|
|
Шэна Эйби
Месть русалок
ПРОЛОГ
Англия
Май 1117 года
Вор в черном растворился в темноте комнаты с легкостью, не оставляющей сомнений в том, что он проделывал это множество раз.
«Внимание, – сказал сам себе Роланд. – Враг приближается!»
Притворившись спящим, рыцарь внимательно наблюдал за двигающейся фигурой сквозь полуприкрытые веки. Последние несколько ночей он провел без сна и уже начал уставать от томительного ожидания. Однако сейчас он был полностью собран и готов к схватке. Его миссия почти завершена. Остался пустяк – схватить вора.
Слабый свет от затухающего огня в очаге едва ли мог соперничать с лунным светом. Но именно благодаря ему Роланд увидел, а скорее ощутил приближение незваного гостя. Тот двигался мимо очага так медленно, что Роланд даже не мог с уверенностью сказать, уловил ли он это движение или то просто сами собой гасли угли, меняя свой красноватый жар на холодную черноту.
Но нет, это был он – вор, осторожно подбирающийся к его спартанскому ложу. Роланд чуть шевельнулся и вздохнул, как бы во сне, проверяя его реакцию.
В то же мгновение вор замер и вновь растворился в темноте.
«Отлично, – одобрил про себя Роланд. – Ты терпелив и осторожен, приятель. Но и мне терпения не занимать».
Прошла, казалось, бесконечность, когда Роланд вновь увидел двигающуюся тень, подбирающуюся все ближе к тому месту, где он лежал. Ближе к заветной шкатулке.
Он прислушивался к едва различимым звукам: шороху легких, едва уловимых шагов по засыпанному тростником полу. Роланд терпеть не мог тростник, которым посыпали пол, особенно ту грязь, в которую все это превращалось со временем. Но сегодня он готов был благословлять неизвестного слугу, который засыпал травой пол несколько дней назад. И которого его незваный гость, без сомнения, столь же страстно проклинал.
Сухая трава на полу заставляла вора замирать после каждого шага. Роланд представил, как бы он сам крался по комнате, осторожно пробираясь между шуршащими стеблями тростника, как тщательно выбирал бы место, куда поставить ногу, какое острое ощущение опасности и предвкушения овладело бы им при приближении к вожделенной цели. Интересно, чувствовал ли то же самое его незваный гость?
Роланд оставил деревянную шкатулку с документами на самом видном месте, с незакрытой крышкой, из-под которой стыдливо выглядывал краешек пергамента. На месте вора он тут же бросился бы бежать, едва увидел эту шкатулку на столике у двери, сразу распознав ловушку. Уж слишком все было просто – подходи и бери.
К счастью, его жертва думала иначе. Или все же нет?
Вор замер на полпути до столика, словно охваченный сомнениями.
«Ну давай же, – мысленно подбадривал его Роланд. – Давай, иди!»
Но время шло, а гость не двигался. И он был все еще очень далеко от Роланда.
Внезапно вор развернулся и посмотрел прямо на лежащего человека. Со своего места Роланду было видно, как вор чуть качнул головой; он тут же ясно представил себе все те недоуменные вопросы, которые сейчас лихорадочно крутятся в его мозгу.
Но прежде чем Роланд успел хотя бы пошевелиться, вор вместо того, чтобы направиться дальше к вожделенной шкатулке, бросился к нему со скоростью гончей, почуявшей цель. Выхватив внушительных размеров кинжал, он хладнокровно и, надо заметить, весьма профессионально приставил его к горлу Роланда.
– Назови мне хотя бы одну причину, по которой не не следует убивать тебя, – прошипел он, нарушив наконец напряженную тишину.
Роланд открыл глаза, скосив взгляд чуть вниз, на сверкающую в лунном свете сталь возле своей глотки, а затем поднял глаза на затянутое маской лицо человека, которого выслеживал вот уже почти полгода.
– Хотя бы то, что без меня ты сам вскоре будешь трупом, – спокойно произнес он.
– Но вы-то станете трупом гораздо раньше меня, милорд.
Голос разбойника был на удивление высоким, хотя он и старался изменить его, из чего Роланд сделал вывод, что его сегодняшний гость не перешагнул еще тот нежный возраст, когда голос ломается, становясь совершенно непредсказуемым для его обладателя.
Лезвие кинжала чуть скользнуло по коже, оставив обжигающий след. Юный или нет, вор, очевидно, хорошо умел обращаться с оружием и прекрасно знал, как доставить своей жертве наибольшие мучения. Роланд почувствовал, как по его шее течет теплый ручеек крови.
– Мне все равно, умру я или нет, – сказал юноша. – Ведь ты умрешь первым. И могу тебя заверить – это будет весьма мучительно.
– Но ведь на самом деле ты не хочешь умирать, Алистер.
Роланд заметил, как вздрогнул юноша, услышав свое имя. Кончик кинжала вдавился в его горло, но Роланд старался не замечать усиливающейся боли. Голос его звучал совершенно спокойно и рассудительно:
– Тебе будет чертовски жаль умирать. Ведь у меня есть то, что ты так мечтаешь получить.
Но мальчик уже вновь обрел хладнокровие и не поддался на провокационное желание взглянуть в сторону заветной шкатулки. Роланд пристальнее всмотрелся в глаза, с лютой ненавистью глядящие на него сквозь прорези черной маски. И то, что он прочел в них, заставило его ужаснуться.
«Мой бог! – подумал Роланд. – Да этот парень и впрямь готов убить меня!»
Эта мысль показалась ему вдруг настолько забавной, что губы сами собой расползлись в совершенно неуместной в данной ситуации улыбке. Но он ничего не мог с собой поделать: после всех испытаний, через которые ему пришлось пройти, погибнуть от руки какого-то мальчишки, затаившего на него обиду, – поистине это было бы уж слишком мрачной шуткой судьбы. Не желая искушать лишний раз эту капризную даму, Роланд постарался подавить улыбку и произнес успокаивающим тоном:
– Так ты и в самом деле не хочешь получить его, Алистер? Не хочешь получить письмо, которое может спасти твоего отца?
И вновь лютая ненависть во взгляде мальчика заставила его ощутить неприятный холодок, пробежавший по спине. Кинжал замер как раз против сонной артерии.
– Я неплохо обучен кое-каким вещам, – сказал Алистер тихо. – Очень важным вещам, милорд, включая все эти опасные игры с ножами и человеческой плотью. Я могу, например, – лезвие вновь обожгло кожу, на этот раз чуть выше, – вырезать вам язык через основание челюсти. Это самый эффективный способ прекратить нежелательный треп. Или же, – лезвие переместилось ниже, к самому основанию шеи, – перерезать трахею. Так будет немного меньше грязи, но не менее болезненно, уверяю вас.
– Письмо, – напомнил Роланд. – Ваша сестра.
– О да, – откликнулся Алистер. – Вы хотели бы обменять письмо на сестру, не так ли? Но скажите-ка мне, лорд Стрэтмор, с чего вы взяли, что я готов продать вам сестру да еще в обмен на какой-то клочок пергамента?
Роланд заставил себя улыбнуться:
– Я ей нравлюсь.
– Неужели? Почему-то она никогда не упоминала об этом.
– Возможно, она просто не хотела, чтобы вы вышли из себя и убили ее суженого просто потому, что затаили на него обиду.
– Затаил обиду, милорд? И это вы говорите мне? Человеку, который потерял все. Все, черт вас возьми! Я пришел сюда поквитаться с вами, Стрэтмор, отомстить вам! Если вы желаете назвать это обидой, воля ваша. Только я бы назвал это иначе!
Момент казался подходящим. Одним точно рассчитанным ударом Роланд выбил кинжал из рук юноши и услышал, как сталь со звоном упала на пол. В то же мгновение он вскочил со своего ложа и зажал рукой рот парнишке, чтобы тот не смог закричать. Другой рукой он обхватил его за плечи и без труда приподнял над землей.
В каком-то дальнем уголке своего разума Роланд отметил с удивлением, что парень оказался слишком легким и каким-то уж очень хлипким. Но едва он ослабил хватку, как тот принялся яростно отбиваться, и Роланду пришлось прижать его к себе изо всех сил своих железных, натренированных мышц. Повернув голову мальчика так, чтобы его ухо оказалось прямо против его губ, Роланд тихо, но яростно прошептал:
– Послушай, приятель, перестань со мной бороться! Здесь повсюду стража, и тебе об этом известно. Не будь дураком!
Казалось, его слова все-таки возымели действие, так как Алистер вдруг затих, и только его тяжелое дыхание прорывалось сквозь сомкнутые пальцы Роланда, все еще зажимающие ему рот. Рыцарь чувствовал, как часто бьется сердце мальчика, как дрожит его хилое тело. Можно было бы подумать, что он дрожит от страха. Но Роланд не сомневался – Алистер не знает страха, тем более страха перед ним. И только ярость заставляет его дрожать. Чистая, абсолютная ярость.
Внезапно он осознал, что тело, которое он прижимает к себе, вовсе не такое костлявое, какое должно быть у двенадцатилетнего мальчишки, к тому же эта мягкая нежность… эти округлые формы, что прижимаются к нему… Все это вовсе не похоже на мужчину, пусть даже и такого юного…
– Ого! – только и сумел произнести Роланд.
С неожиданной ясностью все сразу встало на свои места. Он отнял руку ото рта вора и резким движением скинул с головы капюшон.
Освобожденные из плена роскошные волосы густой волной рассыпались по ее плечам, сверкая даже в этом скудном свете. Какой восхитительный красно-каштановый оттенок, отметил он как-то отстранение, не тот обычный светло-рыжий, что так часто встречается у шотландцев. Вовсе нет. Это был глубокий, богатый, насыщенный цвет красного дерева. Скорее даже напоминающий мех красной лисицы. Великолепной, яростной лисицы!
За свою рассеянность Роланд тут же получил удар в зубы. Он увидел ее руку за мгновение до того, как она нанесла удар, и не успел предотвратить его. Он шагнул назад, потирая челюсть.
– Леди Кайла, – произнес Роланд Стрэтмор, граф Лорей, с изысканным поклоном. – Какое счастье наконец-то встретиться с вами!
1
Шотландия.
Март 1117 года
Яркие лучи света плясали на гладкой поверхности пергамента, расцвечивая его во все цвета радуги, превращая в какое-то живое существо, на котором ярко выделялись черные, также кажущиеся живыми буквы.
– Алистер, прекрати, – рассеянно сказала леди Кайла Уорвик, пытаясь сосредоточиться на этих разбегающихся во все стороны буквах.
– Я могу и так сказать тебе, что здесь написано, – заявил ее младший брат, повернув кристаллическую призму, которую держал в руках, другой гранью к солнечному свету. – Я слышал, как дядя Малкольм говорил об этом. Причем весьма громко.
Радуга на мгновение замерла и, задрожав на гладкой поверхности документа, превратила слово, которое в данный момент изучала леди Кайла, в ярко-фиолетовое пятно. Но даже и после этого слово выделялось среди всех остальных какой-то своей внутренней энергией.
– Стрэтмор, – произнесла девушка шепотом. – Лорд Роланд Стрэтмор. Граф Лорей. Как интересно!
Кайла обхватила подбородок ладонью, задумчиво провожая взглядом ускользающий солнечный луч. За окном стоял довольно ясный день. Она видела отсюда лишь горстку бедных, крытых соломой хижин, притулившихся внизу зеленого, покрытого лесом склона, да пурпурные вершины с белыми шапками, исчезающие в туманной дымке.
Эта идиллическая картина могла бы послужить прекрасной иллюстрацией к тому утверждению, что далеко не все выглядит таким, каким является на самом деле. Ведь ничто не говорило об отчаянии и тревоге, которые испытывали сейчас обитатели замка и местные жители. Отсюда не было видно английских солдат, окруживших поместье. Так же, как и крестьян ее дяди, выполняющих свои ежедневные обязанности. Все вокруг выглядело обманчиво мирным. Нигде ни души – и лишь предательский дымок, завивающийся над трубой одной из хижин, говорил о том, что где-то здесь есть люди.
Кайла знала, однако, что где-то снаружи находились английские солдаты, по-видимому, намеревающиеся захватить замок, а внутри крестьяне – соплеменники ее дяди – точили свои вилы и косы, твердо намеренные защищаться до конца.
– Ты до сих пор не поблагодарила меня за то, что я стащил это письмо.
Алистер поворачивал кристалл до тех пор, пока яркая радуга, словно испуганная бабочка, не заплясала на лице сестры. Не отрывая глаз от окна, леди Кайла одним движением руки оттолкнула брата. Разноцветные блики вновь вернулись на лежащий перед ними пергамент.
– Спасибо.
– Был рад услужить.
Она снова прочитала имя, затем подпись. Чуть дрожащими пальцами обвела неровные края документа, словно пытаясь проникнуть в его скрытый смысл, ускользнувший от нее. Алистер отложил в сторону кристалл и ласково взял сестру за руку.
– Не бойся, Кайла. Мы не позволим ему забрать тебя.
Девушка взглянула на покрытое веснушками лицо своего младшего брата – последнего оставшегося в живых близкого человека. Ему было всего двенадцать, слишком мало для того не по-детски озабоченного выражения, которое она видела сейчас в его голубых глазах.
– Я не беспокоюсь, Алистер. Я просто думаю.
– Я не позволю ему заполучить тебя, – повторил он.
– Да, я знаю, – тихо сказала девушка. – Поэтому я, скорее всего, сама к нему пойду.
Алистер отпустил ее руку, раздираемый желанием утешить ее и детским стремлением спрятаться в ее объятиях. Кайла некоторое время наблюдала за этой борьбой – ребенка и мужчины, но наконец не выдержала и, улыбнувшись сквозь слезы, взяла его за руку.
– Я знаю, ты бы хотел защитить меня. Ты ведь всегда защищал меня, хотя это было совсем непросто – заботиться обо мне. Я вечно попадала во всякие истории и неприятности.
– Вовсе нет! – серьезно возразил ей Алистер. – На самом деле все было совсем не так плохо… до недавнего времени.
Теперь Кайла уже от души улыбнулась и обняла брата, крепко прижав его к себе и втайне желая, чтобы он подольше оставался ребенком и не взрослел раньше времени.
– Ты помог мне пережить весь этот ужас, Алистер. Что же я буду теперь без тебя делать?
В то же мгновение, почувствовав, как мальчик напрягся и застыл в ее объятиях, она пожалела о своих словах, пожалела, что напомнила ему об их горе. Кайла продолжала обнимать брата, лихорадочно ища слова, которые помогли бы ей исправить ошибку.
– Но мы ведь не расстанемся, Кайла, – очень тихо сказал Алистер. – Ты останешься здесь, правда?
– Да, конечно, мой мальчик, я никуда от тебя не денусь. Не бойся.
Она хотела добавить что-нибудь в утешение, чтобы он выбросил из головы ужасные воспоминания, которые она невольно в нем пробудила, но не могла ничего придумать. Невыносимая душевная боль горячей волной поднялась к самому горлу, мешая говорить.
Их милая, нежная мама была жестоко убита. Их любимый отец умер всего несколько недель спустя, несмотря на все старания Кайлы спасти ему жизнь. И теперь она должна защитить хотя бы младшего брата. В том, что ему грозила опасность, Кайла не сомневалась. Король был мстителен и, не задумываясь, заставил бы сына отвечать за грехи отца. Недаром он пустил по их следу свою ищейку. Чтобы скрыться от преследователей, этой страшной зимой Кайла привезла брата сюда, в Шотландию, к их дяде. Но погоня за ними продолжалась и здесь.
У Кайлы больше не было сил ни бежать, ни даже думать об этом. Она хотела покончить с этим любой ценой, и вот теперь письмо от Роланда Стрэтмора давало ей такой шанс.
– Ты не умрешь, – горячо прошептал Алистер. – Только не ты, Кайла! Я спасу тебя!
Она молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Луч солнца, упав на стол, отразился в сверкающей призме и на мгновение ослепил девушку. И, конечно, только поэтому в ее глазах заблестели слезы.
– Об этом не может быть и речи!
Малкольм Макалистер – само воплощение суровой шотландской гордыни, воспитанной многими поколениями, прошагал мимо племянницы, не удостоив ее даже взглядом. Он спешил на встречу со своим управляющим и предводителем деревенских жителей, чтобы сообщить им суть предложения, изложенного в письме лорда Стрэтмора, полученного им сегодня утром. Кайла поспешила за ним, стараясь попасть в такт его шагов.
– Но, дядя, выслушайте меня!
– Довольно, Кайла. У меня нет времени. Я занят.
Кайла не могла идти рядом с дядей по узкому коридору, но ни на шаг не отставала от него. Они уже почти дошли до его кабинета, и через мгновение дядя скроется за дверью. Тогда Кайла будет бессильна что-либо изменить. Она должна заставить его выслушать ее до того, как будет уже слишком поздно.
– Пожалуйста! – Она подхватила подол юбки обеими руками, чтобы он не мешал ей бежать. – Пожалуйста, позвольте мне увидеться с ним! Давайте узнаем, что Стрэтмор хочет нам сказать!
Малкольм резко остановился и развернулся лицом к ней. Кайла едва не столкнулась с ним.
– А откуда тебе стало известно содержание письма, моя дорогая племянница? Оно тебя не касается! Это дело мужчин.
– Позволю себе не согласиться с вами, дядя! Письмо адресовано именно мне! И я уверена, что это и мое дело тоже.
Малкольм покачал головой:
– Тебе кажется, что ты знаешь, о чем говоришь. Но ты всего лишь женщина. Ты ничего не знаешь ни о войне, ни о смерти. Ты не в состоянии даже понять, что именно поставлено сейчас на карту! Так что предоставь действовать мне.
Столь откровенно грубое заявление вначале испугало ее, но в следующую минуту в ней поднялась волна гнева.
– Да, я женщина, как вы справедливо заметили, и я действительно ничего не знаю о войне. Зато я слишком хорошо знаю, что такое смерть! Я насмотрелась достаточно, хватит на всю оставшуюся жизнь. Поэтому я больше не желаю этого видеть, тем более если могу предотвратить.
– Ты? Ты абсолютно ничего не можешь! Ты, может, думаешь, что владеешь волшебным ключиком к сердцу этого англичанина? Или ты полагаешь, что сможешь заглянуть в головы всех этих людей, которые веками мечтали уничтожить наш род? Глупая девчонка! Ты ведь видела это письмо! Так неужели же ты не распознала ловушки прямо перед собственным носом?
– А если это вовсе не ловушка? Что, если лорд Стрэтмор действительно уедет отсюда, если я сама, добровольно отправлюсь к нему? Почему не рискнуть?
Ей на память пришли слова письма, которые она так хорошо запомнила:
Леди Кайла,
Я, лорд Роланд Стрэтмор, граф Лорей, прошу Вас о встрече. Поверьте, я не менее Вашего желаю поскорее покончить с этой нелепой погоней. У меня на руках имеется документ, который совершенно ясно доказывает невиновность Вашего отца. Думаю, Вам будет интересно самой взглянуть на него.
Всего одна встреча – и документ Ваш. Если Вы согласитесь, обещаю, что ни Вам, ни Вашим людям не будет причинен вред со стороны меня или моих людей.
Итак, ожидаю встречи с Вами, миледи, с огромным нетерпением.
Ваш Стрэтмор.
Ему вовсе не нужно было перечислять все титулы, достаточно было и одного имени, чтобы понять, от кого это письмо. Роланд Стрэтмор, ищейка короля Генри, Цербер – как его называли, не пожалел труда самолично написать ей письмо, чтобы покончить с кошмаром, в котором она жила последнее время. Когда-то он был с ней помолвлен. Это могло повлиять, хотя и совсем не обязательно, на то, что он лично предпринял определенные усилия, чтобы с ней встретиться. На самом деле это было неважно. Единственное, что ее сейчас волновало, это чтобы ни одна возможность предотвратить кровопролитие, как бы иллюзорна она ни была, не ускользнула из рук.
– Разумеется, это ловушка! И то, что ты хотя бы сомневаешься в этом, как раз и говорит о том, что у тебя совершенно нет мозгов! – Малкольм чуть помедлил, очевидно, ожидая, чтобы его слова дошли до глупенькой племянницы. – Не сомневаюсь, что ты хочешь как лучше, Кайла. Я также не сомневаюсь в твоем добром сердце. Но ты не можешь довериться этому негодяю. Эти англичане не лучше самых коварных, злобных тварей, поверь мне!
– Нет! – Она спокойно смотрела прямо ему в лицо, стараясь придать своему голосу как можно больше твердости и уверенности. – Я слышала, что Стрэтмор – человек чести. Если он прислал письмо, значит, у него есть на это причины и он намерен выполнить свои обязательства.
– Дура! – категорично заявил Малкольм. – Да ведь именно Стрэтмор отдал приказ атаковать нас меньше часа назад. Его солдаты уже направляются сюда. И ты все еще ему веришь?
Не дожидаясь ответа, он резко развернулся и, войдя и кабинет, захлопнул за собой дверь.
Кайла смотрела ему вслед, открыв рот, пытаясь переварить то, что только что услышала. Неужели это правда? Неужели это письмо – не более чем лживая уловка верного прихвостня короля?
Отдал приказ к атаке?
Нет. Она отказывалась этому верить. Это было бы слишком жестоко – вот так разом расстаться со всеми своими надеждами, и именно теперь, когда она твердо решила пожертвовать собой – не такая уж большая цена за безопасность брата и восстановление доброго имени отца.
Коннер Уорвик, барон Роузмид, когда-то уверял дочь, что человек, которого она никогда не видела, но с которым должна была бы провести всю свою оставшуюся жизнь, граф Лорей, – благородный и честный человек. А Кайла была уверена, что отец никогда бы не стал ей лгать только для того, чтобы успокоить. Коннер слишком высоко ценил честь и достоинство. Если бы он хоть на минуту заподозрил, что Кайла может оказаться во власти бесчестного человека, то, несомненно, просил бы короля разорвать эту помолвку. И она также знала, что король достаточно любил и уважал ее отца, чтобы удовлетворить его просьбу.
Да, Коннер действительно был всеобщим любимцем – большой, сильный, он напоминал добродушного медведя и в то же время отличался острым умом и часто давал своим друзьям весьма хитроумные, дельные советы. И даже сдержанный и весьма трезвый в своих оценках король не мог устоять перед обаянием барона. Он высоко ценил его за добрый юмор и острые, точные суждения.
Именно поэтому, как думала Кайла, ее любимый отец проводил при дворе короля Генри больше времени, чем в своем собственном поместье, находящемся менее чем в трех днях пути. «Я нужен королю», – со вздохом говорил Коннер своей жене, терпеливой Элейн, в очередной раз расставаясь с ней. Та в ответ лишь вздыхала и успокаивала мужа, целуя его на прощание.
Может быть, в этом состояла ее слабость, думала теперь Кайла, вспоминая прожитые годы. Быть может, ее мать была слишком добра и терпелива? Прояви она хоть чуть больше раздражения по поводу постоянных требований короля видеть подле себя Коннера, ее любящий муж наверняка оставался бы дома подольше, потому что Коннер Уорвик горячо и безмерно любил свою жену. Все знали об этом.
Возможно, именно поэтому все так легко поверили в то, что он убил ее в припадке дикой ревности. Учитывая обстоятельства – ее нашли в постели рядом с другим мужчиной, близким родственником короля, – едва ли можно было предположить что-нибудь еще.
Кайла потрясла головой, пытаясь избавиться от назойливых мыслей, которые преследовали ее последние полгода.
Неважно, насколько очевидны были факты и доказательства, неважно, что считали другие, Кайла твердо знала, что ее отец никогда не смог бы убить свою обожаемую Элейн. Никогда! После ее смерти он сам словно умер.
Но король Генри был убежден в том, что ее отец – убийца. Так было проще. И он послал целую армию за Уорвиками, чтобы потешить свою гордость, чтобы показать всем, что приближенный к королю человек, убивший свою жену, не может просто так сбежать, не может спасти от королевского гнева и справедливого наказания ни себя самого, ни своих детей, которых король, видимо, также считал в ответе за грехи их отца. Спрятавшись в шотландском замке своего дяди, Кайла и его втянула в эту войну.
И теперь у Кайлы оставался всего один шанс все исправить, пока еще не стало слишком поздно. Она должна найти Роланда. Если этот англичанин направляется сюда, она сама поедет к нему. Она должна…
Она убедилась, что Малкольм не собирается ее слушать, и это стало для нее настоящим ударом. Каким же надо быть злым и жестоким человеком, чтобы так яростно ненавидеть своих племянников за то, что в их жилах течет английская кровь. Он ни на минуту не забывал об этом, даже обнимая их – детей своей сестры. А Кайла еще надеялась найти спокойное убежище среди своих шотландских родственников!
И все же с самого начала все было далеко не так просто. Да, у Малкольма были рыжие волосы, как у всех Макалистеров, и такая же высокая, крепкая фигура. Но этих горящих ненавистью, почти безумных глаз Кайла не могла припомнить ни у кого из ее шотландской родни.
Когда они приехали сюда с Алистером, измученные, растерянные, он позволил им остаться, терпеливо выслушал их историю. Тогда Кайла подавила возникшие было дурные предчувствия, особенно когда она увидела надежду и облегчение на изможденном лице Алистера. Хотя за все долгое путешествие она не услышала от своего храброго брата ни одного слова жалобы, она знала, что у него почти не осталось сил, как, впрочем, и у нее.
Она с грустью и сожалением думала о том, что его детство закончилось слишком рано, и она уже больше не увидит того беспечного, озорного сорванца, которым он был совсем еще недавно. Она с болью в душе отмечала отчаянное, озабоченное выражение, не сходившее теперь с его лица. И когда две недели назад Малкольм показал им их комнаты здесь, в замке, она впервые за последние месяцы вздохнула с облегчением, заметив радость, мелькнувшую на миг в глазах брата.
Это была самая ужасная зима в ее жизни. И, к сожалению, она еще не закончилась.
Малкольм был глубоко уязвлен решением своей сестры выйти замуж за англичанина. Сначала Кайла этого не понимала. Она, конечно, знала о том, что между братом матери и ее отцом были довольно напряженные отношения. Ведь Малкольм ни разу не принял приглашения приехать в Роузмид, хотя, как знала девушка, родители посылали ему приглашения ежегодно.
Как-то неделю назад, поздним вечером, когда большая часть слуг уже легла спать, Кайла наткнулась на дядю, который сидел в гостиной и пил виски, окруженный осколками разбитого вдребезги графина. Рассыпанные вокруг мелкие кусочки стекла сверкали тысячами звездочек, отражая огонь камина и горящих свечей.
Когда Кайла, вскрикнув, бросилась к нему, Малкольм принял ее за Элейн. Он схватил ее за руки и принялся укорять за то, что она бросила его, своего брата, предала, перешла на сторону его врага. Он говорил яростно, с болью и ненавистью, и было ясно, что он не простил ее и никогда не простит. Но, выплеснув на нее всю свою ярость, он вдруг обнял ее и прижал к себе, и Кайла увидела слезы в его глазах. Он продолжал что-то бессвязно бормотать, но девушка вырвалась из его рук и быстро выбежала из комнаты.
К счастью, Малкольм наутро ничего не вспомнил. Во всяком случае, он никогда не упоминал об этом вечере. И Кайла почти забыла об этом – пока не получила сегодня утром записку от Роланда с предложением мира.
Она была готова на сделку и даже, более того, всей душой стремилась к этому. Ведь ей представлялась прекрасная возможность очистить имя отца и восстановить фамильную честь. Ничего не могло быть важнее этого.
Но Малкольм не хотел мира, нет, он жаждал битвы. Как же ужасно оказаться в заложниках у безумца, сжигаемого ненавистью, еще страшнее – стать причиной кровопролития. Малкольм увидел в этой ситуации шанс взбунтоваться против судьбы, отомстить тем, кто отнял у него сестру. Это был его золотой час для мести.
И теперь сюда шли солдаты.
Но где Алистер?
Кайла нашла брата в его комнате. Он стоял возле своего скромного ложа спиной к ней и смотрел вниз на что-то, лежащее на покрывале.
Кайла тихо проскользнула в комнату, но брат все же услышал ее и бросил быстрый взгляд через плечо, чтобы убедиться, что не ошибся.
– Они хотят, чтобы мы сдались, – сказал он подавленно.
– Кто они?
– Англичане.
Он произнес это слово с таким презрением, словно оно было для него ненавистным, словно он сам не был наполовину англичанином. Это работа Малкольма, поняла Кайла, чувствуя неприятный холодок внутри.
Она подошла к нему и увидела, что он смотрит на широкий меч, лежащий посреди шкуры, покрывающей его кровать. Кайле он показался пугающе огромным. Вдоль всего тускло мерцающего стального клинка виднелись пятна ржавчины.
Ее сознание отказывалось принимать какую-либо связь между этим ужасным оружием и ее братом. Что делает здесь этот отвратительный меч? Алистеру нельзя брать его, он может пораниться! Не соображая, что делает, Кайла потянулась к рукоятке, намереваясь схватить ее.
Но Алистер опередил ее. Ему пришлось взять меч двумя руками, чтобы с видимым усилием поднять его.
– Что ты делаешь? – Кайла попыталась унять дрожь в голосе, испытывая единственное желание – отобрать у брата оружие.
– Ты разве не слышала? – спросил он и взмахнул мечом в одну, потом в другую сторону. Меч пока еще плохо его слушался, и Алистер все свое внимание сконцентрировал на том, чтобы крепко держать его в руках.
– О чем слышала? – недоуменно спросила Кайла. Но в ту же минуту действительно услышала за окном новые, зловещие звуки, от которых ей стало жутко. И как она сразу не обратила на них внимание? Топот множества обутых в сапоги ног, грубые, резкие мужские голоса, от которых ее кожа тут же покрылась мурашками. Кайла обхватила себя руками, пытаясь унять внезапную дрожь.
– Лорд Стрэтмор приказал дяде сдаться. Уорвикам – сдаться! Он сказал, что если дядя этого не сделает, то он никого не пощадит в Гленкарсоне.
Алистер опустил меч и бросил его на кровать, поникнув головой. Только теперь Кайла заметила, что он одет в тунику, под которой поблескивает металлическая кольчуга. Наряд взрослого воина был слишком велик для его худенького тела. Кровь бросилась ей в голову. Она хотела закричать, но горло сдавило от ужаса, и она едва прошептала:
– Нет!
– Это правда. – Алистер первый раз за все время разговора взглянул ей в глаза. – Я сам видел этот ультиматум. Его принесли сегодня днем, вскоре после того, первого, письма. Дядя дал мне его прочитать.
– Нет, – повторила она, не желая верить этой чудовищной новости.
Незнакомые, зловещие звуки за окном становились все громче. Кайла хорошо понимала, что они предвещают.
Облака закрыли солнце, и комната погрузилась в серый полумрак.
– Он безжалостен, Кайла. Вот почему его прозвали Цербером, адским псом. Он ни за что не остановится, пока мы сами его не остановим. Это будет продолжаться бесконечно. И рано или поздно он схватит тебя. – Детская рука Алистера обхватила рукоятку меча. – Но я не позволю, чтобы это произошло. Не позволю ему убить тебя!
– Послушай, – начала Кайла взволнованно.
– Алистер! – прервал ее грубый голос, раздавшийся из двери.
И вновь Кайлу охватила дрожь. Малкольм!
– Все будет хорошо, Кайла, – поспешно сказал ее брат. – Я буду тебя защищать!
– Я не позволю тебе этого делать! – воскликнула девушка и не узнала своего голоса – тонкого, срывающегося.
Малкольм заговорил снова, появившись в дверном проеме темным силуэтом на фоне освещенного холла.
– Ты очень ошибаешься, если думаешь, что у тебя есть выбор, Кайла. Ты останешься здесь с остальными женщинами. Все это дело тебя не касается.
– Но я не позволю вам! – закричала она, бросаясь к двери.
Она попыталась проскользнуть мимо него, но Малкольм без труда задержал ее, схватив своими сильными руками за талию.
– Алистер! – снова позвал он своим не терпящим возражений тоном, заставившим Кайлу содрогнуться.
Девушка услышала за спиной легкие шаги брата. Алистер обогнул их обоих и вышел из комнаты.
– Нет! – закричала ему вслед Кайла, протягивая руки. – Вернись!
Алистер оглянулся, его взгляд был красноречивее любых слов. А затем он быстро исчез из вида. Кайла, пылая негодованием, обернулась к Малкольму.
– Ему нужна одна я! – в ярости крикнула она. – Отпустите меня! Я договорюсь со Стрэтмором.
– Никогда, – твердо заявил Малкольм, и Кайла поняла, что это его последнее слово.
– Но Алистеру всего двенадцать! – вскричала Кайла. – Сжальтесь! Ведь он совсем еще ребенок! Не делайте этого с ним!
Малкольм лишь скривился в презрительной гримасе.
– Он мужчина. Или был бы мужчиной, если бы ты так не нянчилась с ним. И это его святое право – сражаться с теми, кто погубил его отца!
– Но он погибнет!
– А хоть бы и так – он умрет, как мужчина. И довольно об этом.
– Мы все погибнем! Неужели вы не понимаете? Их в несколько раз больше. Вы хотите заставить крестьян со своими мотыгами и косами сражаться против хорошо вооруженных воинов!
– Раз того желает бог, пусть будет так.
Но жажда крови, которую она увидела в его глазах, яснее слов сказала ей обо всем. Этого желал не бог, а сам Малкольм. С холодной решимостью он толкнул ее в сторону комнаты. Кайла упала, ободрав ладони и больно ударившись об пол. Прежде чем она успела подняться, запутавшись в юбках, Малкольм вышел, закрыл за собой дверь и запер ее на замок.
– Увидимся позже сегодня вечером, племянница, – раздался его приглушенный толстой дверью голос.
– Нет! – рыдала Кайла, изо всех сил колотя кулаками в дверь.
Все было бесполезно. Она оказалась в ловушке.
Несколькими часами позже, когда в ее комнату начал проникать едкий дым, она поняла, что все кончено. Поместье горело. Они потерпели поражение.
Это был ужасный день. Тот, кто отважился бы подняться на один из окружающих долину скалистых холмов, в первый момент не увидел бы там ничего из ряда вон выходящего. Правда, небо, словно кипящий серый котел, выплескивало на землю холодные капли, и серый мглистый туман клубился над землей. Но это была обычная погода здесь, в горах Шотландии, ранней весной. Повсюду была грязь и слякоть, но чего иного можно ожидать, когда дождь льет почти весь день? Однако, поднявшись еще выше, нельзя было бы не заметить, что к запахам прелой сырой земли примешивается какой-то иной, чужеродный запах – резкий, с металлическим привкусом, от которого обычно поднимаются волосы на затылке и шерсть на загривке животного.
Битва за Гленкарсон была столь же беспощадной и жестокой, как и все остальные битвы, что велись испокон века в этом суровом горном краю. И мирная бурая грязь Гленкарсона стала красной от крови в тот вечер.
Кайла медленно брела, осторожно выбирая, куда поставить ногу, высоко подбирая юбки. Она перешагивала через тела, стараясь не думать и не чувствовать. Ее целью была группа, лежащая в центре поля. Там она должна найти его, отчего-то она была в этом уверена.
На мгновение в ее памяти вдруг снова раздались крики, которые долетали до нее, запертой в одной из дальних комнат замка. Крики мужчин и женщин, звон стали и ржание лошадей… Теперь она слышала лишь вздохи да плач женщин, которые так же, как и она, бродили среди тел, пытаясь разыскать своих близких. Кайла зажала уши ладонями – она больше не хотела ничего слышать. Лишь один голос звучал сейчас в ее голове, лишь одно имя шептали ее губы:
– Алистер, Алистер…
Дядя ее не интересовал. Именно он был виноват в том, что произошла эта ужасная бойня, и теперь она желала ему провалиться в ад. Но Алистер, ее милый Алистер, слишком юный, слишком слабый для того, чтобы сражаться мечом, который он даже не мог как следует удержать в руках. Боже, Алистер…
Она нашла его там, где и думала, – маленького, тихого, с бледным лицом и руками, покрытыми кровью и грязью. Слишком бледного. Слишком тихого.
Она не знала, как долго просидела возле него, обнимая, держа на коленях его голову. Она не видела затянувших небо туч, не слышала раскатов грома. Она не чувствовала, как холодный дождь заливает долину.
Струи дождя омыли его юное лицо, промочили и разгладили гриву ярко-рыжих волос, похожих на ее собственные. Этот мальчик – единственное, что у нее оставалось в этом мире, единственное, ради чего она жила последние месяцы…
Кайла Уорвик не плакала. У нее не дрожали руки, когда она стирала воду с его лба. И ноги у нее лишь немного подогнулись, когда она встала и, нагнувшись, подняла тело своего брата и понесла его прочь из долины Гленкарсон.
2
– Сегодня черный день, – сказала старуха, помешивая какое-то варево в котелке, висящем над костром.
Замечание едва ли требовало ответа, поэтому Кайла промолчала. Она опустила глаза и посмотрела на свои руки с въевшейся в кожу и под ногти грязью, которую не могла отмыть, как ни старалась.
– Тебе надо уходить отсюда, – продолжала женщина. Где-то снаружи, у входа в пещеру заблеяла коза.
– Да, – безучастно откликнулась Кайла.
– Они будут тебя искать. – Лорна, старая кастелянша Гленкарсона, постучала деревянной ложкой по краю котелка.
– Я знаю.
Было очевидно, что сейчас от Кайлы немного проку. Ее руки безвольно лежали на коленях ладонями вверх, казалось, у нее нет сил даже просто сжать пальцы. Бледная, землисто-серого цвета кожа делала ее похожей на привидение. Разглядывая свои руки, Кайла вспомнила, как ее мать холила свои руки, каждый вечер натирала их специальным жиром, смешанным с травами, чтобы они все время оставались нежными и гладкими.
Руки Кайлы, непривычные к грубой работе, теперь были покрыты порезами и волдырями.
– Я уйду прежде, чем они доберутся сюда, – сказала она все так же равнодушно.
– Хорошо.
Лорна много лет служила в замке Малкольма Макалистера. Но сегодня вечером она лишилась крова, как и другие, оставшиеся в живых члены клана, с незапамятных времен населявшего этот суровый край, затерянный среди скал и холмов. Деревня была сожжена дотла.
В пещере было холодно и сыро, но и в выгоревшем замке едва ли было лучше.
Лорна снова постучала по краю котелка, очевидно, для пущего эффекта.
– Ты можешь пойти к людям твоего отца.
– Я уйду, – устало повторила Кайла.
– Так будет лучше.
И вновь Кайла не могла придумать, что сказать. Будет ли так действительно лучше? Она не знала. Будут ли англичане ее преследовать? Имеет ли она для них хоть какое-нибудь значение теперь, когда и ее брат, и дядя мертвы? И будут ли они по-прежнему требовать от клана ее выдачи?
Как много вопросов. Хотелось бы ей ответить хоть на один из них!
В свете костра тускло поблескивала золотая рукоятка кинжала, который Кайла прицепила к поясу. Она похоронила Алистера без этого кинжала. Украшенный драгоценными камнями, с острым опасным клинком, он принадлежал ее матери. Кайла была уверена, что ни мать, ни брат не стали бы возражать.
У входа опять заблеяла коза, и в пещере появилась новая сгорбленная фигура. Кайла узнала древнего старца Колина. Скорее всего, он пришел сказать, что ей пора уходить. Кайла встала.
– Возьми коня своего дяди, девушка, – сказал он, и она почувствовала в его голосе сочувствие. – Это добрый конь, только будь с ним построже.
– Спасибо тебе. – Кайла подняла с земли кожаную седельную сумку, на которой сидела, и вышла из пещеры.
Морозный ночной воздух был чист и свеж, хотелось вдохнуть его полной грудью, хотя он и обжигал легкие. Жеребец Малкольма чудесным образом совершенно не пострадал в битве, очевидно, только он один и выжил в этом кровавом ужасе. Он наклонил свою великолепную лоснящуюся шею, словно приветствуя Кайлу. Девушка погладила его по носу, похлопала по шее. Абсолютно черная масть, без единого пятнышка, отметила про себя Кайла и тут же с усмешкой подумала о том, как подходит черный конь ей – дочери человека, объявленного вне закона, вынужденной скрываться от всего мира.
Кто-то подсадил ее, она даже не поняла, кто. Седла не было, но ей не привыкать ездить без седла. Юбки задрались до колен, она не стала обращать внимания на такую ерунду.
Ее окружала горстка людей. Кайла с трудом различала их лица в тусклом свете луны, но могла без труда представить себе их суровое выражение. Эти гордые люди без охоты приняли ее и Алистера и теперь испытывали явное облегчение от того, что избавились от них обоих.
Кайла понимала, что в этом не было ничего личного. Непросто принять у себя в доме человека, за голову которого назначена награда. И ей еще повезло, что они слишком сильно ненавидели англичан, чтобы выдать ее за вознаграждение.
Колин протянул ей увесистый мешочек.
– Вот возьми, здесь еда на четыре дня, – проскрипел он своим старческим голосом. – Езжай на юг, девушка, в Глен-Мор.
– Спасибо вам, – сказала Кайла. – Спасибо за все… и простите меня.
Она развернула коня, и люди молча расступились, давая ей дорогу.
Ни одного слова прощания не раздалось ей вслед. Только чавкающий звук копыт по грязной, раскисшей дороге сопровождал ее, пока она направлялась к южной границе с Англией.
Через какое-то время Кайла почувствовала, что успокаивается, убаюканная ритмичным стуком копыт. Она расслабленно покачивалась на спине лошади, предоставляя жеребцу самому выбирать ритм и дорогу. Во всяком случае, он знал местность гораздо лучше, чем она. Ей очень повезло, что ей достался вороной ее дяди. Эти люди могли ничего ей не давать. Они ничем не были ей обязаны, в то время как она сама должна была им гораздо больше, чем могла когда-либо отдать.
Жеребец принес ее к светлой рощице из сосен и берез. Где-то среди валунов пробивался ручей, Кайла слышала его журчание, но не было места, где можно было бы укрыться. Кайла ласково погладила своего скакуна, поблагодарила его, а затем легла на холодную землю, подножие под голову седельную сумку.
Ее не беспокоило то, что лорд Стрэтмор или его солдаты могут найти ее здесь и убить во сне. В глубине души она даже хотела этого, хотела покончить с этой жестокой, безрадостной жизнью. Она не знала, для чего выжила и как ей теперь жить дальше.
Кайла даже не стала стреножить жеребца, пусть идет куда хочет. Если придут солдаты и схватят ее, он сможет убежать. По крайней мере, он выживет. Эта мысль даже как-то успокоила ее, и через мгновение Кайла провалилась в глубокий сон.
Но солдаты не пришли, ее никто не нашел, и когда она проснулась на следующее утро, то увидела вороного, терпеливо стоящего возле нее и медленно жующего скудную прошлогоднюю траву.
Ее плащ пропитался влагой от земли, но хорошо уже то, что не было дождя.
– Эй, приятель! – ласково позвала она вороного, приподнимаясь с земли. – Неужели у тебя не хватило ума бросить это безнадежное дело и свою никчемную новую хозяйку?
Жеребец скосил на нее глаза, но продолжал флегматично жевать. Хруст травы на его зубах был единственным звуком, нарушавшим лесную тишину, и потому казался очень громким. Он заставил Кайлу внезапно вспомнить, что она сама не ела уже целую вечность или, по крайней мере, весь прошлый день. Девушка открыла мешочек, который дал ей перед расставанием старый Колин, и, достав овсяные лепешки, принялась за еду, в мрачной задумчивости созерцая лежавшее недалеко, повалившееся, видимо, от ветра, дерево.
Только теперь медленно и постепенно чувство оцепенения, охватившее Кайлу на поле Гленкарсона, начало отпускать ее. Начался новый день, яркий и солнечный, а вместе с ним к девушке вернулось ощущение реальности. Неважно, что сама она была этому не слишком рада.
Кайла была благородной леди, дочерью знатных и богатых родителей. С детства она была окружена заботой и любовью. И вот теперь она осталась одна в целом свете, ей не к кому было даже обратиться за помощью. Несмотря на слова Лорны, Кайла понимала, что люди ее отца не станут ей помогать, им нет до нее никакого дела. Малкольм был ее последней и, как оказалось, напрасной надеждой.
Лепешка кончилась слишком быстро, но Кайла не решилась съесть еще хоть одну. Она не знала, где и когда сможет найти еду. Правда, невдалеке текла быстрая речка, Кайла слышала, как она журчит по камням. А это значит, что она сможет поймать рыбу. Ловить рыбу Кайла умела. Когда-то это было любимым занятием отца. И это им очень пригодилось во время их побега.
Когда Кайла поняла, что отец так и не может оправиться от шока после смерти матери, ей пришлось взять на себя все заботы о семье. Деньги, которые они смогли взять с собой, кончились довольно быстро, и Кайле пришлось учиться выживать в суровых условиях. Она многому тогда научилась, в том числе и ловить рыбу. Однажды она едва не заболела, проведя несколько часов в ледяной воде горной речки, пытаясь поймать рыбу тупым деревянным копьем, которое сама и сделала. Это заставило отца хоть немного прийти в себя, пусть и ненадолго. Он вырвал у нее копье, сломал его о колено в приступе гнева, впервые проявив хоть какие-то чувства после смерти матери. В ту ночь он сам наловил рыбы.
Но Кайла внимательно наблюдала за ним и таким образом училась.
Кайла знала, что отец так и не осознал до конца, что же произошло в те страшные дни. С того момента, когда он услышал о смерти жены, он словно ослеп и оглох. Казалось, дух его умер, в то время как тело еще продолжало жить.
По правде говоря, Кайла и сама не понимала, как она могла оставаться такой собранной и действовать столь решительно и разумно после того, как она обнаружила тело убитой матери. Возможно, она просто знала, что иначе они все погибнут.
После разразившегося скандала именно она занималась всеми делами до тех пор, пока это было возможно. Она видела, как растет подозрение в глазах слуг, отмечала изменение отношения к ним со стороны знакомых, арендаторов и челяди. Невысказанные обвинения так и носились в воздухе. Людская кипела от слухов, которые Кайла не могла ни пресечь, ни опровергнуть.
Когда в Роузмиде начали появляться высокородные гости, Кайла поняла, что вело их сюда вовсе не желание выразить сочувствие, как они пытались продемонстрировать, хотя и ловила на себе жалостливые взгляды. Нет, все эти люди явились посмотреть на ее отца, на убийцу, которым они все без исключения его считали. Вот так просто – поглазеть на убитого горем человека, почти безучастного к тому, что творилось вокруг него. Их бездушная жестокость потрясла тогда Кайлу до глубины души.
Жеребец прекратил жевать и подошел к тому месту, где она сидела, безучастно глядя в пространство, погруженная в свои воспоминания. Он наклонил к ней голову и громко фыркнул, потряхивая гривой.
– Ну что, наелся, приятель? – спросила Кайла, отряхивая руки от крошек. – Надеюсь, что да. Пошли, поищем воду.
Она взяла коня под уздцы и повела его к речке, ориентируясь по звуку журчащей воды. Им пришлось довольно долго добираться до берега да еще и выбирать место поудобнее. Так что, когда перед ними засверкала манящая своей прохладной свежестью вода, они оба порядком устали и страдали от жажды. Жеребец тут же вошел в воду и принялся с жадностью пить; Кайла последовала его примеру, войдя в воду чуть выше по течению.
Солнечный свет сверкал и переливался в прозрачных струях, бегущих по камням. Кайла опустила руки в воду и плеснула ее себе в лицо. Вода оказалась обжигающе холодной, так что у Кайлы захватило дыхание. Но она снова и снова плескала в себя водой, чувствуя, как к ней возвращаются силы. Затем она выбралась на берег и села, подставив солнцу лицо и руки. Вытереть их было все равно нечем.
Кайла сидела на берегу и словно со стороны наблюдала за собой: как успокаивается ее дыхание, как исчезает дрожь в руках, как высыхает и нагревается на солнце ее кожа. Но мысленно она все еще оставалась там, в том страшном времени, последовавшем за смертью матери.
Кайла была уверена, что отец не убивал свою жену. Но кто же мог это сделать, причем так, чтобы подозрение пало на ее отца и чтобы полностью уничтожить всю семью?
Кайла была молодой и сильной, и бог не обидел ее умом. А главное – ей уже было нечего терять. От ее прежней жизни почти ничего не осталось. И в любом случае она охотно рискнет всем этим, чтобы отомстить.
Она не знала настоящего виновника всех ее бед, не знала имени убийцы. Но ей был известен человек, в руках которого находились ответы на многие вопросы, и он же нес ответственность за то, что ее жизнь окончательно разлетелась в клочья. Ее бывший жених написал ей, предложив отдать некий документ, доказывающий невиновность отца, документ, который мог спасти их всех. Но как же он мог, зная, что Коннер невиновен, преследовать их, а затем, даже не дождавшись ее ответа, напасть на Гленкарсон, погубить ни в чем не повинных людей? Как он мог оказаться настолько бесчестным? Неужели ее отец в нем ошибался? Видимо, так. Иначе как еще можно объяснить подобное коварство!
Что ж, она разыщет Стрэтмора, и тогда ему придется ответить на ее вопросы, хочет он этого или нет. А если откажется, она убьет его. Возможно, стоит его убить в любом случае. По крайней мере, она отомстит за брата и отца.
Пришло время охотнику почувствовать, что это такое – быть дичью.
– В самом деле, Стрэтмор, – недовольно проворчал сэр Джон Хайндридж. – Это всего лишь какая-то мерзкая шотландская деревушка, едва ли достойная упоминания. Я просто отказываюсь понимать причину твоего чрезмерного волнения.
Роланд, не поворачивая головы, продолжал разглядывать грязную улицу сквозь толстое мутное окно гостиничного номера. Лишь сжатые пальцы на оконной раме выдавали его гнев.
– Эта мерзкая деревушка, – сказал он тихо, – была единственным домом для сотни с половиной ни в чем не повинных людей, которые не участвовали в этих играх.
– Ай, брось! – презрительно фыркнул Хайндридж. – Уж едва ли они так невинны. Они все тут заодно! Малкольм Макалистер приютил беглецов из одного только желания позлить нас. Все эти мятежники получили то, чего заслуживали. Они нарушили закон, ослушались приказа короля. И они должны были быть наказаны!
– Возможно, ты прав. – Роланд наконец обернулся и взглянул на военного министра короля Генри. – Но согласись, это мое дело – наказать их, а уж совсем никак не Рейнарда.
– Тут я не могу с тобой не согласиться. Он явно перестарался. И могу тебя заверить: король его за это накажет.
– Полагаю, что так.
Роланд вновь отвернулся к окну. Под ним суетились жители этого приграничного английского городка. Его глаза выхватили из толпы женщину, торговавшуюся с булочником, в то время как пятеро ребятишек цеплялись за ее руки и юбку. Интересно, сколько же детей из той горной шотландской деревушки остались бездомными сиротами только потому, что Рейнард «перестарался»? Скольких из них ждет теперь голодная смерть?
Король его накажет. Да уж, конечно! Роланд саркастически усмехнулся. Можно представить себе, какое наказание ждет человека, вырезавшего целую деревню!
– Ну так что, Стрэтмор, – заговорил вновь сэр Джон Хайндридж, расправляясь со своей порцией баранины. – Что теперь? У тебя ведь до сих пор нет доказательств смерти барона Роузмида. Если его дети живы, они едва ли поспешат дать тебе эти доказательства. Придется тебе возвращаться к королю с пустыми руками.
Роланд ничего не ответил, продолжая наблюдать за женщиной, которая, купив хлеб, спешила теперь по направлению к кузнице; ребятишки семенили позади нее.
– Она скорее всего погибла, – продолжал сэр Джон неожиданно смягчившимся голосом, в котором вдруг прозвучали какие-то человеческие нотки. – Она бы просто не смогла пережить зиму, не имея надежного пристанища. Я слышал, она весьма деликатная штучка. Такая же, как и ее мать.
– Возможно.
– У тебя больше нет обязательств перед этой семьей, и ты прекрасно это понимаешь.
– Мне об этом постоянно напоминают.
Роланд услышал, как сэр Джон за его спиной тяжело вздохнул.
– Какая трагедия, – пробормотал он, наверное, уже в сотый раз с момента их встречи в этой крохотной гостиничной комнатушке. – Такая изумительная, прелестная женщина, эта баронесса. Какая трагедия… Кто бы мог подумать…
– Действительно, кто, – пробормотал Роланд, обрывая жалостные вздохи военного министра. – Извините меня, сэр Джон, но я должен вас оставить. Я очень устал после долгого пути.
– Да, да, конечно. А все эта ужасная шотландская погода! До чего отвратительное место! Никогда не мог понять, отчего это кто-то может желать жить здесь.
– В самом деле. Доброго вечера вам, сэр Джон.
Роланд направился к двери.
– Стрэтмор! – остановил его возглас министра, прежде чем он успел выйти.
Роланд обернулся, держась за ручку двери, едва сдерживая нетерпение.
– Она больше не твоя невеста, даже если она и пережила эту зиму, – сказал Хайндридж, пристально глядя ему в глаза. – И тебе лучше об этом не забывать.
– Разумеется, – спокойно отчеканил Роланд и быстрым шагом покинул комнату.
Вопреки мнению большинства, Роланд был уверен, что Коннер Уорвик умер, а его дети живы. Он постоянно шел по их следу почти с той самой ночи, когда они сбежали и под чужими именами остановились в первой гостинице на своем пути.
Он один только и верил донесениям, которые регулярно получал от своих шпионов, следящих за двумя молодыми Уорвиками, путешествующими на север. Леди Кайла была слишком красива, чтобы долго оставаться неузнанной, как бы ей этого ни хотелось. Через разветвленную сеть его шпионов до него постоянно доходили сведения о красавице, похожей по описанию на Кайлу Уорвик.
Но при этом всегда упоминалось только о них двоих. Роланд не мог поверить, что Коннер добровольно бросил бы своих детей в такой отчаянной ситуации. Нет, они пытались выжить одни, потому что у них не было другого выхода.
Не то чтобы он не доверял донесениям королевских ищеек, которые доказывали, что всех трех Уорвиков следует искать где-то от Кента до Уэллса. Хотя у него были определенные сомнения в их усердии.
Король назначил огромную награду за голову человека, который безжалостно расправился с его кузеном, лордом Глоширом. А раз труп лорда Глошира был обнаружен в постели баронессы Роузмид, рядом с ее трупом, не было причин сомневаться в том, что оба они были убиты мужем миледи в припадке ревности.
Роланд не был так уж уверен в том, кто убил лорда Глошира, да, откровенно говоря, его это не слишком интересовало. Он никогда не любил этого человека, которого считал надоедливым павлином, бессовестно пользующимся своим родством с королем, чтобы добиться особого положения как при дворе, так и за границей. Роланд также не думал, что Генри сам очень любил своего кузена, но, конечно, теперь, когда тот умер, король не мог позволить его убийце остаться безнаказанным.
Итак, Генри послал Роланда арестовать барона Роузмида, потому что именно это и входило в его обязанности – во всех сомнительных и неловких ситуациях он должен был убирать концы. Прозвище Цербер было известно не многим, но те, кто осмеливался становиться королю поперек дороги, вскоре хорошо узнавали, за что Роланд получил его.
Тот факт, что дочь убитой женщины и человека, подозреваемого в убийстве, была его невестой, каким-то образом было оставлено королем без внимания.
– Найди их, – приказал ему Генри, – и приведи ко мне. Я позже решу, что делать с детьми. Но ты должен доставить их мне живыми, Стрэтмор!
И именно это Роланд собирался сейчас сделать.
В конце концов, эта помолвка была полностью затеей короля. Все было устроено без его, Роланда, согласия и, как он подозревал, без согласия девушки. Такое было в порядке вещей. Король Генри частенько устраивал браки своих приближенных, особенно тех, кто слишком долго, с точки зрения короля, избегал брачных уз.
В действительности Роланд даже удивлялся тому, что Генри так долго ждал, чтобы его женить. И полагал, что ему оказана большая честь, ведь для него была выбрана дочь одного из фаворитов короля да к тому же известная своей красотой.
Роланд лишь однажды видел леди Кайлу Уорвик из Роузмида, и она тогда была еще ребенком – длинноногая, нескладная десятилетняя малышка с огромными глазами и очень белой кожей. Она прибыла ко двору со своими родителями и, насколько он помнил, с младшим братишкой. Кто-то указал ему на ее мать, баронессу Роузмид, и он был тогда поражен в самое сердце ее красотой. Если Кайла хоть немного похожа на Элейн, ему следовало бы радоваться тому, что так повезло с невестой.
На самом же деле после того, как ему сообщили о помолвке, Роланд и думать забыл и о девушке, и о самой свадьбе. И только месяц спустя вспомнил о предстоящем венчании, не сильно беспокоясь по этому поводу.
Раз король подобрал ему невесту, так пусть позаботится и о самой церемонии. Генри любил устраивать все эти пышные празднества. Поэтому Роланд решил, что подождет, пока король объявит ему о дате его свадьбы. Тогда уж он явится на церемонию, а потом отвезет свою молодую жену в Лорей. До тех пор он вполне может выбросить из головы эти неприятные мысли.
Но вмешалась судьба и самым безжалостным образом нарушила все планы короля, оставив Роланда не только без невесты, но еще и с неприятной задачей. Теперь он должен был выследить и поймать отца своей бывшей невесты, саму леди и ее младшего брата, гоняясь за ними по всему королевству.
Впрочем, это его не слишком сильно беспокоило. До недавнего времени.
Хотя вина барона казалась вполне очевидной, у Роланда оставались некоторые сомнения. Слишком уж все было просто и ясно. Все указывало на вину человека, который, казалось, заледенел от горя, скорбя о смерти жены.
У него заняло несколько дней, чтобы собраться и сбежать вместе с детьми. Дней! Роланд был уверен, что виновный в убийстве сбежал бы немедленно и, скорее всего, один.
Роланд прибыл в Лондон сразу после убийства и таким образом сам оказался свидетелем того, как барон Роузмид, когда-то шумный и жизнерадостный, а теперь совершенно сломленный горем, увозил тело жены в свое поместье.
Сначала Роланд не узнал его, хотя много раз встречал при дворе. Перед ним была лишь тень прежнего барона Роузмида. Этот безучастный, раздавленный горем человек никак не укладывался в представление об убийце: ни расчетливой осторожности, ни паники человека, убившего в приступе ярости.
И все же он сбежал сразу после того, как похоронил жену.
Все это очень беспокоило Роланда. Впервые он почувствовал отвращение к своей работе. Он должен был преследовать глубоко несчастного, убитого горем человека, у которого в одно мгновение рухнула вся жизнь.
А кроме того, леди Кайла. Ее поведение оставалось загадкой для Роланда. Как могла она уехать с ним, с убийцей своей матери, с которой, как говорили, она была очень близка? Действительно, очень странно.
Да. Неприятная задача, как ни крути. Либо он преследует ни в чем не повинного человека и его близких, либо гонится за безжалостным убийцей, который тем не менее не захотел бросить своих детей. Но в любом случае, одна из его жертв – женщина, которая едва не стала его женой.
В результате всех этих раздумий в душе Роланда родилось и непомерно разрослось непривычное для него чувство вины. У него даже появилась совершенно сумасшедшая идея каким-нибудь образом спасти семью Уорвик, доказать невиновность Коннера.
По крайней мере, он мог спасти его детей. Он мог спасти Кайлу. Он чувствовал себя в долгу перед той десятилетней девочкой, вдруг выросшей и превратившейся в красивую женщину, его невесту, которой он так немилосердно пренебрегал.
Роланд вышел из гостиницы, смешавшись с толпой на площади. Та крестьянка с детьми уже ушла, но ее место заняли несколько десятков таких же, как она, безликих, озабоченных тем, как им пережить еще один день.
Стадо грязных овец со свалявшейся шерстью пересекало перед ним каменную мостовую, громко блея и цокая копытцами. Их сопровождали большая лохматая собака и маленький парнишка в клетчатом тартане. Роланд смотрел на них, а сам думал о том, что сейчас делают Кайла и Алистер.
Если бы он мог вернуться в прошлое, то не стал бы ждать так долго, чтобы выяснить это.
3
Она решила, что у нее все получается как-то уж слишком легко.
Прежде всего было счастливое стечение обстоятельств в том, что тот самый лорд, которого она искала, даже не потрудился покинуть маленький приграничный английский городок, хотя прошло уже пять недель со дня резни в Гленкарсоне.
Кайлу это не удивило. Зачем гоняться за ней по всей северной Шотландии? Гораздо разумнее оставаться в укрепленном английском городке, отправив туда своих людей. В этом проявился его здравый смысл. Она бы на его месте поступила точно так же.
И гостиницу, в которой остановились англичане, она тоже обнаружила очень быстро. Впрочем, в городке их было всего две, выбор небольшой. Но Кайле повезло, и она сразу попала в нужное место. Возле «Хвоста гончей» постоянно толклись английские солдаты, что косвенно подтверждало ее сведения.
Но, возможно, следовало лучше оглядеться, прежде чем браться за осуществление своего плана. Она дала себе всего один день на то, чтобы изучить место действий. Все, казалось, достаточно просто. Маленькая гостиница, двор с легким доступом к конюшне и главная улица…
Казалось, все так славно складывалось! Последние остатки сомнений по поводу ее предприятия мгновенно растаяли, едва она, опять же случайно, увидела, как через двор гостиницы идет человек, которого она так долго искала.
Во всяком случае, она думала, что это он.
Ни один другой человек в этом городке не мог иметь такого самоуверенного вида, говорящего о богатстве и власти.
День был пасмурный, и Кайла вначале не смогла его как следует рассмотреть, только отметила это выражение властности и уверенности в его походке, в том, как он держит голову. Но когда в следующую минуту порыв ветра разогнал облака и выглянуло солнце, девушка чуть не ахнула.
Какой же ужасной должна была быть судьба у этого человека, который при такой изумительной наружности мог так ожесточить свою душу! Это показалось Кайле слишком несправедливым.
Волосы цвета дикого меда падали волнами на широкие плечи, обрамляя совершенное по своей красоте лицо с твердым подбородком. Но при этом горькая усмешка, обращенная явно к самому себе, кривила красиво вылепленные губы. Цвет его светлых, сверкающих на фоне темной загорелой кожи глаз напомнил ей мерцающий зеленовато-голубой цвет моря в солнечный день. Однажды при дворе она видела небольшой камень такого вот точно цвета, вставленный в кольцо мавританского принца. «Бирюза» – назвал тогда принц этот камень.
В этот миг Кайла всей душой возненавидела Стрэтмора. Она ненавидела его за то, что он жив, в то время как Алистер мертв по его вине. Ненавидела за то, что этот человек, который собирался взять ее в жены, теперь намерен арестовать ее. За беспечный вид, говорящий о том, что его все это нисколько не волнует.
Но больше всего она ненавидела его за то, что он тот, кто он есть – человек, который преследовал их с усердием настоящей гончей и наконец загнал до смерти.
Единственное, за что она его не винила, – это за смерть матери.
Спрятавшись за пустой пивной бочкой, Кайла закрыла глаза, не желая больше видеть этого человека. Когда она открыла их, Стрэтмор уже ушел.
Девушка вернулась в густую тень здания и принялась ждать наступления темноты. А тогда она просто заберется в его комнату. Было несложно вычислить, где остановился важный лорд – конечно, в самой большой комнате с единственным балконом. Ей не составило труда забраться на этот балкон по деревянистым ветвям дикого винограда, оплетающего всю стену здания. Это заняло у нее не больше минуты.
Да, это и в самом деле оказалось совсем легко. Вот только поддавшись голосу сердца, а не разума, она оказалась в ловушке, и теперь ей предстоит умереть, так и не осуществив план мести, который она лелеяла со дня резни в Гленкарсоне. Он захватил ее, когда она попыталась броситься на него с кинжалом, и теперь, без сомнения, отдаст людям короля. И впрямь Цербер, верная ищейка короля Генри!
Руку саднило от соприкосновения с его каменной челюстью, но она с удовольствием повторила бы этот удар.
Он выпрямился, явно насмехаясь, после своего нелепого поклона, словно они были на балу, а не один на один в маленькой темной комнате в гостинице, куда она пришла, почти решившись убить его.
– Отдайте мне этот документ, – сказала она тихо, потирая костяшки пальцев.
Роланд отошел от нее на пару шагов, прежде чем ответить.
– Простите меня, – сказал он, скрыв чувства за безразличием. – У меня его нет.
От его пристального взгляда не укрылось выражение отчаяния, мелькнувшее на ее лице, и быстро сменившееся гневом. Ее глаза сузились от злости и тут же вновь раскрылись, сверкнув в темной комнате. «Интересно, какого они цвета? – подумал Роланд. – Зеленые? Или, может, голубые, как яйцо малиновки? Во всяком случае, какие-то очень светлые, полупрозрачные, серебристые…»
– Вы лжете! – прошипела она.
– Боюсь, что нет, миледи. Этого письма здесь нет.
Кайла колебалась одно мгновение. Он видел, что ей нестерпимо хочется заглянуть в шкатулку на столике, из которой выглядывал кончик какого-то документа.
– Это пустой лист, – сказал он мягко, проследив за ее взглядом.
Кайла резко развернулась, рванувшись с места так стремительно, что тяжелая масса волос хлестнула ее по лицу. И Роланду с неожиданной силой захотелось коснуться их, погрузить в них пальцы, почувствовать, каков на ощупь этот огненный каскад. Из-за этого неуместного сейчас желания он едва не пропустил момент, когда она бросилась к окну.
В последний миг Роланду удалось перехватить ее, правда, не без борьбы, и он беспокоился, что они наделали слишком много шума. За неимением лучшей идеи, он силой заставил ее сесть на свое спартанское ложе и опустился рядом, крепко прижимая ее к себе.
И снова он почувствовал ее дрожь – дрожь отвращения или бессильной ярости, – но сейчас он не мог, не имел права расстраиваться по этому поводу, как бы сильно его это ни задело. Он должен спасти ее, хочет она того или нет.
Роланд прижал губы к ее уху:
– Отведите меня к своему брату. Я обещаю, что в целости и сохранности доставлю вас в Лондон. И я попытаюсь склонить короля в вашу пользу.
Она ни слова не ответила, но он почувствовал, как Она задрожала еще сильнее.
– Я могу помочь вам, леди Кайла. Вы знаете это. Я могу помочь вам обоим.
Он чувствовал, как с каждым мгновением нарастает напряженность между ними, как разрастаются неконтролируемые эмоции, готовые выплеснуться наружу.
– Порождение дьявола! – выкрикнула она громко. – Отпусти меня! Или я тебя убью!
В то же мгновение он повалил ее на кровать, придавил своим тяжелым, мощным телом, зажав ей ладонью рот. Он увидел, как расширились в паническом ужасе ее глаза, почувствовал, как изогнулось с неожиданной силой ее тело. К счастью, он смог удержать ее, не дав ей выскользнуть из рук, когда открылась дверь и в щель просунулась голова стражника.
– Милорд? – послышался грубый голос. – У вас все в порядке?
– Да, Гилкрист, – отозвался Роланд, стараясь придать своему голосу лениво-насмешливый тон. – Просто мы с этой девицей занимаемся кое-какими упражнениями. Она, знаешь ли, дерзкая штучка.
Роланд старался по возможности загородить своим голом Кайлу, так чтобы стражнику было не видно ее лица и густой копны рыжих волос.
– Ага! – воскликнул Гилкрист и понимающе хмыкнул. – В таком случае, желаю вам хорошенько потренироваться.
– Можешь не сомневаться, – хохотнул в ответ Роланд.
– Бог в помощь, милорд, – ответствовал Гилкрист, закрывая дверь.
В этот момент Кайла укусила Роланда за руку.
– Вы явно не стремитесь завоевать мое расположение, миледи, – заявил Роланд в том же полушутливом тоне, в котором только что разговаривал с солдатом.
Он прекрасно понимал, что ей нет дела до того, как он к ней относится. Ее глаза раскрылись на мгновение еще шире, хотя ему казалось, что это невозможно, а затем сузились, и в них с прежней силой сверкнула ненависть. Она попыталась высвободиться, изо всех сил пихнув его в бок.
Каким бы соблазнительным ни казалось занимаемое им положение, Роланд все же намеревался сделать все от него зависящее, чтобы успокоить леди. Ему вовсе не хотелось, чтобы она каким-то образом навредила себе, уж не говоря о нем. Он должен постараться уговорить ее.
– Леди Кайла, – сказал он тихо. – Я действительно могу помочь, и это не пустые слова. Позвольте мне сделать это. Я отвезу вас и вашего брата в Лондон под своей защитой. Клянусь, что вам обоим не будет причинено никакого вреда. Я сумею убедить короля.
Он отнял руку от ее лица.
Ее удивительные глаза чуть поблескивали во мраке, негодующие и прекрасные, губы чуть припухли от борьбы, словно от поцелуев. И внезапно он осознал, что она не просто красива – она невероятно, просто ошеломляюще прекрасна.
И хотя ее лицо казалось изможденным, рот – слишком чувственным, брови – излишне прямыми, а шея – слишком длинной – все это не имело никакого значения для облика в целом, который казался совершенным. Это было какое-то колдовство, наваждение. Роланд почувствовал, что невольно поддается ее очарованию, и готов быть поклясться, что она это поняла и ничуть не возражает, напротив, это льстит ее самолюбию.
Роланд чуть потряс головой, чтобы прийти в себя.
Это было вовсе не в его духе – изображать из себя влюбленного мальчишку; и совершенно неважно, насколько очаровательна сама девушка. Он был ее защитником, а не возлюбленным.
И даже не ее женихом с некоторых пор.
Но при тусклом свете едва краснеющих углей очага он увидел, как она облизала губы кончиком языка, и почувствовал, что кровь закипает в его жилах.
Он приподнялся и сел, нахмурившись. Этого не должно было случиться.
– А где же тогда настоящий документ? – вдруг охрипшим голосом спросила Кайла. Она лежала, не двигаясь, необыкновенно соблазнительная, с волосами, разметавшимися по кровати, в черной тунике и рейтузах, которые без утайки открывали его взору все изгибы ее стройного девичьего тела.
Вопрос повис в воздухе как укор, он требовал честного ответа. Роланд не гордился тем, что сделал, хотя и считал это необходимым. Но сейчас ему вдруг захотелось нежно обнять ее, и если уж придется говорить правду, то сделать это как можно мягче. Вместо этого он резко ответил:
– Никакого документа не существует. Я все выдумал.
Ее губы чуть приоткрылись в молчаливом изумлении. Несколько мгновений она смотрела на него, затем медленно покачала головой, словно отказываясь верить.
– Это был всего лишь трюк, чтобы завлечь вас в ловушку. – И сами слова, и тон были совершенно безжалостны, словно таким образом он стремился избавиться от внезапной нежности – чувства, совершенно ему не знакомого, которое тревожило его, ибо он считал его слабостью. И он достиг цели.
Кайла закрыла глаза. Казалось, она была совершенно сражена этими словами.
Слабость продолжала все больше овладевать его сердцем, и он вдруг сам ужаснулся своему бездушию. Она выглядела сейчас такой ранимой, такой беззащитной. Как же он мог так поступить с ней?
– Кайла, теперь все кончено. Отведи меня к своему брату. Поверь, так будет лучше для вас обоих.
Она наконец открыла глаза, но не взглянула на него. Взгляд ее был направлен куда-то за его плечо, в угол комнаты.
– Столько загубленных жизней, – прошептала она отрешенно. – А это была всего лишь ложь. Они все умерли из-за лжи.
В нем все взорвалось в новом остром приступе слабости, которую он всячески старался подавить. Слабость еще никогда ему не помогала. Слабость делала его уязвимым, а Роланд провел последние тяжелые годы жизни, уверяя себя, что никогда больше не позволит себе быть уязвимым. Он резко поднялся.
– Нам надо возвращаться в Лондон. Я знаю, ваш отец мертв. Отведите меня к Алистеру, и мы можем сразу же уехать.
Кайла вновь пришла в себя, взгляд ее уже не был таким отрешенным, когда она прямо взглянула на него.
Он увидел отвращение в ее глазах. И это показалось ему таким разительным контрастом по сравнению с женственностью ее нежного тела, которое он ощущал под ой всего несколько минут назад.
– Вы знали, что я приду к вам, попавшись на вашу ложь, – с горечью произнесла она.
– Ну да, – признался он, – только я предполагал, что скорее придет Алистер. Я считал, что он более импульсивен, чем вы.
Со дня резни в Гленкарсоне Роланд не получал никаких сведений ни о Кайле, ни об Алистере. Целая деревня вместе с ее жителями бесследно исчезла с лица земли. Тот, кто выжил, а их, по-видимому, было немного, разбрелись или уехали. К тому времени, как туда прибыл Роланд, мертвые были мертвы уже слишком долго, чтобы можно было кого-нибудь узнать. Но у него было интуитивное убеждение, что Уорвиков среди них не было. Поиски по близлежащим холмам и долинам были бы пустой тратой времени. Местные жители гораздо лучше его собственных людей знали, как следует выживать в горах. И он вернулся обратно, в этот приграничный городок, чтобы как следует продумать свои дальнейшие действия.
Роланд не собирался никому рассказывать, тем более этой разъяренной молодой женщине, о том, как ему повезло, когда его оруженосец сегодня случайно на площади заметил леди Кайлу, которую однажды видел в Лондоне. Разумеется, он тут же доложил своему командиру, и Роланд сразу понял, что кто-то из Уорвиков наверняка посетит его сегодня ночью. Интуиция его еще никогда не подводила.
– Где Алистер? Он болен? – спросил Роланд. Он уже строил планы, намереваясь найти мальчика еще до того, как тот узнает, что его сестра схвачена.
Кайла словно не слышала его вопроса.
– Вы все выдумали! Вы выдумали этот документ. Вы придумали, что у вас имеются доказательства невиновности моего отца!
Роланд молчал, ожидая, когда она до конца свыкнется с этой мыслью.
– Вы написали мне, что у вас есть документ, доказывающий, что отец не убивал мою мать, – ее голос чуть дрогнул. – Вы обещали отдать его мне…
– Если вы встретитесь со мной в Гленкарсоне, – продолжил за нее Роланд. – Но вы этого не сделали.
Она замолчала и некоторое время пристально разглядывала его.
– Не знаю почему, но я ничуть не удивлена тем, что вы солгали. Ведь вы всего лишь послушный раб короля. Все это знают. У вас нет души. У вас даже не может быть угрызения совести да и самой совести тоже. Конечно, почему же вам не солгать, когда это выгодно!
– Конечно. Отведите меня к Алистеру, Кайла.
Она глухо засмеялась и отвернулась. У Роланда вдруг заныло в душе, что-то вдруг оборвалось.
– Я пыталась совсем недавно, – сказала она тихо, бросив взгляд на кинжал. – Не получилось…
«Черт возьми, – бессильно выругался Роланд про себя. – Черт, черт, черт!»
– Как он умер? – спросил он без всякого выражения.
– А вы как думаете? – выкрикнула она, быстро сев на дальний конец кровати и обхватив себя руками.
– От холода, – предположил он, следя за ней взглядом, желая сам поверить в то, что говорил. – В горах Шотландии очень холодные зимы…
– Его убил не холод, – возразила Кайла. – И ни Шотландские горы, лорд Стрэтмор. Его убили вы! Ведь это вы отдали приказ своим солдатам атаковать Гленкарсон. Алистер погиб с мечом в руках.
Было столько боли в ее внешне спокойном голосе. И это подействовало на него сильнее, чем крик или и нач. Это резануло его прямо по сердцу – настолько невыносимо для него было видеть ее, переполненную болью.
Но, быть может, это мучительное ощущение родилось в глубине его сердца? Он бы очень хотел сейчас сказать, что не несет ответственности за эту резню. Больше всего на свете ему хотелось сейчас отказаться от того, что было сделано от его имени. Он бы очень этого хотел. Но не мог.
Он не был в Гленкарсоне. Но он должен был там быть.
– Мне жаль, – сказал Роланд. – Я действительно очень сожалею. То, что произошло в Гленкарсоне, вообще не должно было случиться. Это была ошибка. Я всем сердцем сожалею об этом.
– Ошибка? Просто ошибка?
Кайла судорожно вздохнула, а затем медленно выдохнула воздух и смотрела при этом на него, не отрываясь. Кажется, она приняла какое-то решение.
– Я ухожу отсюда, – заявила она.
Она наклонилась и потянулась к кинжалу, который так и лежал среди грязных стеблей тростника.
Роланд отреагировал мгновенно. Он бросился к ней и успел выхватить кинжал из ее руки, пока она не сжала крепко пальцы на рукоятке.
– Мы все скоро отсюда уйдем. У вас есть другая, более подходящая одежда?
Он отметил, как напряглись ее плечи под черной туникой.
– Я скорее соглашусь путешествовать с самим дьяволом, чем с вами, – произнесла она медленно. – Оставьте меня.
– Если это все, что у вас есть, придется достать вам подобающую одежду, – продолжал Роланд, словно не слыша ее. – Я посмотрю, что тут можно будет сделать. Быть может, здешняя хозяйка сумеет подобрать вам какое-нибудь платье.
Он сунул кинжал за свой широкий кожаный пояс. Кайла покачала головой, взгляд ее чуть затуманился.
– Вы снова умудрились удивить меня своей наглостью, милорд. Но, может быть, я не так ясно выразилась, чтобы меня мог понять такой тупица, как вы? Я пришла сюда, чтобы убить вас. Во имя милосердия божьего я решила не делать этого. Но теперь я ухожу.
Он загородил ей дорогу, не касаясь ее. Кайла попыталась кинуться в одну сторону, в другую, но Роланд двигался проворнее. В результате этих маневров она оказалась прижатой прямо к стене.
– Простите меня, миледи. Видимо, это я не совсем ясно выразился. Вы поедете со мной в Лондон. – Роланд постарался пригасить угрозу в своем голосе до мягкого тигриного мурлыканья. Он знал, что такая тактика приносит больший эффект. Она была настолько меньше его, что он едва не улыбнулся, когда она бросила на него полный ярости взгляд.
– Я скорее умру!
– Нет, – сказал он все тем же ласковым, очень ласковым тоном.
– Тогда я убью вас!
– Нет, – повторил он с той же интонацией.
Он слышал ее прерывистое дыхание, почти физически ощущая ее напряжение, которое передалось и ему. Затем почувствовал, как оно начало медленно отпускать ее. «Отлично, – подумал Роланд, – сработало».
– Верните мой кинжал, – произнесла она почти без выражения.
– Думаю, что нет, миледи. Пока нет. Может быть, позже…
– Но он мой!
– Я сохраню его для вас в целости.
И вновь он почувствовал, как она напряглась, почти ощутил яростную вспышку эмоций.
– Когда мы доберемся до Лондона, – сказал он, положив руку на рукоятку кинжала, – мы поищем доказательства невиновности вашего отца.
– О да, конечно, – горько усмехнулась девушка. – Вот теперь я верю вам. Ведь у вас нет причин лгать мне. Каждый знает, как Цербер короля держит слово. Например, обещает, что никто не пострадает, и после этого сразу же отдает приказ спалить деревню дотла и перебить всех жителей.
Не показывая виду, сколько боли причинили ему эти слова, Роланд лишь небрежно пожал плечами.
– Если хотите уйти, леди Кайла, то пожалуйста. Я вас не держу. Солдаты снаружи, конечно же, сразу схватят вас. А я посмотрю на это. Конечно, мои люди не причинят вреда женщине. – Он улыбнулся ей с самым зловещим видом и с удовлетворением увидел, как она в замешательстве отступила. – Но, к сожалению, снаружи не только мои люди. Там есть и люди короля Генри. А им была обещана награда за то, что они схватят вас и привезут к королю, живой или мертвой. Впрочем, я думаю, что они предпочтут видеть вас живой хотя бы несколько следующих ночей, а там, кто знает, что им взбредет в голову. Их здесь около сорока человек…
Он отвернулся от нее, предпочитая не замечать ее возмущенный, испуганный взгляд, и направился к столику у двери.
– Мне нет дела до того, какой путь вы предпочтете. Как вы правильно заметили, у верной ищейки короля нет души и уж определенно нет никаких причин сожалеть о глупом выборе девчонки, которая не в состоянии увидеть путь к спасению, который ей предлагают.
Он уже взялся за ручку, но задержался, словно еще раздумывая.
– Я предложил вам свою защиту. Что бы вы обо мне ни думали, я действительно буду вас охранять. Это мой долг и моя задача. Так что вы скажете, миледи? Какой выбор сделаете? От этого сейчас зависит ваша судьба.
Тлеющий уголек в камине вдруг скатился, взметнув облачко светящихся золотистых искр, на короткий миг осветивших девушку. Но и этого короткого мгновения Роланду хватило, чтобы увидеть выражение покорного отчаяния, появившееся на ее лице. И хотя он должен был бы почувствовать удовлетворение, ему вдруг стало немного стыдно за то, что удалось так легко сыграть на ее страхах.
Но она, как оказалось, смогла вызвать в нем не только угрызения совести. Он ощутил пробуждение еще одного весьма раздражающего чувства. Как это все не к месту! Придется серьезно заняться этим вопросом и по возможности найти способ избавиться от него как можно скорее.
– Я не могу доверять вам, – сказала она голосом, полным безнадежного отчаяния. – Мне кажется, вы тоже с большим удовольствием увидели бы меня мертвой.
– О нет, миледи, – произнес он тихо. Так тихо, что ей показалось, она это себе просто вообразила. – Только не я. Я бы предпочел видеть вас, живущей долго и счастливо.
Она издала возглас, означающий, что она ему нисколько не верит. Роланд повернул дверную ручку и открыл дверь. Дверь отчаянно заскрипела.
– И, в конце концов, какое значение имеет доверие, леди Кайла? Ведь ваш выбор очевиден: поедете ли вы со мной добровольно или мне придется везти вас силой?
Она смотрела, как он играет с ручкой двери, затем перевела взгляд на балконную дверь. Ее руки сами собой сжались в кулаки.
– Вы поймали меня в ловушку, милорд. На самом деле вы не оставляете мне выбора. В любом случае, я не могу победить.
– Да. Это именно то, что я сделал, – спокойно произнес Роланд и вышел из комнаты.
Оказывается, у нее серые глаза.
Не зеленые, не голубые, а серебристо-серые с черными искорками. Он никогда еще не видел ничего подобного.
Она задумчиво ехала подле него на своем могучем вороном жеребце, молчаливая и настороженная. И в то же время она внимательно наблюдала за ним, за вооруженными людьми, которые ехали вокруг, стараясь не замечать ее настороженных взглядов.
Платье, которое Роланд приобрел для нее у жены хозяина гостиницы, было ей совсем не впору, оно болталось на ее тонкой фигуре, но Кайла безропотно приняла его от Роланда, не говоря ни слова, и послушно переоделась в комнате, которую Роланд для нее снял. Разумеется, комната эта очень хорошо охранялась.
Таким образом было положено начало ее молчанию. Она ни разу не нарушила его с тех пор, как вышла из этой комнаты, одетая в совершенное уродство коричневого и зеленого цветов. Без единого слова она села в дамское седло, которое он приготовил дня нее. Лишь слегка приподняла брови, словно это ее удивило.
Без сомнения, она прекрасно умела ездить верхом и на неоседланной лошади выглядела грациозно, как сильфида. Должно быть, она ездила так бог знает сколько времени. Но Роланд не мог привезти ее в Лондон в таком виде: одетой в мужской костюм, верхом на неоседланной лошади. Генри бы этого не одобрил.
Даже теперь, в этом нелепом одеянии, она казалась ему юной колдуньей, царицей друидов, внезапно вышедшей из леса, чуждой этому миру насилия, пота и боли. Волосы, словно живой огонь, кожа такая чистая и гладкая, что лицо ее казалось вылепленным из алебастра. И эти глаза – странные, нездешние, колдовские глаза, словно солнечный свет, просочившийся сквозь грозовые тучи. Глядя на нее, он недоумевал, как она смогла выжить здесь, в диких горах. Определенно, тут было какое-то колдовство, хотя она и сама казалась иногда неразрывной частью этой дикой природы. Молчаливой, осторожной феей, вырванной из привычного для нее сказочного мира.
Роланд много раз видел, как она протягивает руку, чтобы погладить по шее коня, на котором ехала. Но это было единственное свидетельство того, что она как-то реагирует на действительность. Можно было подумать, что ее везли на казнь.
Разумеется, она сама именно так и думала. И Роланд не мог винить ее за то, что она ему не доверяла. Он и сам не смог бы назвать ни одной причины, по которой ей стоило бы это делать. Да и трудно было бы ожидать какого бы то ни было доверия после всего, что произошло между ними.
У нее были причины подозревать его во всех смертных грехах. И, должно быть, у нее были чертовски веские причины, раз она смогла выжить одна в горах в эти последние недели после резни да еще и пробралась к нему через всю Шотландию. У нее были причины выжить и множество причин – презирать его.
При мысли об этом ему становилось обидно и досадно, хотя он и сам не вполне понимал, почему. С чего бы ему беспокоиться о том, что именно она о нем думает? Она вовсе не обязана любить его за то, что он старается оберегать ее. У него есть служебные обязанности, есть долг чести, и если она этого не понимает, то так тому и быть. И уж, конечно, это ни в коем случае не может заставить его свернуть с выбранного пути.
Роланд Стрэтмор никогда не допускал, чтобы эмоции мешали осуществлению его планов. Эмоции были для него непозволительной роскошью – слишком утомительной, сбивающей с толку. В тех редких случаях, когда он позволял им завладеть его душой, они не давали действовать разумно и сконцентрироваться на главном. Одни словом, он в эмоциях не нуждался.
Единственное чувство, которому он давал волю, было чувство юмора. Почти всегда и во всем он мог разглядеть смешную сторону. Вот и сейчас на все происходящее он смотрел с явной иронией, отчего на его лице постоянно играла кривая улыбка, которую многие знавшие его люди научились побаиваться. Он допускал, что чувство юмора у него довольно странное, но уж какое есть, ничего с ним не поделаешь. В самом дальнем, укромном уголке своей души он даже радовался, что не может отказаться от этого едва ли не последнего, доступного ему чувства.
Но все-таки гораздо легче было бы не чувствовать вообще ничего.
Отсутствие чувств помогло ему преодолеть свое прошлое и добиться существующего положения вещей, которое его вполне устраивало. Он всегда считал, что прозвище Цербер никак ему не подходит хотя бы уже потому, что этот мифологический адский пес испытывал кое-какие чувства, например демоническую ярость и гнев. Сам Роланд никогда ничего подобного не испытывал. Почти никогда.
О тех мрачных случаях из своего далекого прошлого, когда слепая ярость овладевала всем его существом, он предпочитал не вспоминать. К счастью, в его теперешней жизни осталось не так уж много вещей, которые могли бы ему об этом напомнить.
В то же время такие понятия, как честь, справедливость, возмездие, занимали в его жизни существенное место. Они не несли в себе таких туманных, раздражающих и смущающих душу подводных течений, которыми всегда были пронизаны чувства и эмоции. Он жил по строгим, четким и ясным правилам, и это его вполне устраивало, так как позволяло делать то, что он хотел и должен был делать, служа своему сюзерену и защищая свои права владельца графства Лорей. Сейчас он должен был доставить Кайлу Уорвик королю, после чего Генри позволит ему отправиться в свой фамильный замок. Таково было соглашение. И сначала Роланд так и намеревался завершить это не слишком приятное дело.
И то, что у леди Кайлы оказались такие удивительные глаза, которые пронзали его насквозь, не имело для него ровным счетом никакого значения. И то, что ее волосы сверкали, как пламя, вобрав в себя все богатство осенних красок в солнечный день, – это тоже был всего лишь любопытный факт. Впрочем, она все же имела для него какое-то значение, так как тревожное сомнение, поселившееся в его сердце, было вызвано как раз теми самыми отголосками когда-то живых эмоций, с которыми он так старательно пытался покончить и которые теперь молили его восстановить справедливость.
Что ж, пожалуй, он это сделает. Он замолвит за нее словечко Генри, пошлет своих людей более тщательно покопаться во всех деталях убийства Глошира и леди Роузмид – тайно, разумеется. Но это все, что он может для нее сделать, и это, конечно, гораздо больше того, что от него ожидают. Вполне достаточно.
Что же касается самой Кайлы, что ж, никто не требует, чтобы она платила за грехи своего отца. Хотя она упорно отказывается помочь ему и категорически не желает отвечать на его вопросы, касающиеся как самого убийства, так и последующего за ним побега ее отца, брата и ее самой, ей все же придется ответить Генри. Но это уже будет проблема Генри, а не его, и слава богу! Его ждет Лорей.
С леди Кайлой все устроится самым благоприятным образом, в этом Роланд был уверен. У молодой красивой женщины, да еще такой богатой наследницы, не будет недостатка в покровителях при дворе. Даже если ее семья обесчещена, и даже если ей самой придется пробыть несколько месяцев в Тауэре, ожидая королевской воли…
Но это уже не его проблемы…
Днем они остановились, чтобы перекусить. Леди Кайла сидела в стороне от всех, задумчиво жуя пирог с мясом, который он ей дал. Рядом топтался черный жеребец и дышал ей в затылок. Роланд молча наблюдал, как она протянула жеребцу на ладони яблоко, которое тот с благодарностью взял своими мягкими губами.
Кайла смотрела, как жеребец жует яблоко, и думала о том, что ей надо как-то его назвать. Малкольм жеребца никак не звал, во всяком случае, она никогда не слышала этого. Теперь это ее забота и ее право.
– Мы найдем тебе чудесное имя, дружок, – прошептала она, склонив голову набок. – Какое ты предпочитаешь?
Люди Роланда сейчас почти не обращали на нее внимания, но сначала… Никогда еще она не являлась объектом столь откровенных оценивающих мужских взглядов, тем более таких беспардонных. Она привыкла к уважительным взглядам знакомых ее отца и матери. Да и в выразительных взглядах придворных, которые они бросали на нее из-за своих вееров и роскошных носовых платков, также не было ничего оскорбительного. Это было даже забавно.
Но дерзкие, откровенные взгляды солдат казались ей просто возмутительными. От смущения ей захотелось плотнее закутаться в плащ и спрятать голову под капюшоном.
Вместо этого она откинула плащ так, чтобы он лежал вокруг нее свободными складками, и с вызовом подняла голову, стараясь с ледяным достоинством встречать эти наглые, оскорбительные взгляды. Она покажет им, что ее нисколько не трогают их тупые, животные чувства, что она замечает их не больше, чем назойливых мух, жужжащих вокруг ее коня.
Кайла встала, поправив юбку и все так же игнорируя окружающих ее мужчин. Она повернулась к своему коню и принялась ласково поглаживать его по носу. Жеребец доверчиво уткнулся ей в плечо.
– Может быть, Адонис? Как тебе, нравится? – Конь ткнулся носом в ее ладонь и фыркнул.
– Нет? Ну хорошо, а как насчет Аполлона? Или, может, Приам? Зевс?
– Остер, – раздался сзади нее низкий, чуть насмешливый голос. – Назовите его Остер. Так называют сильный ветер.
Жеребец кивнул.
Кайла даже не потрудилась повернуть голову, чтобы взглянуть, кто подошел. Она и так узнала голос.
– Не слишком учтиво вмешиваться в разговор леди, лорд Стрэтмор.
– Даже если леди разговаривает с лошадью? – невинным тоном поинтересовался он.
Она бросила на него бесстрастный взгляд.
– В любой разговор. Но, разумеется, я не ожидаю от вас понимания таких тонких и, по-видимому, незнакомых вам вещей, как учтивость.
– Ему подходит имя Остер. – Роланд провел своей сильной рукой по лоснящейся черной шее жеребца. – Это хорошее имя для настоящего коня.
Кайла чуть нахмурилась.
– Остер, – произнесла она неуверенно, только чтобы посмотреть на реакцию коня. Тот тут же повернул в ее сторону голову. – Ну что ж, хорошо. Раз тебе нравится, пусть будет Остер. – И она с недовольным видом пожала плечами.
Роланд не мог бы сказать, почему, но ему было очень приятно слышать ее голос, пусть и недовольный. Чуть хрипловатый, он каким-то непостижимым образом притягивал его, намекая на неясные ощущения и желания, о которых сама она, возможно, даже не подозревала.
Пока не подозревала.
– Остер, потому что он быстр, как ветер, – заметил он, стараясь отвлечься от мыслей о невысказанных обещаниях, которые таились в звуках ее голоса.
– Да, пожалуй, – одобрила Кайла, на этот раз не выказав недовольства.
В ее памяти возникла восхитительная картинка: как-то пару недель назад она оказалась в долине, раскинувшейся среди гор. Это была совершенно сухая и ровная долина, без камней и оврагов, зеленое море колышущейся травы с розовыми и пурпурными вкраплениями. И тогда она отпустила поводья, предоставив своему жеребцу полную свободу. Он словно ураган помчался вперед, едва касаясь земли, а она, смеясь и плача от восторга, приникла к его шее и с замиранием сердца глядела, как летят ей навстречу и проносятся мимо цветные пятна вереска.
– Неужели вам так нравится языческая мифология, миледи?
Кайла обернулась и увидела, что Роланд внимательно ее изучает. Тогда она нырнула под шею жеребца, сделав вид, что хочет проверить удила.
– Я нахожу ценными любые знания, лорд Стрэтмор. Особенно историю, которая многому может нас научить.
– В самом деле.
Видимо, он не собирался ничего больше добавлять, но продолжал смотреть на нее почти так же пристально и дерзко, как и его люди. Так как с удилами было все в порядке, Кайла вздохнула и повернулась к нему, отвечая смелым прямым взглядом. Легкий ветерок дунул ей в спину, облепив лицо выбившимися из прически прядями волос. Кайла нетерпеливо откинула их назад.
– Мы готовы ехать, милорд? Мне стало надоедать наше путешествие, и хотелось бы как можно скорее добраться до места.
Роланд сжал челюсти.
– Да, миледи, – сухо ответил он.
Низко поклонившись, Роланд развернулся и отошел. Кайла услышала, как он повелительным, лишенным каких-либо эмоций тоном отдает приказ солдатам готовиться в путь.
День был слишком чудесным, чтобы думать о смерти, но Кайла думала именно о ней. Они ехали неторопливым шагом; очевидно, теперь, когда ее схватили, не было никакого резона загонять лошадей, чтобы быстрее добраться до Лондона. Впрочем, ее это вполне устраивало.
Чем дальше они ехали на юг, тем чаще им попадались рощи, которые вскоре превратились в густые, но светлые леса, так как на огромных, старых ясенях, дубах и кленах только-только распускались первые листочки, и солнечные лучи беспрепятственно проникали до самой земли. Зато внизу сквозь прошлогодние листья уже пробилось множество первых весенних цветов, разлившихся по лесу голубыми, сиреневыми и желтыми озерцами. Среди зеленеющих ветвей звонко пели птицы, приветствуя весну.
Спокойный неспешный ход лошади укачал Кайлу, и она погрузилась в состояние, похожее на дрему, когда мысли свободно скользят от одного предмета к другому беспорядочно, но плавно. Подбородок ее опустился на грудь, глаза то и дело сами собой закрывались.
Она не думала, что король Генри казнит ее. Ведь ее, в конце концов, никто не обвиняет в убийстве. Все, что она сделала, это сбежала вместе с отцом и братом, и если ей придется что-то объяснять, она всегда может сказать, что ее заставили уехать против воли.
Но, конечно, она никогда так не скажет. Она не станет лгать ни королю, ни кому бы то ни было еще даже ради того, чтобы спасти собственную жизнь. Ее преданность своей семье не подлежит сомнению, и неважно, какую цену ей придется за это заплатить. Она прямо скажет всю правду королю, хотя это совсем не то, что ему бы хотелось услышать. Что ж, пусть думает и выбирает.
Нет, она, конечно, не думает, что Генри отправит ее на плаху, это также очевидно, как и тот факт, что она ему нравится. Впрочем, ее отец тоже очень нравился королю, вспомнила она с горечью.
Она несколько раз встречалась с королем Генри, и при каждой встрече он находил время, чтобы поговорить с ней, взять ее за руку и даже, особенно в последнее время, сделать ей несколько изысканных комплиментов. Кайла была уверена, что именно по этой причине придворные кавалеры бросали на нее долгие заинтересованные взгляды. Но при этом Генри никогда не обращался с ней так вольно, как с большинством других молодых женщин при дворе, чему Кайла была не раз сама свидетельницей. В то время она думала, что все дело в ее отце, которого король любил, или, возможно, в ее матери, которая когда-то была любимой придворной дамой королевы Матильды.
И теперь Кайла думала, что король едва ли окажется столь жесток, чтобы всего лишь за побег казнить женщину, к которой когда-то обращался со словами: «Наш бесценный рубин».
Но какое же наказание ее может ждать? Она ни за что не признает вину своего отца. Она не станет извиняться за то, что сбежала с ним. И она никогда не простит Генри за то, что тот преследовал ее семью, довел до гибели отца и брата. Она совсем не была уверена, что сможет сдержаться настолько, чтобы при встрече не выказать ему все свое презрение.
Конечно, Генри, как она слышала, человек умный и справедливый, но он едва ли стерпит, если она при всех станет дерзить ему. Впрочем, возможно, он захочет увидеться с ней с глазу на глаз. Тогда еще не все потеряно. В этом случае он, может быть, будет более снисходителен.
Чем больше Кайла думала об этом, тем больше ее охватывало уныние. Ужасное чувство одиночества и дурные предчувствия разъедали душу. Каким бы ни было ее будущее, на нем всегда будет лежать тень бесчестия, пока она не найдет способ очистить имя ее отца от позора. А на это у нее было очень мало шансов. И лорд Стрэтмор уже продемонстрировал ей это.
Известие о ее помолвке в прошлом году с человеком, который сейчас ехал рядом с таким равнодушным, непроницаемым лицом, было неожиданным, но отнюдь не неприятным. В то время она уже помогала матери вести дом сначала не очень охотно, но затем, войдя во вкус, стала выбирать себе те обязанности, которые интересовали ее больше всего. Ее добрая мама была терпелива с ней, им было очень хорошо вдвоем, счастливые месяцы сливались в годы, и хотя они старались не упоминать об этом, им обеим было очевидно, что для Кайлы пришло время, когда она должна была выйти замуж.
Коннер полушутя-полусерьезно говорил, что они просто не смогут обойтись без своей любимой доченьки, потому что кто же теперь станет утешать повара, когда на того нападают его вспышки раздражительности из-за задерживающегося ужина? И кто будет играть с ним в шахматы каждый вечер? И кто будет готовить для него особое вино, которое он так любит? Этот список был настолько длинным и нелепым, что даже мама вздыхала и качала головой. Но, по правде говоря, они оба радовались за нее, несмотря на то что им действительно было грустно с ней расстаться.
Сама Кайла была ошеломлена известием о своей помолвке и в то же время необычайно взволнована. Брак означал, что у нее теперь будет свой собственный дом, а может быть, даже замок. И новое имя, и новая семья, и рядом с ней теперь всегда будет муж. Уверенная, что все мужчины похожи на ее отца, Кайла радовалась тому, что сможет создать семью, похожую на ее собственную.
Все это было задолго до того, как она услышала о репутации человека, прозванного Цербером. Уверения ее отца, что Стрэтмор – настоящий джентльмен и вообще хороший, благородный человек, поддерживали ее надежды. Эта точка зрения была спорной, но ведь, в конечном счете, у нее не было выхода, и то, что ее отец одобряет выбор короля, как-то все же успокаивало.
И именно голос отца прозвучал в ее голове в тот критический момент в темной гостиничной комнате, когда она удержала руку с кинжалом, приставленным к горлу Стрэтмора.
Кайла была вполне уверена, что легко могла бы отнять у него жизнь. Она искусно владела кинжалом, и в тот момент ее переполняла ненависть. Это было бы только справедливо, так как он заслужил смерть.
Но перед ней вдруг возникло лицо отца, и его голос прозвучал в ее ушах. Она вспомнила те слова, которые он произнес, когда она прибежала к нему в панике, услышав разговоры слуг: «Не верь тому, что говорят об этом человеке, моя голубка. Не верь завистникам, которые рисуют его черной краской. Он прекрасный и достойный человек и будет тебе очень хорошим мужем…»
Коннер любил его. Коннер так высоко его ценил, что готов был отдать ему свою единственную обожаемую дочь. Так что именно ему, Коннеру Уорвику, преступнику, которого он преследовал, Стрэтмор был обязан жизнью, неважно, знал ли он об этом, ценил ли.
Что ж, Стрэтмор жив, и сожалеть об этом было теперь бесполезно. Лучше подумать о том, что ждет ее впереди.
Разумеется, замуж за него она не выйдет. Да и вообще, она теперь едва ли когда-нибудь выйдет замуж, так как кто же из благородных дворян захочет взять ее в жены? Разве только тот, кому захочется прибрать к рукам ее наследство да выслужиться перед королем. Одна только мысль о том, чтобы стать женой такого бесчестного, низкого человека, казалась Кайле отвратительной.
Этого она уж точно не вытерпит. Лучше умереть.
Впрочем, как недавно объяснил ей Стрэтмор, выбор у нее небольшой. Ее привезут в Лондон и запрут в Тауэре на несколько дней, или недель, или, может, даже месяцев. Там она будет покорно ожидать монаршего решения ее дальнейшей судьбы. И если ей очень повезет, ее выдадут замуж за какого-нибудь наименее благородного и достойного человека, ожидающего от нее искренней благодарности, чтобы потом все оставшуюся жизнь ей напоминали, как ей вообще повезло, что нашелся хоть кто-то, согласившийся взять ее в жены.
И она будет тихо стареть и блекнуть, нежеланная, всеми покинутая, осуждаемая и осмеянная. Навечно.
Но она еще может бежать!
И тогда ее жизнь, какой бы она ни была, вновь будет принадлежать только ей самой.
Кайла прикрыла глаза, спрятавшись от ярких красок весеннего дня, но даже сквозь закрытые веки солнце просвечивало красноватыми бликами. Остер спокойно шел, не сбиваясь с шага, и тогда она расслабилась в седле, чуть склонившись набок. Голова ее упала на грудь. В следующую минуту она опасно наклонилась влево, словно собираясь упасть с седла.
Послышался приказ остановиться. И через мгновение ее уже подхватили большие сильные руки и сняли с лошади. Кайла, притворившись, что только в этот момент очнулась, медленно открыла глаза.
– О боже! – воскликнула она, надеясь, что ее смущение выглядит достаточно правдоподобно.
– Миледи. – Лорд Стрэтмор пересадил ее к себе на лошадь и теперь смотрел на нее сверху вниз; на обычно бесстрастном лице его была написана искренняя тревога. – С вами все в порядке?
Она полулежала в его седле, откинувшись назад, голова покоилась на его плече. Он был достаточно близко, чтобы она смогла наконец как следует рассмотреть его, возможно, впервые в жизни. Ведь за весь долгий день пути она старалась вообще не смотреть в его сторону.
От странного чувства, похожего на сожаление, у нее вдруг сжалось сердце, потому что он был очень, ну просто неправдоподобно красив. И он выглядел действительно обеспокоенным. Она даже могла поклясться, что увидела сочувствие, мелькнувшее в его зеленовато-голубых глазах, светящихся, словно морская вода в солнечный день.
«Дурочка, – отругала себя Кайла, – выбрала время поддаваться очарованию этого негодяя». Она подняла чуть дрожащую руку к горлу, словно в страхе, и заметила, что он, не отрываясь, следит за ее движением. Этот взгляд, такой волнующий, заставил ее смутиться, она едва не отказалась от всей затеи. Но отступать было некуда. Там ее ждал лишь Тауэр.
– Милорд… я так устала. Пожалуйста, не могли бы мы остановиться и немного отдохнуть?
Он передвинул руку и, обхватив снизу свою драгоценную ношу, прижал ее к себе жестом собственника, защищающего свое имущество. Острые уголки звеньев его кольчуги впились ей в кожу.
– Я давно не спала, – добавила она тихо, что, в общем-то, было правдой.
Она постаралась расслабиться еще больше, стараясь в то же время не соскользнуть с лошади.
Роланд еще сильнее сжал ее в своих объятиях. От него исходил довольно сильный терпкий запах, может быть, хвои, пота и еще земли, который сначала показался ей неприятным, но в то же время вызывал в ней какие-то странные, тревожащие чувства. Смущенная, немного растерянная, она уткнулась носом в его грудь, пытаясь унять беспокойство и привести в порядок вдруг разом взбудораженные эмоции. Совершенно неожиданно ей захотелось как можно дольше оставаться в его объятиях. Ей безумно нравилось это ощущение безопасности и спокойной уверенности, которое давали обхватившие ее сильные, надежные руки, хотя она совершенно не представляла, откуда оно взялось.
Он спешился, продолжая держать ее на руках почти без всяких усилий, и снова крепко прижал ее к себе.
– Мы остановимся здесь на ночлег, – объявил он громко. – Это место ничем не хуже любого другого, и у нас все равно осталось не более часа светлого времени.
Он бережно отнес ее на сухую моховую кочку под деревом и опустил на землю.
– Отдыхайте, миледи. Сейчас мы поставим вашу палатку.
От этих слов, пронизанных беспокойством и заботой, Кайла вдруг почувствовала себя виноватой, но тут же постаралась избавиться от этих неуместных эмоций. Сейчас она не может позволить себе потерять хладнокровие и присутствие духа. И не имеет значения, насколько ей хорошо с ним. Он ей не друг, а всего лишь заботливый тюремщик, и не стоит забывать об этом.
Кайла постаралась сконцентрировать свои мысли на грядущей встрече с королем, на крохотной, неудобной камере в Тауэре, которая ждет ее в конце пути.
И она стала вспоминать свой тайный визит в Тауэр к человеку, который позже был обезглавлен.
Когда она была совсем юной, то представляла работу своего отца как увлекательное романтическое приключение. Поэтому, думала она, все так любят и восхищаются им. Она всегда хотела быть похожей на него, хотела такой же захватывающей, увлекательной жизни.
Никто никогда не говорил ей, что должность чрезвычайного уполномоченного короля может исполнять только мужчина. Ни мать, ни отец никогда не использовали эту отговорку. Вместо этого они попытались объяснить, что Коннер делает свое дело, и это всего лишь дело, причем не слишком приятное. Да, конечно, говорила Элейн, это очень приятно, когда король тебя ценит и любит. Конечно, признавал ее отец, это иногда очень интересно – встречаться с новыми людьми из далеких стран.
Но Кайла не понимала скрытых предостережений своих родителей. Она не желала верить в то, что служба королю может быть связана с чем-то мрачным или жестоким. Она захотела сама пойти в Тауэр, с которым, как она знала, была связана большая часть работы ее отца. А скорее всего, именно потому, что это было ей категорически, строжайше запрещено.
Итак, она решила все устроить сама. Скопив некоторую сумму из своих карманных денег, она подкупила сына одного из служителей Тауэра, который согласился провести ее, но только при строжайшем уговоре, что она никогда никому ни слова об этом не скажет.
Она нарядилась мальчиком и была представлена коменданту как друг его сына. Тот поворчал немного, но затем согласился провести их, наказав не открывать рта и вообще вести себя тише воды, ниже травы, когда он будет разговаривать с предателем.
Только тогда Кайла поняла, что они собираются встретиться с настоящим заключенным.
Комната для допросов была холодной и темной даже в жаркий летний день. Здесь была только голая койка да деревянный стол, на котором плавилась в грязной лужице из воска скудно горящая свеча. Повсюду шныряли крысы, их шуршание приводило Кайлу в ужас, но она, сжав зубы, мужественно молчала. Одинокого узкого окна высоко в стене было явно недостаточно, чтобы осветить комнату, но зато через него виднелся клочок голубого неба.
Но самым ужасным для Кайлы оказался запах, которым была пронизана эта жуткая комната. Это был запах страха, безнадежного отчаяния. И еще – смерти. Она видела отражение смерти во ввалившихся глазах узника, французского кавалера, который обвинялся в тайном заговоре против английской короны. Он остановил на ней умоляющий взгляд черных глаз, полных боли. Его руки дрожали даже тогда, когда он положил их на стол.
Она только слушала, не произнося ни слова, как ей и было велено, едва удерживаясь от того, чтобы прикрыть лицо руками, закрыться от страшного зловония, которое исходило от этого несчастного человека. Она старалась не слышать жалкие мольбы узника о смерти, о том, чтобы прекратили пытки, так как он больше не в состоянии их выдержать.
В конце концов, она опустила глаза и уставилась в пол, стараясь не слышать и не видеть того, что происходило в этой комнате, полностью сконцентрировавшись на грязи, въевшейся между каменными плитами пола. Она изо всех сил старалась не думать о дрожащем, доведенном до края человеке, который сидел пред ними и рыдал, моля о смерти.
В тот день она навсегда покончила с романтическими иллюзиями и больше никогда не спрашивала отца о его работе.
И теперь Кайла сидела, откинувшись на ствол дерева, глубоко вдыхала лесной запах – земли, прелой листвы и зеленой травы – и обещала себе, что очень скоро окажется на свободе и сама выберет свой путь. И что никогда, ни за что на свете она не окажется в такой же камере, на месте узника.
4
В эту ночь Кайла спала в полной безопасности, завернувшись для тепла в меха и одеяло, в отдельной палатке, которую для нее поставили люди Роланда. Это казалось настоящей роскошью по сравнению с тем, как ей приходилось ночевать долгие недели во время своих скитаний, так что Кайла решила воспользоваться этим и как следует выспаться, чтобы набраться сил на будущее. Впервые с тех пор как она уехала из замка, она могла спокойно спать, ничего не опасаясь, под охраной, по крайней мере, шести вооруженных воинов, стоящих на страже у темно-синих стен ее палатки.
Кайла знала, что история заключает в себе ценные уроки. Она всегда проявляла большой интерес к учению, и ее родители нанимали лучших учителей для нее и Алис-тера. Кайла хорошо знала математику, латынь, французский, географию, даже астрономию. И она очень хорошо знала и любила историю.
А история рассказывала о романском завоевании ее страны много веков назад, о том, с каким трудом солдаты империи проникали в эти места Британии, по которым они сейчас ехали. Леса в этих низинных местах часто совершенно неожиданно переходили в болотистые топи и трясины. Она читала о том, что густой туман, стелющийся по земле, часто делал невозможным передвижение, так как на расстоянии вытянутой руки нельзя было ничего разглядеть. Поэтому римские легионеры чувствовали себя здесь очень неуютно. Ни их военное искусство, ни оружие не могли помочь при столкновении с силами незнакомой им природы.
По дороге в Шотландию Кайла рассказывала Алистеру множество разных историй, которые могла вспомнить, чтобы хоть как-то отвлечься от безрадостной действительности. Однажды они сами своими глазами увидели этот странный густой туман, в котором каждое утро в течение недели тонули все окрестности. Как-то им даже пришлось ждать целые сутки, когда туман хоть немного рассеется, чтобы двигаться дальше. Они сделали из этого игру, представив себя римскими легионерами, вынужденными разбить здесь лагерь.
– Как ты думаешь, духи тех солдат все еще бродят здесь? – спросил в ту ночь Алистер, глядя на сестру широко открытыми, встревоженными глазами.
– Нет, – уверенно отвечала Кайла, обнимая брата, – они никогда не осмелятся преследовать нас. Ведь наши предки прогнали их с нашей земли много веков назад. И у нас есть наши собственные духи-хранители, которые защитят нас.
Ей тогда отчаянно хотелось, чтобы это оказалось правдой. Алистер кивнул, немного успокоенный, стараясь не думать о призраках, которые прячутся в тумане.
Поэтому, когда Кайла проснулась на следующее утро в своей уютной темно-синей палатке, хорошо выспавшаяся и бодрая, она не удивилась, обнаружив, что их лагерь затянут густым, молочно-белым туманом. После того как все поели и вещи снова были собраны и уложены, Кайла спокойно забралась в седло, чувствуя себя вполне уверенно. К тому времени туман немного рассеялся, но все еще тянулся белыми лентами по земле, а в более низких местах накрывал их с головой. Из разговоров солдат она поняла, что те несколько обеспокоены таким положением вещей.
– Ничего, туман скоро рассеется, – услышала она голос воина, которого считала командиром. Раздавшееся в ответ ворчание сказало ей, что солдаты были далеко в этом не уверены.
Хвала небесам, солдаты оказались правы.
Вместо того чтобы рассеяться под лучами солнца, туман вдруг стал сгущаться, день обещал быть сырым и хмурым. Прекрасный, густой туман, на который она так рассчитывала, извиваясь и крутясь у ног лошадей, начал постепенно накрывать всадников сначала до пояса, потом по плечи. Тропинку, по которой они ехали, было уже совсем не видно, и едва можно было различить смутные силуэты всадников и расслышать глухие звуки позвякивающего оружия и фырканье лошадей.
Шесть человек охраны возле ее палатки! Кайла усмехнулась про себя, удобнее пристраивая ногу в своем неудобном боковом седле. Пожалуй, она должна чувствовать себя польщенной. По крайней мере, нельзя было сказать, что лорд Стрэтмор недооценивал ее. Но с того самого момента, когда Кайла поняла, что ей не удастся избежать возвращения в Лондон, она посвятила довольно много времени, чтобы продумать способ, как усыпить бдительность ее стражников, внушить им уверенность, что она никуда от них не денется.
Она решила, что это будет сделать не так уж трудно. Ее опыт общения с мужчинами был довольно скудным и в основном ограничивался общением со слугами, учителями и теми благоухающими духами джентльменами, которые предпочитали придворную жизнь. Но она уже давно обнаружила, что если прикинуться слабой или неумелой, любой мужчина просто примет это как должное, как еще одно подтверждение тому, что женщина во всем уступает мужчине. У нее было множество разных учителей, которые совершенно одинаково изумлялись, узнав о ее достижениях и глубоких знаниях или даже просто об искреннем интересе этой немного странной девочки к предметам, которые они считали доступными только мужскому уму. Именно это она теперь и собиралась использовать.
Когда она говорила учителю, что чего-то не понимает, тот с жалостью и сочувствием смотрел на нее и пытался объяснить все то же самое, но более простым, доступным языком. То же самое заявление Алистера вело к тому, что учителя принимались объяснять предмет более глубоко и подробно.
Она привыкла к подобной несправедливости и научилась ее обходить. Она формулировала свои вопросы очень тщательно, зачастую облекая их в самую сложную форму, какую только могла придумать. Но ей никогда не удавалось избежать снисходительных взглядов мужчин, которые ее обучали. Так или иначе, она всегда старалась учиться на своих ошибках и преуспела в том.
Таким образом, ей было совсем несложно убедить этих солдат, что она всего лишь слабая, глупая женщина, растерянная и смущенная. Она отщипывала еду маленькими кусочками, старалась сохранить на лице по возможности кислое выражение, бросала вокруг испуганные, растерянные взгляды и благодарила бога за то, что естественный белый цвет ее кожи как нельзя лучше подходил ее целям, с такой кожей совсем нетрудно выглядеть бледной и слабой.
Конечно, было бы лучше, если бы она еще и плакала по любому поводу, только она боялась, что не сможет сделать это достаточно убедительно. Что ж, хватит и того, что она демонстрировала перед ними свою слабость, трусость и хрупкое здоровье, решила Кайла. Этого и так больше, чем достаточно, чтобы они не относились к ней серьезно.
Кайла ни минуты не сомневалась в том, что не сможет никуда убежать без лошади. А увести Остера из общего табуна прошлой ночью не представлялось никакой возможности, так же, как незаметно проскользнуть мимо шестерых стражников, стоящих возле ее палатки. Но это означало только то, что для побега придется очень тщательно выбрать время. И, скорее всего, это время было уже близко. Все, что ей сейчас было нужно, это дождаться какого-нибудь удобного случая, который помог бы ей затеряться в тумане, но при этом не заблудиться самой.
Но была еще одна проблема – ее личный враг, который внимательно наблюдал за ней. Его обмануть оказалось совсем не так легко, как остальных.
Лорд Стрэтмор все время ехал рядом с ней, ни на шаг не отставая. Что ж, иного она от него и не ожидала. Время от времени она специально наклоняла голову, чтобы бросить на него взгляд украдкой. Он ехал с непокрытой головой, откинув тяжелый капюшон кольчуги на спину. Даже сквозь волны тумана она видела, как мрачно и решительно сжат его рот, каким острым сделался его взгляд. Он ни на минуту не терял бдительности, рука его лежала на рукоятке меча, который он готов был выхватить в любое мгновение. Она и в тумане могла легко узнать его по золотисто-каштановым волосам, по крепкой, довольно массивной фигуре. Один раз, когда он поймал ее взгляд, обращенный на него, в его удивительных, полных жизни бирюзовых глазах на мгновение вспыхнули теплые огоньки.
Он даже улыбнулся ей тогда, словно желая подбодрить, и она невольно улыбнулась ему в ответ. От этой улыбки у нее вдруг замерло сердце. Ей захотелось коснуться его губ…
Кайла тут же одернула себя и отвернулась. Ей надо сохранять ясность мыслей. Она не может допустить сейчас ошибку. Он был красив, невероятно привлекателен, но он оставался ее врагом, и этого забывать не следовало.
Но каким-то образом она все еще чувствовала тепло его взгляда, словно ангел-хранитель коснулся ее своим крылом.
– Хо! – послышался откуда-то спереди невидимый бесплотный голос.
– Хо! – откликнулся кто-то еще. Оклик прокатился по всей колонне из конца в конец. Лошади замедлили шаг.
Кайла почти случайно повернула своего коня влево, когда солдат, который охранял ее, чуть подался вперед как раз настолько, что она смогла незаметно проскользнуть за его спиной и свернуть с лесной дороги. Она не осмеливалась оглянуться назад и, стараясь не шуметь и не делать лишних движений, просто слегка тронула поводья, чтобы направить коня в сторону. Остер послушно повернул. Она продолжала ехать тем же неспешным шагом, что и все остальные, и очень надеялась на то, что туман поглотит их, оставив незамеченным их маневр.
У нее пересохло во рту, сердце неистово колотилось, отдаваясь звоном в ушах, она с напряжением вслушивалась в звуки позади нее. Пока не заметили. Она как можно ниже наклонилась к шее Остера и послала его вперед.
И в этот момент раздались громкие голоса, выкликающие ее по имени. Снова и снова, с каждым разом нее громче и беспокойнее.
Она соскользнула с седла и повела Остера в поводу, не желая бежать неизвестно куда в этом тумане. И готова была побиться об заклад, что и они не станут рисковать своими лошадьми, преследуя ее на конях по бездорожью. Внезапно из молочной белизны вынырнули черные ветви деревьев, цепляясь за ее одежду. Кайла только успевала придерживать и отводить их, помогая Остеру пробираться сквозь заросли, а сама изо всех сил сдерживалась, чтобы не побежать.
Судя по звукам, солдаты приближались. Им не надо было двигаться тихо и осторожно, как ей. Кайла ясно могла различить среди нестройного хора голосов голос лорда Стрэтмора, выкрикивавшего ее имя. И в этом голосе звучала усталая покорность судьбе, которая подействовала на нее гораздо сильнее, чем мог бы подействовать гнев. Эта покорность говорила о том, что он совершенно не беспокоится на ее счет. Нет, даже еще хуже, он просто уверен, что ей никуда от него не деться, но на это уйдет некоторое время. Еще одна досадная задержка и пути, не более того.
– Леди Кайла! Вы ведь не хотите все усложнить!
Холодная уверенность его тона казалась более страшной, чем ярость. У нее перехватило дыхание.
– Я не боюсь! – прошептала она в отчаянии.
Внезапно она вспомнила его взгляд, дружелюбный, утешающий, и почувствовала легкое потрясение – только сейчас она поняла, как много это для нее значит. Пара корявых веток впились ей в волосы, заставив откинуть голову назад и едва не сбив с ног. Ее руки дрожали, когда она обламывала концы веток, пытаясь выпутать их из своих волос. На это ушли драгоценные мгновения, которые были ей так нужны сейчас.
Необходимо было подумать. Она не знала, где находится, не знала, куда идет. Все, что она знала, это что всего несколько шагов отделяют ее от лорда Стрэтмора, от Лондона, от Тауэра. И она должна сохранить это преимущество.
Влажный туман пропитал волосы, и они мокрыми прядями облепили ей лицо и шею. Широкое, бесформенное платье мешало идти, цепляясь за ветки, собирая на себя листья и грязь. А преследователи подходили все ближе, им не мешали ни длинные волосы, ни юбки.
Время от времени ветерок разгонял туман, и она видела то землю, покрытую цветами и старыми листьями, то куст орешника или жимолости, то одно-два старых могучих дерева. Все это было очень плохо. Если туман рассеется, ей уже никуда не скрыться от своих преследователей. А они были совсем близко, Кайла слышала их ругательства и проклятия, долетающие до нее то с одной, то с другой стороны.
– Чертова баба, – произнес один, и другой что-то одобрительно прорычал ему в ответ.
– Проклятая ведьма, – взвыл другой, видимо, налетев на что-то в тумане.
Ей было необходимо обойти их. Она должна каким-то образом оказаться сзади, тогда у нее появится шанс.
Кайла потянула Остера резко влево, молясь о том, чтобы у нее хватило времени пересечь пространство перед ними и дойти до конца их растянувшейся в стороны цепочки до того, как они на нее наткнутся. Она пошла быстрее, почти побежала, наклонившись вперед, выставив перед собой руку, чтобы вовремя отводить от лица торчащие ветви и сучья. Несколько раз она больно ударилась рукой о толстый ствол.
Они приближались слишком быстро. Неужели она еще не добралась до конца их цепочки? Ведь она и Стрэтмор ехали почти в самом конце колонны, когда она свернула в сторону. Она никак не могла поверить, что они смогли так быстро сориентироваться и перестроиться.
Она все еще шла прямо перед ними, слыша сквозь туман фырканье лошадей, ясный звук позвякивающего металла, голоса. Это был настоящий ночной кошмар наяву: безликие чудовища гонят ее вперед, неотвратимо приближаясь. Еще немного – и они схватят ее…
Но она не позволит им этого!
В одно мгновение Кайла снова развернула Остера вперед и отпустила поводья.
Конь стоял, не двигаясь. Кайла подтолкнула его вперед, но он лишь помотал головой. В отчаянии она хлопнула его по крупу. Жеребец повернул голову и вопросительно посмотрел на нее.
«Пожалуйста, ну, пожалуйста! – мысленно взмолилась она. – Иди, мой друг, вперед!»
И конь, словно вняв ее молчаливой мольбе, отвернулся от нее и побежал вперед, мгновенно скрывшись за завесой тумана.
На глаза навернулись непрошеные слезы, но Кайла вытерла рукавом соленую влагу и, спотыкаясь, побежала изо всех сил, стараясь пересечь линию солдат.
Но они были слишком близко. Не успеть!
Ей показалась, что она увидела слева силуэт коня, но в то же мгновение он опять растворился в тумане. Солдаты тихо переговаривались между собой. Они, видимо, потеряли надежду, что, выкрикивая ее имя, смогут вернуть ее. Поэтому они просто старались не потерять друг друга в тумане, ругаясь и предупреждая друг друга о препятствиях. Но голоса лорда Стрэтмора она среди этих голосов больше не слышала.
Тень слева от нее стала яснее, и Кайла увидела, что это действительно всадник. Она развернулась и бросилась вперед, ожидая, что сзади послышится окрик. Но нет, кажется, ее не заметили. Этот всадник ехал между двумя другими. Они были слишком близко, чтобы успеть обогнуть их. У Кайлы остались в запасе всего несколько мгновений, до того как они ее увидят.
Прямо перед ней появились из тумана сразу несколько толстых стволов, к счастью, не дубы, толстые, гладкие, без единой ветки, а старые разлапистые сосны. Не думая ни секунды, Кайла подоткнула подол платья и начала взбираться на дерево, обдирая в кровь руки и лицо об острые, шершавые ветки. Неважно, лишь бы успеть забраться достаточно высоко. Она была всего в нескольких футах над землей, когда они проехали мимо. Кайла замерла, прижавшись к стволу.
– Зряшная потеря времени, – в сердцах проворчал один из солдат, хлопнув себя по бедру для большей выразительности. – Бросить ее здесь на съедение волкам, да и дело с концом!
– И то верно, – отозвался тот, что справа. – А вознаграждение забрать себе.
Когда они проезжали мимо, Кайла смогла их рассмотреть сквозь ветки и туман – высокие, черноволосые. Она замерла как раз на уровне их глаз. Если кто-нибудь из них хотя бы чуть-чуть повернет в ее сторону голову, ее тут же схватят.
Они двигались так медленно… Кайла боялась дышать, а ее тело ныло от желания двигаться. Она едва сдерживалась, чтобы не спрыгнуть с дерева и не броситься в панике бежать. Ей даже пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть своих преследователей. Прижавшись щекой к шершавому стволу, она услышала, как тревожно заржала лошадь, и закусила губу, чтобы сдержать готовый вырваться стон.
– Эй, что с тобой, мальчик? – сказал солдат, обращаясь к своему коню. – Ты что-то услышал?
Он был совсем рядом. Ему надо только повернуть голову… Он уже начал оглядываться вокруг себя… еще мгновение…
– Это ее лошадь! – послышался далеко впереди чей-то крик.
Спасибо Остеру! Оба солдата тут же переключили внимание на этот крик.
– Что там? Он сказал, что нашел ее лошадь?
– Да, кажется, так он и сказал.
И словно в подтверждение, крик раздался снова, а затем и еще несколько, видимо, к Остеру подъехали и другие. Оба солдата послали лошадей вперед, и уже через мгновение Кайла снова осталась одна в тумане.
И тогда она тихо застонала, непроизвольно, не думая об опасности. Но теперь это был стон облегчения. Кайла подождала немного, внимательно прислушиваясь, но все звуки теперь раздавались далеко впереди. Кайла начала спускаться с дерева, осторожно, шаг за шагом, каждый раз отыскивая, куда лучше поставить ногу.
– И куда же вы отправились бы, интересно мне знать, если бы ваш побег все же удался?
Кайла не смогла сдержать испуганный крик. Рука пропустила ветку, за которую она собиралась ухватиться, и, потеряв равновесие, она заскользила вниз.
Ветки изгибались или ломались под ней, хлеща по лицу и по рукам, разрывая платье, а затем она тяжело упала на что-то, что громко зарычало и свалилось на землю вместе с ней.
Лавина из колючих сосновых игл и веток обрушилась на нее следом. У нее перехватило дыхание, голова кружилась. Она не могла двигаться, пока лорд Стрэтмор, что-то сердито проворчав, не снял ее с себя.
Она открыла глаза и увидела, что он наклонился над ней и внимательно всматривается в ее лицо. Воспоминание о ярко-бирюзовом взгляде, которое она хранила в своем сердце, вдруг воплотилось в реальность, но только теперь его глаза казались ярче, в них сверкали веселые искорки. Против ее ожидания, в его взгляде не было и намека на гнев. Вместо этого она увидела лукавую, совершенно неожиданную мальчишескую улыбку. Он словно хотел сказать: «Ну, что я тебе говорил!» Он наклонился ниже, его длинные золотистые локоны упали ей на щеку.
Кайла моргнула, чтобы прогнать невероятное видение.
– Ну что ж, миледи, – весело сказал Роланд. – Похоже, нам суждено встречаться с вами при самых невероятных обстоятельствах.
И вдруг поцеловал ее в губы.
5
Ее губы были мягкими и сочными, лучше, чем он мог себе даже представить. А ведь он представлял себе этот поцелуй с того самого момента, как впервые увидел ее.
Туман охладил ей кожу, но ее губы были теплыми и терпкими на вкус, и этот контраст доставлял ему причудливое, ни с чем не сравнимое удовольствие.
Он любовно погладил ее щеку, стирая пальцами тонкий слой влаги, оставленной туманом, и изумляясь про себя этой шелковистой, атласной гладкости.
Она замерла, потрясенная, недвижная… Огромные серые глаза в изумлении и тревоге смотрели на него. И тогда он очень мягко и осторожно коснулся ее век рукой, совсем легко, только для того, чтобы она прикрыла глаза… А затем с еще большей страстью впился в се рот поцелуем.
Она открыла рот, повинуясь настойчивым движениям его языка. Возможно, это был результат растерянности с ее стороны, но он тут же воспользовался им и сплел свой язык с ее. Она тихо вздохнула, а он запустил пальцы в ее шелковистые пряди и принялся перебирать их, стряхивая листья и иголки, затем осторожно откинул несколько прядок с лица, провел, едва касаясь, согнутыми пальцами по ее щеке, очертив линию подбородка, шеи, верхней части груди…
Он знал – то, что он сейчас делает, совершенно недопустимо. Это серьезное нарушение всех правил его профессиональной этики. Он бессовестно воспользовался своим положением, навязывая себя женщине, находящейся под его защитой, у которой просто нет выбора. Он знал, что должен остановиться.
Но то, что сейчас происходило с ними, казалось ему таким правильным, таким естественным…
Его мучил ни на минуту не утихающий голод, вспыхнувший внутри его в ту ночь, в гостинице. И сколько бы он ни пытался с ним справиться, как бы ни уговаривал себя, ни соображения чести, ни доводы рассудка ничего не могли с этим поделать. Этот голод только разрастался, пожирая его изнутри весь вчерашний день и ночь и сегодняшнее утро. Он хотел видеть ее, целовать, целовать бесконечно. И теперь это желание завладело им полностью, потому, что она снова лежала рядом с ним, потому что ее руки обвились вокруг его шеи и она отвечала на его поцелуи.
Роланд чувствовал, как тает ее настороженность, и с мудростью настоящего стратега продолжал лишать ее последних оборонительных укреплений. Крепче прижав ее к себе, он с величайшей нежностью касался легкими поцелуями ее губ, щек, подбородка. Затем он спустился ниже, продолжая целовать шею спереди, сбоку, за ушком, потом обхватил мягкими горячими губами мочку уха и услышал тихий грудной стон – настолько чувственный, женский, что пожар в его крови вспыхнул с новой, почти неконтролируемой силой.
Кайла выгнулась, прижавшись к нему в тот миг, когда он чуть прикусил мочку ее уха. Ее груди прижались к руке Роланда, заставив его окончательно потерять голову. Он вновь завладел ее ртом, яростно, жадно, позабыв о нежности, позабыв о времени и месте, позабыв обо всем, кроме этой женщины, еще два дня назад совершенно ему незнакомой, которую, оказывается, он знал всю свою жизнь.
Потому что он точно знал, что надо сделать, чтобы снова пробудить в ней этот тихий стон, он знал, как надо целовать ее, как гладить ее руки, как обхватить эти мягкие, нежные холмики ее груди, такие упругие и – о боже! – так уютно устроившиеся в его ладонях!
И она знала его! Да, она знала, как касаться его в ответ на ласки, как гладить его лицо дрожащими, словно от удивления, нежными пальцами. И поцелуи ее были горячи, и ласки упоительны, и дыхание ее касалось его разгоряченной кожи, как свежий ветер с гор.
Ее гибкое, податливое тело было напряжено, он чувствовал его, несмотря на кольчугу, которая казалась ему сейчас орудием пытки. Он полностью накрыл ее тело своим, и она охотно приняла на себя его тяжесть, казалось, она даже ее не заметила… пока не почувствовала, как к ее бедрам прижимается его мужское естество, и не ощутила всю полноту его возбуждения.
И в тот же миг все изменилось, он почувствовал это сразу. Она резко вздохнула, ее глаза широко открылись, лихорадочный жар растаял в их черной глубине, сменившись ясным осознанием. И страхом.
Роланд замер, оказавшись в ловушке между агонией неосуществленного желания и проснувшимся рассудком. Рассудок победил. Он приподнялся на руках, затем скатился с нее, освободив от своего веса.
Он сел, несколько раз глубоко вздохнул, стараясь унять дрожь.
– Вот видите, что случается с молодыми женщинами, которые убегают от своих защитников, – сказал он, явно издеваясь над собой.
Кайла села рядом, в ее взгляде, сначала неуверенном, появился вызов.
– Но вы, кажется, говорили, что именно вы – мой защитник.
Ее густые, спутанные золотистые волосы казались короной, украшенной листьями и сосновыми иглами, и в этот миг ему снова, как и день назад, пришло на ум сравнение с королевой друидов. Сейчас она определенно казалась частью этого леса. Не думая о том, что он делает, Роланд протянул руку, стал вытаскивать веточки и хвоинки из их шелкового плена.
– Да, – только и смог он сказать в ответ.
Она была права, а он не прав. И они оба знали это.
Она сидела, не двигаясь, позволяя ему перебирать ее волосы. Она часто и неровно дышала, и мысль о том, что его ласковые прикосновения были причиной этому, заставила ее покраснеть. Но что еще хуже – она отчаянно желала этих ласк.
– Отпустите меня, – сказала она вдруг с неожиданной силой. И он понял, что она говорит не только о данном моменте.
– Я не могу.
Совершенно неожиданно она взяла его за руку. Казалось, даже белый шлейф тумана взметнулся от этого быстрого жеста, исполненного мольбы и страстной силы.
– Пожалуйста!
Он мог только догадываться, чего стоило ей одно это простое слово. Он попытался скрыть муку, которую испытывал сейчас, понимая, что должен ответить отказом.
– Миледи, это невозможно.
– Нет, возможно. – Она не отняла руку, и даже через рукав кольчуги он чувствовал силу, с которой она сжала пальцы. – Вы просто не нашли меня. Меня никто не нашел. Я исчезла где-то в Шотландии. Погибла. Умерла. Моя жизнь никому не нужна, кроме меня самой!
– А вот тут вы ошибаетесь, миледи. – Роланд не отрывал взгляда от ее лица. – Это была бы очень чувствительная потеря.
– Вы не понимаете! Для вас ведь это ничего не значит! Король не станет на вас сердиться. Вы сделали все, что смогли, а я исчезла, и все! Я не представляю собой никакой ценности, чтобы продолжать преследовать меня и дальше. Король получил мой дом, мое имущество, прах моих родных. У меня ничего не осталось, неужели вы этого не понимаете? Привезете вы меня или нет, в конце концов, уже не имеет никакого значения.
– Вы сами имеете значение, леди Кайла.
– Да нет же! Ничего из того, что я скажу или сделаю, уже не будет иметь значения, уверяю вас. Ну, подумайте, милорд, кому какой будет вред, если вы позволите мне ускользнуть?
– Я не могу, – повторил он.
– Можете. Просто не хотите.
Она отпустила его руку, и его удивило острое чувство утраты, на миг появившееся в душе.
Кайла отвернулась и напряженно стала вглядываться в туман, словно стараясь разглядеть что-то для него невидимое. Ему было мучительно больно видеть, как она пытается бороться с отчаянием, и отчего-то ему стало жаль не только ее, но и себя. Что такое с ним происходит?
На ее темных длинных ресницах сверкали капельки влаги, и ему даже показалось на мгновение, что она плачет. Но нет, это, по-видимому, был только туман, потому что, когда она подняла на него глаза, в них сверкал гнев.
– Вы готовы обречь меня на смерть, и все из-за своей гордости? Хотя чему я удивляюсь? Ничего другого я от вас не могла ожидать.
– Смерть! – Роланд улыбнулся, хотя чувствовал себя весьма неуютно. Что ж, по крайней мере, эти ее опасения он может развеять. – Ничто не угрожает вашей жизни, Кайла. Будьте же благоразумны! Генри просто хочет поговорить с вами, это все. Он хочет узнать то, что вам известно.
– А что потом, как вы думаете, лорд Стрэтмор? Полагаете, король просто позволит мне уйти, без всяких извинений? И меня ждет что-то вроде приятной прогулки из Тауэра в Роузмид? – Она не ждала от него ответа и, когда он хотел заговорить, остановила его жестом руки. – Нет, и вы сами это знаете. Он будет обязан что-нибудь со мной сделать. Я сейчас являюсь слишком большой обузой для короля. Он продаст меня какому-нибудь не слишком разборчивому жениху и сошлет подальше. Он никогда не оставит меня в покое, я буду слишком привлекать к себе внимание после всего того, что произошло с моей семьей.
Четкость и ясность нарисованной ею картины не оставили ему никакой возможности хоть что-то прокомментировать. Она была права. Конечно, она была права, и он теперь понял, чего именно она хочет избежать. Но это никак не повлияло на его решимость.
Кайла подтянула колени к груди и, обхватив руками, положила на них голову. Волна густых темно-рыжих волос закрыла ей лицо. Казалось, она хочет спрятаться от его взгляда.
– Как вы обнаружили меня?
– Здесь или в гостинице?
– Здесь.
– Повезло.
– А в гостинице?
– Повезло.
Горькая улыбка искривила ей губы.
– Похоже, вы родились под счастливой звездой, лорд Стрэтмор.
И снова он не смог ничего ответить. Она настолько явно обозначила пропасть между ними, что он не смог найти слов, чтобы перекинуть через него мостик. Это заставило его почувствовать раздражение. Действительно ли у него есть счастливая звезда? Что ж, будет видно, когда он вернется в Лондон.
Роланд поднялся на ноги и, взяв ее за руки, поднял и притянул к себе. Затем свистнул. Внезапно из тумана появился его конь.
– Едем, – коротко сказал он, подсаживая ее в седло.
Затем сам легко, едва касаясь стремян, вскочил сзади и крепко обхватил ее рукой за талию.
– Мои люди поймали вашего коня. Мы встретим их, вернувшись назад на тропу.
Кайла промолчала, только крепче сжала руки у себя на коленях.
Туман так и не поднялся, хотя они прождали почти до заката. Роланд приказал разбить лагерь, солдаты снова поставили палатки. В одну из них удалилась Кайла. Так, по крайней мере, можно было не беспокоиться о ней некоторое время, пока солдаты собирались по двое и по трое после погони.
– Она таки заставила нас всех погоняться за собой, – недовольно пробурчал Гилкрист, один из людей короля. – Да еще и целый день пропал впустую!
Тот факт, что в любом случае они не смогли бы ехать дальше в таком тумане, о чем совершенно правильно напомнил Дункан, капитан Роланда, никак не смягчил крайне раздраженных мужчин.
Надо сказать, что люди Роланда почти ничем не выражали возмущения и не брюзжали. Они были достаточно закаленными и привыкшими ко всему воинами. Но вот люди короля вели себя отвратительно: громко ругались и поносили Кайлу, готовые свалить на нее все неприятности, обрушившиеся на них из-за плохой погоды. Впрочем, Роланд особенно не обращал на них внимание. Люди короля не осмелятся на открытое возмущение. Фактически они все подчинялись сейчас ему вплоть до завершения задания. Неважно, что они говорили, главное, что они его слушались, этого было достаточно.
Конечно, все устали. Всем уже осточертел север, и все жаждали вернуться поскорее домой, в Лондон. А после Лондона Роланда ждал Лорей, к которому он стремился всей душой, а значит, никто не мог желать скорейшего возвращения больше, чем он сам.
Он слышал, как Дункан урезонивает остальных солдат, разбившихся на группы возле дымящих в сыром воздухе костров, и знал, что может всегда на него положиться. Он поможет успокоить недовольных, взвинченных, измученных постоянными переходами воинов, которым не с кем воевать. Роланд знал, что бойцы его уважают и слушаются. Ну а если действительно возникнет что-нибудь серьезное, Дункан предупредит его, и тогда он справится с этим сам.
А в настоящий момент Роланд решил, что пришло время поужинать с возмутительницей спокойствия и причиной всех этих безобразий. Он сказал себе, что хочет всего лишь убедиться, что с ней все в порядке. Ему просто необходимо самому взглянуть, как она себя чувствует после этого приключения. Она не стала есть, возможно, плохо себя чувствует или даже серьезно заболела. А ему необходимо доставить ее в Лондон в целости и сохранности и сдать королю. И, разумеется, к его беспокойству и желанию ее увидеть не имеет никакого отношения то, что он ни на минуту не может забыть о ее горячем поцелуе, терпком, сладком…
Тем не менее он сначала обошел всех своих людей, проверил часовых и только после этого направился к ее палатке. Он вошел без предупреждения, кивком отослав стражу, которые так же молча кивнули ему в ответ.
Она сидела на покрывале из шкур, бессмысленно уставившись на нетронутое блюдо с жареным фазаном, стоящим перед ней. Она даже не взглянула на Роланда, когда тот вошел.
Он сел напротив, у другой стенки палатки.
– Вам это не по вкусу?
Казалось, сначала она не хотела отвечать ему, но затем все же вздохнула и сказала:
– Я уверена, что это очень вкусно.
– Но вы ничего не съели.
– Я не голодна.
– Не слишком-то это любезно с вашей стороны. Это странное заявление привлекло ее внимание, чего он, собственно, и добивался.
– Любезно? – повторила она с удивлением.
– Дело в том, что мой лучший охотник очень беспокоился, чтобы подстрелить для вас фазана. И не просто какого-нибудь фазана, я сказал ему, что это вам не подойдет. Я велел найти для вас короля фазанов, самого огромного из всех фазанов, которые водятся в здешних лесах. И уверяю вас, это был настоящий подвиг с его стороны. Ему пришлось пропустить множество небольших птиц, пока он не встретил этого замечательно фазана. Но вот он здесь, король фазанов, предназначенный только для моей леди, а вы настолько горды, что даже не хотите попробовать ни кусочка. Крайне нелюбезно, – закончил он, печально качая головой.
Она внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, говорит ли он правду или это просто очередная глупость, вдруг пришедшая ему в голову. Роланд протянул руку к жаркому и, отломив кусочек, попробовал. Фазан был сухим, жестким и подгорелым с одного бока. Он усмехнулся:
– И вправду король.
– У вас довольно странное чувство юмора, – сказала Кайла, засунув руки под мех, покрывающий ее колени. А потом взглянула на него с опаской, словно не зная, что он еще придумает.
Роланд сделал вид, что обижен.
– Королю фазанов это едва ли показалось забавным, я полагаю.
Тонкая морщинка пересекла ее лоб, взгляд ее был серьезным и печальным. И ему вдруг нестерпимо захотелось развеять ее печаль. У него отчего-то защемило в груди при виде этой морщинки; давно забытая нежность кольнула его в сердце. Роланд попытался придумать что-нибудь, чтобы утешить ее, но прежде, чем он заговорил, Кайла вдруг оттолкнула от себя блюдо и растянулась на меховой подстилке, подложив под голову руку, лицом к нему. Он был так захвачен этим грациозным, изящным движением, что совсем забыл, что собирался ей сказать.
– Почему вас зовут Цербером, милорд?
– А вы не знаете? – уклончиво ответил он вопросом на вопрос, не желая говорить на эту тему.
– Ну конечно, я слышала разные разговоры. Битвы, победы, что-то в этом роде. Но ничего конкретного, что могло бы объяснить это прозвище.
Роланд подтолкнул к ней блюдо с фазаном.
– Ешьте, и тогда, возможно, я скажу вам.
– Возможно?
– Ешьте, – приказал он.
К его немалому удивлению, она протянула руку и оторвала кусочек мяса. Она положила его в рот и, не отрывая взгляда от Роланда, принялась медленно жевать. Проглотила, выжидательно взглянула, чуть наклонив голову.
– Ну?
– Полагаю, – задумчиво начал он, – все дело в том, что адский пес должен быть…
Она оторвала следующий кусок, положила в рот. Он проследил за ним взглядом. Ее губы смущали его, мешали ему сосредоточиться. Он никак не мог решить: напоминали они ему спелые сочные ягоды или бархатистые лепестки розы…
– Злобным, – сказала она без всякого выражения, просто закончила за него фразу, когда он снова потерял нить разговора.
– Безжалостным и упорным, – поправил он ее. Да, именно так. Не знающим жалости и упорным в достижении целей, пусть даже подчас дьявольских и бесчеловечных. Безжалостным к врагам. Роланд чуть тряхнул головой, вновь собираясь с мыслями. – Генри так прозвал меня.
По ее реакции было видно, что его слова произвели на нее сильное впечатление. Она чуть вздрогнула, взгляд ее светлых, серебристых глаз потемнел, он уловил мелькнувшую в них горечь. Губы изогнулись в насмешливой улыбке.
– Так, значит, – она отправила в рот еще кусочек, – вы преданный пес короля?
Он спокойно улыбнулся, чтобы показать, что она нисколько не оскорбила его этим вопросом.
– Можно и так сказать.
– Комнатная собачка? – Ее глаза ярко сверкнули; фазан исчезал с завидной быстротой.
– Нет, – голос его прозвучал несколько угрожающе. – Охотничий пес.
Он увидел, как она бросила быстрый взгляд на его горло, на котором осталась отметина от ее кинжала в ту ночь, в гостинице.
– И вы охотитесь на невинных.
– Я служу своему сюзерену.
– Так, значит, у вас нет своей воли, вы послушны воле хозяина.
– У вас острый язычок и не менее острый ум, миледи, но, боюсь, здесь вы ошибаетесь. Я сам себе хозяин. Я выбрал эту службу только потому, что она может дать мне то, что я хочу.
Она перестала жевать и внимательно посмотрела ему в глаза.
– И что бы это могло быть?
Он колебался, не желая открывать перед ней душу, говорить о самом сокровенном. Ведь она явно слишком низкого мнения о нем и может сразить его одним-единственным, точно подобранным острым словцом.
– Ничего такого, что могло бы быть вам интересно, леди Кайла.
Она закончила есть, облизала пальцы, продолжая наблюдать за ним, а затем полностью растянулась на своей меховой подстилке, откинувшись навзничь.
– Ну что ж, пес, ты заставил меня поесть. Теперь доволен?
– Завтра, возможно, вы получите королеву фазанов.
– Хорошо. – Она приподняла голову, внимательно разглядывая кончики пальцев на ногах, вылезшие из-под накидки из шкур. – Наверное, ей лучше оказаться на моей тарелке, чем прожить остаток своей жизни в одиночестве. Как вы считаете?
Из всех ее слов именно эти ранили его больней всего. Он знал, что она говорила о себе, но это в полной мере относилось и к нему тоже.
Роланд взял блюдо и поднялся.
– Выспитесь хорошенько, леди Кайла. Завтра будет тяжелый день.
Он вышел из палатки, ни разу не оглянувшись.
Все последующие дни пути они ехали очень быстро, особенно когда миновали низинную часть с ее туманами. Маленькая армия повсюду вызвала повышенный интерес местных жителей. Где бы они ни проезжали, люди высыпали на улицу, показывали на них пальцем, сбегались, чтобы поглазеть, а затем и обсудить, строя всевозможные догадки.
И, конечно, Кайла не могла остаться незамеченной: единственная женщина, с гордо поднятой головой, распущенными по плечам волосами, в летящей за спиной накидке. Веревка от ее связанных рук, тянущаяся к лошади Роланда, вызывала особенный интерес. Он сделал это, почти ненавидя себя, но ему очень не хотелось, чтобы она ускользнула от него теперь, когда они уже так близко от цели. Интуиция подсказывала ему, что, если она захочет от них ускакать на этом жеребце, быстром, как ветер, легкая, искусная наездница имеет все шансы обогнать любого из них, и Роланд не хотел рисковать, проверяя свои подозрения. Он связывал ей руки утром и развязывал только вечером, когда они разбивали лагерь.
Разумеется, она вызывала особенный интерес. Кто она, спрашивали любопытные. Преступница? Или сбежавшая принцесса? А может, колдунья? Кто же она такая, эта женщина, если ее необходимо связывать даже в окружении такого числа вооруженных мужчин?
Кайла не обращала внимания на все эти разговоры. Она и в самом деле была похожа на принцессу – с таким пренебрежением и высокомерным презрением реагировала она на все оскорбительные вопросы. Роланд с радостью избавил бы ее от этого, если бы только смог. Его солдаты не отвечали на вопросы крестьян, они лишь на мгновение придерживали лошадей, чтобы уверить местных жителей, что им нечего опасаться их вооруженного отряда.
Леди Кайла вновь погрузилась в молчание. Она не произнесла ни одного слова, даже простого «да» или «нет», с того самого вечера, когда они разговаривали у нее в палатке. Она не проявляла ни страха, ни нервозности, по мере того как они приближались к конечной цели их путешествия. Просто держала себя с такой холодной отчужденностью, которая могла обескуражить любого мужчину, кроме разве только самого настойчивого. Роланд просто не знал, что с ней делать.
По мере того как они приближались к Лондону, земли все больше приобретали цивилизованный облик. Все чаще на склонах холмов встречались стада белых овечек, все больше на их дороге попадалось возделанных полей. Да и деревни встречались все чаще, и все больше на их пути попадалось людей, работающих на полях, занимающихся с животными, любопытных, глазеющих, задающих вопросы…
Он почувствовал ее смятение раньше, чем увидел его явные признаки, когда они только подъезжали к очередной, ничем не приметной маленькой деревушке. Но неожиданно появившийся лихорадочный румянец на ее щеках еще больше оттенил бледность ее кожи. И впервые за все время их путешествия Кайла утратила свою королевскую осанку, как-то вся сжалась, словно стараясь сделаться невидимой.
Он не сразу понял, в чем причина столь резкой перемены, пока не увидел, как вокруг собираются крестьяне. Конечно, такое бывало и раньше, но эти люди называли Кайлу по имени, их голоса звучали громче обычного, они выражали изумление слишком явно. Толпа росла, люди все подходили и подходили, собираясь отовсюду. И тогда Роланд увидел вдалеке великолепное здание из розового камня, в рамке из зелени. Мирная картина, говорящая о покое и счастливой, беспечной жизни… Кайла тоже взглянула в ту сторону всего один раз, а затем снова опустила голову, закрывая лицо завесой из волос.
О чем только он думал, везя ее мимо Роузмида? Как он мог подвергнуть ее этому испытанию, заставить пережить весь этот стыд? Но он даже не подозревал, что они проезжали так близко от ее родового поместья. Он никогда раньше не был здесь и, уж конечно, никогда не сделал бы этого намеренно. Он уже повернулся к своим людям, чтобы отдать приказ проехать это место побыстрее, как вдруг какая-то молодая женщина, не более пятнадцати лет от роду, выбежала из толпы. Она бросилась прямо наперерез колонне солдат, бесстрашно пробираясь между лошадьми, пока не подошла к Кайле.
– Миледи! – крикнула девушка и побежала рядом с всадницей, дергая Кайлу за юбку, чтобы привлечь ее внимание. Она сунула ей в руку потрепанный букетик маргариток. – Мы все на вашей стороне, миледи! – крикнула девушка дерзко под одобрительный хор селян, столпившихся по обе стороны дороги.
Кайла, казалось, совершенно не знала, что ей делать. Она машинально взяла букет и в растерянности посмотрела на девушку, бегущую рядом с ее лошадью.
– Мы все за вас, миледи, – повторила та, а затем оттянула назад, чтобы не попасть под ноги лошади, идущей следом. И потом она еще долго стояла на обочине, провожая процессию глазами.
Роланд смертельно устал. И чем ближе они подъезжали к Лондону, тем сильнее усталость давала о себе знать. При ближайшем рассмотрении то же самое можно было сказать и о леди Кайле. Она и так была слишком худа вначале их путешествия, и теперь, несмотря на все его отчаянные попытки заставить ее есть, девушка таяла с каждым днем. Ее глаза ввалились и горели каким-то лихорадочным блеском, руки стали тонкими, почти прозрачными и напоминали цыплячьи лапки. Без всякого сомнения, она была настоящим бойцом, но беспокойство и отчаяние сломили ее, и теперь Роланда угнетало то, что он ничего не мог с этим поделать. То, что им пришлось проехать мимо Роузмида, никак не могло улучшить ее состояние духа. На самом деле все оказалось даже хуже, чем он мог предположить. Все это время она держала себя почти с королевским величием, но теперь в ней что-то надломилось, и на ее бесстрастном лице нет-нет, да и проскальзывало выражение невыносимого страдания. И сейчас это страдание особенно было заметно в том, как судорожно она стискивала уже увядшие маргаритки, храбро сражаясь с болью и отчаянием.
Пытаясь справиться со слабостью, появлением которой он был полностью обязан Кайле, Роланд старался думать о своем поместье Лорей, о том, что делают сейчас его люди, засевают ли они сейчас свои поля, проветривают ли и высушивают покои замка после сырого зимнего холода, смолят ли рыболовные суда теперь, когда погода наконец наладилась. И что поделывают сейчас Мэдок и Сина, должно быть, опять бранятся, а Харрик, наверное, как всегда, всех успокаивает. И Элисия… Интересно, какая она сейчас, доросла ему хотя бы до пояса?
Но сквозь все эти мысли неотвязно пробивались воспоминания совсем недавние, о том самом дне, когда Кайла свалилась на него с дерева, о голодной страсти их поцелуя, о ее мольбе отпустить ее и о его незамедлительном, почти инстинктивном отказе. Сейчас его начали грызть сомнения, и не только в справедливости своего решения, но в его истинной причине.
И в самом деле, кому было бы плохо, если бы он отпустил ее? Она очень ясно показала ему, какая жалкая судьба ждет ее с тем клеймом, что теперь до конца жизни будет на ее имени. Она знала законы, по которым живет двор и высший свет, так же хорошо, как и он сам, а может быть, даже лучше. Так почему же он не позволил ей исчезнуть в тот туманный день навсегда из этой жизни? Почему не проявил милосердия и не предоставил ей эту последнюю возможность обрести свободу, о которой она так его молила?
Но затем он резко оборвал себя. Он был прав, глупо сомневаться в этом. Возможно, она и в самом деле была колдуньей, затуманившей его разум. Он должен был схватить ее. И, разумеется, он обязан передать ее королю. Это не только его долг, это еще и самое верное решение в данной ситуации. Он даже врага не мог бы оставить умирать в этих диких горах, одного, без помощи, без защиты. А Кайла не была его врагом, что бы она сама ни думала по этому поводу.
Если бы он освободил ее, она очень скоро погибла бы. Возможно, ее уже сейчас не было бы в живых. В этом он, по крайней мере, был уверен. И эта мысль вдруг показалась ему настолько ужасной и невыносимой, что он тут же постарался выкинуть ее из головы.
Эта изящная, полувоздушная женщина, обладающая несокрушимым духом, и все же такая слабая, совершенно очевидно, нуждалась в защите. Но кто мог бы стать ее защитником?
Через два дня после Роузмида они въехали в Лондон. После долгих месяцев, проведенных среди лесов и лугов, город показался им даже более мрачным, чем обычно, – серые каменные дома, грязь, множество людей. Тем не менее солдаты сразу воспрянули духом, их шутки стали не такими злыми, а веселая болтовня сразу приобрела легкие, радостные интонации.
Кайла, разумеется, продолжала хранить молчание, но Роланд заметил, как она судорожно сжала поводья. Через некоторое время она все же заговорила, не отрывая взгляда от черной как ночь гривы своего коня:
– Я слышала, в Тауэре очень темно.
Роланд нахмурился, пытаясь понять скрытый смысл ее слов.
– Да. В некоторых местах, – осторожно ответил он.
После этого наступила довольно длинная пауза, и он уже начал придумывать, что бы такое ему сказать, чтобы она вновь не погрузилась в себя, когда Кайла заговорила вновь:
– Я не люблю темноты. – Прежде чем он смог что-нибудь ответить на это, она продолжила более твердымголосом: – Я знаю, вы ничего мне не должны, лорд Стрэтмор, но я бы хотела попросить вас об одной любезности. Я прошу вас от имени моего отца. Он был хорошим человеком, и он очень хорошо отзывался о вас.
Роланд молча ждал.
– Я бы хотела попросить вас позаботиться об Остере, пока… меня не будет, – неуверенно произнесла она, наконец-то подняв глаза и встретившись с ним взглядом. – Я не хочу доверять дворцовой страже заботу о нем, а вы, кажется, проявили к нему интерес. И он к вам. Вы могли бы обещать мне это?
– В этом нет никакой необходимости, вот увидите.
– Вы обещаете?
– Это не нужно.
– Обещаете?
Роланд вздохнул, страшная усталость вновь навалилась на него. Он устало провел рукой по лицу.
– Леди Кайла, я обещаю вам, что нет никакой необходимости мне приглядывать за вашей лошадью. Вы сможете сами выбрать любого, кому доверяете.
– Тогда я выбираю вас.
– Я не…
– Простите меня, милорд, – прервала она его, в ее глазах снова появилось презрительное, высокомерное выражение. – Я не подумала, что прошу вас взять на себя такую непосильную для вас ношу. Как глупо с моей стороны. Пожалуйста, простите, что я вообще заговорила об этом.
– Черт вас возьми, Кайла! – Он просто не смог сдержаться. – Вы так охотно готовы оскорблять меня и совсем не хотите понять. Послушайте меня хоть раз, миледи, больше я вам этого говорить не намерен. Я обещаю вам, что вам не нужно беспокоиться по поводу вашей лошади, потому что вы не будете арестованы, или казнены, или чего вы там еще боитесь? Вы понимаете меня? Вы свободная женщина и останетесь свободной, как только король закончит все дела с вами. Вы не преступница, чтобы чего-то бояться.
Если она и была поражена его внезапным проявлением гнева, она этого никак не показала. Она промолчала, позволив напряженной тишине повиснуть между ними, и просто задумчиво посмотрела вверх, на крыши домов. Их окружали городские запахи и шум, голоса детей, зазывные крики торговцев, громкие пьяные возгласы из таверны, мимо которой они проезжали.
– Я не люблю темноты, – повторила она, но так тихо, что, возможно, ему это просто показалось.
6
Воздух в личных покоях короля Генри был холодным, тяжелым, пропитанным ароматами духов и восковых свечей, смешанным с пряным запахом специй и жареной гусятины, которую подавали на ужин и остатки которой застыли на золотом блюде возле кресла.
Когда Кайла вошла, Генри, сидевший в резном кресле возле камина, даже не потрудился изменить позу, лишь слегка повернул голову в ее сторону. Он не протянул ей руки и не задержал ее дольше обычного, как раньше. И он не улыбнулся ей, мрачно глядя на то, как она приседает перед ним в реверансе, одетая в то же нелепое, ужасно сидящее на ней платье, которое дала ей хозяйка гостиницы.
Она сделала, что могла, чтобы вычистить его, но не смогла никак скрыть заплаты и прорехи в грубой, ветхой материи. Но будь оно даже совсем новым, это было платье простой крестьянки, совершенно не подходящее для леди, которая должна предстать перед королем Англии.
Но никто не удосужился прислать ей какой-нибудь иной наряд, и ей пришлось надеть единственное платье, которое у нее было. Кайла спокойно встретила взгляд Генри, даже не мигнув. Стоящий возле нее Роланд чуть приподнял бровь.
– Ваше величество, – сказал он, отступив на шаг, чтобы встать рядом с Кайлой.
– Ну что ж, Стрэтмор, мы видим, что ты справился с этим делом.
Комната была полна придворными, министрами, явившимися с визитом, рыцарями. Они стояли большими и маленькими группами, кто прячась в тень, кто, наоборот, стараясь быть на виду; огонь от камина и от сотни свечей блестел на доспехах и оружии, изредка вспыхивая на драгоценных камнях, украшавших шеи, руки и костюмы придворных. Кайла видела, что с ее появлением возникло явное напряжение, все уши повернулись в их сторону, стремясь не пропустить ни единого слова.
Кайла подошла ближе к огню, пытаясь хоть немного согреться. Холод пробирал ее до костей. Генри и Роланд при этом ее движении замолчали, и Кайла поспешно отступила назад, не желая делать или говорить что-нибудь, что от нее ожидали. Хватит уже того, что она пришла сюда и пыталась вести себя так, будто ничего не произошло. Если бы она прислушалась к своему внутреннему голосу, она бы вообще не сделала ни единого движения, но, во всяком случае, она сделала не такой низкий реверанс, как того требовали правила этикета. Интересно, обратил ли король на это внимание или нет?
Ее юбки задели нагретую чугунную решетку камина. Кайла резко отдернула их от раскаленного металла, стараясь при этом не встречаться ни с кем глазами. Она боялась, что в них сейчас можно прочесть все испытываемые ею чувства: презрение, чувство оскорбленного достоинства, гнев и… решимость. Твердую решимость противостоять всему, что бы они ни придумали для нее.
Чтобы сосредоточиться, она уставилась на едва видимую из-под роскошной, украшенной мехом горностая королевской мантии левую бархатную туфлю короля. Генри чуть постукивал ею по полу из мрамора цвета сливочного крема.
Пол в комнате, отведенной ей, не был мраморным. Он был из скучного серого камня, мрачный и грязный, как в той камере в Тауэре, куда она однажды попала на допрос несчастного француза. Многочисленные обитатели этой комнатки протерли тропинку перед единственным маленьким окошком. Можно было представить, как они, погруженные в свои невеселые думы, медленно мерили шагами небольшое пространство перед окном. Здесь была убогая кровать с соломенным тюфяком, жаровня и ни единой свечи. Правда, здесь все же были еще и крысы. А также запах безнадежного отчаяния, пропитавшего эти стены.
Она понимала, что, возможно, ей придется остаться здесь, в Тауэре, на несколько недель или даже месяцев, но просто не представляла, как сможет провести в этой тесной комнатушке хотя бы одну ночь. При мысли об этом ей становилось дурно.
Их прибытие в Тауэр привлекло всеобщее внимание. Их встречали приветственными криками и громом фанфар. Кайла сразу поняла, что ей некуда скрыться от любопытных взглядов, и надела на себя маску безразличия, стараясь не замечать того, что происходило вокруг. Она неплохо научилась это делать в последние дни путешествия, в противном случае она просто сошла бы с ума. Она знала всех этих людей, узнала многие лица, и в то же время они казались ей совсем чужими – бледные, неживые маски со сверкающими от любопытства глазами и двигающимися ртами. В общем шуме тонули отдельные слова, и было невозможно разобрать, кто что говорил или кричал. Она разобрала лишь, как несколько раз повторили ее имя, имена ее отца и матери.
Крепко, но нежно держа за руку, Роланд вел ее по ступеням, по которым она часто бегала в детстве. И Кайла была благодарна ему за это, сейчас она уже не думала о том, кто он ей – друг или враг. Его пожатие было теплым, ободряющим, оно дарило ей хоть какую-то опору в окружающем ее хаосе. Он старался держаться как можно ближе к ней, прокладывал дорогу, решительно оттесняя толпу, улыбался и ни с кем не заговаривал, просто шел вперед, стараясь двигаться как можно быстрее.
Вышедший им навстречу стражник поклонился им обоим, затем сделал знак Кайле идти за ним.
Она почувствовала, как рука Роланда крепче сжалась, словно он не хотел ее отпускать от себя. Ей показалось, что он уже собрался что-то сказать, но потом, видимо, передумал, так как выпустил ее руку и отступил на шаг назад.
Стражник снова поклонился, ожидая.
Кайла оглянулась на Роланда, он улыбнулся ей какой-то странной кривой улыбкой. Она так и не поняла, что означала эта улыбка: «Будь храброй!» или, может, «Убирайся к черту!»?
Девушка гордо подняла голову, повернулась и пошла следом за стражником, так и не дав себе труд оглянуться. Она слышала, как Роланд заговорил с кем-то, но не расслышала или просто не обратила внимания на то, что именно он говорил. Она шла, и в ее ушах эхом отдавались ее шаги, что вели в эту самую мрачную часть Тауэра, а в голове была лишь одна мысль – суждено ли ей снова увидеть дневной свет?
Что ж, во всяком случае, не сейчас, когда она стояла в королевских покоях, но только потому, что за окном в этот поздний час была непроглядная ночь. Тьму рассеивали лишь горящие факелы.
К ее удивлению, ее привели к королю спустя всего несколько часов после их прибытия. И к еще большему удивлению – и, признаться, к тайной радости, – рядом снова был Роланд. Улыбаясь ей, он снова взял ее за руку и подвел к королю, сжимая ее пальцы в своей горячей ладони.
И снова Кайла не поняла значения этой улыбки. Она чувствовала себя очень неуверенно.
– Нам больно, – отрывисто произнес Генри, – видеть вас так плохо одетой, леди Кайла.
Ее одежда! Это было последнее, что ожидала сейчас услышать Кайла от короля. После всего, что случилось, после того, как ее жизнь разлетелась в клочья, после всех убийств, интриг и предательств говорить с ней о таких пустяках?
Кайла опустила хмурый взгляд на свою потертую, в пятнах юбку, пытаясь сохранить самообладание.
– Ваше величество! – Она старалась изо всех сил, чтобы ее голос звучал ровно. – Мне очень жаль, что я вызвала ваше неудовольствие.
– Стрэтмор, – Генри уже перевел взгляд на ее спутника. – Докладывайте.
Роланд выпустил ее руку. Она слушала, как он перечислял факты своей поездки от Лондона до Шотландии и обратно. В этом сухом изложении даже история о том, как он захватил ее ночью в гостинице, показалась ей историей о чьей-то другой жизни, и вообще, ей казалось, что он рассказывает о ком-то другом, не о ней.
Каминная решетка была покрыта чугунными розами, чугунными лилиями, даже чугунными виноградными ягодами, выглядывающими из-за чугунных листьев. Поверху шли листья земляники, один за другим вытянувшиеся в ряд из конца в конец. Кайла подумала, случайно или с тайным смыслом кузнец, который делал эту решетку, почти в точности повторил ряд, украшавший королевскую корону. Если так, то он, наверно, отличался большой смелостью и лукавством.
Впрочем, возможно, кроме нее, это вообще никто не заметил. Здесь, в личных покоях короля, было такое изобилие всевозможных роскошных украшений, что рябило в глазах: великолепные гобелены, стулья и кресла, украшенные драгоценными камнями, огромная кропать под роскошным балдахином, шитым золотом.
Внезапно Кайла поняла, что в комнате опять повисла тишина, Роланд закончил свой рассказ. Бросив взгляд из-под ресниц на короля, Кайла увидела, что Генри задумчиво рассматривает ее, потирая подбородок. Она заметила также, что его левая нога снова начала раздраженно постукивать по полу в беззвучном, но явно нервном ритме.
Она еле заметно вздохнула и взглянула на него, на этот раз прямо. Но ее пальцы, скрытые в складках платья, с силой сжали материю.
– А теперь, леди Кайла, – Генри даже чуть приподнялся со своего кресла, – сообщите нам свою версию произошедшего, пожалуйста.
Она не могла ослушаться королевского приказа. Образ комнаты в Тауэре, где она провела последние несколько часов, возник перед мысленным взором, но она отбросила его и сжала руки в кулаки.
– Мой отец не убивал мою мать, сир.
Эти слова вызвали общий удивленный вздох в комнате, многие придворные подались вперед, чтобы не упустить ни слова. Генри поднял руку; шум мгновенно утих. Жестом он велел ей продолжать.
– Он любил ее, он никогда бы не причинил ей вреда. Он умер с ее именем на устах, призывая ее к себе. Он не убивал ее.
Она хотела снова опустить глаза, но не смогла. Тогда она сосредоточила свой взгляд на короле, на его темных волосах. Она чувствовала присутствие Роланда рядом – сильного, надежного.
– Я уговорила его уехать. Я убедила его в том, что ему опасно оставаться. Это я все спланировала.
Она подождала несколько мгновений, но никто ее не прервал, никто не обвинил во лжи. Король слушал ее с задумчивым, сосредоточенным видом. Кайла продолжала:
– После того как мою мать… обнаружили мертвой, с ним что-то произошло. Как будто это у него отобрали жизнь, а не только у нее. Он перестал есть, не мог спать, не мог даже пить. Он сидел день и ночь в ее спальне, сидел и плакал.
Боль от этих воспоминаний была такой острой, что Кайла замолчала на несколько мгновений. Пытаясь прийти в себя, она поджала пальцы ног в своих мягких кожаных туфельках, концентрируясь на том, чтобы почувствовать мраморные плиты под ногами. У нее вспоили ладони. Стрэтмор снова взял ее за руку. Она оттолкнула его руку.
– Я знала, что о нем говорили, сир. Я знала, что все думали. Но он был в полном неведении. Он просто существовал в эти дни, как растение. Он не жил. Ничего не понимал и не осознавал. И я должна была спасти его.
– Поэтому вы сбежали, – задумчиво пробормотал король, уставившись в огонь.
– Я не могла позволить ему вот так просто умереть за то, что он не совершал. Я не могла позволить, чтобы его казнили.
– И все же, – тихо сказал король, – он мертв, мой Роузмид.
– Да, – отвечала она. – Мой отец мертв.
Какое-то время король молчал, просто продолжал смотреть на пламя. В комнате повисла тишина, никто не двигался, никто не дышал, во всяком случае, так казалось Кайле. Только Роланд казался живым рядом с ней. И она, как ни странно, была ему за это благодарна.
– Расскажите нам, как он умер, – приказал король.
– От лихорадки, ваше величество. Он… очень плохо чувствовал себя после смерти моей матери… – Кайла выпустила складки своей юбки и сжала руки перед собой. – Он так и не оправился от этого. Он умер всего через несколько недель после того, как мы покинули Лондон. Было очень холодно, и он накрывал одеялами нас с братом, пока мы спали.
Она не хотела вспоминать об этом, не хотела обнаруживать свою боль перед всеми этими людьми. Она не доставит им такого удовольствия. Она не плакала тогда, над мертвым телом своего отца, не станет плакать и сейчас. Она должна держаться!
– Мой брат и я продолжали путь в Гленкарсон, как вы знаете, сир. Мой отец хотел, чтобы мы поехали к брату нашей матери.
– К Макалистеру, – произнес король, по-прежнему не отводя взгляда от камина, словно ему было тяжело смотреть на кого бы то ни было.
– Дядя принял нас.
Она не хотела рассказывать о том, что было дальше, слишком свежа была рана от крушения всех их надежд, которые появились у них в Гленкарсоне, надежд, которым было не суждено осуществиться после прибытия туда Стрэтмора со своими людьми.
Нет, она не станет рассказывать этим людям о том, как им удалось найти единственное слабое место у человека, предоставившего ей и брату защиту и кров. Они задели его гордость, и он не мог поступить иначе. Теперь она понимала, что ничего, чтобы она ни сказала или ни сделала, не остановило бы Малкольма. Он выбрал свою судьбу, он выбрал сражение, и ему было все равно, что увлек за собой на смерть столько достойных людей.
«Если этого хочет бог, так тому и быть!» – сказал он ей тогда.
И, надо думать, бог действительно этого хотел, так как это случилось.
Так что же она могла сейчас рассказать этим лощеным придворным о том дне, когда Малкольм закрыл ее в ее комнате, забрав Алистера с собой?
Он плакала и кричала, умоляла, требовала, чтобы ее выпустили, пока у нее не пропал голос, но не слышала ничего, кроме ледяного молчания за дверью, потому что они все ушли тогда, ушли на битву, и, может быть, она была единственная, кто остался в целом замке.
Из своей комнаты она слышала звуки битвы вдали.
И каждый крик разрывал ее сердце на части, так как это мог быть крик Алистера или человека, который его убивал, а она совершенно ничего не могла сделать, чтобы предотвратить это.
А затем шум боя затих и начался пожар.
Какая-то часть внутри ее хотела, чтобы пришла смерть. Она представляла себе, как все сразу станет легко и просто, если лечь на свое скромное ложе и вдыхать ядовитый дым, пока он не наполнит легкие и пока не спустится вечная тьма.
Но тело не желало слушаться полубезумного сознания, желающего смерти, оно хотело жить, и тогда Кайла обмотала руку одеялом, встала на стул и, задыхаясь и кашляя, с трудом разбила толстое окно, расположенное довольно высоко в ее маленькой комнате. Но даже когда она разбила толстое полупрозрачное стекло, она поняла, что с трудом сможет протиснуться в маленькое отверстие. И все же каким-то чудом ей это удалось. Вся порезавшись и расцарапав руки, она выбралась через него наружу и свалилась на землю, в то время как все вокруг уже было объято пламенем. Замок полыхал.
Пока она вылезала, на ней загорелось платье, и ей пришлось обмотаться одеялом, чтобы погасить пламя.
И тогда она поняла, что все кончено. Ей даже не надо было глядеть на обугленные останки деревни, чтобы понять, кто победил в этой битве. Она накрылась с головой одеялом и начала пробираться подальше от английских солдат, которые были заняты тем, что отлавливали последних оставшихся в живых крестьян, пытавшихся бежать. И потом она сама побежала к месту битвы, пытаясь найти Алистера.
Кто-то из шотландцев схватил ее, спрятал, чтобы ее не поймали англичане. Это была крупная, высокая женщина, она уговорила Кайлу подождать, затаиться, пока все не закончится и солдаты уйдут. Сначала Кайла сопротивлялась, она рвалась найти Алистера, но вскоре поняла, что Алистер все равно мертв, поэтому нет никакой разницы, найдет она его сейчас или через три часа.
Они подождали, пока не спустилась темнота и английский отряд не отправился прочь, солдаты ехали, громко переговариваясь и смеясь, явно довольные одержанной победой.
И тогда все они оставшиеся в живых, в основном женщины, вышли из своего укрытия и отправились искать своих мертвых.
Кайла так и не узнала, кто это был, кто спрятал ее, фактически спас ей жизнь. Она так и не смогла поблагодарить этих женщин, хотя позже и пыталась, но все это были лишь никому не нужные пустые слова.
Пустота была в ее сердце и тогда, и сейчас, когда она прямо смотрела в глаза короля. Этот тщедушный смуглый человек держал в руках ее судьбу, и достаточно было малейшей прихоти, чтобы он мог одним мановением руки прекратить само ее существование.
Она больше ничего не собиралась говорить. Она чувствовала взгляды, направленные на нее: мрачный взгляд короля, любопытные, неудовлетворенные взгляды придворных. Взгляд Роланда…
Она вспомнила их поцелуй в тот день в лесу. Она вспомнила, как он отвел свой взгляд, когда сказал ей, что не может ее отпустить.
Жалеет ли он сейчас о своем решении, подумала она и повернула голову, чтобы взглянуть на него. Он тоже смотрел на нее. Их взгляды встретились, задержались, вспыхнули… и незнакомый жар опалил обоих.
– Это дело довольно сложное, – сказал король, нарушив напряженную тишину. – Мы должны хорошенько все обдумать… позже. Мы вызовем вас, когда будем готовы услышать ваш рассказ еще раз. Возвращайтесь в свои покои.
Король начал подниматься с кресла.
Роланд увидел, как побелело лицо Кайлы. Оно стало даже не белым, а пепельно-серым.
– Обещаю вам… вы будете свободны…
– Сир, – Роланд довольно бесцеремонно схватил Кайлу за руку, не обращая внимания на то, что все вокруг заметили этот интимный жест. – Одно слово, умоляю!
Генри уставился на их сжатые руки с изумлением кошки, которая внезапно обнаружила, что пойманная ею мышь на самом деле оказалась львом. Он медленно перевел взгляд с их рук на лицо Роланда. Затем, так же медленно, опустился обратно в кресло.
Роланд чувствовал, как напряглась Кайла. Ее инстинктивное стремление вырваться, убежать было таким сильным, что передалось и ему – бежать, спрятаться, скрыться. Он крепче сжал ее руку.
– Умоляю простить меня, ваше величество. В суете и волнениях, связанных с нашим прибытием, я совсем забыл упомянуть, что леди Кайла оказала мне честь, согласившись стать моей женой.
Потрясение от этих слов было таким сильным, что вся комната вмиг наполнилась гулом голосов, и даже Генри был не в силах заставить всех замолчать. Он сгорбился в своем кресле, не мигая, чуть поджав губы. Затем снова поднял руку, и гул наконец смолк.
– Я смиренно молю вас, – продолжал Роланд, пристально глядя в глаза монарху жестким, несмотря на смиренные слова, взглядом, – не разлучать меня с моей молодой женой.
Легкая улыбка коснулась губ Генри, в глазах появился какой-то хитрый огонек, который несколько обеспокоил Роланда.
– Понимаю, – только и сказал король.
Напряжение, которое Роланд чувствовал в Кайле, внезапно превратилось во что-то иное, менее определенное. Роланд поднял ее руку и поцеловал пальцы, бросив на девушку предупреждающий взгляд.
Она держалась стоически, и только буря в ее глазах выдавала ее. Он опустил их сомкнутые руки и снова взглянул на короля.
Внезапно Роланд с ясностью осознал, что его импровизированный план может рухнуть в один миг. Все, что для этого нужно сделать Генри, это приказать запереть его в Тауэре вместе с Кайлой, вместо того чтобы отпустить их обоих. Тогда они застрянут здесь надолго.
– Я обещал моей жене, мой добрый король, показать свои владения в Лорее так скоро, как только смогу. У нее была очень тяжелая зима, и теперь ей необходим отдых, иначе она совсем заболеет, – поспешил объяснить Роланд, думая о том, что король вполне может предложить ему прекрасный отдых на несколько месяцев в Тауэре. – Я обещал, что целебный воздух в Лорее быстро поставит ее на ноги. Это исцелит ее душу так же, как она сама сможет исцелить меня.
Улыбка Генри поблекла сразу, как только Роланд упомянул Лорей. Теперь он смотрел на них с очевидным подозрением. Он был явно не рад этому неожиданному объявлению о помолвке. Роланд видел, что королю очень не хочется отпускать Кайлу и таким образом проститься с возможностью разобраться в смерти Глошира и баронессы. И он решил немного помочь своей удаче.
– Мои люди очень устали, – произнес он как бы между прочим, без всякого выражения. – Они стремятся как можно скорее вернуться в Лорей, к своим семьям.
Итак, он произнес их – спокойные мирные слова, в скрытом смысле которых на самом деле не было ничего мирного. Он знал, что Генри понял его совершенно ясно. Они слишком давно знали друг друга, чтобы не отреагировать на тонкий смысл угрозы, облеченной в невинные слова. Генри точно знал, что именно говорил ему Роланд, хотя открыто он никогда бы этого не признал.
Люди Роланда были яростными, сильными бойцами, и их было много. Они также были хорошо известны своей непоколебимой преданностью своему лорду, точно так же, как сам Роланд был известен своей преданностью королю. Истории об адском псе Цербере не были приукрашены, они вообще не имели под собой основы. Правда была гораздо сложнее.
Потеря доверия короля для Роланда могла оказаться опасной. Очень опасной. В этот миг он рисковал всем, что было ему по-настоящему дорого, и на какой-то момент он даже подумал, уж не сошел ли с ума. Если Генри сейчас не отступится, то он, Роланд, может потерять все: свои земли, безопасность и благополучие своих людей. Рисковать такими вещами и в самом деле было безумием.
Но в его руке дрожала тонкая ручка Кайлы; она схватила его так, словно он был ее последней надеждой. И он знал, что так и было на самом деле. Острое желание помочь ей ошеломила его самого. До встречи с ней ни один человек так не притягивал его. Он никогда не знал такого страстного желания, которое она пробудила в нем; никогда никем он так не восхищался, как этой худенькой, в чем душа держится, но такой сильной духом девушкой; ничья красота его так не завораживала.
И сейчас она молча смотрела на него, в ее глазах было понимание. Несколько длинных локонов выбились из прически и упали ему на руку, ту, которой он держал ее. И в этом месте его рука горела огнем, а ведь это были всего лишь ее волосы!
– Что ж, женаты так женаты, – сказал наконец Генри. Он потряс рукой, словно отмахиваясь от вызова, который горел в глазах Роланда.
И Роланд понял, что на этот раз победил. Он уже видел этот жест, не часто, но видел. Он означал, что король оказался в безвыходном положении.
Во всяком случае, в этот момент.
– Мы полагаем, Стрэтмор, что не можем сделать из вас лжеца и не позволить вам выполнить обещания, которые вы дали своей молодой жене.
Пальцы Кайлы вновь задрожали в его руке, но только на мгновение.
– Что ж, хорошо. Да будет так. Мы освобождаем ее под вашу ответственность и опеку и позволяем вам обоим ехать в Лорей. Но имейте в виду, мы можем вызвать вас обратно в Лондон в любой момент, несмотря на всякую эту чепуху по поводу целебного воздуха.
Роланд усмехнулся:
– Вы сами назвали его так, сир, когда последний раз оказали нам честь, посетив Лорей.
– Ну что ж, сказал так сказал, – прорычал король, на миг утратив свой добродушный тон. – Просто помните, что вы должны появиться здесь в любой момент, когда мне понадобитесь, Стрэтмор.
– Как и всегда, ваше величество.
– Хорошо. А теперь уходите. Оба. Счастливого пути и всего остального.
Генри встал и направился к постели. Придворные потянулись за ним.
Роланд поклонился вслед королю, дернул Кайлу за руку, заставляя ее присесть в реверансе, когда увидел, что она застыла без движения. Она небрежно склонилась, и прежде, чем успела как следует выпрямиться, он уже подтолкнул ее к дверям.
– Стрэтмор, – позвал его Генри, словно спохватившись, что забыл что-то сказать.
Роланд повернулся, прижав к себе Кайлу. Защищающим жестом он обнял ее за плечи.
– Купите своей леди какую-нибудь приличную одежду. Следующий раз я не желаю ее видеть в обносках.
Роланд снова поклонился, но на этот раз не заставил Кайлу следовать его примеру. Вместе, тесно прижавшись друг к другу, они вышли через главные двери и поспешили вниз, прочь из королевских покоев. Прочь из Тауэра.
7
Она просто не могла поверить! Как это оказалось легко, как гладко ложь слетала с его языка, как убедительны были его слова в сочетании со спокойной уверенностью взгляда и этой безукоризненной улыбочкой!
И Генри поверил ему! Он отпустил ее!
Кайла едва удержалась от того, чтобы не выдернуть пальцы из руки Роланда и не запрыгать от радости по королевским покоям. Но пока они не были в безопасности, повсюду были люди, придворные, слуги, стража, все они глазели, перешептывались, некоторые даже пытались подойти к ним с Роландом. И все же ей хотелось бежать, кричать и смеяться. Она была готова бежать отсюда прямо до дома, до Роузмида.
До пустого, холодного Роузмида…
Роланд сжал ее руку, притянул ее совсем близко, глядя прямо перед собой.
– У нас совсем мало времени, – тихо сказал он ей.
– Мало времени? – удивленно повторила Кайла.
Да у нее было все время мира благодаря ему. Не понимая скрытого смысла его слов и его настойчивого тона, она повернула к нему голову и светло улыбнулась ему, может быть, первый раз за все время их знакомства.
– Вы должны дать мне сейчас слово. Если Генри заподозрит обман, он накажет нас обоих.
Кайла почувствовала, как от этих слов радостное возбуждение покидает ее. Она вдруг обнаружила, что перед ней оказалась новая ловушка, в которую она вот-вот шагнет.
Роланд пристально посмотрел на нее спокойным, ясным взглядом.
– Вы готовы дать мне слово, что станете моей женой, леди Кайла?
Она молча смотрела на него, чувствуя, как подгибаются колени и комната начинает вращаться вокруг нее. Но Роланд, видимо, догадавшись о ее состоянии, резким рывком подхватил ее и повлек за собой к выходу, подальше от всех этих людей, которые уже начали обступать их, окликая по имени, приветствуя и задавая вопросы.
– Говорите же, леди Кайла, или мы оба пропали. Никто из нас уже никогда не увидит своего родного дома.
Может, он шутит? Мог ли он говорить об этом серьезно? Неужели ложь внезапно превратилась в правду? Или нет, но… что тогда?
Тауэр. Тауэр для них обоих, не только для нее, но и для Роланда, лорда Стрэтмора, для ее врага. Но враг или нет, а все же рискнул собой, чтобы спасти ее. Боже милостивый! Ну конечно! Все вдруг стало так ясно! Он не может ее отпустить, только не теперь, после этой сцены в покоях короля. Она никогда уже не сможет стать свободной! Так же, как и он, впрочем!
Несколькими простыми словами, сказанными королю, он поставил себя под удар, и все только ради того, чтобы помочь ей! Это был настолько безрассудный, отчаянный поступок, что она сначала не поверила своим ушам. Она покрылась липким холодным потом, несмотря на горящий камин, и ждала, что Генри расхохочется этой удачной шутке или же придет в ярость и прикажет им обоим отправляться в Тауэр.
Но нет, Роланд рассчитал все верно. Генри был недоволен, но проглотил возражения и сделал вид, что принял как должное их фальшивый брак. Эти минуты показались Кайле самыми мучительными и ужасными за последние несколько месяцев после смерти брата.
Теперь она поняла, что ложь, произнесенная Роландом, не может долго оставаться ложью, иначе последствия могут оказаться настолько ужасными, что даже трудно себе представить.
Она снова споткнулась, и снова Роланд подхватил ее, не дав упасть. А дверь была еще так далеко.
Кажется, они прочно попались в сети, которые Роланд сам сплел. Если Роланд на ней не женится, если Генри обнаружит, что его провели…
– Стрэтмор! – послышался властный, но тем не менее дружеский возглас.
– Милорд! – вторил ему голос с другого конца комнаты.
Она знала этих людей. Они были хорошими знакомыми ее родителей, хотя для нее оставались всего лишь туманным воспоминанием, едва знакомыми лицами из ее прошлого. И их внимание было направлено сейчас прямо на них двоих. Избежать встречи было невозможно.
– Скажите же это, – еле слышно прошептал Роланд, сжимая ей руку. Она чувствовала, как он взволнован, ведь от одного-единственного слова сейчас зависели их судьбы.
– Да, – поспешно прошептала она. – Я даю вам слово.
Роланд быстро взглянул на нее. Жесткие складки вокруг рта разгладились, напряжение исчезло из его взгляда.
– Я тоже даю вам слово, – сказал он так тихо, что она едва расслышала. И в тот же миг их окружили знакомые лица.
– Моя дорогая девочка! – воскликнула женщина, протягивая к Кайле руку.
– Стрэтмор, – пробасил стоящий слева от нее мужчина, и затем хор голосов раздался отовсюду, толпа окружила их, кто-то хлопал Роланда по плечу, кто-то высказывал осторожные замечания по поводу появления Кайлы – в таком наряде, с растрепанными волосами, – они просто не знали, что и думать! И тогда Роланд чуть ослабил хватку, теперь он держал руку Кайлы более нежно. Он подтолкнул ее вперед, поставив перед собой И чуть обняв своими сильными руками, стараясь, по мере возможности загородить ее от напирающей толпы.
Кайла приподняла подбородок. Женщина в бежевом платье подошла ближе, а за ней толпились еще десяток женщин.
– Вы помните меня, Кайла? – спросила она, и в памяти Кайлы возникли какие-то туманные картинки, лицо женщины показалось ей смутно знакомым. Подруга ее матери, придворная дама, как и Элейн, милое, приятное лицо среди многих подобных.
– Леди Элизабет? – Кайла подивилась тому, как спокойно и естественно звучит ее голос. – Конечно, я помню вас.
– Ваше путешествие оказалось удачным, а, Стрэтмор? – громко спросил мужчина, перекрывая гул других голосов.
Толпа чуть затихла, жадные, любопытные взгляды впились сначала в нее, затем в Роланда, когда он отвечал:
– Я бы сказал, более чем удачным, Джаред.
Было что-то необычное во всем этом. Кайла не могла не заметить жадных, откровенных, назойливых взглядов, которых раньше никогда не замечала при дворе. Никто даже не пытался притвориться, что не смотрит на нее. Это было совсем не то, что перешептывание из-за вееров или брошенные вскользь заинтересованные взгляды, а довольно грубое, откровенное разглядывание, которое показалось ей даже более беспардонным, чем то, с которым она встретилась совсем недавно, попав в окружение простых солдат или местных жителей, выбегающих навстречу их отряду. Когда-то никто из этих людей не посмел бы так откровенно разглядывать ее, ведь она была дочерью знатного человека, любимца короля. Она была одной из них.
Ну конечно, вдруг поняла Кайла, ведь теперь она больше не была одной из них. И причина вовсе не в крестьянском платье и отсутствии прически. С того момента, как тело ее матери обнаружили в постели Глошира, ее семья стала отверженной, не такой, как другие. Потому что если не это, то тогда что могло вдруг вызвать такое гонение на их семью? Личные, тайные грехи позволены и допустимы, их никто не осуждает, но только до тех пор, пока они не становятся всем известны. И тогда это уже совсем иное – преступление против нравственности и добропорядочности, а это никому не прощается, и Кайла, как никто другой, смогла почувствовать это на себе.
– И в самом деле! – воскликнул другой придворный, бросая на Кайлу плотоядный взгляд. – Ты сорвал лучшую розу в Роузмиде! Она – настоящий персик!
– Но что теперь с ней будет? – спросил мужчина, стоящий возле Кайлы. Тут же со всех сторон посыпались предложения:
– Я бы с большим удовольствием взял себе этот персик. Уж у меня-то для нее найдется отличный пирожок!
– Ну нет, эта розочка просто создана для того, чтобы украсить мою спальню!
Раздалось несколько возмущенных женских возгласов, но прежде, чем кто-нибудь из дам смог произнести хоть слово, прозвучал твердый, грозный голос Роланда:
– На вашем месте я бы поостерегся говорить такие вещи о моей жене.
В полной тишине, повисшей вдруг в зале, Роланд положил руку на плечо девушки, затем собственническим жестом накрыл ладонью ее грудь и притянул к себе, прижав ее спиной к своему напряженному телу.
Кайла почувствовала, как вспыхивают ее щеки.
Леди Элизабет, стоящая прямо перед ней, первой пришла в себя. Она изобразила на лице довольно приятную улыбку, а затем, выйдя вперед и тем самым несколько отделив себя от остальной толпы, наклонилась и коснулась губами щеки Кайлы.
– Мои поздравления. Уверена, ваша матушка была бы очень рада.
Кайла поблагодарила ее или, по крайней мере, попыталась поблагодарить, так как ее слова потонули в поднявшемся вокруг невообразимом шуме. Все сразу заговорили, раздались возгласы удивления, шутливые замечания, поздравления. Но она слышала только стук сердца в ушах и чувствовала лишь, как сильная рука Роланда поддерживает ее за талию. Ей было приятно ощущать рядом его крепкое, горячее тело – сейчас это был для нее островок стабильности и надежности в бушующем море безумия и отчаяния, едва не захлестнувшем ее с головой. Внезапно ей показалось, что еще немного, и она потеряет сознание. Она закрыла глаза и прислонилась к нему, чувствуя, как спокойно и размеренно бьется его сердце.
Он положил свою горячую ладонь ей сзади на шею, провел легко, едва касаясь кончиками пальцев, по коже. Ей нравилось это ощущение, нравилось, что он не прижимает ее к себе, а лишь поддерживает, даря уверенность и покой.
Слабый внутренний голос попытался сказать ей, что она ведет себя недопустимо, что она должна открыть глаза, должна улыбнуться всем этим разряженным зевакам, словно это было самым обычным делом: стоять здесь, на пороге королевских покоев, рядом с графом Лореем, ласково поглаживающим ее по спине, оставляя на ее коже жаркий след везде, где прикасались его пальцы.
Ее муж!
Она внезапно открыла глаза. Роланд добродушно отвечал на обрушившийся на него шквал вопросов.
– Видите ли, леди Беатрис, все это было довольно неожиданно.
Кайла напряглась и одновременно почувствовала, как сжалась его рука. Ласка превратилась в предупреждение. Он удерживал ее, призывая к молчанию, а сам продолжал все тем же доброжелательным тоном:
– В действительности я чувствую себя так, словно это только что произошло. Без сомнения, это результат той ошеломившей меня радости, которую доставила мне, недостойному такого счастья, леди Кайла, согласившись стать моей женой.
Вокруг снова раздался неуверенный хор поздравлений. Несколько женщин подошли ближе поцеловать новобрачную – холодные губы и щеки, шуршание шелка, неискренние слова…
Кайла напряженно улыбнулась каждой из них, пытаясь принять непринужденную позу, но крепкая хватка Роланда почти не оставила ей возможности двигаться.
– Уверена, что вам есть что рассказать, – сказала леди Элизабет. – Надеюсь, однажды вы поделитесь со мной своей историей.
Кайла не знала, что ответить. Она сомневалась, что может хоть чем-то поделиться со всеми этими людьми и даже с маминой подругой. Но леди Элизабет просто ласково погладила ее по руке и отошла. Постепенно стали расходиться и другие.
Роланд извинился, сказав, что им обоим необходимо отдохнуть после долгой дороги, и направился к выходу вместе с Кайлой, прижимая ее к себе одной рукой, почти физически ощущая спиной любопытные взгляды.
Выйдя из покоев, Роланд зашагал в направлении, противоположном тому, где находился темный, сырой коридор, ведущий в маленькую комнату, отведенную ей в самой мрачной части Тауэра. Кайла следовала за ним без вопросов, пытаясь до конца осознать те изменения, которые произошли в ее жизни за последний час. Она все еще пыталась обнаружить какую-нибудь прореху в том невероятном плане, который он изобрел для них.
Но прорехи не было. Побег был невозможен. Ведь он сказал королю, что они женаты, и в следующие полчаса объявил об этом всем. Теперь пути назад не было.
Итак, они были женаты. Те поспешные клятвы, которыми они обменялись, связали их так же крепко, как если бы они были произнесены громко, в церкви, перед всеми. И она понимала это так же хорошо, как и он.
Женаты!
Кайла чуть покачнулась. Роланд хмуро взглянул на нее с высоты своего огромного роста, думая о том, как долго еще она сможет продержаться на этой волне возбуждения, которое горело в ее глазах и которое поддерживало ее силы. Он чуть сильнее обхватил рукой ее талию, надеясь, что она все же сможет с его помощью дойти до его покоев. А потом может сколько угодно терять сознание.
Он ни минуты не сомневался, когда заставил ее принести ему клятву верности в тот ужасный момент в вестибюле, перед королевскими покоями. Правда, его ложь королю была ловким трюком, и если бы это открылось, то не сносить им обоим головы. Но на самом-то деле необходимости в спешке потом уже не было.
Он мог бы просто отвезти ее в Лорей и жениться на ней там. Харрик спокойно, без всяких возражений проведет церемонию, и никогда никому и слова не скажет, если Роланд попросит его об этом. И никто бы никогда не узнал, женаты они на самом деле или нет. Так что это не имело большого значения.
Но тогда, в тот момент, когда они уже пересекали королевские покои, собираясь их покинуть, возбужденный поединком с королем, которого он заставил пойти на уступку, Роланд опустил глаза и посмотрел на женщину, идущую рядом с ним. Ее прекрасное лицо с тонкими чертами было обращено к нему, ее серебристо-дымчатые глаза смотрели на него с благодарностью, а мягкие сочные губы чуть приоткрылись…
Желание, пронзившее его в тот миг, было даже сильнее, чем всегда. Больше всего ему хотелось прижать ее к себе, заняться с ней любовью; ему хотелось, чтобы она всегда была рядом, готовая дарить ему свою любовь, доступная и желанная, как тогда, в лесу под деревом. Воспоминание обожгло его, кровь быстрее заструилась по жилам, его охватило такое возбуждение, что он не смог удержаться от искушения. Он понимал, что если воспользуется сейчас этим счастливым случаем, то ее губы и волосы, ее сладкое тело, вся она будет принадлежать ему. И он сможет взять ее, чтобы хоть немного погасить пожар, который бушует в его крови с того момента, как он увидел ее. Он только надеялся, что у него хватит времени до конца жизни, чтобы затушить это мучительное пламя.
Он не испытывал сомнений. Когда она задрожала при приближении толпы, он прижал ее к себе, специально преувеличив опасность, заставив ее поверить, что у нее нет другого выхода, чтобы страх прогнал ее всегдашнюю осторожность. И когда она произнесла эти заветные слова, которые ему было так нужно от нее услышать, он испытал восторг и удовлетворение и подумал: «Наконец она моя!»
Она устояла перед этим шквалом, обрушившимся на нее, но он был уверен, что она устоит. Ибо леди Уорвик, нет, леди Стрэтмор, была не тепличным цветком, но редким, стойким борцом. Орлица! Львица!
Лиса, прекрасная, изобретательная, ловкая лисичка.
И все же он видел, что сейчас силы ее на исходе, что было совсем не удивительно. Шок проходил, а вместе с ним и возбуждение, помогавшее ей держаться. Впрочем, они уже почти добрались до его покоев.
Когда они дошли до его двери, Кайла несколько замешкалась перед ней, словно неуверенная в том, что он не бросит ее здесь, в коридоре, одну. Тем не менее, когда он чуть подтолкнул ее, она вошла охотно и, сделав несколько шагов, остановилась, скрестив руки на груди, глядя в смятении на окно у дальней стены.
В окно был виден всего лишь двор, ничего интересного. Роланд видел его множество раз. Когда бы он ни останавливался в Лондоне, ему всегда отводили покои в этом крыле, с видом на двор. Слишком часто там, внизу, происходили вещи, которые Роланду совершенно не хотелось видеть, и он не без оснований подозревал, что Генри, зная об этом, распорядился об этом лично. Это было как раз в духе короля.
Роланд захлопнул дверь за собой и закрыл на щеколду.
Кайла выглядела сейчас неожиданно одинокой и потерянной, трогательная фигурка, обреченно стоящая посреди полупустой комнаты. Она подобрала волосы и перекинула их на грудь. Роланду открылась ее спина – напряженная, прямая.
– Очень впечатляюще, – сказала Кайла, обращаясь к окну своим чуть хрипловатым голосом.
Роланд так и не понял, говорит ли она о комнате, о виде из окна или скорее о том представлении, которое он только что устроил.
Кайла оглянулась на него.
– Те комнаты чуть ближе к звездам и далеко не так хорошо пахнут, как эти. – Она грациозным жестом показала на свежий тростник на полу.
– Я прошу у вас прощения… – начал Роланд, желая лишь утешить ее, смягчить ее боль.
– Но за что же? – прервала она его. – Вам совершенно нет необходимости извиняться. Вы всего лишь сделали то, что должны были сделать.
– Это так. – Он подошел к ней, раздумывая, что именно она хотела этим сказать, затем добавил взволнованно: – Жена.
Она опустила голову, обхватив себя руками за плечи. На ее лбу появилась складочка, которую он уже не раз у нее видел и которая означала тревогу.
– Этого не может… – ее голос прервался.
– Но это так. – Роланд стоял перед ней в чуть воинственной позе, готовый отстаивать их неожиданный союз с пылкостью, удивившей его самого. – Ты дала слово, Кайла. Поклялась мне в верности. Это честный брак.
Она хотела возразить, он видел, что она готова спорить с ним, но по какой-то причине не произнесла ни слова и только внимательно оглядела комнату, словно ответ для решения ее проблемы крылся где-то здесь, на ковре или за сундуком.
Он решил укрепить свое преимущество.
– Ты не можешь забрать назад свое слово, Кайла. Это было утверждение, отнюдь не вопрос.
– Разумеется, нет!
Она опустила руки, и в ее глазах полыхнул огонь.
– Великолепно. В таком случае, мы сейчас поужинаем и ляжем спать. Завтра будет тяжелый день.
Не дав ей возможности ответить, Роланд взял ее под руку и препроводил ее до двери в смежную спальню. Кайла покорно шла с ним, легко и осторожно наступая на покрытый соломой пол. Она двигалась с той самой кошачьей грацией, которая привлекла внимание Роланда еще в гостинице, когда он наблюдал за вором, восхищаясь его ловкостью. Однако когда они дошли до ее комнаты, он пропустил ее вперед, а сам отступил на шаг.
– Почему бы вам не воспользоваться случаем и не умыться с дороги, пока я закажу еду. Там должна быть приготовлена теплая вода.
Роланд улыбнулся ей, нежно и значительно, заглушив беспокойный колокольчик, звенящий внутри ее, и закрыл тяжелую дубовую дверь, разделяющую комнаты.
Он оказался прав. Кайла обнаружила за ширмой у очага отполированный медный таз с водой на железной подставке. От воды шел пар, маня окунуться в теплую воду, расслабиться, смыть грязь дорог.
Это была его спальня. Конечно, не такая огромная, как у Генри, но зато гораздо уютнее, менее претенциозная и, по всему, не такая жаркая.
Сундук для одежды, несколько деревянных, обтянутых кожей кресел вокруг стола, разрисованная деревянная ширма в углу и, разумеется, мраморный пол.
Одна кровать, достаточно большая для одного человека, даже такого огромного, как Роланд, но вот устроиться с удобством на ней вдвоем было бы непростой задачей.
Кайла поспешно отвернулась от кровати и принялась искать другое место для отдыха. Может быть, кресло? Но ей совсем не хотелось просидеть всю ночь.
Ну что ж, она возьмет одеяла и устроится на полу. Но, возможно, Роланд захочет… спать вместе с ней на кровати. Ведь он теперь ее муж, вдруг с неожиданной ясностью поняла Кайла. Ну конечно, он захочет спать с ней в одной постели!
Так что же он натворил, этот обманщик! Связал себя навеки с нелюбимой женщиной! Как это благородно с его стороны, совсем непохоже на то, что она могла ожидать от ищейки короля!
Горячая вода манила к себе, обещая отдых и блаженство. Кайла постаралась сосредоточиться только на этом, отбросив все остальные тревожные мысли. Ощущение было просто удивительным, когда Кайла опустила в горячую воду руки, вымыла лицо, ощутив, как тепло проникает через кожу щек и рук, позволяя расслабить сжатые мышцы.
Она подтащила тяжелую деревянную ширму поближе к камину, затем быстро освободилась от башмаков и от убожества, именуемого по странному недоразумению платьем. Пол под ногами показался ей ледяным, она бросила платье и встала на него, чтобы хоть как-то защититься от холода. Затем она скрутила волосы в тугой жгут и заколола их наверху.
Возле таза Кайла обнаружила губку, самую настоящую морскую губку. «Все для любимых гостей!» – подумала она с иронией, тем не менее с огромным удовольствием воспользовалась ей, чтобы оттереть грязь и дым, въевшиеся в нее за долгие дни их пути. Она терла себя до тех пор, пока ее кожа не загорелась и не засияла свежестью и чистотой.
Кайла встала на колени перед камином. Она полностью согрелась и чувствовала себя на удивление уютно. Она протянула к огню руки, ловя тепло и наблюдая, сощурившись, как язычки пламени танцуют между ее пальцами.
В это момент дверь в соседнюю комнату открылась.
Кайла поспешно встала, надеясь, что ширма в достаточной степени закрывает ее от взгляда вошедшего.
– Кайла, только что…
Роланд замолчал сразу, как только увидел ширму и едва высовывающуюся над ширмой макушку. Кайла, сильно нервничая, наблюдала за ним в щель между двух панелей.
Ее платье, порванное и грязное, валялось на полу у нее под ногами.
– Я… э… – Роланд несколько растерялся. В руках он держал сверток, что-то вроде мешка для одежды, но, казалось, совершенно забыл о нем. Кайла увидела, что он улыбается сначала только одними уголками губ, но вот улыбка достигла и его глаз, которые сразу засветились живой морской синевой, и она почувствовала, как внутри ее что-то медленно оттаивает в ответ.
– Да, милорд? – спросила она, стараясь, чтобы голос ее звучал ровно.
Роланд, все еще улыбаясь, покачал головой, словно удивляясь чему-то, и перевел взгляд на сверток в руках.
– Это только что принесли для вас. Чья-то служанка. Она сказала: от леди Корби, кажется.
– Вот как? От леди Элизабет? – Кайла безуспешно пыталась пристроиться так, чтобы смотреть в щелку обоими глазами. – А что это такое?
– Не знаю. Наверное, одежда. Во всяком случае, выглядит, как одежда. – Его глаза сверкнули еще ярче. – Почему бы вам не выйти из-за ширмы и не взглянуть самой?
– Нет, благодарю вас. Вы можете оставить это на стуле. Если вас не затруднит.
Она чувствовала, как загорелись щеки, все тело окатило внутренним жаром, оказавшимся горячее пламени очага. Она быстро нагнулась и потрясла головой. Волосы развернулись и рассыпались по плечам, закрывая ее, словно плащом. И хотя она знала, что он ее не видит – это было просто невозможно, – она готова была поклясться, что он проследил за этим ее движением, как если бы деревянная ширма была прозрачной, как стекло.
– На стул, милорд, – повторила она, молясь про себя, чтобы он послушался и оставил ее наконец одну, смущенную и растерянную.
Несколько мгновений он стоял, не двигаясь, устремив взгляд на сверток, который держал в руках, и словно спорил о чем-то с самим собой. Затем поклонился ей, причем с самым дерзким и нечестивым видом, осторожно положил сверток на стул рядом с ширмой.
– Ужин готов, миледи. Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне, как только будете готовы.
– Конечно, – ответила она, чувствуя себя совершенно нелепо.
Роланд осторожно закрыл за собой дверь.
Кайла от облегчения как-то сразу осела, чуть прислонившись к деревянной ширме, затем все же взяла себя в руки и осмелилась выйти из-за ширмы. Взяв сверток, который оказался довольно тяжелым, она потащила его обратно к огню. В колеблющемся свете пламени она рассмотрела, что это действительно был плотный мешок для одежды, перевязанный атласной лентой. Когда она распустила узел, то обнаружила внутри платье и белье из прекрасной ткани, богато украшенные кружевами и лентами. Все такое знакомое и в то же время давно забытое. Ведь что-то подобное Кайла носила в той, прежней, счастливой жизни много месяцев назад.
Леди Элизабет по своей доброте обратила внимание на проблему Кайлы и сразу же постаралась помочь ей. В небольшой записке, вложенной внутрь, говорилось о том, что леди Элизабет надеется на то, что Кайла простит ее за бесцеремонность. Просто она понимает, насколько затруднительно для леди такое путешествие, при долгом отсутствии удобств и прочих необходимых мелочей. Поэтому она надеется, что леди Кайла примет без обиды эту одежду на самое первое время, пока не найдет что-то более для себя подходящее.
Записка была подписана: «Ваш искренний друг Элизабет де Корби».
Ну что ж, теперь Генри может быть доволен. Кайла проскользнула через дверь, соединяющую комнаты, так тихо, что Роланд почти ничего не заметил, пока не услышал какой-то легкий шорох – или то было просто движение воздуха? – позади себя, доставивший ему вдруг странное и довольно острое наслаждение. Это было знакомое ощущение – то самое, которое только она могла вызвать в нем. Когда он повернулся к ней, то все еще сохранял спокойствие, но в ту же минуту, как увидел ее, слова приветствия, пустые, ничего не значащие, замерли у него на устах.
Отчего-то он совершенно не был к этому готов. За последние недели он привык относиться к ней с восхищением, ничего не имеющим с тем, как она выглядела. Она не нуждалась, по его мнению, ни в каких дополнительных ухищрениях, которые могли бы подчеркнуть ее красоту. Бесформенное, уродливое платье, которое болталось на ней, нисколько ему не мешало, разве что вызывало некоторые опасения за ее здоровье. Он беспокоился, что она слишком похудела.
Но теперь перед ним предстала та самая леди Кайла, которую все, но только не он, привыкли видеть во всем блеске своей красоты, настолько живой, настолько сверкающей, что принять и признать ее было равносильно смертельному ранению в сердце.
Серо-голубое платье мягко облегало ее восхитительную фигуру, являя ему все те изгибы и формы, которые он рисовал в своем воображении: мягкий изгиб ее совершенной по форме груди, невероятно тонкой талии, плавной, едва намеченной округлости бедер, скрытой под фалдами юбки, мягкими складками ниспадающей на пол и возбуждающей пылкие фантазии.
Он перестал дышать просто потому, что забыл об этом, и шагнул к ней. Она тоже сделала шаг навстречу. При этом ее торопливом жесте шелковое платье обрисовало с еще большей четкостью все изгибы ее восхитительного тела, окутанного сапфировой, жемчужно-серой дымкой. Живот, бедра, восхитительный треугольник между ними, все это чуть обозначилось и сразу же исчезло в движении, пока она шла к нему.
Роланд почувствовал, как его начинает сотрясать дрожь.
Она помедлила, дойдя до стула, который он предложил ей, стараясь не встречаться с ним взглядом, а затем села, подобрав юбку изящным движением.
С ним творилось нечто невообразимое. Можно было подумать, что он никогда не видел женщин, никогда не замечал, как цвет одежды подчеркивает или усиливает цвет кожи и волос подобно тому, как вибрирующий, жемчужно-синий цвет подчеркивал пламенеющее сияние ее волос, шелковистую прозрачность ее бледной кожи. Он никогда не замечал, что квадратный вырез платья может с такой великолепной простотой обрамлять восхитительные изгибы, скрытые под платьем и будоражащие воображение.
И это – его жена!
Роланд ухватился за спинку стула, пододвинув его к столу, как того требовали правила приличия. Стоя прямо за ее спиной, он мог видеть макушку ее ярко-рыжей головы, гордый изгиб шеи, он видел, как поднимается и опускается ее грудь при дыхании, как при вздохе ее грудь наполняет лиф платья…
Он закрыл глаза, поспешно отошел и опустился на другой стул.
Кайла казалась слишком тихой, слишком молчаливой. Она сидела, опустив голову, думая какие-то свои тайные думы, определенно не имеющие ничего общего с тем, что сейчас волновало его. Он и сам был не рад тому направлению, которое приняли его мысли.
– Вы голодны? – спросил он, старясь скрыть свое замешательство, и кивнул на стол. – Боюсь, здесь все только холодная пища.
– О, я могла бы съесть сейчас даже этот стул, милорд, – сказала она с искренней простотой.
Он засмеялся.
– Надеюсь, мы сможем найти здесь что-нибудь более съедобное на ваш вкус.
Он начал выбирать кусочки повкуснее и класть ей на тарелку, и Кайла позволила ему делать это. По-прежнему молчаливая, она наблюдала за его руками, двигающимися среди расставленных перед ними блюд с сыром, с холодным мясом и хлебом. И все, казалось, так естественно, так обычно, словно они много раз вот так ужинали вдвоем. Впрочем, так оно и было на самом деле. Несколько раз за время их путешествий он присоединялся к ней за ужином. Сам он объяснял это необходимостью проследить за тем, чтобы она ела как следует, а также, чтобы узнать, какие кушанья она предпочитает. В этом не было ничего необычного, за исключением того непреложного факта, что она была его пленницей, а он – ее тюремщиком.
Это придавало уникальность всей ситуации. Он пытался делать вид, что она – его почетная гостья и он просто хочет угодить ей. Иногда она также включалась в игру, поддразнивая его, однако по большей чести предпочитала просто наблюдать, оставаясь для него загадкой, восхитительная в своей таинственной отрешенности. И тогда он старался не нарушать ее покой, хотя страстно желал, чтобы она не отдалялась от него.
Сегодня вечером все изменилось. Они оба это знали, и никто из них не мог осмыслить это до конца.
Она ела по своему обыкновению изящно, отщипывая маленькие кусочки хлеба, откусывая крохотные кусочки мяса. И, как всегда, он не мог оторвать от нее глаз. Ему нравилось буквально все: и то, как она держит тонкими пальчиками ломтик сыра, и то, как она обхватывает кусочек своими сочными губами, и то, как сидит, чуть наклонив голову и чуть прикрыв веки, стараясь избежать его взгляда.
Сам Роланд почти ничего не ел. Он не был голоден, во всяком случае, не в этом смысле. Его потребности были более сложными. Тени от горящих свечей резче обозначали ложбинку между ее грудями и, скользя по ее белоснежной коже, дразнили и соблазняли его игрой света и тьмы.
– А вы произвели на всех огромное впечатление, милорд, – нарушив наконец затянувшееся молчание, сказала Кайла, окуная кусочек мяса в горячий, острый соус.
– Вы полагаете? – откликнулся Роланд, поигрывая ножом и стараясь изо всех сил не глазеть на нее.
– Ведь вы схватили одну из этих возмутительных Уорвиков, привезли ее назад, в Лондон! Деяние, достойное рыцаря.
– Не обращайте внимания на них, Кайла. Они просто глупцы.
– Вы так думаете?
– Вы и сами так думаете. Они готовы смаковать любой скандал. – Он пожал плечами. – Чем еще прикажете им заниматься при этой скучной дворцовой жизни?
– Они толпой повалили в Роузмид. После того как все произошло, я имею в виду.
Он ничего не ответил, и Кайла продолжила, глядя куда-то за его спину:
– Я бы хотела вернуться.
– В Роузмид?
– Это мой дом.
Он обдумал, как лучше ответить. Ситуация была слишком щекотливая, и от его ответа зависело сейчас очень многое.
– Полагаю, это было бы лучше всего, – сказал он, стараясь казаться беззаботным. – Но только через некоторое время. Сейчас вам лучше держаться от Роузмида подальше.
– Почему? – удивленно спросила она.
– Я сказал Генри, что забираю вас с собой в Лорей. И он ожидает от нас именно этого. Роузмид расположен слишком близко от Лондона, для того чтобы однажды ему не пришла в голову мысль поменять свое решение и поместить вас на некоторое время в Тауэр.
Ничего другого ему в голову не пришло. И теперь он отчаянно надеялся, что этих доводов будет ей достаточно. Кайла молчала некоторое время, нахмурившись, опустив голову.
– Вы обязательно увидите Роузмид, не беспокойтесь, – добавил он.
– Когда?
Роланд перевел дыхание.
– Когда-нибудь. После того, как утихнет скандал. А до тех пор самым безопасным местом на свете для вас будет Лорей.
Она продолжала хмуриться, машинально постукивая пальцами по столу.
– Я дал задание своим людям выяснить все досконально о смерти вашей матери, – сказал он поспешно. – Это единственное, что можно сейчас сделать.
Рука Кайлы замерла. Она наконец подняла взгляд на него, и в свете горящих свечей эти серебристые глаза казались ясными и чуть блестящими, словно ртуть.
– Я слышала, как они благодарили вас за вашу уловку.
– Мою уловку?
Он был не совсем уверен, о чем она сейчас говорит: о его вранье или, может, об их свадьбе, которую она до сих пор считает, по-видимому, хитростью.
– Я говорю о том письме, которое вы послали в Гленкарсон. Думаю, они считают это очень умным ходом.
– Ах, вот вы о чем. – Ему не хотелось говорить об этом сейчас. Это могло расстроить ее. – Еще вина?
Роланд налил вина в ее бокал, не дожидаясь ответа.
– Но это было именно так, – она задумчиво посмотрела на него. – Довольно умно.
– Благодарю вас. – Он протянул ей бокал с вином. – Тост.
Она взяла у него из рук бокал и держала на весу, выжидательно глядя на него. Роланд поднял свой и коснулся им края ее бокала.
– За леди Стрэтмор, прекрасную и отважную.
Она рассмеялась, явно полагая, что это шутка. Но Роланд даже не улыбнулся ей в ответ, а просто осушил бокал. Через мгновение она сделал то же самое.
Он со стуком поставил бокал на стол.
– Вы устали? – отрывисто спросил он.
Она бросила на него быстрый, встревоженный взгляд, затем снова опустила глаза.
– Нет, – сказала она, обращаясь к бокалу. Но, словно возражая ей, бокал задрожал в ее руке, и она едва не пролила вино на платье. – Да, – тихо поправилась она.
Роланд поднялся и в один шаг преодолел расстояние между ними. Он взял из ее рук бокал, поставил его на стол, затем наклонился и, взяв ее за руки, поднял со стула.
– Как же ты прекрасна, – прошептал он.
Она откинула назад голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Ее глаза казались огромными и светились каким-то неземным светом. И он понял в этот миг, что пропал окончательно. Потому, что она была так хороша, и потому, что она принадлежала ему. Теперь никто не мог запретить ему попробовать ее на вкус – от капелек вина на ее губах до каждого ноготка на ее ножках.
Он схватил ее за руки, удерживая ее, когда она попыталась отклониться назад, а затем обхватил за талию.
Боже, какая же она была сладкая, еще лучше, чем он помнил. Ему казалось, что она нужна ему как воздух, что если он сейчас не вдохнет ее в себя, не наполнит ею свой рот, свои руки и тело, то просто умрет от пожирающего изнутри огня, с которым пытался безуспешно бороться на протяжении всего ужина.
Он оттолкнул стул ногой, не прерывая поцелуя, притянул ее ближе, чувствуя каждый изгиб ее мягкого, нежного тела сквозь платье. Он прижал ее к своей груди, вдавил ее бедра в свое твердое, изнемогающее от желания тело.
На этот раз между ними не было железной кольчуги, ничего, что могло бы помешать им ощутить полностью друг друга, лишь тонкая ткань ее платья и его собственной туники.
Она дрожала в его объятиях, охотно отвечая на поцелуи, но когда он двинулся по направлению к спальне, она издала легкий протестующий крик. Он не стал обращать внимание на ее протест, просто не мог: сжигающее его изнутри желание было слишком сильным. Он подхватил ее на руки и понес туда, где он больше всего хотел ее видеть – на свою постель. Он положил ее и накрыл своим разгоряченным телом, прежде чем она смогла шевельнуть хоть пальцем.
Никогда и ничего в своей жизни он так не желал. Где-то в глубине души он был потрясен этим открытием, но жажда обладать сейчас этой женщиной почти полностью затмила его рассудок. Он всем телом чувствовал ее мягкие округлости, и это сводило его с ума, как и запах ее волос цвета закатного солнца, окруживших его золотистым облаком.
Он погрузил лицо в это пушистое облако, а затем, чуть передвинувшись, прижался губами к ее шее, оглаживая руками ее плечи, грудь, бедра. Обхватив ладонями ягодицы, он приподнял ее, прижимая к себе, заставляя ее почувствовать всю силу его желания.
– Милорд, – прошептала она еле слышно.
Он снова припал к ее губам поцелуем, с жаром исследуя глубины ее рта своим дерзким, жадным языком.
Но в этот миг Кайла уперлась ему в грудь руками, пытаясь оттолкнуть его от себя.
«Нет! Только не это!» – взмолились его разум и тело. Он задрожал и с еще большей настойчивостью возобновил поцелуй. Но Кайла принялась с неожиданной силой извиваться под ним, стараясь скинуть его с себя.
– Пожалуйста, – задыхаясь, прошептала она, и он услышал страх в ее голосе.
Это мгновенно отрезвило его. Но в тот же миг он почувствовал, как разваливается на куски, или, может, это на него рухнул мир, разбившись на осколки? Он упал рядом с ней, задыхаясь, не веря, что это с ним случилось, пытаясь собрать себя по кусочкам. Медленно, очень медленно он отпустил ее. Прижавшись лбом к ее плечу, сжав зубы, он попытался взять под контроль свое не в меру разыгравшееся желание.
Кайла лежала не шевелясь, часто и тяжело дыша, впившись пальцами в его плечи, всем своим видом отказывая ему.
Когда он смог наконец двигаться, то откатился в сторону и откинулся навзничь, уставившись в темный, грязный потолок, с застывшей гримасой на лице, весьма отдаленно напоминающей улыбку.
– Прошу меня простить, – выдавил он из себя.
Она села на постели возле него, но не отодвинулась.
Прошло несколько бесконечных минут, потом она заговорила, машинально расправляя помятое платье.
– Это не значит… Я просто не знаю вас, – прошептала она с несчастным видом.
Он хотел бы посмеяться над этим, но не смог. Ему было слишком больно.
– Я старался как мог, чтобы исправить это, миледи.
Она могла бы рассердиться на него за эти слова, но не рассердилась и даже не ушла. Вместо этого она опустила голову, так что волна волос скрыла от него ее бледное лицо.
– Я не знаю, кто вы, – произнесла она медленно. – Друг вы или враг? Как только мне кажется, что я могу ответить на это вопрос, вы тут же своими действиями заставляете меня изменить мнение. Я никак не могу понять вас.
– Я твой муж, – сказал он осторожно.
– Да, – просто ответила она, и это было все.
Он чуть наклонился, чтобы лучше видеть ее лицо. Она сидела, закусив нижнюю губу.
– Для многих этого было бы достаточно, – мягко добавил он.
Она наклонилась еще ниже, прячась от него за завесой волос.
– Я знаю.
Роланд потянулся и взял в руку длинную шелковистую прядь. Медленно намотал ее на пальцы, потом вокруг запястья и дернул ее к себе, заставив пододвинуться ближе, еще ближе… пока ее лицо не оказалось прямо над ним. Тогда он обхватил ее за шею и притянул к себе, почти касаясь губами ее губ.
– А тебе не кажется, что этого достаточно и для нас? – спросил он тихо.
У Кайлы дрожали губы, но она все-таки выговорила четко и ясно:
– Нет, не кажется.
– Ты уверена? Ты знаешь лучше, чем церковь, чем закон?
Он притянул ее голову к себе совсем близко – так, что чувствовал ее дыхание на своем лице, впитывая в себя запах ее волос.
– Я знаю только то, что сама чувствую, лорд Стрэтмор.
Ее губы почти касались его губ, он держал ее крепко, но не делал попытки поцеловать. И она не придвинулась к нему ближе.
– А я знаю, как чувствую я, леди Стрэтмор. Я чувствую, что имею право лучше узнать свою жену. – Он специально выделил это слово, чтобы она поняла его. – И нет ни одного человека на свете, который думал бы иначе.
– Кроме меня.
Как легко было бы преодолеть этот последний дюйм, разделяющий их, и они оба это понимали. Она не могла противостоять ему. Если бы он решил осуществить свое право мужа прямо здесь и сейчас, она ничего не могла бы с этим поделать. Разве только – возненавидеть его.
Он выпустил ее волосы.
– Кроме тебя, – согласился он.
Он тяжело вздохнул, заложил руки за голову и закрыл глаза. В его душе шевельнулась тень стыда за то, что он едва не принудил ее к близости. Но, разумеется, он не стал бы этого делать. Никогда.
– Я сожалею, что так вышло, – сказала она, но в ее тоне не было и намека на сожаление.
– Не больше, чем я, уверяю тебя.
Они долго молчали. Роланд пытался утихомирить бешено бьющееся сердце, а она, по-видимому, думала о своей проклятой девственности или об этом чудовище, за которого ей пришлось выйти замуж, или… бог ее знает, о чем еще, с горечью думал Роланд.
Наконец она пошевелилась.
– Я буду спать в соседней комнате, милорд.
– Нет. Не будете.
Он резко поднялся и увидел, как она поспешно отшатнулась от него. Это испуганное, почти не осознанное движение вызвало в нем вспышку раздражения, которое, смешавшись со стыдом и все еще мучающим его голодом, заставило его произнести резче, чем он намеревался:
– Это я буду спать в другой комнате, черт вас возьми!
Он сгреб в охапку – одеяло и быстро вышел, хлопнув дверью.
8
Ее первое знакомство с островом пришлось на день совершенно для этого не подходящий.
Сказать, что море было неспокойным, означало существенно покривить против истины. Насколько она могла видеть, а в таком тумане это было совсем недалеко, море вздымалось и падало, образуя огромные волны. Одна за другой пенные громадины подхватывали лодчонку, в которой они сидели, и поднимали ее так высоко, что каждый раз, когда они падали вместе с волной вниз, у Кайлы захватывало дух и замирало сердце. Но она не показывала вида, чтобы никто не понял, как плохо она себя чувствовала.
Что же касается Роланда и его людей, то им, кажется, все было нипочем. Живя на острове, они так часто пересекали на лодке море в любую погоду, что чувствовали себя на этих качелях совершенно спокойно.
Кайла не была готова к тому, что они окажутся на острове, хотя теперь, находясь в бушующем море, вспомнила, как кто-то, кажется, говорил ей о том, что лорд Лорей построил себе замок на острове. Однако в результате всех последующих событий эти сведения оказались похоронены глубоко в ее памяти. И тот факт, что Лорей был главным островом из трех островов, образующих это графство, как-то совершенно вылетел у нее из головы.
Порывы ветра ударяли ей в спину, совершенно растрепав волосы. Кайла плотнее завернулась в плащ, стараясь одной рукой удержать его рвущиеся из рук полы. С мрачной решимостью вцепившись в борт лодки, она тщетно вглядывалась поверх белых гребешков, сдуваемых ветром, не появится ли в тумане что-нибудь, похожее на скалу или замок, что означало бы конец этой безумной пытке.
Они выехали из Лондона на рассвете. Утром ее разбудил резкий стук в дверь, возвестивший появление Роланда. Хмуро взглянув на нее, муж приказал собираться в дорогу.
Возможно, его плохое настроение объяснялось тем, что он провел бессонную ночь в соседней комнате. Возможно, причина была в чем-то еще, о чем Кайле не хотелось сейчас даже думать. Она и так была растерянна и смущена, а она очень не любила чувствовать себя подобным образом.
Что и говорить, конечно, ее муж – очень красивый мужчина. Она всегда так думала. И, конечно же, когда он целовал ее, она отвечала на его поцелуи. Это было так восхитительно и странно, и это пробуждало в ней какие-то незнакомые, опасные ощущения. Ее влекло куда-то, куда – она и сама не знала.
Так что следовало признать: она готова была ответить ему. Она ничего не могла с этим поделать, точно так же, как не могла не испытывать страха и отвращения к самой себе в те минуты, когда он целовал ее.
Но ведь он Цербер, ищейка короля, как же она может целоваться с ним? Да еще испытывать от этого удовольствие? И как она сможет заниматься с ним любовью?
Но она его жена! Значит, она не сможет этого избежать!
Кайла осознавала, что какая-то часть ее находится в смятении из-за того, что ей придется иметь дело с этим человеком, с убийцей. Их брак был всего лишь ловким трюком, обманом, глупым розыгрышем, в котором они теперь вынуждены участвовать.
Но была у нее и другая часть, телесная, признавать которую Кайле было особенно трудно, и этой ее части было совершенно неважно, убийца он или нет. И как бы ни была позорна и ужасна эта правда, Кайла была вынуждена признать: она хочет оказаться в его объятиях, хочет, чтобы он целовал ее, хочет принадлежать ему. Она не подозревала о таких желаниях до тех пор, пока он не поцеловал ее. Она страстно желала его прикосновений и поцелуев, она мечтала прижаться к его сильному телу и закончить то восхитительное эротическое путешествие, которое он начал прошлой ночью в Лондоне…
От подобных опасных мыслей у Кайлы разболелась голова, и она вновь стала смотреть на море, на вздымающиеся темно-серые волны, на равномерные дружные взмахи веслами: вверх-вниз, вверх-вниз…
Роланд сидел рядом с ней, сдержанный, незнакомый. Так же, как два дня назад, когда они только подъезжали к Лондону. Не грубый и не холодный, просто вежливый. Отстраненный. Он напоминал хозяина дома, которому приходится иметь дело с неприятным, не умеющим вести себя гостем, которому тем не менее необходимо оказывать гостеприимство.
Несколько ее особенно непослушных прядей постоянно выбивались из-под капюшона и хлестали Роланда по лицу. Как только она ни пыталась их убрать, ничего не получалось. Он отводил их в сторону, не произнося ни слова, даже не глядя на нее. Казалось, ничто, даже это довольно опасное плавание не могло вывести его из равновесия.
Сначала она никак не могла поверить тому, что они и в самом деле собираются пускаться в путь через бушующий океан, особенно когда Роланд показал ей на длинную лодку. Она решила, что это просто не совсем удачная шутка.
Но нет! Они действительно собрались плыть на этом утлом суденышке, и при этом все оставались совершенно спокойными. Почти все люди Роланда разместились на четырех таких же длинных лодках. Осталась лишь небольшая группа с лошадьми. Они должны были дождаться судна, которое Роланд отправит за ними, чтобы перевезти лошадей. Кайла подумала, что лошадям по везло больше.
В лодку ее со всеми почестями усадили огромные воины Роланда. Они почтительно называли ее графиней и обращались так, словно она была сделана из тонкого стекла. Первый раз свой новый титул она услышала из уст служанки, которая помогала ей одеться в то утро в Лондоне. Сначала Кайла пропустила это обращение мимо ушей, даже не сообразив, что оно может относиться к ней. Но постепенно она начала привыкать. Дункан, капитан Роланда, обращался к ней только так и не иначе. А за ним и все остальные.
Внезапно толщу свинцово-серых облаков пронзил солнечный луч. По странной прихоти судьбы или просто случайно как раз в этот момент сквозь туман проступили очертания берега. Туман рассеялся, и над островом появились две бледные радуги. Это был Лорей.
Раздались радостные приветственные крики, и Кайла вдруг испытала странное желание присоединиться к ним.
Остров возник перед ней как символ надежды, как обещание новой жизни, хотя пока еще неясно, какой именно. Словно зачарованная, Кайла смотрела на острые скалы, на долину, расстилающуюся зеленым бархатом, на лес, обступающий ее с двух сторон. И над всем этим великолепием в отдалении на высоком холме возвышался замок. Солнце, рассеивая остатки тумана, освещало остров, и в чистом воздухе четко проступали все детали ландшафта. Кайле даже показалось, что она смогла разглядеть людей на берегу, вдающемся косой в море.
Приглядевшись, Кайла поняла, что это и в самом деле были люди, и их становилось все больше. Они бежали к берегу, махали руками и кричали, а некоторые даже подпрыгивали от возбуждения.
Воины вокруг нее также оживились и даже, как показалось Кайле, принялись гораздо энергичнее грести. И хотя это было совсем нелегко, так как они двигались против ветра, все они радостно улыбались и смеялись, как мальчишки.
Даже дурное настроение Роланда, казалось, исчезло без следа. Солнце коснулось сверкающим поцелуем его золотых волос, заставив светиться таинственным, загадочным светом бирюзу его глаз. Он, как и все вокруг, улыбался, перекидывался шутками со своими людьми, и каждое движение его было наполнено радостью и энергией.
Было просто невозможно не заразиться этим всеобщим энтузиазмом.
Когда они подплыли ближе, то смогли услышать радостные голоса встречающих. Приветственные возгласы и имена летали над водой, смеющиеся дети сновали между взрослыми. Одним словом, на берегу царила радостная суматоха. Несколько мужчин стояли в стороне от всех, в том месте, где скалистый берег вдавался внутрь острова наподобие небольшой бухты, и спокойно поглядывали на подплывающие лодки. Лодки развернулись и направились к этим скалам. Когда они уже вошли в бухточку, Кайла заметила, что в скалу вделана тяжелая железная лестница.
Лодка закачалась, когда несколько человек поднялись и бросили на берег веревки. Стоящие на берегу мужчины подхватили их и принялись подтягивать лодку к берегу, а затем обмотали концы вокруг специальных железных кольев. Лодка при этом сильно качалась, вода билась о дно и борта, и брызги намочили Кайле край плаща.
Пока несколько человек этим занимались, остальные стояли сзади, поглядывая на прибывших и, очевидно, ожидая, когда те начнут выбираться из лодки, карабкаясь по этой железной лестнице вверх. Кайла сидела ближе к корме и раздумывала о том, как она сможет забраться наверх в своих юбках. Но тут подошел Роланд, помог ей подняться и подтолкнул вперед, объяснив, что она должна будет подняться первой. Он последует за ней.
– Просто не смотри вниз и не останавливайся, – вот и все, что он ей сказал, подсадив сзади, чтобы она смогла залезть на первую ступеньку.
Кайла закрыла глаза, борясь с неожиданно подкатившей тошнотой. Одной рукой она вцепилась в холодный мокрый металл, другой старалась подобрать свои намокшие юбки. Сзади нее в лодке стояли остальные, переговариваясь с теми, кто ждал их наверху.
Она сделала один шаг, затем другой, затем перехватила рукой следующую скобу… Лестница была совсем недлинной, но ей она показалась бесконечной. Шаг, перехват, остановка, шаг, перехват, остановка… Плеск воды внизу вызывал у нее дрожь, эхо этих звуков, отражаясь от скал, раздавалось повсюду, казалось, вода окружает ее со всех сторон.
Когда ее голова показалась наверху, ее подхватили сильные руки, и через мгновение она уже стояла на твердой земле. Поблагодарив своих помощников, Кайла отряхнула юбку и плащ, поправила волосы, внезапно робея под пристальными, любопытными взглядами. И даже когда Роланд, быстро поднявшись следом за ней, подошел и встал рядом, ей не стало уютнее.
Она понимала, что выглядит грязной и растрепанной. Она чувствовала соль на губах; длинные влажные космы, выбившись из прически, так и норовили облепить ей лицо. Подол платья намок от соленой воды и был покрыт пятнами и полосами светло-коричневой ржавчины, оставленными железными скобами, по которым она только что поднималась.
Со всех сторон ее окружали незнакомые лица, оценивающие, осуждающие, что-то решающие про себя. Кайла молча переводила взгляд с этих лиц на небо, на землю, на мужа, не зная, куда смотреть, как себя вести.
– Смотрите все! – прерывая мучительное молчание, обратился Роланд к окружившим их людям. Он по-хозяйски притянул Кайлу к себе, обхватив ее за талию. – Вот леди Кайла Стрэтмор, графиня Лорей.
Кто-то из женщин громко охнул, остальные заволновались, что-то зашептали, прикрывая рот ладошкой. Мужчины были, казалось, менее изумлены, лишь обменялись взглядами, ребятишки – те и вовсе ничего не поняли, просто спрятались за материнскими юбками, уловив некоторое напряжение в толпе.
Высокий, крупный мужчина, одетый в коричневую монашескую рясу, не спеша проложил себе локтями путь через толпу. Его лицо, казалось, сияло восторгом. Он подошел к Кайле, обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
– Добро пожаловать, сестра! – сказал он, и эти приветливые слова сразу дали толчок остальным встречающим. Они начали улыбаться, кланяться, приседать, некоторые – пожимать ей руку.
Как раз в этот момент на скалу высадились воины из других лодок. Берег заполнили прибывшие, к ним сразу же бросились их близкие и друзья, и вокруг поднялись невообразимый шум и суета.
Монах, поцеловавший Кайлу, тем временем подошел к Роланду, они обнялись и принялись хлопать друг друга по спинам, как обычно делают мужчины, стараясь скрыть свои чувства друг к другу. Кайла обратила внимание, что они похожи, правда, не слишком сильно, но что-то было общее в линии подбородка, в форме носа. Вот только волосы у Роланда были светлые, как мед, а у монаха – темно-каштановые с рыжим отливом. И хотя Роланда никак нельзя было назвать маленьким – он возвышался почти над всеми своими воинами, – рядом с этим монахом он казался невысоким и хилым. Рыжеволосый монах был настоящим гигантом, правда, очень кротким на вид.
– Кайла, познакомься, – сказал Роланд, – это мой брат Харрик.
Она наклонила голову и присела перед ним в самом глубоком реверансе, который только могла сейчас сделать на своих дрожащих от усталости ногах.
– О нет, нет, что вы! – сказал Харрик, подхватив ее своими огромными сильными руками. – Я, видите ли, всего лишь наполовину брат графа.
Роланд обнял Кайлу за талию и вместе с ней зашагал по направлению к замку, предоставив остальным следовать за ними, если они того хотят.
– А где Элисия?
– С Марлой в Лоремаре. Мы ждали тебя еще в прошлом месяце. Она всех нас замучила. Все спрашивала, где ты можешь быть, и убеждала отправиться на поиски.
Харрик шел медленно, сдерживая шаг, чтобы не опережать их.
– Нам пришлось задержаться, – сказал Роланд, на мгновение крепче прижимая к себе Кайлу.
Харрик кивнул:
– Да, конечно. Примите мои поздравления.
Роланд засмеялся:
– Нас задержало совсем не это.
И он рассказал всю их историю от начала и до конца. Харрик слушал его, не прерывая, и лишь один раз бросил умный, проницательный взгляд на Кайлу, когда Роланд рассказывал об их свадебных клятвах.
Воздух был довольно свеж, но совсем не такой холодный, как в море. Кайла слышала пение птиц, видела небольшие, похожие на звезды белые, желтые и розовые цветы вдоль каменистой тропинки, по которой они шли. Густая зелень кустарников и старых деревьев наполняла воздух влажным терпким запахом, добавляя таинственности в общую мистическую атмосферу.
Кайла шла и думала о том, кто такая Элисия.
Харрик тем временем рассказывал Роланду о том, что произошло здесь на острове за время его отсутствия:
– … А Мэдок принялся жаловаться на то, что он называет отсутствием хороших манер у некоторых наших пажей, которые могли или, напротив, не могли ничего сделать с угрем, которого он обнаружил у себя в постели в прошлый понедельник…
Роланд засмеялся:
– Держу пари, сам он его туда и положил.
– Я бы не удивился, – согласился Харрик с серьезным видом. – Или, возможно, это была Сина.
– Ну да, придумала новый способ изводить его, – усмехнулся Роланд.
– О да, в этом ей нет равных. Боюсь, не слишком ли мы грубо ведем себя по отношению к твоей невесте. – Харрик обернулся к Кайле. – Вы очень скоро встретитесь и с Мэдоком, и с Синой, моя дорогая. Они не покидали Лоремар все эти дни. Они объясняют это тем, что слишком стары, но правда заключается в том, что замок просто разрушится без них.
Поскольку Кайла просто не знала, что ей сказать в ответ на столь туманные заявления, она просто кивнула, переняв у Харрика непринужденную манеру общаться. Несмотря на остроту и новизну ощущений, Кайла чувствовала себя на удивление спокойно, и даже рука Роланда, по-хозяйски лежащая у нее на талии, давала ей удивительное ощущение тепла и уюта.
Неожиданно среди густой листвы что-то блеснуло, словно отражение света на мокрой поверхности, появилось на мгновение, потом исчезло, потом появилось вновь. Только теперь Кайла поняла, что это блестит на свету глаз оленихи, застывшей так неподвижно, что ее тело почти полностью слилось со стволами и ветвями деревьев. Не замедляя шага, Кайла продолжала следить за ней. Олениха, все так же невозмутимо стоящая под защитой леса, тоже не отрывала от нее взгляда. Когда они подошли ближе, олениха наклонила шею, сорвала что-то и вновь подняла голову, жуя и спокойно наблюдая за тремя приближающимися людьми, не проявляя ни малейших признаков страха.
С близкого расстояния Кайла рассмотрела, что животное довольно крупное и очень грациозное, с белыми пятнышками на рыжеватой спине, само олицетворение красоты и покоя, совершенное творение природы. Олениха проводила их спокойным взглядом влажных черных глаз, а затем вернулась к своему прерванному появлением людей занятию.
– Мы здесь почти совсем не пользуемся лошадьми, – охотно сообщил ей Харрик. – Расстояние небольшое, а дорога так прекрасна, что до причала мы ходим пешком. Надеюсь, вы не возражаете.
– Совсем нет, – кивнула ему Кайла.
И действительно, после утомительных часов, проведенных в лодке среди вздымающихся волн, было так приятно идти по твердой земле и вдыхать чистый воздух с запахами свежей зелени и нагретой хвои. Кайла чувствовала, как кровь вновь бежит по жилам в затекших от долгого сидения ногах. Над ее головой изогнутые ветви деревьев образовывали шатер, стройные верхушки елей и пихт вонзались высоко в небо, отдельными рощицами встречались березы, ясени и дубы, а также самые разные кустарники, многие из которых цвели по весне белыми и розовыми цветками, а некоторые были покрыты крупными цветками цвета лаванды. Название большинства из них Кайла не знала и оттого еще больше чувствовала себя так, словно попала не на реальный остров, а в какое-то сказочное место, рожденное ее воображением, где гуляют непуганые олени, где лес наполнен птичьими трелями и чудесными цветами и где. из-под арки, образованной кронами дубов, перед путником возникает вдали сказочный замок Лоремар.
Должно быть, замок был выстроен из золотисто-розового камня, который составлял основу скал здесь, на острове. Оттого он и казался, с одной стороны, сказочным, а с другой – совершенно сродни самому острову. У замка было много высоких башенок, зубчатые края которых, усеянные бойницами, придавали ему все тот же сказочный, причудливый вид, который еще усиливался благодаря высоким, узким стрельчатым окнам, некоторые были даже с цветными витражами. Рва с водой не было, а лишь тяжелые ворота, причем довольно новые, насколько она могла судить.
Сейчас ворота были распахнуты, и из них высыпало множество людей. Кайлу заинтересовало, сколько же всего народу живет на этом острове. Она решила, что никогда не видела столько людей сразу. Здесь были в основном воины, одетые в довольно однообразную военную форму, и слуги из замка, среди них – большинство женщины. Все они радостно приветствовали своего лорда, причем большинство не обращали на Кайлу никакого внимания.
Интересно, сколько слуг и крепостных по всей Англии будут так радоваться возвращению своего господина, подумала Кайла. Харрик словно прочел ее мысли.
– Ваш муж весьма любим здесь, леди Кайла, – сказал он, глядя на то, как Роланд смешался с толпой, высыпавшей ему навстречу.
Кайла едва могла разобрать, что он ей говорит, так как вокруг стоял невообразимый шум из радостных приветственных криков, смеха и возбужденных восклицаний.
– Его очень давно не было дома, – продолжал Харрик. – Прошло больше года, с тех пор как он уехал. Мы начали беспокоиться, отпустит ли Генри его к нам снова.
– Целый год? – удивилась Кайла. – Так долго?
Харрик задумчиво разглядывал суетящихся вокруг Роланда людей.
– Он – фаворит короля.
Это ей было хорошо известно. Отвечая на приветствия, Роланд все время поглядывал в ее сторону, словно ему не терпелось к ней вернуться. Какой-то старик, разговаривающий с Роландом, видимо, сделал ему замечание за то, что он невнимательно слушает.
– Крепостные его любят, – заметила Кайла с удивлением, как нечто из ряда вон выходящее.
– На Лорее нет крепостных, – отвечал Харрик. – Здесь все свободные люди. – И он улыбнулся, увидев ее откровенное изумление. – Роланд дал им всем свободу, когда стал графом несколько лет назад.
– Кайла, – окликнул ее Роланд, подзывая к себе. Он никак не мог выбраться из окружившей его толпы. – Подойди сюда, я хочу тебя кое с кем познакомить.
Харрик подвел ее к Роланду, проложив путь через толпу людей, с интересом разглядывающих незнакомку. Кайла слышала перешептывания за спиной, видела быстрые любопытные взгляды. Роланд стоял возле центральных ворот, у входа во двор замка, уже миновав толстую защитную стену. Возле него стояла высокая статная женщина лет сорока со светло-голубыми глазами и каштановыми волосами, в которых сверкали серебряные нити. Женщина внимательно разглядывала Кайлу, при этом ее рука лежала на плече маленькой девочки лет шести, как бы защищая ее. Девочка стояла, вцепившись в юбку женщины, и дрожала от возбуждения, глядя на Кайлу широко раскрытыми, странно неподвижными глазами. Гул за спиной мгновенно стих.
– Леди Кайла, – сказал Роланд, – познакомьтесь, это Элисия.
Кайла присела в реверансе перед женщиной.
– Нет, – сказала женщина с едва заметным удивлением. – Я Майра. Вот Элисия. – И она кивнула на девочку.
Прежде чем Кайла успела что-то ответить, девочка выпустила юбку женщины и молча протянула обе руки к Кайле. Та опустилась перед малышкой на колени, чтобы быть с ней на одном уровне, и в толпе раздался дружный вздох, все подались вперед, стараясь ничего не упустить. Кайла взяла девочку за руки, и та подошла к ней ближе, глядя на нее ясными, но совершенно пустыми глазами. Девочка проворно провела пальцами по рукам Кайлы к ее плечам, затем по лицу.
Прикосновения были такими легким, словно по ее лицу, едва касаясь крылышками, порхала бабочка. Пальчики девочки скользнули по подбородку Кайлы, по ее губам, щекам, носу, векам и лбу. Кайла почти застыла, только закрыла глаза, когда девочка добралась до них, и снова открыла, почувствовав, что пальчики замерли на ее щеках.
– Мы ждали тебя, – сказала Элисия грустно. – Почему ты так долго к нам не приходила?
Глаза ее казались такими темными, что сначала Кайла приняла их за черные или карие. Но теперь она разглядела, что глаза у девочки темно-синие, опушенные темно-каштановыми ресницами, так хорошо подходящими к ее светло-каштановым волосам с медовым оттенком. Очень знакомым Кайле волосам.
– Ну, – растерялась Кайла, – у меня были дела.
– А теперь они все сделаны? – продолжала спрашивать девочка.
– В основном да. – Кайла сама удивилась своему ответу.
– Хорошо. Я рада. Значит, ты останешься с нами. – Элисия отняла руки от лица Кайлы и, шагнув чуть ближе, обняла ее за шею. – Тебе здесь понравится.
Кайла прижала девочку к себе, ощущая хрупкость ее тоненького тела. Элисия поцеловала ее в щеку.
– Становится холодно, – сказала Майра. – Пора возвращаться домой, малышка.
Элисия молча разжала руки, повернулась и подошла к Майре. Та снова взяла ее за руку и повела в дом. А Кайла так и осталась одна, стоя на коленях и глядя вслед уходящей девочке.
Роланд подхватил ее под руку, помог встать.
– Ревнуешь? – шепнул он, бросив на нее лукавый взгляд.
Кайла поняла, что он догадался о ее мыслях там, на дороге, когда упомянул в разговоре с Харриком имя Элисии.
– Она прелестна, – сказала Кайла.
– Ну и ну! Как вам это нравится! – раздался сзади ворчливый голос старика, с которым Роланд разговаривал несколько минут назад. Он с осуждением качал головой. – Хозяин поместья не обращает никакого внимания на тех, кто вырастил его из хилого маленького сосунка, кто воспитывал и обучал все эти годы. Он даже не хочет потрудиться представить им свою невесту, что…
– Замолчи, старый болван, – прервал его женский голос, такой же старческий и скрипучий. – Любой бы увидел на твоем месте, что именно это он и собирается сейчас сделать.
Маленькая худая женщина с гривой серебристых седых волос оттолкнула локтем старика с дороги и кивнула, улыбаясь Кайле.
– Моя дорогая, познакомься, это Сина, – голос у Роланда был довольно сух. – И, конечно, ее муж, Мэдок, который и в самом деле растил меня от хилого детства до довольно бесславной зрелости.
– Ну, ну! Для нас ты достаточно славный, можешь не сомневаться.
– Ужасным парнем он был, доложу я вам! – Мэдок встал рядом с женой, бесцеремонно разглядывая Кайлу. Несмотря на столь резкие слова, девушка увидела в его довольных глазах лукавые искорки. – Он пытался убить меня не менее дюжины раз, миледи. Своей рукой. Можете себе представить?
Кайла кивнула с серьезным видом:
– Могу себе представить, сколько хлопот он вам причинял!
Мэдок сощурился и внимательно оглядел Кайлу сверху донизу. Он с Синой могли бы быть близнецами, так они были похожи: оба маленькие, ясноглазые, с совершенно седыми всклокоченными волосами.
– Она нам подойдет! – объявил Мэдок после своего тщательного осмотра, обращаясь в основном к толпе.
– Спасибо тебе большое, – холодно заметил Роланд. – Я без тебя ни за что бы не разобрался.
Сина только молча подмигнула Кайле, и затем они с мужем направились к центральному входу в замок.
Роланд сказал, обращаясь к собравшимся, что он очень рад оказаться снова дома, но в настоящий момент просто умирает от голода. На что получил поспешные заверения от женщин, чтобы он не беспокоился, они приготовят еду в течение нескольких минут.
Отношение толпы к Кайле было таким же, как и со стороны людей на берегу, разве что чуть более сдержанное. Вежливо приветствуя ее следом за Мэдоком и Синой, люди тем не менее не могли сдержать любопытства. А когда Роланд взял ее под руку и повел к входу в замок, все эти люди двинулись следом за ними, образуя что-то вроде почетного эскорта. К ним присоединились и вернувшиеся с Роландом воины, которых радостно встречали их женщины.
То, что затем последовало, можно было бы без преувеличения назвать настоящим пиром. В огромном зале, напоминающем круглую пещеру, с тремя гигантскими каминами и рядами столов и скамей, на которые расселись все те, кого Кайла видела у стен замка и на берегу, все уже было готово для принятия пищи. Всюду сновали слуги, разнося по столам все новые и новые блюда.
Главный стол был расположен близ большого камина, в котором горел яркий веселый огонь. Элисия была уже тут. Она тихо сидела за столом одна, пока Майра помогала разносить еду.
– Она родилась слепой, – сказал Роланд, направляясь вместе с Кайлой к столу. – После смерти ее матери Марла взяла на себя заботу о ней.
– Она… особенная, – сказала Кайла, пытаясь найти подходящее слово.
Элисия сидела прямо перед ней, спиной к огню, терпеливо ожидая, когда все соберутся. Невидящий, пустой взгляд девочки был обращен в пространство перед ней.
Кайле показалось, что она нашла нужное слово:
– Она мудрая.
«Это твоя дочь?» – хотелось ей спросить, но она промолчала.
Между Роландом и Элисией было какое-то особенное сходство. И не только в цвете волос или прямой линии бровей. Это сходство особенно проявлялось в манере держаться, что, конечно, поражало, так как ребенок не мог видеть и не мог что-то перенять. Расправленные плечи, наклон головы чуть вбок, немного озорное выражение лица. И эта странная, немного кривая улыбка, с которой она обратилась к Роланду, едва они только подошли:
– Дядя, а ты подрос за то время, что тебя здесь не было?
«Вот как, дядя?» – подумала Кайла, но тут же удивилась, каким образом девочка узнала, что к ней подошел именно Роланд.
– Нет, – печально ответил Роланд. – Боюсь, мне никогда не дорасти до дяди Харрика.
– Не надо отчаиваться, – сказала Элисия, но в голосе ее не было уверенности.
– Просто ты должна будешь вырасти немного за меня. Все не так уж плохо, не так ли?
Роланд усадил Кайлу рядом с девочкой, а затем потянулся и дернул один из янтарных локонов Элисии.
– А я и так уже выросла, – сказала девочка гордо. – Почти на целую ладонь, с тех пор как ты уехал.
– Я это заметил. Скоро ты перерастешь всех нас и даже дядю Харрика. – Роланд занял место рядом с Кайлой. – Но на самом деле все зависит от того, чью ладонь ты имеешь в виду.
Элисия весело засмеялась, а затем повернулась к Кайле, обратив в ее сторону свои удивительные темно-синие, словно полуночное небо, глаза.
– А ты любишь оленину?
– Оленину? – В памяти Кайлы тотчас же возник образ оленихи, которую они видели по дороге сюда, такой ручной и одновременно дикой, образ мудрой девственной природы…
– Нет, на самом деле не люблю.
– Это хорошо. – Элисия широко и радостно улыбнулась, захлопав в ладоши.
Роланд наклонился к Кайле и объяснил:
– Дело в том, что мы здесь не едим оленину. – В его голосе прозвучало явное сожаление.
– О! – У Кайлы вновь возникло ощущение какой-то недосказанности, нереальности, словно все, что происходило здесь, вся жизнь на этом похожем на сказку острове течет по своим собственным законам и правилам, которые она никак не могла постичь.
– А ты любишь рыбу? – снова спросила Элисия.
– Ну… – Кайла никак не могла решить, что же ей ответить.
– Мы едим рыбу, – сказала Элисия. Теперь сожаление звучало уже в ее голосе.
– И кур, – добавил Роланд твердо.
– Да, – согласилась девочка еще более грустно.
– Держитесь подальше от кур, я тебя прошу.
– Мы держимся, – вздохнула Элисия.
– Мы привезли пару диких оленей несколько лет назад в надежде, что у них появится потомство здесь, на острове. – Роланд подхватил свежую булочку с деревянного блюда, стоящего перед ним, и положил на тарелку Кайлы. – Но дети приручили их, они даже дали им имена.
– И теперь здесь живут дети их детей! – гордо воскликнула Элисия. – Здесь есть Кэтрин и Франсина, и Джаспер, и Сэмми, и Ханна, и…
– Благодарю, Элисия, – прервал ее Роланд. – Но почему бы тебе немного не поесть?
– Я видела самку оленя, – сказала Кайла девочке. – Я видела ее возле тропинки, когда мы шли от причала.
– Правда? – серьезно переспросила Девочка. – И как она выглядела?
Роланд улыбнулся над своей тарелкой. Но Кайла не стала обращать на него внимания. Она подумала немного, вспоминая.
– Она была красновато-коричневого цвета, мне кажется, с очень красивым носом и большими глазами.
– Большая или маленькая?
– Средняя, я думаю.
– А пятнышки у нее были?
– Да, были. Маленькие белые пятнышки на спине.
Элисия взяла ее за руку:
– Ты видела Элинор.
Это прозвучало так серьезно, даже значительно, что невольно привлекло внимание сидящих за столом. Даже Роланд вдруг перестал жевать, прислушиваясь к этому разговору.
Перед внутренним взором Кайлы опять возникла олениха, на этот раз совсем как живая. Кайла мысленно назвала ее именем Элинор и вдруг снова ощутила величественный покой, который излучало это животное.
– Элинор, – повторила Кайла, удивляясь тому, как охотно она приняла этот странный обычай.
– Это моя любимица, – заключила разговор Элисия и снова вернулась к еде.
Слуги приносили все новые и новые блюда: жареную рыбу, вареные яйца, хлеб и масло, сыр, овощи, горох. Везде стояли маленькие тарелочки с солью, что в Роузмиде почиталось за роскошь. Но, конечно, в Роузмиде не плескался соленый океан у ворот замка.
Шум в зале хотя и не был оглушающим, но все же достаточно громким, чтобы можно было разговаривать, не повышая голоса. Кайла оглядывала ряды людей за столами. Все это были люди Роланда, их семьи, замковые слуги. И все они время от времени бросали в ее сторону любопытные взгляды украдкой, а после обменивались друг с другом впечатлениями и догадками по поводу новенькой, чужой леди рядом с их господином.
По мере того как блюда пустели, более свободно лилось вино, а с ним и множество захватывающих рассказов о том, что происходило с путешественниками за время их долгого отсутствия.
Целый год! Кайла подумала о том, как это тяжело – не быть дома так долго, а затем с болью в сердце вспомнила, что сама не была в Роузмиде, ее родном доме, чуть больше половины этого срока. Роланд сказал, что здесь она будет в безопасности. Логика подсказывала ей, что, скорее всего, это правда, во всяком случае, какое-то время. Но хотя это место чем-то притягивало ее, привлекало своими тайнами и волшебством, она не могла бы забыть Роузмид и никогда не сможет забыть свою семью.
Она совсем потерялась в своих воспоминаниях, когда Роланд поднялся, привлекая всеобщее внимание. Он поднял свой бокал.
– За Лорей, – сказал он, – за самое прекрасное и мирное место на земле.
Все вокруг одобрительно зашумели, зааплодировали, но, заметив, что Роланд еще не кончил говорить, постепенно затихли.
– И за мою жену! – Он взглянул вниз, на Кайлу, и по выражению его лица было совершенно невозможно прочитать, что он сейчас думает. Лишь бирюзовые глаза его странно блестели. – Я надеюсь, она добавит прелести и спокойствия в жизнь нашего острова.
И снова раздались приветственные крики, поздравления. Кайле пришлось кланяться и улыбаться, хотя ее щеки пылали от смущения. Она надеялась, что никто, кроме нее, не заметил скрытого смысла его фразы.
Роланд бросил на нее многозначительный озорной взгляд, лихо улыбнулся и выпил весь бокал до дна под одобрительные возгласы присутствующих.
Элисия тронула Кайлу за руку и чуть потянула на себя. Когда Кайла наклонилась к ней, девочка прошептала:
– Вы ему очень нравитесь.
За стеной раздался смех.
Кайла нахмурилась и покачала головой, уверенная, что этот звук ей просто послышался. Это был слишком долгий и трудный день, и хотя солнце только что закатилось за край океана, Кайла чувствовала, что готова упасть и сразу заснуть. Путешествие на лодке, встреча с людьми Роланда, с Харриком, с Мэдоком, Синой, Элисией… Затем этот шумный пир… От усталости в ее голове все смешалось. Последние силы ушли на то, чтобы вслед за служанкой подняться по лестнице в эту комнату, расположенную совсем недалеко от главного зала.
Роланд пожелал ей спокойной ночи, снова став чужим, вежливым и замкнутым. Но у нее уже не осталось сил, чтобы слишком расстраиваться по этому поводу. Убийца или любовник, в этот момент ей было все равно. Она ни о чем не могла думать. Все, что она хотела, это лечь, зарыться в одеяла, спрятаться куда-нибудь в самый дальний угол огромной кровати, закрыть глаза и обо всем забыть.
Снова раздался этот высокий звук, похожий на смех. Он доносился откуда-то из-за камина. Затем послышался глухой удар.
Кайла замерла, не решаясь снять туфли.
Она подошла к камину, чувствуя странное беспокойство, которое совсем не соответствовало ситуации. Панели, которые покрывали стену в этом месте, были сделаны из очень хорошо пригнанных друг к другу деревянных щитов. Между ними нельзя было заметить ни одной щелочки. Она пробежала пальцами вверх и вниз, затем направо, налево, сама не зная, что ищет, но в то же время уверенная, что там что-то есть. Наверху стену украшал резной деревянный бордюр в виде дубовых листьев и желудей, тянущийся по всему периметру комнаты.
Угол справа от нее был занят большим, высоким гардеробом. Кайла обследовала его и обнаружила, что он стоит очень плотно, прислонившись к стене, а вверху чуть ли не упирается в потолок.
Смех раздался снова, на этот раз чуть тише, и ему явно вторили еще несколько голосов. Этот призрачный смех звучал все дальше и дальше, пока не стих в отдалении.
Кайла снова покачала головой. Усталость навалилась на нее с новой силой. Она чувствовала себя слишком изможденной, чтобы думать об этих странных вещах. Сегодня она встретилась с таким количеством странностей, что ей хватит думать о них всю оставшуюся жизнь. В действительности эти призрачные загадочные голоса за стеной были сродни самому острову – необъяснимые, странные и чуточку колдовские. Так что лучшее, что она могла сейчас сделать, это просто лечь спать.
Она огляделась и обнаружила сундук со своей одеждой у стены, как раз против камина. Толстые кожаные ремни были уже расстегнуты. Даже с того места, где она стояла, был виден краешек платья, торчащий из-под крышки.
Какая-нибудь слишком беспечная служанка, подумала Кайла. Но когда она откинула крышку, то с изумлением увидела, что в сундуке все ее наряды перерыты.
Платья лежали смятые, вперемешку с нижними юбками, и все это представляло собой разноцветный ворох шелка, кружев и бархата. Без всякого сомнения, она совсем не так складывала платья, когда собиралась к поездке в Лондоне. Ясно, что кто-то рылся в ее сундуке сегодня. И это не служанка. Кто-то, кому явно все равно, что она обнаружит, в каком состоянии находится ее одежда.
Кайла почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине. Зачем кому бы то ни было рыться в ее вещах? Что он хотел обнаружить в ее платьях, в которых нет абсолютно ничего необычного?
Она встала на колени и принялась быстро вынимать из сундука одно платье за другим. Все было на месте. Кто бы это ни был, приходил он не за ее нарядами. Тогда за чем? Ведь у нее ничего больше не было. Даже эти платья и сам сундук, думала она с горькой иронией, принадлежали не ей. Ее наряды вместе с другим имуществом остались в Роузмиде.
Кайла присела, окруженная ворохом прекрасных платьев, шитых золотом поясов и пряжек с драгоценными камнями. Даже они не пропали. Во всем этом не было никакого смысла.
Она передернула плечами от отвращения и поднялась на ноги, запихав платья обратно в сундук. Она займется этим завтра. Все-таки это могла быть и служанка, в конце концов. Сейчас ей все равно ничего не придумать, так что лучше лечь спать. Спасибо, что хоть ночную рубашку она нашла сразу.
Одеяла на кровати были теплыми и мягкими, подушки из гусиного пуха сразу же приняли ее в свои ласковые объятия. Кайла мгновенно погрузилась в сон.
Позже, гораздо позже она обнаружила чье-то присутствие в комнате. Кто-то еще был вместе с ней в кровати. Но вместо того, чтобы испугаться, ощутив рядом чье-то горячее тело, Кайла неожиданно почувствовала себя уютно и в полной безопасности. И когда мужские руки притянули ее ближе к сильному твердому телу, она не противилась, только еще глубже провалилась в крепкий, здоровый сон.
9
Был ли то сон или нет, но Кайла проснулась на следующее утро одна, жмурясь от ослепительного сияния незнакомой комнаты.
Само по себе это обстоятельство не могло так уж сильно ее поразить. За последнее время она привыкла просыпаться каждый раз в незнакомом месте. Но здесь было нечто такое…
Лоремар. Она была в Лоремаре, потому что теперь она стала графиней Лорей.
В конце кровати, выглядывая из-за края одеяла, на Кайлу смотрели маленькие озорные личики.
Кайла села, натянула на себя одно из теплых шерстяных одеял, под которыми ей так сладко спалось, и поняла, насколько нелепым было это движение. Ведь это были всего-навсего дети: четыре мальчика и три девочки, и у одной из них были знакомые, цвета полуночного неба глаза, которые были обращены прямо к ней.
– Она проснулась, – сообщила Элисия остальным детям. Она протянула свою тоненькую ручку, взялась за колено девушки и чуть сжала его.
Кайла бросила взгляд вокруг себя. Комната показалась ей очень большой, она вся сияла роскошью и богатством. Накануне Кайла как следует ее не рассмотрела, зато теперь сразу поняла, что это не что иное, как хозяйские покои. Должно быть, это комната Роланда. А это значит, что ночью ей ничего не приснилось. Ни ощущение тепла и покоя, возникшее от близости его тела, ни то странно знакомое, немного возбуждающее чувство, которое не покидало ее и во сне.
Ее нежданные визитеры внимательно наблюдали за ней, пока она осматривалась. Светлая громоздкая мебель, везде толстые ковры в зеленых, синих и золотых тонах. Гобелены на стенах, изображающие морские сцены: русалок, морских коней, дельфинов, играющих на волнах.
Повсюду в комнате – на столах, столиках и полках – можно было увидеть коллекцию морских раковин. Кайла никогда прежде не видела ничего подобного и даже вообразить себе не могла, что в море существует такая красота. Каких раковин только здесь не было: маленькие и большие, плоские и замысловато завитые, в полоску и крапинку, с длинными и короткими изящными розовыми лучами… Заинтригованная, Кайла перевела взгляд на любопытные лица детей возле ее кровати. Должно быть, они привыкли к этому чуду, так как не отрываясь смотрели на нее, далеко не самое интересное, с ее точки зрения, в этой комнате.
– Привет, – сказала она.
– Доброе утро, – вежливо ответил один из мальчиков с соломенными всклокоченными волосами.
Кайла села повыше на подушках.
– Это вас я слышала вчера вечером?
Такое предположение было вполне закономерным. Собственно, Кайла уже не сомневалась в ответе, так как ребятишки чуть отступили от ее кровати и принялись переглядываться с виноватым видом.
– Я же говорила тебе, чтобы ты не шумела, – сказала одна из девочек, ткнув локтем в бок соседку.
– Это не я! – негодующе воскликнула девочка с каштановыми волосами лет семи. – Это все Энсли!
– И вовсе не я! – маленький мальчик живо повернулся к девочкам. – Это Матильда!
– Ну ладно, – улыбнулась Кайла. – На самом деле, совсем неважно, кто именно это был. Просто жалко, что это были не духи, живущие здесь в замке и явившиеся ко мне с визитом.
Элисия звонко рассмеялась.
– Мы не могли к вам явиться, даже если бы очень захотели. Для этого здесь и стоит этот шкаф. – И она кивнула в сторону большого высокого гардероба, который Кайла обследовала вчера вечером.
– Никто не сможет теперь сюда войти, – с сожалением произнес мальчик с соломенными волосами.
– Дядя специально его туда поставил, – сообщила Элисия.
Кайла вспомнила о своем сундуке, так и стоящем в углу с открытой крышкой, с разноцветным водопадом из платьев, выплеснувшимся через его край.
– Так, может быть, – начала Кайла, осторожно подбирая слова, – кто-то из вас случайно все-таки заходил сюда вчера вечером?
– О нет! – Элисия покачала головой. – Мы никогда сюда не заходим без разрешения дяди. Это правило.
Разумеется, это были не они. У Кайлы не было никаких причин не верить детям. Все они казались такими приветливыми и искренними. Должно быть, это все-таки была служанка.
– А здесь все знают об этом ходе за стенами? – все-таки спросила она.
– Ну конечно, – вступил в разговор молчащий до сих пор мальчик. – Мы все им пользуемся.
– Правда? – Кайла снова оглянулась в сторону огромного дубового шкафа. – Все-все?
Элисия тем временем попыталась забраться на кровать.
– Так гораздо быстрее, чем ходить по лестницам и коридорам.
Она упорно соскальзывала вниз, несмотря на все ее усилия. Кайла нагнулась вперед и помогла ей, что послужило сигналом для всех остальных детей, которые тут же забрались на кровать.
– И гораздо интереснее, – добавил Энсли.
– Спроси ее, – прошептала девочка с каштановыми волосами.
– Да, спроси прямо сейчас, – поддакнул мальчик.
– Тетушка Кайла, – начала Элисия, присвоив ей еще один новый титул и ввергнув тем самым Кайлу в шок. – А вы хотели бы еще раз встретиться сегодня с оленем?
Солнечный свет, проникающий сюда через окна с витражами, придавал всей комнате с ее причудливыми раковинами и яркими гобеленами какой-то неземной, волшебный вид. Кайле все больше начинало казаться, что она либо спит, либо попала в сказку.
– Дядя велел сказать, когда вы проснетесь, что завтрак уже кончился, – Элисия шлепнулась спиной на одеяло. – Но он приказал оставить немного еды для вас, и ее принесут к вам сюда, когда вы пожелаете. Но мне кажется, гораздо лучше спуститься вниз.
– Мы можем пойти по потайному ходу. Вы не бойтесь, там не так уж страшно, – сказала Матильда.
– Так вы хотите есть? – спросила Элисия.
– Очень хочу, – заявил Энсли с чувством.
– В таком случае, давайте пойдем побыстрее.
Кайла улыбалась, глядя на окружившие ее детские лица, а сама думала о посланниках Роланда. Семеро шустрых и, по всей видимости, безнадзорных детей, причем один ребенок – слепой, совершенно свободно бегают по замку и, что гораздо опаснее, по потайному ходу.
А Роланд, видимо, ушел, предоставив ее самой себе. Она вдруг почувствовала себя покинутым одиноким ребенком, брошенным на произвол судьбы на этом чужом, незнакомом острове, который отныне должен стать ей домом. Возможно, именно таким и будет их брак – союз двух совершенно чужих людей, объединяемых только физическим влечением. Что ж, прекрасно!
Но, быть может, она придает слишком много значения этим безобидным словам? Возможно, он совсем ничего не имел в виду, оставляя Кайлу на попечение этих милых гномиков.
– Посмотрите, это ваше?
Одна из девочек держала в руке ее кинжал. Она подняла его вверх, чтобы солнечные лучи падали прямо на него, и с восторгом наблюдала, как сверкают и переливаются всеми цветами радуги драгоценные камни, украшающие рукоятку и ножны.
– Определенно мой, – сказала Кайла. Она поспешно взяла оружие у девочки, сразу же ощутив знакомую тяжесть в руке, и нахмурилась. Похоже, это была еще одна загадка, которую загадал ей муж. Последние несколько дней Роланд где-то прятал его, он уже не носил его на поясе, как делал на протяжении всего пути до Лондона.
Она думала тогда, что он специально хотел поиздеваться над ней, напомнить лишний раз о ее слабости, о Том, что она проиграла, а он победил. Но эти мысли никак не соответствовали доброте и заботе, которую она только и видела от этого человека. И после объявления об их браке он, должно быть, по каким-то своим собственным соображениям спрятал кинжал. И вот теперь вернул ей.
– Он лежал тут, – сказала девочка, показав на небольшой сосновый столик возле кровати.
Кайла отрешенно кивнула, поглаживая пальцами знакомую гладкую поверхность. Для нее это было больше, чем оружие.
Элисия, все еще лежа на кровати, улыбнулась пространству над ней.
– Вы должны очень хорошо заботиться об этом кинжале, тетя Кайла, – сказала девочка. – Я думаю, его клинок всегда должен быть хорошо заточен.
Выпроводив мальчишек в коридор, Кайла быстро оделась, подбадриваемая девочками. Вскоре неизвестно откуда появилась служанка и настояла на том, чтобы причесать ее. Кайле очень хотелось побыстрее освоиться здесь, поэтому она молча кивнула. Увидев перерытый сундук, девушка осуждающе поцокала языком, а затем бросила смущенный взгляд на хозяйку. Эта непосредственная реакция сразу же отмела все подозрения Кайлы по поводу служанки. Кроме того, ее позабавила мысль, что служанка, по-видимому, не усомнилась в том, что эту мешанину из платьев устроила ее новая хозяйка. Прелестно! Итак, у нее уже начала складываться здесь определенная репутация. Преступница, легкомысленная девица и неряха. Просто великолепно!
Дети нисколько не возражали против непредвиденной задержки и только с любопытством наблюдали за тем, как ловко девушка укладывает волосы новой хозяйки замка в высокую прическу каким-то новым, незнакомым Кайле способом.
Кайла искренне поблагодарила служанку, та присела в реверансе и исчезла так же тихо и незаметно, как и появилась.
Зеркало, которое Матильда держала перед ней, отразило образ совершенно незнакомой Кайле женщины. Эта женщина определенно была графиней: в роскошном платье, с высокой прической, придававшей ей изысканный и в то же время строгий вид. И все же, к ее большому облегчению, глаза у этой незнакомой роскошной дамы оставались ее собственными. Впрочем, ей не дали лишний раз в этом убедиться, так как зеркало тут же было отложено в сторону, и дети потащили ее к двери.
Мальчики все еще ждали снаружи. В сопровождении почетного эскорта Кайла явилась вниз на кухню. По дороге они встретили множество людей, которые вежливо приветствовали свою новую хозяйку, причем ни один из них не удивился, увидев новую графиню в окружении детей.
И это было хорошим знаком, подумала Кайла, когда они обогнули основной зал и направились куда-то в соседнее крыло. Интересно, нашла бы она кухню самостоятельно? Скорее всего нет. Внутри замок имел сложное и запутанное строение и казался еще больше, чем снаружи. Они прошли мимо множества комнат и коридоров, некоторые были залиты солнечным светом, некоторые темные и неосвещенные. В одной из комнат они увидели группу женщин, окруживших девушку, играющую на лире. Навстречу им попалась группа вооруженных мужчин, множество слуг, все были заняты каким-нибудь делом. Все они бросали на Кайлу любопытные взгляды, и никто не проронил ни слова.
Сина присоединилась к Кайле и детям, когда те уже сидели за столом в кухне и ели горячую овсянку, подслащенную медом. Казалось, она была уверена, что найдет их здесь, так как направилась прямо к ним с приветливой улыбкой. По всему было видно, что у нее хорошее настроение. Старуха поставила на стол чашку с густой кашей и села рядом с Кайлой.
– Я люблю возиться в кухне, когда повариха разрешает, – сказала она, протягивая Кайле деревянную ложку. – Правда, это бывает нечасто. Но Роланд любит мою овсянку, знаете ли.
Кайла не знала. И к тому же понятия не имела, что ей теперь делать с этой информацией.
– Дядя уехал на Талдон сегодня. Талдон – это один из наших островов, – сообщила Элисия.
– О! – Поскольку они, кажется, ждали от нее какого-то ответа, Кайла добавила неуверенно: – Так здесь всего три острова? – И сразу почувствовала себя немного глупо оттого, что не знала такой простой и вместе с тем важной вещи.
Но Сина снова улыбнулась и кивнула:
– Три. Лорей, Талдон и Форсуолл. Вскоре вы освоитесь и побываете на всех островах.
– Лорей – самый красивый, – мечтательно сказала одна из девочек, вызвав тем самым мгновенный спор между детьми, какой из островов самый лучший и почему.
Тем временем Кайла осторожно попробовала кашу. Овсянка была горячая и очень вкусная. Возможно, у нее с мужем все-таки было что-то общее, пусть даже это была всего лишь овсянка. Она обнаружила, что страшно проголодалась. Впервые после того, как они покинули Лондон, она с аппетитом поела.
– О, что это за чудный запах прилетел вместе с бризом и щекотал нос до тех пор, пока бедному человеку ничего не осталось, как бросить своих учеников и отправиться на поиски его источника!
– Дядя Харрик! – Элисия повернула голову в сторону входной двери, где стоял высокий монах. – Иди сюда и поешь вместе с нами!
– Как же я могу устоять против этого великодушного приглашения!
Харрик положил себе каши и сел между двумя мальчиками, которые тут же поспешили подвинуться, чтобы дать ему место.
– Как я понял, вы собираетесь навестить сегодня оленей?
Кайла подняла взгляд, когда поняла, что вопрос адресован ей и что Харрик терпеливо ждет ответа.
– Да, кажется. – Она прочистила горло. – Во всяком случае, мне так сказали.
– Элинор будет там, – сказала Элисия уверенно.
Кайла заметила острые, выразительные взгляды, которыми обменялись Харрик и Сина, мгновенная вспышка не то раздражения, не то беспокойства, которая тут же погасла.
– Вот как, ты уверена? – небрежно спросила Сина.
– Да, она обязательно будет ждать встречи с моей новой тетушкой.
– Ну конечно, будет ждать, – поддакнул Харрик, одарив Кайлу теплой улыбкой. – Вот видите, миледи, на Лорее даже животные рады вашему приезду.
– Элинор уже знает о леди Кайле, – сказала Элисия, выскребая последнюю ложку с тарелки. – Она сама сказала мне. Помнишь, Сина? Я тебе говорила. Но теперь она будет очень рада познакомиться с ней лично.
Кайла выбирала слова очень осторожно:
– Мы говорим об Элинор… об олене?
– Ну конечно, – Элисия с невинным видом огляделась вокруг. – Элинор – олениха.
Сина резко встала и, схватив пустые тарелки Кайлы и мальчика, сидящего рядом с ней, направилась в другой конец кухни.
Харрик тоже выглядел обеспокоенным, но ничего не сказал, и скоро этот маленький инцидент был забыт за веселой болтовней детей.
Кайле было ясно, что участие Харрика является жизненно необходимым для успешного похода к оленям по причинам, известным лишь самим детям. Харрик охотно согласился с тем, что для него нет ничего важнее в это утро, как пойти вместе с детьми к оленям. Из дальнейшего разговора выяснилось, что, когда они дойдут до места, уже наступит полдень, и они, конечно, же опять проголодаются. Поэтому Сина предложила собрать немного еды для импровизированного пикника, и вскоре то, что задумывалось, как простая прогулка, приняло вид солидного мероприятия.
К ее ужасу, сразу после завтрака дети внезапно исчезли, прямо-таки растворились в воздухе, сказав лишь, что пойдут готовиться к прогулке. Элисия же вообще ничего не сказала. Только что она была и вдруг, не успела Кайла повернуться, куда-то исчезла.
Харрик ушел несколькими минутами раньше, пообещав вернуться сразу, как только выполнит кое-какие свои ежедневные обязанности. Таким образом, Кайла осталась на кухне совсем одна, даже Сину нигде не было видно.
Уголком глаза Кайла поймала какое-то движение у двери, ведущей на улицу. Подумав, что это, возможно, Сина, Кайла направилась туда и вышла за порог, на холодный свежий воздух.
Здесь не было ни души. Только чистое голубое небо, деревья и тропинка, ведущая, вероятно, к саду, обнесенному стеной с массивной деревянной калиткой.
Когда Кайла повернула назад и вошла в кухню, в первый момент она ничего не могла рассмотреть после яркого света, а потом увидела двух служанок, которые несли большой круглый котел. Увидав Кайлу, они остановились и уставились на нее.
Кайла улыбнулась, но не получила ответных улыбок. Женщины лишь наклонили головы и, поставив котел на пол, присели перед ней, опустив взгляды.
– Вы не могли бы сказать мне… – начала Кайла, но затем остановилась. И о чем она собирается их спрашивать? Куда ей сейчас пойти? Есть ли в замке место, где бы ее хотели сейчас увидеть? Но не спрашивать же у слуг, что ей сейчас следует делать?
Ни одна из женщин так на нее больше и не взглянула. Кайла вздернула подбородок.
– Ничего, не имеет значения. – Она прошла мимо них и направилась к двери, через которую, как ей казалось, она сюда пришла, стараясь выглядеть уверенно, хотя никакой уверенности не чувствовала и в помине.
Зал, в котором она оказалась, выглядел знакомо. Он имел полукруглую стену, что означало, что он расположен с внешней стороны центрального здания. «Впрочем, – подумала Кайла, криво улыбаясь, – их здесь несколько, и они все должны выглядеть примерно одинаково».
В отличие от деревянных стен Роузмида, покрытых деревянными же панелями или побеленных свежей краской, каменная кладка Лоремара была оставлена в своем первоначальном виде: камни и скрепляющий их раствор, хранящие меж своих щелей ночной холод.
Кайла остро чувствовала этот ледяной холод, когда брела мимо этих стен, пытаясь найти обратную дорогу в свою комнату. Нельзя сказать, что помещения эти были пустынны. Она встретила здесь самых разных людей. Старики провожали ее любопытными взглядами, солдаты вежливо кланялись, женщины слегка улыбались, большинство слуг вообще никак на нее не реагировали, отделываясь формальным поклоном. Но никто не сказал ей ни слова. Никто не поинтересовался, что она здесь делает, что ищет. Уж не потерялась ли она?
Но в конце концов она зашла в какую-то отдаленную часть здания, где люди больше не встречались. Кайла начала подозревать, что она зашла куда-то не туда. Во всяком случае, она была уверена, что сегодня утром путь до кухни от своей комнаты у нее занял гораздо меньше времени.
Пока она обходила замок, освещение становилось все более тусклым. Она, видимо, начала кружить, возможно, направляясь к центру основного здания замка, вовсе не будучи уверенной, что ей нужно идти именно сюда. Коридоры, ответвляющиеся от главного зала, похоже, вообще не вели ни в одно знакомое ей место замка. Повсюду были бесконечные коридоры с закрытыми дверями, а по стенам – факелы, необходимые для того, чтобы освещать внутренние помещения даже в дневное время.
Кайла, в конце концов, остановилась, пытаясь понять, где же она все-таки находится. Бесполезно. Все помещения были похожи одно на другое: сырые и темные, с застоявшимся воздухом, с неприветливыми коридорами и закрытыми дверями.
Она отчаянно скучала по Роузмиду. Никогда еще это чувство не было таким острым. Она скучала по его зеленым холмам, по его простоте, по большим, светлым, залитым солнечным светом комнатам с огромными окнами, по людям, которых она знала и любила, открытым и приветливым, по своим служанкам, веселым хохотушкам, по своим друзьям… По своей семье…
– О боже, – прошептала она, пытаясь сдержать слезы, комком застрявшие в горле. Она прислонилась спиной к холодной стене и закрыла глаза, борясь с подступающим отчаянием.
Она просто устала, вот и все. Ей нужно немного отдохнуть, прилечь на кровать, заснуть, забыться…
За ее спиной послышались шаги.
По непонятной причине она почувствовала, что ее охватывает паника. Как глупо. Она должна была бы радоваться появлению здесь людей. Ведь теперь она может просто спросить, где она находится и куда ей идти, и… к черту гордость!
Да, кто-то подходил к ней, но при этом шел как-то странно – слишком уж осторожно, мягко и тихо ступая, словно крался, озабоченный тем, чтобы его не услышали. А она была здесь совсем одна, в незнакомом месте, растерянная и испуганная, и ни одна живая душа не знала, где ее искать, даже если бы кто-то о ней вспомнил.
Кайла попыталась открыть ближайшую к ней дверь. Тяжелая дубовая дверь, кованная железом, была наглухо закрыта.
Шаги замерли: Кайла слышала теперь только свое дыхание, казавшееся ей ненормально громким, да еще стук сердца, раздающийся в ушах. Она не шевелилась, рука ее непроизвольно сжалась, обхватив холодную металлическую дверную ручку.
Шли секунды. Где-то поблизости зашипел факел и, вспыхнув последний раз, потух. Кайла прислушивалась изо всех сил, но ничего больше не слышала. Тогда она попыталась убедить себя, что все это шутки ее не в меру разыгравшегося воображения.
А затем ей показалось, что она слышит еще чье-то дыхание. Дыхание человека, который тоже остановился, чтобы не выдать себя. Словно кошка, подкрадывающаяся к мышке, подумала Кайла, стараясь не поддаться панике. Что же это за жуткая игра? Ни у кого из ее знакомых здесь нет причин играть с ней подобным зловещим образом. Она еще раз надавила на ручку двери, оглядываясь в поисках какого-нибудь пути к отступлению.
Справа от нее начинался еще один коридор.
Снова раздался шаркающий звук, где-то совсем близко, кто-то подходил, почти не беспокоясь, услышат его или нет. Тяжелые шаги обутых в сапоги ног. Кайла метнулась за угол нового коридора и бросилась по нему бежать, отталкиваясь от стен руками и не оглядываясь назад.
И снова ряды закрытых дверей и факелы по стенам. Она завернула за один угол, потом еще раз, пока наконец не увидела впереди себя людей, спокойно идущих по коридору. Кто-то входил в комнату, кто-то выходил.
Когда она почти добежала до них, то перешла на спокойный шаг, откинула с лица растрепавшиеся волосы и бросила взгляд через плечо.
Какие-то участки коридора были освещены ярче, какие-то терялись в тени. Но одно было несомненно: коридор за ее спиной был совершенно пуст.
Небо над островом в этот полдень было особенно ярким и чистым, и черные тучки, появившиеся вдали у горизонта, казались Кайле не более страшными, чем толпа детей, собравшаяся на поиски оленя.
В ее комнату Кайлу проводила служанка, которая делала ей утром прическу. Кайла случайно наткнулась на нее, когда проходила через один из залов, где было много прислуги. Заметив колебания молодой графини, девушка, ее звали Мег, предложила хозяйке проводить ее до покоев.
Кайла попыталась себя убедить, что все, что с ней произошло, это всего лишь игра расшалившихся нервов. Конечно, все дело в ее воображении. У страха глаза велики. А ведь здесь ни у кого нет никаких причин пугать ее. Должно быть, она слышала крыс, вот и все. Во всех замках всегда есть крысы.
И все же она была очень благодарна своей скромной, серьезной служанке, которая стучала в дверь, перед тем как войти, улыбалась без всякой задней мысли и которая проводила ее вниз, на двор замка, когда все остальные уже собрались там и ждали ее. В первое мгновение Кайла даже подумала рассказать кому-нибудь о своем утреннем приключении, хотя бы Харрику, но потом передумала. Рассказывать-то, собственно, было нечего. Так что лучше всего было бы об этом забыть. Все, с кем она здесь общалась, были с ней приветливы и дружелюбны, день был чудесным, солнечным, небо над головой – ярко-синим и безоблачным, так что все ее страхи и воспоминания о преследовании показались ей сейчас совершенно не стоящими внимания.
К их компании, кроме нее самой и детей, присоединились еще несколько женщин, среди них Марла, которая не отходила от Элисии, и, конечно, Харрик. Они все пойдут пешком, чтобы найти оленей, объяснил Кайле уже по дороге Джозеф – один из мальчиков, которых она уже видела сегодня утром. Идти пешком лучше, так как некоторые олени не любят лошадей, и поэтому было бы невежливо отправляться в гости к оленям верхом. А как она думает?
Кайла ответила, что думает точно так же. Всегда лучше быть вежливым. Это вполне удовлетворило Джозефа, и он принялся рассказывать ей про особенно интересные места, мимо которых они проходили. Вон там, под той скалой, он однажды нашел во-о-от такого огромного жука, а вот там, в том дупле, он видел совят, правда, все они уже давно выросли; а вон там, за теми деревьями, есть лужок, на котором живет семейство кроликов; вон там…
Группа детей под предводительством Харрика, что шла впереди, резко повернула вправо, пробираясь между кустарниками и невысоким холмом. Марла, как всегда, крепко держала Элисию за руку.
Пикник решили устроить на кроликовом лужке, поросшем густой мягкой травой. То, что до сих пор видела Кайла здесь на Лорее, постепенно сложилось в некий типичный образ острова: защищенная долина среди высоких, продуваемых всеми ветрами холмов, острые скалы на берегу, не очень далеком, пологие склоны, уходящие в темноту густого леса. Шум океана казался здесь легким шепотом, но все же он постоянно присутствовал, где бы они ни находились, и это каким-то образом успокаивало и одновременно придавало ощущение свежести.
Они поели хлеба с сыром почти в тишине, даже дети успокоились и просто лежали и смотрели в небо, некоторые обследовали россыпь камней на краю луга.
Кайлу потянуло в сон. Вся расслабляющая обстановка, теплое солнце и полный желудок привели к тому, что ей ничего не хотелось, кроме как растянуться на мягкой, пахнущей свежестью и цветами травке и закрыть глаза. Эта мысль показалась ей такой естественной, что она улыбнулась, представив на своем месте какую-нибудь даму из окружения короля – ведь благородная леди даже и подумать не смела о том, чтобы вот так запросто сидеть на траве в своем роскошном дорогом платье. Да и какая леди отправится на пикник под открытым небом без шатра и сопровождающей охраны. Но истинная леди прежде всего ни за что и не отправилась бы в такой подозрительной компании знакомиться с оленем. Настоящая графиня – хотя бы та женщина, которую она видела сегодня утром в зеркале, – просто осталась бы дома, занялась бы вышиванием, игрой на лютне и вообще была бы изысканной, утонченной, послушной и кроткой – именно такой, какой сама Кайла никогда не была да и не стремилась быть.
Она думала о том совсем недалеком времени, когда сразу засыпала там, где находила хотя бы мало-мальски пригодное место, чтобы прилечь: на опушке леса, под кустарником, под скалой. Звезды были ее друзьями, земля – кроватью, а ночные крики лесных жителей – колыбельной. Или же наоборот – заставляли ее проснуться, в зависимости от того, как близко подбирались к ней.
Все это было так странно. Вот уж никогда она не думала, что будет скучать по этим минутам своей жизни. Ведь они были наполнены страхом и болью. И все же… все же ей отчего-то их не хватало.
Сколько графинь во всем королевстве могут похвастать тем, что у них есть то, что было у нее тогда. Свобода! Недолго, нет, видит бог, но достаточно, чтобы ощутить ее вкус, настоящий вкус свободы – терпкий, горько-сладкий. Никто не говорил ей, куда идти, что делать, что надевать, что говорить. Ни Коннер, ни Элейн, ни Алистер.
Если бы все в ее жизни было так, как намечалось год назад, она, скорее всего, сейчас также оказалась бы на этом лугу. Возможно, не сейчас. Возможно, свадьба с Роландом состоялась бы несколькими месяцами раньше и была бы в королевском соборе в присутствии Генри. Но так или иначе, она все равно стала бы графиней Лорей, хотя и более подобающим образом. На свадьбе присутствовали бы ее родители, мама бы улыбалась сквозь слезы, отец сиял от радости. Все могло бы быть так славно!
Кайла покачала головой и прикрыла глаза рукой от солнца, стараясь отогнать от себя эти так живо нарисованные ее воображением образы, пока ей не стало слишком больно. Ничего этого не случилось в действительности. А то, что случилось, было жестоким, несправедливым и постыдным. И Кайла никак не могла понять, почему все произошло именно так, как произошло, – грубо и безжалостно.
Но как бы там ни было, несмотря на все безумие последних месяцев, она все-таки оказалась здесь, на острове, принадлежащем графу Лорей, и, как ни странно, – замужем за человеком, который был ей предназначен. За человеком, ответственным за смерть почти всех любимых и близких ей людей.
Кайла обнаружила возле себя муравьиную дорожку. Муравьишки с блестящей спинкой бодро шагали сквозь свои джунгли с крошками хлеба в качестве добычи. Это как раз было то, что всегда занимало их с Алистером, – обычные вещи, которые для них двоих становились очень важными, необычными, – прикосновение к чарующему миру крохотных существ.
Может быть, когда-нибудь у нее самой будут дочь и сын, с которыми она сможет разделить очарование этого мира здесь, на кроличьем лугу. Может быть. Сейчас она даже не смела думать об этом. Но когда-нибудь придет день, когда в ней возникнет новая жизнь, и она положит начало новой семье. Она и ее муж.
Роланд наблюдал, как маленькая экспедиция наконец-то покончила с едой и направилась в лес. Он затаился неподалеку, спрятавшись за толстым стволом сосны, с удивившем его самого волнением наблюдая за леди Кайлой. Его жена шла своей грациозной походкой рядом с мальчиком, наклонив к нему голову, послушно переводя взгляд в ту сторону, куда он показывал, всем своим видом выражая заинтересованность и внимание к словам своего маленького поклонника.
Встреча на Талдоне с управляющим заняла меньше времени, чем он рассчитывал, но больше, чем надеялся. Урожай в этом году собрали хороший, рыбная ловля шла удачно, ни одной крыши не сорвало последним штормом, ни одно животное не пало из-за болезни или несчастного случая, одним словом, его высочайшее вмешательство не требовалось, все шло своим чередом.
Большая часть времени ушла на разговоры со старыми друзьями, на приветствия жителей Талдона. Надо было запомнить имена детишек, родившихся за этот год, узнать новости. И, конечно же, все хотели услышать о его невесте. Он отвечал как мог подробно, но не скрывал того, что стремится поскорее вернуться на Лорей.
Он знал о намерении детей повести сегодня Кайлу к оленям. И он также знал, как длинен список дел, требующих его хозяйского внимания.
И все же он был здесь, задохнувшийся от быстрого бега, поскольку очень спешил их нагнать. Он наблюдал за ними, за своей женой. И снова поражался тому, насколько она особенная, не похожая на всех знакомых ему женщин.
Сегодня она выглядела совсем иначе, чем вчера, когда только вылезла из лодки – измученная, вымокшая, но при этом стараясь держаться с вежливой холодностью. Он знал, насколько ужасным для нее было это морское путешествие, и очень гордился ею за проявленное самообладание. И, как всегда, он был заворожен и очарован ее гордой красотой. Морская соль и ветер лишь растрепали ее прическу, но не погасили тот сияющий блеск жизни, который ему так нравился в ней.
Сегодня Кайла выглядела иначе. Кто-то, видимо, служанка, сделал ей высокую прическу, уложив косы замысловатым узлом, открыв изумительную линию шеи. К досаде Роланда, вся эта красота скрывалась за полупрозрачной вуалью. Он не мог не вспомнить, как в последние дни леди Кайла ехала рядом с ним на лошади с распущенными волосами. Этот яркий, сверкающий на солнце шелковый шлейф спускался до самой талии и колыхался в такт лошадиным шагам.
Но сейчас его лесная колдунья стала настоящей леди. Или нет?
Роланд покинул свое место за стволом сосны и двинулся наперерез маленькому отряду.
Кайла заметила его первой, повернула в его сторону через поле, и он в то же мгновение увидел, что, несмотря на дорогую вуаль и все ухищрения служанки, она осталась прежней: загадочной лесной нимфой, какой он ее помнил. Казалось, именно здесь было ее место: в лесу, на лугу, среди цветов и деревьев, словно она прожила здесь всю жизнь.
– Милорд, – тихо произнесла она.
Она явно была чем-то взволнована, возможно, его появлением, но затем собралась и присела в реверансе – прямо тут, посреди луга, – стараясь не встречаться с ним взглядом как можно дольше. Вуаль, упав вперед от наклона головы, совсем закрыла ее лицо.
Разумеется, ему ничего не оставалось, как склониться перед ней, в свою очередь, в самом изысканном придворном поклоне, что вызвало смех и веселые возгласы детей, а также яркую краску смущения на щеках юной графини.
Роланд пошел рядом с Кайлой, примеряясь к ее шагу и заставив, таким образом, ее юного поклонника, не слишком довольного его появлением, перебежать на другую сторону. Он шел, заложив руки за спиной, улыбался, довольный этим чудесным днем, восхищенный своей очаровательной женой.
– Как вы спали сегодня? – спросил он, прерывая молчание, чтобы только заставить ее посмотреть на него.
Она так и не подняла глаз.
– Я… очень хорошо, благодарю вас. А вы?
– Очень хорошо, – солгал он. Заснул ли он вообще хоть на минутку, вот в чем вопрос. Ему казалось, что нет.
Несмотря на решение оставить ее в покое, позволить ей самой со временем прийти к естественной необходимости стать его женой, его возлюбленной, прошлой ночью он не выдержал и пришел в ее спальню. Собственно, это была его спальня, а теперь – их общая. Она спала так сладко в его постели. Одна рука покоилась поверх одеяла. Расслабленная, нежная, пальцы чуть согнуты на груди. И как странно, что именно эта рука, такая слабая, женская, изящная, с белой, полупрозрачной кожей, так четко выделяющейся на темном покрывале, не позволила ему уйти в эту ночь. Всего только рука – потому что это было все, о чем он позволил себе думать в ту минуту.
Он не собирался оставаться в спальне вместе с ней. Он хотел только проведать ее, убедиться, что все в порядке и у нее есть все, что нужно. Он собирался спать где-нибудь еще, правда, не совсем представляя, где именно, возможно, со своими воинами в большом зале. Или где-нибудь еще.
Но вместо этого он вдруг понял, что раздевается и ложится в постель рядом с ней, такой теплой, милой и мягкой… сущее искушение! Она спала в одной тонкой ночной рубашке, которая к тому же задралась на бедрах. Он подвинулся к ней ближе и почувствовал, как касаются его ног ее голые гладкие ноги.
Роланд задержал дыхание, но она не проснулась, даже когда он обнял ее за талию. Она только расслабленно прижалась спиной к его груди, удовлетворенно вздохнув во сне.
Кайла сладко спала, а он бесконечно долго смотрел на ночное небо, пока не погасли звезды и рассвет не пробрался в комнату, протянув к нему свои жемчужные пальцы. Он так и держал ее всю ночь, умирая от желания обладать ею и не смея пошевелиться.
Когда первый солнечный луч коснулся края окна, он заставил себя подняться и уйти.
Быть может, это был для него урок стойкости духа. Все, что Роланд помнил, это – что никогда еще он не проводил более изнурительной и восхитительной ночи.
Их компания тем временем зашла глубоко в лес, следуя по едва заметной узкой тропинке. Роланд подтолкнул Кайлу вперед, а сам шел следом, откровенно любуясь ею.
В глубине леса было более сыро и холодно, чем казалось на залитой солнцем опушке. А возможно, всему виной были появившиеся на небе облака, которые начали закрывать солнце. Так или иначе, но Кайла вдруг ощутила этот холод даже сквозь густую толщу листвы, среди теплых ароматов весны.
Никто не произнес ни слова. Возможно, тишина леса действовала на всех завораживающе, а может быть, они просто приближались к оленям и не хотели их пугать. Все, что Кайла сейчас слышала, это их шелестящие по старой листве шаги, легкие, пружинящие на толстой подстилке.
Прямо за спиной она слышала шаги Роланда.
В какой-то момент все изменилось. Идущие впереди замешкались, оглядываясь на нее. Они столпились на краю небольшой поляны и махали ей, приглашая подойти ближе. Когда Кайла подошла, они расступились, пропуская ее вперед. Затем дети мгновенно окружили ее плотным кольцом.
Полянка была совсем крошечной с высокой сочной травой, растущей под охраной колючих кустарников. В их тени лежали три оленя, самец и две самки. Еще один самец стоял неподалеку, на страже.
Элисия, стоящая рядом с Кайлой, взяла ее за руку.
– Кто там? – спросила девочка.
– Бэнкрофт, Бэлль, Сэмми и Элинор, – тихо ответила Марла.
– Вот она, Элинор, – произнесла Элисия громко, обращаясь к оленихе. – Я привела ее к тебе! – Она подтолкнула Кайлу, и та сделала несколько неуверенных шагов в сторону оленей.
Самец уже стоял, низко опустив голову, но одна из самок, легко поднявшись на ноги, не спеша направилась прямо к ним. Она была довольно крупной, почти достигала плеча Кайлы, и на ее спине были белые пятнышки, точно такие, как запомнила Кайла. Это, видимо, была та самая олениха.
Элисия протянула ей руку, и олениха ткнулась в нее носом. Кайле вдруг захотелось предложить ей свою руку. Элисия, почувствовав это, протянула руку Кайлы к носу оленя, а свою убрала. Нос оленихи был влажным, холодным. Кайла видела уголком глаза, что Роланд стоит чуть поодаль и внимательно наблюдает за ней. Олениха принялась лизать ей руку.
– Ей нравится твоя соленая кожа, – сказала Элисия.
Кайле было щекотно, она невольно улыбнулась и, подняв глаза, встретилась с взглядом Роланда.
Солнечный свет, просачивающийся сквозь густую листву, придал его глазам более темный оттенок, и Кайле на миг показалось, что она смотрит в глубину океана. Он не улыбался, но она ощущала его радость, которую, казалось, он хочет передать ей, она чувствовала жар и энергию его тела. Его рука потянулась к ней, но затем он, словно передумав, принялся гладить оленя, но по-прежнему не отрывал от нее взгляда, внимательно рассматривая ее лицо своими потемневшими, словно море в шторм, глазами.
И она не могла отвести от него глаз, захваченная в плен, попавшая в паутину его желания, которое она так явственно чувствовала. Он притягивал ее к себе, и уже не имело значения, хочет она этого или нет. Он уговаривал ее, подчинял своей воле, разжигая тот скрытый огонь внутри ее, который она не хотела или, вернее, не смела признать. Он заставил ее на миг забыть обо всем, и, погрузившись в пучину его взгляда, она словно во сне чувствовала, как сгущается воздух вокруг них, как собираются над головой грозовые облака, как все вокруг обещает дождь… И он заставил ее жаждать этого дождя – дающего свежесть и освобождение от этого невыносимого грозового напряжения, охватившего их обоих.
Кто-то толкнул Кайлу, одна из девочек пробежала мимо к другому оленю, и чары были разрушены. В воздухе и правда пахло грозой.
Она видела, как Роланд отвел взгляд, как вновь напряглись линии вокруг его сжавшегося рта.
Олениха покончила с ее рукой и занялась рукавом, который принялась с аппетитом жевать.
– Я кое-что принесла тебе, Элинор, – сказала Элисия и, порывшись в глубине своего платья, извлекла на свет красное яблоко.
Элинор мгновенно оставила рукав Кайлы и потянулась за лакомством.
Тем временем дети разбрелись по лужайке, они окружили оленей, гладили их, предлагали яблоки. Женщины стояли в стороне и молча наблюдали, так же, как и Харрик.
Роланд обошел Кайлу и, взяв за руку Элисию, повел ее к другим оленям. Его тут же окружили остальные дети, он присел на корточки, чтобы быть с ними на одном уровне, охотно разговаривал с ними, отвечал на самые невероятные вопросы, которые посыпались на него градом.
Кайла чуть отошла и наблюдала со стороны за совершенно невероятной картиной, которая, видимо, была здесь довольно обычной. Разве могла она когда-нибудь подумать, что знаменитый, внушающий всем страх лорд Стрэтмор, этот Цербер, ищейка короля, может вот так запросто играть с детьми и животными, словно какой-нибудь нежный паж. И ведь ни одна душа здесь не выказывала страха перед ним. Дети забирались на его плечи и скатывались по нему, как по горке, олени совершенно спокойно позволяли ему гладить их. Элисия стояла между его коленей и о чем-то оживленно с ним болтала, а он кивал, и смеялся, и протягивал другим детям яблоки из своей сумки, чтобы те могли покормить животных.
Все любили его. Это было совершенно очевидно! Все жители острова – и не только, вспомнила она его солдат, – все любили и уважали его, к ней же относились с вежливой настороженностью. И это различие было ей очень неприятно. Но неужели они ничего о нем не знали? Не слышали о том, что он делал на службе у короля? На что он был способен? Ведь он был безжалостным убийцей, орудием мщения в руках короля, его карающим мечом, лишенным души…
Но кто же тогда был этот мягкий, добрый человек, так любящий детей и животных? Кайла знала, что ни тех, ни других обмануть невозможно, они бы сразу почувствовали фальшь. Кто он – этот человек, греющийся в лучах всеобщего обожания?
По какой-то необъяснимой причине в Кайле вдруг проснулся гнев. Они просто не имеют права так любить его! Он не заслуживает любви, он заслуживает лишь страха и ненависти. Так неужели они этого не видят? Как они могут так обманываться в нем?
Что ж, тогда она будет его ненавидеть. Она знала, что ей есть за что его ненавидеть, может быть, у нее даже больше причин, чем у кого бы то ни было. И она будет ненавидеть его каждый день на протяжении всей своей жизни, она заставит его почувствовать на своей шкуре всю ее боль, причиной которой он стал.
Но не успела она так подумать, как гнев, внезапно вспыхнувший в ней, так же внезапно куда-то испарился. Той ненависти, которую она старалась в себе вызвать, на самом деле никогда не существовало. И никогда уже не будет. Потому что она давно поняла, как много всего соединилось в этом человеке, который сейчас на ее глазах так самозабвенно играл с детьми. Она видела, какой противоречивой, сложной натурой он был. Казалось, что он часто противоречил самому себе, вступая сам с собой в разногласия. Да, он был охотником за людьми, но и спасителем; убийцей, но и защитником. Что ж, правда никогда не бывает слишком простой.
И Кайла знала, что она никогда не сможет с чистым сердцем сказать, показывая на него пальцем: «Этот человек – злодей».
А затем в ее мозгу раздался ехидный голос, сводящий на нет все эти высокоморальные рассуждения, и прошептал то, что больше всего беспокоило ее сейчас. Имей он самое черное сердце на свете, едва ли это повлияло бы на ее влечение к нему. Ее телу не было дела до его моральных устоев. Ее влекло к нему как к мужчине. Святые небеса! Она жаждала оказаться в его объятиях, она мечтала о его ласках!
Небо тем временем все больше приобретало свинцовый оттенок, в воздухе все сильнее пахло дождем. Поднялся ветер, он налетел порывами, взметнув ее юбки, заставив вуаль Кайлы метаться и танцевать вокруг ее головы и плеч.
– Элинор была ее матерью, – раздался тихий голос позади нее.
Кайла повернула голову и увидела Марлу, которая неслышно подошла к ней, трава заглушала шаги.
В голове Кайлы мгновенно сложились кусочки головоломки, одним из которых стала и эта фраза.
– Элинор была матерью Элисии, – повторила она. В этом был смысл.
– Да. Элинор, сестра вашего мужа.
Неудивительно, что Сина и Харрик так странно отреагировали на слова Элисии сегодня утром. Марла встретила ее взгляд, затем снова перевела глаза на детей. Кайла проследила за ее взглядом.
– Так, значит, она сама так назвала оленя?
– Да. В свое время это нас очень тревожило. Олени были молодыми, но Элисия не собиралась давать им всем имена. Только этой. Сразу, как только олененок родился семь месяцев назад, Элисия настояла на том, чтобы прийти сюда, и дала ей имя. При этом она упорно отклоняла все остальные предложения.
Элисия по-прежнему стояла возле Роланда, сидящего перед ней на корточках. Она о чем-то говорила ему, подняв лицо, словно глядя на верхушки деревьев, а он внимательно и даже как-то задумчиво ее слушал, кивал и иногда что-то отвечал.
– Он мне как брат, – сказала Марла, кивнув головой в сторону Роланда. – Я помогала растить их обоих. Мэдок, Сина и я. Их отец был всегда слишком занят, чтобы заниматься детьми. Такой деловой человек, знаете ли, был Харольд Стрэтмор. Всегда очень занят, особенно после того, как умерла его жена. Роланду было всего девять лет, когда это случилось, а Элинор только исполнился год. Лихорадка забрала Рейчел. – Марла опустила глаза. – Так просто отнять у человека жизнь.
Кайла нахмурилась.
– А где тогда был Харрик?
– Харрик – побочный сын старого графа, случайный ребенок, оставшийся ему после славных дней, проведенных рядом с королем Вильгельмом. Он вырос в монастыре на материке. На наш остров он приехал всего несколько лет назад по настоянию Роланда. Предполагалось, что он всего лишь навестит нас здесь. Но он остался.
Харрик громко рассмеялся, издав при этом глубокий, мычащий звук, заставивший всех животных повернуть в его сторону уши. Некоторые дети попытались повторить этот звук.
– Вы видите перед собой остатки когда-то славного рода, миледи, – произнесла беззаботно Марла. – Одинокий граф, бастард и слепой ребенок. Долгое время все думали, что на этом все и закончится.
Она повернулась к Кайле, ее глаза загадочно блеснули.
– Конечно, теперь, с вашим приездом, все изменится.
– Что случилось с Элинор? – Кайла услышала, как вопрос слетел с ее губ, но сама не поверила в то, что задала его. Что-то внутри ее говорило, что она в действительности не хочет знать об Элинор, пропавшей сестре, матери слепой девочки. О женщине, чья дочь назвала в память о ней своего любимого оленя.
Марла пристально посмотрела на нее, словно изучая, пока обдумывала свой ответ. Видно, решала, достойна ли она доверия, подумала Кайла. Это несколько обескураживало, так как Кайла не представляла, каким будет это суждение. Но, должно быть, она все-таки не выдержала экзамен, так как Марла просто пожала плечами и сказала:
– Она умерла.
А затем направилась к детям, оставив Кайлу одну.
Элинор, олениха, смотрела на нее своими огромными черными глазами, пока ее со всех сторон гладили маленькие ручки детей. Дикое, хотя и с человеческим именем, животное на удивление стойко сносило прикосновения людей. Ее глаза, большие, влажные, бесконечно глубокие, смотрели на Кайлу, не отрываясь. Девушке вдруг показалось, хотя она и понимала, что это невозможно, будто олениха действительно ее знает, что она смотрит не просто на нее, Кайлу, а заглядывает прямо ей в душу и при этом что-то видит, что-то понимает. У Кайлы даже голова закружилась от ощущения возникшей вдруг между ними связи.
Одна из женщин на миг загородила оленя от Кайлы, и когда она снова увидела Элинор, та уже отвернулась к детям, и это снова было всего лишь красивое, грациозное животное.
Кайла услышала шум дождя раньше, чем на нее капнула первая капля. Этот звук пришел сверху, капли зашелестели по листьям в кронах деревьев, разлетаясь во все стороны. Брызги попали ей на нос, затем на щеку, и вот уже на земле образовалась мозаика из сухих и мокрых участков, которых становилось все больше и больше…
Прежде чем она успела понять, что начался дождь, он уже превратился в сплошной ливень, заливая их с ног до головы. Дети визжали и смеялись, олени подскочили и легко унеслись в глубину леса в поисках укрытия. Харрик, Роланд и женщины попытались собрать визжащих от восторга и бегающих вокруг них детей.
Прямо над ними сверкнула молния, и сразу же раздался оглушительный гром. Кайла зажмурилась и споткнулась. Потоки воды мгновенно промочили насквозь ее одежду и волосы. Мокрые юбки стали сразу тяжелыми, вуаль облепила лицо и плечи, вызвав неприятное ощущение, отчего по телу побежали мурашки. Снова и снова сверкала молния и гремел гром, и каждый удар внезапно налетевшей бури казался яростным посланием с небес и звучал в ее ушах грозным предзнаменованием.
Кайле показалось, что они оказались прямо в сердце урагана, ослепленные, одинокие, беспомощные перед яростью разбушевавшейся стихии.
Кто-то взял ее за руки. Сквозь пелену дождя она увидела женщину, которая повела ее куда-то, но Кайла почти не видела остальных, она не видела даже деревьев – настолько сильным был ливень.
Женщина заставила ее бежать, она тащила ее за собой, и Кайла пыталась изо всех сил не отставать. Это была Марла. Если Марла была здесь с ней, то где же тогда Элисия? Последним с ней был Роланд, так что есть надежда, что с девочкой все в порядке. Кайла была просто не в состоянии оглядеться вокруг, но Марла ни за что не оставила бы Элисию одну, в этом Кайла была уверена.
Они так и бежали сквозь дождь, сквозь мокрый лес, держась за руки, и внезапно что-то случилось.
Это произошло мгновенно, как чудо. Откуда-то вдруг появилось ощущение свободы, летящей радости, воздух сам наполнял легкие пьянящим ощущением полета, дыхание стало ритмичным. Дождь вдруг стал добрым другом, он хлестал по коже холодными струями, но это вдруг оказалось очень приятно. Мох и трава стелились под ногами, показывая путь к дому. Ее ноги вдруг сделались сильными, тело – легким, казалось, она могла бежать так целый день, всю жизнь!
Кайла не могла удержать улыбку. Возле нее бежала Марла и тоже улыбалась, время от времени поглядывая на небо, приспосабливаясь к радости Кайлы точно так же, как только что приспосабливалась к ее шагам.
Дождь стал немного слабее. Теперь уже Кайла видела и всех остальных. Все дети были тут, они резвились и шалили, шлепая по лужам. Роланд нес на плечах Элисию, Харрик сопровождал самых маленьких, все они были в полном порядке, весело прыгали и скакали вокруг него.
Лес расступился, и Марла громко, заразительно засмеялась, выражая общую радость: прямо перед ними в тумане сквозь пелену дождя виднелся Лоремар.
10
В замке их уже ждали.
Когда они подошли к стенам, им навстречу из главных ворот высыпали обеспокоенные мамы и няни и даже несколько солдат. Все разговоры были только о грозе, о яростных порывах ветра, о том, как близко ударяла молния, какой оглушительный был гром.
Марла отпустила руку Кайлы и повела в дом Элисию, которую Роланд к тому времени уже опустил на землю. Бросив Кайле последнюю прощальную улыбку, Марла с девочкой скрылись в доме. Роланд стоял со своими людьми, смеясь и вытирая широкой ладонью воду с лица и волос.
Остальные дети также уже отправились со своими нянями и мамами в дом, переодеваться в сухую одежду. Весьма хорошая мысль. Кайла тоже была не прочь это сделать. Роланд, по всей видимости, совсем ею не интересовался. За исключением одного-единственного взгляда, брошенного через плечо, чтобы убедиться, наверное, что она не отстала совсем, он больше ни разу на нее не взглянул. Казалось, он старался вообще избегать ее. Сейчас он стоял, повернувшись к ней спиной, и оживленно беседовал со своими воинами, в то время как все остальные толпой отправились в дом. Немного подумав, Кайла решила присоединиться к ним.
То ли благодаря чистой удаче, то ли настойчивости, с которой она пыталась запомнить путь в свою спальню, но, к ее огромному облегчению, на этот раз память ее не подвела, и она без приключений добралась до своих покоев. К счастью, никаких таинственных шагов за спиной она тоже больше не слышала.
В спальне было темно. Лишь дальние всполохи уходящей грозы освещали ее, высвечивая резкими тенями отдельные предметы, лишенные своих естественных красок в жемчужно-сером свете умирающего дня.
Кайла скинула мокрую одежду и бросила ее на два кресла с высокой спинкой перед камином. Она вытерлась насухо мягким покрывалом с кровати, затем завернулась в него и, продолжая вытирать концами все еще заплетенные в косы волосы, направилась к своему сундуку, собираясь найти там чистое платье.
Но по дороге ее внимание привлек вид из большого окна, на который раньше она как-то не обратила внимания. Сейчас этот вид захватил ее. Она медленно приблизилась к окну. Отсюда она видела верхушки деревьев, изумрудные склоны холмов, зубчатый край прибрежных скал вдали. А справа перед ней расстилался океан: бескрайний свинцово-серый простор, волны, бегущие до самого горизонта.
Громады облаков, плоских у основания и закручивающихся замысловатыми клубами на вершинах, постепенно меняли зловещий фиолетовый цвет на торжественно пурпурный, алый и оранжевый в лучах заходящего за горизонт солнца.
Замерев от восторга, Кайла прислонилась к подоконнику, положила руку на край оконной рамы и, прижавшись лбом к руке, потерялась в мечтаниях, даже не заметив, что дверь позади нее открылась.
Роланд вошел в спальню; при этом ему пришлось наклонить голову, чтобы не задеть дверной косяк.
– Кайла? Я искал…
Увидев ее, он остановился, и она вдруг застыла, обернувшись вполоборота, – оба захваченные удивительной гармонией этого мгновения. Она – одинокая фигура на фоне прекрасного закатного неба, босоногая, стройная, закутанная в покрывало; и он, залитый светом заходящего солнца, – бирюзовый взгляд, золотые волосы, рассыпанные по плечам, мощная стать, само воплощение мужской красоты. Они замерли, потрясенные, не отрывая взглядов друг от друга.
Роланд метался по замку, не зная, что ему делать. Он никак не мог найти Кайлу. Он видел, как она вернулась с Марлой, но потом они расстались, и Марла не знала, куда она пошла. Его мучили жуткие видения – вот она, заблудившаяся в многочисленных переходах замка, не знает, куда ей идти, напуганная, одинокая, несчастная… Лоремар был пока еще ей совершенно неизвестен, а здесь было множество опасных тайн, на которые она могла случайно наткнуться: потайные двери и ходы, люки с секретом, ведущие глубоко вниз, в глубины донжонов… Да мало ли что еще!
Но она была здесь! Ну конечно, она была здесь, где же еще она могла быть! Это было так естественно, что он должен был бы сразу подумать об этом. И вот она стоит перед ним, его лесная колдунья, закутанная в покрывало, красноватый шелк ее волос, уложенных в виде короны, пламенеет на фоне ярких красок закатного неба, затмевая их красотой. А ниже… о мой бог! Одеяло чуть разошлось, приоткрывая – так невинно – стройную ножку с восхитительной коленкой и изящной лодыжкой.
Он хотел отвести глаза и не смог. Он попытался развернуться и уйти, но его тело не слушалось его. Он попал в плен к этой ножке и не мог двинуться с места. Не мог, хоть убей, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Кайла чуть пошевелилась, издав легкий испуганный возглас, и покрывало от этого движения разошлось еще больше, приоткрыв белоснежное гладкое бедро. У Роланда захватило дыхание. Но это продолжалось всего одно мгновение. Кайла резким жестом запахнула покрывало, позволив при этом верхнему его концу опуститься слишком низко, открыв жадному взору Роланда изумительную упругую грудь.
Оказалось, что он все-таки может двигаться. Он развернулся и захлопнул дверь, закрыв ее на задвижку. Теперь они были в спальне одни, вдвоем…
Кайла стояла все так же неподвижно, когда он подходил к ней, только откинула назад голову, чтобы смотреть прямо ему в лицо. В ней не было и намека на страх, который он так боялся увидеть. Серебро ее глаз казалось безмятежным, взгляд их обольщал, притягивал, как луна – язычника, молящегося на нее в ночи. Он мог утонуть в глубине ее глаз, потеряться в них навсегда, завороженный их чувственной чистотой, погруженный в трепет ее еще не осознанного, но такого откровенного желания.
Медленно, очень медленно он положил руки ей на плечи, проверяя ее готовность, позволяя ей оттолкнуть его, если она того пожелает. Ее кожа была теплой и гладкой, плечи казались такими хрупкими… Она не остановила его. Ее губы чуть приоткрылись, дыхание стало чуть более прерывистым…
Он скользнул ладонями под покрывало, вдоль ее спины, вниз. Ощущение ее гладкой кожи вызвало в нем легкое головокружение, словно он выпил слишком много эля. Он подошел к ней еще ближе… теперь он касался ее грудью и мог чувствовать, как при дыхании поднимается и опускается ее грудь, чуть быстрее, чуть более неровно…
Она не отстранилась, она позволила ему все это, значит, она позволит и поцеловать ее. Потому, что если он ее сейчас не поцелует, то просто умрет, прямо здесь, у ее ног.
Он медленно наклонился, все еще давая ей возможность остановить его, и, когда она не сделала этого, он просто провел губами по ее щеке, закрыв глаза от этого болезненного наслаждения, уступив своему страху, что она оттолкнет его в последний момент.
Но Кайла не оттолкнула его. Она повернула голову, чтобы встретить его губы своими губами, и в этот миг вспышка страсти пронзила их обоих. В едином порыве они приникли друг к другу, она обвила его руками, а он со всей силой прижал ее к себе, тут же забыв о своем благом намерении быть осторожным и нежным.
Но она все равно бы не позволила ему этого. Она пылала живым огнем в его руках, изгибаясь, оплетая его своим телом, словно плющ, встречая каждый его поцелуй с жадностью умирающего от жажды, почувствовавшего наконец на губах живительную влагу.
Он позволил ткани соскользнуть с ее спины, теперь она держалась лишь спереди, зажатая между их телами. И теперь его руки могли беспрепятственно скользить по ее спине, по тонкой талии, по мягкому изгибу ягодиц… Здесь он не смог удержаться и, обхватив ее обеими руками, приподнял; она резко выдохнула, схватившись за его плечи. Она была такой легкой, словно он сжимал в объятиях эльфа, но тело ее было телом женщины, живой, реальной, и его тело знало об этом очень хорошо.
Он прижался губами к ее шее, чувствуя вкус дождя на ее коже. Ее руки сжались на его плечах, сминая тунику. Он опустил ее на пол и снова поднял на руки. Она была настолько меньше его, что ему не составило никакого труда держать ее, одной рукой подхватив под коленями, а другой – поддерживая за спину. Покрывало, ничем не удерживаемое, медленно сползло на пол.
И тогда она задрожала, от холода или волнения, он не знал, но они уже были возле постели. Он опустил ее на подушки и одеяла, восхищенный и взволнованный, словно это была его первая женщина. Все происходящее казалось ему слишком чудесным, чтобы быть правдой. Все его фантазии померкли перед реальностью, перед живой теплой женщиной – его женщиной – с ним в постели. Она снова задрожала и отвела глаза, но теперь в них отражалось явное смущение.
Роланд взял мех, лежащий на кровати, и провел, возбуждая и лаская, пушистым кончиком по ее коже, бедрам, животу, по восхитительным полушариям груди. Теперь она снова смотрела на него, на ее губах дрожала дразнящая улыбка. Медленно подняв руку, она дотронулась пальцами до его рта, совсем легко, едва касаясь, и он застыл, позволяя ей обследовать линию его губ, скул, подбородка. Она чуть прищурила глаза и казалась такой сосредоточенной, такой серьезной… Он наклонил голову, поцеловал ее запястье и почувствовал, как ее пальцы запутались в его волосах.
Роланд хотел вытянуться рядом с ней, но обнаружил, что все еще полностью одет, причем даже не переоделся после грозы. Его одежда показалась ему вдруг досадной помехой. Он принялся быстро стягивать ее с себя, а она, откинувшись назад, наблюдала за ним, пока смущение окончательно не овладело ею. Тогда она отвернулась, безотчетным движением облизав губы и чувствуя, как горят ее щеки.
– Кайла, – его голос звучал глухо и тихо. Все это действительно было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Он ждал ее так чертовски долго, все это время она наполняла его сны страстным желанием, а дни – мучительными мечтами о вкусе ее губ. Он должен сделать так, чтобы и она чувствовала нечто похожее. И неважно, какой мукой для него это обернется, но он должен знать, что она хочет его так же сильно, как он ее.
Ее кожа пылала, она натянула одеяло на себя, и он нырнул под него, согреваясь ее жаром, сходя с ума от ощущения ее обнаженного тела… Он знал, что должен остановиться, должен, сжав зубы, бороться с желанием, рвущим его на части и требующим овладеть ею прямо сейчас, сию минуту, не откладывая…
Когда он лег рядом с ней, она повернула к нему голову, хотя все еще боялась встретиться с ним взглядом. Трепет ресниц и эта маленькая складочка на лбу – первые признаки ее неуверенности. Он снова и снова обещал себе, что будет с ней бережным и нежным, что сможет контролировать этот жар в крови, готовый пожрать и его, и ее, требующий овладеть ею, заставить ее кричать от наслаждения…
Он заставил себя немного подождать, чуть отодвинулся от нее, касаясь лишь кончиками пальцев ее щеки, шеи и ломая голову над тем, как вернуть ее желание, совсем еще недавно полыхавшее в ней, как преодолеть ее застенчивость.
Роланд потянул ее за руки, заставив сесть, а потом скользнул ей за спину и обхватил ее ногами, почти не прикасаясь к ней. Кайла чуть повернула к нему голову – невысказанный вопрос дрожал на ее губах. Но он заставил ее молчать, прижав палец к ее рту и дождавшись, пока слова умрут сами собой, а затем провел пальцем по ее губам, щекам, шее, по ее волосам…
Ее косы, переплетенные замысловатым способом, терялись одна в другой. Ему пришлось проследовать по каждой из них по нескольку раз, пока он не нашел конец одной косы. Освобождение их из плена было для него словно поиск сокровищ. Он осторожно высвободил ее косы, затем расплел их, пропуская через пальцы каждую шелковистую прядь, позволяя им огненным потоком струиться по его рукам, распуская эти великолепные волны по ее плечам до самой талии…
Он был очень осторожен. И хотя его грубые пальцы не привыкли к таким деликатным действиям, он старался, как мог, быть нежным, вытаскивая гребни из ее прически, распуская и расчесывая косы. При этом он не уставал восхищаться яркими струящимися потоками шелка на фоне белоснежной кожи плеч и спины. Она сидела, не двигаясь, только еще ниже наклонила голову, чтобы спрятать лицо за россыпью волос, когда он поглаживал ее волосы, легкими движениями массировал ей голову, снимая напряжение и разжигая каждым прикосновением собственное страстное желание обладать ею.
Наконец волосы были полностью распущены, и теперь их тела разделяла только эта масса роскошных шелковистых кудрей, спускающихся до талии. Чуть влажные после дождя, они холодили его грудь и живот, вызывая мучительно острое чувство наслаждения. Вот она, его жена, перед ним, вся – соблазн и желание. Ее нежное тело пьянит крепче вина, пламенеющий шелк ее волос разжигает огонь в его крови.
Роланд наклонился вперед, медленно проведя горячими ладонями по прохладной коже плеч и рук вниз, да так и застыл, задержав дыхание, так как она неожиданно отклонилась назад и прижалась спиной к его груди, повернув к нему голову.
– Кайла, – прошептал он, щекоча дыханием ее висок, и в его дрожащем голосе слышалась мольба.
Где был ее рассудок, в котором она так сейчас нуждалась? Куда подевались мысли о мести и правосудии? Она не знала, она не могла ни о чем думать. Она вообще не хотела больше об этом думать. Это были всего лишь слова, и их туманный смысл ее больше не волновал, хотя в глубине души она знала, что это неправильно.
Кайла попыталась хоть на мгновение отвлечься от этого человека рядом с ней, от его мучительно нежных прикосновений, от его губ, скользящих по ее шее и что-то страстно шепчущих в висок. Бесполезно. Он полностью подчинил ее себе. Она ощущала его тело, прижимающееся к ее телу, его руки, обвившиеся вокруг нее. Но она не была его пленницей, он ни к чему не принуждал ее, и она это знала. Выбор оставался за ней.
Она хотела быть с ним. Это чувство было сильнее мучительной боли внутри ее, сильнее, чем голод, сжигающий ее изнутри и пронизывающий желанием все ее тело. Он был нужен ей весь, целиком. Девочка, которой она была еще совсем недавно, невинная, полная добродетельного негодования, исчезла, и Кайла неожиданно была рада этому. В этот момент она обнаружила в себе чисто женские чувства и потребности, и ее обрадовали эти изменения. Она жаждала нового знания о тех таинственных, прекрасных вещах, которые должны были сейчас с ней произойти.
Она страстно, всем сердцем желала найти ответы на те вопросы, которые невольно возникли, когда Роланд растревожил ее своим первым поцелуем там, в туманном лесу. Эти вопросы преследовали ее слишком долго, и теперь ее тело не позволило бы этим острым, волнующим мгновениям исчезнуть без ответов. Любые сожаления, которые могли бы сейчас возникнуть, казались не более существенными, чем пыль на ветру. Он оплел ее тонкой паутиной желаний, в нем одном заключалось сейчас все, что ей было нужно. Легкая, едва заметная дрожь в его руках, выдававшая невероятное напряжение, помогла ей окончательно отбросить все сомнения, если бы таковые еще оставались.
Кайла повернулась в его объятиях так, чтобы иметь возможность видеть его. Ее темные ресницы поднялись, и взгляд, полный нескрываемой страсти, которую он в ней разглядел еще раньше, встретился с его пылающим взглядом. Кайла шумно выдохнула, обнаружив, что очень давно сдерживала дыхание.
Она молчала, подняв к нему лицо. Ее губы чуть раскрылись, приглашая к поцелую, и Роланд ощутил мгновенную, безграничную благодарность, граничащую с благоговением. Он потянул ее вниз, заставив лечь, а сам нагнулся над ней, замирая от легких прикосновений ее рук, заставляющих петь его тело. Едва касаясь, она скользила ладошками по его плечам, груди и затем ниже, соблазняя, дразня, и вдруг замерла, вспыхнув от смущения. Едва сдерживаясь, Роланд взял ее руку и помог ей преодолеть смущение и почувствовать силу его желания. Громкий стон, который невольно сорвался с его губ, когда она слегка сжала руку, неожиданно подбодрил ее в ее исследованиях, а он, не останавливаясь, покрывал поцелуями ее лицо, шею, затем чуть прикусил ее сочную нижнюю губу, и Кайла от удивления сильнее сжала руки.
Он едва не охнул, когда неожиданный взрыв потряс его тело от ее неопытных, но излишне смелых ласк. К счастью, он сумел вовремя сдержаться и лишь резко откатился от нее. Откинувшись навзничь, он притянул ее к себе, так, что она оказалась лежащей на нем. Ее густые волосы шелковистыми волнами упали вокруг него, накрыв их обоих, словно шатром, пахнущим дождем и женщиной. Как давно он мечтал об этом, представлял себе, как это будет: он и она вместе на одной постели. Действительность превзошла все ожидания.
Ее груди вдавливались в его грудь, и это совершенно убивало его. Чтобы полностью не лишиться самоконтроля, он позволил себе лишь один короткий взгляд на нее. Лесная колдунья, нежная, пылкая, такая изящная и женственная, и она принадлежит ему! Только ему одному! Навсегда!
Это было ошибкой. Он слишком долго любовался ее чувственной красотой. Он собирался еще какое-то время соблазнять ее сладкими речами, искусными комплиментами, которые так любят женщины, превозносить ее бархатную кожу, ее сочные, словно спелые вишни, губы, ее серебристо-дымчатые прекрасные глаза… Ни одна женщина не заслуживала этих комплиментов больше, чем Кайла. Его Кайла, его жена.
Но она была слишком близко, прекрасная, с чуть затуманенным от его ласк и поцелуев взглядом… И это все, что ему было сейчас нужно.
Он больше не мог ждать. Яростное желание обладать ею сжигало его изнутри, вытеснив все остальные мысли и чувства. Сейчас ему было уж точно не до комплиментов. Он чувствовал, как в нем просыпается та самая потаенная часть его души, которую он столько лет держал взаперти, та тьма, что заставляла его терять контроль над собой и с которой он всегда так яростно сражался. Но сейчас было слишком поздно сожалеть об этом.
Слишком поздно для угрызений совести и сожалений, потому что он уже опрокинул ее навзничь на кровать и навис над ней. Он взял в рот розовый бутон ее соска, такой тугой, в то время как рука уже добралась до ее сладостей, нежных, бархатных, словно лепестки розы. И она отвечала ему, она раскрылась для него, она стонала и вздыхала, и голова ее металась по подушке, а он не знал, что было больше в ее вздохах – наслаждения или удивления, но все равно не останавливался, он просто не мог остановиться.
Она была центром его мира, его богиней, его душой, она была всем для него, и все в нем говорило, что это правильно, что так и должно быть. Что это именно то, ради чего он жил – вот этот момент, прямо сейчас, когда она, полностью раскрывшись ему навстречу, приняла его в себя, когда в ее широко раскрытых глазах изумление сменилось болью и потрясением.
Он старался смягчить ее боль поцелуями, погасить нежностью, заглушить осторожными движениями, потому что он никогда не хотел причинять ей боли, но сейчас… о боже! Сейчас ничего не могло бы заставить его остановиться. Он должен был удовлетворить проснувшуюся тьму внутри его, потому что она полностью завладела им, и уже не оставалось в нем ничего, кроме этой тьмы.
Ритм их движений стал эхом той примитивной силы, что владела им сейчас, заставляла его двигаться, захватывая все больше и Кайлу. Он разделил с ней свою тьму, и она приняла ее, и тогда боль утихла, и ее тело изменилось, отбросив напряжение и скованность, превратившись во что-то совсем иное, легкое, охваченное жарким ритмом дикого, древнего, как мир, примитивного танца. Кайла обвила его руками, притянула к себе, хриплый дикий крик сорвался с ее губ.
Он едва не умер от блаженства. Казалось, он рассыпался на множество сверкающих осколков. И это сделала для него она, его лесная колдунья. Ее кожа была горячей и влажной от пота, ее ноги обвивали его бедра, в ее сияющих, словно лунный свет, глазах появилось понимание. В ней самой возникло что-то новое, живое, искрящееся, полное страсти. Полураскрытые губы шепчут его имя, тонкие руки скользят по его плечам и спине… Он двигается в ней, околдованный ее упругим, тугим телом, принимающим его в себя, всего, полностью и без остатка, снова и снова…
И его тьма подчинилась ее заклятиям, ее колдовство оказалось сильнее. Она оплела эту тьму своими чарами и вернула ему сторицей. Это было слишком, он больше уже не мог сдерживаться и погрузился в пучину этого колдовства с хриплым криком, отдавшись до конца наслаждению, пока сверкающая тьма в нем не иссякла, ничего не оставив после себя: ни боли, ни вины, ни сознания.
Не осталось ничего, кроме Кайлы, его колдуньи, за которую он готов был теперь отдать жизнь.
Дождь завил его волосы мягкими волнистыми локонами цвета меда. Пока он спал, они разметались по подушке сияющим янтарным ореолом, выглядящим довольно странно в сочетании с суровыми, резкими чертами его лица. Вместо того чтобы придать его облику мягкости и невинности, эти золотые локоны лишь подчеркнули его плутовскую натуру, которую Кайла с недавнего времени в нем обнаружила. Даже с закрытыми глазами, думала Кайла, у ее мужа вид дьявольского соблазнителя: от изогнутой линии его бровей до ямочки на щеке, которая делалась более явной, когда он улыбался. А уж его губы…
Она подняла взгляд от его губ чуть выше и встретилась с его улыбающимся взглядом.
– Ты не спишь, – сказала она, даже не стараясь скрыть обиженные, обвинительные нотки в своем тоне.
– Определенно нет, – согласился он и, вытянув из-под одеяла руки, заложил их за голову.
Наступил рассвет, затем солнце поднялось выше, а они ничего этого не замечали. Только теперь Кайла обратила внимание, что сейчас гораздо позже, чем было вчера, – а казалось, месяцы назад, – когда ее разбудили дети, чтобы отправиться в поход за оленями. Сейчас они были одни в спальне. Солнце поднялось высоко и освещало гораздо большую часть комнаты, чем вчера. Его лучи доставали до камина, сложенного из белоснежного мрамора.
Роланд наблюдал за тем, как она поспешно опустила глаза, скрывая свои чувства за веером ресниц.
Пока она спала, он долго не мог заснуть и наблюдал за ней до тех пор, пока образ спящей Кайлы не превратился в сон о Кайле. В этом удивительном сне она смеялась и танцевала перед ним: живой огонь и грозовой дождь каким-то чудом слившиеся воедино.
Она сама была, как эта сегодняшняя ночь, она иссушила его, выжгла дотла. Но он принял это с радостью, он готов был принять от нее любую боль, которую она могла неумышленно причинить ему. Он с радостью пройдет через все, потому что это означало, что она была здесь, рядом с ним, не в мечтах, а в реальной жизни, каждый день, каждую ночь…
Роланд подвинулся к ней ближе, чтобы видеть ее глаза, и положил руку на ее плечо. Она не сделала попытки остановить его, поэтому он смело двинулся дальше, к ее талии, наслаждаясь этими восхитительными женскими изгибами.
– Тебе было больно вчера? – спросил он.
– Нет… да, – это был ее обычный ответ, когда он подбирался к ней слишком близко.
Складочка между ее бровями стала чуть заметнее, но он решил, что понял, что это означало – всего лишь обычную девичью стыдливость. Правда, он несколько удивился тому, что после того, что было между ними этой ночью, она все еще может испытывать стыдливость перед ним. Но он давно смирился с мыслью, что в ней всегда останется какая-то загадка, которую он не сможет разгадать до конца.
Он должен был улыбнуться.
– Тогда я не прошу прощения и… прошу прощения.
Она внимательно наблюдала за выражением его лица, с подозрением приняла его улыбку, а потом, поняв, что он поддразнивает ее, сразу успокоилась.
– Только вначале было больно, – призналась она и тут же вспыхнула от смущения.
Роланд придвинулся к ней ближе, откинул одеяло и мех в сторону, чтобы между ними ничего не было, и взял ее лицо в ладони. Он собирался сказать что-нибудь ласковое, чтобы успокоить ее, что-нибудь легкое, чтобы заставить ее улыбнуться, забыть боль, а потом что-нибудь еще, что-то дерзкое и приятное, чтобы разжечь огонь, который, как он теперь знал, горит внутри ее восхитительного тела. Потому что он опять был готов к близости с ней.
Но вместо этого Роланд просто лежал лицом к ней, опершись на локоть, ласково гладя ее щеку кончиками пальцев, и смотрел на нее. Она лежала в той же позе, с рассыпавшимися по плечам спутанными со сна волосами, и спокойно и прямо глядела на него, не отводя взгляда.
И все замечательные слова, которые он хотел ей сказать, куда-то делись. Он просто не знал, как следует с ней обходиться.
Она не была шлюхой из таверны, которую было легко ублажить, немного покувыркавшись в постели и подарив нехитрый подарок, что он не раз делал в дни своей зеленой юности. И она не была куртизанкой, которую можно потешить льстивыми речами, как он делал обычно в свои молодые годы при дворе короля. Она вообще не была похожа на других женщин, которых он когда-либо знал. И она к тому же была его женой. Да и он теперь был мужчиной, а не зеленым юнцом. И она была теперь под его защитой, он нес за нее ответственность. Но здесь было нечто большее, чем это, гораздо большее, потому что, думая о своей жизни, он уже не представлял ее без Кайлы. Кайла была всегда в его мыслях, днем и ночью: его возлюбленная, его жена.
Эта удивительная, необыкновенная женщина, его лесная колдунья, осчастливила обычного человека, каким он себя считал, и она одна держала в своих руках ключ к его искуплению, к освобождению от грехов, к которому он так стремился.
Он понял это еще тогда, в ту роковую ночь в таверне, когда увидел ее и почувствовал неясное волнение и тревогу. В ту самую ночь, когда она пришла отомстить ему за то, что, как она думала, он сделал с ее семьей, и когда она стояла перед ним, не зная страха, и бросала ему в лицо обвинения, словно безжалостный ангел мести, он понял, что это и есть его судьба. И он заслужил ее резкие слова хотя бы за то, что решил захватить ее, пусть не для короля, а для себя самого.
Но теперь она принадлежит ему навеки, так же, как и он ей, хочет она этого или нет. Быть может, если бы он дал ей время подумать, она не согласилась бы стать его женой, быть может, она выбрала бы Тауэр и Роузмид. А также, что очень возможно, другого мужчину, если бы он не заставил ее тогда произнести брачные обеты.
Но ни один мужчина на свете, Роланд был в этом твердо убежден, не смог бы полностью оценить всех достоинств леди Кайлы так, как он. И пусть он действовал как самый настоящий варвар, пусть он думал только о том, как затащить ее в постель, он знал теперь, что Кайла принадлежит ему одному. Он был ее тюремщиком, а она держала в руках его сердце. И все еще жива была та, самая слабая и ранимая часть его души, которая хотела заслужить ее прощение, хотела, чтобы было что-то сказано или сделано, что положило бы конец их вражде, чтобы они могли жить сегодняшним днем и с надеждой смотреть в будущее.
И поэтому, вместо того чтобы говорить какую-нибудь цветистую чушь, Роланд сказал:
– Я хочу, чтобы ты кое-что знала. Я не был в Гленкарсоне. Я еще не приехал туда к тому времени, когда началась атака. Если бы я там был, я бы остановил их.
Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы до нее дошел смысл этих слов. Но они произвели на нее впечатление, подобное удару грома. Он видел, как менялось выражение ее лица: от растерянности к пониманию, от недоверия к полному отрицанию.
Она оттолкнула его руки и резко села на постели, губы ее дрожали.
– И ты смеешь говорить это мне сейчас? После того, как… – Она оборвала себя. Казалось, даже в гневе она не смогла подобрать слов, чтобы назвать то, что было между ними. – Не лги мне! Я была там! Я точно знаю, что именно ты отдал приказ начать атаку!
Он тоже сел, понимая, что ищет причину там, где нечего искать. Он сам начал этот разговор и должен теперь довести его до конца. Даже если он возродит ее былую ненависть к нему, его будет утешать мысль, что он сказал ей правду. Она заслуживает правды.
– Ты там была, Кайла, но я не был. Это не я отдал приказ о начале атаки. В то время я находился еще в нескольких днях пути от Гленкарсона. Один из моих подчиненных превысил свои полномочия. Он не должен был передавать мою записку тебе до моего прибытия туда. Он просто меня не дождался.
Она смотрела на него, губы ее все еще дрожали, пока она крепко не сжала рот. Ее пальцы машинально вцепились в одеяло, сминая его.
Он продолжал, слова давались ему с трудом:
– Я бы никогда не уничтожил невинных людей, чтобы добраться до тебя или до твоего брата. Я не такой человек.
Больше уже не такой!
К ней вернулась злость вместе с чувством мщения, глаза засверкали серебряным огнем.
– О нет, конечно, ты не такой. Я это вижу. Ты человек, который предпочитает свалить всю вину на своих подчиненных. Ты думаешь, я безмозглая дура?
– Нет. – Он покачал головой и грустно улыбнулся. – Это определение подходит к тебе меньше, чем к любому из тех, кого я знаю. И ты имеешь право так думать. Гленкарсон в любом случае остается на моей совести. В конечном счете, именно я отвечал за то, что там происходило. Но я не отдавал этой команды. Я бы никогда этого не сделал.
Он дал ей возможность обдумать свои слова, очень надеясь на то, что она почувствует его искренность. И неожиданно для себя обнаружил, что ее мнение стало значить для него гораздо больше, чем он когда-либо мог себе вообразить. Она должна поверить ему, иначе он не сможет жить.
Кайла посмотрела на него задумчиво и покачала головой, уголки ее рта были опущены.
– Я больше не знаю, во что мне верить, лорд Стрэтмор. Ты все перевернул с ног на голову. Ты говоришь, что не отдавал приказ о нападении на Гленкарсон, но ведь ты преследовал меня и, в конце концов, схватил, сделал своей пленницей. Ты притащил меня в Лондон, но, как оказалось, только затем, чтобы спасти от короля… А потом, прошлой ночью…
Она запнулась и быстро смахнула слезу, побежавшую по щеке.
И это окончательно сломило его – эта одинокая слезинка, единственная за все время их знакомства, за все те дни печали и страданий, что выпали на ее долю. Никогда он не видел ее плачущей, хотя, видит бог, причин для слез у нее было более чем нужно.
Он обнял ее и прижал к себе, несмотря на слабый протест. И в тот момент, когда слезы хлынули у нее из глаз, с легкостью преодолел ее не слишком уверенный отпор, притянул к себе ближе и принялся нежно укачивать ее, гладя по голове, как мог бы утешать Элисию. Он говорил ей какие-то не слишком хитрые слова, просто, чтобы помочь ей, успокоить, излечить боль этой ужасной, незаживающей раны.
– Ты связал меня! – рыдала она, прижимаясь лицом к его груди, спеша высказать все свои обиды, вдруг нахлынувшие на нее. – Ты связал меня и вез как преступницу через всю страну. Ты, именно ты сделал это! Как же я могу верить тебе теперь?
Он сожалел, он чертовки сожалел о том, что сделал с этой милой, юной, такой ранимой девочкой. И в то же время он ни о чем не жалел. Потому что в результате она была сейчас с ним.
Если бы все было иначе, если бы ее отец и брат были живы, если бы ему пришлось захватить их и привезти в Лондон как предателей…
Но все случилось совсем не так, и Роланд шептал ей свои извинения, целовал ее волосы, сжимал, и баюкал, и гладил ее, и в то же время в глубине души он нисколько не сожалел о том, что произошло. Его собственная безжалостная часть души радовалась тому, что она с ним, что она не сбежала от него, что он не отпустил ее тогда в лесу. Потому что иначе он опять был бы один, и все его надежды на счастье растворились бы в тумане леса.
Через некоторое время она немного успокоилась. Его покачивания стали медленнее, пока он наконец не замер, прижавшись спиной к металлической спинке кровати, продолжая сжимать ее, тихую, расслабившуюся, в своих объятиях, прижавшись губами к ее волосам. Он попытался оценить этот момент, попытался разобраться в своей душе, где чувство восторга и триумфа смешалось с отчаянием и тревогой.
Он сказал ей все, что хотел, и она осталась с ним, не сбежала, позволила ему успокаивать себя. Он чувствовал, что она избавилась от какой-то части горечи, разъедавшей ей душу, но было ли этого достаточно?
Ее волосы превратились в тяжелую массу спутанных, прихотливо закрученных локонов, забавно торчащих во все стороны, придавая ей беспечный вид, явно не соответствующий ее настроению.
Он потянул за один локон, раскручивая его и наматывая на палец.
– Знаешь, а твои волосы закрутились от дождя, – сказал он вдруг, скорее всего для того, чтобы избавиться от неприятного ощущения своей ранимости, которое она вызывала в нем.
– Так же, как и твои, – прошептала она в ответ.
– Правда? Не заметил.
Она отодвинулась, и он неохотно отпустил ее, внимательно наблюдая, не появятся ли вновь признаки гнева на ее лице. Но это был не гнев, а что-то еще, возможно, покорность и смирение, возможно, просто усталость. Она все еще обдумывала то, что он ей сказал. Возможно, она еще долго будет думать об этом, понял он.
Она безучастно огляделась вокруг, ее взгляд скользил мимо него по всем тем вещам, которыми Он окружил себя, чтобы как-то понять и объяснить себе свою жизнь, понять то, что ему по-настоящему дорого и важно в ней.
Гобелен с русалками его матери, которая часто задерживалась по вечерам у него в комнате, чтобы рассказать сказку о богах и чудовищах или о волшебницах.
Рогатая раковина – его отца, подходящий шутовской жезл для короля морей.
Тяжелый том молитв от Харрика, ученого человека.
И прямо здесь же, рядом, маленькое гнездышко пеночки, выстланное мягкими перышками, которое обитатели уже бросили за ненадобностью, а Элисия нашла и подарила ему.
Ларчик для драгоценностей со сломанными петлями от Элинор. Ее детский сундучок мечтаний.
Кайла видела все эти сокровища, но не поняла их значения, да и как бы она могла понять. Ведь он ничего не рассказывал ей. Так что не было никакой причины расстраиваться из-за того, что она лишь бегло скользнула взглядом по его сокровищам, не заинтересовавшись, не задержав на них взгляд.
– Я хочу побыть одна, – сказала она. – Пожалуйста, пойми.
– Да, конечно, – ответил он, сдерживая свой внутренний протест и разочарование. Ему слишком хотелось сейчас остаться с ней.
Он собрал свою одежду и принялся одеваться, спокойно, медленно, все время поглядывая на нее, серьезно наблюдающую за ним. Она не сердится на него, понял Роланд. Она не сердится, просто ей нужно время.
Он уже собрался уйти, но вернулся, наклонился над ней и, не говоря ни слова, поцеловал крепко в губы. Он хотел, чтобы она думала и об этом тоже. Он хотел, чтобы она помнила: между ними не только горечь и обиды. Что у них еще есть надежда, есть страсть. А что еще сверх того – он пока был не готов назвать.
Она позволила ему поцеловать себя, не отталкивая, но и не отвечая на поцелуй. Однако губы ее были мягкими и податливыми – достаточно для того, чтобы болезненная тьма вновь овладела его душой. В нем снова вспыхнуло желание.
Но он подавил его, отойдя от нее, и тихо прикрыл за собой дверь.
У нее не было одежды для верховой прогулки. Очевидно, леди Элизабет оказалась недостаточно дальновидна. Что ж, по пути из Лондона Кайла ехала в обычном платье, подойдет оно и теперь. Но Кайле очень нужно было проехаться верхом. Ей нужно было вдохнуть свежего воздуха, почувствовать под собой движение мощных мышц своего коня Остера, мчащегося галопом, чтобы хоть немного очистить себе голову от залепившей ее паутины сомнений.
Она нашла конюшню после того, как некоторое время бесцельно блуждала по двору замка, наблюдая уголком глаза за теми, кто, в свою очередь, разглядывал ее. Она проходила мимо оруженосцев и рыцарей, мимо прачек и фермеров и наконец набрела на рабочего конюшни, который и показал ей правильное направление к стоящему вдали зданию из серого камня, служившему конюшней.
Она оказалась плохой хозяйкой. За все время пребывания в замке она ни разу не навестила своего друга. Но хотя он встретил ее нетерпеливым ржанием и тряс головой в мнимом гневе, она знала, что за ним здесь хорошо ухаживали. Чистая солома, чистая вода в поилке и одно из самых больших стойл, в котором ему было где подвигаться, что он, собственно, и делал перед тем, как она вошла.
– Мой мальчик, мой дорогой, – ворковала она, пытаясь сгладить словами и лаской свою вину. – Мой великолепный, сильный мальчик. Как ты тут поживаешь?
Остер ткнулся мордой ей в руки, прихватив мягкими губами пальцы, прежде чем позволил еще раз его погладить.
– Осторожнее, миледи, – раздался рядом с ней голос конюха. – У него очень крепкие зубы. Он больно кусается.
– Вы правы, – Кайла улыбнулась. – Но мы с ним друзья, видите?
Остер угрожающе скосил глаза на говорившего, и тот поспешно отступил. Кайла рассмеялась:
– Не бойтесь, его зовут Остер, и это самое мирное существо на свете.
Конюх явно решил, что она или лжет, или просто сошла с ума.
Однако благодаря своей мягкой настойчивости, а также в большей степени влиянию своего нового титула, Кайле удалось убедить конюха оседлать коня. И теперь, пуская Остера в полный галоп прочь от замка, она полностью могла отдаться пьянящему ощущению скачки, когда ветер бьет в лицо, развивая за спиной волосы, и кровь быстрее струится по жилам, и все тело поет от восторга.
Она отказалась от сопровождения, что конюху совершенно не понравилось. По громкой брани и выражению мрачной решимости, появившемуся на его лице, когда она уезжала, Кайла поняла, что едва ли сможет достаточно долго наслаждаться одиночной прогулкой верхом на Остере.
Без сомнения, конюх тут же доложит обо всем Роланду, а тот либо пошлет за ней кого-нибудь, либо, что более вероятно, отправится сам.
Кайла прижалась к шее своего любимца, понукая его бежать быстрее, еще быстрее… Она больше не была пленницей графа Лорея. Он может думать, что, женившись на ней, приручил ее, и, очевидно, полагает, что теперь, когда она отдалась ему, сможет полностью ее контролировать. Но она покажет ему, как он ошибается! Она никогда, никогда не станет послушной игрушкой в его руках!
Кайла, конечно, понимала, что за ней обязательно кто-нибудь приедет и, возможно, очень скоро, но при мысли об этом само ощущение свободы казалось еще слаще. Впрочем, не все было так уж хорошо. Она чувствовала себя неуютно в незнакомом месте, и ей было крайне неудобно сидеть в женском седле. Но как она ни уговаривала конюха, тот не мог и мысли допустить, что графиня поедет в мужском седле, словно какая-нибудь простолюдинка. Ей пришлось смириться с этим. К тому же ее мучило незнакомое ощущение там, оставшееся после ее первой брачной ночи. Это вызывало в памяти живые воспоминания об их жарких объятиях и… ох! Теперь она ощущала жгучий стыд, но ей снова хотелось почувствовать все это. Погруженная в свои мысли и ощущения, Кайла почти не замечала, куда ехала.
Чувство вины. Ужасное, всепоглощающее чувство вины за то, что уступила своему чувству, позволила удовлетворить свое желание, наслаждалась в его объятиях. Она поддалась его обаянию, расплавилась в бирюзе его взгляда, не устояла против золота его кудрей. И она чувствовала себя живой, и свободной, и полной восторга и счастья, когда он наполнял ее собой. В те минуты она готова была плакать от счастья, наблюдая за ним, ощущая его, двигаясь вместе с ним. Она теперь была его женой во всех смыслах. И испытывала совершенно сокрушающее чувство вины.
И сейчас именно это чувство вины заставляло ее пришпоривать коня и уноситься все дальше и дальше от замка.
Она доехала до скал. Остер перешел на легкий галоп и теперь скакал вдоль скалистой стены, отвесно обрывающейся прямо в море, туда, где с шумом бились о прибрежные скалы пенистые волны.
Был ясный день, ни малейшего намека на облака, а тем более на тучи, которые застигли их вчера в лесу. Понемногу придя в себя, Кайла придержала Остера, заставив его сначала перейти на шаг, а потом и вовсе остановиться. Откинув с лица волосы, которые ветер с капризным постоянством бросал ей в лицо, Кайла огляделась.
Она стояла на берегу океана. Вдалеке, освещенные полуденным солнцем, виднелись еще два острова. В чистом воздухе их очертания были четко видны на фоне голубого неба и серого спокойного моря. Талдон и Форсуолл, без сомнения. Не так уж далеко, решила она. Во всяком случае, ближе, чем до большой земли. Что-то белое мелькнуло в лучах солнца на гребне далекой волны. Кажется, два суденышка, плывущих отсюда туда или, наоборот, оттуда сюда, на таком расстоянии понять это было невозможно. Оба ялика шли под парусами, ярко сверкающими на фоне голубых волн.
Остер помотал головой, выражая нетерпение. Кайла погладила его по шее и пустила шагом вдоль берега, стараясь не подъезжать слишком близко к краю обрыва, где внизу был слышен плеск разбивающихся о скалы волн.
И хотя все вокруг казалось ей незнакомым, хотя она никогда не была в подобных местах, думала она не о своем новом доме, а о человеке, который привез ее сюда. Слишком многое смущало ее.
Кайла нисколько не жалела о том, что случилось прошлой ночью. Она вовсе не собиралась проклинать свою судьбу, так как, казалось, у нее не было на это никаких оснований.
Неважно, что ее желание взяло верх над разумом. Неважно, что Роланд сделал ее своей с ее явного согласия. И неважно даже то, что ее чувства, разбуженные этой ночью, пустили глубокие корни и, похоже, собирались расцвести пышным цветом. Она не знала, что это за чувства: страсть, привязанность или, может быть, любовь?
Ну конечно, это совершенно неважно. Любовь! Надо же придумать такое! Должно быть, ветер совершенно выдул из ее мозгов остатки здравого смысла, раз она могла до такого додуматься! Она не может его любить. Какая глупость!
Чувство вины снова вернулось, охватив ее с ошеломляющей силой. Она попыталась отбросить его. В конце концов, существовали более важные вещи. Например, то, что он сказал о Гленкарсоне. Если все так и было, то это означало бы, что ненависть, которую она лелеяла в себе все это время, просто не имела под собой почвы.
Роланд сказал, что не отдавал приказа об атаке. Если это правда, значит, он не виновен в смерти Алистера. Не прямо и даже не косвенно… а значит, ее чувство вины бессмысленно.
Кайла прикрыла ладонью глаза на мгновение, пытаясь прервать цепь воспоминаний. Она ясно услышала громкие крики чаек, носящихся над водой, плеск волн, разбивающихся о скалы, свист ветра в ушах…
И в ту же минуту в памяти всплыли яркие картины прошлого:
Пронзительные крики женщин. Грязь, темная, густая, пахнущая кровью и землей… Она старается не смотреть вниз, она не хочет видеть, на чем поскальзываются ее ноги, не хочет видеть то, по чему она ступает…
Алистер где-то там, впереди. Алистер лежит в груде изломанных тел, словно сломанная игрушка. Его голубые глаза открыты, но в них нет жизни. Его веснушки четко проступают на фоне восковой маски смерти. Как странно, что они такие же яркие, как при жизни… и как странно, что она думает об этом в такую минуту… Она должна закрыть ему глаза, но ей страшно дотрагиваться до него. И тогда она делает над собой усилие и протягивает к нему руку…
Ее собственный крик заставил ее вздрогнуть. Она открыла глаза, подставив лицо ветру и уже сомневаясь, она ли то кричала или чайки: все звуки унес ветер, и они потерялись в безбрежной бесконечности океана.
Кайла поняла, что плачет, но сейчас она могла себе это позволить, ведь она была одна, никто не видел ее слабости.
Наконец острый всплеск эмоций прошел, и она смогла справиться с собой. Она наклонилась вперед и прижалась лицом к гриве своей лошади, чувствуя внутреннюю опустошенность. Остер, перебирающий ногами от нетерпения, понял это как сигнал к тому, чтобы двигаться дальше.
Так, значит, Роланд не отдавал сигнала к началу этой резни. Это была просто еще одна хитрость, еще одна ловушка, одна из многих, с которым ей пришлось встретиться в последнее время. Ее уже почти тошнило от всего этого. Но был ли Роланд в ответе за то, что произошло? Сам он не отрицал этого. Ведь именно он преследовал ее. Он был неумолим, безжалостен в своем преследовании, вполне оправдывая свое прозвище. Так мог ли такой незначительный факт, как несовпадение во времени, полностью его реабилитировать?
Возможно, он все-таки отдал бы распоряжение об атаке сразу, как только прибыл в Гленкарсон, и его подчиненный, зная об этом, просто предвосхитил события. Возможно, Роланд просто сказал то, что она хотела услышать.
Или нет? Кайла признавала, что хочет видеть его более достойным человеком, чем она до сих пор считала. Но в то же время ей было необходимо кого-то обвинить в своих несчастьях. Она понимала, что ей нужно сосредоточить на ком-то весь свой гнев и ненависть. Кто-то же должен ответить за все! Неопределенность была невыносима.
Она закрыла глаза, а когда открыла, то обнаружила, что Остер, не направляемый ею, бредет вдоль скал, круто обрывающихся вниз, к воде, по скалистому мысу, вдающемуся в океан. На окончании его, прямо перед ней, высится круглая башня, сложенная из темно-серых камней, между которыми зеленел лишайник. Башня была довольно высокой. Кайле пришлось откинуться в седле, чтобы увидеть ее всю, и даже тогда она не была уверена, что видит ее вершину.
На какой-то миг ей даже показалось, что это все игра ее воображения. Она спешилась, подошла и потрогала нагретые солнцем камни. Башня была вполне реальной, хотя Кайла раньше даже не подозревала о ее существовании. Видимо, со стороны берега ее прикрывали прибрежные скалы. Зато отсюда был виден почти весь остров и большая часть окружающего его океана до самого горизонта. Хороший наблюдательный пункт, подумала Кайла одобрительно. Она отпустила Остера попастись, зная, что он никуда без нее не уйдет.
Она обошла башню. Со стороны моря, в тени, камни были холодными и влажными. Здесь же она обнаружила простую деревянную дверь. Дверь была заперта. Основание башни заросло высокой сорной травой и колючими кустами ежевики.
Как странно, что здесь никого нет. Кайла предположила, что эта башня служила для связи с другими островами, которые были хорошо видны с этого места.
Легкий бриз донес до нее еле слышный шепот женских голосов, который тут же затих, едва она стала к нему прислушиваться. Она повернулась на этот звук, но ничего больше не услышала, только свист ветра и пение птиц.
Здесь, со стороны берега, Кайла обнаружила тропинку, ведущую прямо вниз, к воде, и не смогла побороть искушения спуститься по ней. Песчаный берег был совершенно пустынным. Узкий, покрытый золотистым песком выступ извивался среди острых, торчащих прямо из воды скал, отлого уходя прямо в море.
А море здесь и впрямь было коварным, судя по множеству деревянных останков кораблей, которыми был усеян берег. Видимо, был отлив; море отступило, признаваясь в своих преступлениях.
Кайла осторожно спустилась по тропинке и ступила на влажный песок, потрясенная видом изломанных деревянных остовов больших и малых суденышек, мачт, брусьев, разодранных острыми зубьями скал, дожидающихся, когда они сгниют или когда волны унесут их обратно в море. Насколько могла судить Кайла, здесь были останки по крайней мере четырех больших кораблей, но кто знает, сколько маленьких суденышек нашли здесь свой трагический конец.
Деревянные обломки просвечивали из-под воды, некоторые явно лежали здесь давно и успели наполовину сгнить, некоторые выглядели совсем новыми.
Эта маленькая бухта, такая невинная и приветливая на вид, была смертельной ловушкой. Когда моряки хотели подойти поближе, мощный поток подхватывал их корабли и разбивал об острые прибрежные скалы.
Кайле не хотелось идти дальше. Здесь было слишком жутко и мрачно, несмотря на солнечный день. Останки кораблекрушений производили гнетущее впечатление, а мысль о том, сколько людей погибло здесь во время штормов, никак не могла помочь обрести так необходимый ей душевный покой.
Белоснежная чайка села на выступающий из воды деревянный обломок мачты, торчащей между двумя скалами. Наклонив голову, она с интересом рассматривала бредущую по песку Кайлу своими черными маленькими глазками.
У девушки не было никаких причин идти дальше, она видела достаточно, чтобы догадаться о том, сколько трагедий произошло у этих скал. И все же, подобрав юбки, она побрела по колено в воде к перевернутому вверх дном небольшому кораблю, киль которого, словно лезвие ножа, был устремлен в небо.
Внутри каркаса пахло солью, гнилью и птичьим пометом. Отлив оставил здесь небольшую лужу воды. Кайла увидела разбросанных там и тут оранжевых морских звезд, несколько оживлявших мрачную тьму внутри полусгнившего остова. Чайка, та, что наблюдала за Кайлой, вдруг громко закричала и взмыла в небо прямо перед ней, заставив Кайлу отступить на несколько шагов, уронив от неожиданности юбки.
Она наткнулась спиной на что-то мягкое. Это было странно, неправильно – ведь сзади нее не могло ничего быть. Она уже открыла рот, чтобы закричать от неожиданности, но прежде, чем она успела издать хоть звук, ее поглотила тьма.
Последнее, что она увидела, была океанская волна, поглотившая ее крик, и образ ярко-оранжевой морской звезды, вдруг вспыхнувший перед ее взором. А дальше – темнота.
11
Что-то взорвалось внутри.
Она почувствовала себя несчастной. Громкий, сердитый голос, мгновенно перешедший на более спокойный тон. Слова сливались, странные, бессмысленные, тени каких-то образов, которые она не воспринимала. Но это было и неважно. Она не хотела ни о чем думать, ничего понимать.
Голоса затихли, и затем наступила темнота и бесконечная тишина. Покой. Но вот снова какие-то голоса заговорили с ней, на этот раз знакомые, любящие, ласковые. Нежный голос ее матери, добродушный – отца… они уговаривали ее, чтобы она сделала что-то, чего она не хотела. И Алистер, даже Алистер был на стороне родителей, он тоже уговаривал ее вернуться, вернуться…
Когда темнота начала рассеиваться, Кайла старалась ее удержать, потому что она так давно не видела маму и очень скучала по ней. Она ужасно скучала по всем ним. Как это было бы легко и хорошо – пойти вперед, к ним, и не возвращаться. Так было бы легче.
Но они не позволили бы ей, понимая, возможно, лучше, чем она сама, что то, что она в действительности хочет, это вернуться назад, в свое тело, полное боли и лежащее сейчас на чем-то мягком. Чья-то рука погладила ее по лбу, по щекам.
И теперь уже голос Роланда произносит ее имя, повторяя снова и снова, хриплым, тихим голосом, полным отчаяния и надежды.
Она глубоко вздохнула, и острая боль пронзила ее грудь, охватив легкие, так что она сразу закашлялась.
Роланд тут же подхватил ее, поддерживая голову. Дождавшись, когда пройдет кашель, он осторожно опустил ее снова на кровать.
Когда ее привезли в замок, губы у нее были почти совсем синие. Кто-то снял ее с лошади, кажется, смотритель с башни. Он стоял посреди двора и звал на помощь, и, благодарение богу, Роланд тоже был здесь, занимался со своими оруженосцами. Он услышал крик смотрителя и бросился к нему вместе с несколькими людьми. Когда он подбежал, Кайлу уже взяли из рук смотрителя и понесли в замок, но он выхватил ее у них. В этом не было никакого смысла, он понимал, но сделал это инстинктивно. Ей было плохо, она была ранена, его Кайла! И именно он должен был ей помочь.
Ее платье было совершенно мокрым, волосы завились от воды, он уже видел такое раньше. Тяжесть ее безвольно повисшего в его руках тела говорила о том, что она находится в глубоком обмороке, может быть, даже мертва… Нет! Только не это! Его сознание отказывалось этому верить. Но сердце сдавило от ужаса, когда он бежал вверх по лестнице к их покоям. Она казалась ему совершенно безжизненной.
Откуда-то появилась Марла, она побежала впереди него и открыла перед ним дверь. Смотритель пытался что-то объяснить всем, кто подходил к нему. Роланд уловил лишь несколько слов:
Лицом в воде… Залив русалок… увидел ее лошадь, а ее нигде не было… следы на песке…
В тот момент он почти ничего не понял. Все, что сейчас имело значения, это как долго она была в воде, сколько воды успела наглотаться и сможет ли дышать.
Марла знала, что надо делать в таких случаях. Как Роланд положил Кайлу, она нагнулась над ней, перевернула на бок и нажала на живот.
Ничего не произошло. Подошедший сзади смотритель между тем говорил, что он вытащил графиню из воды, и она закашляла. Тогда он положил ее животом поперек седла, она закашляла еще сильнее, и вся вода вылилась.
Марла слушала его и кивала, ощупывая Кайлу, проверяя ее глаза, растирая руки.
Роланд отступил в сторону, позволяя Марле делать все, что она считает нужным, но сам не отрывал взгляда от ее губ, почти совсем синих на совершенно белом лице. Его потрясли эти цвета – белый и синий, и только ярко-рыжие волосы неестественно сверкали, еще больше подчеркивая ее мертвенную бледность. Кто-то еще ходил по комнате, закрывая ее от него, и тогда он подошел прямо к кровати, опустился возле нее на колени, а мысли между тем крутились возле одного и того же.
Почему? Что могло случиться с Кайлой после того, как они расстались сегодня утром? Почему она оказалась возле Залива русалок? Как она попала в воду?
Он отбросил первое же объяснение, которое пришло ему на ум. И отбросил совершенно осознанно. Да, она была расстроена. Да, ей пришлось много пережить. Но у нее не было никаких причин лишать себя жизни. Он не мог и никогда бы не поверил, что она могла сама броситься в воду сегодня утром после этой ночи.
Тьма вновь овладела его душой, именно она заставила его думать о том, что самому ему казалось не таким уж невозможным шесть лет назад. Он мог тогда это сделать, но только не Кайла. Кайла была сильнее этого.
Марла выполняла в Лоремаре обязанности лекаря. Она была и повитухой, и целительницей, она зашивала раны, варила травяные снадобья от всех болезней. Роланд доверял ей больше, чем любому другому лекарю, даже королевскому. За последние годы она спасла не один десяток жизней.
Когда Марла приподняла голову Кайлы и принялась осматривать ее рану, ловко разбирая пальцами пряди волос, Роланд внимательно наблюдал за ней и все больше хмурился. Наконец она осторожно опустила голову Кайлы на подушку и бросила встревоженный взгляд на Роланда.
Он не понял, что это значит, но знал, что она не будет тревожиться по пустякам. Значит, дело серьезное. Марла тут же приказала всем выйти из комнаты, конечно, за исключением Роланда, который ни за что бы не ушел.
Когда они остались одни, Марла показала Роланду ссадину сбоку на затылке Кайлы. Вместе они очистили длинную рану с неровными, рваными краями и запекшейся полоской крови. Никакой несчастный случай не мог оставить такую отметину на голове.
Марла не стала говорить, что она думает по этому поводу. Он и так понял, почему она приказала всем выйти. Но даже мысль о том, что произошло, была для него нестерпимой.
Итак, кто-то напал на Кайлу сзади, ударил ее по голове и бросил потерявшую сознание женщину в воду с явным намерением убить. Не подоспей вовремя смотритель, опоздай он хоть немного, и Кайла была бы сейчас уже мертва.
И это сделал кто-то из Лорея.
Тьма снова вернулась, все больше затопляя его душу. Гнев, безудержная ярость захлестнула его, мешая дышать – кто-то осмелился поднять руку на его жену, хотел убить ее!
И Марла, которая хорошо знала эти его приступы безудержной ярости, ничего не говоря, просто протянула ему кружку с бульоном, чтобы он мог покормить Кайлу.
Роланд присел в изголовье кровати и принялся методично ложка за ложкой вливать теплый бульон в рот Кайлы. А она так же размеренно глотала. Он постарался сконцентрироваться на этом действии и не думать сейчас ни о чем другом.
И вот теперь, когда прошло уже достаточно много времени, наступил вечер и комнату освещали лишь несколько свечей, горящих возле кровати, он все еще оставался рядом с ней, поддерживал голову, когда она кашляла, с беспокойством отмечая малейшие изменения, которые с ней происходили. Поднос с едой, который кто-то принес ему в спальню, так и стоял не тронутый.
Когда она открыла глаза, он сначала даже не поверил, решив, что ему это мерещится. Но вот она моргнула раз, другой, и Роланд понял, что она действительно пришла в себя.
Странное оцепенение охватило его – незнакомая слабость, смешанная с ошеломляющим чувством благодарности за то, что она жива, что с ней все теперь будет в порядке. Все должно быть в порядке. Он был в этом уверен! Ему захотелось дотронуться до нее, чтобы она поняла, что он здесь, рядом с ней. Но какое-то странное чувство неловкости сковало его руки.
Она чуть пошевелила рукой, и он, преодолев скованность, накрыл ее руку своей, сжал, глядя с изумлением и восторгом на их сплетенные пальцы. Ему захотелось вновь произнести ее имя, как он это делал в течение многих часов, повторяя ее имя, как песнь, как молитву, еле слышно, питая смутную надежду, что она услышит его сквозь свое забытье и захочет ответить. Он страстно желал, чтобы она вернулась к нему.
И она вернулась.
Она смотрела на него. На самом деле смотрела на него, и Роланд понял, что она пытается что-то сказать.
– Успокойся, – сказал он, наклоняясь к ней. – Скоро тебе будет лучше.
Просто удивительно, как спокойно прозвучал его голос.
Она чуть нахмурилась, на лице появилась краска, она уже не была такой безжизненно бледной, как еще несколько часов назад. Она глубоко вздохнула и чуть поморщилась, выдыхая.
– Морская… звезда, – прошептала она. А затем, словно эти два слова отняли все ее силы, снова закрыла глаза.
В комнату почти бесшумно проскользнула Марла и положила руку Кайле на лоб, чуть улыбнувшись Роланду.
– Ей уже лучше.
– У нее лихорадка. Ты слышала, что она сказала?
– Слышала. – Марла взяла тряпку, опустила в тазик с водой, стоящий у кровати, отжала. – У нее нет лихорадки, милорд, можете быть совершенно спокойны на это счет. Она проснулась, она заговорила. Теперь все будет хорошо.
К удивлению Роланда, Марла положила холодную мокрую тряпку ему на лоб и, взяв за руку, поднесла его руку ко лбу, заставив придерживать тряпку.
– А теперь вам необходимо поспать. Вы не сможете ничем помочь, если будете изводить себя без всякой пользы.
– Нет, – он оттолкнул ее руку, тряпка упала на пол. – Я не хочу оставлять ее.
Марла покачала головой:
– Я не предлагаю оставлять ее. Но я приказываю вам отдохнуть. Оставайтесь здесь, рядом с ней. На этой гигантской кровати хватит места для вас двоих. Ложитесь и отдохните.
Она стояла рядом с ним, постукивая от нетерпения ногой. Он хорошо знал, как она упряма, ни за что не отступится.
Что ж, не такая плохая идея, вынужден был согласиться Роланд. С глубоким вздохом он скинул сапоги и осторожно лег прямо поверх одеяла возле своей жены, взяв снова ее прохладную руку в свою широкую теплую ладонь.
– Хорошо. – Марла снова намочила тряпку и положила ему на лоб. – Дункан сторожит снаружи. Вам сейчас не нужно ни о чем беспокоиться. Если я понадоблюсь вам, только позовите. Я останусь на ночь в соседней комнате.
Роланд лег на спину и откинулся на подушку, продолжая смотреть на Кайлу сквозь полуприкрытые ресницы.
Его по-прежнему переполняла благодарность, и он решил разделить ее с Марлой. Она заслужила это.
– Ты очень хороший человек, Марла, – сказал он ей вслед.
Не слишком подходящие слова. Марла просто отмахнулась от него, выходя и прикрывая за собой дверь.
Профиль Кайлы четко выделялся на фоне стены. Было ли это только его воображение или она действительно выглядит более мирной и спокойной? Ее грудь тихо поднимается и опускается в такт дыханию, и ее губы… кажется, они стали чуть розовее? Они снова стали похожи на лепестки розы, очень бледной розы… лепестки…
Кайла снова открыла глаза, в них мелькнула растерянность.
Роланд лежал рядом с ней, он спал, полностью одетый. Как странно. И почему в комнате все еще горят свечи? Совершенно очевидно, что сейчас уже глубокая ночь. Какая странная причуда – зря жечь свечи для двух спящих людей.
Состояние неопределенности покинуло ее в то же мгновение, когда она немного двинулась с места. Острая боль в затылке пронзила ее, отозвавшись в позвоночнике.
Роланд всхрапнул во сне.
Она вспомнила залив. Странный залив со скелетами кораблей, с оранжевыми морскими звездами… Чайку, летящую с криком прямо на нее…
Или это она сама кричала? Она попыталась вспомнить дальше, но ничего не приходило на память. Она не знала, что случилось потом. Как она оказалась здесь, в замке, в своей спальне? И почему так ужасно болит голова?
Очень осторожно она подняла руку и дотронулась до того места на голове, которое болело сильнее всего, но наткнулась лишь на повязку. Ее кто-то перевязал. Должно быть, она каким-то образом повредила голову.
Она снова вспомнила ту чайку, ее черные глаза-бусинки, гладкое серо-белое оперение. Чайка вспорхнула прямо перед ней, и она отступила на шаг, а потом…
Роланд повернулся на бок и положил свою тяжелую руку ей на талию. Кайла пригляделась к нему. Он выглядел каким-то взлохмаченным и осунувшимся, даже больным. Кайла заметила темные круги под глазами, чуть более резкие, чем обычно, линии носа и подбородка, более впалые щеки.
Очень медленно Кайла попыталась сесть, выскользнув из-под его руки. Перед глазами все кружилось, и она, закрыв глаза, прислонилась к подушкам, дожидаясь, когда комната наконец встанет на место.
Открыв глаза, Кайла взглянула в сторону окна. Ночь была безлунная, в черном бархатном небе россыпью бриллиантов сверкали звезды. Интересно, как долго она спала?
Соседняя дверь бесшумно отворилась, и в нее просунулась голова Марлы. При виде графини, сидящей на постели и смотрящей прямо на нее, у Марлы от удивления широко раскрылись глаза. Она приблизилась к кровати, поглядывая на Роланда, и положила руку Кайле на лоб.
– Болит голова? – спросила она, а затем кивнула, прежде чем Кайла успела ответить. – Я сейчас вернусь.
Она исчезла за дверью, оставив Кайлу снова наедине со спящим мужем и сотней вопросов, крутящихся в голове.
Роланд положил руку, сжатую в кулак, ей на колени, лоб его прорезали глубокие морщины. Он выглядел очень встревоженным, должно быть, приснился плохой сон. Не думая, что делает, Кайла осторожно провела пальцами по его лбу, разглаживая морщины, пока они совсем не исчезли и выражение его лица вновь не стало спокойным. Его рука медленно разжалась. Кайла осторожно накрыла его ладонь своей, впервые поразившись тому, насколько его рука больше.
Это была рука мужчины, крепкая и мощная, красивой формы, огрубевшая и загорелая от постоянного пребывания на воздухе, рука, принадлежащая человеку, почти не знающему домашней тихой жизни. Но и у нее кожа была не многим лучше. Месяцы, проведенные в скитаниях, сделали ее кожу грубее и такой же загорелой. Такая рука никак не могла принадлежать настоящей леди.
Она вытянула пальцы и приложила их к его пальцам, повторяя изгиб его ладони. Интересно, насколько его пальцы длиннее? И насколько толще его запястье? Проведенное сравнение вполне ее удовлетворило. Хотя ее рука была много меньше, вместе они являли собой изумительную гармонию силы и нежности, изысканности и мощи.
Вернулась Марла. Она вошла в комнату совершенно бесшумно – особенность, которую Кайла уже давно в ней приметила. В руках Марла несла кружку с чем-то горячим – от кружки шел пар. Марла протянула ее Кайле, и та охотно взяла.
– Выпейте, – сказала Марла. – Это ячменный отвар с ивовой корой. Хорошо успокаивает боль.
Горячий напиток был горьким, она медленно потягивала его под пристальным наблюдением Марлы, которая сидела рядом на стуле, как всегда, спокойная и молчаливая.
Обе женщины молчали, потерявшись в своих мыслях, каждая думала о чем-то своем, и в этом молчании было что-то уютное, домашнее. Так молчать могут только друзья и близкие люди. И в этой тишине слышалось только похрапывание Роланда да звук капающего воска, который роняла на пол горящая свеча. Колено Кайлы немного затекло от лежащей на ней тяжелой руки мужа, но Кайла не двигалась, ей нравилось ощущать его рядом, даже спящего.
– Вы видели, кто вас ударил?
Вопрос должен был удивить Кайлу, но отчего-то не удивил. Она медленно покачала головой.
– Нет. Все произошло так быстро, – ее голос вдруг сделался очень тонким и хриплым. Она чуть откашлялась, потом повторила: – Нет.
– Я думаю, что нет. Если судить по ране на голове, вы стояли к нему спиной.
«Или к ней», – подумала отчего-то Кайла, но ничего не сказала.
– Что вы делали у Залива русалок?
– Залив русалок? Так называется та бухта?
Марла кивнула.
– Говорят, что под определенным углом с определенного расстояния скалы там выглядят, как две русалки. Одна из них расчесывает волосы, а другая манит вас рукой. – Она пожала плечами. – Я никогда этого не видела, но слышала, как мужчины жизни готовы были прозакладывать, что видели этих русалок, расчесывающую волосы и манящую рукой. Если корабли подходят сюда к берегу достаточно близко, то поток тянет их на скалы. И с этим ничего нельзя поделать.
Кайла вспоминала эти черные с золотом скалы, пытаясь представить их в форме русалок, но все, что ей приходило на память, это острая рваная линия скал на фоне голубого неба. Ничего, напоминающего по форме женщину или рыбу, реальную или мистическую.
Но память тут же услужливо напомнила о том, что она слышала странные звуки на вершине скалы, призрачные, похожие на эхо женские голоса. Были ли они в действительности? Скорее всего, нет. Возможно, это всего лишь игра ее воображения, или то были голоса тех, кто на нее напал?
– Но все эти корабли, – задумчиво сказала Кайла. – И люди…
– Они почти все были пиратами, – заметила Марла спокойно.
В свете свечей седые прядки в волосах Марлы сверкали, как серебро, вызвав в памяти Кайлы сказку о волшебной серебряной пыли.
– Я никуда не собиралась уезжать, – сказала Кайла. – Я просто взяла лошадь, чтобы немного проехаться верхом. – Она сделал еще несколько глотков чая. – Потом я увидела башню и подошла посмотреть. А потом заметила тропинку, которая вела прямо к самому берегу. Мне захотелось подойти к воде, и я начала спускаться вниз. Там, на берегу, я увидела разбитый корпус корабля и заглянула в него. Внутри было темно. Я увидела… – Кайла нахмурилась, пытаясь вспомнить.
– Морскую звезду, – подсказала тихо Марла.
– Да, и птицу. Чайку. Она вдруг взлетела прямо передо мной. Я отступила на шаг. А потом… – Кайла снова нахмурилась, сосредоточенно глядя в свою чашку с травяным отваром.
– А затем кто-то, возможно даже, там был не один человек, ударил вас по голове, – сухо закончила за нее Марла. – Думаю, они воспользовались одним из старых брусьев или досок, которых там валяется предоста точно. Это означает, что они не готовились заранее, а подняли орудие за несколько минут до того, как на вас напали. По-видимому, просто воспользовались удобным случаем. Возможно, сначала они не собирались вас бить, но что-то заставило их сделать это, кто знает?
Марла откинулась на спинку кресла и продолжала задумчиво, словно рассуждая сама с собой:
– Этот кто-то, видимо, бросил вас прямо в воду, где вы плавали совсем недолго, как я понимаю. Если бы вы пробыли в воде чуть дольше, и даже я, – она осуждающе покачала головой, – не смогла бы вернуть вас к жизни.
Кайла совсем забыла о чае, внимательно слушая женщину. Марла наклонилась вперед и подняла чашку к ее губам, прежде чем продолжила свои рассуждения.
– В то время как вы без сознания плавали в воде, очевидно, должны были произойти еще некоторые вещи. Человек, или люди, которые напали на вас, почему-то оставили вас одну. Возможно, они думали, что вы уже мертвы или скоро умрете. Или, возможно, их спугнул смотритель. Должно быть, он кричал, звал вас. Если они его услышали, то должны были сразу же убежать, чтобы он не заметил их около вас. Смотритель нашел вашего жеребца, и хотя он не мог знать, что это именно ваша лошадь, он понимал, что так просто здесь неоткуда взяться лошади под женским седлом. Поэтому он пошел вдоль берега, спустился к воде и увидел вас. Он вытащил вас из воды и, положив на коня лицом вниз, что, возможно, и спасло вам жизнь, привез вас сюда. В такой позе вся вода из легких вылилась, и вы не задохнулись. – Она помолчала немного и добавила задумчиво: – Возможно, стоит применять этот способ, чтобы откачивать тонущих.
Кайла промолчала. Она просто смотрела на руку мужу, покоящуюся у нее на коленях.
– Это Роланд взял вас у смотрителя, – продолжала рассказывать Марла. – Он принес вас сюда, ухаживал за вами. Он кормил вас, поил, помог перевязать. Он оставался здесь с вами все время с тех пор, как принес вас сюда.
– Правда? – Кайла посмотрела на мужа, его волосы упали на лоб золотистыми кольцами, кажущимися гораздо светлее на его загорелой, смуглой коже. Глаза ее затуманились от неожиданно набежавших слез.
Марла встала и медленно обошла комнату, по ее пятам следовала тьма. Она погасила все свечи, оставив только одну, сгоревшую почти до конца. Марла ловко сняла с нее пальцами нагар, и свечка тихо затрещала, из последних сил разгоняя темноту.
Марла приложила пальцы к губам и чуть подула на них. Затем улыбнулась Кайле:
– Я добавила немного сонной травы в чай, чтобы вы лучше заснули. А теперь поспите, графиня, спокойной ночи.
С этими словами она вышла. Свечка, догорев, затрещала и погасла, комната погрузилась почти в полную тьму.
Кайла снова забралась под одеяло и повернулась лицом к Роланду. Последнее, что она видела перед тем, как погрузиться в царство снов, были его четко обрисованные красивые черты на фоне белой подушки.
Дункан был крайне расстроен.
– Я не понимаю этого, милорд, – говорил он, хмуро вглядываясь в линию холмов и крытых соломой крыш вдали. Затем, переведя взгляд на растянутые сети возле стены замка, на рыбаков, занимающихся их починкой, и вновь покачал головой. – Я просто ничего не понимаю.
– Сколько у нас сейчас новых людей? – терпеливо повторил свой вопрос Роланд.
И Дункан, верный друг и соратник, сражавшийся рядом с ним в бесконечном числе битв, умелый стратег и отважный воин, теперь только терзал свою бороду и, уставившись взглядом куда угодно, только не на Роланда, сокрушенно вздыхал.
Роланд тоже тихо вздохнул, сделав долгий, протяжный выдох. Он вовсе не хотел нажимать на своего капитана, так как ясно видел, что тот близко к сердцу воспринял нападение на Кайлу, рассматривая его как свою персональную вину и как оскорбление, нанесенное ему лично. Он, как и Роланд, хорошо знал, что полностью отвечает за отбор новых воинов.
– Две дюжины, не больше. Один парень удрал от нас в Лондоне. Флеминг, кажется. Так что ровно две дюжины.
– Две дюжины, – повторил Роланд задумчиво. Двадцать четыре совершенно новых человека, собранные по всей стране во время последнего задания, которое он выполнял для Генри. Это были люди, которые не смогли реализовать себя там, где они жили, без особенных надежд на будущее, без земли, без семей.
На Лорее, к сожалению, было мало земли. Однако и Талдон, и особенно Форсуолл представляли собой огромные, мало заселенные пространства, нуждающиеся в мужских руках. Так что если рекруты выказывали свою заинтересованность и желание остаться, Роланд всегда обдумывал этот вопрос, но не принимал решение без Дункана, которому полностью доверял, так как именно он был тесно связан с этими людьми, знал их сильные и слабые стороны.
Не было у него причин не доверять этим людям и теперь. Обращаясь к капитану за советом, он нуждался в его помощи, а вовсе не в его уязвленной гордости.
– Поговори со своими командирами, – сказал Роланд. – Расспроси, не заметили ли они чего-нибудь странного в поведении новичков. Все равно что. Только сделай это тайно. Ни к чему обижать людей.
Дункан кивнул, в его зеленых глазах застыла скорбь. Рыбаки тем временем спокойно продолжали свою бесконечную работу: чинили сети, перекидываясь шуточками, разговаривая, и так по нескольку часов под палящим солнцем.
Это было так обычно, так точно соответствовало тому, что он ожидал увидеть в это утро на этом самом месте. Здесь, в этой жизни, не было места интригам, тайным нападениям, загадочным убийствам. Одни и те же дружелюбные лица с сеточкой морщин и мудростью в глазах.
Его люди, думал Роланд, а затем почувствовал, как перехватывает горло при мысли о том, что где-то здесь, на острове, есть человек, который его предал. Он не может быть среди его людей. Это просто невозможно! И у него есть две дюжины шансов, чтобы доказать это.
Дункан снова кивнул, упорно не глядя на Роланда.
– Как она?
– Лучше. Она жива. Это главное.
– Надо поговорить со смотрителем. Смышленый парень. Может, он что-то заметил.
Роланд кивнул:
– Я поговорю. Удачи тебе.
Дункан выпрямился и с решительным видом направился в сторону солдатских казарм. Вскоре он смешался со своими людьми.
Смотритель был совсем еще молодой человек по имени Лассен, и он действительно оказался весьма смышленым и жизнерадостным. Именно поэтому его и назначили смотрителем. И хотя башня стояла довольно уединенно да и работа была, прямо скажем, скучной, это место считалось одним из самых почетных на острове. Роланд постарался донести до всех важность этого поста, а также то, что ожидает от смотрителя башни бдительности и верности, ибо здесь находится ключ к безопасности всех трех островов. Башня была выстроена на довольно высоком месте и сама была достаточно высокой, так что с нее просматривались почти три четверти каждого острова, а самое главное – пролив, отделяющий острова от большой земли.
Лассен пришел в замок на рассвете по первому требованию лорда. Хотя держался он спокойно и уважительно, но при этом не смел поднять глаза и смотрел куда-то в область правого плеча Роланда на протяжении всего разговора.
Вчера, увидев Кайлу, лежащую без сознания на руках этого молодого человека, Роланд был настолько потрясен, что не обратил на него никакого внимания. Теперь, полностью оправившись от шока, он сразу его узнал. Младший сын Макдермота, крепкого воина, искусного наездника, весьма умелого бойца. Сын был очень похож на отца даже обгоревшим носом. Роланд нахмурился, стараясь перевести мысли в другую плоскость.
– Как там ваша жена… Изабелл? – спросил он, выудив имя из каких-то дальних уголков памяти.
Лассен чуть успокоился, но глаз все равно не поднял.
– Хорошо, милорд. Просила передать привет вам и вашей леди, милорд.
– Ну что ж, спасибо ей. Я должен поблагодарить и вас за то, что вы спасли мою жену, – сказал Роланд спокойно.
Лассен еще ниже опустил взгляд, покраснев то ли от гордости, то ли от досады, Роланд не мог сказать. Он встал из-за письменного стола и подошел к окну.
– А где в это время был другой смотритель, тот, которого вы выручали. Где был Дерек Фэрроу?
Молодой человек откашлялся, но так ничего и не сказал. Роланд подождал, не двигаясь, повернувшись к нему спиной. Отсюда из окна он следил взглядом за маленькой рыжей собачкой, бегающей по двору вместе с двумя играющими с ней мальчишками. До него донесся скрип стула, на котором сидел Лассен, смущенное покашливание. Роланд ждал.
По двору прошли несколько девушек, что-то несущих в корзинах. Они весело хихикали и бросали взгляды в сторону молодых солдат, делающих вид, что ничего не замечают.
– Простите меня, милорд, – выпалил наконец Лассен.
Роланд чуть повернул к нему голову:
– Да?
Опять повисло тягостное молчание.
– Вы понимаете, что должны понести наказание за пренебрежение своими обязанностями, не правда ли? – спросил Роланд спокойно. – Ну конечно, понимаете. Но так как вы не единственный, кто пренебрег своим долгом, на этот раз наказания не будет. Так что можете не беспокоиться. – Он повернулся и сурово взглянул на обеспокоенного солдата. – Но где же все-таки был человек, которому вы помогали?
– Это была не его вина, милорд, – Лассен вытер рукой вспотевший лоб, затем, спохватившись, спрятал руку.
Роланд вновь позволил повиснуть молчанию.
– Лошадь Дерека потеряла подкову, милорд, и охромела милях в двух от замка, милорд. Он должен был поехать, чтобы подковать лошадь и полечить ей ногу.
Роланд опять отвернулся к окну, обдумывая слова молодого солдата.
– Сразу, как он только приехал в замок, он попросил подменить его, ехать прямо туда. Что я и сделал.
– Как долго, по-вашему, башня была без охраны?
– Не больше получаса, милорд. Я уверен.
Он говорит правду, понял Роланд. Полчаса. И каким-то образом Кайле удалось проскользнуть там именно в это время. Предоставив счастливый случай убийце, она направилась прямиком в самое опасное место на острове. Что ж, она заплатила за это. И кто-то еще заплатит, но гораздо более высокую цену.
Он не собирался наказывать Лассена. Парень и так чувствовал свою вину. К тому же он спас Кайле жизнь, а уж за это Роланд охотно бы его наградил.
Осторожно заданные вопросы ничего не прояснили. Лассен приехал к башне и обнаружил черного жеребца, свободно пасущегося возле берега. Он сразу же вытащил свой меч и крикнул, предупреждая незнакомца.
Однако в ответ не услышал ни звука. Он обследовал следы на тропинке, ведущей к берегу. Нет, он не может сказать, сколько именно. Был ветреный день, и следы уже почти полностью занесло песком.
Графиню он обнаружил сразу же, как только спустился вниз. Его привлекло ее платье, ярко-зеленое с желтым, качающееся на волнах. В первый момент он больше ничего не разглядел. Кажется, он заметил еще какие-то следы на песке, но в ту минуту все его внимание было отдано женщине, так что он не может сказать с уверенностью. Он был занят только тем, чтобы спасти графиню, и Роланд никак не мог его в этом винить.
Возможно, он и в самом деле наградит его, например, повышением по службе.
После того как Дункан поговорил с Лассеном Макдермотом, он позаботится о другом смотрителе, в этом можно было не сомневаться. Он без сомнения выяснит все детали, связанные с лошадью, потерявшей подкову, узнает, сколько времени понадобилось Дереку Фэрроу, чтобы привести ее в замок, и все, что может хоть как-нибудь его заинтересовать в связи с этим делом.
Итак, он отпустил Лассена, оставшись наедине с множеством невыясненных вопросов, мрачными подозрениями и тянущей, крайне неприятной болью в груди, мешающей ему дышать.
Предательство. Кайла в опасности. И он не знает, что сделать, чтобы защитить ее.
Она сидела на постели с раздраженным выражением человека, который хочет все делать по-своему и встречает сопротивление на каждом шагу.
– Я прекрасно себя чувствую. И я хочу просто немного пройтись.
– Позже, – спокойно сказала Марла, отмеряя какие-то капли в кружку, стоящую возле кровати.
– Но…
– Позже.
– Ты и раньше так говорила!
Роланд только улыбнулся, услышав ее капризный тон, а затем постарался придать своему лицу ласковое, вкрадчивое выражение, прежде чем войти в комнату. Увидев его, Кайла нахмурилась.
– Милорд, я очень хочу встать с постели и просто походить по комнате. Не понимаю, что страшного может здесь произойти? Камень упадет мне на голову с потолка или один из ваших мечей, что висят на стене, вдруг сорвется и захочет полетать?
– Весьма мрачная перспектива, вы правы, миледи, – согласился он, словно обдумывая ее слова. – Боюсь, я и в самом деле не смогу разрешить вам подвергаться такому риску.
Прежде чем она смогла с возмущением что-то ответить, Роланд подошел и, нагнувшись к ней, провел губами по лбу, глядя на ее широко раскрывшиеся в изумлении глаза и чуть приоткрытый рот.
– Лихорадки нет, – заметил он спокойно.
– Зато слишком много упрямства, – ворчливо заметила Марла. Она закончила смешивать свое таинственное питье и протянула кружку Кайле. Та хотя бы не стала возражать и, сморщив нос, начала пить.
Роланд сел на край кровати, наблюдая за тем, как она пьет, как солнце сверкает в ее волосах, рассыпавшихся по плечам красновато-золотыми кольцами.
Когда она закончила, Марла забрала у нее из рук кружку и почти неслышно вышла из комнаты, только тихий шелест платья обозначил ее движение. Она закрыла за собой дверь.
Он пришел сюда только для того, чтобы просто посмотреть на нее, убедиться, что с ней действительно все в порядке, и хоть немного успокоить страх и волнение, все еще живущие в нем после этого происшествия.
Она встретила его взгляд с вызывающим видом, демонстрируя полное несогласие с тем, что он ограничил ее свободу. Он понимал ее. Но через мгновение этот вызов вдруг исчез из ее глаз, она опустила взгляд с неуверенной, тревожной улыбкой на лице.
– Я должен научить тебя плавать, – сказал он.
Она на мгновение подняла взгляд.
– Я умею плавать, – фыркнула она презрительно.
Он взял ее руку, сжал ладонями. Ее пальцы показались ему ледяными.
– Тогда мне надо научить тебя не позволять другим бить тебя по голове, когда ты стоишь, повернувшись к ним спиной.
Напряженное выражение ее лица мгновенно превратилось в чуть насмешливую, но тем не менее спокойную улыбку. И он почувствовал, как внутри у него что-то оттаяло. Наконец он смог глубоко и спокойно вздохнуть, чего у него уже давно не получалось.
– Возможно, вы намерены снабдить меня лишней парой глаз на затылке, милорд? – спросила она учтивым тоном.
Он преувеличенно резко передернул плечами.
– Ваше предположение повергает меня в ужас, миледи.
Кайла откинулась на подушки и чуть больше расслабилась. Он казался таким милым сейчас, таким заботливым и обеспокоенным. Она проследила за его взглядом. Он смотрел, не отрываясь, на их переплетенные пальцы. Она просто не знала, что ей делать с ним, что сказать. Как обычно, подумала она беспомощно.
– Никогда больше не покидай замок без сопровождения, – сказал он, обращаясь к их сомкнутым рукам.
Ей показалось, она не совсем расслышала.
– Не покидать?..
– Без сопровождения.
– Но это же нелепо!
– В действительности, я не хочу, чтобы ты вообще бродила где-нибудь одна, даже по замку. Рядом с тобой теперь всегда кто-нибудь будет рядом.
Кайла от возмущения чуть не задохнулась.
– Я не ваша рабыня, милорд!
Его взгляд был непреклонен.
– Нет. И все же ты сделаешь так, как я сказал.
Она попыталась выдернуть руку, но он сжал пальцы, лишив ее возможности двигаться. Он поднял взгляд и встретился с ее сверкающими серебристо-голубыми глазами. Она видела, как его взгляд скользнул по ее лицу, задержался на губах и снова опустился на руки.
– Я не шучу, Кайла. Ты теперь ни на минуту не останешься одна даже в этих стенах, даже в этих покоях. И если ты захочешь покинуть замок, то сначала ты должна сказать об этом мне. – Он услышал ее резкий вздох. – Я и только я буду решать, возможно ли это в данный момент.
– Ты не можешь говорить это серьезно!
– Я думал, ты знаешь меня лучше.
– Это же, – она на мгновение замолчала, подыскивая слово, – простая случайность. Или ошибка. Может быть, это был вор, или какой-то чужак…
– Здесь, на Лорее, нет ни чужаков, ни воров. И это не было случайностью. Никто не станет бить случайно графиню Лорей куском дерева по голове.
Это и в самом деле казалось настолько очевидным, что ей нечего было возразить. Она попыталась придумать другое, более правдоподобное объяснение, но ничего не приходило в голову.
– Мы не знаем, как и почему это произошло, Кайла. И до тех пор пока этот человек, – он позволил себе чуть заметную зловещую усмешку, – не будет задержан, тебе придется меня слушаться. Я в ответе за твою безопасность. Я не допущу, чтобы с тобой случилось то же, что и с твоей матерью.
Он позволил себе сделать выразительную паузу, сам хорошенько не представляя, что имел в виду, но уверенный, что эти слова подействуют на Кайлу.
Буря эмоций и мыслей, захвативших Кайлу, оказалась настолько сильной, что она не могла облечь все это словами.
Нет, нет, я не хочу жить в вечном страхе, задыхаться здесь в четырех стенах!
– Ты не можешь меня удержать, – сказала она, чувствуя, как невыразительно звучит ее голос по сравнению с тем, что она сейчас чувствует.
Он надменно приподнял брови, выражая свое недоумение.
– Могу, – просто сказал он.
– Но что, если ты так никогда и не найдешь этого человека? Что тогда?
Отчаяние, овладевшее ею, заставило ее голос звучать слишком резко – резче, чем ей бы хотелось.
– Ну что ж. Тогда тебе придется привыкать к той компании, которая у тебя будет.
Роланд выпустил ее руку и встал, снова поцеловав в лоб, прежде чем она успела отреагировать на его слова. Кайла резко села на кровати, в ее глазах засверкали молнии, и Роланд поспешил уйти, не дожидаясь грома.
Она слышала, как он отдает распоряжение страже у дверей их спальни – должно быть, стража была повсюду, – а затем снова наступила тишина. Кайла осталась одна.
От чая Марлы ее опять потянуло в сон. Она уже пожалела, что выпила его. Ей надо было о многом подумать, спать совсем некогда. Она вновь хотела рассердиться. Она снова хотела обидеться.
Роланд по-прежнему командует ею, причем без всяких усилий добивается всего, чего хочет. Конечно, он создан для того, чтобы командовать. Кайла не представляла его без этого невидимого, но в то же время ясно ощутимого ореола власти. Он был главнокомандующим здесь, над тремя островами, и там, на большой земле, он имел огромное влияние даже на короля, что уж говорить об обычных людях, многие из которых его просто боялись и сжимались под его грозными взглядами.
Но она не относилась к обычным людям. Она не боялась его. И он не был ее господином, неважно, что бы там ни говорила об этом церковь или он сам.
Так она думала, но еще до того, как ленивая сонная волна накрыла ее, утянув в глубь сладкой дремоты, у нее в голове успела появиться еще одна мысль: Роланд беспокоится о ней, он хочет, чтобы она была в безопасности. В его взгляде она заметила тревогу, она была в этом уверена. Неподдельную, сильнейшую тревогу.
Значит, она ему не безразлична, пусть хотя бы чуть-чуть.
И, засыпая, она почувствовала, что улыбается.
12
Гардероб оказался гораздо тяжелее, чем казался с виду. Он был так тяжел, что Кайле, чтобы сдвинуть его хоть чуть-чуть с места, понадобилось приложить все силы и толкать его до тех пор, пока у нее не закружилась голова.
К счастью, ей не пришлось совсем отодвигать его, а лишь немного, только чтобы между стеной и шкафом образовалась небольшая щель, в которую она могла бы проникнуть, и с помощью находящихся с той стороны Элисии и Матильды отодвинуть в сторону панель в стене.
К сожалению, все получилось не так тихо, как она рассчитывала. Петли, долгие годы не открывавшиеся, громко заскрипели. Кайла помедлила, прислушиваясь, не насторожит ли охрану у дверей этот резкий звук.
После четырех дней заключения в своей спальне она была готова удрать куда угодно, только бы вырваться из этих стен. В конце концов, два дня спустя после того, как Кайла тайно начала подниматься и расхаживать по комнате, чтобы совсем не ослабнуть, Марла признала, что она уже вполне здорова, чтобы встать с постели. Однако Роланд только качал головой, хмурился и убеждал ее, что она еще совершенно не готова покинуть не только эту комнату, но даже кровать!
Этого Кайла уже не могла вынести. Они обращались с ней, как с беспомощным ребенком, просто отказываясь принимать во внимание ее собственные желания, а главное, способности. Они забыли, что она в одиночку переправлялась через реки, карабкалась по горам, проходя в день огромные расстояния, встречала величественные рассветы в горах, охотилась и ловила рыбу, чтобы не умереть от голода, и все это одна, без всякой помощи!
А теперь они собирались держать ее в четырех стенах, среди подушек и одеял, постоянно погружая с помощью своих снотворных снадобий в состояние ленивой дремоты.
А по ночам ее обнимал Роланд, обращаясь с ней так, словно она была сделана из тонкого драгоценного стекла. Он даже ни разу не поцеловал ее по-настоящему, только в лоб, как покойницу!
Стража у двери не подавала признаков жизни. Кайла с облегчением перевела дух. Очевидно, звуки, доносящиеся из комнаты, их не обеспокоили.
– Ты тут, тетушка? – послышался приглушенный голосок Элисии из-за полуоткрытых панелей. – Ты готова идти сюда?
Последнее время к ней приходили только Марла и дети, а однажды Сина и Харрик. Роланд считал, что ей еще слишком рано принимать посетителей с пожеланиями выздоровления, хотя, что касается Кайлы, она готова была встретиться с самим дьяволом, лишь бы только не умереть от скуки. Элисия приходила каждый день, по крайней мере, дважды, но когда она высказала пожелание заходить чаще, Роланд запретил, заявив, что не желает, чтобы его жена устала от детских глупостей.
У Кайлы на этот счет было свое мнение. Если кто и проявлял ребячливость, то уж определенно не Элисия.
Роланд обычно приходил в комнату с рассеянным видом, его взгляд блуждал где угодно и очень редко обращался прямо на нее. Он снова и снова расспрашивал ее о том дне, пока она наконец в отчаянии не подняла руки и не заявила: нет, она больше ничего не помнит и не может вспомнить. Она уже сказала ему все, что могла, по крайней мере, трижды. И теперь она хочет, чтобы он оставил ее в покое.
На самом деле она хотела совсем не этого. Но было слишком поздно брать свои слова назад. В полном отчаянии она смотрела, как он резко развернулся и вышел от нее, не сказав больше ни слова.
Прошлой ночью, когда он снова осторожно обнимал ее в кровати, он вдруг начал ее целовать, очень медленно, словно в полусне. Он обхватил пальцами ее подбородок и удерживал так, пока покрывал ее лицо нежными, сонными поцелуями, разжигая в ней огонь. Она повернулась к нему, наслаждаясь его прикосновениями. Он притянул ее к себе совсем близко, обхватил ногами.
Он был горячий и твердый, и ей показалось, что сон, который мучил ее последние дни, начал наконец сбываться, что он готов снова дарить ей наслаждение своими ласками и поцелуями, что в нем снова просыпается жар страсти, что его губы впиваются в ее рот, а его руки ласкают ей грудь…
Она выгнулась под ним, желая большего, зная теперь, что должно за всем этим последовать и предвкушая боль и наслаждение. Он нагнулся и обхватил губами ее сосок через тонкую ткань рубашки. Кайла откинула голову и застонала от предвкушения и наслаждения.
И тогда он остановился.
Словно ее стон вдруг разорвал тонкую паутину сна, в котором он пребывал. Роланд поднял голову, глядя на нее с легким изумлением, словно никогда не видел прежде. Она также смотрела на него, часто и тяжело дыша, не желая верить в то, что все на этом закончится. И все-таки это был конец.
Роланд потряс головой – словно в ответ на какой-то невысказанный вопрос, возникший в его собственной голове, – а затем отпустил ее и откатился на свою сторону на безопасное расстояние.
Она была слишком горда, чтобы просить его продолжать. И чувствовала себя слишком несчастной, вспоминая все, что она переживала в сладкие минуты их близости. Она лежала в ту ночь довольно долго, прислушиваясь к его дыханию, зная, что он не спит, растерянная и подавленная его странным поведением. Наконец почти под утро она заснула.
На следующее утро он приказал чужим, ничего не выражающим голосом, что она не должна покидать своей постели, а сам ушел жить нормальной жизнью в нормальном мире, не ограниченном одной кроватью. Если, конечно, на этом острове вообще могло быть что-то нормальное.
Марла, которая была в этот момент в комнате, взглянула на Кайлу и просто пожала плечами.
В тот же полдень, когда она лежала на кровати и в сотый, а может, в тысячный раз разглядывала и подсчитывала морские раковины на полке, к ней пришла Элисия. Девочка погладила ее по руке и сказала, что Элинор сообщила ей о том, что тетушке очень хочется приключений. А потом прошептала на ухо приглашение присоединиться к ее банде разбойников, которая действует за стенами замка.
Матильда, стоящая с другой стороны от Элисии, довольно небрежно заметила, что, по ее мнению, шкаф выглядит не таким уж большим и тяжелым, как она думала раньше. И охваченная желанием что-нибудь сделать – хоть что-нибудь! – Кайла согласилась.
Матильда ошиблась. У Кайлы заняло по меньшей мере час, чтобы хоть на несколько необходимых дюймов сдвинуть шкаф. Но теперь все было сделано.
– Тетя? – голосок Элисии, такой тонкий, призрачный, донесся до нее из темноты.
– Да, – откликнулась тихо Кайла. – Я уже иду.
Она подобрала юбки и протиснулась за заднюю стенку шкафа, осознавая, что если кто-нибудь войдет в комнату, то первое, что он или она увидит, будет этот отодвинутый шкаф. Скорее всего, они поймут все неправильно. Ну что ж, прекрасно. Пусть поломают голову. Она ведь не собирается бежать. В действительности ее вынудили на такие крайние меры совершенно несуразные распоряжения ее мужа.
Она пролезла через отверстие в стене и едва не свалилась на головы своих спасительниц, которые стояли слишком близко к входу.
Кайлу внезапно охватило чувство беззаботного веселья и восторга. Она почувствовала себя такой же глупой и маленькой, как эти две девчонки, которые сейчас весело хихикали, прижавшись к стене и зажимая рты ладошками.
– Пошли, – наконец отсмеявшись, сказала Матильда.
Узкий туннель освещался скудным светом медной жаровни, которую держала над головой с привычной легкостью Матильда. Элисия тронула Кайлу за руку.
– Идем, я покажу дорогу, – сказала она.
Камни были холодными на ощупь. Верхние казались совершенно черными от копоти факелов, с которыми обычно ходили по этим узким туннелям. Но зато здесь не было ни паутины, ни пыли. Разумеется, ведь туннелем, по всей видимости, пользовались постоянно.
Она услышала чьи-то неясные голоса впереди, раздающиеся здесь с множественным эхом. Матильда и Элисия тоже их слышали и потому чуть замешкались в нерешительности.
– Давайте сюда, – наконец решила Матильда, и они резко повернули за угол.
В этом проходе стены, казалось, сошлись еще ближе, если это было вообще возможно, и Кайле пришлось ссутулиться, чтобы не стукнуться головой. Здесь было более сыро и пахло плесенью. Девочки при этом, казалось, совсем ничего не боялись. Они обе улыбались, а Матильда время от времени поглядывала на Кайлу, видимо, желая удостовериться, что та так же наслаждается этим приключением, как и они.
– Куда мы идем? – спросила Кайла после того, как они раз пятнадцатый повернули по бесконечно разветвляющимся проходам.
– В детскую, конечно, – сообщила Элисия. – Да мы почти пришли.
Они все еще слышали голоса, но теперь они звучали более приглушенно, без эха, и, очевидно, раздавались за стеной. Разговаривали мужчина и женщина, женщина вдруг засмеялась. Чуть дальше послышались голоса нескольких женщин, поддразнивающих, очевидно, друг друга по поводу излишнего внимания со стороны какого-то Хамиша или Гамлета. Еще дальше – мужские голоса, спорящие. Внезапно Кайла услышала свое имя.
– Подождите, – прошептала Кайла и потянула девочек поближе к тому месту, откуда было лучше слышны эти мужские голоса. Она прижала палец к губам, призывая девочек к молчанию. Матильда кивнула. Элисия тем временем уже приложила ухо к стене и внимательно слушала.
– … в бухте. Ты все испортил. Слишком…
Другой голос был тише, казалось, говоривший оправдывался:
– Он сам так сказал! Она была одна, это был шанс… смотритель был так близко… не повезло…
Другой его прервал, в его голосе звучал не то гнев, не то возмущение, Кайла не поняла. Говорившие, видимо, отошли от стены, так как голоса звучали все глуше и глуше, пока не смолкли совсем. Больше Кайла ничего не смогла расслышать. Но и этого было довольно, чтобы понять – они говорили о том дне на берегу, возле башни.
Она стояла, замерев, с бешено бьющимся сердцем, пытаясь взять себя в руки и придумать, как именно ей следует сейчас поступить. Она вспомнила и о перерытом сундуке с ее вещами, и о шагах, преследующих ее в коридорах замка, когда она не могла найти свою комнату, об интуитивном чувстве опасности, которому потом решила не придавать значения. И, конечно, о невидимом враге, который тихо подкрался к ней сзади и ударил по голове в то утро на берегу. Теперь она обнаружила голоса – их было двое. Все, что ей теперь было нужно, – это увидеть их лица.
Матильда смотрела на нее во все глаза. Элисия пробежала пальчиками по стене, пока не нащупала камень, который чуть шевелился. Кайла с запозданием поняла, что она собирается сделать.
– Нет, – прошептала она, но потайная дверь в комнату была уже открыта. На этот раз совершенно бесшумно.
Она пихнула обеих девочек обратно в туннель, подальше от света, проникшего из комнаты, подальше от опасности. А сама осторожно заглянула в комнату. Там никого не было. Тогда она обернулась к девочкам, нагнулась к самым их ушам.
– Я хочу, что бы вы обе оставались здесь, поняли? Обещайте, что останетесь здесь и никуда не пойдете.
Матильда серьезно кивнула. Элисия смотрела мимо, словно вглядываясь в себя.
– Вы взяли с собой ваш кинжал, тетушка?
Нет, конечно, нет, она даже не подумала об этом. Кинжал остался лежать под тюфяком на ее постели, совершенно бесполезный.
– Не беспокойтесь, – сказала Элисия, словно смогла прочитать ее мысли. – Вам он сейчас не понадобится. А мы подождем вас здесь.
Кайла перевела дыхание и чуть нахмурилась.
– Я скоро вернусь, – сказал она не слишком, впрочем, в этом уверенная.
Чтобы окончательно не потерять присутствие духа, она повернулась к свету, подождав, пока глаза привыкнут к нему после темноты потайного хода. Теперь она смогла рассмотреть комнату с тяжелой темной мебелью, большой круглый стол, стулья с высокими спинками, потухший камин. Дневной свет проникал в комнату через два высоких окна на противоположной от нее стене.
Комната была пуста. Кайла выскользнула из хода, скрытого за шелковыми панелями, которыми были отделаны стены, и проникла дальше в комнату, настороженно оглядываясь, желая убедиться, что она и в самом деле здесь одна. Не было никаких следов чьего-либо присутствия. Разве только доска с шахматными фигурками стояла на небольшом столике у стены, готовая к игре. Даже пепел в очаге казался совершенно холодным, словно лежал здесь уже несколько дней.
Разумеется, если люди, чьи голоса она только что слышала, встречались здесь тайно, они едва ли оставили бы здесь следы своего присутствия, а Кайла была уверена, что люди, пытавшиеся убить ее, и должны были встречаться здесь тайно.
Эта мысль была такой чужой, такой странной, что Кайла тут же попыталась ее отбросить, едва только она пришла ей в голову. Было слишком тяжело, слишком сложно думать об этом сейчас.
Хотя она страшно боялась, но все-таки прошла дальше по направлению к двери, чуть приоткрытой. Рука сама собой потянулась к левому боку – туда, где обычно был пристегнут кинжал. За долгие месяцы своих скитаний она привыкла к тому, что он был всегда под рукой. И почему она оставила его в комнате? Впрочем, проклинать себя за глупость было сейчас бесполезно. Она взяла со столика тяжелую шахматную фигуру – это была королева, – вырезанную из куска мрамора размером с ее ладонь.
Слишком ничтожное оружие, она понимала это. Но все же лучше, чем ничего. Фигурка была твердой и увесистой. Пальцы удобно обхватили ее посередине, устроившись в вырезанных углублениях.
Кайла прислушалась, но больше никаких голосов не услышала. Дверь притягивала ее, соблазняла выйти в коридор. Возможно, она сможет увидеть тех, кто только что разговаривал здесь. Она очень странно себя сейчас чувствовала, словно смотрела на себя со стороны: вот она осторожно крадется вдоль стены, ждет, выглядывает в коридор. Прислушивается.
Но что это? Она снова услышала тот же голос в конце коридора. Кайла высунулась дальше из двери. Полутемный, обычный для здешнего замка коридор, едва освещенный факелами. Вдалеке слабый свет, возможно, там находится другая комната. Движущиеся тени…
Они были там, двое мужчин, направляющиеся от нее, один из них сейчас что-то говорил. Она узнала его глубокий голос, хотя не могла разобрать ни одного слова.
Шахматная королева едва не выскользнула из ее руки. Ладонь взмокла. Она переложила ее в левую руку, а правую вытерла о подол платья, прежде чем снова взять ею фигурку.
Двое мужчин уходили все дальше. Она не могла их рассмотреть. Они казались ей всего лишь тенями против света, к которому направлялись.
Это никуда не годилось. Ей необходимо было хотя бы мельком взглянуть на них. Святой боже, если бы она смогла разглядеть хотя бы одного, то непременно узнала бы его потом.
Кайла подобрала юбку, чтобы она не мешала ей, и легко побежала по коридору, едва касаясь пола ногами. Она специально выбрала сегодня платье из легкой шерсти, не сковывающее движений, что казалось ей важным для прогулок по тоннелю. Но она и представить себе не могла, что ей придется преследовать двух мужчин, пытавшихся ее убить.
Но почему? Что она такого сделала, чтобы заслужить смерть? Ведь опасность угрожала ей чуть ли не с первого дня ее прибытия на остров. Они просто выжидали удобный момент, чтобы убить ее. Но какой в этом смысл? Кому она могла так мешать? Кайла терялась в догадках.
Эти двое шли впереди нее, не обращая ни на что внимания, а она преследовала их со все возрастающим гневом – ее давним союзником, который помог ей когда-то выжить, наделив ее силой, хитростью и коварством.
Они дошли до конца коридора и повернули налево, к свету. Она смогла заметить, что один из них – брюнет, а другой – шатен. Но лиц она, к сожалению, разглядеть не смогла.
Стараясь двигаться бесшумно, подобрав юбки, Кайла пробежала остальной путь по коридору и остановилась только возле угла, прижавшись спиной к стене, чтобы выровнять дыхание и успокоиться.
То, что она приняла сначала за комнату, был еще один большой широкий холл, ведущий во двор замка, откуда и проникал сюда свет. Здесь повсюду были люди, высокие и маленькие, с самым разным цветом волос. И все они направлялись куда-то по своим делам.
Наконец, собравшись с духом, она повернула за угол и прислонилась к стене, совершенно растерянная, разглядывая эту толпу в тщетной надежде увидеть двух примеченных ею мужчин.
Если они и были здесь, она не смогла бы их узнать. Но, возможно, они уже ушли. Кайла закрыла в отчаянии глаза и изо всех сил сжала шахматную фигурку, которую все еще держала в руке, стараясь успокоиться и справиться со своим гневом. Сейчас он уже не мог ей помочь.
Она понимала, что должна вернуться к девочкам. Когда она снова открыла глаза, то увидела, что привлекла всеобщее внимание. Люди начали с интересом и удивлением глазеть на нее. Впрочем, она полагала, что действительно выглядит несколько странно: с распущенными, непричесанными волосами, покрасневшим лицом да еще и довольно крупной шахматной королевой в руках.
Осознав это, Кайла резко повернулась и выбежала из холла, прежде чем на нее обратятся жалостливые взгляды и кто-нибудь не предложит своей бестолковой хозяйке проводить ее до ее комнаты.
На обратном пути коридор показался ей гораздо длиннее, с множеством закрытых дверей, которые она не увидела сначала, так что у нее на мгновение возникли сомнения, шла ли она вообще по этому коридору и уж не заблудилась ли снова?
Но нет, она явно шла туда, куда надо, потому что вскоре услышала голос, от которого у нее по спине побежали мурашки и сразу же появилась головная боль, от которой, как она думала, она уже избавилась.
– Когда? – требовательным тоном спрашивал Роланд, его громовой голос раздался из комнаты слева от нее. – Как давно она ушла?
– Она сейчас вернется. – Кайла узнала голосок Элисии, звучащий довольно тихо, с заговорщицкими нотками. – Она просто преследует одного плохого человека.
Кайла чуть помедлила у двери, на самом деле подумывая о том, чтобы развернуться и убежать по уже знакомому коридору во двор, куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Ей вовсе не хотелось сейчас встречаться с мужем, особенно когда он был в таком настроении. Но в следующую минуту она услышала чей-то тоненький всхлип, видимо, Матильды.
– Я поищу ее, милорд, – раздался другой мужской голос. Дункана, должно быть. – Я пошлю везде людей. Мы вернем ее немедленно.
– В этом нет необходимости. Я уже сама вернулась, – стараясь сохранять спокойный тон и холодность, произнесла Кайла, входя в комнату. – Умоляю, не мучьте больше детей, милорд. В этом нет их вины.
Роланд выпрямился, поднявшись с пола, где он стоял на одном колене, держа обеих девочек за руки. Когда он повернулся к ней, лицо его было непроницаемым. Кайла не могла понять, сердится он или, напротив, испытывает облегчение при виде ее. Только его глаза казались живыми, сверкающими на этом застывшем лице. Кайле на миг показалось, что ее окатили ледяной водой. Она непроизвольно отступила на шаг.
– Я же вам говорила, – спокойно произнесла Элисия.
– Да, говорила, – сказал Роланд. Ничего в его тоне не выражало тех эмоций, которые бушевали в его взгляде. Но Кайлу не могло провести это показное равнодушие. Опустив взгляд и увидев королеву, которую она все еще держала в руке, Кайла попыталась спрятать ее в складках платья.
Дункан, стоящий возле панели, скрывающей потайной ход, смущенно откашлялся.
– Отведи их назад в детскую, – приказал Роланд, не сводя взгляда с Кайлы. Дункан послушно подошел к девочкам, взял их обеих за руки и направился к потайному ходу.
Кайла совершенно не знала, что ей делать, чего ожидать. Она почувствовала, что глаза вдруг заволокло пеленой, и она заморгала, чтобы смахнуть слезы. Это от страха, поняла она. Я действительно его боюсь.
Как только возникло осознание, пришла и способность противостоять этому страху. Кайла незаметно выпрямилась, развернула плечи, приподняла подбородок и заставила себя прямо встретить пылающий гневом взор мужа. Ее страх был совершенно иррационален, и она понимала это. Он основывался на безымянных неясных образах, существующих в ее воображении. Страх был ее врагом, и она не должна уступать ему ни в коем случае.
Роланд наконец опустил взгляд, переведя его на стол, где стояли шахматы. Как бы машинально он взялся за короля, чью королеву Кайла держала сейчас в руке, и принялся постукивать по нему пальцем. Она, словно зачарованная, следовала взглядом за его рукой, наблюдая, как его пальцы передвигаются по ряду мраморных фигур, трогают пешек, коней, рыцарей, а затем снова возвращаются к одинокому королю, стоящему возле пустой клетки.
Роланд поднял взгляд.
– Сыграем? – спросил он.
– Прости, я что-то…
Роланд подставил к столику с шахматами еще один стул.
– Не желаешь ли сыграть со мной партию в шахматы?
Казалось, он не шутил. Кайла медленно приблизилась к нему, думая о том, что кто-то из них двоих, очевидно, сошел с ума.
Роланд ждал, кивнув на стул против себя. Выражение его лица сейчас больше всего напоминало выражение галантного придворного, предлагающего малознакомой даме стул.
Кайла почти упала на этот стул, держась от стола достаточно далеко.
– Белые или черные? – все с той же вежливой едва заметной улыбкой спросил он.
Кайла только моргнула.
– Полагаю, все же черные, раз уж вы оказались на их стороне. – Он поправил доску из черного и белого оникса и тяжелые, тонкой работы фигурки, разместив каждую на своем месте. Затем постучал пальцами по пустой клетке.
– Мне нужна моя королева, – сказал он.
Она поняла, что он видел, как она прятала от него шахматную королеву в складках своей юбки. Опустив взгляд, она посмотрела на белую мраморную фигурку, которую держала в руке, и протянула ее Роланду через стол.
– Спасибо, – сказал он, словно это было в порядке вещей – носить за собой по замку шахматную королеву.
– Пожалуйста. – Ее голос чуть дрогнул.
Роланд поставил королеву на место, затем двинул вперед пешку.
– Не слишком удачное оружие, миледи.
Она поняла, что он говорит о королеве, заметив полное отсутствие осуждения в его голосе. Это придало ей смелости, и она взглянула ему в лицо.
Роланд внимательно рассматривал ее, все еще отчужденно, словно какое-нибудь странное, неизвестное ему животное, которое почему-то сидит напротив и играет с ним в шахматы. Кайла села чуть повыше.
– Это все, что я могла найти в ту минуту. У меня не было времени. – Дрожь в голосе пропала.
– Разумеется.
Она продолжала смотреть на него, стараясь разгадать, что скрывается за его короткими репликами, за этой неясной, туманной манерой вести себя. Роланд чуть приподнял брови.
– Ваш ход, миледи.
Она двинула пешку. Он принялся обдумывать следующий ход, потирая подбородок. Солнечный свет, проникающий в комнату через высокие узкие окна, бросал светлые блики на его лоб, подчеркивая изломанную линию его бровей, что придавало его красивым чертам немного дьявольский вид. Его длинные, красивой формы пальцы поглаживали слона.
– Я полагаю, вы хорошо себя чувствуете, раз поднялись с постели. – Его губы чуть искривились, что, видимо, означало сухую улыбку.
– Вполне хорошо.
– Я рад.
Она снова взглянула на него, на этот раз с подозрением, но не смогла разглядеть за его словами ничего, кроме искренней заботы. Он оставил в покое слона и снова пошел пешкой.
Она не знала, что ей и думать. Она ожидала от него взрыва гнева, возможно, даже ярости из-за того, что осмелилась нарушить его приказ. Взгляд, который он бросил на нее, когда она вошла в комнату, не предвещал ничего иного. Но сейчас он был спокоен, ничем не напоминая того человека, который едва не прожег ее взглядом, заставив хотеть только одного – убежать подальше и спрятаться.
– Снова ваш ход, миледи.
Она тоже двинула другую пешку и, подняв глаза, убедилась, что он не сводит с нее своего внимательного, изучающего взгляда. Она старалась не отводить взгляд, но потом почувствовала себя очень глупо, поймав себя на таком состязании. Она опустила глаза, стараясь разобраться в своих мыслях.
– Я впечатлен, – Роланд откинулся назад на высокую спинку стула, – твоей невероятной изобретательностью и силой. Между прочим, шкаф был выбран исключительно из-за своего веса.
Она подергала рукава.
– Мне следовало бы приделать этот чертов шкаф к полу болтами, – продолжал Роланд любезным тоном. – Но я просто не хотел закрывать вход в этот туннель навсегда. Я думал, что однажды этот вход может оказаться очень кстати. Как в этот раз для тебя, не так ли?
Она внимательно разглядывала вышитые на рукаве листья. Кажется, это был плющ.
Роланд взял своего рыцаря и двинул его через всю доску, «съев» по дороге две пешки Кайлы, поразив ее своей неожиданной мощью, которая читалась не только в его движениях, но и в его взгляде, устремленном прямо на нее.
– Я был несколько… – Кайла видела, что он подыскивает слово, – несколько обеспокоен, когда вошел в нашу спальню и обнаружил, что ты исчезла.
Он продолжал с силой сжимать рыцаря, и только по этому движению Кайла могла догадаться, что его спокойствие напускное. Она нервно сглотнула.
– Все оказалось зря.
– В самом деле? Так ли уж зря, Кайла? Сегодня днем я обнаружил, что моя жена не только ослушалась меня, но еще и втянула двух детей в свою опасную игру. Моя жена, видите ли, – он улыбнулся ей с мрачным видом, и она увидела тот самый холодный огонь в его глазах, на этот раз ничем не прикрытый, – совсем недавно получила тяжелый удар по голове. Она, возможно, не в состоянии рассуждать ясно. Она не подумала о том, что могла заблудиться в этом лабиринте из туннелей. Некоторые из них, например, ведут вниз, прямо в океан, открываясь в пещеры под замком. Ты знала об этом?
– Нет, я…
– Разумеется, нет. Но, возможно, моя жена ушла не сама. Может быть, ее утащили. Может быть, тот человек, который ударил ее по голове, вернулся, чтобы закончить свое дело. Что, если он узнал про туннель и воспользовался им? Может быть, он убил ее спящую, спрятал ее тело в одном из этих ходов?
Она выпрямилась на стуле, яростно качая головой, с широко раскрытыми глазами.
– Ты просто не понимаешь…
Рыцарь разлетелся вдребезги за ее спиной, внезапный резкий звук прозвучал, как хлесткий удар грома, прямо над головой. Это было так неожиданно, что Кайла громко вскрикнула и прикрыла рот рукой. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что рыцарь разлетелся на куски, потому что Роланд швырнул его со злостью об стену.
Он уставился на свою руку. Она чуть дрожала. Он смотрел на нее так, словно она только что совершила нечто неожиданное без его ведома.
Кайла откинулась назад, все еще зажимая рот рукой. Роланд медленно перевел на нее взгляд.
– Ты не представляешь, что это такое, – сказал он.
Его слова звучали глухо, так, словно он говорил со ртом, набитом шерстью.
Она покачала головой, глядя на него широко раскрытыми глазами.
– Ты не знаешь, – тихо повторил он все тем же чужим голосом. – Тьма. Пустота.
Она вдруг оказалась в каком-то странном, нереальном мире. Какая-то часть ее сжалась от ужаса перед ним, какая-то – стремилась утешить его. Но ни одна из них не понимала его. О чем он говорит? Какая тьма?
Роланд молчал, согнувшись пополам, как от невыносимой боли, скрыв от нее лицо. Но эта слабость прошла так же быстро, как и возникла. Он вышел из своего странного состояния, встал и направился прямо к панели, за которой виднелся все еще открытый проход в туннель.
– Идем, – сказал он уже совершенно нормальным голосом, весьма повелительным, и протянул ей руку.
Кайла приняла решение.
– Я больше не собираюсь сидеть взаперти в этой комнате. – Она сложила руки на груди, надеясь, что выглядит более решительной, чем чувствовала себя на самом деле. – Ты же прекрасно видишь, что я совершенно здорова. Я не потерялась в туннеле, и меня никто не убил.
Он ждал, ничего не говоря, с протянутой рукой, заставив ее чувствовать себя чуточку глупо. Но однажды она на это попалась. Больше он ее не проведет.
– Я видела их, Роланд. Я видела этих мужчин. Их было двое.
– Ты видела их лица? – Она почувствовала, как он напрягся, вонзившись в нее взглядом и весь превратившись во внимание.
– Нет, не лица, – призналась она. – Но я видела их издалека. Я видела, когда они шли вдвоем. Я знаю, какого они роста, сложения, я знаю цвет их волос. Я могу узнать их голоса.
– Понятно. – Роланд сделал несколько шагов по направлению к ней. – И что же ты собираешься со всем этим делать?
– Когда я спущусь сегодня ужинать, у меня будет возможность как следует рассмотреть всех. Ведь на ужин собираются все, не так ли?
– Все, кроме тебя, – сказал Роланд без улыбки.
Что-то в ней дрогнуло, чувство собственного достоинства помогло собрать последние остатки силы воли. Она гордо подняла голову и уверенным тоном произнесла:
– Я спущусь сегодня к ужину, а если ты хочешь помешать мне, то придется связать меня.
– Неплохая мысль. Не искушай меня!
Она встала, оттолкнув стул со своего пути.
– Ты не сможешь меня остановить!
– Ты даже не представляешь, что именно я могу, – заявил он холодно, грозно возвышаясь над ней. – И уж во всяком случае, я могу остановить тебя. Я могу сделать с тобой все, что захочу.
– Ну зачем ты так? – воскликнула она. – Зачем ты делаешь все это? Почему ты такой… – Но прежде чем оскорбительные слова успели сорваться с ее губ, она снова зажала рукой рот, ужаснувшись и устыдившись тому, что снова потеряла контроль над собой.
Роланд внимательно посмотрел на нее, затем наклонил голову и провел рукой по лицу. Этот жест выражал безмерную усталость.
– И в самом деле? – пробормотал он, обращаясь к самому себе с сардонической усмешкой.
Она медленно отняла руку ото рта и, старясь изо всех сил сдержать слезы, крепко сжала зубы.
– Хорошо, ты победила, – сказал он устало. – Пойдешь ужинать вместе со мной. Почему бы и нет? Пусть даже целый мир выбрал тебя своей мишенью!
Кайла тряхнула головой, отводя пряди волос с лица.
– Не беспокойся. Я первая выберу себе мишень.
– Прекрасно, – ответил он, но выражение его лица свидетельствовало о том, что он далеко не в восторге.
Повариха, не ожидавшая появления за столом графини, тем не менее постаралась что-нибудь наспех приготовить, чтобы ублажить больную.
– Опять овсянка, – Кайла подняла ложку, позволив жидкой серой кашице струйкой вылиться обратно в тарелку. – Какая забота обо мне.
– У вас просто плохой аппетит, – заметила Марла, похрустывая поджаристым крылышком курицы, сдобренной тимьяном и розмарином. А затем улыбнулась, видя кислое выражение лица Кайлы. – Если вы не станете есть, то очень обидите повариху.
С другой стороны Элисия подергала Кайлу за рукав. Когда Кайла наклонилась к девочке, та взяла ее руку и, опустив вниз, положила на голову мастифа, с удовольствием пристроившегося под столом между ними. Кайла быстро оглянулась. Марла в этот момент разговаривала с Харриком, сидящим с другой стороны от нее. Роланд отошел к другому столу, где сидел Дункан, и что-то говорил ему, наклонившись к его уху, спиной к Кайле.
Больше не оглядываясь, Кайла взяла тарелку и быстро сунула под стол, держа ее на весу под носом у собаки. Через несколько мгновений тарелка была вылизана до блеска и Кайла поставила ее на край стола.
– Еще курицы, пожалуйста, – громко попросила Элисия.
Большой зал был также полон народа, как и в первый день ее прибытия сюда. Люди сидели за длинными столами на лавках и громко разговаривали, смеялись. Так много людей. Как же она сможет обнаружить среди них тех двоих?
Роланд закончил разговаривать с Дунканом и обернулся как раз в тот момент, когда перед ней поставили тарелку с жареной курицей. Она покачала головой, чтобы показать, что не обнаружила пока тех мужчин. И он снова повернулся к собеседнику.
Но, похоже, тех двоих искала не только она одна. Кайла заметила, как несколько воинов, делая вид, что они так же, как и все, едят, пьют и разговаривают, в то же время внимательно оглядывали зал, бросая время от времени взгляды то на Роланда и Дункана, то на других воинов в противоположной части зала.
Здесь было так много мужчин с темными волосами и еще больше с каштановыми. Поскольку все они сидели, было невозможно угадать их рост. А в общем гуле голосов нельзя было расслышать какой-нибудь один голос, даже если человек сидел совсем рядом, как, например, Харрик, когда он, перегнувшись через Марлу, предложил Кайле рагу из кролика.
Она приняла еду с отсутствующей улыбкой, так как ее взгляд неожиданно выхватил из толпы мужчину. Это был не солдат, скорее фермер. Грубая одежда, простые, резкие черты лица, черные волосы, как, впрочем, у каждого четвертого здесь в зале. В нем не было ничего необычного, разве то, как именно он повернулся, разговаривая с сидящей рядом женщиной. В этом движении Кайле показалось что-то знакомое. Но это все было так неопределенно. Возможно, она встречала его в тот день, когда только приехала сюда, она не была ни в чем уверена. И все же что-то было в том, как он двигался…
Но нет. Невозможно ничего сказать наверняка. Вот если бы послушать его голос…
Она уже начала подниматься со своего места, еще пока не представляя себе, каким образом сможет подойти к интересующему ее мужчине, как что-то произошло у дальнего выхода. Воины, отбросив напускную беспечность, окружили какого-то человека, который попытался войти в зал.
Через мгновение они расступились, позволив ему пройти. Он направился прямо к Роланду и отвесил ему глубокий поклон.
Этого человека Кайла определенно не знала. Он был одет в теплую дорожную одежду, которая выглядела промокшей, очевидно, после путешествия в лодке по морю.
Марла успокаивающим жестом положила руку на плечо Кайлы, мягко, но настойчиво заставив ее снова сесть, ошибочно расценив ее движение как попытку сбежать.
– Нет причин для беспокойства. Это Джон Кэмпбэлл, один из наших старших воинов. Он, должно быть, привез новости из Англии.
Роланд и Кэмпбэлл подошли к Дункану, а затем все трое вышли из зала.
Марла положила хлеба и сыра на тарелку Кайле. Курица и рагу были уже съедены.
– Интересно, – сказала она задумчиво, – что там случилось?
Харрик улыбнулся:
– Уверен, ты тем или иным способом вскоре обо всем узнаешь.
– Без сомнения, – согласно кивнула Марла.
Элисия наклонила голову над тарелкой, удержавшись от комментариев, что уже само по себе было необычно, подумала Кайла. Она почувствовала легкий укол беспокойства.
Трое мужчин наконец вернулись и разошлись по трем разным направлениям. Дункан вернулся к своему ужину, Кэмпбэлл присоединился к другой группе молодых мужчин. Роланд направился прямо к их столу. Гул голосов на некоторое мгновение затих, затем все опять вернулись к своим разговорам.
– Какие новости, милорд? – спросила Марла, когда Роланд занял свое место за столом – сама невозмутимость и выдержка.
Роланд взял Кайлу за руку. Несмотря на внешнее спокойствие, она заметила еле заметную искорку беспокойства в его глазах, которую уже научилась распознавать.
– Мой человек только что вернулся из Лондона. Не удалось узнать ничего нового, что могло бы пролить свет на убийство твоей матери. – Он отвернулся и, казалось, потерялся в своих мыслях. Однако через некоторое время заговорил снова: – Тем не менее произошло кое-что достаточно существенное. Такое, о котором, как мне кажется, тебе бы хотелось узнать. Похоже на то, что леди Элизабет де Корби лишила себя жизни.
Кайла молча смотрела на него, казалось, слова кружились вокруг, не доходя до ее сознания. Леди Элизабет? Наложила на себя руки? Она затрясла головой, отказываясь верить.
– Это правда, – Роланд хмуро оглядел зал. – Говорят, последнее время она была сильно подавлена.
Кайла живо представила себе леди Элизабет, грациозную, изысканную, поздравляющую ее со свадьбой, такую приветливую, улыбающуюся, несмотря на необычность обстоятельств, при которых они встретились. Леди Элизабет, милая женщина с добрыми глазами, подруга ее матери, которая послала ей, Кайле, целый гардероб платьев, когда обнаружила печальные обстоятельства, в которых оказалась дочь ее дорогой подруги.
Она испытала своего рода шок и в то же время странную, необъяснимую боль, узнав о смерти человека, которого в действительности она даже не знала. Но для Кайлы леди Элизабет оставалась последней ниточкой, которая связывала ее с прежней счастливой жизнью, когда были живы родители и Алистер. Она знала Элейн и любила ее. И вот уже и этой женщины больше нет на свете.
– Лишила себя жизни, – печально повторила Кайла.
– Нет, – в первый раз за долгое время заговорила Элисия. – Эта женщина обрела покой. – И она снова уткнулась в тарелку.
Еще одно озадачивающее высказывание этого необычного ребенка. Причем, без сомнения, имеющее глубокий, хотя и не совсем ясный на первый взгляд смысл. Кайла понимала, что все замечания Элисии содержат скрытую истину – неважно при этом, насколько невинными кажутся сами слова, – но сейчас она не поняла, на что та намекала, а спрашивать, как уже по своему опыту знала Кайла, было бесполезно. Элисия только пожмет плечами или просто улыбнется, или отвернется и уйдет. Да Кайла сейчас и не могла сосредоточиться больше ни на чем, кроме самого этого ужасного известия: леди Элизабет мертва.
Ужин кончился, и к тому времени, когда Кайла сумела достаточно собраться, чтобы продолжать выискивать мужчину с черными волосами, половина зала опустела, а остальные собирались уходить. Слуги сновали повсюду, убирая остатки ужина.
Харрик ушел, Марла забрала Элисию вместе с другими детьми в детскую.
Роланд, разумеется, остался с Кайлой, он медленно потягивал вино, молчаливый и задумчивый, уставившись куда-то в пространство.
Ей пока еще не хотелось возвращаться в свою комнату. Может быть, потому, что это был ее первый выход на свободу за последнюю неделю, и ей не хотелось так быстро с ней расставаться. Возможно, также ее пугала перспектива провести всю оставшуюся часть вечера в своей комнате одной.
Впрочем, возможно – и это само по себе было достаточно удивительно, – что она просто хотела побыть в обществе, причем одного-единственного человека. Она хотела быть с Роландом.
Ее бокал опустел, тарелку уже забрали; Кайла сидела и думала, как бы ей прервать размышления Роланда, и стоит ли сообщать ему о том человеке, который мог быть, или не мог, одним из тех двоих. Но прежде чем она успела принять окончательное решение, Роланд поднял на нее взгляд.
– Хочешь посмотреть на звезды?
О да, она хотела. Очень хотела!
Он вывел ее из огромного зала и направился к одной из многочисленных комнат, примыкающих к главному холлу. Эта комната мало чем отличалась от остальных, разве что здесь было немного больше украшений: большое квадратное окно, состоящее из множества мелких цветных стекол, большой гобелен во всю стену с изображением людей и животных, пол, выложенный белыми и серо-голубыми гранитными плитами, сверкающий безупречной чистотой.
Роланд подошел к камину и надавил обутой в сапог ногой на голову чугунного дракона на решетке.
Одна из секций пола сдвинулась с места, открыв лестницу, ведущую вниз, в темноту.
Роланд улыбнулся.
– Один из моих предков был определенно помешан на потайных ходах. Он создал здесь очень сложную и запутанную систему. Почти второй замок внутри этих стен.
Лестница была очень крутой и узкой, Кайле приходилось каждый шаг делать чрезвычайно осторожно, чтобы не оступиться и не свалиться на своего мужа, который шел впереди. Когда они добрались до относительно пологого участка, он остановился, повернулся к ней и помог сойти с последних ступеней. Затем повернулся к стене и надавил на какой-то выступающий камень. Скользнувший в сторону участок стены открыл перед ними путь в полную темноту.
Кайла чувствовала, что Роланд находится где-то ниже, возможно, даже стоит на коленях. Раздался какой-то скрипящий звук, затем удар камня о камень, и вспыхнула искра света, осветив на миг лицо Роланда: рассыпанные по плечам волосы, сосредоточенный взгляд, устремленный куда-то на землю. Вновь вспыхнула искра, и на этот раз загорелся маленький огонек в масляной лампе у его ног.
– Ты ведь хотела увидеть потайной ход, – сказал он.
Он положил огниво в небольшое углубление в стене, где, как поняла Кайла, он и взял его за минуту до этого, так же как и лампу. Обернувшись к ней с заговорщицкой улыбкой, он торжественно произнес:
– Следуйте за мной, графиня.
Слабый свет осветил всего несколько ступеней, снова ведущих вниз.
– Я думала, мы идем смотреть на звезды, – слабо запротестовала Кайла.
– А мы и идем.
С этими загадочными словами он начал спускаться вниз, предоставив ей следовать за ним.
Хотя потолок здесь стал несколько выше, лестница по-прежнему оставалась узкой и крутой. Она шла, высоко подобрав юбки и держась одной рукой за стену. Время от времени Роланд бросал на нее озорной взгляд, приоткрывая перед ней новую, неизвестную ей до сих пор черточку своего сложного характера. А сколько еще она не знала о своем муже?
Чем ниже они спускались, тем холоднее становилось, время от времени она чувствовала поток морского воздуха, оставляющий соленую влагу на ее лице и губах. В конце концов, спуск стал более пологим, но тут она обнаружила, что ее ноги очень устали от постоянного напряжения. И когда ступени кончились и перед ними открылся ровный коридор, она вздохнула с облегчением.
Здесь все было пронизано сыростью, влага, осевшая на волосах, мгновенно завила выбившиеся вокруг лица прядки в упругие колечки. Кайла прислушивалась к звукам впереди, пока наконец не поняла, что слушает прибой. Где-то впереди был берег, где волны разбивались о скалы.
Слабый жемчужный свет впереди говорил о том, что близок конец их пути. Роланд по-прежнему шел впереди с лампой в руке – светящийся силуэт на фоне холодного сияния ночи.
Кайла оказалась не готова к тому, что туннель кончится. Только что вокруг них были лишь черные шершавые камни скалы, внутри которой был проделан этот ход, и вдруг они оказались у входа в пещеру, перед ними сверкал в лунном свете серебристый океан, и на темно-синем небе горели звезды.
Она подошла ближе к Роланду, и они вместе ступили на песчаный берег океана. Роланд поднял голову и показал рукой на небо. Раскинувшись над ними темно-синим бархатным плащом, оно все было усыпано сверкающими, чуть дрожащими бриллиантовыми точечками звезд, и белый туманный след, словно от разлитого молока, пересекал небосвод посередине. И все это великолепие простиралось до самого горизонта раскинувшегося перед ними океана.
Налетевший бриз показался им на удивление приятным, не слишком холодный, он добавил к очарованию этой ночи ощущение свежести и запах моря.
И здесь, на этом удаленном от всего мира берегу океана, ей вдруг пришла в голову мысль, что и она и он могли бы быть кем-то другими. Не двумя одинокими людьми, соединенными вместе силой обстоятельств и злой судьбой, не мужчиной и женщиной, вынужденными навсегда оставаться чужими друг другу, несмотря ни на какие благие намерения.
Они могли бы быть счастливой супружеской парой, думала Кайла. Простыми людьми, например, фермером и его женой, женившимися по любви и делящими между собой все радости, трудности и невзгоды. Они могли бы быть кем-то еще, счастливыми, беспечными…
Но, взглянув на суровый профиль мужа с резкими правильными чертами, с россыпью золотистых волос, с мрачной тайной в глазах, она поняла, что ее фантазиям не суждено никогда сбыться. Он всегда будет только тем, кем является – Роландом Стрэтмором, графом Лореем. Но вот кто она такая, вопрос, без сомнения, более сложный.
Была ли она Кайлой Роузмид, заклятым врагом Цербера, адского пса Стрэтмора? Была ли она женщиной, которая поклялась переломить свою судьбу и заставить своего врага испытать ту же боль и страдание, которые он принес ей?
Или, быть может, она действительно была графиней Лорей, его женой, женщиной, призванной поддерживать его во всем, быть ему послушной и, возможно, однажды подняться вместе с ним над обычными, простыми чувствами и эмоциями и пережить с ним то, что она пока не осмеливалась назвать?
Могла ли она полюбить его?
Звезды не ответили ей на ее отчаянный призыв. Кайле на миг показалось, что она состоит из двух разных женщин, принадлежащих разным мирам, которые никак не могут прийти к согласию. И здесь, на берегу океана, наблюдая за бегущими одна за другой волнами, набегающими и отступающими от берега в сахарно-белых кружевах, Кайла вдруг поняла, что бесконечно устала от этого спора с самой собой.
Поэтому когда он осторожно поставил на песок масляную лампу и потянулся к ней, Кайла не стала противиться. Она не думала о своем внутреннем конфликте, она не хотела больше вслушиваться в спор из-за своей судьбы между двумя сторонами своей души.
Когда он прижал ладони к ее щекам, она покорно приникла к нему, когда он накрыл ее губы поцелуем, она вернула ему этот поцелуй сторицей. А когда он, глухо застонав, заскользил руками по всему ее телу, по ее груди, по животу и бедрам, то она позволила ему делать все, что он хотел, потому что она сама хотела того же.
И как-то так случилось, что ей было совсем неважно, что песок холодный. Она чувствовала только его горячее тело, его дерзкие поцелуи и жаркие ласки. Они оба оказались на песке, и она даже не помнила, как все случилось – настолько естественным было все, что они делали сейчас. Она не помнила, как оказалось, что ее платье полностью распахнуто, а его туника отброшена, он прижимался к ее обнаженной груди своей грудью, и это было и странно, и восхитительно в одно и то же время: чувствовать его мускулистое тело, его острый мужской запах.
Его губы ласкали ее тело, его руки скользили по ней, вызывая в ней неизведанное, восхитительное ощущение первозданности, дикой, непокоренной природы, женской сути. Она теснее прижалась к нему, понимая, что в его власти заставить ее чувствовать так, как сейчас, заставить не думать ни о чем, кроме его ласк.
Она знала, чем все это должно закончиться, и уже собралась испытать боль при его вторжении внутрь. Но, к ее изумлению, никакой боли она не почувствовала, только легкое жжение, когда он скользнул внутрь ее. Она заметила, что он был очень сосредоточен, глаза закрыты.
На какое-то время он замер в неподвижности, при этом оба они тяжело и бурно дышали и оба потерялись в окончательной завершенности и полноте этого момента. И только после этого он начал двигаться, сначала медленно, в ритме, который полностью соответствовал ее желаниям, разжигая в ней жар и что-то еще, что-то, чему не было и не могло быть названия…
Он прошептал ее имя прямо в ухо, и оно прозвучало, как шепот волн на песке. Она повернула к нему голову, их губы встретились и приникли друг к другу, ее руки вцепились в его плечи. Ей показалось, что она уже не здесь, что он унес ее куда-то, в прекрасный, волшебный мир, о существовании которого она только догадывалась.
Ее окутало ощущение, близкое к наслаждению, оно расцветало в ней, проникая в каждую клеточку тела. И она тянулась за ним, она хотела все больше и больше от Роланда, а он знал это и показывал ей, как найти, как завладеть этим ощущением до конца.
И когда, казалось, до вершины осталось совсем близко, все закончилось ослепительной вспышкой, сверкнувшей где-то внутри ее, и, дрожа и переливаясь множеством светящихся осколков, осыпавших ее изнутри и снаружи, она громко застонала.
Он выкрикнул ее имя и задрожал всем телом, найдя свое собственное освобождение. Он зарылся лицом в ее волосы, продолжая крепко прижимать к себе.
– Кайла, любовь моя…
И в этот миг они и в самом деле стали совсем другими, окруженные ночной звездной тишиной и бесконечным океаном. Они были любящими, беспечными и счастливыми. Они постигли красоту и гармонию мира вокруг и внутри их самих, затерявшихся малой песчинкой счастья в бесконечности мироздания.
13
Сад, где росли разнообразные травы, используемые в хозяйстве, был весь в зелени, словно в самый разгар лета. Повсюду, куда ни падал взгляд, Кайла видела самые разные растения на грядках, вокруг садовых террас и плетеных изгородей, и даже на компостную кучу возле стены забрались какие-то смелые вьющиеся растения с желтыми цветками.
Повариха с явным удовольствием открыла высокую калитку, пропуская Кайлу на отгороженную территорию. Как она объяснила, калитку они держат закрытой исключительно для того, чтобы не пускать внутрь оленей, которые часто забредают сюда.
Кайла не слишком жаждала осматривать огород, но чувствовала необходимость лично встретиться с доброй женщиной, которая по-прежнему к каждой еде готовила ей овсянку. Она решила постараться, как можно дипломатичнее объяснить поварихе, что уже достаточно окрепла, чтобы есть что-нибудь более существенное. На самом деле собак, которые охотно бы ели овсянку, оказалось не так уж много.
Повариха была совсем не похожей на тот образ, который представила себе Кайла. Она вовсе не была ни пухленькой веселой хохотушкой с румяным лицом, ни крупной дородной женщиной с добрыми, ласковыми глазами. Это была высокая, худая женщина, с очень серьезным выражением лица и суровым взглядом. Она с мрачным видом выслушала просьбу Кайлы, пока они сидели возле хозяйственного блока, где рубили дрова для кухни. Затем все так же хмуро спросила:
– А Марла это одобряет?
– Да, – поспешно сказала Кайла. Это была не совсем ложь, так как Марла определенно не была против.
– Ну, тогда ладно, – кивнула повариха.
Они остались сидеть, глядя друг на друга, причем обе с удовольствием избавились бы от общества друг друга, но не могли найти для этого благовидного предлога. В глубине, возле самой кухни, сновали служанки. Кто-то возился с котлом, кто-то замешивал тесто или чистил овощи. Одна из женщин окликнула повариху, попросив принести пучок базилика, что позволило той подняться на ноги.
– Посмотрите наш сад, миледи?
Кайла до сих пор здесь не была, потому согласилась.
Повариха сорвала требуемую траву, присела с поклоном и ушла, напомнив Кайле обязательно закрыть за собой калитку, когда будет уходить.
Кайла прошлась вдоль грядки с темными растениями базилика, покачивающимися на ветру, мимо ромашки и тимьяна, мимо розмарина, мяты и белого подмаренника. Но многих растений здесь Кайла не знала. Она пошла дальше, туда, где росли деревья. Здесь была приятная тень, кроны деревьев почти закрывали небо, просачивающееся сквозь ветви тонкими нитками лазури и солнечными бликами. Наконец Кайла остановилась возле каменной скамьи, расположенной под деревом, обвитом вьющимися растениями с белыми крупными цветками. Место было довольно уединенным.
Она села на скамейку, вдыхая воздух, напоенный пряными запахами и свежестью. Она закрыла глаза и, заложив руки за голову, откинулась назад, оказавшись в алькове из ветвей и вьющихся цветов. Первый раз за все время, прошедшее с того дня, когда на нее напали, она осталась одна. Куда бы она ни шла, ее повсюду сопровождала тень – солдат или служанка, – все они были предельно вежливы, но не отставали от нее ни на шаг. Она даже не пыталась с этим бороться, но сегодня утром сопровождающему ее солдату что-то срочно понадобилось сделать, и она уверила его, что дождется служанку.
И она действительно честно ждала служанку. Целых пять минут. Как раз столько, чтобы быть уверенной, что ее страж отошел достаточно далеко. А затем она спустилась в кухню, чтобы всего лишь поговорить с поварихой. Та предложила пойти в сад, и Кайла не могла устоять перед соблазном немного побыть одной.
Как приятно было оказаться в таком уединенном месте, полном покоя и умиротворения, окруженной лишь растениями и птицами. Кайла откинулась назад, почти полностью скрываясь в зеленом алькове. Она вытянула ноги, вздохнула и задумалась. Мысли ее были отнюдь не радостные.
Роланд опять избегал ее.
Смена его настроений казалась просто невероятной. Как он мог быть таким страстным, нежным и любящим, а через мгновение внезапно превращаться в незнакомца, держащегося с холодной отчужденностью. За последнюю неделю она тысячу раз пыталась убедить себя, что всему виной ее воображение, что он просто очень занят, или устал, или расстроен какими-то своими делами. И хотя все это было вполне возможно, эти объяснения ее нисколько не удовлетворяли. Она чувствовала, что здесь кроется что-то еще.
Она вообще очень редко видела его, за исключением завтрака и ужина, а иногда не видела даже и в это время. Но зато каждую ночь он приходил к ней, делил с ней постель и – теперь уже дважды – занимался с ней любовью. Эти страстные, безудержные ночи полностью обезоруживали ее, лишали всякой возможности защищаться от него и заставляли ее желать его близости все сильнее.
Кайла не хотела, чтобы это ее хоть как-то задевало. Она не хотела лелеять свои обиды по поводу того, что ее мужа больше беспокоят поля и рыбная ловля, чем жена. Она не хотела просыпаться каждое утро, чувствуя себя задетой и растерянной из-за того, что ее муж уже ушел, и понимая, что ее ждет еще один бесконечный день без него. Она совсем этого не хотела! Она бы предпочла заковать свое сердце в железный панцирь, чтобы ничто не могло больше его ранить: ни взгляд бирюзовых глаз, ни чарующие улыбки, ни ласки, ни нежные слова, которые он шептал ей в минуты страсти. Вспоминая все это, она с печалью думала о том, как все могло бы быть замечательно между ними, если бы… но она понимала, что мечты ее несбыточны, и от этого ей становилось еще больнее.
Но почему? Почему? Она отказывалась что-либо понимать.
Кайла тяжело вздохнула и поддела носком туфельки один из маленьких камешков, которые усыпали тропинки в саду. Камешек ударился в ствол граба, росшего перед ней. На его ветвях вдруг появилась рыжая белка и что-то возмущенно застрекотала.
Слева послышался новый звук. Человеческий голос? Кайла выпрямилась, внезапно насторожившись. Вот опять – голос, тихо напевающий что-то, слышался за кустами жимолости. Кайла чуть расслабилась. Это был детский голос.
Она нашла Элисию совсем одну посреди тропинки сразу за старым колодцем, увитым плющом. Девочка сидела в тени, словно маленькая принцесса, окруженная придворными дамами – куклами. Все они были рассажены в определенном порядке прямо перед ней.
– Привет, тетушка, – сказала она, не поворачивая головы. – Поиграешь со мной?
– Ты здесь одна? – удивилась Кайла.
– Да. Я всегда прихожу сюда одна. Здесь очень хорошо, правда?
Похоже, белка последовала за ней. Она перескакивала с ветки на ветку и оказалась как раз над ними, все еще что-то вереща.
Кайла присела рядом с девочкой в пятнистой тени дерева на небольшой камень, подобрав юбки и скрестив ноги перед собой так же, как и Элисия. Девочка улыбнулась и подняла повыше куклу, которую держала в руках.
– Хочешь послушать сказку?
– Конечно, – согласилась Кайла.
Кукла была сшита из ткани. У нее было плоское лицо, волосы из желтых нитей, обтрепавшихся на концах. Элисия взяла еще одну куклу в другую руку. Эта была вырезана из дерева, у нее было ясно нарисованное лицо и розовое платье.
– Однажды жила-была королева, – начала Элисия. – Она была очень доброй и хорошей, и все любили ее.
Это была, без сомнения, желтоволосая тряпичная кукла, которая поклонилась Кайле.
– И королева тоже всех очень любила. Так что даже король говорил ей, чтобы она не любила всех так сильно, чтобы не доверяла всем людям.
Кайла почувствовала, что задерживает дыхание, тень от дерева показалась ей вдруг холодной. Рука Элисии задвигалась, заставив куклу затрясти головой с почти застенчивым видом.
– Но королева не слушала его. Она верила, что все люди такие же хорошие, как она сама. Она думала, что король ошибается.
Нарисованная кукла тоже задвигалась в руке девочки, изобразив пародию на придворный поклон.
– Дорогая королева! – сказала Элисия высоким, писклявым голоском. – Вы можете мне доверять.
Тряпичная кукла прижалась к деревянной, словно обнимая ее.
– Я знаю! – Элисия чуть понизила голос, теперь он был не таким писклявым. – Я знаю это, дорогой друг!
Кайла ощутила странное покалывание в кончиках пальцев, ее ладони вдруг вспотели. Она обнаружила, что не может отвести глаз от разыгрывающейся перед ней сцены. Маленькие руки слепой девочки двигали куклами, заставляя тех проделывать странные, неуклюжие движения. Было что-то гротескное и даже жутковатое в том, как эти куклы смотрели на Кайлу, словно издевались над ней. Вышитые глаза королевы с черными зрачками словно хотели ей что-то сказать.
Элисия отложила тряпичную куклу и взяла другую, которая, видимо, должна была изображать рыцаря или солдата.
– О нет! – воскликнула деревянная кукла, увидев солдата. – О нет, нет, нет, нет, нет!
– Тише, – прорычал солдат. – Делай, как я сказал тебе!
– Нет! – воскликнула деревянная кукла. – Нет, я не могу! Я не стану!
– Делай, как я сказал, и никто из них не умрет. – И солдат ударил деревянную куклу.
– Не-е-ет! – заплакала кукла, но было слишком поздно. Ее отбросили в сторону, и солдат тут же набросился на королеву. Он бил ее снова и снова, ее желтые волосы разлетелись в разные стороны по гравию.
Кайла в ужасе, едва дыша, наблюдала за этим избиением. Ей хотелось закричать: «Остановись, прекрати!» Но она была не в состоянии произнести ни слова и лишь смотрела за тем, как солдат терзал королеву, бил ее снова и снова, пока та не упала на землю лицом в траву.
Солдат остановился и, захромав в детских руках, был отложен в сторону.
Кайла с побелевшим лицом подняла глаза на Элисию. Девочка, как показалось Кайле, ответила на ее взгляд.
Незрячие глаза на этот раз были устремлены прямо на нее.
– Предательство, – произнесла Элисия своим нормальным голосом. – Предательство и смерть. Вот что случилось с королевой.
Склеп Элейн. Ее тело, закутанное в саван, на мраморном постаменте. Это не ее мама, боже, это не может быть она, эта хрупкая оболочка женщины, лежащая там. Ее милое, такое дорогое Кайле лицо было почти живым, казалось, она спит…
– Предательство, – повторила Элисия, и впервые Кайла увидела, что глаза у нее ярко-синие, сверкающие в солнечном свете.
Она беспокоилась, что ее мама не может дышать сквозь плотный саван, что она задохнется. Но она ведь и не могла дышать, потому что она была мертва…
– Смерть, – сказала девочка.
Руки Коннера – последнее, что еще было видно из жидкой раскисшей грязи, пока она закидывала неглубокую могилу, которую смогла для него вырыть. Алистер молча плакал рядом, ее ногти обломались и болели, пока она рыла зимнюю смерзшуюся землю. Руки Коннера, сложенные на груди, все время появлялись из-под земли, которую она бросала и бросала в могилу, стараясь двигаться как можно быстрее, но все же недостаточно быстро…
– Кровь, – нараспев, монотонно произнесла Элисия.
Алистер, теперь он тоже, как и их отец, лежал в искореженной земле, оба они похоронены ее руками. Она поливала их могилы потом, не слезами, она не могла тогда плакать. Она не хотела ничего этого видеть, не хотела видеть, как грязь покрывает их лица, их руки… но, кроме нее, это некому было сделать.
Кайла откинулась назад, собираясь встать, она оперлась ладонями о гравий, стараясь двигаться неслышно.
Элисия, казалось, поняла, что Кайла собирается уйти. Куклы теперь снова застыли рядом с ней.
– Все кончилось, – сказала она. – Эта часть сказки закончилась.
Кайла почти не слышала ее. Она встала на колени прямо на гравий, ноги плохо ее слушались, она пыталась бороться с воспоминаниями.
– Королева сейчас на небесах, – решительно сказала Элисия. – Все хорошие люди на небесах. Они там счастливы.
Кайла встала и повернулась, чтобы уйти. Почти ничего не видя и не соображая, она шла по тропинке. Каким-то образом она нашла калитку, с трудом справилась с задвижкой, пытаясь отодвинуть ее непослушными дрожащими пальцами, и все-таки вспомнила, что должна закрыть за собой калитку.
Какое обычное, естественное действие: закрыть калитку. Закрыть калитку за собой, чтобы не вошли олени. Конечно, это прирученные олени, такие, как Элинор. Но нельзя позволить им войти.
Она шла, пока не увидела что-то знакомое – угол стены, за которой начинался двор замка. Она повернула. Вот и двор, покрытый мягкой травой, вон шершавые стены главного здания…
Она уставилась на эти стены. Вскоре она будет там, внутри, и это будет правильно, так как есть определенные причины, по которым ей следует быть внутри замка, а не снаружи. Роланд будет опять страшно сердиться на нее. А она очень не любит, когда Роланд гневается. Тогда внутри у нее что-то сжимается, замирает… то, что она должна сохранить живым и сильным, – ее душа. Она не хочет, чтобы он снова на нее сердился. Она так соскучилась по нему. Она так хочет его увидеть…
Какой-то мужчина подошел к ней, взял ее за руку. Она позволила ему это, должно быть, это солдат. Или управляющий. Он показался Кайле знакомым. Он проводит ее назад в замок, к Роланду.
– Графиня, – сказал этот человек, и снова что-то всплыло в ее памяти при звуке его голоса. Внутри замка Кайла ощутила блаженную прохладу и успокаивающую темноту. Они прошли мимо главной лестницы, вошли в узкий коридор, который она совсем не помнила. Мужчина держал ее за руку слишком крепко и прижимал ее к себе слишком тесно, что ей совсем не понравилось. Было что-то дурное в том, как он тащил ее за собой по этому совершенно незнакомому ей пути…
Кайла пришла в себя внезапно и очень болезненно. Она повернула голову, чтобы взглянуть на этого мужчину. Кто он? Не солдат, не управляющий, совершенно незнакомый ей человек. Крупный, с черными волосами, с жестким профилем…
Кайла попыталась вырвать руку из жесткой хватки мужчины, вложив в это движение все свои силы. Но тот в ответ рванул ее к себе, зажав ей рот своей грубой, шершавой ладонью. Другой рукой он схватил ее руку и заломил ее за спину. Теперь ее тело оказалось полностью прижатым к его телу.
Он пах грязной старой кожей и чем-то еще – мерзким, липким… Это было просто какое-то безумие!
– Леди, – произнес он хриплым шепотом, затащив ее в совершенно темную комнату без окон.
Кайла извивалась в его руках, но тщетно, она пыталась бить его ногами, но тоже безрезультатно, она пыталась кричать, но из зажатого рта вырывалось нечто, похожее на приглушенное мычание.
– Не сражайтесь со мной, миледи, – прорычал этот человек.
Он отпустил ее руку, но в то же мгновение от острой боли где-то внутри она едва не потеряла сознание. Все поплыло у нее перед глазами.
– Успокойтесь, – сказал он, но Кайла слышала его голос словно издалека. Она совсем не могла дышать. В глазах вспыхнули какие-то голубые яркие точки, и она буквально повисла у него на руках.
Он чуть ослабил хватку. Кайла почувствовала, как грубая мужская рука подхватывает ее снизу.
– Где она? – рявкнул он. – Где, отвечай!
Она, вся дрожа, выдохнула ему в руку, все еще зажимающую рот. Его грубая ладонь двинулась снизу вверх. по ее животу, по груди.
С силой, рожденной страхом и яростью, Кайла сжала вместе руки и резко двинула локтем своего обидчика прямо в живот, заставив того на миг задохнуться. От неожиданности он громко охнул и немного, совсем немного разжал руки. Но этого оказалось достаточно, чтобы она смогла развернуться и, не думая, рубанула ребром ладони ему по горлу. Она почувствовала, как что-то отвратительно хрустнуло от ее удара.
Он отпустил ее со страшным хрипом и опустился на колени. Кайла бросилась к двери, но что-то не пускало ее. Она споткнулась, бросила быстрый взгляд назад Мужчина лежал на полу, вытянувшись во весь рост, и. зажимая в руке подол ее платья, тащил ее на себя. Кайла рванула изо всех сил юбку и вместе со звуком рвущейся материи почувствовала, что свободна.
Больше не оглядываясь, она выбежала из комнаты, а затем – прямо во двор.
Роланд услышал новости уже на причале, после того как вернулся из своей поездки на Форсуолл. Если бы он вернулся хоть бы на час раньше, он смог бы предотвратить это. Или даже на полчаса.
Всего полчаса, и он не испытал бы этот болезненный удар в сердце, когда Дункан, встречавший его на берегу, сообщил ему, что на нее снова напали. Всего какие-то полчаса, и ему не пришлось бы бороться сейчас с этой жуткой, липкой пустотой, готовой поглотить его, готовой наполниться зловещей тьмой, возрожденной к жизни из мрачной пропасти его души. Безумие ярости снова медленно овладевало им, затемняя рассудок, застилая глаза.
Он нашел ее в комнате Марлы. Она отказалась возвращаться в их спальню, как ему сказали, без сомнения, боясь того, что ее запрут там на всю оставшуюся жизнь. Что было совсем не такой уж плохой идеей.
Она сидела в кресле, когда-то принадлежащем его матери, которое Марла еще в детстве присвоила себе. Отдельные пряди волос вырвались из замысловатой прически и рассыпались в беспорядке по плечам, придавая ей юный и какой-то слишком ранимый вид.
Кайла подтянула колени к груди и обхватила их руками. Когда Роланд вошел, она упрямо трясла головой, отказываясь от чая, который предлагала ей Марла.
Дверь с громким стуком ударилась о стену, когда он открыл ее. Роланд совсем не собирался этого делать. Просто так получилось.
Кайла чуть ли не подпрыгнула на месте, обратив на него взгляд раненой оленихи. Все, что Роланд сейчас смог, это удержаться от того, чтобы не упасть перед ней на колени, не прижать ее к себе и не заплакать над ее израненным ртом, взлохмаченными волосами, над этим отчаянием и страхом в ее глазах.
Вместо этого Роланд спокойно подошел, заставил себя все так же спокойно взять ее за руку, рассмотреть ее, не обращая внимания на повисшее вдруг молчание.
Тонкая, изящная. Ни ран, ни синяков. Ее пальчики сжались вокруг его руки. Он наклонился и провел губами по нежному бархату ее запястья, пробуя на вкус ее кожу, чувствуя губами биение пульса.
– Ты можешь говорить? – спросил он тихо.
– Конечно, – с вызовом ответила она. Впрочем, ее тон не мог его обмануть. За ним явно скрывался страх. – Это был тот, с черными волосами.
Он уже знал все детали от Дункана, но слышать то же самое от нее оказалось невыносимо трудно. И снова со дна его души поднялась тьма, снова забился этот отвратительный пульс, сводивший его когда-то с ума: убить, убить, убить…
– Что ты делала там одна? – спросил он, стараясь, чтобы поднимающаяся внутри ярость не проявилась в его голосе.
Она промолчала, отвернувшись и упрямо надув губы, но вид у нее при этом был виноватый.
Он подождал ответа и, не дождавшись, спокойно произнес:
– Неважно. Больше этого не повторится.
И, выпустив ее руку, он отвернулся и направился к двери.
– Роланд, подожди! – крикнула в отчаянии Кайла, но он не остановился, никак не показав, что слышит ее. Он вышел, предоставив стражнику, стоящему снаружи, запереть за ним дверь.
Марла сидела на своей постели, опустив взгляд на кружку с отваром трав, которую все еще держала в руках, всем своим видом выражая горькую покорность судьбе.
В эту ночь он не пришел к ней, не пришел и на следующую. И хотя Кайла обнаружила, что ее никто не собирается насильно удерживать в комнате, но зато вместо одного постоянного стражника к ней приставили сразу двух.
Они и стали ее постоянной компанией, Томас и Бертольд, оба высокие, крупные, молчаливые, отделывающиеся обычно короткими «да» и «нет» и становящимися непоколебимыми и твердыми, как скалы, если только видели, что где-то рядом с ней появлялось хоть что-то, с их точки зрения, подозрительное. А подозрительным им казалось практически все от котенка до служанки.
Это были два самых верных воина ее мужа. Кайла помнила их еще по путешествию из Шотландии. Она должна была бы чувствовать себя польщенной. Одна беда – с ними она ощущала себя еще более незащищенной, чем прежде. Теперь уже никто не мог ошибиться в том, где именно она находится. Теперь ей уже нельзя было тихо скользнуть в тень, чтобы шпионить за теми, кто выслеживал ее. Нельзя было тихо и незаметно войти в какую-нибудь комнату или выйти во двор, пройтись по саду, поговорить с детьми. И уж точно нельзя было бродить по тайному ходу. Роланд выполнил-таки свое обещание и привинтил шкаф к полу.
Когда она куда-нибудь входила, все сразу же расступались, едва не разбегаясь в разные стороны, как караси при появлении щуки. Томас и Бертольд по обеим сторонам от нее или впереди и сзади, всем своим видом предостерегая всякого, у кого могла возникнуть шальная мысль каким-либо образом навредить ей. Но заодно они распугивали и всех остальных. Кайла буквально задыхалась от этой защиты, ей казалось, что еще немного, и она просто сойдет с ума.
Общее настроение в самом замке становилось все более и более мрачным, и словно вместе со всеми из солидарности загрустила природа. Небо, постоянно затянутое облаками, потускнело, нависло низко над горами и время от времени проливалось холодным дождем. С моря постоянно дул ледяной, пронизывающий ветер, он ревел и выл в печных трубах, расположенных в стенах замка. Все это еще больше угнетало дух обитателей Лоремара. Они мало разговаривали, в большом зале во время еды уже не слышен был смех, громкие разговоры и шутки, никто уже даже и не улыбался. Мужчины мрачно молчали, сложив руки на груди, женщины с потерянным видом сидели, опустив головы. Даже дети, казалось, забились по углам, почти не выходя из детской, куда Кайлу также больше не приглашали.
Где бы ни появлялся Роланд, там сразу все замирало, даже ветер смолкал. Все бросали свои дела и только наблюдали за ним, за Кайлой. Все чего-то ждали. А Кайла никак не могла понять – чего?
Но она хотя бы знала, чего ждала она. Она ждала, когда к ней вернется Роланд. Она ждала, чтобы из его глаз, в которых когда-то пылал огонь, исчезла эта пустота, эта холодная зимняя стужа. Она ждала от него больше, чем те несколько ничего не значащих фраз, с которыми он теперь обращался к ней при редких встречах.
Сколько раз он окидывал ее своим внимательным взглядом с головы до ног, а затем отворачивался, словно ему было нестерпимо мучительно просто смотреть на нее. И это стало еще одной ее тайной болью, которую она скрывала за напускным безразличием. Но с ней он хотя бы не был таким вспыльчивым и нетерпимым, как с другими. А это было уже что-то. Когда он расспрашивал ее о деталях последнего нападения, то все, что она могла уловить, это его бесконечное терпение. Она рассказала ему все, что могла вспомнить с момента своей встречи в саду с Элисией. Но она не упомянула ни слова о той таинственной сказке, которую рассказала девочка и которая произвела на Кайлу такое жуткое впечатление. Она не рассказала об этом ни единой живой душе. Она просто не могла об этом говорить. Но зато дальше она не упустила ничего: и о том, как этот человек схватил ее, и что говорил, и каким образом ей удалось от него сбежать.
Когда Роланд спросил, что она думает о том, что именно или кого мог этот человек искать, о чем он говорил тогда в комнате, чего требовал от нее, Кайла честно отвечала, что не имеет никакого представления. В ответ последовало лишь молчание и отсутствующий взгляд в окно. Таким образом закончился самый длинный разговор между ними за последнее время.
На третий день после нападения Кайла отправилась в конюшню навестить Остера. Она ласково разговаривала с ним, извиняясь за то, что не может вывести его погулять. Остер открыто выражал свое огорчение, фыркая и перебирая ногами, и даже ущипнул губами рукоятку кинжала, который она снова теперь носила на поясе. Томас и Бертольд, стоящие по обе стороны от нее, поглядывали на коня весьма мрачно.
Стойла в конюшне были расположены так, что коней друг от друга отделяли только деревянные стенки из толстых жердей. За стойлом Остера находилось еще одно, открывающееся на другую сторону конюшни. Сквозь перекладины Кайла видела там белую лошадь и нескольких мужчин, что-то делающих с ее передней ногой.
Кайла прижалась щекой к шее Остера, поглаживала его нос и слушала разговор, который долетал до нее из соседнего стойла.
– Кузнец сказал, что только что подковывал эту лошадь. Только что.
Другой согласно хмыкнул.
– А теперь я спрашиваю тебя, как лошадь могла сбросить только что набитую подкову? У нашего Смита, как ты знаешь, подковы никогда не отваливаются. Только когда приходит срок и пора их менять.
– Я слышал, что гвозди вывалились. Паренек Кастора нашел их. Новые гвозди, именно такие, помеченные, какие делает Смит для наших лошадей. И там были специальные метки, которые Смит сделал для кобылы Дерека. Паренек Кастора обнаружил три гвоздя, валяющиеся около пня.
Белая лошадь заволновалась, недовольно заржала. Мужчины задвигались и на некоторое время умолкли. Потом заговорили вновь:
– Да, парень отнес эти гвозди прямо к капитану. Я был там. И вот что тебе скажу: никогда я еще не видел Дункана в таком гневе. А когда, как я слышал, он доложил обо всем его светлости, то, говорят, от его ярости чуть весь дом не взлетел на воздух.
– А я слышал, что он начал крушить мебель. А потом послал за беднягой Дереком, чтобы узнать, как это он выбрал себе лошадь без подковы.
– Нет, – вступил в разговор новый голос, более серьезный. – Я слышал другое. Я слышал, что его светлость ничего не сказал. Вы знаете, как он это делает. Ничего не говорит. Только потом, на следующее утро, обнаружили эти гвозди все скрученные, так, словно их гнули голыми руками.
В соседнем стойле воцарилось молчание, и даже лошадь, казалось, задумалась.
Кайла закрыла глаза и продолжала поглаживать морду своего коня.
В ночь четвертого дня Кайла внезапно проснулась от того, что почувствовала, как рядом с ней прогнулась кровать под тяжестью чьего-то тела. В испуге она открыла глаза, уставившись на свечу возле кровати.
– Не бойся, – Роланд сидел рядом с ней, держа в руке свечу.
Это показалось ей так странно, что она долгое время молчала и только смотрела на него, ожидая, что он или превратится в чудовище, или растает, как призрак, или, как в ее вчерашнем сне, наклонится и поцелует ее. Но он ничего этого не сделал. Он просто сидел, склонив го лову, и Кайла наконец начала понимать, что это не сон. Роланд действительно был здесь, рядом с ней.
Кайла села и почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. Он был так красив сейчас! Золотые локоны до плеч обрамляли резко очерченный суровый профиль, и хотя его лицо оставалось в тени, она почти ощущала на себе его жаркий взгляд.
– Милорд?
Нет, это не сон. Он чуть поднял свечу, и ее пламя, чуть колеблясь от движения воздуха, позволило ей увидеть его сверкающий взгляд, прежде чем его глаза вновь приобрели свойственное им в последнее время пустое выражение.
– Ты совсем проснулась? Сможешь меня выслушать?
Она молча кивнула, охваченная нехорошим предчувствием.
– Одевайся. Мне нужно, чтобы ты пошла со мной.
– Куда? – спросила она, боясь ошибиться, но не в силах сдержать надежду, вдруг вспыхнувшую в сердце. Она подумала о береге океана под бархатным звездным шатром, о мягком песке, готовом принять их разгоряченные обнаженные тела…
Роланд встал и отвернулся. Его голос прозвучал глухо и отрешенно. Сердце у Кайлы упало.
– Мне нужно, чтобы ты опознала тело.
Она поспешно оделась, схватив первую попавшуюся нижнюю юбку, которую натянула через голову дрожащими пальцами. Затем никак не могла завязать тесемки на ней, а когда дело дошло до платья, она долго возилась с крючками, пока Роланд, что-то пробормотав сквозь стиснутые зубы, не принялся помогать ей. Его руки показались ей совсем чужими, как если бы ей помогал одеваться не мужчина, даривший ей ни с чем не сравнимые ласки, а совершенно незнакомый, равнодушный человек. Когда она наконец оделась, он взял ее за руку и вывел в коридор, где их тут же окружили стражники.
Никто не произнес ни слова, пока они шагали через темные коридоры и холлы замка, мимо спящих пажей и оруженосцев, мимо солдат, растянувшихся на лавках в главном зале.
Все так же молча они вышли в темную пасмурную ночь, прошли через двор замка до конюшни, но вместо того, чтобы войти внутрь, Роланд повел ее вокруг здания к группе стоящих возле стены мужчин. Те явно его ждали, но стояли молча и неподвижно, ожидая, когда граф и графиня приблизятся.
На покрытой травой земле лежало распростертое тело мужчины. Это был тот самый человек с черными волосами. Чтобы узнать его, Кайле понадобилось лишь бросить один короткий взгляд на его лицо. Его туника была разрезана, темное пятно крови заливало грудь. Один из солдат наклонился и поднес факел ближе к его лицу. Кайла смотрела всего несколько мгновений, затем отвернулась и кивнула в ответ на невысказанный вопрос Роланда.
– Ты уверена? – Роланд стоял позади нее, словно стараясь загородить от всего мира. Она услышала, как дрогнул его голос.
– Да, – только и сказала она.
Она чуть подалась назад, обхватив себя руками в тщетной попытке сдержать нервную дрожь. Роланд подал знак своим людям. Они тут же окружили тело, подняли и понесли куда-то в ночь. Кайла смотрела им вслед, пока темнота не поглотила их, и лишь светящиеся точки горящих факелов продолжали двигаться в кромешной тьме.
Возле Роланда и Кайлы остались лишь ее молчаливые верные стражи Томас и Бертольд. Кайла заставила себя заглянуть в лицо мужу, пытаясь найти там хоть какие-то следы того мужчины, которого, как она надеялась, начала узнавать.
– Жаль, что так вышло, – сказал он, обернувшись к ней. На его лице играла зловещая, безжалостная улыбка. – Я бы хотел сам его убить.
И Кайла ему поверила.
14
В конце недели Кайла поняла, что больше не в силах выдержать общей мрачной атмосферы, царящей в замке. После того как обнаружили тело черноволосого мужчины, Роланд стал, если такое вообще возможно, еще более холодным и опасным. Теперь она не только не видела его за столом в общем зале, но и по ночам, которые тянулись для нее бесконечно, сменяясь такими же пустыми днями, проведенными почти в полном одиночестве. Люди отшатывались от нее, словно она была ведьмой. Даже Марлу она ни разу не видела за все это время.
Кайла сейчас остро нуждалась в утешении и понимании, которые, как она думала, могла найти у одного-единственного человека на острове. Она очень надеялась на то, что он сможет вывести ее из этого мрачного темного лабиринта, в который затянул ее Роланд. Кайле было необходимо поговорить по душам с Харриком.
На Лорее не было церкви. Единственная месса, в которой Кайле пришлось принять участие на острове, происходила в главном зале замка. Поэтому ей надо было искать Харрика в местах, наиболее подходящих для монаха.
Не на кухне, полной молодых женщин, которые едва ли стали бы тратить свое время на бесплодные размышления о смысле бытия.
И не в конюшне, так как брат Харрик, по его собственным словам, не ездил верхом.
Не было его и на дворе, где Томас и Бертольд сразу заметили бы высокую фигуру монаха с любого расстояния.
Его не было даже в его собственной комнате, маленькой и совершенно пустой, по словам Томаса, который зашел туда, чтобы удостовериться, что там действительно никого нет.
Она нашла Харрика в детской, к своему удивлению, так как не собиралась его там искать, а забрела туда случайно, поскольку комната эта находилась недалеко от комнаты самого монаха. Когда Кайла со своими телохранителями проходила мимо, из-за двери детской раздался глубокий, спокойный голос, который нельзя было спутать ни с чьим другим.
Кайла остановилась в нерешительности в коридоре, не зная, может ли она врываться к ним и мешать их занятиям. Но Бертольд решил это проблему, просто открыв для нее дверь.
Харрик сидел в середине круга, образованного детьми, с расставленными широко в стороны руками и растопыренными пальцами.
– … с крыльями, больше, чем ширина этой комнаты, с глазами, горящими огнем, и с ниткой жемчуга, украшавшей его бороду.
Дети, затаив дыхание, смотрели на его распростертые в стороны руки, которыми он начал махать, как крыльями.
– А что было дальше? – закричал самый маленький мальчик.
Харрик увидел Кайлу. Мгновенно крылья дракона опустились, превратившись снова в человеческие руки. Дети издали дружный вздох сожаления.
– Мы закончим историю завтра. Святой Георг может и подождать.
Раздались громкие крики протеста, когда Харрик поднялся на ноги и осторожно двинулся к Кайле, окруженный обступившими его детьми.
– Завтра, – внушительно повторил он, и, словно по волшебству, все крики смолкли, и дети разбежались по разным углам комнаты, тут же занявшись своими делами. Лишь несколько малышей подошли к Кайле вместе с Элисией, которая снова казалась самой обычной маленькой девочкой. Некоторые дети просто молча стояли в стороне, с благоговейным страхом взирая на огромные фигуры Томаса и Бертольда.
– Здравствуй, тетя, – сказала Элисия, потянув Кайлу за юбку обеими руками. – Тебе сегодня уже лучше?
Кайла наклонилась и коснулась пальцами детской щеки, гладкой и нежной.
– Да, спасибо, – ответила она.
– Это хорошо. – Элисия быстро обняла Кайлу и прижалась к ней на мгновение. А затем отошла, уводя за собой других детей.
Женщины, приглядывавшие за детьми, поспешили всех успокоить. В комнате и в самом деле стало потише, так что можно было слышать ветер, завывающий в трубах и бьющийся о закрытые ставни детской, расположенной в высокой башне. Дети и взрослые выжидательно смотрели на Кайлу.
– Может, выйдем куда-нибудь отсюда? – спросил Харрик.
Кайла кивнула.
Во дворе замка, окруженном со всех сторон стенами, ветер почти не ощущался. Пока они шли, Харрик молчал, а Кайла раздумывала над тем, как приступить к тому, о чем она собиралась с ним поговорить. Они вышли за главные ворота, и, к ее удивлению, никто из ее стражников не возразил против такого явного нарушения строжайшего распоряжений Роланда. Они, как всегда, расположились по бокам, но Томас предоставил Харрику особую привилегию – идти рядом с Кайлой, сам же пошел чуть сзади.
Харрик сначала повел их всех по дороге, ведущей к причалу, на который они высадились в первый день ее прибытия на остров. Но затем они свернули на едва проторенную тропку среди зарослей папоротника, которая вела к некому подобию естественного шатра, образованного стволами и кронами деревьев, растущих почти правильным кругом на расстоянии четырех футов одно от другого.
Харрик улыбнулся, заметив, с каким изумлением Кайла смотрела вверх, на этот зеленый шатер, образованный переплетенными ветвями, сквозь которые проглядывало серое небо.
– Необычно, не правда ли? Я обнаружил это место несколько лет назад, во время одной из моих прогулок по острову. – Он обернулся к телохранителям: – Пожалуйста, оставьте нас ненадолго одних. Нам с графиней нужно побеседовать. Подождите за пределами поляны.
Кайла ожидала, что стражи будут резко протестовать и вместо того, чтобы уйти, лишь еще теснее окружат ее, заподозрив неладное. Но, к ее изумлению, оба мужчины только кивнули и отступили назад, скрывшись за стеной кустарников.
– Ну, и как поживает ваш муж, миледи? – спросил Харрик, глядя на нее с высоты своего немалого роста. Он сложил руки жестом, говорящим о полной его безмятежности.
– Я… – Кайла запнулась, ей было трудно признаться в том, что она понятия об этом не имеет. В конце концов, это именно то, что она сама хотела узнать у Харрика. Своим вопросом он сразу перешел к сути, сделал ненужным вступление, которое заготовила Кайла.
– Надеюсь, что с ним все в порядке, – выдавила она из себя.
Харрик приподнял брови, сразу став более похожим на своего единокровного брата.
– Вы надеетесь?
– Ну, я не слишком часто вижу его в последнее время…
– Отчего же?
– Не потому, что не хочу этого. Просто он избегает меня.
– Так вы, вероятно, ищете его?
Кайла смутилась. Ей стало как-то очень неуютно под проницательным взглядом монаха.
– Нет, – сказала она раздраженно и, стараясь избегать его взгляда, наклонилась и подобрала с земли шишку. – Я его не ищу.
– Но почему же?
– Потому что он, по-видимому, сам не хочет меня видеть. – Она сжала руку, и острые чешуйки шишки впились ей в ладонь.
– Но откуда же вы знаете? Если вы совсем не видите его, то откуда вы знаете, хочет ли он вас видеть?
Кайла нашла вопрос совершенно нелепым и постаралась не замечать неожиданно кольнувшее ее чувство вины.
– Если бы он желал меня видеть, то, думаю, ему было бы несложно меня найти. – И она указала кончиком шишки на двух своих стражей, чьи силуэты были чуть видны за деревьями.
– Но я вовсе не предполагал, что вас трудно найти, миледи. – Голос Харрика был очень ласковым и чуточку насмешливым. – Осмелюсь предположить, что в замке нет ни одного человека, который бы не знал, где вы находитесь каждую минуту – так тщательно за вами наблюдают.
Кайла почувствовала, как ее охватывает растерянность и отчаяние.
– Это правда, – сказала она еле слышно.
– Поэтому-то мне кажется, – тихим голосом продолжал Харрик, подняв голову и глядя на переплетение ветвей над их головами, – что потерялись не вы, а Роланд.
Она открыла было рот, чтобы что-то ответить, но тут же закрыла его.
– Именно так, – сказал Харрик. – Я уверен, что вы найдете его прямо сейчас в излишне тесной компании бутылки вина в его собственном кабинете.
– В его кабинете? – Она недоверчиво покачала головой.
– Томас и Бертольд проводят вас, – добавил Харрик и, прижав руку к ее спине, чуть подтолкнул обратно к тропинке.
Роланд сидел за огромным столом в комнате с тяжелыми парчовыми шторами на узких окнах, напоминающих бойницы. Шторы были пурпурного цвета и создавали ощущение жаркого пламени в тех местах, где сквозь них пыталось пробиться солнце.
Стол был завален самыми разными предметами, и подбор их мог бы удивить кого угодно: лошадиная подкова, небрежно завернутая в тряпку; тонкое золотое ожерелье с медальоном; футляр для драгоценностей, возможно, предназначенный для ожерелья. Бокал с какой-то жидкостью, оставившей цепочку следов в виде липких колец на деревянной крышке стола. Но там не было никаких гвоздей для подков – ни скрученных, ни каких-либо еще.
Роланд сидел, опустив голову. Он даже не взглянул на нее, ни когда она открыла дверь, ни когда медленно шла по кабинету.
– Не сейчас, – сказал он чужим, ничего не выражающим голосом, который она уже однажды слышала во время игры в шахматы. – Уходи.
Кайла остановилась, оглянувшись на дверь позади себя. Один из ее телохранителей закрыл ее за ней. Стражники остались дожидаться снаружи, в холле.
– Черт тебя возьми, Марла, я сказал, что не хочу твоего колдовского зелья. Оставь меня и…
Роланд поднял голову и запнулся, увидев ее, стоящую посреди комнаты. Это была она – женщина из его снов, с волосами цвета осенних листьев и глазами, полными серебристого лунного света. Женщина, даже думать о которой ему было нестерпимо больно, но он не мог о ней не думать, потому что она полностью занимала все его мысли, она принадлежала ему. Его жена. Его Кайла.
Она вошла в его грезы легкими скользящими шагами, ее платье чуть шелестело мягкими, воздушными складками шелка или бархата, или… черт его знает чего еще.
Розы расцветали там, где она прошла. Так должно было бы быть. Ведь она заслужила, чтобы цветы распускались там, где ступали ее ножки. Она заслужила шлейф из цветов, корону из звезд и золотую…
Он застонал и снова уткнулся лицом в ладони. Она должна исчезнуть в следующий раз, когда он посмотрит туда. Так было всегда. Она приходила… и исчезала. И на том месте, где она стояла, тьма становилась еще гуще.
– Роланд.
Она произнесла его имя так тихо, нежно… Он стиснул зубы, чтобы не поддаться этому колдовству.
Прошло несколько мгновений… или часов?
Он снова дьявольски хотел пить. Он просто умирал от жажды. Ему надо выпить. Он потянулся за бокалом, но тот был пуст. Почему, дьявол его забери, его бокал опять пуст? Ведь он граф всех этих земель. Это же что-то значит! Пусть принесут еще вина!
Роланд поднял голову. Она все еще стояла там, точно так же, как вечность назад.
– Милорд?
Он опустил голову и горько рассмеялся в ладони.
Возможно, она и правду пришла. Она сама, а не его мечта о ней. Ну конечно. Определенно это она!
– Что? – спросил он.
Она подплыла ближе к столу. Одна бледная рука потянулась к нему, подняла бокал, который он опрокинул, и отставила его в сторону. За ней не тянулся шлейф из цветов, и звезд тоже не было. Нет… за ней крались его ночные кошмары. Он видел их сейчас так ясно!
Тьма отступила, но то, что заняло ее место, было даже хуже.
Она подошла совсем близко. Теперь он видел только ее, прекрасную, желанную, единственную, ту, что, возможно, даже могла бы спасти его от себя самого. Ласковые, уверенные руки, спокойный, честный взгляд… но, должно быть, это вино туманит его рассудок, смущает подобными мыслями. И все же она все еще была здесь.
Его Кайла.
Его надежда на спасение.
Он боролся с этим наваждением, но результат всегда был один и тот же. Роланд говорил себе, что он должен просто привязать ее к себе, потому что она была графиней, а он графом. Вместе они должны продолжить династию. И этот долг перед предками обещал превратиться для него в еженощную усладу.
Но судьба, как всегда, безжалостно посмеялась над его самонадеянностью. То, что он испытывал к ней, не было простым вожделением. И не привязанностью, и не одним из тех приятных, но не слишком обременительных чувств, которые он питал к другим женщинам.
Он любил ее. Он любил ее так сильно, как только вообще мог любить что-то в этой жизни, включая свою семью и свой дом.
Боже милосердный! Он полюбил ее, и что же теперь с ним будет? Она никогда не примет его за все его грехи, за те беды, в которых она винит его. Она никогда не примет его полностью, с этими страшными призраками, которые преследуют его. И он не смеет ждать этого от нее. У нее хватает своих призраков, своей боли, зачем ей еще и это? Но как же ему жить теперь? Рядом с ней и без нее?
Кайла чувствовала запах вина, разлитого в воздухе, видела его взъерошенные, спутанные волосы, круги под глазами, двухдневную золотистую щетину. Роланд снова опустил голову и что-то бормотал себе под нос, но так тихо, что она не могла разобрать ни слова.
Она подошла к окну и попыталась отдернуть тяжелую штору. Она сначала двигалась легко, но потом наверху что-то заело. Кайла дернула посильнее и сорвала штору с железной палки, к которой та была прикреплена. Тяжелая штора упала на нее, подняв тучу пыли, и комнату залил солнечный свет. Кайла сбросила с себя материю и, наклонившись вперед, распахнула тяжелое окно, впуская в комнату свежий морской воздух. Затем она снова вернулась к столу.
Наконец-то он обратил на нее внимание, слава богу!
Он смотрел на нее во все глаза, пытаясь не щуриться от яркого света.
– Кайла? – спросил он неуверенно. Голос его звучал тихо и как-то хрипло, словно он только что очнулся от глубокого сна.
– Милорд? – Она встала перед ним, сложив на груди руки.
Роланд медленно протер глаза рукой, затем огляделся вокруг, почти с удивлением.
– Ты здесь?
– Да. А вы пьяны.
– Ничего подобного. – Он рассмеялся, явно издеваясь над собой. – Я бы хотел. Я очень старался… но не вышло.
– Я собираюсь поговорить с вами, милорд.
Он откинулся назад в кресле и прищурился, рассматривая ее. Затем пожал плечами:
– Умоляю, говори!
Но слова не шли у нее с языка. Чтобы как-то прикрыть свою растерянность, она сделала вид, что ищет стул, чтобы сесть. Наконец она села против него и аккуратно расправила складки платья.
Он молча наблюдал за ней, поставив руку локтем на стол и подперев ею подбородок.
– Как ваши дела, милорд? – спросила она наконец, не найдя ничего лучше.
– Прекрасно, миледи.
Ложь была настолько очевидной, что он, должно быть, просто издевался над ней. Но на его лице не было ничего, похожего на улыбку. Скорее гримаса. Она решила, что стоит попытаться снова.
– Я очень давно не видела вас, – сказала она, пытаясь сохранять спокойный, уравновешенный тон.
Роланд ничего не ответил. Она видела, как его взгляд задержался на чем-то за ее спиной, затем снова вернулся к ней.
– Я не сомневаюсь в том, что вы были очень заняты.
Как и в том, что у вас, как графа, очень много обязанностей здесь, в ваших владениях.
Он чуть заметно усмехнулся, играя с золотой цепочкой, пытаясь выложить ею на столе буквы: Э и С, затем треугольник.
– И у меня также нет никаких сомнений в том, – продолжала она, наблюдая, как двигаются его пальцы, – что вы предпочитаете общаться в темноте с бутылкой, чем со своей собственной женой.
– Так вот, что ты думаешь. – Роланд прямо взглянул на нее. Его глаза лихорадочно блестели. – Это правда? Ты и в самом деле так думаешь?
Она пожала плечами:
– А что еще я могу думать? Почему вы меня избегаете?
– Этого тебе лучше не знать. Да ты и сама не захочешь.
– Захочу.
Цепочка снова вытянулась в прямую линию, сложенная точно посередине. Он оставил в покое украшение и уперся обеими ладонями в стол.
Кайла начала терять терпение, которое помогало ей более или менее спокойно сидеть в кресле. Он снова застыл, не обращая на нее внимания, уставившись на цепочку, лежащую перед ним. Кайла дернулась и уже начала подниматься на ноги, когда он заговорил:
– Она была моложе, чем ты, когда умерла.
Он сказал это тихо, словно думал вслух.
– Кто? – спросила удивленно Кайла.
– Элинор. Она вышла замуж очень рано. Слишком рано, как я думал. В пятнадцать. – Он снова откинулся назад, закрыл глаза, вздохнул. – Но, возможно, это было и не так уж рано.
Кайла нахмурилась, глядя на кулон, лежащий перед ним. Это была круглая пластинка из золота с каким-то узором в середине, похожим на кельтский символ.
– Но она была так счастлива с ним. Она говорила, что очень его любит. И я поверил ей. Джеймс был хорошим человеком. И я знал, что он любил ее уже давно, наблюдая, как она растет. И когда он погиб, она чуть не умерла сама.
Кайла вновь пристально посмотрела на мужа, но его лицо оставалось бесстрастным. Он опять смотрел невидящим взглядом на какую-то точку за ее спиной.
– Она была на пятом месяце, когда Джеймс вышел в море и больше не вернулся, попав в сильный шторм. Мы ничего не могли поделать. Не могли спасти его. Он не должен был выходить. Но он всегда презирал опасность.
Она поерзала в своем кресле, чувствуя себя очень неловко и от самого рассказа, и от этого пустого взгляда.
– Так вы из-за этого заперлись здесь, в комнате, на весь день? – озадаченно спросила она, совершенно уже ничего не понимая.
– Я должен был тогда уехать, понимаешь? – Казалось, он не слышал ее. – Должен был. Генри послал за мной. Я не мог ему отказать, это был приказ короля. Я был ему нужен, и ему были нужны все мои люди. Я должен был уехать. И неважно было, что прошло всего две недели со дня гибели Джеймса и что моя сестра была в отчаянии.
Он посмотрел на Кайлу, она кивнула, пораженная неожиданной вспышкой ярости, сверкнувшей в его глазах.
– Я уехал, понимаешь? Я уехал, и со мной уехали почти все мои люди. Остались только женщины, дети, мой отец и его собственная охрана. И это все. Раньше этого было вполне достаточно.
Жила-была королева – слова Элисии вдруг всплыли в ее памяти, приобретая совсем иной смысл.
– Кайла, – произнес он нежно, но с такой болью, глядя на нее, – уходи.
– Я не могу, – помотала головой Кайла. – Я не могу уйти.
Роланд горько рассмеялся:
– Ну конечно! Как я мог забыть? Моя бесстрашная Кайла. Хочешь услышать конец этой истории?
Нет, подумала она про себя.
– Да.
– Возле Залива русалок – как раз в том месте, где на тебя напали, любовь моя, – в тот раз, когда я уехал, в шторм разбились два корабля. Большинство моряков утонули. Несколько человек спаслись и выбрались на берег. Двенадцать с одного корабля и семь с другого. Все они были чуть живые к тому времени, как их нашли наши женщины. – Он задумчиво взял в руку медальон и потер пальцами золотую пластинку. – Мы в таких случаях всегда помогали спасшимся морякам. И мой отец сделал то, что делал всегда, – он принял их, дал еды, одежду, кров до тех пор, пока они не поправятся и не смогут покинуть остров самостоятельно. Только эти люди не уехали.
Королева всех любила…
– Элинор особенно подружилась с одним пареньком ее лет. Ему было всего шестнадцать. Наверное, он рассказывал ей захватывающие морские истории. Она всегда обожала всякие истории. И этот парень – Джастин его звали – убедил ее поговорить с отцом, чтобы им дали еще немного времени после того, как они почти совсем поправились. Им якобы нужно было еще несколько недель, чтобы набраться сил, а потом они отправятся восвояси.
Роланд открыл коробочку для украшений. Внутри она была выстлана шелком, когда-то ярко-голубым, а сейчас выцветшим, в пятнах от воды.
– Три дня спустя, на восходе, эти мужчины устроили настоящую резню. Они убивали всех, кого могли найти. Они хорошо изучили замок, сколько в нем людей, где они находятся, сколько человек стражи и, главное, сколько и чего они могут украсть. Они были морскими разбойниками, ворами и убийцами.
Кайла почувствовала, как сжалась ее грудь, руки вцепились в подлокотники кресла.
– Мой отец сражался с ними, как мне сказали, но он был уже стар тогда, и его стража была захвачена врасплох. Многие из них были убиты сразу же, прямо в постели. Некоторые сражались, но недолго. Они оставили моего отца в живых. Возможно, они хотели получить за него выкуп. Марла обычно всегда просыпалась еще до рассвета. Она часто уходила в лес до восхода солнца за травами. Так было и в тот раз. Проходя по той части замка, где находилась стража, она услышала шум драки. И будучи Марлой, первое, что она сделала, это незаметно проскользнула в тайный ход. У нас всегда было и есть строгое правило: о системе ходов чужаки ничего не должны знать. Да и мы сами тогда не пользовались ими так часто, как сейчас. Одним словом, эти негодяи, к счастью, ничего не знали о туннелях в стенах замка. Марла нашла Мэдока и Сину, они все вместе собрали детей и женщин, кого успели. А затем Марла отправилась искать Элинор.
Он снова взял цепочку, с которой свисал медальон, и чуть покачал его в руке, глядя на то, как он раскачивается.
– Вместо Элинор Марла встретила Джастина.
Делай, как я сказал, и никто не умрет…
Оказалось, что в свои шестнадцать он завоевал положение капитана среди пиратов, поскольку два других капитана погибли во время кораблекрушения. Эти негодяи признали его своим капитаном за хитрость, ум и безжалостность. Он был настолько умен, коварен и жесток, что все остальные боялись этого шестнадцатилетнего мальчишку. Он был просто одержим жестокостью и жаждой власти. Его люди видели в нем изначальное зло, которое моя добрая наивная сестра не смогла разглядеть.
Роланд уронил кулон в футляр. Он упал на свою атласную подстилку с глухим стуком, который показался зловещим в повисшей тишине.
– Марла отказалась говорить им, где скрываются остальные. Она думала, что Элинор смогла убежать и присоединилась к ним. Но они нашли способ заставить ее заговорить. Они притащили Элинор, а она была тогда на восьмом месяце беременности.
Кайла закрыла глаза. Больше всего ей сейчас хотелось закрыться от его слов, ничего больше не слышать и не знать. Она уже догадалась, что случилось потом.
– Но на самом деле им не слишком были нужны признания Марлы. У них уже было все, что нужно: их добыча в виде награбленного добра и граф Лорей. Они заставили моего отца наблюдать за тем, как они все по очереди насиловали обеих женщин, а когда он попытался с ними бороться, убили его. Они бросили Марлу и Элинор умирать. Впрочем, Элинор была уже почти мертва.
Роланд очень осторожно, словно она была сделана из хрупкого стекла, закрыл крышечку футляра. Его голос казался совершенно безжизненным, когда он продолжил свой рассказ:
– Мне говорили, что Джастин получил особое удовольствие, насилуя Элинор, несмотря на ее состояние.
Кайла вдруг почувствовала, что ее щеки мокры от слез. Но она совершенно не помнила, когда начала плакать, она не чувствовала ничего, пока капли не стали холодить ей кожу.
– Марла приняла ребенка. Она понимала, что для Элинор нет ни единого шанса, но твердо была намерена спасти ее дочь. Элинор нашла в себе силы подержать Элисию на руках, прежде чем умерла. Два дня спустя я вернулся на Лорей. Мы смогли перехватить письмо от Марлы еще до того, как гонец прибыл в Лондон.
Роланд как-то странно улыбнулся, глядя на Кайлу.
– Всего два дня. Не так уж и долго, не правда ли? Доберись мы до дома на два дня раньше, и Элинор была бы, возможно, жива, а мой отец все еще был бы графом Лореем.
В горле застыл тугой комок, мешающий дышать. Ей нечего было сказать ему. Никакие слова сейчас не могли бы прогнать тот ужас и отчаяние, которыми был пронизан его рассказ. Она могла лишь молча покачать головой.
– Знаешь ли ты, что как раз позади тебя, за твоей спиной, я вижу великую пустоту, – сказал Роланд все тем же отсутствующим, безликим тоном. – Но за ней, за этой пустотой, я вижу как будто яркий огонь и слышу крики. И кровь, потоки крови, и тела. Кричащие женщины, взывающие ко мне. Мужчины, умоляющие меня о чем-то. Я только не могу разобрать, что они говорят, я не могу…
Он замолчал, словно в растерянности.
– Не можешь что? – спросила она тихо.
– Не могу вспомнить, – отвечал он, глядя прямо на нее. – Не могу вспомнить, что я сделал с ними.
– С пиратами, – спокойно добавила она, но это прозвучало как осуждение. – Что бы ты ни сделал, они заслужили это.
– Я нашел их. Я нашел их всех. У меня заняло это не больше недели. Это было совсем нетрудно. Кто-то был в таверне на берегу, кого-то я застал прямо у них дома. – Он перевел дыхание. – Но я не помню, что я сделал с ними.
– Они все мертвы?
– О да, – тихо произнес он таким тоном, что у Кайлы мурашки побежали по спине. – Мертвее не бывает. – Он с силой выдохнул воздух из легких. – Помнишь, ты спрашивала меня, как я стал Цербером, ищейкой короля? Теперь ты знаешь.
Взгляд Роланда скользнул мимо нее, словно он снова смотрел туда, за ее спину.
– А теперь кто-то преследует тебя. Кто-то намерен убить мою жену вопреки всем разумным причинам. И я боюсь, что просто сойду с ума, если с тобой что-нибудь случится.
У нее кружилась голова от всего услышанного. И у нее заняло какое-то время, чтобы усвоить то, что он ей сказал. Пока она думала, Роланд снова откинулся назад с усталым, безнадежным видом.
– А теперь уходи, моя графиня. Иди к себе в комнату.
– Нет. – Кайла поднялась. – Теперь ты послушай.
Он не остановил ее, но и не поднял на нее глаз. Нахмурившись, он продолжал смотреть на шкатулку.
– Мне нет дела до того, что ты сделал. – Кайла подошла на шаг ближе. – Ты слышишь меня? Мне нет никакого дела до этого. И мне все равно, помнишь ты что-нибудь об этом или нет.
Он поднял глаза, но смотрел не на нее, а снова туда, в пустоту, в самую гущу своих ночных кошмаров.
– Мне нет дела до всего этого, – сказала она горячо. – И я не позволю этому погубить тебя. Я не позволю никому и ничему погубить нас.
Ей было жизненно важно заставить его поверить ей сейчас.
– Мы не вольны изменить свое прошлое. Я тоже пережила достаточно смертей и видела немало крови, которой мне хватит теперь на всю оставшуюся жизнь. Но мы не можем вернуться и что-то там исправить. Те дни закончились для тебя так же, как они закончились для меня. Я не хочу прятать их за своей спиной, во тьме и забвении, так же, как и не хочу постоянно вытаскивать их на свет и рыдать над ними. И я не позволю тебе жить только в этом ужасном прошлом и сама отказываюсь оставаться там. Слышишь? Отказываюсь!
Ее голос поднялся почти до крика.
– Я не позволю тебе потеряться в этих тенях, Роланд Стрэтмор! Ты слышишь меня? Что бы ты ни сделал в прежние дни, это ничего не меняет и ничему не может помешать! Ты выйдешь из этой чертовой комнаты и будешь моим мужем, и я не желаю слушать отказ или вежливые извинения. Потому что прошлое тоже умерло. А я так устала от смерти!
Она помолчала, откинула волосы назад, ища правильные, единственно верные слова, способные убедить его.
– Я хочу жить, – закончила она уже тише. – Я хочу жить и быть твоей женой. Я хочу быть вместе со своим мужем.
Он чуть дрожал, прикрыв глаза, и на мгновение она испугалась за него. Испугалась, что он сейчас скажет что-нибудь ужасное, от чего не сможет потом отказаться. Она обошла вокруг стола, подошла прямо к нему, и тогда он схватил ее и рванул на себя так, что она на мгновение задохнулась. Он прижал губы к ее волосам, смеясь ей в висок.
– Не смей смеяться! – закричала она, ее голос звенел от слез. – Не смей!
– О боже мой! – выдохнул Роланд, все еще сжимая ее в объятиях. – Я так люблю тебя!
Сказать, что он удивил ее, значит ничего сказать. Потрясенная, она смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.
Сейчас он уже не смеялся, да, возможно, он не смеялся и раньше, потому что слезы, которые она почувствовала на его лице, были не ее, вернее, не только ее. И когда он поднял голову и взглянул на нее, она увидела, что в его глазах не было и следа веселости, но в них вновь появился тот тропический жар, что заставлял ее чувствовать себя желанной. Как давно не видела она этого взгляда!
– Я никогда не говорил об этом раньше, – произнес он, словно удивившись. – Я никогда не говорил этих слов.
– Они не имели над тобой власти, – ответила она, – пока ты не позволил им это.
Он прижался лицом к ее шее, все еще крепко сжимая ее, словно боялся отпустить хоть на миг. То ли от напряжения, то ли от волнения, у него задрожали руки. Она пробежала руками по его волосам, пропуская золотые локоны сквозь пальцы.
– Моя бесстрашная жена, – сказал он наконец. – Возможно, я не так силен, как ты думала.
– Я вовсе не бесстрашная. Только дураки не испытывают страха. – Она закрыла глаза, прижавшись головой к его плечу. Ей было так уютно, так спокойно в его крепких объятиях. – Но я уверена, ты сильнее, чем думаешь. Ты смог бы выжить, если бы тебе пришлось остаться одному на всю зиму в диких горах Шотландии, конечно, если бы я перед этим дала тебе кое-какие советы.
Он снова рассмеялся, и на этот раз это действительно был смех. Кайла почувствовала мгновенное облегчение. Она ощущала тепло его губ, скользящих по ее щеке, изгиб его подбородка и повернула к нему лицо, позволив овладеть своими губами.
– Я люблю тебя, – сказал он, целуя ее снова и снова. Он двинулся в сторону, и в следующее мгновение она оказалась сидящей в кресле одна, а он стоял перед ней на коленях, сильно наклонившись к ней. – Я люблю тебя. Я бы, наверное, теперь не выжил без тебя. Не знаю, как я мог обходиться без тебя так долго. Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, – слова пришли из самой глубины ее сердца, и ей самой стало ясно, что это чистая правда. – Роланд! Я люблю тебя.
Он обхватил ее, полностью завладев ее телом. Его ладони скользнули вниз по ее рукам, затем снова вверх, к мягким округлостям ее груди. Он вдыхал ее запах – запах цветов и огня, запах женщины, – позволив себе погрузиться в него, позволив ей окончательно завладеть его душой. Ее руки легко лежали на его плечах, она обняла его крепче и притянула к себе так, что он оказался зажат между ее колен.
Ее платье было свободным и достаточно легким, подумал он, ощутив сквозь тонкий шелк тепло ее кожи. Он провел ладонями вверх по ее бедрам, пока не добрался до самого центра, и тогда она громко и резко вздохнула, одновременно потрясенная и возбужденная его лаской.
Он нагнулся к ней, обхватил другой рукой ее упругие маленькие ягодицы, заставив теснее прижаться к нему, и продолжал ее целовать, яростно и жадно. Ее руки тоже не бездействовали, они гладили его плечи, грудь, живот, наконец они спустились ниже, и она ощутила всю силу его возбуждения. Эти прикосновения принесли ему сладкую муку, он почувствовал, что еще немного – и он просто сойдет с ума от ее неумелых, но таких возбуждающих ласк.
Он не стал тратить время на то, чтобы полностью освободить себя и ее от одежды. Ее юбка бурной волной поднялась в его руках, и уже через мгновение он был внутри ее.
Он двигался быстро и резко, и она отвечала ему, изгибаясь в его руках. Она откинула назад голову, подставив обнаженную шею его жадному рту. Он направлял ее движения, обхватив за ягодицы, двигаясь так медленно, как только сам мог вынести. Ему казалось, он сходит с ума от остроты ощущений, которые она дарила ему – такая жаркая, такая восхитительно влажная и упругая.
А когда она тоже начала двигаться и солнце зажглось в ее обычно безмятежных, серебристо-лунных глазах, он рванулся вперед, не в силах больше сдерживаться, и она закричала, и прикусила свою восхитительную губку, и вся обвилась вокруг него, и поникла, охваченная великолепной чувственной дрожью.
Ее лоб оказался прижатым к его плечу, он почувствовал, как ее губы скользят по его коже, по вырезу его туники. Он все еще стоял на коленях, прижавшись к ней всем телом, тяжело дыша. А затем он подхватил ее и повалил на мягкий персидский ковер под их ногами. Сам он лег на спину, так что она оказалась сверху.
Ей было так уютно и тепло лежать поперек его мощной груди. Он расправил ее юбки, так чтобы они закрывали их обоих, а затем расслабился, выжатый до предела, но при этом ощущая небывалый покой, которого давно уже не знал.
– Не покидай меня, любовь моя, – пробормотал он, жмурясь от солнечных лучей. – Не оставляй меня.
Ее ответ прозвучал ясно и светло, как солнечный летний день:
– Я не оставлю тебя. Никогда.
15
Утро пришло с приятным осознанием того, что она лежит в кольце рук мужа. Об этом Кайла мечтала больше, чем готова была признаться, особенно в последние страшные, полные ночных кошмаров одинокие ночи.
Ночные кошмары кончились, теперь она была уверена в этом. Самое плохое закончилось, и лучшим доказательством было то, что Роланд спал, мирно и спокойно, рядом с ней, все еще под действием чар последней ночи. Утром он вышел из кабинета вместе с ней, и каждый шаг его излучал спокойную уверенность в себе. От тихой ярости и самоуничижения не осталось и следа.
Остальные не без удивления отметили эту разительную перемену, произошедшую с ним так внезапно. Он снова стал самим собой и даже рассмеялся над каким-то замечанием Элисии. Снова, как и прежде, он легко и непринужденно общался со всеми во время обеда. И только Кайла, да, возможно, еще Марла, замечали тень печали, все еще омрачавшую время от времени его лицо. Кайлу это не удивляло. Было просто чудом, что он вообще смог выбраться из той мрачной темной пропасти, в которой оказался после всего, через что ему пришлось пройти. Но она решила, что будет помогать ему, понемногу, каждый день, и когда-нибудь мрачные тени навсегда исчезнут из его глаз.
Она понимала, что какая-то часть его души навсегда останется во власти адского пса Цербера. Он никогда не сможет победить воина в себе, как бы она этого ни хотела. Но, возможно, это даже и к лучшему. Он должен оставаться самим собой, со всеми своими внутренними сложностями, ведь именно такого человека она полюбила и в глубине души не хотела, чтобы он очень менялся.
Да, он смеялся и разговаривал, как прежде, но в то же время он не переставал внимательно оглядывать зал в поисках злоумышленников во время своего долгого разговора с Дунканом, который сохранял свою мрачную серьезность и так же настороженно оглядывался вокруг.
Кайле нравилось в нем стремление и потребность защищать. Она и сама испытывала необходимость стать его защитницей, как ни странно это звучит на первый взгляд. Она понимала, что в области чувств и человеческих отношений он нуждается в ее помощи и защите не меньше, чем она в его защите от этого жестокого, безжалостного мира интриг и наемных убийц.
Она видела, что люди поражены и обрадованы небывалой метаморфозой, которая произошла с их господином, и испытывала позволительную гордость, а Роланд только загадочно усмехался и провозглашал все новые тосты в честь своей очаровательной леди.
На душе у Кайлы было легко, голова слегка кружилась от выпитого вина, и все мысли ее были о предстоящей ночи и мягкой супружеской постели, в которой, она была твердо в этом уверена, на этот раз уже будет не одна.
Кайла не ошиблась. Они занимались любовью всю ночь, каждый раз открывая все новые и новые восхитительные тайны и источники необыкновенного наслаждения: то в утонченной нежности, то в бешеной страсти. Они не уставали узнавать друг друга с жадностью и удивительным ощущением, что это их по-настоящему первая брачная ночь, потому что только сейчас они увидели и почувствовали друг друга такими, каким были на самом деле. Они дарили друг другу наслаждение до тех пор, пока Кайла не почувствовала, что больше не может пошевелиться. И тогда он прижал ее к своей груди и держал так, пока она окончательно не заснула, шепча ей самые нежные, самые восхитительные слова о своей любви.
И это было самое удивительное, что с ней когда-либо случалось.
На следующее утро, пока он спал, она разглядывала его красиво вылепленный рот, длинные прямые светлые ресницы, резко изломанные брови, придающие ему ироничное выражение, прямой, хорошей формы нос. И она чувствовала, как ее сердце снова наполняется благодарностью за этот необыкновенный дар судьбы: любовь Роланда Стрэтмора.
Он открыл глаза, поймав ее нежный взгляд, и чуть усмехнулся.
– Я люблю тебя, – повторил он слова, которые говорил ей раз сто за сегодняшнюю ночь. – И еще умираю от голода. Давай поедим?
Завтрак оказался еще более радостным, чем предыдущий ужин. Весть о том, что у графа наконец резко исправилось настроение, мгновенно облетела весь остров и, возможно, даже соседние острова. Кайла решила, что им просто необходимо присоединиться утром ко всем обитателям замка за утренней трапезой, чтобы доказать, что весть о наступивших изменениях не чья-то выдумка и не стремление принять желаемое за действительное.
Роланд не возражал. Во всяком случае, не слишком настойчиво, особенно после того, как она нежно его поцеловала и высказала свою просьбу.
Когда граф и графиня появились утром из своих покоев, Томас и Бертольд отнеслись к его присутствию со своей обычной невозмутимостью, но Кайла тем не менее перехватила удивленный взгляд, которым они обменялись. Однако Роланд все же отпустил их, сказав, что они выглядят как люди, которым просто необходимо немного отдохнуть. Оба стража не возражали, лишь поклонились и отправились восвояси.
Роланд обхватил ее рукой за плечи и держал так, пока они не заняли свои обычные места за столом в главном зале.
Он казался снова уверенным в себе, заботливым хозяином своих владений. На протяжении всего завтрака он держал ее за руку и время от время подносил к губам и нежно целовал таким интимным многозначительным жестом, что Кайла каждый раз краснела, понимая, что если у кого-то и были сомнения о причинах странного выздоровления их господина и повелителя, то сейчас они полностью развеялись. Но она была так прелестна в своем смущении, что это только провоцировало Роланда на новые поцелуи, с пониманием встречаемые сочувствующими зрителями.
Лишь Марла отважилась задать прямой вопрос о причине столь резких изменений и получила ясный и четкий ответ:
– Моя леди спасла меня от моих демонов. Что-нибудь еще не ясно?
Марла лишь многозначительно улыбнулась, а Эли-сия серьезно кивнула.
– Я же говорила тебе, что так и будет, – обратилась она к сидящему рядом Харрику.
– Говорила, – согласился тот. Кайла только покачала головой.
– Ты сам себя спас, – сказала она мужу.
Роланд чуть заметно улыбнулся и снова поднес ее руку к губам.
– Куда мы идем?
Кайла осторожно ступала между зарослями цветов, росших вдоль тропинки, по которой ее вел Роланд, держа за руку.
– Это сюрприз.
Он улыбнулся той своей особенной улыбкой, чуть озорной и дразнящей, которую она так любила и которую так редко видела на его лице. Она улыбнулась в ответ, заинтригованная, но с полным доверием следуя за ним дальше.
Он исчез на какое-то время после завтрака, но появился опять через несколько часов, сказав, что намерен совершить с ней небольшую прогулку после полудня.
Солнце стояло почти в зените, обжигая их своими лучами. Короткие тени от двух человеческих фигур лежали на траве и цветах вокруг них.
День был чудесным, а от того, что рядом с ней шел Роланд со своей плутовской улыбкой, он казался Кайле еще более восхитительным. Казалось, сама природа радуется вместе с ними, да и земля соскучилась по радости, по теплому солнцу. Всюду они встречали довольные лица людей, с энтузиазмом работающих на полях, радующихся долгожданному солнечному теплу.
Они шли вдвоем. Ее постоянные спутники Томас и Бертольд на это раз их не сопровождали.
– Мы почти пришли, – сказал Роланд.
И словно в ответ на его слова прямо на сосне рядом с ними звонко запела какая-то пичуга.
Кайле была знакома эта тропинка, они шли по ней в тот памятный день во время грозы. Сегодня на небе не было ни облачка до самой ярко-синей линии горизонта, виднеющейся за деревьями. Они пришли на кроликовую поляну, всю покрытую розовыми головками цветущего клевера. Она хорошо помнила это место, только сегодня на нем было много людей.
Люди были повсюду, одни сидели на траве среди цветов, другие расположились за столами, расставленными на поляне, закусывали, пили и играли на разных инструментах. Кайла остановилась на краю поляны, изумленно глядя на эту странную картину, но Роланд только еще шире улыбнулся, когда жители Лорея заметили их и принялись радостно приветствовать на разные голоса.
Кайла обернулась и взглянула на мужа, а он смотрел на нее. Его лицо вдруг сделалось серьезным, а в бирюзовых глазах мелькнуло смущение.
– У нас ведь еще не было настоящей свадьбы, – сказал он тихо.
Кайла открыла рот, но не смогла произнести ни слова. С ней что-то случилось, в горле застыл комок, и она никак не могла избавиться от него. Глаза подозрительно заблестели.
Роланд взял ее руки, поднес к губам и поцеловал, медленно, одну за другой, не отрывая взгляда от ее лица. Солнечный свет бил ему прямо в спину, создавая вокруг головы светящийся ореол из золотистых, сверкающих на солнце волос.
– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он. – Еще раз?
Она поняла, что он все это затеял для нее, собрал здесь всех своих людей и все это только для того, чтобы порадовать ее, доставить ей удовольствие.
Настоящая свадьба. Не те поспешные клятвы, которыми они обменялись в темноте королевских покоев, но настоящая свадьба, перед всеми друзьями и родными. Только для нее.
– Да, – сказала она, потому что это был единственно возможный ответ, который она могла ему дать.
Подошла Марла с приветливой улыбкой на лице и венком из луговых цветов на голове. Элисия шла рядом с ней в таком же венке. Девочка держала в руках венок для Кайлы. Он был только что сплетен из белых и фиолетовых цветов и украшен темно-зелеными листьями. Кайла встала перед Элисией на колени, и девочка надела ей на голову венок, правда, несколько кривовато, но Роланд потом его поправил.
Марла и Элисия вернулись к остальным, а Роланд повел Кайлу в центр круга, образованного людьми. Там в своей монашеской рясе посреди живописной цветочной поляны стоял Харрик, ожидая их возле небольшого импровизированного алтаря, сплошь увитого цветами и травами.
Кайле вдруг показалось, что все это происходит в прекрасном сне. Словно зачарованная, она повторяла слова клятвы, произнесенные глубоким, спокойным голосом Харрика, соединяющие их перед лицом господа, здесь, среди цветов и ветра, шелестящего в кронах деревьев, под аккомпанемент далекого шума прибоя.
Роланд поцеловал ее, обхватив лицо своими горячими ладонями. Его губы были нежными и теплыми, их дыхание смешалось во время этого легкого поцелуя. А затем стоящие ближе к ним женщины принялись осыпать их цветочными лепестками под одобрительные приветственные крики присутствующих – словно радуга вспыхнула над их головами, сверкая и переливаясь капельками влаги в солнечных лучах.
Это было самое настоящее волшебство – принимать поздравления от сияющих от радости людей, окруживших их. Кто-то протянул ей серебряный кубок, точно такой же, какой уже был в руке у Роланда. Они улыбнулись, глядя друг другу в глаза, скрестили руки и выпили из кубков друг друга. Легкое терпкое вино чуть ударило ей в голову, создавая ощущение легкости и беззаботной радости, глаза сияли от счастья, словно солнечный свет на поверхности жемчужно-серого озера.
Корона из цветов на ее голове чуть съехала назад, и Роланд снова поправил ее, сопровождая свои действия долгим жарким поцелуем под смех и приветственные возгласы толпы.
А потом начался пир, еда была необыкновенно вкусной, вино и эль лились рекой, постоянно наполняя кубки и бокалы, тосты провозглашались один за другим.
Кайла и Роланд сидели рядом на отдельной скамейке во главе нескольких столов. Ее лицо уже устало улыбаться, а в ее смехе все еще звучали чуть удивленные нотки. И все это время Роланд не выпускал ее руку из своей, словно боялся, что она тут же исчезнет.
В его светлых локонах запутались желтые и голубые лепестки, придавая ему причудливый вид лесного золотоволосого божества, невинного, как этот теплый летний день.
– Я люблю тебя, – сказал ей этот молодой прекрасный бог.
– Я тоже люблю тебя, – отвечала Кайла и широко улыбнулась ему, не в силах сдержать бьющую через край радость. Это был миг наивысшего, ничем не омраченного счастья, ошеломляющего и немного нереального.
Прошло еще много времени, пока они все не вернулись в замок все в том же прекрасном расположении духа, немного пьяные от счастья. Праздник продолжался. В главном зале сдвинули столы и скамьи, освободив место для танцев. На возвышении играли музыканты, на столах снова поставили угощение и вино.
Роланд и Кайла все время были вместе. Роланд не отходил от нее ни на шаг, обнимая за плечи все то время, пока к ним подходили все новые и новые люди, желающие поздравить и просто поговорить с возрожденным к жизни хозяином острова.
Разговаривая с одним из мужчин, он чуть сильнее покачал головой, с его волос посыпались лепестки и, танцуя в воздухе, упали к их ногам. Кайла легко рассмеялась и положила голову ему на плечо.
Мужчина деликатно закончил разговор и отошел. Роланд взглянул на нее призывным, чуть затуманенным взглядом.
– Миледи, не хотите ли пойти наверх?
Она вся вспыхнула, услышав откровенное приглашение в его голосе. Ее сердце забилось быстрее, когда он начал поглаживать ее спину.
Но прежде, чем она успела ответить, к ним подошел еще один мужчина. Это был Дункан, и выглядел он довольно встревоженно.
– Милорд, на два слова, если можно.
Роланд мгновенно напрягся, услышав явную настойчивость в тоне Дункана. Кайла сразу уловила смену его состояния, из нетерпеливого любовника он мгновенно превратился в воина. Сжав напоследок ее плечо, он выпустил ее из своих объятий и направился вслед за капитаном.
Мужчины отошли в сторонку. Роланд внимательно слушал Дункана. Кайлу все больше охватывали мрачные предчувствия, когда она наблюдала за тем, как сразу изменилось лицо мужа, как появилась жесткая складка у рта, как застыл и помрачнел его взгляд. Холодок пробежал по ее спине, ей едва не стало дурно. Интуиция подсказывала ей, что день, так чудесно начавшийся, может закончиться трагически.
Не только Кайла заметила перемену, произошедшую в Роланде. Постепенно в большом зале стихли смех и разговоры, теперь здесь раздавалось лишь случайное клацанье металла, тихое перешептывание гостей, гадающих о содержании разговора между графом и его капитаном.
Наконец Дункан закончил свой рассказ. Роланд оглянулся на Кайлу почти машинально, просто потому, что за последние сутки он уже привык к тому, что она всегда рядом. Затем он снова обернулся к Дункану:
– Собирай людей. Мы отправляемся.
Дункан поклонился и ушел. Роланд вернулся к жене, в его глазах было прежнее отсутствующее выражение, которого она теперь так боялась. Он подвел ее к столу, за которым сидели Марла, Харрик и Элисия. Все разговоры сразу смолкли. Люди выжидательно смотрели на них.
Роланд сел на скамью с самого края, готовый в любой момент вскочить и уйти. Кайла боролась с отчаянным желанием подтолкнуть его в самую глубину и держать там, не выпуская.
– Кайла, – начал он серьезно, не в состоянии скрыть тревоги, – скажи, слышала ли ты что-нибудь о записке, относящейся к смерти твоей матери?
– Записке? – У Кайлы что-то перевернулось внутри. Такого вопроса она ожидала меньше всего. – Нет… подожди. Только о той, о которой ты написал мне в письме. Что якобы у тебя есть документ, подтверждающий невиновность моего отца. Ты это имеешь в виду?
Конечно, нет, и она сразу поняла это еще до того, как он чуть растерянно покачал головой. Тревога внутри ее стремительно нарастала, ей стало трудно дышать, во рту пересохло.
– Нет. Не та, другая. Ты не помнишь, может, ты когда-нибудь что-то слышала об этом?
Она молча покачала головой.
– Что это значит? – спросила Марла.
Роланд поднялся.
– Пока не знаю. Но собираюсь выяснить. Я получил известие от одного из моих людей, которых оставил в Лондоне расследовать это дело. Он написал, что ему необходимо сообщить мне что-то очень важное, но говорить он может только со мной, так как не может доверить это ни бумаге, ни другому человеку. Однако он сам сюда не приехал, а послал вперед себя человека.
Роланд оглядел зал. Несколько солдат уже вышли, оставив недопитое вино и недоеденное угощение на своих тарелках.
Кайла ухватилась за его рукав.
– Не уезжай! – чуть не плача, воскликнула она и тут же возненавидела себя за это. Огромным усилием воли она разжала пальцы. Он наклонился к ней.
– Мне очень жаль, любовь моя. Не так я хотел провести остаток этого дня, поверь мне. Но ты ведь понимаешь, что я должен уехать. Постараюсь вернуться как можно быстрее. Не беспокойся, я оставлю с тобой охрану. Ты будешь в безопасности.
Он наклонился ниже и поцеловал ее быстро и крепко.
– Я скоро вернусь, – снова пообещал он и сразу затем ушел.
Кайла смотрела ему в спину, она видела, как все остальные точно так же провожали его взглядами, пока он шел по залу.
– Не беспокойся, – сказала Марла, но в ее голосе Кайле послышалась озабоченность.
– Скоро со всем этим будет покончено, – сообщила Элисия, спокойно откусывая кусочек хлеба.
После того как Роланд ушел, у Кайлы полностью пропал аппетит. Она больше не хотела ни пить, ни есть. Страшное беспокойство грызло ее душу, беспокойство, которого она не могла себе объяснить. Марла сочувственно погладила ее по плечу и пригласила пойти пройтись с ней за травами, но Кайла отказалась, понимая, насколько невеселой может сейчас оказаться ее компания.
– Пожалуй, я пойду отдохну, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос не звучал слишком печально.
– Прекрасная идея, – одобрил Харрик. – Роланд, скорее всего, вернется как раз к тому времени, когда вы проснетесь.
Элисия ничего не сказала, только крепко обняла ее. При этом девочка одной рукой пробежала пальцами по золотому поясу на талии Кайлы, к которому был прицеплен кинжал. Напоследок она тронула рукоятку кинжала и только потом отняла руку.
Заметив, с каким задумчивым видом Элисия касалась кинжала, Кайла невольно положила руку на его рукоятку.
– Могу ли я проводить вас до вашей комнаты, миледи? – обратился к ней Харрик.
– Нет, благодарю вас.
– Простите меня, но, боюсь, мне все-таки придется это сделать, – сказал Харрик, предложив ей руку. – Иначе ваш муж никогда не простит меня. Он очень ревностно относится к таким вещам, знаете ли.
– Правда? – чуть насмешливо спросила Кайла, но, заметив недоумение на лице монаха, грациозно протянула ему руку, стараясь отогнать какое-то странное, тревожное чувство.
– Правда. Возможно, вы заметили, что Роланд очень следит за своими и нашими манерами и требует строгого выполнения этикета.
Кайла только рассмеялась в ответ.
– Когда сам того пожелает, конечно, – уточнил Харрик.
В ее покоях было тихо и пусто, кровать была аккуратно застелена, в комнате все чисто убрано, ничего не осталось от их бурной ночи и того беспорядка, который они тут устроили. И Кайле на мгновение показалось, что и прошлая ночь, и весь сегодняшний день, исполненный волшебства, ей только приснились.
Но нет, они были на самом деле. И Кайла постаралась думать именно об этом, когда ложилась в свою опять пустую, одинокую кровать. Свой венок она положила на комод возле окна, и теперь до нее долетал сладкий цветочный запах, напоминавший ей об их свадьбе на солнечной поляне под пение птиц и шум далекого прибоя. Кайла перекатилась на сторону Роланда и уткнулась головой в его подушку, вдыхая его запах. Она совсем не устала и вовсе не хотела спать. Она просто хотела остаться одной здесь, в их спальне.
Но оказалось, что находиться здесь, окруженной этой тишиной, ей вовсе не хочется. Это ничуть не успокаивало, наоборот, ее все больше охватывало какое-то беспокойство, не позволявшее усидеть на одном месте. Ей требовалось двигаться. Кайла резко села на постели, покачав головой. Она ведет себя неразумно. Нет никаких причин так тревожиться. И тем не менее она поднялась и принялась мерить комнату шагами.
Все это крайне неразумно, пыталась она убедить себя. Ей вовсе не обязательно сидеть в четырех стенах и изводить себя беспокойством. Все, что ей сейчас нужно, это выйти на свежий воздух, пойти куда-нибудь, все равно куда. Жаль, что она отклонила предложение Марлы, сейчас оно было бы очень кстати. Но, возможно, еще не поздно к ней присоединиться, может, она еще не ушла далеко. И кто-нибудь, наверное, знает, куда именно она ходит собирать свои травы. Кайла просто пойдет за ней следом.
Когда она открыла дверь, то с удивлением обнаружила, что там нет ее верных стражей, Томаса и Бертольда. Странно. Должно быть, Рональд на этот раз взял их с собой, а новые стражники еще не явились сменить их. Неважно. Она попросит кого-нибудь сообщить им, куда пошла.
Выйдя во двор, Кайла обнаружила свою служанку Мег и спросила, не знает ли она, где сейчас может быть Марла. Мег сосредоточенно нахмурилась и после долгих тяжелых раздумий сообщила, что Марла, скорее всего, на лугу, что у ручья, за болотом.
Кайла чуть растерянно взглянула на нее.
– Я провожу вас туда, – застенчиво предложила девушка.
Кайла оглядела двор. Все было спокойно, мирно, люди занимались своими делами, и ей стало неловко, что она зря беспокоится и паникует.
– Хорошо, спасибо, – ответила она.
Мег вывела Кайлу через ворота замка, не отрывая взгляда от земли. Кайла следовала за ней, внимательно оглядываясь, хотя сама хорошенько не знала, чего опасается. Она вспомнила, что собиралась сообщить кому-нибудь о том, куда пошла, и передать об этом стражникам Томасу и Бертольду или тем, кто их заменяет. Но ничего уже не поделаешь, не возвращаться же? И, пожав плечами, Кайла поспешила за девушкой. Ничего, она попросит Мег это сделать, как только они найдут Марлу.
Они уже шли по каменистой тропе, которая вела в зеленую тьму леса, миновав клеверный лужок, на котором были сегодня утром. Мег наконец подняла глаза от земли и с застенчивой улыбкой взглянула на Кайлу.
– Миледи, миледи!
Обе женщины обернулись на голос, раздавшийся сзади. К ним бежал мужчина и махал им рукой.
– Миледи! – снова позвал он, приближаясь. Он перешел на шаг, когда увидел, что они остановились и ждут его. Подойдя совсем близко, он поклонился.
Это был высокий, уже лысеющий мужчина, чем-то знакомый Кайле, но тем не менее она не могла вспомнить, где его видела. В то же время он не вызвал у нее опасений, так как был совсем не похож на того, второго мужчину, которого она тогда преследовала в туннеле. У него были светлые, а не каштановые волосы, да и на лице сейчас было написано лишь глубокое почтение.
– Миледи, – сказал мужчина, пытаясь отдышаться, – я получил сообщение для вас от милорда графа.
– Сообщение? – Ее сердце вдруг тревожно забилось.
– Он просит вас присоединиться к нему на берегу и послал меня привести вас к нему.
– Вас одного? – спросила она, оглядываясь вокруг.
– Остальные ждут вас там, на берегу, – сказал мужчина. – Меня зовут Титус, я лейтенант из гвардии Дункана.
И снова какое-то воспоминание всплыло в ее голове. Она видела этого мужчину прежде, но никак не могла вспомнить где. Он казался вполне безобидным, с темными глазами и улыбающимся лицом. Если он был человеком Дункана, она могла видеть его несколько раз в главном зале за едой или во дворе. Может быть, даже сегодня, во время свадебного обеда.
Рядом с ней молча стояла служанка, сжав руки и глядя во все глаза на хозяйку.
Титус ждал. Кайла двинулась, прежде чем поняла, что приняла решение. Она пошла по знакомой ей каменистой тропинке, но Титус остановил ее.
– Нам нужно туда, – сказал он, показывая в сторону, противоположную той, в которой, как она считала, находится причал.
– Но эта дорога не ведет к причалу, – сказала Кайла подозрительно.
– У нас на острове два причала, – спокойно сказал Титус. – Тот, на котором вас ждет милорд, поменьше, он находится на другой стороне острова.
Кайла взглянула на Мег. Девушка нахмурилась, но кивнула.
Они шли через луг с зеленой травой и множеством цветов, и чем ближе они подходили к океану, тем громче раздавался шум прибоя, тем сильнее дул ветер, прижимая к телу ее платье.
Кайла не видела никакого причала, но зато увидела скалы впереди и тянущуюся по краю полоску деревьев. Единственная лодка качалась на волнах. Человек, сидящий в лодке, помахал им. Титус помахал в ответ. Но больше ни на берегу, ни в море никого не было.
Рядом с ней Мег замедлила шаги.
– Нам туда, – сказал Титус нетерпеливо.
– Где мой муж? – резко спросила Кайла.
– На берегу, как я и сказал, миледи.
– Его там нет, – Кайла остановилась и схватила Мег за руку.
– Не на этом берегу, миледи, прошу прощения, что забыл предупредить вас. Я имел в виду, не здесь, на острове, а на противоположном берегу. Он ждет нас там.
– На том берегу? – воскликнула Мег. – Но с этого причала нельзя переправиться на тот берег. Лодку унесет течением…
Мег в испуге замолчала, когда увидела ярость, на мгновение исказившую черты Титуса, но он сразу овладел собой, и на его лице снова появилась льстивая улыбка.
Кайла взглянула на Мег и взяла ее за руку, словно собираясь вести дальше.
– Беги! – приказала она и, подобрав юбки, бросилась назад по той дороге, по которой они пришли, таща за собой растерявшуюся девушку.
В первое мгновение ей показалось, что им удастся убежать, воспользовавшись фактором неожиданности. Ноги сами несли ее вперед, она легко и быстро бежала по тропинке, держа за руку служанку, которая изо всех сил старалась не отставать. Теперь ветер дул им в спину, помогая бежать, донося до них тяжелые шаги их преследователя.
Но затем Кайла вдруг почувствовала, как что-то дернуло ее назад, руки их разъединились, и она увидела, как Мег упала с громким криком на землю.
– Леди Кайла, – прорычал сзади мужской голос, – остановитесь, или она умрет!
Кайла попыталась удержаться на ногах, все еще продолжая бежать. Но, оглянувшись, она увидела, что Титус набросился на Мег и, схватив одной рукой за волосы, приставил нож к ее горлу. Кайла замедлила бег и остановилась. Затем развернулась и подошла чуть ближе к их преследователю и служанке.
Мег тихо всхлипывала. Кайла, понимая, что девушка сейчас чувствует, чуть сама не заплакала от досады и жалости к ней, к ним обеим.
– Мудрое решение. – Титус улыбнулся, снова очень ласково, и Кайла вдруг вспомнила, что видела его совсем другим – одетым не в простую одежду солдата, а в изысканный бархатный наряд и шляпу с пером. Но затем воспоминание вновь ускользнуло от нее. Снова она видела лишь нож, приставленный к горлу девушки.
– Отпусти ее! – крикнула она, напрягая голос против ветра.
– Подойди ближе, – приказал он.
Она подошла достаточно близко, и теперь было ясно, что ей не удастся убежать.
– Отпусти ее. Она тебе не нужна. Только я, – спокойно сказала Кайла.
Титус чуть нажал лезвием ножа на горло служанки, та испуганно всхлипнула. Кайла подняла руку, протестуя, но в этот момент он резко повернул нож другой стороной и рукояткой ударил девушку в висок. Мег без чувств упала на траву.
– Ты права. – Он схватил Кайлу за руку и резко вывернул ее, заломив ей за спину точно так же, как это сделал в прошлый раз тот мужчина с черными волосами. – Она мне не нужна.
Он подтащил Кайлу ближе к скале и заставил спускаться по вырезанным в ней каменным ступеням, что вели к самому причалу, где в лодке их уже ждал другой мужчина. Кайла хотела прикрыть глаза от яркого солнечного света, отраженного от воды и на миг ослепившего ее, но не смогла. Она уже узнала человека, который поджидал их в лодке.
Мужчина с каштановыми волосами встал и обхватил ее за талию, когда Титус спихнул ее вниз. Она не рискнула, да и не могла бороться с ним сейчас. Он так и не отпустил ее руку, а лишь еще сильнее вывернул ее в плече, причинив боль. Но Кайла даже не поморщилась, не желая доставлять удовольствие своим похитителям.
Она упала на дно лодки, придавленная ногой Титуса.
– Греби, – приказал тот, и Кайла почувствовала, как лодка закачалась и заскользила вперед по водам.
В течение долгого времени Кайла слышала тяжелое дыхание обоих мужчин. Титус никак не мог отдышаться после погони, а человек с каштановыми волосами греб изо всех сил. Океан был на этот раз спокоен, волны тихо плескались в дно, и лишь изредка на нее попадали брызги с весла. Яркий солнечный свет слепил глаза, заставляя смотреть вниз, где на самом дне плескалась холодная вода в дюйме от ее лица.
Ее правая рука была зажата под ней, почти рядом с холодным клинком кинжала, прижатого к ее бедру. Титус, возможно, не заметил его в складках ее пышных юбок. Она чуть приподнялась и медленно двинула руку, стараясь добраться до рукоятки.
– А вы заставили меня погоняться за вами, миледи, – сказал Титус своим мягким, приятным голосом.
Кайла застыла.
– Сначала по всей Англии, затем через всю Шотландию и затем снова в Англию. Если бы только Стрэтмор не схватил вас, мы встретились бы с вами гораздо раньше, уж можете мне поверить. – Титус нагнулся над ней, а затем резко дернул, подняв так, чтобы она приняла сидячую позу. Кайла закрыла глаза, ослепленная ярким солнечным светом, бьющим теперь ей прямо в лицо. Она отвернулась, то Титус обхватил ее подбородок рукой и заставил повернуться к себе. Она открыла глаза.
– Если бы только… – вздохнул он, и его прикосновение вдруг стало другим, какой-то пародией на нежность.
Она откинула голову назад, освободившись от его руки.
– Вы дурак, если думаете, что в поисках меня эти острова не будут прочесаны вдоль и поперек.
Титус снова наклонился к ней.
– Какое счастье, что я все-таки не такой дурак. Разумеется, я знаю об этом. Но поскольку я позволил себе маленькую шутку с вашими стражниками, передав им приказ охранять вашу пустую комнату и ни под каким видом не мешать вам спать, с чем они охотно согласились, то у нас есть достаточно времени до того прискорбного момента, когда они обнаружат, что вы пропали. Этого времени нам с вами вполне хватит для побега. Конечно, мне стоит поблагодарить Стрэтмора за этот трогательный семейный спектакль сегодня днем. Боюсь, внезапность этой свадьбы несколько выбила из колеи весь штат прислуги в замке да и стражников тоже. Надеюсь, они еще долго не заметят вашего отсутствия.
Лодка тяжело дернулась на высокой волне, и Кайла ударилась спиной о борт. Титус взглянул на нее с притворным сочувствием.
– Надеюсь, вы извините меня за мои методы, но я во что бы то ни стало должен был добиться вашей аудиенции, графиня. Я просто хотел застать вас одну, без вашего скучного, назойливого мужа. Я вообще не хотел заходить так далеко. В действительности, вы могли понять это еще там, в бухте. В тот день вы встретились с моим другом. – Он кивнул в сторону гребца. – Он как раз сигналил моему человеку, который оказался на другом острове. Думаю, мы должны винить во всем Стрэтмора за то, что он разделил моих людей, отправив одного из них не на тот остров. Но я уверен, что Глен очень сожалеет о том, что ударил вас слишком сильно, не так ли, Глен?
Но тот, казалось, не обращал на них никакого внимания, продолжая яростно грести.
– Я отругал его, конечно. Он вовсе не собирался убивать вас, просто ударить, чтобы вы его не обнаружили и не стали задавать ненужные вопросы, например, своему мужу. Вы ведь излишне любопытны, графиня, знаете ли. Возможно, именно ваше любопытство вас и погубит. Он даже хотел вытащить вас из воды, но тут появился смотритель и началась такая кутерьма… И Эвин был также, видимо, очень всем этим расстроен. Он просто сошел с ума из-за вас, я полагаю.
– Человек с черными волосами, – пробормотала Кайла.
Титус закатил глаза.
– Мягкосердечный дурак, должен я заметить с сожалением. Он вовсе не хотел ничем навредить вам, просто поговорить. Он не мог допустить, чтобы хоть один волос упал с вашей головы. Да и я пришел сюда вовсе не за вашей головой, как оказалось.
– Вы убили его.
Ветер растрепал ее выбившиеся из прически волосы, разметав их по плечам. Несколько прядей хлестнули Титуса по руке. Он схватил их и задумчиво потер между пальцами, словно удивляясь их шелковистому блеску и мягкости.
– Я был вынужден. Этот слабак уже готов был идти к Стрэтмору, признаваться во всем и умолять о милости. Я даже думаю, – Титус зло рассмеялся, – что этот идиот влюбился в вас, моя милая девочка.
И тут еще одно воспоминание вспыхнуло в памяти Кайлы. Леди Элизабет, трагическая смерть которой потрясла ее так недавно. Что-то связанное с леди Элизабет… Еще один кусочек головоломки встал на место.
– Я знаю, кто вы такой, – холодно сказала Кайла.
– Вот как? – самодовольно усмехаясь, заметил он. – Умная девочка. А я все думал, когда же вы меня узнаете.
– Барон Крэкстон. – Она почти выплюнула это имя. Она видела его несколько раз при дворе, кажется, это было десятки лет назад. Он не входил в круг друзей ее родителей, и все же это имя было как-то связано с именем леди Элизабет… Какие-то слухи упорно муссировались тогда при дворе, смешки и разговоры, не предназначенные для девичьих ушей.
Но теперь она вспомнила: леди Элизабет была любовницей барона Крэкстона.
Он рассмеялся:
– К вашим услугам, миледи. Ну, не совсем, конечно. Я даже думаю, что это скорее вы послужите мне.
– Чего вы хотите? – Кайла не могла удержаться от этого вопроса, но отметила с гордостью, что голос ее не дрогнул.
– Милорд! – прервал их разговор встревоженный крик Глена.
Кайла оглянулась. Несмотря на отчаянные старания Глена, мощный поток подхватил их лодку и понес на скалы. Она заметила, как их маленькая лодчонка двигается как-то боком, несмотря на все старания человека выправить ее.
– Кровь Христова! Ты, тупица, неужели ты ничего не можешь сделать?! – закричал на него барон.
– Я пытаюсь!
Лодка двигалась все быстрее и быстрее. Кайла, затаив дыхание, смотрела мимо спорящих мужчин. Отчего-то она не удивилась тому, что впереди показались черные с золотом скалы, она словно ожидала этого. Ну конечно! Ведь Мег пыталась предупредить их. Течение! Скалы приближались с дьявольской быстротой. Она узнала это место. Залив русалок. Кладбище кораблей.
– Отойди! – Крэкстон оттолкнул Глена и сам схватился за весла. – Присмотри за ней!
Глен перебрался назад и уселся за ее спиной. Кайла не обращала на него никакого внимания. Она не отрывала взгляда от приближающейся земли.
– Вы не сможете ничего сделать, – сказала она.
– Заткнись, – прошипел Крэкстон, налегая на весла.
Вода закипела у них за кормой, волны сильнее раскачивали лодку, захлестывая через борта.
– Мы разобьемся. – Кайла села чуть выше, положив обе руки на борт лодки. – Взгляните на все эти останки кораблей. Все они разбились здесь, на этих скалах. С этим течением никто не может справиться. И вы не исключение.
Внезапно Глен издал какой-то странный крик.
– Взгляните! – Он указывал на скалы. – Вы только посмотрите на них!
Крэкстон повернул голову, лицо покраснело от натуги, по щекам бежал пот, смешиваясь с морскими брызгами. На мгновение он перестал грести, уставившись на скалы выпученными от изумления глазами.
Кайла тоже взглянула в ту стороны, но увидела только скалы, к которым стремительно приближалась их лодка.
– Они прекрасны! – воскликнул Глен. – Они ждут нас. Разве вы не видите? Они нас хотят. Они хотят меня! – Он поднялся на дрожащих ногах, заставив лодку опасно накрениться на один бок.
Крэкстон смотрел в том же направлении, что и Глен, с таким же бессмысленным выражением на лице.
Кайла почувствовала, как один конец лодки взмывает к небу, и перед тем, как лодка перевернулась, она услышала те же голоса, что когда-то слышала в Заливе русалок: это был ясный и звонкий женский смех.
Она выпрямилась и прыгнула в воду, стараясь оказаться как можно дальше от лодки. И в тот же миг она услышала ужасный треск, который мог означать только одно: лодка налетела на скалы и расщепилась на мелкие обломки. Почти одновременно с этим раздался громкий крик.
А потом она погрузилась глубоко в воду, в бурлящий океан, который уносил ее в сторону от разбитой лодки и от мужчин. Она попыталась выбраться на поверхность, несмотря на тяжесть юбок, тянущих ее вниз. Кайла чувствовала, как могучий поток ледяной черной воды подхватил ее и понес, она задыхалась, пытаясь бороться, но она была так же беспомощна, как и минуту назад их утлая лодчонка.
Кайла никак не могла выбраться на поверхность, все ее усилия были тщетны, и она уже приготовилась умереть среди русалок и погибших кораблей. Она собиралась умереть в Заливе русалок в день, который обещал стать самым счастливым днем в ее жизни, и вот теперь кончался так трагически.
Но тут ее голова вдруг оказалась на поверхности, и она смогла вдохнуть, вобрав в себя больше воды, чем воздуха, задохнулась, закашлялась и вдохнула снова. Она колотила руками и ногами по воде, стараясь удержаться на поверхности, пытаясь плыть. Ее юбки зацепились за скалы, раздался треск разрываемой материи, а она лишь старалась изо всех сил удержать голову на поверхности, пока поток стремительно нес ее прямо в самое сердце смертельно опасной бухты.
Кайла не чувствовала ни рук ни ног, она не понимала, плывет она сама или ее просто несет течение; она не слышала ничего, кроме шума разбивающихся о скалы волн; ее качало и швыряло то вверх, то вниз, тело полностью подчинялось этому смертельному ритму, с которым она не могла бороться. Шум становился все сильнее, пока Кайла не поняла, что еще мгновение – и очередная волна разобьет ее о скалу. Холодная тьма уже засасывала ее в глубину, вопрос был только в том, что произойдет раньше – утонет ли она, скрывшись под очередной волной, или же волна расплющит ее о скалы.
А затем кто-то еще оказался рядом. Кто-то подхватил ее под руки, кто-то отчаянно бил ногами, стараясь выбраться на берег, и тащил ее за собой.
Он вытянул ее из воды и потащил по песку… какой-то молодой человек, которого она не знала, он смотрел на нее испуганными глазами и звал:
– Графиня, графиня!
Смотритель. Ну конечно, это был он. Кайла потянулась вверх и попыталась взять его за руку, попыталась предупредить об опасности, сказать о том, что здесь есть еще двое человек, что их надо опасаться… Но он не дал ей ничего сказать, лишь махнул рукой в сторону океана.
– Я сейчас вернусь, – поспешно сказал он и снова бросился в воду.
– Нет! – закричала Кайла, пытаясь остановить его, но крик захлебнулся в кашле. А когда она смогла снова поднять голову, то увидела, что он вытаскивает из воды Крэкстона. Барон, обхватив молодого человека за плечи, шатясь, выбрался на берег.
Кайла поднялась на колени, пытаясь закричать, но из ее горла вырвался лишь сдавленный хрип, когда она увидела, как Крэкстон улыбнулся молодому солдату и одновременно вонзил в него нож.
На лице смотрителя появилось выражение недоумения, он упал на колени, а затем ткнулся лицом в песок.
Крэкстон выхватил нож из его груди и обернулся к Кайле со зловещей улыбкой.
Страх и возмущение придали ей силы. Кайла смогла подняться на зыбком песке и теперь стояла, покачиваясь, на ослабевших ногах. Крэкстон двинулся прямо на нее.
16
Кайла бежала по песчаной отмели по направлению к башне. Сзади она слышала ругань и тяжелые шаги бегущего за ней Крэкстона, делающего отчаянные попытки ее догнать.
Ее мокрые, отяжелевшие от воды юбки сковывали движения, воруя драгоценные мгновения. Она слышала, что Крэкстон ее нагоняет. Еще немного, и он ее схватит. Она споткнулась, едва не упав, ее руки схватили пригоршни песка. Закричав от ярости и страха, она обернулась, швырнула песок в преследователя и принялась что было сил карабкаться вверх по крутому склону.
Вот наконец и вершина. Ветер едва не сбил ее с ног, надул юбки, толкнув сначала вперед, потом назад. Она в панике оглянулась, не зная, куда ей бежать. Здесь была только башня, возвышавшаяся над ней. Кайла обогнула ее и нашла приоткрытую дверь. Недолго думая Кайла скользнула внутрь башни, в темноту.
Посередине стояла лошадь и смотрела на нее кротким взглядом, медленно жуя пучок сена. Должно быть, она принадлежала бедному парню. Кайла уже бросилась к ней, чтобы отвязать от крюка. Ей нужно было всего несколько мгновений, чтобы вскочить верхом и умчаться прочь, но этих мгновений у нее уже не осталось. В дверях появилась тень Крэкстона.
Помещение было пустым, и только у дальней стены начиналась винтовая лестница без перил, ведущая наверх вдоль стен башни. Кайла метнулась к лестнице. Ей ничего не оставалось, как забираться наверх, моля о том, чтобы не запутаться в своих намокших рваных юбках и не свалиться вниз.
Снизу раздался издевательский смех Крэкстона:
– Леди Кайла! Куда это вы собрались, хотелось бы знать?
Лестница оказалась гораздо круче, чем выглядела на первый взгляд. Ее грудь была вся в огне, Кайла задыхалась, не в состоянии сделать глубокий вдох, чувствуя, как все горит внутри. А он упорно лез за ней следом, громко хохоча, очевидно, предвкушая весьма удачную для себя развязку. Наконец она почти добралась до верха. Из последних сил Кайла толкнула вверх дверцу в потолке, ведущую на крышу башни.
В то же мгновение ветер вырвал дверцу у нее из рук, и та с громким стуком откинулась, оставив над головой Кайлы зияющий квадрат неба. Она выбралась через него на крышу, которая представляла собой просто круглую пустую площадку, окруженную зубчатой стеной с бойницами. Кайла попыталась сразу же захлопнуть дверцу, пока Крэкстон еще не успел добраться до верха, но ветер постоянно вырывал дверцу из рук, и у нее никак не получалось плотно ее закрыть. Вот из темного квадрата показалась рука, надавливающая на дверцу снизу, а затем и улыбающееся лицо барона.
Кайла оставила дверцу и метнулась к стене, выхватив из-за пояса кинжал. Она выставила его перед собой и держала обеими руками. Ветер рвал на ней платье и развевал волосы, отбрасывая длинные пряди на лицо, закрывая глаза, мешая видеть…
Крэкстон уже выбрался на крышу, но, увидев кинжал, остановился.
– Моя дорогая девочка, – начал он.
– Что вы хотите? – крикнула Кайла, сжимая перед собой свое оружие так, как ее учил отец. Крэкстон настороженно следил за ней.
– А вы как думаете? – крикнул он ей в ответ. Голос его звучал чуть насмешливо, хотя глаза были злые и безжалостные. – Что же еще мне может быть нужно, дитя мое? Я хочу, чтобы вы передали мне документ – ту самую записку, которую вы прячете.
Он шагнул к ней, Кайла попятилась.
– У меня нет никакой записки, – сказала она. – Это была всего лишь уловка, которую использовал мой муж, чтобы завлечь меня в ловушку.
На какое-то мгновение на лице Крэкстона появилось сомнение.
– Ну конечно, эта записка существует. И не пытайтесь меня обмануть, миледи.
– Нет никакой записки!
– Есть, – продолжал он, подходя все ближе. – Я сам написал ее, моя дорогая девочка, к моему глубокому сожалению. А теперь она у вас, и я хочу ее вернуть. Мне она просто необходима.
Кайла быстро оглянулась. Он продолжал надвигаться на нее. Если она все время будет отступать, то, в конце концов, он схватит ее.
– Я не знаю, о чем вы говорите! – крикнула она, стараясь перекричать ветер, который все время относил слова в сторону. Но тут, словно в подтверждение ее слов, ветер мгновенно утих, и голос зазвенел неожиданно громко, отражаясь от высоких стен.
– Разумеется, вы знаете, – сказал Крэкстон как-то уж чересчур спокойно и рассудительно. Он подошел уже совсем близко и достал свой собственный нож, гораздо длиннее ее кинжала. – Ваши отговорки вам не помогут, Кайла. Я обыскал весь Роузмид. Я обыскал весь этот чертов замок. Я обыскал всю Англию, я думал и прикидывал, где может быть эта чертова записка. И я допросил множество людей и пришел к одному-единственному разумному выводу: она у вас. Вы прекрасно знаете, что именно мне нужно. Эту записку ваша мать отдала вам перед своей смертью. Верните ее мне и останетесь в живых, прекрасная Кайла!
– Моя мать? – Кайла почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. – Моя мать?!
Крэкстон усмотрел в этом ее состоянии шанс для себя. Он бросился прямо на нее. Кайла отшатнулась назад так быстро, как только могла, и полоснула его своим кинжалом, когда он уже был на расстоянии ближе, чем вытянутая рука. Он зарычал от боли и ярости, а она увернулась от него в сторону, повинуясь чистому инстинкту и пользуясь своей молодостью и ловкостью, которую приобрела за время долгих странствий.
Она умудрилась нанести ему довольно глубокую рану в плечо, и он, ослепленный болью, бросился на нее, надеясь достать своим ножом. Но Кайла оказалась в этот момент совсем близко от края. Она снова увернулась, а он, вложив в свой яростный порыв все силы, налетел на стену. Он был довольно высоким и крупным мужчиной, и сила инерции его движения оказалась слишком велика. Оказавшись как раз против бойницы, достаточно широкой, чтобы сквозь нее мог пролезть человек, он перегнулся через край и рухнул бы вниз, если бы не зацепился в последний момент за стену.
Когда Кайла обернулась на его отчаянный вопль, то увидела, что ее преследователя уже нет на площадке, но из-за края стены показалась сначала одна рука, потом другая.
Она замерла, дрожа от страха и возбуждения, когда услышала его голос:
– Леди Кайла!
Она подошла к нему, все еще сжимая в руке кинжал.
Крэкстон висел, держась обеими руками за нижний край стены. Кайла видела его ноги, болтающиеся в воздухе. А далеко внизу под ним высились зубцы прибрежных скал, о которые разбивались яростные волны.
– Это были вы, правда? – Она наклонилась вперед, чтобы видеть его лицо. – Это вы убили мою мать?
– Нет! – крикнул Крэкстон, все еще пытаясь улыбаться ей.
– Да! – Кайла уже почти не сомневалась. – Это были вы!
– Это произошло случайно! – Одна его рука, та самая, в которую она воткнула свой кинжал, все время соскальзывала, но он, сжав зубы, продолжал отчаянно цепляться ею за камни, несмотря на боль. – Я не хотел этого!
Она молчала, только еще крепче сжала рукоятку кинжала. Крэкстон заговорил быстрее, глотая окончания слов, Кайла не все понимала:
– Она пришла к Элизабет в тот день, пришла, чтобы отнять ее у меня. Элизабет всегда была слабая, она слушалась Элейн, делала все, как та ей говорила. Она бы оставила меня, глупая тварь, даже зная, что я все равно приду за ней. И она вытащила записку из тайника и отдала ее Элейн, черт ее… «для гарантии», как она сказала. В конце концов, я получил ее, я сумел стащить ее у Глошира, а эта идиотка отдала ее своей подруге!
– Моей матери, – тихо сказала Кайла.
– Я должен… получить ее назад, – Крэкстон продолжал сквозь стиснутые зубы. – Отдайте ее мне, и я пощажу вас.
Кайла чуть дальше перегнулась через стену, внимательно разглядывая человека, висящего над пропастью. Между ним и смертью остались какие-то несколько дюймов стены.
– Эта записка, – Кайла заговорила спокойным, почти ласковым тоном. – Скажите мне, что это такое? Что в ней говорилось?
Крэкстон не отвечал, повернув голову сначала направо, потом налево, он изучал способы выбраться отсюда. Путь для него был отрезан. Только Кайла оставалась его единственной надеждой на спасение. Слабой надеждой.
– Это ведь была долговая расписка, правда? – продолжала Кайла, удивленная сама своей догадке. – Вы должны были крупную сумму денег лорду Глоширу, не так ли?
По лицу Крэкстона бежали струйки пота. Кончики пальцев стали почти пурпурными от напряжения. Он их почти уже не чувствовал. Кровь от раны заливала грудь. Он слабел с каждой минутой.
– Да, да, деньги. Я должен был отдать ему все, что имел, можешь ты это понять? Все! И даже больше, гораздо больше! Больше, чем я когда-нибудь мог заплатить! – Крэкстон смотрел вверх на нее с отчаянием и ужасом. – Он собирался идти к королю, он собирался сказать обо всем Генри! Для меня тогда все было бы кончено!
– И вы убили за это мою мать. За клочок пергамента!
– Ты не понимаешь! Она хотела все погубить! У нее была расписка, она имела власть над Элизабет! Без этой бумаги Глошир не смог бы доказать, что я ему что-то должен. Король не слишком его любил, мог бы и не поверить. Но Элейн могла погубить меня. Она сказала, что сама отнесет расписку Генри!
Раненая рука окончательно сорвалась со стены и повисла как плеть. Крэкстон взвыл от страха.
– Как вы это сделали? – спросила Кайла.
– Кровь Христова, миледи, помогите мне выбраться! Я сейчас упаду!
– Сначала скажите, как вы это сделали.
– Я… толкнул ее! Это был несчастный случай, клянусь! Я оттолкнул ее от Элизабет, но она упала и ударилась головой. И это убило ее. Мы должны были что-то сделать. Элизабет была в истерике, она не видела выхода. А я видел. Убить Глошира, подложить его в постель к Элейн. Так просто! Так гениально! Элизабет сделала все, как я велел ей. Она снова была моей. Она должна была повиноваться мне, иначе… Все вышло просто замечательно, если бы не эта чертова расписка.
– Нет, не все. Вы заставили всех поверить в виновность моего отца. Но вы так и не получили расписку.
– Элейн не сказала, где она. Она дразнила меня, говорила, что мне никогда ее не найти.
Ветер задул снова, охладив лицо Кайлы, очистив ее взгляд от затягивающей красной пелены.
– Так вы думаете, что ваша расписка у меня?
– Она должна быть у тебя! Я знаю это! Твой отец отнес бы ее королю, если бы смог найти. А кроме него, ты единственная, кому Элейн доверяла как самой себе! Так говорила мне Элизабет.
Острая боль пронзила сердце Кайлы при воспоминании о ее матери, о том, как она любила ее. Она сжала зубы, чтобы побороть эту боль, и заговорила холодно, глядя на висящего над пропастью человека, на это олицетворение зла и себялюбия.
– И Элизабет вы тоже убили?
– Нет! Только не ее! Элизабет сама лишила себя жизни, я не имею к этому никакого отношения.
– Никакого? Разумеется, если не считать того, что вы заставили ее принять участие в убийстве своей близкой подруги, чтобы спасти вас? Этого мало, по-вашему?
Его пальцы медленно соскальзывали со стены, один за другим.
– Миледи! – взмолился он. – Помогите!
Откуда-то снизу до них долетел звук, принесенный ветром. Это был женский смех, неземной, эти странные нереальные звуки складывались в слова…
Иди к нам…
Глаза Крэкстона расширились от ужаса.
– Это они, – хрипло пробормотал он. – Вы их слышите?
Кайла вдруг почувствовала легкую тошноту, мир стал вращаться вокруг нее, и она прислонилась к стене, закрыв руками глаза.
– Леди Кайла, вы должны помочь мне! – закричал Крэкстон.
Она хотела это сделать. Против всех разумных доводов она собиралась спасти убийцу своей матери просто потому, что не могла иначе, она не могла сама стать убийцей. Вот только она сейчас подождет, пока мир перестанет кружиться вокруг нее, и тогда она…
Ты теперь наш…
Смех зазвучал громче, призрачный и безжалостный, в этом нельзя было ошибиться. Дыхание Крэкстона прервалось. Кайла уже наклонилась вперед, чтобы схватить барона за руку, не дать ему упасть…
Но кто-то сзади остановил ее, перехватив ее руку. И в следующее мгновение Крэкстон сорвался вниз, стремительно рухнув под призрачный смех русалок.
Это Марла развернула ее лицом к себе, это Марла крепко держала ее, не позволяя приблизиться к краю.
– Все кончено, – сказала она спокойно и твердо. – Все хорошо. Ты в безопасности.
Тошнота и головокружение прошли в одно мгновение. Кайла чуть отшатнулась, широко раскрыв глаза.
– Я собирала травы здесь неподалеку. Я увидела, как ты забралась на крышу, и бросилась к башне со всех ног, – сказала Марла, отвечая на ее невысказанный вопрос. – Потом я увидела мужчину, который преследовал тебя. У него в руке был нож. Когда я поднималась, он уже висел. Я слышала все, что он сказал.
– Это был он.
Кайла почувствовала, как гудит в голове, как ее начинает трясти нервная дрожь.
– Это он убил мою мать.
– Я знаю, – тихо отвечала Марла. – И он заслужил такую смерть.
– Эти голоса…
– Что?
– Ты не слышала их? Женские голоса, смех?
Марла некоторое время внимательно смотрела на нее, затем покачала головой.
– Нет. Но я не сомневаюсь, что ты их слышала.
Туман в голове Кайлы внезапно развеялся. Она отошла от Марлы, сконфуженно отвернулась.
– Там внизу смотритель, – сказала она. – Он ранен. Мы должны помочь ему.
– Твой муж уже нашел его, – сказала Марла. – Я видела, как только что его люди унесли кого-то с берега.
– Роланд? Роланд здесь?!
Но она уже услышала, как он звал ее по имени. В его голосе звучали страх и отчаяние. Кайла подбежала к дверце люка.
– Я здесь, я здесь! – закричала она, нагнувшись к отверстию.
Марла стояла возле нее, когда Роланд вырвался из темноты башни на крышу, словно ядро, пущенное из катапульты: неистовый мужчина с безумным взглядом. Он огляделся, жмурясь от яркого света после темноты, и, заметив Кайлу, бросился к ней, в три огромных прыжка преодолев расстояние между ними.
– Мой бог, – выдохнул он прямо ей в волосы, прижимая ее к себе дрожащими руками. – Ты жива.
Она приникла к нему, прижалась всем телом, уже не чувствуя ни слабости в ногах, ни нервной дрожи.
– Ты жива, – повторил он более ровным голосом, крепче сжимая ее в объятиях.
Марла пробормотала что-то насчет раненого внизу и направилась к выходу, решив оставить их наедине.
– Подожди, – позвал ее Роланд, поднимая голову. – Где он? Где Крэкстон?
Кайла и Марла быстро обменялись взглядами.
– Он упал на скалы, милорд. Это был несчастный случай.
Кайла закрыла глаза. Она почувствовала, как сильно и быстро бьется сердце Роланда у нее под щекой.
– Несчастный случай, – повторил Роланд недоверчиво.
– Да. – И, больше ни слова не говоря, Марла начала спускаться вниз.
Кайла открыла глаза и, подняв вверх голову, взглянула на мужа.
– Откуда ты узнал, что надо идти сюда?
– Повезло, – ответил он и сдержанно улыбнулся.
– А, твоя счастливая звезда, – вспомнила с улыбкой Кайла.
Он поцеловал ее крепко, затем еще раз, а затем прижал к груди.
– Эту звезду зовут Мег. Твоя маленькая служанка прибежала назад в Лоремар как раз к нашему возвращению. Я встретился с моим человеком на побережье Англии, и он рассказал мне то, что смог обнаружить. Он узнал, что барон Крэкстон подкупил одного из командиров в гвардии короля Генри по имени Рейнард. Этот Рейнард во главе королевского отряда гвардейцев присоединился ко мне во время моей охоты на тебя и твоего отца. Именно Рейнард приказал атаковать Гленкарсон, вопреки моим распоряжениям ждать моего прибытия. Так я понял, что именно Крэкстон преследовал тебя.
– Он убил мою мать, – сказала Кайла дрогнувшим голосом.
– Я знаю, любимая, знаю. Рейнард был арестован в Лондоне, когда стало известно, что он выполнял распоряжения барона Крэкстона вопреки интересам короны. Он рассказал все, что знал. – Роланд обнял ее покрепче. – Когда я вернулся и услышал рассказ твоей служанки, то бросился сюда. Должно быть, я раз сто умирал, пока не увидел тебя. Мой человек сообщил, что Крэкстон исчез из Лондона, по крайней мере, две недели назад. По этому поводу было много слухов, но ничего действительно достоверного. Логичнее всего было предположить, что он отправился на Лорей, за тобой. И когда твоя служанка описала человека, который захватил тебя…
Его голос дрогнул. Он отвернулся и откашлялся.
– Мы примерно представляли себе, где именно может оказаться ваша лодка, если только он возьмет курс на английский берег. С того причала можно добраться лишь до Талдона. Если плыть в сторону Англии, течение непременно вынесет к Заливу русалок. Тем более одновесельную лодку. Не знаю почему, но я был совершенно уверен, что найду тебя здесь, в этой бухте, но не знал, увижу ли когда-нибудь еще живой..
Она медленно подняла руку и откинула золотистые локоны, упавшие ему на лоб.
– Я здесь, я жива и невредима.
– Я не смог бы жить без тебя, – сказал он хриплым от волнения голосом. – Если бы ты умерла, я последовал бы за тобой.
– Я очень тебя люблю, – сказала она, и этого было довольно, чтобы исчезло выражение боли из его глаз.
В неярком, дрожащем свете свечей камни, украшавшие эфес кинжала, когда-то принадлежащего Элейн Уорвик, казалось, светились своим собственным светом.
Кайла взглянула на острый клинок, спокойно лежащий на ее ладонях. Затем перевела взгляд на Роланда, потом на Элисию.
– Давай, – сказала девочка, положив локти на письменный стол Роланда.
Марла чуть двинулась от нетерпения в глубине кабинета. Сина и Харрик стояли рядом с ней, затаив дыхание. Мэдок, растолкав всех, поставил масляную лампу возле Кайлы на стол.
– Так-то лучше, – сказал он.
Роланд пристально посмотрел на нее, мысленно предлагая закончить наконец это дело. Все ждали с нетерпением. Она наклонила голову, чуть улыбнулась, а затем покачала головой.
Рукоятка была сделана из золота и инкрустирована камнями. Но когда она поднесла кинжал ближе к огню, то обнаружила тонкую, едва видимую металлическую защелку под рукояткой, у основания холодного стального клинка. Она нажала на нее ногтем, но он оказался слишком коротким, чтобы сдвинуть ее в сторону.
Роланд протянул ей свой кинжал рукояткой вперед.
Она взяла его и, направив кончик смертоносного лезвия на замочек, чуть сильнее нажала. Замочек сдвинулся с тихим щелчком. И тогда рукоятка отделилась от лезвия и распалась на две полые внутри части.
Как часто она брала в руки этот кинжал, думала между тем Кайла. Как часто она видела, как мать пристегивает этот кинжал к своему поясу, но никогда не пользуется им. Она всегда удивлялась, отчего мать носит его всегда при себе? Этот кинжал казался не слишком подходящей вещью для той изысканной, утонченной и весьма мирной леди, какой она всегда была.
Стальной клинок был очень острым, как и говорила в свое время Элисия. Но сейчас ее интересовала только рукоятка.
Внутри полой емкости что-то лежало. Это был лист пергамента, очень тонкий, туго свернутый в трубочку. Края его пострадали от морской воды, которая проникла в еле заметную щель. Когда Кайла вытащила документ и развернула его на столе, все в комнате придвинулись ближе, чтобы рассмотреть необычную находку.
– Этот документ доказывает невиновность моего отца, – тихо сказала Кайла, нарушив напряженную тишину. – Значит, он все-таки существовал. И он был со мной все это время!
– Но ведь ты не могла об этом знать, – мягко сказал Роланд.
– Да, не могла, – согласилась Кайла и печально уставилась на листок пергамента.
Марла, стоящая слева от нее, только тихо вздохнула, прочитав то, что там было написано.
– Невероятно. Кто же мог задолжать такую невероятную сумму? И кто мог ее одолжить?
– Отчаянный игрок и… кузен короля, – ответил Роланд. – Крэкстон проиграл Глоширу все свое состояние и даже родовое поместье. Он опозорил свое родовое имя, но не собирался платить. Глошир требовал платы, и Крэкстон запаниковал.
– Он уничтожил всю мою семью, – сказала с горечью Кайла. – За что? Всего лишь за этот ничтожный клочок пергамента, за удовольствие ставить на кон все свое состояние. А расплачиваться за это пришлось другим: моей бедной матери, моему отцу, моему ни в чем не повинному брату…
Роланд положил руки ей на плечи. Элисия тоже подошла ближе и, взяв ее за руку, прижалась к ней щекой.
– Не всю твою семью, – тихо сказала девочка.
Смотритель быстро выздоравливал. Марла промыла и перевязала его рану, сообщив, что парню очень повезло, так как клинок не задел легкое. Кайла приходила вместе с Роландом поблагодарить молодого человека за свое спасение и обнаружила его в окружении дружной большой семьи, состоящей только из одних женщин: жены, матери и трех сестер. Он смущался и краснел, выслушивая слова благодарности, а когда его женщины принялись рассказывать графине о других его подвигах, восхваляя доблесть и отвагу, парень и вовсе смутился, бросив отчаянный взгляд на своего командира.
Глен погиб, разбившись о скалы. Как это часто случалось, его тело вынесло на берег во время прилива, изломанное и обезображенное. Кайла не смогла найти в своей душе сожалений по поводу бесславной кончины своих врагов.
Когда было найдено изуродованное тело Крэкстона, все, что она смогла, это немного притушить в своей душе яростную ненависть к этому человеку. Впрочем, она надеялась, что со временем сможет очистить свою душу и от этого разрушающего чувства.
– Это только справедливо, – сказал ей тогда Роланд, – что Крэкстон погиб, когда пытался убить тебя.
– Справедливо, – эхом отозвалась Кайла, а сама подумала о странных голосах, которые слышала тогда в прибое, когда погибал Глен, и позже, на башне, перед смертью Крэкстона.
Крэкстон отнял у нее все, и единственное, чего не успел, – это отнять жизнь. Но теперь, глядя на кольцо окружавших ее дорогих лиц, она думала о том, что обрела новую семью, что эти люди приняли ее, полюбили, и она уже никогда не будет одинока. Все вопросы, которые мучили ее на протяжении последних месяцев, получили ответы. Она повзрослела, избавилась от ненависти и чувства мести, обрела, пусть и не самым обычным путем, любимого мужа, вместе с ним – целую семью и еще такой восхитительный дом и целый остров в придачу! Поистине, это самый великолепный дар, о котором только может мечтать женщина.
Она понимала, что в глубине ее души всегда будет жить печаль о прежней утерянной жизни, о ее любимых родителях, о милом брате, умершем так рано и бессмысленно. Но Кайла знала, что теперь она может смело, с легким сердцем смотреть в будущее.
А главное – она знала, что у нее есть это будущее. И за это чудо она была бесконечно благодарна судьбе.
Пергамент в ее руках был тонким и потрепанным. Он выглядел каким-то ничтожным по сравнению с тем, какую цену за него пришлось заплатить.
– Отдай его Генри, – сказал она Роланду. – Пусть это докажет ему, что я была права, отстаивая невиновность своего отца.
Роланд нагнулся чуть ниже и нежно коснулся ее щеки губами, а затем поднял голову, и на его губах появилась озорная усмешка.
– Мы сделаем это вместе, – сказал он.
ЭПИЛОГ
Шотландия
Июль 1120 года
Лето в Шотландии оказалось совершенно удивительным временем, и даже обгоревшие руины Гленкарсона не могли помешать им восхищаться ярко-синим небом, зелеными цветущими холмами, пением птиц в вышине.
Кайла преклонила колени перед небольшим холмиком, сложенным из грубых камней, затерянным среди других камней и скал этого сурового горного края. Она высыпала пригоршню пурпурных головок чертополоха, символа Шотландии, сверху на холм.
– Покойся с миром, Алистер, – сказала она. – Пусть будет земля тебе пухом.
Малыш на руках у Роланда о чем-то залепетал, услышав голос матери. Кайла оглянулась, посмотрела на мужа и сына и тепло улыбнулась, радуясь своему счастью.
Роланд ответил ей улыбкой и чуть приподнял малыша, чьи бирюзовые глаза были точной копией его собственных.
Кайла встала и, подойдя к Роланду, взяла на руку тезку своего брата.
– Привет, малыш, – сказала она. – Привет, Алистер, мой любимый зайчик.
Вместе с Роландом они спустились по зеленому, цветущему склону к тому месту, где когда-то была деревня. Большая часть обгоревших бревен уже раскатилась, смешавшись с почвой, они заросли высокими травами, и даже молодые березки кое-где выросли на месте недавних хижин.
Само главное здание поместья было далеко не таким разрушенным, как ей казалось раньше. Роланд и Кайла подошли к тому месту, которое когда-то было главным входом, а теперь просто зияло черной дырой. Среди этих высоких пустых стен, покрытых плющом и диким виноградом, птицы вили гнезда, а в темноте высоких залов наверняка пережидали день летучие мыши.
Роланд взял большую кожаную сумку, которая была перекинута у него через плечо, и положил на камень у входа. Золотые тяжелые монеты при этом глухо звякнули внутри.
– Это не полное возмещение причиненного вам ущерба! – крикнула Кайла, зная, что ее внимательно слушают. – Но все-таки кое-что!
Тишина была ответом на ее слова. Холмы и горы вокруг хранили свои секреты. Никто не прибежал поздороваться с ними, никто не пришел за золотом. Но Кайла знала, что они здесь, наблюдают за каждым их шагом. Люди просто ждут, когда они уйдут.
Стройная юная леди на лошади ждала их внизу на дороге. Услышав, что они возвращаются, Элисия произнесла своим высоким ясным голосом:
– Теперь все правильно!
Кайла и Роланд переглянулись, их взгляды встретились над золотоволосой головкой сына. Они были полностью согласны с Элисией.
|
|