Дмитрий Зарубин Населенный пункт "Я - Земля, я своих провожаю питомцев, сыновей, дочерей..." Глава 1. Юрий Дмитриевич Никодимов Все районные, проверяющие и инс- пектирующие различные производственноѕжитейские вопросы комиссии, обычно состоящие из зрелых, как говорят в народе - в соку, женщин, впадали в нецивилизованное изумление, когда выяснялось, что вот этотѕто сорокалет- ний мужик с окладистой бородой, в линялых джинсах и строгом черном пид- жаке с двухцветной черноѕбелой бабочкой под горлышком стоячего накрахма- ленного воротничка черной же рубашки, невозмутимо и нейтральноѕпри- ветственно поднимающийся навстречу изѕза хлипкого барьерчика, отгоражи- вающего читальный зал от стеллажей с книгами, действительно работает обычным, рядовым, что называется, библиотекарем в сельском Доме культуры с окладом в минимальную заработную плату. Подобное положение никоим об- разом не укладывалось в седеющих и крашенных начерно головках регулярных красавиц, обычно уже схоронивших мужейѕначальников из среднего, запасно- го на высшее, звена руководящих работников управления народным образова- нием, районной газетой и районной же администрацией. Однажды, обнаружив даже недурной культурный багаж, одна из дам, пышная, в тяжелом двуборт- ном бордовоѕкрасном костюме, весьма невыгодно подчеркивающем естествен- ноѕженские выпуклости, которые изѕза возраста и размеров пора было уже и скрывать, поинтересовалась, с трудом разлепляя массивные, обсохшие от любопытства карминовые губы: - А вы как сюда? Вы, случайно, вот не из странных людей? Ну, вот как у Шукшина. Знаете? - Нет, - ответил он непонятно, - у меня обратный процесс. - И, вспом- нив чрезвычайно давнишний, за год эдак 1978, массовый журнал "Техника молодежи", регулярно выписываемый родителями, с сенсационной статьей ка- когоѕто популяризатора науки о чудесном мире элементарных частиц, где объявились неведомые гости - кварки - с совершенно необыкновенными свойствами: "странность", "очарованность", "красота" (графически "странность" бы- ла обозначена забавным коротконогим и короткоруким гномиком, висящим вниз головой и указующим назидательно, опять же, вниз; "красивого", ве- роятно от недоумения художника, описали словесно, а вот "очарованный" был представлен в виде волоокой девицы в серебряном, с неприличным для тех пуританских времен вырезом, платье и с полумесяцем в длинной желтой косе), улыбнулся дружески даме, подумав, что скорее всего он - "стран- ный" кварк из технической молодежи. - Ага, - почемуѕто успокоилась и согласилась дама, огладив впечатляю- щую, кстати, без всяких там западных силиконовых штучек, доморощенную грудь. И как бы даже и подмигнула на прощанье. Он оттопырил успокаивающе вверх брови. Женщины, шурша и поскрипывая дорогой разноцветной амуницией, ушли, заглянув за ради порядка в дальние углы и посетовав, что малоѕмалоѕтаки выделяют денег на культуру, а Никодимов тяжело присел на шатающийся ажурный стульчик, сохранившийся от вроде бы еще помещика, жившего тут в незапамятные времена, рассеянно перебрал несколько библиотечных формуля- ров, воткнутых в коробку изѕпод "Snickers"... ...Автобиография Ю. Д. Никодимова, подшитая в личное дело, хранящееся у председателя Сельского Совета деревни Подпольное. "Я, Юрий Дмитриевич Никодимов, родился в 1956 году в городе Воронеже. Там же, с приличным аттестатом, окончил среднюю школу (Юра усмехнулся, вспоминая - только по труду была слабая троечка, и то трудовик поставил по просьбе родителей и не бесплатно, да по немецкому языку, но та троеч- ка выстраданная) и поступил на первый курс юридического факультета Воро- нежского государственного университета. После окончания второго курса был призван в ряды Вооруженных Сил СССР (председателю очень понравилось, и он выказал это публично, что Никодимов написал с большой буквы - Воо- руженные и Силы). После демобилизации восстановился в Воронежском уни- верситете и успешно закончил его. По рекомендации партийной организации факультета направлен следователем в городскую прокуратуру. Через шесть лет работы уволился по собственному желанию (председатель не поверил - кто ж уходит с хлебного места добровольно - не естественно это!) и при- нят на работу в областную партийную газету специальным корреспондентом (а может, это просто было повышением, - подумал про себя председатель). В 1985 году уволился по собственному желанию, с тех пор работал в разных отраслях народного хозяйства. Последняя должность: кочегар в котельной коммунального хозяйства. Не женат. Детей не имею. Под судом и следствием не состоял. Родственников за границей не имею". ...Этапы большого пути, - размышлял Никодимов, бессмысленно переби- рая, что свидетельствовало о его внутренней растерянности, формуляры. Из допроса свидетеля П. - Гражданин, расскажите, как впервые вы познакомились с Никодимовым Ю. Дэ. - Я его стриг. - Поясните. - Ну, процесс стандартный. Их пригнали в батальон по последнему набо- ру. А я был молодым, и меня припахали их всех стричь. - И что дальше? - Как обычно - посадил на стул и ради хохмы выстриг сначала посере- динке широкую полосу, а дальше стричь не стал, сказал, чтоб подождал. Ну, мне обидно было, что я.., что мне еще долго служить. Да. - А он? - А он мне сломал руку. И я сразу подумал - далеко пойдет! Когда Никодимов заполнял анкету и листок учета кадров, председатель пристально рассматривал и так и сяк паспорт, сличал фотографии, смотрел на свет в окно водяные знаки, зачемѕто послюнил подпись начальника отде- ла милиции и попытался поддеть заскорузлым ногтем с траурной каемкой красную обложку. Юра терпел, в конце концов это был единственный шанс вот так сразу устроиться на более или менее чистую работу, которая поз- волит хотя бы иметь на хлеб и некоторую, пусть и ливерную, колбасу. Он дописал и отдал все бумажки, присовокупив к ним и сделанные по оказии, пару лет назад, запасные фотографии. "Нуѕда, нуѕда, так и следует", - бормотал председатель, округлив глаза на пачку снимков Юры в основном формата 3 на 4, вытащенных из армейского, бывшего в употреблении, рюкза- ка. "Давай, ладно, пойдем, я тебе объект покажу, и имей в виду, - непо- нятно добавил, - участковый к нам ежедневно и еженощно заезжает". - "Так хорошо", - так же неопределенно ответил Никодимов, поднялся вслед пред- седателю и, нагибаясь под низкие притолки, пошагал во двор. Каменная, дореволюционной постройки усадьба председателя объединяла в себе черты как чиновного учреждения, так и рачительного единоличного хо- зяина. У металлического палисадничка стоял еще крепенький, поцарапанный по бортам "УАЗик", в добротном сарайчике хрюндел здоровенный, щетинистый порося, с крыши обморочно свисал сшитый из разнотипной ткани госу- дарственный стяг, и золотом блестела, на специально врытом в суглинок, по всей видимости метра на триѕчетыре, внушительном столбе, медная таб- личка с названием учреждения и принадлежностью к Российской Федерации. А за крепкими стенами, к лесу, раскинулся земельный участок не менее, чем соток в 10 - 12. Две женщины, помоложе и понаряднее одетая, и постарше, в суконном, наглухо завязанном платке, наводили утренний моцион курам. Молодка расп- рямилась, держа в руках помятый жестяной кузовок, и, как показалось Ни- кодимову, с любопытством глянула на него. "Это, вот, местные приходят на работу, ну и помогают убираться по хозяйству, - поспешил оправдаться председатель, - не бесплатно, конечно". - "А, вы тоже не местный", - ус- покоился и поставил себя вровень Юра. "Бывает, - невнятно пожал плечами в коричневой кожаной куртке предсе- датель, - на укрепление меня бросили". - "Чего?" - не сдержался, хотя и надо было, чтоб не ломать наметившийся положительный прогресс в отноше- ниях, Никодимов. "Власти", - уж совсем неохотно ответил председатель и пропустил Нико- димова за калитку первым, заслоняя телом женщин. 2 Они вышли на просторную центральную улицу. Властное учреждение стояло в самом ее начале, соединяя своим сущест- вованием мир деревни и мир потусторонний, заѕдеревенский. Сразу за пали- садником сельсовета, только в иную сторону, начиналась широкая асфальто- вая, даже и с соответствующими пластиковыми гаишными разметками, дорога в районный центр. Другая дорога была стратегического назначения, весьма широкая - в че- тыре полосы, и устремлялась через центр Подпольного в столицу Родины. Перекресток областной и стратегической, с огромным щитомѕуказателем дви- жения и пустующей, заваренной наглухо железными ставнями будкой гаишни- ков, вольготно раскинулся на окраине деревни, мешая подвозить дрова и уголь населению. Пошли не торопясь, чуть сбоку, не выбиваясь на середину, чтоб не пре- пятствовать предполагаемому дорожному движению. Такой путь наметил пред- седатель. - Тут вот наш магазин, - словно случайно сказал провожатый, пройдя несколько добротных рубленых домов, глядящих на улицу покрашенными в ос- лепительную белую краску двустворчатыми окнами. Магазин отличался от жи- лых строений лишь некрепко державшейся картонкой с выцветшей надписью "Продукты", - можем зайти, - добавил невзначай. Юра намек понял, и они зашли. Ассортимент состоялся обыкновенный для данного типа торгового объек- та. Рыбные консервы килька и скумбрия в томате, зеленый и грузинский чай в невзрачных упаковках, серый и черный хлеб, даже на вид зачерствелый намертво, сушки большие и маленькие, темное вино "Южный букет", гречес- кий коньяк, водка, сигареты "Прима" московской табачной фабрики, и весьма обстоятельно и внушительно были расставлены там и сям колонны спичек Гомельской экспериментальной фабрики. Продавщицей служила, как показалось Никодимову, симпатичная женщина средних лет, обаятельная, с хорошей улыбкой и приветливыми, совершенно не свойственными профессии манерами. - Что угодно, - мягким голосом поинтересовалась она, вставая с плете- ного, так называемого дачного, стула. - Бутылку водки, пачку зеленого чая, три банки кильки и буханку чер- ного, пожалуйста, - поторопился Никодимов. - Забавный у вас набор, - общительно засмеялась продавщица, морща ве- село глазки. - Ты, Евдокия, не отвлекайся, - попытался сурово потребовать предсе- датель, - исполняй свою необходимость и не встревай вперекос. - Да я новенький у вас тут, - смутился Юра, чувствуя неловкость за действительно, наверное, нелепый набор продуктов, - устал с дороги, - почемуѕто добавил. - Вотѕвот, - поддержал председатель, - а то сразу смущаешь человека. Евдокия еще улыбнулась, промолчала и сноровисто собрала и подала тре- буемое. Никодимов заплатил из последних, изрядно вымятых и погрязневших руб- лей, засунул банкиѕсклянки в рюкзак, и они попытались продолжить экскур- сию. Но продолжение получилось не совсем. Председатель заторопился, какѕто смял пространные объяснения, повел кудаѕто в сторону, не по центральной улице, а заѕизѕзаѕпод домами, и вскорости они вышли к обочине поселения, некоторому пригорку, на склоне которого примостилось неуклюжее сооружение человеческих рук. Длинное, приземистое, лишь с двумя окнами, выходящими на обратную от деревни сто- рону, и одной дверью, висящей на нижней несмазанной петле. Дверь покачи- валась на порывистом свежем ветерке и препротивно скрипела через такт. На крыше коеѕкак лежал побитый шифер, через который проглядывал черноѕ- серый рубероид. Деревянные стены сооружения были небрежно обложены крас- ным растресканным кирпичом, там и сям уже вывалившимся. - Это вот наше общежитие, здесь солдаты живут на уборочной, ну и те приблудные, которые изредка вдруг приезжают. Да, - спохватился, - ты не думай, надо же какѕто называть непостоянных, приезжих людей. Ты тут, - повел рукой, - жить станешь. - Один, - немного, скорее искусственно, а возможно просто от холодно- го ветра, поежился Никодимов. - Пока - да, а после, может, повезет - кто и еще присоединится. К нам часто за правдой от земли приезжают, все интеллигенты, вроде тебя на вид, - успокаивающе обобщил председатель. - Ты, главное, - напористо продолжал он, - подремонтируй здесь, комнату выбери какую хочешь, утеп- ли, в каждой соответственно имеется собственная печь, и живи барином, и платить, в общем, если договоримся, не надо. - Ладно, договоримся, - согласился Юра, и они взошли на щелеватый приступочек. Общежитие было сконструировано из длинного сквозного коридора, по од- ной стороне которого имелись три двери, одна пошире и две стандартные. - Там кухня, - указал на ту, что пошире, председатель, - а это две жилые комнаты, выбирай любую. Юра заглянул в каждую. Первая от входа была совсем огромной, с пружинными железными кроватя- ми, составленными в три стопочки до самого беленого, с рифлеными следами армейских сапог, потолка. На некрашеном полу живописно и романтично ва- лялись пустые бутылки и пачки изѕпод сигарет, обложки жвачек и календа- рей с полуголыми иностранными белыми и черными женщинами. Несколько по- луоткрытых тумбочек больничного образца являли свету куски заплесневело- го хлеба и сухие кости неизвестного происхождения. Юра вздохнул и, зак- рыв дверь, пошел налево, в соседнюю комнату. Она была такой же обширной, как и первая, с подобным же содержимым, дополненная парой промасленных зеленых бушлатов, постеленных в углу и огороженных койками. Председа- тель, глянув через Юрино плечо, торопливо прокомментировал, что это, мол, давнишнее поселение, и сейчас тут вообще никто не проживает вследствие установившегося бабьего лета. Обе комнаты Никодимову не понравились размахом и пустотой. Конечно, можно было возместить необъятные просторы, расставив кровати, но неуют- ность сохранилась бы, поскольку тогда объявились бы потолки, несуразно и необъективно высокие. Оставалась, как последняя надежда, кухня. Она, на удивление, оказа- лась маленькой, причем с окном, как пояснил председатель, в целях проти- вопожарной безопасности, с широкой печкой, занявшей все пространство, и скромным столиком из чужеродного здесь красного дерева. - Столик откудаѕто из города, а может, из поместья, - пояснил предсе- датель, - притащил последний повар. - А поместье откуда объявилось, - спросил устало Никодимов. - Да здесь чего только нет, - туманно, не ответил, а почти пообещал председатель. - Я остаюсь вот в ней, - решительно подтвердил оформившиеся наконецѕ- то намерения Юра и, переступив порог, направился к угловому шкафчику, устроенному от пола до потолка. - Ну, да, конечно, - согласился председатель, - здесь помягче вроде. - И зашел следом, озираясь, тщательно переставляя ступни, словно боясь провалиться. Никодимов раскрыл шкафчик, обнаружил, как и рассчитывал, некоторую посуду. Выбрал два граненых, на вид и не грязных, стакана, смахнул рукавом куртки пыль со столика, установил приятно тяжелые стаканы, бутылку и консервы. Поискав глазами и не найдя стульев, выскочил в другую комнату, притащил типовые спинки и решетку, сцепил их и пододвинул к месту трапе- зы, мельком подумав, что надо бы пару бутылок, но все ж денегѕто нет, пригласил жестом председателя, чужеродно стоявшего в сторонке ото всего, не прикасаясь ни к чему, какѕто даже и подозрительно принюхивающемуся. - Спасибо, - благодарно присел тот на краешек. Никодимов зубами вскрыл бутылку, булькнул щедро по полной первой, из рюкзака достал открывашку и вспорол сразу пару банок, чтоб потом, под хмельком, не мучаться. Первый поднял стакан, брезгливо отметив, что надо было всеѕтаки хоть края протереть, и сказал: 3 - За знакомство. Они чокнулись негромко и выпили: Юра привычно - залпом, председатель степенно, с достоинством. Посидели... Никодимов, с вчерашнего вечера ни- чего не евший, мысленно плюнул на приличия и принялся за рыбу, ломая хлеб жадно большими кусками от всей буханки. Председатель же достал зуб- чик чеснока, очистил не спеша, понюхал, пожевал, отломил хлеба, макнул в свою банку и, ковшиком левой ладошки провожая до рта, чтоб не капнуть на брюки, осторожно откусил. Помолчали... Никодимов расслабился, водка, как всегда первая рюмка, ударила по мозгам. Председатель оперся на спинку, спросил: - Как к намѕто? - По письму, - непонятно и заторможено ответил Юра. - По жалобе, что ли? - насторожился председатель. - Неѕеѕт, - успокаивающе ответил Юра, и его понесло, как всегда несло после первой (он знал за собой эту особенность, но никогда не мог сдер- жаться, после второй - да, какѕто находились силы укрепляться от болтов- ни, но вот первая - была самой могучей), - письмо я опять нашел, для бу- дущих поколений, - уточнил. - Это как, - не понял председатель, - в кочегарке и для будущих поко- лений? Из допроса коллеги Никодимова по работе в городской прокуратуре. - Скажите, не было ли у него какойѕто странности, необычности. - Да, в общемѕто, обычный парень. Спортивный, на тренировки по самбо ходил с удовольствием. Не любил только неурочные вызовы. - Может, хобби какоеѕто? - Хобби? Да... Много покупал военных журналов. - Зачем? - Я его какѕто застал за тем, что он вырезал из них солдатиков, тан- ки, пушки. Смутился, покраснел и все поскорее сгреб в стол. - Вы не спросили - зачем он это делает? - Спросил. Он вот так же, как и вы, сказал - хобби у меня такое. - Да нет, не торопись, - он отмахнулся, уже не обращая внимание на дистанцию между ними, ему почемуѕто впервые захотелось пооткровенничать с властью, а, возможно, он впервые пил с властью, - я тогда в прокурату- ре трудился, следователем, насмотрелся всякого, не под еду будь сказано, трупы, размазанные по асфальту, видел; и самоубийц, висящих в различных местах, вплоть до общественной уборной. А это меня прокурор направил для соблюдения законности, - передохнул и продолжил: - В Воронеже ремонтировали часы на не- большой башенке в здании, выходящем на центральную площадь, ну там еще обком, Дом правительства и всеѕвсе самое главное. Часовщики забрались в башенку из магазина парфюмерного, вскрыли циферблат и хотели приступать, какуюѕто шестеренку вынуть, и увидели как будто гильзу от снаряда, она аккурат под механизмом, приводящем в движение стрелки, была укреплена. Они испугались, мало ли, а вдруг взорвется, вызвали милицию, саперов, вот и меня направили за соблюдением бдить. Председатель приглашающеѕучастливо кивал головой, мол, давай, продол- жай. - Вскарабкались мы оравой в башенку, саперы изъяли латунную гильзу, гебешник взял в руки, столпились, читаем выбитое на боку: "Вам - нашим детям из 1937 года!". Он сразу - стоп, ребята, это по нашей части, беру себе. А самый главный сапер возмутился - а если она у тебя рванет, мало ли что там из 37 года, килограмм пороху, например. Тот покривился, но отдал, и сапер потихонечку стал эдак крышечку вертеть. - Это вы, что, все на башенке? - подал голос председатель. - Да. Только спустились от часового механизма. И вот крутит он ее по- тихонечку, крутит, она поскрипывает, туговата, но, видимо, была промас- лена хорошо, открылась. Сапер ее сначала к уху приложил, но ничего не тикало, потом пальчики туда засунул и достал плотную такую бумаженцию, посеревшую, без признаков плесени, мокроты. Гебешник ему - давай, это по моей части, а майор усмехнулся - мы все, говорит, по твоей части, вот все вместе и прочитаем. Тот отвечает - пожалеешь. А майор рукой небрежно махнул и развернул листок. Большими крупными буквами, точно не на машинке, написано: "Дорогие товарищи! Шлют Вам большой коммунистический привет Ваши отцы. Мы счастливы, что Вы живете в том белом великолепном счастливом будущем, которое мы для Вас неустанно строим". Более я не смог читать, какѕто меня замутило, за- тошнило, майор заметил и так под локоток меня - иди, прокуратура, вниз полегоньку, а то еще скопытишься. - И что, - подал голос председатель. Никодимов разлил остатки по стаканам, они выпили и закусили каждый из своей банки, Юра поѕпрежнему жадно, председатель небрежно, не торопясь. - Я сполз в магазин, отдышался. Прошел час, а меня не звали наверх и никто не спустился вниз. Я вновь поднялся. Они были мертвы, лежали в ба- шенке с улыбками и не дышали. Председатель поперхнулся, закашлял, поискал глазами воды. У Никодимо- ва загорелось лицо, как обычно после второй. Председатель кашлял сильнее и сильнее, вены на горле надулись и почернели, рукой нашарил банку с килькой, слил соус в стакан, набралось немного, и выпил, успокоился. Глухо спросил: - А дальше? - Судебноѕмедицинская экспертиза показала, что у всех случился ин- сульт, мгновенно отправивший их на тот свет. - На какой? - не понял председатель. - В общем, я ни в чем не был виноват, - продолжал не слыша Никодимов, - но с тех пор от меня стали шарахаться коллеги, и, воспользовавшись случаем, я ушел, спокойно, никто не чинил препятствий, даже и написали великолепную характеристику, в областную партийную газету, корреспонден- том. - Да, - сказал председатель, - одной по такому случаю маловато. - За- копошился в необъятном на слух внутреннем кармане куртки и изъял вторую бутылку. Не ставя на стол, распечатал, чуть накренив, спросил: - Не воз- ражаешь? - Может, не надо, - засомневался Юра, - подумаете еще - пьяница. - Ладно тебе, - отмел возражения председатель и быстренько наполнил по полной. Они чокнулись и выпили, председатель сноровисто, а Никодимов с явным сопротивлением организма. Покушали. - Понимаешь, - сказал Юра, - КГБ провело расследование. Ничего не нашли. Не имелось причин для массового нарушения мозгового кровообраще- ния, и баста! - Тебе повезло, - глухо ответил председатель, - хоть мертвые имелись. А у нас в деревне, - он испуганно обернулся на дверь и побледнел, - кладбища нет. - И письмо не нашли, - продолжал бормотать захмелевший Юра, - ничего, валялась пустая гильза с отвинченной крышкой в птичьем дерьме, и пусто- та! - Он отодвинулся к спинке кровати, поджав под себя ноги, зрачки за- полнили всю роговицу, ладони засунул под мышки. Председатель, отогнув обшлаг телогрейки, суетливо посмотрел на часы: - Засиделся я с тобой, пора мне, а ты обустраивайся, а завтра выходи на работу, в Доме культуры библиотека, на втором этаже. К девяти часам подходи, я проверю. - Встал твердо, постоял пару секунд, жалостливо вздохнул. - Давай добьем, - разлил остаток, махнул, не глядя, в рот, от- щипнул мякиш, помял в пальцах, понюхал и бросил резко за печку, буркнул: - Пошел я. 4 Сапоги председателя прогрохотали по коридору, а Юра никак не мог оч- нуться. Ноги онемели и противно кололи, хотелось пойти кудаѕнибудь в ярко ос- вещенное место с красивыми женщинами, громкой музыкой, бестолковым ве- сельем. Опять хотелось есть. Он осторожно придвинулся ближе к столику, уронил ноги на пол, вычистил из своей банки остатки, подтер соус короч- кой, посмотрел скептически на недопитую водку в своем стакане, но по жадности выпил, мерзко морщась, и пододвинул к себе и председательскую банку с недоеденной килькой. Съел, подтер - отправил в рот, отломил еще хлеба, съел всухомятку, оставив по раз- мыслию третью банку на завтрак, и откинулся на жесткие пружины, пережить момент. За окном темнело. Из щели под дверью тянуло холодом. Надо было многое успеть до ночи: навесить потверже входную дверь, найти дров или хотя бы поломать на дрова тумбочки, растопить печь, сделать запор на дверь кух- ни. Но шевелиться не хотелось, хотя опьянение медленно, как лоскутное разномастное старое одеяло, сползало с сознания и вместо него накатывал- ся страх, усугубляемый полумраком захламленной и чужой, пахнущей неживым комнаты. Он не любил ночь с ее непонятными, а потому неприятными звуками и движеньем, измененными формами и объемами бытия. По ночам он всегда только вспоминал свои старые детские страшилки, и они, в его взрослом состоянии, становились еще страшнее и реальнее. Юра старался не поворачиваться лицом к окну, надеясь на то, что то - которое там - будет более благосклонным к его спине. Он начал думать (всеѕтаки это казалось безопасным): а есть ли на кухне электрическая лампочка... На улице, как показалось, ктоѕто закашлялся. Он заворочался, поджал- ся, рассчитывая на возможное собственное несогласное движение. По облуп- ленным, с неприличными надписями и картинками, стенам заплясал белый световой круг фонарика. Никодимов раззявил рот, вдыхая глубже и полнее воздух... - Я так и подумала, что ты здесь, - с усмешкой произнес женский го- лос, и яркий круг деликатно остановился рядом с лицом Юры, отблескивая на железной спинке кровати. Он икнул, извинился и, прищурившись, обнару- жил напротив давешнюю продавщицу. - Вы? Евдокия? Женщина засмеялась: - Нет, Елена Прекрасная. - Да. Спасибо. Да. Она засмеялась громче и дернула его за рукав куртки: - Пред тебя только сюда и мог засунуть. - Сморщилась, брезгливо уви- дев бутылки, небрежно узнала: - Сам поил или председатель угощал? - Впополам. - Ну да ладно, потом посмотрим, - чтоѕто неопределенно подтвердила Евдокия сама себе и настойчиво сказала, - пошли. - Куда? - Ко мне. Неужели ты в этом свинарнике собираешься жить? - Нет. То есть не знаю. А муж? Она опять засмеялась: - Потом увидим. Пошли. Никодимов себе на удивление твердо встал, нашарил шершавый и холодный рюкзак, и они осторожно тронулись к выходу. Евдокия впереди, Юра сзади, стараясь не дотрагиваться, чтоб не обидеть случайно, до женщины. Вышли на полустоптанное земляное крылечко. Было зябко, заходящее солнце резко вычертило на горизонте кайму леса и небольших гор, по речке стелился рваный, мотающийся под легким ветерком туманчик. Брехали лениво собаки. Евдокия молча и не оглядываясь пошла по тропинке, Юра, спотыкаясь, поб- рел следом. Обойдя три дома, нырнув под низкие ветки разросшейся густо акации, они оказались перед низкой калиткой, слаженной из редких, крашенных жел- той краской, штакетин. Евдокия приглашающе широко распахнула, пропустила Юру вперед, закрыла на крючок и сказала: - Сначала, вон, в баню, видишь? - Махнула рукой в сторону. - Чистое белье имеется? - Да. - Хорошо. Помоешься - заходи в дом. - И пошла вперед к темнеющей, пахнущей молоком и хлебом, неопределенной формы глыбе. Никодимов свернул направо, к бревенчатому, с торчащей из щелей ватой, домику, из трубы которого валил горьковатый, белесый дым. Радостно рас- пахнул дверь, быстро скинул одежду в скромной и весьма холодной прихожей и заскочил, торопясь, в нутряное, жаркое тепло основной комнаты. Одуряю- ще пахло распаренной березой и горелыми сосновыми и, по всей видимости, он не мог точно определить, дубовыми полешками. Середину помещения зани- мала широкая, беленая, сооруженная из саманных кирпичей русская печь. Посередине ее широкого тела был встроен чугунный котел, эдак ведер на восемьѕдевять, внизу была - приемистая топка, к полу прибита жестянка, на которой лежали грудой еще дрова. Напротив печки, к бревенчатой стенке были прибиты две достаточно вместительные полати, причем верхняя оказа- лась как раз напротив аккуратно сделанной в трубе юшки. На влажном и прохладном полу стоял пустой тазик и тазик с горячей водой, там, придав- ленный гранитным камушком, распаренно вздыхал зеленый, с длинненькими разомлевшими сережками, березовый веничек. А чуть сбоку умостилась ка- душка с холодной, мягкой, на удивление, водичкой. Юра вначале тщательно потерся небольшой мочалкой, обнаруженной вместе с душистым импортным мы- лом на подоконнике в прихожей, облился, смешав ковшиком горячую и холод- ную, водой. А потом, наконец, дрожа, потянулся к венику. Вытянул, поню- хал, прижимаясь целиком лицом к горячим и благоухающим веткам, стряхнул осторожно остатки влаги в угол и, не торопясь, приступил... Постоял, небрежно поохаживал ступни, колени, прошелся вкруг тела, поохал слегка, перешел на нижнюю лавку. Передохнул и еще раз прошелся вкруг, приучая и согревая телесную сущ- ность. Крякнул и полез на вторую лавку. Крепко постукал, погукал, поприкла- дывался с силой и наслаждением, спрыгнул стремительно и бухнул на голову поток, показавшейся ледяной, воды, заранее приготовленной в тазике. И повторил, а потом и веник окатил холодной водой и вновь вспорхнул на вторую полку. Резко, пока были холодными руки, раскрыл юшку, вдохнул но- сом раскаленный воздух, ударивший по нервам и телу солнечным жаром, и, размахнувшись исступленно гибким размягченным букетом, ходко пошел, по- шел, погнал ударную волну по плечам, спине, ссохшейся волосатой груди, вздрагивая и ругаясь не обидными словами (почемуѕто чувствовал, что нельзя обидными - нельзя); задрал ноги повыше - с яростью припечатал ступни несносным бьющим и бьющим из юшки яром. Березовые ветки жгли пальцы, волосы встали дыбом, и было ощущение, что начали медленно тлеть. Тогда он спрыгнул вниз и засунул голову в мгновенно ставшую теплой воду. Еще раз, через силу, залез наверх и, уже сомлевши, с трудом закрыл заслонку, похлопался утомленно и елеѕеле сполз вниз. Полежал отрешенно в предбаннике, зашел - окупнулся, вышел оконча- тельно, вытерся, оделся. Вышел из бани, придержал дверь, чтоб не стукнула громко, и побрел к дому, радуясь ощущению невесомости в чистом теле. А изѕза легких на вид облаков выглянул узенький молоденький серпик Луны, освещавший все же дрожащим, трепетным серебристым светом тропинку... Из приобщенных к делу вещественных доказательств ЖАЛОБНОЕ ПИСЬМО ВЕ- ЛИКОМУ! Дорогой, уважаемый, любезный и любимый... Вы - извращенец (без воск- лицательного знака, интонация спокойна, как дело давно обдумываемое и совершенное. - Авт.). Вы - субъект с нетривиальной внутренней любовной ориентацией, которая, безусловно, и вызвала, вытянула, вызволила к све- ту, опубликовала Ваши внутренние наклонности, чудность которых никоим образом не прокомментирована и не замечена политически ангажированными критиками и публицистами всех мастей, времен и расцветок, привыкших ду- мать только и лишь политическими или там общественноѕсоциальными катего- риями; не умеющими опускаться до таких высот, как телесноѕвнутренний мир отдельных людишек, затесавшихся между глобальными построениями вождей и теоретиков общечеловеческих счастий. И я Вам зело собираюсь раскрыть на это глаза, основываясь между прочим на Ваших произведениях. Ведь удиви- тельность состоит не в том, чтобы расписать и разложить по полочкам би- ографию: и творческую, и личную писателя; а в том, чтобы раскупорить ГО- МУНКУЛА, заключенного в самом тексте, выброшенном на прилавки (а тем бо- лее ходившем в рукописных свитках - почти по Гоголю - заколдованные свитки - а?). Душа книги - чем не очередной извечный русский вопрос для обмусоливания русской же интеллигенцией? Вот токмо как вынести его на всенародное обсуждение? А подумать - имеет, наверное, данное постановле- ние право на парочку исторических веков. 5 Признаюсь - мое письмишко несколько эпигонское, ведь Вы сами, помнит- ся, толканули нечто подобное в свое время. К тому же это не первый мой опус. Еще парочка, в стихах (героический эпос на тему "Да здравствует команданте ЧЕ. Руки прочь от боливийских партизан") и прозе (в стиле Борхеса), были направлены в ряд московских толстых журналов, но, как Вы догадываетесь, оттуда были присланы (а некоторые и вообще ограничились вежливым анг- лийским молчанием) короткие инструкции за подписью второстепенных деяте- лей культуры, что и как и сколько и кому надо подправить, переменить и увесить... желательно в "зеленых". Да! И стоит ли нам беседовать о морали и нравственности? По зрелому размышлению современное человечество, и в особенности, как это и не фан- тастично, отдельные индивидуумы далековато ушли от этих проблем. Да и являлись ли они проблемами, так сказать, во временном исчислении? Вот Ваш герой (кстати, в книге с весьма фривольным названием, не находите?) состоит в больном самочувствии. Нет, так чтоб о вечном подумать, о, из- вините, Боге, а у негоѕто воля к жизни возвращается только после прос- мотра нагого женского тела. Гораздо смахивает на греков, у которых не было протяженности, прост- ранства. Античная душа - тело. Ваш же герой в этом смысле ведет себя подозри- тельно, поскольку он есть Ваша внутренность, Ваша незыблемость, иначе Вам просто не о чем было бы писать. И получается - Ваша внутренность, то бишь душа - это тело, бессознательно выпирающее из всех пор Вашей вели- кой души. А вот там, где я сейчас живу, душа - развалины, перемещаемые и пере- носимые за спиной, передаваемые из рук в руки, изо рта в рот. Купил "Киндерѕсюрприз" - съел, а в яйце - кусочек крепостной стены, башенка и королева, надрывно плачущая о прежних временах счастья. Но люди не тушу- ются. Приведу пример. У нас в деревне живет дурик. Не в том понимании, что он больной чело- век, а в том, что он не осознает тех мотивов, которые бросают его на нормальные, с точки зрения любимых Вами, по крайней мере словесно, дере- венских жителей, действия, но абсолютно не поддающиеся дешифровке и ре- конструкции с точки зрения не любимых мной интеллигентных размыслитей. Он трудится в районной газете "Из Искры возгорится пламя" в качестве ответственного секретаря. В облике проскальзывает чтоѕто нордическое: белокур, подбородок утюжком и выступает твердо вперед. Ему за тридцать. Женат третьим браком на шестнадцатилетней девочке, подхваченной им со школьной скамьи. Любит, можно сказать, это его страсть, посещать в выходные сельскую дискотеку. Причем начал ходить в народ с младенческого, как и все сверстники (мои и его), возраста. Слегка отвлекусь. Вы знаете ли чтоѕто подобное деревенским дискоте- кам, особливо в их исторической протяженности?... Я - нет, это нечто не поддающееся рациональному вникновению и чувственному охвату. Скорее оно похоже на первобытные ритуальные танцы, в сочетании с глобальностью аме- риканских президентских выборов, немедленно брачующихся пар. И мой, наш, ответственный секретарь раз в месяц, на спор, любители находятся всегда, раздевается догола и гордо шествует на дискотеку, традиционно производя неописуемый фурор. Сделав своеобразный круг почета, он возвращается на улицу, одевается и с чувством выполненного долга, тут же, вместе с про- тивником по спору, выпивает из горлышка бутылку водки. Кстати, в газете на правах энтузиаста он ведет еженедельную рубрику "НАШИ ЦЕННОСТИ"... В конце добавить ключевую фразу: "Да, а на что я жалуюсь? На то, что меня не понимают? Или на то. что я не понимаю?". 6 Глава 2. Деревня и окрестности Большие самолеты, да даже и "кукуруз- ники" сельхозавиации, над деревней не летали. Какѕто не стремились к ней и птичьи стаи, не соблазняемые, как обычно, человеческим жильем и воз- можностью быстрой добычи корма. Ежедневно кружил над домами лишь яркоѕ- черный, самодельный дельтаплан когоѕто из местных жителей. Никто никогда не видел взлета, но тем не менее черный парус регулярно появлялся в деревенском небе в 13. 00, а через час плавно снижался к за- падному углу Подпольного. Так вот, если взглянуть на деревню с высоты полета этого дельтаплана, то можно обнаружить, что построена она неведомыми строителями с какимѕто определенным, не расшифрованным смыслом. Хотя вполне вероятно, что умыс- ла не было, и строили, кто во что горазд, но бессознательно получилась шифровка. Ведь взлетя и достаточно долго находясь в воздухе и пристально вглядываясь вниз, на хозяйственные постройки и избы, обнаруживаешь, что строения складываются в слово "НЕТ", причем поперечная перекладинка бук- вы "Н" не прерывается, а осознанноѕплавно переходит в среднюю палочку буквы "Е". А перекладина буквы "Т" смыкается с верхушкой, опять же, бук- вы "Е". И смастерился таким образом какойѕто непонятный, слегка невразу- мительный иероглиф, который, с одной стороны, можно и прочитать поѕрусс- ки, а, с другой стороны, особенно, когда закладываешь вираж и плоскость искривляется и уничтожается до сплошной линии, видишь чтоѕто неземное, не наше, чужеродное, проникнувшее в самое сердце России. Этот рассказ, в дальнейшем повторяемый слово в слово, Никодимов в первый раз услышал гдеѕто через месяц после своего появления в деревне. Он сидел за деревянным расхлябанным барьерчиком, ощущая спиной мощь и поддержку стоящей на стеллажах русской классической литературы, и не спеша листал подшивку местной районной газеты "Из Искры возгорится пла- мя" (как ему сказала по поводу названия газеты заведующая Домом культуры - редакция не хочет менять принципы и переименовываться так резко и быстро, как проистекают исторические перемены в нашей великой, конечно же, державе. Непристойно это!), внимательно присматриваясь к аляповатым и размытым снимкам передовиков капиталистического производства разных акционерных обществ закрытого типа и старательно размышляя над заданием руководства - оформить стенд о достижениях новой жизни на селе в период после октября 1993 года. Руководство милостиво разрешило пользоваться и областной газетой "Коммуна", но не злоупотреблять и постараться ограни- читься местными материалами. Старинные часы с амурчиками показывали полтретьего. Скрипнула дверь, и вошел потрепанный, с громадными пылезащитными оч- ками для сельскохозяйственных работ на лбу, в белой русской расшитой ру- башке и лоснящихся джинсах опять же областного пошива, мужичонка лет эдак под 50. Он молча прошагал к барьеру, облокотился, деревяшки засто- нали (Юра в первый раз подумал о том, что надо бы соорудить нечто пок- репче), и, представившись поклонником Сократа, страстно поведал о непо- нятном иероглифе, запечатленном под крылом дельтаплана на теле Родины. Никодимов молча выслушал. Мужичонка потоптался и попросил почитать Эсхи- ла "Прометей прикованный". В имевшемся формуляре у него оказалась и фа- милия, и имя, и отчество, а место работы было обозначено, как понял Юра, собственноручно: скотник. "Прометей" был записан, молча вручен, и мужи- чонка отбыл, чтобы через неделю вновь появиться у барьерчика и, расска- зав о слове "НЕТ", попросить Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". Ради любопытства Никодимов после второго посещения заглянул на иные странички в его формуляре и разочарованно отметил, что "Материализм" и "Прометей" чередовались по неделям. Когда Юра поинтересовался у доморо- щенного летчика, почему именно эти две книги так волнуют крылатого чита- теля, то мужичонка обиделся, буркнул: надо повышать свой образовательный уровень, и не появлялся в библиотеке недели три. Заведующая, узнав отку- даѕто об этом вопросе, сделала Никодимову замечание, попросив в дальней- шем не проявлять бестактности и не отпугивать от кладезей мудрости жаж- дущих. Вообщеѕто, в библиотеку ходили редко, и, как заметил Юра, только взрослые, детей в деревне не имелось. Однажды он спросил у Евдокии о данном феномене и получил неприятный ответ: мы боимся детей. Первая ре- акция Юры была удивленной: почему? Она нахмурилась и не стала отвечать, а на ночь ему было пос- телено не рядом, как обычно, а в углу у окна, где он спал первую неделю жизни у нее. Второй вопрос вылупился из Юриного опыта следователя: а кто это мы? Она пожала неопределенно плечами и посоветовала узнать больше о жителях Подпольного, и очень многие вопросы отпадут сами собой. Никодимов начал с нее. Однажды, улучив часок, он отпросился с работы и пошел на место жи- тельства. Ключ небрежно лежал в уголке под крыльцом. Юра отпер дверь и замер на пороге. Сени: лавка с тремя ведрами воды, короткий полынный веник, зачуханный печной совок, тряпка перед входом в горницу. Прошелся, потоптал по дос- кам, вроде пустоты под ними не чувствуется. Пожал плечами, постарался зайти в комнаты как в новое место. Постоял - осмотрелся: печка, слева вместительный кухонный стол, на стене отрывной календарик и зеркало, па- ра стульев, у окна лежанка, на подоконнике радиоприемник, у стены эта- жерка со старыми, года за триѕчетыре, газетами и журналами. Нормальное, как говорят французы, aitres. Снял ботинки и прошел во вторую комнату с двуспальной кроватью, трельяжем, трехстворчатым платяным шкафом и еще двумя стульями. Подставил один рядом со шкафом, взгромоздился, заглянул сверху - пыль, паутина, мелочь медная советская валяется. Сел и стал вспоминать, что обычно, когда не знают человека, но хотят установить бо- лее близкие отношения, ему предлагают: поужинать, выпить, но разговор не получается - значит, припомнил Никодимов примерно подобную ситуацию с ним же в Воронеже, предлагают посмотреть фотографии. Ему Евдокия предла- гала? Нет, ни в первый вечер, ни в последующие, она в основном расспра- шивала его, а он с охоткой рассказывал, стараясь выглядеть получше, чтоб, значит, не выгнала на улицу. Что ж, попробуем сейчас найти. Раск- рыл створки шкафа и стал методически перебирать белье: верх - нет, сере- дина - нет, открыл среднее отделение - пальто, плащ, зимние сапоги, та- почки, так - толстая картонная коробка изѕпод, времен тридцатых годов, набора первоклассника. Торопливо вытащил ее изѕпод груды обуви: паспорт, свидетельство о рождении - как обычно, альбомов с фотографиями не имелось, лежал мятый черный, плотный пакет изѕпод фотобумаги с фотографиями. Юра, суетясь, раскрыл: да ничего особенного, несколько десятков снимков Евдокии, поме- ченных на обороте разными годами. Удивляясь, разложил на полу пасьянсом, мельком взглянул на часы - еще полчаса в запасе. Вот здесь она совсем девчонка, тут с какимѕто парнем в обнимку, а на этом с поднятыми и обра- щенными к фотообъективу ладошками, и на этом, кстати, тоже с ладошками, и тут... Юра рассортировал по жанрам и оказалось, что крупные снимки ли- ца Евдокии с ладошками открытыми к объективу, преобладают. На обороте каждого был проставлен год и месяц, самый ранний сделан в апреле 1985 года. Время поджимало, Никодимов быстренько рассовал вещи по местам и бросился в библиотеку. Из допроса свидетельницы, редактора областной газеты "Коммуна" С. В. Котовой - Светлана Васильевна, поясните, пожалуйста, как вы расстались с кор- респондентом Ю. Д. Никодимовым. - У редакции к нему никаких претензий не было. Он, конечно, не хватал с неба звезд, но был исполнительным, добросовестным. Трудягой, я бы ска- зала. И потом, опять же, рекомендация прокуратуры тоже играла свою роль. Специализировался Юрий Дмитриевич в основном на репортажах с места собы- тий, информациях. На какуюѕто аналитику не претендовал, хотя мы и пыта- лись некоторое время специализировать его в судебноѕкриминальной облас- ти. Не вышло. - Почему? - Никодимов сам не захотел, причину отыскал в том, что у него якобы какойѕто синдром к этой тематике. Ну, и помня о том, что он всеѕтаки пришел к нам из прокуратуры, мы и не особо настаивали. В общем, средний журналист, да и, пожалуй, такой же средний человек. - А в чем его средность как человека? - Молчал он. Собираемся мы иногда на наши внутриредакционные праздни- ки, бывает с шампанским, разговариваем по душам, делимся. А он - молчит, не идет на душевный контакт, нет в нем человечности. - У него имелись провинности или же он уволился по собственному жела- нию? - Скорее это было обоюдным желанием. Однажды, помню, ранней осенью, мы отправили его в районный центр, сделать репортаж о закладке камня под будущий памятник советским воинам, погибшим в Великую Отечественную вой- ну. Обычное дело. Поехал он туда спокойно, а вот обратно его привезли невменяемым. - Что это значит? - Собственно, его привез первый секретарь райкома партии на своей ма- шине и мне рассказал, что там произошло. По заданию РК местные комсо- мольцы подготовили напутственное письмо к будущим поколениям, упаковали его в латунную гильзу, завинтили и собирались эту гильзу заложить под камень, чтоб в будущем прочитали, узнали, какие мы естьѕбыли, к чему стремились, в общем. Вы понимаете - романтическая устремленность, воспи- тание молодого поколения. К торжественному моменту подготовились стара- тельно, организовали митинг, цветы, ветеранов пригласили. Никодимов сто- ял в первых рядах, и вот, когда первый секретарь комсомола объявил о закладке письма будущим поколениям и начал аккуратно укладывать гильзу на заранее приготовленное, забетонированное ложе, Юрия Дмитриевича выр- вало... Представляете, прямо на камень, на письмо, комсомольцу досталось на новый пиджак... Причем у него все это какѕто чересчур обильно получи- лось... я бы даже сказала, как специально обильно. Ну, праздник, естест- венно, всмятку, Никодимова милиция утащила в вытрезвитель, а потом, вот, первый привез домой. - Он был пьян? - Нет. Экспертиза ничего не обнаружила. Поэтому, в общем, у нас и не имелось формальных причин его увольнять по статье. Пришлось вызвать, по- говорить, объяснить ситуацию. Он понял - и ушел сам. Обыкновенно после работы Юра не сразу шел домой, вернее туда, где он жил сейчас. Ему жаждалось какѕто поразнообразить свое, прочно вставшее в нормальную бытовую колею, существование. И тогда он направлялся или к реке, или к графским развалинам. Речку он любил больше, это было прос- тоѕтаки замечательнейшим явлением природы, поскольку слухи о ней ходили самые что ни на есть разнообразные, хотя поведывали их Никодимову только Евдокия да председатель. Власть, например, с пафосом твердила о необык- новенной битве между русичами и половцами, случившейся на ее берегах, а женщина утверждала, что в реке живут совершенно необыкновенные, очень древние водоросли, которые когдаѕто, в прошлом, дали жизнь для всей пла- неты. Юре, в общемѕто, было все равно, тем более что, постоянно гуляя вдоль по ее течению и любуясь резкими и яркими, контрастными, природноѕ- человеческими пейзажами, он успел составить собственное мнение. 7 Подпольное размещалось на относительно ровном участке местности, без всяких оврагов и буераков, прилегая к обрывистому берегу, для крепости обсаженному вязами и березой, той стороной буквы "Н", от которой, сле- ваѕнаправо, исходила средняя перекладинка и, фактически, и начиналось все слово "НЕТ". Строения в деревне были крепкими, но не могучими, а обыкновенными и, за исключением Сельского Совета, деревянными. Но Юра стремился не на обжитый, заваленный печной золой и останками собак и ко- шек берег, а устремлялся дальше - к развалинам и безлюдью, где берег плавно смягчался, утончался и перестраивался в длинный песчаный пляж, с редкими кустиками полыни и чертополоха, тянувшийся до самого графского имения. Река возле живописных остатков дворянского гнезда мелела и позволяла переходить себя вброд. Но местные жители, как успел заметить библиоте- карь, так же редко, как и библиотеку, посещали и пляж. Возможно, что их отпугивал необычный цвет воды - она была непрозрачной, какойѕто вязкой и бурой. Никодимову цвет волн напомнил случай из прокурорской практики, когда он однажды выезжал на место происшествия - к самоубийце. Молоденькая девушка лежала голой в ванне, правая рука с шевелящимися пальчиками мерно покачивалась на поверхности, а левая, зацепившись ми- зинцем, застряла на потрескавшемся и погнутом эмалированном бортике: уже мертвое телесное устремление вниз распахнуло рану - мышечная ткань поб- леднела и истончилась, пустые вены и сосуды обнажились, задрались неес- тественно рваными горловинами кверху, создавая впечатление отключенного неведомого механизма, и кровь, вытекая из взрезанных продольно, от за- пястий к локтю, вен, окрашивала воду в вот именно такой, буроѕмутный непрозрачный цвет. У дверей, на мокром бархатистоѕкоричневом с цветочка- ми коврике, валялась записка с просьбой никого не винить в произошедшем. Библиотекаря только смущало, что если деревня стоит на реке давно, то к цвету воды можно было бы и запросто привыкнуть. Но, подумав об этом, он сразу же выбросил неудобную мысль из головы, просто решив при случае у когоѕнибудь спросить, да и деловѕто. Графские развалины впечатляли меньше, хотя и в их своеобразном хит- росплетенье вскрытых и перемешавшихся помещений, если повнимательней поприглядываться, угадывалась неразгаданная до сих пор тайна. Они сохра- нили, как и в первозданном виде, три уровня. Подвал, зайти в который все же было можно по двум ходам: естественному - через отсутствующую дверь и как бы через потолок, сквозь пролом в одной из комнат. Наземные помеще- ния выглядели как черепные коробки неких неземных существ, трепанирован- ные неумелым патологоанатомом и уложенные рядком, с отсутствующим содер- жимым и случайно оставленными зажимами, кусочками марли, запекшейся тем- ной и жирноѕжелтой массой, мелкими костяными обломочками. Вполне угады- вался и второй, и третий этаж, от которых остались отдельные безобразные материальные куски, разметанные по округе. Местные обходили поместье стороной, сюда лишь изредка забредали "ди- кие" туристы да наезжали экскурсиями романтически настроенные мальчишки и девчонки, обычно во главе с не менее юной учительницей, из областного города. Юра пытался осмыслить вот это все ландшафтное расположение, справедливо для самого себя полагая, что русской интеллигенцией не был замечен третий величайший вопрос: а есть ли душа, например, у вот той колонны, созданной в псевдоантичном стиле, обломленной и заплесневевшей от давности лет. И умирает ли она, и есть ли для нее Рай и Ад? И Никодимов однажды попытался разговорить пожилую, сдержанную заведу- ющую Домом культуры на тему исторического прошлого Подпольного, замоти- вировав таким обстоятельством, как подготовка стенда наглядности, но по- лучил на удивление беспомощные ответы, свидетельствовавшие о том, что его непосредственный руководитель тоже сравнительно недавно работает и живет в деревне. А тут еще не давала покоя фраза председателя, запавшая в память при первом знакомстве, об отсутствии деревенского кладбища и детей. Он поинтересовался у заведующей: есть в деревне любители краеведения, и получил уклончивый ответ, что любознательностью к прошлому занимается у них специально выделенный ин- дивидуум. Проживал он в центре Подпольного, в обыкновенном деревянном доме на краю площади для митингов и торжественных мероприятий, украшен- ной шлакоблочной трибуной, затянутой в побелевший от ветров и дождей алый кумач, с вычертанной белыми буквами, вечной на ближайшие годы, просьбой пойти всем на выборы. Из приобщенных к делу вещественных доказательств ИГРА "ИМПЕРИЯ" НЕКОЕ ТРИВИАЛЬНОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ К играм у разных людей, конечно, разный же и подход. Играют в основном на деньги и на интерес, в абсолютном большинстве случаев - компанией; редких игроков в одиночку (тихо сам с собою) априорно надо считать несколько не адекватными индивидуумами и, при обнаружении подобных, соответственно к ним относиться, а лучше всего привлекать к ним интерес соответствующих государственных служб. Игрок в одиночку - террорист, не игрок вообще - злопыхатель. Иногда играют людьми, почти всегда - среди людей, иные предпочитают шпагоглотание и разоблачение, но данное ролевое взаимодействие с окружающей играющей средой сто процентов заканчивается тихим и качественным помешательством и заключением в провинциальную и скромноѕубогую психбольничку (для тех, кто успеет - в институт имени Сербского и НемировичаѕДанченко). Некоторые субъекты придумывают свои игры с целью остаться с именем - человек, другие, менее опасные общественно, с целью изменения звериной подоплеки общечеловеческой и гуманной. Не играющих вообще, при обнаруже- нии, необходимо обходить стороной и предупреждать, по крайней мере, зна- комых. Девочки, вещающие о масках, - опасны для душевного здоровья, мальчики, трактующие про театральный мир, помрут от венерических болез- ней. Стоит заметить, что игра, о которой пойдет речь ниже, приобрела до- вольно широкий мировой общественный резонанс и имеет уже сеть фанѕклубов по всей планете. Но Вы не тушуйтесь, и Вам найдется место в обойме, и Ваша ИМПЕРИЯ будет зафиксирована и, возможно, использована для нужд об- щеклубной игры. ПОДГОТОВКА К ИГРЕ "ИМПЕРИЯ" Сначала Вы определяете: за кого Вы играе- те, кому отдаете большее предпочтение: нашим или не нашим, бывает и еще нечто среднее, но в приличном игро- вом обществе к нему относятся подозрительно и стараются не вступать ни в какие контакты, даже и вооруженные. Их обычно не замечают, и посему если Вы не маргинал, не отщепенец и не извращенец, то Вам стоит выбрать более употребимые цвета. После того, как вы определились с цветом, необходимо расчистить поле сражения. Если дело происходит в холостяцкой квартире - это прекрасно, если Вы семьянин, то необходимо убедить в правильности и опрятности Вашего занятия всегда прекрасную половину. Если прекрасная половина не въезжает, оставьте напрасные попытки и, сконцентрируясь, найдите место и время без глаз и помыслов не участвующих в игре. Самоопределившись в основном, займитесь изготовлением маленьких люди- шек, быдла, пушечного мяса, people, армии, населения, агентов и прочих атрибутов империи. Так же, за ради разнообразия, стоит наметить располо- жение городов, деревень, лесов и рек, гор и долин. Все это жизненное ве- ликолепие надо тщательнейшим образом вырезать из старых добрых толстых книг, армейских журналов и уставов, коих в любое время выходило доста- точно многое количество, да и из прочих журналов тож! Себе армию Вы, ес- тественно, вырезаете выбранного цвета (в крайнем случае, если уж ктоѕто или чтоѕто ну очень понравился, его можно и перекрасить тушью, каранда- шом или детскими красками - не суть важно, лишь бы было весело и Вам угодно) и постепенно накапливаете, стараясь не забывать и о противопо- ложной стороне, иначе просто не интересно будет играться. Накопив собственные силы, постарайтесь не шельмовать и дать время для накопления набора, примерно подобного Вашему, и противоположной стороне. В конце концов, если у противника поимеется больше ресурсов, у него же, в Ваших силах, можно и сделать переворот или небольшой путчик, выберите лишь день и час. Необходимо сразу определить зоны концентрации и накопления военнопленных и нежелательных элементов. 8 Кроме того, Вам понадобится инструмент уничтожения и калечения, это, обыкновенно, как показывают фаны, обычные ножницы. Некоторые, офанатев- шие до неприличия, опускаются, а может, и поднимаются, до того, что на- чинают приукрашать ножницы. Например, используют одни для уничтожения только своих (мол, чтоб не осквернять об чужую плоть), другие для вра- гов. Или украшают лезвия различными побрякушечками и картиночками и над- писями. Размеры орудия судьбы выбирайте по вкусу, но старайтесь не пере- ходить границ приличия: без портняжьих, без овечьих, поскромнее, почело- вечнее лучше бы. САМА ИГРА Расчистив территорию, расставьте населенные пункты и при- родные условности, при этом их лучше какѕнибудь попопулярнее обозвать, например, горы - Кавказские, какоеѕнибудь озерко - Персидский залив, го- род - Москва. Вы прямо пишите поверх вод или гор, городов, не стесняй- тесь, помните, стеснения тут не должно быть никакого, иначе проигрыш. Все - естественно! Потом проведите некую условную линию разграничения и для пущей торжественности объявите вслух, а лучше и зафиксировать гдеѕто на клочке бумажки (потом предъявите игровой мировой общественности в ка- честве доказательства, что Вы не военный преступник), что противополож- ная сторона простоѕтаки криминальная банда, которая совершенно бесчело- вечным образом не только угнетает свой народ, но и сопредельные страны заваливает наркотиками, заложниками и прочими нежелательными элементами. Назвав себя гарантом защиты человечества, начинайте атаку, стараясь все делать по правилам воинского искусства. Ядерный удар плюс десант. Лучше использовать не один парашютноѕде- сантный полк, а сразу пару дивизий. Потом отступить и предложить вместе тянуть нефтепровод на запад. После отказа - организовать быстрый и эф- фективный государственный переворот, совместив его с фронтальными танко- выми атаками. Ресурсов не жалейте, поскольку в любой момент остановитесь на достигнутом и займетесь поиском и подготовкой следующих подразделе- ний. Противника не следует уничтожать полностью, потому что придется го- товить другого, а это всегда заведомо скучно. Старый враг лучше новых двух, мудрость, проверенная в игре. В дальнейшем можно пошпионить, пос- пецназить, подипломатить и даже обменяться послами и заключить кратков- ременный обоюдоострый выгодный мирный договор. БАНАЛЬНОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ Играть стоит примерно раз, максимум два раза в месяц, чтобы сохранить в первозданности эмоции и приводные мира ремни. Некоторые, считающие себя совсем высоколобыми, не понимают суть ИГРЫ. Различные фанѕклубы в соответствии с национальными и глобальными уст- ремлениями поѕразному определяют ее идеологию. Нашей стране более привы- чен менталитет катаклизмов, кровавых революций и контрреволюций и не ме- нее беспредельных общественных ситуаций, складывающихся как до, так и после... Как только устанавливается в обществе и государстве тишь да гладь, божья благодать, так население теряет навыки ненависти и ответно- го удара к любой группе объектов или субъектов. Поэтому идеологическая задача и смысловая суть ИГРЫ В ИМПЕРИЮ в доморощенных условиях состоит, если хотите, в дрессировке злобного чувства мести и ответного удара. Краевед встретил его на пороге поѕдомашнему: в тапочках на босу ногу, джинсовых мятых шортах и в черной майке с кровавой надписью "ЗЕХ Р18Т0LS". Он был скорее молод, чем в среднем возрасте, худощав, длинно- волос и белокур, с карими, стремительно бегающими глазками, прикрытыми шикарными пушистыми ресницами. Никодимов умственно поморщился - ему не нравились мужчины, напоминаю- щие женщин, и, несмотря на отсутствие у него всяческих предрассудков, гомосексуалистов он терпеть не мог. - Проходите, - вежливо и приветливо улыбаясь, молодой человек протя- нул руку, - мне о вашем визите звонила Надежда Максимовна. Юра взошел в комнаты и с любопытством огляделся. Пол целиком был зак- леен (и для, видимо, исторической сохранности, закатан в плотный пластик первыми полосами районной газеты "Из Искры возгорится пламя", причем бы- ли употреблены страницы за 1991 год. Август, конечно, выделили цветной рамочкой. От потолка вниз по стенам висели, слегка колыхаясь от сквоз- нячка, алые вымпелы различных победителей от "Передовику свинофермы де- ревни Подпольное" до "Победителю социалистического соревнования среди работников управленческого аппарата деревни Подпольное". В четырех углах стояли скромные бронзовые бюстики ЛенинаѕСталинаѕХрущеваѕБрежнева. На почетном месте, сразу под бумажной, затертой иконкой с зажженной и пах- нущей ладаном лампадкой, висел писанный маслом, наверняка деревенским умельцем, портрет Президента России, а на размахнувшемся во всю стену книжном стеллаже, в рамочке под стеклом, с хитрым прищуром глаз, прита- ился Михаил Сергеевич. Никодимов подошел поближе к книгам, перебрал нес- колько томов (на почетных позициях, не ребром, а суперобложкой навстречу ищущему, стояло три одинаковых тома Коперника "De revolutionibus orbit Coelestium" на греческом, испанском и французском языках), удивленно обернулся: - Да у вас тут не меньше книг, чем в библиотеке. И почемуѕто основная направленность - о космосе. - Вы очень приметливы, - счастливо улыбнулся краевед, - я пытаюсь оп- ределить место вот нашей деревни в развитии мировой космонавтики. Никодимов закашлялся, растерянно обернулся еще раз на книги и попро- сил: - Нет, я так вообще ни в чем не разберусь. Давайте начнем сначала. Как вас зовут, вы - кто? С чисто женской смекалкой молодой человек ответил вопросом на вопрос: - А почему вы задаете вопросы. Зачем? Выѕто сами кто? От злости на неприятную и неудобную ситуацию Юра бухнул несуразное: - Я- лакмусовая бумажка. На его удивление ответ совершенно успокоил собеседника и даже какѕто более расположил к гостю. Он внезапно засуетился, встревожился, придви- нул одно из двух весьма потертых кресел ближе к Никодимову и, крикнув задорно, что сейчас принесет настоящий кофе, выпорхнул в соседнюю комна- ту. Юра не присел на подвинутое кресло, а растерянно, с бухающим гулко сердцем отправился вдоль стен, пытаясь навскидку распознать, что же всеѕтаки в этом храме, естественно, кроме наглядно выставленных вымпе- лов, относилось к самой деревне. Вблизи краснота наградных тканей оказалась не сплошной. Через, видимо строго вымеренное, некоторое расстояние, на уровне глаз человека средне- го роста, тянулись картонные окошки, забранные толстым мутноватым плек- сигласом, сквозь который виднелись большого формата чутьѕчуть помятые, с трещинками фотографии с множественными мужскими и женскими лицами в овальных рамочках с подписанной под каждой Ф. И. О., напомнившие Юре собственные школьные выпускные фотографии. Таких окошек было десятка полтора, он просмотрел их почти все и не заметил ничего необычного: да, приметно, что пара снимков относится к революционным и даже дореволюци- онным, остальные - как бы история страны в отдельно взятом населенном пункте. Никодимов вернулся к книжному стеллажу. Внизу, на самой нижней полке, лежала подшивка районной газеты. Про- листав бегло, он отметил, что подобраны отдельные номера за разные годы, сверху подшита совсем свежая, за 1997 год, а рядом стопочкой высились картонные канцелярские папки с прошитыми суровыми нитками пачками испи- санных листков не единообразного формата. Он вытащил снизу не самую толстую и полистал... Его прервал вернувшийся с кофейным подносом моло- дой человек, весело воскликнувший: - О, у вас удивительный вкус, но лучше я, дайте, - и, живо установив поднос на небольшой полированный столик под портретом Ельцина, он выхва- тил папку и, закатывая глазки, с выражением прочел: 9 "Мир есть разверзающаяся разверстость того, что ни к чему не испыты- вает напора... и никогда так остро не ощущается оставленность, брошен- ность на произвол даже не то, чтобы судьбы, а так - чтоѕто типа плавания в открытом океане на неприспособленном для того пластмассовом (обяза- тельно - красном по цвету, у меня на домашнем именно такой) обломке крышки от унитаза, как при засыпании в одиночестве в кажущейся огромной и гулкой, как пещера, однокомнатной квартире, особенно когда все предме- ты еще помнят, как в ней все звенело, трещало, летело и переливалось от присутствия многих человеческих тел. Один из душных июльских дней 1939 года. Изѕза открытых занавесок ви- ден огрызок звездного неба, по деревянному, с широкими и глубокими щеля- ми полу тянется широкая полоса мертвящего лунного света. За окном, в аб- солютном безветрии, слышны чьиѕто смутные шаги, говор странный, стук и вообще непонятное тарахтенье. Я неторопливо, стараясь оттянуть самый последний момент - момент окончательного выключения крохотной электри- ческой лампочки в самодельной настольной кривоватой лампе, готовлюсь ко сну. Достаю из неумело (мной) сколоченного из подручного материала (какѕто - филенчатая фанерная доска, полированная крышка от шкафа, четы- ре разноцветных колесика от разнотипных магазинных детских самокатов, несколько необструганных, не изѕза небрежности, а по соображениям рацио- нальности и экономии усилий - они пошли на основание, досок, штук шесть разномастных гвоздей и с десяток разнокалиберных шурупов) передвижного ящика твердую, потому что внутри не перья, а просто куски отдельные ма- терии и ваты, подушку (да на ней и гигиеничнее спать и здоровее, я так, по крайней мере, гдеѕто читал), клетчатый оранжевый плед, засунутый в застиранный пододеяльник и простыню, от долгого незаменимого применения слегка вытертую. Но вот, укладываю я все это на совершенно шикарный, доставшийся от нэпмана, а ему, как в застолье сообщил курирующий лично меня гепеушник, от какогоѕто там графа, диван. Белье кладу, для продле- ния восхитительного чувства шикарности, сначала в подножье сего восхити- тельного лежбища. Как всегда критическиѕлюбовно окидываю его взором, стараясь, тем более сейчас, когда спать хочется, но не хочется выключать свет и засыпать в одиночку, не пропустить ни малейшей любопытной де- тальки. Что ж, монстр - хорош. Громаден, что является поводом зависти многих коллег и даже, не побоюсь признаться, и женского пола, бархатен, зараза, от верхушек до ножек, заботливо оббитых великолепнейшим материа- лом вкруг. А вот серединки подлокотников деревянные отделаны красным де- ревом, дорогим, наверное, раз имуществоѕто графское. До сих пор, надо отметить, мягок и пружинист, ни одна, хаѕхаѕха, революция не продавила вещь! Я, впрочем, думаю, что не контрреволюционное высказывание допус- тил, потому что сделанѕто он наверняка руками трудового эксплуатирован- ного пролетариата, который на сто процентов наша база и монолит". Инженер Кац, внимательно и сторожко прислушавшись к какомуѕто незна- комому звуку за оконным запыленным стеклом, прервал свой внутренний мо- нолог, разделся и приступил к отходу ко сну: нырнул в одних черных, са- тиновых трусах под одеяло, как положено лег на бочок и твердо уснул, по- нимая, что завтра ему предстоит тяжелейший день - день тактических заня- тий. Земля есть выход на свет постоянно замыкающегося... Мир, возлежа на земле, стремится вывести, возвести ее над ее пределами... - Что это, - устало перетоптавшись с ноги на ногу, затуманенно спро- сил Никодимов. - Да вы садитесь, садитесь, - радушно предложил хозяин, читавший лис- точки тоже стоя, почти навытяжку, и первым направился к креслам. - Ну, вот и кофе остыл, - недовольно поразился он, усевшись и прих- лебнув из фарфоровой старинной чашечки, на округлой стеночке которой блекло проступал герб: в обрамлении дубовых листьев сияла коронованная Луна. Юра осторожно дошел до столика, сел и, блаженно вытянув ноги, не об- ращая внимания на то, какое это произведет впечатление, взял пахучий черный напиток. Они помолчали, выпили еще по одной. "Весьма крепкий", - подумалось Никодимову. Юноша первым прервал молчание: - Меня зовут Николай, можно, я не возражаю, звать Николенька. Вы - Юра, который совсем недавно приехал в Подпольное и, как все новички, жаждующий узнать, где находится. Так? - Да. - В таком случае, вам необходимо срочно садиться за письменный стол и начинать писать мемуары, через которые вы познаете себя, а значит, и нас. Все поселенцы Подпольного пишут мемуары. Да вот я вам и прочитал один такой. - Какиеѕто вы все, - не сумел удержаться от грубости, вызванной разд- ражающим непониманием происходящего, Никодимов, - мутные. - Ну, милый мой, - развел весело худенькие, с рыжими веснушками ручки в стороны собеседник, - что ж вы хотите, черты, сполна отражающие чело- века, да, впрочем, и сам сей мир в глобальности, не отличаются ясностью. - У меня такое ощущение, - задумчиво и печально проговорил Юра, не захотев услышать фразы Николеньки, - что я иду навстречу какойѕто край- ней, неразрешимой трудности. Она предваряет смерть, страдание и восторг, располагает к игривости, но равно и к подозрительности. располагает к игривости, но равно и к подозрительности.