Эдуард ГЕВОРКЯН

                             ЧЕРНЫЙ СТЕРХ

                               Повесть

                                 Старое пепелище всегда кисло пахнет,
                                 но мед с кладбищенских цветов сладок.
                                                 Книга Вишт, стих 317.

                                ПРОЛОГ

     Жил-был однажды Аршак Змрян, и было ему четырнадцать лет.  И  сел
он  в  летний  день  на  самокат  и  прилетел  из  Еревана  в  Москву.
Когда-нибудь он вспомнит, что из  этого  вышло,  а  пока  его  историю
расскажу вам я...

                                РОДНЯ

     Аршак объявился у своего  московского  дяди  в  разгар  очередной
семейной  свары.  Явление  племянника,  которому   по   всем   резонам
полагалось быть далеко за Кавказским хребтом, придало разговору  между
дядей и тетей дополнительную остроту.
     Дядина родная сестра позвонить и предупредить о  скоропалительном
вылете  не  успела  или  не  смогла,  телефонная  связь,  как  всегда,
барахлила. Тем не менее самочувствие  Аршака  от  нервозного  дядиного
приема  и  вздетых  бровей  тети  не   испортилось.   Он   с   большим
удовольствием съел тарелку густых щей, не отказался от  добавки,  умял
две котлеты и за чаем рассказал, как долго пришлось сидеть в аэропорту
- погода вроде бы хорошая, кажется, не хватало самолетов.
     - Да, - сказала тетя Зина, - это мы хорошо знаем. Неделю назад  у
нас  три  человека  жили  пять  дней.  Туман,  понимаешь!   Гостиница,
понимаешь... - она смерила дядю взглядом, определила его  чрезвычайную
ничтожность и удалилась на кухню.
     Дядя ушел за ней.  Оттуда  понесся  сковородный  лязг,  захлопали
дверцы  холодильника  и  стенного  шкафа.  Сквозь   грохот   и   треск
прорезалось  монотонное  и  невразумительное  бурчание  дяди,  а   оно
забивалось  приглушенными,  но  внятными  кликами   тети   Зины:"   Но
позвонить-то, позвонить можно было!". Снова дядино бур-бур-бур, и тетя
Зина  зарычала  уже  в  полный  голос:"  Да  что  ты  мне  все   время
объясняешь?! Я все понимаю, но у нас не постоялый двор..."
     Аршак лег на диван и задрал ноги на подлокотник.  Он  смотрел  на
потолок  и  думал  о  том,  что  дядя,  наверно,  сейчас   расписывает
возбужденной тете обстоятельства его прилета. Считалось,  что  он  еще
маленький и не подозревает о новых затеях матери. Он  как  бы  еще  не
догадывается о том, что долгий и тоскливый роман с сослуживцем,  тихим
и тоскливым Жирайром Аветисовичем близится к торжественному тоскливому
финалу с музыкой и шампанским. И они,  ха-ха,  не  хотят  травмировать
малолетку. Аршак с  сочувственной  иронией  относился  к  затянувшейся
дружбе своей  тридцатичетырехлетней  матери  и  сорокапятилетнего,  но
бездетного вдовца.
     Так что  пока  он  здесь  осваивается,  дома  у  него,  вероятно,
созревает новый член семьи, почти родитель. Двоюродный папа...
     Отца своего он не помнил. Судя по невнятным всхлипам матери,  его
увела из семьи лучшая подруга. Все поползновения встретиться  с  сыном
она жестоко пресекала. Когда Аршаку было пять лет, незнакомый  мужчина
пытался заговорить с ним на улице. Маленький Аршак испугался и убежал.
Возможно это был случайный прохожий...
     Аршак помнил дядю по редким наездам в Ереван.  Приезжал  он  и  с
тетей Зиной, но только один раз и давно. Судя по раскладу,  у  дяди  в
семье полный облом. Ничего,  дней  десять  родственники  потерпят,  не
собирать же вещички и хлопать дверью! Ну, а то,  что  тетя  недовольна
его визиту, так и ладно. Про буйный нрав и крутой характер тети  среди
ереванской родни ходили легенды, а про концерты, которые она  учиняла,
случайные гости-свидетели рассказывали, закатывая  глаза  от  сладкого
ужаса. Конечно, неприятно, когда тебя принимают так бурно, даже обидно
- могла бы скандалить потише, все-таки гость. Ничего, обратный билет в
кармане, да и деться некуда.
     А еще Аршак знал: здесь имеется двоюродный брат, почти  старик  -
двадцать лет ему, если не больше, и двоюродная сестра, кажется, на год
старше Аршака. Они еще ни разу не встречались,  почему-то  дядя  их  с
собой не привозил. Брата зовут Михаилом, а сестру Кларой. Брат  учится
и работает, а сестра только  учится,  но  зато  в  музыкальной  школе.
Больше ничего он о них не помнил.  Мать  рассказывала  что-то,  но  он
забыл.
     Незаметно  для  себя  он  задремал,  а  когда  открыл  глаза,  то
обнаружил в комнате высокого светловолосого парня, сидящего  в  кресле
перед включенным телевизором.
     - Ты смотри! - хлопнул по колену кулаком парень. - Верный голешок
прокатили!
     И, услышав как Аршак чихнул, протянул,  не  оборачиваясь  длинную
руку:
     - Михаил.
     - А меня Аршак зовут.
     - Эт-то хорошо, - произнес Михаил и надолго замолчал.
     Потом был ужин и роскошный чай.  У  тети  Зины  вдруг  улучшилось
настроение и она неожиданно испекла торт. Накладывая на  тарелку,  она
смотрела жалостливо и сочувственно кивала на любые слова гостя.
     - Как будем размещаться? - спросил Михаил.
     - Горизонтально, - ответил дядя. - Ты на второй  этаж,  Аршак  на
твое место.
     В маленькой  комнате  стояли  нары,  давно  сколоченные  дядей  с
большим вкусом и размахом для детей. Взрослый человек мог разместиться
спокойно. Нарами дядя гордился и при случае демонстрировал гостям.
     - Вы что ребенка мучаете?! - вздрогнул Аршак от  истошного  крика
тети Зины. - Он же на стуле спит, а вы лясы точите!
     Михаила  тут  же  унесло  в  соседнюю  комнату,  а  когда  гость,
неудержимо зевая, добрел до нар, они уже были застелены.
     - А куда же Клара? - вежливо спросил он. - Может, я где-нибудь на
раскладушку лягу?
     - Клара... Клара, видишь ли, сейчас у своей тети живет,  рядом  с
музыкальной школой, - пояснил дядя, копаясь в платяном шкафу.  -  Так,
понимаешь ей удобнее, ближе.
     - Ну, да, - подтвердил, хмыкнув, Михаил, - а то еще, не дай  бог,
по дороге пальчик зашибет.
     В коридоре послышались тетины шаги. Дядя схватил белье в охапку и
вышел из комнаты, погасив по пути свет.
     Аршак повернулся на бок и закрыл глаза. Тут  он  представил  себе
двоюродную сестру Клару: возникло унылое бесцветное существо с постным
лицом, длинным уродливым платьем  до  пят,  но  с  огромной  скрипкой,
прижатой к  худому  подбородку.  Существо  плавно  взмахнуло  смычком,
откуда-то из раскрытого окна далекое радио слабо отозвалось полночными
курантами... И Аршак мгновенно заснул.
     Ночью выпитый чай стал проситься на волю. Аршак  сел  и  легонько
стукнулся головой о второй этаж нар. Крякнул, сориентировался во мраке
и побрел, держась рукой за стену. Нашел нужное помещение, вошел, вышел
и остановился, прислушиваясь.
     На кухне опять что-то брякало и хлопало.  Не  спится  тете  Зине,
подумал  Аршак,  так  она,  пожалуй  до  утра  гноиться  будет.  Пойти
рассказать ей про ереванские дела, может отмякнет?
     На кухне  орудовала  не  тетя  Зина.  У  раскрытого  холодильника
присела крупная рыжеволосая девица в кожаной  куртке  с  металлической
клепкой и окантовкой.  Она  брала  подряд  банки,  пакеты,  свертки  и
складывала в большой  пластиковый  мешок.  Заметив  в  дверях  Аршака,
прервала свое занятие и подмигнула ему.
     - Вы кто, - деликатно спросил Аршак., - воровка?
     Девица выпрямилась, обнаружив тем самым, что на голову выше  его,
хлопнула дверью холодильника и взяла с подоконника шлем.
     - А ты, как я погляжу, мой ереванский  братец,  -  констатировала
она. - Добро пожаловать. Как эти, - кивок в глубину  квартиры,  -  все
грызутся? Тотальный привет!
     С этими словами она вышла в коридор. Через секунду громко бухнула
входная дверь и почти сразу же  под  окнами  началась  жуткая  пальба.
Аршак бросился к окну и со второго этажа разглядел  в  свете  ртутного
фонаря над подъездом, как девушка легко вскочила на мотоцикл и рванула
с места, а за ней еще несколько машин мелькнули и с  ревом  исчезли  в
темноте, оставив за собой шлейф дыма и чей-то протяжный мат с  верхних
этажей.
     Образ девочки со скрипочкой значительно потускнел. Аршак  почесал
в затылке, зевнул и пошел спать дальше.

                                 ДВОР

     Утром следующего дня он обнаружил  себя  в  пустой  квартире.  На
кухонном столе лежала записка, придавленная ключем,  а  рядом  большая
кастрюля с гречневой  кашей.  Записка  обстоятельно  излагала  правила
обращения  с  барахлящим  замком  и  умоляла  уходя  все   обесточить,
обезводить и обезгазить.
     Аршак навалил каши в большую и глубокую тарелку,  посыпал  сверху
сахарным песком и залил  все  это  холодным  молоком,  пакет  которого
случайно уцелел после налета юной скрипачки.
     Наелся и  потом  неприкаянно  бродил  по  квартире,  рассматривая
дядины чертежи, полистал справочники по дизайну, лежащие на письменном
столе.
     День начинался туго.
     Сунув ключ в карман, он проверил газ-воду-электричество  и  вышел
во двор знакомиться с местностью. Там должно быть веселее, чем дома.
     Жил  дядя  в  районе,  изрядно  отдаленном  от  центра,  почти  у
кольцевой дороги. Слева дом, справа дом,  напротив  стройка  -  глухая
монументальная стена, метров сто длиной и в высоту  на  уровне  пятого
этажа, а за ней  краны,  машины  гудят...  Несколько  хилых  деревьев.
Остановка автобуса. Разбитая скамейка рядом. На улице еще дома,  серые
и девятиэтажные. Словом,  нормальный  пейзаж.  В  углу  двора  детский
городок  -  почерневшие  от  дождей  и  снегов  лилипутские   игрушки,
бревенчатый мосток над бетонированной канавой и  косо  врытый  чурбан,
изображающий  не  то  Илью  Муромца,  не  то   идолище   поганое.   За
непристойными надписями и рисунками разобрать невозможно.
     В песочнице ковырялась малышня, рядом на жухлую  траву  приседали
выгуливаемые собаки.
     Аршак прошелся по двору, разочарованно пнул чурбан  и  задумался,
не съездить ли в центр, пройтись по улице Горького, а потом непременно
зайти на Старый Арбат, где, по слухам, этим летом разгулялась свобода.
     На  остановке  три  долговязых  юнца  сосредоточенно   доламывали
скамейку. Один  из  них,  заметив  подошедшего  Аршака,  выпрямился  и
поманил к себе пальцем. Не  ожидая  ничего  хорошего,  Аршак  сплюнул,
повернулся и медленно пошел к дому. Заслышав за собой шаги,  нагнулся,
вроде бы завязывая шнурок на кроссовке,  а  когда  краем  глаза  засек
нависшего с поднятой рукой дылду, то, не оборачиваясь, легонько вмазал
пяткой в живот.
     Дылда крякнул и сел на  асфальт.  Подскочили  его  дружки,  из-за
кустов вылезли еще несколько парней. Дылда  поднялся  и  объявил,  что
сейчас будет учить  драчуна  хорошим  манерам.  Окружившие  его  парни
смотрели  с  нехорошим  любопытством,  видно  было,  что   они   хотят
повеселиться.
     Аршак осмотрелся. Шесть лбов, прорваться трудно, но  можно.  Удар
пяткой рыжему по колену, этого, с патлами, локтем в живот, нырок  вбок
и ходу... А там видно будет!
     Патлатый деловито  осведомился,  откуда  он  такой  наглый  здесь
взялся, что-то он его раньше здесь не видел.  Тут  высунулся  дылда  и
радостно осклабясь сказал, что засек его в третьем подъезде,  кажется,
на втором этаже. Все вдруг заскучали, а дылда осекся и задумчиво потер
нос. Рыжий спросил:
     - Ты что, Кларкин родственник?
     - Ну? - смерил его взглядом Аршак.
     - Ладно, пипл, - сказал рыжий, - чего с ней связываться. Пошли. А
ты ногами не сучи, пока не трогают, - сказал он Аршаку.
     - Позавчера к ней ребята с соседнего двора подошли,  -  заговорил
снова дылда. - Не приставали, хотели на дискотеку  позвать.  Так  она,
кризованная, как пошла цепью махать, гнала через всю улицу.
     - Пошли, двигай, - заторопился рыжий, - а Кларке передай  привет.
Мир, дружба.
     И разбрелись.
     Аршак постоял на остановке минут двадцать, но автобуса так  и  не
дождался. Двор скучный. Драка не получилась. Неожиданно заболел живот,
и он побрел обратно, нащупывая в кармане ключ.

                                СОСЕДИ

     День прошел бездарно. Почти все время Аршак провалялся на диване,
листая дядины книги. Съел еще каши.
     К вечеру один за другим собрались хозяева. Михаил сразу же упал в
кресло перед телевизором. Пока тетя Зина готовила  ужин,  Аршак  успел
сгонять в крестики-нолики с дядей. Тут неожиданно  выяснилось,  что  в
доме нет соли. Виновником немедленно объявили  дядю,  и  началось  его
изгнание в магазин, откуда заодно надо принести яиц, картошки,  молока
и мыла. Дядя молчал, сопел и смотрел затравленным  волком.  Пока  тетя
Зина излагала свои соображения насчет того, каким  мужем  должен  быть
дядя, каким не должен и каким  на  самом  деле  он,  нехороший  такой,
является, Аршак тихонечко снялся на лестничную площадку.
     Выбор  был  невелик  -  дверь  слева  и  две  справа.  Он  смутно
догадывался, что здесь к соседям не принято  соваться,  но  ереванские
рефлексы заставили его позвонить в ближайшую дверь.
     Она  распахнулась  мгновенно,  словно  его  звонка  давно   и   с
нетерпением ждали. Краснощекий старик,  чем-то  неуловимо  похожий  на
Деда Мороза и Снегурочку одновременно, внимательно посмотрел на Аршака
и крикнул в глубь квартиры:
     - Мы сегодня ждем гостей?
     Появилась старушка, ни на кого не похожая.
     - Ты кто, мальчик? - спросила она.
     - Здравствуйте, - ответил Аршак. - У вас соли не найдется? Я  ваш
сосед, - он ткнул пальцем в полуоткрытую  дверь,  откуда  волнами  шел
голос тети Зиры, - то есть не сосед, а почти сосед.
     - Ну, заходи, почти сосед, - улыбнулась старушка. - Где-то соль у
нас оставалась, поищу.
     В прихожей вдоль стены громоздились перевязанные ящики, на полу в
комнате лежали тюки,  узлы,  пустые  книжные  полки  стояли  торцом  у
двери...
     - Переезжаем,  -  объяснил  хозяин,  заметив  удивленный   взгляд
неожиданного гостя. - Так что теперь у вас новые соседи будут.
     Старушка вынесла поллитровую банку с солью на донышке.
     - Спасибо, - Аршак прижал банку к груди и попятился к  двери,  но
споткнулся о небольшой полуоткрытый ящик и опрокинул его.
     Аршак извинился, присел, поставив банку с солью рядом  на  пол  и
принялся  ссыпать  обратно  мелкий  хлам:  какие-то  ржавые  пружинки,
разнокалиберные винты, болты, шурупы, разбитые очки,  пустые  баночки,
пробки, камешки, стеклянные шарики...
     - Вот что, - сказала старушка, раз ты рассыпал, то  не  сочти  за
труд выбросить этот ящик.
     - Сейчас, - кивнул Аршак, - только вот соль отнесу.
     Тетя Зина не заметила его рейда.  Дядя,  увидев  банку  с  солью,
обрадовался, ткнул в нее пальцем и хотел было что-то сказать, но  тетя
Зина уже забыла про соль и втолковывала ему  о  прокладках  и  кранах,
капающем душе и прочих сантехнических мелочах. Аршак послушал-послушал
и вернулся к соседям.
     Оттащив ящик к мусоропроводу, сволок после этого мешок с тряпками
во двор, к бакам. Отвинтил по просьбе хозяина литые бронзовые ручки  и
напоследок вынес еще один картонный ящик.
     - Впрочем, - сказал, провожая его хозяин, -  пошарь,  прежде  чем
выбрасывать. Там много всяких штук.  Мне  не  к  чему,  а  тебе  могут
пригодиться.
     - Ты Колин чемодан вытряхнул! - всплеснула руками старушка и ушла
из коридора в комнату.
     Старик перестал улыбаться.
     - У меня сын геологом был, - с этими словами он легонько похлопал
Аршака по  плечу.  -  Отовсюду  таскал  старые  штучки,  набрал  целый
чемодан. Жалко, конечно, выбрасывать, но ему теперь ничего не надо,  а
нам тем более.
     - Он... умер? - осторожно спросил Аршак.
     - Почти. Спился, пропал.

     - Вот  именно  этого  мне   сейчас   не   хватало   для   полноты
удовольствия, - сказала наконец тетя Зина,  когда  прошла  ее  немота.
Онемела она в тот момент, когда в комнату  ввалился  Аршак  с  ящиком,
водрузил означенный ящик на стол и вывалил неуместные, на  ее  взгляд,
предметы. Дар речи вернулся к ней, когда дядя потянулся  к  трухлявому
кожаному футляру и вытянул из него старинный плоский фотоаппарат.
     Тетя немного покричала насчет погубителей ее молодости, пару  раз
рыкнула на дремавшего у телевизора Михаила и ушла  на  кухню  бренчать
посудой.
     - А это, интересно, что? - спросил Аршак, вытаскивая два овальных
стеклышка, скрепленных пружинкой.
     - Это, видишь ли, пенсне, - дядя повертел  стеклышки,  отложил  в
сторону, запустил руку в ящик и  вытащил  длинный  кованый  гвоздь.  -
Какая прелесть! Явно позапрошлый век! Так ты говоришь, уезжают соседи?
     - Завтра утром машина придет.
     - Да-а... Наверно, хорошие люди. Жаль, так  и  не  познакомились.
Красота!
     Последнее замечание дяди относилось не к переезду  соседей,  а  к
плоской  лакированной  шкатулке  со  сбитыми  петлями  и  исцарапанной
крышкой. Когда-то на крышке был рисунок,  но  сейчас  невозможно  было
разобрать: не то гора, не то птица, а то и нечто третье.
     Вскоре  на  столе  выросла   гора   разнообразных   и   абсолютно
бесполезных предметов. Плоский фотоаппарат,  раскрывавший  гармошку  с
объективом при нажатии на выступ сбоку, оказался марки "Цейс-блокнот",
заряжаемый специальной фотопластинкой.  Проржавевший  насквозь  гвоздь
рассыпался  на  куски,  к  большому  огорчению  дяди.  В  лакированной
шкатулке тоже нашлись забавные безделушки. Мраморный столик с  отбитым
носом был немедленно водружен  на  телевизор.  В  потускневшей  фольге
оказался  кусок  толстого  мутного  стекла.  Но  самой   замечательной
находкой явилась перламутровая ручка  от  зонта.  Толстый  стержень  с
выложенными по меди переливающимися пластинами неожиданно  брызнул  во
все стороны разноцветными лучами.
     Дядя, вертевший в пальцах стекляшку, снова завернул ее  в  фольгу
и, не отрывая глаз от ручки, бросил сверток в общую кучу.
     - Ну-ка, ну-ка... - дядя потянулся к ручке,  и  Аршак  с  большой
неохотой отдал ее.
     Миша открыл глаза, поднялся с кресла и подошел к ним.
     - А я думаю, что это наша вопит? Откуда столько хлама? Ого!  -  и
он уставился на ручку.
     Не  отвечая,  дядя  с  удовольствием  разглядывал   перламутровый
стержень, так и этак вертел его  под  лампой  -  по  стенам  и  мебели
запрыгали радужные пятна.
     - Хороший старый перламутр, - констатировал дядя. -  Как  играет,
а? Я к своему зонту приделаю.
     Аршак выпятил нижнюю губу, но ничего не сказал. Дядина  идея  ему
не понравилась. Он и сам не отказался бы от ручки. К зонту приделывать
- глупости! Можно повесить на шнурок - и на шею.  В  классе  от  такой
стебовой штуки все заторчат!
     Дядя все крутил ручку. Потом задумался.
     - Странно, - он покачал головой. - Ты заметил, узор на пластинках
меняется. Вот, смотри внимательно!
     Действительно, переливающиеся  цветные  пятна  не  оставались  на
месте. Медленно, словно придавленные  стеклом  светящиеся  капли,  они
меняли очертания, сливались, расползались...
     Медная нашлепка, слабо скрипнув, крутанулась.  Стержень  оказался
пустотелым. Дядя поерзал по внутренней стенке пальцем,  но  ничего  не
нащупал. Запачкался зеленым - и все.
     - Забавно, забавно  -  бормотал  дядя,  шаря  по  карманам.  Очки
нашлись на столе.
     - Забавно будет через одну минуту! Если сейчас же этот  мусор  не
выбросите и не очистите мне стол, то ужина не будет! - голос тети Зины
заставил всех вздрогнуть.
     Дядя сунул ручку в карман домашней куртки, а  остальное  сгреб  в
ящик. Ящик они вдвоем быстро запихали под нары, подмигнули друг  другу
и дядя шепотом сказал, чтобы  Аршак  не  обращал  внимания  на  тетины
взбрыки, сам-то он притерпелся, но на человека свежего  действуют  они
чересчур бодряще. Аршак солидно кивнул и они пошли мыть руки.
     К чаю тетя Зина опять подобрела и расщедрилась на банку сгущенки.
Сгущенка была холодная, прямо из холодильника. Аршак облизал  ложку  и
спросил про Клару. Мишка хмыкнул, а дядя,  скосив  глаза,  пробормотал
что-то про сольфеджио. Тетя каменно молчала.
     - Она вам привет передавала, - сказал Аршак.
     - Спасибо, - только и ответил дядя.
     Тут тетя заговорила  и  говорила  долго.  В  итоге  этого  хорошо
темперированного клавира дядя пошел спать на нары, а Миша переместился
на раскладушку.
     А когда все заснули, Аршаку приснился сон.

                                 СОН

     Не то сумерки, не то уже ночь, а он будто едет в троллейбусе один
и  смотрит  в  окно:  тянутся  унылые  пустыри,  темные  строения,  на
горизонте дома, кое-где светятся окна...
     Троллейбус разворачивается и  замедляет  ход.  На  обочине  стоит
большая машина с пузатой цистерной сзади. Время  от  времени  под  ней
вспыхивает пламя, тогда у машины видны рабочие с лопатами и  отбойными
молотками.
     Кучи земли, разбитые ящики, ведро с мазутом шипит и  булькает  на
углях, а рядом ходит большая  черная  птица  на  удивительно  коротких
ногах. Снова разгорается пламя, и он видит, что  ноги  у  нее  все  же
длинны,  но  изогнуты,  искривлены,  суставы  задраны  выше  тела,   и
несчастная птица еле ковыляет, царапая лапами свежевырытую землю.  Она
поднимает голову, и он слышит тихий долгий писк.  Незнакомое  чувство,
словно обида пополам с усталостью, наполняет его. Это печаль...
     Снова кричит птица, неуклюже ворочаясь у края ямы,  чей-то  голос
произносит: "черный стерх", а потом начинается другой сон.
     Будто он попал в знакомый город - очень похож на Ленинакан своего
детства. Летние месяцы он проводил у прабабушки. И вот он  опять  идет
по улицам, мощеным большими каменными плитами, каменные одноэтажные  и
двухэтажные дома из  разноцветного  туфа  словно  приглашают  войти  в
распахнутые  большие  деревянные  резные  двери,  мостовая   мягко   и
беззвучно  стелется  под  ногами.  В  лицо  дует  слабый  ветер,   вот
взметнулось пыльное облако и понеслось навстречу. Он знает, что где-то
рядом, неподалеку, дом прабабушки, надо  обязательно  зайти,  и  тогда
снова можно будет сидеть протяженными вечерами за чаем,  прислушиваясь
к  воспоминаниям  прабабки  и  двоюродных   бабок   о   людях,   давно
обратившихся в прах,  и  об  историях,  в  которых  фигурировали  эти,
ставшие прахом. Окно выходит  в  маленький  уютный  дворик  с  кустами
крыжовника и старым абрикосовым деревом посередке, у дерева конура,  в
конуре пес, а на конуре вечно дремлет кот и никто не знает, кто и  что
ему снится. Аршак уверен, что узенькие кривые улицы  сбегают  вниз,  к
морю, это несколько смущает его, он помнит, что моря в тех краях нет и
не предвидится, речка пограничная -  да,  а  до  моря,  может,  тысяча
километров... Кривые улочки -  тоже  несуразность  -  прямые  кварталы
старых кварталов детства мало чем напоминают город сна. Но  и  он  был
неплох, только все портил огромный  небоскреб  в  центре,  треугольной
громадиной возвышающийся  над  невысокими,  лепящимися  друг  к  другу
домиками. Он идет по улицам пустым, никого  нет,  тишина,  но  это  не
страшное мертвое безмолвие, все могут появиться сразу, и будет  весело
и славно, а пока он идет, высокий дом все ближе, и вот он  видит:  это
замок, с растущими ввысь башнями,  узкими  бойницами  и  застекленными
галереями, а на самом верху сверкает большой шар, увенчивающий шпиль.
     Он подходит к дворцу, идет вдоль стены,  выложенной  из  кирпича,
камней  и  бетонных   плит,   но   дверей   нет,   только   заваренные
металлическими  угольниками  ворота,  обмотанные  колючей   проволокой
калитки, забитые досками, утыканными гвоздями,  проломы.  А  когда  он
устает идти вдоль нескончаемой стены, то просыпается...
     Завтрак проходит мирно - тетя ушла на работу. Дядя, поковырявшись
в яичнице, поднял вдруг голову и, задумчиво почесав нос, сказал:
     - Странный я сон видел. Будто еду по городу и вижу...
     И начал рассказывать сон. Аршак послушал немного и обиделся:
     - Так это же мой сон!
     - Как - твой? - удивился дядя.
     - А вот как!
     И Аршак продолжил с того  места,  на  котором  остановился  дядя.
Рассказал про птицу, про город и про  замок.  Дядя  все  ниже  и  ниже
опускал голову, а когда поднял ее, Аршак увидел в его глазах  слезы  и
испугался.
     - Всю жизнь... - хрипло сказал дядя и закашлялся.
     Он схватил чашку, сделал несколько глотков, отдышался.
     - Всю жизнь я ждал  этого  дня,  -  продолжил  дядя.  -  Ты  хоть
понимаешь, что все это значит?
     Аршак помотал головой. Он ничего не понимал.
     - Как? Один и тот же сон снится одновременно двоим, а  ты  ничего
не понимаешь? Впрочем, - спокойно добавил дядя, -  я  тоже  ничего  не
понимаю. Одно скажу - это событие. Событие  с  большой  буквы.  Ну-ка,
идем!
     В большой комнате он полез в шкаф и извлек оттуда пухлую папку.
     - Здесь найдется кое-что интересное, - проговорил он,  развязывая
тесемки.
     Он достал ворох бумаг и широким жестом пустил их по полу.  Бумаги
разлетелись  по  квартире.  Это  были  листки  с  наклеенными  на  них
вырезками из газет и журналов, какие-то бледные  ксерокопии,  нечеткие
пожелтевшие фотографии. Аршак поднял несколько листков.
     "Рисунки  в  пустыне  Наска,  как  геометрический  компьютер"   -
прочитал он под хаотическим нагромождением прямых и извилистых линий."
Полтергейст в Конотопе" - гласил заголовок текста на  другом  листке."
Контакт второго рода:  Сарафанд,  Агра  и  Биробиджан  -  типология  и
фактография" - на третьем...
     - Это все вы написали? - уважительно спросил Аршак.
     - Ты что, меня за дурака считаешь!? -  дядя  от  возмущения  даже
выронил папку с оставшимися бумагами. - Если  я  коллекционировал  эту
билеберду, то вовсе не значит, что должен был верить в нее. Чуши здесь
много, но не зря я общался с маньяками и придурками. Кое-что  вылущить
можно, есть тут...
     Он замолчал. Аршак внимательно слушал дядю.
     - Ни хрена здесь нет, - засмеялся вдруг дядя. - Зато меня  теперь
на фуфле никто не проведет, в этом деле я спец. Но сейчас...
     Дядя возбужденно пробежался по комнате.
     - Сейчас совсем другое дело! Мы с тобой видели один и тот же сон.
Значит, либо один из нас  передал  его  другому,  либо  кто-то  третий
истинный хозяин сна. Телепатия или нечто подобное! Лет пять назад я бы
поднял на ноги кучу  энтузиастов,  можно  развернуть  такую  роскошную
серию экспериментов! Где-то моя старая телефонная книжка... Но  почему
"черный"? - перебил сам себя дядя и надолго задумался.
     Медленно прошелся вдоль книжных полок и вытянул том энциклопедии.
Рассеянно листанул, а потом быстро зашелестел страницами.
     - Вот! - хлопнул ладонью по книге. - Смотри - белый  журавль  или
стерх.
     Аршак подскочил к нему и  глянул  на  рисунок.  Большая  красивая
_б_е_л_а_я_ птица, высокая. Совершенно  не  похожа  на  то  несчастное
полураздавленное  существо.  Хотя,  нет,  что-то  общее  есть,   самую
малость, но есть. Но  вот  незадача,  задумался  он,  стерх-то  почему
черный? Черный белый журавль?
     Дядя удовлетворенно потер руки, посмотрел на часы и вздохнул.
     - Пора в эту чертову контору. Значит, так,  я  пойду,  отпрошусь,
ну, часа через два буду дома. Дождись меня.
     И убежал.
     Аршак минуту сидел в легком недоумении. Потом взял  один  листок,
другой - и уже не мог оторваться. Он узнал массу вещей о пирокенезе  и
левитации, о чтении мыслей и самовозгорании предметов, о массированной
высадке  пришельцев  во  все  времена  и  во  все  страны,   узнал   о
таинственных свойствах пирамид, причем нее только египетских...  Время
от времени он отрывал глаза от текстов  и  фотографий,  тряс  головой,
стряхивая наползающую одурь и головокружение. Мир оказался густо набит
загадками и тайнами всех мастей и расцветок. Аршак заподозрил, что все
прочитанное им, дешевая туфта самого низкого качества. Нечто  подобное
он читал в случайных журнальчиках, но сейчас обилие подавляло.
     Бренькнул телефон. Аршак с неудовольствием поглядел  на  аппарат.
Телефон бренькнул снова. Пришлось отложить стопку листков с  описанием
встреч со снежным человеком и идти через  всю  комнату.  Аршак  поднял
трубку. В трубке кто-то сопел. На вопрос  -  кого  надо,  ответом  был
могучий соп. Аршак бросил трубку, выдернул шнур из розетки и повалился
на диван, читать дальше.
     Слабо задребезжали стены. Где-то  рядом  трамвай  проехал,  решил
Аршак,  а  потом  вспомнил,  что  до  ближайшей  трамвайной  остановки
добираться   минут   десять   автобусом.   Стройка   рядом,   наверно,
грузовики...
     Наконец пришел дядя.  Вид  у  него  был  растерянный.  Он  вошел,
несколько раз оглянулся на лестничную клетку, запер  дверь  и  накинул
цепочку.
     Молча разделся, умылся, поставил чайник на  плиту  и  вернулся  в
комнату. К его приходу Аршак успел аккуратно собрать бумаги в папку.
     - Что-то у меня нервы шалят, - вдруг сказал  дядя.  -  В  конторе
звонками достали. Я и был там всего минут  двадцать,  так,  понимаешь,
раз десять звали к телефону. Подхожу, никто не говорит,  а  кто  звал,
уверяет, что просили именно меня. А  сечас  вошел  домой,  чувствую  -
кто-то в карман прямо на ходу лезет. Я - хвать!  Никого!  И  на  улице
рядом ни души. Что-то знобит меня, - жалобно проговорил дядя.
     - Может, вы простудились?
     - Может, - согласился дядя. - Хорошо бы сечас  чайку  и  прилечь.
Хотя нет, надо за  хлебом  сходить.  Схожу  вот  за  хлебом,  а  потом
прилягу.
     - Давайте я сбегаю, - вскочил с места Аршак.
     - Нет-нет, надо еще всякого подкупить, а то потом крику  до  утра
будет.
     На лестничной клетке  громко  хлопнула  дверь,  разом  заговорили
несколько человек, заскрипела выносимая мебель.
     - Соседи переезжают, - догадался Аршак, - помочь надо.
     - Помоги, - вяло одобрил дядя, - только куртку накинь, там  вроде
дождь накрапывает.
     Аршак накинул на плечи дядину  куртку  и  выскочил  из  квартиры.
Соседи действительно переезжали. Грузчики волокли фрагменты  стенки  и
тяжелые короба. Аршаку откровенно обрадовались.
     - Голубчик, - чуть не расцеловала его старушка, - помоги  отнести
в машину ящик со стеклом. Здесь немного, но ведь побьют!
     После ящика настал черед разобранной и проложенной бельем люстры,
а в самом  конце  погрузки  ему  вручили  большую  клетку,  обмотанную
полотенцем. Клетка была тяжела. Когда он водружал ее на сиденье  рядом
с водителем, полотенце немного размоталось, в щели показался  глаз,  а
потом кончик клюва попытался осторожно раздвинуть щель. Но сосед,  уже
стоявший внизу с большой застекленной фотографией в  руках,  прислонил
фотографию к колесу и поправил полотенце.
     - Может поедешь с нами? - спросил старик. - Здесь минут  двадцать
по  проспекту.  Надолго  не  задержим,  помоги   только   со   стеклом
управиться.
     Аршак полез в кузов к грузчикам. Дюжие мужики не обратили на него
внимания.
     Машина тронулась. Забытая рамка с  фотографией  упала  прямо  под
задние колеса, толстые шины проехались по стеклу, ина грязном асфальте
осталась фотография грустного молодого человека  с  четким  отпечатком
шины на лице...

                               ПРЕДМЕТЫ

     Часа через два Аршак вернулся.  Дяди  дома  не  оказалось.  Аршак
прислонился к стене, стягивая кроссовки, и  почувствовал,  как  в  бок
уперлось что-то твердое.
     Из кармана дядиной куртки он извлек ручку  зонтика.  В  маленькой
темной прихожей перламутровые пластинки  засверкали  неожиданно  ярко.
Аршак повертел ручку, полюбовался ею и как  бы  случайно  переложил  в
карман своего кожаного пиджака.
     Несколько минут он бесцельно шлялся по квартире, затем полез  под
нары и достал ящик с  соседскими  вещичками.  Фотоаппарат  забавный  -
сбоку  откидывается  видоискатель,  черная  гармошка  с  притороченным
объективом растягивалась узкими рычагами. Сзади вставлялась кассета  с
пластиной.  Аршак  немного  повозился   с   аппаратом,   складывая   и
раскладывая его. Вскоре Появился Михаил.
     - Жрать ничего нет? - спросил он. - А то  мне  скоро  на  занятия
бежать.
     - Вроде есть, - осторожно ответил Аршак. - Почему ты на  вечернем
учишься?
     Михаил ушел в ванную. Зафырчала вода. Вернулся.
     - Почему, говоришь, на вечернем? - переспросил он. - А что мне на
дневном делать! Сейчас я в лаборатории не расслабляюсь,  ну  и  гроши,
конечно идут, а то от моих дождешься. Потом, смотри, пока  я  работаю,
мне в нашем физинституте  место  греется  потихоньку.  На  дневном  же
распределяться - как бог комиссии на душу положит или  телефон  сверху
брякнет. Усекаешь?
     - Ага, - задумался Аршак.
     Поступать ему было не скоро, хотя это как посмотреть. Да и мать с
Жирайром Аветисовичем ненавязчиво  так  намекают,  что  хорошо  бы  на
строительный   факультет   определиться   и   выправлять   отметки   в
надвигающемся аттестате.  Аршак  знал,  что  у  будущего  родственника
двоюродный брат чуть ли не декан в политехническом, но к  этому  факту
относился сдержанно. Если  очень  припрет,  то  можно  и  в  строители
податься, хотя, конечно, больше хотелось бы на исторический...
     Обнаружив в кастрюле на плите тушеное мясо,  Миша  взял  ложку  и
приналег.
     - Может, разогреешь? - спросил Аршак.
     - Ништяк, в кишке согреется.
     Аршак принялся аккуратно складывать старые вещи со стола в  ящик.
Что-то завернутое в фольгу упало на пол.  В  фольге  оказался  кусочек
мутного стекла, тот, что вчера вызвал у дяди легкое недоумение.  Аршак
взвесил осколок в ладони - тяжелым оказалось стеклышко.
     - Опять с этим мусором возишься? - спросил Миша, входя в  комнату
и облизывая губы, испачканные жиром.
     - По-моему, это не стекло, сказал Аршак. - Тяжелое.
     - А ну!...
     Миша повертел  неправильной  формы  кусок,  размером  с  половину
ладони, посмотрел на свет, глянул сбоку,  царапнул  ногтем  и  покачал
головой.
     - Он лаком покрыт, какой-то умник его в цапон макал.  Где  тут  у
меня растворитель?.. - он полез в письменный стол,  достал  пузырек  и
откупорил. Аршак сморщил нос - вязкий запах ацетона ему  не  нравился.
Миша осторожно капнул на стеклышко,  растер  каплю  кончиком  носового
платка. На поверхности образовалось небольшое светлое пятно.

     - Я же  говорил!  -  Миша  снова  завертел  стекло,  так  и  этак
поворачивая его под разными углами к свету. - Растр,  е-мое,  точно  -
растр!
     - Что?
     - Ну, такие полоски-бороздки, в  голографической  технике  обычно
используется.
     - А-а...
     - Вот тебе и... Ох ты! - Миша выронил стеклышко на диван, тут  же
подхватил и сунул двоюродному брату  под  нос:  -  Смотри,  чертовщина
какая!
     Вначале Аршак ничего особенного не замечал, но по мере того,  как
Миша медленно вращал стеклышко, над  светлым  пятном  возникло  слабое
мерцание, и вдруг прямо  на  Аршака  уставился  огромный  глаз.  Аршак
моргнул, глаз немедленно ответил ему тем же.
     - Зеркало! - догадался Аршак.
     - Похоже, - с большим сомнением протянул Миша, - только я  ничего
не слышал о голографических зеркалах. Вот если бы  там  была  подложка
зеркальная или, скажем... - он задумался.
     - Подумаешь, зеркало! - пожал плечами  Аршак.  -  Я  и  не  такие
голографии видел. Тигран, мой одноклассник,  журналы  однажды  принес,
американские, так там на обложке...
     - Это не то, - морща лоб,  отозвался  Миша,  -  голограмма  может
изобразить предмет, это запросто. Сходи в Политехнический, там  сейчас
выставка  голографии.   Зеркало   можно   сфотографировать.   Но   это
изображение - оптическая иллюзия, понимаешь?
     - Не понимаю.
     - Иллюзия не может работать как оптический прибор.
     - Какой прибор?
     - Ну, ты!.. Упорный. Зеркало - прибор! Или вот  линза.  Будет  ли
голографическое изображение линзы преломлять световые лучи так же, как
линза? Если да, то это круто! Представляешь -  изображение  микроскопа
заменяет   в   натуре   микроскоп,   голограмма   телескопа   заменяет
тысячетонную дуру! Что-то я похожее читал, фантастику, кажется...
     Аршак взял стеклышко и уважительно оглядел его  со  всех  сторон.
Интересное стеклышко, а на вид ничего такого, стекло и стекло.
     - Ну-ка, давай сюда, - распорядился Миша. - Отнесу я это  дело  в
лабораторию, там у нас хороший газовый лазер есть. Давай, давай, а  то
разобьешь.
     - А у меня есть хорошая машинка для  закатывания  губ,  -  заявил
Аршак и сунул стеклышко в карман. Скверно и неблагодарно, конечно,  но
родственник пусть лучше не лезет. Дядя вот собирается ручку  к  своему
зонту  приспособить,  этот  за  стеклышком  потянулся...   Тут   Аршак
вспомнил, что ручка как бы сама собой переместилась к нему в карман, и
устыдился.
     Миша склонил голову на бок и посмотрел на него.
     - Ты чего напрягаешься? Потеряешь ведь!
     - Не потеряю.
     - Да? Ну тогда давай завтра вместе посмотрим.  Приходи  к  нам  в
институт, установку покажу.
     Аршак подумал и согласился. Миша тут же потерял интерес к стеклу,
поднял с пола фольгу, смял и хотел запустить в открытое окно, но замер
с поднятой рукой.
     - Ты чего? - снова насторожился Аршак.
     Миша разжал ладонь, оценивающе покачал комок в пальцах, сунул его
в карман и... захихикал.
     - А вот металльчик этот я завтра взвешу. Тяжел, собака, а по виду
вроде алюминий. Усекаешь?
     - Не усекаю.
     - Похож на алюминий, но не алюминий, да еще тяжелый. Скорее всего
- платина, - назидательно сказал Миша.
     Ашак равнодушно кивнул. Ему  было  неловко.  В  кармане  рядом  с
ручкой лежит интересное стеклышко. Ручка, правда, интереснее.  И  если
дядя попросит вернуть... Ну, можно будет договориться: стекло  ему,  а
ручку себе оставить. В конце концов ящик-то ему подарили.
     - Папа уже хвастал сокровищами? - Миша  легонько  пнул  отцовскую
папку, которой днем зачитывался Аршак.  Распахнул  шкаф.  Но  пока  он
впихивал папку на  место,  вывалились  еще  две,  а  потом  посыпались
альбомы, картонки, стопки каталожных карточек.  Миша  громко  произнес
несколько страшных ругательств, вздохнул и  присел  перед  безобразной
кучей.
     - Помочь?
     - Еще спрашиваешь!? - с этими словами Миша взял альбом, раскрыл и
заулыбался. - Ты смотри, сохранился. А я думал, мать все истребила.
     Альбом  для  рисования  был  изрисован  человечками,  зверушками,
симпатичными многоголовыми дракончиками, радужными лягушками и  прочей
веселой чертовщиной.
     - Это папашка мне в детстве сказки рисовал, - пояснил Миша. - Сам
сочинял, сам рисовал.
     В другом альбоме  зверушки  были  не  очень  симпатичными.  Волки
скалили зубы. Драконы отъедали друг другу головы. Отвратительного вида
Змей Горыныч  с  подвешенными  под  крыльями  ракетами  пикировали  на
ковер-самолет, на котором Василиса Прекрасная жалась к Ивану Царевичу,
молодецки палящему в окаянного Змея из ручного пулемета.
     Перевернув страницу,  Аршак  увидел  неприятную,  во  весь  лист,
физиономию усатого типа, по всему видать - злодея.
     - А это Кошкодав-Ракоед, волшебник, - сказал Миша.
     - Мерзкая харя. Злой, конечно?
     - Не злой и не добрый. Глупый.  Точно  не  помню,  его,  кажется,
всегда губила жадность. А может, его Кошкоед-Ракодав звали? Все сказки
забыл.
     Потом они сложили альбомы и остальные бумаги в шкаф,  и  вовремя,
потому что пришла тетя Зина. Не успев раздеться, она учинила допрос  с
пристрастием, на предмет выяснения - где дядя, почему  его  нет  дома,
почему не был в магазине и вообще, сколько она может надрываться?!
     Миша посмотрел на Аршака.
     - Дядя плохо себя чувствовал... - начал Аршак и осекся.
     И впрямь, если дядя заболел, то куда же он делся?  Аптека  рядом,
магазин тоже недалеко, его нет уже давно.
     Тетя Зина прошлась по квартире тигровым шагом, уронила  что-то  в
большой комнате. Потом она  долго  говорила  по  телефону,  кажется  с
подругой,  изливая  свои  мрачные  подозрения   относительно   дядиных
похождений.
     - Куда же он делся? - озадаченно спросил Миша.
     Аршак ничего не ответил. Он не знал, куда делся дядя, и не  хотел
ко всему еще совать пальцы в семейные жернова. На вопрос Миши он пожал
плечами и подошел к окну.
     Небо ощутимо наливалось сумерками, пыльный ветер стих, закапало.
     У монументальной  стены,  что  напротив  дома,  стоял  человек  и
глядел, как показалось Аршаку, в их окно. "Может, это дядя ждет,  пока
тетя уйдет", - подумал Аршак, но тут же  понял,  что  ошибся.  Человек
подошел  ближе  -  и  напомнил  только  что   увиденного   в   альбоме
Кошкодава-Ракоеда: такие же топорщившиеся усы на полщеки и  неприятное
лицо. Хотя нет, решил Аршак, похожи только усы.
     Неприятный  незнакомец  подошел  почти  к  самому  подъезду.   Он
действительно смотрел к ним в окно и сейчас уперся тусклым взглядом  в
Аршака. Аршак вздрогнул. Незнакомый человек оглянулся  по  сторонам  и
быстро вошел в подъезд.

     Аршак был уверен, что через несколько секунд раздастся  звонок  в
дверь,   объявится   этот,   Кошкодав-Ракоед,   и   начнутся   большие
неприятности. Но медленно прошла минута, другая,  третья...  Никто  не
звонил. Неприятности отменялись.
     Миша  включил  телевизор,  потом  глянул  на  часы,  выключил   и
заметался по квартире, собираясь на занятия.
     - Привет! - крикнул он, - Скоро увидимся!
     Аршак постоял у окна и понял, что  дома  ему  делать  нечего.  Из
комнаты доносился рокот тети Зины, она вела фронтальный опрос знакомых
и родственников, интересуясь местонахождением дяди, а узнав,  что  его
нет, высыпала на собеседников весь комплект проклятий и  жалоб.  Лучше
пойти прогуляться, пока дождь не разошелся, а тетя не сообразила,  что
под боком есть человек, которому можно обрыдать жилетку.
     Он вышел на лестничную клетку, постоял у двери, прислушиваясь.  В
пролетах было тихо, откуда-то сверху приглушенно  загавкала,  а  потом
завыла собака.
     Аршак вздохнул и пошел во двор.
     Прошелся по детскому городку, влез на мостки, попрыгал  и...  под
ногами что-то булькнуло. Сунул руку в карман - в непонятно когда и как
возникшую дырку провалилось стеклышко, упало меж  бревен  и  кануло  в
мутной воде. Судя по всему, здесь было неглубоко, круги разбегались  у
сваи, сюда, значит, бултыхнулось. Но вода, грязная  и  покрытая  слоем
ряски, выглядела противно. Дождь смоет ряску, решил Аршак,  а  глубина
здесь еле-еле по пояс, потом пошарю.
     И пошел обратно.
     Он шел вдоль стены, все  убыстряя  шаг  -  дождь  усилился.  Двор
опустел. Длинная, метров в сто стена тянулась почти через  весь  двор.
Из-за  стены  противно   воняло   нитрокраской.   Несколько   раз   он
оборачивался. Пусто, никого нет, хотя пару раз  ему  слышались  чьи-то
шаги.
     И вот, когда он почти уже дошел до края и сворачивал к  подъезду,
словно холодные пальцы вдруг на мгновенье схватили его сзади за шею.
     Он вскрикнул, но захлебнулся собственным криком.
     И в следующий миг пропал.

                                МЕЧТА

     Все было сжато, скомкано. Невозможно вздохнуть. Ничего не  видно,
не слышно, и нельзя даже застонать. Словно огромный гвоздь пронзил его
и шляпкой придавил. Так было долго.
     Потом гвоздь  выдернули,  и  он  почувствовал,  как  возвращается
дыхание, шевелятся пальцы,  в  полном  мраке  возникли  и  затрепетали
светящиеся размытые круги.
     Аршак громко чихнул и раскрыл глаза.
     Он  находился  в  абсолютно  незнакомом  месте.  Обвел   взглядом
помещение, вскочил с кресла и снова упал в него.
     Большая комната... Да это и не комната вовсе!
     Со всех  сторон  глядели  дисплеи,  дисплейчики  и  дисплеища  до
потолка, странные приборы с разноцветными бегающими огоньками,  сверху
нависали  ребристые  светящиеся  трубы...   У   центрального   экрана,
усеянного яркими неподвижными точками ("Звезды!" -  догадался  Аршак),
располагался огромный... штурвал, а рядом, на стене,  почти  таких  же
размеров нелепый рубильник.
     Аршак вдруг понял, что находится в  командной  рубке  звездолета.
Тут его блуждающий взор остановился на кресле напротив и  обнаружил  в
нем человека в блестящем обтягивающем комбинезоне. Сначала он не узнал
его, но эти усы торчком...
     - Извини   за   столь   бесцеремонное   обращение,   -   произнес
Кошкодав-Ракоед густым басом, - но срочные обстоятельства вынуждают, -
и он сделал изящный жест рукой. - Ваша планета, ваша дорогая  Земля  в
очень большой опасности, и ты, только  ты  можешь  отвратить  злую  ее
погибель.
     Где-то в районе  желудка  у  Аршака  начал  раздуваться  огромный
сияющий пузырь, в голове зашумело и словно эхом  сладко  отозвалось  в
ушах: "...ты, только ты... ты... ты..."
     Он невольно выпрямился в кресле и сел  по  стойке  смирно.  Аршак
сразу же поверил усатому, не мог не поверить. Действительно,  оказался
здесь непонятно как, приборы, экраны... словно в кино... правда, этот,
напротив, не очень симпатичен, но кто сказал, что все  злодеи  обязаны
иметь одно страшное лицо?  Вот,  скажем,  Жирар  Аветисович,  тоже  не
красавец и даже наоборот, хотя, при всем сложном к нему отношении надо
признать,  что  вполне  приличный  человек,  только  зануда,  а  самая
обаятельная девушка в классе не злая дура, а, как  ни  странно,  очень
хороший человек, всякое бывает.
     - Что я должен делать? Я... я... обязательно,  -  пролепетал  он,
распираемый гордостью, а сидевший напротив Кошкодав-Ракоед великодушно
махнул рукой.
     - Верю тебе, мой мальчик! Ты справишься, и даже более того, -  он
задумчиво  огладил  один   ус,   второй,   отчего   они   еще   больше
растопырились, и продолжил: - Именно ты и никто другой, кроме  тебя...
Но для этого необходимо срочно, сейчас и прямо здесь...
     Он заметно волновался, несколько  раз  вставал,  садился,  сопел.
Наконец, решившись, сцепил коротенькие толстые пальцы и закатил глаза.
     - Ты даже не представляешь, как велика опасность,  -  значительно
произнес он и вперил взор в Аршака. - Настолько велика, что я не  могу
объяснить тебе, даже намекнуть не имею права. Но ты, храбрый  мальчик,
спасешь вашу старушку Землю, не так ли?
     Странный разговор начал немного удивлять Аршака, по книжкам и тем
немногим глупым фильмам, которые он видел, контакт с иной цивилизацией
представлялся не так. Впрочем, об иной цивилизации речи уже  не  могло
идти. На  штурвале  он  разглядел  слова,  написанные  вполне  земными
буквами: "Только вперед!"
     Память  услужливо  подбросила  незатейливые  сюжетики  о  машинах
времени,  завязнувших  в  глубинах   веков,   о   звездных   кораблях,
оказавшихся в прошлом из-за временных,  гравитационных  и  прочих,  не
менее коварных ловушек. Вполне  могло  случится  так,  что  в  далеком
будущем Земле грозит некая опасность, а он, Аршак, и есть  именно  тот
самый спаситель. Может, его вычислили, и вот снаряжается экспедиция...
     - Я готов!
     - Спасибо. Рад  за  тебя,  но...  -  собеседник  прикрыл  ладонью
неприятные свои глаза и надолго задумался. - Все не так просто. Ты  не
поверишь, но я не могу сказать, что от тебя требуется, и  написать  не
могу, даже громко подумать, и то опасно. Тут, знаешь, много  охотников
найдется... - он снова закатил глаза  и  застыл  вдруг,  вперившись  в
потолок.
     Аршак  тоже  посмотрел  вверх  и   заметил   среди   разноцветных
светящихся труб небольшое  пятно.  Пятно  быстро  темнело  на  глазах,
сорвавшаяся капля упала ему на руку.  Резко  запахло  бензином.  Аршак
растер каплю.
     - Так я и знал, - огорченно покачал  головой  Кошкодав-Ракоед.  -
Подожди немного, я сейчас  устраню...  небольшую  аварию,  -  с  этими
словами он подскочил к тяжелому  квадратному  люку,  тронул  блестящую
пластинку, люк отъехал и  он  скрылся  в  коридоре.  Аршак  успел  там
заметить ряды приборов, экранов и всего остального,  подобающего  быть
на звездолеты или, в крайнем случае, в машине времени.
     Скорее всего, если судить по  звездам  на  экране  и  решительным
девизом на  штурвале,  это  был  именно  звездолет.  Аршак  задумался,
соображая, в какой галактике он сейчас находится, в какую чертову даль
их занесло? Приятный озноб пробежал по спине.
     Между тем  кабина  звездолета  на  глазах  непонятно  изменялась.
Огоньки медленно тускнели, экраны и дисплеи стали гаснуть, изображения
на них поблекли и застыли. Аршак вскочил с кресла и отбежал к  стене."
Аварию не удалось устранить,  -  мелькнула  тревожная  мысль,  -  надо
бежать на помощь". Но  он  не  знал,  куда  бежать  и  что  делать,  и
испытывал жгучий стыд оттого, что сейчас, сию минуту,  пока  он  здесь
глупо таращится по сторонам, экипаж  истекает  кровью,  сражаясь  с...
чем-то! А что-то уже проламывается сквозь коридоры  и  отсеки,  сметая
переборки, и сейчас ворвется сюда.  Аршак  покрепче  уперся  в  стену,
готовясь в прыжке ударом ноги встретить неведомого  врага.  За  спиной
зашуршало,  он  почувствовал,  что  упирается  не  в  жесткие  выступы
ребристых устройств, а ровную поверхность.
     Он резко обернулся. Стена  претерпела  удивительную  метаморфозу:
приборчики, экраны, ручки и  лампочки  словно  выцвели  и  сплющились,
часть приборной панели, на которую он опирался, прогнулась  внутрь,  и
сбоку образовалась щель.
     Не веря своим глазам, Аршак засунул в щель пальцы и дернул панель
на себя. С противным бумажным шелестом осыпались  песчинки,  и  в  его
руке оказался кусок обоев с  некачественно  отпечатанным  изображением
приборов,  экранов...  Сорванная  полоса  бумаги   обнажила   бетонную
щербатую стену в ржавых потеках и пятнах.
     Аршак окаменел. Потом рванул соседнюю полосу, другую... Они легко
отрывались  от  стен,  падали,  сворачивались.  Через   минуту   Аршак
копошился на полу, высвобождаясь из вороха  бумажных  змей,  а  когда,
разорвав путы, поднялся, весь в пыли и  ошметках  высохшего  клея,  то
обнаружил себя в мрачном подвале с нависающими  над  головой  грязными
трубами, откуда капала остро пахнувшая жижа. Бетонные  стены  освещала
слабая,  пропадающая  в  переплетении  чугунных  труб   и   сочленений
лампочка.  Квадратный  люк  оказался  квадратной  же  дверью.  Исчезла
сверкающая пластинка, а на ее месте возник большой  амбарный  замок  с
торчащим из него ключом, замок висел в одной петле, а обитая  цинковой
жестью дверь была слегка приоткрыта.
     Звездолет   сгинул   бесследно.   Аршак   поднял   кусок   обоев,
изображающий небольшой дисплей; рядом кнопки, ручки, клавиши  -  такие
же фальшивые. Перевернул - толстый слой отстающего кусками  клейстера,
рыхлая бумага, расплющенный таракан.
     Он медленно обвел глазами подвал. На стене белой краской грубо, с
кляксами выведен знакомый уже призыв: "Только вперед!". Аршак плюнул в
нарисованный дисплей, скомкал обрывок и запустил его в надпись.
     Дверь скрипнула. Аршак замер, затем осторожно пошел вдоль  стены,
остановился у двери, прислушался.  Тихо.  Только  где-то  далеко  вода
журчит. Заглянул в щель - чернота.
     Наконец, решился и потянул дверь на себя.
     В проеме стоял Кошкодав-Ракоед  в  кургузом  пиджачке,  полосатых
брюках и в киргозовых сапогах, заляпанных глиной.  Нехорошо  улыбаясь,
он цепко ухватил Аршака за ухо и притянул к себе.
     - Ты куда собрался паршивец? - просипел он.
     Хватка  у  злодея  оказалась  крепкой.  Аршак   некоторое   время
упирался,  но  вырваться  не  удалось.  Хитрый  прием  с  подсечкой  и
завершающим ударом в  пах  не  прошел.  Кошкодав-Ракоед  вывернулся  и
вмазал коленом прямо под копчик. Аршак взвыл.
     И вот  теперь  его,  обманутого  и  ничего  не  понимающего,  как
последнего  сопляка  тащили  за  руку  по  каким-то   темным   пыльным
коридорам, лестницам и переходам, спускаясь все ниже...
     После грубого толчка в  спину  он  влетел  в  маленькую  комнату,
обитую  коврами.  Ноги  завязли  в  густом  длинном   ворсе,   и   он,
споткнувшись, повалился на длинную узкую  тахту.  Перед  тахтой  стоял
невысокий расписной восточный столик с гранеными стаканами,  огрызками
и окурками. Аршак высмотрел среди грязных тарелок вилку, схватил ее и,
выставив ее перед собой, прижался к стене.
     Не обращая на него внимания, Кошкодав-Ракоед  прошел  к  столику,
пошарил в окурках, вытянул один, понюхал и, сунув в рот, сжевал.
     Сглотнув,  он  осоловело  посмотрел  на  своего  пленника,   сел,
скрестив под собой ноги,  на  ковер  и,  пробормотав:  "Храпнуть  пару
минуток, что ли", - брякнулся набок и захрапел. В ту же секунду  Аршак
почувствовал, как его неудержимо тянет спать и, хотя внутренний  голос
кричал: "Беги, беги!" - он неожиданно для себя  растянулся  на  тахте,
сунул вилку под валик и провалился в сон.
     Снов, правда, не видел. Было тягостное, оцепенелое состояние,  не
дремота и не бодрствование, а просто мозги не работают, голова  словно
распухла неимоверно, как воздушный шар, и  кто-то  холодными  пальцами
перебирает в ней, ковыряется, ощупывая, разыскивая...
     Аршак открыл глаза. Над ним стоял,  зевая,  Кошкодав-Ракоед  и  с
неодобрением разглядывал вилку. Бросил ее на ковер, а заметив движение
на тахте, наступил ногой.
     Аршак вскочил. В глазах поплыло, и он снова упал на тахту.
     - Проголодался, бедняжечка? - участливо спросил  Кошкодав-Ракоед.
- Кушать хочешь, да?
     - Нестерпимо хотелось  есть,  но  Аршак  ничего  не  ответил.  Не
понимая,   что   происходит,   он   ожесточился.   Грубый   обман   со
звездолетом... Нет, даже не грубый, а глупый! Тогда он  был  готов  на
все ради этого... спасителя Земли! Но закапало сверху,  и  на  тебе  -
драные обои! Может, его похитили ради выкупа? Мать  рассказывала,  как
недавно украли жену директора ресторана, а потом,  когда  он  заплатил
похитителям,  ее  вернули  по  частям,   посылками.   Правда,   вскоре
выяснилось, что похищение организовал  сам  директор,  решивший  столь
сложно избавиться от жены. Но кому мог понадобиться он, школьник,  сын
небогатой служащей?
     Затем  пришли  иные  догадки.  Например,  его   похитили,   чтобы
разобрать на запчасти - сердце отдельно, печень отдельно... Или  кровь
выкачают досуха. Слухи  и  сюжеты  завертелись  в  голове,  но  ничего
путного в осадок не выпало. Наконец он  сообразил,  что  если  никаких
звездолетов в помине не было, то далеко утащить его  не  могли.  Стало
быть...
     - Вы не знаете мою тетю, - угрожающе сказал он Кошкодаву.  -  Она
сейчас всю московскую милицию на ноги поднимает.
     - На здоровье, - благодушно  отозвался  Кошкодав-Ракоед,  пошарил
под столом, достал оттуда летнюю милицейскую фуражку и напялил  Аршаку
на голову. Кривляясь, отдал честь, содрал с него фуражку и водрузил на
себя.
     - Мне больше идет!
     - А мой дядя, - растерянно начал Аршак, - лихорадочно  соображая,
что такого сказать угрожающего про своего родича, - мой дядя...
     - Дядя, дядя, - гнусаво  передразнил  Кошкодав-Ракоед.  -  Что  -
дядя? Испугал ты меня, сейчас с перепугу умру.  Идем,  я  покажу  тебе
твоего дядю!
     И с фуражкой на голове вышел из комнаты.  Аршак  не  пошевелился.
"Долго я ждать буду?!" - громыхнуло в коридоре.
     Мальчик пожал плечами и пошел к двери.

                                 ДЯДЯ

     Кошкодав-Ракоед  опять  вел  его  по  узким  коридорам,  винтовым
лестницам и тесным проходам. То он хватал за руку и тащил едва  ли  не
волоком, то отпускал, и Аршак, чтобы не упасть, почти бежал по крутому
пандусу.
     Перед   решеткой   из   толстых,    фигурного    литья    прутьев
Кошкодав-Ракоед остановился, пошарил в карманах,  ничего  не  нашел  и
грязно выругался. Потом хлопнул  себя  по  лбу  так,  что  милицейская
фуражка слетела  с  головы  и  покатилась  по  коридору,  скрывшись  в
полумраке за поворотом. С потолка сорвалась летучая мышь и устремилась
за исчезнувшей фуражкой. Кошкодав-Ракоед запустил руку за голенище и с
торжествующим рыком вытащил алюминиевую помятую ложку.
     Он осторожно ввел ее в огромную замочную скважину, двинул  вверх,
вбок. Замок каркнул, решетка со страшным грохотом слетела с  петель  и
рухнула а бетонный пол, подняв кучу пыли. Кошкодав-Ракоед подбоченился
и горделиво посмотрел на Аршака.
     - Каково, а?! - вскричал он и, схватив за руку, повлек за  собой.
- Только вперед!
     Пробежав коридор до конца, он остановился  у  двери  с  небольшим
окошком в форме сердечка и повернул назад, считая вслух боковые  ниши.
У третьей или четвертой  ткнул  пальцем  в  нишу  и,  громко  сказав:"
Здесь", - шагнул в нее, потянув мальчика за собой.
     Аршак зажмурил глаза,  ожидая  удара,  но  услышал  только  треск
разрываемой бумаги. Обман, и здесь обман. Стены ниши  были  из  обоев,
раскрашенных под бетон.
     - Вот твой дядя! - резанул  по  ушам  голос  Кошкодава,  холодные
пальцы взяли его за шею и повернули голову.
     Большая комната, почти зал. Много старого хлама, на  ошкрябанном,
без одной ножки рояле груда  битых  стульев,  сложенных  пирамидой,  в
одном углу - гора из диванов с раскуроченным нутром, в другом - стопки
книг с красными корешками. В центре  зала,  среди  мусора  и  обрывков
газет стояли... нары! Похуже, чем сооруженные дядей - гораздо длиннее,
из грубых, неструганных досок. Дядя лежал на первом этаже с  закрытыми
глазами и  крутил  пристроенные  к  краю  нар  велосипедные  педали  с
зубчатым колесом цепной передачи.  На  верхнем  этаже  стояли  пузатые
бутыли с мутной жидкостью, а когда Аршак пригляделся, то его  замутило
- одна трубка влезала дяде в  ноздрю,  вторая  заканчивалась  иглой  и
упиралась в вену, третья...
     - Что вы с ним делаете?! - закричал Аршак и бросился к дяде.
     Дядя лежал тихо; грудь мерно вздымалась, он спал и спал спокойно,
легкий румянец и слабая улыбка,  а  вовсе  не  искаженное  страданиями
лицо. Возможно, он видел приятные сны.
     - Твой дядя спит, - мягко,  вкрадчиво  заговорил  Кошкодав-Ракоед
немного изменившимся голосом, - и будет спать долго, очень долго,  так
долго, сколько захочет. Питательного раствора хватит хоть на сто  лет,
и здоровье у него выправится без стрессов  и  общепита,  со  временем,
разумеется. Ты думаешь, он спит? Нет, он живет, он живее всех нас, как
бы живых, включая тебя и меня. Он видит сон и  будет  жить  в  нем  до
скончания времен, а если пожелает, то и дольше, он может растянуть сон
а века, тысячелетия, миллионы веков - секунды сна так длинны!  Это  ты
сейчас стоишь в грязной каморке с сопливым носом, а  твой  дядя  ведет
свои верные  легионы  на  штурм  вражеских  цитаделей  наслаждается  с
прекрасными наложницами,  умными  и  кроткими,  почитающими  за  честь
служить ему телом и мыслью; а может,  сейчас  он  созидает  прекрасные
светлые города, полные счастья  и  качественной  еды,  обители  мирных
ремесленников, убежища мудрецов и поэтов, хранителей тайны  и  веры...
Не ошибусь, и трижды  не  ошибусь,  если  скажу,  что  в  дерзновенной
прихоти своей он может обратить мир в прах, а  прах  сей  развеять  во
мраке абсолютной ночи небытия. Возможно, а значит - так  оно  и  есть,
сейчас он измышляет немыслимое, а верные слуги и  соратники  готовы  в
тот же миг воплотить волю его в деяние неотвратимое  и  ослепительное,
залить мироздание кровью  или  шампанским...  как  кости  лягут!  -  и
никогда не испытает он скуки и пресыщения, век его избыточен  и  ярок,
цвет красок сочен, а вкус плодов изыскан...
     Аршаку стало страшно. Спящий дядя напугал  его  больше,  чем  вся
темная и непонятная круговерть, случившаяся с ним до этой встречи.
     - Вы что, спросил он не оборачиваясь, - на игле его держите?
     - Фи, как грубо и неэлегантно! Игла и все такое - это ваши  милые
нехитрые забавы. Подумаешь, много ума надо - тешить себя  алкалоидами.
Нет, дорогой  ты  мой  мальчишечка,  твой  дядя  живет  полнокровно  и
полноценно, все как полагается,  без  фуфла  и  дешевки.  И  удел  его
завиднее твоего,  ибо,  узнай  же,  упрямец,  тебя  ждут  мытарства  и
хлопоты,  а  счастливый  брат  твоей   матери   восседает   на   троне
возвышенном, и мир у ног его, что половая тряпка, сильные мира сего  -
персть земная... Узнай же и трепещи - твой дядя -  король  Аэндора!  И
это лучшая участь из всех!
     Аршак очумело слушал напыщенные излияния Кошкодава, перед глазами
все поплыло, закачалось. Он затряс  головой,  приходя  в  себя.  "Надо
спасать дядю" - мысль не успела оформиться, как он оказался  у  нар  и
затряс спящего:
     - Вставайте дядя, немедленно вставайте! - а за спиной трепыхалось
хихиканье.
     - Да что же  вы,  дядя!  -  рассвирипел  Аршак.  -  Пока  вы  тут
тащитесь, вас тетя, наверно, по моргам обыскалась!
     При упоминании тети  по  безмятежному  лицу  дяди  прошло  легкое
облачко, но тут же  рассеялось,  и  благостная  улыбка  снова  тронула
уголки губ.
     - Ты и впрямь хочешь его разбудить? - удивился голос за спиной. -
Ну как знаешь.. Только отойди подальше, мало ли что!
     Дядя перестал крутить педали и задышал сильнее. Минуты через  две
он громко всхрапнул и открыл глаза.
     - А, это ты, - только и сказал он, увидев племянника.
     - Вставайте, дядя, - вцепился ему в  плечо  Аршак,  -  тут  такие
дела...
     - Какие дела?  -  чуть  громче  произнес  дядя,  но  с  места  не
двинулся. - Какие _т_у_т_ могут быть дела? Не преувеличивай.
     Аршак чуть не всхлипнул, но сдержался и торопливой  скороговоркой
рассказал ему о передряге, в которую попал после дядиного исчезновения
из дома. Дядя спокойно выслушал, помолчал и невпопад ответил:
     - Да-да, конечно  -  потом  сдвинул  брови  и  забормотал  что-то
невнятное, медленно закрывая глаза.
     Сообразив, что дядя вырубается, Аршак озверел и, подобрав с  пола
большую щепку, сунул ее в зубчатое колесо. Цепь дернулась и встала,  и
дядя замер в нелепой позе опрокинутого велосипедиста.
     - Ну, что ты от меня хочешь?! - страдальчески сказал он. -  Дайте
хоть минуту покоя. Да что же это в самом деле за жизнь!
     - Дядя, очнитесь! - закричал Аршак. - На вас  глюки  наводят,  вы
тут совсем скорчитесь, вставайте, дядя!
     - Как громко ты кричишь,  -  поморщился  дядя,  но,  к  удивлению
племянника, поднялся на локте, потирая затылок.  Тонкий  хлорвиниловый
шланг неприятно тянулся из носа, но он не обращал на него внимания.  -
Итак, что хорошего ты собирался мне сказать?
     Аршак растерялся.  Вместо  того,  чтобы  объяснить,  _ч_т_о_  _и_
_п_о_ч_е_м_у_  происходит,  как-то  вмешаться  в  события,  прийти  на
помощь, в конце концов, дядя вел себя  самым  предательским  и  подлым
образом. "Да и  дядя  ли  это,  -  вдруг  похолодел  Аршак,  -  может,
подсунули куклу или там артиста? Но зачем, для чего?"
     - Ничего хорошего, я так понимаю, ты мне говорить не собираешься,
- интонации дяди неуловимо напоминали голос Кошкодава-Ракоеда, - и это
понятно. Ничего хорошего там, где ты сейчас находишься, нет. Не было и
не будет. Аминь! С меня хватит! Всю жизнь я был не на своем месте и не
со своими людьми. Всю жизнь мне доказывали, что  я  говно,  и  кормили
говном, уверяя, что это лучший в мире харч в лучшей из стран.  Пропади
все пропадом, я возвращаю билет, можете им свободно подавиться. А если
будет приставать эта скандалезная стерва, так ей и скажи:  дядя,  мол,
шлет вам поклон и того же желает, и пусть она сдохнет от злости. Ты за
меня не бойся, и за себя не бойся, тут все совсем другое и всем хватит
места. Это не наркотики, не фантоматы Лема, не слег  Стругацких...  Не
читал? Поищи в моих книгах, а еще лучше выброси все во двор  и  сожги.
Все сожги! Ты хороший мальчик, но даже всей твоей  заботы  не  хватит,
чтобы одолеть тошнотворность бытия.
     - Дядя, вы заболели, - шепотом сказал Аршак, - пойдемте домой.
     - Заболел, - согласился дядя, - но домой  не  пойду.  И  тебе  не
советую.
     - Вам здесь плохо будет, это же помойка какя-то...
     - Помойка? Славно! Значит, здесь я как раз на своем месте, потому
что место разумному человеку - клоака. Я и так всю жизнь был по уши  в
дерьме, и теперь вот в дерьме - но удовлетворен абсолютно. Улавливаешь
разницу? Нет? Ну и ничего страшного. Меня съели. Точка. Крепко обнимаю
и целую. С этими словами дядя собрался было лечь снова, но вдруг глаза
его блеснули:
     - А ты уходи отсюда, уходи,  здесь  тебе  не  место...  -  и  тут
неожиданно прижал палец к губам.
     Аршак склонился к нему, и дядя еле слышно прошептал:
     - Выпусти птицу, выпусти птицу...
     Потом улыбнулся, выдернул щепку из зубчатки, лег, закрыл глаза  и
нажал на педали. Аршак попятился и сел  на  клавиши  разбитого  рояля.
Вовремя отскочил - рояль  медленно  повалился  набок,  пирамида  битых
стульев с грохотом осыпалась. Дядя даже не вздрогнул.
     В коридоре мальчик прислонился к стене и закрыл глаза. Пусть  его
бьют ногами, но он шага не  сделает,  пока  этот  мерзавец  усатый  не
объяснит, что от него хотят и зачем мучают дядю. Кошкодав-Ракоед навис
над ним, сочувственно сопел и молчал.
     - Что вы от меня хотите? - выдавил из себя Аршак, когда  молчание
стало невыносимым, а сопение отвратительным.
     - Сущей ерунды, - бодро ответил  Кошкодав-Ракоед,  -  даже  менее
того. Я тебе при случае объясню. Сейчас не  получится,  слишком  много
стен, понимаешь?  Впрочем,  если  тебе  невтерпеж,  пойдем,  присядем,
поговорим.
     Он легонько  подтолкнул  мальчика  вперед,  и  они  двинулись  по
коридору. Аршак оглянулся на нишу. Там оставался дядя, но он готов был
поклясться, что если вырваться из липких холодных рук злодея  и  снова
заглянуть туда, то там не  окажется  ни  дяди,  ни  нар,  ни  шлангов,
свисающих к дяде, а возникает нечто другое, ужасное...
     Аршак вырвал руку и  бросился  обратно.  С  разгона  он  чуть  не
проскочил нужную нишу, крутанулся и почти упал в разодранный проем.
     Все оставалось на своих местах - дядя спал, но и  во  сне  крутил
педали, а в сосудах медленно всплывали пузырьки.
     - Не веришь? - раздался голос над ухом, и холодные  пальцы  снова
коснулись шеи. - И правильно. Не верь никому, не верь  увиденному,  не
верь и мне. Потому что правда только одна: истинный король  Аэндора  -
ты!
     В следующий миг грязные  стены  задрожали  и  рассыпались,  исчез
глупый рояль, хлам, мусор, исчез дядя и нары. Исчезло все.

                               ИЛЛЮЗИЯ

     Потолок был расписан небом.  Аршак  сидел  на  высоком  троне,  и
держал в руке  сияющий  жезл  абсолютной  власти.  Трон  возвышался  в
огромном  зале,  стены  его  терялись  вдалеке.  Зеленый,   выложенный
малахитом пол украшала золотая роспись. Каждый  день  ее  истаптывали,
стирали тысячи, десятки  тысяч  ног  придворных,  и  каждую  ночь  пол
искусно разрисовывали заново, никогда не повторяя рисунок.
     Он знал, что каждое его слово, даже не слово, а мысль, и даже  не
мысль,  а  тень   мысли   приведут   в   движение   бесконечные   ряды
разнообразнейших существ, выстроившихся там, внизу. И еще он знал, что
достаточно пожелать - сгинут, расточатся и  они,  а  воля  его  станет
самодовлеющей и самореализующейся силой, не нуждающейся в  посредниках
и исполнителях. А пока...
     "Надо искать!" - подсказал кто-то невидимый почти неслышно. И  он
взмахнул жезлом - "искать всем!". Ряды смешались, закрутился небольшой
смерч, и вскоре никого  не  осталось  на  малахитовом  полу.  "Но  что
искать?" - задумался было он, но голос  укоризненно  шепнул:  "Владыке
Аэндора не подобает вопрошение".
     И тогда он ощутил в себе Знание, а когда перед внутренним  взором
вдруг  появилась  сияющая  радужная  пелена,  тот  же  голос  уже   не
вкрадчиво, а скорее испуганно, громко сказал: "Ах ты, черт, не с  того
конца..." - и снова прикосновение холодных пальцев.
     Он стоял, тупо уставившись на дядю, а дядя медленно  крутил  свои
педали.
     - Вот ведь какая незадача, - сказал  Кошкодав-Ракоед,  выталкивая
его в коридор. - Пока все не объясню - проку от тебя никакого, а  если
сказать - будешь знать слишком много даже для покойника.
     С этими словами он перешагнул через поваленную решетку, задел ее,
чуть не упал  и  выругался.  Аршак  заметил,  кирзовые  грубые  сапоги
исчезли, а взамен появились остроконечные  лакированные  туфли.  Мятый
кургузый пиджак несколько вытянулся, потемнел,  а  полоски  на  брюках
стали мельче.
     Они вернулись в ковровую комнату. Кошкодав-Ракоед сел на тахту  и
задумался.
     - Есть некий предмет, - сказал он, значительно  подняв  палец,  -
который очень нужен. Тебе  он  совершенно  ни  к  чему.  Ты  сейчас  в
некотором затруднении. Но можешь вполне помочь себе, если поможешь мне
найти его. Я не могу сказать,  -  с  этими  словами  он  огляделся  по
сторонам, сунул голову под тахту, - что это за предмет. А когда ты сам
догадаешься, лучше помалкивай и без радостных воплей  тихонечко  отдай
мне. Или просто скажи, где он. Только тихо, никакого шума,  понимаешь?
А то есть всякие...
     - Кто? - спросил Аршак.
     Враги Кошкодава могли оказаться полезными. Если  не  помогут,  то
хоть не навредят.
     - Есть тут... рядом, неподалеку...
     И тут Аршак понял, что надо бежать. Немедленно, сию минуту,  пока
этот бельмастый злодей не догадался, что искомый  предмет  в  кармане.
Радужное  сияние  в  снах,  которые   наводил   Кошкодав,   подсказало
единственный ответ: перламутровая ручка от зонтика -  чем  бы  она  ни
была на самом деле - волшебной палочкой хотя бы - вот зачем охотятся!
     Он вспомнил, что в  видении  Аэндорского  трона  жезл  абсолютной
власти излучал такое же разноцветное сияние, как пластинки на ручке, и
светящиеся пятна так же меняли очертания.
     Аршак  уже  не  гадал,  что  за  чертовщина  невероятная  с   ним
происходит и кто такой Кошкодав-Ракоед - пришелец,  шпион  или  злодей
местного производства. Главное теперь  выбраться  из  этой  западни  и
добежать до ближайшего отделения милиции или в  крайнем  случае  -  до
тети.
     Он вспомнил, как скрутило его у стены, напротив  дома,  у  глухой
высокой стены, за которой погромыхивала стройка.  Интересно,  что  там
строят и не туда ли его затащили, стукнув  предварительно  по  голове?
Может, все это ему мерещится: подобрали у стены, привезли в  психушку,
тут глюки и пошли один за другим, да так связно... Нет, бежать, бежать
отсюда!
     Аршак подобрался к двери.
     - Ты куда? - лениво спросил Кошкодав.
     - Мне... надо.
     - А-а, - кряхтя, Кошкодав-Ракоед  поднялся  с  тахты.  -  Пойдем,
покажу, и ручку сильно не дергай, а то заглотает тебя с потрохами.
     Аршак поежился. Влипнуть здесь можно запросто,  и  заблудиться  в
коридорах и переходах элементарно.
     На этот раз Кошкодав-Ракоед не торопился. Аршаку даже  показалось
на миг, что он точно не знает, куда идти. Они долго брели по длинному,
закругляющемуся  коридору,  заглядывая  в  ниши,  открывая   двери   и
приподнимая шторы. В темных помещениях ничего не видно, только кое-где
в глухой тьме двигались слабые огни. В одной  из  неосвещенных  комнат
кто-то  глухо   рычал.   Кошкодав-Ракоед   слегка   приоткрыл   дверь,
прислушался и быстро захлопнул  ее.  Удовлетворенно  хмыкнул,  услышав
глухой удар о дверь и пошел дальше.
     Одна тускло освещенная комната была забита  полками,  на  которых
рядами стояли высокие узкие банки. Кошкодав оживился:
     - А ну, заходи, покажу интересное.
     Банки  с  завинчивающимися  крышками  были  набиты  разноцветными
таблетками под завязку. Кошкодав-Ракоед взял с полки  одну,  повертел,
глянул на этикетку.
     - Если поможешь мне -  станешь  самым  умным  человеком  в  мире.
Сразу! По таблетке из каждой банки -  и  будь  здоров!  Все  знания  и
умения мира, и не одного,  заметь,  будут  в  твоей  маленькой  глупой
голове. Вот, например, - он покачал банкой, - номер пять тысяч  двести
три -  это  у  нас  кто?  Это  у  нас  будет  "Начальник  переплетного
спеццеха"... Ну, тебе не интересно, а вот  -  девять  тысяч  триста  -
"Вершитель решительных метафор"; хорош "фрезеровщик шестого  разряда",
неплох "Подпиливатель ножек столов, крытых  зеленым  сукном"  или  вот
этот - триста четвертый - "Водитель  боевого  вертолета".  А  на  этой
полке науки - сколько угодно и на все склонности:  химия,  астрология,
молекулярная психокинетика, метафизик одних двенадцать штук, не считая
мелочи, или вот...
     Он прервал себя, задумчиво повертел банку с черными таблетками  и
поставил на место.
     - Итак?
     Аршак  переводил  взгляд  с  банки  на  банку  и  упрямо  молчал.
Смешно... В классе четвертом или пятом мечтал  -  придумать  бы  такую
таблетку - проглотил -  все  знаешь.  Вот  они,  таблетки,  но  что-то
глотать не хочется.
     Кошкодав-Ракоед выжидательно  смотрел  на  Аршака,  потом  махнул
рукой и вышел из комнаты. Аршак поплелся за ним. На сей раз его никуда
не тащили, наоборот, он теперь едва поспевал  за  хозяином  лабиринта.
Кажется, здесь они уже шли, и не раз. В конце  концов,  почему  бы  не
попробывать? Сейчас!
     Замедлил шаги. Кошкодав-Ракоед, загибая пальцы и бормоча под  нос
что-то о марганцовке, шел не оглядываясь. Вот он скрылся за поворотом.
Аршак резко повернул и быстро пошел обратно, потом побежал.

                               УБЕЖИЩЕ

     Все равно было, куда бежать, только подальше от Кошкодава! Позади
остался коридор со знакомой нишей, откуда  из  душного  полумрака  шел
мерный  шелест  велосипедной  цепи,  узким  переходом  он  выбрался  к
винтовой лестнице, только на секунду глянул  через  открытую  дверь  в
комнату, обитую коврами и дальше, дальше...
     Темные  коридоры  и  мрачные  проходы  вывели  его   на   светлую
лестничную клетку.  Яркий  плафон  освещал  белые  кафельные  стены  и
единственную на площадке дверь. Аршак осторожно заглянул  в  пролет  -
дна не было видно, ступени терялись, таяли глубоко внизу.
     Толкнул дверь. Она без  шума  распахнулась,  в  свете,  идущем  с
площадки, увидел небольшую прихожую с платяным шкафом и  зеркалом  под
вешалкой на стене.
     Его насторожил слабый звук шагов. Он не мог понять, откуда шаги -
из темного  арочного  проема,  ведущего  в  коридор  или  с  лестницы.
Мелькнула жуткая мысль, что Кошкодав-Ракоед с неумолимостью  скверного
анекдота надвигается со всех сторон одновременно.
     Он вошел в прихожую  и  тихо  закрыл  дверь.  Прижавшись  ухом  к
клеенчатой  обивке,  вслушался.  Потом,  обнаружив  светящуюся   точку
глазка, припал к ней. Сколько времени прошло он  не  мог  сказать,  но
перед дверью никто не появился.
     Не отрывая глаза от смотрового отверстия он повел руками слева  и
справа от себя. Нащупал выключатель.
     Вспыхнул свет. Первым  делом  он  задвинул  до  упора  массивный,
капитальный засов и только потом обошел помещения.
     Маленькая   однокомнатная   квартира,   крохотная   кухня,   зато
холодильник большой и набит припасами. В комнате он замер от  приятной
неожиданности - полки во всю стену набиты книгами, стеллажи напротив -
пластинками, на телевизоре стояла плоская коробка видака,  а  над  ней
громоздились кассеты.
     Из  окна  видны  были  весело  перемигивающиеся   красные   точки
автомобилей, гирлянды  разноцветных  огней  пересекали  ночной  город,
далеко внизу вспыхивали и гасли неразличимые огненные надписи...
     Аршак сел в мягкое глубокое кресло и расслабленно  вздохнул.  Эта
уютная квартира не  могла  принадлежать  Кошкодаву,  усатый  ютился  в
мрачных подвалах. Хорошо бы договориться с хозяином флэта и пересидеть
здесь, пока там, за дверью все не  утрясется  и  не  встанет  на  свои
места.
     Он мечтал  как  раз  о  такой  вот  квартире,  чтобы  можно  было
отгородиться  от  всех  школьных  безумств,  от  ежедневного  хаоса  и
домашней суеты. Дома его раздражали высокие  потолки  жилья  довоенной
постройки, длинный пустой коридор, упирающийся в ванную комнату,  тоже
длинную и нелепую, с таким  же  ненужно  высоким  потолком,  с  окном,
замазанным краской. Даже в своей комнате не  мог  отсидеться  -  вечно
хлопочущая мать врывалась к нему по поводу и  без  повода,  а  просьбы
сбегать  в  магазин  чередовались  поползновениями  на   доверительный
разговор, разговор же прерывался просьбой срочно смотаться через  весь
город  к  родственникам  за  лекарством.  Как-то,  выйдя  из  дома  по
очередной  просьбе,  Аршак  заметил  из   окна   троллейбуса   Жирайра
Аветисовича, нырнувшего к ним в подъезд.
     Привстав, Аршак включил телевизор и хотел было плюхнуться обратно
в кресло, но так и застыл в нелепой позе, держась за подлокотники.
     С  экрана  на  него  смотрела,  гадко  улыбаясь,   усатая   морда
Кошкодава-Ракоеда, беззвучно дергала губами, кривлялась, корчила  рожи
и тыкала  пальцем  вниз  и  вбок,  туда,  где  располагался  регулятор
громкости.
     Аршак  выпрямился,  оглядел  комнату  и  взял  со  стола  тяжелую
пепельницу.
     Кошкодава словно ветром сдуло, вместо него появились толстые, как
в немом кино, буквы:  "Только  посмей!",  А  потом  пошла  заставка  с
цветами и легкой музыкой, по низу экрана буковками  поменьше  побежала
информация о погоде в Сарапуле, Орле, Нижневартовске...
     Аршак медленно попятился к  стене.  И  здесь  его  достал  чертов
злодей!
     Он прислонился к стеклу и чуть не  упал!  Набитые  книгами  полки
вдруг подались вглубь и, словно на колесах, быстро укатили, исчезли  в
темноте, открыв голый коридор.
     Картинка на экране сменилась вопросом: "Что, стена поехала?"
     Со всех сторон пошел слабый шорох  и  хруст.  Потолок  на  глазах
сложился по линиям балок и сгинул, оставшиеся стены  упали  картонными
декорациями, вверх и вбок складывались и осыпались  карточным  домиком
такие же стены и потолки других этажей.
     Через несколько минут Аршак стоял на мраморном  полу  в  огромном
зале. Колонны из темнозеленого камня уходили вверх и таяли во тьме.  В
медные позеленевшие  лапы,  торчащие  из  колонн,  вставлены  коптящие
факелы.
     Холод, мрак и  громада  пустого  пространства  вдавливала  его  в
скользкие плиты. Он съежился, захотелось  обхватить  голову  руками  и
забиться в безопасный угол. Но углов здесь не было.
     И тогда он хватил хрустальной  пепельницей  о  ближайшую  колонну
так, что брызнули радужные осколки, и пошел вдоль колонн. Куда  бы  он
не сворачивал, казалось, лес каменных стволов бесконечен.  Аршак  даже
обрадовался, увидев за одной из колонн отваленную в сторону  мраморную
плиту и ступени, уходящие вниз. Не размышляя, он кинулся  туда  и  вот
опять с тупым удивлением пошел знакомыми коридорами  с  выемками  ниш,
винтовыми лестницами и узкими проходами.
     Ноги с каждым шагом немели. Аршак, уверенный,  что  заблудил  ся,
вдруг увидел открытую щель, ввалился в помещение и застонал от досады:
как он мог забыть эту квадратную дверь!
     На полу неприятными лохмотьями распласталась "рубка  звездолета".
С потолка капало. Бравая надпись "Только вперед!" Издевательски белела
под трубами.
     Круг замкнулся. Рваная бумага, лужи, писк и копошение в углу. Еще
немного - и он упадет лицом в скомканные обои и заплачет...  Ну,  нет,
слез они не дождутся! Он поднял с пола кусок бетона с торчащим из него
обрезком арматуры и недобро посмотрел на  дверь.  Медленно  подошел  к
ней, потянул за ручку. Дверь не открылась. Ловушка!
     Аршак изо всех сил дернул ручку на себя и повалился на пол, прямо
в теплую, исходящую паром лужу -  в  руках  у  него  осталась  дверная
ручка. С отвращением отбросил ее, поднялся и на всякий  случай  ощупал
карман. _Т_а_ ручка была на месте.
     Белые буквы расплылись в глазах. Ярость вдруг ударила  в  голову,
он уже плохо понимал, что делает. Зажав обломок бетона  в  кулаке,  он
подошел к стене с глупой надписью и всадил арматуру в  серую  неровную
поверхность.  Рука  пробила  стену   и   ушла   глубоко   внутрь.   Из
пролома-разрыва в глаза  ударил  яркий  солнечный  свет.  Он  зажмурил
глаза, выдернул руку, уронил арматуру в лужу. Отступил на  пару  шагов
назад, и разорвал в прыжке эту ложную стену - и покатился, хватаясь за
сочную зеленую траву, вниз по  некрутому  склону,  а  когда,  наконец,
падение его завершилось, и он, раскинув руки, замер на  теплом  песке,
тогда он вздохнул и закрыл глаза.
     Пляж  тянулся  далеко  вперед  и  назад.  Торчат  местами  тенты,
валяются лежаки,  несколько  лодок  перевернуты  вверх  дном.  Никого.
Брызги волн долетели до него, несколько капель упало на шею.
     Аршак сел, помотал головой  и  осмотрелся.  На  невысоком  склоне
возвышался замок. Точно такой, как во сне.  Нагромождения  башен,  шар
знакомый на шпиле, к замку дома лепятся, сады...
     "Откуда же я вывалился? - подумал Аршак, и только потом следующая
мысль: - Где я?"
     Страх, глубоко  сидящий  в  нем  с  самого  начала  знакомства  с
Кошкодавом-Ракоедом исчез, пропал  начисто.  Прошло  спокойное  сонное
умиротворение - здесь должны быть люди, они объяснят где он, что с ним
происходит. Наверх лезть, впрочем,  не  спешил.  Мало  ли  что,  вдруг
вылезет этот хмырь с усами...
     Никуда не хотелось идти. Лечь бы  сейчас  на  песок...  Непонятно
только, почему сейчас оказался день.  Должна  быть  ночь.  "А  сколько
времени прошло?" - задумался Аршак. Вроде бы немного, но все  равно  -
почему солнце, откуда пляж, и вообще - где он все-таки находится и как
сюда попал?
     Он медленно побрел по  песку,  время  от  времени  поглядывая  на
замок. Под ногами хрустел песок, порой он ступал по скользким  широким
полосам из слежавшихся лопнувших  воздушных  шаров.  Присмотревшись  к
ним, сплюнул и после уже обходил эти дары моря стороной. Хватит, решил
он, приколов, больше меня никто не обманет...
     У разбитой опрокинутой  лодки  он  остановился.  Прислонившись  к
шершавым доскам, на песке сидела девочка лет пятнадцати, закутанная  в
синюю хламиду.

                                 ТЕЛО

     - Привет! - сказала девочка и засмеялась.
     - Привет! - ответил Аршак и тоже засмеялся, пожалуй даже  немного
громче, чем обычно, потом замолчал, удивившись смеху и спросил:
     - Ты откуда взялась?
     - Отсюда, - девочка ткнула пальцем вверх, в сторону города.
     Аршак плюхнулся рядом на песок и облегченно вздохнул.
     - Слушай, что это за город, а? Как называется?
     - А зачем тебе? - настороженно спросила девочка.
     Аршак растерялся.
     - Ты что, больная? Вообще, что это за море, Черное?
     Девочка вскочила, заглянула за лодку и снова села:
     - Нет, сегодня оно зеленоватое.
     - Издеваешься? - засопел Аршак.
     Ему захотелось взять ее крепко за черную гриву волос  и  тряхнуть
как следует, чтобы не придуривалась. Хотя,  может  тут  все  придурки.
Город придурков. Или  больных.  Как  раньше  было  -  чума  в  городе,
запирают ворота, пока все  не  вымрут.  Потом  снова  ворота  отопрут.
Правда, если все вымрут, кто ворота открывать будет?  Только  придурки
всех переживут.
     Девочка выковыряла из песка щепку, воткнула до половины и, глянув
на тень, сказала:
     - Скоро начнется.
     - Что начнется?
     - Карнавал.
     - Слушай, так как все это, - Аршак  широким  жестом  обвел  рукой
берег и склон, - ну, город этот, море, как называются? Это... Земля?
     - Ты спятил, - удивилась девочка. - Это Луна. - И захихикала.
     Аршак был готов поверить  и  этому.  Но  тут  девочка  откровенно
засмеялась, и он  почувствовал  себя  дураком.  Говорят  они  все-таки
по-русски. Хотя читал он и про телепатию...
     - Перестань ржать! Понимаешь, я  влип  круто,  мне  срочно  домой
надо. В Москву или в Ереван.
     - Так тебе в Москву или в Ереван?
     - Да неважно, меня похитили, ясно!
     - Сидел бы дома...
     Аршак сделал страшные глаза, и девочка сразу посерьезнела.
     - Да, похитили, и не только меня, но и моего дядю. Они его сейчас
пытают, а ты мне мозги пудришь!
     - Ой! - девочка вскочила и уставилась на  Аршака.  -  Что  же  мы
сидим! Побежали к моему папе, он скажет, что делать.
     - Далеко?
     - Да нет, здесь рядом, неподалеку.
     Они некоторое время пытались бежать, но вскоре  перешли  на  шаг,
потому  что  в  кроссовки  Аршака  набился  песок.   Он   остановился,
прислонился к деревянному столбу, снял обувь, вытряхнул.
     - Тебя-то хоть как зовут? - спросил Аршак, завязывая шнурок.
     - Ты что, шпион? - девочка нахмурилась.
     - Шпион! - злобно рявкнул Аршак.
     - Тогда не скажу, - снова захихикала девочка. - Жарко!
     И сбросила с себя длинную синюю ткань. Больше на  ней  ничего  не
было. Аршак ахнул. Мало того, что она была голая, подумаешь, всех дел,
но тело ее покрывала разноцветная татуировка - змеи, драконы  и  тигры
обвивали ее со всех сторон, мелкими печатными буковками шли непонятные
тексты, а вокруг пупка в треугольнике располагался глаз.
     - Ты... чего? - хрипло спросил Аршак.
     - Не ходить же голой! - пожала она плечами. - Ну, чего ты  встал,
идем, сам же просил. Разбудим папу, он тебе поможет. Берегись!
     Она резко дернула его за руку, упала.  Аршак  повалился  на  нее.
Деревянный столб-гриб с большой фанерной нашлепкой  рухнул  на  место,
где они только что стояли.
     - Все сгнило, - удрученно сказала девочка.
     Аршак перевел дух, поднялся, стряхнул с себя песок.
     - Спасибо тебе, сказал он, - ты меня спасла.
     Она ничего  не  ответила.  Татуированной  ящерицей  извиваясь  по
песку, она подобралась  к  рухнувшему  столбу.  Край  гриба  уперся  в
большой камень и образовал что-то вроде навеса.
     Девочка заползла под навес.
     - Иди сюда, - гулко срезонировала фанера.
     Аршак полез плечами, огляделся по сторонам и полез к ней.

                               НАДЕЖДА

     Она плескалась в воде у самого берега, а он валялся на песке. Все
было  совсем  не  так,  как  в  прошлом   году   после   вечеринки   у
одноклассника. Тогда у  него  почти  ничего  не  получалось,  а  когда
получалось, чувствовал себя дурак-дураком, а мысль "и это все?" мучала
его несколько дней. Потом он благополучно забыл свою растерянность и в
похвальбе, естественно, выглядел богатырем.
     А сейчас он чувствовал себя если и не богатырем,  то  парнем  что
надо. Ему захотелось, чтобы приключения еще не  кончались.  Но  теперь
уже он будет ее спасать. Они долго будут идти пляжем,  а  потом  вдруг
возникнет лес или горы...
     - Догоняй, - крикнула она и побежала вдоль кромки берега.
     Аршак вскочил, схватил кроссовки и помчался за ней. А когда почти
догнал ее, она резко остановилась и ткнула рукой вперед.
     - А вот и папа!
     На песке стоял топчан, а на нем кто-то лежал, накрытый рогожей.
     - Иди к нему, - шепнула девочка, - он со сна добрый.
     Аршак натянул кроссовки и побрел  к  топчану.  Ему  было  немного
досадно - сейчас отец девочки выведет его, ну,  куда  надо,  и  он  ее
больше не увидит. Хотя, может,  она  пойдет  с  ними?  Мало  ли  какие
приключения их ждут!
     Лицо спящего было закрыто. Аршак постоял немного, затем обернулся
назад, спросить, удобно ли будить. Но на  всем  пляже  никого!  Пусто.
Татуированная девочка сгинула, словно ее вовсе не было.
     "Куда же она спряталась?" - удивился  Аршак,  но  в  этот  момент
спящий зашевелился, выпростал руку и стянул с лица дерюгу.
     - Рад   тебя   видеть,   мой   пронырливый   друг,    -    сказал
Кошкодав-Ракоед.
     Аршак попятился и сел на песок.
     "Все, - решил Аршак. - В гробу я видел эти чудеса  и  тайны."  Он
медленно поднялся и пошел. С каждым шагом  ему  все  больше  и  больше
хотелось оглянуться, но он был уверен - стоит  бросить  взгляд  назад,
как злодей сорвется с места и длинными прыжками понесется за  ним.  Он
не мог сказать, откуда такая уверенность, он знал только одно  -  даже
если  сейчас  Кошкодав-Ракоед  снова  ухватится  за   него   холодными
пальцами, то церемониться он,  Аршак,  с  ним  не  будет,  сковывающее
непонимание прошло, и  совершенно  наплевать,  где  он  и  что  с  ним
вытворяют. Он плюнет в мутные глаза Кошкодава, а потом врежет  коленом
куда надо, на этот раз мерзавец не увернется. В  конце  концов  даром,
что ли он ходил целый год в секцию борьбы? Ну, а там ребята друг другу
много хитрых приемов показывали, к борьбе не имеющих отношения.
     Через сотню шагов боевая злость в нем так  взыграла,  что  Аршаку
даже захотелось, чтобы преследователь  догнал  его.  И  желание  стало
таким острым, что он остановился, плюнул на песок и оглянулся.
     Но Кошкодав-Ракоед и не думал нестись за ним  длинными  прыжками.
Не шел он и мелкими шажками. Он вообще не двигался, а лежа махал рукой
оторопевшему Аршаку. Потом снова натянул на себя дерюгу.
     Аршак растерялся и обрадовался одновременно. Если его оставили  в
покое, то самое время выбираться отсюда. Откуда?
     Он еще раз посмотрел на топчан, одиноко украшавший пляж, и  пошел
по склону вверх, иногда цепляясь за кусты,  когда  ноги  скользили  по
траве.

                                ГОРОД

     Он узнал город.  Старые  дома,  палисадники,  мощеная  брусчаткой
мостовая, резные деревянные ворота... Хорошо было идти по улице своего
сна, и все было как во сне, пусто,  тихо  и  уютно.  За  углом  узкого
трехэтажного дома  -  по  одному  окошку  на  каждом  этаже  -  Аршаку
открылась маленькая площадь, а за площадью из-за домов невеселой серой
громадой вырастал замок.
     Аршак нырнул влево, кривой переулок вывел его к рынку.
     Прилавки ломились от фруктов и овощей, такого изобилия он еще  не
видел даже у себя в Ереване. А  вот  мясной  ряд:  туши,  обернутые  в
марлю, свисали рядами, и тут же мясницкие топоры, воткнутые в толстые,
обитые железными  обручами  колоды.  Сбоку  распахнули  широкие  двери
магазинчики, а в центре  базарной  площади  прямо  на  пыльном  грунте
возвышались горы арбузов, дынь и всего-всего-всего...
     Людей не было. Это пугало  Аршака,  несколько  раз  он  судорожно
оглядывался, пытался заглянуть в окна. Никого!
     Только на рынке Аршак понял, как  он  голоден.  Взяв  с  прилавка
огромную желто-красную грушу и внутренне  готовый  к  истошному  крику
"Держи вора!", он впился зубами в сочную мякоть.
     Потом он бодро прошелся по фруктовому ряду и перепробовал все.  А
когда, сыто отдуваясь, размышлял над аккуратной горкой фиников -  есть
или не есть, над прилавком вдруг поднялась голова и спросила:
     - Не наелся еще?
     Аршак вскрикнул  и  отскочил.  Но  это  был  не  Кошкодав-Ракоед.
Вылезший из-под прилавка человек был без усов и вообще лыс до  блеска,
не худ и выглядел добродушно. Глаза, правда, у него тоже с  тухлинкой,
но мало ли какие у кого глаза.
     - Как ты сюда попал, бедный мальчик? - участливо спросил лысый.
     Аршак шмыгнул  носом  и  поведал  незнакомцу  о  некоторых  своих
злоключениях в подвалах и на берегу.
     - Ай-ай-ай, - незнакомец погладил Аршака по голове.  -  Как  тебя
прокрутило! Так ты говоришь - Кошкодав-Ракоед? Так ты его  прозвал?  -
Лысый рассмеялся.
     - Ага. Меня Аршак зовут. А вас как, извините, называть? -  спрсил
Аршак.
     Лысый задумался. Подвигал куцыми бровями, пожевал губу.
     - Ты хороший мальчик, но никогда, ни при каких обстоятельствах  и
никого здесь не спрашивай о таких вещах. Потом я тебе все объясню.  Да
и что такое имя - дым и тлен! Назови себя так - одно, этак - другое. А
в итоге все равно тебя могильный червь точит, как бы ни назвал себя ты
или как бы ни прозвали тебя люди.
     Аршак пропустил мимо ушей эту сентенцию.
     - Скажите, куда я попал, что это за место?
     - А почему ты должен был куда-то попасть? - удивился Лысый. -  Ты
далеко направлялся?
     - Ну... Это же не Москва?
     - Кто тебе сказал?
     - А вот же - море! - растерялся Аршак.
     - Море, -  согласился  Аршак.  -  Плохо  знаешь  географию  своей
страны. Ты ничего не слыхал про Московское море?
     - Так это не море, а водохранилище, - догадался Аршак.
     - Море  тоже  водохранилище,  -  резонно  заметил  Лысый.  Только
загажено круче.
     Аршак ему поверил. Его не смущало обилие  фруктов  и  овощей,  он
никогда еще не бывал на тоскливых московских рынках, и опрятные старые
домики, уместные разве что в Прибалтике, тоже не смущали - мало ли  на
какую окраину могло занести.
     - Тут  девочка  татуированная  бегала...  -  начал  было  он,  но
собеседник развеял остатки сомнения.
     - Э,  милый,  -  безнадежно  махнул  рукой  Лысый,  -  ты  еще  в
пешеходной зоне не был,  там  и  не  такое  увидишь!  Молодежь  у  нас
особенная, ох, особенная! Однако, - он посмотрел на тень,  -  карнавал
скоро.
     - Карнавал?
     - Ну, называй как  хочешь:  карнавал,  праздник  страны,  города,
улицы, квартиры, туалета... Праздник всегда праздник, кто  бы  его  не
выдумал, где бы ты при этом не находился и чтобы ни имел с собой. Вот,
приблизительно, так.
     Все постепенно утрамбовывалось на свои места. Аршак  начал  снова
обретать утраченную было реальность окружающего мира, а  когда  открыл
рот, чтобы спросить, как  дойти  до  ближайшей  станции  метро,  Лысый
окончательно выбрался из-за фруктового прилавка - и мальчик запнулся.
     Одет был Лысый в немыслимую заплатанную  мешковину,  а  на  ногах
красовались огромные болотные сапоги. Если  он  косил  под  хиппи,  то
весьма лажово, и сомнения снова вернулись.
     - Вот что, - сказал Лысый, - пока не началось пошли ко мне.
     - Куда? - насторожился Аршак.
     - В школу. Я, понимаешь, тут немного учитель. Пошли, здесь рядом,
неподалеку...

                                ШКОЛА

     Школа оказалась приземистым длинным бараком, и если бы не вывеска
"Среднеобразовательная   школа   имени    профессионально-технического
обучения", то Аршак не рискнул бы войти.
     Внутри,  к  его  удивлению,  оказалось  вполне  прилично.  Чистые
дощатые  полы,  стены  оклеены  веселыми  обоями,  парты.  Парты   его
восхитили, давно он их не видел. У него в классе столы, стулья, а  тут
могучие устройства на двоих, с откидными крышками, с жесткими  прямыми
спинками, из толстых досок, в которых ножом и бритвой  можно  вырезать
любые барельефы. Настоящие старые парты он видел  только  однажды,  на
свалке.
     В таком длинном классе ему еще не доводилось бывать. Четыре  ряда
парт тянулись и исчезали в глубине помещения. Окон не было,  свет  шел
от круглых неярких плафонов.
     На стенах висели картины. Аршак подошел к ним.
     - Посмотри, это интересно, - сказал Лысый,  роясь  в  бумагах  на
учительском столе.
     Над  картинами  был  прибит  большой  транспарант  с   надписью:"
Творчество юных - карнавалу!"
     Картины Аршаку не понравились - скучные! Школьницы и школьники за
партами, румяные, в глазах идиотский блеск, а вот маленькая девочка  с
бантом и в белом передничке, чем-то похожая на ту, что встретилась  на
пляже, бежит с воздушным шаром  навстречу  матери,  а  мать,  присела,
раскинув руки. А вот  школьники  на  уборке  урожая,  среди  злаков  и
плодов, одна картина называлась "Первый  учитель":  первый  учитель  -
копия лысого, гладит по головке все ту же девочку с бантом. Нарисовано
было неплохо, тщательно. Аршак тихо позавидовал. В детстве он рисовал,
одну картину даже выставили в галерее детского творчества, а потом  не
то разучился, не то захвалили и расхотелось.
     Одну из картин он случайно зацепил  плечом,  протискиваясь  между
партами и стеной. Картина сорвалась. Аршак виновато глянул на  Лысого,
тот не обратил внимания. Когда Аршак поднял картину и  снова  повесил,
то обнаружил,  что  картина  изменилась:  теперь  на  ней  был  весьма
натуралистично изображен клубок змей, душащих друг друга.
     Заметив тыльную сторону рамки,  он  понял,  что  повесил  картину
неправильно, обратной стороной, и змеи нарисованы как раз  на  обороте
картона.
     Аршак  закусил  губу  и  перевернул  соседнюю  картину.   И   там
совершенно другое. Большой красивый дом, балконы  в  цветах,  люди  на
балконах, а верхние этажи запачканы  чем-то  омерзительным;  маленькие
люди на балконах в страхе смотрят вверх, а к ним ползут  языки  черной
жижи. Название картины было выведено бисерным почерком: "Грязь валится
с небес".
     Изнанка картины с "Первым учителем" оказалась неожиданной.  Аршак
хихикнул и цокнул языком. Над пашнями, городами и  озерами  диковинным
столбом  возвышался  пронзающий  облака  и  выросший  прямо  из  земли
огромный, со знанием дела прорисованный член,  перевязанный  посередке
кокетливой ленточкой, а по ленточке тем же  мелким  почерком  выведено
печатными буковками: "У нас все хорошо!"
     Все  картины  оказались  перевертышами.   Больше   всего   Аршаку
понравилась "Мыши как боги,  а  люди  как  блохи",  но  что  там  было
изображено, сразу сказать  было  трудно,  всякого  хватало.  Неприятно
поразила его "Девочка и глист".
     Ощутив  на  своем  плече   руку,   он   поднял   голову.   Лысый,
снисходительно улыбаясь, качал головой:
     - Ох уж эти мои художнички! Большие, скажу тебе, шалуны. Глаз  да
глаз нужен. Только отвернешься... Хотя, знаешь, иногда приезжают к нам
по обмену опытом, им нравится. Сейчас повесь как было,  директор  этих
вольностей не любит.
     - А кто у вас директор?
     - Я директор, - рассеянно сказался  Лысый,  еще  раз  внимательно
осмотрел картину с длинным названием "Носитель яшмовых бус  интенсивно
овладевает  азами",  неодобрительно  хмыкнул  и   перевернул   ее   на
"Последний звонок".
     Задняя стена помещения терялась в полумраке. Аршак прошел немного
вперед  и  увидел  плотно  перевязанные  стопки  тетрадей,   штабелями
уходящие к потолочным балкам.
     - Контрольные работы?
     - Нет, - ответил Лысый, - дневники наблюдений.
     - А, - вспомнил  Аршак,  -  в  начальных  классах  мы  тоже  вели
дневники наблюдений за природой.
     - М-да? Ну, и за природой тоже, почему бы и нет!
     Они прошли к учительскому столу. Аршак глянул в раскрытую дверь и
увидел за домами стрельчатые окна, фигуры на ярусах и башенки замка.
     - Что это за высотное здание? - спросил он. - Я их не все  видел.
Гостиница "Украина"?
     - Нет, это не гостиница, это Дом разума.
     - Странное название!
     - Ничего странного.  Чем  разумнее  человек,  тем  выше  и  лучше
стремится он жить. Это справедливо. Семь десятков лет строился дом, да
и то еще не завершен.
     Аршак задумался. Концы с концами начали расходиться все дальше  и
дальше, несуразности вылезли на поверхность разом.
     - Значит, Дом разума? - переспросил он.
     - Дом, дом...
     - В Москве?
     Лысый задумался, потом лицо его прояснилось.
     - Ах, вот ты о чем... Кто же  тебе,  малыш,  сказал,  что  это  -
Москва?
     - Вы, но вы же... про Московское море... - растерялся Аршак.
     - Я всего лишь напомнил тебе о факте вашей географии, не более. И
еще я задавал  вопросы.  Но  я  ничего  не  утверждал.  Если  же  тебя
интересуют такие мелочи, как где ты и  Москва  ли  это,  то  я  отвечу
честно, без утайки и прямо сейчас - не Москва. И вообще - не ваш мир.
     - Так я на другой планете? - криво усмехнулся Аршак.
     Лысый внимательно посмотрел на него и подмигнул.
     - Разве я говорил такую глупость? Другой мир - это не обязательно
другая планета  или  даже  другая  страна.  Он  может  быть  и  рядом,
неподалеку, гораздо ближе, чем ты можешь вообразить.
     - А-а! -  вскричал  возбужденно  Аршак.  -  Я  знаю,  я  читал  -
параллельные миры, другие измерения...
     - Ерунду ты читал, - строго перебил  его  Лысый.  -  Измерения...
Кхе! Хотя, если тебе нравится, пожалуйста! Хочешь - измерения,  хочешь
- параллельно, а хочешь - наперекосяк и  сбоку  розовый  бантик.  Если
поднатужишься, можешь придумать всякое - например, все тебе снится,  и
находишься сейчас ты в мире сна. А вот  другой  расклад:  твоя  Москва
или, если тебе приятнее, Ереван -  это  сон,  а  проснулся  ты  только
сейчас и еще не очухался со сна. Или вот еще: ты видишь сон, а во  сне
еще сон, а в том сне еще сон. И так далее. Вопрос  тебе  будет  такой:
каково необходимое и достаточное условие  того,  что  количество  снов
равно количеству пробуждений? Предположим, что количество  пробуждений
больше - что это означает? Если ты заснул, а проснулся дважды? А  если
цепочка пробуждений заплелась и ты проснулся в  чужом  сне?  Кто  тебя
разбудит, кто он - неспящий никогда? А мы с тобой - кто  есть  сон,  а
кто спящий? Я не напоминаю тебе про сон бабочки, эта история тебе  еще
не известна, сон Маркандеи для тебя еше  пока  пустой  звук,  судя  по
тупому выражению твоих глаз.
     С этими словами Лысый сунул ему в лицо круглое зеркальце, и Аршак
увидел свою до обиды глупую, растерянную физиономию и слегка  отвисшую
от непонимания нижнюю губу, и глаза, которые, к  великому  его  ужасу,
наливались такой знакомой кошкодавской тухлостью.
     - Что скажешь? - поинтересовался Лысый, быстро убрав зеркальце  в
ящик учительского стола.
     Аршак пожал плечами, костенея упрямством. Так, бывало, стоишь,  у
классной доски, а в голове ни одной мысли, ну и пусть!
     - Чего от меня надо?  -  злобно  спросил  он.  -  Почему  ко  мне
привязался этот ваш... Кошкодав-Ракоед?
     - Тот,  кого  ты  проименовал   подобным   образом,   чрезвычайно
могущественный, как бы это  сказать...  Умелец?  Нет!  Волшебник!  Да,
волшебник, это подходящее название. Очень,  очень  сильный  волшебник!
Может всякое и много. И тебя заполучил. Ну, говорить об этом вслух  не
будем, хотя я, например, противник запретов,  и,  наоборот,  сторонник
полного и открытого провозглашения всего...
     Лысый прошелся вдоль доски,  заложив  руки  за  спину,  лицо  его
менялось, в глазах появился слабый блеск,  а  уголки  губ  опустились.
Сейчас он был похож скорее на учителя физкультуры Самсона Гайковича  в
тот момент, когда Самсон Гайкович помогает  старшекласснице  выполнять
упражнение на брусьях и при этом ласково держит ее за талию и за ноги.
     - Да, я противник всех и всяческих умолчаний. И я  радикально  не
согласен с... Как ты его прозвал? Наоборот, чем громче  и  откровеннее
мы  провозгласим  наши  цели,  тем  быстрее,  проще  и   блистательнее
доберемся до них. А если надо будет что-то сказать тихо,  так  сначала
оглуши криком, а потом шепчи, точно никто не услышит! Долой умолчания,
тайны и секреты, все мы одно...
     Он остановился на полуслове, застыл на месте и поднял палец.
     "Бам-бам!" - донеслось издалека.
     - Первый сигнал, скоро начнется карнавал, надо спешить. Идем!
     - Куда?
     - Идем  скорее,  я  тебе  помогу,  только  и  ты  должен  кое-что
вспомнить.
     - Никуда не пойду! - неожиданно для себя заявил Аршак.
     Опять начиналась беготня, а он уже убедился, что все эти прыги  и
скоки ничем хорошим не кончаются. Лысый вешает  лапшу  насчет  снов  и
волшебников, а на самом деле им нужно...
     Лысый остановился и, широко раскрыв глаза, уставился на Аршака.
     - Ну... Ну!
     - Что "ну"? - грубо буркнул Аршак.
     Лысый разочарованно вздохнул.
     Аршак заметил над доской ряд старых, почти выцветших  фотографий.
Мальчики в школьной форме, ремни с литыми пряжками и смешные фуражки с
высокой тульей и лакированным козырьком - старого образца. Аршак видел
такую форму на фотографии Жирайра  Аветисовича  -  "В  юности"  -  как
сказала мать, показывая ему семейный альбом будущего отчима.
     - А это ваши отличники? - кивнул на фотографии Аршак.
     - В некотором смысле.  Вообще  -  это  отцы-основатели.  Мы  всем
обязаны им! Пошли я по дороге тебе расскажу.
     И Лысый вышел  из  школы-класса,  а  Аршак,  еще  раз  глянув  на
отцов-основателей в школьной форме старого образца, пошел за ним.

                               УЧИТЕЛЬ

     На улицах  все  еще  было  тихо  и  пустынно,  никаких  признаков
надвигающегося карнавала. Они шли  мимо  невысоких  заборов,  будок  с
заколоченными окошками, мимо лотков со всякой съедобной и  несъедобной
мелочью, выставленных у витрин. Аршак старался не отставать,  а  Лысый
шел быстрым шагом и, размахивая руками, громко говорил:...
     - Нет-нет, это  не  просто  детские  фотографии,  именно  в  юном
возрасте они стали отцами-основателями. Эти мальчики создали наш  мир!
Давным-давно, много десятилетий назад, они взяли в свои руки  карабины
и решили устроить дела по-своему. Какая роскошная картина - мальчики и
карабины! В конце-концов - почему бы и нет? Дети  спасут  мир,  мир  в
стволах винтовок, винтовка рождает власть, власть молодым, молодость -
сила, сила через радость и так далее...  Что  там  еще  было?  "Трещат
старые кости" или "Здравствуй, страна героев"? Впрочем, эти  песни  из
ваших дел. А у  нас  все  было  просто  и  здорово  -  раз!  И  власть
действительно у юных. Ну, конечно, были перегибы и перекосы, а у  кого
их не было? В конце концов, чем карабин хуже киркомотыги или,  скажем,
лесоповала? Вполне гуманно и быстро! Но это частности. И вот мы, внуки
дорогих победивших наших мальчишек...
     - Кого они победили?
     - Да кто же теперь помнит. Победителям, знаешь ли,  память  ни  к
чему. Что надо, мы помним, а когда потребуется - напомним кому следует
и остальное.
     - Кошкодав-Ракоед, он тоже внук?
     - Еще какой! А вообще, между нами говоря, - Лысый нагнулся к  его
уху и теплым шепотом продолжил: - Твой этот усатый - большая  сволочь!
Всех сожрал. Силен до безобразия, но глуп до омерзения. Да  и  сила-то
вся в его усах. Но ничего, с твоей помощью мы ему усики пообрываем! Ты
только поднатужся и вспомни, сам вспомни и мне тихонечко скажи.
     - Что я вспом...
     - Тсс! - остановил его Лысый. - Тихо. Только  тихо  и  про  себя.
Хотя... Эх, была не была, времени совсем  не  остается.  -  Он  поднял
глаза на замок, потом остро глянул на  Аршака  и  осмотрелся.  Завидев
подворотню, обрадовался и, взяв мальчика за плечо, толкнул вперед.
     - А ну, давай сюда!
     В подворотне скверно пахло, стены на высоте живота были в  темных
кляксах и потеках. Лысый навис над Аршаком и зашептал:
     - Усатый ищет... Ну, сам пойми! Ищет, скажем, ключ. Иначе  он  не
попадет туда. Времени мало, вот незадача. А без ключа совсем плохо. Не
прорваться. Он и без ключа может, но ненадолго - если в полную силу, а
если долго, то совсем без силы, а если  долго  и  в  полную  силу,  то
сгинет, расточится, прахом обратится...
     Аршак слушал невнятное шелестение Лысого. Он  понимал,  что  идет
охота за ключом, а ключ лежит у него в кармане - перламутровая ручка.
     Он почувствовал себя ужасно хитрым. Пусть Лысый  говорит,  может,
проболтается - что это за ключ? Если ключ, то  должна  быть  и  дверь!
Только он, Аршак, не Буратино, чтобы его за нос водили,  он  сам  кого
хочешь обманет.
     - Ой, дядя, - перебил он Лысого, сделав большие глаза,  -  а  что
это за ключ?
     Лысый удовлетворенно крякнул и ласково поглядел на него.
     - Ключ? Ну, назовем  это  ключом.  В  самом  деле,  без  него  не
попасть... - тут он прижал свои  губы  почти  вплотную  к  его  уху  и
прошептал: - Без него не попасть в Аэндор!
     Сначала Аршак ничего не понял. Затем вспомнил - дядю и его самого
охмуряли именно Аэндором: трон, власть и прочая  чепуха.  Лысый  нагло
вешает скисшую лапшу на уши. За дурачка держит.
     - Ты пойми, - между тем шептал Лысый, - Аэндор -  это  не  только
сон, есть к нему путь, но без... ключа - не войти! Ох, я и так слишком
много сказал, не выдавай меня, мальчик! - он рухнул на колени прямо  в
груду нечистот и замер, опустив голову.
     - Не надо, что вы, - испугался Аршак и кинулся поднимать Лысого.
     Глаза коленопреклонного полыхнули холодным торжеством,  но  Аршак
не заметил этого.
     Лысый встал, стряхнул с колен прилипшее дерьмо, брезгливо понюхал
руку и обтер ее об стену. Глянул в глубь двора.
     - Здесь должна быть колонка...
     В  маленьком  дворике,   составленном   балконами   и   верандами
одноэтажных домов, действительно оказалась водяная колонка. Пока Лысый
смывал с себя налипшее,  Аршак  с  любопытством  рассматривал  цветное
белье на веревках, медный таз, прислоненный к перилам, дрова у входа в
подвал. Очень похоже  на  уцелевшие  старые  районы  Еревана,  подумал
Аршак, такие же трухлявые балконы и выпирающие стены.
     На стене, рядом с покосившейся дверью в  подвал,  сделан  рисунок
мелом, изображавший фантастически  пышные  телеса,  тут  же  тщательно
выписанный пейзаж с горой и высоким  деревом.  Над  пейзажем  крупными
буквами выведена надпись: "Это здесь", - и стрелка, указующая в  дверь
подвала.
     Лысый закончил свой туалет, поднял голову и заметил надпись.
     - Постой, - вскричал он, - да ведь это же... А ну, за мной!
     И рванул  с  места  так,  что  Аршак  решил  -  сейчас  вдребезги
расшибется. Но дверь словно ветром  сдуло,  и  Лысый  исчез  в  темном
проеме. Идти за ним было жутковато, но оставаться на месте - еще хуже.

                                КНИГА

     В погребе было темно, но совсем не страшно. Слабый свет падал  на
ряды огромных бочек, со сводчатого потолка свисала паутина, в  проходе
стоял длинный стол, заставленный бутылками, кружками и  воронками.  За
столом сидел Лысый  и  осторожно  листал  большую  старинную  книгу  в
кожаном переплете и металлическими застежками.
     - Вот, - многозначительно сказал он, - я всегда  подозревал,  что
"Истинная книга" где-то здесь, в самом неподходящем месте. Так, что  у
нас тут? "На  двести  декалитров  сто  белков...",  нет,  это  не  то!
"Купажирование марочных..." тьфу! Ага, а это что?
     С этими  словами  он  вытащил  зажатый  между  страниц  небольший
сложенный пополам листок. Развернув  его  к  светлому  прямоугольнику,
образовавшемуся на месте вышибленной двери, он нараспев прочел:
     - "Лишь мальчик, птица и огонь сумеют пронести ее через  закат  и
полночь дней, вершитель истины своей..." - Лысый запнулся.
     - Ну, а дальше тут неясно. Что-то  сказано  про  птицу  и  огонь.
Мальчик - это определенно ты. Но что означает "птица и огонь"?
     Он на коленях стоял,  вспомнил  Аршак,  черт  его  знает,  может,
сказать?  И  книга  вот,  вдруг  в  ней  разгадка   его   приключениям
непонятным? И осторожно,  чтоб  не  сболтнуть  о  переезде  соседей  и
перламутровой ручке, рассказал о сне про черную птицу.
     - Черный стерх! - вскричал Лысый, едва дослушав. -  Где,  где  ты
его видел? Умоляю, вспомни!
     - Как где? - не понял Аршак. - Я же говорю, во сне.
     - Место, место... - чуть не плакал Лысый.
     - Да у дяди же дома! Я у него спал.
     - Какой бестолковый мальчик! - сердито  проговорил  Лысый.  -  Ты
вспомни, что это за место было во сне. Где ты видел птицу?
     Аршак пожал плечами.
     - Не знаю. Ну, землю копали, там машина  еще  была  с  цистерной,
асфальт горелками плавила, чтоб ломать легче было...
     - Вот и огонь, - пробормотал Лысый. - А место?
     - Не знаю, никогда не видел.  Ну,  пустырь,  дома  на  горизонте,
стройка рядом...
     Лысый отшвырнул книгу, скомкал листок и бросил его под  стол.  На
какой-то миг его лицо в полутьме показалось Аршаку ужасно знакомым.
     - Что ж, - почти спокойно сказал Лысый,  -  если  не  знаешь  где
дверь, то лучше искать ключ к любой двери.
     - Ключ к любой двери? Так вам отмычка нужна?
     Не отвечая, Лысый пошел к выходу. Замер в проеме и  отпрянул.  Он
прижался к стенке, затем, пятясь, вернулся и, положив кулаки на  стол,
прошептал:
     - Кажется, мы попались! Усатый во дворе. Вынюхал, стервец!

                                ОРУЖИЕ

     Стены подземелья  то  сужались,  то  раздавались  в  стороны  так
широко, что приходилось держаться за  Лысого.  Сверху  сыпался  песок,
несколько раз над головами  шелестели  крылья,  под  ногами  осыпалась
земля.
     Тогда, в винном погребе, Лысый  провел  его  меж  бочек,  откатил
одну, оказавшуюся пустой, в сторону и нырнул  в  черную  дыру.  Аршак,
недолго думая, последовал за ним.
     Они шли долго. Наконец, протиснувшись через узкую щель они попали
в большую пещеру, выход из которой светлел впереди.
     Пещера вывела их на склон горы. Перед ними  расстилалась  зеленая
долина, а за ней начинался город. Отсюда замок казался  невысоким,  но
дома рядом с ним были почти неразличимы.
     - Вперед! - весело крикнул Лысый и быстро пошел по тропинке.
     Через  несколько  минут  они  оказались  на   большой   площадке,
заваленной  огромными  ржавыми  конструкциями,  разбитыми  машинами  и
строительным мусором.
     - Здесь  раньше  были  мастерские,  -  пояснил   Лысый;   заметив
удивленный взгляд Аршака. -  Ремонтировали  строительные  краны.  Вон,
сколько их валяется! Ну,  потом  забросили  ремонт.  Да  и  не  только
ремонт. Так, теперь поищем одну игрушку.
     Пока он  шастал,  всматриваясь  в  переплетения  труб,  каркасов,
бетонных блоков, Аршак пробрался мимо покореженных остовов и  вышел  к
парапету. Отсюда хорошо был виден берег моря и замок с темным шаром на
шпиле.
     - Ага! -  послышался  торжествующий  вопль  Лысого.  -  Вот  она,
игрушечка!
     Аршак  не  торопясь  побрел   на   голос,   огибая   перевернутые
бульдозеры,  клубки  мятых  труб,  расплющенные  каким-то   чудовищным
прессом асфальтовые катки, и наконец вышел  к  нагромождению  бетонных
фонарных столбов. На некоторых сохранились еще осколки плафонов, а  на
одном Аршак разглядел привязанную к крепежному болту  толстую  веревку
со скользящей петлей, а рядом - фанерную  дощечку  с  продетой  в  оба
конца бечевкой. На дощечке расплылась сделанная чернильным  карандашом
надпись: "В добрый путь!"
     Почесав в затылке, Аршак немного постоял над  дощечкой,  а  потом
увидел Лысого.
     - Что, интересно? - спросил тот. - Ну, давай сюда!
     Лысый сидел перед штабелем бетонных столбов и постукивал камешком
по нижнему. Столб отвечал металлическим звуком.
     Подняв голову, Лысый долго смотрел по сторонам, вдруг  вскочил  и
ловко полез на стоящий неподалеку подъемный кран.
     Он  вскарабкался  по  скобам  к  кабине  с   выбитыми   стеклами,
спустился, исчез, а вскоре снова возник, с проклятьями волоча за собой
тяжелую лебедку. Снова полез наверх, разматывая  трос,  перекинул  его
через блок, пройдя для этого по стреле, подозрительно затрещавшей  под
ногами. Аршак закрыл глаза, ожидая вскрика и глухого удара об землю, а
когда открыл - Лысый рядом с ним возился с лебедкой.
     - Чего стоишь? - крикнул он Аршаку. - Крути!
     Аршак потерял чувство времени. Он исходил потом и крутил, крутил,
крутил... Лысый скакал обезьяной, цепляя тросом столбы, подскакивая  к
лебедке и помогал Аршаку, потом снова кидался  к  столбам,  оттаскивая
приподнятые... А когда, наконец, остался нижний, то его вдвоем подняли
метра на два, с трудом раскачали и уложили на остов трайлера.
     Лысый подскочил к столбу, припав щекой, посмотрел вдоль  него  и,
пробормотав: "Удачно,  очень  удачно",  -  отер  пот  со  лба.  Аршак,
шатаясь, подошел к парапету и повалился на землю без сил.
     Он сидел и равнодушно следил за тем, как неугомонный Лысый  опять
куда-то убежал, появился  с  ворохом  тряпья  и  с  грязной  бутылкой,
наполненной мутной жидкостью. На удивление не было ни сил, ни желания,
и Аршак совершенно пустым взором  смотрел,  как  Лысый  набросился  на
столб как сумашедший, и через  несколько  минут  перед  взором  Аршака
предстал тот же столб, только  уже  из  вороненого  металла.  Аршак  с
трудом поднялся и заглянул в дыру.  Обнаружив  на  внутренней  стороне
идущие вглубь и  вбок  выступы,  он  понял,  что  это  нарезка.  Столб
оказался стволом!
     Лысый между тем оглядел утолщенный конец ствола,  провел  пальцем
по еле заметной канавке и, нащупав выступ, нажал. Отвалился  массивный
стальной  клин,  обнажив  затвор.  Одновременно  выдвинулся   короткий
стержень с кнопкой на конце.
     Лысый захихикал,  полез  за  пазуху  и  достал  оттуда  небольшой
снаряд. Головка его кончалась синеватым  стеклышком.  Лысый  осторожно
вложил снаряд в ствол,  с  лязгом  задвинул  клин  и  ласково  огладил
затвор. Поманил к себе Аршака.
     - Вот сейчас мы  его,  козла  усатого,  задерем!  -  торжественно
сказал Лысый. - Вот  мы  его  сейчас  решительно  к  кузькиной  матери
определим. Давай, жми сюда! - и он сделал приглашающий жест.
     Аршак посмотрел вдоль ствола - действительно, нацелено  прямо  на
замок. Неужели можно точно влепить в поганую  харю  Кошкодава-Ракоеда,
подумал он, загораясь при мысли, что отплатит  злодею  за  все  обиды.
Почему бы и нет? Стеклышко - это, наверно, объектив. Лазерная наводка!
Сейчас, небось, развалился  на  своих  коврах,  а  тут  ему  в  окошко
снарядец ввинчивается. Красота!
     - А не промахнемся? - деловито  спросил  Лысого,  ухватываясь  за
стержень так, чтобы большой палец лег на кнопку.
     - Что  ты!  -  подпрыгнул  от  возмущения  Лысый.  -  Да  хоть  и
промахнется. Всех дел! Прижарим  усатого  калифорнием!  Не  бойся,  не
уйдет! Здесь парочка килотонн, хватит вполне. Жми!
     Аршак ахнул и отскочил.
     - Да что вы, - заикаясь еле выдавил он, - Там же все снесет! Люди
же, дядя...
     - Какие люди! - распаляясь, закричал Лысый. - Сволочи все!  Да  и
сволочей-то этих на самом деле нет!
     - Дядя...
     - И  дяди  нет!  Ты  хоть  кого-нибудь  здесь  видел  с   усатым,
одновременно с ним видел, а?
     - Не видел, - прошептал Аршак, мгновенно понимая Лысого. - Но я и
вас ни с кем не видел!
     - Молодец, мальчишечка! - обрадовался Лысый. - Соображаешь!
     Затем он многозначительно подмигнул Аршаку, выпятил  нижнюю  губу
и, подняв большой палец медленно повел его к кнопке.
     - Не надо! - закричал Аршак и бросился на него.
     Но не успел. В ту же секунду Лысый накрыл кнопку  ладонью.  Аршак
замер. Орудие издало непристойный  звук  "Прррз",  из  жерла  медленно
выдулся  большой  ярко-желтый  воздушный  шар   с   надписью   "Привет
победителям!" Шар покачался  над  головами  артиллеристов  и,  гонимый
ветерком, поплыл в сторону города, медленно уменьшаясь в размерах.
     Аршак озверел. Он подскочил к Лысому, вцепился в его  лохмотья  и
стал трясти. Лысый, продолжая улыбаться, попятился, увлекая Аршака  за
собой, пока не уперся в лебедку.
     - За что, за что надо мной издеваетесь? - рычал Аршак.
     - Успокойся, - увещевал его Лысый. -  Никто  не  издевается.  Все
хорошо, все в порядке. Ну, пошутили! Ну, бабахнули! Тебе что,  жаль  -
не боевым ахнули? Или пожалел кого? Да кого жалеть, голубчик? Ты  себя
пожалей. Сам-то... Дай тебе в руки карабин, скольких у себя  в  распыл
отправишь глазом не сморгнув.
     - Нет! - Аршак  отпустил  Лысого  и  поднял  голову.  -  Нет,  не
дождетесь.
     - Ой, неужели  не  дождусь?  -  издевательски  спросил  Лысый.  -
Спасибо. А вот нянечка твоей  ясельной  группы,  ненароком  скормившая
маленькому Гагику кусок битого стекла, а  потом,  вместо  того,  чтобы
вызвать "скорую помощь", никому ничего  не  сказала?  Неужели  она  не
стоит пули? Или ты забыл,  как  все  удивлялись,  почему  Гагик  вдруг
исчез, и почему нянечки ходили испуганные почти целую неделю?
     - Я... я не помню.
     - Естественно. А в садике, в старшей группе,  не  припомнишь  ли,
как пропал твой красивый венгерский свитер? Тебе свитер было не  жаль,
но все почему-то подумали, что взял  Женя,  и  папа  его  так  за  это
поучил, что Женя на всю жизнь стал заикой, а свитер  потом  видели  на
сыне воспитательницы, который ходил в другой садик.  Не  помнишь?  Ну,
может не пулю ей, но пару раз по темечку прикладом не повредило бы, а?
В школе же...
     - Не надо, - глухо пробормотал Аршак.
     - Ну почему же? Не волнуйся, я не  о  тебе.  Помнишь,  в  третьем
классе ваш  учитель,  заслуженный,  между  прочим,  медаль  имеет,  не
разрешил Сергею выйти из класса, а вывел к доске и издевался  над  ним
долго, пока тот не  обмочился  под  веселый  и  радостный  смех  всего
класса. У сергея на этой почве началось нервное  расстройство,  теперь
он лечится в клинике каждый год. Ты этого, конечно не  знаешь,  потому
что он остался на второй год  и  был  вами  немедленно  забыт.  А  ваш
заслуженный учитель? Как он добивался правильной осанки и  послушания?
Привязывал непосед к стульям, клал на голову мешочек с песком, и  если
он, мешочек, падал, бил линейкой по пальчикам. Ну так что - пуля?  Или
штыком его, садиста?
     - Так же нельзя!
     - Вот те на! Почему же это нельзя? А усатого можно? Он тебя  бил?
Издевался? Ему-то от тебя мелочь сущая требуется...
     Аршак опустил глаза. Он стоял спиной к парапету и не  видел,  как
воздушный шар, все уменьшаясь, летел прямо на замок, но превращаясь  в
точку, он с каждым мигом светился все ярче и ярче.
     Когда  наконец  Аршак,  не  зная,  что  сказать,  поднял   глаза,
ослепительная вспышка за его спиной вдруг  превратила  лицо  Лысого  в
яркую луну, а потом в глазах  все  померкло.  Через  секунду  свирепый
грохот прижал их друг к другу, а когда все прошло, полуоглохший  Аршак
обернулся и вскрикнул - на месте дворца дымилась воронка, а города  не
было вовсе - и только багровый, быстро темнеющий шар вспухал над ним.
     - Ничего, - просипел голос сзади, - мы построим новый город.
     Аршак, пораженный этими неуместными словами, повернул голову -  и
не поверил своим глазам.  На  месте  Лысого  оказался  Кошкодав-Ракоед
собственной гадской персоной. Аршак снова глянул на город и  похолодел
- никаких следов разрушений! Замок, дома, безоблачное небо...

                               ПРАЗДНИК

     Комнату, обитую коврами, он узнал сразу же, как  только  очнулся.
Неизбежно Кошкодав-Ракоед привалился к столику и жрал, давясь и исходя
слюной, что-то очень похожее на окурки - небольшие мятые цилиндрики.
     Аршака замутило. "Хочу домой, хочу домой, хочу домой. Вот  сейчас
раскрою глаза и увижу, как тетя пилит дядю,  Миша  смотрит  футбол,  а
клара  играет  на  скрипке  что  нибудь  из  "Айрон  Мэйден".   Сейчас
проснусь..."
     Кошкодав-Ракоед доел, утер  слюнявый  рот  ладонью  и,  осоловело
выкатив глаза, неожиданно и очень пронзительно рыгнул.
     - Выпустите меня отсюда, - тихо попросил Аршак,  -  я  ничего  не
знаю.
     "Знаешь, знаешь, - сказал внутренний голос, -  только  за  карман
держись крепче!"
     - Знаешь, знаешь, - эхом отозвался Кошкодав-Ракоед.
     Аршак напрягся. Если сейчас  он  полезет  к  нему  в  карман,  то
коленом в челюсть и...
     Бу-ум - донеслось издалека.
     - Второй залп, - поднял палец Кошкодав-Ракоед, - вот-вот начнется
карнавал. Пошли на балкон!
     Балкон выходил на площадь. По ее периметру стояли большие статуи.
Под бело-зелеными потеками голубиных экскриментов лиц не  было  видно,
но по фуражке старого образца Аршак  догадался,  что  это  выстроились
юные отцы-основатели.
     - Почему нет людей? - спросил Аршак. - Где жители города?
     - Они где-то здесь, неподалеку.
     И тут ухнул фейерверк. Ракеты, шутихи,  петарды  взмыли  в  яркое
полуденное небо, с треском и шипением закрутились огненные колеса. Шум
и грохот стоял неимоверный. В дневном свете почти не были видны,  лишь
пыльные дымные трассы  исчиркали  безоблачный  небосвод.  Когда  Аршак
опустил голову, в глазах зарябило: сотни, тысячи людей плясали, водили
хороводы, играли в ручеек, пели, собравшись в кружки вокруг баянистов,
гитаристов  и  одинокого  арфиста.  Над  толпой   реяли   разноцветные
воздушные шары, вдруг зашагали на ходулях пестро разодетые  мужчины  и
женщины...
     Балкон  находился  невысоко,  приблизительно  на  уровне  второго
этажа. Иногда сюда  залетали  ленты  серпантина,  порывы  ветра  несли
конфетти, обрывки газет и куски  перфолент.  К  балкону  притопала  на
ходулях румяная женщина с большим бантом в волосах и в огромной пышной
юбке, какие  Аршаку  доводилось  видеть  только  на  старых  картинах.
Женщина  кинула  им  розу,  промахнулась,  показала  язык,  а   потом,
повернувшись, нагнулась и задрала юбку, обнажив тугие телеса в розовых
панталонах. Сильно перегнувшись  вперед,  она  потеряла  равновесие  и
кувыркнулась, ходулями кверху, прямо на  восторженно  взвывшую  толпу.
Аршак заметил, как  подскочили  к  ней  несколько  ряженых  в  масках,
затормошили, женщина громко смеялась и отмахивалась.
     Аршак смотрел на суматошное веселье, и чем  больше  смотрел,  тем
тоскливее становилось у него на душе. Вскоре  толпа  казалась  ему  на
одно знакомое усатое лицо.
     Заиграли  трубы,  бухнули  барабаны,  толпа  взялась  за  руки  и
бесконечной змеей пошла,  скручиваясь  и  раскручиваясь,  по  площади,
дружно выделывая коленца под нехитрый, но навязчивый мотив тарантеллы.
Круги сходились и расходились, головы,  словно  нанизанные  на  четки,
проплывали под балконом...
     Музыка стала фальшивить, цепь  распалась  на  фрагменты,  танцоры
устали. Некоторые вышли из круга и сидели, привалившись к  пьедесталам
юных отцов. Карнавал выдыхался.
     Тихий гул, шедший сверху, нарастал. И вдруг высоко над площадью с
ревом прошли один за другим боевые  вертолеты  -  в  зелено-коричневых
камуфляжных пятнах,  с  гроздьями  ракет  на  пилонах.  Днище  каждого
вертолета украшала огромная, выведенная  белой  краской  буква.  "Т...
А..." - начал читать Аршак, и  сразу  же  получилось:  "ТАНЦУЮТ  ВСЕ!"
Вертолет с восклицательным знаком шел чуть левее колонны. Над площадью
он вильнул хвостом, развернулся и ушел обратно, скрывшись  за  башнями
замка.
     Призыв всколыхнул всех. Снова  грянули  трубы,  арфист  опрокинул
инструмент и, превратив его в батут,  закувыркался  в  воздухе,  толпа
задергалась... Карнавал возгорелся с новой силой.
     Аршаку это стало надоедать. Он медленно пошел к двери,  обернулся
- Кошкодаву до него не  было  дела:  ходульные  разыгрывали  в  центре
площади какой-то не очень понятный, но очень непристойный спектакль, и
он, теребя усы, ел их глазами, бормоча: "Ай да я, ай да я!"
     Набившие  оскомину  коридоры   уже   не   казались   таинственным
лабиринтом. Переходы и лестницы чередовались, этажи различались цветом
обоев. Вот он нашел ковровую комнату, затем быстро  спустился  на  два
этажа и несколько минут стоял перед разодранным проемом в нишу, откуда
несся еле слышный скрип велосипедной цепи.
     Войти туда он не решился. Постоял  -  и  пошел  дальше.  А  через
несколько шагов побежал, забираясь все выше и выше. Этажей через  пять
в коридорах стали появляться окна, а затем и широкие двери.  Они  вели
на опоясывающую замок баллюстраду. Голубой в  черный  горошек  коридор
вывел к переходу между башнями. На узкой площадке разгуливали  голуби,
у противоположной башни стоял вертолет.

                                 ДРУГ

     Аршак повернул  обратно.  А  через  несколько  минут  понял,  что
заблудился и запутался в последовательностях цвета и узора обоев.
     Красный коридор вывел к  зашторенному  проему.  Аршак  дернул  за
толстую, всю в узлах веревку - штора с грохотом ушла вверх.
     В пятой комнате перед телевизором сидел  Миша  и  азартно  стучал
кулаком по колену.
     Аршак бросился к нему и больно ударился о толстое стекло.
     - Миша, Миша! - он забарабанил кулаком по  прозрачной  броне,  но
двоюродный брат не слышал. - Миша,  выведи  меня  отсюда...  прошептал
Аршак и распластался по стеклу.
     И тут Михаил поднялся с места, подошел к  телевизору  и  протянул
руку к выключателю. В тот же миг комната, телевизор, Михаил съежились,
сошлись в яркую точку, а точка, померцав, угасла.
     Аршак попятился от огромного слепого экрана телевизора.  Медленно
поползла вниз шторка. И он пошел, опустив голову...
     Он устал, страшно хотелось пить... И  тут  послышался  голос.  За
дверью кто-то негромко напевал.
     Аршак подошел к двери, постучал и раскрыл, уверенный, что  сейчас
навстречу ему выйдет Кошкодав-Ракоед. Но он ошибся.
     Помещение - большая ванная комната.  У  зеркала  спиной  к  двери
сидел человек и брился опасной бритвой.
     Заметив движение в зеркале, бреющийся обернулся и,  вздев  бровь,
отложил бритву.
     - Так-так, - сказал выбритый незнакомец.
     У него было странное лицо с темными полосами загара. Казалось, по
этому лицу проехалась машина и оставила след шины. Незнакомец  обтерся
полотенцем, взял с полки над зеркалом  большой  флакон  с  одеколоном,
брезгливо понюхал, зажмурил глаза, потом  немного  отлил  в  ладонь  и
прошелся по щекам и подбородку. Где-то Аршак его видел,  но  никак  не
мог вспомнить - где?
     - Ты еще здесь? - удивился он Аршаку.
     Аршак, ожидая неизбежного подвоха, молчал.
     - Что, начался шабаш?
     Догадавшись, что речь идет о карнавале, Аршак кивнул.
     - Так, значит  еще  минут  шестьдесят-семьдесят  будут  трястись.
Танцуют все! А ты почему не танцуешь?
     - Не хочу, - угрюмо ответил Аршак.
     Услышав его голос,  незнакомец  вздрогнул,  вскочил  с  места  и,
подбежав, внимательно посмотрел на него.
     - Меня зовут Николай, - медленно и внятно произнес он. -  А  тебя
как зовут? Назови свое имя.
     Не отвечая, Аршак подошел к крану, прополоснул  стакан  и  только
напившись, сказал:
     - Меня зовут Аршак.
     Николай отшатнулся. Потом схватил Аршака за плечи, встряхнул.
     - Как ты сюда попал? Где дверь? Бежим отсюда!
     - Ничего я не  знаю,  -  сердито  огрызнулся  Аршак,  высвобождая
плечо.
     - Эх, и тебя заполучили! Вот невезение! Теперь этот  хрен  усатый
нам устроит... Ты сказал ему, где дверь?
     - Нет. Какая дверь? В Аэндор?
     - Какой к черту Аэндор!? Он к нам прорывается, к нам,  понимаешь,
здесь всех сожрал, а теперь за нас возьмется. Наворочал тут, накрутил,
а у самого только одно на уме - жрать, жрать, жрать...
     Речь Николая стала бессвязной. Он говорил, брызгая слюной и  дыша
крепким запахом одеколона:
     - Он  ищет  дверь,  чтобы  пройти  сквозь  нее,  тогда   его   не
остановить, тогда он у нас покушает вволю, и все остальные тоже - хоть
и единосущи, но каждый хочет урвать лучший кусок себе...
     - А почему они все это терпят - перебил его Аршак.
     - Кто?
     - Ну, столько народа...
     Николай вытаращил на него глаза,  огляделся  и  странным  шепотом
сказал:
     - Здесь, кроме него, никого больше нет.
     Аршака забил озноб. Зуб не попадал на зуб, трясущимися руками  он
поплотнее запахнул  на  себе  куртку.  Николай,  не  обращая  на  него
внимания, шептал, скосив глаза на пол:
     - Я сам ни хрена не понимаю, только слышал где-то про  птицу,  да
про по... поликлон, вот как эта зараза называется, а птица, понимаешь,
она вроде как сюда прорывается, а он туда, к нам, а у нас своих  таких
хватает, схавают его с потрохами и фамилии не спросят, вот  он,  сучий
потрох, силу здесь набирает, пошустрит у  нас,  и  к  себе,  на  своих
сучатах отъедается, а нам отсюда сваливать надо вместе, одеколон  -  и
тот дерьмо, вода вонючая, надо вниз прорываться, вниз, чердаком  вниз,
а там и стены труха, картинки хреновы, звездолеты-дристолеты...
     Озноб мгновенно прошел, Аршак выпрямился.
     - Я знаю, - вскричал он, - я этот звездолет  в  клочья  разодрал,
там дверь квадратная!
     Николай заплакал.
     - Неужели нашел? Господи, да что мы здесь... Деру отсюда!
     - Так это и есть та дверь, которую усатый ищет?
     - Нужна она ему очень, - сплюнул Николай на кафельный пол.  -  Он
зеркало ищет, зеркало и есть дверь.
     - А вот этого не следовало говорить, - раздался голос  за  спиной
Аршака.
     Его   он   сразу   узнал.   Похожий   на   сиповатое   клекотание
Кошкодава-Ракоеда, но немно глуховатый голос не так  давно  вещал  ему
про Аэндорский трон, про дядю на троне и про все остальное. Но  только
сейчас Аршак разглядел обладателя голоса - плотного человека с тяжелым
лицом, абсолютно не похожего на владетеля замка. Разве что глаза...
     Николай нахмурился, помотал  голвой,  словно  отгонял  навязчивое
видение, потом улыбнулся, подмигнул Аршаку и,  взяв  с  полки  опасную
бритву, со щелчком раскрыл ее. Аршак понял, что созрела крутая  драка,
а бритва и не нужна вовсе, вдвоем с другом они и без бритвы  справятся
с этим, новым, без усов, но с мохнатыми бровями. А там и до  Кошкодава
доберутся, вот тогда бритва и пригодится, усики они ему укоротят!
     Если бровастый кинется на них, то Аршак упадет под ноги, повалит,
а Николай сделает остальное. Но драки не вышло.
     - Ну, я пошел, -  сказал  Николай,  отступил  к  ванне,  полоснул
бритвой по своему горлу и осел в мгновенно покрасневшую воду.
     Аршак даже  не  вздрогнул.  Новое  предательство  не  всколыхнуло
темное озеро отчаяния, мертво стоявшее в  нем.  Еще  немного  -  и  он
согласится на все, лишь бы его  оставили  в  покое.  Ну,  нет,  он  им
покажет! Аршак оттолкнул бровастого от двери и вышел.

                                 СИЛА

     Он переставлял ноги как автомат, но ни  одной  мысли  не  было  в
голове.  Снова  оказался  у  перехода  между  башнями,   где   могучим
зелено-коричневым голубем прилепился вертолет. Равнодушно поглядел  на
него и пошел обратно.
     Ноги  сами  привели  в  комнату,  уставленную  банками.   "Триста
четыре", - негромко подсказала память. Отвинтив крышку,  он  вытряхнул
на ладонь таблетку и проглотил ее.
     Словно большой глоток ледяной воды пронзил его сверху вниз, и тут
же к голове всплыл горячий пузырь  и  рассыпался  мелкими  искрящимися
пузырьками.
     Минуту он стоял, прислушиваясь к новым  ощущениям  и  неожиданным
мыслям. А потом побежал...
     Аршак выскочил на площадку. Боевая  машина  оказалась  на  месте.
Из-под ног брызнула стайка ящериц. Камешек полетел вниз  и  исчез,  он
проводил его взглядом.
     Люк  был  открыт.  Аршак  перекинул  на  второе  сиденье   пустой
комбинезон со шлемом, уселся поудобнее,  поерзал,  подгоняя  под  себя
кресло и захлопнул люк. Проверил топливо, боезапас - все под завязку.
     Быстро прошелся по тумблерам, подвигал сектор газа  и  взялся  за
рукоятку.
     Через несколько секунд лопасти подняли тучу пыли,  и  в  ячеистых
глазах неподвижно замершей на парапете  ящерки  многократно  отразился
вертолет, косо уходивший в небо.
     Аршак сделал круг над городом, но ничего, достойного внимания  не
увидел. Близ моря он обнаружил  вертолетную  базу:  ангары,  полосатый
чулок, раздуваемый ветром на мачте, решетки радаров, цистерны.
     От ангаров к машинам побежали люди. С крыши невысокого  здания  к
нему потянулась тонкая дымная полоса.  Холодно  улыбнувшись,  Аршак  в
боевом развороте, с ходу дал залп по цистернам.
     В тот же миг вертолетную базу залило море огня.
     Кинув машину вбок и уходя в падении  вниз,  Аршак  чудом  избежал
столкновения  с  кроваво-черным  сгустком,  взлетевшим   над   пляжем.
Удовлетворенно оглядев свою работу, он повел свою машину к городу.
     Он шел невысоко, над кривыми улочками и садами, а  затем  невесть
откуда возникли проспекты и современные автострады; тень машины  опять
неслась по старым кварталам, полным танцующими,  поющими  и  ликующими
людьми карнавала. Вскоре прямо по  курсу  выросла  неопрятная  громада
замка, и Аршак резко отвернул вправо,  поднялся  метров  на  триста  и
завис перед башнями и стрельчатыми окнами.
     И тут уронил машину  метров  на  сто,  чуть  не  задев  лопастями
выступающую кран-балку. Из окна  ударила  трассирующая  очередь.  Пули
пробили днище машины, и Аршака несколько раз сильно тряхнуло.
     Уведя машину подальше, он пошарил под кожаной подушкой сиденья  и
вытащил за наполовину отпиленную  ручку  большую  и  плоскую  чугунную
сковороду. Оглядев свежие щербины - следы пуль,  он  цокнул  языком  и
сунул ее обратно. Сориентировался.  Машина  висела  над  перекрестком,
внизу копошились у еле различимой отсюда зенитной установки.
     - Если враг не сдается, - весело сказал Аршак самому себе,  -  то
мы его в гробу видали!
     И с места дал ракетную очередь.
     Из окна повалил дым, одна из башен вдруг треснула и осела набок.
     - Не любит! - закричал в восторге Аршак. - Ох, не любит!
     Машина рванулась вперед.
     Замок ожил. Навстречу неслись трассы снарядов, несколько зенитных
ракет дымно пыхнули в опасной близи, в  разбитый  боковой  иллюминатор
сыпанула на излете струя  вольфрамовой  шрапнели.  Аршак,  не  обращая
внимание  на  встречный  огонь,  расстреливал  замок.   Гнилые   стены
рушились,  обнажая  коридоры.   Лестницы,   разваливаясь,   идиотскими
гармошками  свисали  в  разбитых  пролетах,   падали   ковры,   летели
холодильники, телевизоры...
     Вскоре огневые точки замка были подавлены. Но  дом,  несмотря  на
ужасающие разрушения, все  так  же  возвышался  мрачной  громадой  над
городом, и шар на вершине нагло поблескивал.
     - Ах, так, - угрожающе пробормотал Аршак и поднял вертолет выше.
     Завис - пальнул - промахнулся!
     Снизу потянулись разноцветные огни. По нему жарили  фейерверками.
Аршаку это на  понравилось,  он  отвел  машину  и  пару  раз  прошелся
пулеметами по карнавальной площади.
     Снова залп. Мимо! Озверев,  Аршак  врубил  газ  пошел  на  замок,
посылая ракету за ракетой в шар. Проскочил, чуть не врезавшись в него,
развернул машину и пошел  в  новую  атаку.  Глянув  на  индикатор,  он
вздрогнул: почти весь боезапас спалил, остались всего две единицы.
     "Если промахнусь, - решил он, - ударю машиной!  Пропади  они  все
тут!"
     В этот миг знакомый голос сказал:
     - Чуть-чуть правее, и еще на волосочек, - из-за спины  высунулась
рука, легла на рукоятку поверх его ладони и нажала на кнопку.
     С пилонов огненными жучками  сорвались  две  последние  ракеты  и
впились в самую середину шара!
     Брызнули во все стороны бетонные сегменты, кирпичной лавиной стек
шпиль... Замок рассыпался на глазах. Несколько  секунд  -  и  от  него
осталась чернеющая груда развалин.
     Аршак, облегченно вздохнув, глянул назад.
     Во втором кресле, в летном комбинезоне и  со  шлемом  на  коленях
сидел Лысый и приятно улыбался.
     Привет тебе, о юный разрушитель! Ты совершенно прав, хибару давно
пора было ко  всем  матерям  снести.  Тоже  мне,  дом  разума,  нужник
паршивый! Мы наш, мы новый Дом построим...
     Аршак молча плюнул ему в  лицо  и  опустил  рычаг.  Машина  пошла
вниз...

                                ИСТИНА

     Ему снился сон. Большая черная птица опять ходила кругами у  ямы,
и снова вспыхивало пламя, и тот же пустырь,  но  города  с  замком  не
было, сгинул,  исчез.  В  знакомые  видения  вдруг  всплыл  чудовищный
головастик, вильнул хвостом и исчез в мутной воде...
     Аршак открыл глаза. Он лежал  на  грязной  мешковине.  Вблизи,  у
развалин замка, догорали обломки вертолета. Одна лопасть дико и нелепо
торчала из окна маленького магазинчика,  непонятно  как  уцелевшего  в
этом разгроме. Рядом сидел Кошкодав и меланхолично зевал. Мимо  камней
и  разбитых  бетонных  панелей,  пробираясь   среди   хлама,   к   ним
приближался, блестя на солнце головой Лысый.
     Аршак вздрогнул.  Он  уже  привык  к  тому,  что  Кошкодав-Ракоед
никогда не появляется с другими, словно им  было  тесно  в  этом  мире
яркого солнца и зеленой травы.
     Лысый проворно спрыгнул с груды разбитой мебели и уселся рядом  с
усатым.
     - Опять у него чепуха пустая, - пожаловался Кошкодав.
     - Вы невыносимо глупы, мой могущественный друг, -  с  отвращением
сказал Лысый. - Это у нас чепуха, а  у  них  все  значимо,  все  имеет
ранжир и направление в дебрях внутреннего "ты"...
     - Поговорили! - оборвал Кошкодав-Ракоед, но Лысый не смутился.
     - Карнавал еще продолжается, мой единственный  друг,  и  не  надо
грубить. Я охотно признаю твою силу, но это еще вопрос - кто  из  всех
достоин воплощения. Я ведь могу и по имени назвать!
     - Тс-ц! - грозно цыкнул Кошкодав-Ракоед, бросив опасливый  взгляд
на Аршака.
     Лысый рассмеялся.
     - Умолчания! Тайны! Зашитые рты! Старо, до  невозможности  старо,
грозный ты мой, а юноша неглуп, юноша все видит, почти все понимает  и
при случае сложит два плюс два, все поймет и расскажет у себя, там. Не
так ли?
     Аршак молчал.
     - Вот видишь, - развел Лысый руками. - Он развит  и  умен.  Зачем
обман и насилие, когда можно договориться. Ну, по рукам?
     - Что вам надо?
     Кошкодав-Ракоед пригладил усы, хмыкнул и  испытующе  поглядел  на
Лысого.
     - Вот это, я понимаю, разговор,  -  обрадовался  Лысый,  -  а  не
глупости с пальбой. Мы говорили с тобой, если не забыл, о  ключе.  Так
вот...
     - Подавитесь вашим ключом! - крикнул Аршак и, выхватив из кармана
перламутровую ручку, швырнул ее оземь.
     Лысый кряхтя нагнулся,  поднял  ее  и  с  любопытством  повертел,
любуясь радужной игрой.
     - Симпатичная вещица. По-моему, это ручка от зонтика. А ты какого
мнения, проницательный мой начальник?
     Кошкодав-Ракоед молча вырвал у него ручку и небрежно отшвырнул  в
сторону.
     - Дурочку ломаешь?! - завопил он таким  пронзительным  и  мерзким
фальцетом, что Аршак слегка присел.
     - Не кричи так истошно, у меня от твоего крика  моча  скисает,  -
сказал Лысый, а затем  обратился  к  Аршаку:  -  Так,  значит,  бедный
мальчик, ты все время  носил  эту  ненужную  безделушку  в  кармане  и
геройски принимал страдания? Потел, но выдать тайну злодеям не  хотел?
Гер-рой! Молодец! Но, извини, ошибочка вышла. Это - не то!
     Удар был силен. Пройдя все круги предательства, Аршак хотел  было
умыть руки, но не успел и был предан раньше, что  вдвойне  обидно,  на
сей раз бездушным предметом. Тайна оказалась пшиком. Он  вдруг  ощутил
себя маленьким обманутым мальчиком, которому вместо конфеты  подсунули
какашку в бумажке. Хотелось уткнуться в бабушкин передник и  выплакать
ей все обиды и печали. Но бабушки у него никогда  не  было,  да  и  не
плакал он вот уже лет десять.
     - Не расстраивайся,  иногда  намерение  важнее  действия.  Сейчас
поднатужься и вспомни - не  попадался  тебе  маленький  кусок  стекла?
Небольшой такой, темный  обломочек.  Возможно,  он  в  коробке  или  в
металлической шкатулке из тяжелого металла.
     - Нет, нет! - зарычал Кошкодав. - Стекло открыто, я чую, я  знаю,
я сразу почувствовал, как только его раскрыли!
     - И я это знаю, торопливый ты мой. Вспомни, мальчик, куда  делось
стекло, оно ведь у вас дома было!
     - Какое стекло?
     - Очень  важное.  Единственный  уцелевший   осколок   аэндорского
зеркала. Ключ. Найдется зеркало -  найдется  и  дверь.  Тогда  сможешь
вернуться к себе. А так - останешься здесь.
     - Не понял.
     - Чего ты не понял?
     - Стекло - там?
     - Там, там!
     - А я - здесь. Как же я вам найду стекло?
     - Голубчик! - вскричал Лысый. -  Тебе-то  зачем  напрягаться?  Ты
только вспомни, а уж остальное мы сами и в лучшем виде...
     - Кто это вы?
     - Ну, я, ты, он, она - какая разница!
     Аршак задумался. Он чуть не вспомнил, куда уронил  стеклышко,  но
тут же могучим усилием воли подавил мысль о нем.  Досчитав  в  уме  до
семидесяти, он спросил:
     - Вы ищете дверь, чтобы вторгнуться к нам и завоевать нас?
     - Зачем вас завоевывать? - искренне удивился Лысый.
     - Тогда зачем вам зеркало?
     Лысый задумался. Пошевелил губами, прищурил глаза, нюхнул воздух.
     - Была не была, - начал он. - Все скажу. Хочешь правду -  получай
правду. Если не подавишься, то переваришь. Вот тебе вся истина. Да, мы
ищем осколок аэндорского  зеркала.  Что  это  такое  -  не  спрашивай,
объяснять сто лет придется, да и то еще не  знаю,  есть  ли  тот,  кто
объяснить сумеет. Скажем так:  зеркало  -  дверь  в  миры  реальные  и
воображаемые. Но не спрашивай, какой из миров реален! В  этом  вопросе
нет смысла. Как  кости  лягут,  так  и  выйдет!  Ну,  это  к  делу  не
относится. Мы должны пройти к вам. Все и  навсегда.  Частенько  к  вам
наведываемся, но полное воплощение без зеркала невозможно. Завоевывать
вас нет никакой нужды - что вы, что мы - никакой разницы! Но вы только
по-настоящему впустите к себе, и мы превратим ваш мир в наш рай...
     - Кто это вы? - с тупым упрямством повторил вопрос Аршак.
     Кошкодав-Ракоед неприятно дернул щекой.
     - Вот потеха, он все-таки вспоминает! -  рассмеялся  Лысый.  -  В
одном из вариантов было очень смешно. Он  сбросил  на  тебя,  спящего,
титановый лист и рассек пополам, аккурат по пояс. А  потом  трясся  от
ужаса и смотрел, как из одной твоей половины растут ноги, а из  другой
я! Кажется, он тогда обмочился. Хотя, нет, вру.
     Аршак ничего не понял.
     - Тот несчастный...  С  бритвой...  говорил  правду,  -  перестал
смеяться Лысый. - здесь _д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ никого нет,  кроме
него, - кивок в сторону Кошкодава, - и я -  это  он,  и  татуированная
девочка - он, и отцы-основатели, и арфист на карнавале... В кого бы ты
не плюнул - попадешь в него, хотя, предупреждаю, он  очень  не  любит,
когда на него плюют. Так вот - только на карнавале  мы  можем  как  бы
порознь, а так - как бы по очереди. Вник, мизерабль?
     - У вас, вас... Аршак поперхнулся. - Одно тело на всех?
     - Ты меня систематически разочаровываешь! -  огорчился  Лысый.  -
Пожалуй, не буду  дарить  тебе  покрывала  с  четырьмя  кисточками  на
уголках, а ведь собирался. Вульгарный саван - вот что пристало глупому
мальчишке! Разве ты не  видишь,  сколько  тут  достойных  тел,  и  все
разные? Все организмы должны быть разными. Как раз наоборот -  я  один
на все тулова, а когда воплощаюсь - то многообразен, хотя и един.
     - Я ничего не понимаю, - жалобно сказал Аршак.
     - И славненько, - подхватил Лысый. - И не надо.  Быстро  вспомни,
где зеркало обронил, и домой, к дяде и тете.
     - А дядя?! - закричал Аршак, ужасаясь догадке. - Дядя - тоже он?
     - В какой-то мере, - осклабился Лысый. - Но самое интересное:  ты
тоже - он, хотя еще об этом не подозреваешь!
     Аршак  внимательно  посмотрел  на   самодовольно   крутящего   ус
Кошкодава-Ракоеда.
     - Ладно, - сказал Аршак. - Если я помогу найти зеркало,  если  вы
меня не обманете, если я вернусь... Но я же могу  все  рассказать  _о_
_н_а_с_!
     Кошкодав-Ракоед мелко хихикнул и принялся за второй ус. Лысый  же
скорбно развел руками.
     - Однажды ты попытался учинить нечто подобное. Но  взамен  одного
стекла ты получил другое, - с этими словами Лысый нагнулся и поднял  с
земли трубчатый обломок шприца. - Тебя нашли в парке.  Санитары  долго
ругались, укладывая тебя в спецмашину, молодой жалел, а старый выказал
свое неудовольствие, пожелав тебе, а также и  тебе  подобным,  к  коим
причислил молодого  санитара,  скорее  попередохнуть.  Тебя  с  трудом
откачали, и это, сам понимаешь, веры  к  твоим  словам  не  прибавило.
Впрочем, буду откровенным, дело тогда чуть не сладилось, но тебя опять
подвела память. Как, кстати, и  в  нынешнем  заходе.  Немотивированные
поступки...
     - Болтаешь! - рявкнул Кошкодав.
     Лысый подумал и согласился.
     - На этот раз ты прав, усатенький.
     Аршак с трудом поднял ноющее тело и, превозмогая боль в суставах,
сделал шаг, другой... Когда обернулся, то увидел, что  Кошкодав-Ракоед
и Лысый бурно спорят, не обращая на  него  внимания.  Он  побрел  куда
глаза глядят, петляя между обломками стен, обходя провалы и догорающие
ошметья. Слабо удивился тому, что от  большого  замка  осталась  сущая
труха.
     Отойдя метров на двести, он наступил на железяку,  пригляделся  и
обнаружил, что это небольшой пистолет с удобной, прямо по  его  ладони
рукояткой. Быстро сунул его за пазуху и огляделся.
     Они  продолжали   спорить,   размахивали   руками,   Лысый   даже
подпрыгивал на месте. Подойти и разрядить  обойму?  Толку!  Опять  все
кончится конфузом.
     "Пусть себе ругаются", равнодушно подумал Аршак.
     Но они не ругались.
     - Только не смотри  в  его  сторону,  ради  всех  воплощений,  не
смотри, - тихо заклинал  Лысый.  -  Вот  он  уже  подходит  к  рельсу,
подошел,  сейчас  споткнется...   Есть!   Стоит,   правильно,   теперь
проверяет, не выронил ли из-за пазухи ствол, идет к кирпичной груде...
     - Время! - зарычал Кошкодав-Ракоед. - Вперед...
     - Не спеши, успеваем. Здесь он всегда проходил чисто. Спугнешь  -
растопчу! За всех, сволочь усатая, будешь ответ держать!  Ага,  пошел,
пошел, огибает, исчез за кучей, сейчас увидит провал...
     Аршак увидел провал. Потолок  коридора  обвалился,  и  перед  ним
темнела длинная яма с ровными краями. Аршак прошел  вдоль  нее,  потом
вдруг замер и лег на битый кирпич. Он смотрел вниз и  боялся  поверить
своим  глазам.  Провал  заканчивался  квадратной   дверью!   Над   ней
громоздились обломки бетона, скрученная арматура, а  на  остром  штыре
тяжело раскачивалось чучело медведя с подносом в лапах.
     Аршак спрыгнул вниз и пнул изо всей силы в дверь.
     Подвал уцелел. Сверху уже не капала, а довольно сильно лила вода.
Шипел пар. Лампочка не горела, но было светло - пролом, сквозь который
он выбрался  вечность  тому  назад,  ярко  светился.  Аршак  осторожно
пробрался к нему, глянул: склон, зелень, внизу шумит  море,  и  чья-то
грациозная фигурка медленно кружится  в  беззвучном  танце  на  желтом
песке...
     Он отпрянул и наступил на обрезок арматуры. Поднял и вздохнул.  С
помощью этого ржавого инструмента не так давно он прорвался туда,  где
море, пляж и все остальное, что ему причиталось.
     Выход должен быть здесь в подвале.
     Дождь с потолка усилился, вода стояла уже по щиколотку.
     Аршак подбежал к стене и ударил. Глухо звякнув,  железяка  выпала
из пальцев. Подув на ободранную кожу, он нашарил ее в воде,  поднял  и
поплелся  к  стене  напротив.  Дождь  превратился   в   ливень,   вода
подбиралась к поясу.
     Удар! И рука уходит в стену...
     Дождь лил и хлестал со всех сторон. Аршаку показалось, что он все
еще в подвале и завяз в нем намертво, вода поднимается и скоро задушит
его.  Но  вот  сквозь  истончающуюся   пелену   дождя   он   разглядел
девятиэтажную  коробку  дядиного  дома,  детский  городок  и  нашлепку
автобусной остановки.
     В Москве еще ночь.
     Он стоял, прижавшись  к  монументальной  стене,  что  возвышалась
напротив дядиных окон. Может, все это померещилось ему здесь, у стены,
и ничего _н_а_ _с_а_м_о_м_ _д_е_л_е_ не было? Ну, по  терял  сознание,
его никто не заметил, а дождь привел в чувство. Просто заболел,  резко
подскочила температура, начался бред... Надо скорее бежать в дом!
     Но он не мог сделать первый шаг. Ему было страшно.  Он  не  знал,
чего боится больше - не застать дядю дома или наоборот?  Вдруг  войдет
он в дом и увидит, как дядя спокойненько пьет чай или лается с  тетей?
Вот это почему-то  пугало  больше  всего.  Тогда  придется  всю  жизнь
гадать, какой дядя остался _т_а_м_, а какой _з_д_е_с_ь_? И если  вдруг
некто,  очень  похожий  на  дядю  и   ничем   неотличимый   от   дяди,
действительно окажется дома, то он, Аршак, навсегда усомнится во всех,
даже в матери. Кто знает, где она крутит педали? И где  крутит  педали
он, Аршак?..
     Дождь иссяк. Ветер мгновенно разогнал тучи, в  лужах  многократно
высветилась луна.
     Издалека  послышался  рев   моторов.   Вдоль   стены   промчались
мотоциклисты  и  круто  развернувшись,  затормозили.  Десяток  крепких
парней и двоюродная  сестра  Клара  составили  машины  в  многолучевую
звезду.
     - Ты почему ночью не спишь, родственник? - весело спросила Клара.
     Аршак пожал плечами, сделав на лице что-то вроде улыбки.
     - Без своей тусовки все в лом?
     Не  отвечая,  Аршак  побежал  к  мосткам.  Клара  присела   перед
мотоциклом и озабоченно подергала проводок.
     Прямо в одежде Аршак бухнулся в воду, упал на колени и, по  горло
в белых хлопьях, стал шарить по склизкому дну.
     Стекло нашлось сразу. Выскочил из воды, сбросил мокрые  кроссовки
и побрел к ночным мотоциклистам. Навязчивая  мысль  о  том,  что  надо
куда-то спешить, не шла из  головы.  Осколок  аэндорского  зеркала  он
крепко зажал в кулаке.
     Подошел к Кларе.  Скрипачка  сосредоточенно  разглядывала  свечу.
Вкрутила на место и, хмыкнув, уселась на машину.
     Аршак мучительно, до головной  боли  пытался  вспомнить  какие-то
важные слова, но перед ним всплывало  только  идиотски-блаженное  лицо
дяди - "выпусти птицу, выпусти птицу..." И он вспомнил все!

                                СИМВОЛ

     Вспомнил  место  -  пустырь  он  видел,  когда  помогал   соседям
переезжать. Он знал - это здесь, неподалеку. И птица там!
     - Это кто, твой родственник? - спросил Клару высокий и невероятно
плечистый парень.
     - Родственник, - протянула она.
     - А эти вот - тоже родственники? - и парень ткнул пальцем  Аршаку
за спину.
     Аршак повернул голову  и  обмер.  Словно  вылезшие  из  стены,  а
взяться больше было неоткуда было, шли к  ним  Кошкодав-Ракоед,  хищно
шевеливший усами, Лысый, возбужденно потирающий руки, а за ними толпою
много всяких - серых, невзрачных, но очень неприятных.
     - Молодец! - просипел Кошкодав-Ракоед. - Давай сюда!
     - Только спокойно, - встрял Лысый, но  Кошкодав  отмахнулся,  его
трясло от нетерпения.
     - Отдай! - и он больно вывернул Аршаку ухо.
     Аршак вскрикнул.
     - Не понял? - удивился парень и оттолкнул Кошкодава.  -  Здесь  я
командую. И обижать маленьких нехорошо. Взрослые люди, не стыдно?..
     - Пшел отсюда, сопляк! - взвизгнул Лысый и подскочил к парню,  но
в тот же миг, охнув, сложился пополам.
     - Зеркало здесь! - вскричал Кошкодав-Ракоед, и  те,  что  маячили
сзади, надвинулись с угрожающим гулом.
     - Ой,   не   могу!   -   весело   сказал   парень.   -   Дяденьки
расхулиганились. Дяденькам плохо.  Ребята,  надо  помочь!  Первыми  не
бить!
     В воздухе засвистели  цепи,  сверкнули  кастеты.  Аршак  замер  в
предвкушении  большого  мордобития.  Запустил  руку  за  пазуху  и   с
восторгом нащупал гладкую рукоять. Но незваные гости  вдруг  бросились
врассыпную, и Аршак понял, что надо спешить, иначе его  подстерегут  в
подъезде, на улице, во сне...
     И никакое самое истребительное оружие в мире ему не поможет.
     Он вскочил на заднее сидение машины.
     - Гони!
     И Клара рванула!
     Они неслись по ночной Москве, а  за  ними  растянулась  экскортом
цепочка мотоциклистов. Время  от  времени  в  рев  моторов  вплетались
милицейские трели, уличные фонари сливались в  полосы,  иногда  машину
подбрасывало на неровностях, и они летели, летели...
     Аршак показывал куда сворачивать. Оглянулся,  и  ему  показалось,
что от стен и витрин, киосков и памятников срывались плоские  тени  и,
сбиваясь в стаи,  несутся  за  ним  корявыми  скачками  сквозь  редких
прохожих и столбы.
     Тогда он выхватил пистолет и начал с упоением  палить  в  скопище
теней.  Пули  чиркали  о  стены,  цокали   по   проводам,   рассыпаясь
фонтанчиками  однокопеечных  монет.  Аршак  этого,  конечно,  не   мог
заметить и жал на курок, пока не расстрелял всю обойму.
     Наконец они свернули к  новостройкам  и  затормозили  у  большого
пустыря.
     Аршак соскочил, растерянно озираясь - он не помнил, в каком  доме
живут старик со старухой, где птица в клетке.
     Впереди желтел тусклый огонь.
     - Туда! - крикнул Аршак, но Клара помотала головой.
     - Разобьемся.
     Аршак бросил ненужный пистолет и побежал. Он спотыкался о  камни,
босые ноги цеплялись за невесть откуда  взявшуюся  колючую  проволоку.
Далеко позади кто-то топал. Он боялся оглянуться, зная наверняка,  что
увидит до отвращения знакомое усатое лицо или лысину или даже дядю, он
бежал, и вскоре топот стих.

     Здесь прокладывали трубопровод. Несколько  рабочих  сгрудились  у
земляной кучи, побросав лопаты. Рядом трещал и стрелял искрами костер.
     - Да какая это на хрен индюшка? - сказал кто-то из рабочих.
     - Ну, и не гусь, - отозвался другой.
     Аршак проскользнул между ними и увидел...
     Большая черная птица с  длинными,  но  словно  грубо  скрученными
ногами копошилась огромным  пауком  в  земляной  куче  у  ямы.  Увидев
Аршака, она с трудом подняла длинную шею  и  издала  тоскливый  долгий
скрип.
     - Во измордовали птицу, - проговорил рабочий в светлой спецовке и
выругался. - Черная какая! Вроде я такую белую видел...
     - В таком воздухе да не почернеть! Откуда она взялась?
     - Выбросил кто-то. Она из окна вымахнула, чуть не в лепешку!
     - Звери, ну, чисто звери! Ну, зажарили бы хоть или сварили...
     - Может сама вылетела?
     - А чего же хозяева, дренть, не суетятся, сколько уже времени она
здесь мается?
     Черный  стерх  жалобно   пискнул   и,   перевалившись   с   одной
искалеченной ноги на другую, упал к ногам  Аршака.  Он  взял  птицу  в
руки. Не оглядываясь, пошел к костру.  "Огонь,  вот  он  -  огонь!"  -
шепнул чей-то голос, и тут же другой, прямо в голове,  скороговоркой:"
Не делай глупости, не делай глупости, это последний кусок  аэндорского
зеркала, все, что осталось, больше нигде нет, ни в каких мирах...". Он
чувствовал, что надо торопиться, те приближаются.
     Секунду поколебавшись, достал из кармана темное стекло и бросил в
огонь.
     Перед ним с тихим шипением  встала  радужная  пелена,  в  ней  он
увидел себя, ростом с дом,  рабочих,  уставившихся  недоуменно  в  эту
картину,  они  тоже  выглядели  великанами  в  аэндорском  зеркале,  и
блеклые, стремительно приближающиеся силуэты...
     "Сам, шагни сам, - закричал в голове совершенно незнакомый голос,
- пусть хоть ты станешь вседержителем, лучше ты, чем они!"
     Аршак сделал шаг вперед и подбросил птицу.
     Черный стерх неуклюже кувыркнулся в воздухе  и  пронзил  радужное
зеркало.
     И все, кто был в этот предрассветный час на пустыре, кто не  спал
в домах и был у окон, увидели,  как  из  зеркала  вылетела  прекрасная
белая птица, взмахнула огромными крыльями и поднялась в небо.
     Зеркало исчезло.
     Восход едва светлел; но вдруг в  небе  загорелась  яркая  золотая
точка - солнечные лучи встретили птицу...

     - Красиво! - восхищенно произнес кто-то.
     "Действительно, красиво, - подумал Аршак, - но неужели  это  все?
Все, что должно было произойти? Обидно... Хотя, может, птица -  символ
свободы. Или надежды..."
     - Ты сам мог стать воплощением свободы и надежды! - сказал сиплый
голос. - Но  предпочел  растратить  силу  зеркала  во  имя  очередного
пустого символа. И вот тебе под занавес бесплатная мораль - на сей раз
тебя никто не предавал. В награду за мытарства ты  получил  шанс,  но,
упоенный дешевыми символами и крепко вбитыми  лозунгами,  предал  себя
сам. Борясь со злом, ты не понял, как оно может обернуться добром.  Ты
даже не прислушался к совету - самому воспользоваться зеркалом.  Хотел
бы знать, кто это тебе посоветовал. Ничего, теперь узнаю  все!  Ты  же
подумай, откуда взялась эта птичка и не открыл ли твой  красивый  жест
нам дверь? Так до свидания же, мой заурядный друг!
     Рядом с Аршаком стоял Кош... нет, Лыс...  нет,  лицо  ежесекундно
менялось,  усы  мгновенно  вырастали  и  опадали,   лысина,   блеснув,
прорастала густой шевелюрой.
     Он похлопал мальчика по плечу и, пробормотав "Кто  же  говорил  с
тобой  перед  зеркалом?",  зашагал  прочь.  Вот  он   обогнул   трубу,
перепрыгнул через ров и растворился на пустыре.
     И только тогда Аршак заплакал.

                                ЭПИЛОГ

     Вот он стоит и плачет, не зная, что это я  говорил  с  ним  перед
зеркалом. Но он меня не слышал и уже не услышит. И потому  рассказчику
больше нечего сказать.

                                                                  1987