Рекс СТАУТ

                           В ЛУЧШИХ СЕМЕЙСТВАХ

                                    1

     В том, что миссис Рэкхем  договаривалась  о  встрече,  плотно  прижав
палец к губам, не было ничего удивительного. Что необычного может  быть  в
этом жесте, если люди попадают в такой  переплет,  когда  им  не  остается
ничего другого, как обратиться за помощью к Ниро Вульфу?
     Впрочем, в данном  случае  я  несколько  преувеличил  насчет  пальца,
поскольку мы беседовали с миссис Барри Рэкхем по телефону. Все дело было в
ее голосе, приглушенном и нервозном, к тому же она  без  конца  повторяла,
что вопрос у нее совершенно, ну совершенно конфиденциальный -  даже  после
того, как я клятвенно заверил, что мы вовсе не всякий раз спешим известить
прессу о том, что уговорились с  кем-то  о  деловом  свидании.  Заканчивая
разговор,  она  еще  раз  не  поленилась   напомнить,   что   предпочитает
переговорить с мистером Вульфом с глазу на глаз, так что, повесив  трубку,
я решил, что не лишним будет позвонить в банк мистеру Митчеллу, а также  в
"Газетт" Лону Коэну, чтобы аккуратно навести справки о возможном  клиенте.
Естественно,   главным   образом   меня   интересовало,   насколько    она
платежеспособна. Что  ж,  сведения  оказались  утешительными:  стоила  она
добрых четыре миллиона, а то и все пять. Ладно, пусть четыре, и пусть даже
Вульф выставит счет лишь на половину этой суммы, все равно  этого  хватит,
чтобы оплачивать мое  жалованье  (а  я  являюсь  помощником  и  доверенным
секретарем Вульфа, а также по совместительству назойливым  кусакой-оводом,
который не дает ему бить баклуши) в течение ближайших ста шестидесяти семи
лет; добавлю к тому же, что, постоянно проживая в доме Вульфа, я имею  еще
и стол и крышу над головой. Так что, как ни крути,  я  буду  обеспечен  по
гроб жизни, если, конечно, она оценит оказанные ей сыскные  услуги  в  два
миллиона.
     А она вполне могла позволить себе такое, судя по ее виду и  поведению
на следующее утро, в пятницу, в 11:05, когда раздался звонок и я открыл ей
дверь. Рядом с ней на крыльце стоял какой-то мужчина, а она, метнув  рысий
взгляд на восток, потом на запад, оттеснила его плечом, резво проскочила в
дом, уцепила меня за рукав и заявила громким шепотом:
     - Вы не Ниро Вульф!
     В  тот  же  миг  она  отпустила  меня,  схватила  за  локоть   своего
провожатого, перетащила его через порог и громогласно повелела:
     - Зайди и закрой дверь!
     Ну точь-в-точь как герцогиня в лавке ростовщика.
     Я, правда,  всегда  считал,  что  герцогиня  должна  выглядеть  более
привлекательной.  Я  успел  как  следует  разглядеть  эту  парочку,   пока
развешивал взятые из рук мужчины пальто и шляпу. Выглядела  миссис  Рэкхем
парадоксально: все, что выше  шеи,  было  худым  и  костлявым,  а  ниже  -
наоборот, пышным и даже чересчур. На щеках, скулах и подбородке кожа  была
гладкая, туго натянутая, а вот  вокруг  рта  и  носа  разбегались  сеточки
морщин.
     Помогая ей снять меховое манто, я сказал:
     - Послушайте, миссис Рэкхем, вы ведь  пришли  посоветоваться  с  Ниро
Вульфом, не так ли?
     -  Да,  -  прошептала  она.  Потом  кивнула  и  громко  добавила:   -
Естественно.
     - Тогда перестаньте дрожать, если  можете,  конечно.  Мистеру  Вульфу
крайне неприятно, когда женщина дрожит: он может даже вбить себе в голову,
что вы собираетесь закатить истерику, и тогда никто на свете  не  заставит
его выслушать вас. Так что глубоко вдохните и постарайтесь  взять  себя  в
руки.
     - Ты в машине всю дорогу  дрожала,  -  добавил  ее  спутник  приятным
баритоном.
     -  Ничего  подобного!  -  отрезала  миссис  Рэкхем.   Не   дождавшись
возражений, она повернулась ко мне. - Это мой кузен, Кэлвин  Лидс.  Он  не
хотел, чтобы я приезжала к вам, но я тем не менее захватила его  с  собой.
Где мистер Вульф?
     Я указал на дверь, ведущую в кабинет, пошел, распахнул ее и провел их
внутрь.
     Мне до сих пор так и не удалось понять,  чем  руководствуется  Вульф,
решая, вставать ли ему на  ноги  или  нет,  когда  в  его  кабинет  входит
женщина. Если причины у него на то объективны, то они слишком  сложны  для
моего разумения, если же они личные, тогда их столько, что я даже не знаю,
с какой начинать. На сей раз Вульф не счел нужным  даже  слегка  привстать
из-за стола в углу возле окна, а довольствовался сухим кивком  и  каким-то
невнятным  бормотанием  в  ответ  на  представления.  В  первый  миг   мне
показалось, что миссис Рэкхем смотрит на него с укоризной  за  его  дурные
манеры, но потом я сообразил, что она попросту  остолбенела,  не  в  силах
воспринять, что он такой необъятный и толстый. Я-то уже настолько привык к
размерам его туши, что стал потихоньку забывать о  том,  как  это  зрелище
поражает людей, которые видят Вульфа впервые.
     Он ткнул большим пальцем в направлении красного кожаного кресла перед
столом и буркнул:
     - Садитесь, мадам.
     Она приблизилась и села. Я тоже уселся за  свой  стол,  стоявший  под
углом к столу Вульфа. Кэлвин Лидс, кузен, присаживался дважды, сначала  на
кушетку у двери, а потом на стул, который я к нему  придвинул.  На  первый
взгляд я бы рискнул предположить, что и он, и миссис Рэкхем  появились  на
свет одновременно с двадцатым веком, хотя кузен, возможно,  был  чуть-чуть
постарше. Кожа на его грубоватом лице казалась задубевшей, волосы, некогда
темные, изрядно поседели, но при своем среднем росте и  весе  он  сохранял
вполне приличную резвость и живость. Он уже успел оглядеться по сторонам и
теперь выжидательно смотрел на кузину.
     Миссис Рэкхем обратилась к Вульфу:
     - Пожалуй, вам не просто гоняться за преступниками, не так ли?
     - Не знаю, - учтиво ответил он. - Я уже много лет этим не  занимался,
да и не собираюсь. За меня это делают другие.  -  Он  указал  на  меня.  -
Мистер Гудвин, конечно, и еще кое-кто, когда требуется. А что, вам надо за
кем-то гоняться?
     - Да. - Она замолчала. Уголки ее рта подергивались. - Думаю, что  да.
Если, конечно, это можно делать без огласки, скрытно...  Я  имею  в  виду,
чтобы никто об этом не знал. - Губы ее  опять  дернулись.  -  Мне  страшно
стыдно... в моем  возрасте,  впервые  в  жизни...  обратиться  к  частному
детективу по личному делу.
     - Тогда тебе не следовало приходить, - мягко сказал Лидс.
     - Тогда вы пришли слишком рано, - поправил Вульф.
     - Слишком рано? Почему?
     - Нужно было дождаться, пока дело не примет  для  вас  такой  срочный
оборот или не сделается настолько  серьезным,  что  вы  больше  не  будете
испытывать стыд, обращаясь ко мне, тем  более,  что  я  ценю  свои  услуги
весьма дорого. - Он покачал головой. - Слишком рано. Возвращайтесь тогда и
в том случае, когда поймете, что иначе нельзя.
     - Ты слышишь, Сара? - спросил Лидс, не слишком, впрочем, настойчиво.
     Не замечая его, она наклонилась и выпалила:
     - Нет, нет, я уже пришла. Я должна знать! Я должна знать о моем муже!
     Голова Вульфа резко дернулась, и он ожег меня испепеляющим  взглядом.
Я не отвел глаза и с достоинством ответил:
     -  Нет,  сэр,  это  не  так.  В  противном  случае  она  солгала.   Я
предупредил, что мы не беремся за  дела  о  супружеской  неверности  и  не
занимаемся слежкой за мужем и женой, но она заявила, что ее вопрос  совсем
в другом.
     Отвернувшись от меня, он воззрился на нее:
     - Желаете ли вы, чтобы мы установили слежку за вашим мужем?
     - Я... я не знаю. Не думаю, что...
     - Вы подозреваете его в измене?
     - Нет! Ни в коем случае!
     Вульф хрюкнул,  откинулся  на  спинку  кресла,  поерзал,  устраиваясь
поудобнее, и буркнул:
     - Расскажите обо всем по порядку.
     Подбородок миссис Рэкхем мелко задрожал. Она взглянула на Лидса.  Тот
вскинул брови и потряс головой, но не отрицательно, а как  бы  представляя
дело на усмотрение кузины. Вульф снова хрюкнул. Она посмотрела на  него  и
уныло пролепетала:
     - Я неврастеничка.
     - А я не психиатр, - огрызнулся Вульф. - И я сомневаюсь, что...
     Она оборвала его.
     - Я всю жизнь была неврастеничкой. Я росла в одиночку, без братьев  и
сестер, моя мать умерла, когда мне было три года, а  отец  не  уделял  мне
времени из-за моей отталкивающей внешности.  Когда  он  умер  -  мне  было
двадцать, - я плакала на похоронах... не потому, что он  умер,  а  потому,
что он воспротивился бы тому, чтобы я стояла в такой близости  от  него  -
при отпевании, по дороге на кладбище или возле могилы.
     Губы ее опять затряслись, но она уняла дрожь и взяла себя в руки.
     - То, что я рассказываю, тайны ни для кого не составляет, но я  хочу,
чтобы вы поняли, зачем мне понадобилась помощь. Я так  до  сих  пор  и  не
знаю, почему мой первый  муж  женился  на  мне,  так  как  он  был  вполне
обеспечен и хорошо стоял на ногах, но прошло совсем немного времени, и  он
уже не выносил одного лишь моего вида, так же, как  и  мой  отец.  Поэтому
я...
     - Это вовсе не так, Сара, - вмешался Кэлвин Лидс. -  Ты  просто  себе
внушаешь...
     - Вздор! - отмахнулась она. - Уж не такая  я  психопатка!  Поэтому  я
подала на развод, который он, по-моему, воспринял  с  радостью,  хотя  был
слишком хорошо воспитан, чтобы в том признаться, и я спешила покончить  со
всеми формальностями, чтобы скрыть от него свою беременность. Вскоре после
развода у меня родился сын,  и  это,  конечно,  кое-что  осложнило,  но  я
воспитывала ребенка одна... и он был мой, только мой, до тех пор, пока  не
пошел на войну. Он никогда  не  проявлял  ко  мне  неприязни,  даже  чисто
внешне, в отличие от моего отца или мужа. Он не  стыдился,  что  его  мать
такая уродина. Ему было хорошо со мной. Не так ли, Кэлвин?
     - Конечно, - заверил Лидс и, кажется, вполне искренне.
     Она согласно кивнула и умолкла, отрешенно глядя  прямо  перед  собой.
Потом вдруг вздрогнула, словно вспомнила про Вульфа:
     - Да, перед тем, как отправиться на  войну,  он  женился,  причем  на
очень пригожей девушке. Это неправда, будто я хотела, чтобы его избранница
походила на меня, но, естественно, я не могла не заметить, что  он  выбрал
мою противоположность. Аннабель просто писаная красавица. Я гордилась, что
она вышла за моего сына - это  уравняло  мои  счеты  с  другими  красивыми
женщинами, которых я встречала и знала. Она думает, что я ее ненавижу,  но
это неправда. Таких нервозных людей,  как  я,  нельзя  судить  по  обычным
меркам. Поймите меня правильно  -  я  вовсе  не  виню  Аннабель,  так  как
прекрасно знаю,  что  когда  из  Германии  пришла  весть  о  гибели  моего
мальчика, ее потеря была более велика, чем моя. Тогда он был уже  не  мой,
он принадлежал ей.
     - Прошу прощения, - вежливо,  но  решительно  вмешался  Вульф.  -  Вы
хотели посоветоваться со мной о вашем муже. Из ваших слов явствует, что вы
разведены, верно?
     - Нет, конечно! Я... - Она спохватилась. - Ох! Это же мой второй муж.
Я просто хотела, чтобы вы все поняли.
     - Попытаюсь. Давайте поговорим о нем.
     - Его зовут Барри Рэкхем, - она произнесла имя так, словно владела на
него авторским правом или, по меньшей мере,  получила  его  в  пожизненную
аренду. - Он играл в регби в Йельском университете, потом получил место на
Уолл-стрит и  оставался  на  бирже  до  самой  войны.  В  конце  войны  он
дослужился до  майора,  хотя  за  четыре  года  мог  достичь  и  большего.
Поженились мы в 1946 году - три года и семь  месяцев  тому  назад.  Он  на
десять лет моложе меня.
     Миссис Барри Рэкхем замолчала, не сводя глаз с  лица  Вульфа,  словно
ожидая комментария, но его  не  последовало.  Вульф  лишь  сделал  попытку
подстегнуть ее, глухо произнеся:
     - И потом?
     - Я думаю, - сказала она, словно сдаваясь, -  во  всем  Нью-Йорке  не
сыскать человека, который не был бы  уверен,  что  Барри  женился  на  мне
только из-за денег. Все  знают  больше  меня,  потому  что  я  никогда  не
задавала ему лишних вопросов,  а  он  единственный,  кому  это  доподлинно
известно. В одном я убеждена: он не испытывает неловкости, глядя на  меня.
Это я точно знаю, поскольку я очень ранима и очень страдаю из-за этого,  а
он с самого начала не питал ко мне неприязни. Конечно, он понимает, как  я
выгляжу, насколько я безобразна, но он же в этом не виноват и его  это  не
раздражает, даже...
     Она прервалась, и щеки ее вспыхнули. Кэлвин Лидс кашлянул  и  заерзал
на стуле. Вульф прикрыл глаза и через мгновение снова  раскрыл  их.  Я  не
отводил от нее глаз, чтобы она не подумала, что  меня  смутил  ее  девичий
румянец.
     Впрочем, ей было не до меня.
     - В любом случае, - продолжала миссис Рэкхем, когда ее щеки приобрели
прежний оттенок, - я все держу в своих руках. Дом записан на  мое  имя,  я
оплачиваю все счета и содержание машины и все прочее, но я не выделяю  ему
никаких средств - это мы нигде не оговаривали. Хотя порой мне кажется, что
это не совсем справедливо. Когда ему  требовались  деньги,  я  никогда  не
отказывала и  не  задавала  никаких  вопросов.  Во  всяком  случае,  почти
никогда. Но на второй год совместной жизни запросы его увеличились,  а  на
третий - возросли еще больше, и мне показалось, что это уже чересчур.  Три
раза я давала ему меньше денег,  чем  он  просил,  существенно  меньше,  а
однажды  вообще  наотрез  отказала  -  я  по-прежнему  ни  о  чем  его  не
расспрашивала, но он сам объяснил, зачем ему деньги и попытался  уговорить
меня,  достаточно,  впрочем,  тактично,  но  я  настояла   на   своем.   Я
чувствовала, что надо как-то положить этому конец. Хотите  знать,  сколько
он запросил?
     - Не особенно, - пробурчал Вульф себе под нос.
     - В последний раз, когда я ему отказала, он просил пятнадцать  тысяч.
- Она нагнулась  вперед.  -  Больше  он  ко  мне  с  такими  просьбами  не
обращался. Это случилось семь месяцев назад, второго октября, и с тех  пор
он ни разу не просил денег, ни единого разу! А  тратит  он  много,  больше
прежнего. Причем, на  что  он  только  не  тратит  -  на  прошлой  неделе,
например, закатил дорогой ужин на тридцать восемь мужчин в Университетском
клубе. Я хочу знать, откуда у него деньги. Я уже давно об этом  размышляю,
месяца два, но я не знала, что мне  предпринять.  Я  не  могла  довериться
своему юристу или банкиру, никому, но и сама я была бессильна,  поэтому  я
обратилась к своему кузену, Кэлвину Лидсу. - Она метнула на него взгляд. -
Он сказал, что попробует что-нибудь выяснить, но так ничего и не узнал.
     Все посмотрели на Лидса. Он поднял руку ладонью вверх.
     - Ну, - начал он, не то оправдываясь, не то  протестуя,  -  я  же  не
профессиональный детектив.  Я  спросил  его  прямо  в  лоб,  а  он  просто
расхохотался. Ты же не хотела, чтобы кто-нибудь об этом узнал,  поэтому  я
даже не пытался наводить справки. Я сделал все, что  было  в  моих  силах,
Сара, сама знаешь.
     - Мне кажется, - сказал Вульф, -  что  мистер  Лидс  поступил  вполне
здраво - не мудрствуя лукаво, взял и спросил самого мистера Рэкхема. А вам
такое в голову не приходило?
     - Конечно, приходило. Еще давно. И он ответил, что вложение капитала,
которое он сделал, превосходно окупается.
     - Может, так оно и есть. Почему бы и нет, в самом деле?
     - О нет, только не у моего мужа. - В голосе не было и тени  сомнения.
- Уж я-то знаю, каков он с деньгами. Ему ни за что  на  свете  не  сделать
удачного вложения. И еще: он стал реже бывать дома. Теперь я уже не всегда
знаю, где он находится. Не хочу сказать, что  он  пропадает  неделями  или
даже сутками, нет - иногда его нет днем, а порой вечером... и еще  у  него
несколько раз случались встречи, которые он ни за что не  хотел  отложить,
несмотря даже на то, что я просила, чтобы он...
     Вульф хрюкнул, и она напустилась на него:
     - Я знаю! По-вашему, я считаю, что я купила его с потрохами  и  он  -
моя собственность! Ничего подобного! Я хочу только быть как все жены,  как
обычная жена - не красивая и не  безобразная,  не  богатая  или  бедная  -
просто жена! А разве жена не имеет права знать, откуда берутся деньги у ее
мужа - разве она не _д_о_л_ж_н_а_ знать? Будь вы  женаты,  неужели  вы  не
х_о_т_е_л_и_ бы, чтобы она знала?
     Вульф поморщился.
     - Позвольте вам  сказать,  мадам,  чего  я  _н_е_  хочу.  Я  не  хочу
приниматься за это дело. Мне кажется, что вы сознательно  водите  меня  за
нос. Вы подозреваете, что ваш муж вас обманывает либо  в  семейной  жизни,
либо в финансовых вопросах,  и  вы  хотите,  чтобы  я  уличил  его.  -  Он
повернулся ко мне. - Арчи, придется тебе  изменить  формулировку.  Отныне,
когда будут просить о встрече, не говори, что мы не беремся только за дела
о супружеской неверности и не занимаемся слежкой за мужем или женой. Сразу
предупреждай, что мы ни за  какие  коврижки  не  возьмемся  за  то,  чтобы
изобличать мужа или жену, под каким бы соусом это не преподносили. Могу  я
спросить, что вы делаете, миссис Рэкхем?
     Раскрыв сумочку коричневой кожи, она извлекла из нее чековую книжку и
изящную  золотую  ручку.  Затем  положила  чековую  книжку  на  сумочку  и
принялась писать. Вопрос Вульфа так и остался висеть в воздухе,  пока  она
не кончила писать. Потом вырвала чек, сунула книжечку и ручку  в  сумочку,
защелкнула ее и посмотрела на Вульфа.
     - Я вовсе не хочу, чтобы вы изобличали моего мужа,  мистер  Вульф.  -
Она держала чек кончиками пальцев, словно боясь обжечься. - Богом клянусь,
что не хочу!  Но  я  должна  знать.  Я  безобразная,  закомплексованная  и
вдобавок неврастеничка, а вы такой  крупный,  красивый,  отважный,  и  вам
сопутствует успех... Когда я осознала, что мне нужна помощь, а  мой  кузен
не в состоянии мне  помочь  и  обратиться  мне  некуда,  я  все  тщательно
взвесила. Я тайком навела о вас справки,  так,  чтобы  никто  про  это  не
прознал, или, во всяком случае, не догадался, зачем мне это  понадобилось.
Конечно, если мой муж замыслил против меня что-то дурное, я с  ним  порву;
но я вовсе не хочу, чтобы вы пытались вывести его на чистую воду,  я  хочу
лишь знать правду. Вы величайший сыщик в мире, и  вы  честный  человек.  Я
хочу заплатить вам только за то, чтобы вы выяснили,  где  и  как  мой  муж
зарабатывает деньги, и все. Вы не вправе отказать мне в  этом.  Просто  не
вправе.
     Она встала с кресла, подошла и положила чек на стол.
     - Здесь указана сумма в десять тысяч долларов, но я вовсе не  считаю,
что этого достаточно. Как вы скажете, столько я и заплачу. Но не вздумайте
говорить, что я прошу вас изобличить его! Боже мой - изобличить его...
     Я ей даже немного посочувствовал, хотя она относилась  к  той  породе
людей, которые искренне убеждены, что богачам все  дозволено,  стоит  лишь
потрясти мошной. Простые служащие,  вроде  частного  детектива,  например,
таких обычно  на  дух  не  переносят.  В  некотором  здравом  смысле  этим
богатеям, конечно, не откажешь,  но  вот  одного  они  никак  не  способны
уразуметь - что нельзя всех мерить одной меркой.
     Данный случай, впрочем, к таковым не относился,  и  я  надеялся,  что
Вульф тоже это поймет. Он понял. Его банковский счет еще не  оправился  от
кошмарного потрясения, случившегося  пятнадцатого  марта  [последний  срок
уплаты налогов за прошедший год; теперь - 15 апреля], каких-то три  недели
назад, не то бы он, конечно, заупрямился.  Вульф  нагнулся  вперед,  чтобы
взглянуть на чек,  перехватил  мой  взгляд,  прочитал  мои  мысли,  тяжело
вздохнул и сказал:
     - Блокнот, Арчи. Проклятье.

                                    2

     На следующее утро, в субботу, я сидел в кабинете и  печатал  итоговый
отчет о деле,  рассказывать  о  котором,  извините,  не  стану,  поскольку
получил строжайший запрет упоминать  о  нем  даже  в  миле  от  ближайшего
газетчика или микрофона. Мы уже ввязались в дело миссис  Рэкхем,  благо  я
депонировал ее чек днем в пятницу, но пока еще ничего не предприняли, даже
не позвонили ни по одному из телефонов, что  она  нам  оставила,  так  как
Вульф решил,  что  прежде  всего  мы  должны  познакомиться  с  ее  мужем.
Поскольку у Вульфа есть  железное  правило  никогда  не  покидать  дом  по
деловым вопросам, а у  нас  не  было  приличного  предлога  зазвать  Барри
Рэкхема к нам, завязать знакомство он поручил мне, и я уже  придумал,  как
это устроить.
     Миссис Рэкхем настаивала на том, что ее муж не должен  ни  знать,  ни
даже подозревать, что за ним ведут слежку, да и вообще никто не должен  об
этом знать, что, конечно,  усложняло  мою  задачу.  Она  также  решительно
отвергла мое предложение пригласить меня на уик-энд в ее загородный дом  в
Вестчестере, где должна была собраться небольшая компания, под  предлогом,
что кто-то может опознать Арчи Гудвина как подручного Ниро Вульфа. И тогда
Кэлвин Лидс внес предложение, которое было принято.  В  одном  из  уголков
владений миссис Рэкхем ему принадлежал небольшой  клочок  земли,  Хиллсайд
Кеннелз [псарня на склоне (англ.)],  где  он  разводил  породистых  собак.
Месяц назад кто-то отравил одну из собак ценной породы, и мы решили, что в
субботу днем я отправлюсь туда под собственным  именем  -  детектива  Арчи
Гудвина, который занимается  расследованием  отравления.  А  потом  кузина
пригласит Лидса в свое имение, Берчвейл, на ужин, и Лидс прихватит меня  с
собой.
     И вот ясным субботним утром я сидел в кабинете (Вульф, как обычно,  с
девяти до одиннадцати торчал наверху, в  оранжерее),  заканчивая  печатать
отчет без особых помех, за исключением пары телефонных звонков, с которыми
я справился сам,  и  одного,  из-за  которого  мне  пришлось  побеспокоить
Вульфа: некто из ресторана "Муммиани"  на  Фултон-стрит  сообщил,  что  им
только что завезли  восемь  фунтов  свежей  колбасы  от  Билла  Дарста  из
Хэкеттстауна, и они готовы поделиться с Вульфом. Поскольку Вульф  почитает
Дарста за лучшего колбасника к западу от  Шербура,  он  потребовал,  чтобы
колбасу немедленно доставили с посыльным, только ни в  коем  случае  не  в
сухом льду.
     Когда в одну минуту двенадцатого послышался шум спускающегося  лифта,
я положил перед собой на столе большой словарь, раскрыл его на букве "К" и
уткнулся в него, не обращая внимания на Вульфа, который вошел  в  кабинет,
прошествовал к изготовленному по специальному заказу креслу и сел.  Он  не
сразу заметил, чем я занимаюсь, поскольку мысли его витали где-то  далеко.
Прежде чем позвонить Фрицу, чтобы тот принес пиво, он спросил:
     - Колбасу доставили?
     Не поднимая головы, я ответил, что нет.
     Он дважды придавил кнопку - сигнал  Фрицу  о  пиве,  -  откинулся  на
спинку кресла и хмуро воззрился на меня.  Выражения  его  лица  я  видеть,
конечно, не мог, так как был полностью поглощен чтением  словаря,  но  оно
легко угадывалось по тону.
     - Что ты там разглядываешь? - спросил он.
     - Да так, смотрю одно слово, - небрежно бросил  я.  -  Проверяю  вашу
клиентку. Мне подумалось, что она невежда,  коль  назвала  вас  крупным  -
помните? Ан нет - оказалось, что она просто вам польстила. Вот,  смотрите,
черным по белому: "Крупный - большой, значительный,  рослый,  внушительных
размеров". Например: "крупная сумма денег". Так что, выходит, вы и  впрямь
крупный детектив, то есть "внушительных размеров". - Я захлопнул словарь и
водрузил его на место, жизнерадостно присовокупив:
     - Век живи - век учись!
     Увы, я  зря  старался.  По  всем  правилам  мне  полагалось  получить
нахлобучку и еще долго выслушивать нравоучения, но, видно, сейчас  он  был
слишком поглощен своими мыслями. Возможно, он даже не слышал  меня.  Когда
Фриц принес пиво из кухни, Вульф достал из ящика стола золотую открывалку,
которую преподнес ему благодарный клиент, и изрек:
     - Хорошие новости, Фриц. Нам доставят колбасу  от  мистера  Дарста  -
целых четыре фунта.
     Глаза фрица засияли.
     - Вот это да! Сегодня?
     - С минуты на минуту. - Вульф налил пива.  -  И  это  вынуждает  меня
вновь вернуться к вопросу о гвоздике. Твое мнение?
     - Я против, - твердо отрезал Фриц.
     Вульф кивнул.
     - Возможно, ты и прав. Подчеркиваю - возможно. Кстати,  помнишь,  что
говорил на сей счет Марко Вукчич в прошлом году? Надо  пригласить  его  на
пиршество. В понедельник к обеду?
     - Пожалуй, да, - согласился Фриц, - хотя мы договорились о том, что в
понедельник нам доставят плоды ирги с икрой...
     - Да, да, помню. - Вульф осушил  стакан  и  вытер  платком  губы.  Он
всегда считал, что мужские платки должны пахнуть только пивом.  -  Значит,
послезавтра за  обедом  Марко  сначала  полакомится  колбасками,  а  потом
отведает утку по-мондорски. - Он наклонился вперед и погрозил  пальцем.  -
Теперь о луке-шалоте и свежем  тимьяне:  на  твоем  месте  я  не  стал  бы
полагаться на мистера Колсона. Нас могут  опять  подвести.  Арчи  придется
съездить к...
     На этом месте Арчи пришлось идти  отпирать  дверь,  что  я  сделал  с
превеликим удовольствием. Я высоко ценю, причем почти  всегда,  результаты
глубокомысленных кулинарных бесед Фрица и Вульфа, когда  блюда  подают  на
стол, но сама болтовня действует мне на нервы.  Так  что,  когда  в  дверь
позвонили, я охотно оторвался от стула и заспешил в прихожую.  На  крыльце
стоял моложавый субъект  с  приплюснутым  носом  и  свертком  в  руках,  в
шапочке, на которой было написано "Служба доставки Флита". Я расписался на
квитанции, закрыл дверь и двинулся к кабинету, перед которым меня ждал уже
не только Фриц, но и сам Вульф, который проявляет недюжинное проворство  в
тех случаях, когда, как ему кажется, дело того стоит. Он принял сверток из
моих рук и торжественно  направился  на  кухню,  сопровождаемый  по  пятам
Фрицем и мною.
     Небольшая картонка была заклеена липкой лентой. Вульф установил ее на
длинном столе, достал со стойки нож,  перерезал  ленту  и  приподнял  края
крышки. Я всегда гордился своей реакцией, и в тот миг,  когда  послышалось
шипение, я рванул Вульфа за руку и крикнул Фрицу:
     - Ложись! Бомба!
     Вульф, как я уже упоминал, когда захочет,  способен  передвигаться  с
поразительной быстротой для человека его габаритов.  В  мгновение  ока  мы
очутились с ним в  прихожей,  Фриц  пулей  вылетел  следом  и  даже  успел
захлопнуть за собой дверь, а взрыв еще не раздался. Не замедляя  хода,  мы
пересекли  прихожую  и  ворвались  в  кабинет,  где  притормозили,   чтобы
перевести дух. Взрыва по-прежнему не было.
     - Эта штука все еще шипит, -  заметил  я  и  начал  подкрадываться  к
двери.
     - Назад, Арчи! - проревел Вульф.
     - Тише, - отмахнулся я и,  опустившись  на  четвереньки,  выбрался  в
прихожую. Там я повел носом по сторонам, втягивая воздух, подполз на  один
ярд к щели под кухонной дверью и снова принюхался.
     Секунду спустя я принял вертикальное положение, отряхнулся,  вернулся
в кабинет и снисходительно поведал:
     - Пустяки. Слезоточивый газ. И шипение прекратилось.
     Вульф возмущенно засопел.
     - Значит, колбасы не будет, - мрачно промолвил Фриц.
     -  Окажись  в  этой  картонке  настоящая  бомба,  колбасы   было   бы
предостаточно, - заверил я. - Только не Для нас, а из нас.  Тем  не  менее
хлопот нам все равно задали. Так что посидите пока здесь и почешите языки.
     Я решительно протопал в прихожую, прикрыв за  собой  дверь,  отомкнул
парадную дверь и оставил ее раскрытой настежь, подошел к  кухонной  двери,
постоял перед ней,  потом,  набрав  в  легкие  воздуха,  вошел  на  кухню,
пробежал через нее к черному ходу, распахнул дверь, выходящую во  двор,  и
бегом вернулся в прихожую. Там стоял  удушливый  запах  газа,  так  что  я
ретировался на крыльцо. Не прошло и минуты, как меня окликнули:
     - Арчи!
     Я повернулся. Голова Вульфа  с  мясистым,  немного  удлиненным  лицом
торчала из окна гостиной.
     - Да, сэр, - радостно осклабился я.
     - Кто принес картонку?
     Я не стал выгораживать Службу доставки Флита.
     Посчитав, что сквозняк уже достаточно очистил воздух, я воротился  на
кухню, где ко мне  присоединился  Фриц.  Внимательно  изучив  внутренность
картонки, мы пришли к  выводу,  что  устройство  было  довольно  нехитрое:
металлический цилиндр с клапаном, который приоткрывался, как только кто-то
пытался раскрыть картонку. Вблизи картонки еще ощущался резкий запах газа,
и Фриц отнес ее в подвал. Я  же  прошел  в  кабинет,  где  застал  Вульфа,
который сидел за столом и оживленно беседовал по телефону.
     Я плюхнулся на свой  стул  и  промокнул  носовым  платком  слезящиеся
глаза.
     - Ну что, разоблачили этих лицемеров? - поинтересовался я,  когда  он
положил трубку.
     - Я с самого начала знал, что Флит здесь  ни  при  чем,  -  проворчал
Вульф.
     - Конечно. Позвать полицейского?
     - Нет.
     Я согласно кивнул.
     -  Вопрос  был  чисто  риторический.  -  Я  снова  протер   глаза   и
высморкался. -  Ниро  Вульф  не  обращается  в  полицию.  Ниро  Вульф  сам
вскрывает все посылки с колбасой и оставляет своих врагов в дураках.  -  Я
еще раз высморкался. - Правда, в один прекрасный день Ниро  Вульф  вскроет
не ту картонку и тогда то, что от него останется...
     - Твой вопрос был не риторический, -  грубо  оборвал  меня  Вульф.  -
Слово "риторический" имеет другой смысл.
     - Вот как?  Но  вопрос-то  задал  я.  И  я  хотел,  чтобы  он  звучал
риторически. Кстати, как  вы  докажете,  что  я  не  знаю  значения  слова
"риторический"? Всякий раз, когда  вы  задаете  мне  вопрос,  а  Бог  тому
свидетель - это случается сплошь и рядом, должен ли я предполагать, что...
     Зазвонил телефон. В миллион моих обязанностей, за которые мне  платят
жалованье, входят и секретарские функции, так что я  снял  трубку.  И  тут
случилось нечто из ряда вон выходящее. Нечего и говорить о том,  что  этот
голос потряс меня, так как  я  вдруг  ощутил,  что  под  ложечкой  у  меня
предательски засосало. Сила шока во многом определяется его  внезапностью,
но я никак не могу сказать, что голос, прозвучавший в  телефонной  трубке,
оказался для меня сюрпризом. Напротив, я думаю, что мы  оба,  Вульф  и  я,
сидели и переливали из пустого  в  порожнее  в  ожидании,  пока  раздастся
именно этот голос.
     Все, что он произнес, было:
     - Могу я переговорить с мистером Вульфом?
     В желудке у меня что-то оборвалось, но я охотнее сгорел бы  в  геенне
огненной, чем проявил свою  слабость.  Я  ответил,  не  слишком,  впрочем,
учтиво:
     - А, приветик. Если это вы,  конечно.  Кажется,  вас  когда-то  звали
Дункан?
     - Да. Мне мистера Вульфа, пожалуйста.
     - Минутку. - Я прикрыл трубку рукой и сказал Вульфу:
     - Это он.
     - Кто? - рявкнул Вульф.
     - Вы уже догадались по выражению моего лица. Мистер Икс. Мистер  Зек.
Он.
     Стиснув зубы, Вульф потянулся к телефону.
     - Ниро Вульф слушает.
     -  Здравствуйте,  мистер  Вульф.  -  Я  продолжал   держать   у   уха
параллельную трубку, и резкий, холодный, педантичный  голос  звучал  точно
так же, как и четыре предыдущих раза за  последние  три  года,  когда  мне
доводилось его слышать. Он отчетливо произнес, чеканя каждое слово:
     - Вы узнали меня?
     - Да, - отрывисто сказал Вульф. - Что вам угодно?
     - Хотел напомнить вам, что я умею быть великодушным. Сами  понимаете,
что в картоночке могло оказаться нечто большее, чем безобидный газ,  но  я
решил ограничиться предупреждением. К тому же, год назад  я  говорил  вам,
что без вас наш мир во многом утратит свою привлекательность.
     - Согласен, - сухо бросил Вульф.
     - Несомненно. Кстати, я не забыл, как вы блестяще  изобличили  убийцу
Луиса Роуни. Впрочем, тогда ваши интересы  совпали  с  моими.  Теперь  же,
когда вы занялись делом миссис Барри Рэкхем, они не совпадают, так  что  я
не могу с этим примириться. Из уважения к вам я не хочу, чтобы вы лишились
гонорара. Возвратите задаток, откажитесь от  дела,  и  через  два  месяца,
начиная с сегодняшнего дня, я вручу вам десять тысяч наличными. В  прошлом
вы  дважды  пренебрегли  аналогичным  предложением  с  моей  стороны,   но
обстоятельства спасали вас. Больше не советую вам рисковать. Придется  вам
понять, что...
     Вульф отнял трубку  от  уха  и  аккуратно  поместил  ее  на  рычажки.
Буквально тут же  я  последовал  его  примеру,  чтобы  наш  собеседник  не
заблуждался насчет того, что произошло.
     - Дьявольщина, опять началось, - простонал я. - Что за невезение...
     - Замолчи, - прорычал Вульф.
     Я повиновался. Вульф оперся  локтями  о  подлокотники  кресла,  сплел
пальцы над самым выпуклым местом необъятного живота и уставился  в  уголок
бювара. Собственно, сказать-то мне было нечего, кроме того, что наше  дело
- дрянь, а это было и  так  ясно.  Однажды  Вульф  приказал  мне  навсегда
выбросить из головы имя Арнольда Зека, но называй я его даже Зек, или  Он,
или хотя бы Икс, все равно он оставался  той  личностью,  которая  месяцев
десять тому назад наслала на нас пару головорезов, вооруженных автоматом и
пулеметом  Томпсона.  Эти  субъекты,  расположившись  на  крыше  дома   на
противоположной стороне улицы, открыли огонь по нашей оранжерее,  перебили
стекла и оборудования на добрых десять тысяч долларов и превратили  восемь
тысяч драгоценных орхидей в сырье для компоста. Это тоже задумывалось  как
предупреждение.
     И вот теперь он хотел, чтобы мы расторгли контракт и не связывались с
Барри Рэкхемом. Вероятно, это означало одно: не шевельнув  и  пальцем,  мы
нашли ответ на вопрос миссис Рэкхем - откуда у ее мужа  карманные  деньги?
Очевидно, он принимал участие в операциях  Арнольда  Зека,  которые  Вульф
как-то  назвал  незаконными,  а  некоторые   -   отвратительными.   Ничего
удивительного, что Зек не хотел, чтобы мы занялись одним из его людей. Все
это было ясно как божий день, но вот беда - мы опять  нарвались  на  Зека,
что,  по  большому  счету,  было  не  лучше,  чем  заполучить  цилиндр  со
слезоточивым газом вместо изрядной порции дарстовской колбасы.
     - А ведь он точно все рассчитал, черт его побери, - пожаловался я.  -
Прямо как по нотам. Кто-то наблюдал за домом и видел, что я взял  сверток,
а потом распахнул дверь и вышел подышать на  крыльцо  -  они  поняли,  что
картонку вскрыли, сообщили Зеку, и он тут же позвонил. Черт возьми, он мог
даже...
     Я умолк, так как заметил, что разговариваю сам с собой. Вульф меня не
слышал. Он сидел  в  прежней  позе,  вперив  взгляд  в  уголок  бювара.  Я
заткнулся, сел поудобнее и запасся терпением. Прошло  добрых  пять  минут,
прежде чем он заговорил.
     - Арчи, - сказал Вульф, взглянув на меня.
     - Да, сэр?
     - Сколько у нас было дел, начиная с прошлого июля?
     - Любых дел? Считая всякую мелочь? Э-э-э, сорок.
     - Мне казалось - больше. Хорошо,  скажем,  сорок.  В  первый  раз  мы
случайно стали ему поперек пути два года назад, а во второй  -  в  прошлом
году. Мы оба, он и я, занимаемся  преступлениями,  а  его  сети  раскинуты
настолько широко, что совершенно логично ожидать: один раз  в  год  или  в
одном из сорока дел, за которые мы беремся, мы будем натыкаться на него. И
все начнется сначала. - Он ткнул пальцем в сторону телефонного аппарата. -
Эта штуковина зазвонит, и этот гнусный голос станет диктовать мне условия.
Если  мы  уступим,  то  сможем  здесь  жить  и  зарабатывать  средства   к
существованию лишь с его благословения. Если же откажемся повиноваться, то
будем жить в состоянии трепетной бдительности и одного  из  нас  или  даже
обоих, возможно, убьют. Твое мнение?
     Я покачал головой.
     - Вы все разложили по полочкам. Мне не нравится ни то ни другое.
     - Мне тоже.
     - Если вы погибнете, то я потеряю работу,  а  если  убьют  меня,  вам
останется только уйти на покой. - Я посмотрел на циферблат наручных часов.
- Самое неприятное, что у нас  даже  нет  недели  на  размышление.  Сейчас
двадцать минут первого, а к трем часам я должен быть в Хиллсайд Кеннелз, и
мне еще надо пообедать, побриться и переодеться.  В  том  случае,  если  я
поеду, конечно. Я поеду?
     - Увы, - вздохнул Вульф. - Здесь-то собака и зарыта. Два года  назад,
когда мы занимались делом  Орчарда,  я  взял  ответственность  на  себя  и
проигнорировал угрозы этого человека. В прошлом году, во время дела Кейна,
я поступил так же. На сей раз я не  хочу  и  не  Стану  повторять  прежние
ошибки. Я отдаю себе отчет, что обычно выбираю нужную стратегию  действий,
но я не стану говорить тебе о том, что для  того,  чтобы  заработать  свое
жалованье, ты должен отправиться туда и познакомиться с мистером Рэкхемом.
Если хочешь, можешь позвонить и отложить поездку до лучших времен.
     Я уставился на него:
     - Вот, значит, как? Черт  побери,  неужели  вы  решили  взвалить  всю
ответственность на меня?
     - Да. Я его боюсь. Если должностные  лица  и  другие  законопослушные
граждане подчиняются приказаниям этого человека,  почему  я  должен  стать
исключением?
     - Ну и притворщик же вы, - терпеливо сказал я. -  Хватит  вешать  мне
лапшу на уши. Вы прекрасно знаете, что я скорее  слопаю  кусок  мыла,  чем
позволю этому сукину сыну наступить себе на хвост, и я прекрасно знаю, что
вы скорее намажете хреном устрицы, чем уступите ему. Работай мы поодиночке
- другое дело, но коль скоро мы повязаны здесь вдвоем, другого выхода нет.
     Вульф испустил душераздирающий вздох.
     - Что ж, надо понимать, что ты едешь?
     - Да. Но при одном  условии  -  "трепетная  бдительность"  начинается
немедленно. Вы призовете Фрица и Теодора, объясните им, что нам  угрожает,
обе двери постоянно будут на засове, вы  обещаете  держаться  подальше  от
окон, и еще: ничто и никто не должны  пересекать  порог  нашего  дома  без
моего ведома.
     - Боже всемогущий, - он мрачно покачал головой, - да это же  тюремный
режим!
     - Сперва испробуйте, потом говорите. Кто знает,  может  быть,  десять
лет спустя вы будете испытывать наслаждение от такого образа жизни.
     Я  позвонил  по  внутреннему  телефону  в  оранжерею,  чтобы  позвать
Теодора.
     Вульф, набычившись, следил за мной.

                                    3

     Когда я повернул с шоссе Тейконик-стейт на дорогу номер сто, часы  на
щитке показывали только 2:40, и я решил сделать маленький  крюк.  На  пару
миль, не больше. Поэтому в Пайнсбридж сразу за мостом я взял не налево,  а
направо. Я бы мало что выиграл, если бы направился  прямиком  к  въезду  в
имение, помеченному здоровенным каменным  столбом  с  высеченной  надписью
"ИСТКРЕСТ", поскольку оттуда увидел бы только  подъездную  аллею,  которая
змейкой извивалась вверх по косогору и исчезала в лесу. Вместо этого я, не
доезжая примерно милю, свернул на ухабистый проселок, подымающийся в гору.
На вершине дорога тянулась прямо, между  лугами,  и  я  съехал  на  траву,
остановился, вынул бинокль и нацелил линзы на верхушку  ближайшего  холма,
чуть возвышавшегося над окружающими, где над  кронами  деревьев  виднелись
крыша и стены каменного особняка. Сейчас, в начале  апреля,  когда  листья
еще не распустились,  особняк,  дворы  и  хозяйственные  постройки  лежали
передо мной  как  на  ладони,  я  даже  разглядел  сновавшие  человеческие
фигурки.
     Так вот, значит, каков он, Исткрест, законная резиденция  незаконного
Арнольда Зека. Вы понимаете, конечно, что есть масса  способов  преступить
закон.  Можно,  например,  проскочить  на  красный  свет.  Или  же  нанять
подставных лиц, сорвать свой  куш  и  ловко  замести  следы,  не  забывая,
конечно, щедро вознаграждать помощников, поскольку попытка купить подобные
услуги задешево может закончиться крахом. Как раз такими  махинациями  наш
Зек и занимался уже более двадцати лети вот теперь моему взору  открывался
Исткрест.
     В мои планы входило только одно - глянуть на  него  одним  глазком  с
вершины холма. Самого Зека я никогда прежде  не  видел  и,  насколько  мне
известно, Вульф тоже. Но сейчас, когда наши пути в третий раз  скрестились
и, возможно, надолго, я решил, что имею право  хотя  бы  полюбоваться  его
крышей и пересчитать трубы. И только. Уж слишком этот Зек  таинственный  и
неуловимый. И вот теперь я хотя бы узнал, что на его крыше четыре трубы  и
у одной из них, в южном крыле, отвалились два кирпича.
     Я развернул машину и пустился в обратный путь и, вы не поверите, то и
дело поглядывал в зеркальце, проверяя,  не  сели  ли  мне  на  хвост.  Вот
насколько серьезно я относился к Зеку. Хотя, честно говоря, самолюбие  мое
от этого сильно страдало, так что всю дорогу  я  нервничал,  бесился  и  в
итоге даже утомился.
     До Берчвейла, резиденции миссис Рэкхем,  отсюда  было  рукой  подать,
миль пять вокруг Маунт Киско, но я ухитрился перепутать развилку и поэтому
прибыл на место лишь  в  четверть  четвертого.  Въезд  во  владения  нашей
аристократки был вполне респектабельный,  хотя  и  ничуть  не  броский.  Я
преспокойно ехал, и вдруг, откуда ни возьмись, с  левой  стороны  возникла
аккуратная маленькая табличка:

                            ХИЛЛСАЙД  КЕННЕЛЗ
                            Доберманы-пинчеры

     Протиснувшись в узкие воротца и прокатившись по  узкой  же  аллее,  я
миновал дом,  въехал  на  прямоугольную,  посыпанную  гравием  площадку  и
поставил машину в углу  возле  какого-то  деревянного  строения.  Когда  я
вылезал, откуда-то раздался возглас и вдруг из-за куста выпрыгнул свирепый
дикий зверюга и молнией метнулся ко мне. Я застыл на месте -  весь,  кроме
правой руки, которая автоматически взлетела к левой подмышке, к кобуре.
     - Назад! - женский  голос,  отдавший  команду,  прозвучал,  как  удар
хлыста.
     Зверь, уже в  каких-то  десяти  шагах  от  меня,  мигом  развернулся,
потрусил к женщине, которая появилась на краю площадки, опять  развернулся
и замер в изящной позе, не спуская с меня глаз - прекрасный  и  смертельно
опасный.  С  удовольствием  всадил  бы  в  него  пулю.  Терпеть  не   могу
предубежденных псов, которые заранее видят в вас врага и заставляют  лезть
вон из кожи, чтобы доказать свое алиби. Нет, порядочный пес должен быть по
убеждениям демократом.
     К женщине присоединился мужчина. Они приблизились ко мне.
     - Мистер Гудвин? - заговорила женщина. -  Мистер  Лидс  был  вынужден
уехать по делам, но скоро  вернется.  Меня  зовут  Аннабель  Фрей.  -  Она
шагнула вперед с протянутой рукой, и мы поздоровались.
     Я получил первую возможность  проверить  хоть  что-то  из  того,  что
сообщила мне миссис Рэкхем, и я поставил ей  пятерку  за  честность.  Если
помните, она сказала, что  ее  невестка  -  писаная  красавица.  Возможно,
нашелся бы чудак, попытавшийся это оспорить, такой, например, которому  не
по душе широко расставленные глаза или такой, который предпочитает розовые
щечки смуглой коже, но, что касается  меня,  я  никогда  не  придираюсь  к
мелочам. Нужно быть щедрее. Она представила мне своего спутника,  которого
звали Хэммонд, и мы пожали друг другу руки. Он был плотно сбитый,  средних
лет, в ярко-синей рубашке, рыжевато-коричневой куртке  и  серых  брюках  -
потрясающее сочетание! Иное дело я - в безукоризненном твидовом костюме от
Фрэдика, молочно-белой рубашке и бордовом галстуке.
     - Пожалуй, я дождусь Лидса в  машине,  -  сообщил  я  им.  -  Слишком
рискованно, когда такой хищник разгуливает на воле.
     Аннабель рассмеялась.
     - Дюк вовсе не на воле, он со мной. Да он и не собирался нападать  на
вас. Он остановился бы в трех  шагах  от  вас,  на  расстоянии  прыжка,  и
подождал бы моей команды. Вы не любите собак?
     - Смотря каких. Если  вы  имеете  в  виду  четвероногого  друга,  для
которого разделяющее нас пространство - только лишь расстояние для прыжка,
то по отношению к нему я пребываю в состоянии трепетной бдительности.  Да,
да, именно трепетной бдительности.
     -  Господи  помилуй,  -  длинные  пушистые   ресницы   взлетели   над
темно-синими глазами. - Вы всегда так странно выражаетесь? - Она  перевела
взгляд на Хэммонда. - Ты слышал, Дейна?
     - Да, и полностью с ним согласен, - ответил  тот,  -  что  для  тебя,
впрочем, не тайна. Не боюсь признаться, так как, возможно, хоть  тогда  ты
поймешь, на какие жертвы я иду,  чтобы  только  быть  с  тобой.  Когда  ты
открыла клетку и он выскочил наружу, я почувствовал, что волосы у меня  на
голове встали дыбом.
     - Знаю, - презрительно фыркнула Аннабель Фрей. - И  Дюк  тоже  знает.
Пожалуй, пойду запру его. - С этими словами  она  повернулась  и  зашагала
прочь, обронив что-то  псу,  который  послушно  засеменил  следом,  и  они
скрылись из вида, завернув за  угол  строения.  Чем-то  они  были  похожи,
молодая женщина и пес, возможно, движениями - упругими и грациозными,  или
походкой - быстрой и немного нервной.
     - Теперь мы вздохнем свободнее,  -  поздравил  я  Хэммонда,  проводив
парочку взглядом.
     - Ничего не  могу  с  собой  поделать,  -  пожаловался  Хэммонд  чуть
раздраженно, как мне показалось. - Я и так не питаю симпатий к собакам,  а
эти твари... - Он передернул плечами.  -  Я  бы  охотнее  водил  дружбу  с
саблезубыми тиграми.
     Вскоре Аннабель вновь присоединилась к нам, съязвив что-то по  поводу
прически Хэммонда. Я заметил, что если у них есть свои  дела,  то  я  могу
преспокойно дождаться Лидса и сам, но она не согласилась.
     - Мы хотели на вас посмотреть, - ни с того ни с сего брякнула она.  -
Во всяком случае я, а мистер Хэммонд просто пришел за компанию.  Поверьте,
хоть вы и Арчи Гудвин, я не  стала  бы  сломя  голову  нестись  на  другую
сторону улицы, чтобы  поглазеть  на  вас,  но,  признаюсь,  мне  любопытно
понаблюдать, как вы  работаете.  Сами  знаете,  как  легко  создать  дутую
репутацию, и мне интересно, насколько соответствует своей славе знаменитый
сыщик. Откровенно  говоря,  я  уже  настроена  скептически.  Вы  выглядите
слишком молодо, одеваетесь слишком элегантно, к тому же, если вы и  впрямь
опасались, что пес вас укусит, вам следовало принять какие-то меры...  Ой,
откуда взялась эта штука? Что вы делаете!
     Порой случается, что  я  выхватываю  пистолет  без  свойственной  мне
ловкости, но на сей раз он прыгнул в руку, как чертик из коробки. Я держал
его дулом кверху. Хэммонд издал какой-то сдавленный звук и отшатнулся.
     Я ухмыльнулся.
     -  Пустяки,  решил  пустить  пыль  в   глаза.   Понравилось?   Хотите
попробовать еще разок? Науськайте его на меня из-за того же куста, и готов
биться об заклад на любую сумму до двадцати пяти центов, что ему  до  меня
не добраться. - Я засунул пистолет в кобуру. - Вы готовы?
     Она заморгала.
     - Вы и в самом деле способны на такое?
     Хэммонд вдруг хихикнул.  Такой  представительный,  солидный,  похожий
даже на банкира, и надо же - такой конфуз; но что случилось, то случилось:
он хихикнул.
     - Не шути с ним, Аннабель, - сказал он. - Он может.
     - Конечно, - присовокупил я, - при этом вы окажетесь на одной  линии,
а мне не доводилось прежде стрелять по нападающим псам, так что мы  оба  с
вами рискуем. Мне только не по нутру ваш скептицизм. Ну да  ладно,  сейчас
проверим.
     Ошибка! А все мой дурацкий характер. Я готов был лягнуть себя за  эту
промашку. Просто для человека  моего  возраста  совершенно  естественно  и
приятно наслаждаться общением с женщиной ее возраста независимо  от  того,
девица ли она, жена или вдова, но у  меня  должно  было  хватить  здравого
смысла, чтобы понять, во что я могу вляпаться. Стоило ей только  ввернуть,
что она хотела понаблюдать за моей работой, как я уже  разинул  варежку  и
заглотал наживку целиком, вместе с крючком. В итоге я битый час строил  из
себя умника и притворялся, что мне  позарез  надо  раскрыть,  кто  отравил
собаку Лидса, когда на самом деле мне было глубоко на  это  наплевать.  Не
подумайте, что я заступаюсь за отравителей собак, просто мне  было  не  до
них.
     Вскоре появился Лидс, который прикатил в видавшем виды  фургончике  с
кузовом, переоборудованном под большую проволочную клетку, и мы  вчетвером
отправились смотреть псарню и округу. Лидс вводил меня в курс  дела,  а  я
задавал умные вопросы и делал пометки в блокноте. Потом мы перекочевали  в
дом,  где  принялись  обсуждать  использованный  яд,  способ   отравления,
возможных  подозреваемых  и  так  далее.  Я  даже  притомился.  Мне   ведь
приходилось играть роль, и не только  из-за  того,  чтобы  ни  у  кого  не
возникло подозрений по поводу  истинной  цели  моего  приезда,  но  еще  и
потому, что Аннабель была слишком хорошенькая, чтобы  я  мог  стерпеть  ее
скептический настрой. Самое смешное, что отравленный пес даже не издох. Он
жил и здравствовал. Я же так пыхтел и старался,  словно  для  нас  с  Ниро
Вульфом это было самое крупное дело за весь год, так что Лидс просто  так,
за  здорово  живешь,  заполучил  детективной  работы  на  добрых  полсотни
долларов. Никого мы, естественно, на чистую  воду  не  вывели,  но  вы  бы
только послушали, какие меткие вопросы я задавал!
     Когда Аннабель и Хэммонд оставили нас, чтобы вернуться в Берчвейл,  я
расспросил Кэлвина Лидса о Хэммонде, который, вообразите себе, и  в  самом
деле оказался банкиром. Да еще каким - вице-президентом Кредитной компании
Метрополитен, который занимался всеми  финансовыми  делами  миссис  Рэкхем
после смерти ее первого мужа. Когда я съехидничал,  что,  похоже,  Хэммонд
собирается заняться также, и всерьез,  и  невесткой  миссис  Рэкхем,  Лидс
пробурчал, что ничего такого не замечал. Я спросил, кто еще  ожидается  за
ужином.
     - Вы и я, - ответил Лидс. Он не спеша  потягивал  виски  из  высокого
стакана. Мы сидели в небольшой гостиной в его домике, в  которой  не  было
ничего примечательного, кроме бесчисленных фотографий собак на стенах.  На
улице Лидс передвигался с живостью и энергией, которые составили бы  честь
многим людям вдвое моложе его;  теперь  же  он  расслабленно  возлежал  на
кушетке. Он напомнил мне  одну  из  собак,  которую  мы  видели  во  время
экскурсии: та псина нежилась на солнышке у дверцы своей клетки.
     - Вы и я, - сказал Лидс, - а также моя кузина, ее муж, миссис Фрей, с
которой вы уже познакомились, Хэммонд и  еще  один  политический  деятель,
всего семеро...
     - Что за политический деятель?
     - Оливер А.Пирс.
     - Я на короткой ноге с целой кучей политиканов, но о таком не слыхал.
     - Только не говорите ему об этом, -  буркнул  Лидс.  -  Хотя  в  свои
тридцать четыре он добрался лишь до законодательного собрания, но  все  же
он потерял несколько лет из-за войны, как и многие  другие  молодые  люди.
Дайте ему шанс. Один, больше не надо.
     - А кто он, друг семьи?
     - Нет, и это очко в его пользу. - Лидс отхлебнул из стакана. -  Когда
он впервые появился здесь прошлым летом, он приехал как гость миссис Фрей,
во всяком случае, она его пригласила, но очень скоро один из  них,  видно,
поднадоел другому. Однако Пирс не терял времени зря: успел познакомиться с
Линой Дарроу и втюрился в нее по уши.
     - Кто такая Лина Дарроу?
     - Секретарша моей кузины... Кстати, она тоже будет за ужином, так что
выходит восемь. Не знаю, кто позвал его... возможно, кузина... но  приехал
он, такой занятый деятель, только ради Лины Дарроу. - Лидс  хмыкнул.  -  В
свои годы мог бы быть поосмотрительнее.
     - Вы невысокого мнения о женщинах, не так ли?
     - Они мне безразличны. - Лидс прикончил виски. - А с  кем  бы  вы  на
моем месте предпочли  жить  -  с  такими  изумительными  животными  или  с
женщиной?
     - С женщиной, - убежденно ответил я. - Правда, я ее  еще  не  выбрал,
ведь их так много, но даже если она вдруг окажется сукой,  то  я  искренне
надеюсь, что не одной из ваших. Мне нужна такая, которую можно без  опаски
спускать с поводка. - Я махнул рукой. - Впрочем, оставим это.  Вам  больше
по душе собаки, и на здоровье. А миссис Фрей тоже считается членом семьи?
     - Да, - лаконично ответил он.
     - Миссис Рэкхем держит  ее  как  память  о  погибшем  сыне?  Или  это
помогает ее неврозу?
     - Не знаю. Спросите ее сами. - Лидс выпрямился и встал на ноги. - Вы,
конечно, знаете, что я был против ее визита к Ниро Вульфу. Я поехал с  ней
только потому, что она настаивала. Не представляю, на что она надеется, но
вред ее затея принесет наверняка, это как  пить  дать.  По-моему,  вам  не
стоило приезжать сюда, но коль скоро вы здесь, то мы с  таким  же  успехом
можем пойти к ним и распивать их виски, а не мое. Пойду умоюсь.
     И вышел.

                                    4

     Лидс предоставил мне на выбор либо ехать на автомобиле -  что  заняло
бы три минуты, - либо пройти по лесной тропинке, и я проголосовал за пешую
прогулку. До опушки леса было рукой подать,  около  сотни  ярдов  от  угла
псарни. Денек выдался довольно теплым для начала апреля, но стоило  солнцу
скрыться за вершиной холма, как воздух  заметно  посвежел,  и  я  невольно
ускорил шаг, что,  впрочем,  было  вполне  оправданным,  так  как  я  едва
поспевал  за  Лидсом.  А  Лидс  несся,  закусив  удила.  Когда  я  выразил
недоумение по поводу того, что ни в лесу, ни  на  открытом  месте  нам  не
попалась ни одна изгородь, он пояснил, что его земля это всего лишь уголок
поместья миссис Рэкхем, который она отвела ему под застройку уже  довольно
давно.
     Заключительную часть пути  мы  проделали  по  извилистой,  посыпанной
гравием дорожке, которая змеилась между лужайками,  кустами,  деревьями  и
клочками голой земли. Вообще провинциальная жизнь  стала  бы  куда  краше,
если  бы  удалось   отменить   закон,   запрещающий   прокладывать   между
примыкающими владениями прямые дорожки. А то получается, что чем крупнее и
богаче имение, тем сильнее вьются меж  угодьями  дорожки,  и  тем  труднее
соседям навещать друг друга. Как бы то  ни  было,  в  конце  концов  мы  с
Лидсом, успешно преодолев замысловатый лабиринт, достигли  усадьбы  миссис
Рэкхем и вошли без звонка или стука, из чего я  заключил,  что  Лидс  тоже
считался своим.
     Все шестеро присутствующих собрались в комнате, или скорее зале  (она
была длиннее и шире,  чем  весь  дом  Лидса),  устланной  двумя  десятками
ковров, так и норовивших выскользнуть у меня  из-под  ног,  и  уставленной
тремя дюжинами предметов, пригодных для сидения. Несмотря на ломящийся  от
напитков бар на колесиках, мне показалось, что долженствующее веселье  еще
не воцарилось, потому что  встретили  нас  с  Лидсом  так,  словно  такого
замечательного события не случалось целую вечность. Лидс  представил  меня
гостям и хозяйке, поскольку считалось, что я не знаком с миссис Рэкхем,  а
затем, когда мой бокал наполнили, Аннабель Фрей прочитала  лекцию  о  том,
как я работаю. Оливер А. Пирс, государственный муж,  тут  же  загорелся  и
потребовал, чтобы я продемонстрировал свое искусство,  учинив  каждому  из
них допрос с  пристрастием  как  подозреваемому  в  отравлении  собаки.  Я
отбрыкивался, но они настаивали, и мне пришлось уступить. Увы, на сей  раз
я выступил без привычного блеска.
     Пирс оказался ловким малым. Его поведение подчинялось закону природы,
который определяет особую неповторимую манеру общения народного избранника
со всеми, кто уже достиг возраста выборщика; впрочем,  природное  чутье  и
отменная реакция позволяли ему легко маскировать этот недостаток, хотя  он
был примерно одних лет со мной. Впрочем, фигурой он мне тоже  не  уступал:
высокий, широкоплечий, с располагающим честным лицом и улыбкой, которая  в
долю секунды зажигалась, как лампа-вспышка. Я завязал  узелок  на  память,
чтобы проверить, не живу ли я в его  избирательном  округе.  Карьера  ему,
конечно, обеспечена, вопрос лишь в том, как высоко и как скоро он взлетит.
     Если вдобавок к  собственным  талантам  и  достоинствам  Пирс  сумеет
заполучить себе в упряжку еще и Лину Дарроу, то взлетит он очень высоко  и
очень скоро. На первый  взгляд,  она  была  помоложе  Аннабель  Фрей,  лет
двадцати шести, и я никогда не видел более прелестных глаз.  Она  их  явно
недооценивала  или  излишне  скромничала.  Когда  я  ее  допрашивал,   она
прикинулась, что я припер ее к стенке, но глаза  выдали,  что  она  в  два
счета могла оставить меня в дураках. Не знаю, водила она меня за  нос  или
практиковалась, либо же просто пыталась сойти за простушку.
     Барри Рэкхем не только озадачил меня, но еще ухитрился посеять в моей
душе смуту. Не знаю, то ли я глупее, чем  считает  Ниро  Вульф,  и  дважды
глупее, чем считаю я сам, то ли мистер Рэкхем был умнее, чем  выглядел.  В
Нью-Йорке таких как он хоть пруд пруди,  а  из  него  нью-йоркское  так  и
лезло. Зайдите в любой бар на Мэдисон-авеню от пяти до  половины  седьмого
и увидите там шестерых,  а  то  и  восьмерых  барри  рэкхемов:  не  юнцов,
конечно, но и отнюдь не убеленных сединами; мужественной наружности  (если
не считать длинных отполированных ногтей), утомленных и, напротив,  свежих
и рвущихся в бой, в зависимости от состояния; и всех  с  немного  отечными
глазами. Я знал его как облупленного, во всяком случае так  думал,  однако
никак не мог решить, известна ли  ему  подлинная  причина  моего  приезда;
впрочем, как раз это я и собирался выяснить. Если известна,  то  считайте,
что ответ на вопрос, состоит ли он на жалованья у Зека, уже получен;  если
же нет, то вопрос оставался открытым.
     Однако, когда покончив с  десертом,  мы  встали  из-за  стола,  чтобы
перейти в гостиную пить кофе, я так и не справился  с  этой  головоломкой.
Сперва я подумал, что он просто не может быть таким умным, что он  везучий
недотепа, который по счастливому стечению обстоятельств попался  на  глаза
миссис Рэкхем и сумел подобрать к ней ключик, но при дальнейшем наблюдении
я пересмотрел эту точку зрения. С женой он держался вполне  достойно,  без
малейших признаков заискивания и раболепства. А за ужином  затеял  спор  с
Пирсом по поводу налогообложения доходов с  недвижимости  и  без  малейших
усилий загнал сего достойного политика в угол  и  посадил  в  лужу.  Потом
весело посмеялся, встал на позицию поверженного противника и  торжествовал
новую победу, выставив на посмешище Дейну Хэммонда.
     Я решил, что правильнее будет начать все сначала.
     По дороге в гостиную ко мне пришвартовалась Лина Дарроу.
     - Почему вы так на меня напустились? - без обиняков выпалила она.
     Я заметил, что ничего подобного.
     - Нет, нет, еще как напустились! Вы  очень  старались  доказать,  что
собаку отравила я. С другими вы держали себя более пристойно. -  При  этих
словах она легонько коснулась пальцами тыльной стороны моей руки.
     - Еще бы, - признался я. - Но ведь для вас  подобное  не  в  новинку?
Когда мужчины держат себя с вами менее пристойно, чем с другими?
     - Благодарю вас. Но я вполне серьезно. Вы же знаете, что  я  скромная
служащая девушка.
     - О да. Потому я решил на вас отыграться. Еще, впрочем,  потому,  что
вы явно строили из себя простушку.
     Мы пересекли порог гостиной, и тут  же  подлетел  законодатель  Пирс,
который умыкнул Лину Дарроу; первым моим побуждением было вызвать  его  на
дуэль, но потом я решил  не  связываться.  Мы  все  сгрудились  у  камина,
попивали кофе и толкли воду в ступе, пока  кто-то  не  предложил  включить
телевизор, что Барри Рэкхем и сделал. Потом  они  с  Аннабель  повыключали
свет. Когда все удобно устроились вокруг  экрана,  миссис  Рэкхем  куда-то
вышла. Немного позже, когда я, сидя в полумраке, уныло пялился на  рекламу
какой-то  косметики,  неясное  чувство  поведало,  мне,  что  приближается
опасность, и я резко обернулся. И точно: у  самого  моего  локтя  восседал
здоровеннейший  (в  темноте  у  страха  глаза  велики)  доберман-пинчер  и
таращился на экран.
     Сидевшая чуть позади чудовища  миссис  Рэкхем,  по-видимому,  неверно
истолковала мой жест и поспешно затараторила,  пытаясь  перекричать  голос
диктора:
     - Не надо его гладить!
     - Не буду, - заверил я с выражением.
     - Не беспокойтесь, он умеет себя вести, - добавила она. - Он  обожает
смотреть телевизор.
     Она продвинулась вперед, увлекая за собой четвероногого телелюбителя.
Когда они миновали  Кэлвина  Лидса,  преданное  создание  приостановилось,
чтобы обнюхать его и удостоилось  поглаживания  по  голове.  Никто  другой
проявить подобную фамильярность не рискнул.
     Так мы сидели и бессмысленно глазели на экран добрых девяносто минут,
до половины одиннадцатого. Я так и не сумел составить определенного мнения
о Барри Рэкхеме. К сожалению,  телевидение  подрубает  сыскной  бизнес  на
корню. Раньше, бывало, собравшись в подобном обществе в  чьем-нибудь  доме
или на квартире, вы получали  превосходную  возможность  раздобыть  ценные
сведения, толкаясь среди гостей, наблюдая, разговаривая и  держа  ушки  на
макушке; теперь же, когда включают телевизор, вы можете с таким же успехом
остаться дома в постели. Лиц в темноте  не  разглядеть,  брошенных  кем-то
реплик не расслышать, если это не истошный визг,  и  даже  глубоко  личное
расследование (например, чтобы выяснить, насколько изменилось скептическое
отношение к вам  молоденькой  вдовушки)  предпринять  вам  не  удастся.  В
кинотеатре можно, по крайней мере, держаться за руки.
     Тем не менее, в конце концов, рыбка вроде бы клюнула. Когда, наконец,
выключили телевизор и мы поднялись поразмять затекшие конечности, Аннабель
предложила подбросить нас с Лидсом до его дома, но  Лидс  сказал,  что  мы
лучше пройдемся пешком, и тогда Барри  Рэкхем,  который  словно  ненароком
приблизился  ко   мне,   осведомился,   не   слишком   ли   утомила   меня
телетрансляция. Я ответил, что нет, могло быть и хуже.
     - Думаете, вам удастся изобличить отравителя? -  поинтересовался  он,
потряхивая стаканом, так что льдинки тихонько звякали.
     Я передернул плечами.
     - Не знаю. Как-никак прошел целый месяц.
     Он кивнул.
     - Вот именно потому так трудно в это поверить.
     - Да? Во что же?
     - Что он ждал целый месяц, а потом вдруг решил раскошелиться на  Ниро
Вульфа. О гонорарах Вульфа все наслышаны. Лидсу он не по карману. - Рэкхем
растянул губы в улыбку. - Возвращаетесь в город сегодня?
     - Нет, я остаюсь переночевать здесь.
     - Разумно. Ночью ехать небезопасно. А в воскресенье в это время  года
движение здесь не слишком оживленное, если вы, конечно, выедете рано. - Он
ткнул меня в грудь указательным пальцем. - Вот, вот, если вы выедете рано.
     И отчалил.
     Аннабель зевала, а Дейна Хэммонд смотрел на нее во все глаза,  словно
приехал в Берчвейл только для того, чтобы понаслаждаться ее зевками.  Лина
Дарроу посматривала то на меня, то на Барри Рэкхема,  делая  вид,  что  на
самом  деле  ее  лучезарные  взгляды   предназначаются   вовсе   не   мне.
Доберман-пинчер стоял настороже, а Пирс футах в десяти от него - на  целый
фут больше, чем длина прыжка, - почитая себя в  безопасности,  разглядывал
пса с таким выражением на лице, что я невольно  ему  посочувствовал,  хотя
прежде особого сочувствия к политическим деятелям не питал.
     Кэлвин Лидс и миссис Рэкхем тоже рассматривали пса, но  выражения  их
лиц были совсем другие.
     - Как минимум, на два фунта тяжелее, чем надо, - проронил Лидс. -  Ты
перекармливаешь его.
     Миссис Рэкхем запротестовала.
     - Значит, мало выгуливаешь.
     - Да, - вздохнула она. - Ничего, теперь я буду здесь почаще и займусь
им как следует. Сегодня я была  занята.  Пожалуй,  я  его  сейчас  выведу.
Замечательная ночь для прогулки... Барри, ты не составишь мне компанию?
     Тот отказался. Очень мило, впрочем. Миссис Рэкхем обратилась с тем же
предложением к остальным, но желающих не  нашлось.  Тогда  она  предложила
проводить рас с Лидсом до дома, но Лидс  сказал,  что  она  ходит  слишком
медленно, а ему уже давно надо лежать в постели,  поскольку  он  встает  в
шесть. И двинулся к выходу, велев мне следовать за ним, если я  и  вправду
иду с ним.
     Мы пожелали всем доброй ночи и откланялись.
     Ночь стояла довольно студеная. По небу рассыпалось  несколько  звезд,
но луны не было, так что в одиночку, да еще без фонаря, я наверняка сбился
бы с лесной дорожки и блуждал до утра. Лидсу  же  фонарик  был  бы  только
помехой. Он уверенно вышагивал с той  же  скоростью,  что  и  днем,  а  я,
чертыхаясь, поспешал за ним, то и дело спотыкаясь о корни и поскальзываясь
на  камешках,  а  однажды  даже  потерял  равновесие  и  плюхнулся  оземь.
Представляете, какой охотник на оленей получился  бы  из  меня?  Когда  мы
приблизились к псарне, Лидс подал голос  и  до  моих  ушей  донесся  шорох
множества лап, но ни одна из этих тварей даже  не  тявкнула.  Ну,  скажите
сами, кому нужна собака, не говоря уж о тридцати и сорока,  у  которой  не
хватает сердечности даже для того, чтобы залиться радостным лаем по поводу
возвращения хозяина?
     Лидс сказал, что после покушения на собаку он теперь  всегда  обходит
свои владения, прежде чем отправиться на  боковую,  а  я  вошел  в  дом  и
поднялся в крохотную  комнатенку,  где  оставил  свою  сумку.  Когда  Лидс
вернулся, поднялся наверх и зашел спросить, все ли у  меня  в  порядке,  я
сидел на кровати в пижаме, почесывая шею и ломая  голову  над  прощальными
репликами Барри Рэкхема. Я рассеянно ответил, что все  замечательно,  Лидс
пожелал мне спокойной ночи и ушел  спать  в  свою  комнату,  расположенную
напротив моей через маленький коридор.
     Я открыл окно, выключил свет и забрался в постель; однако три  минуты
спустя понял, что не тут-то было. Обычно я изгоняю любые мысли в тот  миг,
когда опускаю голову на подушку. Если какая-то мысль все же  застревает  в
лабиринте моих извилин, я даю себе три минуты и ни секунды  больше,  чтобы
извлечь ее оттуда. Потом я отключаюсь. На сей  раз,  ясное  дело,  в  моем
мозгу угнездился Барри  Рэкхем.  Я  должен  был  со  всей  определенностью
решить, знал он  или  нет  истинную  причину  моего  появления;  либо  как
альтернативный вариант я должен был принять твердое  решение,  что  отложу
эти мысли до утра. Так размышляя, я вылез из постели и уселся на стул.
     Прошло минут пять, а может и пятнадцать, не знаю. Единственное,  чего
я добился, так это того, что  сумел  выкинуть  Барри  Рэкхема  из  головы,
убедив себя, что утро вечера мудренее.  Парень  оказался  слишком  крепким
орешком. Приняв решение, я с  удовольствием  нырнул  в  постель,  потратил
десять секунд на то, чтобы удобно расположиться на непривычном  матрасе  и
на сей раз, кажется, успешно...
     Или почти успешно. Стоило  мне  чуть-чуть  задремать,  как  заскрипел
ставень или нечто в этом роде. Но в первый миг я подумал, что  ставень,  и
вдруг весь сон как рукой сняло: никаких ставней на окнах не  было!  Я  уже
достаточно проснулся, чтобы это утверждать. Звук  повторялся  с  небольшим
интервалом. Мало того, что не ставень, это был вовсе не скрип.  Похоже  на
всхлипывание или  хныканье  младенца;  нет,  чепуха,  звук  раздавался  за
распахнутым окном, а младенцев снаружи не было. Ладно, ну его к  черту.  Я
перевернулся на другой бок, спиной к окну, но звук повторился снова. Я был
неправ. Не хныканье, а слабое поскуливание. Наваждение какое-то!
     Я кубарем скатился с кровати, зажег свет,  пересек  холл,  подошел  к
двери Лидса, постучался и вошел.
     - Что такое? - громко спросил Лидс.
     - У вас есть пес, который скулит по ночам?
     - Скулит? Нет.
     - Тогда, если вы не возражаете, я выйду и  посмотрю.  Он  скулит  под
моим окном.
     - Может быть, это... Включите свет, пожалуйста.
     Я нашарил на стене выключатель и щелкнул им. Лидс сидел на кровати  в
зеленой пижаме с  тонкими  белыми  полосками.  Одарив  меня  взглядом,  из
которого я уяснил, что к списку причин, по которым Лидс был  против  моего
пребывания здесь, прибавилась еще одна, он прошлепал мимо меня в холл и  в
мою клетушку, а я  шел  за  ним  по  пятам.  Несколько  секунд  он  стоял,
прислушиваясь, потом подошел к окну, высунул голову наружу, затем,  втянув
ее назад и ни слова не говоря, быстро вышел, на сей раз даже  не  взглянув
на меня. Я спустился по лестнице следом за ним к  боковой  двери.  Там  он
одной рукой повернул  выключатель,  а  другой  открыл  дверь  и  вышел  на
крыльцо.
     - Боже мой, - выдавил он. - Ничего, Нобби, все будет в порядке.
     Он присел на корточки.
     Я не собираюсь брать назад свои слова о доберманах-пинчерах, но в тот
миг я не стал бы развивать эту тему. Пес лежал на боку на каменной  плите,
лапы его подергивались, но он пытался приподнять голову, чтобы  посмотреть
на Лидса; между ребрами, ближе к животу, почти вертикально торчала  резная
серебряная рукоятка кинжала. Шерсть вокруг слиплась от крови.
     Пес перестал скулить. Внезапно он ощерился и еле слышно зарычал.
     - Все в порядке, Нобби, - сказал Лидс и приложил ладонь к телу собаки
в области сердца.
     - Боюсь, что ему уже не помочь, - промолвил он.
     - Может, вытащить нож? - предложил я. - Тогда...
     - Нет, это его добьет. Хотя он и так уже при последнем издыхании.
     Лидс был прав. Пес издох, когда Лидс сидел рядом на  корточках,  а  я
стоял,  стараясь  не  дрожать  на  пронизывающем  ветру.  Вдруг   стройные
мускулистые лапы напряглись, дернулись и тут же расслабились, а  несколько
мгновений спустя Лидс убрал руку и встал на ноги.
     - Вы не могли бы попридержать дверь? - попросил  он.  -  Она  немного
перекосилась и сама не держится.
     Я распахнул дверь и подержал ее, пропуская его.  Лидс  с  бездыханным
Нобби на руках вошел в прихожую и  опустил  тело  на  деревянную  лавку  у
стены. Потом повернулся ко мне.
     - Я хочу одеться и выйти осмотреть округу. Можете пойти со  мной  или
оставайтесь дома, как вам удобно.
     - Я пойду с вами. Это одна из ваших собак, или...
     Он уже шагнул к лестнице, но остановился.
     - Нет. Это пес Сары, моей кузины. Вы его видели  сегодня  вечером.  -
Его лицо исказилось. - Боже всемогущий, только посмотрите на него! Приполз
сюда с ножом в груди! Я подарил его Саре  два  года  назад;  два  года  он
служил ей верой и правдой, но приполз умирать ко мне. Ну и дела!
     Он зашагал наверх по ступенькам, а я последовал за ним.
     За годы работы у Ниро Вульфа мне нередко  доводилось  проявлять  свое
умение быстро одеваться, и я был убежден, что в этом деле я дока, но когда
Лидс вышел из своей комнаты, я еще сидел  и  завязывал  последний  шнурок.
Лидс сказал:
     - Подождите внизу. Я вернусь через минуту.
     Я ответил, что уже иду, но он не стал ждать. К тому  времени,  как  я
спустился, его и след простыл, и входная дверь была закрыта. Я отворил ее,
вышел на крыльцо и крикнул:
     - Эй, Лидс!
     - Я же сказал - подождите! - донесся его голос из темноты.
     Даже если он решил не брать меня с собой, в таком кромешном мраке мне
было за ним не угнаться, так что я посчитал самым разумным обогнуть дом  и
попытаться разыскать площадку, где стояла моя машина. Найдя ее и  отомкнув
дверцу, я забрался внутрь и извлек из бардачка фонарик. Я надеялся, что он
хоть  чуть-чуть  уравняет  меня  с  Лидсом  при  ночных   странствиях   по
окрестностям. Я запер дверцу, посветил вокруг, потом  выключил  фонарик  и
вернулся к входной двери.
     Послышались шаги, сперва вдалеке, потом ближе, и вскоре Лидс возник в
квадрате света, падающего  из  проема  окна  прихожей.  Он  был  не  один.
Впереди, натягивая поводок, бежала собака. Когда они поравнялись со  мной,
я учтиво отступил в сторону, но пес  не  обратил  на  меня  ровным  счетом
никакого внимания. Лидс открыл дверь, впустил собаку  и  вошел  следом;  я
замыкал шествие.
     - Встаньте перед ней, - приказал  Лидс,  -  примерно  в  ярде,  и  не
шевелитесь.
     Я повиновался.
     - Знакомься, Геба!
     Тут только  зверюга  признала,  что  заметила  мое  присутствие.  Она
задрала морду, приблизилась и  не  спеша  обнюхала  мои  ноги.  Когда  она
покончила со мной, Лидс шагнул к лавке, на которой  лежал  труп  Нобби,  и
жестом подозвал собаку.
     - Нюхай, Геба!  -  велел  он,  легонько  погладив  шерсть  на  животе
мертвого пса.
     Она вытянула жилистую шею, принюхалась,  отступила  и  посмотрела  на
хозяина.
     - Не будь такой самоуверенной,  -  сказал  Лидс  и  ткнул  пальцем  в
направлении тела. - Нюхай еще.
     Собака послушалась, обнюхала труп Нобби еще раз и снова посмотрела на
Лидса.
     - Я и не знал, что они ищейки, - заметил я.
     - Они обучены всему,  чему  можно.  -  Видимо,  Лидс  подал  какой-то
сигнал, хотя я ничего не заметил,  так  как  собака  вдруг  устремилась  к
двери, увлекая за собой хозяина. - У них у всех превосходное  чутье,  а  у
Гебы оно просто потрясающее. Кстати, она мать Нобби.
     Снаружи, на каменной плите, на  которой  мы  обнаружили  Нобби,  Лидс
сказал:
     - Бери след, Геба, - и после того, как  она,  издав  низкий  горловой
звук, натянула поводок, добавил: - Тихо. Говорить буду я.
     Собака увлекла нас за угол дома, через стоянку для машин, вдоль стены
хозяйственной постройки к самому концу  псарни.  И  вдруг  остановилась  и
задрала голову.
     Лидс выждал полминуты, потом заговорил:
     - В чем дело? Запуталась? Бери след!
     Я включил фонарик, но после сердитого замечания Лидса  выключил  его.
Геба опять издала горлом тот же странный звук,  опустила  нос  к  земле  и
устремилась вперед. Мы пересекли луг по тропинке, добрались  до  опушки  и
углубились в лес. Хотя шли мы достаточно быстро,  для  меня  это  казалось
легкой прогулкой по сравнению с гонкой, которую  задал  мне  Лидс  давеча.
Несмотря на то, что деревья еще стояли голые, в лесу было темно, хоть глаз
выколи, но если я еще не полностью утратил способность ориентироваться, то
мы продвигались вдоль той самой дорожки, по которой я проходил уже дважды,
если можно назвать ходьбой мои неуклюжие попытки поспевать за Лидсом.
     - Мы ведь направляемся к усадьбе вашей кузины, не  так  ли?  -  решил
удостовериться я.
     В ответ Лидс только невнятно буркнул.
     Углубившись в лес, мы прошли ярдов двести вверх  по  косогору,  потом
примерно столько же тропинка тянулась ровно, а затем,  как  я  припоминал,
начинался долгий пологий спуск прямо до ухоженных угодий Берчвейла. И  вот
примерно посредине ровного участка Геба вдруг сошла с  ума.  Она  внезапно
резко рванулась в сторону, так дернув  Лидса,  что  он  заплясал,  пытаясь
удержаться на ногах, потом круто развернулась, прижалась  к  его  ногам  и
стала тоненько и протяжно подвывать - совсем не так, как прежде.
     Лидс резко сказал ей что-то, но  я  не  разобрал  его  слов.  К  тому
времени мои глаза уже достаточно свыклись с окружающим мраком. Но я  вовсе
не утверждаю, что уже  тогда,  в  темноте  среди  деревьев,  с  расстояния
двадцать футов распознал то пятно на земле. Тем не менее я настаиваю,  что
в тот миг, когда я включил фонарик, я понял, что передо  мной  лежит  тело
миссис Барри Рэкхем.
     На сей раз меня не стали отчитывать. Мы с Лидсом сошли с  тропинки  и
преодолели эти двадцать футов. Она лежала на боку, точь-в-точь, как Нобби,
шея была неестественно вывернута, так что лицо смотрело в небо, и  я  даже
на мгновение подумал было, что у нее сломана шея, но потом разглядел,  что
белый свитер спереди обагрен кровью. Я наклонился и наложил пальцы  на  ее
запястье. Лидс, подобрав сухой лист, опустил его на  ее  рот  и  ноздри  и
попросил меня стать рядом с ним  на  колени,  чтобы  заслонить  листок  от
ветра.
     Посмотрев на неподвижный лист секунд двадцать, Лидс сказал:
     - Она мертва.
     - Да. - Я встал на ноги. - Даже если и нет, она все равно не дотянула
бы до дома. Я пойду...
     - Ее убили, да?
     - Безусловно. Я пойду и...
     - Господи. - Он резко вскочил и выпрямился. -  Сначала  Нобби,  потом
она... Оставайтесь здесь... - Он быстро шагнул вперед, но я успел схватить
его за руку. Он резко вырвался.
     - Успокойтесь, - быстро заговорил я. Я снова держал  его  за  руку  и
чувствовал, как он дрожит. - Если вы сейчас ворветесь  туда,  одному  Богу
известно, что вы можете натворить. Побудьте здесь, а я пойду...
     Он опять вырвался и быстро зашагал прочь.
     - Подождите! - скомандовал я, и он  замер  как  вкопанный.  -  Сперва
вызовите доктора и позвоните в полицию. Сразу же. Я вернусь в ваш дом.  Мы
оставили нож в теле собаки, а кое-кому этот  нож  может  понадобиться.  Вы
можете приказать Гебе охранять миссис Рэкхем?
     Он заговорил, обращаясь не ко мне,  а  к  собаке.  Та  в  два  прыжка
очутилась рядом. Лидс наклонился, прикоснулся к трупу кузины и сказал:
     - Сторожи ее, Геба.
     Собака послушно уселась, а Лидс, ни слова  не  говоря,  повернулся  и
сгинул. Не прыгнул, не побежал, а просто растворился в темноте. Я  крикнул
вдогонку:
     - Позвоните в полицию до того, как убьете кого-нибудь!
     Потом разыскал тропинку и направился назад, к Хиллсайд Кеннелз.
     Благодаря фонарику, добрался я без приключений. На сей  раз,  услышав
мое приближение, собаки подняли истошный лай, так что,  искренне  надеясь,
что все двери на запоре, я все же достал пистолет и держал  его  наготове,
пока не миновал псарню.  Слава  Богу,  никто  на  меня  не  набросился,  а
оглушительный лай, словно по волшебству, прекратился  в  тот  миг,  как  я
переступил порог дома и закрыл за собой дверь. Видимо, когда враг проникал
в дом, доберманы предоставляли его на растерзание хозяину.
     Нобби лежал на лавке, и нож по-прежнему торчал  из  раны  в  боку.  Я
сразу прошел в маленькую гостиную, где давеча приметил телефонный аппарат,
включил свет, подошел к столику, вызвал телефонистку и  сказал  ей  нужный
номер. Наручные часы показывали пять минут первого. Я надеялся, что  Вульф
не забыл подключить  внутренний  телефон,  прежде  чем  улечься  спать.  К
счастью,  он  не  забыл.  На  пятый  звонок  трубку  сняли,  и  послышался
недовольный голос:
     - Ниро Вульф у телефона.
     - Арчи.  Извините,  что  разбудил,  но  мне  требуются  указания.  Мы
лишились клиента. Я имею в виду миссис Рэкхем. Похоже, что кто-то  заколол
ее, а потом всадил тот же нож в ее пса. Как бы то ни было, она  мертва.  Я
только что...
     - Что ты плетешь? - раздался громовой рык. - Что за околесица?
     - Вовсе нет, сэр. Я только что вернулся из леса, с того самого места,
где она лежит. Мы нашли ее вместе с Лидсом. Пес тоже издох, его труп здесь
рядышком, на лавке. Я не хочу...
     - Арчи!
     - Да, сэр?
     - Это недопустимо. В данных обстоятельствах.
     - Да, сэр, полностью с вами согласен.
     - Мистер Рэкхем не замешан в этом деле?
     - Пока не знаю. Я же сказал - мы только что нашли ее.
     - Где ты?
     - В доме мистера Лидса, один. Стерегу нож в теле пса. Лидс отправился
в Берчвейл, чтобы вызвать врача и полицию, а может,  заодно  и  прикончить
кого-нибудь. Помешать я ему не в состоянии. У меня уйма времени.  Что  вам
рассказать?
     - Все, что может нам пригодиться.
     - Ладно, но на случай, если мне помешают,  хочу  сперва  спросить.  С
учетом того, что я, во-первых, работаю на вас, а  во-вторых,  помог  найти
тело  миссис  Рэкхем,  полицейские,   конечно   же,   проявят   нездоровое
любопытство. Что я могу им разболтать? Не бойтесь,  линия  свободна,  если
телефонистка не подслушивает.
     Сопение, потом молчание. Наконец:
     - Теперь, после случившегося, можешь рассказать про  нашу  встречу  с
миссис Рэкхем и про цель твоей поездки. А также всю подноготную про миссис
Рэкхем, мистера  Лидса  и  про  все,  что  ты  там  видел  и  слышал,  без
исключения. Но, конечно, тебе следует ограничиться только этим.
     - Ни слова про колбасу?
     - Ни звука. Дурацкий вопрос.
     -  Угу,  я  просто  так,  поразмяться.  Ладно.  Итак,  я  приехал   и
перезнакомился с массой доберман-пинчеров и людей. Дом Лидса расположен  в
самом углу владений миссис Рэкхем. Мы  с  Лидсом  прогулялись  в  Берчвейл
через лес. За ужином было восемь человек, считая меня...
     Я довольно неплохо гоняю биллиардные шары, и только один Саул  Пензер
превосходит меня в умении вести слежку в Нью-Йорке, но зато  в  мастерстве
скрупулезно и доходчиво изложить любые, самые запутанные факты Ниро Вульфу
я дам сто очков вперед любому. Рассчитав, что на подробное  изложение  мне
потребуется минут десять, я управился за восемь, оставив ему две минуты на
расспросы. Чем он, естественно, не преминул воспользоваться.  Пожалуй,  он
уже прилично владел материалом, когда  я,  заметив  через  окно  огни  фар
приближающейся машины, пожелал ему доброй ночи и повесил трубку.  Войдя  в
тесную прихожую,  я  отпер  дверь  и,  когда  по  узкой  подъездной  аллее
подкатила и остановилась машина с надписью "ПОЛИЦИЯ ШТАТА" на борту, я уже
стоял снаружи на каменном крыльце. Двое полицейских в мундирах вылезли  из
машины и двинулись ко мне. Я затаил дыхание, надеясь,  что  среди  них  не
окажется моего обожаемого вестчестерского врага, лейтенанта  Кона  Нунана,
и, по счастью, мои надежды оправдались. Оба были низшими чинами.
     Один из них открыл рот:
     - Ваша фамилия Гудвин?
     Я признал это. Собаки залаяли.
     - Обнаружив тело, вы решили вернуться сюда  только  для  того,  чтобы
размять ноги?
     - Тело обнаружил не я, а доберман-пинчер. А что  касается  вопроса  о
ногах - может, вы все-таки зайдете внутрь?
     Я распахнул и услужливо придержал дверь, и они вошли. Я ткнул большим
пальцем в сторону трупа Нобби.
     - Это не тот доберман. Он приполз сюда, чтобы  умереть  вон  там,  на
пороге. А мне пришло в голову, что миссис Рэкхем могли прикончить  тем  же
самым ножом, что и пса, и вам, ребята, захочется взглянуть на этот  ножик,
прежде чем кто-то попытается  нарезать  им  хлеб.  Поэтому  Лидс  пошел  в
усадьбу звонить, а я вернулся сюда.
     Один из них подошел к лавке и начал разглядывать Нобби.
     - Вы не трогали нож?
     - Нет.
     - Лидс был здесь с вами?
     - Да.
     - Он прикасался к ножу?
     - Не думаю. Если да, то я не обратил внимания.
     Полицейский повернулся к напарнику.
     - Оставим пока труп на месте. Посторожишь здесь, ладно?
     - Да.
     - Потом тебе скажут, что делать дальше. Идемте со мной, Гудвин.
     Он протопал к двери, открыл ее и пропустил  меня  вперед.  Подойдя  к
машине, он устроился за рулем и позвал меня:
     - Запрыгивайте.
     Я не шелохнулся.
     - А куда мы едем?
     - Куда надо.
     - Извините, - с видимым сожалением сказал я, -  но  я  должен  знать,
куда именно. Если в Уайт-Плейнз или в участок, то нужно иметь приглашение,
составленное по особой форме. В противном случае вам придется тащить  меня
силой.
     - О, вы адвокат?
     - Нет, но я знаю адвоката.
     - Очень рад за вас. - Он наклонился в мою сторону и прогнусавил:
     - Мистер Гудвин, я еду в Берчвейл, имение миссис Рэкхем.  Не  окажете
ли любезность составить мне компанию?
     -  С  превеликим  удовольствием,  премного  благодарен,  -  задушевно
проворковал я и залез в машину.

                                    5

     Остаток  ночи  от  половины  первого  до  самого  рассвета  я  провел
настолько бездарно, что уж лучше бы оставался  дома  в  постели.  Я  сумел
выяснить лишь то, что девятого апреля солнце встает в 5:39, хотя и здесь я
не готов присягнуть, поскольку не уверен, что наблюдал настоящий горизонт.
     Лейтенант Кон Нунан нагрянул в Берчвейл среди прочих, но явно  ощущал
себя не в своей тарелке.
     Потому что даже после прибытия самого окружного  прокурора  Кливленда
Арчера сказать, что расследование шло полным ходом, я бы  не  решился.  Не
то, чтобы блюстители порядка позабыли о служении Фемиде, вовсе нет, просто
очень трудно возложить жертву на алтарь правосудия,  когда  убивают  такую
известную и богатую налогоплательщицу, как  миссис  Барри  Рэкхем,  а  ваш
краткий список подозреваемых включает: а) ее мужа, теперь вдовца,  который
только что  тоже  сделался  известным  и  богатым  налогоплательщиком,  б)
многообещающего   молодого    политического    деятеля,    избранного    в
законодательное собрание  штата,  в)  невестку  убитой  женщины,  которая,
возможно, станет еще более известной  и  богатой  налогоплательщицей,  чем
вдовец и г) вице-президента  одного  из  крупнейших  нью-йоркских  банков.
Любой из них потенциально может оказаться преступником, чего полиции любой
ценой хотелось бы избежать, чтобы  целиком  сосредоточиться  на  остальных
трех подозреваемых: д) кузене убитой, который занимался разведением крайне
недружелюбных доберманов, е) секретарше  убитой,  простой  служащей  и  ж)
частном сыщике из Нью-Йорка, который уже  давно  напрашивался  на  хорошую
нахлобучку,  ясно,  что  при  такой   раскладке   нельзя   просто   увезти
подозреваемых всем скопом в Уайт-Плейнз и начать обрабатывать по-свойски.
     Кроме пятнадцати минут, что я провел наедине с Коном Нунаном, я битых
два часа проторчал в огромной Истиной,  где  мы  тупо  смотрели  телевизор
вместе с членами семьи, гостями, прислугой и полицейскими. Нельзя Указать,
что было очень весело. Две служанки, не переставая, плакали. Барри  Рэкхем
бесцельно слонялся по комнате, иногда присаживался, потом вскакивал  и  не
раскрывал  рта.  Оливер  Пирс   сидел   на   кушетке   с   Линой   Дарроу,
переговариваясь вполголоса, причем Лина Дарроу в основном  слушала.  Дейна
Хэммонд, банкир, явно нервничал. Он сидел, ссутулившись,  закрыв  глаза  и
повесив голову, но время  от  времени  привставал  с  мучительным  трудом,
словно у него что-то болело, и подходил к одному из окружающих,  обычно  к
Аннабель или к Лидсу. Когда меня запустили в гостиную, Лидс разводил огонь
в камине, и это с тех пор оставалось его  главнейшей  заботой.  Огонь  был
такой жаркий, что Аннабель передвинулась  в  дальний  угол  гостиной.  Она
держалась спокойнее всех, хотя стиснутые зубы  выдавали,  что  случившееся
потрясло ее не меньше, чем остальных.
     То одного, то другого поочередно вызывали и после беседы с  глазу  на
глаз приводили обратно. Лишь когда подошел мой  черед,  я  обнаружил,  что
нелегкая принесла лейтенанта Нунана. Мой любимец расположился за столом  в
комнате несколько меньших размеров дальше по коридору, и вид  у  него  был
превзъерошенный. Несомненно, жизнь не казалась ему  пряником  -  с  его-то
повадками Гитлера или Сталина в стране, где граждане привыкли сами решать,
за кого голосовать. Приведший меня  детектив  указал  на  стул  по  другую
сторону стола.
     - Опять вы, - прошипел Нунан.
     Я кивнул:
     - Я подумал точно так же. Не имел чести лицезреть  вас  с  тех  самых
пор, как не я задавил насмерть Луиса Роуни.
     Он не перекосился, хотя я особенно на это и не рассчитывал.
     - Вы тут, кажется, расследуете дело  об  отравлении  пса  в  Хиллсайд
Кеннелз?
     Я воздержался от комментариев.
     - Да или нет? - рявкнул он. - Или вы не отвечаете на вопросы?
     - Ох, простите  великодушно.  Я  и  не  знал,  что  это  вопрос.  Мне
показалось, что вы просто констатировали факт.
     - Вы расследуете дело об отравлении пса?
     - Да, только приступил. Примерно час  провел  у  Лидса,  а  потом  мы
отправились сюда на ужин.
     - Так и он сказал. Ну и что вы успели выяснить?
     - Да ничего особенного. К тому же  там  толкались  зеваки,  что  мало
способствовало следствию. Я имею в виду миссис Фрей и мистера Хэммонда.
     - Вы прибыли сюда все вместе?
     - Нет. Мы вышли из дома через час после отъезда миссис Фрей и мистера
Хэммонда.
     - Вы ехали на машине?
     - Шли пешком. Точнее, Лидс шел, а я бежал.
     - Бежали? Почему?
     - Чтобы не отставать.
     Нунан улыбнулся. Более зловещей улыбки я  не  видывал,  разве  что  у
Бориса  Карлоффа  [актер,  прославившийся  исполнением  ролей  в   фильмах
ужасов].
     - Где вы выучились зубоскалить, Гудвин, - в цирке?
     - Да, сэр.
     - Тогда поведайте нам  про  ужин  и  про  все,  что  было  потом.  Со
свойственным вам остроумием, конечно.
     Это заняло у меня десять минут, столько же, сколько изложение  фактов
Вульфу, хотя меня то и дело прерывали вопросами. Я подробно и  без  утайки
описал все, чему был свидетелем. Когда я закончил рассказ, мы вернулись  к
самому началу, и Нунан принялся настойчиво выяснять, все ли  слышали,  как
миссис Рэкхем сказала, что  собирается  выгулять  собаку,  хотя  это  было
совершенно очевидно, так как она приглашала  каждого.  Потом  меня  отвели
назад, в гостиную, а на допрос вызвали Лину Дарроу. Я спросил себя, станет
ли она разыгрывать из себя простушку с лейтенантом так же, как со мной?
     Даже не  припомню,  когда  я  настолько  никчемно  проводил  время  в
последний раз. С таким же успехом я мог быть  бездомным  псом:  никому  не
было до меня  ровным  счетом  никакого  дела,  а  я  даже  не  имел  права
намекнуть, насколько  они  заблуждаются.  Один  раз  я  всерьез  попытался
завязать разговор, обходя всех подряд и бросая реплики, но  тщетно.  Дейна
Хэммонд едва удостоил меня взглядом и не удосужился даже  пасть  раскрыть.
Оливер Пирс вообще не посмотрел на меня. Лина  Дарроу  пробормотала  нечто
нечленораздельное и  отвернулась.  Кэлвин  Лидс  спросил,  что  сделали  с
останками Нобби, а выслушав мой ответ, кивнул, нахмурился  и  подбросил  в
пламя очередное полено. Аннабель Фрей поинтересовалась, не хочу ли  я  еще
кофе, я сказал, что хочу, но она пропустила мои  слова  мимо  ушей.  Барри
Рэкхем, которого я выловил в углу комнаты, оказался  самым  разговорчивым.
Сначала он пожелал знать, есть ли здесь кто-нибудь  из  конторы  окружного
прокурора. Я сказал, что не знаю. Тогда он спросил, как  зовут  лейтенанта
полиции, который задает вопросы. Эта беседа оказалась рекордной: целых два
вопроса и столько же ответов.
     Впрочем, немного позже, когда на  сцене  появился  окружной  прокурор
Кливленд  Арчер,  я  кое-чего  добился.  Едва  он  вошел  в   гостиную   и
представился, и все поднялись на ноги,  чтобы  подойти  к  нему,  я  кинул
взгляд на его ботинки и сразу догадался, что он побывал в лесу,  на  месте
убийства миссис Рэкхем. Оттуда же явно прибыл и  Бен  Дайкс,  предводитель
сыщиков округа Вестчестер,  который  сопровождал  Арчера.  Мое  настроение
немного поднялось. Не мог же Арчи Гудвин проторчать здесь целую ночь и  не
сделать ни единого мало-мальски ценного умозаключения!
     После нескольких ничего не значащих реплик,  обращенных  к  отдельным
лицам, Арчер произнес речь:
     - Это кошмарное, жуткое злодеяние. Мы установили, что миссис Рэкхем и
ее собаку закололи насмерть в лесу. Вы  знаете,  что  орудие  убийства  мы
нашли - вам его предъявляли - это один из столовых  ножей,  что  держат  в
ящике здесь, в гостиной, и вы пользовались такими ножами во время ужина. У
нас есть также протоколы допроса каждого из вас, но, конечно, мне придется
еще побеседовать с вами. Сейчас я это делать не стану, в  столь  неурочное
время. Уже четвертый час, так что я вернусь утром. Хочу  спросить  только,
не желает ли кто  из  вас  поделиться  со  мной  какими-то  соображениями,
которые не терпят отлагательства? Нет? - Он обвел глазами присутствующих.
     Все словно воды в рот набрали. Болтливая подобралась компания, нечего
сказать. Все, включая меня, просто стояли и смотрели на него. Меня  так  и
подмывало разрядить обстановку, задав вопрос или ввернув меткое словцо, но
я предпочел лишний раз не напоминать о своем присутствии.
     Впрочем, напоминать и не потребовалось. После того, как все,  включая
прислугу, покинули гостиную и мы с Лидсом начали  продвигаться  к  выходу,
послышался голос Вена Дайкса:
     - Гудвин!
     Лидс продолжал идти. Я обернулся.
     Дайкс приблизился ко мне.
     - Мы хотели задать вам пару вопросов.
     - Валяйте.
     К нам присоединился окружной прокурор Арчер со словами:
     - Там, у Нунана, Бен.
     - Они с Нунаном как кошка с собакой,  -  возразил  Дайкс.  -  Помните
сцену у Сперлинга в прошлом году?
     - Ничего, я сам им займусь,  -  заявил  Арчер  и  прошествовал  через
коридор в комнату, где Нунан сидел за столом и переговаривался с  коллегой
- тем самым, что доставил меня из Хиллсайд Кеннелз.  При  нашем  появлении
коллега встал и остался подпирать стенку. Нунан же привстал было  и  вновь
уселся, как только Арчер, Дайкс и я расселись по стульям.
     Арчер,  немного  округлившийся  за   прошедший   год,   с   припухшим
одутловатым лицом и красными от бессонницы глазами, уперся локтями в  стол
и обратился ко мне:
     - Гудвин, я хочу  поговорить  с  вами  начистоту,  -  голос  его  был
серьезным и вовсе не оскорбительным.
     - Я целиком к вашим услугам, мистер Арчер, - заверил я. - Тем  более,
что никогда еще прежде со мной не обращались, как с пустым местом.
     - Нам было некогда. Лейтенант Нунан, конечно, доложил о том,  что  вы
ему  рассказали.  Откровенно  говоря,  мне  трудно  этому  поверить.  Всем
известно, что Ниро Вульф отклоняет дела дюжинами каждый  месяц  и  берется
только за те, которые его по-настоящему интересуют, и что самый простой  и
быстрый способ заинтересовать его - это предложить ему заманчивый гонорар.
Так вот теперь...
     - Это не единственный способ, - возразил я.
     - А я и не говорил, что единственный. Я знаю, что у него свои мерки и
он щепетилен до привередливости. Вот потому-то я и не могу  поверить,  что
он заинтересовался отравлением собаки - тем более  настолько,  что  послал
вас сюда на уик-энд. И я крайне сомневаюсь, что Кэлвин Лидс, судя по тому,
что  я  о  нем  слышал,   в   состоянии   предложить   Вульфу   достаточно
привлекательный гонорар. Его кузина, миссис Рэкхем, - иное  дело,  но  она
никогда не любила сорить деньгами, скорее наоборот. Конечно, мы собираемся
расспросить и самого мистера Вульфа, но я думал, что сэкономлю время, если
сначала задам эти вопросы вам. Я призываю вас сотрудничать с  нами,  чтобы
раскрыть это трусливое и подлое убийство. Как вам известно, я  имею  право
настаивать на этом; однако, зная Вульфа и вас, я  предпочитаю  воззвать  к
вам как к  законопослушному  гражданину,  а  также  частному  детективу  с
лицензией на право работы в нашем штате. Повторяю, я не верю и никогда  не
поверю, что вас послали сюда только для того, чтобы вы  расследовали  дело
об отравлении пса.
     И они принялись пожирать меня глазами.
     - Не только, - спокойно ответил я.
     - Ха, вот, значит, как!
     - Да, черт возьми. Как вы сами изволили подметить, мистера Вульфа это
не заинтересовало бы.
     - Опять наврал, каналья, - злорадно ощерился Нунан.
     - Вы, как всегда, заблуждаетесь, - сказал я с наилюбезнейшей улыбкой.
- Вы же не спросили, зачем меня сюда послали, и даже не намекнули, что вам
это было бы интересно. Вы всего лишь спросили,  расследую  ли  я  дело  об
отравлении пса, и я ответил, что потратил на  него  всего  час,  что  было
сущей правдой. Вы также спросили, что я успел выяснить, и я  чистосердечно
признался, что ничего особенного. Потом вы захотели узнать, что я видел  и
слышал за ужином и после ужина, и я выложил все  начистоту.  Конечно,  это
был самый дурацкий и нелепый  допрос,  что  мне  приходилось  слышать,  но
ничего, со временем научитесь. Прежде всего надо...
     - Ах ты, чертов... - вырвалось у Нунана.
     - Не сметь! - цыкнул на него Арчер. И обратился ко мне: - Могли бы  и
сами сказать, Гудвин.
     - Нет уж, дудки, только не ему, - отрезал я. - Однажды  я  сглупил  и
поступил именно так, но он остался недоволен. К тому же, я сомневаюсь, что
у него хватило бы мозгов понять.
     - Что ж, посмотрим, пойму ли я.
     - Да, сэр. Миссис Рэкхем позвонила в четверг днем  и  договорилась  о
встрече с мистером  Вульфом.  Она  приехала  вчера  утром,  в  пятницу,  в
одиннадцать, и с ней был Лидс. По ее словом,  когда  она  вышла  замуж  за
Рэкхема три года и семь месяцев назад, у них повелось, что всякий раз, как
он просил, она давала ему денег на  карманные  расходы,  но  аппетиты  его
постепенно возрастали, и она стала давать меньше и меньше, пока,  наконец,
второго октября прошлого года  он  не  попросил  пятнадцать  тысяч  и  она
отказала совсем. Дала ему шиш. С тех пор  за  последние  семь  месяцев  он
ничего не просил и не получал, но тем не менее продолжал много тратить,  а
это ее сильно мучило. Она наняла мистера Вульфа для того, чтобы  выяснить,
как и откуда ее муж добывает деньги, а меня послали сюда взглянуть на мужа
и, по возможности, разнюхать, что к чему. Мне требовался  только  предлог,
чтобы  приехать,  так  что  отравление  пса  подвернулось  кстати,   хотя,
согласен, предлог несолидный. - Я махнул рукой. - Вот и все.
     - Вы говорите, Лидс был с ней? - резко спросил Нунан.
     - Вот что я имел в виду, -  повернулся  я  к  Вену  Дайксу,  -  когда
говорил о манере Нунана вести допрос. А ведь он прекрасно  слышал,  как  я
сказал, что Лидс был с ней.
     - Да, - сухо согласился Дайкс. - Но не  стоит  так  язвить  по  этому
поводу. Здесь не пикник. - Он перевел взгляд  на  Нунана.  -  А  сам  Лидс
упоминал об этом?
     - Нет. Впрочем, я не спрашивал.
     Дайкс встал и обратился к Арчеру:
     - Может, стоит послать за ним? Он ушел домой.
     Арчер кивнул, и Дайкс вышел.
     - О Господи, - с чувством и расстановкой произнес Арчер, адресуя  эти
слова гражданам Нью-Йорка, поскольку на нас он не глядел.  Какое-то  время
он сидел, кусая губы, потом спросил меня:
     - Это все, чего хотела миссис Рэкхем?
     - Это все, о чем она просила.
     - Ссорились ли они с мужем? Угрожал ли он ей?
     - Она не говорила.
     - Что в точности она говорила?
     Это заняло полчаса. Для меня -  пара  пустяков  извлекать  из  памяти
нужные сведения, не забывая, впрочем, про  наказ  Вульфа  не  упоминать  о
колбасе. Арчер не подозревал, на что способна моя  память,  поэтому  я  не
Стал утруждаться дословным изложением разговора с миссис Рэкхем, хотя  мне
это было раз плюнуть, правда, он все равно не поверил  бы,  решив,  что  я
приукрашиваю. Тем не менее; когда я закончил, он знал всю подноготную.
     Потом меня оставили для очной ставки  с  Лидсом,  которого  привезли,
когда я только начинал рассказ,  но  продержали  в  гостиной,  пока  я  не
закончил. Так что, хотя меня, наконец, и допустили к  праздничному  столу,
это случилось слишком поздно, чтобы  я  успел  услышать  что-то  новое.  У
Лидса, который практически считался членом семьи, им надо было выяснить не
только подробности  посещения  Ниро  Вульфа,  но  и  обстоятельства,  тому
предшествовавшие, так что на это ушло еще полчаса и даже больше. Сам Лидс,
по  его  словам,  понятия  не  имел,  откуда  у  Рэкхема  деньги.   Личное
расследование, которое он предпринял  по  настоянию  кузины,  не  принесло
плодов. Он никогда не был свидетелем ссор  и  не  слышал  о  ссорах  между
кузиной и мужем. И так далее. Что  касается  того,  почему  он  не  сказал
Нунану о визите к Вульфу и о настоящей причине моего приезда  в  Берчвейл,
так ведь Нунан об этом и не спрашивал, а он предпочел подождать, пока  его
спросят.
     Наконец окружной прокурор Арчер решил,  что  на  сегодня  достаточно,
встал,  потянулся,  потер  покрасневшие  глаза,  задал  Дайксу  и   Нунану
несколько вопросов, отдал распоряжения и обратился ко мне:
     - Вы остановились у Лидса?
     Я ответил, что пока особо там не задерживался, но моя сумка и в самом
деле там.
     - Хорошо. Тогда продолжим завтра... Вернее - сегодня.
     Я сказал, что да, непременно, и вышел  вместе  с  Лидсом.  Бен  Дайкс
предложил подбросить нас, но мы отказались.
     Вместе с Лидсом, не переговариваясь,  мы  срезали  угол  и  двинулись
прямиком к лесной тропинке, не петляя по  извилистым  дорожкам.  Забрезжил
рассвет; вот-вот должно вынырнуть солнце. Ветерок  стих,  о  чем  радостно
поведали ранние птахи. Темп,  который  задал  Лидс,  поднимаясь  вверх  по
пологому склону и по ровному участку, уступал его привычному  галопу,  что
меня вполне устраивало. Не то у меня было настроение, чтобы затевать гонку
даже ради того, чтобы побыстрее добраться до постели.
     Внезапно Лидс замер как вкопанный, так что я чуть не налетел на него.
Впереди нас  на  тропинке,  ярдах  в  тридцати,  маячила  фигура  мужчины,
стоявшего на четвереньках. Заприметь нас, он поднялся и крикнул:
     - Стойте! Кто вы такие?
     Мы представились.
     - Что ж, - сказал он,  -  придется  вам  изменить  маршрут.  Пройдите
кругом. Мы здесь только начали. Ни свет ни заря, ха-ха!
     Мы полюбопытствовали,  какова  протяженность  запретной  зоны,  и  он
сообщил, что ярдов триста и что на противоположном конце уже работает  его
напарник. Мы покинули тропу и направились вправо, в обход,  что  замедлило
продвижение, хотя лес был не такой уж густой. Через пару минут  я  спросил
Лидса, сможет ли он  узнать  то  злополучное  место,  и  он  утвердительно
кивнул.
     Вскоре он остановился, и я поравнялся с ним. Я и сам узнал это место,
поскольку его отгородили веревками, натянув их полукругом между деревьями.
Мы приблизились вплотную к веревкам и молча остановились.
     - А где Геба? - спросил наконец я.
     - Им пришлось послать за мной, чтобы увести ее. Сейчас она  в  клетке
Нобби. Ему она больше не понадобится. Полиция забрала его.
     Мы пришли к безмолвному  согласию,  что  больше  нас  там  ничего  не
интересует, и  возобновили  путь,  не  приближаясь  к  тропинке,  пока  не
поравнялись с напарником, отмечавшим конец  запретной  зоны.  Напарник  не
только остановил нас грозным окриком, но еще долго и  придирчиво  выяснял,
как это таким кровопийцам и лжецам  удается  столь  успешно  прикидываться
добропорядочными гражданами. Наконец он смилостивился и отпустил нас.
     Я был рад, что Нобби увезли, поскольку при мысли,  что  мне  придется
опять войти в крохотную прихожую и увидеть его  труп  на  лавке,  на  душе
стало муторно. В остальном дом был такой же, каким мы его  оставили.  Лидс
задержался у псарни, а я поднялся в свою комнатенку и уже стаскивал брюки,
которые в суматохе натянул поверх пижамы, как вдруг ослепительная  вспышка
за окном заставила меня вздрогнуть. Я подошел  к  окну  и  высунул  голову
наружу: оказывается, солнце решило надо мной  подшутить,  возвестив  таким
образом о своем пробуждении. Я взглянул на наручные  часы,  убедился,  что
они показывают 5:39, но, как я уже говорил, у меня не было  уверенности  в
том, что я наблюдал настоящий горизонт.  Не  опуская  гардину,  я  лег  на
кровать, вытянулся и сладко зевнул, едва не вывихнув челюсть.
     Входная  дверь  приоткрылась,  потом  захлопнулась,  и  на   лестнице
послышались шаги. Лидс появился в проеме моей распахнутой двери,  постоял,
словно колеблясь, потом зашел и сказал:
     - Через час мне уже надо вставать и заниматься собаками,  так  что  я
закрою вашу дверь.
     Я поблагодарил. Он не двинулся с места.
     - Моя кузина уплатила  Вульфу  десять  тысяч.  Что  он  теперь  будет
делать?
     - Не знаю, еще не спрашивал. А что?
     - Мне пришло в голову, что он может захотеть  потратить  эти  деньги,
или хотя бы их часть, в ее  интересах.  Если  полиция  не  найдет  убийцу,
например.
     - Не исключено, - согласился я. - Я ему предложу.
     Он продолжал стоять, словно его заботило еще что-то. Наконец выдавил:
     - Так случается в лучших семействах.
     И попятился, прикрывая за собой дверь.
     Я закрыл глаза, но даже не попытался очистить голову от мыслей.  Если
я засну, то одному Богу известно, когда я проснусь, а я твердо  настроился
позвонить Вульфу в восемь утра, за пятнадцать  минут  до  того,  как  Фриц
войдет в его  комнату  с  завтраком  на  подносе.  А  покамест,  решил  я,
придумаю-ка  что-нибудь  выдающееся  для   детективного   бизнеса.   После
нескольких минут напряженнейшей умственной работы  я  сообразил,  что  мне
даже не с кем поделиться ее плодами. Лидс не в счет - менее благодарного и
словоохотливого слушателя и вообразить нельзя.
     Есть у меня привычка вдруг подмечать, что я  уже  неосознанно  принял
какое-то вполне определенное решение некоторое время назад. Так  случилось
и тем утром в 6:25. Взглянув в  очередной  раз  на  часы  и  отметив,  что
стрелки показывают именно это время, я внезапно осознал, что бодрствую  и,
следовательно, могу не только позвонить Вульфу  в  восемь,  но  и  смыться
домой, чтобы доложить ему лично, как только буду уверен, что Лидс уснул; а
в ту минуту я как раз был в этом уверен.
     Я встал, сбросил пижаму, оделся, не стараясь установить рекорд, но  и
не слишком копаясь и, держа в одной руке  сумку,  а  в  другой  туфли,  на
цыпочках выбрался в коридор, спустился по ступенькам и вышел  на  каменное
крыльцо. Я удирал вовсе не  от  Кэлвина  Лидса,  но  мне  казалось  вполне
благоразумным исчезнуть из вестчестерского округа, прежде  чем  кто-нибудь
обнаружит, что я вовсе не почиваю в  мягкой  постели  наверху.  Однако  не
тут-то было. Я сидел на крыльце, завязывая шнурок на второй  туфле,  когда
залаяла собака и это послужило сигналом  для  всех  остальных.  Я  кое-как
вскарабкался  на  ноги,  схватил  сумку,  вихрем   промчался   к   машине,
подгоняемый заливистым лаем и адскими завываниями,  открыл  дверцу,  залез
внутрь, запустил мотор, развернулся и  уже  почти  миновал  дом,  когда  в
дверном проеме появился Лидс. Я  нажал  на  тормоз,  высунул  голову  и  с
криком: "Я по  срочному  делу,  до  скорого!"  лихо  проскочил  воротца  и
выбрался на дорогу.
     В столь раннее воскресное утро дорога была пустынна  и  яркое  свежее
солнце весело светило слева, так что путешествие было бы вполне  приятным,
будь  у  меня  соответствующее  настроение.  Но  его  не  было.  Положение
складывалось совсем  иное,  чем  в  обоих  предыдущих  случаях,  когда  мы
пересекали дорогу Арнольду Зеку и кто-то при  этом  погибал.  Тогда  трупы
принадлежали подручным самого Зека, а он сам, Вульф  и  интересы  общества
располагались  по  одну  сторону  баррикад.  На   сей   же   раз   главным
подозреваемым был Барри Рэкхем, человек Зека,  и  Вульф  должен  был  либо
возвратить полученные от мертвого клиента десять тысяч, либо оставить  их,
не предпринимая попыток их отработать, или же столкнуться с  Зеком  лоб  в
лоб. Зная Вульфа, как знаю его  только  я,  я  гнал  машину  со  скоростью
восемьдесят пять миль в час в южном направлении по шоссе Сомилл-Ривер.
     Часы на щитке показывали 7:18, когда я свернул с  шоссе  Вестсайд  на
Сорок шестую улицу. Мне надо было проехать по ней до Девятой авеню и потом
повернуть к югу. Улица была такая же пустынная, как  и  загородное  шоссе.
Повернув направо на Тридцать пятую  улицу,  я  пересек  Десятую  авеню  и,
чуть-чуть не доезжая Одиннадцатой, заглушил мотор  перед  старым  каменным
особняком Вульфа.
     Двигатель чихал и кашлял, когда я заметил  нечто,  отчего  глаза  мои
едва не вылезли из орбит - такое зрелище мне не приходилось прежде  видеть
за тысячи раз, что я останавливал машину в этом месте.
     Входная дверь была распахнута настежь.

                                    6

     Душа моя ушла в пятки. Вытряхнув ее оттуда,  я  тигром  выпрыгнул  из
машины, пересек тротуар, взлетел на семь ступенек и ворвался внутрь.  Фриц
и Теодор ужа встречали меня в прихожей. Одного взгляда  на  их  лица  было
достаточно, чтобы на сердце заскребли кошки.
     - Проветриваетесь, что ли? - с наигранной веселостью осведомился я.
     - Он ушел, - убитым голосом сказал Фриц.
     - Куда ушел?
     - Не знаю. Сегодня ночью. Когда я увидел, что дверь открыта...
     - Что ты держишь в руке?
     - Он оставил их на столе в кабинете... для Теодора, для меня... и для
тебя.
     Я выхватил из его дрожащих пальцев записки и впился в верхнюю. Почерк
Вульфа я узнал сразу.

     Дорогой Фриц!
     Марко Вукчич возьмет тебя к себе. Он должен  платить  тебе  не  менее
двух тысяч в месяц.
     Всего самого доброго. Ниро Вульф.

     Я пробежал глазами следующую.

     Милый Теодор!
     Все растения заберет мистер Хьюитт, который выразил желание, чтобы ты
ухаживал за ними. Он будет платить тебе около двухсот долларов в неделю.
     Всего доброго. Ниро Вульф.

     И, наконец, последняя.

             А.Г.!
             Не разыскивай меня.
             Всего доброго и с наилучшими пожеланиями.
                                                        Н.В.

     Я еще раз перечел записки, внимательно всматриваясь в  каждое  слово,
потом, отрывисто бросив Фрицу и Теодору: "Сядьте в  кресла  и  подождите",
отправился в кабинет и уселся за своим столом.  Они  придвинули  кресла  и
сели лицом ко мне.
     - Он ушел, - глухо повторил Фриц, словно пытаясь убедить себя.
     - Ты очень наблюдательный, - огрызнулся я.
     - Тебе известно, где он, - в голосе Теодора прозвучало  обвинение.  -
Некоторые орхидеи нельзя перевезти,  не  повредив  их.  Я  вовсе  не  хочу
работать на Лонг-Айленде, даже за двести долларов в  неделю.  А  когда  он
вернется?
     - Послушай, Теодор, - взорвался я. - Мне совершенно наплевать, что ты
там хочешь или не хочешь. Мистер Вульф избаловал тебя, поскольку никто  не
вынянчивает его цветы лучше тебя. Но мне ты сейчас напоминаешь только одно
- кислое молоко. Я имею в виду твою  постную  рожу.  Я  не  знаю,  ни  где
находится мистер Вульф, ни когда он вернется,  если  он  вообще  вернется.
Тебе он приписал "всего доброго", а мне  "всего  доброго  и  с  наилучшими
пожеланиями". Уловил разницу? Тогда заткнись и не мешай.
     Я переключился на Фрица.
     - Мистер Вульф считает, что Марко Вукчич станет  платить  тебе  вдвое
больше, чем он сам. Очень на него похоже, да? Сам видишь, я зол  как  черт
из-за его выходки, хотя и вовсе  не  удивлен.  Теперь,  чтобы  вы  поняли,
насколько хорошо я его знаю, расскажу вам, как  было  дело:  вскоре  после
моего звонка он  нацарапал  эти  записки  и  покинул  дом,  оставив  дверь
распахнутой - ты же сам сказал, что дверь  была  открыта,  -  чтобы  любой
праздношатающийся убедился,  что  в  доме  больше  нет  никого  и  ничего,
стоящего внимания. Ты встал, как всегда, в шесть тридцать, увидел открытую
дверь, поднялся в его спальню, убедился, что кровать  пуста,  и  нашел  на
столе записки. Потом поднялся в оранжерею, позвал Теодора, вы спустились с
ним в спальню, устроили обыск и обнаружили, что все вещи на месте. А потом
сидели и глазели друг на друга до самого моего приезда. Можешь  что-нибудь
добавить?
     - Я не хочу работать на Лонг-Айленде, - заявил Теодор.
     А Фриц добавил только:
     - Разыщи его, Арчи.
     - Он запретил.
     - Да, но ты... все равно найди его! Где он будет спать? А  что  будет
есть? - Фриц всплеснул руками.
     Я встал, подошел к сейфу, открыл его и  заглянул  в  ящичек,  где  мы
всегда хранили наличные на случай непредвиденных расходов. Там должно было
быть чуть больше четырех тысяч; осталось же в наличии чуть больше  тысячи.
Я закрыл дверцу сейфа, крутанул ручку и заявил Фрицу:
     - Ему хватит и на ночлег, и на питание. Так, я точно изложил факты?
     - Не совсем. Мы недосчитались  одной  сумки,  пижамы,  зубной  щетки,
бритвы, трех рубашек и десяти пар носков.
     - А трость он захватил?
     - Нет. Только старое серое пальто и старую серую шляпу.
     - Посетители у него были?
     - Нет.
     - А телефонные звонки, кроме моего?
     - Я даже не знаю,  что  ты  звонил.  Мой  параллельный  аппарат  тоже
подключен к сети, как и у него, но сам знаешь, что  в  твое  отсутствие  я
отвечаю на звонки лишь тогда, когда он сам меня просит. Звонок  был  всего
один, в двенадцать минут первого.
     - Проверь свои часы. Звонил я. В пять минут первого. -  Я  подошел  и
потрепал его по плечу. -  Ладно.  Надеюсь,  работа  на  новом  месте  тебе
понравится. А как насчет завтрака?
     - Но, Арчи! Его завтрак...
     - Ничего, я готов  его  съесть.  Я  сорок  миль  проделал  на  пустой
желудок. - Я снова похлопал его по плечу. - Послушай,  Фриц.  Я,  конечно,
зол на него, чертовски зол. Но после того как я проглочу дюжину  гренок  с
жареной ветчиной и восемь-десять яиц под твоим фирменным соусом,  а  также
кварту кофе, возможно, я и подобрею. Скорее всего, разозлюсь еще  сильнее,
а может и нет. Кстати, как насчет его любимого меда, который  ты  мне  уже
давненько не давал? Тимьянового, кажется?
     - Его осталось... немного. Четыре банки.
     - Отлично. Тогда на десерт подай мне его вместе с горячими  оладьями.
Может, тогда я и сменю гнев на милость.
     - Ни за что бы не подумал... - голос Фрица предательски дрогнул, и он
умолк, а потом начал заново: - Ни за что бы не подумал,  что  такое  может
случиться. В чем дело, Арчи? - Он буквально скулил.  -  Что  произошло?  У
него был такой прекрасный аппетит в последнее время...
     - А мы сегодня собирались пересадить несколько мильтоний,  -  упавшим
голосом добавил Теодор.
     Я досадливо крякнул.
     - Так иди и пересаживай. От него все равно толку как с козла  молока.
И вообще убирайся и оставь меня в покое! Я должен пораскинуть  мозгами.  К
тому же я голоден как волк. Поди прочь!
     Теодор, бурча под нос,  зашаркал  вон  из  комнаты.  Фриц  направился
следом за ним, но в дверях притормозил.
     - Правильно, Арчи. Пораскинь, пожалуйста, мозгами. Очень прошу.  А  я
пока приготовлю тебе завтрак.
     Он вышел, а я остался, чтобы напряженно  мыслить,  но  шарики  упорно
отказывались шевелиться. Я был слишком  выбит  из  колеи,  чтобы  спокойно
думать. "Не разыскивай меня". Абсолютно в духе Вульфа,  который  прекрасно
знал, что, случись мне заявиться домой и обнаружить, что он исчез,  я  тут
же приступлю к поискам. Вот  и  сделал  так,  что  мне  даже  подступиться
нельзя. Не могу сказать, правда, что он застал меня врасплох, нет. Не  зря
я покинул дом Лидса без предупреждения и по дороге жал на  все  педали:  у
меня было предчувствие. Два года минуло с тех пор, как Вульф наказал  мне:
"Арчи, ты должен забыть, что знаешь имя этого человека.  Если  когда-либо,
во время одного из моих дел окажется, что я столкнулся с ним и должен  его
уничтожить, я покину свой дом, найду место, где могу работать  -  а  также
спать и есть,  если  хватит  времени,  -  и  останусь  там,  пока  все  не
закончится".
     Так что насчет Вульфа я не беспокоился, но вот как быть  со  мной?  С
другой стороны, год спустя он заявил пятерым членам семейства  Сперлинг  в
моем присутствии: "В этом случае он поймет,  что  мы  схлестнулись  не  на
живот, а на смерть,  но  это  буду  знать  и  я,  поэтому  заблаговременно
перемещусь в оперативный штаб,  местонахождение  которого  будет  известно
лишь мистеру Гудвину и, возможно, еще двоим". Ладно.  Никто  не  собирался
вступать с ним в пререкания по поводу оперативного штаба или  перемещения.
Но я был тем самым упомянутым мистером  Гудвином,  и  этот  мистер  Гудвин
сейчас тупо пялился в записку.  "Не  разыскивай  меня".  Что  мне  делать,
скажите на милость? Естественно, что теми двумя, которых он имел  в  виду,
были Саул Пензер и Марко Вукчич, но я был даже не вправе позвонить Саулу и
задать пару закамуфлированных вопросов; правда, если он  посвятил  в  свою
тайну Саула и не посвятил меня, то и черт с ним. С другой стороны, что мне
говорить людям - таким, например, как  окружной  прокурор  Вестчестерского
округа?
     На этот вопрос  ответ  я  получил,  по  меньшей  мере,  частично,  из
совершенно неожиданного источника.  Расправившись  с  гренками,  оладьями,
ветчиной, яйцами, тимьяновым медом и кофе, я  вернулся  в  кабинет,  чтобы
проверить, сумею ли я совладать с эмоциями и начать  шевелить  мозгами,  и
усердно этим занимался, когда вдруг заметил, что сижу в кресле  Вульфа  за
его столом. Меня словно  пружиной  подбросило.  Кроме  самого  Вульфа  еще
никто, не исключая и меня, никогда не сиживал  в  этом  кресле,  а  я  тут
расположился в нем, будто так и положено. Значит, дело  плохо,  подумалось
мне. Видно, я уже подсознательно  решил,  что  Вульф  расстался  со  своим
креслом раз и навсегда, а такие мысли совершенно  непростительны,  даже  в
моем обозленном состоянии. Я выдвинул ящик стола,  чтобы  просмотреть  его
содержимое, и сделал вид, что именно с этой целью и занял кресло  шефа;  я
уже начал копаться в бумагах, когда в дверь позвонили.
     Я не  помчался  сломя  голову  открывать,  поскольку  за  недостатком
времени не успел обмозговать линию поведения. Сквозь одностороннее  стекло
в парадной двери я разглядел, что на крыльце стоит незнакомец в  штатском,
и решил было позволить ему натешиться  вдоволь  и  звонить  до  упаду,  но
любопытство взяло верх и я  отпер  дверь.  Передо  мной  стоял  невзрачный
субъект с оттопыренными ушами, в стареньком замызганном пальтишке, который
пожелал видеть Ниро Вульфа. Я ответил, что по воскресеньям мистер Вульф не
принимает, но я его  доверенный  помощник  и,  возможно,  могу  чем-нибудь
помочь. Лопоухий согласился, достал из кармана  конверт,  извлек  из  него
лист бумаги и развернул.
     - Я из "Газетт", - заявил он. -  Вот  копия  объявления,  которое  мы
получили утром с почтой - мы хотим удостовериться, что оно подлинное.
     Я забрал у него бумагу и пробежал глазами текст. Почерк  Ниро  Вульфа
на нашем фирменном бланке я узнал мгновенно. Наверху было написано:
     "Поместите это объявление в "Газетт" в понедельник, в первой  секции,
шириной в два столбца, длиной, как потребуется. Шрифт  тонкий,  неброский.
Счет пришлите по указанному адресу".
     Ниже печатными буквами было выведено:

                            МИСТЕР НИРО ВУЛЬФ
                         ОБЪЯВЛЯЕТ О СВОЕМ ВЫХОДЕ
                         ИЗ ДЕТЕКТИВНОГО БИЗНЕСА
                  С СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ, 10 АПРЕЛЯ 1950 г.
                Отныне мистер Вульф клиентов не принимает.
                       По всем незавершенным делам
                просьба обращаться к мистеру Арчи Гудвину.
            Лиц, не являющихся клиентами, прошу не беспокоить.

     Под объявлением стояла подпись Вульфа. В ее  подлинности  сомневаться
не приходилось.
     Заучив текст наизусть, я возвратил объявление ушастому.
     - Да, все в порядке. Нормально. Поместите его на видное место.
     - Оно подлинное?
     - Абсолютно.
     - Послушайте, я хотел бы поговорить с ним. Помогите мне! Черт побери,
это же настоящая сенсация, если мне удастся взять у него интервью!
     - Вы что, собственным объявлениям уже не верите? Тут написано  черным
по белому, что отныне мистер Вульф не  принимает.  -  Я  притворил  дверь,
оставив лишь тонкую щель. - Вас я прежде не встречал, но Лон  Коэн  -  мой
старый приятель. Он приходит в полдень, кажется?
     - Да, но...
     - Передайте, чтобы он не терял времени  зря  и  не  звонил  по  этому
поводу. Мистер Вульф не принимает, а я  занимаюсь  только  клиентами,  как
гласит объявление. Не прищемите ножку, дверь закрывается.
     Я затворил ее и задвинул засов. Не успел я сделать и двух шагов,  как
из кухни появился Фриц и выпалил:
     - Кто это был?
     Я смерил его взглядом.
     - Черт побери, а ведь при мистере Вульфе ты  никогда  не  отваживался
даже мечтать о том, чтобы задавать такой вопрос ему или мне. И  теперь  не
мечтай, во всяком случае, пока я в таком премерзком настроении.
     - Я только хотел...
     - Прекрати. И вообще советую не попадаться мне под горячую руку, пока
я все не обдумаю.
     Я возвратился в кабинет и уселся - теперь уже в  собственное  кресло.
Хоть какие-то инструкции от Вульфа я, наконец, получил, пусть  даже  таким
окольным путем. Объявление означало, что я не должен  ломать  голову,  как
скрыть его отсутствие; как раз наоборот. И - еще важнее: мне вменялось  не
заниматься больше Рэкхемом. Я должен был только встречаться с клиентами по
незавершенным делам, исключительно с клиентами; миссис Рэкхем же,  которая
была мертва, встретиться со мной не могла, следовательно, этот вопрос  был
исчерпан. И еще - в отличие от  Фрица  и  Теодора  -  мое  место,  похоже,
сохранялось за мной. Но я не мог подписывать чеки и  не  мог...  и  тут  я
кое-что вспомнил. Можете теперь представить себе мое тогдашнее  состояние,
если мне это не пришло в голову раньше. Как-то раз, описывая одно  из  дел
Вульфа, я упомянул, что  Вульф,  предвидя,  как  в  один  прекрасный  день
столкновение  с   Арнольдом   Зеком   вынудит   его   уйти   в   подполье,
проинструктировал меня поместить  пятьдесят  тысяч  долларов  наличными  в
ячейку платного сейфа в Джерси, что я и сделал. Смысл  заключался  в  том,
чтобы иметь заначку для подпольного существования; впрочем, как бы  то  ни
было, денежки надежно покоились в сейфе под тем  именем,  что  я  придумал
специально для этой цели. И вот  я  как  раз  сидел  и  размышлял  о  том,
насколько расстроенным я  был,  коль  не  вспомнил  такую  деталь,  и  тут
зазвонил телефон. Я снял трубку.
     - Контора Ниро Вульфа, у телефона Арчи Гудвин.
     Я решил, что правильнее представиться  так,  поскольку  в  объявлении
говорилось, что Вульф уходит от дел, начиная с завтрашнего дня.
     - Арчи? - Голос, который я хорошо знал, казался удивленным. - Это ты,
Арчи?
     - Угу. Привет, Марко. Не рановато для воскресенья?
     - Я думал, что ты в отъезде! Я  хотел  оставить  Фрицу  весточку  для
тебя. От Ниро.
     Марко  Вукчич,  владелец  и  распорядитель   ресторана   "Рустерман",
единственного места, где, кроме своего дома, Вульф мог  получить  пищу  по
душе, был единственным человеком  в  Нью-Йорке,  который  звал  Вульфа  по
имени. Я сказал ему, что готов принять весточку сам.
     - Она, правда, не от самого Ниро, - поправился он. - Скорее от  меня.
Я должен срочно увидеться с тобой. Ты можешь приехать?
     Я сказал, что могу. Я не спросил, куда приезжать, поскольку он всегда
находился в ресторане, либо в залах для посетителей на первых двух этажах,
либо на кухне, либо наверху, в своих личных апартаментах.
     Я сообщил Фрицу, что ухожу, но когда-нибудь вернусь.
     По пути через город до  Пятьдесят  четвертой  улицы  я  процентов  на
восемьдесят  уверился,  что  несколько  минут  спустя  буду  беседовать  с
Вульфом. Лучшего убежища для него было не сыскать - место, где готовили  и
подавали самую изысканную пищу  во  всей  Америке,  да  еще  со  спальней,
которую готов предоставить его лучший друг.  Даже  тогда,  когда  я  вошел
через черный ход, как было условлено,  поднялся  на  третий  этаж,  увидел
выражение лица поздоровавшегося со мной Марко, ощутил крепкое пожатие  его
руки и услышал сказанные проникновенным голосом слова: "О, мой  друг,  мой
бедный юный дружок!" - даже тогда я еще думал, что он просто играет, чтобы
театрально возвестить Вульфу о моем появлении.
     Увы, я жестоко просчитался. О  моем  появлении  стало  известно  лишь
стулу у окна, на который посадил меня Марко. Сам он уселся напротив  лицом
ко мне, уперев ладони в колени  и  немного  склонив  голову  набок  -  его
излюбленная поза.
     - Друг мой, Арчи, - начал он сочувственным тоном. - Я должен  сказать
тебе то, что мне поручено. Но сначала скажу кое-что от  себя  лично.  Хочу
напомнить тебе, что я знаю Ниро куда дольше, чем ты. Мы  с  ним  дружим  с
детства, когда мы жили в другой стране и были куда моложе, чем  ты  в  тот
день, когда впервые познакомился с ним и стал на него работать. Мы  с  ним
старые и закадычные друзья. Поэтому  вполне  естественно,  что  он  пришел
ночью ко мне.
     - Конечно, - согласился я. - Почему бы и нет?
     - Ты не должен иметь зуб на него. Не серчай.
     - Ладно, я переборю себя. А в котором часу он пришел?
     - В два часа ночи. Он провел у меня час, а потом ушел. Это я и  хотел
тебе сказать, а потом передать инструкции. Ты будешь записывать?
     - Постараюсь запомнить, раз даже вам это удалось. Выкладывайте.
     Марко кивнул.
     - Я знаю, что у тебя феноменальная память. Ниро  не  раз  говорил  об
этом. - Он на мгновение прикрыл глаза, потом снова открыл их. - Всего пять
пунктов. Первое - растения. Он  позвонил  ночью  мистеру  Хьюитту,  и  они
условились, что завтра мистер Хьюитт  договорится  о  том,  чтобы  орхидеи
перевезли к нему, а также о том, что  Теодор  станет  за  ними  ухаживать.
Второе...
     -  Должен  ли  я  переписать  все  растения?  Или  он  забирает  нашу
картотеку?
     - Не знаю. Я передаю только то, что мне было сказано.  Это  все,  что
касается орхидей. Может, мистер Хьюитт сам тебе скажет. Второе -  Фриц.  Я
беру его к себе и буду хорошо платить ему. Сегодня мы с ним  встретимся  и
обговорим все детали. Он, наверное, расстроен?
     - Он боится, что мистер Вульф умрет от голода.
     - Ну, конечно. Или от чего другого. Я всегда считал, что он  поступил
безрассудно, став детективом. Третье... третье - это  я.  Он  оставил  мне
генеральную доверенность. Хочешь взглянуть?
     - Нет, спасибо, я поверю вам на слово.
     - Она заперта в том сейфе. Ниро сказал, что все  это  законно,  а  уж
он-то знает. Я могу подписывать для тебя чеки. И все другие бумаги.  Иными
совами, я могу заменить его во всем.
     - С некоторыми ограничениями. Вы не можете... -  Я  махнул  рукой.  -
Ладно, не будем об этом. Четвертое?
     - Четвертое - это дом. Я должен выставить дом со всем его  содержимым
на продажу. У меня есть на то конфиденциальные указания.
     У меня отвисла челюсть.
     - Продать дом со всем содержимым?
     - Да. Я получил указания о цене и особых условиях.
     - Не могу поверить.
     Он пожал плечами.
     - Я сказал Ниро, что ты подумаешь, что я лгу.
     - Я не думаю, что вы лжете. Я просто не  могу  поверить.  К  тому  же
кровать и другие предметы в моей комнате - мои собственные.  Должен  ли  я
вывезти их сегодня или могу подождать до завтра?
     Марко сочувственно вздохнул.
     - Бедный мой дружок, -  сказал  он,  словно  извиняясь,  -  не  стоит
торопиться. Продать дом - не то же самое, что  продать  телячью  отбивную.
Мне кажется, что тебе стоит пока продолжать жить там.
     - Он так сказал?
     - Нет. А почему тебе переезжать? Так я думаю, и это тесно  связано  с
последним пунктом - с инструкциями, которые оставил для тебя Ниро.
     - О, вот как! Очень предусмотрительно с его стороны.  И  что  это  за
инструкции?
     -  Ты  должен  действовать,  руководствуясь  собственным   опытом   и
интеллектом.
     Он замолк. Я кивнул.
     - Это запросто. Я всегда так действую. А конкретно?
     - Это все. Других инструкций нет.  -  Марко  развел  руки  в  стороны
ладонями кверху. - Я все передал.
     - И вы называете это инструкциями?
     - Я - нет. Он назвал. - Марко пригнулся ко мне. - Я сказал ему, Арчи,
что он ведет себя непростительно. Он уже собрался уходить, изложив мне эти
пять пунктов. Он меня выслушал, потом молча повернулся и ушел. И больше  я
ничего не знаю, совсем ничего.
     - А куда он ушел? Где он? Он ничего мне не передал?
     - Ни слова. Кроме того, что я сказал.
     - Проклятье, все-таки он наконец спятил, как  большинство  гениев,  -
провозгласил я и поднялся на ноги.

                                    7

     Два часа кряду я разъезжал на  машине,  в  основном  по  Центральному
парку.  Время  от  времени,  для  смены  декораций,  я   прокатывался   по
прилегающим авеню.
     Будучи в доме, я не  сумел  запустить  свой  мыслительный  процесс  и
надеялся, что езда прочистит мои  мозги.  К  тому  же  мне  до  смерти  не
хотелось видеть Фрица с Теодором, да и вообще  общаться  с  кем-то,  кроме
себя самого. Вот поэтому, руководствуясь собственным опытом и интеллектом,
я и колесил по Центральному парку. По пути меня  наконец  осенило,  в  чем
причина моих затруднений: впервые за много лет я  остался  без  поручений.
Как мне решать, что делать, если делать мне нечего? Теперь я убежден,  что
ни разу не заехал севернее 110-й улицы или южнее  14-й  улицы  за  те  два
часа, поскольку подсознательно надеялся,  что  Вульф  находится  где-то  в
указанных пределах, и не хотел покидать их.
     Когда же я все-таки их покинул, случилось это не по моей вине. Следуя
по Второй авеню  в  районе  70-х  улиц,  я  притормозил  на  красный  свет
одновременно с полицейской машиной,  по  правую  сторону  от  нее.  Сигнал
светофора уже менялся на зеленый, когда полицейский высунул из окна голову
и крикнул мне:
     - Остановитесь у тротуара!
     Польщенный вниманием, как и любой другой водитель на  моем  месте,  я
повиновался. Патрульная машина стала рядом, полицейский  вылез  и  с  ходу
изобрел еще более оригинальную фразу:
     - Предъявите ваши права.
     Я достал водительское удостоверение.
     - Да, мне сразу  показалось,  что  я  узнал  вас.  -  Он  вернул  мне
удостоверение,  обошел  вокруг  капота  моей  машины,  открыл   дверцу   с
противоположной от меня стороны, устроился на соседнем сиденье и выпалил:
     - Поехали в Девятнадцатый участок. Шестьдесят седьмая улица восточнее
Лексингтон-авеню.
     -  Можно  и  туда,  -  согласился  я.  -  Хотя  лично  я  предпочитаю
Бруклинский ботанический сад, особенно сейчас, на  пасху.  Давайте  бросим
жребий.
     Он и ухом не повел.
     - Ладно, Гудвин, не старайтесь. Я знаю, что вы за словом в карман  не
лезете, да и вообще наслышан, что вы за штучка. Поехали!
     - Приведите любой довод - хороший или  плохой.  Если  вы  не  против,
конечно?
     - Какой еще довод! Час назад по радио передали, что вас следует найти
и задержать. Почем я знаю, может, по случаю пасхи, вы подбросили  младенца
к церковным ступенькам?
     - Да, вы правы, - согласился я. - Поедем, заберем его.
     Я тронул машину с  места,  сопровождаемый  почетным  эскортом.  Место
назначения, отделение полиции 19-го участка, было мне уже знакомо.  Именно
там мне однажды выпало счастье провести изрядный кусок ночи  в  оживленной
беседе с лейтенантом Роуклиффом, нью-йоркским Коном Нунаном.
     Доставив меня  в  участок  и  предъявив  сержанту,  баловень  судьбы,
нашедший и задержавший самого Арчи Гудвина,  сделал  следующее  заявление.
Оказывается, его звали не Джон Ф.О'Брайен, а Джон Р.О'Брайен. А важно  это
потому, объяснил он сержанту, что в прошлом году один  из  его  выдающихся
подвигов ошибочно приписали Джону Ф., так что с него хватит - он и сам  не
прочь  насладиться  лаврами  за  задержание  разыскиваемого   беглеца   от
правосудия. Закончив свою речь, он пожелал мне приятного  времяпровождения
и отчалил. Тем временем сержант позвонил по телефону. Повесив  трубку,  он
взглянул на меня уже с меньшим равнодушием.
     - Вас требует Вестчестер, -  возвестил  он.  -  Вы  сбежали  с  места
преступления и уклоняетесь от расследования. Хотите исповедоваться?
     - Не особенно, хотя не сомневаюсь, что это было  бы  Забавно.  А  что
случится, если я откажусь?
     - Человек из Вестчестера уже в городе. Несется сюда  на  всех  парах,
чтобы забрать вас.
     Я покачал головой.
     - Я буду биться, как загнанная крыса. У меня четырнадцать  адвокатов,
и все предупреждены. Десять против одного, что у него  нет  ордера.  Такие
дружеские услуги не в моем вкусе. Похоже, вы влипли, сержант.
     - Ой, как напугали! Если у него не окажется ордера, я  отошлю  вас  в
городское управление, а там уж разберутся.
     - Да, - признал я, -  тогда  вы  выйдете  сухим  из  воды.  Но,  если
желаете, могу избавить вас от  лишних  хлопот.  Свяжитесь  по  телефону  с
вестчестерским прокурором и позвольте мне поговорить с ним. Я  готов  даже
заплатить за звонок.
     Сначала эта мысль его не вдохновила, но  потом  чем-то  приглянулась.
Видно, он  передумал  после  того,  как  сообразил,  что  может  оказаться
причастным к  расследованию  самого  громкого  убийства  месяца.  Конечно,
пришлось еще его поуламывать, но после того как я  сообщил,  что  окружной
прокурор сейчас пребывает в рэкхемовской резиденции, и дал номер телефона,
сержант сдался. И позвонил.  Правда,  подстраховался.  Сказал,  что  хотел
только предоставить окружному прокурору возможность,  если  тот  пожелает,
конечно, переговорить с Арчи Гудвином. Тот пожелал. Я обогнул заграждение,
подошел к столу и взял трубку.
     - Мистер Арчер?
     - Да! - проревела трубка. - Это совершенно...
     - Минуточку! - решительно прервал я. - Как бы вы ни  охарактеризовали
мой проступок, я  берусь  удвоить  силу  ваших  выражений.  Так  вот:  это
возмутительно! Чудовищно! Ни в какие ворота не лез...
     - Вам было приказано оставаться на месте, а вы улизнули! Вы сбежали с
места...
     - Мне вовсе не приказывали оставаться. Вы спросили, остановился ли  я
у Лидса, а я ответил, что там моя сумка, и вы сказали,  что  мы  продолжим
сегодня, на что я ответил, что да, непременно. Если бы я остался у  Лидса,
мне позволили бы поспать семь часов. Я же решил использовать эти  законные
часы по своему усмотрению, и они еще не истекли. Впрочем, вы  мне  кое-что
напомнили. Выбирайте: либо я сейчас перехвачу  что-нибудь  на  завтрак  и,
заморив червячка, приеду к вам сам,  без  сопровождения,  либо  же  упрусь
рогом и тогда ваш посланник  изрядно  попотеет,  чтобы  вытащить  меня  за
пределы города. Вот, кстати, и он, легок на помине.
     - Кто?
     - Ваш человек. Входит в дверь. Если надумаете и захотите увидеть меня
сегодня, велите ему не таскаться за мной. Я от этого робею.
     Молчание. Потом:
     - Вам было сказано - не уезжать из округа.
     - Ничего подобного.
     - Ни вас, ни Вульфа не  было  дома  в  одиннадцать  часов...  или  вы
уклонялись от встречи с моим человеком.
     - Я был на пасхальном шествии.
     Опять молчание, теперь более затянувшееся.
     - В котором часу вы приедете? Сюда, в Берчвейл.
     - Пожалуй, к двум поспею.
     - Мой человек там?
     - Да.
     - Передайте ему трубку.
     Что ж, это уже было вполне приемлемо. Пока все шло как по  маслу,  за
одним лишь исключением.  После  того  как  вестчестерский  сыщик  завершил
телефонные переговоры, и мы сошлись на  том,  что  я  поеду  сам,  сержант
великодушно заявил, что счет оплатит  полицейское  управление.  Я  спросил
сыщика, осознал ли он, что я не  потерплю  слежки  за  собой,  на  что  он
ответил, чтобы я не волновался,  поскольку  он  возвращается  на  Тридцать
пятую улицу, дабы встретиться с Ниро Вульфом. Мне это не понравилось, но я
смолчал, поскольку  еще  не  решил,  что  говорить.  Поэтому,  заглянув  в
забегаловку на Лексингтон-авеню, чтобы проглотить сэндвич и пинту  эля,  я
первым делом зашел в телефонную будку, позвонил домой и наказал  Фрицу  не
снимать дверную цепочку и говорить посетителям, что Вульф отбыл из  города
и больше ничего. И еще - никого не впускать.
     Все-таки то, что я двигался, помогло. Пока я колесил по  Центральному
парку и по близлежащим авеню, я разобрался с самыми насущными проблемами и
теперь, по пути в Берчвейл, составил для себя ясную картину. Учитывая  все
обстоятельства, например, что дом выставляют на продажу,  не  оставив  мне
даже намека, не говоря уж  о  четком  плане  действий,  я  бы  не  рискнул
побиться об заклад, что Вульф попросту затаился. Уж больно искренне  Марко
кудахтал: "О, мой друг, мой бедный юный дружок..." Вполне  могло  статься,
что Вульф и в самом деле решил умыть руки. Сотню раз, а то и больше, когда
что-то или кто-то - частенько  я  -  ему  особенно  докучали,  он  начинал
разглагольствовать о своем собственном доме в Египте и  о  том,  насколько
замечательно было бы пожить там. Я, естественно, пропускал это  мимо  ушей
как  досужие  бредни.  Теперь  же  я  осознал,  что   человек,   настолько
эксцентричный,  чтобы  угрожать  переездом  на  житье  в  Египет,   вполне
эксцентричен для того, чтобы претворить  свою  угрозу  в  жизнь,  особенно
после того, как дело заходит так далеко, что он вынужден улепетывать,  как
заяц, вскрыв коробку с колбасками.
     Следовательно, я был бы олухом, полагая, что он  просто  отсиживается
где-то, собираясь с силами и вынашивая планы. Но и обратного полагать я не
мог. Я вообще ничего не мог полагать. Исчез ли он навсегда,  или  замыслил
нечто такое, по сравнению с чем его обычные выходки казались  бы  детскими
шалостями? Подразумевалось, видимо, что я одним махом отыщу ответ на  этот
вопрос, как и на все остальные, руководствуясь,  естественно,  собственным
опытом и интеллектом, однако в моем нынешнем положении комплимент  мне  не
польстил. Если случилось так, что я, наконец, окончательно и  бесповоротно
предоставлен самому себе, то очень даже хорошо; как-нибудь справлюсь.  Но,
с другой стороны, с жалованья меня вроде бы пока  не  сняли...  И  что  из
этого следует? Свихнуться можно. В итоге, все для себя прояснив и разложив
по полочкам, в Берчвейл я прибыл в более свирепом и презлющем  настроении,
чем когда бы то ни было.
     У въезда в имение меня подстерегал  один  из  коллег  Нунана,  несший
стражу, и на извилистую аллею меня  пропустили  лишь  после  того,  как  я
предъявил четыре разных документа. Оставив машину возле дома на  площадке,
окаймленной вечнозеленым кустарником, я обогнул дом и подошел к  парадному
входу. Дверь открыла служанка, бледная и заплаканная. Она не проронила  ни
слова, только стояла и держала дверь, но тут подвернулся один из подручных
шерифа, которого я знал в лицо, но не  по  имени.  Он  буркнул:  "Сюда"  и
провел меня направо, в ту самую комнатенку, в которой я уже побывал.
     - А, добрались наконец, - проворчал Бен  Дайкс,  сидевший  за  столом
перед кипой бумаг.
     - Я обещал Арчеру, что приеду к двум. Сейчас еще без двух минут два.
     - Угу. Присаживайтесь.
     Я присел. Дверь осталась открытой, но до моих ушей не  доносилось  ни
одного звука, кроме шелеста бумаг, которые ворошил Дайкс.
     - Раскрыли уже убийство? - вежливо поинтересовался  я.  -  Здесь  так
тихо. В Нью-Йорке куда шумнее. Если вам...
     Я умолк,  так  как  получил  ответ.  Где-то  поблизости  застрекотала
пишущая машинка. Звук был  приглушенный,  но,  без  сомнения,  принадлежал
пишущей машинке, причем печатал профессионал.
     - Полагаю, Арчер знает, что я здесь, - заявил я.
     - Не трепыхайтесь, - посоветовал Дайкс, не поднимая головы.
     Я пожал плечами, вытянул ноги,  скрестил  лодыжки  и  вперил  взор  в
лежащие перед ним бумаги. Я был слишком далеко, чтобы различить  отдельные
слова, но  по  разным  признакам  вскоре  заключил,  что  Дайкс  сравнивал
отпечатанные показания членов семьи, гостей и прислуги. Не будучи в данный
миг занят, я бы с радостью помог  ему  разобраться  в  них,  но  прекрасно
понимал, что делать такое предложение - значит просто сотрясать воздух. От
напряженного разглядывания бумаг мои утомленные веки смежились,  и  тут  я
впервые ощутил, насколько хочу спать. Я решил,  что  лучше  открою  глаза,
потом подумал, что проявлю силу воли, если сумею бодрствовать с прикрытыми
глазами...
     Кто-то, видимо,  перепутал  мою  голову  с  шейкером  для  коктейлей.
Протестуя против такого обращения, я отшатнулся и отмахнулся кулаком, а уж
потом открыл глаза и вскочил на ноги. Щуплый малый  с  гусиной  шеей  едва
успел отпрянуть. Он казался одновременно испуганным и разозленным.
     - Простите, - выдавил я. - Кажется, я вздремнул на секундочку.
     - Вы вздремнули на сорок минут,  -  поправил  Дайкс.  Он  по-прежнему
сидел за столом и ковырялся в  бумагах,  а  подле  него  высился  окружной
прокурор Арчер.
     - Все равно я еще не добрал до семи часов, - напомнил я.
     - Нам нужны ваши показания, - нетерпеливо выпалил Арчер.
     - Чем скорее, тем лучше, - согласился я  и  придвинул  стул  поближе.
Арчер уселся у края стола  слева  от  меня,  Дайкс  восседал  напротив,  а
тщедушный субъект устроился справа с блокнотом и ручкой.
     - Сперва, - начал Арчер, - повторите то, что рассказали нам  вчера  о
визите миссис Рэкхем и Лидса к Вульфу.
     - Это займет полчаса, - возразил я, - а вы так заняты. Для  меня  это
пара пустяков. Заверяю вас, что мои показания не изменятся ни на йоту.
     - Начинайте. Я хочу послушать, и у меня есть вопросы.
     Я всласть зевнул, потер ладонями глаза и приступил. В первую минуту я
испытывал некоторые затруднения, но потом слова потекли свободно,  и  я  с
удовлетворением предложил бы сравнить  мой  рассказ  с  моими  Предыдущими
показаниями, если бы сохранился протокол.
     Арчер задал несколько вопросов, и Дайкс добавил один или два. В конце
концов Арчер спросил:
     - Вы согласны подтвердить свои показания под присягой, Гудвин?
     - Конечно, с радостью. Если вы оплатите нотариуса.
     - Идите и отпечатайте их, Чини.
     Щуплый встал на ноги, прихватил блокнот и засеменил из комнаты. Когда
дверь закрылась, Арчер заговорил:
     - Пожалуй, вам стоит это  знать,  Гудвин:  вам  противоречат.  Мистер
Рэкхем говорит, что вы лжете про разговор его супруги с Вульфом.
     - Вот как? А откуда он знает? Его там не было.
     - Он говорит, что она никак не могла такого  сказать,  поскольку  это
неправда.  По  его  словам,  в  денежных  вопросах  никаких   трений   или
недоразумений между ними  не  было.  Кроме  того,  он  показал,  что  жена
говорила о том, что подозревает мистера  Хэммонда  из  Кредитной  компании
Метрополитен   в   неверном   ведении   ее   финансовых   дел   и   желает
проконсультироваться по этому поводу с Ниро Вульфом.
     - Что ж, -  зевнул  я.  -  Занятно.  На  моей  стороне  Лидс.  А  кто
подтверждает его слова?
     - Пока никто.
     - А Лидсу вы это уже сказали?
     - Да. Как вы выразились, он на вашей стороне. Он  подписал  протокол.
Как, впрочем, и мистер Рэкхем.
     - А что говорит Хэммонд?
     - Я не... - Арчер прервался, задумчиво глядя на меня. - Возможно,  не
стоит говорить вам. Пусть эти  останется  между  нами.  Сами  понимаете  -
щекотливое дело... Он крупная шишка в таком влиятельном банке...
     -  Верно,  -  согласился  я.  -  Кстати,   обозвать   новоиспеченного
миллионера гнусным лжецом тоже щекотливое дело, для вас, во всяком случае.
Но не для меня. Так вот, я заявляю: он  -  гнусный  лжец!  Думаю,  он  уже
миллионер, не так ли?
     Арчер и Дайкс переглянулись.
     - Если не хотите, не говорите, - великодушно согласился  я.  -  Дайкс
мне скажет. Если знает. Он знает?
     - Да. Завещание огласили сегодня. Я присутствовал при этом. Слугам  и
дальним  родственникам  досталось,  конечно,  по   мелочи.   Миссис   Фрей
унаследовала усадьбу и миллион долларов. Лидс  получил  полмиллиона.  Лина
Дарроу - двести тысяч. Остальное досталось мистеру Рэкхему.
     - Ясно. Стало  быть,  он  и  впрямь  миллионер,  а  дельце  и  впрямь
щекотливое. Все равно он гнусный лжец, к тому же нас двое против одного. Я
подпишу свои показания в трех экземплярах, если хотите.  Что  я  еще  могу
сказать?
     - Я хочу, чтобы вас стало трое против одного. -  Арчер  пригнулся  ко
мне. - Послушайте, Гудвин. Я преклоняюсь перед талантами Ниро Вульфа.  Как
вам известно, у меня есть для этого основания. Но я не допущу, чтобы из-за
его капризов страдало следствие. Мне нужны его  показания,  подтверждающие
ваши слова с Лидсом, и я  намереваюсь  заполучить  их  без  проволочек.  Я
послал к Вульфу человека. Сегодня утром, в одиннадцать, ему  сказали,  что
Вульф не принимает, а вас нет дома  и  где  вы  находитесь  -  неизвестно.
Тогда-то мы и передали циркуляр о  вашем  розыске.  Час  назад  мне  снова
позвонил мой человек. Он опять побывал в доме у Вульфа, и ему сказали, что
Вульф отбыл из города. Больше ничего выведать ему не удалось.
     Арчер сжал кулак и упер его в стол.
     - Я не потерплю этого,  Гудвин.  Это  самое  серьезное  преступление,
которое случилось с тех пор, как я занял  свой  пост  в  округе,  и  я  не
потерплю вульфовских штучек. Пусть он  и  гений,  но  он  также  жирный  и
тщеславный павлин, и пора поставить его на место. Позвоните  ему  с  этого
телефона. Если через два часа он не  прибудет  сюда  давать  показания,  я
выпишу ордер на его арест как важного свидетеля. Вот телефон.
     - Сомневаюсь, что вам удастся пришить ему  статус  свидетеля.  Его  и
близко здесь не было.
     - Чушь! - прорычал Бен Дайкс. -  Не  будьте  простофилей.  В  пятницу
миссис Рэкхем поплакалась ему в жилетку, а в субботу ее прикончили.
     Я  решил  вызвать  огонь  на  себя.  Что  касается  меня,  я   бы   с
удовольствием  позволил  им  попасть  впросак  со  своим  ордером,  но,  к
сожалению, не сумел придумать вразумительного объяснения  для  завтрашнего
дня, когда им на глаза неминуемо попадется объявление в "Газетт".  Черт  с
ними, решил я и провозгласил:
     - Я не могу ему позвонить, поскольку не знаю, где он.
     - Ха-ха, - сказал Дайкс. - Ха-ха-ха!
     - Да, - признал я, - это сошло бы за шутку. Но это не шутка.  Я  даже
не знаю, в Нью-Йорке он сейчас или нет. Мне известно лишь, что из дома  он
ушел вчера ночью, пока я был здесь, и с тех пор не возвращался... нет,  не
совсем так. Еще мне известно, что он зашел к своему другу по имени  Вукчич
и договорился о том, что тот организует перевозку  орхидей  и  возьмет  на
работу нашего повара. Он дал Вукчичу генеральную доверенность. И  отправил
в "Газетт" объявление, в котором возвестил, что навсегда оставляет сыскной
бизнес.
     На сей раз "ха-ха" не последовало. Дайкс, насупив брови,  смотрел  на
меня. Арчер, скривив  рот,  тоже  пожирал  меня  глазами,  словно  пытаясь
прожечь меня взглядом насквозь. Так  продолжалось  некоторое  время,  и  я
заерзал на стуле. Я запросто выдерживаю любой взгляд, но тут меня буравили
две пары глаз одновременно спереди и сбоку.
     Наконец Дайкс повернул голову и обратился к Арчеру:
     - Хорошенькое дело!
     Арчер кивнул, не спуская с меня глаз.
     - Этому трудно поверить, Гудвин.
     - Еще бы. Чтобы он вышел из дома...
     - Нет, нет. Трудно поверить, что вы с Вульфом пойдете на такой  блеф.
Видимо, у него не было другого выхода. Ночью вы звонили ему от Лидса,  как
только вам представилась такая возможность после убийства миссис Рэкхем...
     - Извините, - решительно прервал я. -  Не  как  только  представилась
такая возможность после убийства миссис Рэкхем. Правильнее будет  сказать:
как только представилась возможность после того, как я узнал,  что  миссис
Рэкхем убили.
     - Ладно, ладно. Мы не на суде.  -  Арчер  пригнулся  ко  мне.  -  Это
случилось чуть позже полуночи. Что вы ему сказали?
     - Я рассказал, что произошло. Подробно, как позволяло  время,  описал
все события от моего  приезда  до  той  самой  минуты.  Если  телефонистка
подслушивала, то она вам подтвердит. Я спросил, должен ли  я  при  допросе
рассказывать полицейским лишь о том, что  происходило  здесь,  предоставив
остальное ему, но он ответил,  что  нет,  я  не  должен  ничего  утаивать,
включая даже подробности его беседы с миссис Рэкхем. Вот и  все.  Как  вам
известно, все инструкции я выполнил.
     - Господи! - вздохнул Дайкс. - Да, сынок, похоже, пришел  твой  черед
попотеть.
     Арчер, не обращая на него внимания, продолжал:
     - А потом, велев вам ничего  не  утаивать  от  полиции,  Вульф  вдруг
посреди ночи решает, что ему надоел  сыскной  бизнес,  посылает  в  газету
объявление  о  своем  уходе  на   покой,   навещает   друга,   с   которым
договаривается  об  орхидеях,  и...  Что  он  сделал   потом?   Я   что-то
запамятовал, слишком увлечен был вашим рассказом.
     - Я не знаю, что он сделал потом. Ушел. Исчез.
     Представляю, как  дико  это  прозвучало.  Бред  сумасшедшего.  Только
полоумный поверил бы, что его не водят занос. И я еще едва не  проболтался
про колбасу и слезоточивый газ, собираясь, естественно, умолчать  про  то,
что мы знали, кто прислал  нам  этот  гостинец,  но  вовремя  спохватился,
сообразив, к чему могла привести такая неосторожность. Вот уж  точно  была
бы сенсация! Но  что-то  добавить  или  сделать  мне  следовало.  Я  решил
представить доказательства и полез за ними в карман.
     - На столе в спальне, - сказал я, - он оставил записки Фрицу, Теодору
и мне. Вот моя.
     Я протянул ее Арчеру. Тот пробежал ее глазами и передал Дайксу. Дайкс
перечел ее дважды и вернул Арчеру, который упрятал записку  в  собственный
карман.
     -  Господи!  -  с  чувством  повторил  Дайкс,  взглянув  на  меня   с
выражением, которое мне не  понравилось.  -  Ну  и  наворотили!  Я  всегда
считал, что у Вульфа семь пядей во лбу, да и вам я пальца в рот не положил
бы, но тут вы, пожалуй, перестарались. Это как пить дать. - Он  повернулся
к Арчеру. - Все здесь ясно.
     - Несомненно. - Арчер опять сжал кулак. - Гудвин, я  даже  не  прошу,
чтобы вы рассказали, что случилось на самом  деле.  Я  сам  расскажу  вам.
Найдя тело миссис Рэкхем, вы сговорились с Лидсом и придумали  эту  сказку
про визит к Вульфу. Лидс пришел  сюда,  чтобы  сообщить  об  убийстве.  Вы
поспешили  к  его  дому,  чтобы  позвонить  Вульфу  и   доложить   как   о
преступлении, так и о вашем сговоре с Лидсом... или же Вульф  уже  знал  о
нем, поскольку  вы  прикидывались,  что  расследуете  дело  об  отравлении
собаки. В любом случае Вульфу было известно нечто такое, что он не смел бы
скрыть и в равной  степени  не  отважился  бы  выложить  вам.  А  тут  еще
убийство, которое  подлило  масла  в  огонь.  Поэтому  он  счел  за  благо
исчезнуть, и нам,  возможно,  потребуется  день,  а  то  и  неделя,  чтобы
разыскать его. Зато вы в наших руках.
     Он стукнул кулаком по столу, не слишком, впрочем, сильно.
     - Вы знаете, где скрывается Вульф.  Вы  также  знаете,  какой  именно
информацией он располагает и из-за чего  вынужден  прятаться.  Это  ценные
улики, которые необходимы мне для расследования убийства. Неужто  вы  сами
не понимаете, что приперты к стенке? И двадцать Ниро  Вульфов  не  вытащат
вас из такой передряги. Даже если он готовит нам один  из  своих  дурацких
сюрпризов,  даже  если  завтра  он   мне   предъявит   убийцу   вместе   с
неопровержимыми уликами для суда, мне этого будет недостаточно.  Протокола
вашего вчерашнего допроса не существует. Я сейчас вызову стенографиста, мы
разорвем его блокнот и все, что он напечатал, и вы начнете заново.
     - Соглашайся, сынок, - дружелюбно  посоветовал  Дайкс.  -  Я  сам  за
преданность патрону, но не тогда, когда он такой сумасброд.
     Я зевнул во всю пасть.
     - Боже, как мне хочется спать. Я ни секунды не  колебался  бы,  чтобы
навесить вам лапшу на уши,  но  сейчас,  когда  говорю  чистейшую  правду,
доказать это не в состоянии. Спросите меня завтра, допрашивайте хоть целое
лето, но лгать я категорически отказываюсь. И я  не  знаю,  где  находится
мистер Вульф.
     Арчер вскочил на ноги.
     - Выпишите ордер на его арест, и  пусть  отдохнет  в  нашем  тюремном
люксе, - голос прокурора сорвался на визг, и он пулей вылетел из комнаты.

                                    8

     В уайт-плейнзовской тюрьме  ежедневно,  не  исключая  и  воскресенья,
расходуют добрый галлон преедкого дезинфектанта, естественно, разводя его.
Чтобы вы  не  сочли  мое  утверждение  голословным,  могу  подкрепить  его
сведениями, почерпнутыми из двух источников: со слов  надзирателя  Уилкса,
отвечающего за наш блок на втором этаже, а  также  от  моего  собственного
носа, обладающего нюхом повыше среднего.
     За  двадцать  часов,  что  я  проторчал  там  в  течение   воскресной
пасхальной ночи и  последующего  дня,  мне  не  представилось  возможности
совершить ознакомительную  экскурсию,  но  за  исключением  мерзкой  вони,
жаловаться в газету было не на что, особенно если согласиться с  тем,  что
общество должно хоть как-то защищать себя от таких головорезов, как я. Моя
камера - вернее, наша камера, так как у меня имелся сосед -  оказалась  на
удивление  чистой.  Одеяло,  правда,  внушало  подозрение,  и  я  не  стал
натягивать его на голову, но, возможно, я просто  мнителен.  Что  касается
света, то он уступал солнечному, но был достаточно ярок, чтобы читать, при
нем в течение тридцати суток.
     Когда после досмотра меня привели в камеру, я спал на ходу, поэтому с
окружающим интерьером и напарником познакомился уже только в  понедельник.
Тюремщики были дотошными, но зверствовать не стали. Мне позволили звякнуть
Фрицу и предупредить, чтобы домой меня не ждали, что было вполне  гуманно,
так как трудно предугадать, что отколол бы Фриц, если  после  исчезновения
Вульфа пропал бы и я. Я передал также,  чтобы  он  связался  с  Натаниэлем
Паркером, единственным  адвокатом,  общество  которого  Вульф  иногда  мог
стерпеть за ужином; однако из этой затеи ничего не вышло, так  как  Паркер
уехал на уик-энд. Добравшись наконец до койки, я уснул мертвым сном  через
десять секунд после того, как привалился головой к подушке,  изготовленной
из моих брюк, завернутых в мою же сорочку.
     Кстати, именно благодаря брюкам,  или  вернее  -  пиджаку  и  жилету,
составлявшими с брюками цельный ансамбль, мое пребывание  оказалось  более
приятным, чем могло бы. Я проспал  примерно  половину  желаемого  времени,
когда мои барабанные перепонки задрожали от адского грохота.  Я  приподнял
гудящую голову и разлепил глаза. На койке  напротив,  на  таком  почтенном
удалении,  что  мне  пришлось  бы  вытянуть  руку  во  всю  длину,   чтобы
дотронуться  до  него,  сидел  мой  сокамерник  -  детина  с   широченными
плечищами, примерно моего возраста или чуть старше, с копной  взъерошенных
черных волос. Он только очнулся от сладкого сна и теперь позевывал.
     - Что за бардак? - осведомился я. - Побег, что ли?
     - Через десять минут завтрак и  построение,  -  ответил  он,  спуская
ступни в носках на пол. - Идиотское правило.
     - Придурки, - согласился я и, извернувшись, сел на край койки.
     Шагнув к стулу, на котором была развешана  его  одежда,  черноволосый
мимоходом взглянул на мой стул и остановился, приметив пиджак  с  жилетом.
Он уважительно потрогал отвороты, полюбовался подкладкой и воздал  должное
петлицам. Затем, ни слова не говоря, вернулся на свою половину и  принялся
одеваться. Я последовал его примеру.
     - А где мы умываемся? - поинтересовался я.
     - После завтрака, - ответил он. - Если будете настаивать.
     По другую сторону зарешеченной двери появился  надзиратель,  крутанул
что-то, и дверь открылась.
     - Погодите минутку, Уилкс, - попросил мой  товарищ  и  повернулся  ко
мне: - Вас выпотрошили?
     - Естественно. Это современная тюрьма.
     - Яичница с беконом вас устроит?
     - Как раз то, что надо.
     - Гренки пшеничные или ржаные?
     - Пшеничные.
     - У нас одинаковые вкусы. Удвойте заказ, Уилкс. Все вдвойне.
     - Как скажете, - с расстановкой произнес наш тюремщик  и  вышел.  Мой
новоиспеченный приятель, заправляя галстук за воротничок рубашки, добавил:
     - От проверки и построения отделаться не удастся, но бурду  можно  не
жрать. Позавтракаем в камере, здесь спокойно.
     - Воистину человек  человеку  друг,  -  с  чувством  сказал  я.  -  Я
расплачусь за наш завтрак, как только заполучу назад свой бумажник.
     - Ерунда, - отмахнулся мой благодетель.
     На перекличке и построении случая почесать  языки  не  представилось.
Всего нас набилось человек сорок - довольно разношерстная публика и отнюдь
не ангельского вида. Аромата завтрака в сочетании с дезинфектантом хватило
бы  с  лихвой,  чтобы  объяснить   тоскливое   выражение,   застывшее   на
перекошенных рожах, не ставших симпатичнее от  заточения,  так  что  мы  с
напарником облегченно вздохнули, когда возвратились в нашу уютную камеру.
     Мы уже сидели с чистыми руками и умытыми физиономиями, а мой приятель
также с вычищенными зубами, когда принесли еду на большом  свежеотдраенном
алюминиевом подносе. По меркам Фрица, то, что  нам  подали,  считалось  бы
несъедобным, но, по сравнению с местным ассортиментом, запах которого  мои
ноздри позабудут нескоро, нам  устроили  настоящий  пир.  Поскольку  сосед
заказал все  вдвойне,  нам  досталось  два  экземпляра  "Газетт".  Еще  не
прикоснувшись к апельсиновому  соку,  он  вцепился  в  свой  номер  и,  не
удостоив передовую даже мимолетным взглядом, сразу погрузился в спортивную
хронику. Покончив смаковать предстоящие соревнования, он  пригубил  сок  и
спросил:
     - Вас не интересует быстрота бега лошадок?
     -  Не  особенно,  -  признался  я.  -  Но  мне   нравится,   как   вы
разговариваете. Приятно пообщаться с культурным человеком.
     Он метнул на меня взгляд, преисполненный подозрительности, но, увидев
мое открытое и честное лицо, успокоился.
     - Не мудрено. Судя по вашему гардеробу.
     Мы сидели на  стульях,  разделяемые  крохотным  деревянным  столиком.
Особых неудобств мы не испытывали, если не считать того, что  некуда  было
поместить развернутую газету. Мой напарник  расстелил  свой  экземпляр  на
койке и  продолжал  штудировать  спортивную  полосу,  усердно  перемалывая
зубами кусок бекона с гренкой. Я же довольствовался  собственным  коленом,
пристроив газету на нем передовицей кверху. На  фотографии  миссис  Рэкхем
смотрелась лучше, чем  при  жизни  -  чертовская  несправедливость!  Имена
Вульфа и вашего покорного слуги красовались в заголовках  под  отчетом  об
убийстве, занимавшем целых три колонки. Я перевел взгляд  ниже  и  тут  же
последовал совету продолжить чтение на четвертой странице,  где  поместили
остальные фотографии. Вульф выглядел, как и полагалось,  раздутым  мыльным
пузырем, мое же изображение просто потрясало. По соседству оказался снимок
добермана, застывшего по стойке "смирно". Подпись  свидетельствовала,  что
это Геба, в чем я  сильно  сомневался.  В  материале  про  нас  с  Вульфом
основное внимание уделялось его внезапному исчезновению из города и  уходу
из бизнеса, а также тому, что я  оказался  на  месте  преступления  и  был
арестован как важный свидетель. Имелось также интервью с  Марко  Вукчичем,
данное им только для "Газетт", за подписью Лона Коэна.  Готов  ставить  не
меньше десяти против  одного,  что  ловкий  прохвост  воспользовался  моим
именем, чтобы проникнуть к Марко.
     Расправившись с завтраком, в том числе с кофе,  который  оказался  на
удивление приличным, я настолько увлекся чтением, что даже не заметил, как
мой товарищ, насытившись спортивными новостями, перекинулся  на  уголовную
хронику. Вдруг у меня появилось неясное ощущение,  будто  меня  пристально
разглядывают, что было правдой. Сосед откровенно посматривал то  на  меня,
то на четвертую страницу.
     Я ухмыльнулся.
     - Потрясающе похожа, да? Хотя я лично не  думаю,  что  это  та  самая
собака. Я, правда, не эксперт, но Геба не такая тощая, как эта тварь.
     В его взгляде появилось новое выражение, и отнюдь не самое дружеское.
     - Так вы, значит, и есть маленький Арчи Ниро Вульфа.
     - Был, - отмахнулся я. - Читайте внимательнее. Кажется, теперь я  уже
свой собственный маленький Арчи.
     - Значит, я заплатил за завтрак легавого!
     - Ничего подобного. Разве я не сказал, что расплачусь сам, как только
заполучу назад бумажник?
     Он потряс головой.
     - Ни за что бы не поверил. Такой шикарный костюмчик! Я-то думал,  что
вас зацапали во время облавы. Проклятые фараоны совсем озверели -  хватают
всех подряд. Потрясающе: в каталажке встречаю такого разодетого  парня,  а
он, на тебе - фараон!
     - Строго говоря, я не фараон, - я был уязвлен до глубины  души.  -  Я
частный сыщик. Я говорил, что мне нравится, как вы разговариваете, но  вам
изменило чувство меры. Я подметил, что вы человек культурный,  что  должно
было сразу насторожить. Образованные люди редко попадают в тюрягу.  А  вот
фараоны в наши дни пошли вполне культурные. Меня сюда засадили,  поскольку
подозревают в утаивании важных сведений об убийстве, что совсем не так,  и
хотя этот трюк стар как мир, они на него пошли. Ошибка не в том,  что  вас
ко мне подсадили, им не привыкать попадать впросак, но  вы  перестарались,
когда ни за что ни  про  что  купили  мне  завтрак.  Тогда-то  я  и  начал
соображать.
     Он вскочил на ноги, набычился и ожег меня свирепым взглядом.
     - Ну, держись, трепло! Сейчас я тебя по стенке размажу.
     - За что?
     - Чтобы проучить тебя. По-твоему, я подсадная утка?
     - Чушь собачья! Не строй из себя обиженного. Ты  меня  обозвал,  я  -
тебя. Мы квиты. Давай начнем заново.
     Но он оказался слишком ранимым, чтобы помириться  так  быстро.  Кулак
он, правда, разжал, а потом, испепелив меня напоследок взглядом, устроился
на койке, прихватив "Газетт". Лежал он лицом к  коридору,  так  что  света
было вполне достаточно, и я вскоре последовал его  примеру,  подложив  под
голову свернутое одеяло  вместо  подушки,  на  котором  на  всякий  случай
расстелил носовой платок. В течение двух часов и десяти  минут  обе  койки
безмолвствовали.  Это   мне   известно   доподлинно,   так   как,   приняв
горизонтальное положение, я взглянул на часы, чтобы прикинуть, сколько мне
еще ждать, пока заявится Паркер с ломом и вызволит меня  отсюда,  и  тогда
было двадцать минут десятого; когда же я в очередной раз прочитал "Газетт"
от корки до корки и  в  двадцатый  раз  посмотрел  на  циферблат,  стрелки
показывали половину двенадцатого. И тут он внезапно заговорил.
     - Послушайте, Гудвин, а что вы теперь собираетесь делать?
     От неожиданности газета выскользнула из моих рук на пол.
     - Не знаю, может, всхрапну чуток.
     - Я не имею в виду сию минуту, а  вообще.  Кто-нибудь  позаботится  о
вас?
     - Да, и на его месте я бы  поторопился.  Весьма  дорогой  адвокат  по
фамилии Паркер.
     - И что потом?
     - Вернусь домой и залезу в ванну.
     - А потом?
     - Почищу зубы и побреюсь.
     - Ну а потом?
     Я повернул голову и уставился на него.
     - Что-то вы слишком настойчивы. К чему вы клоните?
     - Ни к чему я не клоню. Просто я подумал, что раз Ниро Вульф  сгинул,
то вы остались без работы. Что, разве и подумать ничего нельзя?
     - Нет, почему же. Думайте на здоровье.
     Кратковременное молчание. Потом:
     - Я немного о вас наслышан. Что вы за человек?
     - О... я тоже мыслитель и тоже культурный.  По  алгебре  всегда  имел
пятерки. Сплю как сурок. Честный, честолюбивый,  одним  словом  -  славный
малый.
     - Похоже, в своем деле вы собаку съели.
     - Что верно, то верно. В десятимильном радиусе от Тайм-сквер сбросить
меня с хвоста можно только, если завязать на глазах повязку. А  какие  еще
требования предъявляются  к  соискателю  работы,  которую  вы  хотите  мне
предложить?
     Он пропустил мой вопрос мимо ушей и начал с другого конца.
     - Моя фамилия Кристи... Макс Кристи. Слышали обо мне?
     Если я что и  слышал,  то  помнил  крайне  смутно,  но  задевать  его
самолюбие смысла не было.
     - Макс Кристи? - Я изобразил удивление. - Да бросьте вы!
     - Я так и  думал.  Я  в  Нью-Йорке  всего  пару  лет,  но  скажу  без
бахвальства, что известность приобрел довольно быстро. Сколько вам  платил
Вульф?
     - Мне неловко, - вяло запротестовал я. - Не хотелось  бы,  чтобы  это
просочилось в газеты. Меня обеспечивали питанием, и  я  поднакопил  ценных
бумаг. Я с готовностью...
     Шаги в коридоре  затихли  перед  нашей  дверью,  и  послышался  голос
надзирателя:
     - Мистер Кристи! Вас ждут внизу, в конторе.
     Мой собеседник и ухом не повел.
     - Зайдите минут через десять, Уилкс, - сказал он. - Я занят.
     Я поспешил засвидетельствовать это, крикнув:
     - У нас совещание, Уилкс!
     - Но мне кажется, вас выпускают.
     - Должно быть. Возвращайтесь через десять минут.
     Уилкс удалился, бормоча себе под нос. Кристи возобновил беседу:
     - Так вы говорили...
     -  Да.  Что  с  готовностью  выслушаю  любое  ваше  предложение,  где
упоминается оклад свыше пятидесяти тысяч в год.
     - Я не шучу, Гудвин.
     - Я тоже.
     - Чушь. Вам такие деньги в жизни не снились. - Он повернул  голову  и
буравил меня взором. - В любом случае речь идет не о том, сколько тысяч  в
год вам положат - не в нашем бизнесе.
     - В каком бизнесе?
     - Которым я занимаюсь. Как, я сказал, меня зовут?
     - Макс Кристи.
     - Так что вам еще надо? Вот, например, почему  я  здесь?  Вчера  меня
замели по ошибке во время облавы, но я бы и часа здесь не провел, если  бы
не воскресенье, да к тому же пасхальное. Но сейчас...  -  он  взглянул  на
часы, - еще  нет  и  полудня,  а  меня  уже  выпускают.  Наша  организация
всесильна.  Для  такого  человека,  как  вы,  у  нас  найдется  подходящая
работенка, и, как только начнете, перед вами откроются любые  возможности.
Конечно, учитывая известные недостатки вашей биографии, на это потребуется
время. Придется повкалывать на совесть. Но оклад  вы  заломили  совершенно
нереальный, во всяком случае, пока идет испытательный срок, зато потом все
уже будет в ваших руках. Если вы придетесь ко двору,  то  перед  вами  все
двери откроются. Я уже не говорю о подоходном налоге.
     - А что там с подоходным налогом?
     - Судите сами. Допустим, Вульф платит вам тридцать тысяч в год, чего,
конечно, и в помине не было, - задумывались ли вы хоть  раз  о  подоходном
налоге? Нет. Его извлекали из вашей зарплаты, прежде чем ее выплатить.  Вы
никогда о нем и не вспоминали. В нашем же бизнесе вы сами решаете,  как  с
ним поступить. Например, вы не собираетесь связываться с законом и  хотите
играть честно, но при этом не желаете, чтобы вас обдирали как липку -  так
сами решайте, как быть с налогом.
     Кристи приподнялся и сел на край койки.
     -  Послушайте,  Гудвин,   пользуясь   случаем,   хочу   сделать   вам
предложение. Я вот лежал тут, читал про вас  и  вдруг  подумал:  вот  есть
парень  подходящего   Возраста,   знающий   дело,   неженатый,   толковый,
разбирается в людях, знаком  с  кучей  фараонов,  много  лет  был  частным
сыщиком - что если он откликнется на дельное предложение? Ведь  он  только
что лишился работы, по уши запутался в деле об убийстве в  Вестчестере  и,
возможно, нуждается в помощи. Вот о чем я подумал, а потом  решил,  почему
бы не спросить его самого?  Гарантировать  я  ничего,  конечно,  не  могу,
особенно если на вас навесят убийство, но если вам  сейчас  нужна  помощь,
или когда-нибудь потом вы захотите испробовать себя в деле, то зовут  меня
Макс Кристи, и я всегда готов замолвить за вас словечко. Если вы...
     Он замолк, прислушиваясь  к  звуку  шагов.  От  двери  донесся  голос
Уилкса:
     - Вас требуют, мистер Кристи. Я сказал им,  что  вы  заняты,  но  они
настаивают. Сейчас за вами пришлют.
     - Ладно, Уилкс. Иду. - Мой напарник встал на ноги. - Так что скажете,
Гудвин?
     - Спасибо за любезное предложение, -  улыбнулся  я.  Уилкс,  отомкнув
дверь, стоял в проеме, так что я попридержал язык.  -  Вот  выйду  отсюда,
немного очухаюсь и тогда буду  лучше  знать,  что  творится  вокруг.  -  Я
поднялся на ноги. - Как с вами связаться?
     - Лучше всего по  телефону.  Черчилль-пять-три-два-три-два.  Бываю  я
там, правда, не часто, но мне быстро передадут. Запишите номер.
     - Я запомню. - Я пожал протянутую руку. - Рад был познакомиться. Куда
выслать чек за завтрак?
     - Бросьте. Мне было приятно. Надеюсь, еще увидимся.
     Вышел он, как президент корпорации на встрече с папой римским.  Уилкс
почтительно придержал дверь.
     Я уселся на койку, размышляя о  том,  что  Макс  Кристи  сделал  Арчи
Гудвину  чертовски  заманчивое  предложение.   Но   куда,   черт   возьми,
запропастился Паркер? В тюрьме быстро становишься нетерпеливым.

                                    9

     Было уже семь часов вечера и смеркалось,  когда  я  остановил  машину
перед особняком Вульфа на Западной Тридцать пятой улице и, преодолев  семь
ступенек, взошел на крыльцо. Паркер,  вооруженный  бумагами,  из  которых,
помимо прочего, явствовало, что моя постоянная доступность гражданам штата
Нью-Йорк оценена в десять тысяч долларов, прибыл в тюрьму чуть позже  двух
и уже десять минут спустя я был снова отпущен строить козни  обществу,  но
окружной прокурор Арчер возжелал свидеться со  мной  в  присутствии  моего
адвоката, и мы с Паркером уважили его просьбу. Конца этой встрече не  было
видно, и тянулась она на редкость занудливо,  поскольку  мне  ни  разу  не
представилась возможность проявить свое остроумие.  В  отличие  от  других
случаев,  когда  я  общался  с  подобными  крючкотворами,  ничто  меня  не
вдохновляло, так как мне все время приходилось говорить правду  и  ничего,
кроме правды... Исключая, конечно, все, что касалось колбасы и телефонного
звонка от Арнольда Зека.
     Когда они наконец порешили, что на сегодня хватит, и  мы  с  Паркером
стояли на тротуаре перед зданием суда, он спросил:
     - Могу ли я узнать, где находится Вульф?
     - Сомневаюсь. Он приказал не разыскивать его.
     - Понятно.
     Его тон разозлил меня.
     - Все, что я там говорил, - заявил я, - сущая правда. И я не имею  ни
малейшего представления о том, где он скрывается и что там делает.
     Паркер только пожал плечами.
     - Я вовсе не жалуюсь. Надеюсь  лишь,  что  он  не  ввязался  в  дело,
которое ему не по зубам... да и вам тоже.
     - Подите к черту, -  посоветовал  я  и  ушел.  Вестчестерская  шайка,
конечно, не виновата, но уж кто-кто, а Паркер достаточно знал меня,  чтобы
понять, когда я вру, а когда нет. Чертовски досадно,  когда  ты  в  кои-то
веки говоришь правду, а тебе не верят.
     Не меньшую досаду я испытал от приема, оказанного мне в доме  Вульфа.
Вместо Фрица меня встретила записка, оставленная на моем столе и  прижатая
уголком конторской книги.

     Дорогой Арчи!
     Очень жаль, что ты угодил в  тюрьму.  Надеюсь  -  ненадолго.  Приехал
Марко Вукчич, и я уезжаю с ним - буду у него работать за полторы тысячи  в
неделю. От мистера Вульфа никаких известий. Молю Бога, чтобы он был жив  и
здоров, и считаю, что ты должен отыскать его,  несмотря  на  все  запреты.
Банку с сардинками я выбросил и перестал заказывать молоко.
     Всего доброго и  с  наилучшими  пожеланиями.  Фриц.  1  час  35  мин.
пополудни

     Я с удовлетворением отметил, что он, как  было  у  нас  заведено,  не
забыл поставить время. Меня тронуло  также  то,  что  записку  ко  мне  он
закончил теми же словами, что и Вульф. Тем не менее, после  проведенной  в
каталажке ночи такой прием обескураживал. Не говоря уж о  том,  что  целых
пять часов никто не отвечал на телефонные звонки - подобного за все  годы,
что я здесь работал и жил, не случалось ни разу. Если только Теодор...
     Я метнулся к ступенькам, вихрем взлетел на три пролета и  ворвался  в
оранжерею. Сделав один  шаг  в  теплицу,  я  остановился  и  огляделся  по
сторонам. Увиденное потрясло меня даже больше, чем год назад,  когда  нашу
оранжерею  обстреляли  из  крупнокалиберных  пулеметов.  Тогда  после  них
оставались хотя бы разгром и беспорядок: теперь же моему взору открывались
безжизненно  голые  скамейки  и  опустевшие  стеллажи.  Добрую  минуту   я
простоял, словно громом пораженный. Потом прошел дальше: через центральную
комнату, холодильную камеру, питомник,  поливочную  и  комнату  Теодора  -
везде было пусто и голо, хоть шаром покати.  Хьюитт  должен  был  прислать
целую армию, чтобы вывезти все за один день, подумал я, направляясь вниз.
     На кухне меня ждала еще одна записка от Фрица, подлиннее  предыдущей,
в которой перечислялись все телефонные звонки и всякие разности. Пошарив в
холодильнике,  я  остановил  выбор  на  баночке   с   домашним   паштетом,
вермонтском сыре и молоке. Когда я уселся за стол и приступил  к  трапезе,
одновременно   просматривая   вечернюю   газету,   мои   уши    продолжали
прислушиваться - не к чему-нибудь особенному, просто так, по  привычке.  В
нашем доме никогда не было шумно, но подобной тишины я даже припомнить  не
мог. Кажется, и машины перестали проезжать  мимо,  а  те,  что  проезжали,
должно быть, сбрасывали скорость.
     Закончив ужинать и  убрав  со  стола,  я  обошел  столовую,  кабинет,
прихожую, спустился в подвал, заглянул в комнату Фрица, потом  поднялся  в
покои Вульфа и, наконец, еще на один этаж - в  свою  комнату.  Раздеваясь,
чтобы принять ванну и смыть с себя тюремный запах, я  подумал,  что  самое
нелепое в моем дурацком положении не то, что именно я  чувствовал,  а  то,
что я даже не знал, что именно я должен чувствовать. Одно дело, если мне и
впрямь не суждено вновь увидеть Вульфа - тогда  все  однозначно  печально;
но, предположим, что у меня из-за этого застрял комок в горле и я  сижу  и
распускаю нюни, а тут открывается дверь и кто-то входит: показывать ли мне
вид, что я скуксился? А вдруг войдет сам Вульф?  Вот  ведь  где  закавыка.
Хорош я буду, если раскисну, а он  откуда-то  возникнет  и  начнет  читать
мораль.
     После того как я принял ванну, побрился, облачился в свежую пижаму  и
ответил на пару звонков назойливых репортеров, а потом прошаркал в кабинет
и немного поковырялся там, кое-кто и вправду вошел. Услышав, что  парадную
дверь открывают, я рванулся в прихожую, как  будто  рассчитывал  на  новую
партию колбасы, и узнал Фрица. Тот запер за  собой  дверь,  повернулся  и,
увидев меня, радостно осклабился.
     - А! Арчи! Ты сбежал?
     - Меня выпустили под залог. - Он выразил желание пожать мне руку, и я
его ублажил. - Спасибо за записку. Как твоя новая работа?
     - Ужасно. Но я держусь. Как мистер Вульф?
     - Мне ничего не известно о мистере Вульфе. Я слопал полбанки паштета.
     - Мистер Вукчич собирается продать наш дом. - Фриц уже не улыбался.
     - Он собирается выставить его на продажу, а это не одно и то же.
     - Возможно. - Фриц тяжело вздохнул. - Устал я. Мистер Вукчич  сказал,
что не будет возражать, если мне захочется ночевать  здесь,  но  я  должен
спросить у тебя. Мне бы очень хотелось... Я так привык к своей комнате...
     - Бога ради. Я тоже привык к своей. И собираюсь в ней жить, пока меня
не выгонят.
     -  Отлично.  -  Он  шагнул  в  сторону  кухни,  потом  остановился  и
повернулся ко мне. - Ты попробуешь найти его?
     - Нет! - Выкрикнув это, я почувствовал некоторое облегчение,  поэтому
заорал снова: - Ни за что!
     Потом подошел к лестнице и устремился вверх.
     - Спокойной ночи.
     - Спокойной ночи, Арчи.
     Я уже преодолел один пролет, когда снизу послышался голос Фрица:
     - Я приготовлю тебе завтрак! Мне только в десять уходить!
     - Прекрасно! Так мы даже не заметим его отсутствия!
     На следующий день, во вторник, времени  кукситься  у  меня  не  было.
Звонили без конца: то из газет, то бывшие клиенты,  или  друзья,  или  еще
кто-нибудь. Позвонил и Кэлвин Лидс, который попросил меня приехать,  но  я
сказал, что пока сыт по горло  Вестчестером.  Однако  он  настаивал,  и  я
согласился принять его в два  часа  в  кабинете  Вульфа.  Воспользовавшись
звонком Лона Коэна из "Газетт", я спросил его о моем  бывшем  сокамернике,
Максе Кристи. Лон - приличный парень, но ни  один  репортер  на  свете  не
ответит на самый пустяковый вопрос, не задав вам встречный, а то и два.
     - Да так, просто любопытно, - ответил я. - Познакомились в тюрьме, на
уик-энде, и он мне приглянулся.  Вся  биография  мне  ни  к  чему,  а  вот
несколько фактиков из его личной жизни не помешают.
     - Ссылаться будешь?
     - Нет.
     - Тогда слушай. Всплыл он недавно, но  продвигается  довольно  резво.
Акулы, правда, считают  его  мелкой  сошкой.  Насколько  мне  известно,  в
Нью-Йорке он занимается сейчас только арендованием  комнат  для  временных
жильцов. А вообще специализируется на  уютных  сборищах  в  предместье  по
уик-эндам.
     - Карты, женщины или еще что-то?
     - Все, на что мужчины готовы поставить деньги. Или просто  потратить.
Слышал, он завел дружбу с Малюткой Костиганом. Кстати, насколько тебе  это
важно знать? Стоит ли твое любопытство хорошего  бифштекса?  Либо  же  оно
стоит адреса или телефона, по которому я разыщу Вульфа?
     К тому времени я уже распрощался с желанием уверять  кого  бы  то  ни
было, даже Лона Коэна,  в  том,  что  всегда  говорю  правду,  так  что  я
поблагодарил его и повесил трубку.
     В утренней почте я обнаружил два чека, в том числе  один  от  бывшего
клиента, приславшего очередной  взнос  за  то,  что  мы  избавили  его  от
шантажиста; с ними хлопот у меня не было, благо  у  нас  имелся  резиновый
штамп для учета, но вот для того, чтобы  заплатить  по  трем  счетам,  мне
пришлось  прокатиться  на   Пятьдесят   четвертую   улицу   и   проверить,
функционирует  ли  уже  генеральная  доверенность,  оформленная  на  Марко
Вукчича. Выяснилось, что да (благодаря неусыпным стараниям Паркера), и,  к
моей радости, Марко подмахнул мне чек, даже не пикнув и  не  заглядывая  в
счета. Вздумай он меня проверять, клянусь Богом, я бы съехал и остановился
в каком-нибудь отеле.
     Кое-что мне еще предстояло сделать, например,  позвонить  Хьюитту  на
Лонг-Айленд и выяснить, благополучно ли добрались орхидеи и Теодор,  потом
договориться с телефонной  компанией,  чтобы  регистрировали  все  звонки,
обработать рапорт Фреда Дэркина по делу об отравленном письме - одному  из
оставшихся незаконченными,  и  так  далее.  Я  едва  успел  со  всем  этим
покончить, когда время подошло к  двум,  что  означало  появление  Кэлвина
Лидса.
     Встретив его и проводив в кабинет, я столкнулся с проблемой. Где  мне
сидеть - за своим столом или за столом Вульфа? С одной стороны, я  не  был
Вульфом и не имел особого желания им становиться. С другой стороны,  когда
во  время  бейсбольного  матча  происходит  замена,  свежий  игрок   сразу
становится в круг, а не остается за его пределами.  Любопытно  к  тому  же
было бы взглянуть, как падает свет на лицо  клиента,  сидящего  в  красном
кожаном кресле. Вот почему я уселся в кресло Вульфа во второй раз,  сейчас
уже намеренно.
     - Я пришел, чтобы получить объяснение, - заявил Лидс, -  и  не  уйду,
пока не добьюсь своего.
     Выглядел он так, что меня так и подмывало  предложить  ему  касторки.
Кожа на обветренном лице по-прежнему казалась задубевшей, но под глазами и
на щеках висели мешки. Взгляд утратил прежнюю ясность  и  настороженность,
хотя глаза смотрели с той же решимостью. Никому бы и в голову  не  пришло,
что он только что унаследовал полмиллиона зеленых, и не от обожаемой  жены
или сестры, а от простой кузины.
     Несть числа, сколько раз мне приходилось наблюдать, как  Вульф  после
агрессивного выпада клиента  откидывался  на  спинку  кресла  и  прикрывал
глаза. Я решил, что стоит последовать его примеру, и попробовал. Не тут-то
было: тугие пружины, специально рассчитанные на тяжесть  туши  Вульфа,  не
поддались, и мне пришлось изо всех сил давить на них, чтобы  удержаться  в
откинутом положении.
     - Человек, проделавший сорок миль, чтобы получить объяснение, - изрек
я, не открывая глаз, - имеет на то право. Что нужно объяснить?
     - Поведение Ниро Вульфа.
     - О, это неудивительно.  -  Устав  сражаться  с  непослушной  спинкой
кресла, я выпрямился. - Такое сплошь и рядом  случается.  Но  это  не  моя
епархия.
     - Я хочу его видеть.
     - Я тоже.
     - Вы лжете, Гудвин.
     Я покачал головой, плотно сомкнув губы.
     - Знаете, - начал я, - я лгу не  чаще  любых  своих  сверстников,  за
исключением психопатов. Но никогда меня еще не обзывали лжецом так  часто,
как за последние двадцать четыре часа, когда я с упорством идиоту  твердил
одну  лишь  правду.  К  чертям  собачьим!  Мистер  Вульф  отбыл  на  юг  -
тренироваться вместе с "Доджерс" [бейсбольный клуб].  Будет  выступать  на
месте защитника.
     -  Это  вам  не  поможет,  -  сказал  Лидс  довольно  сдержанно,   но
решительно. - Как и вы, я тоже не люблю, когда меня обзывают лжецом, но, в
отличие от вас, я им и не являюсь. Окружной прокурор обвинит меня  во  лжи
из-за внезапного исчезновения Ниро Вульфа, поскольку исчез он якобы  из-за
того, что не отваживался отвечать на вопросы о посещении этого  дома  моей
кузиной, а это доказывает, что  ваши  показания  на  сей  счет  ложны,  и,
следовательно, мои показания, которые совпадают с вашими, тоже ложны.  Вот
так-то. В логике им не откажешь, хотя в ней  имеется  существенный  изъян.
Они исходят из предположения,  что  исчезновение  Ниро  Вульфа  связано  с
приходом к нему моей кузины. Я знаю, что этого не может быть,  потому  что
ничто в нашем разговоре не могло привести к подобному результату. Я им так
и сказал, но они считают, что я лгу. А пока они  думают,  что  мы  с  вами
водим их за нос, они упустят из виду другие версии и не найдут,  кто  убил
мою кузину... Да и в любом случае мне неприятно, что  меня  подозревают  в
неискренности, тем более когда речь идет об убийстве моей кузины.
     Лидс остановился, чтобы перевести дух, потом продолжил:
     - Я вижу только один выход: вы должны перестать темнить и сообщить им
подлинную причину исчезновения Вульфа. Еще лучше, если он сделает это сам.
Пусть придумает, как  выкрутиться,  если  дело  касается  его  собственной
безопасности. Кстати, если это связано с какими-то другими клиентами, то я
собственными глазами видел, как он принял от моей  кузины  чек  на  десять
тысяч долларов, и, следовательно, он обязан защищать ее интересы  так  же,
как и интересы других клиентов... А  отвлекать  подозрения  от  подлинного
преступника, который убил мою кузину, да еще и ее собаку, было  бы  совсем
не в его интересах. - Губы его немного задрожали, но  он  стиснул  зубы  и
унял дрожь.
     - Вы хотите сказать, что сейчас подозревают вас? - осведомился я. - А
почему?
     - Не в том, что я убийца, вовсе нет, но они подозревают, что  я  лгу.
Хотя кузина и оставила мне столько денег... Нет,  я  не  думаю,  что  меня
арестуют по подозрению в убийстве.
     - А кого, по-вашему, следует арестовать?
     - Не знаю. - Он махнул рукой. - Вы пытаетесь меня сбить.  Дело  не  в
том, что я думаю, а в том, что вы  собираетесь  предпринять.  Насколько  я
знаю Вульфа, толку от того,  что  вы  изложите  ему  наш  разговор,  будет
немного; я должен сказать ему сам. Если он что-то скрывает или от  кого-то
скрывается, сделайте это на ваших условиях. Можете завязать  мне  глаза  и
засунуть в машину лицом вниз. Мне необходимо увидеться с ним. Таково  было
бы желание моей кузины, а он взял от нее аванс.
     Я даже порадовался, что не знаю, где находится Вульф. Я  не  разделял
привязанности Лидса к четвероногим, поскольку  предпочитал  и  предпочитаю
женское общество доберманам, да и кое в чем  другом  Лидсу  не  мешало  бы
усовершенствоваться,  но,  отдавая  ему  должное,  следует  заметить,  что
рассуждал он вполне здраво. Так что знай я на  самом  деле,  где  прячется
Вульф, мне пришлось бы ужесточить сердце,  но  поскольку  я  не  знал,  то
довольствовался тем, что ужесточил только голос. Тогда-то  мне  впервые  и
пришло в голову, что, быть может, не стоит судить Вульфа слишком строго.
     Добрых четверть часа Лидс еще упорствовал, пытаясь меня уломать, но я
стоял на своем, одновременно стараясь выудить у него сведения о  том,  как
продвигается полицейское расследование, но безуспешно. Ушел  он  злой  как
черт, обзывая меня лжецом, что ставило его на одну доску с остальными.  От
меня он не узнал ровным счетом ничего. Я же добился от него лишь того, что
похороны миссис Рэкхем состоятся завтрашним утром, в  среду.  Не  слишком,
однако, мы с ним преуспели за этот час.
     Оставшийся кусок дня я посвятил колбасе. Да, в течение десяти  минут,
прошедших после вскрытия картонки со слезоточивым газом, в тот злополучный
день Вульф позвонил и в "Муммиани", и в Службу доставки Флита, но,  как  и
ожидалось, ничегошеньки не выяснил; тем не менее, в слабой надежде на  то,
что сумею раздобыть кость, которую будет  обгладывать  мое  изголодавшееся
любопытство, я прошвырнулся на Фултон-стрит и в центр. В "Муммиани"  никто
и ведать ничего не ведал. Поскольку Вульф покупал у них колбасу от  Дарста
уже не первый год, а за это время персонал  их  постоянно  обновлялся,  то
знать о гастрономических пристрастиях моего шефа мог кто угодно. В  Службе
доставки же мне были рады помочь, но, увы, не  могли.  Картонку,  конечно,
припомнили,  благо  сам  Вульф  звонил  и  расспрашивал  о  ней,  но   все
подробности сводились к тому, что  оставил  ее  какой-то  мальчишка,  явно
прогулявший урок, чтобы подзаработать, так что  я  даже  не  стал  тратить
времени на то, чтобы установить его приметы.
     Поскольку я уже был сыт по горло и  опустевшим  домом,  и  телефонным
трезвоном, и тем, что меня без  конца  допекают  и  обзывают  лжецом,  то,
позвонив из телефонной будки, которая помещалась в аптеке, я заказал  себе
ужин в ресторане с варьете.
     А вот утром в среду пожаловал гость,  которого  я  впустил.  Я  забыл
сказать, что, вернувшись из тюрьмы,  взял  за  правило,  заслышав  дверной
звонок,  отправляться  в  прихожую  разглядывать  ожидающего  на   крыльце
посетителя сквозь одностороннее стекло, корчить ему гримасу и  преспокойно
возвращаться в  кабинет.  Если  гость  оказывался  настырным  и  продолжал
звонить, то я щелкал рычажком и отключал звонок.  На  сей  же  раз,  около
одиннадцати часов, вместо  того,  чтобы  состроить  привычную  гримасу,  я
открыл дверь и произнес:
     - О, здравствуйте. Хотите заглянуть?
     Коренастый субъект примерно моего роста,  седовласый,  с  морщинистым
красноватым  лицом  и  проницательными  серо-голубыми  глазами   пробурчал
приветствие и перешагнул через порог. Я дружелюбно подметил,  что  погодка
нынче малость холодновата для апреля, и он согласился. Повесив его  пальто
на вешалку, я напомнил себе, что нужно быть посдержаннее. Даже  если  я  и
остался дома один, это еще не повод  создавать  у  инспектора  Кремера  из
уголовной полиции Манхэттена впечатление, что я счастлив его видеть.  Есть
Вульф, нет Вульфа, но честь флага превыше всего.
     В  кабинет  он  прошествовал  сам.  На  сей  раз  я  занял  место  за
собственным столом. Был, конечно, соблазн забраться в кресло Вульфа, чтобы
посмотреть, как отреагирует Кремер, но это поставило бы меня в  невыгодное
положение, поскольку я  привык  препираться  с  ним,  сидящим  в  красном,
предназначенном для гостей кожаном  кресле,  со  своего  места,  где  свет
падает по-другому.
     Он воззрился на меня.
     - Стало быть, ты тут дом караулишь, - прорычал он.
     - Не совсем, - возразил я. - Я только слежу  за  порядком.  А  может,
хочу уйти на дно вместе с кораблем. Правда, не все  из  тех,  кто  покинул
корабль, крысы.
     - Где Вульф?
     - Понятия не имею. Знаю, знаю, сейчас вы наречете меня  лжецом.  А  я
признаюсь: да, мол, вы правы, я и впрямь был им когда-то,  но  исправился.
Тогда вы...
     - Чушь собачья! Где он, Арчи?
     Это существенно меняло обстановку. За все последние годы  он  называл
меня Арчи в одном случае из каждых пятидесяти, что обращался ко мне как  к
Гудвину. Я удостаивался чести быть названным по имени  лишь  тогда,  когда
ему позарез что-то требовалось, либо же в знак признательности за то,  что
Вульф выкладывал ему очередного преступника  прямо  на  блюдечке  -  тогда
инспектора обуревала  сентиментальность.  Что  ж,  значит,  мы  собираемся
ворковать, как голубь с голубкой.
     - Послушайте, -  сказал  я  вкрадчиво,  но  твердо.  -  Такие  методы
используют окружные прокуроры, шерифы и газетчики, которые  больше  ни  на
что не способны, вам же они не к лицу. Одно из двух: либо я не  знаю,  где
Вульф, либо знаю, но не хочу говорить. Какая разница? Следующий вопрос.
     Он вынул из кармана сигару, тщательно  осмотрел,  растер  ладонями  и
вновь осмотрел.
     - Да, это настоящая бомба, - заметил он, без рыка, впрочем. - Я  имею
в виду объявление в газете. Цветы увезли. Фриц и Теодор уволились.  Вукчич
выставил дом на продажу. Мне будет недоставать толстяка  -  не  могу  даже
представить, что никогда сюда больше не  наведаюсь  и  не  увижу,  как  он
восседает за столом  и  почитает  себя  умнее  господа  Бога  и  всех  его
архангелов. Здорово замыслено! А для чего вы это затеяли?
     Я повторил нарочито медленно и устало:
     - Либо я не знаю, либо же знаю, но не хочу...
     - А как насчет колбасы, которая обернулась слезоточивым  газом?  Есть
тут связь?
     Руководствуясь "собственным опытом и интеллектом", я привык ждать  от
инспектора Кремера любого подвоха и всегда держу с ним ухо востро.  Только
поэтому я даже глазом не моргнул, а лишь  слегка  наклонил  голову  набок,
выдержал его пронизывающий  взгляд,  проанализировал  случившееся  и  лишь
тогда ответил.
     - Сомневаюсь, что это Фриц, - констатировал я. - Мистер Вульф слишком
хорошо его вышколил. Впрочем, в суматохе воскресного  утра,  когда  мистер
Вульф  исчез,  Фриц,  должно  быть,  проболтался  Теодору,  а  Теодора  вы
раскололи. - Я кивнул. - Да, именно так.
     - Неужто он так испугался слезоточивого газа, что задал стрекача?
     - А разве он не самый отъявленный трус?
     - Нет! - Кремер зажал сигару зубами, кончиком кверху. - Многое мне  в
Вульфе не нравится и даже раздражает, но  он  вовсе  не  трус.  Видно,  не
простой это был газ, а такой, что напугал бы любого. Так?
     - Насколько мне известно, это  был  самый  обыкновенный  слезоточивый
газ, без всяких примесей. - Я  решил  побрыкаться.  -  Вообще  я  счастлив
видеть вас здесь, с  вами  одно  удовольствие  почесать  зубы  и  скрасить
одиночество, но не слишком ли вы отвлекаетесь? Ваше  дело  -  расследовать
убийства, а от газа мы даже не поперхнулись, не то что  не  отправились  к
праотцам. Кстати, сфера ваших полномочий ограничена Нью-Йорком,  а  миссис
Рэкхем пришили в Вестчестере.  Мне,  конечно,  приятно  тут  с  вами  лясы
поточить, но есть ли у вас верительные грамоты?
     Он издал звук, похожий на квохтанье курицы, снесшей яйцо.
     - Совсем другое дело, -  заявил  он  без  тени  ехидства.  -  Ты  уже
начинаешь походить на себя. Я отвечу. Я  здесь  по  просьбе  Вена  Дайкса,
который бы пожертвовал всеми зубами и одним ухом, чтобы раскрыть  дело  об
убийстве миссис Рэкхем раньше парней из  штата.  Он  считает,  что  Арчер,
возможно, и впрямь верит, что вы с Лидсом сговорились и дружно вводите нас
в заблуждение, и обратился ко мне  за  помощью  как  к  эксперту  по  Ниро
Вульфу, которым, клянусь Богом, я являюсь. Дайкс выложил передо  мной  все
факты и захотел узнать мое мнение.
     Он чуть подвинул кресло в сторону.
     - Я думаю, следует рассмотреть три возможности.  Первая,  на  которую
клюнул Арчер: вы с Лидсом врете, а миссис Рэкхем по приезде сюда  сообщила
Вульфу нечто чрезвычайно важное. Поэтому, узнав на следующий день, что  ее
убили, Вульф оказался в настолько сложном  положении,  что  спешно  смотал
удочки, договорившись с тобой о том, как ты  будешь  его  выгораживать.  Я
сказал Дайксу, что эта версия не годится по многим причинам - прежде всего
потому, что ни ты, ни Вульф не стали  бы  участвовать  в  заговоре,  исход
которого зависит от того, сумеете  ли  вы  вовлечь  незнакомого  человека,
вроде Лидса, в эту опасную игру и при этом думать, что он будет лгать  так
же, как вы. Стоит ли копать глубже?
     - Нет, благодарю покорно, вполне достаточно.
     - Так я и думал. Дальше - следующая  версия:  позвонив  Вульфу  после
того, как вы обнаружили труп, ты сообщил ему нечто такое,  что  подсказало
Вульфу, кто может быть убийцей, и ему  пришлось  уехать,  чтобы  раздобыть
недостающие улики и подготовиться устроить очередную шумную  показуху  для
газетных передовиц. Я сказал Дайксу, что отвергаю и этот вариант. Конечно,
от Вульфа всего можно ожидать, но зачем тогда ему понадобилось  перевозить
орхидеи, ссылать Фрица  в  ресторан  и  продавать  дом?  Вульф  -  большой
оригинал, ничего не скажешь, но не настолько же!  Миссис  Рэкхем  уплатила
ему всего каких-то десять тысяч долларов, примерно мой годичный заработок.
Зачем тратить их на перевозку орхидей?
     Кремер покачал головой:
     - Нет, это исключено. Остается третья вероятность:  что-то  его  и  в
самом деле напугало. Какая-то, должно быть, есть загвоздка в  деле  миссис
Рэкхем, которую Вульф должен раскусить, но не может сделать это  здесь,  в
своем кресле. И он решил исчезнуть. Как ты говоришь: ты  либо  не  знаешь,
где он, либо знаешь, но не  скажешь...  в  любом  случае  это  бесполезно.
Теперь я хочу обсудить  с  тобой  последнюю  версию.  У  тебя  есть  время
выслушать?
     - Хоть целый день, но Фрица нет, так что обедать нам не подадут.
     - Ничего, обойдемся. - Он переплел пальцы рук на затылке и переместил
центр тяжести. - Знаешь, Арчи, порой я  не  так  уж  туп,  как  ты  привык
думать.
     - Возможно. К тому же порой я иногда и не думаю, что вы так тупы.
     - Хорошо. Как бы то ни было, арифметику я проходил. И,  помножив  два
на два, решил, что без сюрприза от Арнольда Зека здесь не обошлось. Так?
     - Что?.. Какого Арнольда Зека? Это вы сейчас придумали?
     Слова еще не вылетели из моего рта, когда я уже осознал свою  ошибку.
Я попробовал не выказывать вида, что заметил ее, но  без  зеркала  не  мог
судить, насколько успешно это получилось - впрочем, было уже поздно.
     Кремер казался удовлетворенным.
     - Стало быть, хороший  ты  дока  в  своем  деле,  если  столько  лет,
занимаясь сыском, даже не слыхал об Арнольде Зеке?!. Либо я  должен  этому
поверить, либо делаю вывод - я наступил на больную мозоль.
     - Нет, конечно же, я наслышан о нем. Просто сразу не вспомнил.
     - Брось, не прикидывайся. Очевидно, что без Вульфа ты уже не тот -  и
немудрено. Я же вовсе не наобум спросил. Помню, пару лет назад сидел  я  в
этом самом кресле. Вульф был  напротив,  -  он  кивком  указал  на  кресло
Вульфа. - Ты сидел там же, где и сейчас. Тогда  убили  некоего  Орчарда  -
подсыпали яду в стакан, а затем отравили еще и женщину по фамилии Пул [см.
Рекс Стаут "И быть подлецом"]. Во время нашей крайне  затянувшейся  беседы
Вульф в подробностях расписал, как  изобретательная  и  жестокая  личность
может  заниматься  шантажом,  вымогая  миллион  в  год,  и  при  этом   не
высовываться и не привлекать к себе внимания. Не только может; именно  так
все и делалось. Вульф отказался назвать имя этого злого гения, а меня дело
не касалось, потому что вымогатель не был замешан в совершенных убийствах;
тем не менее кое-какие слухи достигли и моих ушей, да еще случилось  нечто
такое, что позволило мне воссоздать достаточно четкую картину. И не только
мне... имя этого человека передавали шепотом: Арнольд  Зек.  Возможно,  ты
это припоминаешь?
     - Как же, дело Орчарда я не забыл,  -  признал  я.  -  Но  шепота  не
слышал.
     - Зато я слышал. Может, ты помнишь и  то,  как  год  спустя,  прошлым
летом, оранжерею Вульфа обстреляли с крыши дома,  что  на  противоположной
стороне улицы?
     - Угу. Я сидел здесь и услышал пальбу.
     - Допустим. Поскольку они никого из вас не подстрелили,  дело  в  мой
отдел не попало, но рассказали мне предостаточно.  Вульф  занимался  тогда
неким Роуни, а род занятий Роуни был таков, что вполне  мог  находиться  в
сфере влияния Арнольда Зека, причем я не исключаю, что в результате  этого
Вульф вышел непосредственно на след самого Зека. В то время я предполагал,
что именно Зек или кто-либо из его окружения сделал Вульфу  предупреждение
оставить дело Роуни, но Вульф ослушался,  и  с  ним  поквитались,  жестоко
расправившись с его драгоценными орхидеями. Потом  Роуни  прикончили,  чем
сыграли Вульфу на руку, так как он оказался на одной стороне с Зеком.
     - Черт возьми, - вставил я, - что-то уж  больно  лихо  закручено  для
моих мозгов.
     - Конечно, конечно. -  Кремер  передвинул  сигару  в  противоположный
уголок рта. - К чему я клоню: я вовсе не забрасываю удочку, да и  выдирать
из  тебя  правду  клещами  не  собираюсь.  Просто  вполне   резонно   было
предположить, что и в деле Орчарда, и  в  деле  Роуни  Вульф  нарвался  на
Арнольда Зека, а что теперь? Вскоре после  того,  как  Вульф  повидался  с
миссис Рэкхем и согласился  выяснить  источник  доходов  ее  мужа,  кто-то
присылает ему картонку со слезоточивым газом - не бомбу, которая  разнесла
бы его в клочья,  а  всего  лишь  слезоточивый  газ,  а  это,  безусловно,
предупреждение. И в ту же ночь миссис Рэкхем  убивают.  Ты  сообщаешь  это
Вульфу по телефону, а когда возвращаешься домой, его и след простыл.
     Кремер вытащил изжеванную сигару изо рта и ткнул в мою сторону.
     - Хочешь знать мое мнение, Арчи? Я думаю, что если бы Вульф остался и
занимался этим делом, убийца миссис Рэкхем был бы уже  изобличен  и  сидел
под замком.  И  я  считаю,  что  у  Вульфа  имелось  достаточно  оснований
подозревать, что в этом случае остаток своих дней ему пришлось бы всячески
пытаться избежать возмездия со стороны Арнольда  Зека,  что  вряд  ли  его
прельщало. Думаю, что Вульф пришел к выводу, что у него есть  единственный
способ выбраться невредимым из этой  передряги  -  самому  расправиться  с
Зеком. Как ты на это смотришь?
     - Воздержусь от комментариев, - вежливо ответил я. - Если  вы  правы,
то вы правы, если же нет, то мне не хотелось бы огорчать вас.
     - Премного благодарен. И все-таки предупреждение от Зека он получил -
в виде слезоточивого газа.
     - Все равно воздержусь.
     - Ничего другого я от тебя и  не  ожидал.  Теперь  то,  ради  чего  я
пожаловал. Я хочу, чтобы ты передал Вульфу мое личное послание, не как  от
офицера полиции, а как от друга. Только все это должно остаться между нами
с тобой... и им. Добраться до Зека невозможно. Никому. Я отдаю себе  отчет
в том, что для блюстителя порядка вести такие речи, пусть даже с глазу  на
глаз, - преступление, но это правда. Конечно, в данном случае свершилось и
убийство, но, слава Богу, вне моей юрисдикции. Я не  хочу  ничего  сказать
про Вена Дайкса  или  тамошнего  окружного  прокурора,  да  и  вообще  про
кого-нибудь конкретно, но если окажется, что Барри Рэкхем имеет  отношение
хоть к одной из многочисленных афер Зека, то даже в том  случае,  если  он
ухлопал свою жену, он никогда не попадет на электрический стул.  Не  знаю,
на какой именно стадии Зек вмешается и какие средства он использует, но на
стуле Рэкхему даже посидеть не приведется.
     Кремер швырнул сигару в мою корзину для бумаг и промахнулся  на  фут.
Поскольку сигара была незажженная, я сделал вид, что не заметил, и  весело
проорал:
     - Да здравствует правосудие!
     Кремер издал гортанный рык, но, должно быть, обращался не ко мне.
     -  Я  хочу,  чтобы  ты  передал  мои  слова  Вульфу.  Зек   вне   его
досягаемости. К нему не подобраться.
     - Но, послушайте, - возразил я, - даже при условии, что для  вас  тут
все ясно как божий день, чего нельзя сказать обо мне, послание  это  более
чем странное. Давайте посмотрим с другой стороны. Вульф-то  вовсе  не  вне
досягаемости Зека,  особенно,  если  вернется  домой.  Верно,  он  уезжает
нечасто, но даже  если  бы  он  вообще  вел  жизнь  затворника  -  люди-то
приходят, да и вещи новые  появляются...  типа  картонок  с  колбасой.  Не
говоря уж о том, что только прямых  убытков  от  прошлогоднего  налета  мы
понесли на тридцать восемь тысяч. Я  понял:  вы  хотите,  чтобы  Вульф  не
охотился на Зека, но это только то, что Вульф _н_е_ должен делать.  А  что
он должен делать?
     Кремер кивнул.
     - Я понял. Здесь-то  собака  и  зарыта.  Он  слишком  упрям.  Я  хочу
объяснить тебе, Арчи, цель  моего  прихода.  Вульф  слишком  задиристый  и
тщеславный. Бахвальства и чванства в нем побольше, чем у тысячи сержантов.
Естественно, я  знаю  его  как  облупленного;  мне  ли  его  не  знать.  С
удовольствием расквасил бы ему нос, не раз уже  пытался,  но  когда-нибудь
пробьет мой час, и я добьюсь своего - то-то будет праздник на моей  улице!
Но мне бы чертовски не хотелось, чтобы он свернул себе шею в этой истории,
где у него нет ни одного шанса. Резонно  предположить,  что  за  последние
годы в нашем городе случались и другие убийства, в той  или  иной  степени
связанные с деятельностью Арнольда Зека. Но ни в одном случае не  было  ни
малейшей надежды хоть как-то связать  их  с  Зеком.  Он  всегда  чист  как
стеклышко; мы тут бессильны.
     - Вы снова вернулись к тому, с чего начали, - подытожил я. - Итак, он
вне досягаемости. И что дальше?
     - Вульф должен вернуться домой,  возвратить  деньги,  которые  миссис
Рэкхем заплатила  ему  как  задаток,  предоставить  вестчестерским  парням
копаться в этом убийстве, тем более, что  это  их  прямая  обязанность,  и
продолжать жить, как прежде. Можешь передать ему мои слова, но Бога  ради,
не распространяйся. Не я виноват, что такой  тип,  как  Арнольд  Зек,  вне
досягаемости.
     - Но ведь вы и пальцем не пошевелили, чтобы к нему подобраться.
     - Ерунда. Против лома нет приема.
     - Да, это так же верно, как то, что колбаса -  синоним  слезоточивого
газа. - Я встал, чтобы свысока метнуть на него  уничижительный  взгляд.  -
Вот вам две причины, по которым ваше послание никогда не  дойдет  до  Ниро
Вульфа. Во-первых, для меня он, как Зек для  него.  Вне  досягаемости.  Не
знаю я, где он, понимаете?
     - Ладно, ладно, продолжай заливать.
     - Непременно. Во-вторых, само послание мне не нравится. Признаю,  что
Ниро Вульф упоминал Арнольда Зека. Однажды мне довелось услышать,  как  он
рассказывал целой семье о нем, только именовал его мистером  Иксом.  Вульф
описывал трудности, с  которыми  столкнется,  если  нарвется  на  Икса,  и
присовокупил, что в той или иной степени знаком примерно с тремя  тысячами
жителей Нью-Йорка, но лишь о пяти из них может с уверенностью сказать, что
они не имеют никакого отношения к деятельности Икса. Может, и остальные не
имеют к нему ни малейшего отношения, а может, и наоборот. Другой  раз  мне
случилось  разузнавать  про  Зека  у  одного   репортера,   который,   как
выяснилось, обладал обширнейшими сведениями о людях, состоящих у  Зека  на
жалованьи.   Среди   них   политики,   завсегдатаи   питейных   заведений,
полицейские, горничные, адвокаты, частные сыщики,  мошенники  всех  родов,
наемные убийцы, возможно, даже домохозяйки  -  многое  у  меня  из  головы
вылетело. Правда, инспекторов полиции он в отдельности не упоминал.
     - Наверное, забыл?!
     - Должно быть! И еще: возвращаясь к пяти исключениям, которые  мистер
Вульф сделал из трех тысяч  своих  знакомых...  он  не  перечислял  их  по
именам, но я уверен, что могу назвать, по меньшей мере, троих из  них.  До
сих пор я полагал, что одним из двух оставшихся можете быть вы, но, видно,
я заблуждался. Вы подчеркнули, что чертовски бы не хотелось,  чтобы  Вульф
свернул себе шею именно в этой истории, где у него нет ни одного шанса. Вы
не сочли также за труд явиться сюда с личным посланием, но в то  же  время
не желаете, чтобы я распространялся на ваш счет, а  это  означает  одно  -
если я упомяну о нашем разговоре кому-нибудь, кроме Вульфа, то вы обзовете
меня  подлецом,  порочащим  ваше  имя.  А  что  содержит  ваше   послание?
Предостережение, чтобы Вульф не пытался подобраться к Зеку - и все.  Если,
честно отрабатывая полученный от миссис Рэкхем задаток, он заденет кого-то
из тех, кому покровительствует Зек, то он должен вернуть задаток.  Похоже,
что  передавая  подобное  послание  самому  лучшему,  непревзойденному   и
неподкупному детективу в мире, вы оказываете  Зеку  услугу  как  раз  того
рода, за которую он должен отвалить кучу монет.
     Он размахнулся  правой.  Я  нырнул.  Он  вскинул  левую  руку,  но  я
блокировал ее локтем. Он опять попробовал справа, но  я  легко  увернулся,
отступил и укрылся за столом Вульфа.
     - Послушайте, - начал я, - вы в меня и за год не попадете,  а  вас  я
бить не могу. Я на двадцать лет моложе, а вы к тому  же  еще  и  инспектор
уголовки. Если я неправ, то когда-нибудь извинюсь. Если - неправ!..
     Он повернулся и вышел вон. Я не стал его провожать.

                                    10

     Прошло три недели.
     Сначала, в первую ночь, я  ожидал,  что  весточка  от  Вульфа  придет
вот-вот, ну через какой-то час. Потом я  начал  ждать  ее  весь  следующий
день. По мере того, как ползли дни, все во мне кипело, и я уже ждал каждую
неделю. Когда минул май, а за ним и изрядный кусок июня,  и,  если  верить
календарю и зною, лето стояло в самом разгаре,  я  уже  уверился,  что  не
дождусь ее никогда.
     Но сперва давайте покончим с апрелем.  Делу  Рэкхем  была  уготовлена
судьба тех удивительных преступлений, которые так и  не  завершались  тем,
чтобы кому бы то ни было предъявили обвинение в  предумышленном  убийстве.
Целую неделю с единодушного  согласия  материалами  об  убийстве  пестрели
передовицы всех газет; затем неделю или дней десять на первой полосе можно
было встретить лишь обрывочные упоминания и  догадки,  после  чего  газеты
опять вернулись к своей обычной галиматье. Ни один  репортер  не  посчитал
нужным воспользоваться этим случаем, чтобы объявить новый крестовый  поход
во имя правосудия, и все шло своим чередом. Не то, чтобы  интерес  к  делу
полностью угас - нет, он постоянно подогревался за счет таких  звезд,  как
Нобби и Геба; даже три месяца спустя и речи не было ни  о  новом  повороте
дела, ни о каком-то новом событии,  которое  бы  всколыхнуло  общественный
интерес. Но, увы, ничего такого не происходило.
     Три раза меня вызывали повестками в Уайт-Плейнз, и трижды  я  мотался
туда без малейшей пользы для кого бы то  ни  было,  включая  себя  самого.
Всякий раз я  тупо  бубнил  как  попугай,  повторяя  слово  в  слово  свои
собственные показания, а они всякий раз пытались придумать  новый  способ,
как задавать те же самые вопросы. Чтобы хоть как-то размять мои  угасающие
умственные способности, я попытался было выведать, не поделился ли  Кремер
своими подозрениями насчет Арнольда Зека с Арчером  и  Беном  Дайксом,  но
если и поделился, то, как я и предполагал, держались  последние  стойко  и
виду не подавали.
     Так что все сведения я черпал исключительно из газет вплоть  до  того
вечера, когда в ресторане "Джейк" наткнулся на сержанта Пэрли Стеббинза  и
заказал ему омара. От него я узнал две новости, не  предназначавшиеся  для
печати: двух экспертов из ФБР вызывали, чтобы разрешить спор о том,  можно
ли снять пригодные для опознания отпечатки  пальцев  с  резной  серебряной
рукоятки ножа, и они проголосовали  против;  Барри  Рэкхема  продержали  в
Уайт-Плейнз целых двадцать часов, пока бушевали страсти по вопросу о  том,
достаточно ли у полиции оснований для его ареста. И на сей  раз  аргументы
"против" перевесили.
     Должен сказать, что за те дни я не слишком переусердствовал. Я решил,
что пока не пройдет месяц с момента  исчезновения  Вульфа,  рыть  землю  и
суетиться я не стану; поэтому вплоть до самого девятого мая я  наверстывал
упущенное, не пропуская ни одного мало-мальски стоящего бейсбольного матча
и наслаждаясь другими почти  забытыми  прелестями  личной  жизни,  о  чем,
впрочем, умолчу. Кроме того,  я  помог  Фреду  Дэркину  завершить  дело  с
отравленным письмом, а также расправился с  остальными  долгами  Вульфа  -
ничего достойного изложения, - прокатился на Лонг-Айленд, чтобы  проведать
Теодора и орхидеи в их новых хоромах, и еще поставил одну из машин,  новый
"седан", на прикол в гараж за ненадобностью.
     Однажды, когда я сидел в ресторане "Рустерман" у Марко  Вукчича,  он,
подписывая  очередные  чеки  и  счета  за  телефон,  электричество  и  мое
жалованье, поинтересовался состоянием наших финансовых дел. Я сказал,  что
на нашем счету в банке чуть больше двадцати девяти тысяч, или,  точнее,  -
девятнадцати,  поскольку  десять  тысяч  задатка  от   миссис   Рэкхем   я
рассматривал как нечто эфемерное.
     - А можешь принести мне завтра  чек  на  пять  тысяч?  Выписанный  на
получение наличными.
     - Запросто. Но, поскольку я бухгалтер,  то  должен  знать,  на  какую
статью его отнести?
     - Ну... скажем, на текущие расходы.
     - Поскольку я также лицо, которому  придется  отвечать  на  расспросы
ищейки из налогового управления - какого рода расходы?
     - Допустим... на дорожные.
     - Чьи, откуда и куда?
     Марко поперхнулся и выдавил странный звук иностранного происхождения,
явно означавший нетерпение.
     - Послушай, Арчи, мне выдана  генеральная  доверенность  безо  всяких
условий и ограничений. Принеси мне, пожалуйста, чек на пять тысяч долларов
в удобное для тебя время, но не мешкай. Я решил украсть эти деньги у моего
старого друга, Ниро Вульфа, чтобы потратить их на молоденьких  девушек,  а
может, на оливковое масло, кто знает.
     Так что, сказав, что за все прошедшие недели и месяцы я не получил от
Ниро Вульфа совсем  никакой  весточки,  я  слегка  покривил  душой,  хотя,
согласитесь, такую весточку еще надо было  прочитать  между  строк.  Потом
одному Богу известно, как далеко и в каком  направлении  можно  уехать  на
пять тысяч долларов.
     В третий день  мая,  в  среду,  возвратившись  домой  после  утренней
прогулки, я, как всегда, связался с телефонной  службой,  и  выяснил,  что
звонили три раза, но послание было только одно -  позвонить  по  такому-то
номеру в Маунт Киско и спросить невестку миссис Рэкхем  Аннабель  Фрей.  Я
взвесил все за и против, сказал себе, что не стоит лезть не в  свое  дело,
но в следующую минуту решил, что,  должно  быть,  оглох,  поскольку  вдруг
обнаружил, что вызвал  телефонистку  и  попросил  соединить  меня  с  этим
номером. Когда меня соединили, я назвался, прождал минуту, и вдруг  в  мое
ухо ворвался голос миссис Фрей. По крайней мере, голос так назвался, а сам
я его ни за что не узнал бы. Уж больно устало и потерянно он звучал.
     - Вы на себя не похожи, - сообщил я ей.
     - Вы правы, - признала она. - Кажется, миллион лет прошел с тех  пор,
как вы приезжали к нам и  мы  наблюдали  за  методами  работы  популярного
сыщика. Вы так и не нашли, кто отравил собаку?
     - Нет, но не казните меня за это. Впрочем, вы, наверное, слышали, что
история с собакой была лишь выдумкой для отвода глаз?
     - Да, конечно. Ниро Вульф еще не вернулся?
     - Нет.
     - А всеми делами в его отсутствие ведаете вы?
     - Я бы не сказал, что всеми. Но я здесь.
     - Мне нужно с вами встретиться.
     - Извините за настойчивость, но вы имеете в виду - по делу?
     - Да. - Молчание, потом ее голос чуть оживился. - Я  хочу,  чтобы  вы
приехали сюда и переговорили с нами. Я не могу  и  не  допущу,  чтобы  так
продолжалось дальше. В глазах людей, что смотрят на  меня,  я  вижу  немой
вопрос - не я ли убила свою свекровь? По  меньшей  мере,  я  читаю  это  в
некоторых взглядах, и потому иногда  мне  кажется,  что  так  думают  все.
Прошел почти месяц, а полиция только... впрочем, вы и сами читаете газеты.
Она завещала мне усадьбу и кучу денег, так что я  хотела  бы  нанять  Ниро
Вульфа. Вы должны знать, где он.
     - Извините. Не знаю.
     - Тогда я хочу нанять вас. Вы же хороший сыщик, да?
     - Зависит от вкуса. Сам я считаю  себя  одним  из  лучших,  но  прошу
сделать скидку на мою необъективность.
     - Вы можете приехать сегодня вечером?
     - Нет, сегодня никак не  могу.  -  Мой  мозг  лихорадочно  заработал,
впервые, кажется, за последние недели. - Послушайте, миссис Фрей, на вашем
месте я не стал бы спешить.
     - Ничего себе - не спешить! - Она казалась уязвленной.  -  Уже  почти
месяц пролетел!
     - Верно,  именно  поэтому  еще  несколько  дней  погоды  не  сделают.
Срочности и в самом деле нет. Давайте поступим  так:  я  тут  немного  сам
поразнюхаю, а потом дам вам знать. Тогда и решите, нанимать меня или нет.
     - Я уже решила.
     - А я нет. Не хочу  брать  ваши  деньги,  если  не  смогу  их  честно
отработать.
     Поскольку решение  она  приняла  еще  до  того,  как  позвонила  мне,
предложение мое ей не понравилось, но деваться было некуда, и мои  условия
были в конце концов приняты.
     Повесив трубку, я осознал, что  уже  принял  решение.  Это  случилось
как-то незаметно, само собой, пока  я  с  ней  беседовал.  Терпению  моему
пришел конец - не мог я все так же день за днем присматривать за домом без
малейшей уверенности, что это не будет продолжаться  вечность.  Не  мог  я
также, пока  получал  жалованье  как  помощник  Ниро  Вульфа,  отплыть  на
пароходе  в  Европу,  или  выставить  свою  кандидатуру  на  выборах  мэра
Нью-Йорка, или купить себе остров и обзавестись гаремом,  либо  чем-нибудь
еще из  запланированного  списка;  и  уж  совсем  очевидно,  что,  получая
жалованье, я не имел права вмешаться  в  дело,  от  которого  Вульф  бежал
неведомо куда.
     Тем не менее ничто  не  мешало  мне  воспользоваться  благодарностью,
которую до сих пор, даже давно уже расплатившись, питали к  нам  некоторые
бывшие клиенты, так что я снова уселся за телефон, связался с  президентом
крупной фирмы по торговле недвижимостью и с удовлетворением убедился,  что
не переоценил размеры его благодарности. Не успел я изложить причину своих
затруднений, как он тут же пообещал разбиться в лепешку, но помочь мне, не
откладывая дела в долгий ящик.
     В связи с этим остаток дня я провел в поисках  подходящего  помещения
для  конторы  в  центре  города.  Запросы  у  меня  были  самые  скромные:
комнатенка с электрическим светом, и все; однако отправленный со  мной  на
розыски помощник президента фирмы оказался более требовательным  и  дважды
или трижды  с  презрением  отверг  предложения,  на  которые  я  уже  было
согласился. Наконец на десятом этаже здания  по  Мэдисон-авеню,  в  районе
сороковых улиц, мы отыскали помещеньице, которое приглянулось  нам  обоим.
Правда,  освобождалось  оно  только  на  следующий  день,  но   меня   это
устраивало, поскольку предстояло еще приобрести мебель и всякую мелочевку.
Я подписал договор об аренде с ежемесячным продлением.
     Следующие два дня я пытался держать себя в ежовых рукавицах. Прежде я
никогда не замечал  в  себе  потаенного  желания  обзавестись  собственной
конторой, а тут вдруг мне пришлось  выдержать  отчаянную  борьбу  с  самим
собой,  чтобы  обуздать  порыв  отправиться  утром  в  четверг  в  магазин
Макгрудера и пробить в своем бюджете двухтысячедолларовую брешь в обмен на
конторское оборудование. Вместо этого  я  уговорил  себя  довольствоваться
Второй авеню, где приобрел все  необходимое  за  гроши.  Решив  ничего  не
вывозить из нашего  дома  на  Тридцать  пятой  улице,  я  составил  список
необходимого примерно из  сорока  пунктов,  от  пепельниц  до  телефонного
справочника и, засучив рукава, взялся за дело.
     В субботу, ближе к вечеру, я вышел из лифта со свертком  под  мышкой,
пересек вестибюль, приблизился  к  двери  с  номером  1019  и  остановился
полюбоваться вывеской:

                               АРЧИ ГУДВИН
                             Частный детектив

     Неплохо, совсем неплохо, гордо подумал  я,  отпирая  дверь  и  входя.
Заодно я прикинул, не попросить ли художника приписать  еще  снизу  "Прием
только по предварительной  договоренности",  чтобы  хоть  как-то  сдержать
напор толпы клиентов, но потом решил сэкономить  три  доллара.  Я  опустил
сверток на стол, распеленал его и воздал должное  своим  новым  бланкам  и
конвертам. Быть  может,  шрифт,  которым  было  напечатано  мое  имя,  был
чуть-чуть жирноват, но в целом все смотрелось  весьма  и  весьма  недурно.
Расчехлив новенький "Ундервуд", который  обошелся  мне  в  62  доллара  75
центов, я вставил чистый бланк и напечатал:

     Уважаемая миссис Фрей!
     Если Вы еще не передумали после нашего разговора в среду, то я  готов
приехать к Вам и обсудить дела, при условии Вашего  согласия  на  то,  что
действовать я буду от своего собственного имени. Адрес моего нового  офиса
и номер телефона указаны выше. Если желаете, чтобы  я  приехал,  позвоните
или напишите.
                                                              Искренне Ваш
                                                              А.Г., с.п.

     Я перечитал и подписал  письмо.  Я  был  доволен  -  тон  был  вполне
деловой,  оформление  безупречное,  особенно  смотрелись  инициалы   перед
подписью, где "с.п." означало  "собственной  персоной".  Мое  изобретение.
Перед уходом я убрал канцелярские принадлежности в выдвижной ящик и  навел
лоск, готовясь к наплыву посетителей в  понедельник  утром;  письмо  я  по
дороге опустил  в  почтовый  ящик.  Так  я  поступил  вместо  того,  чтобы
позвонить ей, по трем причинам: в случае, если она  передумала,  то  может
просто не отвечать на письмо; на уик-энд я уже назначил  свидание,  сугубо
личное, и, наконец, я выписал себе чек на жалованье в последний раз на эту
неделю. По пути домой  я  свернул  на  Пятьдесят  четвертую  улицу,  чтобы
доложить Марко Вукчичу о своих достижениях, поскольку решил, что он вправе
знать первым.
     Марко не только выказал, но и всячески, как только  мог,  подчеркивал
свое неодобрение. Но я сказал:
     - Собственный опыт подсказывает мне, что  штаны  быстрее  протираешь,
когда ерзаешь, сидя на месте, нежели когда носишься как угорелый. Рассудок
же подсказывает, что перед  тем  как  начать  загнивать,  нужно  дождаться
смерти. Я был бы очень признателен, если в  следующий  раз,  когда  будете
писать Вульфу или звонить, вы это передадите.
     - Ты прекрасно знаешь, Арчи, что...
     - Вовсе не прекрасно. Отлично!
     - Ты знаешь, что я ничего не говорил такого, из чего ты  мог  сделать
вывод, что я пишу или звоню ему.
     - Вам и не надо было говорить. Я понимаю, что это не  ваша  вина,  но
мне-то что прикажете делать? Дайте мне знать, как  найдете  покупателя  на
дом, и я съеду.
     Он пытался спорить, но я ушел.
     Я не питал иллюзий относительно того, что и в  самом  деле  порвал  с
прошлым, поскольку еще не перевез свою кровать, но рассуждал я  так:  ведь
имеет же право на комнату смотритель, который  не  получает  жалованья;  к
тому же Фриц по-прежнему приходил ночевать на привычное место, и мы с  ним
скидывались, чтобы покупать продукты  на  завтрак,  так  что  я  не  хотел
обижать ни его, ни свой желудок, обрывая все это.
     Теперь мне, пожалуй, самое время объяснить, что я имею в виду,  когда
произношу слово "контора"... Или лучше вот как: я буду говорить "контора",
подразумевая кабинет Ниро Вульфа, а свое новое помещение на  Мэдисон-авеню
я буду называть "офис" или "1019". Так вот, прибыв в  1019  в  понедельник
утром, чуть позже десяти, я позвонил в телефонную службу  и  выяснил,  что
мне никто не звонил, потом просмотрел утреннюю почту, которая состояла  из
одного-единственного конверта со счетом за мытье окон. Покончив с  почтой,
я напечатал на своих фирменных бланках письма нескольким близким  друзьям,
а  также  письмо  в  муниципалитет,  в  котором  уведомлял  о   том,   что
профессиональный детектив переменил адрес. Я сидел и ломал голову над тем,
кому еще написать, когда зазвонил телефон... Впервые за мою новую карьеру.
     Я снял трубку и четко отрапортовал:
     - Офис Арчи Гудвина.
     - Могу я поговорить с мистером Гудвином?
     - Я проверю, у себя ли он. А кто его спрашивает?
     - Миссис Фрей.
     - Да, он у себя. Кстати, это как раз я. Вы получили письмо?
     - Да, оно пришло утром. Я не поняла, что вы имели  в  виду,  написав,
что будете действовать от своего собственного имени?
     - Видно, я плохо объяснил. Я хотел сказать, что выступаю  не  в  роли
помощника Ниро Вульфа. Теперь я как бы сам по себе.
     - О-о-о... Что ж... вполне понятно, коль скоро вам  даже  неизвестно,
где он. Вы сможете приехать сегодня вечером?
     - В Берчвейл?
     - Да.
     - В какое время?
     - Скажем, в восемь тридцать.
     - Хорошо, буду.
     Да, такого парня никому не переплюнуть, подумал я, повесив трубку - с
первого  же  звонка  в  новый   офис   подцепить   клиента,   только   что
унаследовавшего роскошное загородное поместье,  да  еще  и  миллион  монет
впридачу! Потом,  опасаясь,  что  если  и  дальше  дела  пойдут  столь  же
блестяще, то меня сметет поток клиентов, я запер дверь 1019 до конца дня и
направился в магазин "Сулка" купить новый галстук.

                                    11

     Во время моего  предыдущего  посещения  Берчвейла  у  меня  создалось
впечатление, что  Аннабель  Фрей  -  особа  вполне  здравомыслящая,  и  ее
поведение вечером в понедельник подтвердило мои наблюдения. Ну,  например,
у нее хватило ума не приглашать всю банду на ужин, а собрать их в половине
девятого. Учитывая то, какие нежные чувства  и  благожелательность  питали
эти шестеро друг к другу, можно было ожидать, что попытка угостить  их  из
одной кормушки привела бы к вспышке бубонной чумы.
     Позвонив мне первый раз в среду, она дала понять, что  не  собирается
секретничать со мной с глазу на глаз, так что я ожидал, что она  будет  не
одна, возможно, в обществе вдовца и  кузины,  но,  к  моему  изумлению,  я
застал в сборе всю компанию. Когда меня ввели в огромную гостиную, они уже
все были там. Аннабель Фрей как хозяйка вышла мне  навстречу  и  удостоила
меня царственно протянутой руки. Остальные пятеро не удостоили меня ничем,
кроме свирепых взглядов. Я мигом смекнул,  что  индекс  моей  популярности
слегка  упал,  поэтому,   остановившись   посреди   гостиной   и   холодно
поприветствовав все сборище, вопросительно посмотрел на  хозяйку,  изогнув
бровь.
     - Вы тут ни при чем, Гудвин, - поспешил успокоить меня  политик  Пирс
слегка осипшим голосом. - Просто напряжение из-за этой дикой истории  дает
о себе знать.  Мы  еще  ни  разу  не  собирались  вместе  после  тогдашней
кошмарной ночи. - Он метнул  злобный  взгляд  на  Аннабель.  -  Не  стоило
собирать нас здесь.
     - Тогда зачем вы пришли? - спросил Барри  Рэкхем  тоном,  не  сулящим
ничего хорошего. - Вы просто боялись не прийти, как и все  остальные.  Да,
нам  всем  дьявольски  не  хотелось  возвращаться  сюда,  но  мы   боялись
уклониться. Шайка трусов - кроме  одного,  конечно.  Уж  его-то  никак  не
обвинишь за то, что он пришел.
     - Чушь, - сказал Дейна Хэммонд, банкир. Взгляд, которым  он  наградил
Рэкхема, даже отдаленно не  напоминал  то  выражение,  с  которым  банкиру
положено смотреть на миллионера. - Трусость тут  ни  при  чем.  Во  всяком
случае меня никто не обвинит  в  трусости.  К  сожалению,  обстоятельства,
которые я не в силах контролировать, вынуждают  меня  участвовать  в  этой
гнусной игре.
     - А полицейские  уже  закончили  проверять  ваш  отдел?  -  вкрадчиво
осведомилась Лина Дарроу.
     - Ничего они не закончили, - прорычал Кэлвин Лидс, и я даже не понял,
за что он так напустился на нее, пока  тот  не  продолжил:  -  И,  кстати,
полицейские не закончили удивляться по поводу того, что вы столь  внезапно
нашли в Барри Рэкхеме... если, конечно, это и в самом деле внезапно.
     Рэкхема словно подбросило.
     - Либо ты возьмешь свои слова назад, Кэл, - завопил он, надвигаясь на
Лидса, - либо я вобью их...
     -  А  ну,   прекратите!   -   Аннабель   одернула   Рэкхема.   Потом,
развернувшись, набросилась на всех. - Господи, неужто вам и  без  того  не
тошно? - Она воззвала ко мне: - Я  даже  не  подозревала,  что  может  так
получиться! - Потом к Рэкхему: - Сядь, Барри!
     Рэкхем попятился и вернулся па свое место.  Липа  Дарроу,  вскочившая
было  на  ноги,  отошла,  растянулась   на   кушетке   и   отрешилась   от
происходящего. Остальные продолжали сидеть, а Аннабель и я  стояли.  Несть
числа, сколько раз мне приходилось иметь дело  с  людскими  компаниями,  в
которых случалось убийство, но, пожалуй, впервые я столкнулся с ситуацией,
где у давно знакомых людей нервы  настолько  напряжены,  что  любой  готов
вцепиться другому в горло.
     Аннабель сказала:
     - Мне не хотелось, чтобы мистер Гудвин обсуждал это  дело  только  со
мной. Я не желала, чтобы кто-то из вас мог подумать... Я  должна  сказать,
что надеялась только найти истину, помочь нам всем. Я думала, что для всех
нас будет лучше, если мы соберемся здесь.
     - Для всех ли? - многозначительно спросил Пирс. - Или для всех, кроме
одного?
     - Это была ошибка, Аннабель, - сказал Хэммонд. - Сама видишь.
     - А зачем ты позвала Гудвина? - осведомился Рэкхем.
     - Я хочу, чтобы он поработал на нас. Мы не можем допустить, чтобы так
продолжалось, сами понимаете. Я заплачу  ему,  чтобы  он  потрудился  ради
нашего же блага.
     - Всех, кроме одного, - не унимался Пирс.
     - Хорошо, ради блага всех, кроме одного! Пока же  дело  обстоит  так,
что подозревают не одного, а нас всех!
     - А мистер Гудвин гарантирует, что справится? - пропела Лина Дарроу с
кушетки.
     Я уселся в кресло. Аннабель заняла место напротив меня и спросила:
     - Что вы на это скажете? Вы можете что-нибудь сделать?
     - Гарантировать я ничего не могу, - заявил я.
     - Естественно. Но хоть что-то сделать вы можете?
     - Не знаю. Я не уверен, что мне все известно. Хотите послушать, что я
думаю об этом деле?
     - Да.
     - Остановите, если я ошибусь. Случилось так, что я был  здесь,  когда
убили миссис Рэкхем, но за исключением того,  что  я  слышал  и  наблюдал,
толку от этого мало. Все знают, почему я здесь оказался?
     - Да, - подтвердила Аннабель.
     - Значит, все понимают, почему я  особенно  не  интересовался  никем,
кроме Рэкхема. Разве что еще, конечно, вами, миссис Фрей, и  мисс  Дарроу,
но то был интерес не профессионального характера. Мне кажется, перед  нами
как раз такое преступление, которое никогда не раскрыть с помощью улик или
допроса очевидцев. Полиция бросила на это расследование целую кучу  людей,
и весьма неплохих в своем деле, так что если бы им удалось раскопать  хоть
что-то ценное среди  всех  следов,  отпечатков  пальцев,  столовых  ножей,
алиби, ваших передвижений или туфель,  которые  обували  для  прогулок  по
лесу, кого-то уже давно арестовали бы. И они корпят над этим вот уже целый
месяц, поэтому такой подход нам ничего не даст,  а  львиная  часть  работы
детектива основана как раз на кропотливом исследовании  подобных  мелочей.
Мотив тоже ничего не  прояснит,  поскольку  четверо  из  вас  унаследовали
состояние от двухсот тысяч и выше, а  двое  оставшихся,  вполне  возможно,
рассчитывают связаться брачными узами кое с кем из наследниц. Хотя, воздам
вам должное, судя по  тому,  что  здесь  творится,  навряд  ли  ухаживания
включены в повестку дня.
     - Нет, конечно, - промолвила Аннабель.
     - В таком случае, - продолжал я,  -  если,  конечно,  полицейские  не
замыслили какую-то сверххитроумную ловушку, то я прав. Впрочем, кто знает.
Платить мне или любому другому детективу за то, чтобы повторить путь,  уже
пройденный полицией, было бы пустой тратой  денег.  Ниро  Вульф,  конечно,
исключение, но его нет. Пожалуй, есть лишь один способ,  как  использовать
меня, во всяком случае, это даст мне шанс  отработать  полученный  от  вас
гонорар; он заключается в том, чтобы позволить  мне  провести  часов  эдак
восемь или десять с каждым из вас шестерых  по-отдельности.  Много  лет  я
присматривался и прислушивался к тому, как работает Ниро Вульф и, смею вас
уверить,  способен  воссоздать  копию,  которую  не  всякий   отличит   от
оригинала. Возможно, окажется так, что овчинка будет  стоить  выделки  для
вас всех... кроме одного, как выразился бы мистер Пирс.
     Я взмахнул рукой.
     - Вот лучшее, что я могу вам предложить. Без всяких гарантий.
     -  Не  надейтесь,  что  каждый  расскажет  вам  все  без  утайки,   -
предупредила Аннабель. - Даже мне пришлось кое-что скрыть от полиции.
     - Естественно. Я это прекрасно понимаю. Вполне объяснимо.
     - Вы будете работать на меня... на нас. Строго конфиденциально.
     - Все новое, что мне удастся выяснить, останется конфиденциальным.  А
с уже имеющимися уликами скрытничать смысла нет.
     Аннабель, сидя в кресле, внимательно смотрела на меня. Пальцы ее  рук
то сжимались, то разжимались.
     - Я хочу задать вам один вопрос,  мистер  Гудвин.  Вы  считаете,  что
миссис Рэкхем убил один из нас?
     - Сейчас - да. Впрочем, не знаю, что  буду  думать  после  того,  как
переговорю с каждым из вас.
     - Вы уже подозреваете кого-то конкретно?
     - Нет. Я беспристрастен.
     - Хорошо. Можете начать с меня. - Она повернула голову. - Если  никто
из вас не желает быть первым?
     Все сидели молча. Потом Кэлвин Лидс заговорил:
     - Я не стану в этом участвовать, Аннабель. Я не верю в Гудвина. Пусть
он сперва скажет нам, куда подевался Ниро Вульф и почему.
     - Но, Кэл... ты не согласен?
     - С Гудвином не согласен.
     - А ты, Дейна?
     Хэммонд сидел как в воду опущенный. Поднявшись на ноги, он подошел  к
ней.
     - Это была ошибка, Аннабель. Не стоило затевать  это.  В  чем  Гудвин
может превзойти полицию? Вряд ли ты сама ясно представляешь, как  работает
частный детектив.
     - Он может попытаться. Ты поможешь, Дейна?
     - Нет. Мне тяжело отказываться, но иначе я не могу.
     - Оливер, а вы?
     - Что ж, - политик нахмурился, в упор глядя на меня,  -  насколько  я
понимаю, в такой игре должны участвовать либо все, либо  никто.  Но  я  не
вижу смысла в том, чтобы...
     - Значит, вы тоже отказываетесь?
     - В данных обстоятельствах иного выхода у меня нет.
     - Ясно. Могли бы просто ответить "нет". Барри?
     - Нет, конечно. Гудвин наврал полиции с три  короба  про  визит  моей
жены к Вульфу. Я и восемь секунд с ним не провел бы, не говоря уж о восьми
часах.
     Аннабель встала и подошла к кушетке.
     - Лина, похоже, остались одни только женщины. Ты и я.  Она  была  так
добра к нам, Лина... к нам обеим. Что ты скажешь?
     Лина Дарроу вздохнула, принимая сидячее положение.
     - Милая Аннабель, ты же терпеть меня не можешь.
     - Это неправда, - запротестовала Аннабель. - Только потому, что я...
     - Нет, это правда. Ты подозревала, что я пытаюсь тебя  обставить.  Ты
считала, что я увиваюсь за Барри на том лишь основании, что я не скрывала,
что вижу в нем человеческие качества. И еще ты решила, что я хочу отбить у
тебя Оливера, тогда как на самом деле...
     - Лина, Бога ради! - взмолился Пирс.
     Ее изумительные темные глаза засверкали.
     - Именно так, Олли! Тогда как на самом деле ты ей просто наскучил,  а
тут я подвернулась как нельзя кстати. - Она обвела взглядом всю  компанию.
- Право, стоит на вас посмотреть и еще  интереснее  -  послушать!  Все  вы
думаете, что Барри убил ее... все, кроме одного, как сказал бы  ты,  Олли.
Но у вас не хватает смелости признаться. А сказала ли ты, милая  Аннабель,
своему мистеру Гудвину, что  жаждешь  лишь  одного  -  чтобы  он  раскопал
какое-нибудь доказательство вины Барри? Нет, ты наверняка  приберегла  это
напоследок.
     Лина медленно встала на ноги, лицом к лицу с Аннабель, на  расстоянии
прыжка.
     - Я знала, что так и кончится, - обронила она и,  обогнув  кресло,  в
котором сидел Лидс, направилась к двери  в  вестибюль.  Все  проводили  ее
взглядами, но никто не промолвил  и  слова;  затем,  когда  она  вышла  из
гостиной, Барри Рэкхем поднялся и, ни на кого не глядя, даже  на  хозяйку,
покинул комнату.
     Оставшиеся трое гостей переглянулись. Лидс и Пирс встали с кресел.
     - Извини, Аннабель, - выдавил Лидс, -  но  разве  я  не  предупреждал
тебя, что за фрукт этот Гудвин?
     Она не ответила. Она стояла молча, и грудь ее вздымалась. Лидс ушел -
в походке его не чувствовалось прежней живости, и Пирс, пробормотав  слова
прощания, тут же последовал за ним. Дейна Хэммонд приблизился к Аннабель и
поднес было руку к ее плечу, но потом передумал.
     - Зря ты это затеяла, дорогая, - миролюбиво произнес он.  -  Иначе  и
быть не могло. Если бы ты посоветовалась со мной...
     - В следующий раз посоветуюсь, Дейна. Спокойной ночи.
     - Я хочу поговорить с тобой, Аннабель. Я хочу...
     - Бога ради, оставь меня! Уходи!
     Он отступил на шаг и окинул меня испепеляющим взглядом, словно  винил
в  случившемся.  Я  изогнул  правую  бровь.  Есть  у  меня  такой  дар   -
приподнимать одну бровь, - но обычно я приберегаю его на  крайний  случай,
когда остальные средства исчерпаны.
     Ни слова не говоря, он выскочил вон из гостиной.
     Аннабель упала в ближайшее к ней кресло,  уперла  локти  в  колени  и
обхватила голову руками.
     Я стоял и наблюдал за ней. Потом заговорил, стараясь вложить в  голос
побольше сочувствия:
     - Конечно, триумфом я бы это не назвал, но все-таки вы попытались. Не
собираюсь вас утешать, но на будущее было бы благоразумнее не собирать всю
паству, а позволить мне разобраться с  каждым  в  отдельности.  И  еще  не
повезло, что первой жертвенной овечкой вы избрали Лидса, потому что у него
на меня зуб. Но, по правде говоря, ваше положение было безнадежно с самого
начала. Воздух был настолько наэлектризован,  что  -  взмахни  перышком  и
произошел бы взрыв. Спасибо за приглашение.
     Я  откланялся.  Когда  я  вышел  на  стоянку,  остальные  машины  уже
разъехались. Выезжая по извилистой  аллее,  я  подумал,  что,  в  конечном
итоге, первый звонок в мой новый офис оказался не столь уж и блестящим.

                                    12

     Кое-кто из моих друзей пытался уверить меня, что  некоторые  из  моих
похождений в то памятное лето вполне достойны описания, но даже если бы  я
с ними согласился, я не стал бы здесь распространяться на эту  тему.  Хотя
справедливости ради замечу, что  вскоре  после  того,  как  я  поместил  в
"Газетт" объявление, молва быстро разошлась и отбоя от клиентов у меня  не
было. Вот краткий перечень моих подвигов по месяцам:
     МАЙ. У женщины украли кошку. Вернул ее владелице; дебет  -  пятьдесят
долларов плюс компенсация издержек. Клиента грабанули в борделе на Восьмой
авеню, а он по  понятным  причинам  не  захотел  связываться  с  полицией.
Разыскал виновную и запугал, вынудив расстаться с большей  частью  добычи.
Заграбастал  пару   сотенных.   Отец   хотел   вырвать   великовозрастного
недоросля-сына из лап хищницы-блондинки. В это дело мне лезть  не  стоило;
потерпел полное фиаско, приобретя расцарапанную физиономию и свою законную
сотню поверх расходов.  Ресторан  с  проворовавшейся  кассиршей;  потратил
всего полдня, чтобы вывести ее на чистую воду;  клиент  заартачился  было,
увидев счет на шестьдесят пять долларов, но уплатил.
     ИЮНЬ. Целых две недели угробил, расследуя мошенничество со страховкой
по просьбе Дела Баскома, и едва не расстался с головой. Справился, однако,
с присущим мне блеском. У Дела хватило наглости предложить мне три  сотни;
я затребовал тысячу - и получил. Я решил, что должен зарабатывать в неделю
больше, чем платил мне Вульф: не потому, что неравнодушен к деньгам, а  из
принципа. Отловил жулика-букмекера для одного клиента  из  Мидвилла,  штат
Пенсильвания. Еще сто пятьдесят. Другой хотел, чтобы я разыскал  сбежавшую
от него жену, но зацепиться было почти не за что,  да  и  платить  он  мог
всего двадцатку в день, так что пришлось отказаться. Девушка, которую,  по
ее  словам,   несправедливо   обвинили   в   передаче   секретных   данных
конкурирующей фирме и уволили, приставала ко мне с ножом к  горлу  до  тех
пор, пока я не согласился  взяться  за  ее  дело.  Доказал  ее  правоту  и
восстановил в  попранных  правах,  навкалывавшись  при  этом  долларов  на
пятьсот, но получив в награду каких-то  жалких  сто  двадцать,  да  еще  в
рассрочку. Личиком  она,  быть  может,  не  совсем  вышла,  но  голос  был
приятный, да и ножки недурны. Еще получил предложение поступить на  работу
в ФБР, девятое предложение подобного рода за шесть недель, но отказался.
     ИЮЛЬ. Разнообразия ради согласился на просьбу горстки  концессионеров
последить за  тем,  как  вершат  свои  дела  управляющие  развлекательными
заведениями на пляжах Кони-Айленда; поймал одного  с  поличным,  когда  он
пытался стибрить дневную  выручку  из  игорного  автомата;  ловкач  тщился
продырявить меня из пистолета, так что пришлось для острастки сломать  ему
руку. Когда  мне  надоело  лицезреть  тысячи  акров  обнаженной  плоти,  в
основном,    шелушащейся    под    немилосердным    солнцем    и    вообще
малопривлекательной, я взял расчет. Итог - восемь  с  половиной  сотен  за
семнадцать дней. Отвертелся от кучи разных мелочей суммарной стоимостью  в
пару тысчонок. На Лонг-Айленде  обчистили  дамочку  с  мозгами  набекрень.
Взяли  незастрахованные  драгоценности  на  изрядную  сумму.   Сумасбродка
почему-то вбила себе в голову, что это дело рук полицейских. Тут, с  одной
стороны, мне повезло, честно признаюсь,  но  с  другой  -  сработал  я  ну
совершенно гениально. Проковырялся,  правда,  до  августа.  Возвернул  все
драгоценности,  уличил  в   нечистоплотности   ассистента   художника   по
оформлению интерьеров, выставил счет на три с половиной тысячи  и  получил
их.
     АВГУСТ. Начиная с шестого мая я не брал ни цента  жалованья  от  Ниро
Вульфа, ни разу не прикоснулся к своим сбережениям  и  тем  не  менее  мое
банковское  сальдо  не  только  не  пострадало,  но,   наоборот,   заметно
поправилось. Мне пришло в голову, что пора устроить себе  каникулы.  Самый
продолжительный отпуск, который  мне  удавалось  выпросить  у  Вульфа,  не
превышал двух недель, и я решил, что могу себе позволить по  меньшей  мере
удвоить этот срок. Приятельница, имя которой уже публиковалось в  связи  с
одним из дел Вульфа, высказалась, что нам не мешало бы хоть раз  взглянуть
на Норвегию, и мысль эта показалась мне вполне здравой.
     Медленно, но верно я приучал себя к необходимости научиться жить  без
Ниро Вульфа. А медленно это проистекало еще потому, что однажды  в  начале
июля Марко Вукчич попросил, чтобы я принес ему еще один чек на пять  тысяч
для получения наличными.  Поскольку  желающие  откушать  в  его  ресторане
должны были заказывать столик за сутки вперед и уплачивать шесть  долларов
за порцию цесарки, я прекрасно понимал, что деньги предназначались не ему.
А кому? И еще: дом так и не был продан, а  проведя  кое-какую  разведку  и
забросив удочки тут и там, я выяснил, что  просят  за  него  сто  двадцать
тысяч, что было верхом нелепости. С другой  стороны,  даже  если  Марко  и
передавал деньги Вульфу, это  еще  не  доказывало,  что  нам  когда-нибудь
суждено свидеться снова, тем  более  с  продажей  дома  можно  было  и  не
спешить, пока банковский счет терпит; не говоря уже о сумме, что хранилась
в ячейке платного сейфа Вульфа в Нью-Джерси. Кстати, посещение этого сейфа
входило в краткий перечень дел, по которым Вульф соглашался покидать  свой
дом.
     Я не слишком рвался уехать из Нью-Йорка, тем более в такую даль,  как
Норвегия. У меня было неясное ощущение, что в тот  самый  миг,  когда  мой
пароход покинет нью-йоркскую гавань, на Тридцать пятую улицу  или  в  1019
придет составленное понятным лишь мне кодом послание  в  виде  телеграммы,
или звонка, или письма, или с посыльным... а меня там  не  будет.  Мне  же
чертовски хотелось быть там, чтобы  не  оказаться  вычеркнутым  из  списка
действующих лиц самого грандиозного спектакля, разыгранного Ниро  Вульфом.
Но время шло, скоро на руках у меня оказались билеты на  пароход,  который
отплывал двадцать шестого августа.
     За четверо  суток  до  этого  срока,  двадцать  второго  августа,  во
вторник, я сидел за столом в  своем  офисе  в  ожидании  прихода  клиента,
договорившегося о встрече по телефону. Я предупредил  его,  что  собираюсь
взять месячный отпуск, а он не назвался, но мне показалось, что голос  мне
знаком, поэтому я согласился на  встречу.  Когда  он  вошел  точно  в  три
пятнадцать, как было условлено, я был рад, что память на голоса не подвела
меня. Передо мной стоял мой бывший сокамерник Макс Кристи.
     Я поднялся навстречу, и мы обменялись рукопожатием. Он положил панаму
на стол и огляделся по сторонам. Копна черных  волос  стала  чуть  короче,
нежели  в  апреле,  кустистые  брови  по-прежнему  не  ведали  ножниц,   а
широченные плечи, казалось, стали еще шире. Я пригласил его присесть, и он
не отказался.
     - Приношу извинения, - начал я, - что так и  не  расплатился  за  тот
завтрак. Он спас мне жизнь.
     - Пустяки, - отмахнулся Макс Кристи. - Ну, как дела?
     - Да так, не жалуюсь. А у тебя?
     - Я был чертовски занят. - Он вытащил носовой платок и промокнул лицо
и шею. - Ох, и вспотел же я. Порой так надоедает эта  бесцельная  беготня,
снуешь туда-сюда, как челнок.
     - Я кое-что о тебе слышал.
     - Да? Не удивительно. А ты мне так и не позвонил. Или звонил?
     - Номер, - назвал я, - Черчилль-пять-три-два-три-два.
     - Но ты так и не удосужился набрать его.
     - Да, сэр, - признался я, - вы правы. Сам знаешь: то одно, то другое,
а потом мне не слишком  нравилось,  что  если  меня  возьмут,  то  сначала
подвергнут испытаниям, как ты посулил. Я не фраер какой-нибудь, и  чернила
на моей лицензии высохли сто лет назад. Или ты по сей день  мнишь,  что  я
еще желторотый?
     Он  запрокинул  голову  назад  и  заржал,  потом  перестал  и  сказал
серьезным тоном:
     - Ты неверно меня понял, Гудвин. Я просто имел в виду, что,  учитывая
прошлые грешки, мы должны поспешать, не торопясь. - Он утер платком лоб. -
Ну и вспотел же я, черт побери. С тех пор мы маленько обсуждали сей вопрос
и, уверяю, никто не держит тебя за фраера. Мы обратили внимание, что ты не
бездельничал с тех пор, как открыл свою контору, хотя занимался ерундой. А
почему ты отклонил предложение фэбээровцев?
     - У них принято допоздна торчать на службе.
     Он кивнул.
     - А ты, надо полагать, не привык к узде?
     - Никогда ее не примерял и не собираюсь.
     - А чем сейчас занят? Что-нибудь важное?
     - Я же сказал по телефону: собираюсь в отпуск. В субботу отплываю.
     Он глянул на меня с неодобрением.
     - Отпуск тебе ни к чему. Если кто и нуждается в отпуске, то это я,  а
мне его не дают. Зато для тебя есть работенка.
     Я помотал головой.
     - Не сейчас, когда вернусь.
     - Тогда будет поздно. Тут  нужно  кое-кого  выследить,  а  у  нас  не
хватает людей, к тому же это крепкий орешек. Мы  приставили  к  нему  двух
"хвостов", но он разоблачил обоих. Тебе  понадобится  пара  помощников,  а
лучше даже трое. Можешь нанять тех,  кого  знаешь,  давать  им  задания  и
платить из пяти сотен в день, что тебе положат.
     Я присвистнул.
     - А в чем дело? Почему такая горячка?
     - Ни в чем. И никакой горячки тут нет.
     - Тогда кто этот парень? Мэр, что ли?
     - Не скажу. А может, даже и не знаю. Речь идет об облачной слежке,  а
ты должен обеспечить качество и держать язык за  зубами.  Будешь  запросто
богатеть на три сотни в день.
     - Нет, пока не намекнешь, кто он, или на кого похож, -  запротестовал
я. - И вообще, оставим этот разговор. Рад бы услужить  бывшему  напарнику,
но мои каникулы начинаются в субботу.
     - Каникулы могут подождать. А работа - нет. Сегодня в  десять  вечера
пойдешь к западу по Шестьдесят седьмой улице между Первой и Второй  авеню.
Тебя подберет машина, и сидящий задаст несколько вопросов. Если ответы его
удовлетворят, он скажет все, что  надо  о  работе...  тебе  представляется
уникальная возможность, Гудвин. Не упусти ее. Ты сможешь нырнуть  в  самую
глубокую и быструю на свете денежную реку и  поплескаться  в  ней  в  свое
удовольствие.
     - Нет уж, дудки, - отмахнулся я, - ты предлагаешь мне  не  работу,  а
просто некий шанс попытаться за нес взяться, не говоря уж о том,  что  мне
она может не понравиться.
     И тогда, и десять минут спустя, когда Макс Кристи ушел, мне и  впрямь
не хотелось браться за это дело, но хотелось выяснить, с чем его едят.  Не
то, чтобы я всерьез надеялся, что  незнакомец  в  машине  может  оказаться
Арнольдом Зеком, но весь разговор  и  то,  как  он  был  обставлен,  такую
надежду, пусть даже призрачную, оставлял; а  такой  случай,  насколько  бы
нереальным он ни был, нельзя упускать. В самом деле,  разве  не  интересно
потрепаться с Зеком? А вдруг он даст мне повод заехать ему в ухо, и я  при
этом случайно сверну ему шею? Поэтому я  пообещал  Кристи,  что  в  десять
вечера буду в условленном месте на Шестьдесят седьмой улице. Правда,  ради
этого мне придется отменить уже назначенное свидание, но будь у меня  даже
один шанс из миллиона, я бы им воспользовался.
     Ладно, чтобы не затягивать эту историю слишком надолго, сразу  скажу:
тот, кто жаждал меня расспросить,  не  был  Арнольдом  Зеком.  Мало  того,
приехал он даже не в черном длинном "кадиллаке", а  всего  лишь  в  седане
"шевроле" с двумя дверцами, сорок восьмого года выпуска.
     Вечер выдался жаркий, и пока я шел вдоль  квартала,  я  сам  вспотел,
особенно  под  мышкой,  где   была   кобура.   Вереница   машин,   гуськом
выстроившихся  вдоль   тротуара   без   малейшего   промежутка,   казалась
нескончаемой, и когда у притормозившего "шевроле" открылась дверца и  меня
негромко окликнули, мне пришлось  протискиваться  между  двумя  бамперами,
чтобы прибраться к машине. Когда же я устроился  на  сиденье  и  захлопнул
дверцу, человек за рулем одарил меня долгим испытующим взглядом, а  потом,
ни слова не говоря, включил зажигание и "шевроле" плавно тронулся с места.
     Сидевший  по  соседству  со  мной  на   заднем   сиденье   незнакомец
пробормотал:
     - Вы, наверное, должны мне кое-что показать.
     Я достал пластиковый  футляр  с  водительскими  правами  и  лицензией
частного сыщика и предъявил ему. Когда мы остановились на  красный  сигнал
светофора у Второй авеню, он изучил документы при свете уличного фонаря  и
возвратил мне. Я уже начал сожалеть о потраченном вечере. Мало  того,  что
он был вовсе не Зек; он был одним из тех, кого я прежде не  встречал  и  о
ком даже не слышал. Кожи на его лице было куда больше, нежели требовалось;
она образовывала  гармошку  из  складок  и  морщин,  что,  по-видимому,  и
побудило его отпустить бороду - уж больно трудно выбривать такие складки.
     Когда перекресток остался позади, а "шевроле" продолжал  движение  на
запад, я сказал ему:
     - Я пришел по просьбе  Макса  Кристи...  Готов  вас  выслушать.  Хотя
пробуду в городе всего до субботы.
     Он буркнул:
     - Меня зовут Редер.
     Я поблагодарил его за доверие. Тогда он расщедрился еще пуще.
     - Я с Западного побережья - это на тот случай, если вы гадаете, как я
котируюсь. Сюда меня привел след, и я уже нашел, куда он тянется. Я мог бы
предоставить местным талантам завершить эту операцию, но все нити  в  моих
руках, и я должен проследить, чтобы ее довели до конца. - Либо у него была
привычка гнусавить, либо он по-другому не умел. - Кристи сказал,  что  нам
надо приделать "хвост" к одному человеку?
     - Да. Но я объяснил, что сейчас занят.
     - Вам надо выкроить для этого  время.  Слишком  много  поставлено  на
карту. - Он развернулся лицом ко мне. - Теперь придется изрядно  попотеть,
потому что он уже настороже. Болваны,  что  поработали  до  вас,  чуть  не
испортили  всю  малину.  Говорят,  только  вам  теперь  под  силу   спасти
положение, особенно с помощью парочки, что работала  на  Ниро  Вульфа.  Вы
можете с ними договориться?
     - С ними - да. Но со мной ничего не выйдет. Меня здесь не будет.
     - Пока-то вы здесь. Приступите к делу  завтра.  Как  Кристи  говорил:
пятьсот в день! Кроме обычной  слежки,  от  вас  ничего  не  требуется,  и
работаете вы на человека по имени Редер из  Лос-Анджелеса.  Свяжись  вы  с
местными, вроде Уилкса или Малютки Костигана, полиции это пришлось  бы  не
по вкусу, а со мной разве могут быть неприятности? Обо мне вы не  слышали.
Вы частный детектив. Я хочу  нанять  вас  за  приличную  сумму,  чтобы  вы
следили за человеком по имени  Рэкхем  и  докладывали  мне  обо  всех  его
передвижениях. Вот и все, ничего противозаконного.
     Мы пересекли Парк-авеню. Сумерки уже достаточно сгустились, и  я  мог
не волноваться, что мое лицо выдаст чувства, которые  всколыхнуло  во  мне
имя Рэкхем. А уж что творилось у меня внутри - это мое личное дело.
     - Сколько это может продлиться?
     - Не знаю. День или неделю, может - две.
     - А если случится что-то непредвиденное? Детектив не берется  кого-то
выслеживать, если не знает, о чем  речь  идет.  Вы  должны  были  хотя  бы
объяснить, чем вам так важен этот Рэкхем?
     Редер улыбнулся. И догадался я об этом по натянувшимся складкам лица.
     - У меня есть  подозрения  в  отношении  своего  компаньона,  который
приехал сюда, на Восток, заключить с Рэкхемом сделку и вытеснить  меня  из
бизнеса.
     - Что ж, это сойдет, если вы добавите  кое-какие  подробности.  Но  к
чему такая секретность? Почему вы не могли прийти ко  мне  в  офис  вместо
того, чтобы договариваться о встрече на улице ночью?
     - Не хочу мелькать в дневное время.  Не  хочу,  чтобы  мой  компаньон
узнал, что я здесь. - Редер снова улыбнулся. - Кстати, это  сущая  правда,
что я не желаю мелькать в дневное время... во всяком случае, лишний раз.
     - Охотно верю. Ладно, шутки в сторону - Рэкхемов не так уж много. А в
телефонном справочнике Манхэттена - ни одного. Имеете в  виду  того  Барри
Рэкхема, жену которого весной убили?
     - Да.
     Я хмыкнул.
     - Бывают же совпадения! Я был неподалеку, когда ее  убили,  а  теперь
мне предлагают следить за ее бывшим мужем. А вдруг его тоже ухлопают?  Вот
это будет совпадение! Мне бы  это  радости  не  доставило.  Я  черт  знает
сколько усилий потратил, чтобы выпутаться из тогдашней передряги и наконец
устроить себе каникулы. Если же его убьют...
     - А с какой стати?
     - Не знаю. Как не знаю,  почему  убили  миссис  Рэкхем.  Однако  нашу
встречу устроил Макс Кристи, который сам, правда, не забавляется стрельбой
по живым мишеням, но вращается в  кругах,  где  не  слишком  разборчивы  в
выборе средств. - Я махнул рукой. - Оставим эту тему. Если я прав,  то  вы
все равно мне не признаетесь. Важно другое: Рэкхем знает меня.  А  следить
за объектом, которому ты известен, трудно вдвойне. К чему такие сложности?
Почему бы вам не нанять...
     Я умолк, так как "шевроле" остановился на красный свет на перекрестке
Пятой авеню и одной из  Семидесятых  улиц,  а  наша  машина  с  опущенными
стеклами находилась на расстоянии вытянутой руки от соседней  машины,  где
стекла были также опущены.
     Когда зажегся зеленый и "шевроле" снялся с места, Редер заговорил:
     - Вы правы, Гудвин, дело довольно деликатное. В  нем  замешаны  люди,
доверяющие друг другу лишь  до  определенной  степени.  Пока  их  интересы
совпадают, они будут действовать рука об руку. Но если  подвернется  нечто
выгодное лишь одному из них, и это позволит устранить остальных, то  может
запахнуть жареным. Тогда каждый станет рассчитывать только  на  себя  либо
высматривать - на чьей стороне сила и примыкать к ней.  Вот  я,  например,
сейчас там, где сила. Но я вовсе не  пытаюсь  вас  завербовать;  при  всем
желании я не буду этого делать. Разве можем мы  вам  доверять?  Вы  чужак.
Все, что нам требуется,  так  это  квалифицированная  слежка.  Докладывать
будете мне, и только мне. Куда ты свернул, Билл?
     Водитель повернул голову вполоборота:
     - Здесь, в парке, попрохладнее.
     - Сейчас  везде  одинаково.  Я  предпочитаю  прямые  улицы.  Давай-ка
возвращайся.
     Водитель сказал "хорошо" обиженным тоном. Редер  снова  обратился  ко
мне:
     - Есть трое - Пензер,  Кэтер  и  Дэркин,  которые  время  от  времени
работали на Ниро Вульфа. Правильно?
     Я сказал, что да.
     - Они согласятся работать с вами?
     Я ответил, что, по моему мнению, - согласятся.
     - Тогда наймите их, и вам не придется высовываться. Мне известно, что
они мастера своего дела.
     - Саул Пензер - безусловно, лучший в  детективном  ремесле.  Кэтер  и
Дэркин - выше среднего уровня.
     - Большего вам и не надо. Теперь хочу задать вам  вопрос,  но  сперва
одно замечание. Водить клиента за нос дурно, вы это  сами  знаете,  но,  в
данном случае, это может быть куда хуже, чем дурно. Вы понимаете, к чему я
клоню?
     - Да, но вы опережаете события. У меня нет клиента.
     - О нет, вы заблуждаетесь. - Редер улыбнулся. - В противном случае  я
не стал бы терять времени. Вы были там,  когда  убили  миссис  Рэкхем,  вы
позвонили Ниро Вульфу, и шесть часов спустя он пропал, а вас задержали как
важного свидетеля. И вот теперь я хочу, чтобы вы сели на хвост Рэкхему,  а
вы  даже  не  знаете,  почему.   Можете   ли   вы   отказаться   в   таких
обстоятельствах? При вашем-то любопытстве. Немыслимо!
     - А вдруг, - предположил я, - я уже сыт по горло этой историей?
     - Постоянство, характерное для вас - важное качество для мужчины,  но
это заставляет меня вернуться к вопросу, о котором я упоминал. В настоящее
время вы вроде бы сами себе хозяин, но ведь вы очень долго  проработали  у
Ниро Вульфа. Вы до сих пор живете в его доме. Конечно,  вы  продолжаете  с
ним общаться - нет, нет, не отрицайте, - но нас это не касается,  если  он
не станет вмешиваться. Только зарубите себе на носу, что в  этом  деле  вы
работаете на того, кто вам платит. Если вам удастся узнать что-нибудь  про
Рэкхема и вздумается кому-то продать эти сведения, пусть даже Ниро Вульфу,
вы об этом горько пожалеете. Не стоит объяснять, насколько?
     - Нет. Если бы я стоял, у меня  бы  коленки  затряслись.  Для  вашего
сведения: я вовсе не знаю, где находится Ниро Вульф, не общаюсь  с  ним  и
совершенно не настроен снабжать его сведениями. А если я и возьмусь за это
дело, то только из врожденного любопытства.
     Борода заходила ходуном - это означало, что Редер потряс головой.
     - Не переусердствуйте, Гудвин.
     - Ни в коем случае. С какой стати?
     - Вы по-прежнему преданы Ниро Вульфу.
     - Ничего подобного.
     - Я бы уплатил целое состояние, чтобы узнать,  где  он  скрывается...
При условии, что вам это известно, конечно.
     - Не известно, - честно признался я. - Одно дело - не выдавать его, и
совсем  другое  -  таскать  с  собой  фотографию,  которую  вы,  очевидно,
заметили, когда я доставал футляр с водительскими правами. Я  не  скрываю,
что у Вульфа есть положительные черты, о  которых  я  не  раз  упоминал  и
восхищался ими,  но  теперь,  когда  прошло  столько  месяцев,  на  память
приходит лишь одно качество: Вульф невыносимый зануда.
     Водитель дернул головой и взглянул на меня, видимо, для  того,  чтобы
запомнить. Мы выехали из парка и вернулись  на  Пятую  авеню,  двигаясь  к
северу в районе Восьмидесятых улиц. Слова про Ниро Вульфа вылетели из моих
уст  невзначай,  поскольку  мои  мысли  были  в  этот  миг  далеко.   Кому
понадобился Рэкхем и почему? Если Зеку или кому-нибудь из его  сподручных,
значит, с  того  памятного  апрельского  дня,  когда  Зек  прислал  Вульфу
картонку с колбасой и потом позвонил с просьбой оставить Рэкхема в  покое,
случилось нечто из ряда вон выходящее. А если не Зеку? Тогда Макс Кристи и
Редер выступают на стороне враждебных Зеку сил, что делает  игру  в  одной
команде с ними такой же безопасной, как курение в  пороховом  погребе.  Но
как бы то ни было, разве могу  я  отказаться?  К  тому  же  меня  поразила
внутренняя логика. Почти пять  месяцев  назад  миссис  Рэкхем  наняла  нас
следить за своим мужем и уплатила  задаток,  на  чем  все  и  закончилось.
Теперь же я мог продолжать на том же самом месте, где мы прервались.  Если
Редер и его коллеги, кто бы они ни были, желали еще  и  заплатить  мне  за
это, не было смысла обижать их отказом.
     Так что, пока "шевроле" катил в северном направлении,  мы  с  Редером
порешили, что в принципе договоренность достигнута, и перешли к сути дела.
Поскольку  Рэкхем  уже  держал  ухо  востро,   круглосуточное   наблюдение
установить мы не могли, так как для него требуется не меньше дюжины людей,
а я мог положиться лишь на троих. А вдруг нет? Ведь и Саул, и Фред, и Орри
могли быть заняты в настоящую минуту.  Не  было  смысла  обсуждать  детали
предстоящей операции, пока я не знал, кто окажется  в  моем  распоряжении.
Поскольку  номера  телефонов  у  меня  всегда  в   голове,   я   предложил
остановиться у аптеки и воспользоваться телефонной будкой, но  Редеру  это
не понравилось. Он сказал, что лучше будет позвонить  из  моего  офиса  и,
поскольку я не возражал, велел водителю ехать на Мэдисон-авеню.
     В это время,  около  одиннадцати,  Мэдисон-авеню  была  уже  довольно
пустынна, и места для машин перед зданием, где размещался мой  офис,  было
хоть отбавляй. Редер сообщил водителю,  что  мы  вернемся  через  час  или
больше, и мы ушли,  оставив  его  в  машине.  В  лифте,  при  более  ярком
освещении, складки на лице Редера  были  не  столь  заметны,  и,  хотя  он
казался несколько моложе,  чем  в  машине,  в  бороде  я  разглядел  седые
волоски. Он стоял, прикрыв глаза и ссутулившись в углу кабины,  пока  лифт
не остановился на десятом этаже, а потом вышел  и  последовал  за  мной  к
двери с номером 1019. Я отомкнул  дверь,  впустил  Редера,  включил  свет,
указал ему на кресло, уселся за стол, придвинул к себе телефонный  аппарат
и начал набирать номер.
     - Подождите минуту, - пробурчал Редер.
     Я опустил трубку на рычажки, посмотрел  на  него,  впервые  разглядев
глаза, и вдруг явственно ощутил, как по спине  у  меня  пробежал  холодок.
Непонятно почему.
     - Нельзя, чтобы нас подслушали, - сказал он. - Насколько я могу  быть
уверен в этом?
     - Вы имеете в виду микрофоны?
     - Да.
     - О, с этим - полный порядок.
     - Лучше проверьте еще раз.
     Я повиновался. Особых трудов мне это не составило, поскольку комнатка
была небольшая, а стены в основном голые, тем не менее я тщательно облазил
все углы и даже не поленился отодвинуть стол и посмотреть за ним. Когда  я
выпрямился, подняв с  пола  закатившийся  со  стола  карандаш,  за  спиной
прозвучал голос Редера:
     - Я вижу, ты прихватил мой словарь.
     Уже совсем не гнусавый. Я развернулся  и,  остолбенев,  уставился  на
него. Глаза, конечно же, глаза... а если присмотреться, то и лоб, и уши...
Я имел полное право таращиться на него хоть целый час, но  не  имел  права
ронять свое достоинство. Поэтому усилием воли я заставил себя перестать на
него глазеть, обогнул стол, занял свое место, откинулся на спинку стула  и
заговорил, вложив в голос максимум безразличия:
     - Я узнал вас сразу же...
     - Не говори так громко.
     - Хорошо. Я узнал вас с первого взгляда, но из-за дурацкого  водителя
не мог...
     - Фу. У тебя даже ни малейшего подозрения не возникло.
     Я пожал плечами.
     - С вами  бесполезно  спорить.  Что  касается  словаря,  он  из  моей
комнаты; вы подарили его мне на Рождество одиннадцать лет  назад.  Сколько
вы теперь весите?
     - Я похудел на сто семнадцать фунтов.
     - Хотите знать, на кого вы похожи?
     Он скорчил гримасу. С его-то усами и морщинами для этого можно было и
не предпринимать усилий, но старые привычки бесследно  не  проходят,  даже
если их и подавлять в течение нескольких месяцев.
     - Я знаю, - ответил он. - На Филиберта,  принца  Савойского,  который
жил в шестнадцатом веке. - Он нетерпеливо махнул рукой. - Но это все может
подождать, пока мы вернемся домой.
     - Конечно, - поддакнул я. - Что такое еще один год или  два?  Правда,
теперь, когда я уже знаю, чего ждать, это будет не так занятно.  Чем  меня
это привлекало, так это напряжением. Думать и  гадать:  живы  вы  еще  или
померли? Пикник, да и только.
     Он хмыкнул.
     - Ничего другого я от тебя и не ожидал. Ты весь в этом, но  поскольку
я давно решил, что не буду обращать внимания на твои выходки, то мне  твое
паясничанье даже по душе. Впрочем, ты тоже  давно  решил,  что  не  будешь
обижаться на мои выходки. Пожмем мы наконец друг другу руки или нет?
     Я встал из-за стола и шагнул к нему навстречу. Он  тоже  поднялся  на
ноги и ступил  вперед.  Когда  мы  подали  друг  другу  руки,  наши  глаза
встретились и я постарался  подольше  не  отводить  взгляда,  поскольку  в
противном  случае  пожимал  бы  руку  незнакомцу,  да  еще  и   премерзкой
наружности. Каждый из нас вернулся на свое место.
     Усаживаясь на стул, я обратился к нему со всей учтивостью, на которую
был способен:
     - Вы уж извините, но время от времени  я  буду  закрывать  глаза  или
смотреть в сторону. Нужно время, чтобы к такому привыкнуть.

                                    13

     - Другого выхода у меня не было, - сказал Вульф. - Я взял  задаток  у
миссис Рэкхем, а ее убили. Я уже представлял ее интересы и, следовательно,
выступал против Арнольда Зека, хотя силы были неравными.  Мне  нужно  было
устроить ему ловушку. Как бы ты стал  действовать  в  мое  отсутствие?  Ты
должен был вести себя так, словно я исчез, а тебе ничего не известно.  Ты,
конечно,  умеешь  замечательно  притворяться,  это  верно,  но  стоило  ли
подвергать тебя столь тяжкому испытанию?
     - Ладно, хватит, - прервал я. - Приберегите на  лучшие  времена.  Как
обстоят дела сейчас, и есть ли у нас шансы? Хоть какие.
     - Думаю, что да. Если вся загвоздка была бы в том, чтобы  разоблачить
махинации Зека и вывести его на чистую воду, мне это было бы раз  плюнуть.
- Он щелкнул пальцами. - Но поскольку Зек должен быть  уничтожен...  скажу
лишь то, что достиг  стадии,  где  может  понадобиться  твоя  помощь.  Мне
удалось уже трижды поговорить с ним.
     - Кто вы все-таки сейчас и чем занимаетесь?
     - Я из Лос-Анджелеса. Покинув дом девятого  апреля,  я  уехал  на  юг
Техаса, к побережью Мексиканского залива, где провел самый трудный месяц в
своей жизни... кроме, пожалуй, одного, много лет  назад.  К  концу  месяца
узнать меня было уже нельзя. - Он содрогнулся.  -  Потом  я  отправился  в
Лос-Анджелес, где одно весьма значительное лицо почитает себя даже большим
моим должником,  чем  следовало  бы.  Влияние  у  него  огромное,  но  вот
репутация не слишком блестящая. К сожалению, одно не заменяет другое.
     - Я и не спорю.
     - Он свел меня с нужными людьми и занялся деятельностью несколько для
себя  непривычной.  Выглядел  я  ужасно,  но  в  той  среде   мою   щетину
воспринимали как желание изменить внешность, что было сущей правдой, а  на
людях я старался появляться как можно реже.  У  меня  было  два  бесценных
преимущества - мой ум и мой высокопоставленный должник, и, пожертвовав  на
время принципами, я в кратчайшие сроки  сумел  зарекомендовать  себя  выше
всяких похвал, особенно после того, как разработал хитроумный  способ  без
особого риска  выкачивать  крупные  суммы  денег  одновременно  из  десяти
человек. Конечно, мне сопутствовала удача, но без удачи с такой личностью,
как Зек, не выжить и уж тем более - не торжествовать победу.
     - Значит, в Лос-Анджелесе вам уже было оставаться небезопасно?
     - Вовсе нет. Но я уже и физически, и  психологически  подготовился  к
возвращению на Восточное побережье, так как знал,  что  тот,  кто  захочет
навести обо мне в Лос-Анджелесе справки, будет более чем  удовлетворен.  Я
вернулся двенадцатого июля. Помнишь, я  однажды  рассказывал  об  Арнольде
Зеке, именуя его Иксом, семейству Сперлингов?
     - Да.
     - Я вкратце обрисовал  иерархию  преступления.  В  самом  низу  ее  -
преступник или банда. Ему крайне редко удается избежать связей  с  другими
преступниками из-за необходимости избавляться от добычи  или  обеспечивать
защиту от разоблачения и обвинения. Ему  требуется  укрыватель  краденого,
адвокат, свидетели для алиби, свой  человек  в  полиции  или  политических
кругах, словом, ему всегда нужен кто-то еще. Он обращается  к  тому,  кого
знает или о ком слышал, - назовем его А. В случае каких-то  затруднений  А
советуется с Б. Возможно, Б может помочь; если же нет, то он просит В. Как
правило, В в состоянии найти выход, если же нет, то он вынужден  связаться
с Г. Уже становится теплее. Г имеет доступ к Арнольду  Зеку  не  только  в
описанных случаях, но и  в  связи  с  одной  или  несколькими  операциями,
которыми руководит Зек.
     Вульф постучал себя по груди указательным пальцем - жест, которого  я
прежде не видел; должно быть, Вульф обзавелся им  одновременно  с  кожными
складками и усами.
     - Так вот, Арчи, я - как раз Г.
     - Поздравляю.
     - Спасибо. Тем более, что я и впрямь заслужил поздравления.  Посмотри
на меня.
     - Угу, я глаз не отвожу. Подождите, пока вас увидит Фриц.
     - Да, если ему доведется меня увидеть, -  мрачно  произнес  Вульф.  -
Пока у нас есть только надежда. Если бы от нас  требовалось  только  найти
доказательства причастности Зека к разного рода преступлениям, проблем  бы
не было; мне ничего не стоит добыть их. Но у него всегда найдется  столько
защитников,  что  осудить   его   практически   невозможно.   Бессмысленно
надеяться, что правосудие восторжествует, но даже случись невероятное,  он
продолжал бы жить, так что все это бесполезно. Теперь же, когда я  объявил
Зеку войну, и ему это известно, возможны лишь два исхода...
     - Откуда ему известно?
     - Он меня знает. И поэтому понимает, что я твердо намерен разоблачить
убийцу миссис Рэкхем. Он рассчитывает помешать мне. Однако...
     - Минутку. Допустим, ему  известны  намерения  Ниро  Вульфа,  но  как
насчет Редера? Вы говорите, что вы  Г.  Значит,  вы  состоите  у  Зека  на
жалованьи?
     -  Нет.  Мне  поручили  внедрить  здесь  ту  систему   безнаказанного
выкачивания денег, что  я  разработал  в  Лос-Анджелесе.  Мои  способности
настолько поразили Зека, что он возложил на меня и другие обязанности.
     - А Макс Кристи и водитель "шевроле" - они тоже люди Зека?
     - Да... но они мелкие сошки.
     - Тогда зачем понадобилась слежка за Парри Рэкхемом? Разве не Зек ему
платит?
     Вульф вздохнул.
     - Арчи, будь у нас время, я бы тебе многое порассказал. Я бы  прикрыл
глаза и представил, что я дома. - Он резко качнул головой. - Но мы  должны
вернуться к делу. Я сказал, что водитель  -  мелкая  сошка,  но  это  лишь
догадка. Поскольку я человек новый и  недостаточно  проверенный,  за  мной
наверняка  наблюдают,  и  я  даже  допускаю,  что  водитель  может   лично
докладывать Зеку о моем поведении. Вот почему я  продлил  наш  разговор  в
машине, прежде чем предложил поехать сюда. Нам не следует оставаться здесь
больше часа, поэтому...
     Он замолк, так как я нажал на ручку двери и приоткрыл ее. Я подкрался
к двери на цыпочках, пока он разглагольствовал. Убедившись, что  вестибюль
пуст, я закрыл дверь и вернулся на место.
     - Я задал простой вопрос, -  запротестовал  я,  -  зачем  приставлять
"хвост" к Рэкхему?
     - Сколько времени, - в свою очередь спросил Вульф, - уходило у нас  с
тобой на обсуждение такого пустяка, как подделки чеков?
     - О, да сколько угодно, от четырех минут до четырех часов.
     - Тогда сколько мы тратим сейчас? Кстати, со следующей недели  можешь
опять выписывать себе чеки. Сколько ты взял из ячейки сейфа в Нью-Джерси?
     - Нисколько. Ни единого цента.
     -  Зря.  Деньги  были  положены  туда  именно   на   случай   срочной
необходимости,  если  таковая   возникнет.   Ты   расходовал   собственные
сбережения?
     - Только чтобы обзавестись вот этими пустячками, -  я  обвел  комнату
рукой. - Но я уже давно вернул их с лихвой. Кстати, я не слишком  загружал
себя работой, так что мой доход от частного сыска превысил мое жалованье у
вас лишь в два с небольшим раза.
     - Не верю.
     - Я и не рассчитывал, что  вы  поверите,  поэтому  возьму  аудиторную
справку... - Я прервался. - Проклятье! Мои каникулы!
     Вульф фыркнул.
     - Если мы покончим с Зеком, ты сможешь взять целый месяц. Если же  он
покончит со мной... - Он задумался. - А так и получится, черт возьми, если
мы не приступим к  делу.  Ты  спросил  про  Рэкхема;  да,  источником  его
доходов, который просила установить его супруга, и впрямь оказался Зек. Их
познакомил Кэлвин Лидс.
     - Лидс? - я приподнял брови.
     - Не пори горячку. Лидс продавал Зеку собак для охраны  дома;  продал
двух и провел неделю в доме Зека, натаскивая их. Зек  своего  не  упустил.
Рэкхема он использовал  в  самых  безобидных  операциях  -  в  организации
азартных игр для толстосумов.  Потом,  когда  Рэкхем  унаследовал  большую
часть состояния супруги, дело приняло новый оборот;  как  раз  тогда  я  и
приехал, шесть  недель  назад.  Мне  удалось  раздобыть  нужные  сведения.
Конечно, приходилось действовать с удвоенной осторожностью, ведь я был для
них человеком новым, но, с другой стороны, в том таилось и преимущество. Я
готовил список возможных кандидатур для внедрения своей системы, а для нее
совершенно идеально подходит лицо в должности,  которую  как  раз  занимал
Рэкхем, так что вполне  естественно,  что  мне  следовало  навести  о  нем
тщательные справки. О большем и мечтать не приходилось, ведь у меня, как и
ожидалось, возникли определенные сомнения и даже подозрения на  его  счет,
вплоть до того, что показалось не  лишенным  смысла  организовать  за  ним
наблюдение. К счастью, мне не пришлось предлагать для этой цели тебя; твоя
кандидатура уже обсуждалась по рекомендации Макса  Кристи.  Тут,  конечно,
нужно возблагодарить случай, потому что сам я не рискнул бы  назвать  твое
имя. Я даже планировал пронести операцию без твоего участия,  но  с  тобой
мне будет несравненно легче.
     - Так что - приступать? Звонить  Саулу,  Орри  и  Фреду?  Следить  за
Рэкхемом?
     Вульф бросил взгляд на часы. Благодаря этому  маскараду  он  приобрел
массу новых привычек. За все годы, что я его знал, у него никогда не  было
наручных часов, теперь же он так естественно посмотрел на запястье,  будто
родился в часах. Правда, в прежние времена ремешок ему пришлось бы  делать
на заказ.
     - Я сказал этому человеку, что мы вернемся через час  или  больше,  -
произнес  Вульф,  -  но  лучше  нам  не  задерживаться.  Один  повод   для
подозрения, - и со мной покончено. Для них нет  ничего  невозможного;  они
могут даже выяснить, звонили ли мы по телефону.  Проклятье,  нам  еще  так
много надо обсудить.
     - Отошлите его, и мы где-нибудь встретимся.
     - Невозможно. Мы нигде не будем в безопасности... за исключением лишь
одного места. Есть лишь одна-единственная  причина,  дающая  право  любому
мужчине провести довольно значительное время в спокойной обстановке  и  не
отчитываться за каждую  минуту.  Нам  нужна  женщина.  Ты  знаешь  все  их
разновидности.
     - Не все, - возразил я. - Я очень разборчив. Какая разновидность  нам
требуется?
     - Довольно молодая, привлекательная,  внешне  кокетливая,  беззаветно
преданная тебе, умеющая держать язык на привязи и не пустоголовая.
     - Господи, знай я, где найти такую, я  был  бы  уже  давно  женат.  Я
слагал бы о ней оды и пел...
     - Арчи, - рявкнул Вульф, - если при всей твоей любви к  удовольствиям
ты не в состоянии предъявить мне ни одной  такой  женщины,  то  я  в  тебе
жестоко ошибся. Конечно, рискованно довериться кому-то,  но  любой  другой
путь для нас еще более рискован.
     Я сложил губы трубочкой.
     - Рут Брейди?
     - Нет. Она - детектив, и ее знают. Совершенно неприемлемо.
     - Есть еще одна, которая может на это согласиться  в  компенсацию  за
отмененное путешествие в Норвегию. Могу спросить.
     - Как ее зовут?
     - Вы ее знаете, Лили Роуэн.
     Он скорчил гримасу.
     - Она богата, невоздержанна, и у нее дурная репутация.
     - Чушь. Конечно, денег у нее и впрямь куры не клюют, но она вовсе  не
невоздержанная,  а  игривая.  И  она  нам  здорово  помогла  уличить  того
провинциального убийцу. Помните?.. А больше у меня никого  нет.  Позвонить
ей?
     - Да.
     - И что сказать?
     Он объяснил:  я  получил  ответы  на  несколько  интересовавших  меня
вопросов, еще раз подтвердил, что лучшей кандидатуры  у  меня  нет,  после
чего, наконец, подтянул к себе  телефонный  аппарат  и  набрал  ее  номер.
Никого. Я попытал счастья в "Черчилле"; туда она не заглядывала. Третьим в
списке любимых мест ее времяпрепровождения числился клуб "Фламинго". Здесь
мне повезло. В ответ на вопрос, кто ее спрашивает,  я  попросил  передать,
что Эскамильо, хотя довольно много воды  утекло  с  тех  пор,  как  она  в
последний раз назвала меня так.
     Через несколько минут послышался ее голос:
     - Арчи? Ты ли это?
     - Я предпочитаю  Эскамильо,  -  твердо  сказал  я.  -  Так  надо  для
конспирации. Ты уже навеселе?
     - Приезжай и проверь. Все равно мои провожатые мне  уже  осточертели.
Послушай, я незаметно улизну, мы встретимся перед входом и закатимся в...
     - Нет. Я работаю, влип в историю и нуждаюсь  в  помощи.  Ты  как  раз
относишься к той разновидности женщин, которую мы ищем, и  я  плачу  целый
доллар в час, если  ты  справишься  с  заданием.  Предлагаю  тебе  принять
участие в потрясающей  новой  авантюре.  Ты  за  всю  жизнь  ни  цента  не
заработала, а это уникальный шанс. В каком ты настроении?
     - Я умираю от скуки, но если мы с тобой потанцуем раз шесть, то...
     - Только не сегодня, моя козочка. Я же работаю, черт побери!  Так  ты
поможешь?
     - Когда?
     - Прямо сейчас.
     - А это хоть забавно?
     - Умеренно. Хвастаться нечем.
     - Ты за мной заедешь?
     - Нет. Я собираюсь... Слушай внимательно. И не перебивай.
     - Я как раз об этом подумала. Даже сказала себе: "Лили, милочка, если
он начнет говорить, ты должна внимательно слушать,  потому  что  он  такой
застенчивый и ранимый..." Ты что-то сказал?
     - Я сказал - замолчи! Я в своем  офисе.  Со  мной  один  человек.  Мы
выходим, как только я повешу трубку. Я поеду к  тебе  и  буду  ждать  тебя
перед входом. Этот человек...
     - Тебе не придется ждать!..
     - Не перебивай, пожалуйста. Отсчет первого часа уже  пошел,  так  что
теперь за твое время плачу я. Так вот, этого человека внизу ждет машина  с
шофером. Они подъедут к "Фламинго", а ты уже будешь их ждать перед  входом
и, как только он откроет дверцу, сядешь в машину, не  дожидаясь,  пока  он
вылезет тебе навстречу, как джентльмен, поскольку он не джентльмен. Ты  не
должна говорить с шофером, который отвезет вас к тебе  домой,  где  я  уже
буду вас ждать.
     - Если я только не сяду в другую машину, то...
     - Я как раз собирался тебе сказать. Это темно-серый седан  "шевроле",
сорок восьмого года, с двумя дверцами, нью-йоркским  номером  ОА  шесть  -
семь - один - один - три. Запомнила?
     - Да.
     - Повышаю твою ставку до доллара и десяти центов в час. Твой  спутник
будет называть тебя Лили, а ты зови его Пит.  Особенно  не  увлекайся,  но
постарайся, чтобы у  водителя  сложилось  впечатление,  что  ты  счастлива
встрече с Питом и с нетерпением предвкушаешь удовольствие провести  с  ним
несколько часов у себя дома. Но...
     - Мы с ним встречаемся после долгой разлуки?
     - Молодец. Доллар и двадцать центов. Я как раз хотел  сказать,  чтобы
ты не уточняла, когда вы виделись в последний раз - неделю назад  или  два
месяца. Просто ты рада вашей встрече, потому что ты его любишь, только  не
думай, что ты Полетт Годдар [известная киноактриса 30-х  годов,  партнерша
Чарли Чаплина], и не переиграй. Расслабься.  Представь,  что  с  тобой  я.
Правда, в этом и  есть  самая  закавыка.  Тебе  придется  очень  несладко.
Впрочем, когда ты его увидишь, то сама поймешь.
     - А что с ним такое?
     - Не спрашивай. Он достаточно стар, чтобы быть  твоим  отцом,  а  при
известном воображении - и дедом. У него  усы  с  проседью.  Дряблое  лицо.
Отгоняй прочь ощущение, что это кошмарный сон и...
     - Арчи! Это Ниро Вульф!
     Черт бы побрал эту женщину! Я ведь ни намека, ни повода не давал! Мой
мозг лихорадочно заработал.
     - Конечно, - восхищенно ответил я. - И как ты  догадалась?  Будь  это
он, разве я первым же делом укротил бы свою ревность и позволил вам сидеть
вдвоем на заднем сиденье? Ладно, тогда называй его не Пит, а Ниро.
     - Кто же он в таком случае?
     - Его зовут Пит Редер, и нам  с  ним  предстоит  долгий  и  серьезный
разговор, который не попадет в газеты.
     - Мы можем захватить его с собой в Норвегию.
     - Возможно. Норвегию мы еще обсудим.
     - Хорошо, хорошо, я буду ждать на тротуаре через десять  минут,  даже
раньше, чтобы побыстрее увидеть моего обожаемого Пита.
     - Только никому ни слова.
     - Нет, конечно.
     -  Пока  я  тобой  доволен.  Так  ты,  пожалуй,  и  на  пенсию   себе
заработаешь. Буду с нетерпением ждать тебя перед дверью.
     Я повесил трубку и обратился к Вульфу:
     - Все улажено.
     В ответ он пробурчал из кресла:
     - Ты только слегка перестарался. Насчет кошмарного сна, например...
     - Да, сэр, - согласился я. - Я вошел в раж.
     И уставился на него. А он - на меня.

                                    14

     Поскольку я не  намерен  переводить  бумагу  на  то,  чтобы  излагать
подробности нашей пятичасовой конференции с Ниро Вульфом в гостиной у Лили
Роуэн,  я  мог  бы  начать  сразу  со  следующего  утра,  кабы   не   одно
обстоятельство. Дело в том, что мне придется сперва рассказать о том,  как
они подошли к дверям роскошных апартаментов с террасой,  которые  занимала
Лили под крышей дома на  Восточной  Шестьдесят  третьей  улице.  Вульф  не
раскрывал рта и даже не смотрел на меня. Лили же радостно поздоровалась со
мной за руку (я даже не припомню, когда такое случалось), отомкнула дверь,
и мы вошли. Оставив на вешалке ее накидку и шляпу Вульфа, мы прошествовали
в гостиную, где Лили с ходу перешла к активным действиям.
     - Арчи, - заявила она, - я давно знала, что в  один  прекрасный  день
случится нечто такое, что вознаградит меня  за  все  потраченное  на  тебя
время. Просто печенкой чуяла.
     Я кивнул.
     - Естественно.  Кстати,  ты  не  останешься  без  барыша,  даже  если
угостишь нас бутербродами, тем более, что Пит -  едок  никудышный.  Он  на
диете.
     - Я вовсе не деньги имела в виду, хотя бутербродов тоже не пожалею. Я
имела в виду славу,  которую  приобрету  благодаря  тебе.  Я  единственная
женщина в Америке, которой посчастливилось пообниматься  с  Ниро  Вульфом.
Кошмарный сон - ха! Да он просто душка!
     Вульф, который уже уселся, наклонил  голову  и  насупился  на  нее  -
лицемер несчастный.
     Я старательно улыбнулся.
     - Я передал Питу твои слова о том, что он -  Ниро  Вульф,  и  он  был
польщен. Так-то, знаменитость в юбке.
     Она помотала головой.
     - Не старайся, Эскамильо. Я  вас  раскусила.  -  Она  придвинулась  к
Вульфу, глядя на него сверху вниз. - Не расстраивайтесь, Пит. Я бы никогда
вас не узнала - вас никто не сможет узнать; и вы не виноваты. Это все  мой
герой. Арчи - ужасный сноб. Трудно сосчитать, сколько раз его жизнь была в
опасности, и ни разу - ни разу! - он  не  обратился  ко  мне  за  помощью.
Гордец несчастный! И вдруг ни с того ни с сего он срывает меня с  пирушки,
когда веселье в самом разгаре, и понуждает тискаться на заднем  сиденье  с
каким-то подозрительным субъектом. Есть один человек в мире, ради которого
он устроил бы такое - это вы. Так что ласки в машине я вам расточала вовсе
не из послушания, я знала, что делаю. И не волнуйтесь на мой счет: что  бы
вы ни замыслили, мой рот на замке. А для меня вы навек останетесь Питом. О
Господи,  единственная  женщина  в  Америке,  которая  миловалась  с  Ниро
Вульфом... по гроб не забуду. А теперь пойду и займусь бутербродами. Что у
вас за диета?
     - Я ничего не хочу, - процедил сквозь зубы Вульф.
     - Быть не может. Хотя бы персик? Или виноград?  А  может  -  салатный
лист?
     - Нет!
     - Стакан воды?
     - Да!
     Метнув на  меня  плотоядный  взгляд,  она  вышла  из  комнаты.  Через
мгновение на кухне послышалась возня.
     Я накинулся на Вульфа:
     - Вы сами сказали, что нам нужна женщина.
     - Ты ее выбрал.
     - А вы согласились.
     - Теперь поздно, - уныло сказал он. - Мы влипли. Она проболтается.
     - Есть один выход, - предложил я. - Женитесь  на  ней.  Мужа  она  не
выдаст. Тем более, что даже за одну  столь  непродолжительную  поездку  вы
ухитрились...
     Я прервался на полуслове. Верно, лицо было чужое, но  выражения  глаз
было вполне достаточно, чтобы я понял, что преступил границы дозволенного.
     - Есть другое предложение, - сказал я как ни в чем  не  бывало.  -  Я
знаю ее как облупленную. Одно из двух: либо вы завтра  пойдете  к  Зеку  с
повинной и во всем  признаетесь,  либо  Лили  проболтается,  невольно  или
добровольно. Ставлю десять зеленых, что первое может случиться с такой  же
вероятностью, как и второе.
     - Она - женщина, - прорычал он.
     - Хорошо, тогда принимайте пари.
     Об заклад мы так и не побились. Не потому,  что  Вульф  согласился  с
моей оценкой Лили Роуэн, но просто у бедолаги  выхода  не  было.  Что  ему
оставалось делать? Он не мог даже вернуться в подполье, чтобы  начать  все
сызнова. С тех самых пор и вплоть до окончания этой истории  ему  пришлось
терпеть вдесятеро большее напряжение, чем мне. И это не замедлило  на  нем
сказаться, что я заметил уже ночью, когда Лили отправилась на покой, а  мы
с Вульфом до рассвета  не  смыкали  глаз  и  продолжали  обсуждение  после
восхода солнца. Ушел он в шесть утра. После этого я тоже имел  право  уйти
без особого риска, поскольку тот, кто мог  караулить  Редера,  оставил  бы
свой наблюдательный пост после его ухода, но, обмозговав все услышанное от
Вульфа, я предпочел не искушать судьбу, поэтому прикорнул на два  часа,  а
потом  поехал  домой,  на  Тридцать  пятую  улицу,  где  принял  ванну   и
позавтракал.
     В десять я уже  сидел  в  1019  и  накручивал  диск  телефона,  чтобы
разыскать Саула, Орри и Фреда.
     Сказать, что мне все это нравилось, я бы не рискнул. То, что  затевал
Вульф, могло выгореть разве что в одном  случае  из  тысячи,  причем  одно
дело, когда вы просто стремитесь уличить преступника и  знаете,  что  даже
если допустите где-то промашку, то  ничего  еще  не  потеряно,  но  совсем
другое, когда промашка будет стоить вам жизни.  Ясное  дело,  я  рассказал
Вульфу все, что знал, не упустив посещение и  дружеский  совет  инспектора
Кремера, но это лишь подлило масла  в  огонь  и  укрепило  упрямца  в  его
замыслах. Поскольку сам Зек через меня занялся Рэкхемом всерьез, шансы  на
то,  что  убийца  миссис  Рэкхем  с  благословения  Зека  познакомится   с
электрическим стулом, возросли, а так  как  Вульф  ни  на  что  другое  не
подряжался, то почему бы ему этим и не довольствоваться? Хотя бы на первое
время, чтобы перевести дух. Мне с моими обязательствами было куда сложнее.
Но я поклялся, что во что бы то  ни  стало  посещу  Норвегию,  прежде  чем
испустить дух.
     Итак,  все  это  мне  не  нравилось,   поэтому   предстояло   решить,
ввязываться ли мне в драку или выйти из игры. Я подбросил монетку: решка -
ввязываюсь, орел - выхожу. Выпал орел, но я воспользовался правом  вето  и
аннулировал его, поскольку уже поговорил с Орри  Кэтером  и  назначил  ему
встречу на полдень; к тому же я оставил  записки  Фреду  Дэркину  и  Саулу
Пензеру. Я еще раз кинул монетку - опять орел. Я попытал счастья снова - и
выпала решка, что положило конец всем сомнениям. Придется, очертя  голову,
кидаться в сечу.
     Следить за Барри Рэкхемом  было  одно  удовольствие,  особенно  когда
пошла вторая неделя. Жаль, конечно, было тратить время гения слежки, Саула
Пензера,  на  подобный  балаган,  но  само  присутствие  Саула  прибавляло
уверенности. Когда в среду вечером, собрав всех вместе в 1019, я  проводил
инструктаж, Саул примостился на краешке стола, поскольку в моем офисе было
всего три стула. Ростом Саул явно не вышел и, если  бы  не  огромный  нос,
вообще был бы ничем не примечателен, но поверьте мне на слово -  по  части
слежки его еще никто не переплюнул. Фред  Дэркин,  напротив,  крупнотелый,
неповоротливый,  с  мясистым  багровым  лицом,  в  обонянии  явно  уступал
доберману-пинчеру, но по внешности из всего собачьего племени приближался,
пожалуй, к бульдогу.  Орри  Кэтер  отличался  крепким  телосложением,  был
строен и красив, настоящий ладный кавалер, который прекрасно смотрелся  бы
на любом званом ужине. Закончив давать наставления, я перешел от мелочей к
основному.
     - Что касается моей роли, - поведал я, - то я занимаюсь  этим  только
для того, чтобы поразмяться. Контактировать будете только со мной. Клиента
у нас нет.
     - Господи, - изумился Фред, - и ты отваливаешь  сотню  монет  в  день
сверх расходов? Пожалуй, придется потребовать с тебя аванс.
     - Обращайся в НУТО [Национальное управление  трудовых  отношений],  -
жестко посоветовал я. - И вообще, нечего фамильярничать с работодателем.
     -  И  конечно,  -  заявил  Орри  с  понимающей  ухмылкой,  -   чистое
совпадение, что  как-то  раз  вы  с  Барри  Рэкхемом  оказались  на  месте
преступления. Когда тебя потом упрятали в каталажку.
     - Это не имеет отношения к  делу.  Не  отвлекайтесь,  джентльмены.  Я
хочу, чтобы вы уяснили: по большому счету мне плевать, куда Рэкхем  ходит,
что он делает или с кем общается. Вы должны следовать за ним  по  пятам  и
обо всем докладывать мне, как и подобает нормальным агентам, только  я  не
хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Поэтому, если он  набросится  на  вас  и
начнет швыряться булыжниками, повернитесь и  удирайте.  Если  же  случится
так, что вы его упустите, а такое неминуемо случится,  не  рвите  на  себе
волосы и не посыпайте их пеплом.
     - Пожалуй, придется нам застраховаться, - прыснул  Фред.  -  Тогда  и
поговорим.
     - Не хочешь ли ты сказать, - серьезно спросил Саул Пензер, - что  все
это задумано лишь для того, чтобы заставить его нервничать?
     - Нет. Вы должны отнестись к заданию со всей ответственностью. Просто
речь не идет о жизни или смерти... пока во всяком случае.  -  Я  отодвинул
стул  и  поднялся  на  ноги.  -  А  теперь  я  хочу  доказать,  что,  став
работодателем, я ничуть не изменился. Вы  можете  по-прежнему  звать  меня
Арчи. Предлагаю вам поехать со мной на Тридцать пятую улицу, где нас  ждет
колода карт, Фрица возьмем пятым, а когда закончим, я одолжу вам на такси.
     Для протокола: я спустил двенадцать долларов.  Выиграл,  как  всегда,
Саул. Хотя однажды, когда мне пришли  три  девятки,  надо  было...  ладно,
расскажу в другой раз.
     Рэкхем обитал в "Черчилле", в роскошных апартаментах с кондиционером,
размещенных в башне. За первую неделю мы узнали о нем столько, что хватило
бы на биографию. Например, он никогда не высовывал носа  до  часа  дня,  а
как-то раз даже до четырех. Посетил он за это время два банка, адвокатскую
контору, девять баров, два клуба, парикмахерскую, семь разных магазинчиков
и универмагов, три ресторана, три театра, два ночных заведения, ну и  так,
по мелочам. Обедал он обычно с мужчиной или мужчинами, а ужинал  с  дамой.
Правда, не с одной и той же; за неделю мы насчитали трех. По  словам  моих
агентов, они составили бы честь  прекрасному  полу,  американскому  образу
жизни и Международному союзу производителей дамского платья.
     Я, конечно, и  сам  немного  не  выдержал,  чуток  потрудился,  но  в
основном переложил бремя слежки на плечи бравой троицы. Не потому,  что  я
бил баклуши. Мне пришлось провести немало часов в обществе  Лили  Роуэн  и
как  компенсацию  за  отложенное  на  неопределенный  срок  путешествие  в
Норвегию, и для того, чтобы проверить, насколько прав я был  в  оценке  ее
качеств,  которую  дал  Вульфу.  Мне  не   пришлось   раскаиваться   из-за
содеянного. Правда, однажды, во время танца, она чуть повздыхала  по  Питу
Редеру, да еще разок, когда мы были у нее дома, призналась, что  не  прочь
снова пособить мне в работе, но после того, как я тактично  намекнул,  что
служебные вопросы в моей повестке дня не числятся, она любезно согласилась
на то, что я предложил ей взамен.
     Были у меня и другие заботы, например, ежедневно  печатать  отчет  по
Рэкхему. Каждый день, ближе к вечеру Макс  Кристи  наведывался  ко  мне  в
офис, прочитывал отчет за предыдущие сутки и  задавал  вопросы.  Когда  он
высказывал недовольство, я терпеливо объяснял, почему  не  могу  выставить
перед дверью люкс-апартаментов Рэкхема человека, который фотографировал бы
всех входящих и выходящих, не забывая, впрочем, подчеркнуть, что мы  можем
дать подробный отчет более  чем  о  восьмидесяти  процентах  времени,  что
Рэкхем проводит вне дома, а для Нью-Йорка это потрясающее достижение.
     Правда,  у  меня  было  преимущество,  заключающееся   в   том,   что
драгоценный Пит Редер объяснил мне положение вещей, благодаря чему я  знал
всю подноготную подручных Зека. Вестчестер их немного  беспокоил,  правда,
куда меньше, чем Нью-Йорк. Вскоре после того, как  Барри  Рэкхем  сделался
миллионером благодаря тому, что  кто-то  всадил  нож  в  его  супругу,  он
передал Зеку, чтобы тот больше на него не рассчитывал. Малютка Костиган по
заданию своего шефа подкатил к Рэкхему,  надеясь  припугнуть  и  урезонить
его, но нувориш спустил бывшего соратника с лестницы. В Вашингтоне  власти
подняли бучу по  поводу  обнаглевшего  рэкета  и  расцвета  азартных  игр,
которая эхом откликнулась и  в  Нью-Йорке,  где  по  инициативе  окружного
прокурора прокатилась мощная волна внезапных налетов  и  арестов,  поэтому
вполне возможно, что,  окажись  в  одном  из  моих  отчетов  упоминание  о
посещении Рэкхемом прокурорской конторы или, наоборот, о визите  помощника
прокурора к Рэкхему, не избежать бы нашему богатому наследнику несчастного
случая вроде автомобильной катастрофы, или же, нашпигованный  свинцом,  он
мог случайно свалиться в Ист-Ривер и захлебнуться.
     Вот почему Вульф  не  пожалел  времени  и  самым  тщательным  образом
проинструктировал меня, что включать в отчет, а что - нет.
     Тем временем от Вульфа не было ни слуху ни духу. Мы уговорились,  что
он даст мне знать, как только заварится  какая-то  каша,  но,  на  крайний
случай, я сам знал, как найти его.
     У меня все шло по плану, и вот, на девятый день, в  пятницу,  первого
сентября,  настала  пора  переходить   в   наступление.   Подготовка   уже
завершилась. Саул, действуя строго  по  инструкции,  позволил  себе  разок
попасться на глаза Рэкхему, Орри сделал это дважды,  Фред  же  по  меньшей
мере трижды, хотя никаких указаний на сей счет не получал. Я  тоже  вложил
свою лепту, задержавшись однажды вечером у входа в ресторан "Кривой  обод"
в ту минуту, когда Рэкхем выходил  оттуда  со  своей  компанией.  Итак,  в
пятницу, в пять часов вечера, когда  Саул  позвонил  мне  и  доложил,  что
объект только  что  вошел  в  бар  "Романс"  на  Сорок  девятой  улице,  я
отправился  на  прогулку,  наткнулся  на  Саула,  который  с   необычайным
интересом разглядывал витрину, велел ему топать домой к жене и детишкам, а
сам направил свои стопы к бару "Романс" и, отбросив сомнения, вошел.
     Внутри яблоку было негде упасть.  За  столиками  размером  с  суповую
миску теснилось человек по пять. Не оглядываясь по сторонам, я протолкался
к длинной стойке, где двое выпивох, утратив бдительность,  оставили  между
своими телами зазор шириной с кулак, в который я и протиснулся. Не  прошло
и часа, как бармен заметил мое присутствие и даже не протестовал, когда  я
заказал рюмку. Повертев невзначай головой,  я  засек  столик,  за  которым
ютился Рэкхем с двумя незнакомыми мне мужчинами, повернулся к ним спиной и
продолжал наблюдение в зеркало за стойкой.
     Я не рассчитывал, что он клюнет с первой насадки; мне  казалось,  что
нужно помозолить ему глаза еще раза два или три. Но, видно, он уже созрел.
Я потягивал второй коктейль, когда отражавшаяся в зеркале троица  оставила
столик и начала пробиваться сквозь толпу к выходу. Я отвел взор и принялся
любоваться своими ногтями. Убедившись,  что  те  трое  вышли,  я  двинулся
следом и, покинув бар, завернул вправо, чтобы провести  рекогносцировку  с
порога близлежащего магазинчика. Я был в двух шагах от него,  когда  из-за
плеча послышался голос:
     - Я здесь, Гудвин.
     Я обернулся, напустив на себя испуганный вид.
     - О, это вы, здравствуйте.
     - В чем дело? - накинулся он.
     - Какое дело? - вежливо переспросил я. - У меня их хоть пруд пруди.
     - Это точно. Кроме вас, я уже  знаю  еще  троих.  Кто  это  так  мною
интересуется?
     - Понятия не имею. - Я постарался вложить побольше сочувствия в  свой
голос. - А что, вам докучают?
     Кровь прилила к его лицу, а губы задрожали. Правая рука чуть  заметно
дернулась.
     - Только не на улице, - предупредил я. -  Соберется  толпа,  особенно
после того, как я нанесу ответный удар. Смотрите, на нас уже оглядываются.
Вы застыли в позе Джека Демпси [знаменитый боксер-профессионал].
     Рэкхем немного расслабился.
     - Кажется, я понял, - прошептал он.
     - Вот и ладушки. Значит, от меня больше ничего не требуется?
     - Я хочу поговорить с вами.
     - Я к вашим услугам.
     - Не здесь. Идемте ко мне в "Черчилль".
     - Хорошо. В следующий вторник у меня как раз будет свободный часок.
     - Нет. Мы пойдем прямо сейчас.
     Я пожал плечами.
     - Только не вместе. Вы идите вперед, а я потрушу сзади.
     Он развернулся и зашагал прочь. Я отпустил его шагов  на  двадцать  и
двинулся следом. Когда объект  назначает  вам  свидание,  следить  за  ним
становится гораздо проще и, поскольку идти нам предстояло всего  несколько
кварталов, эта прогулка вообще превратилась бы  в  сплошное  удовольствие,
если бы Рэкхем не летел с такой скоростью. Мне пришлось показать  все,  на
что  я  способен,  чтобы  поспевать  за  ним.  Когда  мы  приблизились   к
"Черчиллю", я немного сократил дистанцию, так что, когда  Рэкхем  вошел  в
лифт, я уже был в вестибюле.
     Рэкхем занимал угловые апартаменты в глубокой нише, благодаря чему он
приобретал и приличных размеров террасу и  некоторую  защиту  от  уличного
шума. Большую и прохладную гостиную, устланную голубыми  летними  коврами,
украшали  развешанные  по  стенам  картины,  на  первый  взгляд   довольно
веселенькие; на мягкую мебель были  наброшены  небесно-голубые  покрывала.
Пока Рэкхем возился с  жалюзи,  я  осмотрелся  по  сторонам  и,  когда  он
закончил, сказал:
     - Очень мило. Лучшего места для откровенного разговора не сыскать.
     - Что выпьете?
     - Спасибо, ничего. Я уже принял свою порцию в баре, к тому же  этикет
не позволяет мне выпивать с людьми, за которыми я веду надзор.
     Я удобно устроился в кресле, а Рэкхем взял стул и придвинул  поближе,
чтобы сидеть ко мне лицом.
     - У вас теперь собственный офис, - заметил он.
     Я кивнул.
     - Да, и дела идут неплохо. Правда, лето - неважный сезон.
     - Вы так и не подрядились на работу, предложенную миссис Фрей.
     - А что я мог сделать? - Я развел руками. -  Желающих  исповедоваться
не нашлось.
     - Неудивительно. - Он  вытащил  сигарету  и  зажег  ее;  пальцы  едва
заметно дрожали. - Послушайте, Гудвин. Там, на улице, я  чуть  не  потерял
голову. А ведь вы делаете только то, за что вам платят.
     - Правильно, - подтвердил я. - А люди почему-то относятся  к  частным
детективам хуже, чем к  дантистам  или  водопроводчикам.  А  ведь  мы  все
стараемся, чтобы жить было лучше.
     - Конечно. На кого вы работаете?
     - На себя.
     - А кто вам за это платит?
     Я покачал головой.
     - Давайте попробуем по-другому. Лучше нападите на меня  с  пистолетом
или хотя бы с кухонным ножом. Уговорить меня, конечно, дело  нехитрое,  но
приличия должны быть соблюдены.
     Он облизнул губы. Видимо, этим он  обходился,  чтобы  не  считать  до
десяти,  правда,  в  данном  случае   испытанное   средство,   видно,   не
подействовало, поскольку он подскочил ко мне, сжав кулаки. Я же  и  глазом
не моргнул, а только запрокинул голову назад, чтобы четче его видеть.
     - Вы неудачно расположились, - предупредил я. - Если вы  замахнетесь,
я легко уклонюсь, подцеплю вас за коленки и опрокину.
     Секунду он стоял в прежней  позе,  потом  его  кулаки  разжались,  он
наклонился и подобрал с ковра сигарету, которую отбросил только что. Потом
сел на место, затянулся и выпустил дым.
     - У вас слишком длинный язык, Гудвин.
     - Нет, - возразил  я,  -  не  длинный,  а  правдивый.  Не  следовало,
пожалуй, упоминать о ноже, но я разозлился.  Я  могу  назвать  имя  своего
клиента, если вы загоните дюжину иголок мне под ногти или  помашете  перед
носом долларовой бумажкой; вы же задали вопрос в такой легковесной  форме,
что я осерчал.
     - Я не убивал свою жену.
     Я осклабился.
     - Сказали, как отрезали,  весьма  вам  признателен.  Что  еще  вы  не
натворили?
     Он пропустил мой вопрос мимо ушей.
     - Знаю, Аннабель Фрей думает, что это сделал я, и она  готова  отдать
все деньги, что завещала  ей  моя  жена,  чтобы  доказать  мою  вину.  Мне
наплевать, что вы  получаете  от  нее  деньги,  это  ваш  бизнес,  но  мне
противно, что она пускает эти деньги на ветер,  и  крайне  неприятно,  что
кто-то вечно торчит у меня за спиной. Можно  же  что-то  придумать,  чтобы
доказать и вам и ей, что я тут ни при  чем.  Вы  же  при  этом  ничего  не
потеряете? Вы мне не поможете, а?
     - Нет, - твердо сказал я.
     - Почему нет?
     - Потому что я опять начинаю выходить из себя.  Вам  ведь  наплевать,
что думает миссис Фрей.  Вас  мучает  лишь  то,  что  вы  не  знаете,  кто
интересуется вами настолько, что готов за  это  платить,  и  вы  пытаетесь
выудить рыбку без наживки, а это не по-спортивному. Спорим на пятерку, что
меня вы так не расколете.
     Он задумчиво смотрел на меня с полминуты, потом поднялся,  подошел  к
тележке-бару и начал смешивать коктейль. Потом обратился ко мне:
     - Вы уверены, что не хотите выпить?
     Я, поблагодарив, отказался. Вскоре он вернулся на место со стаканом в
руке, уселся, сделал пару глотков, опустил стакан и вдруг выпалил:
     - Даю тысячу долларов за имя.
     - За одно только имя, без дураков?
     - Да.
     - Заметано. - Я протянул руку. - Гоните денежки.
     - Только без ваших штучек, Гудвин, по-честному.
     - Безусловно. Качество гарантировано.
     Он встал и покинул гостиную через дверь в дальнем углу. Я решил,  что
пора промочить горло, подошел к бару и плеснул содовой в стакан со  льдом;
когда он вошел, я уже сидел в своем кресле. Приняв у него из рук купюры, я
небрежно пересчитал их, отгибая уголки - десять хрустящих новеньких сотен.
     Рэкхем взял свой стакан, пригубил и вперил в меня взор.
     - Итак?
     - Арнольд Зек, - проронил я.
     Он поперхнулся,  на  мгновение  остолбенел  и  вдруг  что  было  силы
запустил стакан через всю комнату; стакан врезался в одну  из  висящих  на
стене картин  и  вдребезги  разнес  стекло,  в  результате  чего  картина,
по-моему, стала выглядеть даже эффектнее.

                                    15

     Признаюсь, что когда он замахнулся, я уже вскочил на  ноги.  Известие
настолько ошарашило Рэкхема, что трудно было предугадать, куда он метит, а
умело направленный стакан может набить приличную шишку.
     - Ну вот, смотрите, что вы натворили, - укоризненно сказал я,  садясь
на место. Он метнул на меня  недобрый  взгляд,  потом  подошел  к  бару  и
рассчитанными неторопливыми движениями смешал себе  новый  коктейль.  Я  с
удовлетворением  отметил,  что  доля  виски  в  коктейле  не   изменилась.
Вернувшись к своему стулу, Рэкхем присел и поставил стакан рядом, не отпив
ни глотка.
     - Так я и думал, черт побери, - пробормотал он.
     Я сочувственно кивнул.
     - Кто вас нанял? Сам Зек?
     - Это не предусмотрено контрактом, - отрезал я.  -  Вы  заплатили  за
имя, и я вам доставил товар по описи.
     - Я даже не торговался. А теперь закупаю всю партию оптом.
     Я нахмурился.
     - Что ж, тогда, по-видимому, придется вам кое-что  порассказать.  Вам
удобно?
     - Нет.
     - Все равно слушайте. Зек мне платит, но я его надуваю. Почему вы так
уверены, что я не надую вас?
     - Я вовсе не уверен. Но я заплачу вам больше, чем он.
     - В том-то и дело, что не уверены. Кто такой Зек, и кто вы? Ответ вам
известен. Вам он тоже платил еще каких-то пять месяцев назад,  и  вы  сами
знаете, за что. Когда ваша супруга наняла Ниро Вульфа покопаться  в  ваших
доходах, вы наябедничали Зеку, и он погрозил Вульфу пальчиком; потом  вашу
жену зарезали, а Вульф дал деру, и сейчас он, может быть, в Египте, где  у
него собственный дом, там он заговаривает зубы сфинксу.  Так  что  это  вы
двое - я имею в виду вас и Зека - разрушили нашу семейную идиллию  в  доме
на  Тридцать  пятой  улице...  угадайте  с  трех  раз,  насколько  я   вам
признателен. Может, я вполне  счастлив,  поскольку  обзавелся  собственным
офисом и никто мною не помыкает. С другой стороны,  не  исключено,  что  я
запродался Зеку с потрохами, рассчитывая как следует погреть на этом  руки
- тогда вам лучше водить дружбу со скорпионом, а не со мной. Или же я  жду
не дождусь возможности пощекотать Зеку ребра малайским крисом, но не прочь
при этом урвать кусочек и от вашего пирога, или даже  хочу  обставить  вас
обоих ради бредовой идеи - заработать десять тысяч, что ваша жена уплатила
Ниро Вульфу. Пусть Зек погадает, и вы  попробуйте.  Я  ясно  излагаю  свои
мысли?
     - Не знаю. Вы просто хотите, чтобы я не доверял вам? Так?
     - В общих чертах - да.
     - Тогда вы зря старались. Я  никому  не  доверяю  с  тех  пор,  когда
впервые побрился. А что касается куска  от  моего  пирога,  то  это  стоит
обсудить. Как вы рассчитываете его заработать?
     Я пожал плечами.
     - Может быть, я вовсе не хочу его. Поломайте голову.  Но  что-то  мне
подсказывает, что у меня есть в заначке нечто, очень вас интересующее.
     - Мне тоже так кажется. Кто вас нанял, и что вам велели делать?
     - Я уже сказал - Зек.
     - Зек лично?
     - Я думаю, вы понимаете, что в такой игре ставка -  моя  шкура.  Пять
тысяч сразу - остальное решим по мере разговора.
     Ошибка, хотя еще и не роковая. Он явно изумился. Надо было  требовать
десять. Он сказал:
     - У меня здесь нет такой суммы.
     - Ерунда. Позвоните в банк, что внизу.
     Какой-то миг он колебался, не спуская с меня глаз, потом  поднялся  и
подошел  к  телефонному  аппарату,  стоявшему  на  маленьком  столике.   Я
сообразил, что ни к чему демонстрировать не в меру любопытному клерку  или
помощнику управляющего банком, какому посетителю рэкхемовских апартаментов
вдруг потребовалась такая сумма  наличными,  поэтому  я  осведомился,  где
ванная, и  уединился  в  ней.  Выждав  достаточный,  как  мне  показалось,
промежуток времени, я возвратился и убедился, что денежки уже доставили.
     - Я сказал, что никому не доверяю, - пояснил мне  Рэкхем,  протягивая
банкноты, - но не терплю, когда меня пытаются обвести вокруг пальца.
     На сей раз бумажки были не такие новые, главным образом,  сотенные  и
пятисотенные купюры  -  в  "Черчилле",  с  его-то  стандартами,  могли  бы
подыскать и поновее. Чтобы  уязвить  Рэкхема  и  показать  ему,  насколько
безнравственно не доверять  людям,  я  смахнул  всю  кучку  в  карман,  не
пересчитывая.
     - Чего желаете? - осведомился я. - Только слова или фотографии?
     - Могу я сам задавать вопросы?
     - Да, это входит в стоимость обслуживания. Сам я Зека не лицезрел, но
надеюсь удостоиться такого счастья. Первое предложение я получил от  Макса
Кристи. Он...
     - Сукин сын!
     - Вот  как?  Хотя  у  вас,  конечно,  уже  предубеждение.  Он  только
разведывал. Зека он прямо не называл и вашего имени тоже не  упоминал,  но
предложил  хорошую  плату  за  обычную  слежку.  Я  проявил   определенную
заинтересованность, и в тот же вечер прямо на улице, как  было  условлено,
ко мне подъехала машина, в которой сидел человек.
     - Только не Зек. Он не стал бы показываться на людях.
     - Я же сказал,  что  не  имел  чести  лицезреть  Зека.  Так  вот,  он
обрисовал общую картину. Сказал, что  его  фамилия  Редер...  на  вид  лет
пятьдесят...
     - Редер?
     - Так он сказал. Даже  повторил  по  буквам:  Р,  е,  д,  е,  р.  Лет
пятидесяти,  волосы  каштановые,  зачесанные  назад,  лицо  в  морщинах  и
складках, пронизывающие темные глаза, остроконечная темно-русая бородка  с
проседью.
     - Я его не знаю.
     - Возможно, он из другого отдела. Но  он  упоминал  Века.  Сказал,  в
частности...
     - Он сам назвал Зека?
     - Да.
     - В беседе с вами? Потрясающе. А почему?
     - Не  знаю,  не  могу  предположить.  Макс  Кристи  меня  как-то  уже
прощупывал некоторое время назад и, должно быть, они решили,  что  теперь,
когда Ниро Вульфа нет, пришла пора  подыскать  мне  теплое  местечко.  Они
могли рассуждать так: коль скоро я знаю, что  Кристи  повязан  с  Малюткой
Костиганом, а Костиган близок к верхушке, почему бы  не  блеснуть  громким
именем, чтобы я не рыпался? Как  бы  то  ни  было,  Редер  его  назвал.  И
присовокупил, что они хотят установить слежку за вами. На высоком  уровне.
Добавил,  что  они  не  поскупятся.  Я  мог  нанять  хоть  целую   команду
профессионалов. В общем, я согласился, набрал людей,  и  неделю  назад  мы
приступили к работе. Кристи каждый день заходит ко мне в офис за отчетами.
Сами знаете, что в них; вы ведь помните, где вы бывали и чем занимались.
     Рэкхем продолжал смотреть на меня исподлобья.
     - И это все?
     - О том, как я взялся за эту работу и как выполнял ее, - все!
     - А он не сказал вам, зачем им это понадобилось?
     - Пожалуй, только намекнул. Я понял, что они почему-то  считают,  что
окружной прокурор может  не  одобрять  их  деятельности,  и  потому  хотят
удостовериться, что вы не завели с ним тесной дружбы. В  противном  случае
они хотели мягко, по-человечески пожурить вас. Думаю,  вам  известно,  как
протекает подобная процедура?
     Его лоб немного разгладился.
     - У вас сложилось такое впечатление?
     - Нет, я, наверное, не так выразился: мне  это  растолковали,  только
другими словами.
     - Редер?
     - Именно!
     Он больше не хмурился.
     - Если все это правда, Гудвин, то я не зря раскошелился.
     - Это чистейшая правда, но не доверяйте мне. Я  вас  предупреждал.  Я
изложил вам голые факты, и, если  хотите,  могу  добавить  от  себя  лично
кое-какие соображения бесплатно.
     - Какие соображения?
     - Некоторые мыслишки о них и о вас. И еще о том, почему  я  здесь.  И
почему я постарался попасться вам на глаза в  баре,  а  потом  поперся  за
вами, как придурок, чтобы вы застали меня врасплох.
     - Ах, так вы подстроили все это!
     - Естественно. Я хотел поделиться  с  вами  своими  соображениями,  а
заодно, если бы у вас появилось желание развязать мошну,  и  подзаработать
маленько.
     - Выкладывайте ваши соображения. - Он казался слегка пришибленным.
     - Что ж... - Я взвешивал слова, прежде чем высказать их. - Это скорее
умозаключение, но у него есть подноготная. Может, сначала подноготную?
     - Нет, гоните умозаключение.
     - Ладно. Так вот: Зек  собирается  навесить  на  вас  убийство  вашей
супруги.
     Какое счастье, подумал я, что Рэкхем не держал в руке второй стакан -
он наверняка запустил бы им... может, даже в меня. Кровь бросилась  ему  в
лицо, жилы на шее набухли, и весь он  словно  разбух;  потом  челюсть  его
дрогнула.
     - Продолжайте, - пролепетал он.
     - С умозаключением на этом покончено. Желаете выслушать подноготную?
     Он не ответил. Тогда я продолжал:
     - Это не будет вам стоить ни цента. Давайте разберемся с тем, как  ко
мне обратились.  Если  речь  шла  об  обычной  слежке,  то  к  чему  такой
выпендреж? Почему Кристи сам  не  мог  объяснить,  что  к  чему?  И  зачем
предлагать сумму, в два раза превышающую ставки  самых  высокооплачиваемых
агентств? Это раз. Если  у  Зека  есть  рука  в  Уайт-Плейнз,  что  вполне
вероятно, а нынешние события набили им оскомину, то нельзя и придумать для
них лучшего подарка, чем раскрытие тайны  самого  загадочного  и  громкого
убийства, которое висит на них. Это два. Нет, для обычной слежки  меня  не
стали бы нанимать. Это не в стиле Зека, особенно, когда следить  нужно  за
бывшим коллегой, на которого у них  зуб.  -  Я  покачал  головой.  -  Нет,
подоплека тут похитрее. Вот послушайте. Редер поднялся со мной в мой офис,
и, как вы думаете, на что мы угрохали битый час? Он расспрашивал меня  про
вечер восьмого апреля! Какое отношение это имеет к тому, что  я  слежу  за
вами? Да ровным счетом  никакого!  Какое  им  вообще  дело  до  того,  что
случилось восьмого апреля? Думаю, что предложение  пошпионить  за  вами  с
оплатой вдвойне было лишь предлогом,  чтобы  развязать  мне  язык.  И  уже
намекнули, что Зек не прочь познакомиться со мной. Думаю, для того,  чтобы
вас подставить, им не хватает  сведений,  полученных  из  первых  рук,  от
одного из очевидцев, и выбор пал на меня. Похоже, меня прощупывают,  чтобы
определить, сгожусь ли я на то, чтобы случайно  вспомнить  некое  событие,
случившееся той ночью, за солидный куш, естественно. Конечно,  это  только
догадки, - я развел руками.
     Он слушал молча. Лицо его постепенно приобретало  привычный  оттенок.
Он смотрел на меня во все глаза, но сомневаюсь, чтобы в этот миг  он  меня
видел.
     - Если хотите знать, почему я решил рассказать вам это, - не унимался
я, - то можете послушать. У меня есть уязвимые места, одно  из  которых  -
профессиональная гордость. Когда Ниро  Вульф  сбежал  вместо  того,  чтобы
показать зубы, гордости моей был нанесен тяжкий удар. И, более того,  едва
я успел депонировать полученный от вашей жены чек на десять тысяч, как  ее
уже пришили. Если  возвратить  эти  десять  тысяч,  кому,  по-вашему,  они
достанутся? Вам. Вполне возможно, что убили  жену  вы.  Я  же  предпочитаю
зарабатывать деньги честным путем.
     Он обрел дар речи:
     - Я не убивал ее. Клянусь вам, Гудвин, я тут ни при чем.
     - Да бросьте вы. Убивали вы или не убивали, я  не  хочу  помогать  им
подставить вас, я вообще в такие игры не  играю.  У  меня  большая  личная
заинтересованность в этом деле. Я твердо  намерен  заработать  эти  десять
кусков и вовсе не хочу, чтобы Зек  помешал  этому,  сделав  из  вас  козла
отпущения, хотя совсем не убежден в вашей невиновности. Вот потому-то я  и
хотел высказать вам свои соображения. Причем я вполне допускаю,  что  могу
заблуждаться. Ну, как вам нравится?
     Рэкхем наконец вспомнил о своем стакане и пригубил коктейль...  Потом
поставил стакан  на  место,  немного  посидел,  облизывая  губы,  и  вдруг
выпалил:
     - Что-то я вас не пойму, Гудвин.
     - Тогда выбросьте все из головы. Вы уже выдохлись.  А  мне  случалось
заблуждаться и прежде.
     - Я не то имел в виду, я имел в виду вас, ваш мотив. Почему?  К  чему
вам это?
     - Я же сказал - профессиональная гордость. Честь, если  угодно.  Если
этот вариант вас не устраивает, представьте, как я  разрывался  на  части:
Зек справа, а вы слева. Мне нужна была хоть какая-то лазейка.  Если  же  и
это не годится, то считайте все услышанное бредом сумасшедшего. Все  равно
вы мне не доверяете. Просто мне пришло в голову, что если я прав и  мне  и
впрямь предложат сыграть первую скрипку, а может, даже и  поучаствовать  в
создании  сценария,  то  стоит  предварительно  с   вами   встретиться   и
познакомиться поближе. - Я махнул рукой. - Но если вы меня  не  понимаете,
тогда забудем об этом, как-никак я стал богаче на шесть тысяч. - Я  встал.
- Есть еще другой выход - вы можете позвонить Зеку и  спросить  его.  Мне,
конечно, не поздоровится, но  предателей  всегда  бьют,  верно?  Ладно,  я
потопал. - Я двинулся к двери и выбирал, куда  можно  поставить  ногу  меж
осколков стекла на полу, когда Рэкхем заговорил.
     - Подождите минутку, - голос звучал надтреснуто. - Вы говорили о том,
что вам предложат...
     - Если мне предложат, - поправил я.
     - Непременно предложат. Это их стиль. Так вот, знайте, сколько бы они
ни посулили, я дам вам больше. Сразу идите ко мне - я  их  переплюну.  Все
равно я должен встречаться с вами, желательно каждый день... подождите же.
Вернитесь и сядьте на место. Мы можем заключить с вами сделку, чтобы...
     - Нет, - сказал я с улыбкой, но достаточно твердо. -  Вы  сейчас  так
напуганы, что  трудно  удержаться  от  искушения  раздеть  вас  до  нитки.
Поостыньте немного и придите в себя, а потом позвоните мне. В любое время.
И не забудьте - слежку за вами никто не отменял.
     Я ушел.
     Несколько  раз,  пока  я  шел  по  улице,  мне  приходилось  мысленно
натягивать поводья, чтобы не сорваться па галоп. Я переходил на нормальную
поступь, но через несколько кварталов ловил себя на том, что снова  несусь
как угорелый. Ну и потеха. Я просто трепетал  от  возбуждения.  Я  закинул
удочку, и Рэкхем уже клюнул. Осталось только дождаться, чтобы он заглотнул
наживку целиком, вместе  с  крючком.  Трудно  поверить,  что  он  способен
обратиться к Зеку или кому-то  из  ближайшего  зековского  окружения,  но,
случись такое, мне, конечно, несдобровать, а  Вульфу  вообще  впору  будет
заказывать надгробие. Хотя теперь, перейдя Рубикон, я был  так  возбужден,
что не мог заставить себя идти спокойно даже за хороший гонорар.
     Я  замыслил  было  заскочить  поужинать  в  ресторан  "Рустерман"   и
пообщаться с Марко, но теперь мое настроение изменилось. Не снижая аллюра,
я добрался до Одиннадцатой  авеню  и  заглянул  в  бистро  к  Марту,  где,
примостившись на высоком вращающемся стуле, уплел тарелку тушеной говядины
с тремя сочными помидорами и два ломтя пирога с черникой.  Даже  на  сытый
желудок волнение мое не унималось. Оно, должно быть, как-то  отражалось  у
меня на лице, поскольку Март полюбопытствовал, чего это я такой  дерганый,
а я, никогда прежде не обсуждавший с ним никаких  дел,  с  трудом  подавил
порыв проговориться, что мы с Вульфом завели шуры-муры с  одним  из  самых
опасных созданий о двух ногах, о котором сам инспектор Кремер сказал,  что
он вне досягаемости.
     Дома я просидел весь  вечер  в  кабинете  над  раскрытыми  журналами,
которые, впрочем, не читал. Я только напряженно  прислушивался,  чтобы  не
пропустить звонка в дверь или по телефону. Когда в десять  часов  зазвонил
телефон, но это оказался всего лишь Фред Дэркин, который  хотел  спросить,
где находятся Саул и объект, я настолько вспылил, что наорал  на  беднягу,
так что  пришлось  извиняться.  Я  велел  ему,  как  всегда,  держать  под
наблюдением "Черчилль", что, собственно, и делало  эту  работу  балаганом,
поскольку  для  наблюдения  за  всеми  входами   и   выходами   "Черчилля"
требовалось никак  не  меньше  четверых  человек.  У  меня  руки  чесались
позвонить по тому номеру, что оставил мне Вульф,  но  мне  было  разрешено
пользоваться им только в чрезвычайном случае. Я заглянул  в  словарь,  где
вычитал,  что  чрезвычайный  случай   -   это   "непредвиденное   стечение
обстоятельств, требующее немедленного действия". Поскольку в данный момент
было, наоборот, хорошо предвиденное  стечение  обстоятельств,  требовавшее
лишь одного - как следует выспаться, я не поддался  искушению  и  не  стал
набирать номер. Зато выспался вволю.
     Субботним утром, сидя в 1019, мне пришлось наживить еще один  крючок,
рассчитанный на другую рыбку. В отчете за пятницу я быстро  напечатал  все
сведения, добытые Саулом, Фредом и  Орри,  но  над  моей  частью  пришлось
изрядно попыхтеть и поломать голову.  Мне  предстояло  отчитаться  за  все
время, проведенное в хоромах Рэкхема, что таило  в  себе  двойную  угрозу:
следовало помнить, что за мной могли следить и видеть, когда  я  пришел  и
когда вышел, и надо было  учитывать  возможность,  что  сам  Рэкхем  вдруг
решит, что повинную голову  меч  не  сечет,  и  расколется.  Так  что  мне
пришлось создать подлинный шедевр литературного творчества, на  который  я
затратил три часа. Днем, когда Макс Кристи пришел за очередным  отчетом  и
сел его просматривать, я был настолько занят изучением важных  документов,
которые разложил перед собой на столе, что даже не знал, бросил ли  Кристи
на меня взгляд, когда дошел до середины  второй  страницы,  где  начинался
собственно мой отчет. Я поднял  голову  лишь  тогда,  когда  раздался  его
голос:
     - Значит, ты с ним разговаривал?
     Я кивнул.
     - Ты прочитал?
     - Да, - угрюмо буркнул Кристи.
     - Он казался таким загнанным, что я не мог ему отказать.  А  все  мое
доброе сердце.
     - Ты взял его деньги.
     - Естественно. Он просто не знал, куда их деть. Всучил мне  буквально
насильно.
     - Ты сказал ему, что работаешь на миссис Фрей. А вдруг ему  придет  в
голову спросить у нее?
     - Нет. Даже если спросит,  никто  не  будет  знать,  кому  верить.  Я
предупредил его па сей счет. Кстати, тебя я предупреждал?
     - Почему ты пошел на контакт с ним?
     - В отчете все сказано. Он  знал,  что  за  ним  следят,  что  вполне
уяснимо за восемь дней, да еще учитывая, что он уже ранее  был  настороже.
Вот я и решил, что не помешало бы потолковать с ним  о  том  и  о  сем,  а
заодно выведать, что у него на уме. Он мог выболтать что-то интересное,  а
может, и выболтал, не знаю, поскольку не представляю, что вы с  приятелями
называете интересным. В любом случае, я это подробно изложил в отчете. Что
касается денег, то он так настаивал, что я не мог отказаться - он  потерял
бы всякое уважение ко мне.
     Кристи сунул отчет в  карман,  поднялся  на  ноги,  оперся  кончиками
пальцев о стол и наклонился ко мне.
     - Гудвин, - сказал он, - ты знаешь, с кем ты имеешь дело?
     - Да брось ты, - отмахнулся я. - Что я, похож на полоумного,  который
готов сигануть с небоскреба,  чтобы  только  послушать,  с  каким  треском
переломится его хребет? Да, приятель, я прекрасно знаю, с кем  имею  дело,
рассчитываю дожить по меньшей мере до девяноста лет.
     Он выпрямился.
     - Главная твоя беда, - изрек он,  -  в  том,  что  ты  считаешь  себя
остроумным. Поэтому твоя манера многих сбивает с  толку  -  тебе  надо  от
этого избавиться. Ты во всем видишь забаву. Решил, вот, например, что было
бы интересно потрепаться с Рэкхемом, и на сей раз тебе это простится, но в
один день нечто, что покажется тебе забавным, снесет  твою  башку  с  плеч
долой.
     Лишь после ухода Кристи я сообразил, что его предупреждение вовсе  не
являлось болтовней.
     На субботний вечер мы условились повидаться с Лили Роуэн, но я  решил
отменить встречу. Видно, делал я это без свойственного мне  такта,  потому
что она  обиделась.  Успокоило  ее  лишь  мое  клятвенное  заверение  быть
непременно, как только минует настоящий кризис. Так что  я  поехал  домой,
поужинал тем, что разыскал в холодильнике,  и  устроился  в  кабинете  над
раскрытыми журналами, которые не читал. Когда пошел десятый час  и  минуты
поползли нестерпимо медленно,  наконец  раздался  телефонный  звонок.  Это
оказалась Лили.
     - Ну, ладно, - бросила она, - приезжай ко мне.
     - Я же объяснил тебе...
     - Знаю, но теперь объясняю я. Около одиннадцати я тут буду не одна и,
насколько я поняла, ты должен приехать раньше. Собирайся.
     - Фу. Мне очень лестно, что ради меня ты идешь на такие ухищрения, но
не стоило...
     - Какие, черт возьми,  ухищрения!  Мне  только  что  позвонили,  и  я
выполняю указания. Господи, до чего же ты тщеславный!
     - Буду через двадцать минут.
     Однако мне потребовалось двадцать две минуты, чтобы добраться  до  ее
дверей.  Лили  мстительно  сообщила,  что  должна  посмотреть  подряд  три
телевизионных передачи, которые  ни  за  какие  коврижки  не  пропустит  -
недостойная, конечно, выходка, учитывая  мое  состояние.  Возможно,  я  бы
привык к этому со временем, лет, скажем, за  десять,  но  Вульф  настолько
приучил меня, что он всегда рядом, днем и ночью, когда случаются  какие-то
непредвиденные ситуации, что необходимость сидеть неопределенное  время  в
ожидании звонка, потом мчаться куда-то сломя голову,  и  там  опять  ждать
полтора часа, совершенно выбила меня из колеи.
     Наконец он появился. Должен признать, что когда  в  дверь  позвонили,
Лили, пообещавшая, что будет  себя  вести  как  настоящая  леди,  сдержала
слово. Она сама открыла ему  дверь,  а  потом,  впустив  в  гостиную,  под
каким-то предлогом извинилась и оставила нас.
     Он уселся. Я стоял и разглядывал его.  После  нашей  прошлой  встречи
минуло одиннадцать дней, и я успел отвыкнуть от его нелепого  вида.  Кроме
глаз, ничего не выдавало в нем человека, которого я когда-либо встречал.
     - В чем дело? -  с  притворным  беспокойством  осведомился  я.  -  Вы
выглядите так, словно неделю не смыкали глаз.
     - Просто устал немного, - проворчал он. - Слишком много забот, к тому
же я совсем изголодался. А как мисс Роуэн?
     - С ней все в порядке. Если помните, почти каждую неделю я посылал ей
пару орхидей - из тех, что не продаются. Я сказал ей, что  как  только  мы
выпутаемся из этой передряги, цветочный ритуал возобновится, и зависит это
только от нее. Женщины обожают, когда от них что-нибудь зависит.
     Вульф хмыкнул.
     - А я вот терпеть  не  могу,  когда  что-то  зависит  от  них.  -  Он
вздохнул. - Ничего не поделаешь. У меня в запасе только час.  Принеси  мне
какие-нибудь духи мисс Роуэн.
     Я подошел к двери, постучал, не удостоившись ответа, открыл,  пересек
следующую комнату, опять постучал  и,  услышав  приглашение,  вошел.  Лили
возлежала на диване с книгой в руке. Я изложил свою просьбу.
     - Возьми "Персидскую гурию", - порекомендовала она. - Пит от них  без
ума. Я душилась ими в тот памятный вечер.
     Я взял духи с туалетного столика, возвратился в гостиную,  прицелился
с соответствующего  расстояния  и  нажал  на  головку  распылителя.  Вульф
зажмурил глаза и плотно сжал губы.
     - Теперь с другой стороны, - предложил я елейным  голосом.  -  А  еще
лучше...
     Но он открыл  глаза  и  так  на  меня  посмотрел,  что  я  осекся  на
полуслове. Потом поставил флакончик на стол и уселся.
     Вульф взглянул на наручные часы.
     - Я прочитал твой отчет о беседе с Рэкхемом. Как прошла встреча?
     - Замечательно. Словно он репетировал ее вместе с нами.
     - Расскажи подробнее.
     Я повиновался. Приятно было снова ему докладывать. Я всегда  старался
излагать все таким образом,  чтобы  у  него  возникало  как  можно  меньше
вопросов или чтобы их вообще не было и, кажется, получилось недурно,  хотя
я так давно не практиковался.
     Когда я закончил, он пробормотал:
     - Вполне приемлемо. Черт бы побрал этот запах.
     - Со временем он выветрится. Все-таки шестьдесят долларов за унцию.
     - Кстати, о долларах. Ты еще не положил в банк деньги, полученные  от
Рэкхема?
     - Нет. Они в сейфе.
     - Оставь их пока там. Это  деньги  миссис  Рэкхем,  и,  возможно,  мы
решим, что заработали их. Хотя никакие на  свете  деньги  не  компенсируют
того, что я перенес за эти месяцы. Я даже думал...
     Он внезапно умолк, склонил голову набок и посмотрел  на  меня,  сузив
глаза до щелочек.
     - В чем дело? - резко спросил я. - Очередная гениальная затея?
     - Мне вот что пришло  в  голову,  Арчи.  Август  прошел.  Риск  будет
минимальный. Позвони завтра мистеру Хаскинсу  и  закажи  дюжину  цыплят  с
черникой. Нет... две дюжины. Скажи, что это подарок для твоих друзей.
     - Нет, сэр.
     - Да. Завтра.
     - Я же сказал - нет. Он мигом смекнет, для  кого  они  предназначены.
Господи, неужели желудок для вас важнее собственной головы? Не говоря уж о
моей. Если вы появились на свет божий скупердяем, тут ничего не  попишешь,
но уж обуздать...
     - Арчи, - голос прозвучал на две октавы выше и звенел  от  ярости,  -
уже почти пять месяцев... Посмотри, на кого я похож.
     - Да, сэр. - Он, признаться, задел меня за живое. - Вы правы. Я прошу
прощения. Но Хаскинсу звонить не стану.  У  вас  была  минутная  слабость.
Давайте поговорим на другую тему. Не меняются ли наши  планы  после  того,
как Рэкхем клюнул с первой же попытки?
     - Скажи мистеру Хаскинсу, что я превратился в доходягу.
     - Нет, - оборвал я его занудство.
     Вульф сдался. Посидев еще немного с прикрытыми глазами,  он  испустил
тяжкий вздох, скорее похожий на стон, содрогнулся  и  вернулся  к  мрачной
действительности. Оставалось всего четверть часа, и мы потратили это время
на анализ происходящего и разработку дальнейших планов.  Стратегию  решили
не менять. Ровно в полночь он поднялся на ноги.
     - Поблагодари за меня мисс Роуэн.
     - Непременно. Она считает, что вы должны называть ее Лили.
     - Не выходи сразу после меня.
     - Хорошо. Тем более, что она злится и хочет закатить мне сцену.
     Я прошел вперед и  распахнул  перед  ним  дверь.  В  этот  миг  Вульф
спросил:
     - Как называются эти духи? - его передернуло.
     - "Персидская гурия".
     - О Господи, - пробормотал он и ушел.

                                    16

     Владение собственным офисом позволило мне по-новому оценить некоторые
преимущества быта, которыми я долго пользовался в доме Вульфа.  Слежка  за
Рэкхемом продолжалась, так что воскресенье ничем не отличалось от  обычных
дней, и мне предстояло в привычное уже время быть в номере 1019 для  того,
чтобы отпечатать отчет, и на  тот  случай,  если  дежурному  сыщику  вдруг
вздумается позвонить, чтобы выслушать совет. На балаган все это больше  не
походило, во всяком случае для меня. Хотя Рэкхем и знал, что  мы  сидим  у
него на хвосте, люди у меня подобрались настолько  компетентные,  особенно
Саул, что, даже если  Рэкхему  и  удалось  бы  от  них  улизнуть,  мне  не
составило бы труда  выяснить,  что  он  с  кем-то  встречался.  Собственно
говоря, наблюдение сейчас велось лишь для того,  чтобы  поставить  меня  в
известность о том, что объект и наш клиент встретились, - понимаю, что это
получалось шиворот-навыворот, но меня вполне устраивало.
     После того, как, не спеша отужинав в  ресторане  "Рустерман",  где  я
никак не мог решить, знает ли Марко, что я заполучил  назад  свою  прежнюю
работу, я вернулся в 1019. У дверей меня  подкарауливал  Макс  Кристи.  Он
казался слегка подавленным. Я глянул на циферблат наручных часов и сообщил
ему, что он пришел рановато.
     - Скверно, что ты работаешь  в  одиночку,  -  пожаловался  Кристи.  -
Нужно, чтобы здесь кто-то дежурил. Я пытался дозвониться сюда еще два часа
назад.
     Отомкнув дверь и войдя внутрь, я оправдался, что  лакомился  говяжьим
филе а ля Бернез, что, как мне казалось, должно было  произвести  на  него
впечатление. Но он, похоже, не слушал меня. Когда я отпер  выдвижной  ящик
стола, достал отчет и протянул его Кристи, он  засунул  бумаги  в  карман,
даже не взглянув на них.
     Я приподнял брови.
     - Тебя не интересует, что там написано?
     - В машине прочитаю. Ты едешь со мной!
     - Вот как? И куда?
     - Пит Редер хочет с тобой потолковать.
     - Что ж, я тут у себя и,  как  ты  справедливо  подметил,  работаю  в
одиночку. Я должен сидеть здесь, черт побери.
     Кристи набычился.
     - Слушай, Гудвин, мне велено к четырем часам доставить тебя  к  Питу.
Сейчас уже без пяти три. Я жду тебя почти полчаса. Едем! Спорить можешь по
дороге.
     Пока он сотрясал воздух, я стал препираться в удвоенном темпе, тянуть
время, чтобы выяснить, что они затевают. Тоже было не слишком  разумно.  Я
снова достал ключи, отомкнул нижний ящик, скинул пиджак, вытащил наплечную
кобуру, нацепил ее и извернулся штопором, норовя дотянуться до застежки.
     - Это для чего?.. - полюбопытствовал Кристи.
     - Привычка, - перебил я. - Однажды я вышел из дома, позабыв ее,  а  в
лифте какой-то хам наступил мне на мозоль. Пришлось перерезать ему глотку.
Если мы и впрямь торопимся, то я готов.
     Мы  вышли.  Внизу,  у  тротуара,  как  я  мимоходом  подметил   (тоже
привычка), нас поджидал темно-синий "олдсмобиль", седан пятидесятого  года
выпуска, за рулем которого сидел жизнерадостный на вид молокосос с широким
ртом и без шляпы. Когда мы с Кристи залезли  на  заднее  сиденье,  юнец  с
любопытством посмотрел на меня, по ничего не  сказал.  Как  только  дверца
захлопнулась, мотор взревел и седан рванулся с места.
     "Олдсмобиль" пятидесятого года - единственная машина из  имеющихся  в
свободной продаже, которая способна выжимать более ста десяти миль, мы  же
тащились со скоростью вдвое меньшей по Вестсайдскому  шоссе,  затем  вдоль
Сомилл-Ривер и по Тейконик-стейт. Юнец оказался осмотрительным,  умелым  и
аккуратным водителем. По дороге мы почти не общались. Когда Кристи  достал
из кармана отчет и принялся  его  изучать,  я  сперва  ощутил  облегчение,
поскольку вряд ли их интересовали  бы  последние  слова  приговоренного  к
смерти, но потом, пораскинув мозгами, я пришел к  выводу,  что  это  вовсе
ничего не значит, так как Кристи может  искать  дополнительные  улики  для
обвинения против меня. Сделалось не по себе.
     Стоял прекрасный, не слишком жаркий  солнечный  день,  и  все  вокруг
казалось очень привлекательным. Я не терял, однако,  надежды  увидеть  еще
немало таких деньков, неважно где - в городе или в деревне, хотя предпочел
бы город. Предместья выглядели необычайно  прелестно,  почему  особенно  и
резанул слух окрик Кристи, прозвучавший как удар хлыста в тот  миг,  когда
мы ехали по шоссе Тейконик-стейт в нескольких милях  к  северу  от  Хоторн
Серкл.
     - Ложись на пол, лицом вниз! - приказал он.
     - Имей совесть! - взмолился я. - Я же любуюсь пейзажем.
     - Я буду описывать его,  -  съехидничал  Кристи.  -  Или  остановимся
поболтать?
     - А сколько у нас для этого времени?
     - Нисколько, - усмехнулся Кристи.
     - Ладно, подвинь лапы.
     Откровенно  говоря,  я  был  рад  повиноваться.  Все  развивалось  по
логическим канонам. Будь это моя последняя поездка,  мне  не  довелось  бы
больше увидеть эту дорогу, а в таком случае не все ли равно, если бы  я  и
запомнил, куда мы свернули  и  в  какую  сторону  поехали  дальше?  Видно,
имелась еще некая надежда, что мне как-нибудь доведется  пропутешествовать
по этому маршруту, причем без провожатых, в противном  случае  ни  к  чему
было ломать комедию. Так что, когда я,  барахтаясь  и  извиваясь  как  уж,
принял, наконец,  требуемое  положение,  едва  не  проткнув  локтем  щеку,
худшее, что я ощутил, была потеря достоинства.  Я  услышал,  как  водитель
что-то спросил у Кристи, а тот в ответ буркнул нечто нечленораздельное.
     Смотреть на часы законом не воспрещалось. По моим подсчетам, я  играл
в прятки вот уже больше шестнадцати минут, причем машина то замедляла ход,
то  убыстряла,  потом  сворачивала  налево,  затем  направо,  и,  наконец,
остановилась. До моих ушей донесся незнакомый  голос,  а  потом  закрылась
тяжелая дверь.
     - Не двигайся! - бросил Кристи. Он по-прежнему возвышался надо  мной.
- Прибыли раньше указанного времени.
     - Надоело дышать пылью, - пожаловался я.
     - Все же лучше, чем вообще не дышать, - пошутил  незнакомый  голос  и
гнусно захохотал.
     - У него пистолет, - предупредил Кристи. - Под мышкой слева.
     - Ну и что? Он же частный  детектив.  Надо  ценить  его  заслуги.  Не
волнуйся, мы обо всем позаботимся.
     Я взглянул на часы, но было слишком темно, чтобы  различить  стрелки,
из чего я  сделал  вывод,  что  мы  находились  в  таком  месте,  куда  не
пробивался солнечный свет. Водитель вылез наружу, захлопнул дверцу и ушел.
Левая нога ниже коленки затекла и начала ныть. Я попытался пошевелить ею.
     - Не двигайся, - велел Кристи.
     - Не валяй дурака. Если хотите,  завяжите  мне  глаза,  но  выпустите
поразмяться.
     - Я же ясно сказал - не двигайся.
     Что я и делал минут эдак еще семь. Потом  лязгнула  какая-то  тяжелая
железная дверь, послышались  шаги  и  голоса,  хлопнула  дверца  водителя,
заработал мотор, машина снялась с места и минуту спустя въехала в  мрачное
бетонное сооружение. Железную дверь заперли наглухо. Потом  кто-то  открыл
дверцу, к которой прижималась моя голова.
     - Все в порядке, - улыбнулась  неизвестная  мне  личность.  -  Можете
выходить.
     Мне пришлось совершить  маленький  акробатический  трюк,  но  он  мне
удался. Я стоял на бетонном полу, слегка пошатываясь,  возле  бетонной  же
стены, в помещении без окон, площадью  примерно  в  шестьдесят  квадратных
футов и не слишком освещенном. Вертя головой, я насчитал вокруг  семь  или
восемь машин. А также четырех мужчин: Кристи и еще троих молодцов довольно
внушительного вида и возрастом постарше, чем наш водитель, который куда-то
скрылся.
     Ни слова  не  говоря,  двое  из  незнакомой  мне  троицы  стали  меня
обыскивать.  Сперва  извлекли  пистолет  из  наплечной  кобуры,  потом  уж
приступили к обычному обыску. Обстоятельства были явно не  в  мою  пользу,
поэтому я решил поначалу не юморить и  стоял  молча  по  стойке  "смирно".
Сработали они профессионально, без лишней суеты, не  пытаясь  ущемить  мое
достоинство.
     - Вот что значит опыт, - похвалил я.
     - Угу,  -  согласился  более  высокий  из  двоих  неожиданно  звонким
фальцетом. - Следуйте за нами.
     Он двинулся к стене, я не отставал. Между машинами и стеной оставался
проход, по которому  мы  добрались  до  места,  где  нас  поджидал  третий
молодец. Он распахнул дверь, и мы прошли в такую же бетонную и без единого
оконца небольшую прихожую. Напротив, шагах в трех  от  нас,  вниз  уходила
лестница, по которой мы и спустились - я насчитал  четырнадцать  невысоких
ступенек - к широченной металлической двери. Мой провожатый ткнул кнопку в
стальном косяке. Я  ничего  не  услышал,  но  в  следующую  секунду  дверь
открылась, и  перед  нами  возник  субъект  с  одутловатой  физиономией  и
заостренным подбородком.
     - Арчи Гудвин, - произнес мой конвоир.
     - Входите! - приказал субъект.
     Я вежливо подождал,  чтобы  пропустить  провожатого  вперед,  но  тот
отступил в сторону, а его напарник нетерпеливо скомандовал:
     - Смелее, Гудвин!
     Я перешагнул через порог, и охранник закрыл за нами дверь. Комната, в
которой я оказался, была побольше, чем прихожая и хорошо освещалась,  хотя
обстановка ясно напоминала  тюремную:  голые  бетонные  стены,  стол,  три
стула, радиатор и стопка журналов да газет. Второй охранник, который сидел
за столом и что-то записывал в книге, похожей на бухгалтерскую, метнул  на
меня взгляд и больше не замечал моего  присутствия.  Его  товарищ  пересек
комнату, подошел к следующей металлической двери,  расположенной  напротив
предыдущей, и открыл ее.
     - Заходите! - мотнул он головой.
     Темница оказалась просто шик. Стены были обшиты сероватым  деревом  с
розовыми прожилками от пола до самого потолка; такого же  оттенка  были  и
ковры с розовой каймой. Свет лился  вниз  с  желобков,  опоясывающих  весь
потолок. Шесть или семь стульев и диван были обиты  розовато-серой  кожей,
точно такой же, что использовали для обрамления картин, которые висели  по
две на каждой стене. Должен признаться, что все это  производило  довольно
внушительное впечатление.
     - Арчи Гудвин, - представил охранник.
     Человек, сидевший за столом, сказал:
     -  Присаживайтесь,  Гудвин.  Спасибо,  Шварц,   -   поблагодарил   он
охранника, и тот покинул нас, плотно прикрыв дверь.
     Наконец-то я мог как следует рассмотреть  этого  человека,  благо  от
серовато-розового стула, на который я  опустился,  до  стола  было  меньше
десяти футов. Собственно, кроме лба и глаз в лице ничего не было.  К  тому
же это был не лоб, а скорее купол, вздымавшийся до самой линии  бесцветных
жиденьких волос. Что касается его глаз, то  на  сборочном  конвейере  явно
случилась  ошибка.  Глаза  безусловно  предназначались  акуле,  но  кто-то
отвлекся и допустил просчет. Теперь, правда, они не  выглядели  совсем  уж
акульими, поскольку мозг Арнольда Зека успел поэксплуатировать  их  годков
пятьдесят, что не могло не отразиться на них.
     - Мы общались с вами по телефону, - сказал он.
     Я кивнул.
     - Когда я работал у Вульфа. Всего три раза... нет, даже четыре.
     - Верно, четыре. А где Вульф? Что с ним случилось?
     - Точно  не  знаю,  но  подозреваю,  что  он  где-нибудь  во  Флориде
тренируется с аквалангом, теша себя надеждой подловить вас в известном вам
бассейне и утащить на дно, когда вы нырнете.
     В акульих глазах не отразилось ровным счетом ничего.
     - Мне доложили о  вашей  скверной  манере  разговаривать,  Гудвин,  -
сказал он. - Я ничуть не возражаю. Я  принимаю  людей  такими,  какие  они
есть, либо вообще не принимаю. Мне нравится, что вы стараетесь  не  терять
собственного лица, хотя путь сюда и наша встреча наверняка  уже  произвели
на вас впечатление. Впрочем, мы тратим лишнее время  и  произносим  лишние
речи. Вам известно, где находится Вульф?
     - Нет.
     - Но предположения есть?
     - Да, их я только что изложил. -  Сказав  это,  я  почувствовал,  что
начинаю закипать. - Допустим, я дам паводку, что он в  Египте,  где  имеет
собственный дом. Что тогда? Вы  пошлете  какого-нибудь  мозгляка  в  Каир,
чтобы он продырявил Вульфа? Почему? Почему вы не  можете  оставить  его  в
покое? Верно, недостатков у него хоть пруд пруди - одному  Богу  известно,
как я от него натерпелся, но он многому меня научил, и где бы он  ни  был,
он мой любимый толстяк. И лишь из-за того, что он невольно расстроил  вашу
сделку с Рэкхемом, вы хотите его прикончить. К чему вам  это,  раз  уж  он
исчез с глаз долой?
     - Я вовсе не желаю и даже не намереваюсь уничтожать его.
     - Вот как? Тогда чем вызван такой интерес к моей персоне?  Ваши  Макс
Кристи и бородатый умник Пит Редер поручают мне дурацкую работу за тройную
оплату. Вы меня затягиваете, ставите свое тавро па моей  шкуре,  а  потом,
когда приходит время,  пользуетесь  мною,  чтобы  добраться  до  Вульфа  и
отплатить ему. Нет. - Я помотал головой. -  У  меня  тоже  есть  моральные
принципы, и все вы, вместе взятые, не задавите меня преступить их.
     Я не считаю себя достаточным знатоком рыб, чтобы судить о том, мигают
ли акулы, но Зек явно не подпадал под классификацию ихтиологов.  Он  мигал
раз в десять реже положенного. Он спросил:
     - Почему вы согласились взяться за эту работу?
     - Потому что речь идет о Рэкхеме. Он меня интересует.  И  я  был  рад
убедиться, что не одного меня. Я хотел бы приложить руку к его судьбе.
     Он не мигнул.
     - Вы, должно быть, думаете, что знаете, чем я занимаюсь?
     - Я знаю, о чем говорят. Еще знаю, что  один  инспектор  нью-йоркской
полиции сообщил мне, что вы вне досягаемости.
     - Кто именно?
     - Кремер. Уголовка Манхэттена.
     - Ах, этот. - Тут я впервые заметил, что Зек шевельнулся: по  крайней
мере, распрямил и снова согнул указательный палец. - А по какому случаю?
     - Он не поверил, что я не знаю, где скрывается Вульф. Решил, что мы с
ним замышляем, как бы насыпать соли вам под хвост,  вот  и  начал  поучать
меня. Я сказал, что, возможно, у него  есть  личная  заинтересованность  в
том, чтобы сбить нас со следа, но он зря теряет время, поскольку Вульф дал
деру.
     - Пожалуй, не самый разумный ответ, верно?
     - Да. У меня было дурное настроение.
     Зек моргнул; совершенно точно, я сам видел.
     - Я хотел познакомиться с вами, Гудвин. Я уделил вам столько  времени
потому, что хотел посмотреть на вас и послушать, как вы говорите.  Да,  вы
имеете некоторое представление о моей деятельности и о моих  интересах,  а
раз так, то понимаете, что главная моя трудность - люди. Мне  не  помешало
бы иметь раз в десять больше хороших людей, на которых я могу  положиться.
О людях я сужу частично по досье и частично по отзывам, но главным образом
руководствуюсь собственным нюхом. Вы разочаровали меня в одном  отношении.
Ваш вывод о том, что я хочу использовать вас для того,  чтобы  найти  Ниро
Вульфа  и  поквитаться  с  ним,  не  делает  вам  чести.  Я  не  преследую
противника, который оставляет поле боя; мне  это  невыгодно.  Но  если  он
вернется и снова встанет у меня на пути -  я  раздавлю  его.  Да,  я  хочу
"затянуть" вас, как вы выразились. Сейчас надежные люди нужны мне  больше,
чем когда бы то ни было. Многие получают от меня деньги,  в  основном  те,
кого я никогда не видел и не имею желания видеть; но должны быть и  такие,
кого я должен видеть и претворять через них  свои  замыслы.  Вы  могли  бы
стать одним из них. Я готов попытаться. Вы  должны  запомнить  одно:  если
скажете  "да",  крайне  легкомысленно  будет  менять  свое  решение.  Даже
невозможно.
     - Вы сказали, - возразил я, - что готовы попытаться. А если я все  же
попробую?
     - Вы уже слышали. Это было бы крайне легкомысленно.
     - Но ведь начало уже положено. Я слежу за Рэкхемом по  вашей  указке.
Когда он ко мне пристал, я по собственной инициативе побеседовал с  ним  и
доложил о результатах в своем отчете. Вам это понравилось? Если нет, то  я
вам не подхожу. А если наоборот, давайте продолжать, пока  вы  не  узнаете
меня получше. Черт побери, ведь мы до этого ни разу не встречались. А  что
касается моих мыслей, будто вы хотите меня использовать,  чтобы  отомстить
Ниро Вульфу, выкиньте это из головы. Тем более, что у вас все равно ничего
не выйдет, так как я до сих пор не знаю, куда он направил свои  стопы:  на
север, на восток, на юг или на запад.
     Как-то я заметил Вульфу, что  Икс  (так  мы  тогда  именовали  Зека),
который неожиданно прервал телефонный разговор, обожает внезапности. Вот и
сейчас он вдруг отвел  от  меня  свой  акулий  взгляд,  что  я  воспринял,
впрочем, с облегчением, потянулся к рычажку на  пульте  внутренней  связи,
который стоял на столе, нажал его и проговорил:
     - Пригласите Пита Редера!
     - Скажите ему,  чтобы  он  сперва  побрился,  у  него  отвратительная
борода, - предложил я, полагая, что коль скоро обладаю репутацией человека
со  сложившейся  и  вполне  определенной  манерой   речи,   то   надо   ей
соответствовать. Зек и ухом не повел. Я  уже  заподозрил,  что  он  вообще
никогда ни на что не реагировал и собирается поступать  так  и  впредь.  Я
повернул голову настолько, чтобы вновь  прибывший  мог  полюбоваться  моим
профилем и как можно быстрее получить удовольствие от встречи со мной.
     Пит Редер, он же Вульф, появился довольно скоро, приблизился  к  нам,
аккуратно переставляя ноги по коврам, чтобы  не  поскользнуться.  Меня  он
удостоил лишь мимолетным взглядом.
     - Присаживайтесь, - разрешил Зек. - Вы знакомы с Гудвином?
     Редер кивнул и посмотрел на меня более внимательно.  Затем  уселся  и
гнусаво произнес:
     - Ваши отчеты не стоят затрат на них.
     Я был слегка потрясен, хотя постарался это скрыть. Я совсем  уж  было
позабыл, что Редер говорит гнусавым голосом.
     - Извините, - свеликодушничал я. -  Я  строго  придерживался  фактов.
Если хотите, чтобы я их приукрашивал, можете заказать любой цвет на выбор.
     - Вы несколько раз упускали Рэкхема.
     Я начал злиться.
     - Прежде я считал,  -  сказал  я,  -  что  Ниро  Вульф  был  чересчур
требователен. Но даже у него  хватало  мозгов,  чтобы  сообразить,  что  в
гостиницах не один выход.
     - Вам платят столько, что можно  перекрыть  все  выходы  на  стадионе
"Янки".
     Зек решил, что пора вмешаться, и заговорил своим резким,  холодным  и
педантичным голосом, тональность которого никогда не менялась:
     - Все это пустяки. Я уже побеседовал с Гудвином, Редер, и  послал  за
вами, потому что мы уже  зацепили,  крепко  зацепили  Рэкхема.  Мы  должны
решить, как быть дальше и какую роль отвести Гудвину. Каково ваше мнение о
том, что при разговоре с Рэкхемом Гудвин сказал о работе на миссис Фрей?
     Редер пожал плечами.
     - По-моему,  это  несущественно.  Сейчас  главная  задача  Гудвина  -
запугать Рэкхема. И как следует, если мы хотим, чтобы Рэкхем нас слушался.
Если он и впрямь убил свою жену...
     - Конечно, убил. Можно не сомневаться.
     - В таком случае он может опасаться миссис Фрей даже больше, чем вас.
Надо проверить. Если номер не пройдет, Гудвину ничего не  стоит  придумать
иной способ воздействия. - Редер посмотрел на меня. - Вам ничто не  мешает
связаться с Рэкхемом?
     - Вроде бы нет. Он сказал, что готов встречаться со мной хоть  каждый
день, правда, это было позавчера. А зачем его  пугать?  Чтобы  посмотреть,
как он швыряется стаканами?
     Зек и Редер переглянулись. Потом Зек заговорил:
     -  Кажется,  Редер  рассказал  вам,  что  приехал  сюда  с  Западного
побережья. Там он разработал чрезвычайно хитроумную операцию, блестящую  и
весьма прибыльную. Но для ее осуществления  требуется  согласованность  во
времени и высокий  профессионализм.  С  небольшим  усовершенствованием  мы
могли бы осуществлять данную операцию здесь, в Нью-Йорке, что принесло  бы
баснословную прибыль.  Для  этого  необходимо  заручиться  сотрудничеством
богатого  лица,  занимающего  определенный  пост.  Рэкхем   подходит   нам
идеально. Мы твердо намерены использовать его. Если вы  поможете  получить
его согласие, а вам, по-моему, это вполне по плечу, то ваша доля  составит
пять процентов от прибыли. Мы ожидаем, что прибыль  превысит  полмиллиона,
возможно, раза в два.
     Я недоверчиво нахмурился.
     - Вы хотите, чтобы я его настолько припугнул, что ему не осталось  бы
никакого иного выхода?
     - Да.
     - А чем его запугивать?
     - Прежде всего, воздействуйте на его чувство вины. Ареста и суда  ему
удалось избежать лишь по той причине, что  полиция  не  нашла  достаточных
улик. Но он живет в постоянном страхе, что вот-вот отыщутся другие  улики,
а для убийцы это страшное напряжение. Если убедить его, что мы располагаем
подобными уликами, он станет более сговорчивым.
     - А мы ими располагаем?
     Черт возьми, Зек едва не улыбнулся.
     - Вряд ли они нам понадобятся. А если понадобятся, мы их раздобудем.
     - Тогда зачем втягивать его в такую  сложную  игру?  Сколько  у  него
денег, миллиона три? Попросите половину или  хотя  бы  треть.  На  этом  и
кончим дело.
     - Нет. Вам предстоит еще многому учиться, Гудвин. Нельзя лишать людей
надежды. Если мы отберем у Рэкхема изрядную долю его состояния, он поймет,
что мы хотим пустить его по миру. Между  тем,  люди  должны  думать,  что,
согласившись на наши требования, они могут в  дальнейшем  не  волноваться.
Секрет постоянного успеха в подобных  делах  заключается  в  сочувствии  и
понимании того, что возможности нервной системы человека не  беспредельны.
Если Рэкхем согласится помогать в осуществлении схемы  Редера,  мы  сможем
потом не раз обратиться к нему.
     Я продолжал хмуриться.
     - Так в чем я буду, а может быть, и не  буду  принимать  участие?  Не
подумайте, что я торгуюсь, но такое решение не  просто  принять.  Угрожать
миллионеру уликами, которые могут  привести  его  на  электрический  стул,
дельце не из приятных; тут нужны твердые  гарантии,  что  овчинка  выделки
стоит. Вы говорили про пять процентов от предполагаемого полумиллиона,  но
вы привыкли оперировать числами с многими нулями. А нельзя  было  бы  чуть
поподробнее?
     Редер потянулся к старому, замызганному  кожаному  портфелю,  который
принес с собой и оставил на полу. Водрузив портфель на колени, он  раскрыл
его, но тут вмешался Зек:
     - Что вы ищете? Расчеты?
     - Да, если и вам нужны конкретные цифры.
     - Можете показать, но только без имен. - Зек повернулся ко мне. -  Вы
нам подходите, Гудвин. Вы дерзки, и нам это ваше качество еще  пригодится.
Вам оно, кстати, помогло при разговоре с Рэкхемом.  Теперь  будьте  с  ним
поосторожнее, иначе он потеряет голову и вынудит нас действовать силой. Мы
же хотим другого, мы хотим, чтобы он  с  нами  сотрудничал.  Если  Рэкхема
осудят за убийство, мы ничего не выиграем; как раз наоборот. При верном же
обращении он послужит нам не один год.
     Акульи глаза перестали буравить меня.
     - Что вы думаете, Редер? Сможете работать с Гудвином?
     Редер прикрыл портфель, оставив его на коленях.
     - Попробую, - сказал он без особого огонька. - Общин уровень здесь не
выше, чем на побережье. Но мы не можем начинать,  не  зная,  участвует  ли
Рэкхем в игре, так что без Гудвина  нам,  похоже,  не  обойтись.  Хотя  он
задиристый, и я не уверен, будет ли он слушаться указании.
     - А хотите знать, что я думаю о Редере? - обратился я к Зеку.
     Зек пропустил мой выпад мимо ушей.
     - Гудвин, - сказал он, - наша  организация  -  самая  неприступная  в
мире. У меня  много  надежных  людей,  но  все  ниточки  тянутся  ко  мне.
Организация - это я. Предубеждения или эмоции чужды мне. Вы  получите  то,
что вам причитается. Если я буду вами доволен, вы можете  рассчитывать  на
любую поддержку и на любые деньги. Если же вы меня подведете,  пеняйте  на
себя. Понятно?
     - Еще бы. - Такого пронизывающего взгляда выдерживать мне никогда  не
доводилось, но я выдержал. - Только  вам,  в  свою  очередь,  должно  быть
понятно, что лично вы мне не нравитесь.
     - Я никому не нравлюсь. Никто не любит власть превосходящего  разума.
Лишь один человек не уступал мне в интеллекте, тот, на кого вы работали, -
Ниро Вульф! Но он не выдержал. Самолюбие не позволило  ему  признать  свое
поражение, и он решил уехать.
     - Ваши силы изначально были неравны, - воспротивился я. -  В  отличие
от вас, он соблюдал закон.
     - У всех свои слабости. При случае передайте  ему  привет.  Я  всегда
преклонялся перед ним.
     Зек кинул взгляд на настенные часы, потом посмотрел на Редера.
     -  Меня  уже  ждут.  Гудвин  подчиняется  непосредственно  вам.   При
необходимости связывайтесь со мной в установленном порядке.
     Должно быть, он надавил какую-то скрытую  кнопку  ногой,  потому  что
руками он ни к чему не притрагивался. Дверь открылась и  в  проеме  возник
охранник.
     Зек промолвил:
     - Шварц, занесите Гудвина в список Б!
     Мы с Редером поднялись и направились следом, Редер  с  портфелем  под
мышкой.

                                    17

     Я не стал упоминать про еще одно задание,  которое  получил  от  Ниро
Вульфа, поскольку не решался раскрывать  наши  тайны...  да  и  теперь  не
решаюсь. Но придет  время,  когда  вам  захочется  узнать,  откуда  взялся
пистолет в портфеле Вульфа, поэтому я заранее честно предупреждаю, что  вы
этого не узнаете.
     Поскольку прогресс в науке  привел  к  тому,  что  записывать  номера
пистолетов стало бессмысленно,  процесс  добывания  оружия,  происхождение
которого  останется  тайной,  чрезвычайно  усложнился  и  требует   особых
навыков. Нужно, например, уметь обзаводиться знакомством  с  определенными
людьми. Я умею. Поскольку вам такие навыки навряд ли пригодятся, адресов и
фамилий я не назову. Я не смог достать именно то, что хотелось  Вульфу,  -
модель размером и весом  с  игрушку,  22-го  калибра  и  с  убойной  силой
"кольта" 45, -  но  раздобыл  вполне  достойный  "карсон"  30-го  калибра.
Простой в обращении,  тупорылый  уродец,  миниатюрный,  но  очень  мощный.
Испытал я его вечером в  нашем  подвале  дома  на  Тридцать  пятой  улице.
Закончив, я собрал все пули и выкинул их в реку. Мы и без того  достаточно
рисковали, поэтому не стоит привлекать к себе внимание такими пустяками.
     В понедельник, на следующий  день  после  "рандеву"  с  Зеком,  мы  с
Вульфом колдовали над устройством двойного дна в  портфеле.  Дело  было  у
меня в офисе. Поскольку я помогал Редеру в крупной операции, для чего  нам
следовало часто видеться, не было бы  ничего  удивительного,  если  бы  он
разок заехал на Тридцать пятую улицу, но в ответ на мое предложение  Вульф
ожег меня столь недружелюбным взглядом, что я быстрехонько взялся за дело.
Двойное дно мы смастерили  с  помощью  старого  обрывка  кожи,  который  я
прихватил из обувной мастерской, и вышло  вполне  недурно.  Даже  если  бы
охраннику вздумалось вытащить из портфеля все  бумаги,  чтобы  их  получше
рассмотреть, вероятность того, что он обнаружит второе  дно,  была  крайне
мала; зато, если знать, куда  и  где  нажать,  "карсон"  окажется  в  руке
быстрее, чем вы успеете пробормотать: "О Господи!"
     Однако кое-что случилось и до этого: я имею в виду повторную  встречу
с Барри Рэкхемом. Когда в воскресенье поздним вечером  я  вернулся  домой,
телефонная служба доложила, что Рэкхем пытался со мной  связаться.  Я  ему
позвонил, и мы договорились увидеться па следующий день в три часа.
     Обычно я прихожу  на  свидание  точно  в  назначенную  минуту,  но  в
понедельник дела отняли времени чуть меньше, чем я  рассчитывал,  так  что
когда я вышел в "Черчилле" из лифта на этаже Рэкхема и приблизился к двери
его люкс-апартаментов, было только без двенадцати три. Я уже  поднес  было
руку к звонку, когда дверь распахнулась, и мне пришлось отступить на  шаг,
чтобы  дама  не  врезалась  прямо  в  меня.  Дама  приостановилась,  и  мы
уставились друг  на  друга.  Давненько  я  не  встречал  Лину  Дарроу.  Ее
прекрасные глаза ничуть не изменились.
     - Что ж, здравствуйте, - восхищенно проблеял я.
     - Вы пришли рано, Гудвин, - процедил Барри Рэкхем. Он стоял в дверях.
     Лицо Лины  восхищения  не  выражало.  Впрочем,  смущения  я  тоже  не
разглядел, разве что во взгляде таилась какая-то подозрительность, хотя  я
не представлял, в  чем  меня  можно  вот  так,  ни  за  что  ни  про  что,
заподозрить.
     - Как дела? - спросила она и тут же, не оставляя никаких  сомнений  в
том, что ей глубоко  наплевать  на  мои  дела,  повернулась  и  решительно
зашагала к лифту. Рэкхем чуть отстранился, чтобы пропустить меня, я  вошел
и прошествовал в гостиную. В следующий миг  я  услышал,  как  захлопнулась
входная дверь и появился Рэкхем.
     - Вы пришли рано, - повторил он без особого, впрочем, укора.
     Выглядел он так, словно за  семьдесят  часов,  что  мы  не  виделись,
опорожнил не меньше семидесяти бокалов. Лицо пошло красными пятнами, глаза
налились кровью, а левая щека подергивалась.  К  галстуку  прилип  кусочек
яичного желтка, а подбородок явно нуждался в бритве.
     - Кажется, в прошлую субботу, - начал я, - один  из  моих  людей  дал
описание девушки, которую  вы  сопровождали  и  которая,  по  его  словам,
походила на мисс Дарроу. Не беспокойтесь, я ни к  чему  не  клоню,  просто
захотелось чуть-чуть посудачить.
     Похоже, он меня не слышал. Спросил, что я выпью, а когда  я  ответил,
что, мол, спасибо, ничего не буду, подошел к бару и  плеснул  себе  щедрую
порцию, после чего вернулся, подвинул стул и уселся напротив.
     - Черт побери,  -  сказал  я,  -  вы  кажетесь  еще  испуганнее,  чем
накануне.  Кстати,  судя  по  донесениям  моих  агентов,  вы  теперь  либо
выскальзываете черным ходом, либо стали заядлым домоседом.
     Воистину ничто из того, что я говорил, его не волновало.
     - Я же сказал, что хочу видеться  с  вами  каждый  день,  -  капризно
заявил он. Голос заметно осип.
     - Знаю, но мне было некогда. Кстати, вчера днем я провел целый час  с
Арнольдом Зеком.
     Наконец-то он встрепенулся.
     - Мне кажется, что вы гнусный лжец, Гудвин.
     - Значит, мне все приснилось. Как машина въехала в  гараж,  как  меня
обыскивали, потом маленькая прихожая, и четырнадцать ступенек вниз, и  два
охранника,  и  звуконепроницаемая  дверка  толщиной  в  пять   дюймов,   и
розовато-серые стены, ковры и стулья, и он  сам,  восседающий  за  столом,
сверлящий нефтяные  скважины  во  мне  и  в  окружающих  предметах  своими
глазищами.
     - Вчера?!
     - Да. Туда меня привезли, но теперь я  и  сам  знаю  дорогу.  Правда,
пароль мне еще не открыли, но дайте время...
     Трясущейся рукой Рэкхем поставил стакан на маленький столик.
     - Я вам уже говорил, Гудвин, не убивал я жену.
     - Конечно, это совершенно исключено.
     - А как случилось, что вас отвезли к Зеку?
     - Он прислал за мной Макса Кристи.
     - Вот сукин сын. - Внезапно его пятнистое лицо побагровело еще больше
и он заорал: - Ну, говорите же! Что ему от вас надо?
     - Меня, возможно, ждет блистательная карьера!
     - А меня?
     Я покачал головой.
     - Вот что я вам скажу, Рэкхем. Похоже,  пора  прислушаться  к  голосу
разума. Мне прежде никогда не доводилось встречаться  с  Зеком  и,  должен
честно признать, он меня поразил. - Я полез во внутренний карман  пиджака.
- Вот ваши шесть тысяч. Чертовски жаль расставаться с ними, но...
     - Верните их в карман.
     - Нет, я...
     - Положите их в карман! - Он уже не орал. - Вы не виноваты,  что  Зек
произвел на вас такое впечатление... Не вы первый, не  вы  последний,  Бог
свидетель тому. Но вы заблуждаетесь, если полагаете, что  Зек  никогда  не
допускает промашек и что со мной покончено. Вы должны уяснить одно: теперь
я уже не задеру лапки и не  отдамся  на  милость  победителя;  я  вынужден
биться до конца и намереваюсь так и поступить. Я у вас на крючке. Раз вы у
него побывали, у меня глаза завязаны. Называйте вашу сумму. Сколько?
     Я положил купюры на столик.
     - По-настоящему меня беспокоит вовсе не Зек, - признался я. - Острить
с ним бесполезно. Говорит он весьма внушительно. Однако меня запугивали  и
прежде, а я, как видите, до сих пор жив. Но, говоря  о  голосе  разума,  я
имел в виду  законодательство  штата  Нью-Йорк  о  соучастии  в  убийстве.
Похоже, Зек раздобыл доказательства вашей виновности.
     - Быть не может. Это ложь!
     - Он придерживается иного мнения.  Только  член  коллегии  адвокатов,
каковым я не являюсь, может  брать  деньги  от  убийцы,  чтобы  попытаться
помочь ему избежать смертной казни.  Так  что  искренне  сожалею,  что  не
способен ничем вам помочь в этой передряге - заберите ваши деньги.
     - Я не убийца, Гудвин.
     - А я о вас и не говорю. Я не имел в виду настоящего убийцу. Я имею в
виду лицо, улики против которого настолько весомо  подобраны,  что  убедят
присяжных. И ни ему, ни его сообщнику не избежать приговора.
     Налитые кровью глаза Рэкхема, не мигая, вперились в меня.
     - Я не хочу, чтобы вы помогли мне отделаться  от  приговора  суда.  Я
только прошу, чтобы вы помогли убедить их не подставлять меня...  повлиять
на Зека, чтобы меня не подставляли.
     - Понимаю, - сочувственно произнес я. - Но Зек настроен решительно. И
я не испытываю никакого желания стоять  на  пути  лавины.  Я  пришел  сюда
главным образом затем, чтобы вернуть вам деньги и  предупредить,  что  уже
настолько запахло жареным, что я не могу  назвать  никакую  цену,  которая
изменила бы ситуацию, но готов сделать предложение, если вы соизволите его
выслушать - только от себя лично.
     Рэкхем вдруг занялся гимнастикой. Его руки, которые  спокойно  лежали
на коленях, задергались, пальцы сжались в кулаки, потом разжались,  и  так
несколько раз подряд. Мне эти упражнения быстро наскучили, тем более,  что
я не ожидал от Рэкхема подобного малодушия. Картина к  тому  времени  была
предельно ясна, и мне казалось, что парень,  у  которого  хватило  отваги,
будучи вооруженным одним ножом, ночью заколоть  в  лесу  жену,  охраняемую
доберман-пинчером, теперь, когда его загнали в угол, должен  отреагировать
иначе, а не сидеть с постной физиономией, сжимая и разжимая кулаки.
     Он заговорил:
     - Послушайте, Гудвин, я сам прекрасно понимаю,  что  я  уже  не  тот.
Как-никак почти пять месяцев прошло. В первую неделю было не так тяжело  -
всеобщее возбуждение, всех подозревали, всех допрашивали; арестуй они меня
тогда, мой пульс не участился бы ни на один удар. Я был готов дать  бой  и
сражался бы до победного конца. Но чем дальше, тем невыносимее  становится
ожидание. Я порвал с Зеком,  не  продумав  все,  как  следует.  Тогда  мне
казалось, что я должен покончить с прошлым и выйти чистым, особенно  после
предварительного слушания в Вашингтоне  и  после  вмешательства  прокурора
нью-йоркского округа. В итоге всякий раз, когда звонили по телефону или  в
дверь, у меня начинало сосать под ложечкой. Ведь  речь  шла  об  убийстве.
Если бы меня  арестовали,  мне  стало  бы  ясно,  что  сфабрикованы  такие
доказательства, какие  позволяют  им  быть  уверенными,  что  мне  уже  не
отвертеться. Терпеть это можно день, или неделю, или даже  месяц,  но  для
меня пытка тянется бесконечно, и, клянусь Богом, я больше не могу...
     Рэкхем закончил упражнения для рук, сжав  кулаки,  так  что  костяшки
пальцев побелели.
     - Я дал маху с Зеком, - жалобно проныл он. - Когда я с ним порвал, он
послал за мной и недвусмысленно дал понять, что только  от  него  зависит,
попаду я на электрический стул или нет. Я вышел из  себя.  Когда  со  мной
такое случается, я потом не могу вспомнить, что говорил,  но  я  наверняка
брякнул, будто у меня самого есть показания против  Зека,  и  я  буду  его
шантажировать. В любом случае я наговорил лишнего. - Рэкхем разжал  кулаки
и начал медленно растирать пальцы. - С тех пор тянется эта тягомотина.  Вы
сказали, что у вас есть предложение?
     - Да.
     - В чем оно заключается?
     - Я сказал, оно - от меня лично.
     - Так в чем оно?
     - Вам необходимо поговорить с Зеком.
     - Зачем? Я не верю ему.
     - Вы будете общаться на равных. Давайте разберемся: могла  ваша  жена
доверять вам? Могли ваши друзья доверять вам... те, которых вы  отдали  на
расправу Зеку? Могу я положиться на вас? Сам же я предупреждал,  чтобы  вы
не доверяли мне, не правда ли? Люди  способны  сотрудничать  лишь  в  двух
случаях: когда все доверяют всем или когда никто не доверяет никому. Вы  с
Зеком связаны навечно.
     - С Зеком?
     - Конечно. - Я повернул руку ладонью кверху. - Вы в западне. Да еще в
такой, что вам из нее не выкарабкаться. Вы  даже  согласны  положиться  на
меня, обманщика, не заслуживающего никакого доверия, чтобы я вас  выручил.
Вам ясно, что сухим выбраться  из  воды  не  удастся...  и  неудивительно.
Больше всего вас беспокоит, чтобы против  вас  не  сфабриковали  абсолютно
неопровержимые доказательства, и вы отчаянно добиваетесь того,  чтобы  вас
не подставили. Это, пожалуй, получится. Но  у  Зека  есть  новый  человек,
некий Редер, который недавно перебрался сюда  с  Западного  побережья.  Он
разработал совершенно гениальное дельце. Мне поручено помогать Редеру,  и,
я думаю, это будет нам  по  силам.  Дельце  продумано  до  мелочей,  а  по
хитроумности далеко  превосходит  самые  изысканные  трюки  мошенников.  С
помощью человека, обладающего вашим  положением,  риск  исключается,  как,
впрочем, и любые последствия.
     - Нет. Именно из-за своего положения я вынужден...
     - Подождите! - остановил я его. - Я уже говорил, что это  моя  личная
инициатива. Я советую вам  согласиться.  Я  могу  организовать  встречу  с
Зеком. Вам не придется заниматься тем же, чем прежде; теперь вы  миллионер
и можете даже ставить свои условия. Я сказал вам, почему  не  хочу,  чтобы
вас или еще кого-то подставили как убийцу, и уверен, что  Зек  не  сделает
этого, если убедится, что вы ему поможете в деле, разработанном Редером.
     - Ненавижу его, - хрипло выдавил  Рэкхем.  -  Он  меня  пугает,  и  я
ненавижу его!
     - Зек мне тоже не по нутру. И он  это  знает.  Допустим,  завтра  без
четверти три я заеду за вами?
     - Нет, я не могу... завтра не могу...
     -  Пора  кончать  с  собственными  муками!  Или   вы   хотите   вечно
прислушиваться к телефону и звонкам в дверь?
     Рэкхем потянулся к до сих пор не пригубленному стакану, залпом осушил
его, содрогнулся и утер рот ладонью.
     - Позвоню вам около полудня, чтобы подтвердить наш уговор, - сказал я
и вышел.
     На следующее утро, во вторник, случилось как раз такое непредвиденное
обстоятельство: камешек, брошенный из  Уайт-Плейнз,  угодил  в  шестеренку
хитроумного механизма,  сконструированного  нами  с  Вульфом,  и  конвейер
внезапно стал. Я  только  успел  позавтракать  с  Фрицем,  когда  позвонил
телефон и  я  отправился  разговаривать  в  кабинет.  Звонили  из  конторы
окружного прокурора Вестчестера.
     Разговор был краткий. Повесив трубку, я немного  посидел,  косясь  на
телефонный аппарат,  а  потом,  скрепя  сердце,  начал  накручивать  диск,
набирая номер "Черчилля". И здесь беседа была недолгой. Закончив говорить,
я на мгновение задержал палец на нажатом  рычажке,  а  затем  позвонил  по
другому номеру.
     На втором звонке трубку сняли, и гнусавый голос произнес:
     - Да?
     - Я хотел бы поговорить с мистером Редером.
     - Я слушаю.
     - Это Гудвин. Мне только что позвонили из Уайт-Плейнз и  потребовали,
чтобы я немедленно явился к окружному прокурору. Я спросил, можно  ли  это
отложить, учитывая, что на два часа  у  меня  назначена  встреча,  но  мне
отказали. Я позвонил в "Черчилль" и оставил записку, что до  завтра  уехал
из города. Надеюсь, что завтра все получится. Дам  вам  знать  при  первой
возможности.
     Молчание.
     - Вы меня слышали?
     - Да. Желаю удачи, Гудвин.
     Он повесил трубку.

                                    18

     Однажды мне довелось просидеть в  ожидании  три  часа  на  деревянной
скамейке в просторной приемной конторы окружного прокурора в  здании  суда
Уайт-Плейнз, зато на сей раз мне даже присесть не пришлось. Более того,  я
и представиться не успел. Едва я вошел и приблизился к столу, что стоял  в
отгороженном углу, как  меня  перехватил  какой-то  прихрамывающий  тип  и
проворковал:
     - Ступайте за мной, мистер Гудвин.
     Он сопроводил меня по длинному коридору вдоль  нескончаемой  вереницы
дверей по обеим сторонам и провел  в  комнату,  в  которой  я  уже  бывал.
Воскресным вечером, помнится, девятого апреля, я развлекался в  ней  около
часа. В комнате никого не было. Утреннее солнышко  пробивалось  через  два
окна, а я сидел и наблюдал, как отплясывают  пылинки  в  косых  лучах.  От
нечего делать я принялся дуть на пылинки, следя за тем, как  они  образуют
затейливые узоры - за этим занятием меня и застали сам  окружной  прокурор
Кливленд Арчер и Бен Дайкс. Пожалуй, я никогда не всматривался  в  лица  с
таким живым интересом. Довольные и наглые физиономии могли  означать,  что
дело уже раскрыто, а в таком случае  все  наши  столь  долго  вынашиваемые
планы, как покончить с Арнольдом Зеком, вылетали в трубу.
     Я настолько обрадовался, разглядев их пасмурные рожи, что мне  стоило
большого труда  не  расплыться  в  радостной  улыбке.  В  ответ  на  сухое
приветствие я поздоровался не  менее  сдержанно,  а  когда  мы  расселись,
причем я оказался за столом напротив них, то проворчал:
     - Надеюсь, хоть какая-то польза от этого  вызова  будет?  У  меня  на
сегодня была намечена куча дел, а теперь все пойдет насмарку.
     Дайкс что-то буркнул - не сочувственно и не неприязненно, а так, себе
под нос. Арчер раскрыл папку, которую принес  с  собой,  выбрал  несколько
листов бумаги, скрепленных в углу,  взглянул  на  верхний  лист  и  мрачно
посмотрел на меня из-под припухших век.
     - Это ваши показания, Гудвин.
     - О чем? О деле Рэкхем, что ли?
     - Бога ради,  -  кисло  попросил  Дайкс,  -  хотя  бы  раз  вы  могли
удержаться от зубоскальства. Я всю ночь на ногах.
     - Просто много воды утекло с тех пор, - извинился я, - а дел  у  меня
невпроворот, сразу все не упомнишь.
     Арчер подвинул протокол через стол ко мне.
     - Думаю, вам стоит  перечитать  это.  И  хочу  задать  вам  несколько
вопросов.
     Я даже не мечтал о лучшей возможности привести мысли в порядок, но не
думал, что сейчас из этого выйдет толк, поскольку  не  имел  ни  малейшего
понятия о том, с какой стороны последует подвох.
     - Может, отложим на потом? - предложил я. - Если вы припрете  меня  к
стенке и мне  потребуется  выиграть  время,  чтобы  пораздумать,  я  смогу
притвориться, что должен проверить свои прошлые  показания.  -  Для  вящей
убедительности я постучал указательным пальцем по протоколу.
     - Я предпочитаю, чтобы вы прочитали его сейчас, - хмуро сказал Арчер.
     - Правда, это ни к чему. Я сам знаю, что говорил и что подписывал.  -
Я отодвинул бумаги назад. - Можете проверить выборочно.
     Арчер закрыл папку и оперся на нее ладонями, сцепив пальцы.
     - Меня интересует не столько то, что есть в  протоколе,  сколько  то,
чего в нем нет. Я считаю, что стоит  освежить  в  памяти  свои  показания,
поскольку я хочу спросить о том, что вы скрыли... о событиях той  субботы,
восьмого апреля.
     - Я готов ответить, не читая. Я не скрыл ничего, что имеет  отношение
к миссис Рэкхем.
     -  Я  хочу,  чтобы  вы  перечитали  подписанные  показания,  а  потом
повторили свои слова.
     - Не хочу читать. Я ничего не скрыл.
     Арчер и Дайкс переглянулись, а потом Дайкс заговорил:
     - Послушайте, Гудвин, мы вовсе не берем  вас  на  пушку.  Просто  нам
стало кое-что известно. Кое-кто наконец разговорился. Похоже, придется вам
выкладывать все начистоту.
     - Только не  мне.  -  Я  был  непреклонен.  -  Я  давно  все  выложил
начистоту.
     - Приведите ее,  -  бросил  Арчер  Дайксу.  Тот  поднялся  и  покинул
комнату. Арчер  взял  в  руку  протокол,  спрятал  его  в  папку,  которую
отодвинул на край стола, потом потер глаза ладонями и испустил пару тяжких
вздохов. Дверь открылась, и Дайкс ввел в комнату Лину Дарроу. Он придвинул
ей стул к торцу стола, слева от меня и справа от Арчера,  так  что  солнце
освещало ее сзади. Девушка выглядела так, будто провела ночь в  тюрьме,  с
покрасневшими глазами и опухшим лицом, но, судя по тому, как были стиснуты
ее челюсти, настроена она была решительно. Садясь  на  предложенный  стул,
она мельком взглянула на меня и не удостоила даже легким кивком.
     - Мисс Дарроу, - приветливо, но достаточно  твердо  обратился  к  ней
Дайкс, - вы помните,  что  кроме  мистера  Гудвина  никто  ваши  показания
подтвердить не сможет.  Мы  устроили  очную  ставку  не  для  того,  чтобы
подвергнуть сомнению слова мистера Гудвина и выставить его в  неприглядном
свете, а для того, чтобы он услышал все из первых уст. -  Арчер  обратился
ко мне: - Мисс Дарроу сама пришла к нам вчера вечером.  Никто  на  нее  не
давил. Верно, мисс Дарроу? Я хочу, чтобы вы подтвердили мои слова  мистеру
Гудвину.
     - Да. - Она подняла на меня свои глаза, которые,  я  на  этом  твердо
настаиваю, несмотря  на  тяжелую  для  нее  ночь,  оставались  по-прежнему
прекрасными. - Я пришла добровольно. Я пришла, потому что...  из-за  того,
как со мной обращается Барри Рэкхем. Он  отказался  жениться  на  мне.  Он
обращается со мной дурно. Наконец... вчера мое терпение лопнуло.
     Арчер и Дайкс неотрывно смотрели на нее. Наконец Арчер не выдержал: -
Продолжайте, мисс Дарроу. Скажите ему главное.
     Она заговорила:
     - Мы с Барри немного дружили еще  до  смерти  миссис  Рэкхем.  Просто
дружили. Во всяком случае мне так казалось и, по-моему, ему тоже. Так  все
и обстояло, когда на пасхальный уик-энд  мы  поехали  в  Берчвейл.  Миссис
Рэкхем пообещала, что работать... отвечать на письма  и  тому  подобное...
нам там не придется, во в субботу в полдень  она  послала  за  мной,  и  я
пришла в ее комнату. Она плакала и была  настолько  расстроена,  что  едва
могла говорить.
     Лина приумолкла. Она смотрела мне прямо в глаза.
     - Сейчас я выпалю все одним духом, мистер Гудвин. Тем  более,  что  я
это уже говорила.
     - Конечно, конечно, - похвалил я. - Давайте, так будет проще.
     И она выпалила:
     - Миссис Рэкхем сказала,  что  должна  с  кем-то  поделиться,  сперва
хотела поговорить с невесткой, миссис Фрей, но потом передумала,  так  что
оставалась только я. Она сказала, что накануне ездила к Ниро Вульфу, чтобы
попросить его выяснить, откуда у ее мужа деньги, и Ниро Вульф  согласился.
В тот же вечер, в пятницу, он перезвонил ей  и  сказал,  что  кое-что  уже
разузнал.  Оказалось,  что  Барри  Рэкхем  связан  с  какой-то  преступной
группой. Он помогал осуществлять какие-то незаконные махинации  и  получал
за это приличное вознаграждение. Мистер  Вульф  порекомендовал  ей  никому
ничего не говорить, пока он не узнает больше. И добавил, что его помощник,
мистер Гудвин, приедет  в  субботу  днем,  а  к  тому  времени,  возможно,
появятся дополнительные сведения.
     - Так что мистер Гудвин был в курсе дела? - уточнил Арчер.
     - Естественно, миссис Рэкхем поняла это как само собой  разумеющееся.
Она не говорила, что мистер Вульф сказал,  будто  мистер  Гудвин  в  курсе
дела, но решила, что иначе и быть не может, коль скоро мистер  Гудвин  его
помощник и занимается этим делом. Впрочем, тогда это  не  имело  значения,
поскольку она все выложила мужу. В Берчвейле у них была одна спальня и, по
ее словам, когда они легли в постель, она  просто  не  смогла  сдержаться.
Весь разговор она мне не передала, но у них произошла страшная ссора.  Она
заявила, что подаст на  развод,  что  между  ними  все  кончено,  что  она
попросит мистера Вульфа завершить расследование  и  добыть  доказательства
вины Рэкхема. Характер у миссис Рэкхем  был  твердый,  и  она  ненавидела,
когда ее  пытались  обвести  вокруг  пальца.  Но  на  следующий  день  она
засомневалась в том, что сказала, будто в самом деле ей хотелось  развода.
Потому-то она и решила с кем-нибудь посоветоваться. Думаю, что причина, по
которой она не стала доверяться миссис Фрей...
     -  Извините,  мисс  Дарроу,  -  прервал  ее  Арчер,   -   пожалуйста,
придерживайтесь только фактов.
     - Да, конечно. - Она посмотрела на Арчера, потом перевела  взгляд  на
меня. - Я сказала, что, по-моему, миссис Рэкхем совершенно не права.  Будь
ее муж изменником - другое дело, но ведь ей он ничего плохого  не  сделал,
разве что кому-нибудь другому да самому себе, так что  ей  следует  помочь
ему, а не уничтожать его. По меньшей мере, сказала я, надо подождать, пока
обнаружатся все подробности. Думаю, именно это она и хотела услышать, хотя
вида не подала. Она была страшно упряма.  Потом  днем  я  совершила  нечто
такое, в чем буду раскаиваться всю жизнь.  Я  пошла  к  Барри  и  все  ему
передала, добавив, что если он пойдет ей навстречу  -  расскажет  все  без
утайки, повинится и пообещает, что покончит с  этим,  -  то  все  будет  в
порядке. И тут Барри признался, что любит меня.
     Здесь Лина Дарроу впервые проявила слабость. Опустила голову и отвела
глаза.
     - И что тогда? - вкрадчиво спросил я.
     Она подняла голову, и заметное волнение отразилось в ее лице.
     - Он сказал, что вовсе не желает, чтобы все было  в  порядке,  потому
что любит меня. Должна я сказать вам, что  я...  как  я  себя  чувствовала
тогда?
     - Не сейчас. Только то, что случилось.
     - Тогда еще ничего не случилось.  Время  было  после  полудня.  Я  не
сказала Барри, что тоже люблю его... тогда я еще  и  не  подозревала,  что
люблю его. Я просто ушла. Потом  мы  собрались  в  гостиной  на  коктейль,
пришли вы, мистер Гудвин, и  мистер  Лидс,  и  мы  играли  в  эту  игру...
помните? - спросила она.
     - Угу, помню, - подтвердил я.
     - Потом ужинали, смотрели телевизор и...
     - Извините, - перебил я. - Это всем известно. Давайте припомним,  как
пришли полицейские. Вы им все рассказали?
     - Нет.
     - Почему?
     - Мне казалось, что это будет нечестно по отношению  к  Барри.  Я  не
думала, что он убил ее, и не знала, с какими незаконными делами он связан,
поэтому мне казалось, что несправедливо говорить им то, что я узнала о нем
со слов миссис Рэкхем. - Прекрасные глаза мисс  Дарроу  снова  наполнились
лучезарным светом. - О, я знаю, о чем  вы  думаете.  Почему  не  тогда,  а
теперь я решила рассказать это?  Да  потому,  что  теперь  я  знаю  о  нем
больше... намного больше!  Не  уверена,  убил  ли  он  миссис  Рэкхем,  но
убеждена,  что  он  способен  на  такое:  он   жестокий,   эгоистичный   и
беспринципный... он способен на все.  Думаете,  я  хочу  ему  отомстить?..
Возможно, но мне наплевать, потому что я говорю правду. С какой преступной
группой он был связан, и убил ли он жену... я не знаю; это ваша забота.
     - Не моя, сестренка. Я не полицейский.
     Она повернулась к фараонам.
     - Значит, ваша!
     Тут, казалось бы, настал тот самый миг, когда  я  мог  бы  перечитать
свои показания, поскольку мне  не  помешало  бы  это  обмозговать.  Такого
поворота я не ожидал. Стоит мне только подтвердить слова  Лины  Дарроу,  и
Барри Рэкхему не миновать казни на электрическом стуле. Я мог бы  заявить,
что ничего не знаю о звонке, который  Ниро  Вульф  сделал  миссис  Рэкхем.
Вполне возможно, что он звонил ей, не поставив меня в известность -  такое
за ним нередко водилось. Занятно, сколько раз мне приходилось буквально из
кожи вон лезть, чтобы изобличить убийцу, а тут достаточно было  припомнить
парочку фактов - и вот он, убийца, в руках!
     Но если я дам подтверждение изложению мисс  Дарроу,  Рэкхема  еще  до
захода солнца упекут  в  каталажку,  а  это  погубит  все  дело.  Операция
сорвется, месяцы  напряженного  труда  вылетят  в  трубу,  и  с  ними  наш
единственный шанс; Зек будет продолжать упиваться  властью  превосходящего
разума, а мы с Вульфом останемся с носом. Мой мозг лихорадочно  заработал.
Не раз он помогал  вывести  убийц  на  чистую  воду;  теперь  же  от  него
требовалось поработать на славу, чтобы  помочь  убийце  остаться  тоже  на
свободе, поскольку встреча с Зеком должна была состояться во что бы то  ни
стало.
     Выстроить план действий не было времени.  Все  трое  впились  в  меня
взглядами, и Арчер произнес:
     - Теперь сами понимаете, Гудвин, почему я настаивал на том, чтобы  вы
перечитали свои  показания?  Необходимо  проверить:  вдруг  вы  что-нибудь
упустили!
     - Да, - с сожалением выдохнул я. - Я также вижу, что вы ждете, затаив
дыхание, когда я скажу, что верно, мол, я запамятовал: Ниро Вульф и впрямь
позвонил вечером в пятницу миссис Рэкхем и сказал ей все это. Увы, рад  бы
помочь, но привык придерживаться истины, насколько возможно.
     - Нам истина и нужна. Вы приходили вчера днем к Рэкхему?
     Этого я уже ожидал.
     - Да, - просто ответил я.
     - С какой целью?
     - По поручению клиента. Сперва я за Рэкхемом следил, а  потом,  когда
он меня обнаружил, клиент решил, что можно выведать  что-нибудь  полезное,
если заглянуть к нему в гостиную.
     - Почему ваш клиент интересуется Рэкхемом?
     - Он мне не объяснил.
     - Кто ваш клиент?
     Я отрицательно покачал головой, говоря тем самым, что не отвечать  на
сей вопрос имею полное право.
     - Вам это не пригодится. Мой клиент приехал  с  Западного  побережья,
где, как я подозреваю, был связан либо с игорным бизнесом, либо с рэкетом,
а может, и с тем, и с другим, хотя  мои  подозрения  юридической  силы  не
имеют. Так что давайте изменим тему.
     - Я хочу знать его имя, Гудвин.
     - А я хочу охранять своего клиента, в разумных пределах, естественно.
К убийству, которое вы расследуете, он не причастен.
     Заговорил Бен Дайкс:
     - Ладно, не будем строго придерживаться  правил.  Не  станешь  же  ты
изобретать в самом деле несуществующего клиента. Тем более -  с  Западного
побережья.
     - Ваш клиент Барри Рэкхем? - осведомился Арчер.
     - Нет.
     - Вы выполняли какую-нибудь работу по его поручению?
     - Нет.
     - Давал ли он вам или выплачивал  какие-нибудь  деньги  за  последнюю
неделю?
     Это было уже чересчур. Похоже, тут я влип по самую шею, и лучшее, что
я мог сделать, это брыкаться  в  надежде  хоть  как-то  выиграть  время  и
попробовать выкрутиться.
     - Ах, вот значит как, - процедил я. Потом окинул оценивающим взглядом
Лину Дарроу и перевел взгляд на Арчера. - Похоже, вы решили пойти ва-банк.
По-вашему, я взял деньги  от  убийцы,  чтобы  скрыть  против  него  улики.
Скверное дело, да?
     Никто не отозвался. Они просто смотрели на меня.
     Тогда я продолжил:
     - Во-первых, я решительно заявляю, что  у  меня  нет  никаких  денег,
полученных от  Рэкхема,  и  хватит  об  этом.  Во-вторых,  я  поставлен  в
несколько невыгодное положение, потому что я  знаю,  что  на  уме  у  мисс
Дарроу, но не знаю, откуда. Для меня очевидно, что она пытается подставить
Рэкхема, но я не уверен, сама ли она так решила или  ее  кто-то  надоумил.
Прежде чем я приму решение, что  делать,  я  хотел  бы  это  прояснить.  Я
понимаю, что вы должны обработать меня  на  всю  катушку  и  нисколько  не
возражаю, в конце концов так принято, это ваша  работа,  но  вам  придется
выбрать. Либо я сейчас наберу воды в рот, причем я вовсе не шучу, и  тогда
можете делать со мной  все,  что  вам  заблагорассудится,  либо  я  сперва
переговорю с мисс Дарроу...  в  вашем  присутствии,  разумеется.  А  потом
можете допрашивать меня хоть до конца недели. Итак?
     - Что вы хотите узнать от нее? - полюбопытствовал Арчер.
     - Лучший способ выяснить - послушать самим. - Я повернулся к Лине.  -
Когда вчера днем я увидел, как вы выходите из его номера, я сразу подумал,
что заварится каша.
     Она не отвела взгляд, но и не ответила.
     - А когда он обошелся с вами дурно? Вчера? - уточнил я.
     - Не только  вчера,  -  бесстрастно  ответила  она.  -  По  вчера  он
окончательно и бесповоротно отказался жениться на мне.
     - А что же здесь дурного? - удивился я. - Не может же Барри Рэкхем на
всех жениться.
     - Он обещал... много раз.
     - А вы держали при этом фигу в кармане? Он  знал,  что  вам  известно
кое-что из того, что  может  привести  его  в  камеру  смертников.  Вы  не
думаете,  что  он  мог  морочить  вам  голову  хотя  бы   из   соображений
безопасности?
     - Я так думала, но не хотела этому  верить.  Он  говорил,  что  любит
меня. Мы... спали вместе, и я думала, что он  станет  моим  мужем.  -  Она
решила, что следует привести более веские аргументы и воскликнула: - Я так
его желала!
     - Еще бы! - Я постарался, чтобы моя  реплика  не  прозвучала  слишком
ехидно. - А теперь что вы думаете: он и в самом деле любил вас?
     - Нет! Он бессердечный и коварный. Он меня боялся. Он  только  хотел,
чтобы я никому не рассказала то, что мне известно. Я уже подозревала... он
так изменился... а вчера я пыталась настоять, чтобы мы поженились на  этой
неделе, и он совершенно рассвирепел... это было ужасно.
     - Простите, - упрямо  настаивал  я,  -  но  вы  чересчур  ранимы  для
женщины, готовой выскочить замуж за убийцу. А не...
     - Я не знала, что он убийца! Я только верила, что если расскажу  все,
что узнала от миссис Рэкхем, то он... то ему станет гораздо труднее, вот и
все.
     - Понятно. А вчера, когда поссорились, вы угрожали ему разоблачением?
     - Да.
     - Знаете, сестричка, - воскликнул я,  -  вам  следовало  получше  все
продумать. Более неуклюжей лгуньи я еще не встречал.
     - Попробуйте абстрагироваться от ее слов, - обратился я  к  Дайксу  и
Арчеру, - и поставить себя на место Рэкхема. Он, думаю, не настолько  туп,
чтобы так рассуждать. Кому, как не ему, знать, что такое пять месяцев  для
убийцы. Он стоит перед выбором: жениться ли на  сей  смазливенькой  лгунье
или позволить ей мчаться к вам с чернилами для его смертного приговора;  а
он не только ведет себя бессердечно и коварно, но буквально принуждает  ее
бежать к вам! То есть парень, которому ничего не стоит в одиночку ночью  в
густом лесу заколоть жену и сторожевую собаку, преспокойно  отпускает  эту
несчастную красотку на  волю,  чтобы  она  на  весь  мир  прославляла  его
злодейство! Господи, неужто вы способны поверить в такую чушь?
     - Люди бывают разные, - уклончиво рассудил Арчер. - И к тому  же  она
знает  много  подробностей,  коих  не  сообщаете  вы.  Возьмите  хотя   бы
телефонный звонок Вульфа и его рассказ  миссис  Рэкхем  о  Барри  Рэкхеме.
Такую ведь подробность не придумать  и  прирожденной  лгунье,  не  то  что
неуклюжей.
     - Ерунда, - отмахнулся я. - Никакого звонка не было, и миссис  Рэкхем
ничего  подобного  не  говорила.  А  что   касается   связей   Рэкхема   с
преступниками, то либо все это чушь и очередная выдумка нашей сестренки  -
в таком случае вам следует быть поосторожней,  -  либо  это  правда  и  ей
удалось разговорить Рэкхема до такой степени, что он не побоялся  признать
эту тяжкую связь  с  преступным  миром.  Такой  оборот  событий  я  вполне
допускаю.
     - Так вы считаете, что Вульф не звонил миссис Рэкхем?
     - Нет.
     -  И  он  не  выяснял,  что  источник  доходов   Рэкхема   связан   с
преступниками?
     - Господи! - воскликнул я. - Да миссис Рэкхем из нашей конторы ушла в
пятницу после полудня. Неужто вы думаете, что в тот же  вечер  он  мог  ей
позвонить? Он и пальцем не шелохнул, чтобы начать расследование,  да  и  я
тоже. Вульф был замечательный детектив, но рвением отнюдь не отличался.  -
Я повернулся к Лине.  -  Я  сперва  подумал  было,  что  вас  как  следует
поднатаскали, даже заподозрил руку  профессионала,  но  теперь  вижу,  что
заблуждался.  Ясно,  что  такое  могли  придумать  только  вы  сами,  это,
бесспорно, ваше дитя... Одним словом, вы перестарались. Фабриковать  улики
по отношению к подозреваемому в убийстве -  занятие  не  для  любителя.  В
жизни не слыхал большего сумасбродства. Оказывается, Рэкхем предпочел  суд
присяжных женитьбе на мисс Дарроу. Это ли  не  бред?!  Если  верить  вашей
логике, то как поступили бы мы с Вульфом  после  убийства  миссис  Рэкхем?
Ведь кроме аванса, который она нам выплатила, нас ничего не  интересовало.
Почему же мы просто не передали дело в руки полиции? И еще - помните,  как
вели себя собравшиеся в тот вечер? Разве по Барри Рэкхему или по его  жене
видно было, что они находятся в смертельной ссоре? Не спрашивайте меня!  Я
могу быть необъективен: спросите остальных.
     Я покончил с мисс Дарроу и обратился к Арчеру:
     - Я могу продолжать хоть целый час, но навряд ли вам это  необходимо.
Меня не удивляет, что вы клюнули на эту приманку, уж слишком  она  походит
на тот поворот событий, которого вы ждали, как  манну  небесную,  вдобавок
наша сестренка приукрасила свою наживку такими сочными подробностями, как,
например, белиберда насчет меня и Рэкхема. Я не работал и  не  работаю  на
Рэкхема, и у меня нет его денег. Продолжать или хватит?
     Арчер изучающе смотрел на меня.
     - Значит, вы утверждаете, что мисс Дарроу все выдумала?
     - Да.
     - Зачем?
     Я передернул плечами.
     - Не знаю. Хотите знать мое мнение?
     - Да.
     - Вы обращали внимание на ее глаза - они  источают  внутренний  свет.
Думаю, ей очень хочется побыть на вашем месте. Она была привязана к миссис
Рэкхем, а получив в наследство двести тысяч, должно быть, переволновалась,
и мозги немного сдвинулись набекрень. Она вбила себе в голову, что  Рэкхем
убил жену... а может, ее вдруг озарило...  но  со  временем,  когда  стало
похоже, что Рэкхема не привлекут к ответственности,  она  решила,  что  ее
долг или предназначение свыше, не знаю, - вмешаться. Имея на руках  двести
тысяч, можно позволить себе такую забаву. Тогда-то она и начала заигрывать
с Рэкхемом. Видно, она рассчитывала увлечь его настолько, чтобы он потерял
голову и, презрев осторожность, делился с ней всеми тайнами и помыслами, а
тогда, убедившись в своей правоте, она смогла бы  осуществить  задуманное.
Но время шло, а он и не думал ничем делиться, и у нее, возможно,  возникла
навязчивая  идея,  либо  же  она  попросту  отчаялась,  если   судить   по
представлению, которое она закатила. Да,  она  себя  убедила,  что  Рэкхем
виновен, но не доставало доказательств его вины, и  вот  она  решила,  что
кроме нее представить такие доказательства некому.
     Лина Дарроу уронила голову, закрыв лицо  руками,  и  стала  судорожно
рыдать.
     Арчер и Дайкс безмолвно следили за  ней.  Я  следил  за  ними.  Арчер
нервно пощипывал нижнюю губу. Дайкс, стиснув зубы, качал головой.
     - Я предлагаю, - сдержанно сказал я,  возвысив  голос,  чтобы  звуки,
издаваемые Линой Дарроу, не мешали внимать моей речи,  -  когда  придет  в
себя эта девушка, постарайтесь выяснить,  вдруг  Рэкхем  и  в  самом  деле
сообщил ей что-нибудь  полезное.  Например,  я  вполне  допускаю,  что  он
получил деньги за содействие какому-то мошенничеству или вымогательству.
     Они не сводили с  девушки  глаз.  Лина  рыдала  навзрыд,  причем  так
заразительно, что я не удивился,  если  бы  оба  блюстителя  правопорядка,
присоединившись к ней, заплакали в три ручья.  Я  отодвинул  свой  стул  и
встал.
     - Если сумеете узнать что-нибудь полезное, позвоните мне. День у меня
очень напряженный, но мне передадут.
     Я оставил их.

                                    19

     Когда я вышел из здания суда к обочине тротуара,  мои  наручные  часы
показывали семнадцать минут двенадцатого. Стоял теплый солнечный  день,  и
на лицах прохожих появились благодушные улыбки. Я не  улыбался.  Несколько
минут спустя Лина Дарроу очухается и независимо от того, какую версию  она
изложит, им может взбрести в голову вызвать для разговора по  душам  Барри
Рэкхема, а это очень нежелательно. Выйдет задержка, что для моих натянутых
нервов будет уже чересчур.
     Я перебежал через  улицу  к  ближайшей  аптеке,  нырнул  в  свободную
телефонную будку и набрал телефон Редера. Молчание. Я побрел к тому месту,
где оставил машину, залез в нее и двинулся по шоссе в сторону Нью-Йорка.
     По дороге к Манхэттену я четырежды  останавливался,  чтобы  позвонить
Редеру, и  с  четвертой  попытки,  на  Сто  шестнадцатой  улице,  наконец,
дозвонился. Я сказал ему, где нахожусь. Он спросил, что хотели от  меня  в
Уайт-Плейнз.
     -  Ничего  особенного,  просто  задали  несколько  вопросов,  имеющих
отношение к одной из версий расследования.  Я  направляюсь  в  "Черчилль",
чтобы подтвердить, что с сегодняшним мероприятием все в порядке.
     - Нет. Другая сторона перенесла его на завтра. Договоритесь  на  этот
счет.
     - А вы не смогли бы, со своей стороны, способствовать его переносу на
сегодня?
     - Это весьма затруднительно, а следовательно - нежелательно.
     Я чуть пораскинул мозгами, учитывая, что неизвестно было, чьи  уши  и
сколько могут меня подслушивать.
     -  Имеется  вероятность,  -  начал  я,  -  что  в  "Черчилле"  завтра
освободятся  апартаменты  люкс.  Поэтому  я   полагаю,   что   еще   более
нежелательно откладывать мероприятие.  Не  уверен,  но  у  меня  создается
впечатление, что оно может состояться сегодня или же никогда.
     Молчание. Потом:
     - Сколько вам потребуется времени, чтобы добраться до офиса?
     - Минут пятнадцать или двадцать.
     - Отправляйтесь туда и ждите, - распорядился Редер.
     Я вернулся в машину, доехал до стоянки  на  Третьей  авеню  в  районе
Сороковых улиц, оставил ее, прошел пешком до Мэдисон-авеню  и  поднялся  в
номер 1019. Немного посидел, постоял у окна, опять посидел и еще постоял у
окна. Звонить в телефонную службу я не хотел, опасаясь  занимать  аппарат,
но несколько минут спустя начал  колебаться,  подозревая,  что  Редер  мог
звонить, пока я был в пути. Раздираемый противоречивыми чувствами,  я  уже
собрался потянуться к трубке,  как  вдруг  раздался  звонок,  и  я  тигром
прыгнул к аппарату.
     Звонил Редер. Он спросил своим гнусавым голосом:
     - Вы позвонили в "Черчилль"?
     - Нет, я ждал вашего звонка.
     - Надеюсь, все будет благополучно. Назначено на  сегодня,  на  четыре
часа.
     Я почувствовал облегчение. Усилием воли я подавил судорогу в горле  и
произнес:
     - Постараюсь.
     - Мы подъедем к вашему офису ровно в два сорок пять.
     - Может быть, лучше к "Черчиллю"?
     - Нет. К  вашему  офису.  В  случае  необходимости  звоните  сюда  до
половины третьего. Думаю, впрочем, что этого не случится.
     - Я тоже.
     Я надавил на рычажок, перевел дыхание и  набрал  номер  Рэкхема.  Без
десяти час он должен был быть на месте.
     Так и вышло. Не успев меня услышать, он  начал  браниться  по  поводу
моей записки, но я коротко сказал, что поездка за город отменена и  сейчас
я буду в "Черчилле". Рэкхем заявил, что не хочет меня  видеть.  Я  в  свою
очередь напомнил, что выхода у нас нет, поэтому ровно  в  час  тридцать  я
приеду.
     Заскочив  в  ближайшее  бистро,  я  проглотил  на  скорую  руку   три
бутерброда с бужениной и запил тремя  стаканами  молока,  даже  не  ощутив
вкуса, потом обжег язык сверхгорячим кофе, дошел пешком  до  "Черчилля"  и
поднялся в апартаменты Рэкхема.
     Рэкхем обедал. На него было жалко смотреть. Похоже,  он  сумел  после
разговора со мной быстро расправиться с большим стаканом  сока,  поскольку
стакан был пуст, но к весьма заманчивым блюдам  -  совершенно  потрясающей
ветчине, благоухающему картофельному пудингу, артишоку с анчоусовым соусом
и половинке сочной дыни - Рэкхем при мне  едва-едва  прикоснулся.  Пока  я
сидел, листая журналы, чтобы не мешать его  пищеварению,  Рэкхем  в  общей
сложности проглотил кусочков пять дыни и на этом обед был закончен.  Когда
я доложил, что свидание с Зеком назначено на  четыре,  он  вытаращился  на
меня, словно проглотил язык, а затем  тупо  уставился  на  кофе,  даже  не
пытаясь взять в руку чашку. Подойдя к стоящему рядом с Рэкхемом креслу,  я
невзначай заметил, что в Вестчестер мы поедем вместе с Редером.
     С профессиональной точки зрения беседу с Барри Рэкхемом я бы не отнес
к своим достижениям. К счастью, Рэкхем уже и сам решил, что иного  выхода,
кроме попытки достичь хоть какого-то соглашения с Арнольдом Зеком, у  него
нет. Наконец я сообщил, что нам пора, а Рэкхем налил себе лошадиную порцию
виски и проглотил ее, глазом не моргнув.
     Несколько кварталов до здания, в котором располагался  мой  офис,  мы
прошли пешком. Пока мы  стояли  на  тротуаре,  я  все  глаза  проглядел  в
ожидании седана  "шевроле",  но  поскольку  подкатившая  машина  оказалась
новехоньким   черным   "кадиллаком",   я   порадовался   за   честь,   нам
предоставленную. Я забрался на переднее сиденье,  а  Рэкхем  устроился  на
заднем, по соседству с Редером. Я  познакомил  их,  рукопожатиями  они  не
обменялись. Водителя  -  коренастого  детину  средних  лет,  чернявого,  с
недружелюбными черными глазами - я видел впервые. Всю  дорогу  он  рта  не
раскрыл, да я у остальных, видно, не нашлось, что  сказать,  так  что  все
молчали как рыбы. Лишь однажды,  когда  на  шоссе  Тейконик-стейт  машина,
перестраивающаяся в наш ряд, едва не царапнула бампер "кадиллака", угрюмый
водитель что-то пробурчал, а я отважился метнуть на него взгляд, но  особо
высказываться тоже не стал. Тем более, что мозг был занят важными мыслями.
     Должно быть, Рэкхему уже приходилось ездить сюда, так как предложений
поваляться на полу с завязанными глазами не  поступило.  Через  пару  миль
после Милвуда мы съехали  направо,  проползли  по  проселку,  вырулили  на
другое шоссе, опять свернули и, еще немного покрутившись, вновь  оказались
на трассе. Гараж находился недалеко от Маунт Киско, и я до сих пор не могу
понять, зачем нам надо было столько петлять. Снаружи гараж выглядел совсем
обычно: с заправкой, с покрытой гравием  площадкой,  с  ямой  для  ремонта
машин и  всякой  всячиной.  Своеобычность  состояла  в  том,  что  был  он
крупноват для глухой провинции. Нас встретили двое -  один  в  комбинезоне
механика, а второй в летнем костюме при галстуке; когда мы подъехали,  они
поздоровались только с водителем.
     Помещение, в которое мы въехали, также с виду было устроено  довольно
непритязательно, как и тысячи других.  Наш  "кадиллак",  миновав  колонки,
подкатил к дальнему концу гаража  и  притормозил  перед  крупной  закрытой
дверью.  Дверь  стала  медленно  подниматься,  и   "кадиллак"   въехал   в
образовавшийся проем. Дверь тут же начала опускаться, и  к  тому  времени,
как машина остановилась, она уже закрылась, а нас встретили двое  с  одной
стороны и один с другой. Двоих из встречавших я уже знал, а третьего видел
впервые. Он был без пиджака, но с пистолетом в кобуре на поясе.
     Выходя я предупредил:
     - Учтите, у меня под мышкой такая же пушка.
     - Хорошо, Гудвин, - пропищал тенор. - Мы вернем вам  ее  на  обратном
пути.
     Обыск производился тщательно. Обыскивали нас  по  очереди  -  сначала
меня, потом Рэкхема и в заключение Редера. С  Редером  обошлись  чуть-чуть
вежливее. Его ощупали не слишком,  впрочем,  усердно,  а  портфель  только
раскрыли и, заглянув внутрь, возвратили.
     Еще одно новшество по сравнению с прошлым  моим  визитом  сюда  -  до
двери в дальней стене проводил нас уже не один, а двое; они же сопроводили
нас через прихожую и вниз по лестнице  в  четырнадцать  ступенек,  до  той
самой железной двери. Цербер, открывший ее и впустивший нас, был  все  тот
же отечный субъект с заостренным подбородком - Шварц. Второй  охранник  на
сей раз не остался сидеть за столом за своими бухгалтерскими записями.  Он
встал рядом со Шварцем  и  зорко  всматривался  в  прибывших,  особенно  в
Рэкхема.
     - Мы приехали чуть раньше, - произнес Редер, - и получили  разрешение
пройти.
     - Да, - бросил Шварц. - Хозяин освободился.
     Он подошел к большой металлической  двери  в  противоположной  стене,
открыл ее и мотнул головой:
     - Входите!
     Первым вошел Редер, за ним последовал  Рэкхем,  а  потом  я.  Замыкал
шествие Шварц. Он сделал три шага и остановился. Арнольд Зек, сидевший  за
столом, сказал своим  холодным  педантичным  голосом,  который,  по-моему,
никогда не менялся:
     - Все в порядке, Шварц.
     Шварц  оставил  нас.  Когда  дверь  за  ним  закрылась,  я  про  себя
взмолился, чтобы она и в самом деле  была  такой  звуконепроницаемой,  как
казалась с виду.
     Зек заговорил:
     -  В  последний  раз,  когда  мы  были  здесь,  Рэкхем,  вы  потеряли
самообладание и на собственной шкуре теперь, наверно, ощутили, к чему  это
привело.
     Рэкхем не ответил. Он стоял, заложив руки за спину, с видом  оратора,
готового начать речь, но по выражению его лица я догадался, что  руки  его
судорожно сжались.
     - Присаживайтесь, - разрешил Зек.
     Так как выбор мест для сидения был  важной  частью  разработанного  с
Вульфом сценария, я сразу направился к самому дальнему стулу,  чуть  левее
от стола Зека и почти на одном уровне с ним, а Редер занял ближайший  стул
справа  от  меня.  Рэкхему  ничего  не   оставалось,   как   усесться   на
противоположный от нас стул. От Зека его отделяло  футов  двенадцать,  так
же, как и Редера, ну а я был чуть ближе.
     Зек спросил Редера:
     - Вы обсудили условия сделки?
     Редер отрицательно покачал головой.
     - Я считаю, будет лучше, если вы сами объясните мистеру Рэкхему  суть
нашего предложения. Но мне уже известно, что мистер  Рэкхем  желает  точно
знать, что предстоит ему делать. - Он поднял с пола портфель, водрузил  на
колени и раскрыл.
     - Об операции, - сказал Зек, - должны рассказать вы, поскольку вы  ее
придумали и будете руководить ею. Но вы правильно сделали, что  подождали.
- Он повернулся к Рэкхему. - Помните, о чем вы говорили в прошлый раз?
     Рэкхем промолчал.
     - Помните? - голос Зека прозвучал как удар хлыста. А он  повысил  тон
лишь какую-то малость.
     - Да, - еле слышно пролепетал Рэкхем.
     - И помните, какую позицию вы тогда выбрали? Я бы никогда  к  вам  не
обратился, если бы со смертью супруги наше положение  не  изменилось.  Еще
тогда я понял, что наступит момент, когда мы сможем этим  воспользоваться,
и вот час настал, во многом благодаря Редеру, который присутствует  здесь.
Нам нужна ваша помощь, и мы ее обеспечим. Что вы на это скажете?
     - Не знаю. - Рэкхем  облизнул  пересохшие  губы.  -  Я  должен  знать
подробнее, что задумано.
     Зек кивнул.
     - Но сначала об обязанностях: вам придется признать,  что  существуют
взаимные интересы - ваши и мои.
     Рэкхем безмолвствовал.
     - Вы согласны? - голос едва заметно повысился.
     - Черт побери, конечно, я признаю!
     - Хорошо. Приступайте, Редер.
     Редер вытащил из  портфеля  ворох  бумаг.  Одна  из  них  отлетела  в
сторону, и я слез со  стула,  чтобы  поднять  ее.  Думаю,  он  сделал  это
нарочно. Знал, наверное, наперед, что мои мышцы и нервы будут напряжены до
предела, и предоставил возможность чуть расслабить их.
     - Насколько я понимаю, - сказал Редер, - мы собираемся брать  Рэкхема
в долю, поэтому прежде чем я  перейду  к  этому,  я  хотел  бы,  чтобы  вы
взглянули на мои расчеты по распределению прибыли. Ваша доля, конечно,  не
изменилась, и мне хотелось бы, чтобы и моя часть не уменьшилась...
     Он держал в руке лист бумаги. С портфелем на коленях  и  кипой  бумаг
вставать ему было неудобно, поэтому я решил прийти на выручку. Я  протянул
руку, Редер отдал мне бумагу,  и  мне  пришлось  встать  со  стула,  чтобы
подойти к Зеку. Протянув руку с бумагой Зеку, я разжал пальцы чуть раньше,
чем требовалось, и  лист  начал  падать.  Я  попытался  схватить  его,  но
промахнулся, так что пришлось шагнуть вперед и наклониться -  при  этом  я
занял идеальную позицию и  помешал  Зеку  дотянуться  ногой  до  одной  из
скрытых от посторонних глаз кнопок под столом.
     Чтобы не опрокинуть Зека, я левым коленом  оттолкнул  его  вместе  со
стулом назад и одновременно правым коленом придавил его ноги к сиденью,  а
руками обхватил шею. Едва я оторвал его от стола, меня начал мучить страх,
как бы не сломать ему шею. Мне нужно было не только гарантировать, что  он
даже не пикнет, но и обезопаситься от того, чтобы он не ткнул пальцами мне
в глаза, впрочем, Бог свидетель, что перестараться я  вовсе  не  хотел,  а
ведь прочность костей и связок у всех далеко не одинакова. Что одному лишь
легкий массаж, другого может запросто отправить на тот свет.
     Рот Зека был широко разинут, акульи глаза вылезли из  орбит.  Тяжесть
моего колена не позволяла ему лягаться, а руки лишь беспомощно  болтались.
Редер был уже тут как тут с кляпом из  носового  платка  в  одной  руке  и
куском бечевки в другой. Запихнув кляп в открытый рот,  он  обошел  вокруг
стула, прихватив по пути правую руку Зека, а потом потянулся за левой. Она
пыталась  вырваться,  но  я  чуть  усилил  давление  на  горло,  и   Редер
окончательно угомонил Зека.
     - Поторопитесь, - прорычал я, - не то он отдаст концы.
     Кажется, Редер возился целый год. А может, и вечность. В конце концов
он  выпрямился,  осмотрел  кляп,  воткнул  его   поглубже,   попятился   и
пробормотал:
     - Хорошо, Арчи, достаточно.
     Когда я оторвал руки, то ощутил сильную боль в пальцах, впрочем, боль
скорее была нервная, чем мышечная. Я пригнулся ухом к носу  пленника.  Зек
дышал - сомнений не было.
     - Пульс в порядке, - сказал Редер, перестав гнусавить.
     - Вы свихнулись, -  хрипло  пролепетал  Рэкхем.  -  Боже  всемогущий!
Вконец свихнулись!
     Он вскочил со стула и стоял, дрожа как  осиновый  лист.  Рука  Редера
нырнула в карман и появилась на свет  божий,  сжимая  тупорылый  "карсон",
который Редер вытащил из тайника в портфеле вместе с моточком  бечевки.  Я
выхватил пистолет и прицелился в Рэкхема.
     - Сядьте, - приказал я, - и не рыпайтесь.
     Он плюхнулся на стул. Я подошел к краю стола, уголком глаза  наблюдая
за Рэкхемом, и посмотрел на Зека. Редер-Вульф, стоявший по левую  руку  от
меня, заговорил торопливо, но отчетливо:
     - Мистер Зек, два года назад вы сказали  по  телефону,  что  искренне
восхищаетесь мной. Я надеюсь, что случившееся здесь сегодня поспособствует
еще большему восхищению. Вы уже, конечно, догадались, что я - Ниро  Вульф.
Я мечтал бы высказать вам очень многое и,  возможно,  так  когда-нибудь  и
выйдет, но не теперь.  Разумеется,  если  дверь  вдруг  откроется,  мистер
Гудвин, не задумываясь, пристрелит вас, но мне не хотелось бы,  чтобы  нам
помешали. Так что я  продолжу.  Уж  коль  скоро,  по  вашему  собственному
признанию, я не уступаю вам в интеллекте, давайте же исправим  заблуждение
относительно моей воли. Вы  сказали,  что  воля  мне  изменила,  и  я,  не
выдержав, бежал с поля боя. Это совсем не так. Проклятье,  как  жаль,  что
из-за кляпа во рту вы не можете говорить.
     По глазам Зека, предельно вылезшим из орбит, легко  было  догадаться,
насколько он разделяет мнение Вульфа.
     - Вот в чем дело, -  продолжал  Вульф.  -  В  течение  двух  месяцев,
которые были проведены здесь в этом диком  обличье,  я  собрал  достаточно
улик, чтобы осудить вас по трем десяткам Федеральных законов. Заверяю вас:
обвинения  эти  сверхнадежные  и  убедительные,  находятся  они  в   руках
человека, остановить или запугать которого вам не под силу.  Придется  вам
поверить мне на  слово,  ибо  когда  они  будут  оглашены,  с  вами  будет
покончено. А обвинения непременно будут оглашены, если что-то  случится  с
мистером Гудвином или со мной. Думаю, что вы поверите, раз уже  признаете,
что я не уступаю вам в  интеллекте.  Завершать  пять  кошмарных  для  меня
месяцев жалким блефом было бы по меньшей мере безрассудно. Однако, если вы
полагаете, что я  блефую,  пожалуйста,  помотайте  головой  из  стороны  в
сторону.
     Зек не шелохнулся.
     - Если верите в то, что я действительно располагаю  необходимыми  для
суда сведениями, пожалуйста, кивните.
     Кивка не последовало.
     - Предупреждаю вас, - в голосе Ниро Вульфа зазвенел металл,  -  мы  с
мистером Гудвином не остановимся ни перед чем!
     Зек кивнул.
     - Вы согласны, что  у  нас  есть  убедительные  доказательства  ваших
преступлений?
     Зек снова кивнул.
     - Отлично.  Тогда  мы  достигнем  цели.  При  всем  моем  уважении  к
Федеральным законам, я, по твердому своему  убеждению,  не  обязан  ловить
тех,  кто  их  нарушает.  Поэтому  без  малейших   угрызений   совести   я
предоставляю это право другим. Однако я брал на себя  обязательства  перед
одним лицом. Обстоятельства очень сильны, и я должен их  соблюсти.  Миссис
Рэкхем уплатила крупную сумму, чтобы я действовал в ее  интересах,  но  на
следующий день ее убили. Я, безусловно, обязан разоблачить убийцу - обязан
не только ради ее памяти, но и ради собственного самоуважения -  не  желаю
терпеть поражение. Я никогда прежде не  знал  неудач  и  в  дальнейшем  не
намерен. Работающий со мной мистер Гудвин разделяет это  бремя  неудачи  и
также не хочет примириться с ней.
     Зек вновь кивнул, возможно, чтобы выказать одобрение по поводу  наших
высоких моральных качеств.
     - Так что мы можем заключить сделку, - предложил Вульф.  -  Позавчера
вы сказали, что располагаете или можете  легко  заполучить  свидетельства,
которых вполне хватит, чтобы осудить Рэкхема за убийство жены. Это правда?
     Зек кивнул. Акульи глаза впились в Вульфа.
     - Очень хорошо. Я  вам  верю.  Предлагаю  следующее:  я  передам  вам
свидетельства  против  вас  в  обмен  на  свидетельства  против   Рэкхема.
Согласны?
     Зек кивнул.
     - Обмен произойдет на моих условиях, ибо мне можно  доверять,  вам  -
нет. Итак,  вы  отдаете  мне  свои  свидетельства.  Впрочем,  я  прекрасно
понимаю, что детали такого важного церемониала следует тщательно взвесить,
поэтому предлагаю обсудить все немедленно и покончить с этим  делом  прямо
сейчас. Мы развяжем вам руки и вытащим из вашего рта кляп, но прежде  хочу
еще раз вас предупредить. Вы не должны двигаться до тех пор,  пока  мы  не
поставим последнюю точку. Если вы попытаетесь  дотянуться  до  кнопок  или
подать любой другой сигнал вашим людям,  вы  умрете  сразу  на  месте.  Не
говоря уже о том, что против вас останутся убийственные свидетельства. Это
вам понятно?
     Зек кивнул.
     - Вы готовы обсудить условия?
     Зек кивнул.
     - Освободи его, Арчи! - приказал Вульф.
     Так как мне нужны  были  свободные  руки,  чтобы  развязать  Зека,  я
положил "карсон" на полированный стол. Я отдал бы годовое жалованье, чтобы
кинуть взгляд на Рэкхема, но это могло все  испортить.  Так  что,  отложив
пистолет,  я  обогнул  стул  Зека,  опустился  на  корточки   и   принялся
распутывать узел. Сердце колотилось в грудной клетке, как отбойный молоток
в забое.
     Я не видел, что случилось, я мог  только  прислушиваться.  Заметил  я
только одно: руки Зека внезапно конвульсивно дернулись, словно он  пытался
защититься от Рэкхема,  который  метнулся  к  оставленному  без  присмотра
пистолету. В эту секунду еще больше,  чем  на  Рэкхема,  мне  хотелось  бы
посмотреть на Вульфа, который обещал кинуться под какое-нибудь  прикрытие,
как только Рэкхем  бросится  за  пистолетом.  Я  отчаянно  пытался  успеть
освободить руки Зека вовремя; хотя  Вульф  использовал  именно  тот  узел,
который мы с ним разучили, затянул он его слишком сильно. Я едва  распутал
узел и начал стягивать веревку с запястий Зека, когда раздался выстрел,  а
за ним и второй.
     Не успел я спрятать бечевку  в  карман,  как  тело  Зека  накренилось
набок, а потом осело вперед. Распростершись на полу, я повернул голову  и,
увидев прямо над собой искаженное до неузнаваемости лицо Зека, выдернул  у
него изо рта носовой платок, потянулся под  стол  и  надавил  на  одну  из
кнопок.
     В ту минуту я не знал, да  и  по  сей  день  не  знаю,  донеслись  ли
выстрелы через звуконепроницаемую дверь или  сработал  мой  сигнал.  Я  не
слышал, как открылась дверь, и почти тут же уши оглохли  от  беспорядочной
пальбы; немного спустя я осторожно выбрался из-под  стола  и  поднялся  на
ноги. Шварц и его напарник стояли в дверях, у одного  из  них  в  руках  я
разглядел  сразу  два  пистолета,  а  у  второго   один.   Рэкхем   лежал,
растянувшись, на полу лицом вниз. Вульф стоял у края стола, с  выражением,
какого я за ним еще не знал, - лицо было перекошено от гнева.
     - Подонок, - глядя на Рэкхема, горько произнес я.
     - Руки вверх! - велел Шварц, наступая.
     Ни Вульф, ни я и не подумали повиноваться. Вульф заговорил:
     - С какой стати? - В  голосе  его  слышалось  презрение.  -  Это  его
пропустили с оружием, а не нас.
     - Смотри за ними в оба,  Гарри,  -  бросил  Шварц  и,  обогнув  стол,
приблизился ко  мне.  Не  обращая  на  меня  внимания,  он  склонился  над
бездыханным телом Зека, провозился с полминуты, выпрямился и провозгласил:
     - Он мертв.
     Гарри истерично выкрикнул:
     - Господи, неужели и вправду мертв?
     - Да, - окончательно подтвердил Шварц.
     Гарри развернулся, толкнул дверь и был таков.
     Шварц секунды три, не больше,  провожал  его  взглядом,  потом  вдруг
подпрыгнул, словно его ущипнули, быстро зашагал к двери и вышел вон.
     Я подошел к Рэкхему, убедился, что он еще более  мертв,  чем  Зек,  и
повернулся к Вульфу:
     - Что ж, похоже, на сегодня с нас хватит. Пойдемте.
     - Нет, - мрачно сказал Вульф. - Безопаснее подождать,  пока  они  все
разбегутся. Позвони в полицию.
     - Прямо отсюда?
     - Да.
     Я подошел к  столу  Зека  и  придвинул  к  себе  один  из  телефонных
аппаратов.
     - Подожди! Сначала набери номер Марко. Я хочу поговорить с Фрицем.
     - Сейчас?!
     - Именно сейчас. Должен же  я  получить  удовлетворение,  равноценное
кошмарным лишениям, которые я претерпел. Я должен с телефона Зека  сказать
Фрицу, чтобы он немедленно отправлялся домой и приготовил ужин.
     Я вызвал телефонистку.

                                    20

     Три дня спустя, в пятницу, я сказал Вульфу:
     - Ну теперь-то, наконец, дело кончено?
     - Нет, чтоб меня  разорвало,  -  сварливо  буркнул  он.  -  Надо  еще
отработать аванс.
     Было шесть часов, и он только  что  спустился  из  оранжереи,  осыпая
свежими проклятиями Хьюитта,  который,  дескать,  не  умеет  обращаться  с
цветами. На  мой  взгляд,  Хьюитт  проклятий  не  заслужил.  Учитывая  два
тягостных путешествия, которые выпали на долю наших нежных орхидей,  -  на
Лонг-Айленд, а потом обратно - пребывали они в  отменной  форме.  Особенно
самые капризные - мильтонии и фаленопсисы. Вульф просто  пытался  внушить,
по крайней мере себе, что орхидеи скучали без него.
     Фриц  хлопотал  вокруг  него,  как  мать,  которой  вернули  ребенка,
заплутавшего  в  пустыне  и  питавшегося  мякотью  кактусов  вперемешку  с
хвостами ящериц. За семьдесят два часа Вульф набрал десять  фунтов,  и  ни
унцией меньше, несмотря на всю суматоху, связанную с переездом и, судя  по
подобным темпам, должен  был  восстановить  прежний  вес  задолго  до  Дня
Благодарения [праздник в память первых колонистов Массачусетса  (последний
четверг ноября)]. Складки на его лице уже стали понемногу  разглаживаться,
бороду он обрил и сразу же вымыл все масло из волос.
     Смерть Арнольда Зека, как  и  следовало  ожидать,  вызвала  настоящую
бурю, и  в  первое  время  нас  с  Вульфом  хотели  было  сделать  козлами
отпущения, но улик против нас не оказалось, а когда донеслись слухи о том,
что  Вульф,  будучи  особой,  приближенной  к   Зеку,   собрал   сведения,
компрометирующие ряд высокопоставленных людей, - отношение к нам,  как  по
мановению волшебной палочки, круто изменилось.
     Что касается эпизода, закончившегося гибелью Зека и  Рэкхема,  то  мы
были невинны, как агнцы. В бумагах,  которые  были  в  портфеле  Редера  и
которые полицейские первым же делом конфисковали, не  было  ровным  счетом
ничего существенного против кого бы то ни было. Когда полицейские  прибыли
на место преступления, там не оставалось уже никого, кроме нас с Вульфом и
двух трупов. Был немедленно объявлен  розыск  Шварца  и  Гарри.  Чрезмерно
врать нам не пришлось; мы стояли на том, что Вульф, представляясь Редером,
просочился в окружение Зека, чтобы расследовать убийство миссис Рэкхем,  а
развязка  случилась  в  тот  день,  когда  Зек  отрезал  Рэкхему  путь   к
отступлению, заверив, что представит доказательства, уличающие  Рэкхема  в
преднамеренном убийстве жены; Рэкхем вытащил  пистолет,  который  каким-то
образом протащил мимо охранников, и пристрелил  Зека,  а  потом  ворвались
Шварц с Гарри и буквально изрешетили Рэкхема. Поразительно и даже приятно,
как много в этой истории было чистой правды.
     Так что в пятницу днем мы уже расквитались с Вестчестером - во всяком
случае, я так считал, поэтому у меня отвисла челюсть,  когда  Вульф  вдруг
сказал:
     - Нет, чтоб мне пусто было, придется все-таки отработать аванс.
     Зазвонил телефон. Я  взял  трубку.  Звонила  Аннабель  Фрей.  Жаждала
переговорить с Вульфом. Я уведомил Вульфа. Он  нахмурился  и  потянулся  к
своему аппарату, а я слушал в параллельную трубку.
     - Да, миссис Фрей. Говорит Ниро Вульф.
     - У меня к  вам  просьба,  мистер  Вульф.  То  есть  я,  естественно,
заплачу, но все равно это просьба. Не могли  бы  вы  с  мистером  Гудвином
приехать ко мне сегодня вечером? Сюда, в Берчвейл?
     - Извините, миссис Фрей, но это исключено. Любые  деловые  встречи  я
провожу только у себя дома. Я никогда не покидаю дом.
     Тут он, пожалуй, малость загнул, подумал я, припомнив, как он  провел
последние пять месяцев. И если  она  читала  газеты,  то,  конечно,  знала
это... частично, по меньшей мере.
     - Прошу прощения, - промолвила она, - но нам необходимо встретиться с
вами. Здесь мистер Арчер, окружной прокурор, и я звоню по его просьбе.  Мы
в довольно затруднительном положении, даже щекотливом.
     - Говоря "мы", вы имеете в виду себя и мистера Арчера?
     - Нет, я имею в виду нас всех...  Всех,  кто  получил  наследство  от
миссис Рэкхем и кто был здесь в ту ночь, когда ее убили. Мы в  затруднении
из-за неопровержимых фактов,  свидетельствующих  против  ее  мужа.  Мистер
Арчер утверждает, что у него нет таковых  в  наличии.  Во  всяком  случае,
убедительных. А вам, должно быть, известно, что говорят люди и  что  пишут
газеты. Мы хотим посоветоваться с вами и по  возможности  узнать  источник
этих слухов.
     - Что ж... - Он приумолк.  -  Я  хотел  бы  немного  отдохнуть  после
довольно  продолжительного  перенапряжения.  Ну,  да  ладно.  Кто  у   вас
собрался?
     - Мы все здесь. Так вы приедете? Замечательно!
     - Я не сказал, что приеду. Вас там пятеро?
     - Да... и мистер Арчер...
     - Жду вас в своем кабинете, всех вместе, в девять вечера. В том числе
и мистера Арчера.
     - О, я не знаю, сумеет ли он...
     - Думаю, что сумеет.  Скажите  ему,  что  все  убедительное  как  раз
находится у меня.
     - В  самом  деле?  Может  быть,  вы  тогда  расскажете  мне  что-либо
сейчас...
     - Не по телефону, миссис Фрей. Жду вас в девять!
     Мы положили трубки, и я спросил, изогнув бровь:
     - Вот, значит, что вы имели в виду, говоря, что  придется  отработать
аванс? Да?
     Он  недовольно  хрюкнул,  подумав,  что   придется   прервать   столь
сладостное время восстановления  жизненного  уклада  из-за  работы,  потом
потянулся к бутылочке пива, которую принес Фриц, снова хрюкнул, теперь уже
почти блаженно, и до краев наполнил стакан золотистой жидкостью с обильной
пеной.
     Я отправился на кухню, чтобы сообщить Фрицу о вечернем приеме гостей,
для которого понадобятся разного рода напитки.

                                    21

     Когда шестеро гостей прибыли чуть раньше назначенного часа, мне  было
чрезвычайно любопытно, как  сложились  отношения  между  Аннабель  Фрей  и
банкиром Дейной Хэммондом, и еще между Линой Дарроу и  политиком  Оливером
Пирсом, а также хотелось выяснить, готов ли Кэлвин Лидс  извиниться  перед
нами с Вульфом по поводу своих беспочвенных подозрений.
     Начну с конца: извинений от Лидса мы  не  дождались.  Двигался  он  с
прежней стремительностью и отличался таким же упрямством. Войдя в  кабинет
Вульфа первым, он тут же плюхнулся в красное кожаное кресло.  С  виду  все
общались довольно непринужденно, но  чувствовалось,  что  на  них  здорово
давит проблема, вынудившая приехать сюда; потому  никто  даже  не  обратил
внимания на коллекцию напитков и закусок, которую мы с Фрицем  сервировали
на столе возле огромного глобуса. Слева от Арчера  расположилась  в  самом
уютном желтом кресле Аннабель Фрей, а потом по порядку приближения к моему
столу разместились Лидс, Лина Дарроу, Хэммонд и Пирс.
     Вульф обвел взглядом собравшихся.
     - Мне несколько неловко, - начал он. - За исключением мистера  Лидса,
я ни с кем из вас не знаком. Я должен быть уверенным, что знаю,  кто  есть
кто. - Он еще раз окинул их взглядом. - Что ж, теперь я, кажется,  уверен.
Начнем с того, что вы скажете, для чего я вам понадобился... Пожалуй,  вы,
миссис Фрей, поскольку вы мне звонили.
     Аннабель быстро посмотрела на окружного прокурора.
     - Может, лучше вам, мистер Арчер?
     Он покачал головой.
     - Нет, рассказывайте вы.
     Она перевела взгляд на Вульфа.
     - Так вот, я известила вас о  затруднительном  положении.  Во-первых,
установлено, что Барри Рэкхем убил  свою  жену,  но  это  не  доказано,  а
теперь, когда он мертв, как можно это доказать таким  образом,  чтобы  это
стало достоянием общественности и  мы  оказались  вне  подозрений?  Мистер
Арчер уверяет, что официально подозреваемыми нас не считают,  но  нам  его
заверении недостаточно.
     - И то приятно, - пробормотал Вульф.
     - Да, но не слишком приятно, когда некоторые  люди,  называющие  себя
друзьями, воспринимают все случившееся так, как им  хочется.  -  Аннабель,
похоже, была искренне огорчена. - Во-вторых, убивший  не  имеет  права  на
наследство. Если Барри Рэкхем  убил  свою  жену,  то  он  не  имеет  права
наследовать от нее  ничего,  вне  зависимости  от  условий  завещания.  Но
необходимо, чтобы вина  Рэкхема  была  юридически  доказана,  в  противном
случае завещание остается в силе и доля Рэкхема отойдет к его наследникам.
     Она беспомощно развела руками.
     - Дело вовсе не в том, что мы рассчитываем получить эти  деньги.  Они
могут отойти и государству или пойти на благотворительные нужды... нам все
равно. Но нам кажется, что будет неправильно, даже постыдно,  если  деньги
достанутся наследникам Рэкхема. Это не только аморально, но и незаконно. И
обвинить его в убийстве нельзя, так как он  мертв  и  не  может  предстать
перед судом. Мой адвокат и мистер Арчер в один голос  утверждают,  что  мы
можем возбудить дело и  добиться  судебного  рассмотрения,  но  для  этого
необходимы неопровержимые доказательства, которыми располагаете только вы,
мистер Вульф.
     - Вы замечательно изложили суть дела, миссис Фрей, - произнес Арчер.
     - Нам эти деньги ни к чему, - выпалила Лина Дарроу.
     -  Я  заинтересован  лишь  в   том,   -   вставил   Пирс,   -   чтобы
восторжествовала правда и чтобы все о ней узнали.
     - В таком случае одним мною не  обойтись,  -  сказал  Вульф.  -  Моих
способностей тут не хватит. Я могу  помочь  вам  лишь  с  одним  из  ваших
затруднений: я готов снять все подозрения с невиновных.  Что  же  касается
второго - чтобы признать завещание миссис Рэкхем по отношению  к  ее  мужу
недействительным, то тут я бессилен.
     Все недоуменно уставились на него. Банкир Хэммонд возмутился:
     - Но это же абсурд. Одно автоматически вытекает из другого.  Если  вы
докажете, что Рэкхем убил свою супругу...
     - Я не могу это доказать, - Вульф покачал головой. - Мне очень  жаль,
но это невозможно. Хотя Рэкхем и заслуживает смертной казни, так  как  три
года назад здесь, в Нью-Йорке, он убил женщину по имени Делия  Монтроуз...
Это одно из убийств, которые не сумел раскрыть  инспектор  Кремер;  Рэкхем
сбил ее машиной. Вот тогда-то Рэкхем и попал в лапы Зеку -  тот  грозил  в
случае неповиновения раскрыть тайну  его  полиции.  Став  же  миллионером,
Рэкхем, похоже, решил бросить вызов и отказался сотрудничать. Зек  в  свою
очередь ощетинился и  пригрозил,  что  уличит  Рэкхема  в  убийстве  жены.
Подобная  угроза  была  опасной,  несмотря  даже  на   отсутствие   веских
доказательств, их, собственно, и не могло быть, поскольку Рэкхем не убивал
свою жену.
     Все застыли на месте  в  напряжении  и  растерянности.  Когда  прошло
первое потрясение, они шумно, перебивая друг друга и жестикулируя, взялись
обсуждать услышанное.
     Один лишь Арчер сохранил присутствие духа.
     - Вы подписали показания, - напомнил он Вульфу, - в которых  уверяли,
что Зек сказал Рэкхему, будто может предъявить  доказательства,  уличающие
его в убийстве, из-за  чего  Рэкхем  и  застрелил  Зека.  Теперь  вы  себе
противоречите...
     - Вовсе нет, - спокойно  сказал  Вульф.  -  Невиновность  Рэкхема  не
спасла бы его от ловушки, подстроенной Зеком, и Рэкхем сознавал  это.  Да,
он был невиновен... я имею в виду убийство его  жены...  но  он  прекрасно
знал, на что способен Зек.
     - Вы говорили, что думаете, будто Рэкхем убил свою жену, но у вас нет
убедительных доказательств.
     - Ничего  подобного,  -  отрезал  Вульф.  -  Перечитайте  стенограмму
допроса.
     - Непременно перечитаю. А теперь вы заявляете иное. Вы считаете,  что
Рэкхем не убивал жену?
     - Я так вовсе не считаю. Я это твердо знаю, мне доподлинно  известно,
кто истинный убийца. - Вульф приподнял руку так, чтобы его не  перебивали.
- Я знал это с самого начала. В ту апрельскую ночь,  когда  мистер  Гудвин
позвонил мне и сообщил, что миссис Рэкхем убита,  я  сразу  вычислил,  кто
убийца. К сожалению, у меня были связаны руки  Арнольдом  Зеком.  -  Вульф
повернулся ко мне. - Арчи, возможно, это и лишнее, но  ты  все-таки  прими
меры предосторожности.
     Я открыл ящик стола и вытащил револьвер "гриссон" 38-го калибра.  Мой
излюбленный "кольт", который у меня отобрали охранники Зека, похоже, исчез
навсегда. Проверив барабан, я сунул револьвер в  боковой  карман  и  обвел
взглядом аудиторию. Все, как по команде,  отвели  глаза  и  посмотрели  на
Вульфа.
     - Это мне не нравится, - процедил сквозь зубы Арчер. - Я  представляю
здесь закон, и мне не нравится развитие событий. Я хотел бы  поговорить  с
вами с глазу на глаз.
     Вульф помотал головой, а это значило, что  конфиденциальный  разговор
не состоится.
     - Так будет лучше,  мистер  Арчер,  поверьте  мне.  Мы  находимся  за
пределами вашего округа, и вы всегда можете уйти, если  почувствуете,  что
вам что-то не по нутру...
     - Я вовсе не хочу уходить. Я хочу поговорить с вами. Если вы еще в ту
ночь знали, кто убил миссис Рэкхем, то я намерен...
     - Ваши намерения меня не интересуют, - оборвал его Вульф. - У  вас  в
распоряжении было целых пять месяцев, чтобы реализовать  их.  Я  рассказал
вам о картонке со слезоточивым газом и  о  телефонном  звонке  от  мистера
Зека. Миссис Рэкхем, оставив мне задаток, покинула мою контору  в  пятницу
днем. На следующее утро, в субботу, я получил посылку,  а  потом  позвонил
Зек. Как он узнал про нашу встречу? Похоже, он знал даже, на  какую  сумму
миссис Рэкхем выписала чек. Откуда? Кто ему сообщил?
     Не могу утверждать, чтобы у меня уж очень руки  чесались  кого-нибудь
пристрелить, но все же я поднялся и, как  бы  между  прочим,  обошел  всех
присутствующих с тыла, заняв позицию позади кресла, в котором сидел Кэлвин
Лидс. Вульф продолжал:
     - Можно, конечно, допустить, что миссис  Рэкхем  сама  рассказала  об
этом невестке, секретарше или даже  своему  мужу,  но,  учитывая,  как  ей
хотелось сохранить все в тайне, это маловероятно. Она к  тому  же  сказала
тогда, что доверяет лишь одному человеку - своему кузену, Кэлвину Лидсу. -
Вульф резко повернул голову вправо и спросил: - Верно, мистер Лидс?
     Находясь у Лидса за спиной, я не мог видеть выражение его лица,  зато
слышал прекрасно, тем более, что ответил он необычно громким голосом.
     - Конечно, - сказал он. - До тех пор... до нашего прихода к  вам,  во
всяком случае.
     -  Замечательно!  -  обрадовался  Вульф.  -  Вы  уже  подготавливаете
оборонительные позиции, я вижу. Да, они вам понадобятся.
     - Вы хотите сказать, - голос Лидса  звучал  неестественно  громко,  -
если я вас правильно понимаю, конечно, что я рассказал Зеку о том, как моя
кузина пришла сюда и заплатила вам аванс?
     - Совершенно верно, - согласился Вульф. - Хотя для меня это не  столь
важно, просто я хотел объяснить, почему заподозрил вас  в  лицемерии  и  в
том, что вы таким образом были связаны с Арнольдом Зеком.  Вам  необходимо
было устранить меня. Но это вовсе не доказывает, что вы убили свою кузину.
Улики, доказывающие, что вы ее убили, дал мне по  телефону  мистер  Гудвин
той же самой ночью.
     - Значит, - заговорил Лидс уже не так громко, - вы обвиняете  меня  в
присутствии свидетелей в убийстве моей кузины?
     - Да, сэр, - отчеканил Вульф. - Я утверждаю, что вы убили свою кузину
ради денег, которые она вам завещала. А после этого вонзили  нож  в  брюхо
воспитанной вами собаки.
     Лидс сорвался с места, но я удержал его.
     Голос Вульфа разил, как острый клинок:
     - Никто другой, кроме вас, мистер Лидс, не мог этого сделать. Ночью в
лесу превосходно выдрессированный пес ни за что не  отошел  бы  далеко  от
хозяйки. Кто-нибудь другой, возможно, мог бы сперва убить собаку, а  потом
заколоть миссис Рэкхем, но так не случилось, поскольку нож остался в  теле
собаки. А если кто-то другой, сумев приблизиться, убил бы сперва  хозяйку,
а потом, вынужденный обороняться от страшных клыков добермана,  исхитрился
бы вонзить в него нож, то совершенно невероятно, что он сумел бы при  этом
избежать хоть одной царапины  или  укуса.  Вы  знаете  этих  животных,  вы
знаете, что такое немыслимо, и я знаю.  Далее  я  опять  утверждаю:  когда
мистер Гудвин пошел  к  вам  домой,  вы  задержались  у  псарни,  а  затем
возвратились в лес и присоединились к своей кузине,  которая  гуляла  там.
Сомневаюсь, что собака даже вам позволила бы убить хозяйку  при  ней.  Вы,
видимо, на какое-то считанное мгновение отослали собаку, убили  кузину  и,
стоя с ножом в темноте, подозвали добермана к себе. Хотя тот и учуял запах
свежей крови, он не кинулся на вас,  потому  что  знал  вас  как  прежнего
хозяина.
     Вульф залпом выпил стакан апельсинового сока и продолжил:
     - До сих пор все несомненно было так, как я сказал; дальше я  выскажу
догадку. Вы закололи собаку, но преднамеренно ли оставили нож в  ее  теле,
чтобы уберечься от крови животного,  или  же,  почувствовав  укол,  собака
инстинктивно отпрянула и нож вырвался  из  ваших  рук?  Впрочем,  в  любом
случае вам ничего не оставалось делать, как  поспешить  домой,  чтобы  как
можно быстрее попасться на глаза мистеру  Гудвину.  Так  вы  и  поступили.
Зашли к нему, пожелали доброй ночи и отправились  в  постель.  Сомневаюсь,
что вы уснули, возможно, вы  даже  слышали,  как  скулит  пес  за  дверью,
возможно, и нет, так как он скулил под окном мистера  Гудвина,  а  не  под
вашим. Когда же мистер Гудвин зашел к вам,  вы,  естественно,  прикинулись
спящим.
     Лидс смотрел ему в глаза, но пальцы его рук, как я заметил, судорожно
вцепились в ноги, чуть повыше коленей.
     -  Вы  использовали  собаку,  -  продолжал   Вульф   ледяным   тоном,
напомнившим мне Арнольда Зека, - даже после ее смерти.  И  вас  не  мучила
совесть. Чтобы произвести впечатление на  мистера  Гудвина,  вы  разыграли
душещипательную сцену о том, что пес, два года  назад  подаренный  кузине,
приполз умирать к вам на порог. Он не приполз умирать на ваш порог, мистер
Лидс, и вы прекрасно это знали; он приполз, чтобы отомстить вам, он  хотел
вонзить в вас клыки. Когда вы присели с ним рядом на корточки, попытавшись
его  погладить,  доберман  зарычал.  Он  никогда  не  зарычал  бы  даже  в
смертельных  судорогах,  если  бы  его  коснулась  ласковая  рука  доброго
хозяина.
     Лидс уронил голову и закрыл лицо руками.
     Он не произнес ни слова, и все кругом, пораженные услышанным, молчали
так, словно оцепенели. Потом Липа Дарроу громко  всхлипнула,  и  Аннабель,
встав на ноги, подошла к ней.
     - Заберите преступника, мистер Арчер, - указал на Лидса Вульф. -  Нам
с Гудвином больше нечего добавить, да и поздно уже.

                                    22

     Я сижу у окна с видом на фиорд и отстукиваю  весь  этот  детектив  на
новенькой  портативной  пишущей  машинке,  которую  приобрел   по   случаю
путешествия. Здесь просто замечательно. Гулять  в  это  время  года  здесь
холодновато, но если бегать трусцой, то выжить можно.
     Вчера я получил по почте письмо:

     Дорогой Арчи!
     В  пятницу  прибыли  цыплята  от  мистера  Хаскинса,  четыре   штуки,
оказавшиеся совершенно съедобными. На ужин приходил Марко. Я повысил Фрицу
жалованье.
     Пишу от руки, потому что  мне  не  нравится,  как  печатает  человек,
которого прислало агентство.
     Ванда пеетерсиана выпустила побег длиной в двадцать девять дюймов.  В
прошлом году у нее не было ни одного длиннее двадцати двух.  В  теплице  я
поймал трех слизней.
     Вчера в тюрьме  Уайт-Плейнз  повесился  мистер  Лидс.  Это,  конечно,
освобождает тебя от обещания, данного мистеру Арчеру, -  вернуться,  чтобы
успеть к суду, но я надеюсь, что ты не воспользуешься этим, чтобы продлить
свой отпуск.
     Твои  письма  получили  и  очень  признательны.  Мне  предложили  315
долларов за обстановку из твоего офиса, но я согласен только на 350.  Фриц
сказал, что отправил тебе письмо. Я уже начинаю приходить в себя.
     С наилучшими пожеланиями
                                                                Ниро Вульф

     Я показал письмо Лили.
     - Черт бы его побрал! - взорвалась она. - Ни строчки, даже ни  одного
упоминания обо мне. Мой Пит! Ха! Вот ветреный толстяк!
     - Ты была бы последней, кому бы он написал, - успокоил я ее.  -  Зато
ты единственная женщина в мире, во всяком случае на моей  памяти,  которой
удалось приблизиться к Ниро Вульфу настолько, что он пропах ее духами.

ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         є
є         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2"        є
ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶
є        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       є
є    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј