Росс МАКДОНАЛЬД

                            ГОЛУБОЙ МОЛОТОЧЕК

                                    1

     К резиденции вела частная дорога, расширяющаяся на  вершине  холма  в
небольшую площадку. Выйдя из машины, я имел возможность посмотреть  назад,
на лежащий в долине город, увидеть башни собора  и  высокую  крышу  здания
суда, все остальное скрывалось в облаке  городских  испарений.  По  другую
сторону холма лежал канал с разбросанными по нему островками.
     Единственным звуком, долетавшим до моих ушей, если не считать  тихого
рокота недавно покинутой мною автострады, был стук теннисного  мячика.  По
соседству с  боковой  стеной  дома  располагался  огороженный  проволочной
сеткой корт. Мужчина крепкого сложения в шортах и полотняном кепи играл  с
подвижной блондинкой. В их сосредоточенном передвижении внутри  замкнутого
пространства было нечто, напомнившее мне узников, бредущих друг за  другом
по тюремному двору.
     Мужчина выиграл несколько сетов подряд и  соблаговолил  заметить  мое
присутствие. Прервав игру, он повернулся спиной к партнерше  и  подошел  к
ограждению.
     - Мистер Лью Арчер?
     Я утвердительно кивнул.
     - Вы опоздали.
     - Не сразу нашел вашу дорогу, мистер.
     - Нужно было спросить у кого угодно  в  городе.  Всем  известно,  где
живет Джек Баймеер.  Даже  самолеты  при  посадке  используют  мой  дом  в
качестве ориентира.
     Понять причину этого было нетрудно: дом представлял  собой  массивную
глыбу белого камня под красной черепицей и к тому  же  помещался  в  самой
высокой точке Санта-Терезы. Выше него были только холмы, окаймлявшие город
с другой стороны, да парящий в светлом сентябрьском небе ястреб.
     К сетке приблизилась партнерша Баймеера,  казавшаяся  намного  моложе
его. Кажется,  взгляд,  которым  я  окинул  ее  светлокожее  лицо  и  чуть
перезревшее тело увядающей  женщины,  весьма  ее  взволновал.  Баймеер  не
спешил представить нас друг другу, поэтому я отрекомендовался сам.
     - Я  Рут  Баймеер.  Надеюсь,  вы  не  откажетесь  выпить?   Лично   я
собираюсь...
     - Давай не  изображать  гостеприимство,  -  заявил  Баймеер,  -  этот
человек здесь по делу.
     - Знаю, ведь это мою картину украли.
     - Если ты не против, Рут, я изложу суть дела.
     Он провел меня в дом, а его жена последовала за  нами  на  порядочном
расстоянии. Внутри царила приятная прохлада, но тяжелые стены,  окружавшие
нас, словно давили  на  входящего  своей  массивностью.  Вилла  напоминала
скорее общественное здание, чем жилой дом - тут впору было платить  налоги
или оформлять развод.
     Мы медленно пересекли большую комнату и Баймеер указал мне  на  белую
стену, где я заметил лишь два крюка, ранее  державших  картину.  Я  достал
блокнот и авторучку.
     - Когда она была украдена?
     - Вчера.
     - Собственно, вчера мы заметили, что  ее  нет,  -  вмешалась  хозяйка
дома, - но мы не каждый день сюда входим.
     - Она была застрахована?
     - Отдельного полиса на нее нет, - ответил Баймеер, - но,  разумеется,
все в этом доме как-то застраховано.
     - Сколько она могла стоить?
     - Тысячи две...
     - Намного больше, - возразила Рут. - Раз в пять-шесть. Цены на Хантри
очень возросли.
     - Я не  знал,  что  ты  за  этим  следишь,  -  проговорил  Баймеер  с
подозрением в  голосе.  -  Десять  или  двенадцать  тысяч?  И  ты  столько
заплатила за эту картину?!
     - Я не обязана говорить тебе, сколько я заплатила!  Я  купила  ее  на
собственные деньги!
     - Но почему же ты не спросила даже моего совета? Я думал,  этот  твой
бзик по поводу Хантри давно прошел...
     - Не там ищешь! Я не видела Ричарда Хантри тридцать лет. И к  покупке
этой картины он не имеет никакого отношения.
     - Это только слова...
     Рут Баймеер бросила на мужа быстрый колючий взгляд,  словно  выиграла
сет в игре намного труднее тенниса.
     - Ты ревнуешь к мертвецу.
     Он саркастически рассмеялся.
     - Это глупость по двум причинам: во-первых, я не ревную, а во-вторых,
я не верю, что он мертв.
     Они говорили, словно забыв о моем присутствии, но я  подозреваю,  что
это было не так: мне навязали роль судьи,  при  котором  можно  продолжать
давний спор, не опасаясь, что он перейдет в непосредственное столкновение.
Несмотря  на  свой  возраст,  Баймеер  держался  и  говорил  как  человек,
способный на рукоприкладство, а меня уже начала тяготить моя роль.
     - Кто это такой - Ричард Хантри?
     Женщина глянула на меня изумленно.
     - Вы действительно никогда не слышали о нем, мистер?
     - Большинство жителей земного  шара  никогда  не  слышали  о  нем,  -
заметил Баймеер.
     - Это не так! Он стал знаменитым уже к моменту своего исчезновения, а
ему тогда не было еще и тридцати!
     В голосе миссис Баймеер прозвучали печаль и сострадание, а я глянул в
лицо ее мужу. Он покраснел от злости и в глазах его читалось бешенство.  Я
встал между ними, повернувшись к женщине.
     - Где исчез Ричард Хантри?
     - Здесь, - ответила она, - в Санта-Терезе.
     - Недавно?
     - Нет, это было больше двадцати  пяти  лет  назад.  Просто  он  решил
бросить все это. Как он написал  в  своем  прощальном  письме,  отправился
искать новые горизонты.
     - Он оставил это письмо вам?
     - Нет, не мне. Он оставил  письмо,  впоследствии  опубликованное  его
женой. Я не видела Ричарда Хантри со времен нашей молодости в Аризоне.
     - Но нельзя сказать, что ты не старалась увидеть его,  -  заметил  ее
муж. - Ты хотела, чтобы мы поселились тут после выхода на  пенсию,  потому
что это город Хантри. Ты просила меня построить этот дом неподалеку от его
виллы.
     - Это неправда, Джек! Ты сам  решил  построить  его  именно  на  этом
месте. А я лишь согласилась, ты прекрасно это знаешь!
     Краска на его лице внезапно сменилась бледностью, в глазах отразилась
растерянность, когда он понял, что память подвела его.
     - Я уже ни в чем не уверен! -  проговорил  он  старческим  голосом  и
вышел из комнаты.
     Жена двинулась было вслед за ним, но потом вернулась и встала у окна.
Лицо ее было сосредоточенно.
     - Мой муж ужасно ревнивый человек!
     - И поэтому он пригласил меня?
     - Он пригласил вас, потому что об этом просила его я.  Я  хочу  найти
мою картину. Это единственная вещь Хантри, которая у меня есть.
     Я присел на ручку большого кресла и снова достал блокнот.
     - Вы не могли бы описать ее, миссис?
     - Это портрет молодой женщины, достаточно необычный. Краски  яркие  и
выразительные,  как  те,  что  употребляют  индийцы.  Светлые   волосы   и
черно-красная шаль. Одно  время  Ричард  находился  под  сильным  влиянием
индийского искусства.
     - Эта картина была написана в тот период?
     - Честно говоря, не знаю. Человек, у которого я ее  купила,  не  смог
назвать дату создания.
     - Откуда же вы знаете, что это подлинник?
     -  Думаю,  я  могу  это  утверждать.  Да  и   продавец   гарантировал
подлинность картины. Он был другом Ричарда еще в Аризоне,  а  с  недавнего
времени живет в Санта-Терезе. Его имя Пол Граймс.
     - У вас нет фотографии картины?
     - У меня нет, но есть у Граймса, и я уверена,  что  он  разрешит  вам
взглянуть на нее. У него небольшая галерея в центре города.
     - Быть может, лучше я предварительно поговорю с  ним?  От  вас  можно
позвонить?
     Она проводила меня в комнату, где за старым черным письменным  столом
сидел ее муж. Облезлая поверхность  стола  контрастировала  с  элегантными
панелями из индейского дуба вдоль стен комнаты. Баймеер не повернул к  нам
головы. Он всматривался в висящий над столом аэрофотоснимок -  изображение
самой большой дыры в земной поверхности, какую я когда-либо видел.
     - Это была моя медная копь... - произнес он задумчиво.
     - Я всегда ненавидела эту фотографию! - заявила его жена.  -  Как  бы
мне хотелось, чтобы ты снял ее!
     - Благодаря ей у тебя есть этот дом, Рут.
     - Разумеется, я безумно счастлива! Ты ничего не имеешь  против,  если
мистер Арчер отсюда позвонит?
     - Очень даже имею!  Неужели  в  доме  стоимостью  в  четыреста  тысяч
долларов не найдется угла, где человек мог бы посидеть спокойно?!
     С этими словами он резко встал и вышел из комнаты.

                                    2

     Рут Баймеер оперлась о косяк двери, демонстрируя себя. Фигура  у  нее
была уже не девичья, но теннис,  а,  быть  может,  и  злость,  помогли  ей
сохранить стройность и изящество.
     - Ваш муж всегда так себя ведет?
     - Не всегда. В последнее время у него паршиво с нервами.
     - В связи с этой пропавшей картиной?
     - Это только одна из причин.
     - А остальные?
     - В конце концов, это можно связать с картиной... - она колебалась. -
Наша дочь, Дорис, учится  в  университете  и  начала  общаться  с  людьми,
которые кажутся нам неподходящим для  нее  знакомством.  Знаете,  как  это
бывает...
     - Сколько лет Дорис?
     - Двадцать, она на втором курсе.
     - И живет с вами?
     - К сожалению, нет. Она переехала в прошлом месяце, вначале  осеннего
семестра. Мы нашли ей жилье в  Академия-Вилледж,  рядом  с  университетом.
Разумеется, я хотела, чтобы она осталась дома, но она заявила,  что  имеет
такое же право на личную жизнь, как  и  мы  с  Джеком.  Она  всегда  очень
критически относилась к тому, что Джек пьет... И, если хотите, к тому, что
пью я...
     - Дорис употребляет наркотики?
     - Думаю, нет. Во всяком случае, она не наркоманка,  -  с  минуту  она
молчала, стараясь представить жизнь дочери, которая, казалось, пугала  ее.
- Я не в восторге от некоторых особ, с которыми она проводит время.
     - Вы имеете в виду кого-то конкретно?
     - Есть там такой парень,  Фред  Джонсон,  она  как-то  приводила  его
домой. Собственно, он не так уж юн, должно быть, ему не  меньше  тридцати.
Один из этих  вечных  студентов,  которые  крутятся  вокруг  университета,
потому что им нравится атмосфера, а может, и легкие заработки.
     - Вы подозреваете, что это он мог украсть картину?
     - Ну, так однозначно я бы не сказала. Но он интересуется  искусством.
Работает научным сотрудником в местном музее и  посещает  лекции  по  этим
вопросам. Он слыхал о Ричарде Хантри, у меня даже  сложилось  впечатление,
что он немало знает о нем.
     - Наверное, это можно сказать обо всех студентах местного  факультета
истории искусств?
     - Думаю, да. Но Фред  Джонсон  проявил  необычную  заинтересованность
этой картиной.
     - Вы не могли бы описать мне его?
     - Постараюсь.
     Я снова достал блокнот и облокотился о стол, миссис Баймеер уселась в
вертящееся кресло и повернулась ко мне лицом.
     - Цвет волос?
     - Светло-рыжие и достаточно длинные, на макушке  уже  слегка  редеют.
Компенсирует он это при помощи усов - у него такие длинные  пушистые  усы,
похожие на обувную щетку. Зубы довольно скверные. Слишком длинный нос.
     - А глаза? Голубые?
     - Скорее зеленоватые. Честно говоря, именно его  глаза  меня  немного
волнуют. Он никогда не смотрит на собеседника,  во  всяком  случае,  когда
говорит со мной.
     - Высокий или низкий?
     - Среднего  роста,  достаточно  худой.  В  целом  его  можно  назвать
симпатичным, если кому-то нравится этот тип мужчин...
     - А, к примеру, Дорис?
     - Боюсь, что да. Фред Джонсон нравится ей намного сильнее, чем мне бы
хотелось.
     - А Фреду понравилась эта пропавшая картина?
     - Более чем! Он был ею очарован и уделял ей намного больше  внимания,
чем моей дочери.  Мне  казалось,  что  он  приходит  сюда,  чтобы  увидеть
картину, а не мою дочь.
     - Он о ней что-нибудь говорил?
     Она заколебалась.
     - Утверждал, что она похожа на одну из "памятных"  картин  Хантри.  Я
спросила, что это значит, он ответил, что это  одна  из  вещей,  сделанных
Хантри по памяти, а не с натуры. Он  был  убежден,  что  благодаря  этому,
картина становится еще более уникальной и ценной.
     - Говорил ли он о ее цене?
     - Спрашивал, сколько я заплатила за нее. Я не хотела говорить  ему  -
это моя маленькая тайна.
     - Я умею хранить тайны.
     - Я тоже, - она открыла верхний ящик стола и вынула телефонную книгу.
- Вы ведь хотели позвонить Полу Граймсу, мистер? Но только  не  старайтесь
узнать цену у него - он обещал мне держать это в секрете.
     Я записал номер Граймса и адрес его  галереи,  находящейся  в  центре
города. Потом набрал этот  номер.  В  трубке  послышался  грудной,  слегка
экзотичный женский голос, сообщивший  мне,  что  мистер  Граймс  в  данный
момент беседует с клиентом, но скоро должен освободиться.  Я  назвал  свое
имя и сообщил, что через некоторое время подойду.
     - Только не говорите ей обо мне! - горячо прошептала мне  в  ухо  Рут
Баймеер.
     - А кто это? - спросил я, положив трубку.
     - Кажется, ее зовут Паола.  Она  представляется  его  секретарем,  но
думаю, это более близкая связь.
     - Откуда у нее этот акцент?
     - Из Аризоны. Она, кажется, полуиндеанка.
     Я глянул на  изображение  дыры,  которую  провертел  Джек  Баймеер  в
аризонском пейзаже.
     - Кажется, это дело тесно связано с Аризоной. Если я не ошибаюсь,  вы
говорили, что Ричард Хантри прибыл именно оттуда?
     - Именно. Мы все - оттуда. И все мы в конце концов поселились  здесь,
в Калифорнии.
     Ее тон был лишен выражения и не содержал ни тоски по оставленному  ею
штату, ни симпатии к штату, в котором она жила. Она говорила как  женщина,
разочарованная в жизни.
     - А почему вы приехали в Калифорнию, миссис?
     - Вы, наверное, подумали о том, что говорил мой муж - что  это  город
Дика Хантри, вернее, был им, и что именно поэтому я хотела поселиться тут?
     - А это правда?
     - Думаю, доля правды в этом есть. Дик  был  единственным  художником,
которого я знала. Он научил  меня  видеть  многие  вещи.  И  я  была  рада
поселиться в городе, где он создал свои лучшие работы. Понимаете, все  это
он совершил на протяжении семи лет, а потом исчез.
     - Когда?
     - Если вы хотите знать точную дату, то он ушел 4 июля 1950 года.
     - Вы уверены, миссис, что он сделал это по собственной воле? Что  его
не убили и не похитили?
     - Это исключено. Не забудьте, что он оставил письмо жене.
     - Она продолжает жить тут?
     - Наилучшим образом. Вы можете увидеть ее виллу из нашего дома -  вон
за той лощиной.
     - Вы с ней знакомы?
     - Мы были знакомы в молодости,  но  близкая  дружба  нас  никогда  не
связывала. Я практически не вижусь с нею  со  времени  нашего  приезда.  А
почему вы спрашиваете?
     - Я хотел бы посмотреть письмо, которое оставил ее муж.
     - У меня есть копия. Их продают в местном музее.
     Она вышла на минуту и вернулась с письмом, оправленным  в  серебряную
рамку. Стояла надо мной, читая, и ее губы шевелились в такт словам, как во
время молитвы. Мне она протянула письмо с явной неохотой.
     Оно было напечатано на машинке - за  исключением  подписи  -  в  углу
стояло: "Санта-Тереза, 4 июля 1950".

     Дорогая Франсин!
     Это мое прощальное письмо. Хоть и с  болью  в  сердце,  но  я  должен
покинуть Тебя. Мы часто говорили о моем желании открывать новые горизонты,
за которыми я смогу найти свет, невиданный доселе ни на море, ни на  суше.
Этот прекрасный берег со всем сущим на нем уже рассказал мне все, что мог,
как некогда - Аризона.
     И так же, как в Аризоне, все здесь стало мелким и обыденным, и  я  не
могу решить тех великих задач, для которых явился на свет. Я должен искать
в иных местах каких-то иных корней, более глубокой, бездонной тьмы,  более
всеобъемлющего света. И я, словно Гоген, решил, что  должен  искать  их  в
одиночестве, ибо стремлюсь изучать не только окружающий мир,  но  также  и
самые глубокие уголки собственной души.
     Я не беру с собой  ничего,  кроме  того,  что  мне  отпущено,  своего
таланта и своих воспоминаний о Тебе. Дорогая моя  жена,  милые  друзья,  я
прошу вас тепло вспоминать обо мне и пожелать  мне  удачи.  Я  просто  иду
своим путем, для которого рожден.
                                                            Ричард Хантри.

     Я возвратил Рут Баймеер обрамленное письмо, она прижала его к груди.
     - Прекрасно, не правда ли!
     - Я в этом не уверен. Все зависит от точки зрения.  Для  жены  Хантри
это должно было стать немалым потрясением.
     - Мне кажется, она весьма неплохо перенесла его.
     - Вы когда-нибудь говорили с ней об этом, миссис?
     - Нет. Не говорила, - ее резкий тон убедил меня в том, что  с  миссис
Хантри она не связана узами  дружбы.  -  Кажется,  ее  весьма  радует  вся
унаследованная слава. Не говоря уж о деньгах, которые он оставил.
     - Не было ли у  Хантри  склонности  к  самоубийству?  Он  никогда  не
говорил о том, что может лишить себя жизни?
     - Да что вы! - она ненадолго смолкла, но потом продолжила:  -  Вы  не
должны забывать, мистер, что я знала  Дика  Хантри,  когда  он  был  очень
молод. Я была еще моложе. Честно говоря, я не видела его и не  говорила  с
ним вот уже тридцать лет. Но я уверена, что он жив и поныне!
     Она прижала руку к груди,  словно  желая  заявить,  что  он  жив,  по
крайней мере, в ее сердце. На верхней губе  ее  появились  капельки  пота,
которые она стерла ладонью.
     - Боюсь,  этот  разговор  выбил  меня  из  колеи.  Прошлое  возникает
внезапно, как из-под земли, и это тогда, когда  я  считала,  что  победила
все... С вами так не бывает?
     - Днем достаточно редко. Ночью, перед тем, как заснуть...
     - Вы не женаты? - мгновенно сделала вывод она.
     - Был, лет двадцать пять назад...
     - Ваша жена жива?
     - Надеюсь...
     - А точно узнать вы не пробовали?
     - В последнее время нет. Я  предпочитаю  узнавать  подробности  жизни
других людей. Сейчас вот мне хотелось бы поговорить с миссис Хантри...
     - Мне это не кажется необходимым...
     - И все-таки, я попробую. Возможно, это кое-что прояснит для  меня  в
деле.
     На лице моей собеседницы застыло выражение неудовольствия.
     - Но я хотела только, чтобы вы нашли мою картину...
     - И вы, я вижу, желаете проинструктировать меня, как именно я  должен
это делать? Я пробовал  сотрудничать  подобным  образом  с  другими  моими
клиентами, это давало не лучшие результаты.
     - Но  зачем  вам  говорить  с  Франсин  Хантри?  Видите  ли,  она  не
принадлежит к числу наших друзей...
     - А я должен общаться исключительно с друзьями?
     - Я не это хотела сказать! - она на минуту смолкла. - Вы  собираетесь
говорить со многими людьми, не так ли?
     - Со столькими, со сколькими это будет необходимо. Это  дело  кажется
мне более сложным, чем вам. Оно может занять  длительное  время  и  стоить
несколько сот долларов...
     - Я в состоянии платить!
     - В этом я не сомневаюсь. Но я не уверен в желаниях вашего мужа.
     - Об этом вы можете не беспокоиться. Если вам  не  заплатит  он,  это
сделаю я.
     Она провела меня по дому, чтобы показать виллу семейства Хантри.  Это
было здание в новоиспанском духе, с башнями, многочисленными  пристройками
и большой оранжереей. Оно располагалось чуть  ниже  небольшого  плато,  на
котором находились мы, по другую сторону лощины, разделяющей  оба  имения,
как глубокая рана в теле земли.

                                    3

     После недолгих поисков я нашел дорогу, ведущую к мосту через овраг, и
вскоре остановился перед домом миссис  Хантри.  Крепко  сбитый  мужчина  с
орлиным носом открыл дверь прежде, чем я успел постучать, и вышел ко  мне,
прикрыв ее за собой.
     - Чем могу служить?
     - Мне хотелось бы повидать миссис Хантри.
     - Ее нет дома. Что ей передать?
     - Мне необходимо встретиться с ней лично.
     - По какому вопросу?
     - Я скажу ей это сам, хорошо? Если, конечно, вы подскажете, где я мог
бы ее найти.
     - Скорей всего, она в музее. Сегодня день ее дежурства.
     Я решил сперва нанести визит антиквару по  имени  Пол  Граймс.  Вдоль
побережья я проехал в нижний город. По волнам носились белые парусники,  в
небе реяли чайки и  крачки,  словно  их  маленькие  воздушные  копии.  Под
влиянием внезапного импульса я задержался  и  снял  номер  в  гостинице  с
окнами на залив.
     Нижний  город   представлял   собой   несколько   обшарпанных   улиц,
вытянувшихся вдоль моря. Неряшливые обитатели шатались без дела по главной
из них или стояли, привалившись спиной к дверям маленьких магазинчиков  со
всевозможными товарами.
     Свернув с  главной  улицы  на  поперечную,  я  отыскал  галерею  Пола
Граймса, втиснувшуюся между винной  лавочкой  и  вегетарианской  столовой.
Внешний  вид  галереи  не  внушал  особого  доверия  -  фасад  здания  был
неаккуратно выложен грубым камнем, на  втором  этаже,  видимо,  помещались
жилые комнаты. На витринном стекле золотыми буквами  было  выведено:  "Пол
Граймс. Картины и декоративные произведения". Я оставил машину у  лавочки,
подогнав ее к выкрашенному в зеленый цвет парапетику.
     Когда я открывал дверь, тихо звякнул висящий над нею колокольчик.
     Скромное помещение маскировали рисованные экраны и ширмы из  сурового
полотна. На них висело несколько картин, ценность которых  показалась  мне
спорной.  Под  стеной,  за  тонконогим   столиком   сидела   ярко   одетая
темноволосая женщина, стараясь придать своему лицу деловое выражение.
     У нее были глубокие черные глаза, резко очерченные скулы и выдающаяся
грудь, волосы цвета воронова крыла отливали синевой.  Женщина  была  очень
красива и очень молода.
     Я назвал свою фамилию и выразил надежду, что мистер Пол  Граймс  ждет
меня.
     - Я весьма сожалею, но он был вынужден уйти.
     - Когда же он вернется?
     - Этого он мне не сообщил, по-видимому, уехал  по  делам  за  пределы
города.
     - Вы его секретарь?
     - Можно сказать и так, - ее  усмешка  напоминала  блеск  ножа  из-под
плаща. - Это вы звонили по поводу какой-то картины?
     - Да.
     - Я могла бы показать вам  несколько  вещей...  -  она  обвела  рукой
экспозицию.  -  Это  преимущественно  абстракции,  но  у  нас  имеются   и
реалистические картины...
     - А нет ли у вас каких-нибудь работ Ричарда Хантри?
     - Не думаю... нет...
     - Мистер Граймс продал картину Хантри семейству Баймеер. Они сказали,
что здесь я могу ознакомиться с ее фотографией...
     - Мне об этом ничего не известно.
     Она  развела  руками  -  темными  и  округлыми,  с   тонким   пушком,
напоминающим легкий дымок.
     - А вы не могли бы дать мне домашний адрес мистера Граймса?
     - Он живет над магазином, его нет дома.
     - Когда же вы ждете его, мисс?
     - Понятия не имею. Иногда он уезжает и на неделю. Он не сообщает мне,
куда ездит, а я его не спрашиваю.
     Я поблагодарил ее и направился в соседнюю винную лавочку. Стоящий  за
прилавком чернокожий спросил, чем он может служить.
     - Вы могли бы оказать мне небольшую услугу.  Вы  знакомы  с  мистером
Граймсом?
     - С кем?
     - С Полом Граймсом, у него магазин картин в доме рядом с вашим.
     - Пожилой тип с седой козлиной бородкой? -  он  очертил  пальцами  ее
силуэт. - Носит белое сомбреро?
     - Да, кажется, он.
     Он покачал головой.
     - Я не могу сказать, что я с ним  знаком.  Видимо,  он  не  пьет.  Во
всяком случае, я на нем ни цента не заработал.
     - А на его девушке?
     - Пару раз она купила полдюжины пива. По-моему, ее зовут  Паола.  Вам
не кажется, что в ней есть индейская кровь?
     - Меня бы это не удивило.
     - Мне кажется, есть, - видимо, эта информация  его  удовлетворила.  -
Классная девушка! Не понимаю, как мужик его  возраста  ухитряется  держать
при себе такую девушку!
     - Я тоже. Мне хотелось бы знать, когда мистер Граймс вернется  домой.
- Я положил на прилавок два доллара, а сверху свою визитную карточку. -  Я
могу вам позвонить?
     - Почему же нет?
     По главной улице я доехал  до  скромного  белого  здания,  в  котором
помещался музей. Молодой человек у входа сообщил  мне,  что  Фред  Джонсон
вышел около часа назад.
     - Вы хотите встретиться с ним  по  личному  вопросу  или  это  как-то
связано с музеем?
     - Я слышал, что он интересуется творчеством художника по имени Ричард
Хантри...
     Он совсем расплылся в улыбке.
     - Мы все им интересуемся. Вы, наверное, приезжий?
     - Да, я из Лос-Анджелеса.
     - Вы не видели нашу постоянную экспозицию работ Хантри?
     - Еще нет.
     - Вы пришли как раз вовремя, сэр. Здесь  сейчас  миссис  Хантри.  Она
посвящает нам один день в неделю.
     В первом зале, который мы миновали,  находились  светлые  и  приятные
классические  скульптуры.  Второй  зал  был  совершенно  другим.  Картины,
которые я там увидел, напоминали окна в иной мир, словно те, через которые
исследователи джунглей ночами наблюдают жизнь зверей. Но звери на полотнах
Хантри,  казалось,  превращались  в  людей,  а  может,  это   были   люди,
становящиеся зверьми.
     Женщина,  возникшая  в  зале  за  моей  спиной,   ответила   на   мой
невысказанный вопрос:
     - Это так  называемые  образы  творения...  они  представляют  полную
фантазии концепцию эволюции, созданную художником. Они относятся к периоду
первого  большого  взрыва  его  творческого  вдохновения.  Возможно,   это
покажется неправдоподобным, но все картины были созданы  в  течение  шести
месяцев.
     Я повернулся, чтобы посмотреть на нее. Несмотря на строгий  костюм  и
несколько  аффектированную  манеру  изложения,   она   излучала   силу   и
собранность. Было видно, что эта женщина с коротко  стриженными  седеющими
волосами обеими руками держится за жизнь.
     - Вы миссис Хантри?
     - Да, - она явственно была довольна тем, что  я  ее  узнал.  -  Меня,
собственно, уже не должно быть тут, сегодня вечером у меня прием.  Но  мне
трудно не прийти в музей в дни моего дежурства.
     Она проводила меня к дальней стене, на  которой  висел  цикл  женских
образов. Одна из картин привлекла мое внимание. Молодая женщина сидела  на
бревне, частично прикрытом шкурой буйвола, оттеняющей ее  бедра.  Красивая
грудь и плечи натурщицы были обнажены. Над ней, в глубине картины,  висела
в пространстве голова быка.
     - Он называл ее "Европа", - сказала миссис Хантри.
     Я повернулся к ней, она улыбнулась. Я  снова  глянул  на  девушку  на
картине.
     - Это вы, миссис?
     - В определенном смысле. Я часто позировала ему.
     С минуту мы изучающе смотрели друг на друга. Она была моего возраста,
может, чуть моложе, но под голубым платьем до сих пор таилось упругое тело
Европы. Я задал себе вопрос, что заставило ее проводить меня по выставке -
внутренний порыв? мысль о муже? или, может, симпатия...
     - Вы уже когда-нибудь видели его картины, мистер? Мне показалось, они
вас изумили.
     - Да. Я до сих пор изумлен.
     - Его работы обычно производят на людей такое  впечатление,  когда  с
ними   знакомятся   впервые.   Скажите   мне,   что   вас   заставило   им
заинтересоваться?
     Я сказал  ей,  что  являюсь  частным  детективом,  которому  Баймееры
поручили вести следствие о пропаже их картины. Мне хотелось посмотреть  на
ее реакцию.
     Ее лицо под маской косметики слегка побледнело.
     -  Баймееры  -  невежды!  Картина,  которую  они  купили  у  Граймса,
фальшивка! Он предлагал мне купить ее задолго до того, как показал им. Я и
прикасаться к ней не захотела! Это обыкновенная попытка скопировать стиль,
в котором Ричард уже давно не работал.
     - Как давно?
     - Лет тридцать.  Это  манера  из  времен  его  жизни  в  Аризоне.  Не
исключено, что Пол Граймс сам написал эту картину.
     - А Граймс - человек с такой репутацией?
     Я задал на один вопрос больше, чем следовало.
     - Я не стану говорить о его репутации ни с вами, ни с кем  бы  то  ни
было другим. Он был другом и учителем Ричарда еще в Аризоне.
     - Но вашим другом он не был?
     - Мне бы не хотелось говорить на эту  тему.  Пол  помог  моему  мужу,
когда эта помощь имела для него  значение.  Но  с  течением  времени  люди
меняются.  Все  меняется...  -  она  обвела  глазами   вокруг   себя,   не
останавливая взгляд на картинах мужа, словно даже они стали ей чужими, как
полузабытые сны.  -  Я  стараюсь  заботиться  о  наследии  моего  мужа,  о
подлинности  его  работ.  Множество  людей  не  прочь  были  бы  составить
состояние на его творчестве.
     - А Фред Джонсон - не один из них?
     Казалось, мой вопрос поразил ее. Она потрясла головой и  ее  прическа
заколыхалась, словно мягкий серый колокольчик.
     - Фред покорен творчеством моего мужа. Но я бы  не  сказала,  что  он
пытается зарабатывать на нем, - она некоторое время помолчала.  -  А  что,
Рут Баймеер обвиняет его в краже своей дурацкой картины?
     - Прозвучало его имя...
     - Но это бессмыслица! Даже если бы Фред был способен на это,  чего  я
не думаю, то у него слишком хороший вкус, чтобы купиться  на  такую  явную
подделку!
     - И тем не менее, я хотел бы поговорить с ним. Вы случайно не  знаете
его адреса?
     - Я могу посмотреть, - она вышла и вскоре вернулась. - Фред  живет  с
родными на Олив-Стрит, номер 2024. Не будьте с  ним  слишком  суровы,  это
очень ранимый молодой человек и большой поклонник Хантри.
     Я поблагодарил ее за информацию. Она поблагодарила меня за интерес  к
творчеству мужа. У  меня  создалось  впечатление,  что  она  являет  собой
достаточно сложную фигуру, будучи рекламным агентом, хранителем святыни  и
еще кем-то. Невольно я подумал, что  это  нечто,  не  поддающееся  точному
определению, - не что иное, как неутоленный эротизм.

                                    4

     Дом Джонсонов  стоял  в  ряду  однотипных  деревянных  четырехэтажных
зданий, построенных, видимо, в  начале  века.  Оливковые  деревья,  давшие
название улице, были еще старше. Их листва  отливала  матовым  серебром  в
свете полуденного солнца.
     Это был  район  второразрядных  гостиниц,  частных  домов,  врачебных
кабинетов и зданий, частично перестроенных под  конторы.  Мне  показалось,
что возведенная посреди района  огромная  современная  клиника  с  окнами,
напоминавшими гигантские соты, высосала из окружающего все соки.
     Дом  Джонсонов  выглядел  более  заброшенным,  чем  соседние  здания.
Некоторые доски потрескались, со стен давно сошла краска. Он стоял, словно
старый, вытянутый дух строения, за палисадником, поросшим порыжелой травой
и сочными сорняками.
     Я постучал в дверь, снабженную ржавой москитной сеткой. Казалось, дом
медленно и неохотно пробуждается к жизни. Было слышно, как  кто-то  тяжело
плетется вниз по лестнице.
     Плотный старик отворил дверь и уставился на меня сквозь сетку. У него
были седые волосы и короткая неряшливая бородка с густой проседью.
     - В чем дело? - раздраженно спросил он.
     - Я хотел бы повидать Фреда.
     - Не знаю, дома ли он. Я вздремнул, - он наклонился ко мне, приблизив
к сетке лицо, и я почувствовал явственный запах вина. - А что вам нужно от
Фреда, мистер?
     - Я хочу поговорить с ним.
     Он смерил  меня  с  головы  до  ног  своими  маленькими  красноватыми
глазками.
     - И о чем же вы, мистер, хотите с ним поговорить?
     - Я предпочел бы сам сказать ему об этом.
     - Лучше скажите мне. Мой сын - очень  занятой  молодой  человек,  его
время стоит денег.  Он  -  эксперт,  -  это  слово  он  произнес  почти  с
восхищением. - А это стоит еще дороже.
     Я сделал вывод, что у старика закончился  запас  вина  и  поэтому  он
вознамерился выпотрошить меня. Из-за лестницы показалась какая-то  женщина
в одежде сестры  милосердия.  Во  всех  ее  движениях  сквозила  важность,
однако, заговорила она тонким девчоночьим голоском:
     - Я поговорю с этим  господином,  Джерард.  Не  забивай  свою  бедную
голову делами Фреда.
     Она коснулась рукой его волосатого плеча,  пристально,  словно  врач,
ставящий диагноз, посмотрела ему в глаза и, слегка потрепав, отослала его.
Не вступая в спор, он двинулся в сторону лестницы.
     - Мое имя Сара Джонсон, - сказала она. - Я мать Фреда.
     Темные с сединой волосы оттеняли ее лицо,  былые  формы  и  выражение
которого, как и у ее мужа,  скрывались  под  маской  жира.  Однако,  белый
халат, обтягивающий ее массивную фигуру, был чистым и крахмальным.
     - Фред дома?
     - Кажется, нет, - она глянула над моим плечом в направлении улицы.  -
Я не вижу его машины.
     - Когда можно ждать его возвращения?
     - Трудно сказать. Фред учится в университете, - она сообщила об  этом
таким тоном, словно этот факт был единственной гордостью  ее  жизни.  -  У
него все время меняются часы занятий. Кроме того, он работает в  музее,  и
его туда часто приглашают. Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?
     - Возможно. Нельзя ли мне войти?
     - Лучше я выйду к вам, - решительно заявила  она.  -  У  нас  ужасный
беспорядок. С тех пор, как я возобновила работу, у меня совсем не остается
времени на дом.
     Она вытащила массивный ключ, торчавший в  двери  изнутри,  и,  выйдя,
повернула его за собой. Я начал  подозревать,  что  в  периоды  запоя  она
запирает своего мужа в доме.
     Вместе со мной она спустилась с крыльца и подняла глаза  на  облезлый
фасад.
     - Снаружи на него тоже не стоит смотреть. Но я ничего не могу с  этим
поделать. Это собственность клиники, как и остальные  дома,  -  в  будущем
году его должны снести. Всю эту  сторону  улицы  собираются  превратить  в
автомобильную стоянку, -  она  вздохнула.  -  Понятия  не  имею,  куда  мы
денемся. Цены растут, а мой муж - инвалид...
     - Мне очень жаль...
     - Вы о Джерри? Да-а... мне  тоже  жаль...  Когда-то  он  был  сильным
деловым человеком. Но некоторое время назад он пережил нервное  потрясение
- еще во время войны - и так и не смог  прийти  в  себя.  Ну,  и  пьет  он
слишком много. Впрочем, не он один... - задумчиво добавила она.
     Мне  нравилась  откровенность  этой  женщины,  хотя  она  производила
впечатление особы достаточно суровой. Я невольно подумал о  том,  что,  по
странному стечению обстоятельств, именно мужья медсестер часто  становятся
инвалидами...
     - Ну, ладно. Не расскажете ли вы мне, зачем вы приехали?
     - Собственно, я просто хотел бы поговорить с Фредом.
     - О чем?
     - Об одной картине.
     - Да, это его специальность. Фред может  вам  рассказать  о  картинах
все, что вы хотите знать... - неожиданно она оставила эту тему, словно  та
ее пугала, и произнесла уже другим, тихим  и  неуверенным,  голосом:  -  У
Фреда какие-то неприятности?
     - Надеюсь, что нет, миссис.
     - Я тоже надеюсь. Фред - приличный мальчик, он всегда  был  таким.  Я
хорошо  его  знаю,  ведь  я  его  мать,  -  она  бросила  на  меня  долгий
подозрительный взгляд. - Вы не из полиции, сэр?
     - Я журналист. Собираюсь писать статью о художнике  по  имени  Ричард
Хантри.
     Она вдруг вся сжалась, словно почувствовав угрозу.
     - Понимаю...
     - Кажется, ваш сын специалист по его творчеству?
     - Я в этом не разбираюсь, - ответила она. - Фред интересуется многими
художниками. Он намерен зарабатывать этим на жизнь.
     - В качестве хозяина галереи?
     - Он хотел бы дорасти до этого. Но для этого необходим капитал. А  мы
даже не хозяева дома, в котором живем...
     Она подняла глаза на старый высокий дом,  словно  он  был  источником
всех ее тревог. Из окошка вверху, под самой крышей, словно узник из башни,
за нами наблюдал ее муж.  Она  махнула  ему  рукой,  словно  метнув  ядро,
Джонсон исчез в темноте за стеклом.
     - Меня преследует мысль, что в один прекрасный  день  он  выпадет  из
какого-то из этих окон... Бедняга, он до сих пор страдает  от  последствий
войны. Иногда просто валится без сил на пол. Я порой думаю, не должна ли я
вернуть его снова в клинику для инвалидов войны, но духу  не  хватает.  Он
намного счастливее здесь, с нами. Фред и я очень тосковали по нему, а Фред
из тех молодых людей, которым нужен отец...
     Ее слова были необычайно откровенны и трогательны, но произносила она
их абсолютно равнодушным тоном и при этом вглядывалась мне в глаза,  будто
стараясь прочитать, какое впечатление  производит  на  меня  сказанное.  Я
пришел к выводу, что она тревожится о судьбе  своего  сына  и  старательно
создает видимость теплого семейного гнезда.
     - Вы не знаете, миссис, где бы я мог найти Фреда?
     - Понятия не имею. Он может быть в университете, в музее  и  в  любой
другой точке города. Он очень активный человек и постоянно в  бегах.  Если
все будет хорошо, то весной будущего года он  должен  защищать  диплом.  Я
уверена, что ему это удастся!
     Она несколько раз кивнула головой, но повторяла этот  жест  понуро  и
тупо, словно женщина, бьющаяся головой о стену.
     Как будто в ответ на ее слова, со стороны  клиники  показался  старый
голубой "Форд". Приблизившись к нам, он замедлил ход и свернул  в  сторону
тротуара, чтобы остановиться сразу за моей машиной. У сидевшего  за  рулем
молодого человека были длинные светло-рыжие волосы и усы того же цвета.
     Краем  глаза  я  заметил,  что  миссис  Джонсон   произвела   головой
отрицательный жест, настолько незначительный, что практически  незаметный.
Молодой человек нервно заморгал. Внезапным поворотом руля он направил  еще
движущуюся машину вновь на проезжую часть улицы, чуть не  задев  при  этом
мою левую заднюю фару. Машина натужно набирала скорость, оставляя за собой
черный шлейф выхлопа.
     - Это был Фред?
     - Да, это он, - ответила женщина, слегка поколебавшись. -  Интересно,
куда это он?
     - Вы дали ему знак, чтобы он не задерживался, миссис.
     - Я?! Наверное, вам показалось, сэр!
     Я оставил ее перед домом и помчался за голубым "Фордом".  Он  вылетел
на автостраду под желтый свет и свернул вправо,  в  сторону  университета.
Сидя перед красным сигналом, я следил, как  черный  след  выхлопных  газов
постепенно исчезает, вплетаясь в висящую над городом дымную пелену.
     Когда светофор сменил огни, я  двинулся  в  сторону  университетского
городка, где проживала подружка Фреда, Дорис Баймеер.

                                    5

     Университет располагался высоко на выдающемся в море мысу,  основание
которого, подточенное приливами и отливами, тонуло в болотной тине.  Почти
со всех сторон университетский городок был окружен водой и с определенного
расстояния просвечивал сквозь голубоватую морскую дымку, словно защищенный
средневековый замок.
     Вблизи его строения не производили столь романтического  впечатления.
Глянув на псевдомодернистские кубы, прямоугольники и  панели,  можно  было
догадаться, что жизнь их творца прошла над проектами общественных  зданий.
Служитель на стоянке  у  въезда  сообщил  мне,  что  студенческий  городок
расположен в северной части мыса.
     Поднимаясь по крутой дороге,  огибающей  территорию  университета,  я
озирался в поисках Фреда Джонсона. Студентов было не так уж много, но  все
вокруг казалось заполненным и изменчивым, словно некто, поместивший  здесь
этот участок, все надеялся, что он приклеится, но этого не случилось.
     В Академиа-Вилледж хаос лишь увеличивался. По узким  улочкам  сновали
одинокие собаки и  одинокие  студенты.  Смешанная  застройка  состояла  из
киосков с гамбургерами, домиков на одну-две семьи  и  корпусов  общежитий.
"Шербурн", в котором обитала Дорис Баймеер, был одним из самых  крупных  -
семь этажей, растянувшихся почти на целый квартал.
     Я  ухитрился  припарковать  машину  вплотную   за   домиком-прицепом,
раскрашенным так, что он напоминал деревянную избушку на колесах. Голубого
"Форда" нигде не было видно.  Я  вошел  в  здание  и  поднялся  лифтом  на
четвертый этаж.
     Здание было новым, но в нем уже  поселился  дух,  обычно  витающий  в
старых  перенаселенных  домах.  Смешение   запахов,   оставляемых   быстро
сменяющимися поколениями  обитателей:  пот,  духи,  наркотики  и  выпивка.
Проходя коридором, я слышал доносящуюся из-за большинства  дверей  музыку,
заглушающую человеческие голоса. Эти словно  бы  спорящие  друг  с  другом
отзвуки наилучшим образом отражали разнообразие обитателей дома.
     Я был вынужден несколько раз постучать в дверь комнаты 304.  Девушка,
открывшая мне дверь казалась чуть  уменьшенной  копией  матери.  Она  была
более милой, но менее решительной и не слишком уверенной в себе.
     - Мисс Баймеер?
     - Что вам угодно?
     Она уставилась на какую-то точку, находящуюся  сразу  за  моим  левым
плечом. Я отклонился и глянул назад, подсознательно опасаясь удара. Но там
не было никого.
     - Не могу ли я войти и немного поговорить с вами, мисс?
     - Мне очень жаль, но я занимаюсь медитацией...
     - И на какую же тему?
     - Собственно, я и сама не знаю, - она тихо засмеялась и подняла  руку
к виску, крутя в пальцах прядку прямых волос цвета сурового полотна. - Мне
еще ничего не пришло. Понимаете, мистер, ничто не материализовалось...
     Она сама, казалось, еще не материализовалась в полной  мере.  Светлые
волосы были полупрозрачными. И вся она легко покачивалась, как занавесь на
окне. Потом потеряла равновесие и тяжело оперлась на дверной косяк.
     Я подхватил ее под руки и вернул в вертикальное  положение.  Руки  ее
были холодны, а сама она казалась слегка  ошеломленной.  Я  задумался  над
тем, что она могла колоть, пить или вдыхать.
     Обхватив за плечи, я ввел ее в комнату. Противоположные двери вели на
балкон. Комната была обставлена скромно,  как  жилище  бедняка:  несколько
жестких стульев,  узкая  железная  кровать,  карточный  столик,  несколько
циновок. Единственной декоративной деталью была бабочка из  красной  жатой
бумаги, натянутой на основу из деревянных реек. Она была величиной со свою
хозяйку и свисала на шнуре  с  вбитого  посреди  потолка  крюка,  медленно
поворачиваясь вокруг своей оси.
     Девушка села на одну из лежащих на полу циновок и устремила взгляд на
бумажную бабочку. Прикрыв  ноги  длинной  полотняной  хламидой,  казалось,
составлявшей весь ее гардероб, она без особого успеха  попыталась  принять
позу лотоса.
     - Это ты сделала бабочку, Дорис?
     Она покачала головой.
     - Нет, я не умею делать такие вещи. Это декорация с моего  выпускного
бала. Маме пришло в голову повесить ее здесь. Я ее ненавижу! - создавалось
впечатление, что ее ломкий тихий голос не совпадает с движениями губ. -  Я
плохо себя чувствую...
     Я опустился рядом с ней на одно колено.
     - Что ты принимала?
     - Только несколько таблеток от нервов. Они помогают мне медитировать.
     Она снова принялась возиться со своими ногами, пытаясь  зафиксировать
их в нужном положении. Ступни ее были грязны.
     - Что это за таблетки?
     - Такие красные. Только две... Все потому, что со  вчерашнего  дня  у
меня маковой росинки во рту не было. Фред говорил,  что  принесет  мне  из
дому что-нибудь поесть, но, наверное, его мама ему не разрешила. Она  меня
не любит... хочет, чтобы  Фред  принадлежал  ей  одной,  -  помолчав,  она
добавила все тем же тихим и ласковым голосом: - Пусть провалится  ко  всем
чертям, где ей и место.
     - Но ведь у тебя самой есть мать, Дорис...
     Она оставила в покое свои ступни и села, вытянув ноги  и  прикрыв  их
своей хламидой.
     - Ну и что с того?
     - Если тебе нужна еда или помощь, почему ты не попросишь у нее?
     Она неожиданно резко затрясла головой, волосы упали  ей  на  глаза  и
губы. Она  подняла  их  резким  движением  обеих  рук,  напоминающим  жест
человека, снимающего резиновую маску.
     - Не нужна мне такая помощь! Она хочет отнять  у  меня  мою  свободу,
запереть меня и выбросить ключ! - она неуклюже поднялась на  колени  и  ее
голубые глаза оказались вровень с моими. - Вы что, шпик?
     - С какой стати?
     - Точно? Она мне грозилась напустить на меня шпиков. Мне очень  жаль,
что она до сих пор не сделала этого, я могла бы им всякого порассказать...
- она кивнула головой с мстительным удовлетворением,  резко  двигая  своим
тонким подбородком.
     - Что, например?
     - Например, что единственное, чем они занимались всю свою жизнь - это
ругань и драки! Построили себе этот огромный, холодный, мертвый дом и жрут
друг друга в нем, не переставая. Или молчат...
     - А по какому поводу были драки?
     - По поводу какой-то Милдред в том числе...  Но  на  самом  деле  они
просто не любили друг друга... и жутко жалели каждый себя по этому поводу.
И винили в этом меня в том числе, во всяком случае, по  их  поведению  это
было видно. Я не слишком много помню о сцене, произошедшей, когда  я  была
еще маленькая... Только то, что они дрались  надо  мной...  были  голые  и
орали, будто разъяренные великаны, а я стояла между ними... И что его член
торчал, такой огромный... Она взяла меня  на  руки,  отнесла  в  ванную  и
заперла дверь на ключ, а он выломал ее плечом. Потом долго ходил  с  рукой
на перевязи... А я, - тихо прибавила она, - с тех  пор  хожу  с  душой  на
перевязи...
     - Таблетки тебе в этом случае не помогут.
     Она зажмурила глаза и выпятила нижнюю губу, словно  упрямый  ребенок,
готовый вот-вот расплакаться.
     - Никто не просил вашего совета! Вы шпик, да?  -  она  шумно  втянула
воздух носом. - От вас пахнет грязью, грязными человеческими тайнами!
     Я выдавил из себя нечто, символизирующее кривую усмешку. Девушка была
молода и глупа, наверное, немного  отуманена  и,  как  сама  мне  сказала,
находилась под действием наркотика. Но она была молода и  волосы  ее  были
чисты. Мне было грустно, что она слышит от меня запах грязи.
     Я  поднялся,  слегка  задев  головой  бумажную  бабочку,  подошел   к
балконной двери и  выглянул  наружу.  В  узком  пространстве  между  двумя
корпусами виднелся краешек светлого моря. По  нему  двигался  трехмачтовый
корабль, убегая от легкого ветерка.
     Когда я обернулся, комната показалась мне  темной,  будто  прозрачный
кубик тени, полный невидимой жизни.  Казалось,  бабочка  и  впрямь  начала
летать. Девушка поднялась и, покачиваясь, стояла под нею.
     - Вас прислала моя мать?
     - Не совсем так. Но я с ней говорил.
     - Думаю, она вам рассказала обо всех моих  грехах.  О  том,  какая  я
злая? Какой у меня невыносимый характер?
     - Нет. Но она тревожится о тебе.
     - Ее тревожит моя связь с Фредом?
     - Думаю, да.
     Она утвердительно кивнула и так и не подняла головы.
     - Меня это тоже тревожит, но совсем по другому  поводу.  Она  думает,
что мы любовники или что-то в этом роде.  Но,  оказывается,  я  неспособна
жить с людьми. Чем ближе я к ним подхожу, тем мне холоднее!
     - Почему?
     - Я их боюсь! Когда он... когда мой  отец  выломал  дверь  ванной,  я
влезла в корзину для белья и закрыла за собой крышку. Я никогда не забуду,
что я тогда почувствовала:  словно  я  умерла,  похоронена  и  навсегда  в
безопасности!
     - В безопасности?
     - Но ведь мертвого невозможно убить!
     - Чего ты боишься, Дорис?
     Она подняла на меня глаза и глянула из-под светлых бровей.
     - Людей.
     - И Фреда тоже?
     - Нет. Его я не боюсь. Иногда он доводит меня до бешенства. Тогда мне
хочется его... - она прервалась на полуслове. Я  услыхал  скрип  стиснутых
зубов.
     - Чего тебе тогда хочется?
     Она заколебалась;  на  лице  ее  отразилось  напряжение,  словно  она
вслушивалась в отголоски собственного внутреннего мира.
     - Я хотела сказать: "убить его". Но на самом деле я так не  думаю.  В
конце концов, к чему это привело бы? Бедный старина Фред тоже уже мертв  и
похоронен, как и я.
     Под влиянием минутной злости я хотел возразить ей, сказать,  что  она
слишком молода и хороша собой для таких разговоров. Но она была свидетелем
и мне не хотелось с ней ссориться.
     - А что произошло с Фредом?
     - Много всякого. Он из бедной семьи и полжизни потратил на то,  чтобы
оказаться там, где он находится сейчас, а это, собственно,  значит  нигде.
Его мать что-то вроде сестры милосердия, но она помешалась на своем  муже.
Он остался калекой в войну и ни к чему не способен. Фред должен был  стать
художником или кем-то  таким,  но,  наверное,  никогда  уже  не  достигнет
этого...
     - У него были какие-то неприятности?
     Ее лицо стало непроницаемым.
     - Я этого не говорила.
     - Но мне показалось, что ты подразумеваешь это.
     - Может, и так. У каждого есть какие-то неприятности...
     - Но в чем же состоят неприятности Фреда?
     Она покачала головой.
     - Я вам не скажу. Вы донесете моей матери.
     - Нет...
     - Да!
     - Ты любишь Фреда?
     - Я вправе любить хоть кого-то на этом свете! Он милый парень,  милый
человек...
     - Разумеется. Не этот ли милый человек украл картину  у  твоих  милых
родственников?
     - Не пытайтесь иронизировать!
     - Иногда приходится. Видимо, потому, что все вокруг такие  милые.  Но
ты не ответила на мой вопрос, Дорис. Не Фред ли украл эту картину?
     Она затрясла головой.
     - Ее вообще не крали.
     -  Ты  хочешь  сказать,  что  она  сошла  со  стены   и   отправилась
прогуляться?
     - Нет, я не  это  хочу  сказать!  -  из  глаз  ее  брызнули  слезы  и
покатились по лицу. - Это я ее взяла!
     - Зачем?
     - Фред сказал мне... Фред меня просил.
     - Он мотивировал свою просьбу?
     - У него были причины.
     - Какие именно?
     - Он просил никому не говорить об этом.
     - И картина до сих пор у него?
     - Думаю, да. Он ее не приносил.
     - Но говорил, что намерен вернуть ее?
     - Да...  И  он  наверняка  сделает  это!  Он  сказал,  что  хочет  ее
исследовать.
     - Что именно исследовать?
     - Установить ее подлинность.
     - Значит, он подозревает, что это подделка?
     - Он должен удостовериться.
     - И для этого должен был ее украсть?
     - Он вообще не крал ее! Это я  разрешила  ему  взять  картину.  А  вы
ужасно все воспринимаете!

                                    6

     Я был уже почти готов признать ее правоту.  А  потому  оставил  ее  в
покое и спустился к машине. Весь последующий час я сидел в  машине,  следя
за входом в корпус и наблюдая, как падающие на другую сторону  улицы  тени
домов становятся длиннее в свете послеполуденного солнца.
     В павильончике с круглой  крышей,  стоящем  на  этом  участке  улицы,
располагался бар, где продавали диетические гамбургеры,  и  слабые  порывы
ветра время от времени доносили до меня запах еды. Я  вышел  из  машины  и
съел гамбургер. В заведении царила довольно гнусная  атмосфера.  Бородатые
клиенты показались мне пещерными людьми, ожидающими конца оледенения.
     Когда, наконец, подъехал Фред Джонсон, я уже снова сидел в машине. Он
припарковал свой голубой "форд" сразу за  моей  спиной  и  оглядел  улицу,
потом вошел в  подъезд  "Шербурна"  и  скрылся  в  лифте.  Я  двинулся  по
лестнице. Встретились мы на площадке четвертого этажа. На нем был  зеленый
костюм с широким желтым галстуком.
     Он попытался нырнуть обратно в лифт, но двери захлопнулись перед  его
носом и кабина двинулась вниз. Он повернулся ко мне. Я увидел бледное лицо
и широко открытые глаза.
     - В чем дело, сэр?
     - В картине, которую ты взял из дома Баймееров.
     - Какая картина?
     - Ты прекрасно знаешь, какая. Картина Хантри.
     - Я ее не брал!
     - Возможно. Но она попала в твои руки.
     Он глянул за мою спину в направлении  коридора,  ведущего  к  комнате
девушки.
     - Это вам сказала Дорис?
     - Давай не впутывать Дорис в это дело. У нее и так достаточно  хлопот
с родными и с самой собой.
     Он кивнул, словно понял и признал мою  правоту.  Но  глаза  его  жили
собственной жизнью и искали выход из создавшейся ситуации. Он казался  мне
одним из тех  несчастных  юношей,  которые,  когда  юность  минует,  сразу
переходят в пожилой возраст, минуя стадию мужской зрелости.
     - Кто вы, собственно, такой?
     - Я частный детектив по имени Лью Арчер.  Баймееры  наняли  меня  для
поисков своей картины. Где она, Фред?
     - Не знаю...
     Он растерянно покачал головой. На его лбу  появились  капельки  пота,
словно выдавленные мощными руками, стиснувшими ему виски.
     - Что же с ней случилось, Фред?
     - Я действительно взял ее домой. У меня и в мыслях не было красть ее!
Я хотел только исследовать картину...
     - Когда ты принес ее к себе?
     - Вчера.
     - И где она теперь?
     - Я не знаю. Честное слово! Кто-то, должно быть,  украл  ее  из  моей
комнаты...
     - В доме на Олив-Стрит?
     - Да, сэр. Кто-то влез в дом и украл ее, когда я спал. Она была  там,
когда я ложился в постель, но, проснувшись, я не нашел ее...
     - Ты, должно быть, большая соня...
     - Наверное...
     - Или большой лжец.
     Худенький юнец внезапно весь  задрожал  от  стыда  или  от  гнева.  Я
подумал, что он попытается ударить меня, и приготовился  к  этому.  Но  он
бросился в сторону лестницы. Догнать его мне не удалось, когда  я  выбежал
на улицу, он уже выводил свой голубой "Форд" на середину проезжей части.
     Я купил диетический гамбургер, попросил положить его в бумажный пакет
и снова поднялся лифтом на четвертый этаж. Дорис впустила меня в  комнату,
хотя выглядела явно разочарованной при виде моей персоны.
     Я вручил ей гамбургер.
     - Здесь есть кое-что съестное...
     - Я не голодна. Да и Фред обещал мне привезти что-нибудь...
     - Лучше съешь это, Фред сегодня может и не появиться.
     - Он говорил, что заскочит...
     - У него могут быть некоторые хлопоты в связи с этой картиной, Дорис.
     Она сжала пальцы, смяв лежащий в пакете гамбургер.
     - Что, мои родственнички намерены прикончить его?
     - Я не стал бы говорить так однозначно.
     - Вы не знаете моих родных! Они добьются того, что он потеряет  место
в музее. И никогда не окончит учебу. И все потому, что он  пытался  помочь
им!
     - Я не вполне понимаю...
     Она резко тряхнула головой.
     - Он хотел проверить подлинность их картины. Хотел определить возраст
краски. Если она свежая, это наверняка значит, что картина фальшивая.
     - Что она нарисована не Хантри?
     - Вот именно.  Когда  Фред  впервые  увидел  ее,  он  счел,  что  это
подделка. Во всяком случае, не был уверен в ее подлинности. Вдобавок он не
доверяет человеку, у которого мои родные купили картину.
     - Граймсу?
     - Ну да. Фред говорил, что  в  близких  к  искусству  кругах  у  него
скверная репутация.
     Мне было интересно, какую репутацию обретет сам  Фред  теперь,  после
кражи картины. Но  волновать  этим  девушку  было  бессмысленно.  Ее  лицо
оставалось непроницаемым, словно скрытым за облаком. Я оставил ее  наедине
с помятым гамбургером и вернулся вдоль автострады в нижний город.
     Двери магазина Пола Граймса были заперты  решеткой.  Я  постучал,  но
никто  не  ответил.  Тогда  я  принялся  дергать   ручку   и   кричать   -
безрезультатно. Всматриваясь в темноту за стеклами, я видел только пустоту
и мрак.
     Зайдя в винную лавочку, я спросил чернокожего продавца, не  видал  ли
он Паолу.
     - С час назад она была возле магазина, укладывала какие-то картины  в
автофургончик. Я даже помогал ей, мистер.
     - Что это были за картины?
     - Всякая мазня в  рамах.  Такие  странные  картинки,  все  в  цветных
пятнах.  Мне  нравятся  картины,   на   которых   что-то   видно.   Ничего
удивительного, что эти они не смогли продать.
     - А откуда вы знаете, что они не смогли?
     - Так это же яснее ясного! Она сказала мне, что магазин закрывается.
     - А был с нею Пол Граймс, этот тип с бородкой?
     - Нет, его видно не было. Я его не видел с той  поры,  как  вы  вышли
отсюда.
     - А Паола не говорила, куда она уезжает?
     - Я не спрашивал. Уехала  она  в  сторону  Монтевисты,  -  он  указал
пальцем на юго-запад.
     - Что из себя представляет этот ее автофургончик?
     - Старый "Фольксваген". У нее какие-то неприятности?
     - Нет. Просто я хотел бы поговорить с ней об одной картине.
     - Вы хотите купить ее?
     - Возможно.
     Он недоверчиво глянул на меня.
     - Вам нравится эта мазня, сэр?
     - По-разному.
     - А жаль... Если бы они знали,  что  подвернется  клиент,  может,  не
закрывали бы фирму и ударили бы с вами по рукам, сэр...
     -  Все  может  быть...  Вы   не   продадите   мне   две   четвертушки
теннессийского виски?
     - Лучше купите пол-литра, сэр, это обходится дешевле.
     - Мне нужны две четвертушки.

                                    7

     Двинувшись в сторону центра, я остановился возле  музея,  намереваясь
расспросить о Фреде. Но здание было уже закрыто.
     Я поехал на Олив-Стрит. Сумерки, будто ветвистое дерево, нависали над
газонами и палисадниками, в  старых  домах  уже  зажигали  лампы.  Клиника
напоминала огромный сияющий  кристалл.  Я  остановился  возле  увенчанного
острой кровлей дома Джонсонов и поднялся по выбитым ступенькам к двери.
     Видимо, отец Фреда подслушивал под дверью, так  как  он  подал  голос
прежде, чем я успел постучать.
     - Кто там?
     - Арчер. Я уже сегодня был здесь в поисках Фреда.
     - Верно. Я помню, - казалось, он задумался над этим фактом.
     - Не могу ли я войти и немного поговорить с вами, мистер Джонсон?
     - Мне очень жаль, но ничем не могу помочь вам. Жена заперла дверь.
     - А где ключ?
     - Сара взяла его с собой в клинику. Она боится, что я выйду на  улицу
и под что-нибудь попаду. Хотя я сейчас  абсолютно  трезв.  Настолько,  что
даже плохо себя чувствую. Она сестра милосердия, но ей на это наплевать! -
его голос дрожал от жалости к самому себе.
     - Вы не можете как-то впустить меня? Может, через окно?
     - Она меня убьет!
     - Но она может ничего и не узнать. У меня есть немного виски.  Вы  не
хотите капельку выпить?
     - Я бы выпил, конечно, - заявил он, явно  оживившись.  -  Но  как  вы
попадете внутрь?
     - У меня с собой есть несколько ключей...
     Это был обычный старый замок и я открыл его вторым же  ключом.  Потом
запер  дверь  за  собой,  с  трудом  передвигаясь  в  тесной  заставленной
прихожей. Джонсон напирал на меня своим массивным животом. В свете  слабой
лампочки, висящей под самым потолком, я увидел  воодушевление,  написанное
на его лице.
     - Вы говорили, что у вас есть для меня немного виски, сэр...
     - Потерпите еще минутку, сэр.
     - Но я болен. Вы что не видите, как мне плохо?
     Я откупорил одну из двух моих бутылок. Он высосал ее единым  духом  и
облизал горлышко.
     Я чувствовал себя преступником. Но, казалось, большая доза виски  ему
ничуть не повредила. Он не только не стал  пьянее,  наоборот,  его  дикция
явно улучшилась, а фразы стали более четкими.
     - Я пил  теннессийское  виски,  когда  хорошо  себя  чувствовал.  Пил
теннессийское  виски  и  ездил  на  теннессийских  лошадях...   Ведь   это
теннессийское виски, правда?
     - Так точно, мистер Джонсон.
     - Ты можешь  говорить  мне  Джерри.  Я  могу  распознать  участливого
человека, - он отставил  пустую  бутылку  на  первую  ступеньку  лестницы,
положил ладонь мне на плечо и всей тяжестью оперся на меня. - Я никогда не
забуду, что вы для меня сделали, сэр. Как ваше имя?
     - Арчер.
     - А чем вы занимаетесь, мистер Арчер?
     - Я частный детектив,  -  я  открыл  бумажник  и  показал  ему  копию
лицензии, выданной властями  штата.  -  Одна  семья,  проживающая  в  этом
городе, наняла меня, чтобы я  нашел  их  пропавшую  картину.  Это  портрет
женщины, нарисованный известным местным художником по имени Ричард Хантри.
Я думаю, вы слышали о нем...
     Он нахмурился, стараясь собраться с мыслями.
     - Не уверен... Вам нужно поговорить об этом с моим сыном Фредом.  Это
его парафия.
     - Это я уже сделал. Фред взял эту картину и принес ее домой...
     - Сюда?
     - Так он сказал мне сегодня днем.
     - Я в это не верю! Фред никогда не поступил бы  так.  Это  порядочный
мальчик, всегда был таким. Он никогда в жизни ничего не украл! В музее ему
доверяют. Его все уважают...
     Я прервал его пьяный монолог.
     - Он говорит, что не крал картину. Он взял ее домой,  чтобы  провести
определенное исследование.
     - Какое исследование?
     - Точно я не знаю. Если верить Фреду,  он  хотел  определить  возраст
этой картины. Художник, который якобы нарисовал ее, исчез уже очень давно.
     - Кто это был?
     - Ричард Хантри.
     - Да, я, кажется, слышал о нем. В музее очень много его картин, -  он
почесал свою седую голову, словно желая оживить память. - Но он, вроде бы,
умер?
     - Умер или пропал. Так или иначе, его нет  здесь  уже  двадцать  пять
лет. Если бы краски на картине были достаточно свежими, это  означало  бы,
что ее наверняка рисовал не он.
     - Простите, но я не совсем понимаю...
     - Это не важно. Важно то, что Фред принес эту картину сюда и  прошлой
ночью она, похоже, была украдена  из  его  комнаты.  Вам  ничего  об  этом
неизвестно?
     - Нет, черт побери! - его лицо покрылось морщинами,  словно  внезапно
постарев. - Вы думаете, что это я ее взял?
     - Разумеется, я так не думаю.
     -  Надеюсь...  Фред  прибил  бы  меня,  если  бы  я   прикоснулся   к
какой-нибудь из его святынь! Я не могу даже зайти в его комнату!
     - Мне хотелось бы знать, не говорил ли Фред, что прошлой ночью из его
комнаты украдена какая-то картина?
     - Я об этом ничего не слыхал.
     - А вы видели его сегодня утром?
     - Разумеется. Я разогревал ему овсянку...
     - И он ничего не говорил о пропавшей картине?
     - Нет, сэр, он ничего не говорил.
     - Мне бы хотелось осмотреть комнату Фреда. Это возможно?
     Эта мысль явно испугала его.
     - Не знаю... Пожалуй, нет... _О_н_а_ не терпит, когда в ее дом входят
посторонние... Если бы это было возможно, она и от меня избавилась бы!
     - Но ведь вы сказали, что она в госпитале...
     - Да, она пошла на работу.
     - Так откуда же она узнает?
     - Не знаю, откуда, но она  всегда  обо  всем  узнает.  Может,  как-то
вытаскивает это из меня, что ли... Это вредно для меня,  вредно  для  моих
нервов... - он кокетливо хохотнул. - А у вас,  мистер,  нет  еще  глоточка
того теннессийского виски?
     Я показал ему вторую бутылку. Когда он протянул к ней руку,  я  убрал
бутылку так, что он не мог до нее дотянуться.
     - Пойдем наверх, Джерри. А потом я оставлю ее тебе, - я сунул бутылку
обратно в карман.
     - Я даже не знаю...
     Он глянул вверх  вдоль  лестницы  так,  словно  его  жена  могла  нас
подслушивать.  Разумеется,  это   было   невозможно,   но   ее   невидимое
присутствие, казалось заполняло собой весь  дом.  Джерри  весь  дрожал  от
страха перед ней, а может, от желания получить виски.
     Искушение победило. Он включил свет  и  проводил  меня  на  лестницу.
Второй этаж был в еще  более  запущенном  состоянии,  чем  первый.  Старые
рваные обои почти выцвели. На полу я насчитал несколько выбоин.  В  двери,
ведущей в одну из комнат, недоставало доски, ее заменяла крышка  картонной
коробки.
     Я видывал и худшие жилища в трущобах и городских  предместьях:  норы,
выглядевшие так, словно в них происходил бой пехотинцев. Разрушение в доме
Джонсонов не бросалось в глаза настолько ярко. Но внезапно мне  показалось
возможным, что этот дом был  источником  преступления:  быть  может,  Фред
украл картину в надежде поправить таким образом условия своей жизни...
     Я начал сочувствовать  Фреду.  Трудно  возвращаться  в  этот  дом  из
резиденции Баймееров или из музея.
     Джонсон открыл дверь, в которой не хватало дощечки,  и  зажег  лампу,
свисающую с потолка на шнуре.
     - Это комната Фреда.
     Стояла в комнате узкая железная койка, прикрытая солдатским  одеялом,
письменный стол, кресло с прорванным сидением и этажерка, забитая книгами.
В углу, возле завешенного окна, я увидел старый кухонный стол,  заваленный
всевозможными  инструментами:  молотками   разного   размера,   ножницами,
напильниками, иглами и нитками, баночками с краской и клеем.
     Лампа, висящая над кроватью, тихо покачивалась, бросая сноп света  на
противоположную стену. Внезапно мне показалось, что весь дом  покачивается
в такт этим движениям. Я протянул руку и придержал лампу. На стенах висели
работы  великих  иностранных  художников,  таких  как  Моне  и  Модильяни,
преимущественно, это были скверные репродукции, должно быть, вырезанные из
журналов. Я открыл дверцу шкафа. Там висели на плечиках пиджак и несколько
рубашек и стояли начищенные высокие черные  ботинки.  Для  человека  после
тридцати лет недвижимости у Фреда было маловато.
     Просмотрев ящики стола, я нашел в них немного белья, носовых  платков
и носков, а также групповую  фотографию  выпускников  средней  школы  1961
года. Фреда я на ней отыскать не смог.
     - Вот он, - сказал  Джонсон,  заглянув  мне  через  плечо.  Он  ткнул
пальцем в долговязого  подростка,  лицо  которого  сквозь  время  казалось
трогательно исполненным надежды.
     Я просмотрел книги, стоящие на полках. В большинстве своем  это  были
дешевые издания, касающиеся культуры, искусства  и  технологии,  было  там
также несколько книг по психиатрии и психоанализу. Из  них  я  читал  лишь
две: "Психопатология в  обычной  жизни"  и  "Правда  Ганди"  -  достаточно
необычный подбор для преступника, если Фред являлся таковым.
     Я повернулся к Джонсону.
     - Мог ли кто-нибудь войти в дом и взять картину из этой комнаты?
     Он пожал тяжелыми плечами.
     - Думаю, все возможно... Я никого не слыхал, но  я  обычно  сплю  как
убитый...
     - А может, ты сам взял эту картину, Джерри?
     - Что вы, сэр?! Ни в коем случае... - он резко закрутил головой. -  Я
не такой дурак, чтобы лезть в дела Фреда! Возможно, я  старый  бездельник,
но я не обокрал бы собственного сына! Он один из всех  нас,  у  кого  есть
какое-то будущее...
     - Здесь живете только вы втроем - ты, Фред и миссис Джонсон?
     - Да, только мы. Когда-то у нас были квартиранты, но это уже давно.
     - Так что же случилось с картиной, которую Фред принес домой?
     Джонсон опустил голову и покачивал ею из стороны  в  сторону,  словно
старый больной бык.
     - Я эту картину вообще не видел. Вы  не  понимаете,  что  у  меня  за
жизнь, сэр.  Лет  шесть-семь  после  войны  я  просидел  в  госпитале  для
ветеранов. Был не совсем в своем уме, да и сейчас не лучше... Время течет,
а я часто не знаю, какой нынче день недели - и знать не  хочу!  Я  человек
больной. Не могли бы вы оставить меня в покое, сэр?
     Я оставил его в покое и  бегло  просмотрел  другие  комнаты  на  этом
этаже. Только одна из них была жилой -  спальня  с  двуспальной  кроватью,
которую Джонсон, по всей, видимости делил со своей женой. Я  не  нашел  ни
картины под матрасом,  ни  чего-либо  подозрительного  в  шкафу  и  ящиках
комода, ни следа какого-либо преступления за исключением  бедности.  Узкие
двери в  конце  коридора  были  заперты  на  большой  засов  с  замком.  Я
остановился перед ними.
     Джонсон сопел за моей спиной.
     - Это выход на крышу. У меня нет ключа от засова. Сара всегда боится,
что я упаду с лестницы. Но так или иначе,  там  ничего  нет.  Как  у  меня
здесь, - он тупо постучал по своей груди. - Наверху абсолютно пусто.
     Он улыбнулся широкой улыбкой идиота. Я сунул ему вторую бутылку.  Это
была скверная сделка, и я оставил  его  с  радостью.  Он  закрыл  за  мной
входную дверь, словно образцовый заключенный, закрывающийся в  собственной
тюрьме. Я повернул ключ в замке.

                                    8

     Остановив машину, я двинулся пешком в сторону клиники.  У  меня  была
надежда,  что  миссис  Джонсон  даст   мне   какую-нибудь   дополнительную
информацию о Фреде. Было уже почти  совсем  темно,  среди  деревьев  слабо
светились  редкие  уличные  фонари.  Перед  собой  на  тротуаре  я  увидел
несколько пятен, словно кто-то разлил масло. Двигаясь дальше,  я  заметил,
что расстояние между следами падающих капель постепенно уменьшается.
     Я коснулся пальцем одного из пятнышек и поднес его к свету.  Жидкость
была красной, запах не напоминал масло.
     Впереди  меня,  на  идущем  вдоль  тротуара  газоне,  кто-то   громко
захрипел. Это был мужчина, лежащий лицом на земле. Я  подбежал  к  нему  и
опустился рядом на траву. На затылке мужчины было большое кровавое  пятно.
Я слегка приподнял его, чтобы осмотреть лицо. Оно также было окровавлено.
     Он охнул и попытался  приподняться,  жалко  и  комично  отжавшись  от
земли, а потом снова рухнул лицом вниз.  Я  слегка  повернул  ему  голову,
чтобы он мог легче дышать.
     Он приоткрыл один глаз и пробормотал:
     - Хантри?.. Оставь меня в покое...
     Потом снова нервно засопел, как сопят люди с  искалеченным  лицом.  Я
понял, что ранен он серьезно, а потому оставил его на газоне и  побежал  к
воротам приемного покоя клиники. Там на складных стульчиках ожидало приема
семь или восемь пациентов, среди них несколько детей. Растерянная  молодая
медсестра за столиком напоминала бойца, защищающего баррикаду.
     - Недалеко отсюда, на этой  улице,  лежит  какой-то  тяжело  раненный
мужчина, - сказал я.
     - Ну, так принесите его.
     - Я не могу. Для этого необходима каталка.
     - Далеко отсюда?
     - Сразу за перекрестком.
     - У нас здесь нет каталки. Если вы хотите вызвать скорую, то  там,  в
углу, стоит телефон. У вас есть десять центов?
     Она  дала  мне  номер.  Неполных  пять  минут  спустя,  перед  входом
остановилась карета скорой помощи. Я сел рядом с водителем и показал  ему,
как доехать до человека, истекавшего кровью на газоне.
     Теперь он хрипел тише и реже. Санитар посветил на него  фонариком.  Я
присмотрелся к лежащему. Это был человек лет шестидесяти с торчащей  седой
бородкой и  густыми  седыми  волосами,  залитыми  кровью.  Он  походил  на
смертельно раненого морского льва и хрип его напоминал далекий  рев  этого
животного.
     - Вы его знаете?
     Я как раз подумал о том, что его  внешность  отвечала  приметам  Пола
Граймса, продавца картин, как его описывал хозяин винной лавчонки.
     - Нет, - ответил я, - я его впервые вижу.
     Санитар осторожно уложил его на носилки и довез  до  приемного  покоя
клиники. Я поехал с ними и стоял возле машины, когда раненого выносили. Он
приподнялся на руках, чуть не перевернув носилки, и повернул ко  мне  свое
изуродованное, мокрое и безжизненное лицо.
     - Я тебя знаю, сукин сын! - прохрипел он, потом тяжело опал и остался
неподвижным. Санитары поспешили с ним в приемный покой. Я же остался перед
зданием в ожидании полиции.
     Они приехали в машине без опознавательных знаков -  два  сержанта  из
следственного отдела в легких летних мундирах  с  лицами,  холодными,  как
зимний ветер. Один из  них  вошел  в  здание,  второй,  сержант  Леверетт,
задержался рядом со мной.
     - Вы знаете раненного?
     - Никогда прежде его не видел. Я нашел его на улице.
     - Почему же вы вызвали ему скорую?
     - Это кажется мне вполне логичным поступком.
     - А почему вы не позвонили нам?
     - Я знал, что это и так сделают.
     Леверетт слегка покраснел.
     - Вы говорите как знаток... Кто вы, черт возьми, такой?!
     Я  проглотил  раздражение  и  сообщил  ему,   что   являюсь   частным
детективом, приглашенным семейством Баймееров. Эта фамилия Леверетту  была
знакома, так как он резко сменил тон и отношение ко мне.
     - Не могу ли я увидеть ваши документы, мистер?
     Я показал. Он спросил, не задержусь ли я еще на минутку.  Я  ответил,
что задержусь.
     Оценивая свое  положение  достаточно  вольно,  я  медленно  прошел  к
ближайшему перекрестку и обследовал место, где появились пятна крови.  Они
уже почти высохли в теплом воздухе.
     Неподалеку у тротуара  стоял  старый  черный  кабриолет  с  откинутым
верхом. Ключи торчали в моторе. В щели между сидением и  спинкой  виднелся
белый квадратный  конверт.  На  заднем  сидении  лежала  стопка  небольших
картин, написанных маслом на холсте, а возле них белое сомбреро.
     Я зажег лампочку на приборном щитке и обследовал  конверт.  Это  было
приглашение на коктейль, адресованное Полу Граймсу, написанное на почтовой
бумаге с грифом миссис Хантри и подписанное "Франсин Хантри". Прием должен
был состояться сегодня, в восемь вечера.
     Я глянул на часы - было начало  девятого.  Потом  я  обследовал  кипу
лежащих на сидении картин. Две из них были в  старинных  золоченых  рамах,
остальные не оправлены. Ни одна из них не напоминала виденные мною картины
Ричарда Хантри.
     Картины не произвели на меня большого впечатления. Несколько  морских
и  приморских  пейзажей  и  женский  портрет,  который   я   счел   просто
недоразумением. Однако, я не вполне доверял своему взгляду и вкусу.
     Один из морских пейзажей я засунул в  багажник  своей  машины,  после
чего вернулся к зданию клиники.
     По дороге мне встретились Леверетт и второй сержант из  следственного
отдела. Их спутником  был  начальник  отдела  капитан  Маккендрик,  крепко
сбитый  мужчина  средних  лет  в  голубом  мятом  костюме,   исключительно
гармонировавшем с его помятым лицом. Он сообщил мне,  что  найденный  мною
человек умер. Я поделился с ним своими соображениями относительно личности
умершего.
     Маккендрик быстро переварил мою информацию и сделал несколько заметок
в черном блокнотике. Особенно его заинтересовало  то,  что  перед  смертью
Граймс вспоминал Ричарда Хантри.
     - Я помню Хантри, - заявил  он.  -  Я  был  еще  новичком,  когда  он
инсценировал свое знаменитое исчезновение.
     - Вы думаете, что он исчез по собственной воле?
     - Совершенно. Тому есть множество доказательств.
     Что это за доказательства, он мне не сказал. Ну, а я не  сказал  ему,
куда направляюсь.

                                    9

     Я проехал центром города, миновав по дороге  пустой  и  темный  домик
Граймса. Солоноватый запах моря и его  прохладное  дыхание  достигло  моих
ноздрей прежде, чем я подъехал к побережью. Потом я миновал  протянувшийся
больше, чем на милю, приморский парк, внизу, на  пляже,  клубились  волны,
ненатурально белые в спустившейся темноте. Глядя  на  лежащие  там  и  сям
парочки влюбленных, я ощутил удовлетворение от того, что на  этот  раз  не
натыкаюсь на умирающих мужчин.
     Ченнел Род высилась над крутыми скалами, окружавшими бухту.  Я  вдруг
увидел внизу мачты стоящих у пристани яхт.  Дорога,  приближаясь  к  верху
скального массива, удалялась  от  океана,  огибала  широкой  дугой  здание
спасательной службы и тянулась дальше вдоль глубокого ущелья,  выходившего
устьем к морю. С противоположной стороны ущелье замыкалось склоном  холма,
на котором стоял дом Баймееров.
     Вилла миссис Хантри располагалась между ущельем и берегом.  Это  было
строение из камня и бетона, украшенное  многочисленными  круто  изогнутыми
арками и башенками. Сбоку к ней была пристроена  оранжерея  со  стеклянной
крышей, в конце подъездной аллеи помещался выложенный плитами паркинг,  на
котором стояло около двадцати машин. Слуга  в  белом  смокинге  подошел  к
окошку моей машины и сообщил, что он сам ее поставит.
     В  открытых  входных  дверях  меня  мило  приветствовала   чернокожая
горничная. Она не  спросила  ни  приглашения,  ни  документов  и  даже  не
удивилась тому, что я одет не для приема, да и  выражение  моего  лица  не
подходит к случаю.
     Я миновал  ее  и,  двигаясь  на  звук  фортепиано,  вошел  в  большую
просторную комнату, высотой в два этажа, так что ее  потолок  одновременно
был крышей дома. Какая-то черноволосая женщина играла  "Someone  to  Watch
Over Me" на огромном фортепиано, выглядевшем  маленьким  в  этой  комнате.
Возле нее стояло около двадцати соответственно одетых людей с  бокалами  в
руках. Вся эта сцена, казалось, принадлежала давнему прошлому и  выглядела
менее реальной, чем картины на стенах зала.
     Из противоположного конца комнаты ко мне приблизилась миссис  Хантри.
Она была в длинном голубом вечернем платье, оставлявшем открытыми  руки  и
плечи. В первую минуту она меня не узнала, потом  подняла  обе  руки,  как
человек, встретивший радостную неожиданность.
     - Как это мило с вашей стороны, что вы пришли! Я  надеялась  на  это,
когда говорила вам о своем небольшом приеме, и рада, что так и  случилось!
Мистер Марч, не так ли?
     Она изучающе присматривалась ко мне. Не знаю,  было  это  проявлением
симпатии или страха.
     - Арчер, - сказал я. - Лью Арчер.
     - Ах да, конечно! У меня всегда была плохая память на имена. Если  вы
не против, я попрошу Бетти Джо Сиддон представить вам остальных гостей.
     Бетти Джо Сиддон оказалась привлекательной брюнеткой лет тридцати.  У
нее была прекрасная фигура, но  двигалась  она  немного  скованно,  словно
чувствовала себя не совсем уверенно в этом мире.  Она  сообщила  мне,  что
должна написать информацию о приеме  для  местной  газеты  и  явно  хотела
узнать, что здесь делаю я. Я ей не сказал. Она не спросила.
     Она представила меня  полковнику  Эспинвеллу,  пожилому  джентльмену,
одевавшемуся по-английски  и  говорившему  с  ярко  выраженным  английским
акцентом, и его молодой жене, окинувшей меня  оценивающим  взглядом  и  не
нашедшей, что я  являюсь  подходящим  собеседником.  Доктору  Яну  Инессу,
толстому типу с сигарой в зубах, который  окинул  меня  взглядом  хирурга,
ищущего признаки скрытого заболевания. Миссис  Инесс,  настолько  бледной,
напыщенной и нервной, словно она была  его  пациенткой.  Джереми  Рейдеру,
высокому приятному художнику с вьющимися волосами,  видимо,  переживающему
последнюю запоздалую молодость. Молли Рейдер, точеной брюнетке лет сорока,
самой красивой женщине, какая попалась мне на глаза за последние несколько
недель. Джеку Пратту, щуплому маленькому человечку в  темном  обтягивающем
костюме, котоы Сэндмену и  Джерри  Феллоноу,  одетым  в  черные  бархатные
пиджаки белые плиссированные рубашки  и,  кажется,  составлявшим  пару.  И
наконец, Артуру Плантеру, коллекционеру произведений искусства,  настолько
знаменитому, что о нем слышал даже я.
     - Вы не хотите выпить? - спросила меня Бетти Джо, когда мы  закончили
наш обход.
     - Нет, наверное.
     Она внимательно присмотрелась ко мне.
     - Вы нормально себя чувствуете? Вид у вас неважный.
     "Это я заразился от трупа, недавно найденного мной на Олив-Стрит",  -
подумал я, но вслух сказал:
     - У меня давно не было маковой росинки во рту.
     - Да, вы выглядите голодным.
     - Потому что таковым и являюсь. У меня был нелегкий день.
     Она проводила меня в столовую.  Большие  открытые  окна  выходили  на
море. Стоящие на большом столе высокие свечи слабо освещали окружающее.
     Обязанности хозяина исполнял стоящий  у  стола  высокий  черноволосый
мужчина с крючковатым носом, которого я видел во время своего  предыдущего
визита. Девушка обратилась к нему по имени, благодаря чему  я  узнал,  что
его зовут Рико. Он отрезал несколько кусков ветчины и соорудил  бутерброд,
посоветовав мне запить его вином. Я сообщил, что  если  для  него  это  не
трудно, то я предпочел бы пиво. Он неохотно двинулся в направлении  кухни,
ворча что-то себе под нос.
     - Это слуга?
     - Что-то в этом роде, - не вполне однозначно заявила Бетти Джо. Потом
она сменила тему: - И чем же вы занимались в этот свой нелегкий день?
     - Я частный детектив. Работал...
     - Я подумала, что вы, быть может,  полицейский.  Вы  и  здесь  ведете
расследование?
     - Что-то в этом роде.
     - Это интересно, - она сжала мое  плечо.  -  Это  не  имеет  никакого
отношения к картине, украденной у Баймееров?
     - Вы весьма хорошо информированы, мисс.
     - Стараюсь. Я не намерена до конца  своих  дней  заниматься  светской
хроникой. Честно говоря, об этом  похищении  я  узнала  сегодня  утром,  в
редакции. Кажется, это женский портрет?
     - Мне сказали именно так. Я не видел картины. А о чем еще говорили  в
редакции?
     - Что картина наверняка поддельная. Это правда?
     - Баймееры так не считают.  Но  миссис  Хантри  утверждает,  что  это
именно так.
     - Если Франсин говорит, что это подделка, то у нее, несомненно,  есть
основания. Я думаю, она  способна  узнать  любую  картину,  написанную  ее
мужем. Собственно, их не так уж и много - чуть меньше  сотни.  Его  лучший
период длился всего семь лет. Потом он исчез. Или что-то в этом роде.
     - Что вы имеете в виду, говоря "что-то в этом роде", мисс?
     - Некоторые хорошо информированные жители города считают, что он  был
убит. Но, насколько мне известно, это всего лишь домыслы.
     - И кто же его убил?
     Она пытливо глянула на меня.
     - Франсин Хантри. Но вы же не станете ссылаться на меня, мистер?
     - Если бы вы так думали, мисс, вы бы мне об этом не сказали. А почему
именно она?
     - Он исчез так внезапно. Люди всегда подозревают именно жену, правда?
     - Порой  они  оказываются  правы,  -  ответил  я.  -  Вас  интересует
исчезновение Хантри с профессиональной точки зрения?
     - Я собираюсь писать о нем, если вы это имеете в виду.
     - Именно это. Мы могли бы сотрудничать.
     Она  снова  глянула  на  меня   пытливо,   на   сей   раз   с   долей
подозрительности, словно решив, что за моим предложением кроется интерес к
ней как к женщине.
     - Да?
     - Я не имел в виду то, что вы подумали, мисс. У меня другие  идеи.  Я
могу дать вам ценные сведения по делу Хантри. А  вы  расскажете  мне,  что
удалось узнать вам.
     - В самом деле ценные?
     - Весьма.
     Я рассказал ей о человеке, умершем в госпитале. Ее глаза  сузились  и
засверкали. Она выставила губки, словно в ожидании поцелуя,  но  думала  о
чем-то совсем ином.
     - Это действительно ценные сведения...
     Вернулся Рико со стаканом пенистой жидкости в руке.
     - Это заняло много времени, - пожаловался он.  -  Не  было  холодного
пива. Его тут никто больше не пьет. Мне пришлось его охладить.
     - Благодарю вас.
     Я взял у него стакан и предложил Бетти Джо.
     Она с улыбкой отказалась:
     - Мне еще работать сегодня ночью. Вы простите меня, если я исчезну?
     Я  посоветовал  ей  поговорить  с  Маккендриком.  Она  сказала,   что
непременно сделает это и удалилась через боковую дверь.  Мне  сразу  стало
одиноко.
     Я съел свой бутерброд с ветчиной, запивая его пивом, а потом вернулся
в зал, где раздавались звуки музыки. Женщина, сидящая у фортепиано, теперь
играла   какую-то   джазовую    пьеску,    неудачно    имитируя    свободу
профессионального пианиста. Миссис Хантри беседовала с Артуром  Плантером,
но тотчас упорхнула от него, заметив мой взгляд.
     - Что случилось с Бетти Джо? Надеюсь, вы не обидели ее?
     Она шутила, но ни один из нас не усмехнулся.
     - Мисс Сиддон вынуждена была уйти.
     В глазах миссис Хантри исчезли всякие следы веселья.
     - Она не предупреждала меня, что намерена нас покинуть. Надеюсь,  она
посвятит  моему  приему  положенное  место  в   газете   -   мы   собираем
пожертвования для местного музея.
     - Я уверен, что она это сделает.
     - А она вам не сказала, куда направляется?
     - В клинику. Совершено убийство. Убит Пол Граймс.
     Она широко  открыла  глаза,  словно  я  обвинил  ее,  потом  опустила
ресницы, отдав себе отчет в абсурдности такого предположения.  Ей  удалось
остаться спокойной, но было видно, что она  с  трудом  сохраняет  на  лице
нормальное выражение. Она проводила меня в столовую, но застав  там  Рико,
перешла в маленькую гостиную.
     Здесь она прикрыла дверь  и,  стоя  перед  пустым  остывшим  камином,
глянула прямо мне в глаза.
     - Откуда вам известно, что Пол Граймс убит?
     - Я нашел его умирающим.
     - Где?
     - Недалеко от клиники.  Возможно,  он  пытался  добраться  до  нее  и
получить помощь, но умер, не добравшись. У него  были  тяжкие  повреждения
головы и лица.
     Она с шумом втянула воздух. Передо мной стояла все такая же красивая,
хоть и не молодая уже женщина, но казалось,  что  жизнь  отхлынула  от  ее
лица. Глаза ее расширились и потемнели.
     - Это не мог быть несчастный случай, мистер Арчер?
     - Нет. Я думаю, его убили. Полиция придерживается того же мнения.
     - Вы знаете, кто ведет следствие?
     - Капитан Маккендрик.
     - Это хорошо, - она слегка склонила голову. - Он знал моего мужа.
     - Но почему эту смерть  кто-либо  должен  связывать  с  вашим  мужем,
миссис? Не понимаю...
     - Этого не удастся избежать. Пол Граймс когда-то дружил  с  ним.  Его
смерть вытащит на свет все старые истории.
     - Какие истории?
     - Сейчас на это нет времени. Может, поздней... - ее  ладонь  охватила
мое запястье, будто ледяной браслет. - Я хочу кое  о  чем  попросить  вас,
мистер Арчер. О двух вещах. Пожалуйста, не говорите капитану  Маккендрику,
да и никому другому, то, что я вам сказала сегодня о бедняге Поле. Он  был
добрым другом Ричарда, да и моим тоже. Я говорила так  в  раздражении,  не
должна была делать этого и мне очень жаль...
     Она выпустила мое запястье и облокотилась о кресло.  Голос  ее  менял
краски и тон, но глаза оставались неподвижными и  внимательными,  я  почти
ощущал на лице их прикосновение. Однако, я абсолютно не верил во внезапный
всплеск ее симпатии к Полу Граймсу и задумался о том, что произошло  между
ними в прошлом.
     Она внезапно опустилась в кресло, словно это самое прошлое ударило ее
со спины.
     - Не принесете ли вы мне чего-нибудь выпить,  мистер?  -  проговорила
она слабым голосом.
     - Воды?
     - Да, если можно...
     Я принес из столовой полный  бокал.  Ее  руки  дрожали.  Держа  бокал
обеими руками, она сделала маленький глоток, потом залпом выпила остальное
и поблагодарила меня.
     - Собственно, я не знаю, за  что  вас  благодарю.  Вы  испортили  мне
прием.
     - Мне очень жаль. Но это не моя вина. Ваш прием испортил убийца  Пола
Граймса. Я лишь посланец, принесший дурные вести...
     Она на минуту подняла глаза к моему лицу.
     - Вы умный человек.
     - Вы не хотели бы поговорить со мной?
     - Мне кажется, я этим и занимаюсь.
     - Я имел в виду откровенный разговор.
     Она покачала головой.
     - Но у меня гости...
     - Пока хватает выпивки, они разберутся с собой сами.
     - Но я в самом деле не могу, - она встала с кресла.
     - Пол Граймс должен был присутствовать на вашем сегодняшнем приеме?
     - Но с какой стати?
     - У него было с собой приглашение. Разве не вы ему его посылали?
     Она смотрела на меня, прислонившись к двери.
     - Не исключено. Я разослала много приглашений. Некоторые были посланы
другими членами моего комитета.
     - Но вы должны знать, был ли он в списке гостей.
     - Мне кажется, нет...
     - Но вы не уверены?
     - Нет.
     - Он когда-нибудь бывал в вашем доме?
     - Нет, насколько мне известно. Я не понимаю, к чему все это?
     - Пытаюсь узнать хоть что-то о ваших отношениях с Полом Граймсом.
     - Я не поддерживала с ним отношений.
     - Ни плохих, ни хороших. Сегодня днем вы, в сущности, обвинили его  в
подделке баймееровской картины. А вечером пригласили его на прием...
     - Приглашения рассылались вначале прошлой недели.
     - Значит, вы признаете, что послали его?
     - Возможно. Наверное, я сделала это. А  то,  что  я  о  нем  говорила
сегодня днем, не предназначалось  для  всеобщего  ведома.  Признаться,  он
действовал мне на нервы!
     - Теперь уже не будет...
     - Я понимаю. Мне жаль, что его убили,  -  она  склонила  свою  гордую
седую голову. - Я послала ему это приглашение. Я надеялась, что мы  сможем
поправить отношения. С определенного времени они оставляли желать лучшего.
Я надеялась, что, может, он оценит мой жест доброй воли...
     Она глянула на меня сквозь упавшие  на  лоб  волосы.  Глаза  ее  были
холодны и внимательны. Я не верил ни одному ее слову и, наверное, это было
заметно.
     - Я ненавижу терять друзей! - продолжала она горячо. - Особенно  тех,
кто был дружен с моим мужем! Их все  меньше.  Тех,  с  кем  мы  дружили  в
Аризоне... А Пол был один из них. Он был рядом с нами, когда Ричард достиг
первых больших успехов. Знаете, это, собственно, Пол все устроил.  Но  сам
он так и не смог добиться известности.
     - Между ними были напряженные отношения?
     - Между моим мужем и Полом? Что вы! Пол был одним из учителей Ричарда
и очень радовался его успехам!
     - А что о нем думал ваш муж?
     - Он был благодарен Полу. Они всегда были в самых теплых  отношениях,
покуда Ричард был среди нас, - она бросила на меня  долгий  подозрительный
взгляд. - Я не понимаю, чего вы хотите?
     - Простите, но я тоже.
     - Тогда зачем же говорить об этом?  Мы  тратим  впустую  мое  и  ваше
время.
     - В этом я не уверен. Пожалуйста, миссис, скажите мне, ваш муж жив?
     Она покачала головой.
     - Я не смогу ответить на этот вопрос. Я не знаю,  честное  слово,  не
знаю.
     - Когда вы видели его в последний раз?
     - Он ушел летом 1950 года. С тех пор я не видела его.
     - Не было ли каких-либо обстоятельств, указывающих на то, что  с  ним
что-то случилось?
     - Скорее наоборот. Он написал мне прекрасное письмо.  Вы  хотите  его
видеть?
     - Я его видел. Значит, вы допускаете, что он жив до сих пор?
     - Я надеюсь, молюсь об этом и верю, что он жив.
     - Он не связывался с вами с момента своего исчезновения?
     - Никогда.
     - Вы не ждали вестей от него?
     -  Не  знаю...  -  она  слегка  склонила  голову,  мышцы  на  ее  шее
натянулись. - Этот разговор тяжел для меня.
     - Мне очень жаль.
     - Так зачем же вы продолжаете его?
     - Пытаюсь понять, возможно ли, что убийцей Пола Граймса является  ваш
муж.
     - Это безумная мысль! Безумная и мерзкая!
     - Кажется, Граймс так не думал. Перед  смертью  он  произнес  фамилию
вашего мужа, миссис.
     Она не упала в обморок, но, казалось, была к этому  близка.  Ее  лицо
под слоем косметики побелело, и она упала бы на  пол,  если  бы  я  ее  не
поддержал за плечи. Тело ее было гладким, словно мрамор и почти  таким  же
холодным.
     Рико открыл дверь, толкнув ее плечом, и вошел в комнату. Я  мгновенно
оценил его весьма крепкое телосложение - в маленькой комнатке он помещался
с трудом.
     - Что происходит?
     - Ничего, - ответила миссис Хантри. - Прошу тебя, Рико, выйди.
     - Он не обидел вас, госпожа?
     - Нет-нет. Но я прошу вас обоих выйти...
     - Вы слышали, что было сказано, мистер? - обернулся ко мне Рико.
     - Вы также слышали. Я должен поговорить  с  миссис  Хантри  об  одном
деле, - я глянул в ее сторону. - Вы не хотите узнать, что сказал Граймс?
     - Наверное, я должна выслушать  это.  Рико,  пожалуйста,  оставь  нас
одних. Все в порядке.
     Судя по всему, Рико не был в этом уверен. Он глянул на меня грозно  и
обиженно, словно маленький мальчик, поставленный в угол. Лакей  был  очень
высок и в глазах женщин, любящих мужчин с весьма яркой внешностью,  должен
был выглядеть красивым. Невольно  я  задал  себе  вопрос,  принадлежит  ли
миссис Хантри к числу таких женщин.
     - Прошу тебя, Рико... - она говорила тоном хозяйки дикого сторожевого
пса или ревнивого жеребца.
     Рико выдвинулся из комнаты, я закрыл за ним дверь.
     - Он уже давно работает у меня, - пояснила миссис Хантри, - был очень
привязан к моему мужу, а когда Ричард покинул нас, перенес это чувство  на
меня.
     - Это заметно, - сказал я.
     Она слегка покраснела, но не поддержала эту тему.
     - Вы хотели рассказать мне, что сказал перед смертью Пол Граймс.
     - Разумеется. Скорей всего, он принял меня за  вашего  мужа.  Сказал:
"Хантри? Оставь меня  в  покое",  а  потом:  "Я  знаю  тебя,  сукин  сын".
Естественно,  из  этого  можно  сделать  вывод,  что  человек,  смертельно
избивший его, был ваш муж.
     Она опустила ладони, открыв бледное измученное лицо.
     - Это невозможно... Ричард не был агрессивен... Пол  Граймс  был  его
близким другом...
     - Я не похож на вашего мужа?
     - Нет. Ричард был значительно моложе... - она  вдруг  смолкла.  -  Но
ведь теперь он был бы намного старше, да?..
     - Мы все стареем. Он был бы старше на двадцать пять лет.
     - Да... - она склонила голову, словно внезапно  ощутив  тяжесть  этих
лет. - Но Ричард действительно ничуть не походил на  вас.  Разве  что  его
голос несколько напоминал ваш.
     - Но Граймс принял меня за Ричарда Хантри раньше, чем я заговорил.  Я
не сказал ему ни слова.
     - И что же это доказывает? Я прошу вас уйти, мистер. Мне очень тяжело
все это. И я должна снова вернуться к ним...
     Она вернулась в столовую, через минуту и я отправился за ней  следом.
Миссис Хантри и  Рико  стояли,  склонившись  друг  к  другу,  и  о  чем-то
вполголоса говорили у заставленного свечами  стола.  Я  почувствовал  себя
соглядатаем и прошел к окну. Вдали лежала пристань, путаница  мачт  и  рей
напоминала полный суровой красоты белый зимний лес.  Отраженные  в  стекле
огни свечей мигали вокруг далеких мачт, словно огни святого Эльма.

                                    10

     Я вернулся в зал. Артур Плантер, знаток искусства, стоял у  одной  из
стен и всматривался в висящую на ней картину. Когда я обратился к нему, он
не повернул головы и не  ответил,  но  вся  его  худая  фигура  еще  более
вытянулась.
     Я повторил его имя:
     - Мистер Плантер?
     Он неохотно отвел глаза от портрета какого-то мужчины.
     - Чем могу служить?
     - Я частный детектив...
     - В самом деле? - ни на его худом лице, ни в выцветших узких глазах я
не заметил ни тени интереса.
     - Вы знали Пола Граймса?
     - Я не могу сказать,  что  знал  его.  Мы  вместе  провели  несколько
сделок, очень немного, - губы его кривились, словно это воспоминание  было
горьким на вкус.
     - Больше вы не сможете  заключать  с  ним  сделки,  -  произнес  я  в
надежде, что встряска сделает его более общительным. - Сегодня вечером  он
был убит.
     - Я в числе подозреваемых? - спросил он равнодушным усталым тоном.
     - Скорей всего, нет. В его машине найдено  несколько  картин.  Вы  не
хотели бы взглянуть на одну из них?
     - С какой целью?
     - Возможно, вы смогли бы сказать, кто ее автор...
     - Хорошо... - принужденно сказал он. - Хотя я предпочел  бы  смотреть
вот на это, - он указал на висящий на стене портрет мужчины.
     - А кто это такой?
     - Неужели  вы  не  знаете?  Это  Ричард  Хантри...  его  единственный
автопортрет.
     Я  внимательней  взглянул  на  картину.  Голова   мужчины   несколько
напоминала голову льва, у него были густые прямые темные волосы  и  густая
борода, почти скрывающая скорее женские, тонкого рисунка губы. Глаза  были
красноватыми и глубоко посаженными. Складывалось впечатление, что весь  он
излучает силу.
     - Вы были с ним знакомы? - спросил я Плантера.
     -  Более  чем.  В  определенном  смысле,   я   был   одним   из   его
первооткрывателей.
     - Не думаете ли вы, что он все еще жив?
     - Не знаю. Я искренне  надеюсь,  что  это  так.  Но  если  он  жив  и
продолжает работать, то не обнародует своих картин.
     - Какие у него могли быть причины для такого исчезновения?
     - Не знаю, - повторил Плантер. - Мне кажется, что он  был  человеком,
подобно  Луне,  проходящим  различные  фазы.  Возможно,  предыдущая   фаза
кончилась, - он оглядел  переполненный  зал,  несколько  свысока  окидывая
взглядом остальных гостей. - А картина, которую вы хотите показать мне,  -
это его вещь?
     - Понятия не имею. Возможно, вы мне об этом скажете.
     Я провел его к своей  машине  и  при  свете  прожектора  показал  ему
маленький морской пейзаж, вытащенный мною из машины Пола Граймса. Он  взял
его из моих рук осторожно, словно демонстрируя мне, как нужно обращаться с
картинами.
     - К сожалению, это весьма скверная картина, - проговорил он  в  конце
концов. - Наверняка она написана не Хантри, если вы хотели узнать это.
     - Вы не могли бы определить, кто ее автор?
     С минуту он думал над моим вопросом.
     - Это может быть Джейкоб Витмор. Если так, то это очень старый Витмор
- абсолютно и непоколебимо реалистичный. К сожалению,  бедняга  Джейкоб  в
своем творчестве шел в ногу с мировым искусством, но на поколение отставал
от него. Додумался до сюрреализма, а перед самой смертью  начал  постигать
символизм.
     - Когда он умер?
     - Вчера, - Плантер явственно забавлялся столь  шокирующим  характером
этой информации. - Я слышал, что он отправился поплавать в море неподалеку
от Сикамор-Пойнт, и в воде его хватил сердечный приступ,  -  он  задумчиво
посмотрел на картину в своих руках. - Интересно, что Граймс намеревался  с
этим делать? Цены на хорошего  художника  часто  идут  в  гору  после  его
смерти. Но Джейкоб Витмор не был хорошим художником.
     - А его картины похожи на вещи Хантри?
     - Нет. Абсолютно, - он испытующе  глянул  на  меня.  -  А  почему  вы
спрашиваете об этом?
     - Мне говорили, что Граймс был не  из  тех,  кто  неспособен  продать
подделку под Хантри...
     - Понимаю. Но эту картину ему трудновато было бы продать  в  качестве
вещи Хантри. Это даже для Витмора слишком паршиво.  Кроме  того,  вы  сами
видите, он  и  половины  работы  не  сделал.  Словно  отомстил  морю,  так
отвратительно  рисуя  его,  -  добавил  Плантер  с   тонким,   сознательно
скрываемым чувством юмора.
     Я поглядел на грязные полосы  голубого  и  зеленого,  перечеркивающие
неоконченный морской пейзаж и подумал, что даже если бы это была худшая  в
мире картина, тот факт, что ее творец утонул в этом самом море, прибавляет
ей глубины и выразительности.
     - Значит, он жил неподалеку от Сикамор-Пойнт?
     - Да, на пляже, к северу от университетского городка.
     - У него была семья?
     - Жил с девушкой, - ответил Плантер. - Она даже сегодня звонила  мне,
хотела, чтобы  я  приехал  и  посмотрел  оставшиеся  после  него  картины.
Насколько я знаю, она потихоньку распродает их, но, честно говоря, я бы их
и даром не взял.
     Он отдал мне картину и объяснил, как доехать до места. Я сел в машину
и, направившись на север, миновал университет и оказался в Сикамор-Пойнт.
     Девушка,   оставленная   Джейкобом   Витмором,   оказалась    угрюмой
блондинкой, несколько засидевшейся в девичьем возрасте. Жила она  в  одном
из нескольких бараков и лачуг, разбросанных по  песчаной  полоске  у  края
вдающейся в море  материковой  плиты.  Она  всматривалась  в  меня  сквозь
приотворенную  дверь,  приподняв  брови,  с  таким  видом,  словно  я  был
вестником грядущей катастрофы.
     - Что вам угодно?
     - Меня интересуют картины...
     - Их осталось уже не так много.  Я  собираюсь  уезжать.  Джейк  вчера
утонул, разве вы не знаете? А я осталась, как черт знает что...
     Ее угрюмый голос дышал горечью и печалью. Грустные  мысли,  казалось,
переполняли ее голову. Она смотрела над моей головой вдаль,  на  море,  по
которому перекатывались едва заметные волны,  будто  дозированные  отрезки
вечности.
     - Нельзя ли мне войти и посмотреть?
     - Да, разумеется...
     Она открыла дверь и захлопнула ее за мной, борясь с ветром. В комнате
стоял запах моря, вина, марихуаны  и  плесени.  Немногочисленные  предметы
меблировки были старыми и поломанными. Создавалось впечатление, что  домик
с трудом пережил начальный этап той самой баталии, что  прокатилась  потом
через дом Джонсонов на Олив-Стрит.
     Девушка на минуту  скрылась  в  соседней  комнате  и,  вернувшись  со
стопкой необрамленных картин, положила их на погнутый дощатый стол.
     - Я хочу за них по десять долларов за штуку или  сорок  пять  за  все
пять. Джейк обычно брал больше - он продавал их на распродажах  картин  по
субботам  на  пляже  в  Санта-Терезе.  Недавно  всучил  одну  картину   за
кругленькую сумму одному антиквару. Но я не могу ждать.
     - Этот антиквар был Пол Граймс?
     - Сходится, - она глянула на меня слегка подозрительно. - А  вы  тоже
торгуете картинами, мистер?
     - Нет.
     - Но вы знаете Пола Граймса?
     - Немного.
     - Он порядочный человек?
     - Не знаю. А почему вы спрашиваете?
     - Мне он не показался порядочным. Играл жуткую комедию,  притворяясь,
как  ему  нравятся   картины   Джейка.   Он   должен   был   всячески   их
разрекламировать, чтобы мы заработали на этом. Я думала, что мечты Джейка,
наконец,  сбудутся,  антиквары  начнут  стучаться  в  нашу   дверь,   цены
возрастут... Но  Граймс  купил  пару  скверных  картинок  и  на  этом  все
кончилось. Одна из этих картинок даже не была вещью Джейка...  это  кто-то
другой писал...
     - Кто?
     - Не знаю. Джейк не говорил со мной о делах. Думаю,  он  получил  эту
картину у кого-то из своих дружков на пляже.
     - Вы не могли бы описать ее?
     - Изображена там была  какая-то  женщина,  может,  это  был  портрет,
может, автор рисовал по воображению. Красивая, с волосами как у меня...  -
она коснулась своей короткой стрижки и это движение словно бы пробудило  в
ней подозрения или страх. - Почему все так интересуются этой картиной? Она
что, очень ценная?
     - Понятия не имею.
     - Думаю, да. Джейк не хотел говорить мне, сколько он за нее  получил,
но я знаю, что на эти деньги мы  жили  последние  два  месяца.  Вчера  они
кончились... И Джейк тоже, - добавила она бесцветным тоном.
     Она повернулась и разложила на столе полотна без рам. Большинство  из
них показались мне оконченными. Это были небольшие морские  пейзажи  вроде
того, который я показывал Артуру Плантеру и который теперь  лежал  в  моей
машине. Видимо, их автор был слегка завернут на море и я не мог избавиться
от мысли, что, возможно, его гибель была не просто делом случая.
     - Вы не думаете, что Джейк утопился сам? - задал я вопрос.
     - Нет. В общем-то нет... - она быстро сменила тему. - Я отдам вам все
пять за сорок долларов. Сами полотна этого стоят. Вы должны это  понимать,
если вы художник.
     - Я не художник.
     - Иногда я думаю, был ли  художником  Джейк.  Рисовал  все  последние
тридцать лет - и вот все, чего он достиг,  -  она  обвела  широким  жестом
лежащие на столе картины, дом со всем содержимым и смерть Джейка. - Только
вот это и я.
     Она  усмехнулась,  вернее,  частью  лица  исполнила   невыразительную
гримасу. Глаза ее, всматривавшиеся в туманное и унылое прошлое, оставались
холодными, как глаза морской птицы.
     Заметив, что я присматриваюсь к ней, она взяла себя в руки.
     - Я не такая плохая, как вы думаете, мистер. Вам интересно, почему  я
все это продаю? Я должна купить ему гроб. Мне бы не  хотелось,  чтобы  его
похоронили на средства округа в одном из этих сосновых  ящичков.  И  я  не
могу допустить, чтобы он продолжал лежать в морге окружной больницы.
     - Хорошо, я куплю эти пять картин.
     Я вручил ей две бумажки  по  двадцать  долларов,  подумав  при  этом,
отдадут ли мне когда-нибудь Баймееры эту сумму.
     Она брезгливо взяла деньги и держала их в руке.
     - Это не рекламная кампания. Вы не должны покупать эти картины только
потому, что знаете, зачем мне нужны деньги.
     - Мне нужны эти картины.
     - Зачем? Может, вы все-таки антиквар?
     - Не совсем.
     - Значит, я права. Я знала, что вы не художник.
     - Откуда вы это знали?
     - Последние десять лет я жила с художником,  -  она  сменила  позу  и
облокотилась об угол стола. - Вы не похожи на художника и говорите не  как
художник. У вас глаза не такие, как у художника. Даже запах от вас другой.
     - Какой?
     - Может, запах полицейского. Когда Пол Граймс купил у Джейка  те  две
картины, мне сразу это показалось подозрительным. Я не права?
     - Не знаю.
     - Так зачем же вы это покупаете?
     - Потому что Граймс купил те.
     - Вы думаете, что если он потратил на это деньги, то они  чего-нибудь
стоят?
     - Я очень хотел бы узнать, зачем они были ему нужны.
     - Я тоже, - сказала она. - А зачем они нужны вам?
     - Потому что они были нужны Граймсу.
     - Вы что, во всем ему подражаете?
     - Надеюсь, что не во всем.
     - Да, я слыхала,  что  временами  он  мог  обмануть,  -  она  кивнула
головой, послав мне свою холодную  полуулыбку.  -  Я  не  должна  говорить
этого. Я ничего не имею против него. Даже можно сказать, что я дружу с его
дочкой.
     - С Паолой? Это его дочь?
     - Да. Вы ее знаете?
     - Мы как-то встречались. А откуда знаете ее вы?
     - Познакомились на каком-то приеме. Она говорит,  что  ее  мать  была
наполовину испанка, наполовину индеанка. Паола красивая  женщина,  правда?
Мне нравится испанский тип красоты...
     Она зябко пожала плечами и потерла  ладони,  словно  греясь  в  свете
воспоминания о Паоле.
     Я вернулся в Санта-Терезу  и  нанес  визит  в  морг,  помещавшийся  в
подвалах больницы. Знакомый мне  помощник  коронера,  молодой  человек  по
имени Генри Пурвис, проинформировал меня, что  Джейкоб  Витмор  утонул  во
время купания. Он выдвинул большой ящик и показал мне голубоватое  тело  с
большой курчавой головой и маленьким членом. Когда я выходил из  холодного
зала, меня била дрожь.

                                    11

     Помощник коронера  Пурвис  вышел  со  мной  в  приемную,  словно  его
тяготило одиночество. Тяжелые металлические двери  бесшумно  закрылись  за
нами.
     - У властей нет ни малейших сомнений в том, что смерть Витмора -  это
несчастный случай? - спросил я.
     - Пожалуй, нет. Он был уже староват для плавания в прибрежных  волнах
возле Сикамор-Пойнт. Коронер признал это несчастным случаем. Даже вскрытия
не производили.
     - Думаю, Генри, вы должны потребовать вскрытия.
     - Но зачем?
     - У Витмора были какие-то дела с Граймсом. Это не случайно,  что  оба
они оказались здесь. Вы же намерены производить вскрытие тела Граймса?
     Пурвис кивнул.
     - Да, завтра с утра. Но я уже провел предварительное расследование  и
могу приблизительно  утверждать,  что  явилось  причиной  смерти.  Он  был
смертельно   избит   каким-то   тяжелым    предметом,    предположительно,
монтировкой.
     - Орудие убийства не найдено?
     - Нет, насколько мне известно. Спроси  об  этом  полицейских,  орудие
убийства - это их парафия, - он внимательно присмотрелся ко мне. - Ты знал
Граймса?
     - Не совсем. Знал, что он торгует картинами.
     - Он никогда не был наркоманом? - спросил Пурвис.
     - Я не знал его настолько, чтобы быть в курсе этого. Какие  наркотики
ты имеешь в виду?
     - Пожалуй, героин. У  него  старые  следы  уколов  на  предплечьях  и
запястьях. Я спрашивал об этом ту женщину, но она как воды в рот  набрала.
Устроила такую истерику, что, может, и  сама  наркоманка.  Их  полно  даже
здесь, в больнице.
     - О какой женщине ты говоришь?
     - Такой черненькой - испанский тип. Когда мы показали  ей  тело,  она
чуть по стенам бегать не начала. Я  проводил  ее  в  часовню  и  попытался
вызвать к ней какого-нибудь священника, но в  такое  время  ни  одного  не
удалось найти... это ведь было среди ночи. Я звонил в полицию, они хотят с
ней поговорить.
     Я выяснил у него, где находится часовня. Это оказался небольшой узкий
зал на втором этаже с единственным небольшим витражом, указывавшим на  его
предназначение. В зале стояла кафедра и восемь-десять обитых кожей кресел.
Паола сидела на полу, свесив  голову  и  обхватив  руками  колени,  темные
волосы почти полностью скрывали ее лицо. Когда я приблизился  к  ней,  она
заслонила голову руками, словно я намеревался ее убить.
     - Оставьте меня в покое!
     - Я не причиню тебе зла, Паола.
     - Откинув гриву волос, она прищурилась и всмотрелась в  меня,  скорей
всего, не узнавая. Даже здесь ее окружал  ореол  мрачного  и  безудержного
эротизма.
     - Вы не священник...
     - Разумеется, нет.
     Я присел рядом с ней  на  ковре,  рисунок  которого  повторял  мотивы
витража. В моей жизни бывали минуты, когда я всерьез жалел о том, что я не
священник. Меня все больше печалили  несчастья  других  людей  и  я  порой
думал, а не является ли сутана надежной защитой от  них.  И  понимал,  что
никогда не узнаю этого. Когда  мы  жили  в  округе  Контра-Коста,  бабушка
предназначила меня для духовной карьеры, но я вырвался из-под ее власти.
     Глядя  в  черные  непроницаемые  глаза  Паолы,  я  подумал,   что   в
сочувствии,  оказываемом  нами  женщинам  в  их  несчастьях,  всегда  есть
определенный процент желания. По крайней мере, иногда можно уложить  ее  в
постель  и  пережить  вместе  минуты  нежности,  которые  для  священников
являются запретным плодом. Но к  Паоле  это  не  относилось.  Она,  как  и
женщина из Сикамор-Пойнт, этой ночью принадлежала умершему.  Часовня  была
наилучшим местом для них обеих.
     - Что случилось с Полом? - спросил я.
     Она испуганно глянула на меня, опираясь подбородком  о  руки  и  чуть
надув нижнюю губку.
     - Вы не представились. Вы из полиции?
     - Нет. У меня небольшая фирма... - я  передернулся,  выговаривая  эту
полуложь - атмосфера часовни начинала действовать. -  Я  слышал,  что  Пол
покупал картины...
     - Уже не покупает. Он мертв.
     - Вы не собираетесь продолжать его дело в магазине?
     Она резко вскинула  плечи  и  затрясла  головой,  словно  ей  грозила
внезапная опасность.
     - Нет! Вы что считаете, что я хочу быть убитой, как мой отец?!
     - Он действительно был вашим отцом?
     - Да, был...
     - Кто убил его?
     - Ничего  я  вам  не  скажу!  Вы  ведь  тоже  неразговорчивы,  -  она
наклонилась ко мне. - Это не вы сегодня были в магазине?
     - Да.
     - В связи с  картиной  Баймееров,  правда?  Чем  вы  занимаетесь?  Вы
антиквар?
     - Меня интересуют картины.
     - Это я успела заметить. На чьей вы стороне?
     - На стороне порядочных людей.
     - Порядочных людей не существует! Если вы не знаете этого, вы  просто
идиот! - она поднялась на колени, отмахиваясь от  меня  гневным  движением
руки. - И лучше валите отсюда!
     - Я хочу помочь вам, - это не вполне было ложью.
     - Разумеется! Вы хотите помочь мне! А потом  захотите,  чтобы  я  вам
помогла! А потом загребете прибыль и пропадете! Вы ведь это имели в виду?!
     - Какую прибыль? Что у вас есть, кроме груды тревог и разочарований?
     Какое-то время она молчала, не спуская глаз с моего лица. В ее глазах
я читал отражение процессов, происходивших в этой красивой головке. Ощупью
она  искала  правильный  выход,  будто  играла  в  шахматы  или  карты   и
задумалась, не стоит ли довериться мне, чтобы выиграть побольше.
     - Да, я попала в скверную  ситуацию,  -  она  подняла  с  колен  руки
ладонями вверх, словно хотела отдать мне часть  своих  тревог.  -  Но  мне
кажется, что вы сами не просто живете. Кто вы, собственно, такой?
     Я сказал ей, кто я и как меня зовут. Выражение ее глаз изменилось, но
она не произнесла ни слова. Я сообщил, что Баймееры наняли меня,  чтобы  я
нашел их пропавшую картину.
     - Об этом мне ничего не известно, я  вам  уже  говорила  это  днем  в
магазине.
     - Я вам верю, - сказал я без уверенности. - Дело  в  том,  что  кража
картины может быть связана с убийством вашего отца.
     - Откуда вам это известно?
     - Мне это не известно, но кажется вполне  вероятным.  Откуда  взялась
эта картина, мисс Граймс?
     Она скорчила гримасу и зажмурила глаза.
     - Называй меня Паола! Я никогда не пользуюсь отцовской фамилией. И  я
не могу сказать, откуда взялась эта картина. Я была только статисткой,  он
никогда не говорил со мной о делах.
     - Не можешь или не хочешь?
     - И то, и другое.
     - Картина была подлинной?
     - Не знаю... - воцарилось долгое молчание, мне даже казалось, что она
перестала дышать. - Ты говоришь, что хочешь мне помочь, а  сам  без  конца
задаешь вопросы... А я должна отвечать на них... Разве мне  поможет,  если
мои ответы доведут меня до тюрьмы?!
     - Может, для твоего отца было бы лучше, если бы он попал в тюрьму?
     - Не исключено. Но я не хочу так кончить! И в могилу не  хочу!  -  ее
беспокойный взгляд, казалось, отражал нервно переплетающиеся мысли.  -  Ты
думаешь, что тот, кто украл картину, убил моего отца?
     - Возможно. Мне кажется, что именно так и произошло.
     - Значит, Ричард Хантри еще жив? - спросила она тихо.
     - Не исключено. А что заставило тебя об этом подумать?
     - Эта картина. Я не так хорошо разбираюсь в картинах,  как  отец,  но
мне кажется, что это в самом деле был оригинал Хантри.
     - А что говорил о ней отец?
     - Этого я тебе не скажу! И не стану больше говорить об этой  картине!
Ты продолжаешь задавать вопросы и хочешь, чтобы я отвечала, а у  меня  нет
сил! Я хочу домой...
     - Я отвезу тебя.
     - Нет. Ты не знаешь, где я живу и не узнаешь этого. Это мой секрет.
     Она встала с колен и слегка покачнулась, я поддержал ее за плечи.  Ее
грудь коснулась моего бока. С минуту она, тяжело дыша, опиралась на  меня,
потом отстранилась. Излучаемое ею тепло пронзило мое  тело  насквозь  и  я
почувствовал себя словно бы менее уставшим.
     - Я отвезу тебя домой.
     - Нет, спасибо. Я должна дождаться здесь полицию. В данный момент мне
остро не хватает именно связи с частным детективом!
     - С тобой может случиться и что-нибудь похуже, Паола. Не забывай, что
твой отец был убит, возможно, тем самым  человеком,  который  написал  эту
картину...
     Она легко схватила меня за плечо.
     - Ты все время говоришь мне об этом, но сам-то ты в этом уверен?
     - Нет, не уверен.
     - Ну так перестань пугать меня! Я и так достаточно боюсь.
     - Думаю, у тебя есть для этого причины. Я  видел  твоего  отца  перед
смертью. Это вышло случайно, недалеко  отсюда.  Уже  стемнело,  а  он  был
тяжело ранен и принял меня за Хантри, собственно,  произнес  его  фамилию,
обращаясь ко мне. Из того, что он говорил, можно сделать вывод, что убийца
- Хантри.
     - Зачем Ричарду Хантри было убивать моего отца?  Они  дружили  еще  в
Аризоне. Отец часто говорил о нем, был его первым учителем...
     - Наверное, это было давно.
     - Да, тридцать лет назад.
     - За тридцать лет люди меняются...
     Она кивнула и застыла с опущенной головой. Волосы упали  ей  на  лоб,
стекая по лицу, будто черная вода.
     - Что было с твоим отцом в течении этих лет?
     - Мне немного известно об этом... За исключением последнего  времени,
когда я была ему нужна, я нечасто его видела...
     - Он не употреблял героин?
     С минуту она молчала. Волосы по-прежнему закрывали ее лицо, но она их
не убирала. Была похожа на женщину без лица.
     - Ты знаешь ответ  на  этот  вопрос,  иначе  не  задавал  бы  его,  -
произнесла она наконец. -  Когда-то  он  был  наркоманом.  Потом  попал  в
федеральную тюрьму и полностью там  вылечился,  -  она  глянула  на  меня,
разведя руками волосы, словно желая удостовериться, что я ей верю. - Я  бы
с ним сюда не приехала, если бы он продолжал колоться. Я видела,  до  чего
он доходил, когда была еще ребенком, в Тьюксоне и Копер-Сити.
     - И до чего же он доходил?
     -  Он  был  уважаемым  человеком,  был  кем-то,  даже  преподавал   в
университете. А потом превратился в кого-то совершенно другого...
     - В кого?
     - Не знаю. Начал интересоваться мальчиками. А  может,  он  был  таким
всегда... Не знаю...
     - А от этих привычек он тоже вылечился, Паола?
     - Думаю, да... - но голос ее был полон боли и сомнения.
     - Картина Баймееров была подлинная?
     - Не знаю. Он считал, что да, а ведь он был экспертом.
     - Откуда ты знаешь?
     - Он говорил мне об этом  в  тот  день,  когда  купил  ее  на  пляже.
Утверждал, что это должен быть Хантри, потому что никто другой не  мог  ее
написать. Что это - величайшее открытие в его жизни...
     - Так он тебе сказал?
     - Примерно. Зачем ему  было  обманывать  меня?  У  него  не  было  ни
малейшего повода, - она внимательно всматривалась мне в лицо,  словно  моя
реакция могла служить доказательством правдивости или лживости ее отца.
     Она была перепугана, а я измучен.  Усевшись  в  одном  из  кресел,  я
некоторое время вслушивался в собственные мысли. Паола подошла к двери, но
из часовни не вышла. Опершись на косяк,  она  смотрела  на  меня  с  таким
выражением, словно я мог украсть ее сумочку или даже уже сделал это.
     - Я тебе не враг, - сказал я.
     - Так перестань меня мучить!  У  меня  была  тяжелая  ночь...  -  она
отвернула лицо, словно стыдясь того, что собиралась сказать.  -  Я  любила
отца. Когда я увидела его мертвым это меня страшно потрясло.
     - Мне очень жаль, Паола. Будем надеяться, что утром станет легче.
     - Будем надеяться... - повторила она.
     - Кажется, у твоего отца была фотография этой картины?
     - Да, она у коронера.
     - У Генри Пурвиса?
     - Я не знаю, как его зовут. Но так или иначе, фотография у него.
     - Откуда ты знаешь?
     - Он сам мне ее показал. Говорит, что  нашел  ее  в  кармане  отца  и
спрашивал, не узнаю ли я эту женщину. Я сказала, что нет.
     - Но картину ты узнала?
     - Да.
     - Та, которую твой отец продал Баймеерам?
     - Да, та самая.
     - Сколько они заплатили за нее?
     - Этого он мне не сказал. Думаю, ему нужны были эти деньги для уплаты
какого-то долга, и он  не  хотел,  чтобы  я  об  этом  знала.  Но  я  могу
рассказать тебе кое-что, что  он  мне  говорил.  Он  знал  эту  женщину  с
портрета и именно поэтому был уверен, что картина подлинная.
     - Значит, это действительно Хантри?
     - Отец утверждал, что да.
     - Он не говорил тебе, как звали эту женщину?
     - Милдред. Она была натурщицей в Тьюксоне во времена  его  молодости.
Красивая девушка. Он говорил, что картина,  должно  быть,  создавалась  по
памяти, так как Милдред теперь уже старуха, если вообще жива...
     - Ты не помнишь ее фамилию?
     - Нет, кажется, она брала фамилии мужчин, с которыми жила.
     Я оставил Паолу в часовне и вернулся в морг. Пурвис сидел в приемной,
но фотографии картины у него не было. Он сказал мне, что  отдал  ее  Бетти
Джо Сиддон.
     - Зачем?
     - Она хотела отнести ее в редакцию и сделать копию.
     - Да, Генри, кажется Маккендрик будет доволен...
     - Черт бы его побрал, он сам велел мне дать фотографию! Шеф полиции в
этом году уходит на пенсию, и капитан Маккендрик начал думать о рекламе.
     Я  двинулся  было  к  воротам  клиники,  но   внезапно   остановился,
сообразив, что не  выполнил  задания.  Когда  я  наткнулся  на  умирающего
Граймса, я направлялся в  клинику,  чтобы  поговорить  с  миссис  Джонсон,
матерью Фреда.

                                    12

     Зайдя в комнату медсестер, находившуюся возле выхода, я спросил,  где
можно найти миссис Джонсон. Дежурная сестра оказалась женщиной средних лет
с бледным костлявым лицом, достаточно резкая и не слишком терпеливая.
     - В клинике работает несколько женщин с  такой  фамилией.  Вам  нужна
Сара Джонсон?
     - Да, ее мужа зовут Джерри или Джерард.
     - Ну что ж вы сразу не сказали? К сожалению,  миссис  Джонсон  у  нас
больше не работает, -  она  произнесла  это  торжественным  тоном,  словно
судья, провозглашающий миссис Джонсон приговор.
     - Она говорила мне, что работает здесь...
     - Значит, она вас обманула, - она поняла, что была слишком  резка,  и
постаралась слегка смягчить свой ответ. - Или вы ее не поняли. Она  сейчас
работает в реабилитационном центре, недалеко от автострады.
     - Вы не знаете, как он называется?
     - "Ла Палома", - ответила она чуть брезгливо.
     - Благодарю вас. А почему ее уволили?
     - Я не  говорила,  что  ее  уволили.  Ей  разрешили  уйти.  Но  я  не
уполномочена вести разговоры на эту тему, - однако,  мне  показалось,  что
она была бы не против, если я задержусь. - Вы не из полиции, мистер?
     - Я частный детектив и сотрудничаю с полицией.
     Достав бумажник, я показал ей копию лицензии. Она улыбнулась,  словно
глянув в зеркальце.
     - У нее снова неприятности?
     - Надеюсь, нет.
     - Опять кража наркотиков?
     - Я могу сказать  только,  что  веду  расследование  по  делу  миссис
Джонсон. Как давно она не работает здесь?
     - Это случилось на прошлой неделе. Дирекция разрешила ей уволиться  и
вообще пошла навстречу. Но держать ее больше  тут  не  могли.  Часть  этих
таблеток была у нее в кармане, я  находилась  там,  когда  ее  обыскивали.
Жаль, что вы не слышали, какими словами она разговаривала с начальством!
     - Что же она сказала?
     - Ох, я не могу этого повторить!
     Бледное лицо дежурной  сестры  внезапно  покрылось  густым  румянцем,
будто я сделал ей нескромное предложение. Она неожиданно угрюмо посмотрела
на меня, словно устыдившись своего волнения, резко повернулась и ушла.
     Полночь уже  миновала.  Я  столько  времени  провел  в  клинике,  что
чувствовал себя пациентом. На этот раз, не желая  натыкаться  на  капитана
Маккендрика, Пурвиса, Паолу и любого из умерших мужчин,  я  вышел  другими
воротами.
     Проезжая автострадой, я видел неоновую вывеску "Ла Палома", а  потому
ориентировался, где находится реабилитационный центр. По дороге от клиники
я миновал несколько неосвещенных врачебных приемных, гостиницу для  сестер
милосердия и несколько улочек с двухэтажными домами предвоенной постройки,
в которых обитали городские обыватели среднего достатка. Застроенная часть
отделялась от автострады узкой полосой травы с редкими дубами.  Под  сенью
ветвей  стояло  несколько  машин  запоздалых  влюбленных   с   запотевшими
передними стеклами.
     Двухэтажный  комплекс   пансионата   "Ла   Палома",   состоявший   из
облицованных каменными плитами зданий, стоял  у  самой  автострады,  будто
заправочная станция. Когда  я,  войдя,  закрыл  за  собой  тяжелую  дверь,
приглушенный гул моторов редких в эту пору машин стал похож на  отдаленный
шум морских  волн.  Его  перекрывали  более  близкие  звуки  ночной  жизни
пансионата: храп, вздохи и невнятные просьбы пациентов.
     Я услыхал за своей спиной тихие приближающиеся  шаги  медсестры.  Это
оказалась молодая красивая негритянка.
     - Уже поздновато для посещений, - сказала она. - Все заперто на ночь.
     - Я хотел бы увидеться с вашей сотрудницей, с миссис Джонсон.
     - Попробую найти ее. Она становится популярной, вы уже второй  гость,
посетивший ее сегодня.
     - А кто был первый?
     Она на секунду заколебалась.
     - Вы не ее муж?
     - Нет, просто знакомый.
     - Перед вами ее навестил сын... молодой человек с  рыжими  усами.  Он
поднял порядочный шум, прежде чем  мне  удалось  его  выпроводить,  -  она
глянула на меня пытливо, но не без симпатии. - Надеюсь, вы не  собираетесь
поднимать шум?
     - О, ни в коем  случае!  Наоборот,  я  предпочитаю  сглаживать  любые
конфликты.
     - Хорошо, я позову ее. Но, пожалуйста, потише. Люди уже спят.
     - Договорились. А по какому поводу они шумели?
     - По поводу денег. Причиной ссор всегда бывают деньги...
     - Не всегда, - возразил я. - Иногда причиной бывает любовь.
     - Об этом тоже шла речь. В его машине сидела какая-то блондинка.
     - Не каждому выпадает такое счастье...
     Она скривила суровую гримаску, словно отметая мои шутки.
     - Я позову миссис Джонсон.
     Миссис Джонсон приближалась ко мне с  явной  неохотой.  Ее  припухшие
глаза говорили о недавних слезах.
     - Что вам угодно? - в голосе ее слышалась опустошенность, словно  она
уже все утратила и немногим может мне помочь.
     - Я хотел бы немного поговорить с вами.
     - У меня и так накопилось много работы, я не  успеваю...  Вы  хотите,
чтобы меня уволили из-за вас?
     - Нет. Но дело в том, что я являюсь частным детективом.
     Ее взгляд обежал маленькую темную приемную и остановился  на  входной
двери. Мышцы ее напряглись, словно она готова была выбежать на автостраду.
     Я встал между нею и выходом.
     - Нет ли здесь помещения, где мы могли бы на несколько минут спокойно
присесть?
     - Наверное, есть. Но  если  я  потеряю  место,  это  будет  на  вашей
совести, мистер.
     Она  проводила  меня  в  заставленную  случайно  подобранной  мебелью
комнату ожидания и зажгла тусклый торшер. Мы  сели  лицом  друг  к  другу,
колени наши почти соприкасались. Она  одернула  белый  нейлоновый  китель,
словно контакт со мной был для нее оскорбителен.
     - Что вам нужно от меня? И прекратите притворяться журналистом,  я  с
самого начала знала, что вы полицейский!
     - Мне нужно увидеть вашего сына Фреда.
     - Мне тоже, - она пожала массивными плечами.  -  Фред  начинает  меня
тревожить. Я весь день ничего о нем не знаю.
     - Сегодня вечером он был тут. Что ему было нужно?
     Она молчала, но равнодушной  не  осталась.  На  лице  ее  было  видно
усилие, словно она проверяла свою ложь, а может, изобретала новую.
     - Деньги. Ничего особенного. Каждый  человек  имеет  право  попросить
денег у собственной матери.  Я  не  первый  раз  помогаю  ему.  Он  всегда
возвращает, как только у него появляется из чего.
     Я прервал дымовую завесу ее слов.
     - Прошу вас, миссис, прекратите. Фред попал в сложную ситуацию. Кража
картины - достаточный повод для тревог.  Теперь  он  увез  девушку,  чтобы
скрыть предыдущее преступление.
     - Он ее не увозил! Это ложь, мерзкая ложь! Она по своей воле  поехала
с ним. Собственно говоря, это наверняка была ее идея. Она уже давно бегает
за Фредом! А если  эта  маленькая  черномазая  дрянь  сказала  вам  что-то
другое, то она просто врет! - она погрозила  кулаком  закрытой  двери,  за
которой находилась чернокожая медсестра.
     - А что произошло с этой картиной, миссис Джонсон?
     - С какой картиной?
     - С той, которую Фред украл из дома семейства Баймеер?
     - Да он не крал ее! Просто взял на  время,  чтобы  провести  какие-то
исследования. Он принес ее в музей и там ее украли...
     - Фред сказал мне, что картина исчезла из вашего дома.
     Она покачала головой.
     - Наверное, вы неправильно его поняли,  мистер.  Картину  вынесли  из
подвала музея, это они должны отвечать...
     - Значит, вы с Фредом решили остановиться на этой версии, миссис?
     - Мы стоим на этом, потому что это правда! Фред чист как стекло! Если
вы этого не видите, мистер, значит, у вас ужасные представления о мире! Вы
слишком много общались с непорядочными людьми...
     - Это правда, - признал  я.  -  Думаю,  миссис,  вы  тоже  к  таковым
принадлежите.
     - Я не намерена сидеть тут и выслушивать от вас оскорбления, мистер!
     Она пыталась разгневаться,  но  из  этого  как-то  ничего  не  вышло.
Слишком много пережила она в течение минувшего дня, а  ночь  нависала  над
ней, словно крутая волна. Опустив взгляд на свои ладони,  она  зарылась  в
них лицом. Не плакала, не вздыхала, не произнесла ни слова. Но ее молчание
на фоне тихого рокота автострады было полно черного отчаяния.
     Через некоторое время она выпрямилась и абсолютно спокойно глянула на
меня.
     - Я должна возвращаться к своей работе.
     - Но ведь вас никто не контролирует.
     - Возможно, но если с утра будет беспорядок, вина падет на меня.  Нас
здесь всего две.
     - Я думал, вы работаете в клинике...
     - Работала. У меня был конфликт с одним из руководителей.
     - Вы не хотели бы рассказать мне об этом?
     - Ничего особенного не произошло.
     - Ну так расскажите мне...
     - С какой стати? Мне хватает неприятностей без ваших выдумок!
     - Неприятностей и угрызений совести?
     - Моя совесть - это мое личное дело. В ваших услугах я не нуждаюсь.
     Она сидела  абсолютно  неподвижно.  Я  разглядывал  ее,  как  мог  бы
разглядывать статую, оставлявшую меня равнодушным. Но ее молчание не  было
мне на руку. Все это дело,  начавшееся  с  несерьезной  кражи,  постепенно
втягивало в свою орбиту жизни разных людей. Два человека лишились жизни, а
дочь Баймееров исчезла где-то во тьме.
     - Куда направились Фред с мисс Баймеер?
     - Не знаю.
     - Вы его не спросили? Вы бы не дали ему денег, если бы не знали,  что
он собирается с ними делать.
     - Однако, дала.
     - Думаю, что вы лжете.
     - Думайте, что вам угодно, - сказала она равнодушно.
     - И лжете вы не в первый раз. Вы уже неоднократно обманывали меня.
     Ее  глаза  блеснули   интересом   и   в   них   появилось   выражение
превосходства, обычно испытываемого обманщиками в отношении обманутых.
     - Например, вы уволились из клиники, потому что вас поймали на  краже
наркотиков. А вы утверждали, что причиной был конфликт с руководством.
     - Что касается наркотиков,  -  быстро  вставила  она,  -  они  просто
недосчитались, а вину свалили на меня.
     - А вы не были виноваты?
     - Да что вы! За кого вы меня принимаете?!
     - За особу, которая лжет.
     Она резко двинулась, словно угрожая мне уходом,  но  не  поднялась  с
места.
     - Вы можете сколько угодно оскорблять  меня,  мистер,  я  привыкла  к
этому. Ничего вы мне не докажете!
     - А сейчас вы тоже под действием наркотиков?
     - Я их не употребляю.
     - Никаких?
     - Никаких.
     - Так для кого же вы их крали? Для Фреда?
     Она пробовала засмеяться, но смогла выдавить из себя лишь  тоненький,
почти неслышный смешок. Если бы я услыхал  ее  голос,  не  видя  источника
звука, то  наверняка  решил  бы,  что  это  голос  молодой  легкомысленной
девчонки. Я подумал, а не эту ли роль играет она перед сыном.
     - Скажите мне, миссис, зачем Фред взял эту картину? Чтобы продать  ее
и купить наркотики?
     - Он не наркоман!
     - Возможно, хотел, купить их для мисс Баймеер?
     - Что за идиотская мысль?! У нее же есть состояние!
     - А не поэтому ли он интересуется ею?
     Она наклонилась вперед, не снимая ладони с колен, держа себя в  руках
со смертельной серьезностью. Женщина,  чей  хохот  я  только  что  слышал,
растворилась в ее массивной фигуре, словно астральное тело.
     - Вы не знаете Фреда, мистер. И никогда не узнаете -  вам  не  хватит
ума и тонкости. Он порядочный человек и относится к мисс Баймеер как брат,
как старший брат.
     - И куда же старший брат увез свою сестренку?
     - Прекратите изображать иронию!
     - Я хочу знать, где они или куда направляются. Вам это известно?
     - Нет, я понятия не имею.
     - Вы не дали бы им денег на путешествие, если бы не знали,  куда  они
едут.
     - А кто сказал, что я дала?
     - Я.
     Она несколько раз ударила крепко сжатыми руками  по  обтянутым  белым
нейлоном коленям.
     - Я убью эту черномазую дрянь!
     - Не советую. Если вы сделаете это, то попадете за решетку.
     Ее губы скривились в неприятной улыбке.
     - Но я пошутила...
     - Вы выбрали неудачную тему и неподходящее время для  шутки.  Сегодня
вечером был убит человек по имени Пол Граймс.
     - Убит?
     - Избит до смерти.
     Миссис Джонсон наклонилась в бок и упала на пол. Она не шевельнулась,
пока чернокожая медсестричка, вызванная  мной  на  помощь,  не  облила  ее
голову водой. После этого встала, тяжело дыша, и коснулась волос.
     - Зачем ты это сделала?! Ты мне испортила прическу!
     - Вы потеряли сознание, - сказал я.
     Она покачала головой и слегка пошатнулась. Медсестричка, поддержав ее
за плечи, помогла ей сохранить равновесие.
     - Лучше присядь, милая. Ты и впрямь сомлела.
     Однако, миссис Джонсон желала остаться на ногах.
     - Что случилось? Кто меня оглушил?
     - Вас оглушило известие, которое я вам сообщил, - вмешался я.  -  Пол
Граймс сегодня вечером был избит до смерти. Я нашел его на улице, недалеко
отсюда.
     Лицо миссис Джонсон выразило абсолютное равнодушие, но  через  минуту
она натянула на него маску презрения.
     - А кто это такой?
     - Антиквар из Аризоны. Это он продал Баймеерам  картину.  Вы  его  не
знали, миссис?
     - Вы не могли бы повторить фамилию, мистер?
     - Пол Граймс.
     - Я никогда не слыхала о таком.
     - Так почему же вы упали в обморок, когда я сказал, что он был убит?
     - Вовсе не потому. Со мной случаются такие внезапные обмороки. Это не
опасно.
     - Может, лучше отвезти вас домой?
     - Нет! Я потеряю место. Я не  могу  позволить  себе  этого.  Это  наш
единственный источник существования.
     Она  опустила  голову,  повернулась  и,  пошатываясь,   двинулась   в
направлении комнат пациентов.
     - Куда Фред намерен увезти мисс Баймеер? - спросил я, следуя за ней.
     Она не ответила и вообще не отреагировала на мой вопрос.

                                    13

     Автострада привела меня в почти безлюдный  центр  города.  По  дороге
меня обогнала патрульная полицейская  машина.  Водитель,  поравнявшись  со
мной, скользнул по мне взглядом и продолжал путь.
     На втором этаже здания редакции горел свет. Освещенные окна  выходили
в заросший травой окруженный пальмами сквер. Высокие деревья стояли тихо и
неподвижно в ночном безветрии.
     Я оставил машину в сквере и поднялся на третий этаж. Ориентируясь  по
звуку пишущей машинки, я миновал пустое длинное  помещение  и  оказался  в
огороженной барьером кабинке, где работала Бетти  Джо.  Она  вздрогнула  и
подняла испуганные глаза, когда я окликнул ее по имени.
     - Не надо так! Ты меня напугал!
     - Прости.
     - Ладно. Честно говоря, я тебе очень рада.  Пытаюсь  как-то  склепать
заметку об этом убийстве.
     - Я смогу прочесть?
     - В утреннем выпуске, если напечатают. Они  не  всегда  помещают  мои
заметки. Редактор информационного отдела  -  женоненавистник,  и  я  часто
бываю жертвой дискриминации - он старается помещать мои статьи на  женских
страницах, - она улыбнулась, но темные глаза ее горели бунтарским огнем.
     - Но ты можешь хотя бы поделиться со мной своими гипотезами.
     - К сожалению, у меня нет  ни  одной.  Я  пытаюсь  что-то  выкрутить,
исходя из вопроса: кем была женщина, изображенная на  картине?  Кто  писал
портрет и, конечно, кто его  украл?  Ведь  в  конце  концов,  это  тройная
загадка, не так ли? Ты не знаешь, кто украл картину?
     - Пожалуй, да. Но мне не хотелось бы, чтобы на меня ссылались.
     - Я не буду упоминать твоего имени,  -  сказала  она.  -  Мне  просто
хочется разобраться в этом деле.
     - Ладно. Если верить моим свидетелям, которые, честно говоря, немного
стоят, картина была украдена дважды в течение короткого времени.  Студент,
изучающий историю искусств, по  фамилии  Фред  Джонсон  взял  ее  из  дома
Баймееров...
     - Этот Фред Джонсон из музея? Вот бы никогда не подумала, что  он  на
это способен!
     - Возможно, он и не способен. Он утверждает, что взял картину,  чтобы
как-то там ее исследовать и выяснить,  действительно  ли  это  Хантри.  Но
некто украл ее из родительского дома Фреда или из музея... существует  две
версии.
     Бетти Джо что-то записывала карандашом на листе бумаги.
     - А где сейчас Фред? Как ты думаешь, я могла бы с ним поговорить?
     - Если найдешь его. Он  исчез  в  неизвестном  направлении  вместе  с
дочерью Баймееров. Что же касается остальных твоих вопросов, то я не знаю,
кто автор картины. Может, Хантри, а может, и нет. Не исключено,  что  Фред
это знает. Мне удалось немного узнать  о  женщине  с  портрета.  Ее  зовут
Милдред.
     - Она живет здесь?
     - Маловероятно. Много лет назад она была натурщицей в  Тьюксоне.  Пол
Граймс, этот тип, которого убили,  был  с  ней  знаком.  На  портрете  она
значительно моложе, чем сейчас.
     - Значит, картина написана давно?
     - Это одна из  загадок,  которую  пытался  решить  Фред.  Он  пытался
установить возраст картины, чтобы понять, мог ли ее автором быть Хантри.
     Бетти Джо посмотрела на меня с интересом поверх своих заметок.
     - Ты думаешь, это мог быть он?
     - Мое мнение стоит немного. Я не видел ни картины, ни ее фотографии.
     - Так что же ты мне не сказал? Я сейчас принесу.
     Она быстро встала и исчезла за дверью с надписью "Фотослужба". Ветер,
поднятый ее движением, продолжал вибрировать в моем теле.
     Я чувствовал себя одиноким и уставшим, но не был  уверен,  что  смогу
осилить прыжок через пропасть между поколениями. Пропасть могла  поглотить
меня. Я попытался сосредоточиться на неведомой мне женщине с портрета.
     Бетти Джо принесла ее изображение и положила на стол передо мной. Это
была цветная фотография картины небольшого формата. Я поднес  ее  к  лампе
дневного света и рассмотрел. Паола говорила правду -  женщина  была  очень
красива с правильными чертами  лица  и  нежной  кожей  блондинки.  Картина
дышала  глубиной,  сконцентрированной  в  ее  холодных   голубых   глазах.
Казалось, я вглядываюсь в натурщицу  (или  она  в  меня)  с  колоссального
расстояния. Быть может, это объяснялось словами  Паолы  о  том,  что,  как
говорил ее отец, эта женщина уже умерла или стала старухой, а  ее  красота
сохранилась лишь в воспоминаниях.
     Но неожиданно при взгляде на фотографию я почувствовал,  что  контуры
всего дела становятся ясней. Я хотел отыскать картину  и  познакомиться  с
этой женщиной, если она жива. Я хотел знать, где, когда  и  кем  она  была
изображена.
     - Вы поместите это в утреннем выпуске?
     - Нет, наверное, - ответила Бетти Джо, - фотограф говорит, что копия,
которую ему удалось сделать, не лучшим образом выйдет на печати.
     - Мне подошел бы даже самый плохой  снимок.  Ведь  оригинал  придется
вернуть полиции...
     - Ты можешь попросить у Карлоса один экземпляр.
     - Лучше это сделай ты, ладно?  Ты  его  знаешь.  Возможно,  благодаря
этому мне удастся найти Фреда и мисс Баймеер.
     - Но если тебе это удастся, ты расскажешь мне все, ладно?
     - Я тебя не забуду, - я внезапно отдал себе отчет  в  двусмысленности
этой фразы.
     Бетти Джо отнесла снимок в комнату фотослужбы. Я уселся в ее  кресло,
положил локти на стол и, уронив на них голову, погрузился в сон. Наверное,
во сне меня мучили внезапные приключения или  воспоминания  о  них.  Когда
девушка коснулась моего плеча, я вскочил на ноги, потянувшись к спрятанной
под пиджаком кобуре, в которой не было револьвера.
     Бетти  Джо  испуганно  отшатнулась,  подняв  руки  с   растопыренными
пальцами.
     - Ты опять меня испугал!
     - Прости.
     - Карлос делает снимок для тебя. А мне, к сожалению, необходимо сесть
за машинку. Я хочу окончить эту  заметку,  чтобы  она  попала  хотя  бы  в
дневной выпуск. Да, кстати, тебя можно упоминать?
     - Не называй фамилии.
     - Какая скромность!
     - Не слишком. Ведь я  -  частный  детектив  и  предпочитаю  сохранять
инкогнито.
     Я перебазировался за стол редактора отдела городских новостей и снова
уронил голову на руки. Уже давно мне не приходилось спать в  комнате,  где
рядом со мной  находилась  девушка.  Разумеется,  комната  была  велика  и
прекрасно освещена, а у девушки совсем другое было на уме...
     На сей раз она разбудила меня, окликая по имени и стоя  на  приличном
расстоянии.
     - Мистер Арчер...
     Рядом с нею стоял какой-то молодой негр. Он показал  мне  черно-белый
снимок, смазанный и  неяркий,  словно  светловолосая  женщина  тонула  все
глубже во времени, недостижимая для солнечного  света.  Однако,  черты  ее
были различимы.
     Я поблагодарил фотографа и предложил ему плату. Он отказался, замахав
на меня руками, потом вернулся к своей работе, а девушка снова уселась  за
машинку. Напечатав несколько слов, она внезапно прервалась, сняла  руки  с
клавиатуры и уронила их на колени.
     - Не представляю, удастся ли мне эту заметку  закончить.  Я  не  могу
упоминать ни Фреда Джонсона,  ни  эту  девушку.  Не  слишком  много  можно
написать в такой ситуации, правда?
     - Будет больше.
     - Но когда? Я слишком мало знаю об этих  людях.  Если  бы  женщина  с
портрета была жива, а мне удалось ее найти, все выглядело бы совсем иначе.
Я могла бы сделать ее главной героиней статьи...
     - А ты и сейчас можешь это сделать.
     - Но было бы  намного  лучше,  если  бы  я  имела  возможность  точно
сказать, как ее зовут и где она находится. И что она жива - если она жива.
Даже полиции утерла бы нос!
     - Не исключено, что все  это  известно  Баймеерам,  -  заметил  я.  -
Возможно, они купили портрет из личных побуждений...
     Она глянула на часы.
     - Уже заполночь. Я не решусь позвонить им так поздно. Так или  иначе,
не факт, что они что-нибудь знают.  Рут  Баймеер  много  говорит  о  своей
дружбе с Ричардом Хантри, но я сомневаюсь, что их отношения были очень  уж
близкими.
     Я не возражал ей. Мне не хотелось  в  данный  момент  объясняться  со
своими клиентами. С того момента, как они  пригласили  меня,  дело  весьма
расширилось и мне не казалось,  что  я  смогу  достаточно  быстро  все  им
рассказать. Но мне хотелось еще раз прощупать миссис Хантри.
     - Собственно, близкие отношения у Хантри были с его женой,  -  уронил
я.
     - Думаешь, Франсин Хантри захочет поговорить со мной?
     - Ей трудно будет отказать  сейчас,  когда  речь  идет  об  убийстве.
Кстати, она была весьма взволнована этим. Возможно,  ей  все  известно  об
этой женщине с портрета. Она ведь и сама часто позировала мужу.
     - Откуда ты знаешь? - спросила Бетти Джо.
     - От нее.
     - Мне она никогда об этом не говорила.
     - Потому что ты не мужчина.

                                    14

     Вместе с Бетти Джо мы миновали опустевшие пляжи и  подъехали  к  дому
миссис Хантри. Он был тих и темен, перед домом не стояло ни одной  машины.
Прием окончился.
     Впрочем, не совсем. Мы услыхали тихий женский голос - стон  боли  или
наслаждения,  внезапно  оборвавшийся,  когда  мы  затормозили  у  парадных
дверей. Бетти Джо повернулась ко мне.
     - Что это было?
     - Возможно, это миссис  Хантри.  Но  подобные  звуки  в  определенных
ситуациях издают все женщины...
     Она резко и нетерпеливо вздохнула и постучала  в  дверь.  Над  входом
загорелась лампочка.
     Прошло довольно много времени, прежде чем дверь открылась и в  проеме
показался Рико. Вокруг  его  губ  виднелись  следы  помады.  Отметив  наши
взгляды, он отер губы ребром ладони и размазал красное пятно, прочертившее
полосой его подбородок. Черные глаза его смотрели враждебно.
     - В чем дело?
     - Мы хотели бы задать несколько вопросов миссис Хантри, - ответил я.
     - Миссис Хантри уже спит.
     - Так разбудите ее.
     - Не могу. У нее был нелегкий день. Нелегкий день и нелегкая ночь,  -
след помады на лице придал его словам комично-фривольное выражение.
     - Я бы просил узнать, не  примет  ли  она  нас.  Как  вы  знаете,  мы
проводим расследование по делу об убийстве.
     - Скажите, что это мы - мистер Арчер и мисс Сиддон, - добавила  Бетти
Джо.
     - Я знаю, кто вы такие.
     Рико проводил нас в гостиную  и  зажег  лампы.  Темноволосая  орлиная
голова и длинный коричневый халат придавали ему вид гордого и вспыльчивого
средневекового князя. В пустой комнате стоял запах папиросного  дыма.  Мне
казалось, что издалека долетают  отголоски  разговоров  и  другие  отзвуки
окончившегося приема. На мебели,  включая  клавиатуру  огромного  пианино,
стояли пустые и полупустые бокалы. Все  в  этой  комнате,  за  исключением
висящих на стенах картин, похожих на окна в  иной,  лучший  мир,  которого
даже убийство не в силах было изменить, словно бы шаталось и менялось.
     Я обошел гостиную,  всматриваясь  в  портреты  и  пытаясь  с  помощью
доступных неспециалисту средств  установить,  была  ли  картина  Баймееров
произведением этого же автора. Ответить на этот вопрос мне не  удалось,  а
Бетти Джо сказала, что она так же беспомощна.
     Однако, я заметил, что убийство Граймса, а также - возможно - Витмора
словно бы оказало неуловимое влияние на портреты - или на мое  восприятие.
В глазах глядящих на меня моделей я заметил  подозрительность  и  какой-то
особый страх, страх полный отрицания.
     Некоторые из них смотрели на меня как узники,  другие  -  как  судьи,
третьи - как запертые в клетке звери. Я задумался, не выражал ли кто-то из
них - и кто именно - состояние души человека, их сотворившего?
     - Ты знала Хантри, Бетти Джо?
     - Я бы так  не  сказала.  Он  принадлежал  предыдущей  эпохе.  Честно
говоря, я видела его всего один раз.
     - Где?
     - В этой самой комнате. Мой отец, он был писателем, привез меня сюда,
чтобы познакомить с ним. Это было очень необычно, понимаешь, он почти ни с
кем не встречался, все его время занимала работа.
     - Какое впечатление он на тебя произвел?
     Она на минуту задумалась.
     - Он казался очень задумчивым и смущенным, таким же смущенным, как я.
Взял меня на колени, хотя ему этого вовсе не хотелось. Во  всяком  случае,
он постарался как можно скорее избавиться от  меня.  Я  этому  была  очень
рада. То ли он терпеть не мог маленьких девочек, то ли, наоборот,  слишком
их любил.
     - Ты в самом деле тогда так подумала?
     - Наверное, да. Маленькие девочки весьма чувствительны к таким вещам.
Во всяком случае, я была такой.
     - Сколько тебе было лет?
     - Четыре... или пять.
     - А сейчас тебе сколько?
     - Этого я тебе не скажу, - ответила она с неуверенной улыбкой.
     - Больше тридцати?
     - Чуть-чуть. Это было лет двадцать пять назад, если ты  хочешь  знать
именно это. Хантри исчез вскоре после моего визита. Мне кажется,  я  часто
так воздействую на мужчин...
     - Только не на меня.
     Ее щеки слегка зарумянились, что ей было весьма к лицу.
     - Только не пытайся взять меня на колени - можешь исчезнуть!
     - Благодарю за предостережение.
     - Ерунда. Честно говоря, - добавила она,  -  я  себя  весьма  странно
чувствую, сидя сейчас в той самой комнате  и  пытаясь  сунуть  нос  в  его
жизнь. Неужели предопределенность все-таки существует? Как тебе кажется?
     - Разумеется, да. Все зависит от времени, места и среды, в которой мы
появились на свет. В этом смысле судьбы большинства людей предопределены.
     - Мне жаль, что я задала этот вопрос. В сущности,  я  не  люблю  свою
семью. Да и время с местом мне не слишком нравятся...
     - Так восстань против них!
     - А ты сам это делаешь?
     - Стараюсь.
     Взгляд Бетти Джо остановился на чем-то за моей спиной. Миссис  Хантри
вошла в комнату беззвучно. Она была старательно причесана и  похоже  было,
что минуту  назад  она  умылась.  На  ней  была  белая  хламида  до  пола,
скрывающая ее целиком.
     - Я предпочла бы, чтобы ваш бунт  происходил  в  каком-нибудь  другом
месте, мистер Арчер. И, разумеется, в другое время. Сейчас ужасно  поздно,
- она окинула меня полным снисходительности взглядом, несколько изменившим
выражение, когда она  перевела  его  на  Бетти  Джо.  -  Что,  собственно,
случилось, дорогая?
     Девушка  явно  смутилась  и  лишь   шевельнула   губами,   подыскивая
подходящие слова.
     Я вынул черно-белую фотографию украденной картины.
     - Не могли бы вы, миссис, взглянуть вот на это? Это фотокопия картины
Баймееров...
     - Мне нечего прибавить к тому, что я вам говорила ранее.  Я  уверена,
что это фальшивка. Мне кажется, я знаю все картины моего  мужа,  а  эта  к
таковым не относится.
     - Возможно, вы все-таки не откажетесь взглянуть на нее?
     - Но ведь я вам говорила, что видела картину.
     - А вы не узнали натурщицу, изображенную на ней?
     Она глянула мне в глаза и в какое-то мгновение  я  смог  прочесть  ее
мысли. Она узнала натурщицу.
     - Нет, - ответила она.
     - Вы не могли  бы  взглянуть  на  фотографию  и  еще  раз  попытаться
вспомнить?
     - Я не вижу в этом смысла.
     - И все-таки попробуйте. Это может быть важно.
     - Но не для меня.
     - Это не известно, - заметил я.
     - Ну, ладно...
     Она взяла снимок из моих рук и всмотрелась в  него.  Ее  ладонь  явно
дрожала, и снимок дрожал вместе с нею,  словно  движимый  сильным  ветром,
долетавшим из отдаленного  прошлого.  Она  вернула  мне  фотографию  таким
жестом, будто охотно избавлялась от нее.
     - Она слегка напоминает женщину, которую я знала молодой девушкой.
     - Когда вы познакомились с ней, миссис?
     - Я не была с ней знакома. Просто как-то  встречала  ее  на  каком-то
приеме в Санта-Фе, еще до войны.
     - Как ее звали?
     - Честное слово, я не смогу ответить на этот вопрос. Мне кажется, что
ее данные довольно часто  менялись  -  она  жила  с  разными  мужчинами  и
принимала их фамилии, - внезапно она подняла глаза.  -  Нет,  мой  муж  не
принадлежал к числу этих мужчин.
     - Но он должен был знать ее, если написал этот портрет.
     - Он не писал его, я вам уже говорила это.
     - Так кто же это сделал, миссис?
     - Понятия не имею!
     Ее голос стал раздраженным. Она бросила взгляд на дверь, Рико  стоял,
опираясь плечом о косяк, с рукой  в  кармане  халата,  где  вырисовывалось
нечто, напоминавшее револьвер. Он шагнул в мою сторону.
     - Отзовите своего пса, миссис, - сказал я. - Вы же не  хотите,  чтобы
вся эта история попала в газеты...
     Она окинула  Бетти  Джо  ледяным  взглядом,  который  тотчас  был  ей
возвращен. Однако вслух она произнесла:
     - Уйди, Рико, я сама разберусь.
     Рико нехотя вышел в холл.
     - Почему вы так уверены, что эта картина не принадлежит кисти  вашего
мужа, миссис?
     - Я бы об этом знала. Я знаю все его картины.
     - Это значит, что вы до сих пор поддерживаете связь с ним?
     - Нет, разумеется, нет!
     - Так откуда вы знаете, что он не написал ее на протяжении  последних
двадцати пяти лет?
     Мой вопрос на минуту лишил ее дара речи.
     - Женщина на этом портрете слишком молода, - произнесла она  наконец.
- Она выглядела старше даже тогда, когда я впервые видела ее в Санта-Фе, в
1940 году. Сейчас она, должно быть, очень стара, если вообще жива.
     - Но ведь ваш муж мог нарисовать ее  по  памяти  когда  угодно,  даже
совсем недавно.
     - Я понимаю, что вы имеете в виду, -  сказала  она  тихим  бесцветным
голосом, - но я не думаю, что он был автором картины.
     - А вот Пол Граймс считал, что это именно он.
     - Он на этом неплохо заработал!
     - Правда? Мне кажется, он погиб из-за этой картины. Он был  знаком  с
натурщицей, изображенной здесь, и узнал от нее, что автор  картины  -  ваш
муж. По какой-то причине это знание было  небезопасным.  Небезопасным  для
Пола Граймса и небезопасным для убийцы.
     - Вы обвиняете моего мужа?
     - Нет. У меня нет для этого ни малейших оснований. Я  даже  не  знаю,
жив ли ваш муж. А вы?
     Она глубоко втянула воздух, груди ее под белым  одеянием  напряглись,
будто сжатые кулаки.
     - Я не имела вестей о нем с того  самого  дня,  когда  он  исчез.  Но
предупреждаю вас, мистер Арчер, что я живу лишь воспоминаниями  о  нем.  И
независимо от того, жив Ричард или нет, я буду отстаивать его доброе  имя.
И я не единственная особа в этом городе, которая выступит  против  вас!  А
теперь прошу вас покинуть мой дом.
     Ее приглашение касалось также и Бетти Джо. Рико открыл  нам  парадную
дверь и захлопнул ее за нами с грохотом.
     Бетти Джо была потрясена. Она вскочила в мою машину,  словно  беглец,
уходящий от погони.
     - А миссис Хантри никогда не была актрисой? - спросил я.
     - Кажется, играла в любительских спектаклях. А почему ты спрашиваешь?
     - Она произносила свой текст, словно играла на сцене.
     Девушка покачала головой.
     - Нет... Думаю, Франсин говорила искренне. Хантри и его творчество  -
это единственное, что ее  волнует.  Я  себя  чувствую  достаточно  паршиво
оттого, что так поступила с ней.
     - Ты ее боишься?
     - Нет, но я считала себя ее подругой... - когда мы отъехали от  дома,
она добавила: - Может быть, я все-таки немного боюсь ее. Но в то же  время
очень жалею, что мы ее ранили.
     - Она уже давно была ранена.
     - Да. Я знаю, о чем ты думаешь.
     Я думал о лакее по имени Рико.
     Остановился я в приморской гостинице. Бетти Джо  поднялась  со  мной,
чтобы сравнить наши записи. Мы не ограничились только этим.
     Ночь была прекрасна и коротка. После нее в свои  права  тихо  вступил
свежий, холодный, почти нереальный утренний свет.

                                    15

     Когда я поутру проснулся,  ее  уже  не  было.  Под  ложечкой  у  меня
болезненно засосало нечто, напоминающее острый голод. Зазвонил  стоящий  у
кровати телефон.
     - Говорит Бетти Джо.
     - У тебя очень радостный голос, - сказал я, - обидно радостный...
     - Это ты так на меня действуешь. А кроме того, мой  редактор  желает,
чтобы я написала большую статью о деле Хантри. И дает мне на  это  столько
времени, сколько мне понадобится. Единственная сложность в том, что статью
могут и не напечатать...
     - Почему?
     - Франсин Хантри с  утра  звонила  мистеру  Брейлсфорду.  Это  хозяин
газеты. В его кабинете должно состояться заседание редакционной  коллегии.
А мне тем временем приказано копать дальше. Что ты мне посоветуешь?
     - Попытай счастья в музее. Возьми с собой фотографию картины.  Может,
там найдется  кто-нибудь,  кто  сможет  опознать  натурщицу.  А  если  нам
повезет, она нам расскажет, кто рисовал картину.
     - Именно это я и намеревалась сделать.
     - Это характеризует тебя с наилучшей стороны.
     Она вдруг приглушила голос.
     - Лью?
     - Что?
     - Ничего. Значит, ты ничего не имеешь против того, что мне это пришло
в голову первой? Ну... ты ведь старше меня и опытней...
     - Не переживай, - сказал я. - Мы встретимся в музее. Ты меня  найдешь
у старых мастеров.
     - Я не задела твои чувства, правда?
     - Наоборот.  Я  никогда  не  чувствовал  себя  лучше.  И  предпочитаю
положить трубку сейчас, пока ты меня не задела.
     Она рассмеялась и первая положила трубку. Я побрился,  принял  душ  и
отправился  завтракать.  Над  морем  веял  утренний   ветер.   На   волнах
покачивалось несколько небольших лодок. Но  практически  все  имеющиеся  в
заливе яхты колыхались у берега, кивая голыми мачтами.
     Я отыскал какой-то маленький  ресторанчик  и  уселся  у  окна,  чтобы
наблюдать за лодками. Глядя на них, я чувствовал, что  и  сам  нахожусь  в
движении и под действием неведомых сил и механизмов лечу в открытое море.
     Съев яичницу с ветчиной и картофелем и напившись кофе с  гренками,  я
поехал в центр и оставил машину перед зданием музея.
     С девушкой мы встретились у главного входа.
     - Кажется, мы удивительно синхронны, Бетти Джо, - сказал я.
     - Да, - судя по ее тону, она не слишком была этим довольна.
     - В чем дело?
     - В том, что ты произнес. В моем имени. Я его ненавижу!
     - Почему?
     - Потому что оно дурацкое! Такие  имена  всегда  звучат  как  детские
прозвища. Каждое по отдельности  мне  тоже  не  нравятся.  Бетти  -  такое
распространенное,  а  Джо  -  вообще  мужское  имя.  Но,  видно,  придется
примириться с одним из  них.  Разве  что  ты  мне  посоветуешь  что-нибудь
получше...
     - Может, Лью?
     Она не улыбнулась.
     - Ты все шутишь, а я говорю серьезно.
     Она была серьезной девушкой и более ранимой,  чем  я  думал.  Это  не
пробудило во мне сожалений о происшедшем ночью,  напротив,  придало  всему
больший вес. Я лишь надеялся, что она не собирается влюбляться, во  всяком
случае, не в меня.  Однако,  поцелуй  мой  был  легким  и  ни  к  чему  не
обязывающим.
     В дверях зала, где находились классические статуи, показался какой-то
молодой человек. У него были светлые вьющиеся волосы и  широкие  плечи.  В
руке он держал цветную фотографию портрета, написанного по памяти.
     - О, Бетти Джо!
     - Я сменила имя на Бетти,  -  сообщила  ему  она.  -  Отныне  ко  мне
надлежит обращаться именно так.
     -  Слушаюсь,  Бетти,  -  голос  молодого   человека   был   высок   и
рассудителен. - Я хотел сказать тебе, что сравнил твою репродукцию с одной
из картин Лэшмэна, которые лежат в хранилище.
     - Это здорово, Ральф! Ты гений! - она импульсивно сжала его  руку.  -
Ах, я совсем забыла! Это мистер Арчер.
     - Я не гений, - сказал я. - Но весьма рад познакомиться с вами.
     Ральф покраснел.
     - Это было совсем просто. Картина Лэшмэна стояла на одном из столов в
мастерской, прислоненная к стене. Можно сказать, это она искала меня, а не
я ее. Она сама бросилась мне в глаза.
     - Ральф нашел второй портрет той  самой  блондинки,  -  пояснила  мне
Бетти. - Его рисовал кто-то другой.
     - Это я понял. На него можно посмотреть?
     - Разумеется, - ответил Ральф. - А самое ценное то, что Саймон Лэшмэн
скорей всего сможет сказать вам, кто эта девушка.
     - Он живет здесь?
     - Нет, в Тьюксоне. Кажется,  у  нас  в  книгах  есть  его  адрес.  На
протяжении многих лет мы у него покупали картины.
     - В данный момент я охотнее всего осмотрел бы  ту,  которая  стоит  в
мастерской.
     Ральф повернул ключ в двери. Мы втроем спустились вниз и двинулись по
длинному  коридору  без  окон,  напоминавшему  мне  знакомые   тюрьмы.   В
мастерской, куда привел нас Ральф, окон также не было, но ее заливал  свет
ламп.
     На столе стояло изображение  какой-то  женщины.  Натурщица  выглядела
значительно старше, чем на картине Баймееров, в  уголках  ее  губ  застыла
боль, грудь была большой и слегка обвисшей. Ее тело уже не излучало  такую
полную уверенность в себе.
     Бетти перевела взгляд  с  грустного  лица  женщины  на  меня,  словно
ревновала к ней.
     - Когда это было нарисовано? - спросила она Ральфа.
     - Лет двадцать назад. Я уточнил в  каталоге.  Кстати,  Лэшмэн  назвал
картину "Пенелопа".
     - Она, должно быть, действительно старуха, - обернулась ко мне Бетти,
- даже на этой картине она выглядит не слишком молодо.
     - Да и я уж не мальчик, - ответил я.
     Она покраснела и отвела взгляд, словно я ее смутил.
     - Почему картина стояла именно на столе? - спросил я у Ральфа. - Ведь
обычно она хранится не здесь, не так ли?
     - Нет, разумеется. Кто-то из работников, должно быть,  принес  ее  из
хранилища.
     - Сегодня утром?
     - Вряд ли. Сегодня тут никого до меня не было, я сам открывал дверь.
     - А кто спускался вниз вчера?
     - Ну, по меньшей мере,  несколько  человек.  Мы  готовим  собственную
выставку.
     - И эта картина должна выставляться?
     - Нет. Это будет экспозиция пейзажей южной Калифорнии.
     - А Фред Джонсон вчера был в подвале?
     - Да. Он довольно долго перебирал картины в хранилище.
     - Он вам не говорил, зачем?
     - Конкретно нет. Сказал, что ищет что-то.
     - Он искал именно это, - вдруг сказала Бетти.
     Она уже не ревновала к женщине с портрета, если и  ревновала  раньше.
Щеки ее пылали от возбуждения, глаза ярко блестели.
     - Наверняка Фред сейчас по дороге в Тьюксон! -  она  потрясла  сжатым
кулачком, будто рассерженный ребенок. - Если только мне удастся  уговорить
мистера Брейлсфорда, чтобы оплатил затраты на мою поездку...
     Я подумал то  же  самое  о  Баймеерах.  Но  прежде,  чем  говорить  с
клиентом, я решил позвонить художнику по фамилии Лэшмэн.
     Ральф, найдя в книгах номер телефона и адрес, оставил меня одного  за
столом в своей комнате.
     Я набрал номер телефона  Лэшмэна  в  Тьюксоне,  в  трубке  послышался
неприязненный хриплый голос:
     - Саймон Лэшмэн слушает...
     -  Моя  фамилия  Арчер,  я  звоню  из  музея  в  Санта-Терезе,   веду
расследование по делу о похищении картины. Кажется,  вы  написали  портрет
Пенелопы, в настоящее время являющийся собственностью этого музея?
     С минуту стояла тишина. Потом я услыхал голос  Лэшмэна,  напоминающий
скрип старых дверей.
     - Это было очень давно. Сейчас я пишу лучше. И не уговаривайте  меня,
что некто посчитал эту картину достаточно ценной, чтобы украсть ее.
     - Ее никто не крал, мистер. Но автор пропавшей картины  изобразил  ту
самую натурщицу, которая позировала вам для Пенелопы.
     - Милдред Мид? Разве она еще жива и работает?
     - Я надеялся, что вы мне расскажете об этом.
     - Весьма сожалею, но я не видел ее уже много лет. Она,  должно  быть,
уже старуха. Все мы стареем... - его голос стал тише. - Быть может, ее уже
нет в живых...
     - Надеюсь, это не так. Она была очень красивой женщиной...
     - Я всегда считал Милдред самой красивой девушкой юго-запада! - голос
Лэшмэна окреп, словно его поддерживала мысль о ее красоте. - А кто написал
картину, о которой вы говорите?
     - Авторство приписывают Ричарду Хантри.
     - Неужели?
     - Но авторство не установлено со всей достоверностью.
     - Это  не  удивительно.  Я  никогда  не  слыхал,  чтобы  Милдред  ему
позировала, - он на какое-то время смолк. - Вы не могли бы описать мне эту
картину?
     - Достаточно привычная композиция картины, выдержанной в живых тонах.
Кое-кто утверждает, что в ней чувствуется влияние индейского искусства.
     - Это можно сказать о многих картинах Хантри тех времен, когда он жил
еще в Аризоне. Но они не многого стоили. Этот портрет хорош?
     - Не знаю. Но он, безусловно, вызвал много споров.
     - Это собственность музея?
     - Нет, его купил некий Баймеер.
     - Торговец медью?
     - Кажется, да. Я веду следствие по делу о краже по его поручению.
     - В таком случае идите ко всем  чертям!  -  сказал  Лэшмэн  и  бросил
трубку.
     Я снова набрал его номер.
     - Алло, - прохрипел он, - кто говорит?
     - Арчер. Я прошу вас  не  бросать  трубку.  Речь  идет  не  только  о
похищении картины. Прошлой ночью в Санта-Терезе убит человек по имени  Пол
Граймс, тот самый антиквар, который продал  Баймеерам  портрет.  Наверняка
есть какая-то связь между этой сделкой и убийством...
     Лэшмэн молчал довольно долго.
     - Кто украл картину? - спросил он в конце концов.
     - Студент-искусствовед  Фред  Джонсон.  Думаю,  сейчас  он  наверняка
вместе с картиной едет в Тьюксон. Возможно, появится у вас.
     - Почему у меня?
     - Он хочет найти Милдред и выяснить, кто  ее  рисовал.  Он,  кажется,
слегка тронулся на этой картине. Честно говоря, я не исключаю, что  тронут
он достаточно серьезно, а с ним путешествует одна  молодая  девушка,  -  я
намеренно не сказал, что это дочь Баймеера.
     - Что еще?
     - Вкратце это все.
     - Вот и хорошо, - сказал он. - Мне семьдесят пять лет.  Я  пишу  свою
двести четырнадцатую картину и  если  прерву  работу  и  начну  заниматься
чужими проблемами, могу никогда не окончить ее. Так что  я  намерен  снова
положить трубку, мистер... как, вы сказали, вас зовут?
     - Арчер, - повторил я, - ЛЬЮ АР-ЧЕР. Вы в любой момент  можете  найти
мой номер телефона в бюро информации в Лос-Анджелесе...
     Лэшмэн снова прервал разговор.

                                    16

     Утренний  ветер  уже  стих.  Воздух  был  чистым  и  свежим.   Ястреб
покачивался над домом Баймееров, будто блестящее  украшение,  свисающее  с
бесконечно высокого потолка.
     Баймееры вышли встретить  меня  вдвоем.  Одеты  они  были  достаточно
консервативно,  будто  супружеская  пара,  собирающаяся  на  похороны,   и
выглядели так, словно похоронить должны их самих.
     Миссис Баймеер шла впереди. Под глазами у нее были темные  круги,  не
вполне скрытые косметикой.
     - Вы ничего не знаете о Дорис, мистер?
     - Кажется, вчера она уехала из города вместе с Фредом Джонсоном.
     - Почему же вы не задержали ее?!
     - Она не предупредила меня о том, что  собирается  уезжать.  Но  даже
если бы она сделала это, я все равно не мог бы запретить ей.
     - Почему? - Рут Баймеер наклонилась  ко  мне,  держа  свою  ухоженную
голову, будто томагавк.
     - Дорис уже в том возрасте, когда она имеет  право  делать  то,  чего
захочет. Возможно, ей недостает рассудка, но лет вполне хватает.
     - Куда они поехали?
     - Возможно, в Аризону. Я напал на след, ведущий в Тьюксон, и,  думаю,
именно туда они и направляются. Не знаю,  с  ними  ли  эта  картина,  Фред
утверждает, что кто-то ее украл у него...
     - Ерунда! - впервые подал голос Джек Баймеер.
     Я не намерен был спорить с ним.
     - Разумеется, вы правы. Если вы хотите, чтобы я поехал в Тьюксон, то,
разумеется, вы должны считаться с дополнительными тратами...
     - Ну разумеется! - Баймеер отвел глаза от меня и взглянул на жену.  -
Я же говорил тебе, что нас ждут новые траты. Так всегда бывает.
     Мне хотелось его стукнуть. Вместо этого я резко повернулся  и  отошел
на другой конец площадки перед домом.  Дальше  пути  не  было  -  площадку
ограничивала высокая металлическая решетка.
     Склон холма круто вел  к  обрыву  ущелья.  На  противоположном  холме
стояла вилла миссис Хантри, с этого расстояния выглядевшая будто маленький
домик в детском стеклянном шаре.
     Примыкающая  к   вилле   оранжерея   была   крыта   стеклом.   Сквозь
поблескивающие стеклянные плоскости я заметил среди густой зелени какое-то
движение. Мне показалось, что там стоят друг напротив друга два человека и
машут руками, будто два бойца, разделенных  слишком  большим  расстоянием,
чтобы они могли причинить друг другу вред.
     За своей спиной я услыхал спокойный голос Рут Баймеер:
     - Вернитесь, прошу вас. Я знаю, что Джек может  быть  несносным.  Бог
свидетель, я уже давно поняла это. Но вы действительно нужны нам.
     Я не мог отказать ей, о чем и  заявил.  Однако,  попросил  ее  минуту
подождать и  достал  из  машины  бинокль.  С  его  помощью  я  смог  лучше
рассмотреть, что происходит в оранжерее миссис  Хантри.  Худая  женщина  и
черноволосый мужчина, в котором я узнал  Рико,  стояли  в  гуще  хвощей  и
разросшихся кустов орхидей, обрезая их при помощи длинных кривых ножей.
     - Что случилось? - спросила Рут Баймеер.
     Я протянул ей бинокль, она поднялась на цыпочки, чтобы  заглянуть  за
край вьющегося по изгороди плюща.
     - Что они делают?
     - Кажется, приводят в порядок оранжерею. Разве  миссис  Хантри  любит
садоводство?
     - Возможно. Но я никогда раньше не видела, чтобы  она  что-то  делала
сама.
     Мы вернулись к ее мужу, который все это время неподвижно стоял  возле
моей машины, погруженный в гневное молчанье.
     - Вы желаете, чтобы я поехал в Тьюксон по вашему делу?  -  спросил  я
его.
     - Пожалуй, да. У меня нет выбора.
     - Напротив.
     Миссис Баймеер прервала наш разговор,  поочередно  взглядывая  то  на
меня, то на мужа, как судья теннисного матча.
     - Мы хотим, чтобы вы и дальше занимались этим  делом,  мистер  Арчер.
Если вы желаете получить задаток,  я  охотно  выплачу  его  вам  из  своих
собственных средств.
     - Это не понадобится, - вмешался Баймеер.
     - Хорошо, спасибо, Джек.
     - Я возьму пятьсот долларов, - сказал я.
     Баймеер тихо крякнул и, казалось, был окончательно  выбит  из  колеи.
Однако, он заявил, что выпишет мне чек и скрылся в доме.
     - Почему он так относится к деньгам? - спросил я.
     - Наверное, потому, что заработал их сколько-то. Когда он работал  на
прииске и был бедным молодым инженером, он был  совсем  другим.  Но  потом
успел досадить многим людям...
     - К примеру, собственной дочери. И собственной жене. А что  произошло
с Саймоном Лэшмэном?
     - С этим художником? Что вы имеете в виду?
     - Сегодня утром в разговоре с ним  я  упомянул  вашего  мужа.  Лэшмэн
отреагировал достаточно резко. Честно говоря, сказал мне, чтобы  я  шел  к
черту и бросил трубку.
     - Мне очень жаль...
     - Я не чувствую себя оскорбленным,  но  мне  может  понадобиться  его
помощь. Вы хорошо его знаете?
     - Я его вообще не знаю. Но, разумеется, знаю, кто это такой.
     - А ваш муж с ним знаком?
     С минуту она колебалась.
     - Думаю да, - наконец, неохотно выдавила она, - мне  не  хотелось  бы
говорить об этом.
     - И все-таки, прошу вас постараться.
     - Нет, это слишком больно для меня.
     - Почему?
     - Это связано со столькими минувшими  потрясениями!  -  она  покачала
головой, словно прошлое все еще тяготело над нею. Потом  заговорила  тихо,
поглядывая на дверь, за которой скрылся ее муж. - Мой муж и мистер  Лэшмэн
когда-то были соперниками. Эта женщина была старше Джека, скорее ровесница
Лэшмэна, но он желал ее больше, чем меня! Он ее купил у Лэшмэна!
     - Милдред Мид?
     - А, вы тоже о ней слышали? - ее голос на какое-то мгновение зазвенел
от гнева и презрения. - Вся Аризона ее знала!
     - Да, я слышал о ней. Это она позировала для купленной вами картины.
     Она глянула на меня неуверенно, словно не понимая, о чем я говорю.
     - Какой картины?
     - Той, которую вы ищете, миссис. Хантри.
     - Это невозможно!
     - Однако, это так. Вы не знали, что это портрет Милдред Мид?
     Она закрыла ладонью глаза и заговорила, не глядя на меня.
     - Конечно, я должна была догадаться.  Если  это  и  произошло,  то  я
вычеркнула этот факт из памяти. Когда Джек купил ей дом, для меня это было
страшным ударом. Дом был лучше  того,  в  котором  тогда  жила  я,  -  она
опустила ладонь и зажмурилась от резкого света. - Должно быть, я  сошла  с
ума, когда привезла эту картину и повесила ее здесь! Джек наверняка  знал,
кто там изображен. Он не сказал ни слова, но, наверное, задумался, чего  я
добиваюсь этим.
     - Вы можете спросить его, как он к этому отнесся.
     Она покачала головой.
     - У меня не хватит смелости. Не хочу совать палку в муравейник, - она
оглянулась, словно желая удостовериться, что ее слова не долетели до  ушей
ее мужа, но он еще не выходил из дома.
     - Однако, палку в муравейник вы уже сунули. Вы купили эту  картину  и
привезли ее домой.
     - Это правда. Наверное, я сошла с ума. Как вы думаете?
     - Вы должны знать это лучше, чем я, миссис. Это ваш ум.
     - Я с удовольствием отдала бы  его  кому-нибудь!  -  в  ее  тоне  мне
послышалась определенная доля самолюбования.
     - Вы когда-нибудь видели Милдред Мид?
     - Нет. Никогда. Когда... когда она вломилась в мою жизнь, я старалась
ее избегать. Боялась.
     - Ее?
     - Себя, - ответила она. - Я боялась, что могу сделать что-то ужасное!
Она была, по меньшей мере, на двадцать лет старше меня. А Джек, который со
мной всегда был таким скупым, купил ей этот дом...
     - Она продолжает жить в нем?
     - Не знаю. Возможно.
     - Где находится этот дом?
     - В Каньоне Хантри, в Аризоне. На границе с Нью-Мексико, недалеко  от
прииска. Кстати, его владельцем когда-то был Хантри.
     - Художник?
     - Его отец, Феликс, - ответила она. - Феликс  Хантри  был  инженером.
Это он начал разработку прииска и руководил ею  до  самой  смерти.  Именно
поэтому меня так задело то, что Джек купил дом у его наследников и подарил
его этой женщине!
     - Я не слишком понимаю...
     - Но это же так просто! Джек получил прииск от  Феликса  Хантри.  Они
были родственниками - мать Джека была кузиной Хантри. Это еще одна причина
того, что он должен был купить этот дом для меня! - в ее голосе  зазвучала
почти детская обида.
     - Именно поэтому вы купили картину Хантри?
     - Возможно... Но я никогда так не думала... Я купила ее  потому,  что
меня интересовал автор. И не спрашивайте меня, какого рода это интерес,  в
последнее время эта тема стала слишком небезопасной...
     - Вы все еще хотите найти картину?
     - Сама не знаю, - задумалась она. - Но  я  хочу  найти  дочь.  Мы  не
должны стоять здесь и тратить время.
     - Это я понимаю, но я жду чека, который должен принести ваш муж.
     Миссис Баймеер встревоженно глянула на меня и вошла в дом. Внутри она
пребывала довольно долго.
     Бинокль все еще висел на моей шее, а потому я снова пересек  площадку
и остановился у обрыва. Темноволосый мужчина и худая женщина все еще  были
заняты уничтожением растущих в оранжерее насаждений.
     В дверях дома появилась миссис Баймеер, в глазах  ее  стояли  гневные
слезы. Чек, который она вручила мне, был подписан не мужем, а ею.

                                    17

     Я поехал в центр и получил наличными по баймееровскому  чеку  прежде,
чем кто-либо из них успеет задержать платеж. Оставив машину на  стоянке  у
банка, я пересек улицу и оказался в сквере, посреди  которого  возвышалось
здание редакции. Зал отдела информации, ночью казавшийся вымершим,  сейчас
бурлил жизнью. За машинками сидело человек двадцать.
     Бетти, заметив меня, поднялась из-за стола и  направилась  ко  мне  с
улыбкой, вся подтянувшись.
     - Мне нужно поговорить с тобой, - сообщил я.
     - А мне - с тобой.
     - Я имею в виду важный разговор.
     - Я тоже.
     - Ты выглядишь очень счастливой.
     - Я и в самом деле счастлива!
     - А я нет. Мне необходимо уехать из города, - я объяснил ей,  почему.
- Ты не могла бы кое-что сделать для меня в мое отсутствие?
     - Я надеялась, что могу кое-что для тебя сделать в твоем присутствии,
- сказала она с многозначительной улыбкой.
     - Если ты намерена вести со мной словесный поединок,  то,  может,  мы
найдем для этого местечко поспокойнее?
     - Может, тут?
     Она постучала в  дверь  с  табличкой  "Младший  редактор",  никто  не
отозвался. Мы вошли в кабинет и, целуя ее, я ощутил,  что  поднимается  не
только моя температура.
     - Эй! - сказала она, - значит ты все еще любишь меня?
     - Но я должен ехать. Фред Джонсон наверняка уже в Тьюксоне.
     Она забарабанила кончиками пальцев по моей груди,  словно  выстукивая
какое-то послание на машинке.
     - Береги себя. Фред  из  тех  мягких  парнишек,  которые  оказываются
опасными.
     - Он уже не парнишка.
     - Я знаю. Это такой светловолосый молодой человек, который работает в
музее, очень несчастный. Он как-то исповедовался передо мной,  рассказывая
о своей кошмарной жизни дома. Его отец - ни к чему не способный алкоголик,
а мать постоянно раздражена. Фред пытается как-то вырваться из всего этого
и, хотя держится спокойно, мне кажется,  близок  к  срыву.  Так  что  будь
осторожен.
     - С Фредом я управлюсь.
     - Я знаю, - она положила ладони мне на плечи. - Так что  я  могу  для
тебя сделать?
     - Ты хорошо знаешь миссис Хантри?
     - Практически с рождения.  Я  познакомилась  с  Франсин,  будучи  еще
малышкой.
     - Вы подруги?
     - Пожалуй, да. Я  часто  оказывала  ей  всяческие  услуги.  Но  после
вчерашнего чувствую себя не совсем в своей тарелке.
     - Постарайся не выпускать ее из виду, ладно? Мне бы  хотелось  знать,
что она будет делать сегодня и завтра.
     - Можно спросить, зачем? - моя просьба как будто встревожила ее.
     - Ты можешь спрашивать, но, боюсь, я не смогу  тебе  ответить.  Я  не
знаю зачем.
     - Ты ее в чем-то подозреваешь?
     - Я всех подозреваю.
     - Надеюсь,  за  исключением  меня?  -  ее  улыбка  была  серьезной  и
испытующей.
     - За исключением тебя и себя.  Можешь  ты  для  меня  понаблюдать  за
Франсин Хантри?
     - Разумеется. Я и так собиралась позвонить ей.
     Я оставил машину на аэродроме в Санта-Терезе и сел в самолет  местной
авиалинии до Лос-Анджелеса. Самолета  до  Тьюксона  пришлось  ждать  минут
сорок. Я съел гамбургер в закусочной, запивая  его  пивом,  и  позвонил  в
агентство, принимающее мои телефонограммы.
     Мне сообщили, что звонил Саймон Лэшмэн. Времени было еще  достаточно,
чтобы связаться с ним.
     Голос в телефонной  трубке  показался  мне  еще  более  старческим  и
неприязненным,  чем  утром.  Я  представился,  сообщил,  откуда  звоню   и
поблагодарил за его звонок.
     - Не за что, - сварливо ответил он. - Я не намерен извиняться за свою
резкость, она целиком оправдана. Отец этой девушки  когда-то  поступил  со
мной по-свински, а я не привык прощать. Каков отец, такова и дочь.
     - Я не выступаю от имени Баймеера, - сообщил я.
     - Мне так показалось.
     - Меня пригласила его жена. Она очень тревожится о дочери.
     - И не напрасно. Девушка ведет себя как наркоманка.
     - Значит, вы видели ее?
     - Да. Она была здесь с Фредом Джонсоном.
     - Я не мог бы приехать и поговорить с вами сегодня, после обеда?
     - Но вы же говорите, что вы в Лос-Анджелесе?
     - Через несколько минут я сажусь в самолет до Тьюксона.
     - Хорошо. Я не хотел бы говорить об этих делах по телефону.  Когда  я
рисовал в Таосе, у меня даже не было аппарата. Это было  самое  счастливое
время в моей жизни! - неожиданно он взял себя в  руки.  -  Я  начал  ныть.
Терпеть не могу ноющих старцев! Так что до свидания.

                                    18

     Дом Лэшмэна стоял на краю пустыни  у  подножья  горы,  вырисовавшейся
перед моими  глазами  уже  на  второй  час  полета.  Это  был  приземистый
двухэтажный дом, обнесенный деревянным забором,  напоминающим  миниатюрный
частокол. День клонился к вечеру, но жара не спадала.
     Лэшмэн вышел мне навстречу,  отворив  калитку  в  заборе.  Его  лицо,
изборожденное  глубокими  морщинами,  окружали   длинные   седые   волосы,
спадавшие до самых плеч. На нем были рубашка и штаны из полинявшей голубой
материи и мягкие мокасины из козьей шкуры. Голубые глаза,  как  и  одежда,
полиняли от долгого соприкосновения с окружающим миром.
     - Мистер Арчер?
     - Он самый. Благодарю вас за разрешение приехать.
     Старик держался совершенно свободно, но было в его  поведении  нечто,
заставлявшее меня относиться к нему с почтением.  Его  ладонь,  которую  я
пожал, была изуродована подагрой и выпачкана красками.
     - В каком состоянии Фред Джонсон?
     - Он казался очень усталым, -  ответил  Лэшмэн,  -  но  возбужденным.
Возбуждение придавало ему сил.
     - Но чем оно было вызвано?
     - Он хотел как можно скорей поговорить с Милдред Мид. Речь,  кажется,
идет об установлении авторства какой-то картины. Он говорил, что  работает
в музее в Санта-Терезе. Это правда?
     - Да. А как девушка?
     - Была очень спокойна. Насколько я помню, она не произнесла ни слова,
- Лэшмэн изучающе глянул на меня, но я сделал вид, что не заметил этого. -
Войдем в дом.
     Он проводил меня через двор в свою мастерскую. Единственное  огромное
окно выходило на тянущуюся до самого горизонта пустыню. На мольберте стоял
неоконченный, а может,  только  начатый,  женский  портрет.  Мазки  краски
казались свежими, а вырисовывающееся из них лицо напоминало  лицо  Милдред
Мид, упрямо выплывающее из волн времени. На стоящем рядом столе,  покрытом
потеками шелушащейся краски, лежала  прямоугольная  палитра  с  блестящими
разноцветными пятнами.
     Я остановился перед картиной, Лэшмэн встал рядом со мной.
     - Да, это Милдред. Я только начал  этот  портрет,  уже  после  нашего
разговора по телефону. Мне захотелось написать ее еще раз. А я уже  в  том
возрасте,  когда  нужно  немедленно  воплощать  в  жизнь  любые  внезапные
желания.
     - Она позировала вам для этого портрета?
     Он внимательно взглянул на меня.
     - Ее не было здесь, если вас интересует именно это. Я не видал ее уже
двадцать лет. Мне кажется, я уже говорил это вам по  телефону,  -  резонно
заметил он.
     - Наверное, вы часто рисовали ее?
     - Она была моей любимой  натурщицей.  Жила  у  меня  долгое  время  с
небольшими перерывами. А потом уехала в другой конец штата. С тех пор я ее
не видел, - тон его был задумчив, в  нем  звенели  тоска  и  сожаление.  -
Другой мужчина предложил ей жизнь, более устроенную с ее точки  зрения.  Я
не в обиде на нее. Она начала  стареть.  Должен  признать,  я  не  слишком
хорошо к ней относился...
     Его слова задели во мне какую-то струну. От меня тоже  когда-то  ушла
женщина. Но она покинула меня не ради другого, я потерял ее по собственной
вине...
     - Она все еще живет в Аризоне? - спросил я.
     - Видимо, да. В прошлом году она прислала мне открытку на  Рождество.
С тех пор я не имел о ней вестей, - он устремил взгляд в раскинувшуюся  за
окном пустыню. - Честно говоря, я охотно увиделся бы с ней,  хотя  мы  оба
уже стары, как трухлявые пни...
     - Где она теперь живет?
     - В Каньоне Хантри,  в  горах  Чирикахуа,  неподалеку  от  границы  с
Нью-Мексико, - куском угля он нарисовал контур карты  Аризоны  и  объяснил
мне, как доехать до каньона,  находящегося  на  юго-восточной  оконечности
штата. - Двадцать лет назад Баймеер купил для нее дом Хантри,  собственно,
с тех пор она там и живет. Она всегда хотела получить его, дом значил  для
нее намного больше, чем этот тип.
     - Вы имеете в виду Джека Баймеера?
     - И Феликса Хантри, построившего дом и основавшего медный прииск. Она
влюбилась в виллу Феликса Хантри и в его прииск намного раньше, чем в него
самого. Говорила, что поселиться в этом доме - мечта всей  ее  жизни.  Она
стала его любовницей и даже родила ему внебрачного сына, но  пока  он  был
жив, он не позволил ей поселиться там. Остался с женой и их сыном.
     - С Ричардом? - спросил я.
     Лэшмэн кивнул головой.
     - Из него получился прекрасный художник.  Я  вынужден  признать  это,
хотя ненавидел его отца. Ричард Хантри обладал незаурядным талантом,  хотя
полностью его так и  не  раскрыл.  Ему  не  хватило  терпения,  а  в  этой
профессии оно необходимо, - его морщинистое лицо в свете вечернего солнца,
падающего  из  окна,  казалось  лицом  бронзовой  статуи,  символизирующей
терпение.
     - Как вы думаете, Ричард Хантри жив?
     - Этот же вопрос задавал мне тот молодой  человек,  Фред  Джонсон.  Я
отвечу вам так же, как ответил ему. Мне кажется, Ричард уже  мертв  -  как
его брат - но это не имеет большого значения.  Художник,  отрекающийся  от
своего таланта на половине пути, как это сделал Ричард, -  все  равно  что
мертвец. Наверное, я сам умру в тот  день,  когда  перестану  работать,  -
погруженный в свои туманные мысли старик  хоть  и  неохотно,  но  исправно
возвращался к проблеме собственной смертности. - Это наилучший  конец  для
бесполезного человека, как говаривал я, еще будучи молодым...
     - А что случилось с сыном Феликса Хантри и Милдред, с этим внебрачным
братом?
     - С Вильямом? Он умер молодым. Вильям был  единственным  членом  этой
семьи, которого я знал и любил. Несколько лет, хоть и не постоянно, он жил
у меня вместе с  матерью.  Он  даже  учился  в  здешней  академии  изящных
искусств под моей фамилией, но в армии взял фамилию матери. Жил и умер под
именем Вильям Мид.
     - Он погиб во время войны?
     - Вильям умер в форме, но был он в это время в  отпуске,  -  серьезно
произнес Лэшмэн. - Он был до смерти избит, а тело его  брошено  в  пустыне
неподалеку от места, где теперь живет его мать.
     - Кто его убил?
     - Это не было установлено. Если вы хотите  получить  более  подробные
сведения, мистер, я бы рекомендовал вам связаться с шерифом Бротертоном из
Копер-Сити, он проводил расследование, а может, провалил его. Я до сих пор
не знаю всех подробностей. Когда  Милдред  вернулась  сюда,  опознав  тело
Вильяма, она неделю не произнесла ни слова. Я понимаю, что  она  пережила.
Вильям не был моим сыном и я долгое время не видел его, но  мне  казалось,
что я потерял собственного ребенка.
     Он помолчал, прежде чем продолжить.
     - Я хотел сделать из него художника. Честно  говоря,  работы  Вильяма
были лучше работ его единоутробного брата, и Ричард признал это,  подражая
его стилю. Но именно Вильяма съели черви...
     Он гневно повернулся ко мне, словно я снова привел смерть в его дом.
     - Они и меня скоро сожрут. Но  прежде  чем  это  произойдет,  я  хочу
написать еще один портрет Милдред, передайте ей это, мистер.
     - А почему вы сами не скажете ей этого?
     - Возможно, я так и сделаю...
     Я понял, что Лэшмэн хочет избавиться от  меня,  прежде  чем  вечерний
свет угаснет, он все поглядывал в сторону окна. Прежде чем уйти, я положил
перед ним фотографию картины, вынесенной Фредом из дома Баймееров.
     - Это Милдред?
     - Да, это она.
     - Вы не могли бы сказать, кто автор портрета?
     - Я не смогу сказать это с уверенностью, во всяком случае,  глядя  на
маленький черно-белый снимок.
     - Но это похоже на картины Хантри?
     - Пожалуй, да. Собственно, это похоже и на мои ранние работы... -  он
вдруг  поднял  голову  и  посмотрел  на  меня,  во  взгляде  его  читалось
удивление. - До этой минуты я не отдавал  себе  отчета,  что  мог  оказать
определенное влияние на Хантри. Несомненно, тот, кто написал эту  картину,
должен был знать мои давние портреты Милдред Мид, - он  глянул  в  сторону
стоящей на мольберте головы натурщицы, словно она  могла  подтвердить  его
слова.
     - Но это не ваша картина?
     - Нет. Случилось так, что я могу рисовать лучше.
     - Лучше, чем Хантри?
     - Пожалуй. Я ведь не исчезал. Я оставался на месте и  совершенствовал
свое мастерство. Я не приобрел такой славы, как этот  пропавший  художник,
но я терпеливее, чем  он  и,  Бог  свидетель,  мои  работы  переживут  его
творчество. Вот этот портрет, который я  сейчас  пишу,  будет  долговечнее
всего наследия Хантри!
     Голос  Лэшмэна  звучал  молодо  и  зло,   лицо   раскраснелось.   Мне
показалось, что и теперь, в старости, он борется  с  Хантри  за  права  на
Милдред Мид.
     Лэшмэн  схватил  кисть  и,  держа  ее  как   оружие,   повернулся   к
неоконченному портрету.

                                    19

     Я пересек пустыню и повернул на запад, пробиваясь сквозь  сгущающийся
сумрак. Движение на трассе было небольшое, и мне удалось  довольно  быстро
одолеть свой путь. Часов около девяти я был уже  в  Копер-Сити  и  миновал
принадлежащую Баймееру  дыру  в  земле.  В  мглистом  вечернем  свете  она
казалась площадкой для игр великанов или великанских детей.
     Я нашел контору шерифа и показал фотокопию своей  лицензии  дежурному
капитану. Он сообщил мне, что шериф  Бротертон  находится  на  полицейском
посту, расположенном к северу от города, неподалеку  от  своего  домика  в
горах, и показал на карте, как туда доехать.

     Я двинулся на север, по направлению к горам. Их творцы, вероятно были
еще  больше  великанов,  выкопавших  баймееровскую  дыру.  По  мере  моего
приближения, они заслоняли все большую часть темнеющего неба.
     Продвигаясь по крутой дороге,  отделявшей  тянущиеся  слева  горы  от
лежавшей справа пустыни, я обогнул их юго-восточную оконечность.  Движение
на шоссе постепенно стихало. Я уже начал  думать,  что  заблудился,  когда
увидел группу освещенных строений.
     Одним из них оказался пост шерифа, в остальных  помещались  небольшая
гостиница и магазинчик, скрытый за бензоколонкой.  На  вымощенной  плитами
площадке между домиков стояло несколько машин, среди которых я заметил два
полицейских автомобиля.
     Я поставил свою взятую напрокат машину сразу же за  ними  и  вошел  в
здание поста. Дежурный офицер долго внимательно приглядывался  ко  мне  и,
наконец, сообщил, что шериф пребывает в соседнем магазинчике. Я направился
туда. В заднем помещении было темно от сигарного дыма. Я сумел  разглядеть
нескольких мужчин в широкополых шляпах,  они  попивали  пиво  из  банок  и
играли в бильярд на столе, обтянутом сморщившимся грязным сукном. Игра шла
весьма азартно.
     Ко мне подошел потный лысый человек в некогда белой куртке.
     - Если вы желаете купить чего-нибудь поесть, мистер, то  магазин  уже
закрыт...
     - Я бы хотел банку пива. И кусочек сыра.
     - Это я могу вам подать. Сколько сыра?
     - Полфунта.
     Через минуту он вернулся с моим заказом.
     - Полтора доллара.
     - Отсюда далеко до Каньона Хантри? - спросил я, отдавая ему деньги.
     Он кивнул.
     - Нужно свернуть по второй дороге влево от шоссе... где-то с  милю  к
северу отсюда. Потом еще мили четыре до перекрестка. Там повернуть влево и
мили через две вы будете в каньоне. Вы из тех людей, которые  купили  дом,
мистер?
     - Я не знаю, о ком вы говорите.
     - Я не помню, как они себя называли. Ремонтируют  старый  дом,  хотят
сделать там какое-то религиозное учреждение, -  он  повернулся  в  сторону
заднего помещения и повысил голос:  -  Шериф!  Как  называются  эти  типы,
которые купили дом Хантри?
     Один из игравших в бильярд мужчин прислонил кий к стене и  подошел  к
нам, наступая высокими начищенными сапогами на собственную тень. Ему  было
лет пятьдесят с небольшим, верхнюю губу прикрывали седые усы, какие обычно
носят военные, на груди  блестела  шерифская  звезда.  Такой  же  блеск  я
заметил и в его глазах.
     - "Общество Взаимной Любви", - сообщил он мне. - Вы их ищете?
     - Нет, я ищу Милдред Мид, - я показал ему копию лицензии.
     - К сожалению, вас ввели в заблуждение, мистер. Милдред  продала  все
месяца три назад и перебралась в Калифорнию. Она больше не  могла  вынести
одиночества, во всяком случае, мне она сказала  так.  Я  говорил  ей,  что
здесь у нее есть друзья, но она все-таки решила прожить остаток дней среди
своих, в Калифорнии.
     - Но где именно в Калифорнии?
     - Этого она мне не сказала, - шериф казался встревоженным.
     - А как фамилия людей, к которым она поехала?
     - Понятия не имею.
     - Это ее родственники?
     - Милдред ничего не говорила. Она никогда не распространялась на тему
своей родни. Я то же самое сказал двум молодым людям, которые  были  здесь
сегодня поутру.
     - Молодой человек и девушка в голубом "форде"?
     Шериф кивнул.
     - Именно. Вы путешествуете вместе?
     - Я собираюсь встретиться с ними.
     - Вы наверняка найдете их в каньоне. Они поехали туда на закате. Я их
предупреждал, что их там могут завлекать. Не знаю, во что верят  эти  люди
из "Общества Взаимной Любви", но их вера, несомненно, очень  сильна.  Один
из новообращенных рассказал мне, что отдал секте  все  свое  состояние,  а
взамен получил тяжкий труд. Кажется, денег у них куры не  клюют.  Я  знаю,
что они заплатили Милдред за этот дом больше ста тысяч, за дом с участком,
разумеется. Так что держите покрепче свой бумажник, мистер.
     - Приму во внимание, шериф.
     - Кстати, моя фамилия Бротертон.
     - Лью Арчер.
     Мы обменялись рукопожатием, я  поблагодарил  шерифа  и  направился  к
двери. Он вышел следом за мной. После дымной комнаты воздух казался свежим
и чистым.
     Мы постояли молча.  Бротертон,  хотя  и  был,  по-видимому,  типичным
провинциальным шерифом, казался мне человеком симпатичным.
     - Мне не хотелось бы лезть в чужие дела, -  проговорил  он,  -  но  я
близкий друг Милдред. Конечно, у нее немало друзей, она никогда не  жалела
ни своих денег, ни своей доброжелательности.  Не  знаю,  может,  она  была
слишком мягкой. Надеюсь, в Калифорнии с ней не случилось неприятностей?
     - Надеюсь, нет.
     - Вы ведь частный детектив, не так ли, мистер?
     Я кивнул.
     - Вы не могли бы сказать мне, что вам нужно от Милдред?
     - Собственно, мне нужна не  она.  Скорее  те  молодые  люди,  которые
недавно расспрашивали о ней. Они еще не проезжали назад, не так ли?
     - Кажется, нет.
     - Это единственная дорога, по которой можно выехать оттуда?
     - При  необходимости  они  могли  выехать  в  другую  сторону,  через
Томбстоун. Но я предупредил их, что по этой трассе ночью проехать  трудно.
Они удирают от кого-то?
     - Я смогу сказать вам больше, если поговорю с ними.
     Бротертон нахмурился.
     - Вы скрытный человек, мистер Арчер.
     - Меня наняли родные этой девушки.
     - Я так и подумал, не сбежала ли она из семьи.
     - Я так не сказал бы, но надеюсь, что мне удастся вернуть ее домой.
     Он  вернулся  в  магазинчик,  а  я  двинулся  вверх.   Руководствуясь
указаниями владельца магазина, я вскоре отыскал каньон, в конце его мигали
далекие огни Копер-Сити. В каньоне было довольно много  освещенных  домов.
Выше и лучше всех был большой каменный особняк с деревянной высокой крышей
и широким крыльцом.
     Дорогу к дому преграждали металлические  ворота.  Когда  я  вышел  из
машины, чтобы их открыть,  до  моих  ушей  долетела  песнь,  которую  пели
сидящие на  крыльце  люди,  подобного  я  никогда  не  слыхал.  В  припеве
говорилось что-то об Армагеддоне и конце света. Крыльцо походило на палубу
парусника и собравшийся на нем хор напомнил мне пассажиров, поющих  псалмы
на тонущем корабле.
     Перед моей машиной стоял на пожухлой обочине  старый  голубой  "форд"
Фреда Джонсона. Из мотора капало масло,  будто  кровь  из  раны.  Когда  я
подъехал, Фред вылез из машины и неуверенно двинулся в  направлении  огней
моей машины. Его усы были слипшимися  и  мокрыми,  а  подбородок  испачкан
кровью. Меня он не узнал.
     - Что-то случилось?
     Он шевельнул распухшими губами.
     - Да. Там, у них моя девушка. Они пытаются ее обратить...
     Псалом смолк на полуфразе, словно тонущее судно пошло на дно.  Поющие
сошли с крыльца, направляясь в  нашу  сторону.  Из  дома  до  нас  долетел
истерический, полный страха девичий голос.
     Фред тревожно мотнул головой.
     - Это она!
     Я двинулся в направлении багажника  машины,  чтобы  достать  из  него
револьвер, но вдруг вспомнил, что приехал в машине, взятой напрокат. Когда
я повернулся, нас обоих  уже  окружили  шестеро  или  семеро  бородачей  в
рабочих комбинезонах. Женщины стояли в стороне, холодно  присматриваясь  к
нам, у них были длинные юбки и худые аскетичные лица.
     - Вы мешаете нашей вечерней молитве, - монотонным голосом обратился к
нам старший в группе мужчина лет сорока.
     - Мне очень жаль. Я ищу мисс Баймеер.  Я  частный  детектив,  имеющий
соответственную лицензию, и действую  по  поручению  ее  родных.  Окружной
шериф знает о том, что я нахожусь здесь.
     - Мы не признаем его  власти.  Это  святая  земля,  освященная  нашим
провидцем. Единственный авторитет для  нас  -  голос  неба,  гор  и  нашей
совести.
     - Ну так скажите вашей совести, чтобы она повелела вам позвать вашего
провидца.
     - Говорите о нем с большим почтением, мистер!  Он  отправляет  важную
церемонию.
     До нас снова долетел громкий крик девушки. Фред двинулся на голос,  я
пошел следом за ним. Мужчины  в  комбинезонах  сбились  в  тесную  группу,
преграждая нам дорогу.
     Я остановился и заорал так громко, как только мог:
     - Эй, шеф! Выйди сюда, черт возьми!
     На  крыльце  показался  седой  мужчина  в  длинной   черной   одежде,
выглядевший так, словно он был оглушен или поражен молнией. Он приблизился
к нам с широкой, но холодной  улыбкой.  Последователи  расступились  перед
ним.
     - Благословенны будьте! - обратился он к ним, потом повернулся к нам.
- Кто вы такие? Я слыхал, что вы проклинали меня и возводили напраслину. Я
недоволен этим не со своей точки зрения, а лишь помня о Божестве,  которое
представляю.
     Одна из женщин ахнула от страха и  любопытства,  упала  на  колени  и
поцеловала руку провидца.
     - Я ищу мисс Баймеер, - сказал я. - Меня  уполномочил  ее  отец,  ему
когда-то принадлежал этот дом.
     - Теперь он принадлежит мне, - сказал человек, но тут же  поправился,
- принадлежит нам. Вы вторглись в частное владение.
     Бородачи хоровым рыком выразили солидарность с провидцем.
     - За это место мы заплатили большие деньги, - сказал один из  них.  -
Это наш приют в  нынешнее  неспокойное  время.  Мы  не  хотим,  чтобы  его
окружили легионы зла.
     - В таком случае отпустите мисс Баймеер.
     - Это бедное дитя нуждается в моей помощи, - заявил провидец.  -  Она
употребляет наркотики. Тонет в волнах страха уже в третий раз.
     - Я не уеду отсюда без нее.
     - Я говорил им то же  самое!  -  Фред  всхлипывал  от  разочарования,
злости и жалости к себе. - Но они меня избили!
     - Вы давали ей наркотики, - сказал провидец. -  Она  сама  рассказала
мне об этом. Я чувствую себя обязанным искоренить этот  порок!  Почти  все
мои подопечные когда-то их употребляли. Да и я был грешником, хотя и иного
рода...
     - Я бы сказал, что вы продолжаете им быть,  -  заявил  я.  -  Или  вы
считаете, что похищение не является противозаконным деянием?
     -  Девушка  находится  здесь  по  собственной  воле  и  без   всякого
принуждения.
     - Я бы хотел, чтобы она сама сказала мне это.
     - Пожалуйста, - сказал он и обернулся к своим подопечным: - Разрешите
им приблизиться к нашему дому!
     Мы двинулись по тропе в направлении здания. Бородачи окружали  нас  с
Фредом тесным кольцом, однако, не притрагивались к нам. Мои ноздри щекотал
их запах - запах утерянных надежд, подавленных страхов, увядшей невинности
и пота.
     Нам велели задержаться на крыльце. Заглянув через  открытую  парадную
дверь, я увидел, что дом внутри перестроен. Центральный холл был превращен
в дортуар, вдоль стен  стояли  двухэтажные  нары.  Я  задумался  над  тем,
сколько верных намеревался собрать провидец и сколько каждый из них платит
за постель, комбинезон и лишение души.
     Провидец привел Дорис из бокового помещения в холл. Его последователи
позволили мне подойти к открытой двери, и мы с ней  встали  друг  напротив
друга по обе  стороны  дверного  проема.  Она  показалась  мне  бледной  и
испуганной, но вполне владеющей собой.
     - Разве я вас знаю, мистер?
     - Моя фамилия Арчер, мы виделись вчера в твоем жилище.
     - Прошу прощения, я этого не помню. Наверное, я была под кайфом.
     - Пожалуй, да, Дорис. А как ты чувствуешь себя сейчас?
     - Одуревшей. Прошлой ночью, в машине, я практически не спала. А когда
мы приехали сюда, мной все время занимались, - она глубоко зевнула.
     - Каким образом?
     - Молились за меня. Они хотят, чтобы я осталась с ними. И даже  денег
не хотят. Отец был бы в восторге, что он не  должен  за  меня  платить,  -
кончики ее губ дрогнули в меланхолической усмешке.
     - Мне не кажется, что отец так к тебе относится.
     - Потому что вы не знаете его, мистер.
     - Уже немного знаю.
     Она глянула на меня, хмуря брови.
     - Отец велел вам следить за мной?
     - Нет, я приехал сюда по собственной инициативе. Но мне  платит  твоя
мать. Она хочет, чтобы ты вернулась, да и он тоже.
     - Если говорить серьезно, то они этого  вовсе  не  хотят,  -  сказала
девушка. - Может, им так кажется, но это неправда.
     - Я хочу, чтобы ты вернулась, Дорис, - проговорил  из-за  моей  спины
Фред.
     - Может, хочешь, а может, нет. А может, я не хочу тебя, - она бросила
на него некрасиво-кокетливый взгляд. - Ты вообще меня не имел в виду. Тебе
нужна была картина, купленная моими родственниками.
     Фред уставился в доски крыльца. Провидец встал между девушкой и нами.
Лицо его одновременно было лицом экзальтированного  мистика  и  удачливого
торговца. Руки провидца слегка дрожали.
     - Теперь вы верите мне? - обратился он ко мне. - Дорис хочет остаться
с нами. Родные не обращали на нее внимания и утратили ее.  Ее  друг  -  не
настоящий друг. В нас она нашла истинное участие и хочет  жить  с  нами  в
братстве духовной любви.
     - Это правда, Дорис?
     - Пожалуй, да, - ответила она с неуверенной улыбкой. - Что мне мешает
попытаться? Знаете, я уже бывала в этом доме,  отец  привозил  меня  сюда,
когда я была маленькая. Мы приезжали с визитом к миссис Мид. Они всегда...
- она вдруг осеклась, прикрыв рот ладонью.
     - Что "они всегда", Дорис?
     - Ничего. Я не хочу говорить о моем отце.  Я  хочу  остаться  тут,  с
ними, и найти опору. Моя душа больна, - мне показалось,  что,  ставя  себе
этот диагноз, она повторяет чье-то недавно слышанное утверждение. Впрочем,
мне это казалось верным.
     Мне очень хотелось вырвать ее из окружения членов  братства.  Мне  не
нравились ни они сами, ни их провидец. Я  боялся,  что  девушка  поступает
безрассудно. Но она знала собственную жизнь лучше, чем я мог бы когда-либо
узнать ее. Да я и сам видел, что жизнь эта не слишком задалась.
     - Помни, что ты всегда можешь изменить свое решение, -  сказал  я,  -
даже в эту минуту.
     - Я не намерена. Зачем мне его  менять?  -  угрюмо  спросила  она.  -
Впервые за последнюю неделю я осознала, что со мной происходит.
     - Благослови тебя Бог, дитя мое! - изрек провидец. - Не тревожься, мы
окружим тебя нежной опекой.

                                    20

     Я запер голубой "форд" и оставил его на обочине. Фред,  пожалуй,  был
не в состоянии вести машину, к тому же я хотел быть уверенным, что  он  от
меня не сбежит. Он влез в мою машину, будто  поломанный  робот,  и  сидел,
свесив голову на залитую кровью манишку своей  рубахи.  Пробудился  он  от
летаргии только тогда, когда мы задом выехали на шоссе.
     - Куда мы едем?
     - Вниз, поговорить с шерифом.
     - Нет!
     Он отвернулся от  меня  и  принялся  манипулировать  с  ручкой  своей
дверцы. Я схватил его за шиворот и втащил на середину сидения.
     - Я не собираюсь тебя арестовывать.  Мне  нужно  только  задать  тебе
несколько вопросов, для этого я преодолел немалый путь.
     - Я тоже приехал издалека, - ответил он после минутного раздумья.
     - Зачем?
     Он опять какое-то время молчал.
     - Чтобы задать несколько вопросов.
     - Это не игра в вопросы и ответы, Фред. Придумай что-нибудь  получше.
Я знаю от Дорис, что ты взял картину ее родных... в конце концов, ты и сам
это признал.
     - Я не говорил, что украл ее!
     - Ты взял ее без разрешения - какая разница?
     - Я же вам объяснял все это вчера! Я взял картину, чтобы  посмотреть,
не удастся ли мне определить автора.  Я  принес  картину  в  музей,  чтобы
сравнить с имеющимися там картинами Хантри. Я оставил картину на  ночь,  а
кто-то ее украл...
     - Украл из музея?
     - Да, из музея. Конечно, я должен был запереть ее, а я ее  оставил  в
одном из открытых шкафов... Я думал, ее никто не заметит...
     - А кто же ее заметил?
     - Понятия не имею. Я никому не говорил о ней. Вы должны поверить мне!
- он поднял ко мне избитое лицо. - Я не лгу!
     - Но ты солгал вчера. Ты сказал мне,  что  картину  украли  из  твоей
комнаты в доме родителей.
     - Я ошибся, - заявил он, - у меня в голове все  перемешалось.  Я  был
просто убит и забыл, что заносил ее в музей...
     - Это твоя последняя версия?
     - Это правда! Не могу же я менять факты!
     Я ему не верил. Мы спустились с  горы,  погруженные  в  неприязненное
молчание. Оно было прервано повторяющимся криком совы.
     - Зачем ты приехал в Аризону, Фред?
     - Я хотел найти эту картину, - ответил он после долгого раздумья.
     - Ту, которую ты взял в доме Баймееров?
     - Да, - он опустил голову.
     - А почему ты решил, что она может быть в Аризоне?
     - А я и не решал. То есть, я не знаю, тут она или нет. Я только  хочу
знать, кто написал ее.
     - Значит, это не Ричард Хантри?
     - Я допускаю, что это был он, но не знаю, когда он написал картину. Я
не знаю, что с ним происходит и где он находится. Я думал, что, может, мне
об этом расскажет Милдред Мид. Лэшмэн утверждает, что это  она  позировала
для картины. Но она тоже исчезла.
     - Она в Калифорнии.
     Фред выпрямился на сидении.
     - Но где именно в Калифорнии?
     - Не знаю. Возможно, мы здесь найдем кого-нибудь,  кто  нам  об  этом
расскажет.
     Шериф Бротертон ожидал в машине, стоящей на освещенной площадке перед
постом. Я остановил машину рядом и все мы  вышли.  Фред  смотрел  на  меня
тревожно, не зная, что я скажу представителю власти.
     - А где юная мисс? - спросил шериф.
     - Она решила остаться на эту ночь с членами братства, а может,  и  на
более долгий срок.
     - Надеюсь, она понимает, что делает? Там есть также и сестры?
     - Я видел нескольких. Шериф, это Фред Джонсон.
     Бротертон пожал молодому человеку руку и присмотрелся к его лицу.
     - На вас было совершено нападение?
     - Я ударил одного  из  них.  Он  дал  мне  сдачи,  -  казалось,  Фред
раздумывает над своим приключением. - Не стоит об этом говорить.
     Шериф явно был взволнован.
     - Вы не намерены жаловаться?
     Фред глянул на меня, но я не подал ему ни малейшего знака.
     - Нет... - ответил он шерифу.
     - Подумайте, мистер, ваш нос все еще кровоточит. Раз уж вы  оказались
тут, давайте войдем в здание. Мой помощник, Камерон, окажет вам помощь.
     Фред неуверенно двинулся в сторону поста, словно уверенный в том, что
стоит раз войти туда, и он никогда уже не выйдет.
     Когда он оказался вне досягаемости  наших  голосов,  я  повернулся  к
шерифу.
     - Вы хорошо знали Милдред Мид?
     С минуту его лицо оставалось неподвижным, хотя глаза живо блестели.
     - Лучше, чем вы думаете, мистер.
     - Я могу быть уверен, что понял вас правильно?
     - Она была моей первой  женщиной,  -  улыбнувшись,  сказал  шериф,  -
каких-нибудь сорок лет назад, когда я был еще мальчишкой. Я многим  обязан
ей. С тех пор мы остались друзьями.
     - Но вы не знаете, где она сейчас?
     - Нет. И я немного тревожусь о ней. Состояние ее  здоровья  не  самое
лучшее, да и годы берут свое. Она много пережила в жизни. Мне не нравится,
что она так внезапно выехала, притом одна, - какое-то  время  он  серьезно
всматривался в мое лицо. - Вы завтра возвращаетесь в Калифорнию, мистер?
     - Намереваюсь.
     - Я был бы благодарен вам, если бы вы нашли Милдред и посмотрели, как
она поживает.
     - Калифорния - это огромный штат, шериф...
     - Я знаю. Но вы могли бы расспросить людей и  узнать,  не  слыхал  ли
кто-нибудь о ней...
     - Вы говорили, что она уехала, намереваясь поселиться  у  кого-то  из
родных?
     - Так она сказала мне перед отъездом.  Я  не  знаю,  есть  ли  у  нее
какие-то родственники там, или где-либо еще. Я знаю только, что у нее  был
сын, Вильям, - Бротертон снизил голос настолько, словно говорил с собой.
     - А Вильям был убит в 1943 году, - сказал я.
     Шериф сплюнул и погрузился в  молчание.  До  нас  доносились  отзвуки
разговоров из здания поста и пронзительные крики совы со склонов,  похожие
на хриплый старушечий хохот.
     - Я вижу, вы изучали жизнь Милдред, мистер, - произнес шериф.
     - Не совсем так. Мне поручены поиски  картины,  которая  является  ее
портретом. Но все это дело все больше  обрастает  другими  происшествиями,
преимущественно трагическими.
     - Например?
     - Исчезновение Ричарда Хантри. Он словно сквозь  землю  провалился  в
1950 году, в Калифорнии, оставив большое количество картин, принесших  ему
славу.
     - Об этом я знаю, - заметил шериф. - Я его  знал  мальчиком.  Он  был
сыном Феликса Хантри,  главного  инженера  прииска  в  Копер-Сити.  Ричард
вернулся сюда после своей свадьбы, поселился с молодой женой в  домике  на
склоне горы и принялся там рисовать. Было это вначале сороковых годов.
     - До убийства его сводного брата Вильяма или после?
     Шериф отступил на несколько шагов.
     - Откуда вы знаете, что Вильям был сводным братом Ричарда Хантри?
     - Это выплыло в одном разговоре.
     - Должно быть, вы ведете разговоры,  касающиеся  большого  количества
дел, - какое-то время  он  стоял  совсем  неподвижно.  -  Надеюсь,  вы  не
считаете, что Ричард Хантри убил своего сводного брата?
     - Это плод вашего воображения, шериф. Я лишь сегодня узнал  о  смерти
Вильяма.
     - В таком случае почему же это так вас интересует?
     - Меня всегда  интересуют  убийства.  Прошлой  ночью  в  Санта-Терезе
произошло еще одно убийство... также связанное с семьей Хантри. Вы никогда
не слышали о человеке по имени Пол Граймс?
     - Я знал его, он был учителем Ричарда Хантри. Граймс долгое время жил
у них. Я никогда не был о нем высокого мнения.  Потерял  место  в  средней
школе и женился на полуиндеанке, - шериф снова сплюнул.
     - Вам не интересно, каким образом он был убит?
     -  Не  все  ли  мне  равно?  -  мне  казалось,  что  в  нем   дремали
высвобождаемые в нужный момент резервы злости. - Санта-Тереза лежит далеко
за границами моей территории.
     - Он был избит до смерти, - сказал я. - Насколько мне известно, точно
так же был убит Вильям Мид. Два убийства, в двух разных штатах, отделенные
одно  от  другого  тридцатью  годами,  но  совершенные  одним  и  тем   же
способом...
     - Вы двигаетесь вслепую, - сказал он, - у вас  слишком  мало  данных,
мистер.
     - Ну, так добавьте мне данных. Пол Граймс  жил  в  семействе  Хантри,
когда погиб Вильям Мид?
     - Возможно... Пожалуй, да. Это было в 43-м году, во время войны.
     - А почему Ричард Хантри не был призван в армию?
     - Он числился работающим в медных копях, принадлежащих его семье.  Но
я сомневаюсь в том, что он когда-либо видел копи  вблизи.  Сидел  дома  со
своей молодой красивой женой и рисовал красивые картины.
     - А Вильям?
     - Служил в армии. Приехал сюда в отпуск, проведать  брата.  Погиб  он
одетый в форму.
     - Давал ли Ричард показания в связи с его смертью?
     Шериф какое-то время тянул с ответом, когда же, наконец, он  ответил,
то делал это с явным трудом.
     - Насколько я знаю, нет. Понимаете, я тогда  немногое  мог,  был  еще
молодым помощником шерифа...
     - Кто вел следствие?
     - В основном я. Я нашел его  тело,  кстати,  недалеко  отсюда,  -  он
махнул рукой на восток, в направлении пустынь Нью-Мексико. - Не забывайте,
мистер, что мы не сразу его нашли. Он уже много дней был мертв, и до  него
добрались лисы... От его лица немного осталось. Мы даже не  были  уверены,
что   он   погиб   от    руки    человеческой,    пока    не    пригласили
специалиста-паталогоанатома из Тьюксона. Было уже слишком поздно, чтобы мы
могли много сделать...
     - А что бы вы сделали, если бы у вас был шанс?
     Шериф снова застыл в неподвижности, словно вслушиваясь в  недоступные
мне отголоски прошлого. Глаза его были  полузакрыты  и  казалось,  что  он
всматривается в пространство.
     - Я сделал бы все так же, как и раньше! - наконец, произнес он  резко
с наигранной самоуверенностью. - Не  понимаю,  к  чему  вы  все  ведете  и
понятия не имею, зачем вообще разговариваю с вами!
     - Потому что вы честный человек и вас что-то тревожит.
     - Но что именно?
     - Хотя бы дело Милдред Мид. Вы волнуетесь, как бы с  нею  чего-нибудь
не случилось.
     - Не возражаю, - признал он, глубоко вздохнув.
     - И мне кажется, что вам до сих пор не  дают  покоя  те  найденные  в
пустыне останки...
     Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не ответил.
     - Вы уверены, что это были останки ее сына, Вильяма?
     - Абсолютно уверен.
     - Вы его знали?
     - Не слишком хорошо. Но у него были документы. Кроме того, мы вызвали
из Тьюксона Милдред, я был там,  когда  она  опознала  тело,  -  он  снова
погрузился в свое привычное молчание.
     - Милдред забрала тело с собой в Тьюксон?
     - Она хотела. Но военные власти сообщили, что по  окончании  вскрытия
тело необходимо выдать жене Мида. Мы сложили его жалкие останки в закрытый
гроб и отослали их жене, которая жила в Калифорнии. Поначалу никто из  нас
не знал, что он был женат. Он женился незадолго до того, скорей всего, уже
на службе... так мне говорил его друг.
     - Здешний друг?
     - Нет, армейский сослуживец. Я забыл его фамилию - то ли Вильсон,  то
ли Джексон... Так  или  иначе,  он,  видимо,  очень  любил  Вильяма,  если
выпросил себе отпуск для того, чтобы приехать и поговорить со мной о  нем.
Впрочем, он не так  уж  много  мог  мне  сказать.  Только  что  у  Мида  в
Калифорнии осталась жена и сын. Я намеревался поехать туда и встретиться с
ними, но окружные власти отказались оплатить эту поездку. Сослуживец  Мида
был поспешно отправлен на фронт и я больше  никогда  его  не  видал,  хотя
позже, уже после войны, он мне прислал открытку из госпиталя для инвалидов
в Калифорнии. Во всяком случае, мне так и не удалось довести следствие  до
конца, - в его голосе я услыхал легкий след уколов совести.
     - Я не понимаю, почему не давал показаний Ричард Хантри?
     - Это очень просто. Хантри покинул границы штата  еще  до  того,  как
было найдено тело. Я пытался вернуть его (поймите  меня  правильно,  я  не
утверждаю, что он был виновен), но  начальство  со  мной  не  согласилось.
Семья Хантри еще имела большое политическое влияние, и их  фамилия  вообще
не была упомянута. Не говорилось даже о том, что его матерью была  Милдред
Мид.
     - А старый Феликс Хантри еще был жив в 1943 году?
     - Нет, он умер за год до того.
     - А кто возглавлял медные копи?
     - Один тип по фамилии Баймеер. Он еще официально не был главой фирмы,
но уже распоряжался всем.
     - И он распорядился, чтобы Ричард Хантри не давал показаний?
     - Откуда я могу знать?
     Он говорил уже иным тоном. Начал лгать или утаивать правду. Как  и  у
каждого шерифа, в каждом  округе  края,  у  него  были  свои  политические
обязательства и свои нерушимые тайны.
     Я хотел было спросить его, кого он пытается выгородить, но  решил  не
делать этого. Я находился далеко от  своих  краев,  среди  незнакомых  мне
людей, а в воздухе неуловимо запахло неожиданными неприятностями, источник
которых оставался неизвестным.

                                    21

     Шериф слегка наклонился ко мне, словно стараясь услыхать  мои  мысли.
Стоя  неподвижно  в  этой  позе,  он  напомнил   мне   грозного   ястреба,
приготовившегося к атаке.
     - Я был откровенен с вами, мистер, - сказал он, - но вы от  меня  все
скрываете. Я даже не знаю, чьи интересы вы представляете.
     - Баймеера, - ответил я.
     Шериф широко усмехнулся, не показав зубов.
     - Шутите?
     - Нет, я говорю совершенно серьезно. Та девушка - его дочь.
     Его усмешка, ничуть не изменившись, превратилась в гримасу  страха  и
изумления. Кажется, он понял, что выдал свои чувства,  так  как  расслабил
мышцы лица, словно расправляя зажатый  кулак,  и  придал  ему  равнодушное
выражение.  Лишь  его  быстрые  серые  глаза  остались   внимательными   и
враждебными. Большим пальцем он указал на горы за своей спиной.
     - Значит, девушка, которую  вы  там  оставили,  мистер,  -  это  дочь
Баймеера?
     - Вот именно.
     - Вы что, не знаете, что он является владельцем  контрольного  пакета
акций медных копей?
     - Ну, он этого не скрывает, - ответил я.
     - Так почему же вы ничего не сказали мне?!
     Мне было нелегко ответить на этот вопрос. Возможно, я вообразил,  что
у Дорис есть шанс найти счастье в мире, настолько  удаленном  от  мира  ее
родных, по крайней мере, на время. Но этот мир также принадлежал Баймееру.
     - Медные копи дают работу большему количеству людей,  чем  какая-либо
другая фирма в этой части штата, - сказал Шериф.
     - Ладно, давайте пошлем девушку на работу в копи.
     - Да вы что, с ума сошли, черт побери?! - он внезапно взбеленился.  -
Никто не собирается посылать ее на работу!
     - Я пошутил.
     -  В  этом  нет  ничего  смешного!  Мы  должны  забрать  ее  с   этой
подозрительной фермы, пока с ней не случилось ничего  плохого!  Она  может
переночевать у нас с женой, у нас прекрасная комната для гостей - когда-то
она была спальней нашей дочери. Ну, поехали?
     Шериф оставил Фреда под опекой своего помощника, и мы поехали  наверх
в его служебной машине. Когда мы оставили машину на обочине, сразу  же  за
старым голубым "фордом" Фреда, из-за гор выглянул бледный ущербный месяц.
     Большой дом на склоне каньона был погружен в  темноту  и  тишь,  лишь
изредка  прерываемую  храпом  мужчин  и  тихими  всхлипываниями   какой-то
девушки. Это оказалась Дорис, она подошла к двери, когда я окликнул ее  по
имени. На  ней  была  белая  фланелевая  ночная  рубашка,  словно  палатка
скрывавшая все ее тело от шеи до пола. Темные глаза  девушки  были  широко
открыты, а лицо мокро от слез.
     - Одевайся, милая, - сказал шериф, - мы увезем тебя отсюда.
     - Но мне здесь нравится.
     - Если ты останешься, тебе перестанет нравиться.  Это  не  место  для
такой девушки, как ты.
     Она вдруг выпрямилась и подняла голову.
     - Вы не можете заставить меня отсюда уехать!
     Провидец  приблизился  к  нам  за  ее  спиной,  однако  держался   на
определенном  расстоянии  и  молчал.  Казалось,  он  оглядывает  шерифа  с
равнодушием зрителя, наблюдающего чужие похороны.
     - Не нужно так вести себя, - обратился шериф к Дорис. - У  меня  тоже
есть дочка, и я знаю, каково это.  Всем  нам  приятно  пережить  небольшое
приключение. Но потом наступает время возвращения в нормальную жизнь.
     - Я ненормальная, - сообщила она.
     - Не мучь себя, ты еще станешь нормальной,  милая  моя.  Тебе  только
нужно встретить хорошего молодого человека. Так же было и с  моей  дочкой,
она ушла из дому и год жила в коммуне, в Сиэтле. Но потом вернулась к нам,
нашла своего избранника, а  теперь  у  нее  двое  деток  и  все  мы  очень
счастливы!
     - У меня никогда не будет детей, - заявила Дорис.
     Однако она оделась и двинулась  рядом  с  шерифом  к  его  машине.  Я
остался сзади, вместе с  главой  секты.  Он  неслышными  шагами  вышел  на
крыльцо, в свете месяца его глаза и седые волосы, казалось, светились.
     - Мы охотно разрешили бы ей остаться с нами...
     - За определенную цену?
     - Все мы вносим столько, сколько можем. У нас один принцип  -  каждый
платит  в  меру  своих  возможностей.  Мой  вклад  носит   преимущественно
мистический характер. Некоторые зарабатывают на нашу жизнь своим трудом.
     - Где вы изучали теологию?
     - В мире, - отрезал он. - Бенарес, Камарилльо, Ломпок. Да, у меня нет
диплома. Но я даю много советов. У меня дар помощи  людям.  Я  мог  помочь
мисс Баймеер. И сомневаюсь, что шерифу это удастся, - он протянул  руку  и
коснулся моего плеча смуглой тонкой рукой. - Думаю, я и вам могу помочь...
     - В чем?
     - Быть может, ни в чем... - актерским жестом он  поднял  руки.  -  Вы
кажетесь мне человеком, ведущим вечный бой и вечный поиск. Вам никогда  не
приходило в голову, что, может быть, искать нужно себя самого? И  что  для
того,  чтобы  найти  себя,  необходимо  быть  молчаливым  и   неподвижным,
неподвижным и молчаливым? - он опустил поднятые руки.
     Я был настолько измучен, что воспринял его вопросы всерьез и принялся
их обдумывать. Эти вопросы я задавал себе и сам, хотя не в такой форме.  В
конце концов, правды, которую я искал, быть может, и нет на  свете.  Нужно
было подняться на вершину горы и ждать ее явления  или  найти  ее  в  себе
самом.
     Но даже в короткую минуту релаксации, когда я обдумывал эту проблему,
я  смотрел  в  сторону  виднеющихся  в  устье  каньона  огней  Копер-Сити,
прикидывая, что я должен буду сделать там завтра утром.
     - У меня нет денег.
     - У меня тоже, - ответил он. - Но их как-то всегда на  всех  хватает.
Это для нас не проблема.
     - Счастливые люди! - сказал я.
     Он сделал вид, что не заметил моей иронии.
     - Я рад, что вы заметили это. Мы действительно очень счастливы.
     - А откуда у вас взялись деньги на покупку этого дома?
     - У некоторых из наших членов есть доходы, - он улыбнулся, словно эта
мысль была ему приятна. - Мы не стремимся к внешнему богатству, но наш дом
- это не приют для неимущих. Разумеется, он еще не оплачен полностью...
     - Это не удивительно. Я слышал, что  он  стоит  больше  десяти  тысяч
долларов.
     Его улыбка внезапно угасла.
     - Вы что, проводите следствие по нашему делу, мистер?
     -  Сейчас,  когда  девушка  покинула  вас,  я  вообще  перестал  вами
интересоваться.
     - Мы не причинили ей никакого зла, - поспешно сказал он.
     - Я и не обвиняю вас.
     - Но шериф теперь может начать притеснять нас. И только  потому,  что
мы предоставили приют дочери Баймеера.
     - Надеюсь, нет. Если вы хотите, я заступлюсь перед ним за вас.
     -  Был  бы  вам  очень  благодарен...  -  он  явственно  вздохнул   с
облегчением.
     - Взамен, - сказал я, - вы могли бы оказать услугу мне.
     - А именно? - он снова подозрительно глянул на меня.
     - Помочь мне связаться с Милдред Мид.
     Он поднял руки ладонями вверх.
     - Но я не знаю, как. У меня нет ее адреса.
     - Но вы же платите ей за дом?
     - Не непосредственно, а через банк. Я не видел ее ни разу с тех  пор,
как она уехала в Калифорнию, много месяцев назад.
     - Какой банк осуществляет посреднические функции в этой сделке?
     - "Саутвестерн Сэвингс", отделение в Копер-Сити. Там вам скажут,  что
я не мошенник. Я действительно не мошенник, поверьте мне!
     Я поверил, хотя и не без осторожности. Но у  него  было  два  голоса.
Один из  них  принадлежал  человеку,  пытающемуся  обрести  свое  место  в
сверхъестественном мире. Другой же,  услышанный  мною  минуту  назад,  был
голосом человека, покупающего себе за чужие деньги дом в мире обычном.
     Это была нестабильная комбинация. Он мог окончить свои дни в качестве
мошенника, в качестве радиоколдуна, которого слушают миллионы верующих или
бармена во Фрешно, занимающегося лечением больных душ. Возможно,  когда-то
он уже играл некоторые из этих ролей.

                                    22

     По шоссе, ведущему вниз,  мы  съехали  к  посту,  где  сидел  Фред  в
обществе помощника шерифа.  С  первого  взгляда  было  трудно  определить,
является он узником или пациентом. Нос его был заклеен  пластырем,  а  обе
ноздри заткнуты ватой. Выглядел он как человек, получающий от  жизни  одни
удары.
     Шериф, одержавший  свою  небольшую  победу,  вошел  в  здание,  чтобы
позвонить. Тон его разговора был полон понимания в смеси с  большой  дозой
почтения. Он оговорил подробности доставки Дорис домой грузовым самолетом,
который должен был прислать медный прииск.
     Потом он поднял голову, показав  покрасневшее  лицо  и  блестящие  от
возбуждения глаза, и передал мне трубку.
     - Мистер Баймеер хочет поговорить с вами.
     У меня не было охоты говорить с Баймеером ни сейчас, ни когда  бы  то
ни было, но трубку я взял.
     - Арчер у телефона.
     - Я думал, что вы свяжетесь со мной, мистер. В конце концов, я  плачу
вам немалые деньги.
     Я не стал ему напоминать, что деньги мне вручила его жена.
     - Вот я с вами и говорю.
     -  Благодаря  шерифу  Бротертону.  Я  знаю,  как  действуют   частные
детективы вроде вас. Сваливают всю работу на полицию, а потом появляются в
нужный момент и приписывают себе все заслуги!
     Под влиянием внезапного прилива злости я чуть не прервал  разговор  и
вынужден был напомнить себе, что все  дело  еще  не  окончено.  Украденная
картина не найдена. К тому же, добавилось два нераскрытых убийства -  Пола
Граймса, а теперь еще и Вильяма Мида.
     - Заслуг хватит на всех, - сказал я. - Ваша дочь здесь, она чувствует
себя неплохо. Насколько мне известно, утром она должна улететь домой одним
из ваших самолетов.
     - Как можно раньше! Мы с шерифом  Бротертоном  только  что  обо  всем
условились.
     - Вы не могли бы перенести вылет на несколько  более  позднее  время?
Мне  нужно  сделать  несколько  дел  в  Копер-Сити,  а  у  меня  создалось
впечатление, что вашей дочери лучше не путешествовать в одиночестве.
     - Задержка рейса мне не на руку, - заявил он. - Моя жена  и  я  хотим
как можно скорее увидеть Дорис.
     - Не могу ли я поговорить с миссис Баймеер.
     - Можете, - неохотно согласился он. - Она стоит рядом со мной.
     Я услыхал долетающие с другого конца провода неясные обрывки фраз,  а
потом голос Рут Баймеер.
     - Мистер Арчер? Я так рада, что вы звоните! Дорис не арестовали?
     - Нет. Фред также на свободе. Я хотел бы завтра привезти их самолетом
фирмы. Но не знаю, удастся ли мне выбраться отсюда завтра раньше  полудня.
Вы ничего не имеете против?
     - Нет.
     - Благодарю вас. Спокойной ночи, миссис Баймеер.
     Я положил трубку и сообщил шерифу, что Дорис, Фред и я улетим  завтра
в двенадцать. Он не возражал. Благодаря  телефонному  разговору,  на  меня
распространилась часть баймееровского влияния.
     Пользуясь  этим,  я  сдержал  слово  и  вступился  за  членов  секты,
поселившейся в Каньоне Хантри, и сообщил, что беру на себя ответственность
за Фреда. Шериф согласился, сообщив, что Дорис проведет ночь в его доме.
     Мы с Фредом  заняли  двухместный  номер  в  гостинице.  Мне  хотелось
выпить, но магазин был закрыт и даже пиво оказалось недостижимым.  У  меня
не было ни зубной щетки, ни бритвы и я вымотался, как вол.
     Однако, усевшись на кровати, я почувствовал себя на удивление хорошо.
Девушка была в безопасности, а паренек в моих руках.
     Фред вытянулся на кровати спиной  ко  мне.  Его  плечи  спазматически
вздрагивали, а с губ срывались хриплые звуки. Я догадался, что он плачет.
     - В чем дело, Фред?
     - Вы прекрасно знаете, в чем! Моя карьера кончена,  и  это  навсегда!
Прежде, чем начаться! Я потеряю место в музее! Наверняка  меня  посадят  в
тюрьму, и вы прекрасно знаете, что со мной тогда будет! - вата, торчащая в
его ноздрях, приглушала голос.
     - Тебя уже привлекали?
     - Нет! Конечно, нет! - кажется, мое предположение его шокировало. - У
меня никогда не было ни малейших неприятностей с законом!
     - Тогда тебе наверняка удастся избежать тюрьмы.
     - Правда? - он сел на постели и глянул на меня влажными покрасневшими
глазами.
     - Разве что есть какие-то неизвестные мне обстоятельства.  Я  до  сих
пор не понимаю, зачем ты взял эту картину из дома Баймееров.
     - Я хотел исследовать ее. Я уже вам об этом  говорил,  мистер.  Дорис
сама предложила мне ее взять. Ее все это дело интересовало так же,  как  и
меня.
     - Но что ты хотел узнать?
     -  Действительно  ли  это  Хантри.  Я  хотел  воспользоваться  своими
профессиональными навыками. Показать им, что и я на что-нибудь  гожусь,  -
прибавил он совсем тихо.
     Он сидел на краешке кровати, спустив ноги на пол. Этот тридцатилетний
мальчик был моложе своих лет и, несмотря на свой ум, вел  себя  достаточно
глупо. Очевидно, унылый дом  на  Олив-Стрит  немногому  научил  его,  если
говорить о мирских делах.
     Однако, я напомнил  себе,  что  безоговорочно  верить  его  странному
рассказу все-таки не стоит. В конце концов, он сам признался, что лжет.
     - Ты эксперт, - сказал я, - а потому мне хотелось  бы  услыхать  твое
мнение об этой картине.
     - Собственно, я еще не являюсь экспертом.
     - Но ты имеешь право выступать  в  качестве  специалиста.  Ты  хорошо
знаком с творчеством Хантри. Как тебе кажется, эту  баймееровскую  картину
нарисовал он?
     - Мне кажется, да. Я так считаю, но должен заметить, что все  не  так
просто.
     - Почему?
     - Ну... этой картине наверняка нет  двадцати  пяти  лет.  Краски  еще
свежи, они могли быть положены даже в  этом  году.  И,  разумеется,  стиль
изменился. Наверное, это неудивительно. Мне кажется,  это  манера  Хантри,
вполне зрелая, но утверждать этого я не могу, пока  не  увижу  других  его
картин, написанных недавно. Невозможно создать  теорию  и  даже  составить
мнение на основании одной-единственной работы.
     Мне казалось, что он говорит как  эксперт,  имеющий  немалый  опыт  и
знания. Тема разговора полностью занимала его мысли, отвлекая, наконец, от
собственных тревог. Я решил задать ему вопрос потруднее.
     - А почему ты раньше сказал, что  картина  была  украдена  из  твоего
дома?
     - Сам не знаю. Наверное, у меня что-то не так было с  головой,  -  он
уставился на свои запыленные ботинки. - Наверное, боялся втягивать во  все
это музей.
     - Каким образом?
     - Каким бы то ни было. Если бы они узнали, что я взял эту картину без
спросу, они выставили бы меня с работы. Сейчас уж наверняка это сделают. У
меня нет будущего...
     - У каждого есть будущее, Фред.
     Эти слова прозвучали не слишком убедительно даже  для  меня.  Будущее
часто оказывалось жутким, и, возможно, в случае с Фредом так и должно было
произойти.  Он  съежился,  словно  придавленный  тяжестью  угрожающей  ему
опасности.
     - Наибольшую глупость ты совершил, взяв с собой Дорис.
     - Знаю. Но она хотела ехать со мной.
     - Зачем?
     - Чтобы увидеть Милдред Мид, если бы мне удалось ее  найти...  Вы  же
знаете, что эта женщина была главной причиной семейных неурядиц  родителей
Дорис. Мне казалось,  что  будет  хорошо,  если  Дорис  с  ней  поговорит,
понимаете?
     Я понимал. Подобно другим беспомощным и  растерянным  глупцам,  Фреду
было необходимо помогать людям, лечить их при  помощи  психотерапии,  даже
если их это могло сломать. Сейчас, пожалуй, он сам как  никто  нуждался  в
помощи. "Будь осторожен, - сказал я себе, - сейчас ты сам  возомнишь  себя
психотерапевтом и начнешь помогать Фреду.  Оглянись  на  свою  собственную
жизнь, Арчер!"
     Но оглядываться мне и вовсе не хотелось. Объектом моих исследований и
участия были другие: забитые  люди  в  меблированных  комнатах,  стареющие
мальчики, неспособные стать мужчинами, но  с  наступлением  ночи  внезапно
превращающиеся в стариков. Если ты сам врач, тебе не нужна  терапия.  Если
ты охотник, за тобой не охотятся. Но так ли это на самом деле?..
     - У Дорис сейчас трудное время, - проговорил Фред. - Я пытался помочь
ей собраться...
     - Увезя ее в машине на край света?
     - Она сама хотела поехать, настаивала на этом. Я подумал, что лучше я
возьму  ее  с  собой,  чем  она  будет  сидеть  на  месте  и  накачиваться
наркотиками!
     - Ты удивительно прав.
     Он несмело и мимолетно улыбнулся мне из-под усов.
     - Кроме того, не забывайте, мистер, что эти места для Дорис вовсе  не
край света. Она родилась в Копер-Сити и провела в Аризоне почти  полжизни.
Здесь ее дом.
     - Не слишком счастливое возвращение к родным пенатам...
     - Не слишком. Она была  ужасно  разочарована.  Я  думаю,  возвращение
невозможно, как говорил Томас Вульф...
     Вспомнив  высокий  дом  с  крутой  крышей,  в  котором  жил  Фред   с
родителями, я задался вопросом, кому хотелось бы вернуться туда.
     - Ты всегда жил в Санта-Терезе?
     Он ненадолго задумался.
     - С тех пор,  как  я  был  маленьким,  мы  жили  в  том  же  доме  на
Олив-Стрит. Он не всегда был такой  трущобой,  как  сейчас.  Мама  намного
лучше следила за ним, а я помогал  ей.  У  нас  были  всякие  квартиранты,
медсестры из клиники и тому подобное... - он говорил таким  тоном,  словно
проживание квартирантов являлось Бог  весть  какой  привилегией.  -  Самое
лучшее время у нас было перед приездом отца из Канады... - он уставился  в
стену за моей спиной,  на  которой  подрагивала  тень  моей  всклокоченной
шевелюры.
     - А что он делал в Канаде?
     -  Работал  на  разных  должностях,  преимущественно   в   Британской
Колумбии. Когда-то он любил работу. Мне кажется, что они с матерью и тогда
уже не слишком ладили. Позднее я понял, что он, видимо, потому  и  не  жил
дома. Но меня это очень огорчало, насколько помню, я впервые увидел  отца,
когда мне было шесть или семь лет.
     - А сколько тебе сейчас?
     - Тридцать два, - неохотно признался он.
     -  У  тебя  было  достаточно  времени,  чтобы  излечиться  от  обиды,
вызванной отсутствием отца...
     - Я не это имел в виду! - он был зол  и  обижен.  -  Я  не  собираюсь
оправдываться за его счет!
     - А я этого и не говорил.
     - В сущности, он был мне хорошим отцом,  -  он  задумался  над  своим
утверждением и слегка поправился. - Во всяком случае, сразу  после  своего
возвращения из Канады, когда он еще не пил так. Я в самом деле  любил  его
тогда! Иногда мне кажется, что я до сих пор люблю его, несмотря на все эти
кошмарные штучки.
     - Какие именно?
     - Несет чушь, рычит, ломает мебель,  угрожает  матери,  рыдает...  Не
может удержаться ни на одной работе... Изобретает все новые безумные идеи,
пьет тайком вино - только на это он теперь и способен! -  голос  его  стал
высоким и ломким, как у оскорбленной жены. Я подумал, не повторяет ли Фред
подсознательно интонации своей матери.
     - А кто приносит спиртное?
     - Мать. Я не знаю, зачем она это делает, но  доставляет  ему  выпивку
весьма исправно. Иногда, - прибавил он совсем тихо, - мне кажется, что она
так ему мстит...
     - За что?
     - За то, что он поломал жизнь себе и ей.  Я  как-то  видел,  как  она
стоит и смотрит на него, мотающегося от стены к  стене,  так,  словно  это
зрелище доставляет ей удовольствие. И в то же время она  -  его  преданная
рабыня и приносит ему выпивку. Такая утонченная форма мести... Эта женщина
отреклась от всего женского в себе...
     Фред поразил меня: исследуя жизнь, являвшуюся основным источником его
тревог, он избавился от привычного комплекса неполноценности, тон его стал
глубже и серьезней, худое мальчишечье лицо и длинный нос словно бы уже  не
так контрастировали с усами.  Я  почувствовал,  что  во  мне  пробуждается
что-то вроде уважения к нему и даже надежда на лучшее.
     - Она несчастная женщина, - сказал я.
     - Знаю. Они оба несчастны. Трагедия в том, что они встретились -  это
было плохо для обоих. Думаю, мой отец имел все  задатки  для  того,  чтобы
стать достаточно уважаемым человеком. Разумеется, мать на голову ниже  его
и, возможно, это ее раздражает, но  и  она  многого  достигла.  Она  имеет
диплом  сестры  милосердия  и  немалый  опыт,  а  кроме  того   ухитряется
параллельно с работой присматривать за отцом. Это нелегко.
     - Люди часто руководствуются в своих действиях чувством долга.
     - Она сделала больше. Благодаря  ей  я  смог  закончить  колледж.  Не
представляю, где она брала на это деньги.
     - У нее нет дополнительных источников дохода?
     - Были до момента,  когда  съехал  последний  квартирант,  уже  очень
давно.
     - Кроме того, как  я  узнал  прошлой  ночью,  она  потеряла  место  в
клинике.
     -  Это  не  совсем  так.  Она  ушла  сама,  -  голос  Фреда   утратил
мужественность и стал пискливым. - В  этом  пансионате,  "Ла  Палома",  ей
предложили значительно лучшие условия...
     - Это не кажется мне правдоподобным, Фред.
     - Честное слово!  -  он  еще  повысил  голос,  глаза  его  болезненно
блестели, усы топорщились. - Вы что, обвиняете мою мать во лжи?!
     - Все мы ошибаемся...
     - Вот и вы ошиблись, говоря так о моей матери! Возьмите обратно  свои
слова!
     - Какие именно?
     - То, что вы сказали о матери! Она не торгует наркотиками!
     - Я никогда не обвинял ее в этом, Фред.
     - Но вы имели это в виду! Вы имели в виду, что ее выгнали из клиники,
потому что она крала наркотики для продажи!
     - Руководство клиники это утверждает?
     - Да!  Это  банда  жестоких  лгунов!  Моя  мать  никогда  бы  так  не
поступила! Она всегда была порядочной женщиной! -  слезы  потекли  из  его
глаз, оставляя на щеках влажные полосы. - Я был ненормальным, жил в стране
фантазий, а сейчас вижу это...
     - Что ты имеешь в виду, Фред?
     - Я верил, что мне удастся совершить открытие, которое прославит меня
среди людей искусства. Думал, что, если мне удастся  добраться  до  миссис
Мид, она поможет мне найти  этого  художника,  Хантри.  Но  я  оказался  в
дураках и причинил своей семье еще большие неприятности!
     - Ты сделал все, что мог, Фред.
     - Неправда! Я идиот!
     Он повернулся спиной ко мне. Дыхание его постепенно выравнивалось, да
и я дышал все спокойнее. Перед тем как заснуть я вдруг понял, что  начинаю
любить его.
     Ночью я проснулся, почувствовав тяжесть, словно на  грудь  навалилась
гора, и зажег маленькую лампу, стоящую на столике  у  кровати.  Затеки  на
стенах напоминали размытые следы дурных снов.
     Я не стал расшифровывать их, а погасил лампу  и  снова  погрузился  в
сон, вздыхая в унисон с моим незадачливым приемышем.

                                    23

     Когда я на следующее утро встал, Фред еще спал, прикрыв локтем глаза,
словно боялся света наступающего дня.  Я  попросил  дежурного  офицера  на
посту приглядывать за ним и двинулся на своей  взятой  напрокат  машине  в
Копер-Сити, ориентируясь по висящей в воздухе дымовой туче.
     Парикмахер за четыре доллара побрил меня, за сходную цену  я  получил
завтрак и рекомендацию, как доехать до отделения "Саутвестерн Сэвингс".
     Банк располагался в центре  города,  в  деловом  районе,  похожем  на
кусочек Южной Калифорнии,  оторвавшийся  от  земли  и  перенесенный  через
пустыню. Казалось, из  окружающего  городка  все  жизненные  соки  высосал
лежащий   невдалеке   прииск,   а   воздух    был    отравлен    выбросами
металлургического завода. Дым реял над  городом,  будто  огромное  нелепое
знамя.
     Табличка на стеклянных дверях "Саутвестерн Сэвингс" сообщила мне, что
банк открыт с  десяти  часов.  Мои  часы  показывали  около  девяти,  жара
нарастала.
     Я нашел телефонную будку и принялся искать Пола Граймса в  телефонной
книге. Он в списке не значился, но я нашел два номера его жены, домашний и
рабочий - в магазине  "Пол  Граймс.  Художественные  и  школьные  товары".
Магазин, как оказалось, помещался в центре, в  нескольких  шагах  от  моей
будки.
     Это оказался маленький магазинчик в одной из боковых  улочек,  полный
блокнотов, бумаги и репродукций, но  явно  мало  посещаемый  покупателями.
Длинное низкое полутемное помещение напомнило мне  доисторическую  пещеру,
хотя висящие на стенах современные картины  были  менее  реалистичны,  чем
пещерная роспись.
     Вышедшая из задней комнаты женщина казалась сестрой Паолы.  Она  была
широкоплечей, с тяжелой грудью, темной кожей и широкими скулами. Одежду ее
составляла пестрая  блуза,  обшитая  позвякивающими  украшениями,  широкая
длинная юбка и сандалии. Довершали картину блестящие цвета воронова  крыла
волосы  и  тонкие  черты  лица.  У  меня  сложилось  впечатление,  что  ее
переполняет не находящая выхода энергия.
     - Чем могу служить, сэр?
     - Видите ли, я друг вашей дочери, - я назвал себя.
     - Ах да, конечно, мистер Арчер, Паола говорила мне о вас по телефону.
Это вы нашли тело Пола?
     - К сожалению.
     - И вы детектив, не так ли?
     - Да, именно это и есть мое занятие.
     Она испытующе глянула на меня.
     -  В  данный  момент   вы   находитесь   при   исполнении   служебных
обязанностей?
     - Человек моей профессии, к  сожалению,  вынужден  работать  двадцать
четыре часа в сутки...
     - Я под подозрением?
     - Этого я не знаю. А что, есть причины для  того,  чтобы  подозревать
вас?
     Она покачала своей красивой головой.
     - Я не виделась с Полом уже год. А  развелись  мы  много  лет  назад.
Когда Паола вышла из детского возраста, у нас не было ни малейших  поводов
оставаться вместе. Все кончилось уже давно.
     Ее  открытость  и  непосредственность  произвели  на   меня   хорошее
впечатление.  Однако,  она,  видимо,  поняла,  что  сказала  больше,   чем
следовало, и прикрыла рот левой рукой. Я  увидел,  что  ее  красные  ногти
почти совсем обкусаны и мне стало неприятно, что я напугал ее.
     - Я не думаю, что кто-либо в чем-либо станет подозревать вас, миссис.
     - И это было бы справедливо, я не причинила Полу ни малейшего зла,  я
лишь пыталась сделать из  него  мужчину.  Возможно,  Паола  придерживается
другого мнения... она всегда становилась на его сторону. Но я  делала  для
него все, что было в моих силах, если только он позволял.  Честно  говоря,
ему вообще не следовало жениться.
     Ее  тайная  внутренняя  жизнь  и  воспоминания   времен   замужества,
казалось, всплывали из глубины под темной гладкой кожей ее  лица  и  почти
уже вышли на поверхность.
     Я вспомнил то, о чем говорила мне Паола, и спросил напрямик:
     - Он был гомосексуалистом?
     - Любил и мужчин, и женщин. В то время, когда я была его женой, он, я
думаю, не водился с мальчиками. Но всегда любил общество молодых людей,  в
том числе учеников из школы, где преподавал. В этом, в сущности,  не  было
ничего плохого, он любил свою работу учителя... Я тоже многому научилась у
него, - задумчиво прибавила она. - Прежде всего, он научил меня правильной
английской речи. Это изменило всю мою жизнь. А  вот  в  его  жизни  что-то
сломалось, может, и по моей вине, он не умел вести себя  со  мной,  -  она
нетерпеливо качнула бедрами. - Он всегда говорил, что сбился с пути  из-за
меня. Может, это так и было... - она склонила голову и крепко сжала  руки.
- У меня всегда был нелегкий  характер.  Между  нами  бывали  ссоры,  даже
драки... Но я очень любила его! А Пол на самом деле не был в меня  слишком
влюблен.
     - А кого он любил?
     Она задумалась над моим вопросом.
     - Паолу. Он действительно любил ее, хотя ей это не пошло  на  пользу.
Любил некоторых своих студентов.
     - Касается ли это Ричарда Хантри?
     Ее суровый взгляд, казалось, ушел вглубь, в прошлое, она еле  заметно
кивнула головой.
     - Да, он любил Ричарда Хантри.
     - Они были любовниками в полном смысле?
     - Думаю, да. Во всяком случае, молодая  миссис  Хантри  считала  так.
Честно говоря, она даже подумывала о разводе.
     - Откуда вы знаете это?
     - Когда Пол поселился у них, она нанесла мне визит. Хотела,  чтобы  я
прервала их связь, во всяком случае, тогда  она  так  говорила.  Теперь  я
подозреваю, что она хотела использовать меня в качестве свидетеля в деле о
разводе, если до него дойдет. Я ей ничего не сказала.
     - А где произошел этот разговор?
     - Здесь, в магазине.
     Она постучала кончиком сандалии по полу, кокетливо изогнувшись.  Была
она из тех женщин, в которых  эротизм  с  возрастом  переходит  в  скрытую
форму, но в случае провокации готов  вспыхнуть  с  новой  силой.  Я  стоял
абсолютно неподвижно.
     - А когда произошел этот ваш разговор с миссис Хантри?
     - Должно быть, году в 1943, в начале лета.  Мы  только  открыли  этот
магазин. Пол занял у Ричарда порядочную сумму, чтобы все  тут  устроить  и
закупить товары. Считалось, что эти деньги -  задаток  в  счет  дальнейших
уроков рисования. Но Ричард так их и не получил. Они с женой перебрались в
Калифорнию еще до конца того лета, -  она  засмеялась  так  искренне,  что
украшения на блузке громко зазвенели в такт.  -  Это  был  самый  дурацкий
поступок, который я видела в своей жизни!
     - Почему вы так считаете?
     - Я совершенно уверена, что это была  ее  идея.  Она  все  сделала  в
ужасной спешке, за один день, лишь бы только вывезти  Ричарда  за  границы
штата и вырвать из-под влияния моего мужа. Но я и сама была рада, что  эта
парочка распалась, - она красноречиво пожала плечами.
     - Но в конце концов, они поселились в Санта-Терезе, -  заметил  я.  -
Интересно, почему? И почему ваш бывший муж и Паола поехали в  Санта-Терезу
в прошлом году?
     Она повторила свое пожатие плечами, на этот раз, очевидно, давая  мне
понять, что она не в силах ответить ни на один из моих вопросов.
     - Я не знала, что они переезжают туда, они ничего  мне  не  говорили,
просто уехали.
     - Вам не кажется, миссис, что это  было  как-то  связано  с  Ричардом
Хантри?
     - Все возможно. Но мне кажется - я уже давно это говорила  -  Ричарда
Хантри нет в живых.
     - Он убит?
     -  Не  исключено.  Такие  вещи  случаются   с   гомосексуалистами   и
бисексуалистами, или как там их  называют.  Я  их  много  видела,  работая
здесь. Некоторые водятся с преступниками, словно бы сами ищут смерти.  Или
уединяются где-нибудь и кончают с собой. Возможно,  Ричард  Хантри  именно
так и поступил. А с другой стороны, может, он нашел  какую-то  родственную
душу да и живет себе счастливо в Алжире или на Таити.
     Она усмехнулась без особого тепла, но широко, я заметил,  что  у  нее
недостает одного  из  боковых  зубов.  Мне  казалось,  что  она  несколько
стареет, как душой, так и лицом.
     - А ваш муж также был связан с преступным миром?
     - Возможно. Он отсидел три года в федеральной тюрьме,  вы,  наверное,
слышали об этом. Впридачу ко всему, он был еще и наркоманом...
     - Да, об этом мне говорили, но, кажется, он завязал.
     Она  не  ответила  на  мой  замаскированный  вопрос,  а  я  не   стал
формулировать его более ясно. Причиной смерти Граймса не  был  героин  или
какой-либо другой наркотик. Он был до смерти избит - как и Вильям Мид.
     - Вы знали Вильяма, сводного брата Ричарда Хантри?
     - Да. Я познакомилась с ним через его мать,  Милдред  Мид.  Она  была
очень известной  в  этих  краях  натурщицей,  -  она  зажмурилась,  словно
припоминая какую-то потрясающую подробность. - Вы знаете, что  она  теперь
тоже в Калифорнии?
     - Но где именно?
     - В Санта-Терезе. Она прислала мне оттуда открытку.
     - Она там не упоминала Джека Баймеера, он тоже живет в Санта-Терезе?
     Она свела свои темные брови к переносице.
     - Кажется, нет. Кажется, она не упоминала никаких имен.
     - Они с Баймеером по-прежнему друзья?
     - Вряд ли. Как вы, наверное, знаете,  он  унаследовал  Милдред  после
старого Феликса Хантри. Запер ее в этом доме в горах и был  ее  любовником
много лет. Но мне кажется, что он на какое-то время  порвал  с  нею  перед
выходом на пенсию. Милдред была намного старше его. Она долго не выглядела
на свой возраст, но сейчас уже начинает его чувствовать. Она ясно пишет об
этом в той открытке, которую я от нее получила.
     - У вас есть ее адрес?
     - Она остановилась в  гостинице,  в  Санта-Терезе,  пишет,  что  ищет
какое-нибудь постоянное место жительства.
     - В какой гостинице?
     Ее лицо отразило умственное усилие.
     - К сожалению, я не помню. Но его название есть на обороте  открытки,
я постараюсь найти ее.

                                    24

     Она вышла в помещающийся за магазином кабинетик и вскоре вернулась  с
открыткой в руке. Это была цветная фотография "Сьеста Вилледж" - одного из
приморских отелей, недавно построенных  в  Санта-Терезе.  На  обороте  был
написанный чьей-то дрожащей рукой адрес Жуаниты  Граймс  в  Копер-Сити,  а
рядом текст:

     "Дорогая Нита!
     Живу вот здесь,  пока  не  найду  ничего  получше.  Мне  не  очень-то
подходит эта туманная погода и, честно говоря, чувствую я себя  достаточно
скверно. Климат Калиф слишком разрекламировали. Ты никому не говори, но  я
ищу какой-нибудь приют, где могла бы пожить некоторое время и собраться  с
силами. Обо мне не беспокойся, здесь у меня есть друг.
                                                                 Милдред."

     Я возвратил открытку миссис Граймс.
     - Похоже, что у Милдред не все в порядке.
     Она покачала головой, но не для того, чтобы возразить, а  скорее  для
того, чтобы отогнать от себя эти мысли.
     - Может быть. У Милдред не было привычки жаловаться на здоровье.  Она
всегда была очень крепкой. Ей ведь уже больше семидесяти.
     - Когда вы получили открытку от нее?
     - Месяца два назад. Я послала ответ на адрес этой гостиницы,  но  она
больше не отозвалась.
     - Вы не знаете, кто этот друг из Санта-Терезы?
     - К сожалению, нет. Милдред всегда  была  достаточно  скрытна,  когда
дело касалось ее друзей. Мягко говоря, у нее была очень богатая жизнь.  Но
в конце концов, годы  нагнали  ее,  -  она  опустила  глаза  и  скользнула
взглядом по собственной фигуре. - В свое время она пережила немало хлопот.
Но, впрочем, и  не  старалась  их  избегать.  У  нее  всегда  было  больше
темперамента, чем ей было необходимо.
     - Вы были ее близкой подругой?
     - Не ближе других женщин в городе. Она  не  дружила...  не  дружит  с
женщинами. Она была другом мужчин, но так и не вышла замуж...
     - Да, я слышал. Значит, Вильям был внебрачным сыном?
     Она кивнула.
     - У нее был долгий роман с Феликсом Хантри, тем,  который  разработал
медный прииск. Вильям был его ребенком.
     - Вы хорошо знали Вильяма?
     -  Мы  с  Полом  оба  видели  его  достаточно  часто.  Он  был  очень
многообещающим художником, пока его не забрали в армию. Пол утверждал, что
потенциально он гораздо способнее своего брата Ричарда. Но этот талант  не
успел развиться. Его убил неизвестно кто летом 43-го года.
     - То есть, в то самое время,  когда  Ричард  с  женой  перебрались  в
Калифорнию?
     - В то самое время, - уныло повторила она. - Я никогда не  забуду  то
лето. Милдред  приехала  из  Тьюксона,  где  она  тогда  жила  с  каким-то
художником, чтобы опознать тело несчастного Вильяма... Потом пришла ко мне
и в результате осталась ночевать. Она тогда была здоровой и сильной, ей  и
сорока не было, но смерть сына для нее была страшным потрясением. Вошла  в
мой дом, как старуха. Мы сели на кухне и вдвоем выпили бутылку виски.  Нам
всегда нравилось поговорить друг с другом, но в ту ночь она  не  вымолвила
ни слова - была совершенно сломлена. Понимаете, Вильям был ее единственным
ребенком, и она действительно любила его.
     - Она не подозревала, кто мог убить его?
     - Если и подозревала, то ничего об этом не говорила. Но я  не  думаю.
Это убийство так и не было раскрыто. До сих пор.
     - А вы не задумывались над этой проблемой?
     - Тогда мне  казалось,  что  произошло  одно  из  этих  бессмысленных
убийств.  Да  я  и  теперь  так  считаю.  Бедняга   Вильям   путешествовал
автостопом, выбрал для путешествия не тех спутников и, скорей  всего,  был
убит с целью грабежа, - она внимательно всматривалась в мое  лицо,  словно
глядя в запотевшее окно. - Я вижу, вы не верите в эту версию, мистер.
     - Это могло быть и так. Но мне это кажется слишком простым. Возможно,
Вильям и выбрал не тех спутников, но мне не кажется, что он их не знал.
     - В самом деле? - она наклонилась ко мне. Пробор  в  ее  волосах  был
белым и ровным, будто дорога, ведущая через пустыню. -  Вы  считаете,  что
Вильяма намеренно убил человек, который его знал? И на чем  основаны  ваши
подозрения?
     -  В  основном,  на  двух  вещах.  Я  говорил  об  этом  убийстве   с
полицейскими, и у меня сложилось впечатление, что они  не  говорят  всего,
что знают, что все это дело было - сознательно или несознательно - замято.
Я знаю, это звучит не слишком  убедительно.  Второе  мое  впечатление  еще
более туманно. Но более весомо, на  мой  взгляд.  Я  расследовал  не  один
десяток убийств и часто имел дело с убийцами-рецидивистами.  Почти  всегда
совершенные ими убийства имели какие-то общие черты.  Честно  говоря,  чем
глубже мы исследуем серию преступлений  или  обстоятельства,  связанные  с
какой-либо преступной группой, тем больше открываем связей между ними.
     Она продолжала всматриваться в мое лицо, словно стараясь проникнуть в
мои мысли.
     - То есть, вы считаете, что смерть Пола прошлой ночью как-то  связана
с убийством Вильяма Мида в 43-м году?
     - Именно такова моя гипотеза.
     - Но каким образом?!
     - Этого я наверняка не знаю.
     - Вы думаете, что  обоих  убил  один  человек?  -  несмотря  на  свой
возраст, она говорила,  как  молодая  девушка,  пугающая  себя  рассказом,
окончание которого могло быть еще более поразительным. - Кто же это  может
быть?
     - Я не хотел бы навязывать вам свое мнение. Скорей всего, вы  знакомы
со всеми подозреваемыми.
     - Значит, вы подозреваете не одного человека?
     - Двух или трех.
     - Но кого?!
     - А вы подскажите мне, миссис. Вы же умная  женщина.  Вы  знакомы  со
всеми, кто замешан в этом деле, и знаете о них больше,  чем  я  когда-либо
смогу узнать...
     Она тяжело дышала, грудь ее поднималась высоко и быстро. Однако,  мне
удалось задеть и заинтересовать ее. Возможно, ей казалось,  что  сказанное
ею может повлиять на ход всего дела и на восприятие ее погибшего мужа.
     - А вы не станете ссылаться на меня?
     - Я - нет.
     - Хорошо, я расскажу вам кое-что, о чем никто не  знает.  Я  вытянула
это из Милдред Мид.
     - В ту ночь, когда вы вдвоем выпили бутылку виски?
     - Нет. Немного раньше, вскоре  после  того,  как  Вильяма  забрали  в
армию. Должно быть, в 1942-м. Милдред сказала мне, что он сделал ребеночка
какой-то девушке и должен был на ней жениться. Но на  самом  деле  он  был
влюблен в жену Ричарда Хантри. А она - в него.
     - Вы считаете, что Вильяма убил Ричард?
     - Я лишь сказала, что у него были мотивы.
     - Но ведь вы говорили, что Ричард Хантри был гомосексуалистом.
     - Он любил и мужчин, и женщин, как  и  мой  муж.  Одно  не  исключает
другого - в этом я убедилась на собственной шкуре.
     - И вы думаете, что Ричард Хантри убил также и вашего мужа?
     - Не знаю. Все может быть, - она глянула за  мою  спину,  на  светлую
пустую улицу. - Ведь никто понятия не имеет, где сейчас находится Ричард и
что он делает. Все знают, что он ушел двадцать пять лет назад.
     - Но куда ушел? Вы не думали об этом?
     - Думала. Это пришло мне в голову, когда я узнала о  смерти  Пола.  Я
подумала, что, возможно, Ричард прятался в Санта-Терезе. Пол увидел его, и
он решил заткнуть ему рот, - она склонила голову и грустно покачала ею  из
стороны в сторону. - Я знаю, что это ужасные  подозрения,  но  именно  они
пришли мне в голову.
     - Мне тоже, - сказал я. - А что думает обо всем этом ваша дочь Паола?
Кажется, вы говорили с ней по телефону.
     Миссис Граймс прикусила нижнюю губу и уставилась в пространство.
     - К сожалению, я не знаю, что она думает. Мы с трудом  понимаем  друг
друга. Вы с ней говорили?
     - Сразу после убийства. Она была еще в шоковом состоянии.
     - Думаю, до сих пор пребывает. Вы не могли бы увидеться с ней,  когда
вернетесь в Санта-Терезу?
     - Я собирался сделать это.
     - Хорошо. Вы не возьмете для нее  немного  денег?  Она  говорит,  что
осталась совсем на бобах.
     - Охотно. Где она живет?
     - В гостинице "Монте Кристо".
     - Судя по названию, фешенебельный отель!
     -  Только  по  названию.  Ну,  хорошо,  -   она   вручила   мне   две
двадцатидолларовых купюры  и  одну  десятку,  вынув  их  из  кассы.  -  На
несколько дней ей этого должно хватить.
     Было уже поздновато. Я вернулся в банк "Саутвестерн Сэвинг",  который
уже открылся, и подошел к сидящей за столом симпатичной служащей. Табличка
на ее столике проинформировала меня, что я имею  дело  с  миссис  Кончитой
Альварес.
     -  Я  ищу  свою  знакомую  по  имени  Милдред  Мид,  -   сообщил   я,
представившись. - Насколько мне известно, она ваша клиентка.
     Миссис Альварес пронзила меня взглядом и, видимо,  прийдя  к  выводу,
что я не  являюсь  преступником,  чуть  наклонила  свою  темную  блестящую
головку.
     - Да, в прошлом. Она перебралась в Калифорнию.
     - В Санта-Терезу? Она часто говорила, что хочет переехать туда.
     - Именно так она и поступила.
     - Вы не могли бы дать мне ее адрес? Я как  раз  еду  в  Санта-Терезу.
Мистер Баймеер отдал в мое распоряжение один из самолетов фирмы.
     Миссис Альварес поднялась с кресла.
     - Посмотрим, удастся ли мне найти адрес.
     Она исчезла за дверью  и  оставалась  там  довольно  долго,  а  когда
вернулась, лицо ее выражало что-то похожее на разочарование.
     - Единственное место проживания миссис Мид, которое значится в  наших
актах, -  гостиница  под  названием  "Сьеста  Вилледж".  Но  это  сведения
двухмесячной давности...
     - А плату за дом вы высылаете ей именно туда?
     - Нет, я выясняла. Она  снимает  почтовый  ящик,  -  миссис  Альварес
глянула в бумажку, которую держала в руке, - номер 121.
     - В Санта-Терезе?
     - Да, на главпочтамте в Санта-Терезе.
     Я отправился в аэропорт и сдал взятую напрокат машину. Пилот самолета
фирмы разогревал двигатели. Фред и Дорис были уже  на  борту.  Они  сидели
врозь, Дорис - сразу возле кабины пилотов, а Фред - сзади. Мне показалось,
что они не  разговаривают  друг  с  другом,  возможно,  из-за  присутствия
стоящего в дверях шерифа.
     Он с явным облегчением поздоровался со мной.
     - Я боялся, что вы не успеете. А тогда мне пришлось бы самому  лететь
в Калифорнию.
     - С ним не было хлопот?
     - Нет, - он холодно глянул на Фреда, тот отвел глаза. - Но я пришел к
выводу, что нельзя верить никому в возрасте до сорока.
     - К сожалению, я в таком случае заслуживаю вашего доверия.
     - Да... вам ведь около пятидесяти, не так ли? А мне  в  прошлом  году
стукнуло шестьдесят. Я и не надеялся на это, но сейчас вот уже считаю  дни
до пенсии. Все меняется в этом мире,  да  вы  и  сами  знаете  это...  "Не
слишком быстро, - подумал я. - В этом мире попрежнему, имея деньги,  можно
купить за них информацию или молчание".

                                    25

     Грузовой самолет набирал высоту, летя по прямой уже  довольно  долго.
Слева под крылом протянулась широкая и  засушливая  мексиканская  саванна.
Справа на две тысячи метров поднималась  стена  нависавшей  над  Тьюксоном
горы. По мере нашего продвижения к северу она медленно отодвигалась назад,
словно дрейфующая пирамида.
     Фред отвернулся от меня и осматривал простирающийся под нами  пейзаж.
Девушка,  сидящая  за  кабиной  пилота,  казалась   также   задумчивой   и
отстраненной. На горизонте вырастала туманная цепочка скалистых склонов.
     Фред глянул на показавшиеся впереди горы так, словно это  были  стены
темницы, в которой он будет заточен. Потом повернулся ко мне.
     - Как вы думаете, что со мной сделают?
     - Не знаю. Это зависит от двух вещей. Найдем ли мы картину и  сможешь
ли ты все рассказать.
     - Я уже рассказал вам вчера вечером.
     - Я размышлял над твоим рассказом и не уверен, что это правда. Думаю,
ты опустил определенные существенные подробности...
     - Ну и думайте себе!
     - А я не прав?
     Он отвернулся, глядя на огромный залитый солнцем мир, спрятавший  его
на день-два. Казалось, самолет  нес  его  к  прошлому.  Перед  нами  росли
скалистые стены и самолет, завывая все громче, полз вверх, чтобы пролететь
над ними.
     - Что пробудило в тебе такой интерес к судьбе Милдред Мид? -  спросил
я.
     - Ничто. Я вообще ею не  интересовался.  Я  даже  не  знал,  кто  она
такая... мне только вчера сказал об этом мистер Лэшмэн.
     - И ты не знаешь, что Милдред несколько месяцев назад  перебралась  в
Санта-Терезу?
     Он повернулся ко мне, был небрит, а потому казался старше и  выглядел
словно бы более закрытым. Но мне казалось, что его удивление искренне.
     - Нет, конечно же! Что она там делает?
     - Предположительно ищет места, где могла бы  поселиться.  Это  старая
больная женщина.
     - Я не знал этого. Я ничего о ней не знаю.
     - Ну, а что пробудило в тебе интерес к баймееровской картине?
     - Я не могу этого  сказать!  -  он  потряс  головой.  -  Меня  всегда
интересовало  творчество  Хантри.  Влюбленность  в  картины   -   это   не
преступление!
     - Пока их не крадут, Фред.
     - Я не собирался ее красть! Я взял эту картину всего на одну ночь,  а
утром собирался вернуть ее.
     Дорис  повернулась  в  нашу  сторону,   свернулась   на   сидении   и
всматривалась в нас поверх ручки кресла.
     - Это правда, - подтвердила она. - Фред сказал мне, что берет картину
взаймы. Ведь он бы этого не делал, если бы собирался украсть ее, правда?
     "Разве что хотел украсть и тебя тоже", - подумалось мне.
     - Да, это было бы нелогично, - ответил я, - но практически все  можно
логически объяснить, когда выяснены все подробности.
     Она поглядела на меня долгим, холодным, оценивающим взглядом.
     - Вы в самом деле верите, что все можно разгадать при помощи логики?
     - Во всяком случае, в моей профессии есть такой метод.
     Она красноречиво подняла глаза к небу и улыбнулась. Впервые я  увидел
ее улыбку.
     - Вы мне разрешите минутку посидеть рядом с Фредом? - спросила она.
     Под пушистыми усами молодого человека  мелькнула  тонкая  улыбка,  он
покраснел от радости.
     - Разумеется, мисс Баймеер, - сказал я.
     Я поменялся с ней местами и сделал вид, что засыпаю.  Они  беседовали
спокойно и тихо, слишком тихо, чтобы я мог услышать их за шумом моторов. В
конце концов я и впрямь заснул.
     Когда я проснулся, мы совершали дугу над морем, направляясь в сторону
аэродрома  Санта-Терезы.  Самолет   мягко   приземлился   и   подрулил   к
аэровокзалу, помещавшемуся в здании бывшей испанской миссии.
     Джек Баймеер ждал у выхода. Когда мы вышли  из  самолета,  из-за  его
спины выбежала жена и обхватила Дорис за шею.
     - Ох, мама... - сказала явно смущенная девушка.
     - Как я рада, что с тобой ничего не случилось!
     Девушка поверх плеча матери поглядела на меня, будто узник,  глядящий
из-за стены.
     Баймеер говорил с Фредом, постепенно его голос поднялся до крика,  он
обвинял  молодого  человека  в   изнасиловании   и   еще   невесть   каких
преступлениях, орал, что добьется для него пожизненного заключения.
     Глаза Фреда наполнились слезами, он чуть  не  плакал,  закусив  губу.
Выходящие  из  аэропорта  люди  начинали  на  расстоянии  всматриваться  и
вслушиваться в эту беседу.
     Я боялся, как бы не  случилось  чего-нибудь  серьезного.  Распаленный
собственными выдумками Баймеер мог применить силу  или  довести  до  этого
перепуганного Фреда.
     Я взял Фреда под руку, прошел с ним через здание аэропорта и вышел  к
автостоянке. Прежде чем я успел увезти его,  к  нам  подъехала  патрульная
полицейская машина, из нее вышли двое полицейских и арестовали Фреда.
     Их машина еще стояла у тротуара,  когда  из  здания  вышли  Баймееры.
Баймеер, словно пародируя арест Фреда, схватил  дочь  за  локоть  и  грубо
толкнул на переднее сидение своего "Мерседеса", потом велел садиться жене.
Она отказалась, резко махнув рукой. Машина отъехала.
     Рут Баймеер одиноко стояла  у  края  проезжей  части,  парализованная
стыдом и бледная от ярости. В первую минуту мне показалось, что  она  меня
не узнает.
     - Простите, миссис, что-нибудь случилось?
     - Нет-нет... Просто муж уехал без  меня...  Как  по-вашему,  что  мне
теперь делать?
     - Это зависит от того, чего вы хотели бы.
     - Но я никогда не делаю того, чего хочу, - сказала она. - Собственно,
никто не поступает так, как хочет...
     Размышляя над тем, чего бы могла хотеть Рут Баймеер, я открыл  правую
дверцу машины.
     - Я отвезу вас домой.
     - Не хочу туда ехать! - заявила она, садясь в машину.
     Ситуация была странной. Кажется, несмотря  на  усиленное  изображение
трагедии, Баймееры вовсе не хотели возвращения дочери, не знали, как вести
себя с ней и что делать с Фредом. Что ж, я и сам  был  бессилен  разрешить
эту проблему, во всяком случае, до тех пор, пока  не  будет  найден  некий
иной мир для тех, кто не вписывается в обычную нашу жизнь.
     Я захлопнул дверцу со стороны Рут Баймеер и сел за  руль.  В  машине,
простоявшей на паркинге все это время,  было  жарко  и  душно.  Я  опустил
стекло.
     Мы стояли на унылой бесцветной площадке, втиснутой между аэродромом и
шоссе и заставленной пустыми машинами. Вдали переливалась поверхность моря
с легкими волнами.
     - Какой странный наш мир, - заявила  миссис  Баймеер  тоном  девушки,
пришедшей на первое свидание и подыскивающей тему для беседы.
     - Он всегда был таким.
     - Когда-то он казался мне иным. Не знаю, что станется с Дорис. Она  и
дома жить не может, и сама себя до ума не доведет... Понятия не имею,  что
я должна делать!
     - А что вы уже сделали?
     - Вышла замуж за Джека. Возможно, это не лучший мужчина  в  мире,  но
худо-бедно мы с ним прожили жизнь, - она говорила  так,  словно  жизнь  ее
была уже кончена. - Я  надеялась,  что  Дорис  найдет  себе  какого-нибудь
подходящего молодого человека...
     - У нее есть Фред.
     - Он не является подходящим кандидатом, - заявила она холодно.
     - Но, по меньшей мере, является ее другом...
     Она  склонила  голову,  словно  пораженная  тем,  что  кто-то   может
подружиться с ее дочерью.
     - Откуда вы знаете?
     - Я говорил с ним и видел их вместе.
     - Он просто-напросто использовал ее!
     - Мне так не кажется. И я уверен в одном:  взяв  вашу  картину,  Фред
наверняка не собирался продать ее и сделал  это  не  с  целью  наживы.  Не
исключено, что он слегка свихнулся на этой картине, но это  совсем  другое
дело. Хотел с помощью картины разгадать загадку Хантри.
     - И вы в это верите? - спросила она, внимательно вглядываясь в меня.
     - В целом верю. Возможно, он не слишком  уравновешенный  человек,  но
каждый, кто вырос в подобной семье,  имел  бы  на  это  право.  Но  он  не
является обычным преступником... да и необычным тоже.
     - Так что же случилось с картиной?
     - Он оставил ее на ночь в музее, и оттуда она была украдена.
     - Откуда вы знаете?
     - Он сам мне сказал.
     - И вы в это верите?
     - Не вполне. Я не знаю, что стало с картиной и сомневаюсь,  что  Фред
это знает. Но, по-моему, он не заслужил тюрьмы.
     Она подняла на меня глаза.
     - А его отвезли туда?
     - Да. Вы можете освободить его, если захотите.
     - Зачем мне это нужно?
     - Ну, насколько я понимаю, он - единственный  друг  вашей  дочери.  А
Дорис, как мне кажется, такая же потерянная, как и Фред, если не больше.
     Она  оглядела  стоянку  и  окрестный  плоский  пейзаж.  На  горизонте
виднелись стрельчатые башни университета на подмытом приливами мысу.
     - С чего это ей быть потерянной? - спросила она. - Мы  все  ей  дали.
Лично я в ее возрасте училась в школе секретарей, в кроме  того,  работала
на полставки, чтобы было  на  что  жить.  И  мне  это  даже  нравилось,  -
произнесла она с сожалением и удивлением. - Собственно,  это  было  лучшее
время в моей жизни...
     - У Дорис сейчас далеко не лучшее время.
     Она отодвинулась к окну и повернула голову в мою сторону.
     - Я вас не понимаю. Странный вы  детектив.  Мне  казалось,  что  люди
вашей профессии преследуют преступников и сажают их за решетку...
     - Собственно, это я и сделал.
     - Но сейчас вы хотите все переменить. Зачем?
     - Я уже объяснял вам. Фред Джонсон не преступник, несмотря на то, что
он сделал. Он друг Дорис, а ей необходимо чье-то участие.
     Миссис Баймеер отвернулась от меня, склонив  голову.  Светлые  волосы
упали, оттеняя ее стройную шею.
     - Джек меня прибьет, если я вмешаюсь...
     - Если вы говорите серьезно,  то,  возможно,  именно  Джеку  место  в
тюрьме...
     Она бросила на меня возмущенный взгляд, но постепенно  он  становился
все мягче и естественней.
     - Я знаю, что делать. Поговорим обо всем этом с моим адвокатом.
     - Как его фамилия?
     - Рой Лэкнер.
     - Он специалист по уголовному праву?
     - Он занимается всем. Какое-то время выступал защитником в суде.
     - Является ли он также адвокатом вашего мужа?
     Какое-то время она колебалась, потом глянула мне  в  глаза  и  отвела
взгляд.
     - Нет. Не является. Я обратилась к нему, чтобы узнать, на что я  могу
рассчитывать в случае развода с Джеком. Мы говорили также о Дорис.
     - Когда это было?
     - Вчера днем. Не знаю, зачем говорю все это вам...
     - Вы правильно делаете.
     - Надеюсь. Надеюсь, вы будете достаточно скромны.
     - Стараюсь...
     Мы поехали в центр, где  находилась  контора  Лэкнера,  по  дороге  я
повторил ей все, что узнал от Фреда.
     - Еще неизвестно, что из него вырастет, - таково было мое резюме.
     Это относилось также и к Дорис, но я счел лишним говорить об этом.
     Контора Лэкнера  помещалась  в  перестроенном  деревянном  особнячке,
находившемся на  границе  центра  и  квартала  трущоб.  Дверь  нам  открыл
голубоглазый молодой  человек  со  светлой  бородкой  и  прямыми  льняными
волосами до плеч. Он обаятельно улыбнулся и крепко пожал мне руку.
     Мне хотелось войти и поговорить с ним, но Рут Баймеер ясно  дала  мне
понять, что мое присутствие для нее нежелательно. Она держалась солидно  и
холодно, и мне пришло в голову, нет ли между нею и молодым человеком более
близкой связи.
     Я сообщил ей название моей гостиницы и поехал в  сторону  набережной,
чтобы вручить Паоле пятьдесят долларов, переданных ее матерью.

                                    26

     Гостиница "Монте Кристо" помещалась в четырехэтажном каменном здании,
некогда бывшем чьим-то особняком. В сторонке висело объявление  о  "скидке
для гостей, приезжающих на уик-энд". Несколько именно таких гостей как раз
пили в холле пиво и бросали монетку, чтобы определить, кто будет  за  него
платить.  Администратор  оказался  крошечным  человечком  с  искусственной
улыбкой и внимательным взглядом, ставшим еще внимательнее при  виде  меня.
Видимо, он принял меня за полицейского.
     Я не стал развеивать его тревог, ибо и сам не всегда был уверен,  что
это не так. На вопрос о Паоле Граймс он глянул на меня, словно не понимая,
о чем идет речь.
     - Такая смуглая  девушка,  с  длинными  черными  волосами  и  хорошей
фигурой...
     - А-а, ну конечно! Номер 312, -  он  посмотрел  на  щит,  где  висели
ключи, - ее нет в номере.
     Я не стал спрашивать у него, когда можно ожидать ее  возвращения,  он
наверняка этого не знал. Пятьдесят долларов задержались в моем кошельке, а
я лишь запомнил номер ее комнаты. Прежде чем выйти из здания, я заглянул в
бар. Помещение явно помнило лучшие времена. Все  ожидающие  здесь  кого-то
девушки были блондинками. На расположенном рядом с гостиницей  пляже  было
много женщин с длинными черными волосами, но Паолы я среди них не нашел.
     Я доехал до здания редакции и поставил машину у тротуара,  где  можно
было стоять минут пятнадцать. Бетти сидела в отделе  новостей  за  пишущей
машинкой, медленно перебирая пальцами  клавиши.  Под  глазами  ее  залегли
голубоватые круги, губы были ненакрашены. Она казалась унылой, и мой  вид,
судя по всему, не улучшил ее настроения.
     - Что случилось, Бетти?
     - Я ни на шаг не продвинулась в деле этой  Милдред  Мид.  Практически
ничего не могу о ней узнать.
     - Ну, так повидайся с ней.
     У нее сделалось такое лицо, будто я собирался ее ударить.
     - Дурацкая шутка!
     -  Я  вовсе  не  шучу.  У  Милдред  Мид  есть  абонентский  ящик   на
главпочтамте в Санта-Терезе, номер 121. Если же ты не сможешь добраться до
нее этим путем, то наверняка найдешь ее в одном из местных учреждений  для
стариков и больных.
     - Она больна?
     - Больна и стара.
     Взгляд и выражение лица Бетти стали значительно приветливей.
     - Господи, да что же она делает тут, в Санта-Терезе?
     - Спроси об этом у нее. А если она что-нибудь  скажет,  то  перескажи
мне.
     - Но я же не знаю, в каком учреждении она находится.
     - Позвони во все по очереди.
     - А почему ты не сделаешь этого сам?
     - Я должен поговорить с  капитаном  Маккендриком.  Кроме  того,  тебе
легче устроить это по телефону, ты знаешь людей в этом городе, а они знают
тебя. Если найдешь ее, не говори ничего, что могло бы  ее  перепугать.  На
твоем месте я бы не упоминал, что ты журналист.
     - А что же я должна говорить?
     - Как можно меньше. Я попозже свяжусь с тобой.
     Я пересек центр города, направляясь к полицейскому участку. Это  было
прямоугольное бетонное здание, стоящее,  будто  темный  саркофаг,  посреди
заасфальтированной площадки. Мне удалось убедить привратницу в форме и при
оружии, чтобы она проводила  меня  в  темноватый  кабинет  Маккендрика.  В
комнате стоял большой конторский шкаф, письменный стол и три кресла,  одно
из которых занимал сам хозяин кабинета.  Единственное  окно  было  забрано
решеткой.
     Маккендрик всматривался в  лежащий  перед  ним  машинописный  лист  и
голову поднял не сразу. Мне подумалось, а не старается ли он показать мне,
что находится выше меня на общественной лестнице, именно потому,  что  его
не удовлетворяет собственное положение. Наконец, он поднял  на  меня  свои
лишенные выражения глаза.
     - Мистер Арчер? Мне казалось, вы уже покинули наш город.
     - Я ездил в Аризону за дочкой Баймееров. Ее отец велел подбросить нас
одним из грузовых самолетов фирмы.
     Мое сообщение произвело на Маккендрика впечатление, даже  слегка  его
изумило, чего я и добивался. Он потер ладонью свою мясистую  щеку,  словно
желая удостовериться, что она находится на своем месте.
     - Да, разумеется, - произнес он, - вы работаете на Баймееров, так?
     - Так.
     - Их интересует убийство Граймса?
     - Граймс продал им тот портрет. Существуют сомнения,  фальшивка  это,
или внезапно найденная неизвестная картина Хантри.
     - Если с  этим  имел  что-то  общее  Граймс,  вряд  ли  картина  была
подлинной. Речь идет об украденной картине?
     - Собственно, она не была украдена, - заявил я, - во  всяком  случае,
не в первый раз. Ее взял Фред Джонсон, чтобы провести в музее определенные
исследования картины. Кто-то украл ее оттуда.
     - Это версия Джонсона?
     - Да, и я ему верю, - однако, когда я повторял  эту  версию,  она  не
показалась мне чересчур убедительной.
     - А я нет. И Баймеер тоже. Я только что говорил с ним по телефону,  -
Маккендрик холодно и  удовлетворенно  улыбнулся,  словно  победив  меня  в
бесконечной игре, называемой борьбой за сферы влияния, под знаком  которой
проходила его жизнь. - Если вы намерены и дальше работать на  Баймеера,  я
бы вам советовал согласовывать с ним все эти мелкие подробности.
     - Это не единственный мой источник  информации.  Я  долго  говорил  с
Фредом Джонсоном, и он не показался мне преступником.
     - Таковым является почти каждый, - заявил  Маккендрик,  -  необходимы
только соответствующие условия. У Фреда Джонсона они  были.  Возможно,  он
действовал даже в сговоре с Граймсом. Неплохая штука -  продать  Баймеерам
фальшивку Хантри, а потом украсть ее, прежде чем дело вышло на свет Божий!
     - Я думал о такой возможности, но сомневаюсь,  что  все  было  именно
так. Фред Джонсон был не в состоянии  ни  запланировать  такую  акцию,  ни
реализовать ее, а Пол Граймс мертв.
     Маккендрик наклонился чуть вперед,  упершись  локтями  в  поверхность
стола, и, обхватив левой ладонью правую, положил на них подбородок.
     - В этом могли быть замешаны другие лица. Почти наверняка так  оно  и
было. А возможно, мы имеем  дело  с  группой  преступников  и  спекулянтов
картинами,  состоящей  из  гомосексуалистов  и  наркоманов?  Мы  живем   в
сумасшедшем мире!
     Он растопырил ладони и замахал пальцами перед лицом, словно тем самым
иллюстрируя дикость этого мира.
     - Вы знали, что Граймс был педиком?
     - Да. Сегодня утром мне сказала об этом его жена.
     Глаза Маккендрика широко раскрылись.
     - Так у него была жена?
     - Была. Я знаю от нее, что они давно  уже  были  в  разводе,  но  она
держит в Копер-Сити магазинчик с  художественными  товарами  под  фамилией
мужа.
     Маккендрик что-то записал карандашом в желтом блокноте.
     - А Фред Джонсон тоже педик?
     - Вряд ли. У него есть девушка.
     - Но вы только что сказали мне, что у Граймса была жена...
     - Действительно, у Фреда могут быть бисексуальные наклонности. Хотя я
провел с ним довольно много времени и не заметил ничего подобного. Но даже
если и так, это еще не значит, что он преступник.
     - Он украл картину.
     - Он взял ее с ведома и согласия дочери владельца. Фред -  начинающий
искусствовед. Он хотел установить возраст и подлинность картины.
     - Это он теперь так говорит.
     - Я верю ему. И в самом деле уверен, что в тюрьме ему не место.
     Руки Маккендрика снова сомкнулись, будто части какого-то механизма.
     - Фред Джонсон платит вам за эту уверенность?
     - Баймеер платит мне, чтобы я нашел его картину. Фред утверждает, что
у него ее нет. Возможно, настало время поискать  ее  где-нибудь  в  другом
месте? Собственно, этим я и занимался, более или менее сознательно.
     Маккендрик ждал. Я поделился с ним своими сведениями о жизни  Граймса
в Аризоне и о его связях с Ричардом Хантри. Также я рассказал ему о смерти
Вильяма, внебрачного сына Милдред  Мид,  и  о  поспешном  отъезде  Ричарда
Хантри из Аризоны летом 1943 года.
     Маккендрик  взял  карандаш  и  принялся  рисовать  на  желтой  бумаге
связанные между собой квадраты, складывавшиеся в неровную шахматную доску,
поля которой могли символизировать округи, города или усилия его мысли.
     - Я никогда ничего об этом не слыхал, - признался он в конце  концов.
- Вы уверены в достоверности этой информации?
     -  Большую  часть  сведений  я  получил   от   шерифа,   проводившего
расследование  убийства  Вильяма  Мида.  Вы   можете   получить   у   него
подтверждение.
     - Так я и сделаю. Когда Хантри приехал в Санта-Терезу  и  купил  этот
дом над океаном, я служил в армии. Демобилизовавшись, я с 1945 года  начал
работать в полиции и был одним из немногих людей, знавших его лично, -  из
слов Маккендрика я понял,  что  жизнь  этого  города  он  отождествляет  с
собственной жизнью. - Много  лет,  до  получения  сержантского  звания,  я
патрулировал тот самый  участок  пляжа,  так  и  познакомился  с  мистером
Хантри. Он был тронутым по части безопасности, все  время  жаловался,  что
вокруг его дома крутятся какие-то люди. Вы же знаете,  как  пляж  и  океан
всегда притягивают приезжих...
     - Он был нервным человеком?
     - Пожалуй, можно так сказать. Во  всяком  случае,  был  нелюдимым.  Я
никогда не слыхал, чтобы он устроил прием или хотя  бы  пригласил  к  себе
друзей. Да и друзей у него, насколько я знаю, не было. Сидел дома с  женой
и типом по имени Рико, который был у них поваром. И работал. Я слышал, что
он все время работал. Иногда работал целыми ночами,  и  когда  я  проезжал
мимо их дома рано утром, там еще горели огни, - Маккендрик поднял на  меня
глаза, всматривавшиеся в прошлое и полные размышлений о  настоящем.  -  Вы
совершенно уверены, что он был педиком? Я никогда не видел,  чтобы  кто-то
из них любил тяжелый труд.
     Я не стал вспоминать о Леонардо да Винчи, чтобы не усложнять дела.
     - Практически уверен. Вы можете спросить кого-нибудь другого.
     Маккендрик внезапно покачал головой.
     - В этом городе я не могу этого  сделать!  Санта-Тереза  обязана  ему
своей известностью - он исчез двадцать пять  лет  назад,  но  до  сих  пор
является одним из наших почетных жителей.  Так  что  думайте  о  том,  что
говорите о нем, мистер.
     - Это угроза?
     - Это предостережение. И вы  должны  быть  мне  за  него  благодарны.
Миссис Хантри может подать на вас в суд и не думайте, что  она  не  станет
этого делать. Она держит в руках редакцию газеты настолько, что  они  дают
ей  прочесть  все  статьи  о  муже,  прежде  чем  те  появятся  в  печати.
Естественно, проблема его исчезновения должна  трактоваться  исключительно
деликатно.
     - А как вы думаете, капитан, что с ним случилось? Я вам  сказал  все,
что знаю...
     - И я ценю это. Если, как вы говорите, он был педиком, то у меня есть
ответ. Жил с женой семь лет, и больше не мог этого выносить. Я  заметил  у
людей такого сорта одну общую черту: их жизнь делится на  фазы...  они  не
выдерживают долгой дистанции,  ведь  движутся  более  трудным  путем,  чем
большинство из нас.
     Маккендрику удалось поразить меня - в его гранитной  структуре  было,
однако, зерно терпимости.
     - Это официальная теория, капитан? Будто Хантри ушел  просто-напросто
по собственной воле? Это не было убийство? Самоубийство? Шантаж?
     Он глубоко втянул воздух носом и с тихим свистом выпустил  его  через
губы.
     - Я даже говорить вам не стану, сколько раз я уже слышал этот вопрос.
Я уже даже полюбил его, - добавил он с иронией. - И всегда отвечаю на него
одинаково. Мы ни разу не натыкались ни на одно  доказательство  того,  что
Хантри был убит или изгнан. В свете известных нам фактов  получается,  что
он ушел, потому что желал начать новую жизнь. А то, что вы мне  сказали  о
его сексуальных наклонностях, только подтверждает данную гипотезу.
     -  Я  думаю,  это  его  прощальное  письмо   было   должным   образом
исследовано?
     - Самым что ни на есть подробным образом. Письмо, отпечатки  пальцев,
бумага -  все.  Хантри  писал  его,  он  оставил  на  нем  отпечатки,  ему
принадлежала бумага. И ничто не указывало на  то,  что  он  писал  его  по
принуждению. В течение двадцати пяти лет,  прошедших  с  тех  пор,  мы  не
натыкались ни на какие новые улики. Я с самого начала очень  интересовался
этим делом, потому что был знаком с Хантри, и вы можете не сомневаться  ни
в чем из того, что я вам сказал. По какой-то причине ему все  надоело,  он
не пожелал жить в Санта-Терезе и убрался.
     - Не исключено, что он появился вновь, капитан. Фред Джонсон  уверен,
что украденная картина была написана Хантри и притом недавно.
     Маккендрик раздраженно махнул левой рукой.
     - Уверенности Фреда Джонсона для меня слишком мало. И я не верю в эту
его сказочку, что картину украли из музея. Думаю, он где-то ее  припрятал.
Если это и в самом деле Хантри, она стоит немалых денег. Вы знаете о  том,
что семья Фреда Джонсона живет в нищете? Его отец - безнадежный пьяница  и
уже много лет не работает, мать потеряла место в клинике,  потому  что  ее
подозревали в краже наркотиков. Да и в конце концов, Фред Джонсон отвечает
за пропажу этой картины независимо от того,  потерял  он  ее,  продал  или
подарил кому-то.
     - О его ответственности может судить только суд.
     - Не начинайте говорить со мной таким тоном, мистер Арчер. Вы юрист?
     - Нет.
     - Ну, так перестаньте играть в адвоката. Фред находится там, где  ему
и место, а вы встали на ложный  путь.  А  у  меня  свидание  с  помощником
коронера.
     Я поблагодарил его за  терпение  без  тени  иронии.  Он  сообщил  мне
многое, о чем мне необходимо было знать.
     Выходя из здания полицейского управления, я повстречал в дверях моего
друга Пурвиса.  Юный  помощник  коронера  выглядел  как  солидный,  полный
собственного  достоинства  благодетель  человечества,   позирующий   перед
фоторепортерами. Минуя меня, он даже не замедлил шага.
     Я подождал поблизости от его служебной машины. Полицейские автомобили
подъезжали  и  отъезжали.  Стайка  грачей  промелькнула  по  небу,  словно
кричащая туча, убегая от первого предвечернего  сумрака.  Я  тревожился  о
судьбе сидящего в камере Фреда и жалел, что мне не удалось его вызволить.
     Наконец, Пурвис вышел из здания управления, теперь он шел  медленней,
как уверенный в себе человек.
     - Что слышно? - спросил я.
     - Помнишь того несчастного, что я тебе показал в морге вчера вечером?
     - Разумеется, художник по имени Джейкоб Витмор.
     Пурвис подтвердил кивком головы.
     - Оказалось, что он не утонул  в  океане.  Сегодня  днем  мы  провели
весьма подробное вскрытие его тела. Витмор утонул в пресной воде.
     - Это значит, что он был убит?

                                    27

     Я поехал в Сикамор-Пойнт и постучал в дверь домика Джейкоба  Витмора.
Открыла его девушка. Солнце, низко висящее  над  горизонтом,  окрасило  ее
лицо розовым, вынуждая прищурить  глаза.  Меня  она,  видимо,  не  узнала.
Пришлось ей напомнить:
     - Я был  тут  позавчера  вечером  и  купил  у  вас  несколько  картин
Джейка...
     Она прикрыла глаза козырьком ладони и внимательней  присмотрелась  ко
мне.  Выглядела  бледной  и  усталой,  дуновения   предвечернего   ветерка
развевали ее светлые непричесанные волосы.
     - Вам понравились эти картины?
     - В общем, да.
     - Если вы хотите купить еще несколько,  мистер,  то  я  могу  их  вам
продать...
     - Поговорим.
     Она впустила меня  в  переднюю  комнату.  Здесь  в  общем  ничего  не
изменилось, только прибавилось беспорядка. Кто-то  перевернул  кресло,  на
полу стояли бутылки, стол был залит вином.
     Девушка уселась на стол, я поднял упавшее кресло и  устроился  в  нем
лицом к ней.
     - Сегодня днем вы не получали никаких известий от коронера?
     Она покачала головой.
     - Никто ко мне не приходил, во  всяком  случае,  я  этого  не  помню.
Простите мне беспорядок, вчера вечером я немного перепила и, должно  быть,
ошалела. Я подумала... как это чертовски несправедливо, что Джейк вот  так
утонул! - она на секунду замолкла, но потом заговорила снова. - Вчера  они
захотели, чтобы я дала согласие на вскрытие тела.
     - Сегодня они его произвели. Джейк утонул в пресной воде.
     Она снова покачала своей светлой головкой.
     - Да нет же, он утонул в океане!
     - Его тело нашли в океане, но утонул он в  пресной  воде.  Вы  можете
получить подтверждение у коронера.
     Она уставилась на меня мутным взглядом полуприкрытых глаз.
     - Не понимаю... Это что, значит, он утонул в речке, и его тело  смыло
в море?
     - Маловероятно. Летом реки мелеют. Скорей всего, его утопили в  ванне
или бассейне, а тот, кто это сделал, кто бы  он  ни  был,  бросил  тело  в
океан.
     - Я не верю! - она оглядела комнату, будто убийца  мог  прятаться  за
мебелью. - Кто мог это сделать?!
     - Это вы должны знать, миссис Витмор.
     Она потрясла головой.
     - Мы не были женаты. Меня зовут Джесси  Гейбл,  -  звук  собственного
имени вызвал у нее слезы, она зажмурилась, и крупные капли потекли  по  ее
щекам. - Вы хотите сказать, что Джейка убили?!
     - Да.
     - Я не понимаю... Он никогда не обидел ни одно живое  существо...  За
исключением меня. Но я прощала ему...
     - Жертвы убийства редко заслуживают такой судьбы.
     - Но у него не было ничего, что можно было украсть!
     - А может, было? Разве Пол Граймс не купил несколько его картин?
     Она кивнула.
     - Действительно, купил. Но на самом деле ему не нужны были картины. Я
была здесь, в комнате, когда они говорили. Граймс хотел  получить  у  него
определенную информацию и купил картины, чтобы Джейк продолжал говорить.
     - О чем?
     - О том портрете, который Джейк  ему  продал  за  день  до  того,  на
пляжной распродаже.
     - И Джейк сказал ему то, чего он хотел?
     - Не знаю... Они вышли из дома, чтобы поговорить. Не хотели, чтобы  я
слышала их разговор.
     Я достал фотографию украденной у Баймееров картины  и  показал  ей  в
свете, падающем от окна.
     - Не эту ли картину Джейк продал Граймсу?
     Она взяла карточку в руки и кивнула.
     - Да, пожалуй, эту. Это действительно хорошая картина, и  Джейк  взял
за нее много денег. Он не сказал мне, сколько, но, должно быть,  несколько
сотен.
     - А Граймс продал ее наверняка за несколько тысяч.
     - Правда?
     - Я не шучу, Джесси. Люди,  купившие  у  Граймса  картину,  позволили
украсть ее у себя. И наняли меня, чтобы я ее нашел.
     Она выпрямилась, заложив ногу за ногу.
     - Надеюсь, вы не думаете, что это я ее украла?
     - Нет. Я думаю, вы никогда в жизни не брали чужого.
     - Не брала, - серьезно произнесла она. -  Никогда.  Я  украла  только
Джейка у его жены.
     - Это не преступление.
     - Не знаю... На меня свалилось такая кара, словно я убила кого. Вот и
Джейк был наказан...
     - Все мы умрем, Джесси...
     - Надеюсь, со мной это произойдет скоро.
     - Но прежде, чем это произойдет, - сказал я после минутного молчания,
- мне хотелось бы, чтобы вы сделали кое-что для Джейка.
     - Что я могу сделать для него? Он мертв...
     - Вы можете  помочь  мне  найти  его  убийцу  или  убийц,  -  я  взял
фотографию из ее безвольных рук. - Думаю, это было причиной убийства.
     - Но почему?!
     - Потому что  он  знал  или  догадывался,  кто  автор  этой  картины.
Поймите, мисс, я продвигаюсь вслепую. Я не уверен, что так и было на самом
деле. Но, видимо, я не так уж неправ. Вокруг этой картины уже двое  убитых
- Джейк и Пол Граймс.
     Говоря это, я вспомнил, что убит был еще  и  третий  человек:  Вильям
Мид, тело которого было найдено летом 1943 года в аризонской пустыне и чья
мать  позировала  для  этой  картины.  Сопоставив  эти  факты,   я   вдруг
почувствовал внутренний толчок, напоминающий  первую  дрожь  земной  коры,
предвещающую землетрясение. Дыхание мое прервалось, в висках застучало.
     Я наклонился над грязным столом.
     - Джесси, вы не знаете, где Джейк взял эту картину?
     - Он ее купил.
     - И сколько заплатил?
     - Как минимум, пятьдесят долларов... думаю, даже больше. Он не  хотел
мне говорить, сколько. Забрал пятьдесят долларов,  которые  я  берегла  на
черный день, ну, вдруг нам нечего будет есть... Я  ему  говорила,  что  он
ненормальный, если намерен платить наличными, надо было взять  картину  на
комиссию. Но он заявил, что это шанс  много  заработать,  и,  в  общем-то,
оказался прав...
     - Вы когда-нибудь вдели человека, у которого он купил картину?
     - Нет, но это была женщина, Джейк сам проболтался.
     - Какого она могла быть возраста?
     Она развела руки, как человек, проверяющий нет ли дождя.
     - Джейк мне этого точно не сказал. То есть, он сказал, что  это  была
пожилая женщина, но это ничего не значит. Ей могло быть и семнадцать  лет,
он все равно сказал  бы,  что  она  старуха.  Он  знал,  что  я  ревную  к
молоденьким девочкам, и у меня для этого были поводы.
     Глаза ее наполнялись слезами. Я не мог понять, были  они  проявлением
грусти или злости. Казалось, ее  внутренняя  жизнь  металась  между  этими
двумя чувствами. Впрочем, моя тоже. Я уже устал от разговоров  со  вдовами
убитых, но должен был задать еще несколько вопросов.
     - Эта женщина принесла картину к вам домой?
     - Нет. Я же говорила, что вообще ее не  видела.  Она  принесла  ее  в
субботу на пляж.  Джейк  несколько  последних  лет  зарабатывал  тем,  что
покупал на стороне и продавал во время субботних ярмарок картины. Там он и
эту купил.
     - Когда это было?
     Она надолго задумалась над  ответом,  словно  всматриваясь  в  быстро
бегущие дни, ничем не отличающиеся один от другого: солнце и небо, вино  и
марихуана, грусть и нищета...
     - Наверное, месяца два назад. Во всяком случае,  тогда  он  забрал  у
меня эти пятьдесят долларов. Когда продал картину Полу Граймсу, он мне  их
не вернул... Держал все деньги при себе, не хотел, чтобы я знала,  сколько
он получил. Но мы на это жили до  сих  пор,  -  она  оглядела  комнату,  -
насколько можно назвать это жизнью...
     Я вынул из бумажника двадцатку и положил ее на стол. Она  внимательно
посмотрела сначала на деньги, потом на меня.
     - За что вы даете мне это, мистер?
     - За информацию.
     - С меня вам был небольшой толк. Джейк держал  эти  сделки  в  тайне.
Наверное, ему казалось, что он напал на золотую жилу...
     - Думаю, он и впрямь на нее напал, во всяком случае,  старался  найти
ее. Вы не могли бы узнать для меня еще кое-что?
     - Что вы хотите знать?
     - Откуда взялась эта картина? - я еще раз показал ей портрет  Милдред
Мид. - У кого Джейк ее купил? И все, что вам удастся узнать.
     - Я могу взять эту фотографию?
     - Нет, у меня только один снимок. Вы должны будете описать ее.
     - Кому?
     - Торговцам на субботней распродаже. Вы же с ними знакомы?
     - С большинством из них.
     - О'кей. Если вы  получите  какую-нибудь  интересную  информацию,  вы
получите еще двадцать. А за имя и адрес женщины, продавшей Джейку картину,
я готов заплатить сотню.
     - Да, сто долларов мне пригодились бы... - однако по ее лицу я понял,
что она до конца своих дней не надеется увидеть такую сумму. - Не  было  у
нас с Джейком счастья. С тех самых пор, как мы  вместе,  его  преследовали
неудачи, - тон ее стал колючим. - Жаль, что я не умерла вместо него.
     - Не говорите так, мисс, все мы умираем слишком рано...
     - Для меня уже слишком поздно.
     - Подождите еще немного, прошу вас. Ваша жизнь начнется снова, вы еще
молоды, Джесси.
     - Мне кажется, я стара как мир.
     Солнце за окном уже  село.  Его  последние  отблески  разливались  по
морской поверхности, будто внезапный пожар, охвативший водную гладь.

                                    28

     Когда я вернулся в центр, алое небо уже потемнело. В ярко  освещенных
магазинах почти не  было  покупателей.  Я  оставил  машину  неподалеку  от
редакции, поднялся по лестнице и направился в отдел информации. В  комнате
никого не было.
     - Не могу ли я вам чем-то помочь, мистер? - раздался за  моей  спиной
горловой голос проходившей мимо женщины.
     - Надеюсь, да. Я ищу Бетти.
     Это  оказалась  маленькая  седая  дама  с  толстыми  стеклами  очков,
ненатурально  увеличивающими  ее   глаза.   Она   смотрела   на   меня   с
доброжелательным интересом.
     - Вы мистер Арчер?
     Я подтвердил.
     Дама сообщила мне, что ее зовут Фэй Брайтон и она ведет  редакционную
картотеку.
     - Бетти Джо просила меня передать вам, что она вернется самое позднее
в половине восьмого, - она глянула на маленькие  золотые  часики,  поднеся
руку к самым глазам, - это уже сейчас. Вам не придется долго ждать.
     Миссис Брайтон вернулась к своему шкафу с  картотечными  ящичками.  Я
подождал с полчаса, вслушиваясь в  вечерние  звуки  пустеющего  города,  а
потом постучал в дверь ее кабинета.
     - Наверное, Бетти махнула на меня рукой и пошла домой. Вы не  знаете,
где она живет?
     - Честно говоря, нет. После развода она сменила место жительства,  но
я охотно посмотрю.
     Она открыла список работников и записала для меня на бумажке адрес  и
телефон Бетти: "Пансион "Морской бриз", квартира 8, телефон  967-9159",  а
потом  достала  из-под  стола  телефонный  аппарат.  Прослушав  двенадцать
длинных гудков, я положил трубку.
     - Она не говорила вам, куда собирается?
     - Нет, но она несколько  раз  говорила  по  телефону,  несколько  раз
отсюда, так что я невольно слышала.  Бетти  звонила  в  различные  здешние
учреждения для стариков и инвалидов, пытаясь найти какую-то  родственницу.
Во всяком случае, она так говорила...
     - Она называла ее фамилию?
     - Кажется, Милдред Мид... Да, именно  так!  Кажется,  она  ее  нашла.
Спешно выбежала с таким странным  выражением  глаз...  понимаете?  Молодая
самолюбивая  журналистка,  напавшая  на  след  сенсации!  -  она   глубоко
вздохнула. - Я сама была такой...
     - Она говорила вам, куда направляется?
     - Бетти Джо? - миссис Брайтон удовлетворенно засмеялась. - Когда  она
ищет материал для статьи, она ближайшему другу не скажет, который час! Она
поздно начала и теперь совсем свихнулась на  своей  профессии!  Но  вы  же
должны знать все это, если вы ее друг...
     Незаданный вопрос повис в воздухе между нами.
     - Да, - сказал я, - я ее друг. Давно она ушла?
     - Часа два назад, а может и больше, - она глянула на часы.  -  Думаю,
около половины шестого.
     - Она уехала на машине?
     - Понятия не имею. И она не сказала ничего, что могло бы  помочь  мне
догадаться, куда она едет.
     - Где она обычно ужинает?
     - По-разному. Иногда я ее вижу в "Чайном домике", это  такой  славный
ресторанчик чуть дальше  по  этой  же  улице,  -  она  указала  пальцем  в
направлении моря.
     - Не будете ли вы так любезны передать ей кое-что, если она  вернется
в редакцию?
     - Охотно сделала бы это, но мне  тоже  нужно  уходить.  Я  весь  день
ничего не ела и, честно говоря, ждала только вас, чтобы передать  вам  то,
что просила Бетти. Вы можете написать записку и оставить у нее на столе.
     Она положила на стол небольшой лист чистой бумаги и подвинула его  ко
мне. Я написал на нем:  "Жаль,  что  не  застал  Тебя.  В  течение  вечера
постараюсь появиться еще раз. Потом буду в гостинице".
     Подписался "Лью", потом, после минутного  сомнения,  добавил  вначале
словно "Любимая", сложил листок и вручил его миссис Брайтон.  Она  отнесла
мою  записку  в  отдел  информации,  а   вернувшись,   бросила   на   меня
взволнованный взгляд, заставивший меня призадуматься, уж не  прочитала  ли
она написанное. Я ощутил внезапное искушение попросить вернуть мне записку
и вычеркнуть дописанное слово. Пожалуй, уже несколько лет я не  произносил
его и не писал ни одной женщине. Но сейчас это слово присутствовало в моих
мыслях, вызывая боль... или надежду.
     Пешком я дошел до красной неоновой вывески "Чайного домика" и толкнул
находящуюся под ней дверь. Было уже почти восемь часов,  то  есть  слишком
поздно для завсегдатаев такого типа кофеен,  и  помещение  казалось  почти
пустым. В углу находилась небольшая стойка, в полупустом зале за столиками
сидело несколько пожилых людей.
     Я вспомнил, что с утра ничего не ел, а потому  заказал  себе  воловью
печень с овощами и уселся за столик, откуда мог обозревать весь  зал.  Мне
подумалось, что я оказался вдруг в ином мире, где любовные войны давно уже
закончились, а я  -  всего  лишь  один  из  немногих  оставшихся  в  живых
стареющих ветеранов.
     Эта мысль не слишком восхитила меня. Появление миссис  Брайтон  также
не  поправило  моего  настроения,  однако,  когда  она  появилась  в  зале
ресторана, я встал и пригласил ее к своему столику.
     - О, благодарю вас! Терпеть не могу  есть  в  одиночестве!  Я  и  так
провожу в одиночестве множество времени с тех пор как умер мой муж, -  она
неуверенно улыбнулась мне, словно прося прощения за то,  что  вспомнила  о
своей утрате. - Вы тоже одиноки?
     - К сожалению. Я уже довольно давно в разводе с женой.
     - Жаль...
     - Мне тоже так казалось, но у нее было иное мнение.
     Миссис Брайтон сосредоточила внимание на  макаронах  с  сыром,  потом
добавила в чай молоко и сахар, размешала их и поднесла чашку к губам.
     - Вы давно знаете Бетти?
     -  Мы  познакомились  позавчера  вечером  на  каком-то  приеме.   Она
оказалась там в качестве журналистки.
     - Да-да, она должна была писать об этом...  Но  если  вы  говорите  о
приеме у миссис Хантри, то она нам не предоставила ни слова, пригодного  в
печать. Напала на след какого-то убийства и уже два дня  только  о  том  и
думает. Вы знаете, она очень самолюбивая девушка!
     Миссис Брайтон внимательно поглядела  на  меня  из-за  своих  стекол,
делавших ее глаза больше и загадочнее. Я не знал, хочет  она  предостеречь
меня или просто ищет тему для разговора с незнакомым человеком.
     - Вы как-то связаны со следствием по делу об этом убийстве?
     - Да. Я частный детектив.
     - Скажите мне, на кого вы работаете, если можно?
     - Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос, миссис.
     - Мне вы можете сказать, - она глянула на  меня  понимающе  с  легкой
улыбкой. - Я уже не репортер, и оставлю это при себе.
     - На Джека Баймеера.
     Она подняла подкрашенные брови.
     - Такая крупная акула замешана в деле об убийстве?
     - Непосредственно нет. Он купил картину, которую впоследствии украли,
и нанял меня, чтобы я ее нашел.
     - И вам это удалось?
     - Нет. Но я стараюсь. Уже третий день.
     - Но вперед не продвигаетесь?
     - Немного  продвинулся.  Дело  набирает  скорость.  Убит  уже  второй
человек - Джейкоб Витмор.
     Миссис Брайтон внезапно наклонилась ко мне, задев  локтем  чашку,  из
которой пролились на скатерть остатки чая.
     - Но ведь Джейк три дня назад случайно утонул в океане!
     - Его утопили в пресной воде, - сказал я, - а тело  потом  бросили  в
море.
     - Это ужасно! Я  знала  Джейка  еще  школьником,  он  работал  у  нас
курьером и был одним из самых милых людей, которых я встречала.
     - Именно добрые люди часто бывают жертвами убийств...
     Сказав это, я подумал о Бетти. Перед моими глазами встало ее  лицо  и
нежное крепкое тело. В груди стало  тесно  и  горячо,  я  глубоко  вдохнул
воздух и тихо вздохнул, выпуская его.
     - Что случилось? - спросила миссис Брайтон.
     - Не люблю сталкиваться со смертью.
     - В таком случае вы странно выбрали профессию.
     - Я  знаю.  Но  временами  мне  удается  предотвратить  убийство.  "А
временами я провоцирую совершение такового", - я  старался  не  допустить,
чтобы эта мысль связалась с мыслью о Бетти, но они тянулись друг к  другу,
будто намагниченные.
     - Съешьте овощи, мистер, - произнесла миссис Брайтон, - больше  всего
человеку необходимы витамины. Вы тревожитесь о Бетти Джо,  не  так  ли?  -
продолжала она своим серьезным тоном.
     - Да, это так.
     - Я тоже. С того самого момента, как вы сказали мне, что Джейк Витмор
был убит. Человек, которого я  знала  полжизни...  словно  молния  ударила
возле самого дома. А если что-то случилось с Бетти... -  она  смолкла,  но
потом продолжила, чуть понизив голос. - Я очень люблю эту девочку, и  если
с ней что-нибудь случилось, я на все готова!
     - Как вы думаете, что могло случиться?
     Она оглядела зал, словно ища какого-нибудь провидца или  пророка.  Но
вокруг не было никого, кроме нескольких поглощенных едой старичков.
     - Бетти страшно интересуется делом  Хантри,  -  вздохнула  она.  -  В
последнее время она немного о нем говорила, но мне знакомы  эти  симптомы.
Сама пережила это лет двадцать назад. Хотела  выследить  Хантри,  привести
его, живого и невредимого,  домой  -  и  стать  королевой  репортеров!  По
чьему-то совету я даже раздобыла денег, чтобы  поехать  на  Таити.  Вы  же
знаете, мистер, что Хантри всегда был под большим влиянием Гогена.  Но  на
Таити я его не нашла. Да и Гогена тоже.
     - Значит, вы думаете, что Хантри жив?
     - Тогда я думала именно  так.  Сейчас  не  знаю.  Забавно,  как  наши
взгляды меняются с возрастом! Вам уже столько лет, что вы должны  понимать
меня, сэр. Когда я была молода, то воображала, что Хантри  поступил  таким
же образом, каким поступила бы я, во всяком случае, как  мне  хотелось  бы
поступить. Плюнул на  этот  паршивый  городишко  и  уехал  куда  подальше!
Понимаете, когда он провалился сквозь землю, ему  было  тридцать.  У  него
была впереди масса времени... для того, чтобы начать новую жизнь.  Сейчас,
когда собственная моя жизнь уже движется к концу, я не так уверена в этом.
Возможно, он был убит еще тогда, тридцать лет назад...
     - У кого были поводы убить его?
     - Не знаю... Возможно, у его жены. У жен частенько бывают мотивы.  Не
стоит ссылаться на мое мнение, мистер, но мне кажется, что она способна на
это.
     - Вы с ней знакомы?
     - Достаточно  хорошо,  во  всяком  случае,  была  знакома  достаточно
хорошо. Она весьма заботится о рекламе. С тех пор,  как  я  не  пишу,  она
потеряла ко мне интерес.
     - А с ее мужем вы были знакомы?
     - С ним нет. Понимаете, он был нелюдим, жил в этом  городе  семь  или
восемь лет, но людей, с которыми он был знaком  настолько,  чтобы  с  ними
разговаривать, можно пересчитать по пальцам одной руки.
     - Вы не могли бы назвать кого-нибудь из них?
     - Мне приходит в голову только один  человек  -  Джейкоб  Витмор.  Он
приносил им газеты. Я думаю, именно знакомство с Хантри  привело  к  тому,
что он занялся рисованием.
     - Интересно, не оно ли послужило и причиной его смерти?
     Миссис Брайтон сняла очки  и  протерла  стекла  кружевным  платочком.
Потом надела их и внимательно посмотрела на меня.
     - Я не слишком вас понимаю, сэр... Не могли бы вы объяснить мне,  что
вы имеете в виду? У меня был длинный и нелегкий рабочий день...
     - Я чувствую, что Хантри в городе.  И  это  не  просто  предчувствие.
Украденная у Баймеера картина наверняка была написана Хантри.  Прежде  чем
попасть к Баймееру, она прошла через руки двух людей -  Джейка  Витмора  и
Пола Граймса. Оба мертвы, как вы знаете.
     Она склонила седеющую голову, словно бы под тяжестью этого известия.
     - Вы думаете, Бетти действительно грозит опасность?
     - Не исключено.
     - Могу ли я чем-то  помочь?  Хотите,  я  начну  звонить  во  все  эти
учреждения для престарелых?
     - Да. Но будьте осторожны,  миссис.  Я  просил  бы  вас  не  называть
никаких имен. У вас  есть  старая  тетка,  которой  необходимо  наблюдение
специалистов. Требуйте, чтобы они описали, какие оказывают услуги и  какие
имеют  удобства,  и  ищите  в  их  голосах  следы  вины   или   проявления
беспокойства.
     - Это я умею, часто сталкиваюсь с этим  в  редакции,  -  сказала  она
тихо, - но я не уверена, что это наилучший способ...
     - А что вы предлагаете?
     - Пока я не придумала ничего конкретного. Все  зависит  от  того,  от
чего  мы  собираемся  отталкиваться.  Вы  считаете,  что  Бетти  нашла  то
заведение, где  находится  Милдред  Мид,  и  ее  там  захватили,  а  потом
похитили? Это не слишком мелодраматическая версия?
     - Мелодрамы происходят каждый день.
     - Да, вы, наверное, правы, - она вздохнула. - Об этом  я  тоже  часто
слышу в редакции. Но вам не кажется столь  же  правдоподобным,  что  Бетти
просто напала на какой-то след, отправилась на поиски и вот-вот появится?
     - Возможно, это столь же вероятно. Только не  забывайте  о  том,  что
Джейк Витмор появился в виде утопленника, а Пол Граймс в виде человека, до
смерти избитого.
     Ее лицо сморщилось, будто губка, видно было, что до нее  дошел  смысл
сказанного и его вес.
     - Разумеется, вы правы. Мы должны сделать все, что в наших силах.  Но
не должны ли мы обратиться в полицию?
     - Разумеется, как только мы сможем рассказать им  что-то  конкретное.
Маккендрик человек скептичный.
     - Ох, это правда!  О'кей,  Если  я  вам  понадоблюсь,  ищите  меня  в
редакции.

                                    29

     Поднимаясь по крутому склону к  дому  Баймееров,  я  чувствовал  себя
усталым и злым. Дом искрился огнями, но в нем царила абсолютная тишина.
     Дверь мне  открыл  сам  Баймеер.  Казалось,  ему  помогает  сохранить
равновесие лишь зажатый в руке бокал коктейля.
     - Какого черта вам нужно?! -  голос  его  был  хриплым  и  сорванным,
словно он долгое время кричал.
     - Мне нужно серьезно поговорить с вами, мистер Баймеер.
     - Я знаю, что это значит. Вам снова нужны деньги!
     - Забудьте для разнообразия о деньгах, мне ваши деньги не нужны.
     Он скорчил обиженную мину - я не  проявил  должного  уважения  к  его
деньгам. Но постепенно лицо его приобрело нормальное выражение, окруженные
сеткой морщин темные глаза глядели на меня враждебно.
     - Значит, вы не намерены присылать мне счет?
     Я боролся с искушением повернуться  и  уйти,  возможно,  стукнув  его
перед этим как следует.  Но  Баймеер  и  члены  его  семьи  могли  кое-что
рассказать мне. А работа на них  обеспечивала  мне  в  глазах  полицейских
такое положение, которого я бы не смог добиться иным способом.
     - Я просил бы вас не волноваться, - сказал я. -  Мне  должно  хватить
вашего аванса. Если же его не хватит, я пришлю вам счет. Я ведь нашел вашу
дочь.
     - Но не картину.
     -  Я  стараюсь  найти  ее  и  уже  приближаюсь  к  цели.  Здесь  есть
какое-нибудь место, где мы могли бы спокойно поговорить?
     - Нет, - отрезал он. - Нет такого места. Я требую, чтобы  вы  уважали
неприкосновенность моего жилища, мистер! А если вы не  хотите,  то  можете
катиться ко всем чертям!
     Даже бокал в его руке перестал быть неподвижным  -  он  махнул  им  в
сторону двери и выплеснул  на  блестящий  пол  часть  содержимого.  Миссис
Баймеер выросла за его спиной,  словно  пролитый  коктейль  в  этой  семье
являлся неким сигналом. В глубине  холла  виднелась  тихая  и  неподвижная
фигурка Дорис.
     - Я думаю, Джек, ты должен поговорить с ним, - сказала Рут Баймеер. -
Мы много пережили в течение этих последних дней и  можем  быть  благодарны
мистеру Арчеру за то, что нам удалось эти дни пережить.
     На ней было вечернее платье, лицо казалось  спокойным  и  ласковым  и
лишь дрожь в голосе выдавала волнение. Мне подумалось, что  она  пошла  на
определенную сделку с силами, управляющими судьбой, по  ее  мнению:  "если
Дорис вернется, я выдержу с Джеком". Что ж, Дорис была на месте, стояла  в
глубине холла, будто изваяние молчания.
     Баймеер спорить не стал и даже не подал вида, что слышит слова  жены.
Он просто развернулся на месте и повел  меня  в  свой  кабинет.  Когда  мы
проходили мимо Дорис,  она  улыбнулась  мне  едва  заметной  заговорщицкой
улыбкой, но в глазах ее таились страх и напряженность.
     Баймеер уселся за  стол,  под  фотографией  своего  медного  прииска,
поставил перед собой бокал и вместе с креслом повернулся ко мне.
     - Ну, ладно. Чего вы снова хотите?
     - Я ищу двух женщин. Думаю,  в  данное  время  они  могут  находиться
вместе. Одна из них Бетти, Бетти Джо Сиддон.
     Баймеер наклонился вперед.
     - Эта репортерша светской хроники? Вы что, хотите  сказать,  что  она
тоже пропала?
     - Только сегодня вечером. Но не исключено, что ей грозит опасность. И
вы можете помочь мне найти ее.
     - Но я не знаю, как. Я уже неделю не видел ее.  Мы  редко  бываем  на
приемах.
     - Она исчезла не на приеме, мистер Баймеер.  Я  не  знаю  точно,  что
случилось, но думаю,  она  направилась  в  один  из  местных  приютов  для
престарелых и там была похищена. Во  всяком  случае,  такова  моя  рабочая
гипотеза.
     - И что же могу сделать я?  Я  никогда  в  жизни  не  бывал  в  таких
учреждениях, - он окинул меня взглядом стопроцентного мужчины и  потянулся
за своим коктейлем.
     - Мисс Сиддон разыскивала Милдред Мид.
     Рука Баймеера, сжимавшая бокал, резко  дернулась,  часть  содержимого
пролилась на его брюки.
     - Никогда не слыхал о такой, - заявил он неуверенно.
     - Именно она изображена на той картине, которую вы ищете.  Вы  должны
были узнать ее.
     - С какой стати?! Я никогда в жизни не видел эту женщину! Как там ее?
     - Милдред Мид. Когда-то, достаточно давно, вы купили ей дом в Каньоне
Хантри. Не  слишком  ли  щедрый  подарок  для  женщины,  которую,  как  вы
утверждаете, вы не видели никогда в жизни? Между  нами,  ваша  дочь  Дорис
была в этом доме позавчера вечером. Его купила какая-то  коммуна.  Милдред
продала им дом уже несколько месяцев назад и переехала сюда. И не говорите
мне, что вы ничего не знали об этом.
     - Я ничего и не говорю...
     Лицо его стало ярко-красным.  Внезапно  он  поднялся.  Я  думал,  что
сейчас он бросится на меня, но он резко вышел из комнаты.
     Я подумал, что разговор наш на этом и  кончится,  но  он  вернулся  с
полным бокалом в руке  и  снова  уселся  напротив  меня.  Лицо  его  пошло
бледными пятнами.
     - Вы провели расследование моей жизни?
     - Нет.
     - Я не верю вам! Откуда вы знаете о Милдред Мид?
     - Ее имя звучало в Аризоне рядом с вашим.
     - Меня там ненавидят, -  вздохнул  он.  -  Когда-то  я  был  вынужден
закрыть шахту и половина Копер-Сити осталась без работы. Я знаю,  что  они
чувствовали, сам выходец из Копер-Сити... Перед войной моя семья не  имела
ни цента. Я был вынужден работать, чтобы оплатить учебу в средней школе, а
институт закончил благодаря футболу. Но вы, наверное, все это уже знаете?
     Я глянул на него так, словно и в самом деле знал все это, что удалось
мне без особого труда. Ведь теперь я действительно это знал.
     - Вы говорили с Милдред? - спросил он.
     - Нет, я не видел ее.
     - Это уже старая женщина, но некогда ее стоило увидеть. Красавица!  -
он махнул рукой и отхлебнул из своего бокала. - Когда я, наконец,  получил
ее, все на какое-то время обрело смысл - и работа,  и  чертовы  футбольные
матчи, во время которых мне чуть не переломали все  кости!  А  теперь  она
стара, состарилась, наконец...
     - Она находится в городе?
     - Вы сами знаете, что  это  так,  иначе  не  задавали  бы  мне  этого
вопроса. Во всяком случае, была здесь, - свободной рукой он  обхватил  мои
плечи. - Только не говорите об этом Рут, мистер, она ужасно ревнива, как и
все женщины, вы же знаете...
     Я заметил движение света  за  открытой  дверью  кабинета,  на  пороге
остановилась Рут Баймеер.
     - Это неправда, что я ужасно ревнива, - заявила она. - Возможно, я  и
ревновала иногда, но ты не имеешь права так говорить обо мне!
     Баймеер  встал  и  повернулся  к  жене,  которая,  благодаря  высоким
каблукам,  выглядела  чуть  выше  него.  На  лице  его  впервые  появилось
определенное выражение - гримаса презрительной ненависти.
     - Да ты бесилась от ревности! Всю свою жизнь. Ты не  могла  дать  мне
нормальную сексуальную жизнь, но не могла  и  примириться  с  тем,  что  я
получил это у другой женщины! Ты из кожи лезла, чтобы я порвал  с  ней,  а
когда это тебе не удалось, выжила ее из города!
     - Я стыдилась за тебя, - с притворной ласковостью сказала она,  -  ты
преследовал эту бедную пожилую женщину, настолько уставшую и больную,  что
она на ногах едва держалась...
     - Милдред не так стара! Да в ее мизинце больше сексуальности, чем  во
всем твоем теле!
     - Что ты знаешь о сексе?! Да тебе нужна была мамочка, а не жена!
     - Жена?! - он оглядел комнату.  -  Я  не  вижу  здесь  жену,  я  вижу
женщину, отравившую лучшие годы моей жизни!
     - Потому что ты хотел эту старую ведьму!
     - Не смей говорить о ней так!
     Их спор с самого начала был поразительно театральным. Оба краем глаза
поглядывали на меня, будто я был судьей, призванным  оценить  их  игру.  Я
подумал о Дорис и спросил себя, не была ли и она зрительницей их споров?
     Я вспомнил ее рассказ о сцене  между  ними,  когда  она  пряталась  в
ванной, в корзине с грязным бельем, и почувствовал прилив бешенства. Но на
сей раз я скрыл  свои  чувства.  Родители  Дорис  сообщали  мне  множество
необходимых сведений. В эту минуту оба смотрели на меня, словно боясь, что
потеряли зрителя.
     - Зачем вы купили эту картину и  повесили  ее  на  стену,  миссис?  -
спросил я Рут Баймеер.
     - Я не знала, что это Милдред Мид. Портрет весьма идеализирует ее,  а
сейчас она - сморщенная старая баба! Как я могла догадаться, что это она?!
     - И все-таки ты догадалась! - вмешался Баймеер. - Да она и тогда была
лучше, чем ты в свои самые лучшие времена! Этого ты и не могла вынести!
     - Я тебя не могла вынести!
     - По меньшей мере, теперь ты откровенно признаешь  это.  Когда-то  ты
говорила, что все конфликты возникали по моей вине. Я был Кинг  Конгом  из
Копер-Сити, а ты нежной девочкой! Но на самом-то  деле  ты  вовсе  не  так
чертовски нежна, да и девочкой я тебя не назвал бы!
     - Да, - признала она, - я стала толстокожей. Иначе я бы  с  тобой  не
выдержала!
     С меня хватило. Подобные сцены я уже проходил во времена  собственной
семейной жизни. В конце концов, это приводит к тому, что ни одно сказанное
слово не является вполне честным и не приносит надежды на лучшее.
     Я ощущал звериную злость, исходящую от  их  тел,  слышал  прерывистое
дыхание, а потому встал между ними, повернувшись лицом к Баймееру.
     - Где сейчас Милдред? Мне нужно поговорить с ней.
     - Не знаю, честное слово...
     - Он врет! - сообщила его жена. - Привез ее в  Санта-Терезу  и  нанял
для нее жилье неподалеку от пляжа. У меня в  этом  городе  пока  еще  есть
друзья, и я знаю, что вокруг происходит. Я видела, как он топчет дорожку к
ее дверям, как ходит к ней каждый день! - она  повернулась  к  мужу.  -  О
Господи, что же ты за подонок, если из порядочного  дома  ходишь  спать  к
старой выжившей из ума бабе!
     - Я с ней не спал...
     - И что же вы делали?
     - Мы говорили. Немного выпили и вспоминали - вот и все...
     - Просто-напросто невинная дружба!
     - Вот именно!
     - И так было всегда! - иронично бросила она.
     - Этого я не говорю.
     - А что ты говоришь?
     Какое-то время он старался взять себя в руки.
     - Я любил ее, - произнес он наконец.
     Она смотрела на него беспомощно. Кажется, до этой минуты он  ни  разу
ей этого не говорил. Зарыдав, она опустилась в его кресло, склонив  мокрое
от слез лицо к самым коленям.
     Баймеер  выглядел  подавленным  и   не   совсем   соображающим,   что
происходит. Я взял его под руку и отвел в противоположный конец комнаты.
     - Где сейчас Милдред?
     - Я уже неделю не видел ее. И  не  знаю,  куда  она  перебралась.  Мы
разругались по  поводу  денег.  Конечно,  я  помогал  ей,  но  она  хотела
большего. Хотела, чтобы я подарил ей дом со слугами и сестрой  милосердия,
которая могла бы ухаживать за ней. Она всегда хотела очень многого.
     - А вы не хотели финансировать ее желания?
     - Да. Сколько-то я был готов дать всегда. Нужды она не знала.  А  она
старалась... Ей семьдесят с лишним, я ей сказал, что женщина  ее  возраста
должна приспосабливаться к обстоятельствам... Не может же она рассчитывать
на то, что и дальше будет жить как королева!
     - Куда она перебралась?
     - Понятия не имею. Она съехала несколько недель назад, не оставив мне
адреса. Говорила, что намерена переехать к какой-то родне...
     - В этом городе?
     - Не знаю.
     - И вы не пытались найти ее?
     - Зачем? - спросил Баймеер. - На кой черт мне это нужно?! Между  нами
уже давно ничего нет. Продав дом в Каньоне, она получила  деньги,  которых
ей хватит до конца жизни. Я ей ничего не должен. Честно говоря, она начала
раздражать меня.
     Он меня также, но уйти я все еще не мог.
     - Я должен связаться с ней, а вы можете помочь мне в этом. У вас  нет
знакомых в отделении "Саутвестерн Сэвинг" в Копер-Сити?
     - Я знаком с управляющим, его зовут Делберт Кнапп.
     - Вы не могли бы узнать у него, где были  оплачены  чеки,  полученные
Милдред Мид за дом?
     - Могу попробовать.
     - Вы должны сделать нечто большее, мистер Баймеер. Мнеесьма  неудобно
давить на вас, но, возможно, речь идет о жизни и смерти.
     - Чьей смерти? Милдред?
     - Быть может. Но в данную минуту я озабочен судьбой Бетти  Сиддон.  И
пытаюсь через Милдред найти ее. Не могли бы вы поговорить с этим Делбертом
Кнаппом?
     - Я не уверен, что мне удастся  еще  сегодня  поймать  его.  Так  или
иначе, у него дома нет нужных документов...
     - С кем общалась Милдред здесь?  Вы  можете  помочь  мне  найти  этих
людей?
     - Попытаюсь... Но я прошу вас помнить, что мне бы не хотелось,  чтобы
моя фамилия появилась в газетах. Я вообще не хочу, чтобы обо мне упоминали
в связи с Милдред Мид. Чем дольше я об  этом  думаю,  тем  меньше  у  меня
желания влезать во все это!
     - Возможно, от вас зависит жизнь женщины...
     - Все мы умрем, - ответил он.
     Я встал с кресла и посмотрел на него сверху.
     - Я вернул вам вашу дочь. А сейчас прошу вас помочь мне. Если  вы  не
сделаете этого,  а  с  мисс  Сиддон  случится  что-нибудь  плохое,  я  вас
уничтожу.
     - Это что, угроза?
     - Вот именно. В вашей жизни достаточно грязи для того,  чтобы  вас  с
нею смешать.
     - Но я ваш клиент...
     - Я работаю для вашей жены.
     Собственный голос звучал в моих ушах спокойно и отстраненно.  Но  мне
казалось, что глаза мои внезапно сузились и я не мог справиться с дрожью.
     - Вы что, тронулись?! Да я могу вас купить и продать тысячу раз!
     - Я не продаюсь. Да и все это глупости. Возможно, у вас есть  деньги,
но вы слишком скупы, чтобы пустить их в дело. Еще вчера вы бесились  из-за
несчастных пятидесяти долларов, за которые я вернул вам  дочь.  Порой  вам
кажется, что  вы  повелитель  мира,  но  порой  вы  поступаете  как  нищий
попрошайка!
     Он медленно поднялся с кресла.
     - Я буду жаловаться на вас в Сакраменто! Вы  меня  шантажировали,  вы
угрожали мне! Вы до конца жизни станете жалеть об этом!
     Я об этом уже пожалел, но был слишком взбешен,  чтобы  стараться  его
успокоить. Я вышел из кабинета и направился к  входной  двери.  По  дороге
меня задержала миссис Баймеер.
     - Вы не должны были этого говорить, мистер...
     - Я знаю и мне очень жаль. Я могу воспользоваться телефоном?
     - О, не звоните в полицию! Я не хочу, чтобы они приехали сюда!
     - Да нет же, мне нужно поговорить с другом.
     Она проводила меня в большую  обложенную  кирпичом  кухню,  попросила
присесть к столу у окна и принесла мне  телефон  на  длинном  шнуре.  Окно
выходило на отдаленный залив. Чуть ближе, у подножья горы,  стоял  сияющий
огнями дом миссис Хантри. Набирая номер, который дала мне Фэй  Брайтон,  я
глянул на него еще раз и заметил, что оранжерея ярко освещена.
     Номер был занят, я снова набрал  его.  На  этот  раз  миссис  Брайтон
ответила уже после первого сигнала.
     - Алло?
     - Это Арчер. Ну как, вам посчастливилось?
     -  Не  слишком.  Все  дело  в  том,  что  все  эти   люди   оказались
подозрительными. Возможно, в моем голосе есть что-то такое, что  будит  их
подозрения. Понимаете, мне немного страшно тут одной... Словом, ничего мне
не удалось.
     - Вам еще далеко до конца списка?
     - Еще половина, пожалуй. Но мне  кажется,  что  из  этого  ничего  не
выйдет. Вы не разрешите мне на сегодня это оставить?

                                    30

     Я погасил кухонную лампу и  еще  раз  посмотрел  в  направлении  дома
миссис Хантри. В оранжерее заметно было какое-то движение, но я не  видел,
что именно двигается.
     Выйдя к своей  машине  за  биноклем,  я  снова  наткнулся  на  миссис
Баймеер.
     - Вы не видели Дорис? - спросила она. - Я начинаю слегка волноваться.
     У меня сложилось впечатление, что она  очень  обеспокоена,  голос  ее
дрожал, глаза, отражающие свет стоящих перед домом фонарей, были  темны  и
глубоки.
     - Она вышла из дома?
     - Наверное, если не прячется где-нибудь. Может, она сбежала с  Фредом
Джонсоном?
     - Это невозможно, Фред в тюрьме.
     - Был, - ответила она. - Но сегодня мой адвокат велел его освободить.
Наверное, я совершила ошибку. Не говорите Джеку, мистер,  хорошо?  Он  мне
этого до смерти не простит!
     Передо мной стояла взволнованная женщина, все глубже уходящая в  свои
проблемы. Она утратила свободу и уже почти утратила надежду.
     - Я скажу вашему мужу только то, что обязан буду сказать, и ни  слова
больше. Где сейчас Фред? Мне хотелось бы поговорить с ним.
     - Мы подвезли его к дому родителей. Я сделала глупость, да?
     - Мы оба совершаем глупость, - сказал я, - стоя тут, в свете фонарей.
На вилле Хантри происходят какие-то странные вещи.
     - Я знаю.  Это  происходит  почти  весь  день.  Днем  они  уничтожали
растения в оранжерее, а когда стемнело, начали копать яму.
     - Какую яму?
     - Можете сами посмотреть, они все еще копают.
     Я спустился к ограждению, знакомому мне по прошлому разу. Пылающие за
моей спиной огни погасли. Я облокотился об изгородь  и  навел  бинокль  на
оранжерею. Там трудились темноволосый мужчина и седая  женщина  -  Рико  и
миссис  Хантри.  Кажется,  они  засыпали  яму,  беря  лопатами  землю   из
находящейся между ними кучи.
     Рико сполз в  полузасыпанную  яму  и  принялся  подпрыгивать,  уминая
верхний сыпучий слой земли.  Стоя  прямо,  он  периодически  пропадал  под
землей, будто несчастная  душа,  добровольно  спускающаяся  в  ад.  Миссис
Хантри стояла рядом, глядя на него.
     Я перевел бинокль на ее лицо,  оно  показалось  мне  раскрасневшимся,
суровым и грозным, щеки были испачканы землей, а волосы прилипли к вискам,
будто серые блестящие крылья ястреба.
     Потом она протянула Рико руку  и  помогла  ему  выбраться  наверх.  С
минуту они постояли у  края  и  принялись  деловито  засыпать  яму.  Земля
беззвучно падала с их лопат.
     Черная мысль поднялась  из  глубин  моего  воображения  и  постепенно
полностью овладела  им:  там,  в  оранжерее,  выкопали  могилу,  а  теперь
зарывают ее. Это казалось не слишком правдоподобным, но если это так,  то,
возможно, под землей лежит тело Бетти Сиддон...
     Я вернулся к машине за револьвером и уже держал его в руке, когда  за
моей спиной раздался голос Рут Баймеер:
     - Что вы собираетесь с этим делать?
     - Хочу посмотреть, что там происходит.
     - Ради Бога, сэр, не берите с собой оружие!  От  пуль  всегда  гибнут
невинные люди. А я еще не нашла мою дочь...
     Спорить с нею я не  стал,  сунув  автоматический  револьвер  среднего
калибра в карман пиджака. Потом вернулся к ограждению, перелез через  него
и  двинулся  по  склону  вниз,  в  сторону  ущелья.  Склон  зарос  густыми
растениями с мясистыми листьями, я шагал по ним, как по резиновому  ковру.
Чуть  пониже  их  сменил  низкий  кустарник.   Между   ветвей   я   увидел
поблескивающую, словно гигантское золотое яйцо, голову какой-то блондинки.
Дорис, сжавшись среди кустов, наблюдала за происходящим в оранжерее.
     - Дорис? - шепнул я. - Не бойся...
     Несмотря на предупреждение, она подпрыгнула, точно молодая серна, и с
криком побежала вниз по склону. Я догнал ее и велел  успокоиться.  Девушка
вся дрожала, тяжело дыша и пытаясь инстинктивно высвободиться из моих рук.
Я сжал ее плечи.
     - Не бойся, Дорис, я не сделаю тебе ничего плохого...
     - Мне больно! Пустите меня!
     - Пообещай не двигаться и сохранять спокойствие.
     Девушка слегка успокоилась, но я все еще слышал ее тревожное дыхание.
     Рико  и  миссис  Хантри  прекратили  засыпать  яму  и  стояли  рядом,
прислушиваясь и вглядываясь в темный склон. Я лег на землю среди кустов  и
потянул девушку за собой. Прошла долгая напряженная минута, прежде чем они
продолжили свою работу. Вид у них был как у пары грабителей.
     - Ты видела, что они закапывают, Дорис?
     - Нет, когда я пришла, яма была уже засыпана.
     - Откуда ты здесь взялась?
     - Я заметила свет в оранжерее, а потом спустилась вниз и увидела  эту
огромную кучу земли. Вы думаете, они зарыли труп?
     Голос  ее  срывался  от  страха,  но   я   уловил   в   нем   оттенок
рассудительности, словно она говорила о сбывшихся ночных кошмарах.
     - Не знаю, - ответил я.
     Мы поднялись наверх, к изгороди, и,  двигаясь  вдоль  нее,  дошли  до
дороги, ведущей к дому ее родителей. На площадке ждала Рут Баймеер.
     - Как вы думаете, что мы должны сделать?
     - Я позвоню капитану Маккендрику.
     Она  оставила  меня  в  кухне  одного.  Через  окно  я  посмотрел  на
оранжерею, но увидел лишь свет в перекрестьях рам  да  временами  какие-то
мелькающие тени.
     Маккендрика не было в кабинете, и полицейская  телефонистка  какое-то
время пыталась его найти. Ожидая, я вспомнил, что в молодости капитан знал
Хантри, и подумал, не появится ли у него возможность снова  встретиться  с
пропавшим художником.
     Маккендрик  оказался  дома.  Трубку  подняла  какая-то  женщина,  чей
полуофициальный тон выдавал  нетерпеливое  пренебрежение.  После  недолгих
препирательств мне удалось добиться у нее разрешения поговорить  с  мужем.
Ему я рассказал, что творится в оранжерее миссис Хантри.
     - Копание в собственной оранжерее не является  криминалом,  -  сказал
он. - Я не имею права официально вмешиваться в это. Черт побери, вы можете
подать жалобу местным властям.
     - А если они зарыли труп?
     - Вы видели, как они это делали?
     - Нет.
     - Так что же, по-вашему, должен делать я?
     - Подумайте об этом сами. Люди не копают таких ям и  не  засыпают  их
потом ради забавы.
     - Люди совершают множество странных  поступков.  Может,  они  чего-то
ищут?
     - Например?
     - Поломку в канализации. Я знавал  людей,  перекапывавших  весь  свой
участок в поисках поврежденного куска провода.
     - Люди типа миссис Хантри?
     Он задумался над ответом.
     - Думаю, будет  лучше,  если  мы  закончим  этот  разговор.  Если  вы
намерены что-то предпринять, то я не хочу ни о чем знать.
     - Есть еще одна вещь, о которой вы не хотите знать, но я хочу  вам  о
ней сообщить.
     Маккендрик вздохнул или зевнул от скуки.
     - Только побыстрее, ладно? У меня еще много дел, а уже поздно.
     - Вы знаете молодую женщину по имени Бетти Сиддон?
     - Еще бы! Постоянно морочит мне голову!
     - Вы ведь не видели ее сегодня вечером, правда?
     - Нет...
     - Похоже, что она пропала.
     - То есть?
     - Как сквозь землю провалилась, я не могу найти ее.
     - Как давно?
     - Уже несколько часов.
     Маккендрик  принялся  кричать  на  меня,  раздражение  в  его  голосе
мешалось с насмешкой.
     - О Господи! Но это же ничего не значит! Можно  было  бы  утверждать,
что она пропала, если бы ее не было неделю или две!
     - Давайте подождем лет двадцать, - предложил я, - до тех пор  все  мы
умрем!
     Собственный голос, громкий и злой, странно  прозвучал  в  моих  ушах.
Маккендрик заговорил тише, словно желая подать мне хороший пример.
     - В чем дело, Арчер? У вас что, пунктик по поводу этой девушки?
     - Я волнуюсь за нее.
     - Ладно, я скажу моим людям, чтобы ее поискали. Доброй ночи.
     Я сидел с молчащей трубкой в руках, чувствуя давно знакомые злость  и
боль. Жизнь моя проходила на границе двух миров. Один из них был  реальным
миром, где человеческая жизнь редко оставалась  вне  опасности,  а  острие
действительности  было  действительно  острым.  Маккендрик,  должно  быть,
существовал в ином мире - среди традиций и предписаний  -  где  официально
признавалось только то, что прошло по служебным каналам.
     Сидя в темной кухне, я  видел  двух  грабителей,  заканчивавших  свою
работу у засыпанной  ямы.  Мне  показалось,  что  они  собирают  срезанные
растения и рассыпают их  по  свежей  земле.  Потом  Рико  поднял  с  земли
какой-то коричневый мешок, закинул его себе на плечи и вышел к стоящему  у
крыльца автомобилю. Открыв багажник, он свалил свой мешок туда.
     Миссис Хантри погасила свет в оранжерее и вернулась в дом  следом  за
ним.
     Я сел в свою машину, съехал с холма и остановился  за  углом  улочки,
ведущей к дому миссис Хантри. Хотя события  этой  ночи  и  действия  людей
укрывались от моего понимания, я начал улавливать их ритм. Спустя неполных
пятнадцать минут, я увидел свет фар машины, приближающейся со стороны дома
Хантри. Рико, одиноко сидящий за рулем машины своей хозяйки, миновал  меня
и свернул к автостраде.
     Я двинулся за ним на некотором расстоянии, но достаточно  близко  для
того, чтобы увидеть, что он занял полосу, ведущую на север. В это время на
автостраде царило еще довольно оживленное  движение,  машины  двигались  в
туннеле ночной темноты, будто бесконечная огненная гирлянда.  Мы  миновали
освещенные башни университета, густонаселенные дома студенческого  городка
- места моей вчерашней первой встречи с Дорис, узкий перешеек,  ведущий  к
пляжу, где было найдено тело Джейка Витмора.
     Рико держался автострады, а  я  ехал  за  ним.  За  городом  движение
постепенно уменьшилось, на шоссе  остались  только  грузовики,  автомобили
ночных путешественников и другие машины, встречающиеся обычно вне городов.
Неожиданно Рико свернул с автострады направо, а потом налево, под  виадук.
Я вывернул на боковую дорогу, некоторое время подождал, чтобы он не увидел
меня, а потом, погасив фары, двинулся за ним в сторону побережья.
     Целью его путешествия был деревянный мол, глубоко выдающийся в  море.
В  трех-четырех  милях  от  его  конца  стояло  несколько  буровых  вышек,
сверкающих огнями, словно новогодние елки, лишенные хвои. Дальше к  северу
светился огромный  столб  горящего  газа,  будто  грозная  Статуя  Свободы
западного побережья.
     На фоне этих многочисленных огней мне был  ясно  виден  силуэт  Рико,
приближавшегося к краю мола, согнувшись под тяжестью своего мешка. Я вышел
из машины и тихо двинулся следом за ним,  постепенно  уменьшая  расстояние
между нами. Когда он дошел до края мола, я был у него за спиной.
     - Брось это, Рико! И подними руки, - тихо сказал я.
     Он зашатался, пытаясь перевалить свою ношу  через  ограждение.  Мешок
зацепился за верхнюю перекладину и со стуком  упал  на  доски  мола.  Рико
развернулся и  бросился  на  меня  с  кулаками.  Уклоняясь  от  ударов,  я
несколько раз стукнул его по корпусу, а потом разок навесил по  скуле.  Он
свалился и лежал неподвижно, так что я смог его обыскать. Оружия  при  нем
не было.
     Развязав шнур, стягивающий  мешок,  я  высыпал  на  доски  часть  его
содержимого.   Там   были   перепачканные   землей   человеческие   кости,
поврежденный череп и ржавые части автомобильного мотора.
     Рико со стоном повернулся на  бок,  потом  тяжело  поднялся  и  снова
бросился на меня.  Он  был  достаточно  тяжел  и  силен,  но  реакция  его
оставляла желать много лучшего, откинутая голова  моталась  из  стороны  в
сторону. Мне не хотелось снова бить  его,  поэтому  я  сделал  шаг  назад,
достал револьвер и велел ему успокоиться.
     Вместо того, чтобы послушаться, он повернулся и, шатаясь,  побежал  к
выдающемуся в море концу мола. Потом  принялся  неловко  перелезать  через
барьер, ноги его соскальзывали с перекладин. Был  отлив,  и  вода  чернела
глубоко под нами.
     Не знаю, по какой причине, но я не мог допустить, чтобы Рико  прыгнул
в темные волны, а потому, спрятав оружие, обхватил его за пояс,  стянул  с
барьера и прижал к доскам.
     Только доведя Рико до своей машины  и  захлопнув  за  ним  дверцу,  я
понял, почему происшедшее радует меня. Двадцать с лишним лет назад,  возле
такого же залитого машинным маслом мола, я боролся в воде с  человеком  по
имени Паддлер и утопил его.

                                    31

     Капитан Маккендрик тоже был рад видеть Рико.  Мы  сидели  в  кабинете
капитана втроем в присутствии  сержанта  полиции,  призванного  записывать
показания. Рико молчал, пока  не  принесли  мешок  с  костями  и  железом.
Маккендрик потряс мешком перед его лицом, изнутри до нас донесся  странный
глухой стук.
     Маккендрик вынул проломленный череп и положил на своем столе.  Пустые
глазницы уставились в лицо Рико, он долго не мог  оторвать  от  них  глаз,
обводя губы сухим языком. Потом попытался почесать голову, но  пальцы  его
запутались в обвивающих ее бинтах.
     - Когда-то ты был порядочным человеком, - сказал капитан. - Я  помню,
как ты играл в волейбол на пляже. Ты  любил  нормальные  здоровые  игры  и
нормальный здоровый труд - мыл машины,  стриг  газоны.  И  считал  мистера
Хантри наилучшим хозяином, какого может желать себе такой молодой  парень,
как ты. Помнишь, когда-то ты мне это говорил?
     Из глаз Рико потекли слезы,  проложив  две  блестящих  дорожки  вдоль
крыльев его носа.
     - Это страшно, - пробормотал он.
     - Что страшно, Рико? Что ты его убил?
     Рико затряс головой и слезы растеклись по его лицу.
     - Я даже не знаю, кто это такой!
     - Для чего же ты вырыл его бедные кости и пытался избавиться от них?
     - Не знаю...
     - Как это? Делаешь - и не знаешь, зачем?
     - Иногда... Когда кто-нибудь мне приказывает...
     - Кто приказал тебе избавиться  от  этих  костей,  насовать  в  мешок
железа и бросить его в море? Кто поручил это тебе? - спрашивал Маккендрик.
     - Не помню...
     - А может, ты сам это придумал?
     Рико вздрогнул, словно отшатнувшись от этой мысли.
     - Нет!
     - Кто же тогда?
     Рико глянул в пустые глазницы.  Лицо  его  стало  еще  более  унылым,
словно, глядя в зеркало, он увидел свой истинный облик.  Подняв  руку,  он
коснулся пальцами виска, проверяя, есть ли под кожей кости.
     - Это череп мистера Ричарда Хантри? - спросил Маккендрик.
     - Не знаю! Ей-Богу, не знаю!
     - Что же ты знаешь?
     - Немного... - простонал он, глядя в пол. - Я всегда был туповат...
     -  Да,  это  правда,  но  не  в  такой  степени.  Когда-то  ты   умел
позаботиться о себе, Рико, увивался за девочками, но не позволял им водить
себя за нос. Ты не совершил бы убийства ради  какой-то  бабы,  покрутившей
перед тобой задом, для этого у тебя вполне хватит мозгов.
     Пальцы сержанта исполняли  прыгающий  менуэт  над  клавишами  пишущей
машинки. Рико всматривался в них так, будто они  танцевали  танец  смерти,
рассказывая о его прошлом или, быть может, предсказывая его будущее. Потом
он принялся шептать что-то себе под нос, слишком тихо, чтобы мы могли  его
слышать.
     Маккендрик наклонился вперед.
     - Что ты говоришь, Рико? - резко спросил он. - Говори громче, парень,
это может оказаться важным.
     Рико кивнул.
     - Это важно. Я не имею с этим ничего общего.
     - Ничего общего с убийством?
     - Да. Это все ее делишки. Моя совесть чиста! Она  велела  мне  зарыть
его - и я послушался. Потом, через двадцать пять лет, она велела  мне  его
вырыть. Я не сделал ничего больше!
     - Не сделал ничего больше... - тихо и ядовито повторил Маккендрик.  -
Всего-навсего похоронил убитого, а потом  вырыл  его  косточки  и  пытался
утопить их в море! Зачем бы ты это делал, если не убивал его?
     - Она велела мне.
     - Кто это "она"?
     - Миссис Хантри.
     - Велела тебе закопать тело мужа?
     Маккендрик встал с кресла и навис над  допрашиваемым,  а  тот  крутил
головой из стороны в сторону, словно пытаясь сбросить с себя  его  тяжелую
тень.
     - Это не было тело ее мужа.
     - Чье же тогда?
     - Какого-то типа, который позвонил у двери  в  один  прекрасный  день
двадцать пять лет назад. Он хотел видеть мистера Хантри. Я сказал ему, что
мистер Хантри  занят  в  мастерской,  но  и  помимо  этого  он  никого  не
принимает, если встреча не была условлена заранее. Но он заявил,  что  его
примут наверняка, стоит только мистеру Хантри услышать его имя.
     - Как его звали? - спросил Маккендрик.
     - Мне очень жаль, но этого я не помню.
     - Как он выглядел?
     - Обыкновенно. Был какой-то бледный и  слабый,  словно  больной.  Мне
запомнилось, что говорил он с трудом, будто перенес удар или что-то в этом
роде. У него был голос как у старого бродяги,  хотя  он,  кажется  не  был
стар.
     - Сколько лет ему было?
     - Лет тридцать. Во всяком случае, больше, чем мне...
     - А как он был одет?
     - Плохо. В какой-то коричневой одежде с чужого плеча. Я,  помню,  еще
тогда подумал, что одежду ему дали в Армии Спасения...
     - Ты проводил его к мистеру Хантри?
     -  Это  сделала  _о_н_а_.  И  все  трое  довольно  долго  говорили  в
мастерской.
     - О чем они говорили? - спросил я.
     - Я не слыхал. Они закрыли дверь,  такую  солидную,  толстую  дубовую
дверь. Через некоторое время миссис Хантри вышла вместе с ним и  проводила
его до ворот.
     Маккендрик злобно крякнул.
     - Но ведь раньше ты нам сказал, что хоронил его! Ты отказываешься  от
своих показаний?
     - Нет, сэр. Это случилось позже, в конце недели, когда  он  пришел  с
женщиной и маленьким мальчиком.
     - С какой женщиной? С каким мальчиком?
     -  Наверное,  ей  было  лет  тридцать.  Довольно  ладная,  но  ничего
особенного, такая бесцветная  брюнетка.  Мальчику  было  лет  семь-восемь.
Очень спокойный, не задавал никаких вопросов, как другие дети, кажется, он
за все время  не  произнес  ни  слова.  И  это  не  удивительно,  ведь  он
присутствовал при том, что случилось...
     - А что случилось?
     - Я точно не знаю, - задумчиво отвечал Рико. - Меня при этом не было.
Но когда все кончилось, в оранжерее, в старом мешке, лежало его скрученное
тело. Она сказала мне, что его хватил удар, он упал,  ударился  головой  и
умер на месте. И что я должен похоронить его, потому  что  она  не  желает
иметь никаких хлопот. Она сказала, что если я буду милым с ней  и  закопаю
его, она будет милой со мной...
     - Значит, все последние  двадцать  пять  лет  ты  не  вылезал  из  ее
постели? - презрительно сказал Маккендрик. - А этот бедняга лежал в  земле
и удобрял ее оранжерею, так?!
     Рико опустил голову и всматривался в  краешек  паркета  между  своими
ступнями.
     - Может, и так... Но я не убивал его!
     - Но ты прикрывал убийцу, кем бы он ни был. Кто его убил?
     - Не знаю. Меня не было при этом.
     - И лежа с ней в постели,  ты  за  двадцать  пять  лет  не  додумался
спросить, кто его убил?!
     - Нет, сэр. Это было не мое дело.
     - Но теперь это твое дело. Вы все замешаны в нем - ты, мистер Хантри,
его жена и та брюнетка с маленьким мальчиком, -  Маккендрик  взял  в  руки
череп и сунул его, будто "memento mori", в лицо Рико. - Ты уверен  в  том,
что это не мистер Хантри?
     - Нет, сэр... То есть, да, сэр... простите, сэр... я уверен, что  это
не он...
     - Откуда ты знаешь? Ты же закопал его в мешке?
     - Она  говорила,  что  это  тот  другой,  тот  мужчина  в  коричневой
одежде...
     - Но ты опираешься только на ее слова?
     - Да, сэр.
     - На слова миссис Хантри?
     - Да.
     Маккендрик окинул череп долгим хмурым взглядом,  потом  посмотрел  на
меня.
     - Вы хотите задать ему какие-нибудь вопросы?
     - Спасибо, капитан, разумеется, хочу, - я снова повернулся к Рико.  -
Если мы решаем, что этот череп принадлежит  не  Ричарду  Хантри,  то  что,
по-твоему, случилось с ним?
     - Я всегда думал, что он просто ушел.
     - Почему?
     - Не знаю...
     - Ты видел его с тех пор или получал от него какие-либо известия?
     - Нет. Он оставил то письмо... вы наверное видели его в музее?
     - Видел. Когда он написал его?
     - Не знаю.
     - После убийства этого мужчины, но перед уходом?
     - Я не знаю, когда он его написал. С того самого  дня  я  никогда  не
видел его и не говорил с ним.
     - Миссис Хантри не говорила тебе, куда он ушел?
     - Нет, сэр. Наверное, она и сама этого не знает.
     - Он что-то взял с собой?
     - Насколько мне известно, ничего. Его вещами занималась она, когда он
исчез.
     - Миссис Хантри горевала после его ухода?
     - Не знаю. Со мной она об этом не говорила.
     - Даже в постели?
     Рико покраснел.
     - Нет, сэр.
     - А что случилось с той брюнеткой и с мальчиком? Ты видел  их  с  тех
пор?
     - Нет. Но я ведь их не искал, мне никто не приказывал...
     - А что тебе приказали?
     - Заниматься домом и теми, кто в нем живет. Я старался, как мог...
     - В доме остался только один человек, так?
     - Ну, да. Миссис Хантри.
     - Как вы думаете, она захочет отвечать на вопросы? -  обратился  я  к
Маккендрику.
     - Я еще не готов к ее допросу, - ответил  он  фальшивым  тоном.  -  Я
должен согласовать это с моими вышестоящими...
     Мне хотелось согласовать несколько дел с  его  нижестоящими,  но  без
него я это сделать не мог, а потому  подождал,  пока  Рико  препроводят  в
камеру. Когда мы с Маккендриком остались в кабинете наедине  с  черепом  и
костями, я рассказал ему, что, по моему мнению, могло приключиться с Бетти
Сиддон.
     Маккендрик нервно перелистывал какие-то бумаги  на  столе.  Лицо  его
набрякло и покраснело, словно у него повысилось давление.
     - Сегодня ночью я уже ничего не могу сделать по делу этой  Сиддон,  -
прервал он меня в конце концов. - Я ничего не сделал бы  даже  если  бы  у
меня были  люди.  Женщины  вечно  где-то  исчезают  по  своим  делам.  Она
симпатичная девушка... наверняка задремала у какого-нибудь друга...
     Я чуть не врезал ему по роже. Вжавшись в кресло, я старался  побороть
ярость, поднимающуюся  во  мне,  будто  холодный  летучий  газ.  Но  решил
сохранять спокойствие, ибо понимал: если я потеряю над собой контроль, что
мне грозило весь вечер, то  могу  быть  отстранен  от  следствия  и  даже,
подобно Рико, оказаться в камере.
     Сосредоточив свое  внимание  на  черепе,  я  напоминал  себе,  что  с
возрастом надлежит становиться все спокойнее. Слегка справившись с  собой,
я сообщил:
     - Собственно, ее другом являюсь я...
     - Так я и думал. Но у меня нет столько людей, чтобы я  мог  приказать
им ходить по домам и стучать во  все  двери.  Честное  слово,  вы  слишком
волнуетесь за нее. Она разумная девушка и хорошо знает свой город. Если  в
течение ночи она не появится, то с утра поразмыслим над этой ситуацией.
     Он начал говорить таким тоном, словно уже занял место шефа полиции. Я
вдруг понял, что горячо желаю ему никогда не стать таковым.  Но,  судя  по
всему, именно я был призван помогать ему в достижении этой цели.
     - Не могу ли я представить  вам  несколько  предложений,  капитан?  И
несколько просьб?
     Он  нетерпеливо  глянул  на  стенные  электронные  часы  -  близилась
полночь.
     - После всего, что вы сделали, я не могу отказать вам...
     - Нужно попытаться как можно  точнее  установить  дату  смерти  этого
человека, скорей всего, она  совпадет  со  временем  исчезновения  Хантри.
Следующим шагом должно быть установление того, кто еще в это время исчез -
здесь и во всей Южной Калифорнии - особое  внимание  следует  обратить  на
клиники  и  учреждения  для  душевнобольных.  Из  показаний   Рико   может
следовать, что этот парень был не вполне уравновешенным  психически,  -  я
протянул руку и коснулся многострадального поврежденного черепа.
     - Мы все это сделаем  в  рамках  обычной  следственной  процедуры,  -
заявил Маккендрик.
     - Я понимаю, но ситуация не является обычной. Мне кажется,  вам  пора
посылать телефонограммы...
     - Потому что вы тревожитесь о своей девушке?
     - Я тревожусь о ней и о многих других людях. Мы ведь не просматриваем
давно оконченную историю. Мы имеем  дело  с  преступлениями,  совершенными
сейчас, в том числе с убийством. А я чувствую, что все это  связано  между
собой.
     - Но каким образом?
     - Скорей всего, через исчезновение Хантри. Он  кажется  мне  ключевым
пунктом всего дела, -  я  бегло  описал  все,  что  случилось,  начиная  с
известного убийства Вильяма Мида, совершенно тридцать  два  года  назад  в
Аризоне, и заканчивая смертью двух торговцев картинами -  Пола  Граймса  и
Джейкоба Витмора.
     - Откуда ваша уверенность, что все это связано между собой?
     - Этих людей связывало слишком многое. Граймс был учителем и  близким
другом Хантри. Граймс купил портрет Милдред Мид у Витмора. Вильям Мид  был
сводным братом Хантри и сыном Милдред Мид. Милдред Мид,  похоже,  является
одной из двух главных женских фигур этой драмы. Вторая, разумеется, миссис
Хантри.  Если  бы  удалось  добраться  до  этих  женщин  и  заставить   их
говорить...
     - Миссис Хантри отпадает, - прервал меня Маккендрик, по крайней мере,
в данный момент. Я не могу пригласить ее для дачи показаний,  опираясь  на
то, что сказал Рико, - он глянул на меня  так,  словно  собирался  сказать
больше, но не произнес ни слова.
     - А Милдред Мид?
     Маккендрик покраснел от злости или обиды.
     - Собственно, кто такая эта Милдред Мид? Я никогда не слыхал о ней.
     Я показал  ему  фотографию  портрета  и  рассказал  связанную  с  ним
историю.
     - Наверняка она знает подноготную всего этого дела лучше, чем кто  бы
то ни было, - завершил я свой  рассказ,  -  за  исключением,  быть  может,
только миссис Хантри...
     - Где мы можем найти Милдред Мид? Она находится в этом городе?
     - До недавнего времени жила здесь. Скорей всего, продолжает  жить,  в
одном из домов призрения для престарелых. Именно ее искала Бетти Сиддон.
     Маккендрик откинулся в кресле, испытующе глядя  на  меня.  Его  лицо,
подобно месяцу, происходило различные фразы - от злости через недовольство
- вплоть до решимости, приправленной колючим чувством юмора.
     - О'кей, - сказал он, - вы выиграли. Мы обойдем все такие  учреждения
и посмотрим, не удастся ли нам найти этих двух женщин.
     - Могу ли я принять участие в поисках?
     - Нет. Я сам намерен руководить ими.

                                    32

     Я подумал, что пришло время снова поговорить с Фредом.  Мне  хотелось
бы поговорить и с миссис Хантри, но Маккендрик взял ее под охрану, а я  не
хотел ссориться с ним  в  то  время,  как  он  начал  действовать  в  моих
интересах.
     А потому я снова пересек город и остановил машину на Олив-Стрит. Тени
под деревьями были густы и темны, будто подсохшая  кровь.  В  сравнении  с
ними высокий островерхий серый дом, на всех четырех этажах которого горели
огни, казался достаточно милым. Из-за  входной  двери  раздавались  голоса
нескольких человек.
     Стоило мне постучать, голоса утихли. Миссис  Джонсон  в  своем  белом
халате  подошла  к  двери,  глаза  ее  блестели,  но  я  не  в  силах  был
расшифровать владеющие ее чувства. Лицо  казалось  серым  и  угасшим.  Она
выглядела как женщина  на  пределе  своих  сил,  готовая  сломаться,  если
напряжение чуть-чуть возрастет.
     - В чем дело? - спросила она.
     - Я хотел глянуть, как поживает Фред, кажется, он освобожден?
     - Благодаря  мистеру  Лэкнеру,  -  она  повысила  голос,  словно  это
заявление адресовалось не только ко мне. - Вы с ним знакомы? Он  с  Фредом
сидит в гостиной.
     Молодой длинноволосый юрист снова крепко пожал мне руку, его  пожатие
словно налилось силой в течении дня. С  улыбкой  он  обратился  о  мне  по
имени, заявив, что очень рад снова видеть  меня.  Я  с  такой  же  улыбкой
воздал должное тому, как быстро он все провел.
     Даже Фред на сей раз улыбался, но как-то неуверенно,  словно  поводов
для этого у него не было. В комнате царила  атмосфера  временности,  будто
вокруг  были  декорации  к  спектаклю,  сошедшему  с  афиши  вскоре  после
премьеры, но  уже  давно.  Старая  софа  и  кресла,  составляющие  некогда
мебельный гарнитур, словно бы ушли в пол, занавески на окнах  были  слегка
потрепаны, сквозь протертый ковер виднелись доски пола.
     Джонсон  стоял  в  дверях,  как  привидение,  пугающие  приходящих  в
разрушенном доме. Лицо его было  красным  и  влажным,  то  же  самое  было
сказать о его глазах, дыхание напоминало сквозняк в  пивной.  Кажется,  он
меня не узнал, но глянул на меня с явной неприязнью, словно в  забытом  им
прошлом я чем-то обидел его.
     - Мы знакомы?
     - Ну разумеется! - воскликнула  миссис  Джонсон.  -  Конечно  же,  вы
знакомы! Это же мистер Арчер!
     - Так я и думал. Вы посадили моего сына в тюрьму, сэр.
     Фред бледный и растрепанный, сорвался с места.
     - Ничего подобного, папа! Я прошу тебя, не говори так!
     - Я говорю правду. Ты что, считаешь, что я вру?!
     Лэкнер встал между отцом и сыном.
     - Сейчас не время для семейных ссор. Ведь все мы счастливы снова быть
вместе, не так ли?
     - Я не счастлив, - заявил Джонсон. -  Мне  отвратительно,  и  знаете,
почему? Потому что этот коварный сукин сын, - он  ткнул  в  меня  дрожащим
пальцем, - отравляет воздух моего дома! И я  заявляю,  что  если  он  хоть
минуту еще задержится здесь, я его убью к чертовой  матери!  -  он  сделал
нетвердый шаг в моем направлении. - Ты  понял,  сукин  ты  сын?!  Это  ты,
тварь, привез моего сына назад и посадил в тюрьму!
     - Я его привез, но не я посадил его в тюрьму,  -  ответил  я.  -  Эта
мысль пришла в голову кому-то другому.
     - Ты им эту мысль подсунул! Я знаю об этом! И ты тоже знаешь!
     - Пожалуй, будет лучше, если я пойду, - обратился я к миссис Джонсон.
     - Нет-нет, прошу вас! - она коснулась пальцами своего опухшего  лица.
-  Он  не  в  себе.  Он  весь   день   пил.   Понимаете,   Джерард   очень
впечатлительный... все это было  для  него  слишком  тяжким  переживанием.
Правда, милый?
     - Не юли! - заявил он. - Ты юлила и стелилась всю жизнь, и  я  ничего
не имею против,  когда  мы  одни.  Но  мы  не  можем  чувствовать  себя  в
безопасности, когда этот человек находится в нашем  доме!  Он  желает  нам
зла, и ты прекрасно знаешь это! И ели он отсюда не уберется, пока я считаю
до десяти, я вышвырну его силой!
     Я чуть не рассмеялся ему в лицо. Это был толстый нескладный  увалень,
и слова его были продиктованы лишь пьяным возбуждением. Возможно, когда-то
много лет назад, он был в состоянии выполнить свою угрозу, но  теперь  был
тяжел и преждевременно стар от пьянства. Его  лицо  и  тело  было  покрыто
таким толстым слоем жира, что я даже  представить  себе  не  мог,  как  он
выглядел в годы молодости.
     Джонсон принялся считать. Мы с Лэкнером, обменявшись взглядами, вышли
из комнаты. Джонсон, не прерывая счета, последовал за ними до выхода и  со
стуком захлопнул за нашей спиной входную дверь.
     - Господи! - сказал Лэкнер, - что толкает людей на такие выходки?!
     - Пьянство, - ответил я, - это же законченный алкоголик.
     - Это я вижу и сам. Но почему он так пьет?
     - От обиды. От обиды, что является тем, кем является.  Сидит  в  этой
развалине уже неизвестно сколько лет, кажется, с тех  времен,  когда  Фред
был  еще  маленьким  мальчиком.  Пытается   упиться   до   смерти   -   но
безрезультатно.
     - Несмотря ни на что, я не могу этого понять.
     - Я тоже. У каждого пьяницы свои собственные мотивы. Но у  всех  один
конец - размягчение мозга и цирроз печени.
     Мы оба, словно в поисках виноватого,  одновременно  подняли  глаза  к
небу. Но над чередой темных оливковых деревьев,  выстроившихся  по  другой
стороне улице, неслись тучи и не было видно ни одной звезды.
     - Честно говоря, - проговорил Лэкнер, - я не слишком понимаю,  что  и
думать об этом парне...
     - Вы имеете в виду Фреда?
     - Да. Собственно, он уже не мальчик, пожалуй, мы с ним ровесники.
     - Насколько я знаю, ему тридцать два года.
     - Правда? В таком случае, он на  год  старше  меня.  Мне  он  кажется
ужасно инфантильным для своего возраста.
     - Его эмоциональное и психическое развитие  уже  давно  затормозилось
из-за жизни в этом доме.
     - А в чем, собственно, состоит проблема этого  дома?  Ведь  если  его
чуть привести  в  порядок,  он  станет  вполне  элегантным,  и,  наверное,
когда-то был таким...
     - Несчастьем этого дома являются его обитатели, - ответил я.  -  Есть
семьи, члены которых должны были бы жить в разных городах, даже, если  это
возможно, в разных штатах, - и раз в году писать  друг  другу  письма.  Вы
можете посоветовать Фреду так  поступить,  разумеется,  если  вам  удастся
спасти его то тюрьмы.
     -  Думаю,  удастся.  Миссис  Баймеер   человек   незлопамятный.   Это
действительно милая женщина, если с ней общаться не в кругу семьи.
     - Это тоже одна из тех семей, члены которой должны раз в  год  писать
друг другу. И не отправлять писем. Не случайно  ведь,  что  Дорис  и  Фред
подружились. Их дома не уничтожены землетрясением, но порядком  разрушены.
Как и сами Дорис и Фред.
     Лэкнер  кивнул  своей  ухоженной  головой.  Стоя  в  мглистом   свете
прорывающегося из-за туч месяца, я  на  минуточку  почувствовал,  что  вся
история повторяется, что все мы уже когда-то здесь были.  Не  помнил,  как
развивались события и каков был финал, но чувствовал, что окончание дела в
определенном смысле зависит от меня.
     - Фред объяснил вам, зачем вообще ему  понадобилась  эта  картина?  -
спросил я Лэкнера.
     - Нет, он не смог объяснить мне этого  достаточно  убедительно.  А  с
вами он об этом говорил?
     - Он хотел продемонстрировать свои профессиональные знания,  доказать
Баймеерам, что и он чего-то  стоит.  Во  всяком  случае,  на  сознательном
уровне он думал так.
     - А на подсознательном?
     - Я не вполне уверен в своих  выводах.  Для  ответа  на  этот  вопрос
следовало бы собрать консилиум психиатров, но и они так просто  не  смогли
бы ответить. Но, как у многих других жителей этого города, у Фреда пунктик
относительно Ричарда Хантри.
     - Так вы считаете, что он действительно рисовал эту картину?
     - Так считает Фред, а он является специалистом.
     - Мне так не кажется, - протянул Лэкнер, - он ведь еще он не  окончил
учебу...
     - Так или иначе, он имеет право на собственное мнение. И считает, что
Хантри написал эту картину недавно, возможно, в этом году.
     - Откуда он может это знать?
     - На основании анализа краски, как он утверждает.
     - Вы в это верите?
     - До сегодняшнего вечера не верил и был склонен считать,  что  Хантри
нет в живых.
     - Но вы изменили свое мнение?
     - Да, считаю, что Хантри жив и вполне благополучен.
     - Где же он?
     - Быть может,  в  этом  городе.  Я  не  слишком  часто  полагаюсь  на
предчувствия, но сейчас мне странным образом кажется, что Хантри  стоит  у
меня за спиной и заглядывает через плечо.
     Я почти готов был рассказать ему  об  останках  человека,  выкопанных
Рико и миссис Хантри в оранжерее, но это  известие  еще  не  разошлось  по
городу, и информируя его, я  поступил  бы  против  своих  профессиональных
принципов: "Никогда и никому не говори больше, чем должно, ибо он  понесет
это дальше".
     В этот момент из дома вывалился Джерард Джонсон и, шатаясь,  принялся
спускаться по неровной лестнице. Он был похож на передвигающегося  наощупь
слепца, но его глаза, нос или некий алкогольный радар  безошибочно  учуяли
мое присутствие - он двинулся ко мне, шаркая ногами.
     - Ты еще здесь, сукин сын?!
     - Здесь, мистер Джонсон.
     - Не смей обращаться ко мне "мистер Джонсон"! Я знаю, что ты обо  мне
думаешь, ты меня презираешь! Ты считаешь старым  вонючим  пьяницей!  Но  я
кое-что скажу тебе: такой, как есть, я  стою  больше,  чем  ты  когда-либо
стоил! И я могу доказать тебе это!
     Я не стал спрашивать, каким образом, это было излишне. Он сунул  руку
в отвисший карман своих мешковатых брюк и вытащил никелированный револьвер
из тех, что полицейские  называют  "специальной  покупкой  для  субботнего
вечера". Услышав щелканье курка, я метнулся Джонсону в ноги, он  свалился.
Быстро подскочив к нему,  я  отобрал  у  него  оружие,  револьвер  был  не
заряжен. Руки у меня дрожали.
     Джерард Джонсон неуклюже поднялся и  принялся  кричать.  Он  орал  на
меня, на жену, на сына, как только они появились на крыльце, язык, которым
он пользовался в эти минуты, можно было бы определить как самый что ни  на
есть базарный. Он заорал еще громче и  принялся  ругать  свой  дом,  потом
дома, стоявшие по другую сторону улицы и все окрестные, наконец.
     В оскорбленных домах засветились огни, но никто не подошел к окнам  и
не появился на пороге. Быть может, если бы кто-нибудь сделал это,  Джонсон
не чувствовал бы себя таким одиноким.
     В конце концов, над ним сжалился его сын Фред. Он спустился с крыльца
и обхватил отца руками сзади, сжимая его бурно вздымающуюся грудь.
     - Папа, прошу тебя, будь же ты человеком!
     Джонсон шатался, вырывался, посылал проклятья всему миру, но все-таки
понизил голос. Лицо Фреда было  мокро  от  слез.  Тучи  на  небе  внезапно
прорвались, словно сеть, и на очистившееся пространство выплыл месяц.
     Воздух вдруг  изменился,  стал  чище,  свежее  и  резче.  Фред  обнял
Джонсона за плечи и проводил его по лестнице в дом. Зрелище блудного сына,
окружившего  отцовским  вниманием  собственного  отца,  было  грустным   и
трогательным. Для Джонсона уже не оставалось никаких надежд, но  Фред  еще
имел шанс. Лэкнер со мной  согласился.  Прежде  чем  он  отъехал  в  своей
"Тойоте", я вручил ему отобранный револьвер.
     Фред не запер входную дверь, вскоре вышла миссис Джонсон и уселась на
ступеньках. Движения ее  были  не  спокойными,  как  у  загнанного  зверя,
падающий с неба месячный свет серебрил ее халат.
     - Я хотела попросить у вас прощения, сэр...
     - За что?
     - За это все.
     Она неуклюже повела рукой,  будто  что-то  отталкивая  или,  наоборот
притягивая к себе. Казалось, ее жест охватил  высокий  дом  вместе  с  его
обитателями и всем содержимым, соседние дома и живших  там  людей,  улицу,
темные оливковые деревья и еще более темные их тени, и  месяц,  заливавший
серебряным  светом  ее  лицо  с  заострившимися  чертами  и  углубившимися
морщинами.
     - Вы не должны просить у меня прощения,  миссис.  Я  сам  выбрал  это
занятие, или оно меня выбрало. В  связи  с  этим  я  часто  сталкиваюсь  с
человеческим несчастьем, но другой работы не ищу.
     - Я вас понимаю. Я ведь медсестра.  Хотя,  завтра  я  могу  оказаться
безработной медсестрой. Когда Фред вышел, я  просто  должна  была  попасть
домой и самовольно ушла с работы. Лучше всего мне было бы туда вернуться.
     - Может быть, я подвезу вас?
     Она  оглядела  меня  подозрительно,  словно  считала,  что   я   могу
покуситься на нее, несмотря на возраст и толщину, однако, согласилась.
     - Как это мило с вашей стороны! Фред оставил  нашу  машину  где-то  в
Аризоне, я даже не знаю стоит ли вообще заниматься ее возвращением...
     Я открыл перед ней дверцу машины, потом сел сам. По ее  реакции  было
видно, что уже долгое время  никто  не  оказывал  ей  элементарных  знаков
внимания.
     - Я хотел задать вам один вопрос, - сказал я, когда оба мы уже сидели
в машине, - вы не обязаны отвечать на него. Но если  вы  сделаете  это,  я
никому не повторю того, что от вас узнаю.
     Она беспокойно шевельнулась на сидении и повернула ко мне лицо.
     - Кто-то наговорил вам обо мне гадостей!
     - Вы не могли  бы  объяснить  мне,  зачем  вы  взяли  в  клинике  эти
наркотики?
     - Да, я действительно взяла несколько упаковок таблеток. Но  я  брала
их не для себя и у меня не было злого умысла! Я  хотела  попробовать,  как
они подействуют на Джерарда, вдруг он чуть меньше начнет  пить.  Возможно,
меня можно обвинить в том, что я давала лекарство без рекомендации  врача,
если подойти к делу с официальной точки зрения.  Но  практически  все  мои
знакомые медсестры так поступают... - она тревожно глянула на меня. -  Они
намерены обвинить меня?
     - Ничего об этом не знаю.
     - Каким же образом разговор коснулся этой темы?
     - Об этом вспомнила одна из работающих там медсестер. Она  рассказала
мне, почему вас уволили.
     - Это был только повод! Но я вам скажу,  почему  потеряла  работу!  В
этом заведении были люди, которые не любили меня, - мы  как  раз  миновали
клинику и она обвиняющим жестом вытянула  руку  в  направлении  огромного,
ярко освещенного здания. - Возможно, у меня не самый легкий характер, но я
хороша медсестра, и они не имели права просто уволить меня. А вы не  имели
права касаться этой темы в разговоре с ними!
     - Мне кажется, имел, миссис.
     - Кто вас уполномочил?
     - Как вы знаете, я провожу расследование по делу о двух  убийствах  и
пропавшей картине.
     - Вы считаете, что я знаю, где находится эта картина? Да я понятия не
имею, и Фред тоже! Мы не преступники! Возможно, у  нас  есть  определенные
семейные проблемы, но мы не такие!
     - А я  этого  и  не  утверждаю.  Но  под  действием  наркотиков  люди
меняются. Их становится легко склонить к различным действиям...
     - Меня никто не может ни  к  чему  склонить!  Я  признаю,  что  взяла
несколько таблеток и дала их Джерарду.  И  вот  расплачиваюсь  за  это!  Я
теперь до конца жизни вынуждена работать в подозрительных домах  призрения
- и то если счастье улыбнется мне и я получу хоть какое-то место...
     Она погрузилась унылое молчание  и  больше  не  произнесла  ни  слова
практически всю дорогу до "Ла Палома". Прежде, чем она вышла из машины,  я
рассказал ей о двух разыскиваемых женщинах - Милдред Мид и  Бетти  Сиддон.
Она выслушала меня с понурым выражением лица.
     - Я сделаю все, что смогу. Во время ночной  смены  у  меня  не  будет
много времени на звонки, но я дам  знать  знакомым  медсестрам  из  других
домов призрения, - потом она прибавила  с  таким  видом,  словно  ей  было
трудно выражать кому-либо свою благодарность: - Фред рассказал мне, как вы
отнеслись к нему в Аризоне, мистер Арчер, я ценю это. В  конце  концов,  я
его мать, - последнее слово она произнесла с долей удивления.
     Выйдя из машины, она тяжело поплелась по асфальту к слабо освещенному
домику. За низкой стеной,  отделяющей  подъездную  площадку  от  шоссе,  с
шелестом шин проносился поток гнавшихся друг за другом автомобилей. Миссис
Джонсон подошла к входной двери и, открыв ее, помахала мне рукой.
     Через минуту она вновь появилась в дверях  с  двумя  полицейскими  за
спиной, один из них был в форме, вторым оказался капитан Маккендрик. Когда
они приблизились, я услыхал, как она  резко  выкрикивает,  что,  мол,  они
права не имеют преследовать ее в этой темноте, что она - невинная женщина,
спешащая на работу.
     Маккендрик бросил взгляд на ее злое и перепуганное лицо.
     - Вы миссис Джонсон, не так ли? Вы являетесь матерью Фреда Джонсона?
     - Да, это так, - холодно ответила она. - Но это еще не дает вам права
запугивать меня!
     - Мне очень жаль, мы вовсе не хотели пугать вас...
     - Еще бы вы не жалели! - она  мгновенно  использовала  свою  минутную
победу. - Вы не имеете права издеваться на до мной  и  применять  силу!  У
меня есть прекрасный юрист, и он вами займется, если вы  и  дальше  будете
поступать так!
     Маккендрик беспомощно поднял глаза к небу, а потом глянул на меня.
     - Ну, скажите, мистер, разве мы сделали что-то дурное? В  темноте  мы
нечаянно толкнулись с женщиной и попросили прощения. Мне  что,  на  колени
встать?!
     - Миссис Джонсон сегодня немного взволнована...
     Она кивнула, подтверждая мои слова.
     - Разумеется! И вообще, что вы тут делаете, капитан?
     - Я ищу одну женщину.
     - Миссис Сиддон?
     - Да, - Маккендрик внимательно глянул на нее. - Откуда вам известно о
мисс Сиддон?
     - От мистера Арчера. Он попросил  меня  позвонить  моим  подругам  из
других домов презрения. Я обещала ему  сделать  это,  если  у  меня  будет
время, и собиралась сдержать слово. Я могу идти, наконец?
     -  Ради  Бога,  -  сказал  Маккендрик,  -  никто  никоим  образом  не
ограничивал вашу свободу передвижения, миссис! Но  звонки  в  другие  дома
призрения не кажутся мне особо удачной идеей. Мы хотели бы  появиться  там
неожиданно.
     Миссис Джонсон  во  второй  раз  вошла  в  здание  и  больше  уже  не
появлялась.
     - Трудно найти с этой бабой общий язык, - проворчал Маккендрик.
     -  Она  тоже  пережила  несколько  нелегких  дней.  Мы  не  могли  бы
поговорить с глазу на глаз, капитан?
     Красноречивым кивком он отослал полицейского в форме, тот забрался  в
служебную машину, а мы отошли в угол площадки,  подальше  от  домов  и  от
шоссе. Калифорнийский дуб, каким-то чудом уцелевший среди этой асфальтовой
пустыни, укрыл нас своей кроной от лунного света.
     - Что привело вас сюда? - спросил я.
     - Донос. Кто-то сообщил по телефону что нам  следует  поискать  здесь
мисс Сиддон. Поэтому я сам сюда приехал. Мы  прочесали  весь  дом,  но  не
напали  на  след  этой  женщины   или   кого-либо,   хоть   отдаленно   ее
напоминающего.
     - А кто вам звонил?
     - Звонок был анонимный -  скорей  всего,  какая-то  женщина  пыталась
переложить на нас свои заботы. Миссис Джонсон легко находит себе недругов.
Из клиники ее выгнали... вы, должно быть, знаете об этом?
     - Она мне говорила.  Капитан,  вы,  конечно,  не  нуждаетесь  в  моих
советах, но один  я  все  же  дам.  Боюсь,  что  предложив  обыскать  дома
призрения, я вас толкнул на фальшивый след. Я не настаиваю на  прекращении
этой акции, но мне кажется, что вам следует сконцентрировать вашу  энергию
на чем-то другом.
     - Вы думаете о миссис Хантри, не так ли? - спросил  Маккендрик  после
довольно долгого молчания.
     - Мне кажется, что она является центром всего дела.
     - Но у нас нет уверенности в этом.
     - По-моему, есть.
     - Вашего мнения не достаточно, Арчер. Я не могу выступить против этой
женщины, не имея доводов ее вины.

                                    33

     Я оставил машину в конце улицы, на  которой  жила  миссис  Хантри,  и
пешком подошел к ее дому. Из ущелья за домом поднимался туман, дальше,  на
вершине холма, стоял освещенный холодным светом дом  Баймееров.  Но  вилла
миссис Хантри была тиха и темна.
     Я постучал в парадную дверь.  Кажется,  подсознательно  я  боялся  не
застать ее или найти мертвой, потому что мгновенная реакция меня поразила.
     - Кто это? - раздалось из-за дверей, словно она всю ночь прождала под
ними. - Рико?
     Я не ответил. С минуту мы стояли по обе стороны двери в настороженном
молчании. Тишина была наполнена нервным шелестом волн, набегающих на пляж,
будто ступни сумасшедшего великана, и откатывающихся назад, в море.
     - Кто это? - спросила она дрожащим и высоким голосом.
     - Арчер.
     - Я прошу вас уйти!
     - Мне привести капитана Маккендрика?
     Снова воцарилась тишина, отмеряемая громким эхом морских шагов. Потом
она повернула ключ и открыла дверь.
     Ни в холле, ни в видимой мне оттуда части дома лампы  не  горели.  На
фоне царящей в доме темноты лицо  миссис  Хантри  и  ее  волосы  одинаково
отливали серебром. На ней было черное закрытое платье,  подчеркивающее  ее
вдовство и пробуждающее во мне сомнения в том, действительно ли она вдова.
     - Входите, если вам это необходимо, - холодно и тихо произнесла она.
     Я вошел следом за ней в гостиную,  где  вчера  состоялся  прием.  Она
зажгла торшер возле одного из кресел и выжидающе застыла рядом  с  ним.  В
абсолютной тишине мы смотрели друг на  друга.  Эхо  приема  уже  утихло  в
комнате.
     - Мне знакомы люди вашего сорта, - наконец, заговорила она. - Вы один
из этаких самозваных экспертов, которые  не  могут  удержаться,  чтобы  не
совать свой нос в чужие дела! Вы просто не  можете  спокойно  видеть,  что
кто-то живет своей жизнью и считаете своей обязанностью в  нее  вмешаться,
не так ли?
     Щеки  ее  горели,  возможно  от  злости,  но  гневная   отповедь   ее
продиктована была какими-то другими чувствами.
     - И вы называете это жизнью, миссис? - спросил я.  Сокрытие  убийства
ради человека, которого вы не видели двадцать пять лет?  Постель  с  таким
взрослым ребенком, как Рико, чтобы быть уверенной в его молчании?
     Словно под влиянием  внезапной  смены  освещения,  ее  лицо  утратило
краски, а глаза потемнели.
     - Никто не имеет права так разговаривать со мной!
     - Будет лучше, если вы начнете привыкать к этому, миссис. Когда  люди
окружного прокурора передадут дело в суд, они не будут подбирать слов.
     - Это дело никогда не попадет в суд! Нет никакого дела! -  однако,  в
ее глазах металась тревога и замешательство, словно она пыталась заглянуть
за острый край настоящего.
     - Перестаньте претворяться, миссис! Двадцать пять лет  назад  в  этом
доме был убит человек. Я не знаю, кто это был, но вы-то знаете  наверняка.
Рико зарыл его в оранжерее. Сегодня, не без вашей  помощи,  он  вырыл  его
кости и вложил их в мешок с железом. К несчастью  для  вас  обоих,  я  его
поймал, прежде чем ему удалось бросить мешок в море. Вы хотите знать,  где
он сейчас?
     Она отвернулась от меня.  Не  хотела  знать.  Внезапно,  словно  ноги
отказались ей служить, она опустилась в кресло, спрятала лицо в ладонях и,
кажется, попыталась расплакаться.
     Стоя неподвижно, я слушал ее растерянные  всхлипы.  Она  была  хороша
собой и беспомощна, но я не находил в себе ни следа  жалости  к  ней.  Эта
женщина построила свою жизнь на  костях  погибшего,  и  смерть  составляла
значительную часть ее индивидуальности.
     - Где теперь эти кости? - спросила она, словно наши мысли совпадали.
     - У капитана Маккендрика. Ваш друг, Рико, тоже там. И начал говорить.
     Она взвесила мое сообщение и словно бы сжалась, услышав его. Но глаза
ее блестели все также, живо и собранно.
     - Думаю, с Маккендриком мне удастся договориться, - заявила она. - Он
весьма самолюбив. А вот с вами я в этом не уверена. Но ведь  вы  работаете
ради денег, не так ли?
     - Денег у меня столько, сколько мне необходимо.
     Она наклонилась вперед, упираясь усеянными перстнями руками в колени.
     - Я имею  в  виду  большие  деньги.  Такую  сумму  вы  не  смогли  бы
заработать за всю свою жизнь. Вам бы не пришлось работать больше.
     - Но я люблю свою работу.
     Злость и горечь, отразившиеся на  ее  лице,  практически  лишили  его
следов красоты. Она ударила себя по коленям сжатыми кулаками.
     - Прекратите эти штучки! Я говорю очень серьезно!
     - Я тоже. Мне ваши деньги не нужны. Но, возможно, я возьму  взятку  в
виде некоторой информации.
     - И что я получу за эту взятку?
     - Шанс выкрутиться из всего этого, если это окажется возможным.
     - Вы что, хотите изобразить Господа Бога?
     - Не вполне. Мне просто хочется понять, почему такая женщина, как вы,
миссис, имеющая все, чего только можно пожелать, пытается скрыть  паршивое
убийство?
     - Не убийство! Это был несчастный случай!
     - И кто же совершил этот несчастный случай!
     - Вы мне не верите?
     - Вы не сказали еще ничего, чему можно верить или не верить.  Я  знаю
только, что вы вдвоем откопали эти кости, и что вы велели Рико утопить  их
в море. Вы  сделали  глупость,  нужно  было  оставить  их  под  землей,  в
оранжерее.
     - Я с вами не согласна. Ошибкой было то, что я поручила все  Рико,  я
должна была сделать это сама.
     - Чьи это были останки, миссис Хантри?
     Она затрясла головой, словно прошлое окружило ее,  подобно  пчелиному
рою.
     - Я не знала этого человека. Он пришел и заявил,  что  желает  видеть
моего  мужа.  Ричард  не  должен  был  принимать  его   и   в   нормальных
обстоятельствах этого не сделал бы, но фамилия этого человека, явно что-то
говорила ему. Он велел Рико впустить того в мастерскую, а  когда  я  снова
увидела его, он был уже мертв...
     - Как его звали?
     - Не помню.
     - Вы присутствовали при разговоре этого человека с Рико?
     - Какое-то время да.
     - А потом, когда Рико закапывал его тело?
     - Разумеется, я знала об этом, но не присутствовала?
     - Рико утверждает, что это поручили ему вы.
     - Наверное, в определенном смысле так и было. Я передала ему указания
моего мужа.
     - Где находился ваш муж во время этого погребения?
     - Писал в мастерской свое прощальное письмо. Это странно, - прибавила
она, - он часто говорил, что  уйдет  именно  так.  Оставляя  все,  начиная
новую, нескованную жизнь... И  как  только  обстоятельства  сложились,  он
именно так и поступил...
     - Вы знаете, куда он направился?
     - Нет. Он не связывался со мной  с  тех  пор.  И  ни  с  кем  другим,
насколько мне известно.
     - Вы думаете он жив?
     - Надеюсь, да. Он был... он великий человек, в конце концов!
     Она разрешила себе уронить слезу. Пыталась отыскать утраченную почву,
отстраивая трогательный миф Хантри из новых и старых элементов,  бывших  у
нее под рукой.
     - Почему он убил того мужчину, в коричневом?
     - Я не знаю, убил ли он его. Это мог быть несчастный случай.
     - Ваш муж объяснил это именно так?
     - Не знаю. Мы об этом не говорили. Он написал свое письмо и ушел.
     - Словом, вы не знаете, каким образом и почему был убит этот мужчина?
     - Понятия не имею.
     - И ваш муж вам ничего не объяснил?
     - Нет. Ричард покинул дом в такой спешке, что времени для  объяснений
просто не было...
     - Простите, миссис, но я слыхал кое-что другое. Рико утверждает,  что
вы оба - вы и ваш муж - какое-то время разговаривали в  мастерской  с  тем
человеком в коричневом. О чем вы говорили?
     - Я не припоминаю, чтобы участвовала в разговоре...
     - Но Рико помнит.
     - Он лжет!
     - Большинство мужчин прибегают ко лжи в  критической  ситуации.  Как,
собственно, и большинство женщин...
     Она начинала терять уверенность  в  себе,  место  которой  постепенно
опять занимал гнев.
     - Вы не могли бы меня избавить от  этих  ваших  сообщений?  Я  многое
перенесла за  последние  двадцать  четыре  часа  и  выслушивать  этические
максимы жалкого частного детектива выше моих сил!
     Она повысила голос, все больше разъяряясь.
     - Вы много перенесли за последние двадцать пять лет, - сказал я, -  и
ситуация будет ухудшаться, если вы каким-либо образом  не  положите  этому
конец.
     Какое-то время она сидела в молчании,  всматриваясь  в  непогребенное
прошлое. Наконец, подняла глаза.
     - Как - положить конец?
     - Скажите мне правду - что и почему произошло?
     - Я уже сделала это.
     - Нет, миссис. Вы опустили некоторые весьма важные  подробности.  Кем
был мужчина в коричневом и зачем он явился сюда? Он приходил дважды  и  во
второй раз - тогда, когда был убит - привел с собой женщину  и  маленького
мальчика. Кроме того, вы сказали Рико, что с мужчиной случился удар  и  он
умер случайно.
     Она снова застыла в молчании, переваривая мои слова, словно  человек,
проходящий ускоренный процесс старения. Она не старалась  закрыть  на  это
глаза или оттолкнуть от себя этот  момент,  мне  даже  показалось,  что  в
определенном смысле она ждала этой минуты.
     - Да, Рико многое вам рассказал...
     - Он говорил довольно долго. Вы  выбрали  себе  скверного  сообщника,
миссис.
     - Я его не выбирала. Он просто  оказался  рядом,  -  она  внимательно
оглядела меня, словно раздумывая, не смогу ли я занять  место  Рико.  -  У
меня не было выхода.
     - Какой-то выход есть всегда...
     Она склонила свою ухоженную голову и уныло провела рукой по волосам.
     - Это легко говорить,  воплотить  эту  максиму  в  жизнь  значительно
трудней...
     - У вас ведь и сейчас есть  выбор,  миссис.  Например,  вы  могли  бы
помочь мне...
     - Но я ведь делаю это!
     - Разумеется. Но вы говорите не всю  правду.  Вы  можете  помочь  мне
прояснить это дело. Если вы сделаете это, я постараюсь максимально  помочь
вам.
     - Мне не нужны ваши одолжения! - однако она внимательно всматривалась
в мое лицо, словно стараясь прочесть на нем буквальный смысл моих слов.
     - Вы делаете большую ошибку, пытаясь и дальше покрывать своего  мужа,
вас могут обвинить в соучастии в убийстве.
     - Это было не убийство, а несчастный случай! Этот мужчина был  ужасно
болен! Мой муж мог толкнуть или ударить его, но убивать он не хотел!
     - Откуда вы знаете?
     - Это он сам сказал мне, он не лгал!
     - Он вам сказал, кто это такой?
     - Да.
     - Как его имя?
     Она покачала головой быстро и растерянно.
     - Но я не помню! Просто какой-то человек, с которым муж  познакомился
в армии. Он был ранен на Тихом океане и провел несколько лет  в  госпитале
для инвалидов войны, а когда его,  наконец,  выписали,  он  приехал  сюда,
чтобы увидеться с моим мужем. Наверное, узнал, что Ричард стал  знаменитым
художником, и приехал, желая погреться в лучах его славы...
     - А кто были та женщина и мальчик?
     - Его жена и сын. Во второй раз он привел  их,  чтобы  познакомить  с
моим мужем.
     - Они знали, что ваш муж убил его?
     - Не знаю... Я ведь даже не уверена, что это было именно так...
     - Но вы придерживаетесь этой версии?
     - Да. Я была вынуждена. Я ждала известий от этой  женщины,  не  спала
неделями. Но она больше не появлялась. Иногда я сомневаюсь не  в  моем  ли
воображении все это произошло...
     - Кости, выкопанные Рико, не являются плодом воображения...
     - Я знаю. Я имела в виду эту женщину с мальчиком...
     - Что случилось с ними?
     - Они просто ушли... не знаю, куда. А я продолжала жить своей жизнью,
как умела...
     В голосе миссис Хантри прозвучала жалость к себе, однако,  ее  взгляд
оставался  холодным  и  подозрительным.  Ввиду  моего   присутствия,   она
старалась держать себя в руках, но ее поза выдавала тревогу и презрение.
     Море под нами стонало, гремело и содрогалось, будто покойник, неумело
старающийся вернуться к жизни. Я  вздрогнул.  Миссис  Хантри  тронула  мое
колено острыми ногтями:
     - Вам холодно?
     - Пожалуй...
     - Я могу включить отопление...
     Улыбка, с которой она произнесла это,  придала  словам  двусмысленный
оттенок, но улыбалась она принужденно.
     - Спасибо, миссис, но я скоро пойду.
     - А я останусь здесь совсем одна... Она вздохнула притворно  глубоко,
словно бы в шутку, но в этой шутке было  слишком  много  искренней  тоски.
Кажется, эта женщина начинала отдавать себе отчет  в  том,  насколько  она
одинока в действительности.
     - Вам недолго осталось ждать гостей, миссис...
     Она сплела руки и судорожно их сжала.
     - Вы имеете в виду полицию?
     - Утром вам следует ожидать визита Маккендрика... Если только  он  не
придет раньше...
     - А я думала, вы хотите помочь мне... - еле слышно сказала она.
     - Я сделаю это, если вы дадите  мне  шанс.  Вы  ведь  далеко  не  все
сказали, а кое в чем были не совсем правдивы.
     Она посмотрела на меня со старательно отмеренной дозой возмущения.
     - Я не лгала!
     - Быть может, подсознательно. Если двадцать пять лет жить  нереальной
жизнью, можно утратить чувство реальности.
     - Вы что, считаете, что я сошла с ума?!
     - Скорее я считаю, что вы обманываете не только меня, но и себя.
     - В чем же я вас обманула?
     - Вы сказали, что убитый мужчина был армейским приятелем вашего мужа.
А я случайно знаю, что Хантри никогда не служил в армии. Такое  совпадение
ставит под сомнение весь ваш рассказ.
     Она покраснела, прикусила губу и глянула на меня,  как  пойманный  на
горячем воришка.
     - Я не совсем точно выразилась... Я хотела  сказать,  что  когда  они
познакомились, этот убитый мужчина был в армии... Но  Ричард,  разумеется,
нет...
     - Вы не хотели бы внести в свою историю еще какие-либо исправления?
     - Если вы скажете мне, где я ошиблась...
     - Это не смешно, миссис, - меня внезапно охватила ярость. - Несколько
человек уже лишились жизни. Другим угрожает опасность.
     - Но не с моей стороны! Я никому в жизни не сделала зла!
     - Просто равнодушно стояли рядом.
     - Не по своей воле, - она постаралась  принять  гордый  вид,  но  без
особого успеха. Я не знаю, что произошло  между  Ричардом  и  этим  убитым
человеком, я вообще ничего не знаю об их отношениях...
     - Мне говорили, что у вашего мужа были бисексуальные наклонности...
     - Правда? Впервые слышу об этом.
     - Вы хотите сказать, что это не так?
     - Как-то никогда об этом не заходила речь. А почему это  кажется  вам
таким важным?
     - Это может быть первопричиной всего дела.
     - Маловероятно. Ричард  не  придавал  большого  значения  сексу.  Его
искусство вдохновляло его намного больше, чем я.
     Она изобразила грустную мину, в то  же  время  посматривая  на  меня,
чтобы оценить произведенный эффект. Не знаю, почему, но это увеличило  мою
злость. С меня было довольно этой женщины и ее лжи (быть, может, ее правды
также). Сижу тут и обмениваюсь с нею округлыми фразами  в  то  время,  как
женщина,  действительно  небезразличная   мне,   затеряна   среди   ночных
опасностей!
     - Вы не знаете, где сейчас Бетти Сиддон, миссис?
     Она покачала своей серебряной головкой.
     - К сожалению, нет. Разве с Бетти что-нибудь случилось?
     -  Она  отправилась  искать  Милдред  Мид  и  сама  куда-то  пропала.
Возможно, вы знаете, где можно найти Милдред?
     - Нет, не знаю. Она звонила мне несколько  месяцев  назад,  сразу  по
приезде в город, но я не хотела встречаться с нею. Не  хотела  будить  все
эти давние воспоминания...
     - В таком случае, вам не следовало выкапывать эти кости, - заметил я.
     Она внезапно забилась в истерике, посылая меня ко всем чертям, но это
пожелание прозвучало фальшиво, словно она адресовала его себе.
     Серая тень ненависти к себе самой, будто вуаль, упала на ее лицо, она
закрыла его ладонями.
     - Зачем вы их выкопали? - спросил я.
     Молчала она долго, наконец, не отнимая рук от лица, выдавила:
     - Просто запаниковала...
     - Почему?
     - Боялась, что  обыщут  дом,  и  я  буду  отвечать  за  смерть  этого
человека.
     Она наблюдала за мной сквозь пальцы, словно уже сидела за решеткой.
     - Кто-то угрожал выдать вас?
     Ее молчание я счел подтверждением своей догадки.
     - Кто это был, миссис Хантри?
     - Я не уверена... Она сюда не приходила... Просто  позвонила  прошлой
ночью, угрожая, что расскажет полиции все, что знает. Думаю, это  была  та
женщина, приходившая сюда с мальчиком в день смерти этого человека...
     - Чего она хотела от вас?
     -  Денег,  -  она  опустила  ладони,  губы  ее  кривились,  в  глазах
проглядывала враждебность.
     - Сколько?
     - Она не называла точной суммы, видимо много...
     - Когда вы должны отдать ей деньги?
     - Завтра. Она сказала, что позвонит завтра, и чтобы я до того времени
собрала, сколько могу.
     - Вы собирались сделать это?
     - Собиралась. Но ведь теперь это не имеет смысла, правда?  Разве  что
мне как-то удастся договориться с вами...
     Она запустила пальцы в волосы и держала свою  голову  обеими  руками,
будто это было произведение искусства, которое она вольна  была  сохранить
или продать.
     - Я сделаю все, что  смогу.  Но  от  Маккендрика  вам  отделаться  не
удастся. Мне кажется, вы должны постараться найти с ним общий язык, и  как
можно скорее.
     - Нет, мне нужно время, чтобы собраться с мыслями... Вы подождете  до
утра?
     - При одном условии - вы не должны предпринимать  никаких  неразумных
шагов.
     - Вы имеете в виду, чтобы я не убежала?
     - И не покончили с собой.
     Она коротко и зло дернула головой.
     - Я намерена остаться на месте и драться! Надеюсь, вы будете на  моей
стороне...
     Я не стал давать ей никаких обещаний. Когда я поднялся и  двинулся  к
выходу, мне показалось,  что  с  затененных  стен  за  мной  следят  глаза
портретов Хантри. Миссис Хантри проводила меня до двери.
     - Прошу вас, не судите меня слишком сурово, мистер. Знаю, я произвожу
впечатление абсолютно испорченного человека, но на самом деле, совершая те
или иные поступки или не совершая их, я не имела выбора. Моя жизнь не была
легкой даже до исчезновения мужа. А с того момента превратилась  в  эдакий
мелкий паршивый ад...
     - С Рико?
     - Да, с Рико. Я же сказала, что у меня не было выбора.
     Она стояла очень  близко  от  меня,  прикрыв  ресницами  внимательные
глаза, словно собиралась совершить очередной свой выбор.
     - Тридцать лет назад, в Аризоне был  убит  молодой  солдат  по  имени
Вильям Мид, - сказал я. - Он был внебрачным сыном Феликса Хантри и Милдред
Мид, то есть, сводным братом вашего мужа...
     Она  отреагировала  так,  будто  я  ударил   ее,   а   она   намерена
расплакаться: подняла брови и опустила  нижнюю  губу.  Потом  на  какое-то
время закрыла лицо руками, но не сказала ни слова.
     - Ваш муж покинул Аризону сразу после этого, и существует подозрение,
что это он убил Вильяма Мида. Это правда?
     - Но почему?! Какие у него могли быть мотивы?!
     - Я надеялся, что это скажете мне вы, миссис. Разве  вас  с  Вильямом
ничто не связывало когда-то?
     - Нет, разумеется, нет!

                                    34

     Я оставил ее наедине с ее мыслями и двинулся вдоль побережья  на  юг.
Движение на шоссе все еще оставалось весьма интенсивным. Было еще  не  так
уж  поздно,  но  я  чувствовал  себя  измученным.  Долгий   и   совершенно
беспредметный разговор с миссис Хантри лишил меня остатка сил. Я  вернулся
к себе в гостиницу, надеясь, что там меня ждет  какое-нибудь  известие  от
Бетти.
     Не было ничего. Однако мне передали,  что  Паола  Граймс  ждет  моего
звонка в отеле "Монте Кристо". Не без труда я  дозвонился  до  ее  номера,
трубку она сняла мгновенно.
     - Алло?
     - Говорит Арчер.
     - Ну, наконец-то! - ее голос был резким и злым. - Мама  сказала,  что
передала вам деньги для меня. Пятьдесят долларов. Они мне нужны, без них я
не могу выбраться из этой вонючей  дыры.  И  впридачу  в  моей  машине  не
работает зажигание!
     - Я сейчас принесу тебе эти деньги. Я уже пытался отдать их тебе.
     - Надо было оставить у администратора!
     - Не у этого администратора. До свидания, Паола.
     Когда я подъехал к гостинице, она ждала меня в холле. Я заметил,  что
девушка причесалась, умылась и освежила макияж. Однако, была она подавлена
и выделялась среди расцветающих ночью девчонок и их кавалеров.
     Я отдал ей пятьдесят долларов, которые она  пересчитала,  свернула  в
трубочку и сунула за лифчик.
     - Хватит, чтобы расплатиться за гостиницу? - спросил я.
     - Пожалуй, хватит по сегодняшний день. Не знаю, что  будет  завтра...
Полиция не разрешила мне покидать город, но они  не  хотят  мне  выплатить
даже часть отцовских денег, а у него была при себе довольно большая сумма.
     - Ты их получишь... или твоя мать.
     - А может, мои правнуки?! - в ее голосе звучала горечь. - Я  не  верю
легавым и не люблю этот город! Не люблю здешний народ! Убили моего отца, и
я боюсь, что теперь убьют меня!
     Ее страх был заразен, я оглядел холл,  видя  его  ее  глазами:  будто
комната ожидания, где содержатся потерянные души среди бесконечной ночи.
     - Кто убил твоего отца?
     Она затрясла головой, и черные волосы упали на ее лицо, будто  ночной
мрак.
     - Я не хочу говорить об этом! Не здесь...
     - Мы могли бы поговорить в твоем номере.
     - Нет, об этом и речи быть не может! - она глядела  на  меня  полными
ужаса глазами из-за сетки волос, будто загнанный зверек, -  в  номере  нас
могут подслушивать, я там находиться из-за этого не могу!
     - Кто может подслушивать?
     - Может, полиция, а может, убийцы... Какая разница,  они  друг  друга
стоят!
     - Ну, давай выйдем и посидим в моей машине.
     - Нет уж, спасибо!
     - Тогда пойдем пройдемся, Паола.
     К моему удивлению, она согласилась, мы вышли из гостиницы и влились в
толпу пешеходов. Пальмы, выстроившиеся по другой  стороне  улицы,  шуршали
листвой над пустыми киосками, где еженедельно проходили распродажи картин.
За ними поднимались, разбивались и опадали фосфоресцирующие  белые  волны,
словно  им  было  доверено  невыполнимое  задание  -  отмерять   время   и
пространство.
     Мы  медленно  двигались  вдоль  улицы,  и  напряжение  Паолы   начало
постепенно ослабевать. Казалось, наши шаги примерялись к ритму  моря,  над
нами  открывалось  небо,  скупо  освещенное  лучами  висящей   низко   над
горизонтом луны.
     Паола коснулась моего плеча.
     - Ты спрашивал, кто убил моего отца...
     - Спрашивал.
     - Хочешь знать, что я об этом думаю?
     - Да.
     - Понимаешь, я мысленно повторила все, что говорил  отец.  Он  верил,
что Ричард Хантри жив и живет здесь, в Санта-Терезе, под другим именем.  И
он был уверен, что это Хантри написал тот портрет Милдред  Мид.  Мне  тоже
так показалось, когда  я  впервые  его  увидела.  Конечно,  я  в  этом  не
разбираюсь так, как отец, но у меня создалось впечатление, что это Хантри.
     - Ты уверена, что твой отец был честен, Паола? Картина  Хантри  стоит
намного больше, чем другие...
     - Я знаю, и он тоже это знал. Именно поэтому  он  старался  доказать,
что картина подлинная. В последние дни своей  жизни  он  пытался  отыскать
Хантри и убедиться, что это его картина. Он даже нашел  Милдред  Мид,  она
сейчас живет здесь. Это была любимая натурщица Хантри, хотя,  конечно  же,
для этого портрета она не позировала, она уже старуха.
     - Ты ее видела?
     Она кивнула.
     - Отец водил меня к ней за несколько дней до смерти.  В  Аризоне  она
дружила с моей матерью и знала меня еще ребенком.  Наверное,  отец  думал,
что мое присутствие развяжет ей язык. Но Милдред немного рассказала в  тот
день.
     - Где она живет?
     - В поселке таких маленьких домиков, она как  раз  только  поселилась
там. Кажется, это место называется Магнолия Корт, в  центре  растет  такая
огромная магнолия.
     - Здесь, в Санта-Терезе?
     - Да, в самом центре. Она говорит, что сняла этот домик,  потому  что
не может уже много ходить. Много говорить она тоже не хотела.
     - Почему?
     - Мне кажется, боялась. Мой отец расспрашивал ее о Ричарде  Хантри  -
жив он или нет, и он ли написал этот портрет? Она сказала, что  не  видела
его уже тридцать  лет  и  надеется,  что  он  мертв.  Она  казалась  очень
разочарованным и усталым человеком.
     - Это не удивительно, не исключено,  что  это  Хантри  убил  ее  сына
Вильяма.
     - И моего отца. Может, отец нашел его, проследив путь этой картины, -
и был убит.
     Голос ее был тихим и испуганным,  она  подозрительно  поглядывала  на
пальмы и низко висящую луну,  словно  они  были  лишь  тонкой  декорацией,
маскирующей истинные джунгли этого мира. Руки девушки нервно  сжимались  и
разжимались.
     - Мне надо уехать из этого города! Полицейские велели  мне  остаться,
потому что я им нужна как свидетель, но они даже охрану мне не обеспечили!
     - Охрану от кого? - спросил я, уже зная ответ.
     - От Хантри! От кого же еще? Он убил моего  отца  -  я  это  чувствую
кожей, но я не знаю, кто он сейчас и где находится! Это может  быть  любой
из проходящих по улице мужчин!
     Ее голос становился все громче, прохожие  начинали  обращать  на  нас
внимание. Мы как раз подошли к ресторану, в открытую дверь  выплескивалась
на улицу волна джаза. Я ввел девушку внутрь и посадил за столик.  Зал  был
длинным и узким, напоминающим туннель, а сидящий в дальнем  конце  оркестр
мог сойти за приближающийся поезд.
     - Не нравится мне эта музыка, - она поежилась.
     - Не страшно, тебе неплохо бы чего-нибудь выпить.
     Она покачала темной головкой.
     - Я не могу пить. От спиртного я шалею. То же самое было с отцом,  он
мне говорил, что именно поэтому стал наркоманом, - она зажала ладонями уши
и зажмурилась. - Уведи меня отсюда!
     Я взял ее за руку и поднял с кресла, девушка двигалась  неуверенно  и
словно бы нетвердо держалась на ногах, я вынужден был почти тащить  ее  на
себе к выходу. Оказавшись на улице, она недоверчиво  оглядывала  прохожих,
готовая закричать, если кто-нибудь обратит на нее внимание.  Девушка  была
на грани истерики, если не хуже.
     Я подхватил ее под руку и  быстрым  шагом  направился  к  отелю,  она
начала сопротивляться.
     - Я не хочу туда возвращаться! Я терпеть не могу эту дыру!  Всю  ночь
стучали, дрались, шептались, не дали мне глаз сомкнуть! Не  пропускают  ни
одной женщины!
     - Ну так съезжай оттуда.
     - А куда? Куда мне идти? Конечно, я могу вернуться в галерею, у  меня
там комнатка над магазином... Но я боюсь...
     - Потому что там нет отца?
     - Нет, - она сжалась от внезапной дрожи,  обхватив  руками  плечи,  -
потому что он может вернуться!
     Мне вдруг стало холодно. Если девушка и не сошла с ума, то, во всяком
случае, была на пути к этому. Продвигаясь по  этой  дорожке,  она  к  утру
достигнет цели.
     По разным причинам я чувствовал себя в ответе  за  нее.  Кроме  всего
прочего, я заключил тайное соглашение с силами, правящими  миром:  если  я
попытаюсь помочь Паоле, может, кто-то поможет Бетти...
     Мы вернулись в отель "Монте Кристо", я заплатил по  счету,  помог  ей
собраться и вынес сумку в машину.
     - Куда мы едем? - спросила она, шагая рядом со мной.
     - Я сниму для тебя номер в моей гостинице, рядом с причалом для  яхт,
там намного спокойней. Если проголодаешься, сможешь  выйти  на  угол,  там
ресторан работает всю ночь.
     - Я уже голодна, - заявила она, - я ничего не ела.
     Я накормил ее  бутербродами  в  закусочной,  а  потом  устроил  ее  в
гостинице, решив выставить Баймееру счет  за  этот  номер,  поскольку  она
являлась свидетелем.
     Я вышел из гостиницы, не заглядывая к себе в номер, но, уже садясь  в
машину, вдруг подумал, что там может ждать меня Бетти. Когда я взлетел  на
свой этаж, номер был пуст, а постель нетронута.

                                    35

     Крона магнолии, словно прикрепленное  к  стволу  облако,  висела  над
группкой домиков, получившей от нее название. Только в одном из них  горел
свет, приглушенный опущенными  жалюзи.  Я  постучал  в  сетчатую  наружную
дверь.
     За дверью послышалось какое-то движение, а  потом  дыхание  человека,
приближавшегося к двери молча.
     - Кто там? - раздался наконец женский голос.
     - Моя фамилия Арчер, я частный детектив, нанятый Джеком Баймеером.
     - Ну так идите ко всем чертям, - спокойно ответила она. - А перед тем
отправляйтесь к Баймееру и передайте ему, чтобы и он шел туда же.
     - Охотно, миссис Мид, я этого сукина сына тоже терпеть не могу.
     Она открыла внутреннюю дверь  и  на  фоне  светлого  квадрата  возник
силуэт ее хрупкой изящной фигуры.
     - Как вас зовут, я не расслышала?
     - Лью Арчер.
     - Вас прислал Джек Баймеер?
     - Не совсем. У  него  украли  картину  -  ваш  портрет,  миссис.  Мне
кажется, что вы могли бы помочь мне найти ее.
     - Откуда Джек знает, что я живу тут? Ни одной живой душе я об этом не
говорила.
     - Меня направила сюда Паола Граймс.
     - Ясно. Я сделала глупость, впустив ее в мой дом, - она  выпрямилась,
словно намереваясь захлопнуть дверь перед моим носом. - Несчастное отродье
несчастной семьи!
     - Сегодня утром, в Копер-Сити, я говорил с ее матерью, Жуанитой,  она
передавала вам сердечный привет, миссис.
     - Да? Очень мило с ее стороны.
     Кажется, я произнес нужный пароль, она подошла ближе, чтобы  отворить
наружную дверь. До этого момента ее возраст не  был  виден,  но  теперь  я
заметил, что она прихрамывает  и  как-то  неуверенно  покачивает  бедрами,
словно морская птица, уверенно чувствующая себя в воздухе  или  в  морских
волнах, но с трудом передвигающаяся по суше.
     Ее седая голова также  напоминала  птичью.  Высокий  лоб,  правильные
черты, чуть впалые виски, тонкий и ровный нос и быстрые глаза,  в  которых
до сих пор тлела радость  жизни.  Заметив,  что  я  рассматриваю  ее,  она
улыбнулась. Улыбка вышла слегка шутовской, так как у Милдред  не  было  ни
одного переднего зуба.
     - Я вам нравлюсь? Не сказала бы, что старость пошла  на  пользу  моей
красоте.
     - Да, это так.
     - Ну и прекрасно, - она улыбнулась еще шире. - Моя красота стоила мне
многих хлопот. Но я не жалуюсь. Женщина не может получить от жизни все.  Я
много  путешествовала  -  главным  образом,  первым  классом.  Я   знавала
талантливых и сильных людей...
     - С одним из них я вчера познакомился в Тьюксоне.
     - С Лэшмэном?
     - Да.
     - Как он поживает?
     - Стареет. Но все еще рисует. Собственно, в то время, как  я  посетил
его, он как раз работал над очередным вашим портретом, миссис.
     Она с минуту молчала, а когда подняла на меня глаза, я увидел  в  них
пустоту.
     - На этом портрете я выгляжу так, как сейчас, или так, как когда-то?
     - Так, как когда-то.
     - Да, разумеется, как же может быть иначе! Ведь он же не видел меня с
тех пор, как я по-настоящему постарела. - Она говорила о себе так,  словно
была прекрасным,  но  недолговечным  произведением  искусства  -  японская
икебана или песня, автор которой не знал нотной грамоты. -  Но  достаточно
обо мне. Лучше скажите мне, мистер, что поделывает Жуанита?
     Она уселась в кресло под торшером, я поместился в кресле напротив.  Я
рассказал ей о Жуаните Граймс, потом о ее бывшем муже Поле и о его смерти.
Казалось, мой рассказ потряс ее.
     - Не могу поверить в смерть  Пола!  Он  был  здесь  с  дочерью  всего
несколько дней назад...
     - Она говорила мне об этом. Он, наверное, хотел, чтобы вы подтвердили
подлинность своего портрета, миссис?
     - В принципе, речь шла именно об  этом.  К  сожалению,  я  не  смогла
припомнить эту картину. У него с собой был только маленький снимок, а меня
писали столько раз, что я уже давно сбилась со счета... Скажу вам  честно,
мистер, мне осточертели картины, особенно те, где изображена  я.  Когда  я
поселилась тут, то не повесила ни одной, хотя у меня их  там,  в  соседней
комнате, страшное количество, - она обвела рукой голые стены. -  Не  хочу,
чтобы мне напоминали о моих потерях...
     - Я понимаю вас. Но  не  согласитесь  ли  вы  еще  раз  взглянуть  на
фотографию картины?
     - Моего портрета?
     - Скорей всего, да. Это та самая картина, которая  интересовала  Пола
Граймса.
     Я вручил ей фотографию, она поднесла ее к свету и промурлыкала что-то
невразумительное, означавшее, что она узнает картину.
     - Вы его видели когда-нибудь, миссис Мид?
     - Я вижу его в третий раз, во второй за сегодняшний вечер. Но до  сих
пор не знаю, кто и когда написал его. Это  действительно  напоминает  вещь
Хантри, но я не помню, чтобы позировала ему для этого портрета.
     - Кое-кто говорит, что портрет написан по памяти, без модели и притом
совсем недавно.
     - То же самое сегодня вечером говорила и эта молодая девушка...
     - Какая девушка?
     - Журналистка из местной газеты. Я сказала ей, что не  даю  интервью,
но она так добивалась, что я в конце концов разрешила ей прийти. Вынуждена
признать, что она производит очень милое  впечатление.  Но  я  не  слишком
помогла ей...
     - Ее звали не Бетти Сиддон?
     - Да-да, Бетти Сиддон. Вы ее знаете?
     - Я пытаюсь найти ее. Она не говорила, куда направляется после визита
к вам?
     - Говорила, что едет на какой-то пляж... Сикамор-Бич?
     - Может, Сикамор-Пойнт?
     - Кажется, вы правы. Так или иначе, человек,  продавший  Граймсу  эту
картину, позавчера утонул там в океане. Как его звали?..
     - Джейк Витмор. Но он не утонул в океане. Его утопили в пресной воде,
скорей всего, в чьей-то ванне.
     Мне удалось потрясти ее, хотя я и не ставил перед собой  такой  цели.
Ее  лицо  сделалось  безжизненным  и  бесцветным,  черты  его   оставались
красивыми, но глаза стали мертвыми, словно глазницы статуи. Она шевельнула
бледно-сиреневыми губами.
     - Значит, этот Витмор тоже был убит?
     - Так считают полицейские и коронер.
     - О Господи! - дышала она тяжко, будто бегун.
     - Принести вам воды, миссис Мид?
     - У меня есть кое-что получше, - она  протянула  руку  к  стоящему  у
стены буфету, - там есть бутылка виски "Джек  Дэниелс".  И  стаканы.  Себе
налейте тоже. А мне без воды, двойную.
     Я достал виски и налил двойную порцию ей и одинарную себе. Она выпила
свой стакан одним глотком и попросила еще одну двойную. Вскоре  ее  стакан
был снова пуст, а лицо обрело краски.
     - Глотните, мистер, - сказала она, - я ненавижу пить в одиночестве!
     Я подумал, уж не алкоголичка ли  она  и  решил,  что  это  похоже  на
правду.
     - Почему вы так смотрите на меня? - спросила она. - Я смешна?  Или  в
моих глазах вы увидели что-то странное?
     - Нет, что вы...
     - Тогда не пяльтесь на меня так!
     - Прошу прощения. Собственно, мне уже пора...
     - Вас очень интересует эта мисс Сиддон, не так ли?
     - Да, очень, вы читаете мысли, миссис.
     - Я знаю мужчин, - сказала она. - А она не слишком  молода  для  вас,
мистер?
     - Возможно. Когда она была здесь?
     - Я не смотрела на часы. Это было ранним вечером.
     - А как она нашла вас?
     - Позвонила в... - Внезапно она смолкла и продолжала после натянутого
молчания: - Понятия не имею!
     - Вы начали говорить, что она звонила кому-то.
     - Я так сказала? Ну, значит вы знаете  больше,  чем  я.  Наверное,  я
подумала о чем-то другом. Если вам пора  идти,  мистер,  то  не  смею  вас
задерживать.  Поставьте  только  бутылку  так,  чтобы  я  могла   до   нее
дотянуться, хорошо?
     Бледной морщинистой рукой она коснулась столика, стоявшего рядом с ее
креслом.
     - Я пока не ухожу, - возразил я.
     - Я бы предпочла, чтобы вы ушли, я очень устала. В конце концов, я же
сказала вам все, что знаю...
     - В этом я очень сомневаюсь, миссис Мид. Будучи в Аризоне, я случайно
узнал несколько очень интересных подробностей. Вначале сороковых годов ваш
сын Вильям был убит неизвестно кем и брошен в пустыне...
     Ее лицо вытянулось и побледнело.
     - Жуанита Граймс всегда слишком много болтала!
     - Она не главный источник моей информации. Убийство вашего сына  было
и остается фактом достаточно известным. Я говорил  с  человеком,  нашедшим
его тело и проводившим расследование по этому делу, с шерифом Бротертоном.
     - Ну и что с этого?
     - Вы не хотите знать, кто убил вашего сына?
     - Теперь это уже все равно, - проговорила она. - Какая  разница?  Его
нет. Его нет уже тридцать два года.
     - Но, как мне кажется, человек, убивший его, все еще жив...
     - Откуда вы знаете?
     - Я это кожей  чую!  А  кроме  того,  есть  и  другие  причины.  Люди
продолжают гибнуть: Пол Граймс, Джейкоб Витмор и  некий  мужчина,  останки
которого сегодня откопали в оранжерее Ричарда Хантри...
     Она хотела что-то сказать, но голос  послушался  ее  лишь  со  второй
попытки.
     - Какой мужчина?
     - Он еще не опознан, но это лишь  дело  времени.  Двадцать  пять  лет
назад он появился в доме Хантри с какой-то женщиной и маленьким мальчиком.
Между ним и Хантри возникла ссора, а потом  драка.  Согласно  дошедшей  до
меня версии, этот мужчина упал, ударился головой и умер. Семейство  Хантри
его закопало.
     - Вам это известно от миссис Хантри?
     - И от нее в том числе.
     Она широко открыла глаза, лицо ее при этом  словно  бы  сморщилось  и
стало меньше.
     - А что еще она вам сказала?
     - Кажется, ничего. А должно быть еще что-то?
     - Это я вас спрашиваю.
     - А я подозреваю, что именно вам известен ответ. Почему Джек  Баймеер
купил вам этот дом в Каньоне Хантри?
     - Потому что я попросила его!
     - Джек Баймеер отнюдь не так щедр.
     - Тогда для меня он бывал щедрым, - легкий румянец  скользнул  по  ее
лицу, задержавшись на скулах. - Конечно, с возрастом  он  не  изменился  к
лучшему, но и я тоже...
     - Мне кажется, он купил для вас этот дом  от  имени  всего  семейства
Хантри. А может, они при его посредничестве сделали вам такой подарок?
     - С чего бы они стали это делать?!
     - Чтобы обеспечить себе вашу скромность в  деле  об  убийстве  вашего
сына.
     -  О  смерти  Вильяма  знали  все  вокруг!  Кому   нужна   была   моя
"скромность"?!
     - Его убийце. Допустим, это был Ричард Хантри. Сразу  после  убийства
он перебрался из Аризоны в Калифорнию и  никогда  больше  не  возвращался.
Дело на него тихо закрыли, если вообще  открывали.  А  вы,  если  и  имели
какие-то подозрения, оставили их при себе.
     Она покачала головой.
     - Вы меня не знаете, мистер. Я любила сына. Я сама  чуть  не  умерла,
когда мне показали тело Вильяма. И не забывайте, что он тоже принадлежал к
этой семье, Феликс Хантри был его отцом. Между Вильямом и Ричардом не было
никаких конфликтов.
     - Так почему же Ричард покинул Аризону сразу же после смерти Вильяма?
     - Не знаю. Может, он боялся и сам быть убитым.
     - Это он говорил?
     - Я никогда не говорила с ним об этом и даже не видела его с тех пор.
     - С времени смерти Вильяма?
     - Вот именно, я его не видела тридцать два года. И уже двадцать  пять
лет никто не знает, что с ним случилось, а почему, я лишь  сегодня  узнала
от вас, мистер. - Она беспокойно зашевелилась и искоса глянула на  стоящую
рядом бутылку. - Если вы намерены остаться еще на минуту, вы можете налить
мне еще, да и себе тоже.
     - Нет, благодарю вас, я постараюсь задать еще  несколько  вопросов  и
оставить вас в покое, миссис. Кажется, у вашего убитого сына осталась жена
и маленький ребенок?
     Выражение ее  глаз  изменилось,  словно  она  заглядывала  в  далекое
прошлое.
     - Кажется, да.
     - То есть, вы в этом не уверены?
     - Мне говорили о них, но я их никогда не видала.
     - Почему?
     - Не по своей воле. Просто они оба как сквозь  землю  провалились.  Я
слыхала только, что эта женщина, вдова Вильяма,  вышла  замуж  за  кого-то
другого и дала мальчику его фамилию.
     - Вы знаете эту фамилию?
     - Нет, к сожалению, мы никогда с ней не общались.
     - Вы не думаете, что с ними общался Ричард Хантри?
     - Как я могу это знать? - она сказала это, отвернувшись.
     - А те  женщина  и  мальчик,  которые  посетили  дом  Ричарда  Хантри
двадцать пять лет назад... это не могли быть вдова Вильяма и ее сын?
     - Понятия не имею. Мне кажется, вы пытаетесь связать два разных дела.
     - Я вынужден это делать. Решение  лежит  в  далеком  прошлом.  Вы  не
догадываетесь, миссис, кем мог  быть  тот  мужчина,  который  был  убит  и
похоронен в оранжерее?
     - Понятия не имею!
     - А это не мог быть ваш сын Вильям?
     - Вы что, ошалели?! Вильям был убит в Аризоне, в 43-м году,  за  семь
лет до этого!
     - Вы видели его тело?
     - Да.
     - Кажется, оно было весьма  изуродовано?  Вы  смогли  с  уверенностью
опознать его?
     - Да. Смогла. Мой сын Вильям умер тридцать два года назад.
     - А что случилось с его телом после того, как вы его опознали?
     - Я не слишком хорошо знаю это...
     - Странно...
     - Разве? Как вам  известно,  у  него  была  жена  в  Калифорнии,  она
захотела, чтобы его тело переслали ей и там похоронили. Я ничего не  имела
против этого. Умершие уходят от нас навсегда и нет никакого значения,  где
их хоронят.
     Голос ее  был  тихим  и  равнодушным,  но  мне  показалось,  что  она
сознательно  подавляет  свои  чувства.  Словно  прочитав  мои  мысли,  она
прибавила:
     - Когда я умру... пожалуй, это уже скоро... я хочу,  чтобы  мое  тело
сожгли, а пепел развеяли в пустыне поблизости от Тьюксона.
     - Недалеко от Лэшмэна?
     Она глянула на меня с гневом и словно бы с интересом.
     - Вы чертовски много знаете, мистер.
     - А вы чертовски мало хотите мне рассказать, Милдред, - ответил я.  -
Так где же все-таки похоронили Вильяма?
     - Кажется, где-то в Калифорнии.
     - Вы когда-нибудь были на его могиле?
     - Нет, я не знаю, где она.
     - А где теперь живет его вдова, вы знаете?
     - Нет. Меня никогда не интересовал родня. Свою  собственную  семью  я
оставила в четырнадцать лет, еще в  Денвере,  и  никогда  не  возвращалась
туда. И не тосковала никогда.

                                    36

     Когда я добрался до Сикамор-Пойнт, автомобильные часы показывали  уже
почти три. Море кашляло сквозь сон у края пляжа. Я также  пережил  кризис:
чуть не поддался искушению вздремнуть на переднем сидении машины.
     Но в домике Джейкоба Витмора горел свет. С  минуту  я  надеялся,  что
застану там  Бетти,  однако,  оказалось,  что  Джесси  Гейбл  пребывает  в
одиночестве.
     Только когда она впустила меня в освещенную комнату, я заметил, что в
девушке произошла метаморфоза: движения  ее  стали  уверенными,  в  глазах
появилась решительность. Я почувствовал  идущий  от  нее  запах  вина,  но
пьяной она не казалась. Девушка указала мне на кресло и сказала:
     - Вы мне должны сто долларов, мистер. Я  уже  знаю  фамилию  женщины,
продавшей Джейку эту картину.
     - Кто же это был?
     Она наклонилась над столом, положив руку на мое плечо.
     - Минуточку, мистер, не спешите так. Откуда я знаю, что  у  вас  есть
сто долларов?
     Я отсчитал названную сумму и положил на стол, она протянула к деньгам
руку, но я убрал их.
     - Эй! - крикнула она. - Это мои деньги!
     - Вы еще не сказали мне фамилию этой женщины, мисс.
     Она покачала головой, светлые  волосы  шелковистой  шалью  обвили  ее
плечи.
     - Вы мне не верите?
     - Верил, пока вы не перестали верить мне.
     - Вы говорите как Джейк. Он всегда обводил меня вокруг пальца.
     - Кто продал ему эту картину?
     - Я скажу вам, когда получу деньги.
     Я положил на стол пятьдесят долларов.
     - Здесь половина. Вторую я вам отдам, когда услышу фамилию.
     - Мои сведения стоят больше. Это серьезное дело. Мне сказали,  что  я
должна получить высокую награду.
     Не вставая с кресла, я всматривался в ее лицо. Два дня назад, когда я
пришел сюда впервые, она, казалось не думала о деньгах.
     - И кто же должен вас наградить?
     - Редакция газеты.
     - Это Бетти Сиддон вам обещала?
     - Да, собственно, она сказала, что мне хорошо заплатят за информацию.
     - И вы сказали ей, кто эта женщина?
     Она отвела глаза от меня и  принялась  всматриваться  в  темный  угол
комнаты.
     - Она сказала, что это очень важно. А я не была уверена, что  вы  еще
вернетесь. Знаете, как это бывает, мне действительно нужны деньги...
     Я знал, как это бывает. Она продавала, как многие другие  наследники,
кости Джейка Витмора, а я покупал их у нее. Я положил  на  стол  остальные
пятьдесят долларов.
     Джесси протянула к ним руку, но внезапно опустила  ее  и  глянула  на
меня так, словно я намеревался ударить ее. С  меня  было  достаточно  этой
игры.
     - Пожалуйста, берите, мисс!
     Она сгребла двадцати- и десятидолларовые  бумажки  и  сунула  их  под
рубаху, в лифчик, виновато поглядывая на меня полными слез глазами.
     - Давайте не тратить времени, Джесси. Что это за женщина?
     - Ее имя миссис Джонсон, - тихо и неуверенно сказала она.
     - Мать Фреда?!
     - Я не знаю, чья она мать.
     - Как ее имя?
     - Не знаю. Стенли Мейер сказал мне только фамилию.
     - Какой Стенли Мейер?
     - Он санитар в клинике и художник-любитель. Продает свои  картины  на
пляжных распродажах. Его киоск стоит рядом с будкой Джейка. Он видел,  как
Джейк покупал у нее эту картину.
     - Вы говорите о женском портрете, который  Джейк  продал  потом  Полу
Граймсу?
     Она кивнула.
     - Но вас же интересует эта картина, правда?
     - Да. А Стенли Мейер описал вам эту женщину?
     -  Более-менее.  Он  сказал,  что  она  средних  лет,  где-то   около
пятидесяти, крупная толстая баба с темными слегка седеющими волосами.
     - Он не говорил, как она была одета.
     - Нет.
     - А откуда он знает, как ее зовут?
     - Он с ней знаком по клинике. Миссис Джонсон работала там медсестрой,
пока ее не выгнали.
     - За что ее выгнали?
     - Мейер не знает. Он знает только, что потом она работала в доме  для
престарелых под названием "Ла Палома".
     - А что еще он говорил об этой миссис Джонсон?
     - Больше ничего не помню.
     - И все это вы рассказали Бетти Сиддон?
     - Да.
     - Давно?
     - Точно я не знаю. Джейк не выносил часов, он считал, что  мы  должны
определять время по солнцу, как индейцы.
     - Бетти Сиддон была здесь до или после захода солнца?
     - После. Сейчас припоминаю, это было сразу после вашего отъезда.
     - Вы говорили ей, что я здесь был?
     - Нет.
     - А она, уезжая, не говорила, куда направляется?
     - Она не  говорила  точно,  но  спрашивала  меня  об  этом  доме  для
престарелых, "Ла Палома". Хотела удостовериться, что миссис Джонсон теперь
работает именно там.
     Я возвращался вдоль пустой автострады, навстречу мне попадались  лишь
малочисленные грузовики. Позади осталась грань,  отделяющая  пустой  конец
ночи от холодного преддверья раннего утра. Я был в состоянии обойтись  без
сна, если это будет нужно, весь следующий день.
     Оставив машину на стоянке у "Ла Палома",  я  нажал  кнопку  звонка  у
служебного входа. Внутри кто-то принялся стонать и кашлять. Я нажал кнопку
еще раз и услышал быстрые спокойные шаги. Дверь, взятая на цепочку, слегка
приоткрылась и в щели показалось лицо чернокожей медсестры.
     - Я был здесь вчера вечером, - напомнил я.
     - Я вас помню, мистер. Если  вы  ищете  миссис  Джонсон,  то  вам  не
повезло. Она уже второй раз за ночь оставляет все это хозяйство на меня. Я
и сейчас еле жива, а до конца смены еще не один час. Разговор с  вами  мне
тоже не облегчит работу.
     - Я вас понимаю, мисс, сам работал всю ночь.
     Она недоверчиво глянула на меня.
     - А что вы делали?
     - Я детектив. Не могу ли я войти и минутку поговорить с вами, мисс...
     - Миссис. Миссис Хольман, - вздохнув, она  сняла  цепочку.  -  Только
побыстрее, мистер.
     Мы прислонились к стене в темном холле. Стоны и  вздохи  пациентов  и
редкие  отголоски  шума  автострады  составляли  странный   аккомпанемент,
дополняющий музыку раннего утра. Лицо  девушки  сливалось  с  темнотой,  и
глаза ее казались блестящими глазами самой ночи.
     - Что бы вы хотели знать? - спросила она.
     - Почему миссис Джонсон пошла домой?
     - Ей позвонил Фред, это ее сын. Сказал, что старик снова  бушует.  Он
жуткий пьяница, и только она может с ним  справиться,  когда  он  в  таком
состоянии. Ну, она взяла такси и поехала домой. Я не в  обиде  на  нее  за
это, в конце концов, должна же она была что-то сделать...  -  она  глубоко
вздохнула, и я ощутил в темноте тепло ее дыхания. -  Мне  бы  не  хотелось
причинить  миссис  Джонсон  неприятности,  у  нас  тоже   в   семье   есть
алкоголики...
     - Вы когда-нибудь бывали у них дома?
     - Нет, - отрезала она. - Если у вас  больше  нет  вопросов,  то  жаль
времени.
     - Еще несколько найдется. Понимаете, это очень важно... вопрос  жизни
и смерти...
     - Чьей жизни? - спросила она. - Чьей смерти?
     - Одной женщины по  имени  Бетти  Сиддон.  Она  работает  в  редакции
местной газеты.
     Я услыхал, ее глубокий вдох.
     - Вы когда-нибудь слышали это имя?
     -  Да,  слышала.  Она  звонила  из  редакции  в  самом  начале  моего
дежурства, хотела узнать, есть ли у нас пациентка по имени Милдред Мид.  Я
ей сказала, что такая женщина некоторое  время  у  нас  была,  но  уехала,
захотела самостоятельности и  сняла  домик  в  Магнолия-Корт.  Собственно,
миссис Мид поселилась у нас по знакомству с миссис Джонсон...
     - Что их связывало?
     - Они родственницы.
     - Каким образом?
     - Этого они мне не объясняли.
     - А миссис Джонсон знала о звонке мисс Сиддон?
     - Нет, я не хотела ее тревожить. Когда миссис Мид съехала от нас, она
была очень недовольна, можно сказать, расценила это как неуважение к себе.
Они тогда страшно поругались, честно говоря, чуть не дошло до драки.  Если
хотите знать мое мнение, обе они легко выходят из себя.
     Ее красноречие показалось мне  несколько  искусственным,  создавалось
впечатление,  что  она  создает  дымовую  завесу  из  слов  между  мною  и
необходимой мне информацией.
     - Мисс Сиддон была здесь сегодня вечером?
     - Нет, - ответ прозвучал решительно, но глаза ее метнулись в сторону,
словно движимые скрытой в них мыслью.
     - Если она была здесь, убедительно прошу вас сказать мне об этом.  Ей
может угрожать серьезная опасность.
     - Мне очень жаль, но я ее не видела.
     - Это истинная правда, миссис Хольман?
     - Да слезьте вы с моей души! - неожиданно взорвалась она. - Мне очень
жаль, что происходит что-то плохое и что ваша подруга попала  в  переплет.
Но это не моя вина! Может, вам и нечего делать, но меня ждет работа!

                                    37

     Высокий серый дом был погружен  в  темноту.  Он  нависал  надо  мною,
закрывая звезды, будто  темное  слоистое  прошлое,  каждый  слой  которого
означал поколение. Я постучал во  входную  дверь,  не  дождавшись  ответа,
постучал снова.
     Мне хотелось заорать на этот дом, как это делал Джерард  Джонсон.  Не
начинаю ли я, как и он, понемногу свихиваться? Прислонившись  к  стене,  я
оглядел спокойную улицу, она была абсолютно пуста, так как свою  машину  я
оставил за углом. Над кронами оливковых деревьев забрезжил  бледный  свет,
постепенно разливающийся по небу.
     Утренний холод пробрал меня до костей. Пробудившись  от  летаргии,  я
принялся так колотить в дверь, что  содрал  кожу  на  пальцах  и  стоял  в
темноте посасывая ссадины.
     Из-за двери раздался голос Джерарда Джонсона:
     - Кто там?
     - Арчер. Откройте.
     - Я не могу. Она ушла и заперла меня на ключ! - хрипло заскулил он.
     - Куда она ушла?
     - Наверное, в "Ла Палома"... в этот приют. У нее ночное дежурство.
     - Я только что оттуда. Миссис Джонсон уже во второй раз оставила свою
работу.
     - Она не должна делать этого,  потеряет  и  это  место!  Мы  по  миру
пойдем! Что с нами будет?!
     - Где Фред?
     - Не знаю.
     Мне хотелось задать  ему  еще  много  вопросов  касаемо  его  жены  и
пропавшей картины, но идиотские ответы отбили у меня охоту  спрашивать.  Я
пожелал ему через дверь спокойной ночи и отправился в полицейский участок.
     Маккендрик был у себя и выглядел точно так же, как  семь  или  восемь
часов  назад.  Под  глазами  у  него  набрякли  синяки,  но   взгляд   был
внимательным и острым, а щеки свежевыбриты.
     - Кажется, вы не выспались, - заявил он.
     - Я вовсе не ложился, пытался найти Бетти Сиддон.
     Маккендрик так глубоко вздохнул, что  даже  кресло  под  ним  жалобно
заскрипело.
     - Ну что вы так волнуетесь из-за  этого?  Не  можем  же  мы  двадцать
четыре часа в сутки следить за каждым шагом каждого репортера в городе!
     - Я знаю, но это особый  случай.  Мне  кажется,  стоит  обыскать  дом
Джонсонов.
     - У вас есть какие-то основания утверждать, что мисс Сиддон находится
там?
     - Ничего конкретного.  Но  есть  вероятность,  даже  подозрение,  что
именно там находится украденная картина. Она уже  бывала  в  руках  миссис
Джонсон и в руках ее сына Фреда.
     Я напомнил Маккендрику все, что было нам известно: что  Фред  Джонсон
украл или взял картину из дома Баймееров и что она была украдена из  музея
или, если верить более ранней версии Фреда, - из дома Джонсонов. К этому я
прибавил информацию Джесси Гейбл, что изначально Витмор купил эту  картину
у миссис Джонсон.
     - Все это весьма интересно, - равнодушно протянул  Маккендрик,  -  но
сейчас у меня нет времени на поиски мисс Сиддон. И нет времени  заниматься
поисками пропавшей украденной или потерянной картины, к  тому  же,  скорей
всего, не имеющей особой цены.
     - Но девушка того стоит! А картина -  ключ  ко  всей  этой  треклятой
загадке!
     Маккендрик тяжело облокотился о стол.
     - Это ваша девушка, не так ли?
     - В этом я еще не уверен.
     - Но вы интересуетесь ею?
     - Очень, - ответил я.
     - А пропавший портрет - это та самая картина, найти которую  поручили
вам, не так ли?
     - Ну, так.
     - И поэтому вы считаете, что она - ключ к загадке?
     - Этого я не говорил, капитан. Думаю, и девушка,  и  картина,  играют
немаловажную роль, независимо от моего личного к ним отношения.
     - Это вы так думаете. Мне бы хотелось, чтобы вы сходили  в  ванную  и
внимательно глянули на себя в зеркало. Кстати, можете воспользоваться моей
электробритвой, она в шкафчике за зеркалом. Свет зажигается внутри, слева.
     Я отправился в крошечную ванную кабинку и всмотрелся в свое лицо. Оно
было бледным и измученным. Я скорчил гримасу  для  оживления  зрелища,  но
выражение глаз осталось неизменным - стеклянным и мутным одновременно.
     Я умылся и побрился, что несколько улучшило мой вид, но  не  прогнало
тревогу и усталость, волнами бродившие в моем теле.
     Когда  я  вернулся  в  кабинет,  Маккендрик   присмотрелся   ко   мне
повнимательней.
     - Вам лучше?
     - Немного лучше.
     - Сколько времени вы не ели?
     Я глянул на часы, было без десяти семь.
     - Часов девять-десять.
     - И не сомкнули глаз?
     - Нет.
     - Ладно, пошли завтракать. Джой открывает в семь.
     Джой содержал рабочую столовую, у стойки  и  за  столиками  было  уже
достаточно много клиентов. В  прокуренном  зале  царила  атмосфера  легкой
шутки, словно наступающий день мог оказаться не самым скверным. Мы сели за
столик визави.  За  кофе  в  ожидании  завтрака  мы  обговорили  весь  ход
следствия и я огорченно припомнил, что не рассказал ему о своем  разговоре
с миссис Хантри. А рассказать следовало прежде, чем  он  узнает  это  сам,
если еще не узнал. Я намеревался сделать это в ближайшее время, но отложил
объяснение до момента насыщения.
     Мы оба съели яичницу с ветчиной  и  гренки  с  сыром.  Я  заказал  на
закуску шарлотку и порцию ванильного мороженого. Покончив с завтраком,  мы
заказали еще по чашке кофе.
     - Вчера вечером я навестил миссис Хантри, - выложил я.
     Его лицо застыло, а в уголках губ и глаз прорезались морщинки.
     - Я же просил вас не делать этого!
     - Мне это казалось неизбежным. Каждый из нас,  капитан,  действует  в
соответствии со своими полномочиями.
     - Несомненно.
     Я имел в виду, что  свобода  его  движений  была  связана  различными
политическими  соображениями.  Он  был  железной   рукой   этого   города,
сконцентрировавшей в себе всю  его  мощь  и  силу,  но  эту  силу  он  мог
использовать лишь в соответствии с пожеланиями обывателей. Даже сейчас он,
казалось, вслушивался в нестройный хор  его  голосов,  словно  заполнявший
длинный зал столовой, где мы сидели.
     Постепенно мышцы его лица смягчились, оно больше не напоминало  глыбу
цемента, глаза оставались холодными.
     - И что же вы узнали от миссис Хантри?
     Я достаточно подробно рассказал ему обо всем, особо  подчеркнув  роль
мужчины в коричневом, останки которого выкопали Рико и миссис  Хантри.  Он
даже покраснел от потрясения.
     - Она вам сказала, откуда взялся этот тип?
     - Скорей всего, до того он находился в госпитале для инвалидов.
     Маккендрик стукнул кулаком по столу, посуда  со  звоном  подпрыгнула.
Все, кто сидел по близости должны были слышать этот шум, но никто даже  не
обернулся.
     - Какого черта вы раньше не  сказали  мне  об  этом?!  Ведь  если  он
когда-нибудь находился в госпитале, мы сможем провести идентификацию  этих
костей!
     Он бросил на стол три доллара, встал с кресла и быстро вышел из зала.
     Я также  расплатился  и  вышел  на  улицу.  Шел  девятый  час,  город
просыпался. Я шел по главной улице, надеясь проснуться  вместе  с  ним,  -
пока не оказался перед зданием редакции.
     Никто ее не видел и ничего о ней не слышал.
     Вернувшись на стоянку, я взял машину и поехал  в  сторону  побережья.
Меня вела тайная мечта: если вернусь в номер, где началось мое приключение
с Бетти, то застану ее там.
     Ее не было. Я рухнул на кровать и попытался забыть обо всем.
     Но меня преследовали сны о злобных покойниках.
     Я проснулся отдохнувшим в ярком свете дня. Мои часы показывали  почти
двенадцать. В окно был  виден  залив,  расчерченный  закрытыми  жалюзи  на
длинные, светлые, поблескивающие полосы. Несколько яхт,  пользуясь  легким
полуденным ветерком, выходили в море. Внезапно память подсунула мне  некую
существенную подробность.
     Шериф Бротертон рассказывал мне в Аризоне о солдате по имени "Вильсон
или Джексон", который был другом Вильяма, убитого сына Милдред Мид.  Шериф
говорил, что после  войны  получил  от  него  открытку  из  госпиталя  для
инвалидов в Калифорнии.
     Сняв трубку, я  заказал  разговор  с  конторой  шерифа  Бротертона  в
Копер-Сити и после недолгого ожидания услышал его голос.
     - Вы очень удачно поймали меня, Арчер, я как раз собирался  на  ленч.
Как поживает дочурка Баймееров? Надеюсь, она в безопасности в кругу  своей
семьи?
     - Она дома. А в безопасности ли, - не знаю.
     - Как?! В собственной семье?! - видимо,  Бротертон  был  уверен,  что
спасая Дорис, мы подарили ей счастье и райское блаженство.
     - Она не слишком уравновешена и  находится  в  сложных  отношениях  с
отцом. И уже если мы заговорили о нем, мне хотелось  бы  задать  вам  один
вопрос. Заранее прошу прощения, если повторяюсь.  Но  не  был  ли  Баймеер
каким-либо образом причастен к закрытию дела об убийстве Вильяма Мида?
     - Да, вы уже спрашивали об этом. Я сказал вам, что не знаю.
     - Но это возможно?
     - У Баймеера не было ни малейшего повода  для  этого!  Тогда  он  был
близко связан с матерью Вильяма. Я не говорю вам ничего такого, что близко
связан с матерью Вильяма. Я не говорю вам ничего такого, что  бы  не  было
широко известно.
     - А Милдред Мид настаивала на продолжении следствия?
     - Мне не известно ее мнение, об этом она не говорила на более высоком
уровне, - голос его  становился  все  слабее,  словно  готов  был  вот-вот
умолкнуть.
     - Милдред Мид не настаивала на этом, чтобы Ричарда Хантри вызвали  из
Калифорнии для дачи показаний?
     - Я не помню, чтобы она этого требовала. Что вы ищете, Арчер?
     - Не знаю, пока не найду. Но одно ваше  сообщение  относительно  дела
Мида может оказаться весьма важным. Вы вспоминали, что сослуживец  Вильяма
приезжал в Аризону и говорил с вами о его смерти...
     - Да, это так. Я даже недавно подумал  о  нем.  Знаете,  он  со  мной
связался уже после войны, прислал открытку из Лос-Анджелеса, из  госпиталя
для инвалидов. Спрашивал, нет ли новых сведений по делу  Вильяма  Мида.  Я
ответил ему, что нет.
     - Вы не помните, как он подписывался в этой открытке?
     - Кажется, Джексон... -  поколебавшись  с  минуту,  сказал  шериф.  -
Джерри Джексон... У него был очень плохой почерк...
     - А может, Джерри Джонсон?
     Шериф  снова  умолк.  Я  слышал  треск  и  неясные  отголоски   чужих
разговоров - полузабытые тени, снова призванные в жизнь.
     - Кажется, да, - наконец,  отозвался  он.  -  Кажется,  эта  открытка
сохранилась среди моих бумаг. Я надеялся, что смогу  когда-нибудь  послать
этому бедняге какой-то конкретный ответ. Но этого так и не случилось...
     - Возможно, вы еще сделаете это когда-нибудь, мистер.
     - Во всяком случае, я не теряю надежды.
     - Вы кого-нибудь подозревали, шериф?
     - А вы?
     - Нет. Но я не вел следствия по этому делу.
     Видимо, эта тема была для Бротертона весьма болезненной.
     - Я тоже, - с горечью сказал он, - у меня это дело отобрали.
     - Кто?
     - Люди, обладавшие достаточной  властью,  чтобы  это  сделать.  Я  не
намерен называть фамилии.
     - Ричарда Хантри подозревали в убийстве брата?
     - Это не секрет. Я говорил вам, что его  спешно  вывезли  за  границу
штата. Насколько мне известно, больше он сюда не возвращался.
     - Значит, между ними был конфликт?
     -  Не  знаю,  можно  ли  это  назвать  конфликтом.  Скорее   здоровое
соперничество,  конкуренция.  Оба  хотели  быть  художниками.  Оба  хотели
жениться на одной девушке. Можно сказать, что Ричард выиграл оба раунда. А
впридачу заграбастал все фамильное достояние.
     - Но его счастье длилось лишь семь лет...
     - Да, я слышал об этом.
     - Вы не думали о том, что могло с ним случиться?
     - Нет, не думал. Это не моя территория. Кроме того, у меня договорена
встреча, и я вынужден прервать разговор, потому что опоздаю. До свидания.
     Он резко бросил трубку. А я вышел в коридор и постучал  к  Паоле,  за
дверью раздались ее тихие шаги.
     - Кто там?
     Я назвался, дверь открылась. Девушка выглядела так, словно ее, как  и
меня, преследовали кошмары, и она еще не проснулась окончательно.
     - Что случилось?
     - Мне нужно еще кое-что узнать.
     - Я вам уже все рассказала.
     - В этом я не уверен.
     Она попыталась закрыть дверь, но я ее придержал.  Это  противостояние
длилось некоторое время.
     - Разве ты не хочешь знать, кто убил твоего отца, Паола?
     Она внимательно присмотрелась ко мне, но в  ее  темных  глазах  я  не
увидел надежды.
     - А ты точно это знаешь?
     - Буду знать. Но мне необходима твоя помощь. Можно мне войти?
     - Я выйду к тебе.
     Мы устроились в плетеных креслах у  окна  в  конце  коридора,  причем
Паола отодвинула свое кресло так, чтобы ее не было видно в окно.
     - Чего ты боишься, Паола?
     - Глупый вопрос! Позавчера убили моего отца, а я до сих  пор  сижу  в
этом паршивом городишке!
     - Кого ты боишься?
     - Ричарда Хантри. Это наверняка он. Здесь его считают великим героем,
потому что никто не знает каким сукиным сыном он был!
     - Ты его знала?
     - Да нет, я слишком поздно родилась. Но отец и мама знали  его  очень
хорошо. В Копер-Сити о нем рассказывали удивительные истории, о нем и  его
сводном брате, которого звали Вильям Мид.
     - Какие истории?
     Между ее черными бровями пролегли две глубокие морщины.
     - Я слыхала, что Ричард Хантри Украл  картины  брата.  Они  оба  были
способными  художниками,  но  настоящий  талант  был  у  Вильяма.   Ричард
копировал его стиль, а когда Вильяма призвали в армию, зацапал  рисунки  и
картины и выдал их за свои. И его девушку увел.
     - Нынешнюю миссис Хантри?
     - Ну да.
     Она склонилась в сторону окна, будто светолюбивое растение, но  глаза
ее оставались хмурыми и испуганными. Потом она вдруг  отшатнулась,  словно
увидела на улице пришедших за ней убийц.
     Когда я направился к себе в комнату, девушка пошла за мной и стояла в
дверях, пока я говорил с Маккендриком по телефону. Я сообщил ему две вещи,
казавшиеся мне весьма важными: что  Ричард  Хантри  украл  картины  своего
брата и выдал их за свои, а также  что  после  смерти  Вильяма  в  Аризоне
появился его сослуживец по имени Джерри Джонсон.
     - Фамилия Джонсон весьма распространена, - прервал меня Маккендрик, -
но я  бы  не  удивился,  если  бы  это  оказался  наш  Джерард  Джонсон  с
Олив-Стрит.
     - Я тоже. Если Джерард был ранен на войне и какое-то время  находился
в госпитале, его чудачества легко объяснимы.
     - Хотя бы некоторые из них. Мы можем допросить его по этому делу.  Но
сперва мне бы хотелось передать эти дополнительные  сведения  в  госпиталь
для инвалидов войны.
     - Дополнительные сведения?
     - Вот именно. Ваш приятель Пурвис осмотрел те кости, которые  вы  нам
вчера вечером принесли. На них сохранились следы, напоминающие шрапнельное
поражение, скорей всего лечили его  специалисты.  Так  что  за  свой  счет
связался с госпиталями для инвалидов.
     - А что с делом Бетти Сиддон?
     - Она еще не нашлась?

                                    38

     Приехав в центр, я зашел в редакцию газеты. Вестей от Бетти  все  еще
не было. У ее приятельницы Фэй Брайтон были  красные  глаза.  Она  сказала
мне, что был какой-то подозрительный звонок, но  собеседница  не  пожелала
назвать ни имени, ни номера телефона.
     - Она вам угрожала?
     - Да нет, собственно, скорей  была  встревожена.  Хотела  узнать,  не
случилось ли чего с Бетти. А когда я спросила, почему это  ее  интересует,
она положила трубку.
     - Когда был этот звонок?
     - Сегодня утром, около десяти. Я не должна была так говорить  с  ней,
если бы я была более тактичной, она, быть может, еще что-нибудь сказала!
     - Вам показалось, что она что-то знает?
     - Да, показалось, - подумав сказала Фэй. - Или она боялась чего-либо,
или чувствовала за собой вину.
     - Что вы можете сказать об этой женщине?
     - Я об этом думала. Правильная речь, как у образованного человека, но
странный голос... - какое-то время она словно прислушивалась. -  Возможно,
она негритянка, образованная негритянка.
     Я принялся вспоминать, как звали чернокожую медсестру из "Ла Палома".
Миссис Хольман! Я взял у Фэй Брайтон телефонную книгу и попытался отыскать
в ней эту фамилию, она там не значилась.
     Мне  нужно   было   связаться   с   местной   негритянской   общиной.
Единственный, кто пришел мне  в  голову,  был  хозяин  винной  лавочки,  у
которого я купил две бутылки виски для Джерри Джонсона. Я направился  туда
и нашел его за прилавком.
     - Еще немного теннессийского виски? - спросил он.
     - Это всегда пригодиться.
     -  Две  четвертушки?  -  он  приветливо  улыбался,  забавляясь  моими
вкусами.
     - На сей раз я попробую взять пол-литра.
     Когда он упаковывал  мне  бутылку,  я  спросил  не  знаком  ли  он  с
медсестрой по имени Хольман. Он с интересом поглядел  на  меня,  но  отвел
глаза, не желая присматриваться слишком долго.
     - Кажется, я слыхал о такой, но лично ее  не  знаю.  Я  знаком  с  ее
мужем.
     - Она ухаживала за моей приятельницей, - сказал я, - в  этом  приюте,
"Ла Палома". Мне бы хотелось сделать ей маленький подарок.
     - Если речь идет об этом, мистер, - он указал на бутылку, - то я  мог
бы передать...
     - Мне бы хотелось сделать это лично.
     - Ну, как хотите. Миссис Хольман проживает неподалеку от  пересечения
Ноупел и Мартинес. Третий дом от угла,  перед  ним  растет  такое  большое
перечное дерево. Отсюда вам следует взять направление на юг,  свернуть  на
пятом перекрестке и проехать квартал в направлении океана.
     Я поблагодарил его, заплатил за виски  и  двинулся  на  юг.  Перечное
дерево представляло собой единственный зеленый оазис  на  всем  протяжении
улицы, состоящий из деревянных двухэтажных домиков. В его  неплотной  тени
стоял  кузов  старого  "Шевроле"  1946  года,  служивший  игрушкой  стайке
чернокожих детишек.
     Миссис Хольман наблюдала  за  ними  с  крыльца.  При  виде  меня  она
вздрогнула и непроизвольно метнулась к двери, потом облокотилась на нее  и
попыталась мне улыбнуться, но глаза ее остались напряженно-внимательными.
     - Добрый день, - сказал я.
     - Добрый день...
     - Это ваши дети?
     - Один мой, - она не сказала,  который  именно.  Чем  могу  быть  вам
полезной?
     - Я все еще ищу миссис  Сиддон.  Мне  очень  тревожно  за  нее,  и  я
подумал, а вдруг вы тоже тревожитесь...
     - Не понимаю, почему вы так думали, - ответила она равнодушно.
     - А вы не звонили в редакцию сегодня утром?
     Она  глянула  на  детей  поверх  моего  плеча,  они  сидели  тихо   и
неподвижно, словно в раскидистой тени перечного дерева им было не  слишком
хорошо.
     - Может, и звонила... ну и что?
     - Если вы могли сделать это, то можете также и  поговорить  со  мной,
миссис. Я не стараюсь впутать вас ни во что, я хочу  найти  Бетти  Сиддон.
Мне кажется, ей угрожает опасность, и вам, видимо, тоже так кажется.
     - Этого я не говорила.
     - И не нужно. Вы вчера вечером видели мисс Сиддон в "Ла Палома"?
     Она медленно наклонила голову.
     - Видела.
     - Когда именно?
     -  Ранним  вечером.  Она  приехала  к  миссис  Джонсон  и  они   тихо
разговаривали в одной из пустых комнат. О чем был разговор, я не знаю,  но
вышли они оттуда вместе и уехали в машине мисс Сиддон, не  сказав  мне  ни
слова.
     - Значит, прошлой ночью миссис Джонсон дважды ходила домой?
     - Выходит так.
     - А когда она вернулась, в "Ла Паломе" была полиция, не так ли?
     - Возможно.
     - Вы прекрасно знаете, что это было именно так,  миссис.  Они  должны
были сказать вам, чего ищут...
     - Может, они и говорили, я не помню, - она говорила очень тихо,  была
очень смущена и стояла неподвижно.
     - Вы не можете не помнить этого, миссис Хольман.  Полицейские  искали
Милдред Мид и Бетти Сиддон и наверняка расспрашивали вас о них.
     - Может, и расспрашивали... Я очень устала, у меня  масса  хлопот,  а
позади нелегкая ночь...
     - День может оказаться еще тяжелее...
     - Как вы смеете угрожать мне?! - вдруг взорвалась она.
     Играющие в "Шевроле" дети  застыли  в  пугливой  неподвижности.  Одна
малышка - видимо, дочка миссис Хольман - закрыла личико ладонями и  начала
тихо всхлипывать.
     - Как вы смеете лгать мне? - спросил я у ее матери. - Я вам не враг и
не хочу подвести вас, но вы себя  сами  подведете,  если  не  скажете  мне
правды.
     Она посмотрела на плачущего ребенка за моей спиной.
     - Хорошо, - выдохнула она, - пусть будет так. Миссис Джонсон  просила
меня не говорить никому, что обе они - миссис Мид и мисс Сиддон -  были  в
"Ла Паломе". Я знала, что это мне дорого обойдется и должна  была  понять,
что в конце концов все это выльется на меня!

                                    39

     Я  снова  вернулся  на  Олив-Стрит.  В  ярком  полуденном  свете  дом
Джонсонов  выглядел  странно  уныло,  словно  длинное  старческое  лицо  с
застывшей на нем гримасой неодобрения в отношении наступивших времен.
     Я оставил машину на другой стороне улицы и попытался представить, что
произошло внутри дома и что может там происходить в  данный  момент.  Даже
если Бетти там, я не знаю, удастся ли мне ее найти. Дом старый,  он  полон
закоулков, а я его не знаю.
     По улице  в  направлении  клиники  промелькнула  маленькая  "Тойота",
сидящий за рулем мужчина напоминал Лэкнера, адвоката  Фреда  Джонсона.  Он
остановился кварталом дальше, вблизи места, где был  убит  Пол  Граймс.  Я
услыхал стук дверей "Тойоты", но не знал, вышел ли кто-нибудь из нее,  так
как машину заслоняли деревья.
     Я достал из машины бутылку виски и револьвер и разместил  все  это  в
карманах пиджака, потом перешел улицу и постучал в дверь дома Джонсонов.
     Из-за угла дома до меня долетел тихий шелест и я  прижался  спиной  к
стене, сжимая в руке взведенный револьвер. Густые кусты у  крыльца  слегка
колыхнулись и до меня донесся тихий голос Фреда Джонсона:
     - Мистер Арчер?
     - Да.
     Фред перепрыгнул через балюстраду. Он был очень  бледен  и  выглядел,
словно человек, все свое детство проведший в бегстве от всяческих бед.
     - Где ты был, Фред?
     - У мистера Лэкнера, он подвез меня.
     - Ты считаешь, тебе до сих пор нужен адвокат?
     Он склонил голову, чтобы я не видел его лица.
     - Пожалуй...
     - Почему?
     - Мистер Лэкнер советовал мне ни с кем на эту тему не говорить.
     - Возможно, ты будешь вынужден говорить на эту тему, Фред.
     - Я знаю, это он мне тоже сказал. Но он хочет, чтобы говорил я в  его
присутствии.
     - Куда он направился?
     - Побеседовать с капитаном Маккендриком.
     - О чем?
     Он заговорил тише, словно собственный дом мог его услыхать.
     - Я не могу этого сказать.
     - Ты кое-чем обязан мне, Фред, я ведь  помог  тебе  избежать  тюрьмы,
если бы не я, ты сейчас сидел бы в камере в Копер-Сити.
     - Но я обязан также своим отцу и матери...
     Я схватил его за плечи, он дрожал, усы свисали на прыгающие губы, как
символ его болезненного, ранимого мужского достоинства.
     - Что совершили твои родители,  Фред?  -  спросил  я  самым  ласковым
тоном, на какой был способен.
     - Я не знаю... - он с трудом проглотил слюну,  а  язык  его  двигался
между губами, словно крошечный зверек в поисках выхода.
     - В доме прячут какую-то женщину?
     Он уныло кивнул.
     - Я слыхал на чердаке женский голос...
     - Что она там делает?
     - Не знаю. С нею был мой отец.
     - Когда ты это слышал?
     - Сегодня под утро, только начинало светать. Наверное, она  там  была
всю ночь...
     Я тряхнул его, голова Фреда мотнулась взад-вперед безвольно и  я  его
отпустил, побоявшись свернуть шею.
     - Почему ты раньше не сказал мне об этом?!
     - Я не знал, что там происходит, мне казалось, я узнал  голос,  но  я
был не уверен, что это мисс Сиддон, пока не нашел ее машину за домом.
     - А за кого ты ее принял?
     - За какую-то женщину, которую он привел с  улицы,  или  из  клиники.
Раньше он заманивал их домой и заставлял раздеваться. С  тех  пор  мать  и
начала запирать его.
     - Он безумен?
     - Не знаю, - глаза Фреда наполнились слезами, он отвернулся. - Мистер
Лэкнер считает, что он может быть опасен, по его  мнению,  полиция  должна
забрать отца из дома и поместить в закрытое заведение...
     Я был того же  мнения,  но  не  знал,  удастся  ли  сделать  это,  не
подвергая опасности жизни других людей. Мне хотелось, чтобы  Бетти  дожила
до момента своего освобождения, если не была уже убита.
     - У тебя есть ключ от дома, Фред?
     - Да, я заказал себе ключ.
     - Ты впустишь меня.
     - Я не могу, я должен ждать здесь мистера Лэкнера и полицию.
     - Ладно, жди их, только дай мне ключ.
     Он вытащил ключ из кармана  и  отдал  мне  неохотно,  словно  лишаясь
существенной составляющей своей личности.  Но  заговорил  вновь  он  более
низким голосом, словно утрата этой составляющей пошла ему на пользу.
     - Я войду с вами, я лучше знаю расположение дома.
     Я протянул ему ключ и он вставил его в замок. За дверью,  у  подножья
лестницы ждала  миссис  Джонсон.  Она  улыбалась  мне  улыбкой  смущенного
вампира, словно те несчастные бродяги, чьи тела хоронят в общих могилах на
окраинах кладбищ.
     - Чем могу служить, мистер?
     - Сойдите с дороги, я пришел к вашему мужу.
     Ее деланная усмешка превратилась в судорожную гримасу.
     - Что ты наговорил этому господину?! - повернулась она к Фреду.
     - Мы должны остановить его, мама.
     Ее лицо  снова  изменилось,  будто  ища  выражения,  соответствующего
двойственности ее жизни. Я думал, она плюнет в своего сына  или  проклянет
его, а потом, сломленная, разрыдается.
     - Я никогда не могла повлиять на этого безумца.
     - Вы не пройдете со мной наверх, чтобы поговорить с ним, миссис?
     - Я пыталась поговорить с ним еще ночью. Он заявил, что  если  их  не
оставят в покое, он застрелит себя и ее.
     - У него там есть еще один револьвер?
     -  Всегда  был,  наверное,  даже  не  один.  Когда  он  напивался,  я
перерывала весь дом, но так и не смогла найти ни одного.
     - Он когда-нибудь пользовался ими?
     - Нет. Это все выдумки,  -  теперь  на  ее  лице  отражался  страх  и
неуверенность.
     - Как он заманил наверх мисс Сиддон?
     Она опустила свои темные настороженные глаза.
     - Не знаю...
     - Это вы ее туда привели?
     - Нет! Я не могла бы сделать ничего подобного!
     - Но ты это сделала! - сказал ее сын.
     - Ну и что с того?! Она ведь сама этого  хотела!  Она  говорила,  что
должна поговорить с ним, а он был именно там! Я не могу отвечать за каждую
писаку, обманом втирающуюся в мой дом!
     Я  отодвинул  ее  и  ступил  на  лестницу,  Фред  двинулся  за  мной.
Поднявшись наверх, я остановился в темном холле, пытаясь  сориентироваться
в расположении комнат дома. Фред обогнул  меня  и  зажег  свет.  На  двери
чердака снова висел замок.
     - Это твоя мать заперла его?
     - Думаю, да. Она панически боится, что он бросит ее, как тогда, когда
уехал в Британскую Колумбию.
     - Спустись вниз и возьми у нее ключ.
     Фред сбежал по лестнице.
     - Кто это там? - спросил Джонсон из-за чердачной двери. Голос его был
хриплым и перепуганным.
     - Арчер. Я ваш друг.
     - Нет у меня друзей.
     - Позавчера я вам принес немного того теннессийского виски...
     - Сейчас бы оно мне пригодилось, - помолчав сказал он. - Я  всю  ночь
не спал.
     Фред влетел наверх, прыгая через две  ступеньки,  триумфально  подняв
вверх зажатый в руке маленький ключик.
     - Кто это там ходит? - спросил Джонсон.
     Фред  взглядом  показал  мне,  чтобы  я  сам  ответил  его   отцу   и
одновременно вручил мне ключ от замка. Мне показалось, что  тем  самым  он
передает в мои руки судьбу этого дома.
     - Это ваш сын Фред.
     - Велите, чтобы он ушел, мистер, - заявил Джонсон. - И если вы можете
дать мне капельку этого виски, я буду вам ужасно благодарен...
     Но  обмениваться  любезностями  было  уже  слишком   поздно:   издали
приблизился вой сирены и стих у дома. Повинуясь внезапному  побуждению,  я
открыл замок, вынул револьвер и взвел курок.
     - Что вы там делаете? - спросил Джонсон.
     - Несу вам виски.
     На крыльце послышались чьи-то тяжелые шаги.  Левой  рукой  я  откинул
щеколду и толкнул дверь.
     Джонсон сидел на нижней ступеньке лестницы, ведущей на крышу, рядом с
ним лежал маленький револьвер. Он медленно  потянулся  к  оружию,  слишком
медленно.
     Я наступил ему на руку и поднял револьвер  со  ступеньки.  Он  прижал
больную руку к губам и смотрел на меня, как на человека, обманувшего его в
лучших чувствах.
     Оттолкнув  Джонсона,  я  вбежал  наверх,  в   его   импровизированную
мастерскую. Там, на жестком деревянном кресле сидела Бетти Сиддон,  одежду
ей заменяла  бельевая  веревка,  поддерживавшая  ее  тело  в  вертикальном
положении. Глаза ее были закрыты, лицо бледно и  неподвижно.  С  минуту  я
считал,  что  она  мертва.  Земля  зашаталась  под  моими  ногами,  словно
замедляющийся волчок.
     Однако, когда,  опустившись  рядом  с  ней  на  колени,  я  перерезал
веревку, Бетти, живая и здоровая, упала в мои объятия. Я крепко  сжал  ее.
Через несколько секунд она шевельнулась и открыла глаза.
     - Ты так долго не приходил...
     - Я был идиотом.
     - Это я сделала глупость, - сказала она. - Я не должна была приходить
сюда сама. Он пригрозил мне револьвером и велел раздеться. Потом  привязал
меня к креслу и нарисовал мой портрет...
     Неоконченная картина стояла лицом к нам на заляпанных краской козлах.
Она напомнила мне изображения, которые я видел в течение последних дней  в
музее, в доме миссис Хантри и в жилище Милдред Мид. Хотя я по-прежнему  не
мог поверить в это, но все обстоятельства  свидетельствовали,  что  громко
причитающий пьяница, которого  капитан  Маккендрик  в  этот  самый  момент
арестовал у подножья ведущей на чердак лестницы, - это пропавший  художник
по фамилии Хантри.
     Ожидая, пока Бетти оденется, я обыскивал чердак. Здесь были и  другие
картины, большей частью женские портреты, оконченные и не вполне. Наконец,
под  старым  матрасом,  я  нашел  завернутый  в  обрывок  джутового  мешка
написанный  по  памяти  портрет  Милдред  Мид,  который  я  разыскивал  по
поручению Джека  Баймеера.  Под  мешком  оказалась  также  связка  ключей,
подтвердившая  мое  подозрение,  что  Джонсон  не  совсем  лишен   свободы
передвижения.
     Спускаясь с картиной вниз, я  увидел  стоящего  у  подножья  лестницы
Фреда.
     - Где твой отец?
     - Если вы имеете в виду Джерарда,  то  капитан  Маккендрик  увел  его
вниз. Но, думаю, это не мой отец.
     - А кто же он?
     - Именно это я и хотел узнать. Я взял... позаимствовал эту картину  у
Баймееров,  потому  что  подозревал,  что  ее  написал  Джерард.  Я  хотел
установить возраст картины и сравнить ее с картинами Хантри в музее...
     - Ее украли не из музея, правда?
     - Нет, сэр. Я солгал. Это он взял. Картина исчезла  из  моей  комнаты
здесь, в этом доме. Я тогда уже подозревал, что ее автор Джерард, а  потом
начал догадываться, что он вообще не мой отец, а Ричард Хантри...
     - Так почему же ты пытался защитить его? Ты думаешь, что во  все  это
также замешана твоя мать?
     Фред беспокойно шевельнулся и глянул в сторону лестницы.  На  верхней
ступеньке сидела Бетти Сиддон,  что  записывая  карандашом  в  лежащем  на
коленях блокноте. Мое сердце сжалось. Она была невероятна!  Не  спала  всю
ночь, перенесла нападение и угрозы человека, подозреваемого в убийстве, и,
несмотря на это, думала  только  о  том,  чтобы  не  пропустить  раскрытие
загадки, о которой хотела написать!
     - Где твоя мать, Фред?
     - Внизу, в гостиной, с мистером Лэкнером и капитаном Маккендриком.
     Втроем  мы  спустились  по  лестнице.  Один  раз  Бетти  покачнулась,
вцепившись в мое плечо. Я предложил отвезти ее домой, она послала меня  ко
всем чертям.
     В унылой комнате не происходило ничего интересного. Допрос застыл  на
мертвой точке: Джонсоны отказывались отвечать на  вопросы  Маккендрика,  а
многоуважаемый мистер Лэкнер напоминал об их правах. Говорили -  а  скорее
уклонялись от разговора - об убийстве Пола Граймса.
     - У меня есть кое-какие соображения, - вмешался я, - вернее  с  этого
момента это больше, чем соображения. И Граймс, и Джейкоб Витмор были убиты
потому,  что   выяснили   происхождение   пропавшей   картины   Баймееров,
собственно, она уже нашлась, - я показал им протрет. - Я только что  нашел
это на чердаке,  где,  собственно,  Джонсон  ее  и  написал,  вне  всякого
сомнения.
     Джонсон сидел, свесив  голову,  его  жена  бросила  на  меня  горький
взгляд, полный как тревоги, так и мстительного удовлетворения.
     Маккендрик повернулся ко мне.
     - Я понимаю, почему эта картина так важна...
     - Похоже, что это картина Хантри, капитан. А написал ее Джонсон.
     Значение этой информации постепенно начало доходить  до  Маккендрика,
он был похож на человека, только что узнавшего о своей  болезни.  Повернув
голову, он всматривался в Джонсона, и глаза его все расширялись.
     Ответный взгляд  Джонсона  выражал  унижение  и  страх.  Я  попытался
проникнуть сквозь бесцветный ноздреватый жир,  скрывающий  истинные  черты
его лица. Было трудно представить, что когда-то он был красив и что  тупые
покрасневшие глазки принадлежали человеку, чье воображение создало мир его
картин. Я подумал, что самые важные черты личности Джонсона могли  перейти
в этот нарисованный мир, оставив пустоту в его душе.
     Однако, видимо, в его лице  сохранились  какие-то  следы  сходства  с
человеком, которым он был  в  молодости,  потому  что  капитан  Маккендрик
спросил:
     - Ведь вы - Ричард Хантри? Я вас узнал...
     - Нет. Мое имя Джерард Джонсон.
     Более  он  ничего  не  пожелал  сказать  и  молча  выслушал   формулу
Маккендрика, который арестовал его, предварительно перечислив его права.
     Фред и миссис Джонсон остались на свободе, хотя Маккендрик  велел  им
явиться в участок для  снятия  показаний.  Все  втиснулись  в  полицейскую
машину под суровым взглядом молодого полицейского сержанта, не  снимавшего
руки с рукоятки автоматического пистолета.
     Мы с Бетти остались на тротуаре перед пустым домом. Я  сунул  картину
Баймеера в багажник своей машины и открыл дверцу перед девушкой. Она вдруг
вскинулась:
     - Ты не знаешь, где моя машина?
     - Стоит за домом. Оставь ее сейчас там, я тебя отвезу домой.
     - Я не поеду домой, мне необходимо написать эту статью!
     Я  внимательно  всмотрелся  в  ее  лицо,  оно  казалось  ненатурально
сияющим, словно электрическая лампочка, которая вот-вот перегорит.
     - Пойдем прогуляемся. У меня тоже есть работа, но она  может  немного
подождать.
     Она шла рядом со мной под деревьями,  легко  опираясь  на  мою  руку.
Старая улочка в утреннем свете казалась красивой и элегантной.
     Я рассказывал ей сказку, которую  помнил  с  детства.  Говорят,  было
время, когда мужчины и женщины были связаны теснее, чем близнецы и  делили
одну телесную оболочку. Я говорил ей, что  когда  мы  соединились  в  моем
гостиничном номере, я почувствовал, что между нами именно такая  близость.
А когда она исчезла из поля моего зрения,  мне  казалось,  что  я  утратил
половину себя. Она сжала мою руку.
     - Я знала, что ты меня найдешь.
     Мы медленно обошли вокруг квартала, словно  это  утро  было  получено
нами в дар и мы искали места, где могли бы насладиться им. Потом  я  отвез
ее в центр и мы вдвоем съели ленч в  кафетерии  "Чайный  домик".  Мы  были
серьезны и умиротворены, словно люди, совершающие некий ритуал.  Я  видел,
как ее лицо и все тело вновь наполняются жизнью.

                                    40

     Я  вернулся  в  полицейский  участок.  На  паркинге  стоял  фургончик
коронера, а в коридоре я столкнулся с Пурвисом, выходящим от  Маккендрика.
Он был красен от возбуждения.
     - Установлено абсолютно точно, чьи это были кости!
     - Где?
     - В госпитале для инвалидов "Скайхилл" в Вэлли. Он  много  лет  после
войны лечился там. Его звали Джерард Джонсон.
     - Как?!
     - Джерард Джонсон. Он был тяжело ранен на Тихом океане, его по частям
собирали. Был выписан из  госпиталя  примерно  двадцать  пять  лет  назад,
должен был регулярно приезжать  для  обследования,  но  так  больше  и  не
появился. Теперь понятно, почему, - он глубоко и удовлетворенно  вздохнул.
- Между нами, я очень благодарен тебе за эту  подсказку,  напомни  мне  об
этом, если я смогу что-нибудь сделать для тебя.
     - Ты сейчас можешь кое-что для меня сделать.
     - Хорошо, - Пурвис казался слегка встревоженным, - сделаю  все,  чего
захочешь...
     - Лучше запиши.
     - Стреляй! - сказал он, вынимая служебный блокнот и авторучку.
     Я выстрелил по отдаленной цели.
     - У Джерарда Джонсона в армии был друг по имени Вильям Мид.  Мид  был
убит в Аризоне летом 1943 года. Это  дело  знакомо  шерифу  Бротертону  из
Копер-Сити -  это  он  нашел  останки  Мида  в  пустыне  и  отослал  их  в
Калифорнию, где его должны были похоронить. Я хочу знать, по какому адресу
было  выслано  тело  и  где  его  погребли.  Возможно,  необходимо   будет
эксгумировать эти останки.
     Пурвис поднял глаза от блокнота и зажмурился, ослепленный солнцем.
     - Но что ты собираешься искать?
     - Причину смерти. Тождество. Все, что удастся. И второе дело. У  Мида
была жена, хорошо бы найти ее.
     - У тебя серьезные запросы.
     - Мы расследуем серьезное дело.
     Маккендрик сидел в кабинете один. Был он уныл и раздражен.
     - Где ваш заключенный, капитан?
     - Прокурор  округа  отвез  его  в  изолятор  в  здании  суда.  Лэкнер
посоветовал ему притвориться немым, да и остальные члены семьи тоже воды в
рот набрали. А я надеялся сегодня закрыть дело...
     - Может, нам все-таки удастся это. Где сейчас Фред с матерью?
     - Я их отпустил домой. Прокурор не хочет предъявлять им обвинение, во
всяком случае, пока. Он недавно в этой должности и пока  еще  учится.  Ему
кажется, что эту Джонсон мы можем обвинить только в том, что  она  жила  с
Ричардом Хантри, выдавая его за своего мужа, а это не преступление.
     - Но ведь она помогала ему скрыть убийство.
     - Вы имеете в виду убийство настоящего Джерарда Джонсона?
     - Вот именно,  капитан.  Как  вам  известно,  Пурвис  установил,  что
настоящий Джерард Джонсон - это тот мужчина в коричневом костюме,  останки
которого были зарыты в оранжерее миссис Хантри. Похоже,  что  Хантри  убил
Джонсона, присвоил себе его имя и поселился с его женой и сыном.
     Маккендрик задумчиво покачал головой.
     - Я тоже так думал, пока не  посмотрел  документы  этого  Джонсона  в
окружной прокуратуре и в том госпитале "Скайхилл". Он не был  женат  и  не
имел сына. Вся эта чертова семейка просто-напросто выдумана!
     - Включая Фреда?
     - Включая Фреда, -  видимо,  Маккендрик  заметил,  что  я  болезненно
вздрогнул, потому что сейчас же добавил: - Я  знаю,  что  у  вас  к  Фреду
особое отношение. Может быть, благодаря этому, вы можете себе представить,
что чувствую я в отношении Хантри. Я действительно восхищался этим  типом,
когда был еще молодым полицейским. Весь город восхищался им, даже те,  кто
его в глаза не видел. А  теперь  я  должен  им  сказать,  что  Хантри  был
полусумасшедшим пьянчужкой и к тому же убийцей...
     - Вы абсолютно уверены, что Джонсон - это Хантри?
     - Абсолютно. Не забывайте, что я с ним  был  лично  знаком,  один  из
немногих избранных. Разумеется, он изменился, чертовски изменился, но  это
тот самый человек. Я узнал его, и он об этом знает. Но не желает ни в  чем
признаваться.
     - А вы не пытались устроить ему очную ставку с его настоящей женой?
     - Разумеется, я поехал к ней сегодня с утра пораньше, чтобы обо  всем
договориться.  Но  она  уже  смылась  и,  думаю,  далеко,  вычистила  свой
банковский  сейф  и,  когда  ее  видели  в  последний  раз,  двигалась  по
автостраде на юг, - Маккендрик уныло глянул на меня. - Частично  это  ваша
вина, вы же непременно пожелали допросить ее, а было еще рано.
     - Возможно. Но на мне также лежит  часть  вины  за  проведение  всего
расследования...
     - Расследование еще не закончено. Разумеется, Хантри у нас  в  руках.
Но слишком много остается невыясненным. Почему он  взял  фамилию  Джонсон,
фамилию убитого им человека?
     - Чтобы скрыть факт исчезновения настоящего Джонсона.
     Маккендрик помотал головой.
     - Это кажется мне бессмысленным.
     - В убийстве Джонсона тоже не было особого  смысла,  но  он  совершил
убийство, и эта женщина об этом знала. Свое знание  она  использовала  для
того, чтобы совершенно прибрать его к рукам. Собственно, он был узником  в
доме на Олив-Стрит.
     - Но зачем он был ей нужен?
     Я признался, что понятия не имею.
     - Может, когда-то их что-то связывало... Мы не можем исключить  такую
возможность...
     - Вам легко говорить. Джонсон погиб больше двадцати пяти  лет  назад,
эта женщина отказывается отвечать на вопросы. Хантри тоже.
     - Можно мне попытаться разговорить его?
     - Это не от меня зависит, Арчер. Дело оказалось  серьезным,  так  что
окружной  прокурор  взял  все  следствие  в  свои  руки.  Хантри  -  самый
знаменитый человек,  когда-либо  живший  в  этом  городе,  -  он  принялся
размеренно ударять ладонью по столу, словно наигрывая похоронный  марш.  -
Господи, как низко пал этот человек!
     Я сел в машину и проехал несколько улиц, отделявших  меня  от  здания
суда. Его стройная белая башня с  часами  была  самым  высоким  зданием  в
центре  города.  Под  четырьмя  огромными  циферблатами  вилась  смотровая
галерейка, окруженная черным кованым барьером.
     На галерейке как раз стояло какое-то туристское семейство,  маленький
мальчик смотрел вниз, опершись подбородком о барьер, он  широко  улыбнулся
мне. Я ответил ему улыбкой.
     Кажется, в этот день я улыбнулся в последний раз. Почти  два  часа  я
ждал в судебных коридорах окружного прокурора. В конце концов мне  удалось
его увидеть, но до разговора не дошло - через приемную быстро проскользнул
молодой человек с шустрыми глазами; огромные черные усы словно  несли  его
вперед, как будто являлись крыльями его честолюбивых устремлений.
     Я попытался проникнуть к кому-нибудь из его  заместителей.  Все  были
заняты. Прорваться сквозь заслон окружающих прокурора ассистентов  мне  не
удалось. Наконец, я плюнул на все и спустился в бюро коронера.
     Пурвис все еще ждал звонка из Копер-Сити. Я сел и подождал  вместе  с
ним.
     Пурвис говорил, записывая что-то в  блокноте,  я  пытался  через  его
плечо расшифровать записи, но они были нечитаемы. Когда он наконец положил
трубку, я поднял глаза:
     - Ну и что?
     - В 1943 году армия взяла на себя все хлопоты и  затраты  в  связи  с
перевозкой тела Вильяма Мида из  Аризоны.  Тело  везли  в  опломбированном
гробу, потому что оно было в таком состоянии, что смотреть  на  него  было
нельзя. Похоронен на городском кладбище.
     - Но в каком городе?
     - Здесь, в Санта-Терезе. Именно  тут  жил  Мид  со  своей  женой.  До
призыва он жил  в  доме  номер  2136  на  Лос-Банос-Стрит.  Если  повезет,
возможно, по этому адресу мы найдем его жену.
     Проезжая по городу следом за машиной Пурвиса, я чувствовал,  что  все
это дело, длившееся  тридцать  два  года,  описало  петлю  и  вернулось  к
исходной точке. Мы проехали по Олив-Стрит, миновав дом Джонсонов, а  потом
то место, где я нашел умирающего Пола Граймса.
     Лос-Банос лежала параллельно Олив-Стрит, на один перекресток дальше к
северу от автострады. Старый каменный дом под номером 2136 уже  давно  был
поделен и перестроен под приемные врачей. Сбоку над ним возвышалось  новое
здание какого-то медицинского учреждения. Однако, с другой  стороны  стоял
деревянный домишко довоенной постройки, в одном из окон которого я заметил
табличку с надписью "Сдается".
     Пурвис вылез из машины и постучал в двери  домика,  из  них  выглянул
какой-то старичок. Казалось, весь он излучал недоверие.
     - В чем дело?
     - Моя фамилия Пурвис, я помощник коронера.
     - Здесь никто не умирал, по меньшей  мере,  со  времени  смерти  моей
жены...
     - Меня интересует некий Вильям Мид, кажется, он был вашим соседом?
     - Да-да, он жил здесь рядом какое-то время. Но он тоже умер,  еще  во
время войны, его убили где-то в Аризоне. Мне сказала об этом его  жена,  я
не выписываю местную газету, никогда не  читал  ее,  там  печатают  только
скверные новости, - он прищурившись смотрел на нас сквозь москитную  сетку
так, словно и мы были носителями этих новостей. - Вы это хотели узнать?
     - Вы очень помогли нам, - сказал Пурвис. - А вы не  знаете  случайно,
что стало с женой Мида?
     - Она уехала  недалеко,  нашла  себе  другого  мужа  и  переехала  на
Олив-Стрит. Но на этот раз она несчастлива...
     - Что вы имеете в виду?
     - Этот второй муж алкоголик. Только не говорите, что  узнали  это  от
меня. Ей приходится с тех пор тяжко  работать,  чтобы  заработать  ему  на
водку.
     - А где она сейчас работает?
     - В клинике, она медсестра.
     - Этого ее мужа случайно зовут не Джонсон?

                                    41

     Мы проехали мимо густых деревьев, что росли на Олив-Стрит лет сто,  а
то и больше. Шагнув  рядом  с  Пурвисом  в  тень,  отбрасываемую  домом  в
полуденном солнце, я чувствовал, как лежащее  на  моих  плечах  вездесущее
прошлое мешает дышать.
     Женщина, выдающая себя за миссис Джонсон, открыла  двери  немедленно,
словно ожидала  нашего  визита.  Я  почувствовал  лицом  почти  физическое
прикосновение ее хмурого взгляда.
     - Что вам нужно?
     - Нельзя ли войти? Это помощник коронера, мистер Пурвис.
     - Я знаю, - она обращалась к нему. - Я  вас  видела  в  клинике.  Вот
только не знаю, зачем вам входить. Дома нет никого, кроме меня, а все, что
могло случиться, уже случилось. - Мне показалось, что это не  утверждение,
а лишь пугливая надежда.
     - Мы хотели поговорить о том, что случилось в прошлом, - сказал я.  -
Например, о смерти Вильяма Мида.
     - Никогда не слыхала о таком, - ответила она, не моргнув глазом.
     - Я позволю себе  освежить  вашу  память,  миссис,  -  сказал  Пурвис
холодно и спокойно. - Согласно поступившей ко мне информации,  Вильям  Мид
был вашим мужем. Когда он был  убит  в  Аризоне  в  1943  году,  его  тело
отослали сюда, чтобы здесь похоронить. Моя информация ошибочна?
     Взгляд ее темных глаз не дрогнул.
     - Я уж и забыла обо всем этом. Я всегда умела вычеркивать  из  памяти
то, что хотела. И тяжелые переживания  последующей  жизни  в  определенном
смысле стерли все прошедшее, понимаете, мистер?
     - Нельзя ли нам войти, присесть на минутку и поговорить  с  вами  обо
всем этом? - спросил Пурвис.
     - Прошу вас.
     Она отстранилась, позволив  нам  войти  в  тесный  холл.  У  подножья
лестницы стояла большая старая полотняная сумка.  Я  приподнял  ее,  сумка
оказалась тяжелой.
     - Я бы попросила не трогать это, - сказала она.
     Я поставил сумку на место.
     - Вы собираетесь уезжать?
     - А если и так, что с того? Я не сделала ничего дурного.  Имею  право
делать все, что мне понравится. Могу уехать, куда хочу, и, возможно, так и
поступлю. Здесь уже не осталось никого, кроме меня.  Муж  пропал,  а  Фред
выбирается...
     - Куда он выбирается?
     - Он даже не хочет мне сказать.  Наверное,  уезжает  куда-то  с  этой
девушкой. Я отдала  этому  дому  двадцать  пять  лет  тяжкого  труда  и  в
результате осталась в нем одна. Одна, без цента в кармане и  с  долгами...
Почему бы мне не уехать?
     - Потому что вас подозревают в совершении преступления, - сказал я. -
Любое неосторожное движение может привести к вашему аресту.
     - В чем меня подозревают? Я не убивала Вильяма Мида. Это случилось  в
Аризоне, а я тогда работала медсестрой здесь, в  Санта-Терезе.  Когда  мне
сообщили, что он убит, это был самый тяжелый удар в моей жизни. Я  до  сих
пор ощущаю его последствия и всегда буду ощущать. Когда  его  закопали  на
кладбище, мне хотелось вместе с ним войти в могилу!
     Я  ощутил  тень  сочувствия,  но  справился  с  этим.  -  Мид  -   не
единственная жертва. Погибли Пол Граймс и Джейкоб Витмор... Эти люди  были
связаны с вами и вашим мужем.  Граймс  был  убит  здесь,  на  этой  улице.
Витмора утопили, быть может, в вашей ванне.
     Она задумчиво посмотрела на меня.
     - Я не понимаю, о чем вы говорите?
     - Охотно объясню вам. На это понадобится некоторое время. Не могли бы
мы войти в комнату и присесть?
     - Нет, - возразила она, - мне не хотелось бы. Мне  весь  день  задают
вопросы. Мистер Лэкнер советовал мне ничего больше не говорить.
     - Возможно, мне необходимо ознакомить ее с ее правами?  -  неуверенно
спросил Пурвис. - Как думаешь, Арчер?
     Его неуверенность придала ей смелости и она перешла в атаку.
     - Свои права я знаю. Я не обязана разговаривать ни с вами, ни  с  кем
другим. А вот вы не имеете права силой врываться в мой дом!
     - Никто не использовал силу. Вы сами пригласили нас войти.
     - Ничего подобного, вы сами себя пригласили! Принудили меня  впустить
вас с помощью угроз!
     Пурвис повернулся ко мне,  побледнев  от  мысли,  что  мог  совершить
какую-то процессуальную ошибку.
     - Давай лучше оставим ее сейчас  в  покое,  Арчер.  В  конце  концов,
допрос свидетелей не входит  в  мои  обязанности.  Мне  кажется,  окружной
прокурор не станет предъявлять ей обвинение. Мне не хотелось бы запутывать
все дело на данном этапе...
     - Какое такое  дело?!  -  вскричала  она  неожиданно  горячо.  -  Нет
никакого дела! Вы не имеете права преследовать меня! И  все  лишь  потому,
что я - бедная женщина, не имеющая друзей, но имеющая  безумного  мужа,  а
он, бедняжка, из-за болезни даже забыл, кто он такой!
     - А кто он такой? - спросил я.
     Она испуганно глянула на меня и внезапно смолкла.
     - Между прочим, почему вы пользуетесь  фамилией  Джонсон,  миссис?  -
продолжал я. - Вы когда-нибудь были женой  Джерарда  Джонсона?  А  Хантри,
убив подлинного Джонсона, стал выдавать себя за него?
     - Я ничего вам не скажу! - повторила она. - И убирайтесь немедленно!
     Пурвис уже был на крыльце, не  желая  иметь  ничего  общего  с  моими
нетрадиционными методами ведения допроса. Я вышел следом и  мы  расстались
на тротуаре перед входом.
     Сидя в машине, освещенной предвечерним солнцем,  я  пытался  мысленно
упорядочить всю  историю.  Она  началась  с  конфликта  между  братьями  -
Ричардом Хантри и его сводным братом Вильямом Мидом. Видимо, Ричард  украл
картины Вильяма, а вместе с ними и его девушку,  и  в  конце  концов  убил
брата, бросив его тело в Аризонской пустыне.
     Ричард с девушкой переехал в Санта-Терезу и, хотя  убийство  является
тяжким преступлением, его так и не вызвали в Аризону на допрос. Он неплохо
устроился в Калифорнии и, словно смерть Вильяма стала  подпиткой  для  его
таланта, за семь лет превратился в выдающегося художника. Но потом его мир
рухнул в пропасть. Армейский друг Вильяма, Джерард Джонсон,  выписался  из
госпиталя для инвалидов и нанес Ричарду визит.
     Джерард посетил Ричарда дважды, и во второй раз привел с собою  вдову
Вильяма и его сына. Это был последний визит, нанесенный им кому бы  то  ни
было. Ричард убил его и закопал в собственной оранжерее. Потом, словно  бы
желая заплатить за все, отказался от своего  высокого  положения  и,  взяв
фамилию Джерарда, занял место Вильяма. Он поселился в доме на Олив-Стрит и
прожил там двадцать пять лет нелюдимым пьянчугой.
     В первые годы, пока возраст и алкоголизм не изменили  его  внешность,
он должен был жить в полном уединении,  словно  безумный  родственник,  на
чердаке девятнадцатого века. Но не рисовать он не мог. И  в  конце  концов
сила таланта привела его к падению.
     Фред заприметил и понял, что его отец украдкой занимается  рисованием
и подсознательно отождествил его с пропавшим художником по  имени  Хантри.
Этим объясняется его особый интерес к творчеству  Хантри,  который  привел
его к похищению - или взятию в  долг  -  картины  Баймееров.  Когда  Фред,
намереваясь исследовать портрет, принес его  домой,  отец  стащил  его  из
комнаты Фреда и спрятав в собственной берлоге - на чердаке, где портрет  и
был прежде написан.
     Теперь пропавшая картина лежала в багажнике моей машины. Хантри был в
тюрьме. Я должен был чувствовать удовлетворение,  но  не  чувствовал.  Это
дело все еще лежало на моих плечах и занимало мои мысли. И я размышлял над
ним, сидя под оливковыми деревьями в медленно угасающем свете.
     Я уговаривал себя,  что  ожидаю,  когда  выйдет  миссис  Джонсон,  но
сомневался, что она хоть шаг ступит из дому, пока я  не  уеду.  Дважды  ее
лицо мелькало в окне гостиной. В первый раз она  казалась  испуганной,  во
второй зло погрозила мне кулаком. Я приветливо улыбнулся, и  она  опустила
потрепанные шторы.
     Я продолжал сидеть в машине, пытаясь  представить  себе  жизнь  пары,
обитавшей в этом старом доме двадцать пять  лет.  Хантри  был  узником  не
только в физическом, но и в психологическом смысле. Женщина, с которой  он
жил под именем Джонсона, прекрасно знала,  что  настоящего  Джонсона  убил
именно он. Наверняка она также знала, что он убил  и  ее  мужа,  Мида.  Их
совместная жизнь, должно быть, больше напоминала  тюрьму,  чем  счастливый
брак.
     Желая  скрыть  свои  преступления  и  остаться   безнаказанным,   они
совершили дальнейшие убийства. Пол Граймс был избит до смерти на улице,  а
Джейкоб Витмор утоплен наверняка в их доме, лишь для  того,  чтобы  Хантри
мог сохранить инкогнито. С этим знанием мне трудно было усидеть на  месте,
но я сознавал, что должен подождать.
     За моей машиной  остановилось  желтое  такси,  из  него  вышла  Бетти
Сиддон.
     - Вы не могли бы немного подождать? - спросила она,  расплачиваясь  с
водителем. - Я хочу убедиться, что моя машина стоит там, где стояла.
     Таксист пообещал подождать, но предупредил, чтобы она не  задерживала
его слишком долго. Не заметив меня и даже не глянув  в  мою  сторону,  она
направилась  за  дом,  продираясь  сквозь  заросли.  Мне  показалось,  что
чувствует она себя не лучшим образом. Пожалуй, с той минуты, как мы  спали
вместе, она не сомкнула глаз. Воспоминание о той ночи ударило меня,  будто
стрела, с тех самых пор висевшая в воздухе.
     Я направился следом за нею.  Она  стояла,  склонившись,  возле  своей
машины и пыталась открыть дверцу. Миссис Джонсон наблюдала  за  нею  через
окно кухни.
     Бетти выпрямилась и оперлась о крыло машины.
     - Привет, Лью! - без большого энтузиазма приветствовала она меня.
     - Как поживаешь, Бетти?
     - Вымоталась. Писала весь день и  все  псу  под  хвост.  Редактор  из
соображений права желает  укоротить  мою  статью,  практически  ничего  не
оставив. Так что я вышла...
     - Куда ты теперь направляешься?
     - Я должна выполнить некую миссию, - чуть иронично ответила она. - Но
сейчас не могу справиться с этим замком.
     - Что за миссия?
     - Прости, Лью, но это тайна.
     Миссис Джонсон открыла кухонные двери и вышла на порог.
     - Убирайтесь отсюда! - заорала она высоким голосом, напоминавшим  вой
ветра во время бури. - Вы не имеете права преследовать меня! Я всего  лишь
бедная женщина, которой попался негодный мужик! Я давно  уже  должна  была
уйти от него, и сделала бы это, если б не мальчик!  Я  двадцать  пять  лет
прожила с безумным пьяницей! Если думаете, что это легко, то попробуйте-ка
сами!
     - Да заткнитесь вы! - резко оборвала  ее  Бетти.  -  Вчера  ночью  вы
знали, что я нахожусь у вас на чердаке.  Вы  сами  уговорили  меня  прийти
туда. Вы оставили меня с ним на всю ночь и пальцем  не  шевельнули,  чтобы
помочь мне! Так что уж лучше помолчите.
     Лицо  миссис  Джонсон  вдруг   скривилось   и   задвигалось,   словно
бесформенное морское животное, стремящееся удрать от врага,  а  может,  от
действительности. Она резко повернулась и  вернулась  в  кухню,  аккуратно
закрыв за собой дверь.
     Бетти глубоко зевнула, ее глаза слезились.
     - С тобой все в порядке? - спросил я, обнимая ее за плечи.
     - Сейчас пройдет, - она зевнула во второй, а через мгновение в третий
раз. - Брякнула этой бабе правду, и сразу почувствовала облегчение! Она из
тех жен, что могут смотреть, как их муж совершает убийство, и  практически
ничего   не   чувствовать!   Ничего,   кроме    собственного    морального
превосходства! Всю  жизнь  она  скрывала  правду,  думала,  что,  сохранив
приличия, сможет справиться со всем. Но не  справилась.  Все  рассыпалось,
погибли невинные люди, а она равнодушно стояла рядом. Меня  тоже  чуть  не
убили!
     - Хантри?
     Она кивнула.
     - Этой женщине не хватает смелости для исполнения своих мечтаний. Она
отодвигается в тень и позволяет  мужчине  делать  это  вместо  нее,  чтобы
переживать свои мелкие, грязные, садистские оргазмы!
     - Да ты ее просто ненавидишь!
     - Да. Ненавижу. Потому что я тоже женщина.
     - А к Хантри ты не испытываешь ненависти, даже после  всего,  что  он
сделал?
     Она покачала головой, и ее короткие волосы мягко блеснули в  вечернем
сумраке.
     - Дело в том, что он меня не убил. Собирался. Даже говорил  об  этом.
Но потом передумал. Вместо этого, он нарисовал мой портрет. Таким  образом
я дважды благодарна ему - за то, что не убил меня, и за то, что  нарисовал
мой портрет.
     - Я тоже.
     Я попытался обнять ее, но время для этого еще не наступило.
     - А знаешь, почему он пожалел меня? Откуда ты можешь знать!  Помнишь,
я тебе рассказывала, что мой отец как-то возил  меня  к  Хантри  в  гости?
Когда я была еще маленькой?
     - Помню.
     - Так вот он тоже это помнил, мне даже напоминать ему не пришлось. Он
узнал меня, хотя я тогда была ребенком. Сказал, что мои глаза  с  тех  пор
совершенно не изменились.
     - Но он изменился.
     - Еще как! Не тревожься, Лью.  Я  не  испытываю  симпатии  к  Хантри.
Просто рада, что живу! Очень рада!
     Я сказал ей, что также весьма доволен этим фактом.
     - Мне только одно обидно, - проговорила она, - все время я надеялась,
что он все-таки не Хантри. Понимаешь? Что все окажется кошмарной  ошибкой!
Но этого не произошло. Человек, написавший эти картины, - убийца...

                                    42

     Из-за угла дома появился раздраженный таксист, привезший Бетти.
     - Вы заставили меня слишком долго ждать, барышня, придется платить.
     Бетти протянула ему деньги. Однако, сев  в  собственную  машину,  она
обнаружила, что не может включить зажигание. Я  попытался  ей  помочь,  но
мотор не желал включаться.
     Я поднял капот, сел аккумулятор.
     - Что же мне делать? Я должна что-то придумать...
     - С удовольствием подброшу тебя.
     - Но я должна приехать одна! Я обещала.
     - Кому?
     - Честное слово, мне очень жаль, но я не могу тебе этого сказать.
     Мне показалось, что она отодвинулась от меня. Я  подошел  вплотную  и
заглянул ей в лицо. Белый овал с темными пятнами глаз и  губ.  Ночь  текла
вдоль старых высоких домов, словно мутная река. Я боялся, что Бетти  снова
исчезнет, и на этот раз я не смогу найти ее.
     Она коснулась моего плеча.
     - Одолжишь мне машину, Лью?
     - Надолго?
     - До утра.
     - Зачем?
     - Не допрашивай меня, просто скажи да или нет.
     - Ладно. Мой ответ: нет.
     - Ну пожалуйста! Мне это очень нужно!
     - Тем не менее. Я не хочу пережить еще одну такую ночь, как  прошлая,
гадая, что с тобой случилось.
     - Ну ладно, я найду кого-нибудь, кто мне поможет!
     Она двинулась к улице, путаясь в кустах. Я бросился  за  ней,  боясь,
что она исчезнет.
     На тротуаре она повернулась ко мне.
     - Ты решил все-таки одолжить мне машину?
     - Нет. Я глаз с тебя не спущу. Если ты одолжишь или наймешь машину, я
поеду за тобой.
     - Не можешь перенести, если я тебя опережу?
     - Нет, ты опередила меня вчера ночью. Но оказалась в опасности и я не
хочу,  чтобы  это  повторилось.  Есть  такая  отрицательная   черта,   как
чрезмерная отвага, - я глубоко  вздохнул.  -  Ты  хоть  немного  отдохнула
сегодня?
     - Не помню, - уклончиво ответила она.
     - Значит, не отдыхала. Ты не сможешь  вести  машину  ночью,  если  не
выспалась. Одному Богу известно, во что ты в результате влипнешь!
     - Богу и Арчеру, - иронично проговорила она, - они знают  все.  Разве
вы оба никогда не ошибаетесь?
     - Однажды Бог совершил ошибку - оставил женщине яйца.
     Бетти издала гневный  вопль  оскорбленной  женственности,  неожиданно
перешедший во взрыв смеха. В конце концов, она согласилась взять и машину,
и меня с условием, что я позволю  ей  вести  автомобиль  минимум  половину
пути. Я выбрал первую смену.
     - Куда направляемся? - спросил я, включив мотор.
     - В Лонг-Бич. Ты знаешь, где это?
     - Должен знать, я там родился. Что должно произойти в Лонг-Бич?
     - Я обещала никому не говорить.
     - Кому обещала? Миссис Хантри?
     - Ну, коль скоро ты все знаешь, -  старательно  выговорила  Бетти,  -
было бы уместно ответить на некоторые из твоих вопросов.
     - Значит, речь идет о Франсин Хантри. Что она делает в Лонг-Бич?
     - С ней случилась авария.
     - Она в больнице?
     - Нет. В ресторане под названием "Джилдед Галлеон".
     - Это такой бар на набережной. Что она там делает?
     - Думаю, пьет. Я никогда не видела, чтобы она  много  пила,  но,  мне
кажется, она близка к срыву.
     - Зачем она звонила тебе?
     - Говорит, что нуждается в  моем  совете  и  помощи.  Мы  не  близкие
подруги, но, пожалуй, у нее нет никого  ближе.  Она  сказала,  что  хочет,
чтобы я выступила в качестве советчика по юридическим вопросам. Думаю, для
того, чтобы помочь ей выкарабкаться из ситуации,  в  которую  она  попала,
удирая.
     - Она не говорила, зачем ей понадобилось удирать?
     - Просто впала в панику.
     Выруливая к автостраде, я подумал, что у Франсин Хантри  были  поводы
для паники. Ее  могли  привлечь  к  ответственности  за  укрывание  убийцы
Джерарда Джонсона, а, быть может, и Вильяма Мида также.
     Ехали мы быстро. Бетти дремала на моем плече. Сидя в  летящей  машине
рядом со спящей женщиной, я почувствовал себя почти юным, словно жизнь моя
могла начаться сначала.
     Был ранний вечер, но, несмотря  на  весьма  оживленное  в  это  время
движение на автостраде, через два часа мы  оказались  в  Лонг-Бич.  Как  я
сказал Бетти, это были мои родные места, и сияющие вдоль  набережной  огни
слились в моих мыслях с давними надеждами, хотя я знал  уже,  что  надежды
эти сбылись лишь отчасти. Бар "Галеон" я помнил со времен своего  развода,
когда старался как-то заполнить долгие вечера. Меня удивило, как  мало  он
изменился с тех пор, во всяком случае, значительно меньше, чем  я.  Теперь
это была так называемая семейная таверна, то есть, здесь обслуживали  всех
пьяниц, невзирая на  их  возраст  и  пол.  Мы  застыли  у  дверей,  слегка
оглушенные гамом голосов, потом Бетти двинулась вдоль стойки бара в  форме
подковы. Мне показалось, что все присутствующие, включая барменшу, говорят
одновременно.
     Я увидел, что она сидит у конца стойки, свесив свою серебряную голову
над пустым стаканом. В первую минуту она, кажется не узнала  Бетти,  потом
обхватила ее за шею, а Бетти ответила  на  объятие.  Хотя  я  испытывал  к
миссис Хантри определенную симпатию и радовался сердечности Бетти, но  вид
обнявшихся женщин был мне неприятен. Бетти была молода  и  чиста.  Франсин
Хантри прожила долгие годы, зная об убийстве и скрывая его.
     Это сознание, притягивающее ее к земле, подобно силе притяжения,  уже
оставило определенные следы на ее  лице  и  во  всей  фигуре.  Идя  в  мою
сторону, она споткнулась, и Бетти вынуждена была ее поддержать. Лоб ее был
рассечен, отвисший подбородок выдавал  подавленность,  глаза  остекленели.
Обеими руками она сжимала сумочку жестом футболиста, прижимающего к  груди
мяч.
     - Где ваша машина, миссис Хантри?
     Она вынырнула из апатии.
     - По мнению механика, я могу  получить  страховку,  это  значит,  что
чинить ее, пожалуй, не имеет смысла. Впрочем, меня тоже...
     - Вы попали в аварию?
     - Я не знаю, что именно произошло.  Хотела  съехать  с  автострады  и
внезапно потеряла управление. Вся моя жизнь  похожа  на  это,  -  ее  смех
напоминал сухой, принужденный кашель.
     - Меня интересует ваша жизнь, миссис.
     - Это я знаю, - она повернулась к Бетти. - Зачем ты его привезла? Мне
казалось, что мы по-хорошему поговорим о прошлом.  Я  считала  тебя  своей
подругой...
     - Надеюсь, что мы подруги, - сказала Бетти. - Но я не знаю, смогу  ли
сама во всем разобраться.
     - В чем? У меня нет никаких проблем!
     Однако, в ее голосе  прозвучал  страх.  Она  говорила,  как  женщина,
которая  стоит  на  краю  света,  сделала  шаг  вперед  и  слишком  поздно
сообразила, что возвращение невозможно. Когда мы сели в машину  и  въехали
на автостраду, мне казалось, что мы продолжаем двигаться в пустоте,  летим
над крышами домов, стоящих по обе стороны автострады.
     Бетти вела машину слишком быстро, но я дал  ей  возможность  соблюсти
договор. Я знал, что  она  немного  поспала,  а  кроме  того,  должен  был
поговорить с миссис Хантри.
     - Если говорить о прошлом, - начал я, - то,  мне  кажется,  им  будет
нелегко осудить вашего мужа.
     - Моего мужа? - она прикинулась удивленной.
     - Ричарда Хантри, он же Джерард иди Джерри Джонсон. Приписать ему эти
убийства будет достаточно нелегко. Насколько мне  известно,  он  отказался
говорить. А большая часть событий произошла давно.  Меня  не  удивило  бы,
если бы прокурор пошел на определенный договор с вами. Не  думаю,  что  он
решит предъявить вам сколько-нибудь серьезные обвинения.  Разумеется,  все
зависит от него и от того, что вы согласитесь предложить ему.
     Она снова сухо рассмеялась.
     - Быть может, мои останки? Он согласится принять мои останки?
     - Думаю, его больше интересуют ваши показания. Вы знаете об этом деле
больше, чем кто бы то ни было.
     - Если и знаю, то не по своей воле, -  сказала  она  после  минутного
раздумья.
     - Это вы говорили мне позавчера вечером. Но на самом деле вы  сделали
свой выбор уже давно, когда бросили Вильяма  Мида  и  решили  жить  с  его
сводным братом Хантри. Когда вместе с ним покинули Аризону, хотя не  могли
не знать, что на нем висит подозрение в убийстве Вильяма  Мида.  Семь  лет
спустя вы выбрали окончательно, решив скрыть убийство Джерарда Джонсона.
     - Кого?
     - Джерарда Джонсона. Того мужчины в коричневом. Оказывается,  он  был
другом Вильяма Мида. Он тогда только вышел из госпиталя для инвалидов, где
провел пять лет, и приехал в Санта-Терезу, чтобы увидеться с вашим  мужем.
Думаю, у  него  имелись  доказательства,  позволяющие  обвинить  Хантри  в
убийстве Мида.
     - Откуда?
     - Возможно, Хантри угрожал Миду, когда  они  ссорились  из-за  вас  и
из-за картин Мида, украденных Хантри,  и  Мид  рассказал  об  этом  своему
армейскому другу Джерарду, после чего  был  убит.  Когда  Джерард  Джонсон
появился в Санта-Терезе с женой и сынишкой Вильяма, Хантри понял, что  его
свободе пришел конец. Он убил Джонсона, пытаясь спасти свою свободу, но  в
результате  потерял  ее  окончательно.  В  тот  момент  вы  оба  совершили
окончательный выбор.
     - Не я его совершила, - сказала она.
     - Но вы поддержали его. Вы позволили убить человека в вашем  доме,  а
потом похоронить его там, и сохранили тайну. Но, найдя этот выход, вы  оба
совершили ошибку. Он платил за нее всю оставшуюся жизнь. Убийство Джерарда
Джонсона отдало его в руки вдовы Вильяма Мида, женщины, назвавшейся именем
Джонсона. Не знаю, зачем он ей понадобился. Возможно, в прошлом их  что-то
связывало. А может быть, она просто решила  заключить  с  Хантри  простую,
примитивную сделку. Убийца ее мужа должен был занять его  место.  Не  знаю
только почему Хантри принял ее условия? А вы, миссис?
     Какое-то время она тянула с ответом, но в конце концов произнесла:
     - Мне ничего об этом неизвестно. Я понятия не имела, что Ричард живет
в этом же городе. Я даже не знала, жив ли он. В течение всех этих двадцати
пяти лет он ни разу не дал о себе знать.
     - Вы видели его в последнее время?
     - Нет, и видеть не желаю.
     - Боюсь, что придется. Вас пригласят на  опознание.  Собственно,  его
личность  не  вызывает  особых  сомнений.  Он  деградировал  физически   и
психически. Думаю, он пережил психический кризис после убийства  Джонсона,
а возможно, даже ранее. Но  до  сих  пор  может  рисовать.  Возможно,  его
картины не так хороши, как ранее, но создать их не мог никто другой.
     - Я вижу, вы не только детектив, но и искусствовед, - проговорила она
с иронией.
     - Нет, но у меня в багажнике одно из его недавно написанных  полотен.
И не только я считаю, что это картина Хантри.
     - Вы говорите об этом портрете Милдред Мид?
     - Да.  Сегодня  утром  я  нашел  его  на  чердаке  у  Джонсона,  где,
собственно, он и был создан. Там был  исток  всей  интриги,  эта  картина,
пожалуй, является центром расследования. Во всяком случае, благодаря ей  я
был втянут во все это. И именно эта картина стала причиной нынешних тревог
Хантри и подтолкнула его к новым убийствам.
     - Мне это не слишком понятно,  -  сказала  Франсин  Хантри.  Но  она,
казалось, заинтересовалась, словно разговор о работах мужа  действовал  на
нее как стимулятор.
     - Мы имеем дело с весьма запутанной цепочкой событий, - сказал  я.  -
Женщина, с которой он жил  на  Олив-Стрит,  -  будем  называть  ее  миссис
Джонсон - продала эту картину художнику и  перекупщику  по  имени  Джейкоб
Витмор. Таким образом всплыла  истинная  личность  Хантри.  Витмор  продал
картину Граймсу, чем еще больше принудил Хантри выйти из укрытия.
     Граймс установил, что картина  принадлежит  кисти  Хантри  и,  скорей
всего,  использовал  это  знание,  чтобы  шантажировать  миссис   Джонсон,
принуждая ту воровать для него наркотики. Наверняка он требовал также  еще
картин Хантри. Граймс продал  портрет  Милдред  Мид  миссис  Рут  Баймеер,
имеющей собственные причины для того, чтобы интересоваться особой Милдред.
Разумеется, вы знаете, что Милдред была любовницей Баймеера.
     - Об этом знала вся Аризона, - перебила Франсин Хантри. - Но  не  все
знали, что Рут Баймеер была влюблена в Ричарда, когда  оба  они  были  еще
молоды. Думаю, в этом была главная причина того, что она  уговорила  Джека
переехать в Санта-Терезу.
     - Во всяком случае, он считает именно так. Это привело к определенной
напряженности в семейных отношениях, и все  совсем  разгорелось,  когда  в
городе появилась Милдред Мид. Мне кажется,  Хантри  виделся  с  Милдред  в
течение последних месяцев и под впечатлением от этой  встречи  написал  по
памяти ее портрет.
     - Об этом мне ничего не известно.
     - Вы в последнее время его не видали?
     - Разумеется, нет, - она не  смотрела  мне  в  глаза,  вглядываясь  в
смутную темень за стеклами машины. - Я не видела Ричарда и не получала  от
него вестей двадцать пять лет. Я понятия не имела, что он в городе.
     - Даже после того звонка от женщины, с которой он жил?
     - Она не говорила  о  нем.  Говорила  только  что-то  о...  могиле  в
оранжерее и заявила, что нуждается в  деньгах.  Обещала  сохранить  все  в
тайне, если я ей помогу. В противном  случае  угрожала  придать  гласности
истинную причину исчезновения моего мужа.
     - Вы дали ей эти деньги?
     - Нет, и теперь жалею, что не сделала этого. И  думаю,  что  было  бы
лучше, если бы он не писал того  портрета.  Можно  подумать,  что  он  сам
стремился открыться...
     - Наверное, не вполне сознательно, - сказал я. -  Во  всяком  случае,
Фред делал все возможное, чтобы отыскать его. Несомненно, взяв у Баймееров
эту картину, он в какой-то степени преследовал профессиональные  интересы.
Хотел установить, может ли это быть подлинный Хантри. Но  одновременно  он
руководствовался личными побуждениями.  Думаю,  у  него  была  возможность
сопоставить  эту  картину  с  той,  которую  он  видел  у  себя  дома,  на
Олив-Стрит. Но ему не  удалось  установить  связи  между  своим  названным
отцом, Джонсоном, и художником Хантри. Прежде чем он  успел  это  сделать,
Джонсон украл картину из его  спальни.  А  Баймееры  наняли  меня  для  ее
поисков.
     Бетти слегка нажала клаксон.  Мы  спускались  в  долину  по  длинному
склону за Камарилльо. Впереди не было ни одной машины. Я  поднял  глаза  и
наши взгляды встретились.
     Она сняла правую руку с руля и коснулась ею губ. Я понял  этот  знак.
Было сказано уже больше, чем нужно, я решил замолчать.
     - Это был не первый его портрет  Милдред,  написанный  по  памяти,  -
проговорила миссис Хантри, несколько минут спустя. - Он написал их  много,
уже давно, когда мы жили вместе. Один из них изображал Пьету.
     Она замолкла надолго, пока мы не оказались в пригородах Санта-Терезы.
Тогда до меня долетел ее тихий плач. Трудно было  сказать,  оплакивает  ли
она судьбу Хантри или свою собственную, или,  быть  может,  давно  умершую
связь, переплетшую их молодые жизни и породившую его полотна. Краем  глаза
глянув на ее лицо, я заметил на нем слезы.
     - Куда мы сейчас едем? - спросила Бетти.
     - В комиссариат.
     Франсин Хантри издала короткий вскрик, перешедший в тихий стон.
     - Нельзя ли мне по крайней мере провести эту ночь в собственном доме?
     - Если вы хотите, мы можем заехать  туда,  чтобы  вы  собрали  сумку.
Потом необходимо вместе с вашим адвокатом поехать в полицию.
     Намного позже я проснулся в темной постели, чувствуя утренний  холод.
Я слышал стук сердца Бетти и чувствовал ее  легкое  дыхание,  напоминающее
плеск летнего океана.
     Мне  припомнилась  значительно  менее   идиллическая   сцена,   также
происходившая в спальне. Когда я в последний раз видел Франсин Хантри, она
находилась  в  больничной  палате  с  зарешеченными  окнами,  под  охраной
сидящего за дверью вооруженного стражника. И в полуоткрытых  дверях  моего
полусонного сознания появилось видение другой  ожидающей  неизвестно  чего
женщины;  хрупкой,  болезненной,  седой  женщины,  которая  была  когда-то
красавицей.
     Мне припомнилось слово "Пьета". Я разбудил Бетти, коснувшись  ладонью
ее бедра. Со вздохом она повернулась на бок.
     - Лью?
     - Что такое Пьета?
     Она глубоко зевнула.
     - Ты задаешь странные вопросы в странное время.
     - Значит, ты не знаешь?
     - Конечно, знаю. Это каноническое изображение Божьей Матери, плачущей
над телом распятого Сына. Зачем тебе это?
     - Франсин Хантри говорила, что ее муж написал такой  портрет  Милдред
Мид. Может быть, она была Марией?
     - Да, я видела эту картину. Она находится  в  здешнем  музее,  но  не
входит в экспозицию. Ее считают слишком натуралистической,  насколько  мне
известно. Умерший - это автопортрет Хантри.

                                    43

     Когда я снова проснулся, Бетти уже не было.  На  кухонном  столе  она
оставила мне четыре предмета: пакетик кукурузных хлопьев, бутылку  молока,
бритву и таинственное послание, в котором значилось: "Мне снился  странный
сон - будто Милдред Мид мать Хантри - возможно ли это?"
     Я позавтракал и направился в другой конец города, в Магнолия Корт.  Я
долго стучал в дверь, но Милдред Мид не отозвалась.  Из  соседнего  домика
вышел пожилой мужчина и посмотрел на меня с расстояния, разделяющего  наши
поколения. Наконец, он сам проинформировал меня, что миссис Мид, как он ее
назвал, поехала в город.
     - Вы не знаете, куда именно?
     - Велела водителю такси отвезти ее в суд.
     Я отправился следом за  нею,  однако,  найти  ее  оказалось  нелегко.
Здание суда с прилегающим к нему парком занимало целый  квартал.  Я  скоро
сообразил, что меряя заросшие дорожки  и  выложенные  плитами  коридоры  в
поисках хрупкой, старой, больной женщины, я  только  зря  трачу  время.  Я
зашел в контору коронера  и  застал  там  Генри  Пурвиса.  Оказалось,  что
посетила его полчаса назад.
     - Что ей было от тебя нужно?
     - Сведения о Вильяме Миде. Кажется, он был  ее  внебрачным  сыном.  Я
сообщил ей, что он был похоронен на  городском  кладбище  Санта-Терезы,  и
обещал отвезти ее на его  могилу.  Но,  кажется,  мое  предложение  ее  не
заинтересовало. Она начала говорить  о  Ричарде  Хантри.  Утверждала,  что
когда-то была его натурщицей, и  непременно  хотела  увидеться  с  ним.  Я
сказал ей, что это, к сожалению, невозможно.
     - Где сидит Хантри?
     - Окружной прокурор Лансинг приказал запереть  его  здесь,  в  особой
камере, которую охраняют двадцать четыре часа в сутки. Я и сам не  могу  к
нему войти... это, конечно,  не  значит,  что  мне  этого  очень  хочется.
Кажется, он совсем свихнулся. Пришлось дать  ему  какие-то  успокоительные
таблетки, чтобы не буянил.
     - А что с Милдред?
     - Ушла. Я ее очень неохотно  отпустил.  Мне  она  показалась  страшно
подавленной и была слегка пьяна. Но у меня не было повода задержать ее.
     Я вышел из здания и еще раз обошел  окрестности,  заглядывая  во  все
углы. Ее нигде не было. Я начал волноваться. Я чувствовал, что  независимо
от того, была ли во сне Бетти хоть капля истины или нет, Милдред - главная
героиня драмы. Но она исчезла из поля зрения, а сейчас уходило утро.
     Я  глянул  на   один   из   четырех   циферблатов,   находящихся   на
четырехгранной башне здания  суда.  Шел  десятый  час.  На  галерейке  для
туристов сейчас стояла лишь какая-то седая женщина,  неуверенные  движения
которой привлекли мое внимание. Милдред. Она повернула голову, вцепилась в
металлическое ограждение, доходившее ей почти до  подбородка  и  выглянула
из-за него на площадь.
     Она  была  практически   неподвижна   и   выглядела,   как   женщина,
заглядывающая в собственную  могилу.  Жизнь  города  замерла  вокруг  нее;
тишина расходилась, словно круги на воде.
     Я находился на расстоянии нескольких шагов от нее  и  на  сто  метров
ниже  галерейки.  Подняв  тревогу,  я  мог  лишь  ускорить  исполнение  ее
намерений, в которых не приходилось сомневаться. Я вошел в ближайшие двери
и поднялся лифтом наверх. Когда я появился на галерейке, она глянула в мою
сторону, опираясь руками о металлическое ограждение. Потом  отвернулась  и
попыталась влезть на ограждение, чтобы броситься в пропасть. Но  она  была
для этого слишком стара и слаба, попытка не увенчалась успехом.
     Я обхватил ее руками и придержал на безопасном расстоянии от  ограды.
Она дышала тяжело, словно влезла на  башню  по  веревке.  Застывшая  жизнь
города вновь обрела свой ритм и до моих ушей стали доноситься ее отзвуки.
     - Пустите меня! - сказала она, вырываясь.
     - Не могу. Эти камни слишком далеко внизу и мне не хотелось бы, чтобы
вы упали на них. Вы слишком хороши.
     - Я старая развалина, старая как мир! - но из-под век она  метнула  в
меня кокетливый взгляд хрупкой, некогда красивой женщины, знающей, что она
и сейчас неплохо выглядит. - Вы не могли  бы  кое-что  для  меня  сделать,
мистер?
     - Если это в моих силах.
     - Я прошу вас, помогите мне спуститься отсюда и  уйти.  Я  не  сделаю
ничего плохого - ни себе, никому бы то ни было.
     - Я не могу так рисковать.
     Я чувствовал сквозь ткань тепло ее тела. Ее  верхняя  губа  и  впалые
виски покрылись потом.
     - Расскажите мне о своем сыне, Вильяме, миссис.
     Она молчала. Косметика оплывала, и ее лицо  выглядывало  из-под  нее,
словно посмертная маска.
     - Вы продали тело своего сына за тот огромный дом в  Каньоне  Хантри,
миссис? Или это были останки кого-то другого?
     Она плюнула мне в лицо и разразилась судорожными рыданиями.  Наконец,
она успокоилась. Когда  я  спускал  ее  вниз  и  передавал  в  руки  людей
окружного прокурора, она не произнесла ни слова.
     Я сказал им, что ее необходимо тщательно  обыскать  и  задержать  под
наблюдением  как  потенциальную  самоубийцу.  И  хорошо  сделал.  Лансинг,
окружной прокурор, сказал мне потом, что женщина, которая  ее  обыскивала,
нашла хорошо наточенный стилет, завернутый в шелковый чулок и засунутый за
пояс от подвязок.
     - Вы установили, зачем она его носила при себе?
     Он отрицательно покачал головой:
     - Предположительно, собиралась использовать его против Хантри.
     - Но каковы были ее мотивы?
     Лансинг подергал себя попеременно за оба уса, словно это были  вожжи,
помогающие его мыслям маневрировать среди лабиринта следствия.
     - Мы не информировали об этом общественность, и  я  вынужден  просить
вас оставить это при себе. Видимо, это Хантри тридцать лет  назад  убил  в
Аризоне сына миссис Мид. Отдавая цезарю цезарево, я вынужден признать, что
это установил  капитан  Маккендрик.  Он  прекрасно  провел  расследование.
Думаю, он будет нашим следующим шефом полиции.
     - Это наверняка будет ему очень полезно. Но как связать эту версию  о
мести с попыткой самоубийства?
     - А вы уверены, что она пыталась его совершить?
     - У меня сложилось такое  впечатление.  Милдред  желала  уйти,  и  ее
задержала только эта металлическая ограда. Ну, и  стечение  обстоятельств,
благодаря которому я заметил ее на этой галерейке.
     - Ну что ж, в сущности,  это  не  противоречит  версии  о  мести.  Ее
замысел не удался, вот она и обратила свой гнев против себя.
     - Я не вполне вас понимаю, господин прокурор...
     - Правда? Возможно, вы незнакомы так подробно, как мы,  с  последними
достижениями судебной психологии, - он слегка принужденно улыбнулся.
     Я отвечал весьма вежливо, так как он мне мог еще понадобиться:
     - Действительно, я никогда не изучал право...
     - Но несмотря на это, вы очень помогли нам, - сказал он, словно желая
меня утешить. - И я вам весьма благодарен за вашу помощь, - он поднялся  с
рассеянным выражением в глазах. Я также поднялся, со страхом понимая,  что
утрачиваю контакт со всем этим делом.
     - Не могу ли я на минуту повидать вашего узника, господин прокурор?
     - Которого?
     - Хантри, мне бы хотелось задать ему несколько вопросов.
     - Он отказывается отвечать по совету своего адвоката.
     -  Мои  вопросы  не  касаются   этих   убийств,   во   сяком   случае
непосредственно не касаются...
     - А чего же вы хотите?
     - Хочу спросить, каково  его  настоящее  имя,  и  посмотреть  на  его
реакцию. И кроме того, спросить, почему Милдред Мид пыталась  покончить  с
собой.
     - У нас нет доказательств этого.
     - Я знаю, что пыталась, и хочу понять, почему.
     - А почему вы считаете, что он может знать ответ?
     - Я думаю, с Милдред он связан очень близко.  Между  нами  говоря,  я
уверен, что эта проблема заинтересует также Джека Баймеера. Как вы знаете,
это он меня нанял...
     - Если у мистера Баймеера есть какие-нибудь вопросы или  предложения,
он должен  обратиться  ко  мне  сам,  -  заявил  Лансинг  тоном  человека,
желающего удостовериться, что его голос звучит достаточно внушительно.
     - Я сообщу ему об этом.
     Дом  Баймееров  казался   вымершим,   словно   общественное   здание,
эвакуированное из-за угрозы взрыва бомбы. Я  вынул  из  багажника  портрет
Милдред Мид и направился к входной двери. Не успел я подойти, как в дверях
появилась Рут Баймеер. Она прижала палец к губам:
     - Муж страшно вымотался. Я уговорила его лечь отдохнуть.
     - К сожалению, миссис, я должен поговорить с ним.
     Она повернулась к двери, но лишь за тем, чтобы прикрыть ее за собой.
     - Вы можете так же поговорить со мной. Ведь  это  я  пригласила  вас.
Похищенная картина - моя собственность. Я вижу, она у вас с собой, не  так
ли?
     - Да. Но я  не  называл  бы  ее  похищенной.  Договоримся,  что  Фред
позаимствовал  ее,  потому  что  она  была  нужна  ему   для   научных   и
биографических изысканий. Он хотел установить, кто и когда  написал  ее  и
кто на ней изображен. Несомненно, ответы на эти вопросы важны для Фреда по
личным причинам. Но это еще не означает, что он преступник.
     Она кивнула, соглашаясь.  Ветер  растрепал  ей  волосы  и  она  вдруг
похорошела, словно осветившись.
     - Мне внятны мотивы поступков Фреда.
     - Разумеется, ведь и вы купили эту картину из  личных  побуждений.  В
город приехала Милдред Мид и ваш муж снова виделся с нею. Разве не  именно
поэтому вы повесили в доме ее портрет? Разве это не  было  предупреждением
ему или даже угрозой?
     Она наморщила брови.
     - Я не знаю, зачем ее купила. Тогда я даже  не  сообразила,  что  там
изображена Милдред.
     - Но ваш муж должен был об этом знать.
     Между нами воцарилось молчание. Я  слышал,  как  далеко,  у  подножья
горы, море отмеряет время.
     - Мой муж скверно себя чувствует. Он постарел за эти  два  дня.  Если
все это станет явным, его репутация погибнет. А может, и он сам...
     - Он рискнул всем уже давно, выбрав именно такой, а не иной путь.
     - Но что он совершил?
     - Думаю, это он сделал возможным фальшивое опознание Хантри.
     - Фальшивое опознание? Что вы имеете в виду?
     - Думаю, вы знаете, что я имею в  виду.  Но  об  этом  я  предпочитаю
говорить с вашим мужем.
     Она прикусила губу, с обнаженными зубами напоминала ворчащего у двери
сторожевого пса. Потом взяла картину, вошла в дом и проводила меня к мужу.
     Он сидел перед фотографией своих медных копей. На лице его отражалась
абсолютная беспомощность. Борясь со слабостью,  он  улыбнулся  мне  одними
уголками губ.
     - Что вам угодно? Снова денег?
     - Нет, всего лишь несколько ответов. Все это  дело  началось  в  1943
году. Пора его закрыть.
     - А что, собственно, произошло в 1943 году? - вмешалась Рут  Баймеер,
обращаясь ко мне.
     - Всего я не знаю.  Думаю,  все  началось  тогда,  когда  Вильям  Мид
получил отпуск и приехал домой, в Аризону. Собственно, дом его был  где-то
в другом месте. В Санта-Терезе его ждали молодая жена и маленький ребенок.
Но его мать все еще жила в Аризоне. Где именно жила тогда Милдред,  мистер
Баймеер?
     Он сделал вид, что не слышит меня. Жена ответила за него:
     - Жила в Тьюксоне, но проводила уик-энды в горах, с моим мужем.
     Баймеер изумленно глянул на нее. Я спросил себя, а  говорили  ли  они
когда-нибудь откровенно о его связи с Милдред?
     - Наверняка Вильям не был этим поражен, - продолжал я. - Его  мать  и
до того жила с разными мужчинами,  дольше  всего  с  художником  по  имени
Лэшмэн. Лэшмэн заменил ему отца и научил его рисовать. Приехав в отпуск  в
Аризону, Вильям узнал, что его сводный брат Ричард украл часть его  картин
и выставил как свои. В сущности, личность  Хантри  начал  фальсифицировать
сам Хантри, украв картины и рисунки Вильяма, а также женившись на Франсин.
     Из-за этого  между  молодыми  людьми  произошла  драка.  Вильям  убил
Ричарда и бросил его тело в пустыне, переодев в собственный мундир. Будучи
внебрачным сыном, он наверняка всю  жизнь  мечтал  занять  место  Ричарда.
Теперь у него появился шанс  занять  его,  одновременно  освободившись  от
службы в армии и от брака.
     Но без помощи других особ это ему не удалось бы, точнее  троих  особ.
Прежде всего, ему помогла Франсин. Скорей всего, она его любила,  хоть  он
был женат и убил ее мужа. Возможно даже, она сама подталкивала его к этому
убийству. Так или иначе, она приехала с ним  в  Санта-Терезу  и  семь  лет
прожила в качестве его жены.
     Не знаю, почему он рискнул вернуться в этот  город.  Возможно,  хотел
следить за судьбой своего сына. Но насколько мне известно, он ни  разу  не
видел Фреда в течение этих семи лет. Не исключено, что, живя так близко от
жены и сына, он в тайне играл собственную комедию двойной личности. А быть
может, ему необходимо было это постоянное напряжение в  качестве  допинга,
помогающего поддерживать миф Хантри и творить.
     Но прежде всего, ему было необходимо без помех выбраться из  Аризоны,
и в этом ему помогла мать. Наверняка задача Милдред была самой трудной. Ей
предъявили  останки  молодого  Ричарда  Хантри,  а  она  опознала  в   них
собственного сына.  Она  доказала  этим  свою  немалую  смелость  и,  надо
сказать, не в последний  раз.  Невзирая  ни  на  что,  она  любила  своего
внебрачного сына. Но это была болезненная и  трагическая  любовь.  Сегодня
утром она пошла к нему, взяв с собой стилет.
     - Чтобы убить его? - спросила Рут Баймеер.
     - Или сделать возможным его самоубийство.  Не  думаю,  чтобы  Милдред
видела в этом большую разницу. Ее жизнь кончена.
     У Баймеера вырвался невольный вздох.
     - Вы говорили, что Вильяму помогли три особы, -  повернулась  ко  мне
его жена.
     - По меньшей мере три.
     - И кто же эта третья особа?
     - Думаю, вы знаете это, миссис. Вильям  никогда  не  выбрался  бы  из
Аризоны и не устроился в жизни, если бы не чья-то  помощь.  Кто-то  должен
был прервать следствие, проводимое шерифом Бротертоном и закрыть дело.
     Мы оба посмотрели на Баймеера. Он поднял свои массивные плечи, словно
наши глаза были револьверными стволами.
     - Я не делал ничего подобного...
     - Если она тебе приказала, сделал бы, - заявила его жена.  -  Сколько
помню, она всегда давала тебе поручения. Пожалуй, ты отправишься в тюрьму,
чтобы спросить ее, что тебе делать дальше! Она  тебе  велит  спустить  все
состояние на адвокатов для ее сына-убийцы, а ты ее послушаешься!
     - Возможно, так я и сделаю.
     Он всматривался в ее лицо. Она глядела на него изумленно, с внезапным
страхом.
     Баймеер поднялся медленно, словно на  плечах  его  лежал  непосильный
груз.
     - Вы  меня  не  подвезете,  мистер  Арчер?  Я  чувствую  себя  весьма
разбитым.
     Я согласился. Баймеер двинулся к выходу,  в  дверях  он  обернулся  к
жене.
     - Есть еще одна вещь, о которой тебе нужно знать, Рут. Вильям также и
мой сын. Внебрачный сын мой и Милдред. Когда  он  родился,  я  был  совсем
мальчишкой.
     Ее лицо залила волна обиды.
     - Почему же ты раньше мне об этом не сказал?! Теперь уже поздно...
     Она смотрела на муж, словно видела его  последний  раз  в  жизни.  Он
проводил меня сквозь пустой, гулкий дом.  Шаги  его  были  нетвердыми,  он
слегка покачивался. Я помог ему забраться  в  машину  и  начал  потихоньку
спускаться с холма.
     - Это была случайность, - сказал он. - Так часто бывает  в  жизни.  Я
познакомился с Милдред, когда еще учился  в  гимназии,  после  футбольного
матча. Феликс Хантри устроил прием на своей вилле.  Меня  пригласили,  так
как моя мать была его кузиной. Понимаете, как бедного родственника...
     С минуту он сидел, опустив голову.
     - В тот день у меня появилось  три  пунктика,  четыре,  если  считать
Милдред. Когда Вильям был зачат,  мне  было  семнадцать,  и  восемнадцать,
когда он родился. Я немного мог сделать для него. Денег у меня не было.  Я
старался как-то переползти через колледж. Милдред сказала Феликсу  Хантри,
что это его сын, а он ей поверил. Он позволил дать мальчику свою фамилию и
давал деньги на его содержание, пока она не порвала с ним и не перебралась
к Саймону Лэшмэну.
     Для меня она также сделала все, что могла.  Устроила  мне  спортивную
стипендию, уговорила Феликса дать  мне  работу  на  руднике.  Помогла  мне
подняться по этой лестнице. Я очень благодарен ей...
     Но в голосе его не было ни  тепла,  ни  благодарности.  Возможно,  он
чувствовал, что жизнь его свернула не на ту дорогу еще в молодости, и  что
до сих пор он не совсем хозяин своей судьбы. Он смотрел на город,  который
мы проезжали так, словно видел его тенистые улицы впервые в жизни.
     Я тоже чувствовал себя тут чужим. Коридоры здания суда показались мне
катакомбами. После обычных формальностей, напоминавших  обряд  принятия  в
какую-то первобытную секту, люди окружного прокурора провели нас в камеру,
где находился пойманный мной человек.
     Даже  стоя  между  двух  вооруженных  стражей,  он  не  выглядел  как
убийца-рецидивист. Казался бледным, слабым  и  испуганным.  Как  же  часто
преступники выглядят именно так!
     - Вильям? - спросил я. Он кивнул.  В  глазах  его  накипали  слезы  и
скатывались по щекам, будто крупные капли крови, стекающие  из  нанесенных
стилетом ран.
     Джек Баймеер шагнул вперед и коснулся мокрого лица своего сына.