ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА КОАПП
Сборники Художественной, Технической, Справочной, Английской, Нормативной, Исторической, и др. литературы.



   Антон Павлович Чехов

   В вагоне


   Почтовый поезд номер такой-то мчится на всех парах от станции «Веселый Трах-Тарарах» до станции «Спасайся, кто может!». Локомотив свистит, шипит, пыхтит, сопит… Вагоны дрожат и своими неподмазанными колесами воют волками и кричат совами. На небе, на земле и в вагонах тьма… «Что-то будет! что-то будет!» – стучат дрожащие от старости лет вагоны… «Огого-гого-о-о!» – подхватывает локомотив… По вагонам вместе с карманолюбцами гуляют сквозные ветры. Страшно… Я высовываю свою голову в окно и бесцельно смотрю в бесконечную даль. Все огни зеленые: скандал, надо полагать, еще не скоро. Диска и станционных огней не видно… Тьма, тоска, мысль о смерти, воспоминания детства… Боже мой!
   – Грешен!! – шепчу я. – Ох, как грешен!..
   Кто-то лезет в мой задний карман. В кармане нет ничего, но все-таки ужасно… Я оборачиваюсь. Предо мной незнакомец. На нем соломенная шляпа и темно-серая блуза.
   – Что вам угодно? – спрашиваю я его, ощупывая свои карманы.
   – Ничего-с! Я в окно смотрю-с! – отвечает он, отдергивая руку и налегая мне на спину.
   Слышен сиплый пронзительный свист… Поезд начинает идти всё тише и тише и наконец останавливается. Выхожу из вагона и иду к буфету выпить для храбрости. У буфета теснится публика и поездная бригада.
   – Гм… Водка, а не горько! – говорит солидный обер-кондуктор, обращаясь к толстому господину. Толстый господин хочет что-то сказать и не может: поперек горла остановился у него годовалый бутерброд.
   – Жиндаррр!!! Жиндаррр!!! – кричит кто-то на плацформе таким голосом, каким во время оно, до потопа, кричали голодные мастодонты, ихтиозавры и плезиозавры… Иду посмотреть, в чем дело… У одного из вагонов первого класса стоит господин с кокардой и указывает публике на свои ноги. С несчастного, в то время когда он спал, стащили сапоги и чулки…
   – В чем же я поеду теперь? – кричит он. – Мне до Ррревеля ехать! Вы должны смотреть!
   Перед ним стоит жандарм и уверяет его, что «здесь кричать не приходится»… Иду в свой вагон № 224. В моем вагоне всё то же: тьма, храп, табачный и сивушный запахи, пахнет русским духом. Возле меня храпит рыженький судебный следователь, едущий в Киев из Рязани… В двух-трех шагах от следователя дремлет хорошенькая… Крестьянин, в соломенной шляпе, сопит, пыхтит, переворачивается на все бока и не знает, куда положить свои длинные ноги. Кто-то в углу закусывает и чамкает во всеуслышание… Под скамьями спит богатырским сном народ. Скрипит дверь. Входят две сморщенные старушонки с котомками на спинах…
   – Сядем сюда, мать моя! – говорит одна. – Темень-то какая! Искушение да и только… Никак наступила на кого… А где Пахом?
   – Пахом? Ах, батюшти! Где ж это он? Ах, батюшти!
   Старушонка суетится, отворяет окно и осматривает плацформу.
   – Пахо-ом! – дребезжит она. – Где ты? Пахом! Мы тутотко!
   – У меня беда-а! – кричит голос за окном. – В машину не пущают!
   – Не пущают? Который это не пущает? Плюнь! Не может тебя никто не пустить, ежели у тебя настоящий билет есть!
   – Билеты уже не продают! Касс заперли!
   По плацформе кто-то ведет лошадь. Топот и фырканье.
   – Сдай назад! – кричит жандарм. – Куда лезешь? Чего скандалишь?
   – Петровна! – стонет Пахом.
   Петровна сбрасывает с себя узел, хватает в руки большой жестяной чайник и выбегает из вагона. Бьет второй звонок. Входит маленький кондуктор с черными усиками.
   – Вы бы взяли билет! – обращается он к старцу, сидящему против меня. – Контролер здесь!
   – Да? Гм… Это нехорошо… Какой?.. Князь?
   – Ну… Князя сюда и палками не загонишь…
   – Так кто же? С бородой?
   – Да, с бородой…
   – Ну, коли этот, то ничего. Он добрый человек.
   – Как хотите.
   – А много зайцев едет?
   – Душ сорок будет.
   – Ннно? Молодцы! Ай да коммерсанты!
   Сердце у меня сжимается. Я тоже зайцем еду. Я всегда езжу зайцем. На железных дорогах зайцами называются гг. пассажиры, затрудняющие разменом денег не кассиров, а кондукторов. Хорошо, читатель, ездить зайцем! Зайцам полагается, по нигде еще не напечатанному тарифу, 75% уступки, им не нужно толпиться около кассы, вынимать ежеминутно из кармана билет, с ними кондуктора вежливее и… всё что хотите, одним словом!
   – Чтоб я заплатил когда-нибудь и что-нибудь!? – бормочет старец. – Да никогда! Я плачу кондуктору. У кондуктора меньше денег, чем у Полякова!
   Дребезжит третий звонок.
   – Ах, матушки! – хлопочет старушонка. – Где ж это Петровна? Ведь вот уж и третий звонок! Наказание божие… Осталась! Осталась бедная… А вещи ее тут… Што с вещами-то делать, с сумочкой? Родимые мои, ведь она осталась!
   Старушонка на минуту задумывается.
   – Пущай с вещами остается! – говорит она и бросает сумочку Петровны в окно.
   Едем к станции Халдеево, а по путеводителю «Фрум – Общая Могила». Входят контролер и обер-кондуктор со свечой.
   – Вашшш… билеты! – кричит обер-кондуктор.
   – Ваш билет! – обращается контролер ко мне и к старцу.
   Мы ёжимся, сжимаемся, прячем руки и впиваемся глазами в ободряющее лицо обер-кондуктора.
   – Получите! – говорит контролер своему спутнику и отходит. Мы спасены.
   – Ваш билет! Ты! Ваш билет! – толкает обер-кондуктор спящего парня. Парень просыпается и вынимает из шапки желтый билетик.
   – Куда же ты едешь? – говорит контролер, вертя между пальцами билет. – Ты не туда едешь!
   – Ты, дуб, не туда едешь! – говорит обер-кондуктор. – Ты не на тот поезд сел, голова! Тебе нужно на Живодерово, а мы едем на Халдеево! Вааазьми! Вот не нужно быть никогда дураком!
   Парень усиленно моргает глазами, тупо смотрит на улыбающуюся публику и начинает тереть рукавом глаза.
   – Ты не плачь! – советует публика. – Ты лучше попроси! Такой здоровый болван, а ревешь! Женат небось, детей имеешь.
   – Вашшш… билет!.. – обращается обер-кондуктор к косарю в цилиндре.
   – Га?
   – Вашшш… билеты! Поворачивайся!
   – Билет? Нешто нужно?
   – Билет!!!
   – Понимаем… Отчего не дать, коли нужно? Даадим! – Косарь в цилиндре лезет за пазуху и со скоростью двух с половиною вершков в час вытаскивает оттуда засаленную бумагу и подает ее контролеру.
   – Кого даешь? Это паспорт! Ты давай билет!
   – Другого у меня билета нету! – говорит косарь, видимо встревоженный.
   – Как же ты едешь, когда у тебя нет билета?
   – Да я заплатил.
   – Кому ты заплатил? Что врешь?
   – Кондухтырю.
   – Какому?
   – А шут его знает какому! Кондухтырю, вот и всё… Не бери, говорил, билета, мы тебя и так провезем… Ну, я и не взял…
   – А вот мы с тобой на станции поговорим! Мадам, ваш билет!
   Дверь скрипит, отворяется, и ко всеобщему нашему удивлению входит Петровна.
   – Насилу, мать моя, нашла свой вагон… Кто их разберет, все одинаковые… А Пахома так и не впустили, аспиды… Где моя сумочка?
   – Гм… Искушение… Я тебе ее в окошко выбросила! Я думала, что ты осталась!
   – Куда бросила?
   – В окно… Кто ж тебя знал?
   – Спасибо… Кто тебя просил? Ну да и ведьма, прости господи! Что теперь делать? Своей не бросила, паскуда… Морду бы свою ты лучше выбросила! Аааа… штоб тебе повылазило!
   – Нужно будет со следующей станции телеграфировать! – советует смеющаяся публика.
   Петровна начинает голосить и нечестиво браниться. Ее подруга держится за свою суму и также плачет. Входит кондуктор.
   – Чьи веш-ш-ш…чи! – выкрикивает он, держа в руках вещи Петровны.
   – Хорошенькая! – шепчет мне мой vis-а-vis старец, кивая на хорошенькую. – Г-м-м-м… хорррошенькая… Чёрт подери, хлороформу нет! Дал бы ей понюхать, да и целуй во все лопатки! Благо все спят!..
   Соломенная шляпа ворочается и во всеуслышание сердится на свои непослушные ноги.
   – Ученые… – бормочет он. – Ученые… Небось, против естества вещей и предметов не пойдешь!.. Ученые… гм… Небось не сделают так, чтоб ноги можно было отвинчивать и привинчивать по произволению!
   – Я тут ни при чем… Спросите товарища прокурора! – бредит мой сосед-следователь.
   В дальнем углу два гимназиста, унтер-офицер и молодой человек в синих очках при свете четырех папирос жарят в картеж…
   Направо от меня сидит высокая барыня из породы «само собою разумеется». От нее разит пудрой и пачулями.
   – Ах, что за прелесть эта дорога! – шепчет над ее ухом какой-то гусь, шепчет приторно до… до отвращения, как-то французисто выговаривая буквы г, н и р. – Нигде так быстро и приятно не бывает сближение, как в дороге! Люблю тебя, дорога!
   Поцелуй… Другой… Чёрт знает что! Хорошенькая просыпается, обводит глазами публику и… бессознательно кладет головку на плечо соседа, жреца Фемиды… а он, дурак, спит!!
   Поезд останавливается. Полустанок.
   – Поезд стоит две минуты… – бормочет сиплый, надтреснутый бас вне вагона. Проходят две минуты, проходят еще две… Проходит пять, десять, двадцать, а поезд всё еще стоит. Что за чёрт? Выхожу из вагона и направляюсь к локомотиву.
   – Иван Матвеич! Скоро ж ты, наконец? Чёрт! – кричит обер-кондуктор под локомотив.
   Из-под локомотива выползает на брюхе машинист, красный, мокрый, с куском сажи на носу…
   – У тебя есть бог или нет? – обращается он к обер-кондуктору. – Ты человек или нет? Что подгоняешь? Не видишь, что ли? Ааа… чтоб вам всем повылазило!.. Разве это локомотив? Это не локомотив, а тряпка! Не могу я везти на нем!
   – Что же делать?
   – Делай что хочешь! Давай другой, а на этом не поеду! Да ты войди в положение…
   Помощники машиниста бегают вокруг неисправного локомотива, стучат, кричат… Начальник станции в красной фуражке стоит возле и рассказывает своему помощнику анекдоты из превеселого еврейского быта… Идет дождь… Направляюсь в вагон… Мимо мчится незнакомец в соломенной шляпе и темно-серой блузе… В его руках чемодан. Чемодан этот мой… Боже мой!




KOAP Open Portal 2000


Яндекс цитирования