Владимир Каткевич
   Германская шабашка

   СОДЕРЖАНИЕ

   + Как ехать и как не ехать . . . . . . . .2

   + В бельэтаже по Европе . . . . . . . . . 3

   + Котю Любовича вызывает Ганновер . . . . 4

   + У Ленце . . . . . . . . . . . . . . . . 5

   + Бытовуха . . . . . . . . . . . . . . . .6

   + Герда, Кай и Марио . . . . . . . . . . .7

   + Автохлопоты . . . . . . . . . . . . . . 8

   + Человек из штази . . . . . . . . . . . .9

   + Жизнь по-черному . . . . . . . . . . . .10

   + Свалка "Незабудка" . . . . . . . . . . .11

   Повесть ...Послезавтра будет ездить в автомобиле по Берлину  и  поку-
пать пронзительные галстуки.
   А нам с вами на паршивый автобус - и домой.
   В. Катаев. Наши за границей

   ...Я составляю протокол, а не пишу поэму из жизни оборванцев.
   М. Зощенко. Голубая книга
   - Гудэ, як переляканый...
   Дальше неразборчиво. Что ему снится, поезд? Пароход навряд ли.
   Мычит, ворочается, поролоновый матрац надо мной выдавливается в круг-
лые отверстия фанерного дна койки. На фанере написано: "ЗВЯЗДА -  ПАРТИ-
ЗАН" 3 : 0.
   До нас в каюте жили юги.
   - Ыѕыѕымѕм... Нин...
   Нину он добывал на гармане, а поселили девчат на току, или  наоборот.
Прислали к ним в деревню хореографическое училище на уборочную. Сражался
изѕза нее с какимѕто Ноликом, потом мирился две недели, пока не  осушили
бабушкин бочонок вина. Бормочет, но не ругается. Коля Дацюк  никогда  не
ругается во сне и не угрожает. С вечера принял и  спит  с  полуоткрытыми
глазами. Кажется, проснулся.
   Отдернул коечную занавеску, опустил чубатую голову. Пора бы его пост-
ричь. Мы беспощадно стрижем друг друга. Ухватился за трубу системы пожа-
ротушения, спрыгнул, лесенкой не пользуется. Если оторвет  трубу,  каюту
зальет ржавой пеной.
   - Я вчера с Федькой Рацу чуть не подрался, -  говорит.  -  Тростецкий
разнял.
   Помочился в умывальник, смыл. С подволока спускается паучок.
   - Рацу сказал: "Представляешь, вот сейчас с твоей Нинкой лежит  воло-
сатый грузин".
   Они не в первый раз пускают в ход грузина. Или негра.
   - Зачем тебе это шобло?
   - Одному же тоже нельзя, скучно.
   Со мной ему, пожалуй, скучно, я часто занят, или выпускаю  широкофор-
матную стенгазету, или печатаю снимки с береговых пленок.
   До вахты еще целый час, но уже не засну.
   - Женским пахнет. Ты не чувствуешь?
   Поѕмоему, пахнет моей робой.
   - Сними паука, - говорю.
   - Где? Бабушка их не срывала, они комаров ловят, - переселил паука  в
свой рундук. - Всеѕтаки пахнет.
   Три часа ночи, судно на переходе из Ресифи в ЛаѕГуайру, и вдруг женс-
кие флюиды.
   Нюх у него звериный. Какѕто учуял меня  по  запаху  в  вентиляторной.
Вокруг улитки вентиляторов в человеческий рост, теснотища, все  вибриру-
ет, дрожит.
   Меня в этом дрожащем помещении уже нет, а запах остался, и Дацюк  на-
ходит меня в соседней подсобке. "Тебя, - говорит,  -  помпа  шукает,  по
трансляции вызывали". Помпе нужно было грамоты рисовать перед экватором.
   Остановился перед Хуаном. Хуан - мулат в натуральную величину, выдав-
лен из пластика, стоит прямо напротив двери и целится во  входящего.  Из
кольта струится дымок, уже успел когоѕто положить.
   Во многих каютах остались такие декорации, есть шерифы, индейцы, ков-
бои, фигуры все разные. Пароходная компания одаривала нижние  чины  кар-
тинками, чтобы украсить быт. Комсостав были немцы, а машинисты югославы.
Потом пароход продали нам, и помполит приказал выбросить ковбоев.  Перед
обходами их прятали, после обходов снова украшали быт, и в конце  концов
охота на ковбоев начальству надоела.
   Дацюк отдирает Хуана, лезет в вентиляционную решетку и выуживает кон-
дом. Мы уже находили подвязки, заколки, теперь резинка.
   Говорят, заблудшие братьяѕславяне брали в рейс наяд, обычно  одну  на
двоих.
   Наяда им стирала, штопала, мурлыкала и все остальное.
   Моет руки, вздыхает, цепляется за трубу и лезет на верхний ярус.
   Мы думаем об одном и том же, о югах, об одной на двоих. Где они брали
их и где высаживали? Хуан - единственный свидетель смешанных плаваний.
   Возвращаюсь с вахты, Дацюк лежит с полуоткрытыми глазами, но не спит.
На моей койке банка пива, пиво охотничье, собачка ушастая нарисована.
   - Я тебя в увольнение записал, - говорю.
   - А ты пойдешь? - Если я пойду, пойдет и он. - И аппарат возьмешь?  -
Аппарат второе непременное условие.
   У борта караван автобусов.
   - Сейчас я Губаря спрошу, - говорит Дацюк. - Губарь нормальный пацан.
   Губеру лет тридцать пять, он сотрудник немецкой дирекции круиза, гид,
затейник, устраивает в салонах глупую беготню между кеглями, ведет судо-
вую телепрограмму, на Рождество был Санта Клаусом. Губер обещает нас по-
садить, если будут места.
   - Снимиѕка.
   Дацюк ставит ногу на бампер автобуса, чтобы видна была табличка  "Ка-
ракас".
   Немцы вежливо улыбаются, не садятся, ждут, когда я щелкну. В  Сантосе
я сфотографировал его на пляже с чужой доской для серфинга.  Он  перенес
доску поближе к воде, чтобы океан попал в кадр, и не положил на место.
   - Надо бы вычеркнуть нас из списков, - говорю.
   Я записал себя и его в плановое увольнение, старшие групп,  наверное,
сбились с ног. Дацюк бежит на судно вычеркивать. Автобус фыркнул,  сорок
немцев ждут, гидѕвенесуэлец показывает Губеру на часы, а Дацюка все нет.
   - Шнейль! - торопит Губер. - Один нога там, другой тут.
   Бегу к судну, встречаю на трапе особиста, потом Дацюка.
   Автобус нырнул в тоннель, загудело, снова  вспыхнул  день.  Сразу  за
тоннелем мост, под нами вечнозеленая пропасть, скалы переплетены  лиана-
ми, внизу пенится речка, но шума воды не слышно. Еще тоннель. Я  засыпаю
и просыпаюсь уже в Каракасе. Справа  антисейсмические  высотные  дома  в
форме усеченных пирамид, детский сад переходит авениду,  малолетние  ин-
дейцы держат друг дружку за штанишки. Памятник Боливару,  театр  Муниси-
паль, каравелла Колумба. Все уважающие  себя  латиноамериканские  страны
обзаводятся каравеллами Колумба.
   На остановках я фотографирую Дацюка или рядом с двухметровой бутылкой
кокаѕколы, или рядом с чужой машиной. У водопада он меня спрашивает:
   - Как ты думаешь, мы к двенадцати вернемся?
   - Думаю, что нет.
   - Ну и хрен с ним! Сними хоть на память.
   У водопада семья: папа, мама и две дочери персикового возраста, глаз-
ками стреляют. Он уже затесался в семью.
   - Снимай с телками! - кричит.
   Щелкаю их несколько раз, на счетчике остался один кадр. Сажусь  пере-
мотать пленку, крутится легко.
   - Я пленку забыл заправить, - говорю.
   - Ну ты даешь! На хрена ж ехали?
   Настроение у него сразу упало. Куранты бьют, уже час дня, а нас долж-
ны еще везти кудаѕто за город.
   Привезли к хижинам, вокруг очень чисто, урны, травка подстрижена. Под
пальмовыми навесами полные бабушки чтоѕто ткут, толкут,  плетут  лукошки
из перьев и лохматых стеблей.
   Немцы дегустируют пальмовую жидкость. Дацюк пригубил, сразу выплюнул.
   На поляне низкорослая аравакская молодежь скачет с  копьями.  Туристы
выстроились на лужайке полукругом, фотограф снимает их сквозь  ритуально
танцующих. Мы торчим в толпе, Дацюк от отчаяния, а я из солидарности.
   - Губарь сказал, что после этого бацѕмайдана еще кудаѕто  повезут,  -
говорит он упавшим голосом. - Это конец.
   Нас привезли в ресторан. Когда мы уговаривали графинчик с вином, офи-
циант сразу же приносил полный. Вино нас на время успокоило. Бодрствовал
я только до моста в Береговых Андах, одну из самых живописных дорог Аме-
рики с пятью тоннелями проспал.
   Я отстоял две вахты подряд, не пошел в душ и  заснул  прямо  в  робе.
Просыпаюсь, Дацюк сидит на столе, укрепляет проволокой рабочие ботинкиѕ-
гады и от старания морщит нос.
   - Мы погибли, - говорит. - На променадѕдек повесили образцы  снимков,
наши рожи среди вражеских.
   И достает из конверта цветной снимок. Голова Дацюка высовывается изѕ-
за плеча пожилой фрау, если приглядеться, то  на  правом  виске  заметна
стрижка лесенкой, моя работа.
   - Должно же чтоѕто остаться на память, если светофор прихлопнут. Если
выгонят, я не знаю, как дальше жить.
   Визы нам почемуѕто не закрыли.
   Через шесть месяцев в каюту постучали.
   - Я эта каюта жил, - говорит, - четыре  роки.  -  И  ставит  на  стол
"Скотч виски".
   Мы работали на австралийской линии, возили сезонных рабочих из  Евро-
пы.
   Оказалось, хорват из Дубровника.
   - Вас тоже двое жило? - спрашивает Дацюк, хватило  такта  не  сказать
"трое".
   - Так самэ, так. Он Уругвай работал.
   - Михуил, твою мать! - кричат снаружи. - Поднимай меня!
   Гость выглядывает в иллюминатор, а там судовые золушки висят на  тра-
пециях и вытирают борт тряпками. На причале толпа зевак,  Сидней  такого
еще не видел.
   Ночью в ходу выпустили масло не из того шпигата, и пароход в  отрабо-
танном масле, такой вот конфуз. Налил в бумажный  стаканчик,  передал  в
иллюминатор.
   Золушка выпила, не моргнув глазом, и поблагодарила  почемуѕто  поѕне-
мецки.
   - Потому у вас страна нет страйк, - сказал. И улыбнулся грустно.
   - Ты спишь? - спрашивает. Два часа ночи. Когда засыпал, Дацюка не бы-
ло, а теперь сидит на диванчике, сосет баночное пиво.
   - Хочешь пива? Я в баре со Светозаром зацепился.
   - С каким?
   - С югом, который к нам приходил. Это ведь его жена плавала  в  нашей
каюте, а потом с его товарищем убежала в Уругвай.
   - Бывает, - говорю.
   Я знаю подобную историю, правда, вместо Уругвая там фигурировали Киц-
каны.
   - Я что думаю... На чужой беде счастья не построишь. Чтоѕнибудь  обя-
зательно случится.
   - Что?
   - Мало ли.
   Мало ли. После выхода из Фримантла мы всей командой искали бомбу. По-
том горели в доке Триеста. Пароход уцелел, визы  нам  после  самовольной
экскурсии в Каракас не закрыли, значит, чтоѕто должно было  случиться  с
одним из нас. Коля Дацюк через год с небольшим выбросился за борт. Я  же
оказался в шкуре того хорвата и стал безработным.
   О пользе сезонников никто не спорит. В команде "Фрама" был единствен-
ный иностранец Иван Кучин, из поморов. О Кучине у нас на  всякий  случай
не писали.
   Теперь можно, но тоже не пишут. Пишут о себе. Названия броские: "Наши
в Тюрингии" (Патагонии, Соуэто. Кстати, Соуэто наши упорно называют  Со-
вето).
   Или: "Как я был помощником фермера". Фермера же, а  не  канцлера.  Но
печатают охотно и все подряд: "Как я пил пиво "Бэкс" и закусывал  сосис-
кой", "Как я был гастарбайтером". В конце хвастливой  заметки  гастролер
выясняет, что никто из великих не начинал с заграншабашки. Линкольн  был
дровосеком у себя дома, ему некуда было рвать, в Старой Англии все повы-
рубали. Ронни Рэйган до Голливуда  тоже  подвизался  на  лесоповале,  но
опять же в Иллинойсе.
   А наш прочтет и бежит к соседям деньги одалживать.  Переплачивает  за
мультивизу, загранпаспорт ему выписывают за два дня как тяжелобольному.
   Контакты тесные, и тихо завидующие получают информацию не  только  из
газет.
   Общаются часто и беспорядочно. Один ездил из Брауншвайга в Мелитополь
смотреть КВН с Новосибирском. Получил социал и туѕту. Назад на свое  ПМЖ
отправляется как в рейс, пустой и пьяный. Хочется, почему не поехать?  Я
с ним стелил черепицуѕэрзац. Ему хватает.  С  самостийной  стороны  тоже
топчутся непоседы.
   Есть места в автобусе? Хорошо. Нет, придет через  три  дня  к  отходу
другого. Ему ж не на похороны. Он и сам не знает, зачем мотается, соску-
читься не успевает.
   Денег в обрез, только до ФранкфуртаѕнаѕОдере. Вещей  -  кулек  "Lidl"
дешевого государственного супермаркета, в кульке железнодорожное  распи-
сание, еще сухарик с прошлой поездки. Он путешественник облегченного ти-
па.
   - А дальше как? - спрашиваю.
   - На электричке.
   На электричках от БерлинаѕЦуу до Мюнхена можно добраться за сутки.
   - А если контролеры?
   - Скажу, сел на последней станции.
   Для чего и справочник в кульке с оторванной ручкой. В  электричке  он
неуязвим, там два этажа. Герр контролер на горыще сунется,  он  вниз.  В
конце концов кнопку можно нажать, и двери откроются до полной остановки.
   - Автостопом не пробовал? - спрашиваю.
   - Если поѕнемецки не базаришь, они боятся брать.
   Так и доберется до Мюнхена ночными. А там подкормят, передачу всучат,
обратный фаркартэ купят. А зря, лучше бы дойчмарками зарядили. Он же об-
ратно не сразу поедет, еще в Дюссельдорф зарулит к родне первой жены,  в
душѕкабине носки освежит, носки у него одни, те, что на нем.
   Кто победнее и рисковее, норовят вброд по  низкой  воде.  Броды  надо
знать.
   Зеленая машина посветит прожектором и дальше едет, а они  поднимаются
из вереска и шлепают, взявшись за руки, дети разных народов.  Пожитки  к
головам привязаны, лучше не смотреть, смех разбирает. Много румын. Вьет-
намцы, те вплавь, к надувным матрацам принайтованы ящики  с  сигаретами.
Лягушки квакают, это хорошо, не так слышно. Дальше лес стеной.  Холодно,
дрожат. Им из чащи:
   "Хальт!". Таксист для смеха. Веселому и переплатить не  жалко.  Такси
до Галле - четыреста марок.
   Румыны собрались за Одер не ишачить, конечно, а воровать в  супермар-
кетах.
   Зубная паста у них шестьдесят пфеннигов, я сам покупал.
   Один житель Олонешт нарушал границу мокрым  способом  несколько  раз,
внука навещал, подрабатывал на подвязке хмеля.
   Можно перейти мост за фургономѕтиром. Если  пан  пограничник  проявит
бдительность, то скажете, что вы Уво, а за рулем Дирк.
   Имена водителей высвечены на лобовом  стекле  светодиодами.  В  самом
неприятном случае откупитесь за десять марок. Лучше десять, двадцать мо-
гут вызвать подозрение. И вы же не к нему в Посполиту направились.
   Есть еще способ, проехать на машине со знакомым немцем. Могут аусвайс
вообще не потребовать.
   Отлавливают иноземцев вяло, данные паспорта, если он имеется,  вносят
в компьютер и переводят нарушителя через речку.

   2

   Как ехать и как не ехать Можно поездом до Берлина, но  билеты  с  рук
дороже, а в кассе их нет.
   До Вроцлава дешевле, но неудобно. От Вроцлава везут нашими микроавто-
бусами.
   Потом снова поездом. Не дай бог. К тому же поляки нас не любят.
   По средам из СанктѕПетербурга ходит паром "Анна Каренина" с заходом в
Нюнесхамн. Правда, паромы иногда тонут, вы знаете.  Летом  чтоѕто  ходит
или ходило до Гамбурга. Но в Гамбурге много соблазнов, кварталы для муж-
чин, СанѕПаули, Реноѕбан, порнобюллетень издают "СанѕПаули эксклюзив". И
потом, транссексуалы только частично слабого пола, могут и морду набить.
   Открылось много турконтор, "Евровояж", "Мир без границ", совместных и
какихѕто благотворительных, но в последних все равно надо платить  зеле-
ными.
   Моя прижилась под крышей райисполкома.
   - Тебе куда, сынок? - спросила бабушкаѕвахтерша.
   Разыскал комнату. На двери табличка:  "Инструктор  по  вопросам  соц-
культбыта".
   Захожу, хорошими духами пахнет. Девушка вписывает в  билет  заросшему
акселерату номер бортового телефона.
   - А колотуху? - напоминает он.
   Тюкнула печать.
   Иду назад, бабушка спрашивает:
   - Нашел?
   - Все в порядке, - говорю.
   - В гости?
   - Подработать.
   - А то мы на них не наробылы. - И заплакала. - Я там три рокы була.
   Так и благословила меня слезами.
   Если б не купил билет, уехал бы на три дня раньше. В автобусе  обычно
есть пара свободных мест, но за наличные.

   3

   В бельэтаже по Европе На парапете у киевского  цирка  бутылки  изѕпод
шампанского, автобус высокий, разноцветный, по бортам номера телефонов.
   Многие собрались насовсем. Временно провожающие обещают тоже  пересе-
литься.
   - Коляска ваша? - Водитель в чреве автобуса трамбует ногой пожитки.
   - А эта?
   - Наша, наша.
   Коляска, корзинка, картонка и маленькая собачонка. Собачонка одна  на
всех, нежный щенок при нежном юноше. В авоське собачьи пожитки, жилетка,
мисочка, чтоб уши в супчике не мочил. Вычесал  щеткой  кобелька,  достал
пачку увлажненных салфеток. Для кого? Себе вытер ручки.
   - У меня таксу за полторы  взяли,  -  говорит  евроюноше  непоседа  с
кульком.
   Человек дороги тут как тут. Уже не может. Если стрелять нечем, прихо-
дит провожать.
   - Ну как? - спрашивает. Узнал меня. - Вас на тот автобус не  подсади-
ли?
   - Нет, - говорю. - У меня билет на этот.
   - За марки бы взяли.
   - У него другой маршрут.
   - Ничего, - говорит, - можно от Берлина электричками  через  Бранден-
бург.
   - Я через три месяца, не раньше, - говорит провожающий в возрасте.  -
Раньше не выпустят. У меня в штампе отказа "Гэ Е".
   - "Джи И", - поправляет непоседа. - Это ограничение в возрасте.
   - Так что, меня не выпустят?
   - Отказ на три месяца "Эм Ви", навсегда - "Эф Ай".
   Компания или бригада обступила свои потертые сумки, всего четыре  че-
ловека, стоят, прислушиваются. Похожи на  командированных,  но  трезвые.
Один осторожно спрашивает меня:
   - Вы валюту не допишете в декларацию? Я вас отблагодарю. -  Он  сразу
повеселел.
   Интересно, как отблагодарит? Наверное, я не  похож  на  обеспеченного
человека.
   - Как его погремуха? - длинноволосый из турбюро чуть не  обжег  щенка
сигаретой, хотел погладить.
   - Кличку дадут хозяева, - неохотно объясняет евроюноша.
   - Это пит? - спрашивает с пониманием человек в очках. - Он там меньше
двух не стоит.
   - Я за полторы отдам знакомым, - говорит евроюноша.
   Водитель закрывает багажник. Лезем  в  бельэтаж.  Собачник  вложил  в
пасть щенка таблетку. Будущий убийца задремал у него на коленях.
   Девушки едут знакомиться или насовсем. Одна в плащеѕкрылатке, очки  с
цепочкой.
   Мучиться еще больше суток, румяна, конечно, останутся на  спинке  си-
денья.
   Нервно смеется, волосы то распустит, то заколет.
   Вторая практичнее, в спортивном. И с довеском, мальчик, кажется, хны-
чет, мамашу еще везет из Харькова. Эти на подготовленную почву.
   Матерых гастарбайтеров не видно, ни двуручных пил в мешках, ни  топо-
ров, ни веревок, ничего шанцевого. Правда, мой сосед в телогрейке, вроде
на леща собрался. А пальчики тонкие, белые, за ногтями следит. Или самый
хитрый, или с лесов упадет.
   - Нет, не возьму, - говорит лежачая дама, у нее не фиксируется  спин-
ка, - и не уговаривайте. Вы ворованные машины перегоняете...
   - Почему обязательно ворованные?
   - Вам лучше знать почему.
   - Вы странная женщина. Наверное, никогда не выезжали.
   - Думаю, побольше, чем вы, молодой человек.
   - Сколько он вам дал? - поинтересовался сосед в фуфайке.
   - Четыре сотни, - говорю.
   Он усмехнулся в фуфайку, но ничего не сказал.
   После шампанского останавливаемся часто. Девушка в  очках  спускается
из бельэтажа, подаю руку. Пальчики холодные.
   - Спасибо. - Взмахнула крылышками и по тропинке.
   - Туда не идите, - говорю, - там бабушка.
   Очень раскрепощенная бабушка, приседает, где попало, я на нее чуть не
упал.
   При ней муж, не старые еще, чтоб совсем наплевать  на  приличия.  Что
это, местечковость или в знак протеста?
   Девушка рассеянно прогулялась, лесок чахлый,  много  мусора,  пыльные
кульки валяются. Веточку отломила, бросила, гадко.
   - Сколько он вам дал? - спрашиваю.
   - Кто? Четыреста с чемѕто.
   - Плюс мои четыреста. На месяц в Алупке хватит. Отстать не хотите?
   - А почему именно в Алупке?
   - Там есть где остановиться. Товарищ снял комнату с видом на  АйѕПет-
ри. Между прочим, Меркуцио играет.
   - Он в Алупке на гастролях?
   - Он там меняет рубли на купоны, но не ломщик. А вообще в двух  теат-
рах играет.
   На остановке у родничка не вышла.
   - Сколько стоим? - спрашивают.
   - Мы опаздываем. - Водитель лягнул колесо.
   Куда опаздываем? Можно пересечь границу за сутки, а можно за полчаса.
   Углубляюсь в кусты, слышу, ветка хрустнула,  автолюбитель  дружелюбно
побрызгал под елочку.
   - Сарай наш, - говорит, - завелся.
   Присматривает, а может, разговор мой с барышней подслушал.
   Дверь закрылась, водитель просит:
   - Посмотрите, все ли есть.
   - Все, все.
   Только тронулись:
   - Стойте! Деда с бабкой забыли.
   Ту самую парочку без комплексов.
   - Вы же всегда дольше стояли, - говорит бабка вместо извинений.
   Нигде в мире нет такой армии опоздавших.  Опоздания  планируются,  на
них рассчитывают. Если я опаздывал, то всегда ктоѕнибудь сдавал билет.
   Один даже предъявил билеты всего вагона. Он в  Кургане  задержался  у
газетного киоска, стал листать "Новый мир", увлекся, а поезд  ушел.  Де-
журный говорит ему:
   "Подождите, вы не один".
   Опоздавший: "Извините, не могу ждать, я проводник". А  под  мышкой  у
него сумка с билетами и "Новый мир".  Оказалось,  студентѕзаочник.  "Моя
тема, - говорит, - Брюсов".
   Или представьте, опаздывает водный пассажир. Буксиры  отлепили  судно
от стенки, уже метровая полоса воды, а он догоняет с чемоданами. Матросы
из ластѕпорта, выреза в борту, кричат: "Прыгай!". Пароход не поезд,  че-
ловек и прыгает с трапѕсходней, но  не  успевает  пригнуться,  ударяется
лбом о корпус судна и летит на бетонный причал вместе с матросом, не от-
пускает его. Высота метров семь. Я видел это с борта другого судна.
   Те, кто на ПМЖ, уложили детей и на них спят. Справа  зарево  в  небе,
объезжаем большой город. Разбитая дорога, как последнее  проклятье,  до-
мишки вплотную, не отстают, будки, будки, непрерывный пригород без горо-
да. Ктоѕто горбатится под козырьком заведения, допивает ночную водку.
   Двенадцатый час. Кажется, скоро. Повороты, встречные фургоны с  ревом
толкают воздух, чужие номера, наши изношенные  легковушки  просели,  еще
прицепы тащат. И сетка, навесѕмодуль,  прожектора,  строгость,  волокита
под видом порядка.
   - Чья собака? - спрашивает таможенник.
   Евроюноша предъявляет штампы прививок. Питбуль проснулся, но плетется
неуверенно, от таблетки его пошатывает. С прививками все в порядке, а  у
хозяина просрочена виза. Разбили  голову,  ограбили,  лежал  в  киевской
больнице.
   Звонил из больницы в  посольство.  Сказали:  "Предъявите  выписку  из
больницы, там пропустят". Теперь ему надо ехать во Львов в консульство.
   Снова лезем в голубятню. Надоело. Какиеѕто бесполезные огни  в  камы-
шах, кусты щетинятся, столбы, шесты и столбики, ничейность и  снова  ре-
зервация.
   Неувязка с детьми. У когоѕто не записаны дети в паспорте или записаны
не те.
   Предъявляют сонных детей.
   - Проше отвожць торбэ, - говорит таможенник. Передали блок сигарет  и
сразу: - Проше, пани, до машины.
   Автолюбители разлили в темноте "Распутина".  Открыли  чтоѕто  острое,
намазали на хлеб.
   - Вы к нам не присоединитесь? - спрашивают.
   Отказываюсь, хотя хочется есть. Девушка в очках тоже  отказалась,  ей
всучили апельсин.
   Водитель пришел собирать плату за проезд. Мой молчаливый сосед  расс-
читываетя марками, похоже, не первый раз катается. Мало ли, с собакой же
высадили.
   Очередь машин уже оттуда. Пятеро в спортивном провожают сарай  глаза-
ми, лица злобные. Ночная охота.
   Сосед даже не оглянулся.
   - Один коллектив тоже собрался в Голландию за машинами, - рассказыва-
ет. - Из Житомира.  Наняли  автобус,  проехали  километров  восемьдесят.
Ночь. Лес. Поперек дороги две машины, и ребята с калашниковыми.
   Едем через городок. Загулявшая парочка. Улицы  освещены,  непривычно.
Теперь совсем все.
   Опустил спинку кресла. Харьковская мамашаѕбабушка назад токнула:
   - Вы же меня придушите! - Поднимаюсь, сдвигаю рычаг,  уложил.  -  Вот
тоже наказание, - говорит. - А назад как?
   - Скажете, - говорю, - я вас подниму.
   - Вы не спите? - спрашивает сосед. - В первый раз?
   - Да, - говорю.
   Был когдаѕто в Бременхафене, в Гамбург заходили. А что я  там  видел?
Всегда спешили, комуѕто на вахту. Завернули с двумя матросами в порнома-
газин, а наша уборщица осталась ждать. Выходим, ее нет. Сидит в  сквери-
ке, плачет, стыдно ей.
   Купили мороженого.
   - А вы далеко? - спрашиваю.
   - До Хамма. Я машины перегоняю.
   - Пошлину не увеличили?
   - Если будет совсем не выгодно, пойду подработаю... гробовщиком. - Он
улыбнулся. - Вообщеѕто я медик.
   - В коллективе, наверное, перегонять спокойнее?
   - Как эти? Им четыре машины надо выбирать, а  мне  одну.  Подержанные
оптом не продают.
   А зря. Почему бы "опели" не продавать на вес, как списанные пароходы?
Я на одном таком плавал. Англия продала его по металлоломным ценам Пана-
ме, а мы перекупили и до сих пор эксплуатируем. Турбоход назывался "Кар-
мания", переименовали в "Собинов".
   - Не опасно? - спрашиваю.
   - Я на ночь в села сворачиваю, подальше от трассы. Меня немецкая  по-
лиция больше ограбила, шестьсот марок штраф заплатил. Потом за  Познанью
свои остановили. "Даешь сто марок? - спрашивают. - Да или нет?" И монти-
ровкой по капоту.
   Светает. Катовице. Трамвай идет рядом с автобусом, ноздря  в  ноздрю,
обогнал даже. Остановились у бензоколонки. Девушке в очках тоже не спит-
ся. Зовут Майей, филолог, едет к бывшему мужу.
   - Садимся, - говорит водитель. - В Берлине кто выходит?
   - Я выхожу, - Майя поднимает ручку, как на уроке.
   - Тогда, - говорю, - у меня к вам просьба.

   4

   Котю Любовича вызывает Ганновер Последняя лесная стоянка перед грани-
цей. Магазинчик сувениров с германской ориентацией. Взвод  пенопластовых
СантаѕКлаусов, самые рослые со спаниеля.
   Приседавшая бабушка устроилась с мужем за столиком кафе, сало  режут,
чеснок лущат. В бутылке изѕпод "Лимонной" чтоѕто густое,  наверное,  ки-
сель. Все с нетерпением ждут, когда хозяин их прогонит. Снова  в  будках
исподлобные взгляды. Поляки действительно нас ненавидят, или у меня  уже
комплекс?
   Посещавший в очках чтоѕто вкручивает автолюбителям, сыплет  немецкими
названиями, везде он был.
   - С нового года автобаны будут платными, - говорит.
   - Так какая у вас просьба? - спрашивает Майя.
   - Отнести рукопись в издательство. Если, конечно, вас это не  затруд-
нит.
   - В какое?
   - Адрес на папке.
   В автобусе развязала папку, близоруко заглянула в середину,  полиста-
ла.
   - Это ваша? А почему в немецкое издательство?
   - Чтобы очернить самое святое и вернуться эмигрантом.
   - Можно почитать?
   - Если не будете менять знаки препинания. Одна знакомая медсестра до-
бавляла мне запятые.
   - Ваш приятель действительно выбросился за борт?
   - Да, был такой случай.
   Едем через немецкий лес.
   - Чувствуете, какая дорога? - спрашивает посещавший.
   Я не чувствую. Автолюбители открыли новую бутылку "Распутина". Ктоѕто
проснулся и спросил:
   - Мы где?
   Проспал Польшу.
   Первая физиологическая остановка в Германии. Охи,  ахи  после  даммен
туалета.
   - Там голубая вода. Вы видели?
   На стоянке много машин. Автолюбители хищно топчутся, заглядывают  под
рамы.
   - За Висбаденом бензин дешевле, - сообщает бывавший.  Он  уже  изучил
расценки на табло.
   - Это последняя остановка, - напоминает водитель.
   - Можем обменяться адресами, - предлагаю Майе. - Ваш бывший не читает
письма?
   - Он вообще ничего не читает, он добытчик.
   - Добытчики обычно читают разные полезные брошюрки.
   - Он безработный добытчик.
   Дорога расширилась, рядом укатанная насыпь будущего автобана, рабочие
в ярких комбинезонах.
   Снова восторги:
   - Они под плиты стелят войлок!
   - Это еще что. Посмотрите... - В очках активизировался.
   Дома пошли, унылые, типовые, три этажа или четыре,  в  покатой  крыше
закругленные окна, как световые люки на судах.
   - В таких вот живут гастарбайтеры, - говорит доктор.
   - Это уже Берлин? - спрашиваю.
   - Да, кажется.
   Город начинается нерешительно. Траншеи, трубы. Дети резвятся в котло-
ване. Все дети любят стройки. Что за детство без стройки или развалки?
   Стройка моего детства манила карбидом и подъемным краном. После смены
крановщик выкручивал предохранители, но у нас были  жучки.  Мы  включали
кран, и кран доставлял поддон с любопытствующими ко второму этажу  женс-
кой консультации, она была через дорогу.  Потом  стекла  в  консультации
закрасили белилами. Строительство закончилось пятиэтажным  домом  к  но-
ябрьским, а детство летом после шестого класса.
   - Котя Любович! - объявляет водитель. - Вызывает Ганновер.
   Заработал радиотелефон. Гдеѕто вычитал: если на карте воткнуть  ножку
циркуля в Берлин и провести окружность, то она пересечет почти все стра-
ны Европы. Только до нас не дотянется.
   Берлин так и не распахивается, не ошеломляет. Улицы безликие, не раз-
виваются и не запоминаются. Щит с политическим плакатом, три буквы "КGВ"
и рюмка, скрещенная с серпом.
   - Стена, смотрите, стена! - Правый борт прилип к окнам.
   - Это не та, - бывавший улыбается.
   За стеной гора щебня, козловой кран, какойѕто стройдвор.
   - Кому вокзал? - спрашивает водитель.
   - А где вокзал? - Вертят головами. Здания одинаковые, то ли  учрежде-
ния, то ли чистые цеха или общежития. Торжественности нет,  перспективы,
привокзальной площади для памятника. Даже в Тирасполе  есть  площадь,  а
здесь не предусмотрели.
   - Вот сюда я привозила туристов. - Лежачая дама  зевает.  Харьковская
старшая глядит на нее с повышенным уважением. Лежачая берет сумку и  уже
водителю:
   - Кресло хоть почините.
   Она больше суток пролежала.
   - Починим. - Водитель эти сутки просидел за рулем, напарник почемуѕто
его не сменил.
   Майечку повели к такси. Главное, чтоб рукопись не похерили.
   Только отъехали, снова:
   - Любович, Дюссельдорф!
   Дюссельдорфские тоже заждались.
   Потом звонок за звонком, как сговорились.
   - Меламуд!
   Харьковская средняя передала чадо мамаше, а мамаша аж дрожит, не  мо-
жет, всучила кому попало и поскакала следом. Вернулись невменяемые.
   - Со скольки он на жэдэвокзале? - спрашивает мамаша неприятным  голо-
сом.
   - Мама, тебе не одинаково? Кристиан же сказал.
   Начинает воображать. Жил, думаю, Кристиан, не тужил.
   Скоро мне отправляться в автономное плавание. В кармане десять  марок
и тридцать долларов. Поѕнемецки выучил адрес и счет до двенадцати.
   Всех подвозят к вокзалам, даже если тебе в другую сторону. Мой солид-
нее берлинского, но тоже  без  признаков  вокзальной  оседлости,  суеты,
спешки, цыган, собак. С тоской смотрю  на  отъезжающий  сарай,  пуповина
оборвалась. Таксист от моего произношения в замешательстве. Показал  ему
адрес в записной книжке.
   Приехал быстро. Внес заказ в конторскую книгу и отсчитал сдачи.
   Квартира оказалась на четвертом этаже, звоню. Открывают немцы, оба  в
возрасте.
   Снова тычу записную книжку. Чтоѕто обсуждают, потом фрау осенила  до-
гадка, даже глазки заблестели. Написала название штрассе, куда я не дое-
хал. Одна буква у меня не совсем та, сверху не хватает двух точек. Изви-
нился сначала поѕрусски, потом поѕанглийски. Выражают сочувствие.  Чемо-
дан тяжелый и булькает, две бутылки шампанского для Олега, водка. Сел на
бордюр, отдышался. Пошел к будке автомата. Телефон карточный. Главное не
паниковать. Дети бросаются грязью.
   Спрашиваю:
   - Телефон пфенниг?
   Убежали кудаѕто. Думал, испугал. Приносят карточку. На четвертом эта-
же приоткрылось окно, седые букли, фрау приветливо ручкой машет, видимо,
без ее участия не обошлось. Вставляю карточку, звоню.
   - Папа, русские! - звонкий детский голос.
   - Ты откуда? - спрашивает Олег.
   - Чтоѕто вроде наших хрущоб, - говорю.
   Приехал быстро, повез в другой район города. Дом не новый,  обшарпан-
ный подъезд, разнокалиберные почтовые  ящики,  половина  щелей  заклеена
скотчем, жильцы переехали или вымерли. Открыла девочка  лет  восьми,  на
руках у нее собака, похожая на крысу. Собака  вырывается.  Старшая  дочь
смотрит телевизор.
   - Ты что, идиотка? - спрашивает у малой. - Что ты ее таскаешь? Это же
не кошка!
   - В душ не желаешь? - Олег идет на кухню, наливает чай. - Утром ребя-
та подъедут, заберут тебя на работу к Ленце, а вечером привезут на место
жительства. Вода нагреется, и можешь мыться. Насос здесь включается.
   Располагайся, дети покажут, где постельное белье. Извини, у меня  са-
моподготовка.
   - О чем речь? - говорю. - Разберусь.
   Он бывший офицер, учится то ли на менеджера,  то  ли  на  бухгалтера,
язык изучил самостоятельно. Раньше я  его  не  видел,  правда,  накануне
отъезда говорил по телефону. Олег позвонил поздно после занятий. Предуп-
редил, что у немцев двадцать третьего Рождество, потом сплошные праздни-
ки, Новый год, Крещение, еще возрожденный религиозный. Разговор получил-
ся тревожным. Может, хотел, чтоб я отказался?
   Его Светка работает в баре, приходит поздно. Я видел ее очень  давно,
и то через забор. Смутно помню чтоѕто прыщавое, ноги в известке.  Стояла
одуряющая жара, в пионерлагере был карантин, дизентерия кажется,  воняло
хлоркой. Пацаны в беседке рассматривали порнографии и смеялись, а Светка
с Иркой, сестрой моей бывшей жены, залезли на орех. С ореха сыпались гу-
сеницы. Я передавал Ирке виноград, фрукты приносить запрещалось.
   Жена очень разволновалась.
   - Девочки, - говорит, - друг другу ножницами прокалывают.  -  Ирка  с
ней поделилась.
   - Мы тоже, - говорю, - коеѕчто в туалете себе делали, хотелось взрос-
лее выглядеть.
   - Что ты мелешь?! Может, ее забрать?
   - Как будто дома ножниц нет, - говорю. - У нее твой характер, она це-
леустремленная, самое главное цель поставить.
   Принял душ, но располагаться негде, дети смотрят мультфильмы. Бэдмэны
пускают молнии из кулаков, космические звери  скалятся.  Мультфильм  ки-
тайский, но титры на немецком.
   - Вы понимаете? - Малая ехидно улыбается и чтоѕто говорит смешное или
гадкое про меня на немецком. Старшая опасливо засмеялась. Слипаются гла-
за. - Вы будете у нас спать?
   - Я буду у вас жить.
   Бэдмэнов победили, но барышни укладываться не собираются. Переключили
канал.
   Теперь детская самодеятельность, вроде "Утренней звезды", только  по-
беднее.
   Ведущая с мальчиком. У мальчика пририсована бородка, смотреть  непри-
ятно, он как карлик. Видимо, копирует эстрадного певца.
   - Немцы все недоделанные, - говорит старшая.
   - А у вас в классе есть русские? - спрашиваю.
   - Я одна.
   - И как к тебе относятся?
   - Нормально, обзывают. Я их луплю.
   - А к бабушке летом не поедете?
   - Мы в прошлом году ездили. Все равно нельзя купаться, море заразное.
У меня от него аллергия, я отвыкла.
   - А здесь не купаетесь?
   - Надо на десятом трамвае в конец ехать. Там озера.
   - Чистые?
   - Наверное.
   - А вода теплая?
   - Тут такая жара стояла, тридцать градусов. Вы летом не были? Мы чуть
не сдохли.

   5

   У Ленце Утром проснулся от перебранки. Выясняют, чья очередь выводить
собаку.
   Арбайтеров приехало двое, Виктор постарше, за рулем, и Сергей. Сергей
опустил мой чемодан в багажник.
   - Багажник не занимай, - предупредил Виктор.
   - Потом освободим, - ответил Сергей.
   Ехали недолго. Машину оставляем  в  переулке,  упирающемся  в  насыпь
кольцевой дороги. Зашли под арку, дом в лесах. Посреди двора  лужа,  как
на любой приличной стройке, но не очень развезенная, и проложены мостки.
Сверху кричат:
   - Аиѕид, бросаю! - Закашлялся то ли от пыли, то ли от смеха.
   - Ума нет, считай, калека, - говорит Виктор.
   Ктоѕто носит к мусорным контейнерам узлы в пленке, которые сбросили.
   - Толя. - Он пожал руку. Лет сорок пять.
   Идем по темному коридору  на  огонек.  Прорабская,  коробки,  кабели,
стремянки, на всем слой пыли. За столом грузный человек в очках.  Чтоѕто
спросил.
   - Твои данные и домашний адрес, - говорит Витя.
   На всякий случай уменьшаю возраст, вру поѕдамски. Толстый записывает,
он, наверное, и есть Ленце.
   - А какой адрес? - спрашиваю.
   - Местный, - подсказывает Серега. - Любой.
   - Карлмарксштрассе, фир, - говорю. Жил когдаѕто на Карла Маркса,  на-
верняка у них тоже есть. В  очках  записывает.  Работаем  поѕчерному,  и
вдруг адрес.
   Возможно, приучены к отчетности.
   - Моген, евреи, - здоровается арбайтер с лесов. На голове  полотняная
кепочка козырьком назад. Тоже не пацан. Крепко пожал руку. - Вова.
   Ленце ставит Виктору задачу. Витя спрашивает:
   - А где шестой? Валера Браун есть?
   - Есть! - Румяное детское личико, шерстяная шапочка.
   - Надо говорить "я", - поправляет Вова в кепке. - Сразу видно, что ты
в армии не служил.
   - Он еще в бундесвере послужит, - говорит Толик. - Да,  Валерка?  Или
косить будешь?
   Никто не переодевается, в чем пришли, в том и работают. Поднимаем  на
этажи ящики с потолочными плитами. На упаковке указан  вес,  шестнадцать
килограммов.
   Носим на плечах и затылке, смотреть приходится исподлобья.
   - Садись, перекурим, - предлагает Серега. - Ты не очень  упирайся,  у
них почасовая оплата.
   - Кем Толик работал? - спрашиваю.
   - Инженером в цирке. Недавно лебедка испортилась, он наладил.
   - А в кепочке?
   - Вовка Софронов? Служил в окружном  оркестре.  Старшина.  Играет  на
саксофоне и на кларнете.
   Люди неожиданных профессий.
   Человек заглянул, чтоѕто спросил.
   - Офис? - Серега показал ему, куда идти, и сказал:
   - Наверное, двери подвезли.
   Фургон голландский с желтыми номерами. Двери тоже голландские в  кар-
тонной упаковке. Шофер обратился к немцам.
   - Он спросил: "У вас что, работают иностранцы?" - переводит Серега. -
А сам говорит с акцентом.
   Как он различил акцент, для меня загадка.
   Тащим с Серегой дверь, навстречу Валера Браун.
   - Куда складывать? - спрашивает Серега.
   - Сюда.
   Разгрузили машину, запарились. Немцы тоже перекуривают.
   - Ну, как у вас в Казахстане, стреляют? - спрашивает Воваѕмузыкант.
   - Стреляют, - отвечает Браун. - Знакомые приехали,  говорят,  поселки
без света.
   Когда козлы включают, свет вырубается. А угля нет.
   - Какие же трансформаторы выдержат? - говорит Толик из цирка.
   - Ленце мне за шестнадцать часов должен, - напоминает Виктору Серега.
   - У них все записывается, - говорит Софронов. - Мне такое  в  ревире*
записали!
   Ну, как живете? - спрашивает Серегу. - Баб водите? Могу устроить.
   - За сколько?
   - Тебе по дружбе за сто.
   - Нашу или немку?
   - Разве не все равно?
   Перед концом работы пришел Ленце проверить.
   - Упаковку от дверей выбросите вниз и сложите в контейнеры, - говорит
Виктор.
   Софронов небрежно бросает коробки с шестого этажа, картон  планирует,
кувыркается и застревает на дереве. Дерево высокое, все ветви  почемуѕто
растут в одну сторону, залезть трудно.  Успели  настучать  Ленце.  Белая
каска показалась в окне, очечки блеснули. Если ветер  раскачает  дерево,
картон может комуѕто угодить в темечко, непорядок.
   - Вот безрукий! - ворчит Виктор. - Ему только на дудке играть.
   Софронов набрал камней и полез на крышу сбивать.
   - Что ты делаешь? - кричит Виктор. - Там же люди ходят!
   - Больше ходить не будут. - Продолжает швырять. Сбил всеѕтаки.
   С высоты открывается город, мокрые крыши, мокрые рекламные флаги  пе-
ред бензоколонками. Собор с разрушенной башней.  На  мосту  через  Эльбу
вспышки сварки.
   - Видишь виллы? - Софронов показывает направление прутиком. - Там жил
наш генералитет. Здесь в Букау был штаб танковой армии.
   - Осужденный Софронов! - зовет Толик с лесов. -  Ленце  сказал  мусор
убрать.
   - Скажи, что я в отказе, - Софронов зевает.
   - Клоун! - говорит Виктор, когда садимся в машину.
   - А почему его осужденным называют? - спрашиваю.
   - Это еще с азиля**, - объясняет Серега. - В лагере  хватает  сброда,
водку продают, сигареты. Когда полиция делала облаву, он в комнате у них
находился, наркоту нашли.
   Остановились на заправке. Виктор пошел рассчитываться.
   - Жалко, что ты не водишь, - говорит Серега.
   - А чья машина?
   - Витька взял у немца на пару недель за бутылку.
   - Он откуда?
   - Из Сумской области, еще при гэдээр  работал  здесь  от  военкомата.
Говнистый парень, таких лучше сразу ставить на место.
   С трудом проехали по узкой улочке. Высадили меня и укатили задним хо-
дом.
   Домишки вплотную, как декорации, гдеѕто пароход грустно гудит. Подни-
маюсь по деревянной лестнице. Квартира как квартира, стекла целы, в кух-
не плита.
   Соседняя квартира тоже выселена, кабель из стены торчит,  не  подклю-
чен. Туалета нет, рукомойник на лестничной площадке. Так и жили люди.
   В большой комнате чугунная печка, труба  выведена  в  дымоход,  двус-
пальная кровать, тахта. Постельное белье только на тахте, наверное,  там
спит Виктор, он  старожил.  Стол  почемуѕто  кверху  ножками.  Телевизор
вскрыт умельцем, в канифоли окурок, прикуривал, конечно,  от  паяльника.
Гвозди по росту. На гвоздях роба, пляжный  козырек,  солдатский  бушлат,
Тереза Орловски, лучковая пила. Транзистор  заляпан  известкой,  видимо,
таскали с собой на стройку. "Гады"  валяются,  покоробленные  кроссовки.
Привычный антураж. Стоило ли в такую даль ехать?

   6

   Бытовуха О бытовках и временных пристанищах для кочевой рабсилы можно
рассказывать долго и лучше культурным девушкам, таким, как Майя.
   В Орджоникидзе, например, я жил в приговоренном доме, угол его куснул
экскаватор, остались шрамы от зубьев. В пролом виден был мост через  Те-
рек, я слышал, как по камням скачут струи и перекатывается галька.
   С темнотой развалины оживали, там галдели, резались в буру,  спорили.
Один раз попросили простыню, распустили ее на полосы.
   - Спасибо, дорогой - сказал небритый. - Ты ничего не видел.
   Утром я обнаружил на ступеньках следы крови.
   Или другой ночью:
   - Больноѕо, больно же!
   Натужный женский крик.
   В перерывах она забегала ко мне покурить, Раиской звали.
   Да мало ли где останавливаются? Чаще в строениях обреченных или давно
недостроенных, или временно приспособленных для жилья.
   На одной строящейся фабрике пожарное депо превратили в караванѕсарай,
селили там подрядчиков. Начальник пождепо - должность на востоке дорогая
и почетная - частенько захаживал к нам, домой  не  спешил.  Нагревал  на
примусе гвоздь и прижигал им кусочек вареного мака, похожего на парафин.
Дым всасывал через стеклянную трубку. Потом плакал и жаловался на  зятя.
Зять очень огорчался, что ему подсунули не девушку. От позора напивался,
поколачивал жену. А пожарник угрожал зятю и прокуривал калым.  Собирался
отвезти дочь в Нукус, чтобы доктор выписал справку.
   Иногда в заводских бараках имеется  комната  для  приезжих  или  даже
квартира.
   В Ташкенте была такая жилплощадь на Сагбане в старом  городе.  Сагбан
район цыганский. Цыганчата клянчили деньги, как в Мадрасе, висли на мне.
Пока хватало сил, тащил их, потом стряхивал. В ведомственном жилище  со-
чился газ, казалось, приду, а на месте барака воронка.
   Если за неимением развалин селили в гостинице, то номер  попадался  с
дефектом:
   или бревно посреди комнаты балку подпирало, или дверь не закрывалась,
одного оставляли сторожить.
   Когда устраивались с удобствами, потом долго вспоминали.
   Повезло с гостиницей "Дустлик": двухместный люкс  на  четверых,  один
неучтенный спал в кресле, другой заворачивался в ковер.
   Пока суточные были, заказывали чешму прямо с  лоджии:  "Дилором,  без
сдачи!". И получали, не выходя из номера, лоджия с буфетом  была  общая.
Дилором мне говорила: "Зачем тебе эти ханурики? Плавать надо, парчу  во-
зить надо, гипюр с люрексом".
   Но в бараках чувствовали себя раскованнее, а чистые гостиничные  кви-
танции для отчета выменивали на чай.
   В Ходжейли поставили койку прямо в компрессорной. Пошел на базар, го-
ворю киоскерше: "Дайте мне свежий газета". Дичаешь потихоньку. Вернешься
на завод, а все равно сторож придет покалякать.
   Полной изоляции не было никогда, обязательно окружали люди  и  живот-
ные. В Марах ишачка редькой кормили. Кишлачников расселили по  пятиэтаж-
кам, брошеные парнокопытные подбирали шелковицу или  жевали  цветочки  у
памятника вождю.
   Люди прибивались чаще разведенные, которым некуда спешить, или с  же-
ной поругался, спать просится, или обещает поругаться. У другого накипе-
ло, хочет пожаловаться на земляков.
   - Они мой брат зарэзал! - кричал один рыжий в Сачхере.  Куртку  сбро-
сил, стал топтать. - Я грузын нэнавижу! Когда служил Арцыз, у  меня  дэ-
вушка русский был.
   Один хочет глотнуть воздуха свободы, другой сала покушать, он  легоч-
ник, а у них предрассудки.
   Приходили просто представиться. В Собачьей Балке один среди ночи руку
в форточку засунул, клацнул шпингалетом и влез в окно.
   - Я - Мэр, - говорит. - Если ктоѕто чтоѕто, сразу ко мне. Атас, и  ты
здесь?
   Собака у меня под кроватью спала.
   - Почему собаки у вас крашеные? - спрашиваю.
   Лапы и брюхо у пса были оранжевого  цвета,  ватерлиния  проходила  по
ребрам.
   - В ширпотребе грунтовку разлили.
   Потом спрашивает:
   - Ты в Миллерово был? Ты там еще первое кушать отказался.
   - Я от первого никогда не отказываюсь.
   - Я буду вешать на столбах, кто скажет, что ты не был в Миллерово.
   Не ты у них, так они у нас. Каждый когдаѕто был проездом, или на  ба-
заре, или служил. Один осетин даже жил.
   - Где ты жил? - спрашиваю.
   - На набэрэжной.
   Заходят они без стука, как в бадегу.
   Я ждал, кто навестит в Европе. Зайдет и спросит: "Это ты  в  Шенебеке
суп со спаржей кушать отказался?".
   Появился он какѕто сразу, может, услышал, что  машина  подъехала  или
свет в окнах увидел. Несу с чердака доски для растопки, а он дротики ме-
чет. На стене мишень. Я ее, конечно, видел, за коврик принял, а он  пер-
вым делом к мишени.
   Воткнул стрелочку и другой прицелился. Кошка с ошейником о  его  ногу
морду чешет.
   - Кальд? - спрашивает, не удивляется новому лицу.
   - Кальд, - говорю, поддерживаю разговор и глажу кошку.
   Полноват, хоть и молодой, дыхание сиплое, одышка.  Если  б  на  улице
встретил, принял бы за стриженного после тюрьмы цыгана.  Внизу  хлопнула
дверь, сейчас мама Злата вкатится с выводком. Чем не Сагбан?
   Серега тащит пластиковые мешки, за ним  Витек,  обнял  распотрошенный
телевизор.
   Нормально, думаю, абориген есть, животное при  нем,  третьим  теликом
обзавелись.
   - Сережа, ты б хоть ноги вытирал, - ворчит Виктор.
   - Енц, дас ист мейн коллега. - Сережа тащит мешки на чердак. -  Мари-
нари, камарад Николая.
   Николай чейѕто камарад, но не мой, я его никогда не видел.
   - Енц спрашивает, приехал ли Колька.
   Может, Колька деньги у него одолжил и не вернул? Лучше сразу сказать,
что я не камарад, а то не отвяжется. Серега  возвращается  за  следующим
мешком.
   - Краденое? - спрашиваю.
   - Гуманитарная помощь. Она предназначена для народа, а мы его часть.
   - Авангард.
   - Во, во.
   Немцы эти мешки выставляют на крылечки, а они на "Вартбурге" прочесы-
вают средневековье.
   - Он не кладанет? - спрашиваю.
   - Он свой парень, экскаваторщик, сейчас на больничном  или  безработ-
ный.
   - Разведенный?
   - Откуда ты знаешь?
   Из жизни.
   - Кафе, Енц? - предлагает Серега. Намазал паштетом бутерброд.
   - Йа, йа. Гут.
   - Сережа, тут листья. - Виктор развязал мешок. Идем смотреть. В одном
явно листья, дачный мусор, в другом  ношеные  детские  вещи.  -  Выброси
листья.
   - Мы их спалим в печке, - говорит Серега.
   - Задохнемся.
   - Утром выброшу. У меня шея болит.
   Я тоже натер ящиками шею и затылок. Виктор вздыхает и  волочит  мешок
вниз.
   - Мы здесь дрова не пилим, - говорит мне.
   - А где?
   - На чердаке есть напиленные.
   И уходит с Енцем, а где пилят, так и не сказал.
   - Не обращай внимания. - Серега возится у духовки, чтоѕто перемешива-
ет в судке, - Витька должен позвонить от Венцелей, стариков Енца.
   Возвращается Виктор и говорит:
   - Ну что ты делаешь? Это же волновая печь!
   - Я тебе могу на молекулярном уровне рассказать...
   Думаю, может. Он плавал поваром, потом закончил факультет  обществен-
ного питания, работал заведующим столовой.
   - Ты звонил Олегу?
   - Завтра нужны только двое. А ты, - обращается ко мне, - пока  отдох-
нешь, в магазин сходишь, мы тебе напишем, что купить.
   - Яволь - говорю.
   Схема обычная. С вечера звонят бугру, узнают.  У  меня  приятель  так
халтурил в НьюѕЙорке. Работа была больше разрушительная, дыры  в  стенах
пробивали или стены ломали, скалывали штукатурку. Леня рассказывал: "Бу-
гор нас предупредил:
   "Закройтесь и никому не открывайте". Только ушел, ктоѕто стучится. Мы
шкрябать перестали. "Это я, - говорит. - Ключи забыл от машины".  Забрал
ключи, снова стук. Открываем, негритянка седая и пьяная.  "Вот  ю  вонт,
мэм?" - спрашиваю.
   Мэм задирает футболку, а там две копченые курицы".
   Леня очень смеялся, когда рассказывал.
   Серега идет во двор к крану доливать в судок.
   - Открой, пожалуйста, - просит меня. Дверь перекошена и шаркает.
   - Это Колька хлопнул, когда Витька его достал.
   Витя листает книжку "Как создать  совместное  предприятие".  В  дверь
стучат громко и решительно.
   - Кто там? - спрашивает Виктор.
   - Дас ист полицай!
   Виктор метнулся к робе, прячет бумажник под коврик. Снова стучат.
   - Момент, - говорит он и книгу тоже почемуѕто прячет. Подходит к две-
ри, отворяет. На лестничной площадке стоит сияющий Серега с судком.

   7

   Герда, Кай и Марио Утром осмотрелся. Тесный дворик  захламлен  строи-
тельным мусором, "трабант" Венцеля стоит с открытым  капотом,  двигатель
рядом на козлах. Слепые строения под шифером, квадратная двухступенчатая
труба, как в крематории. Деревьев нет, только плющ ползет по стене.
   Вид на улицу веселее, кукольные домики, крутые черепичные крыши,  как
сложенные птичьи крылья, ратуша  с  часами.  Через  дорогу  подновленный
особнячок, вывеска "Pension", план в рамочке, на плане бассейн.  В  ман-
сарде теплый свет. Кто там живет, девочка Герда?
   Постучали. Седой высокий мужчина спрашивает Виктора. Глаза покраснев-
шие.
   Увидел меня, немного смутился. Иду во двор за дровами, обхожу  сторо-
ной собачью будку. Из будки выходит вчерашняя кошка с ошейником, потяну-
лась. На первом этаже открылась дверь. Седая  фрау  ежится  и  бодренько
спрашивает:
   - Кальд?
   - Кальд, - говорю, хотя на дворе плюсовая температура.
   - Мысѕмысѕмыс, - подзывает она кошку.
   Только собрался нести к себе палки, Енц появился.
   - Моген, - говорит. Отпирает сарайчик и ставит у моих ног корзину уг-
ля.
   С чего начиналась очередная заграница?
   "Списки увольняемых в первую смену, - объявляют по  судовой  трансля-
ции, - вывешены...старшим групп получить паспорта...".
   После ночной вахты хочется спать, но раз записался, надо идти на  жа-
ру.
   Со мной три девочки, тоже не выспались, ресторан  заканчивает  работу
поздно.
   Спросить, в каком порту находимся, не скажут, просто  не  запоминают.
Район бедный, грязный, собаки стаями, бразильский Сальвадор. Дешевый ба-
зарчик, покупателей мало.
   - Встречаемся здесь через два часа, - говорю. - Не заблудитесь?
   Это их вполне устраивает.
   Памятник какомуѕто конкистадору в доспехах. У памятника слепой играет
на гитаре. Сажусь рядом на парапет, собаку  бездомную  глажу,  она  меня
лизнула в лицо. Вокруг чернокожие, желтые. Креол или малаец снял  рубаш-
ку, на плече наколота мадонна с младенцем. Старик, похожий на мумию, по-
казал мне обезьянку размером с мышь, может,  детеныша.  Клетка  плоская,
как коробка от "Казбека".
   Сказал ему, что не покупаю. Старик спрятал клетку в нагрудный  карман
без обиды, сигарету попросил, затянулся, передал подростку.  Вот  это  и
запомнилось, потому что только для себя. Одно из самых тяжелых испытаний
рейса - плечо товарища, готового уступить место в шлюпке и круг.
   Понимаю, что никуда не деться, но оттягиваю  выход,  зашиваю  карман,
чищу обувь, поджал замочек на зиппере. Погружаюсь  в  сказку.  Сбивчивая
планировка, ломаные улочки, как трещины в камне, то сужаются, то ветвят-
ся проходами и тупичками.
   Откудаѕто летят звуки губной гармошки. В слабом дыхании ее  наивность
и сожаление. Кирха ремонтируется, сдирают замшелую черепицу.
   У школы беготня, визг, безумие. На панцире мостовой гора ранцев.  Му-
тузят друг друга ранцами, как у нас. Мальчик в  очках,  окуляр  залеплен
яркой озорной липучкой с рисунком. Здоровый глаз излучает восторг.  Вре-
зал сверстнику, руки ослабли от смеха.
   Афиша. "Rokky V". Перед юнгенѕклубом плечистый мотоцикл  сияет  нике-
лем. На стене перечеркнута свастика и "Bjorn, I love you!".
   Больница в лесах, итальянская речь.
   На Тельманштрассе только тумба, бюстик снесли.
   Малосемейка барачного  типа,  резиновые  сапоги  убывающих  размеров,
угольные корзины, сараи в шеренгу, куры за сеткой. Меня всегда занимало,
кто живет в сельских общагах, неважно, где они, у нас  или  в  Саксонии,
ведь не всегда это плата за самостоятельность. Откуда бежали  сорокалет-
ние, из соседнего села, где своя малосемейка? И что дальше?  Правда,  на
крыше этого барака торчат круглые спутниковые антенны.
   Школьницаѕподросток со мной поздоровалась, я ответил с  опозданием  и
минут десять шел потрясенный.
   Улица закончилась полем, в поле коровы, это в декабреѕто.  Пацаны  на
велосипедах пасут стадо. Клин гусей полетел, шеи вытянуты в скорую нить,
слышен свист крыльев. Низкий берег обрамляет дамба, Эльба  ртутно  блес-
тит, кажется выпуклой, корни кустов дрожат в тугих струях. В  фильмах  о
войне она шире. За речкой туман стеной, не хватает простора. Баржа прош-
ла с включенными топовыми огнями, встречная гуднула. К паромной перепра-
ве ведет брусчатка двух цветов. Колея мощена булыжником графитного  цве-
та, может, для дилижансов и почтовых  карет,  остальное  полотно  дороги
светлее. Машины терпеливо ждут  парома.  Паром,  наверное,  передышка  в
спешке жизни, а для провинции признак чистокровности ее.
   Мяукнула кошка, потом Енц открыл ногой дверь. Поставил миску с супом,
вытащил стрелочку из мишени. Суп наваристый,  с  фасолью,  грех  отказы-
ваться. Вот такие люди рядом.
   Все бездельничают.
   - Какойѕто немец приходил, - говорю Виктору. - Тебя спрашивал,  седой
такой, на Филлипова похож.
   - Под этим делом? - уточняет Серега.
   - Поѕмоему, после.
   - Это Шавен с первого этажа. Он работал плотником в колхозе, а сейчас
безработный.
   На третий день стал замечать девушек.
   - Наши какѕто могут себя подать, - рассуждает Серега, - а эти  все  в
джинсах.
   Мимо пансиона прошла мелкозавитая, глаза широко открыты, взгляд  рас-
пахнутый, слегка удивленный. Таких нельзя обижать. Говорят,  они  сенти-
ментальны.
   Витя листает книгу "Как создать совместное предприятие". Серега печет
блинчики и рассеянно смотрит в окно.
   Вечером Виктор уходит.
   - Вот чудо! - говорит Серега. -  Я  Павлика,  его  земляка,  спросил:
"Витьку что, в детстве уронили?". Он сказал: "В семье не без урода".
   - У него здесь земляки?
   - Полдеревни перетащил, машины перегоняют.
   Виктора нет, и в доме тихо часа два.
   Принес со свалки пылесос, стал обзванивать обмотки.
   - Вот марок подсобираем и в Париж! - говорит  Серега.  -  А?  Как  ты
смотришь?
   - Заманчиво, - говорю.
   - На три дня вполне доступно, я узнавал.
   - Витя, а что здесь собираются строить? - спрашиваю.
   - Ты в строительных чертежах разбираешься?
   А почему ж не разбираться? Я замечал, что строители очень ревниво от-
носятся к своей специальности. Один знакомый прораб говорил:  "Есть  две
вещи, в которых все понимают, - это строительство и кино". - "Еще  меди-
цина", - добавила его жена, медработник.
   На плане пакгаузы, перестроенные под двухкомнатные  квартиры,  ничего
мудреного.
   Всеѕтаки он зануда.
   История разорения фирмы даже не поучительная, а скорее нелепая.  Быв-
шие колхозные склады купил вместе с домом западный немец. Успели постро-
ить только офис, и все. Вирус разложения обнаружился еще  летом.  Хозяин
редко бывал на стройплощадке, шлялся с главным инженером по дискотекам и
не спешил в семью.
   Женился он поздно, в сорок восемь лет, и вложил в склады деньги жены.
Наши арбайтеры исправно себя табелировали, писали по двенадцать часов  в
день, их никто не контролировал. Платил он по девять марок в час.  Потом
возникли проблемы с финансированием, стройку заморозили. Хозяин так и не
рассчитался с немцами и с Олегом. Дом добротный, его можно было бы  при-
вести в порядок, квартиры выгодно продать, но  работы  почемуѕто  велись
сразу везде и нигде не закончились. В выселенном дворике  остались  жить
две семьи, Венцелей и Шавенов.
   На пятый день увидел в небе римское "IV", гуси летят. Коньки крыш ук-
рашают веночками из хвои, иногда веночки прямо на дверях.
   Приехал Олег.
   - Вы еще не спились? - спрашивает. На спине комбинезона название фир-
мыѕбанкрота. - Работа будет, но придется пару дней подождать.
   Отсчитал нам заработанные деньги. Набрали из емкости  фирмы  солярки.
Видимо, не в первый раз.
   Виктор отправился на свалку потрошить холодильники. Как  он  все  это
повезет, для меня загадка.
   Серега напился. Сказал, что душой он давно старик и ему скучно  жить.
Проблемы с женой, тещей, квартирой и зарплатой.
   - Витя, по марке не разменяешь? - спрашивает  Серега.  -  Надо  домой
позвонить.
   Идем выпьем пива, - предлагает мне.
   Витя вздыхает.
   Сначала заходим в бар при ресторане. Бармен налил, вышел изѕза стойки
и стал втыкать дротики. Играют на деньги.
   Телефонная будка у больницы занята итальянцами.  В  барчике  напротив
тоже итальяно в робе. Серега берет четыре банки пива и спрашивает:
   - Может, еще по пять морских капель?
   - Не привык на хвосте сидеть, - говорю.
   - Привыкай!
   Вышли на улицу с бокалами.
   - Я перед отъездом вообще расслабился, - признается Серега. -  Ходили
с женой к куме, поцапались. Она ушла раньше, а я напился со злости.  Иду
назад, двое зацепили. Сначала сопротивлялся, потом завалили. Оттащили за
ноги через трамвайную линию в скверик. Вернулся  без  рубашки,  в  одних
джинсах.
   - Моя бы в таком состоянии не оставила, - говорю.
   - Тут еще семейное неудобство, мы с тещей живем.
   - Теща на пенсии?
   - Давно уже. Самогонку гонит, а раньше сварщиком работала.
   - Горячая, - говорю, - женщина.
   - Сама решетки на окна варила. Первого мужа запилила, тот от сана от-
казался.
   - Как от сана?
   - Он священником был, им нельзя разводиться.
   В гаштете уже другие итальянцы.
   - Ю билд поликлиник? - спрашивает Серега у мордатого  седого  мужика,
похожего на молдаванина. - Итальяно?
   - Йа, йа.
   - Мейн камарад ист маринари, микэник, - представляет Серега. -  Ферш-
тэ?
   - Си.
   - Где ты был? - спрашивает Серега.
   - Наполи, Дженова, Триест...
   - Си. Триесто. Бене! - Оживленное курение. Перед  моим  лицом  летает
зажатая между пальцами сигарета.
   - Катания, Палермо, Кальяри...
   - Си. Кальяри.
   - Он тоже маринари, - переводит Серега.
   - Ду ю ноу моторшип "Ирпиния"? - спрашиваю. Мы ходили когдаѕто на Ан-
тилы в паре с этой допотопной "Ирпинией".
   - Сертементе. "Ирпиния"...
   - Он спрашивает, когда ты плавал на "Ирпинии", - переводит Серега.
   Идем в бар уже с итальянцем. Гора пустых бутылок в ящике растет.
   - Марио сказал, что у них была облава, - говорит  Серега.  -  Полиция
ловила, кто работает поѕчерному.
   Марио провожает нас. Вижу в окне бармена, мечущего дротики. Марио за-
гибает пальцы, перечисляет:
   - Уно, ду, тренто, квотра... Бене. - Рисует на земле цифру семь.
   - У него семь бамбино, - говорит Серега.
   Замечаю, что Марио пошатывает.
   - Надо бы его проводить, - говорю.
   - Конечно, надо, - соглашается Серега. - Марио, знаешь  закон  флота?
Сильный помогает слабому, но доходят все.
   Утром Серега сообщает:
   - Витек, вчера у макаронников был шмон.
   Виктор хмур. У меня болит голова.
   - Сергей, - говорит Виктор, - убери на лестнице, пока Енц не видел.
   - Я так и не позвонил маме. - Серега пьет воду из чайника.
   - Может, это и к лучшему, - говорю.
   - Жбан болит.
   По стеклу ползут капли, дожди здесь частые, но несерьезные, прерывис-
тые. Перед пансионом две машины. Парочка вышла. Девочка Герда садится  в
"опель" к мальчику Каю. Хозяйка им с крыльца  помахала.  Хозяйка  рыжая,
чемѕто похожа на тетю Симу.
   К Симе я выбирался чаще зимой или поздней осенью. К  ее  домику  надо
было протискиваться боком через лабиринт заборов, летних кухонь,  веранд
и беседок.
   С виноградных арок капало. Вся эта теснота зимой  казалась  ненужной.
Правда, над лабиринтами парили и вертели головами чайки.
   Сима часто выходила замуж, мужья и  сожители  порывались  достраивать
фавелы для дикарей, даже завозили материал, но не успевали, исчезали ку-
даѕто, хозяйничала в доме она. Первый был невыразительным. Второй моложе
ее лет на пятнадцать. "Я кюрд", - представился. И понесло. Кончал  МИМО,
работал журналистомѕмеждународником, посадили за политику. Очень ему хо-
телось произвести впечатление на мою подружку. Легенда  выглядела  уста-
ревшей, говорил он с еврейской интонацией, картавил,  поѕмоему,  я  даже
видел его очень давно в городе.  В  пивной  сказали,  что  сидел  он  за
убийство, выпустили досрочно по болезни.
   Через год Сима показала фотографии,  всплакнула.  "Вот  он  еще  нор-
мальный", - говорила. Там, где болен, переворачивала.  У  него  был  рак
мозга.
   Последний сожитель годился ей в сыновья и тоже только освободился.  Я
понял, что у Симы хаза, а он, что меня прислали эту хазу цинковать.  По-
том Сима умерла. "Думаю, помогли", - сказала соседка.  Соседки  Симу  не
любили, наверное, завидовали успеху у мужиков с трудной судьбой.

   8

   Автохлопоты Всю неделю отец и сын Венцели, оба пузатые, возятся возле
старенького трабанта, или Артур просто обхаживает машину,  думает.  Если
накрапывает дождик, закатывают машину под навес и ковыряются там. Чтоѕто
у них не ладится, хотя оба технари, Енц механизатор, а  старший  работал
инженером на тракторном, пока завод не остановили.
   В пятницу заехал на серебристой машине  Фридрих,  благополучный  брат
Енца, пригнал прицеп. Вызвали Виктора на техсовет. Артур чтоѕто объясня-
ет, потом огорченно машет рукой, дескать, зря время потеряли. Шавен  по-
казался, высокий, седой и уже опохмелившийся, лицо розовое. Надел  очки,
заглянул поѕсоседски под капот и ушел. Это не его деревянный профиль.
   - Надо будет Венцелям помочь, - предупредил с вечера Виктор.
   А чем помочь, не сказал.
   Выехали с утра. Вдоль дороги траншея.
   - Эту траншею Енц на своем экскаваторе копал, - говорит Серега.
   - Йа, йа, - подтверждает Енц.
   Остановились возле одинокого трехэтажного  дома.  Дом  посреди  поля,
будто отстал от городка и о нем забыли. Пустой коровник обжили  воробьи,
чтоѕто ржавеет в засохшем бурьяне. Белье во  дворе  сушится  до  первого
дождя, ребятишки бегают в резиновых сапожках.
   Енц вынес домкрат. Карапуз его провожает. Енц подавлен. Похоже, здесь
живет бывшая жена с детьми.
   Приехали в райцентр. В тупичке брошенный  близнец  трабант  стоит  на
кирпичах.
   Артур открыл капот, крутанул за ремень шкив. Рядом  замычало.  Серега
заглянул в сводчатое окно и сказал:
   - Впервые вижу двухэтажный коровник.
   Енц чтоѕто объясняет.
   - Ду арбайт? - уточняет Серега. И мне: - Он здесь работал.
   Работал, наверное, на тракторе корма возил, навоз, семья была.
   Быстро сняли двигатель, погрузили на прицеп.
   Выехали за поселок, заяц наперерез, только уши мелькнули.  Артур  за-
тормозил, побледнел даже. Сидят перепуганные, не выходят. Машина красная
промчалась, сбитого зайца, кажется, не заметили, заяц лежит на  обочине,
не дышит, обгадился. Поднимаю за уши, несу. Серега открывает багажник.
   Устанавливаем двигатель в темноте. Лиза принесла настольную  лампу  и
удлинитель. Венцелям не терпится проверить. Мы уже не  очень  нужны,  но
уходить неудобно. Затарахтел двигатель. Ликование. Даже Вальди  гавкнул.
Лиза приглашает к столу.
   Теснотища, низкие потолки, аквариум с рыбками, волнистые попугайчики.
Бабушку Уму усадили. Простенькая закуска. Артур сердечник, не  выпивает.
Лиза не отстает от нас. Берет  аккордеон,  поет  чтоѕто  озорное.  Артур
только улыбается, не подпевает. После третьей Серега затягивает:
   - Прощайте, скалистые гоѕорыѕы!
   - Ты что, совсем поехал? - цедит сквозь зубы Виктор.
   - Витя, не будь говном, собирай металлолом. - Остановить Серегу труд-
но. Лиза подбирает мелодию.
   - Нелегкой походкой матросской, - подхватываю, - иду я навстречу вра-
гам...
   Виктор качает головой, от меня такого не ожидал.
   - Гут, - одобряет Лиза. Енц аплодирует.
   Принесли кофе.
   - Артур говорит, - переводит Виктор, - они не могут сделать вызов Ни-
колаю, он узнавал в магистрате.
   Малоимущие, потому и не могут.
   Уже понедельник. Виктор звонил Олегу. Дети сказали, что  папа  придет
поздно.
   - Поехали в город, - предлагает Серега.  -  Надо  с  ним  поговорить.
Сколько можно сидеть?
   - А бензин? - спрашивает Виктор.
   - Что, мы тебе на бензин не скинемся?
   Второй раз я в городе, и снова темно. Долго  простаиваем  в  пробках,
наконец, сворачиваем к какомуѕто пролому. В свете фар остовы машин,  ряд
пустых гаражей боксов, крыша провалилась. Даже грязь покрыта  ржавчиной.
Неясные фигуры, прикрывают глаза от света фар, ктоѕто в плаще. Среди же-
лезного хлама две живые машины перемигиваются фарами. Слева  треугольный
дом, как ломоть торта, проемы окон, рам нет. Чемѕто похож на развалины в
Орджоникидзе. И река недалеко. Одна машина разворачивается,  уезжает.  В
салоне другой горит свет. Здороваемся с сидящими.
   - Павел.
   - Тамара.
   Еще машина подкралась, немцы. Договариваются с Павлом через окно,  не
выходят.
   - Хлопчики, вам горну веломашину нэ трэба? - спрашивает в  плаще.  От
него пахнет водкой.
   - Мне надо съездить на полчасика, - говорит Виктор. - Вы здесь  поси-
дите или погуляете?
   - Пошли с задутым, посмотрим, - предлагает Серега.
   Идем в бокс. Парень включает свет. Лоснится пропитанная маслами  зем-
ля. Верстак завален грязной ветошью, на козлах задний мост. Стараюсь  ни
к чему не прикасаться. Ложе из автомобильных  сидений,  пуховик,  белья,
конечно, нет.
   Парень спускается в яму и говорит:
   - Трымай.
   Велосипед красавец, рама из толстых трубок, широкие шины с шипами.
   - Уступлю за полтинник. - Парень подал руку, Серега вытащил его. - Вы
ж в сели живете?
   - Мы уже неделю бичуем, - объясняет Серега.
   Пятьдесят - это дешево. Немцы продевают тросик с замком  в  колесо  и
оставляют велики на улице или в подъезде. Иногда тросики ктоѕто  переку-
сывает.
   - За сорок берешь? - Ему, видимо, очень хочется выпить.
   - Мы подумаем, - говорю.
   - Ее завтра заберут. - Парень направляется  к  яме,  его  пошатывает,
спускает велосипед.
   Вышли из гаража в нормальную жизнь, трамвай идет, улица освещена, по-
рядок, чистота. Почему этот бомжатник не снесут? Забор, фонари,  ухожен-
ные аллеи, самшит, скамейки. Правда, никто на лавочках не сидит. Пригля-
делся, а за деревьями в глубине приземистые  памятники,  кладбище.  Если
случится через такое ночью проходить, совсем не страшно.
   Звоню из автомата.
   - Аллеу! - Малая. Слышу, собачка лает, может, из рук  вырывается  или
на руки просится.
   - Позови папу, - говорю.
   - Мама, русские!
   - Да брось ты эту собаку! - Светка. Голос сонный. -  У  него  сегодня
занятия.
   Вам звонила из Берлина.
   Просил обращаться на "ты", но при всей ее бесцеремонности снова выка-
ет.
   - Она чтоѕто передала?
   - Что? Я ничего не слышу. Ты можешь выключить телевизор? Сказала, что
письмо напишет.
   - Спасибо, - говорю. - Мы завтра позвоним.
   - Как же вы позвоните? А номер телефона? Она телефон оставила,  запи-
шите.
   - Ее телефон у меня есть. Я Олегу позвоню.
   - А, - очень разочарованно, ей хотелось бы еще разузнать.
   Забавно. В чужой стране, и вдруг дама из Берлина.  Забыл  спросить  у
Светки, куда моя попутчица собирается писать. Скорее всего, на их адрес.
До востребования навряд ли.
   В свое время меня занимал вопрос, могу ли я, советский моряк,  отпра-
вить по почте письмо. Из Италии в Португалию или из Португалии в Мелито-
поль. Особист не удивился.
   - Зачем тебе? - говорит.
   И сам думаю, зачем. В Португалии никого, в Мелитополе тем более.
   - Я передумал, - говорю. - А в принципе?
   - В принципе, - отвечает, - не советую.  -  И  тушует.  Мы  с  ним  в
пингѕпонг на крытой палубе играли.
   Бегу за шариком, спрашиваю:
   - Почему?
   Видел же в Генуе желтый ящик с рожком. Главное, чтоб из  своих  никто
не кладанул. Обратный адрес:  "Дженова,  БернадоѕБреа".  Пусть  ищут.  И
отослать в Новую Каховку.
   - Есть правила поведения моряка за границей, - чекист бьет  крученый.
- Слышал?
   Слышал, но не читал. Когда нас вечером не выпускали в Рио  на  карна-
вал, помпа ссылался на эти правила. Объяснил, что с наступлением темноты
увольнения на берег запрещены. Креолки, наверное, думали, что мы  боимся
темноты. Есть дети, которым на ночь оставляют свет. Одну такую  пугливую
девочку везли в моем купе.
   Она нормально выспалась, а у меня разыгралась бессонница.
   Получать за границей письма намного безопаснее, чем отправлять. В Ге-
нуе на судно почту приносил один и тот же сотрудник консульства.  В  бу-
мажном мешке. Я сразу не шел, ждал, пока рассортируют по службам. Прихо-
дишь в каюту после вахты, а они уже лежат, простенькие.  Адрес  обычный:
"Италия. Генеральное консульство СССР, тѕх...". Круглый  женский  почерк
волновал так же, как и запахи.
   Много было разговоров о том, что письма читают. Мотормен на спор  на-
писал в деревню Чмаровку, что особист сожительствует со  старшей  офици-
анткой. Потом протрезвел и испугался. Бутылку он выиграл, но долго пере-
живал, почему не вызывают к помпе. Думал, уже следят, и  теннисный  стол
обходил стороной.
   Виктор уже вернулся. Опять движение какоеѕто, авторазговоры,  советы.
Хозяин велосипеда еле держится на ногах.
   - Ты, Витя, как та баба, - подначивает Павлик. - Ей говорят: "Та гони
ты чоловика". А она: "Я бы прогнала, а вдруг он не вернется?".
   - Надо подумать, - говорит Виктор.
   - Эрих же сказал, что она четыре года простояла. Брать надо.
   Едем к себе в деревню. Витя крепко озадачен, не поучает, чуть не про-
зевал поворот.
   - Мы Олегу звонили, - сообщает Серега.
   - Я его видел. - Видел и умолчал. Что за  человек?  -  Утром  заберет
вас. Будете мостить стоянку.
   - Как вас? А ты?
   - Я завтра уезжаю.
   - Решил брать "восьмерку"? За сколько?
   - Просит полторы.
   - А когда приедешь?
   - Дней через десять.
   Уехал он ночью, мы еще спали. Технического  хлама  поубавилось.  Все,
что осталось, выбросили.

   9

   Человек из штази Олег гуднул в шесть часов утра. В машине сидел Толик
из цирка.
   - Нам в pобе ехать? - спpашивает Серега.
   - Нет, бpатцы, - отвечает Олег. - Назад отвезти вас не смогу, слишком
день загpужен. Поедете электричкой, потом автобусом.
   Остановились пеpед шлагбаумом. Пешеходы тоже ждут, никто  не  спешит,
хотя можно успеть. Бабушка на велосипеде подкатила. Спpава  от  пеpеезда
стpогий кpест, знак доpожной скоpби.
   - Машина застpяла, - объясняет Олег. - Вся семья погибла.
   Интеpсити пpонесся обтекаемой сигаpой.
   Остановились гдеѕто в центpе возле pестоpана. К зубастой пасти дpако-
на ктоѕто пpилепил окуpок. Вышла азиатка с мусоpным ведpом,  перешагнула
через толстого спаниеля на крыльце. Рестоpан называется "Шанхай".  Олега
пpовожает боpодатый евpопеец. Боpода кажется пpиклеенной, лысина слишком
гладкая и тоже выглядит фальшивой. Олег садится в машину и говоpит:
   - Он нас догонит.
   Пpиехали в дачный Зуденбург.  Окpаинный  магазинчик,  пpимелькавшаяся
вывеска "Тоттоѕлотто". Рядом глухая стена, бетонные плиты скpеплены pжа-
выми скобами.
   Видимо, основным тpебованием была пpочность.
   - Здесь воинская часть стояла, - объясняет  Олег.  -  Нетpудно  дога-
даться, да?
   Ворота запеpты, стpогая табличка с восклицательными знаками. За  сте-
ной желтое трехэтажное здание. Свечи тополей в шеренгу. По тополям можно
вычислить места дислокации. Так и кажется, что изѕза  стены  прогавкают:
"Здра... жла...
   тыщ...".
   - Почему теppитоpию не используют? - спpашиваю.
   - Немцы даже тpогать боятся. Там и соляpку сливали в ямы,  и  отpабо-
танные масла. Может чтоѕто взоpваться, случаи были.
   - А зачем сливали?
   - Потому что пpиезжали на пять лет, а после них хоть потоп. Все,  что
могли, немцам pаспpодали, особенно высший комсостав обогатился.
   Высший комсостав для него, эксѕмайора, болевая точка.
   Подъехал боpода. С заднего сиденья сползает спаниель.
   - Сделаете веpтикальную планиpовку, - объясняет Олег. - Камень пpиве-
зут, pазгpузите.
   Площадка между магазином и воинской частью имеет фоpму  тpапеции.  Мы
должны ее вымостить, чтобы можно было оставлять тележки  для  пpодуктов.
Пока колбаса тележек стоит в тесном магазинчике.
   Выгpужаем из багажника вибpатоp на полозьях, ручную гильотину. Едем к
боpоде, вилла его поблизости. Участок захламлен, но хлам  pассоpтиpован,
стаpые машины, четыpе штуки, кузов автобуса, гвоздатые чеpные доски. До-
мик скpомный и не новый, пpосто утепленная дача.
   Боpода пpиехал уже на тpактоpе с кузовом. В кабине снова спаниель Фе-
ликс.
   Носим к тpактоpу фоpмованные камни, их, конечно же, не хватит. Подка-
тил гpузовик. Боpода юpкнул в кузов, огорченно качает головой, Толик ему
сочувствует. Заказанный камень дpугой фоpмы.
   - Зpя таскали, - говоpит Толик.
   - Вот Плюшкин, - воpчит Сеpега. - Пpивык пули лепить.
   Видимо, пpивык. Хотел мужик сэкономить.
   - Софpон сказал, что борода им не доплатил, - сообщает Сеpега.
   - Сережа, не бpосай, они тpескаются, - говоpит Толик.
   - Они все pавно уже не нужны.
   Боpода pовняет доской песок. По pазглаженному песку  шаткой  походкой
слоняется стаpина Феликс. Прилег. Боpодатый его  не  пpогоняет.  Покажет
Толику, как делать, и убежит, за дpугое хватается. Суетливые  мужики  не
вызывают у меня довеpия.
   Пpоехала полицейская машина, тpетья за утpо.
   - Что это они pазъездились? - спpашиваю.
   - У них гдеѕто здесь гаpаж или общага, - говоpит Толик. - Ты тpеснув-
шие откладывай.
   Второй Витя на нашу голову.
   Боpода вставил камень в гильотину, нажал pычаг,  камень  pаскpошился.
Поджал винт. Еще один испоpтил. У Толика тоже бpак. Боpода показал,  что
надо pезче нажимать.
   - Он съездит к знакомому, - говоpит Толик, - поменяет гильотину,  эта
кpошит.
   На мастеpового мужика боpода не похож, твеpдости нет и своей гильоти-
ны. Может, из безpаботных служащих? Не  покидает  ощущение,  что  я  его
гдеѕто видел, возможно, очень давно.
   - Боpода стpоитель? - спpашиваю.
   - У него тpи pестоpана, - говоpит Толик. - Это он подpабатывает.
   Ловко подpабатывает.
   - "Шанхай" тоже его?
   - Да. Его вьетнамцы аpендуют.
   У нас шанхайчиком называли кваpтал пеpед ипподромом, где  во  времена
запpетов кpуглые сутки тоpговали вином. И сейчас, кому близко, пpиходят,
пpивыкли.
   - Толик, а ты не пpобовал по специальности устpоиться? - спpашиваю.
   - По какой?
   - Ты же в циpке pаботал.
   - Не в цирке, а в кабэ "Союзгосцирка", Харьков  цирковой  город,  там
два цирка.
   Видишь фонарь у дороги? У меня такой фонарь танцевал на арене.
   - А здесь не обращался?
   - Циpки у них есть, но "Союзгосциpка" нет. В Беpлине диpектоp сказал:
"Я знаю, что вы пpиехали, меня пpедупредили. Если понадобитесь,  мы  вас
вызовем". Уже два года вызывают.
   Возвpащаемся электpичкой.
   - Если у них электpичка опаздывает, - говоpит Сеpега,- то можно бесп-
латно ехать, билеты не пpовеpяют.
   Появилась девушка в форменной фуражке, значит, не опаздываем.  Задеp-
жалась возле веpзилы. Pюкзачок мешает длинному усесться, колени выставил
в пpоход. Не беpет билет и не выходит, тянет вpемя. У  нас  бы  сказала:
"Мальчик, не стесняйтесь бpать билет". Даже если мальчику за шестьдесят.
Показал ей какуюѕто бумажку, но она не отстает.
   - Мне все это напополам,- буpчит. Соотечественник. Надо же.
   Дотянулѕтаки до конечной.
   - Я на восемьдесят маpок могу пpожить? - заоpал с пеppона.
   Немцы шаpахнулись.
   - Автобус где останавливается? - спpашиваю его.
   - Ты pусский? Дай закуpить.
   Взял две и ушел, как в камыши. Есть такая  одичавшая  кефаль,  лобаз,
котоpая уходит жить в камыши.
   Только вышли к центpу, бpюнет привязался,  пpедлагает  альбом  полис-
тать. На фотогpафиях лачуги, дувалы, много детей, наpы,  пещеры,  чьиѕто
ступни. Меpтвые, что ли? Пристает на стаpательном  английском,  какиеѕто
списки разворачивает.
   Сначала я расписался, потом Серега.
   - Фо май вайф, - объясняет Серега и расписывается за  всех  домашних.
Брюнет доволен, но не совсем, поѕкошачьи следит за руками.
   С трудом освобождаемся от альбома и переходим на  другую  сторону.  К
нам стремится женщина в платочке по арабской моде, наверное, жена.
   - Листс, - требует Серега.
   Муж в это время уже на немца переключился. Тот выслушал с  сочувстви-
ем, заглянул в альбом ужасов, отсыпал мелочи.
   Серега расписался и сказал:
   - Я сначала думал, что это кацюки.
   - Это иранские курды, - говорю. - Они денег хотели.
   - Конечно, хотели. Кто ж не хочет? И ты дал, я видел. Сколько  ты  ей
дал?
   - Пять марок.
   - Всеѕтаки это свинство с моей стороны. Она  же  дама  и  товарищ  по
борьбе. - Он возвращается, лезет в карман.
   - А ты заметил, что у курда один глазик стеклянный?
   Минут соpок ждем автобуса, возвpащаемся поздно. Только  зажгли  свет,
постучал Енц. Слышу: "Телефон...Олег...". Идем к Венцелям. Вальди гавка-
ет. Енц набиpает номеp Олега, сообщает новость,  пеpедает  тpубку.  Олег
пеpеводит с pасстояния двадцати километpов. Серега говоpит:
   - Пpиезжал Пауль, был скандал. Нас отсюда выселяют.
   - Какой Пауль? - спpашиваю.
   - Главный инженеp "Хесса".
   Выходим во двоp. На двеpи склада, где бак с соляpкой, повесили  замо-
чек. Сеpега спpашивает:
   - Енц, шлюссель Пауль?
   - Йа, Пауль.
   Ключ забpал главный инженеp. Енц был за стоpожа, но тепеpь  он  вышел
из довеpия.
   - Когда Пауль увидел, сколько на счетчике, он pвал и метал,-  говоpит
Сеpега.
   - Что ж, нам на улицу идти? - спpашиваю.
   - Сегодня еще пеpеночуем. Олег пpосил калоpифеp выключать, когда ухо-
дим.
   Поднялись к себе. Сеpега pассеянно глядит в окно, потом говоpит:
   - Мне осталось месяц и четыpе дня.
   - А сколько ты здесь?
   - Полтоpа.
   Тогда ноpмально. Месяца за полтоpа до конца  pейса  начинали  кpасить
машинное отделение. В дизельном висела доска над контоpкой. На ней писа-
ли мелом: "До Одессы осталось: дней, вахт, часов". Запись менялась тpиж-
ды в сутки, потому что в сутках тpи вахты. А матpосы на мостике еще мили
писали.
   Я пока дни не считаю, но ожидание конца шабашки уже появилось.
   Пpоспали остановку, вышли на  следующей.  Догнали  какойѕто  тpамвай.
Тpамвай свеpнул не туда и долго не останавливался.  Когда  добpались  до
Тотто, уже светало. На стоянке никого. Из магазина в окно  постучал  То-
лик.
   - Вы что, пpоспали? - спpашивает.
   - Мы на штpассебане не туда заехали, - говоpит Сеpега.
   - Боpода нас не уволил? - спpашиваю.
   - Он поехал за машиной. Будем мебель пеpевозить.
   Похоже, боpода собиpается максимально нас использовать.
   - У него еще мебельный магазин есть? - спpашиваю.
   - Он хату освобождает, хочет сдать.
   - Интересно, как они жалюзи закpывают? - Сеpега pассматpивает  штангу
на окне магазина.
   - Шарниp Гука знаешь? Я сделал двойной шаpниp Гука. Нужно  было  пеpш
pаскачать до соpока гpадусов. Пеpш вpащается по аpене, как  стpелка  ча-
сов, еще получает собственное вpащение. Ночами вставал к кульману. Она в
Ницце стала лауреатом.
   Алдона... фамилия литовская, забыл.
   - Интеpесно, - говоpит Сеpега. - Толик, а где в гоpоде сексѕшоп?
   - Тебе сколько лет? - спрашивает Толик.
   - На одном сухогpузе полкоманды от куклы заpазилось.
   Боpода пpигнал кpытый гpузовик. В кабине опять Феликс. Едем к  сосед-
нему микpоpайону. Дом панельный, пятиэтажный. Суеты намного больше.  Бо-
pода ковер своpачивает, отодвигает  мебель.  Лестничная  клетка  тесная,
pазвоpачиваться неудобно. Мебель хлипкая, pассыпается  на  ходу.  Боpода
подбиpает, что отвалилось. Феликс улегся пpямо на  выходе  из  подъезда,
загpустил, понимает.
   Возможно, вся его собачья жизнь здесь пpошла.
   - Знаешь, что это такое? - Толик собирает pассыпанные бумаги, какиеѕ-
то бpошюpки. На агитке эмблема, гэдээpовская символика.
   - Штази. В этом pайоне бывшие штазисты живут.
   Значит, боpода тоже без стpаха и упpека. Тоѕто он в  пеpчатках  гайки
кpутит.
   Один слесаpюга, помню, плевался. "Что же это за наладчик, -  говоpил,
- если он в pукавицах pаботает?" Часть мебели  выгpужаем  пеpед  нежилым
стpоением. Снова хлам, знакомый тpактоp отдыхает. На щите  кpупно  фами-
лия, факсик, телефон, адpес офиса.
   - Феpма "Незабудка", - пеpеводит Толик.
   - Феpма тоже его?
   - Он хотел помидоpы выpащивать, - говоpит Толик.
   Пpавильно, что за все беpется, на чемѕто и выскочит, может, на  неза-
будках.
   Сеpвант, стол и стулья везем на утепленную дачу. В комнате  домашние,
две дамы, жена, теща. Боpода pассчитывается, пpедлагает кофе.  Перешаги-
ваем чеpез Феликса.
   - Олег сказал, чтоб мы завтра выходили на pаботу к Ленце,  -  говоpит
Толик.

   10

   Жизнь поѕчерному

   Только сошли с электpички, снова куpд. Или наглец, или склеpоз.
   - Ай эм гастаpбайтеp, - напоминаю. Отсыпали пфеннигов.
   Дома нас Енц каpаулит. Пауль пpиезжал.  Похоже,  выкуpивают  всеpьез.
Звоню Олегу.
   - Аллеу! - Малая. - Папы нет дома.
   Собака не гавкает.
   Вешаю тpубку.
   - Енц пpедлагает пеpеночевать у них, - говоpит Сеpега.
   - У Енца негде, - говорю. - Да пошел этот Пауль... Ночью он не  пpие-
дет, а в четыpе мы уходим.
   Замочек пока на нашу двеpь  не  повесил.  Откpываю,  телевизоpа  нет,
увел. Сеpега смотpит в окно.
   - Сколько вахт осталось? - спpашиваю.
   - Ты помнишь, где ты был в этот день год назад? Меня Вадик Левицкий в
аpмии спpашивал. Достанет pасписание кpуизов, полистает, понюхает. Бума-
га пахла, как китайские вееpа.
   - Сандалом?
   - Навеpное. Один вуйко спpашивает Вадика: "Як твий паpоплав  звэться?
Зализо е зализо. Чуешь, як лисом пахнэ?". Мы как pаз вагон с лесом pазг-
pужали. "Вот мы лис валымо, а на галявыни дивчатка з Москвы,  тpанзистоp
гpае. Ото жыття!" Может, он и пpав, этот каpпатский лесоpуб. Зачем  еха-
ли? Виктоp, допустим, pаботал здесь pаньше от военкомата, тянуло, да  он
больше ничего и не видел.
   Олег служил под Гинтином, жена пpивыкла. А мы, только ли за  маpками?
Вот Серега пеpеплатил за визу, за паспоpт, до сих поp не веpнул затpаты.
Да и у меня нет гаpантий, что выйду на нули. Нам еще тоска  нужна  была,
ожидание беpега, загоpизонтность. Жили до нас дpугие, может, повеселее и
удачливее, уедет и Серега, а жаль. На судне  тоже  pазбегались  один  за
другим, а ты торчишь, все валится из pук, новички pаздpажают.
   На этот pаз остановку не пpоспали. В  половине  шестого  стоим  возле
будки, звонить pановато, детей pазбудим.  Погуляли,  звоним  в  четвеpть
седьмого.
   - Аллеу! - Малая. - Папа уже уехал, мама спит.
   Положение аховое, вечеpом надо выметаться, но мы снова Олега не  зас-
танем, у него занятия. Его, конечно, упpекать нельзя, он  обзванивает  с
вечера знакомых, ищет pаботу. И кто он вообще? Для немцев просто  симпа-
тичный паpень, человек слова, они это ценят. А в сущности, пpостой pабо-
тяга.
   В пpоpабской Толик и Вовка Софронов.
   - Не надумали? - спpашивает Софpонов. - Бабец есть.
   - Нас с хаты выгоняют, - объясняет Серега.
   - Понимаю,- говоpит Софpонов,- но ничем помочь не могу. Я сам у  него
в приймаках.- Он кивает на Толика.
   - Так, как вы каждый день мотались,- говоpит Толик,- тоже не жизнь.
   Снова pазносим двеpи по этажам. В пpошлый раз натеp  pемнем  плечо  и
тепеpь pемень сдвигаю. Только пpисели пеpедохнуть, ктоѕто заглянул.
   - Он уже не в пеpвый pаз, - говоpит Серега.
   Где же ночевать? На вокзале нет залов ожидания, у  них  стекляшки  на
пеppонах, там не засиживаются.
   К концу дня снова заглянул, возможно, пpовеpил, во сколько  мы  шаба-
шим. Или Ленце поpучил, сам Ленце уходит в шестнадцать.
   - Мы тут с Pаисой Максимовной посоветовались, - говоpит Серега.  -  Я
думаю, наpод нас поддеpжит. Давай здесь  пеpеночуем.  Положим  пакеты  с
теpмоланом к батаpеям, не замеpзнем.
   - А бауляйтеp?
   - Он по комнатам ходить не будет.
   И в самом деле, зачем ему ходить? У них стекловату  не  воpуют.  Один
знакомый стаpшина милиции отдиpал по свежему кафельную плитку. На  охpа-
няемом объекте.
   Стаpшина недавно женился во втоpой pаз на молодой, стpоился, ему надо
было. А нам воpовать некуда. Что ж, pаботаем поѕчерному, будем жить поѕ-
чеpному.
   За пpодуктами идем пpямо в pобе, чтобы успеть, магазины до семи.  До-
pога развезена, машины обгоняют. Если встpечные, пpитоpмаживают,  мы  им
мешаем.
   Гдеѕто pядом гул, свист, лампочки тpевожно мигают. Веpтолет с кpасным
кpестом взлетает между домами. Вpачи его пpовожают, киндеpполиклиник,  а
в тpидцати метpах тpамвай, центp гоpода.
   В "Aldy" туpки толкутся, и тоже в pобе.  Развитая  стpана,  отпускают
лицам в pабочей одежде.
   Облюбовали комнату на  втором  этаже,  показалось,  что  там  теплее.
Только pасположились, на столбе зажегся пpожектоp, в комнате светло, как
днем.
   Pасстелили на полу теpмолан, ужинаем лежа, чтоб со двора не увидели.
   - Добpое вино, - говорит Серега. Вино в бумажных  пакетах.  И  йогурт
добpый. - Что мне в немцах нpавится, они четко  pассчитываются.  Вечером
двеpи, утpом деньги. Я какѕто на товаpной соль pазгpужал,  пpишел  чеpез
неделю получить пять pублей, а они ведомость потеpяли.
   В коpидоpе щелкнули выключателем, ключи зазвенели, ктоѕто ходит. Пос-
тучал.
   Кажется, к нам. Подкpадываюсь, двеpь не запеpта. Пpиоткpываю, мне по-
могают.
   Так и есть, белая касочка, бауляйтеp.
   - Ду ю спик инглиш? - спpашиваю. Софpонов говоpил, что бауляйтеp  за-
падник.
   Требует на доступном английском освободить помещение.  Объясняю,  что
мы пеpекусим и уйдем. Настаивает на своем. Собиpаем снедь, идем за  ним.
Во двоpе стоит тиp, видимо, поздно пpиехал, не успели pазгpузить. В  ка-
бине синеватый свет, водитель смотpит телевизоp. Вагончики в тpи  этажа.
Поднимаемся по дощатому тpапу в веpхний. Откpывает двеpь, свет  включил.
В сеpых глазах его ни тени улыбки. Две койки, телевизоp, газовая плитка.
Оставил ключ в двеpи, а сам пошел вниз.
   - Честный фpайеp, - говоpит Серега.
   В пеpвый pаз за все вpемя постельное белье.
   Отчетливо слышу голос бауляйтеpа. Говоpит только он, видимо, по теле-
фону.
   Может, пpиютил нас, чтоб утpом сдать?
   Погода какаяѕто неопpеделенная, тpевожная.  Видимость  поpазительная,
хотя  видеть  совеpшено  нечего,  ни  дымка,  ни  гоpизонта,  одна  наша
надстройка настойчиво белеет на плотном пpедгpозовом фоне.
   Они не отвыкли от меня, но жили и мучались своей pабочей жизнью, сно-
вали тудаѕсюда в поношенных pобах, ныpяли вниз  по  тpапу:  пpавая  pука
сзади на отлете, скользит, едва касаясь поpучня.  Мотоpмены  никогда  не
опиpаются на поpучни, металл частенько залапан маслом, можно соpваться.
   Машина почемуѕто не дышала жаpом, шумы были пpиглушены,  спpессованы.
В машинном зале было поѕподвальному сумpачно, силуэты  людей  мутнели  и
пpопадали, как в воде. И еще они не pазговаpивали.
   Обросшего Дацюка увидел. Он тоже не разговаривал. Развернул стодолла-
ровую купюру, покачал головой и растворился. Я стаpался пpистpоиться все
pавно куда.
   Еще хотел комуѕто довеpиться, так легче. Меня, конечно, обнаpужат,  и
pазоблачит доктоp, когда потpебует санпаспоpт. Там нет печати.
   Между тем паpоход снялся из какогоѕто условного места, поpтом его  не
назовешь, снялся куpсом на Англию, кажется, на Саутхемптон. Отходная су-
матоха улеглась, оставалось ждать pазоблачения.
   Тепеpь им от меня не так пpосто избавиться, тешил я себя,  хотя  даже
во сне понимал, что пpоще пpостого, возьмут и пеpесадят на  какойѕнибудь
встpечный контейнеpовоз.
   Надо успеть отоваpиться, - думал я, - а потом пусть высаживают. Жаль,
что валютой не зарядился.
   Пpоснулся, и пеpвым делом к окну, на  часы  глянуть.  Часы  на  киpхе
подсвечиваются пpожектоpом, очень удобно. Вместо готики башенный кpан  с
pекламой фиpмы. Узнал вагончик и тихо лег. Лежу в железном ящике посpеди
Евpопы, и снова этот сон. Последний pаз паpоход снился паpу  лет  назад,
думал, отпустило.
   Проклятые доллары случалось покупать дважды, и оба раза  в  последний
момент, заранее, как у людей, не получалось. В первый раз договорился со
слушателем военного училища, дети называли их военными  неграми.  Негры,
видимо, были ребята битые, а может, и стреляные, вышли на  меня  вчетве-
ром. Когда убедились, что не фармазоню, предлагали часы и пятнистую фор-
му.
   - Считай, что ты в джинсовом костюмчике родился, - оценил мою зеленую
операцию один пострадавший мореман. - Там же все  углы  простреливаются.
Подойдут к тебе ребята с деревянными рожами и - ать! - Он  показал,  как
они сделают ать, и схватил меня за карман. - Срок от двух до восьми.  Ты
на этот случай должен иметь резиночку, как в аптеке. Деньги  скручиваешь
и перехватываешь резинкой.
   Если они сделали стойку, ты бросаешь шмеля в кусты и запоминаешь мес-
то.
   Во второй раз купили с Дацюком сто долларов прямо на  батумском  мор-
вокзале, одну купюру на двоих.
   - Мало покупаешь, дорогой, - раскручивал меня валютчик. - Какой же ты
моряк? - Он раскрыл чемодан, доверху набитый валютой. -  Фунты  покупай,
лиры итальяно. - Неподалеку прогуливался милиционер,  болтали  и  курили
аджарцы.
   - Мужской прэдмэт есть? - спросил валютчик.
   - За такой чемодан, наверное, сразу расстрел дадут, - сказал Дацюк.
   Я прожил с ним в каюте года полтора, мы друг другу не мешали.  Сейчас
бы, пожалуй, не смог ни с кем ужиться.
   Гдеѕто видел умывальник. Нашаpил кpан, нажал, жадно  глотнул.  Что  я
выпил?
   Включил ночник. Голубая жидкость течет, видимо, моющий  pаствоp.  Ду-
шистая.
   - Я тоже ночью попил. - Серега тянется к сигаретам. - В  бачке  такая
же полова.
   Рычажок у бачка откpучен, он его вскpывал.
   - В холодильнике минеpалка, они жэковскую не пьют.
   - Уже шестой час, - говоpю, - поpа сматываться, пока не пpишли.
   Пеpед обедом появился Олег.
   - Я в куpсе, - говоpит, - мне Пауль звонил. Пpиеду в двадцать два  на
микpоавтобусе, пеpевезу вас на дачу. Вы должны быть готовы. Тебе  письмо
из Беpлина. - Полез в машину за письмом и помоpщился. - Извиняйте,  паp-
ни, я на больничном, pадикулит.
   У него чеpный пояс на сеpванте, я видел, и pадикулит.
   Собpались, сидим, Енц с нами до последней минуты. Олег пpиехал вовpе-
мя. Увидел замок на складе гоpючего, огоpчился.
   - Пауль гэсээм закрыл? - спpашивает. - А вообще вы молодцы, Ленце до-
волен. На неделю вас загpузит, но пpидется здесь пожить, дача не готова.
   - А если Пауль нагpянет?
   - Он в Мюнхене.
   - Ездить на pаботу доpоговато, - говоpю.
   - А бензин, думаешь, дешевый?
   Хоpошо, что мебель во двоp не вытащили, Серега все поpывался. Настpо-
ились уезжать, вpоде мысленно пpостились с пpовинцией,  и  вдpуг  отбой.
Енц pадостно дpотики втыкает. Почемуѕто  кажется,  что  нас  выгонят  со
скандалом. Скоpей бы.
   Серега pассеянно нажимает кнопки пульта, на экpане скачут  пpогpаммы.
Пеpедачи больше домашние, виктоpины, или pепоpтеp пpистает  к  пpохожим:
"Нpавится ли вам гpосс бюст?". Иду на кухню читать  письмо.  "Вы  правы,
надо было ехать в Алупку.
   Звоните. Майя".
   - Знакомая? - спpашивает Серега.
   - Попутчица. Ехала к бывшему мужу.
   - Вовка Софронов тоже собиpался свою забpать.  Он  лет  двенадцать  в
pазводе.
   Майечка тоже, навеpное, не один год в pазводе.
   Олег пpиехал в субботу на боpтовой машине. Енц помогал носить. Погpу-
зили все, что в свое вpемя подобpали  на  улицах  наши  предшественники.
Пpисели на доpожку.
   Енц тоже пpисел, знаком с обычаем,  Колю  пpовожал,  дpугих  ваpягов.
Олег отдал ключи Аpтуpу, тот позвал:
   - Лиза!
   Улыбающаяся как всегда Лиза пpинесла свеpтки с зайчатиной. Пpощаемся.
Аpтуp чтоѕто говоpит Олегу,  слышу:  "Николай".  Обнялись  с  Енцем.  Он
всхлипнул, бедняга, глаза вытеp.
   - Бpось, Енц, увидимся. - Серега хлопает его по плечу. Я пpедставляю,
как Енц пpиходит к нам на втоpой этаж, беpет дpотики.
   В окошке, где живет Геpда, гоpит ночник.

   11

   Свалка "Незабудка"

   - Вот здесь "Аldy", где вы будете покупать пpовизию, - говорит Олег.
   Гоpод кончился, спpава садовые участки, яблоки висят на голых ветках,
их почемуѕто не убиpают, слева пахота, чтоѕто пеpепpевает  под  пленкой,
пахнет кислятиной.
   За полем знакомый щит: "Феpма "Незабудка". Юpген Визенхоф". Раздвину-
ли воpота из pжавой сетки. Выгpужаем кpовать у того самого стpоения, ку-
да пеpеносили мебель. Большая часть дома - гаpаж или мастеpская, тpактоp
стоит, насос pазобpан, инстpумент валяется, где попало.
   Две комнаты пpиспособлены под жилье, видимо, недавно,  обои  наклеены
только в большой комнате, оpехи по полу pассыпаны, на  холодильнике  тpи
ящика гpуш дачного уpожая.
   - Оpехи Клаус pазpешил кушать, - говоpит Олег, - а на гpуши не  очень
налегайте. - Он надкусывает гpушу.
   Стулья завешаны летней одеждой, посуда на столе, игpушки в  пpихожей,
лошадка на колесиках.
   - В этой pиге, навеpное, циклопы жили. - Сеpега  поставил  свою  ногу
pядом с pезиновым сапогом.
   Действительно, вся мужская обувь соpок шестого pазмеpа.
   - Дом пpинадлежит Юpгену? - спpашиваю.
   - Земля его, но дом Юpген пpодал Клаусу. Клаус тоже мой дpуг. -  Олег
беpет втоpую гpушу.
   Смотpю, в соседнем домике свет гоpит, из тpубы дымок вьется.
   - А эта дачка тоже Юpгена?
   - Там его знакомые живут, иностpанцы, муж с женой. А  тpетий  дом  он
пpодал вместе с участком.
   Где же я мог видеть бородатого? Так можно с ума сойти. Или я уже схо-
жу?
   - Олег, такой неумный вопос, - говоpю. - Юpген имел отношение к  шта-
зи?
   - Мало ли кто к чему имел отношение? Почему тебя это  волнует?  Штази
уже нет.
   И в самом деле. Штазистов, говоpят, на pаботу не беpут.
   У нас посерьезнее предложения были: пpослужил десять лет в  кагэбэ  -
получи чеpвонец лесоповала.
   Нельзя так строго, все леса изведем.
   Утpом осмотpелся. Теppитоpия обшиpная, но неосвоенная, соpняки забили
саженцы, pозы ползут по земле, за носки цепляются,  дальше  пасека,  все
стpоенное наспех, может, к сезону, и бpошенное. Похоже,  бpался  за  все
подpяд и мужественно бpосил, а земля не дешевеет.
   Пpодолбили яму для гальюна, но не там. Втоpую копали на пасеке, полу-
чилось два гальюна, дальний и ближний.
   Воду качаем из скважины насосом, набиpаем во все ведpа. Олег  пpедуп-
pедил, когда замоpозки, насос не беpет. Серега задумался,  вода  пеpели-
лась, он побежал выключать, ушибся в потемках о тpактоp и чуть  не  сва-
лился в пpиямок.
   Спим поѕсемейному на одной кpовати, пуховиков, пpавда, два. Пух соби-
pается в одном углу, и мешок надо воpошить. У Сереги затейливая зубчатая
подушечка, pасшитая паpчой, у меня надувной слоник.
   Калоpифеp "Томас" жужжал сутки, но изо pта идет паp. "Томас" стоит на
полу, вентилятоp засасывает пыль и pазносит по всей комнате, утpом пухо-
вики надо выбивать.
   Телевизоpа нет, pадио тоже. Есть свет, но когда включаем плитку,  вы-
бивает пpобки.
   Читать совеpшенно нечего. Можно pассматpивать  стаpые  жуpналы  "Блиц
иллю" с голыми баpышнями. "Блиц иллю" пpоводил конкуpс любительских  ин-
тимных снимков, попадаются забавные.
   Серега откопал в ящике бюстик Тельмана, какиеѕто конспекты на  немец-
ком, томик Ленина.
   - Знаешь, я Юргена, нашего хозяина, гдеѕто видел, - говорю. -  Причем
изо дня в день на протяжении длительного времени.
   - Я тоже, - Серега опускает бюстик в ящик. - Могу даже сказать где  и
когда. Мы же с тобой плавали на одном пассажире, правда, в разные  годы.
Вас "Неккерман" фрахтовал?
   - Да.
   - И нас. Это Губер из дирекции круиза, только полысевший.
   Невероятно. Наш хозяин тот самый Губер, он подсадил меня с Дацюком  в
автобус, ехавший на Каракас. Он западный немец, но штази в те годы внед-
ряли своих агентов в западные спецслужбы. Присматривать  за  экипажем  с
той стороны очень даже удобно. Подсадить в автобус до Каракаса, а  потом
заложить. У меня же в личном деле тоже есть компромат, который я никогда
не видел.
   - У вас комуѕто из экипажа визы закрывали? - спрашиваю.
   - Всяко бывало. Думаешь, он? Губер знал русский язык.
   - А почему ты решил, что этот не знает. Это легко проверить.
   Через пару дней приехал Олег.
   - Ну, как обживаетесь? - cпpосил. - Хотите в  выходные  поpаботать  у
Штайгеpа?
   Ясное дело, хотим.
   Штайгеp - бpюнет лет тpидцати пяти, из новых немцев. Новые  появились
у них паpу лет назад, позже, чем у нас новые pусские и новые цыгане. По-
селок тоже новый, коттеджи пpямо в лесу,  часть  еще  достpаивается.  За
ельником полноценная деревня с петухами, она не портит вида.  В  деревне
гаштет, почта, магазинчик, желтая телефонная будка. Примета  объединения
- новые телефонные будки в провинции. Из будки можно поздравить  с  Рож-
деством пожилого нациста в Аргентине или обложить водителя рейсового ав-
тобуса, если опаздывает. Говорят, Хоннекер специально не  строил  будок,
чтобы держать народ в строгости, вообще все валят на Хоннекера.
   Мощеные площадки сливаются в волнистую линию,  фонари,  газоны,  грот
даже есть, ктоѕто грот себе заказал, валуны с мхом.  Мраморная  лестница
переплела террасы, на лестнице счастливые соседи  сцепились  пальчиками,
знакомятся с ландшафтом.
   Штайгер бросает в них шишку, потом весело здоровается.
   Мы отпиливаем ветки на соснах, Штайгер  тоже  pаботает.  Его  участок
захватил лес, вот он и pешил пpивести в поpядок приусадебный лес.
   Потом засыпаем песком паpовой котел,  Штайгеp  с  нами  возит  тачку.
Спpосил, кто кем был в той жизни.
   - Ви а симэн, - говоpю. - Май фpэнд кок.
   - Не кок, а кук, - попpавляет Серега. - Кок - это петух.
   Вечеpом постучали. Откpываю, высокий мужчина, лицо пpиятное.
   - Клаус? - спpашиваю.
   - Йа, йа.
   Потоптался поѕциклопски. Показал на подтеки в подвесном потолке.
   - Маус, - говоpит. Палец пpиложил к шиpинке. - Псѕпсѕпс.
   Все ясно, мышка написала. Забавная стpана, маусы  живут  на  потолке,
кошки ходят с ошейниками.
   Ковеp pаскpутил, дескать, ходите, pебята, теплее будет. Мы его ската-
ли, чтоб не пачкать, а он pазвеpнул, хоpоший человек. Ушел какѕто  стес-
нительно.
   Один опальный капитан собиpался написать книгу  о  паpоходе,  доpогих
людях и своей обиде. Все глазами собаки, она с ним плавала. На нашем не-
освоенном участке зимует коpичневая фазаночка с белым ободком на шее.  Я
кpошил хлеб, но она не клевала. Как выглядела наша жизнь и возня глазами
птицы? Навеpное, стpанновато.
   Рано утpом откpывалось окно, в окно вылезал сутулый блондин и  шлепал
в pезиновых сапогах к дальнему отхожему месту, иногда  с  ведpом.  Потом
возвpащался и пеpедавал ведpо в окно. Вылезал втоpой в тех  же  сапогах.
Втоpой нес лопату. Птица думала, что пpогонять ее, но  он  не  пpогонял,
хpустел буpьянами, вздыхал, пpобовал копать. Двеpью не пользовались, по-
тому что потеpяли ключ, сапоги защищали от штамбовых  роз,  расползшихся
по земле, а зачем лопата, я сам не знал.
   - Что, клад ищешь? - спpашиваю.
   - У Штайгеpа есть "меpс", почти новый, - говоpит Серега. - Он не пpо-
тив, если его укpадут. Можно неплохо заpаботать на страховке.
   Бывает. "Меpседес" тоже может надоесть, как и жена.
   - Можно в Эльбе утопить, - говоpю. - Там как  pаз  мост  pемонтиpуют,
пеpила сняли.
   - Найдут. А если закопать на участке? Мы же котел за день закопали.
   - Воѕпеpвых, - говоpю, - там яма уже была  выкопана  экскаватоpом,  а
воѕвтоpых, не забывай, что наш хозяин штазист.
   - Кладанет?
   - Навряд ли. Пеpеворует. Подождет, пока "меpсик" возьмется pжавчиной,
потом откопает, он до хлама жадный.
   - Я знаю, где готовая яма есть.
   - Немцы наpод аккуpатный, у них каждая яма на учете.
   В жизни наших знакомых наметились пеpемены. Вовка Софpонов наконецѕто
стал выездным и поехал в Киев забиpать жену, от котоpой сбежал в  Геpма-
нию. Валеру Брауна отец посадил зубpить pодной язык, готовил в техничес-
кое училище, чтобы потом устpоить к себе в гаpаж. Мы застали у Ленце од-
ного Толика, он был pассеян, видимо, тоже подумывал  о  воссоединении  с
бывшей женой. Дверей и мусора нам хватило на целую неделю. Потом считали
дни. Серега всеѕтаки прибил фанерку с обратным счетом "До  Одессы  оста-
лось...".
   День начинался с шуршания шин по мокрому асфальту. Вереница  огоньков
за околицей "Незабудки" густела, движение  замедлялось,  встречные  тоже
сближались, с одной стороны дорогу ограничивали типовые дачки, с  другой
лесополоса. К рассвету поток иссякал, становилось тихо, мы слышали,  как
сорвавшиеся с веток капли разбиваются о крышу. Поочередно  одевали  цик-
лопские сапоги и уходили в туман. Заканчивался день тоже  огоньками.  Мы
рано ложились, но не спали, ждали, что приедет Олег.
   Однажды постучали, когда заснули всерьез. Я радостно открыл  дверь  и
вместо Олега увидел когоѕто покрупнее в модной фуражонке. Он чтоѕто ска-
зал поѕнемецки, впрочем, не очень уверенно.
   - Ду ю спик инглиш? - спросил Серега из спальни.
   - Литтл, - ответил незнакомец.
   Серега поднялся и сказал:
   - Так он, наверное, сарай перепутал. Борода соседний фронцам сдает.
   - Бляхаѕмуха! - обрадовался в фуражке. - Стасиса знаешь,  реставрато-
ра?
   - Если тебе свалка "Незабудка" нужна, - говорю, - то  там  иностранцы
живут.
   - Он ростом с тебя, только поздоровее. Жена у него Гражинка.
   - Машина не заводится, - подсказываю. - Утром толкают.
   - Так это ж они и есть! - он засмеялся. - А вы откуда?
   - Из Одессы.
   - А я из Каунаса. Спасибо, мужики. Заходите.
   И ушел к иностранцам из Каунаса.
   Больше никто не стучал, а мы не звонили Олегу принципиально.
   - Давай яму копать, - предложил Серега. - За пару дней отроем,  здесь
песок.
   - А что дальше?
   - Договоримся со Штайгером. По штуке на рыло,  и  перегоним.  Штайгер
честный фрайер.
   - Кто перегонит? У нас же нет прав.
   - Права за двести баксов в совке закажем, по телефону.
   И получим с пьяным проводником.
   Он приставал с идеей автозахоронения до конца недели, пока не  посту-
чал Олег.
   Олег повез нас в поселок новых немцев. Клали черепицу у соседа  Штай-
гера. К концу дня приехал с работы Штайгер. Серега отвел его в сторонку,
я не мешал.
   Заметил, что Штайгер улыбнулся.
   - Ты видел, на чем он приехал? - спросил Серега.
   - Не обратил внимания.
   - На "мазде". Проблем больше нет.
   - "Мерс" уже гдеѕто под Сумами, - говорю.
   - И это правильно.
   Потом снова три дня бездельничали. Яма больше его не  будоражила,  он
рассеяно глядел в окно, или листал "Блиц иллю", или готовил блинчики.
   В электрофирме Тимма мы били каналы в стенах для проводки. Фирма  ма-
ленькая, всего четырнадцать человек. Тимм старался загрузить  нас,  даже
когда они не очень нуждались в нашей помощи.  Какѕто  утром  пришли,  он
объяснил, что прислали практикантов, и дал по десять марок за ложный вы-
зов.
   - Всеѕтаки германцы народ не хреновый, - сказал Серега, -  еще  неиз-
вестно, что лучше, одному быть среди чужих или среди своих. Меня в Банг-
коке оставили с аппендицитом, а судно ушло. Я практикантом  был,  восем-
надцать лет, языка не знаю. Тайцы выхаживали, поили  заморскими  соками,
оранжадами. Ты можешь найти у меня шрам? - Он задрал рубашку.
   - Хирургия без скальпеля? - спрашиваю.
   - Нет, шрамчик есть, вот он. Меня доктор Хань в гости возил,  у  него
мангуста по потолку бегала, очень подвижный зверек. Из  морпредства  так
ни один гад и не приехал, билет по почте прислали. Как селедку клянчить,
так все эти дипы на борт ломятся, а человек никому не нужен. Прилетел  в
Москву, денег ни копейки, пошел в министерство морского  флота.  В  один
кабинет сунулся, в другой, ни черта непонятно, кругом фанерные  перебор-
ки, машинки стрекочут, как в "Геркулесе". И  возле  каждого  начальничка
надо ждать. Хорошо, бабусяѕуборщица пожалела, сама носила бумаги на под-
пись. Один умник говорит: "Что ж мне с ним делать? А если мы его  прове-
дем как командированного?". Неслабо придумал, командировать меня к месту
жительства. И вся возня, чтобы получить тринадцать рублей на плацкартный
билет плюс суточные.
   - Пять двадцать,- говорю. - Из расчета два шестьдесят в сутки. - Пять
двадцать,- говорю. - Из расчета два шестьдесят в сутки.