Виктор ДОЦЕНКО

                             СРОК ДЛЯ БЕШЕНОГО

                              ПРИБЫТИЕ В ЗОНУ

     Кумачовый плакат на побелевшем от изморози  фронтоне  здания  вокзала
небольшого городка гласил: "Вся власть принадлежит народу!"
     Было раннее утро. Московский пассажирский еще медленно катил, сопя  и
лязгая тормозами, по первому пути, когда, пробежав по пустынному  перрону,
отряд  автоматчиков  оцепил  место  предполагаемой  остановки   последнего
вагона. Три немецкие овчарки, подрагивая густой шерстью, застыли, точно  в
ожидании привычной команды: "догнать, схватить, сбить с ног, загрызть".
     Заиндевелый вагон, похожий на почтовый, мертво  глядя  непроницаемыми
окнами, замер, громыхнув, в кругу  оцепления.  Высокий  сухопарый  капитан
устремился к  распахнувшейся  двери  навстречу  соскочившему  со  ступенек
молоденькому  лейтенанту,  за  которым  появился  двухметровый  сержант  с
огромной кипой папок.
     - Что-то много! - ответив на приветствие и  хмуро  кивнув  на  папки,
бросил капитан.  -  Машин-то  всего  три...  Опять  как  сельдей  в  бочки
напихивать придется, - тяжело вздохнул он.
     - Начнем, пожалуй? - спросил лейтенант.
     - Давай, давай, лейтенант! - нетерпеливо буркнул капитан, переминаясь
с ноги на ногу. - Больше часа ждем: заморозили совсем!
     Пожав плечами, лейтенант взял у сержанта верхнюю папку и выкрикнул:
     - Альп-боев! - Лащу тут же передал капитану. В  тамбуре  солдат,  под
стать сержанту, такой же здоровенный, зычно крикнув "Есть!", подтолкнул  к
выходу черноволосого паренька лет  двадцати,  который  тонким  голоском  с
восточным акцентом отрапортовал:
     - Алл Акбарович, тысяча дзаятьсот шсстдэсэт восмой, стата сто Басмой,
част второй, сам лат!
     После чего он спустился на перрон, завел руки за  спину  и  встал  на
место, указанное капитаном.
     - Ты, чурка! Впервые замужем, что  ли?  Быстро  на  корточки!  -  зло
приказал тот.
     - Букреев! - продолжил перекличку лейтенант.
     - Владимир Юрьевич, тысяча девятьсот пятидесятый, статья сто  шестая,
часть третья, шесть лет строгого режима,  -  вяло  ответил  пересыльный  в
кожаном пальто и опустился на перрон рядом с Альитбаевым.
     - Сухонов!
     - Валерий Юсупович, девяносто третья прим, девять лет!
     - Не понял? - рявкнул капитан.
     - Валерий Юсупович, девяносто третья прим, девять лет! - спокойно, не
повышая голоса, повторил мужчина лет пятидесяти.
     -  Ты  чего,  еть  твою  мать,  забыл,  как  отвечать  нужно?  Может,
напомнить? - обозлился капитан.
     - Ты, начальник, меня на репетэ не бери и маму мою оставь в покое: не
с сявкой базаришь! - Сверкнув фиксой, Сухонов прищурил глаза и взглянул на
капитана в упор.
     Перехватив недобрый взгляд, капитан, не отводя глаз, выдержал  паузу,
соображая, как реагировать на явную дерзость, потом  взглянул  в  карточку
пересыльного и, решив не связываться, подчеркнуто вежливо произнес:
     - Сухонов!
     -  Валерий  Юсупович,  тридцать  седьмой,  девяносто   третья   прим,
девять...
     - Вот так! Займите свое место... - удовлетворенно кивнул капитан.
     - Говорков! - выкрикнул лейтенант.
     - Савелий Кузьмич, тысяча девятьсот  шестьдесят  пятого,  восемьдесят
восьмая, часть вторая, девять  лет  строгого,  -  громко,  но  безразлично
ответил кряжистый, крепко сколоченный парень, укутанный в  синее  байковое
одеяло, чуть прикрывающее наручники.
     Заметив его, капитан внимательно изучил его карточку и тихо бросил:
     - Смотри у меня, паря: не советую... пристрелю на месте!
     Пропустив  мимо  ушей  слова  капитана,  Савелий  Говорков  скользнул
равнодушным взглядом по  случайным  прохожим,  глазеющим  на  происходящее
через оцепление автоматчиков, поправил сползающее одеяло и занял  место  в
сидячем строю.
     - Никитчук!..
     Перекличка шла своим чередом. Стоял конец ноября, и утро выдалось  на
редкость морозное. Осужденные же были одеты так, будто сошлись  из  разных
времен года: летние курточки и пиджаки, пальто  и  легкие  плащи,  меховые
полушубка и ватники.
     Парень, закутанный в  байковое  одеяло,  привлекал  к  себе  внимание
окружающих не только странной экипировкой и наручниками, но и  всем  своим
невозмутимым, внушительным видом. Он как изваяние сидел на корточках, ни с
кем  не  общаясь.  Взгляд  его  голубых  глаз  был  тяжелым  и  совершенно
отсутствующим, словно все, происходившее вокруг, не имело к нему  никакого
отношения...
     Получив, наконец, все дела, капитан сложил часть их в простой  черный
мешок, другую - в толстый портфель и передал все сержанту. Потом  медленно
обошел сидящих на корточках людей, приговаривая:
     - Вы приехали в благословенный край, и закон для вас сейчас - Я!  Все
команды выполнять только бегом! Шаг влево, шаг вправо - считаю за побег, и
стреляем без предупреждения... Ясно?!
     Оглядев сидячий строй, он остановился взглядом на парне  в  одеяле  и
скомандовал:
     - Первая группа - встать!.. За мной - марш!.. Осужденных погрузили  в
три закрытые спецмашины, прозванные  в  народе  "воронками"  или  "черными
Марусями". Колонна двинулась в  путь  и  уже  через  несколько  километров
оказалась в тайге.
     В машинах действительно было тесно, так что некоторым пришлось стоять
согнувшись. На ухабах трясло - негромкая дружная  ругань  отмечала  каждую
выбоину.
     Внутри было немногим теплее, чем на воздухе, и Савелий Говорков зябко
кутался в одеяло. Наручники с него сняли. Притиснутый в угол,  он  смотрел
прямо и безучастно.
     Худой парень со шрамом через весь нос толкнул в бок соседа Савелия:
     - Слышь, Каленый, ты же в 174-й хате парился?
     - Ну? - мрачно отозвался  Каленый.  Его  неестественно  красное  лицо
оправдывало кличку.
     - Значит, Студента к вам кинули?
     - Ну?.. Это какого?
     - Весь прикинутый такой... по фирме... Капустой еще башлял...
     - Ну? - нахмурился Каленый, не понимая,  куда  клонит  незнакомец  со
шрамом.
     - Лапти гну!.. Тоже ведь за валюту парится... А этот,  -  он  кивнул,
кривясь, на Савелия, - в одном одеялке... Ощипали, что ль?
     - Метлу-то придержи! - не поворачиваясь  к  нему,  внятно  проговорил
Говорков. - Расшлепался...
     Глазки парня со шрамом грозно блеснули: что позволяет себе этот фраер
с валютной статьей? Но тут машину тряхнуло на  очередном  ухабе  -  тесная
полутьма  выдохнула  отборный  мат,   однако   Савелий   расслышал   шепот
краснолицего:
     - Не вяжись, я с ним в трюме парился... Видел,  менты,  его  везде  в
браслетах таскают?.. Побздехивают, как бы носы им снова не порасквасил...
     Машину вновь тряхнуло, и Савелий  перехватил  краем  глаза  Каленого,
шептавшего на ухо парню со шрамом:
     - Одно слово: бешеный! И кликуха такая...
     Ехали долго, молчали, вдруг тишину нарушил чей-то голос:
     - Что, братва, может, покурим?
     - Я тебе покурю! - тут же отозвался молоденький солдат за  решетчатой
перегородкой. - Потерпишь...
     - Слушай, начальник, куда нас кинут? -  решив  "пообщаться",  спросил
парень со шрамом.
     Солдат, покосившись на спящего сержанта, нехотя обрезал:
     - Не разговаривать!
     - Не будь фраером! Чего секреты разводишь? - протянул тот, но  солдат
демонстративно отвернулся и стал смотреть в окно. Тогда парень  со  шрамом
решил подначить его.
     - Хотя чего я тебя спрашиваю: первогодок... - ухмыльнулся он.  -  Был
бы дед, может, и доверили бы, а так...  Не  знаешь,  так  и  скажи,  а  то
темнишь - "не разговаривать".
     - Это я-то не знаю? - обиделся солдат. - Ошибаешься, на пятерку  вас,
вот! - с достоинством заявил он.
     Одобрительный смех смутил солдата: провел его парень  со  шрамом.  Он
покачал головой, хотел что-то сказать, но только махнул рукой.
     - Да ты не серчай, начальник,  сейчас  приедем  и  сами  узнаем  этот
"секрет"...  Кроме  пятерки,  здесь  еще  зоны  есть:   тройка,   семерка,
десятка...
     - Старые сведения, - усмехнулся солдат. - Закрыли десятку, там теперь
семнадцатая, женская...
     - Бабская? Ништяк! Может, заочницу словлю? Может, адресок подкинешь?
     - Зачем тебе заочницы? На пятерке своих  Маш  хватает!  -  рассмеялся
словоохотливый "начальник".
     - Не-е-ет, - с серьезной миной протянул парень, - завязал  я  с  этим
делом наглухо!
     - Узлом, что ли? Чего так?
     - За СПИД слыхал? Страшная  штука,  говорят...  Хуже  проказы:  гниет
человек изнутри и не знаете том... А все лидеры!
     - Лапу?
     - Вот тебе и ну! Так что прекращай!
     - Чего прекращай?
     - Чего, чего... С педерастами, говорю, прекращай баловаться! В машине
загоготали.
     - Чтобы я? Да никогда в жизни! - не на шутку обиделся солдат. - У нас
и баб для этого хватает...
     - Много вы их видите...
     - Хватает, свобода - все-таки не зона!
     - Распустил хвост... Один человек, умный, между прочим,  сказал,  что
весь мир делится на тех, кто временно за решеткой, и тех, кто временно  на
свободе!
     Дружный хохот опять взорвал тишину тайги.  С  пустых  елок  посыпался
снег.
     - Хорош! Развеселились... - рассердился конвойный. - Как  бы  там  ни
говорил твой "умный человек", но пока ты за решеткой, а не я...
     - Это как посмотреть, - парень серьезно пожал плечами. - Я вот смотрю
отсюда и вижу тебя... за решеткой... Кто-то истерично хохотнул.
     - Может, еще и поменяться предложишь? - съехидничал солдат.
     - Нет, - чуть помедлив, ответил парень  со  шрамом.  -  Мне  и  здесь
хорошо! Да и чем мы  отличаемся,  если  подумать?  Одевают,  кормят  почти
одинаково, и у вас и у нас срок обозначен...
     - Скорей бы отслужить... - угрюмо вздохнул солдат.
     - Во дает! Только начал и уже - скорей!
     - Девять месяцев осталось! - буркнул он обидчиво.
     - Девять? А чего ж такой молодой?
     - А черт его знает! Такой уродился...
     - Видать, и не бреешься еще?
     - Не растет! - Он  как  бы  начал  оправдываться,  но  спохватился  и
покосился на дремавшего рядом сержанта. - Ладно, поболтали, будет!
     - Как скажешь, командир... Тишина продолжалась недолго.
     - Пятерка - ништяк! - бросил парень со  шрамом.  -  Парился  когда-то
там...
     - Лесоповал? - спросил молоденький паренек, сидящий напротив.
     -  Во,  ляпнул!  Лесоповал  на  семерке.  Здесь  мебельная   фабрика,
сувенирка по дереву и по металлу, механический цех, ящики  еще  колотят  -
для снарядов... Что еще? Да,  швейка  своя:  джинсы  мастрячат...  В  этот
момент машина остановилась.
     - Вроде дома?! - обрадовался краснолицый.

                               ПЕРЕД ВАХТОЙ

     "Воронки" остановились  напротив  двухэтажного  кирпичного  здания  с
башней. В ней находился пункт  наблюдения  и  контроля  связи  с  вышками,
раскиданными по периметру колонии. В  обе  стороны  от  здания  протянулся
высокий деревянный частокол с рядами колючей проволоки. А вот она -  мечта
каждого заключенного, - вахта: проходная, выпускающая на волю,  украшенная
выцветшим плакатом: "Честный труд - путь к досрочному освобождению!".
     Безмятежную тишину нет-нет да и нарушал противный  клацающий  звук  -
вызов-ответ охранника с вышки, - никуда от него не деться... Из  проходной
вышла полная женщина в добротном пальто.  Следом  за  ней  шагал  капитан,
сопровождавший этап.
     - Пятнадцать, значит? - спросила, поморщившись,  женщина.  -  Собирай
теперь их...
     - Ну что вы, товарищ майор! Я их еще на станции рассортировал... Наши
в той машине. - Капитан взмахнул рукой, и крайний "воронок" сразу подъехал
к воротам грязно-синего цвета. Капитан подошел и громко постучал.
     Издав противный  скрежет,  ворота  медленно  распахнулись,  и  оттуда
показались трое: капитан с красной повязкой на рукаве, на которой крупными
буквами было написано  -  ДПНК  (дежурный  помощник  начальника  колонии),
прапорщик  с  повязкой  НВН  (начальник  войскового  наряда)  и   дежурный
прапорщик.
     - Привет, Сана! - Дежурный  помощник  начальника  колонии  с  улыбкой
похлопал капитана по плечу.
     - Все к нам?
     - Нет, только пятнадцать! Остальные - на семерку!
     - С ними поедешь?
     - Да... Отвезу и сегодня же вернусь:  забегай  вечерком...  Сообразим
что-нибудь... Ну что, начнем?
     - Сейчас. - Дежурный помощник начальника колонии поморщился. - Может,
в нарды перекинемся?
     - С часочек если, - взглянув на часы, неуверенно ответил капитан.
     - Не переживай, подождут... - У дежурного явно улучшилось настроение.
- Давай. Им все равно до понедельника в зону не выйти...
     - Гепеуленко! - крикнул капитан.
     - Опухаю, товарищ капитан! -  тут  же  отозвался  сержант,  распахнув
боковую дверь машины.
     Автоматчики и проводники с собаками, стоящие  полукругом,  прекратили
переминаться с ноги на ногу и напряженно уставились на машину.
     - Ну и фамилия у твоего сержанта! - хмыкнул дежурный помощник.
     - В роте его так и зовут: Гепеу, - улыбнулся капитан.
     Сержант снял замок с решетчатой двери, отгораживающей арестованных от
конвоя, и хмуро пробасил с украинским акцентом:
     - По един, зараз, выходь! Руки взад! Новоприбывших завели в  открытые
ворота, которые сразу же закрылись за ними со знакомым скрежетом.
     Люди оказались в своеобразном тамбуре:  перед  ними  были  еще  одни,
такие же огромные ворота, ведущие на территорию зоны.  Вскоре  эти  ворота
распахнулись с не менее отвратительным визгом, чем первые.
     - Смазать не могут, суки! Аж но зуб заныл!  -  зло  буркнул  Сухонов,
тот, что позволил себе возразить  капитану  на  перроне,  и  уставился  на
шедшего к ним прапорщика-азербайджанца.
     - Жюлик, мэнэ слюшай!.. - приказал прапорщик,  выговаривая  слова  со
страшным акцентом. - Водный вещ ест? Или запрещенный... суда ложи...
     - А что нельзя-то? - спросил молодой парень, глупо улыбаясь.
     - Чо те надо? - ткнул его в бок краснолицый. - Куда лезешь?.. Веди  в
зону, начальник, задубели совсем!..
     - Стой, молчи! - сердито оборвал прапорщик.  -  Ты  говорит,  кода  я
сказать... Не можно: дэнги, часы, ноджик, наркотик... -  Заметив  парня  в
кожаном пальто, подошел, пощупал: - Продаваешь?
     - Сколько? - подмигнул тот.
     - Пят пакет чай! - для верности прапорщик растопырил пальцы на руке.
     - Плюс сотню! - подхватил парень.
     - Рубелей?
     - Нет, копеек! - хмыкнул он.
     - Ана сгниет, когда на вола видишь...
     - Пусть! Но месту, за полтора кеге чая?.. Не баран же я!
     - Кито  баран?..  Идет  на  шмон!  -  разозлившись,  прапорщик  начал
подталкивать всех к месту обыска у ворот,  где  стояли  трое  прапорщиков,
одетых в синие халаты. Наиболее ершистые этапники матерно огрызались...
     Прапорщики  производили  обыск  привычно   быстро,   профессионально.
Выворачивали  мешки,  рюкзаки,  откладывая  в  сторону  то,  что   считали
"неположенным" в зоне:  спортивные  костюмы,  кроссовки,  свитера...  Если
что-то из вещей им нравилось, предлагали отдать им, а некоторым,  наиболее
строптивым,  вещи  резали,  рвали.  Однако  так  поступали  не  со  всеми:
"опытным"  и  "грамотным"  составляли  опись,  копию  вручали   владельцу,
отобранные же вещи отправляли в камеру хранения, на вещевой склад.
     Изрядно облегченные после обыска, вновь прибывшие  вышли  в  зону,  и
прапорщик-азербайджанец подвел их к входу на вахту.
     - Стоит злее! - бросил он. С того места, где они  стояли,  был  виден
огромный  плац,  на  котором  проводились  дневные  и  вечерние   проверки
спецконтингента. Вокруг плаца располагались семь двухэтажных бараков,  где
по отрядам жили заключенные. Тут же разместилось и  несколько  одноэтажных
строений: столовая-клуб,  дом  быта  (с  парикмахерской,  баней,  сапожной
мастерской, столяркой и вещевым складом), санчасть.  Несколько  на  отшибе
находился административный корпус (со штабом, магазином зоны и  нарядной).
Все  строения,  кроме  магазина  и  штрафного  изолятора  -   ШИЗО,   были
деревянными...
     Новоприбывшим ждать пришлось долго. Многие, стараясь согреться, мчали
пританцовывать, хлопать себя по бокам.  Савелий  стоял  почти  неподвижно,
лишь изредка переступал ногами в яловых  сапогах.  Ресницы  и  брови  его,
покрытые инеем, поблескивали на ярком зимнем солнце. Губы,  посиневшие  от
холода, были крепко сжаты.
     - Они чо, падлы, заморозить нас решили?! - сплюнул парень  с  красным
лицом.
     Наконец из проходной вышел начальник войскового наряда и  заглянул  в
список.
     - Букреев! - вызвал он. - Заходи!.. Приготовиться Сухонову...
     - Ты булками шевели: мы давно  уже  готовы!  -  перебил  его  дерзкий
Сухонов.
     Прапорщик бросил на него  недовольный  взгляд,  но  ушел,  ничего  не
сказав...
     Вызванный отсутствовал долго. "Если так с  каждым  будут  возиться  -
больше часа проторчим!" - подумал Савелий.
     - С такими темпами нас можно  будет  на  больничку  отправлять  сразу
после знакомства! - словно подслушав его мысли,  заметил  тучный  мужчина,
похлопывая себя по бокам...
     Когда очередь дошла до Савелия Говоркова, он  настолько  замерз,  что
губы одеревенели и не  слушались.  Войдя  в  комнату  дежурного  помощника
начальника колонии и закинув одеяло на плечо. Говорков  остановился  перед
внушительным облезлым столом с устаревшим переговорным устройством.
     Начальник войскового наряда, стоя в  дверях,  наблюдал  за  тем,  как
дежурный помощник играл в нарды с капитаном, привезшим этапников.
     Невозмутимо бросив кости, дежурный помощник передвинул фишки на доске
и медленно поднял на Савелия красное, по всему видно - с похмелья, лицо.
     - На пляж собрался, что ли - ехидно  усмехнулся  он  и  повернулся  к
капитану. - У нас вроде тепло, а, Саго?
     - Точно... Тридцать два градуса... минус! - серьезно подхватил тот  и
рассмеялся.
     Савелий посмотрел на него, как смотрят на больного.
     - А я думал, сорок градусов... вчерашнего... -  спокойно  сказал  он,
подошел к батарее отопления и не спеша, словно в гостях, начал  отогревать
озябшие руки.
     Не выдержав, начальник войскового наряда  прыснул  в  кулак.  Видимо,
именно это больше всего задело двух капитанов.
     - Ты погляди на него!.. Ты  что,  у  тещи  на  блинах?  -  возмутился
капитан.
     -  Встать!  Встать,  как  положено!  -  взвизгнул  дежурный  помощник
начальника колонии.
     - Не орите... - бросил Савелий,  однако  выпрямился  и  негромко,  но
четко доложил, будто  отвечая  на  вопрос:  -  Говорков  Савелий  Кузьмич,
шестьдесят пятый, статья восемьдесят восьмая,  часть  вторая,  девять  лет
строгого режима...
     - Валютчик, а гонору на сто сорок шестую... - съехидничал капитан.
     - Мальчишка! Да я тебя... ты у меня... Сгною! - задыхаясь от  злости,
бессвязно выкрикивал дежурный помощник начальника колонии. - Я же  тебя  с
говном... Куда ты лезешь? Мальчишка...
     - Афанасьич! Взгляни-ка... - капитан ткнул пальцем в дело Савелия.
     - Вот как? Он, оказывается, еще и  нарушитель  режима!..  -  пробежав
запись  в  карточке  Говоркова,  обрадовано  воскликнул  тот.  -   У   нас
четырнадцатая камера свободна? - спросил он начальника войскового наряда.
     - Свободна... но там... - прапорщик поморщился, напоминая о чем-то.
     - Ничего, за два дня не околеет! - зло усмехнулся дежурный  помощник.
- Пусть мозги чуть-чуть проветрит... В наручники его!..
     - До понедельника в них  сидеть  будешь...  -  мстительно  бросил  он
Савелию, который никак не отреагировал на эти угрозы. - В  одиночке!  И  в
наручниках... Здесь тебе не Бутырка: обломаем быстро...
     После "знакомства" всех привели в кирпичное  приземистое  строение  с
длинным коридором, по обе стороны которого тянулись  многочисленные  двери
камер.
     - Слушай, начальник, это что же, мы в ШИЗО давиться будем? -  спросил
неугомонный Сухонов.
     - Только до понедельника... Питание - на общих основаниях,  -  словно
оправдываясь, поморщился начальник войскового наряда.
     - А его зачем в браслеты закопали? Здесь же зона...
     - Начальству виднее... - Прапорщик повернулся к дежурному по ШИЗО.
     - Четырнадцать - в первую, его - в  четырнадцатую.  -  Он  кивнул  на
Савелия и фыркнул: - Надо же, как совпало: четырнадцать в одну, а одного -
в четырнадцатую... Наручники не снимать до понедельника!
     - Как? - удивился дежурный.
     - А  так!  Сказано  -  выполняй!  -  раздосадовано  бросил  начальник
войскового наряда и быстро пошел к выходу.

                              В КАМЕРЕ ШИЗО

     Камера, где оказался Савелий, была очень маленькая: метра два шириной
и три - длиной, тусклая лампочка  высвечивала  бугристые  бетонные  стены,
ведро-парашу, прикрытую крышкой, да алюминиевую кружку, валявшуюся на полу
в переднем углу. У самого потолка - окошечко с мощной решеткой. Стекла  не
было, низ  окошка  так  тянуло,  что  небольшая  толстая  труба  отопления
совершенно не справлялась с холодом.
     Савелий дыхнул, и изо рта повалил густой пар. Сбросив одеяло на  пол,
он ухватился за один его край скованными руками, на другой наступил  ногой
и, помогая зубами, оторвал изрядный  кусок.  Прикинув  на  глазок  размеры
окошка, сложил лоскут  втрое,  взобрался  кое-как  на  трубу  и  попытался
зацепить его за верхний край решетки, покрытой густым слоем  инея.  Пальцы
Савелия скользнули, и, не  удержавшись,  он  завалился  на  спину,  больно
ударившись  затылком   о   деревянный   пол.   Тряхнув   головой,   словно
восстанавливая в ней порядок мыслей, Савелий снова взобрался  на  трубу  и
осторожно, не торопясь, повторил все снова. На этот  раз  зацепить  лоскут
удалось, но попытка заткнуть его с другой стороны закончилась  падением...
Савелий падал и  упрямо  взбирался  на  батарею...  опять  падал  и  опять
взбирался, пока наконец не заткнул окошечко со всех сторон.
     Внимательно осмотрев свою  работу,  он  удовлетворенно  опустился  на
дощатый пол, отдохнул немного, потом укутался в остатки одеяла и попытался
уснуть...
     То ли от холода, то ли от воспоминаний сон не приходил...
     На следующий день рано утром Говоркова  разбудило  лязганье  запоров.
Цельнометаллическая  дверь  резко  распахнулась.  В  камеру  вошли   трое:
толстенький майор, начальник войскового наряда  и  дежурный  прапорщик  по
ШИЗО.
     - Тебя что, подъем не касается? - закричал майор, сотрясая брюшком. -
Встать!
     Савелий  медленно  поднялся,  опираясь   на   руки   в   "браслетах".
Молоденький начальник войскового наряда с  интересом  посмотрел  на  него,
потом уткнулся в пластиковую доску, на которой отмечались все  движения  в
зоне: кто пришел этапом или ушел  на  этап,  сколько  человек  на  работе,
сколько в санчасти, сколько освобождено от работы,  сколько  на  свидании,
сколько в штрафном изоляторе и так далее.
     - Та-а-ак... - протянул майор, придирчиво осматривая камеру  с  явным
намерением найти что-либо запретное, потом, взглянув на  Савелия,  засыпал
его вопросами:
     - Почему в наручниках? Почему один в камере? С нового этапа, что  ли?
За Савелия ответил дежурный по ШИЗО.
     - С этапа он... Зелинскому нагрубил... - Он вдруг смутился.
     - А ты что молчишь? Не жалуешься? Или поделом  наказал  замком  роты?
Савелий молча смотрел в стену мимо майора.
     -  Характер  решил  показать?  Ну-ну...  Мы  тебе  его  здесь  быстро
обломаем! - усмехнулся тот. - Умник нашелся!  -  Вдруг  заметил  заткнутое
окно. - Это что такое?.. Быстро снять!.. - приказал он, выходя из камеры.
     Дежурный прапорщик  бросился  к  окошку.  Сорвав  лоскут  с  решетки,
прапорщик взглянул на окошко, из которого сразу  потянуло  морозом,  пожал
плечами и бросил его назад в камеру.
     - Смотри... осторожнее, - тихо сказал он, кивнув на лоскут, и  быстро
вышел, захлопнув дверь камеры...

                              РАСПРЕДЕЛЕНИЕ

     В понедельник вновь  прибывших  привели  в  административный  корпус.
Длинный коридор сверкал чистыми, свежевымытыми полами  и  синими  панелями
стен. По обе стороны тянулись двери кабинетов со  стеклянными  табличками:
"Нарядная", "Оперчасть", "Режимчасть", "Заместитель  начальника  по  РОР",
"Заместитель   начальника   по   ПВР",    "Заместитель    начальника    по
производству"...
     В конце коридора на торцевой стене красовалось огромное  полотно:  на
фоне стройки с башенными кранами был изображен, как его называли, "мужик в
кепке" с дебильным лицом. В руке он держал красного цвета паспорт. Наверху
большими буквами было написано: "На свободу - через труд"...
     В  подтверждение  этого  лозунга  все  стены  между  кабинетами  были
заполнены различными графиками по выполнению плана, по итогам соревнования
и огромной, в три ватманских листа, стенгазетой "учреждения".
     Новоэтапников остановили перед дверью, обитой черным  кожзаменителем,
с черной блестящей табличкой "Начальник учреждения - подполковник Чернышев
И.П.".
     - Ждать вызова! - приказал прапорщик и, поправив складки  на  шинели,
вошел в кабинет.
     Все расположились привычным порядком. Савелий встал  третьим.  Одеяло
он сдернул в держал в руках. У многих были сумки, рюкзаки, мешки.
     Впереди Савелия стояли краснолицый парень и Сухонов.
     - Пойдем, - предложил Сухонов краснолицему,
     - стрельнем покурить, а то ухи опухли... - Они направились к  выходу,
и  Савелий  оказался  первым  у  кабинета,  дверь  которого  почти   сразу
распахнулась.
     - Встать  по  стенке,  не  мешать  проходу  людям!  -  бросил  строго
прапорщик. - Заходить по одному!.. Иди! - добавил он, кивнув Савелию.
     Савелий прошел на середину кабинета, спокойно опустив одеяло у дверей
на пол. Огромный кабинет был заполнен администрацией зоны. За двухтумбовым
столом  сидел  хозяин  кабинета  -  мужчина   лет   пятидесяти   в   форме
подполковника, его черные волосы припорошило сединой, лицо украшали очки в
тонкой металлической оправе золотистого цвета. Слева от него, за небольшим
столиком,  прямо  под  полкой  с  цветным  телевизором,  сидела   женщина,
встречавшая этап у вахты. Сейчас она  была  в  форме  майора.  Одиннадцать
офицеров, от лейтенанта до  майора,  разместились  полукругом  на  стульях
вдоль стен.
     - Говорков Савелий Кузьмич, статья восемьдесят восьмая, часть вторая,
девять лет строгого режима...
     - И тут  же  добавил:  -  Тысяча  девятьсот  шестьдесят  пятого  года
рождения! - Савелий доложил монотонно, но четко  и  уставился  на  портрет
Горбачева, висевший над головой подполковника.
     Женщина  быстро  отыскала  дело  Говоркова  и  протянула  начальнику,
который молча пролистал  его,  лишь  ненадолго  останавливая  внимание  на
некоторых листах, потом, не глядя на Савелия, спросил:
     - Специальность?
     - Есть... - буркнул Савелий.
     - Какая?..
     - Какая нужна?
     - Твое дело отвечать, а не  задавать  вопросы.  Ясно?  -  твердо,  не
повышая голоса, бросил подполковник.
     -  Ясно,  -  усмехнулся  Савелий,  продолжая  изучать  портрет  главы
государства,  затем  начал  перечислять:  -  Слесарь,  жестянщик,  столяр,
водитель машин и дизельных механизмов...
     - Во дает! Во лепит... Да врет  он  все!  -  с  непонятным  восторгом
воскликнул розовощекий капитан, начальник режимной части.
     Нахмурившись, хозяин кабинета снова заглянул в дело Савелия и холодно
возразил:
     - Нет, не врет, документы есть!
     - Тогда ко мне, мне жестянщик нужен... - тут же подхватил капитан лет
сорока,  туберкулезного  вида,  начальник  отряда,   осужденные   которого
работали в механическом цехе. - Мне хороший жестянщик нужен!
     - Ты всех готов забрать! В подсобках  уже  спят...  Перебьешься!..  -
буркнул начальник режимной части.
     - Может, ко мне? - неуверенно предложил старший лейтенант,  начальник
гаража.
     - Шофером?. Думай, что городишь! У него же девять лет на ушах!
     - Лет через пять, не раньше!  -  резко  вмешался  сухощавый  майор  с
тяжелым липким взглядом,  заместитель  начальника  по  режимно-оперативной
работе, или, как его называли зеки, - "старший кум".
     - Хватит! - внятно бросил хозяин кабинета и чуть хлопнул  ладонью  по
столу. Обычная перебранка, напоминающая торг  рабов,  сразу  прекратилась:
всем был известен  нрав  начальника.  Воцарилась  тишина,  н  подполковник
взглянул на Савелия: - Ящики пойдешь колотить! В 76-ю бригаду...
     Тут подтянутый капитан с бравыми усами на усталом лице как бы нехотя,
словно разговаривая сам с собой, негромко произнес:
     - Товарищ подполковник... Иван Павлович... Может... в 73-ю? У меня на
автомате кромки сбой: Селиванов и Кривошеий...
     - ...снова в штрафном изоляторе? - закончил за  него  подполковник  и
недобро усмехнулся.
     - Ну... Снова пятнадцать! Когда еще выйдут...  А  план...  -  капитан
поморщился и тяжело вздохнул.
     На  всех  сидящих  безоговорочно  действовало  сакраментальное  слово
"план".  От  выполнения  плана  зависело  их  служебное   и   материальное
благополучие. А потому подполковник мгновенно отреагировал.
     - Хорошо! - подытожил он и опустил ладонь, словно поставил печать.  -
В 73-ю... А тех двух, когда из ШИЗО выйдут, - в 22-ю, землю копать! Хватит
шутки шутить с ними! - Он недвусмысленно посмотрел на младшего лейтенанта,
совсем  молодого  парня,  начальника  второго  отряда,  который  огорченно
крякнул от  такого  "подарка"  и  пожал  плечами.  Чернышев  повернулся  к
Савелию:
     - С тобой все - свободен!
     Все присутствующие офицеры дружно рассмеялись, реагируя  на  дежурную
шутку своего начальника...

                          СХВАТКА С "ШЕРСТЯНЫМИ"

     Когда закончилось распределение, новеньких отвели на  вещевой  склад,
где завскладом, из зеков, выдал им то, что положено по  прибытии  в  зону:
телогрейку ватник, шапку-ушанку с искусственным мехом, валенки,  портянки,
нательное белье, постель, матрац, кружку с  ложкой.  Те,  что  послабее  и
поскромнее, получили одежду, которая была  либо  большего,  либо  меньшего
размера и явно нуждалась в полной переделке.
     Завернув полученное в матрац, все направились в баню. Надо  заметить,
что баней то помещение, куда их  привели,  можно  было  назвать  только  в
насмешку. Из небольших окон нещадно дуло, сквозняк гулял по помещению так,
что необходимо было  сразу  открыть  все  краны  с  горячей  водой,  чтобы
"помывочная" наполнилась паром.
     Быстро раздевшись, все устремились  в  "помывочную".  Кто  блатнее  и
шустрее,  захватил  душ,   остальные   вынуждены   были   довольствоваться
тазиками...
     Раскрасневшиеся, довольные чистотой и  тем,  что  мылись  вволю,  без
постоянных окриков: "Быстро быстро! Заканчивать намывку!", без страха, что
в любой момент могут отключить воду и ты  останешься  в  мыле,  осужденные
вышли в раздевалку и с удивлением  увидели,  что  трое  зеков  невозмутимо
рылись в их вещах...
     - Чо это вы, земляки? - спросил парень со шрамом.
     - Да не боись, баш на баш хотим!  -  ухмыльнулся  в  ответ  парень  с
бычьей шеей.
     Именно  в  этот  момент  из  "помывочной"  вышел  Савелий,   решивший
растянуть удовольствие,  задержавшись  под  душем.  Не  понимая  скопления
"сотоварищей" у  входа,  он  пробрался  вперед  и  увидел  у  своих  вещей
долговязого зека с длинными руками, невозмутимо примерявшего  его  сапоги.
Савелий подошел к нему.
     - Померил? - нахмурился он.
     - Ага! - осклабился тот.
     - Ну и как?
     - Ништяк! - причмокнул парень а поднял кверху большой палец.
     - А теперь сними и аккуратно поставь на место! - тихо  сказал  сказал
Савелий и начал одеваться.
     - Ты чего, землячок? Я ж не просто так, чуни  свои  взамен  даю...  -
парень пихнул ему пару подшитых валенок.
     Все, кто находился в раздевалке,  включая  и  приятелей  долговязого,
притихли и внимательно наблюдали  за  ними.  Но  парень  со  шрамом  вдруг
решительно  вырвал  у  фиксатого  свои  кожаные  перчатки.  Крысиное  лицо
фиксатого вытянулось, он приготовился возразить, но тол влек его.
     - Сними и поставь на место! -  повторил  Савелий,  в  упор  глядя  на
долговязого, в его интонации появились металлические ноты.
     -  Гляди-ка,  Суслик,  новичок-то  борзый!  Иль  показалось  мне?   -
Долговязый яйцо скоморошничал. - Ты бы спросил его, может, показалось?
     Фиксатый, которого долговязый назвал "Суслик", прищурил  свои  и  без
того маленькие глазки, сунул руку в карман и медленно двинулся на Савелия.
     - Не советую, Суслик... Плакать будешь... - зло усмехнулся Савелий  и
вздохнул так, словно ему и в самом деле было жалко парня.
     С другой стороны к Савелию направился паренье бычьим  загривком.  Его
маленькая головка нелепо торчала на мощной шее.
     Когда зеки почти одновременно приблизились к  Савелию  на  расстояние
чуть более метра, он неожиданно выбросил правую руку в сторону  фиксатого,
второго  ударил  ребром  ладони  левой   руки   наотмашь   по   горлу,   а
поднимавшегося долговязого пнул ногой в живот.
     Все произошло настолько стремительно, что противники не  успели,  как
говорится,  даже  глазом  моргнуть,  а  прибывшие  с  этапом   замерли   в
изумлении...
     Заставший самый конец схватки  Сухонов  с  долей  восхищения  покачал
головой. И только Каленый, стоявший рядом с ним, нисколько не  удивился  и
что-то шепнул ему на ухо.
     Парень  с  бычьей  шеей  зашелся  в  натужном  кашле,  а  долговязый,
сложившись пополам, катался по полу, стоная от  боли  и  злобы...  Савелий
поднял  стальную  заточку,  выбитую  у  Суслика,  и   бросил   в   решетку
водостока...
     - Долго мылиться собира... - раздался  голос  капитана,  встречавшего
этап на вокзале, но, увидев странную картину, он грозно спросил: - Это что
такое?
     Савелий сделал шаг вперед, но его опередил парень со шрамом.
     - Гражданин начальник, хотели землячки сапоги поделить, да  на  троих
не делится! - Он хитро усмехнулся.
     - Бирюков? - заметил капитан стонущего долговязого. - Снова за  свое?
Не можешь без этого! Что ж, вставай, в ШИЗО поваляешься! И  ты,  Говорков,
кажется? Пошли на вахту...
     Пересиливая боль, долговязый поднялся, недобро взглянул на Савелия и,
заложив руки за спину, двинулся к выходу.
     - Бирюков! Снять сапоги! - оборвал  капитан.  Зло  усмехнувшись,  тот
покачал головой. Посматривая на Савелия, нехотя присел на  скамью,  скинул
сапоги, влез в свои "чуни", встал и... неожиданное пнул сапоги  в  сторону
Савелия, едва не угодив ему в  лицо.  Савелий  дернулся  к  нему,  но  был
остановлен.
     - Осужденный! - крикнул капитан и с интересом взглянул на него.
     В этот момент в  дверях  показался  прапорщик,  начальник  войскового
наряда.
     - Товарищ капитан, новый этап, по распоряжению начальника учреждения,
нужно направить в карантинный барак!
     - С чего это? Они  же  уже  на  распределении  были...  -  нахмурился
капитан.
     - Точно не знаю, но слышал, что об этом просил начальник санчасти,  -
пожал плечами прапорщик.
     - Хорошо, выполняйте! Говорков будет на вахте, кивнул  он  в  сторону
Савелия. - Пошли!

                           РАЗГОВОР С ЗЕЛИНСКИМ

     Капитан привел Бирюкова  и  Савелия  в  комнату  дежурного  помощника
начальника колонии, где сидел толстенький майор.
     - Старый  знакомый?  -  поморщился  майор,  увидев  Савелия.  -  Чего
натворили? - спросил он капитана. В это время зазвонил телефон.
     - Слушаю... - Майор поднял трубку. -  Сейчас,  товарищ  подполковник.
Положив трубку, он повернулся к капитану:
     - Разберешься с ними? Или меня дождись... Чернышев вызывает...
     - Разберусь... Бланки постановлений оставь...
     - Они в столе... - майор бросил взгляд на Савелия и Бирюкова, покачал
головой и вышел.
     Капитан достал два постановления и быстро заполнил их.
     - Бирюков, распишись!
     Тот быстро пробежал листок глазами, расписался и хмыкнул.
     - Пятнадцать?! Ну-ну... - угрожающе прищурил глаза на Савелия.
     - Федорович! - крикнул капитан, и в  комнату  заглянул  прапорщик.  -
Федорович, отведи его в третью, вот постановление...
     - Руки назад!  Иди!  -  скомандовал  прапорщик  и  вывел  из  комнаты
Бирюкова.
     - А ты что скажешь? - вертя в руках постановление Савелия,  задумчиво
спросил капитан.
     - А что тут говорить? - пробурчал себе под нос Савелий.
     -  Не  успел  появиться,  уже  дважды  приходится  тобой  заниматься!
Грубишь, кулаками машешь... Савелий молчал, глядя в одну точку.
     - Небось, не в первый раз сидишь?..
     - В пятый! - с вызовом ответил он.
     - Ну вот... - капитан вздохнул с сожалением. - Родители где работают?
     - Во Внешторге! - усмехнулся Савелий.
     - Понятно... - протянул капитан, не замечая его подначивающего  тона.
- Джинсы, доллары, тряпки "маде ин оттуда", одним словом, "парад"...
     - В самую  точку,  начальник!  -  Савелий  неожиданно  разозлился.  -
Валюта, рестораны, интердевочки... Жизнь - малина!.. На всю катушку!..
     - Вот-вот, на девять лет! -  устало  подтвердил  тот.  -  Чего  тебе,
спрашивается, не хватало? Профессий, слышал, куча, а  рабочие  руки  всюду
нужны...
     - Еще за перестройку начните агитировать!.. "Рабочие руки"...  "Всюду
нужны", - передразнивая  капитана,  ухмыльнулся  Савелий.  -  После  армии
четыре месяца не мог устроиться, груши околачивал! Спасибо человеку одному
- помог...
     - На блатное, теплое местечко? - подхватил капитан, крутя сигарету. -
Что за молодежь пошла, только бы урвать, только бы  поменьше  работать  да
побольше получать!..
     - А ты как думал, начальник? У тебя, гляжу, тоже не очень  пыльная  и
тяжелая работа!.. - со злостью заметил Говорков.
     Последние слова вывели капитана из себя.  Нервно  смяв  сигарету,  он
резко встал со стула, ему захотелось поставить "мальчишку" на  место,  но,
встретившись взглядом с Савелием, он взял себя в руки.
     - Что ты знаешь... - капитан не договорил фразы  и  вдруг  неожиданно
разорвал постановление Савелия. - Санчасть благодари!..

                                КАРАНТИНКА

     Карантинный барак, или карантинка, куда поместили новоприбывших,  был
пристроен к торцу административного корпуса и рассчитан на сорок человек.
     Двадцать  двухъярусных  кроватей   тянулись   вдоль   глухой   стены.
Единственное окно с мощной решеткой было покрыто толстым слоем  наледи,  в
от него сильно тянуло морозом.
     Карантинным барак назывался потому, что там обычно до выхода  в  зону
содержались новенькие. По непонятной причине их поместили  не  сюда,  а  в
камеру ШИЗО. Возможно, это было связано с тем, что они прибыли в пятницу и
никому  не  захотелось  с  ними  возиться.  Однако   начальник   санчасти,
ознакомившись с их делами, нашел у кого-то болезнь, которая могла  вызвать
инфекцию у "спецконтингента", и потому их поселили в карантинку  до  более
точного выяснения...
     Как и все жилые бараки, карантинка была огорожена высоким  забором  с
металлической  сеткой.  Этот  огороженный   участок,   который   назывался
локальным. Зеки именовали локалкой.
     Все  локальные  участки   имели   один   вход,   который   открывался
зеком-вахтером, то есть лекальщиком, либо по специальному разрешению, либо
в сопровождении зека, облеченного соответствующими полномочиями:  завхоза,
бригадира, нарядчика и так далее.
     Локалка закрывалась на ключ, который находился у завхоза карантинки.
     В карантинном  бараке,  кроме  жилой  секции,  была  своя  умывальная
комната  с  грязновато-желтым  кафельным  полом   и   стенами,   покрытыми
никотиновой копотью от сигаретного дыма. В ней было три  крана  с  ледяной
водой. Они торчали над потресканными, обшарпанными  раковинами.  Остальные
"удобства", то есть уборная, находились "на  воздухе",  внутри  локального
участка. Сколоченная из разновеликого горбыля, с огромными щелями, уборная
представляла собой не только унылое, но и опасное зрелище...
     Внутри жилой секции было немногим теплее, чем на воздухе. В углах и у
потолка намерз иней.
     Новоприбывшие лежали на тонких замызганных матрацах, не  снимая  даже
верхнюю одежду и укрываясь ветхими одеялами. Выданные им вещи  отобрали  и
вернули назад на склад.
     Стемнело, но сколько было времени, никто не знал,  пока  у  входа  не
появился завхоз карантинки.
     - Десять часов - отбой! - крикнул он, выключил общий свет  и  включил
над входом "ночник": лампочку, выкрашенную в красный цвет.
     Все заняли места подальше от окна.  Савелий,  пришедший  после  всех,
разместился прямо около него, в одиночестве.
     Когда потух  общий  свет,  он  разделся  по  пояс,  сделал  небольшую
разминку, взял полотенце и пошел в умывалку.
     - Чокнутый! Спортсмен! - ежась от  холода,  усмехнулся  ему  вдогонку
лежавший напротив выхода молодой парень.
     - Ты чо там скалишься, сявка? - вспыхнул строптивый Сухонов.  -  Тебя
не трогает, никого не задевает, не мешает, значит, упади в канаву!  Понял?
Парень сжался и залез под одеяло с головой.
     - Курить есть что? - спросил Каленый своего строптивого соседа.
     - Забыл? Еще вечером последний косяк замахрили...
     Пофыркивая  от  удовольствия,  Савелий  старательно  растирал   спину
застиранным вафельным полотенцем, усеянным  несколькими  черными  штампами
учреждения.
     - Тебя что, отбой не касается? - услышал он и обернулся.
     В дверях стоял высокий черноволосый парень лет двадцати пяти. Судя по
небольшому ершику волос, скоро освобождающийся. По зоновским меркам он был
одет  просто  шикарно:  черный  костюм-спецовка,   прошитый   по   образцу
джинсового двойным швом, хромовые сапоги, начищенные до блеска.
     -  Протрусь  и  лягу!  -  невозмутимо  ответил   Савелий,   продолжая
растираться. Завхоз сразу улыбнулся, рассмотрев Савелия.
     - Бешеный?.. Москвич?..
     - Из Москвы... - нехотя буркнул Савелий и пошел к выходу.
     - Держи пять, земляк! - миролюбиво протянул руку  завхоз.  -  Виктор!
Кликуха - Лиса...
     - Савелий...
     - Чифиришь? Савелий пожал плечами.
     - Идем!
     - Так отбой! -
     - Отбой для быков, а я... - он подмигнул,  -  за  все  уплачено,  все
схвачено! Не боись!
     - А я и не боюсь! - вызывающе бросил Савелий,  накинул  полотенце  на
шею и двинулся за Виктором по кличке Лиса...
     Комната, куда завел его завхоз карантинки,  была  словно  из  другого
мира: тщательно и заботливо покрашены наполовину стены, покрашены, а потом
покрыты лаком полы. Подоконник и батарея отопления закрыты резными досками
с причудливыми узорами. У окна стояла новенькая кровать с ярким верблюжьим
одеялом и двумя подушками. Двухтумбовый стол, книжные полки, большой шкаф.
На стенах
     - Цветные  фоторепродукции  подводных  съемок,  видно,  из  какого-то
журнала. На некоторых - голые купальщицы в полумасках.
     - Нравится? - кивнул завхоз на голых купальщиц. Савелий  молча  пожал
плечами.
     - Садись... - кивнул Виктор на стул и приоткрыл  чеканную  крышку  на
эмалированной кружке. - Не осел  еще...  Москвичей  здесь  хватает,  но...
общаться не с кем, всяк под себя гребет... Нас нигде не любят, ни на одной
командировке...
     - Трепачей много, потому и не любят!
     - И поэтому, - согласился он тут же, - а больше от зависти... Мол,  в
Москве все есть - хаванина, тряпки, и вообще других прелестей...
     - Прелестей! Идиоты! - Савелий стиснул зубы.
     - Ты чего?
     - Так... ничего!
     - Куришь? - Завхоз вынул из стола пачку "Космоса".
     - Нет...
     - А я люблю с чифирем, а тебе... - Он вытащил оттуда же  шоколадку  и
бросил на стол. - Да-а сроку у тебя, как у дурака махорки!
     - Сам виноват! - Савелий стукнул кулаком по столу.
     - Тише, разбудишь... - хмыкнул завхоз. - Слишком доверился, что ли?
     - Вот именно, - усмехнулся Савелий.
     - Ладно, перемелется... - Он снял крышку с "чифира", плеснул в другую
кружку и вылил назад. Потом положил изящную сетку на тонкий стакан,  налил
в него полстакана "чифира" и протянул Савелию. Савелий сделал два глотка и
вернул завхозу.
     - Сразу видно - москвич, тут  по  три  хапают...  С  девятериком  тут
нахлебаешься: местнота загуливает...
     - глядя в глаза Савелию, говорил Виктор.
     Савелий ничего не ответил, сделал три глотка и вернул стакан.
     - Ты шоколад бери... Жить можно: главное - не суетись, присмотрись, а
там видно будет... может, в я помогу: я через  два  месяца  откидываюсь...
Ну, как чифир? Вышак!
     - Нормальный... У тебя вообще, как...
     - ...как в лучших домах Ландона и окрестностях Жмеринки! -  подхватил
с довольной ухмылкой Виктор. - Надо везде уметь жить... Я побазарю с твоим
завхозом: внизу спать будешь!.. А это тебе... - Он  вытащил  из  шкафа  не
новую, но приличную телогрейку. - Знаешь, зря ты с Аршином связался! Мразь
жуткая!..
     - Вот и нужно эту мразь давить! - отрезал Савелий.  Лиса  поморщился,
вздохнул, но ничего не сказал.
     - Долго мы в карантинке будем? - спросил Савелий.
     - Завтра - в отряд, напутал что-то наш доктор...

                                 В ОТРЯДЕ

     Савелий попал в один отряд с парнем со шрамом, которого звали  Борис,
кличка Кривой. Снова получив свои тюки на вещевом складе,  они  подошли  к
двухэтажному бараку, огороженному высоким железным забором.
     При входе в локалку стояла  небольшая  будочка  лекальщика  (зек  при
должности).
     - Новенькие?  -  спросил  пожилой  локальшик  и,  не  ожидая  ответа,
отодвинул задвижку железной калитки.
     Жалобно  взвизгнув  ржавыми  петлями,  калитка  отворилась,  и  парни
зашагали по очищенной от снега дорожке к  входу  с  надписью  "7-й  отряд.
Начальник отряда капитан Мельников Ю.С.".
     В  конце  тускло  освещенного  коридора,  в  котором  они  оказались,
заканчивал уборку пожилой зек. Увидев их, он тут же подошел и бросил перед
вошедшими тряпку.
     - Протрите ноги получше!.. Завхоз там! - И, не спрашивая  ни  о  чем,
указал на дверь а середине коридора. На его рукаве, они заметили повязку с
надписью "Дневальный 7-го отряда".
     Савелий огляделся. Стены коридора были завещаны различными стендами и
плакатами: "Мир социализма", "Вооруженные силы  СССР",  "Перестройку  -  в
массы" и так далее. На видном месте  красовалась  стенгазета  отряда  "Под
прессом".  Рисунки  были  выполнены  если  не  профессионалом,  то   очень
талантливым любителем. Бросилась в глаза "Молния"  -  карикатура  того  же
художника на двух "подгулявших" зеков с надписью "Осужденные  7-го  отряда
Селиванов и Кривошеий за употребление лакокрасочных материалов  ВО  ВНУТРЬ
водворены в ШИЗО на 15 суток каждый...".
     Савелий  сразу  вспомнил  эти  фамилии:  они  назывались  в  кабинете
начальника колонии.
     Открыв дверь комнаты, на которую указал дневальный, осужденные  вошли
в  "каптерку  отряда".  Уютно  обставленная,  она  напоминала  комнату   в
общежитии. Слева - кровать, справа - шкаф, у окна - однотумбовый стол,  от
него буквой "т" еще один стол, вокруг - новенькие стулья.
     За столом сидел  симпатичный,  лет  двадцати,  парень,  с  аккуратной
стрижкой в отличие от других зеков. Черный милюстновый  костюм,  тщательно
отутюженный, хорошо сидел на нем.
     - Ты завхоз? - спросил Борис.
     - Ну... С этапа?.. В какую бригаду?
     - Я в 76-ю, а он - в 73-ю...
     - Так... - Завхоз взял со стола какую-то  фанерку  и  сделал  на  ней
пометку. - Сейчас карточки заполню, а потом подумаю, куда вас  положить...
Садитесь,
     - кивнул он на стулья, взял небольшие картонные квадратики. - Давайте
свои данные... Полные: фамилия, имя, отчество, год рождения, статья, срок,
начало срока и конец...
     Заполнив обе карточки, завхоз попросил Бориса подождать за дверью.
     - У меня  базар  к  земляку,  -  пояснил  он.  Борис  пожал  плечами,
посмотрел на Савелия и вышел.
     - Чифиришь? - спросил завхоз.
     - Не откажусь...
     - А я ведь тоже москвич! - Заметив удивление Савелия, он усмехнулся и
пояснил: - Здесь "радио" работает  быстро  и  точно!  Наслышан  о  тебе...
Бешеный? Так?.. С Аршином ты четко разделался... Где так намастрячился?
     - В яслях! - обрезал Савелий.
     - Зря ты зубы показываешь! Аршин мразь еще та... Учти, он  этого  так
просто не оставит...
     - Пусть он учитывает.
     Разговор чем-то не устраивал Савелия, но он решил выждать  и  узнать,
почему завхоз уединился с ним.
     - Ты по второй или по третьей ходке?
     - По первой...
     - По первой?! - удивился тот. - И  сразу  на  строгий?!  Накуролесил,
видать... Или иск большой... капусты не нашел?
     - Приличный...
     - Ну ничего, у нас ништяк можно на личняк кидать, даже и с иском.  Ты
как с деревом, сечешь?
     - Вроде...
     - Со Смоляным я поговорю, землякам помогать надо - нас не очень много
здесь... И с местом придумаю, мне Лиса говорил за  тебя,  пока  ляжешь  на
место Селиванова - в трюме он, а выйдет, если останется в отряде, в чем  я
сомневаюсь, то через отрядного сделаю... Сразу не в кайф, скажут -  только
пришел и тут же на первый ярус... Могут настучать уряднику.
     Заметив вопросительный взгляд Савелия, пояснил:
     - Это отрядный наш, капитан Давыдов...
     - Мельников...
     - Ты по табличке, что ли? Забываю сменить все, - он поморщился. - Уже
два месяца, как поменяли его... Давил как мог, а работа не шла: не умеет с
людьми работать, план  завалили,  по  нарушениям  первые  были...  Короче,
перевели в отделение... А Давыдов мужик что надо, у него ШИЗО  схлопочешь,
если только натворишь много... Но лентяев не  любит.  Мягковат,  правда...
Сам увидишь! Пошли, места вам покажу, а там и чифир готов будет... Бирки к
вечеру сделаю...
     - А вместе, в один проход, сможешь нас положить?
     - С Кривым, что ли? Учти, из ништяков он, но это твое дело...  Только
ему на третьем ярусе придется... Дальше - посмотрим...
     Жилая секция отряда, если убрать все трехъярусные кровати и  тумбочки
со стульями да поднять на несколько метров  потолок,  была  бы  похожа  на
спортивный зал. Одна стена глухая, другая -  с  пятью  широкими  окнами  с
одинарными  стеклами,  покрытыми  густой  наледью.  Трехъярусные   кровати
тянулись плотными радами по обе стороны секции. Прямо  над  входом  висело
радио, отчаянно вопившее бравурные  марши,  так  нелепо  звучащие  в  этих
стенах.
     - Тесновато у нас... - словно извиняясь,  сказал  завхоз.  -  Зона-то
рассчитана на  тысячу  двести,  а  этапы  идут  и  идут...  Сначала  везде
двухъярусные были, а теперь почти везде - трехъярусные... Уже  свыше  двух
тысяч в зоне... - Он вдруг заметил группу зеков, сидящих при входе в левом
глухом углу. Они чифирили, передавая по кругу закопченную кружку.
     - Лариска! - раздраженно крикнул завхоз, подойдя ближе к компании.  -
Ты что, сучка, в одежде разлеглась? -  Он  дал  подзатыльник  симпатичному
молодому пареньку с округлыми формами.
     Услышав имя Лариска, Савелий вздрогнул и быстро  повернулся  к  тому,
кого завхоз назвал этим женским именем.
     - После обеда дальняк чистить пойдешь! Лом, лопату в зубы и вперед!..
- приказал завхоз.
     - Ой, Валек, прости, задумался! - Паренек проворно соскочил с кровати
и быстро поправил на ней складки. - Прости, Валек?! - просительно протянул
он нежным девичьим голоском.
     - Я сказал?! - угрожающе бросил завхоз  и  повернулся  к  Савелию:  -
Обнаглели совсем лидеры! Это наши "девочки",  шестеро  их  у  нас...  Если
хочешь, могу у окна положить, на место Кривошеина, но там так  дует...  Не
советую!
     - Мне все равно...
     - Ладно, ложись сюда, на место Селиванова. - Завхоз  указал  место  у
глухой стены, почти посередине секции. - Постель его пока не трогай. Потом
разберемся... А ты ложись сюда, на третий ярус, - сказал он Борису.
     - Жора! - крикнул завхоз пожилому  дневальному.  -  Перекинь  постель
Салимова в другой проход, здесь будет лежать... Как?  -  повернулся  он  к
Борису.
     - Все ништяк, завхоз! Ты "не забывай  про  нас,  мы  не  забудем  про
тебя!". Как в песне! - ухмыльнулся Борис.
     - Бешеный, устроишься, зайди ко мне... Не тяни только. - Он  пошел  к
выходу, но остановился, услышав Бориса:
     - Конфеты брать?
     -  Шустрый!  -  усмехнулся  завхоз.  Ладно,  вдвоем  приходите...   с
конфетами...

                                 НА РАБОТУ

     На следующий день, сразу после завтрака, Савелий отправился со  своей
бригадой на работу в промзону. Собригадники  встретили  его  настороженно,
исподтишка присматриваясь к строптивому новичку, который не просто  посмел
выступить против блатной компании, но и поколотил Аршина, известного своей
наглой жестокостью. Все ожидали, чем кончится это столкновение. А то,  что
инцидент будет иметь продолжение, никто не сомневался, как, впрочем, и сам
Савелий... Обстановка вокруг него создалась напряженная.
     Бригады по пятеркам подходили к огромным  открытым  настежь  воротам,
ведущим в промзону. Коридор из  колючей  проволоки,  тянущийся  метров  на
пятьдесят, соединял жилую зону с рабочей.
     У ворот  стояли  капитан  -  дежурный  помощник  начальника  колонии,
прапорщик - начальник войскового  наряда.  Тут  же  дежурный  прапорщик  и
нарядчик зоны отмечали на пластиковых досках, которые были у них в  руках,
движение в зоне спецконтингента.
     -  А  ну,  встать  как  положено!  Разбрелись...  быдло!  -  привычно
выкрикнул ДПНК, выкрикнул беззлобно, скорее дм порядка.
     - Так... восемнадцать?.. Пошла 72-я! -  Нарядчик  сделал  отметку  на
своей доске, я бригада, стараясь держать строй, двинулась к воротам, а  ее
место заняла бригада Савелия.
     - 73-я?.. Раз,  два,  три,  четыре,  пять,  шесть  в  трое...  Итого:
тридцать три... Смолил! А у меня - тридцать четыре! Кто в отказе? - строго
спросил нарядчик бригадира.
     - Сейчас! - Бригадир, мужчина лет сорока,  вытащил  из  кармана  свою
фанерку. - Один - ПКТ, трое - ШИЗО, двое - санчасть, двое - свиданка...
     - Стоп! - остановил нарядчик, следивший по своей доске. - У  меня  на
свиданке один - Петраков!
     - А Спирин? К нему мать вчера поздно вечером приехала. Замполит  двое
суток подписал! - доложил бригадир.
     - Ясно!.. Тогда все верно! - Нарядчик и прапорщик внесли исправления.
- Пошла 73-я!..
     - А ты чего слалом щелкаешь? В ШИЗО захотел? Вынул руки из  карманов!
- снова подал голос дежурный помощник начальника колонии.
     Цех мебельной фабрики, где работала бригада Савелия, выглядел  просто
огромным по сравнению с жилыми бараками.  Здание  фабрики  было  построено
буквой "п", и каждая сторона буквы представляла собой одна цех. Первый цех
- раскроя ДСП - соединялся со вторым цехом  покрытия  раскроенных  деталей
ДСП шпоном. Третий цех занимался лаковым  или  полиэфирным  покрытием  уже
отшлифованных деталей мебели.
     Все три цеха соединялись между собой узкоколейкой, по которой вручную
толкались тележки с деталями мебельной продукции. Каждый  цех  имел  своих
контролеров ОТК, проверяющих детали и ставящих свои  штампы  после  каждой
операции, давая "пропуск" на дальнейшую обработку.
     Войдя  в  цех,  Савелий  с  непривычки  поморщился:  в   нос   ударил
специфический запах горящих смол от прессов и автоматов.
     - Что, воняет? - ухмыльнулся бригадир Смолки.
     -  Ничего,  принюхаешься...  Пошли  к  мастеру!..   Кабинет   мастера
находился посередине цеха. Пожилой сухощавый мужчина с седыми  волосами  и
натруженными жилистыми  руками  сидел  за  полированным  столом.  Бригадир
доложил о Савелии и присел рядом с ним.
     - Говорков, значит... - усмехнулся мастер, перекладывая  с  места  на
место какую-то папку. Потом встал, вытащил из шкафа потрепанную тетрадь  и
снова сел за стол. - С деревом дела, имел? - глядя исподлобья, спросил  он
Савелия.
     - Ну...
     - Не "нукай"!.. - нахмурился мастер и повернулся к Смолину. - Автомат
кромки стоит?
     - Третий день...
     - Туда и поставь... Вправим с погрузки сними, ему в напарники...
     - А Люсткин? Он же не успеет разгрузить один, старый...
     - Ничего, в ШИЗО не захочет - успеет! - Мастер  снова  ухмыльнулся  и
повернулся к Савелию: - За брак вычту: в первый раз без рапорта, а потом -
не взыщи! - И он развел руками. - Два рапорта - ШИЗО!
     Потом раскрыл тетрадь, написал фамилию Савелия:
     - Распишись против своей фамилии!
     - ПТБ, что ли? - буркнул Савелий.
     - Грамотный! - поморщился мастер. - Не за пять же лет расстрела?
     - И каждый год  -  до  смерти!  -  подхватил  бригадир  и  захихикал,
поддерживая тон мастера.
     - Савелий тяжело взглянул на него,  быстро  расписался  и  недовольно
бросил:
     - Веди, шутник!..
     - Погоди! - остановил мастер. - А мы ведь с тобой  тезки,  меня  тоже
Савелием назвали - Савелий Петрович... Редкое имя в наше время...  Савелий
хмуро пожал плечами.
     - Ладно, Савелий, иди, - вздохнул мастер. Автомат,  куда  его  привел
бригадир,  очень  спешно  и  коротко  рассказав,  как  на  нем   работать,
представлял  собой  длинный  агрегат  с  металлической   лентой,   которая
нагревалась до высокой  температуры.  Эта  лента  скрывалась  между  двумя
стенками автомата с прижимными валиками, которые  и  продвигали  мебельную
деталь из ДСП. К их станку детали подавались уже с ошпоненными  боками,  и
нужно было покрыть шпоном ребра детали. На первый взгляд операция простая:
взял из стопки деталь (стенку шкафа, крышку стола,  бок  стола  или  какую
другую), провел ребром по резиновому  валику,  крутящемуся  в  специальном
клее, прижал ребро к полоске  шпона  и  с  прилипшей  полоской  провел  по
горячей ленте вперед, до захвата прижимными валиками, которые двигают ее к
твоему напарнику, взял следующую деталь и так далее, до конца смены.
     Без привычки, без  опыта,  сноровки  поспевать  за  все  возрастающей
стопкой деталей, поступающих с обратного  автомата,  довольно  трудно:  то
рука соскользнет - сжегся об огненную ленту, то шпон в сторону соскользнет
- брак...
     Пот заливал глаза и уши Савелия, промокла насквозь  куртка  спецовки,
когда раздался гудок сирены - резкий, противный звук...
     - Обед! - крикнул молодой напарник Савелия. С другого конца  автомата
и тут же выключил рубильник станка.
     Почти мгновенно в цехе воцарилась  тишина:  повыключав  станки,  зеки
потянулись к выходу в столовую.
     - Ты  идешь?  -  спросил  напарник  Савелия  Варавин,  вытаскивая  из
закуточка пайку хлеба и ложку. - Торопись, а то без обеда останешься: наша
бригада в первых списках обедает, - бросил он и пошел к выходу.
     Савелий смахнул рукавом пот с лица, вытащил из  ящика  верстака  свою
пайку, завернутую в газету, ложку, а  когда  выпрямился,  увидел  стоящего
рядом мастера.
     - Ну как, Говорков, браку много?
     - Хватает... - пробурчал устало Савелий и кивнул на стопку  сложенных
у станка деталей.
     - Так... девять? - подсчитал мастер.  -  До  вечера  исправишь  -  не
вычту... Савелий безразлично пожал плечами.
     - Чего молчишь? Или забыл? Два рапорта, и в ШИЗО пойдешь...
     - ШИЗО так ШИЗО... - невозмутимо заметил он.
     - Ты погляди на него, ничего не боится! - Мастер покачал  головой.  -
Вот что, Савелий, рано ты характер кажешь! Помни: до конца  смены...  Иди,
догоняй бригаду.

                        СВОЕВРЕМЕННОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

     Несколько дней прошли для Савелия тяжело и однообразно: большую часть
времени он старался проводить на промзоне, оставаясь на вторую, а то и  на
третью смену. Мастера и бригадира это  устраивало,  так  как  он  довольно
быстро вникал в работу и  относился  к  ней  добросовестно.  Постепенно  и
собригадники  перестали  замечать  его.  Он  стал   как   бы   частью   их
существования,  нота  с  кем  не  сближался,  жить   старался   уединенно.
Возвращаясь с работы, съедал оставшуюся часть пайки  со  сладким  кипятком
(суточную норму сахара - 25 граммов -  он  оставлял  на  ужин)  и  тут  же
заваливался спать до самого  подъема.  Казалось,  что  Савелий  специально
истязал  себя  работой,  чтобы   отвлечь   мысли   от   каких-то   тяжелых
воспоминаний.
     Однажды, возвращаясь с отрядом из столовой, Савелий медленно  брел  в
конце строя, не замечая наблюдавшего за ним паренька.
     Осмотревшись по сторонам, тот поравнялся с Савелием и, не глядя в его
сторону, Тихон быстро сказал:
     - Тормозни: базар есть! Иди за мной! - И пошел  в  сторону  санчасти,
бросая по сторонам быстрые взгляды.
     Пожав плечами, Савелий немного подумал и решил пойти.
     - Не помнишь меня, Савва? - спросил паренек, когда он подошел.
     Говорков поморщился и отрицательно покачал головой.
     - В Бутырке!.. В девяносто шестой хате?.. Ну?..  Ты  за  меня  еще  в
отмазку пошел... Бег в мешках?.. Ну, вспомнил?..
     После  таких  подсказок  Савелий,  конечно,  вспомнил  паренька.  Они
действительно сидели с ним в одной камере во время следствия. Этот паренек
пришел позднее его и был вовлечен в одну из тюремных игр. А тюремные  игры
-  это  своеобразные  испытания,  "прописка"  новичков,  а  также  обычное
развлечение для изнывающих от скуки, томящихся под замком подследственных.
     Казалось бы, чего плохого или страшного может быть в  таком  народном
состязании, как "бег в мешках"? Но именно  на  это  и  рассчитывали  более
опытные, прошедшие огонь и воду уголовники...
     Появляется,  например,  в  камере  новичок,  и   на   него   поначалу
старательно  не  обращают  внимания,  а  вечером,  как  бы  между  прочим,
кто-нибудь предлагает: "Может, развеемся, поиграем?.. Во что?.. Хотя бы  в
"бег в мешках"... А что, давайте..." После этого записывают всех  желающих
и обязательно делают все, чтобы и новичок записался...
     Сначала все идет по четким правилам: постепенно выбывают проигравшие,
но  среди  победителей  всегда  остаются  и  Новичок,  и  один  из   числа
посвященных в секрет... В конце концов именно  эти  двое  и  остаются  для
поединка,  и  "главный  судья"  (один  из  "блатных"  уголовников  камеры)
предлагает усложнить условия состязаний:  надеть  мешок,  который  заменял
матрасовку, не только на ноги, но и на голову.
     Приз победителя - сахар, собранный всеми участниками соревнования,  а
побежденного - в пять раз меньше...
     Первым мешок надевают новичку и тут же дают в руки подушку,  выдвигая
еще одно условие: вместо бега оставшаяся  пара  будет  лупить  друг  друга
подушками. Победитель тот,  кто  нанесет  больше  ударов  по  сопернику...
Новичок, конечно же, чувствуя подвох, тут же сдергивает  с  головы  мешок,
чтобы проверить соперника, но тот стоит с  мешком  на  голове  и  готов  к
"бою"... Под градом насмешек сконфуженный новичок напяливает на себя мешок
и устремляется на своего соперника, который тем временем сбрасывает с себя
мешок и лупит  новичка  подушкой.  Все  желающие  присоединяются  к  этому
избиению...
     Этот паренек, быстро догадавшись, что его провели,  сумел  сорвать  с
себя мешок и  бросился  на  обидчиков.  Началась  серьезная  потасовка,  и
Савелий вступился за новичка....
     Камеру, как, нарушителей  режима  содержания,  разбросали  по  разным
этажам, и он больше не встречал этого своенравного паренька...
     - Больше ни во что не подписывался? - улыбнулся Савелий.
     - Нет, потом все ништяк было, в хорошую хату  попал...  Окрестили  на
пятак и на этап... - Он тяжело вздохнул. - Но я не для этого...  -  Парень
помялся.
     - Я в ШИЗО баланду таскаю... - Он снова зыркнул по сторонам. -  Базар
слышал: в ночь выхода Аршина из ШИЗО он к тебе заявится...
     - И что?
     - Сволочной он, на все способен... Короче, мочкануть тебя хотят!
     - Пусть... попытаются! - безразлично ответил Савелий.
     - Ты что, не понимаешь? Он же не один придет! Может, кумовьям?..
     - Никогда стукачом не был и тебе не советую, понял? - мрачно  оборвал
Савелий.
     - Это я так... от растерянности... Делать-то что? Покалечит он  тебя,
а то и... Ему что: двенашка впереди, до  потолка  накинут,  и  все...  Ой,
бля... - Он побледнел, глядя за спину Савелия.
     - Что? - обернулся быстро Савелий  и  увидел,  как  за  углом  барака
скрылось чье-то лицо.
     - "Шестерка" Аршина!.. Кранты мне теперь!.. Сразу ему настучит.
     - Не штормуй!.. Ну видел, что с того?.. Да будь мужиком!.. Ну  стоял.
Мало ли о чем базарили! Былое вспоминали... Бутырку!
     - Ты Аршина не знаешь, он же  по  фазе  сдвинутый  -  разбираться  не
будет... Нет, к Королю надо!
     - Что за царственная особа?
     - Не  слышал?  -  искренне  удивился  паренек.  -  Вор  в  законе!  -
уважительно пояснил он. - Уже год здесь... Менты с ним только  на  "вы"!..
Справедливый! Никого зря в обиду не даст... Перед ним все в ажуре будет!..
     - Лично я - перебьюсь! - Савелий хлопнул его по плечу. - А  в  общем,
спасибо тебе, беги!
     - Чего там... Заходи, холь с руки будет... На куме  спросишь  Мити...
Чифирнем, картошечки поджарим... Ладно, побежал!.. Будь!..  -  Пожав  руку
Савелия, он быстро пошел в сторону столовой.

                         СТОЛКНОВЕНИЕ С ЗЕЛИНСКИМ

     На следующий день, когда Савелий возвращался с бригадой с работы, его
неожиданно окликнул капитан, доставивший их этап в зону.  Он  стоял  среди
тех, кто снимал  спецконтингент  с  промзоны.  Бригада  уже  миновала  их,
направляясь к своему бараку, когда Савелия и окликнул капитан:
     - Осужденный Говорков!
     Савелий вышел из строя, подошел к нему, остановившись в двух шагах:
     - Савелий Кузьмич, восемьдесят восьмая...
     - Почему куришь в строю? - оборвал его капитан.
     - Кто, я? - растерянно воскликнул он.
     - Нет, фабричная труба! - зло рявкнул тот.
     - Да я с детства не курю и никогда не курил! - экзальтированно  начал
Савелий  и  тут,  заметив  ехидную  улыбку  начальника   режимной   части,
нахмурился.
     - Я не спрашиваю тебя о твоем  детстве!  Почему  куришь  в  строю?  -
повысил голос замкомроты.
     - Чтобы ноги не замерзли! - зло процедил Савелий сквозь зубы.
     - Так... А чтобы они совсем  согрелись,  лишу  тебя  на  месяц  права
пользования магазином! - ухмыльнулся капитан, вытащил из кармана  блокнот,
ручку, но она на морозе не писала. Подышав на нее, чтобы  отогреть  пасту,
он записал фамилию Савелия и напротив поставил число и наказание. - Иди  в
строй!..
     Савелий посмотрел на него  долгим  взглядом,  усмехнулся  и  медленно
пошел за своей бригадой...

                         ВСТРЕЧА СО СТАРЫМ ДРУГОМ

     Миновало еще несколько дней. Савелий почти ежедневно задерживался  на
фабрик и, каждый раз не попадая на ужин, довольствовался лишь куском пайки
и сладким кипятком. Почувствовав в этот день тошноту от голода и небольшое
головокружение, он решил сняться вместе с бригадой и, чтобы хоть на  время
прервать мучившее чувство голода, сходить на пшенку.
     Приготовив ложку, кусок хлеба, Савелий устало откинулся  на  кровати,
желая отдохнуть до команды завхоза: "Построились на ужин!", - и  незаметно
уснул... Проснулся он от топота  возвращавшихся  из  столовой  осужденных.
Матерно выругавшись, сел в кровати. Увидев Бориса, недовольно пробурчал:
     - Что ж ты, Кривой, толкнуть не мог?
     - А я знал, что ты хочешь идти на эту помойку? Смотрю - спишь,  ну  и
не стал будить... Хотя ты совсем ничего не  потерял,  что  не  пошел,  все
равно не стал бы жрать это пойло из тухлой  селедки...  Вот,  захватил!  -
Борис    вытащил    из    кармана    несколько    сморщенных     помидорин
грязновато-зеленого цвета.
     - У сцены бочку выкатили... Давятся, хватают, чуть не дерутся!  -  Он
надкусил помидорину и скривился в противной гримасе. - Кислая, жуть!..
     Глядя  на  него,  Савелий  тоже   поморщился,   но   все-таки   решил
попробовать: двумя пальцами осторожно взял помидорину, понюхал  и...  едва
не задохнулся от зловония. Швырнул в сторону и, с трудом сдерживая кашель,
вытирая обильные слезы, выдавил:
     - Подлюги! Администрацию бы накормить этим дерьмом!..
     Подхватив с тумбочки хлеб, жадно  занюхал  им,  отбивая  тошнотворный
запах, и стал медленно жевать его. Конечно, этот  кусочек  хлеба  не  смог
насытить, и он решительно поднялся,  накинул  телогрейку,  шапку  и  решил
навестить Митяя: может, действительно  чем  угостит?  При  воспоминании  о
"жареной картошке" у него потекли слюни...
     "Локалка" была еще открыта, и он беспрепятственно дошел до  столовой,
обогнул ее и подошел к входу на кухню.  Со  стороны  кухни  был  небольшой
хоздвор. Пожилой тщедушный зек, с трудом взмахивая огромным колуном, рубил
метровые чурки на дрова.
     - Митяя знаешь? - спросил Савелий.
     - Ну? - Мужик выпрямился и настороженно посмотрел на него.
     - Позови!
     Ни слова не говоря, тот пожал плечами и скрылся  в  дверях  кухни,  а
Савелий, прикрывая нос от сильной вони, оглядел хоздвор. Чего  только  там
не было: кучи пищевых отходов,  издававшие  зловоние,  различные  ящики  и
бумажные  мешки  из-под  рыбы.  Под  деревянным   навесом   вымораживались
металлические термостаты (в них,  прозванных  зеками  "сороковками"  -  по
количеству порций каши в каждом, -  возили  обед  на  промзону).  Савелий,
вздохнув, покачал головой: "Действительно, помойка!"
     Из дверей кухни вышел плотный, с  впавшими  глазами  зек  в  короткой
белой куртке повара.
     - Митяем ты интересуешься? - спросил он.
     - Ну...
     - Земляк, что ли? - снова спросил тот несколько настороженно.
     - Ты что, кум - допросы мне устраивать? Митяй здесь или в ШИЗО пошел?
- разозлился Савелий.
     - В больнице Митяй... - тихо заметил тот и с жалостью поморщился.
     - Заболел, что ли?
     - Вчера ночью... кто-то  поленом...  по  голове!  Зашивать  пришлось,
твари мокрожопые! - Он со злостью сплюнул. - Так-то вот! Извини, земляк, я
на смене... Бывай! - Он быстро скрылся за дверью.
     До боли стиснув зубы, Савелий простонал от ярости.  Он  сразу  понял:
произошло то, чего опасался сам Митяй. И Савелий, именно Савелий,  виноват
в этом. Повернувшись, он медленно направился к бараку. Проходя мимо  входа
в столовую, над которым нависла металлическая лестница с перилами, ведущая
на второй этаж, где расположились библиотека и комната художника,  Савелий
приостановился и резко стукнул кулаком по железным перилам.
     - Ну, - он  грубо  выругался,  -  держитесь,  все  равно  узнаю,  кто
расправился с ним!
     В этот момент его кто-то хлопнул по плечу. Савелий быстро обернулся и
увидел  перед  собой  невысокого  упитанного  зека  лет  тридцати.  Что-то
знакомое промелькнуло в его лице, но Савелий решил, что просто показалось.
Пожав плечами, хотел идти дальше, но парень, уставившись  на  него,  снова
шлепнул его по плечу.
     - Да пошел ты... - Савелий машинально толкнул его в грудь, парень  не
без труда удержался на ногах, но вновь стукнул его по плечу, на этот раз с
добродушной усмешкой. Савелий разозлился и хотел  уже  серьезно  приложить
надоедливого, как неожиданно услышал знакомый голос:
     - Чертушка! Ты будешь узнавать или нет? А, Говорок?
     - Кошка?! - неуверенно прошептал  Савелий,  веря  и  не  веря,  затем
радостно обхватил его с криком: - Кошка! Как же это? Дружан мой!
     - Отпусти, медведь, задушишь! - смеялся тот, хлопая его по  спине.  -
Кто вчера сказал бы, что тебя здесь встречу, ни за что не поверил бы!..
     Савелий опустил его на ноги, но продолжал обнимать за  плечи,  словно
боясь выпустить из рук, чтобы тот не исчез.
     - Как же я рад тебя  видеть!  -  Впервые  за  долгие  месяцы  Савелий
улыбался.
     - Идем ко мне, я же художником зоны... - Кошка подтолкнул  Савелия  к
железной лестнице, и они стали подниматься наверх...
     Комната, куда его завел Кошка, была достаточно большая, но заваленная
различными  стендами,  плакатами,  многочисленными  банками  с   красками,
кистями всевозможных размеров, самодельными приспоблениями для черчения  и
чего-то  другого,  так  что  свободного  места  почти  не  было   -   лишь
пространство у  рабочего  стола.  Савелий  обратил  внимание  на  какое-то
странное устройство. Кошка пояснил:
     - Это пресс... Я же еще и книги переплетаю, жить-то как-то надо и  по
возможности кушать хлеб с маслом... Садись, чифирить будешь?
     - Боюсь, хлестанет: без ужина остался, - поморщился Савелий.
     - Ну, это поправимо... - Кашка быстро  залез  в  тумбочку  и  вытащил
оттуда  банку  ставриды,  баклажанной  икры,  конфеты,  хлеб.  Из   своего
"холодильника", за форточкой, достал пачку сливочного маргарина.  -  Давай
хавай, не стесняйся, а я пока чифир сварганю...
     В торце комнаты, за шторкой, оказалась раковина  с  краном,  рядом  -
полочка с розеткой. Наполнив пол-литровую банку водой. Кошка сунул  в  нее
самодельный  кипятильник  из  графитовых  пластин  и  воткнул  в  розетку.
Пластины  сразу  покрылись  пузырьками,  и  раздалось  негромкое,   уютное
гудение.
     Савелий с жадностью набросился на пищевое "богатство", уплетая за обе
щеки. Взглянув на него, Кошка с жалостью покачал головой:
     - Здорово ты сбледнул с лица! Так  исхудал,  что  с  трудом  узнал...
Смотрю: ты или не ты? И вдруг твой голос услышал... кого это  ты  так,  по
матушке, вспомнил?
     - Ты Митяя знаешь?
     - Баландера ШИЗО? Конечно... Не повезло пацану: измордовали его вчера
шерстяные... И знаешь, странно мне это, они его обычно сами подогревают, с
его помощью с трюмом связь держат, а тут...
     - За меня пацан пострадал...
     - Не понял?
     - Со мной во время базара засекли... Это же он меня предупредил,  что
Аршин...
     - Погоди! - Кошка стукнул себя по лбу. - Какой же я идиот! Как  же  я
сразу не дотумкал? Я же за тебя и слышал! Так ты и есть  Бешеный?  Савелий
пожал плечами.
     -  И  Арагону  ты  втер?  Молодец!  Такая  сволочь!..  Ко  мне   тоже
подкатывался... Постой, он же сегодня выходит!
     - Сегодня? Значит, уже вышел: днем забирали... - Савелий  нахмурился.
- Значит, сегодня... - задумчиво повторил он.
     - Эта падаль так не спустит: мстить будет...
     - Митяй и сказал, что в день выхода заявится.
     - Да?.. Здесь кровью пахнет...
     - Его кровью! - Савелий стукнул кулаком.
     - Это серьезнее, чем ты думаешь...  -  Кошка  встал  и  нервно  начал
мерить свободное пространство комнаты.
     - Не  штормуй!  "Закон  моря"  забыл?  -  криво  усмехнулся  Савелий,
несколько осоловевший от обильного угощения.
     - "Плыть даже с пробоиной во все днище!" Нет, не забыл, но  здесь,  к
сожалению, не судно, не море... Тем более за то, что и ты можешь сотворить
с ними, - раскрутка... У тебя сколько?
     - Срок?.. Девять...
     - Ну вот! Тебе нужна добавка?
     - Мне все равно! - жестко ответил Савелий.
     - Ты что, Говорок? Что с тобой?
     - Ничего!
     - Тебя словно подменили... Откуда  в  тебе  это  безразличие?  Ты  же
всегда пер по бездорожью, да еще и против  ветра!  -  Возбужденный,  Кошка
даже не заметил, как начал кричать.
     - Против ветра? Против ветра -  себя  обделаешь,  -  тихо  проговорил
Савелий и усмехнулся, но тут же в глазах появилась злость: -  Не  суетись!
Все будет хоккей! Как говаривал наш боцман.
     - Ну... - Савелий поднялся, застегнул телогрейку, нахлобучил шапку.
     - А чифир?
     - Локалку закроют, проси потом старого...
     - Хорошо, держи краба! - Они пожали друг другу руки. - С  лекальщиком
я договорюсь: будет выпускать и впускать в  любое  время...  Не  пропадай,
заходи, когда сможешь...
     Савелий сжал кулак, хотел что-то  сказать,  по  передумал  -  стукнул
Кошку дружески в плечо и вышел...
     Когда он  подошел  к  локалке,  она  была  уже  закрыта,  но  пожилой
лекальщик, обычно скандаливший с опоздавшими, многозначительно и  с  долей
жалости взглянул на Савелия и молча отодвинул задвижку. Не обратив на него
внимания, Савелий прошел  мимо,  прикрыл  калитку  и  направился  в  жилую
секцию. Его мысли были заняты странной реакцией Кошки Само. Они знали друг
друга давно: познакомились едва ли не в первые  дни  прибытия  Савелия  на
БМРТ, как назывался Большой морозильный рыболовный траулер, на который его
устроил после долгой, унизительной ходьбы по кабинетам и  инстанциям  отец
одного из погибших однополчан.
     На БМРТ Кошка работал коном, несмотря на то  что  прекрасно  рисовал.
Как-то он признался, что даже поступал в Суриковское училище, но не прошел
по баллам. Все свободное время он отдавал  своему  увлечению  и  мечтал  о
какой-то картине. Веселый, открытый, смелый, он сразу понравился  Савелию,
и они часто проводили время вдвоем. В его смелости Савелий смог  убедиться
в  одном  иностранном  порту,  когда  Кошка,  не   обращая   внимания   на
превосходящие силы  "противника",  ринулся  в  драку  и  вовремя  спас  от
разрушения не только увесистую табуретку, но и голову Савелия,  в  которую
эта табуретка была направлена... И если он  так  разволновался,  то  дело,
значит, действительно серьезное... За этими размышлениями  и  застала  его
сирена, возвещающая об отбое...
     - Прекратили хождения! Все по шконкам! Отбой!
     Автоматически включился ночник над входом: лампочка, покрытая красным
лаком и заключенная в деревянный корпус со стеклянной крышкой с  надписью:
"ОТБОЙ".
     В тот момент, когда завхоз потушил общий свет, но еще не -  включился
ночник, Савелий прямо в одежде и сапогах юркнул под одеяло, и этого  никто
не заметил.  Отлично!  Теперь  можно  спокойно  все  обдумать:  до  обхода
прапорщиков они вряд ли придут, скорее всего - после... Значит, час, а  то
и два придется ждать... Главное, не заснуть! Боялся ли он?  Скорее  всего,
нет...  От  предстоящего  ожидания  Савелий  почувствовал  возбуждение   и
некоторое волнение, ему хотелось, чтобы скорее все началось... Было и  еще
одно  чувство,  которое  напрасно  решился  задеть  Аршин,   дав   задание
разделаться с Митяем, - злость! Савелий понимал, что не сам  Аршин  учинил
эту жестокую расправу: он сидел в это время в ШИЗО, но исходить это  могло
только от него... Подонки! Слабого пацаненка поленом по голове!..  Ну  что
ж, теперь он посмотрит кто кого! Интересно, чем и как  они  сегодня  будут
пытаться расправиться с ним самим?..
     Чтобы скоротать время,  Савелий  начал  вспоминать  свое  обучение  в
"спецназе". Тогда  они  еще  не  знали,  что  их  готовят  для  посылки  в
Афганистан. Не знали, что многие не вернутся назад и сложат  свои  молодые
головы на чужбине... Зачем? Почему? Ради кого и ради чего?..  Эти  вопросы
будут, вероятно, мучить всех, оставшихся в живых, всю жизнь...  Смогут  ли
они ответить на эти вопросы так, чтобы  не  оставалось  никаких  сомнений?
Вряд ли...
     До армии Савелий хватался то  за  одно,  то  за  другое...  Занимался
борьбой  самбо,  боксом,  акробатикой,  плаванием,  играл  в  ручной  мяч.
Подвижный, с хорошей координацией, он во всех этих видах  спорта  выполнил
взрослые разряды,  и  каждый  тренер  предрекал  ему  отличное  спортивное
будущее, но всякий раз он спотыкался о дисциплину, а  строптивый  характер
не позволял вовремя покаяться, попытаться измениться. Трудно сказать,  чем
бы окончилось его "совершенствование", если бы не призыв в армию...

                                "СПЕЦНАЗ"

     Первые дни в роте "спецназа" были для него не из легких: в  армии  не
любили  строптивых  и  тех,  кто  выделяется.  Но  все  попытки  поставить
своенравного  новобранца  на  место  наталкивались   на   такое   яростное
сопротивление с его стороны, что Савелия  вскоре  стали  побаиваться  даже
"деды", конечно, не его силы: вдвоем-втроем его часто отделывали так,  что
по несколько дней Савелию приходилось вылеживаться в санчасти. Они боялись
другого: Савелий никогда  не  прощал  нанесенной  обиды,  и  с  каждым  из
обидчиков разделывался поодиночке, выжидая  удобного  момента...  В  конце
концов его "признали" и оставили в покое.
     Именно в то время и пришел их обучать старый японец Магасаки по имени
Укору. Глядя на него, нельзя было подумать, что ему далеко за  шестьдесят.
Старик в совершенстве владел своим телом, а  иногда,  находясь  в  хорошем
расположении, показывал один яз самых трудных приемов не только для  своих
лет, но и для многих мастеров спорта:  двойное  сальто...  Мало  того,  во
время исполнения сальто Укору Магасаки наносил двойные удары  рукой-ногой.
Этот прием носил красивое название - "маваши"...
     Именно  тогда  Савелий  впервые  соприкоснулся  с  этой  удивительной
борьбой. Точнее сказать, не борьбой, а с  искусством  индивидуального  боя
без оружия.
     Старый Укору никогда не разминал свои мышцы, по крайней  мере,  этого
никто никогда не видел. Мышцы, говорил он, всегда должны быть готовы к бою
- враг не будет ждать твоей разминки!.. Как же он  был  прав!  Позднее,  в
Афганистане,  Савелий  часто  вспоминал  добрым  словом  старого  тренера,
наставления которого не раз спасали ему  жизнь...  Частые  столкновения  с
душманами, нападавшими всегда неожиданно, не позволяли расслабляться  тем,
кто в наряде.
     Старый японец очень много рассказывал о происхождении  этого  боевого
искусства. Его истоки идут от древних  времен  Японии,  когда  еще  только
возрождалась мощь династии Микадо...
     Для охраны  императора  отбирались  наиболее  одаренные  и  физически
развитые дети  из  приближенных  семей.  Эти  дети,  едва  оторвавшись  от
материнской груди, воспитывались  в  особых  условиях,  обучались  приемам
борьбы, которые держались  в  секрете  и  передавались  по  наследству  из
поколения  в  поколение.  Среди  воспитанников  проводились   своеобразные
экзамены в три круга: в шесть лет, в одиннадцать  и  в  шестнадцать...  Не
прошедшие первые два  круга  не  прекращали  своих  занятий,  но  они  уже
готовились для охраны знати более низкого ранга. И только те,  что  прошли
все испытания, допускались к особе императора...
     Единственным их оружием были руки и ноги: враг не должен  знать,  кто
из приближенных императора охраняет  его.  Должность  телохранителя  также
передавалась по наследству, как - и искусство  боевой  борьбы.  Нарушивший
тайну искусства или специальный кодекс чести должен был  навеки  "уснуть":
не сильным, но точным ударом по сопкой артерии его "усыплял" глава рода...
     Старый Магасаки  говорил,  что  современное  каратэ  лишь  примитивно
напоминает то, что могли выполнять воины охраны императора. Скорее  всего,
эти приемы раскрыты теми, кто не прошел все три круга испытаний: некоторых
с позором изгоняли из школы, взяв клятву держать в тайне полученное умение
и применять его только в одном случае - при явной угрозе жизни...
     Когда Савелий в числе отобранных ребят прибыл к  месту  обучения,  их
командир представил им Укору Магасаки и серьезно сказал, что все  те,  кто
прибыл, должны в совершенстве овладеть борьбой, которую будет  преподавать
"товарищ Магасаки"...
     Позднее ученики узнали печальную историю их наставника.  Он  оказался
среди немногих, кто уцелел после взрыва американской атомной  бомбы,  хотя
находился совсем недалеко от эпицентра... В то  время  Укеру,  совсем  еще
молоденький  парнишка,  работал  на  свинцово-цинковом  заводе.  Возможно,
именно Господин Случай и спас его жизнь: он  заснул  в  толстом  свинцовом
контейнере, что и защитило его. Но сам  он  был  уверен,  что  только  его
знание тайны древней борьбы помогло ему  остаться  в  живых...  Пораженный
вероломством и жестокостью американцев,  а  более  всего  напуганный,  что
Страна восходящего солнца проклята богами. Укору покинул Японию  и  вскоре
оказался во Владивостоке.  Новая  страна,  добросердечные  люди  настолько
понравились, что он принял решение навсегда  остаться  "у  эти  сиватичные
руски"... В память о своем городе Нагасаки он взял себе  фамилию,  изменив
только первую букву...
     Вспоминая, Савелий ничего не упускал из поля зрения: он видел, как из
соседнего прохода вышел их бригадир Смолин. Решил,  видно,  избавиться  от
лишней жидкости в организме... А может, караулит? Хотя нет, вряд ли...
     И снова окунулся в прошлое. Когда их группа пришла на первое  занятие
в спортивный  зал,  пол  которого  был  покрыт  толстой  кошмой,  Магасаки
предложил каждому из них подпрыгнуть вверх. При этом он не  делал  никаких
заметок, полагаясь только на свою память, которая, нужно заметить, никогда
не подводила его. Когда все отрыгались, Укору попросил  Савелия  попрыгать
три минуты на месте, держа руки в стороны. Савелий же днем раньше вывихнул
руку в плече и через несколько прыжков опустил руки, но продолжал прыгать.
Все  вокруг  ехидно  посмеивались,  а  старый  наставник,   удовлетворенно
крякнув, то же самое предложил проделать всем остальным  курсантам.  После
чего выстроил их полукругом и сказал, выговаривая букву "в" как "б":
     - Ей здесь бес смеялся над этим мальчик, но проходит бремя,  и  никто
из бас не может побеждать с него... Есть еще двое, кто может равняться, но
им надо много бремя  и  труд:  много-много,  чем  он...  Его  предсказания
оказались точными: через  несколько  месяцев  Савелию  Говоркову  не  было
равных не только в части, но и в округе...
     Яркий луч карманного фонаря снова прервал  его  воспоминания:  обход!
Луч фонаря  вспыхнул  в  дверях  секции.  Начальниц  войскового  наряда  и
дежурный прапорщик  прошли  по  секции  между  кроватями,  освещая  спящих
обитателей барака. Убедившись, что все на местах и в отряде  порядок,  они
вышли, вскоре свет фонарика промелькнул в окнах и исчез в темноте. Савелий
лежал с открытыми глазами. Фонарь за  окном,  который  раскачивал  сильный
ветер, то освещал, то погружал во тьму проход около кровати Говоркова.
     Чтобы проверить готовность своих мышц,  Савелий  несколько  раз  сжал
пальцы в кулак и вдруг улыбнулся, вспомнив сержанта "спецназа", с  которым
их группа  была  заброшена  под  палящее  солнце  Казахстана,  в  условия,
"приближенные к боевым".
     ...Нещадно палило яркое солнце. Вокруг - ни  кустика.  Казалось,  что
земля, изнывающая без воды, сморщилась, потрескалась...
     Четверо курсантов, стоя на линии круга  диаметром  четыре  метра,  не
давали вырваться из него пятому. Раз за  разом  бросался  он  на  них,  но
оказывался на сухой, пыльной земле.
     Со спокойной уверенностью наблюдал за этой схваткой  сержант  Малешко
из-под  желто-зеленой  воинской  шляпы,  лениво  поглядывая  за   стрелкой
секундомера. Дал же Бог фамилию, противоположную тому, кто ее  носил:  под
два метра ростом, мощный торс, округлые бицепсы выпирали  настолько,  что,
казалось, вот-вот лопнет его  гимнастерка.  На  квадратном  лице  сержанта
застыла добродушная усмешка, словно он сам стеснялся своей  мощи  в  силы.
Как же они, курсанты, ненавидели его в то время.  И  как  были  благодарны
потом там, за Речкой...
     - Минута на починку! - объявил  он,  и  все  курсанты  повалились  на
землю. Их мокрые, покрытые желтоватой  пылью  тела,  обнаженные  по  пояс,
лежали неподвижно, и лишь грудные клетки  от  частого  дыхания  вздымались
чуть  нервно.  Савелий  лежал  на  спине,  бессильно  разбросав  руки.  Он
попытался облизнуть кровоточащие губы, но поморщился от боли: во рту  было
сухо, и шершавый язык только усилил кровотечение.
     - Время! Встать! - бесстрастно бросил сержант. И  пока  они  медленно
поднимались, стараясь растянуть на секунды  свой  отдых,  сержант  вытащил
из-под планшета на земле алюминиевую фляжку в матерчатом  чехле,  нарочито
не  торопясь,  отвинтил  колпачок  и,  специально  не   отворачиваясь   от
курсантов, смакуя каждый глоток, начал пить.
     С завистью и злостью смотрели они на него, сжимая кулаки.
     - Курсант Клеман! Тебя, что ли, не касается?  Встать!  -  скомандовал
сержант, на миг оторвавшись от фляжки,  из  которой  выплеснулась  струйка
воды, и жадные взгляды  ребят  провожали  живительную  влагу,  текущую  по
мощному подбородку, по вздыбившейся груди сержанта  и  падающую  на  сухую
землю, мгновенно высыхающую под беспощадными лучами  светила...  Завинтив,
снова  не  торопясь,  фляжку,  Малешко  вернул  ее  на  место  и  тут  псе
скомандовал:
     - Курсант  Клеман  -  у  круг!  Надо  заметить,  что  это  испытание,
максимально приближенное к настоящему бою, требует  от  каждого  участника
полного  внимания,  стремительной  реакции,  умелого  владения  искусством
рукопашной  борьбы.  Суть  испытания  заключалась  в  следующем:   четверо
занимают места по периметру круга, пятый,  как  говорилось,  становится  в
центр. По сигналу сержанта курсант,  стоящий  в  центре,  за  определенный
промежуток времени должен вырваться из круга, а его  соперники  не  должны
допустить этого. Дозволительны все приемы и способы...
     Тот, по чьей вине упустят "центрового", должен занять  его  место,  и
все начинается сначала. Все действия оценивает сержант...
     Они только что проделали марш-бросок на пять километров и  не  успели
восстановить силы, как им было приказано выполнять это задание.
     Курсант Клеман, плотный крепыш невысокого роста, по сигналу  сержанта
- "Схватка!" - бросился на высокого грузина, но  туг  же  был  сбит  с  юг
ловким ударом в грудь.  Моментально  вскочив,  Клеман  попытался  обмануть
своих соперников, сделав выпад в одну сторону и сразу метнувшись в другую,
но и здесь его постигла  неудача:  жестким  двойным  ударом  мощный  латыш
бросил его в центр круга. Из носа потекла кровь,  но  Клеман,  мазнув  под
носом рукой, не глядя выпрыгнул в сторону Савелия, нацеливая удар в грудь,
но Савелий сделал резкий пируэт и точным ударом  попал  Клеману  пяткой  в
живот, тот, жалобно вскрикнув, упал на землю, обхватив место удара руками.
Скривившись от жалости, Савелий наклонился над ним, чтобы помочь,  но  тот
неожиданно изо всех сил ударил его ногами в грудь, кувыркнулся через спину
и - оказался за чертой круга...
     - Молодец, курсант Клеман! Уложивси! - Сержант брезгливо  поморщился,
щелкнул секундомером. - Курсант Говорков, колы такыв доверчив та  жалостна
- зараз у круг! Время - двойное!
     "Время двойное" означало то, что обычное время сокращено наполовину -
как  наказание  для  провинившегося,  если  не  уложится,   то   испытание
повторится...
     Чертыхнувшись, они, с трудом сдерживая злость, заняли свои  места,  а
Савелий стал вырываться из круга... Раз, другой, третий, и  всякий  раз  -
неудача: силы были  на  исходе...  Поднимаясь  после  очередного  падения,
Савелий перехватил взгляд своего  приятеля,  высокого  грузина,  незаметно
подмигнувшего ему. Поняв  его  намек,  Савелий  выпрыгнул  с  поворотом  в
сторону грузина, и тот, как бы  пытаясь  перехватить  его  ноги,  захватил
только одну, и Савелий по инерции занесло за черту  злополучного  круга...
Технически это было проделано  настолько  убедительно,  что  даже  сержант
удивленно развел руками... Однако, что-то  почувствовав,  он  решил  найти
другую причину... Взглянув на курсантов, которые, не дожидаясь команды,  в
изнеможении повалились на раскаленную землю, жадно хватая раскрытыми ртами
горячий воздух, он небрежно заметил:
     - Непогано! Но... в норму не вложилысь Три хвылины пышны. Още раз!  К
бою!
     - Ты что, сержант? - со злостью выкрикнул Савелий, вскочив  с  земли,
угрожающе двинулся на Малешко.
     - Дай дышат, командыр! - К Савелию присоединился и грузин.
     Тяжело дыша, встали и  латыш  с  приятелем:  пошли  рядом.  И  только
Клеман, ехидно глядя им велел, остался сидеть на земле.
     Хитро улыбаясь, сержант отрицательно качал головой, глядя на идущую к
нему четверку курсантов. Поняв,  что  они  и  не  думают  останавливаться,
Малешко неторопливо снял шляпу, аккуратно положил ее на  планшет,  опустил
сверху секундомер и спокойно выпрямился. Вздохнул, словно жалея о  чем-то.
Когда  же  ребята  оказались  совсем  рядом,  он  вдруг  провел  несколько
молниеносных ударов руками  и  ногами,  удивительных  для  такого  с  виду
увальня.  Четверка  "непокорных"  тут  же  оказалась  на  земле.   Потирая
ушибленные места, сконфуженно, но не без восхищения поглядывали  парни  на
своего  командира...  И  вдруг  все,  и  сержант  в  том   числе,   громко
расхохотались, снимая нервное напряжение. Не смеялся лишь курсант  Клеман,
стыдливо пряча глаза...
     Оборвав смех, сержант, словно  ничего  не  случилось,  спокойно  взял
секундомер, небрежно набросил на себя шляпу и повернулся к ним.
     - Вы - курсанты спецназу, и юшка з носу, но сделаю  з  вас  настоящих
бойцов! И не видстану до того... У круг, робяты! У круг! Ще одна схватка и
марш-бросок на червонец...
     Савелий снова улыбнулся и стал энергичнее разминать мышцы. Вокруг все
спали, и тишина нарушалась лишь  поскрипыванием  кроватей,  если  кто-либо
поворачивался на другой бок, да мощным храпом молодого парня, обрывавшимся
ненадолго после привычного "оглаживания" соседским валенком...
     Скрипнула входная дверь, и Савелий мгновенно повернулся - они? Что-то
он нервничает, нужно успокоиться: если человек нервничает, то он,  еще  не
начав боя, уже наполовину проигрывает - так учил их  старый  японец  Укору
Магасаки... Нужно думать о чем-нибудь  постороннем,  например  о  Кошке...
Какие грехи привели его сюда, в зону? Проворовался? В  это  не  верится...
Может, по халатности? Хотя он всегда отличался осторожностью и  был  очень
скрупулезен даже в мелочах... Трудно гадать, если не видел столько времени
человека... Но главное, необходимо  держать  глаза  все  время  открытыми,
чтобы четко видеть в полумраке секции... Еще повезло, что краевая лампочка
ночника дает мягкий свет в бараке. Что  еще?  Так,  лишний  раз  запомнить
расположение "мебели" в  бараке:  во  время  схватки  будет  не  до  того.
Конечно, будь свободного  места  больше,  было  бы  лучше,  но...  Савелий
улыбнулся: пользуйся тем, что имеешь... Опять он "накачивает" себя!  Разве
больше не о чем думать?.. Хотя бы Афганистан...

                                АФГАНИСТАН

     Этот день он не забудет до самой смерти. Он будет его помнить  всегда
потому, что именно в тот день он потерял самого близкого человека,  своего
друга. Того, с кем делился последним куском еще в "спецназе"...
     В тот день, после выполнения сложного задания, был тяжело ранен Васе:
вовремя отхода ему оторвало по  локоть  руку  и  осколком  гранаты  задело
живот... Им нужно было быстрее добраться до подходящей площадки  в  горах,
чтобы принять вертолет. Спешить следовало и потому,  что  Васе  как  можно
скорее нужен был доктор. Савелий тащил его на спине, и при каждом шаге  из
груди раненого вырывался тяжелый хрип.
     Первым шел сержант Варламов - угрюмый скуластый парень  лет  двадцати
пяти.  Его  лоб,  задевая  бровь,  пересекал  красноватый  неровный  шрам,
придававший лицу несколько удивленное выражение. Держа  автомат  наготове,
сержант внимательно вглядывался вперед.
     За ним шел Савелий с раненым, потока двое совсем молодых новобранцев,
их гимнастерки выглядели новыми по сравнению с пропотевшими и  выгоревшими
остальных членов группы. Эти двое тащили  рюкзаки  и  автоматы  Савелия  и
грузина. Замыкал группу невысокий,  но  плечистый  казах  Шалимов.  Своими
узкими карими глазами он успевал зыркать  не  только  по  сторонам,  но  и
видеть, что творится за его спиной.
     - Потерпи, Васе! Потерпи, дорогой! Немного осталось: скоро  до  места
доберемся!.. - задыхаясь, успокаивал Савелий своего друга.
     - Духи! - неожиданно выкрикнул казах и тут же пустил длинную  очередь
в сторону душманов.
     Варламов и молодые солдаты мгновенно спрятались за скалистые выступы,
а Савелий, щадя раненого от резких дерганий, начал осторожно спускать  его
по спине.
     - Сейчас, браток, сейчас я те... - Выстрелы  душманов  заглушили  его
слова, словно смертельные  осы  зажужжали  вокруг,  вгрызаясь  в  каменную
породу, вырывая износ куски. Однако две пули наткнулись и на  живое:  одна
ударилась в спину Васе, другая размозжила его  голову...  Смерть  настигла
мгновенно.
     - Василий - тихо окликнул Савелий, осторожно опуская тело на  гладкую
поверхность скалы, не обращая внимания на взвизгивающие вокруг него  пули.
- Васе! - позвал он громче. И вдруг, осознав невосполнимость случившегося,
зарычал в безнадежной тоске: - Ва-а-а-со-о!..
     - Их трое, командор! - громко доложил Шалимов, не прекращая огня.
     - Молодец, Налимов!  -  отозвался  Варламов.  Затем,  прикрываясь  за
выступами скалы, подскочил к Савелию,  притронулся  к  его  плечу  и  тихо
проговорил:
     - Что тут поделаешь, Савва?.. Нету у нас времени горевать... Потом...
Через двадцать минут вертушка будут. Эти могут помешать... Слышишь...
     - Что? Эти?! - рассвирепел. Савелий  и  бросил  молодому  солдату:  -
Акимов - автомат!
     На миг перестав стрелять, парень подхватил автомат Савелия  и  бросил
ему.
     - Второй!
     Автомат Баса также оказался у Савелия, ловко им подхваченный.
     - Пойду я, командир?! - полуспрашивая, проговорил Савелий.
     - Возьми  Шалимова...  -  предложил  Варламов,  понимая,  что  сейчас
никакая сила не удержит Говоркова.
     - Нет, не надо: одному сподручнее... Да и  плакать  некому  будет.  -
Савелий зло ухмыльнулся, ласково погладил единственную руку убитого друга,
подмигнул сержанту и быстро скрылся за скалой...
     - Ребятки, не давайте духам  поднимать  головы!  крикнул  Варламов  и
открыл огонь.
     Выбирая самые удобные скалистые выступы, Савелий резко  перебегал  от
одного к другому, все ближе  подбираясь  к  тому  месту,  откуда  стреляли
душманы. Вскоре он услышал гортанную речь. Он слился со  скалой,  переводя
дыхание, осторожно выглянул: "духов" было не трое, как говорил Шалимов,  а
четверо и последний внимательно следил  за  дорогой,  когда  его  приятели
огрызались редкими очередями по группе Варламова.
     "Значит, вы кого-то ждете? - усмехнулся  ехидно  Савелий.  -  Сейчас!
Сейчас вы у меня дождетесь, суки!" Он внимательно осмотрел свои  автоматы,
прикинул расстояние до противника и решил подойти к нему ближе, чтоб  бить
наверняка, чтоб ни одна не ушел...
     До укрытия душманов оставалось метров  десять,  но  они  все  еще  ее
замечали  его.  Неожиданно  нога  Савелия  соскользнула,  и  предательский
камешек глухо, но Савелию показалось громко, застучал по камням. Мгновенно
оценив, что сейчас  четыре  автоматных  ствола  ударят  по  нему,  Савелий
выскочил из укрытия и, во  весь  голос  страшно  ругаясь,  начал  поливать
"духов" из автоматов. Он  шел  прямо,  во  весь  рост,  не  пригибаясь,  и
стрелял, стрелял, стрелял, выкрикивая в безумной ярости: "Это вам за Васо!
За Васо!.. Вот вам!.. За Васо-о-о!.."
     Сзади подбежали Варламов и Шалимов. Варламов  обхватил  Говоркова  за
плечи:
     - Все, Савва! Слышишь, все! Они уже трупы! Слышишь, трупы!
     Страшное, безумное выражение на лице Савелия постепенно стерлось,  он
увидел перед собой испуганное лицо сержанта. Взглянув в сторону  душманов,
Савелий нахмурился и вдруг резко оттолкнул  Варламова,  который  стукнулся
спиной о скалу.
     - Ты что, озверел? Бешеный! - закричал  он  на  Савелия.  -  Они  асе
мертвы все!
     - Трое! - не слушая его, кричал Савелий и бежал  к  тому  месту,  где
лежал четвертый, следивший за дорогой. - Четвертый?! Куда делся четвертый?
- Осмотревшись, Савелий заметил узкий лаз в скале. - Вот!
     Подбежали сержант с Варламовым, а казах дал длинную очередь в темноту
лаза.
     -  Бесполезно,  -  заметил  огорченный  Варламов.  -  там  же  изгибы
всякие... наверняка...
     - Бесполезно? - обозлился Савелий. -  Ну  уж  нет!  -  Сняв  с  пояса
гранату, дернул за чеку. - Ложись! - крикнул он  и  со  всей  силы  бросил
гранату в зева пещеры.
     Раздался глухой взрыв, вздрогнула земля под ними, и  наружу  вылетели
камни, осколки и пыль...
     - Готов: вряд ли успел далеко уйти! - заметил Варламов и  вытащил  из
планшета карту. - Это  надо  же,  ребята:  площадка-то  наша!  -  радостно
воскликнул он. - Вот-вот вертушки придут... Надо  Босо  сюда  принести,  -
тихо добавил он и направился в сторону  молодых  солдат,  оставленных  для
наблюдения.
     - Подожди, сержант, я  сам!  -  остановил  его  Савелий  и  вдруг  не
выдержал, застонал от жалости и непоправимой потери друга...
     - Машина! Командир, машина! - прокричал глазастый  Шалимов,  следящий
за дорогой.
     - Остановить! - нахмурился сержант. Выстрелив в воздух, Шалимов начал
спускаться к дороге, но малолитражка прибавила  скорость  и  вскоре  могла
скрыться за поворотом. Быстро сменив рожок в автомате, Савелий  прицелился
и дал короткую очередь. Вильнув в сторону пропасти, машина резко повернула
в сторону горы, въехала метров на пять вверх по пологому склону и медленно
сползла назад, на дорогу. Мотор заглох.
     - Говорков, за мной! Шалимов - за  дорогой!  -  приказал  Варламов  и
устремился к серой малолитражке.
     Осторожно, держа  оружие  наготове,  они  подошли  с  двух  сторон  к
автомобилю. Водитель-афганец, лет тридцати, был мертв. Рядом с ним  сидела
молодая афганка, она была ранена в плечо.  На  заднем  сиденье  -  пожилой
афганец. Из-под чалмы глядели злые глаза.
     Варламов постучал прикладом по крыше  машины  и  жестом  приказал  им
выйти. Молодая женщина медленно вылезла наружу и, с ненавистью  поглядывая
на Савелия, подняла вверх левую руку, правая висела  плетью  вдоль  плеча.
Нехотя вылез и пожилой афганец, придерживая пиджак из тонкой  белой  ткани
левой рукой: видно, его тоже задело. Пряча глаза, он облокотился о  машину
плечом и тоже поднял одну руку.
     - Посмотри машину! - бросил сержант, не выпуская  пленников  из  поля
зрения.
     Говорков открыл крышку багажника увидел несколько рюкзаков и  мешков,
набитых различными консервами и хлебом, солью  и  крупами.  Внутри  салона
ничего не обнаружил. За поясом убитого заметил револьвер, но не  стал  его
трогать. В бардачке нашел толстый бумажник, набитый долларами. Бросив, его
назад, повернулся к Варламову.
     - Они, сержант, везли тем продовольствие и деньги... Варламов  достал
рацию:
     - Клумба! Клумба! Я Тюльпан! Я Тюльпан! Прием!
     - Тюльпан! Тюльпан! Клумба на связи! Прием!
     - Повстречал родственников: отправил с почетом... Коробушка навстречу
опоздала...  Один  из  троих  опоздавших  уснул,  двое  -   неважно   себя
чувствуют... Прием!
     - Свидетелей не оставлять!.. - раздался недовольный голос по рации. -
Как поняли? Прием!
     - Хорошо! Действуем! Вертушки на подходе! До встречи!.. Отбой!
     Сунув рацию в  рюкзак,  Варламов  немного  помолчал,  переглянулся  с
Савелием, потом посмотрел на  злобно  поглядывающую  афганку,  на  хмурого
старика и крикнул им, показывая на машину:
     - Туда, быстро!
     Молодая афганка упрямо покачала головой а неожиданно начала плевать в
его сторону, выкрикивая что-то на афгани.
     - В машину... твою мать! - зарычал Варламов, дергая затвор автомата.
     Старик зло усмехнулся и молча полез спиной на заднее сиденье.
     Глядя на него, примолкла и женщина, тоже полезла в машину.
     Сержант Варламов медленно поднял автомат, не глядя в их  сторону,  но
Савелий  неожиданно  выпрыгнул  и   ударил   ногой   по   стволу   очередь
пробарабанила по скале, выбивая из нее яркие искры.
     - Пусть едут! - закричал Савелий с искаженным от злости лицом.
     - Ты что, не слышал приказа?
     - Пусть едут! - снова прокричал Савелий.
     - Хорошо, Савва, хорошо! - Варламов согласно похлопал его по плечу. -
Иди к Васо, дружан, я только документы заберу у них...
     В  этот  момент  Савелий  резко  толкнул  сержанта  в  сторону,   сам
кувыркнулся в другую и в полете выстрелил по машине...
     Чуть выждав и не  услышав  никакого  шума,  они  встали  и  осторожно
подошли к машине.
     - А ты говоришь... - устало прошептал сержант, вытирая пот и кровь  с
ободранного о дорогу лба.
     - Падаль! - Савелий пнул по небольшому десантному автомату, выпавшему
из рук старика-афганца. -  Хотел  нам  в  снизу...  -  пересохшими  губами
выдавил он.
     Его очередь прошила старику грудь и прошлась по спине женщины.
     - Помоги! - бросил Варламов, упираясь руками в багажник машины.
     Савелий ухватился за  переднюю  дверь  одной  рукой,  а  другой  стал
выворачивать руль, направляя машину в пропасть. Скользнув с  обрыва,  она,
подпрыгивая на  скалистых  выступах,  теряя  по  пути  колеса,  рухнула  в
ущелье... Внизу раздался взрыв...
     - Видно, не только консервы там были... - покачал головой Савелий.

                                  РАЗБОР

     - Эх, сюда бы несколько баночек... - прошептал он.
     У двери послышался шум, и Савелий вновь повернулся  к  выходу:  "Они!
Наконец-то!.. Жаль, что свободного  места  маловато...  Встать  сразу  или
подождать,  когда  подойдут?"  Решил  ждать:  какой-никакой,   а   элемент
неожиданности для них будет, что тоже на руку...
     Это действительно были "они". Немного, постояв у  входа,  верно,  для
того, чтобы глаза свыклись с полутьмой, они направились  прямо  к  проходу
Савелия: значит, кто-то рассказал о том, где он спит.
     Из-под руки Савелий хорошо видел фигуры пришедших. "Раз, два,  три...
Четверо! - отметил он. - Хорошо, что не больше!" Четыре месяца  Бутырки  и
рвотный суп "из рыбьих глаз" ослабили его организм: удары, конечно,  будут
не те. Следовало рассчитывать только на реакцию и бить только  по  важным,
жизненно важным точкам... Савелий несколько раз быстро напряг и  расслабил
мышцы, проверяя их готовность...  Нет,  их  все-таки  пятеро!..  Но  пятый
остался при выходе, на стреме...
     Четверка двигалась медленно, осторожно шагая на носках,  стараясь  не
привлекать внимания. Впереди шел  квадратный  мужик,  за  ним  Аршин.  Оба
держали руки в карманах.
     "Ножи? Кастеты? С них и нужно начинать, в  первую  очередь  выключать
их..." - мысль Савелия работала быстро.  С  некоторым  удовлетворением  он
отметил, что среди пришедших отсутствуют те, кто был  с  Аршином  в  бане,
значит, пошла наука на пользу!
     Едва непрошеные "гости" остановились у его прохода,  Савелий  откинул
одеяло и быстро вскочил на ноги. Он оказался прав:  внезапность  настолько
ошеломила их, что они растерялись, остолбенели, а  это  позволило  Савелию
взять инициативу в свои руки.
     - А я уж заждался! - презрительно хмыкнул он.
     - Аршин, кто расправился с Митяем? -  серьезно,  не  повышая  голоса,
спросил Савелий. Он говорил настолько уверенно и спокойно, что можно  было
подумать - не он находится в окружении противника, а наоборот.
     - Не выдавай  меня,  Аршин,  боюсь!  -  куражась,  противно  захныкал
квадратный мужик с приплюснутым носом, который пересекал небольшой шрам. И
сам рассмеялся своей шутке.
     Подхватить его смех никто не успел:  Савелий  резко  выбросил  правую
ногу вверх - влево, нанося удар носком сапога чуть ниже виска "шутника", и
сразу, не останавливаясь, выпрыгнул вверх с поворотом на  сто  восемьдесят
градусов, ударив Аршина пяткой левой ноги в живот. Третьего, здоровячка  с
переломанными  ушами,  вероятно  бывшего  борца,  вырубил  коронным  своим
ударом: наотмашь, ребром ладони в шею...
     Отточенность и профессионализм позволяли ему не следить за теми, кому
уже "уделил внимание", сосредоточиваясь на следующем противнике.
     Четвертый после сильного удара локтем в  шейный  позвонок,  ткнувшись
лицом в спинку кровати, медленно сполз на пол...
     Оправившись  от  удара.  Аршин  выхватил  из  кармана  нож,  раздался
характерный  металлический  щелчок,  и  в  руке  блеснуло  тонкое  лезвие.
Замахнуться он не успел. Услышав за спиной чуть  заметный  шорох,  Савелий
нанес бандиту страшный удар ногой в челюсть. Прозвучал  громкий  хруст,  и
Аршин, взвизгнув от боли, как куль осел на пол...
     Схватка продолжалась считанные секунды. Тяжело дыша, Савелий осмотрел
"поле боя".  Тишина  в  бараке  нарушалась  только  приглушенными  стонами
пострадавших. Некоторые зеки проснулись  от  шума  схватки  и  со  страхом
поглядывали из-под дрожащих ресниц, делая вид, что спят.
     Неожиданно раздался какой-то шум со стороны входа.
     - Атас! Менты! - крикнул сверху Кривой. - Ложись!
     Савелий тяжело вздохнул, опустился медленно  на  кровать  и  обхватил
голову руками. Шаги замерли у его прохода.
     - Говорок! - услышал он голос Кешки. Кошка сел рядом  и  положил  ему
руку на плечо. - Извини, братишка, я, кажется, опоздал... Что они с  тобой
сделали?.. - начал он, но тут же осекся, рассмотрев  лежащих  на  полу,  и
присвистнул от удивления. - А мы тебя спасать пришли...

                                  КОРОЛЬ

     Савелий оторвал руки от лица и огляделся: рядом стоял плотный мужчина
лет шестидесяти с короткими, почти седыми волосами, держа  в  руке  черную
пушистую шапку. Темные глаза и нос с горбинкой  выдавали  в  нем  уроженца
Кавказа.  Милюстиновая  телогрейка  была  расстегнута,  словно  специально
показывая, что подшита белым мехом. На шее  -  яркий  мохеровый  шарф,  из
карманов  телогрейки  торчали  кожаные   перчатки   с   загнутыми   краями
белоснежного меха, хромовые сапоги, начищенные до зеркального блеска, были
явно индивидуального пошива.
     Вокруг него сгрудились пять здоровяков, похожих на портовых грузчиков
или, спортсменов-тяжеловесов.
     - Сам, сам... - Глядя на Аршина, он брезгливо сплюнул. - Схлопотал?
     - Король, я... - сплевывая кровь, что-то шепелявил Аршин.
     - Молчи уж: ты уже сказал свое! -  коротко  бросил  Король  и  кивнул
своим "телохранителям". - Помогите... Стоят, смотрят! Цирк, что ли?!
     Подчиняясь приказу, здоровяки суетливо стали поднимать пострадавших с
пола.
     - Валите отсюда, зализывайте раны! - усмехнулся Король и,  больше  не
обращая на  них  внимания,  долгим  взглядом  посмотрев  на  Савелия,  сел
напротив. Лежащий там зек моментально сдвинулся на  край,  освобождая  ему
место.
     - Знакомься, дружан, это - Король! - несколько неуверенно  проговорил
Кошка, стараясь оборвать странную паузу.
     Король продолжал смотреть прямо в глаза Савелию.
     Савелий спокойно, без страха и злобы выдержал этот взгляд.
     - Пошли... - тихо проговорил Король и поднялся с кровати.
     - Зачем, Король? - испуганно прошептал Кошка, моментально побледнев.
     - Сиди... - бросил тот и пошел к выходу, не оглядываясь.
     Савелий успокаивающе похлопал Кошку по  плечу  и  пошел  за  Королем,
приглядывая за "телохранителями", следующими сзади.
     Проснувшиеся поднимали головы и смотрели им вслед только тогда, когда
видели спину последнего.
     Когда они вышли в коридор. Король бросил своей крепкой команде:
     ... Здесь ждать! - И направился к умывалке отряда.
     Там Король остановился посередине комнаты - в  метре  от  Савелия,  с
тревогой поглядывающего на него. Вдруг Король  чуть  быстрее,  чем  нужно,
выдернул руку из кармана, не отрывая глаз от Савелия,  и...  протянул  ему
пачку "Мальборо". Не шелохнувшись, Савелий процедил сквозь зубы:
     - Не курю...
     - Правильно, вредно... -  рассудительно  отозвался  Король.  -  Врачи
говорят, - Он прикурил от изящной зажигалки и пустил дым кольцами. - Да ты
расслабься: я ж  не  Аршин...  Надо  будет,  ночью...  -  он  выразительно
проводит рукой по горлу, - и готово!
     - Не удивлюсь, - ухмыльнулся Савелий. - Духи тоже так делали...
     - Афганец... знаю. - Король нахмурился, сделал паузу, затем, улыбаясь
одними губами,  продолжил:  -  А  ты  ничего,  землячок,  в  порядке...  с
характером...  -  снова  помолчал  немного.  -  Девять  лет   много...   -
Неожиданно, словно специально отвлекаясь от главной темы, оглядев Савелия,
перевел разговор: - Чего таким босяком протопал? На этапе такого  вряд  ли
могли раздеть...
     - Взяли неожиданно... - скупо отозвался Савелий.
     - Та-а-к... - протянул Король, продолжая пускать  кольца  дыма.  Было
ощущение, что ему хочется что-то сказать, но он то ли не решается,  то  ли
тянет время. - Вот что, Бешеный, мне лично до  фени,  чего  и  сколько  ты
остался должен Воланду, я плевать на него хотел... Но это я, а ты... -  Он
поморщился. - Мой тебе совет: сдерни на другую командировку! А еще лучше -
засухарись, чтоб не узнали, на дно уйди... Месяца три-четыре у тебя  есть:
больше меня здесь вряд ли держать будут... Боятся менты, что корни пущу...
Идиоты! Как я устал от них... Вот такта, Бешеный!.. - Он дружески похлопал
Савелия по плечу, тихо добавил: - А говорили мы  с  тобой...  допустим,  о
работе в фирме "Феникс"... Шучу... - усмехнулся он. - ...Об Афганистане...
короче, помалкивай!  Вот  так...  -  Нахлобучив  шапку,  ссутулившись,  ой
медленно вышел из умывалки...
     Когда Савелий возвращался к своей  кровати,  то  чувствовал  на  себе
удивленные я недоуменные взгляды: верно, никто не думал, что он так просто
вернется после разговора с Королем...
     Кошка сидел на его кровати, обеспокоено поглядывая на дверь.
     - Угрожал? - спросил он с тревогой. Савелий не ответил.
     - Извини, Говорок, не мог тебе  сказать  сразу,  -  прошептал  он,  -
ксивота на тебя с воли пришла... О чем,  не  знаю!  Знаю  одно:  приказ  -
убрать тебя... Когда Король тебя позвал, я  думал,  все...  Даже  поклялся
отомстить за тебя... - Кошка разжал руку, и  Савелий  увидел  торчащий  из
рукава огромный тесак.
     - Силен, бродяга... - чуть заметно усмехнулся  Савелий.  -  Послушай,
может, я чего-то не понимаю, но объясни мне: чего его так слушаются?  Ведь
в чем душа только держится - пальцем ткни, дышать перестанет, -  пожал  он
плечами.
     Кошка опасливо оглянулся по сторонам и тихо сказал:
     -  Пошли  лучше,  выйдем   из   секции:   слишком   много   локаторов
порасставили...
     Они пришли в ту же комнату, где Савелий был с Королем.
     - Вот ты думаешь, что здесь уважают только силу? Так? Нет,  дружан...
Если говорить серьезно, то вор в законе самая сильная фигура  в  уголовном
мире... довольно часто не только судьбы, но и жизни  человеческие  зависят
от, него...
     - Это что же, вроде Крестного отца, что ли? - усмехнулся  Савелий.  -
Там же мафия!
     - Зря ты смеешься, именно от них, воров в законе, и пошла организация
в семейства, в кланы... Во всяком случае, если во главе стоит и не  вор  в
законе, то обязательно связывается, и очень  плотно,  с  ним,  а  то  и  с
ними... Конечно, по воровской традиции вор в законе должен быть совершенно
незапятнанным в своей жизни... По их же законам... Да-да, не удивляйся,  у
этих людей существует своеобразный кодекс, и звание вора  утверждается  на
общей сходке.
     - Ты что, бывал там?
     - Ну, ты сказанул тоже! Кто же меня туда пустят? Краем уха  слышал...
Система - почище масонской... во всяком случае, не хуже... Кстати,  Короля
уважают и побаиваются не только в уголовном  мире,  но  и  среди  погон...
Месяца два, по приходе, его  в  зону  не  спускали,  начались  беспорядки,
нарушения, чуть не бунт... Подумали и решили выпустить, сразу все в  норму
вошло... Тогда перестали и причину искать, чтобы засадить  снова,  поняли,
что больше пользы, когда он в зоне.
     - Что за причина? Не понял?
     - Очень просто: захотят кого упрятать или рожа  твоя  не  понравится,
найдут за что упрятать!.. Хотя и искать не  будут,  прапор  какой  напишет
рапортуй все - угорел на пятнашку, а две-три  подряд,  и  ПКТ  месяцев  на
шесть... Так-то...
     - Так это же беззаконие?! - воскликнул Савелий.
     -  Чему  ты  удивляешься?  Ты  лучше  покажи  мне,  где  у  нас  есть
справедливость? Беззаконие... - Он со злостью тряхнул  головой,  встал  со
скамьи и  начал  нервно  ходить  перед  Савелием.  -  Ты  помнишь  второго
помощника капитана?
     - Касымова? Конечно, помню! Неплохой мужик...
     - Неплохой? - со злостью воскликнул Кошка, хотел что-то  сказать,  но
махнул рукой. - Прав тот, у кого больше прав!.. Ты думаешь, что  менты  не
знали о сегодняшней заварухе? Еще как  знали...  Здесь  многие  дорожку  к
кумовьям протопали за пачуху чая...
     - Знали и не вмешались? Что-то не верится... - нахмурился Савелий.
     - Да потому и не вмешалась, что знали  и  о  том,  что  здесь  Король
замешан...
     - Странно, выходит, вор в законе как бы на руку местам?
     - Чудак ты, Говорок, это называется военный нейтралитет... Им выгодно
чужими  руками  жар  загребать...  Выгодно,   чтобы   зеки   между   собой
перегрызлись... Это как рыбку ловить в мутной воде... А Король справедлив!
Знаешь, сколько он, мужиков отмазал? А наряды? Не дает мужиков в обиду!  -
с пафосом произнес Кошка  и  вдруг  добавил:  -  Хитрый  он...  -  Тут  же
спохватившись, сам себя перебил: - А здорово ты  их  разделал!  Я  слышал,
конечно, ребята на судне говорили, как ты их обучал, но чтобы так...
     - Да ерунда все это... Ладно, идем спать, а то мне завтра пахать...
     - И то... - Кошка поморщился. - Я-то могу поваляться... Ладно,  держи
краба и заходи ко мне: лекальщик уже в курсе, будет выпускать тебя...

                           РАЗМЫШЛЕНИЯ О КОРОЛЕ

     Савелию долго не спалось: какие-то  странные  и  непонятные  ощущения
охватили его. Вновь и вновь мысли возвращались к  происшедшему.  Нет,  ему
совершенно не было жаль тех, кого, вероятно, покалечил: с волками  жить  -
по-волчьи выть! До жути было неприятно,  словно  пришлось  прикоснуться  к
чему-то грязному и мерзкому. Господи! Неужели ему всю жизнь  предназначено
сталкиваться, с  подобной  пакостью?  Эх,  люди!  Люди?  Разве  это  люди?
Оказаться бы на каком-нибудь  необитаемом  острове,  чтобы  никого  рядом!
Никого! Один!.. Красота!.. Да Робинзон просто идиот! Чего ему не  хватало?
Чему завидовал? К чему стремился?  К  людям?..  Людям...  Эти  люди  могут
предать, подтолкнуть  к  пропасти,  даже  уничтожить,  вместо  того  чтобы
протянуть руку помощи и спасти! Жди, как же...
     Зачем он ушел тогда с  моря?..  Морс!  Что  может  быть  прекраснее?!
Прикрыв глаза. Савелий тут  же  увидел  его,  ощутил  солоноватый  привкус
морского воздуха, скользкую палубу траулера, которая, словно живая, готова
а любой момент опрокинуть тебя, сбить с ног в штормовую погоду.  А  с  чем
можно сравнить чувство, появлявшееся, когда после долгих  дней  неудачного
лова неожиданно вытаскиваешь из воды полный трал морского серебра: живого,
трепещущего от возмущения, что вырвано из привычной морской стихии?  Какое
счастье испытываешь всякий раз, какую тревогу и волнение  ощущаешь,  когда
приближается день возвращения к родным берегам, к порту приписки судна!..
     А все-таки интересная фигура этот Король! Вор в законе!..  Не  прост,
ох, не  прост!  Что  позволяет  ему  объединять  окружающих  его  людей  и
руководить ими? Старый, дряхлый, а поди же ты? Сильная натура, уверенный в
себе человек... Привыкший повелевать... За  версту  ощущаешь  в  нем  силу
духа! А в  местах  лишения  свободы  как  нигде  нужна  поддержка,  доброе
слово... А  он,  видно,  хороший  психолог:  на  одного  рыкнуть,  другого
погладить, с третьим посоветоваться... Стоп! Совсем забыл в суете:  он  же
четко сказал о Воланде! Значит, действительно  они  связаны!  ОНИ  и  сюда
добрались... Значит, боятся чего-то... Но чего? Чего?..  Че...  Постепенно
усталость сморила Савелия, и он забылся тревожным, неспокойным сном...

                               БУДНИ В ЗОНЕ

     На следующее утро Савелий не слышал ни сигнала подъема, ни того,  как
отряд ходил на завтрак, спал крепким сном. Те, кто был свидетелем  ночного
инцидента, реагировали по-разному,  заметив,  что  Савелий  не  встал  "по
подъему", нарушив тем самым режим содержания, - одни злорадно поглядывали,
ожидая возмездия за нарушение, другие завидовали ему, уверенные,  что  это
он демонстрирует "независимость", третьи просто боялись разбудить, хотя  и
жалели его...
     - Жулики! Выходим на проверку! Быстро!  -  приказал  завхоз  и  начал
прохаживаться по проходу, поторапливая  замешкавшихся.  Неожиданно  увидев
спящего Савелия, крикнул:
     - Тебя что, подъем не касается?
     - Не кричи! - буркнул Савелий, проснувшись, затем  откинул  одеяло  и
начал спокойно и не торопясь одеваться.
     - Тебе не кажется, что ты развел слишком буревую деятельность,  а?  -
разозлился завхоз.
     Все вокруг притихли, внимательно ожидая, чем  кончится  стычка  между
строптивым новичком и  завхозом,  которого  многие  побаивались:  от  него
зависела  жизнь  в  отряде.  Он  мог  "отмазать"   у   начальника   отряда
провинившегося от наказания, а мог, наоборот, "устроить"  наказание,  если
кого-то невзлюбил. Короче говоря, с ним старались не портить отношений.
     - И что дальше? - ухмыльнулся Савелий, продолжая одеваться.
     - Смотри: тебе жить... - многозначительно  произнес  завхоз  и  снова
закричал: - Чего уставились? Быстро выходим! - Потом повернулся к  Савелию
и негромко, но чтобы слышали окружающие, бросил с ехидной усмешкой:  -  До
отбоя переберешься на третий ярус! Ясно? Вот так... - Он пошел к выходу.
     Савелий хотел что-то возразить, но покачал головой и промолчал: вот и
реакция на ночные события... Интересно! Завхоз спит у себя в  каптерке,  а
ему уже все известно! Разведка... Но  Савелий  удивился  другому:  блатные
получили отпор, а "сука" вдруг недовольна... Есть о чем подумать...
     Когда он едва не последним выходил из  секции  на  проверку,  к  нему
подошел завхоз.
     - Говорков, на вахту! - крикнул он, словно Савелий находился в  конце
секции, а не в двух шагах от него.
     - Зачем?
     - Там узнаешь! - многозначительно ухмыльнулся тот...
     Постучав в дверь комнаты дежурного  помощника  начальника  колонии  и
услышав "Войди!", Савелий переступил ее порог, прикрыл дверь и невозмутимо
доложил - капитану Зелинскому:
     - Осужденный Говорков! Вызывали?.. Завхоз сказал...
     - Вот ручка, бумага... садись, пиши! - После ночного дежурства  глаза
у капитана были красные и воспаленные.
     - Что писать? - искренне удивился Савелий.
     - Объяснительную...
     - Какую?
     - Что ты ваньку валяешь? - Зелинский устало хлопнул по столу.  -  Что
произошло сегодня ночью?
     - А что произошло сегодня ночью? - невозмутимо спросил Говорков.
     Поведение заключенного вывело капитана из себя, и он зло начал:
     - Та-а-ак... Значит, ничего? Ты спокойно отработал, пришел, лег спать
и спал до самого подъема, не просыпаясь?
     - Так...
     - И никто к тебе не приходил? Никто не хотел свести с тобой счеты?
     - Никто...
     - И ты так спал, что не заметил целой группы осужденных? И Аршин,  то
есть Бирюков, сам упал с крылечка и сломал себе челюсть?.. А вместе с  ним
упали еще трое, сломав ребра и получив тяжелые  сотрясения  мозгов?!  Так,
что ли?
     - Но я-то при чем? На мне-то нет  ничего  подобного:  ни  ушибов,  ни
синяков... Могу раздеться...
     - А это мысль! - воскликнул капитан, уверенный, что  сейчас-то  он  и
сможет изобличить лгуна. - Раздевайся!
     Савелий, пожав плечами, начал оголяться. Раздевшись по пояс и спустив
брюки, спросил:
     - Трусы снимать?
     - Повернись! - приказал Зелинский, внимательно  оглядывая  его  тело.
Заметив страшный шрам на спине, нахмурился.
     - Откуда шрам?
     - На спине, что ли? - не спеша одеваясь, равнодушно спросил  Савелий.
- Это по пьяни, в драке одной...
     - Сила есть - ума не надо!
     - А что, битие определяет сознание!
     - Да ты, гляжу, философ!
     - Это ваша философия, не моя...
     - Наша?
     - Ну, тех, кто в погонах! Прав тот, у того больше прав, а не тот, кто
прав! Не ваша  ли  это  мысль?  -  нервно  застегивая  телогрейку,  бросил
Савелий.
     - Не все так думают... - тихо заметил Зелинский.
     - Бросьте! Не все думают, да все поступают.
     - Вот что, философ, до прихода режима посидишь в ШИЗО! Это, кстати, в
твоих же интересах...
     - И все-то вы за меня знаете: что лучше, что хуже.
     Зелинский пристально посмотрел на него и крикнул:
     - Федор Федорович! В комнату заглянул пожилой прапорщик.
     - У нас четырнадцатая свободна?
     - Там же Игумнов!
     - Игумнов? Не освободился еще? - поморщился капитан, но вдруг,  хитро
улыбнувшись, предложил: - А что, даже интересно! Вот к нему и посади...  К
этому рецидивисту...

                          В ШИЗО С "РЕЦИДИВИСТОМ"

     В четырнадцатой камере Савелий уже сидел, когда их этапом доставили в
зону. Тогда он был в наручниках и в камере был жуткий холод. Сейчас в окно
вставили стекло, и в ней было сравнительно тепло.
     В самом углу у трубы отопления сидел маленький старичок. На  вид  ему
было за семьдесят. Сморщенное, похожее на моченое яблоко  лицо  напоминало
старушечье. Совершенно беззубый рот был плотно закрыт, и подбородок  почти
касался носа. Глаза у него слезились то ли от старости, то ли болели.
     - Привет, отец! - проговорил Савелий.
     - Ага... Курить фто е? - прошамкал тот.
     - Не курю, отец...
     - Фудо, шовшем фудо... - тяжело вздохнул старик.
     - Это правда, что ты  рецидивист?  -  спросил  Савелий,  присаживаясь
рядом.
     - Шишнадцатый раж шижу... - согласно кивнул дед. - Шорох ходов вже...
     - Сколько же тебе лет?
     - Жа шипадешат... мышлю... - Он еще больше  наморщил  лоб,  вспоминая
что-то. - В шорок третям пощадили, так и гуляю...
     - В сорок, третьем? За что же тебя?  Ведь  и  пятнадцати,  верно,  не
было? - удивился Савелий. - Так жа  Шталина,  милай,  жа  его  родимого...
Двачать пять и дали...
     - Как же ты умудрился-то за него в тюрьму сесть? Или родители были  в
чем замешаны?
     - Не-е-е... Родителев не было: широта я... На  монштрачии  неш  ображ
Шталина и уронил в гряжь: меня и забрали...
     - А потом что же, разбойничать начал или воровать?
     - Нет, милай... Какой с мени ражбойник аль вор?.. Жа  пашпорт  папку,
жа него, милай, шнжу, гажу...
     -  Ты  хочешь  сказать,  что  пятнадцать  раз  сидишь  за   нарушение
паспортного режима? - догадался вдруг ошарашенный Савелий.
     - Почему хочу, посажал уж...
     - А в ШИЗО за что попал?
     - Так шрок у меня кончатша шереж два  дня,  а  куды  мне  итать?  Нет
никого - ни родных, ни ближних... Напишал  я  в  Кремль,  Горбашову,  чтоб
разрешил,  значит,  оштатьша  ждешь,  в  жове,  жима  же,  куды  мне...  А
начальство и прознало,  што  мимо  них  пишмо  отправил  на  волю,  вот  и
жашадали...
     - Правда, что ли?
     - Эй, щинок, щинок  -  покачал  он  маленькой  головой  и  с  грустью
отвернулся и теплой трубе...
     Савелий снял с себя  куртку  спецовки  и  прикрыл  ею  иссохшее  тело
старика.
     -  Шпашибо,  щинок...  -  благодарно  прошепелявил  тот,  купаясь   в
неожиданный подарок. - Как думаешь, дождусь ответа из Кремля? Савелий  лег
на голые доски и прикрыл глаза... Поспать, однако, не пришлось: вскоре его
отвели к начальнику режимной части - розовощекому капитану.
     - От кого решил в ШИЗО спрятаться? - хмуро глядя на него, спросил  он
Савелия.
     - И не собирался! - буркнул Говорков. - Сам не знаю, за  что  в  трюм
опустили...
     - Так уж и не знаешь? - Капитан хитро посмотрел ему в глаза,  но,  не
дождавшись ответа, сказал: - Ладно, иди на работу, нечего прохлаждаться...
Коль припечет - сам прибежишь...

                                 У КЕШКИ

     Потянулись медленные  и  однообразные  дни.  Окружающие,  поняв,  что
Савелий не склонен допускать кого-либо в свою душу, оставили его в  покое,
предоставив возможность "вариться в собственном соку". Именно  это  ему  и
было нужно, об этом они мечтал: остаться одному со  своими  переживаниями,
со своими мыслями...
     Однако в зоне были и те, кто не хотел мириться с его независимостью и
при любом удобном случае старался "ткнуть мордой в  грязь",  "поставить  в
стойло"...
     Нет, это были не блатные: Король выполнил свое обещание, и  никто  из
них не задевал Савелия. Как ни странно,  его  независимость  не  нравилась
другому "лагерю" - к нему относился завхоз, который не  упускал  ни  одной
возможности, чтобы не состряпать на Савелия докладную, не послать  его  на
внеочередные хозработы  как  нарушителя  режима  содержания.  Бесстрастная
реакция  Савелия  еще  больше  озлобляла  самолюбивого   завхоза.   Другим
человеком этого "лагеря" был заместитель командира роты капитан Зелинский,
для него Савелий стал объектом "усиленного внимания", и при каждом удобном
случае он проявлял особую "заботу".
     Правда, одно событие несколько улучшило положение Говоркова  в  зоне,
несколько смягчило завхоза. Как-то незадолго до утреннего подъема  Савелия
разбудил завхоз и шепотом предложил зайти к  нему.  Его  заискивающий  тон
настолько, удивил Савелия, что он быстро оделся и пошел в каптерку.
     Завхоз молча протянул ему увесистый сверток и, увидев  недоумение  на
лице Савелия, многозначительно проговорил:
     - От кого, надеюсь, понятно?..  Савелий  пожал  плечами  и  развернул
сверток: новый костюм черного цвета, спецовка вольного покроя  с  двойными
швами,  шапка  с  натуральным  мехом,  шерстяной  шарф  и  белью   вязаные
перчатки...
     С этого дня он с удивлением обнаружил, что относиться  к  нему  стали
более уважительно. Любой коллектив, в том числе и людей, лишенных свободы,
представляет собой точную копию общества в целом. Только в местах  лишения
свободы все пороки более  обнажены,  более  изощрены.  Сильный  -  значит,
правый. Хорошо одет - значит, имеет возможности и т.д.,  а  такого  больше
уважают или завидуют ему...
     Однако ничто не изменило Савелия, он продолжал держаться особняком не
только в жилой зоне, но и на работе. Хотя на  работе  уединиться  труднее:
приходится разговаривать в силу "служебной необходимости". У  Савелия  все
легко получалось, и к нему часто обращались за  помощью  то  бригадир,  то
мастер, зависящий, как и все, от выполнения плана.
     Заметив его безотказность, мастер чуть  подобрел  к  своему  тезке  и
старался по возможности поощрять его:  то  в  приказе,  то  дополнительным
отовариванием в магазине зоны. Конечно, он был  весьма  скуден:  не  самые
лучшие рыбные консервы да каменные пряники, но и это  выручало  в  трудную
минуту...
     Чтобы ни о чем  не  думать,  Савелий  полностью  окунулся  в  работу,
прихватывая и вторую, а то и третью смены. Труднее было,  когда  наступали
праздники. В  эти  "свободные"  дни  ничего  не  отвлекало,  и  начиналось
самокопание, на. Савелия накатывало такое, что  в  пору  волком  выть  или
биться головой об стенку... К счастью для Савелия, таких дней выпадало  не
очень много.
     Поначалу Савелий избегал общения со своим бывшим  сослуживцем  Кешкой
Сахно. Почему-то Кошка вызывал в нем раздражение, бередил душу,  напоминая
о счастливом и радостном прошлом, заставлявшем сжиматься  сердце.  Но  шли
дни, и Савелию неожиданно захотелось удариться в эти воспоминания.
     Он стал чаще появляться  в  "мастерской",  как  претенциозно  называл
Кошка свою комнатушку. Надо  заметить,  что  толком  поговорить  им  почти
никогда не удавалось: каждый раз кто-нибудь да мешал -  то  завхоз  зайдет
что-то надписать, то комендант зоны с  заданием  начертить  или  расписать
какой-либо "уголок" обязательств, сатиры или санитарии и гигиены, а то  из
администрации  кто  пожалует  для  проверки,  "шмона",   обычно   "визиты"
заканчивались просьбой переплести книги или журналы...
     - Что делать? - говорил в таких случаях Кошка.
     - Хочешь жить - умей вертеться Сейчас-то еще ничего... Вначале трудно
было: то режимник заскочит, то кум нагрянет, то из роты, то из  батальона,
и каждому дай... Сколько красок, кистей, сколько  книг  зашмонали.  Увидит
детектив: "Дай почитать!" Попробуй, не дай! Раз дал,  два,  а  возвращать,
так нет, потерял, говорит... Э-э, думаю, шалишь! Хватит!  Хрен  вы  больше
что возьмете...
     - Так и сказал? - ухмыльнулся Савелий.
     - Что ж я, дурак, что ли? Я поумнее придумал...
     - Он хитро прищурился. - Пару раз столкнул их лбами, сразу зауважали!
     - Как это?
     - Очень даже просто!  Пришел  как-то  режим...  Ну,  этот,  Цитрамон.
Кличку эту дали острословы за его пагубную страсть к зеленому змию. Причем
пьет он все, что горит и имеет градус или с ног сшибает, по его выражению.
И, естественно, после принятия какой-нибудь гадости утром  от  него  несет
всякими парами, и голова трещит, как пустой орех, для поправления  которой
он и  ныряет  перся  проверкой  в  санчасть,  глотает  обычную  свою  дозу
цитрамона: пять таблеток. Так вот, повадился он ко мне и  тащил  все,  что
можно было загнать на опохмелку. А тут как-то кум дал мне переплести Агату
Кристи... -
     - А Цитрамон увел ее, и ты "не стал молчать  об  этом"?  -  догадался
Савелий и фыркнул: Представляю их душевный разговорчик!
     - Таким образом, еще кое-кого так наказал... С тех пор и зауважали...
Да  и  с  левыми  работами  приставать  перестали...  По   крайней   мере,
бесплатно... Хозяин мне - сделай то-то и  то-то,  а  я  ему  -  не  успею,
такой-то приказал сделать ему... Тот на дыбы: "Посылай всех  ко  мне,  кто
мешает исполнять мои поручения!" С тех пор только по  его  записке  теперь
работаю, если мне не выгодно или не хочется делать кому-нибудь...  Правда,
стараюсь не очень борзеть: вмиг скушают... А ты что такой смурной?  Устал,
что ли?
     - С Зелинским цапанулся... - буркнул Савелий.
     - Опять? Чего он к тебе привязался: мужик вроде  неплохой...  Что  на
этот раз?
     - Неплохой! Самая настоящая мразь! -  вспылил  Савелий.  -  Снимаемся
вчера с промзоны, кричит: "Осужденный Говорков, почему пуговица верхняя не
застегнута?"
     - Он что, на съеме вчера был? - озабоченно спросил Кошка. - Ну и что?
     - Что-что! Ларек, вот что!
     - Второй раз ларьком хлопает! Да ладно, не бери в голову: видно,  под
руку попался!
     - Ага, под руку! А в прошлые разы тоже под руку? Когда же они оставят
меня в покое?
     - Ты, Савелий, главное - держись: нервы береги
     -  может,  они  того  и  добиваются,  чтобы  срок  нам  продлить!  Не
поддавайся!
     - Пойду я! - Савелий встал, раздраженный, непримиримый.
     Кешка хотел остановить, но понял, что приятелю  лучше  сейчас  побыть
одному, пожал ему руку и добродушно улыбнулся:
     - Ты заходи почаще...

                             ВСТРЕЧА С АРШИНОМ

     От перенапряжения или просквозило в  цеху,  но  Савелий  почувствовал
сильную головную боль, и все тело  ломало,  как  при  гриппе.  Помучившись
несколько дней, он решил наведаться в санчасть.
     В небольшом  коридоре  санчасти  народу  было  много:  три  скамейки,
стоящие в предбаннике,  занимали  в  основном  и  кто  не  мог  стоять,  -
загипсованные ноги, ранения в живот,  некоторые  с  перевязанной  головой.
Савелий пристроился за парнем с рукой в гипсе. От температуры он настолько
ослабел, что стоял с огромным трудом, на бледном лице проступили бисеринки
мелкого пота. Дверь в коридор санчасти приоткрылась, и на пороге показался
молодой упитанный зек в белом халате, санитар санчасти.
     - Кто к врачу? - важно произнес он.
     - Я на перевязку...  -  заявил  парень  с  перевязанной  рукой,  чуть
посторонившись, пропустил Савелия вперед.
     - Записан? - подозрительно спросил санитар.
     - Нет! У меня температура... Грипп, думаю...
     - Ну и что?! Грипп у него!  Записаться  нужно  было,  не  примет,  не
положено! - Он безразлично отвернулся от Савелия. - Кто записан к врачу?
     - Ты, мразь... - тяжело дыша, тихо выдохнул Савелий. - Я тебя  сейчас
запишу, сука! - Он Шагнул к нему.
     - Ты что, земляк? Я же ничего... Это же не я... - залепетал санитар и
тут же посторонился. - Заходи, Бешеный, может,  примет...  -  Взглянув  на
бирку, суетливо спросил: - Говорков?
     В кабинете терапевта  стояла  медицинская  кушетка,  рядом  с  ней  -
похожая  на  торшер,  с  мощной   подставкой,   сильная   электролампа   с
рефлектором, соллюкс, используемая здесь не только для светолечения, но  и
для  вспомогательного  освещения  больного.  За  столом  восседал  бледный
круглолицый  врач,  с  интересом  листавший  "Советский   экран".   Сквозь
тщательно  отутюженный  зеками  белоснежный  халат   просвечивали   погоны
капитана. Чуть выждав, когда тот соизволит оторваться от чтива, Савелий не
выдержал и зло бросил:
     - У меня температура!
     - Ну и что? - едва взглянув на него, безразлично проговорил доктор  и
буркнул, вновь углубляясь в журнал. - Записан?
     - У меня температура! - почти выкрикнул Савелий.
     - Санитар, принеси карточку... - Врач продолжил свое чтение.
     - Вот, гражданин капитан. - Санитар положил перед ним карту Савелия.
     - Подойди! - проговорил врач,  взял  его  руку  и,  сделав  вид,  что
считает пульс,  тут  же  добавил:  -  Ничего  страшного  -  не  высокая...
выживешь. - Он ехидно посмотрел на Савелия и приоткрыл окошечко  в  Стене,
соединявшее кабинет врача с, процедурным кабинетом. - Танечка, дай ему три
таблетки кальция и  две  аспирину...  За  ночь  пройдет  -  и  на  работу!
Следующий!
     Савелий наклонился и посмотрел на него в  упор,  потом  повернулся  и
пошел прочь.
     - Не понял? - наморщился капитан. - Осужденный!
     - Где вас таких  только  делают?  -  не  останавливаясь,  пробормотал
Савелий.
     -  Осужденный!..  Говорков,  таблетки  возьми!  -  крикнул   вдогонку
капитан.
     - Да засунь ты их себе... - бросил Савелий хлопнул дверью.
     Напяливая в предбаннике верхнюю одежду, Савелий уже не сдерживался  и
поносил капитана от души:
     - Костолом паршивый!..  Коновал  в  погонах!..  Расселась,  падла,  и
картинки смотрит!.. В Афгане бы тебя  повстречать,  суку!  При  выходе  из
санчасти его догнал санитар:
     - Говорков!.. Бешеный, погоди!
     - Да пошел ты! - обрезал Савелий.
     -  Да  погоди...  вот!  -  Он  сунул  Савелию   пачку   таблеток.   -
Температурные, от гриппа... У меня в заначке были... Бери-бери... - Он тут
же ушел, прикрыв за собой дверь.
     Глядя  ему  вслед,  Савелий  немного  постоял,  потом  повернулся   и
столкнулся нос к носу  с  Аршином...  Он  явно  шел  к  врачу.  Жалкий,  с
перекосившимся лицом. Казалось, что его длинный  рост  укоротился.  Увидев
Говоркова, он вздрогнул, вжал голову в плечи и стал  еще  ниже  сообразив,
что опасность не грозит и Савелий не собирается бить его,  Аршин,  шамкая,
как старик, - то ли челюсть неправильно срослась, то ли  из-за  отсутствия
передних зубов, - прищурясь, процедил:
     - Благодари Короля, а то бы давно ногами вперед вынесли...
     - При чем здесь Король? Это же не он, а я  тебя  вразумил,  -  тяжело
дыша, отрезал Савелий.
     - На дурака косишь, что ли? Если бы не он, то... И тут Савелий понял,
что стоящего перед ним  злобного,  опустившегося  до  животного  состояния
человека, у которого инстинкт  преобладает  над  разумом,  уже  ничего  не
сможет исправить. Этот человек признает только  силу.  В  нем  великолепно
уживаются  два  противоположных  начала:  рабское  и  хозяйское.   А   что
преобладает, зависит не от его разума, а от сиюминутной ситуации.  Покачав
головой, Савелий, приблизившись к нему, почти шепотом произнес:
     - У меня свои законы: один раз - предупреждаю, второй - учу, третий -
убью!
     Последнее слово он произнес настолько просто и обыденно,  что  именно
поэтому оно и прозвучало жутко и  страшно.  Аршин  невольно  попятился  от
него, словно сейчас именно тот, третий раз...

                             "БЫТ" ЖИЛОЙ ЗОНЫ

     Жизнь брала  свое,  и  Говорков  вроде  бы  даже  начал  привыкать  к
однообразной лагерной жизни: работа, иногда  небольшой  отдых  за  книгой,
телевизором, потом сон, и так каждый День... Но иногда происходило  что-то
такое, чего он более всего боялся: по капельке набиралась, искала  выхода,
но не находила какая-то сила.
     Как-то на фабрике отключилась  электроэнергия,  произошла  авария  на
подстанции, и всех работающие загнали в жилую зону по баракам (жилая  зона
имела автономную электростанцию - не очень мощный движок, которого хватало
на освещение периметра зоны и жилых помещений). Провалявшись пару часов на
кровати (завхоз все-таки изменился  к  нему  и  снова  перевел  на  нижнее
место), Савелий попытался читать, но мысли жужжали, роились, словно пчелы,
хотелось выплеснуть их кому-нибудь, но идти к Кошке не хотелось, а другого
человека не было...
     В  отличие  от  Савелия   свободные   от   работки   довольные   этим
обстоятельством заключенные занимались кто  чем:  зашивали,  штопали  свою
одежду, писали письма, варили чифир... В  проходе  напротив  Савелия  двое
играли в шахматы. Играли молча, сосредоточенно. Из-за того, что  в  секции
тусовались  почти  все  живущие,  было  сравнительно  тепло,  и  один   из
партнеров, обнажившись  по  пояс,  сверкал  многочисленными  наколками  на
туберкулезном теле. У напарника позиция была явно лучше,  достаточно  было
взглянуть на его довольную скуластую физиономию.
     Вокруг играющих столпились  несколько  любопытных  и  молчаливо,  без
комментариев, следили за игрой. Комментировать в  местах  лишения  свободы
очень  опасно,  тем  более  когда  играют  "под  интерес":  есть  реальная
опасность  пострадать,  и  не  только   физически...   Проигравший   может
потребовать от подсказавшего оплатить свой проигрыш...
     Сначала игра шла нормально,  без  эксцессов,  но,  проиграв  одну  за
другой две партии удачливому сопернику, тот, что с наколками,  все  больше
нервничал, и в какой-то момент  ему  показалось,  что  один  из  зрителей,
приятель его соперника и такой же молодой, как он, подает знаки.
     - Слышь, свали отсюда, земляк! - угрюмо бросил он ему.
     - Я что, мешаю тебе? Я же сижу молча,  не  подсказываю,  -  попытался
спокойно пояснить тот.
     - Не подсказываешь? А чего рожи корчишь? Маяки даешь? Сказал - свали,
значит, свали!
     - Ты еще укажи, где мне стоять можно,  а  где  нельзя!  -  усмехнулся
парень.
     - Ты чего, кобыла, пасть разеваешь? - разъяренно вскочил с места тот,
что с наколками.
     - Что ты, Сиплый, запретного хапнул, что  ли,  -  улыбнулся  спокойно
парень, - или спал плохо?
     - Запретного сейчас ты хапнешь! - Сиплый неожиданно  выбросил  правую
руку в лицо парню, потом еще раз и еще. Коротко вскрикнув,  тот  попытался
прикрыться от него, обхватив руками лицо, на котором появилась  кровь.  Но
Сиплый,  озверевший  от  проигрышей,  бил  в  незащищенные  места.  Однако
настырный парень терпеливо выдерживал его удары и не собирался  отступать.
Выбрав момент, он ухватился руками за  кровать  третьего  яруса  и  обеими
ногами ударил Сиплого в грудь... Тот опрокинулся на кровать, сбив  на  пол
шахматную доску,  но  сразу  вскочил  и  схватил  табуретку...  Взревел  с
отборным матом и взметнул над головой табуреткой, случайно  задев  кровать
Савелия. До этого момента  он  лежал  спокойно,  безразлично  наблюдая  за
стычкой, но едва она коснулась его, внятно бросил, чуть  приподнявшись  на
локте:
     - А ну, хорош!.. Распылились тут... Надо друг другу морды поразбивать
- валите на улицу... - с угрозой  проговорил  он.  -  Или  мне  встать,  -
успокоить?
     Сиплый хотел было что-то возразить,  но,  перехватив  жесткий  взгляд
Савелия, нехотя опустил табуретку на место и начал восстанавливать партию,
словно ничего не произошло, но все-таки процедил парню:
     - Проиграю - платить будешь ты!
     -  Посмотрим!..  -  отозвался  тот,  стирая  платком  кровь  с  лица.
Любопытные, с интересом наблюдавшие  за  дракой,  разошлись  и  продолжили
прерванные занятия...
     - Привет, дружок! - услышал Савелий голос Кашки. - Киснешь?
     - Да так... Чего еще делать?
     - Хочешь, чифирнем?
     - Где достал?
     - С крытки подогнали! - усмехнулся тот. - На свиданке был, а  сегодня
Зелинский дежурил... Удалось вынести... И чего ты с ним не ладишь? Он явно
неравнодушен к тебе!
     - Точно, неравнодушен, так любит, что скушать готов!..
     - А он, между прочим, тоже афганец!
     - Не пойдет афганец сюда работать! - зло  проговорил  Савелий.  -  Не
может он быть афганцем!..
     - Не скажи, Говорок! Разные бывают  обстоятельства,  поверь...  Я  на
свиданке случайно услышал...
     - А к тебе кто приезжал, жена?
     -  Жена?  -  Кошка  нахмурился.  -  Нет,  мать...  Маманя...   Всяких
вкусностей навезла: жалко, что только двое суток... - Он начал вытаскивать
из карманов Шоколадные конфеты,  кусок  сервелата,  открытую  банку  икры,
лимон, три головки чеснока и три пирожка. - С вареньем и с  мясом...  Сама
пекла...
     - Я уж и забыл вкус всех  этих  продуктов...  -  радостно  воскликнул
Савелий, потирая руки. - Попируем  сейчас...  Как  тебе  удалось  все  это
пронести...
     - Я ж говорил... Ну не суетись: это все  тебе!  Я  нахавался  там  по
макушку... Не думай, себе тоже оставил...
     - А может, составишь компанию?
     - Нет, а чифирну с удовольствием... На свиданке какой чифир: с  одной
стороны - завались, а с другой - не с кем, пару раз чифирнул,  и  никакого
удовольствия...
     - Вообще-то пора завязывать с ним, мотор посадить можно...
     - Твой мотор? -  усмехнулся  Кошка.  -  Да  твоего  мотора  на  троих
хватит... Или пошаливает?
     - Да нет пока, но все-таки...
     - Короче, Склифосовский, не выдумывай! В этот момент  от  играющих  в
шахматы вновь послышался шум: Сиплый, как видно, снова проигрывал и  решил
выместить злобу на парне, с которым уже схватывался.
     - Ну все, кобыла, я  тебя  предупреждал!  -  заревел  он,  вскочил  с
кровати, опрокидывая табурет с шахматной партией,  вцепился  в  парня.  На
этот раз парень не стал ожидать его ударов, а сам неожиданно пнул  Сиплого
в пах коленом. Согнувшись пополам, тот  упал  на  пол  и  начал  кататься,
подвывая то ли от боли, то ли от злости. Его приятели, сидевшие  в  разных
углах барака, мгновенно подскочили к парню и сбили его с ног.
     - Что, снова вам неймется? - недовольно рыкнул на них Савелий.
     Зыркнув на него, те подхватили молодого парня под руки и  потащили  к
выходу. Сиплый быстро вскочил с полу и бросился вслед за ними.
     - Ты что, Савелий? - нахмурился Кошка.
     - Надоели они все! - выдохнул он. - Днями и ночами не вылезал,  бы  с
промки... Покалечат  парня-то...  -  сказал  он  неожиданно,  но  каким-то
безразлично бесцветным голосом.
     - Да плюнь ты на него: видно, давно нарывался сам... Так  что,  будем
чифирить или варить не хочешь?..
     - Как это не хочу?.. Конечно, хочу! -  Савелий  вытащил  из  тумбочки
пол-литровую банту, достал  из  потайного  места  кипятильник  и  пошел  в
умывалку, где стояли розетки. Неожиданно  ему  навстречу  оттуда  повалили
зеки.
     - Что, свет вырубили? - спросил он одного.
     - Да нет, Бешен... - замялся тот. - Но ты лучше не ходи туда...
     - Что? - нахмурился Савелий, однако того уже и след простыл.
     Савелий пожал плечами и двинулся вперед. Не дойдя до дверей умывалки,
он услышал шум и приглушенные стоны и сразу догадался, что там  происходит
разборка с тем молодым парнем но то, что ему довелось увидеть, даже близко
не приближалось к его догадкам...
     Трое приятелей Сиплого крепко держали молодого парня,  лицо  которого
было залито кровью, а  Сиплый,  видно,  совершенно  потерял  контроль  над
собой: остервенело бил его  ногами  и  кулаками  куда  ни  попадя.  Парень
потерял сознание и обмяк в руках державших.
     - Может, хватит с него,  Сиплый?  -  неуверенно  проговорил  один  из
державших - здоровенный бугай лет тридцатое добродушным лицом.
     - Что, жалко подлюку стало? - зло бросил Сиплый. - А Малыша  тебе  Не
жалко, которого он уряднику сдал? Не жалко, что он  теперь  в  шестиместке
парится? - Было заметно, что Сиплый сам себя заводит. -  Нет!  Этот  козел
должен стать петушком! Пусть кукарекает, а не стучит!
     Он подал знак  державшим  парня  приятелям,  и  те  быстро  повернули
безвольное тело парня задом к Сиплому, который тут же сорвал с него брюки.
     - А вы сомневались! - довольно рассмеялся Сиплый. -  Смотрите,  какая
попочка! - Он похлопал по  розовым  ягодицам,  затем  нежно  погладил  их,
плотоядно улыбаясь. Его руки  стали  нервно  подрагивать,  глаза  налились
страстным возбуждением. - Ух ты, мой петушочек... Сейчас  в  твою  попочку
войдет твой дружочек... - Он уже тяжело дышал: было видно, что сейчас  его
хоть убей, но он не откажется от задуманного. - Сейчас, сейчас загоню тебе
кожаный шприц под кожу... Будет немного больно - он у меня с шарами, -  но
ты терпи...
     Он расстегнул брюки и вытащил наружу свой член,  который  был  уже  в
состоянии боевой готовности. Достаточно больших  размеров,  он  был  очень
уродлив: весь покрыт буграми от шаров, с наколкой "везде пролезу".  Сиплый
наклонился, плюнул парню в задницу, затем  раздвинул  ягодицы  и  с  силой
вогнал в него свой член. Парень дернулся,  закричал  от  боли,  приходя  в
сознание.
     - Что ты делаешь, сволочь?! Сука позорная!.. Ты же не жилец больше на
этом свете!.. - Он начал извиваться  всем  телом,  пытаясь  вырваться,  но
держали его крепко. На пол потекла кровь.
     - Чо вы смотрите? - взревел вдруг Сиплый. - Чижик, сунь  ему  в  рот!
Может, ему понравится... - Он заржал, довольный  своей  шуткой,  продолжая
качать, словно поршнем, своим членом.
     Чижик, державший парня за плечи,  возбужденный  происходящим,  быстро
обнажил свой член, обхватил парня руками за уши и сунул  ему  в  рот.  Тот
попытался Сжать челюсти, но тут получил такие удары по бокам и голове, что
моментально обмяк и уже ничего не соображал...
     - А что, ты прав, Сиплый, очень профессионально чмокает, - осклабился
Чижик, входя во все больший экстаз... Неожиданно заметил стоящего у  входа
Савелия, который то ли оцепенел от происходящего, то ли ему было настолько
безразлично, что он просто ожидал, когда  закончится  этот  бардак  и  ему
можно будет спокойно сварить чифир...
     - А, Бешеный! - хрипло выдавил Чижик -  очень  хоо-рошо...  -  громко
добавил он, дернулся пару раз и брезгливо кивнул на парня. - Может,  и  ты
ему навалишь на зуб? А, Бешеный?
     Савелий хмуро взглянул на него, потом на  Сиплого,  выкрикивающего  в
экстазе:
     - Хорошо, бля, буду, хорошо!.. А-а-а... Обхватив за бедра парня  так,
что ободрал кожу ногтями. Сиплый с силой вогнал член  до  конца...  Парень
вновь застонал. Сиплый выдернул из него обмякшую плоть,  обтер  о  рубашку
парня его кровь, заправил в брюки и бросил тому, кто предлагал  остановить
избиение:
     - Ну что, теперь твоя очередь, Кучерявый! А может, действительно  ты,
Бешеный? А?
     - Я свой член не на помойке нашел! - хмуро обрезал Савелий, подошел к
полке, поставил банку с водой и воткнул кипятильник.
     - Мне что-то тоже расхотелось... - неуверенно протянул  Кучерявый,  и
они выпустили парня из рук. Он  кулем  свалился  на  плиточный  пол  и  не
шевелился.
     - Слушай, Сиплый, ты случайно своей  балдой  не  проткнул  печень?  -
разгоготался неожиданно Чижик.
     - Вишь, не шевелится...
     - Ага, я. - ухмыльнулся Сиплый. - А может, и ты  через  горло  легкие
задел... Ладно, пошли отсюда: мужикам чифир варить надо.
     Когда Савелий засыпал чай в кипящую банку, парень очнулся,  огляделся
вокруг, заметил Савелия, и в его глазах была такая ненависть, что  Савелий
подумал. "Это добром не кончится..." Парень медленно встал с пола, натянул
брюки и, пошатываясь, словно пьяный, вышел из умывалки...
     Когда Савелий принес чифир, Кошка разглядывал какой-то журнал.
     - Тебя только за смертью посылать! - полусердито сказал он.
     - Там этого  молодого  опустили...  -  неожиданно  для  себя  ответил
Савелий.
     - Ну и что? Брось ты, сами разберутся... Все тебя спросить  хочу:  за
что тебя окрестили?
     - Быть беде... -  не  выйдя  еще  из  своих  мыслей,  сказал  Савелий
взглянул на Кошку. - Слушай, дружан, за что тебя  окрестили?  Все  забываю
спросить. Кошка заливисто заржал на всю секцию.
     - Ну, Ты даешь, Савка! - Он стер  улыбку,  внимательно  посмотрел  на
Савелия, понял, что тот действительно не слышал его вопроса, махнул рукой.
-  Ладно...  Помнишь,  я  тебе  говорил  за  второго  помощника?  Неплохой
человек... - Кошка криво усмехнулся, - этот "неплохой"  человек  заколебал
меня сноси простотой!.. Повадился ко  мне,  котяра,  сначала  ужиком:  "Не
можешь ли ты, Кешенька, дать мне косточек для моего  песика?"  Жалко,  что
ли? Раз дал, другой... "У меня праздник завтра, а в магазин  не  поспеваю,
не дашь ли чего-нибудь вкусненького..." Вот падаль! И  пошло,  и  поехало,
начал приходить как к себе на кухню: то одно возьмет, то другое...  А  тут
тралим, тралим, и все впустую. Скоро возвращаться, а плана нет...  Да  еще
шторм... - Он тяжело вздохнул.
     - Сам не знаю,  как  умудрился  поскользнуться...  Перелом...  Слава,
богу, закрытый, - он снова  улыбнулся.  -  Поскользнулся,  упал,  закрытый
перелом. Очнулся - гипс... Меня - в кровать, а температура под сорок, врач
в панику...
     - Это Данилыч-то в панику?
     - Списался Данилыч - инфаркт... А новый только из института,  зеленый
совсем: гангрена, кричит, начинается, резать надо... Я, естественно, ни  в
какую!  Меня  в  ближайший  порт,  на  самолет  и  в  Москву...  Оказалось
воспаление легких... Совпало так... Отлежался три месяца,  вставать  начал
на костылях и в порт, ребят встречать... Смотрю, что-то не  так:  косятся,
цедят сквозь зубы... Короче, эта  мразь,  когда  я  его  от  кухни  отшил,
пригрозив, что доложу капитану, решил воспользоваться  моим  несчастьем...
Рапорт, ревизия, небольшая недостача, собрание, и главным обличителем был,
как ты думаешь, кто?
     - Неужели Касымов?
     - Ага, он самый, "неплохой" человека  Тут-то  я  не  сдержался:  весь
костыль об него обломал... Двести шестая, часть вторая, три года...  Жаль,
что костыль легким оказался... А жена? Жена бросила  меня...  Сразу  после
суда... Ладно, банкуй!.. Хочешь, еще кого позови.
     - Кривой, - крикнул Савелий, - иди хапни с нами индюхи!..
     Когда они уже заканчивали чифирять, в спальную вошел завхоз,  поманил
пальцем Лариску и что-то сказал ему. Тот радостно улыбнулся,  подскочил  к
ярусу, где лежал молодой  парень,  опущенный  в  умывалке,  подхватил  его
постель и перенес в "девичий" угол на свободную кровать.
     И  вновь  Савелий  подумал,  что  это  происшествие  так  просто   не
кончится... И на этот раз его интуиция не подвела:  наутро  Сиплого  нашли
мертвым в своей постели, а Чижик еще  дышал,  и  его  быстро  отправили  в
больничку, где он спокойно и тихо умер через несколько часов...  Их  обоих
проткнул насквозь заточенным электродом обиженный паренек и под самое утро
пошел на вахту сдаваться... Его  с  зоны  убрали,  провели  следствие,  на
которое вызывали и Савелия: кто-то доложил, что он был во время насилия  в
умывалке, однако паренек заявил, что его там не было, а Савелий  молчал  и
ничего не подписывал и не говорил... И от него постепенно  отстали:  нужно
было делать план, и за него вступился мастер, а потом и начальник цеха...

                              СНОВА ЗЕЛИНСКИЙ

     Хоть и долгая зима в этих  местах,  но  и  она  начала  сдавать  свои
позиции: в воздухе запахло весной, нет-нет да и зажурчат под ярким солнцем
ручьи,  весело  переговариваясь  на  языке  природы.  То  здесь,  то   там
заслышится звонкая капель. Все больше освобождались от  снега  асфальтовые
дорожки между жилыми бараками.
     Гораздо теплее стало и в жилых секциях, многие даже ходили в майках.
     В один из таких дней Савелий решил не оставаться на  вторую  смену  и
немного отдохнуть. Сходил на ужин, прилег перед фильмом на кровать, но сон
так сморил его, что Савелий даже не услышал крика дневального:
     - Атас! Менты!
     Не разбудила его и начавшаяся суета в бараке. Одни  прятали  то,  что
считали опасным оставлять для глаз  администрации,  другие  соскакивали  с
кроватей и быстро поправляли их. Третьи, кто  поблатнее,  "не  суетились",
продолжая нахально лежать в одежде на кроватях.
     В дверях появился капитан Зелинский, с  ним  двое  солдат.  Появление
замкомроты Зелинского, не "кума" или "режимника" говорило о том, что  этот
"шмон" не  "по  наколке",  то  есть  не  по  доносу,  а  "нормальный",  по
графику...
     Двигаясь  по  проходу,  проверяющие  быстро  подходили  к   тумбочке,
переворачивали в ней все, что можно и нельзя, прощупывали одеяло, подушку,
матрац и шли дальше.
     В огромный полиэтиленовый, мешок складывали запрещенные  с  их  точки
зрения, вещи, самодельные кипятильники, снова появлявшиеся у зеков едва ли
не сразу же после окончания "шмона". "Дело ментов шмонать,  а  дело  зеков
прятать  так,  чтобы  не  нашли",  -  говорили   заключенные.   Отбирались
фломастеры, тушь, чтобы никто не "накалывался". Можно  подумать,  что  это
могло кого-то остановить: зеки выдумывали  всевозможные  приспособления  и
смеси при желании сделать "наколку"  -  даже  "автоматы  для  наколки"  из
механических бритв, а как  заменитель  туши  использовали  жженую  резину,
разведенную в  обыкновенной  воде.  Спортивные  тапочки  и  костюмы,  чай,
всевозможные полоски железа,  используемые  для  нарезания  хлеба,  -  все
конфисковывалось, но тщательнее всего "шмонщики" искали деньги...
     Капитан Зелинский, не обращая внимания на  заключенных,  лежавших  на
кроватях в одежде, остановился перед спящим Савелием и крикнул:
     - Осужденный Говорков, почему спите  в  одежде?  Но  Савелий  его  не
слышал.
     - Кому  спишь?..  -  грубо  ругнулся  солдат-азербайджанец  и  затряс
кровать.
     На этот раз Савелий открыл глаза и поглядел  на  капитана  ничего  не
соображающим взглядом.
     - Встать! - взвизгнул тот, пораженный его наглостью.
     - Чего орешь? - бросил Савелий, протирая глаза.
     - Что? - Капитан схватил его за руку, намереваясь поднять с  кровати,
но не смог даже ее разогнуть.
     - Руки! - тихо процедил Савелий и настолько недвусмысленно  посмотрел
на него, что тот выпустил его руку и даже сделал шаг назад.
     Савелий спокойно встал, сунул шапку в рукав  телогрейки,  положил  ее
под подушку, выпрямился, и в упор посмотрел на Зелинского.
     - Ты что? Ты что буравишь? - наконец  опомнился  тот.  -  Да  я  тебя
сгною... Да я... в ШИЗО...
     Не реагируя на его  вспышку,  Савелий  наклонился,  сунул  сапоги  за
тумбочку, надел тапочки, затем повернулся к капитану:
     - Чего уставился? Веди...
     Молчавшие  и  внимательно  наблюдавшие  за   происходящим   зеки   не
выдержали, кто-то прыснул, чем вконец вывел из себя капитана.
     - Руки назад! Пшел на вахту!.. - приказал он.
     В комнате дежурного помощника начальника  колонии  Зелинский  написал
рапорт, пухленький майор, дежуривший в этот  день,  быстро  прочитал  его,
покачал головой:
     - В какую камеру пойдешь?
     - Все равно.
     - Все равно! - передразнил майор. - Вот брошу тебя сейчас к "девкам",
будет тебе "все равно"!
     - Другую хату придется поганить!  -  угрюмо  заявил  Савелий.  -  Как
пробки повылетают оттуда...
     - Ишь какой смелый! - усмехнулся Зелинский. - А ты его, Игнатьевич, в
третью...
     - А что, это мысль! -  Довольный  майор  пометил  в  постановлении  и
повернулся к пожилому прапорщику. - Ты пообедал, Федор Федорович?
     - Перекусил малость...
     - Отведи-ка его... в третью!
     - К блатным? - вздохнул тот.
     - К  блатным!  -  подхватил  раздраженный  Зелинский.  -  Может,  они
уму-разуму научат!
     - Руки  назад!  -  тихо  приказал  прапорщик  Савелию  и  укоризненно
посмотрел на Зелинского. - Пошли!..

                            В ШИЗО С БЛАТНЫМИ

     В здании ШИЗО была небольшая каморка без окон, где прапорщик заставил
Савелия раздеться до трусов, внимательно прощупал его  одежду.  Ничего  не
обнаружив, кивнул на носки и, когда  Савелий  вывернул  их,  с  удивлением
поморщился:
     - Неужели ничего не затарил? Савелий пожал плечами, переступая босыми
ногами на цементном полу.
     - Одевайся! - вздохнул прапорщик. - Может, не пойдешь туда?
     Подхватив штаны, Савелий  натягивал  их,  повернувшись  к  прапорщику
спиной, на которой старый служака увидел  огнестрельное  ранение.  Покачав
головой, снова спросил:
     - Говорю, может, не пойдешь в третью? Блатные там...
     - По мне, хоть забубенные! - буркнул Савелий, продолжая одеваться.
     - Да я... не к тому...  -  смутился  неожиданно  Федор  Федорович.  -
Старый стал: мне покой нужен...
     - Покой? - переспросил Савелий. - Покой и мне нужен! - неожиданно  он
обозлился. - А ты, хотел бы покоя, в садовники пошел, а не вертухаем!
     - А в этом ты прав, сынок,  -  тихо  с  грустью  сказал  прапорщик  и
повторил, вздохнув: конечно же, прав... Но не серчай на меня: не я же тебя
сюда звал, небось сам пришел!
     - Сам? - нервно хохотнул Савелий. - Если бы! Этапом привезли.
     - Это-то понятно, что этапом, но за дело же! - Он  пожал  плечами.  -
Сидеть-то много?
     - Девять...
     - Девять годков?.. Накуролесил, видать...
     - Эх, отец... - совсем по-детски  обиженно  начал  было  Савелий,  но
продолжать не захотел, огорченно махнул рукой и сунул ноги в тапочки.
     - Ты... вот что: шумни, ежели что... я тут буду...
     - Федор Федорович суетливо начал смотреть по сторонам, нашел на столе
какой-то газетный сверточек и протянул Савелию. - Возьми-возьми,  отшмонал
надысь...
     Савелий машинально зажал сверточек в руке и пошел за прапорщиком. Они
остановились перед дверью с цифрой 3. Прапорщик потянул дверь на  себя,  и
та,  лязгнув  металлическими  запорами,  распахнулась,  выдохнув   тяжелое
зловоние.
     -  Федор  Федорыч,  здесь  и  так  дышать  нечем,  впритык  лежим!  -
прошепелявил парень лет тридцати пяти с уникальной наколкой: огромный паук
обхватил мохнатыми  лапами  всю  его  лысину,  на  спине  этого  чудища  -
свастика.
     -  Поместитесь  как-нибудь...  -  недовольно  пробурчал  прапорщик  и
посторонился, впуская в камеру Савелия.  Затем  внимательно  посмотрел  на
него, обвел взглядом ее обитателей, вздохнул и вышел, захлопнув  за  собой
дверь.
     Камера была чуть больше той, где Савелий дважды  побывал.  Справа  от
входа - цементное возвышение на метр, с дырой посередине (нехитрый туалет,
прозванный  зеками  "дальняк",  дыра  закрывалась  своеобразным  кляпом  -
изобретение самих обитателей, -  сооруженным  из  полиэтиленового  пакета,
набитого различным тряпьем, другая "мебель" отсутствовала.
     На  отполированном  телами  проштрафившихся  зеков  деревянном   полу
головами к отопительной трубе лежали семь человек, достаточно плотно  друг
к другу. В изголовье каждого тапочки, служившие  вместо  подушки.  Савелий
молча осмотрелся, подыскивая, где можно прилечь.
     - Ба-ба-ба! Ты погляди, кто к нам пожаловал?! - куражась,  воскликнул
лысый с пауком,  брызнув  золотом  верхней  челюсти  и  черными  пустотами
нижней.
     - Мужичка к нам  кинули...  на  перевоспитание...  Взглянув  на  него
исподлобья, Савелий промолчал.
     - И что ты такой молчаливый? Или тебе в  падло  говорить  с  нами?  -
Блатной поднялся и подошел ближе к Савелию.
     Все со снисходительной улыбкой наблюдали, ожидая представления.
     - Чего молчишь? Уставился, как бык, и молчит!
     -  Чувствовалось,  что  тот  сам   себя   "разогревает".   -   Может,
раздумываешь, как лучше на параше устроиться? Могу помочь...
     "Спать  на  параше"  означало  на  тюремном  жаргоне  самое   сильное
унижение,  которому  обычно  подвергались  изгои   тюремного   "братства":
педерасты, опустившиеся или "опущенные" и слабые духом  люди,  вольно  или
невольно допускавшие над собой произвол сокамерников.
     Услыхав последние слова парня с пауком, Савелий недолго думая  резким
ударом сбил его с ног на лежащих зеков.
     - Да я тебя... - в ярости закричал тот, но закончить свою сокровенную
мысль не успел: неожиданно получил кулаком по лысине. Удар  нанес  мужчина
лет пятидесяти, лежащий в левом углу,  лицо  которого  Савелию  показалось
чем-то знакомым.
     - Ты чо, падла, на прапоров пашешь? Если есть что к  пацану,  в  зоне
разбор делай! Ментам выгодно нас лбами сталкивать! Им, а не нам! Понял?
     Эту "речь" мужчина процедил негромко, и тут  же  все,  кто  до  этого
поглядывал с любопытством, словно опомнившись, стерли с лиц улыбки и стали
отпихивать от себя парня с пауком.
     - Да что ты, Леший, я ж пошутил! - угодливо заскулил тот.
     - Я тебе пошучу,  падаль?  Самого  сейчас  на  парашу  загоню!  Свали
отсюда! - Он брезгливо ткнул его пяткой в зад.
     Парень,  чуть  не  всхлипывая,  быстро  отошел  к  дверям,  присев  в
свободный угол, обиженно опустив голову на колени.
     - Падай сюда, земляк! - кивнул Леший на место рядом с собой.  Савелий
опустился на пол и взглянул на него.
     - Узнал? - усмехнулся тот.
     - Вроде...  -  Савелий  нахмурился  и  тут  же  вспомнил  строптивого
Сухонова, позволившего возразить на перроне капитану. - Мы ж этапом вместе
пришли...
     - И чо это тебя так все "любят"? - Он вновь усмехнулся. - То браслеты
и одиночка, то Аршину "понравился", то  Королю...  А  сейчас  кому  дорогу
перешел?
     - Зелинскому... - уныло бросил Савелий.
     - Ну, этот сохатый без пятнашки не успокоится!.. - поморщился  Леший.
- Эх, замахрить бы счас... Не пронес?
     - Как же, затаришься у Федор Федорыча! - прошамкал старик, лежащий  у
противоположной стены, и Савелию показалось, что он слышит голос Игумнова,
но это был не он.  Савелий  вдруг  почувствовал,  что  продолжает  держать
что-то в руке. Он недоуменно разжал пальцы и  с  удивлением  уставился  на
газетный пакетик.
     - Неужели пронес? - еще не  веря  в  удачу,  воскликнул  Леший,  взял
быстро пакет, развернул и понюхал. - Махорка! Живем, братва!
     - А спичек нет... - заметил Савелий.
     - Ну да? - хитро улыбнулся тот, подавая знак парню с пауком.
     Лысый тут же вскочил и загородил спиной глазок  в  дверях.  Леший  же
отыскал в бугристой бетонной  стене  еле  заметное  углубление  и  вытащил
оттуда спичку и кусочек от коробка с серой. Ловко свернув из газеты  козью
ножку, прикурил и глубоко, с удовольствием затянулся. Сделав три  затяжки,
протянул Савелию.
     - Я не курю...
     - Ну-у?! - искренне удивился Леший. - Вдвойне молоток! За трое  суток
- один чинарик... ухи у всех  опухли...  Ништяк!  -  Довольно,  до  хруста
потянувшись, мечтательно произнес: - Ширнуться бы счас... Не увлекался?
     - Наркотиками? Нет...
     - А я все вены пожег... - Он задрал рукав рубашки.  -  А  чо  у  тебя
глаза такие красные? Не заболел, часом?
     - От пресса... по две смены вкалываю...
     - От работы кони  дохнут!  Так  и  глаза  можно  потерять,  звон  как
слезятся!
     - Ничего, отосплюсь - пройдет, проморгаюсь! -  Савелий  подложил  под
голову тапочки и прикрылся рукой от света.
     - Ага, покемарь... Лысый,  затянись  пару  раз...  -  Леший  протянул
окурок, и тот сразу же подскочил, довольный, что его промашка забыта...
     - Слушай, Бешеный, только ты не думай, что если  ты  чем-то  пришелся
Королю, то Бога за яйца поймал! Мне вот ты совсем не нравишься, и  Лысому,
и многим... Так что моли Бога, чтоб Короля с зоны не сняли...  Савелий  не
ответил, он крепко спал.

                                 ЗЕЛИНСКИЙ

     Зелинский, дожидавшийся на вахте сообщений из ШИЗО, уверенный, что  в
камере блатных обязательно должно что-нибудь произойти, решил сам  сходить
и узнать, почему нет сведений. Когда он подошел  к  комнате  дежурного  по
ШИЗО, старый прапорщик невозмутимо читал журнал "Огонек".
     - Ну что, Федор Федорович? В  третьей  никакого  шума?  -  недовольно
поинтересовался он.
     - А чего ему  будет?  -  пробурчал  прапорщик,  откладывая  журнал  в
сторону. Секунду-другую смотрел он на Зелинского, словно решая,  стоит  ли
затевать неловкий разговор, потом решился.
     - Товарищ капитан, чем малец-то не угодил вам?
     - Он подчеркнуто назвал капитана на "вы".
     Чего это ты так официально, а, Федорыч? Мы же одни... Или обиделся на
что? - поморщился Зелинский, не сразу поняв причину недовольства  старика.
Но, не получив ответа, догадался. -  Та-а-ак...  Видно,  задел  тебя  этот
Говорков... - проговорил он ехидно, но не выдержал и вспылил: - Твой малец
выше меня на голову! Малец! Гонору в нем много!.. Старших не уважает...
     - Вот оно что? - подхватил прапорщик. - Не уважает, значит,  старших?
А за что? За что, спрашиваю, он должен уважать старших, нас, стало быть?..
За что? Погодь, не перебивай! - оборвал он капитана, попытавшегося  что-то
возразить. - Это что ж с людьми-то деется? Убей, не пойму: чуть слово - на
дыбы! Чуть не по-нашему - в загривок! Ты, Александр, морду-то не вороти: я
поболе прожил... Век, считай, доживаю... И ты меня не первый год знаешь...
Вспомни, когда ты пришел сюда! Пуганый-перепуганный, хош и майором  был...
Кто тебе посочувствовал?
     - Ты, Федорыч, ты, - смутился Зелинский. - И тебе я очень  благодарен
за то... но...
     - То-то и оно, что "но"! Грешно говорить, но я только на старости лет
задумываться начал! - проговорил он тихо, словно по  секрету.  -  Во  как!
За-думы-вать-ся! - проговорил  по  складам,  как  на  диктанте.  -  Может,
спросишь, почему только сейчас, кады одной ногой в  могиле?  А  я  отвечу!
Читать начал... Раньше, кады одна брехня  писалась,  я  с  той  бумагой  в
сортир ходил... Ты вон погляди, что творилось-то?  Ведь  башка  пухнет  от
узнаваний! Там реабилитация, там коррупция,  там  мильены  сворованы,  там
мафия всякая, а там и еще что почище...
     - Чего же ты хочешь? Рыба-то с головы гниет! - с  грустью  усмехнулся
Зелинский.
     -  Во-во!  Удобно  сваливать  на  них:  я,  мол,  человек  махонький,
убогонький, куды мне... Но нас-то мильены! Мильены!!! Куды  ж  глядели-то?
Малец, видишь, ему не приглянулся... Не уважил его...
     - Что ж, целоваться с ним, что ли? Может, и валютой  я  его  заставил
заниматься?
     - Валютой? - искренне удивился прапорщик. - Он  сидит  по  валюте?  Я
думал, за разбой аль порешил кого... - Он задумался. - Талы скажи,  откуда
у него огнестрельное ранение?
     - В спине, что ли? Почему огнестрельное? Ножом,  в  пьяной  драке,  -
брезгливо поморщился Зелинский.
     - Он сам говорил...
     - Огнестрельное, точно говорю!.. Я в госпитале навидался таких,  знаю
точно! По всему, в спину ему стрелил либо подлец какой, либо враг!.. А  за
него ты не сумлевайся... Чо молчишь?
     - Так... Думаю...
     - Думать нужно... Помнишь, как ты  плакался  мне?  По  пьяному  делу,
конечно. Говорил, вы в Афганистане много дров  наломали...  Тоже,  видать,
жжет изнутри?.. То-то и оно! А я рапорт подал: не могу  бале...  На  днях,
веришь,  в  городском  автобусе  людей  обыскивать  начал...  Пьяный  был,
показалось, что на "шмоне" стою... Естественно, мне и врезали мужики!
     - Вот откуда  у  тебя  синяки  были!  -  не  удержавшись,  рассмеялся
капитан.
     - Смешно тебе... Во как! На рядну Украину пидамеи...
     Вышел Зелинский из здания ШИЗО в пакостном настроении.  Случайно  или
нет, но старый вояка взбередил его, задел больное, сокровенное, задел  то,
что он прятал в дальние тайники своей души,  стараясь  забыть,  стереть  в
памяти. Но оно вновь и вновь  подкатывало  к  самому  горлу,  перехватывая
дыхание, не давая спокойно жить... Это напоминало открытую  рану,  с  виду
вроде начавшую заживать, но при малейшем прикосновении  снова  саднящую...
Афганистан! Самый тяжелый, самый мерзкий промежуток его жизни!..
     Как прекрасно все складывалось сначала!  С  отличием  окончил  школу,
поступил в  МГУ,  на  юридический  факультет,  окончил  тоже  с  отличием,
распределился в прокуратуру... И там показал себя  в  нашумевших  делах...
Военная академия...  А  потом  неожиданное  предложение:  в  Афганистан...
Вначале вроде бы  все  складывалось,  но...  Опять  сакраментальное  "но"!
Зелинский криво усмехнулся... Он попросту бежал оттуда!.. Самым  настоящим
примитивным образом! Уж хотя бы себе-то он должен в этом признаться! А что
он мог  сделать?  Стоило  ему  только  заикнуться,  что  комдив  связан  с
контрабандистами, продает оружие душманам, продает  врагу,  который  потом
стреляет в  наших  ребят,  как  моментально  был  отозван  в  Москву.  Еще
неизвестно, чем бы это кончилось, не  подай  он  рапорт  об  отставке  "по
состоянию здоровья", благо приятель имелся среди врачей...
     Ладно, хватит киснуть: жить  нужно!  А  все-таки  странно,  откуда  у
Говоркова огнестрельное ранение...

                                  МИТЯЙ

     Митяй, одетый в белую куртку кухонного работника, тащил  по  длинному
коридору изолятора тележку,  нагруженную  огромными  кастрюлями  с  жидкой
пшенной кашей и несколькими стопками алюминиевых мисок. В отдельной  чашке
были сложены десятка два таких  же  алюминиевых,  как  и  миски,  ложек  с
обломанными черенками.
     Лоб и голову Митяя украшали свежие, с еще не  снятыми  швами,  рваные
шрамы. Из камер, куда он протягивал миски, раздавались злые голоса:
     - Специально водой, что ли, разбавил, сучка?
     - Базар шлифуй? - огрызался Митяй.
     - Тебя бы накормить этим пойлом!
     - Я ее готовлю, что ли? - буркнул Митяй, сунув  последнюю  миску,  со
злостью захлопнул "кормушку амбразуру" и  двинулся  дальше.  Приблизясь  к
камере под номером три,  бросил  косой  взгляд  на  дежурного  прапорщика:
азербайджанец лениво листал какой-то журнал и не смотрел в его сторону.
     Митяй невозмутимо подошел к нужной камере, откинул "кормушку".
     - Девять? - Заглянув в  камеру,  посчитал  сидевших,  потом  отсчитал
девять мисок, поставил у кастрюли, налил в одну черпак каши и, подавая ее,
тихо позвал в "кормушку": - Савелий!
     - Говори! - сразу же отозвался тот, присев перед "кормушкой".  Увидев
Митяя, выругался: - Псы вонючие! Как разукрасили!
     - Ты их тоже разделал,  дай  бог!  -  восхищенно  прошептал  тот,  не
прекращая подавать миски с кашей. - Двое до сих пор в санчасти, а Аршин...
     - Видел его на днях...
     - Да? Всех к куму таскали... с машины,  базарят,  упали...  во  время
погрузки! - увлекшись, Митяй рассмеялся и не  заметил,  как  прапорщик  на
цыпочках подкрался к нему сзади.
     В последнюю миску Митяй бросил кусок мяса, сверху - черпак каши...
     - Это - тебе! - сказал он, протягивая миску Савелию.
     Савелий хотел было взять ее, но прапорщик ударил по руке Митяя, мяска
упала, загремев на цементном  полу,  и  довольный  азербайджанец  наступил
сапогом на мясо.
     - Эшо одын раз - зыдэс ыдош! - ехидно ухмыльнулся  они,  посвистывая,
пошел к себе в дежурку...

                            САВЕЛИЙ - ЗЕЛИНСКИЙ

     Пятнадцатый день отсидки в ШИЗО тянулся для Савелия  особенно  долго.
Во-первых, этот день был "летным" (так зеки называли дни  в  ШИЗО,  когда,
кроме кипятка  и  уменьшенной  пайки  хлеба,  ничего  не  давали,  были  в
"пролете"), во-вторых, ослабленный от довольно скудного  питания  организм
требовал покоя, а нервы Савелия были настолько возбуждены, что сна-то и не
было. Он вспоминал всевозможные способы  расслабления,  пытаясь  применить
их, но взбунтовавшийся организм не поддавался.
     И вдруг незадолго до конца отсидки Савелий крепко уснул, да настолько
крепко, что не слышал ни скрежета ржавых петель дверей камеры,  ни  голоса
дежурного прапорщика, несколько раз  выкрикнувшего  его  фамилию.  Очнулся
только тогда, когда кто-то из зеков толкнул его в плечо.
     - Чего спишь до отбоя? Может,  добавить  еще  пятнашку  за  нарушение
режима? - сердито проговорил дежурный прапорщик.
     Савелий, не совсем проснувшийся, ничего не ответил,  и,  видимо,  это
спасло от добавки.
     - Ладно, пошли! - миролюбиво бросил тот и закрыл  за  ним  камеру.  -
Телега здесь?
     - Нет, в секции...
     -  Подморозило...  Ничего,  добежишь...  Черт,  журнал-то  на  вахте!
Придется с тобой идти: расписаться же тебе надо... - Он  напялил  на  себя
шинель, открыл входную дверь,  но  выйти  они  не  успели:  вошел  капитан
Зелинский.
     - А ты куда, Савкин?
     -  За  журналом...  товарищ  капитан,  дежурный  помощник  начальника
колонии зачем-то забрал, а ему расписаться нужно...
     - Вот что, Савкин, ты сбегай за журналом, а мне  нужно  поговорить  с
ним... Можешь не торопиться!
     Кивнув, тот вышел, и капитан  предложил  Савелию  пройти  в  дежурную
комнату.
     - Что же ты, Говорков, то кулаками  машешь,  то  грубишь?  -  спросил
капитан, усаживаясь за стол. - Думаешь, не знаю, что произошло тогда ночью
в отряде?
     - Дятлов и тех, кто  за  заварку  готовы  мать  продать,  много...  -
ухмыльнулся Савелий.
     - Так-а-ак... - не ожидая таких откровений,  капитан  явно  не  сразу
нашелся. - Сам-то какой раз сидишь?
     - Пятый! - спокойно сказал Савелий, не понимая, почему  капитана  так
интересует его биография, что уже дважды спрашивает одно и то же.
     - И когда только успел?!
     - Так с малолетки! - усмехнулся Савелий, а  сам  подумал:  "Надо  же,
повторяет те же самые вопросы"
     - А родители чем занимаются?
     - Во Внешторге пашут! -  он  уже  с  трудом  удерживается,  чтобы  не
засмеяться.
     - Понятно, - устало вздыхает капитан. - Джинсы, доллары, тряпки...
     -  ..."маде  ин  оттуда",  одним  словом,   фарца...   -   перебивая,
подхватывает Савелий. - А  теперь  поговорим  за  "рабочие  руки",  "всюду
нужны"... - Он неожиданно рассердился. - У вас, что, капитан, это  обычный
"разговор по душам с проклятыми зеками", так?
     Зелинский  поднял   глаза   на   Савелия   и   поморщился:   нехорошо
получилось... Как же он забыл, что еще при его  появлении  разговаривал  с
ним? Нехорошо получилось...
     - Небось, подумал, что проверяю тебя? -  со  вздохом  спросил  он,  а
потом вдруг признался: - Не проверяю: заработался, да и память подвела...
     - Почему-то память не подвела, когда пытались  выяснить  о  том,  что
ночью произошло, - разозлился Савелий.
     - Что делать, работа такая... Нужно же знать, что в зоне творится...
     - Ой ли? Ты что, начальник, - кум, режим?
     - Я замещаю сейчас дежурного помощника  начальника  колонии...  Слова
Савелия почему-то задели его, и ему  вдруг  захотелось  оправдаться.  -  А
дежурный помощник и кум, и режим, и хозяин...
     - И швеи, и жнец, и на дуде игрец! Кем бы ни  работать,  лишь  бы  не
работать, так, что ли?
     Зелинский  вскинул  на  него   глаза,   несколько   секунд   смотрел,
перебарывая нахлынувшую злобу. - Эх, Говорков, Говорков, что ты...
     Его перебил вернувшийся прапорщик, дежурный по ШИЗО:
     - Вас Чернышев зовет!
     - Хорошо! - Зелинский встал, взглянул на Савелия и быстро вышел.
     -  Вот  здесь  распишись!  -  Прапорщик  ткнул  в   журнал,   потирая
закоченевшие руки. - Холодновато...

                                 САВЕЛИЙ

     На улице действительно было морозно, а Савелий был в одной  нательной
рубашке. Хлопая себя по бокам, он во всю прыть побежал к своему бараку.
     - Говорок! - окликнул его Кошка. Савелий остановился, поджидая его.
     - Одевай скорее:  простудишься!  -  Набросил  на  него  шапку,  помог
накинуть телогрейку. - В отряд к тебе забегал... Стою, жду-жду, а тебя все
нет!
     - Зелинский беседу проводил... - стуча  зубами,  выдавил  Савелий.  -
Кто? Да что? Да кем?
     - Брось, не бери в голову! Идем ко мне:  кое-что  собрал  для  твоего
выхода... Оголодал, небось?..
     - Есть  немного,  -  кивнул  Савелий.  Телогрейка  и  валенки  быстро
согрели, и он почувствовал себя человеком...
     После выхода из ШИЗО Савелий еще больше замкнулся, почти ни с кем  не
общался, не разговаривал.
     Никакие лагерные события не могли ни встряхнуть его, ни  расшевелить.
И если раньше он всегда вставал на сторону слабого, обижаемого, то  сейчас
демонстративно отворачивался в сторону... Однажды буквально на его  глазах
пырнули парня ножом, и Савелий, зная, что тот совершенно невиновен,  более
того,  беззащитен  перед  нападавшими,  даже  пальцем  не  шевельнул.  Это
безразличие к злу, совершаемому на его глазах, полная апатия ко всему, что
его не касалось лично, было страшнее всего.
     Холода постепенно отступили. Яркое весеннее солнце  настолько  сильно
пригрело землю, что она моментально откликнулась на это тепло:  то  здесь,
то там пробивались ярко-зеленые расточки травы, а на единственном  дереве,
неизвестно как сохраненном, а  может,  и  посаженном  какой-то  заботливой
рукой  посреди  рабочей  зоны,  поселилось  несколько  грачей.  Они   были
настолько шумливы, что невольно привлекали всеобщее внимание.  При  первой
же возможности, во время перекура или  обеда,  зеки  рассаживались  вокруг
дерева на специально сооруженные скамейки.  Сидели  тихие,  задумчивые,  с
какой-то необъяснимой тоской вслушиваясь в стрекот  посланцев  того  мира,
которого они лишились на разные сроки...
     Савелий не любил эти  посиделки...  Для  него  весна  в  неволе  была
первой, и он старался  избегать  всего,  что  хоть  немного  напоминало  о
другом, вольном мире, начинавшемся за колючим забором.
     Савелий с удивлением открывал для себя,  что,  находясь  на  свободе,
человек совершенно не обращает внимания на цветы, магазины, транспорт,  не
ценит такую возможность, как пойти куда глаза глядят...
     Савелий понял, что самое ужасное при  наказании  лишением  свободы  -
ощущение безысходности, ощущение  того,  что  ты  -  ненужная  песчинка  в
человеческом море: выдернули тебя из массы, и ничего  там  не  изменилось,
все идет своим чередом, словно тебя там и не  было...  Лишний,  никому  не
нужный - это преследует в заключении повсюду: в жилой зоне и на работе,  в
столовой и на улице, везде. Если кто-то вдруг  забудет  об  этом,  то  ему
моментально напомнят: "Знай свое стойло и не пырхайся!"
     Первые дни пребывания в зоне  Савелия  более  всего  угнетала  бирка,
пришитая на груди, с указанием фамилии, отряда, бригады.  Эта  бирка  жгла
ему грудь, хотелось сорвать ее! Она,  словно  ошейник  у  собаки,  держала
человека сильнее, чем цепь... И,  конечно,  законы!  Нет,  не  те  законы,
написанные в правилах содержания осужденных в тюрьмах и лагерях,  а  свои,
зековские, неписаные  -  законы!  Эти  законы  исполнялись  гораздо  более
неукоснительно, чем  официальные,  государственные,  ибо  их  невыполнение
каралось моментально, на месте, как говорится,  без  всякого  следствия  и
суда. Каждому сидящему за колючей проволокой нужно было постоянно  следить
за своими словами, мыслями и особенно действиями. Случайно сказанное слово
могло привести к печальным последствиям.  Никакие  обиды  или  промахи  не
прощались: обида, оставленная без внимания,  без  "разбора",  признавалась
трусостью, а труса мог задеть, обидеть всякий.  Не  участвуешь  в  травле,
слабого, значит, рано или поздно начнут травить и тебя. А  самое  гнусное,
что в травле принимал участие и тот, кого ты пытался пощадить или защитить
своим невмешательством...
     Подобные  размышления  заводили  Савелия  в  тупик:  получалось,  что
человек, попавший в места лишения свободы случайно или по  неосторожности,
вскоре должен был утратить такие качества,  как  честность,  порядочность,
сострадание  к  слабому,  нетерпимость  к  наглости  и  хамству,  веру   в
человека...  Для  такого  человека  оставалось   одно   из   двух:   стать
безжалостным и принять позицию силы или оставаться самим собой, но войти в
число угнетаемых. В полную меру оправдывался закон: "Либо всех грызи, либо
живи в грязи!"
     Вместе с тем  Савелий  безоговорочно  принимал  правило:  отвечай  за
каждое произносимое слово. Казалось бы, что ужасного, когда один другому в
сердцах выкрикнул: "Дурак же ты" - или что-нибудь подобное. На свободе это
кажется мелочью, не достойной внимания, и особой  обиды  не  возникает,  а
если и возникает, то быстро проходит. В зоне же каждое произнесенное слово
обретает  особую  значимость.  За  каждое  слово,   произнесенное   вслух,
говоривший несет особую, жесткую  ответственность.  Как  ни  странно,  это
давало  положительные  результаты:  особое  уважительное  отношение  между
людьми. Исключая, конечно, стрессовые и враждебные ситуации, когда  не  до
слов, когда дело доходило  до  новых  преступлений...  Однако  и  в  такие
моменты каждый старался следить за своими словесными "выплескиваниями"...
     Конечно же,  Савелий  прекрасно  понимал,  что  все  отношения  здесь
замешаны на страхе. Лишенные так многого, люди понимали, что могут к  тому
же лишиться еще и здоровья, а то и самой жизни...
     Говоркову, конечно, повезло во многом: и в том, что умел постоять  за
себя, и атом, что здесь оказались Митяй и Кошка, и в том, что Король решил
вдруг занять нейтралитет... Короче говоря. Господин Случай! Не будь этого,
никакое умение не спасло бы его от расправы. Возможностей отправить в зоне
на тот свет сколько угодно: можно "случайно" попасть под циркуляку или под
пресс, либо, так же "случайно", придавить  чем-нибудь,  или,  чего  проще,
ночью во сне, подошел кто и ткнул штырем... и проснуться не успеешь....
     А сейчас Савелия побаиваются: вон чуть  повысил  голос  на  драчунов,
сразу и утихли...
     Так, за работой, за размышлениями о своей жизни  и  о  жизни  вообще,
пролетало время... Уходили, освобождаясь, те,  кто  отсидел  свое,  на  их
место приходили новые, но Савелия ничто не интересовало, и он  никогда  не
ходил встречать новые этапы... Да и  новенькие  довольно  быстро  узвавали
овей и  старались  не  задевать  угрюмого  и  странного  парня  по  кличке
Бешеный... Возможно, так бы потихоньку, помаленьку и отсидел Говорков свой
срок,  притерся  бы,  привык,  но   судьбе   было   угодно   распорядиться
по-своему...
     Одним из последних  этапов  в  зону  пришли  двое  парней.  Они  были
приятелями по воле, и про  них  ходили  различные  слухи.  Оба  "принесли"
большие сроки, хотя и по разным статьям: невзрачный, худенький,  с  нервно
бегающими  глазками,  туберкулезного  типа  парень  лет  тридцати  пяти  -
пятнадцать лет за убийство. У него была странная кличка - Тихоня.  Второй,
полная  противоположность  своему  приятелю:  косая   сажень   в   плечах,
скуластый, с огромными,  пудовыми  кулаками,  да  и  кличка  под  стать  -
Угрюмый, тринадцать, лет за разбой, видно, с тяжелыми последствиями,  если
судить по сроку. Их видели всегда вместе, что у всех вызывало  недоумение,
уж явно они были разными и неподходящими друг другу...
     Именно этим двум приятелям и суждено было вмешаться в судьбу  Савелия
Говоркова...
     Июнь  выдался  жаркий,  солнечный  и  душный.  В  цехе,  несмотря  на
распахнутые двери и окна, работать было трудно, к духоте еще добавлялись и
всяческие испарения от клеевой основы для шпона.
     Последние недели Савелия  перекидывали  с  одной  работы  на  другую:
полугодовой план стоял под угрозой потому, что  погода  не  располагала  к
работе и, несмотря на постоянные наказания, многие предпочитали "отдыхать"
в ШИЗО, чем вкалывать в такой духоте. Как-то  Савелию  пришлось  подменить
Паркова, упрятанного в ШИЗО за невыполнение нормы большого пресса.
     Работа на прессе считалась одной  из  самых  трудоемких,  и  Савелий,
совершенно взмокший не  только  от  работы,  но  и  от  пара,  идущего  от
раскаленных плит пресса, заложил последнюю заготовку и включил  рубильник.
Натужно зашипев, железные полки начали сдвигаться, сдавливая уложенные  на
них заготовки из ДСП с пропитанным клеем шпоном.  Дышать  было  совершенно
нечем, от едкого  дыма  слезились  глаза,  и  Савелий  отошел  в  сторону,
опустился на цементный пол и откинулся на стопку  готовых  деталей  стенки
стола...
     Последние дни он был настолько  измотан,  задерган,  что  моментально
взрывался от любой мелочи. И не только от того, что его пихали с места  на
место... Несколько дней назад он, пересилив волнение, отправился на  прием
к замполиту, отправился сготовим заявлением, в  котором  просил  разрешить
свидание с человеком, с самым  любимым  для  него  человеком!  И  что  же?
Савелий зло сплюнул, будто еще раз услышал слова замполита: "Кем  она  вам
доводится?..  Никем...  А   свидание   разрешается   только   с   близкими
родственниками! С близкими! Уловили?.." А если у  Савелия  никого  нет  на
всем белом свете? Если эта женщина нужна ему сейчас?  Ведь  только  ей  он
может довериться! Прошли все сроки, мыслимые и немыслимые!  За  это  время
можно было узнать, что с ним, где он находится. А она молчит  и  молчит...
Может, с ней случилось что?.. Хотя бы строчку! Хоть  бы  одно  словечко!..
Когда же все началось? С Ялты? Нет, Ялта как следствие... Все  началось  с
того дня, когда их рыболовный  траулер,  несколько  недель  безрезультатно
бороздивший море, вытаскивая всякий  раз  почта  пустой  трал,  наконец-то
поймал свою удачу. В тот день каждый трал ломился от живого серебра...

                                  В МОРЕ

     Каюта, где жил Савелий с тремя матросами, была ненамного  больше  той
камеры,  где  он  сидел  в  наручниках.  В  полуметре  одна  от  другой  -
двухъярусные кровати. Слева и справа при входе -  небольшие  шкафчики  для
одежды.
     Савелий и еще двое соседей по каюте  заснули  мертвецким  сном,  едва
успели добраться до кроватей. Они даже  не  стали  раздеваться,  настолько
устали.  Так  и  лежали  в  робах,  обсыпанных  рыбьей   чешуей,   которая
поблескивала и на лицах, - и на руках...
     Резкий гудок сирены, сопровождавшийся миганием красной  лампочки  над
входом, оповестил об авральной тревоге. На  верхней  палубе  вовсю  кипела
работа. Все матросы, кок, его помощники, санитары и пожарные, короче, все,
кто обычно освобожден от  такой  работы,  участвовали  в  загрузке  живого
товара в трюм.
     Савелий подхватил специальный гребок и, встав на свое обычное  место,
начал энергично сбрасывать рыбу вниз. Рядом с ним работал Кошка.  Он  даже
не успел снять белую куртку и поварской колпак.
     - Давай-давай, Кошка, это тебе не кастрюлями греметь!  -  посмеивался
Савелий.
     - Может, махнемся не глядя, хотя бы на пару дней, ты - на камбуз, а я
- на твое место! - улыбнулся Кошка, вдруг он неожиданно  поскользнулся  на
осклизлой от крови  и  рыбной  чешуи  палубе  и,  нелепо  взмахнув  рукой,
повалился на трепещущую рыбную кучу, задев деревянным  гребком  матроса  с
приплюснутым носом и мосластыми руками. Этот парень пришел к ним недавно и
уже успел зарекомендовать себя как грубый, нетерпимый человек,  по  любому
поводу распускающий руки, все время  готовый  на  злые  насмешки  в  адрес
любого, кто, с его точки зрения, чем-то был слабее или не мог дать отпор.
     Получив  тычок,  он  матерно  выругался   и   несколько   раз   огрел
барахтавшегося в рыбной куче Кошку по спине своим гребком.
     - Ты что, сволочь, ополоумел? - крикнул Савелий и, подскочив, схватил
его за руку.
     - Не суйся, когда тебя не просят! - злобно зашипел тот, вырвал руку и
снова замахнулся на Кошку.
     Резким ударом Савелий сбил его с ног, завалив на кучу.
     - Ах ты, вонючий афганец! -  рассвирепел  парень,  неудачные  попытки
быстро подняться еще больше озлобили его. - Мне же по фую  твои  наградные
висюльки! Знаем, чем вы там занимались... - Наконец он все-таки встал,  но
договорить не успел: Савелий снова сбил его с ног.
     - Прекратить! - раздался голос боцмана, перехватившего руку  Савелия.
- С ума посходили, что  ли?  -  поморщился  он.  -  Матрос  Говорков  -  к
старпому! Потом - ко мне!
     Савелий, не  ответив,  четко  повернулся  и  быстро  пошел  исполнять
приказ.
     Уводов кровь на лице Кошки, боцман помог ему подняться.
     - Кто зачинщик? - строго спросил он.
     - Говорков вступился за меня! - Кешка сплюнул кровь на палубу.
     - Кудрин? Опять за свое? А ну дыхни! Тяжело дыша, Кудрин поднялся  на
ноги и, нагло усмехаясь, дыхнул боцману в лицо.
     - Все, хватит! - сморщился боцман. - Спишем к чертовой матери!
     - Списывай! Напугал! Вкалываем как каторжные,  а  выпить  не  моги!..
Заколебали своей простотой!..
     Подойдя к каюте старшего помощника капитана, Савелий поправил робу  и
негромко постучал.
     - Войдите!
     - Вызывали, товарищ старший помощник? Моложавый капитан  встал  из-за
стола.
     - Хорош, нечего сказать...
     - Не люблю, когда моих друзей обижают, - хмуро бросил Савелий.
     - О чем это ты?
     И тут Савелий вдруг понял, что старший помощник капитана еще не знает
об инциденте с Кудриным.
     - Я думал, что вы... По какому поводу вы хотели поговорить со мной?
     - В своей анкете ты указал, что сирота и никаких родственников у тебя
нет, правильно?
     - Точно так, один я...
     - А кем же тебе доводится Александра Васильевна Симакова?
     - Не знаю я никакой Симаковой... - пожал он плечами.
     - Та-а-ак... Интересно получается!  -  усмехнулся  капитан.  -  Тогда
слушай, читаю. - Он взял со  стола  листок  телефонограммы.  -  "Говоркову
Савелию Кузьмичу..." То, что тебе адресовано, сомнений нет?..
     - Пока нет...
     - Ладно, читаю  дальше:  "...  Предлагаем  вам  явиться  в  городскую
нотариальную контору города Ялты для  оформления  наследственных  прав  по
случаю смерти Симаковой Александры  Васильевны...  Явиться  до  тридцатого
апреля сего года..." - Капитан сделал паузу. - Что на это скажешь?
     - Не знаю я никакой Симаковой! - снова повторил Савелий. - Нет у меня
никого! Родители погибли, когда мне и  пяти  не  было...  Я  ж  в  детдоме
воспитывался, может, ошибка?
     - Вряд ли! - улыбнулся помощник капитана. - У нас в таких случаях  не
ошибаются, скорее, наоборот... Вот что... Мы  запрос  сделали  -  получили
"добро"! В первом же порту на самолет и на  родину,  а  там  -  в  Ялту...
Думаю, успеешь добраться...

                                   ЯЛТА

     Савелий  действительно  успел  до  тридцатого  апреля  добраться   до
ялтинской нотариальной конторы. Остановился у соседа  своей  родной  тетки
Симаковой Александры Васильевны, в девичестве  -  Кораблева,  как  и  мать
Савелия. Незадолго до своей смерти  она  составила  завещание,  в  котором
Савелию отказывала часть домика  с  садом  в  Ялте.  Вторую  часть  домика
занимал Павел Семенович Дробышев, у которого и жил Савелий несколько дней,
пока оформлялось его право на наследство.
     Наконец он, получил ключи и документы. Подойдя к калитке,  ведущей  к
его уже личной собственности,  Савелий  сквозь  виноградные  лозья  увидел
небольшой уютный дом со стеклянной верандой. Вокруг многочисленные грядки,
клумбы.
     Открыв висячий замок и сорвав на петлях пломбы, он вошел внутрь.  Там
стоял прелый запах запустения,  всюду  пыль,  засохшие  цветы  в  горшках,
старая убогая мебель и фотографии на стенах, ходики с опущенными  до  пола
гирями. Видно было, что здесь давно не ступала нога человека.
     Бросив на дряхлый диван чемодан, Савелий подтянул  гири  на  часах  и
толкнул маятник: глаза лубочной кошки кокетливо задвигались из  стороны  в
сторону. Немного полюбовавшись, он подошел к стене и  начал  рассматривать
многочисленные снимки, небрежно скользя по ним взглядом:  незнакомые  лица
мужчин, женщин, стариков и старух... Неожиданно глаза споткнулись  о  лицо
молоденькой блондинки с пышной,  модной  в  шестидесятые  годы  прической.
Осторожно вытащив фото из общей рамки, Савелий прислонил его к стоящей  на
столе вазе и сел напротив. Он  смотрел  на  фотографию  не  отрываясь,  не
моргая, на глазах его навернулись непрошеные слезы...
     - Кхе-кхе... - Савелий услышал за спиной  старческое  покашливание  и
голос соседа. - Могилку-то их навестил?
     От неожиданности Савелий вздрогнул и повернулся.
     - А-а, это вы, Павел Семенович?!
     - Открыто было, я и... - извиняющимся тоном пояснил старенький, почти
лысый мужичок. Он, видно, успел "приложиться": улыбался пьяно и глуповато.
Внутренний карман пиджакам предательски  оттопыривался.  -  Может,  не  ко
времени?
     - Ну что ты... Проходи, Семеныч, садись! - вздохнул Савелий, стирая с
лица грусть. - Ты спросил о чем-то?
     - Говорю, коды мамка с отцом-то убились, ты ж мальцом еще был?
     - Пяти не было... - Савелий снова вздохнул. - А веришь, все помню  до
мелочей... будто вчера это произошло...
     - Что ты можешь помнить-то? - махнул  старик  рукой.  -  С  рассказов
разве, а так...
     - Да кто ж мне мог это рассказать? Это же  минуты  те  за...  ну,  до
катастрофы, а я помню... Папа сидел рядом с водителем,  а  мы  с  мамой  -
сзади...  Помню,  сижу,  верчусь,  по  сторонам  глазею...  И  вдруг  мама
подхватывает меня на руки, прижимает к груди и начинает целовать... И  так
сильно-сильно, что я даже закапризничал, вырываться начал...  А  тут...  -
Савелий так крепко стиснул  челюсти,  что,  казалось,  скрипнули  зубы.  -
Удар!.. Страшная боль в руке... Эту боль  до  сих  пор  помню...  А  потом
горящая машина... Пламя... Сильное яркое пламя! - Он  нервно  застучал  по
столу кулаком и прошептал, глядя на фото: - Кабы знать! Эх!
     - Видать, чувствовало  материнское  сердце...  Оно,  брат,  сурьезная
штука даже и для науки... не то чтоб умом для осознания. - Старик  вытащил
из кармана бутылку водки. - Ты вот что, сынок, выпить  тебе  счас  потреба
есть... Завещание-то оформил теткино? - с каким-то волнением спросил он.
     - Спасибо, оформил...
     - Чего уж... - тяжело, с огорчением выдохнул Павел Семенович, крякнул
и завистливо огляделся. - Да-а-а... богатая у  тебя  тетка  была...  Ох  и
богатая!..
     Не удержавшись, Савелий хмыкнул и удивленно посмотрел на старика.
     - Ты не гляди, что старье вокруг да нищета: церкви в  последние  годы
много отдавала да  в  фонды  всякие...  А  так  ежели,  богатая!  А  и  то
сказать... цветочки, ягодки... опять, жильцов каженный год пущала... да  и
драла, дай боже!.. Стаканы-то  достань!..  Там  вон,  в  буфете...  Там  и
закусь, может, какой найдется...
     Савелий  принес  два  стакана  и  банку  вишневого  компота:   других
продуктов не оказалось. Открыл банку, поставил на стол.  Старик  посмотрел
на угощение, покачал головой и вытащил из кармана пару соленых  огурцов  и
кусок хлеба.
     -  Самоличного  засолу...  специлитет!  -  похвастался  он  и   ловко
откупорил бутылку. Налив по две трети стакана, поморщился и  провозгласил:
- За наследство!
     Они чокнулись  и  одновременно  выпили.  Савелий  захрустел  огурцом,
который действительно оказался отличного, хотя немного странного, вкуса, а
Павел Семенович понюхал хлеб и положил его назад.
     - Я и говору... со всего  рвала,  с  чего  могла...  -  Поморщившись,
воскликнул: - А и скупа была!.. Не дай тебе Боже! Ох и стерва! Вот  стерва
из стерв! А любил ее! - восхищенно добавил он, сделал паузу и продолжил: -
И как любил! Ведь до ума потери!.. Тридцать лет тому назад этот домик мы с
ейным супружником-упокойником, царство ему небесное, с им и  строили,  мне
та часть - комната со своим входом - дом, им - эта, с верандой... -  Павел
Семенович быстро захмелел, язык начал  заплетаться,  но  мысли  оставались
твердыми, не терялись. - Дружили мы с им аж с войны... Во как! А с  Шурой,
теткой твоей, я ж первый зазнакомился...  Красавица  была!  Во!  Что  твоя
матка... - кивнул он на фотографию. - А и то  -  родные  сестры...  Ты  не
думай, Шура очень любила твою мать, а потом...
     Семеныч неожиданно осекся, словно его кто-то одернул: даже пьяный  не
стал говорить о том, что не является его личной тайной. Решив сменить тему
и не зная на какую, он снова взялся за бутылку, налил себе и Савелию.
     - Выпьем!  -  предложил  он  и  быстро  опрокинул  в  сморщенный  рот
жидкость, на этот раз отщипнул маленький кусочек хлеба, зажевал. -  А  ты,
значит, так в детдоме и прожил до армии?
     - Детдом,  потом  -  завод,  в  рабочем  общежитии  шил...  потом  уж
призвали...
     - А почему после армии к тетке-то не заявился? Аль обижен был?
     - После армии, то есть после дембеля,  как  Высоцкий  поет:  "Я  раны
зализывал..." О тете Шуре... я и не знал, что есть у меня родная тетка...
     - Вот стерва! Так озлобиться на сестру, что родного племяша в детдоме
держать?! У-у, характер! Кремень, не характер!.. - сердито цыкнул  дед.  -
Двенадцать лет склонял пожениться - ни  в  какую!..  А  жили-то  все  одно
вместе...
     Пьяно икнув, он  поморщился,  окинул  взглядом  комнату  и  огорченно
пробурчал:
     - Это все мне должно было достаться! А она - тебе!..  Грехи,  видать,
отчалить решила... потому и к Богу...  -  Старик  настолько  опьянел,  что
совсем  потерял  над  собой  контроль.  -  А  ты...   пришел...   на   все
готовенькое...
     - Чего буравишь, Павел Семенович? - рассердился Савелий,
     - Да это... я так... для порядку... - спохватился  он,  даже  чуточку
смутился. - Но ты...  выстрадал  ты  довольно,  сиротинушка  ты  мой!..  -
жалостливо всхлипнул и пьяно забормотал Семеныч. -  Мне-то  уж  ничего  не
надо... в могилу ить не утащишь... Эх, Шура, Шура! Вот стерва из стерв,  а
любил до ума потери! - снова повторил он, видно,  свою  любимую  фразу.  -
Странная штука - яснеть-то!.. Любишь, не любишь... Веришь,  не  веришь,  а
кричи:  "Ура!  Да  здравствует  наш   дорогой..."   Тьфу!   Мать   вашу...
Перестроились... Дудки! Шиш с маслом!.. Кто урвал  в  свое  время,  тот  и
жует!.. Семьдесят лет в  "струю",  а  мыла  и  колбасы...  настоисси...  И
сколько же людей угробили! Боже ж ты мой!.. Сколько  эти  друзья-соратники
народу-то настругали...
     - Не понял? Какие "друзья-соратники"?
     - Так эти, Сталин-то с Гитлером!.. Ага, думаешь, пьян, себя не  помню
и плету что ни попала? Ан нет! Все соображаю! Люди-то еще посчитают -  кто
больше русичей пограбил!.. Старый я - устал бояться, да и не хочу  бале!..
А потом?.. Возьми пятнадцать тысяч!.. За Афган  говорю...  За  десять  лет
пятнадцать тысяч? Да я старый солдат, разведчик! Кому  они  очки  пытаются
втереть? Не верю! Вся Россея в могилках да лагерях-то... А могилки-то  все
под номерками... И мой брательник  родный  где-то  свой  номерок...  -  Он
всхлипнул, вытер глаза, полные слез, и снова плеснул себе водки. - Выпьем!
Помянем всех убиенных невинно?
     Павел Семенович поднялся, но невзначай зацепил  банку  с  компотом  и
опрокинул на Савелия, залив всю форму темным компотом... Старик  огорчился
и стал виновато стряхивать с него ягоды.
     - Ох ты, оказия... - пьяно причитал он.
     - Да ладно, Семеныч... высохнет, тогда... переоденусь... Ты, Семеныч,
того совсем... Идем, провожу тебя до дому, а сам -  на  пляж!  Переоденусь
только...
     - На пляж хорошо... - Старик  снова  икнул.  -  Богатая  была...  Ох,
богатая! Ты простучи здеся... Я-то не нашел,  но...  может,  тебе  повезет
больше! Только, тс-с-с... - приложил он палец к губам. Савелий  помог  ему
подняться со стула, вывел к выходу, но  вдруг  Семеныч  резко  выпрямился,
встряхнул головой и отстранился от Савелия.
     - Я сам! Сам! - заявил дед, покачиваясь  из  стороны  в  сторону,  но
прямо, держа голову.
     После ухода старика Савелий некоторое  время  смотрел  на  фотографию
матери, потом опрокинул в рот остатки водки и начал переодеваться...

                             НЕЧАЯННАЯ ВСТРЕЧА

     - Не сожжешь? - Савелий очнулся от голоса  Бориса  и  поднял  голову,
Борис кивнул на пресс. - Снова сюда кинули?
     Савелий устало пожал плечами и ничего не ответил.
     - Плотно вцепились... как бы не заездили Сивку крутые  горки?!  А  ты
плюнь: нас дерут, а мы крепчаем! Идем, чифирнем, раскумаримся!
     - Не тянет что-то... - вяло ответил Савелий.
     - Хватит киснуть!  Пошли!  -  подхватив  под  руки,  Борис  попытался
поднять Савелия.
     В  закуточке,   словно   специально   образованном   среди   штабелей
бракованных деталей, сидели  трое  зеков.  Они,  словно  завороженные,  не
мигая, уставились на стеклянную банку с чифирем, прикрытую куском фанерки.
     Увидев согбенную фигуру старика-грузчика, который совершал  челночные
рейсы с тележкой по  рельсам,  обеспечивая  деталями  различные  операции,
Борис поддал ему ногой под зад:
     - Ты чего здесь  расселся?  Я  же  русским  языком  тебе  сказал:  за
вторяками подойдешь! - Чо ты, Кривой? Я не... я так сижу... вот...  смотрю
просто... жду... - виновато залепетал старик,  поднимаясь  и  ретируясь  в
сторону. Однако он ушел не совсем: сел поодаль, бросая жадные  взгляды  на
банку с желанной жидкостью.
     - Чего ты на него взъелся? - лениво поинтересовался Савелий.
     - Надоел, всю плешь  проел:  "Не  бросай  -  покурим!  Не  выливай  -
допьем!" Так и пасет, так и пасет!.. Ладно, хватит о нем! Погнали! Серый -
банкуй!
     Морщинистый мужик, у которого на одном веке была  наколка  "Раб",  на
другом - "КПСС", болтанув из банки в кружку  и  обратно,  дождался,  когда
осядут нифиля, налил четверть кружки  и,  обжигаясь,  сделал  три  глотка.
Причмокнув от удовольствия, передал сидящему рядом Савелию.
     - Ништяк упарился!
     - Еще бы! Вышак! - заметил значительно Кривой.
     - Слышь, Кривой, ты же вроде Угрюмого знаешь? - спросил Серый его.
     - Ну, а что?
     - А вон он! Может, пригласишь?  Борис  привстал  со  своего  места  и
выглянул из-за штабеля. К выходу быстрым шагом  шел  парень  лет  тридцати
пяти с квадратной фигурой.
     - Угрюмый! - окликнул Кривой, но тот, не услышав, скрылся в дверях.
     - Скорость хорошая, да нюх ни к черту! - усмехнулся Кривой.
     - Это что, кличка такая? - поинтересовался Савелий.
     - Ну... Вот сколько его знаю,  ни  разу  не  видел,  чтобы  он  когда
улыбался...
     -  Жисть  такая  пошла:  чему  дыбиться!  -  заметил  пожилой  зек  с
вызывающей наколкой, достав пачку "Астры", протянул каждому  по  сигарете.
Савелий тоже машинально взял, думая о чем-то своем.
     Когда  банка  с  чифирем  опустела.  Кривой  махнул  рукой   старику,
продолжавшему поглядывать в их сторону. Тот сразу же, чуть не  вприпрыжку,
подбежал и жадно подхватил банку с нифилями, словно побаиваясь, что Кривой
передумает.
     Савелию стало жаль этого старика: поморщившись, он вздохнул.
     - Угостись, отец! - сказал он, протянув ему  сигаретку,  которую  тот
моментально схватил, как китайский болванчик, благодарно кланяясь и семеня
прочь.
     -  И  всех-то  тебе  жалко,  Бешеный!  Тому  куртку  отдал,  за  того
заступился... Может, и Аршина жалеешь?
     - Мне старых и немощных жалко! А Аршина... Аршина - нет! - сказал он,
поднимаясь. - Пойду, покемарю чуток...

                          НЕПРИЯТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

     Яркое солнце почти скрылось  за  горизонтом,  и  последние  лучи  его
ласково касались крыш самых высоких строений зоны.
     Настежь открытые ворота, ведущие в промзону, свидетельствовали о том,
что идет съем бригад с работы. По просьбе подполковника Чернышева  капитан
Зелинский  вновь  заменял  заболевшего  майора  Кирьянова.  Процедура  шла
заведенным чередом.
     Осужденные, устало  передвигая  ногами,  проходили  мимо  "снимающих"
ровными рядами по пятеркам. Одна бригада сменяла другую.
     - Разберитесь! - потребовал Зелинский, которому не понравился порядок
прохождения одной из бригад.
     - 73-я?.. Раз, два, три, четыре и три...  Смолил,  где  остальные?  -
грозно спросил старший нарядчик, заглядывая в свою доску.
     - Двенадцать во вторую остались! -  протягивая  ему  листок,  доложил
бригадир.
     - Разнарядку до четырех сдавать нужно!  В  следующий  раз  не  приму!
Ясно? - сердито бросил тот.
     -  Мне-то  ясно!  Кума  долго  искали:  только  что   подписал...   -
оправдывался Смолил.
     - Меня не колышит твой кум! Не приму, и все!
     - Валеулин! - мягко одернул нарядчика начальник режима.
     - Что Валеулин? - огрызнулся  тот.  -  Мне  же  сведения  в  столовую
подавать нужно, чтобы они без ужина не остались!
     - Ладно-ладно, можно постараться! - примирительно отозвался капитан.
     - Пошла 73-я!
     Бригада двинулась к своему бараку, а Зелинский окликнул:
     - Смолян! Говорков на промзоне?
     - Он иногда и  третью  прихватывает...  Как  зверь  пашет!  В  натуре
Бешеный! - засмеялся он. - Что-то вы  зачастили,  командир,  за  дежурного
помощника начальника колонии работать...
     - У Кирьянова снова приступ, кому-то надо...
     - А Говоркова снова в трюм, что ли?
     - Почему это? - поморщился Зелинский.
     - А зачем еще может понадобиться зек: либо для  наказания,  либо  для
работы! Дважды окунули, может, в третий? - Он хитро уставился на  капитана
из-под  козырька  "пидорки",  похожей   на   головной   убор   французских
полицейских.
     -  Ты  лучше  застегни  верхнюю  пуговицу,  философ!  -  оборвал  его
Зелинский, приказав встать в строй.
     Поняв,  что  его  юмор  не  оценен  по  достоинству,  Смолин   быстро
застегнулся и заспешил вслед за своей бригадой. А Зелинский стоял, сердито
смотрел ему вслед. На душе  у  него  было  скверно.  Нет,  не  разговор  с
бригадиром испортил настроение, дело было совсем в другом.  Сегодня  утром
он наконец получил на свой запрос ответ из Москвы. Запрос касался  Савелия
Говоркова.  Спроси  сейчас  капитана,  что   заставило   его   пристальнее
всмотреться в этого паренька, он бы не смог  сказать  тачаю.  Причин  было
много: с одной стороны, спокойное и бесстрашное поведение самого  Савелия,
с  другой  -  некоторые  разговоры  о  нем  с  другими  людьми.  Отношение
администрации  было  однозначным:  опасный  осужденный,  держаться  с  ним
построже.
     После разговора с Федором Федоровичем - тот все-таки добился  своего,
уволился и уехал на Украину
     - Зелинский решил ознакомиться с  делом  Савелия.  Потратив  на  него
несколько  часов,  он  ничего  не  понял  с  точки  зрения  убедительности
приговора. А ведь у Зелинского был опыт следственной работы.  Он  читал  и
перечитывал дело и все  больше  убеждался,  что  для  того,  чтобы  понять
несостоятельность обвинительного заключения и приговора, составленного  на
основании выводов  следствия,  не  нужно  даже  юридического  образования.
Зелинский знал, что многие уголовные дела решались одним звонком "сверху",
интуиция говорила Зелинскому, что и "дело Говоркова" из таких.
     Несколько дней он ходил под впечатлением, пытаясь разобраться в самом
себе. По натуре он  был  человек  мягкий,  не  всегда  уверенный  в  своей
правоте, умеющий сострадать и жалеть людей.  Зелинский  часто  мучался  от
того, что  порой  должен  поступать  не  по  совести  своей,  а  по  воле,
навязанной другими.
     Он тяжело пережил моральный удар, полученный в  Афганистане.  Сколько
ни твердил он себе, что эта война справедливая,  что  она  несет  братской
стране свободу и независимость, все чаше и чаще  возникал  вопрос:  почему
наши совсем еще молодые парни должны погибать в мирное время,  да  еще  на
чужой золою? Полный крах навязанным ему убеждениям пришел даже  не  тогда,
когда он столкнулся с продажей оружия, а когда понял, что старший  офицер,
который занимался этим, - лишь винтик в отработанном механизме  преступной
группы, связи которой тянулись в Москву.
     Попытавшись  намеками  выяснить  отношение  своего  непосредственного
начальства  к  происходящему,  он  мгновенно  осознал,   какой   опасности
подвергал себя: его могли просто убить в Афганистане или потом  в  Москве,
куда был срочно отозван... Напряжение тех лет вылилось в запой.
     Вполне возможно, что он так бы и спился, если бы не его жена. Женился
он рано, еще на третьем курсе. Зинаида Сергеевна, так звали  его  жену,  -
красивая, независимая в суждениях, тогда  тоже  была  студенткой.  К  тому
времени, когда он был уволен в запас, Зинаида Сергеевна, в звании  майора,
работала секретарем заместителя министра  МВД  СССР,  в  ведении  которого
находились и  исправительно-трудовые  учреждения.  Конечно  же,  она  была
посвящена в то, что знали далеко не все сотрудники органов МВД.
     Зинаида Сергеевна, а Зелинский ничего от нее  не  скрывал,  понимала,
что ему грозит реальная опасность и его нужно спасать. Употребив все  свои
связи, она добилась перевода на работу в качестве начальника  спецчасти  в
далекую таежную колонию строгого режима, а для мужа  ей  удалось  "выбить"
место заместителя командира роты, хотя и с потерей его бывшего звания  (из
майора он стал капитаном).
     Пристальнее присмотреться  к  делу  Савелия  Говоркова  заставил  его
разговор с женой. В тот день, придравшись к - строптивому зеку  и  посадив
его в ШИЗО,  Зелинский,  взвинченный  разговором  с  Федором  Федоровичем,
сорвал свое настроение на жене. И сейчас он вспомнил тот разговор...
     - Что с тобой происходит, Саша? - измученно произнесла она. - Что  ты
взъелся на парня? Тебе мало  тех,  кому  ты  раньше  исковеркал  жизнь?  -
Зинаида Сергеевна тяжело вздохнула.
     - Ты опять за свое? -  вспылил  он.  -  Жена  называется!  Нет  чтобы
посочувствовать, успокоить...
     - Жена, потому и боюсь за тебя... Ведь только я знаю, как  мучаешься,
переживаешь... Как кричишь по ночам!.. Господи! Уезжая  из  Москвы  в  эту
тьмутаракань, я думала, что здесь, в глуши, ты сможешь забыть и то  время,
и этот проклятый Афганистан! - Она неожиданно всхлипнула.
     - Забыть?! - Он даже оторопел, ужаснувшись самой мысли. - Забыть... -
Обхватив голову руками, начал  яростно  тереть  лицо.  -  Это  невозможно!
Не-воз-мож-но... Понимаешь ты, невозможно!!!
     Зелинская с жалостью смотрела на мужа, не зная, чем можно помочь ему,
как отвлечь, как вернуть того сильного, бесшабашного Сашу, каким  она  его
знала. Неожиданно ее взгляд  остановился  на  каком-то  деле,  лежащем  на
столе. Как она сразу не подумала об этом? Может, действительно она зря его
пытается отвлечь? Может,  лучше  попытаться  лечить  болезнь  по  народной
мудрости: клин клином? Она быстро встала, открыла железный шкаф  с  делами
осужденных и начала судорожно искать одно дело среди  сотни  других...  Не
то... снова не то... Ага, вот оно!
     Капитан с недоумением наблюдал за ней и молча  ждал,  зная,  что  она
никогда ничего не делает просто так. Немного  подумав,  Зинаида  Сергеевна
медленно подошла к мужу и положила руку на плечо.
     - Саша!.. Очень прошу тебя: почитай это дело...
     Пожав плечами, он  перевел  взгляд  с  ее  серьезных  глаз  на  дело,
положенное перед ним.
     - Говорков?! - удивленно воскликнул он. - Зачем?
     - Саша!.. Я очень прошу тебя, почитай это дело... - повторила она еще
раз. - Ты бывший военный прокурор...
     - Ну и что?
     - Дело в том, что он тоже афганец...
     - Афганец? - воскликнул капитан. - Валютчик?!
     - Посмотри... Тебе нужно посмотреть это дело!  -  твердо  проговорила
Зинаида Сергеевна, выделив слово "нужно",  потом,  как  бы  между  прочим,
спросила: - Ты еще не потерял связи со своим приятелем?
     - С каким?
     - Владимир Петрович, кажется... майор госбезопасности...
     - Богомолов? Он уже полковник... - не без зависти вздохнул  Зелинский
и потянулся к делу Савелия Говоркова...
     Сегодня, получив ответ от своего приятеля, он  специально  пришел  на
съем, чтобы встретить  Савелия,  поговорить  с  ним,  узнать  подробности,
которые мог знать детально он. Прочитав увесистое послание из  Москвы,  он
разволновался настолько,  что  не  мог  дождаться  бригады  Говоркова.  По
странному стечению обстоятельств, полковник Богомолов  вплотную  занимался
этим делом. Зелинский сразу понял, несмотря на то что его  приятель  писал
полунамеками,  дело  Говоркова  завязано   в   каком-то   более   крупном:
госбезопасность  не  занимается   просто   уголовными   делами.   Особенно
Зелинского взволновала небольшая приписка в конце его  письма:  "Возможно,
Саша, мы скоро с тобой  увидимся...  Пришло  время  "покопаться"  в  твоих
прошлых знаниях... И еще подумай - не засиделся ли ты в своей глуши?.."
     Чем больше капитан размышлял о деле Савелия, о нем самом, тем  больше
приходил к мысли, что судьба предоставляет ему реальный шанс разобраться в
самом себе! Понять, наконец, что он значит!  Сохранилось  ли  в  нем  хоть
немного того, что он получил от отца!  Этот  своенравный  парень  странным
образом заставил его взглянуть на себя как бы со стороны... Сможет  ли  он
найти в себе силы стать на защиту справедливости? Сможет  ли  он  отстоять
свои нравственные позиции? Зелинский понял, что если не вмешается  сейчас,
то ему уже никогда не удастся заставить себя уважать в себе Человека...  И
он решил!.. Первым делом нужно поговорить с Савелием! Разговор будет не из
легких: сообщить ему о предательстве будет трудно, но  необходимо...  Этим
он окажет ему полное доверие, а значит, может и сам рассчитывать на  такое
же доверие со стороны Савелия... Приняв решение, он сразу же  почувствовал
явное облегчение и тут же повернулся к нарядчику:
     - Валеулин, сколько, бригад еще не снялось?
     - Сейчас... - Он быстро пробежал по своей доске.
     - Четыре... гражданин капитан!
     - Юра, ты побудешь здесь до конца?  -  спросил  Зелинский  начальника
режимной части.
     - Конечно! - отозвался тот, вытирая платочком пот  со  лба.  -  А  ты
куда?
     - На промзону... - бросил он, направляясь  по  колючему  коридору,  и
зеки, идущие навстречу, почтительно расступались, пропуская начальство...

                             НАПАРНИК САВЕЛИЯ

     Савелий взглянул на цеховые электрические часы, висящие над  комнатой
мастера: до ужина оставался еще час! Сипло вздохнув, стальные полки пресса
начали раздвигаться: сработал автомат-реле.
     - Мишка! - крикнул он своего напарника, дремавшего  рядом  на  стопке
деталей.
     Этот молодой  парнишка  пришел  в  зону  недавно.  Несмотря  на  свою
молодость,  он  уже  третий  срок  отбывал  за   квартирные   кражи.   Его
распределили в бригаду, где работал Савелий. Поначалу парнишка старательно
отказывался от любой работы, да его и  никто  особенно  не  заставлял.  Со
временем бездельничать надоело, и  он  стал  втягиваться  в  работу.  Надо
сказать, что  этому  способствовало  знакомство  с  Савелием:  Мишка  даже
согласился на тяжелую работу на прессе, лишь бы работать с Говорковым...
     Миша рос в  благополучной  семье:  отец  -  полковник,  преподаватель
военной академии, мать не  работала,  посвятив  себя  единственному  чаду.
Когда он был маленьким и очень болел, она не давала  никому  и  дышать  на
него, всюду водила за ручку - не  дай  бог,  упадет,  ушибется!  Когда  же
Мишенька вырос в Михаила, то его, вполне естественно, потянуло  на  улицу,
подальше от наскучившей опеки.
     Хотелось стать самостоятельным,  смелым...  Захотелось  романтических
приключений, а тут, совсем  рядом,  в  их  же  дворе,  -  взрослые  парни,
сильные, смелые, ловкие. Им все нипочем, и, конечно, Миша потянулся к ним.
Они не воображали из себя, не  поучали  и  не  отталкивали,  а,  наоборот,
приближали  к  себе,  заранее  зная,  что  этот  юркий  пацан   может   им
пригодиться... Вскоре случай подвернулся. Используя его щуплую,  худенькую
фигурку и маленький рост, они предложили ему "сыграть в военную игру":  "В
Штабе противника находятся очень важные документы для нашей страны,  и  мы
должны взять их и вручить по назначению". Ему,  Мише,  отводилась  главная
роль - забраться через форточку в  квартиру  и  открыть  входную  дверь...
Первое "военное задание" было выполнено с  блеском.  Появились  деньги  на
карманные расходы, и это  было  особенно  приятно:  не  нужно  всякий  раз
просить у родителей. Потом были еще и еще такие же "военные"  поручения  -
одно, второе, третье...
     Конечно, он давно уже понял, что к военному искусству эти занятия  не
имеют никакого отношениям но остановиться уже не мог... На пятом деле  его
поймали и направили в детскую колонию, где он не только не исправился,  но
и завоевал авторитет смелостью и наглостью. Так  начался  его  путь,  путь
преступной романтики, за которую приходилось расплачиваться свободой...
     Всю свою сознательную жизнь Миша мечтал о брате,  и  больше  всего  о
старшем. В его мечтах тот старший брат был очень похож на Савелия.
     Ему нравилось, что Савелия уважают, а некоторые и побаиваются. Каждый
раз он пытался найти пути сближения  и  не  находил.  Когда  его  окликнул
Савелий, он быстро вскочил и бросился к прессу, чертыхаясь про себя за то,
что уснул. Подхватывая руками в рукавицах горячие листы,  толкаемые  сзади
пресса Савелием, он сбрасывал  их  вниз,  складывал  детали  в  стопку,  а
стальные листы задвигал в специальные пазы для следующей загрузки...
     - Говорков! - крикнул подбегающий к ним дневальный начальника цеха. -
Иди в комнату мастера!
     - Его же нет: домой ушел!
     - Не мастер вызывает, ДПНК...
     - Зачем, не знаешь? - поморщился Савелий.
     - Не знаю... Зелинский за него... Иди скорее, ждет! -  крикнул  он  и
побежал дальше.
     - Чтоб тебя... - чертыхнулся Савелий.
     - За что он тебя в этот раз? - осторожно спросил Мишка.
     - А я знаю? Чего на этот раз ему на ум взбрело?
     - вздохнул Савелий, споласкивая руки ведре с теплой водой. - Ты  один
не корячься, вернусь, вместе выгрузим...
     - Да  управлюсь  я,  Бешеный!..  Чего  там...  -  смутился  Мишка  от
неожиданной заботы своего напарника...

                             РАЗГОВОР НАЧИСТОТУ

     Когда Савелий  вошел  в  комнату  мастера,  капитан  Зелинский  молча
рассматривал какие-то фотографии, которые сразу же перевернул,  словно  не
желая показывать Савелию.  Некоторое  время  он  смотрел  на  хмурое  лицо
Говоркова. Взгляд был непонятным и почему-то вызывал беспокойство.
     - Наконец-то могу поговорить с  тобой  со  знанием  дела...  -  начал
капитан, чуть улыбнувшись. - Родители, говоришь, во Внешторге работают?
     Савелий молча  пожал  плечами,  не  понимая,  почему  замкомроты  так
волнует этот вопрос.
     - И рана на  спине,  вероятно,  "по  пьяни",  так?  И  снова  Савелий
промолчал.
     - Что ж ты, сукин сын, своих наград стесняешься?.. - вспылил капитан.
- Они что, за красивые глазки получены? - усмехнулся зло, с намеком. И это
задело Савелия, вывело из равновесия.
     - Вы нашей войны не касайтесь! Не вам судить о ней!  -  резко  бросил
он, сжимая кулаки.
     И вдруг Зелинский среагировал не так,  как  ожидал  Савелий.  Опустив
глаза, тихо проговорил:
     - Ошибаешься, сержант... -  Помолчав,  спросил:  -  Много  за  Речкой
друзей оставил?
     Что-то в голосе было такое, что заставило Савелия поверить в то,  что
сидящий перед ним капитан имеет право говорить об  этой  войне.  Не  понял
почему, но может, имеет право.
     - Из отделения нас осталось трое... из тех, с кем начинал... Игорь  -
без руки, а мы... мы только шкуру попортили...
     - Да-а-а... - Зелинский  снова  начал  яростно  тереть  лицо  руками,
словно желая содрать с него кожу.
     - Присаживайся. Секунду помедлив, Савелий опустился на стул.
     - Несколько раз читал твое дело и ничего не понял! Ничего!.. А  я  же
"не просто погулять вышел" - прокурор! Военный, правда,  и  бывший,  но...
Получить девять лет, и за что? Не понимаю! Ответь, зачем ты тащил  все  на
себя? Или боялся кого?
     - Боялся? - Савелий даже разозлился от  одной  только  мысли.  -  Еще
чего! Что вам нужно от меня?
     - Фронтовики мыс тобой: неужели не поймем друг друга?
     Савелий усмехнулся, но промолчал, уставившись в  какой-то  плакат  по
технике безопасности.
     Зелинский смотрел на этого парня и понимал, что тот не верит ему,  не
верит ни единому его слову. Не верит, а может, не слышит? Да, они стоят по
разные  стороны  барьера:  он  охраняет  его.  Какое  странное   слово   -
"охраняет"! Можно охранять от кого-то, а  можно  охранять  кого-то.  Какое
разное значение?! И  неожиданно  Зелинскому  захотелось  рассказать  этому
парню о себе. Рассказать, чтобы он понял его. Ему очень нужно было,  чтобы
он понял его.
     - Знаешь, мне хочется, чтобы ты не совершил ошибку, за которую будешь
потом раскаиваться... Нет, я не хочу и не  буду  говорить  тебе  прописные
истины... Я - расскажу о себе... Все время я  жил  в  каком-то  выдуманном
мире: родился, учился, женился... Жил, работал, верил во все, что писалось
в газетах, в то, что  говорилось  сверху...  И  вдруг  Афганистан!  Зачем?
Почему? Ради кого и ради чего? - Зелинский  так  разволновался,  что  стал
даже говорить громче. - В моих мозгах все сдвинулось,  все  перевернулось!
Все полетело к чертям собачьим! Вера, идеалы, убеждения!  Все!  Все!..  Ты
был ТАМ! Ты должен понять меня!..
     Савелий посмотрел на него и так презрительно усмехнулся, что капитану
стало, не по себе. Он еле заметно вздрогнул, но не опустил глаз.
     - Нет, я не стал молчать, как ты сейчас подумал!
     - Он тяжело вздохнул и  продолжил:  -  Не  стал  молчать,  но,  когда
попытался прояснить, то... чудом избежал ареста, а возможно, и пули... как
говорится, "случайной"... А потом...  решил  спрятаться...  Спрятаться  от
греха подальше! И спрятался сюда...
     - Я тебе, капитан, не поп, чтоб грехи отпускать!
     - внятно, с презрительной усмешкой бросил Савелий. - Таким грузом  не
поделишься!
     - Эх, не понял ты меня, сержант! Не понял... а жаль! - Капитан  долго
смотрел на Савелия, не говоря ни слова, потом вздохнул и тихо  спросил:  -
Кем тебе доводится Лариса Алексеевна Петрова?
     Савелий вздрогнул, как от страшного раската грома, испуганно  вскинул
голову и посмотрел на капитана в упор...

                         НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА В ЯЛТЕ

     В тот день,  проводив  старого  соседа,  Савелий  переоделся  в  свою
афганскую форму и, накинув полотенце на шею, пошел на пляж. Погода  стояла
теплая, но сезон купания еще не открылся: пляж  был  пустынным.  В  разных
местах человек пять, не большее из самых отчаянных смельчаков, окунались в
прохладную воду и быстро выбирались на берег.
     Солнце  клонилось  к  западу,  наступали  сумерки,  и  морская   вода
становилась все чернее.
     Окунувшись у самого берега, Савелий  зябко  передернулся:  прохладная
вода и небольшой бриз мгновенно протрезвили его. Быстро  взмахнув  руками,
он проделал несколько специальных упражнений и  хорошо  растерся  махровым
полотенцем. После этого почувствовал даже некоторый  телесный  комфорт,  и
ветерок показался теплым и приятным. Одевшись, Савелий пригладил  пятерней
волосы и несколько раз подпрыгнул с криком: "Я-я-я!.."
     Проходящая рядом  влюбленная  парочка  посмотрела  на  него  с  явным
недоумением. Савелий улыбнулся, дружески помахал им рукой и пошел к своему
домику. Когда он вышел на асфальт, то решил немного  пройтись  по  широкой
улице, подбегающей прямо к морю. По  обеим  сторонам  рос  ровно  и  низко
подстриженный  колючий  кустарник.   В   радостном   возбуждении   Савелий
пробежался вперед, затем  оглянулся  по  сторонам  и,  никого  не  увидев,
перепрыгнул через барьер кустов туда и обратно. Перемахнув в третий раз  с
асфальта через кусты, он заметил  в  просветах  между  деревьями  какое-то
оживление и подумал, что это либо экскурсия, либо гулянке, и решил подойти
поближе.
     Еще издали он понял,  что  ошибся:  на  перекрестке  грунтовых  дорог
стояли несколько человек  и  что-то  возбужденно  обсуждали.  Бросилось  в
глаза, что они, несмотря на сильный эмоциональный накал,  приглушали  свои
голоса, стараясь, видимо, не привлекать лишних глаз.
     Савелий,  любитель  острых  ощущений,  бесшумно  подошел  поближе   к
перекрестку. Когда до  него  оставалось  метров  десять,  "дипломатические
переговоры", судя по всему, между двумя группами  закончились  в  началась
жесткая  и   беспощадная   драка.   Толпа   была   внушительная:   человек
десять-пятнадцать. Кто против кого дрался,  было  непонятно.  Наблюдая  со
стороны, Савелий чувствовал себя как бы зрителем в театре.  Он  уже  хотел
уйти, но в этот момент заметил среди  дерущихся  мужчин  молодую  женщину,
которая бесстрашно набрасывалась тона одних, то на других, взмахивая белой
сумочкой. Ее длинные волосы взлетали то  в  одну  сторону,  то  в  другую.
Несколько  раз,  получив  ощутимый  удар,  она  вываливалась   из   клубка
дерущихся, падала на землю, но снова вскакивала и бросалась "в бой".
     Зрелище оказалось настолько интересным и притягивающим,  что  Савелий
остановился и решил посмотреть, что будет дальше.
     Визгливый скрежет тормозов подъехавшей "Волги"  на  секунду  заставил
дерущихся замереть, но, рассмотрев, что машина не милицейская,  а  значит,
опасность не грозит, они продолжили "выяснять отношения".
     Из "Волги" выскочил водитель и врезался  в  толпу  дерущихся.  Что-то
знакомое было в его фигуре, и Савелий, наморщив  лоб,  пытался  вспомнить,
кого  он  напоминает.  Это  неожиданное   вмешательство   сразу   изменило
соотношение сил. Судя по всему, водитель был опытным  бойцом,  знакомым  с
боевым каратэ: Савелий  сразу  определил  это.  Противники,  осознав,  что
проигрывают, стали отступать. Савелий вновь отметил интересную деталь: все
дрались молча, без обычных криков. Создавалось  впечатление,  что  дерутся
глухонемые. Исключение  составляла  женщина,  которая  визгливо,  по-бабьи
выкрикивала угрозы, не чураясь крепкого словца.
     Неожиданно длинный рыжий парень лет двадцати пяти обхватил женщину  и
крикнул:
     - Я сейчас удавлю ее, если не остановитесь! Изо всех сил она пыталась
вырваться из цепких лап рыжего он крепко держал  ее.  На  помощь  бросился
парень из "Волги", но рыжий выхватил из кармана нож и  приставил  к  горлу
женщины.
     - Не суйся: замочу враз!
     Женщина, до этого  отчаянно  сопротивлявшаяся,  мгновенно  обмякла  и
замерла. Переложив нож в  руку,  сжимающую  горло,  рыжий  нахально  начал
щупать ее грудь, живот, все ниже опуская руку. Она дернулась.
     - Стой спокойно,  сука!  -  процедил  тот  сквозь  зубы  и  плотоядно
усмехнулся, задирая ей подол. - Ну что, будем продолжать? Женщина обречено
всхлипнула.
     - Все, братва, кончай! - крикнул водитель из  "Волги"  и  все  вокруг
застыли, с, ненавистью сжимая кулаки.
     Словно завороженный  стоял  Савелий,  недоуменно  глядя  на  странную
сцену, разыгравшуюся перед ним. Он не понимал, что происходит. Из-за  чего
столкнулись эти люди? Чего не поделили? Что-то нереальное  происходило  на
его глазах.
     В этот момент из яркого "форда" вылез элегантно  одетый  мужчина  лет
сорока. Уверенной походкой он подошел к месту инцидента и тоном, в котором
чувствовалась привычка повелевать, сказал негромко, но внятно:
     - Я предупреждал Воланда, чтобы не совался на нашу территорию... А он
не понял, видно... Пусть пеняет на себя,  так  и  передай  ему,  Бардам...
Капусту сюда: пять штук! -
     - Ляпа! - бросил он, и  парень,  стоящий  рядом  с  ним,  бросился  к
водителю "Волги", схватил его за карманы.
     - Руки! - выкрикнул тот, повернувшись лицом к Савелию.
     Говорков мгновенно узнал в нем своего сержанта,  командира  группы  в
Афганистане. Выразительный шрам, делавший его лицо  постоянно  удивленным,
не оставлял сомнений.
     - Держись, сержант! - крикнул Савелий, выпрыгивая из-за дерева.
     Его неожиданное появление несколько озадачило окружающих, и он  успел
сбить  с  ног  двух  парней,  что  стояли  поближе.  Опомнившись,  к  нему
устремился парень с велосипедной цепью в руке.
     - Убью, оккупант паршивый! - орал  он.  А  сзади  рыжий,  что  держал
женщину, попытался ткнуть Савелия ножом. Среагировав на его выпад, Савелий
ударил его ногой по руке, и нож,  вылетевший  от  удара,  упал  куда-то  в
кусты, а Савелий перехватил в прыжке цепь, рванул на себя и  с  разворотом
ударил парня пяткой в голову. Цепь  осталась  в  его  руке,  и  окружающие
замерли, с испугом поглядывая на страшного противника.
     -  Братишка,  откуда  ты?  -  обрадовался   Варламов.   Но   тут   же
предупреждающе вскрикнул.
     Мужчина  в  светлом  костюме,  недовольный  появлением   неожиданного
помощника противника, решительно вырвал из кармана пистолет.
     - Вот как?! - с какой-то  бравадой  воскликнул  Савелий,  словно  ему
показали смешную заморскую игрушку или интересный фокус. Качнув из стороны
в сторону "маятник",  он  вдруг  сделал  замысловатое  сальто,  выбивая  в
воздухе пистолет, накинул цепь на шею мужчины и обхватил ногами "в замок",
заваливая его на землю.
     Это произошло настолько стремительно, что стоящие вокруг  только  рты
поразевали.
     -  Нехорошо  так  с  девушкой  обращаться...  -  с  мрачной   улыбкой
проговорил Савелий. - Ну?! - Он сильнее сжал ему горло.
     Хрипя и задыхаясь, тот беспомощно захлопал по  спине  Савелия,  и  он
чуть ослабил свою удавку.
     - Чего вылупился, Рыжий, отпусти эту... - И  вновь  Савелий  напомнил
ему  об  удавке.  -  Девушку!  Девушку  отпусти!  -  сразу  завопил   тот.
Неизвестно, чем бы окончилось вмешательство  Савелия,  но  в  этот  момент
послышался квакающий звук милицейской машины.
     - Атас! Менты! - выкрикнул кто-то, и все бросились врассыпную.
     - Брось его, Сав-ка! Бежим, - сказал Варламов,  обхватывая  друга  за
плечи и поднимая  на  ноги.  Савелий  отпустил  мужчину,  и  тот,  потирая
багровый рубец на шее, устремился к своему "форду".  Открывая  дверцу,  он
крикнул:
     - Ты все-таки скажи своему шефу, что добром это для него не кончится!
- И вдруг закричал: - Ляпа, машинка?!
     Остановившись,  Ляпа  бегом  вернулся  назад,   подхватил   пистолет,
лежавший рядом с бесчувственным телом хозяина цепи, и побежал к "форду".
     - Быстрее, Савка! - торопил Варламов, схватив за руку  женщину.  -  К
"Волге"!
     Савелий помог девушке сесть на заднее сиденье, а сам плюхнулся  рядом
с Варламовым, который резко дернул  машину  вперед.  Пять  машин,  стоящих
вокруг, вмиг разъехались в разные стороны. Когда, громко чихая  и  натужно
кашляя, к перекрестку подкатил  милицейский  "Москвичке  буквами  ПМГ,  то
выскочившие оперативники никого  не  застали,  кроме  стонущего  на  земле
парня.
     - Гадкий! Остаешься здесь! Остальные - в машину! -  приказал  старший
лейтенант.
     - Куда ехать-то?  -  спросил  водитель,  неуверенно  сделав  круг  по
перекрестку. Несколько раз старенький "Москвич"  клюнул  носом,  продолжая
двигаться вперед.
     Старший  лейтенант  поморщился,   поглядывая   по   сторонам,   потом
неопределенно махнул рукой:
     - Давай туда... что ли...

                              НАДО ОТМЕТИТЬ

     Стараясь оторваться от возможного преследования, Варламов вел  машину
быстро и уверенно. Все молчали,  понимая,  что  могут  помешать  водителю.
Через несколько минут бешеной езды Варламов снизил скорость  и  облегченно
вытер пот со лба.
     - Вовремя ты подоспела братишка!
     - А чего они хотели? - спросил Савелий, но Варламов незаметно толкнул
его ногой.
     - А черт их знает... - протянул он и покосился на Савелия. - Наверно,
в ней причина! - кивнул он на девушку.
     - Этот хлыщ давно уже преследует  ее...  -  услыхал  Савелий  мужской
голос и от неожиданности мгновенно обернулся: он был уверен, что в машине,
когда они садились, никого не было. - Алик меня зовут!
     Немолодой  мужчина  с  еле  заметной  сединой   на   висках,   чем-то
напоминающий артиста Гафта, протянул Савелию руку и крепко пожал.
     - Вы что, служили вместе? - настороженно поинтересовался он.
     - Да, почти полтора года из одного  котелка  хлебали!  -  ответил  за
Савелия Варламов.
     - Что же вы, друзья-приятели, столько времени не встречались? -  Было
непонятно: он спрашивает или утверждает.
     - Так получилось... - замялся Варламов и взглядом попросил  помощи  у
Савелия.
     - Меня списали по ранению чуть раньше, чем он вернулся... - подхватил
Говорков. - Госпиталя, санаторий, потом - тралфлот... так и  потерялись  в
суете...
     - Так это нужно отметить! - воскликнул Алик уже другим тоном.  -  Как
смотришь на это, Савелий, кажется?
     - Не против, но... - он смущенно поморщился, - свой фрак я  забыл  на
пианино...
     - Это пустяки: заскочим по пути ко мне в номер, и  все  будет  как  в
лучших домах Ландона! Идет?
     Савелий бросил взгляд на Варламова, и тот еле заметно кивнул головой.
     - Ну, если и дама не возражает, то я готов  -  Савелий  повернулся  к
девушке, сидящей за его спиной.
     - Дама не только не возражает, но и присоединяется к просьбе Алика! -
Она настолько выразительно посмотрела на Савелия, даже с каким-то вызовом,
что он не выдержал, отвернулся. Эти  глаза  определенно  где-то  видел.  А
может, они кого-то напоминают? Странно! На  мгновение  какое-то  тревожное
чувство коснулось Савелия.
     - В таком случае, Бардам, в отель! - весело скомандовал Алик...
     Как ни странно, но шикарный костюм Алика - тройка серебристого  цвета
- оказался ему впору. Савелий выглядел в нем  как  звезда  экрана.  Увидев
друга, Варламов даже присвистнул. И Алик довольно  подмигнул,  знай,  мол,
наших... Он повел их в одно ночное заведение: то ли  варьете,  том  ночной
бар, как он сказал - "только для избранных"...
     Бар был небольшой: человек на сорок-пятьдесят, и попасть туда мог  не
всякий.  Полумрак  украшался  красивым  лазерным  освещением  и   музыкой,
доносившейся из нескольких динамиков, разбросанных по залу.  На  небольшом
возвышении в конце зала стояла аппаратура  рок-группы.  Перехватив  взгляд
Савелия, Алик пояснил:
     - Здесь играют довольно  приличные  группы,  которые  приезжают  сюда
отдохнуть на море: от джаза до тяжелого рока. Сегодня вроде "Блю доге"...
     - Вечно ты переиначишь! - усмехнулась девушка, которую звали  Лариса:
она представилась Савелию, когда они вошли в зал.  Ему  снова  показалось,
что девушка смотрит на него многозначительно... - На самом деле - "Голубые
собаки"! - добавила она.
     - А что?  "Блю  доге"  гораздо  интереснее,  фирменнее!  -  поддержал
Савелий.
     - Слышишь голос народа?! Так-то... - Алик был явно доволен.
     Посадив их поближе к эстраде, Алик извинился за  то,  что  ему  нужно
отойти на несколько минут, и направился к дверям рядом со стойкой бара.
     Вскоре  на  их  столик  принесли   разнообразные   закуски,   бутылку
французского "Камю", графинчик водки  и  две  бутылки  сухого  грузинского
"Напареули".
     - Займитесь, Савелий! - предложила Лариса.
     - Может, Алика подождать?
     -  Он  теперь  появится  только  тогда,  когда   стриптиз   начнется:
переговоры с партнерами... Так что начинайте!
     Пожав плечами, Савелий взялся за бутылку "Камю".
     - Вам что, коньяк или водку? - спросил он Ларису.
     - Конечно, коньяк, водку только  Алик  пьет...  Когда  Савелий  хотел
налить Варламову, тот категорически отказался:
     - Нет-нет, я же за рулем!
     - Как же так, не выпить за нашу встречу?!  Они  не  заметили,  как  к
столу подошел Алик.
     - Рюмку коньяка можно! - подхватил он каким-то разрешающим  тоном.  И
Варламов сразу убрал руку с рюмки, чуть заметно кивнув Савелию.
     Наливая коньяк, Савелий испытывал странное чувство: ему казалось, что
он находится в  этой  компании,  как  посторонний  человек  среди  близких
родственников, связанных  кровными  семейными  узами,  которые  заставляют
каждого вести себя сообразно старшинства  в  семье...  Савелий  совершенно
явно почувствовал, что его бывший командир, волевой,  по-хорошему  упрямый
человек, сильно  изменился  и  как-то  зависим  от  этих  людей.  Он  даже
отчетливо вспомнил, как Варламов  мгновенно  перестал  продолжать  борьбу,
заметив реальную угрозу Ларисе...
     - Вам, конечно, водки? - улыбнулся Савелий.
     - К чему этот официоз? Давай лучше на "ты"!
     - Согласен!.. Тебе водки?
     - Вот, совсем другое дело! - Алик потер руки. -
     Кроме водой, я ничего не пью! Собственно, я и  выскочил  на  минутку,
чтобы выпить за наше знакомство: дела у меня...
     - Переговоры с партнерами? - невинно поинтересовался Савелий.
     Бросив недовольный взгляд на Ларису, он сразу же улыбнулся.
     - Да, налаживание контакта... Ну что,  за  знакомство  и  за  встречу
однополчан! - произнес Алик. Все  чокнулись,  выпили,  и  Алик,  подмигнув
Савелию, снова скрылся за той дверью.
     Некоторое напряжение, появившееся при его появлении за столом,  сразу
спало, как только он ушел. Лариса стала расспрашивать Савелия о  службе  в
Афганистане, о работе на тралфлоте... Чувствуя  неподдельный  интерес,  он
увлеченно рассказывал. Варламов сидел, молча слушая Савелия. Когда он стал
описывать их походы за рыбой,  Савелий  заметил  в  его  глазах  некоторую
зависть.
     - Вы... Ты  так  увлеченно  рассказываешь  об  этом,  что  мне  самой
захотелось поплавать на БМРТ и половить рыбку... - откликнулась Лариса.
     - Это только в рассказах  так  романтично.  На  самом  деле  тяжелый,
изнурительный труд, по шесть - девять месяцев вода и рыба, рыба и вода!  А
вокруг одни и те же физиономии, которые настолько  надоедают,  что  иногда
выть хочется от тоски...
     - Убедил,  не  хочу  ловить  такую  рыбку!  -  Она  капризно,  словно
маленькая девочка, надула губки, и Савелий пристально посмотрел на нее.
     - Лариса, у меня такое впечатление, что мне знакомо ва... твое лицо!
     - Ну да? - Она заразительно, но не очень естественно  рассмеялась.  -
Многие меня путают... со своими любимыми...
     В этот момент к столику подошел симпатичный молодой парень и  вежливо
обратился к Савелию:
     - Вы разрешите пригласить вашу даму?
     - Несколько растерявшись от "вашу даму", Савелий  кивнул  головой,  и
Лариса,  секунду  помедлив,  посмотрела  на  незнакомца  и  нехотя   пошла
танцевать. Розовое платье плотно облегало ее тело, открывая в  разрезе  до
бедра стройные ноги. Танцевала она  самозабвенно,  длинные  волосы  иногда
покачивались в тает движений. Танцующих было немного, взоры были  обращены
на Ларису,  которая  нисколько  не  смущалась,  явно  привычная  к  такому
вниманию. Савелий во все глаза смотрел на девушку.
     - Что, понравилась? - не без сожаления спросил Варламов.
     - Да, с такой бы я повалялся на травке в степи, под  сенью  берез!  -
вздохнул Савелий.
     - С ней вряд ли получится...
     - Не такая или занята? - язвительно заметил он.
     - Не такая! - не принимая тона, отозвался Варламов и тут же  спросил:
- Ты как здесь оказался? Насколько я помню, ты на  родину  собирался  -  в
Сибирь, кажется?
     - Да, в Омск... Ездил, навестил могилу родителей, пытался устроиться,
но... - Савелий  огорченно  махнул  рукой,  -  после  долгих  мытарств  по
кабинетам,  когда  хотел  на  все  наплевать  и  податься   в   управдомы,
повстречался с Брегвадзе...
     - С отцом Васе? - встрепенулся Варламов.
     - Ну... Он в министерстве, главк возглавляет... Он я устроил меня  на
тралфлот: третий год  плаваю...  А  тут  неожиданное  наследство  на  меня
свалилось в виде домика с садом: родная тетка умерла...
     - Какая тетка? У тебя же вроде никого не было?
     - Я и сам узнал  о  ней,  только  когда  телеграмму  из  нотариальной
конторы получил, - вздохнул Савелий. - Что-то они с мамой  не  поделили...
Какая-то семейная тайна, которая ушла с ними в могилу...
     - Подфартило тебе! Надо же. Говорков - домовладелец! С ума  сойти!  И
что теперь думаешь делать?
     - Не решил пока... С одной стороны, надоела эта морская романтика,  а
с другой - вроде как и жалко море бросать, свыкся...
     - Ты, Говорок, не представляешь, как я тебе рад!
     - с грустью проговорил Варламов. - Трое нас осталось... точнее, два с
половиной. Шалим-то все по больницам да по санаториям мается, в курсе?
     - Да, год назад навещал его: смотреть жалко, что от него осталось. Не
протянет он долго...
     - А ты знаешь, что он уже пытался однажды покончить с собой?  -  тихо
сказал Варламов.
     - Да ты что? - Савелий даже привстал от удивления.
     - Вот такие дела: не может  терпеть  больше...  Бедняга,  он  столько
операций перенес, жуть берет! Лично я давно бы сломался...
     - Ты-то как, все нормально?
     -  Потом  поговорим!  -  тихо,  но  быстро  сказал  он,  взглянув  на
приближающуюся Ларису.
     Поблагодарив за танец, ее партнер вернулся за свой столик.
     - Ну что, в воспоминания ударились? - кокетливо спросила Лариса.
     - Да вот, уговариваю Савелия бросить море и  пойти  работать  в  нашу
фирму, - усмехнулся Варламов.
     - А что, интересная мысль! Соглашайтесь,  Савелий,  не  пожалеете!  -
совершенно серьезно поддержала она.
     - И что у вас за  фирма?  -  В  голосе  Савелия  промелькнула  ирония
которую он и не пытался скрыть.
     - Напрасно иронизируете! - спокойно, не обижаясь, заметила Лариса.  -
Наше предприятие достаточно мощное, хотя и занимается посредничеством!  Мы
связаны не только с внутренним рынком, но и с зарубежными фирмами!
     - Но  я-то  в  каком  качестве  могу  принести  пользу  вашей  фирме?
Образование мое - десять классов и одиннадцатый коридор.
     - Вы что, серьезно спрашиваете или так, из  спортивного  интереса?  -
Лариса сидела рядом с Савелием, а  Варламов  -  напротив.  Ее  взгляд  был
устремлен на Савелия, и она  не  видела,  как  Варламов  энергично  кивнул
Савелию головой.
     - Конечно, серьезно! Я вообще стараюсь  делать  все  серьезно!  -  Он
недвусмысленно посмотрел ей в глаза.
     - В таком случае... я поговорю с Аликом... может, потанцуем?
     - Я столько лет не танцевал, - как бы смутился Савелий, но поднялся и
взял Ларису за руку.
     Савелий  лукавил,  он  прекрасно   владел   своим   телом   и   легко
импровизировал  в  танце.  Они  были  прекрасной  парой,  ими   откровенно
любовались.  Три  пары,  которые  танцевали   с   ними,   остановились   и
присоединились   к   зрителям.   Когда   музыка   закончилась,   раздались
аплодисменты, и Лариса, в отличие  от  Савелия  нисколько  не  смутившись,
сделала небольшой поклон  и  величавой  походкой  направилась  к  столику,
сопровождаемая Савелием.
     - А вы ничего смотритесь! - с улыбкой заметил Варламов.
     - Фирма веников не вяжет! - сказала Лариса и неожиданно  рассмеялась.
- Наливай, Савелий, выпьем за дебют!..
     Они станцевали еще несколько танцев и, разгоряченные, вспотевшие,  но
довольные, решили отдохнуть. В этот момент прозвучали аккорды  рок-группы,
и в зале стало намного тише.
     - Сейчас и Алик появится! - усмехнулся ехидно Варламов. - Стриптиз он
не пропустит.
     - Что, в самом деле стриптиз будет? - удивился Савелий.
     - Конечно! Веяние новых перемен: в роке тоже перестройка...
     - Зря иронизируешь, Бардам! Это же искусство танца! Эротика в музыке!
Понимать надо! - Лариса даже раскраснелась от возмущения, а  может,  и  от
выпитого.
     - Да я не против, даже наоборот! Снова прозвучали  позывные,  обрывая
перепалку, и полилась нежная мелодия электрооргана. На  эстраду  впорхнула
длинноногая "фея", тело которой было настолько обнажено,  что  создавалось
впечатление, что она начала раздеваться задолго до первых  позывных.  Надо
отдать должное: ее движения  великолепно  сочетались  с  музыкой  и  умело
обыгрывали женское  начало  в  ней,  заставляя  сильный  пол  по-животному
вздрагивать ноздрями и разгонять кровь по венам гораздо быстрее. Не минули
эти чувства и возражавшего Варламова. Однако Савелий, немного последив  за
актрисой, не стал дожидаться полного обнажения и повернулся к Ларисе.
     - Не нравится? - тихо  спросила  она,  словно  не  желая,  чтобы  еще
кто-нибудь услышал ее.
     - Ничего, но ты - лучше! - тоже шепотом серьезно ответил Савелий.
     - Откуда ты знаешь? - несколько взволнованно спросила Лариса.
     - Догадываюсь...
     - А хочешь, сбежим отсюда? - неожиданно предложила она.
     - Конечно, но...
     - Спокойно, сейчас все устрою... - Она встала  и  направилась  к  тем
дверям, где дважды скрывался Алик.
     - Куда она, за ним? - встревожился Варламов.
     - Слушай, Виток, мы сейчас с ней  смоемся:  прошвырнемся  по  ночному
городу...
     - А стоит?
     - Ты ж меня знаешь! Раз решил, то не отступлюсь!
     - Будь осторожнее...
     - О чем ты?
     - Да это я так...  На  всякий  случай:  вдруг  на  тех  нарвешься!  -
нахмурился Виктор.
     - Пусть они осторожничают! - улыбнулся Савелий. - Где встретимся?
     - Хочешь, завтра в сауну сходим? Есть одно место, разговеешься  после
долгого плавания! Как ты?.
     - Не против... Во сколько и где?
     - Почтамт знаешь? У него, часов в семь...
     - Хоккей, как говорит наш боцман...
     - Наливай, идет наша принцесса...

                             ВДВОЕМ С ЛАРИСОЙ

     Когда они, опьяневшие, вышли на улицу, Савелий сразу обнял Ларису  за
плечи.
     - Торопишься, Савелий! - укоризненно проговорила она,  не  откладывая
его руку.
     - А чего медлить, может, я тебя, годы ждал?
     - Всем так говоришь при первой встрече?
     - Честно?
     - Разумеется! - с интересом сказала Лариса.
     - Всем! - Он как бы виновато опустил вниз хитрые глаза.
     - Признание облегчает вашу участь, но не освобождает от наказания!  -
тоном судьи произнесла Лариса, и Савелий, подыгрывая, неожиданно опустился
перед ней на одно колено и торжественно произнес:
     - Клянусь, моя королева, что я с радостью приму из  твоих  рук  любое
наказание, только не разлуку с тобой!
     - Я вас... - начала она, но не выдержала и расхохоталась едва  ли  не
на всю улицу,  редкие  прохожие  оборачивались  на  них.  А  Лариса  вдруг
наклонилась к нему и поцеловала в губы. - Я прощаю  тебя!  -  с  волнением
зашептала она. Савелий встал с  колена,  крепко  обнял  ее  и  прижался  к
влажным, прохладным и столь желанным губам, тянувшимся ему навстречу.
     -  Целуетесь?  -  раздался  дребезжащий  старческий  голос,  и   они,
вздрогнув от неожиданности, повернулись. Рядом с  ними  стояла  костлявая,
иссохшая старуха, согбенная чуть  не  вдвое  под  гнетом  прожитых  лет  и
указывавшая на них кривым пальцем. - Целуетесь? - повторила она. - Я  тоже
целовалась... когда-то  и  любила...  -  Повернувшись,  она  зашаркала  по
асфальту, опираясь на кривую палку, а ветерок раздувал ее  черное  платье.
Вскоре она скрылась в темноте.
     Эта старуха, похожая на смерть, изображаемую художниками на полотнах,
была  настолько  страшной,  что  они  почувствовали  какой-то   неприятный
холодок, пробежавший по спине между лопатками.
     - Ужас какой! - тихо прошептала Лариса. - Ужас!
     - Испугалась?
     - Да нет, просто подумала, что и я когда-нибудь  превращусь  в  такую
старуху... Все-таки время беспощадно! - Она явно загрустила.
     - Ты никогда не будешь старухой! -  Савелий  обнял  и  крепко  прижал
девушку к себе.
     - Савушка, - произнесла она, многозначительно глядя ему - в глаза,  -
неужели ты не узнаешь меня?
     И тут Савелия озарило: он понял, почему эти большие карие  глаза  ему
знакомы... Да, он, конечно, узнал ее, узнал, хотя и прошло около шести лет
с тех пор, как он увидел ее в первый раз... Тогда она была совсем сопливой
девчушкой, ей было только пятнадцать...

                                 ДО АРМИИ

     Это было еще до армии. Савелий жил в общежитии и работал на небольшом
заводике в механическом цехе. Он до сих пор помнил обшарпанные стены цеха,
на которых толстыми гвоздями, словно боясь, что кто-то может  их  сорвать,
были прибиты линялые  кумачовые  лозунги:  "Чистота  -  залог  здоровья!",
"Сэкономим стране металл!", "Экономика должна быть  экономной!"  и  многие
другие в том же  духе.  По  всему  цеху  был  разбросан  железный  хлам  -
"экономия   металла   стране".   Одиноко   выглядели   станки:   токарные,
строгальные,  сверлильные...  Одиноко  потому,   что   работали   два-три,
остальные пустовали. Видимо, те, кто работал на них, хотели еще сэкономить
и электричество.
     В глубине, находился станок, старый, обшарпанный, на котором  работал
Савелий. Ему еще не исполнилось  и  восемнадцати.  Одетый  в  застиранную,
вечно  в  масляных  пятнах  балахонистую  спецовку,  прикрыв  копну  волос
замызганной кепкой, парнишка-то всей серьезностью следил за подачей резца.
     - А ты чего, Савка, зарплату не идешь получать?
     - подошел к нему рыжий парень лет двадцати, его сосед по общежитию. -
Идем, пока толпа не очухалась!? и не набежала!
     Савелий остановил станок, тщательно вытер ветошью руки.
     - Ученические или по разряду уже? - поинтересовался рыжий.
     - В этот месяц - по разряду...
     - С тебя причитается! - усмехнулся тот.
     - А как же...
     Они вошли в комнату мастера, где выдавалась  зарплата.  За  массивным
столом восседал толстый мужчина с красным лицом и толстым мясистым носом с
явными  признаками  увлечения  "зеленым  змием".  Над  его  головой  висел
огромный портрет  Брежнева  со  всеми  звездами  и  регалиями.  Рядом,  на
тумбочке, - небольшой радиоприемник,  из  которого  доносилась  песня  "Мы
рождены,  чтоб  сказку  сделать  былью...".  За  вторым  столиком   сидела
старенькая кассирша с ведомостью и железным ящиком с деньгами.
     - Теть Зина, сколько там мне натикало? - спросил рыжий у кассирши.
     - Минуточку, Дурново... - Старушка интеллигентно, с ее точки  зрения,
оттопырила наманикюренный мизинец в сторону и медленно повела указательным
пальцем по ведомости. Савелий едва сдерживался от  смеха,  глядя  на  руку
старухи, как бы сделавшую "козу". Наконец она нашла фамилию рыжего.
     - Восемьдесят девять рублей сорок восемь копеек! Распишитесь, молодой
человек!
     Расписавшись, рыжий подхватил деньги, отошел в сторонку,  внимательно
пересчитал.
     - Говорков! - подсказал Савелий кассирше, позабывшей его фамилию.
     - Тридцать четыре рубля девяносто три копейки... Распишитесь, молодой
че...
     - Что? - воскликнул. Савелий, перебивая старушку. - Тридцать в  аванс
и тридцать пять сейчас? Да я в учениках больше получал!
     - Молодой человек, не я вам зарплату  начисляю!  обиженно  произнесла
она, поджав губы.
     - В чем  дело,  мастер?  -  хмуро  спросил  Савелий,  повернувшись  к
мужчине.
     - Как в чем? - ехидно ухмыльнулся тот. - В нарядах! - Он сунул руку в
стол, словно заранее приготовился к  нападению,  и  вытащил  сшитые  листы
нарядов. - Вот они! - Он  важно  положил  на  них  мясистую  лапу,  словно
припечатывая. - А вот  -  нормы!  -  погладил  он  сборник  нормативов.  -
Тютелька в тютельку...
     - Тютелька в тютельку? - взорвался Савелий. - Ну,  крохобор,  смотри!
Тютелька в тютельку! - Расписавшись, Савелий скомкал свою зарплату и сунул
в карман.
     - Напугал! Мамку свою напугай! - закричал мастер.
     - Что? - Савелий кинулся на него, побыл остановлен рыжим приятелем.
     - Брось, Савелий! Не связывайся! Пойдем...
     - Мразь! Я тебе еще устрою "тютелька в тютельку"!.. - Савелий  вышел,
громко хлопнув дверью. За ним поспешил и рыжий.
     - Зря ты с ним  цапаешься!  Поставил  бы  пузырь  в  аванс  и  сейчас
расписался бы за нормальные башли...
     - Чтоб я этой сволочи свои кровные рубли?.. Да хрен ему в зубы! Да  я
ему...
     - Да успокойся, Говорок, все так живут! Всем кушать хочется! -  Рыжий
обнял Савелия за плечи. - Ты в обшагу сейчас?
     - Да... - хмуро вздохнул Савелий, все еще не успокаиваясь.
     - Тогда заскочи в стекляшку...  Ну  там...  три  пузыря  "Столичной",
красок каких, тоже три... Потом рассчитаемся: кошелки  придут...  Посидим,
вмажем, ну и... - Он сделал выразительный фривольный жест.
     - Сам понимаешь... Да, комсомолец наш на  неделю  уехал  на  какую-то
конференцию, так что, может, три на прибудем...
     Ровно в семь часов,  как  и  обещал,  рыжий  пришел  в  сопровождении
Вадима, смазливого стройного парня лет тридцати, одетого  по  "фирме",  на
которого, по его словам, "девки липнут, как на мед", и трех особ  женского
пола: две сестры, мало похожие друг на друга, одна тоненькая  блондинка  с
короткой стрижкой, вторая - пышная брюнетка с  длинными  волосами.  Третья
гостья  была  совсем  молоденькая,  лет  пятнадцати-шестнадцати,  даже  не
поворачивался язык назвать ее девушкой, скорее девчушка. Казалось, что она
только что  распустила  волосы  из  кос  и  они  привычно  скручиваются  в
определенный порядок.  Несмотря  на  некоторое  волнение,  она  вела  себя
довольно раскованно, иногда даже по-мальчишески дерзко.
     После нескольких рюмок коньяка вперемежку с вином, немного потанцевав
под  магнитофон,  стали  играть  в  бутылочку  "под   раздевание"   вместо
традиционного поцелуя. Человек, на которого указала бутылка, должен  снять
с себя одну деталь одежды. Поначалу Савелий сильно стеснялся и волновался,
но выпитое пересилило нравственные категории, притупило стыд. Едва  ли  не
после первой рюмки Лариса, так звали "школьницу", как окрестил ее про себя
Савелий, пересела ближе к нему и открыто заявила свои "права" на него.
     Видимо, это не входило в планы Вадима, и  он  всеми  силами  старался
привлечь к себе ее внимание, однако его старания ни к чему не приводили.
     Когда снимать уже было нечего - все оказались обнаженными, - то Вадим
решил внести новое предложение: "Чтобы никому не было обидно, пусть судьба
определит   партнера".   Сильный   пол   катает   бутылку    среди    трех
представительниц слабого пола, и судьба укажет...
     Последнее, что запомнил Савелий,  -  уловка  Вадима,  который  первым
разыгрывал  партнершу  постановил  горлышко   бутылки   на   Ларисе.   Она
запротестовала, а что было дальше, Савелий не помнил, отключился...
     Комната была небольшой  -  обычная  комната  рабочего  общежития.  За
встроенными шкафами - две кровати. Спинка  левой  упиралась  в  старенький
облезлый шифоньер, оклеенный, как и стенка над  кроватью,  вырезанными  из
журналов  картинками.  Над  кроватью  рыжего  Дурново  фигуры  атлетов   и
культуристов - перемешивались с красивыми полуобнаженными  телами,  а  над
кроватью "комсомольца" висели картинки с различными марками автомобилей.
     Сразу за кроватью Дурново - небольшой  квадратный  столы,  заваленный
остатками нехитрой  закуски:  квашеная  капуста,  куски  вареной  колбасы,
кабачковая (заморская) икра, несколько соленых  огурцов  да  черный  хлеб.
Ополовиненная бутылка водки - все, что осталось от  алкогольных  напитков,
пустые бутылки валялись на полу.
     Третья кровать, Савелия, находилась за шифоньером, у окна. В  комнате
стоял полумрак: тусклый свет от настольной  лампы,  направленный  на  пол,
странным светом  освещал  комнату,  придавая  ей  какую-то  фантастическую
нереальность.
     Савелий лежал в нелепой позе у стенки, под подоконником. Он проснулся
внезапно, словно разбуженный кем-то. Приподняв  мало  управляемую  голову,
Савелий заметил стакан с водой на подоконнике, с трудом дотянулся до  него
и вылил себе на голову. Встряхнул ею, как кошки и собаки  отряхиваются  от
воды, разбрасывая брызги во  все  стороны,  и  услышал  какие-то  странные
звуки. Решил проверить, что там, за шифоньером, происходит, не  без  труда
поднялся с кровати и едва не завалился: все поплыло  перед  глазами,  ноги
явно не хотели слушаться. Ухватившись руками за шифоньер, Савелий выправил
тело, усилием воли заставил глаза слушаться, и горизонт  постепенно  занял
правильное положение. Боясь, что его  поднимут  на  смех,  увидя  в  таком
состоянии, Савелий осторожно выглянул из-за своего  укрытия...  Его  рыжий
приятель, пьяный, что называется, в стельку, лежал на  спине  с  закрытыми
глазами и довольно постанывал: одна его рука судорожно ласкала  между  ног
стонущую в экстазе лежащую рядом тоненькую блондинку, а другой он обхватил
пучок волос пышной брюнетки и натаскивал ее голову на свою  плоть...  Мыча
от удовольствия, она  мерно  чмокала  губами  на  его  плоти,  старательно
работая языком, облизывала не только головку  члена  и  мошонку...  Пышные
белоснежные ягодицы напряженно вздрагивали в такт движениям. Для  удобства
она раздвинула колени, на которых стояла на полу, и от этой позы у Савелия
захватило дыхание. Надо сказать, что он еще ни разу не  имел  полноценного
полового контакта с женщиной: все  оканчивалось  гораздо  раньше,  чем  он
успевал войти внутрь. Да и то сказать - это были его  сверстницы,  которые
хотели получить  удовольствие,  но  боялись  мамы  и,  доведя  Савелия  до
критической точки, уходили в сторону, помогая ему снять напряжение руками,
или не снимали трусиков...
     Чтобы прервать  свое  волнение,  Савелий  перевел  взгляд  на  другую
кровать:  Вадим,  совершенно  пьяный,   упрямо   пытался   задрать   подол
"школьнице", но она настойчиво сопротивлялась, скидывая его руки с  колен.
Она ласково уговаривала:
     - Давай еще  выпьем,  Вадимчик...  Давай!  Уловка  удалась,  и  Вадим
решительно допил добрые полстакана водки и тут  же  завалился  набок.  Она
подхватила его и начала укладывать к  стенке.  Справившись,  прикрыла  его
одеялом и легла рядом, лицом к нему.
     Савелий снова взглянул на пышную попу брюнетки и, не в  силах  больше
сдерживать  себя,  решительно  скинул  брюки,  трусы,  шатаясь,   подошел,
опустился на колени, ласково провел пальчиком по ее спине...
     Ее тело вздрогнуло от неожиданности, словно пытаясь  сообразить:  что
несет за собой это прикосновение, - затем оно прогнулось,  открывая  перед
Савелием дорогу к своей  женской  плоти,  и  он,  дрожа  от  нетерпения  и
желания, вошел в нее, качнул пару раз, и все мгновенно кончилось...
     - Эх ты, дурашка... - оторвавшись от плоти рыжего, насмешливо бросила
ему брюнетка и с новой силой принялась работать своим язычком.
     Савелий стыдливо вскочил на ватные ноги, с трудом добрался  до  своей
кровати и кулем завалился, моментально улетев в сновидения...
     Вскоре рыжему, видно, надоела  эта  поза,  и  он  оттолкнул  от  себя
брюнетку, повернулся к своей блондинистой соседке, постукал своей  упругой
плотью по ее нижним губам, налитым желанием от  ласк  его  пальцев,  затем
осторожно вложил между ними свое упругое тело  и  неожиданно  резко  вошел
внутрь. Девушка ойкнула в радостном возбуждении:
     - Как здорово ты придумал, рыженький мой... Хорошо... Еще... Еще...
     Пышная брюнетка поднялась с колен, обхватила руками ягодицы рыжего  и
начала ласкать его попу язычком, а правой рукой ласкать себя между ног...
     - Отстань, Томка! Не мешай! - прорычал возбужденный рыжий, и брюнетка
огорченно оторвалась от его  попы,  огляделась  вокруг  и  вдруг  заметила
лежащую на кровати школьницу: ее коротенький  подольчик  чуть  задрался  и
обнажил симпатичную розовенькую девичью полочку.
     Тамара подошла, опустилась на пол и осторожно, пытаясь  не  разбудить
девушку,  совсем  оголила  ее,  подняв  подол,  затем  ласковыми,  нежными
движениями сняла с нее трусики:  движения  ее  были  настолько  нежными  и
осторожными, что девушка либо ничего не услышала, либо ей это  понравилось
и она ожидала продолжения...
     Словно почувствовав  ее  состояние,  Тамара  осторожно  сняла  с  нее
платьице, бюстгальтер, развернула девушку на спину и, лаская  пальцами  ее
соски, впилась языком в ее промежность... Девушка чуть заметно  дернулась,
томно простонала и вдруг обхватила голову Тамары руками и  стала  помогать
ей, работая бедрами...
     Савелий спал, и ему снилось, что он купается  в  море...  Вода  такая
нежная, теплая... Неожиданно ему  показалось,  что  его  плоть  под  водой
кто-то ухватил, Савелий вначале дернулся от испуга, но  это  прикосновение
было таким приятным, что ему вдруг захотелось продолжения...
     Внезапно он проснулся, и морская  вода  из  сна  превратилась  в  его
собственную кровать, а некто, ухватившийся за его плоть, оказался Тамарой.
Он вспомнил свою ночную  неудачу,  и  ему  вдруг  захотелось  убежать,  он
попытался оторвать Тамару от себя, но она вцепилась в него и, тяжело  дыша
от нетерпеливого желания, приговаривала:
     - Ну что же ты, такой  сильный,  молодой...  Давай,  давай!..  Возьми
меня... -  Она  добилась  своего:  Савелий  возбудился,  но,  пока  Тамара
пыталась переменить позу, усевшись на него, все  кончилось:  непроизвольно
дернувшись несколько раз, Савелий стыдливо отстранился от нее и поднялся с
кровати.
     - Сейчас... Мне нужно выйти! - бросил  он,  быстро  надевая  брюки  и
натягивая рубашку.
     - Эх ты, птенчик несмышленый... - пьяно усмехнулась Тамара,  призывно
потягиваясь в кровати.
     Савелий медленно вышел из-за шифоньера:  рыжий  продолжал  лежать  на
кровати голым, уткнувшись  лицом  в  подушку.  Рядом  с  ним  -  тоненькая
блондинка с худенькими грудями. На загорелом, почти костлявом, но стройном
теле резко выделялись две белые полоски  от  плавок  и  бюстгальтера.  Она
мечтательно смотрела в потолок, умиротворенная и счастливо усталая, что-то
напевая себе под нос.
     Савелий случайно наступил на  бутылку,  которая  звякнула  о  другую.
Рыжий приподнял голову над подушкой и радостно позвал:
     - Говорок?! Иди сюда!
     - Зачем?
     - Зову - иди... - Рыжий громко икнул.
     - Ну, подошел...
     - Савка, возьми Вальку и трахни... Трахни так, чтоб  из  ушей  пошло!
Может, скинув дурную кровь, расслабишься... - Проговорив эту  трудную  для
него фразу, он снова уткнулся лицом в подушку.
     - Савушка, какой  ты  миленький!  -  проворковала  прокуренным  басом
блондинка, моментально вставая ему навстречу: куда и усталость делась?
     Савелий еще не совсем протрезвел и стоял посреди комнаты, опираясь на
стол и пьяно озираясь вокруг. На соседней кровати  в  бесчувственной  позе
лежал у стены Вадим. Худенькое полуголое тело "школьницы" выглядело совсем
детским рядом с ним. Она лежала на самом краю и, увидев Савелия,  стыдливо
накрылась простыней, закрыв глаза, представилась спящей.
     - Ты, подружка-сестричка, кайф словила, и не раз, а  я  только  начну
что-то получать - обрыв!  -  Брюнетка  соскочила  с  кровати  и,  сотрясая
пышными формами, подбежала сзади к Савелию и обхватила его за шею.
     Инстинктивно Савелий  стал  сбрасывать  ее  руки,  но  ей  на  помощь
подоспела Валентина.
     - Я первая позвала! Я еще хочу! - Она прижималась лицом к его животу,
расстегнув рубашку.
     - Да его на  двоих  хватит,  если  захочет...  Правда,  миленький?  -
воскликнула брюнетка, и девицы потащили его за шкаф.
     Савелий энергично упирался, цепляясь за стол, за  спинку  кровати,  а
они, пьяно хохоча,  щекотали  его,  сорвали  рубашку,  расстегнули  брюки,
пытаясь стащить и их, целовали с двух сторон, и вдруг к ним присоединилась
и Лариса-школьница. Но она встала на сторону Савелия и с неожиданной силой
начала оттаскивать их, поддавать то одной сестре, то  другой  коленом  под
зад. В пылу этой комической борьбы кто-то случайно задел настольную лампу,
которая  упала  и  погасла.  Воспользовавшись  этим,   Савелий   вырвался,
подскочил к двери, повернул ключ и юркнул в коридор.  Вслед  ему  раздался
хохот сестер.
     На этот шум из  соседней  комнаты  приоткрылась  дверь  и  высунулась
голова высокого худющего паренька лет двадцати! На  его  веснушчатом  носу
нелепо сидели огромные очки. Увидев истерзанного Савелия,  он  взглянул  в
конец коридора, где несколько парней, пьяно выкрикивая угрозы друг  другу,
выясняли свои отношения. Подумав,  вероятно,  что  Савелий  бежит  оттуда,
догадливо произнес:
     - Вырвался? Понятно... - потом снизил голос до шепота: - Савка,  бабу
хочешь? Вот такая! - Он, довольный, развел руки в стороны. - Я - уже  -  в
доску, вконец... замучался, выдохся! А ей  все  мало!  Еще,  еще  Не  могу
больше? Иди, трахни! А?
     - Да пошли вы все... - матерно выругался Савелий и пошел к выходу, но
уйти ему не дали.
     - Погоди-ка! - выкрикнул один из дерущихся. - Куда это  ты  идешь?  А
ну, скажи!
     - Да пошел ты...
     - Что?!! - Он подскочил и неожиданно ударил Савелия в лицо.
     Савелий сбил его с ног и пнул со  злости  несколько  раз.  Из  дверей
начали выскакивать парни и присоединяться к дерущимся. Стояли крики,  шум,
мат... Савелию надоело махаться: он вырвался  из  клубка  переплетенных  в
драке тел и вернулся в комнату. Осторожно огляделся и понял,  что  сестрам
не до него - они снова вдвоем обхватили рыжего, поменявшись  на  этот  раз
местами.
     Вадим спал на  кровати  один:  "школьницы"  рядом  не  было.  Савелий
удивленно пожал плечами и  проскользнул  за  шифоньер.  На  своей  кровати
увидел  Ларису,  с  тревожным  волнением  выглядывающую  на  него   из-под
простыни.
     - Ой, кто это тебя? -  испуганно  воскликнула  девушка,  вскакивая  с
кровати.  Простыня  соскользнула  с  ее  плеч,   обнажая   худенькое,   но
привлекательное тело с небольшими, по-девичьи острыми  красивыми  грудями.
Едва не всхлипывая, глядя в лицо Савелия, украшенное лиловым  синяком  под
глазом и кровью под носом - следы коридорной  баталии,  -  она  решительно
оторвала изрядный кусок от простыни и начала промокать кровь.
     Савелий морщился, но стоически терпел, радуясь отчего-то этим  нежным
прикосновениям.
     - Это я о крылечко  споткнулся!  -  улыбнулся  он,  прижимаясь  к  ее
худенькому телу. Она ласково прикасалась губами к его синякам и чувственно
дышала, вздрагивая от непонятных ощущений.
     - Савушка... милый... - шептали  ее  губы,  а  длинные  пальцы  нежно
ласкали его плечи, живот, опускаясь все ниже и ниже...
     Савелий впился губами в ее грудь, а правой  рукой  начал  ласкать  ее
между ног. Когда его палец прикоснулся к ее нежной влажной  плоти,  Лариса
томно ойкнула и повалила Савелия на себя...
     - Хочу тебя, милый... возьми... возьми меня!  Я  вся  твоя,  слышишь,
твоя... - шептали ее губы...
     И Савелий, не в силах более оттягивать  свое  желание  и  боясь,  что
произойдет то же, что и  с  брюнеткой,  нетерпеливо  направил  свою  плоть
внутрь нее и неумело, без подготовки вошел в нетерпеливое,  но  совершенно
неискушенное подобными ласками тело Ларисы...
     - А-а-а! - вскрикнула она от боли, но не  оттолкнула,  выдержала  эту
странную боль и вскоре уже  не  ощущала  ни  боли,  ни  своего  тела;  она
провалилась куда-то, и это "куда-то" было прекрасно... А Савелий ничего не
слышал и  ничего  не  ощущал,  креме  необъяснимого  блаженства,  которого
никогда  не  испытывал...  Это  продолжалось  целую  вечность,   а   когда
окончилось, Лариса откинулась в изнеможении, широко раскинув руки.
     - Наконец-то! - радостно выдохнула она. -  Наконец-то  я  -  женщина!
Савелий с тревогой и удивлением смотрел на нее.
     - Так Вадим тебя не тронул?
     - Я не хотела, чтобы это был он! Я хотела, чтобы ты был первым моим в
жизни мужчиной! - Лариса благодарно поцеловала его в губы, в шею, в  грудь
и продолжала томно шептать: - Милый, родной мой...
     Когда Савелий проснулся утром, то ни Вадима, ни девушек уже не  было,
но он чувствовал какое-то щемящее чувство счастья...
     Больше Савелий Ларису не видел; его вскоре призвали в  армию,  но  он
навсегда сохранил то счастливое ощущение, которое испытал со своей  первой
в жизни женщиной...

                                  ЛАРИСА

     Сейчас перед ним стояла совершенно другая  женщина.  Не  та  сопливая
школьница, которая  отдалась  ему  в  безотчетном  порыве  испытать  нечто
запретное, взрослое. Нет, та школьница превратилась, словно гадкий  утенок
в прекрасного лебедя, в чувственную  женщину  с  совершенными  формами.  И
вдруг, совершенно неожиданно, Савелий ощутил себя на миг в том,  прошедшем
времени, он снова начал испытывать  те  прекрасные  чувства  нетерпеливого
ожидания блаженства...
     Но и Лариса хотела испытать то, что  испытала  во  время  их  первого
знакомства, когда она отдалась своему первому  в  жизни  мужчине.  И  этот
мужчина сейчас перед ней... Сколько лет она мечтала о нем... И сейчас,  не
успел Савелий намекнуть, что хотел бы пригласить ее в свой домик, как  она
тут же подхватила эту идею, и они торопливо, словно опасаясь опоздать  или
спугнуть нахлынувшие ощущения, направились к Савелию...
     Едва он закрыл за собой дверь, как Лариса, словно  несколько  лет  не
видевшая мужчину, набросилась на него, срывая с себя и  с  него  одежду...
Савелия охватила такая страсть, что и  он  потерял  рассудок  и  сорвал  с
Ларисы последние "доспехи": от бюстгальтера полетели пуговицы,  и  упругая
грудь предстала перед его губами,  которые  тут  же  впились  в  рубиновые
соски...
     Да, Лариса стала совсем  другой:  опытной,  бесстыдной  и  еще  более
желанной... Она соскользнула вниз, обхватила нежными пальчиками его  плоть
и начала ласкать его язычком. Савелий замер на мгновение от  необъяснимого
блаженства, обхватил руками ее голоду и, не в  силах  более  сдерживаться,
повалил ее на спину, впился губами в ее губы и вошел внутрь ее тела...
     Савелий проснулся гораздо  раньше  Ларисы:  его  разбудил  яркий  луч
солнца, который, лизнув кроны деревьев, медленно сполз по листьям вниз,  с
трудом пробиваясь сквозь пышную листву, ласково прикоснулся к его лицу...
     Ночью, когда они пришли в дом, было очень жарко, и они, после первого
насыщения плоти, решили "уйти на природу". Он вытащил полосатый  матрац  и
бросил его прямо в траву, среди  сросшихся  лоз  винограда.  От  возможных
комаров, которых панически боялась Лариса, принес две  простыни.  Вспомнив
подробности ночных любовных  баталий,  Савелий  улыбнулся  и  с  нежностью
скосил глаза на руку Ларисы, лежащую на его груди. Простыня, скомканная во
сне, лежала в ногах, и Лариса была прекрасна в своей наготе. Ее  волосы  в
беспорядке разметались по подушке, и небольшой ветерок шевелил  локоны  на
лбу. Ласково прикоснувшись губами к ее щеке,  Савелий  осторожно  снял  ее
руку с груди и медленно приподнялся с матраца, просунул руку под простыню,
где лежал, и вытащил сухой колючий сучок. Чертыхнувшись про себя, отбросил
его в сторону и начал растирать вмятину на боку.  Оглядевшись  вокруг,  он
нашел среди трех бутылок шампанского, купленных по дороге, одну не  пустую
и приложился к горлышку.
     - С утра даже лошади не пьют  шампанское!  -  неожиданно  рассмеялась
Лариса.
     - Подглядываешь?.. Ух  ты  какая!  -  воскликнул  он,  протягивая  ей
шампанское. Лариса отрицательно покачала головой.
     - Черт его знает - нашло что-то...
     - Жалеешь, что согласился на переезд в Москву?
     - Лариса прижалась к его спине.
     - Я никогда ни о чем не жалею! Просто...
     - Сложностей боишься?
     - Не боюсь, а сомневаюсь: ведь в Москве, я слышал, не  так-то  просто
прописаться...
     - Верно, непросто,  только  не  для  Алика...  Если  он  сказал,  что
сделает, то сделает: он всегда свое слово держит! А ты ему  понравился,  я
это   сразу   почувствовала...   И   не   только   понравился...   -   Она
многозначительно замолчала.
     - А что еще?
     - Не удивляйся, если он предложит тебя хорошую работу!
     - Что ты подразумеваешь под хорошей работой?
     - Ту, которая отлично оплачивается! - с вызовом заявила Лариса.
     - Ладно, посмотрим... Главное, что мы наконец вместе будем!
     -  А  ты  уверен,  что  тебе  это  нужно?  -  с  грустным  кокетством
усмехнулась она. Савелий попытался возразить, но ее поцелуй оборвал его на
полуслове.
     В этот день Лариса была свободна только до  обеда,  потому  нее  были
дела, "намеченные ранее". Они договорились встретиться на следующий день.

                                  ВАРЛАМОВ

     Савелий лег спать и проснулся ближе к вечеру и  едва  не  опоздал  на
встречу с Варламовым. Быстро собравшись, он  чуть  не  бегом  примчался  к
почтамту, где уже стоял его друг с огромной сумкой "Сафари".
     - Я уже подумал, что ты загулял не на шутку! - Виктор  был  явно  рад
видеть Савелия.
     - Только что проснулся,  думал,  опоздаю...  -  пожимая  руку  другу,
извиняющимся тоном сказал Савелий. - Пошли?
     До сауны добирались на такси. Она относилась к небольшому  санаторию,
- огороженному высоким  забором.  Сунув  военизированной  охране  записку,
Варламов и Савелий прошли на территорию Санатория и вскоре очутились перед
трехэтажным строением. На первом этаже и находилась сауна. Здесь  Варламов
протянул другую записку и ассигнацию в двадцать пять рублей.
     - Товарищи как желают: с веничками и  кваском  или  другой  набор?  -
хитро прищурился администратор во фраке.
     -  Естественно!  -  подхватил  Виктор  и  протянул  сотенную  купюру,
добавив: - Венички-то помоложе!
     - Как скажете! - Его  улыбка  стала  настолько  широка,  что  Савелий
испугался, не порвутся ли щеки.
     - Квасок сразу, а венички - через полчаса! - заметил Варламов,  когда
их провели в номер сауны.
     - Слушаю! - поклонился  администратор.  Склонив  голову,  он  тут  же
вышел.
     В довольно  просторной  комнате,  предназначенной  для  отдыха  после
парилки, находились два широких  дивана,  четыре  кресла  вокруг  круглого
стола, вместительный финский холодильник фирмы "Розенлев" и барная  стойка
с необходимой посудой.
     - Как? - подмигнул Варламов.
     - Я в таких  и  не  был  никогда!  -  признался  Савелий,  восхищенно
осматриваясь по сторонам. - Был, правда, за рубежом,  нечто  подобное,  но
намного скромнее.
     - Давай, раздевайся, увидишь, что дальше здесь  имеется!  -  Варламов
был явно доволен, что Савелию понравилось здесь.
     Не успели они  раздеться,  как  раздался  осторожный  стук  и  к  ним
вкатился  двухэтажный  столик  на  колесиках.  Его  толкала  перед   собой
длинноногая симпатичная молодая женщина в таком "мини", что  при  малейшем
наклоне их обозрению представлялись миниатюрные ажурные трусики.
     - Добрый вечер! - улыбнулась  она.  -  Меня  зовут  Алиса,  если  вам
понадобится что-нибудь еще, то кнопка вызова над диваном...
     - А если вы понадобитесь? - вызывающе посмотрел на нее Виктор.
     - Кнопка вызова над диваном! - без тени смущения повторила она,  чуть
присев с поклоном. - Спасибо! Приятного отдыха! - завлекательно  покачивая
стройными бедрами, она вышла, бесшумно прикрыв дверь.
     - Вот это сервис! - восхищенно усмехнулся Савелий.
     - Идем! - позвал Варламов, стягивая плавки. В  следующей  комнате  из
резного мореного дуба был бассейн  с  постоянно  циркулирующей  водой.  На
широких деревянных  скамейках,  разместившихся  у  стен,  лежали  красивые
резные шайки, медные ковши с деревянными ручками,  до  зеркального  блеска
начищенные.  У  лесенки  в  бассейн  висело  несколько  огромных  махровых
полотенец,  под  ними,  в  специальной   нише,   тапочки,   заклеенные   в
полиэтиленовые пакеты, и вязаные шапочки.
     Варламов открыл дверь, которой Савелий не  заметил,  и  они  вошли  в
парилку, сравнительно небольшую комнату метра два с  половиной  шириной  с
тремя внушительными полками, на  каждой  свободно  мог  лежать  человек  с
самыми значительными формами. При входе слева стояла электрическая финская
печь с гладкими валунами.
     - Так здесь замерзнуть можно! - поморщился
     Савелий, взглянув на термометр, показывающий 63 градуса.
     - Ну да? - усмехнулся Виктор и покрутил что-то у электрической печки.
     Не прошло  и  нескольких  минут,  как  в  парился  стала  подниматься
температура, и вскоре они опустились на первый полок.  Их  тела  покрылись
мелкими бисеринками пота.
     К удивлению Савелия,  несмотря  на  сто  с  лишним  градусов  внутри,
парилки  дышалось  до  легкости  хорошо  и  свободно.   Когда   прогрелись
настолько,  что  волосы  начали  потрескивать,  они  выскочили  оттуда   и
бросились в ледяной бассейн с проточной водой. Тысячи иголок  вонзились  в
кожу и приятно покалывали. Выдержав там около минуты,  друзья  вылезли  из
воды, обернулись махровыми полотенцами и вышли в комнату отдыха.
     - Что пить будешь?
     - Сейчас самое лучшее - холодное пиво... да с раками!  -  мечтательно
произнес Савелий.
     - Пожалуйста... - пожал плечами Виктор и достал из  столика  банки  с
раками, чешское пиво в запотевших бутылках. -  Но  сначала  давай  помянем
всех наших... - тихо произнес он и налил в изящные рюмки коньяк.
     - Молодец, Виктор!
     Они выпили стоя, чуть помолчали, потом, опустившись на диван, Савелий
решительно сказал:
     - А теперь, Виток, рассказывай!
     - Не  гони  лошадей,  повеселимся,  расслабимся...  Ведь  сколько  не
виделись...  -  Несмотря  на  деланную  бодрость,  он  выглядел  несколько
растерянным и явно оттягивал разговор.
     Интуитивно Савелий понял, что с ним происходит что-то  неладное.  Они
были в таких переделках, когда один неосторожный  шаг,  да  что  там  шаг,
неосторожное движение грозило смертью. Но это там, в  Афганистане,  где  к
смерти привыкали настолько, что  переставали  обращать  на  нее  внимание.
Говорят, что на фронте самая страшная смерть - первая. Первый  погибший  -
на твоих глазах товарищ, первый убитый тобою враг, которому ты заглянул  в
мертвые,  остекленевшие  глаза.  Потом  чувство  жалости,   страха,   вины
притупляется настолько, что совершенно спокойно можно есть консервы  рядом
с трупом.
     Солдату, вернувшемуся с фронта, трудно адаптироваться в мирной жизни.
Он очень "взрывоопасный", порой хватает маленькой искорки, чтобы произошел
эмоциональный взрыв. Нервы  обостряются  до  предела.  Человек  становится
настолько чувствительным, что, кажется, уже  не  кожей  ощущает  возможную
опасность, а своим мясом. А на фронте почти нет времени  для  отдыха,  там
все время находишься на взводе, постоянная готовность как к защите, так  и
к нападению.  Вырабатывается  привычка  к  опасности,  которая  и  мирное,
спокойное время, как ни странно, сама становится опасной для человека. Это
можно сравнить с профессиональным  спортсменом,  резко  бросившим  большой
спорт: все мышцы сильные, развитые,  готовы  к  большим  нагрузкам,  а  их
держат в состоянии покоя.  Связки,  не  испытывая  нагрузок,  теряют  свою
эластичность, свою "память", и в какой-то момент, получив  даже  небольшую
нагрузку, они  срабатывают  неадекватно,  и  человек  травмируется.  Нечто
подобное  происходит  и  с  нервами  человека,  который  длительное  время
подвергался психическим нагрузкам, а потом -  резкое  расслабление  и  при
первом же незначительном душевном всплеске - нервный взрыв...
     - Пей, Савка, веселись, пока можно! Коротка жизнь человека,  а  может
стать еще короче! - Виктор уже достаточно выпил, и Савелий снова ощутил  в
нем того сержанта, того командира, который делил с ними ТАМ и кусок хлеба,
и пули душманов. - Ты как, готов к веничкам? - усмехнулся он.
     - Может, хватит париться: четыре раза уже ныряли?
     - Ну ты даешь!  -  Он  вдруг  громко,  заразительно  расхохотался.  -
Париться действительно хватит: можно сердце посадить, но  от  веничков  не
будем отказываться... - Он потянулся  к  кнопке,  но  нажать  не  успел  -
раздался негромкий стук в дверь, и к  ним  проскользнули  две  длинноногие
феи, закрыв  за  собой  дверь  на  ключ.  Они  были  молоденькие,  лет  по
девятнадцать, не больше, и походили на сестер. Это впечатление усиливалось
и одинаковым одеянием: чуть ниже  бедер  голубые  пиджаки  с  единственной
пуговичкой, тщетно пытавшейся скрыть то, что пиджак одет  на  голое  тело.
Туфли на высоких каблуках еще сильнее  подчеркивали  и  без  того  длинные
ноги.
     - Привет, мальчики! - проговорила одна из них таким тоном, словно они
были  знакомы  и  расстались  только  вчера.  Длинными  пальцами  с  ярким
маникюром она провела по волосам  несколько  смущенного  Савелия,  как  бы
отмечая этим жестом свое право на него, потом повернулась к Варламову: - С
возможностями проблем пет?
     - С проблемами в общей бане моются! - небрежно заметил он, оценивающе
оглядев обеих "девочек".
     - Меня зовут Люси, а мою подружку...
     - А меня зовут  так,  как  захочется  тому,  кто  будет  со  мною!  -
закончила та, что до этого молчала. У  нее  были  большие,  с  грустинкой,
глаза, но такая внутренняя энергия, что Савелий не удержался и с  усмешкой
покачал головой. Это не прошло мимо ее внимания, и  она,  многозначительно
подмигнув Савелию, добавила: - Вы тут посовещайтесь пока, а мы  погреемся!
- Скинув с себя пиджачок и оставшись в одних узеньких плавочках, она томно
"взбодрила" свою грудь, скинула туфли и скрылась  за  дверью  помещения  с
бассейном. Люси вытащила  из-за  дивана  небольшой  кассетный  магнитофон,
повернулась к ним.
     - Как, не помешает музыка? - спросила она  и,  не  дожидаясь  ответа,
включила.  -  Это  сексуальная  новинка...  -  добавила  она  и,   обнажив
внушительные формы, последовала за подругой.
     Вскоре,   из   магнитофона   донеслись   странные   томные    вздохи,
сопровождаемые красивой мелодией электронной музыки.
     - Да-а... - протянул Савелий. - Вот это венички!
     - Какую берешь?
     - А ты?
     - Мне все равно! Ты мой гость, и я угощаю! Выбирай! - Он потянулся  к
бутылке с коньяком и разлил по рюмкам.
     - В таком случае, не возражаю  против  подруги  Люси;  люблю  загадки
разгадывать!
     - Тогда пошли к дамам?!
     Девушки находились в парилке, на первой ступеньке.  Жар  был  намного
слабее: видно, убавили его они. Их гладкие, чуть загорелые тела  покрылась
капельками пота, и они с улыбкой ожидали решение "мужского совета".
     - Согрелись? - спросил Варламов, присаживаясь рядом с Люси. -  Может,
и внутри согреть?
     - Отличная мысль! - воскликнула Люси и, подхватив  Виктора,  потащила
его из парилки.
     За ней  встала  и  "загадка",  но  не  для  того,  чтобы  выйти,  как
подумалось Савелию: она пристально посмотрела в его глаза, потом бесстыдно
взглянула вниз. Савелий, не привыкший к таким "играм", смутился, не  зная,
что делать: то ли идти за  Варламовым,  то  ли  подождать  ее  активности.
Словно разгадав  его  мысли,  она  неожиданно  прижалась  к  нему  и  тихо
прошептала:
     - Я очень рада, что ты выбрал меня... Я же недавно этим  занялась,  и
для меня очень важно мое отношение к партнеру...
     - Почему ты решила, что я выбрал: может, ты досталась мне после того,
как выбрал Виктор? - тоже шепотом спросил  Савелий,  задыхаясь  от  нежных
прикосновений ласковых пальцев девушки.
     - Нет, это ты выбрал меня! Я это чувствую... Она  томно  вздохнула  и
задрожала от желания... Савелий подхватил ее,  положил  ее  ноги  себе  на
бедра... Помогая ему, девушка обхватила его  шею  и  начала  опускаться  и
приподниматься, охая от страсти... Как ни  странно,  но  девушка  получила
удовольствие гораздо быстрее, чем Савелий.
     - Ты просто великолепен, милый! Впервые кончаю  раньше  мужчины...  А
мне еще хочется! Давай  вот  так...  -  Она  повернулась  к  нему  спиной,
наклонилась вперед, уперевшись руками в нижний полок, и помогла ему  войти
в себя.
     Когда они, утомленные от жары и всплеска  страсти,  вышли  в  комнату
отдыха, то встретили хмурого Варламова, сильно набравшегося спиртного.
     - А где Люси, прогнал, что ли? - невозмутимо спросила Загадка -  этим
прозвищем окрестил ее Савелий. - Или пошла за чем-нибудь?
     -  Да  ну  ее?  Трахается,  словно  газету  читает:  хоть  бы  что-то
изобразила...
     - А, говоришь ей, говоришь... - Загадка махнула рукой.
     - Ты-то не обидела моего друга?
     - Лично я им довольна, а он... - Она похотливо потянулась, промокнула
полотенцем влажное тело и выразительно посмотрела на Савелия.
     - Загадка просто прелесть! - усмехнулся Савелий, налил коньяк себе  и
девушке, подумал и налил Варламову.  Она  взяла  обе  рюмки  и  подошла  к
Варламову.
     - Ты не переживай, Витюша, я же здесь... - Она подмигнула Савелию,  и
он подошел ближе.
     Выпили, и Загадка, словно  закусывая,  взяла  в  рот  плоть  Варлама,
призывно изгибаясь для Савелия. Бардам схватил ее за  волосы  и  с  криком
начал помогать ей, а другой рукой похлопал ее по пышным ягодицам и  бросил
Савелию:
     - Замкни круг, дружан... У круг, робяты! У круг! - зычно закричал он.
     Савелий усмехнулся, пристроился рядом, и  они,  томно  постанывая  на
разные лады, слились в одном порыве...
     Когда все прошли этап подъема, Савелий вновь плеснул себе  коньяку  и
быстро опрокинул его в рот. Сейчас, когда эта  интимная  сцена,  вызванная
случайным желанием, осталась в прошлом,  ему  было  неприятно  и  хотелось
только одного - чтобы эта "профессиональная жрица любовных  утех"  быстрее
исчезла.  Видимо,  в  она  интуитивно   почувствовала,   а   может,   опыт
подсказывал, что ей нужно удалиться.
     - Если я вам больше не нужна,  то  я  пойду?  -  натягивая  на  себя,
ажурные трусики, полуспрашивая, обратилась она к Варламову.
     - Все у твоей  подруги!  -  отреагировал  он  по-своему,  думая,  что
девушка интересуется оплатой.
     - Не забывай меня, Савушка! -  тихо  проговорила  Загадка,  накидывая
фирменный пиджак и влезая в  туфли.  Потом  подошла  к  нему  ближе,  чуть
прикоснулась к его уху губами. - Ты очень хороший... - И громче  добавила:
- Пока, мальчики! Забегайте!..
     - Ладно, вали! - хмуро бросил Варламов, и она тут же выскользнула  за
дверь.
     - Что случилось, Виток? - встревожено поинтересовался Савелий.
     -  Запутался  я,  Савка!  Ох,  запутался!  -  Он  нервно  налил  себе
полстакана коньяка и  залпом  выпил.  -  Помоги  мне  -  Он  как-то  пьяно
всхлипнул и стукнул кулаком по столу, едва не опрокинув его.
     - Говори! - нахмурился Савелий.
     - Нет! - неожиданно твердо сказал. Варламов, словно и не пил до этого
столько спиртного. Испуганно покосился на дверь, снизил голос до шепота: -
Не могу, Савка... Не могу я тебя втягивать во все это! Слышишь, не мо-гу!
     - Говори! - настойчиво произнес Савелий.  -  Или  мы  не  хлебали  из
одного котелка? Говори!
     Немного подумав, Варламов  встал,  закрыл  дверь  на  ключ  и  кивнул
Савелию пройти в помещение с бассейном. Плюхнувшись  в  ледяную  воду,  он
охнул и быстро выбрался наверх.
     - Сразу мозги прояснились! -  чуть  не  стуча  зубами,  попытался  он
улыбнуться. - Ну, слушай...
     Сначала его рассказ  Савелий  слушал  почти  без  интереса.  Довольно
банальная история, хорошо знакомая и самому Савелию: несколько месяцев без
работы, жена, отчаявшись дождаться от  него  не  случайных  заработков,  а
нормальной зарплаты, бросила  его,  он  запил,  несколько  раз  попадал  в
медвытрезвители, а однажды едва не оказался под статьей. На улице подрался
с какой-то шумной компанией, которая хотела пошарить в его карманах.  Дело
действительно пахло судом: несколько переломанных ребер и  разбитых  голов
грозили  двумя-тремя  годами  колонии,  но  его  "спас"  Алик...  Подкупив
сотрудников милиции, оплатив помятые тела пострадавших, он  замял  дело  и
предложил Варламову работу в его фирме. Работа несложная, водительская,  а
по совместительству  быть  телохранителем.  В  тот  злополучный  вечер  он
оказался свидетелем схватки и решил привлечь его для работы в своей фирме,
как он называл посредническую контору "Феникс".  Деньги,  которые  посулил
Алик, были настолько фантастичными для Варламова, что  он  согласился  без
колебаний...
     Несколько месяцев он исправно возил Алика по разным адресам не только
по городу, но выезжал и в другие города.  Несколько  раз  ему  приходилось
показывать свое умение, приобретенное в "спецназе". Когда  один  раз  дело
дошло до милиции, то он не только не пострадал от  разбирательства,  но  и
был "отблагодарен"  сверх  зарплаты...  Шло  время,  ему  все  чаще  стали
доверять самостоятельные поездки, это было нетрудное дело: приехал, сказал
точную фразу, получил "товар" и сдал его Алику.
     Уверенный, что "Феникс" занимается официальными делами, он совершенно
не задумывался о том, что он возит... Но однажды, когда на него неожиданно
напали какие-то люди, да еще вооруженные пистолетом и ножами, он  все-таки
попытался  защитить  груз,  порученный  ему,  но  в  пылу   борьбы   пакет
разорвался, и в этот момент он получил сильный удар рукояткой пистолета  в
голову... Когда очнулся, никого рядом не было,  но,  поднимаясь  с  земли,
Виктор обнаружил небольшой пакетик, тщательно заклеенный лейкопластырем...
Да, это был героин!.. Когда  он  понял,  во  что  вляпался,  то  попытался
сослаться на сильный удар, головные боли,  чтобы  Алик  отпустил  его  "по
состоянию здоровья", но тот, вероятно, понял его уловку и сказал, что если
он хочет "отвалить", то должен внести стоимость того, что у него отобрали,
а нет, то "посапывай в две дырки и делай то, что говорят"... иначе...
     - Это страшный человек, Савка! Страшный! У  него  всюду  связи!  И  в
милиции, и в прокуратуре, везде... - Говоря после-дине слова,  он  опустил
глаза.
     - Ты что-то не договариваешь!
     - Он... короче, я убийца, Савка! Убийца! - Он  быстро  вышел,  принес
остатки коньяка и два стакана, налил себе, Савелию. - Выпьем!
     - Все мы убийцы! - жестко сказал Савелий.
     - Да нет, я не про  Афганистан!  Я  здесь  убил  человека!  Здесь!  -
крикнул он.
     - Как это произошло?
     - Через неделю после того, что случилось со мной, мы сидели  в  одном
доме... Играли они там, как и здесь... Помнишь ту дверь, куда он уходил от
нашего столика?.. Играют там! По крупному! Тыщи туда-сюда ходят!.. Короче,
не поделили они что-то и дали друг другу в морду, но  Алик-то  здоров  как
бык, а тот плюгавенький, старый совсем, и кличка-то под  стать  -  Плющ...
Лысый таксика на лысине, как у нашего  главного,  родимое  пятно...  -  Он
поморщился, снова переживая прошлое. - Плющ вырвал пистолет... И черт меня
дернул: видно, "автомат" сработал... А попал  в  сонник...  Короче,  снова
милиция, прокуратура, протоколы, допросы. Все, думаю, крышка, но ему снова
удалось "выкупить" меня... - Криво усмехнувшись, Виктор добавил: - А чтобы
не пырхался, все документы у себя держит...
     - Давай кликнем своих ребятишек и разгоним  эту  свору  со  всеми  их
связями и блатами - предложил Савелий.
     - Да ты что! Даже если удастся с ним справиться,  с  ними,  в  чем  я
сомневаюсь, то мне грозит тюрьма! Понимаешь? Тюрьма! Он встал со скамьи  и
начал нервно  ходить  из  угла  в  угол.  -  Стоило  ли  выживать  там,  в
Афганистане, чтобы здесь за какую-то мразь сидеть в тюрьме!
     - Так что делать-то? Сидеть и ждать, пока они тебя во что-нибудь  еще
не втянут?
     - Не знаю, Савка... прошептал он и обречено опустился на скамью.
     - Прекрати! - окрикнул Савелий и стукнул его  по  спине.  -  Прекрати
раскисать! Не из  таких  переделок  выпутывались...  -  Савелий  замолчал,
внимательно взвешивая все им услышанное. - Вот что...  ты  должен  убедить
Алика в том, что я нужен "фирме"...
     - Не беспокойся, он и сам в  этом  убедился,  да  и  Лариса  за  тебя
хлопочет... И чем это ты ее приручил? - хмыкнул он.
     - Долгая история! - махнул рукой Савелий. - А кто она ему?
     -  Трудно  сказать...  Сначала  думал,  любовница,   но   ничем   мои
предположения не подтвердились, хотя и не рассеялись... Но влияние на него
она имеет, это точно!
     - Ладно! Главное, вместе быть, а там видно будет! Вдвоем-то легче...

                                 В МОСКВУ

     Как и предполагала Лариса, все произошло "как в  аптеке"'  через  две
недели, за которые он успел побывать в своем  управлении  и  рассчитаться,
вызвав своим решением насмешки начальства, до которого уже дошли  сведения
о  его  неожиданном  наследстве:  "Ну  как  же,  теперь  он  домовладелец,
миллионер!" Мягко отшучиваясь, Савелий не стал их разубеждать и вернулся в
домик, оставленный родной теткой. Вскоре  Алик  вызвал  его  в  Москву  "с
вещами" - пара чемоданов, какой-то пейзаж в старинной рамке, понравившийся
ему из "наследства", да куча старых фотографий, которые он решил  взять  с
собой.
     При встрече Алик вручил ему документы на квартиру, ключи и  намекнул,
что на доплату за свой домик он сможет хорошо обставить свое новое жилище:
просторную   однокомнатную   квартиру   с    двенадцатиметровой    кухней,
внушительной прихожей и балконом. Савелий не возражал, и  буквально  через
три дня новенькая мебель в импортной  красивой  упаковке  была  доставлена
грузчиками, которые и помогли Савелию распаковать и расставить ее.  Мягкие
кресла,  четырехсекционная  стенка,  шикарный  диван-кровать,  два  стола,
журнальный и столовый, шесть стульев.
     Сбылось предсказание Ларисы и о том, что Алик предложит ему  "хорошую
работу". Он устроил его "дальнобойщиком", то есть водителем  междугородных
перевозок. Савелий прекрасно понимал, что они решили присмотреться к нему,
прощупать, чем он дышит. Несколько раз,  как  бы  невзначай,  просили  его
отвезти по пути то коробку конфет, то корзинку с фруктами. Делая вид,  что
ему безразлично, что везти и кому, Савелий без удивления принимал денежные
вознаграждения за услугу, "оказанную  по  дружбе".  Удивление  могло  быть
оттого, что эти вознаграждения многократно  перекрывали  расходы,  которые
могли возникнуть при отправке этих посылок обычным самолетом.  Всякий  раз
Савелий внимательно просматривал эти гостинцы, но ничего предосудительного
в них не находил... Так прошли два месяца...
     Однажды после очередной поездки его навестил Алик. О своем  посещении
он предупредил через Ларису, с которой Савелий постоянно встречался и  все
больше нуждался в ее близости. Лариса вызывала в нем двойственные чувства:
иногда ему казалось, что нашел именно ту женщину, которая нужна ему на всю
жизнь, но порой, наткнувшись на отчужденно пустой взгляд огромных глаз, он
терялся и начинал задумываться о ней трезво  и  рассудительно.  Осторожные
попытки разговорить Ларису ни к чему не приводили: всякий  раз  она  ловко
уходила от расспросов, сводя все к шутке.  И  только  однажды,  когда  они
крепко  выпили  и  Савелий  помянул  своих  погибших   родителей,   Лариса
неожиданно всплакнула и бросила странную фразу: "Как же ты там, папочка?!"
Но, когда Савелий поинтересовался, где он, Лариса уже взяла себя в руки  и
сухо ответила, что ее отец работает на Севере.
     Этот разговор свербил его дотах пор, пока он не понял почему: Савелий
вспомнил, что в первую и последнюю их ночь до армии Лариса  говорила,  что
ее отец работает в милиции, в звании капитана  или  майора,  этого  он  не
запомнил. И он решил при первом же удобном  случае  выяснить,  почему  она
оказалась в Москве. Почему отец не с ней, не в Омске, а на Севере?..
     Незадолго до прихода Алика Лариса ушла: "Не буду вам мешать!.."
     Алик пришел с бутылкой коньяка и не без  удовлетворения  прошелся  по
квартире.
     - Ну, как работа? - спросил он, присаживаясь за столик в кресло. - Не
обижают тебя там? Дают заработать?
     - Да как сказать... Нормально, - заявил  Савелий,  понимая,  что  его
вопрос не праздный и последует продолжение.
     - Сколько ты там зашибаешь?
     - С премиальными до четырехсот...
     - Не густо... Пора тебе лучше что-нибудь найти...
     - Алик замолчал, словно раздумывая, как бы найти для  Савелия  работу
получше, хотя давно уже решил, где его использовать. - Знаешь,  увольняйся
оттуда и будь наготове: кое-что наклевывается...
     Наконец-то! Вот ради чего Савелий переехал в Москву!  Вот  ради  чего
они с Варламовым затеяли эту игру,  опасную,  но  единственно  правильную!
Единственно правильную потому, что только так можно было внедриться  в  их
"фирму" и попытаться помочь Варламову. С ним они даже  уговорились,  чтобы
не навлечь лишних подозрений, не встречаться слишком часто. Только в  силу
необходимости, в случае экстренной информации. Сейчас, услышав предложение
Алика, Савелий с трудом удержался, чтобы скрыть радость. Нужно прикинуться
простачком, которого интересуют только деньги.
     - А сколько наготове-то прохлаждаться? Может, уволиться тогда,  когда
место найдется... - осторожно возразил он. - Я уже сожалеть начал: на море
хоть и вкалывал как папа Карло, но и  зарабатывал  до  штуки  при  удачной
рыбе... А ты говорил, что в деньгах я ничего не потеряю...
     - Справедливое замечание! - усмехнулся Алик. - Твоя вина - нужно было
давно напомнить об этом, я свои слова всегда держу!
     - Через Ларису как-то неудобно, а разыскивать тебя и  искать  встречи
тоже не с руки...
     - А разве я телефона тебе не давал? - Он сделал удивленное  лицо  как
бы досадуя за свою оплошность, тут же достал из кармана визитную карточку.
     - Вот, держи! - Потом вытащил банковскую пачку  червонцев.  -  А  это
доплата за те два месяца... - Он хитро посмотрел Савелию в глаза.
     Да, Алик действительно не только держит слово, но и никогда ни о  чем
не забывает. Он заранее приготовил эту "добавку", но хотел, чтобы  Савелий
сам заговорил о ней... Отлично! Пока все идет лак надо!
     - Отлично! - воскликнул Савелий, принимая деньги. - А то здесь как  в
гробу: ни музыки, ни видео... даже телефона нет, поболтать с кем...
     - С телефоном проще: завтра он у тебя будет! - небрежно махнул  рукой
Алик, словно речь шла о таком пустяке, что  и  говорить-то  не  о  чем.  -
Впрочем, и с видиком что-нибудь придумаем: не хочешь же  ты  брать  нашего
производства?
     - Естественно! - подхватил Савелий, входя в роль. - Чего это мы все о
делах да о, делах? Коль принес бутылку коньяка, значит, не за рулем?
     - Логично! - засмеялся Алик. - Погнали... Когда они изрядно выпили и,
как показалось Савелию, Алик перестал полностью контролировать свои слова,
Савелий снова осторожно подвел его к своей работе.
     - Главная твоя задача - быть в состоянии боевой готовности! -  сказал
Атак, пытаясь подцепить кружок колбасы с тарелки.  -  В  любой  момент,  в
любую погоду!.. Ты технику-то хорошо знаешь? - неожиданно  спросил  он,  и
Савелий понял, что он не настолько пьян, насколько хочет показаться.
     - Смотря какую...
     - Легковые машины!
     - Как свои пять пальцев! Сам мечтаю о тачке...
     - Вот что: завтра же увольняйся  и  позвони  мне!  Я  тут  старенькую
"Волгу" купил, "ГАЗ-21", кузов в отличном состоянии, а двигатель...  -  Он
поморщился.
     - Переберем! Как часики будет работать! - заверил Савелий.
     - Нет, есть лучше  предложение...  поставишь  на  нее  мерседесовский
движок... достал по случаю! Сможешь?
     - О чем речь? Даже если он дизельный... Гараж есть?
     - Обижаешь, сержант! - ухмыльнулся тот... Дальше  все  пошло  как  по
накатанному: Савелий уволился, позвонил Алику  и  на  следующий  день  уже
осматривал  "Волгу",  которую  предстояло  "привести  в   божеский   вид".
Несколько дней возился Савелий  с  ней:  поставил  движок,  отрегулировал.
Закончив ремонт, позвонил Алику и доложил, что "мустанг" готов.
     Когда Алик прибыл для осмотра машины, Савелий не без гордости сказал:
     - Хоть в ралли участвуй: скорость чуть не с места набирает!
     - Скорость - это хорошо! Главное - не подвела бы во время стоянки!  -
многозначительно посмотрев на Савелия, ответил Алик.
     - Да уж как-нибудь! - усмехнулся Савелий.
     - Как-нибудь не устраивает - нужна гарантия!
     - Если я правильно, понял и речь идет о защите вверенного  груза,  то
мою гарантию вы видели уже там, в Ялте...
     - А ты не так прост, как  кажешься  на  первый  взгляд,  -  задумчиво
проговорил Алик и немного помолчал, что-то взвешивая. -  Короче,  на  этой
"колеснице" и будешь работать, пока по городу, чтобы  знал  его  как  свои
пять пальцев, дальше - посмотрим...
     - А кого возить-то? - осторожно поинтересовался Савелий.
     - Всех, кого нужно, тех и будешь возить!  -  отрезал  Алик  и,  желая
смягчить свою резкость, добавил:
     - Меньше знаешь, лучше спишь!
     - Мудрые слова! - согласился Савелий. - Моя тетка болела раком  и  не
знала о том - жила, а как только узнала - померла...
     - Узнала и померла? - Алик громко рассмеялся.
     - Шутник? Тебе телефон-то поставили?
     - Два дня назад, триста сорок...
     - Я знаю его, - остановил он. - Вот и хорошо... До десяти  утра  и  с
шести до восьми вечера ты должен быть  на  телефоне.  -  Увидев  несколько
расстроенную физиономию Савелия, похлопал его по плечу. - У нас пятидневка
- не переработаешь!
     - Да я не о том... Не люблю ждать да догонять!..
     - Долго ждать не придется... Все! Сегодня и завтра  изучай  Москву  -
вот твои документы на машину!
     - Ну, шеф, даешь! Самое вкусное - на закуску!  -  Савелий  обрадовано
подхватил документы. - Может, подкинуть куда?
     - Нет, сегодня меня Варлам возит! - испытывающе взглянув на  Савелия,
ответил Алик. - Давай действуй! - подмигнул он.
     Хорошая зрительная память позволила Савелию довольно быстро освоиться
с улицами Москвы, и  вскоре  он  знал  их  не  хуже  некоторых  таксистов,
проработавших в городе долгое время. За эти дни он только раз  виделся  со
своим другом Варламовым. Настроение того было удручающим. Нервы  настолько
взвинченными, что это не могло не подействовать и  на  Савелия  -  Виктору
казалось, что над ним "сгущаются тучи". Он ощущал настороженное внимание к
себе, ему даже показалось, что за ним следят.  Конечно,  Савелий  всячески
старался разубедить его, успокоить, но беспокойство передавалось и ему...
     Как-то, через несколько дней с последней встречи с  Аликом,  раздался
телефонный звонок, звонил Алик: "Для того, чтобы ты не скучал, достал тебе
видеоаппаратуру", - сообщил он. И действительно, на следующий  день  после
звонка  два  крепких  парня,  сопровождаемые  Ларисой,  принесла   ему   и
установили японский магнитофон и японскую видеотехнику.
     - Слушай, Савушка, я балдею: Алик просто влюблен в тебя! Вызвал  меня
и сказал отвезти все это в подарок! - Она рассмеялась и с обидой добавила:
- Мне таких подарков фирма не делала...
     - Каких подарков! - удивленно возразил  Савелий.  -  Я  все  это  сам
оплачу!
     - Да? А он сказал, что именно подарок! Вот еще  несколько  кассет!  -
Она вытащила из сумки пять видеокассет.
     - Ладно, разберемся... А что на них?
     - Американские мультики, два сексуальных фильма и два фильма "Рэмбо"!
     - Прекрасно! Поставь на свой вкус... Прошло  еще  несколько  дней,  и
вдруг в девять утра позвонил Алик и предложил приехать к фирме, -  которая
находилась  в  старинном  особняке,  увешанном  многочисленными  вывесками
различных организаций, среди которых малоприметная, не бросающаяся в глаза
- посреднического предприятия "Феникс".
     Савелий подъехал, когда Алтае  выходил  из  дверей  особняка.  Сев  в
машину, коротко бросил:
     - На Ленинский!
     Савелий резко тронулся с места и чудом, только благодаря молниеносной
реакции, избежал столкновения с неожиданно выскочившей "Нивой". Ударив  по
тормозам, он пропустил "лихача", осторожно вырулил и переключил  скорость,
но тут же был остановлен выразительным жестом капитана милиции, неожиданно
вышедшего из-за стоящего грузовика.
     Чертыхнувшись с досады, Савелий подхватил свои права и  хотел  выйти,
но был остановлен Аликом.
     - Сиди! - невозмутимо приказал он. Полноватый, лет под сорок  капитан
медленно  подошел  к  их  машине  и  недовольно  посмотрел   на   Савелия,
дерзнувшего не поспешить к нему навстречу. Однако, скользнув  взглядом  по
пассажиру, мгновенно засиял добродушием. Савелий  удивленно  посмотрел  на
Алика, не заметив, как страж порядка подал знак его "шефу".
     - Я сейчас... - бросил Алик и вышел из машины. Савелий отвернулся  от
них с безразличным видом, но внимательно прислушивался к разговору, однако
шум улицы и ветер заглушали слова и  до  него  доносились  лишь  отдельные
фразы. Единственное, что Савелий понял точно, капитан как-то был  завязан,
с Аликом и в чем-то  виновато  оправдывался.  Когда  Алик  сел  в  машину,
Савелий весело спросил:
     - Отбояриться легко удалось?
     - Что? - не понял тот, задумавшись о чем-то, но тут  же  самодовольно
улыбнулся: - Все в полном ажуре!
     - Моя милиция - МЕНЯ бережет! Вот  что,  ты  говорил,  что  не  очень
любишь ждать да догонять, не так ли?
     - Что, есть работа? - догадался Савелий.  -  Еще  какая!  -  радостно
воскликнул  Алик,  но  Савелий  почувствовал  в  этой   радости   какое-то
напряженное, однако не подал виду. - Едва часа  дня  ты  должен  стоять  в
аэропорту Домодедово, на площади, у самолета...
     - На летном поле? - поразился он.
     - Да нет, перед зданием вокзала стоит самолет, на площади, его  сразу
увидишь. К тебе подойдет человек и передаст "привет от  Алика"!  Отвезешь,
куда Он попросит, или возьмешь от него  то,  что  он  передаст  для  меня!
Понял?
     В два часа перед зданием аэропорта, у самолета.  "Привет  от  Алика",
взять - у него то, что даст, или отвезти куда скажет!  -  быстро  и  четко
отрапортовал Савелий.
     - Верно! После этого в любом случае - мухой ко мне... Будет еще  одна
поездка, на этот раз - с сюрпризом!
     - Если с приятным, то отлично! - подхватил Говорков.
     - С приятным, с приятным! - Алтае подмигнул ему и попросил высадить у
высотного здания в середине Ленинского проспекта...

                            "ВОСКРЕСШИЙ МЕРТВЕЦ"

     С большим  нетерпением,  задолго  до  назначенного  времени,  Савелий
подъехал к месту встречи. Интуитивно он чувствовал, что эта встреча  может
многое если не прояснить, то расставить  нужные  акценты.  Однако  было  и
волнение: в чем суть этой встречи?  Настоящее  задание  или  последний,  а
может быть и очередной, проверочный тест на его, Савелия, благонадежность?
Возможно, и то и другое. Спокойно все взвесив, он решил  не  предпринимать
активных действий и положиться на интуицию... Сегодня нужно выполнить  все
точно, как приказал Алик: получить "посылку" и отвезти ему либо делать то,
что прикажет неизвестный "пассажир"...
     Ровно в два часа к нему подошел невысокий пожилой  мужчина  в  шляпе,
невзрачный, неприметный в  любой  толпе:  старик-пенсионер,  приехавший  в
Москву к родственникам или для хождения по  инстанциям.  В  первый  момент
Савелий даже подумал, что он хочет что-то спросить.
     - Здравствуйте, молодой человек! Я не опоздал? Вам привет от Алика!
     Савелий недоуменно посмотрел на него, словно, вспоминая, откуда  этот
старик может знать его, но тут же спохватился:
     - Здравствуйте! - Распахнул рядом с собой  дверь,  но  старик  сказал
виноватым тоном:
     - Если не возражаете, то я люблю на заднем сиденье?
     - Пожалуйста! - улыбнулся Савелий и быстро вышел  из  машины,  открыл
заднюю дверь. Тот молча втиснулся на сиденье и тихо спросил:
     - Вы давно с Аликом работаете? Что-то я вас не знаю.
     - Я готов отвезти вас туда, куда вы скажете! - спокойно,  без  эмоций
заметил Савелий, игнорируя вопрос.
     - Благодарю вас, спасибо! - ровным голосом отозвался старик,  и  было
непонятно: доволен он или нет ответом Савелия, во всяком случае, ни тоном,
ни выражением глаз не показал этого. - Вот что, приятель, подбрось меня  к
ближайшему телефону...
     Савелий невозмутимо кивнул и через  пять  минут  остановил  машину  у
телефонной будки. Старик не торопясь  вылез  из  машины,  зашел  внутрь  и
тщательно прикрыл за собой дверь. Разговор был коротким, после чего старик
вернулся на свое место.
     - Рисковый ты человек, Савелий! - облегченно  вздохнул  он.  -  Очень
рисковый!
     - Почему это? - удивился Савелий.
     - Да это я так, к слову... - Он добродушно усмехнулся в вытащил из-за
пазухи плотный, оклеенный клейкой лентой желтый пакет и протянул  Савелию.
- Отдашь, кому сказано. - Потом взглянул на часы, достал платочек и,  сняв
шляпу, вытер вспотевшую лысину.
     Савелий чуть приподнял переднее сиденье и сунул туда пакет.
     - Что дальше? - спросил он, взглянув на  старика  в  зеркало  заднего
вида, и вдруг увидел на  его  лысине  "опознавательный  знак",  о  котором
говорил Варламов. Совпадение он  исключил  сразу  и  потому  едва  удержал
удивленный возглас. Заглаживая свою оплошность, Савелий улыбнулся.  Однако
старик заметил его замешательство.
     - Есть проблемы? - спросил он настороженно, но без суеты.
     - Лицо ваше показалось знакомым... - небрежно ответил Савелий.
     - Немудрено: я часто в Москве бываю... Может, где и виделись... -  Он
прищурился, вспоминая, потом пожал  плечами:  -  Нет,  твое  лицо  я  вижу
впервые!
     - Видно, похожи на кого-то...
     - Старики все похожи между собой... - успокоился меченый.
     - Куда едем?
     - Посидим немного: не хочется по вокзалу шляться, а самолет через два
часа...
     Савелий невозмутимо пожал плечами, завел двигатель и, отъехав немного
вперед, прижался к тротуару. Он мучительно  искал  способ  проверить  свою
догадку о, странном пассажире. Может, о картах заговорить? Виток  говорил,
что он увлекается этим. Нет, слишком в лоб, может заподозрить...  Что  еще
говорил Варламов о нем? Он как-то называл  его...  Хлыщ?  Нет,  но  что-то
похожее... Плющ! Точно, Плющ! Но что это дает?.. Он посмотрел  на  старика
через зеркало и подмигнул ему. Тот сидел, устало развалившись,  глаза  его
то медленно закрывались, то сразу открывались. Он явно  боролся  со  сном.
Почему? Не доверяет? Или боится опоздать на самолет?
     - Может, поспите, Я разбужу! - предложил Савелий.
     - Нет, в самолете посплю! Музычка есть какая?
     - А как же! - Савелий потянулся, чтобы включить магнитофон, во в этот
момент обратил внимание на пьяного парня, который приставал к прохожим,  и
машинально воскликнул: - Ты посмотри, хлющ, что делает?! - Он засмеялся  и
повернулся к своему пассажиру, указывая на пьяного парня.  От  Савелия  не
ускользнуло то, как среагировал старик на слово "хлющ":  он  чуть  заметно
дернулся, взглянул на Савелия и тут же, стараясь  скрыть  настороженность,
посмотрел в сторону пьяницы.
     - Компанию ищет! - Он деланно рассмеялся. Теперь Савелий был  уверен,
что это и был "воскресший мертвец". Спроси Савелия, почему он  бросил  это
слово, вряд ли объяснил даже себе. Скорее всего, снова сработала интуиция,
а может быть, и то, что в этот момент он несколько раз повторял  про  себя
это прозвище. Вот сволочи! Они шантажировали его друга  мнимым  убийством!
Ему вдруг захотелось вмазать по этой самодовольной физиономии. Ну что  же,
недаром он предчувствовал, что  эта  поездка  принесет  какую-то  ясность.
Интуиция  и  на  этот  раз  не  подвела:  он  узнал   даже   больше,   чем
рассчитывал... Слушая записи Высоцкого, Савелий все больше возбуждался,  и
ему стоило больших трудов держать себя в руках...
     Проводив старика по прозвищу Плющ, он сразу же, прямо  из  аэропорта,
позвонил Виктору, но никто не ответил...
     Почти на грани фола проехав путь до  города,  он  вновь  позвонил,  и
женский голос, скорее всего мать, ответил, что Виктора нет  уже  неделю...
Где он, она не знает...
     И снова  Савелий  почувствовал,  что  обстановка  изменилась:  что-то
произошло. Где Виктор? Почему он не  сообщил,  что  уезжает  надолго?  Они
обговаривали это... С  трудом  справившись  с  искушением  вскрыть  желтый
пакет, Савелий отдал его в собственные руки  Алика.  Внимательно  осмотрев
пакет, Алик довольно улыбнулся и тут же сказал:
     - Ну что ж, теперь об обещанном  сюрпризе:  сейчас  захватишь  одного
человека и в Ленинград... - Он сделал длительную паузу, потом закончил ее,
хитро подмигнув: - Твоим пассажирам будет... Лариса!
     - Надолго?
     - Я вижу, ты не рад сюрпризу?
     - Ну что ты, шеф, конечно же, рад! Это я от неожиданности! -  нашелся
Савелий, а сам думал: спросить или  нет  о  Варламове?  С  одной  стороны,
логика есть: этим занимался Варламов, но, с другой стороны, не  насторожит
ли это Алика? Нет, рисковать  Савелий  не  имеет  права.  Хорошо,  что  не
решился заглянуть в желтый пакет: оказывается,  в  нем  были  обыкновенные
бумажные документы. Как Алик внимательно изучал его  целостность!  Савелия
проверяли.
     Когда они подъезжали к конторе, на обочине появился тот самый капитан
милиции, который чуть не оштрафовал Говоркова. Увидев  его,  Алик  деланно
воскликнул:
     - О, моя милиция!..  Притормози  на  минутку!  Алик  пошел  навстречу
капитану. И на этот раз разговаривали они недолго, но Алик вернулся чем-то
озабоченный.  Взглянув  на  Савелия,  он  сделал  небольшую  паузу,  потом
поморщился и сказал:
     - Твой маршрут несколько меняется: прямо сейчас поедешь на Валовую, и
у хозяйственного магазина к тебе сядет седой мужчина в коричневом костюме,
отвезешь его по одному адресу... А потом... короче, он скажет, ехать ли ко
мне или с Ларисой в Ленинград! Нужно срочно, он уже ждет! Знаешь, где  тот
магазин?
     - Это по кольцевой, не  доезжая  до  Павелецкого  -  тут  же  ответил
Савелий.
     Правильно! Давай!.. Алик не ушел в контору до тех  пор,  пока  машина
Савелия не скрылась из вида...

                              СТРАННЫЙ "СТАРИК"

     Когда Савелий подъехал, перед  магазином  действительно  прохаживался
седой мужчина лет под шестьдесят, в коричневом костюме. Он  сразу  же  сел
рядом с Савелием. В  руках  у  него  был  черный  "дипломат",  который  он
поставил себе на колени.
     - Первомайскую улицу знаешь, Савелий? Так, кажется? - спросил  седой,
глядя на Говоркова в упор.
     - Ага. Савелий Кузьмич, - подтвердил он.  -  Эту  улицу  знаю!  -  Он
спокойно тронул машину вперед.
     - А меня, сынок, Володя Андреевич! - усмехнулся, тот. - Пенсионер  я,
продолжаю работать по старой профессии - кассиром! - Он снова усмехнулся.
     - Ты поторопись, сынок, надо успеть до закрытия банка!
     - Деньги, что ли, сдать, Володя? - съехидничал Савелий.
     - Ага, деньги! - Пенсионер покачал  головой,  продолжая  смотреть  на
Говоркова.
     - А зачем такая спешка? Можно было бы и утром сдать...
     - Не могу я такие  деньги  на  руках  держать!  -  пояснил  седой  со
вздохом, а  взгляд  его  будто  гипнотизировал  Савелия,  он  почувствовал
какой-то "сквозняк" в душе, дискомфорт.
     - Слушай, Вола... Владимир Андреевич, ты не смотри  на  меня  "синими
брызгами", а то врежемся куда-нибудь! - сердито сказал Савелий.
     - Люблю Есенина! - кивнул тот, но не отвернулся.
     - Но там другое продолжение. -  Седой  выразительно  прочел:  -  "Что
смотришь синими брызгами или в морду хошь..."  -  Но  в  голосе  его  было
раздражение.
     - И что  вы  такой  нервный,  папаша?  Не  первый  же  день  кассиром
работаете, сами сказали!
     - Не первый, верно!.. Но, веришь ли, всякий раз эти проклятые деньги,
когда их много, жгут мне руки! Жгут, пока я  не  избавляюсь  от  них...  -
искренне произнес - он.
     - За что же вы так их ненавидите?
     - Почему ненавижу? Да я без них жить не могу! - серьезно заявил он. -
Не могу без них жить и... боюсь их!
     - Странный вы феномен! - удивился Савелий.
     - А ты поживи с мое! Пропусти их через свои руки столько,  сколько  я
пропустил, тогда и поговорим... Ну что, успеем?
     - О чем разговор? Нужно, значит, успеем! - весело  бросил  Савелий  и
тут же крикнул: - Держись за шляпу, отец! Взлетаем!
     Говорков переключил скорость, и машина резко дернулась вперед...
     За те полчаса, что они  ехали  до  Первомайской  улицы,  этот  Володя
Андреевич  ненавязчиво  порасспросил  о  прошлой  жизни  Савелия,  о   его
родителях, посокрушался о его  сиротской  доле  и  посоветовал  "держаться
хороших людей",  правда,  не  пояснил,  что  он  подразумевает  под  этими
словами. В какой-то момент Савелий вновь ощутил на себе его пронзительный,
холодный взгляд, но едва Савелий взглянул на него, лицо седого  расплылось
в улыбке. Интересно, с чем связана  эта  странная  встреча?  Вряд  ли  она
только для того, чтобы воспользоваться его машиной? Видно, это  знакомство
как-то связано с самим Савелием, но как? Ага, вспомнил: Алик  сказал,  что
этот старик укажет ему дальнейший маршрут. Верно,  это  и  есть  ответ  на
результат  встречи.  Ну  что  ж,  поэтому  решению  можно  будет   понять:
понравился или нет старику Савелий...  Когда  они  остановились  у  здания
банка, Савелий взглянул на часы и весело сказал:
     - Еще двадцать минут до закрытия!
     - Отлично! Ты хорошо водишь машину! - улыбнулся Владимир Андреевич. -
Думаю, что к семи успеешь заехать за Ларисой! - Он хитро подмигнул:
     - Свадьба-то когда будет?
     - Да мы... как-то... - Савелий смутился  от  неожиданного  вопроса  и
добавил: - Встану на ноги, тогда и...
     - Это ты правильно решил! -  кивнул  седой.  -  Не  забудьте  старика
пригласить!
     - Не забуду, Володя Андреевич! - серьезным тоном пообещал Савелий.
     Похлопав его  по  плечу,  тот  быстро  вышел.  Савелий  огляделся  по
сторонам и начал выруливать во второй  ряд.  В  зеркало  заднего  вида  он
заметил, что старик  и  не  подумал  заходить  в  банк:  постояв  немного,
провожая взглядом его машину, он медленно направился по тротуару...

                           ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ!

     - Кем тебе доводится  Петрова  Лариса  Алексеевна?  -  снова  спросил
капитан Зелинский, глядя на Савелия в упор, и добавил: - А я знаю,  почему
ты не стал писать кассатку...
     Он понимал, что Савелия потрясет то, что он узнал от своего  приятеля
из Москвы. Понимал, но, не смягчая,  рассказал  обо  всем,  надеясь,  что,
может, тогда он поймет, кого решил покрывать своим молчанием. Может, тогда
задумается о своей жизни, о своей судьбе? Поймет, стоит ли таких жертв эта
женщина?..
     Насупившись, Савелий несколько  минут  смотрел  на  капитана,  в  его
глазах промелькнула ненависть.
     - Это никого не касается! - Он отвернулся и снова замолчал.
     "Неужели он так любит эту женщину? Неужели именно из-за нее пошел  на
такие жертвы?" - думал  Зелинский.  Капитану  стало  искренне  жаль  этого
парня, такого сильного и такого слабого...
     - Савелий... - тихо начал он, но того неожиданно прорвало:
     -  Господи!  Зачем  вы  мне  все  это...  Оставьте  меня  в  покое!..
Оставьте!.. И он быстро пошел к выходу. Зелинский  хотел  остановить  его,
вскочил, но, вздохнув, молча сел на место...
     Из кабинета Савелий вышел раздраженный и  взбудораженный.  Чего  надо
этому  менту?  Ишь,  нашелся  какой!  Ласковый,   доверчивый,   въедливый!
Вынюхивает, выспрашивает... Душу распахивает: пожалей меня, мы же солдаты!
Врешь, капитан! Это я солдат, а ты и ТАМ был местом! И ТАМ ты  решал  наши
судьбы! Был ментом и остался им! Спрятался, как же!  Проворовался,  видно,
вот и кинули в эту дыру! Неймется, тихой сапой в душу лезет!  Благодетель!
Обойдемся как-нибудь... Савелий подошел к своему напарнику, который  снова
дремал, и грубо толкнул:
     - Чего не пашет пресс? Один не мог загрузить, что ли?
     - Да что ты, - Бешеный, всю  партию  прогнал!  -  обиженно  отозвался
паренек,  протирая  глаза.  -  Часа  три   перекур:   ОТК   стенку   шкафа
забраковал... Так что и ты покемарь!
     - Ну, хорошо, молоток! Отдыхай, и я пойду, прихвачу часок-другой.
     - Я толкну, коли что. Где будешь?
     - На воздух пойду... Штабеля ящиков у четвертого цеха знаешь?
     - Снарядных, что ли? Знаю... - Мишка был явно доволен его похвалой. -
Наверху или внизу?
     - Шумнешь или свистнешь -  услышу...  -  бросил  Савелий  и  пошел  к
выходу...
     Савелий вышел на улицу. Мощные прожекторы, установленные на вышках  с
четырех сторон периметра рабочей зоны, хорошо ее освещали.  Снаружи  зеков
было мало: почти все в ночную смену работали в цехах, на станках.
     Савелий уверенно  подошел  к  ровным  штабелям  деревянных  ящиков  и
свернул в проход  между  рядами.  Он  давно  уже  облюбовал  это  укромное
местечко и часто отдыхал там после обеда. Сложив из ящиков  нечто  похожее
на лежанку, обложился другими ящиками, чтобы его не было видно, если менты
заглянут. Расстелив куртку,  лег  на  спину  и,  стал  смотреть  на  небо,
усыпанное звездами. Монотонно-отдаленный  шум  работы  станков  постепенно
убаюкал, и Савелий задремал...
     Он  не  слышал,  как  по  этому  же  проходу  прошли  двое  зеков   и
остановились совсем рядом. За ящиками  они  не  заметили  Савелия.  Он  же
проснулся, только когда один из них пнул со злобой по ящику.
     - Чего сразу не подошел? - прошипел первый.
     - Не видел, занят был!.. - хмуро отозвался другой. - Чего ты  нервный
такой?
     - Будешь тут нервным! Зона сучья:  того  и  гляди  продадут!  Смотри,
никому не доверяй!
     - Здрасте! Я все затеял и кому-то закладу, так, что ли? Сбрендил?
     - Да это я так, к слову! Шмотье с хаваниной нужно  сюда  переправить,
сутки на это есть!
     - Это не проблема, завтра, во вторую, все  здесь  будет...  А  вот  с
Браконьером обрыв: ни за деньги, ни за чай не хочет  подписываться!  Я  уж
хотел с собой его дернуть, ни в какую, мне, говорит, и так только  двушник
остался: досижу как-нибудь... - Тот, что с грубым голосом, смачно сплюнул:
- Псятина! Как бы не сдал...
     - Постараюсь, чтоб  не  сдал!  -  тихо  проговорил  второй  голос,  и
Савелий, даже не видя этого зека, представил его мерзкую физиономию, такой
готов на любой подлый поступок, да и голос у него был гадкий, противный...
После паузы он послышался снова: - Я тут побазарил кое с кем... Есть  одна
мыслишка: сегодня поработают над ним! А нет, то с собой затащим, никуда он
не денется!
     - Нам не следует вместе светиться, и так уже кумовья  приглядываются!
Завтра...
     - Сегодня! - поправил тот.
     - Ах да, уже сегодня, верно... Сегодня я в первую не выхожу,  отдохну
перед дальней дорогой! Где встречаемся?
     - Вагоны подадут в два  ночи,  минут  тридцать-сорок  на  погрузку...
Короче, в два здесь как штык? Нет, на всякий случай без пятнадцати два!
     - Ништяк! Если завтра упустим, то придется месяцев семь издать,  пока
снова опилки скопятся!
     - Завтра! Никаких месяцев, даже дней! - прошипел противный  голос.  -
Все, разбег! Смотри, не вляпайся во что-нибудь!
     - Что ты имеешь в виду? - недовольно спросил зек с грубым голосом. -
     - В ШИЗО не заскочи!
     -  Будь  Спок,  потерплю!..  Покудова!..  -  хмыкнул  он,  и  Савелий
осторожно приподнял голову: в свете  прожектора  узнал  квадратную  фигуру
того самого парня, которого Кривой  хотел  пригласить  на  чифир.  Савелий
вспомнил даже его кличку - Угрюмый... Похоже, в побег собрались... Савелий
немного позавидовал им: чего-то хотят, к чему-то стремятся, хоть  какое-то
"движение", у него же никаких желаний, полная пустота...  Хотя  нет,  есть
одно желание: чтобы его оставили в покое!.. Он попытался  уснуть,  но  эти
"бегуны" перебили весь сон Савелий снова стал копаться в прошлом...

                               РОКОВАЯ ОШИБКА

     Та  поездка  в  Ленинград  очень  вымотала  Савелия:  приехали   туда
практически без нормального отдыха, если не  считать  пару  ночных  часов,
когда они заехали в лесополосу и решили подремать. Да какое там подремать!
Разве с ней уснешь? Лариса и мертвого подымет! Так,  минут  на  сорок,  не
больше, отключился и вперед. Крутился по Питеру как белка в колесе:  то  в
одну организацию, то в другую, то в поликлинику, то  в  больницу  зачем-то
понадобилось... Савелий спокойно реагировал  на  эти  Ларисины  "фортели",
выбирая момент, чтобы спросить ее о своем друге: ради этого он готов был и
несколько суток не спать!
     На третий день, когда они возвращались в Москву,  Савелий,  чувствуя,
что может заснуть прямо за рулем, снова  свернул  в  лесочек.  Прежде  чем
совсем отключиться, собрался с духом и обрушил  на  нее  всю  страсть,  на
которую был способен... Не скованная  никакими  условностями  быта  -  лес
кругом, - она кричала от сладостной истомы и  в  полузабытья  повторяла  и
повторяла:
     - Милый мой! Родной мой! Как хорошо! Как прекрасно!..
     Утомленные, усталые и от дороги и от любовных утех, они откинулись на
спину и молча лежали рядом...
     - Ларчик! - тихо проговорил Савелий.  -  Куда  делся  Бардам?  Что-то
давно не видно его...
     - Не знаю... его вроде Алик  куда-то  послал  на  несколько  дней!  -
томно, еще не отойдя от ласк, отозвалась Лариса. - Я же должна была с  ним
в Ленинград поехать! Я очень рада, что ты со мною!
     - Рада, а как только я заговариваю о  нашей  женитьбе,  то  ты  сразу
тысячи причин находишь...  Недавно  даже  не  знал,  что  Ответить  одному
человеку о нас с тобой...
     - Какому человеку? - вяло спросила она.
     - Старичок, один интересовался нашими  личными  проблемами,  Владимир
Андреевич...
     - Что? - моментально встрепенулась Лариса, но тут  же  взяла  себя  в
руки, рассмеялась, хотя и не очень естественно.  -  Что  же  ему  хотелось
услышать?
     -  Когда  мы  поженимся...   Ты   что,   знаешь   его?   -   небрежно
поинтересовался Савелий, заранее зная, что не услышит правды;
     - Я? Откуда? Так, показалось просто... - Ей не  удалось  скрыть  свое
смущение...
     К Москве они подъезжали вечером, когда на город  опустились  сумерки.
Выехав на Ленинградское шоссе, Савелий спросил:
     - Куда? В банк опоздали уже...
     - Алику сдадим! - отозвалась задумчиво Лариса.
     - Все спросить тебя хотел: в больницу-то зачем заезжали?  Родственник
какой там, что ли?
     - В больницу? - Савелий заметил, что Лариса всегда повторяет  вопрос,
если тот застал ее врасплох, чтобы выиграть время для обдумывания.  Верно,
и сейчас  она  не  была  готова  к  этому  вопросу  и  переспросила:  -  В
больницу?.. Так... бумагу одну подписать нужно было... по делу...
     - И шведы у "Астории" - тоже "по делу"?
     - Да ты никак ревнуешь?! - деланно рассмеялась Лариса. -  Дурачок  ты
мой! Никто, запомни, никто, кроме  тебя,  мне  не  нужен!  -  Она  ласково
ткнулась носом в его плечо.
     Идя на  обгон  плетущегося  впереди  самосвала,  Савелий  взглянул  в
зеркало  заднего  вида  и  заметил  зеленый  "Москвич",  который,   словно
привязанный, уже  давно  следовал  за  ними...  Савелий  обратил  на  него
внимание, когда выезжал из лесочка, после "отдыха". Но тогда этот  зеленый
"Москвич" ехал от Москвы,  Савелий  хорошо  запомнил  не  столько  машину,
сколько яркую  оранжевую  куртку  водителя.  Что  же,  нужно  проверить...
Савелий резко  нажал  на  газ,  и  Лариса,  дернувшись  от  неожиданности,
недовольно поморщилась, потирая шею:
     - Ты что нервничаешь?
     - А что? - бросил Савелий, обходя одну машину за другой.
     - Предупреждать же надо: чуть шею не свернуло!
     - Извини, движок  проверить  нужно...  показалось,  что  неравномерно
работает, - нашелся он, продолжая поглядывать в зеркало.
     Вскоре у Белорусского вокзала они свернули.  Недалеко  от  Тишинского
рынка Лариса вытащила черный "дипломат", очень похожий на тот, что  был  у
Владимира Андреевича, набрала на замках код и Листала  небольшой  сверток.
Щелкнув замками, она быстро сказала:
     - Знаешь, здесь притормози, у телефонной будки!
     - Бросив "дипломат" на заднее сиденье, сверток оставила в рунах.
     Савелий резко затормозил и с удивлением посмотрел на нее.
     - Не обижайся, позвонить нужно! Только сейчас вспомнила...
     Лариса вышла из машины, повертела сверток в руках и после  некоторого
раздумья оставила его на сиденье.
     Когда она вошла в телефонную будку, Савелий  повернулся  и  посмотрел
через заднее стекло назад: зеленого "Москвича" он не увидел. Его  внимание
привлек "дипломат", который соскользнул с  сиденья  и  раскрылся:  видимо,
Лариса плохо закрыла его. Савелий перегнулся через спинку  сиденья,  чтобы
поднять его, и увидел вывалившиеся пачки  денег,  среди  которых  и  пачки
долларов. Хмыкнув от удивления, он сложил их и щелкнул замком.  "Дипломат"
положил на место. В это время к машине подошла Лариса.
     - Ты, Савушка, не сердись, но мне нужно... -  Она  замялась.  -  Дело
одно есть... на полчаса...
     - В чем проблема? Садись, доброшу!
     - Нет, тебе нужно срочно отвезти "дипломат" Алику! Я ему позвонила  -
он ждет тебя дома! Вот адрес. - Она быстро написала на клочке бумаги адрес
Алика. - Дождись меня у него, я скоро! Да, если Алик спросит, почему я  не
с тобой, скажи... скажи, что меня прихватило по дороге... женские  дела...
Договорились?
     - Хорошо, но я хо...
     - Целую, милый, вот такси! -  Не  слушая  его,  Лариса  подхватила  с
сиденья свой пакет, из которого что-то выскользнуло, но она не заметила  и
устремилась  к  проходящему  мимо  такси  с   зеленым   огоньком.   Машина
затормозила, и - Лариса юркнула внутрь.
     Недоуменно посмотрев ей вслед,  Савелий  поднял  то,  что  выпало  из
пакета, и тут же выскочил из машины.
     - Лариса?! - крикнул он, но она не услышала или  не  захотела  терять
времени.
     Такси быстро набрало скорость  и  вскоре  скрылось  за  поворотом.  У
Савелия возникло инстинктивное желание остановить Ларису, когда он  понял,
что в пакете ампулы с морфием. Он был в растерянности: если эти  наркотики
предназначены Алику, то почему Пара не поехала вместе с пакетом к нему?  И
почему она попросила Савелия оправдывать ее отсутствие?  Что-то  здесь  не
сходится... И тут Савелий вспомнил: когда он решил оторваться от  зеленого
"Москвича", Лариса тоже взглянула в зеркало,  словно  поправляя  прическу,
после чего начала нервничать. Может, потому  и  стала  торопиться  кому-то
звонить? Как же он так оплошал? Хотя тогда он был  озабочен  этим  зеленым
"Москвичом" и потому  не  обратил  внимания  на  Ларису....  Он  задумчиво
подошел  к  машине,  открыл  дверцу:  что  ж,  сейчас  самое   время   ему
продиктовать условия - вряд ли они захотят потерять такую сумму денег,  да
еще в валюте! Он не заметил,  как  рядом  остановилась  та  самая  зеленая
машина, о которой он только что размышлял.
     - Савелий?! - То ли спросил, то ли утвердительно сказал ее  водитель.
Вздрогнув от неожиданности, он повернулся.
     - Да. В чем дело? -  Савелий  насторожился.  Четверо  крепких  парней
вышли из зеленого "Москвича", и один из них направился к его машине.
     - Ее здесь нет! - озабоченно крикнул он.
     - Где Лариса? - спросил парень в оранжевой куртке.
     - А вам какое дело?
     - Где она? - раздраженно спросил  тот,  что  подходил  к  машине.  Он
заметил "дипломат", лежащий на заднем сиденье. - Деньги здесь!
     - В чем дело? - снова спросил Савелий, выходя из машины.
     - Тыне ответил, - напомнил с усмешкой парень в яркой куртке.
     - Почему я должен отвечать, не понимаю?
     - Это в твоих интересах. - В голосе парня послышалась угроза. Он явно
был лидером в этой компании.
     - Свой интерес я как-нибудь сам определю!  -  заметил  Савелий.  -  А
сейчас зад об зад, кто дальше прыгнет!
     - Шустрый! Может, скажешь, куда направляешься?
     - А это не твое дело! - Савелия начал злить этот допрос.
     - Ошибаешься, парень. Это мое дело! - Он подал знак,  и  все  четверо
чуть продвинулись к нему, беря в кольцо.
     - Не советую, мальчики! - предупреждающе? хмыкнул Савелий.
     - Ты не ответил, Савелий!
     - Ладно, еду к Алику, если вам что-то это говорит!  -  Савелий  решил
протянуть время и попытаться выяснить, кто они.
     - Так-то лучше!.. Но маршрут придется изменить:  к  тебе  сядет  этот
мальчик! - Тот, что в  яркой  куртке,  кивнул  на  плотного  парня,  хмуро
поглядывающего - за ним. - Он покажет, куда ехать, а мы - за вами!
     - А почему я должен подчиняться вам: я вас не знаю!
     - Это распоряжение Воланда!
     - А мне чихать на его распоряжения! - бросил Савелии и хотел сесть за
руль, но тот, что должен был ехать с ним, вырвал из кармана пистолет:
     - Поерзай, парень! Делай, что тебе сказано!
     - Вот как! Это становится  интересным!  -  с  бесшабашной  веселостью
воскликнул Савелий и вдруг резко выбросил ногу вперед, выбивая  оружие  из
рук угрожающего, второй ногой ударил того, что стоял ближе к нему, а потом
бросился на  "лидера"  и  перехватил  его  горло  удушающим  приемом.  Тот
попытался вырваться, но Савелий сдавил его горло еще сильнее.
     - Спокойно, или задушу как цыпленка! - шепнул он ему  в  ухо,  и  тот
сразу прекратил дергаться. - Ключи от машины сюда, быстро!  -  скомандовал
Савелий.
     - В кармане, - прохрипел "лидер".  Савелий  вытащил,  у  него  ключи,
сунул  в  карман,  поднял  с  земли  "пистолет,  причем   парню   пришлось
наклоняться вместе с ним; не  выпуская  его,  Савелий  попятился  к  своей
машине, открыл дверцу и сел за руль.  После  чего,  держа  в  поле  зрения
остальных, Савелий отпихнул от себя жертву, перехватил  пистолет  в  левую
руку.
     - Не с вашими способностями афганца брать, мальчики! Передайте своему
хозяину, чтобы оставили Варлама в покое! Ясно? - Он завел машину.
     - Ясно... - ответил парень в яркой куртке, со страхом  поглядывая  на
пистолет, но все-таки на прощание бросил: - Думай, Савелий, что  говоришь!
Ох, думай!
     - Я-то думаю, а тебе - не мешает! Жду только два часа, так и передай!
Все, привет! - Он резко рванул машину вперед,  те,  дождавшись,  когда  он
отъехал на порядочное расстояние, устремились к своей машине, а  парень  в
куртке - к телефону-автомату...
     Савелий, умело лавируя среди редких  машин,  быстро  гнал  по  темным
улицам, не останавливаясь даже на свист постового милиционера.
     Интересный поворот получается!  Кто  эти,  ребята?  Если  из  той  же
компании, что и Алик, то  почему  Лариса  так  всполошилась?  Почему  Алик
ничего не сказал о них? Или тоже не знал? И кто такой Воланд?  Второй  раз
Савелий слышит о  нем:  первый  раз  в  Ялте,  второй  -  сейчас...  Очень
интересно! А может, они не доверяют друг другу? Или не доверяют Савелию  и
потому подставили эту компанию следить за ним? Деньги-то немалые!.. Теперь
он будет диктовать им условия! Главное -  спасти  Виктора!  Куда  они  его
отправили?  Может,  зря  волнение,  и  Виктор   действительно   где-то   в
"командировке"? А если с ним что-то случилось? Да ой им глотки перегрызет!
Нужно будет, всех ребят поднимет! Только пух полетит! Надо же, вооруженных
подослали! Да чихать на эту "нукадку"! Подъехав  к  своему  дому,  Савелий
обогнул его и поставил машину за частные гаражи, чтобы по ней не узнали  о
его присутствии: заметная она очень...
     Повертев в руках пистолет, Савелий проверил обойму - полная, -  брать
или не брать с собой? Решил взять,  сунул  за  пояс,  тщательно  проверил,
закрыты ли все двери в машине, подхватил "дипломат", вышел и запер на ключ
последнюю дверцу. Проходя между гаражами, он вдруг передумал о  пистолете,
опасно  держать  его  у  себя.  Внимательно  осмотрев  все  вокруг,  нашел
незаметное углубление под крышей кирпичного гаража, вернулся  к  машине  и
открыл багажник. Там нашел плотную джинсовую ткань,  обильно  пропитал  ее
маслом и тщательно завернул в нее оружие. Потом сунул в  найденный  тайник
и, отойдя в сторону, проверил, не заметно ли? Нет, все было нормально...
     Когда он открывал дверь своей квартиры, то услышал телефонный звонок.
Ага, всполошились! Уверенный, что звонят из "фирмы", он грубо бросил:
     - Да, чего надо?
     - Вот Бешеный! - услышал он слабый знакомый голос. - Не узнал? Я это,
рядовой Шалимов...
     - Шалим, дружан, это ты! - обрадовался Савелий. - Откуда ты  звонишь?
Как разыскал меня?
     - Я в Горьком, в госпитале  лежу!  -  Голос  то  пропадал,  то  снова
раздавался так громко, словно звонок был из соседней квартиры.  -  У  меня
сержант был...
     - Когда? - взволнованно перебил Савелий.
     - С месяц назад: сюрприз хотели сделать тебе,  а  он  не  приехал  за
мной... А одного не Пускают в Москву! Главврач вредный такой, но позвонить
разрешил... Ты не знаешь, что с ним случилось?  В  последний  раз  он  был
странный какой-то, сам не свой...
     - По телефону не расскажешь... Влип он! Но ты не волнуйся: я попробую
вытащить его...
     - А что? Что... - Раздались какие-то гудки... треск...
     - Алло! Алло! - кричал в трубку Савелий, но все было тщетно...
     Он медленно опустил трубку  и  подошел  к  "дипломату"...  Может,  он
напрасно не  сказал  все  Шалиму?  Хотя  что  он  может  сделать  в  таком
состоянии? Чем сможет помочь? Да и успеет  ли?  Нет,  он  не  имеет  права
подвергать опасности еще кого-то из друзей!  Ни  в  коем  случае!  В  этот
момент снова зазвонил телефон.
     - Да! - зло проговорил Савелий.
     - Савушка?! -  услышал  он  всхлипывающий  голос  Ларисы.  -  Что  ты
задумал? Зачем? Почему ты не приехал к Алику, как я тебя просила?
     - К Алику или к Воланду? - усмехнулся Савелий.
     - Отцу... Господи, что случилось? - со страхом воскликнула она.
     - Что же ты не договорила? Откуда я знаю про Воланда, так?
     - Что ты задумал, милый мой? - обречено повторила  Лариса.  -  Умоляю
тебя, верни эти деньги! Верни!
     - А морфий ты уже вернула?
     - Идиот! - испуганно закричала  Лариса.  -  Зачем  ты  трогал  пакет?
Дурак! Какой же ты дурак! Ты же ничего не  знаешь!  Этот  пакет  мой...  и
твой! Понял?!
     - Как? -  растерялся  Савелий:  теперь  он  действительно  ничего  не
понимал.
     - Как, как... Верни ему деньги, и как можно быстрее! Ты не понимаешь,
что они с тобой могут сделать! - Она снова зарыдала.
     - Дай-ка ему трубку!
     - Я из  автомата  звоню:  упросила,  чтобы  поговорить  с  тобой  без
свидетелей, уговорить тебя...
     - Не надо плакать, Ларчик! Не надо! Я сам ему позвоню, он дома?
     - Да! Но зачем, что ты ему хочешь сказать?
     - Мне нужно узнать, где Бардам.
     - Бардам? Да ты о себе подумай! Господи! - Она плакала навзрыд.
     - Я и думаю о себе!
     - Савушка, милый, запомни только одно - я люблю тебя  и  сделаю  все,
чтобы с тобой ничего не случилось! Слышишь, сделаю! Ты мне веришь?
     - Возможно... - Он вздохнул.
     - Звони ему, но умоляю тебя: взвешивай все, что будешь  говорить,  от
этого многое зависит! Многое!
     - повторила Лариса и снова всхлипнула. - И для тебя, и для Варлама, и
для меня!
     - Для них тоже, думаю, многое!
     - Господи, да они-то вывернутся, как ты не хочешь понять!
     - Посмотрим! Пока...
     - Обнимаю, милый!.. - В трубке  раздались  гудки.  Савелий  нажал  на
рычаг и тут же набрал номер.
     - Вас слушают! - послышался несколько встревоженный голос Алика.
     - Тебя тоже! - оборвал грубо Савелий.
     - А, это ты, сержант... - протянул Алик, как  показалось  Савелию,  с
некоторым облегчением. - Нечестно ты поступаешь! Ох, нечестно! -  Он  явно
пытался найти компромиссное решение.
     - Я-то честно веду игру!
     - А в чем ты можешь обвинить меня? - удивился тот.
     - Где Бардам?
     - Так ты о нем беспокоишься? - Алтае рассмеялся. - Так  бы  и  сказал
сразу! Стоило из-за пустяков шум поднимать... С ним все в полном порядке!
     - Где Бардам? - зло повторил Савелий. - Я должен его видеть.
     - А если услышишь, то успокоишься? - хмыкнул Алик.
     - Там видно будет... Предлагаю обмен: вам "дипломат" со всем, что там
есть, в целости и сохранности, а вы мне - Варлама, живого  и  невредимого!
Идет?
     - Будь у телефона:  минут  через  тридцать-сорок  ты  услышишь  голос
своего приятеля! Только учти, без глупостей, если хочешь добра ему! Понял?
     - Понял, понял! Жду! - Он положил трубку и  начал  нервно  ходить  по
комнате. Отлично, значит, Витек где-то рядом с ними и  они  его  держат  в
качестве заложника! Главное,  что  он  жив!  Теперь  дело  техники!  Чтобы
скоротать время, Савелий подошел  и  включил  видеомагнитофон.  На  экране
возник один из самых его любимых мультиков: американский президент смотрит
на запуск космических боевых ракет и  после  этого  вручает  изобретателям
мешки с долларами. Идет параллельный монтаж, и  Брежнев  тоже  смотрит  за
запуском  космических  кораблей,  после  чего  вешает   изобретателям   по
медальке, себе очередную Звезду Героя...
     Не провала и пятнадцати минут, как снова раздался телефонный звонок.
     - Ты хотел услышать своего приятеля? Слушай! - хмыкнул Алик.
     - Савка, это я! - раздался голос  Варламова,  и  что-то  в  нем  было
странное. - Варлам, что с  тобой?  -  Все  нормально...  -  отозвался  тот
бесцветным голосом, чуть задыхаясь, то ли от бега, то ли от  усталости.  -
Говорок, прошу тебя, отдай, им то, что они просят! Отдай!
     - Витек, с тобой все в порядке?
     Послышался какой-то шум и снова голос Виктора.
     -  Все...  в  порядке...  -   хрипло   произнес   он,   словно   вмиг
простудившись.
     - Ах, суки! Они тебя бьют? Виток, знай, что  твой  мертвец  жив.  Жив
твой Плющ!
     - Что? - воскликнул пораженный Варламов, но в этот  же  момент  снова
послышался шум борьбы, а затем снова заговорил Алик: - Ну,  убедился,  что
твой приятель жив и здоров?
     - Что вью ним делаете? - зарычал Савелий.
     - Профилактика, не больше! Мы принимаем твое предложение!
     - Только не вздумайте шутить: постреляю всех, как куропаток!
     - Мы в курсе... - спокойно заметил Алик - Но и ты не вздумай! Себе во
вред!
     - Мне наплевать на  ваши  делишки!  Если  оставите  нас  в  покое!  -
прокричал Савелий в трубку
     - Вас? Тебя и Варлама?
     - И Ларису...
     - Вот как? Аппетит повышается! - хмыкнул с издевкой  Алик.  -  Ладно,
жди... Хороший ты парень! Жаль мне  тебя!  -  искренне  проговорил  он  на
прощание и положил трубку.
     Эх, Савелий, Савелий, что же ты не ухватился  за  эти  слова?  Почему
остался к ним глух?
     Походив немного по комнате, Савелий выключил видео и быстро раздвинул
мебель по стенкам, чтобы было больше свободного  места.  Потом  подумал  и
спрятал "дипломат" под электроплиту, на кухне. Ну что же, по крайней мере,
так просто им его не взять! Только он закончил свои приготовления,  как  в
дверь нетерпеливо позвонили. Савелий подскочил и заглянул в глазок:  перед
собой он увидел сосредоточенное лицо сотрудника милиции. Недоуменно  пожав
плечами, Савелий открыл дверь, и в коридор заскочили трое  мощных  парнем:
двое в штатском, один - в форме сержанта. Заломили ему руки.
     - В чем дело? - не сопротивляясь, выдавил Савелий.
     - Где пистолет? - спросил  чей-то  голос.  Савелий  подвал  голову  и
увидел того самого капитана, с которым  недавно  общался  Алик,  он  подал
знак, и Савелия быстро обыскали.
     - Ничего нет, товарищ капитан! - доложил сержант.
     - Где пистолет? - снова спросил капитан и неожиданно  ударил  Савелия
кулаком по почкам.
     - Ты что, капитан? - изумился Савелий. - Плохо выспался или  жена  не
дала? Нет у меня никакого пистолета! С чего ты взял?
     - Где пистолет? - Капитан снова ударил его в то же место.
     - Я тебя сейчас так лязгну, своих позабудешь! - огрызнулся Савелий  и
получил удар в грудь. Извернувшись на руках державших его парней,  как  на
брусьях, он неожиданно, по-мужски сунул кулаком капитану  под  подбородок.
От этого удара тот отлетел к стенке прихожей  в  медленно  сполз  на  пол.
Ошарашенные таким поворотом, окружающие остолбенело смотрели  на  Савелия,
на капитана. Первым пришел в себя сержант, несмотря на то что Савелий и не
думал сопротивляться, наоборот, протянул вперед свои руки, он  ударил  его
по  голове  рукояткой  своего  пистолета.  Савелий,   не   ожидая   такого
вероломства, коротко вскрикнул и, обливаясь кровью, упал на пол...
     Когда он  очнулся,  все  вещи  в  комнате  были  перевернуты,  голова
разламывалась от боли в затылке, он хотел потрогать голову рукой,  но  его
руки оказались одетыми в наручники и пристегнутыми к радиатору  отопления.
Капитан сидел в кресле за журнальным столиком и  потирал  распухшую  щеку.
Перед ним стоял раскрытый черный "дипломат"...

                                ВОЛЯ МОЛЧИТ

     Глядя в звездное  небо,  Савелий  неожиданно  усмехнулся:  такое  вот
совпадение - тогда его арестовал капитан милиции, а теперь и на  его  душу
облава, еще один мест в нее  лезет,  и  тоже  в  чине  капитана.  Что  ему
все-таки нужно? Зачем спросил о Ларисе? А ведь наверняка  что-то  знает...
Или  блефует?  Непохоже!..  Знает  он,  почему  Савелий  не  стал   писать
"кассатку"! Черта с два он знает! Как хотелось вмазать по этой  ментовской
роже. Еще бы чуть-чуть - и вмазал бы: потому  и  ушел!  Сейчас,  поворошив
свою память, Савелий снова испытал те  же  самые  чувства,  что  и  тогда.
Оглядываясь назад, он был недоволен собой: чего добился? Чем  смог  помочь
Варламову? Да ничем! Мало того, что ему не помог, но еще в сам  увяз...  А
мог бы он поступить иначе? Мог бы прислушаться к словам Виктора и оставить
эту сволочь в покое? Нет, не мог! Савелий стиснул зубы и  стукнул  кулаком
по ящику. Хитрее нужно было быть! Хитрее! Ведь все  нити  держал  в  своих
руках, а попер буром! Идиот! А с другой стороны, что он мог один  сделать?
Ну, Алика "успокоить", еще двоих-троих, а дальше? Там  сеть  будь  здоров!
Так что же, одни потери? Ну почему? Виктора они  должны  были  оставить  в
покое: ведь Савелий не стал никого выдавать - на себя все взял!  Не  могут
же они не понимать этого?! В том-то и дело, что могут! Савелий даже  встал
от неожиданной мысли... Они могут подумать, что Савелий просто  напугался,
потому и молчал в две дырочки! Ему очень была нужна  связь  с  волей.  Ему
нужно узнать, почему молчит Виктор. Может,  боится  навредит,  себе,  ему?
Потому Савелий и пытался добиться разрешения на свидание  с  Ларисой!  "Не
положено"! Савелий сплюнул сквозь зубы: "не положено"! Эх, если бы  все  и
все делали только как положено!
     Два письма от Ларисы он получил.  Как  же  обрадовался  им!  Особенно
первому: более часа  оттягивал  момент  чтения.  Письмо  было  распечатано
цензором  и  проверено.  Но  когда   прочитал,   то   почувствовал   такое
разочарование, что несколько дней приходил в себя! Сухие, казенные фразы с
нотой ободрения и ни слова информации: словно  она  писала  под  диктовку!
Тогда Савелий и решил добиться разрешения на свидание,  не  вышло!  Второе
письмо  мало  чем  отличалось  от  первого,  только  вложенной  в  конверт
фотографией Ларисы с чуть грустной улыбкой! Хотя грусть, может, ему просто
показалась. Савелий ответил и на первое и на второе письмо, недвусмысленно
обращаясь к Ларисе с просьбой сообщить о  своем  друге,  но  и  во  втором
письме ни слова не нашел о нем. У Говоркова создавалось  впечатление,  что
он играет в испорченный телефон.
     Размышления Савелия были прерваны негромким свистом:  Мишка  зовет...
Неплохой парень, стержень есть, да воли нет  -  может  под  любое  влияние
попасть... Надо как-нибудь поговорить с ним всерьез!
     Савелий  вышел  из  своего  убежища  и  действительно  увидел  своего
напарника.
     - Что, уболтали ОТК? - спросил Савелий.
     -  Да  нет,  Борман  нагрянул,  раскричался  на   всех,   "пересажаю,
бездельники", "почему не работаете?".
     Свою        кличку        майор        Штокман,         возглавлявший
производственно-диспетчерскую часть, заработал  за  свои  внешние  данные:
толстенький, с претензиями на оригинальность, он очень напоминал киногероя
из "Семнадцати мгновений весны"...
     - Короче, чего ему  надо?  -  Савелий  понял,  что  тот  подкинул  им
какую-то работу.
     - Брак заставляет из цеха вывезти! Сволочь! Мы что, грузчики? - Мишка
матернулся.
     - Куда вывезти?
     - Знаешь боковой выход в третьем цехе?
     - Пожарный, что ли? Ну, знаю...
     - Короче, через этот вход на своем горбу нужно перетаскать  четыреста
крышек от столов и сложить у запретен!
     - Он действительно на колпак сел:  туда-то  зачем,  их  же  нужно  на
переделку, в первый цех? - удивился Савелий.
     - Спроси его, идиота! Он же слушать даже не хочет!
     - Собственно, какая нам разница: туда так туда! Идем!..
     Нагрузив полную тележку бракованными крышками,  они  захватили  почти
половину того, что им приказали.
     - А ты переживал! - ухмыльнулся Савелий, смахивая пот со  лба.  -  За
две ходки вывезем!
     - Здесь-то хорошо, а там от рельсов  метров  пятьдесят  таскать...  -
пробурчал Мишка.
     - А ты воспринимай это не как  работу,  а  как  спортивную  нагрузку:
сразу смысл появится!
     - А что, это мысль! -  воскликнул  довольный  Мишка  и  весело  запел
красивым голосом: - "И за борт ее бросает в набежавшую волну..."
     - Тебе не квартиры вскрывать нужно было, а петь  учиться!  -  заметил
серьезно Савелий. - И денег бы получал больше, и не сидел бы!
     - Скучно это! Никакого риска! Пой да пой!
     - Дурак ты, Мишка! А сидеть тебе здесь не скучно?
     - Здесь - скучно! - подтвердил он. - Но мысль, конечно, интересная! -
Он так здорово сымитировал голос известного артиста, что Савелий засмеялся
и покачал головой.
     - Артист!.. -  Они  уже  подъехали  к  пожарному  выходу,  и  Савелий
ухватился за один край бракованных деталей стола. - По пять берем!
     Когда подошли к колючей проволоке "запретки", солдат с вышки напротив
наставил на них автомат и шутливо крикнул: "Пуф-пуф!", изображая выстрелы.
     - Не балуйся оружием, олух! - крикнул ему Савелий. - Даже кочерга раз
в год стреляет!
     - Напугался?! - развеселился солдат. - Не сердись:  это  я  сдуру,  -
примирительным тоном проговорил он, - от скуки... Чайку бросить?
     - Так нет ничего! - пожал плечами Савелий. (Обычно  с  теми,  кто  на
вышке, шел бойкий обмен-купля-продажа различными поделками взамен на  чай,
а то и деньги или  спиртное.  Правда,  не  с  каждым  охранники  рисковали
вступать в сделки, в основном с блатными.)
     - Да мне ничего не надо:  полчаса  стоять,  а  подначки  осталось!  -
Солдат даже вроде обиделся.
     - Тогда кидай! - крикнул Савелий.
     - Только посильнее, не на запретку! - подхватил Мишка.
     Солдат примерился, осмотрелся вокруг, не  видит  ли  кто,  и,  сильно
размахнувшись, бросил. С полметра не долетела пачка до колючей  проволоки,
можно было рукой достать, но Мишка схватил Савелия за руку, когда он хотел
просунуть ее за пачкой.
     - На прошлой командировке точно так менты одного пристрелили:  кинули
ему грев, а тот и сунулся... - хмуро пояснил Мишка. - Два дня и прожил,  а
тому солдату как поощрение отпуск домой...
     - Берите, не бойтесь, я прослежу! - крикнул солдат, видя, что они  не
решаются взять чай из-за запретки. - Я свистну, если что!
     - Смотри, сам не пальни! - усмехнулся Савелий.
     - Что я, первогодок, что ли? - Солдат обидчиво отвернулся.
     Савелий быстро отогнул вниз "колючку" и  моментально  подхватил  чай.
Поднявшись, развернул: там действительно было около пачки чая.
     - Ништяк! Дома! - крикнул он солдату, подняв кверху большой палец...
     Когда они привезли остальные бракованные детали, то  на  вышке  стоял
уже другой солдат, который  внимательно  следил:  не  хотят  ли  эти  зеки
нарушить запретку...
     Закончив работу, Савелий и Мишка заварили чифиру и взбодрились. Время
еще оставалось до съема третьей смены, и они  хотели  немного  поспать,  а
потом решить: идти ли в первую смену. Но поспать им снова не пришлось,  на
этот раз Борману удалось как-то убедить ОТК, который и пропустил  то,  что
ранее забраковал...  И  пришлось  Савелию  с  Мишкой  "пахать"  до  самого
гудка...

                              ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

     Едва добравшись до столовой, чтобы позавтракать, Савелий  вернулся  в
барак, разделся и сразу уснул. Спал крепко, без свои, и проспал даже обед.
Так бы и спал до вечерней проверки, но его неожиданно разбудил завхоз.
     - Бешеный, проснись же! - тормошил  он  Савелия,  пока-то  не  открыл
сонные глаза.
     - Что, проверка?
     - Нет, иди ко мне: там тебя ждут! - шепотом ответил Валентин,  сделав
многозначительный кивок головой. - Быстрее!
     Дождавшись, когда Савелий начал одеваться, он пошел  в  другой  конец
секции и сел рядом со своим дневальным.
     Интересно, кто его ждет? Савелий недоуменно пожал  плечами  и  быстро
пошел в каптерку. Менты или Кошка? А может, Митяй? Однако он не угадал:  в
комнате завхоза сидел Король...
     - Закрой дверь! - угрюмо  бросил  он,  и  Савелий  накинул  на  петлю
крючок. - Садись! - Он крепко пожал ему руку. В этом  рукопожатии  Савелий
ощутил какую-то тревогу,  тревога  была  и  во  взгляде  этого  негласного
"хозяина зоны", вора в законе.
     - Не знаю, чем ты расположил меня к себе... - немного помолчав, начал
Король. - Однако...
     - Говори, у меня нервы в порядке! Снова встал кому-то поперек дороги?
- прямо спросил Савелий.
     - Вроде того... - насупился Король, чувствуя, что теряет контроль над
ситуацией, а он к этому не привык. - Я не знаю  подробности,  но...  -  Он
встал со стула и нервно стукнул кулаком в стену.  -  Сучье  отродье!  Меня
решили обойти! Кого? Короля? Плохо они меня знают! А я и  без  них  узнал,
правда, новее, но достаточно, чтобы поломать им планы!
     - Кому? - не понял Савелий.
     - Неважно! - оборвал тот. - Убрать тебя решили! Понял, убрать!
     - Ну и что? - усмехнулся Савелий.
     - Эх, сынок! - Король тяжело вздохнул  и  снова  сел  за  стол,  явно
успокоившись. - Здесь менты подключились... Ты сегодня в ночь выходишь?
     - Пока во вторую, а там видно будет! А что?
     - Не выходи сегодня в ночь! Мой тебе совет!  Я  не  знаю,  кто  будет
дежурить, но хотят сегодня...
     - Да плевать я хотел на них! - резко бросил Савелий.
     - Дело твое, конечно, но... Ты кого-нибудь знаешь с последнего этапа?
     - Да я не хожу встречать этапы: на промке пропадаю, а что?
     - Там несколько москвичей и один - гонец: с тобой ищет встречи...
     - Значит, найдет! Я благодарю тебя, Король!  Если  откровенно,  то  я
думал о тебе хуже... - Савелий протянул ему руку. Король, поморщившись  от
неожиданного признания, все-таки ответил на рукопожатие.
     - Сам  смотри...  Ладно,  пойду,  пожалуй...  -  Он  не  без  жалости
посмотрел Савелию в глаза, подошел к двери, откинул крючок и  вдруг  снова
повернулся к нему. - Постарайся не подходить близко к запретке, - негромко
бросил он и сразу же вышел...
     Последние слова совсем выбили из  Савелия  сонливость.  Он  почему-то
вспомнил, что ему рассказывал Мишка про запретку! Вряд ли  такой  человек,
как Король, станет нагонять страх из-за пустяков!  Неужели  правда,  менты
завязаны с той "фирмой"? А почему бы нет, если тот  капитан,  следователь,
который вел его дело, прозрачно намекал  Савелию  на  то,  что  он  должен
говорить во время суда, чтобы "не  подвести  дорогих  ему  людей"?  Ну,  с
"гонцом" - то он разделается, если что, а вот как быть с местами?  Савелий
не сразу услышал голос завхоза, дважды окликнувшего его:
     - Бешеный! Бешеный! Может, тебе нужно  еще  здесь  побыть?  -  В  его
интонации было что-то новое, заискивающее.
     - Что?.. Нет-нет, пойду в секцию... - задумчиво отозвался он и вышел,
не глядя на завхоза...

                                  ГОНЕЦ

     Всю вторую смену они  с  Мишкой  были  плотно  загружены  работой,  и
Савелий только изредка вспоминал о разговоре с Королем, присматриваясь, не
подойдет ли к нему незнакомое лицо. Незадолго до  окончания  смены,  когда
оставалось прогнать последнюю партию деталей, к Савелию подошел мастер.
     - Ну как, тезка, не очень устал?  Хватит  силенок  на  третью  смену?
Конец месяца, сам понимаешь...
     И вдруг Савелий, внутренне готовившийся к опасности, неожиданно  даже
для себя сорвался:
     - Слушай, Петрович! Я всю неделю пахал как проклятый, и  сам  знаешь,
что всегда напрашивался не только на вторую, но  и  на  третью  смену,  но
сегодня просто с ног валюсь! Выдохся,  понимаешь,  выдохся!  И  на  завтра
отгул беру! - выпалив все это  единым  духом,  Савелий  наклонился,  чтобы
откинуть крышку стола.
     Ошеломленный таким словесным  потоком  от  человека,  который  всегда
отделывался односложными ответами и всегда соглашался  поработать,  мастер
развел руками и тихо сказала
     - Хорошо, Говорков, не можешь, так не можешь! -  Повернувшись,  чтобы
уйти, добавил: - Отдохни, конечно! Если хочешь, то и в понедельник  можешь
не выходить: я отмечу в нарядной! Коль устал, давно бы сказал, что  я,  не
человек, что ли? - Последние слова  старый  мастер  произнес  с  обидой  и
медленно направился в свой кабинет.
     "Что с тобой, Савелий? Сорвался, накричал на старого мастера, который
к тебе со всей  душой!..  И  чего,  спрашивается,  взбеленился?  Никак  ты
напугался?" - подумал Говорков, плюнув с досады. Он взглянул на часы: реле
испортилось, что ли? Он не  стал  дожидаться  автоматики  и  сам  повернул
рубильник. Натужно охнув, плиты пресса стали разъезжаться вниз!
     Напарник недоуменно посмотрел на  него,  потом  на  пресс:  некоторые
плиты ДСП прилипли краями к плитам, а значит, их рано было  вытаскивать  -
будет явный брак. Однако  Мишка,  привыкший  доверять  своему  кумиру,  не
сказал ни слова. Савелий, задумчиво поглядывающий на  пресс,  не  заметил,
как к нему подошел  какой-то  мужик  с  желто-бледным  лицом  в  новеньком
зековском костюме.
     - Привет, Савелий! - тихо сказал он.
     - Привет, коли не шутишь! - ответил Савелий,  недоуменно  разглядывая
мужика, сто лицо было ему незнакомо.
     - Не пытайся, не знаешь ты меня! - тихо сказал он. -  Да  и  я  тебя,
признаться, с трудом узнал: только фотокарточку твою видел...
     Савелий сразу понял, что это и есть "гонец", и едва - не  рассмеялся:
прислали Геракла на расправу...
     - Чего скажешь хорошего, земляк? - ухмыльнулся он.
     - А мы и вправду земляки, из Москвы я! - Последние слова тот произнес
шепотом: - Можешь отойти на пару минут?
     - Миша, я сейчас: пусть остынут немного... Мужик прошел вперед  между
стопками готовых деталей и подошел ближе к окну, где они были  сокрыты  от
посторонних глаз.
     - Ну, слушаю! - повернулся Савелий к нему. Он был  спокоен:  вряд  ли
этот мужик должен был с ним что-то  сделать,  об  этом  даже  смешно  было
подумать...
     - Я только почтарь: вопросы можешь мне  не  задавать,  известие  несу
через третьи руки! -  Его  губы  чуть  подрагивали,  он  был  явно  чем-то
напуган.
     - Не боись, говори! - успокоил его Савелий. - Или письмо есть?
     - Нет, ксивоты нет, только карточка и на словах... - Он  явно  тянул,
чего-то боясь.
     - Говори, сказал же  -  не  трону!  -  повторил  Савелий,  но  и  сам
почувствовал волнение.
     - Но учти, не я это говорю, а то, что было в ксиве:  зашмонали  ее  в
Ярославле, хотели и карточку, но я слезами вымолил...
     - Хватит тянуть - оборвал Савелий.
     - Ну смотри, обещал... "Если вякнешь что, за ним отправишься...", там
еще были слова, но я забыл, прости уж... - Он поежился, нехотя сунул  руку
в карман и вытащил фотографию.
     Савелий взял ее в руки и вдруг побледнел, застонал,  как  от  сильной
боли во всем теле, ноги стали ватными... На фотографии был его друг Виктор
Варламов. Фотография была цветная и  снята  довольно  умело:  несмотря  на
пробитое в нескольких местах тело  Виктора  и  изуродованное  лицо  его  с
обрезанными ушами, Савелий сразу узнал своего бывшего сержанта... В глазах
у него потемнело, словно в цехе  выключили  свет,  одеревеневшее  тело  не
подчинялось своему хозяину... Так он  стоял  несколько  минут...  А  когда
пришел в себя, то мужика рядом не было: испугавшись нечаянной расправы, он
моментально исчез...
     В полной прострации, ничего, не видя  перед  собой,  Савелий,  словно
робот, подошел к прессу и начал вставлять в него подряд то, что попадалось
под руку, не обращая внимания, что там уже лежат детали стола.
     Удивленный Мишка ничего не мог понять,  но  и  помешать  не  решался:
вдруг Савелий  специально  задумал  сделать  что-то?  В  это  время  рядом
проходил Кривой, и Мишка подбежал к нему. Тот  с  полуслова  все  понял  и
бросился к Савелию:
     - Не включай, Бешеный!  Не  включай!  Но  Савелий,  словно  не  слыша
ничего, уже опустил рычаг вниз, полки начали сдвигаться друг  к  другу,  и
вскоре раздался хруст исковерканных деталей.
     Подскочив к рубильнику. Кривой вернул ручку назад, и пресс, удивленно
взвизгнув, начал работать в обратном направлении.
     - Ты что, Бешеный? Ведь снова могут в трюм загнать! - закричал  он  и
вдруг рассмотрел лицо Савелия. - Что с тобой? Ты болен?
     Савелий  явно  не  понимал  его.  Он  был  невменяем.  Глаза  пустые,
отсутствующие...
     - Тебе плохо? - спрашивал Кривой и беспомощно оглядывался. -  Ты  иди
на воздух! Иди, мы тут сами управимся! Иди! Проводи его, Мишка!  -  кивнул
он напарнику Савелия, а сам  стал  быстро  вытаскивать  сломанные  прессом
детали...
     Очутившись на улице, Савелий остановился как вкопанный  и  недоуменно
посмотрел на Мишку, поддерживающего его за локоть.
     - Чего тебе? - нахмурился Савелий.
     - Да ничего; Садка, тебе плохо стало, вот я и...
     - Все нормально, иди! - отстранился от него Савелий и медленно  пошел
в сторону деревянных ящиков для снарядов. Пройдя привычной  дорогой  между
ровными рядами, он вдруг остановился и резко ударил  кулаком  в  ближайший
ящик. От сильного удара доска  хрустнула,  и  этот  звук  подстегнул  его:
Савелий стал крушить ящики направо и налево, вкладывая в удары кулаков всю
свою ярость... Несколько секунд продолжался этот странный "бой"...  С  рук
закапала кровь, но он не обращал на  это  внимания,  продолжая  крушить  и
крушить... В какой-то момент он резко, так же как и начал,  остановился  и
осмотрелся вокруг: несколько ящиков  были  буквально  искрошены  в  щепки.
Неожиданно он захохотал, истерично, навзрыд... Оборвав смех,  взглянул  на
окровавленные кулаки и зло прошептал:
     - Крови захотели? Так вы ее  получите!  Ждите  ответа!  -  Он  громко
крикнул: - У круг, робяты! У круг! - Подпрыгнув, он ударил ногой  ветошку,
и несколько ящиков повалились прямо на рельсы железной дороги...
     - Кто там с ума сходит? - раздался чей-то старческий голос, и Савелий
вышел из-за штабеля. - Это ты, Бешеный? Что же так неаккуратно?. Прямо  на
рельсы... - извиняющимся тоном запричитал появившийся  старик.  -  Вот-вот
вагоны подадут под погрузку... Хоть отмашку подавай!..
     - Под погрузку? - спросил вдруг Савелий. - Ящиков, что ли?
     - Да нет,  ящики  уже  днем  загрузили  и  запломбировали...  Бункере
опилками пора освобождать, а то пожарники цех могут остановить! -  Старик,
одетый в желтую куртку, стал освобождать рельсы от ящиков и  складывать  в
штабеля.
     Немного подумав,  Савелий  принялся  ему  помогать:  быстро  и  ловко
подхватывал тяжелые ящики и забрасывал наверх.
     - И когда их будут подавать? - как бы  между  прочим  поинтересовался
он.
     - В два часа, думаю, будут уже под погрузкой, а что?
     - Так что же ты суетишься: тут можно все ящики перекидать...
     - Да мне еще в цех нужно зайти, чтобы людей на бункере оставили, а то
снимут вторую смену - ищи тогда: они в третью сегодня не работают...
     - Вся фабрика, что ли? - насторожился Савелий.
     - Да нет - только первый цех... План слудили, вот и дали им  отгул...
- Старый зек быстро устал от тяжести ящиков, задохнулся.
     - Черт тебя взял с этой погрузкой: поспать хотел, а теперь ищи другое
место - менты понабегут, не дадут покоя...
     - Не-е-е... чо  им  здеся  делать?  Опилки  не  ящики  -  куды  в  их
спрячешься: враз на выезде пикой проткнут... Я здеся червонец добиваю и не
слыхал,  чтобы  кто-то  решился  на  такое,  -  деловито  пояснил  старик,
забрасывая последний  ящик.  Удовлетворенно  осмотревшись,  он  благодарно
взглянул на  Савелия.  -  Спасибо,  земляк,  за  помощь!  Можешь  спокойно
отдыхать: никто не помешает... Разве прапор  какой,  с  обходом...  так  я
маякну, ежели что... - Кивнув, он направился в сторону первого цеха...

                                 РЕШЕНИЕ

     Савелий долго смотрел ему вслед, подытоживая  услышанное.  Он  сразу,
едва старик заговорил о подаче  вагонов,  вспомнил  ночной  разговор  двух
зеков: все подтвердилось, и Савелий понял, что это его единственный  шанс!
Приняв решение, он почувствовал нервную дрожь, которая появлялась у  него,
когда предстояло испытать какую-нибудь опасность. Все  нервы  на  пределе,
мозг  обостренно  работает,  призывая  на  помощь  вес   скрытые   резервы
организма. Первым делом нужно пойти к мастеру...
     Когда он вошел в цех,  раздалась  сирена,  оповещающая  об  окончании
работы второй смены. Савелий вздрогнул и громко матернулся  в  адрес  тех,
кто придумал этот идиотский гудок, ревущий по любому поводу и заставляющий
вздрагивать всякого зека. Никак к нему не привыкнешь и никуда от  него  не
спрячешься...
     Старый мастер уже выходил из кабинета, переодевшись в чистый костюм.
     - А, тезка?! - с улыбкой сказал он. - Хорошо, что  я  тебя  встретил:
вот, отдашь бригадиру свое освобождение на три дня, - протянул он  Савелию
листок.
     - Петрович, ты уж  извини  меня,  перегрелся  малость...  Так,  нашел
что-то... - смущенно выдавил Савелий.
     - Да чего там,  я  донимаю...  -  Мастер  даже  растрогался  от  слов
Савелия. - Что не берешь бумагу-то?
     - Да остаюсь я! И во  вторую,  и  вообще:  план-то  нужно  делать!  -
Савелий не мог смотреть в глаза мастеру, хотя и понимал,  что  видит  его,
возможно, в последний раз.
     - Ну в хорошо! - облегченно вздохнул тот. - Хорошо, коли так! А то  я
даже  переживать  начал...  Может,  отдохнешь  все-таки?  План  планом,  а
здоровье важнее!
     - Потом... как-нибудь...
     - Ну гляди, тебе виднее... Понадобится, скажи только... Ладно,  пойду
внесу в заявку  на  вторую  смену...  тьфу,  черт  -  третью,  совсем  все
попутал... Старею!
     - Спасибо вам за все, Савелий Петрович!  -  сказал  вдруг  Савелий  и
крепко пожал старому мастеру руку, чем снова смутил его.
     - Чего там... - Он ссутулился, словно  от  незаслуженной  награды,  и
медленно пошел к выходу...
     - Как ты, Сайка? - осторожно спросил подошедший Мишка.
     - Нормально! - С веселой злостью Савелий  хлопнул  его  по  плечу.  -
Нормально!.. Пошли вкалывать: план нужно делать, план!
     Приняв решение, Савелий ни о чем не хотел думать и спокойно углубился
в работу, изредка бросая быстрые взгляды  в  электрические  цеховые  часы.
Тот, кто не знал Савелия, мог бы подумать,  что  видит  робота:  настолько
отточены были его движения, ни одного лишнего... Монотонный  ритм  менялся
только тогда, когда включался пресс, заполненный деталями,  и  нужно  было
проследить, чтобы не съехала ни одна шпоновая "рубашка",  или  добавить  в
ведро клея, чтобы долить в станок  с  прижимными  валиками,  или  намочить
платочек холодной, водой, чтобы смочить  слезившиеся  от  едких  испарений
глаза.
     Казалось, ничего вокруг Савелия не интересовало и он ничего не видел.
Но это только  казалось:  он  даже  заметил  квадратную  фигуру  Угрюмого,
сосредоточенно задумавшегося  и  промелькнувшего  в  нескольких  шагах  от
него... Видно, тоже готовятся! Ага, вон к нему подошел какой-то щупленький
зек  с  туберкулезным  лицом  и  нервно  бегающими  глазами.  Взглянув  по
сторонам, они пошли за штабеля деталей...
     Спокойно, без суеты Савелий велел  Мишке  присмотреть  за  прессом  и
направился к тому месту, куда скрылись  зеки:  может,  что-то  изменилось?
Подойдя с другой стороны штабеля, он стал перекладывать с места  на  место
мебельные детали, стараясь не производить лишнего шума, чтобы прислушаться
к разговору.
     - Все нормально! - пробасил Угрюмый. - Что с Браконьером?
     - Ништяк! Сам прибежал! - приглушая голос, отозвался второй.
     - Да ты что? - Угрюмый нервно хохотнул.
     - Я же говорил тебе, что подключил корейки! Он, оказывается,  большой
любитель рамса! Вот и  залетел,  а  отмазаться  нечем!  Что  делать?  Хоть
девочкой становись!
     - Скорее бабушкой! - фыркнул Угрюмый. - Ему ж лет тридцать... до ста!
     - Во-во! Он ко мне и прибег... на  цирлях!  Бух  в  ноги.  "Спаси!  -
кричит. -  Девственность  нарушат!  Как  не  помочь  старому  человеку?  -
Плюгавый ехидно усмехнулся. - Весь чай и пришлось за него отдать...
     - Здорово! С его-то курками... - воскликнул Угрюмый.
     -  Тихо  ты!  -  оборвал  его  противный  голос.  -   Верещишь,   как
потерпевший! Все! Через полчаса будь на месте, разбежались!
     Савелий быстро, чтобы не обратить  на  себя  их  внимание,  отошел  в
сторону и направился к прессу. Он специально работал и заставлял  работать
Мишку без перерыва,  чтобы  прогнать  все,  что  им  навезли.  Нужно  было
выиграть пару часов перерыва, чтобы никто не начал его разыскивать  раньше
времени... Когда последняя партия была готова, Савелий взглянул  на  часы:
оставалось  пятнадцать  минут  до  назначенного  времени,  и   он   устало
потянулся:
     - Мишка, у меня дело есть... Один сможешь вытащить детали из  пресса,
когда остынут?
     - Базар тебе нужен?! - весело отозвался тот. - Это же не крышка стола
- боковинки! Выкину!
     - Тогда я пошел... Можешь поспать пару  часов:  раньше  вряд  ли  что
подкинут!
     - Где где будешь, если что? Там же?
     - Люблю на воздухе... - Он вдруг подошел к пацану,  посмотрел  в  его
глаза. - Ну что, скучно работать?
     - С тобой нет! - серьезно ответил тот и широко улыбнулся.
     - Всегда смысл придумывай, тогда с любым легко будет и... не  скучно!
- Савелий похлопал его по плечу и пошел к выходу...
     Когда он вышел, то сразу увидел пожилого  зека  в  желтой  куртке,  с
красным флажком в руке. Внимательно поглядывая  по  сторонам,  он  шел  по
рельсам, а за ним, вдоль цехов, двигался состав из нескольких вагонов. Все
были крытыми, кроме одного, который был чуть ниже остальных и  без  крыши.
Когда этот вагон поравнялся с лентой транспортера, выступающего  из  цеха,
пожилой зек сделал круговые движения флажком, подавая  знак  машинисту.  В
ответ раздался  гудок  тепловоза,  и  состав,  заскрипев  вагонами,  резко
затормозил. Стрелочник зашел в первый цех,  а  Савелий,  несколько  секунд
помедлив, словно окончательно решая,  как  быть,  вынул  из  кармана  фото
истерзанного друга и, как бы приняв "допинг", решительно подошел к военным
ящикам, вытащил из-за них специально приготовленную  широкую  доску  метра
три длиной и, закинув на пледа, пошел в сторону состава.

                                  ПОБЕГ

     Остановившись у  открытого  вагона,  поглядел  по  сторонам:  нет  ли
постороннего глаза, вскочил быстро на сцепку вагонов, поставил рядом доску
и легко взметнулся на  борт  верхом.  Подтянув  доску  к  себе,  осторожно
опустил ее внутрь вагона и мягко спрыгнул за ней. Часть вагона  освещалась
прожекторами с вышек, но часть была погружена в  темноту.  Опустив  плашмя
доску, Савелий встал в тень, чтобы перевести дыхание.
     Едва он замер, как  снаружи  послышался  какой-то  шум,  приглушенные
голоса. Стиснув  зубы,  Савелий  напрягся  от  злости:  неужели  проклятый
стрелочник-зек обманул и сюда подошли  менты?  Сбежать  незаметно  уже  не
удастся... Ладно, будь что будет!..
     Кто-то начал подниматься на борт вагона: Савелий услышал шарканье ног
о вагон. Сволочи! Видно, кто-то увидел, как он сиганул сюда!  Ну,  он  вам
сейчас устроит представление! Хоть позабавится! Он уже сделал  шаг,  чтобы
неожиданным криком напугать ментов, но тут на фоне сероватого неба  увидел
фигуру  тощего  зека,  который  несколько  минут  назад   разговаривал   с
Угрюмым... Значит, решились, все-таки! Савелий только сейчас поверил в то,
что они пойдут в бега!
     Плюгавый  спрыгнул  на  дно   вагона,   громко   стукнув   каблуками.
Прислушался. Савелию он был очень хорошо виден в свете прожектора.  Вокруг
было тихо. Вскоре на борту появился Угрюмый.  Сначала  он  бросил  первому
какой-то мешок, который тот неуклюже поймал. Потом забрался сам.
     Неожиданно  плюгавый  заметил  темный   силуэт   Савелия.   Испуганно
вскрикнув, выхватил что-то из кармана:
     - Кто здесь?
     Савелий понял, что нужно  что-то  предпринять,  чтобы  не  привлекать
лишнего шума и успокоить ретивого туберкулезника. Внимательно наблюдая  за
его рукой, он спокойно отозвался:
     - Угрюмый, скажи ему, чтобы не суетился!
     - Кто ты? - настороженно спросил тот. - Выйди на свет! Савелий шагнул
в луч прожектора.
     - Откуда меня знаешь? - Лицо Савелия ему было незнакомо.
     - Кривой тебя показывал, - добродушно улыбнулся Савелий.
     Пожав плечами. Угрюмый недоуменно поморщился и взглянул на плюгавого.
Тот со злостью прошипел:
     - И чего тебе здеся надо? Пасешь за нами, что ли? - Он нервно  зыркал
глазами по сторонам.
     - Я не из тех, кто пасет! Понял? - рассердился  вдруг  Савелий.  -  А
здесь я, думаю, за тем, за чем и вы! И не шипи на меня: пуганый!
     - Ты погляди на него, Угрюмый! - Плюгавый  ехидно  прищурился  и  еще
быстрее завращал глазами.
     - Пуганый? А я счас проверю... - Он стал медленно поднимать руку.
     - Погоди, Тихоня! - с тревогой произнес Угрюмый и,  что-то  прошептал
ему на ухо. Потом повернулся к Савелию: - Ты, случаем, не Бешеный?
     - И что дальше? Приятели многозначительно переглянулись.
     - Отвечай, когда спрашивают! - негромко рыкнул Тихоня.
     - А ты у Аршина поинтересуйся: он в курсе! - недобро ответил Савелий.
     Плюгавый, видимо, не захотел вдаваться в подробности и  снова  поднял
руку с какой-то ручкой.
     - Не надо, Тихоня! - взволнованно зашипел Угрюмый.
     - Надо! - упрямо отозвался тот, останавливая  руку  на  уровне  груди
Савелия, внимательно наблюдая за реакцией незнакомца.
     Савелий внутренне собрался и был  готов  к  мгновенному  прыжку.  Его
мысли были заняты только одним: что у Тихони в руке? Нож? Выкидыш? Или...
     Неожиданно Тихоня чуть ответ  руку  в  сторону...  раздался  какой-то
металлический щелчок,  и  в  нескольких  сантиметрах  от  лица  Савелия  в
деревянный борт впился узкий стальной клинок...
     Даже  не  вздрогнув,  Савелий  спокойно   повернулся,   взглянул   на
смертельную сталь, взялся двумя пальцами: негромко хлопнув, кусок  тонкого
лезвия остался в его руках.
     - Тонкая работа... - заметил он. Снова раздался  знакомый  щелчок,  и
стальной клинок вонзился с другой стороны от  Савелия.  Савелий  оставался
невозмутимым.
     - Я ж тебе  сейчас  в  лоб  всажу!  -  неуверенно  взвизгнул  Тихоня,
озадаченный поведением незнакомца.
     Савелий совершенно спокойно повернулся к ним спиной и... помочился  в
угол вагона...
     - Да говорю тебе,  это  Бешеный!  -  воскликнул  Угрюмый,  облегченно
вздохнув.
     - Ладно... - Тихоня несколько секунд смотрел на Савелия. Он  был  рад
такому исходу. - Ладно, имеешь право...
     Сунув "стреляющий"  предмет  в  карман,  он  подошел  к  Говоркову  и
протянул руку для знакомства:
     - Тихоня!
     - Бешеный! - усмехнулся Савелий и небрежно отбросил его руку. - Потом
лобызаться будем: время не ждет! "У круг, Рабаты! У круг!"
     - Тьфу, черт! И то правда... - сказал Тихоня, хотевший обозлиться  на
брезгливый жест Савелия. - Брезент, Угрюмый!
     - Да вот же, под  ногами!  -  Угрюмый  ухватился  за  край  небольшой
скатки. - Помоги, Бешеный!
     Они быстро раскатали брезент, и Савелий сунул под него свою доску.
     - Зачем тебе она? - удивился Тихоня.
     - Идиоты! - ругнулся Угрюмый, сразу догадавшись. -  Все  обдумали,  а
про штыри забыли: прикрыться-то нечем!
     - Ништяк, Бешеный! - обрадовался Тихоня и быстро полез под брезент. -
Угрюмый, рюкзак сунь мне!
     Угрюмый взял бутылку, стоящую в сторонке, и побрызгал из нее  вокруг,
даже на стенку вагона, по которой они спускались сюда.
     - Ты тоже здесь лез? - спросил он Савелия.
     - Ну... К чему это? - кивнул он на бутылку, от  которой  несло  едким
запахом лака.
     - От  собачек...  -  усмехнулся  Угрюмый.  -  Чтоб  не  облаяли...  -
Приподняв брезент, он вылил там остатки.
     - Мы ж задохнемся здесь через пару часов!
     - Через пару часов мы в речке  купаться  будем!  -  отозвался  весело
Тихоня из-под брезента.
     Угрюмый приподнял край брезента  и  кивнул  Савелию,  который  быстро
юркнул к Тихоне и устроился под доской: головой к голове.
     - Шустрее, Угрюмый, сейчас погрузка начнется! - торопил  его  Тихоня.
Расправив брезент. Угрюмый последовал к ним.
     - Ты хотя бы голову спрячь  под  доску,  есть  место!  -  посоветовал
Савелий.
     - Ничего, и так ништяк: я везучий! - хмыкнул тот и хотел  еще  что-то
добавить, но тут визгливо  заскрипел  транспортер  и  вскоре  по  брезенту
что-то застучало. Было такое впечатление, будто тяжелые капли воды ударяли
по натянутым бокам барабана, а потом обрушился целый поток.
     Такая тяжесть навалилась сверху на  доску,  что  дышать  сразу  стало
трудно. Невозможно было  высчитать,  сколько  продолжалась  загрузка:  эти
минуты показались Савелию часами...

                             ПОГРЕБЕННЫЕ ЗАЖИВО

     Наконец скрип прекратился. Стало так  тихо,  что  с  непривычки  даже
жутковато,  тишина  нарушалась  лишь  тяжелым  дыханием   трех   беглецов.
Жутковато было и ощущать над собой полутораметровый  слой  опилок,  как  в
могиле. Дышать становилось все труднее,  от  нехватки  воздуха  стучало  в
висках. Ко всему  добавлялся  мерзкий  запах  лака.  Руки,  придерживающие
доску, немели от напряжения, пот ручьями струился по всему телу.
     - Чего они тянут, подлюки! -  ругнулся  Тихоня.  Словно  услышав  его
призыв, состав дернулся, и колеса медленно застучали на стыках рельсов.  И
в этом перестуке Савелию слышалось: "За-чем-бе-жишь? За-чем-бе-жишь?"
     - Главное - вахту проскочить! - сдавленно прошептал он.
     - Эт-т-то точно! Кого штырем заденет, язык хоть  в  жену  спрячь,  но
молчи! Пискнет кто - мочкану! -  прошипел  сверху  Тихоня  и  тут  же  зло
вскрикнул: - Ты чо доску ворочаешь?
     - Под наклоном держи! - бросил Савелий.
     - Зачем это?
     - Чтоб щуп соскользнул... если попадет...
     - Усохни! Вроде подъезжаем... Дернувшись на месте  пару  раз,  состав
замер. Снаружи послышались голоса, лай собак...
     Едкий лак высушивал горло, выбивал из глаз слезы. Липкий пот медленно
стекал по бокам, вызывая нестерпимый зуд. А тут еще от  лака  запершило  в
носу,  и  Савелий  с  огромным  трудом  сдерживался,  чтобы  не   чихнуть.
Неожиданно громко, как  казалось  Савелию,  кто-то  начал  стучать  в  дно
вагона. "Зачем они стучат?" - подумал он, но, когда стук стал  повторяться
примерно через равные промежутки, понял, что этот стук не  снаружи,  а  от
стального штыря, которым протыкают сыпучие материалы, вывозимые за пределы
зоны. Делается это для проверки, на  всякий  случай:  вдруг  кто-то  решил
сбежать...  Представив  себе  острую  сталь,  Савелий  попытался  сжаться,
усохнуть, но доска была слишком узка для его  тела.  Он  даже  позавидовал
Тихоне: того, наверно, и не видно под доской...
     Сквозь стук снова раздались голоса,  и  некоторые  слова  можно  было
разобрать: - ... скорее заканчи... скоро ...минут отхо...  Савелий  понял,
что ждать им осталось недолго: скоро состав тронется. Вдруг он  вздрогнул,
услышав стук совсем рядом с собой, даже дно под  ним  чуть  колыхнулось...
потом второй, третий... Савелию  показался  или  скорее  почудился  то  ли
приглушенный стон, то ли громкий вздох, который  сразу  же  оборвался.  Он
прислушался, но так больше  ничего  не  услышал.  Стон  донесся  вроде  со
стороны Угрюмого... Может, показалось? Он бы еще  долго  размышлял,  но  в
этот момент по их доске ударил штырь и почти одновременно  Савелия  что-то
сильно укололо в бок. От неожиданности и боли он едва не вскрикнул.
     "Ты что, с ума  сошел,  Угрюмый?"  -  хотел  было  крикнуть  Савелий,
уверенный, что тот чем-то его ткнул, но тут же опомнился: Угрюмый-то лежал
с другой стороны! Значит - штырь?!
     Осторожно оторвав руку от доски, которая сразу  же  прижалась  к  его
лбу, Савелий просунул ее к месту укола: там было мокро,  как  и  по  всему
телу. Засунуть руку  под  одежду  сейчас  не  было  возможности.  Боль  не
утихала, саднило бок, закусив губу, Савелий поднял руку и снова  уперся  в
доску...
     Страшные стуки наконец прекратились, и через минуту-другую послышался
визг железных ворот, сопровождаемый ленивым лаем  собаки.  Нервный  толчок
передался от тепловоза к каждому вагону,  колеса  буксанули  на  месте,  и
состав начал медленно набирать скорость. Все быстрее и  быстрее  застучали
рельсовые стыки, но в их перестуке Савелию сейчас слышались совсем  другие
слова: "Про-нес-ло! Про-нес-ло!.."
     Томительно тянулись минуты. Савелий  начал  задыхаться.  От  нехватки
кислорода в глазах вспыхивали разноцветные огоньки. Казалось, прошла целая
вечность, прежде чем раздался скрипучий, но веселый голос Тихони:
     - Все, кореши, свобода! Так как, Бешеный, не натрухал в штаны?  -  Он
нервно захихикал. Неожиданно послышался сдавленный стон.
     - Ты что, Бешеный?
     - Со мной все в порядке... почти... Это  Угрюмый...  -  Он  попытался
протиснуться ближе  к  Угрюмому,  выставляя  вперед  руку,  которая  вдруг
прикоснулась к чему-то горячему и липкому. Угрюмый вскрикнул и  матюгнулся
от боли:
     - Да чтоб тебя!..
     - Кровь?! - догадался Савелий.
     - Что с тобой, Угрюмый? Задело, что ли? - встревожился сверху Тихоня.
     - Ментяры вонючие! - с тяжелым хрипом ругался тот. - Грудь прошили...
Не могу! Задыхаюсь! - закричал он в отчаянии.
     - Сейчас! Сейчас помогу тебе: на воздух выберемся! - сказал Савелий и
полез к нему.
     - Не суетись, Бешеный, рановато еще!.. - жестко проговорил Тихоня.  -
Тебе  придется   потерпеть,   Угрюмый!   Браконьер   говорил,   километров
пятнадцать-двадцать тянутся вышки с прожекторами! Засекут - хана нам всем!
Сможешь потерпеть?
     -  Ты  рану-то  заткни  чем-нибудь,  от  потери  крови  ослабнешь!  -
посоветовал Савелий, жалея в душе этого парня. Только сейчас он  до  конца
понял, какой опасности подвергался: чуть сдвинься доска, и штырь  оказался
бы не в боку, а в животе. Передернув плечами, Савелий почувствовал  озноб:
запоздалая реакция на страх. И чего, спрашивается, сунул свою голову?  Для
чего рисковал? Как для чего? Для того, чтобы отомстить за  друга!  За  его
смерть! Афганистан вспомни, Савелий! За кого и за что там рисковал? Дважды
шкуру свою портил! Политиканы  проклятые!  Их  бы  туда...  Душно-то  как,
Господи! Хотя бы глоточек  свежего  воздуха...  Один  только  глоточек!  В
висках стучало молотом, сердце было готово выскочить из груди, словно  там
ему не хватало места... Когда же наконец  можно  будет  выбраться  наверх?
Савелий вдруг подумал, что выбраться из-под опилок будет не так-то просто:
полтора метра над ними!  Тягуче  тянулись  минуты,  накручивая  на  колеса
километры  пути...  Чтобы  как-то  отвлечься,  Савелий  начал   в   мыслях
разрабатывать путь наверх... Стоп! Надо же чем-то  лицо  обмотать!  Майка!
Точно, майка! И мягкая, и воздух хорошо пропускает, дышать будет легко,  и
опилки задержит...
     Теперь нужно снять ее... Но как? Попробуй сними, когда такая  тяжесть
на тебя давит?! Снять куртку, рубашку - сколько сил уйдет на это!.. Рвать!
Только рвать... С трудом он протиснул руку  к  груди,  разорвал  майку  на
плечах, потом - на животе и выдернул наружу. Даже эти  несложные  движения
отобрали  много  сил,  и  Савелий  несколько  минут  лежал  без  движений,
восстанавливаясь...
     - Ну что, кореши, не передохли еще? - снова прохрипел Тихоня. -  Пора
наверх! Ты, Бешеный, парнища здоровый: бурись первым - мы за тобой!..
     Поднатужившись, Савелий изловчился и чуть приподнял брезент,  обмотал
лицо майкой и попытался  подползти  к  краю  брезента,  но  это  оказалось
настолько трудным, что он прополз с метр и понял, что  потеряет  на  такое
передвижение все силы. Тогда он решил тащить брезент на себя, благо он был
довольно мягким. Вскоре рука, а потом и  все  тело  оказались  в  опилках.
Дышать  стало  еще  труднее:  опилки  забивались  под  самодельную  маску,
проникали в рот, в уши, в глаза, забивались под рубашку и противно кололи,
вызывая  сильный  зуд.  Левый  бок,  проколотый  штырем,  пекло,  как   от
раскаленного железа. Закружилась  голова,  затошнило.  Неожиданно  Савелий
потерял сознание...
     Ему вдруг показалось, что он еще  совсем  маленький,  что  он  еще  в
детском доме...

                                  ДЕТДОМ

     Спальня для мальчиков была довольно унылой: обшарпанные серые  стены,
тусклый свет от лампочки, единственной на комнату с  двадцатью  кроватями,
еле-еле  освещает  копошащихся  у   своих   мест   коротко   подстриженных
воспитанников.
     - Почему еще не в постелях? - грозно вопрошает вошедшая к ним женщина
лет  тридцати  -  их  воспитательница,  -  попавшая  на  эту   работу   по
недоразумению и всячески подчеркивавшая своим отношением, что имеет  право
на большее, чем воспитывать этих "неслухов". Крысиное лицо венчал  длинный
нос, на котором нервно подрагивали очки с круглыми стеклами.
     При ее появлении все воспитанники испуганно  юркнули  под  одеяла,  и
она, довольная переполохом  и  страхом,  внушаемым  ее  появлением,  важно
шествовала между рядами кроватей и вдруг заметила пустую.
     - Староста, кого здесь нет? - взвизгнула она и повернулась  к  рыжему
пареньку, съежившемуся под ее грозным взглядом.
     - Он... здесь... Рита Юрьевна... - мялся паренек, не  желая  выдавать
приятеля. - Он... в туалете...
     - Я ему  покажу  туалет!  -  раздраженно  пригрозила  она.  -  Спать!
Немедленно всем  спать!  Потушив  свет,  воспитательница  быстро  вышла...
Буквально через минуту в комнату вбежал худенький паренек лет десяти.
     - Скорее, Савка! Рота была! Придет  сейчас!  -  послышалось  со  всех
сторон.
     Однако вопреки ожиданиям Сивка не торопился: откинув одеяло, он  стал
спокойно раздеваться. Сквозь огромные три окна спальни от уличного  фонаря
полосами падал свет. Дверь снова распахнулась,  и  в  спальню  вошла  трое
ребят постарше - лет эдак по тринадцать-четырнадцать. Они уверенно подошли
к одной тумбочке, потом к другой, нагло шаря в них. Никто из воспитанников
даже и не пытался возражать.
     Один из вошедших, увидев раздевающегося Савелия, вразвалочку  подошел
к нему.
     - А, это ты, сиротинушка?! - протянул он с усмешкой. - Ты  почему  не
баиньки? А?  Снова  в  котельной  околачивался?  Савва  молчал,  продолжая
складывать брюки.
     - Он же не просто ходит  туда,  она  его  подкармливает!  -  раздался
ехидный голос из угла.
     - Что же на этот раз она тебе подкинула?
     - Тебе-то что? - буркнул Савелий,  инстинктивно  прижимая  карман  на
груди клетчатой рубашки.
     - А ну, дай сюда!
     - Не дам! - упрямится Савва, вцепившись в рубашку.
     - Куда ты денешься!
     Парень заломил Савелию руку, но тот находчиво вывернулся. Нападавшему
ничего не оставалось,  как  позвать  на  помощь  сотоварищей.  Втроем  они
завалили Савелия на пол. После короткой,  отчаянной,  но  неравной  борьбы
парень вырвал "добычу".
     - Отдай, не имеешь права! - закричал Савка и бросился на  обидчика  с
кулаками;
     - Вот бешеный! Держите его! - приказал парень своим  друзьям,  а  сам
разжал руку с "трофеем", им оказалась помятая  в  пылу  борьбы  шоколадная
конфета.
     - Тьфу, я думал - деньги! - Он бросил конфету под ноги Савке. - Дурак
же ты, Савка! Чего ты нашел у своей тети Томы? Нас держись, и все  у  тебя
будет! Где сила - там все есть!
     Он говорил это таким тоном, что сразу было видно:  повторяет  чьи-то,
явно не свои "откровения".
     - Врешь ты все, Шпыня! Врешь!  -  Размазывая  по  лицу  кровь,  Савка
всхлипнул не от боли, а от своего бессилия. - Я  все  равно  тебя  выловлю
одного! Тогда посмотрим!
     - Что? - Парень рассмеялся от этих слов, но Савка  вдруг  вырвался  и
боднул его головой в лицо. - А-а! - взвыл парень и бросился на  Савку,  но
вынужден был остановиться от грозного окрика Руты:
     - Это что такое? Она включила свет.
     - Мы дежурные, Маргарита Юрьевна! Пытаемся объяснить  Говоркову,  что
нарушать режим нельзя! - нашелся  Шпыня,  смахивая  кровь  из-под  носа  и
исподтишка показывая Савке кулак. - Молодец! - похвалила воспитательница и
скривилась на Савку. - Как же ты мне надоел, Говорков! Если бы  ты  только
знал!.. Ну ничего, на днях заберут тебя... Приличные люди,  между  прочим,
он - завмаг! Дом большой, машина, дача... - Она  завистливо  вздохнула:  -
Везет же дуракам!.. Смотри: держись их
     - глядишь, в люди выведут... Все! Спать всем!
     Выключив свет, она подтолкнула тройку старших ребят к выходу...
     Поздно ночью эта же троица вновь  бесшумно  проскользнула  к  кровати
Савелия. Накинув ему на голову одеяло, ребята молча били  его  кулаками  и
пинали  ногами.  Сквозь  слезы  из-под  одеяла  доносился  яростный   крик
паренька:
     - Трус ты, Шпыня! Трус!.. Я все равно  выловлю  тебя!..  Дубью  тебя,
шакал!.. Отпустите меня!.. Отпустите...

                                НУЖНО ЖИТЬ!

     - Бешеный! - испугано позвал Тихоня, обратив внимание  нате,  что  не
слышит никакого шума. - Бешеный!
     - Отпустите меня! Трусы! Отпустите!.. - выкрикнул Савелий.
     - Бешеный!!! - закричал Тихоня. - Что с  тобой?  Этот  истошный  крик
дошел до сознания Савелия, но не настолько, чтобы он до конца  понял,  где
находится. Когда же  постепенно  осознал  реальность  происходящего,  вяло
подумал: "Вот и конец тебе, Савелий Говорков по кличке Бешеный! - И тут же
промелькнуло: - Да и они без меня вряд ли выберутся...  Нет!..  Так  глупо
уйти на тот  свет!  Нет!..  Тебе  жить  нужно,  Савелий!  Жить!  Соберись,
Савелий! Хватит  нелепых  смертей  в  твоей  семье  и  вокруг  тебя!..  Не
раскисай, слышишь ты, Бешеный! У тебя же есть  еще  силы!  Есть,  слышишь!
Вспомни, что говорил старый тренер Магасаки! "Даже у  безнадежно  больного
человека есть Дух, Сила Воли!" Он вдруг даже рассмеялся,  представив,  как
старый японец произносил "сила воли". Он не выговаривал  букву  "в",  и  у
него выходила буква "б"... "Бот, действительно. Сила Боли!.."
     Как ни странно, этот смех прибавил ему силы, помог собраться.
     - Бешеный! Чего молчишь? - вопил со страху Тихоня.
     - Чего скулишь? - громко пробурчал сквозь пропотевшую майку  Савелий.
- Живой я - отдыхаю...
     - Ай, молодец, Бешеный! Ай молодец! -  обрадовался  Тихоня,  забыв  о
том, что чуть ранее договорился с  Угрюмым  расправиться  с  Савелием  при
первой же возможности.
     "Жить-то хочется..." - усмехнулся про себя Савелий и с новыми  силами
начал подгребать под себя опилки... Ему казалось,  что  ползет  уже  целую
вечность, а конца  все  не  видно.  "Да  сколько  же  еще  надо  мною?"  -
чертыхнулся он, и тут его рука вынырнула на поверхность,  в  пустоту.  Еще
несколько усилий, и на воздухе  оказалась  голова.  Лихорадочно  сорвав  с
головы мокрую от пота майку и широко  раскрыв  рот,  Савелий  начал  жадно
хватать легкими воздух, напоминая огромную рыбину, выброшенную на берег...
Отдышавшись, он  осмотрелся:  в  темноте  ночи  стояла  тишина,  и  только
слышался перестук колес да скрип старых вагонов...
     - Вылез я! Голос подайте! - громко крикнул он.
     - Здесь! Здесь мы! - услышал он глуховатый голос Тихони.
     Савелий, преодолевая  навалившуюся,  усталость,  принялся  разгребать
будто налившимися свинцом руками опилки  в  том  месте,  откуда,  как  ему
показалось, раздался голос.
     Руки с трудом подчинялись, но  сдавленный  стон  Угрюмого  подстегнул
Савелия, и он еще энергичнее стал отбрасывать опилки. Наконец наткнулся на
что-то живое.
     - Я! Я это! - выкрикнул Тихоня, высовывая голову наружу,  но  тут  же
закашлялся.
     Не догадавшись обмотать лицо, он  буквально  захлебнулся  опилками  и
теперь с надрывом выкашливал их с кровью.
     - Он... он... - в  редкие  от  кашля  паузы,  захлебываясь  от  него,
выдавливал Тихоня отдельные слова и тыкал пальцем вниз. - Он бли... зко...
- разобрал Савелий и решительно продолжил свои раскопки.
     Беспрестанно кашляя. Тихоня постепенно выбрался на опилки и  согнулся
пополам, помогая своим легким.
     Неожиданно руки Савелия наткнулись на что-то мягкое, и он  обрадовано
схватился двумя руками, но это, был рюкзак...
     - Угрюмый! Отзовись! Угрюмый! - стал  звать  Савелий,  углубляясь  то
влево, то вправо. Он понимал, что если тот не отзывается, значит,  потерял
сознание, а это может окончиться его гибелью. Перекапывать  вручную  целый
вагон опилок - бессмысленная затея,  и  можно  было  надеяться  только  на
случайность или на то, что Угрюмый все-таки отзовется.
     - Может... за... дох... ся! - прохрипел Тихоня в паузы от кашля.
     - Да пошел ты... - покрыл  его  матом  Савелий  и  еще  быстрее  стал
откидывать опилки в стороны. Он уже начал  терять  надежду  и  в  бессилии
несколько  раз  стукнул  по  рыхлым  опилкам,  как  неожиданно  кулак  его
натолкнулся на что-то твердое. Быстро, но осторожно подрыв со всех сторон,
Савелий вытащил голову Угрюмого,  обмотанную  какой-то  тряпкой.  Суетливо
сорвав ее с лица, он замер в испуге: Угрюмый даже не дышал.
     - Угрюмый! - крикнул Савелий. Тот не отозвался. -  Угрюмый!  -  снова
крикнул он и в отчаянии несколько раз махнул его по лицу,  в  ответ  -  ни
звука. Тогда он просунул в опилки  руки  и,  обхватив  его  за  плечи,  из
последних сил начал тащить наверх.
     - А-а-а!!! - простонал тот и глубоко вздохнул.
     - Умница, дружан! Умница! Дыши глубже,  земляк!  Дыши!  -  облегченно
выдавил Савелий, а сам откинулся на спину и потерял сознание...
     Когда он очнулся и огляделся вокруг, то увидел Тихоню,  продолжающего
драть горло, правда, чуть реже, рядом лежал Угрюмый и жадно дышал.  Каждый
вздох его сопровождался клокочущим всхлипом. Неожиданно в уголке  его  губ
Савелий увидел черную струйку и не сразу сообрази, что это кровь...
     Пересилив себя, Савелий поднялся на четвереньки  и  подполз  к  нему.
Распахнув куртку, он разорвал ему на груди рубашку, пропитавшуюся  кровью,
и обнажил грудь. В свете луны он увидел страшную рану,  прямо  под  правым
соском. Покашливая, подполз и Тихоня. Испуганно вскрикнул, увидев рану.
     - Снимай свою рубашку! Живее! - бросил ему Савелий.
     - Чего раскомандовался? - начал было Тихоня, но  снова  посмотрел  на
Угрюмого и безропотно скинул куртку. Сняв рубашку, протянул ее Савелию.
     Савелий быстро и умело нарвал из нее широких  полос,  связал  в  один
бинт, а из куска рукава сделал тампон.
     - Помочиться сможешь? - спросил он Угрюмого.
     - Нет, я уже там успел... - с хрипом отозвался тот. - А зачем?
     - Надо - заметил  Савелий  и,  деловито  отвернувшись,  помочился  на
тампон. Затем приложил его к ране  и  принялся  туго  бинтовать.  -  Самое
старинное и надежное средство для дезинфекции... Мы еще так в детдоме  все
порезы лечили. Как на собаках заживало!
     Закончив бинтовать, Савелий устало откинулся на борт, прикрыл глаза и
тут же провалился в сон...

                           МЕНЯ БЕРУТ В СЫНОВЬЯ

     И приснилось ему что он снова  в  детском  доме...  Теплое  солнечное
лето. Тогда их  детский  дом  впервые  выехал  в  Чернолучье.  Новые  шефы
предоставили на два  месяца  свой  дом  отдыха,  расположенный  на  берегу
Иртыша. Омские шинники много сделали для детского дома:  добавили  фондов,
организовали  сбор  одежды,  нашли  несколько   хороших,   любящих   детей
воспитателей. Сменился я  директора  детского  дома.  Старый  директор  не
только растаскивал детдомовское  имущество,  но  и  приставал  к  девочкам
старших групп - за  этим  занятием  его  застала  истопница  "тетя  Тома",
простая деревенская женщина. Выпроводив из кабинета плачущую девочку,  она
"нанесла директору несколько ударов тупым  предметом  по  голове",  говоря
нормальным языком, обломала  об  него  стул.  Директора  судили  и  лишили
свободы на семь лет. Обстановка в детском доме резко изменилась: отношение
к воспитанникам стало лучше, доброжелательнее и милосерднее...
     Приснилось Савелию и то, как его выбрала одна семья для  усыновления.
В этот солнечный день они плескались в Иртыше...
     Трое мальчиков, сверстники Савелия, окружили его и били ладошками  по
воде, стараясь ослепить своего друга брызгами. Они не давали оду вырваться
из кольца.
     - Трое на одного?! - весело выкрикивал он, яростно отбиваясь от своих
соперников. Вода попадала в глаза, заливала уши, рот, нос... -  Ну  я  вам
покажу! - крикнул Савка и неожиданно для "неприятеля" исчез под водой.
     Хитрость его заключалась в том, что он не нырял в какую-либо сторону,
а просто опустился в воду на месте и, энергично работая руками  и  ногами,
проплыл под водой несколько метров, вынырнув рядом с одним из  соперников.
Обхватив его за пояс, завалил головой в воду и принялся методично окунать:
раз, другой, третий... Наглотавшись, тот стал отплевываться и  кашлять,  а
разгоряченный маленькой победой Савка бросился ко второму и с ним проделал
то же самое, что и с первым.  Заметив,  что  двое  приятелей  повержены  и
выведены из  "боя",  третий  соперник,  самый  толстый  и  неповоротливый,
предпочел бежать.
     - Сдаюсь, Савка, сдаюсь! - кричал он, пытаясь ускользнуть  от  цепких
рук Савелия,  но  его  неповоротливость,  усиленная  сопротивлением  воды,
сослужила ему плохую службу: он был схвачен и опрокинут  в  воду.  На  его
счастье наглотаться иртьшской воды ему много не пришлось: с берега донесся
женский голос:
     - Говорков! Савелий, подойди, пожалуйста, ко мне!
     -  Да  мы  играем,  Марфа  Иннокентьевна!  -   с   горячностью   стал
оправдываться Савелий.
     - Я вижу! - улыбнулась воспитательница, полненькая невысокая женщина.
Миловидное лицо ее, обрамленное кудрявыми волосами, светилось  добротой  и
нежностью. Строгие массивные очки, за которыми она иногда пыталась  скрыть
мягкость своего характера, не делали ее строже. Хотя надо сказать, что она
редко ими пользовалась, и только  для  того,  чтобы  рассмотреть  что-либо
вдали. Марфа Иннокентьевна заменила Руту.
     - Подойди ко мне! - настойчиво повторила воспитательница.
     Не  без  сожаления  выпустив  из  рук  толстячка,  который,   потеряв
равновесие, бултыхнулся в воду, поднимая  в  воздух  мириады  разноцветных
брызг, засверкавших на солнце яркими огоньками, Савелий  нехотя  вышел  на
берег.
     -  Вот  что,  Савушка!  -   стараясь   быть   серьезной,   произнесла
воспитательница. - Пойди и приведи себя  в  порядок:  оденься  в  парадный
костюм, причешись, а потом приходи ко мне в кабинет... в директорскую...
     - Хочу познакомить тебя с... -  Воспитательница  неожиданно  смущенно
запнулась, но тут же спохватилась: - ...с одними хорошими людьми...
     - Опять в сыновья детей мнут? -  догадливо  произнес  Савелий,  потом
вздохнул совсем по-взрослому и деловито добавил, безнадежно махнув  рукой:
- Не возьмут, худенький я... Сколько раз уж хотели... Он снова вздохнул  и
послушно отправился одеваться.
     Марфа Иннокентьевна с жалостью смотрела ему вслед, пока он не скрылся
в жилом корпусе, потом вздохнула точно так  же,  как  и  Савка,  и  быстро
подала в директорскую...
     Савелия не впервые выбирали для "смотрин",  но  от  него  всякий  раз
стыдливо отказывались Однако каждый раз он волновался и ждал,  что  придет
добрая и красивая женщина, похожая на тетю Тому и на Марфу  Иннокентьевну,
заберет его в сыновья и вся его жизнь станет сплошным праздником...
     Вот и сейчас, услышав эту новость, он очень спешил: вдруг не дождутся
и уедут, не встретившись с ним. Руки никак не  хотели  попадать  в  рукава
полосатой футболки, а  ноги  -  в  штанины  темно-серых  брюк,  подаренных
шефами.  Однако  он  справился,  взглянул  на  себя   в   большое   трюмо,
установленное  между  кроватями,  пригладил  мокрые  непослушные  вихры  и
несколько раз "проутюжил" рукой стрелки на брюках.
     У самого входа в административный корпус Савелий быстро  огляделся  и
юркнул за угол. Наклоняясь под итогами окнами,  он  подкрался  к  кабинету
директора. Створки окна были приоткрыты, и Савелий прислушался.
     А мне все-таки непонятно, голос Марфы Иннокентьевны звучал  несколько
раздраженно, когда двое бездетных людей усыновляют ребенка, тогда все ясно
и вполне естественно, а вы... Она сделала паузу.  -  У  вас  же  есть  уже
ребенок?!
     - Я не понимаю, какое вам до этого дело? - спокойно отозвался женский
голос, который вполне можно было спутать и с мужским: настолько  грубым  и
низким он был. Савелий вскарабкался на завалинку и с  опаской  заглянул  в
окно. Полная, вычурно одетая дама с ярко накрашенными  губами  невозмутимо
разглядывала свои ухоженные руки с ядовито-красными ногтями.
     - Как вам ни кажется странным, но мне действительно  не  безразлично,
как будет жить единю моих воспитанников,  будет  ли  ему  хорошо  в  новой
семье...
     - Вы что же, думаете, ему будет хуже  в  нашей  семье,  чем  в  вашем
приютском доме? - Дама заметно начала терять терпение и спокойствие.
     - Я этого не говорила... пока, во всяком случае!  -  мягко  возразила
Марфа Иннокентьевна. - А почему ваш  муж  не  приехал  вместе  с  вами  за
ребенком?
     - Мой  муж,  как  вам,  вероятно,  известно,  занимает  ответственную
должностей у него просто физически нет времени, чтобы отвлекаться по...  -
она явно хотела сказать "по пустякам", но вовремя  спохватилась,  -  ...по
тем вопросам, с которыми я могу справиться  сама...  -  Женщина  горделиво
улыбнулась, довольная тем,  что  ей  удалось  вывернуться  из  щекотливого
положения. - Так где же этот мальчик?
     - Сейчас появится, я ж его прямо из речки вытащила...
     Услышав, что  воспитательница  взволнована  его  долгим  отсутствием,
Савелий спешно соскочил на землю. Подбежав к дверям кабинета,  он  перевел
дыхание и негромко постучал.
     - Входи, Говорков, входи! - сразу отозвалась Марфа Иннокентьевна.
     Чуть приоткрыв дверь, Савелий бочком  проскользнул  и  остановился  у
порога, переминаясь с ноги на ногу. Немного помедлив, тихо поздоровался.
     - Здравствуй, здравствуй, мальчик! - Женщина даже не пыталась  скрыть
разочарование. Беззастенчиво обошла его вокруг, внимательно  осматривая  с
ног до головы. - Какой же ты худющий!  -  поморщилась  она,  ощупывая  его
руки, грудь, как покупатель на невольничьем рынке.
     Чтобы как-то скрыть свою досаду  и  неловкость,  Марфа  Иннокентьевна
смущенно улыбнулась Савелию:
     - Познакомься, Савушка, - это Алла Семеновна.
     - Ты можешь называть меня Альбиной Семеновной! - перебила ее женщина.
Савелий тут же согласно кивнул.
     - Так вот, Савушка, Альбина Семеновна хочет взять тебя  жить  к  себе
домой... - продолжала воспитательница. - Ты как, будешь возражать?
     Эта фраза явно не устроила гостью, и  она  недовольно  посмотрела  на
Марфу Иннокентьевну.
     - Ну, что же ты  молчишь?  -  не  обращая  внимания  на  недовольство
посетительницы, спросила воспитательница Савелия.
     - Я... я не знаю... - Он наконец поднял  голову  и  посмотрел  своими
голубыми печальными глазами, в которых было тревожное ожидание, сначала на
женщину, потом на Марфу  Иннокентьевну.  -  Тетенька  же  говорит,  что  я
худющий... Значит, не приглянулся. Его детская непосредственность  смутила
женщину.
     - Это я так... для себя отметила! - быстро  пояснила  она  в  тут  же
распорядилась: - Ладно, иди собирайся и  подходи  к  воротам  -  там  наша
"Волга" стоит...
     Савелий вопросительно взглянул на  воспитательницу,  словно  не  веря
еще, потом радостно улыбнулся: наконец-то и его тоже выбрали в сыновья! Он
столько ждал этого момента, что  даже  растерялся  и  позабыл,  что  хотел
сделать,  когда  услышит  это  важное  решение.  Много  раз  он   мысленно
репетировал, как радостно бросается он к своей новой маме и  новому  папе,
обнимает,  целует  их...  Савелий  уже  заранее  любил  их  той  чистой  и
всепрощающей любовью, какая бывает только  у  детей.  В  его  глазах  было
написано  столько  счастья,  столько  радости,  что  Марфа  Иннокентьевна,
ревниво посмотрев на женщину, грустно кивнула ему:
     - Иди, собирайся... Я тоже сейчас приду и помогу тебе...
     Окрыленный и радостный, выскочил Савелий из кабинета и побежал первым
делом на берег, чтобы рассказать  своим  друзьям  о  неожиданном  счастье,
свалившемся на него...
     Пацаны! - кричал он на бегу. - Ладаны!.. Меня в сыновья берут!  Берут
в сыновья!
     Первыми к нему подбежали его бывшие соперники.
     - Савка,  а  как  же  мой  день  рождения?  -  растерянно  проговорил
толстенький паренек. - Тетя Валя столько печенья напечет...
     - Ничего, Серый, слопаете, а  мне  теперь  магазинного  купят!  -  Он
похлопал огорченного паренька по плечу
     Фартовый ты! - завистливо протянул ушастый Ничего, и вас  скоро  тоже
всех заберут в сыновья, вот увидите, - успокоил их Савелий. - Ну, мне пора
собираться, а вы к нашей машине идите... Там  у  ворот...  "Волга"!  -  не
удержался он, чтобы не похвастаться.
     Он быстро побежал к жилому зданию, а приятели смотрели с завистью ему
вслед, потом, словно по команде, устремились к воротам...
     Ну где пропадаешь? -  спросила  Марфа  Иннокентьевна,  когда  Савелий
вбежал в спальную палату Она уже принесла новенький вещмешок  и  аккуратно
укладывала в него нехитрые пожитки.
     К пацанам бегал... прощаться! - Савелий  неожиданно  бросился  ей  на
шею. - Мама-Марфочка! Я никогда, никогда не забуду вас!.. Я все время буду
навещать вас! А если она не разрешит  -  буду  писать!  Длинные-предлинные
письма! А когда вырасту большой, то всех вас заберу к себе... Всех-всех...
     Воспитательница крепко прижала к  груди,  его  голову,  чтобы  он  не
заметил ее волнения, и тихо произнесла:
     - Добрая у тебя душа,  Савушка!  Ласковая  и  добрая!  Счастья  тебе!
Огромного счастья! - Незаметно смахнув невольно навернувшиеся слезы, Марфа
Иннокентьевна подтолкнула его к выходу.
     Перед  корпусом  собрались  почти  все   обитатели   детского   дома:
воспитанники, воспитательницы, поварихи... Савелий  осмотрелся,  выискивая
кого-то, растерянно спросил:
     - А где тетя Тома?
     - В город она уехала... Вот жалость какая... - отозвалась повариха. -
Я передам ей от тебя поклон...
     Савелий вздохнул. Его сразу же  окружили  плотным  кольцом  ребята  и
хором проскандировали:
     -   До-сви-да-ни-я-Са-ве-лий-Го-вор-ков!   Же-ла-ем   те-бе-сча-стья!
Сча-стли-во-го-пу-ти! Пи-ши-нам!
     - Обязательно напишу! До свидания!  -  грустно  улыбнулся  Савелий  и
медленно пошел к воротам. Перед ним  расступался  живой  коридор  и  сразу
смыкался. Плотной толпой все следовали за мальчиком до самых  ворот.  Трое
его приятелей, обняв Савелия за плечи, шли рядом, как бы купаясь  в  лучах
его счастья. Это странное молчаливое шествие запомнилось  Савелию  на  всю
жизнь. Казалось, что они целую вечность двигались к воротам,  за  которыми
поблескивала на солнце кофейная "Волга". Перед тем  как  сесть  в  машину,
Савелий обернулся, и все вновь хором попрощались с ним.
     - До свидания!.. Я буду приходить к вам!.. -  Его  голос  дрогнул,  и
Савелий быстро сел на заднее сиденье. Машина сразу тронулась с места.
     В заднее окно он видел, как ребятишки  высыпали  из  ворот  и,  махая
руками, долго бежали следом за машиной.
     - Мы еще встретимся! - шептал Савелий...

                               ОПАСНЫЙ ПРЫЖОК

     - Спасибо тебе, Бешеный! - услышал Савелий и проснулся.
     - О чем ты? - Савелий недоуменно уставился на Угрюмого.
     - Спас ты меня...
     - Я-то, может, еще и попытался бы сам выбраться, во тебя од  точно  с
того света вытащил! -  усмехнулся  Тихоня.  -  Ты  ж  вообще  не  дышал...
Сейчас-то как?
     - Оклемаюсь со временем...
     - Это хорошо, да времени-то нет: река скоро... -  Он  как-то  странно
посмотрел на Угрюмого, прищурился. - Прыгать нужно будет...
     - Чего пялишься? - вспылил вдруг тот. - Жалеешь, что не окочурился? -
Он закашлялся - и со злостью бросил: - Я еще тебя переживу!  Пялится...  А
прыгать... чуть толкнете, и все... Плаваю-то я отлично, выплыву!
     - Да что ты, кореш?! Я ничего такого  не  имел...  -  смущенно  пожал
плечами Тихоня. - Нервный какой! Уж и посмотреть на него не моги... Ладно,
готовьтесь, я дыбану пойду... - Он пополз к краю вагона.
     - Ты вот что... Бешеный - прошептал Угрюмый,  едва  Тихоня  отполз  в
сторону и не мог услышать - будь осторожен: избавится он  от  тебя...  при
удобном случае... Вот, держи для верочки! - Он вытащил из-за пояса финку с
ножнами. - Сам сгоношил, для себя... С ртутью, в любом положении бросай  -
воткнется...
     Савелий с интересом посмотрел на него и молча сунул подарок в карман.
От неосторожного движения рана отозвалась резкой болью.  Он  поморщился  и
приподнял куртку - рубашка на боку была в крови.
     - Тоже задело?
     - Ну... печет здорово...
     - Вот гад! А ему хоть бы царапина...  Пожав  плечами,  Савелий  вдруг
вспомнил о фотографии.
     - У тебя пакета нет? Полиэтиленового...
     - Большого? Савелий вытащил фото.
     - В рюкзаке есть, с продуктами... Савелий быстро  развязал  рюкзак  и
сунул фото в пакет с припасами, потом подполз к Угрюмому и  подхватил  его
под мышки, пытаясь поднять на ноги.
     - Может, не стоит? - простонал  он.  -  Плавать-то  я  все  равно  не
умею... Савелий удивленно  взглянул  на  странного  парня,  вспоминая  его
стычку с Тихоней, потом решительно проговорил:
     - Вместе прыгать  будем,  вытащу  -  только  сапоги  снять  придется:
тяжеловато с ними будет... -  Он  подхватил  одной  рукой  рюкзак,  другой
Угрюмого и подтащил к краю борта вагона. Опустив его  на  опилки,  снял  с
него сапоги, потом с себя. Немного подумав, вернулся  назад  и  отыскал  в
опилках свою разорванную майку, связал ею обе пары сапог.
     - Может, сохранить удастся...
     - Как же  тебя  проткнуло-то,  ведь  доска?..  -  неожиданно  спросил
Угрюмый, над чем-то размышляя.
     - Если бы не она, то и меня бы  пригвоздило  к  вагону,  а  так  юзом
ткнуло в бок...
     Вернулся Тихоня и протянул Савелию коробок спичек:
     - Посвети-ка!
     Вырвавшееся пламя ярко осветило их  грязные  н  потные  лица.  Тихоня
поднес к огню кусок  какой-то  белой  ткани,  но  что  это  было,  Савелий
рассмотреть не успел: спичка погасла.
     - Ты-то успел? - спросил он Тихоню.
     - Вроде... - неуверенно буркнул тот. - Если он не наколол,  то  речка
вот-вот будет... - сказал Тихоня, вглядываясь в темноту. - Скорость  вроде
небольшая... от борта сильнее толкайтесь метра на два... - Он сунул  ткань
в пакет, туда же и спички, сложил в  несколько  раз  и  сунул,  в  другой.
Скрутив все в плотный комочек,  опустил  в  карман.  Подойдя  к  Угрюмому,
положил ему руку на плечо:
     - Ты не думай... я это...
     - Ладно, чего там... - ухмыльнулся тот и похлопал его по боку.
     - Постарайся тело прямо держать и войти в воду  ногами!  -  прошептал
Савелий, поднимая Угрюмого на ноги. Взяв в другую руку  связку  сапог,  он
стал всматриваться вперед. - Рюкзак возьми, Тихоня!
     Тот хотел возразить, но Савелий вдруг тревожно крикнул:
     - Смотрите!
     - Тьфу, черт! Суки позорные! - ругнулся Тихоня.
     - Пролеты начали строить... Ничего,  должны  успеть:  они  только  до
половины дошли...
     Он подхватил рюкзак и вцепился рукой в борт вагона.
     Крепче прижав правой рукой Угрюмого за талию, Савелий  выждал,  когда
до моста оставалось метров семьдесят, и выбросил  за  борт  связку  сапог.
Речка действительно неширокая, и ее  ширины  было  явно  недостаточно  для
того, чтобы вписаться в нее  с  такой  скоростью  состава.  Вся  трудность
заключалась в том,  что  мост  был  почти  наполовину  застроен  железными
перекладинами пролетов...
     Савелий вспомнил, как однажды ему пришлось прыгать  с  вертолета  без
парашюта в небольшой котлован, наполненный  водой.  Это  было  единственно
верным решением, чтобы выжить: вся местность простреливалась, и  добраться
до  небольшой  группы  наших  ребят,  окруженных  душманами,  было  просто
невозможно. Передать по рации разработанный план координированных действий
нельзя: рация была разбитая да еще и боеприпасы у группы были на исходе...
такие прыжки, конечно, отрабатывались им  в  "спецназе",  но  в  спокойных
условиях, а в бою... Короче,  он  предложил  пойти  на  риск  и...  Там-то
получил и свое первое ранение, но не во время прыжка,  а  в  бою,  и  свой
первый орден...
     Ситуация очень похожа... Еще раз взглянув в  сторону  моста,  Савелий
понял, что отталкиваться нужно  прямо  над  берегом:  только  тогда  можно
успеть вписаться в свободное пространство до железных пролетов моста.
     - Над берегом прыгай, Тихоня! - крикнул он. - Над берегом! Понял?
     Стремительно приближался мост, и  Тихоня,  судорожно  сжимая  рюкзак,
вдруг испуганно завопил:
     - Почему? Почему над берегом?
     - Чтоб живым остаться, идиот! - зло бросил Савелий и тут же прошептал
Угрюмому: - Приготовься... Сильнее оттолкнись!.. Пошли!..
     Угрюмый, увидев внизу землю, зажмурился от страха: ему казалось,  что
они сейчас разобьются в лепешку о землю, но,  всецело  доверившись  своему
спасителю, сиганул вместе с ним в неизвестное, страшное...
     Они летели в воздухе, и земля стремительно летела на  них,  казалось,
еще мгновение - и им придет конец...
     Уже у  самой  воды  они  расслышали  истошный,  нечеловеческий  крик,
который резко оборвался...
     - Лешь! Слыхал? - спросил машинист своего помощника, который  за  обе
щеки уписывал огромный бутерброд с колбасой, запивая молоком из бутылки.
     - Чего ж ты хочешь? - спокойно  отозвался  тот,  с  трудом  проглотив
кусок. - Тайга, милай, тайга! Здеся и не такое можно  услыхать.  -  Тяжело
вздохнув, он снова вгрызся в бутерброд...
     Когда они вынырнули  из  воды,  до  берега  было  совсем  близко,  но
Угрюмый, обезумевший от страха, хватал Савелия за шею, цеплялся  за  руки,
не давая ему свободно плыть.
     - Да отпусти же, вместе потонем! Слышишь? Не  размахивай  руками,  не
цепляйся за руки, положи руку мне на плечо, а второй подгребай!
     Савелий говорил спокойно, уверенно, без  нервов,  пытаясь  образумить
раненого. Однако Угрюмый уже ничего не слышал  и  продолжал  хвататься  за
Савелия. К берегу они  продвигались  очень  медленно.  В  какой-то  момент
Савелий, чувствуя, что силы на  исходе,  изловчился  и  резко  ударил  его
кулаком в лицо. Угрюмый,  оказавшись  в  нокдауне,  разжал  руки.  Савелий
поднырнул под него и подтолкнул своего "напарника" вперед, хватил  воздуха
и снова ушел под воду. Наконец ноги коснулись илистого дна, и  он  вытащил
раненого на берег.
     Они долго лежали неподвижно  набираясь  сил.  Приподнявшись,  Савелий
прислушался,  вглядываясь  в  гладкую  поверхность  реки:  вокруг   стояла
звенящая тишина. Он посмотрел на очнувшегося Угрюмого.
     - Ну как ты?
     - Напился на всю жизнь! - икнул тот. - Если бы не  ты...  Второй  раз
мне жизнь даришь... Ну и ручонка у тебя! - Он потрогал опухшую щеку.
     - А что оставалось делать? Могли оба на дно пойти... Крик  слышал?  -
Да... жуткий! Не Тихоня ли?
     - Пойду... за сапогами схожу! Босиком далеко не уйдешь.
     - Погоди... - Угрюмый неуверенно запнулся. - Ты... тыне бросишь меня?
     - Ох и дурак же ты, Угрюмый! Такой  большой,  а  дурак!  -  улыбнулся
Савелий и укоризненно покачал головой. - Слушай, почему Угрюмый? Как  твое
имя?
     - Федор я... Федор Угрюмев! - Он вдруг смутился.
     - Ну а меня - Савелий! - Говорков крепко пожал Федору руку. -  Вот  и
познакомились!
     И не оглядываясь,  Савелий  быстро  начал  подниматься  по  насыпи  к
железнодорожному полотну.  Шел,  осторожно  прислушиваясь  и  внимательно,
оглядываясь по сторонам. Наступив на острый сучок  сухой  ветки,  чуть  не
вскрикнул  и  чертыхнулся  на  себя  за  невнимательность.   Небо   совсем
очистилось от облаков и  вызвездилось  до  самого  горизонта.  Яркая  луна
хорошо освещала все  вокруг.  Искать  сапоги  долго  не  пришлось:  связка
валялась у самой насыпи. Тщательно обтерев травой исколотые ноги,  Савелий
намотал портянки и  с  удовольствием  натянул  сапоги,  прозванные  зеками
"говнодавами". Потопав  для  верности,  сунул  другую  пару  под  мышку  и
медленно побрел по шпалам в сторону моста...

                               ГИБЕЛЬ ТИХОНИ

     С  тревожным  нетерпением  вглядывался  Угрюмый  в  полумрак,  ожидая
Савелия. По его подсчетам, тот должен был уже вернуться.
     - Неужели сбросил? - проговорил он вслух. - Нет, не должен...  Верно,
сапоги куда-то завалились, вот и ищет их...
     Резко повернувшись на  какой-то  шорох.  Угрюмый  застонал  от  боли,
потревожив рану, и едва не потерял сознание. Полного полежавшие  шевелясь,
чтобы боль успокоилась, снова принялся сам  себя  уговаривать:  "Парень-то
вроде не из тех, чтобы бросить... да и спас уже дважды... Отделаться мог к
в воде, спокойно мог, а не стал. А ведь и сам  чуть  ко  дну  не  пошел...
Молодец, что по морде дал! Тяжелая у него рука.  -  Он  снова  поморщился,
поглаживая щеку. - Да нет,  не  такой!  Не  то  что  Тихоня!  Тот  даже  и
раздумывать бы  не  стал:  вмиг  избавился  бы,  а  тон  сам  пришил,  для
"верочки", чтобы не выжил и не навел на след..."
     Угрюмый вдруг вспомнил, как Тихоня впервые сказал о Бешеном...
     - Слушай, Угрюмый, дело одно есть... - Он прищурился и поглядел прямо
в глаза Угрюмого. - Надо одного парнищу успокоить перед уходом...
     - Должник, что ли?
     - Что-то вроде того... - Он усмехнулся.
     - Чего темнишь? Говори!
     - Ты о Бешеном слышал?
     - Кто такой?
     - Которой Аршина помял...
     - Ну... А мы-то при чем здесь?
     - При  том!  Поручение  есть:  наследил  он  много...  людей  деловых
подвел...
     - Но не тебя же?
     - Ты что-то очень много рассуждать стал! - обозлился Тихоня. -  Когда
в столице тебя от  ментов  спасали,  не  разбирался,  то  да  почему:  жил
спокойно, пил, жрал да баб трахал! Не так, что ли? С  тебя  же  монеты  не
требовали за это?
     -  Нужно,  расплачусь,  в  должниках  не  останусь!  -  на  этот  раз
разозлился Угрюмый.
     - Вот и молодец! Я был уверен, что ты  не  подведешь!  Денег  с  тебя
никто не требует, даже наоборот, тебе приплатят!
     - Так это Воланду нужно? - воскликнул Угрюмый.
     - Да тише  ты,  поубавь  громкость,  если  голову  хочешь  продолжать
носить!.. Короче, я узнал, что он почти все время на промке околачивается!
И отлично, на руку нам! Узнай, где он пашет, и...  минут  за  двадцать  до
прибытия вагонов вызови на воздух!..
     Угрюмый сразу решил, что сделает все, чтобы парень  остался  жив.  Он
даже не пошел искать его, как обещал Тихоне, тянул время, сказал, что  все
знает и сделает как надо, а когда времени не  осталось,  отговорился  тем,
что Савелия куда-то вызвали  к  начальству...  Поматерившись,  Тихоня  сам
сходил к прессам, но Савелия там не было, а молодой пацан,  его  напарник,
сказал, что он пошел куда-то спать...
     Как же они удивились, когда обнаружили  Бешеного  в  вагоне.  Сначала
Тихоня хотел прямо там его "успокоить", но Угрюмый уговорил его не  делать
этого в зоне: на воле всегда успеют, а он может принести им пользу...
     Федор криво усмехнулся:  надо  же,  словно  чувствовал,  что,  спасая
Бешеного, спасает себя...
     - Сука! "Свидетель должен быть мертвый!"  -  передразнил  он  голосом
Тихони. - Не тебя ли Бог прибрал?.. - Федор вспомнил  тот  душераздирающий
вопль.
     - Успел ли ты нырнуть, Тихоня? Если успел, то почему не  выныриваешь,
пора бы?.. - Закрыв глаза, он забылся и задремал. Неожиданно  громко,  как
ему показалось, хрустнула сухая  ветка.  Федор  испуганно  встрепенулся  и
вскрикнул от боли.
     - Это я, Федор! - Савелий протянул ему сапоги.
     - Чего так долго? Завалились неуда, что ли? -  Несмотря  на  сердитый
тон, было видно, что он очень рад возвращению Савелия.  Превозмогая  боль,
стал обувать сапоги.
     - Да нет, я их сразу нашел... -  Савелий  многозначительно  замолчал,
поморщился, вспоминая что-то... - На мост ходил...
     - Тихоня? - воскликнул Федор, сразу догадавшись.
     - Да... с ним все кончено... Вдребезги! Всмятку! Смотреть страшно!  -
Савелий брезгливо передернул плечами. - Мозги по железу: чуть не рыгнул...
     - Отпрыгался, землячок родимый! - с долей злорадства, как  показалось
Савелию, произнес Федор и посмотрел Савелию в глаза.  -  Удивляешься,  что
слез не лью по безвременно ушедшему Тихоне?
     - Да нет. Как рана?
     - Хорошего мало: дышать трудно...
     - Доктора тебе нужно!
     - Где ж его возьмешь? Назад - зона,  вперед...  -  Федор  кашлянул  с
надрывом. - Вперед - километров пятьсот-шестьсот до ближайшего населенного
пункта...
     - Сколько? - поразился Савелий, подумав, что ослышался.
     - Пятьсот - шестьсот! Это тебе не Москва, землячок...
     - Загнемся мы здесь... - обречено заметил  Савелий.  -  Ни  пиши,  ни
ружья...
     - Как? - встрепенулся Федор. - А рюкзак?
     - Вот... - Савелий вытащил из кармана полиэтиленовый  пакет.  -  Все,
что мы имеем: шесть сухарей и один  огурец.  -  Он  хмыкнул.  -  "Богатые"
запасы... на шестьсот километров!.. Вон, костюм  еще  один  сохранился,  -
кивнул он на землю, где бросил джинсовый костюм. - Остальное либо... -  он
снова поморщился, - либо нельзя трогать: следы оставишь...
     - Молодец, сообразил! - похвалил Федор. - За остальное  не  волнуйся:
все будет! - Он вытащил из кармана какой-то комочек и начал разворачивать.
- Вот! -  Он  протянул  Савелию  клочок  такой  же  белой  материи,  какую
разглядывал Тихоня перед прыжком с вагона.
     - Что это? - На белом клочке была какая-то карта, нарисованная умелой
рукой. - Дубликат? Почти... - Федор хитро ухмыльнулся. Да ты  что?!  Когда
же успел? - Савелий даже сел от удивления.
     А когда он ко мне подходил... Я как чувствовал, что  нам  она  нужнее
будет!
     - Это все хорошо, но чем она поможет? Не  сократит  же  километры?  -
Савелий со вздохом усмехнулся и махнул рукой.
     - Зря усмехаешься... Здесь карта!
     - Ну, карта! И что?
     - А на ней курки одного таежника...
     - Это который большой любитель рамса?
     - Да.... но... - У него даже челюсть отвисла от удивления.  -  Откуда
ты знаешь?
     - ЦРУ все известно! - рассмеялся Савелий,  но  заметил  настороженный
взгляд Федора и решил пояснить: - По сторонам  смотреть  нужно,  когда  не
хочешь, чтобы тебя кто-то услышал...
     -  То-то  я  чувствовал,  что  кто-то  смотрит  из-за  штабелей...  -
успокоился Федор. - Так вот этому Браконьеру помогать пришлось:  откупать,
чтобы не опедерастили...
     - А стоило? - небрежно усмехнулся Савелий.
     - Чудак! Да в его курках все есть для жизни: еда, оружие и... - Федор
многозначительно подмигнул, - ... и кое-что подороже золота.
     - Вот как? Что же это такое? -
     - Так... - неопределенно буркнул он. -  Нам  бы  до  первого  быстрее
добраться...
     - Далеко до него топать?
     - Километров пятьдесят, не больше... - вглядываясь в тряпицу, ответил
Угрюмый.
     - Это при условии, что Браконьер не двинул...
     - Ну уж нет! Он в курсе, что за фуфло по нашему  маяку  его  прямо  в
зоне пришьют!
     - Дай-то Бог... За супа дойти можно!
     - За сутки? Шустрый ты больно! - осадил Федор. - Топать-то  по  ночам
придется... Тревогу-то вот-вот подымут: на проверке, утром... Если уже  не
рюхнулись, торопиться нужно, а с моей раной... Далеко ли уйдем?
     - Уйдем! - заверил Савелий. - Еще как уйдем! - Он  поднялся  и  хотел
поднять Федора.
     - Погоди, осмотреться надо: не наследили ли?.. Хорошо, трава высокая,
на ней следов не остается... Часа через два выпрямится...
     - А собаки? Дождя бы сейчас... Он был бы кстати...
     - Для собачек я  сюрприз  приготовил,  -  хитро  прищурившись,  Федор
вытащил из кармана небольшой полиэтиленовый пакетик.
     - Что это? Отрава, что ли?
     - Что ты! Животных любить надо... Табачок... нюхательный: собачки  же
не курят и запах его не переносят...
     - Не промок?
     - Не должен вроде: пакетик запаивал и в воде проверил...
     - Подготовочка! - удивился Савелий.
     - А ты как думал? За жизнь борьба идет? За  свою  жизнь!  -  Надорвав
пакетик зубами, отложил в сторону. - Помоги-ка раздеться! Савелий  снял  с
него куртку, рубашку.
     - Отжаться хочешь?
     - Нет! - Он вдруг бросил окровавленную рубашку в воду. - Снимай  свой
пиджак!
     Ничего  не  понимая,  Савелий  подчинился,  и  пиджак  последовал  за
рубашкой Федора.
     - Не понял? Улика! - через силу улыбнулся  Федор.  -  Надо  же  нашим
преследователям найти что-то, кроме... - кивнул ой в сторону моста,  затем
отжал и напялил на себя свою куртку, а Савелию кивнул на джинсовый костюм.
- Одевай... Должен быть впору, на себя в швейке заказывал... Штаны тоже  в
воду: мог же ты в воде раздеться...
     Савелий быстро переоделся и бросил в речку в штаны.  Угрюмый  посыпал
вокруг табаком.
     - Теперь можно двигать...
     - А моя следы наверху, может, тоже посыпать? Я помню, как шел...
     - Твои следы пусть найдут: они от воды к  мосту  ведут  и  обратно  к
воде... Пусть головки  ломают...  Пошли,  до  рассвета  километров  десять
намотать нужно...
     Савелий подхватил Федора под  руку  и  легко  поднял.  Они  двинулись
вперед, вверх  по  течению,  и  Угрюмый,  пока  не  кончился  весь  табак,
аккуратно посыпал за ними. Вдруг он встал как вкопанный.
     - Беше... Савелий, где майка? Ну, та, что сапоги обвязывал?
     -  Обижаешь,  Федя!  -  рассмеялся  Савелий  и  вытащил  из   кармана
разодранные клочки бывшей майки.
     - А ты не такой лопух, каким кажешься! - рассмеялся Федор.

                                  ВОЛЯ!!!

     Стараясь отойти как можно дальше от моста, они  останавливались  лишь
на мгновения, чтобы заглянуть  в  карту  да  чуть  перевести  дух.  Федор,
превозмогая  боль,  отказывался  от  более  длительного  привала,  но  ему
становилось все хуже и хуже. Савелий страдал от того, что ничем  не  может
облегчить его  муки.  Он  пытался  отвлечь  его  от  боли,  рассказывая  и
рассказывая различные веселью истории... Однако и он вскоре  замолчал:  на
него навалилась такая усталость, что язык не ворочался, хотелось упасть  и
уснуть... Ему казалось, что к его  ресницам  подвешены  грузики,  и  он  с
трудом держал глаза открытыми,  чтобы  не  наткнуться  на  дерево  или  не
завалиться на какой-нибудь колдобине.
     Савелию стало казаться, что  он  только  что  сошел  на  берег  после
долгого и утомительного плавания...  С  непривычки  земля,  словно  живая,
норовила сбросить его, сбить с дог. Походка была  неуверенной,  враскачку,
как у всех моряков, долго не ступавших на землю... Он бесцельно бродил  по
родному городу,  всматриваясь  в  дома,  в  людей,  стараясь  понять,  что
изменилось за его  девятимесячное  отсутствие.  С  удовольствием  улыбался
каждому  прохожему,  совсем  незнакомым  людям,  радовался   обыкновенному
троллейбусу. У него было состояние человека,  только  что  выпущенного  на
свободу после долгого заключения.
     "Действительно, поножей" - промелькнуло в воспаленном мозгу Совели.
     Это состояние опьяняло, наполняя душу какой-то необъяснимой  радостью
бытия...
     Точно такое же состояние испытал он в первые минуты своей воли... Все
вокруг было совершенно другим. Казалось бы, те же деревья, те  же  листья,
тот же воздух, все такое же, как и в зоне, но... Но все  было  таким  и...
другим! Даже воздух казался ему более  чистым,  свежим,  свободным...  Вот
главное: СВОБОДНЫМ!  В  этом  и  было  главное  различие!  Воля!  Свобода!
Нормальное и обычное состояние для человека, воспринимающееся  им  так  же
просто, как потребность дышать, пить, есть? Другими словами,  естественная
потребность, на которую обычно человек не обращает внимания!
     Однако прошли первые часы на воле, и Савелий вдруг почувствовал,  что
напрасно он радуется:  по  существу,  ничего  не  изменилось.  Да,  он  на
свободе!  Да,  его  не  окружает  колючая  проволока   и   нет   вышек   с
автоматчиками! Да,  никто  не  окрикнет  и  не  оскорбит,  не  унизит  его
человеческого достоинства! Да, не зазвучит  душераздирающий,  заставляющий
каждый раз вздрагивать нервы, звук сирены! Все это так, но... Но может  ли
он считать себя свободным? Вроде бы все внешние факторы говорят о том, что
может! Но это внешние факторы, нет  самого  важного:  внутренней  свободы!
Внутреннего ощущения, когда человек может  сказать  самому  себе:  "Да,  я
свободен!"
     Осознание  этого  пришло  не  сразу,  но  вдруг...  Осознание   этого
настолько поразило Савелия, что он грубо выругался, не заметив, что вслух.
     - Савелий! - хрипло позвал Федор.
     - Что? Ты что-то сказал? - очнулся Говорков от своих мыслей
     - Как думаешь, прошли мы километров семь-восемь?
     - Думаю, да. А что? - Светает. Давай передохнем, ты же еле дышишь!
     - Нет, давай еще рискнем, вряд ли они сразу рюхнутся на железку. А мы
километры выиграем! Лучше плохо дышать на воле, чем хорошо  -  в  зоне,  -
усмехнулся Федор.
     Они прошли еще часа  полтора,  в  которые  Савелий  двигался  подобно
роботу  ни  о  чем  не  думая,  ничего  вокруг  не  замечая...  Вдруг   он
почувствовал, что Федор дергает его за рукав.
     - Что?
     - Говорю-говорю тебе, а ты не отвечаешь...
     - Задумался...
     - А... по-моему, хватит: риск хорош, когда разумный... Савелий  вдруг
осмотрелся и растерянно спросил:
     - Слушай, зачем мы от реки ушли?
     - Ты же уже спрашивал! - удивился Угрюмый. - Здесь река крюк  делает,
мы и срезали... - Он прислонился к сосне.  -  Худо  мне!  Совсем  худо!  -
Тонкий ствол сосенки покачивался, а вместе с ним и раненый.
     - Давай присядем минут на десять. - Он сполз на землю.
     - То говоришь, что не хочешь рисковать, то - на десять...
     - Подумал, что тут до речки недалеко...
     - Вот и хорошо, тогда надо идти, там по новой тебя перевяжу...
     - Чем перевяжешь-то? - со стоном выдавил Угрюмый.
     - Старый постираю... Прокипятить бы их... - Он с  жалостью  вздохнул,
взглянув на бледное лицо Федора, и устало прикрыл глаза.
     - Нельзя спать, Савка, нель... зя!  -  толкнул  его  Федор.  -  Пошли
дальше, пока я еще могу двигаться...
     - Сейчас, сейчас я помогу тебе! -  Превозмогая  усталость  и  боль  в
боку, Савелий рывком поднялся с земли и поднял раненого.
     Они двинулись вперед, но теперь Угрюмый просто повис на его  плече...
Не прошли они и нескольких сот метров, как Федор сполз по нему на землю.
     - Все! Не могу больше... Не могу!
     - Надо идти, братишка, надо! - Савелий попытался поднять его.
     - Не могу! Горит все! Все горит во мне! - Федор вдруг начал сдирать с
себя бинты. - Горит!.. Горит!..
     - Что ты делаешь? - крикнул Савелий и схватил его за руки. -  Подожди
немного! Потерпи. - Беспомощно оглядевшись,  он  посмотрел,  на  дерево  и
воскликнул: - Посиди минутку, влезу на дерево, погляжу... Посидишь?  -  Он
крепко держал его руки, пока Федор обречено не произнес:
     - Хорошо! - и откинулся  на  спину.  Савелий  отпустил  его,  постоял
немного, но Федор спокойно лежал  с  закрытыми  глазами  и  не  шевелился.
Выбрав подходящее дерево. Говорков медленно, часто отдыхая, полез по нему.
Добравшись до середины, он увидел блеснувшую на солнце реку.
     - Река! Река! - радостно прокричал Савелий и стал  быстро  спускаться
вниз. - Совсем близко -  рукой  подать!  Метров  восемьсот,  не  больше...
Вставай, пошли потихоньку...
     То ли сил прибавилось от близости желанной цели, то  ли  оттого,  что
Федор немного отдохнул, но они двигались быстрее...
     Вскоре перед ними, сверкая под лучами восходящего  солнца,  открылась
причудливая змейка сибирской речушки. Здесь она была намного шире,  чем  у
моста.
     - Слава богу, дошли! - прошептал Федор и медленно опустился на траву.
- Здесь искать не должны... Даже если они уже и наткнулись  на  него...  -
Федор говорил тяжело, в груди все хрипело и клокотало.
     - Почему?
     - Мы шли против течения и не использовали реку для отрыва, во Что они
вряд ли поверят, к тому же от населенного пункта уходим... Не могут же они
знать о курках Браконьера!..
     - Все ж укрыться чуть-чуть не помешает. Ты полежи, а я осмотрюсь...
     Спуск был крутой, и Савелий решил найти более пологий. Был бы  здоров
Федор, могли бы спрыгнуть, но...  Метрах  в  пятидесяти  он  наткнулся  на
небольшой овражек, ведущий прямо  к  реке.  Спускаться  здесь  было  очень
удобно. Савелий сошел к воде и жадно напился. Намочив свою  бывшую  майку,
он решил вернуться за Федором, но  вдруг  увидел  в  крутой  стене  берега
какой-то странный вход. Он вел в достаточно просторную пещеру. Когда глаза
свыклись  с  полумраком,  он  заметил  в  углу  белесые  кости   какого-то
животного, которым,  вероятно,  с  удовольствием  пообедал  бывший  хозяин
пещеры. Хорошо,  что  он  покинул  это  убежище:  не  хотелось  бы  с  ним
повстречаться в таком состоянии.
     Сделав из веток огромный веник, Савелий, поднимая невообразимую пыль,
вымел тщательно весь мусор и  кости,  натаскал  хвойных  веток  и  зеленой
травы, соорудил из них две мягкие и удобные постели. Полежав то на  одной,
то на другой, остался доволен и вернулся за Федором. Он спал, но сразу  же
открыл глаза, услышав шаги.
     Гостиницу "Метрополь" в Москве знаешь? -  деланно  весело  воскликнул
Савелий. - Номер люкс на двоих, со всеми удобствами: с видом  на  море,  с
мягкой мебелью... Правда, остальные удобства - во дворе...
     - Ты чо, гонишь, что ли? Какой люкс? Какие  удобства?  Шайба  съехала
или крыша потекла? - Федор с  явной  тревогой  уставился  на  Савелия:  не
рехнулся ли парень.
     Не веришь? Отличное помещение! Еще спасибо скажешь!

                                 УГРЮМЫЙ

     Он помог Угрюмому подняться, и они медленно побрели к спуску. Хотя он
и был пологим, однако раненый несколько раз спотыкался, и  Савелию  стоило
больших трудов удержать его. Наконец они добрались до  берега  и  вошли  в
пещеру
     Извини, землячок! Действительно, как говорил,  и  "вид  на  море",  и
"мягкая мебель"... А я подумал, что ты  свихнулся.  А  запах-то  какой!  -
воскликнул Федор, опускаясь  на  ложе  из  травы  и  веток.  Красота!  Вот
спасибо!.. А, черт! Проклятая рана!
     Сейчас  полегчает!  Савелий  начал  осторожно  разбинтовывать.  Кровь
подсохла, и бинты пришлось отдирать от тела. Федор  скрежетал  зубами,  но
терпеливо переворачивался с боку на бок и стоически молчал.
     Когда обнажился тампон, темно-багровый от крови, Федор  взял  Савелия
за руку.
     - Дай передохнуть малость... Поговорим лучше... Я  же  вижу,  что  ты
давно хочешь спросить о чем-то...
     - И  спрошу!  -  Савелий  нахмурился.  -  На  зоне  все  считали  вас
приятелями...
     - Можешь не продолжать! - Глаза Федора зло заблестели. - О покойниках
принято плохо не говорить, но... веришь, рано или поздно я бы сам придушил
его вот этими руками. - Он  сжал  внушительный  кулак  так,  что  побелели
пальцы. - И Тихоня это чувствовал... - Он вдруг опустил голову. - Боялся я
его... Это он тоже знал... Ведь  мог  его  пальцем  раздавить,  а  боялся!
Сколько его знаю, столько боюсь... даже сейчас, когда он мертв. -  Угрюмый
все равно говорил о Тихоне в настоящем времени. - А знаю его давно...
     - Может, не надо?..
     - Надо! - упрямо воскликнул он. - Надо же когда-нибудь об этом  вслух
сказать!.. Я еще малолеткой был, когда по его милости на баланду  пошел...
Ты, говорит, в первый раз да малолетка: на себя бери - много не дадут... А
всех потянут, то и тебе, как соучастнику, на всю катушку влепят... Я  ему:
какой  я  соучастник?  А  он:  ты  знал?  Знал!  И  не  донес  -   значит,
соучастник!.. - Федор зло сплюнул. - Я  и  уши  развесил,  мне  на  них  и
привесили - пятак. Гуляй, Федя!.. Совсем немного! Пустяки!  Гад  ползучий!
Эх, жизнь моя - индейка! - Он тяжело вздохнул. -  Я  же  спортсменом  был:
диск, копье метал под мастера...
     - И что же дальше?
     - Дальше?.. Думал, выйду, опять  спортом  займусь...  -  Федор  снова
сплюнул. - Занялся, называется! Вышел, а он тут как тут:  в  кабак  тащит,
три куска сует - заслужил, мол...  И  покатило-поехало...  Капуста  вскоре
кончилась, долги начались, а их отрабатывать надо...  Снова  загремел,  на
шестеру, четыре хозяину оставил! Вышел, а через месяц - треха до звонка...
А теперь глухо: сто сорок шестую загрузил...
     - Грабеж?
     - Грабеж! - криво усмехнулся Федор. - Дело, конечно, твое: верить аль
нет, но мне тебе лапшу на уши вешать резона нет - чистый я  в  этом  деле!
Чист как стеклышко! За предыдущее - виноват и отбарабанил сполна! А тут...
Один земляк твой, тоже москвич, Доцент кликуна - не  слыхал?  Так  вот  он
стих сложил, ну, словно про меня, точно...
     "На свободу с чистой совестью", - - Призывает плакат на стене!  Я  же
не виновен полностью! И угрызений и капли нет...
     Эти строки он прочитал с неожиданным чувством и замолчал.
     - А что же случилось? - спросил  Савелий  не  из  интереса,  а  точно
поняв, что Федору очень нужно выговориться.
     - В тот день я был, что говорится, в стельку... А у меня  особенность
одна: какой бы ни был пьяный, на  следующий  день  все  помню,  до  мелочи
последней... -  говорил  Федор  тяжело,  часто  замолкал,  но  Савелий  не
торопил, внимательно слушал. - Из кабака мы вышли втроем: я. Тихоня и Лом,
так, слизняк один... А было за полночь, и навстречу, как на грех,  парочка
влюбленных... Идут, воркуют... А Тихоня и говорит: "Брать будем..."  Какое
брать, я и лыка не вяжу... Тихоня, зараза, перо вытащил и парню:  "Деньги,
мальчик, и без шума..." А паренек, видать, не из пугливых  попался:  хрясь
ему в морду - тот в осадок! Лом меня выпустил и сзади на него навалился, а
я кулем на асфальт, сучу ногами, встать пытаюсь... Какое там!.. Девчонка в
крик... А Тихоня вскочил и пацану тому в грудь финкой: он и осел  сразу!..
Девка, видно, кровь увидала, завизжала и деру. Тихоня за ней, а  тут  люди
показались... Он назад, сунул мне в руки платок и шепчет: "Сдашь -  из-под
земли достану!" - и за Ломом... Они смотались, а меня повязали...
     - Ну и?..
     - Тринадцать лет!.. Пацан коньки отбросил, а девка, видно, со  страху
не видала, кто его... А может, и видала, да просто не сказала...
     - И ничего нельзя было сделать?
     - Как?.. Финку ту я мастерил, платок у меня в руках, а Тихоня  всегда
нож тряпкой  обматывал,  чтоб  следов  не  оставлять...  Экспертиза  нашла
ворсинки от платка на ручке финки... Куда ни кинь... - Федор махнул рукой.
- Хорошо еще, что парника в больнице  окочурился:  могли  и  зеленкой  лоб
смазать...
     - И после всего ты с ним... Как же ты мог?
     - Знаешь, пока крестили меня, я много  передумал:  решил,  отзвоню  и
махну куда на Крайний Север... Хотел  сначала  жить  начать,  да,  видать,
сначала-то невозможно: вновь судьбинушка с Тихоней столкнула... По мокрому
он засыпался, но и в этот раз отвертелся от зеленки... И как  нарочно,  на
ту же командировку, что и меня, бросили. Увидел  меня  и  лисицей...  Сука
позорная! Вонючка!.. Тогда-то я и решил сам извести эту гниду, коль  закон
не смог!.. Побег-то я придумал:  за  все  хотел  отплатить  сполна,  ох  и
попрыгал бы я на нем! Да Бог, видно, пожалел -  не  позволил  душу  кровью
замарать, сам прибрал паскуду...
     - Слушай, Федор, тебе есть смысл вернуться назад, в зону!
     - Ты как хочешь, - Беше... тьфу, черт, Савка, но я сам себя  посудил:
нет моей вины и не за что срок этот тащить... Не за что! Вот  кабы  пришил
его, то сам бы вернулся с повинной, а так...
     Говорков  смотрел  на  Федора  и  всей  душой  пытался  понять,  даже
оправдать этого изломанного  жизнью  человека.  Если  правда  то,  что  он
рассказал,  а  ему  почему-то  казалось,  что  правда,  то  Савелию   было
откровенно,  по-человечески  жаль  парня,  но  как  помочь  и   чем,   что
посоветовать орлу, он не знал... Самому бы кто посоветовал...
     - На зоне я снюхался с одним... Браконьер, помнишь,  говорил  тебе  о
нем? Так вот, он из здешних мест: трешник оду вляпали, за браконьерство...
Смешно даже! Нашли браконьера! Мужику под шестьдесят и лет тридцать  живет
в тайге, один! Умнейший мужик, между прочим! Сколько про тайгу знает! Куда
тем ученым! Сечешь? За эти годы, живя один в тайге, ни разу не обращался к
врачам! Ни разу! А ты говоришь...
     - Что, не болел, что ли?
     - Да нет, сам себя всегда лечил! Тайга,  говорит,  от  всех  болезней
вылечить может, только знать многое нужно... А он  знает  тайгу  как  свои
пять пальцев! Сюда бы  его  сейчас,  живо  вылечил  бы...  -  Федор  снова
застонал.
     - Ничего, сейчас сделаю тебе перевязку  -  легче  станет!  -  Савелий
взялся за край тампона. - Ты уж потерпи,  братишка,  больно  будет!  -  Он
рывком вырвал тампон из раны.
     Громко вскрикнув, Федор потерял сознание. Рана была ужасной:  гной  с
кровью потек по телу Федора, края опухли и покраснели.
     Савелий вытащил из кармана  Федора  пакетик  со  спичками,  разложил,
чтобы просохли, снял костюм и направился к воде простирать бинты. Развесив
их сушиться на солнце, вернулся к Федору и промыл рану от гноя. Как он  ни
старался не причинять ему боли, но  раненый  снова  вскрикнул  и  очнулся.
Воспаленными,  ничего  не  соображающими  глазами  посмотрел  на  Савелия.
Постепенно все осмыслил  и  вспомнил.  Скосив  глаза  на  грудь,  обречено
выдавил:
     - Что, каюк мне?
     - Ну что ты, Федор, все будет "хоккей",  как  говаривал  наш  боцман,
большой его любитель... Сейчас бинтики просохнут, а я тем  временем  лопух
поищу...
     - Какой здесь лопух?
     - Встречается... А нет, так дикой  смородинки  или  еще  чего...  Сам
говорил, что тайга от всего лечит! - Савелий  старался  говорить  Бодро  и
весело, чтобы хоть немного успокоить Федора, а у самого  сердце  сжималось
от жалости...
     Вернувшись к воде, выстирал вторично  остатки  своей  майки,  которой
обрабатывал рану, и тоже повесил сушиться. Тревожно  посмотрел  в  сторону
пещеры и стал подниматься по оврагу,  высматривая  какое-нибудь  растение,
могущее облегчить страдание Угрюмого...

                              ПОБЕГ ОБНАРУЖЕН

     Вот уже несколько часов на плацу под ярким палящим солнцем стояла вся
зона. Зеки,  выстроенные  доя  экстренной  проверки,  все  сильнее  начали
роптать: то с одного места, то с другого раздавались недовольные возгласы:
     - Сколько можно парить нас?..
     - Ты, хамло усатое, булками шевели!.. Засадить бы тебе,  чтобы  лучше
бегал!..
     - Чего это они,  сколько  можно  проверять?  -  спросил  старый  зек,
поминутно вытирая обильно струящийся по лицу пот.
     - Собачка вагон облаяла... - вякнул кто-то.
     - Не шлепай, коль не знаешь! - зло бросил краснолицый зек. -  Зеленый
прокурор кого-то в дорогу позвал...
     Начальники отрядов и прапорщики проверяли каждого осужденного  своего
отряда по личным карточкам. Несколько в  стороне  стояло  все  руководство
зоны и высокое  начальство  из  Управления.  Начальник  зоны  подполковник
Чернышев со злостью поглядывал на спецконтингент и виновато на начальство.
     - Ну что, выяснили, кого нет? - спросил седой  высокий  полковник  из
Управления подошедшего к ним капитана Зелинского.
     - Так точно, товарищ  полковник!  -  ответил  капитан  и  доложил:  -
Данилин, Угрюмев и... - он поморщился, - и Говорков!
     - Говорков? - недоуменно воскликнул Чернышев.
     - Мне это тоже непонятно: по  оперативным  данным.  Говорков  не  был
знаком с ними...
     - Способ побега? - хмуро спросил полковник.
     - Предположительно, под опилками, вывезенными из первого  цеха...  На
штыре, которым протыкали опилки, обнаружена кровь, к сожалению, с  большим
опозданием... - вздохнул Зелинский.
     - Организуйте поиск по маршруту состава, свяжитесь с машинистом.

                               ГРУППА ПОИСКА

     Спустя некоторое время к месту, где с состава прыгали в воду беглецы,
заикаясь на каждом обороте  колеса,  подъехала  автодрезина,  на  которой,
тревожно  поглядывая  в  разные  стороны,  сидели  пять  человек:  капитан
Зелинский и четыре автоматчика. С ними была черная с белой грудью немецкая
овчарка.
     - Где-то в районе этого моста машинист  слышал  то  ли  крик,  то  ли
рев...  -  сказал  капитан,  но  его  перебил  солдат   с   благообразным,
интеллигентным лицом, смешливо подхватив:
     - То ли человек, то ли бык, то ли тур...
     - Во всяком случае, рядовой Подосин, мы обязаны проверить этот  факт!
- нахмурился Зелинский. - Левашов, проверить мост! Семенов, Полосни - вниз
справа, а ты, Коля, пока здесь сиди со своим Бодрым...
     Он, хоть и оборвал солдата, сам считал это пустой тратой времени:  не
могли беглецы прыгать в реку на такой скорости, если верить  машинисту,  -
60 километров... Но приказ есть приказ, он не обсуждается!.. Капитан  тоже
решил спуститься к реке, но слева. Не успел он дойти и до края насыпи, как
услышал тревожный крик с моста:
     - Товарищ капитан! Товарищ капитан! Сюда! Скорее, сюда!
     Выхватив на ходу пистолет,  Зелинский  устремился  на  крик.  За  ним
поспешили и остальные.
     - В чем дело, Левашов? Что случи... - Капитан  осекся  на  полуслове.
Побледневший прапорщик стоял рядом с кровавым месивом...
     Зелинский вытащил из планшетки фото бежавших в склонился над  трупом,
но лицо было  так  сильно  изуродовано,  что  узнать  погибшего  оказалось
невозможным. Удалось рассмотреть бирку, хотя капитан успел уже понять, кто
иерея ними, так как и  Савелий  Говорков  и  Федор  Угрюмев  были  гораздо
рослее,  чем  тот,  что  лежал...  Зелинский   вздохнул   с   облегчением,
порадовавшись про себя, что это несчастье произошло не с Савелием...
     - Это Данилин!.. - Зелинский внимательно осмотрел  арматуру  моста  и
обнаружил пятна крови. - Видно, не вписался при прыжке с состава:  струсил
в последний момент и запоздал с прыжком...  Однако  кровь,  найденная  под
брезентом в вагоне, не его: на теле нет колотых ран... Значит,  кто-то  из
двух оставшихся... - У капитана промелькнуло: не Савелий ли?
     - Вавилов! - приказал он. - Бери Бодрого и вниз... Направо идите, там
ищите следы!
     - Почему направо, ведь  течение...  -  удивленно  начал  Полосни,  но
Зелинский нравоучительно пояснил:
     - Верно, течение,  но  небольшое,  а  прыгали  они  справа,  по  ходу
поезда... Об этом, кстати, и труп говорит.
     - Может, и нам с Вавиловым?
     - Нет, пока не нужно... Не нужно следы затаптывать.
     Зелинский смотрел вслед проводнику, а думал о Савелии Говоркове, виня
себя... Зачем он ударил его по больному месту? Зачем стал расспрашивать  о
Ларисе? С одной стороны, он всеми силами хотел помочь парню избавиться  от
иллюзий... С самого начала, как только Зелинский узнал о том, что  Савелий
"афганец", он не поверил в то, за что его  посадили...  Не  мог  "афганец"
сесть за валюту! Не мог! За драку, за неподчинение властям,  за  грубость,
за убийство, наконец, но за валюту? Когда там, в Афганистане,  через  руки
любого солдата проходили деньги разных стран... Конечно, были и такие, кто
занимался контрабандными делами, но они  не  подставляли  свою  шкуру  под
пули, опию получали орденов, не геройствовали, а изо  всех  сил  старались
держаться в тени и остаться в живых... Неужели именно он своей активностью
подтолкнул Савелия на  этот  дурацкий  и  опасный  побег?  Как-то  ему  не
верилось, что из-за  той  женщины,  которая  была  многолетней  любовницей
такого типа, как Александр Пургалин,  трижды  судимого  за  мошенничество,
Савелий решился рисковать своей жизнью! Но  если  не  из-за  нее,  то  что
побудило его на такой шаг? Что или кто? Но  что-то  же  произошло  за  тот
время, как они расстались с Савелием! Может, это связано с фотографией,  о
которой рассказывал напарник Савелия? Паренек сказал, что  даже  испугался
за него: "Такое лицо было, что жутко стало!" Надо будет еще раз поговорить
с  пареньком,  кажется,  он  очень  хорошо  относился  к  Савелию.  Почему
относился? Относится!
     Его мысли прервал вернувшийся проводник с собакой, капитан недоуменно
взглянул на него.
     - В чем дело, товарищ капитан. Бодрый идет по следу! Он  следы  сразу
отыскал, и они ведут сюда...
     - Ничего не понимаю!  -  пожал  Зелинский  плечами.  -  Они  что,  за
составом пошли, чтобы к  поселку  выйти?  Но  это  же  километров  двести!
Хотя... попробуй!
     - Дальше не идет!
     Собака, дойдя до места, где лежал труп Тихони, виновато  смотрела  на
своего хозяина. Тщетно он пытался заставить ее искать след. Бодрый жалобно
заскулил, но остался на месте.
     -  Может,  кто-то  из  них  решил  вернуться  на  крик?  -  рассуждал
Зелинский. - Увидел труп, понял, что ничем не поможет уже,  а  тут  позвал
тот, кто ранен штырем...
     - И он с моста да в воду?! - усмехнулся  Подосин.  -  Здорово!  Но...
маловероятно!
     - Может быть,  вы,  рядовой  Подосин,  своей  версией  поделитесь?  -
недовольно бросил Зелинский. - Или вам кажется, что он  просто  взял  и...
взлетел с моста?
     Все рассмеялись, а сконфуженный Подосин пожал плечами.
     - Судя по вашему виду, вы ничего не можете предложить  оригинального,
не так ли? Тогда позвольте уж мне поразмышлять  дальше?..  Спасибо!..  Нам
очень повезло со строительством эстакады...
     - Зато ему не очень! -  снова  влез  неугомонный  Полосни,  кивнув  в
сторону трупа.
     - Нашел кого жалеть! - фыркнул прапорщик. - Убийцу! А если бы он твою
сестру или мать...
     - Человек все-таки...
     - Хватит! - оборвал капитан. - Семенов, Полосни -  отнесите  труп  на
дрезину и за мной, справа реки! Остальные - слева...  Хотя  нет!  Со  мной
пойдут Левашов и Вавилове Бодрым... Вряд ли они могли  долго  плыть:  один
раненый! Где-то они вылезли на берег? Если вылезли,  то  кровь  или  следы
какие да оставили... - Он задумался. - Один из  них  -  моряк,  значит,  и
плавает хорошо, могли и далеко отплыть,  если  не  он  ранен...  Да,  надо
искать вниз по течению, должны мы найти следы...
     Втроем они спустились к реке, а оставшиеся погрузили тело  Тихони  на
дрезину и пошли по мосту, чтобы спуститься с другой стороны...
     Когда прошли около километра. Бодрый вдруг зарычал и бросился в  воду
и через несколько минут вытащил на берег окровавленную  рубашку  Угрюмого,
зацепившуюся за куст Рассмотрев ее, Вавилов задумчиво покачал головой:
     Да-а! С такой-то раной он вряд ли доплыл до берега...
     Товарищ капитан! - крикнул Полосни  с  другого  берега.  -  Мы  здесь
куртку поймали! На бирке фамилия Говоркова... в крови куртка!
     - В крови?! -  поморщился  Зелинский,  значит,  Савелий  ранен,  жаль
парня...
     Да, на боку! На уровне живота...  Капитан  наклонился  над  рубашкой,
предусмотрительно расстеленной сержантом.
     Значит, и тот и другой ранены! Эх, сержант, сержант!
     - Что, товарищ капитан? - Вавилов подумал, что тот обращается к нему.
     - Да нет, это я не о тебе - о другом сержанте. Неужели не выбрался?..
Есть еще какие следы?
     - Нет, товарищ капитан! Пусто!
     - Ладно, с километр еще пройдем и будем возвращаться... -  Капитан  с
грустью посмотрел на рубашку. - Захвати, Левашов...

                              ПОДВОДНАЯ ОХОТА

     Перевязанный выстиранными бинтами, Федор  быстро  заснул,  беспокойно
вздрагивали мышцы лица, нервно сучили пальцы рук. Савелий вздохнул: должно
раненому полегчать - он обложил рану листьями дикой  смородины...  Нещадно
чесалось тело, и Савелий быстро разделся.  По  всей  потной  коже  налипли
опилки, не смытые во время переправы. Он разбежался и нырнул в воду.  Вода
была теплая, что парное молоко, а чистая  настолько,  что  просматривалось
самое дно. Плавал он долго, с охотней. Хорошо! В зоне  часто  вспоминалось
море, тосковал по воде. Иногда он даже плавал во сне...
     Сейчас, отдыхая на спине, Савелий попытался разобраться во всем,  что
произошло. Наконец ему удалось обрести то, чего он так страстно добивался:
свободу, волю... Если захочет, может  пойти  куда  душе  угодно!..  Может?
Свободно? Да ни черта подобного!.. Даже сейчас он похож  на  затравленного
зверя, окруженного красными флажками. Каждый час,  каждый  миг  он  должен
быть начеку. Опасность может подстерегать в любом месте: там,  где  ты  ее
даже не ждешь...
     Он вдруг подумал о таежнике, который тридцать лет  живет  в  тайге...
Один!.. Живет? Сидит в зоне! И все потому, что столкнулся с людьми!  Нашли
браконьера! Много ли нужно человеку мяса  для  жизни?  Господи!  Да  можно
вообще обойтись без мяса: мало ли всякой пищи  в  тайге?  Грибы,  ягоды  и
другое. Что "другое", он и сам толком не знал. Да он  никак  завидует?  Об
этом ли нужно думать? Нашелся Робинзон Крузо! - Для этого разве  подвергал
себя риску? Вот что значит хмельной воздух воли! Даже забыл о цели побега!
Хоть на минуту, а забыл! Нет, не забыл...  Позволил  себе  расслабиться  и
помечтать... Разве можно такое забыть, тем более простить? Нет, никогда!
     Интересно,  как  они  могли  послать  это  ему,  Савелию?   На   что,
спрашивается, рассчитывали? Что он напугается и лапки задерет?  Плохо  они
его знают! Он еще посмотрит, кто будет лапки задирать!  Главное  сейчас  -
чуть выждать, чтобы осаду сняли, раз, чтобы волосы немного  отросли,  два,
да надеждой неплохо разжиться, как и деньгами,  три...  С  деньгами-то  он
выкрутится, когда до Москвы доберется, но не в таком же виде?  Ладно,  все
это - круги по воде! Первым делом нужно выжить! А там будет видно:  спешка
может только навредить... Разве что на тот  берег  сплавать?  А  зачем?  И
здесь хорошо! Усталость совсем прошла, и Савелий,  широко  раскинув  руки,
распластался спиной на воде а смотрел в ярко-синее  небо.  Ему  стало  так
хорошо и спокойно. Высоко в небе пролетела какая-то стайка птиц.  Провожая
их взглядом, Савелий нарушил равновесие и погрузился в воду с головой. Под
водой он всегда  плавал  с  открытыми  глазами  и  теперь  с  любопытством
наблюдал за подводным миром реки...
     Вот промелькнула быстрая тень большой щуки - жаль, удочки  нет,  -  и
серебряные плотвички шарахнулись в разные  стороны,  исчезли,  испарились,
словно их и не было. Жук-плавунец деловито продефилировал на  дно,  смешно
шевеля длинными усами...
     Неожиданно Савелий заметил  небольшого  рака,  который,  почувствовав
опасность, суетливо устремился, точнее сказать,  попятился  к  затопленной
коряге. Однако все его усилия были напрасными,  и  бегство  не  увенчалось
успехом: волна схватил его за панцирь рукой.  Вынырнув,  он  с  огорчением
обнаружил, что тот гораздо меньше, чем выглядел  в  воде.  Завязав  его  в
куртку, чтобы не сбежал, Савелий снова ушел под воду. Второго рака  поймал
достаточно быстро, и этот успех окрылил, возбудил охотничий  азарт,  но...
Говорков, уже совсем  выбился  из  сил,  обследовал  почти  все  коряги  и
неровности дна, до которых удавалось донырнуть, все было  тщетным:  словно
почуяв угрозу, раки ушли в глубину... Когда он, совсем  обессиленный,  уже
хотел  бросить  свою  охоту,  неожиданно  заметил  странное  шевеление   в
водорослях и приметил это место. Вынырнув, вдохнул  несколько  раз  полной
грудью, набрал воздуха ненова нырнул. На этот раз его  настойчивость  была
вознаграждена, третий рак оказался едва ли  не  больше,  чем  оба  первые,
вместе взятые...
     С полчаса отлеживался Савелий на берегу, отдыхая,  затем  поднялся  и
насобирал кучу сухих сучьев.  Сначала  хотел  просто  поджарить  раков  на
костре как шашлыки, но вспомнил детдомовские времена, когда они  во  время
летних каникул ловили каких-то небольших птиц, название которых он  забыл,
обмазывали их глиной, прямо в перьях, и укладывали под костер.  Те  хорошо
запекались, и было очень вкусно. Может, и с раками стоит попробовать? Да и
от огня не обгорят...
     Замуровав каждого пленника в  мокрые  глиняные  комочки,  он  выкопал
небольшую ямку, уложив в нее получившиеся "яйца",  заложил  их  сучьями  и
сухими  листьями,  разжег  костер,  благо  спички  уже  просохли.   Устало
раскинувшись на песке, Савелий закрыл глаза.
     Мир вокруг него был наполнен  лесными  звуками.  Перекликались  между
собой  птицы.  Назойливо  стрекотал  кузнечик,  и  этот  стрекот   забавно
вписывался в шум речной воды, почти беспрерывно накатывающейся  на  берег.
Неожиданно затрещали сучья,  Савелий  насторожился,  приподнялся,  пытаясь
определить  опасность,  но,  видно,  это  был  какой-то   крупный   зверь,
бросившийся за добычей, а может, и сам чего-то напугавшийся...  Убаюканный
непривычными для его слуха звуками. Савелий крепко заснул...  И  приснился
ему странный сон.

                                СТРАННЫЙ СОН

     Только что его ввели в зал судебных заседаний, который был переполнен
людьми. Пересилив себя, он медленно взглянул на присутствующих и  едва  не
вскрикнул от изумления: в  первых  рядах  сидели  его  погибшие  родители,
воспитательница  Марфа  Иннокентьевна,  старый  тренер   Укеру   Магасаки,
приятели по  траулеру,  их  капитан,  "афганцы",  среди  которых  и  ранее
погибший Баса, и Шалимов, и сержант Варламов... Савелий хочет заговорить с
ними, спросить, как они оказались в суде, но тело,  скованное  цепями,  не
отрывается от скамьи подсудимых, язык не хочет подчиняться, и только глаза
его все видели и запоминали...
     - Подсудимый Говорков! - громко обращается молодой судья. - Во  время
следствия, как  явствует  из  документов,  вы  категорически  отказывались
отвечать на вопросы и этим  сильно  затянули  процесс  нахождения  правды.
Однако, несмотря на эти ваши уловки, ваша вина полностью  доказана...  Для
окончательной ясности я должен задать вам последний вопрос, после которого
и будет вам вынесен приговор... Ваш ответ, именно  ваш  ответ  решит  вашу
судьбу.
     Савелий сжался на скамье подсудимых, ему хочется крикнуть: "Говорите!
Спрашивайте! Но нет, не стану я отвечать: я не имею права правдой  нанести
зло другому человеку! Не имею права!.." Так хотел крикнуть Савелий, но  не
мог. Вдруг он заметил, что охраняющий его милиционер тянет к нему руку,  а
из руки его вырывается пламя... Савелий с ужасом смотрит на милиционера  и
видит, что это... Алик! Злорадно усмехаясь,  он  подносит  пламя  к  груди
Савелия... Изо всех сил Савелий пытается  отстраниться,  отодвинуться,  но
крепко держат цепи... Постепенно на нем вспыхивает одежда, и вскоре  огонь
добирается до кожи...
     - Что ты делаешь, гад! Больно мне! Огонь!  Горю!..  -  дико  закричал
Савелий и....

                              РАКИ "ПО-РУССКИ"

     Савелий вскочил на ноги, испуганно озираясь и не веря  еще,  что  все
ему только приснилось... Но ощущение, что кожа  на  груди  и  лице  пылает
огнем, оставалось. Лучи солнца уже лизали верхушки  деревьев,  значит,  он
часа четыре пролежал под солнцем. Кожа покраснела, и к ней невозможно было
даже прикоснуться. Костер давно погас, и Савелий разгреб золу, вытащил  из
ямки три глиняных комочка; Задев рукой по бедру, он  вскрикнул  от  острой
боли. Савелий бросился в воду, чтобы остудить пылающее тело, но облегчение
было недолгим. С трудом натянув на себя брюки,  захватал  теплые  глиняные
комочки и вернулся в пещеру. Угрюмый спал, но его дыхание стало тяжелее.
     - Федор! - позвал Савелий. - Федор! - Он осторожно потряс Угрюмого за
руку.
     - А? Что? - очнулся Федор, широко раскрыв воспаленные глаза.
     - Вы, кажется, заказывали раков, запеченных по-русски?
     - Я? Когда?
     - Во сне, наверное? - усмехнулся Савелий и разломал один  комочек.  -
Прошу вас! - Себе взял тот, что поменьше, а третий, самый большой, отложил
в сторону, про запас. - Это  на  ночь  НЗ,  -  добавил  он  рассудительно,
выковыривая нежное рачье мясо.
     - Ну-у, ништяк! Вкуснятина: лучше колбасы всякой! - воскликнул Федор,
обсасывая косточки. - Сухарей добавим?
     - Нет, нам еще топать и топать...
     - Может, ты и прав...
     Савелий взял полиэтиленовый пакет и принес Федору воль?.
     - Ну, как теперь? - спросил Савелий, когда тот напился.
     - Почти нормалек,  к  боли  постепенно  привыкаю...  Сейчас  бы  пару
затяжек... - Он мечтательно прикрыл глаза.
     - Ладно, держи уж... -  протянул  Савелий  две  сигаретки.  -  Тихоня
поделился... остальные в крови были...
     - Вот уважил так уважил! Никто... никто еще так со мной... На глаза у
Федора навернулись слезы.
     - Да брось ты, Федор! - смутился Савелий. - Покури и спать,  сон  для
тебя сейчас - самое лучшее лекарство! А  я  искупнусь,  все  тело  жжет...
обгорел...
     - Да, обгорел ты... Наверняка пузыри пойдут...
     - Ничего, дубленей буду!  -  усмехнулся  Савелий,  вышел  из  пещеры,
сбросил на ходу брюки и бухнулся в воду...

                              "СЕКРЕТ" ФИРМЫ

     - ...Вот бы мне когда-нибудь так  научиться  плавать!  -  воскликнула
Лариса,  с  завистью  наблюдая  за  тем,  как  Савелий  мощными   гребками
стремительно проплывал мимо нее по Москве-реке. Сидя на гранитном парапете
пляжа у метромоста, Лариса набирала ладошкой  воду  и  плескала  на  себя.
Раздумывая, опуститься в воду или нет, она вдруг  заметила,  что  Савелий,
нырнув, долго не появляется из воды. Минута, другая - его все нет.  Лариса
беспомощно осмотрелась по сторонам, ища помощи,  но  пляж  был  пустынным:
будничный день.
     - Савушка! - прошептала она, спрыгнула в воду и по  шла  в  глубь.  -
Савва! - закричала она истошно.
     А он, стараясь не шуметь, незаметно  подплыл  под  водой  и  едва  не
промахнулся, с трудом рассмотрев ее ноги в мутной московской воде.
     - Савелий!!! - услышал он.
     - А говорила, что только Савушкой называть будешь! -  усмехнулся  он,
обнимая ее сзади за плечи.
     - Дурак! - бросила Лариса, вырвавшись, быстро вылезла из воды.
     Он растерянно смотрел ей вслед, потом тоже вышел на берег.
     - Ну, извини меня,  Ларчик!  Действительно,  глупая  вышла  шутка!  -
Опустившись рядом, прижался к ее плечу щекой. - Понимаешь, я  очень  долго
могу находиться под водой: до трех-четырех минут... Пошутить хотел...
     Лариса перестала злиться, пригладила мокрый вихор на его лбу.
     Поняв, что его "помиловали", Савелий повернулся на  спину  и  положил
голову ей на колени.
     - Ларчик, как ему удалось так быстро поменять мою лачугу на  квартиру
в Москве, да еще с такой доплатой?
     - Секрет фирмы!
     - И все-таки?
     - Зачем тебе?
     - Интересно.
     - У Алика такие связи везде, что для него  это  просто  мелочь.  Один
звонок в Моссовет... - Она  вдруг  запнулась,  словно  коснулась  какой-то
запретной темы.
     - Какое это имеет значение? Ты что, не рад тому, что мы вместе?
     - Он  был  бы  рад  еще  больше,  если  бы  мы  поженились!  -  Резко
поднявшись, Савелий сел рядом.
     - Куда торопиться, милый? - Лариса обняла его за плечи и повалила  на
спину. - Встанешь на ноги, определишься, тогда и... решим... Ты,  главное,
Алика держись: он многое может...
     - Держись! Обещал, что в зарплате не потеряю,  а  я  в  тралфлоте  по
восемьсот чистыми получал...
     - Не волнуйся, если он сказал, то так и будет: Алик всегда свое слово
держит...

                           ПРОЩАЙ, "МЕТРОПОЛЬ"!

     "Эх, Савелий... черт бы тебя набрал! -  Савелий  хлопнул  ладонью  по
воде, окунулся  с  головой  и  вышел  на  берег.  -  Столько  возможностей
подстраховаться упустил... Ведь чувствовал, что Варламу грозит  опасность!
Его нужно было отправить куда-нибудь... Тихо и незаметно..."
     Он вздохнул. Солнце совсем скрылось, и сразу же подул слабый ветерок.
"Легкий бриз!" - усмехнулся Савелий. Поежившись, от чего по телу  побежали
мурашки, подбросил  в  костер  несколько  сухих  веток  и  начал  медленно
одеваться.
     "Знобит что-то...  Не  хватало  еще  простудиться...  -  Он  потрогал
горячий лоб. - Интересно, какой вопрос хотел задать судья в  том  дурацком
сне?.. Вопрос, после которого хотел вынести приговор. Чушь какая-то!.. Что
нового могла дать его молчаливая ложь?.. А может, он догадывался о Ларисе?
Или о главной причине его молчания? Вряд ли..."
     Сейчас, когда погиб его друг, Савелий мучил только  один  вопрос,  на
который он До сих пор не смог найти ответ.  Лариса!  Она  всеми  способами
намекала ему молчать обо всем! Более того, когда он сидел в КПЗ, то сумела
передать для Савелия через одного "пятнадцатисуточника", что  сделает  все
возможное, чтобы он не был осужден, даже пойдет на  крайнее...  Во-первых,
что она имела в виду? Во-вторых, почему она, заметив, что  Савелий  молчит
на суде, даже не попыталась заговорить с ним, как-то одобрить, поддержать,
а намеренно подчеркивала, что их ничто не связывает.
     Что это, игра или предательство? Когда она была истинной: когда  была
с ним или на суде? Ему всегда казалось, что  ей  хорошо  с  ним!  Что  она
счастлива... Неужели всему виной деньги? Эти проклятые  деньги,  затмившие
все прекрасное, что было между ними! Любовь! Любовь? А была ли она? Любила
ли она его?..
     Савелий вошел в их "номер люкс" и постоял у входа, чтобы глаза смогли
привыкнуть к полумраку. Угрюмый что-то бормотал  во  сне.  Разобрать  было
невозможно: обрывки слов, звуки... Видно, он  бредил...  Савелий  потрогал
лоб и сокрушенно покачал головой: даже его горячие пальцы ощутили  высокую
температуру Федора. Савелий сходил к реке, смочил обрывки майки и  положил
ему на лоб. Он сразу успокоился и перестал бормотать.
     Савелий опустился на свою постель и мгновенно провалился в пустоту...
спал он крепко, без снов, и проснулся от громкого крика.
     - Что,  не  нравится?  Ха-ха-ха!  Допрыгался,  Ти-хоня?  -  истерично
хохотал Федор.
     Было темно, и Савелий со сна  не  сразу  сориентировался,  где  лежит
Федор. На голос протянув  руку,  он  притронулся  к  его  лицу:  оно  было
горячим.
     - Федор! Очнись, Федор! - будил его Савелий, но Федор не  откликался.
Савелий сходил и принес в пакете воды, побрызгал на лицо,  намочил  тряпку
от майки и положил ему на лоб:  бред  постепенно  прекратился.  -  Очнись,
Федор! - потряс его за руку.
     - Это ты... Бешеный?! - приоткрыл он наконец глаза  и  мутным  взором
посмотрел на Савелия.
     Свет от луны, проникающий в пещеру, был настолько странным, что делал
все каким-то нереальным и фантастическим. Савелий даже не узнал Угрюмого.
     - Я, конечно, я! Кому ж еще здесь быть? Не ментам же?  -  обрадовался
Савелий, что раненый пришел в себя. -  Ночь  уже:  двигаться  пора...  Вот
перекусим, и в путь... Я еще четырех раков словил! И запечь успел...
     - Раки? Раки - это хорошо... - каким-то бесцветным  голосом  произнес
Федор, словно не вдумываясь в то, что говорит. Дыхание  стало  клокочущим,
прерывистым...
     - Что, совсем худо? - тихо спросил Савелий, разламывая глиняное яйцо.
     - Не то слово: хреново, хуже некуда! Смогу ли топать?
     - А я на что?  Для  мебели,  что  ли?  Как-нибудь...  На  вот,  поешь
деликатеса, сразу полегчает! Это,  братишка,  такой  деликатес,  что  и  в
Москве-столице лишь по большому блату достать можно! Сечешь? Там по блату,
а мы здесь  с  тобой  бесплатно  хаваем!  -  Заговаривая  Федора,  Савелий
подкладывал и подкладывал ему кусочки рачьего мяса, оставив себе небольшой
кусочек. Но Федор заметил его уловку.
     - Ты давай не хитри, Савелий! Сам ешь! - запротестовал он.
     - Да ем, Федор, ем! Воды принести?
     - Спасибо, не хочется! - Федор вытащил карту.
     - Спички есть? - Сейчас... - Савелий вынул коробок  и  пересчитал.  -
Маловато: двенадцать штук осталось! Что будем делать, когда кончатся?
     - Из двенадцати сделаем тридцать, глядишь, и хватит до курка.
     - Колоть? - догадался Савелий. - А мойка где?
     - Сам же говорил - "подготовочка"! Коробок посмотри...
     Повертев коробок в руках, Савелий  в  конце  концов  нашел  половинку
лезвия, засунутую в боковинку спичечного коробка.
     - Нашел?
     - Да... Но лучше тебе бы их поколоть: я видел, но сам не пробовал...
     - Я-то их наколол, в трюме умудрялся из  одной  четыре  выгадывать...
Да-а... А было, когда и без спичек огонь добывали...
     - От лампочки?
     - Нет, до нее трудно добраться: высоко и  за  толстой  решеткой...  -
Федор даже хитро улыбнулся. Савелий, заметив, что тот немного  отвлекается
от боли, старательно поддерживал разговор и проявлял свое незнание:
     - Так... Спичек нет.... До  лампочки  не  добраться...  Может,  палка
какая?
     - Это как обезьяны, что ли, вертеть? - Федор почти рассмеялся. - Да и
какие палки в трюме?
     - Да-а... Загадка... - Савелий немного подумал.
     - Нет, сдаюсь!
     - Ваты кусок из тряпки доставали,  из  половой...  Высушивали  ее  на
батарее и...
     - Неужели загоралась? - Савелий сделал вид, что не понимает.
     - Отчего?
     - От батареи...
     - Ха-ха-ха... Ну, уморил! - Федор так развеселился,  что  хохотал  на
всю пещеру, придерживая рукой  рану.  -  Да  нет  же...  катали  мы  ее...
Ка-та-ли! Понял?
     - Если откровенно, то нет...
     -  Понимаешь,  ее  нужно  по-особому  скрутить  и  потом  на  гладкой
поверхности катать, не останавливаясь, века не задымится...
     - Не гонишь?
     - Путь, конечно, не из быстрых и легких, но... Коль  захочешь  курить
аль  чифир  заварить,  то  готов  а  палец  закрутить!  Ладно,  помоги  из
"Метрополя" выйти, под луну, "электричество" экономить нужно, - усмехнулся
Федор.
     Савелий помог ему подняться, и беглецы вышли из пещеры.  Луна  успела
спрятаться за тучку, и почти ничего не стало видно. Савелий усадил  Федора
к небольшому деревцу, нашел кусок коры и отдал ему. В это время  появилась
луна и достаточно ярко осветила берег. Не торопясь, часто отдыхая. Угрюмый
расщеплял одну спичку за другой, и, когда закончил, пот катился  по  лицу,
но взгляд был довольным, торжествующим.
     - Тридцать четыре, как одна!
     - Ты действительно мастак! - похвалил Савелий.
     - Давай скорее карту смотри, да в путь: много времени потеряли...
     Внимательно вглядываясь в  лоскут,  Федор  пошевелил  губами,  что-то
высчитывая.
     - Если километров двадцать - за ночь протопаем, то завтра ночью мы  -
в наряде! - Немного подумав, добавил: - Ты вот  что,  Савва...  На  всякий
случай... Идти нужно по берегу до огромного валуна, от него свернуть нужно
направо и шпарить до каменистой поляны, в камнях  она  вся,  а  от  нее  -
влево!
     - Не понял?! - недовольно буркнул Савелий. - Сам будешь вести! Понял!
Сам!.. И выкинь все из головы! Выкинь, понял! - Он не на шутку разозлился.
     - Я же сказал: на всякий случай... Мало ли, сознание потеряю или  еще
что...
     - Никаких случаев!
     - Мало ли... Ладно, двинули...
     - Сейчас...  -  Савелий  разгреб  золу,  вытащил  комочки  с  раками,
рассовал по карманам. - Деликатес едва не забыл! Ну  вот,  теперь  вперед!
Хотя... прибрать нужно, вдруг еще гости пожалуют...
     - Сюда? Вряд ли...
     - Береженого и бог бережет! - Савелий пошел  в  пещеру  и  избрал  их
постели, которые тоже последовали в реку...
     - Очень не старайся: любой охотник мог оставить... Главное, не забыть
здесь того, что может навести на мысль...
     - Спасибо тебе, "Метрополь"! - крикнул Савелий и подхватил Федора...

                                  ШАЛИМОВ

     - Товарищ, вы к кому? - спросила секретарша юридической конторы.
     - Мне нужна  адвокат  Архангельская!  -  Парень  невысокого  роста  в
безукоризненно отутюженном костюме смотрел хмуро и чуть вызывающе. На  его
худом, несмотря на округлость, лице выступил пот, и - сначала  девушка  не
поняла отчего, но тут заметила, что у него нет  одной  руки,  а  стоит  он
несколько странно.
     - Татьяна Андреевна в шестом кабинете! - ответила девушка и добавила:
- Но сначала нужно в кассу!
     - Хорошо...
     Парень как-то неуклюже повернулся, и девушка даже  подумала,  что  он
нетрезв. Но, глядя ему вслед, она сообразила,  что  он  идет  на  протезе.
Вскочив, желая остановить его, она  поджала  губы  и  растерянно  села  на
стул...
     - К вам можно? - Парень приоткрыл дверь кабинета.
     - Да, пожалуйста! - отозвалась женщина лет сорока  со  следами  былой
красоты на лице. - Присаживайтесь... Что у вас?
     - Вам фамилия Говорков ничего не говорит?  -  спросил  он,  несколько
волнуясь, отчего появился еле заметный акцент.
     - Савелий Кузьмич? Конечно. С детдома?
     - Почему из детдома? - нахмурился парень. - С чего это вы взяли?
     - Да так, с месяц назад были тут двое, защищать приезжали... А почему
вас интересует Савелий Говорков? Мне можете говорить обо всем:  я  адвокат
Савелия!
     - Адвокат? - усмехнулся парень и повысил голос. -  Если  адвокат,  то
что же вы его не защитили? Вы знаете, что это за парень? Вот! - Он помахал
пустым рукавом и, придерживаясь за стенку, пнул в  нее  протезом,  -  Вот!
Только благодаря ему я не остался  там,  в  Афганистане...  На  себе  меня
выводок под огнем душманов! - Не заметив, он перешел на крик: - А вы его -
судить? Да кто вам позволил? Савка - преступник? Смеху подобно!  Валютчик?
Нашли валютчика! Да вы знаете, сколько долларов,  да  чего  там  долларов!
Золота, бриллиантов! Все там было, но к нашим рукам и к рукам  Савелия  не
прилипло!.. Валютчик!!! - Он умолк, посмотрев на женщину, которая спокойно
слушала.
     - Вес сказали?.. Может, мне тоже покричать, чтобы убедительнее  было?
-  Она  говорила  тихо,  но  настолько  твердо,  что  парень   сконфуженно
пробормотал:
     - Извините... Прошу понять меня: я ему  жизнью  обязан!  Если  деньги
нужны, то я привез две тысячи... мало? Еще насобираем...
     - Деньги? Деньги нужны будут, но гораздо меньше. - Татьяна  Андреевна
тяжело вздохнула. - Тебя как зовут? Ничего, что я на "ты"?
     - Ничего... Умурзак зовут! Умурзак Шалимов...
     - Так вот, Умурзак, я и сама продолжаю заниматься его делом... Я, как
и ты, не верю в его вину! Но как можно защищать человека, который даже  со
мной, со своим адвокатом, не захотел говорить о деле?
     - Не захотел? - удивился Шалимов.
     - Не захотел! Даже на суде молчал! А потом, совсем ничего не понимаю,
сразу после суда в побег собрался... Едва не покалечил двух сотрудников из
конвоя...
     - Только двое их было?
     - Да нет, человек пять, говорят. - Она пожала плечами. - А потом  еще
подоспели...
     - Тогда понятно, - согласно кивнул  он.  -  А  то  и  пятерых  бы  не
хватило: он был лучший из нас! Однажды попали мы с ним...  Да  не  в  этом
дело! Странно получается: молчал, молчал, а потом сорвался!
     - Мне удалось докопаться до истины!.. - Она помедлила немного,  потом
вдруг спросила: - Вы... что-нибудь знаете о Ларисе Петровой?
     - О Ларисе? Я не видел ее, но знаю, что Савелий очень любит ее!
     - Я тоже так и подумала... - Адвокат поморщилась: говорить или нет? -
Обманывала она его...
     - Как обманывала? - встрепенулся Шалимов.
     - Очень просто: была приманкой для Савелия, а жила  с  другим...  Они
сейчас все под следствием! Много чего вскрылось... Мне  удалось  добиться,
чтобы дело Савелия было пересмотрено... Я уверена, что он будет оправдан!
     - А Варламов? Такая фамилия встречалась вам?
     - Так вы... - она запнулась, - вы ничего не знаете?
     - Что? - Умурзак вскрикнул и поднялся со стула.
     - Погиб он... Ведется следствие...
     - Его убили! Убили! - Шалимов уронил голову на руку и рухнул на стул.
     Татьяна Андреевна налила из графина воды и протянула Шалимову.
     - Вам что-нибудь известно?
     - Сволочи! Такую войну прошел и выжил... - Зубы стучали о стакан,  но
он сумел сделать глоток. - Нашли его?.
     - Пока нет...
     - Когда это произошло?
     - В ноябре, а что?
     - А Савку когда взяли?
     - В начале октября... Что-то я не улавливаю связи...
     - Бардам приходил ко мне в больницу в конце сентября... Нет, в начале
сентября... Я позвонил Савке... - Он наморщил лоб, вспоминая. -  Вспомнил!
В субботу и тоже в  начале  октября...  Артемьевич  дежурил,  главврач,  и
разрешил...
     Татьяна  Андреевна  неожиданно  полезла  в  стол  и  достала   старый
календарь за восемьдесят девятый год:
     - Дело в том, что суббота - 7 октября!
     - Точно, седьмого я и звонил, сестра еще с  праздником  поздравила...
Но...
     - Седьмого октября Говорков и был задержан...
     - Слушай, адвокат. - Шалимов достал пачку денег и положил перед  ней.
- Здесь две тысячи рублей! Мало, я сказал, еще будут! Но ты  должна  взять
на себя и дело Варламова! Понимаешь?  Связаны  они  между  собой!  Связаны
одной веревкой!..
     - Ты деньги-то возьми, нужны будут, скажу... Почему ты  сразу  решил,
что Варламова убили?
     - В то посещение... в последний раз, в больнице...  он  был  какой-то
странный - на себя непохожий, словно предчувствовал... Я пытался добиться,
от него, узнать, что произошло, поен отшучивался... Да  шутки  были  очень
мрачные... А мне только операцию  сделали,  видно,  жалел  меня,  не  стал
говорить о неприятностях... А на прощание  сказал  одну  фразу:  "Попробую
один... Если что, то запомни одну фамилию: Курахин... Нет! Нет!  Я  ничего
тебе не говорил! Забудь! Извини,  дружан..."  Он  даже  побледнел,  и  мне
показалось, что он чего-то боится... Если бы вы его знали, то  поняли:  не
мог наш сержант бояться! Не мог! А тут...
     - Минуту! - воскликнула вдруг Татьяна Андреевна. - Как,  вы  сказали,
фамилия?
     - Чья?
     - Которую назвал Варламов!
     - Курахин...
     - Интересно! Очень интересно!.. Фамилия Курахин  встречалась  в  деле
Савелия...

                             УГРЮМОМУ ВСЕ ХУЖЕ

     Угрюмому становилось все хуже и хуже: он уже висел на плече  Савелия.
Шли они медленно, часто останавливаясь, чтобы перевести дух. Савелий  тоже
тяжело дышал, пот заливал глаза, но он упрямо шел вперед, а  чтобы  как-то
отвлечься, начал считать шаги... В горле пересохло, но они  отошли  далеко
от реки, а то, что осталось в пакете, Савелий сохранял для Федора, который
машинально переставлял ноги,  глаза  его  были  закрыты,  обкусанные  губы
кровоточили...
     - Зачем - мы пошли этой дорогой?.. Здесь же... огонь! - бормотал  он,
с трудом ворочая языком. - Мы его... Рим здесь! Сгорим!.. Не могу  больше!
Жжет тело! Горячо мне! Горячо! - У него явно начался бред.
     - Потерпи, братишка, потерпи... - устало шептал Савелий. -  Когда  же
появится эта чертова поляна. Он выругался с досады. - Все! Надо  отдохнуть
малость... не один я... хоть бы дождичек пошел! Небольшой пусть...
     Савелий выбрал место поудобнее,  где  трава  была  погуще,  осторожно
опустил раненого и вытащил  пакет  с  остатками  воды.  Дав  пару  глотков
Федору, он тщательно завязал пакет, сунул в кармана и упал рядом...

                             ЛАРИСА И АДВОКАТ

     Татьяна Андреевна сидела в комнате Бутырской тюрьмы, где  проводились
встречи арестованных, ожидающих суда, с адвокатами, следователями.
     - Можно ввести? - спросил прапорщик.
     - Да, пожалуйста...
     Через минуту в кабинет ввели Ларису. Она  выглядела  уверенной,  даже
нагловатой.
     - Я вас внимательно слушаю! -  с  усмешкой  сказала  она,  усаживаясь
перед столом на прикрепленный к полу стул.
     - Я являюсь адвокатом Савелия Говоркова, - спокойно отрекомендовалась
Татьяна-Андреевна.
     - То-то смотрю, что где-то вас видела... Но я не понимаю...
     - Да, на суде... - прервала она Ларису.  -  Я  пришла  к  вам,  чтобы
выяснить некоторые подробности...
     - Слушаю вас, Татьяна Андреевна, так, кажется?
     - У вас отличная память! Тем легче будет разговаривать. - Она немного
помедлила, раздумывая, с чего  лучше  начать.  -  На  судебном  заседании,
Лариса Сергеевна, вы сказали, что Савелия почти не знаете и к его делам не
имеете никакого отношения, так?
     - Тогда это  было  в  его  интересах!  -  выходя-то  себя,  несколько
истерично воскликнула Лариса.
     - А сейчас?
     - Что вы хотите от меня? Что?
     - Вы давно знаете Варламова?
     - А при чем здесь Варламов? - удивилась она.
     - Вы не ответили...
     - Года полтора, а что?
     - Вы давно видели его в последний раз?
     - Точно не помню... В октябре, кажется, и что?  Татьяна  Андреевна  с
трудом сдержала волнение: в октябре, то есть незадолго до его гибели...
     - А где вы его видели? - без эмоций спросила она.
     -  Вроде...  у....  -  Она  запнулась  и  добавила:   -   У   бывшего
кооператива...
     - А не у Атака?
     - Может, и у Алика...
     Сбитая с толку спокойным голосом Татьяны Андреевны,  Лариса,  однако,
интуитивно почувствовала какую-то опасность для себя.
     - А почему вы о нем спрашиваете?
     - А Курахина вы давно знаете? - не обращая внимания на вопрос, быстро
спросила Татьяна Андреевна, пристально глядя на подследственную.
     - Курахина? - Лариса  мгновенно  побледнела  и  крепко  сжала  руками
сиденье стула, словно сдерживая себя от какого-то необдуманного  поступка,
вдруг она вскрикнула: - Чего вам нужно? Почему я должна  отвечать  вам  на
ваши дурацкие вопросы? Оставьте меня! Я уже все сказала следователю!
     - А вам известно, что Варламов убит? -  не  обращая  внимания  на  ее
истерику, бросила Татьяна Андреевна.
     - Что-о-о?.. -  Лариса  сразу  обмякла  и  некоторое  время  молчала,
уставясь в одну точку.
     - Воды вам дать?
     Лариса испуганно вскочила, бросилась к дверям и начала  тарабанить  в
них.
     - Отведите меня в камеру! Отведите меня! Слышите, в камеру!
     Коротенький халатик приподнялся, обнажая красивые ноги,  но  она,  не
обращая  внимания,  продолжала  колотить  до  тех  пор,  пока   дверь   не
распахнулась.
     - В чем дело? Почему хулиганишь? - строго спросил старший сержант.
     - Уведите меня! - поникшим голосом проговорила  Лариса  и  неожиданно
заплакала.

                             ТРАГИЧЕСКАЯ ОШИБКА

     ...После небольшого отдыха Савелий поднял бесчувственное тело  Федора
и потащил дальше. Неожиданно впереди он заметал просвет и, подойдя  ближе,
рассмотрел  огромное  поле,  усеянное  тысячами  гладких  валунов,  словно
специально кем-то рассыпанных. Облегченно опустив раненого  на  траву,  он
сел рядом и долго сидел, опершись спиной о дерево.
     Тайга словно вымерла, и в  этой  тишине  ощущалось  что-то  зловещее.
Казалось, что сама природа притаилась, затихла перед броском.
     Савелий упал на землю грудью, как бы  пытаясь  вобрать  в  себя  силу
матушки-земли. Он  очнулся,  услышав,  странный  шум  в  звенящей  тишине.
Приподняв голову, понял, что Федор снова начал  бредить.  Савелий  тряхнул
головой и попытался встать на ноги, но тело, не  желая  слушаться,  упрямо
тянуло к земле.
     - Врешь! - пересохшим горлом выкрикнул он и резко вскинул  свое  тело
на ноги. Тщательно осмотрел карманы: пусто. Значит,  из  запасов  осталось
то, что в пакете: четыре с половиной сухаря и один запеченный рак.  Сухари
в НЗ, на крайний случай... Разломив комок глины, он поделил  рака  на  две
части и меньшую стал медленно жевать, стараясь продлить  удовольствие.  Он
перемалывал даже косточки. Конечно, он не насытился, но даже  эта  малость
несколько взбодрила, в ногах появилась уверенность. Несколькими пощечинами
Савелий привел Федора в чувство.
     - Где мы?
     - У Каменистой поляны...
     - Господи! Как же тебе удалось столько протащить меня?  -  растерянно
прошептал Угрюмый, с трудом выдавливая слова.
     - Ты помолчи, побереги силы...  Вот  поешь  оставшийся  деликатес!  -
Отламывая кусочки, Савелий стал засовывать их в рот Федору. Неожиданно тот
заплакал.
     - Савва, никогда... никогда,  слышь,  не  забуду  этого...  если  жив
останусь... И это... учти, если что... карта - твоя! Понял? - Он  замолчал
и вдруг закричал: - Смотри! Смотри! Крадется!  Осторожно,  Бешеный!..  Ты,
сучка! Убери перо, падаль! Убери, Тихоня!.. Не боюсь тебя! Не боюсь!.. Всю
жизнь сломал, паскуда!..
     Савелий смотрел на него, в волнении сжимая кулаки.
     - Надо идти! - выдохнул он.  -  Возможно,  в  реку  уткнемся...  Вода
поможет тебе, Федор...
     Склонившись над раненым, чтобы поднять его, Савелий  ощутил  какое-то
зловоние, запах гнили.
     - Господи! Да что же это такое?! Человек же помирает! - закричал он в
отчаянии. Затем торопливо закинул его  руки  себе  на  плечи  и,  как  ему
показалось, быстро потащил вперед, повторяя про  себя,  а  потом  и  вслух
маршрут, указанный Федором: - До Каменистой  поляны...  потом  налево!  До
Каменистой и налево... До Каменистой и... налево... - Неожиданно для себя,
совершенно выбитый из колеи состоянием Федора, Савелий повернул НАПРАВО...

                               ФОТОУВЛЕЧЕНИЕ

     - Скажи, Савушка, ты любишь меня? - спросила Лариса,  когда  Савелий,
почувствовав ее взгляд,  оторвался  от  какого-то  американского  боевика,
который они смотрели по видику.
     В распахнутое окно врывался шум городских улиц. С пятнадцатого  этажа
открывалась удивительная панорама.  Белая  аккуратная  церквушка,  некогда
самое высокое строение в бывшей деревне,  чудом  уцелевшая  от  разрушений
временем и человеком, сиротливо  затерялась  среди  однообразных  высотных
башен столицы.
     Совсем рядом раскинулся парк, которому, казалось, не было конца края.
Буквально рядом с домом, переливаясь  на  солнце  яркими  цветами  радуги,
притаилось   небольшое   озерко.   Казалось,   оттолкнись   посильнее   от
подоконника, взмахни руками, как птица крыльями, и попадешь  прямо  в  его
середину.
     Долго смотрел Савелий на Ларису. Взгляд его был серьезен  и  печален,
это настолько взволновало девушку, что она захотела что-то добавить, но он
вдруг обхватил ее своими сильными руками и крепко прижал к груди.
     - Я так люблю тебя, что... мне иногда страшно  становится!  -  горячо
воскликнул он. - Скажи: прыгни из окна! Не задумываясь - прыгну!
     - Эх, милый! Все так, говорят - для красного словца, а дойдет до дела
- в кусты!
     - Зачем ты так? - обиделся Савелий. - За всех не могу сказать, но  за
себя... Я тебя никогда, слышишь, никогда не предам! Никогда! -  Его  глаза
взволнованно блестели, а в голосе слышалась  такая  нежность,  что  Лариса
бросилась ему на шею.
     - Милый! Милый мой! Не знаю почему, но я верю тебе!  Савелий  ласково
провел по ее груди.
     - Как не хочется уходить от тебя - томно проговорила она. -  А  нужно
на работу идти: дела есть...
     - Успеешь - прошептал он и прижал ее хрупкую фигурку к себе.
     Утомленная  его  ласками,  Лариса  задремала.  Савелий  не  спал,   с
нежностью разглядывая женщину, которую любил больше всего на свете.
     Небольшой  ветерок  всколыхнул  тяжелые  шторы  на   окне.   Расшитые
красочными драконами, они встрепенулись  как  живые,  пропуская  настырный
ветер  в  комнату,  и  нехотя  вернулись  на  свое  место.  Яркое  солнце,
пробиваясь в щель между двумя половинками, скользнуло по книжным полкам  и
медленно подкрадывалось к кушетке.
     Савелий осторожно поднялся  а  выскользнул  в  небольшой  холл  между
коридором и кухней, где стоял  стенной  шкаф.  Достав  фотоаппарат,  взвел
затвор и навел из-за косяка объектив на спящую Ларису.
     - Ларчик! Уже десятый час! - крикнул он.
     - Слышу! - Она сладко потянулась и решительно  отбросила  простыню  в
сторону. Не вставая, начала поднимать и опускать ноги. Длинные и стройные,
они легко взлетали вверх. Несколько раз Савелий щелкнул аппаратом.
     - Ну вот,  теперь  и  спортивный  момент  из  жизни  Ларисы  Петровой
увековечен! - улыбнулся он.
     - Как тебе  не  стыдно?  -  Она  капризно  надула  губы.  -  Хотя  бы
предупреждал.
     - Что естественно, то прекрасно! Я же говорил, что  хочу  увековечить
наше счастье! - Положив камеру на стол, он подошел и обнял Ларису.
     - А если кто-нибудь увидит эти снимки?
     -  Ты  что?  Кто  их  может  увидеть?  Они  только   для   служебного
пользования!.. Что это тебе взбрело в голову?
     - А если с тобой или со мной что случится?
     - Да что может с нами случиться?
     - Мало ли... - пожала плечами Лариса и стала нервно одеваться.
     - Успокойся, родная. - Он чмокнул ее в нос. - Торжественно клянусь! -
поднял два пальца вверх. - Если со мной или стебай что-нибудь случится, то
они будут уничтожены!
     - Хорошо! - улыбнулась она. - Но если твои негативы попадутся мне  на
глаза, то они будут уничтожены гораздо раньше!.. Ясно?  Все,  побежала  на
работу! - Она поцеловала его на прощание и ушла.
     Савелий смотрел ей вслед пне понимал: почему Лариса так  волнуется  и
нервничает, когда он снимает ее? Словно боится чего-то... Неужели не верит
ему? Абсурд какой-то! Он столько труда  вложил  в  эти  снимки!  На  какие
выдумки шел, чтобы подловить удачный момент, выбрать удачный ракурс?! Надо
действительно спрятать негатив куда подальше, а то с нее станет: возьмет и
перервет. Он вытащил небольшую коробку с  негативами  и  стал  внимательно
рассматривать их, откладывая некоторые в сторону...

                                ЗАБЛУДИЛИСЬ

     Медленно, но уверенно зачинался рассвет, а долгожданной реки  все  не
было видно. -  Савелий  уже  не  помнил,  сколько  они  прошли.  С  трудом
переставляя ноги, он упрямо тащил товарища на  спине.  Федор  ни  разу  не
приходил в сознание.
     От солнечных ожогов у Савелия по всему телу вздулись водяные  пузыри,
которые лопались и нестерпимо  зудели.  Потрескавшиеся  губы  кровоточили,
вызывая дополнительные мучения. Неожиданно,  скользнув  по  влажному  мху,
Савелий оступился, не смог удержать равновесие и вместе с Федором скатился
по отлогому склону в какую-то расщелину. То ли камень встретился на  пути,
то ли пенек; ударившись  о  него  головой,  Савелий  потерял  сознание,  а
очнулся, когда солнце поднялось уже высоко. Голова сильно болела,  во  рту
ощущался  кисловатый  привкус  ("Сотрясение",  -  промелькнуло  у   него).
Поднявшись, он пошатнулся, схватился за ближайшее дерево, но тут же  забыл
про свои болячки: Федора рядом не было.
     - Федор! - негромко позвал он. В ответ - тишина...
     - Федор! - закричал он во все горло.
     "...едо-о-о-о-р... о-о-о-р..." - ответило лесное эхо. Ломая ногти, он
стал карабкаться на верх расщелины и метрах в  десяти  увидел  неподвижное
тело товарища.
     Бросившись к нему, он обрадовано затряс Угрюмого за плечи:
     - Федор, братишка, очнись! Но тот не подавал никаких признаков жизни.
Чуть не плача, Савелий приложил ухо к его груди.
     Тук... тук... тук! - еле слышно стучало его сердце, словно  не  желая
сдаваться.
     - Все будет хорошо, братишка! Ты слышишь  меня?  Все  будет  отлично.
Сейчас я покормлю тебя, и тебе - сразу станет лучше! Ты  поправишься,  вот
увидишь, поправишься и сможешь увидеть свою мать. Ты же сам  говорил,  что
лет пятнадцать не видел ее! Неужели  ты  так  просто  сдашься?  -  Савелий
говорил и говорил, укрепляя этими словами скорее себя: раненый  все  равно
не слышал его. - Ты сильный, братишка! Ну, очнись! Верь, мы пробьемся! Ну,
Федор!..
     Суетливо развернув  пакет,  вытащил  сухарь  и,  отламывая  маленькие
кусочки, стал засовывать в рот Федору, но они вываливались назад.
     - Ешь, братишка, ешь! Хоть кусочек! Иначе не выдюжишь... Может, воды?
- Сунув руку в карман, он вытащил пакет и стукнул  кулаком  по  земле:  от
падения тот лопнул, и последние капли вылились, чуть замочив куртку. -
     - Что же делать? Боже мой, что делать? Что? Несколько минут сидел  он
на земле, покачиваясь из Стороны в сторону. Потом  откинулся  на  спину  и
взглянул на небо. Оно было синее-синее, похожее на бескрайнее море. Как ни
странно, это придало ему силы, и он уверенно поднялся на  ноги.  Прошел  в
одну сторону, в другую, внимательно всматриваясь  в  окружающие  растения.
Жаль, что сейчас не  весна!..  Березовый  сок!  Что  может  быть  лучше  и
питательнее в лесу? А сейчас, в конце лета, попробуй найди что-нибудь?!  И
вдруг Савелий замер от неожиданности: не  галлюцинация  ли?  В  нескольких
шагах от себя он заметил растение, напоминающее гигантский плющ, а точнее,
гигантскую  лозу  винограда!  Толстый  лианистый  ствол   этого   растения
причудливо извивался по мощному стволу дуба. Однако не это  привлекло  его
внимание: плоды! Красные крупные  ягоды!!!  Они  довольно  часто  облепили
ствол дуба - и напоминали гроздья, винограда, только ягод  поменьше,  зато
они были гораздо крупнее виноградин.
     Обрадовавшись, словно ребенок, Савелий подскочил  к  дубу  и  ласково
погладил его по стволу, как бы благодаря за этот неожиданный подарок. Сняв
куртку и расстелив ее на земле, он начал быстро срывать гроздья  странного
растения. Их было много, и Савелий без особого труда набрал столько, что с
трудом донес до раненого. А какой удивительный запах исходил от этих ягод.
Его руки сразу пропитались их запахом, который показался ему знакомым.  Ну
конечно, лимон!  Лимонный  запах!  Как  он  сразу  не  догадался?  Савелий
настолько отвык от вольных запахов, что не вдруг вспомнил его.  Интересно,
каким  вкусом  обладают  эти  ягоды?  Он  сознательно   оттягивал   момент
дегустации, стоически сопротивляясь искушению набить ими свой  рот:  очень
не хотелось разочарований - вдруг окажутся горькими или ядовитыми? -  нет,
не могут плоды с таким приятным запахом оказаться ядовитыми!..
     Опустившись рядом с Федором, лежащим  в  беспамятстве,  Савелий  взял
одну  ягоду,  неторопливо  сунул  в  рот  и...  сразу  же  захватил  целую
пригоршню:  ягоды  были  кисловатыми,  но  очень  приятными  на  вкус.   С
непривычки он морщился, но вскоре и это прошло...
     Насытившись так,  что  раздуло  животной  решил  пока  не  беспокоить
Угрюмого и блаженно прикрыл глаза: хорошо-то как! Как все-таки мало  нужно
человеку, чтобы  он  почувствовал  себя  счастливым,  хоть  на  мгновение!
Казалось, нет сил, с ног валится от усталости, все вокруг не в  радость...
Но стоило набрести на это удивительное растение, набить ягодами желудок, и
мир вокруг преобразился: проявились краски, которых не  замечал,  красивые
звуки, которых ранее не слышал, наполнили лес... Но  главное,  прибавились
силы...
     Удивительные ягоды! Федору должно быть легче от них... Набрав  горсть
ягод, он начал выжимать живительный сок прямо ему в рот. Сначала - никакой
реакции, но вот, сделав глоток, он закашлялся и  открыл  глаза.  Несколько
минут  смотрел  на  Савелия,  пытаясь  понять,  где  он  находится,  потом
прошептал:
     - Где... Почему ты здесь? Где Тихоня? Где вагоны? Вместе с  вопросами
к нему постепенно возвращалось и сознание: глаза стали осмысленными. - Где
мы, Савелий?
     - Шел, как ты мне и говорил, но... - Савелий пожал  плечами  и  снова
принялся выжимать ему сок. Сделав глоток, другой, Федор отстранил ему руку
и сам стал брать ягоды и забивать ими рот, - с трудом успевая глотать.
     - Что это за ягоды?
     - Не знаю, очень здорово восстанавливают  силы...  Жаль,  что  только
одно нашел: вырвалось из земли, словно  специально,  чтобы  нас  спасти...
Заблудились мы...
     - Неужели эта сучка наколол нас?.. -  Оставив  ягоды,  Федор  вытащил
карту и забормотал: - По  берегу...  до  валуна...  потом,  направо...  до
Каменистой поляны... - Говорить  было  трудно  и  он  делал  паузы.  -  От
поляны... до упора... налево... в реку...
     Савелий мысленно следил за маршрутом, которым шел,  и  вдруг  стукнул
себя по лбу.
     - Налево! Налево, дубина! Идиот! -  закричал  он.  -  На-ле-во!  А  я
повернул направо! - Он едва не заплакал от огорчения. - Километров  десять
напрасно протопали! Впустую! Целую ночь потеряли.
     Савелий обречено опустился на корточки: отличного настроения  как  не
бывало.
     - Не пе...реживай! С кем не... бывает! - Федор хотел  махнуть  рукой,
но бессильно опустил ее на землю.
     - На, поешь! - Савелий протянул ему сухарь.
     - Не хо...чется, сам ешь!
     - Я  уже  перекусил,  -  попытался  обмануть  его  Савелий.  -  Рака,
полсухаря... Ешь, не смотри на меня. - Он бросил в рот несколько ягод.
     - Ты арапа мне не заправляй...  ду...маешь,  ноль  боль...ной,  то  и
па...мяти нет? Ра...ков мы давно схапали! - Федор укоризненно взглянул  на
него. - Ешь при мне или... я объявлю го...ло...довку. - Он улыбнулся через
силу.
     - Хорошо! - Савелий разломил сухарь и  протянул  половину  Федору.  -
Давай вместе...
     Они стали медленно жевать, смакуя каждый кусочек.  Ели  молча,  думая
каждый о своем. Наконец, разделавшись с сухарем, Савелий спросил:
     - Что делать-то будем?
     -  Днем  ид...ти  опас...но:   общую   об...лаву   с   не...делю   не
сни...мают... Мо...жет, и вертолет... -  Он  замолчал,  отдыхая.  -  Давай
бли...же к ве...черу: шан...сов боль...ше не напо...роться...
     - Может, перевязать поповой?
     - Бесполезно... Луч...ше бин...ты смочи: жжет... очень!
     - А лекарства там есть, в тайниках...
     - йод, бин...ты... спирт... У-у, хоро...шо! - блаженно проговорил он,
когда Савелий начал выжимать сок на бинты... Сняв куртку, он  подложил  ее
под голову Федора.
     - Спасибо, братишка! - пробормотал тот и закрыл глаза...
     Савелий  устроился  рядом   и   тяжело   вздохнул:   чувство   голода
обострилось,  и  после  ягод  есть  захотелось   сильнее...   Даже   стало
подташнивать, снова закружилась голова... Он попытался уснуть...

                             ЧЕРНЫЙ "ДИПЛОМАТ"

     - Сегодня вы вернулись из Ленинграда и привезли  оттуда  этот  черный
"дипломат"?! Не так ли? - Капитан милиции нагло  смотрел  на  него.  Рядом
стоял пожилой мужчина в штатском.
     - Я должен отвечать на ваши вопросы и не задавать свои?
     - Точно!
     - Да, приехал, но этот черный "дипломат"  остался  после  тех  людей,
которых я подвозил по пути...
     - Очень интересно! Сейчас придумал или заранее заготовил эту версию?
     - В таком тоне я разговаривать не желаю!
     - Ах вот как? -  усмехался  тот  посмотрел  на  мужчину  в  штатском,
который недовольно поморщился и сделал какой-то знак.
     - Да, так! - ухмыльнулся  Савелий  и  уверенно  добавил:  -  Пока  не
объясните, в чем дело и по какому праву вы задаете мне вопросы,  а  также,
по какому праву находитесь в моей квартире, - я с  вами  разговаривать  не
буду! Ясно? У вас должен быть какой-нибудь документ на все это!
     - Вот в этом вы правы! - ухмыльнулся капитан и повернулся к одному из
молодых парней. - Кривошеев, пригласите сюда понятых!
     - Зачем это? - удивился Савелий.
     - Чтобы вы потом не сказали,  что  эти  деньги  мы  подложили  вам  в
"дипломат", или вдруг откажетесь, что они были  там!  -  пояснил  капитан,
закрывая "дипломат" и ставя его в шкаф.
     - И не собираюсь. Сам хотел сдать в органы...
     - Все так говорят...
     В это время в квартиру в  сопровождении  Кривошеева  вошли  несколько
растерянные пожилые женщины-близнецы: соседки по лестничной,  площадке,  с
которыми Савелий постоянно здоровался. Он и сейчас вежливо ответил  на  их
приветствие,
     - Простите, в чем будет заключаться наша миссия? - спросила  одна  из
них.
     - Вам нужно будет смотреть, а потом письменно подтвердить все то, что
увидите собственными глазами, - спокойно разъяснил мужчина в штатском.
     Они многозначительно переглянулись и хором ответили:
     - Хорошо!
     - Где черный "дипломат", который вы привезли из Ленинграда? - спросил
капитан.
     - Во-первых, не из Ленинграда, а оставленный по  пути  теми,  кого  я
подвозил, во-вторых, вы сами знаете, где он сейчас стоит.
     Капитан сделал вид, что ищет, потом заглянул в шкаф и вытащил  оттуда
"дипломат".
     - Вы можете назвать код замка? - спросил он Савелия.
     - Что вы, откуда? - хмыкнул Савелий: все это напоминало ему  какие-то
игры.
     - Кривошеев, займись! -
     Тот подошел к "дипломату", открыл свой чемоданчик и вытащил  из  него
мощную лупу с подсветом, какие-то инструменты...
     Сестры-соседки  с  интересом  следили  за  происходящим.   Неожиданно
Савелию стало тревожно.
     - К чему эта вся комедия? - спросил он капитана.
     - За свои поступки нужно отвечать? - хмуро бросил тот.
     Наконец  Кривошеев  открыл  "дипломат"  и  предложил  сестрам-понятым
подойти ближе и взглянуть на пачки долларов...

                               РАССКАЗ ФЕДОРА

     Савелий спал крепко и не слышал, как  зашевелился  Федор,  как  после
некоторых усилий он смог сесть и облокотиться о  ствол  березы.  Не  видел
Савелий  и  его  глаз,  вдруг  наполнившихся  нежностью,  когда  маленькая
пичужка, прыгая на  тонюсеньких  ножках,  остановилась  совсем  близко  и,
склонив голову набок, с любопытством рассматривала Федора.
     Подхватив какое-то  насекомое,  неосторожно  оказавшееся  рядом,  она
стремительно взмыла в небо.
     Неожиданно  раздавшийся  громкий   треск   ветвей   заставил   Федора
вздрогнуть и обернуться на шум. Тревога на его лице сменилась  восхищенной
улыбкой:  метрах  в  десяти  стоял  огромный,  горбоносый  и   долговязый,
казавшийся неуклюжим, таежный исполин -  лось!  На  его  лбу  еле  заметно
пробивались будущие рога, которые обязательно вырастут к зиме...
     Лось стоял без всякой опаски и спокойно смотрел на  Федора.  Пожалуй,
он не менее Угрюмого удивился неожиданной встрече: а вдруг  этот  двуногий
пришелец захочет оспаривать его право на территорию? Потом  лось  величаво
повернул  голову  и  медленно  удалился,  царственно  переступая  длинными
ногами.
     Долго и неподвижно сидел Федор, глядя вслед таежное  красавцу.  Потом
задумчиво стал рыться в карманах, вытащив небольшой  огрызок  карандаша  и
достав карту-самоделку, что-то нацарапал на обороте. Тщательно  сложив  ее
вместе с карандашом,  он  с  трудом  перетащил  свое  непослушное  тело  к
Савелию.
     Ну почему этот парень не встретился на  его  пути  раньше?  Ведь  вся
жизнь могла повернуться совсем по-другому! Ну кто он  ему?  Никто!  Просто
знакомый!.. Да и знакомство-то странное... Ему бы бросить его  где,  а  он
тащит! Да еще и отдает большую часть их скудных запасов! Федор  это  сразу
заметил. Но почему он так старается?  Почему?..  Может,  страшно  остаться
одному? Непохоже... А будь  он  на  месте  Савелия,  стал  бы  мучиться  и
возиться с ним? Скорее всего, нет! За всю свою жизнь Федор привык к  тому,
что каждый заботится прежде о своей шкуре, думает о себе, о  своей  жизни!
Давно уже привык, что никому нет дела до него! Никому он не нужен. Никому?
А матери?! Матери...
     Подумав о своей матери, Федор до боли  стиснула  зубы,  а  на  глазах
навернулись слезы: до чего хочется  хотя  бы  одним  глазком  увидеть  ее,
прижаться к мозолистым рукам, на коленях вымолить у нее прощение.  Сколько
слез пролила она, сколько мук вытерпела из-за него! Сколько лет не мог  он
от стыда показаться ей на глаза... Не только показаться, ему  даже  стыдно
было дать о себе весточку! Единственно, на что хватало его: в  редкие  дни
свободы посылать ей денежные переводы, часто очень большие - в зависимости
от "удачи"... И все-таки несколько лет назад он пересилил себя  и  навещал
мать. И что же? Со слезами на глазах она  умоляла  вместо  денег  хоть  на
сутки появляться самому. И он обещал...
     Бедная мама. Единственное, что осталось у него в жизни!  Единственный
близкий человек!  Отец  умер  вскоре  после  войны:  спился,  не  выдержав
"мирных" испытаний! Больше никаких родственников не было: только мать!..
     Тяжело вздохнув, Федор посмотрел на спящего Савелия  и  сунул  ему  в
карман сложенную карту-самоделку. Тот сразу приоткрыл глаза.
     - Чутко спишь! - улыбнулся Федор. Савелий удивленно взглянул на него:
Федор говорил чисто, почти без усилий, и  только  затрудненное  дыхание  в
ввалившиеся глаза выдавали его состояние.
     - Я тебе карту в карман сунул... - Савелий хотел  возразить,  но  тот
перебил. - На обратной стороне адрес матери написал... Если... навести ее,
когда сможешь... и скажи... Нет! Ничего говорить не надо:  просто  передай
ей мое последнее "прости"...
     - Ну что ты, ей-богу?! Сам все и скажешь!
     - Обещай! - упрямо попросил Федор.
     - Ну... хорошо! - пожал плечами Савелий. - Но я же  вижу:  тебе  явно
лучше!
     - Не надо,  Савка!  -  тяжело  вздохнув,  отмахнулся  Федор  и  вдруг
улыбнулся. - Знаешь, никогда не видел  лося,  а  тут  он  сам  приходил...
Огромный такой и близко-близко так!.. Вон там стоял!
     Савелий нахмурился в недоверчиво посмотрел на Федора:  неужели  снова
бред?
     - Да нет, не гоню я! - грустно усмехнулся Федор,  -  Точно!  Вон  там
стоял... Можешь пойти и про-  верить:  наверняка  следы  остались!  Этакий
красавец! Жаль только, рогов не было... - Если рогов не видел, то,  верно,
и вправду приходил: в это время у лосей рогов не бывает -  только  к  зиме
отрастают! - успокоился Савелий. - Откуда  знаешь?  -  Не  помню...  Читал
где-то... Неожиданно Угрюмый громко, неестественно,  с  каким-то  надрывом
расхохотался.
     - Это надо же, какую подлянку жизнь  мне  подстроила?!  Только-только
начал соображать что-то и... помирать! -  Он  до  крови  прикусил  губу  и
застонал. - За грехи! За прошлые грехи, видно, плата!  Точно,  за  них!  И
веришь, братан, ни о чем не жалею! Слышишь, ни о чем! Значит, поделом мне!
А вот за тебя и подумать страшно: как ты один-то?
     - Во-первых, не один, а с тобой! - зло бросил Савелий.
     - Нет, братишка, со мною все кончено, и ты это знаешь не хуже меня  -
обречено и  совершенно  спокойно  Федор  махнул  рукой.  -  И  все-таки  я
благодарен тебе! Ты пацан что радо! Все нутро мое  перевернул!  Понимаешь?
Об одном тебя прошу: не держана людей зла! Они,  если  подумать,  в  своей
основе хорошие и добрые!
     - Хорошие?! Добрые?! - обозлился Савелий. - Не заметил что-то! Добрые
и хорошие! - ехидно повторил он. -  Лично  я  хочу,  чтобы  эти  добрые  и
хорошие оставили меня в покое! Слышишь, и покое!.. Вернее, хотел? А сейчас
сам хочу добраться до этих "добрых и хороших"... Может, ты думаешь, что  я
тогда испугался финки, хоть и  стреляющей,  твоего  Тихони?  Нет,  дорогой
Федор! - Он вдруг вскочил, подошел к невысокой молодой березке,  замер  на
мгновение в полуметре и, резко выбросив правую руку вперед, ударил  ребром
ладони по ней. Словно перерубленная, осела береза на землю...
     Изумленный Федор с трудом дотянулся до упавшей  части  и  внимательно
посмотрел на переломленное место.
     - Могу себе представить ручоночку Тихони после твоего удара!..  Но  я
тебя не понимаю, зачем ты-то в побег пошел?
     - Не понимаешь? - Савелий вытащил из кармана полиэтиленовый  пакет  и
осторожно развернул его. - Вот, смотри, что они  сделали  с  моим  другом!
Увидав такое изуверство, Федор поморщился.
     - Кто его так?
     - Кто? Такие же хорошие и добрые, как Тихоня! Суки! Этот парень шесть
лет в Афганистане провоевал! Надежный был и никогда не прятался  за  чужие
спины! А они его... - Савелий несколько  раз  стукнул  кулаком  по  стволу
сосны. - Мне бы только добраться до них: зубами глотки перерву!
     - Помнишь, я тебе намекал, что ты должен быть осторожнее  с  Тихоней?
Так вот, он тебя и должен был убрать... Перед побегом...
     - Он? Но почему...
     - Поручил мне найти тебя, а я не стал искать...  А  в  вагоне  я  его
уговорил отложить до свободы...
     - Так он из той же группы? - задумчиво прошептал Савелий.
     - Нет, он не из той группы! - уверенно возразил тот.
     - Откуда ты знаешь, что я имею в виду?
     - Догадался... Ты же о Воланде говоришь?
     - Ты его знаешь? - удивился Савелий: воистину мир очень мал.
     - Видел один раз... Года три назад мы с Тихоней Москву  навестили,  и
после одного шухера пришлось когти рвать... Вот и сделал  нам  крышу  этот
самый Воланд... Я и не  думал  тогда,  что  пути  пересекутся:  он  же  из
деловых...
     - Но откуда тебе стало известно о Тихоне?
     - Перед побегом рассказал, что нагрузили его тобой...
     - А где он вас прятал? Помнишь?
     - Прятал? Нет, прятал он нас не у себя: у фраера одного,  на  даче...
Но я знаю, как на него выйти. - Федор стиснул скулы: снова пронзила  боль.
- Жаль, не смогу поучаствовать с тобой, я бы хотел прикрывать тебя с тылу!
     Савелий напряженно  смотрел  ему  в  глаза,  ожидая  самого  главного
продолжения.
     - Этот паук очень любит свою внучку и часто бывает у нее: это я точно
знаю, от этого фраера, у которого мы жили.
     - Ну? - нетерпеливо буркнул Савелий.
     - Чего не знаю, того не знаю, но... каждый выходной он ее навещает...
При желании вычислить можно...
     - Вычислю! - зло бросил Савелий. - Ненавижу!
     - А я понял, Савелий... - тихо сказал он. - Трудно  тебе  будет!  Ох,
трудно! Тобой руководит  сейчас  только  злость  и  месть,  а  они  плохие
советчики! По себе знаю! Подумай, стоит ли тебе жизнь  свою  менять?  Ведь
друга-то не вернешь!..
     - Оставить вое? Ну уж нет! Я хочу взглянуть ему  в  глаза,  когда  он
будет испытывать то же самое, что  испытывал  Бардам!  Я  хочу,  чтобы  он
кровью штаны обмочил вместо мочи! Оставить их в покое? Да я жить не  смогу
после этого, неужели ты не понимаешь?
     - Я-то тебя понимаю... Понимаю и другое: ты-то помог мне ощутить  мир
по-другому! Значатся тебе нужен тот, кто поможет тебе... Это  как  цепочка
доброты, которая не должна прерываться! Понимаешь, о чем я? Внутри каждого
человека сокрыто доброе...
     - И в Тихоне? - хмыкнул Савелий.
     - И в нем! - убежденно воскликнул Федор и закашлялся. - Просто ему не
повезло, что не встретил такого, как ты...

                                   СУД

     Зал судебных заседаний был совсем пустой, если не считать  нескольких
старушек, с любопытством поглядывающих на Савелия  Говоркова,  безразлично
уставившегося  прямо  перед  собой.  Он  сидел  за  барьером   на   скамье
подсудимых, и два милиционера стояли по бокам, охраняя его.
     Савелий провел по гладкостриженой голове и взглянул на прокурора.  Он
был,  молод,  годно,  совсем  недавно  окончил  институт.  Несколько   раз
многозначительно записывал что-то себе в блокнот.
     Перед судьей и заседателями стоял Алик. Он был одет в  безукоризненно
отутюженный костюм-тройку и совершенно спокойно отвечал на вопросы судьи.
     - Значит, вы, как непосредственный  начальник  подсудимого  Говоркова
Савелия Кузьмича, характеризуете его как  добросовестного  а  безотказного
работника? Так можно сформулировать ваш ответ, свидетель Пургалин?
     - Да, точно так... Там, в характеристике, все  сказано!  Хотелось  бы
только одно уточнение... Говорков работает у нас несколько дней,  и  более
объективную характеристику дать ему невозможно.
     - Хорошо, защита имеет вопросы к свидетелю?
     - Да... - Татьяна Андреевна встала. - Скажите,  свидетель,  по  каким
критериям ВЦ приняли И себе на работу Говоркова?
     - Он отличный водитель, прекрасно разбирается в машине и как механик,
в чем можно было убедиться, когда ему было поручено переставить  двигатель
на машине, а кроме того, он воевал, и мне хотелось помочь парню.
     - А для чего вы посылали Говоркова в Ленинград? С какой целью?
     - Наше предприятие имеет партнеров по всей стране,  и  я  не  понимаю
смысла вопроса! - чуть волнуясь, заявил Алик.
     - А ваше предприятие, как вы выражаетесь, называя свой посреднический
кооператив, имеет дело с валютой?
     - Пока нет, - поспешно ответил Алик. - Однако мы ведем  переговоры  с
зарубежными партнерами... Мае не понятен ваш интерес...
     - А я тоже хочу в кооператив уйти! - с вызовом сказала она.
     - У вас есть еще вопросы к свидетелю? - поморщился судья.
     - Нет, пока нет...
     - Вы можете быть свободным, свидетель Пургалип...
     - Спасибо! - Алик уселся во втором ряду зала.
     - Попрошу  пригласить  свидетельницу  Петрову  Ларису  Алексеевну!  -
обратился судья к молоденькой девушке.
     Быстро  встав  из-за  стола,  девушка  подошла  к  дверям  и   громко
выкрикнула:
     - Свидетель Петрова! Прошу войти в зал судебных заседаний!
     Савелий,  сидевший  до  этого  безразлично,  только   несколько   раз
усмехавшийся ответам Алика, при фамилии  Ларисы  напрягся  и  с  волнением
смотрел на дверь.
     Лариса вошла в зал легкой изящной походкой, но Савелий  заметил,  что
ей эта  легкость  дается  непросто.  Виновато  взглянув  на  Савелия,  она
остановилась перед судом.
     - Вы - Петрова Лариса Алексеевна?
     - Да, - ответила она, нервно теребя ручку дамской сумочки.
     -  Вы  приглашены  защитой  на  судебное  разбирательств  о  по  делу
Говоркова Савелия Кузьмича, обвиняемого  по  статье  восемьдесят  восьмой,
части второй УК РСФСР, в качестве свидетеля... Лариса  раздраженно  пожала
плечами.
     -  Прочтите  и  распишитесь  в   том,   что   вы   предупреждены   об
ответственности за дачу заведомо ложных показаний!
     Секретарь суда положила перед ней бумагу, и  Лариса,  чуть  помедлив,
торопливо расписалась, не читая.
     Савелий смотрел на нее во все глаза и никак  не  мог  понять:  почему
Лариса не смотрит в его сторону?
     "Родная! Мы столько не виделись! Что с тобой? Почему ты не  поглядишь
на меня? Неужели тебя запугали? Неужели я был прав, когда просил  адвоката
вызвать тебя в качестве свидетеля?"
     За три дня до суда к нему в Бутырскую тюрьму, или, как официально  ее
называют, в следственный изолятор - СИЗО, пришла Татьяна Андреевна...

                            НЕОЖИДАННАЯ ПРОСЬБА

     не пришла, не попыталась передать что-нибудь через адвоката,  а  если
боялась ей довериться, то  могла  передать  просто  передачу?  Может,  она
уехала и ее нет в Москве? А  вдруг  она  тоже  находится  под  следствием?
Может, раскопали что и против нее? Тогда понятно, почему она  не  пытается
помочь ему! Не может! Потому и нет ни одной передачи!  Как  ему  сразу  не
пришло это в голову? Ведь так все просто!.. Савелий решил  проверить  свою
догадку.
     - Я задумался и не слышал вашего вопроса!
     - Я сказала, что через три дня состоится слушание вашего дела, а я до
сих пор ничего не знаю о вас! Ни ваших мотивов, ни вашего участия!  Ничего
не знаю! Вы что-то скрываете, а что, не пойму! Или вы боитесь, что я  могу
принести вам вред? Почему вы не хотите довериться мне? Как ваш адвокат,  я
ничего не использую против вас! Неужели непонятно?
     - За себя я не боюсь! - слишком поспешно возразил он.
     - И напрасно! - воскликнула Татьяна Андреевна. - Вы знаете,  что  вам
грозит свыше десяти лет?
     - Информирован... - криво усмехнулся Савелий.
     - И вам все равно?!
     - Почти, - задумчиво ответил он и решил воспользоваться адвокатом для
проверки своих подозрений. - Скажите, я могу вас попросить вызвать на  суд
одного человека?
     - В качестве свидетеля?
     - Ну... хотя бы. - Савелий нахмурился, ожидая ответа.
     - А кто этот человек?
     - Какая разница?! Человек, и все! Могу или нет?
     - В качестве свидетеля - можете! Кто он?
     - Записывайте: Петрова Лариса Алексеевна, а вот адрес  и  телефон!  -
Савелий положил перед адвокатом небольшой клочок бумаги.
     - Она может помочь вам?
     - Возможно...
     - Может, объясните толком? Я же  должна  подготовиться  к  встрече  с
ней...
     - Ни к чему готовиться не нужно!.. - раздраженно возразил Савелий.  -
Единственно, что вы должны сделать: пригласить ее в качестве  свидетеля...
Может, я сам спрошу то, что нужно? Этого достаточно! Неужели непонятно?  -
Он едва не сорвался на крик...
     Сделав главное, Савелий с нетерпением  ожидал  окончания  свидания  с
адвокатом. Он добился, чего хотел: через три дня будет ясно, что случилось
с Ларисой. Если она будет на суде, то он увидит ее, и все будет  хорошо...
А если нет?..
     - Скажите, если свидетель не является на суд, то должны быть  указаны
причины неявки?.. Ну... оглашены?
     - Определенно должны! - недоуменно подтвердила Татьяна Андреевна. - И
все-таки было бы лучше мне знать обо всем заранее... -  Она  вопросительно
посмотрела на Савелия, но ответа не, дождалась.

                              ПРОДОЛЖЕНИЕ СУДА

     Сейчас,  на  судебном  заседании,   Татьяна   Андреевна   внимательно
наблюдала и за своим подопечным и за свидетельницей, которую  Савелий  так
настоял вызвать.
     - Вы хорошо знаете подсудимого? - спросил судья Ларису.
     Бросив быстрый взгляд в сторону  Савелия,  Лариса  не  захотела  хоть
как-то отреагировать на его широкую улыбку, и он, наткнувшись на  холодный
взгляд любимых глаз, мгновенно сник...
     - Хорошо?! - скривила она губы. - Слишком сильно сказано! Мы  знакомы
немного... Познакомились на юге, когда я там отдыхала... Потом  неожиданно
встретились в Москве: я узнала, что он будет работать в нашем кооперативе.
В принципе я не понимаю, почему меня вызвали в качестве свидетеля?
     Савелий смотрел на нее расширенными от удивления глазами и не понимал
услышанного. Почудилось ему, что ли? Или это также нужно для  его  пользы?
Ведь Лариса не могла произнести эти слова?!  Но  кто-то  же  их  произнес?
Господи, как он сразу не догадался? Да она ДОЛЖНА  так  говорить!  ДОЛЖНА,
чтобы ни у кого не возникло сомнений  в  ее  искренности!  Именно  поэтому
Лариса и не стала посылать ему передачу, не попыталась  с  ним  связаться!
Все делается в его же интересах! Всеми силами пытался он  убедить  себя  в
этом, но сомнения грызли и не покидали душу... Да нет же,  все  правильно:
близкий человек не может быть свидетелем, - и  его  показания  могут  быть
взяты под подозрения, он же читал об этом! Что же он так волнуется? Сейчас
все выяснится! Суд же еще не окончен?! Вот сейчас она и расскажет, кому на
самом деле  принадлежат  эти  проклятые  деньги!..  Возьми  себя  в  руки,
Савелий!..
     Чисто интуитивно он чувствовал, что сейчас решается не только  вопрос
о его свободе, речь идет о чем-то большем: о принципах, о чести, о  долге,
о любви...
     - И что же, вы не знали о том, что обвиняемый Говорков  переехал  для
проживания в Москву?
     - Если откровенно, то он говорил, что собирается переехать в столицу,
но я не придала этому значения, забыла... - Она говорила  с  таким  видом,
что всем должно быть понятно, что она - женщина и этим все сказано".
     - Разрешите? - обратился к судье прокурор. -
     - Пожалуйста...
     - Свидетельница Петрова, было ли  вам  известно,  что  у  обвиняемого
имеется валюта?
     - Нет!
     - А когда вы его видели в последний раз?
     - Вместе с ним  я  ездила  в  Ленинград  по  делам  кооператива...  -
ответила она, чуть задумавшись.
     - То есть в день его ареста? - спросил прокурор.
     - Задержания... - хмуро поправил судья.
     - Простите, в день его задержания?
     - Я не знаю, когда  он  был  задержан!  -  мягко  улыбнулась  Лариса,
торжествуя, что обошла подводный камень, подставленный прокурором.
     - Вы хотите сказать, что ездили с обвиняемым в Ленинград не единожды?
- нисколько не смутился тот.
     - Я хочу сказать, что не знаю день, в который был арестован Говорков!
- Лариса начала терять самообладание.
     - У вас еще есть вопросы к свидетелю, товарищ прокурор?
     - Нет, спасибо!
     - Защита?
     -  Есть...  Свидетель,  скажите,  когда  вы  вернулись  в  Москву  из
Ленинграда, вы обратили внимание на то, что было в салоне машины?
     - Естественно... Мы же с ним четыре дня были на колесах...
     - И вы не видели там никаких посторонних вещей?
     - Нет, не видела.
     - Какое это имеет отношение к делу? - поморщился судья.
     - Минутку, товарищ председатель...  Во  время  вашего  возвращения  в
Москву вы подвозили посторонних?
     - Нет, мы никого не подвозили...
     - Вы это точно помните?
     - Естественно! - воскликнула она обиженно.
     - Я не понимаю... - раздраженно начал судья.
     - Должны же мы проверить у единственного свидетеля версию обвиняемого
о том, что  "дипломат"  был  оставлен  случайными  пассажирами!  -  упрямо
пояснила Татьяна Андреевна.
     - Но эта версия опровергается дактилоскопической экспертизой, которая
обнаружила отпечатки пальцев обвиняемого на одной банкноте!
     - Вот именно, на одной! Свидетель, вы продолжаете настаивать на  том,
что никого не подвозили при подъезде к Москве?
     - Продолжаю! - нервно сказала Лариса.
     - А где вы с ним расстались? И когда?
     -  Поздно  уже  было...  темно...  часов  в   девять,   недалеко   от
Белорусского вокзала...
     - А почему он не отвез вас домой?
     - Не помню... кажется, он спешил куда-то...
     - Свидетель, можете быть свободны. В этот  момент  Татьяна  Андреевна
взглянула на Савелия, который поднялся со своего места  и  застыл,  словно
статуя... Застыл, не отрывая глаз от  Ларисы...  Смотрел  с  таким  видом,
будто хотел броситься на нее, но ему  кто-то  крикнул  детское  "замри"  и
заставил остекленеть в такой позе.
     - Что с вами, обвиняемый?
     Но Савелий не слышал вопроса пне мигая  смотрел  на  Ларису,  которая
попятилась,  под  этим  страшным  взглядом.  Милиционер,  стоявший  рядом,
опустил руку на его плечо.
     - Товарищ судья! - Татьяна Андреевна с тревогой поднялась с места.  -
Прошу вызвать врача!
     -  Объявляется  перерыв!  -  моментально   отозвался   судья,   затем
повернулся к секретарю. - Лидочка, срочно вызовите врача... психиатра!..

                               СМЕРТЬ ФЕДОРА

     ...Было совсем темно, когда Савелий с Федором на  спине  добрался  до
Каменистой поляны. Шатаясь от  усталости,  будто  на  палубе  в  штормовую
погоду, он дотащил его до густой травы и осторожно опустел на землю.
     - Вот и добрались мы с тобой, Федор! - прошептал Савелий  пересохшими
губами. - Часок отдохнем и дальше двинем... Посмотри, какая ночь! Как небо
вызвездило, сосчитать можно!  Слышь,  Федор?!  Угрюмый  лежал  тихо  и  не
откликался.
     - Чудак! Спать в такую ночь! Федор! - позвал он  громче.  -  Спит.  -
Савелий вздохнул с сожалением. - Так крепко, что хрипов не  слышно...  Ну,
спи... для тебя сон - лекарство! -  Он  откинулся  на  спину,  но  тут  же
вскочил, словно ошпаренный кипятком, и наклонился над Федором.
     - Федор! - Савелий встряхнул его за плечи, но тот  не  откликался.  -
Федор! - позвал он громче и приник ухом к его груди.  Ничего  не  услышав,
схватил его за руку и вздрогнул от неожиданности...  рука  была  холодная,
как лед... - Федор! - прошептал обречено Савелий и вдруг истошно,  на  всю
тайгу закричал: - Фе-е-е-е-до-о-о-р!!!
     Савелий  долго  сидел  перед  телом  на  коленях,  раскачиваясь,  как
маятник, из стороны в сторону. Потом вздрогнул от  того,  что  руке  стало
холодно: до сих пор он держал руку  мертвого  Федора.  Савелий  достал  из
кармана  коробок,  открыл:  оставалось  еще  четыре  расщепленные  Федором
спички. Чиркнув одной, осветил лицо  Угрюмого.  Черты  его  заострились  и
приняли успокоенное выражение. Остекленевший взгляд был ласковым и добрым.
Казалось, он улыбнулся хотел что-то сказать смешное, но не успел: настигла
его смерть.
     Савелий не заметил, как спичка, догорев до конца,  обожгла  пальцы  и
тут же погасла. Смерть Федора настолько поразила его, что он застыл в  той
позе, в которой всматривался  в  лицо  покойного.  Одеревеневшее  тело  не
желало подчиняться... Такое же состояние было у него и на суде...

                              ПОЧЕМУ, ЛАРИСА?

     Это произошло в тот момент, когда Савелий вдруг осознал, что  Лариса,
его любимая Лариса совершенно не заинтересована в благополучном  для  него
исходе дела.  Единственный  близкий  ему  человек  -  отказался  от  него,
предал... Он стоял до тех пор, пока не пришел врач,  насильно  заставивший
его прилечь.
     Савелий ничего не слышал и ничего не  ощущал.  Что-то  говорил  врач,
адвокат, судья... Его прослушивали, осматривали, что-то  говорили  ему.  А
он?.. Он как бы со стороны наблюдал за  всем,  что  происходит  вокруг,  и
видел только одно: пустые и холодаю глаза Ларисы. И  слышал  ее  странный,
какой-то нереальный голос, сквозь хохот истерично бросающий ему -  Кто  ты
такой? Я не знаю тебя!
     Единственно, чему удивлялся в тот  момент  Савелий,  -  почему  голос
доносится из  этих  безразличных  глаз?..  Ее  голос  существовал  как  бы
независимо от нее... Странное это  было  состояние...  Нет,  он  не  терял
сознание и совершенно четко видел все вокруг, слышал, даже понимал,  но...
Но совершенно не владел своим телом,  словно  оно  было  чужим,  а  он  со
стороны наблюдает за тем, что с этим телом делают...
     Он  пришел  полностью  в  себя  только  тогда,  когда  судья  огласил
приговор: что? Ему девять лет лишения свободы? Девять лет?  За  что?!  Как
это возможно?
     Зал судебных  заседаний  опустел  мгновенно,  и  милиционер,  стоящий
рядом, положил ему руку на плечо:
     - Руки - назад! Пошел!
     Савелий подчинился машинально и двинулся  за  милиционером,  медленно
спускаясь по лестнице.
     "Нет! Что-то здесь не так! Лариса! Почему ты промолчала о нас?  Я  же
люблю тебя! Может, тебя заставили?  Под  угрозой  заставили?  Под  угрозой
заставили так говорить?! Я должен это узнать!"  -  стучало  в  его  мозгу.
Савелий оглядывался по сторонам, ожидая, что Лариса вот-вот появится и все
станет ясно. Но ее все не было, а его сейчас закроют под  замок,  и  тогда
будет поздно!..
     На площадке перед выходной дверью Савелий резко повернулся и  толкнул
одного милиционера на другого. Столкнувшись, они упали, а  он  бросился  к
дверям...  Но  когда  открыл,  то  навстречу  ему  шли  трое  сотрудников,
возвращавшихся обеда. Оценив ситуацию, они набросились  на  Савелия...  Он
успел сбить ударом ноги одного, второго и третьего свалил локтями, но  уже
подоспели  еще  несколько  человек,   к   тому   же   начали   действовать
успокоительные инъекции, сделанные врачом:  апатия  сковала  тело,  и  ему
надели наручники и на руки и на ноги...
     Забрезжил рассвет, а Савелий все сидел на коленях в той  же  позе,  в
которой засветил спичку, чтобы посмотреть на лицо мертвого Федора. Упавшая
с дерева сухая ветка или щипка, сбитая птицей, заставила  его  вздрогнуть.
Очнувшись,  Савелий  недоуменно  посмотрел  на  свою  одеревеневшую  руку,
сжимающую спичку, с трудом разжал пальцы и медленно опустил руку.
     Его  взгляд  упал  на  лицо  покойника,  глаза  которого   продолжали
оставаться открытыми. Савелий провел по лицу, прикрывая их, упал  рядом  с
телом и горько, безутешно заплакал...
     Он плакал так, как  могут  плакать  только  сильные  мужчины:  глухо,
надрывно, сжимая до боли в суставах тяжелые  кулаки.  Плакал  от  бессилия
перед лицом смерти...
     Скоро совсем рассвело. Яркое  солнце  нежно,  словно  понимая  его  и
сопереживая горю, коснулось теплыми лучами его головы.  Нервно  вздрагивая
от сдерживаемых рыданий, Савелий медленно поднялся с  земли  и,  намеренно
отворачиваясь от мертвого тела, подошел к дереву, отломал  толстую  ветку.
Заострив ее финкой, подаренной Федором, выбрал более или  менее  свободное
от камней  место,  рядом  с  высокой  и  стройной  сосной,  и  с  каким-то
ожесточением начал копать...

                              РАССКАЗ О ТЕТЕ

     С небольшим чемоданчиком в руке  в  форме  моряка  рыболовного  флота
Савелий вышел из купейного вагона пассажирского поезда. Не успел отойти от
вагона, как к нему подошел тщедушный  старичок  и  потянул  его  за  рукав
кителя:
     - Савелий Говорков?
     - Так точно! - Савелий удивленно  пожал  плечами,  не  понимая,  чего
хочет этот старик.
     - И не вспоминай! - махнул рукой тот.  -  Ты  меня  не  знаешь...  Не
обижайся, что тыкаю: имею право - мне уж к семидесяти подходит.
     - К семидесяти?
     - Да-да... Однако я отбил тебе телеграмму  не  для  этого.  Я  должен
исполнить свой долг... обещание, данное Александре Васильевне...
     - Симаковой? А кем она мне доводится?
     - А разве ты не получал от нее письмо? - Старик нахмурился. - Значит,
обманула: не послала... - Он сокрушенно покачал  головой.  -  Стыдилась...
или не захотела тебя беспокоить, думала, и на этот раз пройдет... - Старик
смахнул непрошеную слезу.
     Савелий смотрел на него, пытаясь хоть что-то понять.
     - Давай присядем здесь, - махнул старик  на  привокзальный  сквер.  -
Трудно мне стоять...
     Опираясь на  руку  Савелия,  он  засеменил  рядом.  Оказавшись  перед
садовой скамейкой, старик тяжело опустился на  нее,  а  Савелий  продолжал
стоять рядом. Не мигая смотрел он на  старого  человека  и  с  нетерпением
ожидал его слов.
     - Недели две назад прихватило ее... - взглянув  на  Савелия,  он  сам
себя перебил. - Шура  была  твоей  родной  теткой,  родной  сестрой  твоей
матери...
     - Теткой? - полувопросительно прошептал Савелий и опустился рядом  со
стариком. - Так почему же...
     - Не спрашивай меня об этом: не  моя  это  тайна.  История  старая  и
ничего не дающая никому. - Он тяжело вздохнул.
     - Но... простите, не знаю вашего имени...
     - Павел Семенович, к вашим услугам!
     - Но, Павел Семенович, раз это  касается  мамы,  значит,  касается  и
меня! - упрямо сказал Савелий.
     - Нет, Савелий, де все должно детям знать о своих родителях! Не  все,
поверь старику! Не подумай, что здесь кроется что-то страшное или для тебя
неприятное. Это их тайна: тайна двух сестер... не Думай об этом...
     - Ладно. Так что случилось с тетей Шурой?
     - Когда прихватило ее, думала, что пройдет, отпустят  боли,  дня  три
еще пыталась все сама делать, а потом...  -  Он  тяжело  вздохнул.  -  Как
правило, мы через день с ней виделись: постучит в стенку, я и прихожу.  Ты
не знаешь, мы ж с ней соседи - в одном доме живем. А тут дня три проходит,
а она не зовет. Я забеспокоился и  сам  стучать  начал,  не  отзывается...
Думаю, вышла куда. Вечером решил наведать ее: прихожу,  стучу  -  никакого
толку. А соседка напротив, подруга ее, и говорит: "Дома  должна  быть:  не
выходила еще..." Тут уж я не на  шутку  взволновался,  стал  своим  ключом
открывать: опадет десять как дала мне его... Сую, а руки дрожат, попасть в
замочную  скважину  не  могу.  -  Открыл  все-таки.  А  Шурочка  лежит   в
беспамятстве у кровати... - Он снова смахнул  слезу.  -  Вызвал  скорую...
Инфаркт миокарду, говорят... нетрас...  нет-ран...  в  общем,  в  больницу
везти опасно. Сделали  уколы,  лекарства  всякие  прописали...  Только  на
второй день Шурочка в себя пришла... Увидела меня, улыбнулась, так ласково
говорит: "Что, перепугала тебя?. Сейчас встану...
     Старик всхлипнул. Савелий сидел в оцепенении и молча слушал.
     - Ты не думай, я для нее все сделал: и  уход,  и  питание...  У  меня
кроме нее никого не было: дети в войну погибли, все  четверо,  старуха  не
перенесла и тоже умерла... Так что не сумлевайся...
     - Что же, вы сразу не вызвали меня?
     - Я-то не знал о тебе поначалу.  Перед  самой  смертью  рассказала...
"Скажи, говорит, пусть простит старую тетку!.."
     - Господи! Да за что простить-то? - воскликнул Савелий.
     - Видать, есть за что... коли просила, так что прости ее.
     - Бог ей судья... - вздохнул Савелий.
     - Вот и хорошо. Теперь второе: ты, видно, не знаешь, но у  Шуры  есть
сын?
     - Мой двоюродный брат?
     - Не радуйся  очень...  Ужасная  история,  даже  говорить  о  нем  не
хочется! Короче, бросил он ее, и лет двадцать как не вспоминал о ней... Ни
весточки,  ни  привета,  паразит!..  В  Москве  где-то  живет,   партейный
работник! Отказался от нее за то, что она выкормила его своим огородом  да
садом... Но это так, для твоего знания, кетовое можешь сразу  и  забыть...
Шурочка и составила, на всякий случай, завещание в  твою  пользу,  а  меня
просила уговорить тебя не отказываться от последнего ее  дара.  Очень  она
хотела, чтобы  дом,  в  котором  она  столько  прожила,  послужил  родному
человеку. Так Шурочка завещала и так просила.
     - Павел Семенович, прошу вас: отведите меня к ней...

                               МОГИЛА ФЕДОРА

     Глубокую могилу вырыть не удалось: пошел  твердый  грунт  с  толстыми
корневищами, и Савелий, устало облокотившись о край ямы, немного отдохнул,
потом вылез и деловито обошел ее вокруг: вроде достаточно будет. Подойдя к
Федору, он долго стоял молча,  склонив  голову,  затем  осторожно,  словно
боясь  разбудить  его,  перетащил  к  краю  могилы,  хотел  опустить,   но
чертыхнулся и бросился рвать траву.
     Рвал  быстро,  остервенело...  Выложив  дно  могилы  зеленой  травой,
Савелий осторожно  опустил  на  нес  тело  Угрюмого,  прикрыл  лицо  своей
курткой, набросал сверху травы и начал медленно засыпать землей. Небольшой
холмик обложил ровненькими гладкими булыжниками с поляны. Получилось  даже
красиво. Взглянув на свою работу, он заметил, что  чего-то  не  хватает...
Отошел на несколько шагов, огляделся, вытащил финку - подарок покойного  -
и быстро подошел к сосне, как бы склонившейся над могилой, и начал  что-то
вырезать на стволе...
     Работал долго и сосредоточенно,  без  отдыха.  Пот  заливал  обросшее
густой щетиной лицо, руки кровоточили от мозолей, но Савелий не обращал на
это внимания,
     Закончив, он тяжко опустился на землю и прислонился к стволу. Немного
отдохнув, встал перед могилой, опустил голову и  несколько  минут  постоял
молча. Затем тихо произнес:
     - Пусть земля тебе будет пухом, братишка!  Будь  спокоен,  я  выполню
твое последнее желание...
     Нарвав букет красивых таежных цветов, Савелий положил их в  изголовье
могилы, низко поклонился и быстро пошел прочь  от  каменистой  поляны,  на
этот раз без ошибки:  влево,  оставляя  позади  могилу,  которую  охраняла
толстая сосна, а на сосне надпись:
     Здесь покоится Федор Угрюмов... Путник, задумайся у  его  могилы:  он
был неплохим человеком... 16 июля 1987 года

                              ПОСЛЕ ПРИГОВОРА

     - Скажите, вы хорошо себя чувствуете? - спросила  Татьяна  Андреевна,
когда  Савелий  в  сопровождении  трех  здоровенных  охранников  вошел   в
специальную комнату для встреч. На его руках были наручники.
     - Нормально, - бесцветным голосом ответил он, продолжая стоять.
     -  Вы  можете  быть  свободными!  -  бросила  она  конвоирам,  но  те
нерешительно топтались на месте. - Я  вас  вызову,  если  нужда  будет!  -
настойчиво сказала Татьяна Андреевна, и они нехотя подчинились.  -  Да  вы
садитесь, Савелий! - обратилась она к Говоркову.
     Безропотно, словно робот, он опустился на стул, привинченный  посреди
комнаты. Татьяне Андреевне было искренне жаль его,  но  она  старалась  не
показывать ему этого, боясь обидеть.
     - Это вас после... - она не сразу нашла нужные слова, - после  стычки
с конвойными в наручниках держат? Савелий пожал плечами.
     - Девять лет, конечно, громадный срок! - вздохнула она. - Но  еще  не
все потеряно: я написала кассационную жалобу. Жаль, что вы не хотите этого
сделать Пришлось все строить на эмоциях, а там в  это  мало  верят:  факты
нужны. Одна зацепочка, правда, появилась...
     Савелий чуть заметно  усмехнулся,  и  это  не  прошло  мимо  внимания
адвоката.
     - Скажите, вы были знакомы с  тем  человеком,  который  занимал  ваше
место до прихода в кооператив?
     - Нет! - быстро ответил он, и Татьяна  Андреевна  заметила,  что  его
взволновал ее вопрос: он даже напрягся, чуть побледнел,  сжимая  пальцы  в
кулаки. - Какое отношение это имеет ко мне?
     "Господи! Зачем она спрашивает  о  Варламове?  Неужели  что-то  стало
известно о нем? Нет, хватит им меня!  Надо  что-то  говорить:  отвести  от
Виктора! Но что?" Пауза затягивалась, и Савелий понимал, что любые  слова,
сказанные им сейчас, могут только навредить.
     Но Татьяна Андреевна и сама почувствовала,  что  затронула  ту  тему,
которая Савелию неприятна, и решила заговорить о другом:
     - Не пойму я вас,  Говорков!  Что  вы  с  собой  творите?  Всю  жизнь
ломаете!
     - Она и так поломана, - шепотом отозвался он.
     - Да  что  вы  знаете  о  жизни?  Поломана...  Она  встала  и  начала
взволнованно ходить по комнате.
     - Поверьте, на вашей  Ларисе  свет  клином  не  сошелся!  И  тут  она
заметила в его глазах интерес. - Кого  вы  пытаетесь  выгородить?  Она  же
просто предала вас! Отказалась от вас!
     Татьяна  Андреевна  намеренно  выискивала  слова   побольнее,   чтобы
заставить Савелия разговориться, но понимала,  что  нельзя  торопить  его:
снова  замкнется,  уйдет   в   свое   безразличие.   Остановившись   перед
зарешеченным окном, она стала молча наблюдать за  голубями,  сидевшими  на
крыше соседнего строения. Выпал первый снег,  и  было  холодно.  Комочками
сидели птицы и казались неживыми, и только редкое мигание глаз опровергало
это.
     Вернувшись к столу, она села напротив и неожиданно тихо произнесла;
     - Может, вы все придумали и никакой любви,  никаких  отношений  между
вами и не было?
     Савелий наконец поднял глаза на своего адвоката, нахмурился.
     - Когда приговор вступит в законную силу? - спросил он вдруг.
     - Как только придет ответ на мою жалобу, - недоуменно ответила она  и
снова заметила в его глазах какое-то оживление,
     - Вы можете выполнить мою просьбу?
     - Все, что в моих силах, и даже больше, -  не  задумываясь,  ответила
Татьяна Андреевна, чувствуя, что сейчас узнает нечто интересное, что может
помочь ее подзащитному.
     - Только прошу исполнить тогда, когда  приговор  вступит  в  законную
силу! Хорошо?
     - Договорились? - нехотя согласилась она. - Слушаю вас.
     - Вы можете побывать  в  моей  квартире?  -  явно  волнуясь,  спросил
Савелий.
     - Если вы напишете  заявление,  в  котором  укажете  вескую  причину:
допустим, взять какие-нибудь документы, то...
     - Очень хорошо! - Он немного помолчал, как бы взвешивая  все  "за"  и
"против", затем кивнул на наручники. - Напишу?!
     Татьяна  Андреевна  нажала  кнопку,  вделанную  в  стене,  и  тут  же
ворвались охранники.
     - Все в порядке! - улыбнулась она. - Снимите  наручники:  осужденному
нужно написать заявление! Они в нерешительности переглянулись.
     - Под мою ответственность!
     - Хорошо, - проговорил старший сержант и снял наручники с Савелия.  -
Мы здесь, за дверью! - многозначительно добавил он, и они вышли.
     - Понапугал ты их, - укоризненно заметила она.
     - Я и сам не помню, как все произошло! Замкнуло... Давайте бумагу!
     Савелий подошел к столу и стоя написал заявление  о  том,  что  хочет
иметь в своем деле все документы о своих специальностях.
     -  На  кухне  стоит  холодильник...  Внизу,  под   мотором,   найдете
фотопленку, проявленную... Очень прошу вас,  отпечатайте  с  нее  наиболее
удачные кадры и принесите мне!  Хорошо?  А  пленку...  Пленку  -  сожгите!
Хорошо? Вы сделаете это? - с надеждой посмотрел он на адвоката.
     - Я попытаюсь.
     - Но еще раз напоминаю: только после вступления приговора в  законную
силу...

                               ОДИН В ТАЙГЕ

     Наметив впереди себя метрах в двадцати приметное дерево,  Савелий,  с
трудом переставляя опухшие ноги, упрямо двигался к нему. Проклятое дерево!
Казалось, оно не приближается, а ускользает от него, заманивая куда-то...
     - Врешь! - шептал он. - Все равно дойду! До... берусь до тебя!
     Савелий вдруг споткнулся, проскочил по инерции  несколько  метров  и,
вероятнее всего, упал бы, но успел ухватиться за ближайшее дерево.
     - Сейчас... Сейчас, немного постою и пойду дальше... Сейчас.
     Он провел языком по истрескавшимся губам, пытаясь смочить их,  но  во
рту пересохло.  Оттолкнувшись  от  дерева,  в  которое  упирался,  наметил
очередную цель и поплелся вперед...
     На этот раз злополучные метры дались гораздо труднее:  несколько  раз
он падал, во, не позволяя себе и на минуту расслабиться, вновь  поднимался
и шел дальше. Уже несколько дней, как во рту  не  было  ни  крошки,  и  он
совершенно обессилел от голода.  Добравшись  до  очередной  цели,  Савелий
свалился  у  дерева  как  подкошенный.  В  таком  положении,  не  в  силах
повернуться, он пролежал около часа. Когда руки затекли настолько, что  он
перестал ощущать  их,  собрав  все  силы,  перевернулся  на  спину.  Через
некоторое время руки стали двигаться, хотя их и противно покалывало. Тогда
Савелий вытащил из кармана полиэтиленовый пакет и заглянул в  него,  чтобы
лишний раз удостовериться в его девственной пустоте. С надеждой  посмотрел
в небо: погода стояла пасмурная, и вот-вот мог пойти дождь.
     - Ну что тебе стоит? - шептали губы. - Ну покапай чуть-чуть. Хотя  бы
минутку.
     Савелий устало закрыл глаза и  сразу  же  увидел...  воду!  Она  была
везде: текла  рекой,  огромным  фонтаном  била  из-под  земли,  чудовищный
водопад ниспровергал тонны воды, и  она,  растекаясь,  превращалась  в....
море! Море казалось настолько  реальным,  что  руки  Савелия  с  жадностью
потянулись к нему, но... наткнулись на дерево.
     Савелий открыл глаза, и вдруг что-то ярко-красное "брызнуло" в глаза.
Подумав, что ему мерещится, он зажмурился, снова  открыл  глаза...  Совсем
рядом, метрах в десяти, рос небольшой кустик с ярко-красными  ягодами!  Из
последних сил подполз он к спасительному растению и, дотягиваясь с  трудом
до желанных плодов,  начал  срывать  и  пригоршнями,  вместе  с  листьями,
запихивать их в рот. Они  оказались  кислыми  и  горькими,  но  стоило  ли
обращать внимание на такие мелочи? Савелий жалел только об одном: куст был
маленьким... Вскоре от него остались только голые ветки.
     Он откинулся на спину, залез в карман, чтобы вытащить карту, и  вдруг
нащупал какой-то плотный кусочек бумаги... поднес  к  глазам:  на  кусочке
фотобумаги светилась улыбка...

                                ФОТО ЛАРИСЫ

     Он сразу вспомнил, как обрывок фотографии  оказался  у  него.  В  тот
день, вернувшись с работы, он застал у своей кровати Кошку, который держал
в руках фотографии Ларисы. Увидев Савелия, он восхищенно проговорил:
     - Красивая, бестия!
     - Кто тебе позволил копаться в моей тумбочке?  -  вспылил  неожиданно
Савелий и вырвал у него фотографии.
     - Что ты? Я и не думал... не собирался лезть в твою  тумбочку!  Нужно
очень! - обиделся Кошка. Книгу стал смотреть, "Дети  Арбата",  на  кровати
твоей лежала, а оттуда фотки вывалились... - помолчав немного, спросил:  -
Из-за нее на берег списался?
     Савелий  пожал  плечами:  он  был  еще  под  впечатлением  встречи  с
Зелинским, и его все раздражало.
     - Шикарная штучка! - заметил Кошка. - Но знаешь, пустая только!
     - С чего взял?
     - Глаза!.. Вглядись в них... Может, во мне говорит  сейчас  художник,
но... Пустые, холодные... Знаешь, у моей точно  такие  же!  -  Он  стиснул
зубы, помолчал. - Люблю, говорит,  жить  без  тебя  не  могу...  Стерва!..
Прихожу как-то из плавания чуть раньше времени,  открываю  дверь:  сюрприз
хотел сделать... - Он матюкнулся. - Все они одинаковы!
     - И что дальше?
     - Что? Посидели мы все вместе, втроем, за столом: я,  как  пришел,  -
одетый, они, как и застал их, - голяком... Выпили, а  закусывать  я  им  с
кортика подавал: от пахана моего остался. Покормил немного и в ванную  их,
покупать решил... Хлипкий оказался: больше минуты под водой сидеть не мог,
захлебывался...
     - Утопил, что ли?
     - Ну что ты? Помыл, и за дверь обоих, в чем мать  родила...  -  Кошка
усмехнулся. - На прощанье ремешком немного погладил. - Он махнул рукой.  -
Дальше  неинтересно:  думал,  заявил...  Нет,  стерпел!..  Ладно,   пойду,
пожалуй... Ой, чуть не забыл! - Он вытащил из кармана небольшой сверток. -
Я тут мяса и огурчиков сообразил чуток.
     - Спасибо, братишка! - Савелий почему-то смутился и тут же добавил: -
За мной не пропадет.
     - Долго думал? - обиделся тот. - Или мы три года из одного  котла  не
хавали? - Он повернулся и пошел к выходу.
     - Спасибо, не сердись! - крякнул  Савелий  вдогонку  и  долго  сидел,
задумчиво перебирая фотографии Ларисы. Каждая вдруг передним "оживала",  и
веселое выражение сменялось  тем,  какое  было  у  нее  на  суде.  Савелий
встрянул головой, словно избавляясь  от  наваждения,  но  холодный  взгляд
Ларисы снова впивался  в  него,  рвал  сердце,  терзал  душу...  и  он  не
выдержал: судорожно начал рвать каждую фотографию  на  мелкие  клочки.  На
тумбочке росла кучка, а он все рвал и рвал, рвал и рвал...
     Мимо проходили двое зеков, и одна, взглянув на Савелия, шепнул что-то
второму и повертел у виска пальцем.
     - Чего? - зло бросил Савелий.
     - Нет-нет, ничего! - суетливо ответил тот,  таща  приятеля  за  рукав
прочь.
     Сунув кучку разорванных клочков в карман, он тяжело вздохнул и  вышел
из  барака.  Однако  ему  показалось  недостаточным  только  изорвать   ее
изображение и выбросить. Нет! Он обязан уничтожить их, чтобы  и  следа  не
осталось! Оглядевшись, решил, что самое удобное место для "экзекуции" - за
деревянными "удобствами во дворе": никто не помешает.
     - У тебя спички есть? - спросил он проходящего мимо зека.
     - Прикурить, что ли?
     - Нет! Нужно!.. Есть?
     - А-а! Понятно! -  многозначительно  подмигнул  тот  и  протянул  ему
коробок...
     Савелий зашел за "дальняк", вытащил из кармана то,  что  осталось  от
фотографий, сложил в кучку и поджег. Помешивая палочкой, проследил,  чтобы
все догорело до конца. Когда на  земле  осталась  небольшая  кучка  серого
пепла, Савелий несколько  минут  смотрел  на  нее,  потом  ласково  провел
ладонью по пеплу: чувство непоправимого промелькнуло, обожгло  изнутри,  и
он  вдруг  разозлился  на  свою  минутную  слабость,  вскочил  и  начал  с
остервенением топтать, топтать, топтать...

                              АВТОКАТАСТРОФА

     Савелий криво усмехнулся, поднял вверх руку с  клочком  ослепительной
фотоулыбки  Ларисы  и  медленно  разжал  ладонь...  Улыбка,   беспорядочно
кувыркаясь в воздухе, долго и медленно  опускалась  к  земле,  но,  когда,
казалось, вот-вот коснется ее, неожиданный порыв ветра  подхватил  обрывок
фотокарточки, снова взметнул вверх и понес все дальше и дальше...  Савелий
глядел  вслед  исчезавшему  клочку  до  тех  пор,  пока  его  можно   было
рассмотреть,
     Постепенно грусть прошла, глаза обрели  спокойное  выражение,  и  он,
встряхнув плечами, вернулся к действительности, вытащил  тряпичную  карту,
повертел в руках, но не стал разбираться в ней, сунул назад в карман.
     - Куда же ты  подевалась,  чертова  река?  -  ругнувшись,  он  ударил
кулаком по земле и с трудом поднялся на ноги.  Всюду  деревья,  деревья  и
только  деревья...  Деревья?   Может,   воспользоваться   старым   детским
увлечением и залезть на одно, чтобы осмотреться? Это мысль!..
     Выбрав дерево повыше и чтобы сучья росли пониже,  он  скинул  сапоги,
размотал портянки, мокрые от пота и крови, подтянулся на нижнем суку  и  с
трудом вскарабкался на него. Передохнул и полез дальше.  Так,  отдыхая  на
каждой ветке, он лез все выше и выше...
     От голода, усталости и нервного напряжения у него начали дрожать руки
и ноги,  но  до  середины  добрался  хоть  и  медленно,  но  благополучно.
Следующая ветка оказалась очень высоко, и  Савелий  попытался  рассмотреть
что-нибудь с этой высоты, но окружавшие деревья перекрывали обзор.
     Прислонившись спиной к стволу, Савелий стал  внимательно  и  спокойно
"изучать обстановку": ветвь, на  которой  он  стоит,  в  метре  от  ствола
изгибается резко вверх, можно это использовать, чтобы как-то дотянуться до
следующей. Ему показалось, что с помощью причудливого изгиба, сотворенного
матушкой-природой, можно преодолеть злополучное препятствие.
     Осторожно переступая босыми йогами, он  начал  медленно  продвигаться
вперед. Когда до изгиба оставалось каких-нибудь пять сантиметров...  Легко
сказать, пять сантиметров! В  таком-то  состоянии...  Пот  заливал  глаза,
мешая смотреть, а смахнуть его не было возможности... Кружилась  голова...
Но Савелий решился на опасный, отчаянный шаг - другого выхода не было.  Он
оторвался от спасительного ствола и вступил на изгиб...
     Многодневное голодание и долгий путь ослабили, притупили  реакцию  на
опасность: он покачнулся, попытался ухватиться за ствол, шагнул машинально
назад и... оступился.
     Опрокинулась перед глазами  земля,  больно  начали  стегать  по  лицу
ветви: раз, другой, третий, но именно они, принимая на себя его  безвольно
падающее  тело,  спасали  его:  пружиня,  смягчали  удар,  предохраняя  от
свободного падения с восьмиметровой высоты... Савелий  падал  с  ветки  на
ветку, которые передавали его,  как  эстафету,  друг  другу,  пока  он  не
ударился о самую нижнюю, потому и самую толстую,  грудью  и  не  шмякнулся
плашмя на землю. Застонав, попытался в горячке подняться на ноги и тут  же
потерял сознание...
     - Мама! Мамочка! Мне больно!  Мамочка!  -  раздавался  детский  крик,
который исходил непонятно откуда.
     Поздним вечером на шоссе в нескольких километрах от города  произошла
автомобильная катастрофа: белая "Волга" скатилась по насыпи и лежала вверх
продолжающими вертеться колесами, а старенькая черная "эмка", столкнувшись
с  ней,  была  сильно  покорежена.  Водитель  "эмки"   сидел   неподвижно,
уткнувшись в руль, а сигнал клаксона печально взывал о помощи...
     Рядом с водителем находился мужчина в военной  морской  форме,  а  на
заднем  сиденье  -  белокурая  женщинам  голова   которой   была   странно
повернута... Дверца с ее стороны была распахнута настежь.
     Мужчина пришел в себя, приподнялся, смахнул кровь, заливавшую  глаза,
и попытался открыть дверь, но  ее  заклинило.  Взглянув  назад,  он  начал
тормошить женщину:
     - Машенька! Что с тобой? Очнись, милая! Очнись! Где Савушка?
     Все его попытки оставались безуспешными: женщина была мертва,  а  тем
временем машину охватил огонь.
     Недалеко от места аварии остановился городской  автобус,  и  из  него
высыпали пассажиры. Некоторые бросились  к  перевернутой  "Волге",  другие
пытались подступиться к  горящей  "эмке",  но  пламя  останавливало  самых
бесстрашных.
     Все видели безуспешные попытки военного  открыть  дверцу,  но  помочь
никто не решался. Водитель автобуса, пожилой мужчина в очках,  накинул  на
голову кожаную куртку и поспешил к горящей машине. Обжигая руки,  выхватил
из нее женщину, оттащил на  безопасное  расстояние  и  предоставил  другим
затушить на ее платье пламя, а сам вернулся назад, чтобы  помочь  офицеру,
но не успел добежать  до  машины:  раздался  оглушительный  взрыв,  и  его
отбросило в сторону...
     Страшная картина парализовала людей, с ужасом смотревших на  горящего
в машине живого человека.
     Во внезапно наступившей тишине слышались лишь  потрескивание  горящей
краски и завывание  ветра.  Совсем  нереальным  был  этот  детский  голос,
взывающий о помощи:
     - Мама! Мамочка!  Где  ты,  мамочка!  А-а-а!  В  первый  момент  всем
показалось, что плач доносится из огня, и какая-то  женщина,  не  в  силах
этого вынести, бросилась к горящей машине, но кто-то выкрикнул:
     - Женщина, не сходите с ума: дите кричит из другой машины! Из другой!
     "Волгу"  уже  сумели  поставить  на  колеса,  но  ребенка  в  ней  не
оказалось: молодой водитель и двое пассажиров-мужчин, вероятно, скончались
мгновенно.
     Какой-то высокий парень, опередивший сердобольную женщину,  побледнел
от увиденного в салоне "Волги", его стошнило, и  он  растерянно  посмотрел
наверх. Из оцепенения его вывел новый крик ребенка:
     - Больно мне, мамочка! Больно!
     Он бросился на крик по кювету, а за ним плачущая  женщина.  Метрах  в
пятнадцати от места катастрофы они нашли мальчика лет  двух-трех,  который
валялся в грязи и громко плакал.  Подхватив  пацана  на  руки,  женщина  с
помощью высокого парня пыталась выкарабкаться из кювета, но  скользкий  от
дождя откос не позволял встать на ноги, и она падала на колени  при  новой
попытке выпрямиться.
     - Да помогите же кто-нибудь! - крикнула женщина  раздраженно.  К  ней
сразу же подбежали несколько человек и помогли выбраться на шоссе. Ребенок
на руках захлебывался от боли и слез. Лицо его было в крови, правой  рукой
он поддерживал левую, неестественно вывернутую в сторону.
     - Больно мне! Тетенька, больно мне! Я к маме хочу! Мама!  Родненькая!
Мамочка! - выкрикивал он, рыдая.
     Около  белокурой  женщины,  спасенной  водителем  автобуса,  хлопотал
сухонький седой старичок с бородкой клинышком. Вскоре он медленно поднялся
с колен и беспомощно развел  руками.  Наклонившись,  снял  с  шеи  женщины
красный газовый платочек и прикрыл лицо.
     - Ей уже ничем нельзя помочь:  поздно!  -  удрученно  произнес  он  и
покачал головой.
     - Неужели ничего нельзя сделать, - Семечка?  -  умоляюще  проговорила
высокая худая старушка.
     - Нет, поздно... Медицина, к сожалению, здесь совершенно бессильна.
     - Скажите,  ваш  муж  медик?  -  спросил  парень,  помогавший  искать
ребенка.
     - Профессор медицины! Но и он здесь, как видите, бессилен!
     - Товарищ профессор! - бросился парень к старичку. - Там  с  ребенком
худо! Помогите!
     - Успокойтесь, молодой человек, несите вашего ребенка...
     - Но это совсем не мой ребенок! - смутился тот.
     - Но ему плохо? - уточнил профессор.
     - Очень...
     - Так что же вы медлите? Какая  разница:  ваш  ребенок  или  не  ваш?
Давайте его сюда, и быстрее - недовольно буркнул профессор.
     - Сейчас! Я мигом! - крикнул парень и побежал к женщине  с  мальчиком
на руках.
     Профессор же занялся обожженным и оглушенным от  взрыва  -  водителем
автобуса. Он заканчивал перевязку, когда принесли мальчика.
     - Нюся, закончи, пожалуйста! - бросил он старушке. - Что с  ребенком?
Откуда он? - ронял вопросы профессор, ощупывая мальчика.
     - Из черной "эмки"... Я думаю... - поморщился раненый водитель, - эта
женщина, которую я вытащил, видно, мать  его...  Дверца-то  открыта  была:
либо успела выбросить мальчика, либо сам вывалился. Что с ним, профессор?
     - Закрытый перелом! - Он вытащил из своего саквояжа  вату,  бинты.  -
Нужна какая-нибудь палка или ветка сантиметров двадцать - тридцать...
     - Для шины? - воскликнул высокий парень. - Бамбук подойдет?
     -  Сгодится,  -  улыбнулся  профессор  и  стал  осторожно   смазывать
кровоточащие ссадины на лице мальчика.
     - Больно! Щиплет меня! - запричитал тот.
     - Потерпи немного, ты же  мужчина!  Сейчас  все  пройдет!  -  ласково
приговаривал старик. Но мальчик дернулся и закричал:
     - Ой, рука! Ма-а-а-ма! Ма-моч-ка-а-а!
     - А где больнее: руке или  где  щиплет?  -  спокойно  поинтересовался
профессор.
     Мальчик, озадаченный вопросом, замолк, раздумывая, где больнее, потом
серьезно, по-взрослому ответил:
     - Вообще-то больнее руке!
     В этот момент в салоне автобуса раздался  какой-то  треск,  и  вскоре
оттуда выскочил высокий  парень  с  обломком  бамбука  в  руке,  на  конце
болтался обрывок лески.
     - Такая устроит?
     - Вполне. А ну-ка,  помогите  мне,  молодой  человек:  держите  ручку
мальчика... вот так, - показал  доктор  и  стал  прибинтовывать  бамбук  к
сломанной руке ребенка.  Тот  снова  заплакал,  и  старый  врач  попытался
отвлечь его вопросами:
     - Тебя как зовут, герой?
     - Саву-у-у-шка-а! Ы-ы-ы! - сквозь слезы отвечал мальчик.
     - Савелий, значит?! Это просто замечательно, что тебя зовут Савелием!
А может, и фамилию свою назовешь?
     - Го-го-вор-ковы-ы-ы... наша фамилия-я-я...
     - А где твоя мама?
     - Она.... она сделала мне бо-больно-о-о... толкну-у-у-ла меня-я-я.
     - Да, товарищ водитель, вы правы, это была его мать... - тихо заметил
профессор и тяжело вздохнул, но тут же взял себя в руки. - Сколько же тебе
лет, герой?
     - Два года-и-ка и по-ло-ви-и-на-а-а... Ы-ы-ы...
     - Какой же ты большой?! Я думал - три и половина! И кем же ты  хочешь
быть, когда вырастешь?
     - Капи-и-та-а-ном... Как папа-а-а...  Ы-ы-ы!  Больно  мне,  дяденька!
Больно! Ы-ы-ы! К маме хочу-у-у! Больно-о-о!
     - А вот и обманываешь, что больно! Я уже все окончил, и  сейчас  тебе
совсем не больно! Правда? -
     Савушка примолк и как бы прислушался - больно или нет.
     - Больно все равно! - серьезно заявил он.
     - Конечно, больно, но не так?
     - Не так, - кивнул мальчик в ответ.
     - Вот,  выпей  таблетку  и  совсем  перестанет  болеть.  -  Профессор
протянул ему пилюлю.
     - Ее нельзя пить: ее только  кушать  можно,  -  рассудительно  заявил
Савушка.
     - Правильно, - улыбнулся профессор. - А  запить  нужно  водичкой!  Ты
любишь лимонад?
     - Люблю,  но  мороженое  больше!  -  продолжая  всхлипывать,  ответил
мальчик.
     - Мамочка,  -  обратился  доктор  к  жене,  -  дай-ка  нам  бутылочку
лимонада. Старушка порылась в огромной корзине и достала початую  бутылку,
прикрытую  откидной  пробкой.  Открыв  ее,  профессор  налил  в  маленькую
мензурку и помог запить мальчику лекарство.
     - Еще хочу!
     - Да хоть всю выпей! - снова улыбнулся старик, и мальки воспринял это
в буквальном смысле: взял здоровой рукой  бутылку  и  стал  жадно  глотать
лимонад.

                        НЕ ОТДАВАЙТЕ МЕНЯ В СЫНОВЬЯ!

     Почувствовав влагу на губах, Савелий  глотнул  и  с  трудом  разлепил
глаза. Было темно, и шел сильный дождь. Открыв широко рот,  Савелий  ловил
падающие капли. Лицо, иссеченное ветками, кровоточило  и  сильно  саднило.
Один из порезов был глубоким: пересекая весь лоб, чуть прикасался к правой
брови и оканчивался на щеке. Каким чудом только  глаз  остался  цел!  Этот
рваный,  безобразный  порез  обильно  сочился  кровью.  Савелий  попытался
приподняться, но тут же, громко вскрикнул от боли, вновь потерял сознание.
Дождь безжалостно хлестал по израненному лицу, смешивая и смывая  с,  него
кровь и грязь...
     ...Сильный дождь был  и  в  тот  самый  вечер,  когда  он  сбежал  из
"сыновей"...  Яркая  лампочка  на  деревянном  столбе  освещала   вход   в
двухэтажное здание детского дома. Крадучись,  Савелий  шел  вдоль  забора,
притрагиваясь иногда к доскам. Он искал  их  потайной  вход,  которым  они
пользовались, когда хотели удрать в лес или на речку без разрешения.
     Протиснув худенькое тело в узкую щель,  он  задвинул  назад  доску  и
устремился к небольшой кирпичной котельной, в окнах  которой  горел  свет.
Осторожно постучал в дверь. Никто не отозвался, и Савелий стал  барабанить
ногой.
     - Кто там? - спросил мягкий женский голос.
     - Тетечка! Тетя Темечка!.. Это я  -  Говорков!  -  размазывая  слезы,
выкрикивал он. Дверь распахнулась, и свет упал на мальчика.
     Грязный, ободранный, мокрый и исхудавший, Савелий  стоял  на  пороге.
Слезы пополам с дождем заливали его лицо.
     - Савушка? - всплеснула руками тетя Тома. Обняв  его  за  плечи,  она
ввела внутрь, где было тепло  и  три  печи  натужно  гудели  разгоревшимся
углем, - Как же так? Тебя что, они выгнали? - расспрашивала она, снимая  с
парнишки мокрую одежду, суетливо набирая теплой  воды  в  тазик,  доставая
полотенце, мыло...
     - Она... она... - всхлипывая, пытался  объяснить  Савелий.  -  Каждый
день била меня... В школу не пускала...
     Женщина подвела его к тазику и хотела начать мыть, но тут  свет  упал
на худенькую спинку Савелия, и женщина увидела багровые рубцы от ремня или
веревки. Не выдержав, она всхлипнула, прижимая мальчика к себе.
     - Тетечка родненькая! Не отдавайте меня больше в сыновья! Никогда  не
отдавайте! Скажите Марфе Иннокентьевне! Прошу вас! Пусть лучше меня  здесь
бьют! Я буду терпеть и сам никогда не буду драться! Тетенька...
     Огромные голубые глаза тети  Томы  смотрели  на  него  с  жалостью  и
постепенно наполнялись слезами...

                            НЕОЖИДАННОЕ СПАСЕНИЕ

     Над тайгой взошла  круглая  луна.  Отражаясь  в  мокрых  ветвях,  она
посеребрила деревья. Ночная тишина прерывалась глухими стонами  Савелия  -
Он лежал в беспамятстве, и только пальцы рук  нервно  вздрагивали.  Сквозь
воспаленное сознание  ему  показалось,  что  над  ним  кто-то  наклонился.
Савелий медленно приоткрыл глаза, воспаленные и опухшие от истощения, -
     - Кто ты такой? Откуда ты взялся? Знать тебя не знаю и не хочу знать!
Не хочу тебя  видеть!!!  Видеть!!!  -  кричала  Ларисам  каким-то  глухим,
далеким голосом и вдруг захохотала громко, обидно, издевательски...
     Савелий приподнял голову, чтобы спросить ее, но наткнулся на  злобное
лицо Альбины Семеновны, которая взяла его к себе из детского дома...
     -  Ты  уже  двадцать  минут  бездельничаешь,  негодный  мальчишка!  -
выкрикнула она и схватила его за ухо. - Иди, погуляй с Зинуленькой! Я тебя
не для этого взяла в  свой  дом,  чтобы  ты  лоботрясничал,  неблагодарный
мальчишка! Неблагодарный! Не-бла-го-дарный!!!
     "Не-бла-го-дар-ный-ы-ый!" - разнесло эхо по тайге.
     И вновь Савелий потянулся, чтобы сказать, но она  исчезла  в  темноте
среди деревьев, а рядом с ним на колени опустилась его  мать...  Такая  же
белокурая, с такой же прической, как и в день своей гибели.  Она  смотрела
ласково и задумчиво, словно пытаясь  определить,  насколько  изменился  ее
Савелий  с  тех  пор,  как  она  покинула  его...  нежно  пригладила   его
спутавшиеся волосы... Савелий счастливо улыбнулся и прошептал:
     - Мамочка, милая моя! Как же я рад, что ты рядом со мной.
     - Что случилось, Савушка? - почему-то услышал он не голос  матери,  а
Марфы Иннокентьевны, и действительно это она склонилась над ним. -  Почему
ты вернулся? Тебе что, не понравилось у Альбины Семеновны? - Она взяла его
руку и прижалась щекой.
     - Мама-Марфочка, не отдавайте меня в сыновья! Накогда-никогда...
     - Я тебе обещаю, что больше никто не заберет тебя от нас.
     - Мамочка, зачем ты покрасила свои волосы? Тебе так шли  светлые!  Ты
такая красивая, мамочка! - шептали его израненные  губы.  Он  то  открывал
глаза, то закрывал их... Неожиданно передним  возникла  та  самая  молодая
афганка, которая была убита  им  в  легковой  машине.  Ее  глаза  смотрели
злобно, а губы мстительно  улыбались.  Из  груди  женщины,  растекаясь  по
светлому платью, сочилась  алая  кровь...  Зло  усмехаясь,  она  все  ниже
склонялась к нему. Прикоснувшись длинными волосами к  лицу,  она...  вдруг
плюнула ему прямо в лицо.
     Савелий дернулся и вновь куда-то провалился. А когда  широко  раскрыл
глаза, то увидел не афганку, а  незнакомое  миловидное  женское  лицо.  На
какое-то  мгновение  взгляд  его  прояснился,  он  подался  вперед,  желая
спросить, но губы успели только прошептать: "Кто..." И он снова  откинулся
назад, и последнее, что он услышал, прежде чем потерять сознание:
     - Все будет хорошо! - сказал чужой низкий грудной голос.
     К его израненному, покрытому испариной  лицу  прикоснулась  несколько
огрубевшая, но изящная, с длинными пальцами рука, которая  промокала  раны
бинтом.
     Возраст этой женщины определить было трудно: если  судить  по  нежной
коже на шее, по стройной фигуре, которая угадывалась под кожаным  костюмом
- куртке и таким же брюкам,  -  то  вполне  можно  предположить,  что  она
молодая, но  уверенная,  несколько  грубоватая  походка,  сапоги,  хотя  и
небольшого размера, широкий охотничий нож в ножнах  за  поясом,  винтовка,
лежащая рядом, - все это сбивало с толку...
     Рядом с ней находились еще два  живых  существа:  гнедая  кобыла  под
седлом с притороченными к нему сумками и огромная пушистая черная  собака,
напоминающая небольшого медведя.  Они  внимательно  вслушивались  в  голос
хозяйки: кобыла,  смешно  вращая  ушами,  собака,  поворачивая  голову  из
стороны в сторону.
     - Серьезно парень вляпался?! А, Мишутка? - обратилась она к псу. -  И
зачем в таком состоянии полез  на  дерево?..  Никак,  заплутал.  С  дороги
сбился... Несколько дней по тайге  блуждает:  вон  как  исхудал!  Кожа  да
кости... - Женщина стала осторожно осматривать израненное лицо Савелия.  -
Один порез-то глубо-о-о-кий! - протянула она и покачала головой. - Швов бы
парочку наложить, но... это мы не проходили... - нахмурилась,  раздумывая.
- Ладно, как-нибудь выкрутимся: пластырем стянем!.. А, Мишутка!..  Так,  а
что здесь у тебя?  -  Она  осторожно  прощупала  грудную  клетку  и  вновь
покачала головой. - Три ребра... А ноги?..  Левая  вроде  в  порядке...  -
Задрав правую штанину, она увидела сильную опухоль На голени, потрогала, и
незнакомец застонал. - Худо... Неужели перелом? - Не обращая  внимания  на
стоны, она закатала штанину повыше. - Точно, перелом!..
     Огорченно вздохнув, женщина подошла к лошади, отвязала сумку и быстро
вернулась к раненому. Она  достала  из  сумки  необходимое,  первым  делом
обмазала какой-то  мазью  раны  палице  и  самый  глубокий  порез  стянула
пластырем. Вытащив нож из-за пояса, выстругала  из  ветки  нужную  шину  и
плотно прибинтовала к ноге. Неожиданно собака жалобно заскулила.
     - Что  с  тобой,  Мишенька?  -  Женщина  настороженно  посмотрела  по
сторонам, но ничего не увидела, тут  она  заметила,  что  пес  смотрит  на
незнакомца, изо рта которого показалась маленькая струйка крови. -  Что  с
тобой, дружочек? - с тревогой наклонилась к нему женщина. - Неужели легкие
отбил?.. Нет, слава Богу! Это, Мишутка,  он  губу  от  боли  прикусил!  До
свадьбы все заживет!.. А теперь ребрами займемся...
     Задрав до подбородка рубашку, она умело и туго перебинтовала  Савелию
грудную клетку, осторожно приподнимая  за  плечи.  Закончив  свою  работу,
немного посидела на земле, отдыхая, потом легко поднялась на ноги.
     - С первой помощью пока все закончено. Внешние повреждения  вроде  бы
все. Теперь покормить тебя, дружочек, не мешает, но сначала придется  тебе
бальзамчику  отведать:  как  бьют  волчьих  ягодок   не   своротило...   -
Усмехнувшись, она вытащила из сумки  стальную  плоскую  фляжку,  отвинтила
крышку и с большим трудом заставила его сделать несколько  глотков  темной
жидкости. -  Пей,  дружочек,  пей!  Это  очень  славное  средство:  и  сил
прибавит, и отраву нейтрализует... Пей,  пей...  -  ласково  приговаривала
она. - А потом угощу тебя  мясным  бульончиком.  Не  бульон  -  объедение:
пальчики оближешь... Наваристый, из рябчиков. Съешь и еще попросишь. Потом
и домой поедем...
     Вытащив из кожаной сумки термос  с  широким  горлом,  женщина  налила
бульон в пластмассовую кружку и  стала  поить  Савелия.  К  ее  удивлению,
незнакомец с жадностью выпил три полные порции.
     - Все, больше тебе нельзя: для первого раза  достаточно.  Через  пару
часов еще получишь, - решительно заявила она, заткнула термос и убрала его
в сумку. Приторочив ее к седлу, она вернулась к  незнакомцу  -  Интересно,
откуда же ты взялся, дружочек? Может, из какой-нибудь поисковой партии? Но
поблизости вроде бы нет ни  одной!  Случайный  охотник?..  Почему  нет  ни
ружья, ни другого какого оружия? Да  и  одет  больно  странно:  в  рабочих
джинсах, сапогах и в одной нательной рубашке... Может, из  документов  что
есть?..
     Она ощупала два единственных кармана  и  вытащили  узенькую  финку  в
ножнах и какой-то кусок материи. Больше в карманах ничего не было.
     Вынув из ножен лезвие финки, осторожно потрогала блеснувшую на солнце
холодную отполированную сталь и задумчиво сунула назад. На  кусочке  белой
материи разглядела чью-то фамилию и адрес, а с другой стороны  -  набросок
какой-то карты. Внимательно взглянув на незнакомца, она  нахмурилась,  еще
раз взглянула на самодельную карту, аккуратно сложила и сунула ее назад  в
его карман. Финку воткнула себе за пояс.
     Эти находки совсем сбили ее с толку: стало совсем непонятно, кем  мог
быть этот парень. Изящная финка явно не магазинного приобретения,  но  еще
больше смущала карта... Ей  показалось,  что  эту  карту,  точнее,  манеру
рисовать,  она  видит  не  впервые,  и  это  более  всего   настораживало.
Странно... А чего это она вдруг всполошилась?.. Какая разница,  кто  он?..
Этот человек находится в беде, и ему  необходима  помощь,  ее  помощь:  не
появись она вовремя, то неизвестно еще, выжил ли бы этот парень!.. Что  же
она раздумывает? Все потом! Кто? Откуда? Все можно узнать после того,  как
он выкарабкается, спасется от смерти! Если спасется...
     С огромным трудом женщина оторвала Савелия от земли и втащила поперек
седла. В какой-то  момент  незнакомец  открыл  глаза,  ноет  сильной  боли
застонал и снова потерял сознание...
     Перекинув винтовку через плечо, она взяла гнедую под уздцы и медленно
повела вперед. Черный  пес  обежал  их  короткую  стоянку,  обнюхивая  все
вокруг, словно проверяя, не оставила ли чего хозяйка, и побежал следом.

                            НА МОГИЛЕ РОДИТЕЛЕЙ

     С  огромной  сумкой  в  руке  в  форме  сержанта-интернационалиста  с
орденами Красного Знамена в Красной Звезды на груди Савелий  медленно  шел
по заброшенной части  кладбища,  пытаясь  найти  по  памяти  могилу  своих
родителей. Он сворачивал то в одну аллею,  то  в  другую,  но  каждый  раз
ошибался... Отчаявшись  найти,  Савелий  повернул  к  сторожке  смотрителя
кладбища,  проходя  мимо  могил,  скользнул  по  одной  взглядом,   прошел
несколько шагов и тут же бросился назад... Она! - Заросло-то  все  как?  -
вздохнул он. Сорная трава так все заполонила, так что ограда  и  гранитная
плита были почти незаметны. С трудом отворив жалобно простонавшую калитку,
Савелий вошел в ограду, нащупал по  памяти  утопающую  в  траве  скамейку,
поставил на нее сумку и быстро разделся по  пояс...  Мгновенно  налетевшие
комары впились в его тело, но, не обращая на них внимания, Савелий вступил
в бой с сорняками.
     Вскоре могила и все вокруг нее было очищено.  Савелий  -  вытащил  из
сумки банку с  серебряной  краской,  кисточку  и  стал  не  спеша  красить
оградку.
     На выточенной овалом розовой мраморной  плите,  стоящей  в  изголовье
могилы, прямо  по  центру  две  фотографии:  молодая  с  пышными  волосами
красивая, счастливо улыбающаяся  блондинка  и  моложавый  морской  офицер,
удивительно похожий на Савелия. И ниже надписи:
     Капитан  1  ранга  Говорков   Кузьма   Петрович   1937-1968   Капитан
медицинской службы  Говоркова  Мария  Александровна  1938-1968  Погибли  в
автомобильной катастрофе Мы все на земле только гости! Мир вашему праху!
     Закончив красить, Савелий  тщательно  вытер  тело  полотенцем,  надел
гимнастерку с орденами, ремень, расправил складки на поясе. Вынув из сумки
бутылку водки, раскупорил, налил в два стакана. На один положил  бутерброд
с балыками поставил его у надгробной плиты. Второй стакан налил доверху, а
останки водки  в  бутылке  выплеснул  крест-накрест  на  вскопанную  землю
могилы. Взяв стакан с водкой, встал перед могилой по стойке "смирно".
     - Живой я вернулся... Простите, родные, что долго не был...  -  Голос
его дрогнул, и он быстро, залпом выпил водку, постоял  еще  минуту,  потом
сложил сумку пустую бутылку, стакан, саперную лопатку и  снова  выпрямился
перед  могилой,  -  и  на  глаза  навернулись  слезы,   которые   медленно
прокатились по щеке, и он не стал их вытирать.  Подхватив  сумку,  Савелий
вышел за оградку, бесшумно прикрыл за собой калитку  и,  бросив  последний
взгляд на могильную плиту, пошел прочь...

                              ДОРОГА НА ЗАИМКУ

     Несколько  раз  женщина  останавливалась  только  для   того,   чтобы
покормить Савелия да смазать его раны на  лице.  Во  время  остановок  пес
настороженно и ревниво усаживался напротив и хмуро  поглядывал  за  каждым
движением хозяйки.
     - Ты, Мишутка, не серчай на меня: сам видишь - раненый он и в  полном
беспамятстве, - сказала она, заметив странное поведение собаки, - понимать
должен, поди не маленький... - Она потрепала пса за лохматое ухо.
     Большой привал сделали они у еле  заметного  для  постороннего  глаза
подземного ключа. Пес первым стремительно бросился  к  источнику  и  начал
жадно лакать воду.
     - Ну вот, больше половины пути  отмахали,  -  проговорила  женщина  и
осторожно стащила незнакомца с лошади, уложила поудобнее  под  развесистой
сосной. - Здесь можно и подольше отдохнуть: источник-то целебный! Водочка,
как в сказке, живая, ключевая! И горяченькая: градусов под сорок...
     Она набрала в опустевший термос воды из источника и напоила раненого.
Савелий пребывал в  беспамятстве.  Разбинтовав  его  сломанную  ногу,  она
удалила остатки, мази, подтащила  безвольное  тело  парня  к  источнику  и
положила так, чтобы больная нога оказалась в воде. И  только  после  этого
занялась собой: сняла сапоги  и  начала  полоскать  ступни  в  ручейке  от
источника. Постепенно усталость в ногах проходила. Она откинулась на спину
и задремала. Пес примостился рядом  и  тоже  закрыл  глаза,  но  его  уши,
осторожно дергающиеся от любого шороха, давали понять, что охрана на месте
и находится "в полной боевой готовности"...

                           ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ВОЛАНДА

     Среди стройных сосен Подмосковья, огороженная  мощным  железобетонным
забором, стояла двухэтажная дача, скорее вилла. Красивая кирпичная  кладка
доходила до самого подоконника первого  этажа.  Окна  огромной  стеклянной
веранды были задрапированы плотными тяжелыми занавесями. Со второго  этажа
слышалась музыка, шумные голоса. В одной из угловых комнат никакой  мебели
не было - на полу был разостлан огромный  ковер  ручной  работы,  стены  и
потолок  также  были  в  коврах,  на  полу  валялось   несколько   круглых
пуховичков, на которых возлежал Владимир Андреевич,  "вечный  кассир",  он
был обнажен. Рядом  с  ним,  то  ли  массируя,  то  ли  лаская  плотное  и
достаточно  ухоженное  для  его  лет  тело,  сидела  длинноногая   молодая
красавица лет двадцати...
     Не обращая на нее никакого  внимания,  Владимир  Андреевич  задумчиво
поглядывал  на  экран  видеомагнитофона.  Сексуальный  фильм,  который  он
смотрел, действовал скорее на его "подругу", нежели на  него  самого:  все
больше возбуждаясь, она тяжело дышала и старалась возбудить лежащего рядом
мужчину.   Однако   единственное,   чего   ей   удалось   дождаться,   это
доброжелательное поглаживание по голове...
     В этот момент  нежно  "проворковал"  радиотелефон.  Закинув  руку  за
пуховичок, Владимир Андреевич поднял трубку и нажал кнопку.
     - Да... какого черта... - несколько раздраженно начал он, но,  метнув
взгляд на свою партнершу, оборвал  себя  на  полуслове.  -  Хорошо,  через
десять минут буду.
     - Я скоро вернусь, киска! - сказал  он,  потрепав  девушку  по  щеке.
Затем накинул халат и вышел в совершенно  незаметную,  скрытую  за  ковром
дверь.
     Через пять минут  он  уже  выезжал  на  белом  "мерседесе"  из  ворот
усадьбы. Из небольшой будочки, укрытой  в  тени  деревьев,  вышел  плотный
парень спортивного сложения. Взглянув, кто сидит, - кивнул головой.  Почти
бесшумно железная створка ворот сдвинулась вправо и  вернулась  на  место,
когда машина выехала.
     Путешествие было недалеким: метров через пятьсот,  прямо  на  обочине
дороги стоял милицейский "Мерседес". Владимир Андреевич  плавно  остановил
свою машину за служебной. Из нее сразу вышел сотрудник в форме  полковника
милиции и сел рядом с ним.
     - Ты что, чокнулся,  полковник?  -  раздраженно  проговорил  Владимир
Андреевич. - Я же тебе говорил: не являться  сюда,  во  всяком  случае,  в
форме и на служебной машине! Что за спешка?
     - Новости! Новости, Воланд!  -  тот  был  явно  недоволен  полученным
выговором. - Две, и обе неприятные...
     - Говори! Известные неприятности лучше, чем неприятные сюрпризы!
     - Мальчишки наткнулись на труп Варламова...
     - Так... Как опознали?
     - Случай! Адвокатша одна... помнишь, защищала Говоркова?
     - Ну...
     - Подробностей не знаю, но она с помощью  какого-то  калеки  опознала
его. Но не это главное: она пытается соединить оба дела в одно.
     - Пытается или...
     - Пока пытается... но...
     - Я плевать хотел на твои "но"! -  взбеленился  "кассир".  -  Я  тебе
плачу не за то, чтобы ты думал да гадал, а зато, чтобы действовал!  Понял?
Что еще?
     - Жив или нет бежавший Савелий Говорков, выяснить не удалось!  Найден
только труп Тихони: разбился при прыжке!
     - Слушай, мне очень стала  не  нравиться  твоя  работа:  то  тебе  не
удалось убрать его в зоне, то труп Варлама находят, то не можешь  выяснить
такой простой вещи, как жив или нет этот Бешеный...
     - Успокойся: все будет как  надо,  -  несколько  встревожено  ответил
полковник.
     - Беспокойся ты! И как можно серьезнее: две недели тебе сроку...
     - Три! Тайга все-таки...
     - Хорошо, три и ни днем больше.

                                 НА ЗАИМКЕ

     ...Сумерки спустились  на  землю,  когда  пес,  радостно  повизгивая,
бросился к воротам и, словно щенок, запрыгал перед ними. Женщина  откинула
несложную щеколду, распахнула широкую калитку и завела лошадь с раненым во
двор. Большой бревенчатый  дом,  обнесенный  высоким  деревянным  забором,
выглядел внушительно. Кроме жилого дома, за забором  находилось  несколько
хозяйственных построек: конюшня, сарай для  скота  с  примыкающим  к  нему
курятником, теплица, отдельно стояла небольшая  банька,  посреди  двора  -
колодец с навесом. Единственным кирпичным строением была  "электростанция"
- дизельный движок от трактора.
     Прямо за домом, выгороженный  невысоким  штакетником,  предохраняющим
грядки от  домашней  живности,  спрятался  огород.  Несмотря  на  довольно
обширную территорию, все содержалось в чистоте: мусор аккуратно  сложен  в
специальных местах, дорожки вымощены  ровненькими  деревянными  срезами  и
напоминали булыжную мостовую.
     Женщина подвела лошадь к крыльцу,  осторожно  подхватила  раненого  и
втащила в дом. Уложив на кровать, пошла  хлопотать  по  хозяйству.  Гнедая
кобыла, не дожидаясь ее, уже стояла под  специальным  навесом  и  хрумкала
сеном.
     - Проголодалась, бедная? Сейчас,  милая,  сейчас!  -  Женщина  завела
лошадь на конюшню,  быстро  и  умело  сняла  седло,  уздечку,  насыпала  в
кормушку отрубей и только потом направилась к  дизельному  движку.  Вскоре
раздался равномерный стук мотора, и через мгновение  на  двух  столбах  во
дворе вспыхнул яркий свет. Подсыпав зерна птичьей живности, она подхватила
эмалированное ведро и пошла доить пегую, с крутыми  рогами  корову,  давно
подававшую голос...
     С полным ведром молока она вошла в  дом,  ополоснула  руки  и  первым
делом напоила своего непрошеного гостя  парным  молоком,  наполнила  чашку
собаки и только после этого сама напилась.
     Не передохнув и минуты, она растопила печь и  поставила  на  нее  два
ведра воды. - В доме быстро стало жарко, и хозяйка, сняв  с  себя  кожаный
костюм и нижнее белье, подошла к трюмо и внимательно оглядела  свое  тело.
Она была скорее полной, но тело было упругим, а ноги стройными...
     Женщина  внимательно  осмотрела  себя   со   всех   сторон,   оценила
приподнятые ягодицы, упругие груди, гладкий, не обвисший живот и  осталась
довольна. Взглянув быстро в сторону незнакомца, она  тут  же  рассмеялась:
незнакомец не может полюбоваться ее прелестями, он без сознания и так  еще
будет очень  долго...  Она  вздохнула,  вздрогнула,  смутившись  от  своих
мыслей, накинула ситцевый халатик без рукавов, заколола на затылке  волосы
и преобразилась, словно по волшебству, в совсем молодую девушку.
     Она принесла к кровати, где лежал незнакомец,  металлическое  корыто,
наполнила его горячей водой из ведра, попробовав  локтем,  не  горячо  ли,
добавила холодной воды и начала решительно раздевать раненого.
     - Какой же ты, дружочек, огромный! - вздохнула она, с трудом  ворочая
парня. - А вымыть тебя все же необходимо...
     - Осторожно протерев мокрой тряпочкой его руки  и  грудь,  она  вдруг
уставилась на его неподвижный орган и,  почувствовав  какое-то  непонятное
волнение, осторожно протерла - его  тряпочкой,  затем  еще  несколько  раз
промыла с мылом, погладила и вдруг, неожиданно для самой себя, наклонилась
и притронулась к  нему  губами.  Ее  промежность  соприкоснулась  с  рукой
раненого, и это было настолько ей приятно, что она  замерла  в  сладостном
изнеможении я несколько  секунд  не  хотела  шевелиться  совсем...  Потом,
придерживая его руку своей рукой, стала  водить  его  большим  пальцем  по
своему влагалищу... Ее сердце готово было выскочить из груди,  а  ее  губы
хотели ощутить горячую струю из его члена, но он никак  не  реагировал  на
ласки девушки...
     Вскоре  она  несколько  раз  конвульсивно  дернулась,  опустилась   в
изнеможении на колени, прижалась к его плечу и тихо прошептала:
     - Спасибо тебе, мой незнакомец... я очень давно не была с мужчиной.
     Она встала, подошла к  комоду,  вытащила  мужскую  пижаму,  задумчиво
погладила ее и на секунду прижалась к ней щекой, словно выпрашивая  у  нее
прощение. Прикинув, подойдет ли она незнакомцу, осторожно надела на  него.
Ее взгляд упал на увеличенную, видимо,  с  документа  фотографию  молодого
мужчины, широко улыбающегося сквозь путаную бороду. И ее память неожиданно
перенесла ее на несколько лет назад...

                                   ВАРЯ

     Она была еще совсем молодой  девушкой  и  вдвоем  с  матерью  жила  в
Ленинграде, на Первой линии Васильевского острова. Жили они не  бедно,  но
особенно не шиковали, экономно распределяя Две небольшие зарплаты на  свои
нужды. Однажды, с трудом выпросив у матери на  непредвиденную  покупку  35
рублей, она бросилась в магазин за туфлями, о которых давно мечтала. Когда
же подошла ее очередь, она  с  ужасом  обнаружила  пропажу  денег:  то  ли
потеряла, то  ли  вытащили.  Из  глаз  хлынули  потоки  слез,  и  девушка,
растерянно поглядывая на витрину  с  такими  желанными  туфлями,  медленно
вышла из магазина. Горе казалось ей таким безысходным, что и на улице  она
не могла сдержать слез.
     - Что за трагедия, дружочек? - неожиданно раздался за  спиной  чей-то
ласковый и участливый баритон.
     Она хотела идти дальше, не оборачиваться и вдруг, непонятно для  себя
самой, остановилась  и  поведала  совершенно  незнакомому  парню  о  своем
несчастье. А тот улыбнулся и сказал:
     - Когда деньги теряешь  -  не  горе:  пустяк!  Горе,  когда  человека
теряешь! - Затем  вытащил  из  внутреннего  кармана  пиджака  читательский
билет, взял из него тридцать пять рублей и протянул девушке. - Бери, бери!
- Заметив нерешительность, сунул прямо в руки. - Разбогатеешь - отдашь...
     Вместе с ней зашел в магазин, пробился к  продавцу  и  сумел  убедить
ее... Вручая туфли, похвалил удачный выбор и вкус. Несколько часов бродили
они по Ленинграду и говорили, говорили... Она узнала, что нового знакомого
зовут Егором, что учится он на последнем курсе лесотехнического института,
что сам - из таежных мест... Егор много рассказывал о тайге, о  прекрасной
природе, о редких зверях и птицах... Он так увлекся, - что,  только  когда
стемнело, неожиданно прервал себя, стукнув по лбу:
     - Что же это я все о себе да о себе? А о вас - ничего! Даже имени  до
сих пор не знаю!
     - А у меня очень простое имя - Варвара! - Она смущенно улыбнулась.
     - Варвара? - вырвалось у него. - Так мою маму звали... - тихо добавил
он и отвернулся.
     - Звали?
     - Умерла она... от рака...
     - А отец?
     - Его... - он нахмурился. - Он далеко...  Они  помолчали  немного,  и
Варя, почувствовав, что  ему  тяжелы  эти  воспоминания,  решила  прервать
молчание первой:
     - А мы вдвоем с мамой живем... Хотите, познакомлю вас с  ней?  -  Она
даже  себе  удивилась  от  такого  "нахального  предложения"  и   добавила
смущенно: - Не думайте, она у меня добрая и... хорошая: я от нее ничего не
скрываю...
     Варя работала в поликлинике медсестрой,  а  иногда  подрабатывала  на
"Скорой помощи". После окончания медицинского училища многие советовали ей
поступать в институт, но она решила, что  "от  добра  -  добра  не  ищут".
Профессия медсестры была ей по вкусу, и этого было достаточно.
     Всю жизнь прожила Варя в Ленинграде и никогда из  него  не  выезжала,
даже на отдых. Рассказы Егора о тайге очень взволновали ее, хотя даже себе
она не хотела признаться в этом. -
     После необычного знакомства они "стали встречаться чуть ли не  каждый
день, а через полгода Егор получил диплом и распределение. Уже позднее, от
его друзей. Варя узнала, что его оставляли в аспирантуре, но он  предпочел
родные места...
     После зашиты диплома состоялся  банкет,  на  котором  Егор  во  время
медленного  танца  прошептал  ей  на  ухо  предложение  стать  его  женой.
Воспользовавшись ее замешательством, стал строить дальнейшие планы: поедут
по его распределению в тайгу, поживут там лет пять, а какая там жизнь,  он
рассказывал... За эти годы он  соберет  необходимый  материал  для  защиты
диссертации, а Варя в это время будет любоваться природой  и  "увеличивать
население страны"... Последнюю фразу  Варя  сначала  не  поняла  и  хотела
переспросить, но тут же ее  щеки  заалели,  она  опустила  голову  и  тихо
прошептала: "Хорошо, я согласна!"
     Егор ей сразу понравился, с первой встречи, но решиться уехать с  ним
в  тайгу  помогло  только  одно  обстоятельство:  за  несколько  дней   до
предложения Егора мать объявила о своем намерении  выйти  вторично  замуж.
Эти дни Варя очень много думала о предстоящем неожиданном изменении  в  их
семье. Она ревновала мать к ее  будущему  мужу.  Конечно,  не  будь  этого
обстоятельства. Варя все равно  ответила  бы  Егору  согласием,  но  потом
переживала за мать, которая осталась одна...
     Когда они приехали в  тайгу  на  свой  участок,  Варя  с  энтузиазмом
принялась за устройство домашнего гнезда. По ее настоянию были привезены и
строительные материалы  для  собственной  "электростанции",  и  дизельный,
движок, а Егор соорудил небольшую теплицу, умостил дорожки  "под  булыжную
мостовую" и так далее...
     Шло время, постепенно Варя привыкла к новой  жизни,  полюбила  ее,  а
вскоре готовилась стать матерью... К  тому  моменту  она  обучилась  почти
всему, что умел и сам Егор. Порой он шутил, что егерем стал  лишь  потому,
что имеет созвучное имя - Егор - егерь... Он с большой  радостью  замечал,
что его любимая женушка очень быстро научилась вести  домашнее  хозяйство,
довольно большое, вкусно готовить... Она научилась не хуже его стрелять  и
с удовольствием ходила на охоту не только с ним, но и одна.
     Больше всего его удивляло то, что у нее, городской  жительницы,  было
какое-то удивительное чутье на  тайгу:  ориентировалась  так  великолепно,
словно родилась и прожила в ней всю свою жизнь. Научилась и верхом ездить,
управляться с арканом и многому другому...
     Для Вари же было удивительным и странным: как она могла жить до этого
без всего того, что сейчас ее окружает. Конечно, скучала порой по театрам,
кино, по родному городу, его домам, улицам, по Неве. Но чувство  это  было
недолгим - внезапно возникало, внезапно и исчезало.
     Очень часто Варя отправлялась вместе с Егором  для  объезда  участка,
который был под его контролем.  Но  беременность  прервала  их  совместные
выезды, и всякий раз она с нетерпением  поджидала  его  возвращения.  Надо
сказать, что Егор  всегда  был  скрупулезно  точен  в  своих  обещаниях  и
возвращался к назначенному им времени.
     А в тот роковой день время, когда Егор должен был вернуться,  прошло,
а его все не было. Какое-то странное предчувствие овладело  Варварой:  она
бродила из угла а угол по огромному дому, не  находя  себе  ни  места,  ни
покоя. Варя попыталась отвлечься какой-нибудь работой, но ничего не  могла
делать: все валилось из рук. Все время ей казалось, что  подходит  Егор  к
дому: то калитка скрипнет, то почудится лошадиный топот... Всякий раз  она
стремительно выскакивала на крыльцо и всякий раз ошибалась: ветер-обманщик
зло подшучивал над ней... Томительно и  тревожно  протянулся  день,  потом
ночь. Она ни на минуту не  сомкнула  глаз,  а  когда  первые  лучи  солнца
заиграли на макушках деревьев. Варя решительно запрягла  серого  мерина  в
телегу, словно зная, что телега будет  нужна,  сложила  в  рюкзак  немного
съестных припасов, вскинула на  плечо  карабин  и  отправилась  на  поиски
Егора.
     Варя уже ЗНАЛА, что там произошла беда, знала,  что  уже  НИКОГДА  не
услышит его голоса... Голоса  своего  любимого  Егора...  Варя  нашла  его
быстро, собственно, она и не искала его: она ЗНАЛА, где Егор, и направляла
лошадь именно туда, ТУДА, в ТО место... Пес бежал впереди, не  оглядываясь
на нее, как обычно... Уже позднее,  когда  к  Варе  вернулась  способность
спокойно рассуждать, она и тогда не  смогла  объяснить  даже  себе:  каким
образом все ЗНАЛА задолго до случившегося?  Словно  ею  кто-то  руководил,
помимо ее воли, сознания! За несколько часов до того, как Егор должен  был
вернуться, она ВИДЕЛА все, что произошло с ним позднее!
     Подъехав к ТОЙ  поляне.  Варя  сразу  же  вспомнила  свое  "видение":
распростертое тело мужа, переломленный пополам карабин,  рядом  валялся  и
его охотничий  нож...  Борьба,  видно,  была  яростной,  жестокой  и  явно
неравной, осмотрев карабин, она поняла, что Егор даже выстрелить не  успел
и остался почти безоружным перед таежным исполином. Вероятно, он попытался
увернуться от страшных когтей, но был сбит, и зверь навалился на него всей
своей тушей...
     Нож-Егора  был  в  крови,  значит,  успел  нанести  своему  страшному
противнику удар. Осмотревшись, Варя обнаружила в траве  какой-то  страшный
черный лохматый предмет и не сразу сообразила, что это - медвежье ухо...
     Егор умер не сразу: кровавый след  тянулся  метров  пятнадцать.  Этот
след вел к их дому.  Егор  полз  к  ней,  пока  были  силы,  а  значит,  и
надежда... Полз к ней, к самой любимой женщине на свете, носящей  в  своем
чреве его ребенка... Стремился всем сердцем, всей душой, каждой  клеточкой
своего поломанного тела...
     Ткнувшись несколько раз носом в своего хозяина, Мишка поднял  к  небу
лохматую голову и тоскливо завыл... Варя  машинально  собрала  раскиданные
вокруг трагического места вещи Егора: части карабина, рюкзак, растерзанный
разъяренным зверем, сапог, невесть как свалившийся  с  ноги  Егора...  Она
двигалась   в   каком-то   сомнамбулическом   сне:   медленно,   спокойно,
механически...
     Взяв с телеги брезент, расстелила его перед Егором и  осторожно,  как
бы боясь причинить ему боль, подтащила к телеге и положила на нее...
     В этот момент  ребенок,  которого  она  носила  под  сердцем,  сильно
толкнулся, словно желая выбраться на волю, чтобы  хоть  раз  взглянуть  на
своего отца... Варя со стоном опустилась на траву,  пережидая,  когда  тот
успокоится. Уже несколько дней плод их любви давал о  себе  знать  сильной
болью, которая ее очень утомляла. Собравшись с духом, она поднялась,  села
на телегу и взяла вожжи... До этого момента Варя помнила все до мельчайших
подробностей, а потом - полный провал  памяти...  Очнулась  только  тогда,
когда уже сидела на стуле перед лежащим  на  кровати  телом  Егора...  Как
добралась до дома, как втащила  на  кровать,  сколько  просидела  в  таком
положении - ничего не помнила, будто топором отрубили.
     Неизвестно, сколько бы еще так просидела... Кто знает?  Она  услышала
тихое и тревожное потрескивание радиотелефона.  Вздрогнув,  посмотрела  на
него, не понимая: какие еще звуки могут раздаваться в доме, если ОН умер?!
Егор умер?! И его никогда уже не будет?!  Никогда?  Только  сейчас  до  ее
сознания дошла эта страшная истина. Егора  уже  НИКОГДА  НЕ  БУДЕТ!!!  Все
будет: и она, и этот дом, и эта тайга, и все-все остальное...  Все,  кроме
ее   любимого   Егора.   Это   показалось   настолько   диким,   настолько
несправедливым,  что  Варя,  издав  нечеловеческий   вопль,   без   чувств
повалилась на пол, рядом с кроватью, где покоилось неподвижное тело...
     Так и нашли ее вертолетчики, посланные управлением, когда поняли, что
на заимке Егора Капоты что-то случилось...
     Начавшаяся  послеродовая  горячка  не  позволила  Варваре  похоронить
Егора: врачи две недели боролись сначала  за  ее  жизнь,  потом  за  жизнь
ребенка. Девочка появилась на свет чуть раньше положенного  срока,  и  еще
долго врачи тревожились за нее.  Когда  же  опасность  миновала,  Варя,  к
удивлению всех родных и знакомых, решила вернуться в  тайгу  и  продолжить
дело погибшего Егора. Ее  отговаривали,  пугали  трудностями,  непосильной
жизнью одной в тайге - ничто не сломило ее решения.
     Она упорно доказывала начальству свое право заменить Егора. Убеждала,
что справится с работой, что никто не  знает  участок  лучше,  чем  она...
После некоторых колебаний руководство сдалось, уверенное в том, что  долго
женщина не сможет там выдержать, тем более имея на руках грудного ребенка:
ребенок есть ребенок - ему внимание, уход и особые условия нужны...
     Записав дочку в честь мужа  под  именем  Егоринка,  не  слушая  более
никаких советов. Варя отправилась в свой  таежный  дом,  в  тот  дом,  где
дочери была дана жизнь...
     Егора похоронили недалеко от таежной заимки, на высоком берегу  реки.
Первое, что сделала Варя, вернувшись домой, отправилась на его могилу.
     С фотографии на надгробном камне смотрел улыбающийся Егор на реку, на
тайгу, на нее, свою жену... Варя положила на могилу его любимые  гвоздики,
привезенные из города, и сидела, не сводя глаз с фотографии  до  тех  пор,
пока маленькая Егоринка не подала свой упрямый голосок, требуя внимания...
     В первое время Варваре, конечно, тяжело было жить и работать одной на
заимке: дочка нуждалась в постоянном внимании и заботе.  За  день  женщина
выматывалась так, что, добравшись  поздней  ночью  до  кровати,  мгновенно
засыпала.
     Может быть, эта ежесекундная занятость и помогла ей пережить страшную
утрату... Всю свою любовь, всю свою нежность перенесла  она  на  крохотное
существо, в котором была частица дорогого человека...
     Поначалу, чтобы поддержать Варвару и помочь ей, на  заимку  приезжали
из управления, но сталкивались с возражениями и недовольством хозяйки. Так
что постепенно оставили ее в пока... раз  в  месяц  доставляли  вертолетом
продукты, одежду, патроны и все, что она заказывала для дочки и для  себя,
а каждый понедельник сбрасывали ей почту...
     Когда Егоринка немного подросла. Варя стала отправлять ее на  зиму  в
Ленинград, к своей матери. В эти месяцы сильно тосковала по ней и  считала
дни до ее приезда. Сама же настолько привыкла к жизни в тайге,  что  и  не
представляла себе другой судьбы.
     Правда, иногда тянуло в родной город на Неву. Но, погостив  у  матери
на недельку-другую, она в одночасье собиралась к себе, в свой таежный дом,
где во время ее отсутствия хозяйничала жена лесничего.

                              КТО НЕЗНАКОМЕЦ?

     Варвара долго смотрела на неподвижного  Савелия,  испытывая  странное
чувство: перед ней лежал совершенно посторонний человек, которому она,  по
существу, спасла жизнь. Как поступить в Данией ситуации?  В  ней  боролись
противоречивые чувства: с одной стороны, согласно предписанию, она  должна
доложить о том, что на территории заповедника обнаружен чужой человек, а с
другой стороны, что-то удерживало ее от этого.
     Чутье говорило Варваре, что, сообщив о нем, она может навредить этому
находящемуся в тяжелом состоянии человеку... Нет!  Сейчас  он  беспомощен,
болен, и ее долг помочь ему, поднять его на ноги, а там... Что "там" - она
и сама толком не знала: просто решила не  торопить  события  и  дождаться,
когда незнакомец сам расскажет о себе.
     Более  двух  недель  незнакомец   оставался   в   беспамятстве.   Она
добросовестно, с материнской заботой ухаживала  за  ним:  кормила,  поила,
врачевала, меняла бинты... В бреду раненый  часто  повторял  имя  девушки,
выкрикивал слова... Из этих бессвязных слов Варя постепенно узнавала о его
жизни. Иногда ей всерьез начинало  казаться,  что  она  давно  знает  его,
просто судьба разбросала их в разные стороны... Даже ловила себя на мысли,
что пытается вспомнить его имя...
     В это лето мать Варвары достала через  своих  знакомых  для  Егоринки
путевку в Артек, и дочка, погостив у бабушки два месяца,  сейчас  отдыхала
на Черном море.
     - Как-то тебе там отдыхается, Егоринка Егоровна? - вздохнула  Варя  и
сном посмотрела на спящего незнакомца. Потрогав его лоб, впервые заметила,
что кризис миновал и дело пошло на поправку.
     Решив, что сегодня его можно оставить  ненадолго  одного,  она  стала
собираться: необходимо было съездить на озеро Дальнее, проверить семейство
краснозобых гагар, очень редкого вида птиц для здешних мест.
     Оседлав гнедую кобылу. Варя  подбросила  корму  домашней  живности  и
завела пса в дом.
     - Ты уж пригляди за ним, Мишутка! Будь здесь за хозяина!
     Ласково потрепав пса за лохматое ухо  и  получив  в  ответ  согласное
"гав!", Варвара  подоткнула  со  всех  сторон  одеяло  больному  и  быстро
вышла...
     Отъехав от заимки, она с радостью окунулась в  таежный  мир.  Хвойный
лес на первый взгляд был мрачным, таинственным. Под густыми ветвями  елей,
кедров и пихт было сыро и сумрачно. Но то здесь, то там мелькали небольшие
семейства веселых и стройных березок, будто находящихся в плену...
     Варвара уверенно направляла лошадь по  неприметной  для  постороннего
глаза тропинке. На ее пути очень часто встречались засохшие прямо на корню
деревья. Они стояли мертвые, покрытые вместо хвои косматыми клоками серого
мха, словно поседевшие от старости. Гниение в тайге идет  медленно.  Всюду
разбросан валежник, скопившийся  за  многие  десятки  лет,  Старые,  давно
упавшие колоды обросли сочным  зеленым  мхом,  а  середина  давно  сгнила,
превратившись в труху. Глядя на один такой ствол. Варя грустно улыбнулась,
вспомнив, как едва ли не в первый день своего  появления  в  тайге  решила
отдохнуть  на  таком  привлекательном  зеленом  лесном  стуле  и  тут   же
завалилась  на  спину:  "стульчик"  оказался  настолько   трухлявым,   что
переломился пополам и развалился...
     Грустно вздохнув, она посмотрела наверх:  набежавший  ветерок  слегка
раскачивал далекие верхушки деревьев и весело пел свою песню. На тиньканье
пролетавших синичек тут же отозвались нежные голоса юрких  пеночек.  Внизу
было тихо, и таежная  мошкара  и  комары  -  тучами  вились  в  неподвижно
застывшем воздухе. Им удавалось проникать даже сквозь москитную сетку, без
которой Варя никогда не выезжала в тайгу. Неожиданно она вздрогнула: дятел
с резким криком, то складывая, то расправляя  свои  крылья,  устремился  к
дереву, впился в его ствол когтями и  начал  скачками  подниматься  вверх,
выклевывая неосторожных врагов дерева.
     Егор  научил  Варвару  узнавать   птиц   по   голосам.   Она   иногда
останавливалась  и  с  упоением  слушала  их  веселую  перекличку.  Вот  -
белошапочные овсянки затянули свою  простенькую  и  незатейливую  мелодию,
сидя на верхушке молодой березки у скрытого  тут  же  в  траве  маленького
гнездышка... "Вот слабый посвист вспугнутых рябчиков, которых предупредили
своим стрекотом длиннохвостые сороки о появлении хищного  ястреба.  Вот  и
заухала таежная кукушка...
     - Раз... два... три... - начала  считать  Варя,  что-то  загадав  про
себя...

                       "ЭТАПИРОВАТЬ НЕ МОЖЕМ - БЕЖАЛ..."

     В  кабинете  подполковника  Чернышева  собралось  несколько  человек:
заместитель по режимно-оперативной работе подполковник Бушин,  заместитель
по политико-воспитательной работе майор Вишневский и заместитель командира
роты капитан Зелинский.
     - Ну, какой ответ будем давать Москве? - спросил подполковник,  ни  к
кому конкретно не обращаясь.
     - О чем вы говорите, Иван Павлович? - спросила замполит.
     - Ах да, вы же ничего еще не знаете. Пока  вы  были  в  командировке,
Виктор Николаевич, из Москвы пришло решение Верховного суда РСФСР...  там,
в частности, говорится: "...ознакомившись с материалами дела,  а  также  с
вновь открывшимися обстоятельствами, неизвестным ранее возникшими  в  ходе
расследования другого уголовного дела,  а  также  на  основании  заявления
адвоката Архангельской Т. А.  и  протеста  Прокуратуры  РСФСР  приговор  в
отношении  Говоркова  Савелия  Кузьмича  отменить...   Говоркова   С.   К.
этапировать в Москву первым же рейсом самолета в сопровождении  сотрудника
учреждения..."
     - Прочитав, он  отложил  бумагу  в  сторону  и  обвел  присутствующих
взглядом.
     - Ну и глаз у тебя, капитан! - повернулся замполит к Зелинскому. - Ты
первый сказал, что сомневаешься в его вине...
     - Это бабушка еще надвое сказала! - пробурчал заместитель  начальника
по режимно-оперативной работе. - Дело-то на доследование направлено...
     - Правильно, на доследование, но направили-то по  "вновь  открывшимся
обстоятельствам"... И сопровождать не под конвоем, а "в сопровождении". Уж
не ты ли, капитан, как бывший военный прокурор,  приложил  здесь  руку?  -
Замполит хитро посмотрел на Зелинского.  -  Хотя  на  памяти  моей,  чтобы
выпустили того, кому такой срок дали... - Он пожал плечами.
     - Да, я принял участие в этом деле! -  нахмурился  Зелинский.  -  Мне
известно по делу Говоркова гораздо больше, чем вам: случилось так, что мой
приятель ведет это дело... Все не так  просто,  как  может  показаться  на
первый взгляд, но в одном я уверен: сейчас в стране новые времена и скорее
всего докажется невиновность Говоркова...
     - Чего тут спорить? - вздохнул хозяин  кабинета.  -  Этот  сукин  сын
сбежал, не дождавшись, когда разберутся!
     - Сбежал, значит, не верил, что разберутся! - хмуро бросил капитан. -
Может, и я виновен в его побеге...
     - Ты? - удивился подполковник.
     - И я, и замполит, и... вообще.
     - Я-то с какого здесь боку? - хмыкнул Вишневский.
     - Забыл, как он приходил к тебе  на  предмет  свиданки?  Что  ты  ему
ответил? Не положено?
     - Да, помню такой случай... Но женщина,  с  которой  Говорков  просил
свидание, ему даже не родственница, а закон...
     - Закон? А ты знаешь,  что  Говорков  -  круглый  сирота?  Что  он  -
афганец, что он был дважды ранен и дважды орденоносец? Что у  него,  кроме
этой женщины, никого нет? "Не положено", - передразнил капитан.
     - Откуда я все это мог знать? - Замполит явно смутился.
     - Откуда? И это говорит замполит! Я-то узнал! И  ты  мог  бы  узнать,
если бы захотел! - Зелинский разволновался и говорил на повышенном тоне. -
Ладно, что теперь говорить... - Он вдруг  успокоился  и  наморщил  лоб.  -
Единственное,  что  я  хотел  бы  понять:  почему  он  бежал  с   матерыми
уголовниками? Что его связывало с ними? Не понимаю! Не вяжется как-то...
     - Вяжется - не вяжется, а факт  остается  фактом:  бежал!  -  буркнул
Бушин.
     - Жаль, дров может наломать, если не погиб в тайге...
     - Выживет...  -  Бушин  посмотрел  исподлобья.  -  Кое-какая  ниточка
появилась.
     - Пока у нас нет сведений  о  том,  что  они  погибли,  поиски  будем
продолжать! - строго сказал Чернышев. - А Москве ответим так: "Этапировать
в Москву Говоркова Савелия  Кузьмича  не  имеем  возможности,  потому  что
означенное лицо совершило побег из места  заключения..."  Все  свободны...
Капитан  Зелинский,  задержитесь.  -  Когда   все   вышли   из   кабинета,
подполковник сказал: - Вы действительно решили покинуть нас?
     - Откуда такие сведения? - удивился Зелинский.
     - Знаю... Затребовали вашу характеристику... - Он  вздохнул.  -  Я  и
комбат, насколько я знаю, охарактеризовали вас как  хорошего  работника  и
отличного офицера.
     - Благодарю.
     - Если откровенно, я вам завидую: выбраться из этой дыры, и  сразу  в
Москву...
     - Может, еще и не выйдет.
     - Бросьте, я думаю, характеристики - простая  формальность:  все  уже
решено!.. А мне теперь  ищи  замену  на  место  вашей  жены...  Хороший  и
толковый начальник спецчасти - проблема...
     - Свято место пусто не бывает!
     - И то верно... - Он задумчиво  вздохнул.  -  А  парня  действительно
жаль... Не знаю, может, вам пригодится... Был у меня его напарник, молодой
такой парнишка, Михаил Никифоров...
     - Он что-нибудь знает? - встрепенулся капитан.
     - Паренек просто влюблен в Говоркова. Похоже, что с уголовниками  тот
оказался случайно. А незадолго до побега к нему подходил один  осужденный,
после встречи с которым Говоркова было  не  узнать:  говорит,  невменяемый
стал, бледный как смерть... Пошел будто бы отдохнуть, а паренек  решил  на
всякий случай проследить за ним,  помочь,  если  что...  Короче,  Говорков
угрожал кому-то!..
     - А того, кто подходил к Савелию, он запомнил?
     - К сожалению, нет!
     - О каких ниточках говорил Булгой?
     - Единственное, - что  мне  известно,  это  кличка  -  Браконьер:  он
каким-то образом связан с побегом, но... - Он  многозначительно  посмотрел
на Зелинского.
     -  Что  вы,  товарищ  подполковник,  ведь  вы  мне  говорили  о  моей
характеристике...
     - Вот именно.

                          КАК ОН ЗДЕСЬ ОКАЗАЛСЯ?

     Черный лохматый пес, развалившись  напротив  кровати  с  незнакомцем,
положил га лапы огромную голову и  дремал,  сторожко  водя  своими  ушами.
Мишка нет-нет да  бросал  любопытный  взгляд  в  сторону  Савелия,  словно
недоумевая: когда же наконец он проснется? Лениво потянувшись, пес  встал,
проискал по деревянному полу к своей внушительной миске с  водой  и  начал
жадно пить, разбрызгивая воду по полу.
     Это громкое чавканье разбудило Савелия. С  трудом  разлепив  ресницы,
зажмурился от ярких лучей, брызнувших из не зашторенного окна. Воспаленным
глазам стало больно, и он хотел закрыться от  солнца  ладонью,  но  резкая
боль в груди не позволила поднять руку.
     Заметив, что незнакомец пошевелился, пес посмотрел на него и вернулся
на свое место.
     Савелий дождался, когда солнечный луч передвинется в сторону, и снова
приоткрыл глаза. Любой поворот головы вызывал невыносимую  боль.  Переводя
взгляд с одного предмета на другой, Савелий пытался понять: где он, как он
сюда попал? Шелковый абажур свешивался с бревенчатого потолка. И без  того
просторная комната выглядела еще просторнее, так как мебель  была  низкая,
мастерски сделанная, судя по всему, своими руками. Из  всех  сил  напрягая
свою память, Савелий попытался вспомнить, как сюда добрался, но ничего  не
получилось.
     Прямо  перед  ним,  на  стене,  висел  портрет  молодого  мужчины   с
окладистой  бородой,  который  добродушно  смотрел  на  Савелия,  улыбаясь
открытой, внимательной улыбкой. Слева  от  окна  стоял  комод,  украшенный
причудливой замысловатой резьбой. На  нем  Савелий  рассмотрел  фотографию
молодой женщины с распущенными волосами. Ее лицо показалось ему  знакомым,
и он долго смотрел на карточку, пытаясь  вспомнить,  откуда...  На  спинке
одного из стульев висел цветастый халатик, и Савелий подумала  что  кто-то
же должен быть в доме.
     - Эй! - попытался он выкрикнуть, но  из  полураскрытых  губ  вырвался
лишь тихий шепот. Неожиданно Савелий почувствовал на себе  чей-то  взгляд.
Осторожно скосив  глаза,  с  удивлением  увидел  огромную  черную  собаку,
наблюдающую за ним,  Савелий  попытался  улыбнуться,  чтобы  завоевать  ее
расположение, но губы и тут не послушались. Тогда он вновь перевел  взгляд
на фотографию, стоящую на комоде, и  в  расплывчатой  пелене  воспоминаний
промелькнуло лицо, склонившееся над ним... прикосновение  рук...  ласковый
грудной голос: "Как же ты, дружочек, умудрился так вляпаться?"
     Ухватившись за эту  ниточку,  ступив  на  хрупкий,  дрожащий  мостик,
перекинутый его сознанием в прошлое, Савелий старался удержаться на нем  и
потихоньку, с трудом балансируя, шаг за шагом стал  возвращаться  к  своей
памяти...  Вот  он  решил  забраться  на  дерево...  неосторожный   шаг...
падение... дикая боль от беспощадно хлеставших его веток...  и...  удар  о
землю... Воспоминания обрели такую  реальность,  что  Савелий  дернулся  и
снова потерял сознание.

                         НЕ МОГУ ЖИТЬ В ЭТОМ МИРЕ

     После  суда  Савелий  находился  в  состоянии  крайней  депрессии:  в
какой-то момент его нервы не выдержали, и он поддался слабости, о  которой
потом не раз сожалел.
     Когда все сокамерники уснули, он бесшумно  добрался  до  единственной
раковины с краном, которой  пользовались  только  относящиеся  к  камерной
"элите". Над раковиной висел календарь,  смастеренный  из  коробки  из-под
сахара, разыскал в  ней  кусочек  "мойки",  так  называли  зеки  лезвие  и
тщательно прятали от ментовского "шмона"...
     Услышав  какой-то  звук  за  спиной,  Савелий  оглянулся,  все   было
спокойно: кто-то задел во сне соседа, и тут же получил кулаком по спине.
     Савелий долго смотрел на половинку лезвия,  словно  решая:  стоит  ли
глумиться над собой? Может, ему стало жаль себя? Нет! Просто он понял, что
не хочет больше жить в мире, где предают самые близкие люди, где его жизнь
никому не нужна, где его использовали и выкинули за ненадобностью...
     Размышления над кусочком лезвия  были  недолгими:  даже  стало  вдруг
интересно, будет ли больно? Где-то он читал, что кровь идет быстрее,  если
рану держать в воде...
     Он усмехнулся и... несколько раз чиркнул по венам... спокойно, словно
по неживому... Кровь брызнула фонтаном, обливая стену над раковиной...  Не
медля ни секунды, он в ожесточении разрезал вены и на другой  руке,  затем
включил воду и подставил под струю изрезанные руки...
     Через несколько минут он стал терять сознание, инстинктивно  вцепился
в раковину, стараясь удержаться на ногах,  но  тут  пронзительно  зарычали
трубы водопровода... Затмившийся взгляд уловил  склоненные  над  ним  лица
сокамерников и контролеров, которые, пнув в  сердцах  его  несколько  раз,
поволокли из камеры...
     Очнулся он в небольшой камере,  стены  которой  были  залиты  острыми
зловещими буграми бетонного раствора. Камера была без  окон  и  освещалась
тусклой лампочкой, утопленной над дверью в стене и замурованной решеткой.
     Двое нар были пристегнуты к стене на замок, и Савелий догадался,  что
находится в карцере. Напротив сидел  на  корточках  краснолицый  парень  и
угрюмо смотрел в потолок.
     - Очнулся, земляк? - спросил он Савелия.
     - Давно я здесь?
     - Вторые сутки... Ноет? - поинтересовался тот и, не  получив  ответа,
неожиданно "завелся". - Лидеры вонючие? Тебя в санчасти держать надо, а не
в трюме!
     И снова Савелий промолчал, а в этот момент откинулась  "кормушка",  и
"вертухай", дежурный по коридору, выкрикнул:
     - Говорков! Слегка!
     Заскрежетали железные запоры, и дверь чуть приоткрылась.
     - Видно, к лепило! - усмехнулся краснолицый сосед и быстро добавил: -
Может, курехи где стрельнешь?!
     Савелий медленно поднялся. Грязные  бинты,  размотавшись,  болтались.
Едва он вышел, дверь захлопнулась, и снова взвизгнули запоры.
     Прапорщик взглянул на руки Савелия, потом на старшего:
     - Может, накинуть ему браслеты?
     - Куда он денется!? - усмехнулся тот  и  грубо  скомандовал:  -  Руки
назад! Впервые замужем, что ли?  -  он  ткнул  Говоркова  в  бок  огромным
ключом. - Пошел вперед!
     Савелий нехотя подчинился: взял руки за спину и двинулся медленно  по
коридору. Метров через  двадцать  уткнулся  в  решетчатую,  перегородку  с
дверью посередине. Дежурный, словно играя,  как,  ребенок,  громко  провел
железным  ключом  по  решетке,  предупреждая  этим  сигналом,  что   ведет
подследственного, затем повернулся к Савелию и скомандовал:
     - Лицом к стене! Стоит,  вылупился!  Савелий  медленно  повернулся  и
увидел на стене красный плакат: "ЧЕСТНОЕ И ДИСЦИПЛИНИРОВАННОЕ ПОВЕДЕНИЕ  -
ПУТЬ К МЕНЬШЕМУ СРОКУ!" И тут Савелию  стало  все  так  противно,  что  он
потерял контроль над собой: повернулся, оттолкнул дежурного,  открывавшего
дверь, в сторону и бросился по коридору.
     - Стой! - крикнул вдогонку прапорщик, вскакивая с кафельного  пола  и
вытаскивая из кармана газовый баллон.
     Услышав  крик,  из-за  поворота  выскочили  еще  два   прапорщика   и
устремились навстречу Савелию. Но он выпрыгнул вверх, ударил одного  ногой
в грудь, другого - локтем в лицо. Оба выключились из  борьбы,  но  в  этот
момент успели подскочить дежурный  с  "черемухой"  и  его  напарник.  Один
схватил Савелия за порезанную кисть, другой обхватил за шею. Вскрикнув  от
боли, он все-таки освободил руку и ударил между ног того, кто  держал  его
за горло. Взвыв, тот выпустил Савелия, но сейчас же  вновь  обхватил  его,
изо всех сил стискивая ему горло.
     - Пусти, сволочь! - прохрипел Савелий. - Я должен увидеть ее! Должен!
- Извернувшись, он ударил дежурного локтем в живот, но тот успел  брызнуть
"черемухой" ему в глаза.
     Резкая боль заставила Савелия обхватить лицо руками. Пьяно шатаясь  и
ничего не видя перед собой, он устремился снова вперед, но тут из бокового
ответвления коридора выскочили еще четверо  рослых  солдат,  которым  зеки
дали кличку "веселые мальчики". Они сбили с ног ослепленного газом Савелия
и начали остервенело пинать коваными сапогами...
     Несколько минут продолжалось зверское избиение, когда к ним  подбежал
капитан,  сотрудник  режимной  части.  Одышливо  отдуваясь,  он  с   явным
удовольствием наблюдал, потом насмешливо бросил:
     - Ладно, хватит с него! Пнув по инерции  еще  пару  раз,  спецкоманда
остановилась. Савелий, глухо постанывая, скорее от  обиды,  чем  от  боли,
лежал  на  каменном  полу,  раздирал  кулаками  слезящиеся  глаза.   Бинты
соскочили, и из разошедшихся швов обильно сочилась кровь.
     Капитан кивнул солдатам, и те нехотя и грубо вздернули его на ноги.
     - Пустите! - Отталкивая их руки, Савелий снова хватался за глаза. - Я
должен увидеть ее! Должен! Почему она так!..
     Савелий глотнул воздух открытым ртом и бросился на капитана,  но  был
остановлен солдатами.
     - Ты смотри! Бешеный! - крикнул капитан, чуть дернувшись испуганно  в
сторону. - В наручники его! И назад, в камеру! В карцер! - Хотел уйти, но,
увидев капающую на пол из  рук  Савелия  кровь,  брезгливо  поморщился.  -
Сестру к нему... - Повернулся и быстро ушел прочь.
     Заломив Савелию руки  назад,  солдаты  надели  на  него  наручники  и
потащили в карцер. - По дороге  прапорщик  с  разбитым  лицом  остервенело
ткнул его несколько раз кулаком в бок, приговаривая:
     -  Сволочь...   Паскуда...   Говнюк...   ...Симпатичная   молоденькая
медсестра, жалобно поглядывая на воспаленное, побитое лицо Савелия,  ловко
наложила на его запястья швы, потом перевязала, дала выпить обезболивающую
микстуру и сунула несколько таблеток ему в карман.
     -  Принимайте  при  сильных  болях!  -  Она   вздохнула,   подхватила
деревянный ящик с лекарствами и быстро вышла из камеры.
     Прапорщик с пластырем на  лице,  ехидно  улыбаясь,  защелкнул  поверх
бинтов наручники.
     - Ты чо, начальник, сбрендил? - воскликнул краснолицый сосед Савелия.
- Браслеты на раны одевать! С концлагерем перепутал, что ли?
     - А ты сиди не вякай, а то и тебя закую! - процедил тот.
     - Я таких бы вообще в яме держал! Точно,  Бешеный!  -  поддержал  его
второй дежурный.
     - Бодливой кобыле Бог рогов не дал! - огрызнулся краснолицый.
     - Ну, сучок... ты... ты у  меня  покуришь  теперь  и  поспишь  не  по
распорядку!  -  пригрозил  тот,  что  с  пластырем,  в   ответ.   -   Ишь,
расшлепался!.. - Они вышли, громко хлопнув дверью.

                                 ПЕС МИШКА

     Пес Мишка сидел и смотрел на раненого, но незнакомец лежал тихо и  не
шевелился. Пес встал на лапы и подошел к кровати, осторожно лизнул  его  в
руку.
     - Пи-и-и-ить...  -  чуть  слышно  прошептали  губы  Савелия  и  снова
повторили: - Пи-и-и-ить...
     Его голова мотнулась из стороны в сторону, а рука ухватилась за ворот
пижамы, чтобы освободить грудь. От этих движений одеяло сползло на пол.
     Растерянно поскулив, пес взглянул на раненого, на  дверь,  подошел  к
кровати, ухватился за один край одеяла и затащил его  на  обнаженное  тело
Савелия.
     -  Пить...  воды...  -  ясно  прошептал  он.  Продолжая   скулить   и
повизгивать, пес подошел к окну, встал на задние лапы, упершись  передними
в подоконник, и выглянул в окно: не видно ли хозяйки?  Двор  был  пуст,  и
Мишка быстро просеменил на  кухню,  остановился  перед  небольшим  ведром,
стоящим на табуретке, смахнул носом деревянную  крышку  и  сунул  морду  в
ведро, наполовину наполненное водой. Словно убедившись в ее  наличии,  пес
ухватился зубами за дужку ведра  с  деревянной  ручкой  и  потянул  его  к
постели больного.
     Поставив рядом с кроватью, пес вернулся на  кухню,  встал  на  задние
лапы и зубами подхватил висящий на гвозде ковшик, выдолбленный из  дерева,
затем вернулся и опустил его в ведро.
     Сев рядом, громко тявкнул, пытаясь обратить  внимание  незнакомца  на
то, что вода, которую тот просил, рядом, но больной продолжал стонать и не
предпринимал никаких попыток напиться.
     - Во-ды... ни-и-и-ить... во-ды... - сквозь стон шептал он.
     Огорченно взвизгнув, досадуя на непонятливого незнакомца, пес подошел
к кровати и снова громко пролаял,  и  вновь  тот  не  отреагировал.  Мишка
посмотрел на руку Савелия, лежащую неподвижно на  краю  кровати,  и  начал
носом подталкивать ее до тех пор, пока та  не  соскользнула  вниз,  угодив
прями в ведро с водой".
     Вода, в которую погрузилась рука Савелия, освежающе подействовала  на
него, и он опять открыл глаза. Недоверчиво  пошевелил  пальцами...  Вода?!
Рядом с ним вода?! Он готов был поклясться, что ее раньше не было. Значит,
кто-то должен был ее принести?! Кто-то есть в доме? Кто же?.. Почему никто
не подходит к нему?.. Как хочется пить!.. Савелий снова пошевелил пальцами
и наткнулся на ковшик.
     Обрадовавшись, ухватил его ручку слабыми пальцами  и  начал  медленно
тащить к себе. С огромным трудом, пересиливая боль  в  груди,  дотащил  до
края кровати, но тут пальцы  не  выдержали  и  выпустили  скользкую  ручку
ковша. Соскользнув, он глухо ударился об пол и  расплескал  воду.  Савелий
едва не заплакал с отчаяния... Пес  невозмутимо  подошел,  подхватил  ковш
зубами за ручку и снова опустил в ведро.
     Если бы Савелий не видел все это собственными глазами, то никогда  бы
не поверил, что такое возможно, и посчитал бы, что его просто разыгрывают.
     - Какая же ты умница... умный песик, умный,  -  прошептал  Савелий  и
снова начал опускать руку вниз...
     На этот раз попытка закончилась  удачей,  и  он,  расплескивая  воду,
все-таки напился и, выпустив ковшик в ведро, блаженно прикрыл глаза, а его
мысли унеслись назад, в зону...

                         ЗА КОГО СИДИШЬ, САВЕЛИЙ?

     - А я знаю, почему ты не стал  писать  кассатку,  -  тихо  проговорил
Зелинский, глядя на Савелия в упор. Савелий с тревогой смотрел на капитана
и молчал.
     - Я же говорил тебе, что все узнаю  и  без  тебя!  -  Капитан  устало
откинулся на спинку стула и перевернул перед Савелием фотокарточку. -  Она
тебя сдала, подставила, чтобы выкрутиться самой...
     Савелий пожал плечами, не понимая, о  чем  говорит  Зелинский,  потом
нехотя взял фотографию и вдруг крепко стиснул зубы и медленно опустился на
стул. С фотографии на него смотрела Лариса...
     - Нашел за кого сидеть... Она -  винтик!  Шлюха,  которая...  Савелий
вскочил, чтобы броситься на капитана.
     - Сядь! - спокойно, но твердо бросил тот. - Сядь и послушай!  Савелий
нехотя подчинился. Усмехнулся:
     - Ментовские штучки?!
     - Дурак ты, Савелий! - со вздохом бросил  капитан.  -  Зачем  ты  мне
нужен?
     - Зачем? А чтобы и ее посадить! - со злостью ответил он.
     - Ее? Лариса Петрова и так уже в Бутырке. - Не  обращая  внимания  на
растерянное  недоумение  Савелия,  капитан  спокойно  продолжил,   изредка
заглядывая в свой блокнот с записями: - Петрова Лариса Алексеевна, она  же
- Амазонка, она же - Бриджит,  она  же  -  Ларчик...  Является  любовницей
Пургалина, называющего себя Аликом.
     Он бросил перед Савелием несколько фотографий, запечатлевших Ларису и
Алика в пикантных ситуациях. Глядя на них, Савелий подумал: не  снится  ли
ему весь этот кошмар? Господи! Да что же это такое?  Как  можно  было  так
поступать с ним? Но правда ли это?
     - Она использовалась в основном для  приманки  иностранцев  и  нужных
клиентов... Несколько лет назад Пургалин изнасиловал ее, но сумел  убедить
ее родителей, что хочет жениться на Ларисе, откупился в  милиции,  и  дело
закрыли... С его помощью Лариса с отцом перебрались в Москву,  где  бывший
начальник уголовного розыска, Петров Алексей  Владимирович,  отец  Ларисы,
был вовлечен в одно преступное дело и осужден...
     - Как?! - невольно воскликнул Савелий, понимая теперь, почему  Лариса
все время уходила от разговора об отце.
     - Вот так! Но Алик в этой группе  только  пешка...  -  Капитан  снова
перевернул несколько фотографий. - Вот еще пешки...
     Савелий  увидел  среди  фотографий  того  самого  капитана,   который
арестовывал его, а также фотографию своего следователя.
     - Да-да, следователь  Истомив,  -  усмехнулся  Зелинский.  -  Тяжелая
группка, пне всех пока удалось  арестовать.  Эти-то  все  в  Бутырке,  под
следствием...
     Савелий молча перебирал фотографии, не любительские,  а  те,  которые
снимаются для уголовного дела: в профиль и анфас. Неожиданно он выкрикнул:
     - Господи! Зачем вы мне все это. Оставьте меня в покое! Оставьте!..

                     ПОЧЕМУ ХОЗЯЙКА НЕ СООБЩАЕТ О НЕМ?

     Солнце склонилось  к  самому  горизонту,  окрасив  верхушки  деревьев
фантастическим малиновым цветом. Варвара возвращалась на заимку, торопливо
понукая гнедую, которая и сама была не прочь как можно скорее оказаться  у
своей кормушки. -  Варя  осталась  довольна  поездкой  на  озеро  Дальнее:
семейство краснозобых гагар значительно увеличилось, пожаров на участке не
возникало, и вообще - все было в полном порядке.
     Когда она подъехала к заимке и вошла во  двор,  совсем  стемнело.  Из
дома  донесся  радостный  и  нетерпеливый  Мишкин  лай.   Пес   сразу   же
почувствовал возвращение хозяйки и выглянул в окно.
     Разнуздав гнедую. Варя насыпала ей овса и вошла в дом. Мишка бросился
Навстречу, подпрыгивая и пытаясь лизнуть Варю в лицо, едва не сшиб с  ног.
Он радостно тыкался мокрым носом в Варины руки, вовсю виляя хвостом, мешал
ей переодеться, и она ласково оттолкнула его. Сняв с себя москитную сетку.
Варя вошла в комнату. Савелий лежал с  открытыми  глазами  и  с  некоторой
тревогой смотрел на девушку, потом скосил глаза на дверь:  не  привела  ли
хозяйка милицию?
     Варя взглянула на пришедшего в себя парня и смутилась.
     - Что же это я... Варварой меня зовут.
     - Савелий тоже хотел представиться, но не смог.
     -  Ты,  дружочек,  молчи   пока,   сил   набирайся!..   Успеешь   еще
наговориться... Уж извини, что оставила тебя одного, работа такая.  Сейчас
приготовлю тебе отличного бульона... из рябчиков, по  пути  подстрелила...
Тебе, дружочек, не обижайся, что так пока  называю,  одна  сейчас  забота:
спать подольше да есть побольше.
     Варя все время старалась  говорить,  чтобы  скрыть  свое  неожиданное
смущение. Выдвинув из-за  платяного  шкафа  ситцевую  ширмочку,  по  всему
сделанную  недавно  и  на  скорую  руку,  она  зашла  за   нее   и   стала
переодеваться.
     Переодевшись, Варя быстро вышла из-за укрытия,  поправила  выбившийся
то-под косынки локон.
     Савелий подумал, что хозяйка дома, в  сущности,  совсем  еще  молодая
женщина.  Короткий  халатик  подчеркивал  стройные  ноги,  на  которых  он
невольно задержал взгляд. Чтобы скрыть  смущение  и  волнение,  охватившее
его, Савелий прикрыл глаза, а когда открыл их - девушки в комнате  уже  не
было: она гремела на кухне посудой.
     Кто же она? Чем занимается? Если судить по обстановке в доме, то  она
- хорошая хозяйка: везде чистенько, прибрано... Однако непохоже,  что  она
из этих мест: выговор совершенно другой... Но она  сказала,  что  работает
здесь. "Работа такая..." Кем интересно, она  работает?  Верно,  что-то  по
лесной части. С ружьем умело обращается: рябчиков  вон  подстрелила...  по
пути... Савелий улыбнулся. На стене, видно, ее муж, а  может,  брат!..  Во
всяком случае, лично Савелию хотелось, чтобы он оказался братом.
     Интересно, сколько он здесь валяется? Дня два-три? Возможно, что этот
парень с открытой и обаятельной улыбкой уже отправился в  милицию!  Однако
это предположение нисколько не взволновало Савелия:  ему  было  совершенно
безразлично! Единственно, чего хотелось, - покоя, и только покоя!..  Чтобы
рядом был Мишка! Как здорово! Лучше клички для него и не придумаешь!..  Он
снова посмотрел на фото мужчины с бородой:  непохоже,  чтобы  этот  парень
чего-то мог напугаться. Скорее всего, сам бы сначала все выяснил, а  потом
и решил: в милицию или еще  куда...  Его  просто,  наверно,  нет  дома.  В
отпуске?.. Нет, в командировке: в отпуск они бы вместе уехали.
     В комнату вошла Варвара и прервала его размышления:
     - Ну вот, дружочек, и готов рябчиковый бульон! Ел когда-нибудь?
     Савелий попытался улыбнуться, но смог только скривить губы.
     - Ничего, понравится! - заверила она и осторожно  приподняла  подушку
повыше, чтобы ему было удобно.  Затем  взяла  со  стола  тарелку  и  стала
кормить его с ложечки. - Осторожнее, горячий очень... Ну,  как?  Вкусно?..
Не отвечай, и так вижу,  что  нравится.  А  морщился...  Савелий  едва  не
поперхнулся, желая возразить.
     - Да, шучу, шучу я! -  Варя  засмеялась.  -  Поешь  -  ранами  твоими
займемся. Уж больно ты тяжелый: с трудом  ворочала  тебя.  Пока  закончишь
перевязку - намаешься... Сейчас-то вроде, тьфу тьфу,  чтобы  не  сглазить,
дело на поправку пошло. И то сказать, пора - две недели в беспамятстве...
     Услыхав последнюю фразу, Савелий дернулся и  пролил  бульон  себе  на
грудь.
     - Что, ко всему прочему и ошпариться захотелось? - Варя  вытерла  ему
грудь полотенцем. - Да-да, дружочек, пятнадцать суточек,  как  с  куста...
Она тяжело вздохнула и понесла посуду на кухню. Пятнадцать суток! Это надо
же! Савелий ужаснулся: он ничего не понимал.  Пятнадцать  суток  находится
здесь, и за ним никто не приехал?! Почему? Неужели  она  не  догадывается,
кто он такой?
     Варя вернулась со своей аптечкой и занялась врачеванием.
     - Слава Богу, - облегченно проговорила она, обнажив ногу с  шиной.  -
Прошла  наконец  чернота!..  Очень  боялась  я,  что  гангрена  прихватит:
антибиотиков мало было. - Варя  рассуждала  вслух.  -  Вероятно,  трещиной
обошлось... Хоть в этом повезло тебе. Мне почему-то не захотелось вертолет
вызывать и отправлять тебя в больницу! - Она внимательно посмотрела ему  в
глаза. - Не захотелось, и все! Решила рискнуть и справиться сама.
     Сделав многозначительную паузу, словно для того, чтобы незнакомец мог
вникнуть в услышанное, она снова наложила целебную мазь на  больную  ногу,
обложила ее плотной бумагой я прибинтовала шину.
     -  Грудь  пока  трогать  не  будем:  пусть  покрепче  срастутся  твои
ребрышки, а вот над лицом твоим поколдовать придется,  чтобы  красу  твою,
дружочек,  поправить  немного...  -  Варя  улыбнулась,  помакнула   теплой
водичкой пластырь, чтобы легче отодрать его отлила.  Савелий  морщился  от
боли, но мужественно терпел.
     - Молодец, с характером мужчина!  -  одобрительно  заметила  Варя.  -
Откровенно скажу: все хорошо, но шрам останется - глубокий порез очень. На
Стриженова теперь смахивать будешь... Заметив  в  его  глазах  недоумение,
пояснила: - Ну, когда он Овода играл...  Неужели  не  смотрел?..  Там  еще
артист Симонов отца  его  играл,  Монтанелли,  кажется,  епископа,  короче
говоря. Хочешь взглянуть на себя? - Она взяла с комода зеркало и наклонила
над Савелием.
     Сначала Савелий ужаснулся:  небритый,  исцарапанный  весь,  но  потом
улыбнулся. Действительно на Овода  похож:  через  всю  рожу  шрам,  рваный
такой,  ужас!  Еще  хорошо,  глаз  целым  остался...  Видно,   и   хромота
останется... Савелий поморщился.
     - Что, щиплет? - В  этот  момент  Варя  обрабатывала  рану  йодом.  -
Ничего, сейчас чудо-мазь положу, как рукой снимет... "Чудо-мазь"!  Так  ее
мой муж называл - Егор... - Варя замолчала на мгновение, потом продолжила:
- Местный охотник научил его эту мазь  варить.  А  Егор  -  меня...  Давно
что-то не видать того охотника. -  Она  вздохнула,  наложила  мазь  густым
слоем да рваный шрам и стянула его в нескольких местах  лейкопластырем.  -
Ну, вот и все! Устал, небось? Вот, выпей бальзамчику  и  спать...  -  Варя
напоила его каким-то травяным настоем  на  спирту  с  горьковатым  терпким
вкусом, поправила одеяло и пошла хлопотать по хозяйству.
     Долго смотрел Савелий ей вслед, затем перевел взгляд на фото  мужчины
с бородой. Значит, все-таки муж? А что? Красивое, волевое лицо! С таким-то
здоровьем во флот или в спецназ...
     Ему неожиданно до боли захотелось оказаться на родной "БМРТешке", как
они называли между собой их  судно...  Какие  ребята  там  были!  Конечно,
разные  встречались:  иногда  совершенно  случайные  люди  оказывались   в
команде, но таких  были  единицы,  и  они  сами  более  одного  похода  не
выдерживали - списывались на берег. Море не терпит слабых, не терпит деляг
и ловкачей...
     Убаюканный  приятными  воспоминаниями,  а  также  хитрым   бальзамом,
Савелий задремал, но вскоре пробудился от странного дребезжащего звука: то
ли звонок, то ли какой металлический  скрежет?  Услышав  Варины  шаги,  он
почему-то прикрыл глаза,
     Она на цыпочках подошла к Савелию и, убедившись, что он спит, открыла
шкаф, взяла трубку радиотелефона. Савелий  наблюдал  сквозь  полуприкрытые
ресницы, с тревогой прислушиваясь к тому, что она тихо говорила.
     - Колита у аппарата!.. Не слышно? - Она старательно говорила тихо.  -
Не... знаю... как всегда... Может, аппарат? - Варя обернулась и посмотрела
на раненого, но потом решила понаблюдать за ним через трюмо. - Здесь все в
порядке! Никаких проблем! Говорю, никаких  проблем!..  Побывала  на  озере
Дальнем: краснозобые гагары пока живут там,  даже  прибавление  на  четыре
птенца. Спасибо,  стараюсь!..  Стараюсь,  говорю!  -  Она  усмехнулась.  -
Нет-нет, пока ничего  не  нужно...  Хотя,  с  почтой  пусть  белого  хлеба
забросят и черной икорки, граммов пятьсот. Да, захотелось!.. - Варя  снова
взглянула в трюмо на своего подопечного. - Помню:  следующая  связь  через
две недели, в четверг, в пять часов... Спасибо! - Она  тихонечко  положила
трубку на аппарат, закрыла дверку шкафа и  задумчиво  постояла,  глядя  на
Савелия. Потом осторожно подошла к нему, наклонилась: дышит ровно, значит,
спит. И Варвара вышла из комнаты...
     "Значит, связь с городом есть! Почему же она  ничего  не  сказала  об
этом? Почему ни словом не обмолвилась про Егора?"  -  гадал  Савелий.  Еще
много вопросов крутилось в его голове, на которые так хотелось бы получить
ответы... Может, о нем уже давно все известно и  там  только  ожидают  его
выздоровления!  В  больнице  могли  скорее  поставить   его   на   ноги...
Собственно, какая разница? Знают - хорошо,  не  знают  -  тоже  неплохо...
Постепенно действие бальзама взяло вер  над  его  тревогами,  и  он  снова
крепко уснул.

                                ЗАГОВОРИЛ

     Выздоровление шло медленно: прошло еще  несколько  дней,  прежде  чем
Савелий смог  заговорить.  Тот  день  был  пасмурным  и  дождливым:  осень
вступала в свои права. Варвара колдовала над какой-то тканью, строча,  как
из автомата, на ножной швейной машинке. Мишка лежал  рядом,  положив  свою
мохнатую, голову на кончик ее стопы. Он спал под мерный стрекот машинки.
     Савелий давно проснулся и пристально смотрел на  Варвару.  Увлеченная
работой, она не замечала его взгляда. Прострочив стежку, Варя вытащила  из
машинки полуготовую кофточку, скинула халатик, обнажив красивую  грудь,  и
примерила свою работу. Покрутившись перед зеркалом,  наметила  место,  где
нужно было еще подобрать, снова накинула  халатик.  И  опять  застрекотала
машинка...
     - Меня Савелием зовут! - неожиданно проговорил он, и Варя, вздрогнув,
обернулась.
     -  Наконец-то  заговорил  наш  больной!  -  улыбнулась  она  и  вдруг
смутилась. - Давно проснулся? -
     Она быстро поправила халатик, застегивая верхнюю пуговицу.
     - Нет, только что!  -  слукавил  он  и  тут  же  спросил,  кивнув  на
фотографию Егора. - Когда он вернется?
     Варя ответила не сразу, словно решая, стоит ли посвящать  незнакомого
человека в свою трагедию, но ответила просто, спокойно:
     - Егор никогда не вернется: погиб он...
     - Простите... - смутился Савелий.
     - Ну что уж... Вы ж не знали...  -  Неожиданно  для  себя  она  снова
перешла на "вы". - Седьмой год пошел...
     - Лицо у него доброе!
     - В самую точку! Мы и познакомились через его доброту! В тот  день  я
выпросила у мамы тридцать пять рублей на туфли. Чешские, красные  такие...
Очень понравились! - Она смущенно улыбнулась. - Но их то ли  вытащили,  то
ли обронила где... Иду, реву, а он сзади: "Что за трагедия, дружочек?"
     Савелий улыбнулся: вот откуда появился "дружочек"!
     - Это и был  Егор!  Голос  такой  ласковый,  добрый.  -  Барин  голос
предательски дрогнул. - И захотелось  мне  рассказать  все  ему,  не  знаю
почему... А он улыбнулся так по-доброму и говорит: "Когда деньги теряешь -
не горе, горе, когда  человека  теряешь!"  Вот  уж  точно  сказал.  -  Она
помолчала немного, смахнула набежавшую слезу и продолжила: - Потом достает
и протягиваете мне деньги: "Разбогатеешь, - говорит,  -  отдашь!"  Это  уж
потом я узнала, что  он  мне  все  деньги  отдал,  которые  были  у  него:
стипендию получил в тот день... Ночами потом подрабатывал...
     - Как он погиб, в Афганистане? - спросил вдруг Савелий.
     - Если бы... - Она вздохнула. - Глупо погиб, несправедливо... Медведь
задрал... Сам-то он никогда  не  охотился,  ружье  носил  так,  на  всякий
случай. Видно,  и  погиб  потому,  что  не  смог  выстрелить  в  последний
момент... Карабин в стороне лежал - переломанный пополам...  Схватился  со
зверюгой, а в руках - один нож... только и смог, что  ухо  ему  отхватить.
Так и остались мы сиротами...
     - Мы?
     - С дочуркой... Так и не увидел ее  Егор:  я  тогда  беременна  была.
Никогда себе не прощу, что не пришла в тот момент  к  нему  на  помощь!  -
Заметив его недоумение. Варя еще больше разнервничалась. - Господи!  Да  я
же предчувствовала  все!..  Или  чувствовала...  Даже  не  чувствовала,  а
видела. Не знаю, как и объяснить. Ну, видела, как во сне, что ли... И  как
он с медведем схватился... и как ружье  пополам...  Видела  и  уговаривала
себя: кажется, мерещится... Дура! До сих пор не могу понять всего этого.
     - Вы знаете, Варя, я читал об этом. - Савелий наморщился, припоминая.
- Близкие люди иногда не только видят на расстоянии то, что  происходит  с
родными людьми, но иногда даже и беду предчувствуют.
     Они помолчали, думая каждый о своем, потом он спросил:  А  дочка  где
сейчас?
     - В Артеке. Мой сводный брат вожатым работает там - по  комсомольской
путевке, вот и удалось в порядке  исключения  Егоринку  с  ним  отправить.
Нормальным-то путем таких маленьких туда не берут.
     - Егоринка? - улыбнулся Савелий. - Какое славное имя:  словно  ручеек
журчит... Егоринка...  -  повторил  он.  -  А  вы,  значит,  решили  здесь
остаться?
     - Егор очень любил тайгу, жил ею... И меня заставил полюбить... Да  и
как можно не любить ее!.. Сама-то я из Ленинграда... Поначалу трудно было,
скучала по городу, по работе -  фельдшером  работала  на  "Скорой",  -  по
друзьям, а потом... Сейчас я в представить себя не могу без тайги: в Питер
приеду, и через неделю назад тянет, не хватает  чего-то...  Да  и  как  не
любить тайгу? - воодушевлено повторила она. - Она  же  все  дает  человеку
еду,   одежду,   жилье...   Здесь   можно   увидеть   целые    театральные
представления...   Да-да,   улыбайтесь,   самые    настоящие    спектакли,
поставленные обитателями тайги!
     Варя настолько увлеклась рассказом, что  глаза  ее  заблестели,  щеки
зарумянились.
     - Вот поправитесь и сами увидите.
     - Увидел уже - печально вздохнул он.
     - Ну, допустим, в том, что случилось с вами, сами виноваты, и  никто,
кроме нас: не нужно было в  таком  изголодавшемся  состоянии  по  деревьям
лазать! Да еще после пьяных ягодок... - съязвила Варвара.
     - Откуда... - начал он, но запнулся и подозрительно уставился на нее.
- Вы что, наблюдали, подсматривали за мной?
     -  Чудак  человек!  -  добродушно  рассмеялась  Варя.  -  Если  бы  я
подсматривала за вами, как вы выразились, то мне бы сейчас не пришлось вас
врачевать!.. По вашим автографам прочитала. Очень уж вы любите свои  следы
оставлять: и на дереве, и на траве, и дочиста обглоданный куст...
     - Здорово! - не удержался от  восхищения  Савелий.  -  Неужели  всему
этому вас обучил Егор?
     - И он, и тайга, и охотник тот. -  Она  нахмурилась.  -  Антоном  его
зовут. - Она внимательно посмотрела на Савелия, неон никак не отреагировал
на это имя, и Варя продолжила: - Многое и самой  пришлось  постигать...  А
все-таки давно не видно Антона: обычно по несколько раз в месяц  захаживал
- то свежатинки какой занесет, то ягодок или кореньев каких, а  тут  около
года носу не кажет... Не случилось ли чего? Ведь его однажды Мишка спас.
     Услышав, что заговорили о нем, пес тут же поднял голову  и  посмотрел
на Савелия, потом на хозяйку. Варя ласково потрепала его за ухо.
     - Антон тогда под, лед провалился и  как-то  сумел  выбраться,  а  до
ближайшего зимовья - километров сорок! Спички  промокли,  сам  вмиг  льдом
покрылся, что ледяная статуя: мороз-то под  сорок!  До  зимовья  -  сорок!
Мороз  -  с-орок!  Кругом  -  сорок!  А  Мишка  часто  в  тайгу   убегает,
порезвиться... он, видно, и наткнулся на эту ледяную статую. Мишка никогда
больше суток не пропадает в тайге, а  тут  нет  и  нет  -  совсем  пропала
собака, как сквозь землю провалилась. Егор уж думал, что задрал медведь, а
недели через три они и заявляются вдвоем с Антоном. Вот тогда-то и  узнали
все про нашего Милку!.. А как он с  Егоринкой  нянчился!  Поверьте,  лучше
всякой няньки? Помощничек ты мой! Варя снова потрепала пса за ухо.
     - Хороший песик! Хороший Мишутка!..  Хора...  Ой!  -  всплеснула  она
руками. - Совсем заболталась! Настьку-то давно пора  доить...  Да  и  вас,
должно, утомила.
     - Что вы? - искренне воскликнул Савелий. - Нисколечко! -  Затем  тихо
произнес: - Спасибо тебе, Варя! Огромное тебе спасибо?
     - Да за что же, Господи!
     - За все! За то, что спасла! Зато, что верность хранишь! - Его  голос
вдруг дрогнул.
     Девушка задумчиво посмотрела ему в  глаза,  медленно  подошла  ближе,
постояла рядом и неожиданно даже для себя самой ласково  провела  пальцами
по его волосам. Вздрогнув от этого  прикосновения,  Савелий  хотел  что-то
сказать, но Вари уже не было...
     Не показалось ли  ему  это  нежное  прикосновение?  Не  выдал  ли  он
желаемое за действительное? Хотя... Ну прикоснулась, ну и что? Что с того?
Жалеет, видно, как всякого больного, убогого...
     Савелий взглянул, на Мишку, который тоже поднялся на ноги и посмотрел
на него, потом на дверь, где  скрылась  его  хозяйка,  снова  на  Савелия,
вильнул хвостом, ткнулся ему в руку холодным носом,  словно  извиняясь,  и
важной походкой отправился за Варей.

                         ГОВОРКОВА Я БЕРУ НА СЕБЯ

     Белый "Мерседес", умело лавируя  среда  огромного  скопления  стоящих
легковых машин на огороженной площадке перед Лужниками,  припарковался  на
свободном месте у плотных кустов аллеи. За рулем сидел Владимир  Андреевич
и нетерпеливо поглядывал в зеркало заднего вида. Ждать долго не  пришлось:
вскоре подошел тот самый полковник милиции, который  приезжал  к  нему  на
виллу. Сейчас он был одет в темно-серый костюм и  ничем  не  отличался  от
окружающих. Ни слова не говоря, он сел на заднее сиденье "Мерседеса".
     - Итак? - нетерпеливо буркнул Владимир Андреевич.
     - Скорее всего. Говорков жив!
     - Ну?
     - Поиски безрезультатны: как в воду канул!.. Все осложнилось тем, что
у него... точнее у них, есть карта.
     - Какая карта?
     - Таежник один нарисовал,  кличка  Браконьер,  Антон  Родин...  -  Он
вытащил из кармана пиджака кусок материи. - Вот, точная копия. Дело в том,
что у него  в  тайге  несколько  тайников-убежищ,  с  провизией,  оружием,
одеждой...
     Владимир  Андреевич  молчал,  угрюмо  рассматривая   карту-самоделку.
Молчал так долго, что полковник начал нетерпеливо поглядывать на часы.
     - Ты что, спешишь?
     - Нет-нет, что ты! - сразу возразил он.  -  Есть  одно  дело,  но  не
спешное, подождет!
     - Вот именно. Насколько точно все это?
     - Точнее не бывает!
     - Сколько лет Браконьеру?
     - Трешник дали!
     - Возраст спрашиваю, а не срок!
     - Шестьдесят семь... А что?
     -  По-моему,  пожил  свое...  -  Владимир  Андреевич   посмотрел   на
полковника в упор. - Как думаешь?
     - Но...
     - Ты можешь гарантировать, что он еще  кому-нибудь  не  нарисует  эту
карту? - Он зло прищурился.
     - Нет, конечно... - вздохнул полковник. - Попробую...
     - Пробовать жену свою будешь! Понял?
     - Хорошо, все будет в норме!.. Адвокатша  в  розыске...  -  осторожно
проговорил он.
     -  А  что  это  ты  разволновался?  Успокойся,  ее-то  не  найдут!  -
ухмыльнулся Владимир Андреевич. - Всех ее клиентов проработали?
     - Всех, кто был записан книге приемов и кого удалось  восстановить...
ничего существенного...  Все,  кто  проходил  по  делу  Говоркова,  взяты,
находятся под следствием...
     - За них-то я не переживаю... -  задумчиво  проговорил  он.  -  Разве
только за Бриджит... Учти, она тоже на твоей совести... Ты живешь, пока  я
живу, помни об этом!
     - Разумеется... - поспешно согласился полковник.
     - Говоркова я  возьму  на  себя...  -  Владимир  Андреевич  задумчиво
посмотрел еще раз на карту и сунул ее в карман.
     - А что ты так "заботишься" о нем? Он же вроде молчит.
     - Молчит? Я эту породу знаю... Сегодня молчит, а завтра -  заговорит!
Его дружок перед смертью угрожать мне стал!.. А  если  он  успел  трекнуть
своему приятелю? Береженого и Бог бережет! Я не могу  рисковать!  А  ты  и
подавно! Понял? -  с  угрозой,  но  ехидно  улыбаясь  проговорил  Владимир
Андреевич. - Или, может, я сгущаю?
     - Если судить по адвокатше, у которой я нашел в записях твою фамилию,
то... Все-таки у тебя дьявольская интуиция, Володя.
     - Интуиция и расчет! Я у советских органов учился: то не с нами,  тот
против нас!. - Довольный, он рассмеялся...

                           РАЗБОГАТЕЕШЬ - ОТДАШЬ

     Варя   оказалась   права:   Савелий   действительно   начал    быстро
поправляться. Вскоре она освободила от бинтов грудь  -  дышать  ему  сразу
стало легче. Савелий решил, что пора потихоньку  восстанавливать  ослабшие
от  болезни  мышцы.  Постепенно,  увеличивая  нагрузку,  стал  сгибать   в
разгибать ноги в коленях, поднимать ноги, нагружая и мышцы  пресса.  Когда
Вари не было в комнате, он качал и качал ноги до тех пор, пока все тело не
покрывалось потом. Однажды, пока Варя занималась хозяйством во  дворе,  он
попробовал встать с кровати. Поставил перед собой  цель  дойти  до  трюмо,
которое находилось в пяти шагах. Уж очень хотелось  взглянуть  на  себя  в
зеркало и узнать, во что он превратился.
     Осторожно спустив нагие кровати, Савелий,  напрягая  все  силы,  сел.
Это, казалось бы,  простое  дело,  отняло  у  него  много  времени.  Пьяно
кружилась голова, молотом стучало  в  висках...  Несколько  минут  Савелий
сидел неподвижно, восстанавливая силы, чтобы накопить  их  для  следующего
"броска".
     Отдышавшись и думая, что готов к дальнейшим действиям,  он  ухватился
обеими руками за спинку кровати, рывком выдернул вверх свое  малопослушное
тело... и комната завертелась каруселью.
     В этот день Савелий больше не пытался встать на ноги,  однако  первая
неудача подстегнула и заставила его еще упорнее тренировать ноги, лежа  на
кровати. Только через три дня он решил сделать  вторую  попытку.  Савелий,
конечно, знал, что первые шаги дадутся ему нелегко.  И  на  этот  раз  ему
удалось только несколько минут простоять  на  ногах,  с  трудом  удерживая
равновесие...
     Прошло еще две недели  упорных  тренировок.  И  пятая  попытка  стала
удачной. Савелий добрался до  цели:  оказался  перед  трюмо.  То,  что  он
увидел, ужаснуло: обросший, черты лица заострились, под  глазами  огромные
синяки... Но особенно расстроил Савелия огромный шрам,  пересекавший  едва
ли не все лицо...
     - Хорош, нечего сказать!  -  скривился  он,  внимательно  разглядывая
себя. Савелий пятерней попробовал  пригладить  спутавшиеся  волосы,  затем
решил не терять времени и,  воспользовавшись  тем,  что  стоит  на  ногах,
потихоньку начал делать  упражнения,  которые  были  недоступны  лежащему.
Конечно, самое трудное будет восстановить больную ногу. Закусив губу, стал
нагружать больше всего именно ее. Каждый день, выбирая любой момент, когда
Вари не было, он занимался и  вскоре  почувствовал,  что  нога  становится
более устойчивой и более надежной, а шина стала только мешать.
     Настал день, когда Варя решила наконец снять шину. Разбинтовав  ногу,
она помассировала ее, потом неуверенно произнесла.
     - Ну что, попробуем потихоньку встать?
     - Попробуем! - Савелий резко поднялся с кровати.
     - Обнимите меня за плечи! - приказала Варя и обхватила его за  талию.
- Дано бойтесь, как следует опирайтесь, выдержу! -  сердито  бросила  она,
заметив, что Савелий еле прикасается к ней. Они сделали несколько шагов.
     - Молодец!.. Хорошо!.. Умница!.. Очень хорошо!.. -  подбадривала  его
Варя. - Не больно?
     Конечно же, ему было приятно держать Варю за плечи, но  и  стыдно  за
обман, и он смущенно отстранился.
     - Варя, я сам попробую.
     - Может, рановато?
     - В самый раз! - упрямо заявил он и решительно сделал шаг.
     Чуть прихрамывая, медленно прошелся по комнате. Не веря своим глазам,
девушка с восторгом воскликнула:
     - Вот это лекарства!
     - Ну да - чудо-мазь! - чуть ехидно заметил он.  -  Пойду  на  воздух:
подышу немного...
     - На крыльцо выйдешь, будь осторожнее - придышись сначала!..
     Савелий действительно едва не потерял сознание  от  свежего  осеннего
воздуха. Несколько минут он держался за перила  крыльца.  Легко  кружилась
голова, и состояние напоминало то, какое  бывает  после  стакана  крепкого
вина.... Было прохладно, и Савелий зябко передернул плечами.
     - Не простудись, смотри... Вот, надень! - Варя,  все  время  стоявшая
рядом и следившая за ним, протянула ему светло-голубой свитер.
     - Спасибо, не надо! - неожиданно сконфузился Савелий.
     - Чего там не надо, надевай!  -  Она  сунула  свитер  ему  в  руки  и
вернулась в дом, недоумевая, что снова вдруг перешла на "ты"...
     Повертев свитер в руках, Савелий натянул на себя и спустился во двор.
В этот момент подскочил Мишка, как-то странно  поглядел  на  него,  словно
удивляясь чему-то. Подошел  ближе,  обнюхал  тапочки  Савелия,  потом  его
пижаму, снова посмотрел с некоторым недоумением и вдруг  ткнулся  носом  в
свитер. С радостным лаем, суетливо пес прыгал около  Савелия,  всякий  раз
норовя прикоснуться носом к свитеру.
     "Друг  ты  мой  сердечный!  -  едва  не  воскликнул  Савелий,   сразу
догадавшись, кому посвящаются эти радостные восторги Мишки. - Сколько  лет
прошло, .а ты все еще  помнишь  своего  хозяина!  Самого  лучшего,  самого
умного и надежного! Продолжаешь верить, что он еще может вернуться!"
     Савелию неожиданно стало  грустно  и  невыносимо  стыдно,  словно  он
присвоил  себе  что-то  и  незаслуженно  пользуется  тем,   что   ему   не
принадлежит.  Нет,  не  свитером,  не  пищей...   Это   касалось   чего-то
нематериального,  чего-то  такого,  что  невозможно  ощутить  физически...
отношение хозяйки ломанее забота, радость и ласка пса,  который,  вспомнив
своего хозяина, благодарен ему, Савелию, за это воспоминание и  готов  как
щенок прыгать вокруг него.
     Савелий стоял посреди двора и не видел, что Варя все это наблюдала из
окна: и то, как Мишка резвился вокруг Савелия, и его неожиданную печаль...
Девушка тоже все поняла в  подосадовала  на  свою  непредусмотрительность.
Распахнув окно, окликнула:
     - Савелий! Он вздрогнул от неожиданности, оглянулся.
     - Савелий, сними-ка свитер: не углядела, что с дырой дала, подштопать
надо... Я мигом!..
     Ни слова не говоря, он медленно  стянул  свитер,  подошел  к  окну  и
протянул варе, не глядя на нее. Она спокойно прикрыла окно, отошла в глубь
комнаты, и тут выдержка изменила ей:  прижав  свитер  Егора  к  лицу,  она
залилась слезами.
     Савелий не знал, что ему делать: хотелось провалиться  сквозь  землю,
скрыться куда-нибудь... Но куда? Куда  он  может  уйти  с  больной  ногой?
Чертова нога! Чертова ситуация! Стиснув  кулаки,  в  бессильной  злобе  на
себя, на людей, на тайгу, на весь мир,  он  беспомощно  огляделся  вокруг:
взгляд наткнулся на топор, небрежно вогнанный  в  колоду.  Рядом  валялись
напиленные чурки. Савелий подхватил топор  и  принялся  яростно  разрубать
чурки на  поленья.  Рубил  зло,  с  ненавистью,  словно,  разрубая  чурку,
разделывался с каким-то врагом. Каждый удар придавал ему новые силы...
     Пот струился по лицу, шее, стекал по спине, но Савелий не замечал  ни
пота, ни вздувшихся от непривычки пузырей на ладонях... Он рубил и  рубил,
рубил и рубил... Дважды приближалась к нему Варя, не решаясь  окликнуть...
Постояв минуту-другую, так  же  незаметно  удалялась  прочь...  Однако  не
выдержала: в третий раз подошла и тихо проговорила:
     - Тебе рано столько работать... Я воды согрела, идем,  солью.  Тяжело
дыша, Савелий вогнал топор в колоду.
     - Пойдем! - повторила Варя и положила ему руку на плечо.
     От этого прикосновения Савелий мгновенно ссутулился,  будто  на  него
опустился тяжелый груз. Постоял немного, выпрямился и медленно  повернулся
к  ней.  Повернулся,  чтобы  бросить  ей   в   лицо   что-нибудь   грубое,
непоправимое, но наткнулся на такой чистый и нежный взгляд, что запнулся и
ничего не смог сказать.
     - Ты что же, бороду репам отпустить? -  неожиданно  спросила  Варя  и
заразительно рассмеялась.
     - А что, не надо? - растерялся он.
     - Пока не  знаю.  -  Варя  прищурилась,  пытаясь  представить  его  с
бородой, и пожала плечами. - Может, и ничего будет...  А  хочешь,  я  тебя
подстригу?..
     - Хочу, - ответил он и улыбнулся. - А мытье как же?
     - А мокрые волосы даже лучше подстригать. Савелий вынес из дома ведро
с теплой водой, поставил на крыльцо, оголился по  пояс  и  начал  обмывать
потное тело, пофыркивая от удовольствия.
     - Наклонись ниже! - скомандовала Варя и решительно  стала  намыливать
его широкую спину. Потом опрокинула  остатки  воды  на  него  и  протянула
мохнатое полотенце. Наблюдая, как Савелий растирается, она вдруг спросила:
     - Спортом занимался?
     - Не столько спорт, сколько армия и флот! - Он рассмеялся. - Надо  же
- в рифму... - Шутливо поиграв бицепсами, он взял рубашку.
     - Иди за мной!.. - бросила Варя. Пожав плечами, он медленно  поплелся
за ней.
     - Вот, одевай! - указала она на одежду, аккуратно сложенную на столе:
клетчатая рубашка, брюки, кожаная куртка... Перехватив его взгляд, тут  же
добавила. - Это все новое...
     - Да... я не к тому, - попробовал оправдываться Савелий,  но  девушка
перебила:
     - Так и я не к тому! Одевай: разбогатеешь -  отдашь!  -  Варя  весело
улыбнулась. - Хотя дет, погоди.  Садись  сюда.  -  Она  поставила  посреди
комнаты стул, как раз напротив трюмо. Савелий недоуменно уставился на нее.
     - Господи, да стричь же тебя буду! - воскликнула Варя и прыснула,  не
выдержав его странного взгляда.
     Савелий расхохотался и плюхнулся на стул. Несколько минут они,  хитро
переглядываясь, заходились в судорожном смехе. Наконец успокоились, и Варя
взяла в руки ножницы.
     -  Мокрые  волосы  гораздо  удобнее  и  подстригать  и  укладывать  в
прическу... Какие мягкие! Добрый, значит... Савелий  ухмыльнулся,  и  Варя
сразу добавила:
     - В народе так говорят...
     Она быстро и умело подстригала, и Савелий с  удивлением  наблюдал  за
тем, как он меняется на глазах.
     - Ты что, и парикмахером работала?
     - Что, не нравится?
     - Что ты, наоборот! - восторженно возразил он, повернувшись.
     - Смирно сиди, а то ухо отстригу! - Она повернула назад  его  голову,
сделала последний взмах расческой, отошла и  придирчиво  оглядела  его  со
всех сторон. - А бороду все-таки лучше не надо! - И задумчиво добавила:  -
Я тебе уже говорила, что работала только медсестрой, а стригу я впервые...
Вас освежить?
     - Нет, побрить! - в тон ей ответил Савелий.
     - Побрить?! - У нее был  такой  растерянный  вид,  что  он  снова  не
выдержал и расхохотался.
     - Юморист! - укоризненно покачала  головой  Варя  и  быстро  принесла
бритвенный прибор.
     Как ни старался Савелий, как та осторожничал, а все-таки порезался, и
Варе пришлось оказывать ему "медицинскую помощь".
     - Горе ты мое! - вздохнула она, прижигая порез одеколоном.
     - Я всегда электрической брился... - начал оправдываться он.
     - Сказать надо было: есть и электрическая... Она  продолжала  держать
ватку на порезе и  вдруг  смущенно  опустила  глаза  и  густо  покраснела.
Сначала Савелий не понял причину ее смущения,  но  потом  и  сам  покрылся
румянцем: его рука случало прикоснулась к оголенному колену девушки...  Он
отдернул руку и  покраснел  еще  больше:  не  подумала  ли  Варя,  что  он
специально вольничает... Неизвестно, сколько бы продолжалось это  неловкое
молчание, если бы Мишка, поглядывающий  то  на  хозяйку,  то  на  Савелия,
неожиданно не заскулил. Варя вздрогнула, взглянула на пса и улыбнулась,  а
чтобы прервать странную паузу, деланно воскликнула:
     - Ну, Савелий, лет на десять помолодел... Совсем мальчик!
     - Скажешь тоже, мальчик! - по-детски  скривился  он  и  повернулся  к
зеркалу, а когда повернулся, чтобы сказать Варе спасибо, ее в комнате  уже
не было, а на него смотрел Мишка, виляя пушистым хвостом.
     "Все время исчезает незаметно... как фея: растворяется в  воздухе..."
- грустно улыбнулся Савелий.

                          ПРАВДИВА ЛИ ВАРЯ С НИМ?

     Каждое утро Савелий начинал теперь с физзарядки на улице, после  чего
принимался помогать Варе по хозяйству:  рубил  дрова,  носил  корм  скоту,
иногда занимался ремонтом- то подгнившее крыльцо, то забор надо подправить
и заменить дряхлую доску, а однажды  даже  пришлось  покопаться  в  дизеле
электростанции...
     Постепенно он  стал  забывать  о  своих  болячках,  и  только  иногда
покалывало ногу, хотя хромоты не осталось. До сих пор Савелий так ничего и
не рассказал о себе, делая вид, что  все  так  и  надо.  Однако  для  него
оставалось загадкой: почему Варя сама ни разу  не  попыталась  о  чем-либо
расспросить его. Он даже  и  предположить  не  мог,  что  Варя  интуитивно
чувствовала, что время расспросов пока не  наступило,  и  они  могут  быть
неправильно им истолкованы...
     Вот уже выпал первый снег, и тайга мгновенно оделась  в  новый  белый
пушистый наряд. Снегу навалило столько, что без лыж можно было провалиться
по пояс. За три дня до этого произошло одно существенное событие: по тайге
пронеслась страшная, разрушительной  силы  буря,  к  счастью,  лишь  краем
задевшая Варварину заимку. В тот день они с  Варей  отправились  на  озеро
Дальнее, но не проехали и пятнадцати минут, как Варя неожиданно настояла -
на возвращении. Савелий очень удивился ее объяснению:  приближается  буря!
Погода стояла тихая, спокойная, на небе ни тучки! Но Варя по каким-то едва
уловимым признакам почувствовала ее приближение. Они были совсем  рядом  с
домом, когда начала бушевать стихия.  Сильный  ветер,  налетевший  невесть
откуда, стонал и гудел в  хвое,  трещали,  охали  и,  вскрикнув,  ломались
ветви, жалобно скрипели и натужно вздыхали деревья. Савелий обхватил Варю,
и они, с трудом преодолевая напор ветра, добрались наконец до дверей дома.
     Не прошло и пяти минут, как застонала земля от вывороченных  деревьев
и стала вздрагивать от удара падающих стволов. Из царства тишины  и  покоя
тайга превратилась в сущий ад. Это  продолжалось  более  трех  часов.  Все
прекратилось неожиданно, как и внезапно началось. Они с Варварой вышли  из
ворот заимки, которые не пришлось даже открывать: ворота  были  сорваны  с
петель и валялись метрах в двадцати. Какой же силы был ветер, что  перенес
пару десятков внушительных бревен на  такое  расстояние!?  Тайгу  было  не
узнать: лес сильно поредел, вывороченные с корнями, местами  переломанные,
деревья лежали, поваленные в одну сторону.
     Зрелище было не только  удручающим,  но  и  впечатляющим.  Этот  день
запомнился Савелию еще и тем, что он впервые увидел березовую сову.
     - Везунчик ты: сколько лет живу в  тайге,  а  ни  разу  не  удавалось
увидеть эту редкую птицу, - не без зависти заметила Варя.
     А к вечеру начался  сильнейший  снегопад.  Но  он  продолжался  всего
полчаса, - а еще через полчаса снег растаял, словно его и не было. Савелий
взялся ремонтировать ворота. Варя пошла в дом готовить ужин.
     С помощью гнедой Савелию удалось перетащить ворота назад, и  он  стал
восстанавливать   массивные   петли,   которые,   к   счастью,   оказались
неповрежденными. Когда ему удалось их  выпрямить,  он  заметил,  что  двух
штырей для крепления не хватает, и  пошел  спросить  Варю,  где  их  можно
поискать.
     Решив ее испугать, Савелий обошел дом вокруг. Чтобы не попадаться  ей
на глаза, он прополз под окнами до крыльца, тихонечко  приоткрыл  дверь  и
прислушался, чтобы выяснить, где находится Варя: в кухне или  комнатах.  В
кухне было пусто, и он на цыпочках подошел к комнате,  хотел  уже  открыть
дверь, но услышал голос Вари...
     - Первый? Это семнадцатый. Добрый вечер! Примите сводку: сегодня,  12
сентября, до 13 часов на третьем участке пронесся сильный ураган. Причинен
значительный  ущерб  лесному  массиву:  более  точные   подсчеты   передам
позднее...  Колита.  Нет,  не  все:  соедини-ка  меня   с   междугородной.
Междугородняя?.. Мне Ленинград по  срочной.  Да...  212-33-29...  Спасибо.
Жду.
     Стараясь не шуметь, Савелий вышел, тем же путем прополз под окнами  и
через несколько минут, уже спокойно выходил из-за дома.  Подойдя  к  окну,
крикнул:
     - Варя! Варь!..
     - Что, Савва? - спросила она, приоткрыв окно.
     - У тебя есть где-нибудь штыри или длинные  гвозди.  Буря  два  штыря
унесла...
     - Посмотри в конюшне: там ящик стоит справа. С  инструментами...  Там
должны быть...
     - Хорошо.
     Савелий пошел  к  конюшне,  не  оглядываясь  на  окна.  Он  с  трудом
сдерживал волнение: здорово, значит, можно прямо  отсюда  позвонить...  Но
как это сделать, чтобы не раскрыться? Собственно, что  его  сейчас  держит
здесь? Раньше нога, а сейчас? Нога прошла, даже думать о ней забыл...  Так
что же?.. Все решено, он  позвонит,  а  там  по  обстоятельствам.  Савелий
почувствовал даже  какое-то,  облегчение  и  с  удовольствием  окунулся  в
работу.
     На следующий день снова повалил снег, и такой сильный, что ни о каком
походе нельзя было и думать: настоящая  пурга.  Два  доя,  не  переставая,
огромные хлопья снега падали на землю, и  навалило  его  столько,  что  на
озеро Дальнее они отправились на лыжах.
     Савелий, заметив цепочку следов  на  снегу,  просил  Варю  поделиться
своими знаниями, и она с воодушевлением рассказывала не только о том,  кто
оставил следы, но и о повадках их хозяина. Вот замысловатые петли зайца, а
это тонкая цепочка следов горностая, скрывающихся у старой колоды.
     - Ты смотри! Наверх, наверх смотри! - восхищенно  прошептал  Савелий,
указывая на огромные ели.
     Словно сказочные птицы или цветы, распустившиеся в самый разгар зимы,
красногрудые снегири, усеявшие кроны деревьев, выглядели  очень  нереально
на снежных верхушках пушистых елей.
     Затянутое тучами небо, серый рассвет, глубокий снег, ни разу  еще  не
покрывшийся настовой коркой, - все восхищало Савелия, впервые очутившегося
в такой красоте. Савелий вслушивался  в  глухой  шум  сосен,  стряхивающих
снежную пыль и навес с крон, шум,  заставляющий  вздрагивать  даже  Мишку,
который в тайге был как дома. Снежное покрывало земли было испещрено,  как
наперсток, множеством мелких ямочек от упавших снежных комьев.
     - Варя! - неожиданно заговорил Савелий, остановившись перед ней. - До
сих пор ты меня ни о чем не спрашивала,  и  я  тебе  очень  благодарен  за
это...
     Варя молчала, с волнением глядя на Савелия: неужели  он  решился  сам
все рассказать о себе?
     - Потерпи еще немного: придет время, и я все  расскажу...  Только  не
сейчас...
     Она видела, чего стоили эти  слова  Савелию,  а  потому  вздохнула  и
наложила свою руку на его:
     - Я потому гаю чем и не спрашиваю:  захочешь,  сам  расскажешь...  Ты
хочешь о чем-то попросить?
     -  Как  далеко  отсюда  до  ближайшего  телефона:  мне  нужно  срочно
позвонить! - Он  посмотрел  ей  прямо  в  глаза,  вот  сейчас  он  узнает,
насколько она правдива с ним. Скажет или нет?
     - Ровно столько, сколько возвращаться до заимки... -  Варя  несколько
виновато опустила глаза. - У меня есть радиотелефон... Сначала не  сказала
тебе о нем, а потом подумала, что ты все не так  оценишь...  -  Проговорив
все это на едином дыхании. Варя подняла голову и замолчала.
     - Я давно знал об этом - сознался Савелий.
     - Понимаю, проверял меня... и поделом! Как  говорится  в  "Денискиных
рассказах", которыми я пичкала свою Егоринку: "Ничего нет тайного, что  бы
не стало явным..."
     - Это когда пацан кашу в окно вылил? Читал... - Он  вдруг  рассмеялся
радостно и облегченно.
     - Ну что -  возвращаемся?  -  улыбнулась  Варя  и  ловко  переступила
широкими лыжами, повернувшись назад к дому.
     Удивленный Мишка несколько минут смотрел им вслед: "Не  поймешь  этих
странных людей" - и бросился догонять их, утопая в снегу по  самую  грудь.
Разговор с Шалимовым
     Ровно через пять дней Савелий вышел из вагона  на  Казанском  вокзале
Москвы. Варя помогла ему позвонить в Казань Шалимову.  Невозможно  описать
радость, когда он услышал голос Савелия.  Однако  радость  была  недолгой:
дрожащим от возмущения голосом он рассказал Савелию обо всем, что ему было
известно. О гибели Варламова, о странной гибели адвоката Савелия,  сбитого
автофургоном, о  неправдоподобном  самоубийстве  в  Бутырках  Ларисы...  о
просьбе Варламова, высказанной им в их последнюю  встречу,  -  "...запомни
одну фамилию: Курахин..." Рассказал  он  Савелию  и  о  том,  что  Татьяна
Андреевна добилась пересмотра  дела  Савелия  и  очень  сожалел,  что  тот
совершил побег... Очень хотел бы повидаться, но снова прикован к постели и
не знает, когда сможет подняться. Все это настолько потрясло Савелия,  что
когда Варя вошла в комнату, то всплеснула руками,  увидев  его  побелевшее
лицо.
     - Что случилось? Что с тобой, Савва? - Она с ударом  вырвала  из  его
рук трубку и потрясла за плечи. - Савва, ты слышишь меня?  Что  случилось?
Кто-то умер? Да?
     Савелий поднял на нее безумные глаза, несколько минут смотрел  молча,
пытаясь осмыслить ее вопросы, потом выдавил непослушными губами:
     - Мне, нужно в Москву!
     - Да что случилось-то, Господи? - всхлипнула вдруг Варя.
     - Мне нужно в Москву! - почти закричал он. Казалось, еще мгновение, и
он что-нибудь сделает либо с собой, либо с ней. Он  все-таки  сумел  взять
себя в рута и, преодолевая боль в сильно стиснутых скулах,  проговорил:  -
Все потом! Ты сможешь дать  мне  денег  на  дорогу  и  добросить  меня  до
станции?
     - Конечно, Савва! - растерянно произнесла Варя.
     - Долг вернется, обещаю! - добавил он.
     - Господи, о чем  та  говоришь?  -  Она  снова  всхлипнула.  -  Когда
ехать-то хочешь?
     - Если можно, сейчас! - упрямо выдавил Савелий.
     Буквально через полчаса, благо не требовалось собирать еду, все  было
собрано для поездки на озеро, они вышли из дома, и Варя запрягла в  телегу
серого мерина.
     Они ехали почти всю дорогу молча, и только однажды Савелий ни с  того
ни с сего произнес:
     - А через неделю я родился... Четвертого  ноября...  "День  печенья",
как называли мы день рождения в детдоме...
     Молча  дергая  вожжи.  Варя  жадно  слушала:  впервые  Савелий  решил
заговорить о себе.
     - В этот день именинник получал огромный поднос с домашним печеньем и
во время ужина обходил столы и угощал всех детдомовцев, а  что  оставалось
ему. - Он грустно ухмыльнулся. - Хуже всех было мне, так тогда я думал,  в
мой день рождения больше никто не родился, и мне приходилось угощать  всех
одному... Другим-то легче было: по двое, по трое... и только я  -  один!..
Потом уж я узнал, что печенье всегда пекли одинаково. Но тогда  я  мечтал,
что вот-вот поступят новенькие, с днем рождения четвертого ноября... -  Он
замолчал, и Варя тщетно дожидалась продолжения его рассказа.
     Так и доехали они До станции, не  сказав  больше  ни  слова.  На  его
счастье, поезда ждать долго не пришлось: чуть более часа... Когда  Савелий
уже хотел зайти в свой вагон. Варя тихо сказала:
     -  Брат  начальника  станции.  Бобров  Александр  Юрьевич,   работает
директором станции по разведению соболя. Это совсем рядом от моей займи...
Когда захочешь приехать ко мне, обратись к Юрию Юрьевичу: я  договорюсь  с
ним - отвезет...
     - Хорошо, спасибо! Жив буду - приеду! - с  какой-то  веселой  горечью
сказал Савелий и быстро вбежал по ступенькам вагона...

                              НОВЫЙ ЗНАКОМЫЙ

     Савелий приехал в Москву с единственным желанием,  которое  жгло  его
стога самого момента, когда "гонец" показал ему фото Варлама! Отомстить за
друга! Если бы в тот момент виновник его гибели оказался рядом, то Савелий
действительно "порвал" бы его пополам. Разговор  с  Шалимовым  подхлестнул
его, как хороший хлыст подстегивает собачью упряжку, и так хорошо  везущую
груз. Он был уверен, что и смерть адвокатами самоубийство  Ларисы  -  дело
рук одного и того же человека, скрывавшегося под  именем  Воланд.  Смотри,
какая сволочь! Какую кличку  взял!  Но  Это  только  у  Булгакова  он  мог
растворяться в воздухе, исчезая бесследно! А здесь...  Посмотрим,  как  он
сможет исчезнуть, когда окажется  взятым  за  горло  этой  рукой!  Савелий
усмехнулся, взглянув на  свой  кулак,  который  сжал,  словно  в  нем  уже
оказалось горло ненавистного Воланда.
     Сегодня пятница... Угрюмый говорил, что тот очень любит свою внучку и
часто навещает ее. Значит, сегодня или в субботу он  должен  появиться  на
Красногвардейской. Дом у оврага. Почему-то Савелий был уверен, что  узнает
его сразу, как только увидит. Хотя и сам не  мог  понять,  откуда  у  него
такая уверенность.  Красногвардейская  улица...  это  где-то  недалеко  от
метро... Время до конца рабочего дня еще есть.  Нет,  нужно  ехать  сразу,
чтобы  осмотреться  на  месте...  Нужно  поймать  "тачку",  но  у  вокзала
бесполезно. Савелий миновал мост и  прошел  метров  двести  по  проспекту,
когда увидел "Волгу" с зеленым огоньком...
     - Часа на два можешь быть свободен?  -  спросил  он  молодого  парня,
мурлыкающего себе что-то под нос.
     - Хоть на весь день, земляк! - ощерился тот, кивая Савелию.
     - Отлично! - Савелий быстро сел рядом с ним. - На Красногвардейскую!
     - Никак с Севера? - поинтересовался водитель, трогаясь сиеста.
     - Глаз - алмаз! - бросил Савелий и вдруг добавил: - Откинулся  только
что.
     - Сколько парился?
     - Пятилетку - хмыкнул он. - Откуда про Север догадался?
     - Нюх у меня такой. Однако думал, что с приисков...
     - Подзаработать думал с золотого вахлачка?
     - Мне и своих хватает! - обиделся тот - Тоже трешник оттащил, за  две
клюквы.
     - Клюквы? - не понял Савелий.
     - Ну, церкви... Дали пять, два хозяину доставил. Вышел, а  тут  такая
каша в стране, что решил - можно и честно  монеты  откладывать  на  черный
день... Женился, панама растет. Живу,  не  трясусь.  Остановиться-то  есть
где? Или...
     - Трудно сказать.  Сегодня  прояснится...  Слушай,  давай-ка  сначала
заскочим по пути в одно место. Пока прямо, а дальше я покажу.  А  что  про
хату спросил? Можешь выручить, если что?
     - Могу к себе, а могу - в гостиницу, сестра администратором в "Алтае"
пашет... Справка или паспорт?
     - Справка, не успел обменять пока... Так что с гостиницей  ничего  не
выйдет - как можно спокойнее отозвался он.
     - Если ненадолго,  то  ко  мне  можно:  предки  только  через  неделю
вернутся... в санатории они...
     - Ладно, если что, то благодарю. Странное чувство испытывал  Савелий,
оказавшись на улицах Москвы, на тех улицах, по которым  ездил  чуть  более
года назад. После тайги ему было странно видеть такие толпы людей, снующих
по  городу,  слышать  шум  городских  улиц,  видеть  красочные   рекламные
плакаты... все это было непривычно для глаз и волновало его...
     Изменил он маршрут, чтобы подъехать к своему дому. Нет,  конечно,  не
для того, чтобы зайти к себе  в  квартиру:  это  было  опасно.  Опасно  не
потому, что боялся ареста, анатому, что могли арестовать  раньше,  чем  он
повидается с тем, ради кого поехал к Москву... Подъехал  же  он  к  своему
дому, чтобы забрать спрятанный  им  пистолет:  если  Воланда  сопровождают
"телохранители", в чем он не сомневался, то надежнее будет вооружиться...
     Остановив такси на дороге, Савелий попросил подождать  минут  пять  и
быстро пошел к месту своего случайного тайника. Опасный пакет оказался  на
месте. Оглядевшись по сторонам и  не  заметив  посторонних  глаз,  Савелий
быстро развернул пистолет, стер тряпкой остатки  масла  и  сунул  его  под
ремень брюк за спину.
     - Все в порядке?! - спросил водитель, заметив, что пассажир  вернулся
в приподнятом состоянии.
     - Все хоккей, как говаривал наш боцман, - весело ответил он.
     - Клешами служил? - догадливо сказал тот.
     - Нет, тралфлот... после армии... К Красногвардейской  они  подъехали
около пяти часов вечера. Найти  дом  "у  оврага"  действительно  оказалось
несложно: он очень  выделялся  среди  всех  остальных...  Заняли  наиболее
удобную позицию, чтобы в поле зрения были не только подъезды  дома,  но  и
въезд со стороны шоссе.  (Водителю,  которого  звали  Сергей,  он  сочинил
историю про старую свою любовь, которая вышла замуж, пока он  "парился"  у
"хозяина", а теперь хочет увидеть поговорить с ней... "Где живет точно, не
знаю, но знаю, что в этом доме живет ее отец..."  Поверил  или  нет  новый
знакомый, неизвестно, однако вопросов больше не задавал.)
     В этот вечер Савелий так и не дождался того, кого хотел. Сотни  людей
приходили и уходили, а ЕГО все не было, в этом Савелий был уверен на  "все
сто"... Сергей успокаивающе похлопал  по  плечу:  "Ничего,  может,  завтра
повезет..." - и отвез его к себе на Остоженку, где ом  занимали  вместе  с
родителями  большую  трехкомнатную  квартиру.  По  пути  Савелий  попросил
остановиться у ресторана "Прага" и вскоре вышел оттуда с огромным  пакетом
с "припасами", как он объяснил Сергею.
     Когда тот и в самом  деле  остановился  у  своего  дома  и  предложил
Савелию зайти к полу и отдохнуть, Савелий неожиданно застеснялся и пытался
отговориться, но тот настоял:
     - Слушай, земляк, я же от чистого сердца! И  Шурочка  уже  ждет  нас:
пока ты в "Прагу" бегал, я позвонил  ей.  Она  у  меня  ништяк  баба:  все
понимает!.. С ней  можешь  не  таиться:  сказал  ей...  -  Он  рассмеялся,
заметив, как Савелий удивился. - Ты Шурочку не знаешь: она, как и я,  тоже
треху тащила.... Попытался мою рыжую начальник облапить, а  она  ему  глаз
выбила! Вот так-то! Мы с ней переписывались  почти  весь  срок:  заочница!
Кент один, спасибо ему, адресок подкинул, она раньше  освободилась  в  год
издала мая... А ты говоришь?!
     Когда  Савелий,  напичканный  такой  информацией  о   хозяйке   дома,
переступил порог, приготовившись увидеть  этого  "сорванца  в  юбке",  его
удивлению не было предела: их встретила симпатичная пышная молодая женщина
с огромными зелеными глазами и совершенно рыжими, можно сказать, огненными
волосами, заплетенными в одну косу с ладонь толщиной.
     - И где только такие выращиваются? - с улыбкой, стараясь скрыть  свою
растерянность, произнес Савелий, пожимая нежную и мягкую ладонь и  давясь,
как это милое создание могло "выбить  начальнику  глаз".  -  Савелий  меня
кличут!
     - А меня  -  Шурочка!  -  чуть  жеманничая,  проворковала  она.  -  А
выращивают таких во Володимире! - Она подмигнула  и  тут  же  крикнула:  -
Розочка, иди познакомься с дядей Савелием!
     Буквально через минуту, держа в одной руке за ногу огромную куклу,  в
другой - пластмассовый  трактор,  девчушка  лет  пяти  выбежала  к  ним  в
коридор. Мгновенно оценив обстановку, бросила в  сторону  свои  игрушки  и
буквально запрыгнула на руки Савелию.
     - Меня Розочкой зовут, а тебя как? Она погладила ручоночкой  по  щеке
Савелия и тут же со всей  непосредственностью  воскликнула:  -  Ой,  какой
колючий! Бриться нужно, когда к женщине идешь!
     Все вокруг рассмеялись, а Савелий  смущенно  провел  рукой  по  щеке:
действительно, подзарос чуток.
     - Она кого хочешь смутит! - заверила хозяйка дома, пытаясь забрать ее
у Савелия, но девочка обхватила его за шею и не хотела идти  к  матери.  -
Вот любит мужиков, хоть убей! Дай же дяде Савелию раздеться, доченька!
     Вероятно, этот довод убедил девочку, и она позволила матери взять  ее
с рук смущенного  Савелия,  который,  прежде  чем  раздеться,  вытащил  из
свертка огромную коробку шоколадных конфет и протянул девочке.
     - Ну, теперь любовь до  гроба!  Что-что,  а  конфеты  мы  любим!  Да,
доченька?
     - Конечно же, любим,  но  ты  всегда  больше  кушаешь,  чем  я!  -  с
серьезным видом заявила Розочка.
     - Ну вот, и до  матери  добралась!  -  покачала  головой  женщина.  -
Раздевайся, Савелий, не стесняйся и не бойся:  мы  только  на  язык  такие
смелые!
     - Я думаю, не, только на язык! - улыбнулся Савелий и протянул сверток
Сергею, который стоял в дверях и, довольный,  наблюдал  за  шутками  своих
домочадцев.
     - Что это? - пожал плечами Сергей, принимая тяжелый сверток.
     - Я же говорил, припасы! Фрукты, шампанское, коньяк, колбаска...
     - Да вы с ума сошли! - всплеснула женщина руками. - Идете в  гости  и
накупаете продуктов, а то у нас ничего нет...
     - Вы? - усмехнулся Савелий.
     - Ну ты! Какая разница! - Она была явно обижена.
     - Да, земляк, ты тут маху дал! - недоволен был и Сергей.
     - Бросьте, ребята, я же от чистого сердца! - повторил  Савелий  слова
Сергея, сказанные в машине.
     - Ладно, я сам виноват: не догадался, зачем он у "Праги" тормознул...
Все, ехать пора!
     - А может, пусть стоит: не думай, деньги есть!
     - Снова ты со своими монетами... Мне же машину напарнику нужно  будет
отгонять. - Он задумался. - Короче, звоню сейчас ему,  если  он  дома,  то
через час вернусь, а если нет, то часа через три-четыре... Пока, Рыжик.  -
Он чмокнул жену в щеку, передал ей пакет, хлопнул на прощанье  Савелия  по
плечу и быстро вышел.
     Савелий снял полушубок, шапку,  пригладил  торчащие  волосы  и  пошел
туда, где скрылись мать с дочерью.
     - Пока я ужином занимаюсь, ты, Савелий, давай в ванную, там все есть:
и мочалка, и мыло, и полотенце,
     - А чем побриться есть?
     - Ага, стыдно стало? - воскликнула девочка и захлопала в ладошки.
     После  ванны,  свежевыбритый,  Савелий  почувствовал  себя   каким-то
удовлетворенным и посвежевшим. Ему хорошо было в этом счастливо  мирном  и
уютном доме. Но особенно волновала Савелия неожиданная нежность ребенка. В
какие только игры не вовлекала его девочка: начиная от кукольного царства,
где  Савелий  исполнял  одновременно  несколько  ролей  -   папы,   брата,
сантехника, дедушки, и кончая "прятками"  и  "казаками-разбойниками",  где
ему отводилась почетная должность скакуна, на  котором  маленькая  Розочка
ускакивала от разбойников, то есть от мамы.
     Время пролетело  настолько  незаметно,  что  когда  взрослое  женское
население квартиры  стало  настаивать  на  том,  чтобы  детское  население
отправлялось спать,  то  Савелию  не  меньше,  чем  девочке,  не  хотелось
расставаться, и они вдвоем уговоримте  маму  Шуру  продлить  игры  еще  на
полчаса.
     Вскоре пришел и отец, который чуть не обиделся на Савелия за то,  что
он не притронулся ни к пище, ни к  рюмке,  дожидаясь  его  с  работы.  Его
недовольства хватило только до второй рюмки, и они сидели за  столом  чуть
ли не до рассвета, вспоминая свою прошлую жизнь, Как ни странно, но  жизнь
Шуры, точнее ее детство, почти полностью совпадала с жизнью Савелия:  рано
потеряла  родителей,  затем  детдом,  трудная  жизнь   после   детдома   и
эмоциональный срыв, окончившийся лишением свободы... Этот ночной  разговор
настолько сблизил их, что они казались друг другу родными. Шура  и  Сережа
предлагали различные варианты устройства его будущей жизни. Это  не  могло
не растрогать Савелия, и был момент, когда он с трудом удержал слезы...
     Спать они разошлись в четвертом часу. Савелий мгновенно уснул.
     Он проснулся от ощущения,  что  на  него  кто-то  смотрит.  Не  сразу
сообразив, где находится, Савелий прислушался, не решаясь открыть глаза.
     - Розочка, не мешай дяде Савелию спать: он  очень  устал!  -  услышал
Савелий голос Шуры и сразу же все вспомнил.
     - Мамочка, ну как я ему помешаю, если только сижу и смотрю на него, и
все... - прошептал в ответ совсем рядом детский голос.
     - Иди поиграй в детской, а когда он проснется, то я позову тебя.
     - Нет, мамочка, я хочу здесь сидеть, и когда он откроет глазки,  чтоб
увидел меня! - возразила она шепотом.
     "Господи, чем же он заслужил такую  любовь  чужого  ребенка?"  Он  не
выдержал, открыл глаза и протянул руки к девочке. Ни слова не говоря,  она
тут же бросилась к нему, прижалась щекой к его шраму и тихо прошептала:
     - Я жду-жду, а ты все  не  просыпаешься  и  не  просыпаешься...  Тебе
больно здесь? - спросила она,  осторожно  притрагиваясь  пальчиком  к  его
шраму.
     - Нет, совсем не больно! - улыбнулся он.
     - А это ты с мальчишками подрался?
     - Нет, с дерева упал и окорябался...
     - Вот и  я  говорила  Сашке,  что  можно  с  дерева  упасть  и  будет
больно-больно! - рассудительно проговорила она.
     - Все-таки разбудила, негодница! - воскликнула Шура, входя в комнату.
     - А вот и годница! Годница! А  дядя  Савелий  сам  проснулся!  Правда
ведь, сам? - Розочка посмотрела на Савелия  голубыми  глазенками,  которые
могли вот-вот заплакать...
     - Ну конечно сам! - подтвердил он. - Сергей тоже встал?
     - Не только встал, но и упылил уже я просил сказать,  что  заедет  за
тобой... - Она посмотрела на часы. - Через час уже: отвезет тебя туда, где
вы вчера были... - Она посмотрела задумчиво на Савелия, потом спросила:  -
Скажи честно, Савелий, это действительно связано с твоей девушкой?
     - Отчасти - ответил Савелий,  не  в  силах  обманывать  эту  женщину,
которая с таким вниманием относится к его судьбе.
     - Может, не стоит ворошить прошлое? - неожиданно спросила она.
     Савелий неуверенно пожал плечами и не нашел, что ответить.
     - Будь осторожен, Савелий! -  тяжело  вздохнув,  проговорила  Шура  и
медленно вышла из комнаты...

                             ВСТРЕЧА С ВОЛАНДОМ

     Два часа с лишним наблюдал Савелий с того самого  места,  с  которого
наблюдал вчера, однако никто не привлек его внимания.
     - Знаешь, Сергей, ты поезжай, а я еще здесь пооколачиваюсь!  -  решил
Савелий.
     - Да у меня еще есть время: не в деньгах счастье! - весело  отозвался
тот.
     - Спасибо, поезжай! - упрямо сказал Савелий в вышел из машины.
     - Ты придешь к нам сегодня?
     - Как получится...
     - Хорошо, телефон знаешь: звони, если помощь нужна будет!.. -  Сергей
вопросительно смотрел на него, ожидая каких-то слов, но Савелий молчал,  и
тому ничего не оставалось, как подчиниться решению нового приятеля.  -  Ну
что, я поехал?
     - Да, езжай и передай привет  Шуре,  а  Розочку  обними  за  меня.  -
Савелий натянуто улыбнулся.
     - Да, дочурка с меня не слезет теперь: где дядя Савелий, и  все  тут!
Ладно, ни пуха!
     - К черту! -  усмехнулся  Савелий  и  направился  под  крышу  детской
беседки: повалил сильный снег...
     Сергей медленно поехал в сторону шоссе, несколько раз оглядываясь  на
Савелия и ожидая, что тот его вернет.
     Погода была мягкая, Савелий  нисколько  не  замерз.  Он  с  интересом
наблюдал за тем,  как  медленно,  причудливо  кружась  в  воздухе,  падают
снежинки.
     - Дяденька, оденьте мне  варежку,  а  то  у  меня  рука  замерзла!  -
неожиданно раздался голос сзади. Савелий обернулся и  увидел  девочку  лет
восьми, которая тщетно  пыталась  натянуть  пушистую  рукавицу.  Она  была
похожа на колобка: пушистая белая шапочка, такая же шубка и варежки.
     - Кто же тебя так укутал, бедняжку? - усмехнулся Савелий.
     - Мама боится, что я снова заболею  и  лягу  в  больницу...  Я  очень
слабенькая! - повторила она чьи-то слова. - Спасибо, дяденька!
     - Пожалуйста, и желаю тебе больше не  болеть!..  Девчушка  подхватила
веревку от санок, небольшую деревянную лопатку  и  направилась  в  сторону
горки, где резвилось несколько  ребятишек,  на  полдороги  остановилась  и
крикнула:
     - А вы любите на санках кататься?
     - Нет, Чебурашка, боюсь санки раздавить! - рассмеялся Савелий.
     - А я вовсе я не Чебурашка! Меня "Леночкой" зовут! Вот!  -  Она  даже
обиделась и, не оборачиваясь, продолжила свой путь.
     Несколько минут смотрел Савелий девочке вслед, отвлекшись  от  своего
наблюдения, а когда повернулся, то вдруг  увидел  белоснежный  "Мерседес",
плавно заворачивающий с шоссе во двор. Еще не разглядев того, кто сидит за
рулем, Савелий почувствовал, что это именно тот, ради кого  он  приехал  в
Москву. Он  сразу  хотел  двинуться  ему  навстречу,  но  увидел  и  синие
"Жигули", также  повернувшие  за  "Мерседесом".  Савелий  сунул  руку  под
полушубок и проверил пистолет.
     "Мерседес" остановился у третьего подъезда, а "Жигули" метрах в  пяти
сзади. Из  них  вышли  двое  высоких,  крепко  сложенных  парней,  которые
внимательно осмотрелись вокруг, потом один остался рядом с "Мерседесом", а
второй направился к подъезду и скрылся в нем.
     Теперь Савелий нисколько не  сомневался,  что  это  и  есть  "силовые
быки". Когда парень вышел  из  подъезда  и  чуть  заметно  кивнул  хозяину
"Мерседеса", тот не торопясь вылез из машины,  повернулся,  чтобы  закрыть
дверцу, и Савелий с изумлением узнал в нем того  самого  старика,  который
представился ему Владимиром Андреевичем, "кассиром на пенсии". Моментально
Савелий вспомнил его холодный пронзительный взгляд, а также мерзкую улыбку
одними губами при ледяном выражении глаз.
     Как вспышки возникали перед ним лица тех, кто  погиб  по  вине  этого
"паука", как окрестил его Угрюмый: Варламов,  адвокат  Татьяна  Андреевна,
Лариса... Мет, этот человек слишком  задержался  на  этой  земле!  Хватит!
Своей жизнью он должен ответить за погубленные жизни!..
     Не думая о последствиях, видя перед собой только обезображенный  труп
Варлама, Савелий решительно направился  к  "Мерседесу"...  Когда  до  него
оставалось метров пять,  Владимир  Андреевич  неожиданно  взглянул  в  его
сторону, по крайней мере,  так  показалось  Савелию,  и  начал  давить  на
клаксон - раз, другой, третий... Это несколько сбило Савелия с  толку,  он
чуть приостановился и этим привлек  внимание  одного  из  "боевиков":  тот
внимательно посмотрел на него.  Сделав  "морду  кирюном",  Савелий  быстро
прошел в нескольких метрах  от  машины!  Воланда,  набавляясь  к  третьему
подъезд. Открывая дверь, он незаметно скосил глаза и увидел, как к Воланду
бежала та самая девочка, которой он помогал натягивать рукавички.
     - Дедушка приехал! Дедушка! - Девочка бросилась в  объятия  Владимира
Андреевича...
     Пораженный этим совпадением, Савелий растерянно  вошел  в  подъезд  и
быстро поднялся на второй этаж и осторожно выглянул в окно,  выходящее  во
двор. Владимир Андреевич, видно, очень любил свою  внучку  и  позволил  ей
делать все, что, захочется: она повалила его в снег  и  стала  забрасывать
снежками, счастливо взвизгивая, когда ей удавалось попасть дедушке в  нос,
несмотря на его отчаянные попытки защититься руками...
     Глядя на эту веселую сцену, Савелий никак не мог понять: как  в  этом
человеке сочетаются такие противоположные качества, как нежность, любовь к
своей внучке и звериная жестокость к другим людям... Не ошибается  ли  он,
решив, что именно этот человек повинен в гибели его  друга?..  А  если  он
ничего об этом не знает или совсем ни при чем?..  Пока  Савелия  одолевали
сомнения, Владимир Андреевич поднялся, потрепал девочку  по  щеке,  и  она
снова побежала на горку. Владимир Андреевич несколько  минут  с  нежностью
смотрел ей вслед, явно сожалея, что внучка так мало уделила ему  внимания,
и надеясь, что, может, передумает и вернется к нему, но единственно,  чего
дождался, - девочка повернулась и помахала ему ручкой.
     - Иди, дедушка, я скоро пряду! - крикнула она  и  потащила  санки  на
горку.
     Помахав ей в ответ, Владимир Андреевич направился к подъезду. Один из
его  "боевиков",  обогнав  медленно  идущего  "хозяина",  первым  вошел  в
подъезд.
     Несколько  секунд  ушло  у  Савелия  на  то,  чтобы  определить  свои
дальнейшие действия. То, что он задумал, мог  поломать  этот  "боевик",  и
Савелий решил избавиться,  от  него,  не  причиняя  тому  излишних  травм:
бесшумно сбежав на первый этаж, он быстро вышел на лестничную  площадку  и
нос к носу столкнулся с охранником,  в  метре  от  которого  шел  Владимир
Андреевич. Появление  Савелия  было  настолько  неожиданным,  что  парень,
вздрогнув, бросил быстрый взгляд назад и только  потом  попытался  вырвать
правую руку из кармана. Этих секунд  замешательства  хватило  Савелию  для
того, чтобы сильным и точным ударом в шею  "успокоить"  парня  по  меньшей
мере на полчаса... После этого Савелий выхватил из-за  пояса  пистолет,  в
прыжке ударил Владимира Андреевича ногой в живот, после чего тот со стоном
согнулся пополам, лицо его исказилось от испуга и боли.
     - Ну вот и свиделись, Володя Андреевич!  -  зло  проговорил  Савелий,
держа пистолет наготове.
     - Говорков?! - с изумлением воскликнул тот, мгновенно забыв про  боль
в животе.
     - Не ждал меня, Воланд? - ухмыльнулся Савелий.
     - Если честно, не ждал! - Владимир Андреевич уже взял себя в  руки  и
смотрел на Савелия без страха, даже с некоторым сожалением. - Как это тебе
удалось выжить? Ума не приложу...
     - Да вот, выжил, вопреки  твоим  молитвам!  Сейчас  тебе  понадобятся
другие молитвы... за упокой твоей души!
     - Эх, жаль, мне тебя, Савелий, - произнес он вполне искренне, а может
быть, талантливо играя. - Я-то уже старик и пожил в свое  удовольствие,  а
ты? Что ты будешь иметь с моей смерти? Вот что мне интересно!..
     - Польза будет тем, кому ты смог  бы  еще  принести  зло!  -  Савелий
говорил  спокойно,  твердо,  но  вдруг  перед   ним   снова   промелькнуло
изуродованное лицо Виктора. - Я тебя бы уничтожил раньше, если бы  знал...
- Он даже зубами скрежетнул. - А теперь уничтожу  только  за  то,  что  ты
сделал с моим другом! Ты не должен жить. Ты же подонок!  Так  только  духи
поступали с нами там, в Афганистане!
     - Ты, конечно, мне не поверишь, но я  твоего  Варлама  не  приказывал
изуродовать! Более того, он остался бы жив, если бы дал слово  не  шлепать
языком, а он на принцип пошел... а в нашем деле,  коли  начал  пахать,  то
выйти сможешь только ногами вперед... Это, кстати, и тебя касается.  -  Он
попытался улыбнуться, однако улыбка получилась кривой, похожей на гримасу.
- Я тогда еще, при нашей первой встрече, почувствовал, что ты либо  пентюх
и ничего не понимаешь, либо какой-то свой интерес имеешь... - Он вздохнул.
- Эмоции меня подвели: ах, сирота,  ах,  детдомовец,  ах,  афганец  вот  и
расхлебываю, теперь. Ладно, давай, кончай быстрее! - обозлился он вдруг.
     - Куда это ты так торопишься? - ухмыльнулся Савелий.
     - Не хочу шума лишнего: внучка может напугаться.
     Савелий посмотрел  на  него  в  упор,  но  тот  стоял  спокойно,  без
малейшего испуга в глазах, и только чуть напряглись скулы, когда  пистолет
поднялся до уровня лба. И  вдруг  Савелий,  не  убирая  пистолета,  быстро
обыскал его, но никакого оружия у него не было.
     - Я не для того такие бабки им плачу, - кивнул он на лежащего  парня,
- чтобы еще и самому себя защищать!
     Не обращая внимания на его слова, Савелий  расстегнул  его  ремень  и
выдернул из брюк, затем подтащил его  за  шиворот  к  лежащему  неподвижно
телохранителю, вытащил и его ремень, сунул  их  к  себе  в  карман,  потом
Проверил карман парня. Хмыкнул, обнаружив милицейские наручники,  покрытые
никелем, покачал головой:
     - Не удивлюсь, если у него в кармане и удостоверение сотрудника!
     - Всем хочется кушать! - хмыкнул Воланд.
     - Это точно! - сказал Савелий, вытаскивая из  второго  кармана  парня
маленький бельгийский браунинг. - Это хлопушка для клопов!
     - Ее тоже хватает... хватало, - поправился Владимир Андреевич.
     - Сейчас мы с тобой мирно выйдем  из  подъезда,  ты  прикажешь  своим
парням не вылезать из машины и бросить тебе от нее ключи.
     - А если они не подчинятся?
     - Тогда я тебя прихлопну на глазах твоей внучки! - жестко  проговорил
Савелий. - Хотя мне бы этого очень не хотелось!
     - Хорошо!.. А что потом?
     - Потом сядем в твою колымагу: я - за руль, ты рядом, и поедем...
     - Куда?
     - Увидишь... Не вздумай шутить со мной: я быстрее стреляю,  чем  твои
парни!
     - Вероятно... - Воланд брезгливо  посмотрел  на  лежащего.  -  Ладно,
согласен!
     Савелий взял его под руку левой рукой, а правую, с пистолетом,  сунул
под полушубок.
     - Нет, стой! - передумал они вытащил наручники. - Так вернее будет! -
Защелкнул их на руках Воланда, а чтобы их было не видно,  накинул  на  них
его мохеровый шарф, и обернул им руки.
     Они  вышли  из  подъезда,  как  два  приятеля.  Почувствовав   что-то
неладное, парни, сидевшие в "Жигулях", мгновенно открыли машину  и  хотели
выйти, но их остановил хмурый окрик Воланда:
     - Сидеть! Пашка, ключи от машины, быстро! Переглянувшись между собой,
они явно не знали, как поступить.
     - Вы что, не поняли меня? - разозлился Владимир Андреевич. -  Идиоты!
Ключи! - Он крепко выругался.
     Это подействовало на них отрезвляюще: - они никогда не видели  своего
хозяина в таком состоянии. Чуть суетливо тот, что сидел за рулем, выдернул
ключи из гнезда стартера и высунул руку в окно.
     - Бросай сюда! - приказал Воланд, кивая на дорогу.
     Парень бросил ключи на дорогу, и в  этот  момент  к  ним  устремилась
внучка Воланда с криком:
     - Дедушка, ты уже уезжаешь? Ты же обещал! Она подбежала  и  обхватила
его ручонками.
     - Мне  по  делам  нужно,  Леночка  -  попытался  улыбнуться  Владимир
Андреевич. - Иди домой, я скоро вернусь...
     - Дяденька, не задерживайте его долго: мы с ним  к  маме  в  больницу
должны поехать! - повернулась она к Савелию.
     Савелий поморщился и, не зная, что сказать, промолчал.
     - Леночка, подай мне ключи: уронил  я...  Вон,  на  дороге  лежат!  -
кивнул головой Владимир Андреевич,  и  девочка  быстро  принесла  их.  Иди
домой...
     - Я жду тебя, дедушка! Жду! - кричала Леночка,  словно  ощущая  своим
маленьким сердечком, что над ее дедушкой нависла беда.
     Четыре пары глаз  напряженно  глядели  за  тем,  как  их  покровитель
плюхнулся на сиденье, неуклюже закрыл обеими руками  дверь  и  белоснежный
"Мерседес" медленно тронулся с места.
     Пьяно пошатываясь и матерясь на чем свет стоит, из  подъезда  выбежал
парень. Он странно прижимал руки к животу: то ли придерживая брюки, то  ли
успокаивая  боль.  Увидев  отъезжающий  "Мерседес",   бросился   к   синим
"Жигулям"...
     В тот момент, когда Савелий понял, что Владимир Андреевич и Воланд  -
одно и то же лицо, что именно он и виноват в гибели его  друга  Варламова,
он хотел разрядить в него всю обойму, не задумываясь, но в последний  миг,
услышав о девочке, он решил расправиться  с  ним  где-нибудь  подальше,  в
укромном месте. И он сделал  бы  это,  но  девчушка  снова  заставила  его
изменить задуманное. Перед его глазами промелькнул детский дом, его первые
друзья  и  враги,  вспомнились  и  ласковые  пальчики  маленькой  Розочки,
прикасающиеся к его шраму...
     Что-то перевернуло его душу,  заставило  его  взглянуть  на  себя  со
стороны: кто он такой, чтобы вершить суд над кем-то? Какое он имеет  право
на это? Да, Бардам погиб. Да, над ним зверски надругались. Но  все  ли  он
знает об этом деле, чтобы вынести смертный приговор этому человеку? Сможет
ли он поднять на Воланда руку? Непосредственная детская любовь  девочки  к
деду смягчила его. Нет, не сможет!.. Медленно  управляя  машиной,  Савелий
думал, как ему поступить.
     - Что, размышляешь, где лучше шлепнуть?  -  устало  спросил  Владимир
Андреевич. - Да завези в лесополосу: там никого нет... Спасибо  тебе,  что
при внучке не стал... Его спокойный и обреченный  тон  несколько  притупил
бдительность Савелия, и он ослабил внимание: в этот момент они проезжали у
какого-то перекрестка, где стояла машина ГАИ, и Воланд  неожиданно  ударил
Савелия наручниками в лицо, пытаясь оглушить его.
     Однако шарф смягчил  удар,  и  Савелий  сумел  удержать  руль,  чудом
избежав столкновения с рядом идущей "Волгой", которая  и  прикрыла  их  от
бдительного ГАИ.
     - Ах ты, сука! - вскипел Савелий  и  нанес  ему  свой  коронный  удар
ребром ладони в  шею.  Вскрикнув,  Владимир  Андреевич  потерял  сознание.
Интересно, чего он добивался?  Попасть  в  аварию?  В  милицию?  Точно,  в
милицию! Как он сразу не допер?! У него  же  там  "все  схвачено,  за  все
заплачено"! Видимо, и этот телохранитель из Кентов! Хорош бы он был,  если
бы привез Воланда на Петровку! Получил бы свое спасибо! Что  же  делать  с
ним? И тут он вспомнил разговор с Шалимовым по  радиотелефону,  в  котором
тот упоминал, что  этой  группой  занимается  госбезопасность...  Он  даже
назвал фамилию следователя...  Черт,  как  же?...  Долгополов?..  Нет,  но
похоже.   Боголомов?..   Кажется,   так...   Отлично!..   Савелий   быстро
припарковался между двух сиротливо  стоящих  легковых  машин,  вытащил  из
кармана браунинг "боевика", тщательно протер его платочком  и  усмехнулся:
вполне  вероятно,  что  эта  "машинка"  где-нибудь  "наследила"...  Вложив
рукоятку в правую руку Воланда,  крепко  прижал  его  пальцы  к  рукоятке.
Сунуть в карман? Нет, неинтересно... Он быстро огляделся и сунул  пистолет
под водительское сиденье. Потом вытащил ремни и крепко связал ему  ноги  и
руки. К этому времени Воланд очнулся, мутными глазами посмотрел на Савелия
и сразу пришел в себя.
     - Может, договоримся?.. - хрипло проговорил он - Пятьдесят кусков! А?
     - Засунь их себе в жопу, падаль! - процедил Савелий.
     - Мало? Ну, сто кусков!.. Сто пятьдесят!.. Это же тебе на  всю  жизнь
хватит!.. Слышишь?.. Идиот!..
     - Я тебе все сказал! - Савелий повернул ключ и завел машину.
     - А-а-а! Помогите! - неожиданно закричал  Воланд,  заметив  невдалеке
парочку. Савелий снова безжалостно ударил его по горлу, и тот  захлебнулся
на полуслове. Проходящая парочка недоуменно посмотрела  вокруг,  потом  на
Савелия, который громко пел: - Помоги мне, помоги мне! В эту  темную  ночь
помоги!..
     Подумав, что он поет им, они рассмеялись и помахали ему рукой.
     Савелий, когда парочка прошла,  приподнял  безвольное  тело  Воланда,
плотно забил его рот шарфом, затем осмотрелся по сторонам и перевалил  его
на заднее сиденье...
     Через некоторое  время  он  остановился  у  Комитета  государственной
безопасности,  тщательно  протер  внутри  машины  все  места,  к   которым
прикасался, затем вышел из машины, закрыл  ключом  все  двери  и  пошел  к
ближайшему автомату...
     - Дайте справочную КГБ! - попросил он, набрав  ноль  девять.  Получив
телефон, набрал номер и попросил соединить со следователем Боголомовым.
     - У нас нет следователя с такой фамилией! - ответил мужской голос.  -
Может, я смогу чем-то помочь?
     - Нет, мне нужен только он! - упрямо сказал Савелий.
     - Может, Богомолов! - неожиданно проговорил мужчина.
     - Точно, Богомолов! - радостно воскликнул Савелий.
     - Но сегодня суббота и полковника можно найти только лома, если он не
на даче...
     - Так найдите!
     - У вас что-то важное?
     - Преступник, которого он ищет, это как важное или нет?
     - Минутку! - сразу бросил тот, и почти тут же раздался низкий  голос:
- С вами говорит полковник Федоров, заместитель  начальника  следственного
управления.
     - Вы имеете какое-нибудь отношение к делу,  которое  ведет  полковник
Богомолов?
     - Он не ведет, курирует, его! - поправил мужчина. - Но я в курсе...
     - А кличка Воланд вам что-нибудь говорит?
     - Где он? Кто он? - волнуясь, воскликнул полковник.
     -  Вижу,  что  знаете...  Перед  вашим   центральным   входом   стоит
белоснежный "Мерседес", прекрасная машина! - ухмыльнулся Савелий. - В  ней
вы найдете его... И мой совет - внимательно осмотрите  машину:  ключи  под
левым задним колесом...
     - Вы можете назваться? - спросил тот, но  Савелий  осторожно  положил
трубку и вышел из телефонной будки.
     Он не стал лишний  раз  рисковать  и  дожидаться  последствий  своего
звонка: остановив проходившее мимо такси, сел в машину и уехал. Стада  ему
было знать, что машина Воланда оснащена специальным "маяком", по  которому
на  него  быстро  вышли  его  "сподвижники"?  Через  несколько   минут   к
"Мерседесу"  подъехал  милицейский  "Мерседес",   из   которого   выскочил
подполковник милиции. Торопливо подбежав к белой машине, он рассмотрел  на
заднему сиденье связанного приятеля и попытался  открыть  дверцы...  Потом
торопливо вытащил отмычку... Когда сотрудники КГБ выскочили из здания,  то
на указанном месте обнаружили лишь ключи от машины.
     Всего этого Савелий не знал,  да  и  мало  его  волновали  дальнейшие
события: он почувствовал себя легко и  свободно,  словно  сбросил  тяжелый
груз с плеч, который давил его последние месяцы...
     Накупив подарков для Вари и Егоринки,  Савелий  взял  билет  и  перед
самым отходом поезда позвонил своим новым друзьям. Сергея дома не было,  и
Шура была очень огорчена тем, что Савелий не зашел к  ним  попрощаться,  а
Розочка чмокнула его на прощание в трубку и сказала, что очень любит его и
будет ждать "хоть всю жизнь"'...

                                  К ВАРЕ

     Приехав на станцию, Савелий  решительно  пошел  к  начальнику  и  без
обиняков сказал:
     - Юрий Юрьевич, мне нужно сегодня добраться к Варе...
     - Савелий? - обрадовался тот, словно увидел лучшего друга. Он  крепко
пожал ему руку. - Она уже несколько  раз  звонила:  спрашивала  о  тебе...
Сегодня тоже... Может, предупредить?
     - Не надо: сюрприз хочу сделать!
     - Как, знаешь! - согласился тот и нажал  кнопку  селектора.  -  Маша,
вызови ко мне Захара.
     - Так он в приемной! Сейчас... В кабинет бочком втиснулся  старенький
мужичонка в латаном тулупе.
     - Вот что, Захарыч, отвези-ка его на заимку Калиты.
     - Так вы же хотели... - скрипуче напомнил тот, но начальник перебил:
     - Это потом! Потом! Давай, жми скорее, там человека ждут! - Он  хитро
подмигнул на прощанье и пожал Савелию руку.

                                ВОЗВРАЩЕНИЕ

     Когда до заимки оставалось не так далеко, Савелий  предложил  старику
"сбросить" его, но дать свои снегоступы.
     - Потом как-нибудь заберешь - сказал,  он.  Старик  явно  обрадовался
такому неожиданному  предложению:  дома  его  ожидала  бутылочка,  которую
удалось выпросить у старухи,  однако,  зная  крутой  нрав  начальника,  он
"сумлевался"...
     - Так эта, можа, довезти тебя: час-другой - не более  осталось-то?  -
неуверенно  произнес  он,   однако   чуть   придержал   лошадь,   которая,
почувствовав своего хозяина, еле-еле поплелась, утопая в глубоком снегу.
     - Да ты не сомневайся: никто не узнает! -  улыбнулся  Савелий.  -  Ты
меня довез до самой заимки! - Он подмигнул деду.
     - А дорогу-то найдешь?  -  деловито  спросил  старик,  предлагая  ему
передумать.
     - Здесь уже найду: знакомо все! - заверил  Савелий  и  протянул  руку
старику. - Спасибо тебе, отец!
     - Чего уж, давай! - Ответив на рукопожатие, он кивнул на  снегоступы.
- А их в подарок возьми: сам мастерил... Тут, однако, все прямо идтить, не
сворачивай никуда! Прощевай!
     Он стал медленно разворачивать свою кобылу назад...
     -  Но,  милая!  -  прикрикнул  он,  и   лошадь,   почувствовав,   что
возвращается к своему теплому стойлу, побежала резвее.
     Савелий шел медленно, довольно часто спотыкаясь, но это его нисколько
не расстраивало, скорее забавляло. Он обрел душевный  покой  и  чувствовал
себя  почти  счастливым.  Все  беды  и  несчастья,  произошедшие  с   ним,
отодвинулись куда-то в прошлое. Казалось даже, что все это произошло не  с
ним, а с кем-то другим, а возможно, и приснилось в страшном сне...
     Неожиданно вспомнилась Лариса, внутри  что-то  защемило.  Видимо,  ее
образ еще долго будет преследовать его.
     Савелий остановился, чтобы перевести дыхание,  тяжелое  от  морозного
воздуха. Неожиданно он увидел метрах в тридцати от себя зайца-беляка. Стоя
на задних лапках, он обгладывал кору осины. Насторожившись от легкого шума
скрипучих снегоступов, косой оставил в покое  дерево,  встал  вытянувшись,
смешно скрестив передние лапы на груди,  как  грешник  перед  молитвой,  и
начал водить, словно  локаторами,  своими  длинными  ушами  из  стороны  в
сторону. Заметив неподвижно замершего Савелия, косой, вероятно,  решил  не
испытывать судьбу: заложив уши за спину, стремительно исчез в густой чаще.
Чего напугался ушастый? Вроде он стоял не шелохнувшись...  И  тут  Савелий
услышал какой-то странный звук, доносившийся  откуда-то  сверху:  виновник
заячьего страха сидел на дереве и ловко вылущивал сосновые шишки. Это  был
клест-сосновик. Его крючковатый клюв, похожий на  попугаев,  позволял  ему
ловко и быстро извлекать из шишек вкусные семена...
     Стемнело очень быстро, и ударил такой  мороз,  что  Савелию  пришлось
энергичнее работать ногами и руками, чтобы не замерзнуть. Он даже  пожалел
в какой-то момент, что отпустил Захара. Яркая  луна  хорошо  освещала  все
вокруг, и Савелий легко ориентировался. В тайге  все  погрузилось  в  сон,
стояла такая тишина, что при дыхании Савелий - слышал  странный  звук:  он
вспомнил рассказ Вари об этом звуке...
     Он назывался "шепотом звезд". Дело в том,  что  дыхание  при  сильном
морозе,  точнее,  выдыхаемый  воздух  моментально  превращается  в  мелкие
кристаллики. Эти кристаллики трутся  друг  о  друга,  издавая  характерный
шорох, который и прозвали местные жители "шепотом звезд", потому что такой
сильный мороз бывает только по ночам.
     К заимке Савелий добрался далеко за полночь, а в окнах дома  все  еще
горел свет. Когда Савелий открывал калитку, она предательски скрипнула,  и
на крыльце мгновенно показалась Варя, а Мишка бросился, к нему навстречу с
радостным лаем.
     - Господи, я уж волноваться начала: все нет и нет, нет и нет! Что  же
так долго-то? А где Захар? - Она подошла к Савелию и прижалась к груди.
     - Да я...  это....-  растерянно  говорил  Савелий,  с  трудом  шевеля
замерзшими губами. - Я решил пешком добраться.
     - Горе ты мое! Мигом в баньку: я ее загодя раскочегарила!
     - Банька - это здорово! - обрадовался Савелий. - Я шел и  думал:  как
хорошо бы сейчас в баньке оказаться! Но откуда ты узнала? Неужели  станция
оповестила?
     - Он долго отмалчивался, но  я  догадалась  и  вытянула  из  него!  -
рассмеялась Варя. - Вот не знаю, успела ли нагреться, как ты любишь...
     - Я так продрог, что любое тепло покажется чудом!..
     - Иди прямо туда: все уже там - и  во  что  переодеться,  и  квас,  и
мята...
     - А веники?
     - А как же! - усмехнулась она.
     - Ты просто клад, а не женщина! - Он ткнулся носом в ее щеку.
     - Иди уж, клад! - смутилась Варя и подтолкнула в сторону бани.
     На скамейке предбанника лежало выглаженное нижнее белье, рядом -  два
веника, как он и любил: березовый  и  дубовый  с  веточкой  можжевельника.
Банька была хоть и небольшая, но очень умело выстроенная. Видно, тот,  кто
строил  ее,  разбирался  в  этом  непростом  деле:  внутри  всегда   стоял
удивительный хвойный запах, что зависело от правильного выбора  дерева,  с
одной стороны, и его аккуратного распределения - с другой. Кроме того, при
сравнительно небольшой площади внутри было даже просторно.
     Раздевался  Савелий   медленно,   стараясь   постепенно   подготовить
продрогшее тело к жару. Когда комфорт почувствовал и внутри, то  начал  не
торопясь заниматься вениками. Это был целый ритуал: сначала он замочил оба
веника в кипятке, а в большом специальном ковше запарил листья мяты, после
чего немного посидел на нижнем полке, дождавшись, пока не выступит  первый
пот, затем перебрался на средний, где пробыл недолго, чуть склонив голову.
Прочувствовав,  что  тело  хорошо  прогрелось,  саднел  вниз,   нахлобучил
фетровый колпак на голову (это была потерявшая форму старая Барина шляпа),
натянул брезентовые  рукавицы,  зачерпнул  ковшиком  кипятка  из  котла  и
плеснул на раскаленные камни...
     Вихрем пронесся по парилке пар, обжигая тело, но  Савелий  передернул
плечами от удовольствия. Процедив сквозь марлю раствор мяты, разбавил  его
водой - кипятком из бака - и снова плеснул на камни: по  баньке  мгновенно
распространился благоуханный запах мяты. Вынув из тазика веники,  обмакнул
их несколько раз в холодную воду, тщательно  отряхнул  и  полез  на  самый
верхний полок...
     Савелий был заядлым парильщиком, любителем русской бани, у  него  был
выработан целый комплекс приготовлений не только к самой процедуре,  но  и
четкий ритуал, которого он придерживался. Он не стал хлестать  себя  сразу
веником, как обычно это делают непосвященные. Нет, он начал  с  того,  что
легкими, осторожными движениями нагонял вениками на кожу горячий пар, едва
прикасаясь,   "лаская"   раскаленными   листьями   кожу,   постанывая   от
необъяснимого удовольствия, которое можно  получить  только  в  русской  и
никакой другой бане. И только потом, когда обжигающий пар несколько ослаб,
принялся вовсю хлестать себя обоими вениками.
     Нахлеставшись вволю,  спустился  вниз,  немного  отдохнул,  безвольно
распластавшись  на  широкой  скамье,  охладился  в  предбаннике   холодным
кваском, крякнув от удовольствия, потом снова  набрал  и  разбавил  мятную
настойку водой, зашел в парилку и вновь брызнул на  камни,  вновь  горячий
аромат травы облетел баньку, и дышать  снова  стало  легко.  На  этот  раз
Савелий парился долго, как говорится, "до седьмого пота"... Отдых тоже был
продолжительным, до полного восстановления дыхания и покой. После этого он
тщательно, не торопясь, промыл тело, чуть не сдирая кожу огромным мочалом,
ополоснулся холодной  водой  и  снова  полез  наверх,  чтобы  чистые  поры
открылись и вышли остатки пота...

                             ПРИГОВОР ОТМЕНЕН!

     -  Что  с  тобой,  Саша?  Какой-то   ты   возбужденный...   Случилось
что-нибудь? - встревожено спросила Зелинского жена, когда  он  вернулся  с
работы.
     - Случилось... - задумчиво отозвался он и неожиданно  чертыхнулся.  -
Помнишь, я тебе рассказывал о группе, которая  втянула  Говоркова  в  свои
игры?
     - Да, ты говорил, что все арестованы и дело  Савелия  затребовали  на
доследование... Что, есть новости?
     - Еще какие! Сейчас говорил с Москвой...
     - С Богомоловым? - сразу догадалась она.
     - Новостей хоть пруд пруди!  -  кивнул  он.  -  Во-первых,  объявился
Говорков...
     - Поймали? - нахмурилась она.
     - Нет! Судя по всему, он сам решил действовать.  Одному  из  заправил
этой преступной группы удалось избежать ареста,  и  была  известна  только
кличка - Воланд...
     - Надо же, начитанный жулик пошел: Булгакова читает... И что же?
     - Каким-то образом Савелию удалось выйти на него...
     - Погиб? - невольно  воскликнула  она,  почувствовав  в  голосе  мужа
странные ноты сожаления. Зелинский вдруг рассмеялся.
     - Знаешь, что удумал этот шутник, по прозвищу Бешеный? Доставил  пред
окна госбезопасности... День был не рабочий,  и  Богомолова  на  месте  не
оказалось... Замначальника управления, который  был  на  месте,  слышал  о
Воланде, но ничего не знал о  Савелии  и  когда  разговаривал  с  ним,  то
подумал, что кто-то разыгрывает или  хочет  пустить  по  ложному  следу...
Короче говоря, послал трех сотрудников проверить сигнал... Когда они вышли
из здания, то нашли только след от "Мерседеса"... У замначальника все-таки
хватило ума связаться с Богомоловым, и тот моментальное выехал  на  место,
но, кроме ключей от "Мерседеса", о которых говорил Савелий, ничего.
     Была сразу же подключена оперативная группа, организованы поиски,  но
Воланд, как в Савелий, словно в  воду  канул...  Удалось  найти  таксиста,
который отвозил Савелия  на  Казанский  вокзал.  Куда,  зачем?  Ничего  не
известно, следы обрываются... О Воланде, кроме его клички и возраста - его
успел рассмотреть один  из  опрошенных  свидетелей,  -  так  ничего  и  не
известно... Единственный, кто может помочь в его розыске, -  Савелий...  А
он  уверен,  что  Воланд  арестован.  Теперь  Савелию  грозит  смертельная
опасность: наверняка тот постарается расправиться с ним...
     - Неужели ничего нельзя сделать? - тяжело вздохнула Зелинская.
     - Эта тварь не остановится ни перед чем: Богомолов уверен, что смерть
адвоката Савелия и самоубийство Петровой Ларисы, подруги Савелия,  -  дело
его рук... Жаль парня... Получить полную реабилитацию
     - Его реабилитировали? - обрадовалась она. - А побег?
     - Наказали пока в счет ранее отсиженного срока...
     - Как же я рада за него! Господи, неужели ничего нельзя сделать?
     - Работаю я тут над одним человеком, но... он чем-то явно запуган! Ты
его должна помнить: из местных... Помнишь,  еще  сокрушалась,  что  такого
старика за браконьерство посадили...
     - Конечно, помню. Нашли преступника! -  возмутилась  Зелинская.  -  А
он-то при чем?
     - Его несколько раз видели с одним из бежавших, наверняка тот выбивал
из него маршрут... А он лет тридцать в тайге живет и имеет  свои  укромные
жилища!..
     - Может, мне с ним поговорить, как женщине?
     - Не знаю, познаю: не спугнет ли его это?
     - А что мы теряем? Все равно молчит!
     - Вот что, завтра попробую поговорить -  с  Королем...  он  наверняка
что-нибудь да знает...
     - Да ты что? - Она встала и начала нервно ходить по комнате. -  Нашел
кого на откровенность вызывать.
     - Откровенности я от него не жду...  -  вздохнул  Зелинский.  -  Хочу
использовать ситуацию: что-то не совсем ладно в стане  уголовников...  Ох,
не ладно...

                        ПРОТИВОРЕЧИВЫЙ "ДЕНЬ ПЕЧЕНЬЯ"

     Варя  окинула  придирчивым  взглядом  праздничный  стол  и   довольно
улыбнулась. Такому столу мог позавидовать не один городской ресторан. Чего
только здесь не было: с особыми секретами консервированные овощи и фрукты,
сохранившие свежий вид, несколько разнообразных салатов, варенья  с  давно
забытыми вкусами, черная и красная икра, рыба нескольких сортов...  И  над
всем этим богатством возвышались две бутылки марочного вина  и  графинчике
голубичной  настойкой.  Свежая  зелень  освежала   стол,   придавая   орлу
действительно праздничный вид.
     Варя улыбнулась: очень удачно вышло с банькой, а то  сюрприза  бы  не
получилось... Как он сказал? Клад? Нашел клад? Но его слова были,  конечно
же, приятны ей... Савелий вернулся каким-то другим, успокоенным,  что  ли.
Вероятно, поездка  оказалась  удачной.  Вроде  начал  отогреваться...  Она
вспомнила, с каким воодушевлением и волнением  рассказывал  он  о  детском
доме? Говорят, в трудные  минуты  своей  жизни  человек  вспоминает  самое
дорогое или  самое  отвратительное  в  своей  жизни!  Интересно,  к  какой
категории он относит детский дом?.. Стоп! Кажется, идет...
     Савелий вошел в комнату и остановился,  пораженный  увиденным.  Глаза
Вари смущенно и радостно поблескивали.
     - Что за праздник? - выговорил он наконец.
     - Как? Ты забыл, какой сегодня день? Это твой праздник, дружочек!
     - Мой?! - Он даже несколько испугался.
     - Да, твой, Савушка, твой! Сейчас... - Она открыла  шкаф  и  вытащила
охотничий карабин. - С рождением тебя!
     - Тьфу, а я и забыл что сегодня - четвертое  ноября!  -  в  радостном
возбуждении воскликнул он, потом помолчал минут  и  поднял  глаза,  полные
слез. - Варя... Варечка... Спасибо  тебе...  никогда  не  забуду...  всего
этого... Ты даже не представляешь, что ты для меня сделала!
     - Ну что ты, Савушка! - Варя смутилась и не знала куда деться, потом,
желая замять неловкость, шлепнула себя, по лбу. - Совсем ты  меня  сбил  с
толку: минутку! - Она метнулась на кухню и внесла в комнату  целый  поднос
домашнего печенья.
     -  Боже  мой,  печенье!  -  совсем  по-детски  воскликнул  Савелий  и
неожиданно чмокнул Варю в щеку.  -  Вот  это  праздник  так  праздник!  Ты
знаешь, у меня никогда не было  ничего  подобного!  Варечка,  милая!  -  с
нежностью говорил он, впервые называя ее так ласково, но это вырвалось как
бы случайно, от нахлынувших воспоминаний о  прошлом:  о  жизни  в  детском
доме, об Афганистане, о госпиталях, в которых он валялся после ранений,  о
трудной работе на траулере, когда они забывали обо всех юбилеях и памятных
датах, перенося их празднование на время возвращения из  долгого  плавания
на берег...
     Вспомнил он и о тех дорогих ему людях,  которые  помогали  в  трудные
минуты его жизни, о своих потерянных  боевых  друзьях...  Многое  вспомнил
Савелий, взволнованный вниманием этой удивительной женщины по имени  Варя.
Вспомнил даже родную тетку, сумевшую перед смертью подняться над  какой-то
семейной обидой... Не вспомнил  только  имя  женщины,  предавшей  его!  Не
вспомнил, хотя  и  ее  конец  Оказался  трагичным!  Не  вспомнил!  Значит,
вычеркнул ее из своей памяти. Вычеркнул навсегда!..
     Возникшая было некоторая  неловкость  исчезла  после  первого  тоста,
который произнесла Варя пожелав ему "огромного счастья на долгой и трудной
дороге жизни"... Потом вытащила из комода бутылок странной формы и  налила
в рюмки.
     - За такой тост нужно пить только эту настойку!
     - Какой необычный вкус? - удивился Савелий. - На чем она?
     -  О-о!  Это  большой  секрет!  -  таинственно  произнесла   Варя   и
речитативом продолжила с некоторым пафосом: -  Это  великая  тайна  нашего
древнего рода, уходящая своими корнями к давним тайнам  тибетских  монахов
Но  тебе,  о,  чужеродный  странник,  прошедший  тяжкие  испытания,   дабы
достигнуть нашей далекой земли, я  открою  эту...  -  она,  заговорщически
понизив голос, приставила палец  к  губам,  -  тайну  напитка...  Великого
Напитка Жизни!
     И выскользнула из комнаты... Заинтригованный, Савелий с  любопытством
и нетерпением поглядывал на дверь, за которой  скрылась  Варвара.  Наконец
дверь широко распахнулась и впустила девушку в комнату.
     Савелий остолбенел от удивления, даже  раскрыл  рот,  а  потом  шумно
зааплодировал... Варя была одета в национальный костюм одного  из  народов
Дальнего Севера какого - Савелий не знал - расшитую оленью тунику, которая
дополнялась  всевозможными  металлическими  украшениями,  издававшими  при
малейшем движении своеобразные мелодичные  звуки.  Голову  украшали  яркие
ленточки и побрякушки. В зубах  она  держала  длинную  деревянную  трубку,
украшенную затейливой резьбой, в руках - гитару.
     - Это единственная вольность, которую я  себе  позволила,  -  кивнула
Варя на гитару. - Так и не смогла научиться играть на тамтаме.
     Легко пробежав пальцами по струнам, она  проверила  настройку,  затем
вырвала какой-то замысловатый аккорд,  вытащила  изо  рта  трубку  и  тихо
запела.
     Это была странная песня, скорее баллада. Сначала ему показалось,  что
слова взяты из какой-то сказки или легенды,  но  потом  песня  поведала  о
событиях, которые ему  уже  были  известны:  о  гибели  доброго  человека,
самоотверженно преданного своему делу, о девушке, покинувшей родной  город
ради большой любви к этому человеку, об умной и сильной  собаке  по  имени
Мишка. Говорилось в песне и о тайге,  о  том,  какое  огромное  количество
секретов здоровья сокрыто в ее травах и плодах...
     Слушая Варю, Савелий вдруг вернулся к мысли, не отвернется ли от него
Варя, узнав, что он - бежавший из колонии зек, что осужден на долгий  срок
заключения? Это же не год, не два, даже не пять лет! Девять!!! Да за побег
три года! Двенадцать лет!! Двенадцать... Целая жизнь!
     Нет, хватит ему испытывать судьбу!  Хватит!  Довольно!  Нужно  что-то
предпринимать... и чем скорее, тем лучшего каждым днем будет все  труднее:
по живому придется резать... И не может же  это  бесконечно  продолжаться!
Эта женщина и так столько сделала для  него,  что  нужно  быть  порядочной
сволочью, чтобы продолжать злоупотреблять этим. Еще повезло,  что  до  сих
пор не навестил никто: у  нее  могли  возникнуть  большие  неприятности!..
Хватит! Что же делать-то?.. Возвращаться в лагерь?..  Господи!  Почему  он
должен отбывать наказание за то, чего не совершал?.. Что разнюнился?.. Или
жалеешь, что взял вину на себя? Откуда он мог знать, что  с  Варламом  уже
тогда расправились? Если бы знать в тот день... Эти суки  держали  Варлама
как живца, чтобы он никуда не дернулся...
     Как же он не прочувствовал этого? Выжить в такой войне и попасться на
такую "мульку"... И эта тоже... Савелий никак не мог понять Ларису. Он  же
чувствовал, что она его любит!  Конечно,  по-своему,  но  любит!..  Однако
странная любовь!.. Предала в первую же минуту! Собственно, почему предала?
Предать можно друга, близкого человека, а она с самого начала все знала...
С самого начала знала, что его используют! Да что там говорить,  если  она
была любовницей этого Алика Пургалина. Потому-то и не торопилась выйти  за
него замуж!  "Вот  встанешь  на  ноги..."  Савелий  усмехнулся  про  себя:
интересно, на какие "ноги"? Может, она хотела, чтобы Савелий  занял  место
Воланда?.. Как же она  побледнела,  когда  он  заговорил  об  этом  Володе
Андреевиче? Сколько самомнения: Вол... Анд... Что же тогда ему  не  пришло
на ум, что все не так просто, как ему казалось?..
     Погрузившись в свои, мысли, Савелий не  заметил,  как  Варя  окончила
песню и наступила тишина. На ткнувшись  на  недоуменный  взгляд  Вари,  он
вернулся к действительности.
     - Прости, ты что-то спросила?
     - Тебе что, не понравилась моя песня?
     - Песня великолепна! А еще лучше исполнение! Просто профессиональное!
Уж мне-то можешь поверить!.. Однажды даже  стал  лауреатом  международного
конкурса! - Савелий вдруг рассмеялся. - Хочешь услышать эту историю?
     - Конечно, хочу! - воскликнула бард.
     Савелий взял гитару, ласково  погладил  струны...  Как  же  давно  не
держал он гитару в руках? Тихо,  ненавязчиво  перебирая  струны,  Савелий,
немного помолчав, начал свой рассказ:
     - Давно это было: лет... впрочем, неважно когда... Из  Атлантики  шли
мы тогда домой. - Его рассказ ложился  на  музыку,  и  казалось,  что  это
заранее приготовленная композиция. Варя с восторгом  покачала  головой.  -
Восемь месяцев в море... лазурного цвета... Уставшие,  нервные,  надоевшие
до смерти друг другу, но... довольные: план перевыполнили, скоро  земля...
Что еще нужно?! И вдруг... ох, это "вдруг"!.. И вдруг случилась поломка  в
пути!.. Порт же ближайший -  Кейптаун!..  Запросились  в  гости,  получили
"добро"  и  туда...  Поломка  пустяшная,  но  дня  три-четыре  -  отдай!..
Управились за два, и приз -  выходной!..  А  мне,  как  назло,  у  причала
дежурить... Савелий вырвал несколько грустных аккордов.
     - Все - на берег, а я с гитарой на пирс... Сижу  я  на  кнехте  -  по
струнам бренчу... - Он вдруг  заиграл  мелодию  "Подмосковные  вечера".  -
Смотрю, стали люди вокруг собираться: все больше и больше... Песню свою  я
допел, а тут парень какой-то мою подхватил эстафету... -  Савелий  заиграл
какой-то ритмичный  незнакомый  мотив.  -  Соревнование,  что  ли?..  Я  ж
заводной: нужно марку держать и не ронять матроса русского честь...  -  Он
снова ударил по струнам и запел песню на стихи Есенина "Ты жива  еще,  моя
старушка...". -  А  после  -  другой  подхватил...  Едва  он  закончил,  я
продолжил свою. - Савелий рванул струны и очень похоже запел под Высоцкого
его песню "Охота на волков". - Потом еще кто-то, и снова я. -  Он  начинал
играть то одну мелодию, то другую. - Так мы и пели, подгоняя друг друга...
Чего только  я  им  не  напел...  Гляжу,  запас  мой  вроде  кончается,  а
повторяться не хочется! Вдруг обнаружат... А народу скопилось, что на  той
демонстрации... Аплодируют все!.. Спел я, не помню по счету  какую  песню,
да нет охотников больше... Никто не подхватил!.. Я отвесил  поклон,  рукой
помахал и  к  трапу  пошел...  Догоняют  трое  меня...  улыбаются,  что-то
по-своему лопочут, а я ни в зуб ногой! Думал, еще просят спеть,  и  гитару
вновь приготовил... К счастью, дежурный помощник... бравый  наш  офицер...
появился... побледнел, заметив скопленье у трапа... Я докладываю... Он  же
на всех языках говорил: к тем троим обратился и... давай хохотать...  Смех
его толпа подхватила... А он мне и поясняет, что  конкурс  песни  в  порту
проходит... раз в полгода проводят они... Я участником  оказался,  и  жюри
присудило мне самый главный приз - "Ладью янтарную" и  бочонок  гавайского
рома... Думал - шутка, ай нет - вручают и то и другое...  и  просят  песню
исполнить, что мне по душе. Подумал и снова запел "Подмосковные вечера"...
Ром мы, конечно, распили, а "Ладья" до сих пор у меня...
     Савелий неожиданно ударил по гитаре, нахмурился, налил полный  стакан
настойки и выпил залпом ладна.
     - Счастливый ты, - как бы не заметив его нервного всплеска, задумчиво
произнесла Варя. - Столько видел, в стольких местах побывал...
     - Счастливый? - Он горько усмехнулся.  -  Не  пожелаю  никому  такого
счастья...
     -  Случилось  что-нибудь?  -  Она  с  искренней  тревогой  и  заботой
посмотрела ему в глаза.
     Савелий не ответил, однако не  -  выдержал  ее  взгляда,  отвернулся,
снова налил настойки и снова выпил залпом. Сейчас,  когда  прошло  столько
времени и  когда  с  ним  столько  всего  приключилось,  ему  легче  стало
разбираться во многом. Да он, как ему казалось, разобрался и винил  только
себя самого. И в новую историю  ни  сам  не  хотел  попадать,  ни  кого-то
втягивать не собирался. После всех этих раздумий  Савелий  пробовал  найти
повод, чтобы к чему-нибудь придраться или  нахамить  -  в  общем,  создать
ситуацию, при которой Варе стало бы  противно  общаться  с  ним...  Однако
ничего  не  получалось,  и  он  стал  накачивать   себя   алкоголем   "для
храбрости"...
     Ему и самому было противно то, что он задумал,  но  иного  выхода  не
видел. Хмуро ухмыльнувшись, он поднял на  нее  глаза  и  неожиданно  пьяно
бросил:
     - Что, не выдержала? Ждала, ждала, когда этот неблагодарный, которого
спасла от неминуемой смерти... кормит, поит, одевает которого... когда  он
расколется наконец?. А он молчит и молчит! Молчит и молчит!..
     Поднявшись со стула. Варя  посмотрела  на  Савелия  глазами,  полными
слез, и тихо прошептала:
     - Зачем ты, Савелий... так-то? - И медленно вышла из комнаты,
     Савелий и сам себе не мог признаться, объяснить, почему он решил  так
обидеть эту удивительную женщину, но остановиться уже не мог. Не мог, да и
не хотел... "Все правильно!.. Ишь, не понравилось! Вскочила,  ушла!.."  Он
заводил сам себя, но на  душе  было  мерзко  и  муторно.  "Ну  и  пусть!..
Пусть!.. Самый момент прервать  все  это.  Погостил  и  будет!..  Хорошего
помаленьку!" Он порылся в карманах и вытащил карту Угрюмого...
     Теперь, когда он с Варей столько поколесил по тайге, в ней стало  все
понятным. Ну что? Отважится он наконец или нет? Он хлебнул  еще  настойки,
поковырял вилкой в салате и решительно поднялся  из-за  стола,  накидал  в
рюкзак хлеба, соли и всего, что можно было взять со стола... Затем сунул в
карман свою финку, быстро оделся. Нет, просто так он  не  может  уйти!  Не
может!.. Савелий вырвал листок из тетради и быстро набросал:
     "Милая Варюша! От всего сердца благодарю Вас за все, что Вы для  меня
сделали!  В  ближайшее  время  верну  все,  что   задолжал!   Спасибо   за
неповторимый день рождения! Я никогда не забуду его! Ухожу потому, что так
надо!.. Мне трудно, невыносимо трудно жить среди  людей!..  Простите  меня
и... прощайте! Всегда буду помнить о Вас! Савелий".
     Прислонив листок с посланием к графину, он  торопливо,  словно  боясь
передумать, собрался, закинул рюкзак за плечи, подхватил карабин - подарок
Вари - и быстро вышел из дома.
     У крыльца встретил радостно повизгивающего Мишку, который был уверен,
что они снова идут в тайгу. Савелий обнял его мохнатую голову, прижался  к
ней щекой, теребя пса "за ухом, потом резко выпрямился и  сердито  бросил,
чуть приоткрыв дверь в дом:
     - Домой! Домой!
     Ничего не понимающий пес недоуменно и обиженно  смотрел  на  Савелия,
продолжая несколько  виновато  махать  хвостом  и  не  торопясь  выполнять
приказание. Своим видом он как бы говорил: "Чем я провинился? Скажи мне? Я
не чувствую за собой никакой вины!.."
     И Савелий не выдержал:  присел  рядом  и  снова  обхватил  его  морду
руками.
     - Пойми, Мишка, так нужно! Мне нужно уйти!  Нужно!  Ради  Вари,  ради
себя... Не могу я остаться с ней! Не могу!  Не  имею  права!  Не  сердись,
дружочек мой!..  Не  могу!  Неужели  непонятно?..  Береги  Варю,  слышишь?
Береги!.. Все! - Он подтолкнул Мишку  к  двери.  -  Домой!  -  Тот  нехотя
подчинился, и Савелий сразу закрыл за ним дверь.
     Обиженный пес уселся перед закрытой дверью на задние лапы и не  мигая
смотрел на нее. И если бы он мог говорить, то, вполне вероятно, сказал  бы
примерно следующее: "Какие же странные и непонятные эти люди: сами создают
себе сложности и сами потом преодолевают их..." Так бы сказал Мишка,  если
бы умел говорить, но сейчас,  словно  почувствовав,  что  случилось  нечто
непоправимое и Савелий ушел навсегда, Мишка неожиданно поднял морду кверху
и негромко, но тоскливо завыл...

                               САВЕЛИЙ УШЕЛ!

     Варвара  выплакала  обиду,  подложила  овса  лошадям  и  присела   на
скамеечку, поглядывая на дверь, ожидая, что Савелий вот-вот придет за ней.
Она ругала себя за то, что не  смогла  сдержаться  от  дурацкого  вопроса.
Дура!.. Какая же она дура! У человека, возможно, горе, несчастье, а она  с
дурацкими расспросами... Только-только отогреваться начал, а она... И ведь
чувствовала, что у него какая-то тяжесть на душе!.. Она вдруг  подумала  о
выброшенном нижнем белье Савелия... Что это с ней? Белье, видите ли, ей не
понравилось! Ерунда все это! А  документы?..  Нет  документов,  никуда  не
торопится...   уехал   ненадолго   и   вернулся!   Отсутствие   документов
действительно смущало... Может, потерял?.. Или не брал с собой? Зачем  они
ему в тайге? Сама-то ходишь с паспортом в тайге?.. С удостоверением, и  то
потому, что по должности положено... Настораживает другое: что  никуда  не
торопится!.. А куда ему торопиться? Детдомовец, родных  нет...  Как  глаза
его заблестели, когда она внесла печенье! Сущий ребенок!..
     А как рассказом увлекся?! И поет  красиво...  Только-только  расточки
появились, а она взяла и наступила! И  черт  ее  дернул?!  Воистину  верно
говорят: "Язык мой - враг мой!"
     А работа? Почему он не спешит на работу? Господи, зачем же она играет
с собой с собой в прятки? Давно же догадывается, откуда Савелий пришел!  И
что с того? Это что, может остановить ее? Или она не смотрела в его глаза?
Разве ЭТО может поменять отношение к нему? Нет?  Нет...  Так  что  же  она
Баньку  валяет?..  Оправдывается,  защищает   его,   ищет   подозрительные
моменты... Кем бы он ни был...
     Что-то долго он свой  характер  выдерживает.  Значит,  в  самом  деле
сильно обиделся. Надо пойти и поговорить с ним начистоту! Ведь нравится он
ей! Чего, спрашивается, скрывать? Если есть горе на душе - вместе понесут:
вдвоем легче, чем одному... Да и она ему явно  небезразлична.  Что-что,  а
это-то она точно ощутила!.. Ощутила? А если ошибается, он точно так же мог
к любой прислониться в таких обстоятельствах: выходила, от смерти  спасла,
дан женщины давно не было... Тогда как?.. Нет, только не это! Если бы это,
то давно бы уже приставать начал...
     Варя вдруг вспомнила, как с  трудом  отшила  Антона:  лапать  пытался
всякий раз, когда Егора не было... Ведь ему за шестьдесят, а своего  шанса
никогда не упустит: после гибели Егора и вообще проходу не  давал.  Да,  а
Савелий все не идет... Надо же, какой упрямый! С характером мужик!..  Егор
тоже не уступал, если знал, что  прав.  Неожиданно  Варе  показалось,  что
кто-то плачет... или стонет... Она прислушалась... Господи! Это  же  Мишка
подвывает! И так жалобно, тоскливо, как на похоронах... Точно  так  же  он
выл, когда Егора хоронили... Долго потом стоял этот вой в ушах.
     Варя вскочила и бросалась к дому. Казалось, что эти метры она  бежала
долго, очень долго... Бежала изо всех сил, хотя прекрасно  сознавала,  что
может уже не торопиться... Поздно!
     - Савелий, - позвала она тихо, неуверенно, не желая верить в то,  что
никто не отзовется.
     Послышались чьи-то странные шаги, и  Варя  быстро  обернулась  -  это
цокал своими когтями Мишка. Поджав лохматый  хвост,  он  виновато  опустил
голову и старался не смотреть на хозяйку, словно чувствуя, что  ей  сейчас
не до него... Хотя всем своим видом просил у нее прощения за  то,  что  не
смог удержать Савелия...
     Она осмотрелась и неожиданно  увидела  белый  листок  бумаги,  нелепо
торчащий на праздничном столе. Еще не прочитав послание. Варя  уже  ЗНАЛА,
что в нем. Она тяжело опустилась на диван и долго не решалась прикоснуться
к этому злополучному письмецу... Наконец все-таки сразу встала, подошла на
ватных ногах к столу... В  глаза  сразу  же  бросилось  страшное  слово...
Страшное потому, что звучало категорично и безнадежно: "...прощайте!"
     Прощайте! Это значит, что они больше никогда не увидятся! Господи! Да
что же это такое? Прощайте!!! Гос-по-ди!!! Что же  она  наделала?!  Первым
желанием  было  броситься  за  ним  вдогонку...  вернуть  его,   попросить
прощения...
     Как странно: "прощение" и "прощайте" имеют один и тот  же  корень.  О
чем Это она?.. Он ушел!!! Вот главное! Нужно  идти  за  ним  и  как  можно
быстрее! Он не выдержит, не проживет один в тайге!  Он  же  совершенно  не
подготовлен к этой жизни! Только-только на ноги поднялся...  Господи,  это
же бред! Все бред, что она говорит! Савелий  прекрасно  проживет  в  тайге
сколько угодно... Стоп! Он пишет, что в ближайшее время  вернет  все,  что
задолжал... Значит, "прощайте" не в смысле навсегда, а "прощайте" в смысле
"до свидания"?..
     Варя почувствовала некоторое облегчение, снова опустилась на диван  и
стала машинально гладить Мишку по широкому лбу, успокаивая и отвлекая  его
от тоскливого  подвывания...  Варя  вдруг  вспомнила  о  тряпичной  карте,
которую видела у Савелия... Как  и  откуда  она  у  него  оказалась?  Ведь
недаром она остановила свое внимание на ней? Что-то же  напомнил  ей  этот
рисунок...

                             УДИВИТЕЛЬНЫЙ ХЛЕБ

     До первого тайника, указанного на карте, Савелий добрался  к  вечеру:
еще было светло... Выполнив незамысловатые отсчеты: десять шагов на  север
от сосны с крестом, потом двадцать шагов под сорок  пять  градусов,  -  он
стал искать вход и вскоре наткнулся на металлическое кольцо, когда откинул
трухлявое дерево в сторону.  Очистив  от  снега  крышку,  к  которой  было
прикреплено кольцо, он не без труда поднял ее и увидел небольшую  лесенку,
ведущую вниз. Спустившись по ней, Савелий чиркнул  спичкой,  осмотрелся  и
увидел лампу, название которой сразу же вспомнил - "летучая  мышь",  точно
такая же зажигалась у них в детском доме,  когда  по  каким-либо  причинам
отключался свет...
     Бревенчатую  комнатку  залил  яркий  свет...  Это  была  своеобразная
землянка метра в четыре длиной и три - шириной. Помещение было утеплено со
всех сторон тщательно обтесанными бревнами, уложенными плотными  рядами  и
проконопаченными. Наткнуться на него случайно было практически невозможно;
бревенчатый потолок был засыпан землей, на которую выложен дерн. И если бы
Угрюмый не рассказал ему, как отыскать вход, то и карта бы не помогла.
     Точно такие же землянки строили себе партизаны во время войны.  Умело
сложенная и, как говорится, со всеми удобствами для проживания: просторно,
сухо, тепло и "мухи не кусают"...
     Внутри было так чисто и уютно, что казалось, хозяин только что  вышел
и вот-вот вернется. Напротив лестницы стоял  топчан  со  спальным  мешком.
Слева от него - небольшой столик, прикрепленный к стене, как в поезде.  На
нем спиртовка и коробка с сухим спиртом. Там же над столиком в стене  были
два  встроенных  шкафчика:  один  -  с  посудой,  другой   -   с   запасом
продовольствия, достаточного  на  добрый  месяц  нормальной  жизни  одному
человеку.
     В отдельной коробке Савелий нашел и патроны, которые, к его радости к
удивлению, подошли к карабину: одна половина - на птицу,  а  другая  -  на
крупного зверя. Все было тщательно и аккуратно  уложено,  промаслено...  В
деревянном полу Савелий обнаружил еще одну крышку, а когда откинул ее,  то
увидел небольшой подпол, в котором нашел бутыли с водой, небольшие мешочки
с различными крупами, банки с соленьями, вареньями...
     - Солидно упаковался Браконьер! - воскликнул он. - О, даже книги!
     Книгам Савелий удивился больше  всего.  Их  было  несколько:  один  -
современных авторов, другие - русских  классиков,  а  одна,  покрытая  уже
ветхой корочкой, его  просто  поразила.  "Все,  что  известно  современной
медицине о травах лесных". С.-Петербургъ, издание  А.  С.  СУВОРИНА,  1882
год.
     Под топчаном Савелий нашел стальную канистру, наполненную  керосином.
Ну что ж, довольно неплохо здесь: еды  -  завались,  соли  -  в  достатке,
захочется свежатинкн - карабин имеется... Из муки можно блинов напечь  или
оладьев. Жить можно! Он развалился на топчане и увидел еще  один  шкафчик,
вделанный в стену. Открыв его,  Савелий  наткнулся  на  какие-то  странные
бруски, непонятно из чего сделанные. По форме и  размерам  они  напоминали
кирпичи зеленовато-серого цвета. Аккуратно уложенные, бруски заполнили всю
нишу-шкаф. Савелий осторожно взял один: поверхность его была бархатистой и
мягкой, словно покрытая толстым слоем паутины. - Да  и  сам  "кирпич"  был
очень мягким.
     Достав  финку,  он  разрезал  его  пополам,  и   мгновенно   землянка
наполнилась запахом хлеба? Свежий, мягкий, словно только  что  испеченный,
но слегка остывший пшеничный хлеб!!! С некоторой опаской Савелий отщипнул,
кусочек мякиша и сунул в рот... Если бы он не знал, что в землянке  никого
не было более года, то подумал бы, что хлеб действительно испечен  сегодня
утром, в крайнем случае - вчера... А какой вкусный и ароматный! В  чем  же
секрет? В добавке в тесто или в  этом  странном  обволакивающем  материале
сверху? Может, в том и в другом? Да-а-а...  Савелий  восхищенно  вздохнул,
покачал головой: ай да Браконьер!  Да  его  награждать  надо.  Нобелевскую
премию давать, а не в тюрьму  сажать!  Сколько  же  еще  тайн  сокрыто  от
людского ума в природе? Уму непостижимо!..
     Ладно, об этом еще, будет время подумать.  Устал  очень,  да  и  есть
хочется! Перекусить и спать: нужно восстановить силы после перехода.
     Интересно, что сейчас делает Варя? Верно,  презирает  за  трусость  -
запиской  отделался!  Нет  чтобы  поговорить,   как   сказала   бы   Марфа
Иннокентьевна, "глядя друг другу в глаза". А он сбежал!  Сбежал?  Конечно,
сбежал! Как еще можно назвать его уход?.. С другой стороны, разве мог  он,
имел право рассказывать ей правду о себе? Этим бы поставил ее если не  под
удар, то  в  щекотливое  положение:  честный  рассказ  ставил  Варю  перед
альтернативой - либо сообщить в  органы  о  его  местонахождении  (в  этом
случае подлость но отношению к нему), либо промолчать и стать соучастницей
бегства преступника (что совсем подло по отношению к ней самой)...
     Короче, куда ни кинь, всюду - клин!.. Он  поступил  более  или  менее
порядочно: сбежал... Так он раскладывал все "по полочкам", - однако мысль,
что  Варя  может  посчитать  его  трусом,  сверлила  мозг  и  была   очень
неприятна... Да и что она может подумать, прочитав его послание?.. Трус!!!
     Вяло, без аппетита пожевав хлеб с колбасой - остатки от  праздничного
стола, - Савелий разделся и залез в спальный мешок...  Хорошо!  Наконец-то
он остался один: никто не дергает, испытает, никому  и  ничем  не  обязан,
полное раскрепощение и свобода! Странное дело: он  так  хотел  этого,  так
добивался, а достигнув, не чувствовал никакого удовлетворения...
     Вытянувшись во  весь  рост,  Савелий  крепко  зажмурился,  и  тут  же
промелькнуло: что-то забыл сделать? Точно, не потушил лампу.
     "Летучую мышь" он подвесил  на  крючок  лестницы,  словно  специально
вделанный для этого, но это было в двух метрах от него.  Вылезать  из  уже
нагретого спального мешка не хотелось, и Савелий допрыгал до лампы прямо в
мешке и потушил ее. Прыгая назад, он зацепился мешком за какой-то сучок  в
полу и растянулся во весь рост... Это происшествие неожиданно развеселило:
Савелий расхохотался на всю землянку и пополз к топчану, нелепо  перебирая
руками и ногами... Улегшись, он долго еще продолжал вздрагивать от  смеха,
пока его не сморил сон. И приснился ему...

                             ОНИ ПРИШЛИ НА СУД

     ...Переполненный зал судебных заседаний.  Сам  же  Савелий  наблюдал,
этот  суд  сверху,  словно  птица,  перелетая  с  места  на  место.  Перед
председателем суда стояла Лариса. - ...И подсудимый отдал вам свое сердце!
А сейчас вы отказываетесь от него? Почему? - недовольно спросил  судья.  -
Что же вы молчите? Или сказать нечего?
     Но Лариса молчала, опустив в пол  глаза...  И  вдруг  неожиданно  для
Савелия раздался голос Егора  (отчего  он  решил,  что  это  голос  Егора,
которого никогда не слышал, не знал,  но  был  уверен,  что  это  -  голос
Егора?). Но почему муж Вари на суде?
     Они же никогда не были знакомы... Савелий приблизился к Егору.
     - Мне трудно выступать сейчас перед вами потому, что меня, в  отличие
от подсудимого, никто не предавал! Больше того, и после  смерти  моей  моя
жена продолжает меня любить и помнить... - Он внимательно осмотрел сидящих
в зале. - Коротка человеческая жизнь! Это в молодости кажется,  что  жизнь
большая и все еще впереди... Каждый человек имеет  в  жизни  столько  бед,
казалось бы, куда  Усе  больше?  Но  задумайтесь,  часто  ли  вы  помогали
ближнему своему в его беде? Хотя бы в тот момент, когда вам это ничего  не
стоило?.. Можете не отвечать - и так все ясно!..
     Перед вами стоит молодая красивая женщина, которая в  трудную  минуту
для подсудимого  отказалась  от  него,  говоря  проще,  предала  человека,
которого еще вчера называла "любимым" и держала в своих объятиях)
     Можно  ли  корить  подсудимого  за  то,  что  он   выгораживает   эту
недостойную женщину? Он ее любит, и этим все сказано!
     - Спасибо, свидетель Капота... - сказал судья.
     - Разрешите мне! - услышал Савелий до боли родной голос.
     - Кто вы и что хотите сказать суду?
     - Я - мать подсудимого! Говоркова Мария Александровна... По залу суда
шла молодая красивая блондинка.
     - Мамочка! Мама! - залетал Савелий, но его крика никто  почему-то  не
слышал. Он подлетел к  ней,  бросился  на  шею,  целовал  ее,  но  она  не
чувствовала его ласк, не видела и его самого.
     - Вы утверждаете, что являетесь матерью подсудимого!?
     - Да!
     - Сколько же вам лет?
     - Мне тридцать лет! - невозмутимо ответила женщина. -  Ровно  столько
мне было, когда вместе с моим мужем мы погибли в автомобильной катастрофе.
Погибли и лишили нашего сына родителей! Мальчику не было и трех лет, когда
он остался один!.. Конечно, мне трудно что-либо  говорить  в  его  защиту:
почти все время он прожил без меня! Но поверьте сердцу матери, мой  сын  -
не преступник! Я это твердо знала. Верьте мне! - Голос ее дрогнул.
     - Что ж, мы внимательно  выслушали  всех  свидетелей,  и  теперь  суд
располагает полными данными о личности подсудимого. Прошу всех встать: суд
удаляется для вынесения приговора...
     - Как? - воскликнул Савелий. - А  мое  слово?  Я  же  имею  право  на
последнее слово! Имею!
     - Да, согласно советскому закону, вы имеете право  сказать  последнее
слово, которое вряд ли что изменит! - согласился судья с  какой-то  наглой
улыбкой. - Но вы же спите!
     - Нет! Я не сплю! - встрепенулся Савелий. - Я не сплю! Не сплю! -  Он
взметнулся вверх и...

                                   ОДИН

     ...оказался на полу, свалившись  с  топчана.  Он  был  по-прежнему  в
спальном мешке, сидел на полу в кромешной темноте и долго  соображал,  где
находится. Когда  же  все  вспомнил,  стал  разбирать  подробности  своего
странного сна. Все-таки удивительно устроен человеческий  мозг!  Наверняка
когда-нибудь ученые раскроют тайну сна! Это надо же, увидеть  во  сне  то,
что и наяву-то не придумаешь...
     Куда он сунул чертовы спички?.. А, вот  они...  Он  вылез  из  мешка,
засветил лампу и быстро оделся по пояс. Затем поднялся  наверх  и  откинул
крышку. Стоял морозный  солнечный  день.  Вернувшись  вниз,  он  подхватил
чайник, набрал в него чистого снега и поставил на спиртовку.  После  этого
вышел на воздух, сделал специальную  разминку  для  рук  и  ног,  растерся
снегом, вытерся полотенцем и взбодренный вернулся в свое убежище.
     К этому времени чайник вскипел, и Савелий  заварил  чай  из  банки  с
надписью: "Чай, витаминный сбор, утренний". Подземная комната  наполнилась
душистым ароматом. Вскрыв банку тушенки, подогрел ее и плотно позавтракал,
снова удивившись необычному и вкусному хлебу.
     Одевшись,  перепоясался  патронташем,  закинул  карабин  на  плечо  и
отправился на охоту...

                           "БЕШЕНЫЙ САМ ПРИДЕТ"

     ...В комнате дежурного помощника начальника колонии  перед  Зелинским
сидел Король, недовольный тем, что его вызвали на вахту. Капитан несколько
минут молча смотрел на него, не зная, с чего начать разговор.
     -  Вас,  гражданин  Болидзе,  сейчас  мучает  вопрос:  для  чего   вы
приглашены на вахту? - начал он осторожно.
     - Меня никогда ничего не мучит! - проговорил тот с заметным  акцентом
и ухмыльнулся. - Только удивляюсь немного: зачем я понадобился замкомроты?
     - Буду с вами откровенен: мне нужна ваша помощь!
     - Ха! - выдохнул Король. - С каких это пор менты надеются  на  помощь
Короля?
     - А я тебя не как мент пригласил,  а  как  человек!  -  сухо  обрезал
капитан, и, видно, его тон заинтересовал собеседника. Он прищурил глаза  и
долго смотрел на капитана, но потом решил, что не  будет  ничего  плохого,
если поинтересуется конкретными вещами.
     - Хорошо, начальник, я тебя слушаю! -
     - Мне нужно знать маршрут, которым были снабжены Угрюмый и Бешеный!
     - А больше ты ничего не хочешь, начальник? Или  ты  думаешь,  если  я
согласился на базар, то помогу тебе их словить? - разозлился тот.
     - Напрасно ты такого мнения обо  мне...  -  Зелинский  сделал  паузу,
потом решительно пояснил: - Органы прекратили  поиски  Бешеного,  то  есть
Савелия Говоркова...
     - Поймали? - нахмурился король.
     - Нет!  Его  дело  пересмотрено  и  закрыто  за  отсутствием  состава
преступления. А Угрюмый, есть основания предположить, что он погиб...  То,
что я тебе говорю, не должно...
     - За кого ты держишь Короля? - перебил он. -  Король  не  трепач!  Но
зачем тогда нужен их маршрут? И кто его может знать?
     - Резонный вопрос -  согласился  капитан.  -  Отвечу  прямо.  Хотя  и
уверен, что для вас, Болидзе,  это  не  новость.  Говорков  кому-то  очень
мешает... - Он снова сделал паузу. - А знать их маршрут может Браконьер...
Более того, я уверен, что и те, кому мешает Говорков, уже успели  получить
этот маршрут...
     Несколько минут Король молча смотрел на  Зелинского,  решая  какие-то
вопросы, но ничего так и не спросил, а проговорил уверенно и четко:
     - Мы с тобой, капитан, стоим по разные стороны: ты - снаружи решетки,
я - внутри, но Король никогда не крутился перед законом: попал - получил -
сижу... Мне понравился тот парень... А сейчас,  капитан,  ты  меня  щелкни
свиданкой за то, что курил в секции... За это и вызывал, так?
     - Ну, так... - Зелинский ничего не понимал.
     - За остальное не беспокойся, капитан. Браконьер сам к тебе придет...
Сукой буду, если не придет!..

                           САВЕЛИЙ ПРЕСТУПНИК?!

     Что бы ни делала Варя - работала ли по хозяйству, слушала  ли  радио,
читала ли - мысли постоянно возвращались к Савелию. Как он  там  в  тайге?
Что делает? Где живет? Вспоминая все время  их  последний  вечер,  точнее,
ночь, она ругала свою невыдержанность! Беспокойство  о  нем  не  покидало.
Единственно, что успокаивало, - наличие у него карты-самоделки...
     Во время последней связи с  Управлением  Варя,  подчиняясь  какому-то
импульсу, попросила выяснить что-либо об Антоне, сославшись на то, что тот
более года не появляется на ее участке...
     Вчера с почтой, сброшенной с вертолета. Варя  получила  и  письмо  от
матери,  в  которое  был  вложен  листок  с  "ладошкой".  Егоринки:  "сама
нарисовала для мамы" - гласила подпись корявыми  печатными  буквами.  Варя
очень скучала по дочке и сейчас со слезами на глазах буквально  исцеловала
эту "ладошку".
     Когда рядом был Савелий, ее жизнь была  наполнена  каким-то  смыслом,
заботами о нем, а с его уродом дом мгновенно опустел. Она впервые  ощутила
себя одинокий, и тоска по  дочери  обострилась  настолько,  что  ей  вдруг
захотелось бросить все и уехать в Ленинград... Что? Да как она могла  даже
подумать об этом? Ведь Савелий может вернуться в любой момент! Вернется, а
ее нет! Что он подумает? Бросила,  оставила...  А  Варя  чувствовала,  что
нужна ему! Наконец, она призналась и себе, что больше всего Савелий  нужен
ей самой...
     Почему она тогда не бросилась следом за ним? Гордость? Кому нужна эта
гордость?.. Господи, она же не знает ни его фамилии, ни  его  адреса!  Где
теперь искать его? Эх, Савелий, Савелий!.. Савелий?! Боже, что  же  с  ней
такое? Совсем память отшибло! Она же  совсем  недавно  слышала  это  имя?!
Конечно, слышала! Даже записывала Вовой журнал... Журнал!..
     Варя бросилась к шкафу, достала журнал, где отмечала  все  сообщения,
поступавшие с Большой земли...
     Лихорадочно листая его, она быстро наткнулась на то, что искала:  "Из
мест лишения свободы совершен побег  трех  опасных  преступников:  Данилин
Константин  Иванович,  тридцати  восьми  лет,  кличка   Тихоня.   Приметы:
худощавый, глаза  -  серые,  на  груди,  руках,  бедрах  -  многочисленные
наколки, на лбу, в верхней части, ровный шрам, на плечах  ожоговые  пятна,
рост - сто семьдесят сантиметров... Угрюмев Федор  Валентинович,  тридцати
шести лет, кличка - Угрюмый. Приметы: плотного телосложения,  рост  -  сто
восемьдесят пять сантиметров, глаза - карие, на плечах наколоты погоны, на
тыльной стороне правой кисти - "Не забуду мать родную", на левой -  "Спорт
- это жизнь"... Говорков Савелий Кузьмич,  двадцати  пяти  лет,  кличка  -
Бешеный.  Приметы:  плотного  телосложения,   рост   -   сто   восемьдесят
сантиметров, глаза - голубые, особых примет нет..."
     Господи!.. Говорков Савелий Кузьмич... Варя растерянно опустилась  на
стул. Неужели он? Опасный преступник?! Нет, не может этого быть! Не  может
быть' потому, что быть этого не может! Не может, и все!..  Преступник?  Да
еще с такой страшной кличкой? Бешеный?.. Может, это не он?..
     Варя немного успокоилась, вздохнула. А карта?.. Она вдруг  вспомнила,
что на обороте карты была написана фамилия  Угрюмого,  точнее  -  Угрюмова
Л.С. и адрес: Москва, Лосиноостровская улица, дальше не  помнит...  Видно,
жена или сестра, а может, и  мать  Федора  Угрюмова...  И  все-таки  нужно
проверить!.. Но как?.. А связь?  Нужно  использовать  запасное  время  для
связи! Ежедневно в четырнадцать тридцать... Так, сейчас два  -  полчаса  в
запасе...  Все  тщательно  обдумать,  взвесить...  Что   спрашивать?   Как
спрашивать?.. Заодно и об Аргоне напомнить...  Почему  заодно?  С  него  и
нужно начинать!.. Так, отличие!..
     Варя довольно улыбнулась: что-то еще соображает...
     - Семен  Алексеевич?..  Здравствуйте!  Колита  беспокоит...  Да  нет,
ничего не случилось... Да... Нет, я об Антоне беспокоюсь,  о  Родине...  -
Она старательно говорила ровным, спокойным  голосом.  -  Не  случилось  ли
чего? Бывало, раза два в месяц заглядывал, а тут с год носа не кажет...
     - Погорел твой приятель, Варвара! - усмехнулся заместитель начальника
Управления.
     - Как погорел?
     - За браконьерство... Схлопотал себе три года отдыха:  в  колонии  он
сейчас... Буйным оказался: лесничего ранил в руку... Вот  такие  пироги...
Есть еще что?
     - В общем,  нет...  хотя...  -  Варя  сделала  паузу,  словно  что-то
вспоминая, - ...месяца три-четыре назад, кажется, ориентировку получила: о
побеге трех опасных преступников...
     - С зоны что ли?
     - Да-да... хочу узнать: нашли кого-нибудь?
     - Для чего тебе? - удивился тот.
     - Да так... смотрела журнал и наткнулась, вот и  решила  спросить,  -
нашлась Варя.
     - Нашли... одного: разбился насмерть.
     - Кто? - перебила она.
     - Сейчас, взгляну... Вот,  Данилин  Константин  Иванович,  по  кличке
Тихоня - разбился насмерть при прыжке с вагона... О двух  других  сведений
нет. У тебя все? А то мне еще со вторым участком связаться нужно.
     - Спасибо, все... До свидания!
     - Давай звони, если что... Варя отключилась и задумалась. Что дал  ей
этот разговор? Ничего... Как ничего?.. Карта!.. Теперь-то понятно,  почему
ей знакома эта манера рисовать! Эту карту рисовал Антон?  Точно  такие  же
условные знаки рисовал он на земле Егору, объясняя как-то,  где  находится
его зимовье... Варя имела  хорошую  зрительную  память  и  потому,  увидев
карту, сразу решила, что ей знакома эта  манера...  Особенно  врезались  в
память две пересекающиеся стрелки в углу рисунка: такси обозначал  стороны
света... Теперь все сошлось, встало на  свои  места.  Карта,  нарисованная
Антоном, находится у Савелия! А это значит, что Савелий и есть  тот  самый
"опасный преступник, по кличке Бешеный". И все же Варя отказывалась верить
очевидному! Не может Савелий быть преступником! Не может! Но что-то же  он
совершил? Не могли же его за здорово  живешь  взять  и  посадить,  да  еще
опасным назвать?! И все-таки нет, не верится! Вон сколько пишут о безвинно
пострадавших!.. Правда, время другое...  Она  тяжело  вздохнула:  время-то
другое, это верно, да люди-то судят те же самые, что и ранее...

                             А ПОКОЯ ВСЕ НЕТ!

     Савелий скользил медленно. Вокруг было столько  поваленных  деревьев,
что нужно было все время быть начеку, чтобы не сломать лыжи.
     Снег был пушистым, и даже широкие таежные лыжи глубоко проваливались.
В этот день Савелию удалось подстрелить зайца, который выскочил  прямо  на
него, и ему ничего  не  оставалось,  как  только  спустить  курок...  Надо
сказать, что перед этим он не сумел воспользоваться  охотничьим  счастьем:
недалеко от землянки у него из-под лыж  взметнулся  огромный  глухарь,  но
Савелий не успел даже выхватить из-за спины  карабин.  Посетовав  на  свою
нерасторопность, он стал держать оружие наготове пне упустил случая, когда
наткнулся на ушастого...
     Конечно, не только карабин за спиной сделал его не таким расторопным:
его мысли в этот момент были далеки от охоты - они возвращали и возвращали
Савелия к дому, который он покинул. Возвращали к той, что стала ему  самым
близким человеком. Тщетно он пытался  убедить  себя,  что  время  -  самый
хороший лекарь, однако прошло около недели, а покой все не  приходил.  Что
же это такое? Казалось, получил все, что хотел, к чему стремился:  вот  он
один, никого нет, никто не лезет в душу, а душа продолжает  метаться,  нет
ей покоя! Верно говорится, что единственно, от кого невозможно  уйти,  так
это от себя...
     Что же делать? Может, его отвлечет главный тайник, о котором  говорил
Федор? На карте он помечен тремя точками... А что?  Возьмет  и  отправится
прямо сейчас? Будучи человеком решительным, импульсивным, Савелий,  что-то
решив, уже де колебался, а действовал. Вытащив карту, он прикинул, что  до
главного тайника километров  шестьдесят...  Проверил  свои  запасы:  соль,
спички, тушенка, котелок и буханка хлеба. Вместе с  убитым  зайцем  хватит
надолго... Решено!
     Савелий вдруг с горечью подумал, что, имея он все  это  тогда,  когда
был с Федором, тот мог  остаться  жив!..  Как  часто  получается,  что  от
малого, от ерунды зависит большое, в данном случае -  жизнь!  Человеческая
жизнь!.. Будь у них в то время вода с едой, не ошибись он  с  поворотом  у
каменистой поляны, и Федор бы остался жить!.. Чуть сверни Варя  в  сторону
от того места, где Савелий свалился с злополучного дерева, и его  тоже  не
было бы в  живых...  И  не  похоронил  бы  никто:  звери  бы  сожрали  или
разложился и сгнил... во цвете лет!.. Савелий передернул  плечами:  жутко,
но правда - правда Жизни и Смерти...

                            НА ПОИСКИ САВЕЛИЯ

     Варя сидела в горнице и пыталась читать при свете керосиновой  лампы.
Дизельный движок заглох, и все попытки исправить его  пока  не  увенчались
успехом.
     Днем она разговаривала  с  Большой  землей.  Эта  связь  также  стала
внеочередной, и Варя долго на решалась на  этот  звонок.  А  заставило  ее
звонить следующее: Варя отправилась навестить вновь  образованную  станцию
по разведению соболей и заглянула на самый дальний участок, на котором  не
была почти полгода - руки не доходили, да и ничего интересного  и  важного
для работы там не было. Назад она отправилась другим маршрутом:  ей  очень
захотелось взглянуть на свою "игрушку".
     Это было еще при жизни Егора: знакомя со своим участком, он привез ее
на каменистую поляну. Там решили сделать  привал  и  присели  на  огромную
глыбу. Яркое солнце клонилось к закату, и его лучи поблескивали, отражаясь
а кварцевых прожилках камней.
     Посмотри, Егорушка? - воскликнула  вдруг  Варя,  кивнув  на  огромный
валун, и совсем по-детски захлопала в ладоши. - Не правда  ли,  напоминает
плюшевого зайчика?.. У меня  в  детстве  такая  игрушка  была,  и  тоже  с
оторванным ухом...
     Егор прищурил один глаз, затем обнял ее за плечи и сказал:
     - Вот и здесь, в тайге, будет теперь у тебя своя игрушка... - и  чуть
грустно добавил: - Игрушка из твоего детства...
     Варя еще издали увидела "игрушку  своего  детства",  но  ее  внимание
неожиданно отвлекло совершенно другое... За  годы,  проведенные  в  тайге,
зрительная память, настолько сильно развилась, что Варя мгновенно отмечала
любые изменения в знакомом ей месте.
     Вот и сейчас: около  развесистой  сосны  появился  какой-то  странный
снежный бугор, которого раньше здесь не было. Мелькнула мысль: не соорудил
ли там свою берлогу хозяин тайги?  Нужно  проверить.  Приготовив  карабин.
Варя осторожно, стараясь не производить лишнего шума, подошла  ближе  и...
растерянно опустила оружие. Рядом с бугром, на сосне, было написано, что в
этом месте похоронен Федор Угрюмев...
     - Задумайся у его могилы: он был неплохим человеком... 16  июля  1987
года, - грустно прочитала Варя и снова повторила: - 16 июля...
     Вот почему Савелий остался один?  Значит,  с  Угрюмовым  тоже  что-то
случилось... 16 июля! Она нашла его 3 августа...
     - Девятнадцать дней? Без пищи!.. Без оружия!.. Савушка, милый, как же
ты все это выдержал?! - вырвалось у нее, и она  опустилась  на  камень.  -
Девятнадцать дней! Немудрено было в таком состоянии  свалиться  с  дерева!
Как только вообще сил хватило взобраться на него? Родненький!
     От жалости у Вари появились слезы... И вновь она стала ругать себя за
несдержанность, за ненужную гордость. Теперь, когда перед ней шаг за шагом
приоткрывалась его жизнь и те испытания, которые выпали на его  долю,  она
поняла, насколько тяжело ему было. Сирота, воспитывался  в  детском  доме,
уходил в дальние плавания ловить  рыбу...  А  какая  рана  на  спине!  Она
вспомнила, как в бреду  он  кидался  в  бой,  выкрикивал  какие-то  имена,
незнакомые названия. Видно, и его  не  миновал  Афганистан!  Однако  всего
этого судьбе показалось мало: преподнесла еще одно испытание  -  тюрьму!..
Опасный преступник! Это Савелий-то опасный преступник? Какая чушь!..
     Чем больше она размышляла о нем, о его роли, тем больше в  ней  росла
уверенность, что Савелий не мог  стать  преступником!  Не  мог!  Вероятнее
всего,  здесь  какая-то  случайность,  нелепица,  ошибка,   а   может,   и
несправедливость! Не ведут себя так преступники!..
     Не ведут?.. Можно подумать, что ей известно, как ведут себя настоящие
преступники. А собственно, чему тут удивляться?  Ей  сердце  подсказывает,
что не ведут они себя так! Верно, Савелий подумал, что ей все  известно  о
нем!  Но  если  он  не  преступник,  то  почему   сбежал?   Стоп!   Совсем
запуталась... Важно только одно: она верит в его невиновность! А потому во
что бы то ни стало она должна найти его! Найти и убедить бороться за себя!
Должна заставить его поверить в себя! Должна это  сделать!  Должна!..  Она
хочет этого сама! А Савелию станет сразу легче: он уже будет  не  один!  И
вдвоем легче пережить любую беду! Она поможет  ему  найти  себя!  Найти  и
поверить в себя, в людей!..
     Так,  теперь  все  по  порядку:  вызвать  жену  лесничего?  Так   как
неизвестно, сколько времени уйдет на поиски.  Нет!  Этого  делать  нельзя!
Лишние разговоры, расспросы... Ничего не поделаешь: придется лишний раз на
заимку возвращаться - живность кормить... Мишка - вот кто  поможет  скорее
отыскать его! Но о найденной могиле нужно сообщить.
     Вернувшись на заимку, Варя вышла на связь с Управлением.
     - Семен Алексеевич? Снова Капота беспокоит... Здравствуйте!
     - Здравствуй, Варя. Что случилось? - Голос был явно недовольным.
     - В тот раз мы говорили о бежавших преступниках.
     - Опять о них? - оборвал он.
     - Да, опять! - настойчиво ответила Варя. - В районе Каменистой поляны
я наткнулась на могилу Федора Угрюмова...
     - Угрюмова? - машинально переспросил Семен Алексеевич. - Ну и что?  -
Но тут же воскликнул: - Погоди! Это же один из тех, кто в побеге? Их трое,
кажется, было?
     - Трое... один насмерть разбился... Сейчас еще один...
     - Теперь все вспомнил... Вот  и  обрели  свободу...  Но  откуда  тебе
известно, что это Федор Угрюмев? Там что, документы оставлены? - с иронией
буркнул заместитель начальника.
     - Нет, надпись на дереве, прямо над могилой, - оставив  без  внимания
насмешку, пояснила Варя.
     - Та-а-ак! Значит, его похоронил третий, и никто другой... Да  и  сам
вряд ли выжил: столько времени прошло, а нигде так и не объявлялся...
     Варе показалось, что он на что-то намекает. От  волнения  перехватило
дыхание.
     -  Черт,  что-то  сказать  хотел,  -   задумчиво   проговорил   Семен
Алексеевич. - А-а! Вспомнил!  Тут  информация  одна  пришла:  освободилось
много по амнистии - ты уж будь повнимательнее... Многие не явились к месту
приписки... Может, кого-то в помощь прислать? Хотя бы на время?
     - Нет, спасибо! - несколько поспешно возразила Варя и,  чтобы  скрыть
смущение, добавила с усмешкой: - Если что. Мишка выручит!
     - О-о-о! Об этом псе легенды по Управлению ходят, а  вот  видеть  его
мне так и не приходилось.  Ладно,  как  знаешь:  тебе  виднее!  Счастливо,
Варюха-горюха...
     - Спасибо... До свидания, Семен-Алексеевич! Поставив радиотелефон  на
место. Варя быстро переоделась, накинула на плечи рюкзак с обычным набором
для дороги, закинула карабин на плечо и вышла из дома.
     - Мишка! Мишка! - громко позвала Варя, недоумевая, что пса не  видно,
но тот не откликнулся. - Верно, снова в тайгу убежал!  -  огорчилась  она,
затем зашла в коровник, подбросила корове сена, не забыла и  об  остальной
живности: целый день ее не будет, затем встала на лыжи  и  отправилась  на
поиски Савелия...

                                 ЖЕНЬШЕНЬ

     Главный тайник Антона-браконьера Савелий отыскал  достаточно  быстро.
Он оказался внутри  огромного,  в  три  обхвата,  старого  дуба.  Время  и
всевозможные насекомые сделали свое черное  дело,  и  внутри  образовалось
дупло, в котором могли спокойно разместиться три-четыре  человека.  Однако
вход в него искать пришлось долго очень -  уж  искусно  был  замаскирован.
Найти никак не удавалось, пока Савелий не догадался подцепить финкой кусок
старой коры, неестественно и неизвестно на чем держащийся на стволе.
     Под этим, куском коры и скрывалась небольшая дверца.  Кроме  съестных
припасов, одежды, патронов, Савелий с удивлением обнаружил там около  двух
десятков двухлитровых банок,  заполненных  какой-то  прозрачной  жидкостью
золотистого цвета, в которой плавали какие-то  толстые  корни.  Закатанные
металлическими крышками, они были аккуратно расставлены по ящикам.
     Неужели на это намекал Федор? "Дороже золота!" - сказал он. Вероятно,
пресловутый "корень жизни" - женьшень... Савелий скривил губы...  Господи,
как все нелепо, смешно  и  противно!  Где-то  есть  мир,  в  котором  люди
работают, веселятся, любят, короче говоря, живут какой-то своей жизнью!  А
он, словно медведь-отшельник, бродит один  по  тайге  и  делает  вид,  что
счастлив?
     Чего, спрашивается, он  добивается?  Может,  страшно  наказание?  Ну,
девять... ну, за  побег  трешку  дадут,  итого  -  двенадцать...  Год  уже
миновал...  поработает  нормально,  а  этого  ему  не  занимать  авторитет
создаст, глядишь - досрочно сможет выйти... по половине, а  шесть  лет  не
двенадцать... Это все равно что шесть раз в плавание сходить. Шесть лет...
Чего он хорохорится? Шесть лет!!! Не шесть недель,  не  шесть  месяцев,  а
шесть лет! И о какой "половинке" он говорит? Строгий режим - раз,  тяжелая
статья - два! Так что  париться  тебе,  землячок,  до  самого  звонка!  До
звоночка! Вот такой расклад получается...
     Савелию  вдруг  до  смерти  захотелось  оказаться  рядом   с   Варей,
Варюшей...  Увидеть  ее  чистые  глаза,  услышать  нежный  грудной  голос,
прикоснуться к ласковым рукам, чтобы остудить свою горячую голову, ощутить
покой. Убаюканный приятными мыслями об удивительной женщине, встретившейся
на его пути, Савелий задремал.

                             "ГРУППА ЗАХВАТА"

     А в это время недалеко от Каменистой поляны, покрытой ровным  снежным
покровом, где над могилой Федора, охраняя его последний приют, возвышалась
мощная сосна, остановились  пятеро  тепло  н  добротно  одетых  мужчин  на
широких таежных лыжах. Четверо - в штатском,  пятый  -  в  форме  капитана
милиции:  белый  полушубок  пересекали  ремни  портупеи,  сбоку  кобура  с
пистолетом. У всех за плечами были рюкзаки, у двоих штатских и карабины.
     - Кажется, это и есть  Каменистая  поляна...  -  неуверенно  произнес
мужчина лет сорока. Его хмурое лицо пересекал рваный шрам: то ли от  ножа,
то ли от когтей хищного животного.
     -  Кажется,  или  она  и  есть?  -  недовольно  спросил   капитан   и
передразнил: - Да я... да я знаю тайгу,  как  свои  пять  пальцев!  Развел
блевотину: слушать тошно! - Он сплюнул.
     - Я ее без снега хорошо знаю, а зимой только раз здесь бывал, -  стал
оправдываться мужчина со шрамом.
     Он подошел к ровному полю и начал  разбрасывать  снег.  Уткнувшись  в
булыжники, радостно закричал:
     - Она! Она, эта чертова Каменистая поляна! Я же говорил...
     - А то я начал думать, что этот стервец обманул, - ругнулся  капитан,
вытащив из кармана тряпичную карту,  очень  похожую  на  ту,  что  была  у
Савелия. - Куда же даль...
     Но закончить ему не дал молодой  парень,  который  отошел  в  сторону
помочиться.
     - Смотри, Фан! - прокричал он.
     - Что? - встрепенулся капитан, выхватывая из кобуры пистолет.
     - Да вот, читай! - Парень ткнул рукой в надпись на сосне. Все подошли
ближе.
     - Вот как, значит, - поморщился капитан, прочитав надпись на сосне. -
И Угрюмый отпрыгал свое... - Он задумался на мгновение, потом добавил: - А
может, сухарь? Для ментов налепил?
     - Да нет, вряд ли... - протянул тот, что  со  шрамом.  -  Угрюмый  на
такие штучки не способен.
     - Кто его знает...
     Капитан немного помолчал, потом повернулся к мужчине со шрамом.
     - Слушай, Меченый, ты говорил, что где-то здесь заимка есть?
     - Ну... Егора заимка... егерь здесь был один... покойник сейчас. - Он
презрительно сплюнул. -  Я  его  хорошо  знал,  падлу!  Попил  кровушки...
Сейчас, слышал, жена его там заправляет...
     - А далеко до нее? - Капитан снова посмотрел в карту. - Ближе, чем до
курка Браконьера, или дальше?
     - По снегу-то за сутки добраться можно, а куда ближе...  -  Ему  явно
хотелось бы скорее очутиться в тепле, но и не хотелось получать нагоняй от
строптивого капитана. - До курка, может, и  ближе,  но  это  когда  знаешь
точно... А так... Но нам же Бешеный нужен!
     -  Никуда  он  от  нас  не  денется!  Днем  раньше...  днем  позже...
Отогреемся, отдохнем малость и двинем со свежими силами:  наверняка  он  в
одром из курков отсиживается.
     - А что, если он в Москву дернул? Нам же Вола...
     - Заткни пасть! - оборвал  на  полуслове  капитан  и  бросил  быстрый
взгляд на тех, что стояли поодаль: не слышали ли? - Много  базарить  стал!
Или дышать устал? - Он зло прищурился.
     - Ну что ты, Фан, я же как лучше, - испуганно проговорил Меченый. - Я
же не...
     - Как лучше, знаю только я! Понял? - с угрозой перебил его капитан. -
Веди на заимку.

                              "ХОЗЯИН ТАЙГИ"

     Савелия разбудил какой-то шум,  и  он  сразу  встрепенулся  и  замер,
прислушиваясь. Вроде шаги?! Кто-то ходит рядом с дубом! Кто?  Неужели  его
выследили? Тогда почему  не  приказывают  выходить?  Скрип...  скрип...  -
скрипели по снегу шаги... Может, не  догадываются,  что  он  внутри  дуба:
следы есть, а человек испарился! Исчез! Фантастика! Савелий  на  мгновение
представил  удивленные  и  растерянные  рожи  преследователей  и  едва  не
рассмеялся. Поломайте свои головки!.. Задачка не для средних умов...
     Скрип шагов прекратился, и по дереву стали чем-то  царапать.  Неужели
догадались? Нет, царапанье прекратилось. Пошел вокруг дуба... Снова  начал
царапать... Савелий сжал карабин, а на лбу проступили капельки пота... -
     Дурацкое положение: словно в западне? Царапанье опять прекратилось, и
шаги стали удаляться... Тогда Савелий решил осторожно приоткрыть дверцу  и
посмотреть, кто это... Как он ни осторожничал,  в  тишине  шорох  задвижки
показался очень громким, и в его сторону метнулась огромная черная тень...
     Савелий с большим трудом удержал дверцу и задвинул  засов...  Снаружи
раздался яростный звериный рев!..  Медведь!  Зимой!  Значит,  шатун!  Варя
как-то рассказывала о них. Как ни странно, но  Савелий  почувствовал  даже
облегчение. Против зверя он может применить оружие. Чувствовалось, что его
противник оголодал и так просто не оставит его в покое...
     Что  же  делать?  Может,  попытаться  приоткрыть  чуть   дверцу   для
карабина?.. Нет, опасно! Хотя, если на то пошло, то он  свою  осаду  может
выдержать очень долго: всем обеспечен,  даже  водой...  Но  это  же  смеху
подобно! Какой-то зверь  будет  диктовать  ему,  Савелию  Говоркову,  свои
условия?! Да не бывать этому! Однако рисковать за здорово живешь тоже ни к
чему. Думай, Савелий, думай! А что, если стрелять по звуку?  Ерунда!  Если
пуля и пробьет стенку дуба, что довольно  сомнительно,  то  сможет  только
ранить его, а раненый медведь гораздо опаснее...
     Остается ждать: не будет  же  зверь  долго  сидеть  на  одном  месте?
Наверняка будет пытаться добраться до него - Нужно подождать того момента,
когда тот зайдет за дерево или отойдет хотя бы на несколько шагов от него.
И стрелять нужно точно в голову или  в  сердце:  промах  может  окончиться
трагически для Савелия...
     Боялся ли он? Пожалуй, нет... Савелий замер,  прислушиваясь  к  шумам
снаружи. Нервно вздрагивали мышцы живота - то  ли  от  азарта,  то  ли  от
нетерпения... И вдруг он вспомнил, что карабин заряжен дробью!!!  Он  даже
вспотел: хорош бы  он  был  с  дробью  против  такого  зверюги?  Спокойно,
Савелий, спокойно!.. Савелий вытер о штаны вспотевшие ладони  и  осторожно
перезарядил карабин, проверил на поясе широкий  охотничий  нож,  найденный
еще в первом убежище.
     Внутри было холодно, но Савелий не решился натянуть  перчатки,  чтобы
случайно не соскользнул палец с курка. Теперь ждать... только ждать.
     Он допытался определить, где находится грозный противник, но  снаружи
стояла тишина. Можно подумать, что зверь все понял и тоже решил  выжидать.
Прошло несколько томительных минут... А что, если медведь ушел? Ушел, пока
он возился с карабином? Не может быть: услышал бы! Он где-то рядом...  Ему
даже показалось, что слышит его тяжелое  дыхание.  От  напряжения  сводило
пальцы рук. Снаружи не доносилось ни звука. Тишина  становилась  зловещей:
один из них был лишним... Кто, охотник или дичь?
     Он усмехнулся: оставалось  только  выяснить  -  кто  охотник,  а  кто
дичь?.. Но что это? Снова заскрипел снег, и ему  удалось  определить,  что
медведь  находит  детей  прямо  напротив  лаза.  Савелий  даже   явственно
представил громадную тушу, переступающую с лапы  на  лапу.  Что,  холодно,
косолапый?  Стоп!  Шаги  начали  удаляться...  Так,  хорошо...   Ну,   еще
немного... Еще... Пора!
     Резко сдвинув задвижку в сторону, он откинул дверцу и метрах в десяти
увидел гигантскую тушу  лесного  хозяина.  Услышав  шум,  тот  моментально
повернулся и встал на задние лапы, чтобы броситься на Савелия.
     "В грудь! Чуть правее и ниже!" - скомандовал себе он и плавно спустил
курок.
     Громом грянул выстрел, и медведь  в  недоумении  остановился,  словно
удивляясь такому шуму.
     Неужели промахнулся? Савелий стал быстро вылезать из  дупла.  Карабин
выскользнул из рук в снег, не удержав равновесия, увод и Савелий.
     Хозяин тайги взревел и медленно двинулся  на  человека,  Савелий  еле
успел вскочить на ноги и  подхватить  карабин.  Но  для  второго  выстрела
времени уже не было,  и  Савелий  выдернул  карабин  вверх,  защищаясь  от
страшных когтей медведя. Удар был настолько  силен,  что  деревянное  ложе
переломилось пополам... В отчаянии Савелий  выхватил  из-за  пояса  нож  и
вонзил по самую рукоятку, в грудь зверю...
     Медведь как-то странно взглянул ему  в  глаза,  удивляясь  непонятной
боли в сердце, лязгнул страшными клыками у  самого  лица  Савелия  и  стал
медленно  валиться  прямо  на  него.  С  большим  трудом  Савелию  удалось
вывернуться, но один коготь все-таки мазнул его по щеке... Медведь  рухнул
в снег и затих.
     Прислонившись  к  дереву,  Савелий  долго  смотрел  на   поверженного
противника, все еще не веря, что ему удалось справиться с таким зверем. Он
ничего не ощущал, кроме дикой усталости. Осмотревшись  вокруг,  неожиданно
подумал что где-то видел подобную картину:  расщепленный  карабин,  клочки
одежды, шапка... И тут же вспомнил: Варя рассказывала... так погиб ее  мух
Егор...
     Все еще ощущая дрожь в ногах от схватки, Савелий подошел  к  медведю,
вытащил из груда нож вытер о шкуру и сунул в ножны. Рядом с ножевой  раной
увидел и отверстие от пули, которая попала скорее всего в сердце, и  зверь
бросился на него уже в  предсмертной  агонии.  Вдруг  он  заметил,  что  у
медведя отсутствует одно ухо! Какое дичайшее совпадение! Ведь скажи,  кому
- не поверит... Круг замкнулся!.. Савелий  с  грустью  покачал  головой  и
тяжело вздохнул.

                                  КАРТА!

     Третий день Варя искала  Савелия.  Вставала  пораньше,  доила  Настю,
набрасывала кормов другим животным и вставала на лыжи. Мишка до сих пор не
вернулся, и потому поиски осложнялись. Отсутствие собаки  стало  волновать
Варю: после гибели Егора Мишка не исчезал так надолго...
     Она бродила по тайге дотемна и возвращалась на заимку а на  следующий
день начинала все сначала. К своей неудаче Варя  относилась  спокойно.  Ей
казалось, что это было своеобразным искуплением вины перед  Савелием.  Она
беспокоилась только об одном: не покинул ли он тайгу? Не перебрался ли  на
другой участок? Ему же все равно, где охотиться? Нет,  не  все  равно!  Он
мало живет в тайге, мало знает ее и не может уйти от тех мест,  о  которых
узнал с ее помощью. Господи! Как же она забыла?.. Карта! Карта Антона!!!
     Варя устало опустилась на лыжи и приткнулась к  дереву.  Как  же  она
сразу не подумала о ней?  Ищет  саго  на  своем  участке,  уверенная,  что
Савелий  других  мест  не  знает,  а  жить,  ночевать  ему   ведь   где-то
необходимо... Значит, карта и дает ему все это.
     Она стала вспоминать то, что там было нарисовано...  Дура!  Какая  же
она дура! Почему не сняла копию? Сейчас бы прошла  по  убежищам  Антона  и
нашла бы Савелия... Стоп! И на  этот  раз  зрительная  память  не  подвела
Варвару. В одном месте на карте стоял восклицательный знак и три  точки...
Она хорошо знает это место, оно совсем рядом отсюда. Но там же нет никаких
построек... Может, землянка или еще что... Надо попробовать: час, два -  и
там! Варя поднялась и тут услышала выстрел.

                          ВАРЕЧКА, Я ИДУ К ТЕБЕ!

     Немного отдохнув после схватки с медведем, Савелий отыскал в  тайнике
Антона аптечку, обработал рану йодом, заклеил пластырем,  потом  прикрепил
на живую нитку оторванный рукав. Ну,  что  скажешь,  Савелий?  Он  грустно
усмехнулся... Небольшая ошибочка, и тебе не пришлось бы ничего решать: все
проблемы были бы уже решены!.. А сейчас снова  думай!  А  собственно,  что
думать? Часа два хорошего хода и... он входит в ее дом. Рядом,  повизгивая
от радости, суетится, виляя лохматым хвостом, Мишка. Нежно улыбается Варя,
протягивая навстречу ему свои руки... Савелий так реально представил  себе
эту встречу, что ему захотелось все эта ощутить сейчас же, сию минуту...
     - Варечка, я иду к тебе - закричал он и, сунув в  рюкзак  пару  банок
тушенки, хлеб, соль, быстро вылез наружу. Прежде чем отправиться  в  путь,
замел веткой следы вокруг дуба, вернул на место старый кусок коры, который
скрывал дверцу, и, заметая за собой следы, пошел вперед...

                                ВАРЯ РЯДОМ

     Варя  довольно  быстро   добралась   до   места,   обозначенного   на
карте-самоделке  восклицательным  знаком  с  тремя  точками.   Она   очень
волновалась и спешила изо всех сил, услышав выстрел с  той  стороны,  куда
она и направлялась.
     Еще издалека Варвара увидела огромную тушу медведя, и сердце защемило
от недоброго предчувствия. Дуб-исполин возвышался над  страшной  картиной,
открывшейся перед Варей: клочья вырванной одежды,  переломленный  карабин,
который она сразу же признала, кровь вокруг туши... Чья? Савелия?
     Медведя? Без сил Варя опустилась на снег... Господне Что за  страшный
рок преследует ее? Сначала Егор, теперь Савелий...
     Варя всхлипнула и тут же обругала себя: чего это она  раньше  времени
хоронит Савелия? Может, все обошлось благополучно? Может, кровь совсем  не
его?
     Эти мысли несколько ободрили, она встала,  внимательно  вгляделась  в
следы и сразу обнаружила две полоски от лыж, которые  вели  в  сторону  ее
заимки.
     "Он решил вернуться к ней" Родной. Хороший. Какой же ты  молодец!"  -
повторяла про себя Варя и быстро шла по его следу. Не мог он  далеко  уйти
след совсем свежий...
     Она действительно вскоре увидела  его:  Савелий  шел  тяжело,  устало
взмахивая руками. То ли ранен, то ли устал  от  схватки...  Он  подошел  к
дереву и медленно сполз по нему  в  снег,  -  опустив  голову  на  колени.
Услышав поскрипывание снега, быстро поднял голову и вдруг  увидел  Варю...
Не грезится ли ему? Не видение ли? Он крепко, зажмурился, а  когда  открыл
глаза, то  снова  увидел  Варю,  которая  с  укоризненной  улыбкой  качала
головой. Потом наклонилась и, ни слова не говоря, стала рассматривать  его
рану от когтя зверя...
     Видно, на роду у меня написано принимать спасение из твоих рук,  -  с
виноватой улыбкой вздохнул Савелий. - Черт, рукав отваливается...
     - Сумасшедший ты мой - Варя  улыбнулась  сквозь  слезы.  -  О  рукаве
думает, а у самого кровь хлещет...
     - Из плеча, что ли?
     - При чем здесь плечо? По лицу... - Она полезла сумку.
     - А, поцарапался чуток... о ветку...
     - Сиди уж, о ветку! Хорошо еще, что он всю шкуру с тебя не содрал!
     - Ты была там? -  догадался  Савелий.  Вздохнув,  он  вытащил  что-то
завернутое в платочек - Варя  развернула  и  с  удивлением  посмотрела  на
Савелия.
     - Это - левое... Правого у него не было!.. Тебе нес: расквитался я за
Егора
     Она долго смотрела на окровавленный подарок.
     - Значит, он и тебя хотел украсть у меня? - задумчиво произнесла Варя
и всхлипнула. - Господи! Да что же это такое!
     Качая головой Варя  начала  обрабатывать  ему  рану  на  лице,  потом
стянула пластырем и обняла плечи. - Ну, здравствуй, Савушка!
     Ком подкатил к его горлу, не давая говорить. Справившись с волнением,
Савелий хрипло произнес:
     - Варя, я тебе должен многое сказать.  Нет,  не  многое,  все  должен
рассказать.
     - Не надо, милый, я все знаю... - Она прижала палец к его губам.
     Савелий обнял ее,  прижал  вздрагивающее  тело,  потом  приподнял  за
подбородок ее лицо и заглянул в  глаза,  полные  слез,  которые  светились
неподдельной радостью. Они, казалось, кричали: Люблю  тебя!  Люблю  и  все
знаю, все понимаю и готова все разделить с тобой - горе, беды и радость...
     И Савелий поверил этим глазам...  Поверил  и  жадно  прижался  к  ним
губами. Он в первый  раз  целовал  Варю...  Целовал  страстно,  ненасытно,
добели и головокружения.
     Они  сидели  на  снегу  и  молчали,  боясь   нечаянно   вспугнуть   -
неосторожным словом или  неловким  жестом  -  пришедшее  к  ним  ощущение:
ощущение удивительного счастья? Варила голова покоилась на его груди, а ее
рука, едва прикасаясь, гладила его волосы.
     - Встаем? - тихо спросила Варя.
     - Встаем...
     Варя обхватила его за плечи, помогая встать, но он вдруг застонал.
     - Что с тобой, милый?
     - Плечо... вывихнул, наверно.
     - Перевязать тебя нужно, а дом далеко, - нахмурилась она.
     - Идем, здесь рядом есть одно место! решительно воскликнул Савелий.
     - Рядом? - удивилась она.
     - Совсем рядом...
     Они быстро добрались до огромного дуба, и  Варя,  снова  взглянув  на
чудовищную тушу медведя, всплеснула руками.
     - Как же тебе удалось с ним справиться? - На глаза снова  навернулись
слезы. - Милый мой! Какой ужас! Когда я его увидела, чуть с ума не  сошла:
все повторилось до мельчайших подробностей... - Она прижалась к Савелию.
     - Все хорошо, родная, все хорошо! - Гладя ее, Савелий целовал  мокрые
глаза, а потом проговорил торжественным голосом: - Дамы и  господа!  Прошу
войти водворен!
     Савелий  был  совершенно  серьезен.  Артистично  взмахнув  рукой,  он
откинул кору и распахнул дверцу...
     - Как интересно! - Варя, как ребенок, захлопала в ладоши.  -  И  туда
можно войти?
     - Не только можно - нужно! - улыбнулся он. - Сначала я... -  Он  влез
внутрь и протянул руки, помогая забраться и ей.
     Засветив  лампу,  закрыл  дверцу  на  задвижку.  Варя  с   изумлением
осмотрелась, а Савелий разжег странной формы  керосиновую  печурку,  чтобы
стало теплее.
     - Как здесь просторно! Никогда бы не подумала,  что  внутри  пустота:
снаружи он выглядит таким здоровым и внушительным!  А  здесь  даже  лежать
можно с вытянутыми ногами...
     - Еще и  для  тумбочки  место  останется!  -  усмехнулся  Савелий.  -
Варечка,  взгляни  сюда.  -  Откинув  мешковину,   он   открыл   ящики   с
двухлитровыми банками.
     - Это же женьшень! - воскликнула она. - Теперь понятно, куда  спрятал
его Антон... - Взглянув на Савелия, пояснила: - За несколько лет до  своей
гибели Егор набрел на большое семейство этого корня. Ты что-нибудь  знаешь
о нем?
     - В общих чертах...
     - Этот корень, как его еще называют - корень жизни,  ценится  на  вес
золота. Лучше всего сохраняется в спиртовом  растворе.  Сам  раствор  тоже
обладает многими уникальными свойствами, которые не может  пока  объяснить
даже  наука.  Вылечивает  от  многих  болезней,  предохраняет  от  раннего
старения и даже продлевает жизнь...
     - Продлевает жизнь? - усмехнулся Савелий.
     - Не веришь?
     - Не то что не верю... Удивляюсь. И что же дальше?
     - Ну вот, Егор обнес этот участок заборчиком, метку поставил. И раз в
год выкапывал несколько корней и сдавал государству. А  однажды  пришел  и
застал разоренное место: все было выкопано... Ты же знаешь, он был хорошим
охотником, да еще Мишка... Короче говоря, следы привели к  домику  Антона.
Но тот оправдался тем, что якобы сам пытался выследить  похитителя,  когда
застал место разорения. Он клялся так искренне, что Егор ему поверил.
     Савелий смотрел на ее раскрасневшееся от праведного гнева  лицо  и  с
грустью думал: если Варя так злится на Антона, то что ожидает его  самого.
Ладно, будь что будет: решил, значит,  надо  испить  эту  чашу  до  дна...
Расскажет, а там пусть сама решает.
     - Варя,  волнуясь,  начал  он.  -  И  все-таки  мне  нужно  тебе  все
рассказать! И вновь она прикрыла ладошкой его губы.
     - Я же тебе сказала, милый... я и так все знаю...
     Ты знаешь о том, что я беглый? - нахмурился Савелий.
     - Знаю! - ответила она просто и улыбнулась. А когда... когда тебе это
стало известно? Если откровенно, то я  с  самого  начала  подозревала.  По
некоторой информации, правда отрывочной,  из  твоего  бреда,  а  потом  из
разговора по радиотелефону... А когда ты ушел от... из  дома,  узнала  еще
больше. Я нашла могилу Федора...
     - И несмотря на это, ты...
     Варя молча кивнула головой, но ее глаза говорили гораздо больше...
     Савелий взял ее руку и прижался лбом  к  ладошке.  Хотел  обнять,  но
поморщился от боли.
     - Что ж это мы разболтались?  Давай  плечо  перебинтую.  Снимай  все:
здесь уже совсем тепло.
     Снимая свитер, Савелий содрал пластырь, и вновь стала сочиться кровь.
     - Придется вначале лицом заняться... Бедненький мой:  сколько  же  на
тебя всего валится.
     - Точно? Что ни лужа, то моя! - Он криво усмехнулся. - Везунчик!
     - Да уж, везунчик... Ну ничего, ты теперь не один...
     Они замолчали, чувствуя, что  сейчас  любые  слова  будут  совершенно
лишними. Это молчание не было тягостным - в такие  минуты  вокруг  близких
людей как бы возникает какое-то неведомое мощное поле, которое  постепенно
обволакивает оба организма и заставляет их работать от одного источника. И
нет более сильного источника, имя которого - Любовь...

                             "НЕ МОГ ОН УЙТИ"

     Странная группа во  главе  с  капитаном  милиции  подошла  к  первому
тайнику Браконьера и очень быстро отыскала вход в деревянную землянку.
     - Пусто здесь - заявил Меченый, с опаской заглянув в темный люк.
     - Быстрее, быстрее! - зло бросил капитан. - Спешка нужна  только  при
ловле мандавошек. Черт меня дернул послушать... сиди теперь в этой тесноте
впятером!
     Они спустились в подземную комнатку, зажгли лампу.
     - А чо, здесь ништяк: тепло, светло и мухи не кусают!  -  обрадовался
молодой парень.
     - Тебе, Кудрявый, хоть в  говне,  только  бы  тепло  было!  -  бросил
капитан, потом быстро стал осматривать все вокруг. - А ведь Бешеный  здесь
был, и совсем недавно... - задумчиво проговорил он.  -  Вон,  даже  крошки
хлебные не успели зачерстветь...
     - Может, поохотиться пошел? - предположил гот, что со шрамом.
     - Если бы поохотиться, то уже вернулся бы: ночь на дворе. А холодрыга
какая? - возразил Кудрявый.
     - Ночь, холодрыга... все правильно! - согласился капитан. -  Но  есть
еще одно, что подсказывает нам точную версию. - Он посмотрел на каждого  с
чувством превосходства и, не дождавшись ответа, ехидно усмехнулся.  -  Эх,
олухи, чему только  вас  в  школе  учили!..  Да  если  бы  он  должен  был
вернуться, стал бы так тщательно замаскировывать  вход?..  Молчите?  То-то
же... Короче, ночь как-нибудь переспим здесь, а утром - в путь: заедем  на
заимку - все равно по пути - и в главный курок! Не мог он уйти из тайги  и
оставить то, о чем говорил  Браконьер!  -  Он  выразительно  посмотрел  на
мужчину со шрамом...
     - Лично я бы не бросила - ухмыльнулся тот.
     - А чо там? - поинтересовался Кудрявый.
     - Узнаешь! - отрезал капитан. - Много интересуешься. Лучше бы жратвой
занялись, расселись тут...

                           "Я НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ"

     Закончив обработку раны на лице. Варя привычно и ловко  перебинтовала
ему плечо, обложив "чудодейственной" мазью.
     - Теперь ложись и положи голову мне на колени. Так  удобнее  будет  и
менее больно плечу...
     Савелий лег так, как сказала Варя, и стал молча смотреть  на  нее,  с
напряжением ожидая, что она скажет.
     Варя чувствовала, что только от нее сейчас зависит: зашумит их дерево
любви или зачахнут ростки, не успев даже взойти... Однако  она  молчала...
молчала  не  потому,  что  испытывала  какие-то  колебания:  окончательное
решение было принято в тот момент, когда она отправилась  на  его  поиски.
Если и были сомнения, то единственные - в ней самой. Сможет ли, найдет  ли
в себе силы, такт, нежность... Хватит ли терпения дм  того,  чтобы  помочь
Савелию выстоять, выдержать удары трудной судьбы? Сможет ли она помочь ему
отсидеть такой огромный срок? Ведь придется  сидеть,  если  он  не  сумеет
добиться справедливости!.. Господи, о чем это  она  думает?  Ей  же  нужно
ответить всего лишь на один и довольно простой вопрос: как ему будет легче
бороться за себя, вдвоем или одному?
     И неожиданно Савелий, словно подслушав ее мысли, тихо проговорил:
     - Варюша, я не могу без тебя...
     - Дурашечка ты мой! - Счастливая улыбка  стерла  озабоченность  с  ее
лица, и Варя ласково пригладила его взлохмаченные волосы,  потом  медленно
наклонилась  к  нетерпеливым  и  заждавшимся  губам   Савелия...   и   он,
изголодавшийся по женскому  теплу,  запаху,  по  женским  ласковым  рукам,
нежной коже, совсем потерял власть над собой: резко подмял Варю под себя и
начал остервенело срывать с нее одежду...
     Она  не  сопротивлялась,  более  того,  самой  Варе  передалось   его
неукротимое желание, его жажда... Она вдруг вспомнила то  далекое,  первое
прикосновение губами к его плоти и... тоже потеряла  над  собой  контроль:
судорожно вцепилась в его брюки,  стараясь  непослушными  пальцами  помочь
Савелию. - Милый... милый... Савушка...
     Сейчас они напоминали двух животных, которые жаждали  только  одного:
слиться, соединиться, войти друг в друга... Не существовало ничего,  кроме
женской  и  мужской  плоти.  Как  ни  странно,  но  им  обоим   доставляло
удовольствие причинять боль другому и получать удовольствие от  боли.  Они
рычали, царапались, чуть не грызли друг друга... Для них не было стыда или
запретных мест: каждый кусочек кожи был чувствителен к  ласкам.  Они  были
мокрые от пота, тяжело дышали, но счастливые глаза кричали о том, что  они
счастливы,  по-настоящему  счастливы  друг  от  друга...  Эта   прекрасная
любовная борьба продолжалась долго, пока они одновременно не добрались  до
высшего наслаждения...
     - Да!!! Да!!! Да-а-а!!! - закричали они в едином  порыве,  откинулись
на спину и долго-долго лежали не шевелясь, отдыхая и пытаясь осознать  это
удивительное блаженство, которое можно получить только при одном  условии:
когда оба партнера хотят этого одинаково сильно и страстно.
     Так ори и заснули:  утомленные,  но  счастливые,  с  мыслями  друг  о
друге...

                                  РЕШЕНИЕ

     Когда Савелий проснулся, то не сразу понял, где он находится:  густая
темнота и  непонятная  тишина  спутали  мысли  пробуждающегося  мозга,  но
постепенно  какой-то  сладостный  шок,  удивительное,  чувство   легкости,
нежности и покоя охватили его душу, наполнили живительными соками бытия...
До мельчайших подробностей память возвращала все, что прервал сон:  нежный
и страстный шепот любимой женщины, благодарной за очарование  вернувшегося
счастья, ее  удивительные  руки,  ее  своеобразный  запах,  запах  молодой
здоровой женщины, и несколько утомленное, но счастливое дыхание  близости,
покоя и любви... Ночь Счастья!.. Первая Ночь их Счастья!..
     Ему вдруг показалось, что до этой  ночи  он  не  жил,  а  только  что
родился на свет! Родился, еще не успев испытать ничего  дурного  и  злого.
Лариса?! Нет, он не может сказать, что ему было плохо с ней, но с ней было
хорошо не только ему, и сегодня ночью он это точно  понял,  осознал  своим
сердцем, кожей... Ларисе он отдавал свою душу, сердце,  а  получал  только
механическую  близость  плоти,  которую,  ослепленный  своей  любовью,  он
принимал за чистое и настоящее чувство...
     Сейчас же, отдавая всего себя вместе с радостью и  болью,  вместе  со
счастьем и горем, вместе с душой и телом  любимому  человеку,  получая  от
него все то же самое и даже больше... Что? Этого он  пока  и  сам  не  мог
осознать.
     А это и было Счастье!..
     Голова Варюши (Савелий даже в мыслях называл  ее  только  так)  мирно
покоилась  на  его  руке:  внутри  было  тепло,  потому  что  печурка  еще
продолжала топиться. Все-таки у Браконьера золотые руки и голова: всю ночь
горит и печка и лампа и продолжает гореть... в тусклом свете Савелий  стал
внимательно осматривать тело Варюши, отмечая каждую подробность, запоминая
каждую деталь... Он нежно вел пальцем по тем местам тела, где скользил его
взгляд... на шее ни одной морщинки, нежная, упругая грудь... ровные  соски
соблазнительно алели на белоснежном теле...  крутые  бедра  подчеркивались
тонкой талией... черные колечки волос ровным треугольником  уводили  между
ног... на внутренней  стороне  бедра,  у  самого  окончания  треугольника,
чернела маленькая родинка... Савелий нежно  притронулся  к  ней,  и  Варя,
словно почувствовав это прикосновение, раздвинула во  сне  ноги,  открывая
удивительный путь к вершине блаженства...
     Савелий осторожно вытащил свое плечо из-под головы Варюши, наклонился
и нежно поцеловал родинку... затем, не опускаясь на Варюшу, держась только
на руках и коленях, он стал ласкать языком  ее  упругие  соски,  а  правой
рукой  раздвинул  губки  нижней  плоти  и  начал  осторожно,  стараясь  не
разбудить ее, входить внутрь... Все глубже и  глубже...  от  напряжения  и
желания стучало в висках, и совершенно новые, не испытанные ранее ощущения
охватили Савелия...
     Варюша не проснулась, но его ощущения передались и ей, и она  во  сне
начала нежно и медленно опускать  и  приподнимать  свои  бедра...  Да,  ей
снилось, что ее ласкает Савелий, что она утопает в своих и его чувствах, а
в какой-то момент ей вдруг показалось, что она не спит, а  все  происходит
на самом деле, наяву... Она открыла глаза и совсем потерялась в ощущениях:
сон это, явь это или ей все кажется, а Савелия она  еще  не  нашла...  Эта
мысль ужаснула ее настолько, что она вскрикнула, окончательно  проснулась,
мгновенно все осознала и тут же впилась в губы Савелия.
     - Это ты, Савушка... Ты... Ты... Боже,  какое  счастье,  что  я  тебя
нашла. Родной, любимый мой... Да... Да... Еще! Еще... Боже мой!
     И снова они, утомленные  счастьем,  забылись,  задремали...  И  вновь
Савелий проснулся раньше, чем Варюша.
     Проснулся и, боясь разбудить ее, лежал тихо, стараясь не  шевелиться,
с нежностью вслушиваясь в ее  ровное  счастливое  дыхание.  Казалось,  что
Савелий не дышал, а если и дышал, то через раз.
     Как же прекрасно лежать так -  вдвоем!  Если  бы  это  могло  длиться
вечно... Вечно... Вечность? К сожалению, это невозможно: над  ним,  словно
дамоклов меч, висит наказание! Народный суд! Праведный суд!  Господи!  Как
же ты можешь допускать такое на той земле, которую сам  создал?..  Неужели
необходимо испытать искупление!? Но как можно испытать искупление  грехов,
если ты не виновен в том грехе?.. Значит, искупление за другие  грехи?  Но
тогда нужно, чтобы каждый испытал на своей шкуре момент искупления.  Иначе
получается несправедливо.
     Неожиданно Савелию пришла в голову  мысль,  нелепая  до  абсурдности.
Точнее, он проследил цепочку взаимосвязанных случайностей...
     Не повстречай он тогда в Ялте Варламова, никогда  бы  не  переехал  в
Москву, не переехав, не стал бы работать  в  этой  дурацкой  фирме,  а  де
работай там, не столкнулся бы с  теми  подонками,  а  значит,  не  был  бы
осужден, не оказался бы в зоне, не совершил побега, не разбился  бы,  а  в
конечном результате не встретился бы с этой удивительной, самой прекрасной
на земле женщиной! Не встретился бы со своим счастьем.
     Что же  выходит?..  Настоящее  счастье  можно  обрести  только  после
тяжелых испытаний?
     - Как ни странно, эти  размышления  облегчили  его  душу,  ему  стало
гораздо спокойнее. Все правильно и справедливо! И не стоит ему так роптать
на свою судьбу! Не стоит. Савелий машинально дернул плечом: иглою кольнула
боль, и он стиснул зубы, чтобы не вскрякнуть.
     - Ты не спишь? - прошептала Варя.
     - Я давно не сплю.
     - Правда? И я давно... Лежу и боюсь шевельнуться, чтоб не  разбудить!
Даже шея затекла...
     - И я боялся...
     Они весело рассмеялись,  Савелий  встал,  натянул  брюки  и  засветил
лампу. Варя сконфуженно прикрылась полушубком и улыбнулась. Савелий, чтобы
отвлечь ее, вдруг сказал:
     - Знаешь, у нас в детдоме была точно такая же лампа, и  я  все  время
хотел узнать, почему она так странно называется - "летучая мышь"?..
     - Сейчас знаешь?
     - Нет. - Он пожал плечами. - Сейчас я знаю только одно... - Он  нежно
обхватил ладонями ее голову и, глядя прямо в глаза, серьезно произнес: - Я
знаю, что люблю тебя!.. Очень, очень!..
     - Я люблю тебя, Савушка! Очень, очень!  -  словно  эхом  откликнулась
Варя и с тревогой спросила: - Но почему в твоих глазах грусть? - Спросила,
хотя и догадывалась о причин?...
     Савелий помолчал немного, как бы накапливая силы для тяжелого ответа,
глубоко вздохнул:
     - Варюша, я не совершал преступления и ни в чем не виноват!..
     - Я знаю! - Счастливая и сияющая, она чмокнула его.
     - Откуда? - невольно воскликнул он. Ни слова не говоря.  Варя  ткнула
пальцем в свое сердце, взяла его руку и прижалась к ней губами.
     - Я решил вернуться в зону... Теперь я знаю, ради чего буду  бороться
за свою невиновность!.. Знаю и как!..
     - Вот и хорошо, милый! - облегченно вздохнула Варя, радуясь тому, что
у Савелия хватило мужества самому прийти к этому решению. - И прошу  тебя,
Савушка, помнить, что бы с тобой ни случилось,  какое  наказание  тебе  ни
пришлось нести - у тебя есть женщина, которая любит  тебя  и  будет  ждать
твоего возвращения...
     - Только ты? - Он хитро прищурился. - А Егоринка?
     - Конечно же, и она! - улыбнулась Варя и в  тон  ему  добавила:  -  А
может быть, и не только я и Егоринка...
     Савелий не поняли недоуменно уставился на Варю, но тут  же  догадливо
воскликнул:
     - Да это было бы просто здорово!
     Он подхватил ее на руки и закружил.
     - Осторожно, милый, успеешь еще наноситься с нами  -  вся  жизнь  еще
впереди... а твое плечо...
     -  Мое  плечо  благодаря  чудо  мази  совсем  прошло!  -   довольный,
проговорил он.
     Когда они оделись,  Савелий  сдвинул  задвижку  и  приоткрыл  дверцу:
что-то огромное, черное бросилось к нему, и он с большим трудом едва успел
захлопнуть вход.
     - Что случилось, Савушка? - испугалась Варя. Он  тяжело  дышал,  лицо
побледнело, на лбу мгновенно выступили капельки пота.
     - Медведь! - пересохшим от волнения горлом выдавил он.
     - Как, опять?! - встрепенулась Варя. Она с волнением  прислушалась  и
тут же с хохотом сползла вниз.
     - Ты что, Варя? - обеспокоено склонился над ней Савелий.
     Захлебываясь от смеха, она пыталась что-то сказать, но только  тыкала
пальцем в стенку дуба. Наконец ей удалось выдавить:
     - Не... ха-ха-ха... Не медведь!.. Ха-ха-ха!.. Это наш... Мишка!..
     Уставившись на всхлипывающую от смеха Варю, Савелий  некоторое  время
переваривал ее слова, потом осторожно приоткрыл дверцу и с опаской высунул
голову. И в тот же миг мокрый и шершавый язык Мишки лизнул его нос...
     Кубарем вывалившись наружу, Савелий обхватил его и  с  хохотом  начал
кататься по снегу.
     Варя  выставила  их  лыжи  и  тоже  спрыгнула  в  девственно  чистый,
наваливший за  ночь  снег.  Закрыв  вход  корой,  она  стала  с  нежностью
наблюдать за ними, потом не  удержалась  и  бросилась  в  их  радостный  и
счастливый клубок...
     Набарахтавшись, они долго сидели в снегу и  молчали,  глядя  друг  на
друга.
     - Может, ко мне зайдем, продуктов наберем: тебе же дня три добираться
до своей зоны? - предложила Варя.
     - Нет, Варюша, боюсь, потом не хватит меня на то, чтобы вернуться,  -
задумчиво проговорил он. - А питание... питание я на том  тайнике  наберу:
там тушенка, хлеб... Кстати,  удивительный  хлеб.  Антон  какой-то  секрет
нашел: целый год не черствеет.
     - А далеко до этого тайника? Савелий вытащил карту и ткнул пальцем.
     - Так нам половину дороги  по  пути!  -  радостно  воскликнула  Варя:
несколько часов они еще будут вместе...

                             БАНДИТЫ НА ЗАИМКЕ

     Когда  Варя  добралась  до  заимки,  то  первым  делом  она  вытащила
радиотелефон.
     - Здесь "четырнадцатый"!  Варвара  Калита!  Прошу  соединить  меня  с
Управлением исправительно-трудовых учреждений! -  с  волнением  произнесла
ода.
     - Подполковник Островой... слушаю вас!  -  тут  же  отозвался  глухой
голос.
     - Товарищ подполковник, это Колита говорит, егерь заповедника!
     - Варвара Семеновна? Слушаю вас, здравствуйте...
     - Здравствуйте... Вам сообщили, что  мною  обнаружена  могила  Федора
Угрюмова?
     - Да, спасибо вам большое! - искренне  поблагодарил  подполковник.  -
Один из этой троицы где-то загулял...
     - По поводу его я вам и звоню.
     - Что? Говорков тоже погиб?
     - Нет, товарищ подполковник. - Ее голос неожиданно дрогнул. -  Он  не
погиб, хотя был близок к этому... Но дело  не  в  этом:  Савелий  Говорков
возвращается в зону...
     - Что? Возвращается? Жив? Очень хорошо!  -  Подполковник  не  скрывал
своей радости. - С вами все в порядке? - многозначительно  поинтересовался
он.
     - Со мной все в полном порядке! - с  вызовом  ответила  Варя.  -  Что
грозит Говоркову?
     - У вас какой позывной? - не отвечая, спросил Островой.
     - Семнадцатый...
     - Будьте на связи, с вами соединятся в ближайшие полчаса - проговорил
он и оборвал разговор.
     Некоторое время Варя с недоумением смотрела на трубку,  потом  пожала
плечами и положила ее. Переодевшись, она подхватила радиотелефон  и  пошла
хлопотать по хозяйству. Подоив корову, она наполнила ее кормушку отрубями,
подсыпала корму птице и направилась в конюшню, где засыпала лошадям  овса.
"Теперь пора и о своем желудке подумать!" - решила  Варя.  Не  успела  она
войти в дом, как вспомнила, что оставила  в  конюшне  радиотелефон,  да  и
рюкзак с карабином, хотела вернуться, но вдруг увидела входящих  в  ворота
мужчин во главе с сотрудником милиции... Она испуганно метнулась  назад...
"Неужели за Савелием?"  -  первое,  что  пришло  ей  в  голову.  Но  потом
ругнулась про себя: чего это она всполошилась. Савелию уже ни от  кого  не
нужно прятаться. Она успокоилась, сбросила полушубок и разожгла печь...
     - Есть кто дома? - постучали в дверь.
     -  Входите,  открыто!  -  крикнула  Варя.  Капитан  милиции  вошел  в
прихожую,  за  ним  -  остальные.  Рассмотрев  их   небритые   физиономии,
настороженные Взгляды, Варя снова стала почему-то волноваться.
     - Простите, случилось что или просто так,  в  гости?  -  настороженно
спросила она.
     - По долгу службы! - хмуро бросил  капитан  и  быстро  осмотрелся.  -
Кроме вас есть кто-нибудь?
     - Нет... Одна я... Вам же должно быть известно, что  я  сейчас  одна,
дочка у мамы - в Ленинграде...
     - Это-то известное - оборвал ее капитан. - Я о  другом...  -  Капитан
пристально смотрел на Варю. - Не видели ли вы посторонних?
     -  Кроме  вас  -  никого  -  чуть  с  вызовом  сказала  Варя,   потом
нахмурилась. - А вы кого-то ищете? Я что-то вас не зна...
     - Ищем - снова прервал он и, словно что-то почувствовав, сделал  знак
молодому парню с карабином.
     Согласно кивнув в ответ, тот хотел направиться  в  комнату,  но  Варя
неожиданно встает на его пути.
     - Что это вы здесь расхозяйничались? - разозлилась она.
     Однако парень вежливо, но решительно отстранил ее и вошел в комнату.
     - Капитан, здесь пусто!
     - Ну что же, прекрасно! - облегченно вздохнул  капитан.  -  Вот  что,
хозяюшка, не сочти за труд - покорми нас. Ты не волнуйся, у нас  есть  что
разогреть нужно. - Он кивнул, и все, как по  команде,  начали  развязывать
свои рюкзаки, доставая банки с тушенкой, с соленьями... -  Давно  уже  без
горячего. Неделю по тайге рыскаем...  Если  есть  что-нибудь  для  сугрева
души, - подмигнул капитан, - то мы с лихвой оплатим наличными...
     - Не хватало еще с путников деньги  брать!  -  рассердилась  Варя.  -
Раздевайтесь, перекусите с  дороги,  чем  Бог  послал...  Это  уберите,  -
кивнула она на банки. - В дороге пригодится еще...
     - Вот  спасибо!  -  воскликнул  довольный  мужик  со  шрамом,  быстро
скидывая полушубок прямо на пол. - Как одной-то в тайге, не  скучно?  Я  ж
вашего мужа-покойника знал...
     - Знали?
     - А как же, еще сызмальства  с  ним  в  казаки-разбойники  гоняли!  -
как-то странно усмехнулся он,  но,  перехватив  тяжелый  взгляд  капитана,
оборвал свои воспоминания.
     Варя пошла хлопотать на кухню и  вдруг  заметила,  как  один  молодой
парень суетливо прячет в полушубок обрез. Это  настолько  взволновало  ее,
что она стала мысленно перебирать все  несуразности  странных  пришельцев:
настороженные переглядывания, небритые лица, наколки почти  у  каждого,  а
теперь еще и обрез... Конечно, наколки и небритость - это ерунда: у многих
наколки есть, однако что-то в их поредении было настораживающим.  Разогрев
борщ. Варя открыла несколько  банок  с  солеными  помидорами  и  огурцами,
нарезала окороку и быстро накрыла стол. Потирая руки, "гости" чинно сидели
вокруг стола и жадно смотрели на ее руки, когда Варя появлялась в комнате.
Поняв, чего они ждут, она внесла и поставила на стол  двухлитровую  бутыль
со смородиновой настойкой.
     - Во, это по-нашему! - улыбнулся капитан и потянулся за бутылью.
     И тут Варя заметила на спине его кителя  странную  дыру  с  какими-то
ржавыми разводами вокруг. Она нахмурилась, побледнела...
     - Хозяюшка, принеси-ка еще стаканчик! - попросил капитан и Варя молча
направилась на  кухню,  но,  проходя  мимо  кровати,  задела  полушубок  с
погонами, который соскользнул на пол.
     - Ой, извините! - Варя подняла полушубок, чтобы вернуть назад,  успел
рассмотреть на нем точно такую же дыру, что и на кителе.
     Дрожащими руками она вытащила стакан и  стала  тщательно  тереть  его
полотенцем.
     "Господи, это же не сотрудники милиции!  Кто  же  они  такие?..  Надо
что-то делать!.. Надо что-то..." Ее тревожные размышления прервал  мужчина
со шрамом.
     - Протрешь, хозяюшка! - усмехнулся он.
     - Ой, задумалась! -  натянуто  улыбнулась  Варя  и  внесла  стакан  в
комнату.
     - Выпейте с нами, - добродушно улыбнулся капитан и налил  настойку  в
стакан, который она принесла.
     Пожав плечами. Варя  машинально  поднесла  стакан  к  губам.  "Гости"
принялись за еду. Варя заметила, как капитан,  прямо  руками  подхвативший
соленый помидор и отправивший  его  в  рот,  хотел  уже  вытереть  руку  о
скатерть. Однако взглянул на Варю и стал искать,  чем  бы  вытереть  руки.
Заметив на комоде листок, подхватил его. Варя вздрогнула и быстро вскочила
со стула.
     - Минутку, товарищ капитан, я сейчас салфетки дам. -  Она  потянулась
за листком, который он взял. Ведь это была записка Савелия.
     - Ничего, не беспокойся, хозяюшка, - улыбнулся капитан,  но,  заметив
тревожный взгляд Вари, устремленный на листок, он внимательно посмотрел на
нее, потом на листок и стал разворачивать его.
     - Нехорошо чужие письма читать - разозлилась Варя.
     - Мне все хорошо и все можно... -  Капитан  быстро  прочитал  записку
Савелия. - Так, говоришь, никого не видела из посторонних? - Он  посмотрел
на нее в упор.
     Все вокруг перестали жевать, заметив, что изменилось настроение у  их
вожака. Варя не отвела взгляда, но ничего не ответила.
     - Где он? Когда ушел? Она ехидно усмехнулась;
     - Полдевятого вчерашнего...
     - Так... Мы его  столько  времени  ищем,  а  ты,  значит,  скрываешь?
Скрываешь опасного преступника? - выговаривал капитан с пафосом.
     - Я могу сказать, когда и куда он ушел, но сначала  вы  мне  покажете
ваши документы! - тихо, но настойчиво произнесла она.
     - Что? - Он вдруг с издевкой расхохотался. - А ключи от  квартиры  не
хо-хо?
     Захмелевшие приятели громко подхватили его идиотский смех...

                               СЛОМАННАЯ ЛЫЖА

     Когда Савелий спустился в землянку Браконьера, то сразу заметил,  что
в ней кто-то побывал: все было перевернуто, валялись пустые  банки  из-под
тушенки. Проверив, все ли наместо, он  обнаружил,  что  съестных  припасов
стало намного меньше,  а  в  банке,  где  были  патроны,  остались  только
стреляные гильзы... Интересно, кто же здесь был? Браконьер?.. Конечно, его
могли амнистировать, но маловероятно, чтобы он оставил  после  себя  такой
кавардак... Чем-чем, а чистотой и аккуратностью он сразу поразил  Савелия.
Значит - посторонний... Но кто?.. Собственную какое  ему  дело  до  этого?
Надо возвращаться. Хорошо еще, что не все банки забрали... Сунув в  рюкзак
шесть банок из расчета две на день, - Савелий сиял с себя охотничий нож  и
положил на  стол,  рядом  положил  финку,  которую  подарил  Угрюмый,  но,
подумав, снова сунул финку в карман: мало ли для чего может пригодиться  -
дорога длинная... Тщательно замаскировав вход, Савелий  медленно  двинулся
по тайге,  внимательно  поглядывая,  чтобы  не  наткнуться  на  поваленные
деревья.
     Засмотревшись на снегирей, он  наткнулся  на  пенек,  скрывшийся  под
снегом.
     - Черт! Едва босиком не остался!.. - выругался он и  потел  двинуться
дальше, но заметил, что лыжа треснула. - Да, далеко на  ней  не  уехать...
Хорошо, что землянка рядом там вроде еще одна пара лыж есть.
     Кое-как укрепив сломанную лыжу, Савелий повернул назад...

                          БАНДИТЫ ОСТАВИЛИ ЗАСАДУ

     В это время из дома на займи вышли пятеро мужчин, они  направились  к
воротам, но неожиданно Меченый схватил капитана за плечо.
     - Погоди, Фан... а  если  Бешеный  сюда  вернется?  Мне  кажется,  он
втюрился в эту бабу!
     Хмуро взглянув  на  Меченого,  капитан  задумался,  словно  взвешивая
возможность возвращения Савелия в этот дом. Потом, не спеша повернувшись к
остальным, он отдал команду:
     - Кудрявый и ты, Спортсмен, останетесь здесь...  Капитан  вытащил  из
кармана фотографию Савелия и сунул им.
     - Запомните сто! Если придет, мочите обоих и...  к  могиле  Угрюмого.
Найдете?
     - Как-нибудь! - ухмыльнулся Кудрявый. - Я только раз пройду, навсегда
запоминаю...
     - Сигнал - три выстрела подряд!.. Если услышите, то  туда  валите,  а
коли на вас выйдет, то вы Три выстрела...
     - Сделаем! - ощерился Кудрявый. - Не впервой...
     - Сделаем! - передразнил его Фан. - Это же спецназ, дура! Аршин  тоже
обещал, а сейчас жевать нечем... Сделаем...
     - Против лома - нет приема! - снова ухмыльнулся Кудрявый, потирая  на
поясе обрез.
     - Эт-то точно! - подхватил Спортсмен, ловко подкинув вверх карабин  и
точно схватив его одной рукой.
     - Ну-ну... - поморщившись, покачал головой Фан. - Если  мы  встретим,
то лучше здесь нас ждите, - неожиданно передумал Фан.
     - Двинули! - кивнул капитан. Трое бандитов заскользили  к  воротам...
Оставшиеся парни подождали, пока их приятели скрылись из виду, потом почти
одновременно хлопнули друг друга по плечу.
     - Ништяк! - подмигнул Кудрявый Спортсмену. - В тепле не на морозе!
     - Эт-то точно! - ощерился тот. - Может, еще что выпить найдет?  Идем,
развяжем "лапушку-хозяюшку"...
     Варя лежала на кровати, крепко связанная по рукам и ногам.  Для  того
чтобы она не могла кричать - на всякий случай, - ей заткнули рот платком и
обвязали  полотенцем.  Увидев   вернувшихся   бандитов,   Варя   испуганно
посмотрела на них.
     - Не боись, не  тронем,  если  вести  хорошо  будешь!  -  ухмыльнулся
Кудрявый. - Будешь паинькой, развяжем! - Он пьяно икнул.
     Варя согласно кивнула головой, пони быстро развязали ее.
     - Выпить еще что есть? - ухмыльнулся Спортсмен, нагло уставившись  на
ее ноги.
     - Поискать можно...
     - Вот и хорошо! - потер руки Кудрявый. -  Ты  к  нам  с  душой  и  мы
по-хорошему! Только без глупостей: я шуток не люблю!
     Варя  пожала  плечами  и  пошла  в  кладовую  за   настойкой.   Когда
бесцеремонные "гости" ушли излома, связав ее,  она  не  очень  переживала,
надеясь, что Мишка освободит, но потом вдруг вспомнила, что по случайности
оставила пса на конюшне, закрыв дверь на  толстый  крючок,  и  самому  ему
никогда оттуда не выбраться. Егор строил  добротно,  с  двойными  стенами,
чтобы внутри было тепло... Вернувшиеся парни заставили  ее  похолодеть  от
страха. Варя подумала, что они пришли, чтобы разделаться с ней,  но  потом
поняла, что их оставили в засаде...
     Интересно, что им нужно от Савелия? Теперь-то ей стало ясно, что  это
- бандиты. Не из тех ли они амнистированных? Если из тех,  то  зачем  ищут
Савелия? Нет, здесь что-то другое... Эх, добраться бы до  радиотелефона!..
Или до карабина!.. Она бы их живо привела в чувство! Хоть бы Савелий успел
уйти!.. Если ушел, как только они расстались, то им его  уже  не  догнать,
хоть и на следы его выйдут... Странная группа... Руководит ими тот, что  в
форме капитана, кто-то его назвал Фан...  А  тот,  что  со  шрамом,  знает
Егора... И до сих пор злится на него... Что-то не поделили...  Ну  что  ж,
сейчас ее  задача  выждать  и  добраться  до  радиотелефона...  Скорее  бы
напились!.. Один уже почти готов: вилкой в тарелку  попасть  не  может,  а
второй, молодой верзила, кажется, первый называл его Спортсменом,  пялится
на  нее,  и  настойка  совсем  не  действует...  Надо  было  ему  лечебной
подлость... Нет, может догадаться: эта еще не кончилась... Варя  старалась
не обращать внимания на его жадные недвусмысленные взгляды  и  старательно
подливала настойку.
     - За что сейчас? - Варя протянула стакан Кудрявому и Спортсмену.
     Кудрявый подхватил стакан и, ни слова  не  говоря,  опрокинул  его  в
рот... Поморщился, потянулся за помидориной  и  уткнулся  мордой  в  стол.
Спортсмен подошел со стаканом к Варе.
     - Выпьем на "бурдешат"! -  хмыкнул  он.  -  Ты  -  половина,  и  я  -
половина... Идет?
     - Согласная - с вызовом бросила Варя. - Но половина для меня много!
     Она взяла стакан, немного  отпила  и  протянула  ему.  Спортсмен,  не
выпуская ее руки, быстро влил остальную настойку себе в  рот  и  потянулся
целоваться. Варя стала сопротивляться, но у того была железная хватка:  он
сжал ее так, что у нее перехватило дыхание. Впившись слюнявыми губами в ее
губы. Спортсмен повалил Варюшу на кровать и начал срывать с нее платье.
     Варюша изо всех сил пыталась  оттолкнуть  его,  кричала,  царапалась,
однако это еще  больше  распаляло  его,  а  в  какой-то  момент  разозлило
настолько, что он ударил ее кулаком по голове, и Варюша потеряла сознание,
безвольно раскинув руки.
     - Сучка, всю морду искровенила! - взревел он, смахивая с лица пот,  и
взглянул на руку. Потом разорвал на  Варюше  платье,  сорвал  бюстгальтер,
трусики...  -  Ты  смотри,  Кудрявый,  ладненькая,  падла!   -   плотоядно
поглядывая  на  ее  тело,  воскликнул  Спортсмен,  затем  привязал  куском
простыни Варины руки к спинке кровати, задрал  ноги  к  себе  На  плечи  и
вогнал в нее член. Варя простонала от боли, дернулась...
     - Что, почувствовала моего дурашку?.. - тяжело дыша  от  возбуждения,
проговорил Спортсмен. - Там десять кубиков глазной  -  мази  под  кожей...
Тебе понравится, хозяюшка... понравится... - Он  всосался  в  ее  грудь  и
начал целовать, кусать ее... Варя вновь застонала...  -  Вот  видишь,  все
приятнее и приятнее... - осклабился он, потом впился губами в  ее  губы  и
стал совать язык ей в рот.  Этого  Варя  уже  не  смогла  перенести  и  из
последних сил укусила его. Заорав от боли, Спортсмен ударил ее в  лицо,  и
Варя вновь потеряла сознание. А он продолжал ее бить, бить, бить... - Тебе
мой  язык  не  понравился?  Тогда,  возьмешь  мой  член:  он  побольше,  и
повкуснее...
     Спортсмен повернул ее на живот, за подбородок раскрыл ей широко  рот,
не без труда засунул ей разбухший от мази свой инструмент и за волосы стал
поднимать и опускать Варину голову, пытаясь засунуть его на всю длину... В
этот момент Кудрявый  приподнял  голову.  Его  глаза  приняли  осмысленное
выражение, он встал из-за стола и, шатаясь, подошел к кровати...
     - Давай-давай, Кудрявый,  не  теряйся:  пристраивайся  сзади!  Смотри
какая папочка! У Бешеного губа не дура! И ты знаешь, мы же  теперь  с  ним
родственники... А, хорошо... А, хорошо...  -  урчал  он,  не  останавливая
своих движений.
     Однако  Кудрявого  хватило  только  на   то,   чтобы   расстегнуться,
пристроиться сзади к Варе и войти внутрь: делать  какие-либо  движения  он
уже был не в состоянии...
     Спортсмен, дойдя до самой высшей точки экстаза, со всей силы прижал к
себе Барину голову и начал  извергать  свое  семя.  Варя  снова  очнулась,
замычала от дикой боли в горле, а потом зашлась в захлебывающемся кашле...
     - Дура, сама виновата! Язык ей, видите ли,  не  понравился...  Теперь
вот член жуешь... - Он брезгливо поморщился,  увидев,  как  изо  рта  Вари
обильно потекла его сперма.
     Спортсмен вылез из-под Вари, застегнулся и с усмешкой посмотрел,  как
Кудрявый пытается качнуться на Варе хотя бы раз...
     - Помочь, что ли? - Он хихикнул, взял его за ремень, приподнял  чуть,
опустил, приподнял, опустил...
     И вдруг Варя - откуда только силы взялись  -  резко  скинула  с  себя
Кудрявого и ударила его пяткой в лицо... Взревев от боли. Кудрявый вскочил
на ноги, вылил остатки самогона в стакан, затем сел на Варю верхом и сунул
ей горлышко бутылки в задний проход... и снова  Варя  закричала  от  боли,
потеряла сознание, ее тело обмякло, и Кудрявый завалился набок...
     - Ладно, Кудрявый, хватит с нее: во все щели напихали, а бутылкой  ни
к чему... Или не стоит? - Он усмехнулся.
     И вдруг тот не на шутку разозлился. Это у меня не стоит? -  Он  вдруг
даже протрезвел. - Не стоит, да? Это, по-твоему, не стоит?  -  Он  откинул
бутылку и вошел внутрь Вари. Его движения  были  замешаны  на  злости,  он
яростно вгонял член, словно рубил дрова, и бедра  Вари  стукались  о  раму
кровати. Наконец Кудрявый дошел до пика удовольствия: нервно  качнув  пару
раз, он вытащил член из Вари. - Так и знал: весь в говне и в крови... - Он
сорвал с кровати простыню, тщательно обтерся, встал и подошел к  столу.  -
Ты саданешь?
     - Наливай!  -  кивнул  Спортсмен,  переворачивая  Варю  на  спину.  -
Кажется, перестарался... - хмыкнул он: изо  рта  Вари  тянулась  тоненькая
струйка крови. Лоб был также разбит, под глазом - огромный синяк.
     Спортсмен подошел к столу, залпом выпил добрые  полстакана  самогона,
затем стукнул по стелу.
     - Вот дура! Неужели бабам трудно понять, что в такой  ситуации  лучше
не сопротивляться: меньше, урону. Если  насилуют  -  расслабься  и  получи
удовольствие... Дура! - Было видно, что ему не по себе от происшедшего.  -
Да, теперь уж точно ее нельзя оставлять в живых... - неожиданно  прошептал
он.
     Он повертел в руках пустой стакан и обернулся к  Варе,  которая  чуть
слышно застонала и открыла глаза... В ее взгляде  не  было  ничего,  кроме
боли, стыда, отчаяния и тоски.
     -  Сама  виновата...  -  буркнул  он.  -   Разве   можно   было   так
сопротивляться?
     - Я  знаю...  нельзя...  -  сквозь  боль  прошептала  Варя.  -  Да...
виновата... Но как ты... - Она закашлялась.
     - Что я? - Спортсмен подошел, сел рядом на кровать.
     - Как твое имя? - неожиданно спросила Варя.
     - Игорь, а что?
     - Как ты мог, Игорь, так поступить? Ты  такой  сильный,  симпатичный,
умный... - Ей было трудно  говорить:  кровь  заливала  рот,  а  руки  были
связаны у спинки кровати над головой Вари. - А сообразить не мог, что я не
шлюха и не могу трахаться при третьем...
     Спортсмен немного помолчал, переваривая сказанное, наморщил лоб.
     - Ты хочешь сказать, что и сама бы, по своей воле со мной трахнулась,
кабы его не было?
     - А ты что, урод, что ли? -  выдохнула  она,  почувствовав,  что  тот
начинает поддаваться на ее разговор. - Ты руки-то, Игорь, развяжи, чай  не
убегу...
     Игорь тут же развязал ей руки, помог подняться на ноги.
     - Может, воды принести? - участливо буркнул он.
     - Не надо, я сама... - Варя подхватила с кровати простыню, обернулась
и пошла во вторую  комнату,  покачиваясь,  словно  пьяная,  из  стороны  в
сторону... Вылив из графина на  простыню  воды.  Варя  тщательно  протерла
тело, прополоскала  водой  рот.  Все  это  она  проделала  механически,  с
окаменевшим лицом: она уже все обдумала и приняла решение. Накинув на себя
платье посимпатичнее, она накрасилась, замазала тоном и пудрой синяки  под
глазом и на лбу, критически осмотрела себя в зеркало - для него сойдет...
     - Какая же ты красивая, хозяюшка! - воскликнул  пораженный  ее  видом
Спортсмен. - Хоть к венцу...
     - А ты что, сомневался? - Варя, скрывая дикую боль в горле и  в  низу
живота, ласково ему улыбнулась.
     - Так ты не сердишься на меня? - Спортсмен встал и подошел к ней.
     А что мне сердиться? Может, и действительно я сама виновата...  Но  я
не знала, что он у тебя такой хороший? - Варя несильно ухватила его  между
ног.
     - Так за чем же дело стало? - нетерпеливо спросил он, обнимая Варю за
талию.
     - Ты так ничего и не понял... При нем я не буду... - шепнула она.
     - Тогда где? - Спортсмен снова терял контроль над собой.
     - Уж лучше на сене... Там и выпить есть... - через  небольшую  паузу,
словно раздумывая, сказала она, накинула валенки, шубу. - Пошли...
     Обрадованный Спортсмен нахлобучил на голову шапку, подхватил  в  руки
обрез, игриво постучал по затылку своего  приятеля  и  с  пьяной  ухмылкой
устремился за Варей. Она первой вошла в конюшню.
     - Сейчас, минутку,  только  свет  зажгу!  -  сказала  Варюша,  щелкая
выключателем, и тут же громко крикнула:
     - Мишка, взять!
     Спортсмен резко вскинул обрез, но в этот момент пес  вцепился  в  его
руку, и пуля просвистела рядом с Варей, угодив в керосиновую лампу.
     Пытаясь освободиться от собаки, отбиваясь ногами, он выронил обрез из
рук и в ярости закричал:
     - Ну, сучка... паскуда, доберусь до тебя! Пополам порву, как  грелку,
подлюка!
     Изловчившись, Варя подхватила его обрез  и  со  всей  силой  опустила
приклад на голову Спортсмена...
     Коротко вскрикнув, парень повалился на дощатый пол  и  замер.  Из-под
шапки хлынула кровь, заливая глаза.
     Еще дрожа от  смертельной  опасности  и  ненависти,  она  со  злостью
смотрела на ненавистного ей человека, который  разрушал  все  ее  счастье,
испоганил, исковеркал ее тело... Тело, которое  принадлежало  только  двум
любимым в ее жизни мужчинам: сначала Егору, потом Савушке. Внезапно к  ней
пришла мысль, что  теперь  она  уже  никогда  не  сможет  быть  близкой  с
Савелием. Ее тело измызгали, осквернили, запачкали  так,  что  никогда  не
отмыться...  Зашевелился,  подонок...  Варя  решительно   встала   дернула
затвором обреза и подошла к Спортсмену. Он открыл глаза и с ужасом смотрел
на Варю, потомна ствол обреза, который начал опускаться вниз.
     - Нет, ты не сделаешь  этого...  Не  надо,  умоляю  тебя!  Прости!  -
завопил он, и его вопль слился с выстрелом: пуля оторвала его член.
     Варя вновь перезарядила  обрез  и  сунула  ствол  в  рот  Спортсмену,
который мгновенно оборвал свой вопль и только мычал, и глаза его  вылезали
из глазниц от  страха...  Варя  невозмутимо  нажала  на  спуск,  и  голову
Спортсмена откинуло назад.
     - Ну вот, ты получил свое... - Она отбросила обрез и тут же  услышала
сигналы радиотелефона.
     - Что происходит? - раздался в трубке злой голос. - Третий раз звоню!
     - Кто это? - хмуро спросила Варя.
     - Капитан Зелинский, замкомроты... Расскажите подробнее о Говоркове!
     - Товарищ капитан! - неожиданно всхлипнула  Варя.  -  Пять  бандитов,
один - в форме капитана милиции... Его Фаном называли....
     - Где они? - перебил встревоженный Зелинский.
     - Трое, вместе с Фалом, пытаются догнать Савелия...  А  двое...  Двое
остались в доме, в засаде... - Она вновь всхлипнула.
     - Что, измывались над вами? - тихо спросил Зелинский.
     - Один уже никогда не сможет измываться ни над  кем,  -  зло  бросила
Варя, - я ему все отстрелила... Товарищ капитан, зачем им Савелий?
     - Куда они пошли?
     - Уверена, к тайникам Антона, за браконьерство сидит... Я у  них  его
карту видела... Товарищ капитан, что натворил Савелий?
     - С Говорковым все в порядке! Он - свободен! Его дело пересмотрено  и
ос...
     - Ой! - вскрикнула Варя, услышав, как стукнула дверь ее дома...
     Отбросив трубку радиотелефона. Варвара подбежала к дверям  конюшни  и
выглянула наружу.
     От дома в одной майке, пьяно покачиваясь из стороны в сторону,  бежал
Кудрявый, сжимая в руке карабин.
     Варя испуганно захлопнула  дверь  и  быстро  накинула  на  толстенные
загнутые штыри дубовый брусок сантиметров в десять толщиной...

                            СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА

     Тяжело дыша, Савелий скользил  на  лыжах  между  деревьями.  Начинало
смеркаться... Черт!.. Столько провозился с этими лыжами. Теперь  только  к
ночи до железной дороги доберусь!.. Интересно, что сейчас  делает  Варюша?
Может, зря он не согласился на санях добраться? Нет,  не  зря!  Зачем  ему
Варюшу подводить?
     Неожиданно его мысли были прерваны каким-то шумом сзади...
     - Ну вот, теперь  меня  в  компании  в  зону  отведут!  -  усмехнулся
Савелий, заметив трех мужчин во главе с сотрудником милиции.
     Он облегченно опустился на снег... На Савелия накатило такое странное
безразличие,  такая  апатия  сковала  его,  что  он  совершенно   спокойно
дожидался своих преследователей.
     - Говорков? - спросил капитан, сжимая пистолет  и  бросив  взгляд  на
фото в руке.
     - Савелий Кузьмич, восемьдесят восьмая, вторая, девять  лет  строгого
режима... Нахожусь в  побеге...  При  аресте  не  оказывал  сопротивления!
Отметьте, гражданин капитан! - устало отозвался Савелий.
     - Отмечу! - усмехнулся тот. - Все отмечу!.. А ты  здорово  изменился!
Сразу и не признаешь!.. Кто это тебя так?
     - Того уж нет! - отрезал Савелий.  Капитан  подал  знак,  и  Меченый,
подняв Савелия на ноги, стал быстро  его  ощупывать...  Вынув  из  кармана
финку в ножнах, вытащил ее и бросил  в  снег.  Она  вонзилась  острием,  и
наборная ручка блеснула в лучах заходящего солнца...
     - Пустой, как барабан! - ухмыльнулся Меченый, потом  снял  с  Савелия
рюкзак, развязал его и вытащил банки с тушенкой.
     - Молодец, хорошо  затарился!..  А  это  что?  Он  вытащил  фляжку  с
лечебной настойкой, которую Варя дала ему в дорогу -  "на  всякий  случай,
вдруг затемпературишь...".
     - Так это спирт, братва! - заорал Меченый и тут же  сделал  несколько
жадных глотков.
     - Ты чо, чертила?  -  закричал  подскочивший  капитан.  Он  вырвал  у
Меченого фляжку и сбил его с ног.
     - Ах - ты, сука! - взвизгнул тот сплевывая кровь из разбитой губы.  -
Я сделал свое: вывел на него! Вон он, хошь с маслом  ешь,  хошь  без  соли
хавай, а осталь... Его "речь" оборвал сильный удар в  грудь.  Ткнувшись  в
снег. Меченый быстро вскочил, но... на неге смотрело дуло пистолета.
     - Усохни, падаль! Или я тебе сделаю еще одну  метку  -  дурную  тыкву
продырявлю! - зло прошипел капитан.
     - Все Фан, все!
     Меченый испуганно поднял руки. Савелий смотрел то на капитана, то  на
мужчину со шрамом: что здесь происходит? Кто они? Откуда  знают  его?  То,
что это не капитан милиции, он понял, но что это  не  поисковая  группа...
Как же он так оплошал?.. Может, он  и  сейчас  ошибается:  мало  ли  какие
отношения могут быть у них?..  Савелий  взглянул  на  третьего  и  закусил
губу... Он сразу узнал его! Узнал... Этот  молодой  здоровячек  был  среди
тех, кто крутил ему руки во время ареста.
     - Привет, крестник! - осклабился парень. - Иль еще сомневаешься?
     - Да нет, узнал! От кого "привет", уж не от Воланда ли? -  усмехнулся
Савелий.
     - Догадливый, однако! - недовольно буркнул Фан. - Сам понимаешь, пять
"кусков" на дороге не валяются... Да и не поссышь против ветра...
     - Уж не Воланд ли ветер? - спросил Савелий, внимательно поглядывая за
рукой Фана, сжимающей пистолет, за зрителями... Взгляд его остановился  на
финке, торчащей из снега...
     - Да нет, ошибаешься. Воланд не ветер  -  ветерок!  -  криво,  одними
губами усмехнулся Фаз.
     - Это хорошо, что не на него ставку делаешь: лопух твой  приятель!  -
Савелий нервно хохотнул.
     - Чего лепишь? - обозлился Фан. - Скорее МУР опухнет, чем он!
     - Я его вот этими руками скрутил...
     - Блефуешь, Бешеный! Но уважаю, люблю смелых  дырявить!  -  Фан  стал
дразняще водить пистолетом, направляя  дуло  то  в  грудь  Савелию,  то  в
голову, получая удовольствие от того,  что  Савелий  наблюдает  за  ним  с
некоторым напряжением. - Ты допустил ошибку: попер против целой системы, а
вырвал только одно звено... убытки принес, а за это платить нужно. А чтобы
не совал свой нос, куда тебя не просили, я тебе его и отрежу...  Твой  нос
пять "кусков" стоит, и я их получу...
     - Ты ему еще лекцию прочитай! - начал  злиться  Меченый:  ему  надоел
этот "базар", и он потянулся к карабину,
     - Заткнись! - зарычал Фан. Только на миг он  повернулся  к  Меченому,
однако Савелий, поджидавший удобный момент, воспользовался этой  промашкой
и ударил рукой снизу по пистолету.  Выстрел  прогремел  над  ухом,  вторым
движением он пнул нож, торчащий из снегами  тот  с  точностью  вонзился  в
горло мужчине со шрамом. Так и не  успев  поднять  карабин,  он  судорожно
ухватился за нож, пытаясь вырвать его из  горла...  Краем  глаза  Говорков
увидел, как молодой здоровяк выхватил из-за пояса обрез, но Савелий и  тут
на долю секунды опередил его: в стремительном прыжке подхватил он  карабин
Меченого и, кувыркаясь в снегу, дважды выстрелил в парня. Одна пуля попала
ему в переносицу, а вторая, как бы догоняя первую, вонзилась в грудь...
     К этому времени  Фан  успел  поднять  из  снега  выбитый  пистолет  и
несколько раз выстрелил в Савелия... Глубокий снег помешал ему  увернуться
от пули, и одна попала в  спину...  Все-таки  Савелий  поднялся  на  ноги,
сделал обманное движение, и две пули просвистели  мимо,  третья  расщепила
карабин, но больше Фан ничего не  успел  сделать:  переломанным  карабином
Савелий выбил пистолет и вцепился ему в горло.
     - Отпус...ти... -  прохрипел  Фан,  пытаясь  оторвать  руки  Савелия,
клещами  обхватившие  горло,  -  договоримся...  Отпусти...  Или  и  твоей
суч...ке конец... Мои ре...бята  пор...вут  ее  на  заимке...  Слы...шишь,
отцу...
     Савелий уже ничего не хотел слышать; и вскоре  Фан  затих.  С  трудом
разжав руки, Савелий откинулся на спину и только тут ощутил сильную боль в
спине...
     - Все-таки задел, сволочь? Что это ты, падаль, говорил о Варе?  -  Он
посмотрел на  Фана,  но  выпученные  глаза  его,  казалось,  смеялись  над
Савелием.  Вдруг  он  заметил  краешек  фотографии,  торчащей  из  кармана
полушубка.
     Наклонившись, вытащил карточку, вместе с которой в  снег  выпало  еще
что-то... Какой-то листок... Савелий развернул его и увидел свое послание,
которое оставил Варе, когда уходил от нее в день своего рождения... -
     - Варя!!! - закричал он. Вскочив на  ноги,  превозмогая  боль,  сунул
ноги в лыжи и устремился к дому Вари...

                               ПОСЛЕДНИЙ УДАР

     Дико ругаясь. Кудрявый остервенело ломился в дверь конюшни, его хмель
почти выветрился, но он не чувствовал мороза, хотя был в одной майке.
     - Все равно, падла, достану тебя и порву, как грелку! - орал он.
     Верхние доски трещали, но дверь не поддавалась...  Кудрявый,  схватив
карабин, стал палить по двери, надеясь попасть в Варю. Но  она,  обняв  за
шею зашедшегося в лае  Мишку,  спряталась  за  толстым  столбом,  и  пули,
вгрызаясь в дерево, не задевали их. Одна  пуля  попала  в  радиотелефон  и
разбила его вдребезги...
     Не зная, что предпринять. Варя в отчаянии подхватила свой  карабин  и
несколько раз выстрелила в сторону двери...
     Кудрявый испуганно отпрыгнул в сторону, покрывая ее  матом.  Варя  же
продолжала стрелять, но мелкая дробь только оторвала  несколько  щепок  от
косяка...
     Разобравшись, что ее выстрелы не принесут ему вреда.  Кудрявый  снова
подскочил к двери и несколько раз выстрелил. Одна пуля впилась  в  лежащий
на полу труп Спортсмена, другая все-таки задела Варину руку...
     Разъяренный бандит не заметил, как появился Савелий,  который  тяжело
дышал и с огромным трудом держался на ногах от потери крови...  Когда  был
совсем рядом с Кудрявым, то от неловкого движения у  него  вырвался  стон.
Испуганно обернувшись, бандит выстрелил почти в упор  и  попал  Савелию  в
левое плечо. Однако Савелий уже не чувствовал боли: перед ним стоял  враг,
который убил или хочет убить человека, которого он любит больше  всего  на
свете... "Варя, жива ли ты? Успел ли я прийти к тебе на помощь?" - молнией
промелькнуло у него.  Вложив  все  сплыв  последний  удар,  Савелий  резко
выбросил правую руку вперед и пальцами пробил живот Кудрявому...
     Издав какой-то нечеловеческий вопль, тот  повалился  на  снег.  Рядом
упал и  Савелий.  В  угасающем  сознании  он  видел  Варю,  выбежавшую  из
конюшни...
     -   Савушка,   родной   мой!   Не   умирай,   слышишь,   не   умирай!
Савушка-а-а-а!..

                              ЦЕПОЧКА ДОБРОТЫ

     Очнулся Савелий от какого-то странного шума  и  неприятного  дрожания
тела. На миг ему почудилось, что его, раненного, вывозят после боя в горах
Кандагара...
     - Сержант! Где Васе? Где ребята? - прошептал он.
     С трудом разлепив воспаленные глаза, он увидел  перед  собой  Варю  с
перебинтованной рукой.
     - Варечка! Снова тебе нужно лечить  ме...ня...  -  Савелий  попытался
улыбнуться. - Как же мне не ве...зет: опять в спину...
     - Молчи, милый, молчи! Тебе  нельзя  разговаривать!  -  сквозь  слезы
говорила Варя, потом не удержалась и поцеловала его в щеку.  -  Все  будет
хорошо! Ты свободен! Слышишь, свободен!
     Когда до сознания Савелия дошли ее слова, он  дернулся  и...  потерял
сознание... В уголке губ показалась кровь...
     - Доктор! -  закричала  Варя.  Майор  в  белом  халате  наклонился  к
Савелию.
     - Нет-нет,  ничего  страшного:  губу  прикусил...  Капитан  Зелинский
дружески положил руку на ее плечо:
     - За этими бандитами, Варя, много преступлений! - Он говорил  громко,
стараясь перекричать шум винтов вертолета. - Тот, что в форме был,  второй
год в розыске находится...  В  Сухуми  трех  сотрудников  милиции  убил  и
зверски изуродовал, потом - в Казани, а здесь - капитана с сержантом...
     Зелинский вдруг увидел, что Савелий пришел в себя и подает  ему  знак
наклониться к нему.
     - Что, сержант, больно?
     - Это правда, что Варя сказала? - прошептал он.
     - О свободе, что ли?  Правда!  Отменил  суд  твой  приговор...  -  Он
наклонился еще ниже и тихо спросил: - Скажи, это ты Воланда повязал?
     - Ну... - кивнул Савелий. - Что с ним?
     - Тс-с... - Капитан поглядел на  сидящего  рядом  майора  медицинской
службы, но тот явно ничего не слышал. - Бежала эта сволочь!
     - Как? - встрепенулся Савелий. - Я же... в Комитет... -
     И снова Зелинский приставил палец к губам, потом он  многозначительно
подмигнул Савелию и сказал:
     - А меня в Москву перевели... Так что, может, там встретимся...
     Вертолет чуть тряхнуло, и Савелий снова потерял сознание, но он  ясно
услышал голос Федора Угрюмова:
     - ...И этот человек  поможет  тебе  сделать  шаг  к  себе  навстречу.
Разбудит в тебе доброе... И эта цепочка доброты не должна рваться!
     Эти слова  несутся  над  тайгой,  над  могилой  Федора,  над  заимкой
Варвары, где, задрав кверху лохматую голову, печально воет черный  пес  по
имени Мишка...