Олег АВРАМЕНКО

                              АДЕПТ ИСТОЧНИКА

                                                 Моему брату Валентину -
                                                 за поддержку и понимание.

                                    1

     Первым признаком установления контакта  явилась  бы  мелкая  рябь  на
поверхности  зеркала,  затем  оно  помутнело  бы  и   перестало   отражать
находящиеся перед ним предметы.  Я  употребил  сослагательное  наклонение,
потому  что  на  самом  деле  ничего  подобного  не  происходило.  Зеркало
оставалось зеркалом, и я видел в  нем  только  свою  кислую  физиономию  и
больше ничего. Я  был  очень  встревожен,  меня  начинали  терзать  дурные
предчувствия, а под ложечкой неприятно засосало.
     Впрочем,  это  еще  ничего  не  значило.  Диана  могла  находиться  в
каком-нибудь мире, где время течет  чересчур  быстро  или  очень  медленно
относительно Основного Потока, она могла крепко спать, она могла  попросту
заблокировать любую возможность контакта, чтобы никто не нарушал ее  покой
и уединение, а может быть, по той или иной причине она перекодировала свой
Самоцвет - времени для появления таких причин у нее было вдоволь. Наконец,
не исключено, что между Экватором и Срединными  мирами  нельзя  установить
прямой контакт - ведь за двадцать с лишком лет никто так  и  не  вышел  со
мной на связь. Хотя это, скорее всего, имело другое объяснение: меня звали
и не  дозвались,  потому  что  у  меня  отшибло  память.  Мало  того  -  я
превратился в грудного младенца.
     После некоторых колебаний, вызванных щемящим  чувством  неладного,  я
вновь сосредоточился на Самоцвете, призывая следующего  абонента.  На  сей
раз я  не  встретил  сколь-нибудь  значительного  сопротивления,  и  почти
мгновенно отражающая поверхность зеркала покрылась мелкой рябью. Мое  лицо
и видимые прежде предметы обстановки комнаты исчезли, как бы растворившись
в густом тумане.  Теперь  зеркало  стало  похожим  на  матовое  стекло.  С
замиранием сердца я  понял,  что  мое  последнее  предположение  оказалось
неверным - прямой  контакт  между  Экватором  и  Срединными  мирами,  хотя
труден, в принципе возможен.
     ДИАНА, ГДЕ ТЫ? ЧТО С ТОБОЙ?..
     - Кто? - послышался недовольный вопрос.
     При  зеркальной  связи  источником   звука   была   сама   отражающая
поверхность,  меняющая  не  только  свои  оптические,  но  и  акустические
свойства. Создавалось такое впечатление, будто твой  собеседник  находится
по ту сторону зеркала. Имея общую природу  с  так  называемой  оперативной
связью, осуществляемой непосредственно через  Самоцвет,  зеркальная  связь
гораздо  удобнее  в  обращении,  более  устойчива   и   обладает   большей
проникающей способностью между  мирами,  а  использование  дополнительного
промежуточного агента в виде зеркала (либо его  заменителя)  устанавливает
определенную  дистанцию  между  собеседниками,   что   избавляет   их   от
необходимости в процессе разговора постоянно следить за собой во избежание
непроизвольного всплеска эмоций и обмена не  предназначенными  друг  другу
мыслями. Вот и сейчас я уловил недовольство по ту сторону зеркала только в
голосе моей собеседницы при полном отсутствии характерного для оперативной
связи эмоционального давления.
     Я ответил:
     - Мама, это я, Артур.
     - Артур! - раздалось изумленное  восклицание  из  тумана;  в  зеркале
по-прежнему не было видно ни зги. - Боже мой! Артур, сынок!.. Ты?..
     Послышалась суматошная возня, сопровождаемая шуршанием шелка,  как  я
догадался, постельного белья, звук быстрых шагов босиком по  ковру,  затем
туман расступился, и я увидел мою мать - такую же юную и прекрасную, как в
былые времена, в наспех запахнутом  халате,  со  всклоченными  волосами  и
заспанным лицом. Очертания комнаты за ее спиной расплывались, и я  не  мог
определить, где она находится и есть ли в этом помещении кто-нибудь еще.
     - Артур, ты жив? - радостно произнесла Юнона, протягивая ко мне руки.
Наверно, ей очень хотелось прикоснуться ко мне, погладить  меня  по  щеке,
потрепать мои волосы, убедиться, что я не призрак, что я  во  плоти...  Ее
пальцы натолкнулись на стекло по ту сторону  зеркала.  -  Артур,  малыш...
Какое счастье! Ведь я думала... - Голос ее сорвался, на  глазах  выступили
слезы. - Я думала,  что  потеряла  тебя...  что  больше  никогда  тебя  не
увижу...
     Сейчас она заплачет, подумал я, и сам готовый разреветься  как  малое
дитя. Я целую вечность не видел мою маму - а ведь я любил ее  больше  всех
на свете... после Дианы, конечно... и Дейрдры...
     - Меня долго не было? - совладав с собой, спросил я.
     - Почти двадцать  семь  лет,  -  всхлипывая,  ответила  Юнона.  -  По
стандартному времени, разумеется... Где ты пропадал, сынок? Я  места  себе
не находила, я... С тобой все в порядке?
     - Да, - растроганно ответил  я.  -  Как  видишь,  жив-здоров,  цел  и
невредим.
     Некоторое  время  мы  молча  смотрели  друг  на  друга  и   счастливо
улыбались. По нашим щекам катились слезы.
     - Ты разодет как шотландский барон, - наконец отозвалась Юнона.
     - Там, где я был, так принято, - ответил я.
     - А где ты был? Ты нашел Истоки?
     Ага! Это уже вопрос по существу. С сантиментами покончено,  теперь  к
делу.
     - А разве другие их не искали? - спросил я, уклоняясь от ответа.
     - Искали, но не нашли. Никто из последовавших за тобой до сих пор  не
вернулся. - Юнона погладила стекло на уровне моего лица. - Сыночек, милый,
почему тебя так долго не было? Если бы ты знал,  как  я  горевала...  Ведь
тебя уже похоронили; решили, что ты погиб вместе с остальными.
     - Мне повезло, - сказал я. - Мне посчастливилось уцелеть.
     Юнона пододвинула к себе стул, возникший из тумана за  ее  спиной,  и
присела, не сводя с  меня  нежного,  умиленного  и  немного  укоризненного
взгляда.
     - Артур, малыш, почему ты не дал знать о себе раньше? Я вся извелась,
ожидая от тебя весточки.
     - Я не мог, мама. Я не помнил, кто я такой. У  меня  начисто  отшибло
память.
     - Ах! - сказала Юнона, прижав руки к груди.
     - Только недавно я вспомнил о себе, - продолжал я. - И вот  сразу  же
связался с тобой.
     Юнона всхлипнула.
     - Ты всегда был хорошим сыном, Артур. Самым лучшим, самым... самым...
     - Я тоже люблю тебя, мама, - сказал я. - Очень люблю.
     Юнона тихо заплакала, и я умолк, давая ей отвести душу.
     Впрочем, умолк я не только поэтому. С некоторым  опозданием  до  меня
дошло то, что было очевидно с самого  начала  нашего  разговора.  Судя  по
словам матери (двадцать лет с  небольшим  к  двадцати  семи),  коэффициент
замедления в мире, где я жил,  был  приблизительно  равен  1,35  Основного
Потока. Едва уловимые искажения в голосе Юноны свидетельствовали  о  малой
разнице коэффициентов, самое большее в одну десятую, тогда как для Царства
Света этот  коэффициент  составляет  0,92,  то  есть  имело  бы  место  не
замедление времени, а его ускорение. В связи  с  этим  у  меня  зародились
кое-какие смутные подозрения, и я тревожно взглянул на мать,  которая  уже
немного успокоилась и взяла себя в руки.
     - Я так счастлива, сынок,  -  проговорила  она,  утирая  слезы.  -  Я
никогда по-настоящему не верила, что ты погиб. Теперь есть надежда, что  и
другие, кто ушел вслед за тобой...
     - Нет! - чересчур уж резко перебил ее я, мучительно  гадая,  где  она
сейчас, есть ли в комнате с ней кто-то еще, а если есть, то кто. Будь  это
отец, он бы давно присоединился к нашему разговору. - Никакой надежды нет.
Чудес дважды к ряду не бывает - а то, что  я  остался  в  живых,  чудо  из
чудес. Даже если бы за мной последовало несколько  десятков  тысяч,  а  не
несколько десятков человек...
     - Их было несколько сотен, - уточнила Юнона. - Четыреста с небольшим.
     - Ого! - сказал я и с грустью подумал о том, сколько  же  среди  этих
безвинно загубленных душ было моих знакомых. - Но все равно вероятность до
ничтожного мала. Между Экватором и Истоками лежит не просто бесконечность,
их разделяет сущий ад. Наверняка они все погибли.
     - А ты...
     - Я родился в рубашке. У  меня  был  один  шанс  из  миллиарда,  и  я
использовал его. Мне неслыханно повезло,  но  я  никому  не  советовал  бы
испытывать судьбу, повторяя мою попытку. Это равнозначно самоубийству.
     - Но... А как же ты вернешься?
     Я загадочно улыбнулся.
     - За меня не беспокойся. Я - случай особый.
     В глазах Юноны вспыхнули огоньки.
     - Так ты нашел Источник?!
     Я поднял палец и поднес его к своим губам.
     - Об этом позже, мама. При личной встрече.
     - Да, да, конечно, - сказала Юнона, бросила быстрый взгляд куда-то  в
сторону и с легким вздохом добавила:  -  А  знаешь,  мы  уже  решили,  что
никаких Срединных миров и Истоков  Формирующих  не  существует,  что  Враг
придумал все это единственно для того, чтобы погубить самую  деятельную  и
неугомонную часть нашей молодежи.
     - Одно не исключает другого, - заметил я. - Весьма вероятно,  что  он
имел и это в виду. И, похоже, неплохо преуспел.
     - Твой отец был такого же мнения, - сказала мать. - Он  настаивал  на
возобновлении Рагнарека, считая, что этим  Враг  нарушил  Договор,  однако
главы большинства Домов не согласились с его доводами.
     Наверно,  я  еще  не  полностью  оправился  от  двойного  потрясения,
связанного с возвращением памяти и купанием в Источнике. Я опять тормознул
и далеко не сразу осмыслил услышанное. А потом...
     - Был!!! - ошарашенно воскликнул я. - Он БЫЛ?!
     Юнона сдержанно кивнула.
     - Да, Артур. Твой отец умер одиннадцать лет назад.
     Несколько секунд я переваривал это известие. Я не любил своего  отца,
короля Утера, и не был привязан к нему. Для меня он был  слишком  идеален,
слишком совершенен, чтобы я мог питать к нему какие-либо  теплые  чувства.
Мыслями он постоянно витал в заоблачных высях  и  был  не  от  мира  сего,
больше похожий на символ, на знамя, чем на живого человека. Утера называли
последним истинным рыцарем Порядка, он был самым ярым  и  последовательным
противником Хаоса во всем  Экваторе;  его  уважали,  им  восхищались,  ему
поклонялись и в то же время побаивались его. Я всегда гордился тем, что он
мой отец, но вспоминал о нем в основном лишь тогда, когда мне  нужно  было
назвать свое полное имя...
     И вдруг мне стало больно. Не знаю, почему. Психоаналитик  сказал  бы,
что дело здесь вовсе не в отце, а в матери, и, возможно, он был  бы  прав.
Во всяком случае, теперь я не хотел увидеть комнату за спиной Юноны и  еще
больше не хотел увидеть того, кто  в  этой  комнате  находился.  К  такому
повороту событий я не был готов.
     А еще... А еще... Сердце мое замерло и, казалось, остановилось.  Ведь
это еще не все!..
     - Мама, - скороговоркой выпалил я. - Что с Дианой?
     Судя по ее виду, Юнона ожидала  этого  вопроса.  Ровным,  бесцветным,
лишенным всякого выражения голосом она ответила:
     - Диана ушла вслед за тобой, Артур. Она отправилась искать тебя, и  с
тех пор о ней ничего не известно. Мне очень жаль, сынок, я...
     То, что я сделал в следующий момент, было  вопиющим  нарушением  всех
правил пристойности. Кто-то, невидимый мне, тот, кто  находился  вместе  с
Юноной в ее спальне, наверняка счел меня невежей и грубияном. Ну и  пусть!
Я прервал связь и наглухо заблокировался от любых попыток контакта со мной
с чьей бы то ни было стороны. Я не стыдился своих слез радости,  но  я  не
мог позволить себе зарыдать от горя и отчаяния в присутствии  посторонних,
даже в присутствии матери, не говоря уж о том "ком-то". Я не хотел,  чтобы
меня жалели, чтобы мне сочувствовали, чтобы меня утешали.
     Я встал со стула, отошел от зеркала и  бухнулся  ничком  на  постель.
Меня душили слезы, но внезапно я обнаружил, что  не  могу  плакать.  Боль,
пронзившая меня, оказалась такой острой и жгучей, что высушила мои  глаза.
Я лежал на своей кровати в  полном  оцепенении,  и  единственное,  чего  я
желал, так  это  собственной  смерти.  Я  хотел  соединиться  с  Дианой  в
вечности...
     Да, в вечности. По натуре своей я всегда был оптимистом - но всегда в
разумных пределах. Со всей мучительной ясностью я понимал, что если  Диана
пошла вслед за мной,  то  ее  уже  нет  в  живых.  Мое  чудесное  спасение
противоречило здравому смыслу и логике вещей, и я поверил  в  него  только
потому, что был поставлен перед фактом - я мыслю, следовательно существую.
Но было бы попросту глупо тешить себя надеждой, что  подобное  чудо  могло
повториться с Дианой. Против нее  были  все  законы  вероятности,  все  до
единого... Нет! Все - кроме одного!
     Робкий огонек надежды зажегся в моем  сердце.  На  моей  стороне  был
самый иррациональный из законов  вселенной  -  закон  подлости,  известный
также под законом бутерброда, который  всегда  падает  на  пол  намазанной
стороной. Ведь я любил Диану, по-настоящему любил  ее,  но  потом  потерял
память и влюбился в Дейрдру, а когда вновь обрел себя, то  обнаружил,  что
люблю их обеих одинаково сильно. Весть об исчезновении Дианы, фактически о
ее гибели, принесла мне  невыразимые  страдания,  но  ее  смерть  была  бы
слишком простым, слишком банальным выходом из  сложившейся  ситуации.  Так
обычно происходит в дешевых мелодрамах, где законы жанра требуют, чтобы  в
случае любовного треугольника один из его  углов,  третий  лишний,  должен
либо оказаться негодяем, либо под конец умереть. И  тогда  герой  обретает
счастье с уцелевшей героиней, они живут в любви и согласии, рожают умных и
красивых детей - ну, и все прочее в том же духе, о чем писать неинтересно,
а читать скучно. По этой причине все  сентиментальные  романы  и  пьесы  о
чистой и возвышенной любви заканчиваются,  как  только  становится  слышен
звон свадебных колоколов. Тернии пройдены, дальнейший путь усыпан  розами,
точка, конец.
     Я обратился к богу (если он есть) со страстной мольбой,  чтобы  жизнь
моя не была похожа на дешевую мелодраму. Я не знал, что буду делать  потом
- если моя дикая, безумная надежда  станет  явью,  -  скорее  всего,  буду
глубоко несчастен, разрываясь между Дианой и Дейрдрой, и сумма моих мук во
много крат превысит мои теперешние страдания, но я готов был без колебания
заплатить такую цену за жизнь любимой.
     Слезы, наконец, хлынули из моих глаз, и я заплакал. Не помню, сколько
времени так прошло. Я рыдал, успокаивался и снова рыдал,  доводя  себя  до
исступления. Все в моей голове перемешалось, и я  думал  о  Диане,  как  о
Дейрдре, а Дейрдру представлял в образе голубоглазой шатенки Дианы.  Когда
я уже полностью запутался и, совершенно отупев от горя, не мог понять, кто
из  них  есть  кто,  на  помощь  моему   помутившемуся   рассудку   пришел
спасительный сон.  Мучения  мои  кончились,  и  я  погрузился  в  сладкое,
блаженное забытье.

                                    2

     В седьмом часу утра меня разбудил Колин. По-видимому, он  искал  меня
всю ночь, что не делало чести его сообразительности - он должен был  найти
меня гораздо раньше. Мои поступки были вполне предсказуемы,  и  Колин,  не
найдя меня во дворце, мог бы догадаться, где меня искать.  Я  перенесся  в
свой замок Каэр-Сейлген в Лохланне только для того, чтобы  выгадать  часок
перед неизбежным объяснением с Колином и  успеть  переговорить  с  Дианой.
Впадать в истерику или спать в мои  планы  не  входило,  но  недаром  ведь
говорится, что человек всего  лишь  предполагает,  а  располагает  кое-кто
другой. Кто именно - это сложнейший  теологический  вопрос,  пока  что  не
имеющий приемлемого разрешения, и  рассматривать  его  здесь  и  сейчас  я
считаю неуместным.
     Когда я раскрыл  глаза,  Колин  стоял  возле  моей  кровати,  заткнув
большие пальцы рук за свой кожаный пояс, и смотрел на  меня  сверху  вниз.
Взгляд его серых со стальным  оттенком  глаз  излучал  гнев  и  досаду.  И
некоторую растерянность.
     - Я мог бы убить тебя во сне, - заявил он, увидев, что я проснулся.
     Разбитый и опустошенный, я добрые  полминуты  лихорадочно  соображал,
что он имеет в виду. Затем поднялся, сел в постели и ответил:
     - Жаль, что ты не сделал этого.
     - Ты поступил  подло!  -  сказал  Колин.  -  Коварно,  вероломно!  Ты
использовал мое дружеское расположение, втерся ко мне в доверие и  обманул
меня.
     - Ты тоже хорош, - вяло отозвался я, протирая  глаза.  -  Зачем  было
раскрывать мне все свои карты? Зачем тебе понадобилось  посвящать  меня  в
таинства ритуала?
     - Я доверял тебе! - негодующе произнес Колин. - Как брату доверял,  а
ты...
     - Ты ввел меня в искушение, - продолжал я. -  И  я  не  смог  устоять
перед таким соблазном. Поверь: то, что я сделал, было сделано помимо  моей
воли. В тот момент  я  понятия  не  имел,  что  происходит,  и  действовал
совершенно бессознательно.
     - Ты бесчестный мошенник! - не унимался Колин. - Ты вор! Ты взял  то,
что не принадлежит тебе по праву. Это моя фамильная  Сила,  она  досталась
мне по наследству, а ты... ты украл ее!
     Я соскочил с кровати, потянулся, хрустя суставами, и покачал головой.
     - Ошибаешься, Колин. Ты слишком много возомнил  о  себе  и  обо  всей
своей родне. Источник не принадлежит тебе, он не  принадлежит  даже  всему
этому миру. Он является достоянием всей необъятной вселенной; он - один из
трех китов, на которых держится мироздание.
     - Это неважно. Ты прошел через МОИ Врата, при помощи МОЕЙ... - Тут он
запнулся и покраснел.
     Ага, понятно!
     - Дана? - спросил я. - Ты злишься из-за нее?
     - Какого черта...
     - Извини, что так получилось. Я не хотел. Честное слово, не хотел.  Я
даже не думал об этом.
     - А о чем ты думал? Об Авалоне? О том, чтобы лишить меня короны?
     Я почувствовал, что внутренне  сгораю  от  стыда,  однако  постарался
придать своему лицу выражение оскорбленной невинности.
     - Побольше слушай Бранвену! Она и не такое нафантазирует.
     Колин удивленно воззрился на меня.
     - Причем здесь Бранвена?
     Я понял, что сморозил глупость, и выругался про  себя.  Я  совершенно
выпустил из виду, что Колин понятия не имеет, кто на  самом  деле  Хозяйка
Источника.
     - Я решил, что это ее инсинуации, - поспешил исправиться я. -  Только
она способна выдумать такое.
     - Это я сам выдумал, без помощи Бранвены. Я раскусил тебя, Кевин  Мак
Шон. Ты метишь на корону!
     - Что  ты  несешь?!  -  возмутился  я  отчасти  искренне.  Колин  сам
провоцировал меня, и с каждым его словом желание взойти на  престол  моего
прадеда становилось во мне все сильнее, все непреодолимее. И дело было  не
только  в  том,  что  я  нашел  родину  предка.  Я  обнаружил   устойчивую
цивилизацию Одаренных, и теперь мне предстояло основать новый Дом -  а  за
всю историю Властелинов не было еще случая, чтобы основатель Дома  уступал
свою власть другому. Так что в словах Колина был  свой  резон,  и  тем  не
менее я сказал: - Это же чистый вздор!
     - Так-таки и вздор? - с сомнением произнес Колин. - Хозяйка  сказала,
что искупавшись в Источнике, ты стал невероятно могучим.  Она  утверждает,
что теперь ты сильнее меня. Кто ты, черт тебя подери?!
     - Я Кевин Мак Шон, герцог Лохланнский, - ответил я, открыто глядя ему
в глаза. Актерским талантом я вообще-то не блещу, но на этот раз,  похоже,
мне удалось довольно убедительно изобразить недоумение. -  Что  за  глупый
вопрос, дружище?
     - Вопрос отнюдь не глупый, - покачал головой Колин. - И не  праздный.
Наверняка ты происходишь из какого-то могущественного рода из иного  мира,
рода   настолько   могущественного,   что   его   представители   способны
перемещаться между мирами...
     - Ну и что? - перебил его я. - Даже если  это  и  так,  то  разве  не
понятно, что меня бросили. Отказались от меня.
     - Почему ты так думаешь? А что, если  тебя  похитили  враги,  а  твоя
семья сбивается с ног в поисках тебя? Теперь, когда ты  обрел  могущество,
тебе не  составит  труда  найти  своих  родственников,  может  быть,  даже
родителей, братьев, сестер...
     "Проклятье!" - подумал я,  чувствуя,  что  вот-вот  мое  лицо  пыхнет
жаром. Если когда-нибудь Колин узнает правду (а рано или поздно он  узнает
ее), то станет презирать меня за ту ложь, которую я только что ему сказал.
     - Впрочем, - продолжал между тем Колин, - с  родственниками  или  без
них, ты все равно очень опасен. Ты владеешь Силой, ты собираешься жениться
на Дейрдре, дочери короля Бриана, ты положил глаз на мою невесту...
     Слава богу! Колин сам выручил меня, переведя разговор на другую тему,
пусть тоже щекотливую, но дающую  мне  хоть  какую-то  почву  под  ногами.
Теперь  я  позволил  себе  покраснеть  -  мое  смущение  выглядело  вполне
естественно.
     - Прекрати! - резко произнес я. - Что за  бред  ты  несешь,  в  самом
деле! У меня и в мыслях не было отбивать у тебя Дану.  Она  мне  абсолютно
безразлична. Я не...
     И тут меня проняло. По выражению Бранвены, я, наконец,  ПРОЧУВСТВОВАЛ
ЭТО. Нет, страсти пока не было. Не было  еще  дикого,  неистового  желания
обладать Даной. Но неожиданный прилив нежности, которую я ощутил при мысли
о ней, был для меня подобен грому с ясного неба.
     Догадываясь, что со мной  творится  -  мои  чувства,  наверное,  были
написаны на моем лице, Колин обреченно вздохнул и присел на край кровати.
     - Ну вот! Я же говорил.
     Некоторое время я молча глядел на него, поникшего и  осунувшегося,  и
думал о том, что он замечательный друг и прекрасный человек, но слишком уж
прямолинеен, доверчив и неуравновешен, чтобы  быть  хорошим  королем,  тем
более - главой Дома.
     - Кевин, - отозвался он, первым нарушая тягостное молчание. - Кто  бы
ты ни был... В общем, если  ты  считаешь  меня  своим  другом,  ты  должен
покинуть этот мир. МОЙ МИР.
     - Из-за Даны? - спросил я, усаживаясь на стул.
     - Нет, из-за короны. Во вселенной бесконечно много миров, и ты можешь
выбрать любой из них на свой вкус. Но этот мир не трожь - это моя  родина,
земля моих предков, я люблю ее и не позволю... э-э... - Он смущенно умолк.
     - Чужаку, - сказал я с усмешкой. (Ах, как мне  хотелось  врезать  ему
правду-матку, растолковать, кто на самом деле здесь  чужак,  чьих  предков
это земля, а чьи предки явились сюда как узурпаторы.  Но  я  сдержал  этот
порыв). - Ты не позволишь чужаку  осквернить  ее,  верно?  Нет-нет,  я  не
обижаюсь. Ты прав: я здесь чужак и должен уйти. И я уйду - сегодня же.
     Колин подозрительно поглядел на меня,  озадаченный  моей  неожиданной
уступчивостью.
     - Ты серьезно?
     - Да, вполне. - Я говорил  искренне  и  одновременно  блефовал.  -  Я
навсегда покину твой мир, если Дейрдра согласится уйти со мной.
     Колин раздосадовано топнул ногой.
     - Черт! - выругался он. - Вот я и попался.
     - Ты не хочешь отпускать ее? - невинно осведомился я.
     - Конечно, не хочу. Но и удержать ее силой вряд ли смогу...  Будь  ты
проклят, Кевин! Зачем, зачем тебе Дейрдра?
     - Я люблю ее, а она любит меня. Ты это знаешь, Колин.
     - Но...
     - Не спорю, на первых порах ей будет несладко вдали от родины,  но  я
не сомневаюсь, что ради  нашей  любви  она  согласится  на  все,  даже  на
изгнание. Ведь, как говорят, с милым и в шалаше рай.
     - Не  нравится  мне  это,  -  хмуро  проговорил  Колин.  -  Очень  не
нравится... Дейрдра не для тебя, Кевин, - с  жаром  добавил  он.  -  Прошу
тебя, забудь о ней. Так будет лучше для вас обоих.
     - Почему?
     - Потому что она простая смертная, а ты - адепт Источника...  Ты  уже
знаешь, что тебе дарована вечная молодость?
     - Знаю.
     - Вот то-то же. Лет через двадцать  Дейрдра  покажется  тебе  слишком
старой, и ты бросишь ее.
     - Ты так думаешь?
     - Так оно и будет, - убежденно ответил Колин.  -  Ну,  может,  ты  не
бросишь ее, но охладеешь к ней и будешь держать  ее  при  себе  только  из
жалости. А Дейрдра гордая девушка, она не нуждается в жалости.
     Он все еще любит ее, думал я,  слушая  его  страстные  слова.  Любит,
несмотря на свое влечение к Дане. Любит по-прежнему, все так  же  нежно  и
самозабвенно. И безответно...
     - А как же Дана? - спросил я.
     Колин покраснел и в смятении опустил глаза.
     - Что ты имеешь в виду?
     Я улыбнулся - как можно теплее и дружелюбнее.
     - Нет, я не о том, что ты влюблен в Дейрдру. Меня интересует, как  ты
видишь свое будущее с Даной. Ведь она тоже смертная.
     - Дана другое дело. Когда мы поженимся, я приведу ее к Источнику.
     - А я приведу Дейрдру, - сказал я. - Только чуть позже.
     Колин посмотрел на меня с испугом.
     - Ты сумасшедший! Источник убьет ее. Ведь у нее неполноценный Дар.
     Я хмыкнул.
     - Кто знает, кто знает... Но  в  любом  случае,  не  надейся,  что  я
оставлю Дейрдру. Если я вынужден буду уйти, то уйду вместе с ней.
     - Ты меня шантажируешь?
     -  Нет,  только  обрисовываю  ситуацию.  Но  учти:  если  тебе  вдруг
вздумается УБЕРЕЧЬ от  меня  Дейрдру,  где-нибудь  спрятать  ее,  тебе  не
поздоровится.
     -  Ты  мне  угрожаешь?!  -  произнес  Колин  с   непритворным   видом
рассерженного монарха. И это была не игра; похоже, за время войны он  таки
поднабрался королевских замашек.
     - Нет, - мягко сказал я. - Только предупреждаю.
     Колин  встал,  прошелся  по  комнате  своей   неуклюжей,   "домашней"
походкой, затем остановился передо мной и проговорил:
     - Вот что! Боюсь, когда-нибудь я пожалею, что не убил тебя, когда  ты
спал.
     - А почему ты не сделал этого?
     Он ухмыльнулся, как-то беспомощно пожал плечами и вздохнул.
     - Наверное, по той самой  причине,  по  какой  ты  не  убиваешь  меня
сейчас. Ведь Хозяйка не солгала, ты и вправду крутой, а?
     - Ужасно крутой, - подтвердил я.
     - Да, кстати, - сказал Колин. - Хозяйка клянется, что не причастна  к
покушению на Дейрдру.
     - Ты веришь ей?
     - Кажется, да.
     - А мне не кажется, я действительно верю ей. Иначе ты обнаружил бы  в
Безвременье ее хладный труп.
     Колин мотнул головой и снова ухмыльнулся.
     - Ты не только ужасно крутой, Кевин. Ты еще и ужасно самонадеянный.
     Во дворец мы вернулись почти что добрыми  друзьями.  Почти  -  но  не
совсем. Колина продолжали терзать сомнения насчет чистоты моих  намерений,
он по-прежнему относился  ко  мне  с  опаской,  хотя  теперь  старался  не
показывать этого. Про себя я  вынужден  был  признать,  что  его  опасения
отнюдь не напрасны. Мне было  стыдно,  и  чтобы  избавиться  от  угрызений
совести, я заставил себя думать о предательстве Гилломана и о том, что  по
делу об узурпации престола срок давности не предусмотрен. Должен признать,
что это мне мало помогло.
     Расставшись  с  Колином,  я  переместился  в   свои   покои,   вызвал
камердинера и велел приготовить горячую ванну. Пока  слуги  выполняли  это
распоряжение, я слегка перекусил, а за чашкой горячего кофе мне  в  голову
пришла мысль о сигарете - впервые за последние двадцать лет. Я  знал,  что
рано или поздно снова начну курить, но решил  не  форсировать  события  и,
преодолев  мимолетный  соблазн,  продолжил  строить  планы  на   ближайшую
перспективу.
     После некоторых колебаний я вычеркнул из списка неотложных дел поиски
Эмриса Лейнстера.  Конечно,  было  бы  весьма  заманчиво  изловить  его  и
преподнести  в  подарок  дикарям-людоедам  с  африканского  континента   в
качестве живого обеда, но я понимал, что Бранвена зря времени не теряла  и
надежно спрятала от  меня  своего  старшего  брата,  как  прежде  спрятала
Эриксона; так что отыскать их обоих мне будет нелегко. К тому же это  было
не к спеху. И вообще, я мог ничего не предпринимать, а  просто  дождаться,
пока  Эмрис  и  Эриксон  не  умрут  собственной   смертью,   позаботившись
единственно лишь о том, чтобы они не обрели вечную молодость. Мой  сводный
брат Амадис  как-то  говорил  мне,  что  бессмертные  Властелины  получают
огромное удовольствие от того, как старятся и умирают их  смертные  враги.
Правда, я еще мало прожил, чтобы оценить всю прелесть  такой  своеобразной
мести, но это может  оказаться  очень  даже  неплохо.  Что  ж,  посмотрим.
Увидим...
     А интересно, вдруг подумал я, как  там  Амадис?  Каково  это  -  быть
королем Света, сидеть на троне отца, явно и незримо повелевать Рассветными
мирами, словом,  быть  богом?..  Я  сомневался,  что  ноша  божественности
пришлась Амадису по плечу. Сомневался не только из зависти - на то были  и
объективные причины.
     Приняв горячую ванну и побрившись, я  достал  из  сундука  одежду,  в
которой был, когда превратился в младенца, и разложил ее на кровати.  Этот
наряд я хранил как  драгоценную  реликвию,  регулярно  проветривал  его  и
просушивал, оберегал от сырости и моли, и хотя  он  порядком  обветшал  за
прошедшие двадцать лет, все же был еще пригоден для ношения.  Относительно
пригоден. И частично.
     Нижнее белье я забраковал сразу и взял из шкафа комплект нового,  еще
не ношенного - белье я предпочитаю не только чистое,  но  и  свежее.  Зато
штаны и сапожки были в полном порядке, что (правда с  некоторой  натяжкой)
можно было сказать и о рубашке, расставаться с которой я не хотел из-за ее
пуговиц с изображением симпатичных красных  дракончиков.  С  мантией  дела
обстояли хуже, золотое  шитье  ее  поблекло,  сочный  алый  цвет  сменился
бледно-красным, но в целом  она  сохранилась  неплохо,  и  мне  было  жаль
отказываться от нее, во всяком случае, до тех пор, пока я не сменю  ее  на
новую. Поэтому я решился на то, что в Царстве Света сочли  бы  проявлением
дурного тона: при помощи нехитрых чар я вернул  мантии  ее  алый  цвет,  а
золотому шитью на ней - прежний яркий блеск. Какая безвкусица! - скривился
бы любой мой родственник из Света. Но сейчас меня это мало заботило, ибо я
не собирался щеголять в своей заколдованной мантии при дворе  в  Солнечном
Граде. Главное, что мой наряд вполне годился для Сумерек, где  этикет  был
не так строг, как на моей родине по отцовской линии - в Доме гораздо более
молодом и куда более чопорном.
     Одевшись,  я  несколько  минут  простоял  перед  зеркалом   и   после
придирчивого осмотра своей персоны пришел к выводу, что  выгляжу  довольно
недурно.  На  поверку  оказалось,  что  мой  темно-синий   берет   отлично
вписывается  в  общую  картину,  и  я  отменил  свое  предыдущее   решение
забраковать его вместе с бельем. Прицепив к поясу Эскалибур, я  тем  самым
завершил свое превращение из Кевина  Мак  Шона,  лайонесского  феодала,  в
Артура Пендрагона, принца из  Дома  Света,  одного  из  высокопоставленных
Властелинов Экватора.
     В этот самый момент раздался стук в дверь. Я  на  мгновение  обострил
свое  восприятие,  чтобы  узнать,  кто  ко  мне  пожаловал,  затем  громко
произнес:
     - Входи, Морган. Открыто.
     Морган был одет так же, как и накануне вечером, но выглядел свежим  и
бодрым. Бессонницей он никогда не страдал; даже события прошедшей ночи  не
выбили его из колеи и не помешали ему хорошо выспаться. Прикрыв  за  собой
дверь, он смерил меня оценивающим взглядом и спросил:
     - Ну как там Хозяйка? - Говоря  по  существу,  Морган,  однако,  имел
странную привычку подходить к делу с самой неожиданной стороны, что  порой
обескураживало его собеседников. - Ты уже разобрался с ней?
     - Разбираться было нечего, - ответил я. - Эта Хозяйка ни  к  чему  не
причастна. Она новенькая.
     - Так-так-так! А что же случилось со старенькой?
     - Казнена за кровожадность.
     - Ясненько. - Морган снова оглядел меня с головы до ног и  с  ног  до
головы. - Кстати, кто ты такой?
     Между нами повисла неловкая пауза. Наконец я сказал:
     - Если не хочешь, чтобы я лгал, лучше не спрашивай.
     - Хорошо, - вздохнул Морган. - Снимаю свой вопрос. Но  как  мне  тебя
называть.
     - Как и прежде - Кевином. Просто Кевином.  С  этим  именем  я  прожил
двадцать лет и привык к нему.
     - И все-таки мне хотелось бы знать, как тебя звали раньше.
     - Артур, - немного помедлив, ответил я. - Это все, больше ни о чем не
спрашивай. И называй меня, пожалуйста, Кевином.
     - Ладно, Кевин, - сказал Морган и усмехнулся. - Будь я  суеверным,  я
бы решил, что ты сам король Артур, очнувшийся после тысячелетнего сна.
     - Но ты так не думаешь?
     - Разумеется, нет. Ведь, как известно, король Артур был  голубоглазый
и светловолосый, а в переселение  душ  я  не  верю.  Но  все  равно,  твое
второе... то есть первое имя звучит грозно для Лейнстеров. Как набат. Бом!
Бом!.. Кстати, ты виделся с Колином?
     - Умгу, - промычал я, складывая все остальные вещи обратно в  сундук.
- Виделся. Еще как виделся!
     - Вы поцапались?
     - Поначалу да, но потом помирились. Он  злился  на  меня  в  основном
из-за Даны.
     - Это неудивительно. После того, как  ты  одурачил  нас  и  пролез  в
Безвременье, Дана слишком горячо вступилась  за  тебя,  пытаясь  оправдать
твой поступок жаждой мести. Колину, ясное дело, это совсем не понравилось,
и он... Между прочим, ты что-то чувствуешь к Дане?
     Я потупился.
     - Ну... нежность... Разве что нежность... И больше ничего.
     Морган сокрушенно покачал головой.
     - Какая мелочь, подумать только! Нежность - и  больше  ничего.  Всего
лишь нежность. Эка безделица!
     - Морган, - твердо сказал я. - Будь уверен: у меня хватит сил держать
свои страсти в узде. Устоял же я перед Бранвеной.
     - Что ж,  будем  надеяться  на  твою  сильную  волю.  Но  одно  скажу
наверняка: тебе придется несладко. Дана хорошенькая девушка; если захочет,
она сможет вскружить голову любому мужчине - это тебе  не  Бранвена  с  ее
нескладной фигурой, вздорным характером и конопатым  лицом.  Как  женщина,
Дана, пожалуй, привлекательнее Дейрдры... Впрочем, это мое личное  мнение,
ты можешь не соглашаться с ним, но имей в виду, что ты и  раньше  нравился
Дане. Очень нравился, хотя она тщательно скрывала  свой  интерес  к  тебе,
думаю, из уважения к Дейрдре. И как знать...
     - Все это не имеет значения, - перебил я Моргана, видя, что он уселся
на свой любимый конек и теперь готов до самого обеда разглагольствовать  о
женщинах. - Дана действительно хорошенькая девушка, но мне она ни к  чему.
Мне нужна только Дейрдра.
     И Диана, добавил я про себя. Она не может быть мертва,  это  было  бы
слишком логично,  подозрительно  логично,  неестественно  логично...  Нет,
конечно, она жива. Жива и ждет меня. И я приду к ней, я обязательно  найду
ее...
     - А как там насчет чар Эриксона? - прервал мои невеселые  размышления
Морган. - Ты еще не разобрался с ними?
     - Еще нет, -  ответил  я.  -  Но,  думаю,  ничего  страшного  нет.  Я
догадываюсь, что это за чары, и снять их не составит большого труда.  Даже
в самом худшем случае, если они сильно увязли, Дейрдра  сможет  избавиться
от них сама - правда, не очень  скоро,  только  после  пробуждения  своего
Дара.
     Брови Моргана поползли вверх, а его разноцветные глаза уставились  на
меня удивленно и недоверчиво.
     - Да что ты говоришь?!
     - Говорю, что слышишь. Ведь Дейрдра Одаренная.
     - Да, но...
     - Без каких-либо "но". У нее такой же полноценный Дар, как и у  тебя,
с той только разницей, что она унаследовала его от родителя другого  пола.
Такой Дар поддается пробуждению лишь  когда  организм  человека  полностью
сформирован - где-то после двадцати трех - двадцати пяти лет.
     Морган продолжал смотреть  на  меня  с  изрядной  долей  недоверия  и
скептицизма.
     - Даже если ты прав... - медленно заговорил он.
     - Я прав, Морган, верь мне.
     -  Хорошо.  Допустим,  я  верю  тебе.  Но  тогда  встает   вопрос   о
целесообразности пробуждения такого Дара.  После  двадцати  пяти  лет  это
очень рискованно, почти безнадежно.
     -  Если  следовать  вашей  методике,  риск  действительно  велик,   -
согласился я. - Но пробуждать таким образом Дар, это все равно что  будить
спящего человека, трахнув его дубинкой по голове.
     - А ты располагаешь другой методикой? - спросил Морган.
     - Да.
     - И в чем же она состоит?
     Вместо ответа я притянул к себе Формирующие  и  произнес  коротенькое
вступительное заклинание  обряда  Причастия.  Слегка  испуганного  Моргана
обволокло  нечто  вроде  призрачной  золотистой  дымки,   которая   спустя
несколько секунд растаяла в воздухе из-за отсутствия стабилизирующих чар.
     Морган стоял передо мной в полном оцепенении. Его лицо выражало смесь
ужаса и восторга, а в устремленном на меня взгляде не осталось и  тени  от
прежнего скептицизма.
     - Кевин! - наконец проговорил он дрожащим от волнения голосом. -  Мне
показалось, что на мгновение я прикоснулся к высшим силам.
     - Так оно и было, - подтвердил я.
     - А можно еще?
     Я замешкался с ответом. То, что я сделал, мне делать не следовало.  Я
понимал это еще до того, как начал произносить слова заклинания, однако не
смог удержаться от соблазна похвастаться своим мастерством перед  Морганом
- человеком, которого я совсем недавно считал могучим чародеем, восхищался
им и завидовал ему. Я поступил крайне неосмотрительно, ведь Морган  отнюдь
не  глуп  и,  безусловно,  догадался,  что  конечным  результатом   такого
воздействия на Дар является обретение огромного могущества.
     Но с другой стороны, коль скоро я решил основать  новый  Дом  (а  это
было неизбежно, кто бы впоследствии ни стал его главой - я или Колин), мне
понадобятся  верные  соратники,  люди,  на  которых  я  мог   бы   всецело
положиться, и Морган Фергюсон, несмотря на все его недостатки, был  первым
в списке претендентов на роль моей правой руки.
     - Не сейчас,  Морган,  -  мягко  сказал  я.  -  Пожалуйста,  наберись
терпения. Вся процедура требует много времени, которым я в  данный  момент
не располагаю. Но твердо обещаю  тебе,  что  после  моего  возвращения  мы
вплотную займемся этим вопросом.
     Морган огорченно вздохнул, но больше не настаивал.
     - Ты покидаешь нас?
     - Да. Я вынужден ненадолго отлучиться.
     - Спрашивать куда не стоит? - осведомился он.
     - На твоем месте я бы воздержался.
     - Что ж, ладно... А когда ты вернешься?
     - Точно не знаю,  все  зависит  от  обстоятельств.  Но  вряд  ли  мое
отсутствие будет длительным.
     - А если паче чаяния ты задержишься?
     - Тогда я немедленно поставлю тебя в известность.
     - Ты сможешь связаться со мной из другого мира?
     - Запросто.
     - И каким образом?
     - Ну, например, с помощью вот этой штуковины, - ответил я,  показывая
на кольцо с голубым камнем. - Это Небесный Самоцвет, сумеречный  артефакт,
считается самым лучшим  из  всех  индивидуальных  талисманов.  Большинство
Вла... моих знакомых предпочитают Самоцвет всем другим колдовским камням.
     -  Понятненько,   -   произнес   Морган   с   иронией   и   некоторой
язвительностью. - А ты не подскажешь,  в  какой  лавке  можно  купить  сей
сумеречный артефакт?
     - В Олимпе ими торгуют на каждом углу, - в тон Моргану ответил  я.  -
Любой уважающий себя  владелец  магазина  магических  аксессуаров  считает
делом престижа иметь в продаже хотя бы один Небесный  Самоцвет  -  правда,
цену за него запрашивают безбожную. Но я,  так  уж  и  быть,  подарю  тебе
отличный экземплярчик по старой дружбе. А  пока  что...  -  Я  на  секунду
задумался.  Разумеется,  можно  было  произвести  взаимную   поверхностную
настройку  Огненного  Глаза  Моргана  и  моего  Самоцвета,  это  было   бы
равнозначно тому, как если бы двое людей из технологически развитого  мира
обменялись   номерами   своих   портативных    телефонов.    При    других
обстоятельствах я бы так и поступил, но я сильно подозревал, что  в  самое
ближайшее  время  мне  придется  перекодировать  свой  камень,  чтобы   по
возвращении  в  Экватор  не  превратиться  в  автоответчик.  Моя  матушка,
несомненно, уже раззвонила повсюду,  что  я  жив,  и  вскоре  меня  начнут
донимать все, кому не лень.
     Изменение  кода  доступа  к  Самоцвету  дело  весьма  хлопотливое   и
заниматься этим сейчас у меня не было  ни  сил,  ни  нервов,  ни  желания.
Поэтому я решил пойти другим путем. Порывшись в верхнем  ящике  комода,  я
достал оттуда маленькое прямоугольное зеркальце с отбитым углом и  показал
его Моргану.
     - Ты не будешь стыдиться держать его при себе?
     - В общем нет, не очень. Если надо, пойду на  такую  жертву.  А  что,
собственно, это значит?
     - Сейчас увидишь, - сказал я,  вызвал  Образ  Источника,  наложил  на
зеркальце   соответствующий   заговор   и   закрепил    его    несколькими
вспомогательными чарами.
     Морган с восхищением наблюдал за моими действиями.
     - Круто! - сказал он, глаза его горели. - Научишь меня?
     - Как-нибудь позже, - пообещал я и отдал ему зеркальце. -  Теперь  ты
найдешь меня хоть на краю вселенной.
     - А его нужно настраивать на мой камень?
     - Нет, зеркальце действует помимо наших талисманов.  Оно  само  стало
артефактом, пусть и ненадолго, месяца на два.
     - Как им пользоваться?
     - Очень просто. Зеркальце настроено на мой Образ,  и  через  него  ты
можешь вызвать только меня. Тебе достаточно будет сосредоточиться на нем и
подумать обо мне.
     - А ты сможешь со мной связаться?
     - Ясное дело. Причем я смогу связаться не только  с  тобой,  но  и  с
кем-либо, у  кого  в  данный  момент  будет  это  зеркальце,  например,  с
Дейрдрой. При вызове слой серебра  помутнеет,  и  кроме  того,  я  встроил
звуковой сигнал, чтобы привлечь твое внимание. Опять же,  тебе  достаточно
будет сосредоточиться...
     - И подумать о тебе, - с кислой миной произнес Морган. -  Всего  лишь
сосредоточиться и немного подумать. С этим справится и  любой  неодаренный
балбес. Ты мне, как ребенку малому, все разжевал и в рот положил.
     Он был так по-детски огорчен, что я уступил и, хоть  времени  было  в
обрез, детально разъяснил ему механизм функционирования зеркальной связи -
пусть он немного попрактикуется со  своими  коллегами-магистрами,  пока  я
буду отсутствовать.
     Потом  мы  попрощались,  Морган  пожелал  мне  удачи   и   скорейшего
возвращения, и я переместился в спальню Дейрдры.
     Она все еще спала, беспокойно ворочаясь в  постели.  Первым  делом  я
углубил ее сон, сняв  тревогу  и  напряжение.  Она  затихла,  на  лице  ее
появилось выражение спокойствия и безмятежности, губы  тронула  счастливая
улыбка.  Очевидно,  ей  начало  сниться  что-то  приятное.   Она   ласково
прошептала мое имя.
     "Я тоже люблю тебя",  -  с  нежностью  подумал  я,  и  на  глаза  мне
навернулись слезы.
     Ну ладно, встрепенулся  я,  пора  приступать  к  делу.  Я  без  труда
обнаружил наложенное на Дейрдру заклятие. Моя догадка  оказалась  верна  -
это были противозачаточные чары, весьма похожие на те, которые  используют
женщины-причащенные во избежание нежелательной беременности. Эти чары были
чисто психологического свойства, совершенно  безвредные;  они  действовали
очень тонко и мягко, предотвращая оплодотворение яйцеклетки, и  не  влекли
за собой никаких необратимых нарушений функционального  или  органического
характера.
     Тщательно  изучив  заклятие,  я  установил,  что   оно   основательно
"увязло", вторгнувшись глубоко  в  подсознание,  в  область  инстинктов  и
безусловных реакций. Да, Эриксон потрудился на славу, отваживая от Дейрдры
парней. Не скажу, что я осуждал его за это; нет, только не за ЭТО - но  за
ним водились другие грехи, и он не уйдет от возмездия.
     Еще я обнаружил, что кто-то уже пытался снять заклятие,  но  потерпел
полное фиаско. Бранвена, догадался я. Вот видишь,  дорогуша,  искусство  и
мощь - две  большие  разницы;  в  такой  тонкой  и  деликатной  сфере  как
человеческий организм главное мастерство, а не голая сила. Но все равно  я
благодарен тебе за попытку, пусть она и не увенчалась успехом.
     Также я мысленно поблагодарил мою тетю  Помону  из  Сумерек,  которая
обучала меня премудростям  медицины.  Снятие  заговора  и  устранение  его
последствий  оказалось  довольно  хлопотным  делом.  Я  провозился   более
получаса и под конец даже взмок от напряжения - зато теперь  Дейрдра  была
свободна от чар и могла рожать мне сыновей и дочек.  Я  был  счастлив  как
ребенок.
     Дейрдра продолжала спать, безмятежно улыбаясь во сне.  Ее  лицо  было
так  прекрасно,  так  трогательно-невинно,  что  у  меня  раз   за   разом
перехватывало дыхание. Мысли  о  Диане  больше  не  беспокоили  меня  -  в
присутствии Дейрдры  это  было  невозможно.  Она  и  только  она  способна
излечить меня от боли и тоски по утраченной любви, только с ней  я  обрету
покой и счастье...
     Я  смотрел  на  Дейрдру  и  никак  не  мог  заставить  себя  уйти  не
попрощавшись. Я терпеть не могу душераздирающих сцен расставания,  но  это
было выше моих сил - покинуть ее, не унося на своих губах вкус ее губ,  не
согретый теплотой и лаской ее тела... Я торопливо скинул с себя  одежду  и
забрался под одеяло. Еще не проснувшись окончательно, Дейрдра инстинктивно
прильнула ко мне и ответила нежностью на мою страсть.
     Потом мы лежали рядом. Время от времени я  целовал  ее  в  губы  и  с
грустью думал о неизбежной разлуке и предстоящей мне дальней дороге.
     - Любимая, - сказал я. - Помнишь,  ты  просила,  чтобы  я  при  любых
обстоятельствах оставался все тем же милым и хорошим парнем.
     - А что?
     - Я такой же, как прежде, Дейрдра. И всегда буду таким.
     Ее глаза широко раскрылись.
     - Ты... Ты вспомнил?
     - Да, я все вспомнил. И я люблю тебя.
     Дейрдра крепче прижалась ко мне. Я зарылся лицом в ее густых душистых
волосах.
     - Расскажи о себе, - попросила она. - Кто ты, откуда.
     Я поведал ей о Царстве Света и о Солнечном Граде, о Рассветных мирах,
которыми правит наш Дом, о мирах молодых,  неспокойных,  бурлящих  жизнью,
переполненных энергией. Я рассказал о Стране Вечных Сумерек,  родине  моей
матери, которую любил больше отчего Дома,  о  мире,  где  постоянно  царит
осень, где огромное красное солнце неподвижно висит над горизонтом, одевая
в багрянец облака в дневной части неба, о молчаливых оранжевых рощах,  где
я любил бродить  в  одиночестве,  о  величественном  и  прекрасном  городе
Олимпе,   находящемся   на   вершине   одноименной   горы,    о    дедовом
Замке-на-Закате, громадном и немного  мрачноватом,  о  самом  деде  Янусе,
который уже давно потерял счет прожитым векам и пережитым женам и исчислял
свое потомство сотнями душ...
     - А тебе сколько лет? - спросила Дейрдра.
     Я ждал этого вопроса, и ответ на него был  у  меня  готов.  Я  сказал
чистую правду:
     - Я еще очень молод. Когда меня угораздило попасть в  эту  переделку,
мне лишь недавно исполнилось тридцать четыре  стандартных  года,  хотя  по
собственному времени мне было лет на пять-шесть больше.
     - Значит, сейчас тебе около шестидесяти?
     -  Да.  Но  точно  сказать  не  могу,  потому  что  время  -   весьма
относительное понятие. Кое-кто из Властелинов  постоянно  носит  при  себе
специальный таймер, но я всегда считал это излишним. Какой прок  от  того,
что будешь знать, сколько точно оттикали твои биологические часы.
     - Да уж, - горько вздохнула Дейрдра. - Тебе незачем это  знать.  Пять
или шесть лет - какая разница для  тебя,  бессмертного.  Ты  вечно  будешь
молодым, а я... В твои годы я превращусь в старую развалину.
     Я рассмеялся и перевернулся на спину, сжимая ее в своих объятиях.
     - Ошибаешься, малышка! - радостно сообщил я. - Ты навсегда останешься
такой же юной и прекрасной, как сейчас. Клянусь Митрой и Зевсом-Юпитером!

                                    3

     Я снова шел вдоль спокойного ручья, ступая по густой оранжевой траве.
Справа от меня начинался лес,  слева,  в  дневной  части  неба,  затянутой
облаками,  горело  зарево  вечного  заката;  между  сизо-багряными  тучами
пробивался  свет  огромного  красного  солнца.  Ветер,  дувший  с  дневной
стороны, принес с собой жару и духоту, моросил теплый  дождь.  Градусах  в
тридцати-сорока  справа  от  направления  в  день  над  самым   горизонтом
клубились тяжелые свинцовые тучи, с каждой минутой поднимаясь все  выше  и
выше, застилая бледно-голубое небо темным покровом. Приближалась  гроза  с
горячим ливнем -  характерное,  но  весьма  редкое  явление  в  спокойных,
уравновешенных Сумеречных мирах. Я очень любил грозы в Сумерках и  горячие
ливни, когда  с  неба  низвергались  потоки  воды  при  температуре  свыше
пятидесяти градусов по Цельсию, однако  сейчас  это  казалось  мне  дурным
предзнаменованием.
     Сам не знаю, зачем я пришел в этот дикий, необитаемый мир, где  много
лет назад  мы  с  Дианой  прятались  от  посторонних  глаз,  чтобы  сполна
насладиться нашим горьким счастьем, где была обитель нашей любви,  где  мы
могли побыть наедине друг с другом, не боясь, что нас потревожат...  Боже,
как давно это было!
     Что я ожидал  здесь  увидеть  после  двадцати  семи  лет  отсутствия?
Пустынную, заросшую густой травой  поляну  без  каких-либо  следов  нашего
пребывания на ней? Сохранившийся в целости, но заброшенный  и  обветшавший
шатер? Разбросанные вокруг клочья красного и голубого  шелка,  разодранные
подушки и одеяла, побитые бабочками ковры, испорченные  сыростью  книги?..
Трудно сказать. Я просто шел знакомой дорогой,  глядя  себе  под  ноги,  и
предавался воспоминаниям.
     Когда деревья передо мной расступились, я робко поднял взгляд  и  тут
же замер, не веря  своим  глазам.  Посреди  широкой  прогалины,  там,  где
некогда был шатер Дианы, теперь стоял опрятный двухэтажный дом из красного
кирпича, повернутый фасадом ко мне.  Не  будь  я  погружен  в  собственные
мысли,  я  бы  давно   заметил   его   остроконечную   черепичную   крышу,
возвышавшуюся над кронами деревьев.
     Мое секундное замешательство сменилось праведным негодованием.  Какое
кощунство! Кто посмел осквернить своим присутствием это святое место?  Чей
извращенный ум отважился на  такое  вопиющее  оскорбление  светлой  памяти
Дианы?
     Вскипая от ярости, я громко выругался  и  бегом  бросился  к  дому  с
твердым намерением проучить святотатца. Златошерстные зверушки с  длинными
пушистыми хвостами и кисточкообразными ушами,  те  самые,  которых  любила
Диана, испуганно шипели на меня из густой травы.
     Когда я пробегал между двумя  клумбами,  где  росли  любимые  Дианины
сумеречные розы, дверь дома неожиданно  отворилась,  и  на  крыльцо  вышла
стройная красивая девушка в белых облегающих  брюках  и  желтой  блузке  с
короткими рукавами. Она смотрела на меня, приветливо улыбаясь.
     - Диана! - вскричал я. - О боги! Диана!
     Я взлетел по ступеням на крыльцо, чтобы обнять ее, прижать к  себе...
Только  в  самый  последний  момент  я  понял,  что  обознался,  и   резко
затормозил. Мои руки остановились в сантиметре от талии  девушки,  которую
издали я принял за Диану.
     Вблизи она больше походила на Юнону - если вообще  можно  говорить  о
разной степени схожести с двумя столь похожими друг на друга  сестрами.  У
нее были волнистые темно-каштановые волосы, озорные карие глаза  и  черные
брови моей матери; зато фигура, овал лица, улыбка...  Ее  улыбка!  Она  не
была такой сногсшибательной, как у Юноны, но разила меня в  самое  сердце,
заставляя его болезненно ныть. Это была улыбка Дианы...
     - Здравствуй, Артур, - сказала мне знакомая незнакомка. - Я Пенелопа.
     Постепенно на смену разочарованию мной овладело любопытство. Девушка,
назвавшаяся Пенелопой, была  очень  молода;  и  хотя  судить  об  истинном
возрасте Властелинов по их внешности дело неблагодарное, в данном случае я
был стопроцентно уверен, что ей никак  не  больше  двадцати  пяти  лет.  А
значит...
     - Ты моя новая сестричка? - спросил я. - Кузина, племянница?
     - Вроде того, - ответила Пенелопа. Только теперь я заметил,  что  она
сильно взволнована и даже не пытается скрыть это. - Кроме всего прочего, я
твоя двоюродная сестра.
     - Кроме всего прочего? - озадаченно произнес я. - Как это понимать?
     - Моя мама - твоя тетка Диана, а стало быть, мы кузены,  -  объяснила
Пенелопа. - Но это еще не все. Далеко не все... - Тут она многозначительно
умолкла.
     Я замер, как громом  пораженный.  Впрочем,  нельзя  сказать,  что  до
последнего момента я ничего не подозревал.  Смутная  догадка  промелькнула
где-то на задворках моего сознания, едва лишь я понял, что передо мной  не
Диана. Однако я подавил эту мысль в  самом  зародыше,  поскольку  допустил
ошибку  при  оценке  возраста  Пенелопы.  Вернее,   я   не   учел   фактор
относительности времени. То, что биологически ей было  не  более  двадцати
пяти, еще ничего не значило. С  равным  успехом  она  могла  родиться  как
десять, так и сто лет назад по отсчету Основного Потока, а  большую  часть
своей жизни провести в мирах с очень быстрым или же  напротив  -  с  очень
медленным течением времени.
     Но  одно  дело  смутно  подозревать,   совсем   другое   -   услышать
подтверждение своей догадки. Со  мной  случилось  что-то  вроде  паралича,
умственного и физического. Я не мог выдавить из себя ни слова и лишь глупо
таращился на Пенелопу, когда она вновь заговорила:
     - С тех пор как мне стало известно о твоем возвращении, я все думала,
что сказать тебе, когда мы встретимся, а ты еще не  будешь  знать,  что  я
твоя дочь. - Она смущенно моргнула. - По-моему, получилось не очень умно.
     - Т-так т-ты м-моя д-доч-чь? - ошеломленно пробормотал я, в первый и,
надеюсь, последний раз в жизни начав заикаться.
     Пенелопа утвердительно кивнула.
     - Твоя и Дианы. Я родилась ровно через девять  месяцев  после  твоего
исчезновения. - Она помолчала немного, затем добавила: - Я думаю,  мама  с
самого начала боялась, что ты не вернешься, и... В общем, ты понимаешь.
     - О боже! - сказал я.
     Пенелопа взяла мою руку, нежно сжала ее и заглянула  мне  в  глаза  -
точно так, как это делала Диана.
     - У тебя шок, Артур. Проходи же в дом.
     Я признал, что это хорошая идея, и мы вместе вошли внутрь.
     Очевидно, по всему дому работали бесшумные кондиционеры; было сухо  и
прохладно, воздух был напоен свежим цветочным ароматом.  Пенелопа  провела
меня в просторный холл на первом этаже и усадила в мягкое удобное  кресло.
Поскольку к этому времени солнце уже скрылось  за  грозовыми  тучами,  она
включила лампы дневного освещения. Мимоходом я определил, что  большинство
систем жизнеобеспечения дома работали от переменного электрического  тока,
генератор которого находился где-то в подвале и был подключен к  ближайшей
Формирующей. Это было вполне  в  духе  Сумеречных,  исповедующих  разумное
сочетание магии и достижений технологической цивилизации  в  гармоническом
единстве с природой. Такая позиция  нравилась  мне  больше,  чем  практика
Царства Света, где колдовство использовалось на каждом шагу и вместе с тем
его применение было строго регламентировано, что создавало массу лишних  и
никому не нужных (кроме чиновников из  королевского  департамента  бытовой
магии) неудобств.
     - Ты голоден? - спросила Пенелопа.
     Я отрицательно покачал головой и коротко ответил:
     - Нет.
     - Что-нибудь выпить?
     - Нет, спасибо.
     - Тогда, может, сигарету?
     Несколько секунд я колебался, затем утвердительно кивнул.
     - Да, пожалуйста.
     Пенелопа открыла тумбочку, стоявшую рядом с моим  креслом,  поставила
наверх пепельницу, достала начатую пачку сигарет и раскурила две, одну  из
которых потом протянула мне.
     - Благодарю, - сказал я, взял сигарету, глубоко затянулся,  сразу  же
выдохнул дым и закашлялся.
     Пенелопа удивленно взглянула на меня.
     - Ты не куришь? - спросила она.
     - Вот уже больше двадцати лет.  Когда  я  регрессировал,  то  напрочь
позабыл о своем пристрастии к никотину.
     Пенелопа молча сделала  несколько  затяжек  и  раздавила  сигарету  в
пепельнице. В среднем девяносто восемь из каждой  сотни  причащенных  были
заядлыми курильщиками, остальные два процента курили от случая к случаю  и
считались некурящими. В отличие от простых  смертных,  никотин  не  вредит
нашему здоровью,  а  на  нервную  систему  действует  благотворно,  снимая
стрессовые  состояния,  то  и  дело  возникающие  вследствие  напряженного
общения  с  Формирующими.  Так,  к  примеру,  постановлением  королевского
департамента здравоохранения Дома  Света  курение  противопоказано  только
детям до 13 лет, беременным женщинам и кормящим матерям.
     - Юнона говорила, что у тебя была временная потеря памяти, - медленно
произнесла Пенелопа. - Ты это имел в виду?
     Я немного сконфузился. Фраза о  регрессии  сорвалась  с  моего  языка
вопреки моей воле - то ли дало  о  себе  знать  унаследованное  от  матери
недержание речи, то ли я был до такой степени взволнован, что потерял  над
собой контроль, - а скорее всего, и то и другое. Отправляясь в Экватор,  я
твердо решил взвешивать каждое свое слово относительно моего пребывания  в
Срединных мирах. Я тщательно продумал, что буду говорить Юноне, что - деду
Янусу, что - брату Амадису, что - кузену Дионису и тете Помоне,  а  что  -
всем остальным. Однако с появлением Пенелопы все мои  планы  рухнули,  как
карточные домики. Я оказался в полной  растерянности,  и  мне  нужна  была
передышка,  чтобы  собраться  с  мыслями  и  привыкнуть  к  этому  новому,
неожиданному  обстоятельству  -  своему  отцовству.   Стремясь   перевести
разговор на менее скользкую тему, я огляделся вокруг в поисках  подходящей
зацепки. И нашел ее.
     Справа от меня на стене висело  два  портрета  -  мой  и  Дианы.  Мой
портрет был написан рукой великого маэстро Рафаэля ди Анджело, гениального
художника из  мира  Tellus  2084-HTA,  в  обиходе  именуемого  Землей  Гая
Аврелия, где в свое время я был известен как Артур де Лумьер, безземельный
нормандский дворянин, рыцарь и полководец. На портрете я был  изображен  в
полный рост, в легких  боевых  доспехах,  выкрашенных  в  черный  цвет,  в
малиновом плаще и со своей любимой  шпагой  Эскалибур,  которую  я  держал
наизготовку в правой руке. Таким меня увидел маэстро непосредственно перед
тем памятным сражением, когда я повел войско графа Тулузского против  орды
лютых псов в человеческом  обличье,  рыцарей-крестоносцев  моего  старшего
брата Александра, который был у них за главного - великим магистром ордена
Святого  Духа.   Крестоносцы   свирепствовали   в   Лангедоке,   искореняя
альбигойскую ересь, местные жители защищали свою землю,  свои  дома,  свою
веру. Я встал на сторону последних не столько потому, что был убежден в их
правоте, сколько потому, что их противником был Александр. В тот  день  мы
праздновали победу, лангедокская армия  под  моим  руководством  сокрушила
полчища крестоносцев, а я в очном поединке тяжело ранил  Александра.  Отец
мой, узнав об этом неистовствовал; мама молчала,  но  глядела  на  меня  с
такой мукой, с такой болью, что мне стало невыносимо стыдно.  Тогда  я  со
всей отчетливостью осознал, что наша детская вражда  с  Александром  зашла
слишком далеко, и поклялся себе, что в следующий раз лучше прослыву трусом
и обращусь  в  позорное  бегство,  чем  подниму  руку  на  родного  брата.
Следующего раза, к счастью, не представилось...
     - Как к тебе попал мой портрет? - спросил я Пенелопу.
     Она проследила за моим взглядом и улыбнулась.
     - Недавно я побывала на Земле Аврелия, представилась при дворе  графа
Тулузского твоей дочерью...
     - Меня там еще помнят? - удивился я. - Странно. Ведь с тех пор прошло
много лет.
     - Но память о тебе не померкла. Теперь ты - легендарная  личность.  О
тебе слагают героические баллады, рассказывают невероятные истории о твоих
подвигах, а многие незаконнорожденные претендуют на то,  чтобы  называться
твоими детьми. Меня не сочли самозванкой только  потому,  что  между  нами
есть несомненное сходство. Граф принял меня очень радушно, а я...  -  Щеки
Пенелопы порозовели от смущения. - А я,  неблагодарная,  похитила  из  его
коллекции твой портрет - уж больно он мне понравился.  Впрочем,  никто  не
заподозрил меня в этом злодеянии.
     - Кто теперь граф Тулузский? - поинтересовался я.
     - Людовик Четвертый.
     - А Людовик Третий?
     - Умер девять лет назад.
     Я вздохнул.
     - Жаль, конечно. Мы были друзьями... Выходит,  Александру  так  и  не
удалось покорить Лангедок?
     - Нет. Мировой гегемонии он не достиг  и  по-прежнему  довольствуется
германскими землями.
     -  С  чего  бы  это?  -  произнес  я,  приятно  удивленный   и   даже
обрадованный. - Что ему помешало?
     - Не что, а кто, - уточнила Пенелопа. -  Когда  ты  пропал  безвести,
кузен Дионис взял Землю Аврелия под свое покровительство. Подозреваю,  что
вначале он сделал это в память о тебе, но потом, видимо, полюбил твой  мир
и теперь проводит там добрую половину своего времени.
     - Это очень мило с его стороны, - сказал я. Земля Аврелия была  одним
из моих самых любимых местечек, до появления Александра средневековье  там
протекало в довольно  культурной  и  цивилизованной  форме,  и  я  был  бы
огорчен, если бы мой братец все  изгадил,  установив  свой  теократический
режим. - Я рад, что мой мир понравился  Дионису;  впрочем,  у  нас  с  ним
всегда были схожие вкусы. Да, кстати, что слышно о старине ди Анджело?  Он
еще жив?
     - Жив-здоров, - ответила Пенелопа. - Бодрый старик.  Правда,  уже  не
носится по всей Европе, как в прежние времена. Возраст дает о себе знать.
     - Ему, должно быть, за восемьдесят, - прикинул я.  -  Чем  он  сейчас
занимается?
     - Поселился в  Неаполе  и  продолжает  создавать  шедевры.  А  совсем
недавно с ним приключился один забавный конфуз.
     - Какой же?
     - Дело в  том,  что  у  неаполитанского  короля  есть  дочь  -  очень
красивая, но крайне распущенная молодая особа.  Говорят,  она  завлекла  в
свои сети Диониса... но это так, между прочим...
     Я исподволь усмехнулся. Откровенность Пенелопы,  пусть  и  невольная,
была для меня хорошим знаком.
     - Так что же произошло между ди Анджело и принцессой? Она завлекла  и
его?
     - Только как художника. Очарованный ее красотой, ди Анджело обратился
к королю с просьбой разрешить ему написать портрет принцессы в образе Девы
Марии, но король, ревностный христианин и ханжа, с негодованием отверг его
предложение.  Мало  того,  он  не  на  шутку  разозлился,  в   присутствии
придворных обозвал маэстро святотатцем  и  заявил,  что  это  кощунство  -
изображать его беспутную дочь Богородицей.
     Мы рассмеялись, и лед, похоже, тронулся.  Между  нами  рухнула  стена
неловкости   и   настороженности,    в    наших    отношениях    появилась
непринужденность, начали пробиваться первые  ростки  доверия.  Я  раскурил
следующую сигарету и продолжил расспрашивать Пенелопу  об  одном  из  моих
любимых миров, но слушал ее ответы вполуха. Я смотрел  на  нее,  чувствуя,
как в моей груди разливается какая-то странная и очень  приятная  теплота.
Во мне просыпалась особенная нежность, совсем не  похожая  на  ту,  что  я
испытывал к женщинам, которыми обладал, но и отличная от моей  нежности  к
матери и сестрам.
     Пенелопа, моя дочь... У меня есть дочь. Я отец... Боже! Я - отец!..
     Чем дальше, тем больше я убеждался, что она именно такая, какой бы  я
хотел видеть свою дочь. Красивая, умная, обаятельная, общительная - и  так
похожа на свою мать. И на меня, и на  Юнону.  Я  мог  бы  гордиться  такой
дочерью, и я начинал гордиться ею, восхищаться, обожать... Но,  но...  Как
много я упустил!
     Я не мерил шагами приемную больничных покоев, в  волнении  ожидая  ее
появления на свет. Не качал  ее  на  руках,  не  целовал  перед  сном,  не
рассказывал ей на ночь сказки. Не воспитывал ее, не заботился  о  ней,  не
переживал за нее, когда она стала подростком, не радовался ее успехам,  не
огорчался ее неудачам... Я даже не подозревал о ее существовании, пока  не
встретился с ней - уже взрослой, самостоятельной девушкой. Ах,  как  бы  я
хотел повернуть время вспять, заново прожить эти годы!
     - Тебе сколько лет? - спросил я, воспользовавшись паузой  в  рассказе
Пенелопы.
     - Еще не исполнилось двадцати  двух,  -  ответила  она.  -  По  моему
собственному времени, разумеется. Большую часть своей жизни  я  провела  в
Сумерках.
     "Она  такая  молоденькая!"  -  с  умилением  подумал  я,  и  мне  так
захотелось обнять ее, расцеловать, прижать к груди...
     - Ты Сумеречная?
     - Формально да. Дед Янус признал меня  как  свою  внучку,  когда  мне
исполнилось пять лет, и с тех пор я считаюсь полноправным членом Дома.
     - Принцессой?
     - Да. И опять же, только формально. Я очень редко  бываю  в  Истинных
Сумерках и  других  официальных  владениях  семьи.  У  меня  не  сложились
отношения с родней - ни по  маминой  линии,  ни  по  твоей...  За  редким,
правда, исключением.
     - Почему? - искренне удивился я, в  пароксизме  внезапно  вспыхнувшей
отцовской любви возмущенный тем, что кто-то может плохо относиться к  моей
очаровательной крошке.
     - Предрассудки, - горько усмехнулась  Пенелопа.  -  Почему-то,  когда
семью создают двоюродные брат и сестра, это считается в порядке вещей,  но
я, дочь тетки и племянника,  совсем  другое  дело.  В  глазах  большинства
родственников, особенно из Света, я -  дитя  греха.  Меня  сторонятся,  не
хотят иметь со мной ничего общего.
     - Понятно, - сказал я. Никакой вины за собой я не чувствовал,  здраво
рассудив, что если бы не наша с Дианой любовь, не было бы  и  Пенелопы.  И
хотя с момента нашей встречи прошло  совсем  немного  времени,  я  уже  не
представлял себе мир без  нее,  без  моей  дочери.  Я  только  жалел,  что
вернулся так поздно. - Ты живешь здесь?
     - Да, это мой мир, вернее, мир моей матери. После того, как ты исчез,
она перестала  держать  его  местонахождение  в  тайне  и  по  всей  форме
зарегистрировала его как свое личное владение. Umbra 7428-OIT,  если  тебя
интересует каталожное  наименование.  Но  обычно  его  называют  Сумерками
Дианы.
     - Ты хорошо помнишь мать?
     Пенелопа отрицательно покачала головой.
     - Я совсем не помню ее. Она ушла  вслед  за  тобой,  когда  мне  было
полтора года. Тетя Минерва считает, что в глубине души я осуждаю  маму  за
то, что она бросила меня, но это не так.
     Я с трудом проглотил застрявший у меня в горле комок.
     - Ты понимаешь ее?
     - Да. Она слишком сильно любила тебя, чтобы сложа руки ожидать твоего
возвращения или подтверждения факта твоей  смерти.  А  еще...  -  Пенелопа
умолкла в нерешительности.
     - Ну, - подбодрил ее я, хотя и сам нуждался в ободрении.
     - Когда я была маленькой, то  случайно  подслушала,  как  тетя  Юнона
говорила Дионису, что мама просто не могла без тебя  жить,  вот  и  решила
либо найти тебя, либо умереть так, как умер ты.
     По моей щеке скатилась крупная слеза. Почему, в отчаянии  подумал  я,
Диана не любила меня чуточку меньше - так, чтобы  ей  хватило  выдержки  и
терпения дождаться меня? Сейчас бы мы сидели  втроем  в  этой  комнате,  в
ожидании сумеречной  грозы,  весело  болтали  и  радовались  воссоединению
семьи... Моя скорбь была так велика, что я совсем позабыл о Дейрдре.
     Пенелопа подошла ко мне, опустилась перед моим креслом на корточки  и
нежно взяла меня за руки.
     - Артур, - сказала она. - Неужели нет никакой надежды, что мама,  как
и ты, уцелела и живет сейчас в одном из тех  Срединных  миров,  ничего  не
помня о своем прошлом? Существует ли вероятность того, что она жива?
     Я протянул руку и погладил ее по волосам. На ощупь они были такие  же
мягкие и шелковистые, как у Дианы.
     - Вероятность такая есть, но очень маленькая, ничтожная,  безнадежная
вероятность. Лучше не думай о ней.
     - Почему?
     - Чтобы не испытать разочарования. Ты с детства привыкла к мысли, что
Дианы нет в живых, так не внушай  себе  несбыточных  надежд.  Потом  будет
больно с ними расставаться.
     - А ты? Ведь ты надеешься, я вижу.
     - Да, я надеюсь. Надеюсь вопреки логике и  здравому  смыслу,  надеюсь
потому, что отказываюсь верить в обратное. Даже если мне представят  сотню
свидетелей, собственными глазами видевших гибель Дианы, все равно  я  буду
убеждать себя, что они ошиблись, что они приняли за Диану другую  женщину,
очень похожую на нее - но не ее.
     - Ах, отец! - прошептала Пенелопа, ласково глядя мне в глаза.
     Я вынужден был собрать всю свою волю в кулак, чтобы не  заплакать  от
дикой смеси счастья и отчаяния. Но еще мгновение - и я бы обнял свою дочь,
дочь Дианы, крепко-крепко прижал бы ее к себе и поцеловал...
     Мне помешала (и выручила нас из  неловкого  положения)  надвигающаяся
гроза.
     Отдельные  завывания  ветра  снаружи  переросли  в  непрерывный  вой.
Деревья шумели листвой, их стволы скрипели  и  трещали.  За  окном  царила
кромешная тьма, как в безлунную, беззвездную ночь. Ночь в Дневном  Пределе
сумеречного мира - предшественница грозы  и  горячего  ливня.  Напоминание
стихии, что она еще жива, что она только дремлет... Жаль, что я не поэт!
     Пенелопа поднялась и шумно выдохнула.
     - Мои пушистики! Совсем забыла про них. Бедняжки!
     Она выбежала из холла в переднюю. Послышался звук отворяемой двери, в
комнату ворвался поток душного, горячего, насыщенного  влагой  воздуха,  а
мгновение спустя появилась первая златошерстная зверушка. Она настороженно
глянула на меня и юркнула под диван. За ней последовали ее товарки -  одни
оставались  в  холле,  прячась  по  углам,  другие  скрывались  в  смежных
помещениях, а иные взбегали  по  лестнице  на  второй  этаж,  -  всего  их
набралось около сотни.
     Наконец Пенелопа закрыла дверь и вернулась в холл.
     - Пушистики страшно боятся грозы,  -  объяснила  она,  вытирая  сухим
полотенцем лицо и руки. Ее волосы блестели от влаги, на щеках играл  яркий
румянец, красивая грудь вздымалась в такт  учащенному  дыханию.  Она  была
просто восхитительна!
     - Ты называешь их пушистиками? - спросил я,  потому  как  нужно  было
что-то сказать.
     - Умгу... -  Пенелопа  отложила  полотенце,  села  в  свое  кресло  и
погладила по золотой шерстке одну из зверушек, которая тут же забралась  к
ней на колени. - Очень милые и забавные создания.  Товарищи  моих  детских
игр.
     - Диана называла их просто зверушками, - заметил я.
     - Знаю. Пушистиками их прозвала тетя Юнона.
     - Ты часто видишься с ней?
     - Довольно часто. Твоя мать одна из немногих, кто не  чурается  меня.
Последний раз она была здесь в конце сиесты... - Пенелопа сделала паузу  и
взглянула на настенные часы, циферблат которых был разделен на шестнадцать
равных частей. - Даже не верится! С тех пор прошло лишь полтора периода, а
мне кажется - несколько циклов. Меня  так  взволновало  известие  о  твоем
появлении, что я даже утратила чувство времени.
     - Ты ждала меня?
     - О да! Я была уверена, что ты придешь сюда. Ты не мог не прийти.
     Я посмотрел ей в глаза и понял, что  она  действительно  ждала  меня.
Ждала, позабыв обо  всем  на  свете.  Ждала  с  нетерпением,  с  верой,  с
надеждой. А может, и с любовью...
     - Я не мог не прийти, - утвердительно произнес я. -  Первым  делом  я
пришел сюда, хоть и не знал, что здесь живешь ты.
     - Ты еще не виделся ни с кем из родственников? Даже с матерью?
     - Нет, - ответил я, нахмурившись. - Я  лишь  разговаривал  с  ней  по
зеркалу. Только один раз, да и то не до конца.  Я  не  имею  ни  малейшего
представления, где она сейчас, что с ней, как она поживает.
     - Юнона теперь королева Марса, - сказала Пенелопа. - Три  года  назад
она вышла замуж за короля Валерия  Ареса,  который  ради  нее  развелся  с
прежней женой.
     Я тяжело вздохнул. Мысль о том, что моя мать делит постель  с  другим
мужчиной, не с отцом, была неприятна мне, вызывала во всем  моем  существе
решительный протест. Я был еще очень молод, чтобы  смириться  с  тем,  что
каждый Властелин в течение своей долгой жизни вступает в брак по нескольку
раз; это казалось мне диким,  противоестественным.  Как  и  любой  сын,  я
воспринимал мать в качестве своей собственности, ревнуя ее даже к  отцу  и
братьям - а что уж говорить о совершенно постороннем, чужом мне  человеке.
Может быть, это звучит слишком  по-фрейдовски,  то  есть  классически,  но
классика потому и бессмертна, что никогда не  теряет  своей  актуальности.
Истина остается истиной, даже если она стара, как мир.
     - Представляю, каково тебе, - участливо произнесла Пенелопа.  -  Твой
брат Брендон тоже очень болезненно воспринял замужество Юноны.
     А интересно, подумал я, чтобы отвлечься от горьких  мыслей,  Пенелопа
будет страдать, когда узнает о Дейрдре? Нет, вряд ли. Во всяком случае, не
так сильно, как я; а скорее всего, ей будет просто обидно, не более  того.
Ведь по сути дела мы с Дианой не были  ее  настоящими  родителями.  Мы  не
растили ее, не воспитывали, а что касается меня, то  я  вообще  ничего  не
сделал для нее, за исключением разве  что  того,  что  дал  ей  жизнь.  По
большому счету, мы с чужие друг другу...
     Впрочем, последнее утверждение было далеко  не  бесспорным.  Рассудок
говорил мне одно,  чувства  подсказывали  совсем  другое.  Мой  ум  трезво
взвешивал все обстоятельства и делал соответствующие выводы, но сердце мое
отвергало цинизм здравого смысла. Девушка,  которая  сидела  передо  мной,
была моей плотью и кровью, плодом нашей с Дианой  любви.  Мы  любили  друг
друга пылко и самозабвенно, и наша дочь выросла такой же прекрасной, как и
любовь, что породила ее.
     Я поймал себя на том,  что  слишком  уж  нежно  смотрю  на  Пенелопу,
повергая ее в смущение, и поспешно отвел  взгляд.  Молчание  затягивалось,
накаляя атмосферу. В воздухе витало напряжение, грозящее разрушить ту  еще
шаткую, хрупкую непринужденность, что едва лишь начала появляться в  наших
отношениях. Было видно, что Пенелопа растерялась и начала нервничать,  так
что спасать положение должен был я. Вспомнив, что она говорила о Брендоне,
я ухватился за эту соломинку и торопливо спросил:
     - Ты не в курсе, как там близняшки?
     - С ними все в порядке, - ответила Пенелопа с облегчением.  -  Сейчас
они живут в одном из миров Теллуса, и мы часто видимся.
     - Вы дружны?
     - Брендон и Бренда мои лучшие друзья. В  некотором  смысле  они  тоже
отверженные - как и я. Вернее сказать, они пришлись не ко двору в  Царстве
Света.
     - Да ну! - удивился я. - Почему же?
     Взгляд Пенелопы заметался по комнате, избегая встречи со мной.
     - Видишь ли, всякие сплетни...
     Сердце мое упало. Я был очень привязан к близняшкам.  В  детстве  они
были такими милыми малышами... но  слишком  уж  нежными  друг  с  дружкой.
Слишком...
     - О Митра! Неужели?..
     - Нет-нет, - поспешила заверить меня Пенелопа. -  Все  это  глупости,
поверь  мне.  Уж  я-то  знаю  наверняка.  В  их  отношениях   нет   ничего
предосудительного, просто они неразлучная пара, дня не могут прожить  друг
без  друга,  вот  злые  языки,  которых  в   Солнечном   Граде   развелось
предостаточно, и треплют про них всякую чушь. Если хочешь знать...  -  Тут
Пенелопа запнулась и покраснела. - В общем, не так  давно  Брендон  просил
меня стать его женой.
     Не ад, так пекло, удрученно подумал я, час от  часу  не  легче.  И  с
замиранием сердца спросил:
     - Ну и что ты ответила?
     - Я  ему  отказала.  Брендон,  конечно,  хороший  парень,  и  он  мне
нравится, но это уже было бы чересчур: я - дочь тетки и племянника,  он  -
мой дядя и двоюродный брат... Словом, по мне и так много кровосмешения.
     - Это была единственная причина твоего отказа?
     - Пожалуй, что да. Ну, и еще я молода для замужества. Однако не стану
отрицать: не  будь  он  моим  близким  родственником,  я  бы  приняла  его
предложение. - Пенелопа немного помедлила, колеблясь, потом добавила: - Но
это еще не значит, что мы без ума  друг  от  друга.  Просто  у  нас  много
общего.
     Послышался отдаленный раскат грома.
     - Понятно, - сказал я. Странно, но я начинал ревновать  свою  дочь  к
родному брату. - Так, стало быть, Брендон и Бренда покинули Солнечный Град
из-за этих нелепых домыслов насчет их отношений?
     - Не совсем так. Кроме всего прочего, Брендон не поладил с Амадисом.
     - Что между ними произошло?
     - Это длинная история, - уклончиво ответила Пенелопа. - В ней до  сих
пор  осталось  много  неясного...  для  меня.  Лучше  расспроси  об   этом
кого-нибудь другого, ладно? Не обижайся, просто я не люблю сплетничать.
     - Хорошо, - уступил я. - Кстати, как там Амадис?
     - Да так себе. Царствует.
     В ее голосе не слышалось энтузиазма - что, впрочем, было естественно,
коль скоро она дружила с Брендоном, а Брендон поссорился  с  Амадисом.  И,
видимо, ссора была нешуточной, если уж Брендону  пришлось  покинуть  отчий
Дом.
     - Амадис не собирается жениться? - спросил я.
     - Уже, - коротко ответила Пенелопа.
     - Так он женился? - изумленно произнес я. Мне было трудно представить
Амадиса семейным  человеком.  В  моем  сознании  прочно  укоренился  образ
этакого убежденного холостяка, меняющего женщин вместе с постельным бельем
и упрямо не признающего брачных уз. Таким был  мой  сводный  брат  Амадис,
ныне - король Света.
     - Его заставили жениться, - сказала Пенелопа, видя мое  удивление.  -
Семейный совет постановил,  что  негоже  королю  быть  неженатым.  В  силу
некоторых обстоятельств Амадис не  мог  проигнорировать  волю  большинства
родственников и подчинился их решению.
     - И кого ему навязали в жены?
     - Ему никого не навязывали. Он сам выбрал себе жену, и выбор  его  не
без оснований претендует на звание самого громкого скандала века.
     - Ты меня заинтриговала, - сказал я. - Так кто же она, новая королева
Света?
     - Рахиль из Дома Израилева, младшая дочь царя Давида Шестого.
     Если  Пенелопа  хотела  меня  поразить,  то  ей  это,   без   всякого
преувеличения, удалось. Дети Израиля всегда  держались  особняком,  считая
свой Дом единственным истинным Домом, а себя - избранным  народом,  и  вот
уже невесть сколько тысячелетий заключали браки сугубо между собой.  Я  не
мог припомнить случая,  когда  бы  член  Дома  Израилева,  нарушивший  эту
традицию, не подвергся бы остракизму со стороны своих соотечественников. А
просить руки израильской принцессы, если ты не  еврей,  не  без  оснований
считалось самым верным  способом  нанести  глубочайшее  оскорбление  всему
Дому.
     - Ну и ну! - проговорил я, качая головой. - Что  ж  это  делается  на
белом свете, а? Нет, надо же!.. И как это удалось Амадису?
     Пенелопа пожала плечами.
     - Толком этого никто не знает. Но говорят,  что  Амадис  убедил  царя
Давида  в  пагубности  неукоснительной  экзогамии.  Он  вроде  бы   собрал
множество фактов и аргументированно доказал,  что  Дому  Израилеву  грозит
неминуемое вырождение, если не предпринять экстренных мер.  Так  оно  было
или как-то иначе, но Амадис женился на  Рахиль,  а  твоя  сестра  Каролина
вышла за Арама Иезекию, правнука Давида.
     Я во все глаза уставился на Пенелопу. Эта новость почему-то  потрясла
меня еще больше, чем предыдущая.
     - Каролина?! В Доме Израилевом?!
     - Странно, не так ли?
     - Еще бы! - Я никогда не питал нежных чувств к  моей  сводной  сестре
Каролине, она была чересчур холодна и заносчива, но сейчас я от всей  души
пожалел ее. Несладко ей приходится в Доме, где  ксенофобия  с  давних  пор
является  неотъемлемой  частью  семейной  идеологии.  -   Но   зачем   это
понадобилось Амадису?
     - Согласно одной из версий - чтобы  насолить  родственникам,  которые
заставили его жениться.
     - Но есть и другие предположения?
     - Да.
     - Какие?
     Пенелопа замялась. По всему видно было, что она снова хотела уйти  от
прямого ответа. Поняв это, я решил перевести разговор на другую тему и уже
начал было говорить, как вдруг умолк на полуслове и настороженно замер, до
предела обострив свое восприятие. Моя рука инстинктивно потянулась к эфесу
шпаги.
     - Что с тобой, Артур? - встревоженно произнесла Пенелопа.
     - Кто-то открыл выход из  Тоннеля,  -  шепотом  сообщил  я  и  поднял
указательный палец кверху. - Там, на втором этаже.
     - А! - Она облегченно вздохнула  и  усмехнулась.  -  Хорошее  у  тебя
чутье! Не беспокойся, это Брендон и Бренда. Легки на помине.
     - Ты пригласила их на встречу со мной?
     - Нет, я пригласила их еще до твоего прихода, когда начала собираться
гроза. Они обожают грозу в Сумерках.
     Между тем громовые раскаты раздавались уже над нашими головами.  Небо
вот-вот должно было прорвать.
     - Пенни! - послышался со второго этажа звонкий девичий голос.  -  Где
ты?
     Ему вторил другой голос, очень похожий на первый, но  на  пол  октавы
ниже:
     - Пенни, это мы.
     Пенелопа поднялась с кресла и крикнула:
     - Я здесь, в холле.
     Я тоже встал, и мы вместе прошли в центр комнаты,  чтобы  видеть  всю
лестницу, ведущую с холла на второй этаж дома. Спустя несколько секунд  на
верхней площадке появились две ладно скроенные фигуры, закутанные в  белые
пляжные халаты - парень и девушка, оба с льняными  волосами,  васильковыми
глазами и правильными  чертами  лица,  невысокие,  стройные,  поразительно
похожие друг на друга, только девушка была ниже ростом и изящнее.
     Некоторое время они стояли неподвижно, в  изумлении  глядя  на  меня.
Пенелопа с довольной улыбкой созерцала эту немую сцену.
     - Ну что ж, вот мы и встретились, - наконец сказал я. - Здравствуйте,
дорогие близняшки.
     Первой опомнилась Бренда. Она вихрем сбежала вниз и кинулась  мне  на
шею.
     - Артур! Братик!
     Следом за ней в холл спустился Брендон. Он крепко пожал  мою  руку  и
похлопал меня по плечу.
     - Я рад, что ты вернулся, брат, - с чувством произнес он. - Нам  тебя
очень не хватало.
     Честно говоря, я был растроган. Мне всегда нравились близняшки, да  и
они относились ко мне  лучше,  чем  к  другим  членам  нашей  семьи  -  за
исключением, разумеется, матери. Однако же, с тех пор как  мы  виделись  в
последний раз, прошло двадцать семь стандартных лет; когда я исчез, им шел
одиннадцатый год, и они, должно  быть,  сохранили  обо  мне  лишь  смутные
воспоминания. Тем не менее их радость была искренней, без  тени  фальши  и
притворства. Они действительно были счастливы видеть меня в полном здравии
- а я счастлив был видеть, как они радуются.
     Им было уже лет по сорок, но Бренда, следуя примеру  матери,  избрала
себе облик вечно юной девушки. Брендон выглядел постарше  и  посолиднее  и
вел себя соответственно.
     - Где ты пропадал, Артур? - спросил он.
     - Да, - сказала Бренда. - Что с тобой  приключилось?  Мама  говорила,
что у тебя была амнезия. Это так?
     Как и в случае с Пенелопой, я растерялся. Предварительно  прикидывая,
кому что говорить, я выпустил из виду  близняшек.  По  старой  привычке  я
думал о них, как о детях, которые удовольствуются сказкой о далеких мирах,
тридевятых Домах, о битвах со злобными  чудовищами  и  не  менее  злобными
колдунами, вступившими на путь Хаоса. Теперь я должен был решить, к  какой
категории отнести мою дочь,  Брендона  и  Бренду  -  максимальной  степени
доверия (дед Янус),  высшей  средней  степени  (кузен  Дионис),  умеренной
средней (мама  и  тетя  Помона),  низшей  средней  (брат  Амадис  и  главы
дружественных Домов) или  минимальной  (остальные  родичи  и  знакомые,  с
которыми я поддерживал нормальные отношения). Над этим мне  еще  следовало
хорошенько поразмыслить, а пока что придется  ограничиться  самыми  общими
фразами.
     - Это очень запутанная история... - начал я, но мои слова потонули  в
очередном раскате грома, таком сильном, что весь дом содрогнулся.
     Пенелопа спохватилась и дала команду механизмам  задвинуть  на  окнах
ставни.
     - Сейчас не время для разговоров, - сказал  я.  -  Тем  более,  таких
серьезных.
     - И то правда, - отозвался Брендон. - Мы и так чуть не опоздали.
     - А что вас задержало? - поинтересовалась Пенелопа.
     - К нам заявился один из  пациентов  Брендона,  -  объяснила  Бренда,
развязывая поясок халата. - Очень занудный  тип,  хронический  ипохондрик.
Никак не могли от него отделаться.
     Халат соскользнул с плеч сестры и упал к ее  ногам.  Она  осталась  в
купальнике, который, судя по  всему,  был  пошит  в  условиях  жесточайшей
экономии материалов.
     Брендон неторопливо скинул свой халат  и  аккуратно  повесил  его  на
спинку ближайшего стула.
     - Пенни, Артур, - сказала Бренда. - Что вы медлите. Вот-вот  начнется
ливень.
     - Да, да, конечно, - произнесла Пенелопа, бросила на  меня  смущенный
взгляд и скрылась в соседней комнате. Наверное, постеснялась раздеваться в
моем присутствии. В присутствии своего папочки...
     Посмотрев ей вслед, я скинул мантию, снял пояс со шпагой,  разулся  и
стал расстегивать пуговицы рубашки. Меня  охватило  приятное  предгрозовое
возбуждение, которое я не испытывал уже много-много лет.
     - Ты очень любишь грозу в Сумерках? - спросила Бренда, видя мою почти
детскую радость.
     - Обожаю! - с жаром ответил я. - За двадцать лет я так соскучился  по
горячим ливням, и у меня скопилось множество  несмытых  грехов.  Теперь  я
собираюсь наверстать упущенное.
     -  Однако!  -  произнес  Брендон.  -  Ты  выражаешься,  как  истинный
Сумеречный.
     - А я и есть Сумеречный. Наполовину - как и ты, кстати.
     Брендон усмехнулся и покачал головой.
     - Все-таки не зря тебя называют сыном Света, предпочитающим Сумерки.
     Я улыбнулся ему в ответ.
     - Что делать. Ведь сердцу не прикажешь.
     В холл  вернулась  Пенелопа,  одетая  гораздо  скромнее,  чем  Бренда
(вернее, не до такой степени раздетая), и мы вчетвером выбежали из дома.
     Снаружи было жарко и душно. Мощные  порывы  ветра  вовсю  раскачивали
деревья, срывая с них  оранжевую  листву.  Тяжелые  капли  горячего  дождя
приятно обжигали мою кожу.  По  всему  небу  плясали  голубые  молнии  под
аккомпанемент непрестанно повторявшегося крещендо громовых  раскатов.  Это
было жутко и восхитительно. Если я и верил в апокалипсис, то именно  таким
мне представлялось начало конца света.
     - Сейчас! - крикнула Бренда, остановившись посреди  поляны  и  воздев
руки к небу. - Сейчас грянет!
     Пенелопа подошла ко мне вплотную и спросила  -  не  громко,  но  так,
чтобы я мог расслышать:
     - Артур, что ты думаешь делать дальше?
     - Ну...
     - Пожалуйста! Скажи!
     Я вздохнул.
     - Ладно. Перво-наперво я собираюсь побывать в Хаосе и  потолковать  с
его Хранителем.
     - Зачем?
     - Возможно, он знает, где искать Диану.
     - С ним уже говорили об это. И не раз.
     - Но не я. Я уж вытрясу из него все, что ему известно.
     - Тогда я с тобой, - заявила Пенелопа.
     - Нет! - воскликнул я. - Это опасно!
     - Вот поэтому я отправляюсь с тобой.
     - Ты не можешь... - попытался возразить я, но она решительно перебила
меня:
     - Могу и должна! Я не отпущу тебя, Артур. Я последую за  тобой,  куда
бы ты ни...
     - Пенелопа, будь рассудительной девочкой.
     - А я не хочу быть рассудительной, я хочу быть с тобой. Я  росла  без
отца и матери, я так ждала вас,  так  надеялась,  что  хоть  один  из  вас
вернется, и теперь...  -  Гром  загремел  так  сильно,  что  Пенелопа  уже
кричала, чтобы быть услышанной. - Теперь у меня есть ты, и  я  не  позволю
тебе снова исчезнуть. Я не хочу потерять тебя, отец. Не хочу! Слышишь - не
хочу!
     Мне на глаза навернулись слезы.
     - Пенни... Позволь мне так тебя называть.
     Она улыбнулась и кивнула.  Я  не  расслышал  ее  слов,  но  по  губам
прочитал:
     - Конечно, папа.
     Тогда я крепко обнял ее и поцеловал.
     - Пенни, доченька! Я так рад, что ты у меня есть.
     - Я ТОЖЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, - пришел ко мне мысленный ответ Пенелопы.
     Последний барьер между нами рухнул.
     И в этот самый момент  небеса  будто  раскололись  на  мелкие  части,
низвергнув на нас поток горячей воды. Это была лучшая из  сумеречных  гроз
на моей памяти.

                                    4

     Во сне ко мне пришло озарение. Я проснулся и сел в постели,  протирая
глаза.  Наконец-то  я  понял,  почему  первым  делом  пришел   сюда.   Мой
подсознательный  порыв  наведаться   в   Сумерки   Дианы,   помимо   чисто
сентиментальных  мотивов,  имел  вполне   рациональное   объяснение.   Мне
следовало бы догадаться об этом значительно раньше.
     До конца сиесты оставалось еще  больше  часа.  Я  облачился  в  новую
одежду, подаренную мне Брендоном (он и Бренда подолгу гостили у Пенелопы и
имели в ее доме собственные гардеробы), умылся, причесался и покинул  свою
комнату. Миновав дверь, за которой спала моя сестра, я вошел в соседнюю  и
очутился в просторном кабинете с  книжными  шкафами,  несколькими  мягкими
креслами, письменным столом и персональным компьютером в углу. Он-то и был
мне нужен - старый добрый компьютер Дианы. Тот самый хорошо  знакомый  мне
компьютер, не претерпевший за время моего отсутствия никакой модернизации,
даже клавиатура осталась прежняя. Должно  быть,  Пенелопа  хранила  его  в
память о матери, регулярно очищая его от пыли и время от времени производя
профилактический ремонт.
     Понадеявшись, что  компьютер  в  рабочем  состоянии,  я  устроился  в
удобном вращающемся кресле и включил питание. Компьютер заработал и  начал
загружаться.  В  первый  момент  я  обрадовался,  но  спустя  пару  секунд
огорченно вздохнул. Судя по информационным сообщениям на  экране  дисплея,
на компьютере была установлена другая операционная  система  -  а  это  не
сулило ничего хорошего.
     "Пенни,  девочка,  -  раздраженно  подумал  я.   -   Спору   нет:   в
хитросплетениях программного обеспечения Дианы сам черт ногу  сломает,  но
ведь в компьютере это самое  главное,  а  все  остальное  -  просто  груда
железа. И уж если ты решила хранить его в память о матери, то прежде всего
тебе следовало бы позаботиться о сохранности системы."
     По окончании загрузки прозвучала жизнерадостная мелодия, и на  экране
вместо стандартного приглашения появилась красочная заставка с текстом:
     ПРИВЕТ, ПЕННИ! Я К ТВОИМ УСЛУГАМ.
     НАДЕЮСЬ, ТЫ НЕ ЗАБЫЛА НАШ ПАРОЛЬ?
     Поскольку пароля я  не  знал,  то  поступил  так,  как  поступили  бы
девяносто девять из ста человек на моем  месте,  -  просто  нажал  клавишу
ввода.
     Появившаяся вслед за этим  картинка  была  не  такая  красочная,  как
предыдущая, мелодия напоминала похоронный марш, а текст был  более  сух  и
официален:
     ВЫ НЕ ПЕНЕЛОПА.
     ПОЖАЛУЙСТА, ВВЕДИТЕ КОД ДОСТУПА.
     В ответ я набрал код, который обычно использовала  Диана  для  защиты
наиболее ценной информации  от  несанкционированного  вмешательства.  Я  с
тревогой ожидал сообщения вроде: "Код доступа неверен. Введите  правильный
код", но компьютер после довольно  длительных  "раздумий",  сопровождаемых
сигналами различной частоты, наконец выдал ответ:
     ИЗВИНИТЕ.
     ОШИБКА ПРИ ЧТЕНИИ КРИСТАЛЛА.
     ПОВТОРИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЦЕДУРУ.
     ВВЕДИТЕ КОД ДОСТУПА.
     Я облегченно вздохнул и повторил процедуру -  правда,  с  аналогичным
результатом. И еще раз, и еще... Это значило, что область памяти с  нужной
мне информацией существовала, но доступ  к  ней  из  данной  оболочки  был
закрыт. Я перезагрузил компьютер и попытался прервать выполнение программы
в процессе конфигурирования системы, однако не преуспел в этом.  Компьютер
продолжал загрузку, никак не  реагируя  на  нажатие  клавиш,  затем  снова
предложил Пенелопе ввести пароль. НАШ ПАРОЛЬ.
     Я  уже  решил  было  поискать  сменный  системный   кристалл,   чтобы
попробовать загрузиться с него, как вдруг в  голову  мне  пришла  забавная
мысль, и я шутки ради отстучал:
     БРЕНДОН ДУРАК!
     - Брендон дурак! - прозвучал из динамика задорный голос Бренды, и  на
экране дисплея появилось  множество  цветных  пиктограмм,  большей  частью
обозначающих игры, а также развлекательные и учебные программы.
     "Ах ты шалунья!" - подумал я в адрес сестры; теперь я знал, кем  была
установлена новая система.
     В  правом  нижнем  углу  экрана  я   нашел   крохотную   пиктограммку
приглашения в операционную среду,  раскрыл  ее  и  затребовал  все  файлы,
созданные в течение двух лет с  момента  моего  исчезновения.  На  запрос,
показывать ли скрытые файлы, я ответил утвердительно и ввел  код  доступа,
почти не сомневаясь, что вновь получу сообщение об ошибке при чтении.
     Однако сбоев не произошло, и я получил  внушительный  список  файлов,
многие из которых, судя по их именам, содержали нужную мне информацию.
     На этом мое везение закончилось. При попытке раскрыть  какой-либо  из
этих файлов, я неизменно получал ответ:
     ТАКОГО ФАЙЛА НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
     СОЗДАТЬ НОВЫЙ?
     Только однажды мне для разнообразия "повезло":
     ФАЙЛ ИСПОРЧЕН. ВОССТАНОВЛЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ.
     СТЕРЕТЬ ИСПОРЧЕННЫЙ ФАЙЛ?
     Я  выругался,  помянув  не  очень  добрым  словом  сестру,  и  устало
откинулся на спинку кресла. Что же мне делать?..
     - Что-то не ладится, брат? - услышал я за спиной тихий голос и  резко
повернулся.
     Передо мной (легка на  помине)  стояла  Бренда,  одетая  в  цветастую
рубашку, короткую клетчатую юбку и черные  нейлоновые  чулки.  Ее  льняные
волосы были стянуты на затылке в "конский хвостик".
     - Прости, что вошла без спросу, - сказала она. -  Но  я  думала,  что
здесь Пенни. Тебе помочь?
     - Боюсь, это уже безнадежно, - ответил  я  не  столько  зло,  сколько
обреченно. - Сама посмотри.
     Бренда приблизила лицо  к  экрану,  пробежала  взглядом  сообщения  и
кивнула.
     - Да, ты прав. Но не в том, что это безнадежно, а насчет того, что  я
маленькая засранка.
     - Извини... - смущенно пробормотал я.
     - Брось, - отмахнулась Бренда. - Ты верно меня охарактеризовал. Такой
я была пятнадцать лет назад, когда возомнила себя  великим  программистом.
Малышка Пенни обожала играть с Дианиным компьютером  и  упорно  не  хотела
признавать никакой другой - даже при всем том, что он не всегда  корректно
реагировал на команды, вводимые с клавиатуры, а порой ни с того ни с  сего
зависал.
     - Диана почти никогда не прикасалась к клавиатуре, - объяснил я. - Ее
разум  взаимодействовал   с   операционной   средой,   минуя   железо,   и
соответственно используемая ею система ввода-вывода имела свою специфику.
     - Поэтому  я  установила  новую.  Впрочем,  я  не  оправдываюсь,  мне
следовало  бы  предварительно  заменить  кристалл,  но  я   была   слишком
самонадеянна и считала, что сумею сохранить  весь  банк  данных  в  полной
неприкосновенности. Я  понятия  не  имела  о  существовании  этих  скрытых
файлов.
     - Да ладно уж, - сказал я.  -  После  драки  кулаками  не  машут.  От
Дианиных файлов  остались  одни  лишь  названия,  а  содержавшаяся  в  них
информация потеряна безвозвратно.
     - Вовсе нет, - живо возразила Бренда. - Хоть единожды  записанная  на
кристалл информация остается там навсегда. Принцип "не вырубишь топором" в
известной мере  применим  и  к  компьютерам.  Если  ты  не  возражаешь,  я
попытаюсь исправить содеянное.
     - Хорошо.
     Я освободил ей кресло, и сестра села в него, закинув нога на ногу.
     - Искать потерянную информацию на  кристаллических  накопителях  одно
удовольствие, - сказала она. - Не то что на магнитных дисках. Но мне нужна
какая-нибудь   зацепка,   характерная   деталь,   которая   позволила   бы
идентифицировать искомые фрагменты. Иначе программа начнет восстанавливать
подряд  все  файлы,  которые  были  когда-либо  стерты,   переписаны   или
перемещены, а для этого может просто не хватить памяти,  не  говоря  уж  о
том,  сколько  времени  нам  понадобится,  чтобы  все  их  просмотреть   и
отсортировать.
     - Символ бесконечности, - ни секунды не раздумывая, ответил я.  -  Он
должен присутствовать во всех интересующих меня файлах.
     -  Вот  и  хорошо.  Сначала  программа  отыщет  все  фрагменты,   где
присутствует этот значок, а затем уже  по  ним  восстановит  файлы...  Гм,
будем надеяться, что так оно и произойдет.
     Бренда вызвала программу, в окне запроса ввела символ  бесконечности,
и запустила ее на исполнение. На экране появилась  надпись:  "ЖДИТЕ"  -  и
сообщение о  размере  просканированного  участка  кристалла  в  процентном
соотношении.
     - Судя по скорости сканирования, - заметил я, - это займет  не  более
пяти минут.
     -  Первый  проход,  -  уточнила  Бренда.  -  Поиск  и  восстановление
фрагментов,  где  имеется   символ   бесконечности.   Сканирование   будет
повторяться снова и снова - до тех пор, пока файлы не будут  восстановлены
целиком.
     - Интересно,  кто  автор  этой  мудреной  программы?  -  произнес  я,
указывая на текст в левом верхнем углу экрана. - Некий С. Брендон.  Неужто
наш братец?
     - Нет, это я. Сильвия Брендон - так меня зовут  в  том  мире,  где  я
сейчас живу.
     - А как там зовут Брендона?
     - Артур Брендон.
     - Весьма польщен, - искренне сказал я. Мне действительно было лестно,
что брат взял мое имя.
     Бренда сжала мою руку и ласково заглянула мне в глаза.
     - Нам тебя очень не хватало, Артур. Мы все по тебе скучали.
     - Спасибо, - растроганно ответил я.
     После  третьего  прохода  программа  сестры  завершила  свою  работу,
доложив  об  успешном  восстановлении  всех  файлов,   содержащих   символ
бесконечности.  Благодаря  тому,  что  в  памяти  компьютера   сохранилась
информация о размерах искомых файлов, мы сэкономили  уйму  времени  на  их
идентификацию, сортировку и переименование,  так  что  уже  через  полчаса
после появления в кабинете Бренды я имел в своем распоряжении информацию о
расчетах Дианы ее пути к Истокам Формирующих.
     - Теперь прокрути весь маршрут, - обратился я к Бренде. -  По  десять
координат на одну экранную страницу с интервалом в  одну  секунду.  Думаю,
при такой скорости я смогу оценить данные в общих чертах.
     - Это невозможно, Артур! Диана сделала расчеты для более чем миллиона
миров.
     - Ого! И никаких признаков сходимости?
     Бренда покачала головой.
     - Увы.
     - Тогда давай последние три тысячи.
     Сестра нажала несколько клавиш, и на  экране  замелькали  ряды  цифр,
сменяясь через каждую секунду. Склонившись над  правым  плечом  Бренды,  я
смотрел на дисплей и все больше хмурился. На  исходе  пятой  минуты  цифры
остановили свой  бег,  и  тут  меня  ждал  неприятный  сюрприз  -  резюме,
составленное Дианой. Оно было еще  менее  оптимистичным,  чем  сухой  язык
безжалостной математики. Она с самого начала знала,  что  идет  на  верную
смерть.
     Я выпрямился и в сердцах произнес:
     - Проклятье!
     - А ты уверен в  правильности  асимптотических  условий?  -  спросила
Бренда.
     Вот тут-то, друзья, я и попался. Я  вообще  сглупил,  что  согласился
принять ее помощь, если еще не решил, в какой мере  довериться  ей.  Но  с
другой стороны, что мне оставалось делать, когда она вошла?  Прогнать  ее?
Выключить компьютер и самому уйти?
     - Выведи исходные посылки, - сказал я.
     Бренда так и сделала.
     Конечно же, асимптотические условия были поставлены неверно. В  корне
неверно. Ведь Диана не знала того, что знаю теперь я...
     Я крепко призадумался. Мне очень не хотелось  раскрывать  Бренде  все
свои карты, равно как и не хотелось выказывать ей свое недоверие, но я сам
поставил себя в такое положение, когда приходилось выбирать одно из двух -
либо то, либо другое.
     Сестра сама разрешила мои сомнения. Она повернулась ко мне и сказала:
     - Я могу уйти, Артур. Честное слово, я не обижусь.
     Разумеется, она могла схитрить, но я предпочел ей поверить. А вернее,
я был сражен наповал ангельски-невинным  взглядом  ее  прекрасных  голубых
глаз.  Обладатель  такого  взгляда,  по  моему  убеждению,  был  физически
неспособен замышлять  какую-нибудь  гадость.  Возможно,  вы  сочтете  меня
наивным, доверчивым и крайне сентиментальным человеком - ну что  ж,  пусть
будет так. Как ни странно, мне нравятся эти черты моего характера.
     Я повернул кресло  с  Брендой  к  компьютеру  и  начал  диктовать  ей
исходные данные. Она проворно вводила их в память, ее пальцы  порхали  над
клавиатурой, словно мотыльки, а с губ то  и  дело  срывались  комментарии:
"Ужасно!", "Невероятно!",  "Нет,  это  каким  же  извращенным  умом  нужно
обладать,  чтобы  придумать  такую  жуткую  асимптотику!"   Последнее   ее
замечание, как мне думается, было сделано в адрес творца всего сущего.
     Закончив ввод данных, Бренда  произвела  еще  несколько  манипуляций,
затем повернулась ко мне и заявила:
     - Я подключилась к одному крупному вычислительному  центру  на  Земле
Хиросимы. Это позволит нам значительно сэкономить время, достигнув  вместе
с тем высокой точности приближения.
     - А что это за Земля Хиросимы? - поинтересовался я.
     - Мир, в котором мы с Брендоном живем. Tellus 0073-BAT  по  каталогу.
Назван в честь... вернее, в память о городе,  который  полвека  назад  был
подвергнут ядерной бомбардировке.
     - Да, да, что-то  припоминаю.  Раньше  это  была  Земля  Проигравшего
Наполеона  Четыре,  а  до  этого  -  Земля  Юлия  Цезаря  Сто  Тринадцать.
Громоздкие были названия.
     - Вот их  и  сменили,  -  сказала  Бренда.  -  Правда,  после  твоего
исчезновения были сброшены бомбы еще на одну Хиросиму, в  другом  мире,  и
там это сделали не русские, а американцы. Но название закрепилось за этим.
     - Понятненько, - сказал я.
     С обозначением миров всегда были проблемы, и еще никто  не  нашел  их
лучшего решения, чем неудобочитаемые, но  точные  каталожные  наименования
типа Tellus такой-то, Umbra такая-то и так далее. Беда состояла в том, что
в каждом языке название мира напрямую сопряжено  со  словом,  обозначающим
почву под ногами; то есть по большому счету, все миры носят одно и  то  же
имя - Земля. Даже если заимствовать названия из местных языков, все  равно
путаница неизбежна, потому как количество населенных миров  бесконечно,  а
разнообразие языков ограничено, пусть и в довольно широких  пределах.  Так
что общее число слов, которые в переводе значат Земля, хоть и  велико,  но
конечно, причем значительную их часть составляют вариации на заданную тему
- Зямля, Семла, Жемя и прочее в том же духе. Яркий пример тому -  обширная
группа  Теллурианских  миров,  которые  в  Экваторе  контролируются  сразу
несколькими Домами. К этой группе по всем основным признакам  принадлежит,
кстати, и мир, где я провел последние двадцать лет своей  жизни.  Я  решил
назвать его Землей Артура. В честь моего прадеда, конечно, не поймите меня
превратно.
     Бренда запустила программу на исполнение и поднялась с кресла.
     - Готово. Теперь остается только ждать.
     - Как долго?
     - Все будет зависеть от  скорости  сходимости.  Может  быть,  час,  а
может, и целую неделю.
     - Хорошенькое дельце!
     - Но я думаю, что  нескольких  часов  будет  достаточно,  -  добавила
Бренда. - Если,  конечно,  искомый  предел  не  лежит  в  области  сильных
нерегулярностей.
     - Будем надеяться, что это так, -  сказал  я.  -  Очень  хотелось  бы
верить, что все обойдется.
     - Вера, надежда, любовь... - Бренда сочувственно поглядела на меня  и
вздохнула. - Артур, я голодна. Пойдем перекусим.  Все  равно  в  ближайшие
час-полтора делать на здесь нечего.
     Я безразлично пожал плечами.
     - Как скажешь, сестричка.
     Мы спустились вниз и  прошли  в  кухню,  где  Бренда  в  один  момент
вскипятила воду в  чайнике,  приготовила  целый  кувшин  горячего  кофе  и
сделала десяток бутербродов с мясом, сыром и зеленью. Мы уселись за стол и
приступили к еде.
     Я быстро умял два бутерброда, запивая их  кофе,  потом  откинулся  на
спинку  стула  и  достал  из  кармана  сигарету.  Бренда  ела  с  отменным
аппетитом, а я молча курил, пил кофе и любовался  ею.  Без  сомнений,  она
была самой прелестной из моих сестер, родных  и  сводных,  даже  маленький
рост ничуть не портил ее, лишь выгодно подчеркивая ее красоту - хрупкую  и
изящную. Бренда не отличалась какой-то особенной женственностью, но у  нее
в избытке было то, что нравилось мне больше,  чем  женственность,  -  сила
духа и жизнелюбие.
     После четвертого бутерброда Бренда  поумерила  свой  гастрономический
пыл и спросила:
     - Ты давно вернулся?
     - Совсем недавно. Этот мир -  первый  из  Экваториальных,  который  я
посетил после своего отсутствия.
     Сестра взяла с тарелки пятый бутерброд,  с  сомнением  посмотрела  на
него, затем все же откусила небольшой кусочек.
     - Стало быть, - произнесла она. - Срединные миры существуют?
     - Да.
     - И Истоки Формирующих - вовсе не измышления Врага?
     Это был тот вопрос, которого я ожидал. До  того  как  Бренда  застала
меня работающим с компьютером и предложила мне свою помощь,  до  того  как
она посмотрела на меня своими невинными голубыми глазами, я не мог решить,
в какой степени ей доверять. Но ее взгляд пленил меня и  развеял  все  мои
сомнения. В детстве Бренда была моей любимицей, и спустя  двадцать  лет  я
продолжал испытывать к ней  глубокую  привязанность.  Сердце  подсказывало
мне, что я могу на нее положиться, что также я могу положиться на Брендона
и Пенелопу, и я был склонен прислушаться к голосу своего сердца. Если  вам
угодно, можете назвать это интуицией - она у меня отменная.
     - Истоки есть, - ответил я. - Факт их существования содержится в  той
информации, что я надиктовал тебе, а ты ввела ее вместо  исходных  посылок
Дианы.
     - Я это поняла.
     - Так почему же спрашиваешь?
     - Хотела, чтобы ты подтвердил это прямо  и  недвусмысленно.  Человеку
вообще свойственно  уточнять  уже  известное  вследствие  дурной  привычки
постоянно подвергать сомнению все и вся, даже собственные умозаключения. Я
называю это жаждой достоверности. - Бренда обворожительно улыбнулась. - Во
мне эта жажда особенно сильна; другими словами, я очень любопытна. И я  не
могу поверить до конца, что ты жив, пока не услышу от тебя рассказ о твоих
приключениях.
     - Но ведь я перед тобой, - с усмешкой заметил я.
     - Ты вполне можешь оказаться призраком.
     Я перегнулся через стол и чмокнул сестру в губы.
     - Видишь, я реален. Призраки не целуются.
     - Еще как целуются! - возразила Бренда.
     Мы оба рассмеялись.
     - Ну ладно, убедила, - сказал я. - Позже я обо всем расскажу, когда с
нами будут Брендон и Пенелопа. Вы услышите мою историю все вместе.
     Бренда кивнула и осторожно откусила от бутерброда еще кусочек.
     - Не советую, - затем произнесла она.
     Я вопросительно взглянул на нее.
     - А?
     - Не советую рассказывать ОБО ВСЕМ, - пояснила она. - Это неразумно.
     - Вот как? Почему?
     - Мощь, - сказала Бренда. - Там, у Истоков, таится огромная мощь.  Ты
дал мне информацию, я запомнила ее и  при  желании  могу  втайне  от  тебя
рассчитать наименее опасный путь.
     - По моим оценкам, - заметил я, - максимальная вероятность уцелеть на
самом  безопасном  пути,  рассчитанном  со  знанием  всех  асимптотических
условий,  для  среднестатистического  причащенного  не   превышает   одной
тысячной.
     - Одна тысячная уже что-то. Это  не  одна  стомиллионная.  При  такой
вероятности выживания риск становится оправданным. Ставки слишком  высоки,
игра стоит свеч.
     "Черт побери! - подумал я, с беспокойством глядя на  Бренду.  -  Либо
она дьявольски хитра, либо потрясающая душечка." Мне очень хотелось верить
в последнее.
     Бренда вновь  поднесла  ко  рту  бутерброд,  но  в  последний  момент
остановилась, тяжело вздохнула и с видимым сожалением положила его обратно
на тарелку.
     - Знаешь, - сказала она. - Когда я начинаю есть,  то  никак  не  могу
остановиться.
     Я пожал плечами.
     - Ну и кушай себе на здоровье.
     - Беда в том, что у меня склонность к полноте.
     - С трудом в это верится, - заметил я. - С твоей-то фигурой.
     Бренда с благодарностью улыбнулась.
     - Спасибо за комплимент, Артур, - сказала она. - И тем не  менее  это
так. Я чуть что, сразу полнею, но предпочитаю поддерживать свою фигуру при
помощи диеты, не прибегая лишний раз  к  Формирующим.  Я  стараюсь  беречь
нервы.
     - Правильно делаешь, - одобрил я.  -  Ты  выглядишь  очень  молодо  и
свежо.
     - Здоровый образ жизни. К твоему сведению, я  занимаюсь  гимнастикой,
имею несколько медалей, в том числе одну золотую мирового  первенства.  И,
заметь, без всякого колдовства.
     - От всей души поздравляю. Кстати, вы с Брендоном живете вместе?
     - Да, - ответила она и тут  же  поспешила  добавить:  -  Как  брат  и
сестра.
     - Не сомневаюсь, - заверил ее я. - И как ваши дела?
     - Да так, неплохо.
     - Чем вы занимаетесь?
     -  Брендон  психоаналитик,  и  очень  неплохой,  между  прочим,  а  я
кибернетик.
     - То есть ты не просто высококлассный программист, а ученый?
     - Да, у меня  степень  доктора  наук.  Но  иногда  ради  собственного
удовольствия я составляю прикладные программы, главным образом игровые.
     - Наверное, детишки от них без ума, - предположил я.
     - И не только детишки, - без ложной  скромности  ответила  Бренда.  -
Некоторые компании готовы были платить  мне  бешеные  деньги,  лишь  бы  я
работала на них. - Она рассмеялась, а вслед за ней рассмеялся и я.  -  Мне
перестали докучать только после того как я, чтобы продемонстрировать  свою
финансовую  независимость,  скупила  контрольный  пакет  акций  одной   из
известных фирм по производству программного обеспечения.
     - Гм, вижу, ты прочно обосновалась на Земле Хиросимы.
     - Пожалуй, что да.
     - А Брендон?
     - Ну... Возможно.
     - Вы покинули Солнечный Град из-за тех сплетен о ваших отношениях или
потому, что Брендон поссорился с Амадисом?
     Бренда помрачнела и принялась нервно постукивать  костяшками  пальцев
по  столу.  Затем,  спохватившись,  сконфуженно  глянула  на  меня,  взяла
сигарету и  закурила.  Сделав  несколько  глубоких  затяжек,  она  наконец
произнесла:
     - Но ведь это одно и то же.
     Я удивленно приподнял бровь.
     - Прости, не понял.
     - Разве Пенни тебе ничего не говорила?
     - Почти ничего. Я знаю только то, что о вас  начали  распространяться
нелепые слухи, затем Брендон не поладил с Амадисом, и вы ушли из Дома.
     - Так оно и было, - подтвердила Бренда. -  Но  началось  все  гораздо
раньше, пожалуй, еще до нашего рождения.
     - Даже так?
     - Да. Ты ведь знаешь, что отец был не в восторге от Амадиса?
     - Знаю, - кивнул я. - Он считал, что Амадис слишком долго засиделся в
наследниках престола, чтобы стать  хорошим  королем.  Однажды  в  припадке
откровенности отец пожаловался мне, что сам испортил Амадиса,  внушив  ему
сильный комплекс неполноценности, подавив в  нем  свободную  инициативу  и
самостоятельность. Дескать, Амадис настолько привык быть на  побегушках  и
играть вторые роли, что вряд ли из него  получится  стоящий  монарх.  -  Я
сделал паузу и пытливо посмотрел на Бренду. - Так что, отец оказался прав?
     - На  все  сто,  -  безапелляционно  заявила  она.  -  Опасения  отца
полностью подтвердились, причем в самом худшем их варианте.  Амадис  очень
дурной король.
     Я развел руки, одновременно пожимая плечами в жесте слепой покорности
судьбе.
     - Увы, ничего не попишешь. Ведь следующим за Амадисом шел Александр -
а он был бы еще более дурным королем.
     - Александра давно сбросили со счетов, - возразила Бренда. - Да и  он
сам не желал иметь ничего общего с нашим Домом. Следующим был ты - но  ты,
к  сожалению,  чересчур  сильно  увлекся  Сумерками   и   стал   настоящим
Сумеречным, что совсем не нравилось детям Света.  Ты  открыто  исповедовал
Мировое Равновесие... а не тайком, как мы с  Брендоном.  В  общем,  ты  не
оправдал папиных надежд, и он вычеркнул тебя  из  списка  претендентов  на
трон.
     Наконец до меня дошло.
     - Ага! Стало быть, отец прочил Брендона в короли?
     Бренда кивнула.
     - Он принял это решение еще до того, как ты ушел в бесконечность.
     - Вот как? Странно. А я ничего и не знал.
     - В то время об этом знала только мама.  -  Бренда  несколько  секунд
помолчала, значительно глядя на меня. - Она  упорно  настаивала  на  твоей
кандидатуре, и из-за ее бескомпромиссной позиции  отец  долго  не  решался
объявить Брендона наследником престола.
     - Даже после моего исчезновения?
     - Даже после твоего исчезновения, - с расстановкой произнесла сестра,
видимо, в надежде, что я прочувствую свою вину. - Мама любила тебя больше,
чем всех нас вместе взятых, она принимала в штыки любые разговоры  о  том,
что ты, возможно, погиб...
     - Двадцать семь лет Основного Потока - срок небольшой, -  заметил  я,
скорее оправдываясь сам, нежели оправдывая Юнону.
     - При обычных обстоятельствах да, - не стала возражать Бренда.  -  Но
когда в последующие  три  года  вслед  за  тобой  отправляется  три  сотни
человек,  и  все  они,  как  один,  пропадают  безвести,  то   сам   собой
напрашивается вывод, что тебя уже нет в живых.
     - Наверное, ты права, - вынужден был согласиться я. - И когда же меня
официально признали умершим?
     - Шестнадцать лет назад.  Тогда  в  Пантеоне  был  установлен  пустой
саркофаг с твоим именем, состоялась траурная церемония,  а  отец  произнес
надгробную речь, в которой прямо заявил, что видел тебя своим преемником.
     - Ловкий ход! - вырвалось у меня. - Таким образом он дал всем понять,
что Амадис давно вне игры.
     - Вот именно. После твоих символических  похорон  только  об  этом  и
говорили. И  когда  отец,  выдержав  двухнедельную  паузу,  издал  указ  о
назначении Брендона наследником престола... гм, с формулировкой: "в  связи
с констатацией факта гибели сына нашего Артура" - это уже ни для  кого  не
явилось неожиданностью.
     - Раз так, то почему же Брендон не стал королем?
     - Потому что Амадис оказался еще большим  подлецом  и  негодяем,  чем
можно было подумать, - гневно ответила  Бренда.  -  Отец  рассчитывал  лет
через двадцать пять - тридцать возвести Брендона на престол, передать  все
бразды правления в его руки, а самому уйти  в  тень  и  спокойно  умереть.
После завершения Рагнарека он чувствовал усталость от жизни и понимал, что
долго не протянет.
     - Это все понимали, - заметил я.
     - В том числе и Амадис, а также его мерзкие дружки и  любовницы.  При
известии о назначении Брендона наследником они совсем озверели и сразу  же
начали бешеную кампанию  по  его  дискредитации.  Они  активно  распускали
порочащие его слухи, ему приписывались все смертные  грехи,  в  частности,
что якобы он спит со мной. Это была их козырная карта. - Бренда  негодующе
фыркнула. - И представь себе - многие поверили. Или же  сделали  вид,  что
поверили.
     - А отец?
     - Он хорошо знал нас обоих и понимал, что мы на это не способны. Зато
другие наши родственники... Ох уж эти родственники!
     - То есть, семейный совет отказался утвердить назначение?
     - Категорически, - ответила  Бренда  и  в  сердцах  добавила:  -  Вот
олухи-то! Впоследствии они горько пожалели об этом, но было уже поздно.
     - А отец не пробовал оказать на них давление?
     - Пробовал, но все безрезультатно. Он давил, сколько  было  сил...  а
сил у него оставалось совсем мало. Может быть,  тебя  удивит  это,  но  ты
очень много для него значил, по-своему он даже любил тебя,  хотя  говорят,
что ему было чуждо такое  чувство,  как  отцовская  любовь.  После  твоего
исчезновения отец впал в глубокую депрессию, все чаще  стал  замыкаться  в
себе, поговаривали даже, что он тайком смотрел телевизор. Представляешь!
     Я содрогнулся. В моей памяти еще были свежи детские  сказки-страшилки
о людях, которые, днями  просиживая  у  "дьявольского  ящика",  постепенно
деградировали и превращались в растения. Конечно,  нет  ничего  плохого  в
том, чтобы иногда посмотреть хороший фильм или узнать  свежие  новости  из
мира, который тебя  интересует;  в  принципе,  это  так  же  невинно,  как
прочитать книгу  или  газету.  Но  если  копнуть  глубже,  то  подавляющее
большинство  телепередач  призваны  скрасить  серые,  однообразные   будни
простых  людей,  утомленных   повседневными   хлопотами   и   борьбой   за
существование, дать выход их неутоленной жажде новизны, позволить им  хоть
на время сбросить с себя оковы обыденности. Что же касается Властелинов, к
услугам которых неисчислимое множество самых разнообразных миров и которые
воочию  могут  повидать  все,  что  захотят,  будь  то  футбольный   матч,
вооруженное ограбление банка или взрыв сверхновой звезды, - им  нет  нужды
предаваться грезам о несбыточном перед голубыми экранами. А если Властелин
все же начинает смотреть телевизор -  смотреть  по-настоящему,  увлеченно,
самозабвенно, упоенно, - то это  верный  признак  того,  что  им  овладела
апатия, безразличие ко всему на свете, что  он  потерял  вкус  к  жизни  и
готовится умереть...
     - Так вот, - продолжала Бренда.  -  Видя,  как  чахнет  отец,  Амадис
принялся добивать его без жалости и милосердия. Сторонники нашего сводного
братца начали клеветать на маму, обвиняя  ее  в  том,  что  будто  бы  она
изменяет отцу. Досталось также и всем нашим  сестрам,  естественно,  брату
Александру, и даже крошку Пенни они не обошли стороной.
     - Мерзавцы! - воскликнул я, вскипая от ярости. - Что они ей сделали?
     - Лично ей -  ничего,  -  успокоила  меня  Бренда.  -  Амадис  просто
использовал ее, чтобы злить отца, зная, какую  боль  причиняет  ему  любое
напоминание о твоем прегрешении с Дианой. Тогда Пенни была еще ребенком  и
ничего толком не понимала, поэтому  мы  с  Брендоном  взяли  ее  под  свое
покровительство, чтобы оградить ее от происков Амадиса и гнева  отца.  Вот
так и началась наша дружба.
     Я облокотился на стол и обхватил голову руками.
     - Господи Иисусе! - простонал я. - Как это гадко!
     Бренда удивленно взглянула на меня.
     - Ты стал христианином? Как брат Александр?
     Я тихо  вздохнул,  не  отрывая  взгляда  от  дымящейся  в  пепельнице
сигареты.
     - Я сам не знаю, кто я теперь, - откровенно признался я. - Но если  я
и христианин, то уж точно не такой, как  Александр...  А  ты  что,  имеешь
предубеждение против христиан?
     - Вовсе нет, - сказала Бренда. - Коль скоро на то пошло, после  Митры
мне ближе всего Иисус. Я живу в христианском мире, мой муж был католик...
     Я поднял голову и в изумлении воззрился на сестру.
     - Так ты замужем?!
     Не знаю, почему это так поразило меня. Наверное, потому  что  в  моей
голове никак не укладывалось, что она уже взрослая женщина, что  ей  сорок
лет, а может, и больше. Я ведь помнил ее маленькой девчушкой и до сих  пор
думал о ней как о ребенке.
     - Была замужем, - после короткой паузы уточнила Бренда; гневные нотки
в ее голосе сменились печальными. - Мой муж погиб в авиакатастрофе. Он был
простым смертным.
     - Извини, - сказал я. - Без сомнения, он был замечательным человеком.
     Бренда молча кивнула.
     - А дети у тебя есть?
     Она отрицательно покачала головой.
     Я понял, что избрал не лучшее продолжение нашего разговора.  Впрочем,
и тема Амадиса меня не вдохновляла.  В  былые  времена  мой  сводный  брат
хорошо ко мне относился, мы с ним дружили, а когда  я  был  маленьким,  он
защищал меня от Александра, который невесть по какой причине  возненавидел
меня лютой ненавистью. Я был очень огорчен рассказом сестры,  из  которого
следовало, что жажда власти, причем той самой власти,  ответственности  за
которую он всегда боялся и всеми средствами старался избегать ее,  тем  не
менее настолько вскружила Амадису голову, что он оказался способным - нет,
не на хитрую и утонченную дворцовую интригу, - но  на  банальную,  грязную
человеческую подлость. Мне стало обидно до слез. Конечно, я не исключал  и
того, что  Бренда  передергивает,  сваливая  всю  вину  на  одного  только
Амадиса, но даже со скидкой  на  ее  очевидную  пристрастность  было  ясно
(увы!), что в общих чертах ее рассказ соответствует действительности.
     - Стало быть, после смерти отца Амадис изгнал вас из Дома? -  спросил
я.
     - Не совсем так, - ответила Бренда. - Мы сами ушли. Сначала я,  потом
Брендон. Когда погиб мой муж, я очень остро нуждалась в обществе брата, да
и он не мог оставить меня одну. Некоторое время до этого мы старались жить
порознь, чтобы  не  подливать  масла  в  огонь  злословия,  но  долго  так
продолжаться не могло - слишком уж мы привязаны друг  к  другу.  В  общем,
Брендон поселился у меня, на Земле Хиросимы,  а  полгода  спустя  и  вовсе
решил не возвращаться в Солнечный Град. Ему было больно смотреть, как все,
кому не лень, помыкают Амадисом, государство разваливается, а Дом приходит
в упадок прямо на глазах.  При  виде  творящегося  беспредела  его  так  и
подмывало поднять восстание и силой захватить власть.
     - Так он до сих пор метит на корону? - спросил я.
     Бренда откинулась на спинку стула и смерила меня долгим взглядом.
     - Боюсь, у  тебя  сложилось  неверное  представление  о  ситуации,  -
сказала она.
     - Возможно, - согласился я. - Поэтому я не спешу делать далеко идущие
выводы. У меня слишком мало информации, чтобы судить о происходящем.  Если
мой вопрос чем-то задел тебя, то я прошу прощения.
     - Меня задел не сам вопрос, а тон, которым он был задан.  Ты,  верно,
подумал, что Брендон честолюбец, и ему покоя не дает мысль  об  утраченной
короне. Это не так, нет. Видишь ли, на данный момент ситуация такова,  что
многие из тех,  кто  шестнадцать  лет  назад  ратовал  за  неукоснительное
соблюдение права старшинства, теперь хотят видеть Брендона королем. Сам же
Брендон от этого не в восторге, ему никогда не улыбалось сидеть  на  троне
отца, но в то же время он горячо  любит  наш  Дом  и  все  Царство  Света.
Брендон обладает всеми качествами, необходимыми хорошему  монарху,  и  ему
претит дурное управление государством.  По  большому  счету,  его  желание
занять престол проистекает не из стремления к власти как  таковой,  но  из
патриотизма... - Бренда умолкла, будто колеблясь: стоит об  этом  говорить
или нет. Потом все же сказала: - Правда, с некоторых пор он отчаянно хочет
выйти из игры.
     - Почему?
     - Он объясняет это тем, что королева Рахиль якобы благотворно  влияет
на Амадиса.
     - А это не так?
     - Нет, конечно. Тут Брендон лукавит. На самом деле он чертовски устал
от борьбы за власть, ему до смерти надоели мамины интриги.
     - Так это Юнона хочет посадить его на трон?
     - Не только она, но и многие другие.  Однако  следует  признать,  что
мама играет в этом деле ведущую роль. Выйдя замуж  за  короля  Марса,  она
усилила позиции Брендона и вместе с тем -  свои  собственные.  Дом  Ареса,
даром что недавно восстановлен, весьма могуществен, и его поддержка  очень
важна для нас. Почти так же безусловно  нас  поддерживает  Дом  Теллуса  -
христианам не по нутру, что Светом заправляет дочь Израиля.  То  же  самое
относится и к последователям Магомета. В общей сложности девять  Домов  из
девятнадцати ныне сущих, в том числе и милые твоему сердцу Сумерки, готовы
в той или иной форме оказать Брендону содействие в борьбе за престол.
     Мне стало горько и тоскливо. Минули, ушли безвозвратно  те  блаженные
времена, когда Дома были едины в  своем  стремлении  сохранить  мир  между
собой, чтобы успешно противостоять экспансии  Хаоса.  Все  возвращается  в
круги своя, вспоминаются былые обиды и раздоры, с новой  силой  вспыхивает
давняя и, казалось, уже забытая вражда. Я родился и вырос в эпоху  мира  и
согласия и думал, что так будет продолжаться  вечно.  Иное  представлялось
мне диким, ненормальным, противоестественным.
     - Гражданская война, - хмуро произнес я. - Мне это не нравится.
     - Брендону тоже, - сказала  Бренда.  -  В  последнее  время  ему  так
хочется послать все к чертям собачьим и зажить спокойной  жизнью,  уступив
место вождя Эрику...
     - Кому-кому? - удивленно перебил ее я.
     - Ах да, ты же не знаешь. Пока ты отсутствовал, у  нас  появился  еще
один брат и две сестрички - Этне и Клара. Сейчас Эрику пятнадцать лет,  он
живет вместе с мамой  на  Истинном  Марсе,  где  находится  самая  большая
колония  Светозарных,  недовольных  нынешним  режимом  на   родине.   Эрик
воспитывается как настоящий сын Света, но он еще очень молод,  к  тому  же
его, в отличие от Брендона, отец не прочил себе в наследники.
     - Понятно. Стало быть, теперь слухи о ваших отношениях уже не  вредят
Брендону?
     -  Они  потеряли  былую  актуальность.  Со  временем  люди  ко  всему
привыкают, и многие, даже веря в то, что Брендон спит или  спал  со  мной,
уже смирились с  этим.  К  сожалению,  нашему  отцу  не  хватило  выдержки
подождать лет десять-пятнадцать, пока  все  не  утрясется  само  собой.  -
Несколько секунд Бренда помолчала, что-то взвешивая в уме, потом добавила:
- Впрочем, не исключено,  что  я  упрощаю  ситуацию.  Многие  предпочитают
закрывать глаза на нашу мнимую связь, исходя  из  сегодняшнего  опыта,  но
останься   отец   в   живых,   Амадису   не   представилось   бы    случая
продемонстрировать свою полную несостоятельность как монарха, а Рахиль  из
Израиля не была бы королевой Света. Так что  я,  честно  говоря,  даже  не
знаю, как бы тогда к нам относились.
     "Пенни, детка, - с некоторой досадой подумал я. - Ты была не до конца
откровенна с папочкой. Интересно, о чем ты еще умолчала?"
     И я осторожно закинул удочку:
     - А Брендона не посещала мысль  жениться  на  тебе  и  таким  образом
оттолкнуть от себя союзников, уж коль скоро он хочет выйти из игры?
     Ничего не заподозрив, Бренда проглотила наживку и ответила:
     - Нет, такое нам в голову не приходило. Но была другая идея, не столь
радикальная, чуть помягче и поизящнее.
     - Какая?
     - Не далее как год назад Пенни и Брендон решили пожениться.
     - Да ну! - воскликнул я, сделав вид, что поражен этим известием.
     -  Так  оно  и  было.  Брендон   наивно   полагал,   что   браком   с
незаконнорожденной дочерью своего брата  и  своей  тетки  он  окончательно
скомпрометирует себя, и поспешил сообщить эту радостную весть маме. Однако
мама заявила, что это ничего не меняет. Дескать, дело  зашло  так  далеко,
что он уже не может выйти из игры - зато  может  усложнить  жизнь  себе  и
своим сторонникам.
     Ну и ну! Неужто в Царстве Света царит такой бардак?
     - И тогда Брендон отказался от брака с Пенелопой?
     - Нет, он все равно хотел жениться на ней, потому что  сентиментально
влюблен в нее. - Бренда улыбнулась. - Глупенький!
     - Значит, отказалась Пенелопа?
     - Да, она не захотела быть втянутой в политическую борьбу.  Она  сама
себе Дом и предпочитает оставаться нейтральной. Кроме того, Пенни  склонна
видеть в Брендоне друга и старшего брата, но не мужчину. И вообще, она  во
многом ребенок; женщина в ней все еще  дремлет.  Она  приняла  предложение
Брендона только в надежде помочь ему, и я не думаю,  чтобы  она  отчетливо
представляла все последствия такого решения. Это был благородный жест с ее
стороны, по-детски самоотверженный, но едва лишь  стало  понятно,  что  ее
жертва будет напрасной, Пенни сразу же отступила.
     Я удовлетворенно хмыкнул. Слава богу, Пенелопа не  солгала  мне.  Она
просто умолчала кое о  чем,  не  сказала  всей  правды,  что  было  вполне
естественно. Тем не менее это задело меня.
     Я взял начатый сестрой бутерброд, мигом слопал его  и  запил  глотком
остывшего кофе.
     - Да, кстати, Бренда. Ты не прочь немного посплетничать?
     - О чем?
     - Об этой сенсации  века,  о  женитьбе  Амадиса  на  Рахиль  из  Дома
Израилева. Пенелопа говорит, что существует несколько версий происшедшего.
     - И небось, она изложила тебе ту, согласно которой Амадис убедил царя
Давида отдать за него свою дочь и принять в невестки Каролину.
     - Да. А разве не так?
     - Так считает Брендон; вернее, хочет так считать. А  Пенни  во  всем,
что касается политики, привыкла доверять его мнению... Или делает вид, что
доверяет - вот уж не пойму.
     - Так что же произошло на самом деле? - нетерпеливо осведомился я.
     - В действительности все было с точностью наоборот.  Царь  Давид  сам
пришел к выводу, что без притока свежей крови его  Дом,  понесший  большие
потери  в  Рагнареке,  рано  или  поздно  зачахнет,  и  уже   смирился   с
необходимостью нарушить чистоту своей расы. Но  он  бы  не  был  настоящим
сыном Израиля, если бы не попытался извлечь из этого  выгоду...  -  Бренда
умолкла, так как в этот  момент  послышались  голоса  в  холле,  а  спустя
несколько секунд в кухню вошли мой брат и моя дочь, свежие  и  отдохнувшие
после сиесты.
     Пенелопа приветливо улыбнулась моей сестре, а меня,  после  некоторых
колебаний, поцеловала в щеку.
     - Привет, - сказала она. - Как спалось?
     - Спасибо, - ответил я, млея от ее поцелуя. - Очень хорошо.
     -  А  Бренда,  по  своему  обыкновению,  всю  сиесту  провозилась   с
компьютером, - заметил Брендон, усаживаясь на  стул.  -  Мой  тебе  совет,
Артур: ни в коем случае не поддавайся соблазну поиграть в ее игры.
     - Это почему?
     - Она спец в этом деле. Гений. Ее  игры  чертовски  убедительны,  они
засасывают как трясина. Не в обиду  сестренке  будет  сказано,  но  я  как
психолог  со  всей  ответственностью  заявляю,  что  ее  фирма  занимается
производством и распространением компьютерных вирусов.
     - Гнусная клевета! - обиженно воскликнула Бренда.
     - Вирусов электронной шизофрении, - невозмутимо  уточнил  Брендон.  -
Перед ними бессильна любая антивирусная программа.
     Я ухмыльнулся и сказал:
     - Ты меня заинтриговал, братец. Теперь  я  обязательно  испробую  эти
игры. А ты подумай, не заняться  ли  тебе  их  рекламой.  У  тебя  здорово
получается.
     Между тем Пенелопа взяла с тарелки  один  из  приготовленных  сестрой
бутербродов и весело заявила:
     - Сейчас мы слегка перекусим, а к исходу цикла закатим пир горой.  Мы
с  Брендой  сообразим  что-нибудь  необыкновенное  по  случаю  возвращения
блудного отца и брата.
     - Хорошая мысль, - сказала Бренда. - У меня уже есть кое-какие идеи.
     - Да, вот еще что, - отозвался Брендон, закуривая сигарету. -  Насчет
возвращения. Артур, ты не думаешь, что пора рассказать нам, где ты  был  и
что с тобой произошло?
     - Как раз это я и собираюсь сделать, - ответил я.
     Пенелопа пододвинула стул и  села  рядом  со  мной,  подперев  голову
рукой.  Ее  большие  карие  глаза  смотрели  на  меня  с  любопытством   и
нетерпением, и тут я живо представил, как в  них  появляется  осуждение  и
даже враждебность, когда я  упомяну  о  Дейрдре.  Может  быть,  я  слишком
возомнил о себе, вряд ли я значил для Пенни так много,  но  все  же  я  не
хотел рисковать, ставя под угрозу наши отношения,  которые  только  начали
складываться.
     В общем, я решил пока что ничего не говорить о Дейрдре. Пока - а  там
видно будет.

                                    5

     К исходу цикла вычисления по программе Дианы застопорились. Компьютер
с бешеной скоростью листал миры вдоль Тоннеля,  по  которому  она  ушла  в
бесконечность, но никаких намеков на сходимость ни по одному  из  основных
параметров не было. По второстепенным, впрочем, тоже. Так что вопрос, куда
ведет этот Тоннель и  где  он  выходит  в  Срединных  мирах  (если  вообще
куда-нибудь  ведет  и  где-нибудь  выходит),  оставался  открытым.  Бренда
сказала, что результатов (если они вообще будут) следует ожидать не раньше
чем через несколько дней. Я приуныл: ведь уже были произведены расчеты для
99,9999% собственной длины Тоннеля, а света в его конце все  еще  не  было
видно.
     100%  -  99,9999%  =  0,0001%.  Одна  десятитысячная  процента,  одна
миллионная целого - казалось бы, такой мизер!  Но  пусть  вас  не  смущает
столь малая величина - в ней заключена бесконечность, тогда как предыдущий
отрезок  пути  пролегает  через  большое,   но   конечное   число   миров.
Теоретически  способ  пересечения  бесконечности  за  конечное  время   до
смешного прост. Каждому ребенку-причащенному  известно,  что  между  двумя
произвольными точками во вселенной можно проложить  Тоннель  сколь  угодно
малой длины (правда, при этом возникает неопределенность в  момент  выхода
из него); таким образом, двигаясь вдоль избранной Формирующей и от мира  к
миру уменьшая промежуток в геометрической прогрессии, можно добиться того,
что бесконечность будет преодолена, скажем, за несколько часов.
     Но увы, как и все вещи в мире, это выглядит просто и  изящно  лишь  в
теории - на практике же все гораздо сложнее. И  куда  опаснее,  чем  можно
было подумать. Из более чем четырех сотен  смельчаков,  проделавших  такой
фортель, уцелел только я один, да и то невероятным  чудом.  Вспомнив  свою
прежнюю жизнь, я вспомнил и свое путешествие в  бесконечность  и  вспомнил
то, что поджидало меня в  самом  конце  Тоннеля.  Это  невозможно  описать
словами, такая игра первозданных стихий неподвластна даже  самому  бурному
человеческому воображению, а любые аналогии здесь неуместны. Скажу только,
что я понять не мог, как это я уцелел.
     Впрочем, это был не единственный вопрос,  на  который  я  не  находил
ответа. Вопреки всем доводам здравого смысла я  продолжал  надеяться,  что
компьютер подскажет мне, где искать Диану...  Или  ее  могилу!  Неужели  я
стремлюсь именно к этому - удостовериться, что  Диана  мертва?  Неужели  я
такой черствый,  бессердечный,  расчетливый  эгоист?..  Или  же  я  просто
трезвый реалист? Может быть, несмотря на свою крайнюю сентиментальность  и
вполне естественное для каждого человека стремление к самообману, я  жажду
определенности? Той самой определенности, которая,  по  всей  вероятности,
должна гласить: "Здесь покоится Диана, принцесса из Сумерек,  возлюбленная
жена и мать. Reqiescat in pace"...
     Не уверен, не знаю, да и знать не хочу. Мне  было  горько  и  стыдно,
когда я думал об этом, и я решительно гнал прочь подобные мысли,  ибо  они
причиняли мне боль.

     Как я уже упоминал, цикл был  на  исходе.  Девочки  делали  последние
приготовления к предстоящей пирушке, мы с Брендоном  старались  им  чем-то
помочь, но только мешали, и в конце концов они велели нам  не  путаться  у
них под ногами. Тогда брат предложил мне пойти прогуляться перед ужином  и
я согласился.
     Мы вышли из дома и направились к опушке  леса.  Небо  над  нами  было
чистым, безоблачным; верхний край огромного красного  солнца  нависал  над
побитыми ливнем оранжевыми кронами деревьев.  То  тут,  то  там  виднелись
согнутые и сломанные стволы, прибитые к земле кусты, трава была  мокрая  и
помятая, вокруг было множество луж с теплой и мутной водой.
     Слава богу, ветер дул с ночи; было свежо и прохладно. Мы с  Брендоном
шли, куда глаза глядят, курили и разговаривали. В основном мы вспоминали о
днях минувших, но, утолив свою жажду по прошлому, как-то незаметно перешли
к делам насущным.
     - Все это порядком достало  меня,  -  сказал  Брендон,  имея  в  виду
попытки возвести его на престол. - К счастью, теперь я вне игры.
     - Нашел какой-то выход? - поинтересовался я.
     Брат ухмыльнулся.
     - Выход сам нашелся.
     - О чем ты говоришь?
     - Вернее, о ком. О тебе.
     Я вопрошающе взглянул на него.
     - Ты это серьезно?
     - Конечно!  Ведь  ты  старше  меня,  к  тому  же  обладаешь  огромным
могуществом - Силой нашего прадеда. Так что тебе и карты в руки.
     - Ну уж нет! - решительно произнес я. - В ваши игры я не играю.
     - А тебя никто и спрашивать не будет. С возвращением ты автоматически
становишься лидером оппозиции, то есть занимаешь мое место. Ведь формально
отец назначил меня наследником престола из-за того,  что  ты  был  признан
погибшим.
     - Но только формально.
     - Теперь это неважно. И вообще, Артур, в глазах большинства ты  более
предпочтительная кандидатура на престол, чем я. За годы отсутствия ты стал
своего рода легендой. Твои прежние грехи прощены и забыты, о  тебе  помнят
только хорошее, на твою сторону перейдут многие из  тех,  кто  сейчас  еще
колеблется в нерешительности. Так что выбора у тебя нет. Пойми это.
     Я промолчал. Брендон смотрел на меня,  ожидая  ответа,  как  вдруг  в
глазах его зажглись искорки, а уголки  губ  тронула  лукавая  улыбка,  как
будто в голову ему пришла очень забавная и остроумная мысль.
     - Впрочем, нет, я не прав. Кое-какой выбор у тебя  все  же  есть.  Ты
можешь официально признать Амадиса законным королем. Приняв  его  сторону,
ты тем самым внесешь раскол в стан недовольных и, возможно,  предотвратишь
гражданскую войну. Этим ты окажешь всем большую услугу.
     - А почему ТЫ этого не сделал? - спросил я.
     Брендон нахмурился и, немного помедлив, ответил:
     - Из принципа. Из упрямства. Может быть, из чувства долга.  А  еще  я
ненавижу Амадиса.
     - А я всегда был дружен с ним. И не хочу, чтобы мы стали врагами.
     - Тогда тебе придется признать его.
     - И вместе с ним выступить против тебя? Нет уж, уволь.
     - В таком случае ты должен встать во главе нашей партии.
     - Тоже нет. - Я покачал головой. - Если ты  собираешься  взвалить  на
мои плечи бремя лидерства, оставь эту затею. У меня и так забот полон рот.
Учти, что я не  только  нашел  Источник;  я  обнаружил  мир  с  устойчивой
цивилизацией Одаренных. Ты понимаешь, что это значит?
     Брендон  вдруг  остановился  как  вкопанный  и   устремил   на   меня
восхищенный взгляд.
     - Черт побери! Основание Дома!
     - Вот именно. Неужели ты думаешь, что я променяю эту почетную миссию,
на весьма  сомнительную  честь  свергнуть  с  отцовского  престола  нашего
сводного брата?
     Брендон опустил глаза и вздохнул.
     - Счастливый ты человек, Артур, - с немалой  долей  зависти  произнес
он. - Вечно тебе везет. Ты отправился туда, откуда возврата нет, но все же
вернулся, овладев неслыханным могуществом и обнаружив мир нашего предка, а
теперь собираешься основать там свой собственный Дом. На  двадцать  лет  у
тебя отшибло память, зато тебе выпало счастье  заново  прожить  детство  -
самую лучшую пору жизни. Ты потерял любимую женщину, но она оставила  тебе
прекрасную дочь, о которой любой другой отец может только мечтать...
     Теплота его тона, когда  он  заговорил  о  Пенелопе,  мне  совсем  не
понравилась.
     - Что у тебя с ней? - резко спросил я.
     Брендон покраснел, как провинившийся школьник. Лишь теперь я заметил,
что выглядит он довольно молодо,  только  напускает  на  себя  слишком  уж
респектабельный вид и оттого кажется старше.
     - Ну! - требовательно произнес я. - Отвечай же!
     - Ничего между нами нет, - совладав с собой, ответил  Брендон.  -  Мы
просто друзья. Старые добрые друзья.
     - И по старой дружбе собирались пожениться?
     - Ну... Это была плохая идея. К счастью, мы вовремя поняли это...  То
есть, первой это поняла Пенни, а потом уже я.
     - Но не сразу. Ты продолжал настаивать  на  этом  браке  даже  тогда,
когда Пенелопа передумала. Ведь правда?
     - Правда,  -  со  вздохом  подтвердил  Брендон.  -  Пенни  прелестная
девушка, и мысль о том, что  она  станет  моей  женой,  неожиданно  сильно
увлекла меня.  Пожалуй,  чересчур  сильно.  Но  это  было  лишь  временное
помрачение  рассудка.  -  Он  взял  меня  за  руку  и,  осмелев,  с  жаром
проговорил: - Поверь мне, Артур, ничего у меня с твоей дочерью не было. Мы
с Пенни только друзья, честное слово.  Я  отношусь  к  ней  как  к  родной
сестре, а она видит во мне только брата.
     - М-да, брата, - многозначительно произнес я.
     - Да, брата! - твердо сказал Брендон. - И то, что она согласилась  на
мое предложение, свидетельствует лишь о том, что она принимает мои  заботы
и проблемы близко к сердцу.
     - Очень близко, - заметил я. -  Так  близко,  что  даже  решилась  на
кровосмешение.
     - Уж лучше  кровосмешение,  чем  кровопролитие.  Именно  из  этого  я
исходил, когда просил Пенни стать моей женой. Я не хочу проливать  людскую
кровь ради короны Света. Мое честолюбие не заходит так далеко.
     - Мое тоже. Тем более, что, в отличие от тебя, я не питаю ненависти к
Амадису. Я не хочу вступать с ним на тропу войны.
     - А это не обязательно. В отличие от меня, ты можешь раскурить с  ним
трубку мира. Если ты, первоначально возглавив оппозицию, затем примиришься
с Амадисом, это, скорее всего, будет означать конец междоусобной вражды  в
нашем Доме. Сейчас обстоятельства изменились.
     - В какую сторону?
     - Несомненно, в лучшую. Королева Рахиль действует весьма  решительно.
Она разогнала банду дружков и любовниц Амадиса,  которые  правили  за  его
спиной, и начала наводить в Царстве Света порядок. Я уверен, что в  скором
времени обстановка в Доме нормализуется.
     - Ты действительно веришь в это? - спросил я.  -  Или  только  хочешь
верить?
     Брендон вздрогнул и смерил меня подозрительным взглядом.
     - Это тебе Бренда сказала?
     Я не успел ответить, так как внезапно почувствовал слабое давление на
мозг. После моего  возвращения  в  Экватор  со  мной  пытались  установить
контакт в среднем  каждые  полчаса,  но  поскольку  я  перекодировал  свой
Самоцвет, то ощущал эти попытки как легкие  прикосновения  к  самому  краю
моего сознания, которые не причиняли мне никаких неудобств. Однако на  сей
раз вызов беспрепятственно миновал установленные новой  кодировкой  блоки,
из чего следовало, что со мной связывались через специально настроенное на
меня зеркало. Такое зеркало могло быть только одно.
     - Морган? - отозвался я, привычным жестом давая брату понять,  что  я
на связи.
     -  Нет,  -  последовал  мысленный  ответ,  одновременно  знакомые   и
незнакомые ментограммы которого вызвали у меня сильное волнение. - Это  я,
лорд Кевин. Дана.
     Будто тупая игла вонзилась в мое сердце, и оно болезненно заныло. Что
это со мной? Проклятье!..
     - Одну минуту, миледи, - послал я мысль в ответ, затем  повернулся  к
Брендону и спросил: - При тебе есть зеркало?
     Тот молча развел руками.
     Тогда я подошел к ближайшей луже и, вызвав Образ Источника,  произвел
над  ней  ряд  манипуляций,  изменивших  физические  свойства   отражающей
поверхности.
     Бледно-голубое небо, оранжевая листва соседних деревьев и мое лицо на
мгновение стали видны в луже намного четче, почти как в зеркале. Потом  по
ее поверхности пробежала мелкая рябь, смазывая  отражения  предметов,  она
стала матовой, а еще спустя несколько секунд туман расступился, и я увидел
лицо Даны в обрамлении сияющих золотисто-рыжих волос.
     Даже беспристрастный наблюдатель мог смело назвать Дану красавицей  -
а я, на  свою  беду,  не  был  беспристрастным  наблюдателем.  Я  чуть  не
задохнулся от горького наслаждения видеть ее, смотреть в волнующую глубину
ее изумрудно-зеленых глаз,  трепетно  прикасаться  своим  сознанием  к  ее
сознанию...
     - Милорд, - заговорила она немного обескураженно. - Я вижу вас... как
будто снизу вверх.
     Я присел на корточки и склонился над лужей.
     - Прошу прощения, миледи,  но  таковы  обстоятельства.  Нам  придется
смириться с этим неудобством.
     - Хорошо, - кивнула Дана и взгляд ее устремился мимо меня.  -  А  это
кто?
     Я повернул голову и увидел рядом с собой Брендона. По  всем  правилам
приличия ему следовало бы отойти в сторонку, чтобы не мешать  мне.  Однако
он  этого  не  сделал,  и  вовсе  не  потому  что  был   невоспитанным   и
бесцеремонным. Я понял, что хотя Брендон и сам остро  нуждается  в  помощи
психолога, чтобы разобраться в своем противоречивом  отношении  к  власти,
Амадису и королеве Рахиль, он, видимо, неплохо знает людей, раз так быстро
догадался, что я не хочу (вернее, боюсь) оставаться с Даной наедине. Чтобы
выручить меня, он даже решился на такое вопиющее нарушение этикета.
     - Это мой брат Брендон, принцесса, -  ответил  я,  и  Брендон  слегка
поклонился ей.
     Дана удивленно приподняла бровь, но, вопреки моим ожиданиям, не  была
ошеломлена тем, что у меня есть брат.
     - Очень приятно, милорд, - сказала она.
     - Рад с вами познакомиться, миледи, - вежливо произнес Брендон.  -  Я
вам не помешаю?
     - О нет, ни в коей мере, - заверила его Дана и вновь перевела  взгляд
на меня. - Со мной лорд Фергюсон. Он был так  любезен,  что  позволил  мне
переговорить с вами.
     Зеркальце в руках Даны немного отклонилось, и я увидел лицо  Моргана,
который приветливо ухмылялся мне. Так, так, стало быть, и  она  не  горела
желанием остаться со мной наедине. Или, скорее, боялась. Что ж, взаимно.
     - Я слушаю  вас,  принцесса,  -  сказал  я,  когда  изображение  Даны
вернулось.
     - Я насчет Колина.
     - Да? А что с ним?
     - Это я и хочу выяснить. Когда вы в последний  раз  виделись,  он  не
показался вам странным?
     - Ну, в общем, он был взволнован, зол, рассержен...
     - Нет, я не то  имею  в  виду.  Вам  не  показалось,  что  он  сильно
изменился?
     - Конечно, он изменился. Война сильно меняет людей.
     Дана отрицательно покачала головой.
     - Опять же, не то. Я хочу сказать, что он изменился с тех пор, как мы
виделись с ним в его кабинете. Ну, когда вы вошли во Врата.
     - Ага, - проронил я. - Так что же случилось потом?
     - Колин отправился вас искать и  отсутствовал  всю  оставшуюся  часть
ночи, целый день и всю следующую ночь. Объявился  он  лишь  к  утру  -  но
какой!
     - И какой же?
     - Его будто подменили. Сначала мне даже показалось,  что  это  совсем
другой человек.
     - Но это был Колин, - полувопросительно,  полуутвердительно  произнес
я, уже начиная догадываться, что произошло.
     - Да, - ответила Дана, - без  сомнений,  это  был  Колин.  Просто  он
сильно изменился - и не столько внешне, сколько внутренне.
     - Он стал хуже или лучше?
     - Он стал другим! Так невозможно измениться ни за день, ни за неделю,
ни даже за месяц - для этого требуются годы. И еще одно. Когда мы говорили
с ним о событиях той ночи, у него был такой вид, словно они происходили не
два дня назад, а очень и очень давно.
     - По всей видимости, для него так оно и было, - сказал я. - Наверное,
он просто устал от войны и  государственных  забот  и  решил  отдохнуть  в
месте, где время течет очень быстро - скажем, год за один день.
     - Вы тоже так думаете?
     - А почему тоже? - удивленно переспросил я.
     - Лорд Фергюсон высказал такое же предположение.
     - Думаю, он прав. И если это так, то причин для особого  беспокойства
нет. С Колином все в порядке, просто он стал на год-другой старше.
     Дана кивнула и  застенчиво  улыбнулась,  как  будто  просила  у  меня
прощения.
     Я чуть не выругался вслух, но в последний момент сдержался и  закусил
губу. Черт побери! Она уже догадалась, что произошло  с  Колином,  однако,
когда Морган проболтался ей  о  зеркальце,  использовала  случившееся  как
предлог  (скорее  всего,  бессознательно),  чтобы  поговорить   со   мной.
Интересно, понял ли это Морган? Поняла ли сама Дана, что ею движет?
     А вот Брендон, мне кажется, сразу сообразил, что тут не все чисто.
     Я еще раз заверил Дану, что ей нечего волноваться (хотя вряд  ли  она
сильно переживала за Колина); затем я перекинулся парой слов  с  Морганом,
сказал ему, что вернусь через несколько дней, и на  этом  мы  попрощались.
Когда  изображение  Даны  и  Моргана  растаяло,  а  лужа  превратилась   в
обыкновенную лужу с мутной водой, Брендон хитро усмехнулся и произнес:
     - Твоя подружка? Хорошенькая.
     - Она невеста моего друга, - ответил я, вставая с корточек. - Правда,
в последнее время у них возникли кое-какие проблемы.
     Тут я получил  от  Пенелопы  мысленное  сообщение,  что  минут  через
десять-пятнадцать ужин будет готов.  Меня  порадовало  то,  как  быстро  и
непринужденно между нами установился ментальный контакт.
     - Нам пора возвращаться, - сказал Брендон; очевидно, сестра  сообщила
ему то же самое. - Пойдем.
     Шагов сто мы прошли молча. Затем брат спросил:
     - Почему ты снова не связался с мамой?
     - Времени не было.
     - Мог бы и выкроить. Последние три дня она  места  себе  не  находит,
только о тебе и говорит. Ты всегда был ее любимцем, даже  когда  исчез.  -
Брендон завистливо покосился на меня. -  Может,  ты  обижаешься,  что  она
снова вышла замуж? Это глупо.
     - Чья бы корова мычала, - огрызнулся  я,  чувствуя,  что  краснею.  -
Можно подумать, что ты бросился на шею королю Марса с криками: "Папочка!"
     Брендон тоже смутился.
     - Ну, вообще-то ты прав, - нехотя признался  он.  -  Первое  время  я
относился к нему враждебно и был здорово обижен на мать. Но я  не  избегал
ее, как ты.
     - Я уклоняюсь от встречи с ней не поэтому, - ответил я.
     - А почему?
     - Я собираюсь побывать в Хаосе и не хочу, чтобы Юнона последовала  за
мной.
     - Ага! Ты надеешься разузнать у Врага, где может быть Диана?
     - В частности это.
     - Тогда я с тобой.
     - Со мной будет Пенни.
     - И я, - настаивал Брендон. - А Бренда нас подстрахует.
     Я был уверен, что не нуждаюсь ни в какой подстраховке, и все  же  мне
стало интересно.
     - Подстрахует, говоришь? Но как?
     - Она будет стоять в другом конце Тоннеля и в случае опасности  сразу
же вернет нас обратно.
     - Неужели она сможет выдернуть нас из Хаоса? - удивленно спросил я.
     - Меня наверняка, у нас с ней особая связь. Ну  а  я  потяну  вас  за
собой.
     - Понятно. Вот только ты не учел один момент.
     - Какой?
     - В Чертогах Смерти время течет очень  медленно.  Если  не  ошибаюсь,
одна минута за двадцать два часа и семнадцать минут в Истинных Сумерках...
     - И две с половиной секунды.
     - Тем более. Бренде придется  несколько  дней  непрерывно  держать  с
тобой связь, чтобы  в  нужный  момент  мгновенно  активировать  Тоннельный
переход. Когда же она будет спать? Да и вообще, даже  я  не  смог  бы  так
долго находиться с кем бы то ни было в ментальном контакте.
     - Значит, ты не во всем превосходишь нас, - заметил мой брат. - Я уже
говорил тебе, что у нас с Брендой особая связь. Мы не теряем контакт  друг
с другом даже во сне.
     - Вот как? - сказал я, не скрывая своего удивления. Это  было  что-то
новенькое. Разумеется, я знал, что Брендон и Бренда  тесно  связаны  между
собой, однако не думал, что НАСТОЛЬКО тесно. - А какого рода этот контакт?
     - Обычно периферийный, на уровне  простейших  эмоций.  А  разница  во
времени, кстати, будет нам только на руку. Бренде  не  придется  постоянно
быть  начеку.  Она  всегда  успеет  сосредоточиться,  даже,   если   надо,
проснуться и открыть вход в Тоннель. По нашему  отсчету  это  займет  лишь
несколько сотых долей секунды. А  что  касается  Бренды,  то  единственное
неудобство, которое она будет испытывать, это необходимость  держать  свои
эмоции в узде и не слишком интенсивно общаться с  Формирующими,  чтобы  не
выдернуть меня преждевременно.
     - М-да, - сказал я. - Между прочим, раньше вы не  говорили  мне,  что
постоянно находитесь в контакте.
     Брендон пожал плечами.
     - Тогда мы были детьми, и  нам  это  казалось  естественным...  Да  и
сейчас кажется естественным.  Просто  теперь  мы  понимаем,  что  наш  дар
уникален.
     Я хмыкнул. Выходит, близняшки на пару переживают  очень  волнующие  и
очень интимные моменты из жизни друг друга. Забавно, подумал  я  и  только
тогда обнаружил, что невольно высказал эту мысль вслух. Не  знаю,  что  на
меня нашло. Наверно, я позволил себе не в меру расслабиться.
     К моему вящему изумлению, Брендон не обиделся. С тяжелым  вздохом  он
произнес:
     - Где уж там забавно! Когда  Бренда  страдает,  мне  тоже  становится
больно. А она страдает всю свою жизнь. Бедная сестренка, после смерти мужа
она живет как монашка.
     - В самом деле? - сказал я, пораженный тем, что он говорит мне  такие
вещи.
     - Да,  в  самом  деле.  Большинство  женщин  только  строят  из  себя
недотрог, хотя таковыми не являются, а вот с Брендой все  наоборот.  Порой
она может показаться тебе слишком фривольной и даже  распущенной,  но  это
лишь игра. Хочешь верь, хочешь не верь, ее  муж  был  у  нее  единственным
мужчиной... - Тут Брендон умолк и недоуменно моргнул. - Ах, прости! Что-то
я разоткровенничался. Наша встреча выбила меня из привычной колеи.
     - Меня тоже, - признался я. - Я очень рад тебя видеть, брат.

     Праздничный стол был почти накрыт.  Когда  мы  с  Брендоном  вошли  в
столовую, Бренда как раз расставляла большие хрустальные бокалы для  вина.
Их было пять.
     - Мы ждем кого-то? - спросил я сестру.
     Она улыбнулась и покачала головой, глядя мимо меня.
     - УЖЕ не ждем.
     Я медленно повернулся, чтобы проследить за направлением ее взгляда, и
остолбенел. На какое-то мгновение у меня перехватило дыхание от радости  и
восторга.
     В дверях, ведущих на кухню, стояла высокая стройная женщина в длинном
голубом платье с алой полупрозрачной накидкой на обнаженных плечах.  Блики
света играли на ее  волнистых  каштановых  волосах,  а  темно-карие  глаза
внимательно смотрели на меня из-под полуопущенных черных ресниц. Ее лицо с
безукоризненно правильными чертами римской  богини  было  совсем  молодым,
фигура - гибкой, девичьей, однако во всем ее облике чувствовались зрелость
и  опыт  ста  тридцати  прожитых  лет.  Красивая  и  суровая,   гордая   и
величественная, ласковая  и  добрая,  такая  милая  и  нежная.  Моя  мать,
Юнона...
     Она погрозила мне пальцем - я так и не понял, всерьез или игриво.
     - Артур, негодник, ты прячешься от мамочки!
     Я кинулся к ней и заключил ее в свои объятия.
     - Мама, - прошептал я. - Милая мама.
     - Ах, Артур, малыш, - сказала она, всхлипывая у меня на плече. -  Мне
так недоставало тебя, сынок...

                                    6

     Вечный закат в Сумерках делится на циклы - условные сумеречные сутки,
состоящие из двух периодов по шестнадцать часов каждый,  либо  из  четырех
четвертей по восемь часов  -  тяжкое  наследие  давным-давно  вышедшей  из
употребления восьмеричной системы исчисления. Так  уж  повелось  издревле,
что Сумеречные спят дважды в сутки - всю первую  четверть,  или  приму,  а
также еще три-четыре часа во время сиесты в конце третьей четверти,  иначе
терции. Я упомянул об этом только для того, чтобы вы знали, что я  имею  в
виду, говоря, что проснулся в пятом часу примы.
     Итак, я проснулся в пятом часу примы; голова у меня раскалывалась  от
адской боли. Слава  богу,  желудок  у  меня  железный,  переваривает  даже
гвозди, не то было бы еще хуже. Накануне  вечером  мы  славно  попировали,
веселились от всей души, то и  дело  смеялись  по  поводу  и  без  всякого
повода, болтали без  умолку  о  разных  пустяках,  вспоминали  прошлое.  Я
напился в стельку и под самый конец ни с того,  ни  с  сего  затянул  Гимн
Света.  Изрядно  пьяные  близняшки  подхватили  мою  песнь,  два  наших  с
Брендоном  тенора  и  хорошо  поставленный  альт  Бренды  звучали  в  лад,
приподнято и торжественно, а  Юнона  и  Пенелопа  глядели  на  нас  с  той
терпеливой снисходительностью, с какой опытный  врач-психиатр  смотрит  на
своего пациента-шизофреника в состоянии невменяемости. Потом я в  одиночку
запел Гимн Сумерек, но моя мать и моя дочь, решив, что  я  уже  достаточно
повеселился, прервали мое сольное выступление и отвели меня в мою комнату.
     Юнона сама раздела меня и уложила, как ребеночка, в  кроватку.  Затем
она долго сидела рядом со мной,  а  я,  спьяну  позабыв  о  своих  трезвых
расчетах, выложил ей все  без  утайки,  все-все  о  своей  жизни  в  мире,
названном мною Землей Артура, даже перечислил ей имена всех  девушек,  что
были у меня на острове, подробно рассказал ей о Дейрдре,  не  забыл  также
упомянуть о Бранвене и Дане... Меня сморил сон, когда я  начал  описывать,
что происходило со мной, когда я купался в Источнике. В качестве наглядной
демонстрации я попытался вызвать Образ,  и,  кажется,  это  вырубило  меня
окончательно.
     Нет, я не жалел, что рассказал  матери  то,  о  чем  рассказывать  не
собирался. В конце концов, я вряд ли бы смог что-либо  скрыть  от  нее  и,
честно говоря, был рад, что мне не пришлось  этого  делать.  Но  я  горько
сожалел о том, что надрался, как свинья. Что подумала обо  мне  моя  дочь,
Пенелопа?..
     Я выбрался из постели и на четвереньках  вполз  в  душевую.  Когда  я
отвернул до упора кран, на меня обрушился поток горячей  воды;  выложенная
кафелем комнатушка мигом наполнилась паром. Я  вызвал  Образ  Источника  и
ускорил обмен веществ в моем организме, выводя  алкоголь  и  продукты  его
разложения. Кровь уже не текла, а  стремительно  неслась  по  моим  жилам;
сердце стучало в бешеном темпе, едва не вырываясь из моей груди.  Я  дышал
глубоко и часто, отвалив челюсть и  вывалив  наружу  язык,  как  загнанная
собака.
     Минут через пятнадцать я выключил горячую воду  и  включил  холодную,
ледяную. А еще четверть часа спустя я вышел из  душевой,  еле  держась  на
ногах от истощения, зато трезвый как стеклышко.
     Физическую усталость я мог снять в два счета, но  не  тут-то  было  с
усталостью психической. Как это ни парадоксально звучит, общение с  силами
отнимает много сил. Нервная система - штука тонкая, уязвимая,  особенно  у
нас, Властелинов, которые то и дело оказываются  на  грани  безумия  из-за
постоянных  стрессовых  перегрузок.  К  счастью,  у  нас  нет  проблем  со
старостью и болезнями (кроме психических), поэтому мы можем позволить себе
много спать, давая отдых своим нервам, а  время  от  времени  мы  и  вовсе
удаляемся в какие-нибудь пасторальные миры, где  забываем  обо  всей  этой
чертовой магии и предаемся праздному безделью в течение многих  месяцев  и
даже лет. Лучший способ борьбы с усталостью - отдых; эта  азбучная  истина
прочно укоренилась в моем мозгу  еще  с  раннего  детства,  посему  я,  не
мудрствуя лукаво, бухнулся на постель и сразу же заснул. Может быть,  даже
захрапел.

     Спал я крепко, без сновидений, и проснулся  лишь  вначале  секунды  -
второй четверти  сумеречных  суток.  Я  чувствовал  себя  отдохнувшим,  но
немного опустошенным; тело мое ныло, мысли  лениво  ворочались  в  голове.
После  недолгих  размышлений  я  пришел  к  выводу,  что  это  скорее   от
пересыпания, чем от усталости, и решительно поднялся с постели.
     Стоя под холодным душем, я думал о предстоящем путешествии в Хаос и о
том, как бы уговорить маму не сопровождать меня. Ничего дельного я  так  и
не придумал и решил действовать по обстоятельствам.
     Приняв душ, побрившись и почистив зубы, я просушил волосы под  струей
теплого воздуха, затем снова воспользовался гардеробом Брендона. Брат  был
значительно ниже меня ростом, но мне все-таки  удалось  подобрать  одежду,
которая пришлась мне впору - или почти впору.
     Пенелопу я нашел в библиотеке на  втором  этаже.  Она  была  одета  в
коротенькое домашнее платье  зеленого  цвета  и  шлепанцы  на  босу  ногу.
Невольно  я  залюбовался  ее  красивыми  ногами  -  длинными,  сильными  и
стройными, и тут в голову  мне  пришла  совершенно  неожиданная  мысль:  а
пристало ли отцу так много думать о своей дочери как о женщине? А если это
и позволено, то как далеко можно заходить в своих мыслях? Этого я не знал;
слишком мал был у меня опыт по части отцовства. На всякий случай  я  решил
подстраховаться и заставил себя думать о Пенни как о маленькой девочке. Не
скажу, что это было легко.
     Увидев меня, Пенелопа отложила в сторону книгу,  над  которой  скорее
размышляла, чем читала ее, встала с кресла, подошла ко  мне  и  поцеловала
меня в щеку.
     - Привет, Артур. С тобой все в порядке?
     - Привет, крошка. Я в полном порядке.
     Пенелопа приподняла брови и растерянно взглянула на  меня.  Обращение
"крошка" прозвучало в моих  устах  как-то  фальшиво,  неуклюже,  наиграно.
Желая замять возникшую неловкость, я торопливо спросил:
     - Как там близняшки?
     - Еще спят. Но, думаю, скоро проснутся.
     - А Юнона?
     - На Истинном Марсе. У нее появились неотложные дела.
     - Когда она обещала вернуться?
     - К концу сиесты.
     - И небось, с целой толпой родственников?
     Пенелопа отрицательно покачала головой.
     - Я так не думаю. Юнона слишком соскучилась по тебе,  чтобы  делиться
тобою с другими, и наверняка попридержит свой язык. Но ты  не  обольщайся,
вскоре тебя изловят и без ее помощи. Со мной уже  связывался  дед  Янус  и
спрашивал о тебе.
     - Ну и?
     - Боюсь,  я  солгала  не  очень  убедительно.  Его  почти  невозможно
обмануть, он видит людей насквозь.
     В мыслях я посочувствовал Пенелопе. По своему опыту я знал, какое это
неблагодарное дело - кривить душой перед Янусом.
     - Кстати. Юнона ничего не говорила о моем намерении побывать в Хаосе?
     - Нет. По-моему, она не подозревает об этом. Она интересовалась, знаю
ли я что-нибудь о твоих дальнейших планах.
     - И что ты ответила?
     - Ничего конкретного. Сказала только, что в ближайшей  перспективе  у
тебя поиски Дианы. В общем, я не солгала; лишь  умолчала  о  том,  что  ты
собираешься повидаться с Врагом.
     Я хмыкнул.
     - Видно, спьяну я забыл ей это сказать. Или  не  успел.  Что  ж,  тем
лучше... Ага! Как там компьютер? Все еще считает?
     - Да.
     - Ты просматривала промежуточные результаты?
     - Час назад, - ответила Пенелопа, хмуря брови. -  Кажется,  случилось
то,  чего  мы  боялись.  Последовательность  вошла   в   область   сильных
нерегулярностей.
     - Пошли посмотрим, - с тяжелым вздохом произнес я.

     Потом мы сидели на кухне. Пенелопа  потчевала  меня  завтраком,  а  я
расспрашивал ее о родственниках из Царства Света и Страны Вечных Сумерек -
о сестрах, родных и сводных, о дядьях и тетях,  о  кузенах  и  кузинах,  о
племянниках и племянницах. Позже к  нам  присоединились  близняшки,  и  мы
горячо заспорили, обсуждая план предстоящей операции под кодовым названием
"Рандеву с Нечистым". В конце  концов  Бренда  таки  согласилась  остаться
здесь, чтобы подстраховать нас и удерживать Юнону от  попыток  последовать
за нами. После достижения консенсуса в этом  вопросе  Брендон  и  Пенелопа
пошли переодеваться, а мы с  Брендой  еще  раз  наведались  к  компьютеру.
Ничего утешительного он нам не сообщил.
     По пути из кабинета в библиотеку, где мы  договорились  собраться,  я
зашел к себе и прихватил свою шпагу. Брендон и Пенелопа уже ждали нас. Моя
дочь была  одета  в  шитую  золотом  тунику  алого  цвета  и  позолоченные
сандалии, блестящие ремешки которых оплетали ее ноги до самых колен. На ее
запястьях сверкали браслеты, пальцы были унизаны  кольцами,  шею  украшало
изумительной  работы  ожерелье.  Она  была  потрясающе  красива   и   живо
напоминала мне сразу двух женщин, которых  я  любил  -  в  равной  степени
сильно, но по-разному, - Юнону и Диану.
     Брендон выглядел просто великолепно. Он был в алой с золотом  мантии,
одетой поверх черного костюма, в темно-красном берете с белым пером  и  со
шпагой на левом боку в отделанных богатой инкрустацией ножнах.  Мне  вдруг
подумалось,  что  он  весьма  внушительно  смотрелся  бы  на  троне  отца,
увенчанный короной Света. Молодой король вечно молодого  королевства...  Я
тряхнул головой. Будь оно все проклято! В прежние времена я был  дружен  с
Амадисом и уважал его, но с другой стороны мне всегда нравился  Брендон  -
еще когда он был малышом. А сейчас я почти физически ощутил  исходящую  от
него силу воли, которой явно  недоставало  Амадису;  он  излучал  величие,
властность и спокойную уверенность в себе. Правда, порой  Брендона  мучили
сомнения,  когда  он  задумывался  над  возможными   последствиями   своих
притязаний на престол, но по мне это было еще одним  свидетельством  того,
что из него получился бы отличный король.
     Нет, сейчас не время думать об этом! Я взял из рук  Брендона  мантию,
которую он принес для меня, и быстро облачился в нее. Теперь мы  все  трое
были в алом и золотом. Как-то не сговариваясь мы дружно решили, что  будем
представлять в Хаосе Свет.
     - Ты готова? - обратился я к Бренде.
     - Я всегда готова,  -  ответила  сестра,  усаживаясь  в  кресло.  Она
взглянула на Брендона - тот ласково улыбнулся ей на прощание.
     Я взял брата и дочь за руки и мысленно потянулся вдоль Формирующих  к
самым их Истокам. Передо мной  повис  Образ  Источника,  меня  переполнила
Сила.
     Я попытался как можно  четче  представить  цель  нашего  путешествия:
искривленное пространство, пол, выложенный разноцветными плитами,  высокий
сводчатый потолок, роспись  на  стенах,  вызывающая  в  памяти  строки  из
Дантова "Ада".
     Путь из Сумерек в Хаос...  Лента  дороги,  концы  которой  смыкаются,
превращая ее в лист Мебиуса...
     Можно следовать по этой дороге и так попасть в пункт  назначения,  но
можно, не двигаясь с места, проткнуть в ней крохотную дырочку  и  выйти  с
обратной стороны - результат будет один и тот же...
     Пространство и время сворачиваются в лист Мебиуса...
     Тонкая струя энергии из глубин Источника - такая же острая для  ткани
пространства-времени,   как   лазерный   скальпель   хирурга   для   ткани
человеческого тела...
     Укол!..
     Прокол!
     На короткое мгновение фиолетовая дымка окутала мир вокруг нас.  Потом
она исчезла, но мир уже стал другим. Нелинейным, неевклидовым.
     Хаос. Преддверие Ада... Если не сам Ад...
     Мы оказались в Чертогах Смерти. Над нами нависал  сводчатый  потолок,
под нашими ногами  во  все  стороны  разбегались  разноцветные  плиты,  на
стенах...
     Из груди Пенелопы вырвался возглас восхищения. Со смешанным  чувством
восторга и суеверного ужаса она увлеченно  рассматривала  фрески.  В  моей
памяти тут же всплыло множество мелких  деталей,  которым  я  поначалу  не
придал  особого  значения;  я  вспомнил  о  нескольких  десятках   картин,
развешанных по всему дому, большинство из которых явно были написаны одной
и той же рукой; я вспомнил лесенку, ведущую со второго  этажа  на  чердак,
видимо, в студию, и наконец до меня дошло, что Пенелопа - художник!
     "А чтоб мне пусто было! - мысленно выругал я себя. - Какой же я отец,
если мне до сих пор не пришло в голову  поинтересоваться,  чем  занимается
моя дочь..."
     Брендона,  судя  по  всему,  мало  трогала  живопись.  В  отличие  от
Пенелопы, он лишь бегло скользнул  взглядом  по  стенам,  поглядел  вверх,
зябко повел плечами, затем обратил свой взор на меня. Глаза его сияли. Да,
он увлекался Искусством - но Искусством иного рода.
     - Артур! Как  у  тебя  получилось?  Ведь  это  похоже  на  мгновенное
перемещение!
     - Можно сказать, мы прошли через Тоннель, - ответил я,  не  вникая  в
подробности. - Но Тоннель этот был нулевой длины.
     - А как же неопределенность?
     - Я ее локализовал и свел на нет.
     Брендон покачал головой.
     - Ну, брат, ты могуч! Походя ты нарушаешь законы вселенной.
     - Нам еще неведомы  истинные  законы,  действующие  во  вселенной,  -
заметил я. - Ты держишь связь с Брендой?
     - Да.
     - Интересно, как вам это удается?
     - Это нельзя объяснить словами. Мы всегда, с момента  нашего  зачатия
были единым целым. - Брендон немного помедлил, затем  доверительным  тоном
сообщил: - Глупцы те, кто обвиняет нас с Брендой в кровосмешении.  На  кой
черт нам физическая близость, когда мы и так близки, что дальше уж некуда.
Порой мы даже устаем от нашей близости.
     Я только хмыкнул в ответ. Я никак не мог взять в толк, почему Брендон
так откровенен со мной. Именно со мной - с братом, которого он не видел  с
десяти лет, а следовательно, не мог знать меня настолько хорошо, чтобы без
опаски поверять мне свои самые сокровенные тайны. Впрочем, если  он  остро
нуждался в ком-то, кому мог бы излить свою душу (а я подозревал,  что  так
оно и есть), то среди братьев широкого выбора у него как раз и не было: я,
знакомый ему лишь по смутным детским воспоминаниям,  Амадис,  которого  он
ненавидел,  Александр  по   прозвищу   В-семье-не-без-урода,   который   с
глубочайшим  презрением  относился   ко   всей   нашей   родне,   да   еще
пятнадцатилетний Эрик, который был слишком юн. Так что я, даже несмотря на
свое долгое отсутствие, видимо,  показался  Брендону  наиболее  подходящей
кандидатурой, чтобы чисто по-братски посекретничать со мной.
     Из состояния задумчивости меня вывела Пенелопа.
     - Ой, мальчики! - выдохнула она, указывая  пальцем  на  фреску  перед
собой. - Посмотрите!
     Мы взглянули в указанном направлении - и  по  нашим  спинам  пробежал
озноб. Это была чисто рефлекторная реакция на неожиданность, мы не  успели
даже испугаться как следует и  были  скорее  изумлены,  чем  по-настоящему
напуганы происшедшим. К тому  же  мы,  Властелины  Экватора,  люди  не  из
робкого десятка и не привыкли испытывать страх, что бы там ни случилось.
     А дело было в том, что один из нарисованных на стене чертей  внезапно
ожил и зашевелился. Он пристально поглядел на нас своими горящими глазами,
сделал  движение  вперед  и  сошел  с  фрески,  превратившись  в  смуглого
черноволосого человека, одетого во все черное, с черными и блестящими, как
угли, глазами и с горбинкой на носу.
     - Приветствую тебя,  Артур,  сын  Утера,  принц  Света!  -  напыщенно
произнес он. - Ты хотел видеть меня?
     - Да, - ответил я.
     - Зачем?
     -  Чтобы  продолжить  наш  прерванный   разговор.   Теперь   я   имею
представление о его предмете.
     Враг с важным видом кивнул.
     - Знаю. Ты оправдал те надежды, что я возлагал на тебя. Ты был  одним
из немногих Властелинов, которые могли с моей  помощью  преодолеть  барьер
бесконечности, и ты единственный из них, кто,  по  моему  мнению,  достоин
быть Хозяином Источника.
     Сказать, что я был ошарашен словами  Врага,  значит  еще  не  сказать
ничего. Это был удар ниже пояса. Брендон прошептал за моей спиной какое-то
забористое проклятие. Пенелопа тихо ахнула.
     - О чем ты толкуешь, Князь Тьмы? - внезапно осипшим  голосом  спросил
я. - Ты хочешь сказать, что помог мне преодолеть барьер?
     - Я не хочу сказать, а говорю это. При  нашей  предыдущей  встрече  я
наложил на тебя заклятие, которое ты не ощутил, но которое позволило  тебе
избежать неминуемой смерти по ту сторону бесконечности и  привело  тебя  в
мир твоего прадеда, короля Артура.
     По-моему, я хрюкнул. Точно не помню. Все мои планы полетели кувырком,
и разговор, который я рассчитывал вести в заданном мною  русле,  с  самого
начала приобрел совершенно неожиданный для меня оборот.
     - Ты поражен, принц Света? -  с  легкой  ухмылкой  осведомился  Враг,
нарушая затянувшееся молчание. - Я готов ответить  на  все  твои  вопросы.
Спрашивай.
     Меня опередил Брендон.
     - Если ты не врешь и действительно помог Артуру, - сказал  он,  -  то
возникает законный вопрос: зачем ты сделал это?
     Враг перевел на меня свой внимательный взгляд. Я  продолжал  молчать,
отчаянно борясь с охватившим  меня  желанием  призвать  к  себе  все  свое
могущество и сокрушить негодяя, который посмел  играть  со  мной  в  такие
игры. От этого, продиктованного слепой яростью шага меня удерживала  мысль
о том, что в распоряжении Врага имеется Инь,  мощь  Хаоса,  и  чем  бы  ни
закончился поединок фундаментальных сил вселенной,  первыми  его  жертвами
падут мой брат и  моя  дочь.  Тогда  я  ужасно  злился,  что  позволил  им
сопровождать меня,  однако  впоследствии,  здраво  поразмыслив,  пришел  к
выводу, что их присутствие помогло мне избежать  роковой  ошибки,  сдержав
мой первый и крайне неконструктивный порыв.
     - Вполне законный вопрос, - медленно заговорил Враг, пялясь  на  меня
своими черными глазами. - Я хотел, чтобы принц Артур добрался до Источника
и овладел Силой третьего, помимо Хаоса и Порядка, полюса мироздания.
     - Но зачем? - снова спросил Брендон.
     - Ради стабильности и равновесия во  вселенной.  Не  так  давно  Хаос
нарушил  установившийся  много   тысячелетий   назад   порядок   вещей   и
вознамерился поглотить Экватор, однако не преуспел в этом и даже  наоборот
- потерпел сокрушительное поражение и понес  значительные  потери.  Возник
сильный крен в сторону Порядка, что, естественно, не в интересах Хаоса, но
также не сулит ничего хорошего Экваториальным мирам.  Принц  Артур  и  его
дочь, Пенелопа из Сумерек, думаю, согласны со  мной.  Твои  же  воззрения,
принц Брендон из Света, мне еще не до конца ясны.
     - Я приверженец концепции Мирового Равновесия, - сказал мой брат.
     - Что ж, это модная  нынче  доктрина.  Тогда  ты  должен  понять  мои
намерения. В данном конкретном случае интересы Хаоса и Мирового Равновесия
совпадают - мы все хотим стабильности. Поэтому я пригласил к себе королеву
Юнону и ее сына, принца Артура...
     - Постой! Насколько мне известно, ты пригласил одну королеву.
     - Да. Но только для того, чтобы она привела с  собой  принца  Артура,
который был мне нужен. Что же касается вашей матери,  королевы  Юноны,  то
она меня нисколько не интересовала.
     - Как ты мог знать...
     - Знал и все тут. Можете называть меня ясновидящим, прорицателем  или
просто проницательным, но я не сомневался, что Юнону будет сопровождать ее
сын Артур.
     Тут я решил, что мне пора вмешаться.
     - Ты слишком дерзок, Князь  Тьмы,  -  гневно  проговорил  я.  -  Твоя
наглость превосходит все мыслимые пределы. Ты вознамерился управлять  мною
как марионеткой!
     - Вовсе нет, принц, - спокойно ответствовал Враг. - Единственным моим
вмешательством в твою судьбу было то, что я сообщил тебе  о  существовании
Источника и наложил на тебя оберегающее заклятие, предвидя твои дальнейшие
действия. Я и не пытался  управлять  тобой,  это  невозможно.  Как  и  все
сильные личности, ты неуправляем,  хотя  некоторые  твои  поступки  вполне
предсказуемы. Я предвидел, что ты явишься ко мне с королевой  Юноной,  ибо
ты ее любимец, и кому, как не тебе, она могла полностью доверять. Также  я
предвидел, что чувство долга и ответственности  призовет  тебя  в  путь  к
Источнику. Я сделал свою ставку в игре стихий и, кажется, не прогадал.
     - И что же теперь? - невольно вырвалось у меня.
     - Теперь мы с тобой равны, принц Артур. Я -  Хранитель  Хаоса,  ты  -
Хозяин Источника. Поступай, как знаешь, я тебе не указ, да и  вряд  ли  ты
нуждаешься в моих подсказках. Но если тебе угодно  прислушаться  к  мнению
своего старшего и более опытного коллеги по должности во вселенной, то вот
тебе мой совет: садись на трон Света и правь между Порядком  и  Хаосом  по
своему усмотрению. Пусть твое долгое царствование ознаменуется  торжеством
Мирового Равновесия, приверженцем коего  ты  являешься.  А  я  желаю  тебе
удачи.
     Я хмыкнул и покачал головой.
     - Что-то ты хитришь, лукавый. Не верится мне, что Хаос  отказался  от
своих притязаний на Экватор.
     - Я этого не утверждаю. Однако вопрос  о  возможной  экспансии  Хаоса
сейчас не стоит на повестке дня, это дело весьма отдаленного  будущего.  В
настоящий момент угроза благополучию Экватора исходит от  противоположного
полюса - от Порядка. Порядок  нынче  силен;  при  определенной  комбинации
факторов он способен  поглотить  даже  Хаос,  и  тогда  во  вселенной,  за
исключением миров,  непосредственно  прилегающих  к  Источнику,  воцарится
полная статика. Как  видишь,  я  предельно  откровенен  с  тобой.  Хотя  в
конечном итоге мы преследуем разные стратегические цели, на данном этапе у
нас общая задача - воспрепятствовать такому  развитию  событий.  А  дальше
видно будет. Это все, принц Артур. Теперь  возвращайся  в  свои  владения,
которые суть весь Экватор, и приступай к выполнению  возложенной  на  тебя
миссии. Такова твоя карма.
     У меня голова пошла кругом. Нет, мысленно вскричал я, нет! Мне это не
по силам! Ведь я всего лишь человек, со всеми слабостями  и  недостатками,
свойственными человеку, и не могу быть в ответе за судьбы мира...
     По-видимому, Враг догадался, какие чувства обуревают меня.
     - Я тоже человек, - с грустной усмешкой произнес он, отступая на один
шаг  назад.  -  В  частности  потому  мир  столь  несовершенен   и   полон
противоречий, что им правят такие несовершенные и противоречивые создания,
как люди.
     Он сделал еще один шаг к стене позади себя.
     - Погоди, Князь Тьмы! - воскликнула  Пенелопа.  Голос  ее  дрожал  от
волнения; она крепко сжала мою руку, ища у меня поддержки.
     Враг остановился возле самой стены.
     - Я слушаю тебя, дочь греха.
     - Моя мать, Диана... Что ты знаешь о ней?
     Он прищурился и пристально посмотрел на нее. Возможно, это была  лишь
игра света и тени,  но  мне  показалось,  что  на  лице  его  промелькнуло
сочувствие.
     - По-моему, я уже ответил на этот вопрос.  -  Быстрый  взгляд  в  мою
сторону. - Не так ли, принц Артур?
     - Да, - сказал я, с трудом подавив горький вздох.
     - Тогда прощай, сын Сумерек и Света. Многая лета тебе.
     Еще мгновение - и он слился со  стеной,  превратившись  в  одного  из
чертей  на  фресках.  Хвостатый  и  рогатый  сатаноид,  написанный   рукой
неизвестного мне гения,  неподвижно  глядел  в  пустоту  мимо  нас.  Очень
эффектное отбытие, следует признать...
     - Вот видишь, - отозвался Брендон. - Даже Враг говорит, что ты должен
занять престол.
     Я повернулся к нему и смерил его тяжелым взглядом.
     - С каких это пор Повелители  Света  прислушиваются  к  мнению  Князя
Тьмы?
     Брат засмущался и опустил глаза.
     - Мы теряем время, - после  короткой  паузы  произнес  он.  -  Каждая
секунда здесь стоит нам более трети часа. Возвращай нас обратно.
     Я отрицательно покачал  головой,  чувствуя  себя  вконец  разбитым  и
опустошенным. И не только потому, что узнал, какое  бремя  лежит  на  моих
плечах. Главное - Диана... Я-то думал, что уже смирился с ее  потерей,  но
когда Враг подтвердил этот факт, я понял, что ошибался. Как я ошибался!  Я
все еще надеялся на чудо, верил в счастливый случай, смотрел в  будущее  с
оптимизмом - как оказалось теперь, с оптимизмом самоуверенного идиота.
     Увы, чудес не бывает. Я сам спасся не чудом, как полагал  раньше,  но
по трезвому расчету Врага, который помог мне, исходя из своих  собственных
соображений. Он сделал ставку на меня, а  на  всех  остальных,  кто  пошел
вслед за мной, ему было наплевать.  Для  него  они  были  пешками  в  этой
вселенской игре, и он без колебаний  принес  их  в  жертву,  чтобы  свести
партию  вничью  с  отдаленной   перспективой   победить   когда-нибудь   в
матче-реванше. Боже, как я возненавидел в тот момент ни в чем не  повинные
шахматы! Перед моим мысленным взором  проносились  крохотные,  беспомощные
пешки с лицами знакомых и незнакомых мне людей, следовавших на заклание  в
бесконечность, и у одной из этих пешек было лицо Дианы...
     - Брат, - наконец заговорил я, видя, что Брендон ждет от  меня  более
конкретного ответа, чем простое покачивание  головой,  а  Пенелопа  вообще
стоит неподвижно, в каком-то оцепенении,  и  с  отрешенным  видом  смотрит
вдаль, сквозь расписанную жуткими фресками стену Чертогов. - Теперь ваша с
Брендой очередь показать, на что вы способны. Мне интересно  увидеть,  как
это у вас получится.
     На самом же деле я  чувствовал,  что  после  всего  происшедшего  мне
крайне нежелательно взывать  к  глубинным  силам  мироздания.  Собственное
подсознание могло сыграть со мной злую  шутку,  а  я  не  хотел  рисковать
жизнью моих родных.
     Брендон понял это.
     - Хорошо, - сказал он. - Подойдите ближе.
     Пенелопа встрепенулась и подступила к Брендону вплотную. Я сделал  то
же самое. Брат обнял нас за плечи и произнес:
     - Внимание!..
     Нас окутала фиолетовая мгла. Пропала сила тяжести, и мы  оказались  в
невесомости, вне всех измерений, вне времени и пространства...
     И тут нас понесло! В такой бешеной скачке по Тоннелю я еще никогда не
участвовал. Картины разных миров сменяли  одна  другую,  прежде  чем  глаз
успевал фиксировать их.  При  такой  скорости  было  физически  невозможно
управлять нашими перемещениями; любая попытка с  нашей  стороны  взять  на
себя  инициативу  неизбежно  привела  бы  к  катастрофе,  но,  к  счастью,
необходимости в этом не было, так  как  в  противоположном  конце  Тоннеля
стояла Бренда.
     Наше  движение  немного  замедлилось,  мы  мельком  увидели  огромное
красное солнце  Сумерек  над  оранжевыми  лесами,  а  в  следующий  момент
вывалились из Тоннеля в холл на первом этаже дома моей дочери.
     Отпустив меня, Брендон сумел удержаться на  ногах  и  пассивно  помог
устоять Пенелопе, которая мертвой хваткой  вцепилась  в  его  плечо.  Меня
бросило вперед, я столкнулся с Брендой и машинально подхватил ее на руки.
     - Как это мило, братик, - сказала  она,  целуя  меня  в  щеку.  -  Я,
конечно, прошу прощения, если причинила вам неудобства. Но учтите  разницу
во времени.
     - Все было просто великолепно, сестричка, - ответил я. - Здорово! - Я
усадил ее на диван, сам присел рядом и устало откинулся на  спинку.  -  Мы
долго отсутствовали?
     - Чуть более восьми циклов.
     Я быстро  прикинул  в  уме.  Восемь  циклов  в  Сумерках,  это  почти
шестнадцать стандартных суток Основного Потока, а значит, на Земле  Артура
прошло около двенадцати дней. Я уже отсутствую свыше  двух  недель  против
обещанных  мною  восьми-десяти   дней.   Дейрдра   и   Морган,   наверное,
беспокоятся.
     - Тетя Юнона  здесь?  -  спросила  Пенелопа,  усаживаясь  в  соседнее
кресло. Брендон устроился на подлокотнике дивана возле сестры.
     - Нет, на Марсе, - ответила Бренда. -  Но  регулярно  связывается  со
мной.
     - Сильно обижена на нас?
     - Злилась ужасно. Однако последовать за вами не пыталась.
     - Кто-нибудь еще здесь появлялся? - спросил я.
     - Помона и Дионис. Они вычислили тебя.
     - И что ты им сказала?
     -  Признала,  что  ты  был  здесь,  но  потом  отбыл  в   неизвестном
направлении.  Они  очень  хотели  видеть  тебя,  особенно  Дионис.  Просто
затерроризировали меня расспросами.
     - Ты много им рассказала?
     - Почти ничего. Только о своих личных впечатлений о тебе - и ни слова
из твоей истории.
     - Молодчина, - похвалил я.
     Бренда взяла меня за руку  и  заглянула  мне  в  глаза.  Ее  красивые
светлые брови сдвинулись к переносице.
     - Артур, почему ты не спрашиваешь меня о результатах вычислений?
     Я промолчал.
     - А каков результат? - отозвался Брендон, прерывая гнетущую паузу.
     -  Компьютер  еще  считает,  -  ответила  Бренда.  -  Но  в  конечном
результате уже нет никаких  сомнений:  избранный  Дианой  путь  привел  ее
прямиком в сердцевину Потока Формирующих. От комментариев я воздержусь; вы
сами понимаете, что это значит.
     В холле воцарилось гробовое молчание. Затем  Пенелопа  несколько  раз
всхлипнула и  вдруг  разразилась  громкими  рыданиями.  Брендон  и  Бренда
принялись утешать ее.
     Судорожно сжав челюсти и проглотив комок, застрявший у меня в  горле,
я поднялся с дивана. Из встроенного в стену шкафа я достал  нечто  похожее
на шерстяное одеяло, перекинул его через плечо  и  молча  вышел  из  дома.
Пенелопа продолжала плакать. У нее, видимо, началась истерика.
     А мне нужны были время и одиночество, чтобы смириться с  мыслью,  что
Диана,  женщина,  которую  я  любил  больше  всего  на  свете,  мать  моей
единственной дочери, умерла такой страшной смертью...

                                    7

     Я лежал в густой оранжевой  траве,  подложив  под  голову  одеяло,  и
глядел в безоблачное небо Сумерек  Дианы.  Мои  глаза  были  сухи.  Я  уже
выплакал все слезы, отпущенные мне для одного человека,  и  в  дальнейшем,
вспоминая Диану, буду скорбеть о ней молча.
     Спи спокойно, родная. Мое сердце полно печали, мне  больно  думать  о
том, что тебя больше нет, но я должен смириться с этим фактом и  научиться
жить без тебя. Это вовсе не значит, что я хочу забыть о тебе; твой светлый
образ навсегда запечатлелся в  моей  памяти,  дни,  проведенные  с  тобой,
всегда будут самыми радостными днями в моей жизни, а ночи - самыми нежными
ночами. Наша любовь была чиста и прекрасна, хоть и не безгрешна.  Мы  были
счастливы, любя друг  друга,  и  наша  любовь  дала  жизнь  нашей  дочери,
Пенелопе. Ты родила мне прелестную дочь, а затем ушла  вслед  за  мной,  и
мрачная бесконечность поглотила тебя. Когда-нибудь, если я доживу до  того
дня, когда сам захочу умереть, я последую за тобой, и тогда мы снова будем
вместе... Но все это - дело далекого будущего; а  пока  я  соберу  большой
букет твоих любимых сумеречных роз и пошлю их тебе в неизвестность. Пускай
разлетятся они во  все  стороны,  подхваченные  ветрами  бушующих  стихий,
пускай они мчатся на крыльях случая, и, может  быть,  знакомый  с  детства
запах донесется до тебя, где бы ты ни была, вручив тебе весточку от  меня.
Прими мою нежность и скорбь, любимая...
     Прошло уже много времени с тех пор, как я покинул дом, но никто  меня
не беспокоил. И Брендон, и  Бренда  уважали  мое  горе,  а  Пенелопа  сама
горевала. И хотя оплакивала она не женщину из  плоти  и  крови,  а  скорее
идеал нежной и любящей матери, тем не менее ее боль была так  же  реальна,
как и моя. Мы были равны  в  нашей  общей  беде  -  я  потерял  последнюю,
призрачную надежду, а моя дочь в одночасье лишилась всех своих иллюзий,  -
и еще неизвестно, для кого из нас удар оказался  сильнее.  Ведь,  в  конце
концов, я взрослый мужчина, много повидавший в жизни и привыкший  смотреть
смерти в глаза, чего нельзя сказать о Пенелопе - совсем  юной,  по  меркам
Властелинов, девушке, почти ребенку.
     ...В траве справа от  меня  послышался  какой-то  шорох.  Я  повернул
голову и увидел  рядом  двух  златошерстных  зверушек,  которые  выжидающе
смотрели на меня своими блестящими глазами-бусинками. Первым моим  порывом
было спугнуть их, но потом я передумал, немного  помедитировал  в  поисках
ближайшего скопления лесных орехов, нашел их, по микро-Тоннелю  переправил
пригоршню в свои ладони и высыпал  их  перед  попрошайками.  Зверушки  без
опаски приняли приглашение и живо защелкали, щелкая орешки. Когда-то  меня
раздражали эти звуки, но Диана очень любила своих питомцев, и постепенно я
к ним привык, они стали как бы неотъемлемой частью нашей идиллии. Живя  на
Земле Артура и ничего не помня о своей прежней жизни, я тем не менее часто
кормил белок орешками; сам этот процесс вызывал у меня ощущение теплоты  и
уюта, а хруст разгрызаемой скорлупы звучал для меня райской музыкой. Вот и
сейчас я будто наяву увидел шатер из красного  и  голубого  шелка,  нас  с
Дианой в шатре, я вспомнил наши объятия и  ласки,  почувствовал  на  губах
сладкий вкус ее губ... О боги, нет! Лучше не думать об этом.
     Я подумал о  Дейрдре,  и  боль  моя  притупилась.  Теперь  я  находил
оправдание своей новой любви. Я страстно убеждал себя в том, что  если  бы
Диана была жива, я никогда не смог бы изменить ей. Пусть даже я забыл, кто
я такой, чувства мои не умерли, дремали где-то в глубине  меня,  и  только
подсознательная уверенность в том, что  сердце  мое  свободно,  а  совесть
чиста, позволила мне влюбиться в Дейрдру. Ведь  еще  до  того,  как  Юнона
сообщила мне эту печальную весть, я уже предчувствовал неладное.  Я  давно
это  знал...  Не  думаю,  что  я  верил  сам  себе,  но  совесть  свою   я
действительно очистил.
     Я достал из кармана маленькое зеркальце, которое прихватил  с  собой,
когда одевался перед посещением Хаоса, и попытался вступить  в  контакт  с
Морганом.  По  удачному  стечению  обстоятельств,  то,  другое  зеркальце,
специально заколдованное  мною,  как  раз  находилось  у  Дейрдры,  и  она
ответила на мой вызов. В Авалоне была поздняя ночь, Морган  спал  (или  же
ошивался у девок - по его собственному выражению), а Дейрдра, оказывается,
дежурила. Она очень переживала за меня, так как Моргану уже  восьмой  день
никак не удавалось связаться со мной, и они не знали даже, что и думать, а
тем более - что предпринять.
     Я успокоил Дейрдру и твердо пообещал, что  через  неделю,  в  крайнем
случае, через десять дней, вернусь обязательно. Потом мы  наговорили  друг
другу много нежных слов, все не могли  остановиться,  и  прошло  не  менее
получаса, прежде чем мне удалось заставить себя прервать контакт.
     Спрятав зеркальце в  карман,  я  снова  растянулся  на  траве.  После
разговора с Дейрдрой на душе у меня полегчало, и я принялся мечтать о  том
дне, когда вернусь в Авалон,  в  королевский  дворец,  и  смогу  обнять  и
поцеловать ее по-настоящему, а не только мысленно. В ее объятиях  я  найду
желанное утешение и, надеюсь, быстро излечусь от боли по  тяжелой  утрате.
Прости, Диана. Прощай...
     Итак, я принял окончательное решение. Я возвращаюсь на Землю  Артура,
в мир, названный мною в честь моего легендарного предка, а может быть, и в
мою собственную честь - я не исключал и  такого  подсознательного  порыва.
Теперь это мой мир, там мой будущий Дом,  и  именно  там  мое  место  -  у
Истоков Формирующих, на  третьем  полюсе  существования.  Я  не  собирался
претендовать на корону Света и господство  в  Экваторе,  и  не  только  из
соображений нравственного порядка, не  только  потому,  что  мне  нравился
Амадис как человек и я не хотел враждовать с ним. Сама  идея  концентрации
такой огромной, неограниченной власти в одних руках казалась  мне  глубоко
порочной, вызывала во мне протест; что-то в картине  мира,  представленной
Хранителем Хаоса, было не так.  По  моему  убеждению,  человеческий  разум
слишком слаб и несовершенен,  чтобы  править  вселенной...  но,  с  другой
стороны, кому же еще поддерживать в ней порядок, если не людям?
     В мирах с высокоразвитой технологической цивилизацией бытует  мнение,
отраженное в  частности  и  в  фантастической  литературе,  что  над  ними
властвуют   невидимые    сверхразумные    существа,    некие    суперлюди,
интеллектуальная  мощь  которых  недоступна  человеческому  разумению.   К
сожалению  или  к  счастью,   это   не   соответствует   действительности.
Сверхразумные существа изредка таки  попадаются  на  необъятных  просторах
вселенной, но все они без исключения замкнуты целиком на себя, страдают от
различных депрессивных маний и многочисленных  параноидальных  комплексов.
Законченные  психопаты  и  шизофреники,   сверхразумы   настроены   крайне
враждебно по отношению к внешнему миру, благо подавляющее  большинство  их
по натуре своей философы и обычно с самого рождения и до смерти  предаются
самосозерцанию, стремясь отыскать смысл жизни в глубинах собственного "я".
Однако встречаются  среди  них  и  очень  агрессивные  особи,  которые  от
пассивного созерцания переходят к активным действиям и творят немало  бед,
прежде чем удается их усмирить или  попросту  уничтожить.  Как  показывает
практика,  интеллект,  превосходящий  человеческий  на  порядок  и   выше,
неустойчив и стопроцентно подвержен психозам, поэтому  в  обитаемой  части
вселенной,  вернее,  в  той  ее  части,  которая   называется   Экватором,
заправляют Властелины - обладающие  большим  могуществом  и  неподвластные
старости, но все же люди, - а бог (если он есть), видимо, предпочитает  не
вмешиваться в дела мирские.
     Одновременно слабые и сильные, могущественные и беспомощные, мудрые и
невежественные, наделенные множеством достоинств и пороков, люди оказались
единственными существами, способными подпрыгнуть выше собственной головы и
стать хозяевами вселенной... ну, если не  хозяевами,  то  управляющими  уж
точно. Обряд Причастия (то ли открытый кем-то еще в незапамятные  времена,
то ли дарованный свыше - тут мнения расходились) дал  избранным  доступ  к
Силам Формирующим Мироздание, а вместе с этим причащенные получили ключ  к
власти над бесчисленными мирами и всем сущим в них. Я всегда  считал,  что
мы,  то  есть  Властелины  Экватора,  обладаем  могуществом  большим,  чем
полагается человеку, и по иронии судьбы именно  на  мою  голову  свалилась
сила еще более фундаментальная, более глубинная - Сила,  порождающая  сами
Формирующие.
     В прежние времена люди (за исключением, возможно, моего прадеда и его
двоюродного брата Мерлина) были лишены доступа к Источнику, только  короли
Лайонесса  из  династии  Лейнстеров  получали  от  него   мизерные   крохи
могущества; но так не могло продолжаться вечно,  и  с  моим  приходом  все
переменилось. Однако отдам себе должное:  я  поспел  в  самый  раз,  чтобы
вмешаться в борьбу за обладание Силой. Прежняя Хозяйка  потеряла  контроль
над  Источником  и  погибла,  а  ее  место  заняла   Бранвена   -   весьма
легкомысленная и безответственная молодая  особа.  Она  и  ее  брат  Колин
достигли более высокого уровня приобщения  к  первозданной  мощи,  чем  их
предки, но по счастью у них еще мало  опыта  и  знаний,  чтобы  сравниться
могуществом со мной. Со временем, понятно, они будут набирать силу, и пока
это происходит, я должен найти выход из создавшегося положения. Как Хозяин
Источника, я... Впрочем, нет. Персоной номер один у  Источника  оставалась
все же Бранвена, несмотря на то, что объективно  я  был  сильнее  ее.  Она
имела доступ к некоторой информации, недоступной мне,  острее  чувствовала
Источник, в частности знала, когда  к  нему  кто-то  приходит  и  успевала
опередить незваного гостя. Я мог занять ее место только уничтожив  ее,  но
пока что я не собирался этого делать. Конечно, если разум ее помутится  от
собственного могущества и в ней возобладают разрушительные тенденции,  мне
придется убить ее, и я сделаю это...  со  слезами  на  глазах.  Что  толку
скрывать - она мне нравится, моя Снежная Королева...
     Нет! Это неправильно, несправедливо, так не должно быть!  Такая  сила
не для людей, она им не по плечу. Почему ты, боже  -  Митра,  Зевс-Юпитер,
Иегова, Брама, Один, Перун, Или-Как-Там-Тебя-Еще-Зовут, - почему ты,  если
ты существуешь, сам не хочешь управлять миром? Твои дети слишком  слабы  и
порочны, чтобы занять твое место.
     Источник не сделал меня мудрее, добрее, человечнее, если  хотите.  Он
дал мне лишь голую мощь,  я  стал  невероятно  крутым  и  могучим,  но  по
человеческим меркам совсем не изменился - ни в лучшую (увы!), ни в  худшую
(к счастью) сторону. Каждую секунду, каждое мгновение  я  чувствовал  этот
огромный дисбаланс между моей  человеческой  сущностью  и  нечеловеческими
возможностями, который со страшной  силой  давил  на  мою  психику,  грозя
разрушить ее в любой момент. Однако я надеялся, что выдержу.  Я  изо  всех
сил старался не сойти с ума, и пока что мне это удавалось. Но как  поведут
себя другие? Колин, Бранвена, те, кто придет вслед  за  ними  и  вслед  за
мной? Насчет других я не был уверен, я привык полагаться только на себя.
     Шкатулка Пандоры открыта, джин выпущен  из  бутылки,  и  я  не  видел
способа загнать его  обратно.  Что  бы  я  ни  делал,  вопреки  всем  моим
стараниям, круг обладающих Силой Источника  будет  постоянно  расширяться.
Этот процесс уже необратим: больно уж многим известно теперь об Источнике,
и один человек, каким бы могучим он ни был, не сможет противостоять  ораве
жаждущих власти честолюбцев. Ему нужны будут союзники -  а  значит,  новые
обладатели мощи.
     Во что превратят мир люди с таким  невероятным  могуществом?  Как  их
остановить, если они переступят невидимую, неосязаемую  грань,  отделяющую
разум от безумия? Сумею ли я сам удержаться,  балансируя  на  краю  бездны
мрака?.. В мучительных и безуспешных поисках  ответов  на  эти  вопросы  я
заснул.
     Слава богу, мне виделся приятный сон. Не помню какой,  в  память  мою
врезался только последний эпизод - как я лежал  в  густой  зеленой  траве,
положив свою голову  на  колени  Дейрдры,  а  она  нежно  поглаживала  мои
всклоченные волосы, - да и то потому, что в  этот  момент  мой  сон  тесно
переплелся с действительностью.
     Когда  я  вынырнул  из  мира  грез  на  поверхность  сознания,  то  с
удивлением обнаружил, что трава вокруг меня оранжевая, а не зеленая, а моя
голова продолжает покоиться на женских коленях - но  не  у  Дейрдры,  а  у
Юноны,  что,  впрочем,  тоже  было  приятно.  На  какое-то  мгновение  мне
показалось, что я снова  стал  маленьким  мальчиком,  маминым  сыночком...
Великий Зевс! Как мне не хватало моей дорогой  мамочки,  когда  я  жил  на
Земле Артура!
     - Опять ты скрывался от меня, - с упреком произнесла Юнона, и  я  был
признателен ей за то, что она первым делом не заговорила о Диане. - Почему
ты не сказал, что собираешься повидаться с Врагом?
     - Я не хотел, чтобы ты волновалась, мама.
     - Я бы меньше волновалась, если бы была рядом с тобой.
     - Именно этого я хотел избежать.
     - Однако ты взял с собой Брендона и Пенелопу.
     - Увы, пришлось. Хотя я предпочел бы потолковать с Врагом с глазу  на
глаз.
     Мать немного помолчала, затем спросила:
     - И что ты думаешь о вашем разговоре?
     - Смотря, о какой его части, - уклончиво заметил я.
     - О том, что теперь твое место на троне отца.
     - А ты что думаешь? - Я снова уклонился от прямого ответа.
     - Враг хитер и лукав, но в данном случае  он  прав.  Я  придерживаюсь
такого же мнения.
     - А как же Брендон? - спросил я. - Ты уже разлюбила его?
     Юнона нахмурила брови и с мукой поглядела на меня.
     - Не говори так, сынок, это нечестно. Вы оба мне  дороги,  но  сейчас
речь идет не о моих чувствах, а о государственных делах. Из вас  двоих  ты
старше и могущественнее,  ты  более  достоин  занять  престол,  и  Брендон
понимает это.
     - Еще бы! Он многое понимает. Он очень понятлив и смышлен. К тому  же
он послушный сын.
     Щеки матери заалели.
     - На что ты намекаешь, Артур?
     Я поднял голову с ее колен, принял сидячее положение и нежно взял  ее
за руки.
     - Мама, - мягко проговорил я. - Не надо обманывать  себя.  Сейчас  ты
руководствуешься не только здравым смыслом, но и  эмоциями.  Ведь  ни  для
кого не секрет, что я твой  любимчик,  и  ты  всегда  хотела  видеть  меня
преемником отца. Признай, что это так.
     - Да, это правда, - неохотно признала Юнона.
     - Ну а что до меня, - уже более твердо продолжал я, - то я  вовсе  не
считаю себя более достойным короны, чем Брендон. За то короткое время, что
я общался с ним, он произвел на меня хорошее впечатление, и  я  не  думаю,
что оно ошибочно. Брендон признанный  вождь  оппозиции,  так  пусть  он  и
остается им. Я  уверен,  что  далеко  не  всем  придется  по  вкусу  такая
поспешная и ничем не  обоснованная  смена  лидера;  это  наверняка  внесет
раскол в ваши ряды. Как говорится, коней на переправе не меняют.
     - Но ты...
     - В любом случае я пас. В ваши игры я не играю. Я не хочу  враждовать
с Амадисом.
     - Из-за глупой детской сентиментальности?
     -  В  частности  поэтому.  У  нас  с  Амадисом  всегда  были  хорошие
отношения, он даже подарил мне Эскалибур, шпагу нашего прадеда...
     - Если это тебя так волнует, то верни ее. Он все равно побоится взять
ее в руки.
     Я покачал головой.
     - Не в том дело, матушка.
     - А в чем же?
     - Именно в том, что я обладаю огромным могуществом. Мое вмешательство
в ваше противостояние может дорого обойтись обеим сторонам.
     - Твое вмешательство позволит избежать большой крови.
     - Это ты так полагаешь. Я же склоняюсь к  тому,  чтобы  дать  Амадису
шанс...
     - Шанс! - фыркнула Юнона, перебивая меня. - Какой еще шанс?!  У  него
нет никаких шансов! Рахиль из Израиля полностью отстранила его  от  дел  и
теперь правит его именем, а милый твоему сердцу Амадис лишь исполняет свои
обязанности верховного жреца Митры, руководит обрядами, устраивает  пышные
церемонии и все такое прочее, на что он горазд.  Ему  следовало  бы  стать
священнослужителем, помощником верховного жреца при тебе или  Брендоне.  А
так вся светская власть в Доме сосредоточена в руках Рахиль.
     - Брендон утверждает, что она совсем неплоха как королева, -  заметил
я. - Ты придерживаешься иного мнения?
     - Да. Брендон сознательно пытается обмануть себя, чтобы умыть руки  и
отойти от дел. Впрочем, не буду отрицать, что в некотором смысле он  прав.
Рахиль из Израиля действительно умная, волевая и энергичная  женщина;  она
уже доказала, что умеет с толком распорядиться властью. Но весь  вопрос  в
том, в чьих интересах...
     - Стоп! - сказал я, поняв наконец, на что намекала Бренда, когда мы с
ней обсуждали эту тему на кухне и когда так некстати нашей беседе помешали
Брендон и Пенелопа. - Если ты собираешься читать  мне  лекцию  о  заговоре
коварных сионистов по достижению мировой гегемонии, то  не  трать  попусту
время и силы. Я давно уже не верю в эту чепуху.
     - Это вовсе не чепуха, Артур. Ты знаешь, я далека  от  антисемитизма,
однако то, что вытворяет Рахиль, не может не вызывать у меня возмущения. В
свое время, будучи королевой Света,  я  всегда  ставила  на  первое  место
интересы Дома твоего отца, ибо так мне велел мой долг. Рахиль  же  никогда
не забывает, что она - дочь Израиля, и все ее поступки продиктованы именно
этим обстоятельством.
     - Ее можно понять, - заметил я. - Ведь  она  воспитана  как  истинная
израильтянка и считает свой Дом богоизбранным.
     - Я вполне допускаю,  что  Рахиль  действует  без  какого-либо  злого
умысла, - не стала возражать Юнона. - Думаю, ей кажется естественным,  что
даже сидя на троне Света, она должна руководствоваться  интересами  своего
народа. Но каковы бы ни были ее мотивы, сути  дела  это  не  меняет.  Факт
остается фактом: Дом Света,  ТВОЙ  Дом,  Артур,  Дом  твоего  отца,  Утера
Великого, Дом  твоего  прадеда,  короля  Артура,  некогда  один  из  самых
могущественных, самых влиятельных Домов Экватора, нынче покорно следует  в
фарватере политики Дома Израилева.
     Я поморщился.
     - Пожалуйста, не дави  мне  на  психику,  мама.  Не  взывай  к  моему
патриотизму, а тем более - к антисемитизму. Этим ты ничего не добьешься.
     Мать посмотрела на меня долгим взглядом и с горечью произнесла:
     - Боюсь, правы те, кто утверждает, что ты плохой сын Света.
     - Вот тебе еще одна причина, по которой мне не  следует  претендовать
на роль вождя оппозиции. По мне, пусть все остается так,  как  было.  Если
вам удастся свергнуть Амадиса, его место займет Брендон; а если  нет...  В
конце концов, Рахиль не дура и не фанатичка, просто ей трудно  переступить
через свое воспитание. Надеюсь, со временем к ней придет  понимание  того,
что в первую очередь она - королева Света.
     Юнона задумчиво покачала головой.
     - Знаешь, меня всегда интересовала причина твоей расовой  терпимости.
Неужели девушка?
     Я чуть ли не до крови прикусил губу в попытке  унять  душевную  боль,
заглушив ее болью физической. Я много бы отдал за то, чтобы вычеркнуть  из
своей памяти этот прискорбный эпизод времен моей юности. Но увы, из  песни
слов не выкинешь. Пока я жив, пока я помню, кто я такой, со мной  будут  и
эти воспоминания - горькие, болезненные, мучительные...
     - Ее звали Ребекка, - сдержанно ответил я. - Это  было  давно,  очень
давно... И с тех пор я излечился от присущего детям Света антисемитизма.
     Мать снова покачала головой.
     - Ты слишком  сентиментальный  человек,  Артур,  и  это  мешает  тебе
объективно оценивать ситуацию.
     - А может быть, ты необъективна, матушка? Прости, но мне кажется, что
ты зациклилась на идее сделать меня королем Света, и тебе даже в голову не
приходит поинтересоваться, есть ли у меня собственные планы на будущее.  А
между  тем  таковые  имеются.  Ведь  я  обнаружил  устойчивую  цивилизацию
Одаренных.
     - Ты что, всерьез хочешь стать Основателем? - спросила Юнона.
     - Да, - ответил я. - Хочу. Ты считаешь, что я  не  справлюсь  с  этой
задачей?
     - Я считаю, что сейчас не очень подходящее время для создания  нового
Дома. Тем более - в непосредственной близости от Источника. Это опасно.
     - Не спорю. И что ты предлагаешь?
     - Организуй переправку всех тамошних Одаренных  в  Экватор.  Ведь  ты
можешь это сделать?
     - В принципе, могу.
     - Вот и сделай. Мы распределим их между  дружественными  Домами,  это
обеспечит нам приток свежей крови, а Срединные миры  пусть  как  и  прежде
остаются нетронутыми. Ведь не зря же твой прадед так тщательно скрывал  их
существование.
     - Сейчас не те времена, мама, - возразил я. - Существование Источника
уже не утаишь, и просто так доступ к нему не  закроешь,  для  этого  нужны
активные действия. Конечно, я понимаю, что после Рагнарека демографическая
ситуация в большинстве Домов весьма неблагоприятная, и было  бы  заманчиво
улучшить ее за счет разграбления целого мира Одаренных - зародыша будущего
Дома. Того  самого  Дома,  который  должен  стоять  на  страже  Источника,
оберегать его от посягательств как  Порядка,  так  и  Хаоса,  обеспечивать
стабильность и равновесие во вселенной.
     - Однако твой Дом сам может стать угрозой стабильности и  равновесию,
- резонно заметила Юнона.
     - Да, может, - согласился я. - Но я приложу все усилия,  чтобы  этого
не случилось.
     - И все же, - после длительных раздумий произнесла мать, - я  остаюсь
при своем мнении. Сейчас твое место в Экваторе, на троне отца.
     - Нет, - твердо ответил я.
     - ЭТО ПОХВАЛЬНО! -  послышался  за  нашими  спинами  трубный  глас  с
характерными искажениями, свидетельствовавшими о том,  что  говорящий  как
раз выходит из Тоннеля. С некоторым опозданием, надо признать, мои чувства
забили  тревогу,  предупреждая  о  разрыве  поблизости   пространственного
континуума; видно, я еще плохо контролировал свой Образ Источника и в пылу
полемики с Юноной непроизвольно ослабил  контакт  с  ним  до  минимального
уровня. Между тем трубный глас продолжал  вещать,  уже  без  искажений:  -
Однако есть более верный способ гарантировать, что  ты  не  изменишь  свое
решение. Это смерть. Мертвые не сидят на троне.

                                    8

     Во все времена самым кошмарным сном Властелинов было, что кому-нибудь
удалось изобрести способ переправлять через Тоннель  взрывчатые  вещества,
избежав их детонации, а мысль о  том,  что  подобное  можно  провернуть  с
радиоактивными  материалами,  и  вовсе  леденила  душу.  По  счастью,  все
мало-мальски сильные взрывчатки, попадая в Тоннель, немедленно взрываются,
а  ядра  тяжелых   элементов   подвергаются   мгновенному   распаду.   Это
немаловажное обстоятельство наложило заметный отпечаток на жизненный уклад
и форму  цивилизации  Властелинов,  которые  в  качестве  оружия  привыкли
использовать либо сталь, либо магию, чаще отдавая предпочтение  последней,
хотя и не пренебрегали клинком, особенно если он волшебный.
     Моя Эскалибур была самая что ни на есть волшебная,  поэтому,  услышав
трубный глас, я одновременно совершил два действия -  вскочил  на  ноги  с
поворотом на сто восемьдесят градусов и выхватил из ножен шпагу.
     Шагах в пяти от нас стоял  широкоплечий  здоровяк,  ростом  никак  не
меньше двух метров, одетый во все белое, с белыми, как  снег,  волосами  и
голубыми, без зрачков, глазами. За  его  плечами  трепетали  снежно-белые,
похожие на  лебединые,  крылья.  В  обеих  руках  он  держал  внушительных
размеров мечи под стать его росту; еще два меча висело у него на  поясе  в
ножнах.
     Над головой странного существа парило золотое светящееся кольцо вроде
нимба. Я напряг свое колдовское зрение и с великим  сожалением  обнаружил,
что этот нимб вовсе не дешевый трюк, а Знак Янь, Символ Порядка.
     - Артур! - услышал я мысленное  восклицание  Юноны.  -  Это  создание
Порядка!
     - Знаю, - ответил я и обратился к существу: - Кто ты такой?
     - Я Агнец Божий, - ответил мне трубный глас.
     Я нервно усмехнулся, хотя мне совсем не было смешно.
     - Вот как? Ужель близится конец света?
     - Для тебя - да, предатель. Я послан, дабы низвергнуть тебя  в  Хаос,
где тебе самое место.
     В ответ на такое недвусмысленное заявление я призвал Образ Источника,
который повис передо мной, излучая бледно-голубое сияние,  видимое  только
на высших уровнях восприятия. Юнона тихо ахнула.
     - И кто же тебя послал? - спросил я у существа,  назвавшегося  Агнцем
Божьим.
     - Лучше тебе не спрашивать об этом, - надменно произнесло  чудище.  -
Ибо, услышав ответ, ты ужаснешься.
     Я с некоторым облегчением вздохнул. Еще по детским урокам я знал, что
порождения Порядка не могут лгать в открытую. Когда  им  нужно  что-нибудь
утаить,  они  начинают  вилять,  уходить  от  прямых  ответов  и  говорить
иносказательно, становясь такими же противными, как и  лгущие  напропалую,
по поводу и без всякого повода, создания Хаоса. Будь  Агнец  послан  самим
Порядком, он бы мне так и сказал. По старой привычке  меня  пугала  мысль,
что я мог чем-то прогневать Порядок. Хотя теперь я был адептом  Источника,
представителем третьего  полюса  существования,  митраизм  пустил  слишком
глубокие корни в  моем  сознании,  чтобы  я  мог  быстро  и  безболезненно
избавиться  от  внушенного  мне  в  детстве  благоговейного  страха  перед
Порядком и отвращения к Хаосу. Покидая  Срединные  миры  и  возвращаясь  в
Экватор, я даже не предполагал, что Порядок начнет на меня охоту.
     - Артур! Юнона! - пришли к нам взволнованные мысли Пенелопы. - Что  у
вас происходит?
     - Да, вот именно, - хором отозвались Брендон и Бренда, также выходя с
нами на связь.
     - Явилось какое-то существо из  Порядка,  -  ответил  я.  -  Выглядит
весьма внушительно и называет себя Агнцем Божьим.
     - Этого еще не хватало! - подумал Брендон. - Что ему нужно?
     - Он пришел по мою душу, - сообщил я. - Вернее, чтобы отправить ее  в
Хаос.
     - О боже! - ужаснулась Пенелопа.
     - И ведет себя довольно дерзко и агрессивно, -  добавил  я.  -  Ой!..
Вот!
     В этот момент Знак Янь метнулся ко мне, но  я  легко  блокировал  его
выпад при помощи Образа. Вместо того, чтобы отступить  и  приготовиться  к
новой атаке, Агнец принялся жать на меня, вливая в свой Знак все  новые  и
новые порции энергии  из  Порядка.  В  ответ  мне  приходилось  интенсивно
черпать силу из Источника.
     Намечался   поединок   голой   мощи.    Энергия    накапливалась    с
головокружительной быстротой. При таких темпах всего через несколько минут
она достигнет критического уровня...
     - Держись, Артур! - крикнула Пенелопа. - Мы идем на помощь.
     - Нет! Убирайтесь отсюда! Все четверо, живо, в Тоннель!
     - Но почему?
     - Сейчас этот мир превратится в ад,  вот  почему!  Это  будет  похуже
ядерного взрыва. Сматывайтесь, я сказал!
     - А как же ты?
     - Со мной все будет в порядке...  надеюсь...  Убирайтесь  немедленно,
иначе вам несдобровать.
     - Полагаю, ты знаешь, что делаешь, брат, - услышал я мысль Бренды.
     - Да, знаю. Уж поверьте мне... А теперь - в Тоннель!
     - Мой дом! - в отчаянии подумала Пенелопа. - Мои картины!
     - Я не оставлю тебя, Артур, - решительно  заявила  Юнона,  швырнув  в
Агнца какое-то смертоносное заклинание, которое тот без  труда  парировал,
не переставая давить на меня Знаком Янь.
     Мой Образ Источника уже излучал ослепительно-голубой свет, видимый на
всех уровнях восприятия, включая и обычный, неколдовской.
     - Ты так спешишь умереть? - раздраженно осведомился я.  -  И  хочешь,
чтобы я погиб, пытаясь спасти тебя?
     Юнона не  успела  ответить,  потому  что  в  наш  разговор  вклинился
Брендон:
     - Артур. Боюсь, мы не сможем уйти.
     - Что там еще?
     - Все входы в Тоннель перекрыты.
     - Да, так оно и есть, - подтвердила Бренда.
     -  Проклятье!  -  выругался  я,  быстро  просканировав   окрестности.
Очевидно, в момент атаки Агнец привел  в  действие  заранее  заготовленное
мощное заклинание, временно прекратившее доступ к Тоннелю  в  радиусе  как
минимум пяти миль. Даже олимпийский  чемпион  по  левитации  не  успел  бы
преодолеть такое расстояние за отпущенные нам считанные минуты.
     - Если ты настаиваешь, мы попытаемся аннулировать эти чары, -  сказал
Брендон. - Но это займет много времени.
     Я почувствовал, как во мне нарастает отчаяние. Мы оказались в ловушке
- донельзя примитивной, и тем не менее действенной. С помощью Образа я мог
легко сокрушить это заклятие или попросту перенести нас всех за  тридевять
миров - но в том-то и беда, что мне нельзя было отвлечься ни на мгновение.
Я из последних сил удерживал от высвобождения колоссальный заряд  энергии,
скопившийся между мной и  Агнцем,  и  это  требовало  от  меня  предельной
концентрации воли.
     - Черт! Что же делать?.. Скорее ко мне, я  постараюсь  защитить  вас.
Другого выхода нет... А впрочем...
     Выход все-таки был, и довольно неплохой. Устроив нам  ловушку,  Агнец
сам мог очутиться в западне, один против пятерых. Но, к несчастью,  нужное
мне заклинание было слишком длинным, сложным и запутанным, чтобы  я  успел
протараторить его (пусть даже мысленно), прежде чем  окружающий  меня  мир
обрушиться в бездну бушующих энергий. После возвращения ко  мне  памяти  я
так и не удосужился выкроить время для составления джентльменского  набора
заклинаний, всецело полагаясь на свою мощь. Оставалось лишь надеяться...
     - У кого-нибудь из вас, - обратился я к родным, -  есть  на  подхвате
свеженькое изолирующее заклинание?
     - У меня было  старенькое,  -  тут  же  ответил  Брендон.  -  Оно  не
сработало.
     - Мое тоже, - отозвалась Бренда. - Слишком высока интенсивность сил.
     - У меня есть, - сказала Юнона. - Позавчерашнее.
     - Повесь его на мой Образ, - распорядился я. - Думаю, Источник сможет
преодолеть блокировку Порядка.
     Мать притянула к себе Формирующие и  для  пущей  верности  произнесла
вслух  три  ключевых  слова,  приводящих  в  действие  уже   готовое,   но
неактивированное заклинание изоляции,  которое  при  успешном  воздействии
ненадолго блокировало все колдовские  способности,  зависящие  от  внешних
факторов - таких как Формирующие, Источник, Порядок, Хаос.
     Река мощи, текущая через меня, внезапно обратилась вспять, унося свои
воды, кои были чистой энергией, в бесконечность, к Источнику. Меня  словно
пронзила молния, и я едва не выронил из рук шпагу,  на  мгновение  потеряв
контроль над своим телом. А в следующий момент мой Образ и Знак Янь  Агнца
померкли и  растаяли  в  воздухе.  Заклинание  Юноны  сработало  -  как  я
определил посредством сканирования, в радиусе почти что двадцати миль.  На
некоторое время Агнец утратил свою связь с Порядком; также  это  означало,
что я не мог вызвать Образ Источника, а мой брат, моя сестра, моя  дочь  и
моя  мать  потеряли  контакт  с  Формирующими.  После  заклинаний  смерти,
заклинание изоляции было,  пожалуй,  самым  эффективным.  Для  его  снятия
требовалось большое количество энергии -  а  оно  как  раз  и  перекрывало
доступ  к  внешним  источникам  мощи.  Агнец   мог   использовать   только
собственные ресурсы колдовской силы - как, впрочем, и мы.  Но  теперь  нас
было пятеро против одного.
     - Ну что? - произнес я, с облегчением  чувствуя,  как  нечеловеческое
напряжение последних минут покидает меня. - Начнем переговоры?
     Чудище по  имени  Агнец  Божий  совсем  не  по-ангельски  зарычало  и
швырнуло в меня  заклинание  остановки  сердца,  которое  я  легко  поддел
острием своей Эскалибур и разнес его  в  клочья.  Агнец  снова  зарычал  и
кинулся ко мне, вовсю размахивая своими большущими мечами.
     Не скажу, что мне было так просто отражать атаки  противника  гораздо
выше и сильнее меня,  к  тому  же  одинаково  хорошо  фехтовавшего  обеими
руками. Его глаза без зрачков тупо смотрели в пустоту мимо меня. Он не был
зрячим в человеческом понимании этого слова; он непрерывно  сканировал  на
довольно высоких уровнях и во всех направлениях, что  создавало  для  меня
дополнительные неудобства. Благо Юнона бесперебойно  бомбардировала  Агнца
заклинаниями, хоть и не причинявшими ему  никакого  вреда,  зато  частично
отвлекавшими его внимание.
     - Артур! - услышал я мысленное восклицание Пенелопы. - Посторонись!
     Я сделал обманный  выпад,  заставив  Агнца  отступить  в  нужном  мне
направлении, сам бухнулся наземь,  быстро  откатился  в  сторону  и  вновь
вскочил на ноги. Краем глаза я заметил бегущих к  нам  со  шпагами  наголо
Брендона, Бренду и Пенелопу. Моя дочь, кроме того, держала в  другой  руке
заряженный двумя стрелами арбалет.  Когда  Агнец  оказался  открытым,  она
уронила шпагу на траву, припала  на  одно  колено,  прицелилась  и  дважды
выстрелила. Первая стрела летела Агнцу прямо в лицо,  но  он  молниеносным
взмахом меча отбил ее в сторону; вторая все же достигла цели, угодив ему в
грудь. С громким хохотом чудище выдернуло ее, швырнуло  себе  под  ноги  и
демонстративно растоптало.
     - Да у него сущий панцирь из мяса и костей! -  пораженно  воскликнула
Пенелопа, отбросив уже бесполезный арбалет и поднимая  с  травы  шпагу.  -
Брендон, Бренда! Мы с Артуром займем его спереди, а вы заходите сзади.
     Агнец вновь захохотал. Белоснежные крылья за его спиной  превратились
в руки и выхватили из висевших на поясе  ножен  еще  два  меча.  Это  была
настоящая машина для убийств  -  безжалостная,  беспощадная,  не  ведающая
сомнений. Агнец занял круговую оборону, фехтуя с каждым из  нас  отдельным
мечом, да еще успевая  при  том  посыпать  нас  слабенькими,  без  внешней
подпитки, заклинаниями и отражать такие же  слабенькие  заклинания  Юноны,
Брендона, Бренды и Пенелопы. Что же касается меня,  то  я  лишь  фехтовал,
экономя свои силы для решающего удара.
     - Артур? - спросила Юнона. - У тебя есть план?
     (ЕСТЬ ЛИ У МЕНЯ ПЛАН? У МЕНЯ ВСЕГДА ЕСТЬ ПЛАН!)
     - Да, - ответил я. - Есть.
     - Тогда уступи мне место и займись его разработкой.
     - Хорошо. Держи!
     Я отскочил в сторону и бросил свою шпагу Юноне.  Она  поймала  ее  на
лету и тут же вступила в бой вместо меня.
     А я отошел к ближайшему дереву, прислонился к его широкому  стволу  и
продолжил сканировать Агнца на всех доступных мне без Образа  уровнях.  Он
был физически силен, проворен, вынослив, с отличной координацией движений,
обладал недюжинной колдовской силой и устойчивой психикой.  Вместе  с  тем
его коэффициент умственного развития был весьма невысок (удивительно,  что
при таком скудоумии он так искусно фехтовал), и еще он был  начисто  лишен
инстинкта самосохранения. Выполняя чье-то указание уничтожить меня, чудище
без колебаний готово было отправиться в могилу следом  за  мной,  лишь  бы
удостовериться, что я действительно мертв. Мне чертовски хотелось  узнать,
кто же подослал его ко мне, поэтому я решил не  убивать  Агнца,  а  только
парализовать, чтобы впоследствии допросить его с пристрастием.
     Тщательно  просканировав  центральную  нервную  систему  Агнца  и  ее
периферийные  ответвления,  я  приступил   к   составлению   парализующего
заклинания,  на  что  потратил  около  двадцати  минут.  Затем  я   привел
заклинание  к  канонической  форме,  отсек  все  лишние  петли  и,  собрав
последние силы, медленно и четко, с нужной  расстановкой  продиктовал  его
вслух, что заняло у меня еще три  с  половиной  минуты.  На  предпоследнем
слове я остановился и замер. Призрачная ткань  заклинания  ожила  и  слабо
затрепетала, готовая накрыть Агнца в тот самый момент, когда  я  произнесу
завершающее слово. Чтобы мое заклинание возымело желаемый эффект, ему была
необходима силовая подпитка, причем немалая, иначе противник парирует  его
без особого труда.
     Я стал ждать возвращения Образа. Заветное слово вертелось на  кончике
моего  языка,  соответствующий  императив  дежурил  у  самой   поверхности
сознания. Обычно, когда готовят заклинания про запас, в  них  опускают  по
нескольку ключевых слов-команд, что обеспечивает их сохранность в  течении
многих недель.  Однако  в  данном  случае  это  не  имело  ровно  никакого
значения, поскольку изолирующие  чары  должны  были  рухнуть  в  ближайшие
полчаса.
     Мои родные постепенно одолевали Агнца. Впрочем, и сами они  выглядели
порядком измотанными, но их усталость не шла ни в какое сравнение с  моей.
Я в изнеможении опустился на траву и крикнул:
     -  Берегите  силы,  не  пытайтесь  достать  его.  Просто  держите   в
постоянном напряжении.
     В этот момент Брендон снова пробил защиту Агнца и уже  в  третий  раз
ранил его в плечо.
     - Все в порядке, - ответил мой брат, продолжая атаковать. - Мы забьем
его насмерть. Главное, чтобы мамины чары продержались.
     "А что если мое заклинание не сработает?" - внезапно подумал я и весь
похолодел. Я был слишком истощен, чтобы надиктовать еще одно...
     - Пенни, - спросил я. - У тебя есть готовое изолирующее заклинание?
     - Да... - Она успешно отразила выпад Агнца  и  провела  стремительную
атаку, завершившуюся очередным уколом в  бок  противника.  -  Есть!..  Да,
есть. Только очень старое.
     - Теперь это не важно. Повесишь его на мой Образ, если моя  затея  не
выгорит.
     - Хорошо, отец.
     Когда появились первые признаки потускнения  чар,  я  мысленно  отдал
команду родным усилить натиск на Агнца. Под шквалом их  бешеных  атак  тот
потерял драгоценную секунду и вызвал Знак Янь уже когда передо мной  повис
Образ Источника во всей своей пугающей красоте. Я почувствовал, как в меня
вливается мощь, и произнес только одно слово:
     - Аминь!
     Чудище вдруг замерло, Знак Янь,  начавший  было  появляться  над  его
головой, исчез. Шпага Брендона, продолжившая свое  движение,  отсекла  ему
руку у кисти. Клинок Пенелопы вонзился в порядком изуродованный бок Агнца,
а Бренда разрубила его  плечо.  И  только  Юнона  вовремя  остановилась  и
опустила мою Эскалибур. Обездвиженный Агнец рухнул наземь.
     - Черт! - воскликнул я. - Вы убили его?
     - Вряд ли, - ответила Пенелопа, вытирая полой халата вспотевшее лицо.
- Боюсь, он очень живуч.
     - Я тоже так думаю, - отозвался Брендон, расстегивая  рубашку.  -  Но
подрались мы на славу... Уф! Жарища-то какая!
     Юнона осторожно подошла к Агнцу, приставив острие шпаги к его горлу.
     - А мне кажется, что он мертв, - произнесла она и  пнула  его  носком
своей туфли. - Так и есть. Мертвее быть не может.
     - Но ведь раны... - начала Бренда.
     Мелькнувшая в моем затуманенном мозгу догадка заставила меня еще  раз
просканировать существо. Обнаружив то,  что  искал,  я  немедленно  изгнал
Образ и сообщил родным:
     - Раны здесь ни при чем.  На  Агнца  был  наложен  заговор  смерти  -
очевидно, на тот случай, если его попытаются пленить и развязать ему язык.
     - Но какой от этого прок? - удивилась Пенелопа.  -  Если  бы  Порядок
хотел скрыть, что он охотится за тобой, ему следовало бы подослать к  тебе
существо из Экватора, а не свое создание. Ведь так  и  без  допроса  ясно,
чьих рук это дело.
     - Отнюдь не ясно, - возразил  Брендон.  -  Порядок  мог  предоставить
своего Карателя в чье-нибудь распоряжение.
     - Так это Карающий  Ангел?  -  спросил  я,  взглянув  на  поверженное
существо. Мне стало зябко.
     - Ну да. Карающий Ангел Порядка. Разве ты не знал?
     - Нет, прежде никогда не встречался. Не имел такой чести.
     - Мог бы и догадаться.
     - У меня не было времени гадать, - невесть почему раздраженно отрезал
я. - Мне, в общем, наплевать, как оно зовется - Агнец Божий  или  Карающий
Ангел, - главное, что это чудище было кем-то подослано, чтобы убить нас.
     - В первую очередь тебя,  -  уточнила  Бренда.  -  А  заговор  смерти
косвенно подтверждает, что этот "кто-то" не хотел, чтобы его личность была
установлена. Значит, это не Порядок.
     - Сам по себе факт отрадный, - заметил я, растягиваясь на траве. - Но
не так, чтобы очень. Предоставляя неизвестному  "кому-то"  свое  создание,
Порядок, несомненно, был осведомлен о преследуемых им целях. А стало быть,
не возражал.
     Юнона подошла ко мне и села рядышком, положив у своих ног Эскалибур.
     - Это понятно, - сказала она. - Вряд ли Порядок в восторге  от  того,
что на корону Света претендует адепт другой силы.
     - Мама! Я же сказал, что я вне игры.
     - А ему откуда знать? Каратель был прав - где  гарантия,  что  ты  не
передумаешь?
     Я поморщился и укоризненно произнес:
     - Опять ты давишь на меня!
     - Не спеши с ответом, Артур. Хорошенько  подумай  над  этим  в  свете
новых обстоятельств. Ты единственный, кто может дать  отпор  вмешательству
Порядка в дела Экватора. Сейчас твоя главнейшая обязанность - сплотить все
Дома перед лицом новой угрозы. Мне кажется, что  этот  Агнец  лишь  первая
ласточка, предвестник грядущей  экспансии  Порядка.  А  нас,  Властелинов,
слишком мало, чтобы успешно противостоять ей.
     Я промолчал. В словах матери был резон, и я не мог не признать это. А
выдвигать контраргументы в пользу своего решения у меня в данный момент не
было ни сил, ни желания.
     Между тем  Брендон,  Бренда  и  Пенелопа  оттащили  убитое  чудище  в
сторону, подошли к нам и, следуя примеру Юноны, расселись  возле  меня  на
траве. Близняшки расположились справа, моя дочь  -  слева,  рядом  с  моей
матерью. Идиллическая картинка - счастливая семья  устроила  привал  после
удачной охоты...
     - Так насчет чего был прав Каратель? - поинтересовался Брендон.
     - Когда Агнец выходил из  Тоннеля,  -  лениво  ответил  я,  продолжая
называть  Карающего  Ангела  просто  Агнцем,  -  он  сделал  одно   весьма
любопытное заявление.
     - Какое?
     - Очевидно, он услышал, как я говорил маме, что не буду  претендовать
на престол Света, и сказал буквально  следующее:  "Это  похвально.  Однако
есть более верный способ гарантировать, что ты не изменишь  свое  решение.
Это смерть. Мертвые не сидят на троне."
     Брендон так и присвистнул.
     А Бренда задумчиво покачала головой.
     - Уж больно конкретно это звучит, вы не находите?  Как  мне  кажется,
Агнец просто повторил при случае мысль, высказанную кем-то другим.
     - Тем, кто послал его, - подхватила Пенелопа.
     - И кто видит в Артуре прежде всего опасного претендента на  трон,  -
добавила Юнона.
     - Это либо Амадис, либо Рахиль, - сказала Бренда. - Скорее, Рахиль, а
может быть, они оба.
     - Или Александр, - предположил я только потому, что мне не  хотелось,
чтобы в это дело оказался замешан Амадис. - У  Рахиль  и  Амадиса  слишком
явные мотивы, и подозрение сразу пало бы  на  них,  тем  более  что  Агнец
собирался уничтожить не только меня, но и всех нас, в том числе  Брендона.
А вот Александр...
     - Глупости! - резко произнесла Юнона. Как я и ожидал, ей пришлось  не
по нутру мое предположение. - У Александра нет никаких мотивов.
     - Есть, - возразил я. - Он всегда ненавидел меня.
     - Но вряд ли до такой степени, - заметила Пенелопа,  -  чтобы  желать
смерти своей матери.
     - Он мог не знать, что она здесь.
     - Глупости! - повторила Юнона. - Существо из Порядка было послано  не
для сведения личных счетов, а чтобы преградить тебе путь к престолу.
     - А ты уверена, что Александр не метит на престол?
     - Глупости! - настаивала мать. - Его никто не примет, и он знает это.
Он прекрасно понимал, на  что  идет,  когда  отрекся  от  Митры  и  принял
христианство.
     - Гм-м... Он всегда  может  совершить  обратное.  Так  сказать,  путь
покаяния никому не заказан. И кстати,  я  тоже  христианин.  Двадцать  лет
назад меня окрестили и нарекли Кевином, и  к  твоему  сведению,  отречение
пока что не входит в мои планы. Я чувствую сентиментальную привязанность к
своему новому  имени  и  к  религии,  которую  исповедовал  последние  два
десятилетия, хотя никогда не был особенно набожным.
     - Но ты не отрекался от Митры. А Александр отрекся  -  причем  не  из
политических, а из чисто идейных соображений.
     - Минуточку! - оживилась Бренда. - А ведь Артур  дело  говорит.  Мама
так увлеклась, защищая Александра, что совсем забыла про Харальда.
     Пенелопа и Брендон быстро  переглянулись  и  дружно  закивали.  Юнона
поджала губы и потупилась.
     - Харальд? - удивленно переспросил я. - Это еще кто такой?
     - Сын Александра, - ответила Бренда. - Полукровка. Он родился еще  до
твоего исчезновения, но долгое время никто не знал о его существовании.
     - Ну и ну! - сказал я. - Вот  так  сюрприз!  Почему  вы  до  сих  пор
молчали?
     Бренда пожала плечами.
     - Я полагала, что тебя не очень обрадует известие о появлении  нового
родственника по этой линии.
     - Еще бы!
     - Вот и не хотела тебя расстраивать.
     - Я тоже, - сказала Пенелопа.
     Брендон молча кивнул.
     Мать  сидела,  нахмурившись,  напряженно  над  чем-то  размышляя.   Я
понимал, что ее мысли были далеки от радостных,  и  искренне  сочувствовал
ей.
     - У кого-нибудь найдется закурить? - справился я.
     Брендон вытащил из  кармана  брюк  помятую  пачку  каких-то  шикарных
сигарет и угостил  меня  одной.  Пенелопа  тут  же  сотворила  простенькое
заклинание, и на кончике сигареты затлел огонек. Я затянулся, выдохнул дым
и сказал:
     - Спасибо, Пенни.
     -  Не  за  что.  Просто  я  подумала,  что  сейчас  колдовство   тебе
противопоказано.
     - И правильно подумала, - подтвердил я. - Чувствую я себя прескверно.
Боюсь, мои нервы не  выдержат,  попытайся  я  манипулировать  даже  самыми
примитивными силами.
     Юнона заботливо прикоснулась ладонью к моему лбу.
     - Тебе очень плохо, сынок?
     - Я истощен. Я черпал энергию из таких глубин Источника, что он  чуть
не убил меня... - Вдруг я кое-что вспомнил, и  это  воспоминание  поразило
меня, как громом. Однако я сдержал первый порыв и не стал  делиться  своей
невероятной, ошеломляющей догадкой с родными. Только что возникшая в  моем
мозгу мысль была еще слишком сырая, к тому же я не был  полностью  уверен,
что не стал жертвой игры  собственного  воображения,  когда  находился  на
грани помрачения рассудка. Но если это действительно было, то мне придется
в корне пересмотреть свои и без того туманные представления об  Источнике.
Нужно будет поразмыслить об этом на досуге - а  сейчас  не  время,  других
забот хватает.
     Где-то с минуту я молча курил, свыкаясь с тем, что в игре, которую мы
именуем  жизнью,  появилась  новая  фигура  -  сын  моего  старшего  брата
Александра.
     - Ну и дела! - наконец проговорил я. - И так  неладно  в  королевстве
Датском, а тут еще Харальд, как чертик из табакерки...  Надеюсь,  он  хоть
ублюдок?
     - Увы, нет, - покачала головой Бренда. - Он законнорожденный.
     - Вот те на! Как же так получилось?
     - Александр был тайно обвенчан с его матерью, - объяснила сестра. - И
по всей форме зарегистрировал свой брак в Доме Теллуса. Так что,  согласно
Договору о взаимопризнании культов, Харальд - законный  сын  Александра  и
полноправный принц Света.
     - А еще, - добавил Брендон. - С формальной точки зрения он,  как  сын
нашего старшего брата, имеет больше прав на престол, чем мы  с  тобой  или
Эрик.
     - Это неважно, - сказала Юнона. - Коль скоро мы  собираемся  сместить
Амадиса, то весь порядок наследования рушится.
     - Это станет важно, - заявила Бренда таким тоном,  будто  возобновляя
давний спор, - если с Амадисом вдруг произойдет несчастный случай.
     Ага, вот оно что! Я  уже  задумывался  над  тем,  предпринимались  ли
наиболее рьяными  сторонниками  Брендона  попытки  физического  устранения
Амадиса. Теперь ясно, что их удерживает... Если удерживает.
     - А где он сейчас? - спросил я. - Имею в виду Харальда.
     Мне ответила Пенелопа:
     - Он жил вместе с  отцом  на  Земле  Гая  Аврелия,  занимал  какой-то
высокий пост в его ордене, но пять лет назад, видимо, что-то не поделив  с
Александром, покинул свой мир и явился ко двору в Царстве Света.
     - И как его там приняли?
     - Весьма благосклонно. Амадис осыпал  его  милостями,  более  того  -
лично провел обряд его посвящения Митре...
     - Вот как?! - изумился я. - Сын Александра принял митраизм?
     - Причем с полным отречением от христианства, -  вставила  Бренда.  -
Оценил?
     - Да, - сказал я и закашлялся от неожиданности. - Оценил...  -  Когда
кашель прошел, я продолжил свои расспросы: - Итак,  он  принял  посвящение
Митре и отрекся от Христа. Что было дальше?
     - Харальд провел в Царстве Света без малого  четыре  года  и  за  это
время стал одним из лидеров радикальных митраистов.
     - Этой секты фанатичных молодчиков?
     - Теперь это не секта, а весьма влиятельная  организация,  -  заметил
Брендон. - Политическая партия с сильным религиозным  уклоном.  На  словах
радикалы  декларируют  лояльность  к  существующему  режиму,   но   втайне
противодействуют ему. Не решаясь  объявить  их  всех  скопом  вне  закона,
королева Рахиль расправляется с ними поодиночке, преследуя самых неугодных
ей.  В  прошлом  году  против  Харальда   было   выдвинуто   обвинение   в
государственной измене, но он скрылся, не дожидаясь суда.
     - Однако не примкнул к оппозиции?
     - Нет, он вообще где-то пропал, и с тех пор о нем ничего  не  слышно.
Полагают, что он возвратился к отцу.
     - Когда я в последний раз разговаривала с Александром,  -  отозвалась
наконец Юнона, - он утверждал, что это не  так.  По-моему,  он  был  очень
обеспокоен исчезновением Харальда, хотя умело скрывал это.
     - Или умело притворялся, - сделала предположение Бренда. - Или же был
обеспокоен тем, что замыслил его сын.
     - В любом  случае  дело  дрянь,  -  подытожил  я.  -  Заявился  новый
родственничек с претензиями на престол.
     - Сомневаюсь, - сказала мать. - Это маловероятно.
     - Тебе не хочется верить, что так может быть, - уточнила Бренда. -  А
это разные вещи.
     Юнона смерила ее долгим и тяжелым взглядом.
     - Ты права, дочка. Не дай бог тебе узнать,  каково  это,  когда  твои
дети жаждут крови друг друга.
     Я опять вспомнил, с какой мукой глядела на  меня  мама  в  тот  день,
когда я вернулся в Солнечный Град, победив в бою Александра и едва не убив
его, и в лицо мне бросилась жгучая краска стыда.
     А в следующий момент все мои чувства забили тревогу,  сигнализируя  о
появлении поблизости  посторонних.  Я  в  отчаянии  застонал  и  не  очень
прилично выругался. Неужели это  еще  не  все?  Быть  может,  Агнцы  ходят
парами? Черт! Мы оказались слишком беспечными...
     Превозмогая усталость, я резко принял вертикальное положение. Мир  на
мгновение померк в моих глазах и  закачался  со  стороны  в  сторону,  как
палуба корабля в штормовую погоду. Передо мной повис  Образ  Источника,  а
издали, будто сквозь плотный слой ваты, донесся голос Юноны:
     - Успокойся, Артур. Я забыла сказать,  что  вызвала  нам  на  подмогу
родственников из Сумерек. На всякий случай.
     Я мигом изгнал  Образ  и  облегченно  повалился  на  траву.  Рядом  с
заботливой мамой, недавно обретенной дочкой, братом и сестрой, ставшими за
время моего отсутствия взрослыми мужчиной  и  женщиной,  и  с  идущими  на
подмогу родственниками из Сумерек, от которых в данный момент  я  не  ждал
никаких каверз, я  почувствовал  себя  в  полной  безопасности  и  наконец
позволил себе отключиться.
     Нелегкий выдался денек!..

                                    9

     У него были густые темные волосы, лохматые брови на широких массивных
дугах и черная с проседью  борода.  Он  был  коренастый,  среднего  роста,
гораздо ниже меня, но я всегда смотрел на  него  снизу  вверх.  Фигурально
выражаясь, конечно.
     В его больших карих глазах светилась мудрость тысячелетий. Его взгляд
завораживал, гипнотизировал, казалось,  проникал  в  самые  глубины  моего
существа, разгадывал самые потаенные мысли. Он был  почти  ясновидец,  ибо
был мудр, и за свою долгую жизнь научился понимать людей лучше, чем они  -
сами себя. Я считал его добрым, и так оно было в действительности,  потому
что он не смог бы прожить столько веков, если бы не любил жизнь  и  людей.
Возможно, на определенном этапе своего существования он  был  циником,  но
впоследствии его характер стал настолько сложным, что  его  первоначальный
цинизм  под  давлением  филантропии   постепенно   сменился   глубоким   и
благожелательным знанием человеческой  натуры,  всех  ее  сильных  сторон,
слабостей и недостатков.
     Мой дед Янус, король Сумерек, старейшина Властелинов, навестил меня в
моих  покоях,  что  в  Замке-на-Закате,   когда   я,   проснувшись   после
двадцатичасового восстановительного сна, сидел в постели и жадно  поглощал
обильный завтрак. Компанию  мне  составляли  Бренда  и  Пенелопа,  которые
попеременно дежурили возле меня, пока я находился  без  сознания,  и  тетя
Помона, самая искусная в Сумерках врачевательница, с чьей  помощью  я  так
быстро оклемался.
     При появлении деда девочки дружно вскочили на ноги. Из  вежливости  я
тоже сделал  соответствующее  движение,  хотя  по-настоящему  вставать  не
собирался. Как я и ожидал, Янус жестом велел мне оставаться  в  постели  и
продолжать завтрак, а сам расположился рядом с кроватью в мягком  плюшевом
кресле, освобожденном для него Пенелопой.  Он  неторопливо  раскурил  свою
неизменную трубку из красного дерева и лишь затем спросил:
     - Как самочувствие, сынок?
     - Спасибо, дед, все хорошо, - с излишней бравадой ответил я, стараясь
улыбнуться как можно бодрее. - Я почти в полном порядке.
     - Правда, нервишки у него еще слабенькие, - заметила Помона, взглянув
на меня своими бойкими черными глазами. - Но я  интенсивно  накачиваю  его
витаминами, так что скоро он будет в  норме.  А  пока  я  решила  оградить
Артура от всевозможных посетителей.
     Янус усмехнулся себе в бороду.
     - Надеюсь, присутствующие не в счет?
     - Ну, разумеется.
     - Тогда, детки, оставьте нас вдвоем.  Я  хочу  поговорить  с  Артуром
наедине.
     - Только не сильно донимай  его  расспросами,  отец,  -  предупредила
Помона.
     - Да, да, конечно.
     Когда Бренда, Помона и  Пенелопа  вышли,  дед  уставился  взглядом  в
открытое окно, за которым виднелось серое мглистое небо вечных сумерек,  и
медленно проговорил:
     - Я рад, что ты вернулся, сынок. Я уж не чаял увидеть тебя живым.
     И тут я понял, что подсознательно боялся встречи с дедом, потому  как
знал, что отвечу на любой его вопрос - без малейшего нажима с его стороны,
просто по привычке слепо доверять его суждениям, во всем полагаться на его
опыт, знания и мудрость. Янус крайне редко проявлял  властность,  хотя  он
выглядел весьма внушительно, надевая на себя маску грозной непреклонности.
Ему почти никогда не приходилось повторять свои  распоряжения  дважды  или
повышать голос, обычно он выражал свою волю в  форме  пожеланий  -  и  все
тотчас бросались исполнять их с большим рвением и энтузиазмом. В  Сумерках
(и не только в Сумерках) он был  непререкаемым  авторитетом,  и  остальные
беспрекословно повиновались ему. Так повелось еще с  незапамятных  времен;
это казалось настолько естественным, что никому даже в голову не приходило
задаваться  вопросом,  на  чем  же   в   действительности   зиждется   его
безграничная  власть  над  людьми.  В  Стране  Вечных  Сумерек   не   было
официального наследника престола. Когда-то, в давние времена,  этот  титул
существовал, но постепенно он утратил в  глазах  людей  всякий  вес,  стал
считаться архаизмом, а потом и вовсе канул в лету. Янус  пережил  стольких
своих наследников, что в конце концов все  уверовали,  что  его  правление
будет длиться вечно.
     Не дожидаясь, пока дед сам попросит меня, я  начал  рассказывать  ему
обо всем, что случилось со мной с момента моего исчезновения. Повесть  моя
не отличалась стройностью композиции, местами я очень спешил, перескакивая
с одного на другое, местами вдавался в ненужные подробности, но дед слушал
меня не перебивая. Прошедшие тысячелетия научили его терпеливо выслушивать
людей,  даже  если  подчас  они  несли  откровенный  вздор,  пускались   в
пространные   псевдофилософские   рассуждения,   ударялись   в   длиннющие
сентенции. Когда я делал паузу,  чтобы  перевести  дыхание  или  поглотить
очередную порцию завтрака, Янус не вставлял  никаких  замечаний,  а  молча
ждал продолжения, пыхтел трубкой и все так же смотрел в окно, лишь изредка
обращая на меня свой острый, проницательный, будто читающий все мои  мысли
взгляд.
     Он  дал  мне  выговориться   до   конца   и   только   тогда,   после
непродолжительного молчания, сказал:
     -  Пожалуй,  я  вынужден  признать  разумность  твоего   решения   не
претендовать на корону Света. Но не  потому,  что  ты  обладаешь  огромным
могуществом; в конце концов, формальный  титул  не  придаст  тебе  большей
силы, чем ты имеешь. Другое дело, как ты используешь свой потенциал. Лично
я считаю, что сейчас твое место в Срединных мирах, коль  скоро  скрыть  их
существование уже не представляется возможным. К тому  же  мне  совсем  не
понравилось то, что ты рассказал о той девушке, Бранвене, да и  твой  друг
Колин Лейнстер не внушает особого доверия - он чересчур  импульсивен.  Так
что тебе есть чем заняться, кроме как  оспаривать  отцовский  престол.  По
моему разумению, ключ к стабильности и равновесию во  вселенной  находится
там, на третьем полюсе существования, у Истоков Формирующих.
     - Я рад, что вы разделяете мое мнение, - сказал я, и на душе  у  меня
полегчало.  Поддержка  деда  развеяла  мои   последние   сомнения   насчет
целесообразности основания Дома у Источника.
     - Гм, - спустя пару секунд произнес Янус. - Жаль, что  сейчас  ты  не
можешь  вызвать  свой  Образ.  Хотелось  бы  посмотреть,  что   он   собой
представляет... Нет, нет, не пытайся, побереги свои нервы.  Еще  успеется,
ведь я терпелив и умею ждать. Просто меня  интересует,  аналитическая  это
мощь, как у Порядка и Хаоса, или же синтетическая, как у Формирующих.
     - Не то и не другое, - ответил я. - Мощь Источника... ну,  вроде  как
полиморфна, конкретная форма ее проявления  зависит  от  обстоятельств.  В
связи с этим я испытываю определенные трудности при общении с Образом.
     - Проблема структурной несовместимости?
     - Еще какая. Даже простейшее заклинание не удается втиснуть  в  рамки
одного языка; каждый раз возникает потребность в использовании  чужеродных
грамматических форм, что при отсутствии системы ведет к  резкому  снижению
эффективности.  В  ближайшее   время   я   вплотную   займусь   прикладной
лингвистикой, попытаюсь разработать схему "мирного" сосуществования разных
языков в пределах одной  конструкции,  составлю  словарь  ассоциаций...  В
общем, что-нибудь да придумаю.
     - А как насчет математики?
     - Я уже  думал  об  этом.  Полагаю,  аппарат  теории  групп  подойдет
идеально. К сожалению, математика не моя стихия. Я слаб в точных науках.
     Янус покачал головой. В его глазах промелькнуло осуждение.
     - В этом отношении годы не изменили тебя,  Артур.  Ты  по-прежнему  в
плену у своих комплексов.
     Я не нашелся, что ответить, и только поджал губы.  Упрек  деда  задел
меня вдвойне. Во-первых, он напомнил мне о  Диане,  и  это  причинило  мне
боль.  А   во-вторых,   он   был   совершенно   прав   относительно   моей
закомплексованности на почве математики. Но,  с  другой  стороны,  как  не
почувствовать себя полным идиотом, имея  дело  с  Дианой,  которая  уже  в
шестнадцать лет решала  в  уме  нелинейные  дифференциальные  уравнения  в
частных производных?..
     - В любом случае, - сказал  я  наконец,  -  я  склонен  рассматривать
общение с силами как искусство, а не как  науку.  Я  предпочитаю  отдавать
приказания Образу словами, а не плести вокруг него паутину из  абстрактных
символов... - Тут я умолк. Мои  слова  о  словах  (извините  за  каламбур)
вызвали у меня цепочку ассоциаций, которая  привела  к  мысли,  которой  я
после недолгих колебаний решил поделиться с дедом. - И вот  еще  что.  Мне
кажется, Источник первозданнее других стихий. Если верна гипотеза Большого
Взрыва, в огне которого родилась вселенная, то Источник был  субъектом  ее
творения. Именно он изрек Первое Слово, разделившее изначальный Абсолют на
Порядок и Хаос, чье противостояние в свою очередь вызвало к  существованию
Внешние миры - Экватор и Полярные Зоны.
     - Первое Слово? - переспросил Янус, приподняв  бровь.  Его  глаза  на
мгновение сверкнули.
     - Да, дед, -  сказал  я  и  зябко  передернул  плечами.  -  По-моему,
Источник разумен. Я слегка прикоснулся к его мыслям, когда черпал  энергию
из самых его глубин, чтобы сдерживать натиск Карателя. И чем больше я  над
этим думаю, тем больше  убеждаюсь,  что  это  не  было  лишь  игрой  моего
воспаленного воображения. Источник действительно разумен.
     - В некотором смысле разумны и Порядок с Хаосом, - заметил Янус.
     - Но не так, как Источник. Порядок и  Хаос  обладают  неким  подобием
коллективного сознания, они способны мыслить  только  общими  категориями,
частности им недоступны. Для них "я" - пустой звук, у них нет личности.
     - А у Источника есть?
     - Кажется, есть. Я не смог уловить, о чем он думал; в тот момент  мне
было не до  того.  Но  одно  несомненно  -  он  думал  как  личность,  как
полноценная и осознающая себя личность.
     Дед отвел взгляд от окна и посмотрел мне прямо в  глаза.  Я  выдержал
лишь несколько секунд, затем потупился.
     - Ты боишься, что нашел бога? - наконец проговорил он.
     - Да, - признался я, - боюсь. Если принять за  определение,  что  бог
есть высший разум, стоящий у начала всего сущего, то  Источник  при  таком
толковании является богом. Это вызывает у меня смешанные чувства.
     - Я понимаю тебя, - кивнул  Янус.  -  Но  думаю,  что  ты  спешишь  с
выводами.
     - Хотелось бы надеяться, - сказал я. - Вряд ли  мне  будет  по  плечу
роль особо приближенного к  Престолу  Господнему.  Для  меня  это  слишком
большая ответственность... Как, впрочем, и для любого другого человека.
     - Поэтому ты собираешься переложить часть  своей  ответственности  на
хрупкие плечи Пенелопы? - спросил Янус.
     Я широко распахнул глаза и в изумлении уставился на него.
     - Как вы догадались?!
     - Это немудрено. Из  твоего  рассказа  я  понял,  что  есть  (или  ты
думаешь, что есть) какой-то глубинный смысл в  том,  что  хранителем  Силы
Источника должна быть женщина. Вполне естественно, что ты выбрал Пенелопу.
Вообще, родители склонны видеть в своих детях только хорошее.
     Я проглотил этот намек и не подавился. Любой  другой  на  месте  деда
получил бы от меня резкий ответ-совет не совать свой нос в мои дела  -  но
только не Янус. Я безоговорочно признавал за ним право делать  критические
замечания даже в адрес моей дочери.
     - Вы не считаете ее достойной? - осторожно спросил я.
     - Нет, почему  же.  У  тебя  замечательная  дочь,  Артур,  ты  можешь
гордиться ею. Однако у  нее  есть  один  большой  недостаток,  не  чуждый,
кстати, и тебе. Как и все творческие натуры, она неуравновешена и  слишком
подвержена эмоциям, что, на мой взгляд, помешает ей стать хорошей Хозяйкой
Источника. Думаю, ты сам убедишься в этом, когда у  тебя  пройдет  новизна
первых впечатлений, и ты начнешь по-настоящему узнавать ее,  а  не  просто
восторгаться самим фактом ее существования. Впрочем, я  прекрасно  понимаю
тебя.  Ведь  я,  хоть  и  стар,  все  еще  помню,  каково  это  -  впервые
почувствовать себя отцом.
     - Это восхитительно! - с жаром сказал я.
     - И это естественно. Сейчас ты боготворишь свою дочь,  видишь  в  ней
только достоинства и не замечаешь ее недостатков. На твоем месте  я  отдал
бы предпочтение Бренде. У нее  мощный  аналитический  ум,  она  серьезная,
вдумчивая  и   рассудительная   девочка   с   сильно   развитым   чувством
ответственности за свои поступки, а здравый смысл в  ней  преобладает  над
эмоциями и сиюминутными порывами.
     На мгновение я даже опешил.  Только  в  исключительных  случаях  Янус
плохо отзывался о людях, но еще реже от него  можно  было  услышать  столь
однозначно положительную оценку. Такая  характеристика  значила  для  меня
больше, чем сотня дипломов самых престижных университетов вселенной.
     - Вы очень высокого мнения о ней, - заметил я.
     - Бренда заслуживает того. Правда, порой она чересчур много  говорит,
зато всегда делает дело. Думаю, она будет тебе хорошей помощницей.
     - Мне она тоже нравится, - сказал я. - Но я еще  недостаточно  хорошо
знаю ее.
     - Так узнай ее получше. А уж потом решай,  кому  доверить  надзор  за
Источником - ей или Пенелопе.
     - Вы предлагаете мне взять Бренду с собой?
     - Рекомендую.
     - А она согласится?
     - Охотно. Как это ни странно, но за столь короткое время Бренда очень
привязалась к тебе. По-моему, ты чем-то напоминаешь ей отца.
     Я немного помолчал, обдумывая слова деда, затем сказал:
     -  То,  что  вы  предлагаете,  выглядит  весьма  заманчиво.  Я  бы  с
удовольствием взял с собой Бренду - но ведь она, как я  понимаю,  жить  не
может без Брендона.
     - Возьми и  его.  Вчетвером  вы  будете  грозной  командой.  В  нашем
последнем разговоре Брендон ясно дал мне  понять,  что  был  бы  не  прочь
отправиться с тобой в Срединные миры.
     - А как же его положение вождя? Он намерен самоустраниться?
     - Не насовсем, только на пару лет. Ему хочется пожить немного в  свое
удовольствие, вдали от всех забот, интриг и заговоров.  Я  считаю,  что  в
данном  случае  это   по-человечески   понятное   желание   нисколько   не
противоречит интересам вашей семьи. Прежде чем  разжигать  междоусобицу  в
Доме Света, вовлекая в нее  другие  Дома,  нужно  дать  Амадису  и  Рахиль
последний шанс исправиться. Если они и дальше будут продолжать  в  том  же
духе, то сами погубят себя. И тогда ты, обладая своей Силой,  без  особого
труда,  а  может  быть,  даже  без  кровопролития  возведешь  Брендона  на
престол... Гм, если он сам к тому времени не станет адептом Источника.  Но
это решать тебе. Я не собираюсь давить на тебя авторитетом,  просто  хочу,
чтобы ты знал  мое  мнение.  Я  уверен,  что  Брендон  и  Бренда  окажутся
достойными твоего доверия. Твоя мать Юнона подарила мне хороших внуков.
     Не только хороших, подумал я,  вспомнив  об  Александре  и  его  сыне
Харальде.
     - Кажется, вы выпустили из внимания одно немаловажное обстоятельство.
     - Если ты имеешь в виду Карающего Ангела, то нет, я держу его в уме.
     - И как вы расцениваете это происшествие?
     - Порядок начал охоту на тебя, поскольку ты представляешь угрозу  для
его экспансионистских устремлений. В частности по этой причине  я  считаю,
что тебе необходимы союзники в лице Брендона и Бренды; боюсь,  в  одиночку
ты не выстоишь. Кстати, Срединные миры ограждены от прямого  вмешательства
Порядка и Хаоса?
     - Да. Там их влияние заканчивается.
     Дед хмыкнул.
     - По правде говоря, странно слышать, что существует  часть  вселенной
вне противостояния инь-янь. Это опровергает наши представления об основных
принципах мироздания.
     - Не совсем так,  -  заметил  я.  -  В  своих  окрестностях  Источник
генерирует в точности те  же  условия,  что  и  энтропийные  потоки  между
Порядком  и  Хаосом.  Там  также  присутствует  фундаментальный   конфликт
инь-янь, но в несколько специфической форме.  С  точки  зрения  метафизики
Срединные миры занимают в общей  картине  мироздания  такое  же  особенное
положение, как Порядок и  Хаос,  однако  по  своей  природе  они  схожи  с
Экваториальным Поясом, что  и  наводит  меня  на  мысль  о  первозданности
Источника.
     Янус ненадолго задумался.
     - Возможно, ты и прав, -  произнес  он.  -  Это  сложный  философский
вопрос, и мы детально обсудим его как-нибудь в другой раз. Пока  что  ясно
одно: у Истоков, где  безраздельно  властвует  сила,  адептом  которой  ты
являешься,  вы  с  Брендоном,  Брендой  и  Пенелопой   будете   в   полной
безопасности - столько  времени,  сколько  вам  понадобится,  чтобы  стать
сплоченной командой, способной  противостоять  попыткам  Порядка  и  Хаоса
нарушить в свою пользу Мировое Равновесие.
     Мне вдруг стало очень  неуютно  и  очень  одиноко.  На  душе  у  меня
заскребли кошки. Я внутренне содрогнулся и залпом отпил из бокала солидную
порцию вина. Крепкий напиток двухсотлетней выдержки немного  согрел  меня,
но не развеял мои тревожные мысли.
     - Агнец говорил о троне, - многозначительно произнес я и  стал  ждать
реакции деда.
     - Мне рассказывали, - ответил  Янус.  -  Очевидно,  Порядок  выдвинул
своего претендента на престол в Царстве Света и  оказывает  ему  всяческую
поддержку. Не хочу быть категоричным, но почему-то мне думается,  что  это
Харальд.
     - Что вы знаете о нем?
     - То же, что и другие. С ним лично  я  не  встречался.  Если  ты  уже
расспрашивал Помону и Диониса, то мне к их рассказу добавить нечего.
     Я кивнул.
     - Дионис говорит, что Харальд принял митраизм очень близко к сердцу.
     - И это  меня  беспокоит.  Культ  Митры  восходит  непосредственно  к
Порядку, и Харальд в своем рвении неофита мог зайти слишком далеко. Ведь в
его жилах течет кровь  Александра...  -  Дед  умолк  и  запыхтел  трубкой,
обволакивая себя тучей сизого дыма.
     "И кровь нашего  отца  Утера",  -  закончил  я  его  мысль  и  крепко
призадумался. Рука  моя  машинально  потянулась  за  сигаретой.  Решив  не
прибегать к колдовству, я взял с тумбочки зажигалку и закурил.
     Итак, если наша догадка верна, то Харальд становится опасным  уже  не
только для Дома Света, но и для всех прочих Домов и, в конечном итоге, для
всего  Мирового  Равновесия.  Однако  я  сознавал,  что   его   физическое
устранение проблемы не решит. Он лишь мелкая  карта  во  вселенской  игре,
побить которую, скорее всего, не  составит  труда  -  но  в  любой  момент
Порядок может сдать себе другую,  равноценную,  и  даже  покрупнее,  благо
фанатиков среди Властелинов, а в  особенности  среди  членов  Дома  Света,
хватает. Янус прав: я должен сколотить грозную  команду,  чтобы  отбить  у
Порядка и Хаоса аппетит до Экватора. И все же...
     И все же, во всем этом деле имелись  и  личные  мотивы.  Харальд  был
сыном Александра, и мне хотелось выяснить, не стоит ли за  всем  этим  мой
старший брат, отношения с которым были у меня далеки от сердечных.
     - Я должен побольше узнать об этом Харальде, - сказал я.  -  Не  хочу
покидать Экватор, оставаясь в неведении. Терпеть не могу неизвестности.
     - Наши уже приступили к сбору информации, -  ответил  дед.  -  То  же
самое делают и другие Дома. Мало  кого  радует  перспектива  оказаться  во
власти Порядка.
     - А что Александр?
     - Недавно я с ним говорил. Он божится, что ничего не знает  о  планах
своего сына и не видел его вот уже более года.
     - Но на всякий случай его следовало бы арестовать.
     Янус чуть приподнял левую бровь и  пристально  поглядел  на  меня.  Я
приготовился услышать от деда дежурный упрек по поводу нашей давней вражды
с Александром, но затем он, видимо, передумал и сказал:
     - Между прочим, Амадис неоднократно пытался  связаться  с  тобой.  Ты
думаешь потолковать с ним?
     Я покачал головой.
     - Это исключено. Прежде мы с Амадисом были дружны, и я боюсь,  что  в
ходе нашего разговора я буду вынужден четко определить свою позицию - либо
встать на его сторону, либо объявить себя противником  его  режима.  Ни  к
тому, ни к другому я пока не готов.
     - Понимаю, - сказал Янус. - Но  когда-нибудь  тебе  все  же  придется
сделать выбор.
     - Но позже, - ответил я.

     Следующие три сумеречные цикла, равные приблизительно четырем дням на
Земле Артура, я посвятил восстановлению своей нервной системы. Тетя Помона
оградила меня от посетителей за исключением самых  близких  родственников,
но даже им не позволяла подолгу надоедать мне.  Большую  часть  времени  я
проводил в дедовом Замке-на-Закате в обществе Бренды и  Пенелопы.  Брендон
отбыл на  Землю  Хиросимы,  чтобы  уладить  там  свои  дела,  связанные  с
прекращением практики; он был  очень  ответственным  человеком  и  не  мог
бросить своих пациентов на произвол судьбы. Юнона отнеслась к его  решению
отправиться вместе со мной  крайне  неодобрительно  и  назвала  нас  обоих
дезертирами. Она пыталась  взывать  к  нашему  патриотизму,  честолюбию  и
прочим свойственным каждому человеку слабостям и добродетелям,  однако  мы
оставались непреклонными и не поддавались на  ее  уговоры.  Обидевшись  на
нас, мама удалилась на Истинный Марс, в свой новый  Дом.  Впрочем,  мы  не
сомневались,  что  на  торжественный  пир   во   Дворце-на-Вершине-Олимпа,
созванный понтификом города в мою честь, она явится обязательно и  к  тому
времени уже перестанет сердиться на нас.
     Пенелопа, будто специально в подтверждение слов Януса о неровности ее
характера, впала в меланхолию. Обычно она устраивалась в углу комнаты, где
мы находились, сидела там тихо, как мышка, часами не произнося ни слова, и
только тем и занималась, что наблюдала за мной. Самое странное, что  я  не
чувствовал себя  неловко  под  ее  пристальным,  изучающим  взглядом;  она
смотрела на меня с такой теплотой и доброжелательностью, что мне было даже
приятно.
     Из-за такого состояния Пенелопы общался я преимущественно с  Брендой.
Мы болтали, дурачились, играли в шахматы и другие, менее интеллектуальные,
но более подвижные игры на двоих,  а  время  от  времени,  когда  Пенелопа
немного оживлялась или ко мне наведывался Дионис, мой старый друг и кузен,
младший сын тети Помоны, мы втроем перекидывались в  карты.  Позже  Бренда
принесла в мою комнату персональный компьютер и,  следуя  моим  указаниям,
принялась конструировать для меня сверхсложные и  сверхмощные  заклинания.
Надо отдать ей должное  -  она  оказалась  отличной  помощницей,  работала
быстро и плодотворно, схватывая все налету.
     К исходу третьего цикла мое самочувствие улучшилось настолько, что  я
мог уже без опаски вызвать Образ Источника и, задействовав  его  на  самом
поверхностном уровне,  продиктовал  с  компьютерных  распечаток  новенькие
заклинания. Я не спешил,  стараясь  не  перенапрягаться,  вследствие  чего
потратил на это  занятие  более  трех  часов  (хотя  при  желании  мог  бы
уложиться и в один час), зато усталости почти не чувствовал - лишь  легкую
и, в конечном счете, приятную утомленность перед сном.
     Теперь я был вооружен до зубов  и  уже  не  страшился  встречи  ни  с
созданиями Порядка, ни с порождениями  Хаоса.  Особенно  лихим  было  одно
заклинание на девяти языках,  которое  я  надиктовывал  в  течение  сорока
минут. Это был мой маленький сюрприз для Александра и его сынка, если  они
окажутся замешанными в играх на стороне Порядка.
     - Дед прав, - удовлетворенно констатировал я, потягиваясь в кресле. -
Из нас получится хорошая команда.
     - Совершенно верно, - согласилась Бренда и тут же выстрелила взглядом
в Пенелопу. - Правда, кое-кто из нашей команды, не  будем  называть  имен,
чересчур угрюм и задумчив.
     В ответ на это замечание Пенелопа молча поднялась с  кресла,  подошла
ко мне и легонько чмокнула меня в губы.
     - Спокойной ночи, Артур, - сказала она,  затем  поцеловала  Бренду  и
добавила: - Спокойной ночи, кузина.
     - Ты уже уходишь? - спросил я, как всегда, млея от ее поцелуя.
     Пенелопа кивнула и сонно улыбнулась. Впрочем, сонной она выглядела  с
самого утра.
     - Я устала и хочу спать. Да и поздно уже.
     - Приятных тебе снов, милая, - сказал я и поцеловал ее руку.
     - Спасибо... отец. - Она всегда делала паузу, прежде чем назвать меня
отцом. Видно, не привыкла еще.
     Когда  дверь  за  Пенелопой   закрылась,   Бренда,   качая   головой,
проговорила:
     - Бедняжка сейчас переживает кризис жанра. У нее так и  чешутся  руки
начать писать твой портрет с натуры, но она  почему-то  находит  эту  идею
банальной и даже вульгарной.
     - Наверно, я здорово разочаровал ее, - предположил я.
     - Да нет, что ты! Она просто без ума от тебя. Но ты совсем не  такой,
каким она тебя представляла. Сейчас Пенни мучительно привыкает к тому, что
ты вовсе не идеал, а живой человек из плоти и крови.
     Я тяжело вздохнул.
     - Боюсь, ей придется привыкать еще кое к чему.
     - А именно?
     Несколько секунд я набирался смелости, потом заговорил:
     - Видишь ли, когда я рассказывал вам свою историю, то умолчал о  том,
что есть девушка, которая скоро станет моей женой.
     - Ага, - сказала Бренда и вдруг в глазах ее зажглись лукавые искорки.
- Но ведь Брендону ты говорил, что ОНА - невеста твоего друга. Значит,  ты
обманул его?
     Меня обдало жаром.
     - Это... Дана здесь ни при чем...
     - Так ее зовут Дана? - Бренда явно забавлялась моим смущенным  видом.
- Красивое имя. Брендон говорит, что она очень хорошенькая  и  очень-очень
молоденькая. Он говорит, что вы смотрели друг на друга такими  влюбленными
глазами...
     - Плевать, что он говорит! - вспылил я. - Все  это  глупости!..  -  Я
запнулся,  сообразив,  что  кричу.  -   Прости,   сестричка.   Я   малость
погорячился.
     Бренда пересела на подлокотник моего кресла и ласково потрепала  меня
по голове.
     - Это  я  должна  извиняться,  что  вмешиваюсь  не  в  свое  дело,  -
проворковала она таким ангельским голоском, что всей моей обиды как  и  не
бывало. - Ну давай, рассказывай.
     - Ее зовут Дейрдра, - начал я.  -  Она  единственная  дочь  покойного
короля Бриана и двоюродная сестра ныне царствующего  короля  Колина.  Мать
Дейрдры была простой  смертной,  а  стало  быть,  она  полукровка.  И  она
красивая, очень красивая.
     - Ты любишь ее?
     - Да.
     - Сильно?
     - Очень сильно.
     - Бедный братик, - сочувственно сказала Бренда. - Представляю, каково
тебе было, когда ты вспомнил Диану.
     Мы немного помолчали. Я чувствовал, что Бренда понимает меня,  и  это
было отрадно. А вот моя дочь...
     -  Как  ты  думаешь,  -  осторожно  спросил  я.  -  Пенни  болезненно
отреагирует на это известие?
     - Думаю, она будет неприятно поражена. Ведь в ее представлении  вы  с
Дианой были единым целым. Впрочем, она уже готова к этому... ну,  если  не
готова, то, во всяком случае, готовится. В частности  этим  и  вызваны  ее
теперешние страдания.
     - Вот как? - обиделся  я.  -  Брендон  уже  поделился  с  ней  своими
нелепыми догадками насчет Даны?
     Бренда внимательно посмотрела  на  меня,  и  в  ее  глазах  я  прочел
невысказанный вопрос: а так ли они нелепы?
     - Нет, это я. Позавчера, когда  между  нами  в  очередной  раз  зашел
разговор о твоей жизни в том мире, я высказала предположение, что уж  если
ты прожил двадцать лет, ничего не помня о себе, то наверняка у  тебя  есть
девушка, а может быть, и жена.
     - И как она отнеслась к этому?
     - Была шокирована. Прежде она не задумывалась  о  такой  возможности.
Как я уже говорила, она  только  начинает  воспринимать  тебя  как  живого
человека.
     - Тогда прошу тебя... - Я  замялся.  -  Ну,  как-нибудь  намекни  ей.
Тонко, ненавязчиво, постарайся не огорошить ее сразу.
     Бренда хмыкнула.
     - Нелегкую задачку ты мне подкинул, - сказала она. - Не из  приятных.
Но я возьмусь за ее выполнение. Рано или поздно  Пенни  все  равно  узнает
правду - так пусть лучше от меня. Для нее это будет удар, но я  постараюсь
смягчить его насколько смогу.
     - Спасибо, сестричка.
     Я достал из кармана сигарету и закурил. Бренда  собрала  разбросанные
на столе листы с распечаткой текстов заклинаний и сложила их в  аккуратную
стопку. Как я уже успел убедиться, она была болезненно  опрятна  и  просто
обожала наводить повсюду порядок.
     - Славно мы поработали, - сказала сестра и вздохнула. - Жаль  только,
что я не могу воспользоваться этими заклинаниями.
     - Пока что не можешь, - уточнил я.
     - Так ты уже решил? - спросила Бренда.
     Я утвердительно кивнул.
     - Да, я отведу вас к Источнику. Всех троих.
     - Но ты еще плохо знаешь нас.
     - Зато вы мне очень нравитесь. А я привык доверять своим чувствам.
     Бренда уселась мне на колени и обхватила мою шею рукой.
     - Мы все тебя любим, Артур, - серьезно сказала она. - И мы не обманем
твоего доверия.

                                    10

     Мы ехали по узкой извилистой улочке, ведущей в центр города,  подковы
наших лошадей мерно цокали о гладкие булыжники мостовой. Дорогой нам то  и
дело встречались вооруженные мужчины, пешие и конные,  в  белых  плащах  с
черным  крестом  рыцарей   ордена   Святого   Духа.   Некоторые   из   них
останавливались и глядели нам вслед - но не на меня, а на моего  спутника,
молоденького пажа со светлыми льняными волосами, чудными голубыми глазами,
хрупкой изящной фигуркой и смазливеньким девичьим личиком.
     В конце концов Бренда не выдержала и тихонько фыркнула.
     - Проклятье, Артур! Твоя затея не выгорела. Все сразу признают во мне
женщину.
     Я покачал головой.
     - Вовсе нет, сестричка, ты ошибаешься. Они думают,  что  ты  мальчик.
Красивый, очаровательный мальчик. Многие крестоносцы  обожают  таких,  как
ты, только мужеска пола.
     Бренда скривила свои губки в гримасе глубокого отвращения.
     - Фу, как это противно! Безобразие!
     - А что ты еще ждала от питомцев  нашего  старшего  братца?  Сам  он,
правда, не педераст, но любит держать в своем окружении  извращенцев.  Они
психически неустойчивы  и  легче  поддаются  влиянию  со  стороны  сильной
личности.
     Бренда  зябко  повела  плечами  и  содрогнулась  всем  телом,   когда
очередной крестоносец бросил взгляд чуть пониже ее талии.
     - Зря я послушалась тебя, брат. Нужно было не умничать  и  оставаться
твоей сестрой.
     - Да, - сказал я. - Но вот беда: сестре рыцаря не пристало щеголять в
мужских брюках или коротенькой юбочке. Насчет этого порядки здесь строгие.
     - Какое варварство!  -  недовольно  проворчала  моя  урбанизированная
сестра. - Лес дремучий.
     Я только  хмыкнул  в  ответ.  Бренда  сама  настояла  на  том,  чтобы
сопровождать меня в этой  прогулке,  формальной  целью  которой  была  моя
встреча с Александром лицом к лицу - правда, только формальной. На  уме  у
меня было нечто совершенно иное, но я предпочитал ни  с  кем  не  делиться
моими планами, чтобы  еще  больше  не  волновать  родных,  которые  и  так
отнеслись к моей идее неодобрительно. Бренда,  видимо,  заподозрив  что-то
неладное, вцепилась в меня мертвой хваткой, и вскоре я понял, что взять ее
с собой будет стоить мне гораздо меньше нервов, чем убедить ее  отказаться
от этой затеи, а потом еще переживать, гадая, не отправилась ли она тайком
за мной. Навязчивость Бренды, хотя я находил ее общество в высшей  степени
приятным,  слегка  озадачивала  меня,  а  ее  чрезмерная  забота  о   моей
безопасности и вовсе приводила в растерянность. Я  все  больше  убеждался,
что дед Янус был прав, полагая, что Бренда видит во мне не старшего брата,
а  скорее  достойную  замену  отца,  которого  она,  судя   по   рассказам
родственников, очень любила, и который, в свою очередь, относился к ней  с
гораздо большей теплотой и нежностью, чем  к  другим  своим  детям.  Такое
предположение, что толку отрицать, очень льстило моему самолюбию. То,  что
я не питал никаких теплых чувств к отцу, еще не значило, что  я  не  хотел
быть на него похожим...
     Итак, Бренда отправилась вместе со мной, и  я  был  вынужден  принять
дополнительные меры предосторожности и внести  определенные  коррективы  в
первоначальный план моих действий. Согласно первому исправленному сценарию
мы должны были изображать из себя брата и сестру, кем  мы,  собственно,  и
являлись. Однако, когда дело  дошло  до  переодевания,  обнаружилось,  что
Бренда совсем не умеет носить средневековые  дамские  наряды;  к  тому  же
пышные многослойные юбки, длинные, тяжелые, сковывающие движения, вызывали
в ней решительный протест, и она все время  норовила  задрать  их  повыше,
давая свободу ногам, что уж никак не вязалось с  образом  благовоспитанной
барышни-аристократки. Сценарий пришлось менять вторично, хоть и  не  столь
радикально,  и  из  моей  сестры  Бренда   превратилась   в   хорошенького
мальчика-оруженосца.
     - Если ты собираешься жить со мной в Авалоне, - после паузы заговорил
я, - то должна пересмотреть  свои  привычки.  Там  женщины  носят  похожие
наряды, пусть и не такие громоздкие.
     Улочка постепенно расширялась, и мы ускорили шаг наших лошадей.
     - Ничего, - отозвалась Бренда. - Я введу новую моду.  Уж  в  этом  не
сомневайся.
     Я в этом не сомневался.
     - Только не все сразу, - предупредил я.  -  Не  нахрапом.  Думаю,  не
стоит шокировать благонравных вельмож, в первый  же  день  представ  перед
ними в шортах и тонкой блузке без рукавов, а тем более -  в  купальнике...
Гм. Может  быть,  я  отстал  от  жизни,  но  по  мне,  те  так  называемые
купальники, что нынче в моде, еще более бесстыжи, чем неприкрытая нагота.
     Бренда рассмеялась.
     - Да, ты действительно отстал от жизни.  Видно,  твоя  Земля  Артура,
несмотря на ее близость к Истокам, очень отсталый мир,  и  люди  там  тоже
отсталые. Но ты не беспокойся, я постараюсь быть  паинькой  и  не  вредить
целомудрию твоих знакомых. Первым делом я  приучу  их  к  длинным  платьям
довольно консервативного покроя,  но  без  всяких  нижних  юбок  и  прочей
ерунды.
     - Правильно, - одобрил я. - Маленькими шажками к великой  цели.  Даже
это произведет настоящий фурор в тамошнем высшем свете.
     - Позже я начну щеголять в юбке лишь  самую  малость  ниже  колен,  -
продолжала строить планы Бренда. - Потом чуть выше...
     - А по пятам за тобой будут ходить толпы придворных, глазея  на  твои
красивые ножки и норовя заглянуть тебе под юбку, - прокомментировал  я,  и
Бренда снова рассмеялась.
     Мы вели наш разговор в том же ключе, пока не  подъехали  к  массивным
обитым железом воротам в высокой каменной стене, ограждавшей от  остальной
части города главное командорство ордена Святого  Духа  и  резиденцию  его
гроссмейстера. Створы ворот были распахнуты, решетка поднята, но путь  нам
преградили два вооруженных алебардами стражника, один из которых был чисто
выбрит и выглядел лет на двадцать пять, другой, бородатый, казался гораздо
старше.
     - Кто? - требовательно спросил тот, что был с бородой.
     - Карл де Лумьер, рыцарь из Нормандии, с оруженосцем, -  ответствовал
я на чистейшем прусском наречии, которое было общепринятым в  разношерстой
среде рыцарей Святого Духа. - Прибыл к его светлости великому  магистру  с
посланием от его высочества герцога Нормандского.
     Стражники посовещались между собой  и  с  другими  своими  коллегами,
дежурившими у ворот, затем младший направился внутрь крепости и  исчез  за
углом караульной. Бородатый велел нам подождать,  объяснив,  что  о  нашем
прибытии сейчас доложат начальству.
     Минут через десять  ушедший  докладывать  о  нас  стражник  вернулся.
Вместе с ним важно шествовал  высокий  голубоглазый  блондин  лет  сорока,
типичный ариец, одетый в шикарный  камзол  из  темно-коричневой  тафты  со
множеством  серебряных  позументов.  Его  властный  вид   и   почтительное
отношение к нему со стороны стражников  свидетельствовали  о  его  высоком
положении в иерархии ордена.
     Когда он приблизился к нам, мы  с  Брендой  спешились.  Он  сдержанно
поклонился, мы ответили ему тем же.
     - Командор Гартман  фон  Ауэ,  -  представился  он,  -  адъютант  его
светлости великого магистра. С кем имею честь, господа?
     - Карл де Лумьер к вашим услугам, сударь, - вежливо произнес я.  -  А
это мой оруженосец и кузен Бран де Шато-Тьерри.
     Командор неодобрительно взглянул на Бренду  -  ее  девичья  внешность
произвела на него не лучшее впечатление - и неопределенно кивнул.
     - Мне доложили, что вы прибыли с посланием от герцога Нормандского.
     - Вернее, с поручением, - уточнил я. - С конфиденциальным поручением.
У меня есть рекомендательное  письмо,  адресованное  лично  его  светлости
великому магистру, и я намерен ходатайствовать о срочной аудиенции.
     Я достал из-за отворота камзола пакет, скрепленный  большой  гербовой
печатью из красного воска; внутри  пакета  лежала  записка  -  мой  привет
Александру. Я решил не предупреждать его заранее о своем визите, чтобы  не
дать ему времени на подготовку к встрече  и  по  возможности  застать  его
врасплох.  Помимо  всего  прочего,  мне  хотелось   понаблюдать   за   его
естественными реакциями, а не за отрепетированными позами, на  которые  он
был мастак.
     Командор взял у меня пакет и внимательно изучил печать,  убеждаясь  в
ее подлинности. На всякий случай я сделал ему легкое  внушение,  направляя
его  мысли  в  нужное  русло.  То  ли  командор  был  очень  восприимчивым
человеком,  то  ли  он  сам  пришел  к  такому  же  решению,  но  никакого
сопротивления с его стороны я не ощутил.
     -  Следуйте  за  мной,  господа,  -  произнес  он,  подтверждая  свое
приглашение соответствующим жестом. - Я доложу о вас его светлости.
     Мы прошли под аркой ворот и  очутились  на  краю  широкого  плаца,  в
противоположном  конце  которого  строем  маршировали  пешие  крестоносцы,
распевая какую-то воинственную песню.  Эта  песня  показалась  мне  смутно
знакомой,  и  только  с  некоторым  опозданием  я  признал  в  ней   более
энергичную, приспособленную к строевому пению версию "Te Deum". Я мысленно
выругался, затем так же мысленно рассмеялся. Это было в духе моего братца;
он мечтал превратить весь этот мир в одну большую казарму,  где  все  люди
будут ходить строем и распевать католические гимны.
     Возле конюшен Гартман фон Ауэ поручил наших лошадей заботам  конюхов,
затем повернулся ко мне и сказал:
     - У вас славное имя, сударь. Вы случайно не  родственник  знаменитого
Артура де Лумьера, который тридцать лет назад командовал армией  Лангедока
в войне с нашим орденом?
     - Да, я его сын.
     Командор с уважением поглядел на меня.
     - Даже так! Надеюсь, ваш отец в добром здравии?
     - Он давно умер, - замогильным голосом сообщил я.
     Командор перекрестился. Я последовал его примеру, а Бренда чуть  было
не осенила себя знамением Света, но вовремя спохватилась.
     - Да упокоит господь его душу, - произнес Гартман фон Ауэ. - Ваш отец
был великим воином, сударь, и в нашем ордене  его  уважают,  хотя  он  был
нашим врагом. Мы свято блюдем традиции рыцарской чести.
     Я промолчал, сохраняя на своем лице скорбную мину. По правде  говоря,
я был польщен, что Александр  не  предал  мое  имя  анафеме.  Впрочем,  не
исключено было, что я обманывался, принимая  желаемое  за  действительное.
Может, он хотел сделать это,  но  не  смог,  потому  что  большинство  его
подчиненных чтили воинские традиции своей  эпохи.  В  Средние  Века  война
является  неотъемлемой  частью  повседневного  быта,  и  в  этих  условиях
уважение к достойному врагу не просто красивая поза, не благородный  жест,
а жизненная необходимость,  отдушина  для  гуманизма  в  мире,  где  царят
жестокость и насилие. Чтобы расстрелять пленного во Второй  мировой  войне
достаточно было того, что он - офицер вражеской армии; а в XV веке,  чтобы
оправдать казнь плененной Жанны д'Арк,  англичанам  пришлось  объявить  ее
ведьмой.  Почему-то  многие  историки  не  обращают   внимания   на   этот
примечательный факт. Я участвовал в нескольких  средневековых  войнах,  но
упаси меня бог от участия в "цивилизованной" войне - даже если в ней будут
неукоснительно соблюдаться все положения Женевской конвенции...

     За прошедшие  с  момента  нашей  последней  встречи  три  десятилетия
Александр сильно изменился. Теперь он выглядел лет на пятьдесят по  меркам
простых смертных;  кожа  на  его  гладко  выбритом  лице  потемнела,  чуть
загрубела, на лбу и переносице образовалось множество морщин, а  в  густых
каштановых волосах  виднелись  седые  пряди.  Однако  лицо  его  сохраняло
прежнее жесткое, волевое выражение, серо-стальные глаза  смотрели  на  мир
властно  и  решительно,  с  вызовом,  ярче  прежнего  пылал  в  них  огонь
фанатизма.
     Несколько секунд после того, как он вошел в комнату, где  нам  велено
было ждать ответа на просьбу об аудиенции,  мы  молча  рассматривали  друг
друга, освежая свою память и пополняя ее новыми сведениями о переменах  во
внешности. Я должен был  признать,  что  этот  облик,  обычно  принимаемый
только самыми старыми из  Властелинов,  очень  идет  Александру.  В  былые
времена я  находил  его  юное  лицо,  отмеченное  печатью  одержимости,  в
некотором роде смешным - но сейчас мне было не до смеха.
     - Если ты хотел ошарашить меня своим визитом, -  медленно  проговорил
Александр, - то тебе это удалось. Я удивлен, брат. - Он произнес  ключевые
слова, приводящие в действие чары против подслушивания, и вновь  обратился
ко мне: - По правилам  фамильного  этикета  нам  следовало  бы  обменяться
сердечными рукопожатиями, но я не думаю, что это хорошая идея.
     - Согласен, - кивнул я. - Нам можно присесть?
     - Да, разумеется. Располагайтесь, где вам угодно, чувствуйте себя как
дома.
     Мы с Брендой устроились в удобных  креслах  и  немного  расслабились,
хотя совету чувствовать себя как дома следовать не собирались. Особенно я.
     Александр тоже сел и перевел свой жесткий взгляд на сестру.
     - Так стало быть, ты и есть Бренда? В  последний  раз  я  видел  тебя
совсем маленькой.
     - Жаль, я не помню этого, - вежливо ответила Бренда.
     - Ты была милым ребенком  и  стала  красивой  девушкой,  -  продолжал
Александр. - В этом наряде ты выглядишь весьма соблазнительно.
     - Да уж! - фыркнула Бренда. - По пути сюда твои рыцари вовсю пялились
на меня.
     - Что делать. Ведь ты очень привлекательная женщина.
     - Но они принимали меня за парня! Какое бесстыдство!
     Александр пожал плечами.
     - Порокам людским несть числа. Даже самые лучшие из них грешат,  если
не делом, то мыслию и словом.
     - Как ты, например, - ехидно вставил я; больше всего меня раздражал в
Александре его цинизм. - Ты согрешил, отрекшись от семьи, и твой проступок
не остался безнаказанным. Харальд, твой  сын,  взлелеянный  и  воспитанный
тобой, отрекся от истинного бога.
     Александр закусил губу и зло посмотрел на меня.
     - Будь ты проклят, Артур! - угрюмо проговорил  он.  -  Умеешь  же  ты
достать человека! Зачем ты пришел ко мне? Что тебе нужно?
     - Свое я уже получил, - ответил я с кривой усмешкой. - Я застал  тебя
врасплох и вынудил совершить ошибку.
     - Какую?
     -  А  вот  такую,  -  сказал  я  и  задействовал  первое   из   моего
джентльменского набора заклинаний.
     Мой старший брат был мгновенно парализован  и  лишен  доступа  как  к
Формирующим, так и к своим внутренним колдовским ресурсам.
     - Можешь говорить, - разрешил я. - Но звать на помощь не советую. Все
равно тебя никто не услышит. Ты сам позаботился об этом.
     - Негодяй! - гневно произнес Александр, сидя  без  движения  в  своем
кресле. Глаза его  горели  бессильной  злобой.  -  Ты  подлый,  бесчестный
человек! Ты стал еще  вероломнее,  чем  был  раньше.  Я  принял  тебя  как
родственника, а ты...
     - И своего ублюдка ты вызвал по той же причине? - едко осведомился я.
-  Небось,  для  того,  чтобы  устроить  трогательную   встречу   дяди   с
племянником?
     - Он вызвал Харальда? - удивленно спросила Бренда.
     - А что же ты думала? С того момента как Александру было  доложено  о
нашем прибытии, я непрерывно сканировал окрестности и  обнаружил  то,  что
ожидал обнаружить. Он связывался с кем-то через Самоцвет.
     - С Харальдом?
     - Уверен, что с ним. Мол, привалила удача, сынок.  Птичка  в  клетке,
жду тебя с группой коммандос из Порядка.
     - Идиот! - прорычал из своего угла Александр. - Думаешь, я замешан  в
безумные планы Харальда? Вот дурак ты! Я так же, как и все вы, не  одобряю
его сговор с Порядком.
     - Тогда зачем ты вызвал его?
     - Идиот! - снова  прорычал  Александр;  ни  изысканностью  речей,  ни
изобретательностью по части ругательств он никогда не блистал. - Черт тебя
подери, не вызывал я его! Я только предупредил, что ты пожаловал ко мне.
     - Позволь полюбопытствовать: зачем?
     - Именно затем, чтобы он случайно не сунулся сюда и не попал  в  твои
лапы.
     - Значит, ты солгал маме и деду, - сказала Бренда. - Ты поддерживаешь
связь с Харальдом!
     - Он мой сын, - отрезал Александр. - Что бы он ни сделал, он остается
моим сыном. А ты, Артур, дурак, если мог подумать, что  я  замешан  в  его
играх.
     Я сардонически рассмеялся.
     - Это ты дурак, братец! Ты всегда был тугодумом и таким же остался. Я
знал, что если дать тебе мало времени на  размышления,  ты  запаникуешь  и
совершишь ошибку. Я не сомневался, что  тебе  известно,  где  Харальд,  по
крайней мере, известно, как с ним связаться, и единственное, что мне  было
нужно от тебя, так это то, что ты сделал. Ты сообщил ему, что я  здесь,  и
теперь он точно явится сюда, потому что охотится за мной. А я  охочусь  за
ним и встречу его во всеоружии.
     Александр застонал, дико тараща на меня глаза, лучившиеся  ненавистью
и отчаянием. Только сейчас он понял, какой промах допустил,  но  исправить
что-либо было уже не в его силах.
     Бренда посмотрела на меня с тревогой и восхищением.
     - Почему ты сразу не сказал о своих планах? Мы бы  устроили  Харальду
отличную западню.
     - Западня и так хороша, - ответил я. - Кстати, ты  держишь  с  братом
контакт?
     - Разумеется.
     - Изолирующие чары его не прервут?
     - Ни в коем случае.
     - А если чары будут ОЧЕНЬ сильными?
     - Не беспокойся, Артур. Я же сумела вернуть вас из Хаоса.
     - Отлично, - сказал я и с насмешкой взглянул на Александра. - А вот и
первый ожидаемый просчет твоего  сынка,  дорогой  братец.  Я  уверен,  что
явившись сюда, он первым делом бухнет по нам изолирующими чарами, полагая,
что мы окажемся отрезанными от внешнего мира  в  компании  его  чудовищ  и
сотен твоих рыцарей. Ведь ты встал бы на его сторону, не так ли? Пусть  ты
не одобряешь его, осуждаешь его связь с Порядком, и тем не менее  он  твой
сын... Впрочем, я понимаю тебя. Я тоже отец, у меня есть дочь, я люблю  ее
и готов ради нее на все.
     - Мерзавец! - скорее простонал, а не проговорил Александр. - Какой же
ты мерзавец, Артур!
     - Это твой сын мерзавец. Ведь это он первый возжелал моей  смерти.  Я
даже не подозревал о его существовании, а он натравил на  меня  чудище  из
Порядка. И заметь: со мной была Юнона, но Харальда это не остановило. Ради
своих амбиций он готов был принести в жертву нашу мать.
     - Он не знал, что она там!
     - Правда? - скептически спросил я. - Ну, допустим на минуту,  что  он
не знал. А если бы знал, это повлияло бы на его  планы?  Сомневаюсь...  Но
вот о Пенелопе он не мог не знать! - Эта мысль лишь только что пришла  мне
в голову, и сказать, что она взбесила меня, значит еще ничего не  сказать.
- Он знал, что она там! Знал - и послал  Карателя  с  заданием  уничтожить
меня и всех, кто будет со мной. Ты понимаешь - всех!
     Александр тяжело вздохнул.
     - Понимаю, -  сказал  он,  нервно  дергая  щекой.  Очевидно,  у  него
зачесался нос, но он не мог унять зуд, поскольку был обездвижен.  В  таких
вот маленьких мучениях и заключалась большая мука парализующих чар. -  Да,
конечно,   я   понимаю   тебя.   И   признаю,   что   Харальд    поступает
предосудительно... Но, по большому счету, все это дело рук Амадиса.
     - А? - сказал я.
     - Да,  да!  Это  наш  сводный  братец  совратил  моего  сына  с  пути
истинного. Когда Харальд впервые  посетил  Солнечный  Град,  был  праздник
зимнего солнцестояния... Ты слышал об этом?
     Я кивнул, пряча улыбку. Теперь я понял, к чему клонит Александр.
     - Так вот,  -  продолжал  он.  -  Харальд  побывал  на  торжественном
богослужении в Главном Храме, и те дешевые  трюки  в  исполнении  Амадиса,
всякие "чудеса" и  "откровения",  произвели  на  него  неожиданно  сильное
впечатление. Я не отрицаю, что Амадис  мастер  запудривать  мозги  простым
смертным, он очень эффектен в роли жреца Митры и обладает уникальным даром
убеждения, но разве мог я подумать, что МОЙ СЫН попадется на  его  удочку!
Это не могло мне привидеться даже в самом кошмарном сне.
     - Ах, друг Горацио! - сказал я.
     Александр вопросительно приподнял бровь.
     - Что ты имеешь в виду.
     - Да так, ничего. Просто я забыл, что начитанность  никогда  не  была
твоей сильной стороной. В прозе это звучит так: даже мудрецы  не  в  силах
предвидеть всего, что может случиться. А ты далеко не мудрец. Ну да ладно.
Что было дальше?
     - А что дальше? Харальд подолгу  беседовал  с  Амадисом,  внимательно
слушал  его  проповеди,  штудировал  вашу  еретическую  Книгу  Пророков...
Словом, когда мы снова встретились с ним, он  уже  был  совершенно  другим
человеком. Он заявил мне, что  нашел  истинного  бога,  и  бог  этот  суть
Порядок... Проклятье! - Щека Александра задергалась интенсивнее, лицо  его
побагровело. - Я воспитал Харальда убежденным христианином, никогда прежде
он не сомневался в своей вере - и вдруг такой поворот! Мало  того,  он  не
просто отрекся от Христа и принял митраизм, он пошел на прямой  контакт  с
Порядком и сейчас, как я подозреваю, не вполне отдает себе отчет  в  своих
поступках.
     - Воистину говорят, - поддела его Бренда, - что заставь  дурака  богу
молиться, он и лоб расшибет.
     Александр пропустил ее колкость мимо ушей.
     - Что-то ты разоткровенничался, братец, - сказал я. - К чему бы это?
     - Я хочу просить тебя о милости, Артур, - резко  выпалил  он,  и  его
властное,  волевое  лицо  исказила  гримаса  мучительной  боли.  Ему  было
невыносимо трудно произносить эти слова, обращаясь ко мне, и  все-таки  он
переступил через свою гордость, ибо речь шла о его сыне.  Я  вынужден  был
признать, что отец из него получился лучший, чем брат.
     - О какой такой милости? - спросил я, изображая недоумение.
     - Не убивай Харальда, когда он окажется в твоих  руках.  Пощади  его,
дай ему шанс исправиться. Пусть нас посадят  в  одну  камеру,  и  я  сумею
убедить его в пагубности его предприятия. Сейчас он не хочет меня слушать,
но тогда ему негде будет деться. Он выслушает, все поймет и  откажется  от
своих заблуждений.
     - И вернется в лоно святой матери-церкви,  -  саркастически  добавила
Бренда.
     Как и в предыдущем случае, Александр сделал вид, что не услышал ее.
     Я встал, не спеша закурил сигарету и прошелся по комнате.
     - Я ничего не обещаю, - проговорил я, стряхнув пепел на ковер. -  Все
будет зависеть от обстоятельств. Я не хочу без надобности проливать  кровь
родственника,  пусть  даже  это  кровь  от  крови  твоей,  но  если  такая
необходимость возникнет, я убью Харальда без колебаний. И, уверяю тебя, не
буду испытывать по этому  поводу  никаких  угрызений  совести.  Здесь  нет
ничего личного... Да, кстати, насчет личного. Я давно  хотел  задать  тебе
один вопрос, но все никак не получалось. Мы пускали в ход кулаки и  оружие
прежде, чем я успевал спросить тебя от этом.
     - О чем?
     - ПОЧЕМУ ТЫ ТАК МЕНЯ НЕНАВИДИШЬ? - с расстановкой произнес я. - Что я
сделал тебе такого, что ты готов был  задушить  меня  еще  в  колыбели?  Я
больше чем уверен, что если бы сейчас мы с тобой поменялись местами,  и  я
оказался бы в твоей власти, ты убил бы меня не колеблясь. За что?
     Видно, не суждено мне было узнать это. Ответом на мой вопрос был лишь
яростный взгляд Александра, но ничего сказать он не  успел,  даже  если  и
собирался. В  следующий  момент  я  почувствовал,  что  поблизости  кто-то
оперирует силами определенного свойства, прокладывая к нам  Тоннель.  Этот
"кто-то" действовал с предельной осторожностью,  но  я  был  начеку  и  не
позволил ему, как в прошлый раз, застать меня врасплох.
     Я вызвал Образ Источника и предусмотрительно отступил к стене. Бренда
опрометью вскочила с кресла и в два шага оказалась рядом со  мной,  сжимая
тонкий, плотный пучок Формирующих.
     Наше   ожидание   длилось   недолго,   и   вскоре   посреди   комнаты
материализовалось три фигуры.  Две  из  них  были  точными  копиями  Агнца
Божьего, то бишь Карающего Ангела, который посетил меня в Сумерках  Дианы.
Между ними, гадко  ухмыляясь,  стоял  высокий  темноволосый  человек.  Его
скуластое лицо было более  молодой  и  гораздо  более  злой  версией  лица
Александра.
     - Привет, папа! - жизнерадостно произнес он, взглянув на своего отца,
как мне показалось, с иронией. - Вижу, ты не в порядке. Ну, ничего, сейчас
мы поможем тебе, только сначала разберемся с этим прислужником дьявола.
     Харальд, сын Александра, в  упор  посмотрел  на  меня  и  сделал  еле
заметный жест рукой. Повинуясь его приказу, один из Агнцев обрушил на  нас
мощное изолирующее заклинание.  Я  встретил  его  контрзаклинанием  -  тем
самым, которое надиктовывал в течение сорока минут.
     На первый взгляд мои чары не подействовали. И на второй, казалось бы,
тоже. Мой Образ и Знаки Янь Агнцев улетучились, а Бренда утратила связь  с
Формирующими. Вокруг нас в радиусе нескольких  миль  установилась  область
недоступности к внешним источникам силы.
     -  Вот  ты  и  попался,  дядя  Артур,  исчадие  ада!  -   с   мрачной
торжественностью произнес Харальд, глядя на меня не просто с ненавистью, а
с исступленной ненавистью религиозного фанатика. - Теперь не  уйдешь.  Ты,
небось, думал, что раз убил одного Агнца, то и дело с концом? Ан нет!  Бог
любит троицу.
     - Ты же отрекся от Троицы, - напомнил ему я.
     - Это неважно, - отмахнулся Харальд. - Когда я ближе  познакомился  с
Господом, то понял, что митраизм - такой же обман, как и христианство. Бог
един, и он Порядок, а все остальное от лукавого. Отец  долго  пичкал  меня
байками про этого еврея-отщепенца, Иисуса из Израиля, потом Амадис  травил
мне всякую туфту о Митре, но наконец я прозрел и понял, что истина в самом
Порядке. В нем и только в нем. А ты  служишь  Сатане,  Артур.  Поэтому  ты
должен умереть.
     - Харальд, безумец! - подал голос из своего кресла Александр.  -  Что
ты  делаешь?  Опомнись!  Порядок  не  бог,  это  лишь   часть   вселенной,
сотворенной Всевышним, который стоит над всем мирозданием. Порядок так  же
бренен, как и Хаос, как и...
     - Замолчи, отец! - строго перебил его Харальд.  -  Не  богохульствуй!
Порядок само совершенство, и не смей равнять его с  нечистым,  безобразным
Хаосом. Надеюсь, когда-нибудь ты последуешь моему совету, пойдешь со  мной
и посмотришь на истинный лик Господа -  грозный  и  прекрасный.  Тогда  ты
прозреешь и покаешься. Господь милостив, он простит тебя.
     Мне  стало  по-настоящему  жутко.   Агрессивный   фанатизм   Харальда
превзошел все мои самые мрачные ожидания.  Он  напоминал  мне  моего  отца
Утера в худшие дни его жизни, когда тот,  находясь  в  состоянии  жестокой
депрессии, принимался мечтать о повсеместном торжестве идеалов Порядка. Но
если у Утера были строгие моральные установки  митраизма,  не  позволявшие
ему всерьез помышлять о воплощении своих грез в реальность, то примитивная
первобытная религия  Харальда,  похоже,  была  начисто  лишена  каких-либо
этических норм. Даже мой кузен Дионис, известный в Сумерках  пессимист,  и
тот не предполагал, что Харальд так глубоко увяз в Порядке.
     - Хватит, - сказал я. - Мы здесь не на  теологическом  семинаре.  Мне
надоела твоя глупая болтовня, сын Александра.
     Харальд мерзко улыбнулся.
     - О да, конечно! Тебе, отмеченному печатью диавола, неприятно слышать
о Порядке. Ну что ж, скоро ты вообще ничего не услышишь,  кроме  могильной
тишины.
     - Осторожно, - предупредил его Александр. - Артур приготовил какую-то
каверзу. Он знал, что ты появишься. Он нарочно подстроил все так, чтобы ты
появился.
     - Ах так! - сказал  Харальд,  с  любопытством  взглянув  на  меня.  -
Значит, он дурак. На сей раз хитрец перехитрил себя. Он жаждал встречи  со
мной - и он увидел меня. Теперь его ждет свидание со  смертью.  Наконец-то
он предстанет перед судом Всевышнего и будет низвергнут в  Хаос,  где  ему
самое место. А я лишь рука Господня, его карающая длань.
     - Остановись, Харальд, - еще раз попытался образумить сына Александр.
- Артур играет с тобой как кот с мышей. В любой момент он может улизнуть.
     - Нигде он не денется. Он  лишен  своего  дьявольского  могущества  и
теперь всецело в моих руках, которые суть руки Господа.
     Александр обреченно вздохнул, поняв всю тщетность своих усилий.
     - Артур,  -  отозвалась  Бренда,  глядя  на  Харальда  с  жалостью  и
отвращением. - Это паранойя. Его место в психушке, среди буйнопомешанных.
     - Боюсь, он неизлечим, - заметил я.
     - Боюсь, что да, - согласилась сестра. - Что будем делать?
     -  Можете  молиться  своему  нечистому  покровителю,   -   насмешливо
посоветовал Харальд. - Но он вас не  спасет.  Против  двух  Агнцев  Божьих
дьявол бессилен.
     По его приказу чудища выхватили из ножен огромные обоюдоострые мечи и
замерли, ожидая дальнейших распоряжений. Бренда подступила ко мне вплотную
и взяла меня за руку, мысленно давая мне знать, что Брендон в любой момент
готов выдернуть нас отсюда.
     "Хорошо, - ответил я, тоже мысленно. - Будьте  начеку,  но  без  моей
команды ничего не предпринимайте."
     Впрочем, это я сказал лишь для того, чтобы успокоить сестру. Пока что
все шло по моему сценарию, и ни о каком бегстве  я  не  помышлял.  То  мое
заклинание, которое, как могло  показаться,  было  разрушено  изолирующими
чарами,  на  самом  деле  сработало.  Я  составлял  его  очень   долго   и
надиктовывал целых сорок минут, но игра стоила свеч. Я не хотел вступать в
силовую борьбу с Агнцами, манипулирующими Знаком Янь; поединок голой  мощи
мог привести к катастрофическим последствиям - поэтому я  решил  схитрить.
Мое сверхсложное заклинание пробило в изоляции маленькую незаметную брешь,
и,  в  отличие  от  остальных  присутствующих,  я  имел  связь  с  внешним
источником своей колдовской силы. Связь очень  тонкую,  как  самая  тонкая
нить, как паутина, - и тем не менее она была...
     - Ты  не  думаешь  защищаться?  -  спросил  Харальд,  видя,  что  моя
Эскалибур все еще покоится  в  ножнах.  -  Это  похвально.  Тебе  зачтется
покорность воле Господней.
     Я скрестил на груди руки и обратился к брату:
     - Александр, тебе никто не говорил, что твой сын паршивый ублюдок?  -
Разумеется, это был чисто риторический  вопрос.  Не  дожидаясь  ответа,  я
призвал к себе Образ Источника. - Мне его совсем не жаль.
     Как только Образ появился, изолирующие чары рухнули,  но  Агнцам  уже
поздно было тянуться за своими Янь. Я влепил по  ним  сочным,  забористым,
немного хулиганским и очень эффективным  заклинанием,  которое  приготовил
специально для этого случая.
     Даже не пикнув, чудища растаяли в воздухе.  Вместе  с  ними  исчез  и
Харальд, чье лицо в последнюю секунду его жизни выражало тупое недоумение.
Он так и не понял, что с ним произошло.
     Прощальным аккордом раздался громкий хлопок. Не знаю  почему,  может,
из чистого озорства, я не включил в свое заклинание стандартную  процедуру
"мягкого"  выравнивания  перепадов  давления,  неизбежно  возникающих  при
перемещении объектов.
     Нет, я нисколько не сожалел о потерянном  родственнике.  Харальд  был
слишком гадок, глуп и жалок, чтобы я мог пожелать ему долгих лет жизни. Он
был неисправим, и то, что я сделал с ним, было актом высшего милосердия.
     - Харальд! - закричал Александр.  -  Харальд!..  Артур,  что  с  моим
сыном?
     - Его больше нет, - устало ответил я. - Я распылил  его  на  атомы  и
развеял их по бескрайним просторам вселенной. Надеюсь, он не страдал.
     - Боже! - в ужасе прошептал  Александр.  -  Харальд,  мой  сын...  Ты
убийца, Артур! Я ненавижу тебя!
     Я понимал, что сейчас возражать  бесполезно,  поэтому  молча  снял  с
брата  заклятие  неподвижности  и   приготовился   отразить   его   атаку,
продиктованную бессильной яростью и  отчаянием.  Хороший  удар  в  челюсть
заставил бы его более трезво оценить происшедшее.
     Однако Александр продолжал  сидеть  в  кресле,  не  проявляя  никаких
признаков агрессивности. Он только удобнее откинулся на  спинку  и  закрыл
глаза. По щекам его катились слезы.
     - Брат, - наконец произнес он. - Ты понимаешь, что теперь между  нами
не может быть мира?
     Я горько усмехнулся и ответил:
     - Мы и раньше-то не были особенно дружны.
     Ко мне подошла Бренда и положила руку на мое плечо.
     - Нам пора возвращаться, Артур.
     - Да, - сказал я,  -  пора.  Здесь  наши  дела  улажены.  Теперь  нам
предстоит долгий путь в бесконечность, к Источнику.