Рекс СТАУТ

                            ПРАЗДНИЧНЫЙ ПИКНИК

                                    1

     Флора Корби повернулась ко мне, и копна темно-русых волос рассыпалась
по плечом. Глядя на меня большими карими глазами, она сказала:
     - Пожалуй, мне  следовало  ехать  впереди  на  собственной  машине  и
указывать вам дорогу.
     - Что вы, я замечательно справляюсь, - заверил я. - Могу даже закрыть
один глаз.
     - Не надо, прошу вас, - взмолилась она. - Я и так уже сижу ни жива ни
мертва.
     Девушка наверняка подозревала (и заблуждалась!),  что  я  держусь  за
руль одной рукой только потому, что отчаянно стремлюсь, обнять ее за плечи
другой рукой. Я нисколько не возражал бы против этого, ибо выглядела Флора
совершенно очаровательно. Но откуда ей знать, что я  давно  уже  вырос  из
коротких штанишек и в эти игры не играю? И потом, не мог же  я  выдать  ей
истинную причину и объяснить, что Ниро Вульф, сидевший на заднем  сиденье,
панически боится автомобиля и согласен  подвергнуться  смертельному  риску
лишь в том случае, если управляю им я. Вот почему  я  рулил  одной  рукой,
чтобы мой невозмутимый шеф немного поволновался. Ведь из уютного, чтобы не
сказать роскошного мирка, в котором самозаточился Ниро Вульф, он позволяет
себе выбираться в одно-единственное место -  ресторан  "Рустерман".  После
смерти своего старинного и закадычного друга Марко Вукчича,  основателя  и
владельца ресторана,  Вульф,  которого  Марко  назвал  в  завещании  своим
душеприказчиком, не только стал опекуном всего  состояния  и  недвижимости
покойного  друга,  но  и  самым  тщательным   образом   занимался   делами
"Рустермана". Марко оставил письмо, в котором просил Вульфа проследить  за
тем, чтобы ресторан не утратил своей громкой  славы  и  доброго  имени,  и
Вульф исправно, каждую неделю,  один-два  раза,  а  то  и  чаще,  внезапно
совершал набег на ресторан и учинял строгие проверки; все это  без  единой
жалобы или ворчания.  Лишь  однажды  Вульф  разворчался  -  когда  Феликс,
метрдотель, попросил его выступить  с  речью  на  пикнике,  устроенном  по
случаю Дня независимости [День независимости  -  национальный  праздник  в
США,  отмечаемый  4-го  июля]  для   профсоюза   работников   американских
ресторанов, который я в дальнейшем стану называть ПРАР.
     Вульф не просто разворчался - он отказался наотрез. Но  Феликс  стоял
на своем и продолжал донимать его, пока Вульф не  сдался.  Это  случилось,
когда в один прекрасный день Феликс  пришел  в  нашу  контору  с  солидным
подкреплением в лице Поля Раго, короля соусов и  подливок  из  "Черчилля",
Джеймса  Корби,  президента   ПРАР,   Х.Л.Гриффина,   поставщика   вин   и
деликатесов, который снабжал ими не только "Рустерман", но  и  подбрасывал
всякие  лакомства  к  столу  нашего   чревоугодника,   и   Филипа   Холта,
директора-распорядителя ПРАР. Все они также намеревались принять участие в
пикнике и дружно в один голос уверяли Вульфа, что без человека,  благодаря
которому  "Рустерман"  и  после  смерти  Марко  Вукчича  оставался  лучшим
рестораном в Нью-Йорке, праздник просто не состоится. Поскольку тщеславием
Вульф померяется с сотней павлинов, и еще потому, что он любил Марко (если
Вульф вообще способен кого-то любить),  -  он  уступил.  Был  и  еще  один
побудительный мотив - Филип Холт согласился отступиться от Фрица Бреннера,
шеф-повара и мажордома Вульфа. Дело в том, что вот уже три года Фриц время
от времени захаживал на кухню "Рустермана", делясь с  поварами  кое-какими
кулинарными секретами, и Холт в открытую обхаживал его, суля золотые  горы
за то, чтобы Фриц согласился вступить в ПРАР. Можете представить, как  это
нравилось Вульфу.
     Поскольку всеми делами Вульфа заправляю я  (правда,  Вульф  лицемерно
утверждает, что мозговой центр - он сам), очевидно,  что  на  мою  долю  и
выпало решить, как именно доставить  его  к  месту  проведения  пикника  -
Калпс-Медоуз на Лонг-Айленде. В конце июня нам  позвонил  Джеймс  Корби  и
передал трубку своей дочери  Флоре.  Она  сказала,  что  ей  очень  трудно
объяснить мне, как проехать к Калпс-Медоуз, и предложила заехать за  нами,
чтобы самой отвезти нас.
     Голос ее мне понравился сразу, это верно, но и в прозорливости мне не
откажешь  -  я   сразу   смекнул,   что   мне   выпадет   редкое   счастье
продемонстрировать своему работодателю мою редкую водительскую сноровку  и
умение вести автомобиль одной  рукой,  поэтому  я  поблагодарил  Флору  за
предложение и сказал, что повезу Вульфа сам в его машине,  но  буду  очень
признателен, если она согласится поехать с нами и  указывать  дорогу.  Вот
как это случилось, и  вот  почему,  когда  мы  наконец  въехали  в  ворота
Калпс-Медоуз, прокатив  до  этого  миль  тридцать  по  извилистым  дорогам
Лонг-Айленда с крутыми  поворотами  и  бесчисленными  перекрестками,  губы
Вульфа были сжаты в такую узкую полоску,  что  их  почти  не  было  видно.
Заговорил он за всю дорогу лишь однажды, когда  в  очередной  раз  блеснув
молодецкой удалью, я особенно лихо обогнал какого-то тихохода, тащившегося
с черепашьей скоростью миль семьдесят в час.
     - Арчи, - укоризненно произнес Вульф. - Ведь я просил тебя.
     - Да, сэр, - жизнерадостно откликнулся я, не отрывая глаз от  дороги.
- Дело в том, что, держа руку  в  таком  положении,  я  уступаю  душевному
порыву. Вы же сами  знаете,  как  я  нервничаю,  когда  борюсь  со  своими
душевными порывами, а нервничать мне  нельзя  -  вы  не  любите,  когда  я
нервничаю во время езды.
     Покосившись в  зеркальце,  я  увидел,  что  Вульф  стиснул  зубы  еще
сильнее; так он молча и сидел всю дорогу.
     Миновав ворота, я петлял по Калпс-Медоуз согласно указаниям Флоры, но
за руль держался уже обеими руками. Поспели мы вовремя: было без  четверти
три, а митинг начинался  в  три.  Флора  уверяла,  что  для  нашей  машины
оставлено место позади палатки, и,  продравшись  через  ряды  стреноженных
автомобилей, я убедился; что Флора права: когда наш "родстер" остановился,
его радиатор отделяли  от  тента  почти  два  ярда  совершенно  свободного
пространства. Флора выпрыгнула из машины и открыла заднюю дверцу со  своей
стороны. Я проделал то же самое, - распахнув противоположную дверцу. Вульф
посмотрел на Флору, затем перевел взгляд на меня. Не хотел он, ох  как  не
хотел делать одолжение женщине, даже столь молодой  и  хорошенькой,  но  я
должен был получить по заслугам за вождение одной рукой.  Вульф  отвел  от
меня  глаза  и,  кряхтя,  начал  извлекать  свою  одну  седьмую  тонны  из
автомобиля. Со стороны Флоры.

                                    2

     Палатка, установленная на деревянной платформе высотой фута в три, по
размерам не уступала кабинету Вульфа. Народа в ней набилось  столько,  что
Яблоку было некуда упасть. Я  протиснулся  через  толпу  и  остановился  у
самого  входа,  чтобы  дышать  свежим  воздухом.  А  погодка  выдалась   -
загляденье: яркое солнышко, легкий бриз с Атлантики. Лучше и  не  пожелать
на Четвертое июля. Деревянный настил продолжался от палатки наружу  и  был
весь заставлен стульями. О состоянии луговой травы сказать вам  ничего  не
могу, потому что - куда ни кинь взгляд - весь луг за настилом был запружен
тысячами ресторанных работников и их знакомых.  Еще  столько  же  сплошной
массой  сгрудилось  перед  платформой,  предвкушая   речи,   а   остальные
заполонили всю лужайку до видневшихся в отдалении деревьев и построек.
     Сзади послышался голос Флоры:
     - Они уже выходят, так что если вам приглянулся какой-нибудь  стул  -
хватайте. Любой, кроме  шести  в  первом  ряду  -  они  предназначены  для
выступающих.
     Разумеется, я пустился было уверять ее, что  мне  приглянулся  только
один стул - тот, что примыкает к ее стулу, - но в эту  минуту  из  палатки
повалила толпа. Я решил предупредить Вульфа о том,  что  предназначавшийся
для него стул способен уместить в лучшем случае половину - но зато любую -
его необъятного седалища, и, дождавшись, пока палатка опустеет,  проник  в
нее. В дальнем углу перед походной кроватью,  на  которой  лежал  какой-то
мужчина, стояли пятеро. А слева от меня Ниро Вульф склонился  над  столом,
на котором стояла металлическая коробка с откинутой крышкой, и разглядывал
ее содержимое. Я шагнул в его сторону, заглянул в коробку и  увидел  целый
набор из восьми ножей с резными рукоятками и лезвиями различной длины,  от
шести до двенадцати дюймов. Сталь не блестела,  но  выглядели  ножи  остро
заточенными и  угрожающе  узкими.  Я  спросил  Вульфа,  кому  он  собрался
перерезать глотку.
     - "Дюбуа", - сказал Вульф. -  Настоящие  "Дюбуа",  старинной  работы.
Лучшие из лучших. Это  собственность  мистера  Корби.  Он  принес  их  для
участия в разделочном  конкурсе,  в  котором,  как  и  следовало  ожидать,
победил. Я бы с радостью их позаимствовал. - Он повернулся. -  Почему  они
не оставят беднягу в покое?
     Я тоже обернулся  и  разглядел  в  щель  между  столпившимися  вокруг
кровати,   что   лежит   на   ней   ни   кто   иной,   как   Филип   Холт,
директор-распорядитель ПРАР.
     - А что с ним стряслось? - поинтересовался я.
     - Съел что-то не то. Они подозревают устрицы.  Должно  быть,  не  так
приготовлены. Врач дал ему какое-то желудочное средство.
     Подойдя поближе, я услышал голос Джеймса Корби:
     - Не нравится мне цвет его лица. Я бы все-таки, несмотря на заверения
врача, отправил его в больницу.
     Пухленький и лысоватый коротышка Корби больше походил  на  посетителя
ресторана, нежели на ресторанного работника - возможно, именно поэтому  он
и занимал пост президента ПРАР.
     - Я согласен, - выразительно провозгласил Дик Веттер.
     Я впервые увидел его живьем, хотя часто, куда чаще, чем хотелось  бы,
лицезрел его по телевизору. Впрочем, прекрати я включать  его  канал,  Дик
Веттер не стал бы рвать на себе волосы и  посыпать  их  пеплом,  поскольку
двадцать миллионов американцев (в основном - женского пола) свято  верили,
что он лучший ведущий во всей Вселенной. По меньшей мере - самый молодой и
смазливый.  Флора  Корби  предупредила  меня  о  том,  что  Веттер   будет
присутствовать  на  пикнике,  и  объяснила  причину.  Оказывается,  папаша
телезвезды в течение вот  уже  без  малого  тридцати  лет  убирал  грязные
тарелки в одном из бродвейских ресторанчиков и наотрез отказывался  менять
работу.
     А вот Поль Раго не согласился.
     - Очень будет жалко, - сказал он. Правда, получилось у него: "валко".
Высокорослый, широкоплечий, с черной, чуть тронутой  сединой  шевелюрой  и
черными тараканьими усами он скорее  походил  на  посла  одной  из  стран,
расположенных  южнее  мексиканской  границы,  чем  на  короля  подливок  и
приправ. - Филип - главное лицо в ПРАР после президента, и  ему  следовало
бы  выступить  и  сказать  пару  слов.  Может,  отлежится,  пока  выступят
остальные.
     - Прошу простить меня, - вмешался Х.Л.Гриффин, поставщик вин и  яств.
Тщедушный и тощий, с костлявым подбородком и одним  глазом,  подозрительно
напоминающим искусственный, Гриффин говорил с авторитетом человека,  фирма
которого занимала целый этаж одного из небоскребов в центре Манхэттена.  -
Возможно, я не  вправе  советовать,  поскольку  не  являюсь  членом  вашей
славной организации, но вы оказали мне честь, пригласив на праздник,  и  я
прекрасно знаю, насколько любят и почитают Фила Холта в вашей  среде.  Мне
представляется, что мистер Раго прав - люди и впрямь  будут  разочарованы,
если не увидят Фила на платформе. Надеюсь,  вы  не  сочтете  меня  слишком
бесцеремонным.
     Снаружи гулкий голос возвестил  через  громкоговоритель  собравшимся,
что торжественная церемония начинается.  К  кровати  подошел  полицейский,
посмотрел на лежащего Холта, но советов давать не  стал  и  отошел.  Вульф
также протопал  к  кучке  спорщиков,  чтобы  взглянуть  на  больного.  Что
касается меня, то я бы,  конечно,  поместил  Холта  в  больничную  палату,
проследив, чтобы рядом с ним  дежурила  молоденькая  сиделка  и  время  от
времени промокала его влажный лоб. При мне  его  по  меньшей  мере  трижды
начинала бить дрожь. В конце  концов  Холт  сам  разрешил  все  трудности,
пробормотав, чтобы его оставили  одного,  и  отвернулся  лицом  к  стенке.
Подошедшая Флора Корби заботливо укрыла  его  одеялом,  поблагодарив  Дика
Веттера, который вызвался  ей  помочь.  Подул  свежий  ветерок,  и  кто-то
сказал, что не следовало бы оставлять больного на сквозняке;  Вульф  велел
мне опустить полог заднего входа, что я и сделал. Откидной полог никак  не
хотел держаться, так что  мне  пришлось  подвязать  его  к  пластмассовому
рожку. Потом все  покинули  палатку  через  основной  вход,  а  я  замыкал
шествие. Корби, проходя мимо стола, приостановился, чтобы закрыть  коробку
с ножами.
     Речи продолжались ровно один час и восемь минут,  причем  все  десять
тысяч ресторанных работников и гостей выдержали  их  стоя,  как  настоящие
леди  и  джентльмены.  Вы,  по  всей  вероятности,  рассчитываете,  что  я
воспроизведу речи дословно, но я не только не  стенографировал,  но  и  не
слушал достаточно внимательно, чтобы  запечатлеть  их  в  памяти.  Сидя  в
заднем ряду, я мог видеть большую часть собравшихся, а  на  них,  скажу  я
вам, стоило посмотреть.
     Первым выступал незнакомый мне субъект  -  должно  быть,  тот  самый,
который сгонял всех к платформе, пока мы были в палатке. Проквакав  что-то
невразумительное,  он  предоставил  слово  Джеймсу   Корби.   Пока   Корби
ораторствовал, Поль Раго встал со стула, прошагал по проходу между  рядами
и вошел в палатку. Поскольку он ратовал за то, чтобы Филип  Холт  произнес
речь, то, как мне подумалось, цель его посещения  состояла  в  том,  чтобы
извлечь директора-распорядителя из палатки - живого  или  мертвого.  Но  я
ошибся. Минуту спустя Раго вернулся - и  как  раз  вовремя.  Не  успел  он
занять свое место, как Корби закончил говорить и слово предоставили самому
Раго.
     Лица ресторанных работников после речи Корби  оставались  серьезными,
но стоило Раго выдать им несколько фраз со своим несуразным произношением,
как вокруг  заулыбались.  Когда  Корби  встал  и  зашагал  по  проходу,  я
заподозрил было, что он хочет отомстить Раго за то, что тот демонстративно
покидал аудиторию во время его выступления, но Корби оставался  в  палатке
еще меньше, чем Раго. Вернувшись, он сел на свой стул и принялся  с  самым
внимательным видом слушать, как Раго издевается над родным языком.
     Следующим  выступал  Х.Л.Гриффин  -  председательствующему   пришлось
опустить  ему  микрофон.  Голос  его  звучал  в  динамиках  четче,  чем  у
остальных, да и вообще говорил он здорово. Что ж, подумал я, будет  только
справедливо, если главный успех выпадет на  долю  замухрышки,  так  что  я
первый вскочил и бурно зааплодировал, когда Гриффин, закончив, откланялся.
Рукоплескания продолжались еще добрую минуту  и  не  стихали  даже,  когда
Гриффин удалился в палатку. Распорядитель начал представлять Дика Веттера,
но телезвезда с решительным видом двинулся  к  палатке,  и  нетрудно  было
догадаться - зачем. Он подумал, что Гриффин собирается  использовать  свой
шумный успех и вытащить к  микрофону  Филипа  Холта,  вот  и  вознамерился
воспрепятствовать  зловредному  коротышке.  Однако  вмешиваться   ему   не
пришлось. Дик Веттер был еще в  двух  шагах  от  входа  в  палатку,  когда
Гриффин появился снаружи. Один. Веттер отступил в сторону, пропуская  его,
а затем скрылся в  палатке.  Гриффин,  сопровождаемый  вновь  вспыхнувшими
аплодисментами, прошагал к своему стулу, и распорядителю пришлось призвать
зрителей к спокойствию, чтобы представить следующего оратора. В  этот  миг
Дик Веттер вышел из палатки и уверенной поступью прошествовал к микрофону,
который вновь пришлось поднимать.
     Едва Веттер  заговорил,  как  Ниро  Вульф  встал  и  в  свою  очередь
направился ко входу в палатку. Я изумленно поднял брови. Уж не  собирается
он вмешиваться во внутренние проблемы руководства ПРАР? Однако,  разглядев
выражение его лица, я тут же смекнул, в чем дело: края стула вот уже почти
час безжалостно впивались в его зад,  и  Вульф,  который  наверняка  давно
кипел, как чайник, решил хоть чуть-чуть поостыть,  прежде  чем  подойти  к
микрофону.  Когда  Вульф  проходил  мимо  меня,  я  скорчил  сочувственную
гримасу, после чего переключился на Дика Веттера.  Его  голос  булькал  из
громкоговорителей, и минуту спустя я уже пришел к  выводу,  что  коротышке
Гриффину не зря достались овации - он и впрямь  выступил  как  мужчина,  -
тогда как Веттера, идола десятка миллионов зрителей,  меня  тянуло  запить
чем-нибудь кисленьким. Я продолжал  размышлять  на  эту  тему,  когда  мое
внимание отвлекли: Ниро Вульф, стоя у входа в палатку, манил меня пальцем.
Увидев, что я встал, он попятился и вошел вовнутрь. Я последовал  за  ним.
Вульф пересек палатку, подошел к заднему выходу, отогнул  полог,  выбрался
наружу и снова поманил меня.  Когда  я  вышел,  Вульф  спустился  по  пяти
ступенькам на землю, протопал к машине, ухватился за ручку задней дверцы и
решительно дернул. Ничего не получилось. Он круто повернулся ко мне.
     - Заперта! - раздраженно произнес он.
     - Вы правы, - сказал я.
     - Открой ее.
     Я не шелохнулся.
     - Вам что-то понадобилось?
     - Открой машину, залезай внутрь и заводи ее. Мы уезжаем.
     - Черта с два! Вам сейчас выступать.
     Вульф  свирепо  уставился  на  меня.  Он  давно  научился   различать
мельчайшие оттенки моего голоса, как и я - его,  и  отлично  знает,  когда
спорить со мной бесполезно.
     - Арчи, - терпеливо объяснил он, - это  не  чудачество,  поверь.  Для
моей просьбы есть вполне здравая и убедительная причина, которую я  открою
тебе по дороге. Открой дверцу.
     Я покачал головой.
     - Только в обмен на причину. А машина - ваша, не спорю. - Я порылся в
кармане, выудил ключи и протянул ему. - Берите. А я подаю в отставку.
     - Очень хорошо. - Вульф выглядел мрачнее  тучи.  -  Этот  человек  на
раскладной кровати мертв. Я приподнял одеяло, чтобы  укрыть  его  получше.
Один из разделочных ножей торчит у него в спине. Он убит. Если мы окажемся
здесь к тому времени, как обнаружат тело - сам знаешь,  что  случится.  Мы
застрянем здесь на целый день, а то и на  неделю,  до  бесконечности.  Это
невыносимо. Допросить нас могут и дома,  необязательно  здесь.  Проклятье,
открой же дверцу!
     - О'кей. Дома нас допрашивать не станут - все равно  выволокут  сюда.
Кстати, в дом вам даже зайти не удастся  -  нас  будут  караулить  уже  на
крыльце. - Я опустил ключи в карман. - Прелестная выдумка - сбежать  прямо
перед собственным выступлением. Уверен,  что  ее  оценят  по  достоинству.
Вопрос только в том, доложить ли о случившемся немедленно  или  подождать,
пока вы произнесете свою речь, а кто-то другой тем временем  найдет  труп?
Решайте.
     Вульф перестал жечь меня взглядом. Он глубоко  вздохнул  и  потом  на
выдохе произнес:
     - Хорошо, я выступлю.
     - Замечательно. Было бы очень обидно упустить такую возможность.  Еще
вопрос. Когда вы поднимали полог, чтобы выйти, вы его  не  отвязывали?  Он
был уже отвязан?
     - Да.
     - Очень интересно. - Я повернулся, взлетел по  ступенькам,  придержал
полог, пока Вульф  входил  в  палатку,  затем  последовал  за  ним.  Вульф
протопал через всю палатку и вышел наружу, а  я  задержался  у  раскладной
кровати. Филип Холт, укрытый по шею, лежал спиной ко  мне.  Отвернув  край
одеяла, я увидел рукоятку ножа, который торчал в спине  примерно  в  дюйме
правее лопатки. Лезвие ножа было погружено в спину до самого основания.  Я
еще немного отвернул одеяло, взял Холта за руку, ущипнул за кончик пальца,
потом отпустил и увидел, что  кончик  так  и  остался  белым.  Я  подобрал
пушинку и с  полминуты  подержал  ее  перед  ноздрями  Холта.  Пушинка  не
шелохнулась. Я укрыл покойного директора-распорядителя одеялом, подошел  к
столу, раскрыл коробку и убедился, что недостает самого короткого ножа,  с
шестидюймовым лезвием.
     Когда я снова вышел с  задней  стороны,  жидкий  голос  Дика  Веттера
замолк и зазвучали одобрительные свистки и выкрики.
     Я спустился к машинам. Наш "родстер" стоял третьим справа от крыльца.
А вот вторым слева стоял новенький "плимут", в котором - с удовлетворением
отметил я, поскольку заметил ее еще раньше - сидела пассажирка. Седовласая
женщина с широкими скулами и волевым подбородком смотрела в мою сторону  с
переднего сиденья по соседству с водительским местом.
     Я обогнул "плимут" и, приблизившись  к  дверце  со  стороны  женщины,
обратился к ней:
     - Прошу прощения. Вы позволите мне представиться?
     - Это ни к чему, молодой человек. Я прекрасно  вас  знаю  -  вы  Арчи
Гудвин, и вы служите у Ниро Вульфа, частного сыщика.
     - Вы правы. Вы не возражаете, если я задам  вам  несколько  вопросов?
Долго вы уже здесь сидите?
     - Достаточно долго. Но я все слышу. Кстати, сейчас как раз  выступает
Ниро Вульф.
     - Так вы здесь с самого начала торжественной части?
     - Да. Я переела вкуснейших пирожных. Поэтому и  решила  не  стоять  в
толпе, а лучше посидеть здесь, в машине.
     - Значит, все речи вы прослушали, сидя здесь?
     - Да, я уже вам сказала. А в чем дело?
     - Так, кое-что проверяю. Если вы не против, конечно. А кто-нибудь  на
ваших глазах заходил в палатку или выходил из нее?
     Ее усталые глаза оживились.
     - Ха, - фыркнула она. - Значит, что-то украли? Неудивительно.  А  что
пропало, если не секрет?
     - Насколько мне известно - ничего.  Я  проверяю  совсем  другое.  Вы,
конечно, заметили, как мы с Ниро  Вульфом  выходили  из  палатки  и  потом
возвращались? А кроме нас, кто-нибудь еще подходил к палатке?
     - Вы меня не проведете,  молодой  человек.  Ведь  вы  частный  сыщик,
значит, что-то пропало.
     Я ухмыльнулся.
     - Ладно, пусть будет по-вашему. Но мне все-таки хотелось бы, чтобы вы
мне ответили, если не возражаете.
     - Я не возражаю. Так вот, как я уже вам говорила, я сидела  с  самого
начала выступлений. Никто, повторяю, никто, кроме вас и  Ниро  Вульфа,  за
все это время в палатку не заходил, в том числе и я. Я все время просидела
здесь, в машине. Если хотите знать, кто я такая, то меня зовут Анна Банау,
миссис Анна Александр  Банау.  Мой  супруг  служит  старшим  официантом  в
"Цоллере"...
     Страшный крик послышался из палатки. Я повернулся и вихрем взлетел по
ступенькам. Флора Корби стояла спиной к  раскладной  кровати,  прижав  обе
руки ко рту. Я почувствовал разочарование. Пусть  даже  женщина  и  вправе
истошно вопить, увидев труп, но неужели она не могла дождаться, пока Вульф
закончит свою речь?

                                    3

     Крик Флоры Корби раздался в начале пятого, а без двадцати шести пять,
когда я в третий раз  осмелился  украдкой  выглянуть  наружу  из  палатки,
"плимут", в котором сидела  миссис  Анна  Банау,  укатил  прочь.  В  16:39
приехавший судебный врач удостоверился, что Филип Холт по-прежнему  мертв.
Криминалисты, фотографы и дактилоскописты прибыли в 16:48 - нас с  Вульфом
и остальными тут же оттеснили наружу, где заставили сидеть на стульях  под
охраной. В 17:16 по моим подсчетам на  месте  преступления  хлопотало  уже
семнадцать полицейских, городских и местных, в мундирах и  в  штатском.  В
17:30 Вульф горестно пожаловался, что теперь уж точно  нас  тут  продержат
всю ночь. В 17:52 некий Бакстер из уголовного розыска  уже  настолько  мне
надоел, что я прекратил отвечать на вопросы. В 18:21 всех  нас  увезли  из
Калпс-Медоуз в неизвестном направлении. В нашей машине мы ехали вчетвером:
полицейский при всех регалиях расположился  с  Вульфом  сзади,  а  шпик  в
штатском сидел справа от  меня  и  следил,  чтобы  я  на  полном  ходу  не
выпрыгнул из машины. Снова рядом со мной сидел советчик и  указывал,  куда
поворачивать, но на сей раз меня не тянуло обнять его за плечи.
     Какое-то время нас допрашивали поодиночке, но,  в  основном,  вопросы
задавали всем сразу, на деревянном помосте,  так  что  раскладку  я  знал.
Никто еще никого не обвинял. Трое - Корби,  Раго  и  Гриффин  -  объяснили
причину посещения палатки одинаково: они беспокоились по  поводу  здоровья
Филина Холта и хотели его проведать.  Четвертый,  Дик  Веттер,  назвал  ту
причину, о которой я уже  догадался:  он  подумал,  что  Гриффин  собрался
пригласить Холта выступить, и хотел ему воспрепятствовать. Кстати,  Веттер
оказался единственным из всех  задержанных,  кто  поднял  шум.  По  словам
Веттера, он и так вырвался на пикник с огромным трудом, а на шесть  вечера
у него назначена репетиция, пропустить которую ну никак нельзя. В итоге, в
18:21, когда  нас  всех  распихали  по  машинам,  на  Веттера  было  впору
натягивать смирительную рубашку.
     Ни один из них не дал бы голову на отсечение, что видел Холта  живым:
каждый  полагал,  что  Филип  спит.  Все,  кроме  Веттера,  показали,  что
подходили к кровати и смотрели в лицо "спящему", но ничего не заподозрили.
Ни один из них не пытался заговорить с Холтом. На вопрос "кто,  по-вашему,
мог это сделать?" все ответили одинаково: должно  быть,  кто-то  проник  в
палатку сзади, заколол спящего и скрылся. Ни для кого не было тайной,  что
у директора-распорядителя что-то с животом и врач предписал ему покой.
     Про Флору я  умышленно  ничего  не  говорил,  поскольку  и  я,  и  вы
прекрасно знаем, что она тут ни при чем. Но вот у фараонов сложилось  иное
мнение. Я случайно  подслушал,  как  один  из  них  говорил  другому,  что
заколоть больного скорее способна женщина, а не мужчина.
     Полицейские были убеждены, что убийца проник в палатку сзади, в связи
с чем особое значение приобрел тот факт,  что  я  собственноручно  завязал
полог. Все показали, что видели, как я это проделал, кроме  Дика  Веттера,
который утверждал, что ничего не  заметил,  потому  что  помогал  укрывать
Холта одеялом. Мы с Вульфом говорили, что, когда  заходили  в  палатку  во
время речи Веттера, тесемка болталась развязанная. Вопрос был  не  в  том,
кто развязал ее, поскольку убийца мог легко просунуть руку  снаружи,  а  в
том, когда это было сделано. Тут ни от кого  ничего  путного  выведать  не
удалось. Все четверо показали, что не обратили  внимания  на  то,  был  ли
завязан узел.
     Вот как обстояло дело, когда нас увезли из Калпс-Медоуз. А  привезли,
как выяснилось, в местечко, где мне уже приходилось бывать дважды,  причем
вовсе не подозреваемым в убийстве - в здание окружного суда, раскинувшееся
посреди живописной зеленой лужайки рядом с небольшой рощицей. Сначала  нас
всех согнали в одну комнату на первом этаже, потом после долгого  ожидания
препроводили на этаж выше, в контору окружного прокурора.
     По меньшей мере девяносто один и две десятых процента  всех  окружных
прокуроров  в  штате   Нью-Йорк   мнят   себя   достойными   вселиться   в
губернаторский особняк, что украшает город Олбани, и это следует  иметь  в
виду, когда вы общаетесь с окружным прокурором Джеймсом Р.Делани. Для него
по меньшей мере четверо из  этой  шайки,  а  то  и  все  пятеро,  являлись
достопочтенными и  уважаемыми  гражданами,  обладающими  большим  весом  в
обществе и способными повлиять на исход выборов. Поэтому допрос свидетелей
Делани проводил так, словно собрал их для того, чтобы просить их совета по
срочному делу. Исключение составляли только мы с Вульфом:  глядя  на  нас,
прокурор мигом переставал улыбаться,  а  в  голосе  звенели  металлические
нотки.
     Когда  совет-допрос  продлился  примерно  час,  причем   стенографист
старательно фиксировал каждое слово, Делани подвел промежуточный итог.
     - Похоже, - сказал он, - мы пришли к согласию, что "некто"  проник  в
палатку сзади, заколол спящего Холта, после  чего  незаметно  скрылся.  Вы
можете задать вопрос, откуда убийца знал, что под рукой  у  него  окажется
нож? Отвечу: он мог и не знать об этом. Возможно, сама мысль  об  убийстве
пришла ему в голову лишь тогда, когда он увидел разделочные ножи. С другой
стороны, убийца мог принести собственное оружие, но, заприметив коробку  с
ножами, сообразил, что лучше воспользоваться одним из них. Все это  вполне
вероятно,  причем  ни  один  из  фактов,  которыми  мы   располагаем,   не
противоречит нашей версии. Вы согласны, мистер Бакстер?
     - Да, - кивнул начальник уголовной полиции. - До тех пор, пока мы  не
обнаружим новые факты.
     - Разумеется, - подтвердил Делани. - Мы еще все трижды перепроверим.
     Он обвел глазами присутствующих, потом возвестил:
     - Джентльмены, и вы, мисс Корби, ставлю вас в известность, что вы  не
должны выезжать за пределы штата и вам следует являться для дачи показаний
по первому вызову. Если вы не возражаете, то задерживать  вас  как  важных
свидетелей я не стану. Ваши адреса у нас есть, и мы знаем, где вас найти.
     Делани вперил взгляд в Вульфа, и его тон тут же переменился.
     - Что касается вас, Вульф, то с вами дело обстоит несколько иначе. Вы
и Гудвин - лицензированные частные сыщики, и ваши  досье  не  внушают  мне
доверия. Не знаю, что заставляет нью-йоркские власти терпеть ваши выходки,
но здесь, в провинции, служат люди попроще - нам ваши штучки не  нравятся.
Даже претят.
     Он опустил подбородок и посмотрел  на  Вульфа  исподлобья,  при  этом
глаза его превратились в узенькие щелочки.
     - Давайте проверим, правильно ли я вас понял. По вашим словам,  когда
начал выступать Веттер, вы сунули руку в карман, чтобы проверить, на месте
ли листок, на котором вы набросали тезисы для своей речи, не нашли  его  и
подумали, что  забыли  его  в  машине,  а  потом,  уже  войдя  в  палатку,
сообразили, что машина закрыта, а ключ у Гудвина; поэтому вы его вызвали в
палатку и вместе с ним спустились  к  машине.  Там  Гудвин  вспомнил,  что
листок с вашими заметками остался дома,  в  вашем  кабинете,  и  тогда  вы
вернулись на помост и сели на прежнее место. И еще: выходя  из  палатки  к
машине, вы обратили внимание,  что  тесемка,  на  которую  Гудвин  завязал
полог, висит развязанная. Так?
     Вульф откашлялся.
     - Мистер Делани, - произнес он. - Думаю, что дискутировать с вами  по
поводу доверия к нашим досье бесполезно, так же, как и пытаться оспаривать
ваше утверждение насчет наших выходок или штучек. - Его плечи поднялись на
одну восьмую дюйма, потом опустились. - Что же касается моих показаний, то
изложили  вы  все   верно,   хотя   и   совершенно   неприемлемым   тоном.
Оскорбительным.
     - Я просто задал вам вопрос.
     - Я ответил.
     - Да. - Делани перевел взгляд на меня. - Вы, Гудвин, как и  следовало
ожидать, утверждаете то же самое. У вас было более чем достаточно времени,
чтобы сговориться - суматоха  после  крика  мисс  Корби  длилась  довольно
долго. Правда, вы показали, что после того, как Вульф вернулся  на  место,
вы вдруг вспомнили, что он все-таки прихватил с собой тот  листок  и  даже
заглядывал в него во время езды в  машине.  Вы  подумали,  что  Вульф  мог
оставить бумажку в машине, решили проверить  и  находились  возле  машины,
когда услышали крик мисс Корби. Я правильно говорю?
     Поскольку, обидевшись на Бакстера, я решил, что не стану им помогать,
то ответил просто:
     - Проверьте сами.
     Делани вновь обратился к Вульфу:
     - Если вы считаете мои вопросы оскорбительными, Вульф,  я  скажу  вам
следующее - мне трудно поверить в  искренность  ваших  слов.  Чтобы  такой
болтун нуждался в бумажке для подобного выступления - ни за какие коврижки
не поверю! Да и все остальное в ваших показаниях шито белыми  нитками:  вы
подумали, что забыли бумажку в машине, Гудвин решил, что  вы  оставили  ее
дома, а потом вдруг вспомнил, что вы вытаскивали ее по дороге. Есть и  еще
факты. Вы с Гудвином последними заходили в палатку  перед  тем,  как  мисс
Корби обнаружила труп. Вы это сами признаете. Все другие уверяют,  что  не
обратили внимания, завязана тесемка или нет; вы же с Гудвином утверждаете,
что она была развязана - но иначе и быть не могло, поскольку вы выходили и
входили с задней стороны.
     Делани наклонил голову.
     - Вы признаете, что в течение прошлого года не раз общались с Филипом
Холтом. Вы также признались, что по отношению к вам Холт вел себя несносно
- это ваше слово "несносно", - настаивая на том, чтобы ваш повар вступил в
профсоюз. То, что я прочитал в вашем досье, позволяет мне утверждать,  что
человек,  который  ведет  себя  по  отношению  к  вам  "несносно",  должен
поостеречься. Если бы не оставалась возможность, что в  палатку  прокрался
какой-то незнакомец - а я допускаю такую возможность, - я бы задержал  вас
здесь до тех пор, пока судья не выдаст  ордер  на  ваш  арест  как  важных
свидетелей по делу  об  убийстве.  Пока  же  я  ограничусь  более  мягкими
санкциями. - Он бросил взгляд на наручные часы. - Сейчас без пяти  восемь.
Недалеко отсюда на улице есть ресторан. Я пошлю с вами своего человека. Вы
должны быть здесь к половине десятого.  Я  хочу  еще  раз  проверить  ваши
показания - самым тщательным образом. Остальные, - его взгляд скользнул по
присутствующим, - могут быть свободны,  но  не  забывайте:  вы  не  должны
покидать пределы штата Нью-Йорк.
     Вульф встал.
     - Мы с мистером Гудвином отправляемся домой, - провозгласил он.  -  И
сегодня вечером мы не вернемся.
     Глаза Делали хищно сузились:
     - Раз так, то вы вообще  отсюда  не  выйдете.  Можете  заказать  себе
сандвичи.
     - Мы арестованы?
     Прокурор открыл было рот, закрыл его, потом раскрыл снова:
     - Нет.
     - Значит, мы уезжаем, - отрезал Вульф. - Я понимаю ваше недовольство,
сэр, как-никак вам испортили праздник, и я прекрасно  знаю,  что  вы  меня
недолюбливаете - меня или то, что, как вам кажется, вы знаете обо мне.  Но
я не собираюсь жертвовать своими привычками ради вас.  Задержать  меня  вы
можете только в том случае, если предъявите обвинение - но  в  чем?  Мы  с
мистером Гудвином рассказали вам все, что нам известно. Ваши намеки, что я
способен убить человека или подвигнуть на убийство  мистера  Гудвина  лишь
потому, что  человек  этот  вел  себя  несносно  -  смехотворны.  Вы  сами
допускаете, что убийцей может оказаться любой из десятитысячной  толпы.  У
вас нет никаких оснований подозревать, что я или мистер Гудвин утаиваем от
вас какие-то сведения, которые  могли  бы  помочь  следствию.  Если  вдруг
раздобудете хоть один факт, подтверждающий ваши подозрения, то вы  знаете,
где нас найти. Пойдем, Арчи.
     Вульф повернулся и решительно двинулся к выходу. Я последовал за ним.
Мне трудно судить о том, как  повел  себя  Делани  после  выходки  Вульфа,
потому  что  он  оставался  у  меня  за  спиной,  а  оглядываться  мне  по
тактическим соображениям не хотелось.
     Поскольку  вы  сами  представляете,  что  творится  в   праздник   на
нью-йоркских улицах, вас не должно удивить,  что,  добравшись  домой  -  и
приняв душ, мы сели ужинать только в половине десятого.  Автомобиль  -  не
лучшее место в мире, где можно делиться с  Вульфом  дурными  впечатлениями
(как впрочем и хорошими), и отравлять ему пищеварение за ужином  мне  тоже
не хотелось, поэтому я дождался, пока Вульф закончит  поглощать  цыплят  с
трюфелями и брокколи, фаршированный картофель с травками и салат с  сыром.
Лишь когда Фриц принес  нам  в  кабинет  кофе,  я  раскололся.  Вульф  уже
потянулся к пульту дистанционного управления (он  включал  телевизор  лишь
для того, чтобы доставить себе маленькую радость, выключив его),  когда  я
произнес:
     - Попридержите лошадей. Я должен кое-что доложить. Я понимаю, что  вы
сейчас довольны собой - нос вы им утерли здорово, - но у  нас  могут  быть
неприятности. Правда, у  нас  появилась  зацепка.  Убийца  не  проникал  в
палатку сзади. Убийца - один из четверки.
     - Вот как, - безмятежно отозвался Вульф. Он сытно поужинал,  сидел  в
любимом кресле и был поэтому настроен очень миролюбиво. - Ты опять за свои
штучки, Арчи? Что за вздор ты несешь?
     - Это не вздор, сэр. И я даже не пытаюсь доказать, что  раз  в  жизни
оказался хитрее вас. Когда вы спускались от палатки к машине,  ваши  мысли
были настолько поглощены тем, как поскорее уехать оттуда, что  вы,  должно
быть, не обратили внимания на женщину, которая сидела слева в "плимуте". А
я чуть позже вышел к ней и поговорил. Это настолько важно, что я перескажу
разговор дословно.
     Так я и сделал. Такие разговоры для меня - детские игрушки, ведь  мне
приходится порой  дословно  пересказывать  диалоги,  в  которых  принимают
участие трое, а то и четверо собеседников. Когда я  закончил,  Вульф  ожег
меня злобным взглядом.
     - Проклятье! - прорычал он.
     - Да, сэр. Я собирался  вам  это  рассказать,  когда  мы  придумывали
причину для вылазки к машине, но нам помешали, а потом не было подходящего
случая, к тому же миссис Банау уехала, да и  этот  тип  по  имени  Бакстер
оскорбил меня в лучших чувствах. Но главная причина заключалась в вас - уж
больно вы рвались домой. Если бы они пронюхали, что убийцу следует  искать
среди нас шестерых-семерых, включая Флору, всех бы  задержали  как  важных
свидетелей, а Четвертого июля вас бы никто под залог не  выпустил.  Мне-то
что - мне к камерам не привыкать, но вы с вашими габаритами  в  катере  не
поместились бы. К тому же, подумалось мне, дома вы  бы  с  большей  охотой
согласились обсудить вопрос о том, чтобы повысить мне жалованье. Я угадал?
     - Замолчи.
     Вульф зажмурился, но ненадолго.
     - Мы влипли, - произнес он. - В любую минуту они могут  отыскать  эту
женщину, либо она сама заявит в полицию. Что она  собой  представляет?  Ты
пересказал мне ее слова, но я хочу знать, чего от нее ожидать.
     - С ней все в порядке.  Ей  поверят.  Меня,  во  всяком  случае,  она
убедила. И вас убедит. С того места, где она сидела, вход  в  палатку  был
виден как на ладони, ближе, чем в десяти ярдах отнес.
     - Если она не дремала.
     - По ее словам - нет, а фараоны  ей  поверят.  Она  утверждает,  что,
кроме нас с вами, в палатку никто не заходил, и будет стоять на своем, что
бы ни случилось.
     - А вдруг она сама или кто-то другой, кого она  выгораживает...  Нет,
это ерунда - она оставалась там и после того, как обнаружили труп. Да,  мы
влипли.
     - Да, сэр. - Не увидев в  глазах  Вульфа  благодарности,  на  которую
рассчитывал, я продолжил: - Чтобы облегчить ваши  мучения,  хочу  сказать,
чтобы вы обо мне не беспокоились. В  утаивании  важных  сведений  меня  не
обвинят, поскольку о разговоре с ней я не упоминал. Я всегда могу сказать,
что  не  поверил  ей  и  не  хотел  осложнять  дело,   впутывая   в   него
дополнительные обстоятельства. Конечно, мне придется придумать  оправдание
тому, что я пристал к ней с расспросами, но это проще пареной репы. Я могу
показать, что нашел труп после того, как вы начали свою речь и, прежде чем
сообщить в полицию, решил расспросить свидетельницу, но меня прервал вопль
Флоры. Так что за меня не волнуйтесь. Я сделаю все, что вы  скажете.  Могу
утром позвонить Делани - или позвоните ему сами - и  во  всем  признаться.
Или можем сидеть и ждать у моря погоды. Как скажете.
     - Фу! - фыркнул Вульф.
     - Аминь, - сказал я.
     Вульф шумно втянул в себя добрый бушель воздуха и со свистом выпустил
его наружу.
     - Возможно, в данную минуту эта женщина уже дает показания полиции, -
проворчал он. - Нет, я тебя не корю, напротив - ты  молодец.  Если  бы  ты
рассказал им о ней, мы бы провели ночь в тюрьме. - Он скорчил  гримасу.  -
Ба! Так, по крайней мере, у нас руки развязаны. Который час?
     Я посмотрел на наручные часы. Вульфу, чтобы  взглянуть  на  настенные
часы, пришлось бы повернуть голову почти на девяносто градусов, а на такой
подвиг он не способен.
     - Восемь минут двенадцатого.
     - Ты можешь вызвать их сюда сейчас?
     - Сомневаюсь. Всех пятерых?
     - Да.
     - Разве что на заре. Привести их к вам в спальню?
     Вульф потер кончик носа.
     - Ладно. Только  обзвони  их  сейчас,  кого  найдешь.  Договорись  на
одиннадцать утра. Скажи, что я готов разоблачить убийцу, но должен с  ними
посоветоваться.
     - Что ж, на такую приманку они клюнут, -  признал  я  и  потянулся  к
телефону.

                                    4

     До двух  минут  двенадцатого,  когда  Вульф  спустился  на  лифте  из
оранжереи и поздоровался с гостями, представители  закона  с  Лонг-Айленда
никак не проявились. Что вовсе не означало, что Они  не  проявятся  в  три
минуты двенадцатого.  По  сообщениям  утренних  газет,  окружной  прокурор
Делани и начальник уголовной  полиции  Бакстер  пришли  к  выводу,  что  в
палатку  сзади  мог  проникнуть  кто  угодно,  и  расследование  пока   не
сдвинулось с мертвой точки. Если Анна Банау читало газеты  (а  у  меня  не
было оснований подозревать, что она их не читает), она могла уже  тянуться
к телефонной трубке, чтобы звонить в полицию.
     Сам я уже успел назвониться - вчера  вечером  и  сегодня  с  утра,  -
приглашая к нам гостей, и не только. В телефонном справочнике Манхэттена я
легко нашел адрес и телефон Александра Банау,  но  звонить  ему  домой  не
стал. Я также решил не звонить в ресторан  "Цоллер"  на  Пятьдесят  второй
улице. Сам-то я обедал в "Цоллере" всего два раза,  но  зато  знал  одного
приятеля, который наведывался туда чуть ли не  ежедневно.  Да,  сказал  он
мне, есть в "Цоллере" такой старший официант Алекс Банау. Алекс был ему по
душе, и приятель всерьез обеспокоился, не  означает  ли  мой  звонок,  что
официанту  грозят  какие-то   неприятности.   Я   заверил,   что   никаких
неприятностей  не  предвидится,  а  я  просто  хочу  кое-что  уточнить,  и
распрощался. Потом я сидел и пялился на клочок бумаги, на котором  записал
домашний телефон Банау - у меня рука так  и  чесалась  позвонить.  Но  что
сказать? Нет.
     Замечу также, что примерно я половине одиннадцатого я вынул из  ящика
своего стола "марли", проверил, заряжен ли он, и сунул в карман. Я сообщаю
вам это не для того,  чтобы  подготовить  к  предстоящей  бойне,  а  чтобы
показать, насколько я поверил в показания миссис Банау.  Как-никак,  когда
ждешь в гости убийцу, нервы  которого  натянуты  до  предела,  нужно  быть
готовым ко всему.
     Х.Л.Гриффин, поставщик, и Поль Раго, приправных дел  мастер,  прибыли
по  отдельности,  а  Корби  и  Флора  привели  с  собой  Дика  Веттера.  Я
намеревался усадить Флору в красное кожаное кресло, но Раго,  шестифутовый
усач с потешным произношением,  опередил  меня,  так  что  Флоре  пришлось
довольствоваться одним из желтых кресел,  рядком  выстроенных  мною  перед
столом Вульфа; Веттер занял кресло слева от девушки, а ее отец сел справа.
Коротышка Гриффин, велеречивый Цицерон,  уселся  в  крайнее  кресло  возле
моего  стола.  Когда  Вульф  спустился  из  оранжереи,  вошел  в  кабинет,
поздоровался и двинулся к своему столу, Веттер открыл рот и заговорил,  не
дав Вульфу угнездиться в своем кресле, рассчитанном на слона.
     - Надеюсь, вы нас не слишком задержите, мистер Вульф,  -  проворковал
любимец телезрительниц. - Я спросил мистера Гудвина, нельзя  ли  собраться
пораньше, но он ответил, что нет. Нам с мисс Корби нужно сегодня пообедать
пораньше, потому что в половине второго у меня обсуждение сценария.
     Я приподнял бровь. Надо же, какая честь - я вел машину, держа руку  в
каком-то дюйме от плеча девушки, которая удостоилась приглашения  на  обед
самого Дика Веттера.
     Вульф, перестав ерзать в кресле, произнес:
     - Я не стану вас задерживать дольше, чем потребуется, сэр. Так  вы  с
мисс Корби друзья?
     - А это имеет отношение к делу?
     - Возможно,  что  нет.  Но  в  данную  минуту  меня  интересует  все,
связанное с каждым из вас. Я отдаю себе отчет в  том,  что  вам  неприятно
слышать  подобное  высказывание  из  моих  уст  сразу  после  празднования
годовщины столь славного события в жизни этой свободной  страны,  но  долг
есть долг. Один из вас - злодей. Один из вас убил Филипа Холта.
     Замысел Вульфа заключался, вероятно, в том, чтобы узреть, кто из  них
упадет в обморок или вскочит и ударится в бега. Но никто  даже  глазом  не
моргнул. Все сидели как истуканы и пялились на Вульфа.
     - Один из нас? - спросил наконец Гриффин.
     Вульф кивнул.
     - Я решил, что лучше сразу взять быка за  рога,  чем  толочь  воду  в
ступе. Я подумал...
     - Вот потеха, - прервал его Корби. - Вы, конечно, шутите.  Только  от
шутки вашей после того, что вы вчера говорили окружному  прокурору,  дурно
пахнет.
     - Это вовсе не шутка, мистер  Корби.  Мне,  право,  жаль.  Вчера  мне
казалось, что все обстоит именно так,  как  я  думал,  но  я  заблуждался.
Нашелся свидетель, надежный и солидный, который готов присягнуть,  что  во
время митинга и до тех пор, пока не обнаружили тело, никто в палатку сзади
не заходил. Я также знаю, что ни я,  ни  мистер  Гудвин  Филипа  Холта  не
убивали;  следовательно,  убийца  один  из  вас.  Так  что  нам   придется
поговорить.
     -  Вы  сказали  -  свидетель?  -  Из  уст  Раго  это  прозвучало  как
"швидетель".
     - Кто он? - потребовал Корби. - Откуда он взялся?
     - Это женщина, и  живет  она  в  Нью-Йорке.  Мистер  Гудвин,  который
беседовал с ней, полностью убежден в ее искренности и  благонадежности,  а
мистеру Гудвину трудно угодить. Вероятность того, что ее  показания  можно
опровергнуть, ничтожна. Вот все, что я...
     - Не понимаю, - развел  руками  Веттер.  -  Если  у  них  есть  такой
свидетель, почему нас до сих пор не арестовали?
     - Потому что она еще не обращалась в полицию. Там  о  ней  ничего  не
знают. Пока. В любую минуту ее могут  найти,  или  она  сама  обратится  в
полицию. Если так случится, то уже совсем скоро и вы, и я  будем  отвечать
на вопросы полицейских. Если вы откажетесь от беседы со мной, или меня  не
удовлетворят ваши ответы, я буду вынужден сам сообщить  мистеру  Делани  о
существовании свидетельницы. Скажу откровенно: я предпочел бы до этого  не
доводить. Услышав ее показания, мистер Делани уже не будет  с  нами  таким
любезными внимательным, как вчера. Я хочу задать вам несколько вопросов.
     - Кто она? - снова потребовал Корби. - Где ее найти?
     Вульф покачал головой.
     - Ничего не выйдет. Я не собираюсь раскрывать вам  ни  ее  имени,  ни
адреса. Я вижу, что вы мне не верите, мистер Корби, и вы, мистер  Гриффин.
Но подумайте сами, с какой стати мне вздумалось бы  вызывать  вас  сюда  и
ставить перед столь  неприятным  фактом?  Только  для  того,  чтобы  найти
истину? Как и вы, я предпочел бы оставить все, как  есть,  примирившись  с
версией полиции о неизвестном злоумышленнике,  который  проник  в  палатку
сзади, но, увы, теперь это невозможно. Да, вы вправе подозревать и меня  с
мистером Гудвином, и мы готовы ответить на ваши вопросы. Главное, что один
из нас - убийца, так что в  наших  общих  интересах  следует  постараться,
чтобы беседа получилась продуктивной.
     Гости переглянулись. Правда, совсем не так,  как  пять  минут  назад.
Теперь   в   их   взглядах   читались   сомнение,    подозрительность    и
настороженность.
     - Не понимаю, на что вы рассчитываете, - опомнился первым Гриффин.  -
Все мы держались вместе, и все знаем, что случилось. И мы уже слышали, что
каждый из нас говорил.
     Вульф кивнул.
     - Дело в том, что все мы исходили из той  версии,  которая  исключала
нашу причастность к преступлению. Теперь все переменилось. У одного из нас
есть пятно в биографии, в котором и кроется  разгадка  совершенного  вчера
злодеяния. Я предлагаю начать с того, что каждый из нас расскажет  о  себе
сам. Начнем с меня. Родился я в Черногории,  где  и  прошло  мое  детство.
Когда мне исполнилось шестнадцать, я решил, что пора посмотреть мир, и  за
четырнадцать лет объехал почти всю Европу, Азию, пожил немного в Африке  и
испробовал себя на самых разных поприщах. В Америку  я  приехал  в  тысяча
девятьсот тридцатом году и, будучи отнюдь не без гроша в кармане, приобрел
этот дом и стал частным сыщиком. Я  получил  американское  гражданство.  О
Филипе Холте я впервые услышал два года назад, когда на  него  пожаловался
Фриц Бреннер, мой мажордом и повар. Единственная моя причина питать к нему
неприязнь - далеко не достаточная, чтобы испытывать желание  убить  его  -
была  устранена,  когда  он  согласился  не  приставать  более  к  мистеру
Бреннеру, если я дам согласие выступить с речью на вашем чертовом пикнике.
Мистер Гудвин?
     Я повернулся лицом к публике.
     - Родился в Огайо. Закончил среднюю школу, наилучших успехов  добился
в геометрии и регби, отучился с почетом,  но  без  отличия.  Выдержал  две
недели в колледже,  решил,  что  зря  трачу  время,  приехал  в  Нью-Йорк,
устроился охранником, вступил в перестрелку, ухлопал двоих, уволился,  был
представлен Ниро Вульфу, который поручил мне разовое задание, справился  с
ним и принял приглашение мистера Вульфа поступить  к  нему  на  постоянную
работу, в коей роли и пребываю до сих пор. Лично меня домогательства Холта
по отношению к Фрицу Бреннеру больше  забавляли,  чем  обижали.  Больше  с
мистером Холтом меня ничего не связывало.
     - Вы можете позже расспросить нас, - предложил Вульф.  -  Теперь  ваш
черед, мисс Корби.
     - Что ж...  -  Флора  запнулась.  Она  посмотрела  на  отца,  который
согласно кивнул, перевела взгляд на Вульфа и продолжила: - У меня довольно
короткая биография. Родилась в Нью-Йорке и никогда из него не уезжала. Мне
двадцать лет. Филипа Холта я не убивала - у меня и  причин-то  никаких  не
было. - Она пожала плечами. - Что еще?
     - Прошу прощения, - вмешался Гриффин. - Если то, что сказал Вульф,  -
правда, и очевидец вправду существует, то полиция раскопает все. Например,
о вас с Филом.
     - Что вы имеете в виду? - нахмурилась Флора.
     - Точно не знаю. Просто я слышал  кое-какие  сплетни,  но  и  полиция
наверняка до них докопается.
     - К чертям все сплетни! - взорвался Дик Веттер. Елея в голосе как  не
бывало.
     Флора посмотрела на Вульфа.
     - Сплетни от меня не зависят, - сказала она. - Ни для кого не секрет,
что Фил Холт был... словом, он любил женщин. А я -  женщина,  но  мне  Фил
никогда не нравился. Если можно воспользоваться вашим словом, то ко мне он
тоже приставал. Он был очень назойлив.
     - Он домогался вас? - уточнил Вульф.
     - Наверное. Но между нами никогда ничего не было. Хотя порой он бывал
очень настойчив.
     - Но причин убивать его у вас, по вашим словам, не было?
     - Господи, нет, конечно! Девушка не убивает мужчину лишь за  то,  что
он не верит ей, когда она говорит "нет".
     - "Нет" в ответ на что? Предложение выйти замуж?
     Отец Флоры вмешался:
     - Послушайте, - обратился он к Вульфу. - Вы взяли  ложный  след.  Все
знают, как Фил Холт относился к женщинам. Он никогда не предлагал ни одной
из них выйти за него замуж - и не предложил бы! Моя дочь достаточно  умна,
чтобы постоять за себя, но она никогда не всадила бы спящему нож в  спину.
- Он повернулся к Гриффину. - Премного благодарен, Харри.
     Коротышка и ухом не повел.
     - Все равно это бы выплыло наружу, Джим, - сказал он. - Я решил,  что
лучше мы покончим с этим сразу.
     Вульф в упор смотрел на Корби:
     - Разумеется, у меня возникает  вопрос:  как  далеко  способен  зайти
отец, чтобы избавить дочь от слишком назойливого ухажера?
     - Ерунда, - фыркнул Корби. - Моя дочь способна сама постоять за себя.
Белилам нужна причина, из-за которой я бы мог убить Фила Холта, вы  должны
быть поизобретательнее.
     - Я постараюсь, мистер Корби. Вы - президент вашего профсоюза, мистер
Холт также занимал в нем ответственный пост, а сейчас первые полосы  газет
пестрят  заголовками  о  финансовых  аферах,  которыми  занимались  многие
профсоюзы. Нет ли у вас или не было ли у мистера  Холта  причин  опасаться
расследования?
     - Нет. Пусть расследуют все, что хотят.
     - Вас не вызывали к прокурору?
     - Нет.
     - А мистера Холта?
     - Нет.
     - А других руководителей вашего профсоюза?
     - Нет. - Одутловатая физиономия и лысина Корби порозовели. - Вы опять
идете по ложному следу.
     - Но, по крайней мере, по другому. Вы должны понимать, сэр, что в том
случае, если мистер  Делани  возьмется  за  нас  всерьез,  дела  профсоюза
работников американских ресторанов  заинтересуют  его  в  первую  очередь.
Убить Филипа Холта мог каждый из нас,  орудие  убийства  было  под  рукой;
остается только найти мотив. Если ваш профсоюз  замешан  хоть  в  малейших
махинациях, которые могут выплыть наружу, я бы советовал вам рассказать об
этом сейчас, чтобы мы обсудили, могут ли они иметь отношение к  тому,  что
нас волнует.
     - Нет, нет и нет. - Корби уже  побагровел.  -  Если  кто  и  пытается
бросить тень на ПРАР, то все это только досужие  сплетни.  Газеты  подняли
такую шумиху, что под подозрение попали все профсоюзы. У  нас  все  чисто,
комар носа не подточит.
     - А что за сплетни вы имели в виду?
     - Любые. Например, я - мошенник. Среди  руководства  одно  жулье.  Мы
разворовали  кассу  взаимопомощи.  Продались  крупным  заправилам.  Крадем
карандаши и скрепки. И так далее.
     - А вы не могли бы  уточнить?  Какие  сплетни  ставили  вас  в  самое
неловкое положение?
     Корби вдруг  словно  отключился.  Он  вытащил  из  кармана  сложенный
вчетверо носовой платок, развернул его, промокнул  лицо  и  лысину,  затем
аккуратно сложил платок и упрятал в карман. И лишь тогда  снова  посмотрел
на Вульфа.
     - Если хотите знать точнее, то это даже не сплетня, - промолвил он. -
Это наше внутреннее дело, но о нем наверняка станет известно, и я не  вижу
причины не поделиться с вами. Кое-кому  из  нашего  профсоюза  предъявлено
официальное обвинение в получении взяток от посредников. Фила  Холта  тоже
вовлекли в эту историю, хотя он тут ни при чем - во  взятках  замешаны  не
его люди. Но он был зол как черт.
     - Не предъявляли ли обвинений вам?
     - Нет. Мне полностью доверяют.
     - Вы сказали "посредники". Относятся ли к ним и поставщики?
     - Конечно. Многие поставщики - посредники.
     - Не упоминалось ли в этой связи имя Х.Л.Гриффина?
     - Я не уполномочен раскрывать никаких имен.  Пока  все  эти  сведения
рассматриваются как строго конфиденциальные.
     - Премного благодарен, Джим. - Тон Х.Л.Гриффина столь же  походил  на
благодарный, как укус змеи на поцелуй. - Теперь мы квиты?
     - Прошу прощения.  -  Дик  Веттер  вскочил  с  кресла.  -  Уже  почти
двенадцать, а нам с мисс Корби пора  идти.  Мы  должны  успеть  пообедать,
чтобы я не опоздал на обсуждение сценария. Да и вообще мне кажется, что вы
тут занимаетесь ерундой. Пойдем, Флора.
     Девушка чуть поколебалась, но потом встала. Веттер  двинулся  было  к
двери, но, услышав из уст Вульфа свое имя, остановился и обернулся.
     - Да?
     - Прошу меня извинить, - сказал Вульф. - Мне следовало  помнить,  что
вы спешите. Не могли бы вы чуть задержаться - минут, скажем, на пять?
     Любимец женщин снисходительно усмехнулся:
     - Чего ради? С моей биографией вы можете ознакомиться сами. Скажем, в
"Телегиде", в журнале "Часы" и так далее. Повторяю: все это сущая  ерунда.
Если один из нас и в самом деле убийца, то могу лишь пожелать вам  успеха,
но эта болтовня никуда не приведет. Ничего, что я так вам говорю?
     - Бога ради, мистер Веттер. Но если в ходе  расследования  выяснится,
что вы солгали или умолчали о  каком-либо  важном  факте,  это  уже  будет
любопытно. Кстати, в публикациях,  которые  вы  столь  любезно  упомянули,
говорится о ваших взаимоотношениях с мисс Корби?
     - Чушь собачья! - взорвался он. Я  пожалел,  что  никто  из  двадцати
миллионов поклонников и воздыхательниц не слышит своего кумира.
     Вульф покачал головой.
     - Меня вы, конечно, можете презирать, мистер Веттер,  но  с  полицией
ваш номер не пройдет. Я уже спрашивал вас, друзья ли вы с мисс  Корби?  Вы
поинтересовались, имеет ли  это  отношение  к  делу,  и  я  ответил,  что,
возможно, нет. Теперь, когда вскрылось, что Филип Холт приставал к ней,  я
повторяю свой вопрос. Дружите ли вы с мисс Корби?
     - Конечно, дружим. Я веду ее обедать.
     - Вы увлечены ею?
     Улыбка Веттера чуть потускнела, но он по-прежнему улыбался.
     - Вопрос довольно щекотливый, - сказал он. - Что ж, отвечу. Я  видный
человек и должен следить за тем, что говорю. Если я отвечу "да", то завтра
эту новость подхватят все газеты и я получу десять тысяч гневных телеграмм
и миллион писем. Если я скажу "нет, я не увлечен мисс  Корби",  когда  она
стоит здесь рядом, это будет невежливо  по  отношению  к  ней.  Поэтому  я
просто не отвечу. Пойдем, Флора.
     - Еще один вопрос. Насколько я понял, ваш отец работает  в  одном  из
нью-йоркских ресторанов. Возможно, вы знаете,  замешан  ли  он  в  деле  о
взятках, о котором поведал нам мистер Корби?
     - Дьявольщина! У  вас  уже  совсем  крыша  поехала!  -  Веттер  резко
повернулся и зашагал к двери, увлекая за собой Флору. Я встал, проследовал
за ними в прихожую, выпустил наружу и закрыл за ними входную дверь.  Когда
я вернулся в кабинет, Вульф говорил:
     - ...и я уверяю  вас,  мистер  Раго,  что  мы  все  союзники.  Кроме,
разумеется, убийцы. Ни вы, ни  я  не  заинтересованы,  чтобы  в  это  дело
вмешалась полиция.
     Мастер соусов выпрямился в кресле - мне  показалось,  что  концы  его
тараканьих усов тоже вздернулись кверху.
     - Фтучки! - фыркнул он.
     - Нет, сэр, - сказал Вульф. - Я порой и впрямь не прочь прибегнуть  к
"штучкам", если от них есть толк, но в данном случае речь идет  просто  об
обсуждении прискорбного положения, в  котором  мы  очутились.  Так  вы  не
хотите рассказать нам о своих отношениях с Филипом Холтом?
     - Вы меня пораваете, - провозгласил Раго. - Я, конечно, знаю, что  на
визнь вы зарабатываете тем, что разгадываете преступления, все это  знают,
но для меня вы превде всего - крупный кулинар. Соус  "прентан",  устричный
пирог,  маринованные  артифоки  -  это   подлинные   федевры   кулинарного
искусства. Сам Пьер Мондор рекомендовал вас. Поэтому меня и поравает,  что
в обфестве такого маэстро нувно говорить о каком-то убийстве.
     - Я тоже не испытываю от этого радости, мистер Раго. И я  признателен
Пьеру Мондору за высокую оценку. И все-таки, насчет Филипа Холта...
     - Ну раз вы настаиваете. Но что я могу сказать? Повалуй, ничего.
     - Разве вы не были с ним знакомы?
     Раю развел руками и поднял брови.
     - Нет, мы встречались. Как и со  многими  другими.  Насколько  я  его
знал? Трудно сказать. Насколько, например, я знаю вас?
     - Меня  вы  впервые  увидели  две  недели  назад.  Мистера  Холта  вы
наверняка встречали и  прежде.  Он  занимал  ответственный  пост  в  вашем
профсоюзе, в котором вы тоже играете не последнюю роль.
     - Я никогда не занимался делами профсоюза.
     - Но вчера вы неплохо выступали.
     Раго кивнул и улыбнулся.
     - Да, верно. Но это потому, что я играю не последнюю роль на кухне, а
не в профсоюзе. В приготовление соусов мне и впрямь равных нет - скаву без
ловной скромности. Поэтому меня и  пригласили  выступить.  -  Он  повернул
голову. - Не правда ли, мистер Корби?
     Президент ПРАР кивнул.
     - Это так, - сказал он Вульфу. - Мы решили, что следует  предоставить
слово знаменитым кулинарам, и остановили выбор на Поле Раго. Насколько мне
известно, на профсоюзных собраниях он никогда не присутствовал.  Хотя  нам
бы этого очень хотелось.
     - Мое место на кухне, - провозгласил Раго. -  Я  свободный  худовник.
Делами пусть занимаются другие.
     Вульф посмотрел на Корби.
     - А имя мистера Раго не упоминалось в связи с этим делом о взятках? -
спросил он.
     - Нет. Я уже говорил, что не уполномочен отвечать на такой вопрос, но
в данном случае отвечу: нет.
     - Но вы не сказали "нет", когда я спросил вас про мистера Гриффина. -
Вульф повернулся к поставщику. - Вы не хотите что-нибудь добавить, сэр?
     Я по-прежнему так и не понял, что у Гриффина с левым  глазом.  Следов
повреждения вроде не было видно, но двигался глаз как-то странно. Впрочем,
с того места, где я сидел, глаз вообще казался нормальным.
     Гриффин выдвинул вперед костлявый подбородок.
     - А как вы сами думаете? - сварливо спросил он.
     - Это не имеет значения. Я просто поинтересовался, не желаете  ли  вы
что-нибудь добавить в связи со сказанным.
     - Нет, не желаю. Мне никто никаких обвинений не предъявлял. И  вообще
я хотел бы только одного - потолковать с этой дамочкой.
     Вульф покачал головой:
     -  Нет.  Пока  мы  обойдемся  без  свидетеля.  Иди  вы  до  сих   пор
сомневаетесь?
     - Я всегда сомневаюсь. - Голос Гриффина скорее подошел бы человеку, в
котором поместились бы два Гриффина. - Я хочу своими глазами посмотреть на
эту свидетельницу и расспросить ее. Я согласен - сочинять о ней вам  вроде
бы ни к чему, но на слово вам я тоже не поверю, пока  не  поговорю  с  ней
сам. А уж тогда посмотрим, может, я вам и отвечу.
     - Хорошо. И все-таки, какие у вас были отношения  с  Филипом  Холтом?
Насколько долго и как близко вы его знали?
     - Идите вы к черту со своей болтовней! - Гриффин вскочил.  -  Если  у
меня и была причина убивать его, неужели я бы  вам  сказал?  -  Он  оперся
ладонями о стол Вульфа. - Предъявите ли вы нам эту свидетельницу?  Нет?  -
Он круто развернулся. - С меня хватит! А вам не надоело, Джим? Раго?
     Похоже, угощение Вульфа пришлось гостям не по  вкусу.  Вульф  мог  бы
попросить Корби и Раго  задержаться,  чтобы  попотчевать  их  еще  порцией
болтовни, но, судя по всему, он и сам решил,  что  это  ни  к  чему.  Они,
правда, задавали ему вопросы - что Вульф  собирается  делать  дальше,  что
предпримет свидетельница, почему они не  могут  с  ней  увидеться,  почему
Вульф ей поверил,  собирается  ли  он  встретиться  с  ней  и  расспросить
поподробнее,  -  но,  разумеется,  ничего  путного  не  выведали.  Словом,
расставались все отнюдь не по-братски. Выпроводив компанию, я  вернулся  в
кабинет и остановился перед столом Вульфа. Он откинулся на спинку  кресла,
скрестив руки на груди.
     - Обед через двадцать минут, -  весело  провозгласил  я.  -  Указания
есть?
     - Фу! Нам понадобилась бы целая армия, а у меня ее нет. Сесть каждому
на хвост, проследить все возможные связи с человеком, которого один из них
убил... - Вульф разнял руки и опустил кулаки на стол. -  Я  не  могу  даже
сузить рамки поиска, поскольку желание или необходимость убить Холта могли
возникнуть не неделю, и не месяц, и даже не год назад. Возможно,  вчера  в
палатке убийце просто подвернулся удобный случай. И любой из них  -  Раго,
Корби, Гриффин или Веттер - мог этим случаем воспользоваться. Жертва  была
беспомощна, а нож лежал под рукой. Был и удобный предлог,  чтобы  зайти  в
палатку. Убийце оставалось только развязать полог,  и  круг  подозреваемых
сразу расширялся до бесконечности.
     Вульф хрюкнул.
     - Нет. Проклятье! На поиски мотива у нас  времени  не  хватит.  Нужно
придумать что-то более эффективное.
     - Пожалуйста. Я к вашим услугам.
     - Боюсь, что и ты мне не поможешь. Вот дьявольщина. Свяжись с Саулом,
Фредом и Орри - пусть держатся на подхвате. Я еще сам не знаю,  для  чего,
но они мне понадобятся. И оставь меня одного.
     Я сел к своему столу и подтянул к себе телефон.

                                    5

     За все время работы у Вульфа я могу  припомнить  лишь  пять  случаев,
когда он сокращал продолжительность своего дневного свидания с  орхидеями;
в тот день это случилось в пятый раз.
     Если Вульфу и удалось что-то придумать, мне он  об  этом  не  сказал.
Сведения, которыми я  располагал,  ограничивались  указанием  связаться  с
Саулом, Фредом и Орри, нашими палочками-выручалочками в тех случаях, когда
требовалась подмога.  Усевшись  за  письменный  стол  после  обеда,  Вульф
порылся в бумагах, подсчитал  количество  пивных  пробок,  скопившихся  за
неделю в ящике, позвонил Фрицу, чтобы тот принес пива, но  пить  не  стал,
взял очередную книгу - "Падение" Альбера Камю, три-четыре раза  откладывал
ее в сторону, а потом брал снова. В промежутках Вульф  смахивал  со  стола
соринки кончиком пальца. Когда я включил радио, чтобы прослушать  новости,
Вульф дождался конца сводки и лишь потом протопал к лифту, чтобы подняться
в оранжерею.
     Позже, почти час спустя, я поймал себя на том, что тоже  смахиваю  со
стола соринки, и отправился на кухню выпить стакан молока.
     Когда в четверть шестого кто-то позвонил  в  дверь,  я  сломя  голову
ринулся в прихожую, по дороге спохватился, что это ни к чему, и подошел  к
двери уже нормальной поступью. Выглянув в окно с односторонним стеклом,  я
увидел на крыльце долговязого субъекта, худого, как древко флага, в  давно
не глаженном коричневом костюме и коричневой же шляпе. Я приоткрыл  дверь,
насколько позволяла цепочка. Внешность, конечно, для шпика малоподходящая,
подумал я, но, кто знает, возможно,  у  окружного  прокурора  Делани  и  у
начальника  уголовного  розыска  Бакстера  в  последнее   время   начались
сложности с кадрами.
     - Да, сэр? - проскрипел я через щель.
     - Я бы хотел видеть мистера Ниро Вульфа. Меня зовут Банау.  Александр
Банау.
     - Хорошо, сэр. - Я снял цепочку и широко распахнул  дверь,  приглашая
его войти. - Вашу шляпу, сэр. - Он отдал мне шляпу,  и  я  положил  ее  на
полку. - Сюда, пожалуйста. - Я провел его  в  кабинет,  усадил  в  красное
кожаное кресло и только тогда сообщил:
     - Мистер Вульф сейчас занят. Я скажу ему, что вы пришли.
     Я вышел в прихожую, поспешил на кухню, тщательно  закрывая  за  собой
двери, позвонил по домашнему телефону в оранжерею, и уже через три секунды
- обычно на  это  требовалось  секунд  пятнадцать-двадцать  -  в  мое  ухо
ворвался рык:
     - Да?
     - Гость. Старший официант Александр Банау.
     Молчание, потом:
     - Впусти его.
     - Уже впустил. У вас есть предложения,  чем  мне  его  развлекать  до
шести часов?
     - Нет. - Вновь  молчание,  уже  более  продолжительное.  -  Я  сейчас
спущусь.
     Как я уже говорил, за всю мою карьеру такое случилось с ним  в  пятый
раз. Я вернулся в кабинет, спросил гостя,  не  желает  ли  он  чего-нибудь
выпить, услышал в ответ  "нет",  а  пару  минут  спустя  раздался  скрежет
спускающегося лифта. Вскоре  в  прихожей  послышались  гулкие  шаги,  и  в
кабинете появился Ниро Вульф. Обойдя вокруг красное  кресло,  он  протянул
гостю руку.
     - Мистер Банау? Я - Ниро Вульф. Рад вас видеть, сэр.
     Я чуть не упал. Вульф терпеть не может здороваться за руку - и крайне
редко удостаивает кого-либо подобной чести.
     - Слушаю вас, сэр.
     - Боюсь, что мне придется огорчить вас, - вздохнул Банау. - А мне  бы
не хотелось вас огорчать. Скажите, этот джентльмен, - кивок в мою сторону,
- Арчи Гудвин?
     - Да, сэр, это он.
     - Значит, я огорчу и его, но ничего Доделать не могу. Я имею  в  виду
трагическое происшествие во время вчерашнего праздничного пикника. Судя по
сообщениям газет, полиция исходит из версии, что убийца проник  в  палатку
сзади и скрылся тем же путем. Час назад я  звонил  на  Лонг-Айленд,  чтобы
поинтересоваться, ничего  ли  не  изменилось,  и  мне  ответили,  что  все
остается по-прежнему.
     Банау прокашлялся. У меня чесались руки схватить  его  за  длинную  и
тонкую, как у журавля, шею и хорошенько тряхнуть. Он вновь заговорил:
     - В тех же газетах сказано, что вас с мистером Гудвином тоже вызывали
на допрос, и  я  сделал  вывод,  что  мистер  Гудвин  не  поставил  вас  в
известность о беседе с моей  супругой,  которая  сидела  в  машине  позади
палатки. Я находился среди зрителей  и  слушал  вашу  речь,  которая  была
прервана криком из палатки. Когда  началось  столпотворение,  я  с  трудом
пробился сквозь толпу к нашему "плимуту", сел в него и уехал. Я  не  люблю
шум и суматоху. Только дома  жена  сказала  мне  о  разговоре  с  мистером
Гудвином. Она предпочитает не  отвлекать  меня,  когда  я  за  рулем.  Она
сказала, что мистер Гудвин подошел  к  ней  и  обратился  через  окно.  Он
спросил...
     - Прошу прощения, - перебил Вульф. - Ваше предположение,  что  мистер
Гудвин не поставил меня в известность об этой беседе, беспочвенно. Он  мне
все рассказал.
     - Что? - вскинулся Банау. - Рассказал?
     - Да, сэр. Если позволите...
     - Значит, вам известно, что моя жена абсолютно уверена, что во  время
выступлений никто не заходил в палатку сзади? Никто, кроме вас  и  мистера
Гудвина? Ведь она именно это ему сказала!
     - Да, я знаю. Но если вы...
     - И вы не сообщили в полицию?
     - Нет еще. Я бы хотел...
     - Тогда у нее нет выбора. - Банау  встал.  -  Это  еще  хуже,  чем  я
ожидал. Она должна немедленно связаться с полицией.  Какой  ужас,  человек
вашего положения, да еще и другие... Ужасно,  но  долг  есть  долг.  Закон
прежде всего.
     Он повернулся и зашагал к двери.
     Я вскочил со стула.
     Мне ничего не стоило сграбастать его и скрутить  в  бараний  рог,  но
меня  остановило  выражение  лица  Вульфа.  На  нем  отчетливо  отразилось
облегчение; он даже выглядел довольным. Я стоял и таращился на него, забыв
закрыть рот, пока не хлопнула входная дверь. Я вышел в прихожую, убедился,
что худосочный официант не прихватил по ошибке мою шляпу,  запер  дверь  и
вернулся в кабинет.
     - Никак у нас радость? - осведомился я. - Не желаете поделиться?
     Вульф с шумом втянул в себя воздух, прополоскал легкие и выдохнул.
     - Возможно, ты прав, - изрек он. - В жизни я еще столько не унижался.
Выпрыгивал из шкуры при каждом телефонном звонке. А ты заметил, как быстро
я снял трубку, когда ты позвонил в оранжерею? Боялся, черт побери,  боялся
даже дойти до термальной,  чтобы  полюбоваться  на  ренантеру  имшоотиана!
Теперь мы, по крайней мере, знаем, на чем стоим.
     - Угу. И где скоро очутимся. Будь я на вашем месте, я бы задержал его
хотя бы для того, чтобы сказать...
     - Замолчи!
     Я повиновался. Порой я и  сам  понимаю  по  тону  Вульфа,  что  лучше
оставить его в покое; а самым безошибочным признаком этого я считаю  такое
его состояние, когда он откидывается на спинку кресла, плотно  зажмуривает
глаза и начинает поочередно втягивать и выпячивать губы. Это означает, что
его мозг уже перескочил через звуковой барьер. Однажды, во время  особенно
трудного случая, Вульф просидел так целый час, беспрерывно шевеля  губами.
Я смирно сидел за столом, решив, что нужно держаться ближе к телефону.
     На этот раз Вульфу хватило восьми минут - возможно,  он  боялся,  что
часа у него нет. Он раскрыл глаза, выпрямился и заговорил:
     - Арчи, он сказал тебе, где находится его жена?
     - Нет, он мне вообще ничего не сказал. Должно  быть,  приберегал  для
вас. Насколько я знаю, она могла сидеть за  углом  в  аптеке,  ожидая  его
сигнала, чтобы позвонить в полицию.
     Вульф хрюкнул.
     - Тогда нужно срочно убираться отсюда. Я хочу выяснить,  кто  из  них
убил Холта, прежде чем нас арестуют. Мотив и улики могут подождать; сейчас
главное - изобличить убийцу и передать его в лапы Делани. Где Саул?
     - Дома, ждет инструкций. А Фред и Орри...
     - Нам хватит одного Саула. Позвони и скажи, что мы выезжаем к нему. А
где может проходить встреча, на которую поехал мистер Веттер?
     - Полагаю, что на студии.
     - Вызови его. Если мисс Корби там, то и  ее  тоже.  И  пригласи  всех
остальных. Ты должен найти их раньше, чем до них доберется мистер  Делани.
Они должны незамедлительно собраться у Саула. Как можно скорее. Скажи, что
они смогут  лично  задать  вопросы  свидетельнице  и  что  дело  отчаянной
срочности. Если кто-нибудь заупрямится, я сам поговорю...
     Я уже снял трубку и набирал первый номер.

                                    6

     С той минуты, как все собрались и Вульф взялся за дело,  он  потратил
всего четверть часа, чтобы изобличить убийцу. Мне - при  удаче  -  на  это
понадобилось бы  недели  две.  Если  вы  любите  шарады,  то,  прошу  вас,
откиньтесь на спинку кресла и начинайте поочередно втягивать и  выпячивать
губы. Посмотрим, сколько времени потребуется вам на разгадку. Кстати,  все
по-честному, ведь вы знаете ровно столько, сколько знали  к  тому  времени
Вульф и я. Причем задачу я вам упрощаю: не пытайтесь  назвать  убийцу  или
раскопать разоблачительную улику. Вопрос в том, как использовать имеющиеся
у вас сведения, чтобы указать на преступника пальцем. Вульф сделал  именно
это, а от вас я большего не требую.
     Саул Пензер, который не вышел ростом, но по части ума даст сто  очков
вперед любому, живет один на верхнем этаже перестроенного дома на Тридцать
восьмой улице. В тот вечер его просторная гостиная освещалась ярким светом
сразу четырех ламп - двух торшеров и двух настольных, -  поскольку  жалюзи
были опущены. Гостиная была уставлена стеллажами с книгами,  а  на  стенах
развешаны картины и полки, заставленные всякой  всячиной  -  от  коллекции
минералов до моржовых клыков. Один угол занимал рояль.
     Вульф обвел глазами собравшихся и произнес:
     - Я вас долго не задержу.
     Шеф сидел возле торшера в самом большом  кресле,  которое  имелось  у
Саула - по размерам оно  ему  почти  подходило.  Я  примостился  слева  на
табуретке, а  хозяин  дома  расположился  справа  у  рояля.  Гости  сидели
напротив нас в креслах, расставленных полукругом. Конечно, куда разумнее и
предпочтительнее было бы посадить убийцу поближе ко мне или к Саулу, но  в
ту минуту ни один из нас, включая Вульфа, назвать убийцу еще не мог.
     - А где ваш свидетель? - сварливо спросил Гриффин. -  Гудвин  обещал,
что она будет здесь.
     Вульф кивнул.
     - Я знаю. Мистер Гудвин порой бывает небрежен в выражениях. Свидетель
здесь присутствует. - Он ткнул большим пальцем в сторону рояля. - Вот  он.
Мистер Саул Пензер, который не только чрезвычайно честный и надежный...
     - Вы же сказали, что свидетель - женщина!
     - Да, другой свидетель и в самом деле женщина; будут, без сомнения, и
еще свидетели, когда один из вас  предстанет  перед  судом.  Срочность,  о
которой говорил вам мистер Гудвин, связана с тем, что сейчас скажет мистер
Пензер. Но прежде я бы хотел кое-что объяснить.
     - Дайте ему сказать, а потом объясните,  -  вмешался  Дик  Веттер.  -
Вас-то мы уже наслушались.
     - Я буду краток, - невозмутимо продолжал Ниро Вульф. -  Речь  идет  о
тесемке, с помощью которой подвязывается полог с задней  стороны  палатки.
Насколько вам известно, мистер Гудвин завязал ее на узел перед тем, как мы
с ним покинули палатку, чтобы идти на платформу. Позднее, когда я зашел  в
палатку, тесемка была уже развязана. Кем? Снаружи никто  ее  развязать  не
мог, поскольку у нас есть свидетельница, которая утверждает, что никто...
     Джеймс Корби прервал его:
     - Вот ее-то мы и хотим видеть. Гудвин обещал, что она будет здесь.
     -  Увидите,  мистер  Корби,  в  свое  время.  Пожалуйста,  дайте  мне
закончить. Следовательно, тесемку развязал один из тех, кто входил спереди
- один из вас четверых, джентльмены. Почему? Скорее всего - чтобы  замести
следы, создав иллюзию, что  убийца  проник  снаружи,  с  тыльной  стороны.
Поэтому я пришел к выводу, что необходимо выяснить,  кто  именно  развязал
эту тесемку; и я прибег к услугам мистера Пензера. - Вульф слегка повернул
голову. - Саул, пожалуйста.
     Саул держал на коленях черный кожаный футляр.
     - Вы хотите подробности, мистер Вульф? _К_а_к_ я раздобыл их?
     - Думаю, что не сейчас. Попозже, если им станет интересно. Сейчас нам
важнее - _ч_т_о_ у тебя есть, а не _к_а_к_ ты это раздобыл.
     - Да, сэр. - Саул раскрыл футляр и извлек из него какие-то бумаги.  -
Лучше я не стану объяснять, _к_а_к_ я их  раздобыл,  поскольку  у  кого-то
могут быть из-за этого неприятности.
     - Что значит "могут"? - не выдержал я. - У кого-то _д_о_л_ж_н_ы_ быть
неприятности, черт побери!
     - Хорошо, Арчи.  -  Саул  поочередно  окинул  взглядом  гостей.  -  Я
располагаю фотографиями отпечатков пальцев, которые удалось  снять  с  той
самой тесемки. Некоторые получились  довольно  расплывчатыми,  но  есть  и
четыре совершенно четких.  Два  из  них  принадлежат  мистеру  Гудвину,  а
происхождение двух других пока не выяснено.
     Саул порылся в футляре и извлек из него  несколько  предметов,  потом
поднял голову и посмотрел на собравшихся.
     - Задача в том, чтобы взять у вас отпечатки пальцев и сравнить...
     - Не так быстро, Саул. -  Вульф  снова  обвел  глазами  аудиторию.  -
Теперь вы сами видите, в чем дело, и понимаете, почему вопрос нужно решить
безотлагательно. Очевидно, что те из вас, которые НЕ РАЗВЯЗЫВАЛИ  тесемку,
согласятся, чтобы их отпечатки сравнили с теми, что есть  на  фотографиях.
Если же кто-то станет  возражать,  мы,  безусловно,  сделаем  определенные
выводы. Конечно, есть вероятность, что ни  один  из  ваших  отпечатков  не
совпадет с теми, которые есть на фотографиях, и в этом случае нам придется
идти иным путем. Мистер Пензер принес сюда все необходимое для того, чтобы
взять у рас отпечатки пальцев, а он в этом деле понимает. Ни  у  кого  нет
возражений?
     Гости переглянулись.
     - А что, черт возьми? - пожал плечами Веттер. - Мои отпечатки в досье
и так есть. Валяйте.
     - Мои тоже есть, - сказал Гриффин. - Я не против.
     А вот Поль Раго внезапно взорвался:
     - Опять вы за свои фтучки!
     Все уставились на него.
     - Нет, мистер Раго, - возразил Вульф, - это вовсе не "штучки". Мистер
Пензер предпочел бы не говорить, как ему удалось раздобыть фотографии,  но
он расскажет, если вы настаиваете. Заверяю вас...
     - Я имел в виду не это. - Соусный король подобрал ноги под себя. -  Я
имел в виду вафи слова о том, что  тесемку  развязал  именно  убийца.  Это
соверфенно необязательно. Более того, это наглое вранье! Когда я  вофел  в
палатку и посмотрел на Фила, мне показалось, что ему дуфно, и  я  развязал
тесемку, чтобы впустить свевий воздух. Поэтому, если вы  возьмете  у  меня
отпечатки пальцев и сравните их с фотографиями, что это  докавет?  Ничего!
Ничегофеньки! Вот почему я заявляю, что все это вафи фтучки,  а  здесь,  в
свободной стране...
     Я не пытался его напугать. Я не собирался даже к нему прикасаться.  В
кармане уютно покоился заряженный "марли", у Саула тоже был пистолет,  так
что, вздумай Раго что-нибудь  затеять,  мы  бы  его  мигом  успокоили.  Но
применять оружие в  комнате,  полной  людей,  дело  непростое  и  опасное,
поэтому я встал и шагнул в его сторону - с той лишь целью,  чтобы  быть  к
нему поближе. Саулу в ту же секунду пришла в голову такая же мысль, и мы с
ним встали одновременно. Это, видимо,  было  уже  чересчур  для  натянутых
нервов Раго, который вскочил и бросился к двери.
     Тут уж, конечно, нам пришлось применить силу. Я подоспел первый -  не
потому, что Саул более медлителен, а потому, что я был ближе к двери  -  и
скрутил Раго, но этот дуралей затеял драку.  Ему  удалось  больно  лягнуть
Саула, опрокинуть торшер и даже расквасить мне нос затылком. Когда  же  он
вцепился зубами мне в руку, я решил, что с меня хватит, вынул револьвер  и
от души стукнул им кусаку - чуть позади уха. Смутьян свалился на пол,  как
куль с мукой.
     Обернувшись, я увидел,  что  Дик  Веттер  тоже  заключил  кое-кого  в
объятия, причем его очаровательная жертва не лягалась  и  не  кусалась.  В
критические минуты люди обычно не могут скрыть своих  чувств,  даже  такие
видные особы,  как  телезвезды.  В  газетах  на  следующий  день  об  этом
пикантном происшествии не было ни слова.

                                    7

     Я  часто  пытался  представить,  что  думал  Поль   Раго   во   время
состоявшегося два месяца спустя судебного процесса, на котором  так  и  не
упомянули про злосчастные отпечатки пальцев. Ведь  наверняка  он  осознал,
что попался на "фтучку" Ниро Вульфа и что держи он тогда язык за зубами  и
позволь взять у себя отпечатки, так теперь гулял бы на свободе.
     Как-то раз я  спросил  Вульфа,  как  бы  он  поступил,  если  бы  все
обернулось таким образом.
     - Но ведь не обернулось, - возразил он.
     - А если бы? - не унимался я.
     - Фу! - фыркнул Вульф. - Вероятность  такого  поворота  событий  была
слишком ничтожна. Сомневаться в том, что тесемку развязал  именно  убийца,
не приходилось. Внезапно столкнувшись с утверждением, что на тесемке могут
быть его  отпечатки,  он  должен  был  как-то  оправдаться.  В  частности,
объяснить, каким  образом  они  оказались  на  тесемке,  причем  объяснить
добровольно, не дожидаясь разоблачения.
     Но я не отставал.
     - Согласен, "фтучка" удалась на славу, но все-таки - что, если...
     -  Все  равно  отвечу,  что  обсуждать  столь  крохотную  вероятность
бессмысленно. Что,  если  твоя  мать  подкинула  бы  тебя  в  трехмесячном
возрасте в клетку тигра? Что бы ты тогда делал?
     Я ответил, что подумаю, а потом дам ему знать.
     Что же касается  повода  для  убийства,  то  можете  попытаться  сами
угадать с трех раз, но даже близко не попадете. Вся  болтовня  в  кабинете
Вульфа в тот памятный день не  позволила  бы  пролить  и  капли  света  на
подлинную причину смерти Филипа Холта - вот как сыщики  зарабатывают  свои
язвы! Впрочем я ошибаюсь - Флора Корби упомянула,  что  Филип  Холт  любил
женщин, а это, безусловно, имеет отношение к делу. В числе женщин, которых
он любил, оказалась и жена Поля Раго, привлекательная голубоглазая  особа,
по возрасту годившаяся соусному  королю  в  дочки.  Так  вот,  филип  Холт
слишком усердно приударял за ней, и голубоглазой особе, в отличие от Флоры
Корби, его ухаживания пришлись по сердцу, что она и доказала.
     Полю Раго это не понравилось.

ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         є
є         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2"        є
ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶
є        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       є
є    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј