Уилбур СМИТ

                         СВИРЕПАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

     В аэропорту "Виктория" острова Моэ, входящего  в  состав  Сейшельской
республики,  на  самолет  Британских  авиалиний  село  только   пятнадцать
человек.
     Две парочки стояли тесной группой, ожидая своей очереди к таможенному
досмотру.  Молодые,  загорелые,  они  казались  совершенно  спокойными   и
довольными своим пребыванием в этом островном  раю.  Но  одна  из  девушек
совершенно подавляла остальных своей физической привлекательностью.
     Высокая, длинноногая,  с  головой  на  гордой  красивой  шее.  Густые
золотистые светлые волосы заплетены и уложены на  голове  короной,  солнце
освещает девушку, и кожа ее блестит здоровьем и молодостью.
     Двигалась девушка мягкими волнистыми движениями,  с  грацией  большой
хищной кошки, голые ноги ее в открытых  сандалиях;  большие  острые  груди
выступали под тонкой тканью майки, а плотные  круглые  ягодицы  натягивали
поблекшие подрубленные джинсы.
     На майке, на груди, надпись крупными буквами "Я ПОМЕШАНА НА ЛЮБВИ", а
под надписью изображен  крупный  кокосовый  орех  [Игра  слов:  слово  nut
по-английски "свихнувшийся, помешанный" и "орех"].
     Девушка ослепительно улыбнулась темнокожему сейшельскому таможеннику,
протягивая ему американский паспорт с золотым орлом, но когда  повернулась
к своему спутнику, бегло заговорила по-немецки.  Получила  свой  паспрт  и
вместе с остальными прошла в помещение контроля.
     Здесь она опять улыбнулась двум сейшельским полицейским,  проверявшим
наличие оружия, сняла с плеча сумку.
     - Хотите проверить? - спросила она, и все рассмеялись. В  сумке  были
два больших кокосовых ореха; крупные, вдвое  больше  человеческой  головы,
это самые популярные сувениры островов. У трех спутников девушки в  сумках
были такие же сувениры, и полицейские не обратили внимания на эти знакомые
предметы. Они  небрежно  провели  металлоискателем  вдоль  сумки,  которая
составляла большую часть багажа молодых людей. Прибор загудел, и  один  из
парней со смущенным видом достал  небольшой  фотоаппарат.  Снова  смех,  и
полицейский пропустил группу в помещение, откуда уходили к самолету.
     Там уже было полно транзитных пассажиров, летевших с Маврикия,  а  за
окном виден был огромный "Боинг 747  Джамбо"  [Слон  (англ.)],  освещенный
прожекторами; вокруг него сновали заправщики.
     Свободных мест в помещении не было,  и  четверо  встали  кружком  под
одним из  больших  вращающахся  вентиляторов:  ночь  жаркая,  и  в  душном
помещении пахло табаком и горячими потными телами.
     Блондинка весело болтала со своими спутниками, смеялась; она  на  два
дюйма выше обоих мужчин и на целую голову - девушки.  Эта  четверка  стала
центром внимания сотни пассажиров. Когда молодые  люди  оказались  в  этом
помещении,  манеры  их  слегка  изменились,  в  них   ощущалось   какое-то
облегчение, словно они одолели серьезное препятствие; в их смехе слышалось
почти  лихорадочное  возбуждение.  Они   не   могли   стоять   неподвижно,
беспрестанно переступали с ноги на ногу, поправляли волосы или одежду.
     Хотя они  явно  представляли  тесную  группу,  связанную  отношениями
дружбы и обособленную  от  других,  один  из  пассажиров  оставил  жену  и
направился через зал к ним.
     - Послушайте, вы говорите по-английски? - спросил он,  приближаясь  к
группе.
     Это  был  полный  мужчина  лет  под  пятьдесят,  с  густыми  волосами
серо-стальноно цвета, в  очках  в  темной  роговой  оправе,  с  уверенными
манерами человека, привыкшего к успеху и богатству.
     Группа неохотно расступилась, и ответила,  будто  по  праву,  высокая
блондинка.
     - Конечно. Я американка.
     - Не шутите? - Мужчина усмехнулся. - Знаете что? - Он смотрел на  нее
с открытым восхищением. - Просто хотел узнать, что  это  за  штуки.  -  Он
указал на ее сумку с орехами.
     - Кокосы, - ответила блондинка.
     - О, да. Я о них слышал.
     - Их называют "орехи  любви",  -  продолжала  девушка,  наклоняясь  и
открывая тяжелую сумку у ног. - Посмотрите почему. - Она показала ему один
из плодов.
     Двойные  полушария,  соединившись,  очень  походили  на  человеческие
ягодицы.
     - Задний конец. - Она улыбнулась,  и  зубы  ее  были  так  белы,  что
казались сделанными из прозрачного фарфора.
     - Передний конец, - она повернула  орех  и  показала  мужчине  точное
подобие mons veneris [женский лобок (лат.)],  вплоть  до  курчавых  волос.
Было ясно, что девушка чуть флиртует и  насмехается.  Она  изменила  позу,
слегка  продвинув  вперед  бедра,  и  мужчина  невольно  взглянул  на   ее
собственный mons, отчетливо видный  под  хлопчатобумажной  тканью  брюк  -
треугольник, разделенный складкой ткани.
     Мужчина чуть  покраснел,  губы  его  раскрылись  в  невольном  легком
выдохе.
     - У мужского дерева тычинка размером с вашу  руку.  -  Глаза  девушки
распахнулись и по величине и цвету стали похожи на  анютины  глазки,  и  в
другом конце зала жена этого мужчины  встала  и  направилась  к  нему,  ее
предупредил извечный женский  инстинкт.  Она  была  гораздо  моложе  мужа,
двигалась тяжело и неуклюже из-за беременности.
     - Сейшельцы говорят, что в полнолуние мужское  дерево  вытягивает  из
земли корни и идет совокупляться к женскому...
     - Длиной и толщиной с  руку...  -  улыбнулась  красивая  черноволосая
миниатюрная девушка рядом с блондикой, - вот это да!  -  Она  тоже  теперь
дразнила, обе девушки  намеренно  опустили  взгляд  к  нижней  части  тела
мужчины. Тот поежился, и оба  парня,  спутники  девушек,  заулыбались  его
неловкости.
     Жена  подошла  к  мужчине  и  потянула  его  за  руку.  Горло  у  нее
покраснело, на  верхней  губе  выступили  капельки  пота,  как  прозрачные
волдырьки.
     - Гарри, я плохо себя чувствую, - негромко простонала она.
     -  Мне  нужно  идти,  -  с  облегчением  пробормотал  он.   Вся   его
самоуверенность исчезла. Он взял жену за руку и увел ее.
     - Узнали его? - спросила брюнетка по-немецки,  по-прежнему  улыбаясь;
говорила она еле слышно.
     - Гарольд Мак-Кевитт, - на том же языке и так  же  негромко  ответила
блондинка. - Нейрохирург из Форт-Уэрта. Он читал заключительный долкад  на
последнем заседании съезда в субботу, - продолжала она.  -  Крупная  рыба,
очень крупная, - и, как кошка, провела кончиком языка по верхней губе.
     Из  четырехсот  одного  пассажира  в  зале  отправления  в  это  утро
понедельника триста  шестьдесят  были  хирургами  и  их  женами.  Хирурги,
включая  самых  известных  в  мире  медицины,  из  Европы  и  Англии,   из
Соединенныз Штатов и Японии, из Южной Америки и Азии, все они  участвовали
в работе съезда, который кончился двадцать четыре часа  назад  на  острове
Мартиника, в пятиста милях к югу от острова  Моэ.  На  первый  рейс  после
съезда большинство билетов было закуплено заранее.
     - Объявляется посадка на самолет Британских авиалиний рейс БА  070  в
Найроби и Лондон; транзитных пассажиров просят пройти через главный выход.
- В объявлении звучал резкий креольский акцент, все двинулись к выходу.

     - Контроль "Виктории", говорит "Спидберд ноль семь  ноль  [Speedburd,
англ. - быстрая птица]", прошу разрешения на рулежку и старт.
     - Ноль семь ноль, вам разрешается старт с взлетной полосы один.
     - Прошу записать изменения в полетном плане к Найроби.  Наш  код  для
автоматического контроля будет 401. Все пассажирские места заняты.
     - Принято, "Спидберд", изменение записано.

     Огромный самолет продолжал подъем, в  салоне  первого  класса  горели
надписи "Пристегнуть ремни" и "Не курить". Блондинка и ее  спутник  сидели
рядом в просторных креслах 1а и 1б,  сразу  перед  переборкой,  отделяющей
салон первого класса от рубки и кухни.  Места,  которые  занимала  молодая
пара, были заказаны за несколько месяцев.
     Блондинка кивнула спутнику, и тот наклонился вперед, заслоняя  ее  от
пассажиров через проход,  а  она  открыла  сумку,  достала  один  кокос  и
положила его себе на колени.
     Кокос был аккуратно распилен  по  естественной  перемычке,  молоко  и
белая ткань фрукта убраны, и  две  части  ореха  снова  так  же  тщательно
склеили. Место соединения можно было разглядеть  только  при  внимательном
осмотре.
     Девушка вставила в соединение маленький  металлический  инструмент  и
резко повернула, с негромким щелчком половинки разошлись,  как  пасхальное
яйцо.
     В половинках, выложенных полосками пластиковой  пены,  оказались  два
гладких серых яйцеобразных предмета, каждый размером с бейзбольный мяч.
     Это были гранаты восточногерманского производства с маркировкой МК 1У
(С), принятой в армиях Варшавского блока. Верхний слой  каждой  гранаты  -
пластмассовая броня того типа, что используется в  противопехотных  минах,
чтобы их нельзя было  обнаружить  электронными  металлоискателями.  Желтая
полоска вокруг каждой гранаты указывала,  что  граната  не  осколочная,  а
предназначена для создания сильной взрывной волны.
     Блондинка взяла гранату в левую руку,  отстегнула  ремень  и  встала.
Остальные пассажиры не проявили никакого интереса к тому, что  она  прошла
за занавес входа в рубку. Но техник и две стюардессы, тоже пристегнувшиеся
ремнями, пристально взглянули на нее.
     - Простите, мадам, но я попрошу вас вернуться на место и не вставать,
пока капитан не погасит надпись.
     Блондинка подняла левую руку и показали им блестящее серое яйцо.
     - Это специальная граната, предназначенная  для  уничтожения  экипажа
танка, - негромко сказала она. - Она разнесет фюзеляж этого самолета,  как
бумажный мешок, или убьет взрывной волной всех в радиусе пятидесяти ярдов.
     Блондинка следила за их лицами и увидела, как  на  них  злым  цветком
расцвел страх.
     - Она настроена на взрыв через три секунды после того, как  я  отниму
руку. - Девушка снова смолкла, ее глаза возбужденно блестели,  дышала  она
быстро и неглубоко.
     - Вы, - она выбрала техника,  -  отведете  меня  в  рубку,  остальные
оставайтесь на местах. Ничего не делайте, ничего не говорите.
     Когда она вошла в  небольшую  рубку,  с  трудом  вмещавшую  экипаж  и
огромное количество приборов и электронного оборудования,  трое  мужчин  с
легким  удивлением  оглянулись  -  и  она  подняла  руку  и  показала   ее
содержимое.
     Они поняли мгновенно.
     - Я принимаю на себя командование самолетом,  -  сказала  она,  потом
добавила, обращаясь к бортинженеру: - Выключите все оборудование связи.
     Бортинженер быстро оглянулся на капитана и, когда тот коротко кивнул,
начал послушно отключать радио:  установку  сверхвысоких  частот,  высоких
частот, ультравысоких частот...
     - Связь со спутником тоже, - приказала девушка. Он взглянул  на  нее,
удивленный ее познаниями.
     - И не  трогайте  кнопку.  -  Он  замигал.  Никто,  вообще  никто  за
пределами компании не должен знать об этом специальном реле:  если  нажать
на кнопку у его колена, немедленно сообщение будет  получено  в  "Хитроу",
объявлено чрезвычайное положение, и оттуда смогут  прослушивать  все,  что
делается в рубке. Инженер убрал руку.
     - Уберите предохранитель контура реле. -  Она  правильно  указала  на
ящик над головой инженера, тот снова взглянул на  капитана,  но  голос  ее
ударил, как жало скорпиона:
     - Делайте, что я говорю.
     Он осторожно извлек предохранитель, и девушка заметно расслабилась.
     - Прочтите разрешение на полет, - приказала она.
     - Нам разрешен курс на Найроби по радару и безостановочный подъем  на
крейсерскую высоту в тридцать девять тысяч футов.
     - Когда следующий сигнал "Все в норме"?
     Сигнал  "Все  в  норме"  -  обычная  связь  с   аэропортом   Найроби,
показывающая, что полет проходит по плану.
     - Через одиннадцать минут  тридцать  пять  секунд.  -  Бортинженер  -
молодой темноволосый человек, приятной внешности, с крутым  лбом,  бледной
кожей  и   быстрыми   четкими   движениями,   выработанными   специальными
тренировками.
     Девушка повернулась к командиру "Боинга", их взгляды встретились, эти
двое  изучали  друг  друга.  У  капитана  волосы  почти   седые,   коротко
остриженные и плотно прилегают к большому круглому черепу. У него  толстая
шея, мясистое румяное лицо фермера  или  мясника,  но  глаза  холодные,  а
манеры спокойные и неизменные. С этим человеком нужно считаться, и девушка
сразу это поняла.
     - Я хочу, чтобы вы поняли: я решительно настроена на эту операцию,  -
сказала она, - и с радостью принесу свою жизнь в жертву. - Она  бесстрашно
смотрела в глаза капитану и видела, как в них появляется уважение. Хорошо,
все, как она рассчитала.
     - Верю, - сказал капитан и кивнул.
     - У вас долг по отношению к  четыремста  семнадцати  людям  на  борту
самолета, - продолжала она. Он ничего не ответил. -  Они  в  безопасности,
пока вы будете точно выполнять мои приказы. Обещаю вам.
     - Хорошо.
     - Вот наше новое назначение. -  Она  протянула  ему  маленькую  белую
карточку с машинописью. - Мне нужен новый курс, с учером метеопрогноза,  и
расчетное время прибытия. Вы ляжете на новый курс сразу вслед за очередным
сигналом "Все в норме" через... - она взглянула на бортинженера.
     - Девять минут тридцать восемь секунд, - быстро ответил тот.
     - ...и я  хочу,  чтобы  поворот  на  новый  курс  был  очень  мягким,
уравновешенным. Мы ведь не хотим, чтобы пассажиры пролили свое шампанское,
верно?
     За  те  несколько  секунд,  что  девушка  пробыла  в  рубке,  у   нее
установился странный контакт  с  капитаном:  взаимное  неохотное  уважение
вместе с открытой враждебностью и сексуальной привлекательностью.  Девушка
сознательно оделась так, чтобы не скрывать тела, и от возбуждения соски ее
затвердели и потемнели, они красноречиво торчали под тонкой тканью платья,
рубку заполнил мускусный женский запах, усиленный ее возбуждением.
     Несколько минут все молчали, затем бортинженер нарушил молчание.
     - Тридцать секунд до сигнала "Все в норме".
     - Хорошо, включи высокую частоту и передай сигнал.
     - Аэропорт Найроби, говорит "Спидберд ноль семь ноль".
     - Слушаем вас, "Спидберд ноль семь ноль".
     - Все в норме, - сказал инженер в микрофон.
     - Принято, ноль семь ноль. Следующий контакт через сорок минут.
     - Ноль семь ноль.
     Девушка облегченно вздохнула.
     -  Ну,  хорошо,  выключите  радио.  -  Потом  капитану:  -  Отключите
автопилот и проведите поворот на новый курс вручную. Посмотрим, умеете  ли
вы быть нежным.
     Поворот был совершен за две минуты с  великолепным  мастерством,  при
смене курса на 76 градусов стрелка указателя направления не отклонилась  и
на волосок, и, когда все было кончено, девушка впервые улыбнулась.
     Великолепной солнечной улыбкой с белоснежными зубами.
     - Хорошо, - сказала она, улыбаясь капитану прямо в лицо.  -  Как  вас
зовут?
     - Сирил, - после мгновенного колебания ответил он.
     - Можете называть меня Ингрид, - сказала она.

     Никакого  точного  расписания,  кроме  часов  огневой  тренировки   с
пистолетом и автоматическим оружием, у  Питера  Страйда  не  было.  Но  от
стрельб не освобождался ни один человек в отряде "Тор", даже техники.
     Остальное время дня Питера  было  занято  непрерывной  деятельностью,
начиная  со  знакомства  с  новейшим  электронным   оборудованием   связи,
установленным в его командирском самолете. Это заняло половину утра, и  он
едва успел присоединиться к своей  ударной  силе  в  салоне  транспортного
самолета "Геркулес", где должна была проходить дневная тренировка.
     Питер выпрыгнул в составе первой десятки.  Прыгали  они  с  высоты  в
пятьсот футов, и парашюты раскрылись,  казалось,  всего  за  мгновение  до
того, как люди коснулись земли. Однако боковой ветер  оказался  достаточно
силен, чтобы разбросать их даже с такой высоты. Для Питера  первый  выброс
прошел недостаточно кучно. Группе потребовалось две  минуты  сорок  восемь
секунд после прыжка, чтобы проникнуть в покинутое административное здание,
одиноко стоящее в военной зоне на равнине Салсбюри.
     - Если бы здесь содержались заложники, мы бы как  раз  успели,  чтобы
подтереть их кровь, - мрачно сказал Питер своим людям. - Еще раз!
     На этот раз  время  сократили  до  одной  минуты  пятидесяти  секунд,
окружив здание и на десять секунд побив время второй боевой группы  Колина
Нобла.
     Чтобы отметить это событие, Питер презрительно отказался от  военного
транспорта, и пять миль до взлетной полосы отряд пробежал,  причем  каждый
нес с собой все боевое снаряжение и огромную связку парашютного шелка.
     "Геркулес" ждал, чтобы отвезти их назад на  базу,  но  уже  стемнело,
когда он приземлился и вырулил на закрытую площадку отряда "Тор"  в  конце
главной полосы.
     Питера охватило сильнейшее искушение предоставить  подведение  итогов
Колину Ноблу. Его шофер уже должен был подобрать Мелиссу-Джейн на  станции
Ист-Кройдон, и она ждет его одна в новом коттедже,  всего  в  полумиле  от
ворот базы.
     Он не видел ее уже шесть недель, с тех пор как принял  "Тор",  потому
что за все это время не позволил себе ни дня передышки. Однако он  все  же
испытывал чувство вины за снисходительность к себе и потому задержался еще
на несколько минут для краткого разговора с Колином Ноблом.
     - Как ты проведешь уикэнд? - спросил Колин.
     - Она отведет меня сегодня на концерт поп-музыки...  Кажется,  группа
"Живые мертвецы", - Питер усмехнулся. - Считает, что я не смогу жить, если
не услышу "Мертвецов".
     - Передай Эм Джи мой привет и поцелуй, - сказал Колин.
     Питер высоко ценил возможность побыть в  одиночестве.  Большую  часть
взрослой жизни он провел  в  офицерских  казармах  и  столовых,  постоянно
окруженный людьми. Но нынешняя должность давала ему  возможность  избегать
этого.
     Коттедж находился всего в четырех с половиной минутах езды  от  базы,
но словно располагался на острове. Дом сдавался с обстановкий, а  арендная
плата приятно удивила Питера. За высокой живой изгородью из шиповника,  на
тихой аллее среди заброшенного сада, коттедж за несколько  дней  стал  его
домом. Питер даже смог наконец распаковать свои  книги.  Книги,  собранные
почти за двадцать лет и хранившиеся как раз на такой случай. Приятно  было
загромождать ими стол в небольшом  кабинете  в  передней  части  дома  или
накладывать на столик у кровати, хотя читать у него по-прежнему  почти  не
было возможности. Слишком много времени и сил отнимала новая работа.
     Мелисса-Джейн,  должно  быть,  услышала  скрежет  гравия  под  шинами
"ровера", она этого, конечно, ждала. Выбежала из передней двери на дорогу,
прямо в лучи фар. Питер забыл, какая она милая.  Он  почувствовал,  как  у
него сжимается сердце.
     Когда он вышел из машины, она бросилась к нему и вцепилась  руками  в
грудь. Он долго держал ее, они оба не могли говорить. Она такая  нежная  и
теплая, все ее тело пульсирует жизнью.
     Наконец он приподнял ее  подбородок  и  посмотрел  в  лицо.  Огромные
фиолетовые глаза заполнились слезами счастья, она громко засопела.  В  ней
уже видна была старомодная английская  фарфоровая  красота;  Мелисса-Джейн
никогда не будет страдать от угрей и боли обретения половой зрелости.
     Питер серьезно поцеловал ее в лоб. "Простудишься", - сварливо  сказал
он.
     - О, папа, какой ты ворчун. - Она улыбнулась сквозь слезы, встала  на
цыпочки и поцеловала его в губы.
     Они ели лазанью и кассату [Блюда  итальянской  кухни]  в  итальянском
ресторане в Кройдоне, и говорила почти одна Мелисса-Джейн.  Питер  смотрел
на нее и слушал, наслаждаясь ее свежестью и молодостью.  Трудно  поверить,
что ей еще нет четырнадцати, потому что физически она очень развита, груди
под   белым   свитером   с   высоким   воротником   больше   не    кажутся
нераспустившимися почками; а вела она  себя  как  женщина  на  десять  лет
старше, и лишь отдельные хихиканья и молодежный сленг иногда выдавали ее.
     Вернувшись в коттедж, она приготовила "Оувалтин"  [Шоколадно-молочный
напиток из порошка], и они пили его у огня, планируя заранее каждую минуту
уикэнда и избегая  пропастей  и  неписаных  табу  в  их  взаимоотношениях,
которые концентрировались вокруг "матери".
     Когда нужно было ложиться спать, она села к нему на колени и пальцами
провела по морщинам на лице.
     - Знаешь, кого ты мне напоминаешь? - спросил она.
     - Расскажи, - подбодрил он.
     - Гэри Купера [Американский киноактер],  только  моложе,  конечно,  -
торопливо добавила она.
     - Конечно, - усмехнулся Питер. - Но откуда ты знаешь о Гэри Купере?
     - По телику в воскресенье показывали "Полдень".
     Она снова поцеловала его, и у губ ее был вкус сахара и "Оувалтина", а
волосы ее пахли чистотой и свежестью.
     - Сколько тебе лет, папочка?
     - Тридцать девять.
     - Ну, это ведь не так уж много, - неуверенно утешила она его.
     - Иногда я кажусь себе старым, как динозавры... -  и  в  этот  момент
загудело возле пустой чашки - резко,  раздражающим  электронным  тоном,  и
Питер почувствовал, как в животе у него сжалось.
     - Не сейчас, - про себя взмолился он. - Не сегодня. Я ведь так  давно
с ней не был.
     Приборчик размером с пачку сигарет, на нем один-единственный глаз, он
гневно краснеет. Питер неохотно подобрал прибор и, по-прежнему держа  дочь
на коленях,  включил  миниатюрный  приемопередатчик,  потом  нажал  кнопку
приема.
     - Тор один, - сказал он.
     Ответ пришел плохо слышимый и искаженный, прибор действовал почти  на
пределе дальности.
     - Генерал Страйд, "Атлас" распорядился о состоянии "Альфа".
     Еще одна ложная тревога, с горечью подумал Питер. За последний  месяц
"Альфу" объявляли с десяток раз, но почему именно сегодня? "Альфа"  -  это
первая ступень тревоги, когда команда собирается и ждет команды "Браво"  -
это приказ на вылет.
     - Передайте "Атласу", через семь минут мы будем в сотоянии "Браво".
     Из них четыре с половиной минуты ему необходимы, чтобы достичь  базы,
и неожиданно решение снять  коттедж  показалось  опасным  излишеством.  За
четыре с половиной минуты могут погибнуть невинные люди.
     - Дорогая, - он нежно прижал к себе Мелиссу-Джейн, - прости.
     - Все в порядке, - решительно и напряженно ответила она.
     - Скоро мы снова встретимся, я обещаю.
     - Ты всегда обещаешь, - прошептала она, но видела, что он ее  уже  не
слушает. Он выпустил ее и встал, сжав  зубы,  густые  темные  брови  почти
сошлись над узким прямым аристократическим носом.
     - Закройся за мной, дорогая. Если это  "Браво",  я  пришлю  за  тобой
шофера. Он отвезет тебя в Кембридж, и  я  позвоню  маме,  чтобы  она  тебя
ждала.
     Натягивая теплую армейскую шинель, он  вышел  в  ночь;  Мелисса-Джейн
услышала, как включился стартер, как  заскрипели  шины  по  гравию.  Звуки
двигатели начали удаляться.

     Диспетчер Найроби выждал пятнадцать  секунд  после  назначенного  для
сейшельского рейса времени. Потом вызвал сам - раз, другой, третий, но  не
получил  ответа.  Он  начал  переключаться  на  другие   каналы,   включая
чрезвычайный, на которых связь с 070 должна быть непрерывной.  По-прежнему
никакого ответа.
     Прошло сорок пять секунд после того, как "Спидберд  070"  должен  был
выйти на связь. Диспетчер взял желтую  картоку  рейса  из  гнезда  "все  в
норме" и переложил в другое - "связь утрачена",  и  немедленно  включились
системы поиска и оповещения.
     Через две минуты тринадцать секунд, после  того  как  "Спидберд  070"
пропустил свой срок сигнала "все внорме",  на  стол  контроля  в  "Хитроу"
легло срочное сообщение, а еще шестнадцать секунд спустя был  информирован
"Атлас", и команда "Тор" приняла положение "Альфа".

     До полнолуния три дня, лишь верхний край лунного диска чуть  заслонен
земной тенью. Но с высоты полета он кажется таким же большим, как  солнце,
а его золотой свет определенно прекрасней.
     В тропической летней ночи небо покрывали большие  серебряные  облака,
они собирались в величественные грозовые тучи, и лунный свет  окутывал  их
великолепием.
     Самолет быстро летел меж  облаками,  как  огромная  летучая  мышь  на
убранных назад крыльях.
     Слева под крылом открылась неожиданно темная пропасть в облаках, и  в
ее глубине видены были мигающие огоньки, как свет умирающей звезды.
     - Мадагаскар, - сказал капитан; голос его неожиданно громко прозвучал
в тихой рубке. - Мы на курсе. - За ним девушка  пошевелилась  и  осторожно
переложила гранату  в  другую  руку,  прежде  чем  заговорила  впервые  за
последние полчаса.
     - Пассажиры могли проснуться и заметить это. - Она взглянула на  свои
часы.  -  Пора  разбудить  всех  и  сообщить  им  добрую  новость.  -  Она
повернулась к бортинженеру. - Пожалуйста, включите свет в салоне  и  дайте
мне микрофон.
     Сирил Уоткинс, капитан,  снова  подумал,  что  вся  операция  заранее
тщательно спланирована. Девушка рассчитала время  своего  объявления  так,
чтобы пассажиры были меньше всего способны к сопротивлению. Их разбудят  в
два часа ночи после беспокойного сна  в  трансконтинентальном  лайнере,  и
реакцией их скорее всего будет мрачная покорность.
     - Свет включен, - сказал бортинженер и передал микрофон.
     - Доброе утро, леди и джентльменя. - Голос девушки звучал тепло, ясно
и четко. - Мне жаль будить вас  в  такое  непривычное  время.  Однако  мне
необходимо сделать очень важное  объявление,  и  я  хочу,  чтобы  все  его
внимательно  выслушали.  -  Она   помолчала.   В   огромном   салоне   все
зашевелились, начали  поднимать  головы,  пассажиры  приглаживали  волосы,
моргали еще не  совсем  проснувшимися  глазами.  -  Вы  видите,  что  огни
включены. Пожалуйста, убедитесь, что сидящие рядом с вами проснулись  и  у
них застегнуты ремни. Стюардессы, проверьте, все ли выполнено.
     Она  снова  помолчала.  Ремни  помешают  неожиданным  действиям   под
влиянием шока. Ингрид отсчитала по своим часам шестьдесят  секунд,  прежде
чем продолжить.
     - Прежде всего позвольте мне  представиться.  Меня  зовут  Ингрид.  Я
командир группы Армии  борьбы  за  права  человека...  -  Капитан  Уоткинс
цинично скривил губы, услышав помпезное напыщенное  название,  но  молчал,
глядя в темное звездное небо...  -  и  этот  самолет  находится  под  моей
командой. Отныне ни при каких обстоятельствах вы не покидаете своих  мест;
это можно делать только с разрешения моих подчиненных, иначе самолет будет
взорван, и все находящиеся на борту погибнут.
     Она тут же повторила свое объявление на  беглом  немецком,  потом  на
менее беглом, но вполне приличном  французском,  прежде  чем  вернуться  к
английскому.
     - Бойцы "Армии борьбы" одеты в красные рубашки, чтобы их  можно  было
узнать, и вооружены.
     В это время три ее спутника открывали двойное дно  своих  сумок.  Там
обнаружилось небольшое пространство - в два дюйма глубиной и  четырнадцать
на   восемь   дюймов   площадью,   но   это    вполне    достаточно    для
двенадцатизарядного пистолета со складным стволом и десяти обойм патронов.
Стволы пистолетов,  четырнадцати  дюймов  длиной,  гладкие  и  сделаны  из
пластмассовой брони. Этот материал не выдержал бы давления газов  новейших
взрывчатых веществ; он рассчитан на меньшую скорость и давление бездымного
пороха. Казенник и  двойная  рукоять  тоже  из  пластика,  они  собирались
мгновенно. Металлическим во всем этом оружии был только стальной ударник и
небольшая пружина, не больше заклепки в сумке, и потому  их  не  обнаружил
металлоискатель в аэропорту  Моэ.  У  патронов  корпус  и  основание  тоже
пластмассовые, металлический только взрыватель из алюминиевой  фольги,  он
вообще не вызывает возмущений в электрическом поле.  Патроны  упакованы  в
специальные пояса, которые надевались на талию.
     Оружие черное и уродливое, заряжается как обычный дробовик, гильзы не
выбрасываются, а отдача такая сильная, что может сломать стреляющему руку,
если он неплотно ухватит рукоять. Но на расстоянии в тридцать футов у этих
патронов огромная убойная сила, за двенадцать футов они способны выпустить
человеку внутренности, а за шесть - снести голову. В то же время их  удара
недостаточно, чтобы пробить корпус межконтинентального воздушного лайнера.
     Превосходное оружие именно для такого дела, и через несколько  секунд
были собраны три таких пистолета, заряжены, двое  мужчин  натянули  поверх
маек ярко-алые рубашки и заняли позиции -  один  в  конце  салона  первого
класса,  второй  в  конце  туристского  салона;   они   стояли,   нарочито
демонстрируя свое гротескное оружие.
     Стройная хорошенькая темноволосая немка  оставалась  на  своем  месте
чуть дольше; работая быстро и аккуратно, она раскрыла остальные  кокосы  и
переместила их содержимое в две сумки.  Гранаты  отличались  от  той,  что
держала в руках Ингрид, двойной красной полосой посредине.  Это  означало,
что они снабжены электронным зарядом.
     Снова  послышался  ясный  молодой  голос  Ингрид,  и   длинные   ряды
пассажиров - все они теперь полностью проснулись -  слушали  напряженно  и
неподвижно, на всех лицах отразилось выражение шока и тревоги.
     - Боец, идущий сейчас по салону, размещает  гранаты  большой  ударной
силы... - Брюнетка пошла по проходу, через  каждые  пятнадцать  шагов  она
открывала один из ящиков для вещей над головой, вкладывала туда гранату  и
закрывала ящик. Все пассажиры, как один,  поворачивали  головы,  с  ужасом
глядя на ее действия. - Достаточно одной из этих гранат, чтобы  уничтожить
самолет; они сконструированы так, что способны взрывной волной  уничтожить
экипаж  боевого  танка  за  броней  в  шесть  дюймоы,  -  боец   разместит
четырнадцать таких гранат вдоль всего самолета. Они  могут  быть  взорваны
одновременно  электронным  взрывателем,  который  находится  у  меня   под
рукой... - В голосе звучало теперь озорство,  легкий  смешок.  -  И  тогда
взрыв услышат даже на Северном полюсе!
     Пассажиры шевельнулись, как листья дерева на бродячем ветерке, где-то
заплакала  женщина.  Никто  даже  не  оглянулся   на   этот   приглушенный
бесстрастный звук.
     - Но не волнуйтесь. Этого не произойдет. Потому что все  будут  точно
выполнять указания, а когда все  закончится,  вы  будете  гордиться  своим
участием в операции. Мы все участники благородного великого дела,  мы  все
борцы за свободу и достоинство человека. Сегодня мы делаем большой  шаг  в
новый мир - мир, очищенный от несправедливости  и  тирании  и  посвященный
благосостоянию всех.
     Женщина продолжала плакать, к ней присоединился детский, более резкий
и громкий плач.
     Брюнетка вернулась на свое место и взяла фотоаппарат, который  привел
в действие металлоискатель в  аэропорту  Моэ.  Повесив  его  на  шею,  она
принялась собирать два оставшихся пластмассовых пистолета. Собрав их,  она
побежала в рубку, где ее прямо в  губы  страстно  и  бесстыдно  поцеловала
рослая блондинка.
     - Карен, Liebling [Любимая, любимица (нем.)], ты замечательная. - Она
взяла у брюнетки фотоаппарат и повесила себе на шею.
     - Это совсем не то, что кажется, -  объяснила  она  капитану.  -  Это
радиовзрыватель гранат, размещенных во фюзеляже.
     Капитан молча кивнул, и с  явным  облегчением  Ингрид  нажала  кнопку
предохранителя на гранате,  которую  она  так  долго  продержала  в  руке.
Гранату она отдала второй девушке.
     - Сколько до берега? - спросила она, надевая пояс с патронами.
     - Тридцать две минуты, - быстро ответил бортинженер. Ингрид  раскрыла
казенник пистолета, зарядила и снова защелкнула.
     - Теперь  вы  с  Генри  можете  присесть,  -  сказала  она  Карен.  -
Постарайтесь уснуть.
     Операция может продлиться много дней, и самой большой опасностью  для
них  станет  усталость.  Именно  поэтому  они  действовали  такой  большой
группой.  Отныне,  за  исключением  крайних  случаев,  двое  всегда  будут
дежурить, двое - отдыхать.
     - Пока у вас все  проходит  очень  профессионально,  -  сказал  Сирил
Уоткинс, каритан.
     - Спасибо. - Ингрид рассмеялась  и  дружески  положила  руку  ему  на
плечо. - Мы очень тщательно готовились к этому дню.

     Приближаясь к  воротам  базы,  Питер  Страйд  трижды  мигнул  фарами,
часовой вовремя открыл ворота, и машина, не снижая скорости, миновала их.
     Никаких прожекторов, никакой суматохи - только два самолета  рядом  в
гулком просторном ангаре.
     "Геркулес" Локхид, казалось, заполняет все  здание,  построенное  для
размещения меньших по размерам  бомабардировщиков  времен  второй  мировой
войны. Высокий вертикальный плавник хвоста кончается в нескольких футах от
балок потолочного перекрытия.
     Стоящий рядом командный реактивный "Ховкер  Сиддли"  HS  125  казался
хрупким и бесполезным. Различное, американское и английское, происхождение
самолетов подчеркивало, что группа представляет объединенные  усилия  двух
государств.
     Это еще раз было подчеркнуто, когда к Питеру, выключившему  двигатель
"ровера", подошел Колин Нобл.
     - Прекрасная ночь, Питер. - Невозможно было не узнать  среднезападный
американский акцент, хотя Колин больше походил на преуспевающего  торговца
подержанными машинами, чем  на  полковника  морской  пехоты  США.  Вначале
Питеру показалось, что такое строгое распредение сил и средств между двумя
государствами ослабит действенность "Атласа". Теперь у него таких сомнений
не было.
     На Колине невзрачный синий комбинезон и матерчатая шапка,  на  том  и
другом вышита  надпись  "Тор  Коммуникейшнз";  сделано  все,  чтобы  Колин
выглядел скорее техником, чем военным.
     Колин - заместитель Питера. Они знают друг друга только шесть недель,
познакомились после назначения Питера на  должность,  но  после  короткого
периода взаимной настороженности между ними сложились отношения  взаимного
уваженения и приязни.
     Колин среднего роста, тем не менее он производит впечатление большого
человека. На первый взгляд он может показаться толстым,  потому  что  тело
его несколько напоминает тело жабы. Однако в нем нет  никакого  жира,  все
оно - сплошные мышцы и кости.  В  свое  время  он  выступал  в  боксерской
команде Принстона и морской пехоты - в тяжелом весе, нос его  над  большим
смешливым ртом сломан сразу под переносицей и слегка изогнут.
     Колин       сознательно       культивирует       шумные        манеры
спортсмена-профессионала, но глаза у него цвета горелого кофе, они умны  и
все замечают.  Он  крепок  и  хитер,  как  старый  бродячий  кот.  Нелегко
завоевать уважение Питера Страйда, Колин добился этого за шесть недель.
     Теперь он стоял между самолетами и смотрел, как его люди с  привычной
эффективностью занимаются подготовкой ситуации "Альфа".
     Оба самолета выкрашены в стиле  коммерческих  авиалиний  -  в  синее,
белое и золотое,  со  стилизованным  портретом  бога  грома  на  хвосте  и
надписью "Тор Коммуникейшнз" на фюзеляже. Они могут  совершить  посадку  в
любом аэропорту мира, не вызвав особого любопытства.
     - Из-за чего шум, Колин? - спросил  Питер  Страйд,  захлопнув  дверцу
"ровера" и торопясь  навстречу  американцу.  Ему  потребовалось  некоторое
время, чтобы приспособиться к языку и  привычкам  своего  заместителя.  Он
давно уже понял, что полковник Колин Нобл не будет всякий раз называть его
"сэр", хотя он и самый молодой в английской армии генерал-майор.
     - Исчез самолет. - Мог быть и поезд, посольство, океанский  лайнер  -
все, что угодно, подумал Питер. - Британские авиалинии. Ради  Бога,  давай
уйдем с холода. - Ветер трепал комбинезон Колина, тащил его рукава.
     - Где?
     - В Индийском океане.
     - Все готово для "Браво"? - спросил  Питер,  когда  они  забрались  в
командирский самолет.
     - Готово.
     Изнутри "Ховкер" был переоборудован и  превращен  в  удобный  штаб  и
центр связи.
     Непосредственно за рубкой располагались  четыре  удобных  кресла  для
офицеров. Отдельный отсек в  тылу  занимали  два  инженера-электроника  со
своим оборудованием, а дальше - небольшой туалет и кухня.
     Один из техников увидел  входящего  Питера.  "Добрый  вечер,  генерал
Страйд, мы установили прямую связь с "Атласом".
     - Давайте его на экран, -  приказал  Питер,  садясь  в  свое  кожаное
кресло за небольшим рабочим столом.
     Непосредственно  перед  Питером   располагался   четырнадцатидюймовый
главный телеэкран, над ним еще четыре небольших экрана для  телесовещаний.
Главный  экран  осветился,  и  на  нем   появилось   изображение   большой
благородной головы с львиной гривой.
     - Добрый день, Питер. - Улыбка теплая, обаятельная, привлекающая.
     - Добрый вечер, сэр.
     Доктор Кингстон Паркер слегка наклонил голову, принимая это  указание
на различие во времени между Вашингтоном и Англией.
     - Пока  мы  в  полной  темноте.  Знаем  только,  что  БА  [Британские
авиалинии] 070 с  четырьмяста  одним  пассажиром  и  шестнадцатью  членами
экипажа, совершающий рейс из Моэ в Найроби, не вышел на связь тридцать две
минуты назад.
     Паркер, помимо многих  других  обязанностей,  возглавлял  специальную
контрольную службу и в этом качестве докладывал непосредственно президенту
США. Он был личным и очень близким другом президента. Они учились в  одном
классе в Аннаполисе [Военно-морская академия США], закончили курс в  числе
двадцати лучших, но, в  отличие  от  президента,  Паркер  сразу  пошел  на
правительственную службу.
     Он был прекрасным актером, талантливым  музыкантом,  автором  четырех
научных работ по философии и политологии и известным шахматистом.  Человек
необыкновенного обаяния и огромного интеллекта. И в то же  время  это  был
таинственный человек, он старательно избегал пристального внимания средств
массовой информации, скрывал свое честолюбие - а он был честолюбив: и даже
пост президента Соединенных Штатов  для  такого  человека  не  недостжимая
мечта. Паркер только с редким искусством и настойчивостью брался за  любое
дело, которое ему поручали.
     Питер лично встречался с  ним  несколько  раз.  Он  провел  неделю  в
нью-йоркском  доме  Паркера.  и  его  уважение  к  этому  человеку   стало
безграничным. Питер понимал, что Паркер прекрасно подходит для того, чтобы
возглавлять такую сложную организацию, как "Атлас": здесь нужен философ, а
не просто тренированный военный, нужны такт  и  обаяние  дипломата,  чтобы
непосредственно общаться с главами двух правительств и,  если  необходимо,
принимать быстро решения, связанные с сотнями невинных жизней  и  влекущие
за собой самые серьезные политические последствия.
     Быстро и четко Паркер сообщил Питеру все, что известно о рейсе 070  и
о тех обычных процедурах, которые уже осуществляются. Потом он сказал:  "Я
не хотел бы казаться паникером, но,  по-моему,  на  этот  раз  цель  самая
подходящая. На самолете самые известные  хирурги  мира,  и  об  их  съезде
объявлено восемнадцать месяцев  назад.  Врачи  обычно  пользуются  большим
вниманием общественности, а национальности их  самые  разные:  американцы,
англичане, французы, скандинавы, немцы, итальянцы. Самолет  английский,  и
место посадки будет выбрано так, чтобы еще более усложнить дело и помешать
контрмерам".
     Паркер смолк, и на лбу его появилась легкая морщина тревоги.
     - Я привел в состояние "Альфа" и "Меркурий": если  это  действительно
удар, место посадки может находиться и к востоку.
     "Атлас"  располагал  тремя   одинаковыми   группами.   "Тор"   должен
использоваться  только  в  Европе  и  Африке.  "Меркурий"  базировался  на
американской военно-морской базе в Индонезии и покрывал Азию и  Австралию,
а "Диана" находилась в самом Вашингтоне и была готова к контрмерам в любом
районе Американских континентов.
     - У меня на связи  Таннер  из  "Меркурия".  Свяжусь  через  несколько
секунд, Питер.
     - Хорошо, сэр.
     Экран  потемнел;  в  соседнем  кресле  Колин  Нобл  закурил   дорогую
голландскую сигару и положил ноги на стол перед собой.
     - Говорят, великий бог Тор  однажды  явился  на  Землю  поразвлечься.
Закончив свое удовольствие с девственницей, он решил  сообщить  ей,  какую
честь он ей оказал. "Я Тор", - сказал он. "Я тоже, - ответила  она,  -  но
все равно было приятно" [Игра слов:  одинаково  произносятся  Thor  -  бог
грома в скандинавской мифологии и Tho  -  название  одной  из  народностей
Китая].
     Питер печально покачал головой. "И это смешно?" - спросил он.
     - Ну, помогает провести время, - ответил Колин и посмотрел на часы. -
Если опять ложная тревога, будет тринадцатая подряд. - Он  зевнул.  Делать
было  нечего.  Все  уже  сделано.  Все  готово.  В  огромном  транспортном
"Геркулесе"  сложный   арсенал   разнообразного   оборудования   готов   к
немедленному  использованию.  Погрузились   на   борт   тридцать   отлично
натренированных бойцов. Члены экипажей  обоих  самолетов  все  на  местах,
установлена связь со спутниками и через  них  с  компьютерами  разведки  в
Вашингтоне и Лондоне.  Оставалось  только  ждать  -  большая  часть  жизни
солдата проходит в ожидании, но Питер  так  никогда  и  не  смог  к  этому
привыкнуть. Теперь ему помогало общество Колина Нобла.
     Когда  жизнь  проходит  среди  множества  мужчин,  трудно  установить
близкие отношения. Но в более ограниченных рядах  "Тора",  разделяя  общие
усилия, они стали друзьями, и разговор их всегда носил непосредственный  и
несколько непристойный характер, они переходили от одной темы к другой,  и
в то же время обоих не покидали настороженность и готовность к немедленным
действиям.
     Снова появился на экране Кингстон Паркер и сообщил им, что пока всеми
мерами не удалось установить местонахождение 070; сделана фотография  этой
местности со спутника, но с ней  можно  будет  ознакомиться  только  через
четырнадцать часов. Прошел уже час и шесть минут, как  "Спидберд  070"  не
дал сигнал "Все в норме", и Питер неожиданно  вспомнил  Мелиссу-Джейн.  Он
попросил связать его с  коттеджем.  Ответа  не  было:  значит,  шофер  уже
подобрал ее. Питер повесил трубку и позвонил Синтии в Кембридж.
     - Черт возьми, Питер. Как это нехорошо  с  твоей  стороны.  -  Синтия
только что проснулась, говорила капризным головом, и Питер сразу  вспомнил
всю свою антипатию к ней. - Мелисса так ждала этого...
     - Да, я знаю, я тоже ждал.
     - ...а  мы  с  Джорджем  договорились...  -  Джордж,  ее  новый  муж,
профессор политической истории; Питеру он, несмотря ни на что, нравился. И
он очень хорошо относился к Мелиссе-Джейн.
     - Сложности службы, - сказал Питер, и она заговорила резче.
     - Как часто я это слышала - надеялась никогда больше не  услышать.  -
Ну, это все уже ему знакомо, и он решил прекратить разговор.
     - Послушай, Синтия. Мелисса уже возвращается...
     Перед ним вспыхнул большой  телеэкран,  в  глазах  Кингстона  Паркера
светилось сожаление. Он словно горевал обо всем человечестве.
     - Мне пора, - сказал Питер женщине, которую когда-то любил, и тут  же
прервал связь, повернувшись внимательно к экрану.
     - Южноафриканский радар  системы  обороны  зафиксировал  неопознанную
цель, приближающуюся к  их  воздушному  пространству,  -  сказал  Кингстон
Паркер. - Скорость и положение указывают на 070.  Южноафриканцы  направили
на перехват "мираж". Я полагаю, что это определенно удар. Пора  переходить
в положение "Браво", Питер.
     - Мы готовы, сэр.
     Рядом Колин Нобл снял ноги со стола и  поставил  их  на  пол.  Сигара
по-прежнему была у него в зубах.

     Цель хорошо видна на экране, пилот ведущего истребителя  "мираж  Ф-1"
переключил свой  полетный  компьютер  в  положение  "нападение",  все  его
вооружение - ракеты и пушка - готово. Компьютер дал время перехвата  -  33
секунды, курс цели постоянный, скорость  относительно  поверхности  -  483
узла.
     Перед  пилотом  театрально  поднимался  занавес  рассвета.   С   неба
спускались лавины серебряных и розовых облаков, небо  пронизывали  золотые
копья. Пилот наклонился в своих привязных ремнях и рукой в перчатке поднял
полароидную лицевую пластину шлема, стараясь увидеть цель.
     Глаз опытного  стрелка  различил  темную  точку  на  фоне  облаков  и
солнечного света, и пилот сделал еле уловимое движение,  избегая  лобового
курса.
     Точка  быстро  увеличивалась,  самолеты  сближались  на  объединенной
скорости в полторы тысячи миль в час, и в тот момент, как он опознал цель,
пилот перевел свой истребитель в вертикальный подъем, прошел над целью  на
высоте в пять тысяч футов и тут  же  сбросил  скорость,  уравнивая  ее  со
скоростью большого самолета внизу.
     - Чита, говорит ведущий "Бриллианта", вижу  цель,  это  "Боинг  747",
обозначения Британских авиалиний.
     - Ведущий "Бриллианта", говорит Чита, продолжайте полет над целью  на
высоте в пять тысяч футов,  никаких  угрожающих  действий.  Доклад  каждые
шестьдесят секунд.

     Командирский  реактивный  самолет   генерал-майора   Питера   Страйда
стремительно несся на юг, оставляя  позади  своего  громоздкого  огромного
спутника.   С   каждой   минутой   расстояние   между   двумя   самолетами
увеличивалось, и к тому времени, как Питер достигнет цели назначения,  где
бы она ни была, самолеты будут разделять тысячи миль.
     Однако   небольшая   скорость   огромного   "Геркулеса"    становится
преимуществом, когда возникает необходимость доставить тяжелый груз  людей
и оборудования на  короткие  необорудованные  посадочные  полосы  в  самых
неожиданных уголках земли, да еще в труднейших  условиях,  которых  больше
всего опасаются пилоты.
     Задача "Ховкера" - как можно быстрее доставить Питера Страйда к месту
действия, задача генерала - тянуть, медлить, торговаться, пока не прибудет
боевая группа во главе с Колином Ноблом.
     Однако они по-прежнему поддерживали связь, и на маленьком  телеэкране
перед Питером время  от  времени  появлялось  изображение  главного  трюма
"Геркулеса". Отрываясь от работы, Питер мог увидеть  своих  людей,  все  в
неприметных комбинезонах "Тора", они спокойно сидели или  лежали  в  трюме
"Геркулеса". Все они ветераны и испытаны в  жесткой  игре  ожидания.  А  в
глубине  за  своим  небольшим  рабочим  столом  сидел   Колин   Нобл,   он
просматривал длиннейший список проверок  состояния  "Чарли"  [По-английски
Альфа, Браво, Чарли и четвертая стадия - Дельта  -  начинаются  с  четырех
первых букв алфавита: A, B, C, D], следующего  этапа  после  подтверждения
деятельности террористов.
     Глядя на работающего Колина Нобла, Питер в  который  раз  подумал  об
огромной стоимости "Атласа" - в  основном  платят  США  из  бюджета  своей
разведки, - и о  тех  препятствиях,  которые  пришлось  преодолеть,  чтобы
осуществить этот проект. Только успех израильтян  в  Энтеббе  и  немцев  в
Могадишу сделал это возможным, но в обеих странах по-прежнему  оказывалось
ожесточенное   сопротивление   идее   совместных   противотеррористических
действий.
     Со щелчком и гудением осветился центральный экран  на  консоли  перед
Питером, и Кингстон Паркер заговорил, еще не появившись на нем.
     - Боюсь, у нас состояние "Чарли", Питер,  -  негромко  сказал  он.  И
Питер  почувствовал,  как  кровь  стремительней  потекла  в   его   венах.
Естественно для солдата,  вся  жизнь  которого  проходит  в  подготовке  к
единственному моменту. Он приветствует этот момент, и в то же время  Питер
презирал себя за это  ощущение:  ни  один  нормальный  человек  не  станет
радоваться предстоящему насилию и смерти, всем несчастьям  истраданиям,  с
этим связанным.
     - ...южноафриканцы перехватили и идентифицировали 070. Самолет  вошел
в их воздушное пространство сорок пять секунд назад.
     - Установлен ли радиоконтакт? - спросил Питер.
     - Нет. - Паркер покачал крупной головой.  -  Самолет  не  вступает  в
связь; мы должны предположить, что он  под  контролем  бойцов,  поэтому  я
останусь за своим столом, пока  дело  не  завершится.  -  Кингстон  Паркер
никогда не  пользовался  эмоциональным  словом  "террористы"  и  не  любил
слышать его из уст подчиненных.
     - Никогда не допускайте слепой ненависти к противнику,  -  сказал  он
однажды Питеру. - Поймите его мотивы, признайте и уважайте его  силу...  и
вы будете лучше готовы к встрече с ним.
     - Какого сотрудничества мы можем ожидать? - спросил Питер.
     - Все  африканские  государства,  с  которыми  мы  успели  связаться,
пообещали  полную  поддержку,  включая  разрешение  на  пролет  над  своей
территорией, посадки и заправку, обещана помощь и со стороны Южной Африки.
Я  говорил  с  их  министром  обороны,  и  он  предложил  любое  возможное
сотрудничество. Разумеется, они откажут в посадке 070, и  я  полагаю,  что
самолет направится в одно из черных государств дальше к северу.  Вероятно,
это и есть цель назначения бойцов. Я думаю,  вам  известно  мое  мнение  о
Южной Африке, но должен сказать, что в данном вопросе  они  проявили  себя
очень хорошо.
     На экране появилась большая черная трубка из древесины  шиповника,  и
Паркер начал набивать ее табаком. Руки у него большие, как и все остальное
тело, но пальцы длинные и тонкие, как у  пианиста  -  впрочем,  он  и  был
пианистом. Питер вспомнил аромат табака, который курит Паркер. И хоть  сам
Питер не курит, запах этот не  казался  ему  отталкивающим.  Оба  молчали,
погрузившись в мысли, Паркер слегка нахмурился, сосредоточенно разглядывая
свою трубку. Потом он вздохнул и поднял голову.
     - Ну, хорошо, Питер, посмотрим, что вы приготовили.
     Питер просмотрел свои записи.
     - Я подготовил четыре возможных сценария и наши действия в каждом  из
них, сэр. Важнее всего определить, в каком стиле нанесен удар: в  немецком
или итальянском.
     Паркер кивнул, слушая: хоть  все  это  обоим  хорошо  знакомо,  нужно
пройтись еще раз. Удар в итальянском стиле  отвратить  легче:  обычно  это
простое  требование  денег.  Немецкая  традиция   требовала   освобождения
заключенных, социальных и  политических  уступок,  затрагивающих  не  одно
государство.
     Они работали около часу, прежде чем их прервали.
     - Боже! - Мерилом степени волнения Паркера послужило это крепкое  для
него выражение. - Есть новости...

     Только  когда  070  начал  спуск  и  другие  стандартные   процедуры,
предшествующие посадке, не обращаясь  за  разрешением  контрольной  башни,
командование южно-африканских военно-воздушных сил сообразило, что  сейчас
произойдет.
     Немедленно было приказано  на  всех  волнах  сохранять  молчание,  на
приближающийся самолет обрушился  град  требований  покинуть  национальное
воздушное пространство. Никакого ответа не последовало, и на расстоянии  в
сто пятьдесят морских миль от международного аэропорта Яна  Смита  "Боинг"
еще  больше  сбросил  скорость  и  снизился  в  контролируемое   воздушное
пространство.
     - 070 Британских авиалиний, говорит контроль Яна Смита, вам  повторно
отказано в посадке. Вы слышите меня, 070?
     - 070 Британских  авиалиний,  говорит  командование  военно-воздушных
сил. Вы предупреждены о нарушении национального  воздушного  пространства.
Вам приказано немедленно подняться на высоту в тридцать тысяч футов и идти
курсом на Найроби.
     "Боинг" находился уже на удалении в сто морских миль  и  снизился  до
пятнадцати тысяч футов.
     - Ведущий "Бриллианта",  говорит  Чита.  Попытайтесь  заставить  цель
повернуть.
     Длинный стройный самолет в пятнистой коричнево-зеленой  маскировочной
окраске  снижался  стрелой,   быстро   догоняя   гиганта   с   несколькими
двигателями, он нырнул сразу за хвостом  "боинга"  и  вынырнул  перед  его
весело раскрашенным в красное, белое и синее носом.
     Пилот "миража" искусно подвесил свою проворную  машину  в  ста  футах
перед "боингом" и покачал крыльями - приказ "следуйте за мной".
     "Боинг" продолжал спокойное движение, словно ничего  не  видел  и  не
понял. Пилот "миража" слегка подтолкнул дроссель, и щель между  самолетами
сузилась до пятидесяти футов. Снова он покачал крыльями и начал поворот на
север по криказу Читы.
     "Боинг" продолжал невозмутимо приближаться к Йоханнесбургу,  заставив
пилота "миража" отказаться от попыток увести его.
     "Мираж"  вернулся,  держась  чуть  выше  выхлопов  левых   двигателей
"боинга", поравнялся с рубкой, и пилот смог заглянуть через пространство в
пятьдесят футов.
     - Чита, говорит "Бриллиант Один". Мне хорошо видна их  рубка.  В  ней
четвертый  человек.  Женщина.  Она  как  будто  вооружена   автоматическим
пистолетом.
     Видны были лица двух пилотов,  белые,  как  кость,  они  смотрели  на
перехватчик. Женщина наклонилась над левым сидением и  иронически  подняла
свое черное оружие. Она улыбнулась, и пилот "миража" был так  близко,  что
разглядел ее белые зубы.
     - ...молодая женщина, светлые волосы,  mooi,  baie  mooi,  -  доложил
пилот и тут же перевел: - Хорошенькая, очень хорошенькая.
     - "Бриллиант Один", говорит Чита. Попробуйте лобовую атаку.
     "Мираж" с громом  унесся,  быстро  набрал  высоту,  остальные  четыре
истребителя повторили маневр, заняв  позицию  "пятерни";  теперь  все  они
висели перед "боингом".
     - Чита. Мы заняли позицию для лобовой атаки.
     - "Бриллианты". Имитация. Атакуйте в  линию.  Интервал  пять  секунд.
Минимальное разделение. Повторяю, не открывать огонь. Это имитация  атаки.
Повторяю: это имитация атаки.
     - "Бриллиант Один". Понял. Имитация атаки.
     "Мираж Ф-1" качнул крыльями и опустил  нос,  скорость  его  мгновенно
возросла, он преодолел  с  громом  звуковой  барьер,  приближаясь  с  явно
агрессивынми намерениями.
     Сирил Уоткинс увидел его с расстояния в семь миль.
     - Боже! - закричал он. - Это на самом деле!  -  Он  качнулся  вперед,
собираясь  взять  на  себя  управление  "боингом",  прервать  приближение,
которым руководил автопилот.
     - Сохранять прежний курс, - Ингрид впервые  за  все  время  возвысила
голос. - Прежний курс. - Она направила свой пистолет  на  бортинженера.  -
Нам теперь штурман не нужен.
     Капитан застыл. "Мираж" стремительно  приближался,  он  заполнил  все
поле зрения в ветровом стекле. В самое последнее мгновение нос его  слегка
приподнялся, и он пролетел на несколько футов  выше,  но  воздушная  волна
подхватила большую машину и закачала ее, как семя чертополоха.
     - Второй! - закричал Сирил Уоткинс.
     - Я серьезно! - Ингрид прижала ствол к шее бортинженера, так  что  он
лбом ударился о край консоли компьютера, и на его  бледной  коже  высупила
алая кровь.
     Одна за другой воздушные волны ударяли "боинг":  "миражи"  продолжали
атаковать. Ингрид свободнй рукой крепко держалась,  чтобы  не  упасть,  но
пистолет по-прежнему прижимала к шее бортинженера.
     - Я серьезно! - кричала она. - Я его убью. - В  рубку  доносились  из
салона крики пассажиров.
     Последний "мираж" пролетел мимо, автопилот "боинга" быстро  пришел  в
себя и снова направил самолет на маяк аэропорта Яна Смита.
     - Больше не будут, - сказала Ингрид. Она отступила  от  бортинженера,
позволила ему поднять голову и рукавом рубашки вытереть кровь. - Больше не
смогут.  Мы  в  контролируемом  пространстве.  -  Она  указала  вперед.  -
Смотрите!
     "Боинг" летел на высоте пяти тысяч футов, горизонт затянуло смогом  и
дымкой  летней  жары.  Слева   поднимались   гладкие   силуэты   градирень
Кемптонской  электростанции,  а  еще  ближе  -  ядовито-желтые  терриконы,
рассевшиеся на лишенном резких черт  африканском  высоком  вельде.  Вокруг
шахт множество поселков, и сотни оконных стекол уловили утреннее солнце  и
отразили его, словно огни маяков.
     Еще ближе виднелись длинные прямые черные посадочные полосы аэропорта
Яна Смита.
     - Садитесь прямо на полосу двадцать один, - приказала Ингрид.
     - Не можем...
     - Выполняйте, - рявкнула девушка. - Контрольная башня  расчистит  нам
дорогу. Они не могут остановить нас.
     - Могут, - ответил Сирил Уоткинс. - Посмотрите на площадку.
     Они были так близко, что могли рассмотреть  пять  бензозаправщиков  с
надписью "Шелл" на кузовах.
     - Они перекрывают полосу.
     Вместе с  огромными  бензозаправщиками  двигались  пять  ярко-красных
пожарных машин и две белые машины скорой помощи. Они неслись  по  траве  с
края полосы, а потом все:  и  бензозаправщики,  и  пожарные  и  санитарные
машины - с интервалом в  пятьсот  ярдов  выстроились  вдоль  осевой  линии
полосы.
     - Мы не можем садиться, - сказал капитан.
     - Отключите автопилот и ведите вручную, -  голос  девушки  изменился,
теперь он звучал жестко и резко.
     "Боинг" опустился на тысячу футов, нацелился на полосу двадцать один,
и прямо перед его носом  вызывающе  вспыхивали  красные  мигалки  пожарных
машин.
     - Я не могу столкнуться с ними, - решил Сирил Уоткинс, и в его голосе
больше не было колебаний или  сомнений.  -  Я  поднимаю  самолет  и  ухожу
отсюда.
     - Садитесь на траву! - крикнула девушка. - Слева от  полосы  открытое
пространство. Сажайте туда!
     Но Сирил Уоткинс наклонился  вперед  и  начал  передвигать  дроссели.
Двигатели взвыли, "боинг" задрал нос и начал подъем.
     Молодой  бортинженер  повернулся  в  своем  кресле  и  смотрел  через
ветровое стекло вперед. Все его тело было напряжено, алая полоска  на  лбу
резко контрастировала с бледной кожей.
     Правой рукой он держался за край своего стола, и костяшки его пальцев
побелели и блестели, как яичная скорлупа.
     Почти не пошевелившись, блондинка  прижала  ствол  пистолета  к  этой
застывшей правой руке.
     Послышался грохот, такой громкий в замкнутой  кабине,  что  от  него,
казалось, лопнут барабанные перепонки. Оружие отскочило на высоту  золотой
головы девушки, и сразу резко запахло сгоревшим бездымным порохом.
     Бортинженер недоуменно  смотрел  на  крышку  стола.  В  металлической
крышке образовалась дыра размером в чайную  чашку,  с  рваными  краями  из
яркого обнаженного металла.
     Выстрел отрезал правую кисть по запястью. Отрезанная кисть отлетела в
сторону, между креслами пилотов, из иссеченной плоти торчала кость.  Кисть
дергалась, как искалеченное насекомое.
     - Садитесь, - сказала девушка. - Садитесь, или следующим выстрелом  я
прострелю ему голову.
     - Ты кровавое чудовище! - закричал Сирил Уоткинс, глядя на оторванную
руку.
     - Садитесь, или будете отвечать за его смерть.
     Бортинженер прижал обрубок руки к животу и молча согнулся,  лицо  его
исказилось от шока.
     Сирил Уоткинс с трудом оторвал взгляд  от  отрезанной  руки  и  снова
посмотрел  вперед.  Между  сигнальными  огнями  взлетной  полосы  и  узкой
рулевочной  дорожкой  видно  было  большое  открытое  пространство.  Трава
скошена на высоту колена, и  капитан  знал,  что  почва  здесь  твердая  и
ровная.
     Рука Сирила мягко  отвела  назад  дроссели,  она  действовала  словно
самостоятельно, гул двигателей стих, нос машины снова опустился.
     Капитан продолжал держать  корабль  нацеленным  на  полосу,  пока  не
оказался над пограничными  огнями.  Он  не  хотел,  чтобы  водители  машин
догадались о его намерении и успели помешать ему.
     - Ты сука-убийца, - про себя говорил он. - Грязная сука-убийца!
     Он круто наклонил "боинг", нацелил его  на  полоску  заросшей  травой
земли и полностью отключил дроссели, продолжая удерживать "боинг"  в  чуть
приподнятом положении, летя над самой травой.
     Огромная машина коснулась земли, раскачиваясь  и  дергаясь,  а  Сирил
Уоткинс отчаянно вцепился в руль, пытаясь удержать  его;  в  то  же  время
второй пилот переключил двигатели на реверс  и  крепко  нажал  на  главные
тормоза.
     Пожарные машины и бензозаправщики промелькнули  мимо  правого  крыла,
которое чуть не задело их концом. Изумленные лица водителей казались очень
близкими и белдными - и 070 пронесся мимо. Скорость его быстро падала,  он
опустился  на  носовое  колесо,  машина  раскачивалась,  но   остановилась
непосредственно перед кирпичным зданием, где размещался главный радар.
     Было 7 часов 25  минут  местного  времени.  "Спидберд  070"  совершил
посадку.

     - Они сели, - объявил Кингстон  Паркер.  -  Вы  понимаете,  что  были
преприняты самые крайние меры, чтобы помешать  им  сесть.  А  выбор  места
посадки дает ответ на один из ваших вопросов, Питер.
     - Немецкий стиль, - кивнул Питер. - Дело  политическое.  Я  согласен,
сэр.
     - И вот мы  с  вами  должны  видеть  в  ужасной  реальности  то,  что
обсуждали только как отвлеченную теорию... - Паркер поднес к сигаре тонкую
восковую свечу и дважды затянулся, прежде чем продолжать:  -  ...теорию  о
моральном оправдании подобных действий.
     - Мы снова  разойдемся,  сэр,  -  прервал  его  Питер.  -  Морального
оправдания у таких действий нет.
     - Правда? - спросил Паркер,  качая  головой.  -  А  как  же  немецкие
офицеры, убитые на улицах Парижа бойцами Сопротивления?
     - Это была война! - воскликнул Питер.
     - Может быть,  группа,  захватившая  070,  тоже  считает,  что  ведет
войну...
     - С невинными жертвами?
     - "Хагана" [Еврейская военизированная националистическая организация,
созданная во времена владычества Англии  в  Палестине]  тоже  приносила  в
жертву невинных, хотя сражалась за правое дело.
     - Я англичанин, доктор  Паркер:  вы  не  можете  ждать,  что  я  буду
потворствовать убийству английских женщин и  детей,  -  Питер  напрягся  в
своем кресле.
     - Конечно, - согласился Паркер. - Поэтому не будем говорить о мау-мау
в Кении [Революционная террористическая организация, созданная в  Кении  в
начале 1950-х годов; добивалась изгнания всех европейцев] и о совеременной
Ирландии, но как же Французская революция или распространение  католицизма
при помощи ужасных преследований и пыток, когда-либо  придуманных  людьми?
Были ли эти действия морально оправданными?
     - Я назвал бы их понятными,  но  достойными  осуждения.  Терроризм  в
любой  форме  не  может  быть  морально  оправдан.  -  Питер   сознательно
использовал это слово и  увидел,  как  слегка  приподнялись  густые  брови
Паркера.
     - Есть терроризм сверху - и есть снизу. - Паркер подхватил это  слово
и использовал его подчеркнуто. - Если вы определите терроризм как  крайнее
физическое или психологическое  принуждение,  направленное  на  подчинение
других людей воле террориста, - существует террор  закона  -  страх  перед
виселицей, террор религии - страх перед адом, родительский террор -  страх
порки. Оправдано ли все это морально  и  больше,  чем  стремления  слабых,
бедных, политически угнетенных, бессильных жертв несправедливого общества?
Если мы хотим задушить крик их протеста...
     Питер неловко передвинулся в кресле.
     - Протест, выходящий за пределы закона...
     - Законы составляют люди,  почти  всегда  богатые  и  могущественные,
законы  изменяются  людьми,  обычно  после   военных   действий.   Женское
суфражистское движение, кампания за гражданские права в этой  стране...  -
Паркер смолк и усмехнулся. - Простите, Питер. Я иногда увлекаюсь.  Гораздо
труднее быть либералом, чем тираном. У тиранов редко  бывают  сомнения.  -
Паркер  откинулся  в  своем  кресле,  сделал  жест,  как   бы   отбрасывая
постороннее. - Я думаю оставить вас на один-два часа. Вам  нужно  подумать
над своими планами в связи с новым развитием событий. Но лично я больше не
сомневаюсь, что мы имеем дело  с  политически  мотивированными  действиями
бойцов, а не  простой  бандой  старомодных  похитителей,  которые  гонятся
только за наживой. Я уверен, что прежде чем  мы  с  вами  встретимся,  нам
придется кое-что переоценить в своем сознаии и совести.

     - Второй поворот  направо,  -  негромко  сказала  Ингрид,  и  "боинг"
повернул по траве к рулевочной дорожке. Шасси, по-видимому, не пострадало,
но теперь, когда самолет ушел из  своей  естественной  среды,  он  утратил
грациозность и красоту и стал тяжелым и неуклюжим.
     Девушка никогда не была раньше в рубке севшего "Джамбо", и высота над
поверхностью произвела на нее впечатление. Эта высота сообщила ей ощущение
отчужденности, неуязвимости.
     - Теперь налево, - приказала она,  и  "боинг"  отвернул  от  главного
здания аэропорта к южному концу полосы. На  балконе  и  на  наблюдательной
площадке аэровокзала уже видны были сотни любопытных зрителей, но на самой
площади аэропорта всякое движение прекратилось. Машины  и  бензозаправщики
безлюдны, на бетоне ни одного человека.
     - Остановитесь здесь.  -  Девушка  указала  на  открытую  площадку  в
четырехста ярдах от ближайшего здания, на полпути между залами ожидания  и
служебными ангарами и хранилищем горючего. - Остановите на пересечении.
     Сирил Уоткинс в мрачном молчании выполнил приказ, потом повернулся  в
сидении.
     - Мне нужно вызвать санитарную машину, чтобы его увезли.
     Второй пилот и стюардесса  уложили  бортинженера  на  полу  рубки,  у
самого выхода. С помощью льняных салфеток они пытались перевязать  рану  и
остановить кровотечение.  Запах  бездымного  пороха  смешивался  теперь  с
запахом свежей крови.
     - Никто не выйдет из самолета.  -  Девушка  покачала  головой.  -  Он
слишком много о нас знает.
     - Боже мой, женщина. Ему нужна медицинская помощь.
     - На борту триста врачей, - равнодушно ответила она. - Лучших в мире.
Двое из них могут пройти сюда и заняться им.
     Она присела боком на окровавленный стол бортинженера и взяла  в  руки
микрофон внутренней связи. Даже в гневе Сирил  Уоткинс  обратил  внимание,
что ей понадобилось только один раз показать, и она  уверенно  справлялась
со сложным оборудованием  связи.  Очень  умная  и  хорошо  натренированная
женщина.
     - Леди и джентльмены, мы совершили посадку в аэропорту Йоханнесбурга.
Здесь мы пробудем долго, может быть, дни, или даже недели. Потребуется все
наше терпение, и я должна вас предупредить, что всякое непослушание  будет
сурово наказано. Уже  была  совершена  одна  попытка  сопротивления,  и  в
результате пришлось выстрелить в члена экипажа и серьезно ранить  его.  Он
может умереть от этой  раны.  Нам  не  нужны  больше  повторения  подобных
случаев. Однако я снова предупреждаю вас, что мои бойцы  и  я  сама  будем
стрелять, не колеблясь, или даже взорвем гранаты, расположенные над вашими
головами, - если возникнет в этом необходимость.
     Она помолчала и подождала, пока войдут два врача. Они  склонились  по
обе стороны раненого. Он дрожал, как  в  лихорадке,  от  шока,  его  белая
рубашка  вся  была  забрызгана  кровью.  Девушка   не   проявила   никакой
озабоченности, никакого сомнения, она продолжала спокойным голосом:
     - Двое моих бойцов сейчас пройдут по рядам и соберут  ваши  паспорта.
Пожалуйста, приготовьте эти документы.
     Она чуть повернула глаза, уловив какое-то движение.  Из-за  служебных
ангаров появились четыре бронированных машины.  Это  была  местная  версия
французских   броневиков,   с   высокими   тяжелыми   шинами,   башней   и
непропорционально  длинными  пушечными   стволами,   нацеленными   вперед.
Бронированные машины осторожно повернули и остановились в трехста ярдах  в
четырех точках - против концов крыльев, против  хвоста  и  носа  -  вокруг
самолета; теперь длинные стволы были нацелены на него.
     Девушка презрительно следила за ними, пока перед ней  не  остановился
один из врачей. Это был полный невысокий человек, лысеющий - но храбрый.
     - Этого человека нужно немедленно отправить в больницу.
     - Об этом не может быть и речи.
     - Я настаиваю. Его жизнь в опасности.
     - Все наши жизни в опасности, доктор. - Она  помолчала  и  подождала,
чтобы  слова  ее  подействовали.  -  Напишите,  что  вам   необходимо.   Я
позабочусь, чтобы вы все получили.

     - Они уже шестнадцать часов на земле, но единственный контакт до  сих
пор - требование медикаментов и  магистральной  электролинии.  -  Кингстон
Паркер снял пиджак и расслабил узел галстука, но никаких других  признаков
длительного бдения не было видно.
     Питер Страйд кивгул, глядя на экран. "Что  заключили  ваши  врачи  по
списку медикаментов?"
     - Похоже  на  огнестрельное  ранение.  Тип  крови  АВ  положительный,
довольно редкий, но он  указан  в  служебных  данных  у  одного  из  члена
экипажа. Десять литров плазмалита  В,  установка  для  переливания  крови,
шприцы, морфий, пенициллин для инъекций,  противостолбнячная  сыворотка  -
все необходимое для лечения серьезной физической травмы.
     - Они подключены к магистрали? - спросил Питер.
     -   Да,   иначе   четыреста   человек   уже   задохнулись   бы    без
кондиционирования. Администрация аэропорта провела кабель и подключила его
к  внешней  розетке.  Теперь   все   системы   самолета,   даже   кухонное
оборудование, действуют.
     - Значит мы можем в любое время отключить их. - Питер сделал запись в
своем блокноте. - Никаких требований? Никаких переговоров?
     - Нет, ничего. Они как будто хорошо понимают, как вести себя в  таких
условиях... в отличие от наших друзей, страны, где они сели.  Похоже,  нам
придется иметь дело с менталитетом типа Виата Эрпа [Известный американский
стрелок, действовавший в пограничных  территориях  в  первой  половине  19
века]...  -  Паркер  помолчал.  -  Простите,  Виат  Эрп  -  это  один   из
пограничников...
     - Я видел кино и читал книгу, - резко ответил Питер.
     - Ну, так вот. Южноафриканцы горят желанием взять самолет штурмом,  и
наш и ваш послы с трудом их удерживают. Готовы пинком открыть двери салуна
и ворваться туда, стреляя из шестизарядных пистолетов. Наверно,  они  тоже
видели это кино.
     Питер почувствовал холодок ужаса на спине.
     - Это была бы катастрофа, - быстро  сказал  он.  -  Люди  там  внутри
настроены решительно.
     - Вам не нужно убеждать меня в этом, - согласился Паркер.  -  Сколько
вам еще лететь до Яна Смита?
     - Семь минут назад мы пересекли реку Замбези. - Питер  искоса  бросил
взгляд в перплексовое окно, но поверхность внизу была закрыта  облаками  и
дымкой. - Лететь еще два часа десять минут, а боевая группа в  трех  часах
сорока минутах за нами.
     -  Ну,  хорошо,  Питер.  Мне  снова   нужно   связываться   с   ними.
Правительство  Южной  Африки  назначило  срочное  заседание  всех   членов
кабинета, и на нем в качестве советников и наблюдателей  присутствуют  оба
наши посла. Мне кажется, пора сообщить им о наличии "Атласа".
     Он ненадолго смолк.
     -  По  крайней  мере  теперь  у  нас  есть  оправдание  существования
"Атласа", Питер. Единая организация, способная  действовать,  невзирая  на
границы, быстро и независимо. Вы должны знать, что яуже  получил  согласие
президента и вашего премьер-министра  на  состояние  "Дельта"  -  под  мою
ответственность.
     Состояние "Дельта" - это непосредственная боевая операция.
     - ...но еще раз должен подчеркнуть, что я разрешу "Дельту"  только  в
самом крайнем случае. Вначале я хочу услышатиь их  требования  и  обдумать
их, и в этом отношении мы готовы к переговорам...
     Кингстон Паркер продолжал говорить, а Питер  Страйд  опустил  голову,
закрыл  подбородок  рукой,  пряча  раздражение.  Они  снова   на   спорной
территории, и снова Питеру нужно выражать несогласие.
     - Всякий раз как вы позволяете бойцу уйти невредимым после удара,  вы
сразу создаете условия для новых ударов.
     - У меня есть разрешение на состояние  "Дельта",  -  повторил  Паркер
резко, - но хочу, чтобы вам было ясно: оно  будет  использовано  только  в
самом крайнем случае. Мы не команда убийц, генерал Страйд. - Паркер кивнул
своему помощнику за пределами экрана. -  Я  связываюсь  с  южноафриканским
правительством, чтобы рассказать об "Атласе". - Экран потемнел.
     Питер Страйд вскочил и попытался походить между сидениями,  но  места
для его высокой фигуры было мало, и он в гневе снова упал в кресло.

     Кингстон  Паркер  встал  из-за  стола  связи  в  одном  из  помещений
западного крыла Пентагона. Два техника-связиста  уступили  ему  дорогу,  а
личный секретарь открыл дверь, ведущую во внутренние помещения.
     Для  такого  большого  человека  Паркер   двигался   с   удивительным
изяществом, и в теле его не было  лишнего  жира,  только  крупные  крепкие
кости и худая плоть. На нем был дорогой костюм, отлично сшитый  -  лучший,
какой только могла предложить  Пятая  авеню,  -  но  заношенный  почти  до
протертости, воротник на пуговицах тоже слегка заношен, итальянские  туфли
износились у носков. Одежда словно не имела для Паркера никакого значения.
Но носил он ее с определенным щеголством и выглядел на десять  лет  моложе
своих пятидесяти трех, лишь несколько серебряных  прядок  сверкали  в  его
густой шевелюре.
     Внутренние  помещения  со  спартанской  меблировкой  были  такими  же
утилитарными и безличными, как любые правительственные учреждения.  Только
книги, занимавшие множество полок, и большой рояль  принадлежали  Паркеру.
Бехштейовский рояль казался слишком большим  для  кабинета;  проходя  мимо
него, Паркер легко провел рукой по клавишам, но не задержался  и  пошел  к
столу.
     Сел в вращающееся кресло и принялся просматривать десятки лежавших на
столе разведывательных досье. В них содержались последние затребованные им
компьютерные распечатки. Биографии, оценки и характеристики всех тех,  кто
участвует в операции со "Спидберд 070".
     Здесь были досье обоих послов - розовые обложки  свидетельствовали  о
высочайшем  уровне  секретности;  была  на  них  и  пометка  "Только   для
руководителей депатраментов".  Четыре  зеленых  папки  -  меньший  уровень
секретности - посвящены членам южноафриканского  правительства,  тем,  кто
имеет право принимать решения в условиях  чрезвычайного  положения.  Самая
толстая папка посвящена  премьер-министру  Южной  Африки.  Паркер  сухо  в
который раз отметил, что этот человек был заключен в тюрьму  пробританским
провительством генерала Яна Смита во время второй  мировой  войны,  потому
что вел вооруженную борьбу против участия свой страны в этой войне. Паркер
подумал, как отнесется теперь этот человек к другим вооруженным бойцам.
     Были  здесь  и  досье  министров  обороны  и  юстиции,  тонкие  папки
начальника полиции и его заместителя, которым было  дано  право  на  месте
принимать необходимые решения. Из всех этих людей  только  премьер-министр
обладал сильным характером - это мощный человек бульдожьего типа, на  него
нелегко повлиять,  нелегко  разубедить,  и  Кингстон  Паркер  инстинктивно
почувствовал, что высшая власть здесь.
     В самом низу стопки досье лежала еще одна розовая папка;  ее  листали
так часто, что на сгибе картонная обложка треснула. Первоначальные  записи
были сделаны два года назад, с тех пор папка ежеквартально пополнялась.
     Заголовок - СТРАЙД ПИТЕР ЧАРЛЗ; и указание: только  для  руководителя
"Атласа".
     Кингстон Паркер, вероятно,  смог  бы  процитировать  содержимое  этой
папки наизусть, тем не менее он развязал завязки и раскрыл папку,  положив
ее себе на колени.
     Попыхивая трубкой, он начал перелистывать страницы досье.
     Вначале некоторые самые основные жизненные события.  Родился  в  1939
году, один из двух братьев-близнецов, отец военный, погиб три года спустя,
когда танковая бригада, которой  он  командовал,  встретилась  в  пустынях
Северной Африки с сокрушительным ударом армии Эрвина Роммеля.  Старший  из
близнецов унаследовал титул баронета, а Питер пошел по хорошо известному в
таких семьях  пути:  Харроу  и  Сандхерст  [Харроу  -  одна  из  старейших
привилегированных мужских гимназий в Англии; там учатся дети  аристократов
и высших чиновников; Сандхерст - Королевское  военное  училище];  впрочем,
Питер уже тогда приводил в  замешательство  семью  своими  необыкновенными
успехами в учебе и явным нежеланием заниматься командными  видами  спорта,
предпочитая им гольф, теннис и длительные пробежки.
     Кингстон  Паркер  ненадолго  задумался  над  этим.  Это  указания  на
характер человека, который и его иногда приводит в замешательство.  Паркер
испытывал общее для интеллектуалов презрение  к  военным  и  предпочел  бы
иметь  дело  с  человеком,  который  ближе  подходит  к  распространенному
представлению о крепколобом солдате.
     Но когда юный Питер  Страйд  поступил  на  службу  в  часть,  которой
когда-то командовал  его  отец,  казалось,  его  необыкновенный  интеллект
направляется по обычному пути, а предпочтение  независимости  в  мыслях  и
действиях держится под контролем, хотя и не забыто совершенно - пока часть
не направили на Кипр в момент самого напряженного положения в этой стране.
Через  неделю  молодой  Питер  Страйд  был   временно   откомандирован   в
распоряжение  армейской  разведки,  причем  его  командир  дал  ему  самую
похвальную рекомендацию. Вероятно, он  тоже  начал  понимать,  что  трудно
удержать чудо-дитя в обычной офицерской столовой.
     На этот раз военное ведомство сделало удивительно  верный  выбор.  За
последующие шестнадцать лет Страйд не сделал ни  единой  ошибки,  если  не
считать  брака,  завершившегося  через  два  года  разводом.  Если  бы  он
оставался в своей части, это могло бы отразиться на его карьере, но  после
Кипра продвижение Страйда по  служебной  лестнице  было  нетрадиционным  и
стремительным, как и его мозг.
     В десятках сложных и трудных назначений он с  тех  пор  отточил  свои
способности и приобрел новые; вопреки всем традициям британской армии,  он
еще до тридцати лет стал старшим офицером.
     У него появились влиятельные  друзья  и  поклонники  по  обе  стороны
Атлантики и в штабквартире НАТО, и, проведя три года в  Брюсселе,  он  был
произведен в генерал-майоры и назначен начальником английской  разведки  в
Ирландии. И в эту работу он внес все свои способности и одержимость.
     Именно  ему  Англия  обязана  значительным  сокращением   ирландского
терроризма;  он  глубоко  изучал  вопросы  партизанской  войны  в  городе,
психологии и менталитета партизан и внес здесь очень большой вклад.
     В результате этих размышлений была сформулирована концепция "Атласа",
и, естественно,  Питер  возглавлял  список  предполагаемых  кандидатов  на
командование  этой  организацией.  И,  казалось,  он  и  будет   назначен:
американцев поразила глубина его исследования, и друзья по НАТО не  забыли
о нем. В принципе его назначение  было  одобрено.  Но  в  самый  последний
момент возникло ожесточенное сопротивление назначению на такой  деликатный
пост профессионального военного. Сопротивление возникло одновременно  и  в
Уайтхолле, и в Вашингтоне и победило.
     Кингстон Паркер  выколотил  трубку,  прошел  вместе  в  папкой  через
комнату и положил досье на пюпитр  рояля.  Сел  и,  по-прежнему  глядя  на
печатные страницы, заиграл.
     Поток музыки, прекрасные воздушные звуки Листа не мешали его  мыслям,
напротив, казалось, способствовали им.
     Паркер с самого  начала  не  хотел  назначения  Страйда,  считал  его
опасным,  чувствовал,  что  его  честолюбие  и  стремления  трудно   будет
контролировать. Паркер  предпочел  бы  собственных  выдвиженцев:  Таннера,
который командует сейчас "Меркурием", или Колина  Нобла;  он  ожидал,  что
Страйд откажется от  должности,  которая  явно  ниже  его  возможностей  и
таланта.
     Однако  Страйд  принял  это  назначение  и  возглавил  "Тор".  Паркер
подозревал, что за этим скрывается необычная мотивировка, и постарался при
первой же возможности лично изучить Страйда. В пяти различных  случаях  он
приказывал Страйду прибыть в Вашингтон и  сосредоточил  на  нем  всю  силу
своего  обаяния  и  личности.  Он  даже  пригласил  его  пожить  в   своем
нью-йоркском доме, провел много часов в разговорах на самые разные темы  -
и извлек из них осторожное уважение к уму этого человека и в то  же  время
пришел к твердому заключению относительно его будущего в "Атласе".
     Паркер перелистнул страницу оценки качеств  личности.  Он  уже  давно
привык отыскивать слабости своих противников, начиная с их промежности.  У
этого человека никаких свидетельств о необычных сексуальных  наклонностях.
Он, несомненно, не гомосексуалист, напротив. В досье имелся  список  свыше
десяти женщин, с которыми у него была связь после развода. Но все в  тайне
и с соблюдением приличий. Три из этих женщин  были  замужем,  но  не  были
женами его подчиненных, вообще военных или людей, которые могли бы  как-то
повлиять на его карьеру.
     Все эти женщины обладали некоторыми общими свойствами:  все  высокие,
умные  и  преуспевающие.  Одна  журналистка,  колонку   которой   печатало
множество изданий, другая - прежде  манекенщица,  занявшаяся  впоследствии
конструированием и изготовлением одежды и завоевавшая себе место  на  этом
специфическом рынке в Лондоне  и  во  всей  Европе.  Актриса,  исполнявшая
главные роли в постановках Шекспировского  королевского  театра...  Паркер
просматривал  список:  он  сам  не  уважал  и  не  терпел  людей,  которые
поддавались требованиям своей плоти.
     Паркер приучил себя к полному безбрачию, всю свою сексуальную энергию
он перевел в интеллектуальные поиски;  с  другой  стороны,  этот  человек,
Страйд, вполне мог поддерживать две или даже три связи одновременно.
     Паркер  перешел  ко  второй  слабости.   Наследство   Страйда   очень
пострадало от карательных английских налогов,  но  все  же  и  теперь  его
годовой доход превышает двадцать тысяч фунтов стерлингов, а если  добавить
к  этому  зарплату  и  различные  надбавки  генерал-майора,  вполне  можно
позволить себе жить в хорошем стиле.  Страйд  даже  может  позволить  себе
экстравагантное хобби: он собирает редкие книги, а также, ядовито  отметил
про себя Паркер, еще более экстравагантную коллекцию редких женщин.
     Впрочем, никаких следов незаконных доходов: ни счетов  в  швейцарских
банках, ни вкладов золотом,  ни  собственности  за  рубежом,  ни  владения
компаниями, которые возглавляли бы  подставные  лица,  -  А  Паркер  очень
тщательно  искал  эти  следы,  потому  что  они  означали   бы   получение
дополнительной  платы,  возможно,  от  иностранных  государств.  У  такого
человека, как Страйд, есть что продать, и цены он может назначать сам, но,
кажется, он этого не делал.
     Страйд  не  курит;  Паркер  извлек   изо   рта   собственную   старую
шиповниковую трубку и несколько мгновений любовно разглядывал ее. Это одна
из немногих его слабостей, достаточно  безвредная,  что  бы  ни  утверждал
главный военный хирург США. Паркер снова крепко зажал трубку зубами.
     Страйд потребляет алкоголь умеренно и  слывет  знатоком  вин.  Иногда
играет на скачках, но для него это скорее  вид  социального  общения,  чем
серьезное увлечение. Никаких следов других азартных игр.  Впрочем,  он  не
охотится и не стреляет, то есть не занимается двумя  традиционными  делами
английского джентльмена. Возможно, у него есть моральные возражения против
видов спорта,  связанных  с  кровью,  подумал  Паркер,  хотя  это  кажется
маловероятным,  потому  что  из  ружья   и   пистолета   Страйд   стреляет
великолепно. Он входил в английскую команду по стрельбе  из  пистолета  на
Мюнхенской олимпиаде и завоевал золотую медаль в стрельбе на расстояние  в
50 метров, и до сих пор ежедневно не менее часа он проводит в тире.
     Паркер обратился к медицинским  документам.  Прекрасный  организм.  В
возрасте тридцати девяти лет Страйд весит  на  один  фунт  меньше,  чем  в
двадцать один; он  по-прежнему  натренирован,  как  солдат  на  передовой.
Паркер отметил, что за последний месяц Страйд  шестнадцать  раз  прыгал  с
парашютом. После вступления в "Атлас" он не имел времени на гольф, хотя во
время службы в штабе НАТО Страйд давал другим игрокам большую фору.
     Паркер закрыл досье и принялся негромко играть, но  ни  прикосновение
прохладных клавиш, ни прекрасные звуки знакомой музыки не  могли  смягчить
его беспокойство. Досье подробное,  но  не  на  все  вопросы  дает  ответ.
Например, почему Страйд согласился  принять  "Тор":  он  не  из  тех,  кто
действует необдуманно. Но больше всего занимал Паркера навязчивый  вопрос:
насколько сильна в этом человеке привычка к независимости мысли, насколько
сильно его честолюбие, куда способен привести развитый  интеллект.  Короче
говоря, какую угрозу способен представлять этот человек "Атласу" на пути к
выполнению этой огранизацией ее главной задачи.
     - Доктор Паркер, сэр... - негромко постучал и вошел помощник. -  Есть
новости.
     Паркер негромко вздохнул. "Иду", - сказал он, последние  печальные  и
прекрасные звуки вырвались из-под длинных сильных пальцев, и он встал.

     "Ховкер" почти неслышно спускался с неба. Пилот выключил двигатели на
высоте в пять тысяч футов и скользил, не касаясь  дросселей.  Он  пролетел
над самой автостоянкой, над изгородью летного  поля  и  коснулся  земли  в
двадцати ярдах за полосатой  разметкой  начала  взлетно-посадочной  полосы
один-пять.  И  тут   же   максимально   включил   тормоза.   Один-пять   -
вспомогательная поперечная полоса, а у "Ховкера" пробег очень короткий,  и
на всем протяжении от "Спидберд 070", стоявшего  на  главной  полосе,  его
скрывали здания аэропорта.
     Пилот развернул "Ховкера" на  360  градусов  и  осторожно  вернул  на
полосу  пятнадцать;  двигатели  работали  лишь  настолько,  чтобы  самолет
двигался.
     - Отлично сделано, - похвалил Питер  Страйд,  сидевший  в  кресле  за
пилотом. Он был почти уверен, что в 070 никто не заметил их появления.
     - Нам приготовили щель, там можно будет  подключиться  к  магистрали,
это к северу... - Питер смолк, увидев, как работник аэропорта машет им; за
ними  виднелась  тесная  кучка  ожидающих  -  четыре  человека.   Трое   в
маскировочной одежде, а четвертый - в аккуратном синем мундире, в шапке  и
с золотыми нашивками старшего офицера южноафриканской полиции.
     Офицер в форме первым встретил Питера, когда тот спустился по трапу.
     - Принслоу. - Они обменялись рукопожатиями. - Генерал-лейтенант.
     По званию он старше Питера, но он не из армии, а из полиции.  Крепкий
человек,  в  очках  со  стальной  оправой,  чуть  полноватый,  не   моложе
пятидесяти пяти. Тяжелые черты лица, мясистые щеки и губы  -  такие  Питер
часто  видел  у  голландских  и  бельгийских  крестьян,  когда  служил   в
Голландии. Человек земной, суровый и консервативный.
     - Позвольте  представить  комманданта  Бунзайера.  -  "Коммандант"  -
армейское звание, равное полковнику. Этот моложе, но с такими  же  сильным
акцентом и тяжелыми чертами лица. Высокий, всего на дюйм ниже Питера.  Оба
южноафриканца выглядели подозрительно и недовольно, и причина этого  сразу
же стала ясна.
     - Мне сообщили, что я поступаю в ваше распоряжение, генерал, - и  тут
же оба офицера слегка изменили свое положение,  теперь  они  стояли  лицом
друг к другу, и Питер сразу понял, что не  вся  враждебность  нацелена  на
него. Здесь тоже существует вражда между армией и полицией - и Питер снова
подумал, как выгодно отличается в этом смысле "Атлас".
     Одна-единственная   четко   очерченная    линия    подчиненности    и
ответственности  совершенно  необходима.  Питер  вспомнил  перестрелку   в
аэропорту Ларнака между египетскими коммандос и национальными  гвардейцами
Кипра. Террористы остались совершенно невредимыми,  но  поле  было  усеяно
горящими обломками египетского транспортного самолета и десятками  мертвых
и умирающих египтян и киприотов.
     Первый принцип стратегии террористов - наносить удар в  таком  месте,
где скрещивается ответственность разных  государств.  "Атлас"  преодолевал
эту трудность.
     - Спасибо. - Без всякой рисовки  Питер  принял  командование.  -  Моя
боевая группа высадится через три часа. Разумеется, мы будем  использовать
силу только в крайнем случае,  но  если  до  этого  дойдет  дело,  я  буду
использовать исключительно персонал "Атласа". Хочу, чтобы вы поняли это  с
самого начала. - Он увидел, как разочарованно дернулся рот офицера.
     - Мои люди специально подготовлены...
     - Самолет английский, большинство заложников англичане и американцы -
это политическое решение, полковник. Но я приветствую вашу помощь в других
сферах, - тактично отверг его предложение Питер.
     - Прежде всего прошу вас  посоветовать,  где  можно  разместить  наше
оборудование для наблюдения. А потом мы вместе осмотрим местность.

     Питер без труда  подобрал  место  для  размещения  своего  передового
наблюдательного   пункта.   Кабинет   управляющего   службами   аэропорта,
просторная и скудно меблированная комната на третьем  здании  аэровокзала.
Из нее открывался вид на  всю  площадку  обслуживания  и  на  южную  часть
полосы, где стоял боинг".
     Когда отсюда удаляли служащих,  окна  оставили  открытыми,  и  менять
что-либо во внешнем виде помещения оказалось не нужно.
     Сверху нависал балкон для зрителей, он  затенял  кабинет,  и  никакой
наблюдатель, даже с помощью  сильной  оптики,  не  мог  заглянуть  внутрь.
Очевидно, похитители ожидают, что  за  ними  будут  наблюдать  сверху,  из
стеклянной  контрольной  башни.  Любое  преимущество,  пусть  даже   такое
незначительное, может оказаться важным.
     Оборудование для наблюдения компактное и легкое, телевизионные камеры
не больше восьмимиллиметровой модели для  домашнего  использования;  такую
камеру вместе с алюминиевым треножником человек может унести в одной руке.
Но камера давала электронное увеличение изображения  до  800-миллиметровой
фокусной  длины,  и  это  изображение  повторялось  на  командной  консоли
"Ховкера" и одновременно записывалось на видеоленту.
     Усилитель  звука  более  громоздкий,   но   тоже   легкий.   У   него
четырехфутовая   тарелка-антенна,   с   коллектором   звука   в    центре.
Телескопический прицел позволяет нацелить усилитель на  источник  звука  с
точностью снайперского ружья. Можно  направить  его  на  губы  человека  в
восьмиста ярдах и слышать нормальной громкости разговор на таком удалении;
звук также передавался в командную рубку и записывался на магнитофон.
     В кабинете разместились два связиста  Питера  с  достаточным  запасом
кофе и пончиков, а Питер в  сопровождении  южноафриканского  полковника  и
своего штаба отправился вверх, в стеклянную рубку контрольной башни.

     Из башни воздушного контроля открывался вид на все  летное  поле,  на
ангары и площадку обслуживания. Сейчас на ней были только военные.
     - Все входы  в  аэропорт  перекрыты.  Впускают  только  пассажиров  с
билетами и разрешением на вылет, никаких  любителей  ужасов;  используется
только северное крыло аэровокзала.
     Питер  кивнул  и  повернулся  к  старшему  диспетчеру.  "Как  дела  с
вылетами?"
     - Мы  отказали  в  разрешении  всем  частным  рейсам,  прилетающим  и
улетающим.  Все  местные  рейсы  перенесены  в  аэропорты   "Лансерия"   и
"Джермистон", сейчас  мы  принимаем  и  обслуживаем  только  международные
полеты по расписанию, но они отстают от расписания часа на три.
     - Не приближаются ли другие самолеты к 070?
     - К счастью, зал международных вылетов расположен дальше всех,  и  мы
не используем сейчас подъездные дорожки в  южной  части.  Как  видите,  мы
очистили всю область; кроме тех трех самолетов южноафриканских  авиалиний,
которые проходят осмотр и обслуживание,  никаких  самолетов  ближе  тысячи
ярдов нет.
     -  Возможно,  придется  остановить  все  движение,  если...  -  Питер
помолчал... - вернее, когда начнутся осложнения.
     - Хорошо, сэр.
     - А тем временем продолжайте действовать, как сейчас. - Питер  поднял
бинокль и снова очень тщательно осмотрел огромный "боинг".
     Он стоял отдельно,  молчаливый  и  внешне  безлюдный.  Яркая  веселая
раскраска придавала ему праздничный вид. Красные,  синие  и  белые  полосы
ярко сверкали на солнце высокого вельда. Самолет стоял боком  к  башне,  и
все его иллюминаторы и двери были закрыты.
     Питер  медленно  прошелся  взглядом  по  длинному  ряду  перплексовых
иллюминаторов вдоль всего фюзеляжа,  но  на  каждом  была  опущена  темная
штора, и круглые окна стали похожи на глаза мертвого насекомого.
     Питер перевел взгляд чуть выше -  на  ветровой  щит  и  боковые  окна
рубки. Они были завешены одеялами изнутри, не давая возможности увидеть ни
экипаж, ни похитителей - и не давая возможности выстрелить в  рубку,  хотя
расстояние от ближайшего угла аэровокзала не больше  четырехсот  ярдов.  С
новыми оптическими прицелами опытные снайперы "Тора" на  таком  расстоянии
могли послать пулю на выбор в любой глаз человека.
     По бетону рулевочной дорожки извивался  тонкий  черный  электрический
кабель, соединявший самолет с источником электроэнергии - длинная уязвимая
пуповина. Питер задумчиво рассматривал кабель, потом посмотрел  на  четыре
броневика. Озабоченно слегка наморщил лоб.
     - Полковник,  пожалуйста,  отзовите  эти  машины.  -  Он  пытался  не
говорить  раздраженно.  -  С  задраенными   башнями   там   ваши   экипажи
поджариваются, как рождественские гуси.
     - Генерал, я считаю своим долгом... - начал Бунзейер, и Питер опустил
бинокль и улыбнулся. Очаровательная дружеская  улыбка  застала  полковника
врасплох: до сих пор лицо Питера  оставалось  строгим  и  неулыбчивым.  Но
глаза его не улыбались, они ослепительно сверкали на его жестком лице.
     - Я  хочу  как  можно  больше  разрядить  атмосферу.  -  Небходимость
объяснять раздражала Питера, но он продолжал улыбаться.  -  Тот,  на  кого
нацелены четыре пушки, более склонен  к  жестоким  решениям  и  может  сам
спустить курок. Можете держать их поблизости на всякий случай, но  уберите
их из виду, и пусть ваши люди отдыхают.
     С недовольным видом полковник передал приказ по уоки-токи,  висевшему
у него на поясе, и броневики тут же ожили и медленно  скрылись  за  линией
ангаров. Питер без всяких угрызений совести продолжал:
     - Сколько людей вы развернули?  -  Он  указал  на  ряд  солдат  вдоль
наблюдательного балкона, а потом на головы у ангаров, заметные на  голубом
фоне африканского неба.
     - Двести тридцать человек.
     - Уберите их, - приказал Питер, -  и  пусть  находящиеся  в  самолете
увидят, что они уходят.
     - Всех? - недоверчиво.
     - Всех,  -  подтвердил  Питер,  и  улыбка  его  стала  волчьей,  -  и
побыстрее, полковник.
     Тот учился быстро, он сразу же поднес  уоки-токи  ко  рту.  Несколько
минут солдаты на балконе  строились,  потом  строем  ушли.  Над  парапетом
отчетливо видны были их стальные шлемы и стволы  оружия,  все  это  должны
были увидеть в "боинге".
     - Вы обращаетесь с этими людьми, с  этими  животными...  -  в  голосе
полковника звучал подавленный гнев, - ...слишком мягко...
     Питер прекрасно знал, что его ожидает.
     - Если вы будете продолжать размахивать пистолетом у них перед носом,
полковник, они  все  время  будут  настороже.  Пусть  немного  успокоятся,
расслабятся, почувствуют себя уверенней. - Он говорил, не опуская бинокль.
Солдатским  взглядом  подбирал  позиции  для  своих  четверых   снайперов.
Маловероятно, чтобы их можно  было  использовать  -  им  для  этого  нужно
одновременно уложить всех противников, -  но  можно  по  дренажной  канаве
подобраться вот к той небольшой постройке, где размещается один из радаров
и маяки срочной посадки. Постройка находится в тылу  противника.  Вряд  ли
похитители ожидают огня  с  этого  направления.  Пункт  за  пунктом  Питер
рассматривал диспозицию, записывал наблюдения в небольшой переплетенный  в
кожу блокнот, разглядывал крупномасштабную  карту  аэропорта,  рассчитывал
градиенты и углы полей  обстрела,  подыскивал  укрытия,  определял  "время
достижения цели", если боевая группа выйдет из ближайшего укрытия; пытался
найти новые решения, перехитрить врага,  по-прежнему  безликого  и  потому
бесконечно грозного.
     Потребовался час  напряженной  работы,  прежде  чем  он  почувствовал
удовлетворение. Теперь  он  может  сообщить  свое  решение  Колину  Ноблу,
приближающемуся на борту "Геркулеса", и через четыре  минуты  после  того,
как шасси самолета коснется земли,  все  его  люди,  с  их  разнообразными
талантами и мастерством, займут нужные позиции.
     Питер оторвался от карты и сунул блокнот в  нагрудный  карман.  Снова
внимательно оглядел  в  бинокль  молчаливый,  с  закрытыми  иллюминаторами
самолет - но на этот раз позволили себе роскошь эмоций.
     Он почувствовал, как из самых глубин  его  души  поднимаются  гнев  и
ненависть, как быстрее бежит кровь и напрягаются мышцы живота и бедер.
     Снова перед ними многоглавое чудовище. Оно скорчилось в засаде,  ждет
его, как не раз уже бывало в прошлом.
     Он неожиданно вспомнил осколки  стекла,  покрывавшие  булыжники  улиц
Белфаста, они сверкали, как алмазы, в свете дуговых ламп; вспомнил  густой
запах взрывчатки и крови.
     Вспомнил тело молодой женщины, лежащей в кювете перед  развороченными
внутренностями  фешенебельного  лондонского  ресторана.  Взрыв  раздел  ее
прекрасное  юное  тело,  оставив  на   нем   только   обрывки   кружевного
французского белья.
     Он  вспомнил  запах  семьи:  отец,  мать,  трое  маленьких  детей,  -
сгоревшей в своей машине, тела их потемнели и корчились в пламени,  словно
в жутком медленном балете. С этого дня Питер не мог есть жареную свинину.
     Вспомнил испуганные глаза ребенка, глядящие  сквозь  кровавую  маску;
рядом с  девочкой  ее  оторванная  рука,  и  бледные  пальцы  еще  сжимают
маленькую грязную тряпичную куклу.
     В его памяти мелькали эти  разрозненные  картины,  питая  ненавистью,
пока она не заполнила его всего, она жгла глаза, и ему  пришлось  опустить
бинокль и вытереть глаза тыльной стороной ладони.
     Это тот  самый  враг,  с  которым  он  уже  встречался,  но  инстинкт
предупреждал его, что с последней встречи враг стал  сильнее,  он  потерял
последние остатки сходства  с  человеком.  Питер  старался  сдержать  свою
ненависть, чтобы она не помешала  ему  рассуждать  здраво;  он  знал,  что
впереди трудные часы и дни. Но ненависть была слишком  сильна,  и  слишком
долго он ее сдерживал.
     Он услышал в этой ненависти вражеский голос; из ненависти  происходит
искаженная философия и чудовищные действия врага; опуститься до  ненависти
значит опуститься на дочеловеческий уровень. Но ненависть не уступала.
     Питер Страйд ясно сознавал, что это ненависть  не  только  к  ужасной
смерти и искалеченным телам,  которые  он  видел  в  прошлом.  Скорее  она
направлена на угрозу, которую представляет враг для  всего  общества,  для
цивилизованных   порядков   и   законов.   Если   этому   злу    позволить
восторжествовать, законы в будущем будут придумывать революционеры с диким
взглядом и с пистолетом в кулаке, миром станут править разрушители,  а  не
строители, и Питер Страйд ненавидел  такую  возможность  еще  больше,  чем
кровь и насилие, и ненависть  его  была  ненавистью  солдата.  Ибо  только
солдат знает, что такое ужасы войны.
     Солдатский инстинкт призывал его немедленно  выступить  и  уничтожить
врага, но ученый и философ  в  нем  предупреждал,  что  еще  не  время,  и
огромным усилием воли он сдержал свой инстинкт бойца.
     В то же время он понимал, что именно ради такого момента,  ради  этой
непосредственной встречи со злом он поставил под угрозу всю свою карьеру.
     Когда  ему  не  дали  возглавить  "Атлас"  и  вместо  него  назначили
политика, Питеру следовало бы отклонить назначение на меньшую должность  в
"Атласе". Перед  ним  открывались  другие  возможности,  но  он  предпочел
остаться со своим проектом - и надеялся, что никто не почувствовал глубину
его негодования. Бог свидетель, у Кингстона Паркера  не  было  с  тех  пор
оснований жаловаться. Никто в "Атласе" не работал напряженней, и  верность
Питера много раз была испытана.
     Теперь все это казалось оправданным: наступил момент,  ради  которого
Питер работал. Враг ждет  его  там,  на  горящем  бетоне  под  африканским
солнцем, не на мягком зеленом острове под дождем,  не  на  грязных  улицах
густонаселенного города - но это все тот же старый враг, и Питер знал, что
его время пришло.

     Когда Питер забрался в салон "Ховсера", ставший его штабквартирой,  и
сел в кожаное кресло, связисты уже установили контакт и на главном  экране
виден был Колин Нобл.  На  правом  верхнем  экране  помещалось  панорамное
изображение южной части главной полосы, в самом  центре  изображения,  как
орел в гнезде, сидел "боинг". На другом экране видна была  его  рубка  при
максимальном увеличении. Подробности были такими четкими, что Питер  легко
прочел на ярлычке имя изготовителя одеяла, закрывавшего окно.  На  третьем
экране - внутренности контрольной башни. На переднем  плане  диспетчеры  в
рубашках с короткими рукавами перед экранами  радаров,  а  за  ними  через
большие окна вид все на тот же "боинг". Камеры были установлены час  назад
в здании аэропорта. Еще один экран оставался темным. Знакомое  добродушное
лицо Колина Нобла заполнило главный экран.
     - Если бы у тебя была кавалерия, а не морская пехота, - сказал Питер,
- ты был бы здесь еще вчера...
     - Куда торопиться, приятель? Я вижу, пирушка еще не началась. - Колин
улыбнулся ему с экрана и отодвинул назад бейзбольную шапочку.
     - Ты чертовски прав, - согласился Питер. -  Мы  даже  не  знаем,  кто
организовал пирушку. Какова последняя оценка времени прибытия?
     - Мы нашли попутный ветер - час двадцать две минуты с этого  момента,
- ответил Колин.
     - Ну, хорошо, перейдем к делу, - сказал Питер и начал знакомить Нобла
со своими решениями, сверяясь с записями  в  блокноте.  Иногда  он  просил
операторов сменить кадр, и они  давали  по  его  указаниями  панораму  или
увеличение, показывали радарную станцию или вентиляторы служебного ангара,
за  которыми  Питер   решил   поместить   своих   снайперов.   Изображение
передавалось в просторный трюм  "Геркулеса",  чтобы  люди,  которые  будут
занимать ту или  иную  позицию,  могли  заранее  изучить  ее  и  тщательно
подготовиться. То же самое изображение через  спутник  передавалось,  лишь
слегка искаженное, на экране в центральном штабе "Атласа" в западном крыле
Пентагона. Обвиснув в кресле, как старый лев, Кингстон  Паркер  следил  за
каждым словом разговора; он оторвался только раз,  когда  помощник  принес
ему сообщения с телекса. И сразу приказал, чтобы его изображение  передали
Питеру.
     - Простите за вмешательство, Питер, но у нас есть полезные  сведения.
Предположив, что  боевая  группа  села  на  070  в  Моэ,  мы  связались  с
сейшельской полицией и попросили проверить  список  пассажиров.  Там  село
пятнадцать человек, десять из которых - жители Сейшел. Местный торговец  с
женой и восемь детей в возрасте от восьми до четырнадцати  лет.  Это  дети
служащих, нанятых правительством  Сейшел  для  работы  по  контракту;  они
возвращаются в свои школы к новому учебному году.
     Питер ощутил, как ужас наваливается на него огромной тяжестью.  Дети.
Почему-то юные  жизни  казались  более  важными  и  уязвимыми.  Но  Паркер
продолжал говорить, держа ленту телекса левой рукой,  а  правой  почесывая
шею черенком трубки.
     - Еще английский бизнесмен, компания "Шелл Ойл", он  хорошо  известен
на острове, и четыре туриста: американка, француз и два немца. Эти четверо
держались вместе, и таможенники и полицейские  их  хорошо  запомнили.  Две
женщины и двое мужчин, все молодые. Их зовут  Салли-Энн  Тейлор,  двадцати
пяти лет, американка; Хейди Хоттшаузер, двадцати четырех, и  Гюнтер  Ретц,
двадцати пяти, немцы, и Анри Ларусс, двадцати шести лет, француз.  Полиция
собрала сведения об этих четверых. Они провели две недели  в  отеле  "Риф"
вблизи Виктории, женщины в одном двухместном номере, мужчины -  в  другом.
Большую часть времени плавали и загорали - до  тех  пор,  пока  пять  дней
назад в порт Виктория не пришла небольшая океанская  яхта.  Тридцать  пять
футов, кругосветное плавание в одиночку, на  борту  находился  американец.
Четверка все время проводила на борту, и яхта отплыла за  двадцать  четыре
часа до отправления 070.
     - Если яхта доставила им вооружение  и  взрывчатку,  значит  операция
планировалась заблаговременно, - задумчиво сказал  Питер.  -  И  чертовски
хорошо планировалась.
     Он  снова  почувствовал  уколы  возбуждения,  фигура  врага  начинала
приобретать очертания, зверь становился яснее, но в то же время  уродливей
и отвратительней.
     - Вы пропустили их имена через компьютер? - спросил он.
     - Ничего, - кивнул Паркер. - Либо никаких  данных  о  них  нет,  либо
имена и паспорта поддельные...
     Он замолчал, так  как  на  экране,  изображающем  контрольную  башню,
началось какое-то передвижение; по  второму  микрофону  послышался  голос.
Голос  звучал  слишком  высоко,  и  техник  быстро  произвел   необходимые
приспособления. Голос  женский,  свежий,  чистый  молодой  голос,  говрила
женщина по-английский с еле заметным западно-американским акцентом.
     - Контроль Яна Смита,  говорит  офицер,  командующий  группой  "Армии
борьбы за права  человека",  которая  захватила  "Спидберд  070".  Примите
сообщение.
     - Контакт! - выдохнул Питер. - Наконец-то контакт!
     На малом экране Колин Нобл улыбнулся  и  искусно  перевел  сигару  из
одного угла рта в другой. "Пирушка начинается", - заявил он, но голос  его
прозвучал остро, как лезвие бритвы, и этого не мог скрыть веселый тон.

     Трое членов экипажа были удалены из  рубки  и  заняли  освободившиеся
места четверки.
     Ингрид  превратила  рубку  "боинга"   в   свой   штаб.   Она   быстро
просматривала груду паспортов,  отмечая  на  схеме  размещения  пассажиров
самолета имя и национальность каждого.
     Дверь в  кухню  оставалась  открытой,  и,  если  не  считать  гудения
кондиционеров, в  большом  самолете  было  совершенно  тихо.  Разговоры  в
салонах были запрещены,  а  по  проходам  непрерывно  ходили  коммандос  в
красных рубашках, чтобы поддерживать этот запрет.
     Установили также распорядок  пользования  туалетом:  пассажир  должен
вернуться на свое место, прежде чем другому позволено будет встать.  Двери
туалета должны все время оставаться открытыми, так чтобы коммандос  видели
вошедшего туда.
     Несмотря на тишину, в самолете царила напряженная атмосфера. Мало кто
из пассажиров спал - в  основном  дети,  остальные  сидели  неподвижно,  с
напряженными осунувшимися лицами - со смесью ненависти и страха следили за
своими похитителями.
     В рубку вошел Анри, француз.
     - Отводят броневики, - сказал он. Стройный,  с  очень  юным  лицом  и
мечтательными глазами поэта. Он отрастил провисшие  светлые  усы,  которые
казались неуместными у него на лице.
     Ингрид взглянула на  него.  "Ты  очень  нервничаешь,  cheri  [Дорогой
(фр.)]. - Она покачала головой. - Все будет в порядке".
     - Я не нервничаю, - напряженно ответил он.
     Она добродушно усмехнулась и погладила его по щеке. "Я не хотела тебя
обидеть. - Она притянула к себе его лицо и  поцеловала,  глубоко  просунув
язык ему в рот.  -  Ты  доказал  свою  храбрость  -  часто  доказывал",  -
прошептала она.
     Он со стуком опустил пистолет на стол и потянулся к ней. Три  верхние
пуговицы  ее  красной  хлопчатобумажной  кофты  были  расстегнуты,  и  она
позволила ему просунуть руку и нащупать ее груди.
     Тяжелые и круглые груди; он задышал  тяжело,  касаясь  сосков.  Соски
сразу напряглись, но когда он свободной рукой потянулся к молнии ее  брюк,
она грубо оттолкнула его.
     - Позже, - резко сказала  она,  -  когда  все  будет  кончено.  -  И,
наклонившись вперед,  приподняла  краешек  одеяла,  закрывавшего  ветровое
стекло рубки. Солнце светило очень ярко, но ее глаза  быстро  привыкли,  и
она увидела ряд голов в  шлемах  над  парапетом  обсервационного  балкона.
Значит, войска тоже убирают. Пора начинать переговоры - но она позволит им
еще немного покипеть в собственном соку.
     Она встала, застегнула пуговицы кофты, поправила на шее  фотоаппарат,
еще немного задержалась  у  выхода,  поправляя  светлую  массу  золотистых
волос, - потом медленно прошла по  всему  проходу,  останавливаясь,  чтобы
поправить  одеяло  на  спящем  ребенке,   внимательно   выслушать   жалобы
беременной жены техасского нейрохирурга.
     - Вас и детей первыми выпустят с самолета, я вам обещаю.
     Дойдя до лежащего бортинженера, она наклонилась к нему.
     - Как он?
     - Сейчас спит. Я сделал ему укол морфия, - ответил толстый  маленький
врач, не глядя на нее, чтобы она  не  увидела  ненависть  в  его  взгляде.
Раненая рука была поднята, чтобы остановить кровотечение,  она  неподвижно
торчала в коконе из повязок. Казалась странной короткой, и на белых бинтах
алела просочившаяся кровь.
     - Вы хорошо действуете, - она коснулась его руки.  -  Спасибо.  -  Он
удивленно взглянул на нее, и  она  улыбнулась  -  такой  сверкающей  милой
улыбкой, что он начал оттаивать.
     - Это ваша жена? - негромко, так, чтобы слышал  только  он,  спросила
Ингрид, и он кивнул, глянув на пухлую маленькую еврейку в соседнем кресле.
- Я постараюсь, чтобы она была в числе первых, кто выйдет  с  самолета,  -
пообещала она, и его благодарность  была  трогательной.  Ингрид  встала  и
двинулась дальше.
     Рыжеволосый  немец  стоял  в  начале  туристского  салона,  рядом   с
занавесом второй кухни. У него напряженное осунувшееся  лицо  религиозного
фанатика, темные горящие глаза и черные длинные, до  плеч,  волосы.  Из-за
шрама поперек верхней губы казалось, что он постоянно улыбается.
     - Курт, все в порядке? - спросила Ингрид по-немецки.
     - Жалуются на голод.
     - Покормим через два часа - но не так много, как они ожидают, - и она
презрительным взглядом обвела салон. - Толстые, - негромко сказала она,  -
большие толстые буржуазные свиньи. - Она прошла за занавес  и  приглашающе
взглянула на Курта. Тот сразу прошел туда, задернув за собой занавес.
     - Где Карен? - спросила Ингрид, пока он расстегивал  пояс.  Ей  очень
это нужно, возбуждение и кровь воспламенили ее.
     - Отдыхает - в конце салона.
     Ингрид расстегнула пуговицу шорт и  потянула  вниз  молнию.  "Хорошо,
Курт, - хрипло сказала она, - но быстро, очень быстро".

     Ингрид сидела на  месте  бортинженера,  за  ней  стояла  темноволосая
девушка. Поверх красной кофты на ней был надет патронташ, а на берде висел
большой уродливый пистолет.
     Ингрид поднесла микрофон ко рту и заговорила,  одновременно  пальцами
другой руки расчесывая золотистую путаницу своих прядей.
     -  ...Сто  девяносто  восемь  граждан  Британии.  Сто   сорок   шесть
американцев... - Она читала список заложников. - На борту сто двадцать две
женщины и двадцать шесть детей  в  возрасте  до  шестнадцати  лет.  -  Она
говорила уже около пяти минут, но вот смолкла, поерзала в кресле  и  через
плечо  улыбнулась  Карен.  Темноволосая  девушка  ответила  ей  улыбкой  и
протянула свою узкую руку, чтобы погладить Ингрид по голове.
     - Мы записали ваше сообщение.
     - Зовите меня Ингрид. - Она улыбалась в микрофон, и улыбка  ее  стала
злой. Наступило молчание, диспетчер в башне приходил в себя от шока.
     - Принято, Ингрид. Есть у вас еще сообщения для нас?
     - Есть,  контроль.  Поскольку  самолет  английский  и  свыше  трехсот
пассажиров англичане и американцы, мне нужен представитель посольств  этих
стран. В течение двух часов он долен выслушать  мои  условия  освобождения
пассажиров.
     - Не прерывайте связь, Ингрид. Мы вернемся,  как  только  свяжемся  с
послами.
     - Не шутите со мной, конроль, -  хлестнул  голос  Ингрид.  -  Мы  оба
прекрасно знаем, что они сейчас дышат вам в шею. Передайте, что мне  нужен
человек через два  часа  -  иначе  я  вынуждена  буду  прикончить  первого
заложника.

     Питер Страйд разделся до купальных  плавок,  на  ногах  у  него  были
только матерчатые тапочки. Ингрид настаивала на личной  встрече,  и  Питер
приветствовал возможность приблизиться к противнику.
     - Мы будем прикрывать каждый дюйм твоего пути туда и назад, -  сказал
Колин Нобл Питеру, суетясь вокруг него, как  тренер  возле  боксера  перед
гонгом. - Я лично подбирал стрелков.
     Снайперы   были   вооружены   специальными   изготовленными   вручную
"магнумами" 0.222с  подогнанными  стволами,  которые  стреляли  маленькими
легкими  пулями,  обладающими  огромной  скоростью  и  убойной  силой.   И
боеприпасы соответствовали ружьям:  каждый  патрон  изготовлен  вручную  и
отполирован.   Ружья   снабжены   обычными   оптическими    прицелами    и
телескопическими прицелами инфракрасного видения, что делало их  одинаково
смертоносными и днем, и ночью. Траектория пули  на  расстоянии  в  семьсот
футов оставалась чистой и плоской. Превосходно  сделанное  оружие,  точные
машины, которые уменьшают опасность для заложников и  случайных  зрителей.
Легкая пуля с свирепой силой валит на землю человека, как будто его ударил
напавший носорог, но застрянет в его теле и не убьет того,  кто  стоит  за
ним.
     - Ты уже весь в мыле, - хмыкнул Питер. - Они собираются говорить,  не
стрелять - пока.
     - Эта женщина... - предупредил Колин-... вот кто опасен.
     - Гораздо важнее ружей камеры и звукооборудование.
     - Я уже прошелся и пнул несколько задниц. У  тебя  будут  съемки,  за
которые сможешь получить "Оскара" - даю личную гарантию. - Колин  взглянул
на свои часы. - Пора идти. Не заставляй леди ждать. - Он слегка сжал плечо
Питера. - Держись спокойно, - сказал он, и Питер вышел на солнечный  свет,
подняв обе руки над плечами, раскрыв ладони, растопырив пальцы.
     Тишина давила, как и сухая жара, но  это  сделано  специально.  Питер
остановил все движение, приказал выключить  машины  и  механизмы  на  всей
площади  обслуживания.  Он  не  хотел  никаких  помех   своему   звуковому
оборудованию.
     Слышался только звук его собственных шагов, он шел быстро, но это был
самый долгий переход в его жизни, и чем ближе он подходил к самолету,  тем
больше тот возвышался над ним. Питер понимал, что его заставили  раздеться
почти догола не только, чтобы не дать спрятать оружие, но и поставить  его
в невыгодное положение, чувствовать себя уязвимым. Старый трюк  -  гестапо
всегда раздевало пленных перед допросом, поэтому Питер  держался  прямо  и
вызывающе, довольный тем, что тело у него худое и крепкое, а мышцы  как  у
спортсмена. Не хотел бы он, чтобы эти четыреста ярдов  проходил  старик  с
большим животом и отвислыми грудями.
     Он прошел полпути, когда передняя дверь, сразу за рубкой,  откинулась
назад, и в квадратном отверстии появилось  несколько  фигур.  Питер  сузил
глаза: два человека в форме, нет, три - форма  английских  авиалиний,  два
пилота, между ними стройная фигура стюардессы.
     Они стояли плечом к плечу, но за  ними  он  видел  еще  одну  голову,
светловолосую, однако освещение и угол осмотра были против него.
     Подойдя ближе, он увидел, что  у  старшего  пилота,  который  справа,
седые волосы,  круглое  румяное  лицо  -  это  Уоткинс,  капитан.  Хороший
человек, Питер изучал его служебное досье. Он не стал разглядывать второго
пилота и стюардессу, а все свое внимание обратил на того, кто за ними,  но
только когда он встал непосредственно под открытым  люком,  он  смог  ясно
увидеть лицо.
     Питера  поразила  красота  этой  золотой  головы,   гладкая   молодая
загорелая кожа и потрясающая  невинность  широко  расставленных  спокойных
голубых глаз - в первое мгновение он не поверил, что она из числа  бойцов,
но тут она заговорила.
     - Я Ингрид, - сказала она. И он подумал,  что  самые  красивые  цветы
бывают ядовитыми.
     -   Я   полномочный   представитель   английского   и   американского
правительств, - ответил он и  перевел  взгляд  на  мясистое  красное  лицо
Уоткинса. - Сколько на борту похитителей?
     - Никаких вопросов! - яростно рявкнула Ингрид, и  Сирил  Уоткинс,  не
меняя выражения лица, вытянул вниз четыре пальца правой руки за бедром.
     Это было очень важное подтверждение того, что они уже заподозрили,  и
Питер почувствовал прилив благодарности к пилоту.
     - Прежде чем мы обсудим ваши условия, из чистой человечности я  хотел
бы обеспечить благополучие заложников.
     - О них хорошо заботятся.
     - Нужна ли вам пища или питьевая вода?
     Девушка откинула голову и рассмеялась.
     - Чтобы вы начинили их слабительным - и мы сидели бы в дерьме? Хотите
нас выгнать вонью?
     Питер не стал настаивать. Врач  уже  подготовил  судки  с  начиненной
едой.
     - У вас на борту раненый?
     - Никаких раненых на борту  нет,  -  резко  ответила  девушка,  сразу
перестав смеяться, но Уоткинс сложил большой и указательный палец кольцом,
тем самым противореча ей, и Питер заметил след высохшей крови  на  рукавах
его белой рубашки. - Достаточно, - предупредила Ингрид Питера. -  Если  вы
зададите еще один вопрос, переговоры прервутся.
     - Хорошо, - сразу согласился Питер. - Больше никаких вопросов.
     -   Цель   нашей   группы   -   свержение    жестокого    фашистского
неоимпериалистического бесчеловечного режима, который держит эту страну  в
рабстве  и  нищете,  отказывая  большинству  населения  и  пролетариату  в
основных человеческих правах.
     "А вот это, - с горечью подумал Питер, - хотя  и  выражено  на  языке
левых безумцев, самое плохое, что могло быть". Миллионы людей во всем мире
тут же испытают  симпатию  к  похитителям,  и  работа  Питера  станет  еще
труднее. Похитители избрали уязвимую цель.
     Девушка  продолжала  говорить  -  напряженно,  почти  с   религиозной
страстью, и, слушая ее, Питер  все  более  уверялся,  что  эта  девушка  -
фанатик, и лишь тонкая нить отделяет ее фанатизм от безумия. Голос ее стал
резким, она выкрикивала свои обвинения и проклятия, и, когда она  кончила,
он знал: она способна на все, никакая жестокость, никакая  низость  ее  не
отпугнут. Она не остновится даже перед самоубийством,  уничтожив  "боинг",
его пассажиров и самое себя; он  подозревал,  что  она  даже  приветствует
возможность самопожертвования,  и  почувствовал,  как  холодок  прошел  по
спине.
     Теперь они молчали, глядя друг на друга, лихорадка фанатизма оставила
лицо девушки, она восстановила дыхание, а Питер  ждал,  борясь  со  своими
дурными  предчувствиями,  ждал,  пока  она   окончательно   успокоится   и
продолжит.
     - Первое наше  требование,  -  девушка  успокоилась  и  проницательно
смотрела на Питера, - первое наше требование - это заявление  должно  быть
передано по всем телепрограммам Англии и Соединенных Штатов,  а  также  по
местным телеканалам. - Питер почувствовал, как  его  обычная  ненависть  к
этому ящику перекрывает все  остальные  чувства.  Эта  опустошающая  разум
электронная подмена мыслей, это смертоносное изобретение,  предназначенное
для обработки и навязывания мнений. Он ненавидел его почти так же  сильно,
как и насилие, которое телевизор так легко поставляет в каждый дом. -  Оно
должно быть передано в девятнадцать часов местного времени в Лос Анжелесе,
Нью-Йорке, Лондоне и Йоханнесбурге... -  Лучшее  время,  конечно,  и  масс
медиа ухватятся за новость, потому что это их еда  и  питье  -  порнографы
насилия!
     Высоко над ним в открытом люке девушка махнула толстым  светло-желтым
конвертом.
     - Здесь текст заявления  для  передачи,  а  также  список  имен.  Сто
двадцать девять имен.  Все  эти  люди  арестованы  чудовищным  полицейским
режимом. В этом списке подлинные руководители Южной Африки. - Она  бросила
конверт, и он упал у ног Питера.
     - Второе наше требование - все указанные в этом  списке  должны  быть
посажены на самолет, предоставленный правительством Южной Африки. На борту
того же самолета  следует  доставить  один  миллион  золотых  крюгеровских
рандов, предоставленных тем же правительством. Самолет полетит  в  страну,
которую изберут  освобожденные  политические  предводители.  Золото  будет
использовано для создания правительства в изгнании, пока подлинные  лидеры
местного населения не смогут вернуться на родину.
     Питер наклонился  и  поднял  конверт.  Он  быстро  подсчитывал.  Один
крюгеровский ранд стоит  по  меньшей  мере  170  долларов.  Следовательно,
требуется выкуп по меньшей мере в сто семьдесят миллионов долларов.
     Посчитал он и другое.
     - Миллион крюгеров весит свыше сорока тонн, - сказал  он  девушке.  -
Как это можно поместить в самолет?
     Девушка запнулась. Для Питера было слабым утешением, что все-таки  не
все так тщательно продумано. Впрочем, если они  допустили  одну  небольшую
ошибку, могли допустить и другие.
     -  Правительство  предоставит  достаточно  транспорта  для  золота  и
арестованных, - резко сказала девушка. Ее колебание было недолгим.
     - Это все? - спросил Питер; солнце жгло его обнаженную кожу, холодные
капли пота бежали по бокам. Он не думал, что будет так плохо.
     - Самолет должен вылететь завтра до полудня, - или  мы  начнем  казнь
заложников.  -  Питер  почувствовал  волну   ужаса.   -   Казнь.   -   Она
воспользовалась этим словом законников, и он понял, что она выполнит  свое
обещание.
     - Когда самолет в заключенными прибудет в избранное  его  пассажирами
место назначения, нам будет послан  заранее  обусловленный  сигнал,  и  мы
немедленно освободим всех детей и женщин.
     - А мужчин? - спросил Питер.
     - В понедельник шестого - через  три  дня  -  Генеральной  Ассамблеей
Оргиназации Объединенных Наций в Нью-Йорке должна быть принята  резолюция.
В ней должны быть объявлены обязательные для всех экономические санкции по
отношению к Южной Африке, полное нефтяное и торговое эмбарго,  прекращение
всех транспортных и  коммуникационных  связей,  блокада  границ  и  портов
миротворческими силами  ООН.  Должны  быть  проведены  всеобщие  свободные
выборы под наблюдением инспекторов ООН...
     Питер пытался мысленно опередить  требования  девушки.  Он,  конечно,
знал о проекте этой резолюции - ее предложили Шри Ланка и Танзания.  Совет
Безопасности ее отклонит. Это несомненно, но расчет времени для выдвижения
требований вызывал новые и очень пугающие соображения. Зверь снова  сменил
обличье, и то, что Питер услышал, вызывало у него  тошноту.  Нет  никакого
сомнения в том, что не случайно захват самолета произошел  через  три  дня
после выдвижения резолюции. Выводы  из  этого  слишком  ужасны,  чтобы  их
обдумывать. Попустительство - если не  прямое  соучастие  -  руководителей
правительств разных стран в стратегии террора.
     Девушка снова заговорила.
     - Если какой-либо член Совета Безопасности ООН -  Сша,  Британия  или
Франция - использует свое право вето, чтобы отклонить резолюцию, самолет и
все его пассажиры будут взорваны.
     Питер потерял дар речи. Он стоял, глядя на  прекрасную  светловолосую
девочку - она казалась девочкой, такой молодой и свежей.
     Когда дар речи вернулся к нему, он прохрипел:
     - Не думаю, чтобы у вас на борту было  достаточно  взрывчатки,  чтобы
осуществить эту угрозу.
     Блондинка  сказала  что-то  человеку,  стоявшему  за  ней,  и   через
несколько мгновений бросила к ногам Питера темный круглый предмет.
     - Ловите! - крикнула она, и Питер удивился  тяжести  этого  предмета.
Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы он узнал его.
     - Управляется электроникой! - Девушка рассмеялась. - И у нас  их  так
много, что я могу дать вам образец.
     Пилот, Сирил Уоткинс, пытался сообщить что-то, он касался  груди,  но
Питера занимала взрывчатка, которую  он  держал  в  руках.  Он  знал,  что
достаточно одной такой гранаты,  чтобы  уничтожить  весь  "боинг"  и  всех
находящихся на борту.
     Что пытается сообщить ему Уоткинс?  Тот  снова  коснулся  своей  шеи.
Питер обратил внимание на шею девушки. На шее у нее маленький фотоаппарат.
Что-то связывает этот аппарат  с  гранатами?  Это  пытается  сообщить  ему
пилот?
     Но вот девушка заговорила снова.
     - Отнесите это своим хозяевам, и пусть они  трепещут.  Их  ждет  гнев
масс. Революция пришла, - сказала она, и дверь самолета  закрылась.  Питер
услышал щелчок замка.
     Он повернулся и начал долгий путь назад, держа в одной руке  конверт,
в другой гранату. Внутренности у него переворачивало.

     Угловатая фигура Колина Нобла почти заполняла вход в рубку "Ховкера",
и на этот раз на лице у него серьезное выражение и ни следа смеха в глазах
или углах широкого дружелюбного рта.
     - На экране доктор Паркер, - сказал Колин Питеру,  который  торопливо
застегнул комбинезон и направился в командную рубку. - Мы записали  каждое
слово, и он присутствовал при этой сцене.
     - Боже, дело плохо, Колин, - проговорил Питер.
     - Это хорошая новость, - ответил Колин. - Когда закончишь с Паркером,
я сообщу тебе плохую.
     - Спасибо,  приятель.  -  Питер  протиснулся  мимо  него  в  рубку  и
опустился в кожаное кресло командира.
     На  экране  Кингстон  Паркер  сидел  за  своим  столом,  просматривая
распечатку разговора Питера с Ингрид, в зубах у него погасшая  трубка,  на
широком лбу морщины: он изучал требования террористов.
     Паркера предупредил голос связиста:
     - Генерал Страйд, сэр. - Паркер поднял голову и посмотрел в камеру.
     - Питер. Мы с  вами  наедине.  Я  перекрыл  все  остальные  связи,  а
единственную запись мы затребуем.  Я  хочу  узнать  вашу  первую  реакцию,
прежде чем связываться с сэром Уильямом и Констеблом... - Сэр Уильям Дэвис
- английский посол, а Келли Контебл - посол США в Южной Африке.
     - Мне нужна ваша первая непосредственная реакция.
     - У нас серьезные неприятности, сэр, - сказал Питер, и большая голова
кивнула.
     - Мои специалисты  по  оружию  занимаются  сейчас  гранатой,  но  нет
никаких сомнений, что у них физическая способность уничтожить 070 и  всех,
кто на борту. Мне кажется, они могут сделать это не один, а много раз.
     - А психологическая способность?
     - По моему мнению, она последовательница Бакунина и Жана-Поля Сартра.
     Паркер снова тяжело кивнул, и Питер продолжил:
     - Вера анархистов в уничтожение как единственный созидательный акт, в
то, что в насилии человек воссоздает себя. Вы помните слова Сартра:  когда
революционер убивает, умирает тиран и рождается свободный человек.
     - Пойдет ли она этим путем? - настаивал Паркер.
     - Да, сэр, - без колебаний ответил Питер.  -  Если  ее  прижать,  она
пойдет на любую крайность - вы знаете это способ мышления. Если разрушение
прекрасно, самоуночтожение дает  бессмертие.  По-моему,  она  пойдет  этим
путем.
     Паркер вздохнул и постучал черенком трубки по большим белым зубам.
     - Да, это совпадает с нашими данными о ней.
     - Вы разыскали данные? - сразу спросил Питер.
     - У нас оказалась первоклассная запись голоса, и компьютер сопоставил
с ее изображением.
     - Кто она? - нетерпеливо прервал Питер; ему не нужно напоминать,  что
увеличенное изображение и  запись  голоса  немедленно  были  отправлены  в
компьютеры разведки, как только она начала высказывать свои требования.
     - Ее настоящее имя Хильда Бекер. Она американка третьего поколения  -
немецкого происхождения. Отец ее преуспевающий дантист, он овдовел в  1959
году. Ей тридцать один год... - Питер считал ее  моложе,  обманула  свежая
чистая кожа, - коэффициент  интеллекта  138.  Колумбийский  университет  в
1965-68 годах. Магистерская степень в  современной  политической  истории.
Член СДО - это "Студенты за демократическое общество".
     - Да, - нетерпеливо сказал Питер, - знаю.
     -  Активистка  антивоенных  действий  во  время  войны  во  Вьетнаме.
Работала над планом переправки обвиняемых в Канаду. Один арест в 1967 году
за  хранение  марихуаны,  осуждена  не  была.  Руководила  беспорядками  в
кампусах в 1968. Арестована за изготовление бомбы в университете  Батлера.
Освобождена.  В  1970  покинула  Америку  для  продолжения  образования  в
Дюссельдорфе. Докторское звание в политэкономии в 1972. Известны ее  связи
с Гудрун  Энслин  и  Хорстом  Малером  из  группы  Баадера-Мейнхоф.  После
обвинения  в  причастности  к  похищению  и  убийству   Генриха   Кохлера,
западногерманского промышленника, ушла в подполье... - Ее биография  почти
классический пример формирования  современного  революционера,  с  горечью
подумал Питер, прекрасное  изображение  зверя.  -  Считается,  что  прошла
подготовку в лагерях ООП в Сирии в 1976 или  1977.  С  тех  пор  очевидных
контактов нет. Принимает наркотики на основе конопли, известна  ненасытной
сексуальной активностью по отношению к  обоим  полам...  -  Паркер  поднял
голову. - Это все, что у нас есть.
     - Да, - негромко повторил Питер, - она пойдет до конца.
     - Каковы ваши предположения на дальнейшее?
     - Я считаю,  что  операция  организована  на  очень  высоком  уровне,
возможно, правительственном...
     - Доказательства! - рявкнул Паркер.
     - На  это  указывает  совпадение  во  времени  с  резолюцией  в  ОНН,
предложенной несколькими государствами.
     - Хорошо, продолжайте.
     -  Впервые  перед  нами  прекрасно  организованный   и   пользующийся
серьезной поддержкой акт, не направленный на какую-то тайную  партизанскую
цель.  Нам  предъявили  требования,  по  поводу  которых   сто   миллионов
американцев и пятьдесят  миллионов  англичан  скажут:  "Черт  возьми,  это
разумно!"
     - Продолжайте, - сказал Паркер.
     - Бойцы выбрали легкую цель - парию западной  цивилизации.  Резолюция
получит сотню голосов, а миллионы американцев  и  англичан  спросят  себя,
должны ли они жертвовать четырьмя сотнями жизней своих наиболее  достойных
граждан для поддержки правительства, политику которого они ненавидят.
     - Да? - Паркер наклонился над столом и внимательно смотрел на  экран.
- Вы думаете, они пойдут на сделку?
     - Бойцы? Могут. - Питер  помолчал  немного,  потом  продолжил:  -  Вы
знаете мои взгляды, сэр. Я вообще против переговоров с этими людьми.
     - Даже в таких обстоятельствах? - спросил Паркер.
     - Особенно в таких обстоятельствах.  Мои  взгляды  на  политику  этой
страны совпадают  с  вашими,  доктор  Паркер.  Это  испытание.  Какими  бы
справедливыми ни казались нам  требования,  мы  должны  сопротивляться  до
самой смерти манере, в которой они  предъявлены.  Если  эти  люди  одержат
победу, мы подвергаем опасности все человечество.
     -  Какова  ваша  оценка  возможности  успешного  противодействия?   -
неожиданно спросил Паркер, и хотя он понимал, что этот вопрос будет задан,
Питер некоторое время колебался.
     - Полчаса  назад  я  поставил  бы  десять  против  одного,  что  могу
осуществить состояние "Дельта" с жертвами только среди захватчиков.
     - А теперь?
     - Теперь я знаю, что  это  не  опьяневшие  фанатики.  Они,  вероятно,
подготовлены и вооружены не хуже нас, а операция готовилась годами.
     - Каковы же наши возможности?
     - Я сказал бы, что промежуточного положения  нет.  Если  мы  потерпим
неудачу, получим ситуацию со ста процентами жертв. Погибнут все на борту и
вся команда "Тора", участвующая в действиях.
     -  Хорошо,  Питер.  -  Паркер  откинулся  в  кресле,  это  был  жест,
обозначающий   конец   разговора.   -   Я   поговорю   с   президентом   и
премьер-министром, они  поддерживают  со  мной  связь.  Потом  поставлю  в
известность послов и в течение часа вернусь к вам.
     Экран  опустел,  и  Питер  почувствовал,  что  сумел  подавить   свою
ненависть. Он был холоден и готов к эффективным действиям,  как  скальпель
хирурга. Готов к  работе,  для  которой  так  тщательно  тренировался;  он
способен хдаднокровно оценивать свои шансы на успех и поражение.
     Он нажал кнопку вызова. Колин ждал за звуконепроницаемой переборкой в
командной рубке, он появился немедленно.
     - Парни разобрали гранату. Первый сорт. Предположительно,  взрывчатка
новейшего  советского  производства,  граната   фабричного   изготовления.
Профессиональное оружие - и оно сработает. Да, парень, сработает.
     Питер едва ли нуждался в этом  подтверждении,  а  Колин,  усевшись  в
кресло против Питера, продолжал:
     -  Мы  пропустили  запись  через  телепринтер  Вашингтона...   -   Он
наклонился и проговорил в микрофон: - Пустите запись, вначале без звука. -
И мрачно сказал Питеру: - Это дурная новость, которую я пообещал.
     На центральном экране пошла запись. Она  была  сделана  из  кабинета,
выходящего на площадку обслуживания.
     Изображение "боинга",  задний  план  искажен  увеличением  и  волнами
нагретого воздуха, поднимающимися с раскаленного бетона.
     На переднем плане обнаженные плечи и торс самого Питера,  он  идет  к
самолету. Изображение замедленное, так что Питер  почти  не  сдвигается  с
места.
     Неожиданно начала отодвигаться передняя дверь  самолета,  и  оператор
мгновенно еще больше увеличил изображение.
     Показались два пилота и стюардесса, камера дала несколько  кадров,  и
изображение опять увеличилось. Объектив  быстро  приспособился  к  темноте
внутри, показалась прекрасная голова блондинки, но вот эта  голова  слегка
повернулась, и милые губы шевельнулись: девушка что-то сказала - как будто
два слова, прежде чем снова повернуться лицом к камере.
     - Ну, хорошо, - сказал Колин. - Пропустите снова, с  обычной  записью
звука.
     Снова  пошла  запись,  открылась  дверь,  показались  три  заложника,
повернулась золотая голова, и послышались слова Ингрид: "Нет  слайда",  но
на фоне сильного треска и шипения.
     - Нет слайда? - переспросил Питер.
     - Пустите снова и пропустите звук через фильтр, - приказал Колин.
     То же самое изображение на экране, поворачивается золотая  голова  на
длинной шее.
     - Это слайд. - Питер не вполне был уверен, что расслышал верно.
     - Хорошо, - сказал Колин  технику.  -  Пустите  снова  с  резонансной
модуляцией.
     Снова то же изображение,  голова  девушки,  полные  губы  раскрылись,
девушка сказала кому-то невидимому в самолете.
     Теперь слышалось ясно и четко. Она сказала: "Это  Страйд".  И  Питеру
показалось, что его ударили кулаком в живот.
     - Она тебя узнала, - сказал Колин. - Нет, дьявольщина,  она  ожидала,
что это будешь ты!
     Мужчины смотрели друг на  друга,  на  красивом  жестком  лице  Питера
выражение дурного предчувствия. "Атлас"  -  одна  из  самых  засекреченных
организаций.  Только  двадцать  человек  за  его  пределами  знали  о  его
существовании. Один из них  -  президент  США,  другой  -  премьер-министр
Великобритании.
     Несомненно, только четыре  или  пять  человек  знали,  кто  командует
отрядом "Тор" в "Атласе". И тем не менее нельзя было  ошибиться  в  словах
девушки.
     - Пропустите снова, - резко приказал Питер.
     Они напряженно ждали этих двух  слов,  и  вот  их  произносит  свежий
молодой голос.
     - Это Страйд, - сказала Ингрид, и экран потемнел.
     Питер пальцами помассировал закрытые веки.  С  легким  удивлением  он
понял, что не спал уже сорок восемь часов, но его беспокоила не физическая
усталость, но неожиданное ясное сознание предательства и неслыханного зла.
     - Кто-то выдал "Атлас", - негромко сказал Колин. - Какой-то  подонок.
Теперь они должны все о нас знать.
     Питер опустил руку и открыл глаза.
     - Я должен снова поговорить с Кингстоном Паркером, - сказал он.
     Паркер на экране казался рассерженным и возбужденным.
     - Вы прервали президента!
     -  Доктор  Паркер,  -  спокойно  сказал   Питер,   -   обстоятельства
изменились. По моему мнению,  вероятность  успешного  проведения  "Дельты"
значительно уменьшилась. Теперь шансы по крайней мере равные.
     - Понятно. -  Паркер  сдержал  свой  гнев.  -  Это  важно.  Я  сообщу
президенту.

     Уборные к этому времени заполнились, полны и чашки унитазов. Несмотря
на кондиционеры, вонь пропитала все в салонах.
     При строгом распределении  и  ограничении  пищи  и  воды  большинство
пассажиров впало в оцепенение или страдало от голода, дети капризничали  и
плакали.
     Ужасное напряжение начинало сказываться и на похитителях.  Они  несли
буквально непрерывную вахту, четыре часа беспокойного отдыха, потом четыре
часа бдительности и действий. Красные хлопчатобумажные рубашки помялись  и
потемнели от пота под мышками, пота  нервного  и  физического  напряжения,
глаза налились кровью, характер ухудшился.
     Перед самой полуночью темноволосая девушка Карен сорвалась -  пожилой
пассажир не сразу  подчинился  ее  требованию  вернуться  на  место  после
пользования туалетом. Она привела себя в сотояние  истерического  гнева  и
несколько раз ударила старика по лицу рукоятью  револьвера,  рассекла  ему
щеку до кости. Только Ингрид смогла успокоить ее, увела в завешенную кухню
туристского салона, ласкала и обнимала.
     - Все будет в порядке, Liebchen - Она погладила ей волосы. - Надо еще
немного потерпеть. Ты такая сильная. Еще  несколько  часов,  и  мы  примем
пилюли. Уже скоро. - И в течение нескольких часов Карен  сдерживала  дрожь
рук  и,  хотя  была  бледна,  смогла  снова  занять  свое  место  в  конце
туристского салона.
     Казалось,  силы  Ингрид  не  имеют  предела.   Ночью   она   медленно
расхаживала по проходу, негромко разговаривала с теми пассажирами, кто  не
мог уснуть, успокаивала их обещанием немедленного освобождения.
     - Завтра утром мы получим ответ на свои требования, и все  женщины  и
дети будут освобождены - все будет в порядке. Подождите немного и увидите.
     Вскоре после полуночи к ней в рубке обратился полный маленький врач.
     - Бортинженер в очень тяжелом состоянии, -  сказал  он.  -  Если  его
немедленно не поместить в больницу, он умрет.
     Ингрид прошла к бортинженеру и склонилась к нему. Кожа  у  него  была
сухая и обжигающе горячая, дыхание неровное и поверхностное.
     - У него отказывают  почки,  -  сказал  врач.  -  Отказ  почек  из-за
отложенного шока. Здесь мы не можем ему  помочь.  Его  нужно  отправить  в
больницу.
     Ингрид взяла целую руку боринженера. "Мне жаль, но это невозможно".
     - Разве у вас нет чувств? - горько спросил у нее врач.
     - Мне жаль его - но жаль и все человечество, -  ответила  она.  -  Он
только один. А там миллионы.

     Гора с плоской вершиной  была  освещена  прожекторами.  Самый  разгар
отпускного сезона, и самый прекрасный в  мире  залив  демонстрировал  свои
прелести десяткам тысяч туристов и отпускников.
     В  пентхаузе  высокого  здания,  названного  в   честь   политической
посредственности, как и многие здания и общественные  сооружения  в  Южной
Африке, большую часть ночи заседал кабинет  министров  и  его  специальные
советники.
     Во  главе   длинного   стола   виднелась   плотная   тяжелая   фигура
премьер-министра, с головой бульдога, мощная и неподвижная, как  гранитная
скала  в  южноафриканском  вельде.  Премьер-министр  доминировал  в   этой
большой, отделанной панелями комнате, хотя почти ничего не говорил, только
изредка одобрительно кивал или произносил несколько хриплых слов.
     В другом конце стола сидели два посла, плечом  к  плечу,  подчеркивая
свою солидарность. Иногда рядом  с  ними  звонили  телефоны,  они  слушали
последние сообщения из посольств или инструкции глав своих правительств.
     Справа от премьер-министра сидел красивый усатый министр  иностранных
дел, человек с огромным обаянием и репутацией умеренности и здавого смысла
- однако теперь он был мрачен и напряжен.
     - Ваши правительства не раз  заявляли  о  своей  политике  отказа  от
переговоров, о полном непринятии требованй террористов - почему же  сейчас
вы настаиваете на более мягком подходе?
     - Мы не настаиваем, господин министр, мы только указываем на огромный
интерес общественности к этому делу как в Объединенном Королевстве, так  и
в моей стране. - Келли Констебл - стройный привлекательный человек,  умный
и умеющий  убеждать,  представитель  демократической  партии,  назначенный
новой американской администрацией. - В интересах вашего правительства даже
больше, чем нашего, чтобы это дело  завершилось  благополучно.  Мы  просто
предлагаем пойти на некоторые уступки террористам.
     -  Командир  "Атласа",  находящийся  на  месте  действия,   оценивает
вероятность успешных боевых действий всего лишь пятьдесят к пятидесяти Мое
правительство считает такой  риск  неприемлемым.  -  Сэр  Уильям  Дэвис  -
профессиональный дипломат, почти достигший  пенсионного  возраста,  седой,
увядший человек, с очками в золотой оправе, с высоким ворчливым голосом.
     - Мои люди считают, что мы  могли  бы  добиться  большего,  -  сказал
министр  обороны,  тоже  в  очках,  говорил  он   с   сильным   и   резким
африкандерским акцентом.
     - "Атлас" - самая подготовленная  и  оснащенная  антитеррористическая
организация в мире, - сказал  Келли  Констебл,  и  премьер-министр  хрипло
вмешался.
     - На этой стадии, джентльмены, попытаемся найти мирное решение.
     - Я согласен, господин премьер-министр, - резко кивнул сэр Уильям.
     -  Однако  я  должен  указать,  что  отчасти  требования  террористов
совпадают с предложениями правительства Соединенных Штатов...
     - Сэр, вы выражаете поддержку  этих  требований?  -  тяжело,  но  без
виддимых эмоций спросил премьер-министр.
     - Я только указываю, что их требования будут с сочувствием  встречены
в моей стране и что моему  правительству  легче  будет  использовать  свое
право вето на Генеральной Ассамблее  в  понедельник,  если  будут  сделаны
некоторые уступки в других направлениях.
     - Это угроза, сэр? -  спросил  премьер-министр,  и  легкая  невеселая
улыбка не смягчила его вопрос.
     - Нет, господин премьер-министр, просто здравый смысл. Если резолюция
будет принята и проведена в жизнь,  это  означало  бы  экономический  крах
вашей страны. Она погрузится  в  анархию  и  политический  хаос  и  станет
уязвимой для проникновения Советов.  Мое  правительство  не  хочет  этого,
однако не хочет оно и подвергать опасности жизнь четырехсот своих граждан.
- Келли Констебл улыбнулся. - Боюсь, мы должны найти мирный выход из этого
затруднительного положения.
     - Мой министр обороны предложил выход.
     - Господин премьер-министр, если ваши военные нападут на самолет  без
предварительного согласия глав американского и  английского  правительств,
наши страны откажутся от своего права вето, и, к сожалению, к вашей стране
будут применены жестокие репрессии.
     - Даже если атака удастся?
     - Даже если атака удастся. Мы настаиваем, чтобы военное решение  было
принято исключительно "Атласом", - серьезно сказал Констебл и потом  более
мягко добавил: - Давайте обсудим минимальные уступки,  на  которые  готово
пойти  ваше  правительство.  Чем  дольше  мы  будем  вести  переговоры   с
террористами, тем больше вероятность мирного решения. Неужели нельзя  хоть
в чем-то пойти им навстречу?

     Ингрид лично присматривала за раздачей  завтрака.  Каждому  пассажиру
дали по куску хлеба, одному печенью и чашке сладкого кофе.  Голод  ослабил
способность пассажиров к сопротивлению, все остались после еды  апатичными
и равнодушными.
     Ингрид  прошла  между  ними,  раздавая  сигареты  из  не  облагаемого
таможенной пошлиной запаса  самолета.  Негромко  разговаривала  с  детьми,
остановилась,  чтобы  улыбнуться  матери.  Пассажиры   уже   прозвали   ее
"хорошая". Пройдя по салону первого класса, она по одному вызывала к  себе
товарищей, и они по очереди ели - сытный завтрак из яиц, хлеба с маслом  и
копченой рыбы. Она хотела, чтобы они сохранили  как  можно  больше  сил  и
энергии. До полудня она не может использовать стимулянты. Желаемый  эффект
наркотики дают только в течение семидесяти двух часов. После этого человек
становится  непредсказуем  в  своих  действиях  и  решениях.   Ратификация
санкций,  предложенных  резолюцией,  будет  дана  Советом  Безопасности  в
полдень по нью-йоркскому времени в следующий понедельник - это семь  часов
вечера местного времени в понедельник.
     До этого времени все ее люди должны быть активны и в хорошей форме, и
потому она  не  решалась  использовать  стимулянты  слишком  рано,  однако
понимала, что недостаток сна и напряжение сказываются  даже  на  ней;  она
нервничала и раздражалась, а, осматривая  свое  лицо  в  зеркале  вонючего
туалета первого класса, заметила,  что  глаза  ее  покраснели,  и  впервые
увидела морщинки возраста в углах рта и глаз.  Это  беспричинно  разозлило
ее. Ей была ненавистна мысль  о  старости,  и  даже  в  вонючей  атмосфере
уборной она слышала запах своего немытого тела.
     Немец, Курт, полулежал в кресле пилота, положив пистолет  на  колени,
он громко храпел,  красная  рубашка  его  была  расстегнута  до  пояса,  и
волосатая грудь поднималась и опускалась с каждым вдохом. Он был небрит, и
длинные черные волосы падали ему на глаза. Она ощущала запах его  пота,  и
это почему-то возбудило ее. Она принялась внимательно разглядывать его.  В
нем ощущалась жестокость и грубость, мужественность революционера, которая
всегда сильно привлекала ее - может, именно поэтому много  лет  назад  она
заинтересовалась радикалами. И неожиданно  она  ужасно  захотела  его.  Но
когда она разбудила его, положив ему руку на  промежность,  у  него  глаза
были налиты кровью, из рта дурно пахло, и даже ее искусный массаж  не  мог
возбудить его. Через минуту она с разочарованным восклицанием отвернулась.
     Чтобы  погасить  возбуждение,   она   взяла   микрофон   и   включила
громкоговорители в  пассажирских  салонах.  Она  понимала,  что  действует
неразумно, но начала говорить.
     - Слушайте меня все. У меня очень важное сообщение. - Неожиданно  она
страшно разозлилась  на  всех.  Они  принадлежат  к  классу,  который  она
ненавидит и презирает,  он  воплощает  в  себе  несправедливое  и  больное
общество, с которым она поклялась бороться. Все это  жирные  самодовольные
буржуа. Они похожи на ее отца, и она ненавидит их,  как  ненавидела  отца.
Начав говорить, она осознала, что они  даже  не  поймут  ее  языка,  языка
нового политического порядка, и ее гнев и раздражение против них  и  всего
общества еще усилились. Она не сознавала, что  неистовствует,  пока  вдруг
словно со стороны не  услышала  свой  крик,  похожий  на  крик  смертельно
раненного животного, - и тут же замолчала.
     У нее кружилась голова, и  ей  пришлось  ухватиться  за  край  стола,
сердце усиленно стучало о  ребра.  Она  тяжело  дышала,  словно  пробежала
большое расстояние, и потребовалась целая минута, чтобы она взяла  себя  в
руки.
     Когда она снова заговорила, голос ее  по-прежнему  звучал  неровно  и
прерывисто.
     - Сейчас девять часов, - сказала она. - Если  в  течение  трех  часов
тираны не уступят нам, я вынуждена буду начать казнь заложников. Три часа,
- зловеще повторила она, - всего лишь три часа.
     Теперь она бродила по самолету, как большая  кошка  по  клетке  перед
кормлением.
     - Два часа, - сообщила  она,  и  пассажиры  отшатывались,  когда  она
проходила мимо.
     - Один час. - В голосе ее звучала садистская радость предчувствия.  -
Сейчас выберем первых.
     - Но вы обещали, - взмолился маленький врач, когда Ингрид вытащила из
кресла его жену, а француз повел ее в рубку.
     Ингрид не обратила на него внимание и повернулась  к  Карен.  "Возьми
ребенка, мальчика или девочку, - приказала она, - о, да, и еще  беременную
женщину. Пусть видят ее большой живот. Против этого они не устоят".
     Карен провела заложников в  переднюю  кухню  и  под  дулом  пистолета
заставила сесть рядом на откидные места членов экипажа.
     Дверь в салон была открыта, и в кухне  ясно  слышался  голос  Ингрид,
которая по-английски объясняли французу Анри:
     - Чрезвычайно важно, чтобы срок ультиматума не  прошел  безнаказанно.
Если мы пропустим этот первый срок, нам не поверят. Совершенно  необходимо
хотя бы в первый раз продемонстрировать сталь. Они должны понять, что наши
ультиматумы не подлежат обсуждению, они бесповоротны...
     Девочка заплакала. Ей тринадцать лет, и она понимала опасность.  Жена
маленького врача обняла ее за плечи и нежно прижала к себе.
     - "Спидберд 070", - неожиданно ожило радио, -  у  нас  сообщение  для
Ингрид.
     - Давайте, контроль, Ингрид  слушает.  -  Ингрид  схватила  микрофон,
предварительно захлопнув дверь.
     - Представитель правительств Англии  и  Америки  хочет  передать  вам
предложения. Вы готовы записывать?
     - Ответ отрицательный, - спокойно и невыразительно ответила Ингрид. -
Повторяю: ответ отрицательный. Передайте  представителю,  что  я  согласна
только на переговоры лицом к лицу - и передайте еще, что  осталось  только
сорок минут до срока. Пусть  поторопится,  -  предупредила  она.  Положила
микрофон и повернулась к Анри.
     - Все в порядке. Сейчас примем пилюли. Наконец началось.

     Снова  безоблачный  день,   солнечные   лучи   ярко   отражаются   от
металлических частей самолета. Жар пробивался  сквозь  матерчатые  подошвы
тапочек, жгло обнаженную шею.
     Как и в первый раз, передняя  дверь  открылась,  когда  Питер  прошел
половину пути по бетону.
     На  этот  раз  заложников  не  было,  люк  оставался  темным   пустым
прямоугольником. Сдеживая желание поторопиться, Питер шел с  достоинством,
высоко подняв голову, крепко сжав челюсти.
     Он был в пятидесяти ярдах от самолета, когда  в  отверстии  появилась
девушка. Стояла с ленивой грацией, весь вес на одну  ногу,  вторую  слегка
согнула, ноги у нее длинные, обнаженные, загорелые. На бедре у нее большой
пистолет, а узкая талия обвязана патронташем.
     Она с легкой улыбкой смотрела на подходящего Питера. Неожиданно у нее
на груди вспыхнула яркая  точка,  ослепительно  сверкающее  наскомое.  Она
презрительно взглянула на него.
     - Это провокация, - заявила она. Совершенно очевидно, она знает,  что
это лазерный прицел одного из  снайперов  в  здании  аэропорта.  Небольшое
нажатие пальца, и пуля калибра 0.222 пробьет точно это место, разорвет  ей
сердце и легкие на кровавые обрывки.
     Питер почувствовал вспышку гнева:  снайпер  привел  в  действие  свой
прицел без приказа, но в то же  время  почувствовал  невольное  восхищение
храбростью девушки. Она способна смеяться над  знаком  смерти  у  себя  на
груди.
     Питер сделал резкий  жест  правой  рукой,  и  почти  тут  же  светлое
пятнышко исчезло: снайпер выключил прицел.
     - Так-то лучше, - сказала девушка и улыбнулась,  одобрительно  обведя
взглядом тело Питера. - Ты в хорошей форме, малыш, - сказала она,  и  гнев
Питера под ее взглядом снова вспыхнул.
     - Отличный плоский живот... - сказала она, - ...сильные ноги,  а  эти
мышцы не получишь, сидя за столом и держа ручку. - Она  задумчиво  поджала
губы. - Знаешь, я думаю, ты полицейский или  военный.  Вот  что  я  думаю,
малыш. Я думаю, ты проклятая свинья. - Голос ее  теперь  звучал  резко,  а
кожа словно подсохла и помутнела. Вообще она казалась старше.
     Теперь  он  был  достаточно  близко,  чтобы  разглядеть  своеобразный
алмазный блеск глаз, увидел напряжение, сжимающее  ее  тело,  заставляющее
делать неожиданные резкие движения. Он был уверен, что она  под  действием
наркотиков. Он имеет дело с политической  фанатичкой,  с  длинным  шлейфом
насилия и смерти, и теперь последние оставшиеся в ней  человеческие  черты
будут подавлены наркотиком. Он  знал,  что  она  опаснее  раненого  дикого
зверя, загнанного леопарда,  акулы-людоеда,  чувствующей  сводящий  с  ума
запах крови.
     Он не ответил,  но  смотрел  ей  в  глаза,  держа  руки  на  виду,  и
остановился под открытым люком.
     Спокойно ждал, пока она начнет, и наркотик в крови не давал ей стоять
спокойно, она ерзала, брала в руки оружие, трогала по-прежнему висящий  на
шее фотоаппарат. Сирил Уоткинс хотел что-то сообщить об этом  аппарате,  и
Питер неожиданно понял, что это такое. "Взрыватель гранат? - подумал он. -
Почти несомненно", - решил он. Вот почему он все время с ней. Она  увидела
направление  его  взгляда  и  виновато  опустила  руку,   подтвердив   его
заключение.
     - Готовы ли заключенные к отправке? - спросила она.  -  Погружено  ли
золото? Готова ли передача?
     - Правительство Южной Африки учло настоятельные просьбы  правительств
Великобритании и Соединенных Штатов Америки.
     - Хорошо, - кивнула она.
     - Как проявление гуманности, правительство Южной  Африки  согласилось
освободить заключенных, указанных в вашем списке...
     - Да.
     - Они вылетят в избранную ими страну.
     - А золото?
     - Правительство Южной Африки  решительно  отказывается  финансировать
неконституционную  оппозицию,  опирающуюся  на  иностранную  помощь.   Оно
отказывается снабжать освобожденных средствами.
     - Передача по телевидению?
     - Правительство  Южной  Африки  считает  заявление  несправедливым  и
влекущим за собой нежелательные последствия для закона и  порядка  в  этой
стране. Она не согласно на передачу вашего заявления.
     - Значит, они  приняли  только  одно  наше  требование...  -  Девушка
заговорила еще резче, и плечи ее дернулись в неконтролируемом спазме.
     -  Освобождение  заключенных  будет  сделано  при  одном  непременном
условии... - быстро вставил Питер.
     - Каком именно? - спросила девушка, на ее щеках появились  два  ярких
пятна.
     - В ответ  на  освобождение  политических  заключенных  правительство
требует полного освобождения всех заложников, а не только женщин и  детей,
всех, кто находится на борту самолета. Вам и вашим товарищам гарантируется
беспрепятственый  отлет  за  пределы  страны   вместе   с   освобожденными
заключенными.
     Девушка откинула назад голову, ее  золотые  волосы  развевались,  она
безудержно расхохоталась. Смех ее звучал дико, безумно, но в глазах ее  не
было веселья. Это были свирепые и жестокие  глаза  орла.  Смех  неожиданно
смолк, и девушка заговорила ровным плоским голосом:
     - Значит, они  решили  предъявить  условия  нам?  Думают,  что  могут
выдернуть  зубы  у  резолюции  ООН,  верно?  Думают,  что  без  заложников
фашистские  правительства  Америки   и   Англии   смогут   наложить   вето
безнаказанно?
     Питер ничего не ответил.
     - Отвечай мне! - неожиданно закричала она. - Нас не приняли всерьез?
     - Я только посыльный, - ответил он.
     - Нет, - обвинительно закричала она. - Ты  тренированный  убийца.  Ты
свинья! - Она обеими руками подняла пистолет и направила Питеру в лицо.
     - Какой ответ мне передать? - спросил Питер,  никак  не  реагируя  на
нацеленное на него оружие.
     - Ответ... - Она снова заговорила пости  обычным  тоном.  -  Конечно,
ответ. - Она опустила пистолет и посмотрела на часы из нержавеющей стали у
себя на руке. -  Три  минуты  после  полудня  -  три  минуты  после  срока
ультиматума. Конечно, они должны получить ответ.
     Она почти недоуменно огляделась.
     Питер предположил, что наркотик оказывает побочное  действие.  Может,
она приняла слишком сильную дозу, может, тот,  кто  рассчитывал  дозы,  не
учел предыдущих сорока восьми бессонных часов напряжения.
     - Ответ, - мягко напомнил он, не желая провоцировать новый взрыв.
     - Да. Подожди, - сказала она и неожиданно исчезла в  полутьме  внутри
самолета.

     Карен стояла перед  четырьмя  заложниками  на  откидных  местах.  Она
горящими темными глазами оглянулась на Ингрид, та коротко кивнула, и Карен
снова повернулась к пленникам.
     - Пошли, -  негромко  сказала  она,  -  мы  сейчас  вас  выпустим.  -
Осторожно помогла встать беременной женщине.
     Ингрид оставила ее и быстро прошла  в  задний  салон.  Снова  коротко
кивнула Курту, и тот отбросил волосы со лба и сунул пистолет за пояс.
     Из ящика у себя над головой он извлек две пластиковых гранаты.  Держа
по одной гранате в каждом кулаке, он зубами достал чеку и надел кольца  на
мизинцы.
     Разведя руки, как на распятии, он прошел вдоль прохода.
     - Гранаты взведены.  Никто  не  должен  двигаться,  никто  не  должен
покидать свои места - что бы ни случилось. Оставайтесь на месте.
     Четвертый похититель тоже держал в руках две гранаты.
     - Никто не двигается. Никаких разговоров. Все остаются на  местах.  -
Он повторил это по-немецки и по-английски, и  в  глазах  его  был  тот  же
жесткий стеклянный наркотический блеск.
     Ингрид вернулась в рубку.
     - Пойдем, милая. - Она обняла девочку, чтобы вывести  ее  в  открытый
люк, но девочка в ужасе отшатнулась от нее.
     - Не трогай меня, - прошептала она, и глаза ее расширились от  ужаса.
Мальчик оказался моложе и доверчивей. Он  с  готовностью  взял  Ингрид  за
руку.
     У него были густые курчавые волосы и глаза цвета темного меда.
     - Папа здесь? - спросил он.
     - Да, дорогой. - Ингрид сжала его руку. - Ты хороший мальчик и  скоро
увидишь папу.
     Она вывела его в открытый люк.
     - Стой тут, - сказала она.

     Питер Страйд не знал, чего ожидать, когда  высоко  над  ним  в  двери
показался мальчик. Чуть позже рядом с ним встала  полная  женщина  средних
лет в дорогом, но мятом  шелковом  платье,  -  вероятно,  от  Нины  Риччи,
появилась у Питера неуместная мысль. Волосы женщины, уложенные  в  сложную
прическу с лаком, рстрепались, лицо у нее доброе и мягкое, и она  положила
ободряюще мальчику руку на плечи.
     Дальше  показалась  более  высокая  и  молодая  женщина   с   бледной
чувствительной кожей; ноздри и веки у нее покраснели от плача или какой-то
аллергии, а на горле и верхней части  рук  видны  были  пятна  гнева.  Под
свободным хлопчатобумажным платьем гротескно вздымался ее огромный  живот,
стояла она, неуклюже расставив тонкие белые ноги, и мигала в ярком  свете,
глаза ее еще не отошли от полумрака салона.
     Четвертой и последней вышла девочка, и  с  неожиданной  болью  пониже
ребер Питер подумал, что это Мелисса-Джейн. Потребовалось не меньше десяти
бешеных ударов сердца, прежде чем он понял, что это не  она  -  но  у  нее
такое же милое викторианское  лицо,  классическая  английская  кожа  цвета
лепестка розы, тело ухоженное,  почти  женщина,  с  небольшими  грудями  и
длинными ногами под узкими мальчишескими бедрами.
     В ее огромных глазах застыл ужас, и почти сразу она поняла, что Питер
дает ей надежду на спасение. Глаза обратились к нему с немой мольбой.
     - Пожалуйста, - прошептала она. -  Не  позволяйте  им  причинять  нам
боль. - Она говорила так тихо,  что  Питер  с  трудом  различал  слова.  -
Пожалуйста, сэр. Помогите нам.
     Но Ингрид уже была тут, резко прозвучал ее голос.
     - Вы должны поверить, что мы выполняем обещанное. Вы и  ваши  злобные
капиталистические хозяева должны понять, что мы ни одного срока не оставим
без казни. Мы докажем, что ради революции не остановимся ни  перед  какими
жертвами.  Вы  должны  понять,  что  наши  требования  должны  исполняться
полностью, они не подлежат обсуждению.  Мы  вам  продемонстрируем,  какова
цена пропуска срока. - Она помолчала. - Следующий  срок  -  полночь.  Если
наши условия и тогда не будут  выполнены,  вы  будете  знать,  какую  цену
придется заплатить. - Она снова остановилась, и тут же голос ее перешел  в
истерический крик: - Вот эта цена! - и она исчезла в полутьме.
     Беспомощный от ужаса,  Питер  Страйд  пытался  придумать  что-нибудь,
чтобы предотвратить неизбежное.
     - Прыгай! - крикнул  он,  поднимая  обе  руки  к  девочке.  -  Прыгай
быстрее! Я тебя поймаю!
     Но девочка колебалась, высота почти тридцать  футов.  Она  неуверенно
остановилась на краю.
     За ней в десяти шагах стояли плечом  к  плечу  темноволосая  Карен  и
светловолосая девушка с львиной гривой, они одновременно  подняли  большие
пистолеты с короткими стволами, держа их низко обеими руками;  они  встали
таким образом, чтобы мягкие тяжелые свинцовые  пули  поразили  спины  всех
четверых пассажиров.
     - Прыгай! - ясно долетел до кабины голос Питера, и рот Ингрид  нервно
дернулся в ужасной пародии на улыбку.
     - Давай! -  сказала  она,  и  женщины  выстрелили  одновременно.  Два
выстрела слились в  громовой  рев,  из  стволов  вырвались  облака  синего
порохового дыма, по всей кабине разлетелись обрывки горящего  поролона,  и
удар пуль о живую плоть прозвучал так, словно ударили арбузом о стену.
     Ингрид  выстрелила  вторично  на  мгновение   раньше   Карен,   снова
ошеломляющий взрыв звука, и в наступившей ужасной тишине послышался  дикий
крик двух мужчин в салонах:
     - Никто не шевелится! Всем застыть!

     Питеру Страйду показалось, что эти несколько мгновений  длятся  целые
часы. Они бесконечно проходили  через  его  сознание,  как  ряд  застывших
кадров в каком-то гротескном кино. Один кадр обособлялся от остальных, так
что  впоследствии  он  всегда  сможет  воссоздать  все  их   полностью   и
неискаженно и снова  испытывать  во  всей  полноте  паралич  тошноты  этих
мгновений.
     Первый выстрел достался  беременной  женщине.  Она  раскололась,  как
перезревший  фрукт,  ее  разбухшее  тело   раскрылось   от   выстрела   от
позвоночника до пупа, ее бросило вперед, и она  перевернулась  в  воздухе.
Ударилась о бетон путаницей бледных конечностей и сразу застыла, ни  следа
жизни.
     Полная женщина вцепилась в мальчика,  и  они  стояли  на  самом  краю
открытой двери, вокруг них вился синий дым пороха. Хотя женщина  сохраняла
равновесие, туго натянутый  бежевый  шелк  ее  платья  покрылся  десятками
крошечных ран, словно ее десятки раз ударяли острой швейной  иглой.  Такие
же раны разорвали белую школьную рубашку мальчика, и  вокруг  каждой  раны
быстро расцвели маленькие алые цветы, все более расползаясь на ткани.  Оба
они молчали, и у обоих было изумленное недоумевающее выражение.  Следующий
выстрел ударил в них, они, словно без костей,  упали  вперед,  по-прежнему
держась друг за  друга.  Падение  их  продолжалось,  казалось,  бесконечно
долго, и наконец они оба упали на тело беременной женщины.
     Питер подбежал вперед, чтоюбы подхватить падающую девочку, и  ее  вес
заставил его опуститься  на  бетон  на  колени.  Он  мгновенно  вскочил  и
побежал, неся ее, как спящего ребенка, одной рукой под коленями, другой  -
вокруг плеч. Ее милая голова билась о его плечо, тонкие шелковистые волосы
падали ему на лицо, не давая смотреть.
     - Не умирай. - Он обнаружил, что произносит эти слова в такт бегу.  -
Не умирай. - Но он чувствовал, как  теплая  кровь  течет  по  его  животу,
пропитывает шорты, скатывается по бедрам.
     Из здания аэропорта выбежал Колин Нобл и попытался перехватить у него
девочку, Но Питер не отдал ее.
     Он передал хрупкое неподвижное тело врачу "Тора" и стоял рядом молча,
пока доктор быстро работал. Лицо  Питера  оставалось  каменным,  рот  сжат
тонкой линией, когда доктор наконец поднял голову.
     - Боюсь, она мертва, сэр.
     Питер коротко кивнул и  отвернулся.  Шаги  его  гулко  прозвучали  на
мраморе пустынного зала аэропорта, Колин Нобл молча  пошел  рядом  с  ним.
Лицо его было таким  же  пустым  и  невыразительным,  как  у  Питера.  Они
поднялись в кабину командирского "Ховкера".

     - Сэр Уильям, вы указываете, что мы  содержим  врагов  государства  в
заключении без суда. - Министр иностранных дел наклонился вперед и  поднял
обвиняющий палец. - Но вы сами, англичане, нарушили  гражданские  права  и
"Хабеас  Корпус"  [Английский  закон  1679   года   о   неприкосновенности
личности], приняв закон о  предотвращении  терроризма,  а  на  Кипре  и  в
Палестине вы задолго до этого содержали заключенных без суда. А  ваш  блок
Эйч в Ольстере - разве это лучше того, что мы вынуждены делать здесь?
     Сэр Уильям,  английский  посол,  негодующе  забормотал,  собираясь  с
мыслями.
     Спокойно вмешался Келли Констебл:
     - Джентльмены, мы пытаемся найти общую почву, а не  спорные  области.
Под угрозой сотни жизней...
     Гул кондиционеров перекрыл резкий телефонный звонок, и сэр  Уильям  с
терпеливым облегчением поднес трубку к уху, но по мере того как он слушал,
кровь отливала от его лица, и оно стало желтовато-серого цвета.
     - Понятно, - сказал он наконец. Потом: - Благодарю вас, -  и  положил
трубку.  Посмотрел  вдоль   стола   полированного   дерева   гринхарт   на
внушительную фигуру в противоположном конце.
     - Господин премьер-министр... - голос  его  слегка  дрогнул,  -  ...с
прискорбием сообщаю вам, что террористы отвергли компромиссные предложения
вашего правительства и десять минут назад убили четверых заложников.
     Слушатели недоверчиво ахнули.
     - Заложники - две женщины  и  два  ребенка,  мальчик  и  девочка,  им
выстрелили в спины, а тела выбросили из  самолета.  Террористы  установили
новый срок  ультиматума  -  сегодня  в  полночь  должны  быть  приняты  их
требования. Если они не будут приняты, последуют новые жертвы.
     Тишина длилась почти минуту, один за другим все поворачивали  головы,
и наконец все смотрели на большую, с согнутыми плечами,  фигуру  во  главе
стола.
     - Обращаюсь к вам во имя человечности, сэр. - Нарушил молчание  Келли
Констебл. - Мы должны спасти по  крайней  мере  женщин  и  детей.  Мир  не
позволит нам сидеть здесь, когда их убивают.
     - Мы  нападем  на  самолет  и  освободим  пленных,  -  тяжело  сказал
премьер-министр.
     Но американский посол покачал головой.
     - Мое правительство  непреклонно,  сэр,  как  и  правительство  моего
английского  коллеги...  -  Он  взглянул   на   сэра   Уильямса,   который
утвердительно кивнул.  -  Мы  не  можем  допустить  и  не  допустим  риска
массового убийства. Если вы нападете на  самолет,  наши  правительства  не
сделают попыток смягчить условия резолюции ООН и не наложат на нее вето  в
Совете Безопасности.
     - Однако если мы согласимся на  требования  этих...  этих  зверей,  -
последнее слово премьер-министр произнес с яростью, -  мы  подвергнем  наш
народ ужасной опасности.
     - Господин премьер-министр, у нас всего несколько часов, чтобы  найти
решение. Потом убийство начнется снова.

     - Вы сами оценили шансы на успех  "Дельты"  как  равные  половине,  -
заметил Кингстон Паркер, мрачно глядя на Питера Страйда  с  экрана.  -  Ни
президент, ни я не находим такую вероятность приемлемой.
     - Доктор Паркер, они убивают детей и женщин прямо здесь, на бетоне. -
Питер старался говорить нейтральным тоном, держа себя в руках.
     - Сейчас на южноафриканское правительство оказывается  очень  сильное
давление, чтобы убедить его согласиться на условия освобождения  женщин  и
детей.
     - Это ничего не решит. - Питер больше не мог сдерживаться.  -  Завтра
ночью мы окажемся точно в такой же ситуации.
     Если  мы  сумеем   освободить   женщин   и   детей,   число   жизней,
подвергающихся  риску,  уменьшится,  а  за  сорок  часов  ситуация   может
измениться - мы выигрываем время, Питер, даже  если  придется  платить  за
него тяжелой монетой.
     - А если южноафриканцы не согласятся? Если ко  полуночи  согласия  не
будет получено, что произойдет тогда, доктор Паркер?
     - Трудно сказать, Питер, но если это произойдет...  -  Паркер  жестом
покорности вытянул длинные грациозные руки, -  ...мы  можем  потерять  еще
четыре жизни, но это лучше, чем ускорять массовое убийство  четырехсот.  А
после этого южноафриканцы не выдержат. Они вынуждены будут согласиться  на
совобождение женщин и детей - любой ценой.
     Питер не мог поверить в услышанное. Он знал,  что  вот-вот  сорвется,
ему нужно несколько секунд, чтобы успокоиться. Он опустил взгляд на  руки,
которые скрестил на столе. Под  ногтями  на  пальцах  правой  руки  темные
полумесяцы - засохшая  кровь  девочки,  которую  он  принес  от  самолета.
Неожиданно он расцепил пальцы и глубоко  засунул  руки  в  карманы  синего
комбинезона  "Тора".  Глубоко  вдохнул,  задержал  дыхание  на  мгновение,
медленно выдохнул.
     - Если говорить  это  трудно,  доктор  Паркер,  утешайтесь  тем,  что
смотреть на это гораздо труднее.
     - Я понимаю ваши чувства, Питер...
     - Не думаю, сэр. - Питер медленно покачал головой.
     - Вы солдат...
     -  ...и  только  солдат  может  по-настощему  ненавидеть  насилие,  -
закончил за него Питер.
     - Мы не должны допускать вмешательство личных чувств в  это  дело,  -
Паркер говорил резко. - Вынужден еще раз напомнить  вам,  что  решение  на
состояние  "Дельта"  с  согласия  президента  и  вашего   премьер-министра
принимаю только я. Без моего приказа никаких боевых действий не будет.  Вы
поняли это, генерал Страйд?
     - Понял, доктор Паркер, -  спокойно  ответил  Питер.  -  Мы  надеемся
получить отличную видеозапись следующего убийства. Я  пришлю  экземпляр  в
вашу личную коллекцию.

     Другой "боинг 747" сел незадолго до начала чрезвычайного положения  и
был припаркован всего в тысяче  ярдов  от  "Спидберд  070",  но  служебные
ангары и угол здания аэровокзала полностью скрывали его от похитителей.
     Хотя он был раскрашен оранжевыми и  синими  полосами  Южноафриканских
авиалиний, а на хвосте нарисована летящая газель, в остальном он был почти
точной копией другого самолета. Даже  расположение  кабин  соответствовало
плану  "Спидберд  070",  который  был  передан  телепринтом  из  "Хитроу",
штабквартиры Британских авиалиний. Это было удачное  совпадение,  и  Колин
Нобл немедленно воспользовался возможностью. Он провел в этом самолете уже
семь учебных "Дельт".
     - Ну, ладно, парни, попробуем еще больше подобрать задницы  на  бегу.
Мне нужно, чтобы от начала до  проникновения  прошло  меньше  четырнадцати
секунд. - Бойцы ударного отряда, сидя кружком  на  бетоне,  переглянулись,
кое-кто театрально закатил глаза. Колин не  обратил  на  это  внимания.  -
Попробуем уложиться в девять, - сказал он и встал.
     В боевой  группе  шестнадцать  человек  -  семнадцать,  когда  к  ним
присоединялся Питер  Страйд.  Остальные  работники  "Тора"  -  технические
специалисты:   электроники   и   связисты,   четыре    лучших    снайпера,
оружейник-квартирмейстер,   сержант,   специалист    по    взрывчатке    и
разминированию, врач, повар, три сержанта-техника под командой лейтенанта,
пилоты и  другой  летный  персонал  -  большой  отряд,  и  каждый  человек
незаменим.
     У бойцов цельный костюм, из одного куска, - облегающий черный нейлон,
чтобы не видно было ночью. На шеях  болтаются  газовые  маски,  готовые  к
немедленному  использованию.  Черные   брезентовые   ботинки   с   высокой
шнуровкой, с мягкими резиновыми подошвами для неслышного бега.  У  каждого
свое особое оружие и оборудование либо на спине,  либо  на  черном  поясе.
Никаких громоздких непробиваемых жилетов, которые так затрудняют  движения
и цепляются за препятствия, никаких жестких шлемов, которые могут ударом о
металл предупредить противника.
     Почти все молодые люди,  двадцати  с  небольшим  лет,  отобранные  из
морской пехоты США и британских коммандос, того самого отряда,  в  котором
раньше Питер был командиром.  Все  отлично  подготовлены,  заострены,  как
лезвие бритвы.
     Колин Нобл молча смотрел, как  они  занимают  обозначенные  мелом  на
бетоне позиции, представляющие выходы из аэровокзала и служебных  ангаров,
ближайших  к  070.  Он  искал  проявлений  небрежности,   хоть   малейшего
отступления от немыслимо  жестких  стандартов,  которые  сам  установил  в
"Торе". И ничего не находил.
     - Ну, хорошо, до ракет - десять секунд, - сказал  он.  Удар  "Дельты"
начинается с выпуска осветительных ракет по носу атакуемого самолета.  Они
будут спускаться на маленьких  парашютах,  представляя  собой  отвлечение.
Нужно надеяться, что террористы соберутся в рубке и  попытаются  высянить,
что происходит. Яркий свет к тому же обожжет сетчатку глаз  террористов  и
на много минут отобьет возможность ночного зрения.
     - Ракеты! - крикнул Колин,  и  боевая  группа  перешла  к  действиям.
Впереди бежали два человека с "палками", они устремились  прямо  к  хвосту
покинутого самолета. У каждого на плече цилиндр с газом, к нему прикреплен
длинный зонд из нержавеющей стали с гибкой пластмассовой муфтой  -  это  и
были "палки".
     У первого в цилиндре воздух, сжатый под давлением в 250  атмосфер,  а
концу его двадцатифутового  зонда  прикреплен  алмазный  резец  воздушного
сверла. Он падал на одно колено под гигантским брюхом  самолета  в  десяти
футах за шасси, поднимал зонд и прижимал сверло точно в то место,  которое
выбрано  по  чертежам  изготовителя  самолета:   здесь   толщина   корпуса
минимальная и сразу за тонким сплавом начинается пассажирский салон.
     Скрежет   сверла   дожен   скрывать    рев    двигателей    самолета,
припаркованного с южной стороны аэровокзала.  Три  секунды  на  то,  чтобы
прорезать корпус, и второй человек готов просунуть конец  своего  зонда  в
отверстие, сделанное сверлом.
     - Энергия отключена, - сказал Колин; в этот  момент  будет  отключено
электричество от самолета, чтобы прекратили работу кондиционеры.
     Второй человек изобразил процесс выпускания газа из своего цилиндра в
помещения самолета. Этот газ называли просто "ФАКТОР  В".  У  него  легкий
запах свежевыкопанных трюфелей; при пятипроцентной концентрации в  воздухе
он за десять секунд частично парализует человека  -  утрата  контроля  над
мышцами, некоординированные движения, нарушения речи и зрения  -  это  все
начальные симптомы.
     Если газ действует  в  течение  двадцати  секунд  -  полный  паралич,
тридцати  -  потеря  сознания,  две  минуты  -  отказ  легких  и   смерть.
Противоядие  -  свежий  воздух  или  -  еще  лучше  -   чистый   кислород,
восстановление быстрое, никаких побочных эффектов.
     Остальная часть боевого отряда следовала  за  людьми  с  "палками"  и
разбивалась на четыре группы. Эти группы сидели в ожидании  под  крыльями,
надев маски, их оружие и оборудование готово к немедленному использованию.
     Колин следил за своим секундомером. Он не может подвергать пассажиров
действию "фактора В" больше чем на десять секунд. На борту старики,  дети,
больные астмой; когда стрелка достигла отметки десять секунд, он  рявкнул:
"Энергия включена!"
     Кондиционеры немедленно начали вытягивать газ из самолета, это сигнал
к началу проникновения.
     Две группы по складным алюминиевым лестницам  поднялись  на  корневую
часть крыльев и разбили окна люков  экстренной  эвакуации.  Остальные  две
занялись  главным  входом,  но  они  могли  только   изображать   действие
специальных молотов, которые прорывают металл; не могли они  и  пускать  в
действие парализующие гранаты.
     - Проникновение! -  Командир  боевой  группы,  изображавший  на  этой
тренировке Питера Страйда, дал сигнал проникновения  в  самолет,  и  Колин
остановил секундомер.
     - Время? - послышался негромкий голос у него за плечом, и  он  быстро
повернулся. Колин был так поглощен своей задачей, что не слышал, как сзади
подошел Питер Страйд.
     - Одиннадцать секунд, сэр. - Вежливая форма ответа  свидетельствовала
о том, что полковника Колина Нобла застали врасплох. - Неплохо - но  и  не
очень хорошо. Повторим.
     - Пусть отдохнут, - приказал Питер. - Я немного поговорю с ними.
     Все встали у выходящего на юг окна контрольной башни и в сотый раз за
день принялись разглядывать большой красно-бело-синий самолет.
     Полуденный жар поднял облака, серебряные грозовые тучи  вздымались  к
небу.  Таща  за  собой  шлейфы  тропических  потоков,  они  двигались   на
горизонте, образуя грандиозный задник,  слишком  театральный,  чтобы  быть
реальным, а садящееся солнце находило просветы в этих тучах и  посылало  в
них длинные ищущие золотые пальцы, усиливая татральное впечатление.
     - Шесть часов до срока, -  сказал  Колин  Нобл  и  поискал  очередную
черную сигару. - Какие новости от местных властей?
     - Никаких. Не думаю, чтобы они согласились.
     - До следующей партии казненных. -  Колин  откусил  кончик  сигары  и
гневно выплюнул его. - Два года я ломаю себе  спину  на  тренировках  ради
этого, а теперь нам связывают руки.
     - Если разрешат "Дельту", когда бы ты начал? - спросил Питер.
     - Как только стемнеет, - сразу ответил Колин.
     - Нет. Они еще под сильным действием наркотиков, - рассуждал Питер. -
Дадим им возможность пройти через вершину и начать  спуск.  Я  думаю,  они
примут следующую дозу как раз перед сроком.  Я  напал  бы  как  раз  перед
этим...  -  Он  помолчал,  рассчитывая.  -  Я  ударил  бы   без   четверти
одиннадцать, за семьдесят пять минут до срока.
     - Если у нас будет "Дельта", - сказал Колин.
     - Если у нас будет "Дельта", -  согласился  Питер,  и  оба  ненадолго
замолчали. - Слушай, Колин. Меня вот что мучает. Если они узнали меня, что
еще они знают о "Торе"? Знают ли они наш план взятия самолета?
     - Боже, я об этом не подумал!
     - Я ищу возможности изменить план, как-то переменить модель,  сделать
что-то такое, чего они не ожидают.
     - Мы два года тренировались, чтобы все шло точно по плану... -  Колин
выглядел сомневающимся. - Ничего нельзя менять.
     - Ракеты, - сказал Питер. - Если пойдем, не будем сигнализировать  об
этом ракетами. Пойдем без них.
     - Эти уроды будут рассеяны по всему самолету, смешаются с пассажирами
и экипажем...
     - На Ингрид была красная рубашка. Я  думаю,  они  все  четверо  носят
такие, чтобы отличаться от заложников. Если моя догадка неверна,  придется
действовать в израильском стиле.
     Израильский стиль - это приказ всем  лечь  и  расстрел  тех,  кто  не
повинуется или действует агрессивно.
     - Подлинно важна  только  девушка.  Девушка  с  фотоаппаратом.  Парни
изучали записи с нею?
     - Знают ее лицо лучше собственного, - ответил Колин и добавил: -  Эта
сука чертовски красива... Пришлось трижды прокручивать запись казни, дважы
замедленно, чтобы преодолеть их  рыцарство.  -  Трудно  заставить  мужчину
убить красивую девушку, а мгновение колебания  может  быть  критическим  с
такой  тренированной  фанатичкой,  как  Ингрид.  -  Я  приказал  им  также
посмотреть на девочку, прежде чем ее отвезли в морг. Теперь они  в  нужном
настроении. - Колин пожал плечами. - Но дьявольщина, "Атлас"  не  разрешит
"Дельту". Мы зря тратим время.
     - Хочешь сыграть подготовку? - спросил Питер и, не дожидаясь  ответа,
продолжал: - Будем считать, что мы  получили  от  "Атласа"  разрешение  на
"Дельту". Начни подготовку к действиям  точно  в  10.45  местного  времени
вечером. Делай все по-настоящему, до мельчайших подробностей.
     Колин медленно повернулся и посмотрел в лицо командиру;  тот  смотрел
спокойно, без всякого обмана, сильные линии челюстей и рта не дрогнули.
     - Сыграть? - негромко спросил Колин.
     - Конечно, - коротко и нетерпеливо  ответил  Питер  Страйд,  и  Колин
пожал плечами.
     - Дьявольщина, я ведь здесь только работаю. - И он отвернулся.
     Питер поднял бинокль и медленно провел им  вдоль  большой  машины  от
хвоста до носа: никаких признаков жизни, все иллюминаторы плотно  закрыты.
Питер неохотно чуть опустил бинокль и увидел жалкую  груду  тел,  все  еще
лежащих на бетоне под передним входом.
     Кроме  подключения  электричества,  доставки  медикаментов   и   двух
случаев, когда Питер сам проделал этот  путь,  никому  не  было  позволено
приближаться к самолету. Ни заправки, ни  очистки  туалетов,  ни  поставки
продовольствия - не разрешили даже убрать тела  расстрелянных  заложников.
Похитители усвоили уроки прошлых угонов, когда в Могадишу жизненно  важная
информация о самолета была получена при очистке туалетов и канализации,  а
в аэропорту "Лод" боевой отряд проник в облике доставщиков пищи.
     Питер продолжал смотреть на тела, и хоть он привык к  виду  смерти  в
самых  уродливых  формах,  эти  тела  действовали  на  него  сильнее,  чем
когда-либо в жизни. Это презрительный отказ от глубочайших табу  общества.
Питер теперь вполне был согласен с  решением  южноафриканской  полиции  не
пропускать через ворота аэропорта никаких журналистов и телеоператоров.
     Питер знал, что пресса всего мира гневно, в самых сильных  выражениях
протестует  против  ущемления  богом  данных  прав  нести  в   дома   всех
цивилизованных людей  изображения  страшной  смерти  и  уродства,  любовно
сфотографированные в цвете с дотошным профессиональным вниманием  к  самым
ужасным подробностям.
     Без этой восторженной  хроники  такихдеяний  международный  терроризм
утратил бы большую часть своего  воздейстия,  и  работа  Питера  стала  бы
гораздо легче. На какое-то мгновение он  позавидовал  местной  полиции,  у
которой есть возможность действовать в  интересах  общества,  потом  мысли
унесли его на шаг дальше, и он снова подумал, кто же имеет право принимать
такие решения от лица общества.  Если  полиция  приняла  такое  решение  и
осуществила  его,  нельзя  ли  признать  это  еще   одной   разновидностью
терроризма, который она стремится подавить?  "Боже!  -  с  гневом  подумал
Питер. - Я сойду с ума".
     Он подошел к старшему диспетчеру.
     - Хочу еще раз попробовать, - сказал Питер, и диспетчер  передал  ему
микрофон.
     -  "Спидберд  070",  говорит  контроль.  Ингрид,  вы  меня   слышите?
Отзовитесь, Ингрид.
     За последние  несколько  часов  он  десятки  раз  пытался  установить
контакт, но похитители сохраняли зловещее молчание.
     -  Ингрид,  пожалуйста,  ответьте,  -  Питер  продолжал  пытаться,  и
неожиданно послышался чистый свежий голос:
     - Говорит Ингрид. Что вам нужно?
     - Ингрид, мы просим разрешения убрать тела.
     - Ответ отрицательный, контроль. Повторяю: ответ отрицательный. Никто
не подойдет к самолету. - Пауза. - Мы подождем, пока накопится больше  для
уборки... - Девушка хихикнула, она все еще  под  действием  наркотиков.  -
Подождите полуночи,  и  тогда  вам  будет  работа.  -  Радио  щелкнуло,  и
наступило молчание.

     - Сейчас  мы  накормим  вас  обедом,  -  весело  крикнула  Ингрид,  и
пассажиры с интересом зашевелились. - Сегодня у меня день рождения.  И  вы
получите шампанское - здорово, правда?
     Но полный  маленький  врач-еврей  неожиданно  вскочил  на  ноги.  Его
светлые редкие волосы свисали комичными космами, лицо  словно  расплылось,
как плавящийся воск, оно было разрушено и  искажено  горем.  Казалось,  он
больше не понимает, что его окружает.
     - У вас не было права убивать ее, - говорил он старческим голосом.  -
Она была хорошим человеком. Они никогда никому не причиняла боли...  -  Он
смущенно огляделся, взгляд у него был  несфокусированный,  пальцами  одной
руки он провел по растрепанным волосам. - Вам не следовало убивать  ее,  -
повторил он.
     - Она была виновна, - ответила ему Ингрид. - Никто не невинен, вы все
-  раболепствующие  орудия  международного  капитализма...   -   Лицо   ее
исказилось, дернулось от ненависти. - Вы виновны, вы  все  и  заслуживаете
смерти... - Она неожиданно замолчала, огромным  волевым  усилием  овладела
собой, потом снова улыбнулась; подошла к маленькому врачу и обняла его  за
плечи. - Садитесь, -  сказала  она  почти  нежно.  -  Я  понимаю,  что  вы
чувствуете, пожалуйста, поверьте  мне.  Я  хотела  бы,  чтобы  существовал
другой путь.
     Он меделнно сел, глаза его были полны горя.
     - Сидите спокойно, - мягко сказала Ингрид. -  Сейчас  я  принесу  вам
шампанского.

     - Господин премьер-министр... - голос Келли Констебла охрип  от  двух
суток почти непрерывного напряжения - ...уже начало одиннадцатого.  У  нас
меньше двух часов для принятия решения...
     Премьер-министр поднял руку, заставив его замолчать.
     - Да, мы все знаем, что тогда произойдет.
     Самолет военно-воздушных сил доставил  из  Йоханнесбурга,  за  тысячу
миль, копию видеозаписи, и правительство и  послы  во  всех  подробностях,
снятых 800-миллиметровой линзой, видели жестокое убийство. У всех  сидящих
за столом были свои дети. Самые правые дрогнули, даже злой министр полиции
не мог встретиться взглядом с глазами посла.
     -  Мы  знаем  также,  что  никакой  компромисс  невозможен,  либо  мы
выполняем их требования полностью, либо не выполняем совсем.
     - Господин посол, - наконец нарушил молчание премьер-министр, -  если
мы согласимся на их условия, то только из гуманности.  Мы  заплатим  очень
высокую цену за жизнь ваших людей, но если мы  согласимся  на  эту  плату,
можем ли  мы  быть  совершенно  уверены  в  вашей  поддержке  -  поддержке
Великобритании и Соединенных Штатов - в Совете Безопасности послезавтра  в
полдень?
     - Президент Соединенных Штатов уполномочил меня дать такое  заверение
в ответ на ваше сотрудничество, - сказал Констебл.
     - Правительство Ее Величества просило меня подтвердить вам,  что  оно
вас поддержит, - заявил сэр Уильям. -  Мое  правительство  намерено  также
возместить 170 миллионов долларов, затребованных похитителями.
     - Все же я не могу принять решение в  одиночку.  Слишком  тяжело  для
одного человека, - вздохнул премьер-министр. - Я попрошу  всех  министров,
все  правительство,  -  он  указал   на   напряженные   лица   вокруг,   -
проголосовать. И попрошу вас, джентльмены, оставить нас одних на несколько
минут. Мы примем решение.
     Два посла одновременно встали, слегка поклонились мрачной  фигуре  во
главе стола и вышли.

     - Где полковник Нобл? - спросил Кингстон Паркер.
     -  Ждет...  -  Питер  кивком  указал  на   звуконепроницаемую   дверь
командирской кабины "Ховкера".
     - Пусть присутствует, - сказал Паркер с экрана, и Питер нажал  кнопку
вызова.
     Колин Нобл тут же вошел, слегка  наклонившись  под  низким  потолком,
мощная угловатая фигура с  синей  шапочкой  "Тора",  надивнутой  низко  на
глаза.
     - Добрый вечер, сэр, - приветствовал он изображение на экране  и  сел
рядом с Питером.
     - Я рад, что полковник Нобл здесь. - Питер говорил четко и  деловито.
-  Я  думаю,  он  поддержит  мое  мнение,  что  шансы  на  успех  "Дельты"
значительно возрастут, если мы начнем действия не  позже,  чем  за  десять
минут до одиннадцати. - Он отвернул манжет рукава и взглянул на часы. - То
есть через сорок минут. Мы надеемся  застать  бойцов  в  состоянии,  когда
действие наркотика предельно ослабнет и до того, как они примут новую дозу
перед сроком. Я считаю, что если мы ударим  в  этот  момент,  риск  вполне
приемлем...
     - Спасибо, генерал Страйд, - спокойно прервал  его  Паркер,  -  но  я
хотел, чтобы полковник Нобл  присутствовал  именно  для  того,  чтобы  мой
приказ был понят совершенно точно. Полковник Нобл, - взгляд  Паркера  чуть
сместился на новый объект внимания, - командир "Тора" запросил  разрешение
на немедленное осуществление  "Дельты"  против  "Спидберд  070".  В  вашем
присутствии я отказываю в этом  разрешении.  Переговоры  с  правительством
Южной Африки достигли критической стадии,  и  ни  при  каких  условиях  не
должны быть предприняты открытые или скрытые  враждебные  действия  против
бойцов. Вы меня поняли?
     - Да, сэр, - с каменным выражением лица ответил Колин Нобл.
     - Генерал Страйд?
     - Понял, сэр.
     - Очень хорошо. Прошу вас подождать. Я  посовещаюсь  с  послами.  Как
только будут какие-нибудь конкретные сведения, я снова свяжусь с вами.
     Изображение тут же исчезло, и экран потемнел.  Полковник  Колин  Нобл
медленно повернулся и посмотрел на Питера Страйда, выражение его лица  тут
же  изменилось,   он   быстро   нажал   кнопку   на   командной   консоли,
останавливающую все записи звука и изображения. Теперь его слова не  будут
записаны.
     - Слушай, Питер, все знают, что тебя ждет высокая должность  в  НАТО.
Оттуда твоя граница - только небо, парень. Вплоть до начальника  штабов  -
куда захочешь.
     Питер ничего не ответил, только еще раз взглянул на золотой "ролекс".
Десять часов семнадцать минут.
     - Думай, Питер. Ради Бога, парень.  Тебе  понадобились  двадцать  лет
напряженной  работы,  чтобы  подняться  сюда.  Тебя  никогда  не  простят,
приятель. Можешь мне поверить. Сломают  тебя  и  твою  карьеру.  Не  делай
этого, Питер. Не делай. Ты слишком хорош, чтобы так сгубить  себя.  Просто
остановись на минуту и подумай.
     - Я думаю, - негромко ответил Питер. - Думаю, не переставая, и всегда
прихожу к одному выводу. Если я дам им умереть,  я  так  же  виновен,  как
женщина, нажимающая на курок.
     - Питер, ты не должен  разбивать  себе  голову.  Решение  принято  не
тобой...
     - Легко было бы поверить в это! - ответил Питер, - Но  людей  так  не
спасешь.
     Колин наклонился и положил свою большую лапу  на  предплечье  Питера.
Слегка нажал.
     - Знаю, но мне ужасно смотреть, как ты все отбрасываешь. В моей книге
ты на самом верху, приятель. - Он впервые сделал такое признание, и  Питер
был тронут.
     - Можешь уклониться, Колин. Тебе можно не рисковать карьерой.
     - Я никогда не пытался уклониться, - Колин убрал руку. - Я с тобой...
     - Я хочу, чтобы ты записал официальный протест, нет смысла  нам  всем
быть уволенными, - сказал Питер, включая запись  -  звука  и  изображения.
Теперь каждое слово разговора записывалось.
     - Полковник Нобл, - отчетливо сказал  он,  -  я  начинаю  немедленное
нападение "Дельта" на самолет 070. Подготовьтесь.
     Колин повернулся к камере.
     - Генерал Страйд, я заявляю  официальный  протест  против  применения
"Дельты" без подтверждения со стороны руководства "Атласа".
     - Полковник Нобл, ваш протест записан, -  серьезно  сказал  в  камеру
Питер, и Колин Нобл снова отключил запись.
     - Ну, для одного дня достаточно вздора. - Он встал. - Пойдем  возьмем
этих ублюдков.

     Ингрид сидела за столом бортинженера и держала перед  собой  микрофон
внутренней системы громкоговорителей. Ее золотистая от загара кожа  слегка
посерела, девушка морщилась от  боли  за  глазами,  и  рука,  которой  она
держала микрофон, слегка дрожала.  Она  понимала,  что  все  это  симптомы
наркотического похмелья. Теперь она жалела, что увеличила начальную  дозу,
разрешила принять больше,  чем  указано  на  ярлычке,  но  ей  нужно  было
возбудиться,  чтобы  провести  первую  казнь.  Теперь  она  и   ее   бойцы
расплачиваются за это, но через двадцать  минут  она  даст  разрешение  на
очередную дозу. На этот раз  она  останется  в  пределах  рекомендованного
количества, и она заранее предвкушала, как кровь быстрее побежит по жилам,
как обострится зрение, появится энегрия  и  возбуждение  -  восхитительные
результаты приема наркотика. Она даже предвкушала то, что ждет ее впереди:
владение абсолютной властью, властью распределять  жизнь  и  смерть.  Ради
этого стоит жить. Сартр, Бакунин и Мост открыли глубокую  правду  жизни  -
акт разрушения, полного уничтожения вызывает катарсис, он созидателен,  он
пробуждает душу. Она с нетерпением ждала следующей казни.
     - Друзья мои, - заговорила она в микрофон, - мы не  получили  никаких
сообщений от тирана.  Он  не  тревожится  о  ваших  жизнях,  и  это  очень
характерно для фашистских  империалистов.  Его  не  занимает  безопасность
людей, хотя сам он разбухает на крови и поте...
     Снаружи стояла темная ночь. Грозовые тучи закрыли  половину  неба,  и
каждые несколько минут в них вспыхивали молнии. Дважды после захода солнца
яростные тропические ливни стучали по  корпусу  "боинга",  и  теперь  огни
маяков аэропорта отражались на мокром бетоне.
     -  Мы  должны  продемонстрировать  тирану  непреклонную  храбрость  и
железную  целеустремленность.  Мы  не  можем   допустить   даже   малейших
колебаний. Сейчас мы выберем еще четверых заложников.  Это  будет  сделано
совершенно беспристрастно, и я прошу вас понять, что все вы теперь - часть
революции, и вы можете гордиться этим...
     Неожиданно  вспыхнула  молния,  гораздо  ближе,  с  неба   спустилось
зеленоватое радужное пламя, оно безжалостным светом озарило поле, и тут же
на самолет обрушился раскат грома. Девушка  Карен  невольно  вздрогнула  и
вскочила, она быстро подошла и встала рядом  с  Ингрид.  Ее  темные  глаза
теперь  были   окружены   еще   более   темными   кольцами   усталости   и
нарткотического похмелья, она сильно дрожала,  и  Ингрид  с  отсутствующим
видом погладила ее, как можно погладить испуганного котенка; в то же время
она продолжала говорить в микрофон:
     - ...Мы все должны научиться  приветствовать  приближающуюся  смерть,
должны радоваться возможности внести свой вклад, пусть самый  скромный,  в
величайшее пробуждение человечества.
     Снова вспыхнула великолепная молния, но Ингрид продолжала говорить  в
микрофон, ее бессмысленные слова гипнотизировали и убаюкивали, и  пленники
сидели спокойно, как в летаргии, не говорили, не шевелились, казалось, они
больше не способны на самостоятельное мышление.
     - Я брошу жребий, чтобы избрать следующих жертв революции.  Я  назову
номера мест, и мои бойцы придут за вами. Прошу избранных быстро  пройти  в
переднюю кухню. - Наступила пауза, затем снова послышался голом Ингрид.  -
Место номер 63Б. Пожалуйста, встаньте.
     Немец в красной рубашке, с длинными, нависающими  на  глаза  волосами
должен был силой поднять худого мужчину средних лет и завести ему руки  за
спину. Белая рубашка мужчины измялась, на плечах у  него  были  эластичные
помочи, поддерживавшие старомодные узкие брюки.
     - Не позволяйте им, - взмолился мужчина к остальным пассажирам, когда
Анри стал проталкивать его вперед. - Не позволяйте им убивать меня. -  Все
опустили головы. Никто не пошевелился, не заговорил.
     - Место номер 43F. - Красивая темноволосая женщина лет тридцати; лицо
ее, казалось, медленно растекается, когда она  услышала  свой  номер,  она
рукой прикрыла рот, чтобы не закричать, но тут с  противоположного,  через
проход, сидения встал аккуратный пожилой джентльмен с великолепной  гривой
серебряных волос. Он поправил галстук.
     - Не поменяетесь ли со мной местами, мадам? - негромко спросил  он  с
сильным  английским  акцентом  и  прошел  по  проходу  на  длинных   худых
журавлиных ногах. Он презрительно прошел мимо  усатого  француза,  который
заторопился к нему. Не глядя по сторонам,  раправив  плечи,  он  исчез  за
занавеской передней кухни.

     У "боинга" есть слепое пространство - от боковых окон рубки под углом
в двадцать градусов к хвосту,  но  похитители  так  хорошо  подготовились,
казалось, предусмотрели все возможности; они могли учесть и  это  и  найти
способ держать слепое пространство под наблюдением.
     Питер и Колин, стоя за углом служебного  ангара,  негромко  обсуждали
такую возможность; оба внимательно разглядывали хвост "боинга" и провисшее
брюхо фюзеляжа, ожидая увидеть блеск зеркала или какого-нибудь оптического
прибора.
     Они находились непосредственно за самолетом, и предстояло  преодолеть
около четырехсот ярдов: половина это  расстояния  -  в  траве  по  колено,
половина - по бетону.
     Поле  освещалось  только  голубыми  периферийными  фонарями  рулежных
дорожек и светом из окон аэропорта.
     Питер обдумывал возможность погашения всех вообще  огней,  но  решил,
что тем самым выдаст  себя.  Это,  несомненно,  насторожит  похитителей  и
замедлит продвижение штурмовой группы.
     - Ничего не вижу, - сказал Колин.
     - Я тоже, - согласился  Питер,  и  оба  отдали  свои  ночные  бинокли
стоявшему рядом сержанту: больше они им не понадобятся.  Штурмовая  группа
оставила все оборудование, кроме самого необходимого.
     У  Питера  с  собой  только  легкий,  в  одиннадцать   унций   весом,
высокочастотный передатчик для связи со своими людьми в  аэровокзале  и  в
быстро расстегивающейся кобуре на бедре автоматический пистолет "вальтер П
38".
     Каждый член штурмовой группы сам выбирал  себе  оружие.  Колин  Нобл,
единственный  менявший  свой  выбор,  переходил  от   девятимиллиметрового
парабеллума браунинга, который он любил за его тринадцатизарядный магазин,
к командирскому кольту .45 АСП - за его небольшой вес и  огромную  убойную
силу. С другой сторны, Питер всегда брал "вальтер" из-за  его  точности  и
небольшой отдачи: с ним он всегда был уверен, что на расстоянии в двадцать
метров попадет в цель.
     Но один вид вооружения был  стандартным  для  всех  бойцов  штурмовой
группы. Оружие у всех  было  заряжено  разрывными  пулями  "супер-велекс",
которые всю ударную силу тратят при первом  контакте,  пуля  застревает  в
теле; тем самы снижается риск для  невинных.  Питер  никогда  не  позволял
забывать, что работать придется там, где террористы и их жертвы  находятся
рядом.
     Колин Нобл снял с шею  цепочку,  на  которой  висела  золотая  звезда
Давида, обычно скрывающаяся в  густых  волосах  у  него  на  груди.  Сунул
украшение в карман и застегнул клапан.
     -  Ну,  старина...  -  Колин  Нобл  преувеличенно  изобразил   акцент
Сандхерста, - ...побредем?
     Питер  взглянул  на  светящийся  циферблат   свого   "ролекса".   Без
шестнадцати  одиннадцать.  "Точный  момент  конца  моей  карьеры",  мрачно
подумал он и поднял правую руку с сжатым кулаком, потом дважды  опустил  и
поднял - старый кавалерийский сигнал атаки.
     Двое с "палками" тут же устремились  вперед,  абсолютно  неслышно  на
мягких резиновых подошвах, высоко подняв свои зонды, чтобы  не  задеть  за
бетон или за части самолета, - согнутые  под  тяжестью  газовых  цилиндров
фигуры.
     Питер медленно сосчитал до пяти, чувствуя, как  в  кровь  его  хлынул
адреналин, как напряглись каждый нерв и каждая мышца тела, и снова услышал
свои  собственные  слова,  сказанные  Кингстону  Паркеру,  которые  теперь
звучали как пророчество:
     - Середины нет. Альтернатива  -  сто  процентов  жертв.  Мы  потеряем
самолет, пассажиров и всех бойцов "Тора".
     Он отбросил эту мысль в сторону и повторил сигнал наступления.  Двумя
рядами, держась поблизости друг от друга, группа побежала. Трое  несли  по
алюминиевой складной лестнице каждый, у  четверых  мешки  с  парализующими
гранатами, у остальных молоты для открывания дверей, и у каждого избранное
им оружие - ручное оружие большого калибра: Питер никому  не  позволил  бы
пользоваться  автоматическим  оружием  в  тесноте  похищенного   самолета.
Минимальное требование ко всем бойцам группы - умение многократно поразить
маленькую движущуюся цель из пистолета и не задеть окружающих.
     Бежали они почти неслышно:  самым  громким  звуком  было  собственное
дыхание Питера в его ушах, и на мгновение  он  почувствовал  сожаление.  В
этой игре он не может выиграть; лучшим результатом будет полное разрушение
работы всей его жизни, но он резко прикрикнул на себя, отбросил эту мысль.
И побежал в ночь.
     Впереди,  на  фоне  огней  аэропорта,  видны  были  силуэты  людей  с
"палками", они заняли позиции под выпуклым  серебристым  брюхом  самолета;
неожиданно вспыхнула молния, грозовая  туча  осветилась  нестерпимо  ярким
светом, на мгновение осветилось и поле, стал отчетливо виден на фоне травы
двойной ряд фигур в черном. Если их заметили, сейчас начнется, и от  удара
грома нервы Питера вздрогнули.  Он  в  любое  мгновение  ожидал  взрыва  и
пламени десятка гранат ударного действия.
     Снова стало темно, и пружинистая влажная трава под  ногами  сменилась
гладким  жестким  бетоном.  И  неожиданно  они  оказались  под   фюзеляжем
"боинга", как цыплята под защитой курицы, две колонны точно разделились на
четыре группы, по-прежнему в строгом  порядке  каждый  боец  опустился  на
левое колено, и одновременно, с  точностью,  выработанной  многочисленными
тренировками, все бойцы надели газовые маски, прикрывающие рот и нос.
     Питер быстро оглянулся и отключил свой передатчик. Отныне  до  самого
конца он не произнесет в него ни слова: всегда существует возможность, что
похитители прослушивают эту частоту.
     Этот щелчок отключения послужил  сигналом  для  тех,  кто  остался  в
аэропорту: почти мгновенно взвыли двигатели самолета.
     Хотя самолет был расположен в северном районе площадки  обслуживания,
его развернули так, чтобы двигатели смотрели на юг, и  сразу  подключились
турбины еще пяти межконтинентальных  лайнеров.  Звук  двадцати  двигателей
оглушал даже на таком расстоянии - и Питер снова дал сигнал рукой.
     Человек с "палкой" напряженно ждал;  по  сигналу  он  поднял  зонд  и
прижал сверло к дну  фюзеляжа.  Звуки  сжатого  воздуха  и  работы  сверла
совершенно не были слышны,  зонд  лищь  слегка  вздрогнул,  пройдя  сквозь
корпус. Мгновенно в отверстие был вставлен второй зонд, и второй человек с
"палкой" оглянулся на Питера. Снова сигнал рукой, и в  корпус  пошел  газ.
Питер следил за секундной стрелкой своих часов.
     Два   щелчка   клапана   передатчика,   и   свет   за   занавешенными
иллюминаторами  самолета  одновременно  погас:  отключили  электроэнергию.
Кондиционеры "боинга" перестали работать.
     Рев двигателей продолжался еще несколько секунд, и Питер  дал  сигнал
людям с лестницами.
     Обшитые резиной концы лестниц мягко коснулись крыльев и щелей дверей,
их мгновенно подняли одетые в черное фигуры. Двигались  они  с  обманчивой
небрежностью и легкостью.
     Десять секунд "фактор В" поступал в корпус, и Питер  щелкнул  трижды.
Мгновенно вспыхнули  огни  на  "боинге".  Снова  заработали  кондиционеры,
быстро высасывая газ из салонов и рубки.
     Питер глубоко вдохнул и коснулся плеча Колина. Они в  одно  мгновение
взлетели по лестницам согласованным молчаливым рывком, возглавляя  группы,
штурмующие крылья.

     -  Без  девяти  одиннадцать,  -  сказала  Ингрид  Карен.  Она  слегка
возвысила голос, чтобы перекрыть  звук  двигателей,  работающих  где-то  в
ночи. Горло ее пересохло от наркотического похмелья, в углу глаза невольно
вздрагивал нерв. Голова болела так, словно вокруг нее медленно все сильнее
затягивали веревку. - Похоже, Калиф  чего-то  не  учел.  Южноафриканцы  не
собираются сдаваться... - Она с легкой дрожью предвкушения взглянула через
открытую дверь на четверых заложников, сидящих рядом на  откидных  местах.
Седовласый англичанин курил виргинскую сигарету  в  длинном  мундштуке  из
янтаря и слоновой кости, он презрительно ответил на  ее  взгляд,  так  что
Ингрид почувствовала раздражение. Она еще больше возвысила голос, чтобы он
услышал ее следующие слова: - Необходимо снова расстрелять группу.
     - Калиф до сих пор никогда не ошибался, -  яростно  покачала  головой
Карен. - Еще целый час до срока... - И в  это  мгновение  огни  мигнули  и
погасли. С закрытыми иллюминаторами наступила полная тьма, смолкло гудение
кондиционеров, и в тишине послышались возбужденные и удивленные голоса.
     Ингрид ощупью нашла на консоли рычаг, переключиающий освещение  рубки
на собственные батареи самолета, и в мягком красноватом свете стало  видно
ее нервное напряженное лицо.
     - Отключили   подачу    электричества!   -    воскликнула    она.   -
Кондиционеры!.. Должно быть, это "Дельта"!
     - Нет! - резко ответила Карен. - Не было ракет.
     - Мы должны...  -  начала  Карен,  но  остановилась,  услышав  пьяную
расслабленнсоть собственного голоса. Язык казался распухшим и  заполнившим
весь рот, лицо Карен стало искаженным, глаза отказывались  сфокусироваться
на чем-то.
     - Карен... - начала она и тут же  безошибочно  ощутила  запах  свежих
трюфелей, а на языке - вкус грибов.
     - Боже! - дико крикнула она и бросилась за кислородным оборудованием.
Над каждым сидением открылся  ящичек,  и  оттуда  на  гофрированном  шнуре
свесилась кислородная маска.
     - Курт! Анри! - крикнула Ингрид  в  микрофон.  -  Кислород!  Наденьте
маски! Это "Дельта"! Они перешли к "Дельте"!
     Она схватила одну из висящих масок, надела ее и стала глубоко  дышать
кислородом, выгоняя парализующий газ из своего организма. В кухне  первого
класса один из заложников потерял сознание и упал на пол, другой  свесился
набок. По-прежнему дыша кислородом, Ингрид  сняла  фотоаппатар  с  шеи,  и
Карен, глядя на нее расширенными от ужаса глазами, сняла со  рта  маску  и
спросила:
     - Ты ведь не взорвешь нас, Ингрид?
     Ингрид не обратила на нее внимания; набрав в  легкие  кислорода,  она
закричала в микрофон:
     - Курт!  Анри!  Они  появятся,  как  только  снова  включат  энергию.
Закройте глаза и уши  от  парализующих  гранат  и  следите  за  дверьми  и
хвостовыми окнами. - Ингрид снова надела маску и глубоко задышала.
     - Не взрывай нас, Ингрид! - взмолилась Карен. - Пожалуйста.  Если  мы
сдадимся, Калиф через месяц освободит нас. Нам не нужно умирать.
     В этот момент в салонах снова ярко вспыхнул  свет,  послышался  свист
кондиционеров. Ингрид в последний раз вдохнула кислород и побежала в салон
первого  класса,  перепрыгивая  через  потерявших  сознание  заложников  и
стюардесс.  Она  сорвала  свисающую  над  пассажирским  креслом  еще  одну
кислородную маску и посмотрела вдоль длинного фюзеляжа.
     Курт и Анри выполнили ее приказ. Они дышали кислородом. Немец  ожидал
у правого крыла,  Анри  -  у  заднего  люка,  у  обоих  в  руках  наготове
короткоствольные  пистолеты,  но  лица  их  закрыты  желтыми  кислородными
масками, и Ингрид не могла увидеть их выражение.
     Мало кто из пассажиров оказался  достаточно  быстр  и  сообразителен,
чтобы успеть надеть маски и не потерять сознание.  Сотни  лежали  в  своих
сидениях или свесились набок.
     Весь салон заполнила путаница свисающих шлангов,  похожих  на  лианы,
она закрывала видимость, искажала  картину,  а  после  тьмы  свет  казался
ослепительно ярким.
     Ингрид держала фотоаппарат в свободной руке, потому  что  знала,  что
должна продолжать дышать кислородом. Кондиционерам  потребуется  несколько
минут, чтобы удались "фактор В". Она снова прижала маску ко рту и ждала.
     Карен оказалась рядом с ней,  в  одной  руке  она  держала  пистолет,
другой прижимала маску.
     - Возвращайся назад и прикрывай  передний  люк!  -  рявкнула  на  нее
Ингрид. - Там будет...
     - Ингрид, мы не должны умереть, - взмолилась Карен, и в это мгновение
одновременно разлетелись люки экстренной эвакуации и  в  них  влетели  два
маленьких темных предмета.
     - Парализующие гранаты! - закричала Ингрид. - Ложись!

     Питер Страйд двигался легко и стремительно, как орел в полете. Руками
и ногами он едва притрагивался  к  перекладинам  лестницы;  теперь,  когда
начались действия, всякие сомнения его покинули, больше  колебаний  он  не
испытывал, был собран и ощущал огромное облегчение.
     Он одним движением плеч и бедер перемахнул  через  закругленный  край
крыла и сразу  оказался  на  ногах,  неслышно  продвигаясь  по  блестящему
металлу. Под ногами у него алмазами горели дождевые капли, и свежий  ветер
развевал волосы.
     Он добежал до корпуса и  занял  позицию  у  входа,  пальцами  нащупав
тонкую щель. Второй номер склонился за ним. Люди  с  гранатами  уже  ждали
наготове, держа равновесие, как акробаты, на скользкой поверхности крыла.
     "Около шести секунд, - подумал Питер, оценивая время, потребовавшееся
от начала движения до этой стадии. Так быстро и аккуратно  на  тренировках
они никогда не действовали; все понимали, что  их  может  ждать  смерть  и
ужас.
     Питер и  его  второй  номер  вместе  изо  всех  сил  налегли  на  люк
экстренной эвакуации, и он с готовностью подался  внутрь,  потому  что  не
мешало повышенное давление  внутри,  и  в  то  же  мгновение  в  отверстие
полетели  гранаты,  и  все  бойцы,  как   мусульмане,   молящиеся   Мекке,
одновременно наклонили головы и закрыли глаза и уши.
     Снаружи салонов, даже  с  закрытыми  ушами  и  глазами,  гром  взрыва
оглушал, казалось, он с силой ударил по мозгу, и в ярком свете  фосфорного
пороха  Питер  увидел  сквозь  закрытые   веки   рентгеновское   очертание
собственных  пальцев.  И  сразу  гранатометчики  закричали  в   отверстие:
"Лежать! Всем лежать!" Они будут повторять этот призыв в израильском стиле
все время.
     Питер задержался на сотую  долю  секунды,  оглушенный  взрывом,  чуть
медленнее обычного выхватил "вальтер", взвел  курок  и  прыгнул  -  ногами
вперед в люк. Еще в воздухе он  увидел  девушку  в  красной  рубашке,  она
бежала вперед, размахивая фотоаппаратом и крича что-то  бессмысленное.  Он
выстрелил еще до того, как ноги его коснулись пола, и  первый  же  выстрел
попал ей в рот, пробил неровную темную дыру в ряду белых зубов и  с  такой
силой отбросил назад ее голову, что Питер услышал, как лопнули кости шеи.

     Ингрид  обеими  руками  закрыла  глаза  и  уши,   скорчилась,   когда
оглушительный  порыв  звука  и  света  пронесся  по  тесному  салону,  как
ураганный ветер; даже когда это кончилось,  она  продолжала  цепляться  за
спинку  сидения,  пытаясь  выпрямиться  и  определить,  когда   нападающие
ворвутся в корпус.
     Те, кто за пределами корпуса, избегут прямого удара  взрыва,  который
она собиралась осуществить, и могут выжить. Она хотела дождаться  момента,
когда вся штурмовая группа будет внутри, хотела  максимума  жертв,  хотела
забрать с собой как можно больше и обеими руками подняла  фотоаппарат  над
головой.
     - Идите! - закричала она, но в  салоне  густо  вились  облака  едкого
белого дыма, и свисающие шланги дергались и извивались, как змеи на голове
Медузы. Ингрид услышала пистолетный выстрел и крик:
     - Лежать! Всем лежать!
     Все было в дыму,  в  шуме  и  смятении,  но  она  следила  за  темным
отверстием люка экстренной эвакуации,  ожидала  с  пальцем  на  детонаторе
фотоаппарата. Гибкая черная фигура в гротескной  маске  прыгнула  в  салон
ногами вперед, и в то же мгновение рядом крикнула Карен:
     - Нет, не убивай нас! - и выдернула фотоаппарат  за  ремень,  оставив
Ингрид безоружной. Карен побежала по проходу сквозь дым  с  криком:  -  Не
убивайте нас! - держа аппарат перед собой, как знак мира. - Калиф не  даст
нам умереть! - Она продолжала бежать вперед, отчаянно крича: - Калиф...  -
и фигура в черном и в маске легко изогнулась  в  воздухе,  согнула  спину,
приземляясь на ноги в проходе; не успели  ноги  этого  человека  коснуться
пола, как он поднял пистолет, но  выстрел  показался  глухим  после  грома
гранат.
     Карен бежала к нему по проходу, крича и размахивая аппаратом, и  пуля
попала ей в рот и откинула голову назад под невероятным  углом.  Следующие
два выстрела последовали так быстро,  что  слились  в  один,  и  на  таком
расстоянии даже взрывные пули "велекс" пробили тело Карен и  вышли  у  нее
между лопатками. Аппарат полетел через салон и упал  на  колени  лежавшего
без сознания пассажира в центре.
     Ингрид действовала со скоростью  дикой  кошки,  она  нырнула  вперед,
пролетела над ковром прохода, ниже уровня огня, прикрытая белым  пороховым
дымом гранат. Она отчаянно извивалась на животе, добираясь до аппарата.
     До аппарата было двадцать футов, но  Ингрид  двигалась  со  скоростью
змеи; она понимала, что  дым  скрывает  ее,  но  понимала  также,  что  ей
придется встать,  чтобы  перегнуться  через  двоих  лежащих  без  сознания
пассажиров и взять аппарат.

     Питер приземлился на ковре прохода, сразу убил девушку и  отскочил  в
сторону, освобождая место для второго номера.
     Тот легко прыгнул на место, которое освободил для него Питер,  и  тут
из кухни выскочил немец в красном  и  выстрелил  ему  в  спину.  На  таком
расстоянии заряд  крупной  дроби  чуть  не  разорвал  тело  пополам,  боец
сложился вдвое и упал у ног Питера.
     Питер развернулся при звуке выстрела, повернувшись спиной  к  Ингрид,
которая ползла вперед сквозь фосфорный дым.
     Курт отчаянно старалася вернуть назад пистолет: отдача отбросила  его
далеко за голову. Его красная рубашка была расстегнута до пупа, видны были
твердые мышцы груди и кудрявые черные  волосы,  сквозь  упавшие  на  глаза
пряди безумно смотрели глаза, изрезанные шрамами губы кривились в рычании.
     Питер, не допуская риска, выстрелил ему в  грудь,  и  Курт  откинулся
назад, все еще борясь за пистолет. Питер выстрелил вторично  в  голову,  в
левый  висок;  дикие  глаза  закрылись,  черты  лица  исказились,  как  на
резиновой маске, и Курт лицом вперел упал в проход.
     - Два. - Питер, как всегда в такие моменты, обнаружил, что  действует
очень хладнокровно и эффективно. Стрелял он так  точно  и  быстро,  словно
тренируется с прыгающими мишенями.
     Он даже считал выстрелы, теперь  в  его  "вальтере"  осталось  четыре
патрона.
     - Еще двое, - подумал он,  но  дым  по-прежнему  был  так  густ,  что
видимость сократилась до пятнадцати  футов,  а  колеблющиеся  от  взрывной
волны шланги кислородных масок сокращали ее еще больше.
     Питер перепрыгнул через тело своего второго  номера,  кровь  хлюпнула
под резиновыми подошвами, и тут же в  салоне  появилась  угловатая  черная
фигура Колина Нобла. Он был в дальнем проходе и вошел через правое  крыло.
В колеблющемся дыму он  походил  на  дьявола  из  ада,  отвратительного  и
грозного в своей газовой маске. Он присел  в  положение  снайпера,  обеими
руками держа большой браунинг, и выстрелы прозвучали в воздухе, как  удары
колоколов Нотр Дам.
     Он стрелял по другой одетой в красное фигуре,  полузакрытой  дымом  и
свисающими шлангами, в мужчину с круглым мальчишеским лицом  и  свисающими
светлыми усами. Большие велексовые пули разорвали похитителя на  куски  со
свирепостью  когтей  хищника.  Они,  как  насекомое,  пригвоздили  его   к
центральной перегородке и вырвали куски плоти из  груди  и  обломки  белой
кости из черепа.
     "Три, - подумал Питер. - Остался один, и я должен взять аппарат".
     Он видел аппарат в руках темноволосой девушки, которую  убил,  видел,
как он падал, и знал, как важно взять детонатор, прежде чем он  попадет  в
руки второй девушки, светловолосой, самой опасной.
     Всего четыре секунды назад он проник в самолет, но ему казалось,  что
прошла целая вечность. Он слышал  стук  молотов,  вскрывающих  переднюю  и
заднюю двери, еще несколько секунд - и все остальные бойцы "Тора" окажутся
внутри, а он все еще не отыскал четвертого террориста, самого опасного.
     - Вниз! Все вниз! - кричали гранатометчики, и Питер гибко  повернулся
и побежал к рубке. Он был уверен, что светловолосая там.
     Перед ним лежала девушка, которую он застрелил, длинные темные волосы
закрывали бледное искаженное ужасом лицо. Волосы ее уже пропитались темной
кровью, а черная дыра во рту делала похожей на старуху.  Она  перегородила
проход путаницей стройных бескостных конечностей.
     Передняя дверь подалась, но впереди по-прежнему все  закрывал  густой
дым.
     Питер собрался перепрыгнуть через  тело  девушки,  и  в  этот  момент
вторая девушка, блондинка, появилась прямо перед ним. Казалось, она  чудом
возникла из дыма, как прекрасное, но злое привидение.
     Она нырнула через сидения, пытаясь достать фотоаппарат,  а  Питер  на
мгновение потерял равновесие и не успел  направить  на  нее  пистолет.  Он
быстро сменил руки, потому что стрелял одинаково точно  с  обеих,  но  это
заняло  у  него  десятую  секунды,  и  девушка  успела   схватить   ремень
фотоаппарата и отчаянно тянула за него. Аппарат как будто застрял, и Питер
повернулся к ней, собираясь стрелять в  голову,  потому  что  она  была  в
десяти шагах, и даже в дыму на таком расстоянии он не промахнется.
     Один из пассажиров, дышавших кислородом и не потерявших сознание,  не
послушался приказа лежать и вскочил с истерическим криком: - Не стреляйте!
Выпустите меня отсюда!  Не  стреляйте!  -  Он  оказался  между  Питером  и
светловолосой девушкой, перекрыв линию огня, и Питер  в  последний  момент
отдернул ствол. Пуля ударила в потолок, а пассажир столкнулся  с  Питером,
по-прежнему крича:
     - Выпустите меня! Я хочу выйти!
     Питер отчаянно пытался высвободить  руку  с  пистолетом,  потому  что
девушка разорвала ремень и теперь возилась с черной  коробочкой.  Пассажир
висел на руке Питера, тряс его, плакал и кричал.
     Поперек  центрального  прохода  выстрелил  Колин  Нобл.  Он  все  еще
находился в правом проходе, и угол был  немыслимый,  потому  что  стрелять
приходилось мимо плеча Питера и сквозь путаницу шлангов.
     Первым выстрелом он промахнулся, но пуля пролетела достаточно близко,
чтобы девушка дернула головой, ее золотые волосы взлетели  от  пролетевшей
пули, она пошатнулась, неловкими пальцами пытаясь нажать детонатор.
     Питер ударил впавшего в истерку пассажира в горло вытянутыми пальцами
правой руки и отбросил его на сидение, пытаясь прицелиться в  девушку.  Он
знал, что должен поразить ее в мозг, чтобы мгновенно остановить пальцы.
     Колин выстрелил вторично, на сотую секунды раньше Питера,  и  большая
пуля отбросила девушку в сторону, уведя ее из-под выстрела Питера.
     Питер видел, как ударила пуля Колина, она попала в  правое  плечо,  в
соединение лопатки и плечевой кости, разбив кость с такой силой, что  рука
дернулась вперед в пародии на коммунистический  салют,  она  неестественно
изогнулась и взлетела над головой; снова фотоаппрат отлетел в  сторону,  а
тело девушки было с силой отброшено назад по проходу, как будто ее ударило
идущим на большой скорости автомобилем.
     Питер прицелился, ожидая возможности  попасть  в  голову,  а  девушка
пыталась встать, но в это мгновение из  дыма  появилось  множество  черных
фигур, они закрыли девушку, прижали ее, пинающуюся  и  кричащую,  к  ковру
прохода. Группа "Тора" прорвалась в передний люк как  раз  вовремя,  чтобы
спасти ей  жизнь,  и  Питер  спрятал  "вальтер"  в  кобуру  и  наклонился,
осторожно подбирая фотоаппарат. Потом другой рукой стянул маску.
     - Все. С ними кончено! - крикнул он. - Мы их всех  взяли.  Прекратить
огонь. Все кончено. - Потом в свой передатчик: - Посадка! Посадка!  -  Это
кодовое слово означало полный успех. Трое его людей  прижимали  девушку  к
полу, а она, несмотря на рану  в  плече,  сопротивлялась,  как  леопард  в
западне.
     - Спустить шланги срочной эвакуации! -  приказал  Питер,  и  из  всех
выходов развернулись и опустились на бетон  широкие  пластмассовые  трубы.
Бойцы уже вели сохранивших сознание пассажиров к ним и помогали скользнуть
вниз.
     От здания аэропорта понесся десяток санитарных машин, ревя  сиренами.
Одетые в черное работники "Тора" бежали по  бетону,  рамахивали  руками  и
кричали: "Посадка! Посадка!"
     Как доисторические чудовища, с севера показались передвижные трапы  и
направились к туловищу "боинга".
     Питер подошел к девушке, по-прежнему держа в руках аппарат, и  стоял,
глядя на нее. Ледяное хладнокровие  схватки  еще  не  оставило  его,  мозг
казался острым, как  бритва,  зрение  четкое  и  ясное,  он  видел  все  в
мельчайших подробностях. Все чувства были обострены.
     Девушка перестала бороться и посмотрела на него.  Полное  сходство  с
пойманным леопардом. Никогда Питер не видел таких свирепых и  безжалостных
глаз. Но вот она отвела назад голову, как кобра перед броском, и плюнула в
него. Белая пенистая слюна упала к ногам Питера.
     Рядом остановился Колин Нобл, стянул маску.
     - Прости, Питер. Я целился в сердце.
     - Вы меня не удержите! - неожиданно закричала девушка. - Я освобожусь
еще до Дня благодарения!
     И Питер понял,  что  она  права.  Наказание,  которому  одурманеннное
общество подвергает таких  людей,  обычно  всего  лишь  несколько  месяцев
заключения, да и то часто условно. Он вспомнил умирающую девочку у себя на
руках, теплый поток крови на животе и бедрах.
     - Мои люди придут за мной! - Девушка снова плюнула,  на  этот  раз  в
лицо одному из тех, кто держал ее. - Вы меня не удержите. Мои  люди  силой
освободят меня!
     И снова она права. Ее пленение -  прямое  начало  новым  жестокостям,
колесо мщения пришло  в  движение.  За  жизнь  этого  пойманного  злобного
хищника пострадают сотни других, а десятки умрут.
     Начиналась реакция, боевая ярость стихала, и Питер почувствовал,  что
его тошнит и выворачивает  внутренности.  Все  напрасно,  подумал  он;  он
отказался от усилий и стараний всей жизни только ради временной победы. Он
остановил силы зла, но не разбил их, они перегруппируются и снова нападут,
сильнее и коварнее, чем прежде, и эта женщина снова поведет их.
     - Мы революция. - Девушка подняла здоровую руку со сжатым кулаком.  -
Мы власть. Никто и ничто не остановит нас.
     Когда  эта  женщина  выстрелила  в  спину  беременной,  у  той   тело
совершенно  исказилось.  Память  Питера  сохранила  все  подробности:   та
раскололась, как перезревший плод.
     Блондинка размахивала кулаком перед лицом Питера.
     - Это только начало - начинается новая эра!
     В голосе ее звучали насмешка, угроза и полная уверенность -  и  Питер
знал, что для этого у нее есть основания. В мире высвободилась новая сила,
более смертоносная, чем ему казалось возможным, и у Питера не было никаких
иллюзий относительно своей временной победы. Зверь  всего  лишь  ранен,  в
следующий раз она станет сильнее, коварнее, извлечет урок  из  неудачи.  С
реакцией Питера охватила мощная волна ужаса и отчаяния, которая, казалось,
поглотила его душу. Все напрасно.
     - Вы не можете победить, - насмехалась женщина, плевалась собственной
кровью и, бесстрашная и нераскаявшаяся, казалось, читала его мысли.
     - А мы никогда не проиграем - кричала она.

     - Джентльмены. - Премьер-министр Южной Африки говорил  с  болезненной
неторопливостью. - Мое правительство и я считаем, что  принять  требования
террористов - все равно что сесть на спину тигра, с которой мы никогда  не
сможем спрыгнуть. - Он остановился, на мгновение опустил  крупную,  словно
из гранита, голову, потом посмотрел на двух послов. - Однако  у  нас  есть
обязанности перед человечеством и перед нашим народом. Две могучие  страны
оказывают чрезвычайно сильное давление на наш небольшой народ, и потому мы
решили единодушно  сделать  все  необходимое  для  освобождения  женщин  и
детей...
     Раздражительно зазвонил телефон на столе перед американским послом, и
премьер-министр слегка нахмурился.
     - Мы полностью доверяем обещаниям ваших правительств...  -  Он  снова
остановился: телефон продолжал настойчиво звонить. -  Пожалуй,  вам  лучше
послушать, сэр, - сказал он Келли Костеблу.
     - Прошу  прощения,  господин  премьер-министр.  -  Американец  поднял
трубку, прислушался, и выражение абсолютного изумления медленно  появилось
на его лице. - Подождите, - сказал он в трубку, прикрыл ее рукой и  поднял
голову. - Господин премьер-министр, с большой радостью  сообщаю  вам,  что
три минуты назад штурмовая группа "Тора" ворвалась в самолет рейса  070  и
убила трех террористов, четвертый ранен и захвачен, среди пассажиров жертв
нет. Все освобождены, все до одного. Здоровы и в безопасности.
     Большой человек во главе стола облегченно осел в кресле, вокруг  него
разразилась буря восторженных возгласов и поздравлений, а он улыбнулся.  И
улыбка преобразила его грозное лицо в отеческое и доброе. "Спасибо, сэр, -
сказал он, улыбаясь. - Большое спасибо".

     - Вы виновны в открытом  неповиновении  приказу,  генерал  Страйд,  -
мрачно провзгласил Кингстон Паркер.
     - Я думал только о жизни заложников и поддержании закона и порядка, -
негромко ответил Питер. Прошло всего пятнадцать минут, как  он  в  огне  и
ярости  проник  в  корпус  самолета.  Руки  еще  слегка  дрожали,  и   его
по-прежнему мутило.
     - Вы сознательно нарушили мой точный  приказ,  -  Паркер  походил  на
рассерженного льва, грива серебристых  волос,  казалось,  ощетинилась,  он
сердито смотрел с экрана. Огромная  сила  его  личности  словно  заполнила
кабину "Ховкера".  -  У  меня  всегда  были  серьезные  сомнения  в  вашей
стабильности и соответствии высокой должности, которую вам доверили.  Я  в
письменном виде выразил эти сомнения вашему начальству,  и  они  оказались
полностью оправданными.
     - Судя по вашим словам, я отстранен от командования "Тором", -  резко
прервал его  Питер.  Гнев  его  вырвался  на  поверхность,  но  Питер  еще
сдерживался.
     Он понимал, что даже Кингстон  Паркер  не  может  немедленно  уволить
героя такой успешной операции. На  это  потребуется  время,  может,  много
дней, но судьба Питера решена. В этом нет сомнений, Паркер подтвердил это.
     - Вы будете продолжать руководить отрядом под  моим  непосредственным
наблюдением.  Ни  одного  решения  вы  не  имеет   права   принимать   без
непосредственного обращения ко мне, ни  одного.  Вы  поняли  это,  генерал
Страйд?
     Питер  не  побеспокоился  ответить,  какая-то   бесшабашная   лихость
охватила его, чувство свободы и широкого  выбора,  какого  он  никогда  не
испытывал раньше. Впервые в своей карьере  он  сознательно  не  подчинился
приказу старшего и - повезо ему или нет - одержал блистательную победу.
     - Сейчас ваша первейшая обязанность -  быстро  и  ввозможном  порядке
отозвать все подразделения "Тора". Боец,  которого  вы  захватили,  должен
быть доставлен в Лондон для допросов и суда...
     - Ее  преступления  совершены  здесь.  Ее  следует  здесь  судить  за
убийство... Я уже получил требование местных властей...
     - Сейчас достигается договоренность с южноафриканским правительством,
- гнев Паркера не утих, но теперь глава "Атласа" лучше владел собой. - Она
вернется в Англию на борту  вашего  командного  самолета,  и  врач  "Тора"
должен постоянно быть рядом с ней.
     Питер вспомнил, что произошло с террористкой  Лейлой  Халед,  которую
вытащили из самолета Эль Аль [Израильские  авиалинии],  где  ее  захватили
израильские агенты безопасности. Как гость британской полиции,  она  шесть
коротких дней провела в заключении, а потом в блеске славы  и  известности
была освобождена, стала героиней средств массовой информации, Жанной д'Арк
террора, - освобождена,  чтобы  планировать  смерть  и  уничтожение  сотен
других невинных, чтобы нападать на самые основания цивилизации,  потрясать
колонны, на которых держатся закон и порядок.
     - Эта женщина должна быть в Лондоне через двадцать  четыре  часа.  Ее
должны все время охранять, чтобы не было  никаких  попыток  мести.  Мы  не
допустим новой кровавой бани - как ваша в 070.

     Питер Страйд, прямой и высокий,  шел  по  гулкому  залу  аэропорта  с
мраморными колоннами, и его люди со всех сторон восклицали:
     - Отлично сделано, сэр!
     - Здорово, генерал!
     Они занимались освобожденными пассажирами, собирали свое разбросанное
оборудование, разбирали установки связи  и  безопасности  и  паковали  их.
Через час они будут готовы к отлету. Но сейчас все побросали свою работу и
принялись поздравлять его.
     Пассажиры поняли, что это архитектор их  спасения,  и  приветствовали
его, когда он медленно проходил по залу; он улыбался, принимая  их  жалкую
благодарность, остановился, чтобы поговорить с пожилой леди,  выдержал  ее
слезное объятие.
     - Бог благослови вас, мой мальчик. Бог благослови вас. -  И  тело  ее
задрожало. Питер мягко  отстранил  ее  и  пошел  дальше,  улыбаясь  только
губами, потому что в сердце у него была сталь.
     У входа в административные помещения аэропорта стояли на страже бойцы
"Тора", вооруженные ручными пулеметами; они расступились, и  Питер  прошел
внутрь.
     Колин Нобл, по-прежнему в  черном  облегающем  штурмовом  костюме,  с
большим пистолетом калибра .45 на бедре, сжимал в зубах сигару.
     - Взгляни на это, - сказал он Питеру. Стол был завален взрывчаткой  и
оружием. - Большинство из-за железного занавеса,  но  Бог  знает  где  они
получили это. - Он указал на  пистолеты  с  двумя  короткими  стволами.  -
Сделаны специально для прохождения через контроль и стоят очень дорого.
     - У них хватает денег, - сухо ответил Питер.  -  Выкуп  за  министров
ОПЕК составил сто пятьдесят миллионов долларов, за братьев Браун  двадцать
пять миллионов, за барона Альтмана - еще двадцать миллионов. Это оборонный
бюджет целого государства. - Он взял один из короткоствольных пистолетов и
раскрыл казенник. Пистолет не был заряжен.
     - Из такого она расстреливала заложников?
     Колин пожал плечами.
     - Вероятно, стреляли из обоих стволов. - Колин прав,  вдоль  коротких
гладких стволов видны черные точки сгоревшего пороха.
     Питер зарядил пистолет патронами с картечью из груды лежащих на столе
и пошел по длинному кабинету с  закрытыми  пишущими  машинками  на  пустых
столах и плакатами компаний воздушных линий на стенах.
     У одной стены аккуратным рядом лежали тела троих похитителей,  каждое
в отдельном прозрачном пластмассовом чехле.
     Два человека из "Тора" собирали содержимое их карманов  -  украшения,
скудные личные вещи - и упаковывали их в пластмассовые пакеты с ярлычками.
     Тело второго номера Питера лежало у дальней стены, тоже в пластиковом
мешке, и Питер наклонился к нему. Сквозь пластик ему видны были черты лица
покойника. Глаза широко раскрыты, и челюсть отвисла. "Смерть всегда лишена
достоинства", подумал Питер и выпрямился.
     По-прежнему держа  короткий  пистолет,  Питер  прошел  во  внутренний
кабинет, Колин Нобл - за ним.
     Девушка  лежала  на  передвижных  носилках,  над  ней   -   плазмовая
капельница, вокруг суетились врач "Тора"  и  два  санитара.  Молодой  врач
раздраженно поднял голову, когда  открылась  дверь,  но  при  виде  Питера
выражение его лица сразу изменилось.
     -  Генерал,  если  мы  хотим  спасти  ей   руку,   нужно   немедленно
оперировать. Плечевой сустав разбит...
     Девушка повернула прекрасную голову к Питеру.  Ее  густые  золотистые
волосы смешались с засохшей кровью, и на одной щеке было кровавое пятно.
     Теперь лицо  ее  стало  совершенно  бесцветным,  как  голова  ангела,
изваянная из белого мрамора. У кожи появился  восковой  блеск,  она  стала
почти прозрачной, и лишь глаза  оставались  свирепыми,  их  не  приглушили
болеутоляющие лекарства, которыми ее напичкали.
     - ...Я попросил южноафриканцев о помощи, - продолжал врач,  -  и  нас
ждут  два  хирурга-ортопеда.  На  вертолете  ее  перевезут  в  Центральную
больницу в Эденвейле...
     Ей  уже  оказали  помощь,  весь  "Тор"  занимался  ею,  как   главной
знаменитостью. Она сделала первый шаг по усыпанной розами дороге славы,  и
Питер мог представить себе, как газеты будут раписывать ее красоту...  они
с ума сходили из-за смуглой, с глазами хорька Лейлы Халед,  с  ее  темными
усиками... а из-за этой вообще перескочат через собственную голову.
     Никогда Питер не испытывал такого сильного чувства, как сейчас.
     - Выйдите, - сказал он врачу.
     - Сэр? - Молодой человек удивился.
     - Выйдите, - повторил Питер, - все выйдите. - Он ждал, пока  за  ними
закроется непрозрачная стеклянная дверь, прежде чем заговорил  с  девушкой
обычным тоном.
     - Вы заставили меня отказаться от своих принципов и спуститься на ваш
уровень.
     Девушка  неуверенно  смотрела  на  него,  глаза  ее  устремились   на
короткоствольный пистолет, который Питер держал в руке.
     -  Вы  заставили  мен,  профессионального  солдата,  нарушить  приказ
старшего по команде перед лицом неприятеля. -  Он  помолчал.  -  Я  привык
гордиться собой, но когда я сделаю то, что должен сделать, мне нечем будет
гордиться.
     - Я требую свидания с американским послом, - хрипло сказала  девушка,
по-прежнему глядя на  пистолет.  -  Я  американская  гражданка.  Я  требую
защиты...
     Питер прервал ее, он говорил быстро:
     - Это не месть. Я достаточно стар и опытен, чтобы  понимать,  что  из
всех человеческих излишеств у мести самый горький вкус.
     - Ты не сможешь... - Девушка кричала, голов ее звучал  резко,  в  нем
теперь слышался страх. - Тебя уничтожат.
     Питер продолжал, словно не слыша:
     - Это не месть, - повторил он. - Вы сами  назвали  причину.  Если  вы
будете продолжать существовать, вас освободят. Пока вы живы, будут умирать
другие... и умирать, лишившись человеческого достоинства. Умирать в ужасе,
как вы убивали...
     - Я женщина. Я ранена. Я военнопленная, -  кричала  девушка,  пытаясь
приподняться.
     - Это все старые правила, - сказал ей Питер.  -  Вы  разорвали  их  и
создали новые. Отныне я играю  по  вашим  правилам.  Я  опустился  на  ваш
уровень.
     - Ты не убьешь меня, - в голосе девушки звучали дикие нотки. - У меня
еще много дел...
     - Колин, - негромко сказал Питер, не  глядя  на  американца.  -  Тебе
лучше выйти.
     Колин Нобл колебался, положив правую руку  на  рукоять  браунинга,  и
девушка умоляюще повернула к нему голову.
     - Не позволяйте ему.
     - Питер... - сказал Колин.
     - Ты был прав, Колин, - негромко сказал Питер. -  Эта  девочка  очень
похожа на Мелиссу-Джейн.
     Колин Нобл отнял руку от пистолета и пошел к  двери.  Девушка  начала
выкрикивать непристойности и угрозы, голос ее был полон ужаса и ненависти.
     Колин неслышно закрыл  дверь  и  встал  спиной  к  ней.  Единственный
выстрел прозвучал оглушительно громко, и поток гнусных окорблений внезапно
прервался. Наступившая тишина была даже ужасней, чем  предшествовавшие  ей
звуки. Колин не шевелился. Он ждал  четыре,  пять  секунд,  наконец  дверь
открылась, и генерал Питер Страйд вышел в основное помещение. Он  протянул
Колину пистолет, один ствол которого был горяч на ощупь.
     Красивое аристократическое лицо Питера осунулось, он  словно  пережил
долгую опустошительную болезнь. Лицо человека, прыгнувшего в пропасть.
     Питер  Страйд  раскрыл  стеклянную  дверь  и  вышел  не  оглядываясь.
Несмотря на ужасное  выражение  отчаяния,  он  по-прежнему  вел  себя  как
солдат, и походка его была твердой.
     Колин Нобл даже не заглянул в дверь.
     - Теперь она ваша, - сказал  он  врачу.  И  пошел  вслед  за  Питером
Страйдом по широкой лестнице.

     Предстоял долгий трудный галоп по ровной местности, потом по пастбищу
к вершине подъема, и на пути только одни ворота. Мелисса-Джейн  вела  свою
гнедую кобылку, рождественский подарок дяди Стивена. Она,  как  почти  все
девочки, подходящие к половой  зрелости,  испытывала  страстную  любовь  к
лошадям и выглядела прекрасно на  своем  лоснящемся  породистом  животном.
Холод раскрасил ее щеки, и прядь волос медового цвета весело раскачивалась
при каждом прыжке. За те несколько недель, что  Питер  ее  не  видел,  она
расцвела, и он с некоторым страхом и с большой гордостью  понял,  что  она
становится красавицей.
     Питер сидел на одной из охотничьих лошадей Питера, рослом длинноногом
животном, способном выдержать его вес, но мерин с трудом  не  отставал  от
летящей пары, которая легко танцевала впереди.
     У живой изгороди Мелисса-Джейн не снизошла  до  ворот,  она  покрепче
взяла в руки кобылку и  повела  ее  через  кусты.  Маленький  круглый  зад
приподнялся в прыжке, и комья земли полетели из-под копыт.
     Перепрыгнув, она тут же развернулась, посмотрела  на  него,  и  Питер
понял, что ему брошен вызов. Изгородь тут же стала казаться очень высокой,
и он впервые заметил, под каким большим углом уходит назад земля. Он почти
два года не ездил верхом, а на  этом  мерине  вообще  впервые,  но  лошадь
храбро  пошла  на  прыжок,  и  они  перелетели  через  изгородь,  неуклюже
приземлились, Питер ухватился за шею лошади, и на какое-то  мгновение  ему
показалось, что он упадет на глазах дочери;  но  он  сохранил  равновесие,
поднял голову лошади, и они остановились.
     - Суперзвезда! - со смехом крикнула Мелисса-Джейн, и к  тому  времени
как он догнал ее, она уже спешилась под тисом на  самой  вершине  и  ждала
его, пар от ее дыхания вился в холодном неподвижном воздухе.
     - Наша земля когда-то тянулась до самой церкви, -  Питер  показал  на
далекую серую каменную иглу, вонзившуюся в брюхо неба, - а здесь почти  до
самого верха равнины. - Он повернулся в противоположном направлении.
     - Да, - Мелисса-Джейн просунула свою руку в его. Они стояли рядом под
деревом. - Семья продала ее, когда умер дедушка. Ты мне рассказывал. И это
правильно. Одна семья не должна иметь так много.
     Питер удивленно посмотрел на нее.
     - Боже мой, коммунист в семье. Гадюка на груди.
     Она сжала его руку.
     - Не волнуйся, дорогой папочка.  Раздувшийся  плутократ  -  это  дядя
Стивен. А ты не капиталист. Ты вообще безработный... - Сказав это, она тут
же смолкла, затих ее смех, она виновато посмотрела на  него.  -  О,  я  не
хотела. Правда.
     Прошел почти месяц после отставки Питера, но скандал еще не утих.
     Хвалебные заголовки, посвященные операции "Дельта" и  успеху  "Тора",
продержались только несколько  дней.  Восторженные  редакторские  колонки,
обложки и развороты, главная новость  на  всех  телеканалах,  экспансивные
поздравление от руководителей  всех  западных  держав,  мгновенный  триумф
Питера Страйда и его героев - во все это быстро проникли странные ноты,  и
экстаз как будто выдохся.
     Расистское  правительство  Южной  Африки  действительно   согласилось
освободить политических заключенных до нападения, один из террористов  был
захвачен живым и умер от огнестрельного ранения в здании аэровокзала. Один
из освобожденных заложников оказался журналистом,  освещавшим  ход  съезда
хирургов  на  Маврикии  и  возвращавшемся  на  похищенном   самолете.   Он
опубликовал сенсационную статья на основании  собственных  впечатлений,  и
десяток пассажиров подтвердили его  показания,  что  четвертый  террорист,
женщина, просила о милости и была застрелена после захвата в плен.
     Буря  проклятий  и  поношений,  поднятая  левым  крылом  лейбористов,
потрясла парламент Вестминстера и эхом отразилась в обвинениях  демократов
в американском  Конгрессе.  Само  существование  "Тора"  было  подвергнуто
тщательному  анализу  и  в  самых   экстравагантных   терминах   объявлено
незаконным. Массовые протесты организовали коммунистические партии Франции
и  Италии,  а  взрыв  ручной  гранаты  М26,  одной  из  тех,  что   группа
Баадера-Мейнхоф похитила на американской базе в  Меце,  -  этот  взрыв  на
стадионе "Парк де Принс" в Париже во время футбольного матча убил одного и
ранил 23 зрителя. В редакцию  "Франс  Суар"  позвонил  человек,  говорящий
по-французски с акцентом, и заявил, что этот взрыв есть  первая  месть  за
убийство четверых похитителей карателями империалистов.
     Вначале отставки  Питера  потребовал  Пентагон,  и  не  было  никаких
сомнений, что за этим стоит доктор Кингстон  Паркер,  хотя,  как  о  главе
"Атласа", о нем никогда не объявлялось публично и полная тайна по-прежнему
окружала всю организацию. Газеты начали требоовать  полного  расследования
всех  обстоятелств,  связанных  с  деятельностью  "Тора".  "И  если  будет
установлено, что в  ходе  операции  действительно  происходили  преступные
нарушения законов, человек или люди, ответственные  за  это,  должны  быть
преданы суду или военному трибуналу". К  счастью,  существование  "Атласа"
оставалось  для  средств  массовой   информации   тайной.   Только   "Тор"
подвергался  критике;  о  существовании  "Меркурия"  и  "Дианы"  никто  не
подозревал.
     В английском военном министрестве и в првительствах Великобритании  и
США у Питера было  много  сочувствующих  и  сторонников,  но  он  облегчил
положение своих друзей и свое собственное,  подав  прошение  об  отставке.
Отставка была принята, но левые  требовали  большего.  Они  хотели  крови.
Крови Питера Страйда.
     Глаза Мелиссы-Джейн цвета анютиных глазок наполнились слезами стыда.
     - Я не хотела, правда, не хотела.
     - Ну, не так-то плохо оказаться  без  работы.  У  меня  теперь  много
времени  для  моей  любимой  девочки.  -  Он  улыбнулся  ей,  но  она   не
успокаивалась.
     - Я не верю в ужасные вещи, о которых говорят. Я знаю, что ты человек
чести, папа.
     - Спасибо. - Он почувствовал боль вины и печали. Они  долго  молчали,
стоя рядом, наконец Питер заговорил первым.
     - Ты собираешься стать палеонтологом...
     - Нет. Это было месяц назад. Я изменила свои планы. Старые кости меня
больше не интересуют. Я буду врачом, детским врачом.
     - Это хорошо. - Питер серьезно кивнул. - Но давай ненадолго  вернемся
к старым костям. К веку больших ящеров. Почему вымерли динозавры?
     -  Не  смогли  приспособиться  к  изменившемуся  окружению,  -  сразу
ответила Мелисса-Джейн.
     Питер сказал:
     - Это похоже на честь. Я думаю, не устарело ли в современном мире это
понятие. - И тут же увидел изумление и боль в ее взгляде и понял, что  она
забрели на опасную территорию. Его дочь страстно любит все живое, особенно
людей.  Несмотря  на  возраст,  у  нее  сформировавшиеся  политические   и
социальные взгляды, она верит в идеалы  и  в  основополагающую  красоту  и
доброту человечества. Конечно, впереди ее  ждут  годы  болезненной  утраты
иллюзий. Слова "человек чести" для Мелиссы-Джейн звучат как  посвящение  в
рыцари. К кому бы ни прилагался в данный  момент  этот  термин:  к  принцу
Уэльскому или популярному певцу с нелепым именем, которое Питер  никак  не
может запомнить, к Вирджинии Уэйд, недавней  чемпионке  Уимблдона,  или  к
учителю Роудин [Роудин-скул -  одна  из  самых  привилегированных  женских
частных гимназий в Англии], который пробудил в ней интерес к  медицине,  -
Питер знал, что должен испытывать благодарность за то, что его включили  в
это избранное общество.
     - Я постараюсь оправдать твое мнение  обо  мне.  -  Он  наклонился  и
поцеловал   ее,   удивленный   силой   собственного   чувства   к    этому
ребенку-женщине. - А сейчас слишком холодно, чтобы стоять  тут  дальше,  и
Пат никогда не простит нас, если мы опоздаем на ланч.
     Они простучали по булыжникам двора конюшни, ехали рядом, нога к ноге,
и, прежде чем спешиться, Питер окинул взглядом здание, которое всегда было
его домом, хотя теперь и принадлежит в соответствии с титулом его старшему
брату Стивену. Правда, всего на три часа, но тем не менее старшему.
     Дом из красного  кирпича,  с  крышей,  наклоненной  под  пятьюдесятью
самыми разными углами. Чуть-чуть не хватало дому, чтобы  стать  уродливым,
но именно это чуть-чуть делало его волшебным, сказочным. Питер никогда  не
завидовал Стивену, который любил это разползшееся здание с чем-то  близким
к страсти.
     Может, именно желание обладать этим домом и вернуть ему прежнюю славу
подвигло Стивена на сверхчеловеческие  усилия,  которые  должен  приложить
житель Англии,  чтобы  вопреки  налогам  и  социалистическим  ограничениям
заработать состояние.
     Стивен эти усилия приложил,  и  теперь  "Тисовое  Аббатство"  цветет,
аккуратное и ухоженное, в  великолепном  саду,  а  Стивен  живет  в  стиле
баронета.
     Дела его так сложны, разбросаны по стольким континентам, что,  должно
быть, даже английские  налоговые  инспекторы  устрашились.  Питер  однажды
поднял эту тему в разговоре с близнецом, и Стивен спокойно ответил:
     - Когда закон  явно  несправедлив,  как  наше  налогообложение,  долг
честного человека нарушать его.
     Стармодная праведность Питера встала на дыбы, но он промолчал.
     Странно, что именно так получилось у братьев, потому что более  умным
всегда считался Питер, и Стивена семейство называло не иначе, как  "бедный
Стивен". Никто не  удивился,  когда  Стивен  на  последнем  году  ушел  из
Сандхерста, причем о нем ходили всякие темные слухи, но спустя два года он
уже был миллионером, а Питер -  всего  лишь  скромным  вторым  лейтенантом
английской армии. Питер беззлобно улыбнулся этому воспоминанию. Он  всегда
очень любил своего старшего брата,  но  в  этот  момент  нить  его  мыслей
прервалась: краем глаза он увидел зеркальный конец серебристого  лимузина,
припаркованного  у   конюшни.   Длинный   "мерседес-бенц",   такие   любят
поп-звезды. Шофер в синем мундире деловито натирает кузов до еще  большего
блеска. Даже у Стивена нет такой машины, и Питер был  заинтригован.  Гости
"Тисового Аббатства" всегда интересны. Стивен Страйд не приглашал  тех,  у
кого нет  власти,  большого  богатства  или  исключительного  таланта.  За
"мерсересом-600" стоял другой, меньшего  размера,  черный,  и  в  нем  два
человека с жесткими лицами - телохранители.
     Мелисса-Джейн тоже увидела машину.
     - Еще один раздувшийся плутократ, я думаю, - сказала она. У  нее  это
обычное выражение крайнего неодобрения. Питер, помогая дочери снять  седло
и растирая лошадей, думал о ее жаргоне. Они прошли через розарий, рука  об
руку, и со смехом вместе вошли в главную гостиную.
     - Питер, старина! - Стивен пошел им навстречу, высокий, как  и  брат;
когда-то он был таким же стройным, но благополучная  жизнь  округлила  его
тело, в то же время обычные для крупного дельца стрессы побелили волосы на
висках и вплели в усы серебряные  нити.  Лицо  его  не  совсем  зеркальное
отображение лица Питера, оно более мясистое и красное, но сходство все  же
очень сильно, особенно теперь, когда его лицо осветилось удовольствием.
     -  Я  думал,  ты  сломал  себе  проклятую  шею!  -  Стивен  тщательно
культивировал грубоватые манеры деревенского сквайра,  чтобы  скрыть  свой
острый проницательный ум.
     Он повернулся к Мелиссе-Джейн и с удовльствием обнял ее. - Как дела у
Флоренс Найтингейл?
     - Она душка, дядя Стивен. Я никогда не смогу отблагодарить тебя.
     - Питер, я хотел бы познакомить тебя с очаровательной леди...
     Она  разговаривала  с  Партицией  Страйд,  женой  Питера,  но  теперь
повернулась, и зимнее солнце через окно за ее спиной  окружило  ее  мягким
романтическим ореолом.
     Питер почувствовал, что земля словно наклонилась у него  под  ногами,
кто-то словно сжал ему сердце в кулаке, затруднил дыхание.
     Он сразу узнал ее по фотографии, которую видел в досье о похищении ее
мужа. На одной стадии расследования казалось,  что  похитители  вместе  со
своей жертвой  пересекли  Ла  Манш,  и  "Тор"  целую  неделю  находился  в
состоянии  "Альфа".  Питер  изучал  фотографии,   собранные   из   десятка
источников, но даже блестящие цветные снимки из "Вог" и "Жюр де Франс"  не
могли передать великолепие этой женщины.
     Удивительно, но он видел, что и она его узнала. Выражение ее лица  не
изменилось, но  глаза  на  мгновение  вспыхнули  темно-зеленым  изумрудным
светом. Питер не сомневался, что она его узнала; подойдя к ней, он  понял,
что она высокая, но прекрасные пропорции тела делают это незаметным.  Юбка
у нее из тонкого шерстяного крепа, который подчеркивает  длинные  красивые
ноги балерины.
     - Баронесса, позвольте представить моего брата. Генерал Страйд.
     - Здравстуйте, генерал.  -  Английский  ее  почти  безупречен,  голос
низкий и чуть хриплый, очень привлекательный легкий акцент, но его  звание
она произнесла отчетливо, в три слога [В английской разговорной речи слово
General "генерал" может произноситься как двусложное и даже односложное].
     - Питер, это баронесса Альтман.
     Ее густые блестящие черные волосы  убраны  со  лба  под  стреловидным
концом вдовьего головного убора, подчеркивая широкие  славянские  скулы  и
безупречное совершенство кожи. Однако  линия  челюсти  слишком  сильная  и
квадратная для красавицы, а рот приобретает чуть  высокомерные  очертания.
Великолепная, но  не  прекрасная,  и  Питер  сразу  почуствовал,  что  его
неудержимо тянет к этой женщине. Такое чувство,  от  которого  захватывает
дыхание, он не испытывал уже двадцать лет.
     Она, казалось, воплощает все, чем он восхищался в женщинах.
     Тело у нее как у тренированного спортсмена. Под нежным шелком  блузки
обнаженные  руки  с  четко  выделяющимися  мышцами,  узкая  талия,   груди
маленькие и ничем не стесненные, их прекрасная форма хорошо  видна  сквозь
тонкий материал. Чистая свежая  загорелая  кожа  светится  от  здоровья  и
тщательного ухода. Все это вносит свой вклад в ее привлекательность.
     Но все же главный элемент ее привлекательности - в  сознании  Питера.
Он знал, что это женщина исключительной силы и поразительных достижений, и
это усиливало его стремление, к тому же ее окружает ореол  недосягаемости.
Взглядом королевы или богини она насмешливо оценивала его мужественность и
казалась  недоступной  и  отдаленной.  Она  словно  внутренне   улыбается,
улыбается   холодной   покровительственной   улыбкой   его    откровенному
восхищению, но принимает его как должное. Питер быстро припомнил все,  что
знал о ней.
     Она начала работать у барона как его личная секретарша и за пять  лет
стала для него незаменимой. Барон признал ее способности, быстро продвинув
в совет директоров, первой из группы младших служащих, и  в  конце  концов
поручил ей  руководство  своей  главной  холдинговой  компанией.  Когда  в
безнадежной схватке с раком жизненные силы барона стали  угасать,  он  все
более и более опирался на нее и, как оказалось, вполне оправданно.  Потому
что она руководила империей мощных промышленных  компаний,  корпораций  по
производству  электроники  и  вооружения,  банками,  торговыми   сделками,
вложением капиталов, как сын, которого у барона никогда не было. Когда  он
на ней женился, ему было пятьдесят восемь лет,  он  был  на  тридцать  лет
старше ее, и она стала  прекрасной  женой,  как  была  прекрасным  деловым
партнером.
     Она собрала и  лично  доставила  огромный  выкуп,  который  требовали
похитители; вопреки советам французской полиции, пошла одна,  без  охраны,
на встречу с безжалостными убийцами, и когда они вернули ей  изуродованный
труп барона, она оплакала его и похоронила и продолжала править  империей,
которую унаследовала, с проницательностью и силой, которые  совершенно  не
соответствовали ее возрасту.
     Теперь ей двадцать девять лет. Нет, прошло уже два года, понял Питер,
склонившись к ее руке,  но  почти  не  касаясь  гладких  холодных  пальцев
губами. Ей тридцать один. На пальце у нее одно кольцо  с  бриллиантом,  не
очень большим, не больше шести карат,  но  такой  превосходной  белизны  и
блеска, что он, казалось, наделен собственной жизнью. Это  выбор  женщины,
обладающей огромным богатством и превосходным вкусом.
     Распрямившись, Питер понял, что она оценивает его так  же  тщательно,
как он ее. Он  словно  ничего  не  может  скрыть  от  этих  чуть  раскосых
изумрудных глаз, но уверенно ответил на  ее  взгляд,  зная,  что  способен
выдержать любую проверку; впрочем, он был  заинтригован,  откуда  она  его
знает.
     - Ваше имя недавно часто появлялось в новостях,  -  словно  объясняя,
сказала она.
     На ланч собралось шестнадцать человек, включая трех детей  Стивена  и
Пат, а также Мелиссу-Джейн. Приятная и спокойная обстановка, но  баронесса
сидела далеко от него, и Питер не мог непосредственно разговаривать с ней,
и хотя он пытался прислушиваться к ее словам, она говорила  негромко  и  в
основном обращалась к Стивену  и  к  издателю  одной  из  общенациональных
ежедневных газет, сидевшему рядом с ней. А Питеру пришлось  изо  всех  сил
обороняться от восхищенного внимания  хорошенькой,  но  совершенно  пустой
блондинки слева от себя.
     Однако он успел заметить, что хотя баронесса подносила к губам бокал,
уровень красного вина в нем не опускался, а ела она совсем немного.
     Питер поглядывал на нее украдкой, а баронесса ни разу не посмотрела в
его сторону. Но за кофе она прямо и непосредственно обратилась к нему.
     - Стивен сказал мне, что в поместье есть развалины строений римлян, -
сказала она.
     - Я могу показать их вам. Прекрасная прогулка по лесу.
     - Спасибо. Но до этого мне нужно кое-что обсудить со Стивеном;  можем
мы встретиться в три часа?
     Она переоделась в твидовую юбку и просторный жакет, который на  менее
высокой и более полной женщине показался бы нескладным, и в высокие сапоги
того же лавандового цвета. Под жакетом кашмировый джерси, а на шее шарф из
тонкой шерсти. Шляпа с широкими  полями  и  ярким  пером  за  лентой  была
надвинута почти на глаза.
     Шла она молча, глубоко засунув руки  в  большие  карманы  жакета,  не
делая попыток уберечь дорогие сапожки от грязи, шипов и сломанных  ветвей.
Двигалась она грациозной плывущей походкой, чуть покачиваясь, так  что  ее
плечи и голова плывут рядом, только  чуть  пониже  плеч  и  головы  самого
Питера. Он решил, что не будь она признанным  лидером  в  области  мировой
промышленности и финансов, из нее вышла бы  отличная  манекенщица.  У  нее
способность заставлять одежду выглядеть важной и элегантной, в то же время
относясь к ней равнодушно.
     Питер уважал ее молчание, довольный тем, что идет с  ней  рядом;  они
шли по темному лесу,  пахнущему  плесенью  и  холодным  дождем,  с  ветвей
капало, стволы дубов заросли мхом, каазалось, они молят серое небо, высоко
подняв руки, пораженные артритом.
     Наконец  они  вышли  на  открытое  возвышенное  место,  ни  разу   не
остановившись, хотя тропа была крутая, а почва мягкая.
     Она дышала глубоко, но ровно,  и  раскраснелась  лишь  чуть-чуть.  Он
решил, что она в отличной физической форме.
     - Вот они. - Питер указал на едва заметную поросшую травой канаву  на
вершине холма. - Не очень впечатляют, но я не хотел заранее разочаровывать
вас.
     Теперь она улыбнулась.
     - Я бывала здесь раньше, - сказала она своим интригующим  хрипловатым
голосом.
     - Ну, у нас с вами старт с хода. С первой встречи мы обманываем  друг
друга... - усмехнулся Питер.
     - Я прилетела из Парижа, - объяснила она. -  Не  очень  удобно.  Дело
можно было обсудить с сэром Питером за пять минут по телефону.  Но  то,  о
чем я хочу поговорить с вами, можно обсуждать только лицо с лицом...  -  И
тут же поправилась. - Простите, лицом к лицу. - Редкая ошибка. Стивен  был
странно настойчив, когда  приглашал  Питера  на  этот  уикэнд  в  "Тисовое
Аббатство". Несомненно, он соучастник организации это встречи.
     - Я польщен интересом такой прекрасной женщины...
     Она сразу нахмурилась и раздраженным жестом оборвала его комплимент.
     - Недавно к вам обратилось отделение "Нармко" компании "Седдлер Стил"
с предложением возглавить их  торговый  отдел,  -  сказала  она,  и  Питер
кивнул. Со времени своей отставки он получил уже много предложений. -  Вам
предложили исключительно щедрые условия.
     - Верно.
     - Может, вы предпочитаете уединенную академическую жизнь? -  спросила
она, и  хотя  выражение  лица  Питера  не  изменилось,  он  был  выбит  из
равновесия. Невозможно, чтобы она знала о предложении одного американского
университета занять  кафедру  новейшей  военной  истории,  предложение,  о
котором он все еще размышляет между делом.
     - Есть книги, которые я хотел бы прочесть и написать, - сказал Питер.
     - Книги. У вас хорошее собрание,  и  я  читала  написанное  вами.  Вы
человек с противоречивыми  свойствами,  генерал  Страйд.  Человек  прямого
действия и в то же время с глубокими политическими и социальными мыслями.
     - Иногда я сам себя не понимаю, - улыбнулся Питер. - Как же вам  меня
понять?
     Она не поддалась на его улыбку.
     - Многое из того, что вы пишете, совпадает с моими убеждениями. А что
касается ваших действий, то  будь  я  мужчиной  и  в  вашем  положении,  я
действовала бы так же.
     Питер напрягся,  отвергая  всякие  ассоциации  с  070,  и  снова  она
инстинктивно поняла его.
     - Я имею в виду всю вашу карьеру, генерал. От Кипра до  Йоханнесбурга
- включая Ирландию. - И он слегка расслабился.
     - Почему вы отвергли предложение "Нармко"? - спросила она.
     - Потому что за ним скрывалось  невысказанное  убеждение,  что  я  не
смогу отказаться. Потому что условия  были  такими  щедрыми,  что  от  них
неприятно запахло. Потому  что  мне  показалось,  что  от  меня  потребуют
действий в соответствии с репутацией, которую  я  приобрел  после  захвата
рейса 070.
     - Какую репутацию? - Она слегка склонилась к нему,  и  он  ощутил  ее
особый запах. Запах лепестково гладкой кожи, разогретой ходьбой и подъемом
на холм. Она слегка пахла раздавленными цветками лимона и чистой  здоровой
зрелой женщиной. Он чувствовал собственное физическое  возбуждение,  почти
непреодолимое желание коснуться ее, ощутить тепло и гладкость ее кожи.
     - Может быть, репутация человека,  способного  добиться  согласия,  -
сказал он.
     - А что, по-вашему, от вас потребовали бы?
     На этот раз он пожал плечами.
     - Вероятно, предлагать взятки моим бывшим  коллегам  по  НАТО,  чтобы
ускорить покупку вооружения, производимого "Нармко".
     - Почему вы так думаете?
     - Мне приходилось в НАТО принимать такие решения.
     Она  отвернулась  от  него  и  посмотрела  на  специфическую   зелень
английского зимнего ландшафта, аккуратные поля и пастбища, темные клинья и
геометрические очертания лесов и рощ.
     - Знаете ли вы, что через "Альтман Индастриз"  и  другие  компании  я
контролирую большую часть акций "Седдлер Стил" и, естественно, "Нармко"?
     - Нет, - сознался Питер. - Но не могу сказать, что я удивлен.
     - Знаете ли вы, что предложение "Нармко" исходило от меня лично?
     На этот раз он ничего не ответил.
     - Вы правы, конечно, ваши связи с верхними эшелонами НАТО, с военными
ведомствами Великобритании  и  Соединенных  Штатов  стоят  всех  денег  до
последнего сантима из той щедрой платы, что вам предложили. А что касается
взяток... - она неожидано улыбнулась,  и  улыбка  совершенно  изменила  ее
лицо, оно стала казаться гораздо моложе, и была в нем теплота и  озорство,
о которых он и не подозревал. - Это капиталистическое  общество,  генерал.
Мы предпочитаем говорить о комиссионных и представительских.
     Он обнаружил, что улыбается ей в ответ, не из-за ее  слов,  а  потому
что ее улыбка неотразима.
     - Однако даю вам свое  торжественное  обещание,  что  вы  никогда  не
будете подвергнуты этому.  Нет,  с  того  времени,  как  "Локхид"  проявил
неосторожность, правила изменились. Ничто незаконное не может быть связано
с "Нармко", в особенности с ее руководителями. Прежде всего с вами.
     - Вопрос представляет чисто академический интерес, - заметил Питер. -
Я уже отказался.
     - Я не согласна, генерал Страйд. - Поля шляпы прикрывали ее глаза,  и
она смотрела вниз. -  Возможно,  выслушав,  чего  я  хотела  добиться,  вы
передумаете. Прежде  всего  я  допустила  ошибку,  не  связавшись  с  вами
непосредственно. Я рассчитывала, что щедрость предложения  убедит  вас.  Я
обычно не ошибаюсь так серьезно в людях... - Она подняла  взгляд  и  снова
улыбнулась, но на этот раз взяла его за руку. Пальцы ее, как и конечности,
были длинные и тонкие, но заостренные к концу, а  ногти  прекрасной  формы
выкрашены розовым лаком. Она продолжала говорить, держа его за руку.
     -  Мой  муж  был  исключительным  человеком.  Человеком  с   обширным
кругозором, сильным  и  способным  к  сочувствию.  Поэтому  его  пытали  и
убили... - голос ее перешел в хриплый  порывистый  шепот,  -  убили  самым
подлым образом. - Она смолкла, но не отвернула голову, не стыдилась  слез,
которые заполнили оба глаза, но не сорвались с век. Она даже не мигнула, и
первым отвел взгляд Питер. Только тут она переместила руку,  просунула  ее
Питеру под локоть и встала с ним рядом, почти касаясь бедром.
     - Скоро пойдет дождь, - ровным контролируемым голосом сказала она.  -
Нам пора спускаться. - И когда они пошли вниз, она продолжала говорить.
     -  Мясники,  сотворившие  это  с  Аароном,  остались  на  свободе,  а
бессильное общество только смотрело  им  вслед.  Общество,  систематически
лишающее себя защиты от следующего нападения. Америка буквально распустила
свои разведывательные службы, она так опутала их и выставила напоказ,  что
они  практически  бессильны.  Ваша  страна   обеспокоена   только   своими
собственными проблемами, как и все остальные в Европе. Нет  международного
подхода к проблеме, международной по своей сути. "Атлас"  -  это  отличная
идея, но его возможности ограничивает то, что он используется  только  для
возмездия и  только  в  исключительных  обстоятельствах.  Но  если  только
заподозрят  о  его  существовании,  левые  разорвут  его  на  клочки,  как
охотящаяся стая гиен. - Она слегка сжала его руку и искоса  посмотрела  на
него своими серьезными раскосыми изумрудными глазами.  -  Да,  генерал,  я
знаю об "Атласе", но не спрашивайте меня, откуда.
     Питер ничего не сказал, и они вошли в лес, ступая  осторожно,  потому
что тропа скользкая и крутая.
     - После смерти мужа я много думала о том, как уберечь мир, который мы
знаем,  оставаясь  в  рамках  закона.  Вместе  с  "Альтман  Индастриз"   я
унаследовала обширную систему сбора международной информации, естественно,
настроенную исключительно на соображения коммерции и  промышленности...  -
Она   продолжала   говорить   негромким   напряженным   голосом,   который
гипнотически действовал на Питера, описывала, как с помощью своих денег  и
влияния сумела проникнуть за границы,  недоступные  большинству  людей,  и
увидеть в целом новый мир насилия и страха. - У меня не  было  ограничений
Интерпола; это самоубийственное правило не связываться  с  преступлениями,
имеющими политическую мотивацию. И только узнав  все,  я  снова  оказалась
перед  самоуничтожительным  состоянием  ума,   который   маскируется   как
демократия и свобода индивидуума. Я смогла предусмотреть удар  террористов
и предупредила власти, но намерение не преступление, сказали мне, и  обоих
преступников тихо проводили до границы и  освободили,  чтобы  они  открыто
готовились к следующему удару. Мир должен ждать этого удара, ему запрещено
принимать превентивные меры, а когда  наступает  время  этих  мер,  мешает
путаница в  ответственности  между  разными  государствами  и  усложненная
концепция минимальных затрат... - Баронесса  смолкла.  -  Но  вы  все  это
знаете! Вы много писали на эту тему!
     - Интересно услышать повторение.
     - Скоро я подойду к интересной части, но мы почти дошли до дома.
     - Пойдемие, - сказал ей Питер и провел ее мимо  конюшен  к  павильону
плавательного бассейна. От подогретой воды  поднимался  пар,  и  роскошные
тропические растения представляли странный контраст  с  зимней  сценой  за
стеклянными стенами.
     Они сидели на качелях, близко, чтобы говорить негромко, но напряжение
как-то смягчилось. Она сняла шляпу, шарф и жакет  и  бросила  на  плетеное
кресло напротив, вздохнула, садясь на подушки.
     - Со слов сэра Стивена я поняла: он хочет, чтобы вы работали в банке.
- Она искоса взглянула на него. - Должно быть, трудно, когда за тобой  так
присматривают.
     - Не думаю, чтобы у меня было почтение Стивена к деньгам.
     - Это приходит со временем, генерал Страйд, - заверила она. - И может
стать привычкой.
     В этот момент в буре острот, криков  и  смеха  появились  дети  обоих
Страйдов; их шумливость уменьшилась лишь чуть-чуть, когда они  увидели  на
качелях Питера и баронессу.
     Младший сын Стивена, с выпирающей  из  костюма  детской  полнотой,  с
серебряными скобками на зубах, закатил глаза в их  направлении  и  громким
сценическим шепотом сказал Мелиссе-Джейн:
     - Je t'aime, ma cherie [Я тебя люблю, моя  дорогая  (фр.)],  падай  в
обморок! - Акцент у него ужасный, он получил отповедь  хриплым  шепотом  и
толчок в спину, от которого отлетел в глубокую часть бассейна.
     Баронесса улыбнулась.
     - Ваша дочь очень  заботится  о  вас,  -  она  слегка  повернулась  и
посмотрела в лицо Питеру. - Или это ревность? - И,  не  дожидаясь  ответа,
задала другой вопрос. Из-за шума и смеха детей Питеру показалось,  что  он
не расслышал.
     - Что вы сказали? - осторожно спросил он,  стараясь  не  выдать  себя
выражением лица, и она повторила:
     - Означает ли для вас что-нибудь имя Калиф?
     Он слегка нахмурился, делая  вид,  что  задумался,  и  в  памяти  его
всплыли  ужасные  микросекунды  смертельной  схватки,  дыма,   пламени   и
выстрелов, темноволосая девушка в красной рубашке, кричащая:
     - Не убивайте  нас!  Калиф  сказал,  что  мы  не  умрем!  Калиф...  -
Остальное прервала его собственная пуля, попав ей в открытый  рот.  С  тех
пор его преследовало это слово, и он  испробовал  тысячи  вариаций,  искал
смысл и значение, рассматривал возможность того, что услышал  неправильно.
Теперь он знал, что это не так.
     - Калиф? - переспросил  он.  Ему  казалось  важным  отрицать,  просто
потому что нужно что-то оставить в резерве, что его не несет в потоке воли
и личности этой женщины.  -  Это  мусульманский  титул.  Мне  кажется,  он
буквально означает "наследник Мухаммеда, преемник пророка".
     - Да. - Она нетерпеливо кивнула. - Титул религиозного и  гражданского
руководителя. Но слышали ли вы, чтобы его использовали как кодовое имя?
     - Нет. Простите, не слышал. А что оно означает?
     - Я не вполне уверена, даже мои собственные источники не дают  точных
сведений. - Она вздохнула, и они стали молча  следить  за  Мелиссой-Джейн.
Девочка ждала, когда Питер обратит на нее  внимание,  а  когда  дождалась,
легко пробежала по доске для прыжков и перешла, легкая,  как  ласточка,  в
прыжок в полтора оборота, войдя в воду почти без брызг; тут же вынырнула с
прилипшими к лицу волосами и посмотрела на Питера в ожидании одобрения.
     - Прекрасный ребенок, - сказала баронесса. - У меня нет детей.  Аарон
хотел сына -  но  нет.  -  В  ее  глазах  была  настоящая  печаль,  и  она
постаралась ее  скрыть.  На  другой  стороне  Мелисса-Джейн  выбралась  из
бассейна и быстро завернулась  в  полотенце  и  прикрыла  груди:  они  уже
достаточно велики и в то же время настолько новы, что составляют  для  нее
постоянный источник замешательства и стыдливой гордости.
     - Вы говорили о Калифе, - напомнил Питер, и баронесса  повернулась  к
нему.
     - Впервые я услышала  это  имя  два  года  назад  в  обстоятельствах,
которые никогда не забуду... - Она помолчала. - Я полагаю, вы в кусре всех
подробностей похищения и  убийства  моего  мужа.  Не  хочу  повторять  эту
ужасную историю без необходимости.
     - Я все знаю, - заверил ее Питер.
     - Вы знаете, что я лично доставила выкуп.
     - Да.
     -   Свидание   происходило   на   покинутом   летном   поле    вблизи
восточногерманской границы. Меня ждали  в  легком  двухмоторном  самолете,
разведчике советского производства,  но  со  стертыми  обозначениями...  -
Питер   вспомнил   тщательное   планирование   и   особое    оборудование,
использованное при похищении 070. Все совпадало.  -  Их  было  четверо,  в
масках. Говорили они по-русски, вернее, двое говорили по-русски. Остальные
двое вообще не сказали ни слова. Русский был ломаный... - Питер  вспомнил,
что баронесса говорит по-русски и еще на пяти языках.  Она  происходит  из
Восточной Европы.  Питер  пожалел,  что  не  познакомился  с  ее  досье  в
разведке. Отец сбежал вместе с ней из ее родной Польши, когда она была еще
ребенком. - Почти несомненно, и самолет, и этот русский язык  должны  были
скрыть истинную принадлежность похитителей, - продолжала она. - Я  провела
с ними немного времени. Мне нужно  было  доставить  сорок  пять  миллионов
швейцарских франков, и хоть они были в крупных купюрах, все равно на  борт
нужно было погрузить громоздкий и тяжелый багаж. После  первых  нескольких
минут,  когда  они  поняли,  что  у  меня  нет  полицейской  охраны,   они
успокоились и шутили друг с другом, когда грузили  деньги.  Слово  "Калиф"
было произнесено в английской транскрипции;  в  переводе  с  русского  это
звучало так: "Калиф снова прав" и ответ: "Калиф  всегда  прав".  Может,  я
запомнила это так отчетливо из-за того, что они воспользовались английским
словом... - Она снова замолчала, и в ее глазах было откровенное обнаженное
горе.
     - Вы рассказали полиции?  -  мягко  спросил  Питер,  и  она  покачала
головой.
     - Нет. Не знаю почему. Полиция тогда действовала  так  беспомощно.  Я
ужасно рассердилась, была опечалена и смущена. Именно тогда я решила,  что
буду искать сама - и это было единственное, с чего я могла начать.
     - Это был единственный случай, когда вы слышали это  имя?  -  спросил
Питер, и она ответила не сразу. Они смотрели на играющих детей -  казалось
фантастичным обсуждение источника зла в таком окружении, на фоне  смеха  и
невинных детских шуток.
     Когда баронесса ответила, она, казалось, совершенно сменила тему.
     - Международный терроризм временно сократился.  Казалось,  американцы
справились с воздушным терроризмом после соглашения с Кубой и  при  помощи
тщательных проверок  в  аэропортах.  Ваша  собственная  успешная  кампания
против Временного крыла Ирландской Республиканской Армии, рейд  израильтян
в Энтеббе и немцев в Могадишу - все это  были  несомненные  победы.  Арабы
были слишком заняты войной в Ливане и  внутренними  разногласиями.  -  Она
покачала головой. - Но терроризм -  очень  выгодное  занятие.  Риск  здесь
меньше, чем при финансировании большого кинофильма. Вероятность  успеха  -
шестьдесят семь процентов, минимальный вклад  капитала,  огромная  прибыль
наличными, известность, немедленные результаты. А потенциальные результаты
даже подсчитать невозможно. И даже  если  акт  завершается  неудачей,  все
равно  процент  выживания  участников  свыше  пятидесяти.  -   Она   снова
улыбнулась, но на этот раз в ее улыбке ни было ни веселья, ни  теплоты.  -
Любой бизнесмен скажет вам, что это лучше, чем рынок обычных товаров.
     -  Единнственный  недостаток  этого  бизнеса:  им   занимаются   либо
любители,   либо   профессионалы,   ослепленные   ненавистью,   с   узкими
ограниченными интересами и целями, - сказал Питер.
     При этих словах она повернулась к нему, сложив под собой длинные ноги
в женской манере, недоступной мужчинам.
     - Вы меня опережаете, Питер.  -  Она  спохватилась.  -  Простите,  но
гененрал Страйд - это слишком длинно, к тому  же  у  меня  такое  чувство,
будто я вас знаю очень давно. - Теперь улыбка ее была легкой, но теплой. -
Меня зовут Магда, - просто сказала она. - Будете называть меня так?
     - Спасибо, Магда.
     - Да. - Она вернулась к теме разговора. - Бизнес в  руках  любителей,
но он слишком заманчив, чтобы так оставалось долго.
     - И тут вступает Калиф, - догадался Питер.
     - Я слышала только шепоты, обычно без имени. Просто слухи о  встречах
в Афинах, в Амстердаме, в Восточном Берлине или Адене - только раз я снова
услышала имя Калифа. Но если он существует, сейчас это один из  богатейших
людей в мире, а скоро станет наиболее влиятельным.
     - Один человек? - спросил Питер.
     - Не знаю. Может, группа. Может, даже  правительство.  Россия,  Куба,
одна из арабских стран? Кто может сказать?
     - А цель?
     - Прежде  всего  деньги.  Богатство,  чтобы  добиваться  политических
целей... а в конечном счете власть, абсолютная  власть.  -  Магда  Альтман
остановилась и сделал легкий жест, словно умаляя значение  своих  слов.  -
Все  это  догадки,  мои  собственные  догадки,  основанные  на  нескольких
происшествиях. Теперь у них есть деньги - от  ОПЕК  и  мои,  среди  многих
других. Теперь он или они заинтересованы в политических целях. И начали  с
наиболее легкой. Расистское правительство меньшинства в Южной  Африке,  не
имеющее  могущественных  союзников.  И  должно  было   получиться.   Ценой
нескольких жизней они  захватили  бы  всю  страну,  исключительно  богатую
ресурсами страну. И даже  если  бы  основной  цели  они  не  достигли  бы,
утешительный приз - сорок тонн золота. Хороший бизнес, Питер. Дело  должно
было окончиться успешно. Оно и шло успешно. Западные державы  надавили  на
жертву, заставили принять требования - все сработало великолепно. Если  бы
не один человек.
     - Я испуган так, как никогда в жизни, - негромко сказал Питер.
     - Да. Я тоже, Питер. Я  боюсь  все  время  с  того  ужасного  ночного
звонка, когда захватили Аарона, и чем больше я узнаю, тем сильнее боюсь.
     - Что же будет дальше?
     - Не знаю - но избранное им имя говорит о мании величия, возможно, он
видит себя в роли бога... - Она протянула  узкие  ладони,  и  белым  огнем
сверкнул бриллиант. - Мы не можем постигнуть разум человека, вставшего  на
такой путь. Вероятно, он верит,  что  его  действия  направлены  на  благо
человечества. Может, он хочет победить богатых, собрав огромное богатство,
уничтожить тиранов жестокой тиранией, освободить человечество, сделав  его
рабом террора.  Может  быть,  он  стремится  исправить  мир  путем  зла  и
несправедливости.
     Она снова коснулась его руки, и на этот раз Питера  удивила  сила  ее
длинных пальцев.
     - Вы должны помочь мне найти его, Питер. Я все вкладываю в эту охоту,
не будет никаких ограничений, все мое богатство и влияние  будет  в  вашем
распоряжении.
     -  Вы  выбрали  меня,  потому  что  считаете,  что  я  убил   раненую
террористку?  -  спросил  Питер.  -  Это  мои  рекомендации?  -  Она  чуть
отшатнулась от  него,  посмотрела  своими  слегка  раскосыми  монгольскими
глазами, потом плечи ее чуть обвисли.
     - Ну, что ж, отчасти и из-за этого,  но  это  лишь  малая  часть.  Вы
знаете, я  прочла  написанное  вами,  вы  должны  понимать,  что  я  очень
внимательно изучала вас. Вы лучший из  доступных  для  меня  людей,  и  вы
доказали, что вовлечены в это дело. Я знаю: у вас хватит силы, искусства и
безжалостности, чтобы найти Калифа  и  уничтожить  его...  прежде  чем  он
уничтожит нас и весь мир, такой, каким мы его знаем.
     Питер задумался. Он считал, что у зверя  тысяча  голов,  и  с  каждой
срубленной отрастает новая. Но теперь  впервые  он  отчетливее  представил
себе очертания зверя, еще не очень ясные: зверь в засаде. Но у него только
одна голова. Возможно, он все же смертен.
     - Вы поможете мне, Питер? - спросила она.
     - Вы знате, что помогу, - негромко ответил он. - У меня нет выбора.

     Она летела в ярком солнечном свете, отраженном от ослепительно  белых
снежных полей,  с  гибкой  элегантностью  проходила  повороты,  на  каждом
повороте резко хрустел снег, а она чуть раскачивалась, спускаясь  с  горы,
как в сложном балете.
     На  ней  был  жемчужно-серый  облегающий  лыжный  костюм,  с  черными
полосами на плечах и манжетах, черные снеговые ботинки, а лыжи у нее  тоже
черные - длинные, марки "Россиньоль", какими пользуются профессионалы.
     Питер спускался за ней, он очень  старался  не  отстать  намного,  но
повороты его старомодны, без отклонений, когда чуть уменьшается вес, и  на
каждом повороте он немного проигрывал.
     Скакун летел, как мощный олень,
     Как олененок, неслась кобыла...
     Стихи Киплинга словно описывали их, и она опередила его на сто  ярдов
при входе в лес.
     На тропу падали тени сосен, хрупкий наст скрипел под лыжами. Она  все
время  была  впереди,  мелькала  на  своих  длинных  стройных  ногах,  как
серебристо-серый призрак, крепкие  круглые  ягодицы  уравновешивали  узкую
талию и ритмично раскачивались на поворотах, она прекрасно  владела  своим
телом, двигалась быстро и легко, словно подхваченная ветром, и спереди  до
Питера долетал ее легкий смех.  Должно  быть,  она  на  лыжах  с  детства,
подумал он и вспомнил, что она полячка, вероятно, встала на  лыжи  еще  до
того, как ее отняли от груди. И он  подавил  раздражение,  которое  всегда
охватывало его, когда другой человек в чем-то  его  превосходил.  Особенно
если этот человек женщина.
     Он вышел из очередного крутого поворота, справа - стена снега высотой
в пятнадцать футов, - слева, на одном уровне с ним, вершины больших сосен.
Гора очень круто уходит здесь вниз.
     Мимо промелькнули предупредительные знаки, впереди  деревянный  мост,
он покрыт зеленоватым льдом. Выйдя на жесткую гладкую  поверхность,  Питер
почувствовал, что теряет контроль. Мост пересекал глубокое мрачное ущелье,
внизу замерзший водопад приколочен к склону горы собственными  сосульками,
словно гвоздями к кресту.
     Любая  попытка  затормозить  приведет   к   катастрофе,   постараться
откинуться назад  значит  быть  прижатым  к  прочным  деревянным  перилам.
Поравнявшись в узким мостом, Питер устремился вперед и полетел с  чувством
смешанного возбуждения и ужаса, он  смеялся  вслух,  хотя  сердце  грозило
выскочить из груди, а дыхание стало таким же шумным, как рев ветра в ушах.
     Она  ждала  его  там,  где  тропа  выходила  на   открытую   равнину.
Передвинула очки на лоб, сняла перчатки, прочно воткнула за собой палки  в
снег.
     - Вам никогда не понять, как мне это нужно. - Она прилетела  в  Цюрих
сегодня утром  на  своем  личном  реактивном  "лире",  Питер  -  самолетом
швейцарской авиакомпании из Брюсселя, и  они  вместе  поднялись  вверх.  -
Знаете, чего я хочу, Питер?
     - Скажите, - попросил он.
     - Хочу иметь целый месяц, тридцать великолепных дней, и делать только
то, что  хочется.  Быть  обычной,  подобной  всем  остальным  людям  и  не
испытывать чувства вины.
     После встречи в "Тисовом Аббатстве" он за шесть недель видел ее  лишь
трижды. Три коротких и для Питера совершенно неудовлетворительных встречи.
     Одна - в его новом кабинете  в  административном  здании  "Нармко"  в
Брюсселе, вторая - "Ла Пьер Бенит", ее сельском доме вблизи Парижа, но там
за обедом было еще двадцать гостей. А третья - в убранном  панелями  и  со
вкусом украшенном салоне ее реактивного  "лира"  на  пути  из  Брюсселя  в
Лондон.
     За это время Питер особых успехов в своей охоте на Калифа не добился,
хотя забросил несколько лесок, с крючками и приманкой.
     Во время третьей встречи Питер обсуждал с ней необходимость изменений
в  организации  ее  личной  охраны.  Он   сменил   ее   прежних   четверых
телохранителей, заменив их оперативниками из одного  тайного  агентства  в
Швейцарии, где  тренировались  и  его  собственные  подчиненные.  Директор
агентства был его старым и доверенным другом.
     Сейчас они встретились, чтобы Питер смог доложить  о  своих  находках
Магде. Но снег на несколько часов соблазнил их.
     - До темноты еще целых два  часа.  -  Питер  взглянул  на  долину  за
деревенской церковью. Золотые стрелки часов показывали чуть больше двух. -
Хотите подняться на Рейнхорн?
     Она колебалась недолго.
     - Я уверена, что мир не сотановится. - Зубы у  нее  очень  белые,  но
один слегка кривой, недостаток, который казался  странно  привлекательным,
когда она улыбалась ему. - Конечно, два часа он подождет.
     Он знал, что она работает  невероятно  много,  начиная  свой  рабочий
день, когда весь остальной мир еще спит, и продолжает работать, когда  все
помещения здания "Альтман  Индастриз"  на  булваре  Капуцинок  пустеют,  и
только в ее кабинете на самом верху горит огонь. Даже во время подъема  от
Цюриха она просматривала корреспонденцию и негромко  диктовала  одному  из
своих секретарей. Он знал, что в шале за долиной ее уже ждут два секретаря
с грудой телексов, которые она должна обдумать; линии связи установлены  в
ожидании ее ответов.
     -  Есть  лучшие  способы  умереть,  чем  заработаться  до  смерти.  -
Неожиданно  он  рассердился  на  ее  целеустремленность,   и   она   легко
рассмеялась, щеки ее раскраснелись, и в зеленых глазах блеснули искорки.
     - Да, вы правы, Питер. Мне следует держать вас  при  себе,  чтобы  вы
постоянно напоминали мне об этом.
     - Впервые за шесть недель вы проявляете здравый смысл. -  Он  имел  в
виду ее сопротивление  планам  усиления  охраны.  Он  пытался  убедить  ее
изменить устоявшееся поведение, и хотя она улыбалась, глаза ее  оставались
серьезными, когда она изучала его лицо.
     - Муж передал мне долг, который я должна выполнить. -  Неожиданно  за
ее смехом послышалась печаль. - Однажды я вам его объясню, но сейчас у нас
только два часа.
     Пошел легкий снег и солнце скрылось за горами скал и снега, когда они
возвращались через деревню. В богато украшенных витринах магазинов  горели
огни; они шли в потоке лыжников, возвращавшихся со склонов, несущих лыжи и
палки на плечах и весело болтающих после возбуждения  скоростного  спуска,
которое не могли унять даже сгущающиеся сумерки.
     - Хорошо ненадолго освободиться  от  моих  волков,  -  ботинки  Магды
скользнули по льду, и она схватила Питера за руку. Восстановив равновесие,
она не убрала руку в перчатке.
     Волки  -   это   телохранители,   подобранные   Питером,   молчаливые
внимательные люди, всюду следовавшие за ней пешком или во  второй  машине.
Пока она работала, они ждали у ее кабинета и охраняли ее  дом,  когда  она
спала.
     Однако сегодня утром она сказала Питеру:
     - Сегодня у меня в спутниках чемпион Олимпиады по стрельбе,  и  волки
мне не нужны.
     "Нармко"  выпустила  на  рынок  собственную  версию  9-миллиметрового
пистолета парабеллум. Он назывался "кобра", и, проведя с ним одно  утро  в
тире, Питер полюбил это оружие. Легче и более плоский,  чем  "вальтер",  к
которому  он  привык,  его  удобнее  прятать,  а  единый  механизм  взвода
сберегает долю мгновения при первом выстреле, потому  что  нет  надобности
предварительно  взводить  курок.  Питер  без  всяких  трудностей   получил
разрешение на ношение такого пистолета в качестве торгового образца,  хотя
каждый раз перед посадкой в самолет приходилось его предъявлять.  Пистолет
прекрасно укладывался в жесткую быстро раскрывающуюся кобуру "Аллесси".
     Вначале  ему  казалось  это  театральным  и  мелодраматичным,  но  со
временем его успокоила трезвая мысль, что идти по следам Калифа безоружным
значит уменьшать собственные шансы на успех.
     Теперь он привык к пистолету и не замечал  его  тяжести  под  мышкой,
пока Магда не заговорила.
     - Умираю от жажды, - сказала она, и они прислонили  лыжи  к  стене  и
вошли  в  веселое  тепло  и  облака  пара,  вырывавшиеся  из   одного   из
многочисленных кафе вдоль главной улицы.
     Нашли место за столом, где уже сидела молодежь,  и  заказали  стаканы
горячего парящего глинтвейна.
     Тут оркестр из четырех человек заиграл популярный танцевальный мотив,
и их соседи по столику перешли на маленькую танцплощадку.
     Питер вызывающе поднял  бровь,  и  она  со  смехом  спросила:  -  Вам
приходилось танцевать в лыжных ботинках?
     - Всегда что-то приходится делать впервые.
     Она танцевала, как делала и все остальное, абсолютно  поглощенная,  и
тело ее было сильным, гибким и стройным.
     В полной темноте они поднялись по тропе над деревней  и  вошли  через
контролируемые электроникой ворота в защитной стене шале.
     Для нее характерно, что она избегала  фешенебельных  курортов  и  что
именно это шале  ничем  особенным  не  отличалось  от  других,  стоящих  в
сосновом лесу.
     Свита при  ее  возвращении  испытала  терпеливое  облегчение,  а  она
держалась почти вызывающе, словно что-то доказала себе самой, но  все  же,
не сменив спортивного костюма, тут же исчезла в кабинете со  своими  двумя
секретарями. Однажды она сказала Питеру:
     - С мужчинами мне работается лучше.
     Приняв обжигающий душ, Питер переоделся в широкие  брюки,  блейзер  и
шелковую рубашку  с  высоким  воротником.  Переодеваясь,  он  слышал  стук
телекса на первом этаже, а час  спустя  она  позвонила  ему  по  домашнему
телефону.
     Верхний этаж шале целиком был отведен лично ей. Когда он  вошел,  она
стояла у окна и смотрела на огоньки в заснеженной долине.
     На ней были зеленые брюки,  заправленные  в  теплые  мягкие  сапожки,
превосходно гармонировавшие с цветом ее глаз. Когда он вошел,  она  нажала
скрытую кнопку, опустился занавес, и она повернулась к нему.
     - Хотите выпить, Питер? - спросила она.
     - Нет, если мы собираемся поговорить.
     - Мы собираемся поговорить, - решительно ответила она  и  указала  на
мягкое кожаное кресло у очага. Она устояла перед традиционным  швейцарским
стилем с обязательной кукушкой и узловатыми  соснами,  и  в  кабинете  был
толстый уилтон [Шерстяной  ковер  с  низким  ворсом  и  восточным  узором,
производившийся в графстве Уилтон], соответствовавший по цвету  занавесям,
мебель низкая и удобная, но современная, спортивная, вписывающаяся в стены
и  удачно  сочетающаяся  с  абстрактными   скульптурами   из   мрамора   и
раскрашенного под мрамор дерева.
     Неожиданно она улыбнулась ему.
     - Я понятия не  имела,  что  нашла  для  "Нармко"  такого  одаренного
руководителя торгового отдела. То, чего  вы  достигли  за  такое  короткое
время, произвело на меня впечатление.
     - Мне пришлось делать свое прикрытие убедительным, - возразил  против
комплимента Питер. - К тому же я был солдатом, меня интересует оружие.
     - Англичанин! - с притворным раздражением сказала она. - Всегда такая
скромность.  -  Она  не  села,  но  стала  расхаживать  по   комнате;   не
останавливалась и в то же время не производила впечатления  обеспокоенной.
- Мне сообщили, что НАТО собирается принять на вооружение  "кестрел"  -  и
это после двух лет проволочек.
     "Кестрел" - это производимая "Нармко" пехотная  передвижная  ракетная
установка класса "земля-земля".
     - Мне сообщили также,  что  это  решение  было  принято  после  вашей
встречи с некоторыми прежними коллегами.
     - Весь мир держится на старых друзьях, - усмехнулся Питер. -  Вы  это
знаете.
     - Вы старый друг иранцев? - Она наклонила голову.
     - Ну, тут мне просто повезло. Пять лет назад  я  проходил  стажировку
вместе с нынешним военным советником иранского правительства.
     - Повезло. - Она улыбнулась. - Странно,  что  везет  обычно  умным  и
работоспособным, тем, кто опережает свору.
     - В других направлениях мне повезло меньше, - напомнил он, и ее  лицо
и глаза сразу стали серьезными, а он  продолжал:  -  До  сих  пор  мне  не
удалось установить никаких контактов с тем, о ком мы говорили на последней
встрече...
     Тогда  они  обсуждали  возможность  доступа  к  компьютерной   памяти
"Атласа", о том, чтобы получить сведения о "Калифе" из центрального  банка
данных разведки. Конечно, если там есть такие сведения.
     -  Как  я  объяснил,  некоторая  возможность  доступа  была  -  через
человека, который у меня в долгу. Но он не смог мне  помочь.  Он  считает,
что если там и есть сведения о "Калифе", они  блокированы  и  поключены  к
сигналу. - Это означало, что любой запрос этих сведений поднимает тревогу.
- Если мы запросим сведения, "Атлас" тут же перейдет к "Дельте".
     - Вы не назвали имя? - резко спросила Магда.
     - Нет. Никаких имен, только общий разговор за обедом у "Брукса" -  но
имел я в виду именно его.
     - Есть ли у вас еще какие-то подходы?..
     - Мне кажется, да. Еще один, но это последний резерв, - сказал Питер.
- Но прежде чем мы перейдем к этому, может быть, вы  расскажете  мне,  что
получили от своих источников?
     - Мои источники... - Магда об этом никогда не говорила  конкретно,  и
Питер знал, что углубляться не стоит. В том, как  она  об  этом  говорила,
была какая-то окончательность. -  Мои  источники  по  большей  части  дают
отрицательные ответы. Захват нидерландского посольства в Бонне не связан с
Калифом. Оба  захвата  самолетов:  китайского  и  Транзитных  авиалиний  -
произведены любителями, о чем говорят и их методы и исход происшествий.. -
Она сухо улыбнулась и прошла по комнате, подошла к коллажу  Хандервассера,
висящему на стене, и чисто женским жестом поправила раму.  -  Только  один
недавний акт совершен в стиле Калифа,
     - Принц Хасид Абдель Хаек? - спросил Питер, и она повернулась к  нему
лицом,  упираясь  рукой  в  бедро,  красные  ногти  четко  выделялись   на
светло-зеленой ткани, сверкал бриллиант.
     - Что вы об этом думаете? - спросила она. Принц  был  застрелен,  три
пули калибра .22 в  затылок,  во  сне  в  своей  квартире  в  Кембриджском
кампусе. Девятнадцатилетний внук короля Саудовской Аравии  Халида,  причем
не из числа любимых, молодой человек, в  очках,  склонный  к  уединению  и
наукам, который оставался всегда за пределами дворцовых интриг и политики.
Никаких попыток похищения, никаких  признаков  борьбы  или  ограбления,  у
молодого принца не было ни явных врагов, ни близких друзей.
     - Не видно никаких мотивов, - признался Питер. - Поэтому я и  подумал
о Калифе.
     - Коварство Калифа... - Магда повернулась, и бедра ее изогнулись  под
эластичной зеленой тканью  брюк.  На  брюках  ни  одной  складки,  ягодицы
женщины - совершенные полукруги, и сквозь тонкий  материал  видна  щель  -
разрез между ними. Питер смотрел на ее  ноги,  думая,  что  они  такие  же
длинные  и  стройные,  как  руки,  они  грациозные,  и  у  них  прекрасные
пропорции.
     - Если я скажу вам, что на прошлой неделе Саудовская Аравия дала ясно
понять остальным членам ОПЕК, что она не только  не  поддержит  дальнейшее
повышение цен на сырую нефть, но будет настаивать на снижении мировой цены
на пять процентов на следующем совещании организации...
     Питер медленно выпрямился в кресле, а Магда негромко продолжала:
     - ...если я вам скажу это, что вы подумаете?
     - О том, что у короля есть другие - любимые внуки, а  также  сыновья,
братья, племянники...
     - Всего их семьсот, - согласилась Магда и задумчиво продолжала:  -  И
король Саудовской Аравии араб. Вы знаете, что говорил Мухаммед о  сыновьях
и внуках. - Магда подошла к нему, и он  почувствал  через  разделявшее  их
пространство тепло ее тела, аромат ее духов, легко подчеркивающий  сладкий
запах тела зрелой женщины, беспокоящий его,  но  одновременно  обостряющий
чувства.  -  Возможно,  к  тому  же,  королю  Халиду  напомнили  и  о  его
собственной смертности.
     - Хорошо. - Питер шевельнул плечами и  сосредоточенно  нахмурился.  -
Что мы предполагаем? Калиф ударил по еще одной легкой цели? По человеку, в
руках которого  экономика  Западного  мира?  По  человеку,  который  лично
принимает решения и не связан правительством?
     - Поэтому такой  человек  особенно  уязвим  для  терроризма,  он  уже
пытался умиротворить террористов. -  Магда  помолчала.  -  Прежняя  истина
остается верной. "Непрочно держится на плечах  голова  в  короне".  Королю
знаком страх перед ножом убийцы. Он поймет  закон  ножа,  потому  что  сам
всегда жил по нему.
     - Дьявол, этим можно восхищаться. - Питер покачал головой. - Не нужно
брать заложников. Не  нужно  проявлять  себя.  Убиваешь  одного  не  очень
значительного члена большой королевской семьи и обещаешь  убивать  других,
каждый раз все более важных, ближе к главе.
     - Королевская  семья  живет  открыто:  всякий  раз  как  попадаешь  в
"Дорчестер", можешь встретить одного из его  сыновей  или  внуков,  пьющих
кофе в гостиной. Они все легкая цель, и их много.  Можно  убить  двух  или
даже трех принцев, но мир втайне подумает, что они этого заслужили.  Никто
не станет оплакивать людей, берущих дань со всего мира.
     Питер перестал хмуриться, он сухо улыбнулся.
     - Тут не только восхитишься, но и  испытаешь  сочувствие.  Тормоз  на
пути мировой инфляции, уменьшение разрушительного дисбаланса в торговле.
     Выражение лица Магды стало свирепым, такого он у нее еще не видел.
     - Это ловушка, Питер. Видеть только результат и  пользоваться  любыми
средствами. Такую ловушку Калиф  устроил,  захватив  070.  Его  требования
совпадали с требованиями  западных  держав,  и  они  приложили  добавочное
давление к жертве. Теперь, если  мы  правы  и  Калиф  заставляет  нефтяных
диктаторов  уменьшить  свои   запросы,   на   какую   поддержку   западных
капиталистических держав он может рассчитывать?
     - Вы сами капиталистка,  -  заметил  Питер.  -  Если  Калиф  добьется
своего, вы тоже будете в выигрыше.
     - Да, я капиталистка. Но прежде всего я  человек,  мыслящий  человек.
Неужели вы думаете, что если Калиф добьется своего, мы  больше  о  нем  не
услышим?
     - Конечно, нет. - Питер примирительно развел руки. -  Его  требования
будут возрастать... с каждым успехом он будет становиться все смелее.
     -  Я  думаю,  сейчас  мы  можем  выпить,  -  мягко  сказала  Магда  и
отвернулась  от  него.  При  ее  прикосновении  черная  ониксовая   крышка
кофейного  стола  скользнула  в  сторону,  обнаружив  батарею  бутылок   и
стаканов.
     - Виски? - спросила она и налила  солодового  глинтвейна  в  граненый
хрустальный стакан. Когда она подала стакан, их пальцы  соприкоснулись,  и
он поразился тому, какая у нее прохладная и сухая кожа.
     Она налила в узкую высокую рюмку белого вина и добавила  воды  Перье.
Когда  убирала  бутылку  в  ведерко  со  льдом,  Питер  увидел   этикетку.
"Монтраше" 1969 года. Вероятно, лучшее белое вино в мире, и  Питер  должен
был возразить против такого его осквернения.
     - Александр Дюма сказал, что такое вино нужно пить, склонив колени  и
почтительно наклонив голову...
     - Он забыл минеральную воду, - со смехом ответила Магда. - Все  равно
нельзя верить человеку, который нанимал других, чтобы они писали  за  него
книги. - Она подняла свой стакан. - Я давно  решила  жить  по  собственным
правилам. К дьяволу господ Дюма и Калифа.
     - Выпьем за это? - спросил Питер, и  они  посмотрели  друг  на  друга
через край бокалов. Уровен вина в бокале Магды  не  опустился,  когда  она
отставила бокал и подошла, чтобы поправить букет оранжерейных тюльпанов  в
хрустальной вазе.
     - Если мы правы. Если это дело Калифа...  это  меняет  мое  мысленное
представление о Калифе, - нарушил молчание Питер.
     - Каким образом? - спросила она, не отводя взгляда от цветов.
     - Калиф - это арабское слово. Он нападает на руководителей  арабского
мира.
     - Коварство Калифа. Может, имя  выбрано  сознательно,  чтобы  спутать
преследователей... а может, он не только снижения цены на нефть требует...
может, он требует от Халида, чтобы тот больше  поддерживал  палестинцев  и
других арабских экстремистов. Мы ведь не знаем, что еще  нужно  Калифу  от
Саудовской Аравии.
     - Но все же цена на нефть. Это  требование  ориентировано  на  Запад.
Всегда считалось, что терроризм - оружие крайних левых, -  заметил  Питер,
качая головой. - Похищение 070, даже похищение вашего супруга  -  все  это
нацелено против капиталистического общества.
     - Он похитил  Аарона  ради  денег  и  убил  его,  чтобы  скрыть  свою
личность.  Нападение  на  Южноафриканское  правительство,   нападение   на
нефтяной картель, выбор имени - все указывает на претензию стать богом.  -
Магда неожиданным гневным движением оборвала головку одного из тюльпанов и
раздавила ее в кулаке. Уронила лепестки в глубокую ониксовую пепельницу. -
Я чувствую себя такой беспомощной,  Питер.  Мы  словно  ходим  бесцельными
кругами. - Он стоял у задернутого занавеса, и она подошла  к  нему.  -  Вы
сказали, что есть только один путь отыскать Калифа.
     - Да, - кивнул Питер.
     - Какой.
     - У индийских шикари [Туземный охотник]  есть  старая  уловка.  Когда
охотник долго не может выследить тигра, он привязывает в джунглях  козу  и
ждет, когда тигр сам придет к ней.
     - Козу?
     - Мой знак зодиака - Козерог, - слегка улыбнулся Питер.
     - Не понимаю.
     - Если я распущу известие,  что  охочусь  на  Калифа...  -  Он  снова
улыбнулся. - Калиф меня знает. Похитительница самолета сразу  назвала  мое
имя. Ее предупредили обо мне. И  я  думаю,  что  Калиф  отнесется  ко  мне
серьезно и подумает о необходимости убрать меня.
     Он видел, как побледнели ее щеки, увидел  внезапную  тень  в  глубине
глаз.
     - Питер...
     - Это единственный способ подобраться к нему.
     - Питер... - Она положила  руку  ему  на  предплечье,  но  не  смогла
продолжать.  Молча  смотрела,  и  глаза  ее  были  зелеными,   темными   и
непостижимыми. Он увидел, что на ее длинной грациозной шее  бьется  жилка,
сразу под ухом. Губы ее разжались, словно она собиралась заговорить.  Губы
прекрасной формы, и она коснулась их кончиком розового языка, и они  стали
влажными, мягкими и какими-то беззащитными. Снова сжала, не заговорив,  но
давление ее пальцев усилилось,  и  положение  ее  тела  изменилось.  Спина
слегка изогнулась, так что нижняя часть тела качнулась к нему. Она  слегка
подняла подбородок.
     - Я была такой одинокой, - прошептала она. - Такой одинойкой,  и  так
долго. Я только сегодня это поняла... когда я с вами.
     Питер почувствовал, что задыхается, кровь колет за глазами.
     - Я тоже не хочу больше быть одиноким.

     Она распустила волосы. Они оказались очень густыми и длинными, Прямым
волнующимся занавесом, пронизанным искорками, падали до самой талии.
     В центре она развела их; прямая  тонкая  белая  линия  разделила  два
больших черных крыла, и  они  окаймляли  ее  лицо,  делая  его  бледным  и
детским, с глазами, слишком большими  и  уязвимыми,  и  когда  она  шла  к
лежащему Питеру, блестящие пряди скользили по парче ее платья.
     Край платья задевал за ковер, и из-под него на каждом шагу видны были
голые пальцы ее ног. Ноги узкие и красивые, ногти на пальцах  подрезаны  и
выкрашены бесцветным лаком. Рукава  платья  широкие,  как  крылья  летучей
мыши, изнутри отделаны сатином, высокий воротник в китайском стиле.
     У постели она  остановилась,  храбрость  и  самообладание,  казалось,
покинули ее, плечи ее слегка обвисли, и она защитным жестом  обхватила  их
длинными узкими пальцами.
     - Питер, наверно, я не очень хороша в этом. - Ее хриплый  шепот  едва
слышен, губы дрожат. - А мне так хочется тебе понравиться.
     Он молча протянул к ней руку ладонью вверх. Простыня покрывала его по
пояс, но  грудь  и  руки  оставались  обнаженными.  Слегка  загоревшими  и
поросшими темными волосами. Когда он протянул руку, мышцы его  напряглись,
и она увидела, что ни на талии, ни на  плечах  и  предплечьях  у  него  ни
грамма лишнего веса. Он выглядит стройным, жестким и закаленным, но  в  то
же время осторожным и легким, и она не ответила сразу на его  приглашение.
Его мужская привлекательность была неотразима.
     Он вдвое сложил  пуховое  одеяло,  а  простыня  была  накрахмалена  и
проглажена.
     - Иди сюда, - мягко приказал он, она отвернулась  и,  стоя  спиной  к
нему, расстегнула пуговицы своего парчового платья, начиная сверху.
     Платье соскользнуло с плеч,  но  она  удержала  его  локтями.  Сквозь
темные волосы блестела ее бледная гладкая кожа; казалось, она собирается с
силами, как прыгун в воду перед погружением в неведомые глубины.
     Наконец она позволила платью упасть, и оно легло вокруг ее ног мелкой
лужицей павлиньих цветов.
     Она услышала, как он громко вздохнул, и движением  длинной  лебединой
шеи отбросила волосы. Волосы свисали до пояса, кончаясь ровной линией;  ее
ягодицы круглы, аккуратны и безупречны, но у него на глазах мраморная кожа
покрылась пупырышками от волнения, словно его взгляд физически ласкал  ее,
и она отвечала полным напряжением чувств. Питер почувствовал, как  у  него
сжимается сердце. Он  хотел  устремиться  к  ней,  сжать  в  объятиях,  но
инстинкт предупредил его, что она сама должна сделать последний шаг, и  он
лежал  неподвижно,  опираясь  на  локоть,  чувствуя,  как   боль   желания
разливается по всему телу.
     Она наклонилась, подбирая  платье,  и  на  мгновение  ноги  ее  стали
по-детски неуклюжими,  и  ягодицы  изменили  форму.  Они  больше  не  были
симметричными, но слегка разошлись, и в кремовом углублении  на  мгновение
показался единственный завиток волос, и свет  окрасил  его  в  красноватый
цвет, но она тут же выпрямилась, снова стала стройной  и  гибкой,  бросила
платье на низкий диван и тем же самым движением повернулась к Питеру.
     Он снова вздохнул, и непрерывность бытия разбилась на мозаику внешне,
казалось, не связанных картин и ощущений.
     Груди у нее маленькие, как у девочки, только  что  достигшей  половой
зрелости, но соски отчетливо выделяются, они цвета и текстуры  созревающих
ягод, цвета темного красного вина, уже поднявшиеся и твердые, как камешки.
     Бледная равнина ее тела, с глубокой впадиной пупа,  кончалась  темным
волосатым  возвышением   меж   бедрами,   подобным   маленькому   зверьку,
укрывающемуся от нападения сокола.
     Ее лицо, прижатое к его груди, теплое дыхание, от которого  шевелятся
волосы на его теле, почти болезненное сжатие рук,  которыми  она  отчаянно
обняла его за талию.
     Вкус ее рта, когда разошлись губы, движения языка, которые становятся
все смелее, язык ее бархатистый сверху и скользкий и мягкий внизу.
     Звук ее дыхания, ставший глубоким музыкальных  пульсом,  повинующимся
собственному ритму.
     Запах  ее  дыхания,  смешанный  с  мускусным   женским   запахом   ее
возбужденного тела и с апельсиновым ароматом духов.
     И ощущение ее тела - его теплота и мягкость, твердость  тренированных
мышц и волнующиеся пряди длинных волос на его лице,  резкий  электрический
шорох плотных завитков внизу, расступающихся и дающих доступ к немыслимому
жару, погружение в такую глубину, где, казалось,  кончается  реальность  и
разум.
     А  позже  неподвижность  совершенного  мира  и  спокойствия,  центром
которого является она, этот мир исходит от нее и охватывает самые  дальние
уголки его души.
     - Я знала, что мне одиноко, - прошептала  она.  -  Но  не  сознавала,
насколько одиноко. - И она сжала его, словно не собиралась больше  никогда
отпускать.

     Магда разбудила его в полной темноте за три часа до рассвета, и  было
по-прежнему еще темно, когда они  покидали  шале.  Фары  следующего  сзади
"мерседеса" с волками освещали их салон на каждом повороте горной дороги.
     В полете из Цюриха Магда заняла в своем "лире" кресло пилота  и  вела
могучую машину без всякой  рисовки,  со  спокойной  уверенностью  опытного
летчика. Ее личный пилот, седой  молчаливый  француз,  выполнявший  сейчас
обязанности второго пилота,  очевидно,  полностью  доверял  ее  умениям  и
следил за  ней  с  почти  отцовской  гордостью,  когда  она  выбралась  из
контролируемого воздушного пространства Цюрихского аэропорта и взяла  курс
на  парижский  "Орли".  После  этого  она  переключилась  на  автопилот  и
вернулась в главный салон. Села рядом с Питером в черное  кожаное  кресло,
но манеры ее остались такими же, как в  полете  в  Цюрих,  -  вежливыми  и
сдержанными, так что ему  было  трудно  поверить  в  чудеса,  которые  они
испытали прошлой ночью.
     Она работала с двумя секретярями в темных костюмах,  сидевшими  перед
ней, говорила  бегло  по-французски  с  тем  же  легким  акцентом,  что  и
по-английски.  Со  времени  поступления   в   "Нармко"   Питеру   пришлось
пересмотреть мнение о своем собственном французском. Но  теперь  он  снова
мог, если не  с  блеском,  то  вполне  уверенно  обсуждать  технические  и
финансовые вопросы. Один или два раза Магда обращалась к нему с  вопросом,
спрашивала его мнение, и взгляд ее оставался серьезным и отчужденным,  она
казалась безличной и эффективной, как электронный  компьютер,  -  и  Питер
понял, что они никак не будут демонстрировать свои  новые  взаимоотношения
перед служащими.
     И она тут же доказала ему, что  он  ошибается.  Второй  пилот  сказал
через громкоговоритель:
     - Мы связываемся с "Орли" через четыре минуты, баронесса.
     Она повернулась, легко и  естественно  поцеловала  Питера  в  щеку  и
сказала - по-прежнему по-французски:
     -  Прости,  дорогой.  Я  сама  хочу  посадить  самолет.   Мне   нужно
поддерживать летную форму.
     Она посадила стройный быстрый самолет на  полосу,  словно  намазывала
масло на горячий тост. Второй пилот сообщил заранее о их приближении,  так
что когда она отвела самолет в частный ангар, там уже ждали иммиграционный
policier [Полицейский (фр.)] в форме и douanier [Таможенник (фр.)].
     Поднявшись на борт, они с  уважением  поздоровались  с  нею  и  бегло
взглянули  на  ее  красный   дипломатический   паспорт.   Немного   дольше
рассматривали они  сине-золотой  английский  паспорт  Питера,  и  Магда  с
улыбкой сказала ему:
     - Я должна оформить тебе красную книжечку. С  нею  гораздо  легче.  -
Потом чиновникам: - Сегодня утро холодное, господа,  надеюсь,  вы  немного
выпьете. - Рядом уже ждал стюард в белой куртке. Двое французов остались в
самолете,  они  сняли  кепи,  отстегнули  пояса  с   пистолетами,   удобно
расположились в кожаных креслах и  занялись  выбором  из  богатого  набора
сигар и коньяков, которые предложил им стюард.
     В ангаре ждали три машины - с шоферами и охраной. Питер скривил губы,
увидев "мазерати".
     - Я тебе говорил, чтобы ты не ездила в этой штуке,  -  мрачно  сказал
он. - Все равно что написать твое имя неоновыми буквами.
     Они уже спорили об этой машине, когда Питер преобразовывал ее охрану,
потому что "мазерати" серебристо-серого  цвета,  сверкающая  металлическая
стрела,  был  ее  любимой  машиной.  Она  прижалась  к  Питеру  с   легким
хрипловатым смешком.
     - Как приятно, когда мной снова командует мужчина.  Я  чувствую  себя
женщиной.
     - У меня есть другие способы дать тебе это почувствовать.
     - Знаю, - согласилась она с озорной усмешкой в зеленых  глазах.  -  И
они мне нравятся даже больше,  но  только  не  сейчас  -  пожалуйста!  Что
подумает обо мне мой штат? - И серьезно: - "Мазерати" поведешь ты,  я  его
для тебя заказала. Пусть хоть ты им насладишься. И, пожалуйста, вечером не
опаздывай. Я специально освободила этот вечер для нас. Постарайся  быть  в
"Ла Пьер Бенит" к восьми - пожалуйста.
     К тому времени как пришлось затормозить  на  въезде  в  Париж  у  Пон
Невиль, Питер уже привык к мощному мотору и резкому  ускорению  "мазерати"
и, как она и предположила, наслаждался ездой. Даже в напряженном парижском
уличном движении он умудрялся с помощью коробки скоростей  втискиваться  в
малейшую щель, уверенный  в  скорости  и  мощи  великолепной  машины  и  в
послушности ее водителю.
     Он понял, за что любила ее  Магда,  и,  когда  припарковал  машину  в
подземном гараже на Елисейский Полях рядом с площадью Согласия,  улыбнулся
своему отражению в зеркале.
     - Проклятый ковбой! - сказал он и  взглянул  на  свой  "роллекс".  До
первой встречи еще час, и он внезапно снял кобуру с "коброй"  и  закрыл  в
отделении для перчаток. Снова улыбнулся, подумав о том, как  входил  бы  в
штаб французских военно-морских сил, вооруженный до зубов.
     Дождь прекратился, и каштаны на  Елисейских  Полях  выставили  первые
зеленые почки, когда он вышел на площадь Согласия. Из телефона на  станции
метро Конкорд он позвонил в английское посольство. Две минуты поговорил  с
военным атташе и, когда повесил трубку, знал, что  мяч,  вероятно,  уже  в
игре. Если Калиф  настолько  проник  в  систему  "Атласа",  что  знал  имя
командира "Тора", очень скоро он  узнает,  что  бывший  командир  идет  по
следу. У военного атташе  английского  посольства  были  и  другие,  более
тайные занятия, помимо целования рук женщин на дипломатических приемах.
     За несколько минут до назначенного времени Питер добрался  до  здания
штаба флота на ру Рояль, но под развевающимся трехцветным флагом  его  уже
ждал секретарь. Он помог Питеру миновать часовых и провел его в  помещение
комитета по вооружениям на третьем этаже, откуда открывался туманный серый
вид на Сену и позолоченные арки Пон Неф. Два помощника Питера из  "Нармко"
уже были здесь и разложили содержимое  своих  брифкейсов  на  полированном
каштановом столе.
     Французский флаг-капитан бывал в Брюсселе и в один незабываемый вечер
в сопровождении  Питера  совершил  волшебный  обход  борделей  города.  Он
встретил его теперь с галльскими вогласами радости и обращался к  нему  на
"ты" - все это предвещало очень хороший результат встречи.
     Ровно  в  полдень  капитан  перенес  совещание  в  закрытый   кабинет
"Максима" напротив, в блаженной уверенности, что  счет  оплатит  "Нармко",
если компания действительно хочет продать  ракеты  "кестрел"  французскому
флоту.
     Питеру потребовался весь его такт, чтобы не показать, что он почти не
притрагивается к "кло де  воже"  и  к  "реми  мартин";  тем  не  менее  он
обнаружил, что ему все труднее следить за обсуждением, которое  становится
все более шумным. Он думал об изумрудных глазах и маленьких свежих грудях.
     От "Максима" обратно в  здание  министерства  флота,  а  позже  снова
потребовалось дипломатическое искусство, когда  капитан  пригладил  усы  и
подмигнул Питеру.
     - Есть  очаровательный  маленький  клуб,  очень  близко,  там  к  нам
прекрасно отнесутся...
     В шесть часов Питер  наконец  освободился  от  общества  француза,  с
заверениями в дружбе и обещанием встретиться снова через десять дней.  Час
спустя он оставил своих помощников в  отеле  "Морис"  после  быстрого,  но
тщательного разбора достижений  дня.  Все  трое  согласились,  что  начало
неплохое, но впереди еще длинная-длинная дорога.
     Питер пошел назад по Риволи. Несмотря на усталость после долгого  дня
бесконечных переговоров и необходимости  быстро  думать  на  чужом  языке,
несмотря на легкую  боль  в  глазах  от  вина  и  коньяка  и  сигарного  и
сигаретного дыма, которым дышал весь день,  Питер  испытывал  возбуждающие
предчувствия, потому что его ждала Магда, и шел он быстро.
     Остановившись на  переходе  в  ожидании  зеленого  света,  он  увидел
собственное отражение в стекле витрины. Он улыбался, не сознавая этого.
     Ожидая своей очереди заплатить за стоянку и влиться в поток  уличного
движения, Питер посмотрел  в  зеркало  заднего  обзора.  Он  приобрел  эту
привычку  давно,  когда  у  захваченного  террориста   обнаружили   список
приговоренных к смерти; Питер был в этом  списке;  с  тех  пор  он  привык
оглядываться через плечо.
     Он запомнил "ситроен" на удалении в две машины за собой, потому что у
того была трещина на ветровом  стекле  и  царапина  на  крыле,  в  которой
сверкал металл.
     Ожидая на Елисейских Полях, когда пройдут пешеходы, он  снова  увидел
маленький черный "ситроен" - по-прежнему  отделенный  двумя  машинами;  он
наклонил голову, пытаясь рассмотреть водителя, но  "ситроен"  зажег  фары,
мешая ему, и в этот момент загорелся зеленый свет, и Питер поехал дальше.
     На площади Этуаль "ситроен" отодвинулся назад, но Питер снова  увидел
его в серых дождливых сумерках ранней осени, когда был на полпути к  авеню
де ла Гран Арми, потому что теперь  уже  искал  его.  "Ситроен"  сразу  же
затерялся на боковой улице, и Питер забыл бы о нем и сосредоточился бы  на
удовольствии  вести  "мазерати",  но   его   охватило   какое-то   мрачное
предчувствие, и, преодолев  путаницу  пригородных  улиц  и  выбравшись  на
дорогу, верущую к Версалю и Шартре, он обнаружил,  что  непрерывно  меняет
ряды и все время оглядывается.
     Миновав Версаль и выехав на дорогу к Рамбуйе, он  смог  просматривать
ее на милю вдоль ровной линии деревьев за собой  и  убедился,  что  других
машин нет. Он успокоился и начал готовиться к последнему повороту, который
выведет его к "Ла Пьер Бенит".
     Впереди развертывался гладкий черный питон  дороги,  потом  он  резко
поднимался. Питер миновал подъем на скорости в 150 километров в час и  тут
же начал искусно действовать  тормозом  и  сцеплением,  избегая  искушения
спускаться слишком  быстро,  чтобы  не  рисковать  на  скользком  неровном
бетоне. Впереди показался жандарм  в  блестящем  белом  платиковом  плаще,
влажном от дождя,  он  размахивал  красным  фонариком;  виднелись  красные
предупредительные огни, в кювете лежал "пежо", его фары смотрели  в  небо,
дорогу перекрывал синий полицейский фургон комби, и в свете его фар  видны
были два тела, аккуратно положенные  рядом;  и  все  это  смягчала  пелена
дождя. Типичная картина дорожного происшествия.
     Питер прекрасно владел "мазерати".  Он  уменьшил  скорость,  так  что
машина начала ползти, опустил боковое стекло, электрический мотор негромко
взвыл, и в теплую машину ворвался порыв ледяного ветра. Жандарм  фонариком
просигналил ему, чтобы он проезжал в узкую щель между  живой  изгородью  и
полицейским фургоном, и в этот момент Питер краем глаза уловил неожиданное
движение. Шевельнулось одно из тел, лежащих у  дороги.  Слегка  изогнулась
спина, как у человека, собирающегося сесть.
     Питер видел, что этот  человек  слегка  поднял  руку,  чуть-чуть,  но
достаточно, что он держит за бедром какой-то предмет, и даже в дождь  и  в
сумерках  Питер  узнал  охладительный  кожух  с  отверстиями,  в   котором
помещается короткий ствол складного ручного пулемета.
     Мгновенно мысли его устремились таким быстрым потоком, что все вокруг
стало словно в замедленном кино.
     "Мазерати", - подумал он. - Они охотятся за Магдой".
     Жандарм обошел "мазерати" со стороны водителя, правую руку он положил
на рукоять пистолета.
     Питер  нажал  на  газ,  и  "мазерати"  взревел,  как  бык,   которому
прострелили сердце. Завертелись на влажной поверхности  задние  колеса,  и
легким прикосновением Питер направил серебряную  машину  к  жандарму.  Она
перерезала бы его надвое, но тот оказался слишком проворен. Он отпрыгнул к
изгороди, и Питер видел, что у него в руке пистолет, но сейчас он  слишком
занят, чтобы стрелять.
     "Мазерати" боком задел изгородь,  зашелестела  листва,  Питер  поднял
правую ногу, справился с рассерженной машиной и повернул ее в  сторону.  В
то же мгновение, как она выпрямилась, он снова нажал на газ, и  "мазерати"
взвыл. На этот раз от задних колес пошел синеватый резиновый дымок.
     За  рулем  синего  полицейского  комби  сидел  водитель,  он  пытался
полностью перекрыть дорогу, но оказался недостаточно быстр.
     Две машины соприкоснулись, со звоном и хрустом раздираемого  металла,
отчего у Питера заныли зубы, но беспокоило его то, что два тела на обочине
больше  не  лежали.  Ближайший  стоял  на  одном  колене  и   разворачивал
короткоствольный  ручной  пулемет  -  похоже  на  чешский  "скорпион"  или
немецкий "ВП70", но этот человек пользовался складной  рукоятью  и  тратил
несколько мгновений на то, чтобы поднести пистолет к плечу. К тому  же  он
перекрывал линию огня второму, который скорчился  за  ним  тоже  с  ручным
пулеметом, готовый к стрельбе. Питер узнал работу профессионалов,  и  мозг
его работал так быстро, что он даже успел восхититься.
     "Мазерати" прорвался мимо полицейского комби, и Питер  поднял  правую
ногу, чтобы уменьшить трение задних колес, и резко развернул руль  вправо.
"Мазерати" со скрипом шин повернулся и перешел на левую  сторону,  к  двум
людям на дороге. Питер пригнулся. Он  сознательно  свернул  налево,  чтобы
прикрыться двигателем и кузовом.
     И тут же услышал  знакомый  звук,  словно  гигант  разрывает  толстый
брезент: стрельба из автоматического  оружия  со  скоростью  почти  в  две
тысячи выстрелов в минуту. Пули разорвали бок "мазерати", с  оглушительным
звоном ударялись о металл, стекло разбилось  и  осыпало  Питера  блестящей
пеной, как волна, гонимая бурей, ударяет о скалу. Осколки впивались Питеру
в спину, обжигали щеки и шею. Они сверкали,  как  алмазная  тиара,  в  его
волосах.
     Стрелявший, несомненнно, в  несколько  секунд  опустошил  магазин,  и
Питер поднялся на сидении, защищая глаза от  осколков  стекла.  Он  увидел
впереди темную линию изгородей и повернул руль, чтобы удержать "Мазерати".
Машина покачнулась, и Питер мельком увидел двоих стрелков, барахтающихся в
полном воды кювете, но в этот момент заднее колесо ударилось о  бордюр,  и
Питера бросило на ремни безопасности с силой, которая выдавила  из  легких
воздух, "Мазерати" встал на дыбы, как жеребец, учуявший  кобылу,  и  начал
выписывать зигзаги на дороге, а Питер отчаянно вцепился в руль и  тормоза,
чтобы справиться с машиной. Должно быть, он описал полный круг, потому что
перед ним мелькнули фары, бегущие и катящиеся фигуры, и  снова  показалась
открытая дорога, и  он  бросил  машину  вперед,  одновременно  взглянув  в
зеркало.
     Он увидел синие облака дыма и пара от собственных шин, а  сквозь  них
фигуру второго стрелка, стоящего по  пояс  в  кювете.  Тот  держал  ручной
пулемет, и у его ствола расцвела яркая вспышка.
     Питер услышал, как первый залп ударил "мазерати", но  не  смог  снова
пригнуться,  потому  что  прямо  впереди  был  поворот,  приближающийся  с
ошеломляющей скоростью, и сжал зубы в ожидании.
     Второй залоп достиг машины, как стук града по металлической крыше,  и
что-то рвануло тело.
     - Попали! - понял он. Сомнений не  было:  у  него  бывали  раны  и  в
прошлом. Впервые, когда он со своим патрулем очень давно попал в засаду на
Кипре; он спокойно оценил рану, обнаружил, что по-прежнему владеет  обеими
руками и всеми чувствами. Либо рикошет, либо  пуля  потеряла  всю  убойную
силу, пробивая заднее стекло и сидение.
     "Мазерати" аккуратно вписался в поворот, и только тут  Питер  услышал
перебои в двигателе. И тут же салон заполнился резким запахом бензина.
     - Подача топлива,  -  сказал  сам  себе  Питер,  почувствовал  теплый
неприятный поток собственной крови на спине и боку и понял,  что  ранен  в
левое плечо. Если пуля проникла глубоко, она могла  задеть  легкое,  и  он
прислушался, нет ли соленого вкуса во рту и  не  вырывается  ли  воздушная
пена из груди.
     Двигатель заглох, снова заработал,  заглох,  словно  ему  не  хватало
топлива. Первый залп, должно быть, разорвал всю систему подачи горючего, и
Питер сухо подумал, что в кино "мазерати" уже вспыхнул  бы  в  великолепии
пиротехники, как миниатюрный Везувий. Хотя  в  действительности  этого  не
происходит, все же бензин мог пролиться на клапаны и в другие места.
     Последний взгляд назад перед тем, как поворот полностью  скроет  его:
он увидел троих бегущих к  полицейскому  фургону.  Трое  и  еще  водитель:
плохие у него шансы. Они сразу погонятся за  ним,  и  искалеченная  машина
сделала последний мужественный рывок, который пронес их еще пятьсот ярдов,
и двигатель окончательно заглох.
     Впереди, в пределах досягаемости фар, Питер видел  белые  ворота  "Ла
Пьер Бенит". Засаду устроили в таком месте,  где  постороннего  транспорта
почти не бывает, так что в сети попал только серебряный "мазерати".
     Питер быстро осмотрелся, вспоминая  характер  местности  за  главными
воротами поместья. Он был здесь только раз, и тогда тоже  было  темно,  но
местность он запоминал, как солдат, и помнил густой  лес  по  обе  стороны
дороги вплоть до  низкого  моста  через  узкий  быстрый  ручей  с  крутыми
берегами, левый поворот и подъем к дому. Дом  в  полумиле  за  воротами  -
долгий  путь,  когда  ты   ранен,   а   за   тобой   четверо   вооруженных
преследователей. И никакой гарантии, что в доме безопасность.
     "Мазерати"  по  небольшому  наклону  катился  к  воротам,  постепенно
останавливаясь. Запахло разогретым маслом и  горящей  резиной.  Краска  на
копате двигателя начинала вздуваться  пузырями  и  обесцвечиваться.  Питер
выключил зажигание, чтобы электрический насос больше не подавал горючее  в
горящий двигатель, и сунул руку под пиджак. Рана оказалась там, где  он  и
предполагал: низко слева. Она начинала болеть,  и  рука  стала  влажной  и
липкой от крови. Он вытер ее о брюки.
     За ним в ореоле дождя показались отраженные огни фар. Свет становился
все сильнее. В любой момент они покажутся из-за поворота, и  Питер  открыл
отделение для перчаток.
     9-миллиметровая "кобра" давала мало утешения, когда он достал  ее  из
кобуры и сунул себе за пояс. Запасного  магазина  нет,  а  казенник  пуст.
Теперь о жалел об этой предосторожности, потому что теперь у  него  только
девять патронов - один лишний может иметь сейчас огромное значение.
     Из-под капота двигателя вырвались  маленькие  язычки  пламени,  найдя
щель. Питер расстегнул ремень, открыл дверцу и  свободной  рукой  направил
машину к бордюру. За ним местность круто уходила вниз.
     Питер резко повернул руль в противоположную сторону,  так  что  смена
направления выбросила его из машины, а "мазерати" пошел к центру дороги  и
покатился дальше, постепенно останавливаясь.
     Питер приземлился, словно после  прыжка  с  парашютом,  сведя  вместе
колени и подогнув ноги, чтобы смягчить удар, и тут же покатился.  В  плече
вспыхнула  боль,  он  почувствовал,  как  что-то  рвется.  Привстав,   он,
согнувшись, побежал к  краю  леса,  и  горящий  автомобиль  озарил  темные
деревья оранжевым мерцающим светом.
     Пальцы на левой руке распухли и  онемели;  он  ощутил  это,  вставляя
магазин в "кобру", и в этот момент показались яркие фары из-за поворота, и
у Питера появилось впечатление, что он на  освещенной  сцене  "Палладиума"
[Известный лондонский эстрадный театр]. Он упал на живот в мягкую  влажную
от дождя траву, рана продолжала болеть, кровь текла  под  рубашкой.  Питер
пополз к деревьям.
     По дороге с ревом несся  полицейский  фургон.  Питер  распластался  и
прижался лицом к земле, она  пахла  прелыми  листьями  и  грибами.  Фургон
пролетел мимо него.
     "Мерседес" остановился в трехста ярдах ниже по дороге, два его колеса
удержались на покрытии, а два съехали, он наклонился и горел.
     Фургон остановился  на  почтительном  расстоянии  от  него,  те,  кто
находится в нем, понимают опасность взрыва; вперед побежал только  жандарм
в пластиковом плаще, бросил один взгляд  внутрь  и  что-то  крикнул.  Язык
похож на французский, но огонь разгорелся и шумел, да и расстояние слишком
велико, чтобы услышать ясно.
     Фургон  начал  разворачиваться,  перевалил  через  бордюр,   медленно
двинулся назад. Две мнимые  жертвы  происшествия,  по-прежнему  с  ручными
пулеметами в руках, бежали перед ним, как псы на поводке, опустив головы и
разглядывая обочины в поисках следов.  Жандарм  в  белом  плаще  стоял  на
подножке, время от времени подбадривая охотников.
     Питер уже встал. Пригнувшись, он бежал к лесу. И на всем бегу налетел
на ограду из колючей проволоки. Тяжело упал.  Ощутил,  как  стальные  шипы
разрывают ткань его брюк и, поднимаясь, с горечью подумал: "Сто сорок семь
гиней".
     Костюм был сшит на Савил Ру [Улица в Лондоне, на которой  расположены
мастерские фешенебельных мужских портных]. Питер пробрался через ограду  и
услышал сзади крик. Нашли след. И  когда  он  преодолевал  последние  ярды
открытого пространства, услышал другой крик, торжествующий.
     Его заметили в свете горящего "мазерати", и снова  послышался  рвущий
звук автоматической стрельбы. Но для такого короткого ствола  и  оружия  с
низкой скоростью дальность слишком велика. Питер услышал над собой  словно
шорох крыльев летучих мышей - это пролетали пули - и тут  же  добрался  до
первых деревьев и нырнул за них.
     Дышал он тяжело, но в хорошем спокойном ритме.  Рана  пока  не  очень
мешает ему, и его охватил холодный гнев, от которого не теряют голову: так
всегда происходило с ним в схватке.
     До изгороди от него пятьдесят метров, решил он, одна  из  лучших  его
дистанций - международный стандарт для стрельбы из  пистолета  по  круглой
мишени 50 миллиметров в диаметре, - но судей здесь нет,  поэтому  он  взял
пистолет обеими руками и дал  возможность  преследователям  наткнуться  на
изгородь.
     Столкнувшись с изгородью, упали двое, и крикнули  в  гневе  они  явно
по-французски. Вставали они, хорошо освещенные сзади  огнем  машины,  а  у
"кобры" есть люминисцентная мушка. Питер  прицелился  в  живот  одному  из
пулеметчиков.
     Пуля ударилась в тело и кость с огромной силой. Звук  такой,  как  от
удара бейзбольной биты об арбуз. Удар приподнял человека  и  отбросил  его
назад, и Питер повернулся к другой цели, но перед ним были  профессионалы.
И хотя выстрел со стороны леса был  для  них  полной  неожиданностью,  они
среагировали мгновенно и исчезли, прижавшись к земле. Цели не видно,  а  у
Питера слишком мало патронов, чтобы  удерживать  их  в  лежачем  положении
огнем.
     Один из них выпустил залп, полетели  ветви,  листья,  кора  деревьев.
Питер в качестве предупреждения выстрелил в сторону пламени ствола,  потом
нырнул, и, пригибаясь, чтобы не попасть  под  случайную  пулю,  побежал  в
глубь леса.
     Изгородь и угроза выстрелов задержит их на две-три  минуты,  и  Питер
хотел, чтобы к тому времени между ними была открытая местность.
     Он хорошо  ориентировался  по  свету  горящего  "мазерати"  и  быстро
двигался в  сторону  реки;  не  успел  пройти  и  двух  ярдов,  как  начал
неудержимо дрожать. Городской костюм промок от дождя и от ливней,  которые
он получал под каждым кустом. Туфли у него легкие,  из  телячьей  коди,  с
кожаными подошвами, а он шел по лужам грязи и через мокрую высокую  траву.
Холод пробирался сквозь одежду; Питер чувствовал, как болезненно сжимается
рана,  ощутил  первые  приступы  тошноты;  каждые   пятьдесят   ярдов   он
останавливался и прислушивался к звукам преследования. Один раз послышался
шум  двигателя  со  стороны  дороги:  вероятно,  просто  проехала  машина;
интересно,  что  подумают  о  покинутом  полицейском  фургоне  и   горящем
"мазерати". Если даже сообщат настоящей полиции, когда  прибудет  патруль,
все уже закончится, и Питер отбросил мысль о помощи с этого направления.
     Он ждал пять минут, лежа совершенно неподвижно, напрягая все чувства,
держа "кобру" в вытянутых руках, готовый мгновенно откатиться  вправо  или
влево.
     Прошло еще десять минут, прежде чем он  подумал,  что  преследователи
могли понять, что перед ними не та  добыча.  Им  нужна  Магда  Альтман,  а
теперь им должно быть ясно, что перед ними мужчина, к тому же вооруженный.
Он обдумывал их реакцию. Почти несомненно, уйдут. Может, уже ушли.
     Поняли,  что  перед  ними  не  женщина,   стоящая   двадцати-тридцати
миллионов  выкупа,  а  один  из  ее  работников,   вероятно,   вооруженный
телохранитель, который вел "мазерати" либо  для  отвлечения,  либо  просто
доставлял его в имение. Да,  решил  Питер,  они  уйдут,  прихватят  своего
раненого и исчезнут. И Питер был уверен, что не дал им никаких намеков  на
то, кто он такой на самом деле. Хорошо бы допросить одного из них, подумал
он и поморщился от острой боли в плече.
     Он ждал еще десять минут, неподвижный  и  настороженный,  контролируя
спазмы холода и реакции, которые охватывали его тело, потом неслышно встал
и пошел к реке. "Мазерати", должно быть, догорел,  потому  что  небо  было
совершенно черным, и приходилось полагаться при ориентировании  только  на
чувство направления. И хоть он считал, что теперь один, все  равно  каждые
пятьдесят ярдов останавливался, чтобы прислушаться и оглядеться.
     Наконец он услышал реку. Она прямо перед ним и  очень  близко.  Питер
пошел чуть быстрее и чуть не свалился с берега в темноте. Тут  он  немного
посидел, потому что  плечо  болело  уже  очень  сильно,  а  холод  отнимал
энергию.
     Особенно неприятной представлялась перспектива  переправляться  через
речку вброд. Уже несколько дней непрерывно шел дождь,  течение  быстрое  и
мощное; вода, несомненно, ледяная и будет ему не  по  пояс,  а  скорее  по
плечи. Мост должен быть всего в нескольких сотнях ярдов ниже по течению, и
Питер встал и пошел по берегу.
     Холод и боль не дают сосредоточиться, и Питеру приходилось  прилагать
большие усилие, чтобы оставаться настороженным.  Он  ощупывал  поверхность
перед собой на каждом шагу, прежде  чем  перенести  тяжесть  тела  вперед.
"Кобру" держал в вытянутой  правой  руке,  чтобы  стрелять  немедленно,  и
постоянно мигал, очищая глаза от дождя и холодного пота боли и страха.
     Но предупредило его обоняние. Острый запах дыма от турецкого  табака;
этот запах ему никогда не нравился; Питер ощутил его  мгновенно,  хотя  он
был очень слаб.
     Питер застыл на полушаге, пытаясь осмыслить неожиданность.  Он  почти
убедил себя, что остался один.
     Теперь он вспомнил звук  двигателя  на  дороге  и  понял,  что  люди,
устроившие  такую  сложную  засаду:  поддельное   дорожное   происшествие,
полицейский  фургон,  мундиры  -  конечно,  постараются  заранее   изучить
местность между засадой и тем местом, куда направляется жертва.
     Они теперь лучше Питера знают расположение леса, реки и моста и сразу
поняли тщетность преследования по лесу в темноте. Самое умное  -  проехать
вперед и подождать, и они решили ждать на берегу или на самом мосту.
     Теперь Питера тревожила только их настойчивость.  Сейчас  они  должны
уже знать, что перед ними не Магда Альтман,  и  тут,  в  этот  напряженный
момент размышлений, он вспомнил "ситроен", следовавший за ним с Елисейских
Полей. Ничего случайного тут не  было,  и  Питер  медленно  завершил  шаг,
посредине которого замер.
     Он стоял совершенно неподвижно, собравшись, подготовив  все  мышцы  и
нервы, но вокруг темно, а шум воды скрывает все звуки. Питер ждал.  Другой
обязательно двинется, если подождать подольше, и Питер  ждал  с  терпением
затаившегося леопарда, хотя  холод  приник  в  тело  до  костей,  а  дождь
скользил по щекам и шее.
     И человек наконец шевельнулся.  Хлюпанье  грязи  и  шелест  ветви  об
одежду, потом тишина. Он очень близко, футов десять, но  совсем  темно,  и
Питер очень осторожно переместил вес, чтобы повернуться в  сторону  звука.
Старый трюк: выстрелить и при свете пламени  ствола  выстрелить  вторично,
сразу же. Но их трое, а  на  расстоянии  в  десять  футов  ручной  пулемет
рассечет надвое. Питер ждал.
     И тут выше по течению снова послышался  звук  двигателя,  слабый,  но
приближающийся. И  сразу  кто-то  негромко  свистнул:  двойной  восходящий
сигнал в сторону моста, явно заранее оговоренный знак. Захлопнулась дверца
машины - гораздо ближе,  чем  звук  двигателя,  взвыл  стартер,  заработал
другой двигатель, более мощный, зажглись в дожде  фары,  и  Питер,  мигая,
смотрел на освещенную сцену перед собой.
     В ста ярдах впереди мост через реку, поверхность  воды  сверкающая  и
черная, как только что добытый уголь. Она струится между опорами моста.
     На въезде на мост стоял синий фургон,  очевидно,  ожидая  Питера,  но
сейчас он отъезжает: по-видимому,  его  вспугнул  звук  двигателя  машины,
приближающейся со стороны "Ла Пьер Бенит". Водитель направляется назад,  к
главной дороге, фальшивый жандарм бежит рядом, пытаясь заскочить  на  ходу
через открытую дверцу, плащ его хлопает на ветру, и тут из темноты, совсем
рядом с Питером, послышался тревожный возглас:
     - Attendez [Подождите (фр.)]!
     Третий не хотел оставаться и побежал вперед,  уже  не  скрываясь.  Он
бежал спиной  к  Питеру,  отчаянно  размахивая  ручным  пулеметом,  хорошо
освещенный фарами фургона, и  расстоняие  -  всего  десять  футов.  Верный
выстрел, и Питер инстинктивно поднял пистолет  -  и  лишь  перед  тем  как
нажать на курок и пробить пулей спину бегущего, Питер смог удержаться.
     Этот человек бежит спиной, и на таком расстоянии это просто убийство.
Питер давно избавился от подобных джентльменских рассуждений. Удержала его
от выстрела необходимость знать. Питер должен знать, кто эти трое, кто  их
послал, за кем они были посланы.
     Теперь,  когда  этого  человека  бросили,  он  оставил  все   попытки
скрываться и бежал так, словно догонял автобус. Питер  увидел  возможность
взять его. Роли полностью переменились, и Питер бросился вперед, переложив
"кобру" в раненую левую руку.
     Он догнал бегущего за четыре шага, пригибаясь,  чтобы  не  попасть  в
поле периферического зрения, хотел  обхватить  здоровой  рукой  за  горло,
сделав полунельсон и поворот, который лишил бы противника ориентировки,  и
только потом ударить его по виску рукоятью.
     Но этот человек был быстр, как кошка, что-то предупредило его - может
быть, хлюпанье промокших туфель Питера, он  пригнул  подбородок  к  груди,
согнул плечи и начал поворачиваться лицом к Питеру.
     Питер не  смог  схватить  его  за  горло,  ударил  локтем  в  рот,  и
неожиданный  поворот  слегка  нарушил  его  равновесие.  Если  бы  он  мог
полностью пользоваться левой рукой, он все же развернул бы противника,  но
тут сразу понял, что  потерял  преимущество,  противник  уже  напряг  шею,
вырывая голову, согнул плечи, и Питер сразу ощутил, что  у  него  стальные
мышцы.
     Ствол у ручного пулемета короткий, его можно прижать к  телу  Питера,
как только поворот будет завершен, и он  разрежет  Питера  на  куски,  как
пила.
     Питер слегка изменил хватку, он больше не сопротивлялся повороту,  но
бросил весь свой вес и силу  здоровой  руки  в  том  же  направлении;  они
развернулись вдвоем, как пара вальсирующих, но Питер знал, что как  только
они оторвутся  друг  от  друга,  у  противника  снова  будет  убийственное
преимущество.
     Его единственный шанс - река, это он понял инстинктивно, и прежде чем
преимущество перешло к противнику, бросился в  сторону,  удерживая  голову
человека.
     Они упали в темное пространство, Питер оказался  внизу.  Он  подумал,
что если внизу камни, он будет раздавлен весом противника.
     Они упали в быструю  черную  воду,  и  леденящий  холод  ударил,  как
дубиной, так что Питер рефлекторно едва не выпустил воздух из легких.
     Шок от холодной воды, казалось, на мгновение оцепенил его противника,
Питер слышал, как у того из легких вырывается воздух. Питер сменил хватку,
сунув локоть под подбородок, но  за  горло  все  же  схватить  не  смог  -
противник начал дико  биться,  как  человек,  который  с  пустыми  легками
оказался под поверхностью ледяной воды.
     Свой ручной пулемет он выронил, потому что теперь рвал  лицо  и  руки
Питера обеими руками, а вода несла их обоих по направлению к мосту.
     Питер не давал ему вдохнуть; удерживая драгоценный вздух в легких, он
старался остаться сверху.
     Пальцы впились ему вначале в закрытые глаза, потом в  рот,  противник
отчаянно пытался выбраться наверх. Питер  слегка  открыл  рот,  и  человек
глубже просунул пальцы, пытаясь вырвать язык. Питер мгновенно сжал зубы  с
такой силой, что заболела  челюсть,  и  рот  его  наполнился  тошнотворной
теплой кровью.
     Борясь с отвращением, он продолжал сжимать зубы и руки.  Свое  оружие
он тоже потерял, выронил в темную воды из онемевших пальцев,  а  противник
бился с силой дикого животного; каждый раз как он пытался вырвать руку изо
рта Питера, с треском рвалась плоть, и Питер давился свежей кровью.
     Они вынырнули на поверхность, и Питер смутно увидел над  собой  мост.
Синий фургон исчез, но в центре моста стоял "мерседес" Магды Альтман, и  в
свете его фар он узнал двоих телохранителей. Они наклонялись через перила,
и Питер с ужасом подумал, что один из них может выстрелить; и  тут  его  и
его противника ударило об опоры моста с такой силой,  что  они  оторвались
друг от друга.
     Водоворот под мостом  понес  их  к  берегу.  Тяжело  дыша,  борясь  с
истощением, холодом и болью, Питер пытался нащупать  дно.  Пулеметчик  уже
нашел дно и, шатаясь, двигался к берегу. В свете фар лимузина Питер видел,
что два телохранителя бегут по мосту, чтобы перехватить его.
     Питер понял, что этот человек раньше его доберется до берега.
     - Карл! - крикнул он переднему телохранителю. - Задержи его!  Не  дай
ему уйти!
     Телохранитель  перемахнул  через  перила,  приземлился,  как   кошка,
сохраняя равновесие, держа обеими руками пистолет.
     Под ним пулеметчик по пояс уже выбрался из воды. И только  тут  Питер
понял, что происходит.
     - Нет! - Он подавился кровью и водой. - Возьми его живым!  Не  убивай
его, Карл!
     Телохранитель не слышал или не понял. Выстрел, казалось, соединил его
и бредущую по воде фигуру кроваво-оранжевой полосой пламени. Пули  ударили
пулеметчика в грудь и живот, как дровосек валит дерево.
     - Нет! - беспомощно кричал Питер. - О, Боже, нет! Нет!
     Он бросился вперед и перехватил тело, прежде чем  оно  погрузилось  в
воду. Вытащил его за одну  руку  на  берег.  Телохранитель  принял  его  и
потащил вверх, голова мертвеца болталась, а кровь стала  в  свете  фонарей
бледно-розовой.
     Питер трижды пытался взобраться на берег, но каждый раз  соскальзывал
в воду, потом Карл спустился и схватил его за руку.
     Питер согнулся на берегу, по-прежнему  давясь  водой  и  проглоченной
кровью, его вырвало.
     - Питер! - послышался встревоженный голос Магды, он поднял  голову  и
вытер рот тыльной стороной ладони. Она выбралась из задней двери  лимузина
и бежала по мосту, длинноногая, в высоких черных ботинках и лыжных брюках,
лицо у нее мертвенно-бледное, в глазах тревога.
     Питер с трудом выпрямился и пошатнулся, как  пьяный.  Она  подхватила
его и удержала на ногах.
     - Питер, о Боже, дорогой! Что случилось...
     - Этот красавец и несколько его  друзей  хотели  пригласить  тебя  на
прогулку, но ошиблись адресом.
     Они смотрели на труп. Карл стрелял из "магнума  .357",  и  рана  была
страшной. Марта отвернулась.
     - Отличная работа, - с горечью сказал Питер телохранителю.  -  Теперь
он уже ни на какие вопросы не ответит.
     - Вы приказали остановить его, - проворчал  Карл,  пряча  пистолет  в
кобуру.
     - Интересно, что бы вы сделали, если бы я велел его  убить.  -  Питер
начал с отвращением отворачиваться, но его остановила боль. Он ахнул.
     - Ты ранен. - Магда снова встревожилась. -  Возьмите  его  за  другую
руку, - приказала она  Карлу,  и  они  помогли  Питеру  перебраться  через
парапет к лимузину.
     Питер  снял  остатки  изорванной  одежды,  и  Магда  закутала  его  в
шерстяной ангорский плед, предварительно при внутреннем освещении осмотрев
его рану.
     Пуля оставила небольшое посиневшее отверстие и застряла между ребрами
и твердой плоской трапециевидной мышцей. Ее очертания были хорошо видны  -
размером с крупный желудь, раздувшийся и пурпурный.
     - Слава Богу... - прошептала она и сняла с шеи шарф работы Жана Пату.
Осторожно перевязала рану. - Мы отвезем тебя сразу в больницу  в  Версале.
Поезжайте быстрей, Карл.
     Она открыла бар с крышкой из каштанового дерева  и  налила  полбокала
виски из хрустального графина.
     Виски смыло вкус  крови,  от  него  стало  теплее  внутри,  перестало
сводить живот.
     - Почему ты пришла? - спросил он, голос  его  звучал  еще  хрипло  от
крепкого  напитка.  Ему  показалось  странным   такое   своевременное   ее
появление.
     - Полиции в Рамбуйе сообщили о дорожном происшествии, они  знают  мой
"мазерати", и инспектор сразу позвонил в "Ла Пьер Бенит". Я  предположила,
что произошло что-то плохое...
     В этот момент они добрались до ворот  и  выезда  на  главную  дорогу.
Сбоку от дороги лежали сгоревшие остатки "мазерати", вокруг, как бойскауты
у костра, расположилось с десяток жандармов в белых пластиковых  плащах  и
маленьких шапках. Они как будто не знали, что им делать дальше.
     Карл остановил лимузин, и Магда через окно  поговорила  с  сержантом,
который обращался с ней с огоромным почтением.
     - Qui, madam la Baronne, d'accord. Tout a fait vrai...  [Да,  госпожа
баронесса, хорошо. Совершенно верно (фр.)]. - Она кивком отпустила его,  и
он и его люди отдали честь проезжающему лимузину.
     - Они возьмут тело у моста...
     - Еще одно могут найти на краю леса...
     - Ты очень хорош, верно? - Она искоса взглянула на него.
     - Тех, кто по-настоящему хорош, не ранят, - ответил  он  и  улыбнулся
ей. Виски смягчило боль раны, сняло  напряжение.  Хорошо  быть  живым,  он
снова начинал ценить это.
     - Ты был прав насчет "мазерати", они его ждали.
     - Поэтому я его и сжег, - сказал  он,  но  она  не  ответила  на  его
улыбку.
     - О, Питер. Тебе никогда не  понять,  что  я  почувствовала.  Полиция
сказала мне, что водитель в  "мазерати",  он  сгорел.  Я  подумала...  мне
показалось,  что  часть  меня  самой  умерла.  Ужасное  чувство...  -  Она
вздрогнула. - Я почти решила не ездить, не хотела смотреть на это. Чуть не
послала своих волков, но мне нужно было знать... Карл увидел тебя в  реке,
когда мы свернули  на  мост.  Он  сказал,  что  это  ты,  но  я  не  могла
поверить...  -  Она  замолчала  и  вздрогнула  при  этом  воспоминании.  -
Расскажи, что случилось, расскажи мне все, - попросила она  и  налила  еще
виски в бокал.
     По какой-то причине - Питер сам не понимал почему - он не сказал  про
"ситроен", который следовал за  ним  из  Парижа.  Он  говорил  себе,  что,
возможно,  это  просто  случайность.  Наверно,  совпадение.   Ведь   шофер
"ситроена" мог позвонить и предупредить, что  в  "мазерати"  не  баронесса
Магда Альтман; иначе это означало бы, что охотились не на нее, а на  него,
Питера Страйда, но это не имеет смысла, потому что он только сегодня утром
подставил себя в качестве приманки, и у них не было  времени.  Он  сдержал
головокружительную карусель мыслей - шок и виски, сказал  он  себе.  Нужно
верить, что они охотились на Магду, а он просто попал в их сеть. Он так  и
рассказал ей, начиная с  того  момента,  как  увидел  полицейский  фургон,
стоящий на дороге. Магда слушала очень внимательно, не отрывая взгляда  от
его лица, и все время притрагивалась к нему, словно стараясь  убедиться  в
его присутствии.
     Когда Карл остановился у входа в больницу, там уже ждали  санитары  с
операционной тележкой: полиция их предупредила.
     Прежде чем открыть дверцу  машины,  Магда  наклонилась  и  поцеловала
Питера с губы.
     - Я так рада, что ты есть у меня, - прошептала она и потом, когда  ее
губы были совсем рядом с его ухом, добавила: - Это ведь снова Калиф?
     Питер слегка пожал плечами, сморщился от боли и ответил:
     - Не могу сразу назвать никого другого, кто бы  выполнял  работу  так
профессионально.
     Магда шла рядом с тележкой до самой операционной, и, когда он боролся
с удушливой ложной смертью от анестезии, она сидела рядом с его постелью.
     С ней  был  врач-француз,  он  жестом  волшебника  предъявил  ужасный
окровавленный сувенир.
     - Даже вырезать не пришлось,  -  с  гордостью  сказал  он  Питеру.  -
Вытащил зондом. - Пуля сплющилась, она потеряла  большую  часть  скорости,
пробивая кузов "мазерати". - Вы счастливчик, -  продолжал  врач.  -  Вы  в
отличной форме, у вас мышцы как у беговой лошади, они не дали пуле  пройти
глубже. Скоро вы будете совсем здоровы.
     - Я пообещала присматривать за тобой,  и  он  разрешил  забрать  тебя
домой, - склонилась к нему Магда. - Правда, доктор?
     - У вас будет самая  прекрасная  в  мире  сиделка,  -  врач  галантно
повернулся к Магде, лицо его слегка опечалилось.

     Врач оказался прав: пулевое ранение причиняло меньше беспокойств, чем
царапины от шипов колючей проволоки,  но  Магда  Альтман  вела  себя  так,
словно Питер страдал от неизлечимой смертельной болезни.
     Когда на следующий день ей  пришлось  отправиться  в  свой  оффис  на
бульваре Капуцинов, она трижды звонила оттуда,  чтобы  убедиться,  что  он
жив, и спросить о размерах его одежды и обуви.  Кавалькада  автомибилей  с
ней и ее свитой вернулась в "Ла Пьер Бенит", когда было еще светло.
     - Ты работаешь, как государственный служащий, - обвинил он ее,  когда
она  прошла  прямо  к  нему,  в  помещение  для   гостей,   выходящее   на
расположенные террасами лужайки и искусственное озеро.
     - Я знала, что тебе меня не хватает, - объяснила она, поцеловала  его
и только потом начала ругать. - Роберто говорит, что ты выходил под дождь.
Врач велел тебе оставаться в постели. Завтра я останусь дома и  сама  буду
за тобой присматривать.
     - Это угроза? -  улыбнулся  он.  -  Ради  такого  наказания  я  готов
позволить Калифу сделать во мне еще одну дыру...
     Она быстро прижала пальцы к его губам.
     - Питер, cheri, не шути так. - В глазах ее мелькнул страх, но она тут
же снова улыбнулась. - Смотри, что я тебе купила.
     Чемодан Питера был в багажнике "мазерати", и она  купила  ему  взамен
чемодан крокодиловой кожи у "Гермеса". Чтобы заполнить его,  ей  пришлось,
по-видимому,  начать  с  верхнего  конца  Сент-Оноре  и  пройти  до  самой
Вандомской площади.
     - Я забыла, как приятно покупать подарки для того, кого... -  она  не
кончила фразу и показала шелковую ночную пижаму. - Все у Сен-Лорана знали,
о чем я думаю, когда я выбрала это.
     Она ничего не забыла. Бритвенный  прибор,  шелковые  носовые  платки,
белье, синий блейзер, брюки и обувь от  Гуччи,  даже  золотые  запонки,  с
маленьким сапфиром в каждой.
     - У тебя такие синие глаза, - объяснила  она.  -  Теперь  я  пойду  и
постараюсь принять достойный вид для обеда.  Я  сказала  Роберто,  что  мы
пообедаем здесь, потому что сегодня никаких гостей не будет.
     Она сменила деловой костюм стального цвета на плывущие облака тонкого
шелка, распустила волосы до пояса.
     - Я открою шампанское, - сказала она. - Для этого нужны две руки.
     Он надел пижаму, левая рука на первязи. Они стояли и восхищались друг
другом, глядя через край бокалов с шампанским.
     - Я была права, - довольно кивнула она. - Твой цвет синий. Тебе нужно
чаще надевать синее. - Он улыбнулся этому замысловатому комплименту, и  их
бокалы соприкоснулись. Хрусталь музыкально звякнул, и они подняли  бокалы,
прежде чем выпить. Тут же она отставила бокал в сторону, и лицо  ее  стало
серьезным.
     - Я разговаривала со своими друзьями в "Сюрте"  ["Сюрте  Женераль"  -
французская разведывательная служба]. Они согласны, что это  была  попытка
похитить меня, и так как я попросила  их,  они  не  будут  тревожить  тебя
вопросами, пока ты не поправишься. Завтра они пришлют к тебе человека.  Не
было никаких следов второго, в которого ты стрелял на  краю  леса;  должно
быть, ушел или его унесли товарищи.
     - А другой? - спросил Питер. - Мертвый?
     - Они его хорошо  знают.  У  него  отвратительное  прошлое.  Алжир  и
парашютисты. Мятеж. - Она красноречиво развела руки. -  Мои  друзья  очень
удивились, что он не  убил  тебя,  хотя  пытался  это  сделать.  Я  им  не
рассказывала о твоем прошлом. Так лучше, я думаю.
     - Лучше, - согласился Питер.
     - Когда я вот так с тобой, я  забываю,  что  ты  тоже  очень  опасный
человек. - Она замолчала и внимательно посмотрела на него.  -  Или  именно
поэтому я нахожу тебя таким... - она поискала подходящее слово. - ...таким
неотразимым? У тебя такие приятные манеры, Питер. Такой мягкий голос  и...
- Она пожала плечами. - Но иногда,  когда  ты  улыбаешься,  глаза  у  тебя
становятся такими жесткими и жестокими. И тогда я вспомниаю, что  ты  убил
много людей. Может, это привлекает меня к тебе?
     - Надеюсь, нет.
     - Некоторых женщин возбуждает кровь и насилие - бой  быков,  поединки
боксеров, на них всегда женщин не меньше, чем мужчин, и я  следила  за  их
лицами. Я думала о себе, но по-прежнему не знаю.  Знаю  только,  что  меня
привлекают сильные, властные мужчины. Аарон был таким человеком. С тех пор
я таких не встречала.
     - Жестокость - это не сила, - сказал ей Питер.
     - Конечно, по-настоящему сильный  человек  всегда  мягок  и  способен
сочувствовать. Ты так силен, но когда любишь меня, ты так  нежен,  хотя  я
всегда чувствую твою силу и жесткость, которые ты сдерживаешь, как  сокола
под колпачком.
     Она прошлась по комнате, убранной в кремовые,  шоколадные  и  золотые
цвета, потянула за шнур звонка, который свисал с карниза под потолком.  На
потолке  нарисованы   пасторальные   сцены,   которыми   так   восхищалась
Мария-Антуанетта. Питер знал, что большая часть обстановки "Ла Пьер Бенит"
куплена на аукционах, где распродавались сокровища дома Бурбонов.  Были  в
комнате и цветы. Везде, где появлялась Магда Альтман, появлялись и цветы.
     Появился  Роберто,  итальянец-дворецкий,  с   тележкой,   уставленной
блюдами. Роберто сам разлил вино, держа бутылки руками в белых перчатках и
обращаясь с ними, как со священной реликвией на каком-то тайном обряде. Он
стоял, готовый прислуживать, но Магда отослала  его  коротким  жестом,  он
молча поклонился и вышел.
     Рядом с местом Питера  лежал  подарочный  пакет  в  тисненой  бумаге,
тщательно перевязанный красной лентой. Он вопросительно взглянул на  него,
когда Магда разливала суп в хрупкие лиможские тарелки.
     - Начав покупать подарки, я не могла остановиться, - объяснила она. -
К тому же я все время помнила, что пуля могла  бы  угодить  в  меня.  -  И
нетерпеливо спросила: - Ты собираешься открывать?
     Он осторожно раскрыл пакет и замолчал.
     - Африка - это ведь твоя тема, верно? - с беспокойством спросила она.
- Африка девятнадцатого столетия?
     Он кивнул и с трепетом раскрыл толстый том.  Переплет  красной  кожи,
состояние превосходное, только дарственная надпись на  форзаце,  сделанная
автором, чуть поблекла.
     - Где ты ее нашла? - спросил он. - Эту книгу  продавали  на  Сотби  в
1971. Я участвовал в аукционе. - И отказался,  когда  цена  перевалила  за
пять тысяч фунтов.
     -  У  тебя  ведь  нет  первого  издания  Корнуэлла   Харриса?   -   с
беспокойством спросила она, и он покачал головой, рассматривая превосходно
сохранившие цвет старые гравюры крупных африканских животных.
     - Нет. Но откуда ты знаешь?
     - О, я знаю о тебе не меньше,  чем  ты  сам,  -  рассмеялась  она.  -
Нравится?
     - Великолепно. У меня слов нет. - Подарок слишком дорогой,  даже  для
такой богатой женщины. Это его  беспокоило,  и  он  подумал  о  комедийной
ситуации, когда муж  неожиданно  приносит  домой  цветы,  и  жена  тут  же
начинает обвинять его. - У тебя угрызения совести?
     - Тебе правда понравилось? Я так мало знаю о книгах.
     - Это единственное издание, которого мне не  хватало  для  завершения
собрания, - ответил он. - И вероятно, лучший экземпляр, кроме того, что  в
Британском музее.
     - Я рада. - Она испытывала явное облегчение. - Я очень  беспокоилась.
- Она положила серебряную ложку и подняла обе руки, встречая его объятие.
     За едой она была весела и разговорчива, и, только когда Роберто  увез
тележку и они сели рядом на низкий диван перед огнем, настроение ее  снова
изменилось.
     - Питер, сегодня я ни о чем не могла думать, кроме этого дела: ты,  я
и Калиф. Я боялась, и сейчас я тоже боюсь. Я думала об Аароне, о том,  что
с ним сделали... потом о тебе и о том, что чуть не случилось.
     Они молчали, глядя в огонь и припивая кофе из  маленьких  чашечек,  и
неожиданно она снова сменила тему. Он  уже  начинал  привыкать  к  быстрым
изменениям в ходе ее мыслей.
     - У меня есть остров - даже не один, а девять маленьких островков,  и
в их центре лагуна в девять километров шириной.  Вода  такая  чистая,  что
видно рыбу на глубине в пятьдесят футов. На главном атолле есть посадочная
полоса. Всего два часа лету от Таити. Никто не будет знать, что мы там. Мы
весь день будем плавать, бродить по песку, любить друг друга под звездами.
Ты будешь королем островов, а я - твоей королевой. Больше никаких "Альтман
Индастриз"... я найду человека, который меня заменит.  Никакой  опасности.
Никакого страха. Больше не будет Калифа... не будет...  -  Она  неожиданно
замолчала,  как  будто  не  могла  продолжать,  но  потом   снова   быстро
заговорила: - Отправимся туда, Питер. Забудем обо  всем.  Давай  убежим  и
будем счастливы вместе, всегда.
     - Приятно об этом подумать. - Он повернулся к ней, испытывая глубокое
и искреннее сожаление.
     - У нас получится. Мы добьемся.
     Он ничего не  ответил,  только  смотрел  ей  в  глаза,  пока  она  не
отвернулась и не вздохнула.
     - Нет. - Сожаление ее было таким же искренним. - Ты  прав.  Никто  из
нас не сможет жить так. Нужно продолжать... Но, Питер, я так боюсь.  Боюсь
того, что знаю о тебе и чего не знаю. Боюсь того, что ты не знаешь обо мне
и того, что я тебе никогда не смогу сказать... Но нам нужно продолжать. Ты
прав. Нужно найти Калифа и уничтожить его. Но, о Боже, я молюсь, чтобы при
этом мы не уничтожили себя, не уничтожили то, что мы  нашли...  пусть  оно
сохранится, останется нетронутым.
     - Чтобы справиться с эмоциональной катастрофой,  нужно  поговорить  о
ней.
     - Хорошо, поиграем в головоломки. Первая очередь  моя.  Каково  самое
страшное испытание для женщины, по-твоему?
     - Сдаюсь.
     - Спать одной в зимнюю ночь.
     - Спасение рядом, - пообещал он.
     - Но как же твое плечо?
     - Если соединим  свои  способности  и  разум,  я  уверен,  как-нибудь
справимся.
     - Я думаю, ты прав, - замурлыкала она и пристроилась рядом с ним, как
шелковистая кошка. - Как всегда.

     Покупка белья для  красивой  женщины  всегда  вызывает  восхитительно
декадентское ощущение, и Питера забавлял понимающий вид продавщицы средних
лет. Очевидно, у нее было свое  представление  об  их  отношениях,  и  она
лукаво принесла поднос, полный кружев и невероятно дорогих кусочков шелка.
     - Да, - восторженно одобрила Мелисса-Джейн.  -  Именно  то...  -  Она
прижала одну вещь к щеке, и продавщица  загордилась  своей  догадливостью.
Питеру не хотелось  разубеждать  ее,  он  решил  еще  немного  поиграть  в
богатого пожилого поклонника и посмотрел в зеркало за продавщицей.
     Хвост  по-прежнему  здесь,  неприметная  фигура  в  сером  пальто,  с
интересом и понимающим видом роется в груде бюстгалтеров через зал.
     - Мне кажется, мама этого не одобрит, дорогая, - сказал он наконец, и
продавщица удивленно посмотрела на него.
     -  О,  пожалуйста,  папочка.  Мне  через  месяц  четырнадцать.  Хвост
появился, когда он накануне днем прилетел  в  "Хитроу",  и  Питер  не  мог
понять, кто это. И уже пожалел, что не нашел замену "кобре", потерянной  в
реке.
     -  Давай  лучше  будем  благоразумны,  -  сказал  Питер   дочери,   и
Мелисса-Джейн и продавщица удрученно посмотрели на него.
     - Ни штанишки? - взвыла Мелисса-Джейн. - Ни эластичные чулки?
     - Пойдем на компромисс, - предложил Питер. - Эластичные чулки  купим,
но никаких кружев - пока тебе не будет шестнадцать. Мне кажется, что  пока
достаточно накрашенных ногтей.
     - Папа, ты словно из средних веков, честное слово!
     Он снова посмотрел в зеркало: хвост сменился. Человек  в  потрепанном
сером пальто  и  шерстяном  шарфе  отошел  и  исчез  в  одном  из  лифтов.
Потребуется некоторое время, чтобы обнаружить замену, подумал Питер и  тут
же улыбнулся про себя. Не  потребуется.  Вот  он,  в  спортивном  твидовом
пиджаке, в спортивных брюках и с улыбкой дружелюбно настроенной жабы.
     - Сукин сын. Вот так сюрприз! - Он подошел к Питеру сзади  и  стукнул
по спине, так что Питер вздрогнул. Теперь Питер  по  крайней  мере  знает,
откуда хвосты.
     - Колин. - Он повернулся и пожал большую руку,  поросшую  на  тыльной
стороне черными волосами. - Да,  это  сюрприз.  Со  вчера  чувствую  твоих
горилл.
     - Ослы, - дружелюбно согласился Колин Нобл. - Все ослы! - И подхватил
Мелиссу-Джейн. - Ты прекрасна, - сказал он ей и поцеловал  совсем  не  как
дядюшка.
     - Дядя Колин. Вы явились прямо с неба. - Мелисса-Джейн  вырвалась  из
его объятий и продемонстрировала ему прозрачные штанишки. - Что вы  о  них
думаете.
     - Как раз то, что тебе нужно, милая. Тебе нужно их взять.
     - Скажите об этом моему папе.

     Колин осмотрел номер "Дорчестера" и хмыкнул.
     - Вот это настоящая жизнь. В армии такого никогда не получишь.
     - Папочка стал настоящим раздувшимся  плутократом,  совсем  как  дядя
Стивен, - согласилась Мелисса-Джейн.
     - Я заметил, что  и  ты,  и  Ванесса,  и  все  ваши  подружки  носите
кружевные штанишки, - котратаковал дочь Питер.
     - Это совсем другое дело, - быстро отступила Мелисса-Джейн,  прижимая
к себе зеленый пакет от "Харродза" ["Хорродз" - один из  самых  дорогих  и
модных универсальных магазинов Лондона]. - Знаешь, можно иметь  социальное
сознание и не одеваться, как крестьянин.
     - Ну, хорошо. - Питер бросил пальто на диван  и  подошел  к  бару.  -
Бурбон?
     - Со льдом, - сказал Колин.
     - А есть сладкий шерри? - спросила Мелисса-Джейн.
     - Есть кока-кола, - ответил Питер.  -  И  можешь  унести  ее  в  свою
комнату, юная леди.
     - О, папочка, я так давно не видела дядю Колина.
     - Брысь! - сказал Питер, и когда она ушла, добавил: - Сладкий  шерри,
подумать только!
     - Настоящие ублюдки, когда  начинают  расти,  -  сказал  Колин,  -  и
выглядят соответственно. - Он взял у Питера стакан и поболтал кубики льда.
- Не хочешь поздравить меня?
     - С удовольствием. - Питер взял свой стакан и встал у окна, глядя  на
голые ветви и серый туман Гайд-Парка. - А что ты сделал?
     - Послушай, Пит! "Тор" - мне отдали твое место - когда ты ушел.
     - Когда меня уволили.
     - Когда ты ушел, - твердо  повторил  Колин.  Он  отхлебнул  бурбон  и
громко глотнул. - Мы многого не понимаем. "Не наше дело спрашивать почему,
наше дело - действовать и умирать". Шекспир.
     Он  по-прежнему  играл  роль   шута,   но   маленькие   глазки   были
холодно-расчетливы  и  блестящи,  как  у  нового  игрушечного  медведя   в
рождественское утро. Он взмахнул стаканом, указывая на номер.
     - Здорово! Действительно здорово! Ты зря тратил время в  "Торе",  все
это знали. Теперь, наверно, получаешь больше, чем наши  начальники  штабов
все вместе.
     - Семь против  пяти,  что  ты  видел  ксерокопию  моего  контракта  с
"Нармко".
     - "Нармко"! - Колин свистнул. - Вот на кого ты работаешь? Не  шутишь,
Питер, приятель? Здорово!
     Питеру пришлось рассмеяться -  это  его  форма  капитуляции.  Он  сел
против Колина.
     - Кто тебя послал, Колин?
     - Что за глупый вопрос...
     - Только для начала.
     - Зачем кому-то посылать меня? Неужели  нельзя  просто  поболтать  со
старым приятелем?
     - Он послал тебя, потому что  боится,  что  другому  я  могу  сломать
челюсть.
     - Конечно, все знают, что мы братски любим друг друга.
     - Так что ты мне должен передать, Колин?
     - Поздравления, Питер, малыш. Я пришел, чтобы сказать  тебе,  что  ты
заработал себе билет в Большое Яблоко [Жаргонное обозначение Нью-Йорка]. -
Он прижал  руку  к  сердцу  и  запел  удивительно  приятным  баритоном:  -
Нью-Йорк, Нью-Йорк, какой замечатенльный город.
     Питер спокойно смотрел  на  Колина,  но  в  то  же  время  напряженно
размышлял. Он знал, что  придется  лететь.  Что-то  начинает  просвечивать
сквозь мутную воду, части головоломки начинают собираться. Именно  на  это
он надеялся, когда насадил свою приманку.
     - Когда?
     - На Кройдоне ждет военный самолет.
     - А Мелисса-Джейн?
     - У меня внизу шшофер, он отвезет ее домой.
     - Она тебя возненавидит.
     - Такова моя жизнь, - вздохнул Колин. - Меня любят только собаки.

    На всем пути через Атлантику играли в кункен [Карточная игра]
и пили крепкий черный кофе. Говорил  в  основном  Колин  Нобл,  не
выпуская изо рта сигары. Все о делах, о "Торе",  тренировки,  рассказы  об
отдельных людях, небольшие анекдоты, все то, что они оба хорошо знают, - и
он не делал  никаких  попыток  расспрашивать  Питера  о  его  работе  и  о
"Нармко", только сказал, что Питера  доставят  назад  в  Лондон  к  началу
встреч, организованных "Нармко"  и  намеченных  на  понедельник.  Это  был
сознательный и не очень прикрытый намек на то, что  "Атлас"  все  знает  о
Питере и его деятельности.
     Приземлились они в аэропорту Кеннеди вскоре после  полудня.  Их  ждал
военный шофер, который отвез их  в  местный  "Говард  Джонсон"  [Известная
американская фирма, владеющая кафетериями во многих городах], а  потом  на
шесть часов сна  -  типа  глубокой  черной  комы,  вызванной  разницей  во
времени.
     У Питера все еще кололо в глазах и голова казалась распухшей, и он  в
удивлением следил, как Колин поглощает  один  из  гигантских  американских
завтраков: вафли,  кленовый  сироп,  копченые  сосиски,  бекон  с  яйцами,
сладкое печенье  и  булочки.  Все  это  он  запивал  огромным  количеством
фруктового сока и кофе. Затем закурил свою первую сигару и провозгласил:
     - Ну, теперь чувствуется, что я дома. Только сейчас  понял,  что  два
года медленно умираю от недоедания.
     У выхода из мотеля их ждал  все  тот  же  армейский  шофер.  Кадиллак
указывал на их положение в военной иерархии. Питер отчужденно  смотрел  из
снабженного кондиционером и кожаной обивкой салона  на  проплывающие  мимо
мрачные гетто Гарлема. С высокого скоростного шоссе вдоль Ист-Ривер  район
напоминал Питеру покинутое поле сражения, где немногие уцелевшие  прячутся
в темных  подъездах  или  бродят  по  замусоренным  тротуарам  в  холодное
туманное утро. Только граффити на голых кирпичных стенах обладали страстью
и жизненностью.
     Машина добралась до пересечения  Пятой  и  Сто  Одиннадцатой  улиц  и
двинулась на юг, в парк,  мимо  "Метрополитен  музея",  потом  свернула  в
пещероподобную  пасть  гаража  под  одним  из  огромных  зданий,  которое,
казалось, касается серого холодного неба.
     При входе  в  гараж  висела  табличка  "Только  для  работников",  но
привратник открыл  электронно  управляемую  решетку  и  махнул  им,  чтобы
проезжали. Колин отвел Питера  к  лифтам,  и  они  поднялись  с  ощущением
пустоты в желудке, а указатель над дверью сообщил, что они поднимаются  на
самый верх здания.
     Они вышли в приемную, защищенную красивыми, но тем  не  менее  хорошо
закрывающими экранами.
     Охранник в полицейском мундире и с  оружием  на  боку  рассмотрел  их
через решетку  и  проверил  пропуск  Колина  Нобла,  сверившись  со  своим
списком, и только после этого пропустил их.
     Учреждение занимало весь верхний этаж здания, за  окнами  видны  были
висячие  сады,  а  дальше  -  вызывающий  головокружение  вид  на   пустое
пространство до другого высотного здания ниже на Манхеттене - здания  "Пан
Эм", а также до близнецов-башен Торгового центра.
     Убранство восточное, в нишах предметы искусства,  которые,  как  знал
Питер по своим предыдущим визитам, обладают огромной ценностью - старинные
японские картины кистью на шелке,  резьба  по  гагату  и  слоновой  кости,
коллекция маленьких нецке, а в атриуме, через который они проходили, целый
миниатюрный лес деревьев бонсай в мелких керамических  горшках,  застывшие
искаженные стволы и ветви свидетельствовали об их древности.
     И очень  не  соответствовали  этому  изысканному  окружению  громовые
раскаты фон Карояна, дирижирующего Берлинским  филармоническим  оркестром.
Героическая симфония Бетховена.
     За атриумом - простая дверь из белого дуба. Колин Нобл нажал кнопку у
карниза, и дверь почти сразу открылась.
     Колин ввел Питера в длинную убранную коврами комнату. Потолок ее  был
покрыт акустическими плитками. Помимо многочисленных  полок  с  книгами  и
рабочего стола, в комнате находился большой концерный  рояль,  а  у  стены
несколько высококлассных проигрывателей и усилителей, которые скорее  были
бы на месте в коммерческой студии звукозаписи.
     У рояля стоял Кингстон Паркер, героическая фигура, высокий, с мощными
плечами, большая кудлатая голова опущена на грудь,  глаза  закрыты,  и  на
лице выражение почти религиозного экстаза.
     Музыка владела  его  могучим  телом,  как  сильный  ветер  -  лесными
гигантами. Питер  и  Колин  остановились  у  входа,  потому  что  казалось
невозможным вмешиваться в такое личное,  интимное  переживание,  но  через
несколько секунд он увидел их и поднял голову. Казалось, стряхнул  с  себя
очарование музыки, как спаниель стряхивает воду, добравшись до  берега,  и
снял головку проигрывателя с вращающегося черного диска.
     Тишина показалась звенящей после мощных аккордов музыки.
     - Генерал Страйд, - приветствовал Питера Кингстон Паркер. -  Или  мне
можно по-прежнему называть вас Питер?
     - Вполне подойдет мистер  Страйд,  -  ответил  Питер,  Паркер  сделал
красноречивый жест сожаления и, не  протягивая  руки,  указал  на  удобные
кресла в глубине комнаты.
     - По крайней мере вы пришли,  -  сказал  он  и  кивнул,  когда  Питер
усаживался в кресло.
     - У меня всегда бывло ненасытное любопытство.
     - Я на это и рассчитывал, -  улыбнулся  Кингстон  Паркер.  -  Вы  уже
завтракали?
     - Немного перехватили, - вмешался Колин, но Питер кивнул.
     - Ну, тогда кофе, - сказал Паркер, негромко  поговорил  по  микрофону
внутренней связи и снова повернулся к ним.
     - С чего начнем? - спросил он, обеими руками расчесывая  свои  густые
седеющие волосы, отчего они стали еще более взлохмаченными.
     - С самого начала, - предложил Питер.  -  Как  сказал  король  червей
Алисе.
     - С начала... - Паркер  слегка  улыбнулся.  -  Вначале  я  противился
вашему приходу в "Атлас".
     - Знаю.
     - Я не ожидал, что вы примете  командование  "Тором".  Это  ведь  шаг
назад в вашей карьере. Вы тогда удивили меня, но не в последний раз.
     Слуга-китаец в белой куртке с медными  пуговицами  внес  поднос.  Все
молчали, пока он разливал кофе, предлагал сливки и цветной кристаллический
сахар, а когда он вышел, Паркер продолжил:
     - К этому времени, генерал Страйд, я считал, что вы, несмотря на  ваш
послужной список, на ваш ум и несомненные достижения, являетесь офицером с
застывшими консервативными старомодными взглядами.  Менталитет  полковника
Блимпа [Герой карикатур Д.Лоу, тучный и  важный  полковник  предотставного
возраста, символ консерватора] скорее подходит для траншейной  войны,  чем
для действий в тени, в укрытии. А именно такую войну  мы  ведем  сейчас  и
будем вынуждены вести в будущем.
     Он  покачал  большой  косматой  головой,  пальцы  его  бессознательно
ласкали гладкую прохладную поверхность клавиш, когда он садился на стул за
роялем.
     - Видите ли, генерал Страйд, мне казалось, что роль "Атласа"  слишком
сужена его первоначальным кругом полномочий. Я не верил, что "Атлас" может
осуществить то, ради чего создан, если  будет  только  орудием  возмездия.
Если он будет ждать враждебного акта, прежде чем сам  начнет  действовать,
он  в  самых  жизненных  своих  интересах  полностью  зависит  от   других
организаций, со всеми их внутренними спорами  и  пререканиями.  Мне  нужны
были офицеры, не только умные, но и способные на  нетрадиционные  мысли  и
независимые действия. Я не верил, что вы обладаете такими качествами, хотя
изучал вас очень внимательно. Я не мог полностью доверять вам.
     Тонкие пальцы Паркера вызвали беглый  пассаж  из  клавиатуры,  словно
подчеркивая его слова, и на мгновение показалось,  что  музыка  совершенно
увлекла его. Но вот он снова поднял голову.
     -  Если  бы  я  доверял  вам,  операция  по  освобождению  рейса  070
проводилась бы совсем по-другому. Мне пришлось полностью пересмотреть свою
оценку  вас,  генерал  Страйд,  а  это  сделать  мне  было  очень  трудно.
Продемонстрировав  именно  те  качества,  которые,  как  я  думал,  у  вас
отсутствуют, вы  смутили  меня.  А  к  тому  времени,  как  я  снова  стал
размышлять спокойно, вы спровоцировали свою отставку...
     - Я знаю, что моя просьба об отставке была направлена к  вам,  доктор
Паркер, и вы рекомендовали ее удовлетворить. - Питер  говорил  холодно,  в
голосе его звучал едва сдерживаемый гнев, и Паркер кивнул.
     - Да, вы правы. Я одобрил вашу отставку.
     - В таком случае мне кажется, что мы напрасно тратим  время.  -  Губы
Питиера сжались в тонкую непрощающую  линию,  кожа  на  щеках  натянулась,
ноздри расширились и казались сделанными из тонкого фарфора.
     - Пожалуйста, генерал Страйд... позвольте мне  вначале  объяснить.  -
Паркер протянул  к  нему  длинную  руку,  словно  хотел  помешать  встать,
выражение лица у него было искреннее и неотразимое. Питер снова  опустился
в кресло, взгляд его оставался сухим, а губы - сжатыми.
     - Мне  придется  немного  вернуться  назад,  чтобы  вы  поняли  смысл
происшедшего. - Паркер встал из-за рояля и перешел к стойке с трубками  за
проигрывателями. Тщательно выбрал трубку, пенковую, побледневшую до  цвета
янтаря. Продул ее, прошел по толстому  ковру  и  остановился  прямо  перед
Питером.
     - За несколько месяцев до похищения 070 - точнее, за шесть месяцев  -
я получил некоторые указания на то, что мы  вступаем  в  совершенно  новую
волну международного терроризма. Вначале это были только туманные  намеки,
но они были  подтверждены  и  получили  более  прочные  доказательства.  -
Говоря, Паркер набивал трубку табаком из  кожаного  кисета,  потом  закрыл
кисет и бросил его на крышку рояля. - Мы видели признаки консолидации  сил
насилия под каким-то централизованным контролем, но не были уверены в том,
какую форму примет этот контроль. - Он замолчал, посмотрел на лицо Питера,
по-видимому, решил, что на нем отразилось недоверие,  потому  что  покачал
головой. - Да, я  знаю,  это  звучит  натянуто,  но  я  вам  покажу  дела.
Появились сведения о  встречах  известных  предводителей  боевых  групп  с
какими-то   неясными   фигурами,   возможно,   представителями   восточных
правительств. Мы не были уверены тогда, не уверены и сейчас. И сразу после
этого резкое изменение в проведении и мотивировках боевой активности.  Мне
незачем перечислять вам подробности.  Вначале  систематическое  накопление
огромных   финансовых   резервов   путем   тщательно    организванных    и
спланированных похищений влиятельных лиц, начиная с министров ОПЕК,  затем
ведущих промышленников и финансистов... - Паркер зажег спичку,  затянулся,
и вокруг его  головы  закружился  ароматный  дым.  -  Вначале  можно  было
подумать, что мотивировки в сущности не изменились и преследуют  корыстные
и ограниченные политические цели. Но потом последовал  захват  070.  Я  не
доверял вам раньше, а когда вы находились на пути в Йоханнесбург, было уже
поздно. Мне ничего не оставалось делать, как пытаться контролировать  ваши
действия своими категорическими приказами. Я не мог объяснить вам, что это
проявление новой волны действий и что мы должны дать бойцам проявить  себя
и узнать о них как можно  больше.  Ужасное  решение,  но  мне  приходилось
жертвовать  несколькими  жизнями  для   получения   жизненно   необходимой
информации - и вот тут вы начали действовать так, как - я считал -  вы  не
можете действовать. - Паркер достал трубку изо рта и улыбнулся, а когда он
улыбался, можно было поверить в любые его слова, какими бы нелепыми они ни
казались. - Признаю, генерал Страйд, что  моя  первая  реакция  -  гнев  и
раздражение. Мне нужна была ваша голова и ваши внутренности.  Но  потом  я
начал пользоваться собственной головой. Вы доказали, что вы  именно  такой
человек, какой мне нужен, мой солдат, способный на нетрадиционные мысли  и
действия. И если вас разжалуют и  выбросят,  был  шанс,  что  новая  волна
боевых действий распознает в вас те же самые  качества,  которые  вынужден
был признать я. Если я позволю уничтожить вашу карьеру, превратить  вас  в
парию, в озлобленного и ожесточенного человека, но обладающего  бесценными
умениями  и  знаниями,  человека,   доказавшего,   что   он   может   быть
безжалостным, когда это необходимо... - Паркер смолк  и  сделал  виноватый
жест. - Простите, генерал Страйд, но я должен был учесть тот факт, что  вы
будете очень привлекательны для... - Снова жест, на этот раз нетерпения. -
...Мне нет необходимости называть имена, скажем просто - для "врага".  Мне
пришлось признать, что вы будете представлять огромный интерес для  врага.
- Он серьезно кивнул. - Да, я принял вашу отставку, и,  не  подозревая  об
этом, вы стали свободным  агентом  "Атласа".  Мне  казалось  это  наиболее
правильным. Вам не нужно было играть - вы сами поверили. Вы стали  парией,
оклеветанным и опороченным человеком, созревшим для гибели.
     - Я в это не верю, - сказал Питер, и Паркер прошел к своему  рабочему
столу, взял конверт с  японского  керамического  подноса  и  протянул  его
Питеру.
     Питеру потребовалось  несколько  мгновений,  чтобы  понять,  что  это
банковский счет - швейцарский банк "Кредит Суис", - счет  на  его  имя,  и
несколько вкладов. Никакого снятия со  счета  или  взятия  в  кредит.  Все
вклады одинаковы, это месячное жалование генерал-майора английской армии.
     -  Как  видите,  -  Паркер  улыбнулся,  -  вы  по-прежнему  получаете
жалование в "Атласе". Вы по-прежнему  один  из  нас,  Питер.  Могу  только
сказать, что мне очень жаль, что пришлось прибегнуть к  притворству  -  но
мне показалось, что дело того стоит.
     Питер  снова  посмотрел  на  него,  еще  не  вполне  убежденный,   но
враждебное выражение его лица смягчилось.
     - Что вы этим хотите сказать, доктор Паркер?
     - Мне кажется, вы снова в игре.
     - Я директор торгового  отдела  "Северной  компании  по  производству
вооружения" ["Narmko", сокращение от "Nothern Armaments Company"].
     - Да, конечно, а "Нармко" -  часть  империи  "Альтман  Индастриз",  а
барон Альтман и его прекрасная супруга являются... вернее, являлись  очень
интересной парой. Например, знаете ли вы, что барон был одним  из  главных
агентов "Моссада" [Израильская разведка] в Европе?
     -  Невозможно.  -  Питер  раздраженно  покачал  головой.  -  Он   был
католиком. Израильская разведка не использует католиков.
     - Да, - согласился Паркер. - Дед убедил его перейти в католичество  и
изменил название семейного поместья на "Ла Пьер Бенит". Это  было  деловое
решение, мы в этом уверены. Не очень выгодно  было  оставаться  евреем  во
Франции Х1Х века. Но на молодого  Альтмана  дед  и  мать  оказали  большое
влияние.  С  самого  раннего  возраста  он  был  сионистом  и  непреклонно
использовал все свое огромное влияние и богатство для этой цели  -  вплоть
до своей смерти. Но делал это так искусно, с такой тонкостью, что мало кто
подозревал о его связях с сионизмом и иудаизмом. Он не сделал  ошибки,  не
вернулся к религии своих предков, понимая, что может свободнее действовать
как христианин.
     Питер  быстро  думал.  Если  это  правда,  тогда  все  снова   меняет
очертания. Возможно, это объясняет причины смерти барона  -  и  совершенно
изменяет роль в его жизни Магды Альтман.
     - А баронесса? - спросил он. - Знала ли она об этом?
     - Ах, баронесса! - Кингстон Паркер достал из зубов трубку и улыбнулся
с неохотным восхищением. - Какая замечательная женщина! Мы не очень  много
о ней знаем - кроме красоты и исключительных способностей. Знаем, что  она
родилась в Варшаве. Отец ее был там профессором медицины  в  университете.
Он бежал на Запад, когда баронесса была еще ребенком. Несколько лет спустя
он погиб - дорожное происшествие в Париже. Его ударила  машина,  когда  он
выходил из своего факультета в Сорбонне. Шофер скрылся. Смерть его все еще
остается  несколько  загадочной.  После  его  смерти  девочка  как   будто
переходила из семьи в семью, жила у друзей отца, у дальних  родственников.
Она уже тогда проявляла склонность к наукам,  музыкальные  способности,  в
тринадцать  лет  была  многообещающей  шахматисткой  -  потом  в   течение
какого-то периода о  ней  нет  никаких  сведений.  Она  словно  совершенно
исчезла. Единственные сведения - слова ее приемной матери, пожилой леди, у
которой нелады с памятью. "Я думаю, она на некоторое время  уехала  домой.
Она говорила мне, что поедет домой". - Паркер развел руки.  -  Кто  знает,
что это значит? Домой? В Варшаву? В Израиль? Куда-то на Восток?
     - Вы изучали ее очень тщательно, - сказал Питер. То, что он  услышал,
заставило его встревожиться.
     - Конечно. Мы изучали все ваши контакты после того, как  вы  оставили
"Атлас". Мы проявили бы небрежность, если бы не сделали этого. Но особенно
нас заинтересовала баронесса. Она была  наиболее  очаровательной,  вы  это
понимаете, я уверен.
     Питер кивнул и продолжал ждать. Он не хотел больше задавать  вопросы.
Это  казалось  ему  проявлением  неверности   Магде,   чем-то   мелким   и
недостойным, но все же он ждал, а Паркер продолжал негромко говорить.
     - Потом она вернулась в Париж. В возрасте девятнадцати лет. Способный
и компетентный личный  секретарь,  говорит  на  пяти  языках,  прекрасная,
всегда модно и со вкусом одетая, вскоре ее окружили влиятельные и  богатые
поклонники, в том числе ее наниматель барон Аарон Альтман. - Паркер  снова
смолк, ожидая вопросов, вынуждая Питера идти ему навстречу.
     - Она тоже из "Моссада"?
     - Мы не знаем. Возможно - но  она  тщательно  скрыла  все  следы.  Мы
надеемся, что вы сможете это установить.
     - Понятно.
     - Она должна была знать, что ее муж сионист. Должна была заподозрить,
что это имеет какое-то отношение к его похищению и  убийству.  И  остается
вопрос о шести пропущенных годах - от тринадцати до девятнадцати лет.  Где
она была в это время?
     - Она еврейка? - спросил Питер. - Ее отец был евреем?
     - Мы так считаем, хотя профессор не интересовался религией  и  ничего
не записал в этом пункте анкеты при своем поступлении в Сорбонну. Его дочь
проявляет то же отсутствие интереса к религии. Мы  знаем  только,  что  ее
брак с бароном был заключен по католическому обряду, за которым  следовало
гражданское бракосочетание в Рамбуйе.
     - Мы далеко ушли от международного терроризма, - заметил Питер.
     - Я так не думаю. - Кингстон Паркер покачал косматой головой. - Барон
стал его жертвой, и как  только  вы  связались  с  ней  -  а  вы  один  из
крупнейших в мире специалистов по действиям боевых групп и по партизанской
городской войне, - вас пытаются убить или похитить баронессу.
     Питер не удивился тому, что Паркер знает  о  ночном  происшествии  на
дороге в "Ла Пьер Бенит": всего лишь  несколько  дней  назад  руку  Питера
освободили от перевязи.
     - Скажите мне, Питер. Как вы оцениваете  это  происшествие?  Я  видел
ваше заявление французской полиции, но что вы можете добавить?
     В памяти Питера всплыл "ситроен", который следовал за ним из  Парижа,
и почти одновременно - рвущие звуки автоматического огня.
     - Им нужна была баронесса, - твердо сказал Питер.
     - А вели машину вы?
     - Да.
     - Вы были в том месте и в то время, когда обычно проезжает баронесса?
     - Да.
     - Кто предложил это? Вы?
     - Я сказал ей, что эта машина слишком заметна.
     - И вы предложили отвести его в "Ла Пьер Бенит" вечером?
     - Да. - Питер солгал, не понимая, почему делает это.
     - Кто-нибудь еще знал, что не баронесса поведет машину?
     -  Никто.  -  Кроме  двух  телохранителей  и  двух  шоферов,  которые
встречали их по возвращении из Швейцарии, подумал Питер.
     - Вы уверены? - настаивал Паркер.
     - Да. Больше никто. - Кроме  Магды,  только  Магды.  Питер  с  гневом
отбросил эту мысль.
     - Ну, хорошо, примем, что целью была  баронесса.  Но  что  это  было:
убийство или похищение? Это может иметь значение. Если убийство, это могло
бы означать  устранение  опасного  агента.  Значит  баронесса  тоже  агент
"Моссада" и завербована мужем. С другой стороны,  похищение  означало  бы,
что цель - снова деньги. Так что это, Питер?
     - Они блокировали дорогу, - ответил Питер. Но перекрыли не полностью,
вспомнилось тут же. - Ложный полицейский приказал  мне  остановиться...  -
или, вернее, замедлить ход, подумал он, чтобы он стал легкой  целью  перед
тем, как начнут стрелять. - ...и они не открывали огонь, пока  не  поняли,
что я не собираюсь останавливаться. - Однако они были готовы к стрельбе  в
тот момент, когда Питер принял решение миновать преграду.  Намерения  двух
пулеметчиков казались очевидными. - ...Я сказал бы, что цель  -  захватить
баронессу живой.
     - Хорошо. - Паркер кивнул. -  Пока  примем  это.  -  Он  взглянул  на
Колина. - Полковник Нобл. У вас есть вопрос?
     - Спасибо, доктор. Питер не рассказал нам, какие  условия  предложили
ему "Нармко" или баронесса. Кто первым вступил в контакт?
     - Ко мне обратилась в  Лондоне  фирма,  которая  занимается  подбором
высших  руководителей.  Обращение  исходило  непосредственно   от   совета
директоров "Нармко"... - "И я отказался",  подумал  он.  Только  потом,  в
"Тисовом Аббатстве"...
     - Понятно. - Колин разочарованно нахмурился. - Никаких предложений  о
встрече с баронессой?
     - Не на этой стадии.
     - Вам поручили руководство продажей -  не  упоминали  никаких  других
обязанностей: безопасность, промышленный шпионаж?
     - Нет, не тогда.
     - Позже?
     - Да. Встретившись с баронессой,  я  обратил  внимание  на  ее  плохо
организованную личную охрану. И произвел изменения.
     - Вы не обсуждали с ней убийство ее мужа?
     - Обсуждали.
     - И что же?
     - Ничего. - Питеру становилось трудно импровизировать ответы,  но  он
использовал старое правило: говорить столько правды, сколько возможно.
     - Баронесса не упоминала, что охотится за убийцами  своего  мужа?  Не
просила вас использовать ваши способности для этой вендетты?
     Питеру нужно было быстро принять решение. Паркер должен знать о  том,
что он сказал военному атташе в Париже,  о  его  наживке,  которая  должна
привлечь Калифа. Конечно, Паркер об этом знает: он глава "Атласа" и  имеет
доступ к компьютерам ЦРУ. Этого Питеру отрицать нельзя.
     - Да, она просила меня собирать информацию, которая может привести  к
убийцам ее мужа. Я спросил Г2 в Париже, нет ли у него такой информации. Он
не смог мне помочь.
     Паркер хмыкнул.
     - Да, Г2 упомянул об этом в своем обычном отчете. Впрочем, я полагаю,
что эта просьба вполне естественна. - Он вернулся к своему рабочему  столу
и взглянул на блокнот с какими-то записями.
     - Мы знаем о восьми сексуальных связях баронессы до  замужества.  Все
это политически влиятельные или богатые мужчины. Шестеро из них женаты...
     Питер обнаружил, что  дрожит  от  гнева,  такого  сильного,  что  сам
удивился. Он ненавидел Паркера за то, что  тот  так  говорит  о  Магде.  С
огромным усилием он сохранил нейтральное выражение лица, рука расслабленно
лежала на колене, пальцы естественно вытянуты, хотя у него было  страстное
желание ударить кулаком Паркера в лицо.
     - ...все эти связи совершались очень осторожно. Во  время  брака  нет
никаких свидетельств ее внебрачных связей. После убийства барона было  еще
трое:  министр  французского  правительства,  американский   бизнесмен   -
владелец второй по размерам нефтяной компании мира... - Он опустил блокнот
на стол и повернулся лицом к Питеру. - А  недавно  появился  еще  один.  -
Сверкающим проницательным взором он смотрел на Питера. - Леди  определенно
считает, что нужно сочетать бизнес с  удовольствием.  Все  ее  партнеры  -
мужчины,  у  которых  есть   возможность   представить   весьма   реальные
доказательства своей страсти. Я думаю, это положение применимо и к  выбору
последнего сексуального партнера.
     Колин Нобл неуклюже кашлянул и заерзал в кресле,  но  Питер  даже  не
взглянул на него, он продолжал без всякого выражения смотреть на Кингстона
Паркера. Они с Магдой не скрывали своих отношений - и все же отвратительно
говорить об этом с кем-то еще.
     - Я считаю,  что  теперь  у  вас  есть  возможность  добывать  важную
информацию.  Я  считаю,  что  вы  вблизи  самого  центра   безымянного   и
бесформенного влияния... Я считаю, что вы  можете  вступить  в  контакт  с
врагом, даже  если  это  будет  вооруженное  столкновение...  единственный
вопрос, будут ли у вас причины, эмоциональные или  другие,  уклониться  от
исполнения  своего  долга.  -  Кингстон  Паркер  наклонил  голову   набок,
превращая свое утверждение в вопрос.
     - Я никогда не позволял своей личной жизни мешать  исполнению  долга,
доктор Паркер, - спокойно сказал Питер.
     - Да, - согласился Кингстон Паркер. - Это  верно.  И  я  уверен,  что
когда вы немного лучше узнаете баронессу Альтман, вы оцените наш интерес к
этой леди.
     - Да. - Питер теперь полностью владел собой. -  Вы  хотите,  чтобы  я
использовал личные отношения для шпионажа за ней. Это так?
     - Точно так же мы уверены, что она использует эти отношения  в  своих
целях... - Паркер смолк, казалось, ему пришла в голову странная  мысль.  -
Надеюсь, Питер, я не был слишком резок. Я не уничтожил тщательно  лелеемые
иллюзии? - Тон Паркера измениля. Встреча заканчивалась.
     - В моем возрасте, доктор, у человека не остается  иллюзий.  -  Питер
встал. - Я должен докладывать непосредственно вам?
     - О связи позаботится полковник  Нобл.  -  Кингстон  Паркер  протянул
руку. - Я не стал бы просить вас об этом, если бы у меня был выбор.
     Питер не колебался, он пожал эту руку. Рука Паркера была  холодной  и
сухой. Питер ощутил физическую силу этих твердых пальцев пианиста.
     - Понимаю, сэр, - сказал Питер и тут же подумал: "Даже если это и  не
так, я уж постараюсь понять, и очень скоро".

     Питер отговорился усталостью, чтобы избежать игры и джина с ромом,  и
весь обратный перелет через Атлантику делал вид,  что  спит.  С  закрытыми
глазами он пытался привести в порядок мысли,  но  всяикй  раз  обходил  по
кругу и приходил все к тому же началу, и ему начинало  казаться,  что  он,
как собака, гоняется за своим хвостом.  Теперь  он  не  мог  даже  сказать
ничего  определенного  относительно  своих  чувств  и  преданности   Магде
Альтман. Каждый раз, как он думал о  своих  чувствах  к  ней,  они  меняли
форму, и он начинал  думать  о  чем-то  менее  существенном.  "Сексуальные
связи" - что за отвратительное выражение использовал Паркер и  почему  это
так разгневало Питера? Восемь связей до брака, шесть  с  женатыми  людьми,
еще две после брака - все  богатые  и  влиятельные  мужчины.  Он  старался
образно представить себе эту  статистику,  воображал  с  горьким  чувством
разочарования безлицые, бесформенные фигуры рядом  со  стройным  телом,  с
маленькми,  превосходной  формы  грудями  и  длинным  дымчатым   водопадом
сверкающих волос. Он чувствовал себя преданным и тут же начинал  презирать
себя за эту мальчишескую реакцию.
     Существуют более страшные вопросы и возможности, поднятые  Кингстоном
Паркером: связи с "Моссадом", шесть пропущенных лет в  жизни  Магды  -  но
всякий раз он все равно возвращался к  тому,  что  произошло  между  ними.
Способна ли она на  такой  искусный  обман  или  тут  вообще  нет  обмана?
Страдает ли он от уязвленной гордости или как-то, неведомым ему  способом,
она поставила его в еще более  уязвимую  позицию?  Неужели  заставила  его
влюбиться в себя?
     Что он  чувствует  к  ней?  Приходится  задать  себе  этот  вопрос  и
попытаться ответить на него прямо. Но когда самолет приземлился, ответа  у
него  по-прежнему  не  было,  только  перспектива  новой  встречи  с   ней
чрезвычайно  его  радовала,  и  мысль  о  том,  что  она  его  сознательно
использует и сможет отбросить его, когда исчезнет в нем необходимость, как
она поступала с другими, вызывала  чувство  отчаяния.  Он  боялся  ответа,
который искал, и неожиданно вспомнил ее приглашение на  остров,  куда  они
могли бы сбежать вместе. И понял, что она страдает тем  же  страхом,  и  с
дрожью предвидения гадал, не предопределено ли им уничтожить друг друга. В
"Дорчестере" его ждали три отдельных послания от нее. Он  позвонил  сразу,
как только вошел в номер.
     - О, Питер! Я так беспокоилась. Где ты был? - И трудно было поверить,
что ее тревога неискрення.  Еще  труднее  было  не  радоваться,  когда  на
следующий день, в полдень, она  встретила  его  в  аэропорту  Де  Голля  -
встретила сама, а не просто послала шофера.
     - Мне нужно было хоть на час сбежать  из  оффиса,  -  объяснила  она,
просунула руку ему под локоть и тесно прижалась. - Это  ложь,  конечно.  Я
приехала, потому что  не  могла  еще  час  ждать  встречи  с  тобой.  -  И
хрипловато рассмеялась. - Я веду себя бесстыдно. Представляю себе, что  ты
обо мне думаешь!
     Вечером в "Ла  Пьер  Бенит"  был  обед  на  восьмерых,  потом  театр.
Французский  язык  Питера  еще  не  дошел  до  Мольера,   поэтому   он   с
удовольствием незаметно наблюдал за  Магдой,  и  на  несколько  часов  ему
удалось  отогнать  отвратительные  вопросы,  но   во   время   полуночного
возвращения в "Ла Пьер Бенит" он сделал очередной ход в сложной игре.
     - Я не мог сказать тебе по телефону... - начал он в интимной  темноте
и тепле лимузина. - Ко мне обратились из "Атласа". Глава  "Атласа"  вызвал
меня в Нью-Йорк. Там я был, когда ты звонила. Они тоже охотятся на Калифа.
     Она вздохнула и просунула свою руку в его.
     - Я ждала, когда ты расскажешь мне, Питер, -  просто  сказала  она  и
снова вздохнула. - Я знала, что ты улетел в Америку, и у меня было ужасное
предчувствие, что ты мне солжешь. Не знаю, что бы я  тогда  сделала.  -  И
Питер почувствовал угрызения совести и в то  же  время  встревожился:  она
знала  о  его  полете  в  Нью-Йорк.  Но  откуда?  И  тут  он  вспомнил  ее
"источники".
     - Расскажи, - сказала она, и он рассказал ей все, кроме того вопроса,
который поставил Кингстон Паркер после ее имени. Пропущенные годы, связи с
"Моссадом" и эти десять безымянных мужчин.
     - Похоже, они не знают, что Калиф пользуется этим именем,  -  говорил
Питер. - Но они совершенно уверены, что ты охотишься за ним и что для этой
цели ты меня и наняла.
     Они негромко обсуждали это, пока небольшая кавалькада машин двигалась
в  ночи,  и  позже,  когда  она  пришла  в  его  комнату,  они  продолжали
разговаривать, держа друг друга. Они прошептались всю ночь,  и  Питер  был
поражен, что может действовать так естественно. Все  сомнения  испарялись,
когда он оказывался с нею.
     - Кингстон Паркер по-прежнему  числит  меня  в  составе  "Атласа",  -
объяснял Питер. - Я не отказался, не возражал. Мы хотим  найти  Калифа,  и
мое положение в "Атласе" может оказаться для этого полезным, я уверен.
     - Согласна. "Атлас" может нам помочь, особенно теперь, когда они тоже
знают о существовании Калифа.
     На рассвете они любили друг друга, глубоко и удовлетворенно, а потом,
сохраняя тайну, она до света выскользнула из его комнаты, но  часом  позже
они снова встретились за завтраком в оранжерее.
     Она налила ему кофе и указала на маленький пакет возле его тарелки.
     - Мы не настолько скрытны, как думаем, cheri. -  Она  усмехнулась.  -
Кое-кто знает, где ты проводишь ночи.
     Он взвесил пакет  в  правой  руке:  размер  35-миллиметровой  пленки,
завернуто в коричневую бумагу, запечатано красным воском.
     -  Доставлено  специальной  срочной  почтой  вчера  вечером.  -   Она
разломала булочку  на  тарелке  и  улыбнулась  ему  своими  зелеными  чуть
раскосыми глазами.
     Адрес  напечатан  на  приклеенном   ярлычке,   штемпель   английский,
отправлено из южного Лондона накануне утром.
     И  неожиданно   Питера   охватило   ужасное   предчувствие;   приятно
обставленную конату заполнило ощущение всепоглощающего зла.
     - В чем дело, Питер? - В голосе ее звучала тревога.
     - Ничего, - сказал он. - Ничего.
     - Ты неожиданно смертельно побледнел.  Ты  уверен,  что  хорошо  себя
чувствуешь?
     - Да. Все в порядке.
     С  помощью  столового  ножа  он  снял  восковую  печать  и  развернул
коричневую бумагу.
     Маленькая стеклянная бутылочка, заткнутая пробкой, заполненная чистой
жидкостью. Какое-то предохраняющее средство, сразу  понял  он,  спирт  или
формальдегид.
     И в жидкости какой-то мягкий белый предмет.
     - Что это? - спросила Магда.
     Питер почувствовал приступ тошноты.
     Предмет медленно повернулся, он свободно плавал в бутылочке, и на нем
блеснула ярко-алая полоска.
     - Мама разрешает тебе красить ногти,  Мелисса-Джейн?  -  Он  вспомнил
собственный вопрос, когда увидел впервые алую краску на ее ногтях. Тот  же
самый цвет.
     - Да, хотя,  конечно,  не  в  школе.  Ты  забываешь,  что  мне  скоро
четырнадцать, папочка.
     Предмет в бутылочке - человеческий палец, Срезан на нижнем суставе, и
консервирующая жидкость выбелила срез. Кожа сморщилась, как у утопленника.
Только накрашенный ноготь не изменился, оставался веселым и праздничным.
     Тошнота охватила Питера, подступила  к  самому  горлу,  он  продолжал
смотреть на маленькую бутылочку.

     Телефон прозвонил трижды, прежде чем подняли трубку.
     - Синтия Барроу. - Питер узнал голос своей бывшей жены, хотя  он  был
изменен напряжением и горем.
     - Синтия, это Питер.
     - О, слава Богу, Питер. Я два дня пытаюсь найти тебя.
     - В чем дело?
     - Мелисса-Джейн с тобой, Питер?
     - Нет. - Он почувствовал, как земля выскальзывает из-под ног.
     - Она исчезла, Питер. Уже две ночи ее нет. Я схожу с ума.
     - Ты известила полицию?
     - Да, конечно. - В голосе слышались истерические нотки.
     - Оставайся на месте, - сказал Питер. - Я немедленно лечу  в  Англию,
если будут новости, оставляй мне сообщение в  "Дорчестере".  -  Он  быстро
повесил трубку, чувствуя, что горе в любую минуту может сломить  ее  и  он
ничем не может помочь.
     За столом стиля Людовик Х1У цвета  золоченой  бронзы  сидела  бледная
напряженная Магда. Она ни о чем не спросила,  вопрос  был  в  ее  огромных
глазах на побелевшем лице.
     Питеру не нужно было отвечать на этот вопрос. Он резко кивнул,  потом
снова набрал номер и, ожидая, не мог оторвать глаз от ужасного предмета  в
бутылочке, стоявшей в центре стола.
     - Колина Нобла! - рявкнул Питер  в  телефон.  -  Передайте  ему,  что
звонит генерал Страйд и что дело срочное.
     Через минуту Колин взял трубку.
     - Питер, это ты?
     - Они взяли Мелиссу-Джейн.
     - Кто? Не понимаю.
     - Враг. Они ее взяли.
     - Боже! Ты уверен?
     - Да, уверен. Мне послали ее палец в бутылочке.
     Колин несколько секунд молчал, а когда заговорил,  голос  его  звучал
приглушенно.
     - Ужасно. Боже, как ужасно!
     - Свяжись с полицией. Используй  все  свои  возможности.  Они  должны
хранить все в тайне. Никаких сообщений в  прессе.  Я  хочу  участвовать  в
охоте на этих зверей. Используй "Тор", разузнай все, что можно.  Я  уже  в
пути. Дам тебе знать, каким рейсом прилечу.
     - У этого телефона будет круглосуточное дежурство, - пообещал  Колин.
- И я пришлю за тобой шофера. - Он  колебался.  Питер,  я  сочувствую.  Ты
знаешь.
     - Да, знаю.
     - Мы все с тобой, всегда.
     Питер опустил трубку, и Магда решительно встала из-за стола.
     - Я лечу с тобой в Лондон, - сказала она,  и  Питер  протянул  к  ней
руку.
     - Нет, - мягко сказал он. - Спасибо, но нет. Тебе там нечего делать.
     - Питер, я хочу быть с тобой в это ужасное  время.  Я  чувствую  себя
так, словно это моя вина.
     - Это неправда.
     - Она такой прекрасный ребенок.
     - От тебя больше пользы здесь, - твердо сказал Питер. -  Проверь  все
свои источники, малейшие клочки сведений полезны.
     - Хорошо. - Она без дальнейших споров приняла его решение. - Где тебя
найти, если я что-нибудь узнаю?
     Он дал ей личный номер Колина Нобла в "Торе", записав его в  блокноте
рядом с телефоном.
     - Либо здесь, либо в "Дорчестере".
     - Но по крайней мере в Париж я поеду с тобой, - сказала она.

     К тому времени как Питер вышел  из  самолета  в  аэропорту  "Хитроу",
новость уже стала известна. Она была на первой странице "Ивнинг Стандард",
и Питер на ходу схватил газету и прочел ее на пути в Лондон.

     Жертва была похищена у передних ворот своего  дома  на  Лиден  Стрит,
Кембридж, в одиннадцать часов  в  четверг.  Соседка  видела,  как  девочка
говорила с поссажирами темно-бордового "триумфа",  потом  села  в  машину,
которая тут же ушла.
     "Мне кажется, в машине было двое, - рассказала нашему  корреспонденту
миссис Ширли Келлон, 32  лет,  соседка,  -  и  Мелисса-Джейн  не  казалась
встревоженной. Она совершенно добровольно села в "триумф". Я знаю, что  ее
отец - старший офицер армии, он часто посылает за  ней  разные  машины.  И
потому мне не показалось это подозрительным".
     В течение двадцати четырех часов не  поднимали  тревоги,  потому  что
мать девочки тоже считала, что она с ее бывшим мужем.
     И только когда она не смогла связаться  с  генерал-майором  Страйдом,
отцом  девочка,   она   известила   полицию.   Полиция   Кембриджа   нашла
темно-бордовый "триумф" брошенным в парке у  Кембриджской  железнодорожной
станции. Машина накануне была украдена в Лондоне, и тут же объявлен был по
всей стране розыск похищенной девочки.
     Операцию  по  розыску  возглавляет  инспектор  Алан   Ричардс,   всех
располагающих информацией просят позвонить по телефону...

     Далее был указан  лондонский  номер  и  давалось  подробное  описание
Мелиссы-Джейн и одежды, которая была на ней в момент исчезновения.
     Питер смял газету и бросил на  сидение.  Он  сидел  прямо,  сдерживая
гнев, тщательно сохраняя его, - жар гнева гораздо  легче  переносить,  чем
холодное отчаяние, охватившее его.

     Инспектор Алан Ричардс - сухощавый человек небольшого  роста,  больше
похожий на жокея, чем на полицейского. У него преждевременно  сморщившееся
лицо, и длинные волосы он зачесывает на лысину, чтобы скрыть ее. Но  глаза
у него быстрые и умные, а манеры открытые и решительные.
     Они обменялись рукопожатиями, когда их знакомил Колин Нобл.
     - Я должен  совершенно  ясно  дать  понять,  что  это  дело  полиции,
генерал. Однако в данном  особом  случае  я  готов  работать  совместно  с
военными.
     Ричардс быстро рассказал, что уже предпринято. Он  вел  расследование
из двух кабинетов, отведенных для него на третьем этаже Скотленд Ярда,  из
окон открывался через каминные трубы вид на  Вестминстерское  аббатство  и
здание парламента.
     В прессе и по телевидению сообщили  два  телефонных  номера,  и  двое
молодых полицейских  отвечали  на  звонки.  До  сих  пор  было  уже  около
четырехсот звонков.
     - Все есть: от общих рассуждений до совершенно  сумасшедших  звонков,
но  нам  приходится  расследовать  все.  -  Впервые  выражение  его   лица
смягчилось. - Дело будет долгим и медленным, генерал Страйд, но  несколько
ниточек у нас появилось. Идемте со мной.
     Внутренний кабинет был обставлен все той же непримечательной мебелью,
что  и  любое  гражданское  учреждение,   мебелью   прочной   и   лишенной
индивидуальности, но на газовой плитке кипел чайник,  и  Ричардс  принялся
наливать всем чай.
     - Трое моих людей разбирают машину похитителей. Мы уверены,  что  это
именно та машина. Ваша бывшая супруга узнала  кошелек,  найденный  в  ней.
Кошелек вашей дочери. Мы сняли  свыше  шестисот  отпечатков  пальцев,  они
сейчас обрабатываются. Пройдет  некоторое  время,  прежде  чем  мы  сможем
выделить нужные нам отпечатки и постараемся идентифицировать  их.  Но  два
или три  отпечатка  соответствуют  тем,  что  мы  взяли  в  комнате  вашей
дочери... Сахар? Молоко?
     Ричардс протянул Питеру чашку и продолжал.
     - Соседка, миссис Келлон, которая  видела  похищение,  сейчас  занята
описанием похитителей, но она не очень  хорошо  разглядела  их.  Это  нам,
вероятно, мало чем поможет.
     Ричардс прихлебнул чай.
     - Однако мы покажем окончательный  рисунок  по  телевидению  и  будем
надеяться, что он даст нам еще одну нить. Ждите контактов с  похитителями.
Мы не думаем, что они будут действовать  через  вашу  бывшую  жену,  хотя,
конечно, ее телефон прослушивается и наши  люди  приглядывают  за  ней.  -
Ричардс развел руки. - Это все, генерал Страйд. Теперь ваша  очередь.  Что
вы можете сказать нам? Зачем кому-то похищать вашу дочь?
     Питер обменялся взглядом с Питером Ноблом  и  помолчал,  собираясь  с
мыслями, но инспектор Ричардс настойчиво сказал:
     - Я знаю, что вы не очень богатый человек, генерал.  Но  ваша  семья.
Может, ваш брат?
     Питер движением головы отбросил эту мысль.
     - У моего брата есть свои дети. Они были бы более логичной целью.
     - Месть? Вы очень активно действовали против террористов в  Ирландии.
Вы командовали операцией по взятию 070.
     - Возможно.
     - Я знаю, что вы больше не служите в армии.
     Питер не собирался дальше двигаться в этом направлении. -  Не  думаю,
чтобы подобные догадки могли нам  помочь.  Мы  узнаем  мотив,  как  только
похитители предъявят свои требования.
     - Это верно. - Ричардс чуть нервно погремел своей чашкой.  -  Они  не
послали бы вам  ее...  -  Он  смолк,  заметив  выражение  лица  Питера.  -
Простите, генерал. Это  ужасно,  но  мы  должны  принять  этот  палец  как
доказательство того, что ваша дочь еще жива и что контакт будет установлен
с вами. Это выражение серьезности их намерений и угроза, но...
     На его столе резко зазвенел телефон, и Ричардс поднял трубку.
     - Ричардс! - рявкнул он, долго слушал,  потом  одобрительно  хмыкнул.
Повесив трубку, он не стал сразу  говорить,  но  предложил  Питеру  смятую
пачку сигарет. Когда Питер отказался, полицейский закурил сам, и голос его
изменился.
     - Звонили из лаборатории. Вы знаете,  конечно,  что  ваша  дочь  была
донором костного мозга.
     Питер кивнул. Это было  частью  социального  сознания  Мелиссы-Джейн.
Если бы ее тактично не разубеждали, она поставляла бы кровь и костный мозг
ведрами.
     - Мы получили образцы из кембриджской больницы. Ампутированный  палец
соответствует  типу  тканей  вашей  дочери.  Боюсь,   нужно   окончательно
признать, что это ее палец... Не могу представить себе,  чтобы  похитители
отыскали образец того же типа.
     Питер втайне надеялся, что это блеф.
     Что ему послали палец трупа, медицинский  образец,  взятый  у  жертвы
несчастного случая в каком-нибудь морге... И  теперь,  когда  эта  надежда
рухнула, его охватило холодное отчаяние. Все молчали целую минуту, наконец
заговорил Колин Нобл.
     - Инспектор, вы знаете, что такое группа "Тор"?
     - Да, конечно. Во  время  йоханнесбургского  похищения  о  ней  много
писали в газетах. Это антитеррористическая группа.
     - Мы, вероятно, лучше всех в мире подготовлены к тому, чтобы забирать
заложников невредимыми из рук террористов...
     - Я понимаю, что вы хотите сказать мне,  полковник,  -  сухо  ответил
инспектор. - Но давайте вначале отыщем наших террористов,  а  после  этого
любая попытка освобождения будет проводиться под контролем полиции.

     В три часа утра Питер подошел к ночному дежурному  отеля  "Дорчестер"
на Парк Лейн.
     - Мы с полудня держим ваш номер, генерал.
     - Простите. -  Питер  обнаружил,  что  говорит  нечетко.  Сказывается
усталость  и  нервное  напряжение.  Он  ушел  из  Скотленд  Ярда,   только
убедившись, что сделано все возможное и что он может  доверять  инспектору
Ричардсу и его команде. Он получил торжественное  обещание  Ричардса,  что
как только будут новости, ему сообщат в любое время дня и ночи.
     Он расписался в книге, мигая и чувствуя, словно под веки ему насыпали
пыль.
     - Для вас есть сообщения, генерал.
     - Еще раз спасибо и доброй ночи.
     В лифте он взглянул на почту.
     Вначале телефонограмма.
     "Баронесса Альтман просит вас позвонить по парижскому  номеру  или  в
Рамбуйе".
     Второе - тоже телефонограмма.
     "Звонила миссис Синтия Барроу. Позвоните ей в Кембридж 699-313".
     Третье - запечатанный конверт, бумага хорошего  качества,  без  герба
или монограммы.
     Его имя напечатано прописными  буквами,  очень  правильным  почерком,
старомодным и каллиграфическим. Штемпеля нет, значит доставлено нарочным.
     Питер раскрыл конверт и достал  один-единственный  листок  линованной
писчей бумаги, опять хорошего качества, но без всяких примет. Такую бумагу
можно найти в любом издательстве Соединенного Королевства.
     Написано тем  же  правильным  почерком,  причем  Питер  заметил,  что
пишущий пользовался трафаретом для каждой буквы. Такие трафареты продаются
в любом магазине игрушек. Очень эффективный метод маскировать почерк.

     Палец вы уже получили, далее последует рука, потом вторая рука, потом
нога, вторая нога - и наконец голова.
     Следующий пакет получите 20 апреля, а потом еще через семь дней.
     Чтобы помешать этому, вы должны поменять жизнь за жизнь. В тот  день,
когда умрет доктор Кингстон Паркер, ваша  дочь  будет  доставлена  к  вам,
живой и без дальнейшего ущерба.
     Уничтожьте это письмо  и  никому  не  говорите,  или  вам  немедленно
доставят голову.

     Письмо было подписано именем, которое стало играть такую большую роль
в жизни Питера.
     "КАЛИФ"
     Испытанный  шок  портяс  его  до  глубины  души.   Видеть   это   имя
напечатанным. Получить полное подтверждение всего зла, которое они  только
заподозрили, видеть безошибочный отпечаток лапы зверя.
     А  содержание  письма  еще  усиливало  этот  шок,  делало  его  почти
непереносимым.  Питер  обнаружил,  что  такая  жестокость,  такая  крайняя
безжалостность испытывает пределы его веры.
     Письмо дрожало в его руках;  он  с  удивлением  обнаружил,  что  весь
дрожит, как в лихорадке. Носильщик,  который  держал  его  чемодан  черной
крокодиловой  кожи,  с  любопытством  смотрел  на  него,  и  потребовалось
огромное физическое усилие, чтобы сдержать дрожь и  сложить  листок  белой
бумаги.
     Питер стоял неподвижно, как в строю, пока дверь лифта не  раскрылась;
потом он напряженно прошел по коридору к  своему  номеру.  Дал  носильщику
банкноту, не глядя на нее, и в тот же момент как захлопнулась дверь, снова
развернул листок. Стоя посредине гостиной,  снова  разглядывал  почерк,  и
слова сливались и теряли смысл.
     Он понял, что впервые в  жизни  полностью  поддался  панике,  утратил
всякую решительность и не знает, что делать.
     Он  глубоко  вдохнул,  закрыл  глаза,  медленно  досчитал   до   ста,
совершенно опустошив мозг, потом отдал себе приказ:
     - Думай!
     Ну, хорошо, Калиф прекрасно  осведомлен  о  его  передвижениях.  Даже
знает, когда он может появиться в "Дорчестере". Кто знал об этом?  Синтия,
Колин Нобл. Магда Альтман, ее секретарь, резервировавший номер,  секретарь
Колина в "Торе", штат "Дорчестера". Да всякий, кто  наблюдал  за  Питером,
знает, что он останавливается в "Дорчестере". Это тупик.
     - Думай!
     Сегодня четвертое апреля. Остается  шестнадцать  дней  до  того,  как
Калиф пришлет ему отрезанную руку Мелиссы-Джейн. Он почувствовал, как  его
снова охватывает паника, но подавил ее.
     - Думай!
     Калиф следит за ним, изучает его в подробностях, оценивает.  Ценность
Питера в том, что он может бывать в самых ответственных  местах,  и  никто
его не заподозрит. Он может встретиться с главой "Атласа", просто попросив
об этой встрече. Больше того, он, вероятно,  может  встретиться  с  главой
любого государства, если очень захочет этого.
     Впервые в жизни Питер испытал потребность выпить. Он быстро подошел к
бару и поискал ключ. Из позолоченного зеркала над баром на  него  смотрело
незнакомое лицо. Лицо бледное, осунувшееся, с глубокими круглыми морщинами
в углах рта. Глаза покраснели и распухли от усталости, на костлявой  худой
нижней челюсти синева щетины. А в сапфирно-голубых глазах  дикий  безумный
блеск. Он отвернулся от своего отражения. Оно  лишь  увеличивало  ощущение
нереальности.
     Питер  налил  себе  полстакана  шотландского  виски  и  залпом  выпил
половину. Закашлялся от крепкой жидкости, с угла  рта  сорвалась  капля  и
покатилась по подбородку. Он вытер ее пальцем  и  снова  принялся  изучать
белый листок. Листок уже смялся,  потому  что  Питер  слишком  крепко  его
сжимал. Он осторожно разгладил его.
     - Думай! - сказал он себе. Вот как действует  Калиф.  Он  никогда  не
раскрывает себя. Подбирает агентов с невероятным вниманием к подробностям.
Фанатиков, как та девушка Ингрид, руководившая захватом 070. Тренированных
наемных убийц, как тот, которого он убил в реке  возле  "Ла  Пьер  Бенит".
Экспертов, имеющих доступ в самые высокие сферы, как генерал Питер Страйд.
Изучает их, оценивает их и их возможности и наконец находит им цену.
     Питер никогда не верил в древнее утверждение, что у каждого  человека
есть своя цена. Он считал, что сам не подпадает  под  это  общее  правило.
Теперь он знал, что это не так, и от этого сознания его начинало мутить.
     Калиф нашел ему цену, нашел безошибочно.  Мелисса-Джейн.  Питер  ясно
увидел свою дочь верхом на лошади, она поворачивается в седле,  смеется  и
кричит ему:
     - Суперзвезда! - И смех ее относит ветер.
     Питер вздрогнул и, не сознавая этого, смял листок в кулаке.
     Он видел перед собой  дорогу,  по  которой  ему  суждено  идти.  И  с
мгновенным озарением понял, что уже сделал первые  шаги  по  этой  дороге.
Сделал  их,  когда  поднял  пистолет  на  светловолосую  девушку-убийцу  в
аэропорту Йоханнесбурга, когда сам себя назначил судьей и палачом.
     Калиф виноват в этом его первом шаге  по  дороге  падения,  и  именно
Калиф теперь гонит его дальше.
     Пророчески Питер видел, что со смертью Кингстона  Паркера  дорога  не
кончится. Как только он  поддастся  Калифу,  он  станет  принадлежать  ему
всегда - или до того времени, пока один из  них:  Калиф  или  Питер  -  не
погибнет.
     Питер допил остаток виски в стакане.
     Да, его цена - Мелисса-Джейн. Калиф сделал  правильный  выбор.  Ничто
другое его бы не заставило.
     Питер взял из бара спички и как во сне прошел в ванную. Сложил листок
конусом и поджег конец, держа его над  унитазом.  Держал,  пока  пламя  не
обожгло пальцы, потом уронил в унитаз и смыл пепел.
     Потом вернулся в гостиную и налил еще виски. Выбрал удобное кресло  у
окна и опустился в него. И только тут понял, насколько устал. Нервы  бедер
неконтролируемо дергались.
     Он подумал о Кингстоне Паркере. Такой человек может многое предложить
человечеству. Должно походить на попытку покушения на меня, подумал Питер.
Просто не в того попали.
     - Бомба, - решил он. Он ненавидел бомбы. Ему  они  казались  символом
бессмысленного насилия, которое он  тоже  ненавидит.  Он  видел,  как  ими
пользовались в Ирландии и в Лондоне, и ненавидел их. Уничтожение без цели,
бессмысленное и безжалостное.
     - Будет бомба, - решил он и с удивлением  понял,  что  его  ненависть
нашла новую цель. Опять же впервые в жизни он ненавидел себя  за  то,  что
собирался сделать.
     Калиф победил. Питер понимал, что с противником  такого  калибра  нет
никаких шансов отыскать Мелиссу-Джейн. Калиф победил,  и  остальную  часть
ночи Питер просидел, планируя действия,  предотвращению  которых  посвятил
жизнь.

     - Не понимаю,  почему  мы  до  сих  пор  не  получили  требований.  -
Инспектор Ричардс отвлеченно провел рукой  по  лысине,  взъерошив  волосы,
которые прикрывали ее; теперь они стояли дыбом. - Прошло уже пять дней.  И
никаких требований.
     - Они знают, как связаться с Питером, - согласился Колин Нобл.  -  Он
указал это в своем интервью.
     Питер Страйд выступил по телеканалу Би-би-си и обратился с призывом к
похитителям не калечить больше его дочь, а к публике - предоставить  любую
информацию, которая может привести к ее освобождению.
     В  той  же  передаче  показали   портрет   водителя   темно-бордового
"триумфа", сделанный по показаниям единственной свидетельницы.
     Полиция  задержала  четырнадцатилетнюю   беглянку   в   меблированной
квартире в Борнемуте; она  была  в  постели  со  своим  тридцатидвухлетним
любовником. Она с плачем вернулась в лоно семьи и  через  двадцать  четыре
часа снова сбежала.
     В Северной Шотландии полиция  провалила  рейд  на  одинокий  коттедж,
который снял мужчина с такими же  длинными  темными  волосами  и  висячими
усами, как на портрете преступника. Он оказался производителем самодельных
таблеток  ЛСД;  он  жил  с  четырьмя  помощниками  и  девушкой,  отдаленно
напоминавшей описание Мелиссы-Джейн, а именно: она тоже была женского пола
и светловолосой. Они скрылись в Северно-Шотландском  нагорье,  прежде  чем
запыхавшиеся шотландсике полицейские добрались до коттеджа.
     Питер Страйд был в ярости.
     - Если бы это была Мелисса-Джейн, у них было целых пятнадцать  минут,
чтобы убить ее... - кричал он Ричардсу. - Следующий рейд должен  проводить
"Тор".
     Через связь  "Тора"  он  разговаривал  непосредственно  с  Кингстоном
Паркером.
     - Мы используем все  свое  влияние,  -  сказал  Паркер  и  добавил  с
глубоким сочувствием: - Питер, я все переживаю вместе с вами. Не могу уйти
от сознания, что это я поставил  вас  в  такое  ужасное  положение.  Я  не
ожидал, что нападение будет сделано через вашу дочь. Вы знаете, что можете
рассчитывать на любую мою помощь.
     - Спасибо,  сэр,  -  сказал  Питер,  и  на  мгновение  его  решимость
дрогнула. Через десять дней он должен будет убить  этого  человека.  Питер
заставил себя вспомнить о сморщенном пальце в бутылочке.
     Влияние Кингстона Паркера проявилось немедленно. Через шесть часов  с
Даунинг Стрит через комиссара  полиции  был  получен  приказ  о  том,  что
следующий рейд на подозреваемое убежище похитителей будет проводить "Тор".
     Королевские Военно-Воздушные  Силы  предоставили  на  время  операции
"Тору" два вертолета, и боевая группа  начала  интенсивные  тренировки  по
действиям в городских условиях. Питер тренировался вместе с бойцами, они с
Колином быстро восстановили прежнюю связь и понимание.
     Когда не было тренировок, когда не практиковались в быстрой посадке в
вертолет и высадке  с  воздуха,  Питер  много  времени  проводил  в  тире,
стараясь забыться в грохоте выстрелов, но дни проходили быстро, было много
ложных тревог и бессмысленных сигналов.
     Каждую ночь Питер осматривал свое  лицо  в  зеркале  над  баром,  оно
становилось все более осунувшимся, голубые глаза притухли от  усталости  и
ужаса ожидания, что может принести следующий день.
     Оставалось шесть дней, когда Питер вышел из отеля,  сел  в  метро  на
Грин Парк и вышел на Финсбери Парк. В магазинчике садовых удобрений  возле
станции он купил двадцатифунтовый пластиковый  мешок  нитрата  аммония.  В
закрытом чемодане принес его в "Дорчестер" и спрятал в шкафу  под  висящей
шинелью.
     Ночью, когда он говорил с  Магдой  Альтман,  она  еще  раз  попросила
разрешения прилететь в Лондон.
     - Питер, я знаю, что могу тебе помочь. Даже если просто  буду  стоять
рядом и держать тебя за руку.
     - Нет. Мы уже говорили об этом. - Он слышал  жесткие  нотки  в  своем
голосе, но ничего не мог поделать. Понимал, что он на  краю  срыва.  -  Ты
что-нибудь узнала?
     - Прости, Питер. Ничего, абсолютно ничего. Мои источники  делают  все
возможное.
     Питер купил дизельное топливо в колонке на  Бруэр  Стрит.  Взял  пять
литров в пластиковый контейнер  с  плотной  крышкой,  в  нем  раньше  было
домашнее моющее средство. Горючее отпускал прыщавый  подросток  в  грязном
комбинезоне. Его это совершенно не заинтересовало.
     В ванной Питер смешал нитрат аммония с дизельным топливом.  И  сделал
двадцать один фунт сильнейшей взрывчатки, которая тем не менее  оставалась
безопасной, пока к ней не прикладывали взрыватель. Взрыватель он изготовил
из сигнального фонаря.
     Такое   количество   взрывчатки   способно   опустошить   весь    его
многокомнатный номер, уничтожить всех,  кто  в  нем  находится.  Но  ущерб
ограничится только комнатами номера.
     Достаточно  заманить  Кингстона  Паркера  в   номер   под   предлогом
необходимости  сообщить  срочную  информацию  о  Калифе.   Это   нетрудно.
Информация будет настолько важна, что ее можно  сообщить  только  лично  и
самому Паркеру.
     Ночью Питер увидел в зеркале лицо человека,  измученного  неизлечимой
болезнью, и бутылка с виски была пуста. Питер открыл  новую.  Легче  будет
уснуть, сказал он себе.

     Ветер с Ирландского моря резок, как серп жнеца, и  низкие  свинцового
цвета облака цеплялись за склоны холмов Виклоу.
     Сквозь щели в облаках холодные  болезненные  лучи  солнца  падали  на
зеленые лесистые склоны. Вслед за лучами  приходил  дождь,  ледяной  серый
дождь, косой на ветру.
     По пустынной улице деревни шел человек. Туристы еще  не  начали  свое
ежегодное нашествие, но надписи "Ночлег и завтрак" уже  приветствовали  их
на многих коттеджах.
     Человек   миновал   паб   [Пивная],   окрашенный   в    поразительный
оранжево-розовый цвет, и поднял голову, чтобы прочесть  надпись  на  доске
объявлений над пустой автостоянкой.  "Черное  прекрасно  -  пейте  гиннес"
[Крепкое темное пиво] было на нем написано, и человек не улыбнулся, только
наклонил голову и побрел через мост, деливший деревню на две части.
     На  перилах  моста  полуночный   художник   с   помощью   аэрозольной
люминисцентной краски изобразил политические лозунги.
     ДОЛОЙ АНГЛИЧАН! было написано слева, а  справа:  ПРЕКРАТИТЬ  ПЫТКИ  В
БЛОКЕ ЭЙЧ! На этот раз человек кисло усмехнулся.
     Под ним у опор моста кипела стальная серая вода, устремляясь к морю.
     На человеке пластиковая накидка мотоциклиста и  надвинутая  на  брови
твидовая шляпа с узкими полями. Ветер  бил  его,  трепал  полы  накидки  у
высоких сапог.
     Человек согнулся на ветру, сжался от его холодной  ярости  и  подбрел
мимо  последних  домов  деревни.  Улица  пуста,  хотя  он  знает,  что  из
завешенных окон за ним наблюдают.
     Деревня расположена на нижних склонах холмов Виклоу, всего в тридцати
километрах от Дублина. Не его это выбор. Здесь  изоляция  работает  против
них, делает их  подозрительными.  Он  предпочел  бы  анонимность  большого
города. Однако его не спросили.
     Он всего в третий раз выходил из дома после их прибытия.  Каждый  раз
за чем-нибудь срочным, чем-то таким, что можно  было  предвидеть  заранее,
что должно было уже ждать их в старом доме. Вот что значит  полагаться  на
пьяницу, но и в этом вопросе с ним не советовались.
     Он был раздражен, в дурном настроении.  Большую  часть  времени  идет
дождь, а центральное отопление на нефти не работает, греться можно  только
у маленького камина, а он не нагревает две большие комнаты, в которых  они
живут. Высокие потолки  и  отсутствие  мебели  делают  еще  более  трудным
обогрев комнат, и с самого приезда он все время мерзнет. Живут они в  двух
комнатах, остальная часть дома закрыта, окна забраны ставнями. И  день  за
дождливым днем у него только общество хнычущего алкоголика. Человек созрел
и  перезрел  для   неприятностей,   для   любого   нарушения   томительной
монотонности. Теперь его превратили в мальчика на побегушках  и  домашнего
слугу. Ни темперамент, ни подготовка не позволяли ему играть эту  роль,  и
он мрачно хмурился, тащась  по  мосту  к  деревенскому  магазину  с  рядом
бензиновых колонок, стоящих возле него как часовые.
     Хозяин увидел его издали и крикнул в заднюю часть магазина:
     - Идет сам из Старого Поместья.
     Показалась его жена, вытирая  руки  о  передник,  низкорослая  полная
женщина с яркими глазами и бойким языком.
     - У горожан никакого ума нет. В такую погоду!
     - Он, наверно, опять за бобами и виски "Джеймисон".
     Разговоры  о  новом  жильце  Старого  Поместья  скоро  стали  главным
развлечением в деревне, и регулярно выдавали бюллетени: девушка из местной
телефонной станции - два телефонных звонка за море;  почтальон  -  никакой
почты; мусорщик - в мусорных баках главным образом  жестянки  от  бобов  и
пустые бутылки виски "Джеймисон".
     - Мне кажется, он из этих, с севера, - сказала жена хозяина. -  Похож
на ольстерца.
     - Тише, женщина, - предупредил ее муж. - Ты  принесешь  нам  неудачу.
Уходи назад на кухню.
     Человек вошел, снял твидовую шляпу и отряхнул  ее  о  косяк.  У  него
прямые черные волосы, низко подрезанные над  смуглым  ирландским  лицом  и
яростными глазами, похожими на глаза ястреба, которому впервые  надели  на
голову кожаный капюшон.
     - Доброго утра  вам,  мистер  Барри,  -  сердечно  приветствовал  его
хозяин. - Вот увидите, дождь прекратится, когда прояснеет.
     Человек,  которого  они  знали  под  именем  Барри,   хмыкнул,   снял
водонепроницаемую накидку с плеч и  быстрым  внимательным  взглядом  обвел
внутренности магазина.
     На нем был грубый твидовый пиджак поверх свитера и вельветовых  брюк,
заправленных в голенища высоких сапог.
     - Еще не кончили писать книгу? - Барри сказал  молочнику,  что  пишет
книгу об Ирландии. Холмы Виклоу всегда были крепостью литераторов, здесь в
радиусе  двадцати  миль  жили  два  десятка  известных  или  эксцентричных
писателя, пользуясь либеральным ирландским  налогообложением  писателей  и
художников.
     - Еще нет, - ответил Барри и  пошел  к  ближайшим  полкам.  Выбрал  с
полдюжины предметов и выложил их на потертый прилавок.
     - Когда напишете и напечатаете, я  попрошу  библиотеку  прислать  мне
экземпляр, - пообещал хозяин,  как  будто  именно  это  и  хочет  услышать
писатель, и начал считать на своей кассе.
     Верхняя губа Барри была неестественно гладкой и  более  бледной,  чем
остальное лицо. Накануне прибытия в деревню он сбрил свои висячие усы и  в
то же время подрезал волосы, свисавшие почти на глаза.
     Хозяин подобрал одну из покупок и вопросительно взглянул на Барри, но
смуглое лицо ирландца оставалось невыразительным, никакого  объяснения  он
не дал, и хозяин смущенно опустил голову. Вместе с  другими  покупками  он
положил и этот предмет в бумажный пакет.
     - Три фунта двадцать пенсов, - сказал он и со  звоном  закрыл  кассу,
поджидая, пока Барри набросит на плечи накидку и наденет твидовую шляпу.
     - Да будет с вами Бог, мистер Барри.
     Ответа не было, и  хозяин  смотрел  вслед  покупателю,  пока  тот  не
добрался до моста, и только потом позвал жену.
     - Какой мрачный, этот тип.
     - У него там подружка. - Хозяин раздулся от важности своего открытия.
     - Откуда ты знаешь?
     - А зачем ему покупать женские вещи? - Он понимающе подмигнул.
     - Не знаю.
     - Знаешь. Женские вещи. - И жена его разгорелась от новости и  начала
развязывать передник.
     - Ты уверен? - спросила она.
     - Я тебе когда-нибудь лгал?
     - Схожу к Молли на чашку чая, -  оживленно  сказала  она;  через  час
новость будет известна всей деревне.
     Человек, которого они знали как Барри, шел по узкой - с обеих  сторон
высокие стены  -  тропе  к  Старому  Поместью.  Только  высокие  сапоги  и
просторная накидка делали его походку неуклюжей, потому что он был худой и
стройный, в превосходной  физической  форме,  а  под  полями  шляпы  глаза
никогда  не   оставались   неподвижными,   глаза   охотника,   все   время
посматривающие по сторонам.
     Стена  в  двенадцать  футов  высотой,  на   камнях   серебристо-серые
лишайники; она потресказалась и местами  осела,  но  все  же  представляла
значительную преграду и создавала необходимое уединение и безопасность.
     В конце дороги были прогнившие и провисшие двойные двери, но замок на
них новый латунный, а щели между досками заделаны свежим деревом, так  что
заглянуть внутрь гаража невозможно.
     Барри открыл замок, прошел внутрь и тщательно запер за собой дверь.
     Внутри стоял темно-синий "остин", стоял у двери так, чтобы можно было
немедленно уехать. Он был украден в Ольстере  две  недели  назад,  снабжен
дополнительным багажником на крыше,  чтобы  изменить  внешность,  и  новым
номером. Двигатель проверен, и  Барри  заплатил  за  машину  вдвое  дороже
рыночной цены.
     Теперь он сел за руль и повернул ключ в  зажигании.  Двигатель  сразу
заработал. Барри довольно хмыкнул: секунды могут  означать  разницу  между
успехом и поражением, а в его жизни смерть и поражение -  синонимы.  Он  с
полминуты прислушивался  к  работе  мотора,  проверил  подачу  горючего  и
давление масла, прежде чем выключить двигатель и через заднюю дверь гаража
пройти на заросший кухонный двор.
     У старого дома  был  печальный  заброшенный  вид.  Фруктовые  деревья
небольшого сада все больны грибком и окружены сорняками.
     Крытая тростником крыша прогнила, а окна напоминают глаза слепца.
     Барри прошел через кухонную дверь, бросил  на  пол  кухни  накидку  и
шляпу и поставил сумку на доску для просушки  у  раковины.  Сунул  руку  в
кухонный ящик и достал оттуда пистолет.  Английский  офицерский  пистолет,
захваченный три года назад в армейском арсенале в Ольстере.
     Привычными движениями Барри проверил его и сунул за пояс. То короткое
время, которое  приходилось  проводить  без  оружия,  он  чувствовал  себя
обнаженным и уязвимым, но он неохотно согласился, что рискованно  брать  с
собой в деревню пистолет.
     Он налил воды в котелок, и при  этом  звуке  из  темного  внутреннего
помещения послышался голос:
     - Это ты?
     - А кто еще? - сухо ответил Барри, и изнутри появился второй  человек
и встал у входа в кухню.
     Худой сутулый человек лет  под  пятьдесят  с  распухшим  покрасневшим
лицом алкоголика.
     - Принес? - Голос его звучал хрипло от виски, вид у него потрепанный,
а на пятнистой коже лица седая щетина.
     Барри указал на сумку у раковины.
     - Все там, доктор.
     - Не зови меня так, я больше не доктор, - раздраженно сказал человек.
     -  Ну,  как  же,  очень  хороший  доктор.  Спроси  у  девиц,  которые
расстались со своим грузом...
     - Оставь меня в покое, черт побери.
     Да, он был хорошим врачом. Давно,  еще  до  виски,  а  теперь  только
аборты, огнестрельные раны беглецов и  такая  работа,  как  эта.  Об  этой
работе ему не хотелось думать. Он подошел  к  раковине  и  стал  разбирать
покупки.
     - Я просил липкую ленту.
     - У них нет. Я принес бинт.
     - Я не могу... - начал человек, но Барри гнвно повернулся к  нему,  и
лицо его потемнело.
     -  С  меня  довольно  твоего  нытья!  Тебе  нужно  было   взять   все
необходимое, а не посылать меня за ним.
     - Я не ожидал, что рана...
     - Ты ничего не ожидал, кроме новой порции виски.  Липкой  ленты  нет.
Перевяжи руку сучки бинтом.
     Старший быстро попятился, подобрал пакеты и исчез внутри.
     Барри приготовил чай,  налил  в  толстую  фарфоровую  чашку,  добавил
четыре ложки сахару и принялся с шумом мешать, глядя  в  окно  на  неясные
очертания сосен. Снова пошел дождь. Барри подумал, что  дождь  и  ожидание
сведут его с ума.
     Врач вернулся в кухню, неся груду бинтов, испачканных кровью и гноем.
     - Она больна, - сказал он. - Ей нужны лекарства, антибиотки. Палец...
     - Забудь об этом, - сказал Барри.
     Из другой комнаты послышался приглушенный плач, за ним бред  девочки,
вызванный лихорадкой и наркотиками.
     -  Если  за  ней  не  будет  должного  ухода,   я   снимаю   с   себя
ответственность.
     - Ты будешь  отвечать,  -  с  угрозой  сказал  Барри.  -  Я  об  этом
позабочусь.
     Врач бросил бинты в раковину и пустил на них воду.
     - Могу я сейчас выпить? - спросил он.
     Барри садистски сделал вид, что сверяется с часами.
     - Еще нет, - решил он.
     Врач высыпал в раковину стиральный порошок.
     - Я не  смогу  отрезать  руку,  -  прошептал  он,  и  голова  у  него
затряслась. - И палец было очень плохо... руку я не смогу.
     - Ты отрежешь руку,  -  сказал  Барри.  -  Ты  меня  слышишь,  старый
пьяница? Отрежешь руку и все остальное, что я прикажу.

     Сэр Стивен Страйд предложил вознаграждение в пятьдесят  тысяч  фунтов
тому, кто предоставит информацию, которая позволит найти его племянницу, и
об этом широко оповещалось по телевидению и в  газетах,  тут  же  печатали
портрет преступника. Ослабленный интерес к этому случаю снова возбудился.
     За последние два дня инспектор Ричардс сократил  штат  отвечающих  на
звонки до одного, но теперь последовала новая  волна  информаторов,  и  он
попросил второго полицейского вернуться на третий этаж,  и  два  секретаря
разбирали поступающий материал.
     -  Я  теперь  словно  "Литтлвудз"  [Крупнейшая  английская  фирма  по
рассылке товаров по почте], - пожаловался он Питеру. - Вот и  еще  берущие
на себя ответственность.  -  Он  взял  листок.  -  Народно-демократическая
партия освобождения Гонконга. Слышали о такой когда-нибудь?
     - Нет, сэр. - Сержант поднял голову от списка. -  Но  это  сто  сорок
восьмое признание и взятие на себя ответственности.
     - А полчаса назад опять звонил Генрих Восьмой, - одна из телефонисток
повернулась и улыбнулась из-за микрофона. - Ни одного дня не пропустит.
     Генрих Восьмой - шестидесятивосьмилетний пенсионер, живущий  в  одном
из муниципальных домов Южного Лондона. Его хобби  -  сознаваться  во  всех
самых громких преступлениях, от  изнасилования  до  грабежа  банка,  и  он
звонил регулярно каждое утро.
     - Приходите и попробуйте взять меня, - каждый раз  вызывающе  говорил
он. - Но предупреждаю вас, что я не стану мирно ждать... -  Когда  местный
констебль наносил ему визит вежливости - а он делал это регулярно,  Генрих
Восьмой ждал его с упакованным саквояжем. И ужасно разочаровывался,  когда
бобби тактично объяснял ему, что его не собираются арестовывать. Но  потом
бобби говорил, что за ним приказано постоянно наблюдать, так как  комиссар
полиции считает его очень  опасным  человеком,  и  пенсионер  радовался  и
предлагал констеблю чашку чаю.
     - Беда в том, что мы не можем упустить ни  один  звонок,  даже  самый
сумасшедший, все приходится проверять,  -  вздохнул  Ричардс  и  пригласил
Питера в свой внутренний кабинет.
     - По-прежнему ничего?  -  спросил  он.  Ненужный  вопрос.  Питер  уже
говорил с ним сегодня по телефону - и из отеля, и из штабквартиры  "Тора",
справляясь о новостях.
     - Ничего, - солгал Питер, но  теперь  ложь  давалась  ему  легко:  он
принял  ее,  как  и  все  остальное,  что  необходимо   для   освобождения
Мелиссы-Джейн.
     - Мне это не нравится, генерал. Очень не нравится, что до сих пор  не
было никаких попыток связаться с вами. Не хочу  каркать,  но  каждый  день
молчания все больше делает это дело похожим на месть... - Ричардс смолк  и
в  замешательстве  закурил  сигарету.  -  Вчера  мне  звонил   заместитель
комиссара.  Он  спрашивал,  сколько  еще  дней,  по  моему  мнению,  нужно
содержать специальную группу.
     - И что вы ему ответили? - спросил Питер.
     - Ответил, что если в течение десяти дней не будет  получено  никаких
сообщений, не поступят требования похитителей, я буду  считать,  что  ваша
дочь мертва.
     - Понятно. - Питера охватило фаталистическое спокойствие. Он знал. Он
был единственным, кто знал. Оставалось четыре дня до назначенного  Калифом
срока. Завтра утром он попросит срочной встречи с Кингстоном Паркером.  Он
считал, что  для  ее  организации  понадобится  меньше  двенадцати  часов.
Предложение будет слишком привлекательным для Паркера, он не откажется.
     Паркер прилетит, но на всякий случай - если он все  же  откажется,  -
Питер оставил три дня до срока. чтобы привести  в  действие  другой  план.
Придется тогда самому явиться к  Кингстону  Паркеру.  Первый  план  лучше,
надежней, но если он не сработает, Питер должен будет рискнуть.
     Он понял, что стоит посреди кабинета Ричардса и с отсутствующим видом
смотрит на стену поверх головы инспектора.  Ричардс  смотрел  на  него  со
смешанным выражением жалости и тревоги.
     - Простите, генерал, я понимаю, что вы  испытываете,  но  я  не  могу
держать здесь людей бесконечно. У нас их и так не хватает...
     - Понимаю, - резко кивнул Питер и ладонью вытер лицо.  Это  был  жест
усталости и поражения.
     - Генерал, я думаю, вам  нужно  показаться  врачу  -  Голос  Ричардса
звучал удивительно мягко.
     - Не нужно, я просто немного устал.
     - Человек не все может.
     - Я думаю, именно на это и рассчитывают  эти  ублюдки,  -  согласился
Питер. - Со мной будет все в порядке.
     За дверю слышались почти непрерывные звонки и женские голоса: это две
женщины-полицейские отвечали на поступающие сигналы.  Все  это  стало  уже
привычным, так что когда пришел звонок, которого они  ждали  и  о  котором
молились, никто об этом не подозревал и ниикакого возбуждения не было.
     Девушки  сидели  рядом  на  вращающихся   стульях   перед   временным
коммутатором. Блондинка лет  двадцати  пяти,  хорошенькая  и  цветущая,  с
большими круглыми грудями, которые торчали под ее синим форменным жакетом.
Волосы блондинка свернула тюрбаном на шее,  чтобы  не  мешали  слушать,  и
наушники делали ее старше и серьезнее.
     Прозвенел звонок, на панели перед ней вспыхнул огонек,  она  включила
коммутатор и заговорила в микрофон:
     - Доброе утро. Отдел специальной информации полиции... - Говорила она
с приятным акцентом среднего класса, но акцент не мог скрыть  скуку  в  ее
голосе. Она  уже  двенадцать  дней  занимается  этой  работой.  Послышался
предупредительный гудок телефона-автомата, потом звон упавшей монеты.
     - Вы меня слышите? - Иностранный акцент.
     - Да, сэр.
     -  Слушайте  внимательно.  Она  у  Джилли  О'Шоннеси...  -  Нет,  это
имитация, при произношении имени акцент исчез.
     - Джилли О'Шоннеси, - повторила девушка.
     - Верно. Он держит ее в Ларагхе.
     -  Пожалуйста,  по  буквам.  -  И  снова,  когда  человек  по  буквам
произносил название, акцент исчез.
     - А где это, сэр?
     - Округ Виклоу, Ирландия.
     - Спасибо, сэр. Как вас зовут?
     Послышался щелчок: трубку повесили. Девушка пожала плечами и записала
сообщение в блокнот перед собой, одновременно глядя на часы.
     - Семь минут до чая, - сказала она.  Оторвала  страничку  блокнота  и
через плечо передала плотному коротко остриженному сержанту, сидевшему  за
ней.
     - Я тебе куплю булочку, - пообещал он.
     - Я на диете, - вздохнула она.
     - Как глупо, ты отлично вы... - Сержант смолк.  -  Джилли  О'Шоннеси.
Откуда я знаю это имя?
     Старший сержант сразу внимательно посмотрел на него.
     - Джилли О'Шоннеси? - спросил он. - Ну-ка дай мне это. - Он  выхватил
листок, быстро просмотрел его,  двигая  губами  при  чтении.  Потом  снова
поднял голову.
     - Ты знаешь это имя, потому что видел его в списке разыскиваемых и по
телевизору. Джилли О'Шоннеси! Клянусь Богом, это тот самый,  что  подложил
бомбу в "Красного  Льва"  в  Лейчестере  и  застрелил  главного  констебля
Белфаста.
     Коротко подстриженный полицейский негромко  присвистнул.  "Похоже  на
то, что горячо. По-настоящему горячо..." Но старший сержант уже ворвался в
кабинет Ричардса, даже не постучавшись.

     Ричардс связался с дублинской полицией через семь минут.
     - Предупредите их, что не должно быть никаких попыток... -  нервничал
Питер, пока они ждали, но Ричардс оборвал его.
     - Хорошо, генерал, предоставьте это мне. Я знаю, что нужно сделать...
- В этот моент установили связь с Дублином, и Ричардса быстро соединили  с
помощником комиссара. Он быстро и  энергично  поговорил  минут  с  десять,
потом положил трубку.
     - Они воспользуются местной полицией, чтобы  не  тратить  времени  на
посылку людей из Дублина. Мне пообещали, что к тому месту,  где  находятся
подозреваемые, никто подходить не будет.
     Питер кивнул.
     - Ларагх, - сказал он. - Никогда не слышал. Там не должно быть больше
нескольких сотен жителей.
     - Я послал за картой, - ответил Ричардс, и когда карту принесли,  они
вместе принялись изучать ее.
     - На склонах холмов Виклоу, в десяти милях от берега...  -  Это  все,
что они смогли узнать из крупномасштабной карты.
     - Придется ждать звонка из Дублина.
     - Нет, - покачал головой Питер. - Позвоните им еще  раз  и  попросите
связаться  с  инспектором  земельного   отдела.   У   него   должны   быть
триангуляционные карты  деревни,  аэрофотографии,  планы  улиц.  Попросите
доставить все это в аэропорт Эннескерри.
     - Нужно ли? А вдруг очередная ложная тревога?
     - Мы потратим галлон бензина и время шофера... - Питер не мог  больше
сидеть, он соскочил с места и принялся расхаживать  по  кабинету,  который
неожиданно стал слишком мал; ему казалось, что он вот-вот задохнется. - Не
думаю. У меня чутье. Я чую зверя.
     Ричардс удивленно взглянул на него, и Питер сделал виноватый жест.
     - Образное выражение, - объяснил он и остановился, когда в голову ему
пришла мысль. - Вертолетам придется заправляться, они не долетят на  одной
заправке, и они ужасно медлительны! - Он помолчал, принял  решение,  потом
наклонился над столом Ричардса, взял телефон и  позвонил  Колину  Ноблу  в
"Тор".
     - Колин. - Он говорил  резко  и  отрывочно,  напряжение  сжимало  его
горло, словно кулаком. - Мы получили сигнал. Он  не  подтвержден  еще,  но
кажется самым обещающим.
     - Где? - сразу спросил Колин.
     - В Ирландии.
     - Далековато.
     - Верно. Каково полетное время вертолетов до Эннискерри?
     - Подожди. - Питер слышал, как он заговорил  в  кем-то,  вероятно,  с
один из пилотов Королевского  Военно-Воздушного  Флота.  Через  минуту  он
снова взял трубку.
     - Им придется заправляться в пути...
     - Да? - нетерпеливо спросил Питер.
     - Четыре с половиной часа.
     Сейчас двадцать минут одиннадцатого, до Эннискерри доберутся к  трем.
С такой погодой уже к пяти стемнеет. - Питер напряженно  думал.  Если  они
пошлют группу "Тора" в  Ирландию  по  ложной  тревоге...  а  в  это  время
преступники обнаружатся в Шотландии, или в Голландии, или...
     "Пахнет зверем. Это оно", - говорил он себе. Глубоко вдохнул.  Он  не
может приказать Колину перейти к "Браво". Питер больше не командир "Тора".
     - Колин, - сказал он. - Я думаю, это то. Я уверен. Ты  поверишь  мне?
Перейдешь  к  "Браво"?  Если  подождем  еще  полчаса,  не   доберемся   до
Мелиссы-Джейн раньше полуночи... если она там еще будет...
     Наступило долгое молчание, нарушаемое только дыханием Колина Нобла.
     - Дьявольщина, мне это всего лишь может стоить работы, - легко сказал
он наконец. - Питер, малыш, объявляю "Браво", через  пять  минут  будем  в
воздухе. Через пятнадцать минут подберем  тебя  на  вертолетной  площадке.
Будь готов.

     Облака расходились, но ветер по-прежнему  был  сильный,  на  открытой
вертолетной площадке он пробивался через  шинель  и  блейзер  Питера.  Они
смотрели поверх бурной Темзы, напрягая глаза в поисках вертолетов.
     - Что  если  подтверждение  придет  до  того,  как  вы  добретесь  до
Эннискерри?
     - Свяжитесь с нами на частотах воздушного флота, - ответил Питер.
     - Надеюсь, у меня не будет для вас дурных новостей. -  Ричардс  одной
рукой придерживал котелок, полы пиджака развевались  на  его  тощем  теле,
лицо покраснело от холода.
     С грохотом показались два вертолета, они летели над самыми крышами  и
повисли на своих вращающихся серебряных роторах.
     На расстоянии в сто футов Питер узнал массивную фигуру Колина Нобла в
открытой  двери  фюзеляжа,   рядом   с   яркими   розетками   Королевского
Военно-Воздушного Флота, и тут вокруг закипел воздух от винтов.
     - Удачной охоты, - крикнул Ричардс. - Я бы хотел лететь с вами.
     Питер легко побежал вперед и запрыгнул, прежде чем вертолет  коснулся
площадки, Колин поймал его за руку и втянул внутрь, не вынимая сигары  изо
рта.
     - Добро пожаловать на борт, приятель. А теперь в дорогу. - И он  взял
висевший на поясе большой пистолет калибра .45.

     - Она не ест. - Врач появился из внутренней комнаты и выбросил еду  с
тарелки в мусорное ведро под  раковиной.  -  Я  беспокоюсь  о  ней.  Очень
беспокоюсь.
     Джилли О'Шоннеси хмыкнул, но  не  поднял  головы  от  своей  тарелки.
Коркой хлеба тщательно вытер остатки кетчупа. Сунул хлеб в рот, запил чаем
и, пережевывая, откинулся на стуле и принялся разглядывать врача.
     Тот может сорваться. Вероятно, и недели не продержится, потом  совсем
сдадут нервы. Джилли О'Шоннеси видел, как более  сильные  люди  при  таком
напряжении распадались на куски.
     Он понял, что и его нервы сдают.
     Сказываются не только дождь и ожидание. Всю жизнь он был лисой,  и  у
него развился инстинкт дикого зверя. Он чувствовал опасность,  присутствие
преследователей, даже когда никаких доказательств не было. И не мог  долго
оставаться на одном месте, особенно когда был  на  работе.  Здесь  он  уже
двенадцать дней, и это слишком долго. Чем больше он  об  этом  думал,  тем
сильнее беспокоился. Почему приказали, чтобы  он  привез  отродье  в  этот
изолированный и потому особенно подозрительный тупик?  Сюда  ведет  только
одна дорога, только один путь к отступлению. Почему заставили  его  сидеть
здесь и ждать?  Он  предпочел  бы  постоянно  передвигаться.  Если  бы  он
руководил операцией, то раздобыл бы подержанный автофургон и  переезжал  с
одной стоянки на другую - внимание его немного рассеялось, пока он думал о
том, как организовал бы дело. Если бы он планировал...
     Он закурил сигарету и посмотрел  в  залитое  дождем  окно,  продолжая
слышать жалобы и опасения  своего  спутника.  На  самом  деле  нужно  было
отрубить все пальцы этому отродью и посылать отцу с  перерывами,  а  потом
прижать к лицу девчонки подушку и похоронить в  огороде  или  выбросить  в
море, и тогда не нужен был бы врач и все это лечение...
     Все остальное было проделано с профессиональным мастерством,  начиная
с контакта, который установили с ним в  фавеле  Рио  де  Жанейро,  где  он
скрывался   в   неряшливой    однокомнатной    развалюхе    с    индейской
женщиной-полукровкой и истратил все, до последнего фунта.
     Его удивили. Он думал, что скрыл все свои  следы,  но  его  отыскали.
Дали ему паспорт и билеты на имя Барри;  документы  совсем  не  похожи  на
поддельные. Хорошие документы, он был  в  этом  уверен.  В  документах  он
разбирался.
     Все   остальное   тоже   было   прекрасно   спланировано   и   быстро
осуществлялось. Деньги - тысяча фунтов в Рио, еще пять тысяч в  тот  день,
когда они схватили девчонку, и он был  уверен,  что  получит  и  обещанные
окончательные  десять  тысяч.  Гораздо  лучше  "Серебряного  города",  как
называют англичане концентрационный  лагерь  в  Мейзе  [Мейз  -  тюрьма  в
Северной Ирландии, где содержатся террористы].  Калиф  пообещал  ему  это,
если он не справится с заданием.
     Калиф -  какое  идиотское  имя,  в  пятидесятый  раз  подумал  Джилли
О'Шоннеси, бросая окурок в остатки чая в своей чашке. Конечно,  идиотское,
но почему-то от него бросает в холод, и  Джилли  вздрогнул  не  только  от
холода.
     Он встал и подошел к окну кухни. Все  сделано  так  быстро,  с  такой
целеустремленностью и тщательным планированием, обо всем подумали заранее,
и эта оплошность казалась ему еще более тревожной.
     У Джилли О'Шоннеси было ощущение, что Калиф ничего не делает случайно
- тогда почему ему приказано сидеть в этом  опасном  бутылочном  горлышке,
без нескольких путей отхода, просто сидеть и ждать?
     Он поднял накидку и шляпу.
     - Куда ты? - беспокойно спросил врач.
     - Прогуляюсь, - ответил Джилли О'Шоннеси, натягивая шляпу на глаза.
     - Ты все время бродишь  вокруг,  -  сказал  врач.  -  Я  из-за  этого
нервничаю.
     Смуглый ирландец достал пистолет и проверил, заряжен  ли  он,  прежде
чем сунуть за пояс.
     - Ты просто оставайся медсестрой, - резко  сказал  он.  -  А  мужскую
работу оставь мне.

     Маленький черный "остин" медленно шел по пустынной деревенской улице,
и дождь стучал по его крыше и капоту,  крошечные  белые  взрывы  смазывали
очертания машины, дождь потоком лился по ветровому стеклу, скрывая сидящих
в  машине.  Только   когда   "остин"   остановился   возле   единственного
деревенского магазина и открылись обе  его  дверцы,  любопытство  жителей,
поглядывавших из окон, было удовлетворено.
     На двух ирландских полицейских были синие зимние  мундиры  с  темными
эполетами. Дождь покрыл брызгами кожу их шапок, когда они торопливо шли  в
магазин.
     - Доброе утро, Мэйв,  любовь  моя,  -  приветствовал  сержант  полную
краснолицую женщину за стойкой.
     - Оуэн О'Нийл! - Она засмеялась, узнав сержанта: тридцать  лет  назад
они заставляли священника ерзать на исповедях. - И что привело  тебя  сюда
из большого города?
     Конечно, очень великодушно так называть курортный  городок  Виклоу  в
пятнадцати милях ниже по дороге.
     - Твоя цветущая улыбка...
     Они минут десять болтали, как  старые  друзья;  услышав  звон  чайных
чашек, появился из кладовки ее муж.
     - Что же нового в Ларагхе? - спросил наконец сержант. -  Какие-нибудь
новые лица в деревне?
     - Нет, все те же самые. Ничего не меняется в Ларагхе, слава  Богу.  -
Хозяин магазина покачал головой. - Нет, появилось новое лицо  -  внизу,  в
Старом Поместье, он и его подружка, - он  понимающе  подмигнул,  -  но  он
чужак, и мы его не считаем.
     Сержант неуклюже извлек блокнот, открыл и достал  оттуда  фотографию:
обычный полицейский снимок в фас и в профиль. Прикрывая  имя  пальцем,  он
показал фотографию.
     - Нет. - Женщина решительно покачала головой. - Тот, что из Поместья,
на десять лет старше, и усов у него нет.
     - Фото сделано десять лет назад, - ответил сержант.
     - Почему ты сразу не сказал? Тогда это он. Это мистер Барри.
     -  Старое  Поместье,  говоришь.  -  Сержант  важно   надулся,   пряча
фотографию в блокнот. - Мне понадобится твой телефон, дорогая.
     - А куда потом поедешь? - подозрительно спросил хозяин.
     - В Дублин, - ответил сержант. - Это дело полиции.
     - Мне придется взять с тебя деньги за звонок,  -  быстро  предупредил
хозяин.
     -  Видишь,  -  сказала  ему  жена,  пока   сержант   разговаривал   с
телефонисткой деревенского коммутатора, - я тебе говорила, что у него  вид
подозрительный. Я сразу, как увидела его, поняла, что он с севера и  несет
с собой беду, как черный ангел.

     Джилли О'Шоннеси держался поближе к стене,  чтобы  уйти  от  дождя  и
возможного наблюдателя со склона за рекой. Двигался он осторожно  и  тихо,
как кот по своим ночным делам,  останавливался,  осматривая  землю  в  тех
местах под стеной, где можно укрыться,  рассматривал  влажную  траву,  где
могли остаться следы.
     У дальнего угла сада  он  забрался  на  ствол  старой  яблони,  чтобы
заглянуть за стену, и при этом постарался, чтобы голова его не  выделялась
силуэтом.
     Он ждал  двадцать  минут,  с  невероятным  терпением  хищника,  потом
спрыгнул вниз и снова обошел  стену  по  периметру,  ни  на  мгновение  не
расслабляясь, не обращая внимания на холод и усиливающийся дождь.
     Ничего,  ни  малейшего  признака  опасности,  никакой   причины   для
грызущего беспокойства - но беспокойство не  покидало  его.  Он  дошел  до
другого наблюдательного  пункта  -  железной  калитки,  ведущей  на  узкую
огражденную с обеих сторон стенами дорогу, прислонился к каменному столбу,
закрывая в горсти сигарету и спичку, чуть пригнулся, чтобы в  щель  видеть
дорогу до самого моста.
     И снова стал терпеливо  ждать,  заставив  себя  забыть  о  физических
неудобствах и напрягая глаза и мозг.
     Не в первый раз удивился  он  необычной  системе  сигналов  и  обмена
информацией, на которой настоял Калиф.
     Плата производилась чеками на предъявителя,  в  швейцарских  франках,
чеки приходили на его адрес в Рио, оттуда их пересылали в Лондон.
     Он однажды доставил Калифу посылку - бутылочку с ее  содержимым  -  и
дважды звонил по  телефону.  Посылку  приготовили  через  два  часа  после
захвата девчонки, пока она  еще  находилась  под  действием  большой  дозы
наркотика. Врач - доктор Джеймисон,  как  нравилось  его  называть  Джилли
О'Шоннеси, - свою работы выполнил на заднем  сидении  второй  машины.  Она
ждала на стоянке у Кембриджской железнодорожной станции, маленький зеленый
форд с полностью закрытым салоном. Они перенесли девчонку из  "триумфа"  в
"форд" в  сумерках  осеннего  вечера  и  остановили  машину  на  въезде  в
придорожное  кафе  по  дороге  А10,  пока  доктор  делал  свое  дело.  Все
инструменты уже ждали в машине, но  доктор  работал  плохо,  руки  у  него
дрожали, он нервничал и просил выпить. Девчонка потеряла  много  крови,  и
теперь рана воспалилась.
     Джилли О'Шоннеси чувствовал, как усиливается  раздражение,  когда  он
думал о докторе.
     Он доставил бутылочку в условленное место; машина ждала,  как  ему  и
было сказано, она дважды мигнула фарами в  заранее  обговоренном  сигнале.
Джилли даже не  остановился,  просто  медленно  проехал  мимо  и  протянул
бутылочку, а потом поехал прямо  на  запад  и  уплыл  на  утреннем  пароме
задолго до того, как подняли тревогу.
     Потом телефонные звонки. Они беспокоили Джилли О'Шоннеси, как  и  все
остальное в этом проклятом деле. Первый раз он позвонил,  как  только  они
добрались до Ларагха. Звонок международный, а сказал он только два слова:
     - Мы прибыли. - И повесил трубку. Неделю спустя позвонил по  тому  же
номеру и снова сказал только одно предложение:
     - Нам очень нравится, - и тут же повесил трубку.
     Джилли вспомнил, как каждый раз местная телефонистка  звонила  ему  и
спрашивала, хорошо ли он  поговорил,  и  голос  у  нее  был  удивленный  и
заинтригованный.
     Не так до  сих  пор  работал  Калиф,  здесь  он  оставляет  след  для
охотников, и Джилли возражал бы - если бы было кому  возражать.  Однако  у
него только этот номер и никаких  средств  связаться  с  Калифом.  Стоя  у
ворот, он решил, что очередной звонок делать не будет. Его  срок  -  через
четыре дня.
     Тут он вспомнил, что в этот день должна быть отрезана рука.  Наверно,
указания по доставке руки он получит во время этого звонка. Однако ему это
не нравилось. Даже ради денег. И тут же он почему-то вспомнил один  давний
случай.
     Они  хотели  передать  ложную  информацию   англичанам,   подробности
намеченной операции, которая на самом  деле  будет  происходить  в  другом
месте и в другое время. Они передали подробные,  но  вымышленные  сведения
молодому ненадежному  бойцу,  такому,  который  не  выдержит  допросов,  и
поместили его на явку в одном доме по Шенкилл Роуд, и  там  англичане  его
взяли.
     Джилли   О'Шоннеси   почувствовал,   как   у   него   легко,   словно
электричеством, закололо в спине, а это ощущение никогда не подводило  его
- никогда. Он посмотрел на свои дешевые японские часы: почти  четыре,  над
холмами, серыми и холодно-зелеными,  нависает  вечер.  Подняв  голову,  он
заметил на дороге движение.
     С верха холма по дороге спускалась машина, по изгибу она двигалась  к
мосту. Маленький черный фургон. Вот он исчез за стеной. Джилли  О'Шоннеси,
не особенно беспокоясь, ждал его появления. Его по-прежнему тревожили  эти
два телефонных звонка. Он пытался понять, зачем они  нужны,  почему  Калиф
заставил его рисковать.
     Маленькая черная машина миновала мост и повернула на дорогу,  ведущую
к Старому Поместью, но освещение  было  плохое,  и  Джилли  мог  различить
только очертания двух голов за ветровым  стеклом,  по  которому  скользили
дворники.
     Машина затормозила и двинулась почти со скоростью пешехода, и  Джилли
инстинктивно   выпрямился,   неожиданно   насторожившись   и   внимательно
всматриваясь в щель. Он увидел бледные пятна повернутых в его сторону лиц,
машина пошла еще медленнее. Ближайшее боковое окно было  чуть  опущено,  и
Джилли впервые ясно разглядел внутренности  машины.  Он  увидел  форменную
фуражку и серебряный блеск кокарды над белым лицом. Снова по спине  Джилли
пробежало электрическое  покалывание,  и  дыхание  неожиданно  застряло  в
горле.
     Машина свернула за угол стены, и он услышал, как она пошла быстрее.
     Джилли О'Шоннеси развернулся в своей просторной накидке и  побежал  к
дому. В этот момент, когда нужно было действовать, он стал  хладнокровным,
уверенным в себе и спокойным.
     Кухня пуста, он пересек ее полдесятком шагов и рывком открыл дверь  в
соседнюю комнату.
     Врач работал у постели. Он гневно сказал:
     - Я тебе велел стучать.
     Они уже спорили об этом. У врача еще сохранились причудливые  обрывки
медицинской  этики  при  обращении  с  пациентами.  Он   мог   изуродовать
хирургически ребенка ради денег, в которых отчаянно нуждался,  но  яростно
протестовал,  когда  Джилли  О'Шоннеси  стал  задерживаться  и  вожделенно
смотреть на полувзрослое тело, когда  врач  раздевал  девочку  для  мытья,
лечения и отправление естественных функций.
     Смуглый ирландец попытался заставить его  повиноваться,  но  встретил
удивительно упорное сопротивление и потому оставил попытки к  извращенному
удовольствию и заходил во внутреннюю комнату, только когда его звали.
     Теперь девочка лежала лицом вниз на  грязных  простынях.  Ее  светлые
волосы загрязнились и спутались; стремление врача к чистоте было таким  же
неэффективным, как и его хирургия.
     Инфекция и наркотики обессилили девочку,  каждый  позвонок  отчетливо
выделялся  на  ее  спине,  и  обнаженные  ягодицы   казались   трогательно
уязвимыми, похудевшими и бледными.
     Врач прикрыл ее по плечи простыней и повернулся  в  попытке  защитить
девочку. Нелепый жест, если посмотреть на  грязную  повязку  на  ее  левой
руке, и Джилли О'Шоннеси яростно выкрикнул:
     - Уходим!
     - Ее нельзя сейчас трогать, - возразил врач. - Она серьезно больна.
     - Одевайся, - мрачно согласился Джилли. - Придется ее оставить. -  Он
порылся под накидкой и извлек пистолет. Взвел курок и  шагнул  к  постели.
Врач схватил его за руку, но Джилли легко оттолкнул его, отбросив к стене.
     - Ты прав, сейчас  она  нам  мешает,  -  сказал  он  и  прижал  ствол
пистолета к затылку девочки.
     - Нет, - закричал врач. - Не делай этого. Мы возьмем ее.
     - Уходим, как только стемнеет. - Джилли отступил и разрядил пистолет.
- Будь готов к этому времени, - предупредил он.

     Два вертолета летели почти рядом, второй чуть сзади и выше  ведущего.
Под ними свинцовой простыней  с  полосками  белой  пены  лежал  Ирландский
пролив.
     Перезаправились они в Карнарвоне и двигались, оставив  берег  Уэльса,
быстро, но ночь все же обгоняла  их,  и  Питер  Страйд  нервничал,  каждые
несколько секунд поглядывая на свои часы.
     Предстояло преодолеть всего девяносто миль открытой воды,  но  Питеру
они показались Атлантическим океаном. Колин сидел рядом с ним  на  скамье,
проходившей вдоль всего трюма, с холодным окурком сигары в углу рта  -  он
подчинился надписи "Не курить", горевшей на  стене  за  рубкой.  Остальные
бойцы "Тора", как обычно,  полностью  расслабились,  некоторые  лежали  на
полу, используя в качестве подушек  свое  оборудование,  другие  легли  на
скамьи.
     Напряжен был только Питер Страйд, словно его кровь была  перенасыщена
нервной энергией. Он снова встал, чтобы посмотреть  в  перплексовое  окно,
измеряя количество дневного света, пытаясь определить высоту  и  положение
солнца сквозь толстый облачный покров.
     -  Спокойней,  -  посоветовал  ему  Колин,  когда  он  снова  сел.  -
Заработаешь язву.
     - Колин, нам  нужно  решить.  Каковы  приоритеты  при  ударе?  -  Ему
пришлось кричать, чтобы перекрыть шум ветра и мотора.
     - Никаких приоритетов. У нас только одна цель - забрать Мелиссу-Джейн
и обеспечить ее безопасность.
     - Мы не собираемся брать пленных для допросов?
     - Питер, малыш, мы ударим по всему, что движется  в  районе  цели,  и
ударим крепко.
     Питер удовлетворенно кивнул.
     - Все равно это наемники и ничего не  знают  о  хозяине.  Но  как  же
Кингстон Паркер? Ему нужны пленные.
     - Кингстон Паркер. - Колин извлек окурок изо рта. - Никогда  о  таком
не слышал. Здесь решения принимает  дядя  Колин.  -  Он  улыбнулся  Питеру
дружеской кривой усмешкой, и в этот момент бортинженер вышел  из  рубки  и
крикнул Колину:
     -  Впереди  ирландский  берег.  Через  семь   минут   приземлимся   в
Эннискерри, сэр.

     В Эннискерри было объявлено  чрезвычайное  положение.  Все  остальные
суда оставили на выжидательной позиции над аэрорпортом и освободили  место
для немедленного приземления вертолетов.
     Вертолеты с громом вышли из низких серых облаков и дождя  и  сели  на
площадку у ангара. Тут же между ангарами показалась полицейская  машина  с
горящими мигалками  и  устремилась  к  вертолетам.  И  прежде  чем  роторы
остановились, два представителя ирландской полиции  и  один  -  из  отдела
земельного инспектора поднялись во фюзеляж.
     - Страйд, - быстро представился Питер, одетый в маскировочный  черный
костюм Тора"; у правого его бедра на поясе висел пистолет.
     - Генерал,  мы  получили  подтверждение,  -  сказал  ему  полицейский
инспектор, когда они еще  обменивались  рукопожатиями.  -  Местные  жители
опознали О'Шоннеси на полицейской фотографии. Он остается там.
     - Узнали, где именно? - спросил Питер.
     - Да, сэр. Старое полуразвалившееся здание на краю  деревни...  -  Он
знаком подозвал очкастого работника земельного отдела, который прижимал  к
груди папку. В вертолете не  было  стола,  и  потому  карты  и  фотографии
расстелили прямо на полу.
     Колин Нобл подозвал бойцов из второго вертолета, и  двадцать  человек
стеснились вокруг карт.
     - Вот это здание. - Землемер синим карандашом начертил кружок.
     - Хорошо, - сказал Колин. - У нас хорошие ориентиры  -  возьмем  либо
реку, либо дорогу и полетим вдоль них до моста и церкви. Цель между ними.
     - Нет ли плана здания, какой-нибудь схемы помещений? -  спросил  один
из бойцов.
     - Простите, но у  нас  не  было  времени  для  поисков,  -  извинился
землемер.
     - Несколько минут  назад  докладывала  местная  полиция.  Полицейские
рассматривали дом из-за каменной стены и  говорят,  что  в  нем  никто  не
движется.
     - Они не подходили близко? - встревожился Питер.  -  Им  было  строго
приказано не приближаться к подозреваемым.
     - Проехали мимо один раз по дороге. - Инспектор  слегка  смутился.  -
Хотели убедиться, что...
     - Если это О'Шоннеси, ему нужен только намек, и он исчезнет... - Лицо
Питера было каменным, но глаза гневно сверкали. - Почему эти люди не могут
делать то, что приказано? - Он быстро  повернулся  к  пилоту  вертолета  в
желтом спасательном жилете и шлеме со встроенными наушниками и микрофоном.
     - Можете доставить нас туда?
     Пилот ответил не сразу, вначале посмотрел в ближайшее окно;  по  нему
ударил свежий порыв дождя.
     - Стемнеет через десять минут или даже раньше, а потолок очень низок;
мы сели только благодаря маякам аэропорта... - Он выглядел нерешительно. -
Никто на борту не сможет узнать цель... дьявол, не знаю... я  мог  бы  вас
доставить утром при первом же свете.
     - Мы там должны быть вечером. Прямо сейчас.
     - Если бы местная полиция могла обозначить цель, - предложил пилот, -
факелами или кострами.
     - Никакой возможности - нам нужно подойти незаметно, и чем дольше  мы
разговариваем, тем меньше  у  нас  шансов.  Постараетесь?  -  Питер  почти
упрашивал, принять решение на вылет  может  только  пилот,  даже  контроль
полетом  не  может  приказать  пилоту  вылетать,  если  тот  считает   это
невозможным.
     - Нам придется  все  время  следить  за  поверхностью,  самые  плохие
условия: неровная местность и такая погода...
     - Попробуйте, - просил Питер, - пожалуйста.
     Пилот колебался еще пять секунд.
     - Полетели! - неожиданно  сказал  он,  и  тут  вторая  группа  "Тора"
бросилась к люку второго вертолета, а полицейские  и  землемер  убедились,
что их не включили в список пассажиров.

     Ветер  бил  вертолет,  словно  кулаки  боксера,   машина   ныряла   и
раскачивалась, вызывая тошнотворное ощущение.
     Внизу проносилась земля - очень близко и в то же время неразличимо  в
темноте ночи. Фары одинокой  машины  на  сельской  дороге,  огни  деревни,
каждый желтый прямоугольник отчетлив и близок  -  единственные  ориентиры,
имевшие смысл, остальное  -  темные  пятна  леса,  скалы,  каменные  стены
поперек полей, и даже это каждые несколько  минут  исчезало,  когда  новый
порыв  дождя  уничтожал  всякую  видимость,  и  пилот  все  свое  внимание
сосредоточивал на тусклом свете инструментов, расположенных буквой Т перед
ним.
     Каждый раз как они вынырывали из  облаков,  становилось  темнее,  все
более угрожающе выглядела земля, потому что они были вынуждены  опускаться
все ниже, чтобы не утратить контакт с ней.  Питер  втиснулся  на  откидное
сидение между двумя  пилотами,  Колин  стоял  за  ним,  все  всматривались
вперед, все молчали и напрягались, а громоздкая машина тяжело  летела  над
самой землей, цепляясь за береговую линию.
     Они  добрались  до  берега,  призрачная  линия  прибоя   фосфорически
засветилась всего в пятидесяти футах под ними, и пилот тут же повернул  на
юг - несколько секунд спустя внизу показались огоньки.
     - Виклоу, - сказал пилот, а второй пилот назвал  новый  курс.  Теперь
они могли нацелиться прямо на Ларагх.
     Вертолеты пошли по новому курсу, над самой дорогой.
     - Четыре минуты до цели, - крикнул  второй  пилот  Питеру,  показывая
вперед пальцем, и Питер не пытался ответить ему в грохоте и лзге  роторов,
он только  проверил  свой  "вальтер"  в  быстро  расстегивающейся  кобуре;
пистолет легко лег в руку.

     Джилли О'Шоннеси бросил в синюю брезентовую  летную  сумку  несколько
своих личных вещей, смену белья и бритвенный прибор.  Потом  отодвинул  от
стены железную кровать и опустошил свой тайник, вынув кирпич.
     Там новые паспорта. Калиф снабдил документами даже  девчонку  -  Элен
Барри, его дочь. Калиф обо  всем  подумал.  Вместе  с  документами  лежали
шестьсот фунтов в туристских  чеках  и  запасной  магазин  для  пистолета.
Джилли сунул все это в карман и  последний  раз  осмотрел  мрачную  унылую
комнату. Он знал, что не оставил никаких следов: все, что может привести к
нему охотников,  он  уносит  с  собой.  Но  он  был  одержим  потребностью
уничтожить все следы своего пребывания. Он уже  давно  перестал  думать  о
себе как о Джилли О'Шоннеси. У него нет имени, и есть только одна  цель  -
уничтожение. Захватывающая страсть уничтожения жизни.
     Он  мог  наизусть  прочесть  строки  из  "Катехизиса   революционера"
Бакунина, особенно определение истинного революционера.

     "Человек, у которого нет имущества, нет интересов, нет никаких личных
связей - нет даже имени. Он одержим одной мыслью, одним  интересом,  одной
страстью - революцией. Человек, разорвавший связи с обществом,  нарушивший
все его законы и обычаи. Он должен презирать мнение  остальных  и  быть  в
любое время готов к мукам и смерти. Жестокий к себе, он должен быть жесток
и к другим, и в сердце  его  не  должно  быть  места  для  любви,  дружбы,
благодарности и даже чести".

     Стоя в пустой комнате, он  видел  себя  в  один  из  редких  моментов
откровения, видел подлинным революционером, и ему на мгновение  захотелось
посмотреть на свое отражение в зеркале, укрепленном поверх обвисших  обоев
над кроватью.
     Он  увидел  холодное   смуглое   лицо   истинного   революционера   и
почувствовал гордость тем, что принадлежит к избранным, он карающее лезвие
меча, вот кто он такой.
     Он взял брезентовую сумку и пошел на кухню.
     - Готов? - спросил он.
     - Помоги мне.
     Джилли опустил сумку и подошел к окну. Быстро темнело, на небе  видны
были последние розовые и перламутровые отблески  заката.  Облака  казались
такими низкими, что их можно коснуться рукой. Деревья в заросшем саду  уже
сливались с сумерками. Приближалась ночь.
     - Я не могу нести ее один, - скулил  врач,  и  Джилли  отвернулся  от
окна. Пора снова уходить. В его  жизни  так  было  всегда:  он  уходил,  а
охотники шли по его запаху. Пора бежать, бежать, как лиса.
     Он прошел во вторую комнату. Врач завернул девочку в серое  шерстяное
одеяло и пытался поднять ее с кровати, но не смог. Она лежала,  наполовину
свесившись на пол.
     - Помоги мне, - повторил врач.
     - Убирайся с  дороги!  -  Джилли  О'Шоннеси  грубо  оттолкнул  его  и
наклонился к девочке. На секунду их лица оказались рядом.
     Глаза у нее были открыты, она в сознании, хотя зрачки расширены из-за
наркотика. Веки покраснели, и в углах рта комки желтой, как масло,  слизи.
Губы высохли и покрылись белыми чешуйками, в трех местах они  потрескались
до крови.
     - Скажие папе, - прошептала она. - Пожалуйста, скажите  папе,  что  я
здесь.
     Ноздри Джилли задрожали от кислого болезненного запаха ее тела, но он
легко поднял ее одной рукой под коленями, другой за  плечами,  и  вынес  в
кухню, пинком открыл дверь, так что замок оторвался, а дверь  провисла  на
петлях.
     Он быстро пронес девочку через двор к гаражу. Врач торопился за  ним,
неся коробку с медикаментами и оборудованием, жалобно бранясь  на  холоде,
скользя и чуть не падая.
     Джилли О'Шоннеси подождал, пока врач  откроет  заднюю  дверцу,  потом
бросил девочку так грубо, что она слабо заплакала. Он не  обратил  на  это
внимание и распахнул ворота гаража. Теперь было уже так темно, что  он  не
видел дальше моста.
     - Куда мы едем? - заскулил врач.
     - Я еще не решил, - резко ответил Джилли. - На севере есть безопасный
дом, или мы можем вернуться через пролив в Англию... - Он снова подумал  о
фургоне. Хорошая мысль...
     - Почему мы уходим? Так неожиданно?
     Джилли не побеспокоился ответить, но вышел из гаража и бегом вернулся
на кухню. По-прежнему, как всегда, был одержим мыслью запутать  следы,  не
оставить никакого знака охотникам.
     Он разбил кухонный шкаф  и  расколол  ногами  доски  в  щепки.  Потом
нагромоздил их в центре комнаты. Смял газеты, лежащие на столе, и  добавил
к груде, потом сверху нагромоздил стол и стулья.
     Зажег спичку и поднес к смятым газетам. Они тут же  вспыхнули,  и  он
распрямился и раскрыл окна и дверь. Холдный  ветер  раздул  пламя,  и  оно
жадно поднялось, вспыхнули обломки досок.
     Джилли О'Шоннеси взял сумку и вышел в ночь, согнувшись под  ветром  и
дождем, но на полпути к гаражу неожиданно выпрямился и прислушался.
     Со стороны берега  ветер  донес  какой-то  звук.  Возможно,  грузовик
поднимается по склону  холма,  но  к  шуму  мотора  примешивался  какой-то
странный свист, и свист этот быстро  усиливался.  Он  быстро  приближался,
казалось, заполнил весь воздух, исходил от самих облаков.
     Джилли О'Шоннеси стоял, поднял лицо к дождю, осматривая облака,  пока
пульсирующий правильный звук не заполнил все небо, и в тот момент  как  он
его узнал, ударил прожектор с низко летящего аппарата;  в  тот  же  момент
Джилли понял, что свист исходит от роторов, несущих охотников.
     И,  почувствовав  предательство  и  неизбежную  гибель,   он   громко
закричал:
     - Почему? Боже, почему? - Он призвал Бога, от которого давно отрекся,
и побежал.

     - Нехорошо! -  Пилот  крикнул  это  Питеру,  не  отрывая  взгляда  от
приборов, которые вели его нескладную большую машину по курсу. Контакт  со
вторым вертолетом они утратили.
     - Мы ослепли. - Впереди кипел белый туман. -  Я  поднимусь  и  полечу
назад в Эннискерри, пока мы не столкнулись со вторым номером.
     Риск столкновения со вторым вертолетом был теперь вполне реален.
     На машине горит фонарь, отражаясь в непроницаемом  облачном  покрове,
но второй пилот заметит его слишком поздно.
     - Подождите! Еще минуту! - крикнул в ответ Питер, лицо  его  в  свете
инструментальной панели исказилось. Вся операция  на  глазах  распадалась,
она скоро кончится трагедией или поражением, но он должен продолжать.
     - Нехорошо... - начал пилот, но сразу закричал со  страхом  и  бросил
вертолет в сторону, в то же мгновение увеличив число  оборотов  и  высоту;
машина вздрогнула и встала на дыбы, словно  столкнувшись  с  препятствием,
потом пошла вверх, сразу уйдя на сто футов.
     Из облака появился, как хищник из засады, шпиль церкви,  он  пролетел
всего в нескольких футах под ними и сразу исчез.
     - Церковь! - закричал Питер. - Это оно! Поворачивайте назад!
     Пилот овладел машиной; она слепо повисла в хаосе дождя и тумана.
     - Ничего не вижу! - крикнул он.
     - По радиоальтиметру сто семьдесят футов, - сказал второй пилот;  это
истинная высота над поверхностью; по-прежнему ничего не было видно.
     - Спуститесь ниже. Ради Бога, спуститесь ниже, - взмолился Питер.
     - Не могу рисковать. Мы понятия не имеем, что под нами. - Лицо пилота
в свете инструментов казалось болезненно оранжевым, глаза - темные провалы
в черепе. - Я поднимаюсь и направляюсь назад...
     Питер опустил руку, и в нее прыгнула рукоять "вальтера".  Он  холодно
подумал,  что  в  состоянии  убить  пилота  и  заставить  второго   пилота
приземлиться - но в этот момент в облаках появилась  щель,  и  в  ней  они
увидели темную землю.
     - Видна земля, - крикнул Питер. - Опускайтесь!  -  И  вертолет  пошел
вниз, неожиданно прорвавшись на открытый воздух.
     - Река. - Питер увидел блеск воды. - И мост...
     - Вот кладбище! - кричал Колин. - А вон цель.
     Показалась продолговатая черная  тростниковая  крыша,  окна  с  одной
стороны освещены,  и  видна  высокая  окружающая  стена.  Пилот  развернул
вертолет на оси, как стрелку компаса, и нырнул к зданию.
     Колин Нобл пробрался в  салон  и  крикнул  своей  команде:  "Дельта"!
Переходим к "Дельте"!" Бортинженер раскрыл люк. Тут  же  салон  заполнился
тонким клубящимся туманом,  роторы  продолжали  рвать  наполненный  дождем
воздух.
     Бойцы  "Тора"  встали  по  обе  стороны  люка,  а  Колин   вместе   с
бортинженером был впереди - занял "острие", как он всегда говорил.
     Темная земля устремилась им навстречу, Колин выплюнул окурок и  легко
подскочил к люку.
     - Бейте все, что движется! - крикнул он. - Но ради  Бога  следите  за
ребенком! Пошли, банда! Вперед!
     Спуск прижал Питера к сидению, он не мог  встать,  теряя  драгоценные
секунды, но зато он все ясно видел через переднее стекло.
     Свет в окнах здания неестественно дрожит,  и  Питер  понял,  что  это
пожар. Огонь. Тревога его усилилась, но некогда было раздумывать над  этим
новым осложнением. В тени двора за стеной  он  уловил  движение,  какое-то
мелькание в отблесках пожара и того, что еще  оставалось  от  дня,  но  он
увидел: это человек, он бежит, пригнувшись, и сразу исчезает  в  одной  из
пристроек, примыкающих к огражденной стенами дороге.
     Преодолевая перегрузку, Питер выбрался из сидения, неуклюже  добрался
до салона, а вертолет в это  время  преодолевал  последние  футы  и  потом
повис, слегка раскачиваясь в открытом дворе за домом; из  него  посыпались
одетые в черное люди, они легко приземлялись на ноги и  сразу,  коснувшись
земли, бежали и словно чудом исчезали в дверях  и  окнах  здания.  Даже  в
такой напряженный момент Питер ощутил гордость, настолько легко и слаженно
это делалось; казалось, бойцы не прилагают никаких усилий, передний мешком
с песком разбил стекла и  деревянные  ставни,  а  второй  за  ним  тут  же
устремился в это отверстие.
     Питер последним оставался на борту, что-то заставило его  задержаться
в открытом люке, не прыгать. Может, то движение, что он заметил за главным
зданием; он оглянулся, неожиданно вспыхнули фары и осветили каменную стену
- фары автомашины, в тот же  момент  машина  выпрыгнула  из  продолговатой
пристройки и устремилась по дороге.
     Питер покачнулся в открытом люке,  потому  что  уже  начинал  прыжок,
отчаянно схватился за нейлоновый  шнур  у  двери.  Машина  замедлила  ход,
поворачивая на главную дорогу к мосту, а  Питер  схватил  бортинженера  за
плечо и затряс, указывая  на  уходящую  машину.  Губы  его  были  всего  в
нескольких дюймах от лица бортинженера.
     -  Не  дайте  ей  уйти!  -  крикнул  он,  и  бортинженер   действовал
стремительно  и  уверенно,  он  заговорил   в   свой   микрофон,   говорил
непосредственно с пилотом в рубке над ними, вертолет послушно развернулся,
звук двигателя изменился, роторы взревели - и машина устремилась вперед, в
нескольких футах пролетела над крышей гаража и устремилась в преследование
уходящего света фар.
     Питер высунулся из люка, чтобы посмотреть вперед, и ветер  ударил  по
голове, рвал тело; машина неслась по извилистой дороге, но вертолет быстро
нагонял ее.
     Она всего в двухста ярдах впереди; темные вершины деревьев  пролетают
словно рядом с Питером. Машина в ста ярдах, и Питер сквозь дождь увидел  в
свете ее фар изгороди и каменные стены.
     Теперь  они  достаточно  близко,  так  что  Питер   видит   небольшую
машину-фургончик, водитель на большой скорости искусно ведет ее  по  узкой
извивающейся дороге, но вертолет теперь висит над самой машиной.
     -  Пусть  выключит  прожекторы,  -  Питер  повернулся  внутрь,  чтобы
крикнуть в ухо бортинженеру. Он не хотел, чтобы водитель знал о вертолете,
но в тот момент как  бортинженер  поднес  к  губам  микрофон,  фары  внизу
погасли. Водитель о них  узнал.  После  яркого  света  фар  ночь  казалась
абсолютно черной, и машина исчезла в ней.
     Питер  почувствовал,  как  вздрогнул  вертолет:  пилот  был  захвачен
врасплах; и сам Питер ощутил отчаяние.
     - Мы их потеряем, -  подумал  он;  он  понимал,  что  самоубийственно
лететь в полной  темноте  в  нескольких  футах  над  деревьями,  но  пилот
выровнял машину, и неожиданно земля внизу осветилась  ослепительным  белым
светом; Питер изумился, но тут же  понял,  что  пилот  включил  посадочные
прожекторы. Их два, по одному с каждой стороны фюзеляжа; они нацелены вниз
и слегка вперед.
     И уходящая машина оказалась ярко освещена.
     Вертолет  опустился  еще  ниже,  протискиваясь   между   телеграфными
столбами и деревьями по обе стороны дороги.
     Теперь Питеру  было  видно,  что  машина  -  темно-синий  "остин",  с
багажником, прикрепленным к крыше, И именно этот багажник решил дело.  Без
него  человек  не  смог  бы  приземлиться  на  гладкой   крыше   несущейся
раскачивающейся машины.

     Первым заметил  вертолет  доктор  с  заднего  сидения  "остина".  Шум
двигателя и ветра заглушали свист роторов, и  Джилли  О'Шоннеси  мрачно  и
самодовольно усмехался. Он сознательно подождал, пока бойцы выгрузятся  из
вертолета, прежде чем включить фары и вылететь из гаража на дорогу.
     Он знал: потребуется немало минут, чтобы боевая  группа  поняла,  что
здание пусто, перестроилась, снова погрузилась  в  вертолет  и  продолжила
охоту - а к тому времени он  уйдет,  в  Дублине  у  него  есть  безопасное
убежище, вернее, было - четыре года назад. Может, уже нет. В таком  случае
придется избавиться от  отродья  и  доктора  Джеймисона,  каждому  пулю  в
затылок, и загнать "остин" в море.
     Его снова охватило возбуждение опасности и смерти, ожидание окончено,
он снова живет так, как сам себе выбрал:  лиса,  убегающая  от  собак,  он
снова жив. Правой ногой он жал на педаль, и "остин" летел в ночи.
     Девочка на заднем сидении слабо плакала в боли и страхе; врач пытался
успокоить ее, и Джилли вслух рассмеялся.
     - Они идут за нами! - закричал врач на очередном повороте,  и  Джилли
оглянулся через плечо. Он ничего не увидел в заднем окне.
     - Что?
     - Вертолет...
     Джилли опустил окно и, держа руль одной рукой, высунул голову. За ним
вверху виднелся огонь вертолета. Джилли втянул голову и посмотрел  вперед,
чтобы убедиться, что дорога ровная, поворотов нет. И тут же выключил фары.
     В полной темноте он не  уменьшил  скорость,  и  теперь  в  его  смехе
звучали дикие безумные нотки.
     - Ты спятил! - закричал врач. - Ты нас всех убьешь!
     - Ты прав, доктор! - Но глаза его уже приспособились  к  темноте,  он
перехватил "остин", прежде чем тот ударился о каменную стену слева, и в то
же мгновение вытащил из-под накидки пистолет и положил рядом  с  собой  на
сидение.
     - Ничего не может... - начал он и  замолчал:  вспыхнул  ослепительный
свет.  Вертолет  включил  посадочные  прожекторы,  дорога   впереди   ярко
осветилась, и машина со скрипом шин миновала очередной поворот.
     - Остановись! - кричал доктор, удерживая полубессознательную  девочку
в раскаивающейся машине. - Сдадимся, пока нас не убили.
     - На борту нет бойцов! - крикнул ему в ответ Джилли. - Они ничего  не
могут сделать.
     - Давай сдадимся! - завывал доктор. -  Останемся  живы.  -  И  Джилли
О'Шоннеси откинул голову и затрясся от хохота.
     - Я сохраню три пули, доктор, для каждого их нас...
     - Они над нами.
     Джилли схватил пистолет и снова высунул голову и плечи, глядя вверх.
     Ослепительный свет совсем близко над ним. Больше ничего он не  увидел
и выстрелил по свету. Грохот выстрелов смешался с громом роторов и свистом
ветра.

     Стоя в открытом люке, Питер увидел ярко-оранжевые вспышки  выстрелов.
Их было три, но ни свиста пролетающих пуль, ни ударов не было слышно.
     - Ниже! - крикнул он бортинженеру, подкрепляя приказ жестом, и машина
послушно опустилась еще ближе к "остину".
     Питер собрался, выжидая момент, и, когда он  наступил,  выпрыгнул  из
люка. Внутренности словно подступили к горлу.
     Он расставил конечности, готовясь к  приземлению;  на  мгновение  ему
показалось, что он промахнулся и упадет за "остином", на покрытую щебенкой
дорогу, и инерция падения с вертолета разобьет его.
     Но "остин" в этот момент повернул и чуть замедлил скорость, и Питер с
ошеломляющей силой ударился о крышу; он чувствовал, как прогнулся под  ним
металл, и покатился в сторону. Левый бок онемел от удара, и Питер отчаянно
цеплялся правой рукой, царапая ногтями краску,  но  продолжал  катиться  в
сторону, болтая ногами.
     В последнее мгновение, когда его должно было сбросить на  дорогу,  он
вцепился пальцами в рейку багажника и повис, как летучая  мышь,  на  одной
руке. Потребовалась доля секунды, и водитель "остина" понял, что на  крыше
человек. Он стал бросать машину из стороны  в  сторону.  Резко  заскрипели
шины, Питера бросало взад и вперед, мышцы  и  сухожилия  его  правой  руки
трещали от напряжения, но теперь  силы  быстро  возвращались  в  онемевшую
левую сторону.
     Действовать нужно быстро, он  долго  не  выдержит  эти  повороты.  Он
собрался, оценивая движения "остина", использовал очередной толчок,  чтобы
перевернуться, упираясь мягкими подошвами в одну из распорок багажника,  и
прижался животом, вцепившись руками и ногами в дико дергающуюся машину.
     В ярком  свете  прожекторов  вертолета  впереди  показался  очередной
крутой поворот, и "остин" выровнялся, готовясь к нему.  Водитель  повернул
машину, и впереди открылся  пологий  спуск,  дальше  дорога  вилась  между
холмами к берегу.
     Питер приподнялся, готовясь свеситься спереди, и в этот момент металл
в шести дюймах перед его носом вывернулся наружу, оставив в крыше  круглое
отверстие; крошечный осколок металла ударил  в  щеку;  и  одновременно  по
барабанным перепонкам ударил грохот выстрела.  Водитель  "остина"  вслепую
стрелял сквозь кузов и промахнулся на  несколько  дюймов.  Питер  отчаянно
бросился в сторону, на мгновение чуть  не  потерял  опору  -  и  еще  один
выстрел пробил металлическую крышу; этот выстрел попал бы ему в  живот,  и
Питер на мгновение представил  себе,  какую  рану  он  причинил  бы:  пуля
сплющилась о металл и разорвала бы ему все внутренности.
     Питер  отчаянно  бросился  в  другую  сторону,  стараясь  перехитрить
стрелка внизу, снова звук выстрела и крыша вспучилась  маленькой  оспиной,
краска  отлетела,  и  края  отверстия  блеснули   чистым   металлом,   как
полированнный серебряный шиллинг. И снова, если бы он не повернулся,  пуля
попала бы в него.
     Питер снова перекатился, напрягая мышцы  живота  в  ожидании  рвущего
парализующего удара, в ожидании выстрела, но его  не  последовало.  Только
тут онвспомнил о выстрелах по вертолету. Водитель опустошил свой пистолет,
и, поняв это,  Питер  одновременно  услышал  звук,  очень  слабый  в  реве
двигателя и ветра, но безошибочный. Плакала девочка. И этот звук вызвал  у
Питера возбуждение, какого не могла вызвать даже угроза смерти.
     Он, как кошка, встал на пальцы руки и ног и двинулся вперед и вправо,
пока не оказался непосредственно над водителем.
     Девочка снова закричала, и он  узнал  голос  Мелиссы-Джейн.  Сомнений
нет. Он достал "вальтер" из кобуры, тем же движением взвел  курок,  бросил
взгляд вперед, на узкую дорогу. Приближался  очередной  поворот.  Водителю
придется держать руль обеими руками, чтобы справиться с раскачивающейся  и
прыгающей маленькой машиной.
     "Пора!" - подумал он и свесился с крыши, так что повис вниз головой и
прямо перед собой увидел бледное  лицо  водителя  на  расстоянии  всего  в
восемнадцать дюймов.
     В тысячную долю секунды Питер узнал эти смуглые волчьи черты  лица  и
холодные безжалостные  глаза  убийцы.  Много  лет  он  охотился  на  этого
человека,  бесконечно  изучал  его  фотографии  с  тех  пор,  как   поиски
террористов стали целью его жизни.
     Джилли О'Шоннеси правил обеими руками, в  то  же  время  держа  одной
пистолет. Магазин открыт для перезаряжения.  Он  зарычал  на  Питера,  как
зверь через прутья решетки, и Питер выстрелил. Ствол "вальтера"  при  этом
коснулся ветрового стекла.
     Стекло покрылось сетью трещин, стало белым и непрозрачным, и  тут  же
ветер вдавил его внутрь, заполнив "остин" тучей сверкающих осколков.
     Джилли О'Шоннеси  обеими  руками  закрыл  лицо,  из-под  пальцев  его
брызнула кровь, потекла по груди, скрываясь в густых черных завитках.
     По-прежнему вися вниз головой над кабиной "остина", Питер просунул  в
разбитое окно "вальтер" и еще два раза выстрелил в грудь; здесь  разрывные
пули "велекс" застрянут у костей и не пробьют сидение, не повредят  больше
никому внутри. Убивая Джилли О'Шоннеси, Питер по-прежнему ясно слышал крик
Мелиссы-Джейн. Он сделал это так же хладнокровно, как ветеринар умерщвляет
животное, больное бешенством, и с таким же отсутствием удовольствия;  пули
пригвоздили Джилли О'Шоннеси к спинке сидения,  голова  его  болталась  из
стороны в сторону, и Питер ожидал, что машина остановится, потому что нога
мертвеца сдвинулась с акселератора.
     Но этого не произошло. Мотор работал по-прежнему, тело сползло вперед
и застряло, коленом упираясь о приборный щит; оно всем весом  налегало  на
педаль, и маленькая машина летела вниз по склону холма,  мимо  мелькали  с
обеих сторон каменные стены, словно они несутся в туннеле под землей.
     Питер еще больше свесился, просунул руки в разбитое  окно,  ухватился
за руль и принялся его вертеть. Он удержал машину и снова повернул  ее  на
дорогу, она бешено качалась  и  виляла,  но  все  же  вышла  на  дорогу  и
продолжала спускаться.
     Почти невозможно было рассчитать движения, чтобы удерживать ее так.
     Питер висел вниз головой, держась только коленями и пальцами ног, и в
такой позиции ему приходилось работать  рулем.  При  этом  предплечья  его
касались неровных острых краев лопнувшего ветрового стекла.
     Ветер рвал его, тело Джилли О'Шоннеси упало на руль, заклинив  его  в
самый критический момент, так что Питеру пришлось одной рукой  отбрасывать
его назад; со скрежетом, ревом разорванного  металла  и  снопом  оранжевых
искр бок "остина" задел за каменную стену. Питер вернул машину на  дорогу,
и она начала дико поворачивать из стороны в сторону,  каждый  раз  касаясь
стен, отскакивала на середину и снова устремлялась к стене.
     Питер понял,  что  машина  вот-вот  перевернется,  его  раздавит  под
металлической крышей, размажет по твердой поверхности  щебеночной  дороги.
Нужно спрыгнуть - но он мрачно оставался с  взбесившейся  машиной,  потому
что в ней Мелисса-Джейн. Он не может спрыгнуть.
     Машина выдержала еще один поворот, и Питер  увидел  впереди  закрытые
деревянные ворота  в  стене.  Он  сознательно  повернул  машину  туда,  не
стараясь больше предотвратить столкновение, напротив,  приближая  его.  Он
правил прямо на ворота, и "остин" ударил в них.
     Деревянный брус  пронесся  над  головой  Питера,  обжигающий  пар  из
разбитого радиатора ударил по лицу и рукам, и "остин  вылетел  в  открытое
поле, подпрыгивая на камнях. Влажная почва тормозила движение, тормозил  и
крутой подъем на  холм,  и,  проехав  пятьдесят  ярдов,  маленькая  машина
добралась до дренажной канавы и остановилась, повиснув под нелепым углом.
     Питер соскользнул в сторону и  приземлился  на  ноги.  Рывком  открыл
заднюю дверцу, и на него из машины выпал человек.  Он  упал  на  колени  в
гразь, бормоча что-то непонятное, и Питер коленом ударил его в лицо. Кость
и хрящ хрустнули, послышался стук сломанных зубов.  Голос  человека  резко
оборвался, и тут же Питер нанес ему режущий  удар  ребром  правой  ладони,
удар расчетливый - человек потеряет способность двигаться, но не умрет,  и
прежде чем бессознательное тело упало  на  землю,  Питер  уже  перепрыгнул
через него.
     Он  вынес  дочь  из  "остина",  и  ее  хрупкое  тело  показалось  ему
невесомым; он ощутил жар ее лихорадки.
     Его охватило почти непреодолимое желание изо  всех  сил  прижать  это
тело к груди, но вместо этого он понес ее так бережно, словно она  сделана
из какого-то хрупкого драгоценного вещества, осторожно  перешагивая  через
камни поля. Понес туда, гле в темноте садился вертолет.
     На борту по-прежнему находился врач "Тора"; он выпрыгнул, прежде  чем
вертолет коснулся земли, и в ярком свете  посадочных  прожекторов  побежал
навстречу Питеру.
     Питер обнаружил, что негромко приговаривает:
     - Все хорошо, дорогая. Все кончено. Все  кончено,  моя  девочка...  я
здесь, малышка...
     Тут он сделал еще одно открытие. Не пот течет по его щекам и капает с
подбородка. И Питер без всякого  стыда  подумал,  когда  же  он  плакал  в
последний раз. И не мог вспомнить, но это казалось  неважным,  не  сейчас,
когда дочь у него на руках.

     В Лондон прилетела Синтия, и Питер вновь пережил ужасы их брака.
     -  Все,  кто  рядом  с  тобой,  страдают,   Питер.   Теперь   очередь
Мелиссы-Джейн.
     Он не мог избежать ее, ее обвинений, потому что она  все  время  была
рядом с Мелиссой-Джейн. Выдерживал ее упреки и ядовитые обвинения и думал:
неужели когда-то она была веселой, молодой и привлекательной? Она  на  два
года моложе его, но тело у нее уже бесформенное, а думает она так,  словно
на двадцать лет старше.
     Мелисса-Джейн оправлялась под действием  антибиотиков  с  чудотворной
быстротой, и хотя была еще бледна и худа, на третий день  ее  выписали,  и
Питер и Синтия в последний раз принялись ссориться,  Мелисса-Джейн  сидела
между ними.
     - Мама, я еще боюсь. Можно, я поеду с папой? Всего на несколько дней?
     Наконец Синтия со вздохом и обиженным видом согласилась,  и  оба  они
почувствовали себя виноватыми. По дороге в "Тисовое  Аббатство",  куда  их
пригласил пожить Стивен, пока  Мелисса-Джейн  не  поправится,  она  сидела
рядом с ним тихо, левая рука еще на перевязи, а на пальце  белая  повязка.
Она заговорила, только когда они у "Хитроу" свернули на дорогу М4.
     - Я все время знала, что  ты  придешь.  Не  могу  многого  вспомнить.
Всегда было темно, и кружилась голова, все вокруг менялась. Я смотрела  на
лицо, а оно расплывалось, и потом оказывался кто-то другой...
     - Тебе давали наркотики, - объяснил Питер.
     - Да, я знаю. Помню уколы... - Она рефлекторно потерла  предплечье  и
вздрогнула. - Но даже тогда я знала, что ты придешь за  мной.  Помню,  как
лежала в темноте и слушала, ждала твой голос...
     Было сильное искушение делать вид, что ничего не случилось, и до  сих
пор Мелисса-Джейн об этом не говорила, но Питер знал, что должен  дать  ей
выговориться.
     - Хочешь рассказать мне, дорогая? - мягко спросил  он,  понимая,  что
это важно для  выздоровления.  Молча  слушал,  а  она  вспоминала  обрывки
разговоров и впечатлений, искаженные наркотиками. И когда она  говорила  о
смуглом человеке, в голосе ее снова звучал ужас.
     - Он иногда смотрел на меня. Я помню, как он смотрел на меня...  -  И
Питер вспомнил холодные глаза убийцы.
     - Сейчас он мертв, дорогая.
     - Да, я знаю. Мне сказали. - Она помолчала, потом снова заговорила. -
Он очень отличался от второго, седого.  Тот,  старый,  мне  нравился.  Его
звали доктор Джеймисон.
     - Откуда ты знаешь? - спросил Питер.
     - Так его называл смуглый. - Она улыбнулась. - Доктор  Джеймисон.  От
него всегда пахло микстурой от кашля, и он мне нравился...
     Тот самый, что произвел ампутацию и отрезал бы и руку, мрачно подумал
Питер.
     - А еще одного я не видела. Я знала, что он здесь, но никогда его  не
видела.
     - Еще одного? - Питер резко повернулся к ней. - Какого, дорогая?
     - Был еще один. И даже смуглый его боялся. Они все его боялись.
     - Ты его не видела?
     - Нет, но они все время о нем говорили, спорили, что он сделает...
     - Ты помнишь его имя? - спросил Питер, и Мелисса-Джейн сосредоточенно
нахмурилась.
     - У него было имя?
     - Обычно они просто говорили "он", но да, я  помню.  Смуглый  называл
его Каспером.
     - Каспером?
     - Нет, не Каспером. Не могу вспомнить. - В голосе ее прозвучала нотка
ужаса, он стал резок.
     - Не волнуйся. - Питер попытался ее  успокоить,  но  она  раздраженно
покачала головой.
     - Не Каспер, но что-то похожее. Я знаю, это из-за него  все  со  мной
произошло. Они просто  делали,  что  он  им  велел.  Его  я  по-настоящему
боялась. - Она всхлипнула и выпрямилась на сидении.
     - Все кончено, дорогая. - Питер свернул к обочине и остановил машину.
Обнял ее, она оставалась напряженной, тело ее дрожало. Питер  встревожился
и прижал ее к груди.
     -  Калиф!  -  прошептала  она.  -  Так  его  звали.  Калиф!   -   Она
расслабилась, прижавшись к нему, и вздохнула.  Дрожь  прекратилась.  Питер
продолжал держать ее, пытаясь справиться с нахлынувшим на него  гневом,  и
прошло какое-то время, прежде чем он понял, что Мелисса-Джейн уснула.
     Как будто это имя вызвало катарсис, освобождение от ужаса,  и  теперь
она готова к быстрому выздоровлению.
     Питер уложил ее на сидение и  укрыл  ангорским  ковром.  Потом  снова
поехал, но каждые несколько секунд посматривал на  нее,  чтобы  убедиться,
что она спокойно спит.

     Из "Тисового Аббатства" Питер дважды звонил Магде Альтман,  оба  раза
по ее личному номеру, но ее не было, и она не оставила для Питера  никаких
сообщений.  Прошло  уже  пять  дней  после  "Дельты",   когда   освободили
Мелиссу-Джейн, а он все не мог с ней связаться. Она как  будто  совершенно
исчезла, и Питер размышлял над этим  в  течение  спокойных  дней,  которые
проводил почти наедине с дочерью.
     Потом в "Тисовое Аббатство" приехал Кингстон  Паркер,  и  сэр  Стивен
Страйд радовался, что у него в гостях такой видный политик.
     Обаяние Кингстона Паркера заполнило весь старый дом. Когда  он  хотел
этого, сопротивляться его обаянию было невозможно. Стивен  восхищался  им,
особенно когда обнаружил, что наряду со своей репутации либерала  и  борца
за  человеческие  права,  Паркер  защищает  капиталистическую  систему   и
считает, что его страна должна серьезней относиться к своему  долгу  перед
Западным  миром.  Оба  они  сожалели  об  отказе  от  программы   создания
бомбардировщика  Б1,  о  затяжках  в  осуществлении  нейтронной  бомбы,  о
перестройке американской системы разведки. Большую часть первого  дня  они
провели в отделанном красным деревом кабинете Стивена, изучая взгляды друг
друга, и вышли оттуда друзьями.
     Выйдя, Паркер завершил завоевание семьи  Стивена,  продемонстрировав,
что разделяет научные познания Патриции Страйд и  ее  любовь  к  античному
фарфору. Теплота по отношению к Мелиссе-Джейн, радость от ее  освобождения
были слишком непосредственны, чтобы не быть искренними.  И  совершенно  он
завоевал юную леди, когда вместе с ней прошел в  конюшню,  познакомился  с
Флоренс Найтингейл и показал, что является знатоком лошадей.
     - Хороший человек. Мне он кажется человеком чести, -  сказала  Питеру
Мелисса-Джейн, когда он вечером зашел к ней в спальню  пожелать  спокойной
ночи. - Он такой добрый и интересный. - И сразу, чтобы он не  усомнился  в
ее верности, добавила: - Но ты по-прежнему мой самый  любимый  мужчина  во
всем мире.
     Она почти совершенно оправилась, и, присоединяясь к  обществу,  Питер
удивлялся устойчивости молодого тела и мозга.
     Как обычно, за  обедом  в  "Тисовом  Аббатстве"  собралось  блестящее
общество, и центром его был  Кингстон  Паркер.  Но  потом  они  с  Питером
обменялись взглядом над покрытым серебром и украшенным свечами столом  Пат
Страйд, оставили остальных за портвейном, коньяком и сигарами и  незаметно
выскользнули в огражденный стенами розарий.
     Пошли по скрипящей гравием  тропинке,  Кингстон  Паркер  достал  свою
пенковую трубку  и  негромко  заговорил.  Однажды  негромко  кашлянул  его
телохранитель, державшийся так, чтобы не слышать разговора,  но  это  было
единственной помехой, а весенний вечер был тихим и ароматным. Разговор  их
совершенно не соответствовал окружению - разговор о смерти  и  насилии,  о
правильном и неправильном пользовании властью, об огромных суммах, которые
перемещает какая-то одинокая загадочная фигура.
     - Я уже пять дней в Англии... - Кингстон Паркер пожал плечами.  -  По
гулким коридорам Уайтхолла трудно двигаться быстро. - Питер знал,  что  он
дважды встречался с премьер-министром. - Дело  не  только  в  "Атласе".  -
Паркер был одним  из  самых  близких  в  президенту  людей,  и  американцы
использовали  его  посещение  Англии,  чтобы   обменяться   с   английским
правительством мнениями по многим вопросам. - Но  мы  глубоко  и  подробно
говорили и об "Атласе". Вы хорошо знаете, что у "Атласа"  есть  противники
по обе стороны Атлантики. Они попытались вообще устранить его, а когда это
не получилось, -  сократить  его  возможности  и  полномочия...  -  Паркер
помолчал и затянулся. Потом  вытряхнул  пепел  на  дорожку.  -  Противники
"Атласа" - очень умные и информированные люди.  Причины,  по  которым  они
противостоят   "Атласу",   достойны   похвалы.   Создавая   такую   мощную
организацию, как "Атлас", передавая ее в руки одного человека  или  группы
избранных, вы, вполне вероятно,  создаете  Франкенштейна  -  чудовище  еще
более ужасное, чем то, которое должен уничтожить "Атлас".
     - Все  зависит  от  человека,  который  руководит  "Атласом",  доктор
Паркер. Мне кажется, для этого подобрали нужного человека.
     - Благодарю вас, Питер.  -  Паркер  повернул  свою  большую  косматую
голову и улыбнулся. - Не хотите ли называть меня Кингстоном?
     Питер кивнул в знак согласия, и Паркер продолжал.
     - "Атлас" добился нескольких замечательных успехов - в  Йоханнесбурге
и теперь в Ирландии, но это делает  его  еще  более  опасным.  Его  теперь
охотнее примет общество, а если он попросит большей власти, она будет  ему
дана. Поверьте мне, Питер, чтобы справиться с делом, нужна большая власть.
Я разрываюсь...
     - И однако, - заметил Питер,  -  мы  не  сможем  справиться  с  самым
опасным зверем в мире, с человеком-убийцей, если не  вооружимся  сами  как
можно лучше.
     Кингстон Паркер вздохнул.
     - И если "Атлас" получит такую  власть,  кто  знает,  как  она  будет
использована, когда сила подавит закон?
     - Законы меняются. Закон часто бессилен перед  теми,  кто  с  ним  не
считается.
     - Есть и другой аспект, Питер. Тот, о котором я думаю половину жизни.
Как же быть с несправедливыми законами?  Законами  угнетения  и  жадности.
Законами, которые порабощают человека, лишают прав из-за  цвета  кожи  или
из-за того, что он  по-другому  верит  в  Бога.  Если  законный  парламент
принимает расистские  законы...  Если  Генеральная  Ассамблея  Объединеных
Наций принимает резолюцию, которая объявляет сионизм формой империализма и
ставит его вне закона. Если горстка людей получает доступ к ресурсам всего
мира и вполне законно манипулирует ими, как диктует их алчность,  в  ущерб
всему человечеству, - ОПЕК и король Саудовской Аравии... - Кингстон Паркер
сделал беспомощный  жест,  растопырив  длинные  чувствительные  пальцы.  -
Должны ли мы уважать эти  законы?  Неужели  законы,  даже  несправедливые,
священны?
     - Равновесие, - ответил Питер. - Должно быть равновесие между законом
и силой.
     - Да, но что такое равновесие, Питер?  -  Паркер  сжал  кулаки.  -  Я
попросил большей власти для "Атласа", больших полномочий, и думаю,  мы  их
получим. И тогда нам понадобятся хорошие люди, Питер.  -  Кингстон  Паркер
протянул руку и с удивительной силой  сжал  плечо  Питера.  -  Спрведливые
люди, которые умеют распознать, когда закон несправедлив или не действует,
у которых есть смелость и  решимость,  чтобы  восстановить  равновесие,  о
котором вы сказали.
     Рука его по-прежнему лежала на плече Питера, и  он  оставил  ее  там.
Совершенно естественный жест, без всякой рисовки.
     - Я считаю вас одним из таких людей. - Он опустил руку, и манеры  его
изменились. - Завтра мыы встретимся с полковником Ноблом. Он разбирается в
ирландской операции. Надеюсь, найдет что-нибудь, за что можно  ухватиться.
И нужно еще многое обсудить. В два часа в резиденции "Тора".  Вам  удобно,
Питер?
     - Конечно.
     - А сейчас присоединимся к обществу.
     - Подождите, - остановил его Питер. - Я кое-что должен  сказать  вам,
Кингстон. Это разрывало мне душу. Услышав,  вы,  вероятно,  измените  свое
мнение обо мне, о моей пригодности для "Атласа".
     - Да? - Паркер повернулся и спокойно ждал.
     -  Вы  знаете,  что  похитители  моей  дочери  не  выдвинули  никаких
требований, не пытались связаться со  мной  или  с  полицией,  вступить  в
переговоры.
     - Да, - ответил Паркер. - Конечно. Это одна из загадок всего дела.
     - Это неверно. Был контакт и было требование.
     - Не понимаю. - Паркер  нахмурился  и  придвинулся  ближе  к  Питеру,
словно пытался рассмотреть выражение его лица в слабом свете, падающем  из
окон.
     - Похитители связались со мной. Письмо, которое я уничтожил...
     - Почему?
     -  Подождите.  Я  объясню,  -  ответил  Питер.  -   Было   поставлено
единственное условие освобождения моей дочери  и  установлен  срок  в  две
недели. Если бы я не выполнил условие, мне посылали бы части тела  дочери:
руки, ноги и наконец голову.
     - Дьявольство, - прошептал Паркер. - Бесчеловечно. Каково условие?
     - Жизнь за жизнь, - сказал Питер. - Я должен был убить вас в обмен на
свободу для Мелиссы-Джейн.
     - Меня! - Паркер вздрогнул, откинул назад голову. - Им нужен был я?
     Питер не ответил, и они стояли, глядя друг на друга.  Наконец  Паркер
поднял руку и с отсутствующим видом пригладил волосы.
     - Это все меняет. Мне нужно все обдумать... но получается  совершенно
новый сценарий. - Он покачал головой. -  Меня.  Они  нацелились  на  главу
"Атласа". Почему? Потому что я защищал "Атлас", а они против его создания?
Нет! Не то. Я вижу только  одно  логичное  объяснение.  Я  говорил  вам  в
последнюю нашу  встречу,  что  подозреваю  наличие  центральной  фигуры  -
кукольника, берущего под свой контроль все боевые организации и сливающего
их в единый мощный организм. Так вот, Питер, я искал этого кукольника. И с
последней нашей встречи узнал  многое,  что  подтверждает  мое  мнение.  Я
считаю, что этот человек - или группа лиц -  действительно  существует,  и
дополнительные полномочия "Атласу" я просил  для  того,  чтобы  найти  эту
организацию и уничтожить ее, прежде  чем  она  причинит  серьезный  ущерб,
настолько запугает народы, что станет самой могущественной силой мира... -
Паркер замолчал, словно собираясь с мыслями, потом продолжил  спокойнее  и
размереннее.  -  Я  считаю,  что  теперь   у   нас   есть   неопровержимое
доказательство ее  существования  и  что  эта  организация  знает  о  моих
подозрениях и потому хочет уничтожить меня. Делая  вас  свободным  агентом
"Атласа", я надеялся, что вы вступите в контакт с врагом, но Боже!  такого
контакта я не ожидал.
     Он снова помолчал, задумавшись.
     -  Невероятно!  Единственный  человек,  которого  я  никогда  бы   не
заподозрил, Питер. Вы могли встретиться со мной в любое время. Вы один  из
немногих, кто это может. А какой рычаг! Ваша дочь... растянутая во времени
пытка... Я, должно быть, недооценил коварство и безжалостность врага.
     - Вы слышали когда-нибудь имя Калиф? - спросил Питер.
     - А вы где слышали? - резко спросил Паркер.
     - Письмо  было  так  подписано,  и  Мелисса-Джейн  слышала,  как  его
упоминали похитители.
     - Калиф. - Паркер кивнул. - Да, я слышал это имя, Питер. Я слышал его
после нашей последней встречи. Да, слышал. - Он снова помолчал и  принялся
посасывать трубку. Потом  поднял  голову.  -  Расскажу  завтра,  когда  мы
встретимся в "Торе". Однако вы мне дали, о чем подумать ночью.
     Он взял Питера за руку и повел к дому. Из нижних  окон  лился  теплый
свет, слышался смех,  веселый  и  приветственный,  но  оба  сосредоточенно
молчали, идя по гладко выровненной тропе.
     У двери Паркер остановился и придержал Питера.
     - Питер, вы бы сделали это? - спросил он.
     Питер ответил, не пытаясь избежать его взгляда.
     - Да, Кингстон, сделал бы.
     - Как?
     - Взрывчатка.
     - Это лучше яда, - кивнул Паркер. - Но все же  хуже  пистолета.  -  И
гневно добавил: - Мы должны остановить его, Питер. Этот долг превыше всего
остального.
     - То, что я вам сказал, не меняет наших отношений? - спросил Питер. -
Я мог бы стать вашим убийцей... это ничего не меняет?
     - Как ни странно, это только подкрепляет мою веру в  вас,  Питер.  Вы
достаточно безжалостный человек, и, если мы хотим выжить, нам нужны такие.
- Он мрачно улыбнулся. - Может быть, я теперь буду просыпаться по ночам  в
холодном поту... но это не меняет того, что нам нужно сделать - вам и мне.

     Колин Нобл со своей сигарой и против него Кингстон Паркер с  янтарной
пенковой трубкой, казалось, соревнуются,  кто  быстрее  сделает  воздух  в
комнате непригодным для дыхания. В воздухе уже висел густой синий дым, а в
помещениях "Тора" не было  кондиционеров.  Однако  через  несколько  минут
Питер был так поглощен разговором, что забыл об этом неудобстве.
     Колин Нобл разбирал подробности ирландской операции и всего, что было
из нее извлечено.
     - Дом, Старое Поместье, сгорел дотла,  конечно.  Двадцать  ирландских
полицейских разбирали пепел... - Он развел руки. -  Большой  ноль.  Вообще
ничего.
     - Далее содержимое "остина" и его... происхождение. Как тебе нравится
это слово, Питер, малыш? Происхождение? Классическое слово.
     Питер снисходительно улыбнулся.
     - Пожалуйста, продолжай, Колин.
     - "Остин" украден в  Дублине,  перекрашен  и  снабжен  багажником  на
крыше. В нем ничего не было, никаких документов, ничего  в  отделении  для
перчаток, в других местах. Специалисты разобрали его на части...
     - А люди, - поторопил Паркер.
     - Да, сэр. Люди. Вначале мертвый. Имя - Джералд  О'Шоннеси,  известен
также как Джилли, родился в Белфасте в 1946 году... - Говоря,  Колин  взял
лежавшую перед ним папку. - Нам нужны все эти подробности?  Тут  много.  У
парня было богатое прошлое...
     - Только то, что касается "Атласа", - сказал Паркер.
     - Никаких свидетельств того, когда и как он оказался  связан  с  этим
делом... - Колин быстро и сжато излагал  факты.  -  Итак,  содержимое  его
карманов. Шестьсот фунтов стерлингов, тридцать восемь патронов калибра .38
и документы на имя  Эдварда  и  Элен  Барри  -  документы  поддельные,  но
качество подделки очень высокое.  -  Колин  с  шумом  захлопнул  папку.  -
Ничего, - повторил он. - Ничего такого, что  мы  смогли  бы  использовать.
Теперь второй. Моррисон, Клод Бертрам Моррисон, известный мастер абортов и
алкоголик. Лишен права заниматься медицинской деятельностью в 1969 году...
- Он быстро и точно изложил омерзительную историю. - За  ампутацию  пальца
получил триста фунтов,  половину  авансом.  Дьявольщина,  дешевле,  чем  в
"Синем Кресте" [Добровольное  общество,  оказывающее  ветеринарную  помощь
домашним животным]. - Колин улыбнулся, но глаза его гневно сверкали. - Рад
сообщить, что его ожидает приговор - примерно пятнадцать  лет.  Ему  дадут
полный срок. Только одно обстоятельство в его показаниях представляет  для
нас интерес. Приказы он получал  от  Джилли  О'Шоннеси.  А  сам  О'Шоннеси
получал приказы от человека по имени... - Он сделал драматичную паузу... -
Да, совершенно верно. Мы слышали это имя. Калиф.
     - Одно замечание, - прервал его Кингстон Паркер.  -  Калифу  нравится
пользоваться этим именем. Он подписывается  им  в  своей  корреспонденции.
Даже наемным убийцам он сообщил это имя. Почему?
     - Думаю, у меня есть ответ на  это.  -  Питер  пошевелился  и  поднял
голову. - Он хочет, чтобы мы знали о его существовании. У нас должен  быть
фокус для страха и ненависти.
     - Думаю, вы правы. - Паркер серьезно кивнул. - Он  создает  основание
для  будущего.  В  будущем,  если  он  сообщит,  что  намерен  убить   или
искалечить,  мы  будем  знать,  что  он  говорит  серьезно,  что  никакого
компромисса не будет. Он сделает все, что пообещает. Этот человек  хороший
психолог. Или люди.
     -  У  ирландской  операции  есть  один  аспект,  который  мы  еще  не
обсуждали, - вмешался Питер, сосредоточенно нахмурившись. - А именно:  кто
навел нас и чему служил этот телефонный звонок.
     Все молчали, наконец Паркер повернулся к Колину и спросил:
     - Что вы об этом думаете?
     - Разумеется, я обсуждал это с полицией.  Первое,  что  удивило  нас.
Полиция считает, что Джилли О'Шоннеси  выбрал  себе  убежище  в  Ирландии,
потому что знал там местность и там у него друзья. Это была его  охотничья
территория, когда он был в Ирландской Республиканской Армии. Там он всегда
мог исчезнуть. - Колин смолк, увидев  скпептическое  выражение  Питера.  -
Послушай, посмотри на это с такой стороны, Питер, малыш.  Старое  Поместье
для него сняла женщина... Кейт Барри, так она назвалась  и  так  подписала
документ об аренде... Значит, один сообщник у него был. Должны были быть и
другие, потому что он  смог  получить  перекрашенный  и  переоборудованный
автомобиль... Он не справился бы в Эдинбурге и Лондоне с этим, если бы ему
не помогали.
     Питер задумчиво кивнул.
     - Да, допустим, ирландские связи помогли ему...
     - Но у монеты есть и другая сторона. У  О'Шоннеси  были  враги,  даже
среди провос  [сокращение  от  "provisionals"  -  "временные";  сторонники
"временного" крыла партии Шин фейн, выступают  за  объединение  Ирлании  с
помощью террористических методов].  Он  безжалостный  ублюдок,  с  длинным
кровавым следом. И нужно думать, что один из его врагов увидел возможность
свести счеты - может, тот, кто продал ему украденную машину. Мы  попросили
запись звонка передать экспертам-лингвистам и сверить с образцами голоса в
компьютере. Ничего определенного. Голос изменен, вероятно, говорили  через
носовой платок или с заткнутым носом, но  общее  впечатление,  что  звонил
все-таки ирландец. Консультанты  из  телефонной  компании  смогли  отчасти
проследить звонок. Говорят, он из заграницы. Скорее  всего,  из  Ирландии,
хотя в этом нет уверенности.
     Питер Страйд слегка приподнял бровь, и Колин  негромко  рассмеялся  и
приглашающим жестом махнул в его сторону сигарой.
     - Ну, ладно. Это была моя лучшая попытка, - сказал он.  -  Посмотрим,
получится ли у тебя лучше. Если тебе не нравятся мои теории, должно  быть,
есть и собственная.
     - Ты хочешь, чтобы я  поверил  в  совпадение,  что  О'Шоннеси  просто
столкнулся со старым врагом, который выдал его  за  двадцать  четыре  часа
перед  тем,  как  должны  были  ампутировать  руку  Мелиссы-Джейн.  И   мы
совершенно случайно добрались  до  Ларагха  именно  в  тот  момент,  когда
О'Шоннеси решил пуститься в бега. Ты хочешь, чтобы я в это поверил?
     - Что-то в этом роде, - согласился Колин.
     - Прости, Колин, но я не верю в такие совпадения.
     - Давай! - пригласил Колин. - Послушаем, что было на самом деле.
     - Не знаю, - успокаивающе улыбнулся Питер.  -  Просто  у  меня  такое
ощущение, что Калиф не допускает совпадений. И еще у меня чувство,  что  у
Джилли О'Шоннеси с самого начала на лбу было  клеймо  смерти.  И  что  это
часть плана.
     -  Должно  быть,  забавно  иметь  такие  чувства,  -   Колин   слегка
ощетинился. - Но мне они не особенно помогают.
     - Спокойней. - Питер протянул к нему руку. -  Предположим,  что  было
именно так...
     - Есть и но? - спросил Колин.
     - Никаких но - пока не получим твердых доказательств.
     - Хорошо, забулдыга. - Колин больше не улыбался, рот его  был  угрюмо
сжат. - Тебе нужны твердые доказательства, попробуй это...
     - Подождите, Колин, - властно обрвал  его  Паркер.  -  Подождите,  мы
сейчас перейдем и к этому. - И Колин с видимым усилием взял себя  в  руки,
жилы у него на горле разгладились, на лице появилась знакомая  улыбка.  Он
взгялнул на Кингстона Паркера.
     - Давайте немного вернемся назад, - предложил Паркер. - Питер узнал о
Калифе. Одновременно мы получили о  нем  сведения  совершенно  из  другого
источника. Я пообещал Питеру рассказать об этом источнике, потому  что  он
дает совершенно особый взгляд на  все  дело.  -  Он  замолчал  и  принялся
возиться со своей требкой. Достал инструмент со множеством лезвий, крючков
и щеточек, которыми  вооружаются  курильщики  трубок.  Выскреб  головку  и
выколотил полусгоревший табак в пепельницу, потом заглянул в  трубку,  как
стрелок в ствол своего оружия. Питер понял,  что  Паркер  сознательно  так
использует трубку -  так  фокусник  отвлекает  внимание  аудитории  своими
жестами и болтовней. В сотый  раз  он  подумал,  что  перед  ним  человек,
которого  нельзя  недооценивать.  Кингстон  Паркер  посмотрел  на  него  и
заговорщицки улыбнулся: Питер разгадал его нехитрое действие.
     -  Наши  сведения  о  Калифе   пришли   с   совершенно   невероятного
направления.. Точнее, если подумать о его имени,  с  наиболее  подходящего
направления.  С  Востока,  из  Эр-Риада,  если  быть  точным.  Из  столицы
Саудовской Аравии, главного города нефтяной империи  короля  Халида.  Наше
потрепанное и осажденное ЦРУ получило  просьбу  короля,  последовавшую  за
убийством одного из его внуков. Я уверен, вы помните  это  случай...  -  У
Питера появилось странное ощущение deja-vu [Уже  пережитое.  Кажется,  что
переживаемое теперь уже  было  (фр.)]:  он  слушал,  как  Кингстон  Паркер
излагает те же  соображения,  которые  они  обсуждали  с  Магдой  Альтман.
Неужели это было только три недели назад? - Понимаете, король и его  семья
очень уязвимы. Знаете ли  вы,  что  существует  по  крайней  мере  семьсот
саудовских принцев, все они мультимиллионеры, все близки к королю,  к  его
структуре власти. Невозможно достаточно удовлетворительно охранять столько
потенциальных жертв одновременно.  Хорошо  придумано.  И  не  нужно  брать
заложников со всем  связанным  с  этим  риском.  Буквально  неограниченное
количество жертв ходит рядом, и есть  сколько  угодно  наемных  убийц,  на
которых можно надавить или заплатить  им,  чтобы  они  выполнили  задание.
Достаточно иметь информацию и нужный рычаг или просто  деньги.  Калиф  как
будто все это имеет.
     - Что потребовали у Халида? - спросил Питер.
     - Мы знаем точно, что ему предъявили требования и что он обратился  к
ЦРУ с просьбой помочь защитить его самого и его семью. Требования прислала
организация или человек, подписавшийся "Калиф".  Мы  не  знаем  конкретно,
каково это требование... но можно достаточно  уверенно  предположить,  что
Халид должен согласиться не поддерживать увеличение цены на сырую нефть на
следующей встрече ОПЕК, напротив, должен настоять на снижении этой цены на
пять процентов.
     - Замысел Калифа снова осуществился, - сказал Питер.
     - Похоже, что так. - Паркер кивнул и горько усмехнулся. - Снова,  как
и в случае с правительством Южной Африки, создается впечатление,  что  его
требование желательно для всех  -  хотя  добивается  он  этого  не  вполне
общепринятыми средствами, мягко выражаясь.
     - Очень мягко, -  спокойно  согласился  Питер,  вспоминая  исхудавшее
горячее тело Мелиссы-Джейн, которое он прижимал к груди.
     - Итак, нет никаких сомнений,  что  наши  опасения  оправданы.  Калиф
существует... - сказал Паркер.
     - И не только существует, но процветает, - согласился Питер.
     - Живет в прекрасном доме в пригороде. - Колин закурил новую  сигару,
прежде чем продолжить. - Дьявол! Он добился  своего  в  Йоханнесбурге.  Он
добился своего в Эр-Риаде. Куда он пойдет дальше? Может, теперь его цель -
Федерация работодателей Западной Германии?  Или  руководители  тредюнионов
Англии?  Это  может  быть  любая  группа,  достаточно  влиятельная,  чтобы
подействовать на судьбу народа, и достаточно  малочисленная,  чтобы  можно
было терроризировать индивидуумов.
     - Так можно изменить судьбу всего мира - немыслимо охранять всех, кто
принимает решения, - согласился Питер. - И нет никаких причин  считать  на
том основании, что первыми его целями было южноафриканское правительство и
нефтяные монополисты, будто в конечном счете его  действия  будут  полезны
человечеству. Его конечной целью, несомненно, является сам демократический
процесс. Мне кажется, нет сомнений, что самому себе Калиф  кажется  богом.
Он видит себя  строгим  отцом.  Его  цель  -  излечить  все  болезни  мира
радикальной хирургией и поддерживать  здоровье  с  помощью  неограниченной
силы и страха.
     Питер больше не мог сидеть. Он оттолкнул свой стул и подошел к  окну,
остановился в солдатской стойке,  заложив  обе  руки  за  спину.  Из  окна
открывался невдохновляющий вид на изгородь  из  колючей  проволоки,  часть
летного поля и  гофрированную  стену  ближайшего  ангара.  У  ворот  стоял
часовой в шлеме в буквами МР [Военная полиция] и с  пистолетом  на  поясе.
Питер смотрел на него, не  видя,  а  за  ним  двое  за  столом  обменялись
многозначительным взглядом.  Колин  Нобл  молча  задал  вопрос,  и  Паркер
ответил молчаливым кивком.
     - Ну, хорошо, Питер, - сказал Колин. - Ты просил фактов.  Я  пообещал
сообщить их тебе.
     Питер отвернулся от окна и ждал.
     -  Пункт  первый.  Во  время  пребывания  в  Старом  Поместье  Джилли
О'Шоннеси дважды звонил по телефону. Оба раза  за  границу.  Оба  раза  из
местной телефонной станции. Первый звонок был сделан первого числа в  семь
утра по местному времени. Должно быть, в первый же день, как добрались  до
убежища. Вероятно, это был отчет "Все в норме" руководству. Второй  звонок
был сделан ровно семь дней  спустя,  опять  точно  в  семь  утра  местного
времени.  Вероятно,  опять  доложили  "Все  в  норме".  Оба  звонка  очень
короткие, меньше  минуты.  Только  чтобы  передать  заранее  обусловленный
сигнал.. - Колин замолчал и снова посмотрел на Кингстона Паркера.
     - Продолжайте, - сказал Паркер.
     - Звонили по французскому номеру - Рамбуйе 47-87-47.
     Питер почувствовал, словно ему в  живот  нанесли  парализующий  удар,
голова его дернулась. Он на  мгновение  плотно  закрыл  глаза.  Так  часто
звонил он по этому номеру, что цифры надежно отразились в памяти.
     - Нет. - Он покачал головой и открыл глаза. - В это я не поверю.
     - Это правда, Питер, - мягко сказал Паркер.
     Питер вернулся на свое место. Ноги  его  дрожали  и  подгибались.  Он
тяжело сел.
     В комнате стало тихо. Никто из двоих не смотрел на Питера.
     Кингстон Паркер сделал знак Колину, и  тот  послушно  достал  красную
папку, перевязанную красной ленточкой.
     Паркер развязал  ленту  и  раскрыл  папку.  Пролистал  бумаги,  бегло
просматривая их. Он явно владел скорочтением и одним взглядом  воспринимал
содержание каждого листка - сейчас он просто ждал, пока Питер оправится от
шока. Содержание красной папки он знал чуть не наизусть.
     Питер сидел на жестком стуле и невидящим взглядом  смотрел  на  доску
объявлений на стене.
     Ему трудно было справиться с  охватившим  его  отчаянием.  Ему  стало
холодно, он весь оцепенел, глубина предательства  опустошила  его;  закрыв
глаза,  он  снова  увидел  стройное  нежное  тело  с  маленькими  грудями,
торчащими сквозь шелковую завесу темных волос.
     Он  выпрямился  на  сидении,  Кингстон  Паркер  уловил  этот  момент,
посмотрел на него, призакрыл папку и протянул ее Питеру.
     Сверху знаки самой  высокой  степени  секретности,  ниже  напечатано:
АЛЬТМАН МАГДА ИРЕНА,  урожденная  КУЧИНСКАЯ.  Питер  понял,  что  не  знал
второго имени Магды - Ирена. Магда  Ирена.  Дьявол,  какие  отвратительные
имена. Созданы специально для женщины, которая носит их.
     Паркер взял назад папку и негромко заговорил.
     - Когда мы встречались в последний раз,  я  вам  сказал,  что  у  нас
особый интерес к этой леди. Этот интерес с тех пор не ослаб,  наоборот,  с
каждым новым фактом он все усиливался.  -  Паркер  снова  открыл  папку  и
просмотрел бумаги, словно оживляя их в памяти. - Колину  удалось  добиться
полной поддержки со стороны разведывательных служб обеих наших стран, те в
свою очередь получили данные от Франции и - верите или нет -  от  русских.
Усилиями разведок четырех стран удалось восстановить  историю  жизни  этой
женщины. - Он помолчал. - Замечательная женщина, -  и  восхищенно  покачал
головой. - Совершенно невероятная. Я  понимаю,  что  она  может  очаровать
любого мужчину по своему выбору. Я понимаю, Питер, ваше явное отчаяние.  Я
буду совершенно откровенен и груб: у нас нет  времени  для  тактичности  и
внимания к вашим личным чувствам. Мы знаем, что она взяла вас  в  качестве
любовника. Обратите внимание на мою формулировку. Баронесса Альтман  берет
любовников,  а  не  наоборот.  Она  сознательно  и  с  далекими  замыслами
подбирает  себе  любовников.  Не  сомневаюсь,  что,  приняв  решение,  все
остальное она выполняет превосходно.
     Питер вспомнил, как она пришла к нему, вспомнил  ее  слова:  -  Я  не
очень хороша в этом, Питер, и я так хочу тебе понравиться.
     Слова были подобраны с точностью, о которой говорил Кингстон  Паркер.
Они должны были непреодолимо подействовать на Питера - а потом  она  нежно
лгала ему, лгала искусно и дьявольски коварно, лгала  руками,  ртом,  всем
телом.
     - Видите ли, Питер. Она получила специальную подготовку  в  искусстве
любви. Мало женщин в Западном мире умеют так понять мужчину и  понравиться
ему. Тому,  что  она  умеет,  она  научилась  не  в  Париже,  Лондоне  или
Нью-Йорке... - Кингстон Паркер помолчал и нахмурился. - Все это  теории  и
слухи,   Питер.   Вам   лучше   судить,   насколько   они    соответствуют
действительности.
     Лучшее  средство  доставить  мужчине  удовольствие  -  заставить  его
поверить в себя, подумал Питер, без всякого выражения глядя на Паркера. Он
вспомнил, что с Магдой Альтман чувствовал себя гигантом, способным на все.
Она  заставляла  его  чувствовать  себя  так  словом,  улыбкой,  подарком,
прикосновением - в этом было ее искусство.
     Он не ответил на вопрос Паркера.
     - Продолжайте, пожалуйста, Кингстон, - попросил он.  Питер  полностью
овладел собой. Правая его  рука,  полураскрытая,  с  вытянутыми  пальцами,
расслабленно лежала на столе.
     -  Я  говорил  вам,  что  еще  ребенком  она   проявляла   выдающиеся
спсобности.    Языки,    математика    -    ее    отец    был    известным
математиком-любителем, - шахматы и другие игры. Она  привлекала  внимание.
Особенно  привлекала   внимание,   потому   что   ее   отец   был   членом
коммунистической партии... - Он смолк, потому что Питер  поднял  голову  и
вопросительно взглянул на него. - Простите, Питер, но когда мы встречались
в прошлый раз, я этого не  знал.  Мы  узнали  это  от  французов,  у  них,
кажется, есть доступ к документам компартии Франции, и сведения  эти  были
подтверждены русскими. Очевидно, девочка сопровождала  отца  на  партийные
собрания и вскоре стала демонстрировать не по летам развитое  политическое
сознание. Друзья ее отца тоже были в основном члены партии,  и  после  его
смерти... Смерть его до сих пор остается загадкой. Ни французы, ни русские
не помогли ее разрешить... Во всяком случае  после  смерти  отца  о  Магде
Кучинской заботились  эти  друзья.  Похоже,  она  переходила  из  семьи  в
семью... - Кингстон Паркер  достал  из  конверта  с  окраской  под  мрамор
фотографию паспортного формата и протянул Питеру... - с этого времени.
     На фотографии худая девочка в короткой юбке и темных чулках, платье с
воротником-кокеткой и  соломенная  шляпка  французской  школьницы.  Волосы
заплетены в две короткие косички, перевязаны лентами, и в руках она держит
пушистую белую собачку. На заднем  плане  летний  парижский  парк,  группа
мужчин играет в рулетку, цветут каштаны.
     У девочки тонкие черты лица и  прекрасные  огромные  глаза,  умные  и
сочувственные,  совсем  не  соответствующие  возрасту,  в  то   же   время
окрашенные невинностью детства.
     - Вы видите, что уже тогда она отличалась красотой. - Кингстон Паркер
хмыкнул и протянул  руку,  чтобы  взять  фотографию.  На  мгновение  Питер
инстинктивно сжал пальцы, он  хотел  бы  сохранить  фотографию.  Но  потом
разжал руку и отдал снимок. Паркер еще раз взглянул на нее и положил назад
в конверт.
     - Да. Она привлекала интерес, и вскоре ей написал дядя с  родины.  Ей
прислали снимки отца и матери, которых она никогда не видела, случаи из ее
детства и молодости отца. Девочка была очарована. Она не знала, что у  нее
есть дядя. Отец никогда не говорил с ней о родственниках, но теперь сирота
поняла, что у нее есть семья. Потребовалось еще несколько писем, выражений
любви и радости, и все было организовано. Дядя лично  приехал  за  ней,  и
Магда Кучинская вернулась в Польшу. -  Паркер  развел  руки.  -  Только  и
всего.
     - Пропущенные годы, - сказал Питер, и собственный голос  прозвучал  в
его ушах странно. Он откашлялся  и  неловко  поежился  под  проницательным
понимающим взглядом Паркера.
     - Они больше не пропущенные, Питер.  Нам  сообщили  кое-что  об  этих
годах, а остальное мы заполнили сами.
     - Русские? - спросил Питер,  и  когда  Паркер  утвердительно  кивнул,
сказал с горечью в голосе. - Как они полезны. Никогда не слышал, чтобы они
с такой готовностью сообщали информацию.
     - В данном случае у них  были  причины,  -  возразил  Паркер.  -  Как
оказалось, очень веские причины. Но мы к ним придем в свое время.
     - Хорошо.
     - Девочка вернулась с дядей в Польшу, в Варшаву. И произошла семейная
встреча. Мы не знаем, была ли это ее настоящая семья или для такого случая
ей подобрали приемную семью. Во всяком случае дядя скоро объявил, что если
Магда пройдет испытание, ей предоставится возможность учиться в  одной  из
лучших школ СССР. Можно представить  себе,  что  она  выдержала  испытание
прекрасно, и новые ее хозяева поздравляли себя с таким открытием.
     - Школа располагается на берегу Черного моря вблизи Одессы.  Названия
у нее нет, нет и школьного галстука [В каждой привилегированной английской
школе свой школьный галстук, обычно с эмблемой школы]. Ученики подбираются
очень  тщательно,  их  проверяют  всесторонне  и  зачисляют  только  самых
талантливых и умных. Они скоро узнают, что принадлежат к элите,  и  каждый
выбирает свое направление, как подсказывают его способности.  В  случае  с
Магдой это были языки и политика, финансы и математика. Она преуспевала  и
в возрасте семнадцати  лет  перешла  в  высшее,  более  специализированное
отделение Одесской школы. Здесь она тренировала память, а ее и так  острый
ум стал отточенным, как лезвие бритвы. Я знаю, что одно из наиболее легких
упражнений заключалось в том, чтобы за шестьдесят секунд запомнить  список
из ста различных предметов. Это список нужно было по памяти и в правильном
порядке повторить двадцать четыре часа  спустя.  -  Паркер  снова  покачал
головой, выражая свое восхищение.
     - В то же время ее учили естественно вписываться  с  высшее  западное
международное  общество.  Одежда,  пища,   напитки,   косметика,   манеры,
популярная музыка и литература,  кино,  театр,  демократическая  политика,
деловые  процедуры,  операции  на  бирже  и  на  рынке   товаров,   навыки
серкетарши, современные танцы, искусство любви и доставления  удовольствия
мужчинам и многое другое, и все преподавалось специалистами. Умение  вести
самолет, лыжи, оружие, знание электроники и инженерии и все остальное, что
может потребоваться агенту высочайшего класса.
     - Она была звездой своего  курса  и  окончила  его  уже  почти  такой
женщиной, какой вы ее знаете. Уравновешенной,  искусной,  прекрасной  -  и
смертельно опасной.
     - В девятнадцать лет она знала больше и была способна на большее, чем
большинство людей, мужчин и женщин, вдове старше ее. Превосходный агент, с
одним небольшим недостатком, который проявил  себя  позже.  Она  оказалась
слишком умна  и  честолюбива.  -  Кингстон  Паркер  улыбнулся  впервые  за
двадцать минут. - Честолюбие в данном случае, конечно, псевдоним алчности.
Хозяева вовремя не распознали это; впрочем, может быть, в ее возрасте  эта
алчность была  лишь  латентной.  Она  еще  не  испытала  привлекательности
богатства - и неограниченной власти.
     Кингстон Паркер замолчал и через стол наклонился к Питеру.  Казалось,
он изменил тему разговора, улыбаясь понимающей  улыбкой,  словно  открывал
какую-то скрытую истину.
     - Жажда богатства сама по себе принадлежит обычно  к  нижнему  уровню
человеческого разума. Но лишь развитый и мощный ум может  истинно  оценить
жажду валсти... - Он увидел протестующее выражение Питера. - Нет,  нет,  я
имею в виду не просто власть над своим ограниченным окружением, власть над
жизнью и смерти  каких-нибудь  нескольких  тысяч  человек,  нет.  Истинную
власть. Власть изменять судьбу народов,  такую,  какой  владели  Цезарь  и
Наполеон, такую, какой владеет президент Соединенных  Штатов,  -  вот  что
такое истинная алчность, Питер. Великолепная и благородная алчность.
     Он помолчал, словно созерцая  какое-то  великолепное  зрелище.  Потом
продолжал:
     - Я отвлекся. Прошу прощения, - и повернулся к Колину Ноблу. - У  нас
есть кофе, Колин? Я думаю, нам всем не помешает сейчас чашечка.
     Колин прошел к машине, которая булькала и подмигивала красным  глазом
в углу, и, пока он наливал  кофе,  напряженная  атмосфера  комнаты  слегка
разрядилась, и Питер попытался привести свои мысли  в  порядок.  Он  искал
противоречия и слабые места в этой  истории  и  не  мог  найти,  напротив,
вспоминал только ощущение ее рта, прикосновение рук к телу.  О,  Боже,  он
испытывал физическую боль, глубокую боль в груди и промежности, вспомниая,
как она охотилась на него,  словно  на  самца-оленя,  проникала  до  самых
неведомых глубин его существа. Неужели этому можно научиться, подумал  он.
Если можно, то кто учил ее? У него появилась ужасная мысль  о  специальной
комнате где-то у Черного моря, где стройное уязвимое нежное тело постигает
искусство любви, словно это кулинария или рукоделие, но онтут  же  отогнал
эти мысли, и Кингстон Паркер заговорил снова, прочно держа  чашку  с  кофе
своими крепкими пальцами, как старая дева за чаем.
     - Она вернулась в Париж, и он пал к  ее  ногам.  Это  был  триумф.  -
Кингстон Паркер свободной рукой перелистывал папку, доставал снимки Магды:
Магда на балу на Елисейский Полях, Магда выходит из "Максима" на Ру  Рояль
и идет к королевскому "ролс ройсу", Магда на  лыжах,  верхом,  прекрасная,
улыбающаяся, спокойная - и всегда рядом с ней мужчины. Богатые, упитанные,
гладкие мужчины.
     - Я говорил вам, что у нее было восемь сексуальных связей, - Кингстон
Паркер снова использовал это раздражающее выражение. -  Теперь  приходится
пересмотреть эту цифру. Французы очень  интересуются  такими  вещами,  они
увеличили  этот  список.  -  Он  перебирал  фотографии.  -  Пьер  Хаммонд,
заместитель министра обороны... - Еще одна. - Марк  Винсент,  американский
посол...
     -  Да,  -  коротко  оборвал  его  Питер,  по-прежнему  с  болезненным
очарованием глядя на лица этих мужчин. Почему-то именно такими он  себе  и
представлял их.
     -  Ее  хозяева  были  довольны   -   можете   себе   представить.   С
агентом-мужчиной иногда приходится ждать десятилетия, пока  он  терпеливо,
как крот, прокладывает себе  дорогу  в  общество.  А  молодая  и  красивая
женщина имеет тем большую ценность, чем  свежее  эти  ее  качества.  Магда
Кучинская использовала их в полную силу. Мы  не  знаем  точно  размеры  ее
достижений: русские далеко не все сообщили нам. Но полагаю,  что  к  этому
времени они начали сознавать ее истинный потенциал. Она была  великолепна,
но молодость и  красота  не  вечны...  -  Кингстон  Паркер  сделал  легкий
уничижительный жест своими стройными руками пианиста. - Мы не  знаем,  был
ли Аарон Альтман сознательным выбором ее хозяев. Но это кажется вероятным.
Подумайте: один из самых богатых  и  влиятельных  людей  Западной  Европы,
контролирующий большую часть производства стали и тяжелого машиностроения,
огромный комплекс по  производству  вооружения,  электроники,  и  все  это
связано с очень важными вторичными производствами. Вдовец, бездетный, а по
французским законам жена его унаследовала бы все состояние. Было известно,
что он ведет тяжелую, но безнадежную борьбу с раком,  так  что  жизнь  его
ограничена. К тому же он сионист и один из  самых  надежных  и  доверенных
людей в  "Моссаде".  Прекрасно.  Поистине  прекрасно,  -  сказал  Кингстон
Паркер. - Овладеть человеком с таким положением, может  быть,  занять  его
место! Впрочем, это казалось пустой  мечтой:  самая  прекрасная  сирена  в
истории не  могла  надеяться  покорить  Аарона  Альтмана...  Он  тоже  был
образцом человека  с  невероятными  способностями,  с  силой  и  мужеством
льва... Пока рак не истощил его. Я снова отвлекся, простите меня.  Кто-то:
глава НКВД в Москве, шеф Магды в Париже из русского  посольства,  который,
кстати, был главным резидентом НКВД в Западной Европе, -  такова  была  ее
ценность, либо сама Магда Кучинская - кто-то выбрал  Альтмана.  Через  два
года она стала для него незаменимой. Альтман мог получить любую женщину  и
обычно получал. Его сексуальные аппетиты вошли в легенду  и,  вероятно,  и
были причиной отсутствия у него детей. Юношеская неосторожность  послужила
причиной венерической болезни  с  осложнениями.  Позже  болезнь,  конечно,
полностью ликвидировали, но урон был нанесен непоправимый,  наследников  у
Альтмана не было.
     - Он поиграл бы с ней и выбросил, как только она ему наскучила,  если
бы она была настолько неопытна, что сразу отдалась бы ему.
     - Вначале она завоевала его уважение и восхищение. Вероятно, это была
первая встреченная  им  женщина,  ум,  сила  и  решительность  которой  не
уступали его собственным...
     Кингстон Паркер выбрал еще одну фотографию  и  протянул  через  стол.
Питер увидел человека  плотного  телосложения,  с  бычьей  шеей  и  мощной
выступающей  вперед  челюстью.  Подобно  многим  мужчинам   с   ненасытным
сексуальным аппетитом, он был лыс,  если  не  считать  кольца  брата  Така
[Монах из легенд о Робин  Гуде]  вокруг  блестящего  купола  черепа.  Рот,
способный весело смеяться, и глаза, свирепые, но в то же время  готовые  к
смеху. Воплощение силы, подумал Питер.
     - Когда она допустила его к своему телу, должно быть, это походило на
электрическую бурю, - Кингстон Паркер, казалось, сознательно задерживается
на прошлых любовных связях Магды, и Питер возразил бы, если бы информация,
которую ему сообщали, не была столь важна.  -  И  в  этом  эти  мужчина  и
женщина оказались достойны друг друга. Два великолепных образца, возможно,
единственные на сотни  миллионов...  интересно  было  бы  посмотреть,  что
получилось бы, если бы они смогли проивзести ребенка.  -  Кингстон  Паркер
усмехнулся. - Вероятно, получился бы дебил... Такова жизнь.
     Питер раздраженно  шевельнулся,  ему  ненавистен  был  такой  поворот
разговора, и Паркер спокойно продолжил.
     -  Они  поженились,  и  у  НКВД  появился   крот   в   самом   центре
западноевропейской  промышленности.   "Нармко",   комплекс   Альтмана   по
производству  вооружения,  создавал  сверхсекретные  ракеты  для  НАТО  по
американским, французским и английским  проектам.  Новая  баронесса  стала
членом совета директоров, в сущности она  была  заместителем  председателя
совета. Можно быть  уверенным,  что  чертежи  вооружения  передавались  не
отдельными  листами,  а  целыми  грузовиками.  Каждый  вечер  руководители
западного мира, те, кто принимает решения, сидели за  столом  баронессы  и
пили ее шампанское. Каждый  разговор,  каждый  оттенок,  каждое  умолчание
запоминались тренированной памятью, а силы  барона  медленно  и  неумолимо
увядали. Он все больше и больше опирался на нее. Мы точно не знаем,  когда
она начала помогать ему в его  деятельности  в  "Моссаде",  но  когда  это
произошло, русские достигли всего, чего желали. В  сущности  теперь  барон
Альтман работал на них, они владели его правой рукой и  сердцем.  К  этому
времени  он  был  совершенно  одурманен  баронессой.   Русские   надеялись
унаследовать большую часть тяжелой промышленности  Европы.  Это  было  так
близко... Но тут обнаружился тот самый латентный  недостаток  в  характере
баронессы. Можно себе представить, какой переполох поднялся, когда русские
обнаружили, что баронесса работает только на себя. Она была гораздо  умнее
любого мужсины, который до тех пор давал  ей  указания,  и  испытала  вкус
реальной власти. И вкус этот ей понравился. Представьте себе, какая  битва
развернулась между кукольниками и прекрасной куклой. Теперь  она  захотела
стать самой богатой и влиятельной женщиной со времен Екатерины Великой,  и
эта цель была ей вполне доступна, если не считать...
     Кингстон Паркер, как прирожденный рассказчик, смолк, он  инстинктивно
чувствовал, когда нужно усилить напряжение  аудитории.  Погремел  кофейной
чашкой.
     - Разговоры вызывают жажду. - Питер и Колин с трудом пришли  в  себя.
Их околдовал рассказ  и  личность  рассказчика.  Паркеру  снова  наполнили
чашку, он отхлебнул кофе и продолжил.
     - У ее русских хозяев оставался последний рычаг. Они пригрозили,  что
выдадут ее. Очень серьезная  угроза.  Такой  челоек,  как  Аарон  Альтман,
действовал бы как разъяренный бык, если бы понял, что его обманывают.  Его
реакция была вполне предсказуема. Он  немедленно  развелся  бы  с  Магдой.
Получить развод во Франции трудно - но не для такого человека, как  барон.
Без его защиты Магда становилась ничем, меньше чем ничем, потому что и для
русских она утратила бы всякую ценность. Без империи Альтмана все ее мечты
о власти развеивались, как дым. Попытка была хорошей,  и  с  любым  другим
человеком у русских, вероятно, получилось бы. Но, конечно, они имели  дело
не с обычным человеком...
     Паркер снова помолчал; ясно, что на него, как и  на  остальных,  тоже
подействовал собственный рассказ; он рассказывал с удовольствием.
     - Я очень много говорю, - он улыбнулся Питеру.  -  Хочу  предоставить
вам шанс, Питер. Вы немного знаете ее и очень многое узнали  за  последний
час. Можете догадаться, что она сделала?
     Питер покачал  головой,  и  тут  ему  в  голову  пришла  ошеломляющая
догадка, он  взглянул  на  Паркера,  и  зрачки  его  глаз  расширились  от
отвращения.
     - Я  думаю,  вы  догадались,  -  кивнул  Паркер.  -  Да,  можно  себе
представить, что на этой стадии она и сама начала терять  терпение.  Барон
умирал слишком долго.
     - Боже, это ужасно! - сказал  Питер.  Он  словно  испытал  физическую
боль.
     - С определенной точки зрения, я с вами согласен, - Паркер кивнул.  -
Но если посмотреть на это как на шахматную партию и вспомнить,  что  Магда
игрок гроссмейстерского ранга, удар был восхитительным.  Она  организовала
похищение барона. Есть свидетели того, как она настаивала, чтобы  барон  в
тот день сопровождал ее. Он чувствовал себя плохо  и  не  хотел  идти  под
парусами, но она настояла, что солнце  и  свежий  воздух  хорошо  на  него
подействуют. Он в таких случаях никогда не брал телохранителей.  Они  были
только вдвоем. В открытом море ждал быстрый  корабль...  -  Паркер  развел
руки. - Вам нужны подробности?
     - Нет, - ответил Питер.
     -  Этот  корабль  протаранил  яхту.  Барона  схватили,  но  баронессу
оставили. Час спустя береговая охрана получила сообщение, ее подобрали  на
обломках крушения. Похитители очень заботились, чтобы она уцелела.
     - Может, им была нужна любящая жена, чтобы получить с  нее  выкуп?  -
быстро предположил Питер.
     - Конечно, это возможно, и она превосходно играла роль горюющей жены.
Когда пришло требование выкупа, именно она настояла, чтобы совет  "Альтман
Индастриз" собрал двадцать пять миллионов долларов.  Она  лично  доставила
выкуп - одна. - Паркер сделал многозначительную паузу.
     - Ей не нужны были деньги.
     - Напротив, очень нужны, -  возразил  Паркер.  -  Барон,  видите  ли,
совсем не впал в старческое слабоумие. Он  прочно  держал  в  своих  руках
бразды правления. Магда имела  столько,  сколько  может  пожелать  обычная
жена: меха, драгоценности, слуги, одежда, машины, яхты - карманные деньги,
примерно двести тысяч долларов в  год,  которые  ей  выплачивала  "Альтман
Индастриз". Любая обычная жена была бы довольна - но она не  была  обычной
женой. Можно считать,  что  тогда  она  уже  разработала  планы  овладения
неограниченной властью, а для этого нужны деньги, и не тысячи, а миллионы.
Двадцать пять миллионов - приличное временное пособие, пока она не возьмет
в свои пальчики  все  большое  яблоко.  Она  отнесла  выкуп  наличными,  в
швейцарских франках, тысячными купюрами. Отвезла на заброшенный  аэродром,
и туда прилетел самолет из Швейцарии. Все было проделано очень аккуратно.
     Питер искал возможности оспорить эти слова.
     - Но... ее муж был изуродовал. Она не могла...
     - Смерть есть смерть, а это уродство могло  служить  какой-то  тайной
цели. Бог знает,  мы  имеем  дело  с  восточным  мозгом,  изобретательным,
кровожадным... может,  его  изуродовали  именно  для  того,  чтобы  совсем
отвратить подозрения от жены... точно как вы сейчас сказали в ее защиту.
     Конечно,  он  прав.  Ум,  который  создал  этот  гнусный   план,   не
остановится перед такими мелочами. У Питера больше не было возражений.
     - Давайте посмотрим, чего она достигла на этой стадии. Она избавилась
от барона и тех ограничений, что он наложил на нее - приведу пример  таких
ограничений, потому что это  имеет  значение  для  дальнейшего.  Баронесса
настаивала,  чтобы  "Нармко"  прекратила  всякую  продажу   вооружения   и
боеприпасов  правительству  Южной  Африки.  Барон,  бывший  прежде   всего
бизнесменом, смотрел на эту страну как на выгодный рынок. К тому же  Южная
Африка сочувствовала сионизму. Он подавил  ее  сопротивление,  и  "Нармко"
продолжала поставлять самолеты, ракеты и легкое вооружение  в  эту  страну
вплоть до того, как ООН приняла резолюцию о  полном  эмбарго  на  поставки
вооружения, а Франция  ратифицировала  ее.  Запомните  антиюжноафриканское
настроение баронессы. Мы вернемся к этому позже.
     - Она  избавилась  от  барона.  Избавилась  от  контроля  со  стороны
русских. Теперь она вполне  могла  содержать  для  самозащиты  собственную
небольшую армию. Даже прежние русские хозяева теперь не  решались  тронуть
ее. Она стала знатной дамой  Франции.  Приобрела  значительный  капитал  -
двадцать  пять  миллионов,  за  которые  ни  перед  кем  не  должна   была
отчитываться. Добилась огромной власти,  основанной  на  влиянии  "Альтман
Индастриз". Конечно, ее по-прежнему отчасти сдерживал совет директоров, но
она получила доступ ко всей информации, к огромным ресурсам. К тому  же  у
нее было уважение и сочувствие французского правительства,  а  в  качестве
дополнительной  выгоды  -  ограниченный,  но  все  же  важный   доступ   к
французской  разведке.  У  нее  были  и  связи  "Моссада".  Разве  она  не
наследовала положение Аарона Альтмана?..
     Питер неожиданно вспомнил, как Магда говорила о своих "источниках"  -
и никогда точно не определяла их. Неужели она могла свободно  пользоваться
возможностями   французской   и   израильской   разведок?   Это   казалось
невозможным. Но Питер уже понял: когда имеешь дело с Магдой  Альтман,  все
возсожно. Как заметил Кингстон Паркер, она  не  обычный  человек.  Но  вот
Паркер снова заговорил.
     - Последовал период консолидации, в это  время  она  собирала  бразды
правления, которые выронил Аарон. Произошли изменения в  верхних  эшелонах
"Альтман Индастриз", она  заменила  тех,  кто  мог  возражать  ей,  своими
приспешниками. Период планирования и организации, а затем  первая  попытка
изменить судьбы народов.  Она  выбрала  народ,  который  больше  всего  не
соответствовал ее взглядам на новый мир, который она собиралась построить.
Мы никогда не узнаем, почему она выбрала имя "Калиф"...
     - Вы ошибаетесь. - Питер нажал пальцами на веки. - Вы  просто  ее  не
знаете.
     - Не думаю, чтобы кто-нибудь  знал  ее,  Питер,  -  ответил  Кингстон
Паркер и начал возиться  со  своей  трубкой.  -  Простите,  мы,  очевидно,
слишком торопимся. Хотите вернуться назад? Задать вопросы?
     - Нет, все в порядке. - Питер открыл глаза. - Продолжайте, Кингстон.
     -  Один  из  главный  уроков,  которые  вынесла  баронесса   Альтман,
заключался в том, как легко  применить  силу  и  насилие,  какой  огромный
эффект они способны произвести, какую  выгоду  принести.  Помня  об  этом,
баронесса  избрала  свое  первое  действие  в  качестве  нового  правителя
человечества, и ее выбор был определен ранними политическими  убеждениями,
которые она приобрела в детстве, сидя на коленях у отца во время  собраний
коммунистической партии. Она бывала на них не по летам развитым ребенком в
Париже. Выбор этот был подкреплен также заинтересованностью банка Альтмана
в золоте Южной Африки, потому что к этому  времени  баронесса  добавила  к
своим  коммунистическим  убеждениям  хорошую   порцию   капиталистического
эгоизма. Можно только гадать, но нетрудно предположить, что если  бы  план
получения  сорока  тонн  золота  и  организации  черного  правительства  в
изгнании удался, Калифу потребовалось бы немного времени, чтобы прибрать к
рукам то и другое... - Паркер пожал  плечами.  -  ...Мы  сейчас  не  можем
сказать, какими грандиозными и честолюбивыми  были  эти  планы.  Но  можно
утверждать, что  для  осуществления  этого  плана  Калиф,  или  баронесса,
подбирал команду с такой же тщательностью, с какой делал и все другие свои
дела. - Он замолчал и улыбнулся. - Я думаю,  мы  все  трое  хорошо  помним
захват 070, поэтому нет нужды вдаваться в  подробности.  Позвольте  только
напомнить, что план должен был удаться, в сущности он  и  удался,  но  тут
Питер сделал свой непредвиденный ход, и все рухнуло. Но план удался. И это
было самое главное.  Калиф  мог  поздравлять  себя.  Информация  баронессы
оказалась безупречной. Она выбрала для дела  подходящих  людей.  Она  даже
знала имя офицера, который будет  командовать  антитеррористской  группой,
посланной на перехват, и ее психологический расчет был  безупречен.  Казнь
четверых  заложников  так  шокировала  и  оцепенила  оппозицию,  что   она
оказалась бессильной, -  баронесса  уже  поднсла  к  губам  чашку,  но  ее
выхватил один-единственный человек. И неизбежно возбудился  ее  интерес  к
этому человеку. Возможно, своей женской интуицией  она  распознала  в  нем
качества, которые могла бы использовать в своих целях. У  нее  есть  очень
важная особенность: она способна даже в обломках катастрофы найти материал
для будущих побед. - Паркер  слегка  переместил  свое  громоздкое  тело  и
сделал легкий жест. - Надеюсь, не будет слишком нескромно,  если  на  этой
стадии я введу в рассказ себя самого. Мне стало известно,  что  существует
кто-то типа Калифа. Вероятно, это не первое  ее  действие  после  убийства
Аарона Альтмана. Два других успешных похищения выполнены в ее стиле,  одно
из них - похищение министров ОПЕК в Вене, но тут мы не можем быть уверены.
Я был предупрежден и ждал появления Калифа. Много бы я дал за  возможность
допросить одного из похитителей...
     - Они ничего не сказали бы вам, - резко прервал его Питер. - Это были
просто пешки, подобно тому врачу, которого мы захватили в Ирландии.
     Паркер вздохнул.
     - Возможно, вы правы,  Питер.  Но  тогда  я  считал,  что  перерезана
единственная нить, ведущая к Калифу. Однако позже, когда все кончилось и я
пришел в себя от шока, мне неожиданно пришло в голову, что нить есть  -  и
она даже прочнее, чем раньше. Этой нитью стали вы, Питер. Именно поэтому я
рекомендовал принять вашу отставку. Если бы вы не подали  прошение,  я  бы
все равно настоял на вашей отставке, но вы прекрасно подыграли мне... - Он
снова улыбнулся. - Я еще не поблагодарил вас за это.
     - Не стоит, - мрачно сказал Питер. - Рад быть полезным.
     - И вы оказались очень полезны. Как только вы освободились, баронесса
сделала свою первую попытку. Вначале она собрала о вас сведения.  Каким-то
образом проникла даже в наш компьютер.  Это  доказано.  Через  четыре  дня
после вашей отставки был сделан  запрос  в  компьютер  ЦРУ.  То,  что  она
узнала, ей должно было понравиться, потому что последовало предложение  от
"Нармко" - через обычные каналы.  Ваш  отказ  усилил  ее  интерес,  и  она
использовала свои связи, чтобы получить приглашение  в  сельское  поместье
сэра Стивена. - Паркер усмехнулся. - Мой  бедный  Питер,  вы  без  всякого
предупреждения оказались в когтях одной из лучших в  истории  чаровниц.  Я
достаточно знаю эту леди, чтобы предположить, что  ее  подход  к  вам  был
тщательно рассчитан, основан на полной информации,  которую  она  имела  о
вас. Она точно знала, какой тип женщин  привлекает  вас.  К  счастью,  она
соответствовала этому типу...
     - А какой он? - спросил Питер. Он не знал, что  у  него  есть  особые
физические предпочтения.
     - Высокие стройные женщины,  брюнетки,  -  сразу  ответил  Паркер.  -
Подумайте, - предложил он. - Все ваши женщины были такие.
     Конечно, он прав, понял Питер. Дьявольщина, даже  в  тридцать  девять
лет можно узнать о себе кое-что новое.
     - Вы хладнокровный ублюдок, Кингстон. Вам кто-нибудь говорил об этом?
     - К счастью,  да.  -  Кингстон  улыбнулся.  -  Но  это  неправда.  По
сравнению с баронессой Альтман я Дед Морроз. - Он снова стал  серьезен.  -
Она хотела узнать, что нам, в "Атласе", известно  о  ее  деятельности.  На
этой стадии она знала, что у нас появились подозрения, и через  вас  могла
следить за нами. Конечно, чем дольше вы не будете в  "Торе",  тем  меньшую
ценность представите для нее, но она могла использовать вас и  по-другому.
Вдобавок вы могли оказаться полезным  "Нармко".  И  вы  оправдали  все  ее
ожидания и даже превзошли их. Вы даже  сорвали  попутку  покушения  на  ее
жизнь...
     Питер вопросительно поднял брови.
     - На дороге в Рамбуйе  тем  вечером.  Здесь  мы  вступаем  в  область
догадок, но это вполне  обоснованные  догадки.  Русские  к  этому  времени
отчаялись вернуть ее себе. Они тоже  заподозрили  о  ее  роли  в  качестве
Калифа. И решили принять радикальные меры к своему бывшему лучшему агенту.
Они либо  финансировали,  либо  сами  оргганизовали  покушение,  а  может,
сообщили в "Моссад", что она убила Аарона Альтмана. Я склонен считать, что
они сами наняли убийц,  потому  что  "Моссад"  обычно  сам  выполняет  всю
грязную  работу.  Ну,  кто  бы  ни  платил:  НКВД  или  "Моссад",  -  была
организвана засада на дороге в Рамбуйе, и вы попали в нее. Я знаю,  Питер,
вы не любите совпадения, но считаю простым совпадением, что именно вы  тем
вечером ехали в "мазерати" баронессы.
     - Хорошо, - согласился Питер. - Если я проглотил  все  блюдо,  мелкие
крошки проглотить легко.
     - Эта попытка серьезно встревожила баронессу. Она не знала точно, кто
за ней стоит. Я думаю, она решила, что "Атлас". Или что мы имеем  к  этому
какое-то отношение. Почти сразу вслед за тем вы подтвердили наш интерес  к
ней. Вернувшись из Америки, вы либо рассказали ей,  либо  каким-то  другим
путем подтвердили ее подозрения относительно "Атласа" и Кингстона Паркера.
Я снова предполагаю, но насколько я близок к истине, Питер? Будьте честны.
     Питер  смотрел  на  него,  стараясь  сохранить  на  лице   отсутствие
выражения, но мысли его смешались. Именно это и произошло.
     - Мы все охотимся на Калифа. И вы не видели  ничего  плохого  в  том,
чтобы обсудить это с ней, - мягко подталкивал его Паркер.
     - Она знала, что я летал в Америку на свидание с вами, до того, как я
ей сказал. Не знаю откуда - но она знала, -  сдержанно  сказал  Питер.  Он
чувствовал себя предателем.
     - Понимаю, - просто ответил Паркер. Он протянул руку и снова  положил
ее Питеру на плечо. Сжал руку и посмотрел Питеру в глаза -  это  был  жест
искренности и доверия. Потом положил обе руки на стол.
     - Она знала, кто охотник, и достаточно знала обо мне,  чтобы  понять,
что я опасен. Вы, вероятно, единственный в мире человек,  который  мог  бы
добраться до меня и выполнить работу, но у вас должен был  быть  мотив.  И
она выбрала тот единственный рычаг, который мог привести вас  в  действие.
Выбрала безошибочно... точно так  же,  как  делала  все  остальное.  И  он
подействовал бы: одним ударом она избавилась бы от  охотника  и  приобрела
первоклассного убийцу. Выполнив это  задание,  вы  вечно  принадлежали  бы
Калифу. Она заставляла бы вас убивать снова и снова, и каждый раз, убивая,
вы бы все больше запутывались в ее сетях. Вы  были  очень  ценным  призом,
Питер. Настолько ценным, что она  использовала  на  вас  свою  сексуальную
привлекательность.
     Он видел, как дернулась мышца в углу рта Питера, как гневно вспыхнули
его глаза.
     - Вы к тому же очень привлекательный мужчина; кто знает,  может,  она
чувствовала потребность соединить дело с удовольствием? У этой леди сильно
развитые сексуальные аппетиты.
     Питер почувствовал неудержимое желание ударить его в лицо. Ему  нужен
был выход для гнева. Он чувствовал себя грязным и униженным.
     - Она достаточно умна, чтобы понять, что один секс  не  заставит  вас
пойти на убийство. И тогда она захватила вашу дочь и немедленно искалечила
ее - точно как в  Йоханнесбурге,  когда  без  колебаний  были  расстреляны
заложники. Мир должен научиться бояться Калифа.
     Теперь Паркер не улыбался.
     - Я верю, что если бы  к  назначенному  сроку  вы  не  доставили  мою
голову, она не колебалась бы в исполненни своих обещаний:  последовала  бы
еще одна ампутация, и еще одна.
     Снова Питера охватила волна тошноты,  когда  он  вспомнил  сморщенный
белый палец с алым ногтем, плавающий в этой ужасной бутылочке.
     - Нам помогла невероятная удача. Информатор  среди  прово,  -  сказал
Паркер. - А также вполне понятное стремление русских сотрудничать с нами в
этом деле. Для них было бы лучшим выходом, если бы мы решили их  проблемы.
Они передали нам почти исчерпывающие сведения об этой леди и ее жизни.
     - Но что мы будем делать? - спросил Колин Нобл. - У нас связаны руки.
Неужели будем просто  ждать  следующего  злодейства?  Надеяться,  что  нам
повезет, когда Калиф убьет очередного арабского принца?
     - Это произойдет - если  Саудовская  Аравия  не  добьется  своего  на
сессии ОПЕК, - спокойно предсказал Паркер. - Леди очень быстро перешла  на
сторону  капиталистической  системы,  теперь   ей   принадлежит   половина
европейской тяжелой промышленности. Снижение цены на сырую нефть  для  нее
выгоднее, чем для любого другого человека на Земле. И в то  же  время  это
большая услуга всему человечеству. Она  отлично  сочетает  политические  и
личные интересы.
     - Но если она уйдет с этим... - настаивал  Колин,  -  ...каким  будет
следующее действие Бога?
     Этого никто не  может  предсказать,  -  ответил  Паркер,  и  оба  они
посмотрели на Питера.
     Он, казалось, постарел на двадцать лет. Как следы эрозии на  граните,
обозначились глубокие морщины в углах рта. Только глаза оставались живыми,
синими, свирепыми, как у хищной птицы.
     - Я хочу, чтобы вы поверили в то, что я вам сейчас скажу, Питер. Я не
говорил вам этого, чтобы не давить на вас, - спокойно заверил Паркер. -  Я
рассказал вам  только  то,  что  считал  необходимым,  -  чтобы  вы  могли
защититься, если решите вернуться в  логово  льва.  Я  не  приказываю  вам
сделать это. Невозможно оценить связанный с этим риск. Имея дело  с  более
слабым  человеком,  я  назвал  бы  это   самоубийством.   Но   теперь   вы
предупреждены, и я считаю вас единственным человеком, способным справиться
с Калифом на его собственной почве. Пожалуйста, поймите правильно,  что  я
имею в виду. Я ни  на  мгновение  не  предлагаю  убийство.  В  сущности  я
настойчиво запрещаю вам действовать в этом направлении. Я не позволяю это,
и если вы ослушаетесь, я сделаю  все  возможное,  чтобы  вы  были  преданы
правосудию. Нет, я прошу вас быть как можно ближе  к  Калифу.  Попытайтесь
угадать ее действия. Заставьте ее проявить себя, чтобы  мы  могли  законно
воспрепятствовать ее действиям. Я хочу, чтобы вы забыли все  эмоциональные
соображения: заложников в Йоханнесбурге, вашу дочь  -  забудьте  об  этом,
Питер. Помните, что мы не судьи и не палачи... - Паркер продолжал говорить
громко и настойчиво, а  Питер  суженными  глазами  смотрел  на  его  губы,
внимательно слушал, пытаясь думать и видя свой предстоящий путь. Но  мысли
его вертелись, как на детской карусели, снова и  снова,  и  после  каждого
круга возвращались все к тому же решению.

     Есть только один способ остановить Калифа.  Смехотворна  сама  мысль,
чтобы вызвать баронессу Магду Альтман во французский суд.  Питер  старался
убедить себя, что месть никак не связана с его  решением,  но  он  слишком
давно знал себя, чтобы допустить такой самообман. Да, месть входит в  это,
и он дрожал от гнева при воспоминаниях, но это не все. Он убил эту  немку,
эту девушку Ингрид, убил Джилли О'Шоннеси - и не жалел о том, что  сделал.
Им  было  необходимо  умереть.  Но  Калиф  в  таком  случае   тысячекратно
заслуживает смерти.
     И сделать это может только один человек, понял Питер.

     Голос ее был быстрым, легким и теплым, все с  тем  же  едва  заметным
очаровательным акцентом; он хорошо его помнил, но забыл, как этот голос на
него действует. Сердце его билось так, словно он долго бежал.
     - О, Питер. Как приятно снова слышать твой голос. Я так беспокоилась.
Ты получил мою телеграмму?
     - Нет, какую телеграмму?
     - Узнав, что ты освободил  Мелиссу-Джейн,  я  послала  телеграмму  из
Рима.
     - Не получил, но это неважно.
     - Я послала через "Нармко" - в Брюссель.
     - Вероятно, она меня там ждет. Я с ними не связывался.
     - Как она, Питер?
     - Все в порядке... - Питер обнаружил, что ему трудно называть  ее  по
имени, трудно произносить ласковые слова. Он надеялся, что  голос  его  не
звучит слишком напряженно. - Но нам пришлось нелегко.
     - Знаю. Я понимаю. Я чувствовала  себя  такой  беспомощной.  Я  очень
старалась, поэтому меня и не было, Питер, cheri, но день за днем не  могла
получить никаких сведений.
     - Теперь все кончено, - хрипло сказал Питер.
     - Не думаю, - быстро возразила она. - Откуда ты звонишь?
     - Из Лондона.
     - Когда вернешься.
     - Час назад я позвонил в Брюссель. "Нармко" срочно  ждет  меня.  Лечу
сегодня первым рейсом после полудня.
     - Питер, мне нужно тебя увидеть. Я слишком давно тебя не видела.  Но,
oh mon Dieu, мне сегодня  вечером  нужно  быть  в  Вене.  Подожди,  сейчас
подумаем. Если я пошлю за тобой "лир", мы можем встретиться,  хотя  бы  на
час. Ты полетишь поздним рейсом из "Орли"  в  Брюссель,  а  я  в  Вену  на
"лире". Пожалуйста, Питер. Мне тебя так не хватает. Мы пробудем целый  час
вместе.

     Питер вышел из "лира", его встретили и провели в помещение для  особо
важных пассажиров над главным залом аэровокзала.
     Когда он вошел в  это  помещение,  Магда  Альтман  быстро  пошла  ему
навстречу, и он забыл, как ее присутствие освещает комнату.
     На ней был безукоризненный  жакет  поверх  соответствующей  по  цвету
юбки, строгий металлически серый и чрезвычайно эффективный.  Передвигалась
она на длинных грациозных ногах, как балерина, ноги,  казалось,  растут  у
нее от самой талии, и Питер  почувствовал  себя  неуклюжим;  его  тяготило
сознание, что он близок к злу.
     - О, Питер! Что с тобой сделали? - тревожно  спросила  она,  и  в  ее
огромных сочувственных глазах была искренняя озабоченность. Она  протянула
руку и коснулась его щеки.
     Напряжение и ужас последних  дней  привели  его  на  край  физической
выносливости. Кожа его посерела, казалась болезненной, и  на  ней  темнела
щетина. На висках появилось больше серебра, светлые нити видны  были  и  в
густых волосах, а в глазах - загнанное выражение. Глаза глубоко ввалились.
     - О, дорогой, дорогой, - прошептала она, тихо,  так,  чтобы  никто  в
комнате не расслышал, и потянулась к нему ртом.
     Питер тщательно готовился к этой встрече. Он понимал, как важно ничем
себя не выдать. Магда не должна догадаться, что он узнал о ней.  Это  было
бы смертельно опасно. Он должен действовать  совершенно  естественно.  Это
необходимо.  На  мгновение  в  памяти  возникло  истощенное  бледное  лицо
Мелиссы-Джейн, и он наклонился и поцеловал Магду.
     Он заставил свой рот смягчиться, а ее был мягок,  влажен,  тепел,  он
пах зрелой женщиной и раздавленными лепестками. Питер заставил  свое  тело
приветствовать ее, соединиться с ней и думал, что ему это удалось, но  она
мягко разорвала его объятия и откинулась, по-прежнему  прижимаясь  к  нему
стройными сильными бедрами. Винмательно посмотрела ему в лицо,  взгляд  ее
быстр и проницателен, и  он  увидел,  как  у  в  глубине  ее  глаз  что-то
промелькнуло. Они погасли, в  них  остался  только  холодный  безжалостный
огонь, как искра в глубине большого изумруда.
     Она  что-то  заметила.  Но  ведь   заметить   было   нечего.   Что-то
поувствовала в нем, какую-то новую настороженность.  Конечно,  она  искала
ее. Ей  нужно  только  самое  ничтожное  подтверждение  -  выражение  рта,
осторожность во взгляде, небольшая сдержанность и отчужденность тела - все
то, что он надеялся скрыть.
     -  Я  рада,  что  ты  надел  синее.  -  Она  коснулась  лацкана   его
повседневного пиджака. - Оно тебе подходит, дорогой.
     Он заказывал этот пиджак, помня о ней, но теперь манеры ее стали чуть
резче. Как будто она отдалилась, воздвигла между ними невидимый барьер.
     Она села рядом с ним на диван, но не касаясь  его,  кивком  отпустила
секретаря. Тот прошел через комнату и присоединился к двум телохранителям,
ее серым волкам, и все трое оставались за пределами  слышимости,  негромко
разговаривая друг с другом.
     - Расскажи мне, Питер. - Она наблюдала за ним,  но  холодный  зеленый
огонь в глазах погас. Дружелюбная, сочувствующая,  внимательно  слушающая,
как он во всех подробностях рассказывал о похищении Мелиссы-Джейн.
     Старое правило - говорить  правду,  когда  это  полезно.  Сейчас  это
полезно, потому что Магда и так знает все подробности. Он рассказал  ей  о
требовании Калифа убить Кингстона Паркера и своей реакции.
     - Я бы сделал это, - откровенно сказал он ей, и она сжала его руку  и
чуть вздрогнула.
     Питер   рассказл   о   счастливом   звонке,   который   помог   найти
Мелиссу-Джейн. Подробно описал, как с ней обращались, рассказал о ее ужасе
и  о  том,  какую  психологическую  травму  она  перенесла,  и  при   этом
внимательно следил за Магдой.  Он  что-то  увидел  в  ее  взгляде,  что-то
подчеркнутое слегка нахмуренным выражением лица. Он понимал, что не  может
ожидать чувства вины. Калиф должен быть далек от таких земных переживаний,
но что-то в ней было, не просто поддельное сочувствие.
     - Мне нужно было остаться с ней. Мне казалось, что я ей необходим,  -
объяснил он.
     - Да. Я рада, что ты это сделал, Питер. - Она кивнула и взглянула  на
свои часы. - О, как мало времени осталось, -  пожаловалась  она.  -  Давай
выпьем шампанского. У нас есть повод  отпраздновать.  Мелисса-Джейн  жива,
она молода и легко восстановится.
     Питер открыл бутылку; когда пробка хлопнула, он разлил  светло-желтое
"Дом Периньон" по бокалам и улыбнулся ей, поднимая свой.
     - Приятно увидеть тебя, Питер. - Она поистине  превосходная  актриса,
это сказано с невинной неожиданностью, и он про себя  восхитился.  Подавил
это восхищение и подумал, что надо убить ее здесь и сразу. Оружие ему  для
этого не нужно. Он может сделать это голыми руками, но под мышкой у него в
мягкой кобуре "кобра". Он убьет ее, и двое телохранителей тут же застрелят
его.  Одного  из  них  он  может  прихватить  с  собой,  но  другой  убьет
несомненно. Это лучшие люди. Он сам отбирал их. Они его убьют.
     - Мне жаль, что мы так долго не виделись, - сказал он, улыбаясь ей.
     - О, cheri, знаю, мне тоже жаль. - Она коснулась  его  лба  -  первое
прикосновение с объятия при встрече. - Хотела бы я, чтобы было по-другому.
Но мы с тобой оба слишком многое должны сделать, и нам нужно прощать  друг
друга.
     Возможно, слова ее имели особое значение; в глазах  ее  на  мгновение
вспыхнул теплый зеленый свет и что-то еще - может быть, глубокое искреннее
сожаление. Она отхлебнула  вино  и  опустила  длинные  изогнутые  ресницы,
прикрывая глаза от его взгляда.
     - Надеюсь, нам никогда не  придется  прощать  друг  другу  что-нибудь
ужасное...
     Впервые он посмотрел прямо на необходимость убить ее. До  этого  было
что-то клиническое и  академическое  в  его  рассуждениях,  и  он  избегал
задумываться о самом действии. Но теперь представил себе, как ударят  пули
"велекс" по этому гладкому красивому телу. Внутри у него перевернулось,  и
впервые он усомнился, сможет ли это сделать.
     - О, Питер, я тоже надеюсь. Больше всего в жизни я надеюсь на это.  -
Она на мгновение подняла ресницы, глаза ее, казалось,  впиваются  в  него,
просят о чем-то - о прощении, может быть. Но если не пистолет, то как  это
сделать? Выдержит ли он,  когда  хрящи  и  кости  будут  трещать  под  его
пальцами, сможет ли удержать нож в ее твердом плоском  животе,  сможет  ли
почувствовать, что она бьется, как марлин на острие багра?
     Зазвенел телефон в  баре,  и  после  второго  звонка  секретарь  взял
трубку. Негромко сказал:
     - Qui, qui. D'accord [Да, да. Хорошо  (фр.)].  -  Повесил  трубку.  -
Мадам баронесса, самолет заправлен и готов к вылету.
     - Вылетаем немедленно, - сказала она ему, потом Питеру: - Прости.
     - Когда мы увидимся? - спросил он.
     Она пожала плечами, легкая  тень  пробежала  по  ее  лицу.  -  Трудно
сказать. Не знаю. Я тебе позвоню А теперь  я  должна  идти,  Питер.  Adieu
[Прощай (фр.)], дорогой.
     Когда она вышла, Питер подошел к окну, выходящему на  взлетное  поле.
Стояло великолепное весеннее утро, вдоль  посадочных  полос  цвели  ранние
хризантемы, как разбросанные золотые соверены, среди  них  прыгали  черные
птицы, клюя насекомых. Их совершенно не беспокоил рев двигателей:  взлетал
самолет на Швейцарию.
     Питер мысленно пробежал по их встрече. Точно определил момент,  когда
она изменилась. Когда перестала быть Магдой Альтман и стала Калифом.
     Сомнений не оставалось. Да были ли они у него, подумал он, или просто
он хотел испытывать сомнения?
     Теперь он должен ожесточиться. Будет трудно, гораздо труднее, чем  он
думал. Они ни разу не остались наедине: все время  поблизости  были  серые
волки. Это еще один признак ее нового знания. Будут ли они  снова  наедине
когда-нибудь, теперь, когда она насторожилась?
     Вдруг он вспомнил, что она сказала не "Au revoir [До свидания (фр.)],
дорогой", а "Adeiu, дорогой".
     Это предупреждение? Тонкий намек на  смерть  -  ибо  если  Калиф  его
заподозрил, он знал, что его ждет. Угрожала она ему или  просто  отбросила
от себя за ненужностью, как и предупреждал Кингстон Паркер?
     Он почувствовал отчаяние при мысли, что может больше  никогда  ее  не
увидеть. Разве что через прицел пистолета.
     Стоял, глядя в окно, думая о том, как начала распадаться его  карьера
и сама жизнь с тех пор, как он впервые услышал имя Калифа.
     Вздоргнул, услышав за плечом вежливый голос служащего. -  Объявили  о
посадке на рейс до Брюсселя, генерал Страйд.
     Питер со вздохом повернулся и взял  пальто  и  брифкейс  крокодиловой
кожи - подарок женщины, которую ему предстояло убить.

     На длинном столе в его новом кабинете накопилась такая груда писем  и
срочных дел, что у Питера появился предлог отложить подробное планирование
своего упреждающего удара по Калифу.
     К своему легкому удивлению, он обнаружил, что ему  нравится  суета  и
споры, неистовый  ритм  и  непрерывные  требования  торгового  отдела.  Он
наслаждался,  противопоставляя  свой  ум  и  характер  уму   и   характеру
конкурентов, наслаждался общением с людьми - и впервые в жизни понял,  что
в  той  жизни,  которую  ведет   его   брат   Стивен,   тоже   есть   своя
привлекательность.
     Через три дня после его возвращения в кабинет  военно-воздушные  силы
Ирана сделали первый заказ на  ракеты  "Нармко"  "кестрел".  Сто  двадцать
ракет стоимостью в сто пятьдесят миллионов долларов. Он понял, что испытал
очень сильное чувство, оно  может  стать  еще  сильнее,  и  к  нему  можно
привыкнуть, как к нароктику.
     На деньги он всегда смотрел как на помеху, ему скучны были  беседы  с
управляющими банков и работниками налоговой службы, но  теперь  он  понял,
что это совсем другие деньги. Он заглянул в мир, в котором живет Калиф,  и
понял, что когда человек оперирует такими суммами, вполне возможны мечты о
богоподобной власти, возможно пожелать превратить их в реальность.
     Мог понять, но не мог простить, и вот наконец семь дней спустя  после
своего возвращения в Брюссель он заставил себя посмотреть в лицо тому, что
обязан сделать.
     Магда  Альтман  исчезла.  После  короткого  и   неудовлетворительного
свидания в аропорту "Орли" она с ним не связывалась.
     Он понял, что  должен  пойти  к  ней  сам.  Он  утратил  свое  особое
положение, которое делало более легким выполнение задачи.
     Но он по-прежнему может подойти к ней достаточно близко, чтобы убить,
в этом он был уверен. Точно так же как у него была возможность сделать это
в "Орли". Но такой путь - это самоубийство. Даже  если  он  выживет  после
быстрой  реакции  телохранителей,  последует  медленный,   но   неизбежный
судебный процесс. Не задумываясь глубоко,  он  знал,  что  не  сможет  для
своего оправдания использовать историю Калифа. Ни в одном суде  в  нее  не
поверят. Без поддержки "Атласа" и американской и английской  разведок  его
будут считать сумасшедшим. А поддержки не будет, в  этом  он  был  уверен.
Если он убьет Калифа, они обрадуются, но дадут ему пойти на гильотину,  не
сказав ни слова в его защиту. Он мог себе  представить,  какое  возмущение
поднялось бы в мире, если бы стало известно,  что  такая  неортодоксальная
организация,  как  "Атлас",  наняла  убийцу  для  устранения   выдающегося
гражданина другой и дружественной страны.
     Нет. Он совершенно одинок, предоставлен самому себе. Паркер  дал  это
понять очень ясно. Но Питер понял, что  не  хочет  умирать.  Он  не  готов
пожертвовать своей жизнью, чтобы остановить Калифа,  -  если  есть  другая
возможность. Другое дело, если бы такой возможности не было.
     Планируя, о думал о своей жертве как о Калифе и никогда - как о Магде
Альтман. Только так мог он хладнокровно обдумывать  возникающие  проблемы.
Где, когда, а потом и как.
     Он усложнил свою задачу, усовершествовав ее личную охрану,  при  этом
он прежде всего заботился о том, чтобы сделать ее передвижения  как  можно
более непредсказуемыми. Календарь ее появлений на людях охранялся  так  же
строго, как государственные тайны, никогда  заранее  не  объялялось  о  ее
присутствии на государственных или общественных мероприятиях.
     Если ее приглашали пообедать на Елисейских Полях, об этом  сообщалось
через день после обеда, а не накануне. Но  все  же  есть  такие  ежегодные
события, которые она ни за что не пропустит. Они вместе  обсуждали  слабые
места в ее охране.
     - О, Питер, нельзя же делать из меня заключенную. -  Она  протестующе
рассмеялась,  когда  он  упомянул  их.  -  У  меня  так   мало   подлинных
удовольствий, ты ведь не отберешь их у меня?
     Она на за  что  не  пропустит  первую  в  сезонедемонстрацию  мод  из
коллекции Ив Сен Лорана или начало гоночного сезона с его главным событием
- скачками на парижский Гран  При  в  Лонгчеме.  В  этом  году  она  очень
надеялась на победу своей прекрасной и  храброй  гнедой  кобылы,  Ледяного
Леопарда. Она там будет. Это совершенно несомненно.
     Питер набросал список возможных мест убийств,  потом  оставил  в  нем
только самые вероятные. Например, поместье "Ла Пьер  Бенит".  Преимущество
его в том, что оно хорошо знакомо Питеру. Глазом солдата  он  рассматривал
широкие террасы лужаек, спускающиеся  к  озеру,  намечал  возможные  линии
огня. Вдоль дальней стороны озера  в  лесу  могут  разместиться  снайперы;
можно  использовать  маленький  лесистый  холм   севернее   дома,   откуда
открывается вид на двор и конюшни. Однако поместье  хорошо  охраняется,  и
даже  внутри  него  передвижения  жертвы  непредсказуемы.   Можно   неделю
пролежать в засаде, а она в это время будет в Риме или Нью-Йорке. И  отход
очень опасен, через малонасеннную местность; от поместья ведут только  две
дороги, и полиция сразу их перекроет. Нет, "Ла Пьер Бенит" он вычеркнул из
списка.
     В конце концов остались только два пункта, которые первыми пришли ему
в голову: помещение для участников скачек в Лонгчеме  и  выставка  Ив  Сен
Лорана на авеню Виктора Гюго, 46.
     Вероятно, понадобится снять контору  в  одном  из  этих  зданий  -  с
добавочным риском, если даже он использует  вымышленное  имя.  Это  делало
слегка более предпочтительными скачки. Однако  Питер  откладывал  принятие
решение, пока не осмотрит внимательно место действия.
     У этих мест  было  и  важное  преимущество.  Убийство  произойдет  на
расстоянии. Он избежит  ужасных  моментов  убийства  вблизи  -  с  помощью
пистолета, ножа или гарроты.
     Он увидит Калифа издалека в оптический прицел. Искаженная перспектива
и  измененные  цвета  придадут  всему  ощущение  нереальности.  Расстояние
позволит избежать встречи. Ему не придется увидеть, как гаснет свет в этих
огромных зеленых глазах, слышать,  как  вырывается  последнее  дыхание  из
мягких прекрасных губ, которые дали  ему  так  много  радости.  Он  быстро
отбросил эту мысль. Она ослабляла его решительность, хотя гнев  и  желание
мести не ослабевали.
     Если  бы  у  него  было  снайперскоей  ружье  калибра   .222,   какие
используются в "Торе", это был бы лучший инструмент для решения задачи.  С
длинным пригнанным стволом, специально подогнанным  вооружением,  с  новым
лазерным прицелом, это ружье точно посылало пулю на расстояние  в  семьсот
ярдов.
     Снайперу нужно было только нажать  указательным  пальцем  левой  руки
кнопку на ложе. Это включало лазер, и луч устремлялся по траектории  пули.
На цели появится  яркое  белое  пятнышко  размером  с  серебряную  монету.
Снайпер смотрит в прицел, и когда пятнышко совмещается с  целью,  нажимает
курок. С таким прицелом даже не очень  подготовленный  стрелок  попадет  в
цель, а в руках Питера это оружие будет непогрешимо - и  Колин  Нобл  даст
ему такое ружье. Не только даст - вероятно, доставит с  поздравлениями  от
имени корпуса  морских  пехотинцев  США  через  старшего  военного  атташе
американского посольства в Париже.
     Однако Питер так критически продолжал раздумывать  над  планами,  что
понял: он откладывает переход к активным действиям.
     Шестнадцатый день после его возвращения в Брюссель был пятницей. Утро
Питер провел на полигоне НАТО к северу  от  города;  там  демонстрировался
новый электронный щит, созданный "Нармко", он позволял скрыть  от  радаров
ракеты  ближнего  действия  и  противотанковые  ракеты.  Вернулся  он   на
вертолете с тремя иранскими офицерами, присутствовавшими на  демонстрации,
ланч они провели в "Эполь де Мотон", прекрасно и неторопливо поели.  Питер
испытывал чувство вины, проведя три часа за  обеденным  столом,  и  потому
работал над контрактом по продаже ракет до семи вечера.
     Уже в темноте он вышел через служебный  вход,  принимая  все  обычные
предосторожности на случай, если убийцы Калифа ждут его на темных  улицах.
Он никогда не выходил в одно и то же  время  и  не  шел  одним  и  тем  же
маршрутом. В этот вечер он купил газеты у торговца табаком на Гран Плас  и
решил просмотреть их в одном из открытых кафе, выходящих на площадь.
     Начал он с  английских  газет,  и  заголовки  шли  через  всю  первую
страницу; черные и отчетливые, они провозглашали:
     ПАДЕНИЕ ЦЕНЫ НА СЫРУЮ НЕФТЬ
     Питер, прихлебывая виски, задумчиво прочел статью, потом заглянул  на
шестую страницу, где печаталось продолжение.
     Скомкал газету и невидящим  взглядом  смотрел  на  поток  туристов  и
ранних вечерних гуляк.
     Калиф добился своего первого международного триумфа. Отныне не  будет
никаких преград на пути безжалостного неистовства власти и насилия.
     Питер понял, что не  может  больше  откладывать.  Он  принял  решение
действовать, и решение это было безвозвратным. Он организует в понедельник
посещение  Лондона,  для  этого  достаточно  предлогов.  Попросит   Колина
встретить его в аэропорту, и придется поделиться с ним своим планом. Питер
знал, что может ожидать полной поддержки. Потом он вернется  в  Париж  для
последней разведки и выбора места убийства. До весенней  демонстрации  мод
еще две недели - две недели тщательной подготовки, чтобы не было неудачи.
     Неожиданно он  ощутил  сильную  усталость,  словно  принятие  решения
отняло у него последние силы. Так устал, что короткий путь назад  в  отель
пугал. Питер заказал еще виски и выпил, прежде чем смог собраться.
     "Нармко" содержала два многокомнатных номера в  "Хилтоне"  для  своих
старших менеджеров и важных посетителей. Питер еще  не  искал  квартиры  в
городе и жил в меньшем из двух номеров. Здесь он мылся, спал, переодевался
и не мог избавиться от ощущения временности, быстрой смены  обстоятельств,
которые окружили его.
     "Книги мои опять на складе", - подумал  он  с  чувством  одиночества.
Собрание прекрасных редких книг большую часть его жизни на хранении, а  он
носится по всему миру, куда призывают  обязанности,  живет  в  казармах  и
отелях.  Книги  -  его  единственное  имущество,  и,  думая  о   них,   он
почувствовал непривычное  желание  остановиться,  иметь  свое  собственное
место - и тут же отбросил эту мысль,  цинично  улыбаясь,  -  снова  он  на
улицах чужого города, снова один.
     "Должно быть, начинаю стареть", - решил  он.  Раньше  он  никогда  не
испытывал  одиночества  -  но   теперь,   теперь?   Совершенно   неуместно
вспомнилась Магда Альтман, как она пришла к нему в объятия и сказала:
     - О, Питер, я так долго была одинока.
     При этом воспоминании он застыл, стоял при свете  уличного  фонаря  -
высокий мужчина в шинели с поясом, с худым истощенным лицом.
     Блондинка  с  похотливо   накрашенными   губами   подошла   к   нему,
остановилась, делая предложение, и Питер вернулся к действительности.
     - Merci. - Он отрицательно покачал головой и пошел дальше.
     Когда он вошел в вестибюль "Хилтона", его  внимание  привлекла  груда
журналов в киоске, и он остановился  у  полки  журналов  для  женщин.  Там
должно быть объявление о начале сезона высокой моды в Париже,  и  он  стал
пролистывать страницы "Вог", ища упоминаний об Ив Сен Лоране. И тут же был
поражен женским лицом во весь разворот.
     Тонкие  элегантные  черты  лица,  чуть  раскосые  славянские   глаза.
Сверкающий водопад темных волос, кошачья  грация  движений,  остановленных
фотокамерой.
     На снимке она была в  группе  из  четверых.  Вторая  женщина  -  жена
известного поп-певца,  живущая  в  разъезде  с  ним.  Надутое  лицо,  чуть
скошенные глаза, ярко накрашенные губы - признаки  парижской  общественной
сцены. Партнер ее - американский актер с веснушчатым мальчишеским лицом, в
бархатном  пиджаке  с  золотой  цепью  на  шее,  более  известный   своими
сексуальными пристрастиями, чем ролями  в  фильмах.  Совсем  не  с  такими
людьми обычно общается Магда Альтман, но вот второй  мужчина,  к  которому
она прислонилась, больше в  ее  стиле.  Лет  сорока,  смуглый  и  красивый
по-своему, с  тяжеловатым  мясистым  лицом,  густыми  волнистыми  светлыми
волосами; от него исходит ощущение власти и уверенности, как и  полагается
главе крупнейшей немецкой автомобилестроительной компании.
     В подписи под снимком сообщалось об открытии в Париже новой дискотеки
- и опять  не  обычное  место  для  Магды  Альтман,  но  она  ослепительно
улыбалась высокому  красивому  немцу,  так  явно  наслаждаясь,  что  Питер
испытал укол какой-то эмоции. Ненависть или  ревность  -  не  мог  сказать
точно. Захлопнув журнал, он вернул его на полку.
     В безличном антисептически чистом номере он разделся  и  принял  душ,
потом, стоя обнаженным в небольшой  гостиной.  налил  себе  виски.  Третья
порция за вечер.
     Он понял, что со времени похищения пьет гораздо больше,  чем  обычно.
Когда человек одинок и в глубоких сомнениях, выпивка коварно действует  на
него. Надо последить за собой. Он отхлебнул янтарной жидкости с  привкусом
дыма и повернулся, разглядывая себя в зеркале.
     С возвращения  в  Брюссель  он  ежедневно  тренируется  в  офицерском
спортклубе НАТО, членом которого еще является,  и  тело  у  него  худое  и
жесткое, живот как у борзой, только лицо изменилось от горя, напряжения  -
и как будто глубокого внутреннего сожаления.
     Он прошел в спальню, и тут зазвонил телефон.
     - Страйд, - сказал он в трубку, по-прежнему обнаженный,  со  стаканом
виски в руке.
     - Подождите, пожалуйста, генерал Страйд. Международный звонок.
     Ожидание казалось бесконечным, на  линии  что-то  гудело  и  щелкало,
слышались голоса телефонисток на плохом французском  и  еще  более  плохом
английском.
     И неожиданно ее голос, но слабый и  далекий,  как  шепот  в  обширном
пустом зале.
     - Питер, это ты?
     - Магда? - Услышав ее  голос,  он  испытал  шок;  послышался  щелчок,
прежде чем она заговорила снова, переключение несущей волны  сказало  ему,
что они говорят по радиотелефону.
     - Мне нужно увидеть  тебя,  Питер.  Так  не  может  продолжаться.  Ты
приедешь ко мне, Питер?
     - Где ты?
     - Les Neuf Poissons [Девять Рыб (фр.)]. - Голос ее был таким  слабым,
что он попросил повторить.
     - Les Neuf Poissons. Девять Рыб, - повторила она. - Прилетишь, Питер?
     -  Ты  плачешь?  -  спросил  он;  наступило  молчание,  прерывающееся
щелканьем и гудением; он уже подумал, что  связь  прервалась;  с  тревогой
повторил: - Ты плачешь?
     - Да. - Всего лишь легкий вздох, ему это могло показаться.
     - Почему?
     - Потому что мне печально и страшно, Питер. Потому что я одна, Питер.
Ты прилетишь? Пожалуйста, прилетай.
     - Да, - сказал он. - Как мне туда добраться?
     - Позвони Гастону в "Ла Пьер Бенит". Он  все  организует.  Побыстрее,
Питер. Как только сможешь.
     - Да. Как только смогу... но где это?
     Он ждал ответа, но теперь наступила окончательная тишина.
     - Магда? Магда? - в отчаянии закричал он, но тишина  насмехалась  над
ним. Он неохотно нажал пальцем на рычаг телефона.
     - Les Neuf Poissoins, - негромко повторил он и снова поднял трубку. -
Пожалуйста, дайте мне Францию,  Рамбуйе  47-87-47.  -  Ожидая,  он  быстро
думал.
     И понял, что подсознательно ждал именно этого. Его  охватило  чувство
предопределенности: колесо  может  только  поворачиваться,  оно  не  может
откатиться в сторону. Так и должно быть.
     У Калифа нет альтернативы. Это вызов на казнь. Он удивлен только, что
вызов не пришел раньше. Он понимал,  почему  Калиф  не  осуществляет  свою
попытку  в  городах  Европы  или  Англии.  Одна  такая   попытка,   хорошо
спланированная, осуществлявшаяся значительными силами, провалилась  в  тот
вечер на дороге в Рамбуйе. Это послужило для Калифа предупреждением, он не
будет недооценивать противника. А в остальном проблемы почти те же, что  и
у Питера, планировавшего удар по самому Калифу.
     Когда, где и как - и здесь у Калифа преимущество. Магда может вызвать
его в любое место, но как невероятно искусно это сделано. Ожидая  связи  с
Рамбуйе, Питер заново удивился этой  женщине.  Казалось,  нет  предела  ее
талантам и  способностям;  он  понимал,  что  присутствует  при  тщательно
отрепетированном акте, но вопреки этому сердце его замирало от отчаяния  в
ее голосе, от сдавленных звуков рыданий.
     - Резиденция баронессы Альтман.
     - Гастон?
     - Да, сэр.
     - Генерал Страйд.
     -  Добрый  вечер,  генерал.  Я  жду  вашего  звонка.  Я  чуть  раньше
разговаривал с баронессой. Она попросила меня организовать ваш  прилет  на
Les Neuf Poissons. Я это сделал.
     - А где это, Гастон?
     - Les Neuf Poissons - острова баронессы в  Тихом  океане.  Вам  нужно
будет рейсом УТА [Французская авиакомпания] добраться до  Папеета-Фааа  на
Таити, там вас будет ждать пилот баронессы. Оттуда до  Les  Neuf  Poissons
всего сто миль, но  посадочная  полоса  на  острове  слишком  коротка  для
"Лира", приходится добираться на меньших самолетах.
     - А когда баронесса отправилась туда?
     - Семь дней назад, генерал, - ответил Гастон и сразу ровным уверенным
секретарским голосом стал сообщать подробности. - Билет на рейс  УТА  ждет
вас на контроле, генерал; я зарезервировал для вас место у окна  в  салоне
для некурящих.
     - Вы обо всем подумали. Спасибо, Гастон.
     Питер положил трубку, и понял, что усталость  прошла:  он  чувствовал
себя полным жизни  и  энергии.  Душевный  подъем  опытного  солдата  перед
началом  действий,  подумал   он,   или   просто   перспектива   окончания
нерешительности и страха перед неизвестным? Скоро - плохо или хорошо - все
будет кончено, и он приветствовал это.
     Он прошел в ванную и вылил в раковину остатки виски в стакане.

     Самолет  УТА  DC10  заходил  на  посадку  на  Таити-Фааа  с  востока,
пропуская  острые  вершины  Моореа  под   левым   крылом.   Питер   помнил
великолепные мрачные горы  острова-спутника  Таити  как  фон  музыкального
фильма "Южный Тихий океан", снятого здесь. Вулканические скалы черны и  не
обветрены, и вершины острые, как плавники акулы.
     Они пролетели узким проливом между  двумя  осторовами,  и  посадочная
полоса словно  протянула  руку  в  море,  приветствуя  большую  серебряную
машину.
     Воздух тяжелый, теплый, насыщенный ароматом цветов красного  жасмина,
красивые смуглые девушки грациозно раскачивались в  приветственном  танце.
Острова встречали с необыкновенным дружелюбием и гостеприимством, но когда
Питер прихватил свою легкую  сумку  и  пошел  к  выходу,  произошло  нечто
необычное.  Один  из  полинезийских  таможенников   у   выхода   обменялся
несколькими словами с товарищем и преградил дорогу Питеру.
     - Добрый день, сэр. - Он широко и дружески улыбался, но улыбка не шла
дальше глаз. - Будьте добры, пройдите сюда. - Двое таможенников  проводили
Питера в крошечный кабинет для досмотра.
     - Пожалуйста,  откройте  сумки,  сэр.  -  Быстро,  но  тщательно  они
просмотрели содержимое его сумки и крокодилового брифкейса;  один  из  них
измерительной линейкой проверил наличие скрытых отделений.
     - Должен поздравить вас: вы действуете очень эффективно, -  улыбнулся
Питер, но голос его звучал напряженно.
     - Выборочная проверка, сэр, - ответил, улыбаясь,  старший  офицер.  -
Вы, к несчастью, оказались десятитысячным пассажиром. А  теперь,  сэр,  не
будете ли вы возражать против личного обыска?
     - Обыска? - выпалил Питер. Он хотел выразить протест, но потом просто
поднял руки и сказал: - Валяйте.
     Он представлял себе, что Магда Альтман здесь такая же  знатная  дама,
как и во Франции. Ей принадлежит целая группа островов,  и  достаточно  ей
просто кивнуть, как посетителя подвергнут самому тщательному обыску.
     Таможенник прощупал его руки и бока от подмышек до пояса, а второй  в
это время пригнулся и проверял ноги.
     "Кобру" Питер оставил в сейфе "Хилтона" в Брюсселе. Он ожидал чего-то
вроде этого, так и должен был действовать Калиф.
     - Удовлетворены? - спросил он.
     - Спасибо  за  содействие,  сэр.  Желаем  хорошо  провести  время  на
островах.
     Личный пилот Магды ждал Питера в главном зале и торопливо  пошел  ему
навстречу. Они обменялись рукопожатием.
     - Я встревожился, когда вас не оказалось среди пассажиров.
     - Небольшая задержка на таможне, - объяснил Питер.
     - Мы должны лететь немедленно, если не хотим  садиться  на  Les  Neuf
Poissons ночью. Там это трудно.
     На площадке для обслуживания стоял "лир" Магды, рядом с  ним  "норман
трислендер" казался маленьким и  неуклюжим.  Этот  небольшой,  похожий  на
журавля самолет способен взлетать с коротких полос и садиться на них.
     В самолет уже погрузили коробки и ящики с припасами: все от туалетной
бумаги до шампанского "Вдова Клико", все было привязано и упаковано в сеть
с широкими ячейками.
     Питер занял правое сидение, пилот поговорил с контролем и  повернулся
к Питеру.
     - Час полета. Едва успеем.
     Солнце садилось за ними, когда они подлетали с запада  и  перед  ними
открылись Les Neuf Poissons, как драгоценное изумрудное ожерелье на  синем
бархате океана.
     Девять  островов  характерной  круглой  вулканической  формации,  они
окружали лагуну с такой чистой водой, что все изгибы кораллов  были  видны
так ясно, словно они не под водой, а в воздухе.
     - Когда барон купил острова в 1945 году,  у  них  было  полинезийское
название, - объяснил  пилот  на  своем  четком  французском  уроженца  юга
Франции. - Один  из  полинезийских  королей  подарил  из  своему  любимому
миссионеру, а барон купил их у вдовы миссионера. Барон не  мог  произнести
полнезийское название и потому изменил его... - Пилот усмехнулся. -  Барон
обращался в миром на своих собственных условиях.
     Семь островов представляли собой просто полоски песка с линией пальм,
но два восточных больше, и их базальтовые вулканические холмы блестели  на
заходящем солнце, как шкура большой ящерицы.
     Когда они повернули на посадку, Питер в иллюминатор  у  локтя  увидел
центральное  здание  с  крышей,  крытой  пальмовыми  листьями;  крыша   по
островной традиции изогнута, как нос  корабля,  а  вокруг,  полускрытые  в
роскошной зелени, небольшие бунгало. Они снова  оказались  над  лагуной  и
увидели длинный причал,  далеко  уходящий  в  спокойные  воды;  у  причала
несколько яхт, большая моторная шхуна, которая, очевидно, используется для
доставки тяжелых запасов, таких, как бензин, с Папеете, множество моторных
лодок для катания на лыжах, ныряния  и  ловли  рыбы.  Одна  лодка  шла  по
лагуне, от нее отходил широкий волнистый след; крошечная фигурка на водных
лыжах подняла руку и приветственно помахала. Питер  подумал,  что,  может,
это она, но тут "трислендер" резко наклонился, и в иллюминатор стали видны
только кучевые облака, окровавленные заходящим солнцем.
     Посадочная полоса  короткая  и  узкая,  вырублена  посреди  пальмовой
плантации  на  ровном  месте  между  берегом  и   холмами.   Покрыта   она
раздробленным кораллом. На посадку  самолет  вышел  над  пальмовой  рощей.
Питер заметил, что пилот не преувеличил,  назвав  посадку  трудной.  Из-за
холмов дул сильный поперечный ветер, он раскачивал крылья самолета.  Пилот
отклонился от курса, повернув отчасти навстречу ветру,  и,  когда  самолет
пролетал над самыми  верхушками  пальм,  отключил  двигатель  и  аккуратно
опустился на поверхность  в  пятидесяти  футах  от  начала  полосы;  пилот
мгновенно включил тормоза и остановил машину.
     - Превосходно! - невольно восхищенно воскликнул Питер, и  пилот  чуть
удивленно посмотрел на него, словно это мелочь, не заслуживающая  похвалы.
Баронесса Альтман нанимает только лучших.
     В конце полосы среди пальм ждала  электрическая  повозка  -  в  такой
перемещаются игроки в голф  -  и  в  ней  девушка  полинезийка.  В  парео,
обернутом  ниже  подмышек  -  цельная  полоса  алой   и   золотой   ткани,
опускающаяся до середины бедер. Ноги у нее голые, а  на  голове  венок  их
свежих цветов.
     Она на огромной скорости вела повозку по узкой извивающейся  тропе  в
саду, полном редких экзотических растений, искусно расположенных, так  что
за каждым поворотом ждал новый сюрприз.
     Бунгало  располагалось  над  самым  берегом,  песок   начинался   под
верандой, а океан тянулся до горизонта; бунгало изолированное, словно  это
единственная постройка на острове. Девушка, как ребенок, взяла его за руку
- жест полной невинности - и провела по бунгало, показывая,  как  включать
кондиционер, свет и видео;  все  это  она  говорила  на  местном  варианте
французского языка и все время улыбалась.
     Бар и кухня оказались заполнены продуктами,  в  небольшой  библиотеке
самые свежие бестселлеры и газеты и журналы, устаревшие всего на несколько
дней. В видеоколлекции - несколько новых фильмов, лауреатов "Оскара".
     - Робинзону Крузо следовало бы высадиться здесь, - засмеялся Питер, и
девушка тоже засмеялась и изогнулась, как веселый дружелюбный щенок.
     Два часа спустя она пришла за ним, после  того  как  он  принял  душ,
выбрился, отдохнул и переоделся в легкий  холщовый  тропический  костюм  с
открытой рубашкой и сандалиями.
     Она снова взяла его за руку, и Питер  понял,  что,  если  бы  мужчина
принял это за разрешение, девушка была  бы  обижена  и  смущена.  За  руку
девушка провела его по тропе,  освещенной  искусно  скрытыми  фонарями,  и
вечер был полон рокотом океана и  мягким  шелестом  пальмовых  листьев  на
ветру.
     Они подошли к зданию с крышей, как длинный корабль, тому самому,  что
он видел с воздуха. Изнутри доносилась негромкая музыка и смех,  но  когда
он вышел на  свет,  смех  прекратился  и  с  полдюжины  фигур  в  ожидании
повернулись к нему.
     Питер не  знал,  чего  ожидал,  только  не  этого  веселого  сборища,
загорелых мужчин и женщин в дорогих  элегантных  нарядах,  с  высокими,  с
изморозью, бокалами, полными соков и фруктов.
     - Питер! -  Магда  вышла  из  группы  и  пошла  ему  навстречу  своей
скользящей походкой.
     На ней было мягкое блестящее цвета  золотой  спелой  пшеницы  платье,
высоко  собранное  у  горла  тонкой  золотой  цепочкой,  но   оставлялвшее
обнаженными плечи и спину почти до самых ягодиц. От него захватывало  дух,
потому что тело у нее было  как  розовый  лепесток  и  загорело  до  цвета
свежего меда. Темные волосы собраны в косу толщиной с запястье  и  уложены
на верху головы, а к глазам она прикоснулась тенями, и они стали еще более
раскосыми, зелеными и загадочными.
     - Питер, - повторила она и легко  поцеловала  в  губы.  Прикосновение
легкое, как крылышко мотылька, и он ощутил  аромат  ее  духов  и  тепло  и
волшебство ее тела.
     Чувства его смешались. Что бы он ни узнал о  ней,  он  никак  не  мог
спокойно реагировать на ее физическое присутствие.
     Она была холодна, ухожена  и  уравновешена,  как  никогда;  ни  следа
смущения или ужасного одиночества, которые  он  слышал  в  ее  подавленных
рыданиях за полмира. Она шагнула назад, склонила голову  и  быстро,  легко
улыбаясь, осмотрела его.
     - О, cheri, ты выглядишь гораздо лучше. Я  так  о  тебе  беспокоилась
после нашей последней встречи.
     Ему показалось, что  он  заметил  тень  в  глубине  ее  глаз,  легкую
напряженность рта.
     - А ты еще прекраснее, чем я помню.
     Это правда, он может говорить это вполне искренне, и она  рассмеялась
от удовольствия.
     - Ты никогда не говорил мне этого,  -  ответила  она,  но  манеры  ее
оставались сдержанными. Выражение  привязанности  и  дружелюбия  могло  бы
обмануть его в другое время, но не сейчас. - И я благодарна.
     Она взяла его под руку, сжала пальцами  локоть  и  подвела  к  группе
ожидающих гостей, как будто не могла  больше  оставаться  с  ним  наедине,
опасалась что-то выдать.
     Присутствовало трое мужчин с женами:  американский  сенатор-демократ,
обладающий солидным политическим весом,  человек  с  величественной  седой
гривой, глазами как мертвые устрицы и прекрасной женой, по крайней мере на
тридцать лет моложе его, которая посмотрела на Питера, как лев смотрит  на
газель, и удержала его руку на секунду дольше, чем нужно.
     Был автралиец с могучими плечами  и  большим  животом.  Кожа  у  него
дочерна загорела, а вокруг глаз паутина морщин. Глаза его словно постоянно
смотрели  сквозь  пыль  и  солнечный  блеск  на  далекий   горизонт.   Ему
принадлежит  четверть   известных   мировых   запасов   урана,   а   также
скотоводческая ферма площадью вдвое больше  Британских  островов.  Жена  у
него такая же загорелая, и рукопожатие ее такое же крепкое, как у него.
     Третий мужчина - испанец, фамилия  которого  стала  синонимом  шерри,
вежливый и воспитанный дон, но  с  явными  мавританскими  чертами  тонкого
лица. Питер где-то читал, что шерри и  коньяки,  которые  выдерживаются  в
погребах этого человека, стоят свыше пятисот  миллионов  долларов,  и  это
только часть его огромного наследственного состояния. Жена его  -  смуглая
испанская  красавица  с  удивительной  белой  прядью  в  абсолютно  черных
волосах.
     Как  только  группа  приняла  Питера,  разговор  вернулся  к  дневным
занятиям. Австралиец утром поймал  большого  марлина,  рыбу  свыше  тысячи
футов весом и длиной от клюва до кончика хвоста в пятнадцать футов, и  все
общество было возбуждено.
     Питер почти не принимал участия в разговоре, но  украдкой  следил  за
Магдой Альтман. Она заметила это, он видел это по  тому,  как  она  держит
голову, по напряжению ее длинного стройного тела, но она смеялась вместе с
остальными и на Питера взглянула только раз или два, каждый раз с улыбкой,
но в глубине ее зеленых глаз оставалась тень.
     Наконец она хлопнула в ладоши.
     - Начнем пир.
     Она взяла за руки сенатора и автралийца и  повела  на  берег.  Питеру
пришлось вести жену сенатора. Она прижалась к его  руке  пышным  бюстом  и
провела кончиком языка по губам.
     Двое слуг полинезийцев ждали у длинной груды белого песка, по сигналу
Магды они набросились на груду с лопатами, быстро  обнажили  толстый  слой
водорослей и банановых листьев, из-под которых вырывался густой  ароматный
пар. Под этим слоем стойка из банановой  древесины,  к  которой  подвешены
блюда над еще одним словем  листьев.  Послышались  радостные  восклицания:
аромат  рыбы,  цыплят  и  свинины  смешался  с  запахом   свежевыпеченного
фруктового хлеба, подорожника и древесного угля.
     - Получилось! - радостно  объявила  Магда.  -  Если  внутрь  проходит
воздух, все пропадает. Остаются только угольки.
     За едой и питьем смех и разговоры стали громче и свободней, но  Питер
единственную порцию выпивки растянул на весь вечер и спокойно  ждал  -  не
участвовал в разговоре и избегал льстивых речей жены сенатора.
     Он ждал какого-нибудь указания, когда и где это произойдет. Не здесь,
он  знал,  не  в  этом  обществе.  А  когда  произойдет,  будет  быстро  и
эффективно, как все, что  делает  Калиф.  И  неожиданно  удивился,  почему
пришел,  невооруженный  и   без   поддержки,   на   арену,   избранную   и
подготовленную врагом. Он знал, что лучшей защитой было бы ударить первым,
может, сегодня же ночью, если представится возможность. Чем  быстрее,  тем
безопаснее, и Магда улыбнулась ему через стол, поставленный под пальмами и
нагруженный едой, которой хватило бы на пятьдесят человек. Он улыбнулся ей
в ответ, она поманила его легким кивком головы и, пока мужчины  спорили  и
громко хвастались, извинилась перед женщинами  и  незаметно  скользнула  в
тень.
     Питер посчитал до пятидесяти, потом последовал за ней. Она  ждала  на
берегу. Он увидел ее белую обнаженную спину при лунном свете и пошел туда,
где она стояла, глядя на взволнованные ветром воды лагуны.
     Он подошел к ней сзади, она не повернула головы, но прошептала:
     - Я рада, что ты прилетел, Питер.
     - Я рад, что ты позвала.
     Он коснулся ее шеи, сразу за ухом. Ухо у нее заостренное, почти как у
эльфов, он не замечал этого раньше. Волосы на шее шелковистые на ощупь. Он
легко нашел ось, тонкую кость в основании черепа,  которую  палач  ломает,
когда казнит на виселице. Он может сделать это пальцами, и  будет  так  же
быстро, как веревкой.
     - Извини  меня  за  остальных,  -  сказала  она.  -  Но  я  собираюсь
избавиться от них - боюсь, с неприличной  поспешностью.  -  Она  протянула
руку за спину и сняла его пальцы со своей шеи, и он не сопротивлялся.  Она
расправила его руку и прижала открытую ладонь к своей щеке.  -  Они  уедут
завтра рано утром. Пьер летит с ними назад в Папеете,  и  тогда  Les  Nuef
Poissons будут наши, твои и мои... - С хрипловатым смешком добавила:  -  И
еще тридцать один слуга.
     Он прекрасно понимал, как все будет. Единственные свидетели -  верные
подданные знатной дамы на островах.
     - Теперь нам нужно вернуться. К несчастью, гости у меня очень важные,
я не могу долго уходить от них, но наступит завтра. Слишком  медленно  для
меня, Питер, но оно придет.
     Она повернулась в его руках и поцеловала с неожиданной силой, так что
губы его были прижаты к зубам, потом она оторвалась от него  и  прошептала
на ухо:
     - Что бы ни случилось, Питер, у нас есть нечто ценное, у тебя и меня.
Может, самое ценное, что было у меня в жизни. И этого у меня не отнимут.
     И с необыкновенной скоростью и ловкостью выскользнула из его  объятий
и скользнула по тропе назад к свету. Он медленно пошел за ней,  смущенный,
не зная, как понять ее последние слова, и заключил, что именно такова была
их цель: смутить его и вывести  из  равновесия,  и  в  этот  моент  скорее
почувствовал, чем услышал  движение  за  собой,  мгновенно  развернулся  и
нырнул.
     Человек был в десяти шагах за ним, он двигался, как  леопард,  молча,
под прикрытием лиан и цветущих вьюнков у тропы; только  какой-то  животный
инстинкт предупредил Питера, и тело  его  тут  же  заняло  боевую  стойку,
уравновешенное, напряженное, как стрела на тетиве, готовое и к нападению и
к защите.
     - Добрый вечер, генерал Страйд. - В последнее мгновение  Питер  сумел
остановиться, медленно распрямился, но руки по-прежнему  держал  у  боков,
как лезвия ножей.
     - Карл! - сказал он. Значит, серые волки  были  рядом,  в  нескольких
футах от них, охраняли свою хозяйку даже в самые интимные моменты.
     - Надеюсь, я не встревожил вас, - сказал телохранитель - и хотя Питер
не мог видеть его лица, в голосе его звучала слабая насмешка. Если  ему  и
нужно было подтверждение, полное и окончательное, то вот оно. Только Калиф
нуждается в телохранителях во время романтического свидания. И  Питер  вне
всяких сомнений теперь знал, что до наступления следующего вечера либо он,
либо Магда Альтман будут мертвы.

     Прежде чем уйти в бунгало, он осторожно обошел кусты, окружавшие его.
Ничего подозрительного не обнаружил, но внутри постель была  приготовлена,
его бритвенный прибор  вычищен  и  аккуратно  расставлен.  Грязную  одежду
унесли для чистки, а чистую разложили и развесили аккуратнее,  чем  делает
он сам. Он не знал, обыскали ли остальное  его  имущество,  но  безопаснее
предположить,  что  обыскали.  Калиф  не  упустил  бы  такую  элементарную
предосторожность.
     Замки на дверях и окнах слабые, вероятно, ими годами не пользовались,
потому что в этом раю не было змеев. До  последнего  времени.  Поэтому  он
расставил стулья  и  другие  препятствия  таким  образом,  чтобы  вошедший
наткнулся на них в темноте, потом смял постель и положил подушку и  одеяла
так, что они напоминали спящего, а  сам  отнес  одно  одеяло  на  диван  в
гостиную. Он вообще-то не ожидал нападения, пока гости на острове, но если
оно произойдет, он хотел нарушить сценарий Калифа, насколько возможно.
     Спал он  тревожно,  просыпался  от  каждого  прикосновения  пальмовых
листьев к крыше, от отражения луны на стене. Перед самым рассветом  заснул
крепче, и сны его были  кошмарными  и  бессмысленными,  только  пораженное
ужасом лицо Мелиссы-Джейн  и  ее  крик  задержались  в  памяти,  когда  он
проснулся. Это воспоминание вызвало в нем холодную  жажду  мести,  которая
слегка утихла за недели после ее освобождения,  и  он  почувствовал  новую
уверенность, новую цель,  решимость  преодолеть  размягчающий  смертельный
обман Калифа.
     Он встал в предрассветной жемчужной полутьме  и  спустился  на  пляж.
Проплыл милю за риф, потом долго возвращался против сильного  течения,  но
выбрался на берег освеженный, чувствуя себя сильным и жестким, как не было
уже много недель.
     "Хорошо, - мрачно подумал он. Пусть приходит. Я готов, как никогда".
     На  сахарном  песке  пляжа,  выглаженном  ночным  приливом,   давался
прощальный завтрак для улетающих гостей: розовое шампанское "Лоран Пьер" и
оранжерейная клубника, доставленная самолетом из Окленда, Новая Зеландия.
     На Магде  Альтман  были  короткие  зеленые  брюки,  демонстрировавшие
великолепие ее  длинных  ног,  и  такого  же  цвета  лифчик,  прикрывавший
маленькие груди, но живот и  плечи  у  нее  оставались  обнаженными.  Тело
прекрасно тренированного спортсмена, но нарисованное великим художником.
     Питеру она показалась необычно взволнованной, веселье  ее  было  чуть
принужденным, а хрипловатый  негромкий  смех  чуть  торопливым  -  и  чуть
резковатым. Как будто она приняла какое-то трудное  решение  и  крепилась,
чтобы  осуществить  его.  Питеру  они   с   Магдой   казались   подлинными
противниками,  которые  тщательно  готовились  к  предстоящей  сзватке,  -
подобно профессиональным боксерам перед взвешиванием.
     После завтрака все в кавалькаде электрических машин поехали на летное
поле. Сенатор, разогретый шампанским и начинающий потеть на жаре,  слишком
сердечно принялся прощаться с Магдой, но она искусно уклонилась от его рук
и ловко, вслед за другими пассажирами, усадила в "трислендер".
     Пьер, пилот Магды, в начале взлетной полосы проверил по  очереди  все
три двигателя.  Потом  отпустил  тормоза,  и  как  только  машина  набрала
скорость, поднял ее в воздух. Неуклюжая машина пролетела  над  пальмами  в
конце короткой полосы, на пятьсот футов не дойдя до ее конца,  -  и  Магда
оживленно повернулась к Питеру.
     - Я почти не спала ночью, - призналась она и поцеловала его.
     - Я тоже, - ответил Питер - и про себя добавил: - Я уверен, по той же
самой причине.
     - Я освободила для нас целый день, - продолжала Магда, -  и  не  хочу
терять из него ни секунды.
     Старший лодочник уже подвел большую сорокапятифутовую рыболовную яхту
Магды к концу причала. Прекрасная яхта, с обтекаемыми очертаниями,  отчего
казалось, что даже у  причала  она  летит;  совершенно  очевидно,  за  ней
ухаживали с любовью. Покраска безупречна, металлические детали надраены до
зеркального блеска. Лодочник радостно  улыбался,  когда  Магда  что-нибудь
говорила ему.
     - Баки полны, госпожа баронесса. Баллоны заряжены кислородом,  удочки
готовы. Водные лыжи в кладовке, а шеф сам принес переносной холодильник.
     Но его  широкая  улыбка  поблекла,  когда  он  узнал,  что  баронесса
отплывает на яхте одна.
     - Вы мне не доверяете? - рассмеялась она.
     - О, конечно, госпожа баронесса... -  Но  он  не  смог  скрыть  свого
разочарования, что приходится передавать команду - даже такому  достойному
капитану.
     Он  сам  отдал  швартовы,  беспокойно  давая   последние   советы   и
наставления Магде, когда брешь между яхтой и берегом начала увеличиваться.
     - Ne t'inquiet pas! [Не беспокойтесь (фр.)] - со смехом крикнула  она
ему, но он сделал угнетенный жест, когда Магда включила  оба  двигателя  и
яхта двинулась, сразу словно оторвавшись от поверхности. След  за  кормой,
глубокий, ясный и прямой, ясно виден в  чистой  зеленоватой  воде  лагуны;
такой след - результат продуманнной формы корпуса. Яхта гладко  повернула,
Магда направила ее в проход между рифами и в открытый океан.
     - Куда мы идем?
     - За рифом на глубине в  сто  футов  лежит  старый  японский  военный
самолет. В сорок четвертом его потопили янки.  Там  прекрасное  место  для
погружения. Сначала поплывем туда...
     "Как? - думал Питер. - Может, один из  аквалангов  частично  заполнен
окисью углерода. Сделать это  просто.  Пропустить  выхлопные  газы  дизеля
через угольный фильтр, чтобы лишить запаха, и  окись  углерода  невозможно
будет обнаружить. Заполнить цилиндр под  давлением  в  тридцать  атмосфер,
потом добавить под давлением в сто десять атмосфер чистый  воздух.  Смерть
быстрая, но не настолько, чтобы встревожить жеотву. Просто  нежный  долгий
сон. Когда жертва выпустит нагубник, цилиндры  сами  очистятся  от  всяких
следов газа. Прекрасный способ".
     - После этого поплывем на Ile des Oiseaux [Птичий  остров  (фр.)].  С
тех пор как  Аарон  заставил  островитян  перестать  красть  яйца,  у  нас
образовалось одно из самых крупных гнездилищ крачек, гагарок и фрегатов  в
южной части Тихого океана...
     А  может,  подводное  ружье.  Быстро  и   эффективно.   На   коротком
расстоянии, допустим, в два  фута,  даже  под  водой  копье  пробьет  тело
человека - войдет между лопаток и выйдет из груди.
     - Потом сможем покататься на лыжах...
     Что может быть легче, чем включить на полную мощность  оба  дизеля  и
потащить ничего не ожидающего лыжника? Если он  не  разобьется  о  корпус,
гребные  винты,  вращающиеся  со  скоростью  пятьсот  оборотов  в  минуту,
разрубят его аккуратно, как ломоть заранее нарезанного хлеба.
     Питер обнаружил, что его занимает эта игра в догадки. Он пожалел, что
так никогда и не узнает, что она задумала, и оглянулся  назад  с  высокого
мостика, на котором они стояли вдвоем. Главный остров  уже  погррузился  в
воду, их не видно для всякого, у кого нет мощного бинокля.
     За ним Магда сняла ленту с головы, и  за  ней  устремилось  по  ветру
темное волнующееся знамя ее волос.
     - Пусть будет  так  всегда!  -  крикнула  она  поверх  шума  ветра  и
двигателей.
     - Продано леди с сексуальным задом! - крикнул ей в ответ Питер, и ему
пришлось напомнить себе, что она  одна  из  наиболее  подговленных  убийц,
какие ему встречались. И ее смех и красота  не  должны  отвлекать  его.  И
нельзя позволить ей нанести удар первой. В таком случае его шансы  на  то,
чтобы уцелеть, очень малы.
     Он снова оглянулся на землю. Теперь в любую минуту, подумал  Питер  и
передвинулся, словно глядя в сторону, заходя ей чуть в тыл, но по-прежнему
в поле ее периферийного зрения; она с улыбкой чуть повернулась к нему.
     - Во время прилива здесь всегда есть желтохвосты.  Я  пообещала  шефу
привезти пару живьем, - объяснила она. Спустись, пожалуйста, вниз и возьми
две удочки, cheri. Перьевые мушки в переднем правом ящике.
     - Хорошо, - кивнул он.
     - Когда повернем в пролив, я  перейду  на  траловую  скорость.  Тогда
забрасывай удочки.
     - D'accord [Хорошо (фр.)]. -  И  в  каком-то  порыве  добавил:  -  Но
сначала поцелуй меня.
     Она повернула к нему лицо, и он удивился, почему сказал это.  Не  для
того чтобы попрощаться. Он в этом  уверен.  Чтобы  успокоить  ее,  немного
отвлечь, и однако, когда их губы встретились, он испытал глубокую печаль и
сожаление.  Ее  губы  медленно  и  влажно  раскрылись  перед  ним,  и  ему
показалось, что сердце его лопнет. На мгновение он подумал, что сам умрет,
прежде чем сделает это, темные волны отчаяния поглотили его.
     Он положил руку ей на шею, и она прижалась  к  нему  всем  телом,  он
продолжал гладить ее, отыскивая место, нашел  его,  расположил  большой  и
указательный пальцы, прошли одна-две секунды, и она мягко отодвинулась  от
него.
     - Эй! - хрипло прошептала она. - Перестань, или я налечу на риф.
     Он не мог  сделать  это  голыми  руками.  Просто  не  мог.  Но  нужно
действовать быстро, очень быстро. С каждой минутой опасность для него  все
увеличивается.
     - Иди! - приказала она и игриво ударила его в грудь. - У нас есть для
этого время, все время в мире. Будем наслаждаться им, каждым мгновением.
     Он не смог этого сделать и отвернулся. И только когда он по  стальной
лестнице спускался вниз, в кубрик, ему пришло в голову, что все  время  их
поцелуя правые пальцы ее  руки  были  любовно  прижаты  к  его  горлу  под
подбородком. Она могла раздавить ему  гортань,  парализовать  его,  всадив
большой палец в чувствительную область горла при  первом  же  нажатии  его
руки.
     В кубрике у него появилась новая мысль. Другую руку  она  держала  на
его теле, нежно поглаживая в районе ребер. Эта рука  могла  ударить  снизу
вверх, разорвав ему диафрагму. Инстинкт, должно быть, предупредил его. Она
была нацелена на удар, больше, чем он. Она была внутри его рук, он не  мог
защититься, она ждала - и он слегка вздрогнул на горячем утреннем  солнце,
сознавая, как близок был к смерти.
     И это осознание превратилось в нечто иное и скользнуло по спине,  как
вода по  тающей  сосульке.  Страх,  не  страх  труса,  но  страх,  который
ожесточил его и сделал тверже. В следующий раз он не будет колебаться.
     Обдумывая свои  проблемы,  он  инстинктивно  продолжал  выполнять  ее
приказ. Поднял крышку закрытого  ящика  под  сидением.  В  обитой  мягкими
тканями внутренности он увидел разнообразные принадлежности рыбной  ловли:
мотки медной и стальной лески пятидесяти различных размеров,  грузила  для
разных типов воды и дна, наживки из пластика и перьев, из эмалированного и
полированного металла, крючки для гигантских  рыб  и  для  мелочи  -  и  в
отдельном желобе сбоку - нож.
     Сорокадолларовый нож ниндзя с наборной лексановой ручкой,  пестрой  и
изогнутой, чтобы удобнее было держать в руке. Семидюймовое лезвие вогнутой
притертой стали, шириной в три дюйма у рукояти и  к  концу  заостряющееся,
как стилет.  Жестокое  оружие,  им  можно,  вероятно,  перерубить  дубовое
полено, как рекламируют производители. Пробьет тело человека,  его  кости,
словно сыр чеддер.
     Питер пробно взмахнул  ножом,  он  великолепно  лег  в  руку.  Лезвие
свистнуло в воздухе, и,  когда  он  слишком  торопливо  тронул  край,  оно
ужалило, как бритва, и  оставило  кровавую  красную  полосу  на  подушечке
пальца.
     Питер сбросил брезентовые туфли, чтобы резиновые подошвы не скрипнули
на палубе. Теперь на нем  только  тельняшка  и  плавки  боксерского  типа,
одежда не помешает действиям.
     Босиком неслышно поднялся он на первые три ступени лестницы и  поднял
глаза, глядя на мостик.
     Магда Альтман стояла у приборов  яхты,  вводя  ее  в  русло  пролива,
сосредоточенно глядя вперед.
     Волосы  ее  по-прежнему  летели  по   ветру   извивающимися   густыми
спутанными прядями. Голая шея  была  обращена  к  нему,  четко  очерченная
ложбинка спускалась по спине, по бокам ее твердые мышцы.
     Короткие брюки на одной ноге слегка  задрались,  приоткрыв  полумесяц
круглой белой ягодицы, а ноги у нее длинные и стройные, как у балерины,  и
она легко балансирует  на  них,  приподнявшись,  чтобы  заглянуть  за  нос
корабля.
     Питер ушел с мостика всего десять  секунд  назад,  и  она  ничего  не
подозревает.
     Питер не повторил свою ошибку, он одним быстрым  рывком  поднялся  по
лестнице, и шум дизелей перекрывал звуки его движений.
     Действуя ножом, нужно помнить о возможности  наткнуться  на  кость  и
правильно выбирать место удара.
     Питер выбрал участок спины на уровне почек,  где  кость  не  защищала
внутренности.
     Необходимо нанести удар ножом изо всей силы. Это увеличивает шансы не
попасть в кость и усиливает парализующее действие удара.
     Питер вложил в свой удар всю инерцию прыжка.
     Паралич еще усиливается, если в  момент  удара  наполовину  повернуть
лезвие.
     Мышцы правой руки Питера были напряжены в ожидании этого момента,  он
готов был повернуть нож, увеличивая размер раны.
     Полоска  из  нержавеющей  стали  -  приборная  доска  яхты   -   была
отполирована до блеска, и в ней все отражалось  искаженно,  как  в  кривых
зеркалах ярмарочной площади. И только в  тот  момент,  когда  он  завершал
движения, вкладывая в него всю силу, Питер понял, что она следит за ним по
отражению, следила с того момента, как он спустился вниз.
     Изогнутая поверхность искажала его лицо, казалось, оно состоит только
из двух огромных глаз, это отвлекло его на тысячную долю секунды до  того,
как острие должно было погрузиться в тело. Он не видел ее движения.
     Слепая цепенящая боль разорвалась в  его  правом  боку  и  руке,  она
возникла в том месте, где ключица соединяется с предплечьем, в то же время
что-то ударило его по руке, чуть ниже локтя. Удар ножа был отражен, лезвие
прошло в дюйме от ее бедра, острие ударилось в сталь перед ней, проведя по
металлу глубокую царапину, и онемевшие пальцы Питера  не  смогли  удержать
ручку.  Оружие  вырвалось  у  него  из  руки,  со   звоном   ударилось   о
металлические перила и отлетело назад, в  кубрик.  Питер  понял,  что  она
ударила назад, не  глядя  на  него,  руководствуясь  только  отражением  в
контрольной панели, чтобы нанести точный удар в район плеча.
     Боль охватила его, и самой естественной реакцией было  схватиться  за
больное место. Но он с каким-то рефлексом выживания взмахнул левой  рукой,
чтобы  защитить  шею  от  следующего  удара,  тоже  нанесенного  назад,  и
почувствовал, словно его ударили бейзбольной битой. Он даже не видел этого
удара, он был нанесен так  быстро  и  жестко,  мгновенным  движением,  как
колебание крыла колибри, поразительно сильно  она  ударила  его  по  мышце
руки.
     Если бы удар пришел в шею, куда был нацелен, Питер был  бы  мгновенно
убит; но так у него была только парализована другая рука, и  теперь  Магда
легко  поворачивалась  к  нему,  соединяя  бычью  силу  со   скоростью   и
координированностью движений.
     Он знал, что должен попытаться удержаться возле  нее,  сдерживать  ее
весом своего тела, своим размером и силой, и ухватился согнутыми  пальцами
правой руки, но она легко вырвалась. Он сорвал легкую  полоску  эластичной
ткани, прикрывавшей ее груди, а она повернулась, уклонилась от его  другой
руки, когда он отчаянно попытался ударить ее.
     Он увидел, что лицо у нее смертельно бледное от  хлынувшего  в  кровь
адреналина. Губы она отдернула в гримасе концентрации  и  ярости,  и  зубы
казались острыми, как у самки леопарда, попавшей в ловушку.
     Все равно что сражаться с леопардом. Она с неослабной  яростью  снова
бросилась на него - без всякого  страха,  больше  не  человек,  нацеленная
только на уничтожение.
     Длинные волосы вились  вокруг  него,  ударили  мгновенно  по  глазам,
ослепив и лишив равновесия, и в то же мгновение  она  снова  ударила,  как
мангуст кобру, каждое движение плавно переходило в следующее, напряженные,
с красными сосками груди дергались при каждом ударе.
     С огромным изумлением Питер понял, что она  побеждает  его.  Он  едва
успевал защищаться; снова и снова она била его ногами по бедрам  и  нижней
части живота, каждый раз коленом ударяла его в промежность и кости таза, и
он чувствовал, как тают  его  силы,  становится  медленнее  реакция.  Если
повезет, он сумеет еще отражать ее удары, но каждое  мгновение  она  может
свалить его, потому что она  не  останавливалась  ни  на  мгновение,  била
руками и ногами, сбивала его равновесие - а он еще ничего  не  сделал,  не
коснулся ее своими контрударами. По-прежнему не ощущал свои руки и пальцы.
Ему нужна передышка, нужно оружие, и он в отчаянии подумал о ноже, упавшем
за ним в кубрик.
     Он отступил перед следующим нападением, и перила мостика уперлись ему
в спину; в то же мгновение отразил еще один  ее  удар  рукой  -  удар  был
нацелен ему в горло, а пришелся в нос.  Глаза  его  мгновенно  наполнились
слезами, он почувствовал, как по верхней губе и горлу течет теплая  кровь;
он быстро согнулся и в тот же момент отскочил  в  сторону,  как  прыгун  в
повороте с трехметровой доски. Перила  сзади  помогли  ему  повернуться  в
воздухе, и он рассчитал правильно. Как кошка, он приземлился  на  ноги  на
палубе, в десяти футах под мостиком, согнув колени, чтобы  смягчить  удар,
вытер  слезы  с  глаз  и  принялся  разгибать  руки,  чтобы   восстановить
кровообращение.
     И тут же увидел нож. Нож скользнул по палубе и застрял  в  шпигате  -
жолобе для отвода воды. Питер бросился к нему.
     Прыжок застал ее врасплох, она как  раз  приготовилась  к  последнему
смертельному удару в  шею,  но  она  тут  же  собралась  и  устремилась  к
лестнице, а Питер внизу пытался добраться до ножа ниндзя.
     Она прыгнула к нему ногами вперед, пролетела десять  футов,  и  голые
подошвы ее ног ударили его, и инерция удара была усилена пинком.
     Она попала ему в спину, его отбросило на палубу, он ударился  головой
о переборку, и на мгновение в глазах его потемнело. Чувства покидали  его,
и потребовалось невероятное усилие, чтобы быстро  откатиться  и  подтянуть
колени к груди, защищаясь от следующего - смертельного - удара. Он отразил
этот удар голенью и  снова  устремился  к  ножу.  Пальцы  его  распухли  и
потеряли  чувствительность,  только  коснувшись  пестрой  рукояти,   Питер
распрямил свое согнутое тело, как стальную пружину, и ударил  ногами.  Это
был удар вслепую, нанесенный в полном отчаянии.
     Первый удар, который дошел до нее; в  этот  момент  она  собралась  в
готовности к новому нападению; ноги его коснулись ее живота под ребрами, и
если бы плоть тут была мягкой и податливой, удар убил бы ее;  но  давление
приняли на себя жесткие плоские мышцы - удар отбросил ее к кубрику, воздух
со свистом вырвался из ее легких, и  длинное  стройное  тело  согнулось  в
болезненной конвульсии.
     Питер понял, что ему повезло случайно, что это был  его  единственный
шанс, но тело его разрывала такая боль, что он с трудом смог  приподняться
на локте, слезы и кровь мешали ему смотреть.
     Он сам не понимал, как это ему удалось, каким-то невероятным  усилием
воли, но он снова встал на ноги  с  ножом  в  руке,  инстинктивно  защищая
лезвием правый бок; пригнувшись, он двинулся вперед, согнув левую руку как
щит. Он знал, что должен быстро прикончить ее, долго он не выдержит.  Силы
его кончались.
     Но у нее тоже было оружие.  Двигаясь  с  невероятной  быстротой,  она
сорвала петлю, удерживашую у входа в каюту багор.
     Восемь  футов  тяжелого   лакированного   ясеня,   с   красивой,   но
смертоносной медной головкой, и она просунула острие вперед, угрожая  ему,
не давая подойти, пока воздух не заполнит ее пустые легкие.
     Она приходила в себя быстро,  гораздо  быстрее,  чем  сам  Питер.  Он
видел, как в глазах  ее  снова  вспыхнул  огонек  убийства.  Он  долго  не
выдержит. Нужно рискнуть и все силы вложить в последнюю попытку.
     Он бросил нож,  целясь  ей  в  голову.  Ниндзя  не  предназначен  для
метания, он повернулся в полете ручкой  вперед,  но  ей  все  же  пришлось
поднять багор, чтобы отразить нож. Именно этого отвлечения он ждал.
     Питер использовал  инерцию  своего  движения,  чтобы  поднырнуть  под
багор, и ударил ее плечом, когда ее руки были подняты.
     Обоих откинуло к переборке каюты, и Питер отчаянно пытался ухватиться
руками. Опору нашел в густых блестящих прядях и впился в них пальцами.
     Она сопротивлялась, как умирающее животное; он  не  поверил  бы,  что
возможны такая сила, ярость и храбрость, но сейчас он смог непосредственно
применить свои превосходящие вес и силу.
     Он прижал ее у груди, зажав одну ее руку между телами,  а  другой  за
волосы смог оттянуть назад ее голову, обнажив длинный гладкий изгиб шеи.
     Одновременно он скрестил свои ноги, как ножницы, чтобы она  не  могла
ударить его своими сильными ногами, и она оба упали на палубу.
     С невероятным усилием  она  сумела  так  переместить  свой  вес,  что
оказалась сверху, груди ее скользнули по  его  груди,  липкой  от  пота  и
крови, текущей из носа, но Питер напряг изо  всех  остающихся  сил  плечи,
перевернулся и навалился на нее.
     Они прижались дргу к другу - грудь к груди, лоно к лону - в  какой-то
чудовищной пародии на любовный акт, их разделяло только древко багра.
     Питер тянул ее за волосы, прижимая голову к палубе, и глаза  ее  были
всего в шести дюймах от его глаз, а кровь из его носа и рта капала  ей  на
лицо.
     Никто из них не сказал ни слова, слышалось только тяжелое дыхание.
     Они смотрели друг другу в глаза и в этот момент  оба  перестали  быть
людьми, превратились в двух  зверей,  борющихся  за  жизнь;  Питер  быстро
передвинулся, так что древко багра легло на  незащищенное  горло.  Она  не
была готова к этому и слишком поздно попыталась увернуться.
     Питер знал, что не должен выпускать ее волосы,  не  может  расслабить
руку, сжимающую ее тело, и  ноги,  удерживающие  ее  ноги.  Он  чувствовал
стальную упругость ее тела, она собиралась с силами. Если он хоть  немного
ослабит хватку, она вывернется, а у  него  не  хватит  силы,  чтобы  снова
схватить ее.
     Локтем руки, которой держал волосы, он начал давить на древко  багра,
медленно втискивая его ей в горло.
     Она знала, что проиграла, но продолжала бороться.  Однако  постепенно
слабела, и Питер мог все больше веса перемещать на багор. Медленно лицо ее
краснело, темнело, губы дрожали при болезненных попытках вдохнуть  воздух,
на углах рта появилась пена и потекла по щекам.
     Она умирала, и для Питера это стало самым страшным зрелищем в  жизни.
Он осторожно передвинулся, чтобы еще сильнее надавить  на  багор,  который
сломает ей шею, и она увидела это в его взгляде.
     И впервые заговорила. Это был хрип, доносившийся из распухших губ.
     - Меня предупредили. - Ему показалось, что он не понял, и он  удержал
последний нажим, удлинил на несколько мгновений ее жизнь.  -  Я  не  могла
поверить. - Слабый шепот, едва различимый. - Не ты.
     Она перестала  сопротивляться,  тело  ее  расслабилось,  она  наконец
признала необходимость умереть. Свирепый зеленый огонь погас в  глазах,  в
них появилось выражение бесконечной печали, словно признание  невероятного
предательства всего хорошего и верного.
     Питер  не  мог  заставить  себя  сделать  последний  нажим,   который
прикончит ее. Он скатился с нее и отбросил тяжелый багор к кубрику.  Багор
с грохотом ударился о переборку, а Питер с всхлипыванием пополз по палубе,
повернувшись к Магде спиной, зная, что она еще жива и  потому  опасна,  но
теперь ему было все равно. Он зашел так далеко,  как  мог.  Ему  было  все
равно, если даже она убьет его, он даже приветствовал такой  исход  -  это
освобождение.
     Он подполз к поручню и попытался  встать  на  ноги,  в  любой  момент
ожидая смертельного удара в шею, когда она снова нападет на него.
     Но этого не произошло, и он встал на колени,  тело  его  дрожало  так
сильно,  что  застучали  зубы;   каждое   измученное   сухожилие,   каждая
напряженная мышца просили об отдыхе. Пусть убивает, подумал  он,  это  уже
неважно. Сейчас ничего не имеет значения.
     Придерживаясь за поручень, он медленно повернулся, перед глазами  все
плыло, видны были темные пятна и вспышки алого и белого пламени.
     Сознание покидало его. Помутившимся взглядом он увидел, что она стоит
на палубе на коленях лицом к нему.
     Ее обнаженный торс был испачкан его кровью,  гладкая  загорелая  кожа
блестела от пота близкой смерти. Лицо ее распухло  и  побагровело,  волосы
спутались. На горле ярко-алая полоска, там, где прижималось древко  багра,
и она  дышала  с  трудом,  и  маленькие  груди  поднимались  и  опускались
порывисто, в такт дыханию.
     Они смотрели друг на друга, не  в  силах  заговорить,  доведенные  до
самого края существования.
     Магда покачала головой, словно отрицала весь  этот  ужас,  и  наконец
попыталась заговорить, но не смогла. Тогда она облизала  губы  и  поднесла
одну тонкую руку к горлу, пытаясь смягчить боль.
     Попыталась снова и на этот раз сумела произнести одно слово:
     - Почему?
     Он целых  полминуты  не  мог  ответить,  собственное  горло  казалось
перекрытым, сросшимся, как старая рана. Он понимал, что не  выполнил  свой
долг, но не мог возненавидеть себя за это. Мысленно он формулировал ответ,
будто говорил  на  чужом  языке,  и  когда  заговорил,  голос  его  звучал
незнакомо и хрипло, в нем слышалось признание поражения.
     - Не смог, - сказал он.
     Она снова покачала  головой  и  попыталась  сформулировать  следующий
вопрос. И снова не смогла, произнесла только одно слово, то же самое:
     - Почему?..
     И у него не было ответа.
     Она смотрела на него, потом ее глаза  медленно  заполнились  слезами,
слезы потекли по щекам,  повисли  на  подбородке,  как  утренняя  роса  на
листьях лозы.
     Она медленно поползла вперед по палубе, и в течение многих  секунд  у
него не было сил, чтобы последовать за ней, потом он подполз  и  опустился
рядом с ней на колени; приподнял верхнюю часть ее тела, неожиданно придя в
ужас оттого, что, может быть, он все-таки убил ее.
     Почувствовал, что она дышит, и облегчение  заполнило  его  измученное
тело; она прижалась головой к его плечу, и он увидел, что из  ее  закрытых
клаз по-прежнему катятся крупные слезы.
     Он принялся  укачивать  ее  на  руках,  как  ребенка,  -  совершеннно
бесполезный жест, и только тут смысл ее слов начал доходить до него.
     - Меня предупредили, - прошептала она.
     - Я не могла поверить, - сказала она.
     - Не ты.
     И он понял, что если бы не  эти  слова,  он  убил  бы  ее.  Убил  бы,
привязал бы груз к телу и выбросил бы в море. Но эти  слова,  хоть  он  не
понял их смысла, проникли куда-то в самые глубины его сознания.
     Она пошевелилась у него на груди. Что-то сказала - похоже на его имя.
И он вернулся к действительности. Яхта продолжала  идти  по  проливу  мимо
рифов.
     Он осторожно положил Магду на палубу и с трудом по лестнице  поднялся
на мостик. Вся ужасная схватка заняла меньше минуты - от  удара  ножом  до
того момента, как она потеряла сознание.
     Яхту вел автомат, и она шла прямым курсом  через  пролив  в  открытый
океан. Это подкрепило его уверенность, что Магда предвидела его нападение.
Она  изображала  полную  сосредоточенность  у  приборов,  заставляла   его
напасть, а сама переключила яхту на автомат и готова была к удару.
     Но это не имеет  смысла.  Он  понял  только,  что  допустил  какую-то
серьезную  ошибку.  Отключил  автопилот  и  снизил  обороты,  прежде   чем
выключить главный двигатель. Дизели негромко урчали, яхта плавно повернула
по ветру и пошла по траверзу к открытому океану.
     Питер бросил взгляд назад, за корму. Острова  превратились  в  темную
полоску на горизонте. Он с трудом стал спускаться по лестнице.
     Магда полусидела, быстро приходя в себя, и, когда он подходил к  ней,
увидел, как в глазах ее промелькнул страх.
     - Все в порядке, - сказал он ей, голос его  звучал  еще  неровно.  Ее
страх глубоко задел его. Он не хотел, чтобы она боялась его.
     Он взял ее на руки, тело ее застыло в  неуверенности,  как  у  кошки,
поднятой против воли, но она была слишком слаба, чтобы сопротивляться.
     - Все в порядке, - неловко повторил он и отнес ее в  каюту.  Все  его
тело было избито, каждая кость ныла, словно расколотая, но он нес  ее  так
нежно, что ее решимость сопротивляться растаяла, и она прижалась к нему.
     Он опустил ее на кожаный диван, но когда попытался  выпрямиться,  она
обхватила его рукой за шею и удержала.
     - Я  оставила  здесь  нож,  -  хрипло  прошептала  она.  -  Это  было
испытание.
     - Позволь мне взять медицинскую сумку. - Он попытался высвободиться.
     - Нет. - Она покачала головой и сморщилась от  боли  в  горле.  -  Не
уходи, Питер. Останься со мной. Я так боюсь. Я  должна  была  убить  тебя,
если ты  возьмешь  нож.  Я  почти  сделала  это.  О,  Питер,  что  с  нами
происходит? Мы оба сошли с ума?
     Она отчаянно вцепилась в него, и он опустился на колени и склонился к
ней.
     - Да, - ответил он, прижимая ее к груди. - Да, должно быть, мы  сошли
с ума. Я не понимаю больше ни себя, ни происходящего.
     - Почему ты взял нож, Питер? Пожалуйста - ты должен мне  сказать.  Не
лги, скажи мне правду. Я должна знать, почему.
     - Из-за Мелиссы-Джейн... из-за того, что ты с ней сделала...
     Он почувствовал, как она  вздрогнула,  словно  он  снова  ее  ударил.
Попыталась заговорить, но послышался только хрип отчаяния,  и  Питер  стал
объяснять.
     - Обнаружив, что ты Калиф, я должен был убить тебя.
     Казалось, она собрала все силы, но когда заговорила, послышался  лишь
хриплый шепот.
     - А почему ты остановился, Питер?
     - Потому что... - Теперь он знал причину.  -  Потому  что  неожиданно
понял, что люблю тебя. И все остальное потеряло смысл.
     Она ахнула и почти минуту молчала.
     - Почему ты решил, что я Калиф? - спросила она наконец.
     - Не знаю. Больше ничего не знаю... знаю только, что  люблю  тебя.  И
только это имеет значение.
     - Что происходит с нами, Питер? - еле слышно пожаловалась  она.  -  О
Боже, что происходит с нами?
     - Ты Калиф, Магда?
     - Но, Питер, это ведь ты пытался убить меня. Ты не выдержал испытания
ножом. Ты Калиф.

     Под руководством  Магды  Питер  провел  яхту  через  узкий  проход  в
коралловых рифах, окружающих Птичий остров, а над ним  летали  с  хриплыми
криками морские птицы, заполняя воздух ударами крыльев.
     В пяти фантомах от берега, в укрытии от ветра, он бросил якорь, потом
по высокочастотному радио  связался  с  главным  островом  и  поговорил  с
главным лодочником.
     - Баронесса решила  переночевать  на  борту,  -  объяснил  он.  -  Не
волнуйтесь о нас.
     Когда он спустился в каюту, Магда уже настолько пришла  в  себя,  что
могла сесть. Из ящика достала бархатный купальный костюм, а горло закутала
полотенцем, чтобы  скрыть  синяк,  который  выделялся  на  коже,  как  сок
переспевшей сливы.
     Питер отыскал медицинскую сумку в ящике над туалетом; она  возражала,
когда он дал ей две болеутолюящих  таблетки  и  четыре  таблетки  бруфена,
чтобы уменьшить воспаление и кровоподтеки на горле и теле.
     - Прими, - приказал он и, когда она послушалась, дал ей стакан.
     Потом осторожно снял полотенце с ее горла и кончиками пальцев  покрыл
синяк кремом.
     - Мне уже  лучше,  -  прошептала  она,  но  теперь  почти  совершенно
лишилась голоса.
     - Посмотрим на твой живот. -  Он  осторожно  уложил  ее  на  спину  и
расстегнул молнию костюма. Синяк в том месте, где  он  ударил  ее  ногами,
начинался сразу под маленькими грудями и доходил почти до пупа на  плоской
жесткой поверхности ее живота; он и его натер кремом, чуть помассировал, и
она вздохнула и что-то прошептала,  успокаиваясь.  Когда  он  кончил,  она
смогла  с  трудом,  болезненно  согнувшись,  передвигаться.  Закрылась  на
пятнадцать минут, пока Питер занимался собственными ранами, а когда вышла,
оказалось, что она вымыла лицо и причесалась.
     Он налил в два старинных бокала бурбон "Джек Дэниэль" и протянул один
ей. Она опустилась на диван рядом с ним.
     - Выпей. Будет легче горлу, - приказал он, и  она  выпила  и  ахнула,
когда горло обожгло алкоголем, и отставила бокал.
     - А ты, Питер? - хрипло, с неожиданным беспокойством спросила она.  -
Как ты?
     - Одно беспокоит, - ответил он. - Как ты могла  так  рассердиться  на
меня? - Он улыбнулся, и она тоже  засмеялась,  но  подавилась  от  боли  и
кончила тем, что прижалась к нему.
     - Мы можем поговорить? - мягко спросил он. - Нужно кое-что выяснить.
     - Да, я знаю, но еще нет, Питер. Подержи меня еще  немного.  -  И  он
удивился тому ощущению спокойствия, которое охватило его.  Теплое  женское
тело, прижимаясь к нему, смягчало боль тела и ума, он  гладил  ее  волосы,
она прижималась носом к его горлу.
     - Ты сказал, что любишь меня, - прошептала  она  наконец.  Произнесла
вопросительно, искала уверенности.
     - Да, люблю. Я думаю, что всегда знал это, но  когда  узнал,  что  ты
Калиф, должен был глубоко похоронить это чувство. Только в самом  конце  я
признался самому себе.
     - Я рада, - просто ответила она. - Потому  что,  видишь  ли,  я  тоже
люблю тебя. Мне казалось, я никогда не смогу полюбить. Я отчаялась, Питер.
До встречи с тобой. И тут мне сказали, что ты меня убьешь. Что ты Калиф. Я
думала, что умру - найти тебя и тут же потерять. Это так  жестоко,  Питер.
Мне нужно было дать тебе шанс доказать, что это неправда!
     - Не разговаривай, - приказал он. - Просто лежи и слушай. Мой голос в
порядке, поэтому я буду рассказывать первым. Как это было со мной,  как  я
узнал, что ты Калиф.
     И он начал  рассказывать,  прижимая  ее  к  себе,  говорил  негромко,
спокойно. В каюте слышались еще только мягкие всплески  волн  о  корпус  и
приглушенный гул кондиционера.
     - Ты знаешь все  до  того  дня,  как  была  захвачена  Мелисса-Джейн,
абсолютно все. Я все рассказывал, ничего не скрывая, не  утаивая...  -  Он
вздрогнул и потом стал подробно рассказывать о спасении Мелиссы-Джейн.
     - Должно быть, что-то за эти дни нарушилось  у  меня  в  сознании.  Я
готов был поверить всему, испытать все,  чтобы  вернуть  ее.  По  ночам  я
просыпался, шел в ванную, и меня тошнило при мысли о ее руке в  стеклянной
бутылке.
     Он рассказал, как собирался убить Кингстона Паркера, чтобы  выполнить
требование  Калифа,  как  он  точно  планировал  это  сделать,   передавал
подробности: когда, где, и она дрожала, прижимаясь к нему.
     - Способность разлагать даже лучших, - прошептала она.
     - Не разговаривай, - попросил он и  стал  рассказывать  о  телефонном
звонке, который привел к Старому Поместью в Ларагхе.
     - Увидев свою дочь в таком состоянии,  я  утратил  последние  остатки
рассудка. Когда я увидел ее, ощутил жар ее тела, услышал, как  она  кричит
от ужаса, я мог бы убить... - Он оборвал фразу, и они  молчали,  пока  она
чуть слышно не ахнула, и он понял, что сжал ее руку пальцами.
     - Прости. - Он разжал пальцы, поднял ее руку и поднес к щеке. - Тогда
мне рассказали о тебе.
     - Кто? - шепотом спросила она.
     - "Атлас".
     - Паркер?
     - Да, и Колин Нобл.
     - Что они тебе рассказали?
     - Рассказали, как отец ребенком привез тебя в Париж. Рассказали,  что
уже тогда ты была умной, красивой и  какой-то  особой...  -  Он  продолжал
рассказ. - Когда был убит твой отец... -  Она  беспокойно  пошевелилась  у
него на  груди,  когда  он  сказал  это.  -  Ты  стала  жить  с  приемными
родителями, все они были членами партии, и ты так много  обещала,  что  за
тобой специально приехали из Польши. Кто-то выдал себя за твоего дядю...
     - Я поверила, что это мой дядя... - Она кивнула. - Десять лет я в это
верила. Он писал мне. - Она с усилием остановилась,  помолчала  немного  и
сказала: - Только он оставался у меня после папы.
     - Тебя выбрали для отправки в Одессу, - продолжал он и  почувствовал,
как она напряглась у него в руках, и потому повторил более резко:  -  Тебя
отправили в специальную школу в Одессе.
     - Ты знаешь об Одессе? - прошептала она. - Думаешь, что  знаешь.  Кто
там не бывал, не может знать...
     - Тебя учили... - он смолк, представив себе снова прекрасную  девушку
в особом помещении, выходящем на Черное море; она учится использовать свое
тело как ловушку и приманку, чтобы захватить и  обмануть  мужчину,  любого
мужчину. - Тебя учили многому. - Этого произнести он не мог.
     - Да, - прошептала она, - очень многому.
     - Например, как убить человека голыми руками.
     - Думаю, что подсознательно я не могла  бы  убить  тебя,  Питер.  Бог
видит, ты не должен был выжить. Я любила  тебя,  и  хоть  в  то  же  время
ненавидела за предательство, не могла заставить себя...
     Она снова вздохнула.
     - И когда я подумала, что ты меня убьешь, это было почти облегчением.
Я готова была принять это. Лучше смерть, чем жизнь без любви, которую, как
мне казалось, я нашла.
     - Ты слишком  много  говоришь,  -  остановил  он  ее.  -  Еще  больше
повредишь горлу. - Он пальцем коснулся ее губ, чтобы заставить  замолчать,
потом продолжал: - В Одессе ты стала одной из избранных, элитой.
     - Все равно что войти в  церковь,  так  прекрасно  и  загадочно...  -
прошептала она. - Не могу объяснить. Я все  сделала  бы  для  государства,
если бы знала, что это нужно "матери России".
     - Это правда? - Он подумал, не станет ли она отрицать.
     - Все правда, - кивнула она. - Я никогда больше не буду  лгать  тебе,
Питер. Клянусь.
     - И потом тебя послали назад во Францию, в Париж? - спросил он, и она
снова кивнула.
     - Ты делала свое дело даже  лучше,  чем  от  тебя  ожидали.  Ты  была
лучшей, самой лучшей. Ни один мужчина не мог устоять перед тобой.
     Она не ответила, но и  не  опустила  взгляд.  Это  был  не  вызов,  а
принятие того, что он говорит.
     - Были мужчины. Богатые  и  влиятельные...  -  В  голосе  его  теперь
звучала горечь. Он не мог с собой справиться. - Много, много мужчин. Никто
не знает, сколько именно, и у каждого ты собирала урожай.
     - Бедный Питер, - прошептала она. - Это тебя мучило?
     - Это помогало мне ненавидеть тебя, - просто сказал он.
     - Да, это я понимаю. Я ничем не могу тебя утешить - кроме  одного.  Я
никого не любила, пока не встретила тебя.
     Она держала слово. Больше не будет обмана. В этом он был уверен.
     -  Потом  решили,  что  тебя  можно  использовать,  чтобы  взять  под
контролль Аарона Альтмана и его империю...
     - Нет, - прошептала она, качая головой. - Это я решила насчет Аарона.
Он был единственным мужчиной,  перед  которым  я  не  смогла...  -  У  нее
перехватило  горло,  она  отпила  бурбон  и  медленно  проглотила,   потом
продолжила: -  Он  меня  очаровал.  Никогда  не  встречала  такого.  Такой
сильный, такая свирепая сила.
     - Ну, хорошо, - согласился Питер. - Ты могла к тому времени устать от
своей роли... Куртизанкой быть очень трудно... - Она улыбнулась впервые  с
того  момента,  как  он  начал  говорить,  но  улыбка  была  печальной   и
насмешливой.
     - Ты все проделала правильно. Вначале стала для него незаменимой.  Он
уже болел, ему все больше нужен был  костыль,  кто-то,  кому  бы  он  смог
полностью доверять. Ты дала ему это...
     Она ничего не сказала, но по глазам видно было, что  она  вспоминает,
словно солнечный луч осветил зеленые глубины неподвижного пруда.
     - И когда он поверил тебе, не было ничего, что бы ты  не  могла  дать
своим хозяевам. Твоя ценность увеличилась многократно...
     Он продолжал негромко говорить, а снаружи умирал день в буре  алых  и
пурпурных вспышек, освещение в каюте слабело, и скоро  в  ней  можно  было
различить только лицо Магды. Бледное  напряженное  лицо.  Она  внимательно
выслушивала обвинения, перечисление предательств и обманов. Только  иногда
делала легкий отрицательный жест, качала головой или сжимала пальцами  его
руку. Иногда ненадолго закрывала глаза, словно не могла  принять  особенно
жестокое воспоминание, и раз или два болезненным шепотом восклицала:
     - О, Боже, Питер! Это правда!
     Он рассказывал, как у нее постепенно  вырабатывался  вкус  к  власти,
которой она владела как жена Аарона Альтмана, как это стремление к  власти
усиливалось по мере того, как слабели  силы  Аарона.  Как  она  наконец  в
некоторых вопросах стала возражать самому барону.
     - Например, в вопросе о поставке оружия правительству Южной Африки, -
сказал Питер, и она кивнула и сделала одно из своих редких замечаний:
     - Да.  Мы  спорили.  Один  из  немногих  наших  споров.  -  Она  чуть
улыбнулась, словно какому-то  глубоко  личному  воспоминанию,  которое  не
могла разделить даже с ним.
     Он  рассказывал,  как  вкус  к  власти,  стремление  к  ее   приметам
постепенно развеивало ее прежние политические идеалы, как  хозяева  начали
понимать, что теряют ее, о том, как  они  пытались  вернуть  ее  под  свой
контроль.
     -  Но  теперь  ты  была  слишком  сильна,  чтобы  поддаться  обычному
давлению. Ты проникла в связи Аарона  с  "Моссадом",  и  это  давало  тебе
защиту.
     - Невероятно! - прошептала она. -  Все  так  похоже,  так  похоже  на
правду. - Он ждал, чтобы она пояснила свои слова, но она жестом  попросила
его продолжать.
     - Когда тебе пригрозили, что выдадут барону как агента коммунистов, у
тебя не оставалось выбора, Тебе нужно было  избавиться  от  него...  И  ты
сделала это таким образом, что  не  только  избавилась  от  угрозы  своему
существованию, но и получила контроль над "Альтман Индастриз", а  вдобавок
свободные двадцать пять миллионов для дальнейших действий. Ты организовала
похищение  и  убийство  Аарона  Альтмана,  выплатила  себе  двадцать  пять
миллионов и лично проконтролировала их передачу, вероятно, на кодированный
счет в Швейцарии...
     - О, Боже, Питер! - прошептала  она,  и  в  темноте  каюты  глаза  ее
казались бездонными и огромными, как пустые пещеры в черепе.
     - Это правда? - впервые спросил подтверждение Питер.
     - Это слишком ужасно. Пожалуйста, продолжай.
     - Все прошло так хорошо, что перед тобой  открылся  целый  мир  новых
возможностей. Примерно в это время ты стала Калифом. Захват 070, вероятно,
не первый удар после убийства Аарона Альтмана, могли быть и другие. Вена и
министры ОПЕК, деятельность "Красных бригад" в Риме - но при взятии 070 ты
впервые воспользовалась именем Калиф. И получилось бы,  если  бы  один  из
офицеров не нарушил приказ. - Он указал на себя. - Только это остановило -
и тут я впервые привлек твое внимание.
     В каюте теперь совершенно стемнело, и Магда протянула руку и включила
свет для чтения,  передвинула  реостат,  чтобы  освещение  было  мягким  и
золотистым. И  при  этом  свете  серьезно  разглядывала  его  лицо,  а  он
продолжал.
     - К этому времени через свои источники - вероятно, через  "Моссад"  и
почти несомненно через французскую разведку - ты  узнала,  что  на  Калифа
кто-то  начал  охотиться.  Этот  кто-то  оказался  Кингстоном  Паркером  и
"Атласом", и я был идеальным человеком, который мог  бы  подтвердить,  что
охотник - Паркер. И я же легче других  мог  бы  убить  его.  У  меня  есть
специальная подготовка и способности к такой работе. Я мог  подобраться  к
нему близко, не вызывая подозрений, и нужен был только сильный мотив...
     - Нет, - прошептала она, не в силах оторвать взгляд от его лица.
     - Все совпадает, - сказал он. - Все. - И она не ответила.
     - Получив палец Мелиссы-Джейн, я был готов на все...
     - Меня сейчас стошнит.
     - Прости. - Он протянул  ей  стакан,  и  она  отпила  немного  темной
жидкости, слегка подавившись при этом. Потом немного посидела с  закрытыми
глазами, прижимая руку к горлу.
     - Ну, как? - спросил он наконец.
     - Прошло. Продолжай.
     - Все складывалось прекрасно, если бы не этот звонок из Ирландии.  Но
этого никто не мог предвидеть, даже Калиф.
     - Но ведь у тебя нет никаких доказательств! - возразила  она.  -  Это
все предположения. Нет доказательств, что я Калиф.
     - Есть, - негромко ответил он. - О'Шоннеси, глава  банды,  похитившей
Мелиссу-Джейн, дважды звонил по телефону. По номеру Рамбуйе 47-87-47.
     Она молча смотрела на него.
     - Видишь ли, он докладывал своему  хозяину,  Калифу.  -  Он  ждал  ее
ответа. Его не было, и, помолчав минуту, он продолжал рассказывать о  том,
как готовился к ее убийству: места, которые он  выбрал  на  скачках  и  на
авеню Виктора Гюго, и она вздрогнула, словно ощутив прикосновение  крыльев
черного ангела.
     - Я была бы там, - призналась она. -  Ты  выбрал  два  лучших  места.
Шестого на следующем месяце Ив специально показывает мне  свои  модели.  Я
обязательно была бы там.
     - Но ты уберегла меня от забот. Пригласила меня сюда. Я знал, что это
приглашение на смерть; ведь я знаю о тебе, знаю, что ты Калиф. Я видел это
в твоих глазах во время нашей встречи в аэропорту "Орли". Видел это в том,
как ты избегаешь меня, не даешь выполнить то, что я должен был сделать.
     - Продолжай.
     - Ты приказала обыскать меня, когда я вышел на Таити-Фааа.
     Она кивнула.
     - Ты и твои серые волки обыскали мою комнату вчера вечером, и ты  все
приготовила на сегодня. Я знал, что должен ударить первым, и ударил.
     - Да, - прошептала она. - Ударил. - И потерла свое горло.
     Он пошел снова наливать вино из бара за переборкой,  вернулся  и  сел
рядом с ней.
     Она чуть пошевелилась, переместилась  в  его  объятиях,  и  он  молча
держал ее. Рассказ измотал его, тело болело, но он  был  рад,  что  сказал
все, все равно что вскрываешь опухоль -  когда  выходит  гной,  становится
легче, теперь может начаться выздоровливание.
     Он чувствовал, что и она устала, ее  стройное  тело  обвисло,  но  ее
истощение глубже, слишком многое она испытала. И когда  он  поднял  ее  на
руки, она не возражала. Как спящего ребенка, он отнес ее в каюту хозяина и
положил на койку.
     В ящике под койкой нашел подушку и одеяло. Лег рядом с ней, под одним
одеялом, и она аккуратно вписалась в  изгиб  его  тела,  слегка  прижалась
спиной к его груди, твердые круглые  ягодицы  придимались  к  его  бедрам,
голову она положила ему на руку, другой рукой он держал  ее,  и  рука  его
естественно легла ей на грудь. В такой позе, прижавшись друг к другу,  они
уснули, и когда он повернулся,  она,  не  просыпаясь,  тоже  пошевелилась,
изменила позу, прижавшись к его спине, прижав лицо  к  шее,  обхватив  его
одной рукой и ногой, словно пыталась поглотить его.
     Однажды он проснулся, и ее не было, и его удивила сила тревоги; сотни
новых сомнений и страхов окружили его в темноте,  потом  он  услышал  звук
льющейся жидкости и успокоился. Вернувшись, она сняла свой костюм и  легла
нагая, и тело его казалось ему нежным и уязвимым.
     Проснулись они вместе, когда каюту залили  лучи  солнца  через  левый
иллюминатор.
     - Боже, должно быть, уже полдень. -  Она  села  и  отбросила  длинную
гриву темных волос на загорелые обнаженные плечи. Но когда Питер попытался
встать, он застыл и застонал.
     - Qu'a tu, cheri? [Как ты, милый? (фр.)]
     - Должно быть, побывал в бетономешалке, - застонал он. Синяки затекли
за ночь, порванные мышцы и сухожилия протестовали при каждом движении.
     - Для нас обоих есть только  одно  лечение,  -  сказала  она.  -  Оно
состоит из трех частей.
     И помогла ему встать с койки, словно он старик. Он чуть преувеличивал
свои страдания, чтобы она посмеялась. Смех ее звучал чуть хрипло, но голос
стал чище и сильней, и на свои собственные ушибы  она  почти  не  обращала
внимания, когда вела его на палубу.  Она  восстанавливалась,  как  молодая
превосходно подготовленная породистая лошадь.
     Они спрыгнули с доски для ныряния на корме яхты и поплавали.
     - Действует, - признался Питер, когда теплая  соленая  вода  смягчила
боль в теле. Плыли они рядом, оба нагие, вначале медленно, потом  быстрее,
перейдя от спокойных гребков к закидыванию рук за голову, доплыли до  рифа
и здесь остановились, тяжело дыша от усталости.
     - Лучше? - спросила она, и волосы плавали вокруг  нее,  как  щупальца
прекрасного водяного растения.
     - Гораздо лучше.
     - Обратно я тебя перегоню.
     Они добрались до яхты одновременно и пошли в кубрик,  смеясь,  тяжело
дыша и разбрызгивая воду. Но когда  он  потянулся  к  ней,  она  позволила
только легкую ласку и оторвалась от него.
     - Вторая фаза лечения.
     Она работала на кухне, повязав  только  цветастый  передник,  который
прикрыл темный крвоподтек на животе.
     - Никогда не думал, что передник может быть таким провоцирующим.
     - Тебе полагается готовить кофе, -  укорила  она  его  и  подтолкнула
игриво ягодицами.
     Она приготовила золтистый мягкий омлет, и они ели его на  палубе  под
солнцем. Пассат гнал  по  небу  стаи  пушистых  серебряных  облаков,  а  в
промежутках небо казалось особенно ярко-синим.
     Ели они с огромным аппетитом, потому что яркое новое утро,  казалось,
сняло настроение обреченности, охватившее их накануне.  Никто  из  них  не
хотел нарушать это новое настроение, и они болтали какой-то несущественный
вздор, восхищались красотой дня и бросали крошки хлеба чайкам, как дети на
пикнике.
     Наконец она села ему на колени и сделал вид, что считает пульс.
     - Пациенту гораздо лучше, - заявила она. -  Вероятно,  он  достаточно
силен, чтобы выдержать третью фазу лечения.
     - А что это за фаза? - спросил он.
     - Питер, cheri, хоть ты и англичанин, но не настолько же туп. - И она
поерзала у него на коленях.
     Они любили друг друга в теплом солнечном свете, на одном из  матрасов
для плавания, и ветер словно гладил их тела невидимыми пальцами.
     Началось все с подшучивания и смеха, легких вздохов открытия  заново,
приветственного и одобрительного шепота - потом все  изменилось,  налилось
почти невыносимым напряжением, буря чувств уносила все  безобразие  и  все
сомнения. Поток захватил их и понес, беспомощных, в  неведомые  измерения,
откуда словно нет пути назад. Все остальное казалось несуществующим.
     - Я люблю тебя! - восклицала она, как будто  отрицая  все,  что  была
вынуждена делать. - Я только тебя люблю! - Это был крик из  самой  глубины
души.
     Им потребовалось очень много времени, чтобы вернуться издалека, снова
стать двумя отдельными людьми, но когда это произошло, оба  почувствовали,
что  больше  никогда  не  смогут  разъединиться  полностью.  Их   единство
значительнее, чем просто единство двух тел, и это знание отрезвило их и  в
то же время дало новые силы и глубочайший подъем. Они  не  могли  выразить
это в словах, просто знали.

     Они спустили с кормы большую надувную шлюпку "Авон С 650" и поплыли к
берегу, подтянули свое резиновое судно выше  уровня  воды  и  привязали  к
стволу пальмы.
     Потом, держась за руки,  пошли  в  глубь  острова,  пробираясь  между
птичьими гнездами, выцарапанными в земле. С полдесятка разновидностей птиц
генздились вместе, в  одной  большой  колонии,  занимавшей  большую  часть
двадцатиакрового острова. Размеры и цвет  яиц  колебались  от  больших,  с
гусиное,  холодно-синих  до  мелких,  с  куриное,  пестрых,  в   свободном
неповторящемся пятнистом рисунке. Птенцы либо уродливые, с телами,  словно
обваренными кипятком,  либо  привлекательные,  как  в  мультфильмах  Уолта
Диснея. Остров заполнял неперывный шорох тысяч птичьих крыльев и  крики  и
писк дерущихся и спаривающихся птиц.
     Магда знала зоологические названия каждого  вида,  район  обитания  и
привычки, а также шансы на гибель или выживание в изменяющейся  экосистеме
океанов.
     Питер терпеливо слушал, чувствуя,  что  за  этим  лепетом  и  деланой
веселостью скрывается желание подготовиться к ответу на обвинения, которые
он предъявил ей.
     В конце острова  рос  одинокий  большой  бальзамический  тополь,  его
густая зеленая крона широко раскинулась над белым песком.  Солнце  светило
уже нестепимо ярко, жара и влажность окутывали их, как шерстяным  одеялом,
которое окунули в кипяток.
     Они с благодарностью устремились в тень тополя, сели рядом на  песок,
глядя через спокойные воды лагуны на силуэт главного острова в пяти  милях
от них. На таком расстоянии и под таким углом не видно было ни зданий,  ни
причала, и у Питера появилась иллюзия первобытного  рая,  где  они  только
вдвоем: первый мужчина и первая женщина - на свежей и невинной земле.
     Но первые же слова Магды сразу разрушили эту иллюзию.
     - Кто приказал тебе убить меня, Питер? Как был отдан этот  приказ?  Я
должна знать, прежде чем расскажу тебе о себе.
     - Никто, - ответил он.
     - Никто? Не было такого послания, как то, в  котором  тебе  приказали
убить Паркера?
     - Нет.
     - А  сам  Паркер  или  Колин  Нобл?  Они  не  приказывали  этого?  Не
предлагали?
     - Паркер подчеркнуто  приказал  мне  не  делать  этого.  Тебя  нельзя
трогать, пока тебе не будет предъявлено обвинение.
     - Это было твое собственное решение? - настаивала она.
     - Это был мой долг.
     - Чтобы отомстить за дочь?
     Он  колебался,  не  хотелось  так  говорить,  но   потом   откровенно
признался:
     - Да, это главное. Мелисса-Джейн. Но  я  считал  также  своим  долгом
уничтожить зло, способное на  захват  070,  похищение  и  убийство  Аарона
Альтмана и искалечение моей дочери.
     - Калиф все о нас  знает.  Понимает  нас  лучше,  чем  мы  сами  себя
понимаем. Я не трусиха, Питер, но сейчас я по-настоящему боюсь.
     - Страх - его  главное  оружие,  -  согласился  Питер,  и  она  молча
придвинулась, приглашая его к физическому контакту. Он положил руку на  ее
обнаженные загорелые плечи, и она легко прислонилась к нему.
     - Все, что ты говорил обо мне вчера вечером, правда, только выводы  и
заключения неверны. Смерть папы, одинокие годы в чужих семьях... я  помню,
как лежала без сна ночами  и  пыталась  приглушить  одеялом  звуки  плача.
Возвращение в Польшу, да, это было, и школа в Одессе - все  было.  Я  тебе
когда-ниубдь расскажу об Одессе, если ты захочешь...
     - Не думаю, что захочу, - сказал он.
     - Наверно, это мудрое решение; хочешь услышать о возвращении в Париж?
     - Только если это необходимо.
     - Хорошо, Питер. Были мужчины. Для этого меня отобрали и  учили.  Да,
были... - Она  замолчала,  взяла  его  лицо  в  ладони,  повернула,  чтобы
посмотреть ему в глаза. - Это как-то меняет наши отношения?
     - Я люблю тебя, - твердо ответил он.
     Она долго смотрела ему в глаза, искала признаки обмана, но не нашла.
     - Да. Это так. Ты говоришь правду.
     Облегченно вздохнула и прижалась  головой  к  его  плечу,  заговорила
негромко, со своим легким акцентом и редкими ошибками в построении фраз.
     - Мне не нравились мужчины, Питер. Я думаю, именно поэтому я  выбрала
Аарона Альтмана. Один мужчина, да, я тогда могла  уважать  себя...  -  Она
слегка пожала плечами. - Я выбрала Аарона, и Москва  согласилась.  Как  ты
сказал, это была трудная работа.  Вначале  я  должна  была  завоевать  его
уважение. До этого он никогда не уважал женщин.  Я  доказала  ему,  что  с
любой работой, которую он мне поручал, справляюсь не хуже мужчин. А  когда
завоевала  уважение,  последовало  все  остальное...  -  Она  помолчала  и
негромко  рассмеялась.  -  Жизнь  выкидывает  забавные  трюки.  Вначале  я
обнаружила, что он мне нравится, потом я научилась тоже  уважать  его.  Он
был большой уродливый бык, но сила и власть... Огромная сила и власть, как
космическая сила, она стала центром моего  существования.  -  Она  подняла
голову и коснулась щеки Питера губами. - Нет, Питер. Я так и  не  полюбила
его. Я благоговела перед ним, как  первобытный  дикарь  благоговеет  перед
молнией и громом. Так это было. Он заполнил мою жизнь - больше, чем  отец,
больше, чем учитель. Как бог.  Но  все  же  меньше,  гораздо  меньше,  чем
любимый. Он был жесток и силен. Он не мог любить, он только насиловал,  он
покрывал, как бык.
     Она замолчала и серьезно посмотрела на него.
     - Ты понимаешь это, Питер? Может, я плохо объясняю?
     - Нет, - ответил он. - Ты очень хорошо объясняешь.
     - Физически он меня не трогал, ни его запах, ни волосатость.  У  него
плечи поросли волосом, и на спине как  шкура.  Большой,  но  твердый,  как
железо, живот... - Она вздрогнула. - Но меня  учили  не  обращать  на  это
внимание. Переключаться на что-то другое в  глубине  сознания.  Однако  во
всех остальных  отношениях  он  меня  очаровал.  Он  учил  меня  необычно,
запретно мыслить, раскрывал такие области в сознании, которые были закрыты
моей подготовкой. Да, он учил меня власти и ее украшениям. Ты обвинил меня
в этом, Питер, и я это признаю. Вкус власти и денег понравился мне. Я  это
люблю. Очень люблю. И научил меня этому Аарон. Он показал мне, как  ценить
прекрасные вещи, потому что был быком только физически и сам глубоко ценил
прекрасное в жизни... он оживил меня. И смеялся надо мной. Боже, я до  сих
пор слышу его громовой хохот и вижу, как трясется при этом  его  волосатый
живот.
     Она замолчала, вспоминая, почти с преклонением, и  потом  рассмеялась
своим хрипловатым смехом.
     - "Моя прекрасная маленькая  коммунистка",  так  он  насмехался  надо
мной. Да, Питер, это я была обманута. Он  с  самого  начала  знал,  кто  я
такая. Знал и о школе в Одессе. Он принял меня как вызов, но  он  и  любил
меня - по-своему. Он принял  меня,  все  зная,  и  полностью  изменил  мои
политические взгляды. И только тогда я узнала, что вся информация, которую
я передавала в Москву, тщательно  редактировалась  Аароном.  Он  переиграл
меня, хотя я должна была переиграть его. Он был в "Моссаде",  но  это  ты,
конечно, знаешь. Он был сионистом, ты и это знаешь.  И  он  заставил  меня
понять, что я еврейка и  что  это  значит.  Он  показал  мне  все  промахи
доктрины всемирного коммунизма, он убедил меня в преимуществах  демократии
и западной системы, а потом ввел меня в "Моссад"...
     Она замолчала и яростно покачала головой.
     - Поверить, что ямогла захотеть уничтожить такого человека! Приказать
похитить и изуродовать его... Когда дело шло к концу, он испытывал сильные
боли, слабел, и тогда я ближе всего подошла к тому, чтобы любить его - как
мать любит ребенка. Он стал зависеть от  меня,  говорил,  что  только  мое
прикосновение смягчает боль. Я часами сидела  и  растирала  его  волосатый
живот - чувствовала, как эта ужасная штука внутри  него  растет  с  каждым
днем, как цветная капуста или какой-то чудовищный зародыш. Он не  позволил
резать себя. Ненавидел врачей. "Мясники", так он их называл.  "Мясники  со
своими ножами и резиновыми трубками..."
     Она замолчала, и Питер увидел, что глаза ее  полны  слез.  Прижал  ее
чуть сильнее к себе и ждал продолжения.
     - Должно быть, в  это  время  Калиф  вступил  в  контакт  с  Аароном.
Оглядываясь назад, я помню, как он пришел в сильное возбуждение. Для  меня
тогда это не имело смысла, но он начал  произносить  долгие  обвинительные
речи по поводу тирании справа, которая  ничем  не  отличается  от  тирании
слева. Имя Калифа он не упоминал; может быть, тогда сам Калиф  еще  им  не
пользовался. Я думаю, Аарон рассказал бы мне  со  временем  все  подробно,
если бы остался жив. Таким он был. Даже со мной мог быть и подавляющим,  и
осторожным и  хитрым.  Он  мог  бы  рассказать  мне  о  Калифе,  но  Калиф
позаботился, чтобы он этого не сделал.
     Она отодвинулась от Питера, чтобы снова видеть его лицо.
     - Ты должен понять, cheri, что многое  я  узнала  только  недавно,  в
последние  несколько  недель.  И  сейчас  я  должна  складывать  отдельные
кусочки, как головоломалку... прошу прощения, как  головоломку,  -  быстро
поправилась она. - Но вот что должно было происходить. Калиф  обратился  к
Аарону  с  определенным  предложением.  Предложение  очень   простое.   Он
предложил ему стать партнером Калифа.  Аарон  должен  был  внести  крупный
вклад в специальный фонд Калифа и предоставить все свои  знания,  связи  и
влияние в распоряжение Калифа. В обмен он получал возможность  участвовать
в создании прекрасного нового мира Калифа.  Это  была  ошибка  со  стороны
Калифа, может быть, его единственная ошибка до сих пор. Он неверно  оценил
Аарона Альтмана. Аарон отверг его предложение.  Но  что  гораздо  опаснее:
Калиф допустил ошибку, раскрыв перед Аароном свою  подлинную  личность.  Я
думаю, он вынужден был это сделать, чтобы убедить Аарона. Видишь ли, Аарон
не такой человек, чтобы  участвовать  в  игре  с  шифрами  и  вымышленными
именами. Это Калиф определил верно. Поэтому ему пришлось вести  с  Аароном
переговоры лицом к лицу, а когда он обнаружил,  что  Аарон  не  собирается
участвовать в его кампании убийств и вымогательств, каким бы похвальным ни
был конечный результат, убил его после  страшных  пыток.  Ему  нужна  была
информация, наверно, в основном информация о связях Аарона с "Моссадом". А
меня он заставил заплатить выкуп. Таким образом он убил сразу двух зайцев.
Заставил замолчать Аарона и добавил к свом фондам двадцать пять миллионов.
     - Как ты узнала все это? Если бы ты только объяснила мне раньше...  -
Питер слышал горечь в собственном голосе.
     - Я не знала этого, cheri, когда мы впервые встретились,  пожалуйста,
поверь мне. Я расскажу тебе, как узнала, но, пожалуйста, будь терпелив  со
мной. Позволь рассказать, как все произошло.
     - Прости, - просто ответил он.
     - Впервые я услышала имя Калиф в тот день, когда доставила  выкуп.  Я
ведь рассказывала тебе об этом?
     - Да.
     - Сейчас мы подходим к твоей части. О тебе я услышала во время взятия
в Йоханнесбурге 070. Я сразу подумала, что ты можешь помочь мне в охоте на
Калифа. Я разузнала о тебе, Питер. Я  даже  смогла  получить  сведения  из
компьютера... - Она помолчала, и в глазах ее вспыхнул  озорной  огонек.  -
Должна признаться, что меня поразил внушительный список твоих женщин.
     Питер поднял обе руки, сдаваясь.
     - Больше никогда, - пообещал он. - Ни одного слова больше - согласна?
     - Согласна. - Она рассмеялась, потом: -  Я  голодна,  и  горло  болит
после всех этих разговоров.
     Они снова пересекли остров, их голые ноги обжигал раскаленный песок и
камень, и вернулись на борт яхты.
     Шеф-повар забил холодильник  едой,  и  Питер  открыл  бутылку  "Вдовы
Клико".
     - У тебя дорогие вкусы, - заметил он. - Не знаю, смогу  ли  содержать
тебя - на свое жалование.
     - Я думаю, мы договоримся с твоим боссом о повышении, - заверила  она
его, подмигнув. По молчаливому согласию за едой они не упоминали о Калифе.
     - Еще одно ты должен понять, Питер. Да, я в "Моссаде", но  не  я  его
контролирую. Он меня контролирует. Точно так же было и с Аароном.  Мы  оба
были очень ценными агентами, может, самыми ценными в  их  сети,  но  не  я
принимаю решения, и у меня нет доступа к их тайнам.
     - Единственная цель "Моссада" - безопасность государства  Израиль.  У
него нет других причин для существования.  Я  считаю,  что  Аарон  передал
"Моссаду" всю информацию о Калифе, сообщил все сведения о его личности,  и
я думаю также, что "Моссад" приказал Аарону сотрудничать с Калифом.
     - Почему? - резко спросил Питер.
     - Точно не знаю, но, думаю, по  двум  причинам.  Калиф,  долно  быть,
такой сильный и влиятельный человек, что его поддержка очень  ценна.  И  я
думаю, что Калиф настроен произраильски, а может, просто  утверждает,  что
так настроен. "Моссад" всюду находит  союзников  и  не  углубляется  в  их
мораль. Я думаю, Аарону приказали сотрудничать с Калифом, но...
     - Что но? - поторопил ее Питер.
     - Но такому человеку, как Аарон, нельзя приказывать идти  против  его
глубочайших убеждений.  Под  своей  грозной  внешностью  Аарон  был  очень
человечен. Я думаю, причиной его возбуждения  был  именно  конфликт  между
долгом и убеждениями. Инстинкт  предупреждал  его,  что  нужно  уничтожить
Калифа, а долг...
     Она пожала плечами,  взяла  рифленый  бокал  и,  поворачивая  тонкими
сильными  пальцами,  смотрела  на  пузырьки,  медленно   поднимающиеся   в
бледно-золотом вине. А когда заговорила снова, изменила тему.
     - Тысячу раз пыталась  я  понять,  какая  разница  в  наших  с  тобой
отношениях и отношениях с другими мужчинами, которых я знала. Никто из них
не мог тронуть меня... а с тобой это получается мгновенно... -  Она  снова
взглянула на него, словно ждала ответа. - Конечно, я многое знала о  тебе.
У тебя есть качества, которыми я восхищаюсь в  людях,  и  поэтому  я  была
расположена к тебе... но  есть  такое,  что  не  отражается  ни  в  файлах
компьютера, ни на фотографиях. Что-то в  тебе  заставляло  меня...  -  Она
сделала беспомощный жест, словно искала слово. - Заставляло меня звенеть.
     - Какое хорошее слово, - улыбнулся Питер.
     - А я никогда не звенела раньше. Поэтому мне нужно  было  быть  очень
уверенной. Для меня это нечто совершенно  новое:  хотеть  мужчину,  просто
потому что он мягок, силен и... - она усмехнулась... -  просто  сексуален.
Ты очень сексуален, Питер, но не только... - Она замолчала. - Нет,  больше
я не буду тебе льстить. Не хочу, чтобы ты зазнался. - Смешав французскую и
английскую идиомы и на этот раз не поправившись, она продолжала: -  Калиф,
должно быть, понял, что я приобрела опасного союзника. Он  сделал  попытку
убить тебя тем вечером на дороге в Рамбуйе...
     - Они охотились на тебя, - вмешался Питер.
     - Кто, Питер? Кто охотился на меня?
     - Русские. Они к этому времени уже знали, что ты двойной агент.
     - Да, знали. - Она наклонила голову и сузила глаза.  -  Я  думала  об
этом, конечно. До этого были две попытки, но не думаю, чтобы на  дороге  в
Рамбуйе были русские.
     - Ну, хорошо, тогда Калиф - но за тобой, не за  мной,  -  предположил
Питер.
     - Может быть, но опять я так не думаю. Инстинкт говорит мне, что  они
правильно вышли на цель. Им нужен был ты.
     - Должен с тобой согласиться, - сказал Питер. - Я думаю, тем  вечером
в Париже за мной следили... - Он рассказал ей о "ситроене"... - Они знали,
что я один в "мазерати".
     - Тогда мы должны признать, что это Калиф, - сказала она.
     - ...Или "Моссад", - прошептал Питер, и глаза ее медленно расширились
и потемнели, а Питер продолжал:
     - "Моссад", возможно, не  захотел,  чтобы  человек  из  "Атласа"  был
близок к их лучшему агенту, не хотел, чтобы у тебя был союзник в охоте  на
"Калифа". Не хотел, чтобы я спутал их тщательно разработанный сценарий.
     - Питер, это слишком мутная вода...
     - ...и в ней много акул.
     - Оставим на время этот вечер в  Рамбуйе,  -  предложила  она.  -  Он
просто усложняет историю, которую я хочу рассказать тебе.
     - Хорошо, -  согласился  Питер.  -  Можем  вернуться  к  этому,  если
захотим.
     - Следующий серьезный шаг - похищение Мелиссы-Джейн, - сказала она, и
выражение еголица изменилось, лицо застыло, стало каменным.
     - Выбор жертвы сделан гениально, - продолжала она. - Но для этого  не
нужно особенно знать тебя и твое семейное положение. Не секрет, что у тебя
единственный ребенок, и нужно  лишь  поверхностно  познакомиться  с  твоим
характером, чтобы понять, какой  это  мощный  рычаг...  -  Магда  опустила
кончики пальцев в шампанское, потом задумчиво облизала их, поджав  губы  и
чуть нахмурившись.
     - Ты должен понять, что к тому времени я  осознала,  что  влюблена  в
тебя. Подарок должен был подтвердить это...  -  Она  чуть  покраснела  под
загорелой кожей, и это показалось трогательным и детским.  Он  никогда  не
видел, как она краснеет, и что-то перевернулось в его груди.
     - Книга, - вспомнил он. - Первое издание Корнуэлла Харриса.
     - Мой первый  любовный  подарок.  Я  купила  ее,  когда  окончательно
созналась себе... но решила не признаваться тебе. Я достаточно старомодна,
чтобы считать, что мужчина должен сказать первым.
     - Я сказал.
     - Боже, я этого никогда не  забуду,  -  горячо  сказала  она,  и  оба
подумали  о  свирепой  схватке  накануне,  которая  неожиданно   кончилась
признанием в любви.
     - Я пытался быть  нетрадиционным,  -  сказал  он,  и  она  с  улыбкой
покачала головой.
     - Тебе это удалось, mon amour, о, как удалось. - Тут она снова  стала
серьезной. - Я была влюблена в тебя.  Твое  горе  стало  моим.  Девочка  -
прекрасный ребенок, она очаровала меня, когда мы  встретились.  Но  прежде
всего я чувствовала себя ответственной за ее беду. Я завлекла тебя в  свою
охоту на Калифа, и из-за этого ты потерял дочь.
     Он  слегка  склонил  голову,  вспоминая,   как   поверил,   что   она
организовала это. Она поняла его жест.
     - Да, Питер. Для меня это было жестоким ударом. Что ты считаешь  меня
виновной. Не было ничего, что бы я не сделала, чтобы вернуть ее тебе, но я
ничего не могла сделать. Контакты с французской разведкой ничего не  дали.
Там ничего не знали о ребенке, где его  содержат  и  почему,  а  со  своим
руководителем  из  "Моссада"  я  почему-то  не  могла  связаться.  У  меня
почему-то было ощущение, что у "Моссада" есть ключи к похищению. И если он
не прямо с этим связан, то  знает  больше  других.  Я  уже  говорила,  что
считаю: Аарон сообщил о том, кто такой на самом деле Калиф. Если это  так,
то в "Моссаде" должны  знать  что-нибудь,  что  помогло  бы  тебе  вернуть
ребенка. Но в  Париже  я  была  бессильна  получить  эту  информацию.  Мне
пришлось  самой  лететь  в  Израиль  и   добиваться   встречи   со   своим
руководителем в "Моссаде". Это была единственная  возможность  убедить  их
помочь. Они могли счесть, что моя ценность как агента  стоит  того,  чтобы
дать мне нить к Мелиссе-Джейн...
     - Ты пригрозила, что уйдешь из "Моссада"? - удивленно спросил  Питер.
- Ты хотела это для меня сделать?
     - О, Питер, как ты не понимаешь, я тебя полюбила... а  я  никогда  до
этого не любила. Я бы все для тебя сделала.
     - Ты заставляешь меня робеть, - сказал он.
     Она не ответила, подумала немного, словно  наслаждаясь  его  словами,
довольно вздохнула и продолжала.
     - Я все бросила в Париже. Пьер отвез меня в Рим на "лире";  оттуда  я
позвонила тебе, но не могла сказать, куда  отправляюсь.  Потом  я  сменила
личность и коммерческим рейсом прилетела в  Тель-Авив.  Задача  в  Израиле
оказалась трудной, гораздо труднее, чем я предполагала. Только через  пять
дней мой руководитель согласился встретиться со мной. Это мой старый друг.
Нет! Скорее, не друг, но мы знаем друг друга очень давно.  Он  заместитель
директора "Моссада". Вот как высоко там ценят мою работу. Дали мне  такого
высокопоставленного контролера, но все же потребовалось целых  пять  дней,
чтобы он встретился со мной, и он был холоден. Сказал, что  они  ничем  не
могут мне помочь. Они ничего не знают. - Она усмехнулась. - Ты никогда  не
видел, какова я, когда чего-нибудь действительно хочу, Питер. Ха! Это была
схватка! Я знаю многое, что могло бы поссорить "Моссад" с его влиятельными
союзниками на Западе - с Францией, Великобританией, США. Я пригрозила, что
созову прессконференцию  в  Нью-Йорке.  Он  стал  сердечнее,  сказал,  что
безопасность государства превыше личных чувств, а я сказала  что-то  очень
грубое о безопасности государства,  напомнила  о  некоторых  невыполненных
делах, которые так и останутся невыполеннными. Он стал еще теплее, но  все
это заняло дни, много дней. Я сходила с ума. Вспомнила, каким выдали  тело
Аарона, и не могла спать по ночам,  думая  о  ребенке.  А  ты,  Питер,  ты
никогда не узнаешь, как я  молилась  Богу,  в  существовании  которого  не
уверена. Никогда не узнаешь, как хотела быть с тобой рядом, утешать  тебя.
Отчаянно хотела хотя бы услышать твой голос,  но  не  могла  выдать  себя,
звоня из Тель-Авива. Не могла ни позвонить, ни  послать  письмо...  -  Она
помолчала. - ...Я надеялась, что ты не поверишь дурным словам обо мне.  Не
поверишь, что мне было все равно. Что я не готова помочь  тебе.  Надеялась
раздобыть для тебя информацию, которая поможет тебе найти дочь. Но мне и в
голову не могло прийти, что ты поверишь, будто  я  похитила  твою  дочь  и
пытала ее.
     - Прости, - очень тихо сказал он.
     - Нет, Питер, не нужно просить прощения. Мы  оба  стали  игрушками  в
руках Калифа. Ты не виноват. - Она положила руку ему на руку и улыбнулась.
- Не ты один поверил в дурное. Наконец я заставила  своего  контролера  по
"Моссаду" сообщить мне кое-какую информацию. Вначале он полностью отрицал,
что им вообще известно о Калифе, но я рискнула и солгала ему.  Я  сказала,
что Аарон не скрыл от меня свое сообщение  о  Калифе.  И  он  сдался.  Да,
признался он. Они знают о Калифе, но не знают, кто он такой. Я  продолжала
требовать, ежедневно я продолжала бить в точку, сводила  его  с  ума,  как
сама сходила с ума, пока он не пригрозил, что вышлет меня  из  страны.  Но
каждый раз как мы встречались, я получала от него еще кое-что.
     - Наконец он признался: "Хорошо, мы знаем Калифа, но он очень опасен,
очень могуществен - и станет еще сильнее, если Господь позволит; он станет
одним из самых могущественных людей в мире, и он друг Израиля.  Точнее  мы
верим, что он друг Израиля".
     - Я продолжала настаивать, и он  сказал  мне:  "Мы  поместили  своего
агента рядом с Калифом, очень близко к нему, и  не  можем  подвергать  его
опасности. Это ценный агент, очень ценный и очень уязвимый по отношению  к
Калифу. Мы не можем допустить, чтобы Калиф проследил уходящую информацию и
вышел на него. Нам нужно защищать своего человека".
     - Я продолжала угрожать, и он сообщил  мне  кодовое  имя  агента,  на
случай, если мы вступим в контакт. Это кодовое имя - ЦВЕТОК КАКТУСА.
     - И все? - разочарованно спросил Питер.
     - Нет, мой контроль дал  мне  еще  одно  имя  -  как  подачку  и  как
предупреждение.  Это  имя  человека,  настолько  близкого  к  Калифу,  что
практически это одно и то же. И опять предупредил меня, что  сообщает  это
имя для моей же защиты.
     - Кто это? - спросил Питер.
     - Это было твое имя, - негромко сказала она. - Страйд.
     Питер сделал раздраженный жест отрицания.
     - Мое имя здесь ни при чем. Зачем мне похищать и калечить собственную
дочь? А Цветок Кактуса? Это все равно, что сказать "Кентуккийские  жареные
цыплята".
     - Теперь моя очередь сказать "прости".
     Питер овладел собой, он понял, что  слишком  торопливо  отметает  эти
обрывки сведений. Он встал и возбужденно зашагал по палубе, нахмурившись.
     - Цветок Кактуса, - повторил он. - Ты до того о нем слышала?
     - Нет. - Она покачала головой.
     - А с тех пор?
     - Тоже нет.
     Он пытался вспомнить, найти какой-то отзвук. Ничего.
     - Ну, хорошо. - Он решил, что пока это  неважно.  -  Просто  запомним
это. Перейдем к моему имени... Питер Страйд. Как ты это восприняла?
     - Я испытала шок. Странно, но я тогда подумала не о тебе, подумала  о
том, что смешались похититель и жертва.
     - Страйд? - спросил он. - Не понимаю.
     - Мелисса-Джейн ведь тоже Страйд.
     - Да, конечно. Значит тебе не назвали имя Питер Страйд?
     - Нет. Только Страйд.
     - Понятно. - Питер остановился  на  полушаге,  ему  в  голову  пришла
мысль. Он задумчиво смотрел туда, где океан встречается с горизонтом.
     - Но позже мне назвали твое полное имя, - прервала она его мысли.
     - Когда?
     - После того, как стало известно  об  освобождении  Мелиссы-Джейн.  Я
хотела немедленно вернуться в Париж, быть с тобой. Я могла бы  улететь  из
аэропорта Бен Гуриона через шесть часов после  получения  новости.  Сердце
мое пело, Питер. Мелисса-Джейн  в  безопасности,  а  я  была  влюблена.  В
аэропорту, когда я проходила таможню, меня позвали в комнату досмотра. Там
меня ждал мой контроль. Он прилетел из Тель-Авива, чтобы перехватить  меня
до того, как я вернусь домой, и он был очень встревожен.  Они  только  что
получили  срочное  сообщение  от  Цветка  Кактуса.  Генерал  Питер  Страйд
действует, как Калиф, и при первой же возможности убьет меня,  сказал  мне
мой руководитель. Я рассмеялась, но он был очень  серьезен.  "Моя  дорогая
баронесса, - сказал он. - Цветок Кактуса - первоклассный агент. Вы  должны
серьезно воспринять это предупреждение". Он все время повторял это.
     Магда пожала плечами.
     - Я по-прежнему не верила, Питер. Это невозможно.  Я  любила  тебя  и
знала, что ты любишь меня - хотя, может быть, ты еще сам не  понял  этого.
Это безумие. Но в самолете у меня было время  подумать.  Мой  контроль  по
"Моссаду" до того никогда не  ошибался.  Можешь  себе  представить,  какая
передо мной встала дилемма. Я очень хотела тебя увидеть и в  то  же  время
была в ужасе - не от того, что ты убьешь меня. Это казалось мне  неважным.
От того, что ты можешь оказаться Калифом. Вот что на самом  деле  испугало
меня. Понимаешь, я до того никогда не любила мужчину.  И  думала,  что  не
вынесу.
     Она немного помолчала, вспоминая свою боль и смятение, потом покачала
головой, так что густой водопад темных волос заструился по ее плечам.
     -  Добравшись  до  Парижа,  я  прежде  всего  убедилась,  что  ты   и
Мелисса-Джейн в безопасности в  "Тисовом  Аббатстве".  И  тогда  я  начала
собирать подтверждения предупреждения Цветка  Кактуса.  И  пока  не  решу,
насколько это безопасно, не могла рисковать оставаться  с  тобой  наедине.
Каждый раз как ты пытался связаться со мной, я вынуждена была отказывать и
чувствовала, что понемногу умираю.
     Она взяла его за  руку,  разжала  пальцы,  наклонилась  и  поцеловала
ладонь, потом прижала ее к своей щеке и продолжала:
     - Сотни раз я уговаривала себя, что это  не  может  быть  правдой,  и
готова была уже отправиться к тебе. О, Питер, я уже не выдерживала. Решила
встретиться тобой в тот день в "Орли" и так или  иначе  покончить  с  этой
ужасной неопределенностью. Как ты помнишь, серые волки были со мной,  и  я
предупредила их, что возможны неприятности... я не приказывала им  следить
за тобой, - быстро  объяснила  она,  как  бы  стараясь  уничтожить  всякое
воспоминание о неверности, - но если бы ты попытался  добраться  до  меня,
они бы... - Она замолчала и позволила ему убрать руку от своей щеки. - И в
тот момент, когда ты вошел в гостиную "Орли", я поняла, что это правда.  Я
увидела вокруг тебя ореол смерти. Это был самый ужасный и  опустошительный
момент в моей жизни. Ты выглядел совершенно другим человеком,  не  Питером
Страйдом, которого я знала, твое лицо изменилось, на нем были ненависть  и
гнев. Я поцеловала тебя на прощание,  потому  что  знала,  что  больше  мы
никогда не встретимся. - Воспоминания опечалили ее, словно  темное  облако
прошло по лицу. - Я даже подумала, что должна защитить себя тем, что...  -
Она подавилась словами. - Понимаешь, ты стал  частью  Калифа,  и  было  бы
разумно это сделать. Признаю, что подумала об этом, Питер. Ты был бы  убит
до того, как попытался бы убить меня... но это была только мысль, и дальше
я не пошла. Напротив, продолжала жить по-прежнему,  Работа  всегда  давала
мне забвение. Когда я занята работой, я обо всем забываю. Но на  этот  раз
так не получилось. Я уже говорила это, но скажу еще раз,  потому  что  это
многое объясняет. Я никогда не была влюблена раньше, Питер, и не могла так
просто  отказаться  от  любви.  Я  измучилась,  меня  терзали  сомнения  -
относительно предупреждения Цветка Кактуса и того, что я так ясно  увидела
в аэропорту "Орли". Не может быть, это просто не можжет  быть  правдой.  Я
люблю тебя, а ты любишь меня, и ты просто не можешь убить  меня.  Я  почти
убедила себя в этом.
     Она коротко рассмеялась, но смех ее звучал невесело, в нем  слышалась
горечь разочарования.
     - Я прилетела сюда, - она жестом указала на море и острова,  -  чтобы
быть подальше от  искушения  прийти  к  тебе.  Убежище,  где  я  могла  бы
оправиться от ран и покончить с тобой.  Но  не  получилось,  Питер.  Здесь
стало еще хуже. Появилось больше времени для размышлений,  я  мучила  себя
рассуждениями и нелепыми  теориями.  Был  только  один  выход.  Наконец  я
признала это. Я приведу тебя сюда и дам тебе шанс убить меня. - Она  снова
рассмеялась, на этот раз в смехе звчала  прежняя  хрипловатая  теплота.  -
Ничего более безумного я в жизни не делала.  Но  слава  Богу,  что  я  это
сделала.
     - Мы подошли к самому краю, - согласился Питер.
     - Питер, почему ты не спросил меня прямо, Калиф ли я?  -  хотела  она
знать.
     - По той же причине, по какой ты не спросила, готовлюсь  ли  я  убить
тебя.
     - Да, - согласилась она.  -  Мы  оба  попали  в  паутину,  сплетенную
Калифом. У меня только еще  один  вопрос,  Питер,  cheri.  Если  я  Калиф,
неужели ты подумал, что я настолько  глупа,  чтобы  дать  свой  телефонный
номер в Рамбуйе похитителю Мелиссы-Джейн и разрешить ему дружески  болтать
с собой, когда ему захочется?
     Питер удивился.
     - Я подумал... - начал он. Потом остановился. - Нет, я не думал. Я не
был способен ясно думать. Конечно, ты так не поступила бы - и все же  даже
самые умные преступники совершают элементарные ошибки.
     - Но не те из них, кто учился в Одесской школе, - напомнила  она  ему
и, по-видимому, сразу  пожалела  о  своих  словах,  потому  что  торопливо
продолжила: - Такова моя сторона истории, Питер. Может, я что-то упустила.
Если можешь что-то придумать, спрашивай, дорогой, и я постараюсь ответить.
     И они начали снова с самого начала, подробно все  рассматривали,  ища
того, что могли упустить во время первого рассказа, на этот раз  тщательно
рассматривая каждый факт со всех сторон, каждый из них напрягал  всю  силу
своего тренированного мозга, но они так ничего нового и не смогли найти.
     - Одно мы  никогда  не  должны  упускать  из  виду.  Это  возможность
противодействия, - подвел итоги  Питер,  когда  солнце  уже  спускалось  к
западной части горизонта, окруженное  величественной  процессией  облаков.
Облака поднимались над островами, как беззвучные атомные взрывы.
     - Здесь слои за слоями, причины за причинами. Похищение Мелиссы-Джейн
должно было заставить меня убить не только Кингстона Паркера, но и тебя  -
два зайца из пословицы, а за  ними  шел  бы  и  третий.  Если  бы  у  меня
получилось, я бы навсегда попал во власть Калифа.
     - Куда же мы с тобой пойдем отсюда, Питер? - спросила  она,  тактично
предоставляя ему сформулировать решение.
     - Домой, прямо сейчас, - предложил он. - Если, конечно, не хочешь еще
одну ночь провести здесь.

     Питер обнаружил, что его вещи уже перенесены незаметно из  бунгало  в
великолепные частные помещения владельца на северном конце острова.
     Туалетные принадлежности  аккуратно  разложены  вванне  с  зеркалами,
примыкавшей к ванне хозяйки. Одежда, вычищенная и выглаженная, оказалась в
гардеробной хозяина; в ней сто пятьдесят пять  футов  полок  были  забраны
жалюзи; Питер рассчитал, что тут можно повестить по  крайней  мере  триста
костюмов. Специально разработанные вращающиеся полки  могли  вместить  еще
триста рубашек. Бесконечные полки для обуви были совершенно пусты.
     Его собственный светлый холщовый костюм казался одиноким верблюдом  в
глубине Сахары. Ботинки были начищены до такого блеска, какой  никогда  не
удавался даже его денщику. Вопреки желанию, он быстро обыскал помещения  -
искал следы прежних обитателей и испытал нелепое облегчение, когда  ничего
не обнаружил.
     - Мог бы привыкнуть обходиться и без этих удобств, - сказал он своему
отражению в зеркале, причесывая влажные темные волосы.
     Гостиная в его  помещениях  располагалась  на  трех  уровнях  и  была
уставлена тростниковой мебелью и тропическими растениями, которые росли  в
греческих  амфорах  или  в  саду  с  декоративными  камнями,  и  все   это
вписывалось в украшения  комнаты.  Вьюнки  и  большие  глянцеватые  листья
перекликались по тону с занавесами с рисунком джунглей и густыми порослями
экзотических растений  за  высокими  окнами,  дававшими  отличный  вид.  В
комнате было прохладно и приятно, хотя гудение кондиционеров скрывалось за
шумом водопада, искусно сооруженного  на  одной  стене.  Тропические  рыбы
плавали в бассейне, куда падала вода, и комнату  заполнял  аромат  цветов;
цветы сверкали в приглушенном свете.
     Одна из маленьких золотистых полинезийских девушек принесла поднос  с
четырьмя покрытыми изморозью высокими стаканами, чтобы  Питер  выбрал.  Во
всех стаканах были фрукты, и Питер слышал  сладкий  запах  добавленного  к
фруктам рома. Он решил, что для него это  смертельно,  и  попросил  виски,
потом пожалел об этом, потому что девушка была разочарована.
     - Я сама это приготовила, - чуть не плакала она.
     - В таком случае... - он отхлебнул, а она с тревогой ждала.
     -  Великолепно!  -  воскликнул  он,  и  она  благодарно  хихикнула  и
завертела задиком под коротким парео, как довольный щенок.
     Появилась Магда в шифоновом  платье,  таком  легком,  что  оно  плыло
вокруг нее, как облако зеленого тумана, и сквозь  платье  просвечивало  ее
великолепное тело.
     Питер почувствовал, как у него перехватило дыхание, когда она подошла
к нему, и подумал, сумеет ли когда-нибудь привыкнуть к ее красоте.
     Она взяла у него из рук стакан и попробовала.
     - Хорошо, - сказала она и вернула стакан. Но когда  девушка  принесла
поднос, с улыбкой отказалась.
     Они прошлись по комнате, Магда держала его за  руку  и  указывала  на
редкие растения и рыб.
     - Я построила это крыло после смерти Аарона,  -  сказала  она,  и  он
понял, что она хочет сказать, что тут нет воспоминаний о  другом  мужчине.
Его позабавило, что  она  находит  это  важным,  но  тут  же  он  вспомнил
собственный торопливый обыск комнаты и  теперь  уже  посмеялся  над  самим
собой.
     Магда приказала заменить сидения, чтобы они  могли  сидеть  рядом  на
низком диване перед аквариумом.
     - Я не хочу быть далеко от тебя, - объяснила она и стала  накладывать
лучшие кусочки ему на тарелку.
     - Это специфическое блюдо Les Neuf Poissons. Больше нигде в  мире  ты
не  сможешь  его  попробовать.  -  Она  выбирала  маленьких  глубоководных
моллюсков из горячего креольского соуса со специями и кокосовым молоком, а
в конце  еды  стала  отрывать  виноградинки  с  гроздьев,  привезенных  из
Австралии, тонкими пальцами, с точностью хирурга отделяя розовыми  ногтями
стебельки и кладя ягоды ему в губы.
     - Ты меня избалуешь, - улыбнулся он.
     - Когда я была девочкой, у меня не было куклы, - с улыбкой  объяснила
она.
     Спиральная каменная лестница вела на  пляж  в  пятидесяти  футах  под
столовой, и они оставили обувь на верхних  ступенях  и  пошли  босиком  по
ровному влажному песку, ставшему при  отливе  твердым,  как  камень.  Луна
несколько дней назад миновала полнолуние, и отражение  ее  отбрасывало  до
самого горизонта серебряную дорожку.
     - Калиф должен поверить, что его план  удался,  -  неожиданно  сказал
Питер, и она вздрогнула рядом с ним.
     - Я бы хотела хоть на одну ночь забыть о Калифе.
     - Мы не можем ни мгновение забывать о нем.
     - Ты прав. Как заставить его в это поверить?
     - Тебе придется умереть... - Он почувствовал, как она напряглась.
     - ...ну, все должны в это поверить. Должно выглядеть  так,  словно  я
убил тебя.
     - Расскажи, - негромко попросила она.
     - Ты  мне  говорила,  что  специально  приготовила  себе  возможность
исчезнуть.
     - Да.
     - Как ты бы исчезла отсюда, если бы понадобилось?
     Она немного подумала.
     - Пьер увез бы меня в Бора-Бора. У меня там друзья.  Хорошие  друзья.
На  самолете  островной  линии  с  другим  паспортом  я  бы  добралась  до
Таити-Фааа, а оттуда обычным рейсом, но с тем же  паспортом  в  Калифорнию
или в Новую Зеландию.
     - У тебя есть другие документы?
     - Да, конечно. - Она так удивилась  его  вопросу,  как  будто  хотела
добавить: - А разве не у всех они есть?
     - Прекрасно, - сказал он. - А здесь мы организуем несчастный  случай.
Неисправность акваланга, нападение акулы в глубине, трупа нет.
     - Хорошо! - согласилась она.
     - И ты официально будешь считаться мертвой,  пока  мы  не  выйдем  на
Калифа, - сказал Питер. Это прозвучало как приказ, но она не возразила,  и
он продолжал: - Если я исполню желание Калифа и убью  тебя,  я  стану  для
него ценным приобретением. Я докажу свою нужность, и он будет ценить меня.
И  даст  возможность  подойти  поближе.  По  крайней  мере  у  меня  будет
возможность проверить несколько диких идей.
     - Но не делай мою смерть слишком убедительной,  любовь  моя.  Полиция
Таити меня очень любит, - сказала она. - Мне  бы  не  хотелось,  чтобы  ты
кончил гильотиной в Туаруру.

     Питер проснулся первым и, опираясь на локоть, стал  рассматривать  ее
лицо, находя все новые и новые черточки, радуясь бархатистой  коже,  такой
чистой, что поры становились заметными только  с  расстояния  в  несколько
дюймов. Потом он перенес взгляд на изгиб ее ресниц, которые  переплетались
сплошной  темной  оградой,  закрывая  спящие  глаза,  но  они   неожиданно
раскрылись, огромные черные бассейны зрачков  быстро  сократились,  взгляд
сфокусировался, и впервые он заметил,  что  радужная  оболочка  у  нее  не
сплошь зеленая, в ней множество золотых и фиолетовых точек.
     Удивление  от  того,  что  она  увидела  его  над  собой,   сменилось
удовольствием, она протянула руки за голову, изогнула  спину,  как  делает
пантера, когда встает. Сатиновая простыня соскользнула до пояса,  а  Магда
потягивалась чуть больше, чем необходимо,  сознательно  демонстрируя  свое
тело.
     - Теперь каждое утро, когда я буду просыпаться  без  тебя,  для  меня
потеряно, - хрипло прошептала она и еще больше подняла руки, чтобы  обнять
его, грациозно охватила его руками за голову, по-прежнему изгибая  шею,  и
выступающие темно-красные соски задели густые волосы у него на груди.
     - Сделаем вид, что так будет вечно, - прошептала она, губы ее были  в
дюйме от его лица, и дыхание  ее  пахло  розами,  от  нее  исходил  аромат
зрелой,  начинающей  возбуждаться  женщины;  она  широко  раскрыла   губы,
прижалась к его рту, втянула глубоко его язык с низким стоном желания,  ее
смуглое стройное тело прижалось к нему,  руки  перешли  с  шеи  на  спину,
длинные ногти впились в тело, остановившись  на  самом  пороге  боли.  Его
собственное возбуждение было таким быстрым и жестко твердым, что она снова
застонала, напряжение покинуло ее тело, оно смягчилось, словно  фигура  из
воска, которую слишком близко  поднесли  к  огню,  ресницы  затрепетали  и
закрылись, бедра раздвинулись.
     - Такой сильный... - прошептала она глубоким хриплым  голосом,  и  он
приподнялся над ней, чувствуя себя неуязвимым и могущественным.
     - О, Питер! - воскликнула она. - Да,  так.  Пожалуйста,  так!  -  Оба
приблизились к моменту, когда каждый теряет себя и  на  краткое  мгновение
становится частью божества.
     Потом они долго лежали рядом в огромной  постели.  Лежали  на  спине,
вытянувшись, не касаясь друг друга, только переплетя пальцы рук.
     - Я уйду... - прошептала она, - я должна уйти, но не сейчас. Еще нет.
     Он ничего не ответил, такое усилие для него оказалось  невозможно,  а
ее голос звучал томно от наслаждения.
     - Я заключу с тобой сделку. Дай мне еще три дня. Только три  дня  для
счастья. У меня это будет в первый раз.  Я  никогда  такого  не  знала.  И
может, это и в последний раз...
     Он пытался приподняться, чтобы возразить, но она  сжала  его  пальцы,
заставляя замолчать, и продолжала:
     - ...может, в последний, - повторила она. - И  я  хочу  все  от  него
взять. Три дня, в которые мы не будем упоминать Калифа, не будем думать  о
крови, усилиях и страдании. Если  ты  дашь  мне  их,  я  сделаю  все,  что
скажешь. Договорились, Питер? Скажи, что так будет.
     - Хорошо. Мы так и сделаем.
     - Тогда скажи мне снова, что ты меня любишь. Не могу  сказать,  чтобы
ты говорил это слишком часто.
     Он часто повторял это на протяжении трех  волшебных  дней  и  говорил
правду; и каждый  раз  как  говорил  это,  она  воспринимала  с  такой  же
радостью, и все это время они находились рядом друг с другом.
     Даже когда неслись по теплой гладкой поверхности лагуны,  откидываясь
назад, прямыми руками держа буксир, лыжи гневно  свистели  и  разбрасывали
сверкающие водные крылья, когда они  разворачивались  в  па-де-де,  смеясь
сквозь  ветер  и  гром  двигателей  яхты,  а  Хапити,  лодочник-полинезиец
сочувственно посматривал на них с мостика.
     Когда спокойно плыли сквозь загадочные голубые и пятнистые глубины, и
единственным звуком был только свист воздуха в аквалангах и  мягкий  шорох
вечного пульса океана; держась за руки, они опускались к забытому  корпусу
японского  самолета,  заросшему  водорослями  и   населенному   множеством
прекрасных маленьких существ.
     Они молча  опускались  с  крутого  стального  утеса  наклонной  рубки
самолета,  которая  уходила,  казалось,  в  бесконечне  глубины,  так  что
охватывал неожиданный страх перед возможностью  лишиться  опоры  и  падать
туда, где свет с поверхности совсем тускнел и исчезал.
     Останавливались  и  заглядывали  сквозь  стекло  масок  в  отверстия,
проделанные в корпусе снарядами и взрывчаткой,  потом  пробирались  в  эти
отверстия,  осторожно,  как  дети  в  доме  с   привидениями,   и   потом,
торжествующие, выходили наружу с сумками, полными трофеев: монет,  посуды,
медных деталей.
     Бродили  по  закрытым  пляжам  внутренних  островов,  рука  об  руку,
обнаженные под ярким солнцем.
     Рыбачили в проливе во время  бурного  наступления  воды,  кричали  от
возбуждения, когда большой золотой желтохвост, с блестящим,  как  зеркало,
брюхом, выскакивалв из воды, чтобы  схватить  приманку,  и  фиберглассовые
удилища кивали и дергались.
     Или в океане, когда за гребнями волн на мгновения исчезали острова, и
слышался только треск и шорох снастей, дрожал наполненный ветром парус,  и
двойной корпус катамарана рассекал с шумом волны.
     На длинных изогнутых берегах в  лунном  свете,  разглядывая  небесные
тела, которые так трудно увидеть в беспокойном небе Европы: охотник  Орион
и Плеяды; восклицая, когда всходили незнакомые созвездия южного  полушария
во главе с большим крестом.
     Каждый  день  начинался  и  заканчивался  чудом  и  загадкой  большой
постели, любовью, которая сплавляла их тела и души каждый раз все крепче.
     Но на четвертый день, проснувшись, Питер обнаружил, что ее нет, и  на
мгновение испытал ужасное чувство потери.
     А когда она вернулась, он в первое мгновение не узнал ее.
     А потом понял, что  она  срезала  длинные  темные  пряди,  подстригла
волосы так коротко, что они чуть поднимались  над  черепом,  как  лепестки
темного цветка. От этого Магда казалась  еще  выше.  Шея  ее  походила  на
стебель цветка, она стала длиннее, и изгиб горла оказался так  подчеркнут,
что напоминал лебединый.
     Она увидела его выражение и прозаично заметила:
     - Я подумала, что нужно изменить внешность,  раз  уж  буду  жить  под
новым именем. Отращу снова, если захочешь.
     Она  и  сама  как  будто  совершенно  изменилась,   томное   любовное
настроение уступило место резкой деловитой эффективности, как  раньше.  За
последним завтраком из сладкой желтой папайи  с  свежим  соком  лайма  она
объясняла свои намерения и быстро просматривала содержимое конверта  цвета
буйволовой кожи, который секретать положил рядом с ее тарелкой.
     В конверте оказался красный израильский дипломатический паспорт.
     - Я буду жить под именем  Руфи  Леви,  -  она  взяла  толстую  стопку
авиабилетов, - и решила вернуться в Иерусалим. Там у меня есть дом. Он  не
на мое имя, и не думаю, чтобы кто-нибудь  за  пределами  "Моссада"  о  нем
знал. Идеальное убежище, и совсем рядом  с  моим  контрлем  из  "Моссада".
Попробую помочь тебе, если смогу, добыть информацию для твоей охоты...
     Она протянула ему листок машинописи.
     - Здесь телефонный номер "Моссада", по которому ты  можешь  оставлять
для меня сообщения. На имя Руфи Леви.
     Он запомнил номер, а она продолжала говорить, потом смяла листок.
     - Я изменила план своего отъезда, - сказала она. - Мы пойдем на  яхте
в Бора-Бора. Туда всего сто миль.  Я  заранее  свяжусь  по  радио.  Друзья
встретят меня на берегу после наступления темноты.
     Они с  погашенными  огнями  прошли  по  узкому  проливу  в  кораллах,
лодочник Магды пользовался только светом заходящей луны и своими  знаниями
островов.
     - Я хотела, чтобы Хапити  видел,  что  я  живой  схожу  на  берег,  -
негромко прошептала она, прижимаясь к  Питеру  в  последние  минуты  перед
расставанием. - Я не преувеличиваю  опасность  местной  полиции,  если  мы
хотим, чтобы Калиф подумал то, что нам  нужно.  Хапити  будет  молчать,  -
заверила она, - и поддержит твой рассказ о нападении акулы,  разве  только
ты прикажешь ему рассказать правду.
     - Ты обо всем подумала.
     - Я только что нашла вас, мсье, - усмехнулась она, - и не хочу  снова
потерять. Решила даже поговорить с начальником полиции Таити,  когда  буду
там. Он мой старый друг. Когда вернетесь на Les Neuf Poissons,  пусть  мой
секретарь свяжется по радио с Таити...
     Она продолжала негромко говорить, рассказывая во всех подробностях  о
своих приготовлениях, и он не  мог  найти  никаких  упущений.  Их  прервал
негромкий оклик из темноты, и Хапити тут же выключил двигатели. По инерции
они продолжали приближаться к неясным очертаниям острова. О борт ударилось
каноэ, Магда быстро обняла Питера, прижалась ртом к его губам.
     - Пожалуйста, будь осторожен, Питер, - все, что  она  сказала,  потом
оторвалась от него и ступила в каноэ, и Хапити передал ей ее  единственный
чемодан. Каноэ  сразу  оттолкнулось  и  исчезло  в  темноте.  Некому  было
помахать, и Питеру так было легче, но он продолжал  смотреть  с  кормы  во
тьму, когда яхта слепо пошла назад.
     В груди у него образовалась какая-то пустота, как  будто  он  потерял
часть самого себя; он  попытался  заполнить  ее  воспоминаниями  о  Магде,
которые  позабавили  его,  потому  что  давали  пример   ее   быстрого   и
прагматичного мышления.
     - Когда на рынке станет  известно  о  твоей  смерти,  акции  Альтмана
полетят вниз. - Он подумал об этом во время их разговора в последнее утро.
- Я этого не сообразил. - Его угнетало это осложнение.
     - Я сообразила, - безмятежно улыбнулась она. - Полагаю, что за первую
неделю они упадут на сто франков.
     - И это тебя не тревожит?
     - Нет. - Она неожиданно озорно улыбнулась. - Я сегодня утром  послала
телекс в Цюрих. Приказала скупать акции. Думаю получить прибыль - не менее
миллиона франков, когда акции вернутся к норме. - И  снова  озорной  блеск
зеленых глаз. - Должна ведь я иметь компенсации за все эти  неудоства,  tu
ne penses pas? [Ты не думаешь? (фр.)]
     И хотя он улыбнулся воспоминанию, пустота внутри оставалась.

     Питер послал  "трислендер",  который  привез  на  Les  Nuef  Poissons
представителей таитянской полиции, и затем последовали два дня вопросов  и
заявлений. Почти все жители островов пожелали дать свои показания полиции,
потому что на островах редко случались такие волнующие происшествия.
     Почти  все  заявления  представляли  собой  похвальне  речи  "госпоже
баронессе" под аккомпанемент плача и жалоб. Но свидетельства очевидца  мог
дать только Хапити, и он всячески  пользовался  своим  важным  положением,
разукрашивая историю и прибавляя  все  новые  подробности.  Он  даже  смог
назвать акулу "смертоносной белой" - английское название  удивило  Питера,
но потом он вспомнил, что в видеотеке острова есть фильм "Челюсти"; именно
он, несомненно, послужил источником вдохновения лодочника. Хапити описывал
клыки акулы, длинные и острые, как ножи для рубки тростника, он  изобразил
звук, с каким они сомкнулись на "госпоже баронссе" - Питер с удовольствием
заткнул бы ему рот кляпом, чтобы помешать дальнейшему полету  воображения,
но на полицейского  сержанта  это  произвело  большое  впечатление,  и  он
удивленными восклицаниями подбадривал Хапити, чтобы тот продолжил.
     В последний вечер на берегу был устроен прощальный пир в честь Магды.
Это был  трогательный  ритуал,  и  Питер  обнаружил,  что  и  на  него  он
действует. Женщины островов раскачивались и  плакали  на  берегу,  бросали
цветы в прибой, который относил их за рифы.
     Питер на следующее утро вместе с полицией  улетел  на  Таити-Фааа,  и
полицейские оставались с  ним,  незаметно  охраняя  по  пути  в  помещение
жандармерии города. Однако его встреча  с  начальником  полиции  оказалась
короткой и вежливой; Магда явно уже подействовала здесь; и хоть  начальник
полиции и не  стал  подмигивать  и  подталкивать  локтем,  его  прощальное
рукопожатие было крепким и дружественным.
     - Друг госпожи  баронессы  -  наш  друг.  -  Говоря,  он  использовал
настоящее время и отвез Питера в аэропорт в машине полиции.
     Самолет рейса УТА садился в Калифорнии сквозь  сернистый,  обжигающий
глаза слой желтого воздуха, который застаивается  между  морем  и  горами.
Питер не выходил из аэропорта; он побрился и переодел  рубашку  в  мужском
туалете, потом в салоне первого класса рейса Пан Ам  отыскал  номер  "Уолл
Стрит Джорнел". Он был датирован предыдущим днем,  и  сообщение  о  смерти
Магды Альтман помещалось на третьей странице.  Большая  колонка,  и  Питер
поразился  тому,  насколько  сильна  была  связь  "Альтман  Индастриз"   с
американскими  финансами.  Перечислялся  целый  комплекс  владений,  затем
следовала  краткая  биография  барона  Аарона  Альтмана   и   его   вдовы.
Сообщалось, что, по данным таитянской полиции, смерть произошла  во  время
глубоководного ныряния в обществе друга - генерала Питера Страйда; причина
смерти - нападение акулы. Питер  почувствовал  мрачное  удовлетворение  от
упоминания своего имени. Калиф, кто бы он ни был, прочтет  это  и  сделает
соответствующее заключение. Теперь Питер может чего-то ожидать; он сам  не
знал, чего именно, но чувствовал, что его начинает притягивать  к  центру,
как кусочек железа к магниту.
     Он умудрился с час поспать в кресле, прежде чем стюардесса  разбудила
его. Самолет садился в аэропорту Лондона "Хитроу".
     Он позвонил своей невестке Пат Страйд из аэропорта. Она обрадовалась,
услышав его голос.
     - Стивен в Испании, но завтра еще до  ланча  я  надеюсь  увидеть  его
дома, если встреча пройдет  так,  как  он  ожидает.  Они  хотят  построить
большой комплекс полей  для  гольфа  в  Сан-Истабане...  -  Стивен  владел
множеством туристических отелей  на  побережье  Испании,  -  ...и  Стивену
приходится улаживать всякие вопросы с испанскими властями. Почему бы  тебе
сегоня вечером не приехать в "Тисовое Аббатство"? Здесь Алекс и Присцилла,
на уикэнд соберутся гости... - Он слышал по ее расчетливому тону, что  она
инстинктивно пробегает список вероятных пар для Питера.
     Согласившись,  он  повесил  трубку,  набрал  кембриджский   номер   и
почувствовал облегчение, когда ответил муж Синтии Джордж Барроу.
     "Даже встреча с интеллектуалом-большевиком лучше, чем с бывшей  женой
невротичкой", - подумал он,  тепло  здороваясь  с  отчимом  Мелиссы-Джейн.
Синтия была  на  собрании  ассоциации  жен  профессоров,  а  Мелисса-Джейн
участвовала  в  постановке  оперы   Гилберта   и   Салливана   в   местном
драматическом обществе.
     - Как она? - спросил Питер.
     - Я думаю, теперь все в порядке, Питер, Рука зажила.  Она  как  будто
успокоилась... - Они поговорили еще несколько  минут,  и  разговор  иссяк.
Единственное, что у них было общего, это две женщины.
     - Передай привет Мелиссе-Джейн, - сказал Питер и  на  пути  к  стойке
"Эйвис"  [Компания  по  прокату  автомобилей]  взял  со  стенда  экземпляр
"Файнешнл таймс". Взял в аренду компакт  и,  ожидая,  пока  его  приведут,
быстро просмотрел страницы газеты, ища упоминаний о Магде  Альтман.  Нашел
на внутренней странице обложки, это явно было продолжение сообщения  о  ее
смерти. На лондонской и европейских фондовых  биржах  реакция  была  очень
сильная, на парижской бирже падение акций Альтмана в сто франков,  которое
она предвидела, уже было превзойдено, и снова в связи с обстоятелствами ее
смерти кратко упоминалось его имя. Он был  доволен  и  этим,  и  тем,  что
предвидения Магды сбываются и ее  решение  покупать  акции  правильное.  В
сущности все идет даже слишком гладко. Он почувствовал холод  предчувствия
на спине - его собственный барометр, предвещающий опасность.
     Как всегда, приезд в "Тисовое Аббатство" словно возвращение домой,  и
Пат встретила его на гравии у подъездной дороги, поцеловала с  сестринской
нежностью и взяла его за руки, чтобы провести в старый дом.
     - Стивен обрадуется, - пообещала она. - Я думаю, он позвонит  сегодня
вечером. Он всегда звонит, когда уезжает.
     На тумбочке у кровати в комнате для гостей, выходящей  на  конюшни  и
всегда отводимой  Питеру,  ждал  конверт.  Сообщение  было  отправлено  из
аэропорта Бен Гуриона, Тель-Авив. В нем было только одно слово  -  заранее
обусловленный с Магдой сигнал о том, что она добралась благополучно и  без
осложнений. Сообщение вызвало у него острую боль желания,  и  он  лежал  в
глубокой горячей ванной  и  думал  о  ней,  вспоминая  мелкие  подробности
разговоров, всего того, что они испытали  вместе.  И  неожиданно  все  это
приобретало огромную ценность.
     Вытираясь, он критически рассматривал в зеркале  свое  отражение.  Он
худ, жесток и загорел под солнцем  Тихого  океана,  как  араб  в  пустыне.
Следил за игрой мышц под загорелой кожей и знал, что сейчас он готов,  как
никогда. Магда  в  безопасности,  она  вне  пределов  досягаемости  когтей
Калифа, и теперь всю  свою  энергию  он  может  сосредоточить  на  этой  -
инстинкт говорил ему, что финальной - стадии охоты.
     Обмотавшись полотенцем, он прошел в свою спальню и  лег  на  кровать,
ожидая времени коктейлей в налаженном и жестко упорядоченном хозяйстве Пат
Страйд.
     Он думал, почему же так уверен, что ниточка приведет  его  к  Калифу,
ведь она кажется такой тонкой. Но уверенность его была стальной, а сталь -
в его сердце.
     Он снова обдумал  все  перемены  в  жизни,  которые  произошли  после
первого зловещего появления  Калифа.  Смертоносные  выделения  разложения,
которые Калиф рспространяет вокруг себя, как  ядовитый  туман,  как  будто
полностью поглотили Питера.
     Он подумал о казни светловолосой девушки в  Йоханнесбурге;  казалось,
это произошло тысячу лет назад; с легким удивлением он понял, что это было
не годы, а месяцы назад.
     Подумал о том, как готов был убить и Кингстона Паркера,  и  Магду,  и
понял, что контакт с насилием способен ожесточить, заставить отказаться от
принципов,  с  которыми  он  прожил  почти  сорок  лет  и  которые  считал
незыблемыми.
     И если это так, то что будет после Калифа  -  конечно,  если  удастся
уничтожить его? Останется ли он сам прежним? Или слишком далеко выйдет  за
пределы допустимого обществом поведения? Сможет ли он вернуться? И тут  он
подумал о Магде Альтман и понял, что в ней его надежда на  будущее.  После
Калифа будет Магда.
     Сомнения ослабляют, сказал он себе. Сейчас он на арене с врагом, и не
должно быть никаких отвлечений. Ни отвлечений, ни сомнений - только полная
сосредоточенность на предстоящей схватке.
     Он встал с постели и начал одеваться.

     Как и предсказывала Пат, Стивен обрадовался, застав Питера в "Тисовом
Аббатстве".
     Он тоже загорел за время недолгого пребывания  в  Испании,  но  опять
прибавил в весе, всего  несколько  фунтов,  но  скоро  это  превратится  в
серьезную проблему: хорошая еда и выпивка  -  наиболее  очевидные  опасные
спутники успеха. Впрочем, не самые опасные искушения  из  тех,  что  могут
прийти к человеку, средства которого не ограничены.
     Во время ланча Питер украдкой следил за ним,  изучал  красивое  лицо,
очень похожее  на  его  собственное,  с  тем  же  широким  лбом  и  прямым
аристократическим носом, но в то же время такое отличное в  небольших,  но
важных деталях - и дело не только в темных усах Стивена.
     "Легко быть крепким задним умом", - сказал себе  Питер,  наблюдая  за
своим братом-близнецом. Только теперь эти небольшие  отличия,  которые  он
увидел словно впервые, приобрели для него  значение.  Более  узкие  глаза,
расположенные чуть ближе друг  к  другу;  когда  Стивен  смеется  глубоким
грудным смехом, в глазах его сохраняется холодный  свет,  рот  и  в  смехе
остается решительным и жестким - рот человека, который не потерпит преград
на пути своего честолюбия, препятствий перед своими желаниями.
     За ланчем разговор шел преимущественно о перспективах  скачек:  сезон
открылся в  Доркастере  на  прошлом  уикэнде,  и  Питер  со  знанием  дела
участвовал в беседе; при этом он вспоминал прошлое,  подробности,  которые
могли бы тревожить его, если бы он не подавил  воспоминания  о  них  своей
инстинктивной и безусловной верностью по отношению к брату.
     Стивена отчислили из Сандхерста, и Питер без всяких расспросов  знал,
что это несправедливо. Ни один Страйд не способен на то,  в  чем  обвинили
Стивена, и он даже не стал обсуждать  это  с  братом.  И  подтвердил  свою
верность рукопожатием и несколькими неловкими словами.
     - Спасибо, Питер. Я никогда этого не забуду, - ответил Стивен,  глядя
ясными глазами в глаза Питеру.
     За послевоенные годы, когда даже  более  опытному  человеку  казалось
невозможным  заработать  состояние,   Стивен   поднимался   со   скоростью
метеорита; нужно было обладать особыми способностями  и  идти  на  большой
риск, чтобы добиться того, чего добился Стивен.
     И теперь, сидя за  столом  брата,  поедая  жареное  седло  барашка  с
первыми в этом сезоне хрупкими белыми побегами аспарагуса, привезенными  с
континента, Питер вступил на запретную почву и  задумался  над  верностью,
которую раньше считал безусловной. Но все это соломинки, развеянные ветром
времени. Возможно, эти далекие события не имеют никакого  значения.  Питер
стал думать о настоящем.
     "Страйд" сказал руководитель Магды в Тель-Авиве.  Только  два  имени,
двое близких к Калифу людей: Цветок Кактуса  и  Страйд.  Это  факт,  а  не
предположение.
     Сидя во главе стола, сэр Стивен Страйд уловил взгляд брата.
     - Выпьем, дорогой друг. - Стивен в старом  приветствии  поднял  бокал
кларета.
     - Превосходно, - дал верный ответ Питер. Небольшой  ритуал,  наследие
Сандхерста. Питер подавил глубокое сожаление. "Может, Калиф не  сумел  еще
полностью разложить меня", - подумал он и выпил.
     После ланча последовал еще один ритуал братьев. Стивен сделал знак, и
Питер коротко кивнул. Старая армейская шинель Питера висела внизу в шкафу,
рядом с ящиком с высокими сапогами, и  они  со  Стивеном  переодевались  в
теплую грубую одежду, сидя рядом друг с другом на монашеской  скамье,  где
так часто сидели в прошлом.
     Потом Стивен пошел в оружейную, достал из шкафа дробовик  и  сунул  в
карман горсть патронов.
     - У лисы выводок где-то внизу, она часто гостит у местных цыплят... -
объяснил он, когда Питер вопросительно  посмотрел  на  него.  -  Нужно  ее
остановить. Пока некогда было... - и он прошел через заднюю дверь в сад  и
пошел по направлению к ручью.
     В первый день пребывания Питера в "Тисовом Аббатстве"  братья  всегда
обходили границы старого имения - еще одна их традиция; в  это  время  они
обменивались новостями и восстанавливали связь друг с другом.
     Рядом они прошли по берегу речки; когда тропа сузилась, пошли друг за
другом - Стивен впереди, повернули и углубились в лес.
     Стивен был возбужден своим успешным посещением Испании, хвастал  тем,
что удалось купить еще участок берега для нового поля  для  гольфа.  Можно
расширить отель на пятьсот номеров.
     - Сейчас время покупать. Запомни  мои  слова,  Питер:  мы  на  пороге
нового подъема.
     - Поможет снижение цены на нефть, - согласился Питер.
     - Ну, это только начало,  старина.  -  Стивен  повернулся,  посмотрел
через плечо и понимающе подмигнул Питеру. - В следующие шесть месяцев цена
упадет еще на пять процентов, запомни мои  слова.  Арабы  образумились,  -
быстро продолжал Стивен, называл отрасли промышленности, которым  наиболее
выгодно снижение цены на  сырую  нефть,  потом  ведушие  компании  в  этих
отраслях. - Если у тебя лежит без дела пара  фунтов,  вот  куда  нужно  их
вкладывать.  -  Стивен  совершенно  менялся,  когда  начаинал  говорить  о
деньгах. Из-за фасада деревенского английского  сквайра,  который  он  так
тщательно поддерживал, выглядывала подлинная сущность, блеск в  глазах  не
маскировался, а усы ощетинивались, как у крупного жищника.
     Он продолжал говорить негромко и убедительно, когда они вышли из леса
и пошли по открытому полю к развалинам римского лагеря на верху невысокого
холма.
     - ...Людям по-прежнему нужно говорить, что им делать.  Эти  проклятые
торговцы в Вестминстере вышвырнули нашу  империю,  но  у  нас  сохраняются
обязанности. - Стивен переместил дробовик из одной руки в другую, при этом
ружье раскрылось и стали видные блестящие  медные  взрыватели  патронов  в
казеннике. - Править должны только достойные. - Стивен еще несколько минут
развивал эту тему.
     И вдруг смолк, будто решил, что и  так  сказал  слишком  много,  даже
такому доверенному человеку,  как  собственный  брат-близнец.  Питер  тоже
молчал. Они поднимались на холм, под ногами хлюпала  влажная  почва.  Было
что-то совершенно нереальное в этом моменте. Питер шел по хорошо  знакомым
местам в прекрасном мягком солнечном свете английского весеннего  полудня,
шел с человеком, которого знал с рождения - и которого как будто совсем не
знал.
     Не в первый раз он слышал от  Стивена  такие  речи,  но  может  быть,
впервые прислушался. Он вздрогнул, и Стивен взглянул на него.
     - Замерз?
     - Дрожь пробирает, - объяснил Питер, и Стивен кивнул.  Они  поднялись
на невысокую насыпь, обозначавшую периметр римского лагеря.
     Постояли на  краю  под  ветвями  прекрасной  березы,  великолепной  в
весенней листве.
     Стивен тяжело дышал от подъема на холм,  начинал  сказываться  лишний
вес. Щеки нездорово покраснели, капельки пота выступили на подбородке.
     Он с металлическим щелчком захлопнул ружье и прислонил его  к  стволу
березы, успокаивая дыхание.
     Питер небрежно передвинулся и оперся  плечом  о  ствол,  но  пальцами
держался  за  лацканы  шинели,  не  засунул  руки  в   карманы,   сохранял
равновесие, чуть покачиваясь. Внешне он казался  полностью  расслабленным,
на самом же деле был напряжен, как  пружина,  готов  к  самым  решительным
дейстивям, и дробовик оставался в пределах досягаемости его правой руки.
     Он видел, что Стивен зарядил  дробовик  патронами  номер  четыре.  На
расстоянии  в  десять  шагов  они  вырвут  человеку  внутренности.   Когда
раскрываешь и закрывашь ствол, курок взводится автоматически.
     Стивен достал из  бокового  кармана  пальто  серебряный  портсигар  и
постучал сигаретой по крышке.
     - Жаль Магду Альтман, - неловко сказал он, не глядя Питеру в глаза.
     - Да, - негромко согласился Питер.
     -  Рад,  что  все  прошло  цивилизованно.  У  тебя  могли  возникнуть
осложнения.
     - Могли.
     - Как теперь твоя работа в "Нармко?"
     - Не знаю еще. И не буду знать, пока не вернусь в Брюссель.
     - Ну, мое предложение остается в силе,  старина.  Мне  нужна  помощь.
Правда, нужна. Нужен человек, которому я бы смог доверять.  Ты  бы  сделал
мне одолжение.
     - Очень благородно с твоей стороны, Питер.
     - Нет, я серьезно. - Стивен закурил от золотой зажигалки "Данхилл"  и
затянулся с явным удовольствием, и немного погодя Питер спросил его:
     - Надеюсь, у тебя не очень много акций Альтмана? Они сильно падают.
     - Знаешь, это странно. -  Стивен  покачал  головой.  -  Я  их  продал
несколько недель назад. Мне понадобились деньги для Сан Истабана.
     - Повезло, - сказал Питер. Но тут не просто везение.  Питер  удивился
тому, что Стивен так легко рассказал о продаже акций. "Впрочем, -  подумал
он, - сделка крупная, и ее легко проследить"
     Теперь он сосредоточенно  разглядывал  брата.  "Возможно  ли  это?  -
спрашивал он  себя.  Неужели  Стивен  -  тот  мозговой  центр,  в  котором
переплелись соображения идеологии, эгоизма и иллюзии всемогущества?
     -  В  чем  дело,  старина?  -  спросил  Стивен,  слегка  сочувственно
нахмурившись.
     - Я  просто  думал,  что  весь  этот  замысел  и  казни  кажутся  мне
невероятными, Стивен. Ни за что не поверил бы, что ты способен на это.
     - Прости, Питер, я не понимаю. О чем ты говоришь?
     - Калиф, - негромко сказал Питер.
     Вот  оно!  Питер  сразу  увидел.  Мгновенная  неподвижность,  как   у
вспугнутого животного джунглей, -  движение  глаз,  остановленное  усилием
воли.
     Выражение лица Стивена не изменилось, он превосходно удержал  вежливо
вопросительное выражение, которое медленно переходило в изумление.
     - Боюсь, я не понимаю тебя, старик.
     Превосходно сделано. Вопреки своему желанию, Питер был поражен. В его
брате таятся такие глубины, о которых он  и  не  подозревал.  Но  это  его
упущение. Как  ни  посмотришь,  нужны  необыкновенные  способности,  чтобы
достичь того, чего достиг Стивен за двадцать лет, вопреки самым  серьезным
препятствиям. Как бы он этого ни достиг, он должен быть гением.
     Он способен быть Калифом, Питер наконец принял этот факт  -  и  сразу
получил фокус для приложения своей ненависти, которую так долго вынашивал.
     - Единсвенная твоя ошибка до сих пор, Стивен, в том, что  ты  сообщил
Аарону  Альтману  свое  подлинное  имя,  -  негромко  продолжал  Питер.  -
Вероятно, ты тогда не знал, что он агент "Моссада" и что  твое  имя  сразу
попадет в компьютер израильской разведки. А эту память  не  может  стереть
никто и ничто. О тебе известно, Стивен.
     Стивен  взглянул  на  дробовик,  взгляд  этот  был  инстинктивный   и
неконтролируемый и дал Питеру последнее необходимое подтверждение.
     - Нет, Стивен. Это не для тебя. - Питер покачал головой.  -  Это  моя
работа. Ты слишком толст и не в форме, ты  никогда  не  тренировался.  Для
настоящих убийств тебе нужно нанимать других. Сам ты не справишься.
     Стивен снова посмотрел в лицо брату.  По-прежнему  его  выражение  не
изменилось.
     - Мне кажется, ты спятил, старик.
     Питер не обратил на это внимание.
     - Ты лучше всех других знал, что я способен убить любого. Ты заставил
меня это сделать.
     - Мы совершенно запутались, - возразил Стивен. - Зачем  тебе  кого-то
убивать?
     - Стивен, ты оскорбляешь нас обоих. Я  знаю.  Нет  смысла  продолжать
представление. Нам нужно выяснить, что же делать дальше.
     Он сознательно так сформулировал свою фразу, оставляя возможность для
компромисса. Увидел сомнение в глазах Стивена,  легкое  подергивание  рта.
Тот должен принять решение.
     - Но, пожалуйста, не недооценивай опасность, в которой  ты  оказался,
Стивен. - Говоря это, Питер достал из кармана пару старых черных  перчаток
и начал надевать. Было что-то угрожающее в этом простом действии, и  глаза
Стивена снова непреодолимо потянуло к нему.
     - Зачем ты это делаешь? - Впервые голос Стивена дрогнул.
     - Я еще не тронул ружье, - объяснил  Питер.  -  На  нем  только  твои
отпечатки.
     - Боже, да тебе не уйти с этим, Питер.
     - Почему, Стивен? Всегда опасно носить заряженное  ружье  по  грязной
неровной почве.
     - Ты не сможешь это сделать, так хладнокровно.  -  В  голосе  Стивена
послышались истерические нотки.
     -  Почему?  С  принцем  Хасидом  Абдель  Хаеком  тебя  ведь  это   не
остановило?
     - Я твой брат... а он  всего  лишь  грязный  араб.  -  Стивен  теперь
испуганно смотрел на Питера. Выражение лица его менялось:  он  понял,  что
проговорился.
     Не отрывая взгляда от брата, Питер протянул руку к ружью.
     - Подожди! - воскликнул Стивен. - Подожди, Питер!
     - Чего ждать?
     - Ты должен дать мне объяснить.
     - Хорошо, валяй.
     - Нельзя просто так сказать "валяй". Все это слишком сложно.
     - Ну, хорошо, Стивен. Начнем сначала - с рейса 070. Скажи мне,  зачем
это.
     - Нам пришлось это сделать, Питер.  Разве  ты  не  понимаешь?  В  эту
страну вложено свыше четырех английских миллиардов  и  еще  три  миллиарда
американских. Это главный в мире производитель золота  и  урана,  хрома  и
десятка других стратегических материалов. Боже  мой,  Питер.  Эти  ослы  с
окороком вместо головы ведут страну по самоубийственному курсу.  Ее  нужно
отобрать у них, заменить их контролируемым правительством. Если  мы  этого
не сделаем, через десять лет там будут  красные.  Вероятно,  даже  гораздо
быстрее.
     - Вы установили бы другое правительство?
     - Конечно, - настойчиво сказал Стивен, глядя на ружье, которое тепеть
Питер дежал в руках. - Все было спланировано  в  мельчайших  подробностях.
Заняло бы два года.
     - Хорошо, - кивнул  Питер.  -  Теперь  расскажи  об  убийстве  принца
Хасида.
     - Это не убийство, клянусь, это совершенно необходимо. Вопрос жизни и
смерти.  Со  своей  детской  безответственностью  они  разрушают  западную
цивилизацию. Опьяненные властью, они больше не  поддаются  голосу  разума,
как избалованные дети в кондитерском магазине. Либо мы их остановим,  либо
вся система капитализма рухнет. Вероятно, они нанесли  непоправимый  ущерб
престижу доллара, они взяли в залог фунт стерлингов и грозят ему ежедневно
возможностью забрать свои колоссальные капиталы из Лондона. Мы должны были
привести их в чувство, и смотри, какой малой ценой.  Мы  можем  постепенно
довести цену на нефть до уровня 1970 года. Можем восстановить устойчивость
западных валют и обеспечить процветание сотен миллионов людей - разве  все
это не стоит одной жизни?
     - К тому же он был грязный араб. Верно? - сказал Питер.
     - Послушай, Питер. Я совсем не  это  имел  в  виду.  Ты  ведешь  себя
неразумно.
     - Постараюсь исправиться, - спокойно сказал Питер.  -  Скажи,  а  что
дальше? Кого вы возьмете под контроль  следующим?  Английские  тредюнионы,
может быть?
     Стивен некоторое время молча смотрел на него.
     - Черт возьми, Питер. Что  за  догадка!  Но  только  представь  себе:
замораживание зарплаты на пять лет и никаких забастовок. Или они, или  мы.
Мы можем снова стать одной их главных промышленных держав Запада.  Великой
Британией!
     - Ты очень убедителен, Стивен,  -  признал  Питер.  -  Меня  тревожат
только некоторые мелочи.
     - Какие, Питер?
     - Зачем понадобилось организовать убийство Кингстона Паркера и  Магды
Альтман...
     Стивен смотрел на него, нижняя челюсть его отвисла,  рот  расслабился
от изумления.
     - Нет! - Он покачал головой. - Это неправда.
     - Зачем нужно было убивать барона Альтмана, а  перед  смертью  пытать
его?
     - Это не я. Да, это было сделано. Я знал. Но я не имею с этим  ничего
общего, Питер. Не убийства, Питер. Да, я знал, но... - голос его смолк, он
беспомощно смотрел на Питера.
     - Начнем сначала, Стивен. Теперь расскажи мне все... - Питер  говорил
почти мягко.
     - Не могу, Питер. Ты не понимаешь, что может случиться, что случится,
если я тебе расскажу...
     Питер взвел курок. Щелчок прозвучал в тишине неестественно громко,  и
Стивен Страйд вздрогнул и отступил на шаг, глядя на брата.
     - Боже, - прошептал он. - Ты это сделаешь.
     - Расскажи об Аароне Альтмане.
     - Можно я закурю?
     Питер кивнул, и Стивен закурил, держа сигарету чуть дрожащими руками.
     - Ты должен понять, как это действует, прежде чем я объясню.
     - Расскажи, как это действует.
     - Меня приняли...
     - Стивен, не лги мне. Ты Калиф.
     - Нет, Боже, нет, Питер. Ты ошибаешься, - воскликнул  Стивен.  -  Это
цепь. Я только звено в цепи Калифа. Я не Калиф.
     - Значит ты часть Калифа?
     - Звено в цепи.
     - Только звено в его цепи, - язвительно повторил Питер.
     - Есть человек, которого я давно знаю. Мы работали вместе.  Богаче  и
влиятельнее меня. Произошло не сразу. Выросло из многих споров и бесед  на
протяжении долгого времени, нескольких лет. Мы оба выражали  озабоченность
тем, что власть достается группам и людям,  не  способным  воспользоваться
ею...
     - Хорошо, - мрачно кивнул Питер. - Твои политические и идеологические
взгляды я знаю. Пока оставим их.
     - Хорошо, - согласился Стивен. - Наконец этот человек  спросил  меня,
готов ли я вступить в союз политических и финансовых руководителей Запада,
направленный на то, чтобы власть попала в достойные руки.
     - Кто этот человек.
     - Питер, я не могу тебе сказать.
     - У тебя нет выбора, - сказал Питер, и они  долго  смотрели  в  глаза
друг другу; потом Стивен вздохнул в знак капитуляции.
     - Это... - Он назвал имя человека,  который  владеет  большей  частью
мировых запасов ядерного топлива, золота и драгоценных камней.
     - Значит,  именно  он  контролировал  бы  новое  правительство  Южной
Африки, если бы вам удалось сменить существующий режим в это стране  после
захвата 070? - спросил Питер, и Стивен молча кивнул.
     - Хорошо. Продолжай.
     - Он был вовлечен так же, как и я, - объяснил Питер. - Но я  не  знаю
кем. В свою очередь я должен был вовлечь одного нужного человека - но  при
этом он знал бы только меня. Так обеспечивается  безопасность  всей  цепи.
Каждое звено знает только одного выше  и  одного  ниже:  человек,  который
вовлек его, и человек, которого он сам вовлек.
     - А Калиф? - спросил Питер. - Кто такой Калиф?
     - Этого никто не знает.
     - Но ведь он должен вас знать.
     - Да, конечно.
     - Тогда у вас должен быть какой-то способ передать сообщение  Калифу,
- настаивал Питер. - Например, привлекая нового члена,  ты  должен  как-то
сообщить об этом. А если ему что-то от тебя нужно, он должен  связаться  с
тобой.
     - Да.
     - Как?
     - Боже, Питер. Тут ставка больше, чем моя жизнь.
     - Мы еще вернемся к этому, - нетерпеливо сказал Питер. - Расскажи мне
об Аароне Альтмане.
     - Это было катстрофой. Я выбрал Аарона как человека,  которого  нужно
вовлечь. Он казался именно таким человеком, какой нам нужен. Я ведь  много
лет знал его. Знал, что он может быть очень жесток,  когда  необходимо.  Я
связался с ним. Вначале он очень заинтересовался. Заставил меня объяснить,
как действует Калиф. Я радовался, что  могу  вовлечь  такого  влиятельного
человека. Он намекнул, что передаст в  фонды  нашей  организации  двадцать
пять миллионов долларов. Тогда я передал сообщение  Калифу.  Сообщил,  что
мне почти удалось привлечь Аарона Альтмана...
     Стивен нервно остановился, бросил окурок сигареты на влажную землю  и
растоптал.
     - Что же произошло потом? - спросил Питер.
     -  Калиф  отозвался  немедленно.  Мне  было  приказано  прервать  все
контакты  с  Аароном  Альтманом.  Я  понял,   что,   по-видимому,   выбрал
потенциально опасного человека. Ты теперь сказал  мне,  что  он  входил  в
"Моссад". Я этого не знал, а Калиф, должно  быть,  знал.  Я  послушался  и
выронил Аарона, как горячий каштан... и через четыре дня он был похищен. Я
не имею к этому отношения, Питер. Клянусь тебе. Мне он очень  нравился.  Я
восхищался им...
     - Однако его похитили и жестоко пытали. Ты должен был знать, что  это
сделал Калиф и что именно ты виноват в этом.
     - Да, - ответил прямо Стивен. Питер почувствовал легкое восхищение.
     - Его пытали, чтобы узнать, передал  ли  он  информацию  о  Калифе  в
"Моссад".
     - Да. Наверно. Я не знаю точно.
     - Если верно  представление,  которое  вложилось  у  меня  об  Аароне
Альтмане, никакой информации от него не получили.
     - Да. Он был такой. Должно быть, в конце концов они потеряли терпение
- и так с ним обошлись.  Тогда  я  впервые  утратил  иллюзии  относительно
Калифа, - мрачно заметил Стивен.
     Оба некоторое время молчали, наконец Питер гневно взорвался:
     - Боже мой, Стивен, разве ты не  видишь,  в  какое  недостойное  дело
ввязался? - Стивен молчал. - Неужели  не  видишь?  -  настаивал  Питер,  в
голосе его звучал гнев. - Разве это не было ясно с самого начала?
     - Не сначала, - Стивен жалобно покачал головой. -  Казалось,  найдено
прекрасное лекарство от всех болезней Западного мира... а когда начал,  то
словно оказался вэкспрессе. Спрыгнуть просто невозможно.
     - Ну, хорошо. Потом ты попытался убить меня на дороге в Рамбуйе?
     - Боже, нет! - Стивен искренне ужаснулся. - Ты мой брат, Боже!..
     - Калиф сделал это, чтобы помешать мне  сблизиться  с  вдовой  Аарона
Альтмана, которая намерена была отмстить за смерть мужа.
     - Я об этом ничего не знал, клянусь тебе. Если Калиф и сделал это, то
понимал, что мне об это не нужно  сообщать.  -  Стивен  говорил  умоляющим
голосом. - Поверь мне.
     Питер почувствовал, как дрогнула  его  решимость,  но  заставил  себя
забыть, что перед ним брат, которого он всю жизнь любил.
     - Какой же была твоя следующая операция по заданию Калифа? -  спросил
он, не позволяя своему голосу смягчаться.
     - Никакой...
     - Черт возьми, Стивен, не лги мне! - Голос  Питера  хлестнул,  словно
бичом. - Ты знал о принце Хасиде Абдель Хаеке!
     - Ну, хорошо. Я организовал это. Калиф передал мне, что и как делать.
     - А потом ты похитил Мелиссу-Джейн и приказал искалечить ее...
     - О, Боже! Нет! - Теперь Стивен чуть не плакал.
     - Чтобы заставить меня убить Кингстона Паркера...
     - Нет, Питер, нет!
     - ...А потом убить Магду Альтман...
     - Питер, клянусь тебе. Не Мелисса-Джейн. Я люблю ее, как  собственную
дочь. Ты ведь знаешь это. Я не знал, что это дело Калифа.
     Стивен умолял.
     - ...Ты должен мне поверить. Я никогда  не  позволил  бы,  чтобы  это
случилось. Это так ужасно.
     Питер смотрел на него со  стальным  безжалостным  блеском  в  глазах,
холодных и острых, как лезвие палача.
     - Я все  сделаю,  чтобы  доказать  тебе,  что  не  имею  отношения  к
похищению  Мелиссы-Джейн.  Все,  что  скажешь,  Питер.   Использую   любую
возможность, чтобы доказать. Клянусь тебе.
     Искренность и отчаяние Стивена  Страйда  были  несомненны.  Лицо  его
побледнело, губы стали мраморно-белыми и дрожали.
     Питер молча протянул брату  дробовик.  Удивленный,  Стивен  некоторое
время держал его в вытянутой руке.
     - У тебя большие неприятности, Стивен, - негромко заговорил Питер. Он
понимал, что отныне ему нужна полная и безусловная  поддержка  со  стороны
брата. То, что он от него хочет, нельзя сделать под прицелом.
     Стивен понял смысл жеста и медленно опустил  ружье.  Большим  пальцем
нажал на механизм закрывания  затвора,  ружье  раскрылось.  Стивен  достал
патроны из обоих стволов и положил в карман.
     - Пошли в дом, - все еще взволнованным голосом сказал Стивен.  -  Мне
нужно выпить...

     В глубоком высотой с человека камина в кабинете Стивена горел  огонь.
Камин был  вделан  в  резное  обрамление  алтаря  из  немецкой  церкви  16
столетия; эту резьбу спасли после налета авиации  союзников,  контрабандой
вывезли в Швейцарию, а там уже ее купил у испанского дилера Стивен.
     Напротив камина окна со  свинцовыми  панелями  и  старинным  рифленым
стеклом выходили на розарий. На остальных двух стенах кабинета размещалось
собрание редких  книг;  каждая  книга  в  специальном  кожаном  футляре  с
тисненным золотом названием. Полки от пола поднимались к высокому потолку.
Братья разделяли эту страсть.
     Стивен стоял у камина, спиной  к  огню,  разводя  одной  рукой  фалды
пиджака, чтобы согреться. В другой  руке  он  держал  большой  хрустальный
стакан с почти не разбавленным виски.
     Он был по-прежнему бледен и потрясен, каждые несколько минут невольно
вздрагивал, хотя в комнате с плотно закрытми окнами было очень жарко.
     Питер полулежал в крытом парчой кресле  стиля  Луи  Каторз,  скрестив
ноги, сунув руки в карманы и в глубокой  задумчивости  опустив  голову  на
грудь.
     - Сколько денег ты внес в фонд Калифа? - неожиданно спросил он.
     - Я не в том классе, что Аарон Альтман, - негромко ответил Стивен.  -
Пять миллионов фунтов за пять лет.
     - Итак, мы  должны  предположить  существование  сети,  растянувшейся
поверх всех границ.  Влиятельные  люди  в  каждой  стране,  каждый  вносит
огромные суммы - почти неограниченная информация и влияние...
     Стивен кивнул и отхлебнул виски.
     - ...Нет никаких причин считать, что  в  каждой  стране  только  один
такой человек. В Англии их  может  быть  десять,  еще  десять  в  Западной
Германии, пятьдесят в Соединенных Штатах...
     - Возможно, - согласился Стивен.
     - Значит, Калиф легко мог организовать похищение Мелиссы-Джейн  через
другую свою цепь в этой стране.
     - Ты должен поверить, что я не имею к этому отношения, Питер.
     Питер нетерпеливо отбросил этот протест и продолжал рассуждать вслух.
     - Возможно, Калиф вообще не один человек, а  группа  лиц,  основавших
организацию...
     - Я так не думаю... - Стивен помолчал в  нерешительности.  -  У  меня
сложилось очень сильное впечатление, что это один человек. Вряд ли комитет
был бы способен на такие быстрые и  решительные  действия.  -  Он  покачал
головой, стараясь точнее сформулировать  свое  впечатление.  -  Ты  должен
помнить, что я говорил о Калифе только  с  один  человеком,  тем,  который
привлек меня. Но можешь поверить, что  с  ним  мы  обсуждали  этот  вопрос
подробно и долго. Я не собирался вкладывать пять миллионов, пока  не  буду
удовлетворен. Нет, решения принимает один  человек  -  но  эти  решения  в
интересах нас всех.
     - Но нет никакой уверенности, что каждый член  цепочки  информируется
обо всех решениях?
     - Нет. Конечно, нет. Это было бы  безумием.  Безопасность  -  ключ  к
успеху.
     - И  ты  мог  довериться  человеку,  которого  никогда  не  встречал,
доверить ему крупную сумму денег и судьбу мира, каким мы его знаем?
     Стивен снова помолчал, подбирая слова.
     - Калиф окружен аурой, которая охватывает всех нас. Человек,  который
вовлек меня... - Стивен не хотел еще раз называть этого человека по имени:
лишнее доказательство,  по  мнению  Питера,  влияния  на  него  Калифа.  -
...Человек, чье мнение я глубоко уважаю. Он был  убежден,  и  это  помогло
убедить меня.
     - А теперь что ты думаешь? - неожиданно спросил Питер. -  По-прежнему
убежден?
     Стивен допил виски и легким нервным жестом пригладил усы.
     - Давай, Стивен, - подбодрил его Питер.
     - Я по-прежнему думаю, что основная идея у Калифа верная, -  неохотно
ответил Стивен. - Правила изменились, Питер. Мы боремся за выживание мира,
каким мы его знаем. Мы действуем в соответствии с новой моралью...
     Он подошел к серебряному подносу на углу своего стола и  снова  налил
себе виски.
     - До сих пор у нас одна рука  была  связана  за  спиной,  а  красные,
крайние левые и третий мир действуют против нас обеими руками, и в  каждой
у них по кинжалу. Калиф только снял с нас наручники.
     - Что же заставило тебя изменить мнение? - спросил Питер.
     - Я не уверен, что изменил его. - Стивен повернулся к Питеру лицом. -
Я по-прежнему считаю, что основная идея верная...
     - Однако? - настаивал Питер.
     Стивен пожал плечами.
     - Убийство Аарона Альтмана, похищение Мелиссы-Джейн... - Он помолчал.
- Другие действия, за  которые,  как  я  думаю,  отвечает  Калиф.  Они  не
направлены на общую пользу.  Их  цель  -  обеспечить  личную  безопасность
Калифа. В них также проявляется  жажда  неограниченной  власти.  -  Стивен
снова покачал головой. - Я считал Калифа благородным человеком, но в  том,
что он делает, нет благородства. Он действовал в собственных интересах.  Я
верю в идею Калифа, но теперь я знаю, что мы выбрали не того человека. Его
развратила власть, которую мы отдали ему в руки.
     Питер внимательно слушал его, склонив голову,  его  взгляд  оставался
вопросительным.
     - Хорошо, Стивен. Итак, мы обнаружили,  что  Калиф  не  божество,  но
человек, жадный и эгоистичный.
     - Да, ты прав. - На покрасневшем лице Стивена отразилось сожаление. -
Калиф не то, во что я верил.
     - Ты признаешь теперь, что он зло, подлинное зло?
     - Да, признаю. - Потом в силой: - Но как бы я  хотел,  чтобы  он  был
таким, каким я его считал сначала.
     Это Питер понимал. Он кивнул.
     - Он был  тем,  что  нужно  нашему  безумному  миру...  -  с  горечью
продолжал Стивен. - Нам нужен сильный человек, который сказал бы, что  нам
делать. Я думал, что такой человек Калиф. И очень хотел быть с ним.
     - Значит, теперь ты понимаешь, что Калиф не тот человек?
     - Да, - просто ответил Стивен. - Но если бы такой человек появился, я
бы, не задумываясь, пошел за ним.
     - Ты сказал, что сделаешь все, чтобы доказать мне, что не  виноват  в
похищении Мелиссы-Джейн. Ты поможешь мне уничтожить Калифа?
     - Да. - Стивен не колебался.
     - Это большой личный риск, - заметил Питер, и  теперь  Стивен  твердо
встретил его взгляд.
     - Я это знаю. Я знаю Калифа лучше тебя.
     Питер понял, что любовь к брату теперь подкрепляется  восхищением.  У
Стивена много достоинств. У него  есть  сила,  храбрость,  ум,  и,  может,
главный его недостаток, что этих качеств в нем слишком много.
     - Что я должен сделать, Питер?
     - Я хочу, чтобы ты организовал встречу с Калифом - лицом к лицу.
     - Невозможно, - сразу ответил Стивен.
     - Ты сказал, что у тебя есть возможность связаться с ним.
     - Да, но Калиф никогда не согласится на встречу.
     - Стивен, какова слабость - единственная слабость, которую до сих пор
проявил Калиф?
     - Он не проявил слабости.
     - Нет, проявил.
     - Какую же?
     - Он одержим необходимостью скрыть тайну своей личности и  обеспечить
свою безопасность, - сказал  Питер.  -  Как  только  это  оказывается  под
угрозой, он сразу обращается к похищениям, пыткам, убийствам.
     - Это не слабость, - возразил Стивен. - Это сила.
     - Если бы ты смог передать ему сообщение, чтоего личность оказывается
под угрозой. Кто-то  -  враг  -  сумел  проникнуть  сквозь  его  защиту  и
приблизиться к нему, - предположил Питер, и Стивен надолго задумался.
     - Он будет реагировать очень сильно, - согласился наконец  Стивен.  -
Но очень скоро поймет, что я лгу. И я тут же лишусь его  доверия,  а  это,
как я уже говорил, большой риск.
     - Это не ложь, - мрачно возразил Питер. - Рядом с  Калифон  находится
агент "Моссада". Совсем рядом.
     - Откуда ты знаешь? - резко спросил Стивен.
     - Не могу ответить. Но  информация  абсолютно  верная.  Я  даже  знаю
кодовое имя агента. Даю тебе слово, что информация подлинная.
     - В таком случае... - Стивен снова задумался. - Калиф, вероятно,  уже
заподозрил что-то и примет мое предупреждение. Но он  потребует,  чтобы  я
сообщил ему имя по обычным каналам.
     - А ты откажешься передать информацию.  Только  при  личной  встрече.
Скажешь, что информация слишком личная.  Скажешь,  что  под  угрозой  твоя
собственная безопасность. Как он ответит?
     - Вероятно,  на  меня  будет  оказано  давление,  чтобы  я   все-таки
сказал...
     - А если ты не поддашься?
     - Тогда, вероятно, он согласится на встречу. Как ты заметил, он  этим
одержим. Но если мы встретимся, его личность все равно будет раскрыта.
     - Думай, Стивен. Ты должен знать, как устроен его мозг.
     Прошло всего несколько секунд, и выражение лица  Стивена  изменилось,
на нем появился ужас.
     - Боже, конечно! Если я заставлю его согласиться на  личную  встречу,
вряд ли я ее переживу.
     - Совершенно верно, -  кивнул  Питер.  -  Если  наша  приманка  будет
неотразима,  Калиф  согласится  на  встречу,  но  примет  меры,  чтобы  ты
немедленно замолчал, прежде чем сможешь рассказать о нем кому-то.
     - Дьявол, Питер, меня в дрожь бросает. Как ты сегодня уже  сказал,  я
не в форме. Я не ровня Калифу.
     - Калиф и это примет во внимание, когда будет решать, соглашаться  ли
на встречу.
     - Да ведь это просто самоубийство, - настаивал Стивен.
     - Ты сказал, что будешь тверд, - напомнил Питер.
     - Твердость - одно дело, глупость - совсем другое.
     - До тех пор, пока ты не сделаешь свое сообщение, ты в  безопасности.
Калиф не решится уничтожить тебя, пока ты не сообщишь ему  имя.  Даю  тебе
слово, что тебе не придется идти на встречу с Калифом.
     - Большего я не могу просить, вероятно. - Стивен поднял руки. - Когда
я должен с ним связаться?
     - А как ты связываешься?
     - Раздел личных объявлений, - ответил Стивен,  и  Питер  улыбнулся  с
невольным восхищением. Эффективно, точно и абсолютно невозможно проследить
источник.
     - Как можно скорее, - сказал он.
     - В понедельник утром, - кивнул Стивен и некоторое  время  пристально
рассматривал брата.
     - В чем дело, Стивен?
     - Просто думаю. Если бы Калифом был такой человек, как ты.
     - Я? - Питер впервые по-настоящему удивился.
     - Король-воин, абсолютно безжалостный в установлении справедливости и
выполнении долга.
     - Я не таков, - возразил Питер.
     - Нет, ты таков,  -  уверенно  ответил  Стивен.  -  Ты  именно  такой
человек, каким я надеялся увидеть Калифа. Именно такой человек, какой  нам
нужен.

     Питер предполагал, что Калиф следит за ним. После убийства  баронессы
Альтман он должен очень интересовать Калифа. И потому  должен  действовать
предсказуемо.
     В понедельник он первым рейсом улетел в Брюссель  и  еще  до  полудня
сидел за своим столом в здании "Нармко". Здесь он также оказался  в  самом
центре  игры  интересов  и  власти.  "Альтман  Индастриз"  потеряла  свого
руководителя, и уже начались интриги и сложные подводные течения. Несмотря
на множество намеков и тонких подходов, Питер держался от  всего  этого  в
стороне.
     Во вторник вечером Питер взял со стойки в вестибюле "Хилтона" газету.
Просьба  Стивена  о  встрече  выглядела  совсем  незаметно  среди   других
объявлений.
     И пошли сыны  Израилевы,  и  плакали  перед  Господом  до  вечера,  и
вопрошали Господа: вступать ли мне еще в сражение?
     Книга Судей, 20, 23.
     Цитата, избранная Калифом,  казалось,  символизирует  его  взгляд  на
самого себя. Он видел  себя  божеством,  высоко  вознесенным  над  другими
людьми.
     Стивен объяснил Питеру, что Калиф отвечает по истечении сорока восьми
часов.
     Стивен ежедневно после появления своего объявления  должен  ждать  за
столом в своем кабинете на Лиденхолл-Стрит от полудня  до  двадцати  минут
первого. На это время он не должен назначать  никаких  дел,  не  допускать
посетителей и не занимать некий незарегистрированный телефон.
     В среду связи не было, но Стивен ее еще и не  ожидал.  В  четверг  он
нервно ходил взад и вперед по персидскому ковру в ожидании звонка. Он  уже
надел пиджак, а рядом со столом были готовы его котелок и зонтик;  рабочий
стол,   французский,   с   украшениями   из   позолоченной   бронзы,   как
благожелательное чудовище. стоял у окна, выходящего на биржу Ллойда.
     Стивен Страйд боялся. Он откровенно признавал это перед самим  собой.
Интриги составляли часть его существования, так было почти всю  жизнь,  но
игра всегда шла по определенным правилам. Он знал, что теперь  углубляется
в новые джунгли, в свирепый дикий лес, где отсутствуют всякие правила.  Он
выходит за пределы своих возможностей; Питер сказал  ему  об  этом,  и  он
знал, что Питер прав. Питер был прав,  и  Стивен  боялся,  как  никогда  в
жизни. Но знал и то, что будет действовать. Он  слышал,  что  это  признак
подлинной смелости: признавать страх, но контролировать его  и  оставаться
способным выполнять свой долг.
     Но он не чувствовал себя смелым.
     Телефон прозвонил раз,  слишком  громко  и  резко,  и  нервы  Стивена
напряглись; Стивен застыл, парализованный страхом  в  самом  центре  свого
прекрасного драгоценного ковра.
     Телефон прозвонил вторично, и этот  настойчивый  звонок  прозвучал  в
ушах Стивена как  гром  судьбы,  он  почувствовал,  как  его  внутренности
наполняются липким маслянистым страхом, который он с трудом удерживает.
     Телефон зазвонил  в  третий  раз,  и  Стивен  огромным  усилием  воли
заставил себя сделать три шага к столу.
     Он поднял трубку и  услышал  резкие  помехи  общественной  телефонной
системы.
     - Страйд, - сказал он. Голос его звучал напряженно, высоко  и  резко;
он услышал звук опущенной монеты.
     Голос  привел  его  в  ужас.  Электронное   гудение,   бесчеловечное,
бесполое, без следа живых эмоций, без высоких или низких тонов.
     - Олдгейт и Лиденхолл-Стрит, - произнес этот голос.
     Стивен повторил место встречи, и тут же связь прервалась.
     Стивен положил трубку, схватил  котелок  и  зонтик  и  заторопился  к
выходу.
     Секретарша взглянула на  него  и  выжидательно  улыбнулась.  Красивая
седовласая женщина, она работала у Стивена уже пятнадцать лет.
     - Сэр? - Она по-прежнему называла его так.
     - Я выйду на полчаса, Мэй, - ответил  ей  Стивен.  -  Присмотрите  за
лавочкой. - Он прошел в частный лифт и быстро спустился в подземный гараж,
где рядом с личными машинами старших служащих стоял его "роллс".
     В зеркале лифта он проверил, под  каким  углом  надет  котелок,  чуть
наклонил его вправо и поправил гвоздику в петлице  своего  темно-синего  с
еле заметной элегантной пастельной полоской костюма с Савил-Роу  [Улица  в
Лондоне, где расположены ателье дорогих мужских портных]. Важно в  течение
следующих нескольких минут выглядеть и действовать совершенно естественно.
Его штат заметит любое отклонение от нормы.
     В гараже он не стал подходить к своему темно-бордовому "роллс-ройсу",
который блестел в приглушенном свте, как какая-то драгоценность. Напротив,
прошел к калитке в стальной отодвигающейся  двери  гаража,  и  охранник  в
своей застекленной будочке у двери оторвал голову от  купонов  футбольного
розыгрыша, узнал хозяина и вскочил.
     - Добрый день, хозяин.
     -  Здравствуйте,  Гарольд.  Я  не  возьму  машину.  Просто   пройдусь
несколько минут.
     Он вышел на улицу и свернул налево, к перекрестку  Лиденхолл-Стрит  и
Олдгейт. Шел он быстро, но в то же время внешне не торопился.  Калиф  дает
предельно мало времени, чтобы его подчиненный не успел ни с кем связаться.
Стивен знал, что лишь несколько минут нужно ему идти от своего кабинета до
талефона-автомата. И Калиф тоже точно знал, сколько на это нужно времени.
     Телефон в красной стеклянной будке зазвонил, когда Стивен был  еще  в
двадцати шагах от него. Оставшуюся часть пути Стивен пробежал.
     - Страйд, - сказал он, слегка запыхавшись, и тут же  послышался  звук
опущенной монеты и тот же электронный голос сообщил ему  место  следующего
контакта. Телефон-автомат на Хай-Стрит у входа в  станцию  метро  Олдгейт.
Стивен повторил. Голос встревожил его: он звучал, словно говорит робот  из
фантастического кино. Если бы он услышал просто человеческий  голос,  было
бы не так плохо.
     Он еще дважды выслушивал  указания,  и  всякий  раз  они  оказывались
непредсказуемыми,  а  расстояние  между  точками  связи   было   тщательно
измерено, чтобы он едва успел вовремя и не мог ни  с  кем  связаться.  При
этом невозможно и проследить, откуда звонят. Очевидно, Калиф или его агент
переходит от одного автомата к другому в какой-то другой части  города.  И
его невозможно проследить.
     Исказитель  голоса,  которым  пользовался  Калиф,  представлет  собой
простое приспособление размером с карманный калькулятор. Питер рассказывал
Стивену, что такой прибор можно  купить  у  множества  фирм,  производящих
электронное оборудование для шпионажа и  контршпионажа.  Стоит  он  меньше
пятидесяти долларов и так искажает голос - передвигает все звуки в  другую
фазу, что никакое записывающее устройство не дает  возможности  сравнивать
этот голос с образцами, хранящимися в памяти компьютера.  Невозможно  даже
определить, говорит ли мужчина, женщина или ребенок.
     Дорога к станции оказалась необычно  безлюдной,  и  Стивену  пришлось
постоять у автомата, ожидая, пока светловолосый молодой человек в  розовом
пятнистом  комбинезоне  закончит  разговор.   Система   Калифа   позволяла
пользоваться общественными телефонами, и как только молодой человек кончил
говорить, Стивен вошел в будку и сделал вид, что роется в справочнике.
     Телефон  зазвонил,  и,  хоть  Стивен  ожидал  этого,  он  все   равно
подпрыгнул от неожиданности. Он вспотел от ходьбы и  нервного  напряжения,
голос его звучал неровно.
     - Страйд, - выдохнул он.
     Упала монета, и Стивена снова привел в ужас безличный голос Калифа.
     - Да?
     - У меня сообщение.
     - Да?
     - Калифу грозит опасность.
     - Да?
     - Разведка одного из правительств поместила  своего  агента  рядом  с
ним. Этот агент исключительно опасен.
     - Каков источник вашей информации?
     - Мой брат.  Генерал  Питер  Страйд.  -  Питер  велел  ему  там,  где
возможно, говорить правду.
     - Назовите правительство, которому принадлежит разведка.
     - Не могу. Информация слишком чувствительна. Я  должен  быть  уверен,
что Калиф получил ее лично.
     - Назовите имя или должность агента.
     - Не могу. По той же причине.
     Стивен взгялнул на  свои  золотые  танковые  часы  Картье  на  черном
ремешке крокодиловой кожи. Они говорят уже пятнадцать секунд. Он знал, что
связь не продлится больше тридцати. Дольше Калиф рисковать не будет. И  не
стал ждать очередного вопроса или инструкции.
     - Я передам информацию только Калифу и должен быть  уверен,  что  это
именно он, а не один из его агентов. Я требую личной встречи.
     - Это невозможно, - ответил нечеловеческий голос.
     - Тогда Калифу будет грзить большая личная опасность. - Стивен  нашел
мужество сказать это.
     - Повторяю: назовите имя и должность агента.
     Прошло двадцать пять секунд.
     - Снова говорю: не могу. Вы должны организовать  личную  встречу  для
передачи информации.
     Капля пота  сорвалась  с  виска  Стивена  и  пробежала  по  щеке.  Он
задыхался в тесной телефонной будке.
     - С вами свяжутся, - послышался голос, и на линии щелкнуло.
     Стивен достал из верхнего кармана белый шелковый платок и вытер лицо.
Потом тщательно уложил платок в карман,  не  складывал  его  аккуратно,  а
сделал это с нарочитой небрежностью.
     Расправил плечи, поднял  подбородок  и  вышел  из  будки.  Теперь  он
впервые почувствовал себя смелым человеком. Чувство это ему понравилось, и
он пошел назад, размахивая зонтиком на каждом шагу.

     Питер находился вблизи телефона всю неделю. Много часов занимался  он
различными проектами "Нармко", которые запустил до своего отлета на  Таити
и которые все созрели, казалось, одновременно. Совещания начинались  утром
и продолжались до темноты. Ему пришлось совершить две поездки:  в  Осло  и
Франкфурт, он улетал утренним  рейсом,  а  к  вечеру  возвращался  в  свой
кабинет в "Нармко". И всегда он находился  рядом  с  телефоном,  а  Стивен
Страйд знал номер; даже когда он упражнялся  в  офицерском  гимнастическом
клубе НАТО,  доводя  свое  тело  до  лучших  физических  кондиций,  или  в
подземной тире, где "кобра" стала продолжением его руки, правой или левой,
и он способен был поразить цель в пятидесяти ярдах стоя, лежа, с колена  -
из любой позиции, - все это время он нахидился в непосредственной близости
от телефона.
     Питер чувствовал себя как  профессональный  боксер  на  тренировочных
сборах; он полностью сосредоточился на столкновении, которое - он знал это
- ждет его впереди.
     Приближался уикэнд, скучный и  раздражительный.  Питер  отказался  от
приглашений навестить сельский особняк одного из своих коллег по "Нармко",
отказался от приглашения  другого  вместе  лететь  в  Париж  на  субботние
скачки. Он оставался один  в  своем  номере  в  "Хилтоне",  ожидая  звонка
Стивена.
     Утром в субботу он попросил  принести  ему  все  газеты:  английские,
американские; французские и немецкие - на этих языках он читал лучше,  чем
говорил, и даже голландские и итальянские - тут он с трудом спотыкался  на
каждом третьем слове.
     Он тщательно просмотрел их все  в  поисках  намеков  на  деятельность
Калифа. Похищения, захваты самолетов, другие террористические  акты  могли
бы дать ему новую нить к Калифу.
     Италию охватил политический хаос. Смятение было так велико, что можно
было только догадываться, что исходит слева, а что справа. В Неаполе  были
убыты пять известных деятелей  террористической  "Красной  Бригады";  всех
пятерых аккуратно уложили одной гранатой.  Граната  стандартного  образца,
принятого  на  вооружении  в  НАТО,  и  казнь  совершена  была  на   кухне
конспиративной квартиры "Красной Бригады" в трущобах города. У полиции  не
оказалось никаких нитей. Похоже на Калифа. Нет никаких оснований  считать,
что его "цепь" не включает видных итальянских промышленников.  Итальянский
миллионер,  живущий  в  собственной  стране,  вид,  наиболее   близкий   к
уничтожению, после голубого кита, сухо  думал  Питер.  И  эти  миллимонеры
вполне могли призвать на помощь Калифа.
     Закончив просматривать прессу континента, Питер облегченно перешел  к
английской и американской. Воскресенье, скоро  полдень.  Как  ему  прожить
оставшиеся до утра понедельника часы? Он был уверен, что до  того  времени
Стивен не получит ответа на свое требование.
     Он начал читать английские газеты, растягивая это занятие.
     Пятнадцатую неделю продолжается  забастовка  на  английской  "Лейланд
Мотор  Компани",  и  никаких  перспектив  на  ее  прекращение.  Еще   одна
возможность  для  Калифа,  подумал  Питер,  вспоминая  свой  разговор   со
Стивеном. Ударить по нескольким головам для их же блага.
     В утренних газетах оказалось еще только  одно  интересное  сообщение.
Президент Соединенных Штатов назначил специального посредника  в  попытках
найти решение проблемы израильской оккупации спорных территорий на Ближнем
Востоке. Он назначил этим посредником доктора Кингстона Паркера, о котором
сообщалось, что это близкий личный друг президента, входящий в тесный круг
его  советников,  человек,  которого   высоко   оценивают   все   стороны,
участвующие в конфликте, идеальный кандидат на такую  должность.  И  Питер
согласился с  этим.  Энергия  и  возможности  Кингстона  Паркера  казались
неисчерпаемыми.
     Питер отбросил последниюю газету и  увидел  перед  собой  перспективу
скучного дня. У него только три книги,  а  в  портфеле  крокодиловой  кожи
множество  материалов  "Нармко",   однако   он   знал,   что   не   сможет
сосредоточиться:  перспектива  столкновения  с   Калифом   затмевала   все
остальное.
     Он прошел в зеркальную ванную номера и достал  пакет,  который  купил
накануне в косметической секции "Галери Анспеч", одного из  самых  больших
универсальных магазинов города.
     Парик  из  человеческих  волос  хорошего   качества,   не   блестящая
нейлоновая замена. Его собственного цвета, но гораздо длиннее, чем  волосы
Питера. Он тщательно приладил парик и принялся за работу, подравнивая  его
ножницами.  Когда  добился  желаемого  результата,  начал  красить   виски
серебристой краской "Италиен бой".
     Это заняло почти всю вторую половину дня, потому что он не  торопился
и критически  относился  к  собственной  работе.  Каждые  несколько  минут
поглядывал на снимок, сделанный Мелиссой-Джейн  в  "Тисовом  Аббатстве"  в
Новый год: Мелисса-Джейн снимала новой полароидной камерой, рождественским
подарком Питера. На снимке оба брата стоят рядом, снисходительно  исполняя
распоряжения Мелиссы-Джейн.
     Снимок подчеркивал сходство братьев, но одновременно и  их  различия.
Цвет волос одинаковый, но у Стивена  волосы  длиннее,  они  завиваются  на
воротнике и сзади, и на висках заметно больше седины.
     Лицо у  Стивена  более  тяжелое,  мясистиое,  видны  первые  признаки
свисающих щек, цвет более красный - первый угрожающий признак неполадков в
деятельности сердца, результат хорошей жизни. Впрочем  когда  Питер  надел
парик, лицо его стало казаться гораздо полнее.
     Затем Питер занялся усами, подровнял их в манере  пехотного  офицера,
которую предпочитал Стивен. В косметической секции оказался большой  выбор
искусственных усов, наряду с бровями и ресницами, но ни одни не  оказались
достаточно подходящими. Питеру пришлось осторожно  работать  ножницами,  а
потом слегка подкрасить их серебром.
     Когда он с помощью специального клея приладил их на место,  результат
оказался поразительным. Усы  сделали  его  лицо  еще  полнее,  а  глаза  у
близнецов и так были одинаковой формы и  цвета.  Носы  у  обоих  прямые  и
костлявые. Рот у Питера чуть шире и не такой жесткий, но усы это прикрыли.
     Питер отступил и  осмотрел  себя  в  зеркале.  Братья  одного  роста,
одинаково широки в плечах. Стивен полнее, у него толще  шея,  она  придает
бычий вид его голове и плечам. Питер слегка изменил осанку. Подействовало.
Теперь он сомневался, чтобы кто-то, недостаточно близко с  ними  знакомый,
мог бы заметить подмену. Вряд ли Калиф или его ближайшие  помощники  лично
знакомы со Стивеном или Питером.
     Час он провел, подражая походке Стивена, наблюдая за собой в зеркале,
стараясь передать жизнерадостную дерзость манер Стивена,  то,  как  Стивен
стоит, сунув руки под полы пиджака, то, как он пальцем  приглаживает  усы,
начиная от разделения под носом, - направо и налево.
     Одежда - не серьезная проблема. Со времен Сандхерста братья одевались
у одного портного, и привычки Стивена в одежде не изменились. Питер  точно
знал, что надел бы Стивен в любой ситуации.
     Питер снял парик и усы и  тщательно  сложил  в  пластиковую  упаковку
"Галери Анспеч", потом снова спрятал в отделении своего чемоданчика.
     Затем  достал  из  другого   отделения   свой   парабеллум   "кобра".
По-прежнему в кожаной кобуре шамуа, и  Питер  привычно  взвесил  оружие  в
руке. Неохотно решил, что не возьмет его с собой. Встреча почти несомненно
состоится в Англии. Контакт, который был у Стивена во вторник, состоялся в
Лондоне. Нет оснований  думать,  что  следующая  связь  пройдет  в  другом
городе. А проходить через британскую таможню с оружием слишком рискованно.
Его задержат, будет сообщение в газетах. И Калиф немедленно  насторожится.
В Англии можно получить другое  оружие  в  "Торе".  Колин  Нобл  даст  ему
оружие, как только Питер объяснит ему суть дела: в этом он был уверен.
     Питер спустился вниз и спрятал пистолет в сейфе отеля, потом вернулся
к себе в номер и принялся ждать.  Это  одна  из  обязанностей  солдата,  к
которой он так и не смог привыкнуть. Он всегда ненавидел ожидание.
     Тем не менее он сел и принялся читать "Войну в тени"  Роберта  Эспри,
большой том, посвященный истории и практике партизанской войны. Постепенно
чтение увлекло его, и он слегка удивился, взглянув на  часы  и  обнаружив,
что уже восемь вечера. Он попросил прислать ему в  номер  омлет,  и  через
десять секунд после того, как он положил трубку, зазвонил  телефон.  Питер
решил, что это запрос из кухни относительно ужина.
     - Да, в чем дело? - раздраженно сказал он.
     - Питер?
     - Стивен?
     - Он согласился на встречу.
     Питер почувствовал, как сильно забилось сердце.
     - Где? Когда?
     - Не знаю. Я завтра должен вылететь в "Орли". В аэропорту меня  будет
ждать инструкция.
     Калиф укрывается, путает следы. Питеру следовало  ожидать  этого.  Он
попытался вспомнить схему аэропорта "Орли". Нужно где-то  там  встретиться
со Стивеном и подменить его. Мысль о встрече в зале или туалете он тут  же
отбросил. Остается только одно.
     - Когда ты там будешь? - спросил Питер.
     - У Кука [Известное бюро путешествий]  мне  дали  билет  на  утренний
рейс. Буду в одиннадцать пятнадцать.
     - Я буду там раньше, - сказал Питер. Он  наизусть  помнил  расписание
рейсов "Сабены", а у всех управляющих "Нармко" были специальные  карточки,
которые позволяли занять место на любом рейсе.
     - Сниму номер в отеле у южного аэровокзала "Орли" на четвертом  этаже
- на твое имя, - продолжал он. - Буду ждать в вестибюле. Отправляйся сразу
к администратору и попроси свой ключ. Я пойду за тобой,  чтобы  проверить,
нет ли слежки. Не узнавай меня ни при  каких  обстоятельствах.  Ты  понял,
Стивен?
     - Да.
     - До завтра.
     Питер прервал связь и прошел в ванную.  Снова  посмотрел  на  себя  в
зеркало.
     - Ну, что ж, не придется брать оружие в "Торе". - Калиф  не  назначил
встречу в Англии. Ясно теперь, что Париж - только промежуточный  пункт,  в
своей обычной осторожной манере Калиф назначит встречу где-нибудь в другом
месте. Может, будет еще несколько промежуточных пунктов.
     Человек придет на свидание невооруженным  и  неготовым,  и  Питер  не
сомневался, что Калиф примет все меря, чтобы он никому не  мог  рассказать
об этой встрече.
     "Я тяну две карты в прямом флеше, а  сдает  карты  Калиф,  и  у  него
достаточно времени для подготовки", - холодно подумал Питер. Но по крайней
мере  ожидание  окончено.  И   он   начал   упаковывать   свои   туалетные
принадлежности в непрмокаемую сумку "Гуччи".

     Сэр Стивен Страйд вошел в вестибюль южного вокзала аэропорта "Орли" в
пять минут первого, И Питер довольно улыбнулся про себя. На Стивене  синий
двубортный блейзер,  белая  рубашка  и  галстук  крикетного  клуба,  серые
шерстяные брюки и черные английские ботинки ручной работы - Стивен никогда
не носил модную итальянскую обувь.
     Обычная одежда Стивена, Питер ошибся  только  относительно  галстука,
решил, что он будет с цыганским рисунком. На самом Питере тоже  двубортный
пиджак, серые брюки под шинелью, черные  ботинки  из  "Баркерз"  [Один  из
крупнейших универсальных магазинов Лондона].
     Стивен оглядел вестибюль, мимоходом взглянул на сидящего в углу в "Ле
Монд" в руках Питера и уверенно направился к стойке администратора.
     - Меня зовут Страйд, у вас для меня зарезервирован  номер.  -  Стивен
говорил медленно, богатым сочным голосом: мало кто из этих людишек  хорошо
понимает по-английски. Клерк быстро проверил, кивнул, пробормотал какое-то
приветствие и протянул Стивену бланк и ключ.
     - Четыреста шесть, - громко произнес  Стивен,  чтобы  Питер  услышал.
Питер тем временем внимательно наблюдал за входом; к счастью, в  последние
минуты после появления Стивена в вестибюль  входило  мало  посетителей,  и
среди них не было таких, в ком можно было бы заподозрить  агентов  Калифа.
Конечно, если это только промежуточный пункт - а Питер был в этом  уверен,
- Калифу незачем следить за Стивеном;  следить  он  начнет,  когда  Стивен
подойдет к нему ближе.
     Стивен направился к лифту в сопровождении носильщика  с  единственным
небольшим чемоданом,  а  Питер  прошел  по  вестибюлю  и  присоединился  к
небольшой группе посетителей у лифта.
     В заполненном лифте он поднимался плечом к плечу со Стивеном, но  они
делали вид, что не знают друг друга, и когда  Стивен  и  носильщик  вышли,
Питер поднялся еще на три или четыре этажа, прошел по коридору, вернулся и
спустился в лифте на этаж Стивена.
     Стивен оставил дверь 406 номера открытой,  и  Питер  распахнул  ее  и
вошел, не постучав.
     - Мой дорогой мальчик! - Стивен  уже  был  без  пиджака.  Он  включил
телевизор, но сейчас приглушил звук и с явным облегчением и радостью пошел
навстречу Питеру.
     - Никаких проблем? - спросил Питер.
     - Как часы, - ответил Стивен. - Хочешь выпить? У меня есть  бутылочка
из необлагаемых налогом.
     Пока он брал в ванной стаканы, Питер быстро осмотрел комнату. Вид  на
квадратные  функциональные  здания  рынка,  сменивший  обычные  живописные
изображения центра Парижа, соответствующие по рисунку занавеси и покрывала
на двух кроватях, телевизор и радиоприемник между  кроватями,  современная
бездушная мебель - гостиничный номер, не больше и не меньше.
     Стивен принес стаканы и протянул один Питеру.
     - Твое здоровье!
     Питер попробовал виски. Слишком  крепкое,  а  парижская  вода  отдает
хлором. Он отставил стакан.
     - Как Калиф передаст тебе инструкции?
     - Я их уже получил. - Стивен протянул руку  к  пиджаку,  висящему  на
спинке стула, и достал из внутреннего кармана длинный белый конверт. - Это
ждало меня у информационной стойки "Эйр Франс".
     Питер взял конверт,  распечатал  его  и  сел  в  кресло.  В  конверте
оказалось три документа.
     Билет первого класса на рейс "Эйр  Франс",  квитанция  на  лимузин  с
шофером и квитанция на заказанный в отеле номер.
     Билет на самолет можно купить за  наличные  в  любом  отделении  "Эйр
Франс", заказать машину и номер тоже  можно  анонимно.  Ни  один  из  этих
документов невозможно проследить.
     Питер развернул билет и прочел пункт назначения. По коже его поползли
мурашки, словно прикоснулся какой-то паразит. Он сложил билет и просмотрел
две квитанции; ощущение предательства и  зла  растеклось  по  всему  телу.
Кончики пальцев онемели, на языке ощущался горький медный привкус.
     Билет на вечерний рейс из Орли" в аэропорт  Бен  Гуриона  в  Израиле,
машина для одной-единственной поездки в Иерусалим, а номер заказан в отеле
"Царь Давид" в этом старинном святом городе.
     - В чем дело, Питер?
     - Ничего, - ответил Питер, поняв, что болезненное ощущение отразилось
у него на лице. - Иерусалим, - продолжал он. - Калиф хочет, чтобы ты летел
в Иерусалим.
     В Иерусалиме уже находится один человек. Питер почти непрерывно думал
о ней, с тех пор как в последний раз обнял в темноте на острове  Бора-Бора
- столько времени тому назад.
     Калиф в Иерусалиме и Магда Альтман тоже там - и тошнотворное ощущение
не покидало Питера.
     Коварство Калифа.
     - Нет, - твердо сказал он себе. - По этой дороге я уже прошел. Это не
Магда.
     Изобретательный гений Калифа, эффективный и полный зла.
     - Возможно. - Пришлось  признаться  самому  себе.  -  С  Калифом  все
возможно. Каждый  раз  как  Калиф  мечет  кости,  выпадают  новые  номера,
соотношения меняются,  сумма  получается  разная  -  но  всегда  результат
невероятно правдоподобный и убедительный.
     Одно  их  основных  положенией  его  профессии:  любовь  ослепляет  и
оглушает человека, лишает его разума. Питер был влюблен и знал это.
     "Хорошо. Значит теперь мне нужно  освободить  ум  и  постараться  все
обдумать заново, словно я не околдован".
     - Питер, что с тобой? - снова  спросил  Стивен,  теперь  с  искренней
озабоченностью. Невозможно думать, когда Стивен  нависает  над  ним.  Надо
убрать его.
     - Я лечу в Иерусалим вместо тебя, - сказал Питер.
     - Ну, послушай, старина!
     - Мы с тобой меняемся местами.
     - Не выйдет. - Стивен решительно покачал головой. - Калиф  разоблачит
тебя с ходу.
     Питер взял свой чемоданчик и прошел в ванную. Быстро  натянул  парик,
прилепил усы и позвал.
     - Стивен, зайди.
     Они стояли рядом и смотрели в зеркало.
     - Боже! - ахнул Стивен. Питер слегка сменил осанку и стал еще  больше
похож на брата.
     - Невероятно. Никогда не думал,  что  ты  такой  красивый  парень,  -
усмехнулся Стивен и удивленно покачал головой. Питер  точно  повторил  его
жест.
     - Черт возьми, Питер. - Смех замер на устах Стивена. - Хватит. У меня
мурашки по коже.
     Питер стянул парик.
     - Получится.
     - Да, - согласился Стивен. - Может получиться. Но откуда ты  знал,  в
каком я буду костюме?
     - Тайна фирмы,  -  ответил  Питер.  -  Не  волнуйся.  Давай  займемся
бумагами.
     В спальне они двумя стопками выложили  свои  документы  и  быстро  их
просмотрели.
     Фотографии на паспортах подойдут.
     - Тебе придется сбрить свое сито для супа, - сказал Питер, и Стивен с
сожалением провел по усам пальцами - от середины направо, налево.
     - Это необходимо?  Я  себя  буду  чувствовать  так,  словно  вышел  к
обществу без брюк.
     Питер достал из внутреннего кармана ручку с золотым  пером,  взял  со
столика листок бумаги с грифом отеля. Некоторое время рассматривал подпись
Стивена в паспорте, попробовал изобразить ее на листке.
     - Нет. - Покачал  головой  и  попробовал  снова.  Похоже  на  походку
Стивена, дерзкую и уверенную, "Т" перечеркнуто решительным росчерком пера.
     Через шестьдесят секунд подписи было невозможно различить.
     - С этим париком на голове ты можешь  однажды  войти  в  мой  банк  и
получить по чеку всю сумму, - с беспокойством заметил Стивен.  -  А  потом
пойти ко мне домой и лечь в постель в Пат.
     - А что, неплохая мысль. - Питер задумался.
     - Не надо так шутить, - взмолился Стивен.
     - А кто шутит? -  Питер  просматривал  кредитные  карточки,  карточки
членства в клубах, водительсике права и другие  документы,  сопровождающие
цивилизованного человека.
     Стивен с большим трудом овладел подписью  брата,  но  через  двадцать
минут тренировки смог подписываться достаточно похоже, чтобы удовлетворить
служащих отеля.
     - Вот адрес отеля на левом берегу. Великолепный ресторан, и работники
проявляют полное понимание, если тебе вздумается угостить молодую  леди  у
себя в номере выпивкой.
     - Изыди, сатана!  -  Стивен  не  без  удовольствия  подумал  о  такой
возможности.
     - Всего на несколько дней, Стивен. Держись незаметно.  За  все  плати
наличными. Держись подальше  от  "Георга  У"  и  "Мориса",  "Ле  Доена"  и
"Максима" - от тех мест, где тебя знают.
     Они внимательно прошлись по всем подробностям обмена личностями, пока
Стивен сбривал усы и натирал кожу кремом.
     - Теперь тебе лучше уйти, - сказал наконец Питер. - Надевай это. - Он
протянул свою шинель. - И поменяемся галстуками.
     Стивен был готов. Он неловко стоял у  двери  в  тесноватой  для  него
шинели.
     - Стивен,  я  могу  тебя  спросить?  -  Питер  не  знал,  почему  ему
захотелось это узнать: так давно и глубоко это было погребено  в  нем,  но
сейчас почему стало очень важно узнать.
     - Конечно, старик. - Стивен, по-видимому, тоже радовался  возможности
оттянуть прощание.
     - Сандхерст. - Питер старался скрыть замешательство в своем голосе. -
Я тебя никогда не спрашивал... но ведь ты этого не делал, Стивен?
     Стивен спокойно и твердо встретил его взгляд.
     - Нет, Питер. Не делал. Даю слово.
     Питер взял протянутую  правую  руку  брата  и  крепко  пожал.  Нелепо
испытывать такое облегчение.
     - Я рад, Стивен.
     - Будь осторожней, старик.
     - Буду, - кивнул Питер. - Но  если  что-нибудь  случится...  -  Питер
замялся... - Мелисса-Джейн...
     - Не беспокойся. Я о ней позабочусь.
     Почему англичанам всегда так трудно говорить о любви и привязанности?
     - Ну, я пошел, - сказал Стивен.
     - Береги свой конец и не позволяй, чтобы тебя застукали в плавках,  -
ответил ему старой непристойностью Питер.
     - Можешь на это рассчитывать, - сказал Стивен и вышел в  коридор.  Он
плотно закрыл за собой дверь, оставив брата думать об Иерусалиме.

     Изменилось только название - с "Лод" на "Бен Гурион",  все  остальное
оставалось таким же, каким помнил Питер. Один из немногих аэропортов мира,
где  есть  достаточное  количество  багажных  тележек  и   пассажирам   не
приходится за них бороться.
     В зале прибытия ждал молодой израильский шофер с  надписью  мелом  на
школьной грифельной доске:
     СЭР ПИТЕР СТРАЙД.
     На  шофере  морская  синяя  шапочка  с  черным   кожаным   козырьком.
Единственная примета формы,  а  вообще-то  он  был  в  сандалиях  и  белом
холщовом костюме. Его английский отличался  обычным  сильным  американским
акцентом, манеры небрежные, но дружелюбные: сегодня он ведет  лимузин,  но
завтра может вести и танк "центурион".
     - Шалом, шалом, - приветствовал он Питера. - Это весь ваш багаж?
     - Да.
     - Беседер. Поехали. - Он не предложил  взять  у  Питера  тележку,  но
продолжал дружелюбно болтать, ведя его к лимузину.
     Лимузин оказался длинным "мерседесом-бенц" 240  D,  почти  совершенно
новым, любовно отполированным, но с каждой  стороны  задней  части  кузова
кто-то нарисовал по паре раскосых глаз.
     Не успели они  отъехать  от  аэропорта,  как  внутренности  мерседеса
заполнились характереным израильским ароматом - запахом  цветов  апельсина
из садов, расположенных по обе стороны дороги.
     Почему-то этот запах встревожил Питера, ему показалось, что он что-то
упустил, не заметил чего-то очень важного. Он пытался снова все продумать,
с самого начала, но шофер продолжал непрерывно болтать, когда они  въехали
на  новый  двусторонний  хайвей  и  через  сосновые  леса  направились   к
Иерусалиму, и его голос отвлекал Питера.
     Питер пожалел, что уничтожил наброски, сделанные в отеле в "Орли". Он
попытался восстановить их в памяти.
     Там было двенадцать пунктов на стороне "плюс". Третий из них:
     "Магда рассказала мне о Цветке Кактуса. Сделала ли бы она  это,  если
бы была Калифом?"
     Прямо напротив, на стороне "минус":
     "Если Магда - Калиф, Цветка Кактуса не существует. Он  был  изобретен
для какой-то неясной цели".
     Вот что мешало ему,  как  щепка  в  шерстяном  носке.  Он  все  время
возвращался к этому месту, не хватало какого-то логического  звена,  и  он
пытался его восстановить. Решение где-то близко, под самой поверхностью, и
он инстинктивно чувствовал, что если  не  найдет  его,  последствия  будут
ужасны.
     Шофер продолжал болтать, каждые несколько минут он обрачивался, чтобы
взглянуть на Питера, требовал подтверждений:
     - Верно ведь?
     Питер хмыкнул. Парень начинал  раздражать  его  -  недостающее  звено
рядом, совсем близко. Он видит его форму. Почему же его так тревожит запах
апельсиновых цветов? Запах цветов? Цветок Кактуса?  Что-то  в  этом  есть,
какой-то пропуск в его списке.
     - Если Магда не Калиф, тогда... - Что тогда? Он не знал.
     - Вы не возражаете? - спрашивал шофер.
     - Простите, о чем вы?
     - Я сказал, что хочу завезти пакет теще, - снова объяснил шофер. - От
жены.
     - А вы не можете это сделать на обратном пути?
     - Я не поеду сегодня назад... - Шофер виновато улыбнулся.  -  А  теща
живет прямо по пути.  Всего  пять  минут.  Я  пообещал  жене,  что  завезу
сегодня.
     - Ну, хорошо,  -  выпалил  Питер.  Что-то  в  этом  человеке  ему  не
нравилось, и он утратил нить рассуждений.
     Ему казалось, что он играет в шахматы со  значительно  более  сильным
игроком, он просмотрел ладью на открытой линии  или  коня,  который  может
сделать вилку на короля и ферзя.
     - Мы свернем здесь, - объяснил шефор и повернул в район новых  домов,
построенных из  кремово-желтого  иерусалимского  камня,  ряд  за  рядом  -
отчаянная попытка Израиля предоставить жилье всем новым гражданам.  В  это
время вечера улицы были пусты, семьи собрались за обеденным столом.
     Шофер  со  словоохотливой  уверенностью  проехал   путаницей   внешне
совершенно  одинаковых  улиц,  нажал  на  тормоза  и  остановил  машину  у
приземистого желтого здания, похожего на ящик.
     - Две минуты, - пообещал он, выскочил из "мерседеса", прошел назад  и
открыл  багажник.  Послышался  скрежет,  легкий  удар  металла  о  металл,
захлопнулась крышка, и шофер появился снова и  показал  Питеру  коричневый
бумажный пакет.
     Он улыбнулся Питеру, нелепо сдвинув шапку на затылок, через  закрытое
окно снова крикнул:
     - Две минуты, - и исчез в здании.
     Питер надеялся, что тот будет отсутствовать дольше. Тишина  бесценна.
Он закрыл глаза и сосредоточился.
     "Если Магда не Калиф,  тогда...  тогда..."  -  Со  щелканьем  остывал
двигатель. Или это что-то щелкает на приборной доске? Питер забыл об  этом
звуке.
     "...тогда... тогда Цветок Кактуса существует. Да,  так  оно  и  есть!
Цветок Кактуса существует и он достаточно близок к Калифу,  чтобы  узнать,
что сэр Стивен Страйд грозится раскрыть его..."
     Питер выпрямился, застыл на сидении.  Он  считал,  что  Сивен  Страйд
будет в полной безопасности - до встречи с Калифом. Это ужасная ошибка.
     "Цветок  Кактуса  должен  помешать  Стивену  Страйду  встретиться   с
Калифом". Да, конечно. Боже, как он не понял этого раньше? Цветок  Кактуса
из "Моссада", а Питер сидит на улице Иерусалима, родного дома "Моссада", и
он переодет Стивеном Страйдом.
     "Боже!" Теперь он был уверен, что ему грозит  смертельная  опасность.
"Цветок Кактуса, вероятно, сам все подготовил. Если Магда не Калиф,  тогда
я иду прямо в пасть Цветка Кактуса".
     Проклятые часы продолжали тикать, этот звук действовал на нервы,  как
протекающий кран.
     "В в городе Цветка Кактуса... в машине Цвет..."
     Тиканье. О, Боже! Оно не с приборной доски.  Питер  повернул  голову.
Щелкает  сзади.  В  багажнике,  который  шофер  открывал  и   что-то   там
передвинул. Именно там что-то негромко тикает.
     Питер  рванул  ручку,   ударив   дверцу   плечом;   одновременно   он
инстинктивно схватил рукой свой чемоданчик.
     Металлическую  перегородку  между  пассажирскими  местами  и   задним
корпусом убрали, чтобы усилить действие взрывной волны. Между ним  и  тем,
что тикает сзади, только кожаная обивка. Поэтому  он  так  ясно  и  слышит
тиканье.
     Казалось, время замедлилось, он успевал думать  об  этом,  а  секунды
капали, как густой мед.
     Адская машина, подумал он. Почему он  вспомнил  этот  нелепый  термин
девятнадцатого века, он не мог сказать:  вероятно,  воспоминания  детства,
когда он читал "Бумаги мальчика".
     Он выскочил из "мерседеса", чуть не потеряв  равновесие,  когда  ноги
коснулись разбитого неровного тротуара.
     Вероятно, пластиковая взрывчатка с реле времени у детонатора, подумал
он и побежал. Какое время отсрочки взрыва? Тридцать  секунд?  Нет,  шоферу
нужно уйти подальше. Он сказал две минуты, сказал это дважды...
     Мысли неслись стремительно, а ноги казались  закованными  в  кандалы,
они передвигались с огромным трудом. Все равно что бежишь по пояс  в  воде
по песку, а прибой тащит обратно.
     "Должно быть, две минуты уже прошли, шофер ушел далеко..."
     Прямо перед ним низкая каменная стена -  подножие  цветочной  клумбы.
Высотой  по  колено,  двойной  ряд  кирпичей,   в   середине   углубление,
наполненное сухой желтой  землей;  в  нем  несколько  полуувядшхих  кустов
олеандров.
     Питыр нырнул за стену головой вперед, ударившись в падении  плечом  и
рукой, и откатился под защиту низкой преграды.
     Над его головой окна большие первого этажа. Лежа на спине и глядя  на
них, Питер увидел, как в зеркале, отражение стоящего "мерседеса".
     Он ладонями зажал уши. "Мерседес" всего  в  пятидесяти  футах.  Питер
смотрел на  его  отряжение,  напрягая  тело,  широко  раскрыв  рот,  чтобы
поглотить взрывную волну.
     "Мерседес" взорвался. Казалось, он спокойно раскрывается, как  цветок
в  ускоренной  съемке.  Сверкающий  металл  раскрылся  и  изогнулся,   как
гротескные черные лепестки, и сквозь него мелькнуло яркое пламя  -  и  это
было все, что увидел Питер, потому что стекла  окон  исчезли,  разлетелись
под ударом взрывной волны на миллионы сверкающих осколков, и  теперь  окна
зияли, как раскрытые беззубые рты дряхлых стариков. И в этот момент  волна
ударила Питера.
     И хоть его прикрывала стена,  волна,  казалось,  вдавила  ему  ребра,
воздух вырвался из легких. В  голове  отразился  страшный  грохот  взрыва,
перед глазами мелькнули многочисленные радужные огни.
     Питеру показалось, что он ненадолго потерял  сознание.  Вокруг  падал
град осколков, что-то ударило его в спину и привело в себя.
     Он с трудом встал, стараясь наполнить легкие  воздухом.  Он  понимал,
что ему нужно убраться поскорее, пока не прибыли силы безопасности.  Иначе
он подвергнется интенсивному допросу, и  тогда,  несомненно,  обнаружится,
что он не сэр Стивен.
     Питер побежал. Улицы по-прежнему пустынны, хотя вокруг уже  начинался
шум. Слышались крики боли и страха.
     Добежав до угла, Питер пошел. Быстро дошел  до  следующего  поворота.
Уличных огней не было, и он остановился в тени. Теперь уже десятки  людей,
выкрикивая на ходу вопросы и предположения, бежали к месту взрыва в дыму и
пыли.
     Питер восстановил дыхание, отряхнул пиджак и брюки от пыли, подождал,
пока шум и смятение не достигнут вершины. Потом незаметно ушел.
     По дороге он сел в автобус и доехал до Яффа Роуд.
     На автобусной остановке он отыскал кафе и прошел  в  мужской  туалет.
Ран нет, но он бледен и напряжен; руки его,  когда  он  причесывался,  еще
слегка дрожали от взрывной волны.
     Питер вернулся в кафе и заказал фалафель и лепешку с кофе.
     Здесь он просидел с полчаса, обдумывая свой следующий ход.
     - Если Магда Альтман не Калиф... - повторял он  головоломку,  которую
решил как раз вовремя и тем спас себе жизнь.
     - Магда Альтман не Калиф! - Теперь он был абсолютно  в  этом  уверен.
Цветок Кактуса попытался помешать сэру Стивену Срайду добраться до  Калифа
со  своим  разоблачением.  Следовательно,  Магда   сказала   ему   правду.
Облегчение  заполнило  его  тело  теплом,  и  первым  его  импульсом  было
позвонить ей по номеру "Моссада", который она  дала  ему.  Но  он  тут  же
увидел опасность этого хода. Ведь Цветок Кактуса из  "Моссада".  Питер  не
смеет приближаться к ней - еще рано.
     Что же ему делать? Он уже знал  ответ.  Нужно  делать  то,  зачем  он
прилетел. Найти Калифа. И единственная тонкая ниточка к нему - та, которую
оставил сам Калиф.
     Питер вышел из кафе и на стоянке за углом нашел такси.
     - Отель "Царь Давид", - сказал он, садясь на заднее сидение.
     "По крайней  мере  теперь  я  представляю  себе,  как  опасен  Цветок
Кактуса, - мрачно подумал он. - И не буду действовать вслепую".

     Питер одним взглядом окинул оставленную для него коминату.  В  задней
части отеля, и окна  выходят  на  высокую  башню  ИМКА  (YMCA,  Ассоциация
молодых  христиан.  -  Прим.  перев),  откуда  может  спокойно  выстрелить
снайпер.
     -  Я  заказывал  многокомнатный  номер,  -   сказал   он   дежурному,
сопровождавшему его.
     - Простите, сэр Стивен. - Тот засуетился. -  Должно  быть,  произошла
ошибка.
     Еще один взгляд, и Питер  отметил  с  полдесятка  мест,  куда  Цветок
Кактуса  мог  подложить  взрывчатку,  чтобы  подстраховать  покушение   на
"мерседес". Питер скорее предпочел бы провести ночь в змеиной яме,  чем  в
комнате, приготовленной для него Цветком Кактуса.
     Он вышел в коридор и смерил дежурного надменным взглядом. Тот  убежал
и вернулся через пять минут. Выглядел он облегченно.
     - У нас готов для вас один из лучших номеров.
     Из 122 номера открывался великолепный вид на долину Врат  Яффы  и  на
стену Старого города; в центре видна была церковь Последней Вечери.
     В садах отеля роскошные сочные лужайки,  высокие  грациозные  пальмы,
дети весело кричат у плавательных бассейнов, и прохладный ветерок смягчает
жару.
     Номер примыкал к открытой низкой террасе, и,  оставшись  один,  Питер
первым делом закрыл тяжелые металлические ставни. Человек  Цветка  Кактуса
легко может пройти этим путем. Потом Питер вышел на свой балкон.
     Напротив, на высокой каменной стене французского консулата,  спускали
трехцветный флаг на фоне заката. Питер некоторое время  наблюдал  за  этой
церемонией, потом снова сосредоточился на безопасности своего номера.
     Можно подобраться из соседнего номера, перейти  из  окна  на  балкон.
Питер поколебался, потом решил не опускать балконные  ставни.  Он  не  мог
оставаться в абсолютно закрытой комнате.
     Задернув занавеси, он заказал в номер большую порцию виски  с  содой.
Питер нуждался в выпивке. День был долгий и трудный.
     Потом развязал галстук, снял рубашку,  парик,  усы  и  умылся,  чтобы
ослабить напряжение. И когда вытирался, в дверь постучали.
     - Будь проклята эта служба, - проворчал он, торопливо натянул парик и
вышел в  гостиную  в  тот  момент,  как  в  двери  повернули  ключ.  Дверь
открылась. Питер поднял полотенце и прикрыл им  отсутствующие  усы,  делая
вид, что вытирается.
     - Входите, - сказал он сквозь полотенце и тут  же  застыл:  казалось,
сердце ему сжало тисками, стало тружно дышать.
     На  ней  была  мужская  рубашка  с  открытым  воротником,  накладными
карманами; поверх узких бедер брюки цвета хаки. Длинные ноги с брезентовых
ботинках с мягкой подошвой. Но держалась она с такой элегантностью, словно
оделась в самом модном парижском салоне.
     - Сэр Стивен. - Она быстро закрыла за собой дверь и повернула ключ. -
Я Магда Альтман, мы с  вами  встречались.  Я  пришла  предупредить  вас  о
серьезной опасности.
     Короткие завитки волос образовали ореол вокруг ее головы, а  глаза  у
нее зеленые и полные тревоги.
     - Вы должны немедленно покинуть эту страну. Мой самолет ждет  вас  на
эародроме вблизи...
     Питер чуть опустил полотенце, чтобы иметь возможность говорить.
     - А почему вы мне это говорите? - резко прервал  он.  -  И  почему  я
должен вам верить?
     Он увидел, как гневно вспыхнули ее щеки.
     - Вы вмешиваетесь в дела, которых не понимаете.
     - Почему же вы меня предупреждаете? - настаивал Питер.
     - Потому что... - она заколебалась, но потом решительно  добавила:  -
Потому что вы брат Питера Страйда. Только по этой причине я не хочу, чтобы
вас убили.
     Питер отбросил полотенце в ванную и тем же  движением  снял  парик  и
положил на стул.
     - Питер! - Она изумленно смотрела на него, гневная  краска  на  щеках
поблекла, глаза стали еще глубже и темнее. Он забыл, как она прекрасна.
     - Ну, не стой на месте, - сказал  он,  и  она  подбежала  к  нему  на
длинных грациозных ногах и обняла за шею.
     Они стояли молча, несколько минут никто не мог найти слов. Потом  она
оторвалась от него.
     - Питер, дорогой... я не могу  долго  оставаться.  Я  ужасно  рискую,
придя сюда. За отелем следят, все  телефонистки  на  службе  в  "Моссаде".
Поэтому я не могла позвонить...
     - Расскажи все, что знаешь, - приказал он.
     - Хорошо, но держи меня, cheri. Я не хочу терять ни минуты.
     Когда официант принес виски, она  спряталась  в  ванной,  потом  селя
рядом с Питером на диван.
     - Цветок Кактуса  доложил  контролю,  что  Стивен  Страйд  затребовал
свидания с Калифом и намерен разоблачить его. До вчера я знала только это,
но могла догадываться. Прежде всего я поразилась, что в  сообщении  Цветка
Кактуса фигурирует Стивен Страйд, а не ты, Питер... - Говоря, она  гладила
плотные ровные мышцы его груди. - Мне это  не  приходило  в  голову,  хотя
когда мы с тобой говорили об этом, упоминалась только фамилия Страйд.
     - Мне тоже не  приходило  в  голову,  пока  я  не  покинул  Les  Neuf
Рoissons.
     - Но потом я решила, что  ты  все  рассказал  Стивену  и  открыл  ему
источник своих сведений. Конечно, это был бы безумный ход  -  не  в  твоем
обычном стиле, совсем нет. Но я подумала, что он ведь твой брат...  -  Она
смолкла.
     - Именно это я и сделал...
     - Питер, мы можем говорить в постели, - прошептала она. - Я так долго
была без тебя.
     Ее обнаженная кожа казалась горячим сатином, они лежали обнявшись,  и
она прижималась к нему гладким твердым животом. Ртом касалась его уха.
     - ...Требование Стивена о свидании прошло к Калифу по  другому  пути,
минуя Цветок Кактуса. Он не смог задержать его...
     - Но кто этот Цветок Кактуса? Ты узнала?
     - Нет. - Она покачала головой. -  По-прежнему  не  знаю.  -  И  легко
провела ногтями по его животу.
     - Когда ты так делаешь... я не могу думать, - протестовал он.
     - Прости. - Она погладила его по щеке.  -  Ну,  вот,  Калиф  приказал
Цветку  Кактуса  организовать  встречу  со  Стивеном.  Я  не  знала,   что
готовилось... пока не увидела имя сэра Стивена в списке прилетающих. Я  не
искала его имени, но как только увидела, сразу догадалась, что произойдет.
Подумала,  что  Цветок  Кактуса  заманил  его  сюда,  чтобы  здесь   легче
перехватить. Мне потребовалось три часа, чтобы узнать, где остановился сэр
Стивен.
     Они оба замолчали, она опустила лицо и прижалась к его шее, счастливо
вздыхая.
     - О, Боже, Питер. Как мне тебя не хватало.
     - Послушай, дорогая. Ты должна мне рассказать все остальное. -  Питер
нежно поднял ее  подбородок,  чтобы  видеть  лицо;  взгляд  ее  постепенно
сфокусировался.
     - Ты знала, что готовится попытка убийства Стивена?
     - Нет, но это логичный ход "Моссада", чтобы защитить Цветок Кактуса.
     - Что еще?
     - Ничего.
     - Ты не знаешь, как именно подготовлена встреча Стивена с Калифом?
     - Не знаю, - призналась она.
     - И по-прежнему никаких догадок о личности Калифа?
     - Никаких.
     Они снова замолчали, но, когда  он  заговорил,  она  приподнялась  на
локте и смотрела ему в лицо.
     - Цветок Кактуса организует встречу, как приказал Калиф. Он не сможет
ловчить - не с Калифом.
     Магда молча кивнула.
     - Поэтому мы должны считать, что Калиф сейчас близко, очень близко.
     - Да. - Она снова кивнула, на этот раз неохотно.
     - Это значит, что я должен продолжать изображать Стивена.
     - Питер, нет. Тебя убьют.
     - Уже пытались, - мрачно сказал Питер и коротко  рассказал  о  взрыве
"мерседеса". Магда  коснулась  синяка  на  его  спине,  там,  куда  ударил
обломок.
     - Тебя не подпустят к Калифу.
     - Возможно, у них не будет выбора,  -  ответил  Питер.  -  Калиф  так
озабочен своей безопасностью. Он настоит на встрече.
     - Тебя снова попытаются убить, - умоляла она.
     - Может быть, но я готов ручаться, что встреча  с  Калифом  состоится
очень скоро. Другую сложную ловушку, как с "мерседесом",  организовать  не
сумеют, а я буду готов... Мне придется идти вперед, Магда.
     - О, Питер...  -  Но  он  коснулся  ее  губ,  заставив  замолчать,  и
продолжал рассуждать вслух.
     - Предположим, "Моссад" узнает, что  я  не  Стивен  Страйд,  что  моя
подлинная цель не разблачение Цветка Кактуса. Что при  этом  меняется  для
"Моссада"?
     Она задумалась.
     - Не знаю.
     - Если в "Моссаде"  узнают,  что  Стивена  Страйда  изображает  Питер
Страйд, разве их не заинтересует, зачем ему встреча с Калифом?
     - Питер, ты предлагаешь мне сообщить своему контролю в "Моссаде?..
     - Ты сделаешь это?
     - Милостивый Боже, - прошептала она. - Питер, дорогой, я подпишу тебе
смертный приговор.
     - ...а может, спасешь мне жизнь.
     - Не знаю. - Она села в постели и подняла руки  к  коротким  волосам.
Кожа ее светилась в свете лампы, маленькие красивые груди передвигались  в
такт движениям рук. - О, Питер, не знаю.
     - Может, это наш единственный шанс подобраться к Калифу, -  настаивал
он, и ее милое лицо застыло в нерешительности.
     - Калиф считает, что я тебя убил, он  считает,  что  я  через  своего
брата передал ему предупреждение. Он будет меньше опасаться меня.  Другого
такого шанса у нас не будет.
     - Я боюсь за тебя,  Питер.  Боюсь  остаться  без  тебя...  -  Она  не
кончила, но подняла длинные обнаженные ноги  и  прижала  колени  к  груди.
Защитная зародышевая поза.
     - Ты сделаешь это? - мягко спросил он.
     - Ты хочешь, чтобы я рассказала своему  контролю  о  твоей  подлинной
личности, о том, что ты не намерен разоблачать  Цветок  Кактуса...  что  у
тебя другая, неизвестная мне цель...
     - Верно.
     Она повернула голову и посмотрела на него.
     - Я сделаю это в обмен на твое обещание, - решила она.
     - Какое?
     - Если после встречи  с  контролем  я  решу,  что  ты  по-прежнему  в
опасности, что тебе по-прежнему намерены помешать встретиться с Калифом, я
хочу, чтобы ты обещал мне в таком случае оставить свои попытки.  Тогда  ты
немедленно отправишься к моему "лиру", и Пьер  увезет  тебя  в  безопасное
место.
     - Ты будешь честной со мной? - спросил он. - Будешь честно  судить  о
реакции "Моссада"? И если будет хоть  слабый  шанс  добраться  до  Калифа,
позволишь мне сделать это?
     Она кивнула, но он мрачно продолжал:
     - Поклянись.
     - Я не буду мешать тебе, пока сохраняются шансы на успех.
     - Поклянись, Магда.
     - Клянусь своей любовью к тебе, - негромко сказала она, и  он  слегка
расслабился.
     - А я в свою очередь клянусь, что если шанса на встречу с Калифом  не
будет, я улечу на "лире".
     Она прижалась к его груди, обняла руками за шею.
     - Люби меня, Питер. Быстрей! Хоть это у меня будет.

     Одеваясь, она договаривалась о связи.
     - Через местный  коммутатор  я  не  могу  связываться:  я  объясняла,
почему, - говорила она, зашнуровывая свои брезентовые ботинки. - Ты должен
оставаться здесь, в этом номере, чтобы я  могла  тебя  найти.  Если  здесь
станет опасно, я пришлю кого-нибудь к тебе. Это будет человек, которому  я
доверяю. Он скажет просто: "Меня послала Магда", и ты должен идти  с  ним.
Он отведет тебя к Пьеру и "лиру".
     Она распрямилась, затянула пояс на узкой талии,  подошла  к  зеркалу,
чтобы пригладить темные завитки волос.
     - Если от меня не будет никаких известий, значит я считаю,  что  есть
шанс встретиться с  Калифом...  -  Она  замолчала,  и  выражение  ее  лица
изменилось. - Ты вооружен, Питер? - Приглаживая волосы, она следила за ним
в зеркале. Он покачал головой.
     - Я могу достать тебе оружие - нож, пистолет?
     Он снова покачал головой.
     - Меня обыщут, прежде чем допустят к Калифу. И если найдут  оружие...
- Ему не нужно было заканчивать.
     - Ты прав, - согласилась она.
     Отвернулась от зеркала, застегивая рубашку над сосками,  которые  еще
оставались вспухшими и темными от любви.
     - Теперь  все  произойдет  очень  быстро,  Питер.  Так  или  иначе  к
завтрашнему вечеру все будет кончено. Я чувствую здесь... - Она  коснулась
места между маленькими грудями, оттопыривавшими рубашку. - Теперь  поцелуй
меня. Я и так оставалась слишком долго - для безопасности нас обоих.

     После ухода Магды Питер, хоть и устал, спал совсем  мало.  Много  раз
просыпался с натянутыми нервами, оцепеневший и потный.
     Встал  он  до  рассвета  и  заказал  один  из  странных   израильских
завтраков: салат и яйца вкрутую с светло-зелеными желтками.
     Потом сел и приготовился ждать.
     Ждал он все утро, и когда к полудню никаких  сообщений  от  Магды  не
было, он был уверен, что "Моссад" решил не мешать его встрече  с  Калифом.
Если бы Магда в этом сомневалась, она послала бы за ним.  Легкий  ланч  он
тоже попросил принести в номер.
     Яркий свет полудня  постепенно  сменился  теплым  масляно-желтым,  от
подножий пальм робко поползли  тени,  солнце  двигалось  по  небу  высокой
аркой, а Питер продолжал ждать.
     Когда оставался час светлого времени, снова зазвонил  телефон.  Питер
вздрогнул, но быстро вязл трубку.
     - Добрый вечер, сэр Стивен. За вами приехал ваш шофер, - сказала  ему
девушка с коммутатора.
     - Спасибо. Пожалуйста, передайте ему, что я сейчас спущусь, - ответил
Питер.
     Он  был  одет,  весь  день  провел  в  готовности  немеделнно  выйти.
Оставалось только положить чемоданчик крокодиловой кожи в шкаф и  запереть
его, потом он вышел из номера и по коридору прошел к лифту.
     Он не знал, предстоит ли ему встреча с  Калифом  или  его  увезут  из
Израиля на "лире" Магды.
     - Ваш лимузин ждет снаружи, - сказала хорошенькая девушка за стойкой.
- Желаю приятно провести вечер.
     - Спасибо. Надеюсь на это, - ответил Питер.
     Машина  -  небольшой   японский   компакт,   а   шофер   -   женщина,
светловолосая, пожилая, с дружелюбным некрасивым лицом.  Похожа  на  Голду
Мейр, подумал Питер.
     Он сел на заднее сидение, ожидая слов "Меня послала Магда".
     Но женщина только вежливо сказала  "Шалом,  шалом",  включила  мотор,
зажгла фары, и машина двинулась от отеля.

     В усиливающихся сумерках они спокойно объехали внешнюю стену  старого
города и начали спускаться в долину Кидрон. Оглядываясь, Питер  видел  над
холмами элегантные новые здания еврейской части города.
     Когда он в последний раз  был  в  Иерусалиме,  тут  лежали  пустынные
развалины: все дома разрушены арабами.
     Восстановление этого священного для иудаизма места символизирует  дух
удивительного народа, подумал Питер.
     Хорошее начало для разговора, и он сообщил свою мысль женщине-шоферу.
     Та ответила на иврите, явно отказываясь говорить по-английски.  Питер
испробовал французский - с тем же результатом.
     Он решил, что женщине приказали держать язык за зубами.
     Когда они огибали нижние склоны горы Олив,  спустилась  ночь;  позади
остались последние здания арабского района.  Женщина  увеличила  скорость,
дорога была почти пуста. Она полого опускалась в темную неглубокую долину.
По обе стороны широкой щебеночной дороги теперь тянулась пустыня.
     Небо  чистое,  без  облаков  и  дымки,  звезды  кажутся  большими   и
ярко-белыми, последние остатки дня исчезали  сзади,  на  западном  участке
неба.
     Дорога насыщена указателями. Они направлялись на восток,  к  Иордану,
Мертвому морю и Иерихону; через двадцать  пять  миль  в  свете  фар  Питер
увидел надпись на английском, арабском и иврите: они спускаются  в  долину
Мертвого моря ниже уровня моря.
     Питер снова попытался вовлечь женщину в  разговор,  но  она  ответила
что-то односложное. Питер решил, что ей нечего ему сказать.  Машина  взята
напрокат. На дверце табличка  с  названием  компании,  адресом  и  таксой.
Женщина знает только пункт их назначения, а это он и сам скоро узнает.
     Больше Питер не пытался заговаривать с ней, но  оставался  настороже;
не двигаясь заметно, провел подготовку, как парашютист перед  прыжком,  по
очереди напрягая мышцы, чтобы тело не оцепенело от долгой неподвижности  и
могло мгновенно перейти к действиям.
     Впереди в свете фар показались  предупредительные  огни  перекрестка,
машина пошла медленнее, женщина включила сигнал левого поворота. Свет упал
на дорожный знак, и Питер увидел, что они двинулись  в  сторону  Иерихона,
отворачивая от Мертвого моря и направляясь в долину Иордана к  Галилее  на
севере.
     Над горными вершинами за долиной медленно поднялись бычьи рога  новой
луны, стало видно окружающую пустыню.
     Снова женщина замедлила скорость,  на  этот  раз  в  самом  Иерихоне,
старейшем населенном пункте планеты: свыше  шести  тысяч  лет  люди  живут
здесь, и их отбросы подняли город на  сотни  футов  над  уровнем  пустыни.
Археологи уже раскопали  обрушившиеся  стены,  которые  упали  при  звуках
боевых труб Иисуса Навина.
     "Ну и штука, - улыбнулся про себя Питер в темноте. - Не хуже  атомной
бомбы".
     Выехав из города, машина свернула с главной дороги. Теперь она шла по
узкой вспомогательной дороге между  многочисленными  тесно  расположенными
сооружениями:  киосками  сувениров,  арабскими  кафе,  лавками   торговцев
древностями; поверхность неровная, и машина шла медленно.
     По-прежнему не очень быстро они поднялись  на  холмы,  и  на  вершине
женщина повернула  на  грязную  тропу.  Тонкая  тальковая  пыль  заполнила
машину, и Питер чихнул.
     Полимили спустя показался щит на  подмостках,  преграждавший  поворот
направо.
     "Военная зона, - было написано на нем. - Проезд дальше запрещен".
     Женщине пришлось прижаться к самой скале, чтобы  объехать  этот  щит;
никакие часовые их не остановили.
     Неожиданно Питер увидел большой черный утес, встающий прямо перед ним
в звездной ночи и закрывающий половину неба.
     Что-то ожило в его памяти: высокий утес над Иерихоном,  выходящий  на
долину Мертвого моря;  конечно  -  он  сразу  вспомнил:  сцена  последнего
искушения Христа. Как это у Матфея? Питер вспомнил точную цитату:
     Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и  показывает  Ему  все
царства мира и славу их...
     Неужели Калиф сознательно выбрал это  место  из-за  этой  мистической
ассоциации? И это  часть  того  квазирелигиозного  представления,  которое
сложилось у Калифа о себе самом?
     Ангелам своим заповедаю о Тебе, и на руках понесут Тебя...
     Неужели Калиф видит себя  наследником  абсолютной  власти  над  всеми
земными царствами, той власти, которую в древних хрониках называют "шестым
порядком ангелов"?
     Питер  почувствовал,  что  дух  его  дрогнул   перед   лицом   такого
грандиозного безумия, громадного и грозного видения, рядом  с  которым  он
показался себе незначительным  и  слабым.  Страх  охватил  его,  как  сеть
гладиатора, ослабил его решительность, лишил сил. Он молча сражался с ним,
пытался высвободиться из сети, прежде чем она доставит его,  беспомощного,
во власть Калифа.
     Женщина резко остановила машину, повернулась и включила свет  внутри.
Несколько  мгновений  молча  смотрела  на  него.  Показалось  ли  ему  или
действительно на ее старом нкрасивом лице промелькнула жалость?
     - Здесь, - негромко сказала она.
     Питер достал бумажник из кармана пиджака.
     - Нет, - она покачала головой. - Вы мне ничего не должны.
     - Тода раба, - поблагодарил ее  Питер  на  ломаном  иврите  и  открыл
дверцу.
     Воздух пустыни неподвижен и холоден, низкие колючие кустарники  пахли
шалфеем.
     - Шалом, - сказала ему женщина в открытое  окно  и  резко  развернула
машину. Свет фар упал на рощу финиковых пальм впереди, потом снова ушел  в
пустыню. Небольшая машина  набрала  скорость  и  двинулась  по  извилистой
дороге назад, туда, откуда они прибыли.
     Питер повернулся к ней спиной, позволяя  своим  глазам  привыкнуть  к
слабому освещению рогатой луны и белому блеску пустынных звезд.
     Через несколько минут он двинулся  по  тропе  через  пальмовую  рощу.
Здесь пахло дымом от костров, меж деревьев висел голубоватый туман.
     Где-то в глубине рощи жалобно заблеяла коза, послышался плач  ребенка
- должно быть,  лагерь  бедуинов  в  оазисе.  Он  пошел  в  ту  сторону  и
неожиданно оказался на открытой поляне, окруженной пальмами.  Земля  здесь
утоптана копытами множества животных, Питер слегка споткнулся, но  тут  же
восстановил равновесие.
     В центре поляны каменный парапет вокруг глубокого колодца  с  пресной
водой. Над парапетом примитивный блок и еще один темный  предмет,  который
Питер сразу не  узнал,  темный  и  бесформенный,  он  находился  на  самом
парапете.
     Питер осторожно  двинуля  к  нему  и  почувствовал,  как  сердце  его
подпрыгнуло: предмет пошевелился.
     Человек, в длинной  просторной  одежде,  касающейся  песчаной  почвы;
казалось, он плывет в темноте.
     Фигура сделала  несколько  шагов,  и  Питер  увидел,  что  голову  ее
покрывает монашеский капюшон из той же темной шерсти, и лицо  не  видно  в
темноте.
     - Кто ты? - спросил Питер, и  голос  резанул  его  собственный  слух.
Монах не ответил,  он  высвободил  одну  руку  из-под  широкого  рукава  и
поманил, потом повернулся и пошел по тропе в пальмовую рощу.
     Питер пошел за ним; ему  пришлось  идти  быстро,  чтобы  не  потерять
монаха из виду. Легкие городские туфли  не  предназначены  для  ходьбы  по
песку и каменным обломкам.
     Они вышли из рощи, и прямо перед ними, менее  чем  в  четверти  мили,
оказался утес, подобный черному каменному водопаду.
     Монах вел его по грубой, но хорошо утоптанной  тропе,  и  хотя  Питер
пытался сократить расстояние между ними,  он  понял,  что  для  этого  ему
пришлось бы бежать: монах под своей  просторной  рясой  казался  полным  и
неповоротливым, однако двигался легко и быстро.
     Они достигли утеса, тропа  зигзагами  начала  подниматься  под  таким
углом,  что  Питеру  пришлось  наклониться  вперед.  Поверхность   покрыта
глинистым сланцем и сухой землей, тропа  все  круче.  Потом  нога  ощутила
камень: пошли изношенные ступени в скале.
     С одной стороны вниз уходила пропасть, с другой словно  давила  стена
утеса, прижимая Питера к краю.
     А монах все время шел впереди, неустающий  и  быстрый,  шагал  он  по
древним ступеням тихо, и не слышно было  звуков  тяжелого  дыхания.  Питер
подумал,  что  человек  с  такой  выносливостью  и  массой   должен   быть
необыкновенно силен. Двигается он не так, как божий человек,  привыкший  к
молитвам. В  нем  уравновешенность  и  напряженность  бойца,  неосознанная
гордость и сила воина. У Калифа все  не  таково,  каким  кажется,  подумал
Питер.
     Они  поднимались  все  выше,  и  панорама   внизу   становилась   все
величественнее, огромная протяженность пустыни  и  гор  с  огромным  щитом
Мертвого моря, блестящего серебром при свете звезд.
     "Все царства мира и слава их..." - подумал Питер.
     Ни разу за время подъема они не останавливались  передохнуть.  Высоко
ли они, подумал Питер. Тысяча футов? Может, полторы тысячи? Сам  он  дышал
глубоко и ровно, совсем еще не устал, и легкий пот,  выступивший  на  лбу,
остывал на прохладном ночном возухе.
     Что-то показалось ему знакомым, и он принюхался к легкому запаху.  Не
очень ясно, но раз или два во время подъема он уловил этот запах.
     Питер обладал обостренным обонянием, присущим некурящим людям, запахи
и ароматы всегда имели для него особое значение. А этот запах важен, но он
не мог точно вспомнить его. Это его беспокоило, но  вскоре  слабый  аромат
поглотили более мощные запахи - запахи множества людей.
     Дых  кухонных  костров,  запахи  пищи  и  легкая  вонь  разложения  и
примитивной канализации.
     Давным-давно он видел фотоснимок древнего монастыря, построенного  на
вершине величественного утеса; вершину скалы покрывали пещеры и  подземные
кельи, над ними возвышались каменные стены, построенные  людьми,  умершими
тысячи лет назад.
     Но когда они преодолевали  последнюю  сотню  футов  крутого  подъема,
ускользающий запах продолжал тревожить Питера. Они неожиданно оказались  у
подножия каменной башни и мощной крепостной стены, в которую была  вделана
тяжелая   бревенчатая   дверь   двенадцати   футов   высотой,    усаженная
металлическими остриями.
     При их  приближении  дверь  распахнулась.  Показался  узкий  каменный
коридор, освещенный единственной лампой в нише.
     Питер прошел в ворота, и с обеих сторон к нему приблизились  еще  две
фигуры; он инстинктивно занял оборонительную стойку, но тут же спохватился
и стоял спокойно, с поднятыми руками,  пока  его  тщательно  обыскивали  в
поисках оружия.
     Оба человека одеты в боевые  цельные  комбинезоны,  у  обоих  ботинки
парашютистов. Головы прикрыты шерстяными шарфами; шарф  обматывает  рот  и
нос, видны только глаза. У каждого вездесущий автомат  "узи",  заряженный,
со взведенным курком.
     Наконец они, удовлетворенные, отступили, и монах повел  Питера  через
лабиринт узких коридоров. Где-то слышались  звуки  службы,  резкий  голоса
читающих  молитвы  на  греческом.  Эти  звуки  а  запах  горящего   ладана
становились все сильнее, и наконец монах ввел  Питера  в  огромную  тускло
освещенную церковь, вырубленную в скале утеса.
     В полутьме на деревянных скамьях  неподвижно  сидели  ряды  греческих
монахов, похожих на мумии. Их древние лица были прикрыты  густыми  черными
бородами.  Только  глаза  блестели.  как  камни  и  драгоценные   металлы,
украшавшие иконы на стенах.
     Запах благовоний стал подавляющим; в своем пении монахи ни на миг  не
споткнулись, когда Питер и его сопровождающий быстро  проходили  через  их
ряды.
     В непроницаемой тьме в глубине  церкви  монах,  казалось,  неожиданно
исчез, но  Питер,  подойдя  к  этому  месту,  увидел,  что  резная  скамья
отодвинута и за ней открывается темный тайный проход в стене.
     Питер осторожно двинулся по  нему.  Было  совершенно  темно,  но  под
ногами он ощутил невысокие гладкие каменные ступени и начал подниматься по
спиральной лестнице в скале. При этом  он  считал  ступени.  Из  оказалось
пятьсот, каждая примерно шести дюймов высотой.
     Неожиданно он снова вышел  на  холодный  воздух  ночной  пустыни.  Он
оказался на мощеном каменном дворе, под шатром ослепительно  ярких  звезд,
прямо впереди  вздымался  утес,  низкий  папапет  ограждал  уходящую  вниз
пропасть.
     Питер понял, что для свидания Калиф выбрал самое отдаленное  и  легко
защитимое место. К тому же тут оказались охранники.
     Они подошли - двое - и снова обыскали его, даже тщательнее,  чем  при
входе в монастырь.
     Пока они работали, Питер быстро осмотрелся. Мощеный двор, как  гнездо
орла, располагался на краю пропасти, окруженный  парапетом  в  пять  футов
высотой. Видны были овальные входы в пещеры в самом утесе. Вероятно,  сюда
удалялись монахи в поисках одиночества.
     На дворе видны были еще люди, в той же форме,  с  головами,  скрытыми
арабскими головными уборами. Двое  из  них  устанавливали  бакен  в  форме
пирамиды со вспыхивающим фонарем.
     Питер узнал  в  нем  сигнальный  огонь  для  самолета.  Нет,  не  для
самолета. Единственная машина, которая сможет сюда добраться, - вертолет.
     Итак, бакен долен привести сюда вертолет.
     Один из вооруженных охранников проверил пояс Питера, потянул за него,
чтобы убедиться, что в нем не скрывается нож.
     Потом отступил и сделал Питеру знак проходить.  У  входа  в  одну  из
каменных келий терпеливо ждал рослый монах.
     Питер, склонившись, прошел в низкий вход. Келья была тускло  освещена
керосиновой лампой, стоявшей в каменной нише над узкой кроватью.  У  одной
стены грубый деревянный стол, на другой единственное украшение  -  простой
крест.
     В скале высечена полка, на ней с десяток переплетенных в кожу книг  и
немного посуды. Есть также примитивное сидение.
     Монах указал на него, но сам остался стоять у входа  в  келью,  сунув
руки в глубокие карманы рясы, отвернувшись, хотя лицо его по-прежнему было
скрыто капюшоном.
     Наступила  полная  тишина,  но   тишина   напряженная,   электрически
заряженная.
     Неожиданно  Питер  снова  уловил  знакомый  запах,  здесь,  в  грубой
каменной келье, и с легким шоком узнал его. Запах исходил от монаха.
     Он сразу понял, кто этот человек, и это знание вызвало  на  мгновение
замешательство.
     И тут же, словно после щелчка хорошо смазанного замка, все встало  на
место. Теперь он знал.
     Он узнал запах дорогих голландских сигар и  пристально  посмотрел  на
монаха.
     Послышался звук, словно биение крыльев насекомого о стекло  лампы,  и
монах чуть наклонил голову, вслушиваясь.
     Питер измерял расстояние, время, взвешивал возможности.
     Монах, пятеро вооруженных во дворе, приближающийся вертолет...
     Самый опасный монах. Теперь, когда Питер знал, кто он, он знал также,
что перед ним один из самых высокотренированных бойцов, человек, с которым
ему вряд ли сравниться.
     Пятеро во дворе.... Питер неожиданно понял. Их там  не  будет.  Очень
просто. Калиф не допустит, чтобы его увидел кто-то, кроме самых доверенных
помощников и тех, кому предстоит умереть. Монах уже отослал их.  Они  ждут
недалеко, но им потребуется время, чтобы принять участие в событиях.
     Остаются  только  монах  и  Калиф.  Питер  знал,  что  приближающийся
вертолет несет на свидание Калифа. Теперь, судя по звуку,  вертолет  прямо
над головой. Внимание  монаха  приковано  к  нему.  Питер  видел,  как  он
повернул голову под капюшоном. Впервые он утратил бдительность.
     Звук изменился: пилот изменял  скорость  вращения  ротора,  собираясь
посадить  вертолет  на  маленькую  каменную  площадку   двора.   Вспыхнули
посадочные  огни  безжалостным  ярким  светом  и  осветили   через   дверь
внутренность кельи.
     Поднялась  пыль,  бледными  клубами  проникла  в   келью,   и   монах
шевельнулся.
     Он подошел к двери  и  выглянул,  на  мгновение  отвернув  от  Питера
укрытое тканью лицо.
     Этого момента ждал Питер, все его тело было напряжено, как шея гадюки
перед броском. В то мгновение как монах отвернулся, Питер  бросился  через
келью.
     Ему предстояло преодолеть  десять  футов,  и  гром  ротора  вертолета
заглушал остальные звуки, но какой-то инстинкт бойца предупредил монаха, и
тот повернулся навстречу Питера. Голова под капюшоном защитно  опустилась,
и Питеру пришлось изменить направление удара. Он не мог  больше  целить  в
шею и выбрал правое плечо для удара. Рука  его  была  тверда,  как  лезвие
топора, и он ударил монаха в плечо, туда, где шея соединяется  с  плечевой
костью. Питер слышал, как треснула ключица, этот резкий звук перекрыл  шум
вертолета.
     Левой рукой Питер  схватил  поврежденную  руку  монаха  за  локоть  и
свирепо дернул, так что один край сломанной кости  заскрежетал  о  другой,
края перелома разрезали плоть, и монах  закричал,  согнувшись  и  стараясь
облегчить невыносимую боль в плече.
     Шок парализовал его, и большое  мощной  тело  расслабилось  в  хватке
Питера.
     Используя всю свою силу и инерцию прыжка, Питер ударил монаха головой
о дверной косяк, череп с глухим стуком ударился о камень, и рослый человек
упал лицом на каменный пол.
     Питер быстро оттащил его в  сторону  и  задрал  полы  рясы.  Под  ней
ботинки парашютиста и синий комбинезон "Тора". На поясе  голубая  сталь  и
каштановая рукоять мощного браунинга  в  быстро  расстегивающейся  кобуре.
Питер достал оружие и взвел курок быстрым движением левой руки.  Он  знал,
что пистолет заряжен разрывными пулями "велекс".
     Складки капюшона упали с головы Колина Нобла, широкий добродушный рот
расслабленно раскрыт,  карие  глаза  остекленели  от  сотрясения,  большой
крючковатый нос профессионального воина - все хорошо знакомые черты, такие
близкие и дорогие черты лица друга.
     По лицу Колина текла кровь, спускалась по подбородку и за ухом, но он
был в сознании.
     Питер приставил к  его  переносице  ствол  браунинга.  Пули  "велекс"
расколют ему череп. В эти отчаянные секунды с Питера свалился парик, и  он
увидел, что Колин узнал его.
     - Питер! Нет! - отчаянно прохрипел Колин. - Я Цветок Кактуса!
     Питер исыптал  сильный  шок.  Ощутил  под  пальцем  курок  браунинга.
Несколько мгновений держал пистолет, потом отвернулся и выскочил в  дверь,
оставив Колина лежать на каменном полу кельи.
     Вертолет садился на площадку двора. Это был  пятиместный  "Белл  Джет
Рейнджер", выкрашенный в синие и золотые тона "Тора", с эмблемой "Тора" на
борту и надписью:
     ТОР КОММЮНИКЕЙШНЗ.
     За приборами управления пилот, и еще один человек - он уже  вышел  из
кабины и двигался к входу в келью.
     И хоть  он  вдвое  согнулся,  чтобы  уберечься  от  потоков  воздуха,
поднятых винтом вертолета, невозможно было не узнать  эту  мощную  фигуру.
Ветер взъерошил львиную гриву над благородной головой, и  посадочные  огни
ярко осветили его, как  центральный  персонаж  шекспировской  трагедии,  в
самой фигуре выразилась сила и подавляющая мощь.
     Выйдя из-под вращающегося ротора, Кингстон Паркер выпрямился  и  одно
напряженное мгновение смотрел на Питера. Без  парика  он  мгновенно  узнал
его.
     Он стоял, как старый загнанный лев.
     - Калиф! - хрипло крикнул Питер, и последние  его  сомнения  исчезли:
Кингстон Паркер повернулся, невероятно быстро для такого рослого человека.
Он почти добрался до кабины вертолета,  прежде  чем  Питер  успел  поднять
браунинг.
     Первый выстрел попал Паркеру  в  спину  и  бросил  его  в  каюту,  но
пришелся он слишком  высоко  и  ушел  вправо.  Питер  знал,  что  рана  не
смертельна. А вертолет уже быстро поднимался, вращаясь на оси.
     Питер пробежал двадцать футов и вскочил на каменный парапет. Вертолет
находился над  ним,  его  белое  брюхо  раздулось,  как  у  акулы-людоеда,
посадочные огни ослепляли Питера. Он висел над пропастью.
     Питер взял браунинг в обе руки и принялся стрелять  прямо  вверх,  по
баку с горючим в задней части фюзеляжа, где фюзеляж соединяется с  длинным
тонким хвостом. Он стрелял разрывными пулями, отдача била его  по  руке  и
отдавалась в плече.
     Он видел, как  пули  "велекс"  прорывают  тонкий  металл,  но  машина
продолжала подниматься, а он считал выстрелы. Браунинг почти пуст.
     Одиннадцать, двенадцать - и тут неожиданно небо над  ним  заполнилось
пламенем, порыв воздуха ударил в камень под ногами.
     Вертолет  перевернулся  вверх  дном,   окруженный   ярким   пламенем,
двигатель испустил предсмертный вопль, и машина начала падать в  пропасть,
горя при этом. В пропасть, на краю которой стоял Питер.
     Питер начал поворачиваться во двор  и  увидел,  что  тот  заполняется
вооруженными людьми.
     Люди "Тора", лучшие из лучших, он  сам  тренировал  их.  В  браунинге
оставался  один  патрон.  Питер  знал,  что  не  прорвется,  но  попытался
продвинуться к лестнице - единственному возможному выходу.
     Побежал по парапету  стены,  как  акробат  по  веревке,  и  выстрелил
последним патроном, чтобы отвлечь внимание преследователей.
     Пролетевшая рядом с головой  пуля  на  мгновение  ошеломила  его,  он
вздрогнул и потерял равновесие. Начал падать, уклоняясь от края  пропасти,
и тут пули начали рвать его тело.
     Он слышал глухой резиновый звук, с каким они  входили  в  его  плоть,
словно боксер тяжелого веса ударил по  резиновой  груше,  и  начал  падать
через край стены в бездонную ночь.
     Он думал, что будет падать бесконечно долго, на  поверхность  пустыни
далеко внизу, гдде погребальным костром Калифа горел вертолет.
     Но под парапетом в десяти футах оказался узкий выступ, и здесь  вырос
колючий куст. Питер упал в него, и шипы впились в его тело и одежду.
     Он повис над пропастью, и чувства начали покидать его.
     Последнее, что он помнил, был крик Колина Нобла:
     - Не стрелять!
     И Питер с головой погрузился во тьму.

     Во тьме случались ясные  мгновения,  разделенные  вечностями  боли  и
кошмарных искажений разума.
     Он помнил, как его заносили в самолет - он лежал на носилках  "Тора",
прочно привязанный и спеленутый, как новорожденный.
     Помнил он и салон "лира" Магды Альтман. Он узнал раскрашенный вручную
потолок кабины. Над ним  висели  бутылочки  с  плазмой,  кровь  рубинового
цвета, как прекрасный кларет в  хрустальном  бокале;  опустив  взгляд,  он
увидел трубки, ведущие к иглам, а иглы - в  венах.  Но  он  ужасно  устал,
усталость, казалось, раздавила ему душу, и от  этой  усталости  он  закрыл
глаза.
     Когда снова открыл их,  увидел  над  головой  потолок  коридора.  Его
быстро везли по этому коридору. Он узнал скрип колес операционной тележки.
Негромкие голоса говорили по-французски, а бутылочку  с  прекрасной  яркой
кровью держала над ним длинная стройная рука, которую он хорошо знал.
     Он слегка повернул голову и увидел на самом краю поля зрения  любимое
лицо Магды.
     - Я люблю тебя, - сказал он и с удивлением понял, что не произнес  ни
звука. Губы его не шевельнулись. Больше он не мог бороться с усталостью  и
закрыл глаза.
     - Как он? - услышал он голос Магды, и кто-то по-французски ответил:
     - Одна пуля прошла рядом с сердцем. Мы должны немедленно извлечь ее.
     Потом он ощутил укол и вкус пентотала во рту. А затем снова тьма.

     Он медленно выходил  из  темноты,  ощутив  прежде  всего  бинты.  Они
сжимали грудь и мешали дышать.
     Потом он увидел Магду Альтман и поразился тому,  как  она  прекрасна.
Казалось, она все время была тут, пока он блуждал во тьме. Он увидел,  как
лицо ее озарилось радостью: она поняла, что он пришел в себя.
     - Спасибо, - прошептала она. -  Спасибо,  что  ты  вернулся  ко  мне,
дорогой.
     Потом комната в "Ла Пьер Бенит", с высоким  позолоченным  потолком  и
видом на террасы лужаек и озеро. Деревья на берегу  озера  покрыты  свежей
листвой, и воздух заряжен весной и ожиданием новой жизни. Магда  заполнила
комнату цветами и большую часть каждого дня проводила с ним.
     -  Что  произошло,  когда  ты  снова  появилась  в  совете   "Альтман
Индастриз"? - Это был один из его первых вопросов.
     - Все  пришли  в  ужас,  cheri.  -  Она  засмеялась  своим  негромким
хрипловатым смехом. - Они уже начали делить добычу.
     Питер уже восемь дней находился в "Ла  Пьер  Бенит",  когда  появился
посетитель. Питер к этому времени уже мог сидеть у окна.
     Магда стояла рядом с  ним,  готовая  защитить  при  первых  признаках
утомления - физического или эмоционального.
     Колин Нобл вошел в комнату, как застенчивый сенбернар. Правая рука  у
него была в гипсе и на перевязи. Он коснулся ее здоровой левой.
     - Если бы я знал, что  это  ты,  а  не  сэр  Стивен,  ни  за  что  не
повернулся бы к тебе спиной, - сказал он Питеру и умиротворяюще улбынулся.
     Питер напрягся, лицо его застыло. Магда положила руку ему на плечо.
     - Спокойно, Питер, - прошептала она.
     - Скажи мне одно, - просвистел  Питер.  -  Ты  организовал  похищение
Мелиссы-Джейн?
     Колин покачал головой.
     - Даю слово. Паркер использовал одного из своих агентов. Я не знал  о
том, что должно произойти.
     Питер смотрел на него жестко, не прощая.
     -  Я  узнал,  что  это  дело  Калифа,   только   когда   мы   вернули
Мелиссу-Джейн. Если бы знал раньше, никогда  бы  не  допустил.  Калиф  это
знал. Поэтому и не заставлял меня это делать. -  Колин  говорил  быстро  и
настойчиво.
     - А каковы были цели Паркера? - Голос Питер по-прежнему звучал зло.
     - Он преследовал три разные цели. Прежде всего, убедить тебя  в  том,
что он не Калиф.  Поэтому  первый  его  приказ  -  убить  самого  Паркера.
Конечно, тебя никогда не подпустили бы к нему. Потом тебе  позволено  было
вернуть себе дочь. Сам Калиф назвал имя О'Шоннеси и указал, где найти его.
Потом тебя натравили на Магду Альтман... - Колин виновато взглянул на нее.
- И после ее убийства ты был бы привязан к Калифу чувством вины.
     - Когда ты узнал все это? - спросил Питер.
     - Через день после того как мы нашли Мелиссу-Джейн. Но  тогда  я  уже
ничего не мог сделать, иначе раскрыл бы себя как Цветок Кактуса... я  смог
только через "Моссад" передать предупреждение Магде Альтман.
     - Это правда, Питер, - негромко сказала Магда.
     Плечи Питера медленно расслабились.
     - Когда Калиф сделал тебя своим главным  помощником?  -  спросил  он.
Голос его слегка смягчился.
     - Как только я принял у тебя команду над "Тором". Он никогда не верил
тебе, Питер. Именно поэтому он  противился  твоему  назначению  как  главы
"Тора", поэтому ухватился за первую же возможность тебя  уволить.  Поэтому
пытался убить тебя на дороге в Рамбуйе. И  только  когда  эта  попытка  не
удалась, он понял твою потенциальную ценность для него.
     - Другими отрядами "Атласа" тоже командуют помощники Калифа? Таннер в
"Меркурии", Петерсон в "Диане"?
     - Мы все трое. Да! - Колин кивнул, и наступило долгое молчание.
     - Что еще хотел бы ты  узнать,  Питер?  -  наконец  негромко  спросил
Колин. - У тебя есть еще вопросы?
     - Не сейчас. - Питер устало покачал  головой.  -  Позже  будет  много
вопросов.
     Колин вопросительно взглянул на Магду Альтман.
     - Он достаточно силен? Я могу ему рассказать остальное?
     Она немного поколебалась.
     - Да, - наконец решила. - Расскажите сейчас.
     - "Атлас" должен был стать кинжалом в  рукаве  западной  цивилизации,
которая выхолостила себя, унизилась перед врагами. С его помощью мы  могли
бы отвечать на неприкрытое насилие силой. "Атлас" - это  цепь  влиятельных
людей разных стран, а Калиф должен был стать  исполнительным  главой  этой
цепи. "Атлас" - единственная организация, способная действовать,  невзирая
на границы. Его цель - сохранение западной цивилизации в том виде, в каком
мы ее знаем. "Атлас" по-прежнему существует,  его  структура  не  тронута,
только Калиф мертв. Он погиб в  авиакатастрофе  над  долиной  Иордана,  но
"Атлас" по-прежнему существует. И  будет  продолжать  существовать,  после
того как выкорчевана часть,  отравленная  Калифом.  Это  наша  надежда  на
будущее в сходящем с ума мире.
     Питер никогда не  слышал,  чтобы  Колин  Нобл  говорил  так  четко  и
убедительно.
     - Ты, конечно, знаешь, Питер, что первоначально именно ты должен  был
возглавить "Атлас". Однако тебя заменили неподходящим человеком.  Впрочем,
тогда никто не знал, что он не тот человек; его скрытые пороки стали  ясны
только много позже. - Колин начал перечислять их, загибая пальцы  здоровой
руки.
     - Во-первых, ему не хватало  физической  храбрости.  Он  был  одержим
заботой о собственной безопасности,  использовал  огромную  власть  прежде
всего для личной защиты.
     -  Во-вторых,  он  оказался  человеком  с  огромным   тщеславием,   с
неуправляемой жаждой власти.  "Атлас"  быстро  превратился  в  орудие  для
захвата им этой власти. Его первой целью стал пост президента  Соединенных
Штатов. С помощью "Атласа" он уничтожал  своих  политических  противников.
Если бы он стал президентом, никто не может предсказать,  какой  бы  стала
его следующая цель.
     Колин опустил руку и сжал кисть в кулак.
     - Решение позволить тебе встретиться с Кингстоном Паркером  на  утесе
над Иерихоном было принято не одним человеком - и не в одной стране.
     Колин улыбнулся - по-мальчишески, обезоруживающе.
     - Я даже не знал, что это ты. До того момента, как повернулся к  тебе
спиной, я считал, что это Стивен Страйд.
     - Расскажите ему, - негромко сказала Магда. - И кончайте,  Колин.  Он
слишком слаб.
     - Да, - согласился Колин.  -  Сейчас.  Вчера  в  полдень  было  тайно
утверждено  твое  назначение  на  пост  главы  "Атласа",  вместо   доктора
Кингстона Паркера.
     Питер почувствовал, что перед ним открывается последняя дверь,  давно
закрытая, запертая, и  сквозь  эту  дверь  он  впервые  ясно  увидел  свое
будущее.
     - Ты человек, который природой и подготовкой лучше всего приспособлен
для этого места, оставленного Кингстоном Паркером.
     Даже  сквозь  усталость  и  слабость  Питер  чувствовал,  как  в  нем
открываются источники силы и решимости,  о  существовании  которых  он  не
подозревал. Как будто они ждали своего времени, своей задачи.
     - Ты примешь командование "Атласом"? - спросил Колин. -  Какой  ответ
долен я передать?
     Длинные пальцы Магды сжали плечо Питера.  Колин  и  Магда  ждали  его
решения. Он принял его почти мгновенно. Питер знал, что у него нет выбора,
- это его судьба.
     - Да, - четко сказал он. - Я принимаю на себя ответственность.
     Это был торжественный момент, никто не улыбался, все долго молчали.
     Потом Магда прошептала:
     - Калиф умер. Да здравствует Калиф.
     Питер Страйд поднял голову и  посмотрел  на  нее.  Ответил  он  таким
холодным голосом, словно слова замерзали у него на устах.
     - Никогда не называй меня так, никогда, - сказал он.
     Магда сделала легкий покорный жест, наклонилась и  поцеловала  его  в
губы.