится к дверям.
     -  Всем  отойти  от  дверей!  -   крикнул   Кевин,   внизу   раздался
беспорядочный шум. Кевин уже сбегал вниз по  ступеням,  когда  в  гостиную
ворвалась огромная темная масса. Слит, Югон и Бестиан  ужинали  при  свете
жезла Югона, мягко сиявшего в полумраке. Увидев  чудовище,  Югон  взмахнул
рукой,  и  конец  жезла  ослепительно  и  ярко  вспыхнул.  Чудовище  резко
затормозило, вскинув к глазам огромную лапу.
     - Тысяча проклятых демонов! - воскликнула Слит. - Еще один!
     - И гораздо крупнее, - согласился с ней Бестиан.
     Кевин заметил, как Бестиан и Слит бросились на пол и скрылись в кучах
разломанной мебели. Альбина, стоя подле каменной стены комнаты, сжимала  в
ладони свой амулет и что-то бормотала,  глядя  на  тварь  своими  бешеными
глазами.  Югон  быстро-быстро  перебирал  кости.   В   этот   миг   полной
неподвижности, когда тварь жмурилась от света,  пытаясь  рассмотреть,  что
находится в гостиной, Кевин успел преодолеть последние  ступени  лестницы.
Он уже  приготовился  ударить  мечом  по  шее  животного,  как  оно  вдруг
громогласно  зарычало  и,  разбрасывая  разломанные  столы  ударами   ног,
устремилось туда, где на полу валялся труп первого чудища. Погрузив лапу в
его кровь, тварь понюхала ее и внезапно повернулась  к  ним.  В  полумраке
влажно блеснули огромные клыки, чудище оглушающе рявкнуло.
     - Югон... - Кевин  не  оборачивался,  -  будет  лучше,  если  у  тебя
что-нибудь выйдет с твоей магией.
     Тварь поглядела на Альбину. На мгновение тварь дрогнула, прикрыв свои
крошечные глазки, но когда  Альбина  бросилась  вперед,  размахивая  своей
палицей, тварь заворчала и ударила, ее кулаком. Альбина отлетела обратно к
каменной стене и без движения скрючилась на полу. Пес бросился  на  тварь,
но тоже был отброшен,  словно  надоедливый  неловкий  щенок.  Затем  тварь
повернулась передом к Кевину и Югону.
     - Югон? - быстро спросил Кевин.
     Юный маг рассматривал свои игральные кости. Тварь гортанно зарычала и
стала надвигаться. В этот момент раздался звон арбалетной тетивы, и стрела
вонзилась твари в спину. Тварь взвизгнула и завертелась  на  месте,  потом
снова повернулась к Кевину.
     - Отвлеки ее, - посоветовал Югон, отодвигаясь от Кевина  подальше.  -
Только у тебя действительно действенное оружие против этой штуки.  Я  буду
держаться позади.
     Кевин с отвращением фыркнул в ответ:
     - Отвлекать ее, пока ты не найдешь способ выбраться отсюда?
     - Я должен подготовиться!
     - Я надеюсь, что тебе не понадобится много времени.
     Еще одна арбалетная стрела попала чудовищу в спину.
     - Целься выше, Бестиан! - воскликнул Кевин. - В шею!
     Тварь, ворча, приближалась. Ее огромные ладони, опущенные  до  уровня
колен, были огромными, как корзины для белья. Кевин взялся за рукоять меча
двумя руками и сосредоточился.
     Тварь прыгнула вперед, широко разведя руки,  чтобы  схватить  Кевина.
Кевин нырнул и бросился в сторону, изо всех сил нанеся удар  по  сухожилию
под коленом. Тварь взмахнула могучей рукой, и Кевин улетел в кучу  мебели.
Там он лежал, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.
     Между  тем  подрубленная  нога  подогнулась,  и   тварь,   пытавшаяся
развернуться, тоже рухнула на пол,  но  она  тут  же  принялась  ползти  в
направлении Кевина, цепляясь острыми когтями на пальцах за неровные  доски
пола. Пасть ее была широко  открыта,  и  до  Кевина  доносилось  исходящее
оттуда зловоние. Кевин приготовил меч,  готовясь  сделать  выпад  в  морду
чудовища. Оно продолжало надвигаться. Кевин  сделал  выпад  в  один  глаз,
потом в другой. Тварь завизжала, но продолжала неумолимо двигаться вперед,
и Кевин попытался уползти  подальше,  в  лабиринты  между  разрушенными  и
опрокинутыми столами.
     - Отвернись, рейнджер! - раздался голос Югон. - Огненный шар!  Теперь
у меня получится!
     Это была невероятная вспышка света, и на Кевина пахнуло  испепеляющим
жаром. Тварь пронзительно завизжала. Несмотря на  плывущие  перед  глазами
черные пятна - результат ослепительной вспышки,  Кевин  сумел  рассмотреть
то, что казалось гигантским сгустком пламени, мечущимся от стены к  стене.
В это время кто-то схватил его за ногу и поволок прочь.
     - Я в порядке! - рявкнул Кевин и встал на колени. Чтобы избавиться от
черной  пелены  перед  глазами,  он  потряс  головой,  но  ослепление   не
проходило.
     - Поднимайся! - крикнул ему на ухо голос Слит. - Проклятая  Остановка
вся горит, как разбитая лампа!
     Тварь скрючилась, застряв в дверях. Пламя преградило путь к выходу  и
уже начинало с жадностью облизывать деревянные  стены.  Вся  комната,  где
каталось по полу чудовище,  занялась  быстро  и  споро,  и  Югон  отчаянно
размахивал руками из арки.
     - Сюда!
     - Альбина! - Кевин подбежал  к  стене  и  поднял  на  руки  безвольно
повисшее тело. Рядом с ним возник Бестиан, оттолкнувший с  дороги  горящий
стол.
     - Подбери ее палицу и щит! - скомандовал Кевин.
     Бестиан согласно кивнул и крикнул Слит:
     - Иди сюда, забери пса!
     - Ты, наверное, шутишь! -  ответила  она,  с  трудом  перекрывая  рев
пламени.
     - Он не шутит! - заорал Кевин. - Югон, захвати мой лук и колчан.  Они
наверху.
     - Не могу!
     Лестница на второй этаж была вся объята пламенем,  все  строение  уже
начинало угрожающе стонать и потрескивать. Ядовитый дымок  показывался  из
щелей в полу и в стенах, за ним высовывались любопытные язычки пламени.  С
душераздирающим треском надломились пылающие стропила, не выдержав тяжести
надстройки.
     В  комнатах,  в  которых  они  оказались,  преодолев  каменную  арку,
пластами плавал дым, но в каменных недрах утеса было прохладно.  Однако  в
отблесках оранжевого пламени,  заглядывавшего  сквозь  арочный  вход,  они
увидели пять вооруженных мужчин, стоявших в середине огромного холла.
     - Итак... - произнесла одна из  темных  фигур,  и  Кевин  узнал  этот
голос. - Мне очень хотелось посмотреть на оставшихся; любопытство одолело:
как выглядят эти герои...
     - Да это никак Сандер! - Кевин положил Альбину на  каменный  пол.  Он
все еще не мог ясно различать окружающее из-за серой пелены перед глазами.
- А это, видимо, вся твоя отважная банда! Где же твои ручные  животные?  У
нас сегодня на ужин ростбиф из огра - не желаешь присоединиться?
     - Ты все такой же забавный,  боец.  Думаешь,  что  двое  друзей  тебе
помогут?
     Кевин быстро огляделся по сторонам: Слит и  Бестиана  нигде  не  было
видно. Он помнил, что это они протолкнули его в арку,  а  на  полу  лежало
оружие Альбины и ее пес. Кевин громко рассмеялся, припомнив умение Слит  и
Бестиана растворяться в темноте или неожиданно бесследно исчезать.
     - Может быть, ты не обратил внимания, Сандер,  но  этот  молодой  маг
только что живьем поджарил твоего папочку! - заметил Кевин.
     Югон нагло улыбался и поигрывал костями. Его жезл продолжал светиться
волшебным светом, но его сверкание стало  более  тусклым.  Один  из  людей
Сандера нервно облизал губы и с тоской поглядел на широкое окно, выходящее
во двор.
     - Я тоже немного разбираюсь в магии, -  Сандер  улыбнулся,  -  и  мне
известно, что юный маг  сейчас  сильно  истощен.  Применение  такой  магии
требует немало сил. Сейчас он не в состоянии сбить с ног мышонка.
     Кевин бросил  на  Югона  быстрый  взгляд.  Гримаса  превосходства  не
исчезла с его лица, но стала более напряженной.
     Сандер поднял меч:
     - Ты где-то потерял свой странный щит, боец, но такой умелый воин  не
должен беспокоиться из-за этих пустяков.
     Он сделал шаг вперед, его люди последовали за ним, зловеще освещенные
оранжевыми отблесками пламени.
     Кевин принял стойку, наблюдая за  Сандером  искоса,  чтобы  последние
черные пятна перед глазами не помешали ему видеть противника. Югон  сделал
несколько шагов назад, угрожающе подняв жезл, но огонек на его конце почти
совсем погас.
     - Погодите немного, - обратился к разбойникам  Сандер.  -  Если  боец
меня заденет, поручаю вам зарубить его, но не  быстро,  а  так,  чтобы  он
успел насладиться моментом. Мага не бойтесь - он не опасен.
     Разбойники заухмылялись, но в этот момент  ближайший  к  окну  бандит
внезапно опрокинулся на пол. Длинная эльфовская стрела застряла у  него  в
шее. Стоявший с другой стороны внезапно вскрикнул и тоже упал.  В  темноте
раздался смех Слит,  откуда-то  из-за  спины  Кевина  вылетела  арбалетная
стрела, и разбойник, стоявший по левую  сторону  от  Сандера,  захрипел  и
медленно осел на пол. В одном  из  проемов  появилась  коренастая  фигура,
размахивающая огромным топором.
     - Сзади вас, бандиты! У вас неприятности! Снаружи никто не  осталась!
Ваш осталась один!
     Последний оставшийся в живых бандит испуганно обернулся, посмотрел на
Сандера и бросил меч, отступив от Сандера на пару шагов. Тотчас же рядом с
ним возникла из темноты тонкая и гибкая тень, сверкнуло острие кинжала.
     - Будь осторожен и не делай лишних  движений,  приятель.  Терпеть  не
могу брать пленных, - пробормотала тень голосом Слит.
     Сандер продолжал наступать на Кевина. Вот они  слегка  соприкоснулись
лезвиями мечей.
     - Ты очень беспокойный  противник,  боец,  -  с  улыбкой  пробормотал
Сандер. - Поэтому, независимо  от  результата  я,  безусловно,  получу  от
поединка настоящее удовольствие.
     Он атаковал. Кевин отступил и парировал, изучая стиль боя  противника
и его силу. Огромный каменный  холл  огласился  звоном  клинков.  Поначалу
Кевин совсем не атаковал, но и Сандеру не удалось его зацепить.
     Он неплохо фехтовал, Кевин вынужден был признать  это.  У  него  была
быстрая реакция и несколько неплохих приемчиков, но Сандер уступал в  силе
и был предсказуемым противником. Он быстро устал - Кевин почувствовал это,
парируя удары мечом.
     Затем Кевин провел несколько общепринятых атак, которые Сандеру  едва
удалось отразить. Исход был ясен, и Кевин сделал шаг назад.
     - Тебе не одолеть меня, Сандер. Может быть, ты сдашься?
     Сандер криво улыбнулся в ответ:
     - Сдаться, чтобы пережить позор плена, камни у позорного столба  и  в
конце концов заработать петлю на шею? Нет, боец, я слишком  далеко  прошел
по своей дороге. Убей меня, или я убью тебя.
     - Я могу ранить тебя и взять в плен.
     - Делай что хочешь!
     В реве пламени и в его неверных отблесках,  пляшущих  по  стенам,  по
колоннам, по пыльным гобеленам, они обменивались ударами и парировали  их.
Вдруг Сандер пал, не сумев отразить внезапный выпад Кевина. Он  как  будто
сам наткнулся на острие меча. Уже лежа на полу, Сандер засмеялся и сплюнул
кровью.
     - Увидимся в аду! - прохрипел он и умер.
     Из полумрака возникли Слит и Бестиан.
     - Неужели все кончено? -  осведомилась  Слит,  с  опаской  косясь  на
освещенные оранжевым пламенем окна. Остановка весело пылала снаружи.
     - Там никто не остался, - проворчал  Балак,  указывая  на  дорогу.  В
одном из оконных проемов возникло движение, и в холл проник  Клейбрук.  Он
выдернул свою стрелу из тела  разбойника  и,  прежде  чем  кто-либо  успел
что-нибудь сказать, наклонился над телом Сандера и быстро  снял  кольцо  с
его пальца и медальон с шеи.
     - Это принадлежит эльфам, - объяснил он. - С помощью  этих  предметов
он мог управлять поведением животных и влиять на погоду.
     Затем он кивнул всем по очереди, не исключая и  Балака,  и  мгновенно
исчез, так же проворно выскользнув в темноту сквозь одно из окон.
     Они прошли глубже в холл,  подальше  от  жаркого  пламени,  пылавшего
сразу за аркой, на месте бывшей гостиной. Пришедшая в себя  Альбина  снова
оживила пса. Совершив над телами разбойников какую-то странную  церемонию,
Альбина настояла, чтобы они были преданы огню.
     - Им теперь все равно, - заметил на это Бестиан, пожимая плечами, - а
я что-то устал спорить.
     Они подтащили тела к арке, и Кевин с Балаком побросали  их  в  огонь.
Пса оставили сторожить пленника.
     - Как вам удалось убить Билли? - спросил пленный разбойник.
     Сначала ему никто не ответил, потом Слит усталым голосом спросила:
     - А который из них Билли?
     - Огир.
     - Огр?
     - Да. Первый из них.
     - Его загрыз пес, - ухмыльнулся Бестиан. Пленник не  произнес  больше
ни слова и не спускал глаз со своего белого стража.
     Остаток ночи прошел в тревожной тишине.

     К утру от Остановки остались только обугленные бревна  и  куча  золы,
над которой поднимался пар.  Кевин  стоял  на  краю  каменистой  площадки,
некогда бывшей тесным двориком Остановки, и смотрел вдаль. Возле  его  ног
площадка обрывалась вниз, внизу лежала  долина.  Взошло  солнце,  и  взору
Кевина открылся невероятный, почти волшебный в своей красоте пейзаж. Дождь
перестал еще  ночью,  облака  разошлись,  и  над  горами  повисло  чистое,
бездонное голубое небо. Воздух  был  настолько  прозрачен,  что  казалось,
стоит немного напрячь зрение, и можно  будет  увидеть  далеко  на  востоке
стены и бастионы академии. Вейл напоминал расстеленное  на  неровном  полу
зеленое лоскутное покрывало. Сверху можно  было  рассмотреть  под  солнцем
воды двух рек, но сам Мидвейл казался всего лишь грязным пятном  утреннего
тумана. С этой высоты не было видно ни людей, ни их домов, ни даже  дорог,
и если бы не множество дымов из труб и дымоходов, то и сам город затерялся
бы на широкой равнине. Это  была  сказочная  красота,  и  Кевин  с  трудом
переключил свое внимание на себя.
     На  теле  он  обнаружил   несколько   кровоподтеков   и   ссадин,   о
существовании которых он и не подозревал до этого самого момента. Все  это
было чисто наружным, и  он  чувствовал  себя  сильным  и  здоровым.  Кевин
глубоко вздохнул и исследовал себя изнутри,  намеренно  вызывая  в  памяти
самые болезненные воспоминания.
     Боль никуда не исчезла, но она притупилась. По крайней мере,  он  мог
теперь встречаться с ними лицом к лицу, а  не  отступать  перед  ними.  Он
понял еще одну вещь, и это огорчило его: раньше  он  вел  себя  как  трус,
боясь этих воспоминаний и пытаясь бежать от самого себя. Но теперь он стал
сильнее своих внутренних ран, он мог начать лечить их. Здесь, в горах,  он
одержал победу... в чем ему, без сомнения, помогли, но помогли ему хорошие
люди, которые трудились самоотверженно и  сообща,  несмотря  на  все  свои
различия.
     - Эй, Сэнтон! - негромко сказал Кевин, повернувшись на  восток.  -  Я
понял!
     "И это только начало", - добавил он про себя. Вдохнув полной  грудью,
Кевин улыбнулся: демон на плече исчез.
     Внезапно Кевин почувствовал, что рядом с ним стоит Балак.
     - Воровка нашел добыча.
     - Хорошо. - Кевину не хотелось отрывать  взгляд  от  открывшейся  ему
красоты. Указав рукой на иззубренный массив Стальных гор, вздымающихся  на
восточном краю долины, он спросил: - Твой дом там?
     Балак кивнул; некоторое время он тоже смотрел на далекие горы,  потом
с улыбкой повернулся к Кевину:
     - У тебя лицо красная, как будто обожжен.
     - Оно и саднит как обожженное. Югон слишком поздно меня предупредил.
     - Бровей нет.
     - Нет бровей, но нет и огра. - Кевин усмехнулся.
     Гном кашлянул:
     - Добрый обмен.
     Кевин внезапно повернулся и поглядел Балаку прямо в глаза:
     - Скажи мне  одну  вещь,  Балак.  Как  разбойники  могли  так  быстро
передвигаться между этим местом и Северным Проходом?
     Балак некоторое время не отвечал,  разглядывая  расстилающуюся  внизу
долину. На лице его снова появились привычные морщины. Наконец он сказал:
     - Это секрет гномов.
     - Нет, это не годится. - Кевин покачал  головой.  -  Если  мне  снова
придется столкнуться в горах с чем-то подобным, я должен  побольше  узнать
об этих вещах.
     - Гм-м. - Балак  долго  взвешивал  и  обдумывал  ответ.  -  Там  есть
тропки... - наконец сказал он.  -  В  гномьих  чертогах  есть...  как  это
говорить? - быстрый путь, - он нахмурился. - Это гораздо больше, чем  твоя
нужно понимать.
     Кевин кивнул, внутренне улыбаясь нежеланию Балака  открывать  секреты
номенов.
     - Под горами есть путь, который пролегает через старые гномьи пещеры,
путь, по которому можно пройти быстрее чем обычно?
     Балак кивнул, не отрывая взгляда от далеких гор:
     - Это гораздо больше, чем твоя нужно понимать. Идем собираться,  пока
воровка не украл наш добыча.

     Слит ликовала. Она и Бестиан сидели скрестив ноги на полу в одной  из
внутренних комнат возле квадратного отверстия в камне. Они  приветствовали
Кевина широкими улыбками.
     - Оно не было слишком хитро спрятано для  такой  хитрюги,  как  я!  -
весело сообщила Слит, легко потирая кончики пальцев.
     Слит и Бестиан отодвинули в сторону  роскошную  постель  в  одной  из
лучших занятых комнат, видимо, в комнате Сандера. Прямо под кроватью в пол
была аккуратно вмонтирована гранитная плита.
     - Пыль здесь лежала как-то странно, - объяснила Слит.
     - А Слит очень хорошо разбирается в пыли, - поддакнул Бестиан,  кивая
в ее сторону.
     Слит и Бестиан пересчитывали монеты. Югон стоял в углу,  наблюдая  за
ними с выражением превосходства на лице. У его ног лежал на  полу  большой
мешок.
     - В этом мешке украшения и прочие безделушки, -  пояснил  он,  слегка
поддав мешок носком ноги.
     - А тот кинжал, с драгоценным камнем на рукоятке, который  был  у  их
главного воина - он тоже здесь?
     - Да. Все ценное, за исключением монет, попало в этот мешок.
     - Хорошо, - кивнул Кевин. - Я хотел  бы  его  получить,  если  им  не
заинтересуются ни Экклейн, ни лорд Дамон.
     - Сувенир на память? - улыбнулся Югон. Саркастические интонации  тоже
возвратились к нему.
     - Да, Югон, на память, - спокойно сказал  Кевин.  -  С  тобой  все  в
порядке?
     Югон отвернулся. Бестиан сделал ножом еще одну зарубку на  деревяшке,
затем  сравнил  ее  с  палочкой  Слит.  Некоторое  время  они   вполголоса
совещались.
     - Семь тысяч девятьсот тридцать золотом! -  объявил  Бестиан.  -  Это
получается по тысяче сто тридцать два с мелочью на брата! Неплохо  за  два
дня работы, - он засмеялся. - Я могу стать землевладельцем!
     - Не слишком много для бандитской казны, - заметил Кевин. - А сколько
может быть в этом мешке? - он кивнул в сторону Югона. Тот пожал плечами.
     - Трудно сказать до тех пор, пока не произведен окончательный подсчет
и оценка.
     Они разделили монеты на семь равных кучек.
     - А как насчет Клейбруковой доли? - спросил Кевин Югона.
     Маг кивнул в ответ:
     - Я доставлю его долю Экклейну. Уверен, что она непременно попадет  к
эльфу.
     - Уверен? - перебила Слит.
     Югон выпрямился и напрягся:
     - Я не вор, в отличие от некоторых!
     Слит махнула рукой:
     - Проклятье, никто не понимает шуток!
     Они разобрали свои части добычи,  перешучиваясь  по  поводу  немалого
веса - Кевин прикинул, что каждому придется  нести  фунтов  по  семьдесят.
Слит принялась подтрунивать над Бестианом,  вес  которого  почти  равнялся
весу  его  добычи,  и  предлагать,  чтобы  сокровища  разделили  снова,  в
соответствии с весом каждого  из  участников  экспедиции.  Балак  согласно
рассмеялся своим кудахчущим смехом.
     - Не волнуйся за  меня,  Слит,  -  парировал  Бестиан,  -  поверь,  я
справлюсь.
     Югон  приладил  к  мешку  заплечные  ремни  и  отдал  долю  Клейбрука
пленнику, чтобы тот не шагал налегке.
     - Если у тебя и есть намерение сбежать, - обратился Югон к  пленнику,
- я все же надеюсь, что ты выкинешь его из головы. Можешь мне  не  верить,
но этот пес умеет читать мысли.
     Маленькие глазки бандита в панике метнулись на пса и обратно:
     - Я решил покончить с этой  воровской  жизнью!  Честное  слово,  всем
сердцем клянусь.
     - Прекрасный выбор! - одобрил Югон.
     Кевин и Югон поделили между собой мешок с ювелирными изделиями  таким
образом, чтобы поклажа была  не  слишком  тяжелой.  Затем  Кевин  принялся
собирать то, что осталось от его вещей.  Вдруг  он  застыл  на  месте:  на
тюфяке, на котором он коротал эту ночь, лежал лук Клейбрука. Кевин схватил
его и стал жадно рассматривать. На гладком дереве были тонко выгравированы
какие-то знаки, часть из них выглядела так, словно  их  нацарапали  совсем
недавно. Кевин подозвал к себе Бестиана.
     - Можешь прочесть эти письмена?
     Бестиан восхищенно вздохнул.
     - Боги милостивые и всемогущие! Эльфовский лук! - и он, прищурившись,
попытался прочесть надпись.
     - Я не могу прочесть всего.  Часть  тут  написана  на  древнем  языке
эльфов, но вот последнюю приписку я могу разобрать. Тут  что-то  говорится
об утерянном оружии... о добром призвании... о том, что оружие должно быть
заменено новым... - Бестиан обернулся к Кевину,  широко  улыбаясь:  -  Это
твой лук! Тот лук сгорел, и Клейбрук оставил тебе свой!
     Кевин покачал головой:
     - Я не понимаю.
     - Ты и не должен понимать! - рассмеялся Бестиан. - Это эльфовское...
     Кевин осторожно принял лук, словно боялся, что он может  переломиться
в его руках. Он знал, что этого не должно произойти, но все-таки  к  этому
нужно было привыкнуть.
     Когда они наконец, собрались в путь, им пришлось выбираться в окно.
     - Где Балак? - спросил Кевин. Все принялись оглядываться по  сторонам
- гнома нигде не было видно.
     - Только что был тут, - ответили все с озадаченным видом. Они  быстро
осмотрели скалы, где местами  еще  тлели  огоньки  вчерашнего  пожара,  да
вороны и сойки ссорились над останками.
     - Ну ладно, -  Кевин  поправил  свой  тюк,  -  лично  я  за  него  не
беспокоюсь. Он, безусловно, довольно опытен и умел.
     Выходя на дорогу, Кевин улыбнулся самому себе. Балак  был  не  просто
умелым - он оказался первоклассным бойцом. А Слит?
     И Слит была ловка и... прелестна. Она  оставалась  воровкой,  и  хотя
это, безусловно, не было одной из добродетелей, но все же Кевин мог теперь
смотреть на нее, не чувствуя в себе нарастающей волны гнева.
     Бестиан догнал Кевина и пошел рядом.
     - Балак был чем-то озабочен, - сообщал он.
     - И ты догадываешься - чем?
     Литтлер покачал головой:
     - Может быть, ему показалось, что добыча  не  так  уж  велика,  чтобы
из-за нее стоило так стараться. Я слышал, как он бормотал что-то на  своем
языке. Это такое высказывание: "Песчинка во тьме". Означает  это  то,  что
тебя что-то беспокоит, но ты никак не можешь рассмотреть этого.
     Кевин рассмеялся:
     - Это ощущение  мне  знакомо.  Согласен,  ощущения  комфорта  оно  не
прибавляет. Вероятнее всего, он так расстроен из-за того,  что  он  открыл
мне один из "гномьих секретов".
     - В  самом  деле?  -  слова  Кевина  произведи  на  Бестиана  большое
впечатление. - И что это было?
     - Я не могу тебе сказать! -  Кевин  широко  улыбался.  -  Теперь  это
рейнджерский секрет!
     Бестиан расхохотался, и они быстро зашагали вниз по дороге.
     - Кевин! - раздался сзади крик Слит. - Подождите меня! Я  куплю  тебе
бочку вина, когда мы вернемся в город!
     Кевин остановился. С ее долей, может быть, она некоторое время сможет
не воровать... Это была приятная мысль.
     - Нет, спасибо, - поблагодарил он. - С меня хватит и одной кружки.
     - Как хочешь, рейнджер. - Слит улыбнулась.
     - Я намеревался... Слит.
     И они продолжили свой путь вниз, где их ждал город.

ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         є
є         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2"        є
ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶
є        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       є
є    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј