Виктор ПЕЛЕВИН

                               СИНИЙ ФОНАРЬ

     В палате было почти светло из-за горевшего за окном фонаря. Свет  был
какой-то синий и неживой, и если бы не луна, которую можно  было  увидеть,
сильно наклонясь с кровати вправо,  было  бы  совсем  жутко.  Лунный  свет
разбавлял мертвенное сияние, конусом падавшее с высокого шеста, делал  его
таинственнее и мягче. Но когда я свешивался вправо, две железных ножки  на
секунду повисали в воздухе и в следующий момент громко ударялись в пол,  и
звук выходил мрачный, странным  образом  дополняющий  синюю  полосу  света
между двумя короткими рядами кроватей.
     - Кончай там, - сказал Костыль и показал мне синеватый  кулак,  -  не
слышно.
     Я стал слушать.

     - Про мертвый город знаете? - спросил Толстой.
     Все молчали.
     - Ну вот. Уехал один мужик в командировку на  два  месяца.  Приезжает
домой, и вдруг видит, что все люди вокруг мертвые.
     - Чего, прямо лежат на улицах?
     - Нет, - сказал Толстой, - они  на  работу  ходят,  разговаривают,  в
очереди стоят. Все как раньше. Только он видит, что они все на самом  деле
мертвые.
     - А как он понял, что они мертвые?
     - Откуда я знаю, - ответил Толстой, - это же не я понял, а он. Как-то
понял. Короче, он решил сделать вид, что ничего не  замечает  и  поехал  к
себе домой. У него жена была. Увидел он ее и понял, что она тоже  мертвая.
А он ее очень сильно любил. Ну и стал он ее расспрашивать, что  случилось,
пока его не было. А она ему отвечает, что ничего не случилось. И  даже  не
понимает, чего он хочет. Тогда он решил ей все рассказать, и говорит:  "Ты
знаешь, что ты мертвая?" А жена ему отвечает: "Знаю." Он спрашивает: "А ты
знаешь, что в этом городе все мертвые?" Она говорит: "Знаю.  А  сам-то  ты
знаешь, почему  вокруг  одни  мертвецы?"  Он  говорит:  "Нет."  Она  опять
спрашивает: "А знаешь, почему я мертвая?" Он  опять  говорит:  "Нет."  Она
тогда  спрашивает:  "Сказать?"   Мужик  испугался,  но  все-таки  говорит:
"Скажи." И она ему говорит: "Да потому что ты сам мертвец."

     Последнюю фразу Толстой произнес таким сухим и  официальным  голосом,
что стало почти по-настоящему страшно.
     - Да, съездил  дядя  в  командировочку...  Это  сказал  Коля,  совсем
маленький мальчик - младше  остальных  на  год  или  два.  Правда,  он  не
выглядел младше из-за того, что носил огромные роговые  очки,  придававшие
ему солидность.
     - Теперь ты  рассказываешь,  -  сказал  ему  Костыль.  -  Раз  первый
заговорил.
     - Сегодня такого уговора не было, - сказал Коля.
     - А он вечный, - ответил Костыль, - давай, не тяни.
     - Лучше я расскажу, - сказал Вася, - про синий ноготь знаете?
     - Конечно, - отозвался шепот из другого  угла.  -  Кто  ж  про  синий
ноготь не знает.
     - А про красное пятно знаете? - спросил Вася.
     - Нет, не знаем, - ответил за всех Костыль, - давай.

     - Раз приезжает семья в квартиру, - медленно заговорил Вася, -  а  на
стене - красное пятно. Дети его заметили, и позвали мать, чтоб показать. А
мать молчит. Сама так  смотрит  и  улыбается.  Дети  тогда  отца  позвали.
"Смотри, - говорят, - папа!" А отец матери очень боялся.  Он  им  говорит:
"Пошли отсюда. Не ваше дело." А мать  улыбается  и  молчит.  Так  спать  и
легли.
     Вася замолчал и тяжело вздохнул.
     - Ну и что дальше было? -  спросил  Костыль  через  несколько  секунд
тишины.
     - Дальше утро было. Утром просыпаются, смотрят  -  а  одного  ребенка
нет.  Тогда  дети  подходят  к маме  и спрашивают:  "Мама,  мама,  где наш
братик?"  А мать  отвечает:  "Он к бабушке поехал.  У бабушки он."  Дети и
поверили. Мать на работу ушла,  а вечером  приходит,  и улыбается. Дети ей
говорят:  "Мама, нам страшно!"  А она опять так  улыбается и говорит отцу:
"Они меня не слушаются. Выпори их." Отец взял и выпорол. Дети даже убежать
хотели,  только их мать  чем-то таким  накормила на ужин,  что они сидят и
встать не могут...

     Раскрылась дверь, и все мы мгновенно  закрыли  глаза  и  притворились
спящими. Через несколько секунд дверь закрылась. Минуту Вася выжидал, пока
в коридоре стихнут шаги.

     - На следующее утро просыпаются - смотрят, еще  одного  ребенка  нет.
Одна только маленькая девочка осталась. Она у отца и  спрашивает:  "А  где
мой средний братик?" А отец отвечает: "Он в пионерлагере." А мать говорит:
"Расскажешь кому, убью!" Даже в школу девочку  не  пустила.  Вечером  мать
приходит, девочку чем-то опять накормила, так что та встать  не  могла.  А
отец двери запер и окна.

     Вася опять затих. На этот раз его никто не  просил  продолжить,  и  в
темноте было слышно только несколько дыханий.

     - А потом другие люди приходят, - заговорил он опять,  -  смотрят,  а
квартира пустая. Прошел год, и туда новых  жильцов  вселили.  Они  увидели
красное пятно, подходят, разрезали обои - а там  мать  сидит,  вся  синяя,
крови насосалась и вылезти не может. Это она все время детей ела,  а  отец
помогал.

     Долгое время все молчали, а потом кто-то спросил:
     - Вась, а у тебя кем мама работает?
     - Неважно, - сказал Вася.
     - А у тебя сестра есть?
     Вася не отвечал - видно, обиделся или заснул.
     - Толстой, - сказал Костыль, - давай еще что-нибудь про мертвецов.
     - Знаете, как мертвецами становятся? - спросил Толстой.
     - Знаем, - ответил Костыль, - берут и умирают.
     - И что дальше?
     - Ничего, - сказал Костыль, - как сон. Только уже не просыпаешься.
     - Нет, - сказал Толстой, - я не  про  это.  С  чего  все  начинается,
знаете?
     - С чего?
     - А с того, что сначала слушают истории про мертвецов. А потом  лежат
и думают - а чего это мы истории про мертвецов слушаем?
     Кто-то нервно хихикнул, а Коля вдруг сел в кровати и  очень  серьезно
сказал:
     - Ребята, кончайте.
     - Во-во, - с удовлетворением сказал  Толстой,  -  так  и  становятся.
Главное понять, что ты уже мертвец, а дальше все просто.
     - Ты сам мертвец, - неуверенно огрызнулся Коля.
     - А я и не спорю, - сказал Толстой. - Ты лучше подумай, почему это ты
вдруг с мертвецом разговариваешь?
     Коля некоторое время думал.
     - Костыль, - спросил он, - ты ведь не мертвец?
     - Я-то? - спросил Костыль. - Да как тебе сказать.
     - А ты, Леша?
     Леша был Колин друг еще по городу.
     - Коля, - сказал он, - ну ты сам подумай. Вот жил ты в городе, да?
     - Да, - ответил Коля.
     - И вдруг отвезли тебя в какое-то место, да?
     - Да, - сказал Коля.
     - И ты вдруг замечаешь, что лежишь среди мертвецов, и сам мертвец.
     - Да, - сказал Коля.
     - Ну вот, - сказал Леша, - пораскинь мозгами.
     - Долго мы ждали, - сказал Костыль, -  думали  сам  поймешь.  За  всю
смерть такого тупого мертвеца первый раз вижу. Ты что, не понимаешь, зачем
мы тут собрались?
     - Нет, - сказал Коля. Он сидел на кровати, прижимая ноги к груди.
     - Мы тебя в мертвецы принимаем, - сказал Костыль.
     Коля не то что-то пробормотал, не то всхлипнул, вскочил с  кровати  и
пулей выскочил в коридор; оттуда долетел быстрый топот его босых ног.
     - Не ржать, - шепотом сказал Костыль, - он услышит.
     - А чего ржать-то? - меланхолично спросил Толстой. Несколько  длинных
секунд стояла полная тишина, а потом Вася из своего угла спросил:
     - Ребят, а вдруг...
     - Да ладно тебе, - сказал Костыль. - Толстой, давай еще чего-нибудь.
     -  Вот  был  такой  случай,  -  заговорил  Толстой  после  паузы.   -
Договорились несколько человек напугать своего приятеля.  Переоделись  они
мертвецами, подходят к нему и говорят: "Мы мертвецы. Мы за тобой  пришли."
Он испугался и убежал. А они постояли, посмеялись, а потом один из  них  и
говорит: "Слушайте, ребят, а чего это мы мертвецами переоделись?" Они  все
на него посмотрели, и не могут понять, что он сказать хочет. А  он  опять:
"А чего это от нас живые убегают?"
     - Ну и что? - спросил Костыль.
     - А то, - ответил Толстой. - Вот тут-то они все и поняли.
     - Что поняли?
     - А что надо, то и поняли.
     Стало тихо, а потом заговорил Костыль:
     - Слушай, Толстой, - сказал он, - ты нормально можешь рассказывать?
     Толстой молчал.
     - Эй, Толстой, - опять заговорил Костыль, - ты чего молчишь-то? Умер,
что ли?
     Толстой молчал, и его молчание  с  каждой  секундой  становилось  все
многозначительней. Мне захотелось  на  всякий  случай  что-нибудь  сказать
вслух.
     - Про программу "Время" знаете? - спросил я.
     - Давай, - быстро сказал Костыль.
     - Она не очень страшная, - сказал я.
     - Все равно давай.
     Я не  помнил  точно,  как  кончалась  история,  которую  я  собирался
рассказать, но решил, что вспомню, пока буду рассказывать.

     - В общем, жил был один мужик, было ему лет тридцать. Сел он один раз
смотреть программу  "Время".  Включил  телевизор,  подвинул  кресло,  чтоб
удобней было. Там сначала появились часы, ну, как обычно. Он, значит, свои
проверил - правильно ли идут. Все как обычно было. Короче,  пробило  ровно
девять часов. И появляется на экране слово "Время", только не  белое,  как
всегда раньше было, а почему-то черное. Ну, он немножко удивился, но потом
решил, что это просто новое оформление сделали, и стал смотреть дальше.  А
дальше все опять было как обычно. Сначала какой-то трактор показали, потом
израильскую армию.  Потом  сказали,  что  какой-то  академик  умер,  потом
немного показали про спорт, а потом про погоду -  прогноз  на  завтра.  Ну
все, "Время" кончилось, и мужик решил встать с кресла.

     - Потом напомните, я про зеленое кресло расскажу, - влез Вася.

     - Значит, хочет он с кресла встать, и чувствует, что  не  может.  Сил
совсем нет. Тогда он на свою руку поглядел, и видит, что на ней  вся  кожа
дряблая. Он тогда испугался, изо всех сил напрягся, встал с кресла и пошел
к зеркалу в ванную, а идти трудно... Но все-таки кое-как дошел. Смотрит на
себя в зеркало, и видит - все волосы у него седые, лицо в морщинах и зубов
нет. Пока он "Время" смотрел, вся жизнь прошла.

     - Это я знаю, - сказал Костыль. - То же самое, только там про  футбол
с шайбой было. Мужик футбол с шайбой смотрел.
     В коридоре послышались шаги и раздраженный женский голос,  и  все  мы
мгновенно стихли, а Вася даже начал неестественно храпеть. Через несколько
секунд дверь распахнулась и в палате загорелся свет.
     - Так, кто тут главный мертвец? Толстенко, ты?
     На пороге стояла Антонина Васильевна в белом халате, а  рядом  с  ней
зареванный Коля, тщательно прячущий взгляд под батареей в углу.
     - Главный мертвец, - с достоинством ответил Толстой, -  в  Москве  на
Красной площади. А чего это вы меня ночью будите?
     От такой наглости Антонина Васильевна растерялась.
     - Входи, Аверьянов, - сказала она наконец, - и ложись. А с мертвецами
завтра начальник лагеря разберется. Как бы они по домам не поехали.
     - Антонина Васильевна, - медленно выговорил Толстой, -  а  почему  на
вас халат белый?
     - Потому что надо так, понял?
     Коля быстро взглянул на Антонину Васильевну.
     - Иди в кровать, Аверьянов, - сказала она, - и спи.  Мужчина  ты  или
нет? А ты, - она повернулась к Толстому, - если еще  хоть  слово  скажешь,
пойдешь стоять голым в палату к девочкам. Понял?
     Толстой молча смотрел на  халат  Антонины  Васильевны.  Она  оглядела
себя, потом подняла взгляд на Толстого и покрутила пальцем  у  лба.  Потом
внезапно разозлилась и даже покраснела от злости.
     - Ты мне не ответил, Толстенко, - сказала она,  -  ты  понял,  что  с
тобой будет?
     - Антонина Васильевна, - заговорил Костыль, - вы же сами сказали, что
если он еще хоть слово скажет, вы его... Как же он вам ответит?
     - А с тобой, Костылев, - сказала Антонина Васильевна, разговор вообще
будет особый, в кабинете директора. Запомни.
     Погас свет и хлопнула дверь.
     Некоторое время - минуты, наверно, три, Антонина Васильевна стояла за
дверью и слушала. Потом послышались ее тихие шажки по коридору. На  всякий
случай мы еще минуту-две молчали. Потом раздался шепот Костыля:
     - Слушай, Коля, как ты от меня завтра в рог получишь...
     - Я знаю, - печально отозвался Коля.
     - Ой как получишь...
     - Про зеленое кресло будете слушать? - спросил Вася.
     Никто не ответил.

     - На одном  большом  предприятии,  -  заговорил  он,  -  был  кабинет
директора. Там был ковер, шкаф, большой стол, и перед ним зеленое  кресло.
А в углу кабинета стояло переходящее красное знамя, которое было там очень
давно. И вот одного мужика назначили директором этого завода. Он входит  в
кабинет, посмотрел по сторонам, и ему очень все понравилось.  Ну,  значит,
сел он в это кресло и начал работать. А потом его  заместитель  заходит  в
комнату, смотрит - а вместо директора в кресле скелет сидит.  Ну,  вызвали
милицию, все  обыскали,  и  не  нашли  ничего.  Потом,  значит,  назначили
заместителя директором. Сел он в это кресло и стал  работать.  А  потом  в
кабинет входят, смотрят - а в кресле опять  скелет  сидит.  Опять  вызвали
милицию, и опять ничего не нашли. Тогда нового директора назначили.  А  он
уже знал, что с другими директорами  случилось,  и  заказал  себе  большую
куклу размером с человека. Он ее одел в свой костюм и посадил в кресло,  а
сам отошел, спрятался за штору -  потом  напомните,  я  про  желтую  штору
вспомнил, - и стал смотреть, что будет.  Проходит  час,  два  проходит.  И
вдруг он видит, как из кресла выдвигаются такие металлические спицы, и  со
всех сторон куклу обхватывают. А одна такая спица  -  прямо  за  горло.  А
потом, когда спицы куклу задушили, переходящее красное  знамя  выходит  из
угла, подходит к креслу и накрывает эту  куклу  своим  полотнищем.  Прошло
несколько минут, и от куклы ничего  не  осталось,  а  переходящее  красное
знамя отошло от стола и встало обратно в угол. Мужик тогда тихо  вышел  из
кабинета, спустился вниз, взял с пожарного щита топор, вернулся в кабинет,
как рубанет по переходящему знамени. И  тут  такой  стон  раздался,  а  из
деревяшки, которую он перерубил, на пол кровь полилась.

     - А что дальше было? - спросил Костыль.
     - Все, - ответил Вася.
     - А с мужиком что случилось?
     - Посадили в тюрьму. За знамя.
     - А со знаменем?
     - Починили и назад поставили, - поразмышляв, ответил Вася.
     - А когда нового директора назначили, что с ним случилось?
     - То же самое.
     Я вдруг вспомнил, что в кабинете у директора,  в  углу,  стоят  сразу
несколько знамен с  выведенными  на  них  краской  номерами  отрядов;  эти
знамена он уже два раза выдавал во время торжественных  линеек.  Кресло  у
него в кабинете тоже было, но не зеленое, а красное, вращающееся.
     - Да, я забыл, - сказал Вася, - когда мужик из-за шторы вышел, он уже
весь седой был. Про желтую штору знаете?
     - Я знаю, - сказал Костыль.
     - Толстой, ты про желтую штору знаешь?
     Толстой молчал.
     - Эй, Толстой!
     Толстой не отзывался.

     Я думал о том, что у меня дома в Москве на окнах как раз висят желтые
шторы - точнее,  желто-зеленые.  Летом,  когда  дверь  балкона  все  время
открыта, и снизу, с бульвара, долетает  шум  моторов  и  запах  бензиновой
гари, смешанный с запахом каких-то цветов, что ли, - я  часто  сижу  возле
балкона в зеленом кресле и смотрю, как ветер колышет желтую штору.

     - Слышь, Костыль, - неожиданно сказал Толстой, - а в мертвецы не  так
принимают, как ты думаешь.
     - А как? - спросил Костыль.
     - Да по-разному. Только при этом никогда не говорят, что принимают  в
мертвецы. И поэтому мертвецы потом  не  знают,  что  они  уже  мертвые,  и
думают, что они еще живые.
     - Тебя что, уже приняли?
     - Не знаю, - сказал Толстой. - Может, уже  приняли.  А  может,  потом
примут, когда в город вернусь. Я ж говорю, они не сообщают.
     - Кто "они"?
     - Кто, кто. Мертвые.
     - Ну ты опять за свое, - сказал Костыль, - заткнулся бы. Надоело уже.
     - Во-во, - подал голос Коля, - точно. Надоело.
     - А ты, Коля, - сказал Костыль, - все равно завтра в рог получишь.
     Толстой немного помолчал.
     - Самое главное, - опять заговорил он, - что те, кто принимает,  тоже
не знают, что они принимают в мертвецы.
     - Как же они тогда принимают? - спросил Костыль.
     - Да как хочешь. Допустим, ты про что-то у кого-нибудь  спросил,  или
включил телевизор, а тебя на самом деле в мертвецы принимают.
     - Я не про это. Они же должны знать, что они кого-то принимают, когда
они принимают.
     - Наоборот. Как они могут что-то знать, если они мертвые.
     - Тогда совсем непонятно получается, - сказал Костыль.  -  Как  тогда
понять, кто мертвец, а кто живой?
     - А ты что, не понимаешь?
     - Нет, - ответил Костыль, - выходит, нет разницы.
     - Ну вот и подумай, кто ты получаешься, - сказал Толстой.
     Костыль  сделал  какое-то  движение  в  темноте,  и  что-то  с  силой
стукнулось о стену над самой головой Толстого.
     - Идиот, - сказал Толстой. - Чуть в голову не попал.
     - А мы все равно мертвые, - сказал Костыль, - подумаешь.
     - Мужики, - опять заговорил Вася, - про желтую штору рассказывать?
     - Да иди ты в жопу со своей желтой шторой, Вася. Сто раз уже слышали.
     - Я не слышал, - сказал из угла Коля.
     - Ну и что, из-за тебя все слушать должны? А потом опять  к  Антонине
побежишь плакать.
     - Я плакал, потому что нога болит, - сказал  Коля.  -  Я  ногу  ушиб,
когда выходил.
     - Ты, кстати, рассказывать должен был.  Ты  тогда  заговорил  первый.
Думаешь, мы забыли? - сказал Костыль.
     - Вместо меня Вася рассказал, - сказал Коля.
     - Он не вместо тебя рассказал, а просто так. А сейчас твоя очередь. А
то завтра точно в рог получишь.
     - Знаете про черного зайца? - спросил Коля.
     Я почему-то сразу понял, о каком черном зайце он говорит - в коридоре
перед столовой среди прочего висела фанерка с выжженным зайцем в  галстуке
- из-за того, что рисунок был выполнен  очень  добросовестно  и  подробно,
заяц действительно казался совсем черным.
     - Вот. А говорил, не знаешь ничего. Давай.

     - Был один пионерлагерь. И там  на  главном  корпусе  на  стене  были
нарисованы всякие звери, и один из них был черный заяц с барабаном. У него
в лапы почему-то были вбиты два  гвоздя.  И  вот  однажды  шла  мимо  одна
девочка - с обеда на тихий час. И ей стало этого зайца жалко. Она  подошла
и вынула гвозди. И ей вдруг показалось, что черный заяц  на  нее  смотрит,
словно он живой. Но она решила, что это ей показалось и  пошла  в  палату.
Начался тихий час. И тогда черный заяц вдруг начал бить в свой барабан.  И
сразу же все, кто был в этом лагере, заснули.  И  им  стало  сниться,  что
тихий час кончился, что они проснулись и пошли на полдник. Потом они вроде
бы стали делать все, как обычно - играть в пинг-понг, читать и так  далее.
А это им все снилось. Потом кончилась смена, и они поехали по домам. Потом
они все выросли, кончили школу, женились и стали  работать  и  воспитывать
детей. А на самом деле они просто спали. И черный заяц  все  время  бил  в
свой барабан.

     Коля замолчал.
     - Что-то непонятно, - сказал Костыль. -  Вот  ты  говоришь,  что  они
разъехались по домам. Но ведь там у них  родители,  знакомые  ребята.  Они
что, тоже спали?
     - Нет, - сказал Коля. - Они не то что спали. Они снились.
     - Полный бред, - сказал Костыль. - Ребят, вы что нибудь поняли?
     Никто не ответил. Похоже, почти все уже заснули.
     - Толстой, ты понял что-нибудь?
     Толстой заскрипел своей кроватью, нагнулся к полу и швырнул что-то  в
Колю.
     - Ну и сволочь ты, - сказал Коля. - Сейчас в морду получишь.
     - Отдай сюда, - сказал Костыль. Это был его  кед,  которым  он  перед
этим швырнул в Толстого.
     Коля отдал кед.
     - Эй, - сказал мне Костыль, - ты чего молчишь все время?
     - Так, - сказал я. - Спать охота.
     Костыль заворочался в кровати. Я думал, он скажет что-то еще,  но  он
молчал. Все молчали. Что-то пробормотал во сне Вася.

     Я глядел в потолок. За окном качалась лампа фонаря, и  вслед  за  ней
двигались тени в нашей палате. Я повернулся лицом к окну. Луны уже не было
видно. Вокруг было совсем тихо, только где-то очень далеко дробно  стучали
колеса ночной электрички. Я долго глядел на синий фонарь за окном,  и  сам
не заметил, как заснул.