ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА КОАПП
Сборники Художественной, Технической, Справочной, Английской, Нормативной, Исторической, и др. литературы.




                             Говард ЛАВКРАФТ

                                  ИЗГОЙ

     Несчастен тот, кому воспоминания о детских годах приносят лишь  страх
и печаль. Жалок тот, кто,  оглядываясь,  видит  позади  лишь  нескончаемое
одинокое существование в огромных мрачных залах с драпированными  темнотой
стенами и рядами навевающих  тоску  древних  книг;  бесконечное  бессонное
ожидание  чего-то  -  чего?  -  в  сумеречных   рощах,   среди   наводящих
благоговейный ужас деревьев, - огромных, причудливых, оплетенных  лианами,
безмолвно качающих в вышине искривленными ветвями...  Вот  как  щедро  был
оделен  я  богами  -  одинокий,  отвергнутый,  сломленный,  сдавшийся.  Но
отчаянно цепляюсь я даже за эти блеклые  воспоминания,  в  них  скрываюсь,
бегу я мыслей о том, что случилось после...
     Мне неведомо, где я появился на свет. Самое раннее мое воспоминание -
этот замок, бесконечно древний  и  бесконечно  ужасный,  его  бесчисленные
мрачные галереи, высокие  потолки,  затянутые  мраком  и  паутиной,  камни
полуразрушенных коридоров, покрытые мерзкой  сыростью,  и  этот  проклятый
запах -  будто  дотлевает  погребальный  костер  ушедших  поколений.  Сюда
никогда не проникает свет, и я привык зажигать свечу и любоваться пламенем
- ведь солнца нет и снаружи, - кошмарные деревья, поднявшиеся выше  башен,
заслоняют его. Одна лишь черная башня вздымается над лесом, уходя вершиной
в неизвестность  распахнутого  неба.  Но  башня  эта  сильно  разрушена  и
подняться на нее почти невозможно,  -  разве  что  карабкаться,  уступ  за
уступом, по отвесной стене.
     Не знаю, сколько лет провел я здесь. Я  не  ощущаю  течения  времени.
Кто-то заботился обо мне, но я не видел ни одного живого  существа,  кроме
крыс, пауков и летучих мышей. Тот, кто растил меня, видимо,  был  ужасающе
стар, ибо мое самое первое представление о человеческом существе  -  нечто
перекошенное, ссохшееся, захиревшее, как этот замок.
     Для меня были привычны кости и скелеты, наполнявшие  каменные  склепы
глубоко под  землей,  среди  глыб  фундамента.  Для  моего  изуродованного
воображения они были реальней живых  существ,  чьи  образы  я  находил  на
цветных рисунках в  древних  замшелых  книгах,  -  тех  книгах,  благодаря
которым я знаю все, что я знаю. У меня не было  учителей,  меня  никто  не
подгонял и не наставлял; все эти годы я  не  слышал  звуков  человеческого
голоса - даже собственного. Мне не приходило в голову читать вслух.
     В замке не было зеркал, и я  представлял  себя  похожим  на  портреты
молодых людей из книг. Я ощущал себя молодым, ведь я так мало помнил.
     Я перебирался через ров с гниющей водой и шел в лес, где под  темными
безмолвными деревьями грезил о том, что прочел  в  книгах.  Я  представлял
себя в гуще веселых толп, в том солнечном мире, что лежит  за  бесконечным
лесом.
     Я пытался вырваться отсюда,  но  стоило  мне  отойти  от  замка,  как
сумерки сгущались, ужас пропитывал воздух, и я опрометью  бросался  назад,
страшась заблудиться в немых лабиринтах теней.
     В этом нескончаемом полумраке я жил, мечтал и надеялся - сам не  зная
на что. И когда, истомленный сумрачным  одиночеством,  я  не  смог  больше
сдерживать исступленного стремления к свету, я  простер  руки  к  одинокой
черной полуразрушенной башне, вздымающейся в  неведомое  небо.  Я  решился
взобраться на  башню,  даже  рискуя  разбиться  -  лучше  увидеть  небо  и
погибнуть, чем существовать в вечной тьме.
     В сырой полумгле я взобрался  по  древним  выщербленным  ступеням,  а
после продолжил свой безумный подъем, цепляясь  за  мельчайшие  выступы  в
стене. Ужасной и зловещей была эта  черная  мертвенная  развалина,  полная
бесшумно парящих нетопырей.
     Но неизмеримо более ужасна была незыблемость мрака,  и  озноб  сжимал
меня леденящей хваткой древних заплесневелых стен.
     Дрожа, не смея поднять глаза, я терзался догадками о том,  почему  не
становится светлее. Неужели внезапно опустилась ночь?  Свободной  рукой  я
стал шарить в поисках оконной амбразуры, чтобы посмотреть,  как  высоко  я
взобрался.
     И тут, слепо ползущий по вогнутому своду над  пропастью,  я  коснулся
головой твердой поверхности. Должно быть, я достиг кровли, или, по крайней
мере,  пола  следующего  яруса.  Свободной  рукой  я  ощупал  каменную   и
непреодолимую преграду, опиравшуюся на выступы сырой  стены,  но  вот  под
моей судорожно ищущей рукой камень чуть подался  -  и  я  рванулся  вверх,
пытаясь поднять плиту головой.
     Я думал, что мое восхождение  закончено  -  ведь  наверняка  это  пол
наблюдательной площадки. Я выбрался наверх через  люк,  стараясь  не  дать
упасть тяжелой крышке, но не сумел. Было все  так  же  темно.  Я  лежал  в
изнеможении на каменном полу, слыша зловещее эхо захлопнувшегося люка. Мне
оставалось надеяться, что я смогу его открыть, когда это понадобится.
     Я был уверен, что поднялся  уже  на  огромную  высоту,  гораздо  выше
проклятого леса, и я заставил себя встать с пола и принялся наощупь искать
окно, чтобы увидеть, наконец, то небо, те звезды и  луну,  о  которых  так
долго мечтал. Но меня ждало  горькое  разочарование:  вокруг  были  только
бесконечные мраморные полки,  уставленные  разнообразными  ящиками.  Какие
древние секреты могли таиться здесь в вышине, отрезанные от  земли  жуткой
пропастью времени? И тут я наткнулся на дверной проем с каменным порталом,
покрытым странной грубой резьбой. Собрав остатки  сил,  я  открыл  тяжелую
дверь - и безмерный восторг охватил меня: сквозь железную узорную решетку,
к которой вел короткий пролет каменной лестницы, светила  полная  луна  во
всем своем спокойном блеске, луна, образ которой я лелеял в мечтах, в  тех
смутных видениях, которые не смею назвать воспоминаниями.
     Я бросился вверх по ступенькам, но вдруг луна скрылась за облаком.  В
наступившей тьме я споткнулся и  замедлил  шаги.  Наощупь  я  добрался  до
решетки. Она была не заперта, но я не решился идти дальше, боясь сорваться
вниз.
     И тут вышла луна.
     Никогда прежде я не испытывал такого чудовищного  потрясения,  такого
внезапного и беспредельного ужаса, как  в  этот  миг,  когда  непостижимое
открылось моему взору. Не было головокружительной высоты и расстилающегося
внизу     бесконечного     леса.      Вокруг      была      _т_в_е_р_д_а_я
п_о_в_е_р_х_н_о_с_т_ь_.  Со  всех  сторон  виднелись  мраморные  плиты   и
колонны, невдалеке стояла древняя каменная часовня с призрачно мерцающим в
свете луны полуразрушенным шпилем.
     Я  открыл  решетку  и,  пошатываясь,  ступил  на  посыпанную  гравием
дорожку. Мой разум, бесконечно ошеломленный и обескураженный, все  так  же
неистово рвался к свету, и даже такое невероятное чудо не могло сбить меня
с пути. Я не знал, и не желал знать, что происходит со  мной,  что  это  -
безумие,  сон  или  колдовство,  но  я  желал  любой   ценой   насладиться
великолепием и блеском нового мира. Я не знал, кто я, что я, откуда я, но,
идя вперед, я вдруг стал  ощущать  что-то  вроде  скрытой  доселе  памяти,
благодаря которой мой путь не всегда определял случай. Я миновал  плиты  и
колонны и через арку вышел на луг, где лишь замшелые  камни  указывали  на
проходившую здесь некогда дорогу; я переплыл быструю реку в том месте, где
только древние развалины напоминали о давно исчезнувшем мосте.
     И вот, наконец, я вышел к древнему, увитому  плющом  замку,  стоящему
посреди  запущенного  парка,  -  до  безумия   знакомому   и   ошеломляюще
непривычному. Я узнал заполненный водой ров, несколько знакомых мне  башен
исчезли, а к замку было пристроено новое крыло - как будто  бы  специально
для того, чтобы смутить прежнего обитателя. Но мой  восхищенный  взор  был
уже прикован к распахнутым окнам, сияющим ярким светом, к рвущимся  наружу
звукам буйного веселья. Заглянув в окно, я увидел компанию странно  одетых
людей, весело болтающих друг с другом. Я никогда  не  слышал  человеческой
речи и мог только смутно догадываться, о чем идет разговор. Лица некоторых
из них будили во мне  отзвуки  давно  забытых  воспоминаний,  другие  были
совершенно незнакомы.
     И я шагнул через низкое окно в блистающую огнями залу, сделал шаг  от
мгновенного проблеска надежды к черной судороге безысходности и  отчаяния.
Праздник превратился в кошмар. Мое появление произвело такое  впечатление,
какого я  никак  не  ожидал.  Едва  я  переступил  через  подоконник,  как
мгновенный, безграничный, чудовищный ужас обрушился  на  них,  исказил  их
лица, вырвал крик из каждой груди. Началось паническое бегство,  некоторые
упали в обморок и их уволокли обезумевшие приятели.  Многие,  закрыв  лицо
руками, слепо и беспомощно метались, ища спасения, натыкаясь  на  стены  и
сбивая мебель, пока не находили выход.
     Я стоял в залитой светом опустевшей зале, прислушиваясь к  затихающим
воплям, и с содроганием думал о невидимом ужасе, затаившемся где-то рядом.
На первый взгляд, комната была совершенно пуста, но  когда  я  двинулся  к
одному из альковов, мне почудилось слабое  движение  где-то  за  золоченой
аркой дверного проема. Зайдя в альков, я ясно ощутил чье-то присутствие, и
первый и последний звук, вырвавшейся из моей груди -  ужасный  вой,  почти
столь же омерзительный, как и то,  что  его  вызвало:  освещенное  пугающе
ярким светом неописуемое, невообразимое, невероятное чудовище, одним своим
видом превратившее веселую компанию в толпу полупомешанных.
     Я не решаюсь даже описать его - это была смесь всего самого жуткого и
отвратительного, демонический призрак древности,  разрухи  и  одиночества,
невиданное доселе грязное промокшее привидение, обнажившаяся  тайна  -  из
тех, какие милосердная природа старается упрятать поглубже. Видит бог, это
было существо не нашего мира, - или, по крайней мере, уже не нашего, - но,
к моему ужасу, я улавливал  в  его  изъеденных  временем  чертах  злобную,
отвратительную пародию на человеческий образ.
     Мне не хватило сил даже на слабую попытку  к  бегству,  запоздалую  и
бессильную перед сковавшими меня чарами безмолвного  безымянного  монстра.
Словно заколдованный мерзким неотрывным взглядом его безжизненных глаз,  я
был не в силах даже зажмуриться и мог лишь благодарить милосердные  слезы,
размывавшие очертания страшного существа. Я хотел было поднять руку, чтобы
закрыться от его взгляда, но и это мне не удалось: я  потерял  равновесие,
шагнул вперед, чтобы не упасть, и тут  ощутил,  что  жуткая  тварь  совсем
рядом. Мне казалось, что я слышу ее мерзкое дыхание. Обезумев от ужаса,  я
выбросил вперед руку,  защищаясь  от  зловонного  призрака,  и  мироздание
дрогнуло,   сотрясаемое   судорогой   омерзения,    когда    мои    пальцы
к_о_с_н_у_л_и_с_ь_  протянувшейся  ко  мне  лапы  чудовища,  стоящего   за
золоченой аркой...
     Не я вскрикнул, но все демоны  ада,  мчащиеся  на  оседланных  ночных
ветрах,  диким  воплем  стронули   лавину   разрушительных   воспоминаний,
рухнувшую на меня. Теперь я знал все. Я помнил, что было со мной до  того,
как я  очутился  в  мрачном  замке,  окруженном  лесом,  я  знал,  в  чьем
изменившемся жилище я нахожусь, и я  знал  самое  ужасное  -  я  узнал  то
безобразное чудовище, что злобно пялилось  на  меня,  когда  я  отдергивал
запятнанные пальцы от его руки.
     Но есть в мире не только горечь,  но  и  бальзам,  и  для  меня  этот
бальзам - забвение. В непереносимом ужасе  этого  мгновения  я  забыл  все
потрясшее меня, и вспышку страшных воспоминаний поглотил  хаос  мелькающих
видений. И вот я уже бегу прочь от громады чуждого замка, беззвучно  мчусь
в лунном свете. Вот часовня, мраморные плиты и  колонны,  я  спускаюсь  по
ступенькам и пытаюсь открыть каменный люк, но он недвижим; я не огорчен, я
давно ненавижу замок заодно с деревьями. Теперь я летаю  в  ночных  ветрах
вместе с демонами, а днем играю в катакомбах Нефен-Ка в  потаенной  долине
Хадата у берегов Нила. Я знаю, что свет - не для меня,  разве  что  лунный
свет на каменных надгробьях Неб. Я не создан для веселья,  для  меня  лишь
празднества Нитокриса под Великой Пирамидой; но в  моей  вновь  обретенной
свободе одиночества я почти рад горечи отчуждения.
     Ведь несмотря на сладость забвения, мне не дано забыть, что я  изгой;
я чужой в этом столетии, среди тех, которые зовутся людьми. Я помню это  с
тех пор, как протянул пальцы к этой мерзости в богато  позолоченной  раме,
протянул пальцы и коснулся холодной неподатливой поверхности полированного
стекла.


?????? ???????????