ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА КОАПП
Сборники Художественной, Технической, Справочной, Английской, Нормативной, Исторической, и др. литературы.



   Маша Королева
   Жиголо, или 100 мужчин для безупречной блондинки


   Пролог

   Идеальных мужчин не бывает. Кому, как не мне, знать это. Подтверждение тому многолетний опыт, мой и моих подруг. В каждом мужчине есть какой-то, хотя бы маленький, изъян. Поэтому если вы когда-нибудь услышите: «Я встретила идеального мужчину!» – насторожитесь. Быть беде.
   Вот, например, моя подружка Вика. Красавица, между прочим, манекенщица. От разнокалиберных поклонников отбоя нет – она этим вовсю пользуется, предпочитая необременительные романы, легкие и яркие, серьезным отношениям. Многие воспринимают Вику как бабочку-однодневку: голубые глаза да загорелые ножки, а за душой ничего. Напорхается, подвянет – ну и кому она будет тогда нужна, такая легкомысленная? Но Вика прекрасно понимает: это они из зависти.
   – А зачем мне замуж? – говорит она, для убедительности широко распахивая и без того огромные синие глазищи. – Не хочу под венец, это же глупо! И потом, за кого? Если за Костика, то куда я дену Васю? А тем более – Кирилла? Нет, мне подавай все и сразу!
   Она считает, что видит вперед лет на двадцать.
   – Когда мне стукнет сорок, я все еще буду очень даже ничего. – При этих словах Вика искоса смотрит в зеркало, а если такового поблизости нет, то достает из сумочки «Луи Витон» пудреницу «Кларанс» и под предлогом устранения жирного блеска на носике принимается в который раз изучать свою безупречную (ну не к чему придраться!) мордашку. – Что ж, когда мне исполнится сорок, переключусь на семидесятилетних донжуанов! А что, многие из них довольно прыткие!..
   У Вики есть квартирка – пусть однокомнатная, зато на Патриарших прудах, есть машина – пусть подержанный, зато «мерседес», есть раздвижной стенной шкаф, забитый доверху дизайнерскими шмотками, есть несколько золотых колец, которые в разное время дарили ей претенденты на ее холеную руку и холодное сердце.
   Наивные! Окольцевать нашу Вику сложнее, чем сделать пирсинг разъяренному гиппопотаму! Виктория, как никто другой, умеет кромсать в клочья мужские сердца и потрошить мужские бумажники.
   И вот однажды эта самая Вика позвонила мне в четыре утра и как-то странно – умоляюще и в то же время жестко – бросила в трубку:
   – Срочно приезжай в «Серну»! Моя жизнь рушится. Я больше не могу держать это в себе.
   По ее тону я поняла, что спорить бесполезно. Вика просто не возьмет в расчет, что на дворе ночь, зима, что метро не работает, а я в розовой байковой пижаме под одеялом из гусиного пуха еще досматриваю увлекательнейший сон, где темноволосый, в меру мускулистый незнакомец распахивает передо мной дверцу своего кабриолета со словами: «Единственная! Я увезу тебя на край света!..» Нет, Вике, по всей вероятности, настолько плохо, что ей на моего незнакомца наплевать.
   – Только ты побыстрее, – бормочет она, – а то у меня будет истерика.
   Что делать, натягиваю шубу прямо на пижаму, приглаживаю ладонью волосы, на всякий случай кладу в карман паспорт (сами догадайтесь, в какую историю может влипнуть молодая красивая девушка, разгуливающая в розовой пижаме по ночной Москве), залезаю в сапоги.
   Вопреки обыкновению Вика не опоздала – она ждала меня за угловым столиком, и в руках у нее была – о ужас! – пицца с двойным моцарелло. Совсем плохи дела, констатировала я, глядя, как Вика, которая маниакально подсчитывает каждую употребленную калорию, нервно уплетает пропитанное маслом тесто. Вика меня не сразу заметила. И я ею невольно залюбовалась. Красивая…
   – Маша! Ну наконец-то! Я тебя тут целую вечность жду!
   – Я приехала через сорок минут. Неплохо для человека, которого разбудили среди ночи.
   – Не будь занудой. До твоего дома отсюда максимум полчаса. Признайся – наводила марафет?
   – Нет, стояла в пробке на Садовом, – сонно пошутила я. – Ладно, рассказывай. Что случилось-то?
   Вместо ответа Вика протянула мне ухоженную ручку, на пальце тускло блестело незнакомое кольцо. С виду обычное серебро с камушком-стекляшкой. Но я-то знаю, что стекляшек Вика не носит. Так что, скорее всего, это бриллиант в платине.
   Все ясно, Викуле сделали очередное предложение. И ради того, чтобы немедленно об этом сообщить, она не постеснялась выдернуть меня из кровати и не дать мне досмотреть сон – куда же все-таки завез бы меня брюнет в кабриолете?
   – В подворотню завез бы, трахнул, а потом бы и ограбил еще! – ехидно сказала Вика, и только в тот момент до меня дошло, что я думала вслух. – Маш, разве можно садиться в машины к незнакомым мужикам? Даже к симпатичным брюнетам, даже во сне? Мы же давно уже решили, что все они… – Она задумчиво нахмурилась, подбирая хлесткое определение.
   – Все, кроме одного? – кивнула я на новое кольцо.
   А Вика вдруг покраснела, хотя смущение ей вообще не свойственно. По тому, как просветлело ее лицо и забегали глазки, я поняла, что на этот раз все куда серьезнее.
   В этот момент она и произнесла сакраментальное:
   – Маша, ты не поверишь, но я встретила Идеального Мужчину!
   – Начинается. Выпью-ка я, пожалуй, «Маргариту».
   – И я с тобой. – Вика отрешенно просигнализировала засыпающему на ходу официанту. – Только не надо делать такое лицо. Я и сама в шоке. Я влюбилась.
   – Вижу. И кто он? – спросила я, ожидая услышать что-то вроде «да так, обычный нефтяной магнат» или «вице-президент банка», на худой конец «предприниматель, работает в Нью-Йорке».
   Но услышала невообразимое:
   – Студент.
   – Кто?
   – Студент, – раздраженно повторила она. – Тебя что-то смущает?
   – Да нет… То есть… раньше бы ты… Слушай, а давай выпьем!
   – Выпьем, успеем. Ты права. Раньше я и не взглянула бы на него! Ты на меня посмотри! В кого я превратилась. Не женщина с горячим сердцем, а бездушная кукла. Только о выгоде думала. Не могу так больше. А теперь я поняла, что теряла все эти годы. Он… он такой… Если бы ты только знала!
   – И где же он учится?
   – В университете. На экономическом. Между прочим, идет на красный диплом. – В Викином голосе явно угадывалась гордость собственницы. – Летом он проходил практику в известной американской компании, и они готовы взять его на работу, когда он закончит. Он карьерный, перспективный мальчик. У него золотая голова. Ох, да что там голова, видела бы ты его тело… – Она мечтательно заулыбалась. – И потом, чтобы быть женой генерала, надо выйти замуж за лейтенанта.
   – Раньше ты сразу генералов предпочитала.
   – Не будь занудой. Я ошибалась.
   Я посмотрела на ее колечко:
   – И откуда же у бедного студента деньги на бриллианты и платину?
   Вика изумленно взглянула сначала на меня, а потом, перехватив мой взгляд, на свою руку.
   – А, ты это имеешь в виду. Так это же серебро. Обычное серебро, на Арбате за сто рублей купили. Откуда у него деньги на платину, ты что?
   И в этот момент я поняла, что дружеские советы Викуле не нужны. Она по уши влюблена в своего Идеального Мужчину. А нам, ее подругам, только и остается, что ждать подвоха.
   Надо сказать, долго ждать не пришлось. События развивались стремительно. В декабре Вика получила в дар кольцо. Новый год она встретила, вопреки обыкновению, не с нами в модном клубе, а в квартире своего Идеального – строгала вместе с его мамой салатики, играла с его отцом в домино, выгуливала его апатичного старого пуделя и ловила от всего этого своеобразный кайф.
   В начале февраля Вика позвала нас в гости – и не просто так, а чтобы показать платье. Само собой, свадебное. Платье было шикарным, белым, пышным. Сильно декольтированным. В нем Викуля выглядела одновременно невинной и соблазнительной – короче, именно такой невестой мечтает со временем стать каждая из нас. Мы едва не прослезились и, понятное дело, отметили Викино платье запретной калорийной пиццей и красным вином.
   В День всех влюбленных они наконец подали заявление. А еще через неделю Идеальный Мужчина занял у Вики несколько тысяч долларов.
   – Я сам хочу заказать свадебное путешествие, любимая, – сказал он, загадочно улыбаясь. – Пусть это будет для тебя сюрприз. Конечно, когда я начну работать, деньги я тебе верну. Я считаю, что мужчина должен зарабатывать, а женщина тратить.
   Это было у них в порядке вещей. У Вики всегда водились деньжата, студент часто у нее перехватывал, но такую сумму взял впервые. Все-таки свадебное путешествие…
   На том истории конец. Викиному волшебному роману тоже. Идеальный Мужчина исчез, сгинул, пропал и даже не позвонил на прощание. По его домашнему номеру долго никто не отвечал, а потом все-таки трубку взял какой-то незнакомый мрачный мужик с кавказским акцентом, который объяснил, что такие здесь давно «нэ живут» и большая просьба его звонками «нэ бэспокоить»…
   – Прекрати ты его искать, обычный аферист, – уговаривала я Вику.
   – Но неужели он мог так со мной поступить из-за такой ничтожной суммы?! – убивалась она.
   – Тебе было бы легче, если бы он спер миллион?
   Конечно, в конце концов Вика успокоилась – характер у нее на зависть легкий. Сейчас у нее все в порядке. Встречается с владельцем казино. А по совместительству – с модным стриптизером. И еще с рок-певцом – пока не очень популярным, зато невероятно сексуальным. Замуж Вика не собирается и, похоже, не соберется никогда.
   Теперь представьте себе выражение наших лиц, когда наша общая подруга Ольга объявила:
   – Девчонки, вы не поверите, но я встретила Идеального Мужчину.
   – Это как заклинание, – пробормотала Вика. – Этих слов ни в коем случае нельзя произносить. Посмотрим, что этот выкинет.
   – Да брось ты, – отмахнулась Оля. – Если тебе один раз не повезло, то это вовсе не значит, что все мужики сволочи.
   Ольгин Идеальный Мужчина бедным студентом не был. Даже, скорее, наоборот. Во-первых, он давно уже вышел из студенческого возраста – было ему лет тридцать семь. А во-вторых, что-то он там удачно продавал и перепродавал и неплохо на этом зарабатывал. Во всяком случае, в первую же неделю знакомства счастливой и влюбленной Ольге были продемонстрированы двухэтажная квартира на Кутузовском, три шикарных новеньких авто и телохранитель по имени Вова с фигурой Кинг-Конга и задумчивым выражением лица.
   Бизнесмен был настроен решительно. Через две недели после знакомства он отвез Ольгу на дорогой испанский курорт. Там душной жаркой ночью он сказал ей, что влюблен. По возвращении в Москву последовало предложение – все, как полагается: в мрачноватой нише пятизвездного ресторана, с цветами, шампанским и порывистым припаданием на одно колено.
   На этот раз Оля собрала нас в пиццерии, чтобы продемонстрировать кольцо. Олино колечко было золотым – в серединке поблескивала виноградная гроздь из мелких мутно-зеленых изумрудиков.
   – Наверное, он просто устал от одиночества, – тараторила она, азартно уничтожая двойную «Пепперони» (в кульминационные моменты мы с девчонками забываем о диете). – Он сказал, что полгода я буду жить в его домике в Швейцарии, а полгода здесь, в Москве. Рождество встретим на Ямайке, туда же отправимся в свадебное путешествие. Ой, девочки, он же предложил мне задуматься о ребенке! Первенца мы решили назвать Глебом, в честь его дедушки…
   Теперь уже Ольга увлеченно готовилась к бракосочетанию, а мы изо всех сил ей сочувствовали.
   – Хочешь, возьми мое платье? – предложила Викуля. – Мне все равно оно никогда не понадобится. Я все-таки решила, что брак не для меня.
   – Нет уж, оно у тебя несчастливое, – испуганно отмахнулась Ольга.
   Зря боялась. Ее несостоявшийся супруг и без всякого платья вскоре наглядно доказал, что идеальных мужчин все-таки не бывает. Нет, он не пропал бесследно, не бросил ее, рыдающую над свадебным нарядом. Он даже вроде бы не изменил своего к ней отношения.
   Просто в один прекрасный день не без помощи одного светского сплетника Оля узнала, что ее жених давно и прочно… женат. Женат на тихой художнице с модельной внешностью, которая большую часть года живет в его домике в Швейцарии, а в Москве появляется эпизодически.
   Рыдала Ольга три дня. Сколько пицц было съедено, сколько вина выпито, сколько ругательств отправлено в адрес подлого обманщика! Незадачливый жених звонил ей, но она даже трубку не брала.
   В конце концов мы уговорили Олю объясниться с ним. Всем было интересно, что за аргументы приведет он обманутой невесте в свое оправдание.
   – Как ты мог?! – орала Ольга. – Мы же собирались на Ямайку! И как же наш ребенок, которого ты хотел Глебом назвать!
   – Котик, ну я же не знал, что ты отнесешься к этому так серьезно, – невозмутимо возразил несостоявшийся двоеженец. – Это была такая чудесная игра! Мы так мечтали. Так мило планировали…
   Итак, идеальных мужчин не бывает. Я была уверена в этом на все сто. Пока однажды…


   Глава 1

   Однажды я встретила Идеального Мужчину. Спрячьте, пожалуйста, ехидную ухмылку, она здесь неуместна. Уж я-то понимаю, о чем говорю. Если в Викином и Ольгином идеалах мне с самого начала виделась какая-то червоточинка (студент, например, неаккуратно ел – чавкая и разбрасывая вокруг крошки, а «двоеженец» был толстоват и одышлив), то мой-то был идеален на все сто.
   Я встретила его и ненадолго сошла с ума.
   И вот как это получилось.
   Не помню, кто привел меня в тот небольшой закрытый клуб на Никитской улице, попасть в который сложнее, чем на прием к президенту. Держит это заведение один весьма известный театральный деятель – все члены клуба являются его личными гостями, случайных людей практически нет. Атмосфера – светская гостиная девятнадцатого века. Антикварная мебель, старинное фортепьяно, глубокие кресла с потертой бархатной обивкой. Нет, это место нельзя назвать писком моды. Сюда приходят не светские тусовщики, чья основная цель продемонстрировать окружающим новые эксклюзивные туалеты и новых любовников и любовниц, а солидные люди – просто расслабиться в полудомашней атмосфере. Тихо попить чай с пирожным, а то и коньячок под приглушенную ретромузыку.
   Самое главное – тем душным летним вечером я почему-то оказалась в этом примечательном заведении в гордом одиночестве. За окном от жары асфальт плавился, а мое настроение опустилось ниже нуля. Причина? Да много было на то причин… Стремительно завершившиеся отношения с мужчиной, который в самом разгаре романа вдруг решил, что ему необходимо переехать на постоянное местожительство во Францию. Нет, влюблена в него я не была, но все-таки обидно, что столько времени потратила на того, о ком впоследствии, когда схлынет грусть, буду говорить презрительно: да так, ничего особенного… Отсутствие работы, из неприятной случайности давно перешедшее в стиль жизни. Соответственно отсутствие денег почти полгода перебивалась случайными заказами. В общем, болото, из которого, как я вдруг поняла, надо срочно выбираться! Найти новую замечательную работу и нового замечательного мужчину. Обо всем этом я размышляла тоскливо над остывающим чаем без сахара и без лимона – ни на что другое денег не хватило.
   И вдруг…
   – Девушка, а не угостить ли вас черной икрой?
   Погруженная в вязкие глубины мрачных мыслей, я не сразу поняла, что заманчивое гастрономическое предложение адресовано мне. Досадливо вздохнула – нет, герои моего романа знакомятся не так.
   Есть в модных московских местечках не слишком приятная деталь – изобилие стареющих похотливых донжуанов, обладателей толстых кошельков, толстых животов и толстых запуганных жен. Персонажи эти весьма живо реагируют на незнакомых стройных блондинок, относясь к девушкам как к красивым дорогим игрушкам.
   Так что я обернулась, чтобы интеллигентно отшить любителя угощать незнакомок деликатесами. Обернулась – и осеклась. Над моим столиком навис гибрид Джорджа Клуни и Леонардо Ди Каприо. Честное слово, я не преувеличиваю! Он был хорош, как голливудский герой, как мачо с рекламного плаката нижнего белья. Вкрадчивая улыбка Клуни и холодноватый взгляд Ди Каприо, брови и загар Клуни, а ямочки на щеках, безусловно, от Лео… Одним словом, чудо природы.
   Язвительная шутка, которой я приготовилась наградить зарвавшегося нахала, застряла в моем горле – я смотрела на него и ни слова произнести не могла. Безусловно, он прекрасно знал, как большинство женщин на него реагирует, поэтому моя томная заторможенность его не удивила. К тому же он решил, что затянувшееся молчание означает приглашение, и уселся за мой столик.
   – Меня зовут Арсений. – Он протянул загорелую крупную ладонь, которую я мягко пожала.
   «Еще бы. Такое чудо никак не может зваться просто Васей», – подумала я, производя на свет лучшую из своих улыбок, медленную и загадочную.
   – Маша.
   – Машенька, – повторил он медленно и полувопросительно, словно пробуя мое имя на вкус. – Вам это имя подходит.
   Что-то бесшумно оборвалось в моей груди. Мое сердце замерло и, глухо ухнув, покатилось по наклонной плоскости вниз, постепенно набирая скорость. Слышали бы вы, как он это произнес – Машенька…
   Машенька…
   Я знала его меньше пяти минут, а мне уже отчаянно хотелось, чтобы он повторял мое имя снова и снова (вот дура, да?). Чтобы он смотрел на меня, улыбаясь, и говорил: «Машенька… Машенька…»
   – Так что вам заказать?
   – Вы, кажется, обещали черную икру…
   – Нет проблем. – Он белозубо улыбнулся и подозвал смазливую официантку, которая едва не выпрыгивала из своей чересчур короткой юбки, чтобы ему угодить (так, еще один опасный симптом, все окружающие девушки стали казаться мне наглыми хищницами). – Нам, будьте добры, блинчики с черной икрой и… Маш, что будем пить?
   – Коктейль «Сладкая жизнь», – разошлась я. Уж если есть черную икру в компании почти что Джорджа Клуни, так и запивать ее надо любимым коктейлем южных миллионеров – шампанское, разбавленное свежевыжатым клубничным соком.
   – А почему вы одна? – полюбопытствовал Арсений, исподтишка меня разглядывая.
   Я беззвучно похвалила себя за то, что в тот вечер не поленилась сменить излюбленные льняные штаны на обтягивающее «маленькое черное платье».
   – Иногда я бываю самодостаточной. А вы? Вы почему один?
   – Да потому что одинок, вероятно! – рассмеялся он.
   А я недоверчиво улыбнулась: он? одинок? Значит, либо вокруг него ходят слепые женщины, либо в нем есть какой-то изъян, настолько серьезный, что бархатный взгляд и сексуальная улыбка меркнут рядом с ним, как электрическая лампочка в свете малой планеты. Есть, конечно, еще один вариант, наиболее вероятный – Арсений этот, как и большинство красавчиков, убежденный Казанова и отъявленный лгун.
   – Предлагаю выпить за вас, Машенька. Черт, опять он это сказал – Машенька…
   – Тогда и за вас, Арсений.
   За розовато-пенным коктейлем мы перешли на «ты». Я немного освоилась, но все равно чувствовала себя несколько скованно. Перед тем как произнести что-нибудь, несколько раз прокручивала фразу в голове, боясь ляпнуть что-нибудь лишнее и тем самым разочаровать собеседника.
   Поговорили о московской ночной жизни. Выяснилось, что ходим мы в одни и те же клубы, даже странно, что я не видела его раньше. Обнаружилось даже несколько общих знакомых. Он явно обрадовался, а я не очень, потому что среди знакомых этих оказалась моя приятельница, манекенщица Люська, девушка легкомысленная и цепкая, даже чересчур. Я тут же прикинула: явно Арсению и Люське довелось встретиться не на светском рауте, а в одной койке – на худой конец, на заднем сиденье Люськиного задрипанного «Фольксвагена». Ни за что не поверю, чтобы эта длинноногая стервоза упустила такой экземпляр.
   – Людмила – девушка моего близкого друга, – вдруг сказал он. Может быть, заметил, как меня при упоминании ее имени перекосило? – Она манекенщица. Ты тоже?
   – Была когда-то.
   – Почему же бросила?
   – Слишком грязный бизнес. Да и возраст не тот.
   – Скажешь тоже! Тебе двадцать?
   – Двадцать два. Если к таким годам я успеха на подиуме не добилась, значит, и не добьюсь уже. А ты? Ты что, тоже модель?
   – Нет. – Он рассмеялся, еще раз продемонстрировав безупречность сахарных зубов. (Интересно, свои или фарфоровые?) – Не мужская это профессия. У меня свой бизнес… Но это неважно. Я мечтаю заниматься музыкой.
   – Как интересно! – Я подалась вперед. – Ты играешь или поешь?
   – Ни то, ни другое. Хотя на гитаре бренчу, конечно. И музыкальную школу окончил по классу фортепьяно. Я мечтаю стать продюсером. Раскрутить какую-нибудь талантливую группу. Планирую заняться этим в ближайшем будущем… Ты, кстати, сама-то не поешь?
   – Скорее вою. Если тебе понадобится сорвать караоке-вечеринку, пригласи меня.
   – Жаль. Ты такая эффектная, хорошо бы на сцене смотрелась.
   В общем, беседа наша была легкой, приятной и ни к чему не обязывающей. Такой слегка подкрашенный клубничным шампанским разговор – коктейль из светского трепа и ненавязчивого флирта. Арсений признался, что любит белый чай, я ответила, что с ума схожу по горячему шоколаду. Он рассказал, что недавно вернулся из Парижа, я ответила, что в Париже никогда не была, хотя давно мечтаю, зато на днях собираюсь рвануть в Питер – покататься на виндсерфинге. Почему-то это его заинтересовало.
   – Любишь скорость?
   – А то!
   – Скорость – это мой единственный запасный выход, – серьезно сказал он.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Если мне надо отвлечься, если у меня депрессия, достаточно выехать на пустынное шоссе и разогнать мотоцикл. Когда летишь по ночному шоссе и ветер в лицо, все проблемы отступают на второй план.
   – А ты романтик…
   – Наверное. Так было с детства. У меня мотоцикл с тринадцати лет.
   – Ничего себе!
   – Я же не из Москвы, а из… Ладно, не будем об этом, – вдруг стушевался он. – В общем, из маленького города. Там это обычное дело. Все пацанята гоняют на мотоциклах… А сейчас у меня три мотика.
   – Вот здорово! – воскликнула я.
   Сама я всегда мечтала оказаться за рулем летящего «железного коня». Мой мотоцикл непременно был бы ярко-красным, спортивным. Иногда я об этом мечтаю – вот я, в облегающем кожаном комбинезоне, лихо паркуюсь у какого-нибудь многолюдного летнего кафе, и все смотрят восхищенно: кто же этот бесстрашный райдер? И тут я снимаю закрытый красный шлем и встряхиваю легкомысленно светлыми кудряшками. А разлетающиеся волосы блестят на солнце, как в рекламе шампуня…
   Э-эх, а жаль все-таки, что у меня стрижка короткая и прав нет…
   Два с половиной часа сидели мы в том клубе друг напротив друга. Блинчики были съедены, выпит почти десяток сладких коктейлей. О чем мы только не говорили. Под конец я совсем расслабилась, мне стало казаться, что я знаю этого непозволительно красивого Арсения уже много лет. Много лет – и за это время все было между нами: и страсть, и ревность, и почти ненависть, переходящая снова в страсть…
   Он оплатил счет и посмотрел на меня вопросительно. Вот он, сакраментальный момент. Скажет ли он: «Было очень приятно познакомиться, спасибо за прекрасный вечер, до свидания» или…
   Или! Или! Бог мой, сделай так, чтобы было или!
   – Маша, а можно проводить тебя до дома?
   Я расслабленно улыбнулась. Нет, зря я волновалась – не могла же Фортуна, приласкав меня, тут же грубо оттолкнуть? Это был мой вечер, и все складывалось так, как хотелось мне.
   – Конечно. Только живу я далеко.
   – Это даже лучше. Не хочется расставаться так быстро.
   Мы вышли на улицу, июньский вечер заключил нас в фамильярные душноватые объятия. Сладко пахло акацией, встречные прохожие были одеты по-летнему легкомысленно. Мимо нас прошла пухленькая школьница в леопардовом лифе от купальника и микроскопических шортиках. Арсений проводил ее взглядом, мой взгляд ревниво метнулся вслед, и я подумала, что с такими ногами, как у этой незнакомой девчонки, носить шорты вообще противопоказано. Подумала и тут же себя одернула – да я, похоже, ревную! Нельзя так распускаться, а то превращусь в истеричную мегеру. В конце концов, он о толстоногой прелестнице и думать уже забыл. Он со мной. Со мной!
   – Хорошо бы сейчас на море, – улыбнулся Арсений.
   – На необитаемый остров! – живо поддержала его я.
   – Да хоть на остров, хоть в Сочи. Лишь бы окунуться… Маш, а поехали в Серебряный Бор?
   – Что, прямо сейчас? – осторожно поинтересовалась я, одновременно пытаясь вспомнить, какое на мне нижнее белье. Неужели хлопчатобумажный старушечий вариант – белые панталончики в линяло-голубой горошек?! Сто раз давала себе клятвенное обещание носить только сексуальное белье. Но поздним вечером так не хочется обременять себя стиркой… а панталончики вот они, в шкафу, и приятно пахнут лимонным отбеливателем…
   – Ты права, давай завтра. Или у тебя уже есть на завтра планы?
   – Нет, – сказала я, пожалуй, чересчур поспешно, – никаких планов, никаких перспектив.
   – Значит, договорились. Я заеду за тобой в полдень.
   – Договорились.
   – А вот и мое авто. Прошу! – И он галантно распахнул передо мной… дверцу светло-серебристого «БМВ-кабриолета»! Мама дорогая, у этого двойника Клуни был кабриолет, новенький, вытянутый, как стрела, невозможно красивый! Именно в тот момент я и поняла: передо мной Идеальный Мужчина.
   По-другому и не скажешь.
   Конечно, едва добравшись до дома, я, не снимая уличных туфель, прогалопировала на кухню, к телефону. Мне необходимо было срочно рассказать о случившемся подругам. Первой я позвонила Викуле. Та, к счастью, оказалась дома – в кои-то веки пренебрегла заманчивыми возможностями летнего вечера ради того, чтобы навести порядок в собственном гардеробе.
   – Не поверишь, столько хлама скопилось, столько хлама, – устало пожаловалась она. – Никогда бы не подумала, что у меня четырнадцать купальников! Четырнадцать! Куда мне столько?.. Так нет, завтра опять поеду за новым…
   – А ты не покупай новый, – посоветовала я. – И вообще, всем бы твои проблемы.
   – Ну вот, даже ты меня не понимаешь. Ну как я могу не купить, если в этом сезоне носят вязаные, а у меня такого нет. И потом, кто бы говорил, у тебя самой двадцать восемь сумок.
   – Тридцать две, – машинально поправила я. Ничего не могу поделать: сумки – это моя маленькая слабость.
   – Ладно, лучше расскажи, как твои дела.
   И конечно, я не без удовольствия выложила ей все. Про то, как он предложил угостить меня черной икрой. Про то, какой у него взгляд. Какие губы, какая фигура, какое чувство юмора и какой, само собой, кабриолет. Вика слушала не перебивая, что вообще-то ей не свойственно.
   – Ну что? – поторопила я ее. – Что ты обо всем этом думаешь?
   – Думаю, что ты сошла с ума, – к моему удивлению, ответила Вика. – Стройный брюнет с безупречными манерами за рулем серебристого кабриолета. И зовут его к тому же Арсений. Что за бред?
   – Ты мне не веришь?!
   – Нет, почему же? Просто мне кажется, что тебе надо бежать от него… пока не поздно.
   – С ума сошла?! Да я никогда в жизни никого лучше не встречала. Завтра мы едем в Серебряный Бор…
   – Дело, конечно, твое, – вздохнула Вика. – Только потом не говори, что я тебя не предупреждала, ладно?
   – Да почему ты так взъелась?
   Я не узнавала свою подругу. Вика, обычно такая доброжелательная, такая снисходительная к чужим слабостям… И эта совершенно глупая категоричность. А может быть… Нет, поверить в это не могу, но все-таки, может быть, Виктория мне просто завидует?! У нее-то в данный момент на личном фронте не фонтан. То есть поклонников, конечно, как и у любой красавицы, много… Но все они какие-то, как она сама цинично выражается, уцененные. Кто-то из них заманчиво богат, но обладает несносным желчным характером. Кто-то душа компании, но безнадежно некрасив. Кто-то красив и романтичен, но беден. А мне неожиданно встретился экземпляр, сочетающий все положительные мужские качества. И даже больше – ко всему прочему, он начитан, обладает тонким вкусом… и, стало быть, достоин того, чтобы в него влюбиться.
   – Короче, я свое мнение высказала, а дальше решай сама, – сказала Вика.
   Распрощались мы холодновато. Конечно, я сразу же позвонила Ольге. На этот раз повода было два – рассказать об Идеальном Мужчине и пожаловаться на несносную, завистливую Викулю.
   Ольга мои ожидания оправдала. На рассказ о необыкновенном Арсении она отреагировала именно так, как и должна была отреагировать лучшая подруга, – восторженно, с тихим вздохом.
   – Я всегда верила, что такое бывает, – сказала Оля. – Надеюсь, и со мной в один прекрасный день случится что-нибудь подобное… Подумать только! Как в кино.
   – А вот Вика считает, что я должна бежать от него подальше.
   – Нашла кого слушать! У Вики в последнее время что-то с мужиками не складывается, вот она и бесится.
   – Ты считаешь, я должна на нее обидеться?
   – Я считаю, ты должна ее пожалеть. И вообще, зачем забивать себе голову всякой ерундой? Когда ты влюблена. Когда лето. Когда у тебя завтра свидание, а ты наверняка еще не сделала эпиляцию!
   – Оля, – укоризненно усмехнулась я. – Во-первых, сейчас, как ты заметила, лето, так что я постоянно делаю эпиляцию. А во-вторых, почему ты считаешь, что первое свидание обязательно должно закончиться гордой демонстрацией проэпилированных частей тела?
   – Я разве что-то такое сказала? Просто мне казалось, вы на пляж идете…
   – Да. Блин, а у меня прошлогодний купальник.
   – Попроси у Ви… Ой, прости. Я имела в виду, что если бы Вика повела себя по-другому, то можно было бы взять бикини у нее.
   – Спасибо, что напомнила, – помрачнела я. – Ладно, придется обойтись прошлогодним. В конце концов, не так уж он и плох, правда, немного выцвел. Сойдет… И все-таки почему она повела себя так странно?
   – Все, я отсоединяюсь. Не забивай голову ерундой!
   – Ладно, – вздохнула я и побрела к шкафу – искать купальник. А также парео, соломенные шлепанцы и белоснежные мини-шорты. Предстану перед ним в образе этакой сексапильной дачницы. Это должно произвести на него впечатление, ведь все говорят, что мне необыкновенно идет дачный стиль.
   Я успокаивала себя как могла, и все-таки странный неприятный осадок остался внутри. Ну почему, почему Вика все это мне сказала? Она же считается одной из лучших моих подруг! Почему она слушала меня так напряженно, почему она так нервно посоветовала бежать от Идеального Мужчины подальше?
   Почему, почему, почему?


   Глава 2

   На следующий день отшелестела вторая глава необыкновенной сказки под названием «Идеальные романтические отношения». Арсений приехал за мной ровно в двенадцать, как и обещал. Выглядел он еще лучше, чем вчера, – на нем были просторные белые штаны и стильная льняная безрукавка. Он словно с подиума сошел.
   Поцеловал меня в щеку, приобняв за талию. Вскользь отметил, что в мини-шортиках я смотрюсь божественно (он так и сказал, так и сказал!). Вручил мне огромный букет цветов – чего в нем только не было: и яркие пятна сочных маков, и несколько темных роз, и россыпь каких-то мелких белых цветочков, и темно-зеленые листья папоротника. Букет был обернут в прозрачную подарочную бумагу и выглядел шикарно. Мне даже неудобно стало – такие цветы дарят разве что оперным певицам мировой известности. На одной из розочек болталась визитная карточка, привязанная к стебельку тонкой золотой нитью. Я прочитала: дизайн-студия «Флора». Значит, Арсений заказал букет у дизайнера. Не просто купил цветочки в ларьке у метро, а специально съездил в какую-то студию, чтобы выбрать то, что уж точно сразит меня наповал.
   Сказать, что я была польщена, значит, не сказать ничего.
   Через несколько часов выяснилось, что он приглашал меня вовсе не на дикий пляж. Оказывается, Арсений арендовал на все лето домик в Серебряном Бору, у самой воды.
   – Я приезжаю сюда несколько раз в неделю, – объяснил он. – С удовольствием жил бы здесь все время, но мой офис находится на Маяковке, ехать слишком далеко… Поэтому на Тверской у меня квартира, а здесь что-то вроде дачи.
   «Ничего себе дача!» – ахала я, бродя по шикарно обставленному особнячку. В моем понимании дача – это полуразвалившаяся сараюшка на шести сотках (два часа на электричке, еще час в переполненном автобусе), окруженная огородом, на котором произрастают ухоженные картошка и клубника, и все это надо полоть, полоть, полоть… Домик же Арсения ничего общего с данным видеорядом не имел. Располагался он у самой воды, в тени нескольких высоких сосен. Был снабжен всеми удобствами цивилизации – горячая вода (во время торопливой экскурсии по дому я даже приметила джакузи), телевизор со спутниковой антенной, московский телефон.
   Весь первый этаж занимала гостиная, обставленная в стиле «минимализм». Пушистый белый ковер, несколько прямоугольных диванчиков, настоящий, не электрический, камин и прозрачный накрытый к обеду стол. Бегло осмотрев приготовленные закуски, я прикинула, что этого хватило бы на фуршет для компании из десяти человек. Но на столе стояло всего два прибора. А значит, все это Арсений предусмотрительно приготовил для нас двоих.
   Признаться честно, я немного растерялась. Мне показалось, что мой легкомысленный наряд дачницы здесь неуместен. Я-то надеялась провести день на залитом солнцем пляже, а попала чуть ли не на званый обед.
   – Что-то не так? – Арсений заметил, что я поскучнела.
   – Что ты! Все замечательно!
   – Извини, я с тобой не посоветовался… Заказал еду на свой вкус. Здесь устрицы… И лягушачьи лапки. Авокадо, фаршированные крабами. Икра, ты же любишь икру, да?
   – Кто ж не любит! – резонно заметила я.
   А он все перечислял деликатесы, и скоро от незнакомых названий у меня закружилась голова. Честно говоря, я не гурман. Предпочитаю еду простую и функциональную – овощи, куриное филе, сыр… Хотя лягушачьи лапки – это, наверное, тоже не так плохо… Хорошо, что ему не пришло в голову заказать в ресторане излюбленный деликатес испанских провинций – сырые бычьи яички.
   – А еще у меня для тебя сюрприз! – вдруг торжественно сказал он.
   – Вот как? Обожаю сюрпризы.
   – Тогда садись за стол. – С приглушенным щелчком он открыл бутылку шампанского, которая ждала нас в специальном серебряном ведерке со льдом. – Я хотел бы сделать тебе небольшой подарок, – сказал Арсений, когда золотистая жидкость была разлита по бокалам.
   – Подарок? – недоуменно переспросила я.
   – Так, ничего особенного. Сувенир. Знаешь, мне просто хочется, чтобы ты запомнила нашу первую встречу. – С этими словами он вручил мне характерную бархатную коробочку.
   Я изумленно на него уставилась. Что бы это могло значить? На первом свидании не принято дарить ювелирные украшения.
   Но коробочку все же пришлось открыть – он нетерпеливо ждал моей реакции. В ней было не кольцо. Браслетик золотой, с несколькими сапфировыми подвесками. Изящная вещица и дорогая.
   – Арсений, но я не могу это принять. Это совсем не обязательно, наверное…
   – Послушай, я просто хочу, чтобы ты носила это и вспоминала о том, как мы случайно встретились в том клубе, – перебил он. – Ну что в этом такого? Мне было очень приятно выбирать это для тебя. Давай я помогу тебе застегнуть, а то ногти сломаешь.
   Браслетик и впрямь смотрелся на мне так, словно был для меня создан. Откуда он узнал, что я люблю именно голубые камни? Вообще, вся эта история попахивает мистикой. Случайно встретились, он выглядит как идеал и сразу же одаривает золотыми сувенирами… Но все же… Что-то здесь не так. Так не должно быть.
   А может быть, он просто принял меня за девицу легкого поведения? А браслетик – это своеобразный аванс?! Ведь тогда, в клубе, я сидела одна, на мне было черное коктейльное платье…
   – Тебе не понравилось? Если хочешь, можно съездить в тот магазин и поменять на что-нибудь другое…
   – Нет, он прекрасен, просто… Просто я так не привыкла.
   Он вскочил со стула и, обойдя вокруг стола, старомодно припал на одно колено. Если бы вы видели, как смотрел он на меня в тот момент! Будь мы знакомы немного дольше, я бы точно решила, что он собирается сделать мне предложение.
   – Маша, я же тебе все объяснил. Этим подарком я ничего не имел в виду. Возможно, у нас будет серьезный роман, а возможно, через три дня мы навсегда расстанемся. В любом случае я хочу, чтобы ты носила этот браслет и иногда обо мне вспоминала. Вот и все…
   А потом, потом был длинный летний день, золотой, томный. Мы загорали на пустынном пляже, с визгом бросались в непрогретую еще воду, играли в бадминтон, подобно чинной супружеской паре со стажем. Ходили на пляж смотреть на виндсерферов. Босиком гуляли по берегу. Над чем-то смеялись, как старые друзья. Задумчиво молчали – это хорошо, когда людям есть о чем помолчать вдвоем. В общем, это был замечательный день. И браслет с сапфирами так пригрелся на моем запястье, словно я носила его с детства.
   Той ночью я долго не могла уснуть. Арсений доставил меня домой за полночь, а на прощание трогательно поцеловал в висок. Его старомодность показалась мне милой. Он даже не пытался настаивать, чтобы я осталась на ночь в его домике в Серебряном Бору.
   – А может быть, ты ему просто не понравилась? – ехидно предположила Ольга, когда я поведала ей всю эту историю.
   – Но такого просто не может быть! – горячо возразила я. – Ты не понимаешь! Ты не видела, как он смотрел на меня! Как со мной говорил! Нет, я ему понравилась, это совершенно точно. И потом, послезавтра он пригласил меня на джазовый концерт.
   – Тогда странно, – помолчав, констатировала она. – Нет, правда странно… В наше время владельцы особняков так себя не ведут… Слушай, а может быть, он импотент?
   – Нет!
   – Откуда ты знаешь?
   – Какие глупости! Так не бывает.
   – И так, как ты рассказываешь, тоже не бывает. Если бы я не знала тебя столько лет, ни за что не поверила бы.
   – Сама верю с трудом. Жалко Вике нельзя позвонить, она что-нибудь точно придумала бы.
   – Ты с ней так и не помирилась?
   – Вот еще! Если она хочет помириться, ей придется просить прощения.
   – И все-таки этот Арсений ведет себя странно… – снова переключилась Оля. – Подарить полузнакомой девушке дорогой браслет… Непонятный тип.
   – А может быть, мы просто к такому не привыкли, – робко предположила я. – Ведь не на каждом же шагу нам попадаются идеальные мужчины.
   С Викой я так и не помирилась. Честно говоря, на это просто не было времени. Я была настолько увлечена развивающимися отношениями с Идеальным Мужчиной, что почти позабыла о том, что у меня есть подруги. Да и они меня не тормошили – понимали, наверное, что связываться со мной, почти влюбленной, бессмысленно.
   А наш роман стремительно набирал обороты. Мне даже страшно становилось – уже почти месяц прошел, а Арсений продолжал казаться мне совершенством.
   Он работал, все время упоминал какие-то контракты и сделки, поэтому видеться каждый день мы не могли. Зато, если уж виделись, это был праздник. Недолгие встречи, яркие, как романтические кинофильмы. Кино, камерные концерты в полупустых закрытых клубах, ночные купания в прохладной и грязноватой Москве-реке.
   Конечно, были в нем некоторые странности… Деньги. Он болезненно относился к деньгам – казалось, для него было важно потратить как можно больше. Я не понимала, что это – показуха, ребячество? Мы обедали и ужинали в самых дорогих ресторанах города, Арсений уговаривал меня заказывать самые дорогие (притом не обязательно самые вкусные) блюда в меню. Он без всякого повода заваливал меня подарками, а если я говорила: «Не надо», обижался, как ребенок, у которого отняли игрушку.
   – Почему ты на метро? – спрашивал он. – Это так некомфортно, я не был в метро уже несколько лет. Давай я подарю тебе машину. Главное скажи, какой цвет ты предпочитаешь.
   Или:
   – У меня нет времени на отпуск, но почему бы тебе не съездить отдохнуть одной? Давай я оформлю для тебя тур на Бали. Тебе там понравится, вот увидишь. Но деньги – не самая раздражающая странность. Была и еще одна. Женщины.
   Признаться, я не сразу это просекла. А потом заметила, конечно, уж слишком много знакомых женщин у моего Арсения. Он постоянно с кем-то здоровался, с извинениями оставлял меня одну на несколько минут – например, для того, чтобы поприветствовать какую-нибудь томную мымру, сидящую за соседним ресторанным столиком. И потом эта мымра весь вечер чересчур пристально на меня поглядывала. Его мобильный телефон не умолкал ни на минуту. Иногда Арсению даже приходилось отключать назойливый аппарат.
   – Партнеры по бизнесу трезвонят, – ясно улыбаясь, говорил он.
   Но иногда мне слышался в трубке женский голос.
   Встречались мы примерно три-четыре раза в неделю. Все остальные дни, подобно прожорливому червяку, точила меня мысль о том, что, возможно, мой Арсений сейчас кормит устрицами и черной икрой какую-нибудь другую восторженную идиотку.
   С одной стороны, я была рада свалившемуся на голову бесшабашному счастью, с другой – напряженно ждала подвоха. И дождалась-таки.
   Это было ужасно. До сих пор, когда вспоминаю тот вечер, по спине волной пробегают мурашки. Никогда раньше не доводилось мне видеть такой некрасивый скандал…
   Между тем начинался тот вечер волшебно. Арсений заехал за мной около восьми, предупредив заранее, чтобы я надела вечернее платье. Вечерних платьев у меня нет, зато есть знакомый модельер с несерьезной фамилией Муськин, который по-дружески выдает их напрокат для особо торжественных случаев.
   На всех парах рванула я в мастерскую Муськина, занимающую чердачные помещения одного из элитных домов на Сретенке. Муськин был мне рад, напоил зеленым чаем и заставил примерить отвратительный наряд цвета подгнившей морковки – платье переливалось от ярко-оранжевого к буро-желтому. Было оно длинным, блестящим, на попе вызывающе торчал огромный шифоновый бант.
   – Ты ничего не понимаешь! – отчаянно жестикулировал эмоциональный Муськин. – Маша, это же кич! Через пять лет так будут одеваться все! Все!
   – Не хотелось бы опережать моду так надолго, – деликатно отказалась я.
   – Ну и одевайся тогда, как лохушка с деревенской дискотеки, – поджал губы модельер, и я была допущена к огромному шкафу с раздвижными дверцами.
   Муськин мечтает прославиться, как, впрочем, и все творцы. На мой взгляд, шансов у него мало – любимые платья Муськина выглядят, мягко говоря, диковато. Невообразимые сочетания цветов – красного и зеленого с золотым, например. Но вместе с тем предприимчивый Муськин шьет так называемые коммерческие модели – обычные платья и костюмы, имеющие вполне социально спокойный вид. Выкройки он берет в никому не известных западных каталогах, иногда украшает модель деталями собственного изобретения и непременно пришивает к каждому платьицу броскую серебристую этикетку с собственным логотипом – Musskin Production.
   Одно из таких платьев, нежно-розовое, длинное, он с большим неудовольствием и выдал мне в тот вечер.
   – Ты выглядишь скучно, – констатировал он, глядя, как я радостно верчусь перед зеркалом. – Давай я хотя бы дам к нему шаль из моей основной коллекции!
   – Нет! – перепугалась я.
   Но Муськин уже исчез за бумажной ширмой в японском стиле. Вернулся он через несколько минут оживленный, бережно обнимая ворох каких-то блеклых перьев.
   – Вот. Ты выступишь в образе падшего ангела, – вдохновенно сказал он, формируя перья на моих плечах.
   Я промолчала – в конце концов, если я возьму перья, то это не значит, что они этим вечером действительно окажутся на моих плечах. Тоже мне нашел падшего ангела! Я позволила подвести себя к зеркалу. Скептически посмотрела на себя, готовая ужаснуться молча, и глазам своим не поверила.
   То, что на первый взгляд показалось мне скомканными перьями, на деле оказалось нежным боа из гусиного пуха. Белый пух был выкрашен в ненавязчиво-розовый цвет, как раз в тон платья. Конечно, гламур уже не в моде, но в данном случае я, что называется, «попала в образ». Я была похожа на голливудскую актрису тридцатых годов и поняла, что ни за что не сниму эти перья, даже если Муськин потребует их обратно, угрожая разделочным топориком.
   …У Арсения даже взгляд потеплел, когда я вышла к нему навстречу в платье и боа. Мои волосы были собраны в высокую прическу, в ушах поблескивали крохотные жемчужинки.
   – Ты прямо как какая-нибудь европейская принцесса, – похвалил он. – И потом, ты угадала мои мысли.
   – Что ты имеешь в виду?
   – На тебе жемчуг… – Он загадочно улыбнулся и жестом фокусника выудил из внутреннего кармана вечернего бархатного пиджака небольшой футлярчик. Я сразу поняла: опять что-то подарить хочет.
   – Арсеник, мы, по-моему, договорились.
   – Не понимаю, что тебя смущает. Вот, посмотри. – Он сам открыл футляр и приложил к моей шее отливающую бледным закатом прохладную жемчужную нить. – Как специально к платью выбирал.
   Я мельком глянула в боковое зеркальце и не нашла аргумента против. Это и правда выглядело мистическим совпадением. Арсений ведь действительно не знал, в каком платье я собираюсь выйти. Да я и сама не знала об этом еще утром. Волшебство! Судьба!
   – А куда мы, кстати, едем? – спросила я, когда он лихо гнал кабриолет по Кремлевской набережной.
   – Мы едем на теплоход! – объяснил Арсений. – Приглашает один мой знакомый. Он устраивает прием по случаю дня рождения его дочери.
   Мы немного опоздали и оказались последними гостями, вступившими на борт. Еще бы пару минут и переливающийся сверкающими электрическими гирляндами теплоходик отчалил бы от скромной пристани без нас.
   Арсений представил меня хозяину торжества. Хозяина же представлять не было необходимости, потому что им оказался весьма известный политик, к тому же ведущий известной публицистической телепередачи.
   – Дмитрий Веденеев. – Он мягко пожал мою протянутую ладонь. – Арсений, где ты берешь таких красавиц?
   Это явно был комплимент, но его слова безжалостной пчелкой укололи меня. Он сказал «красавиц» – по всему выходило, что я не первая в длинной веренице тех, кто появлялся в обществе под ручку с Идеальным Арсением. Конечно, глупо было бы думать, что человек с его данными ведет пуританский образ жизни, но я бы предпочла, чтобы эта информация осталась за кадром.
   И еще, мне показалось, что этот Веденеев смотрел на меня с явной неприязнью. Уж не знаю, чем я это заслужила, мы и знакомы-то были всего несколько минут. Его внимательный взгляд, как назойливый репейник, цеплялся к моему платью, украшениям, волосам, туфелькам. Сканировал, приценивался. Может быть, я просто напомнила ему кого-то?
   – Не обращай на него внимания, – шепнул Арсений, тихонько сжимая мой утонувший в перьях локоть. – Дмитрий, вообще-то, меня немного недолюбливает.
   – Зачем же мы тогда сюда приперлись?
   – Расслабься. Веселись. Ешь, танцуй, общайся. Извини, но мне просто надо было сюда попасть – по стратегическим причинам, – туманно объяснил он. – Я тебя оставлю ненадолго. Я мигом.
   Я пожала плечами и отправилась на открытую палубу, где толпилась основная часть гостей. Трио набриолиненных мулатов в пижонских белых смокингах ненавязчиво играло джаз. Тонкокостные официантки (наверное, это были переодетые манекенщицы) подиумной походкой дефилировали взад-вперед, поднося гостям огромные подносы с бокалами, миниатюрными пирожными, канапе и фруктами. Я польстилась на кусочек творожного торта. Честно говоря, я немного обиделась на покинувшего меня Арсения. Зачем он вообще меня сюда привел? Я здесь никого не знаю, никто мной не интересуется, ни с кем мне не хотелось заговорить…
   – Привет! – звонкий девичий голос прозвучал над самым ухом.
   Я обернулась, предварительно осенив лицо доброжелательной . светской улыбкой американской бизнес-леди – чии-и-и-з!
   Девушка, остановившаяся передо мной, была мне незнакома. Хотя и очень хорошенькая, просто картинка. Пусть у нее и была скорее не природная, а вымученная в дорогих салонах красота, – какая разница? – главное, что радовала каждая ее черточка, за которую цеплялся взгляд. Волосы цвета горного меда. У челки чуть светлее, на затылке почти каштановые. Гладкая, умело припудренная кожа. Блестящие перламутром, четко прорисованные губки. На ней была серая юбка от «Вивьен Вествуд» – не так давно я видела аналогичную в витрине в Столешниковом и едва в обморок не упала, поинтересовавшись ценой. И черный бархатный топик, приподнимающий ее круглую загорелую грудь.
   – Привет. Мы знакомы?
   – Пока нет. Меня зовут Таня. Таня Веденеева.
   Я поняла, что это дочь нелюбезного Дмитрия, кажется, именно она и является хозяйкой сегодняшнего вечера. Я смутно припомнила: Арсений говорил что-то о ее дне рождения.
   – С днем рождения! – улыбнулась я.
   – Спасибо.
   Девушка улыбалась и в упор, не стесняясь, меня разглядывала. Мне стало неловко – под пристальным взглядом холеной дочери политика вдруг захотелось суетливо пригладить волосы или поправить боа на плечах. И чего она вытаращилась? Глаза, что ли, на мне забыла?
   Глаза, кстати, у нее были не такие уж и красивые – выпуклые, бутылочно-зеленые и какие-то пустоватые.
   – Прохладно, – сказала я, чтобы сказать хоть что-то.
   – Есть немного.
   – Мы раньше не встречались?
   – Думаю, нет.
   – Просто вы так на меня смотрите… – не выдержала я.
   – О, простите! – Она не к месту рассмеялась, и только тогда я заметила, что девушка слегка пьяна. – Простите, но просто мне так любопытно.
   – Любопытно?
   – Любопытно, кто это с ним пришел. С Арсением. На этот раз.
   Начинается! Я вздохнула обреченно – этого следовало ожидать давно. Значит, зеленоглазая Танечка – одна из бывших пассий моего Идеального Мужчины. Вот почему ее папаша так неодобрительно на меня смотрел.
   – А ты ничего. Хотя и не топ-модель. – Она говорила это спокойным дружеским тоном, улыбалась даже. И в уголках губ танцевали трогательные детские ямочки.
   – Ты тоже. Не топ-модель.
   – Знаю. Но я богата, – возразила она, на мой взгляд, совершенно не к месту. – А вот ты не очень. Судя по обдрипанным перьям и уцененным туфелькам.
   Мне стало обидно – да за кого эта толстоватая Танечка себя принимает? Допустим, она тоже не так богата, просто удобно устроилась за спиной своего могущественного отца. Да, ее жизнь проста и предсказуема, как диснеевский мультик – престижная школа, какой-нибудь полузакрытый европейский колледж, курсы МБА, потом либо уютная роль беззаботной жены, доктора наук по трате чужих денег, либо, тепленькое местечко в одной из папочкиных контор. Например, на телевидении. А что, мордашка у Танечки смазливая, из нее выйдет великолепная ведущая. А я на свои, как она заметила, уцененные туфельки (и правда купленные на рождественской распродаже), между прочим, сама заработала.
   – Это не обдрипанные перья, а наряд от известного модельера Муськина. – Я с достоинством поправила на груди боа. – Впрочем, вряд ли ты разбираешься в современном прет-а-порте.
   – Верно. А зачем мне? У меня стилист.
   Мы стояли друг напротив друга, нахохлившись. Как две деревенские бабы, честное слово. Вот-вот упрут руки в крутые бока и пойдут друг на друга. Как стыдно, как неприятно.
   – Не понимаю, не понимаю, чего он в тебе нашел? – нахмурилась Танюша. – Впрочем, это неважно. Значит, есть в тебе что-то, раз нашел. – Она неожиданно примирительно улыбнулась. – Главное, сейчас здесь будет скандал.
   – Ты хочешь устроить скандал?
   – Я? Ни за что! – пропела она. – Для этого есть специально приглашенные люди.
   – Что ты несешь? – разозлилась я. – Это угроза?
   – Видишь, баба стоит, в зеленом?
   Я проследила за направлением ее взгляда. На корме и правда одиноко стояла женщина лет пятидесяти в изумрудном бархатном комбинезоне. Она держала в ладонях запотевший бокал с шампанским и задумчиво слушала джаз.
   – Баба как баба.
   – Скажешь тоже! – фыркнула Таня. – Сейчас наш Арсюша появится, она его увидит и такое начнется!
   – Почему?
   – Увидишь, – загадочно пообещала Таня. – Ну, готовься, красавица, он идет… А ему хорошо в смокинге, не находишь? – Теперь она говорила так, словно мы были светскими подружками. Только улыбка ее казалась нервной. Но к тону не придерешься.
   Действительно, на палубе показался Арсений. Да, черный смокинг с широким атласным поясом и впрямь был ему к лицу. Почему-то в тот момент мне подумалось, что он похож на исполнителя роли Джеймса Бонда.
   Он остановился, поискал глазами меня, нашел, заулыбался. Я отметила, что он прекрасно видел вышеупомянутую даму в зеленом и не придал ее присутствию ровно никакого значения. Поверхностный такой взгляд – как равнодушно смотрят друг на друга люди в полупустом вагоне метро.
   – Вот вы где, – заулыбался Арсений. – Вы подружились? С днем рождения, Танечка! – Он поцеловал ее смуглую щечку, а меня приобнял за талию.
   – Да уж, подружились, – усмехнулась Татьяна. – А где подарок? Или ты ничего для меня не приготовил?
   – Обижаешь! – Он протянул ей бархатную коробочку – такие вот коробочки я почти привыкла получать из его рук.
   Танечка с жадностью избалованного малыша схватила подарок. Распахнула коробку и даже раскраснелась от удовольствия, на минуту забыв о том, что когда-то была смертельно обижена пренебрежением дарителя. Еще бы, кому не приятно получить на день рождения миниатюрный круглый медальон с инкрустацией из крошечных бриллиантов. Украшение смотрелось необычно и изящно.
   – Ух ты! – Танечка примерила кулончик к своей загорелой щеке.
   – Это медвежий глаз, – объяснил Арсений, – в языческой мифологии символ жадности.
   Я думала, что Таня обидится, но она лишь понимающе улыбнулась. Они явно говорили на каком-то своем, неизвестном мне языке.
   Я отвернулась – мимо проплывали пыльные летние набережные. Зачем я здесь? Зачем я с ним? Надолго ли? Почему я такая непутевая? Может быть, права была моя экс-подруга Виктория? Может быть, надо было бежать от него в самом начале? От него, от Идеального, от обманщика и бабника, от самого лучшего и самого лживого мужчины на земле? Обо всем этом я думала, а рядом обнимавший меня Арсений весело болтал с загорелой кокетливой Танечкой.
   И в этот момент та женщина подошла к нам.
   Женщина в зеленом комбинезоне. Красивая, хотя и слегка полноватая. Я заметила, как побледнел Арсений, когда ее увидел. Побледнел под своим безупречным солярийным загаром, честное слово!
   – Привет, – сказала она.
   – Отвяжись, – разлепил он губы.
   – Я просто хотела… – замялась она, – просто хотела напомнить.
   – О чем?
   – Чтобы ты не болтал лишнего. А то у тебя будут проблемы. Ты знаешь, чем занимается мой муж?
   – Твой бывший муж, – насмешливо поправил Арсений.
   – Пусть бывший, но он меня до сих пор любит. – Ее накрашенные губы задрожали. – Я знаю, что ты всем об этом рассказываешь.
   – Если ты сейчас же не уйдешь, я расскажу обо всем прямо в микрофон, – усмехнулся он.
   – Все уже и так об этом сплетничают, – невозмутимо продолжила женщина в зеленом. – Так вот, я тебя предупредить хотела. Если какая-либо порочащая Карину информация проникнет в газеты…
   – Что тогда? – Он, казалось, совершенно не испугался. А вот дама была на грани истерики.
   – Подлец!
   – На том и держимся! – подмигнул он и отвернулся.
   Не знаю почему, но в тот самый момент Идеальный Арсений перестал казаться мне красивым.
   Словно кто-то между нами стекло кривое установил. Он остался прежним – те же глаза, те же полные темные губы и четко прорисованные брови. Те же сахарные зубы и те же длинные, как у королевы красоты, ресницы. По отдельности все это выглядело красиво, но вместе – собравшись вместе, его безупречные черты производили какое-то отталкивающее впечатление – странно, что я раньше этого не замечала.
   Почему я сразу встала на сторону скандалистки в зеленом? Я же даже не знала, в чем суть их спора, а Арсений был так рассудительно-спокоен! Может быть, меня покоробило, что он вот так, походя, оскорбил женщину, которая в матери ему годилась, – пусть справедливо, но все же оскорбил. Она выглядела не в пример ему такой расстроенной, такой жалкой. Лет пятьдесят ей было. Не красавица, но лицо приятное, умело подкрашенное, немного усталое. За дорогими очками в оправе от Кардена прячутся умные серые глаза. Красивые полные губы дрожат от негодования, к щекам прилил яркий румянец.
   – Маша, мы уходим, – сказал Арсений, крепко сжимая мой локоть.
   – Почему это? Ты должен объяснить.
   – Да ничего я тебе не должен! – вдруг зло сказал он. И так это было непохоже на того Арсения, которого знала я, светского, мягкого и обходительного. – Как хочешь. Можешь остаться в этом гадюшнике. Я – пас.
   Уехали мы вместе. Он отвез меня домой. Молчали – за всю дорогу он не проронил ни слова. Гнал, как ненормальный, игнорируя правила дорожного движения. Мне было все равно. Я устала.
   …Тем вечером мне неожиданно позвонила Вика. Я не поверила даже, когда трубка заговорила ее низким певучим голосом.
   – Все дуешься на меня? – спросила Вика.
   – Дуюсь, – честно призналась я.
   – Прости меня.
   Это было что-то новенькое. Вика слыла девушкой заносчивой и прощения никогда не просила. Я даже растерялась.
   – Слышишь? Я прошу меня извинить… Что с тобой?
   – А что не так?
   – У тебя голос какой-то странный…
   И я выложила ей все – про странный скандал на теплоходе, про истеричку в зеленом бархате и стервозную Танечку, получившую в подарок медвежий глаз, языческий символ жадности.
   – Я же тебя предупреждала, – вздохнула Викуля. – Я виновата, прости. Я должна была все сразу объяснить.
   – Что объяснить?
   – Про твоего Арсения.
   – Он уже не мой.
   – Слава Богу… Просто я была шокирована, обескуражена, когда ты о нем вдруг заговорила. Арсений на серебристом кабриолете, похож на Клуни. Я так сразу и поняла, что это он, слишком много совпадений.
   – Тебе не надоело говорить загадками? Может быть, объяснишь наконец? Что ты о нем знаешь?
   – Знаю, – усмехнулась Вика. – Надо же, какой изобретательный! Символ жадности подарил.
   – Может, эта Танечка – жадюга?
   – Да нет. Он себя имел в виду. Ладно, не буду больше тебя мучить. Арсений – жиголо.
   – Что? – Я ожидала услышать от нее что угодно, только не это. Ну, может быть, что-то вроде «он мой бывший любовник», или «он сидел за распространение наркотиков», или, наконец, «да он бисексуал». Но только не то, что сказала Викуля. – Как?! Как жиголо?
   – Так. Профессиональный потаскун, вот он кто. Я об этом узнала случайно. Одна знакомая показала его на вечеринке и все про него рассказала. Она-то им пару раз пользовалась.
   – Но как же… Но что же он… Вика, это неправда!
   – Продолжаешь его защищать?
   – Нет, но это просто невозможно. Он ведь дарил мне украшения, он платил за меня, он не пытался…
   – А по-твоему, у жиголо не может быть личной жизни? – усмехнулась Викуля. – Ты ему понравилась просто. Кстати, я тебя разочарую – таких, как ты, у него десятки.
   – Все равно не понимаю.
   – А что тут понимать? Заводя очередной роман, он пытается реабилитироваться, вот. Доказать самому себе, что он еще мужчина.
   – Спасибо за объяснение, доктор психологических наук. Но так нечестно, ты должна была раньше сказать.
   – А ты бы стала слушать?
   Я вздохнула. Она права. Конечно, не стала бы. Не стала бы ни за что. Весь этот месяц он был для меня Идеальным.
   Признаться, это был шок. Я повесила трубку и долго еще сидела у письменного стола, бессмысленно вертя в руках ручку. Арсений – жиголо. Любить его профессия. Я представляла себе платных любовников совсем не такими. А какими? Смазливыми тупоголовыми юнцами с безволосой розовой грудью? Потасканными донжуанами с голодным блеском в глазах и наметившейся лысиной? Но это же карикатурно, так не бывает.
   И все таки что заставляет мужчин этим заниматься? Красивых, образованных мужчин, таких, как он, Арсений? Он не просто смазливый манекен, он с одинаковой непринужденностью рассуждает о Густаве Климте и об играх на бирже «Форекс». Доволен ли он? Или, как утверждает Вика, комплексует? Как вообще с ним могло произойти такое? И собирается ли он завязывать?
   В общем, когда поздно ночью Арсений все таки позвонил, чтобы извиниться за инцидент на теплоходе, я сразу же раскрыла перед ним карты. Да и не рисковала я ничем. После того что я о нем узнала, едва ли он мог считаться Идеальным. Поэтому даже если он бросит трубку – что ж, я прекрасно его пойму.
   Трубку он не бросил. Молчал долго – я даже решила, что нас разъединили. А потом, к моему удивлению, предложил встретиться.
   – Раз уж ты интересуешься… – Я не видела его лица в тот момент, но готова была поспорить, что он кривовато усмехается, – я была знакома с этой его ухмылкой, немного искажающей безупречное лицо в те минуты, когда Арсению было сложно о чем-то говорить. – Раз тебе интересно, могу рассказать. Тем более если ты, как утверждаешь, писательница… Ты не бойся, зря время не потратишь. Такое расскажу, волосы дыбом встанут. И про себя, и про русский модельный бизнес, и про ненормальных миллионеров, которые покупают красоту. И про эту суку, которая подошла к нам на теплоходе.
   – По-моему, ты ее чем-то обидел.
   – Скорее, она меня.
   – И про Карину? – вставила я, вспомнив истеричные обвинения скандалистки в зеленом.
   – И про Карину, – снова усмехнулся он. – Между прочим, Карина это не просто Карина. А актриса Карина Дрозд.
   – Да ты что? – выдохнула я.
   Карина Дрозд была по-настоящему знаменита.
   На следующий день мы встретились в какой-то небольшой кофейне. Я невольно залюбовалась им.
   Честно говоря, я никогда не верила в существование настолько красивых людей. При этом следует учесть, что я и сама работала манекенщицей. Считается, что заподиумный мир – это волшебное королевство, населенное исключительно прекрасными златовласками и мужественными принцами на белых конях. На самом деле все далеко не так красиво. Златовласки, смыв грим, превращаются… не в монстров, конечно, но во вполне обычных девчонок с обычными, простыми мордашками. А у модельных «мужественных принцев» на самом деле зашкаливает уровень женственности. Хотя вопреки сложившемуся мнению среди профессиональных манекенщиков не так уж много «голубых». Однако представьте себе парня, который спит в бигуди и озабочен серьезной проблемой: каким бы цветом оттонировать челку.
   Арсений был на них так не похож. Он и понравился-то мне тем, что выглядел мужчиной на все сто. Мне не верилось, просто не верилось, что подобная красота может оказаться червивой. Он ведь казался таким искренним, у него так горели глаза, когда он на меня смотрел. Этот блеск – блеск голодной юности и ожидания счастья – ни за какие деньги не купишь, ни в каком салоне красоты не приобретешь.
   – Это правда? – решилась спросить я. – То, что мне про тебя рассказали.
   – Правда, – подтвердил Арсений, ничуть не смутившись.
   – Поверить не могу. Наверное, мне стоило бы разозлиться. Но ничего подобного со мною просто не происходило никогда. Я даже обидеться на тебя не могу, потому что не могу придумать, на что конкретно обижаться.
   Вы не поверите, но я нервничала больше, чем он!
   – И не стоит.
   – Но… зачем? С твоими данными ты мог бы…
   – Мог бы что? Знаешь, сколько я зарабатываю?
   – Догадываюсь, – вздохнула я, вспомнив шикарный особняк с джакузи и потрясший меня серебристый кабриолет.
   – Ни о чем ты не догадываешься. На самом деле не так уж и много. Домик я арендую, а тачку мне подарили. Но иногда получается неплохо – несколько тысяч долларов в день. Конечно, редко бывают такие дни…
   Он просигнализировал официантке. Она тотчас же заменила кофейник с остывшим кофе на свежий. При этом кокетливо состроила Арсению глазки, а на меня взглянула с неприязненным любопытством. Знала бы она…
   – Понимаешь, я же не на Тверской стою за три копейки. Я работаю в элитном агентстве, попасть в которое сложнее, чем в Голливуде пробиться.
   – Лучше бы ты тогда пробился в Голливуде, – пробормотала я.
   – Знаешь, сколько я к этому готовился?! Штудировал какие-то дурацкие книги, на диетах сидел, как малахольная барышня. Не поверишь, даже экзамены сдавал! Но об этом я потом расскажу. Давай по порядку.
   – Ты говорил что-то о Карине Дрозд, – напомнила я. – Что с ней случилось? Почему на тебя набросилась та тетка на теплоходе? Почему Карина Дрозд так резко выпала из тусовки? Давай начнем с этого. С ума сойти, ты был знаком с самой Кариной Дрозд!
   Арсений скривился:
   – Это для тебя она «сама Карина Дрозд». А на самом деле обычная баба.


   Глава 3

   Знаменитая киноактриса Карина Дрозд была ослепительной женщиной, которой встречные прохожие неизменно оборачивались вслед. Все при ней – благородно-платиновая блондинка с фигурой топ-модели, умеющая одеваться броско и стильно и при этом не выглядеть жертвой моды.
   Никто не знал, что у этой красавицы есть страшная тайна. Пару недель назад ей исполнилось пятьдесят лет. Пятьдесят.
   Если разобраться – не так уж много. К тому же выглядела Карина превосходно – а как еще могла выглядеть женщина, которая добрую половину жизни посвятила работе над собой, напряженной и ежедневной? Диеты, изнурительная гимнастика… За последние пять лет в Москве появились элитные спортивные клубы, и стало куда проще поддерживать безупречную форму. Потанцевать под красивую музыку под руководством милого, вежливого тренера – это даже приятно. А раньше…
   Чтобы не поправиться, раньше Карина каждое утро обматывала все тело полиэтиленовыми мешками и полчаса скакала сначала на одной ножке, потом на другой.
   Она знала, что в современном мире никто своего возраста не скрывает. Притворяться тридцатилетней, тайно справив полтинник, – это в некотором роде даже моветон. И все же по привычке загадочно улыбалась, когда журналисты пытались ненавязчиво разузнать, в каком году она родилась.
   У Карины было все, что делает женщину счастливой. Она была красива и богата, жила в небольшом аккуратном загородном особнячке и водила новенький алый «мерседес». Готовил для нее повар, проживающий в доме звезды постоянно.
   У нее был муж – солидный бизнесмен и двое детей-близнецов, недавно поступивших во ВГИК. Катенька, само собой, на актерский, а куда ж еще податься девушке с ее внешними данными и родственными связями? А Костенька, золотой мальчик, гениальная голова, на сценарный. У нее было несколько десятков восторженных приятельниц, которые отчаянно ей завидовали, но виду не показывали. И несколько близких подруг.
   К тому же она была талантлива и востребована. Причем пока никто не смел предложить ей «возрастную» роль. Нет, Карина Дрозд играла только роковых красавиц, причем не молоденьких пустых профурсеток, а сильных, ярких женщин – таких, какой была она сама.
   А ее последняя роль – это вообще мечта, сенсация. Карина снялась в сериале, который должен был демонстрироваться в прайм-тайм на одном из центральных телеканалов. Роль выигрышная: сексапильная обаятельная стерва – Карина появлялась на экране в разных париках, которые необыкновенно шли к ее ухоженному правильному лицу, в нарядах от известного брюссельского дизайнера, сшитых специально для нее. Несколько «съемочных» платьев она даже купила в личное пользование – уж больно жалко было с ними расставаться.
   В общем, Карина Дрозд находилась на вершине своего заслуженного триумфа, и никто не знал, что на самом деле кинозвезда считает себя несчастной. Несправедливо и больно обиженной.
   Главный обидчик – муж, Анатолий. Всегда был смирным, неприхотливым и благодарным судьбе – за то, что в один прекрасный день она свела его с ослепительной Кариной. Он боготворил жену-кинозвезду и гордился ею.
   Но всем известно: седина в голову, бес в ребро. Молчаливый, не слишком красивый, измученный работой Анатолий ухитрился завести роман на стороне. Карина прекрасно понимала, что сам Толя ни при чем, по неопытности он просто стал жертвой цепкой, хитрой стервы – двадцатилетней псевдоманекенщицы.
   Девица эта называла себя моделью, но вряд ли вообще имела представление о том, что такое подиум. Нет, проституткой она не была – скорее, профессиональной любовницей. Причем она была девушкой неглупой и на мелочи не разменивалась.
   Когда ей было шестнадцать лет, ею увлекся седовласый телемагнат. Ни на минуту не задумавшись, смазливая девчонка переселилась в одну из его шикарно обставленных квартир. Их отношения длились полтора года. Потом появился крупный американский бизнесмен, за которого девушка даже выскочила замуж. Впрочем, когда браку исполнилось три года, богатый американец куда-то испарился из ее рационально налаженной жизни, уступив место разбитному ресторатору кавказского происхождения.
   Вот, пожалуй, и все. С одной стороны, всем было ясно, что девушка существует за счет богатых любовников, с другой – в легкомыслии ее не упрекнешь. Вокруг полно молоденьких красавиц, которые прыгают из постели в постель, зарабатывая себе на красивую жизнь, эта же на их фоне смотрится вполне целомудренно.
   Вот на такую особу и запал тихий бизнесмен Анатолий Дрозд. Ладно бы просто запал – полбеды, нагуляется и перебесится. Так нет, Толя, похоже, влюбился. Дома не появляется. Пряча глаза, придумывает небылицы о поздних совещаниях и срочных командировках – классика жанра!
   Отвез чертовку к морю, появляется с ней на людях, снял для нее квартирку в центре и частенько остается там ночевать.
   А на днях между Кариной и Толей состоялся довольно унизительный разговор, который стал для нее последней каплей и помог осознать, что все на самом деле серьезнее ее опасений.
   – Милый, ты помнишь, что послезавтра презентация моего фильма? – напомнила она за завтраком. – Надо договориться об одежде, я сегодня собиралась поехать за платьем, хочу, чтобы мы были одеты как всегда. В унисон…
   Карина любила появляться с ним на людях. Физической красотой Толя не отличался, но было в нем что-то – то, что принято называть харизмой. От него веяло успехом.
   Анатолий, гордившийся успешной красивой женой, придавал публичным мероприятиям большую важность, чем бизнес-переговорам. Потом он с удовольствием рассматривал фотографии в журналах – те, на которых он был запечатлен рядом с Кариной. Журналисты любили эту пару. В интервью Карина всегда подчеркивала свою неотделимость от семьи. Лицо ее супруга было, пожалуй, не менее знаменитым, чем ее собственное. На всех журнальных разворотах они появлялись вместе. Карине даже сто раз предлагали сняться в «семейном» варианте телерекламы – «Наша семья ест только данный майонез», «Наша семья лечит зубы только в данной клинике!».
   – Я как раз хотел тебе сказать, – отодвинул он в сторону чашку с остывающим кофе, – Карочка, ко мне завтра приезжает партнер из Германии, я бы рад пойти с тобой, но и его бросить не могу.
   – Пусть тоже приходит! Ему понравится.
   – Но у него программа, у нас запланирована встреча с председателями правления, а потом мы все вместе идем в ресторан.
   – Ты мог бы подъехать позже. – Она все еще не верила в то, что Толя ее просто-напросто «кинул».
   – Кара, ты же понимаешь, работа есть работа. Я не могу бросить партнера ради твоей прихоти.
   – Прихоти? – взвилась она. – Это не прихоть, это презентация! Вся Москва будет, все будут спрашивать о тебе. Мы всегда появляемся вместе!
   – Скажи, что я болен.
   – Уж раз мы об этом заговорили… Никто не поверит, что ты болен, потому что позавчера ты был на премьере в кино с этой крашеной мымрой. Вас сфотографировал один мой знакомый журналист.
   – Валечка натуральная блондинка, она… – сказал Анатолий и тут же осекся.
   – Ее еще и Валечкой зовут, – сникла Карина, но виду постаралась не показать. Кто такая эта Валечка? Очередная профурсетка, которая на чужое позарилась. Но в данном случае ничего у нее не выйдет.
   – Кара, извини меня, – еще раз зачем-то повторил Толя.
   – Ну, я понимаю, бизнес… – решила она сбавить обороты. Ей не хотелось ссориться.
   – Нет, раз уж ты сама сказала… Кара, мы знакомы почти тридцать лет…
   – Двадцать восемь, – машинально поправила она.
   – Неважно. Главное, что ты мой самый лучший друг. Поэтому я тебе это и говорю. – Он смотрел куда-то в сторону, и у Карины почему-то тоскливо сжалось сердце. – Карочка, я запутался…
   – Расскажи мне. – Она придвинула свой стул ближе и погладила его по руке. Если надо «сыграть» лучшего друга, она сыграет. Она молодец, она справится. И неважно, что ей вдруг стало страшно. Даже спина под платьем вспотела. Он не заметит.
   – Кара, ты такая хорошая, – внезапно Толя порывисто обнял ее, но в этом жесте не было ни капельки страсти. С таким же выражением лица он мог притянуть к себе лучшего друга, чтобы ободряюще похлопать того по плечу. – Я тебя не заслуживаю…
   «Начинается, – тоскливо подумала она. – Это опасная фраза… „Я тебя не заслуживаю“. Так говорят слабые люди перед тем, как уйти навсегда. Нет, он никогда не скажет: „Ты меня больше не возбуждаешь, ты стала старая и скучная“. Я тебя не заслуживаю, и все тут».
   – Толик, что ты… Я тебя люблю, ты же знаешь.
   – Я тоже тебя люблю, вот только…
   – Что?
   – Валю я тоже люблю… Кара, я чувствую себя таким подлецом.
   На мгновение ей показалось, что он хочет покаяться.
   – Я поступаю подло. Я и ее, и тебя обманываю. Ей вдруг захотелось его ударить. Что значит, «и ее, и тебя»? Он поставил их на одну ступеньку.
   – Думаю, она понимает, на что шла, – сухо сказала Карина.
   – Как тебе объяснить! Валечка – ребенок. Нет, она взрослая девушка, умная, но в душе школьница.
   – Она моложе твоей дочери!
   – Старше на год. И она меня так любит… И я… И тебя тоже.
   – Ты думаешь, что влюблен?
   – Я не думаю… Кара, я влюблен, – выпалил он и замолчал.
   Она поняла, что весь предыдущий разговор был лишь бессмысленной подготовкой к этой короткой, как выстрел, фразе. У нее давно было плохое предчувствие. Карина боялась этого разговора, и несколько раз он ей даже снился. Она думала о том, что скажет ему в ответ. Как ненавязчиво намекнет, что она никогда не ограничивала его свободу, что она понимает все… Ободряюще улыбнется и убедит его, что такое рано или поздно со всеми случается… Что надо это пережить, перетерпеть – вместе. Не принимать никаких серьезных решений, пока не будешь уверен по настоящему. А она – да что она, она потерпит вместе с ним… Карина думала об этом, но в глубине души ужасалась – то есть как это потерпит? Потерпит – значит будет закрывать глаза на то, что ее законный супруг таскается к какой-то Валечке? И не будет иметь права даже его упрекнуть – сама же согласилась…
   А что скажут дети? А что скажут журналисты? Что скажут поклонники? Скорее всего, не скажут ничего. Но насплетничаются за ее спиною от души. Эти красноречивые сочувственные взгляды, эти ехидные улыбки былых завистниц, эти осторожные расспросы… Идеальная семья распалась.
   Она не сможет, сломается…
   – И что ты собираешься делать? – спросила Карина, вместо того чтобы «выстрелить» проникновенным монологом о понимании и прощении.
   – Карочка… я хочу попробовать пожить отдельно.
   – Понятно. То есть вы с так называемой Валечкой решили жить вместе.
   – Ну зачем ты так? Ты не волнуйся, материально для тебя ничего не изменится. Я сейчас заключил удачный контракт. Что тебе подарить, Карочка? Хочешь новую машину? Хочешь отдохнуть на Бали?
   «Он мой муж. Мой муж предлагает мне отступные. Как будто бы я уволенный сотрудник – и профессионал никакой, и на улицу выкинуть жалко!»
   – Спасибо, Толик. – Она заставила себя улыбнуться. – Мне ничего не нужно. Деньги есть. Моя машина мне нравится. А отдыхать я не могу, работы слишком много.
   – Понимаю… Кара, но и твоя вина в этом есть! – неожиданно воскликнул он.
   – Чем же я виновата, по-твоему?
   – Ты иногда бываешь такой странной! Эти твои кукольные домики! Три комнаты забиты кукольными домиками. Как маленькая, честное слово!
   – Это меня успокаивает. Когда что-то случается, я сажусь строить домик. Ты же знаешь. Почему-то раньше тебя это не раздражало.
   – Раздражало. – Он не выдержал ее взгляда и отвернулся к окну. – Когда мы жили в двухкомнатной малогабаритке, было еще хуже. Ты все равно не хотела выбрасывать эти дурацкие кукольные домики. Извини, но в этом есть что-то… нездоровое.
   – Ты хочешь, чтобы я их выбросила сейчас? – устало поинтересовалась она.
   – Нет. Не знаю. Извини… Меня всегда раздражало это твое странное хобби. Лучше бы марки собирала или сорила деньгами, как все твои подруги.
   – У меня нет подруг, – спокойно улыбнулась она. – У такой женщины, как я, подруг быть не может.
   – Да? А эта мерзкая баба, которая у нас постоянно ошивается? – прищурил глаза Анатолий.
   Карина старалась быть спокойной. Она нарочито медленно извлекла из буфета нарядную фарфоровую чашку и налила себе холодного мятного чаю со льдом. При этом у нее дрожали пальцы, и чашка тоненько позвякивала на фарфоровом блюдце, словно в поезде.
   – Ты имеешь в виду Зойку?
   – Да, кого ж еще? Она торчит у нас постоянно. Это же невозможно, как будто у нее дома своего нет!
   – Я знакома с Зойкой гораздо больше, чем с тобой. Она не подруга. Что-то вроде родственницы. Да, полуродственница.
   – Наверное, поэтому у меня иногда складывалось впечатление, что она для тебя дороже, чем я! А между тем она совершенно отвратительная баба! Как ты ее выносишь, ума не приложу.
   Карина отхлебнула мятного чаю. Говорят, мята успокаивает. Что-то не похоже. Наверное, ее сейчас и фенозепам не успокоит.
   – Ты все сказал, Толя?
   Внезапно он подошел к ней и положил руки на ее тоненькие плечи. Чуть чашку не опрокинул. На, между прочим, светлый ковер.
   – Кара, прости меня. Я дурак. Наговорил тебе всего… Но ты должна понимать, я просто нервничаю…
   «Ты должна понимать…» И почему это я должна всех понимать? Меня бы кто понял!»
   – Карочка, я уже пойду. Ну, если что понадобится, ты мне звони, хорошо? Я и сам буду звонить два раза в неделю.
   Вот так все и кончилось. Она долго поверить в это не могла, все ждала, что он одумается. Но нет, Анатолий наскоро собрал вещи в чемодан и уехал. Она осталась в роскошном особняке одна – как принцесса в замке. Пятидесятилетняя принцесса, которую даже некому спасать.
   Дети жили в Москве, Толя снял для них квартиру на проспекте Мира, чтобы было ближе ездить на занятия. Карина вообще-то была против – она считала личные апартаменты в восемнадцать лет излишеством. Сама в свое время моталась в тот же ВГИК из подмосковной Балашихи, и ничего, пробилась…
   Карина была оптимисткой по натуре. Хотя, сказать по правде, жизнь не давала ей поводов впадать в депрессию. Ей почему-то всегда везло. Везло на людей и жизненные обстоятельства. Все давалось ей легко, даже диеты. И вот, на самом Олимпе – такое разочарование…
   Несколько часов после Толиного ухода она места себе не находила. Металась по дому, как наркоманка в ломке. Пыталась на что-то отвлечься, но не смогла. То книгу схватит, то тряпку для пыли. Попробовала сесть за новый кукольный домик. Но не смогла даже придумать эскиз.
   Кукольные домики, кукольные домики… Каждый упакован в отдельную коробку. В ее доме предусмотрено три специальные комнаты со стеллажами «под домики».
   Первый кукольный домик Карина сделала, когда ей было девятнадцать лет. Тогда ей казалось, что она влюблена в одного из лекторов – мрачноватого бородатого бывшего геолога, который казался ей воплощением романтики.
   Потом это как-то вошло в привычку – когда она переживала, сразу садилась за домик. Монотонная работа отвлекала, отступала печаль.
   Но сейчас Карине не хотелось возиться с бумагой и клеем. Она старалась не задумываться о своем новом статусе – брошенной жены. Одиночество представлялось ей чем-то абстрактным. Более конкретные проблемы не давали ей покоя.
   И самая главная печаль: что же делать с презентацией сериала? Прийти туда одной, с гордо поднятой головой? Соврать, что Толя болен? Но все равно рано или поздно все узнают, что Анатолий совершенно здоров и – даже более того – у него настоящий гормональный всплеск, вон какую девчонку отхватил! Вот над нею все посмеются!
   Она позвонила одной из своих лучших подруг – бывшей актрисе по имени Зоя. Той самой «полуродственнице», которую, как выяснилось, так не любил Анатолий. Она и раньше об этом догадывалась. Правда, у него до этого самого дня хватало деликатности не указывать ей, с кем следует дружить.
   Зойка когда-то была ее однокурсницей. В молодости она была невозможно хороша собой – кудрявые медные волосы, синие глаза, чуть полноватая, но изящная фигурка. Всем казалось, что Зойка непременно станет звездой, в курсовых спектаклях ей нередко доставались главные роли. Ту же Карину преподаватели оценивали куда скромнее. Но получилось по-другому. Двадцатилетней девчонкой, студенткой, Зойка познакомилась с тихим студентом-медиком, будущим стоматологом. Влюбилась, как кошка, выскочила замуж, забеременела, бросила институт и без сожаления променяла возможную славу и свет софитов на бессонные ночи возле кроватки болезненного ребенка и красные от постоянной стирки руки. Тогда Карина Зою не поняла, а потом привыкла – подруга, похоже, была со стоматологом счастлива.
   Стоматолога, кстати, приняли на работу в какую-то ведомственную больницу, и он неплохо зарабатывал. А потом, после перестройки, и собственную клинику открыл. Так что Зойка Карине не завидовала – у нее самой все, что пожелаешь, было. Она тоже жила в загородном доме, даже еще более шикарном, тоже колесила на «мерседесе» и даже располагала штатом прислуги. Причем в отличие от подруги домоседкой она не была. Наверное, насиделась в молодости при стоматологе, а сейчас ей захотелось приключений и ярких впечатлений. Карина знала, что Зоя весьма активно «ходит налево». У нее был мужской подход к отношениям – она вовсе не собиралась бросать мужа, просто время от времени ей требовался допинг.
   Карина позвонила Зойке и рассказала ей все. Ничего не стала придумывать, не попыталась оправдать себя или сбежавшего супруга.
   – Ну и козел! – сказала Зойка, внимательно выслушав грустную историю. – Я и подумать не могла, что Толик такой козел.
   – И что мне делать? Как ты думаешь?
   – Радоваться! – гаркнула Зоя.
   – Чему? – опешила Карина.
   – Тому, что козел достался другой. А ты свободна, молода, красива и богата! Когда муж впервые изменил мне, я сначала переживала, но потом поняла, что все к лучшему. Мне открылись новые возможности. Впрочем, ты же сама знаешь… – Зоя замолчала.
   Карина поморщилась. О чем бы они ни говорили, Зоя всегда умудрялась свести беседу к собственному супругу, который сто лет назад изменил ей с красавицей актрисой. Почти четверть века прошла с тех пор, но Зоя никак не угомонится. Карина понять не могла – любит подруга мужа или ненавидит? Или и то и другое одновременно?
   – Муж изменил тебе один-единственный раз. По молодости, по глупости. Он тебя не бросал, он не уходил от тебя к молоденькой.
   – Ну и что? Все равно я не смогла ему этого простить. Кара, ты же все знаешь сама…
   Да, Карина знала. При всей своей видимой оптимистичности и легкости Зоя тоже была склонной к депрессиям натурой. И у нее тоже были сложные отношения с супругом. Отсюда и все эти Зойкины «побеги налево».
   – Мне было сложнее, – вздохнула Зоя, – он мне изменил, когда я была влюблена в него, как кошка. Для меня никого, кроме него, не существовало. А ты… Для тебя любовь к твоему Толе стала скорее привычкой. И не спорь. Зато теперь мы сможем гульнуть по-настоящему.
   Было у Зои одно замечательное качество – даже самую безнадежную ситуацию она умудрялась повернуть так, что начинало казаться, будто ничего особо страшного не произошло. И даже наоборот, все сложилось как нельзя лучше. Наверное, поэтому Карина и позвонила именно ей.
   – Скажешь тоже! – хмыкнула она. – Это у тебя полно любовников, а я-то что…
   – Глупости! Кто из нас известная актриса, секс-символ? Да любой мужик счастлив будет быть рядом с такой, как ты. Тебе только и остается, что выбирать.
   – Что толку от того, что тебя любит весь мир, если ты засыпаешь на пустой кровати? – вздохнула Карина. – Кто это сказал? По-моему, Софи Лорен.
   – Теперь мы можем чаще видеться. Бывать где-нибудь. Вечеринки, тусовки.
   – Неугомонная. Пятьдесят лет, а все одни вечеринки на уме.
   – Кому это пятьдесят? Не смей произносить при мне этого слова – пятьдесят. Лично мне вряд ли больше тридцати…
   – А мне семьдесят, – вздохнула Карина. – Ничего, не обращай внимания, это я так, депрессирую. Скоро успокоюсь.
   – Склей кукольный домик.
   Практичная Зойка относилась снисходительно к хобби Карины. Она была единственным посторонним человеком, которому позволялось рассматривать многочисленные Каринины домики. Журналистам их не показывали. Карина Дрозд боялась прослыть городской сумасшедшей.
   – Возможно… Честно говоря, мне не хочется даже домика.
   – Тебе просто надо разгуляться, войти во вкус… с чего-то начать.
   – И желательно сделать это побыстрее, – вздохнула Карина. – Послезавтра презентация. Я должна явиться со спутником. Так рассчитаны места за столиками. Я не могу появиться одна, понимаешь? Это будет провал.
   – Знаешь, вообще-то есть у меня одна идея. – Зоя замолчала, словно что-то мешало ей продолжить мысль.
   – Что за идея? – жадно спросила Карина.
   – Не уверена, что тебе понравится… И вообще, не хотела о этом рассказывать.. Но раз уж ты в такой ситуации…
   – Да говори уж, не мнись! Ты хочешь предложить мне своего мужа в аренду?
   – Почти в точку! Только не своего мужа. Кому он нужен, муж мой? Если бы я впервые увидела своего мужа сейчас, то даже не посмотрела бы в его сторону. Хочешь верь, хочешь нет… Кара, помнишь, в прошлом году на юбилее профессора Заславского я была с молодым человеком, Игорь его звали…
   – Как же не помнить! На вас там все так смотрели. Этот Игорь – просто Аполлон Бельведерский. Я еще спросила, где ты его откопала, а ты сказала, что это курортный роман.
   – Я соврала.
   – Как? И кто это был?
   – Да ладно, не прикидывайся святошей. .Как будто не понимаешь.
   – Но я не… Постой, это что, был платный мальчик?
   – Именно, – усмехнулась Зоя.
   – Проститут? Жиголо?
   – Можно сказать и так.
   – Но, Зоя… зачем… Ты заплатила деньги за секс?!
   Зоя расхохоталась у нее был гулкий заразительный смех, правда, чистоту голоса несколько испортило многолетнее курение.
   – Дурочка. Вот еще, буду я за секс платить. Игорь просто сопровождал меня на мероприятие. Я тогда с мужем поссорилась, и хотелось ему насолить. Вот я и заплатила Игорю, чтобы он со мной появился.
   Карина нахмурилась. Она смутно помнила тот вечер. Профессор Заславский отмечал шестидесятилетний юбилей в ресторане «Шинок». Гуляли шумно, с размахом. Кажется, она тогда выпила немного лишнего. Карина обычно почти не пила, но Заславский был ее старым другом, вот и расслабилась. К тому же она была с Толей, с ним она всегда чувствовала себя уверенной.
   Но она обратила внимание на Зойкиного кавалера. Все обратили на него внимание – он был моложе ее лет на двадцать и красив, как греческий бог. Кудрявые каштановые волосы, зеленые глаза, смуглый румянец… Обращался он с Зоей, как с красавицей королевских кровей. Поправлял модную пашмину на ее груди, подливал ей вина и следил, чтобы Зойкина тарелка не пустовала. Карина еще подумала – вот какая молодец ее подруга! Не тушуется никогда, несмотря на солидный возраст. Вот, очередного мальчика в себя влюбила. Он, бедный, голову потерял, по всему видать. И вот теперь выясняется, что мальчик этот – альфонс, жиголо.
   – Зоя… Но если кто-нибудь узнает… Это же позор!
   – А кто узнает? – беспечно хохотнула подруга. – Я никому, кроме тебя, не рассказала. Надеюсь, ты меня не выдашь… Кстати, у меня сохранился телефончик того агентства, через которое я нанимала Игоря.
   – Ты мне предлагаешь… Нет, Зойка, я поверить не могу!
   – Да что в этом такого-то? – хмыкнула Зоя. – Честное слово, ты какая-то несовременная. Ты же не в постель его приглашаешь, а всего лишь на презентацию. Можно, кстати, не совсем молоденького взять. Там есть и седовласые импозантные мужчины. Есть даже иностранцы.
   – Это, наверное, дорого…
   – Недешево. Есть, наверное, и более дешевые агентства, но где гарантия, что после мероприятия тебя не будут шантажировать?
   – А здесь? – Карина поймала себя на мысли, что начинает поддаваться. Она уже несмело обдумывала детали авантюры, на которую пыталась ее подбить неугомонная подруга. Так, как будто бы вопрос с жиголо был уже решенным.
   – Здесь работают солидные люди. Это филиал известного международного агентства. Туда попадают только элитные мальчики, лучшие. Каждый хорош в своем роде. Есть, конечно, те, кто выглядят как модели и классно трахаются. Но есть и солидные мужики, профессора даже. Те, которые способны развлечь любое общество интеллектуальной беседой.
   – Зачем же они тогда этим занимаются?
   – Глупенькая, а много ли зарабатывает, например, университетский преподаватель?
   – На Западе очень даже много, – резонно возразила Карина.
   – А если я тебе скажу, что один час в обществе одного из этих мужчин стоит не меньше пятисот долларов? Да кто откажется от перспективы заработать за вечер тысчонку-другую? Иностранцы, ясен пень, стоят дороже… Знаешь, Кара, я бы и сама не отказалась так вот поработать, – вдруг мечтательно призналась Зоя.
   – Кто же тебе мешает? Пошли в это чудесное агентство свое резюме.
   – Да кому я нужна, – хохотнула она. – Девки там тоже есть, но они все до тридцати лет. Либо обладающие исключительными качествами. А я и языка ни одного иностранного не знаю. Вот тебя бы, кстати, приняли, ты же звезда…
   – Заткнись. Ладно, Зой, диктуй телефон. Я подумаю – может, и правда, приглашу мальчика.
   – И думать тут нечего! В любом случае это лучше, чем появиться на презентации совсем одной!
   Зоя положила телефонную трубку и отпила большой глоток молока прямо из пакета, который держала в другой руке. Над верхней губой появились белые молочные усы, и она небрежно вытерла их тыльной стороной ладони. Зеркало безжалостно отражало ее со всеми ее морщинками, шероховатостями и складками. И, глядя на себя, она опять невольно подумала о Карине. Вот уж кто в свои пятьдесят выглядит так, словно всю жизнь провел под стеклянным колпаком. Да, молодец Кара, во всем себя ограничивала, старалась, вот и осталась молодой. Она бы, кстати, ни за что не позволила себе пить молоко трехпроцентной жирности.
   А вот она, Зоя, мямля еще та. Бешеные тысячи тратит на косметологов, а на диету сесть не может. Ну не может, и все! Держит под подушкой шоколадку, как маленькая. А вот собственному мужу она кажется красавицей. Муж и такой ее любит – немолодой, усталой, со складками жира на талии. Он всего этого просто не замечает, смотрит на нее, а видит юную смешливую пышечку, какой была она тридцать лет назад, когда они только познакомились.
   Муж. Глаза бы на него не глядели. Опостылел, уже столько лет назад опостылел. И ради чего она притворяется? Ради ребенка? Но сын взрослый уже, у него давно своя жизнь. Ради денег? Ну вот уж нет.
   Никто не знал, что Зоя была давно влюблена.
   И терпеливо дожидалась своего времени. Такая уж у нее судьба, или, как сейчас модно говорить, карма.
   А Карина уставилась на криво нацарапанный на первой попавшейся бумажке телефонный номер. Судя по первым цифрам, офис расчудесного агентства располагался в самом центре Москвы.
   «Неужели я и правда собираюсь это сделать? Я? Карина Дрозд, восемь журнальных обложек разного калибра за последний год? Звезда, любимица публики? До недавнего времени примерная жена? Я, я собираюсь воспользоваться услугами „продажного“ мужчины… Как пошло, как пошло! Нет, не смогу!..»
   Она решительно порвала бумажку на мелкие клочки. Вот так-то лучше. Теперь пути назад нет… Ну разве что перезвонить Зойке и попросить продиктовать номер еще раз. Но она, Карина, даже думать об этом не будет.
   Она подошла к зеркалу. Хороша. Ничего не скажешь, хороша. Не располнела с годами. В отличие от той же Зои. Зоя была женщиной холеной и, бесспорно, красивой, но у нее не хватало силы воли сидеть на диетах и ежедневно заниматься спортом. Зато несколько раз в неделю она ходила в лучшие салоны красоты. Но салоны салонами, а все-таки выглядела Зоя лет на пятнадцать старше Карины.
   Лицо гладкое, в интимном полумраке Карина легко за двадцатипятилетнюю сойдет. Никто (в том числе и Зойка) не знает, правда, что пять лет назад Карина Дрозд была замечена в безлюдной части Швейцарских Альп, в одной крошечной дорогой клинике, – вышла она оттуда только через четыре месяца, зато помолодев на двадцать лет. Та же Зоя, конечно, допытывалась, что случилось с Кариной, откуда такая чудесная метаморфоза. Но та молчала, как партизан на допросе. Уклончиво говорила:
   – Ты же знаешь, я долго отдыхала на природе… И потом, Зоинька, ничто так не красит женщину, как влюбленность.
   – Ты влюблена? – оживилась подруга. – Наконец-то свершилось.
   – Наверное, я тебя разочарую: я влюблена в собственного мужа.
   – Фу, какая ты скучная! Я думала, что на отдыхе ты подцепила нордического блондина.
   – Мой Анатолий любому нордическому блондину сто очков вперед даст, – рассмеялась тогда Карина.
   Прошло пять лет, а ей почему-то вспомнился тот легкомысленный разговор. Такая счастливая была она тогда, такая красивая и желанная, уверенная в завтрашнем дне. «А ведь у меня и правда полно поклонников, – подумала Карина, перекидывая ухоженные пшеничные пряди на косой пробор. – Любой из них будет танцевать от счастья, если я приглашу его на презентацию». Один поклонник готов жизнь за нее отдать.
   Карина подошла к письменному столу, приютившемуся на уютной веранде. Столом почти никогда не пользовались. Карине рабочий стол ни к чему, Толя тоже не любил работать дома. В ящиках стола она хранила старые журналы. Выдвинув верхний ящик, Карина небрежно вытряхнула журналы и газеты на пол. Никто, кроме нее, не знал, что в верхнем ящике было двойное дно. Тайники ей были ни к чему. Нечего прятать. Толя настоял, чтобы драгоценности она хранила на западный манер в банковском сейфе. Дневников она не вела. Наркотики не принимала. Но все равно почему-то было приятно иметь тайник.
   В тайнике лежал лишь тоненький конверт. Карина подцепила его наманикюренным пальчиком, и на ее обтянутые кожаной юбкой колени выпал тоненький листок.
   «Моя милая. Ради тебя я пойду на все. Умру за тебя, если надо будет. Все отдам тебе. Я тебя люблю».
   Она наизусть эти слова выучила и повторяла их, как магическое заклинание. Карина прекрасно знала, кто автор этих слов. Нельзя сказать, чтобы ей был совсем безразличен этот человек. Но и влюблена она не была.
   – Вот возьму и отправлюсь на презентацию с автором письма! – сказала она вслух, сама понимая, что у нее никогда не хватит смелости это сделать. Слишком пострадает незапятнанная репутация, слишком необычен человек, написавший ей эти трогательно искренние строки. Это был бы настоящий скандал.
   А может быть, стоит пригласить кого-нибудь из категории «просто друзей»?
   Но она тут же оставила эту мысль. Пригласить на такое важное мероприятие полузнакомого человека? Неизвестно, что ему взбредет в голову, как он себя поведет. Карина была всегда уверена в Анатолии. Что он не напьется, не поссорится ни с кем, не будет умничать или отмалчиваться в углу. Он был идеальным спутником, что и говорить.
   Был.
   Друзья? У нее было много друзей-мужчин. Режиссеры, сценаристы, писатели. Они, конечно удивятся, но вряд ли откажут. И что потом? Дразнящие газетные двусмысленности, ехидные расспросы знакомых.
   А если она появится с нанятым мальчиком, то есть мужчиной (разумеется, у Карины не хватит смелости заказать себе молоденького Аполлона вроде Зойкиного Игоря)? Зоя говорит, что все они вышколены и могут похвастаться безупречными светскими манерами. И потом, никаких обязательств. Не надо ничего придумывать, интриговать, играть какие-то роли. Купленный мужчина будет вести себя так, как захочет она.
   И она решилась – в конце концов, обстоятельства можно было считать форсмажорными. Карина была уверена, что воспользуется услугами сомнительного агентства только один-единственный раз. И она подняла телефонную трубку.
   – Зоя? Это опять я. Прости ради бога, не могла бы ты еще раз продиктовать мне номер того агентства? Да, бумажка куда-то запропастилась… Да, вот такая я рохля.


   Глава 4

   Арсений просыпался рано, около половины восьмого. Его утро было расписано по минутам. Стакан минеральной воды с пряностями, которую он заказывал во Франции. Несколько йоговских асан – чтобы почувствовать прилив бодрости. Контрастный душ. Тридцатиминутная разминка – десять простых упражнений, которые составил специально для Арсения тренер элитного клуба «Рибок». Ничего сложного, он это помогает держать мыщцы в тонусе. Только после этого он мог позволить себе легкий завтрак – омлет со шпинатом, теплые ржаные булочки, молоко, некрепкий кофе. Арсений готовил сам, хотя вполне мог позволить себе нанять повара. Он знал, что женщин умиляет мужчина, ловко хозяйничающий у плиты. «И не только женщин», – подумал он, вспомнив о своем любовнике, шестидесятипятилетнем американце по имени Марк. Марк этот любил стоять у него за спиной, пока Арсений возился над шкварчащей сковородкой.
   – Меня это возбуждает, да! – говорил он, а Арсений молча переворачивал на другую сторону румяный блинчик. – Поторопись. Это будет самый чудесный завтрак в постели в нашей жизни. – И запускал небольшую юркую руку в рыжих пигментных пятнах в джинсы Арсения.
   Арсению Шувалову было около двадцати пяти. С одной стороны, мальчишка, с другой – на подходе вполне солидный возраст. Конечно, профессию его солидной никто бы не назвал, но каждый вертится как может…
   Позавтракав, Арсений в задумчивости остановился перед двустворчатым гардеробом. Сегодня он должен встретиться с Анни, полубезумной мужеподобной француженкой, внешним видом напоминающей рано постаревшего библиотечного служителя. Анни была безнадежно некрасива, насколько некрасивой вообще может быть женщина. Она выбрала для себя преувеличенно интеллигентный стиль – редкие волосенки зализаны в пегий хвост, щедро открывая слегка лошадиное лицо, доминантой которого, безусловно, был крупный пористый нос. Небольшие глаза блекло-голубого цвета спрятаны за массивными очками в роговой оправе мужского фасона. Белая рубашка, черные штаны, неброские, но дорогие ботинки, никакого макияжа. У нее был высокий чистый лоб и неприятно внимательный взгляд. С таким человеком хотелось боязливо заговорить, скажем, об агностицизме или падении курса доллара, на худой конец, обсудить премьеру интеллектуального малобюджетного фильма.
   Кто бы знал, что, когда Анни напивается (а происходит это, как минимум, два-три раза в неделю), она любит быть одновременно с тремя мужиками. Чтобы один из них просто сидел рядом, гладил ее по полному колену и нашептывал ей в ухо сладковатые журчащие комплименты, совершенно для данной дамы неуместные. Чтобы другой обслуживал ее – так, как хочет мадам, а фантазия у Анни была богатая. Камасутру и тантрические трактаты она знала наизусть и обожала разного рода эксперименты. Третий же удостоившийся ее общества должен был снимать происходящее фотоаппаратом «Поляроид». Арсений знал, что Анни коллекционирует снимки, у нее уже несколько толстенных альбомов набралось.
   У Арсения был хорошо подвешен язык – ему всегда доставалась роль «льстеца». Ничего сложного в этом не было – сидишь себе полуголый возле разомлевшей тетки и воркуешь с придыханием: ах, у вас такие руки, ах, у вас такие глаза! Анни все «съедала», даже примитив. Платила она хорошо – не меньше тысячи долларов за сеанс.
   Он выбрал белый вельветовый костюм в стиле «Дольче и Габбана» (на оригинал от итальянских любимчиков моды денег было жалко, и он купил качественную подделку в одном из бесчисленных бутиков Римини). Анни должно понравиться. Она любит возведенную до фарса красоту.
   У него оставалось полчаса до того, как молчаливый шофер француженки посигналит под его окном. Арсений решил побаловать себя кофе – вообще-то он заботился о цвете лица и предпочитал травяной чай, но иногда, под настроение, можно и шикануть.
   На столе, оформленном под барную стойку, неудобном и высоком (убить бы дизайнера, которому в свое время он так неосмотрительно доверил ремонт своей квартиры), стояла фотография в дешевой мельхиоровой рамке. Улыбающийся брюнет в джинсах и невзрачном свитерке запечатлен на фоне солнечной набережной на Крымском Валу. Это он, Арсений. Сфотографировался в свой первый московский день и таскает теперь этот снимок за собою, точно талисман. Сейчас вот смотрит на свое беззаботное лицо – узнает себя и не узнает. Молодой, сколько энтузиазма в глазах! Так недавно вроде бы все это было – пять лет всего прошло… Пять лет – целая жизнь, когда тебе слегка за двадцать.
   Он приехал в Москву двадцатилетним. За плечами – армия и долгая беззаботная юность в небольшом сибирском городке Ноябрьске. О нем всегда говорили, с детства: «Какой красивый мальчик!» Он к этому восхищению привык. В детстве Арсений был блондином. Его мягкие волосы трогательно кудрявились, ресницы были длинными и завитыми вверх, как у девчонки, – ну прямо боттичеллиевский ангелочек или ребенок с шоколадной обертки. Взрослая мужская жизнь началась рано – а как иначе, если на него с детства девчонки заглядывались? Ровесницы казались ему жеманно-глупыми, они томно хихикали за его спиной, писали ему какие-то кокетливые записочки на розовой бумаге. Ему было всего четырнадцать, когда это произошло. Кто бы мог подумать, невинности его лишила соседка по лестничной клетке, тридцатипятилетняя полногрудая разведенка – Арсений сейчас и не вспомнил бы, как ее звали. Тетка давно на него глаз положила. Все норовила зажать в подъезде под каким-нибудь вполне невинным предлогом – как дела в школе? что вы проходите по химии? Плевать ей было на химию, она однажды и сама такого нахимичила – Арсений потом несколько месяцев опомниться не мог.
   – Зайди ко мне, Арсюша, на минутку. Я для твоей матери журнал с вязаньем передам, она давно просила, – повелительно скомандовала в тот вечер соседка.
   Арсений и зашел, хотя мог бы сразу догадаться, что вязанье здесь ни при чем, – его мать вообще вязать не умела.
   – Арсений, как ты вырос, как время быстро летит! – умилилась она.
   – Да.
   – Мне кажется, я совсем недавно в этот дом въехала, а ведь уже почти десять лет прошло. А ты помнишь меня молодой, помнишь, а?
   – Помню, – буркнул Арсений.
   – Скажи, я была хорошенькая? Тогда я в блондинку красилась. Волосы завиты, глаза блестят, мужики по мне с ума сходили… Да и сейчас сходят. Что улыбаешься, не веришь, что ли?
   – Верю, – пришлось сказать ему.
   – А знаешь почему? Мужчинам нравится большая грудь, так-то!
   Арсению стало неловко.
   – А где журнал-то? – пробормотал он.
   – Какой журнал?.. Ах, журнал. Да погоди ты. Вот лучше ответь, у тебя девочка есть?
   – Делать мне больше нечего!
   – Глупенький. – Тетка придвинулась ближе.
   Арсений и сказать ничего не успел, как она прижала его спиной к стене с засаленными обоями и впилась в его губы своим карминным ртом. Тетка была страшная, толстая, неухоженная, но целовалась приятно. Арсений ее не оттолкнул. А потом был прохладный пол в соседкином коридоре, и на его голой спине отпечатались квадратные паркетинки. Ему ничего делать не пришлось. Она взгромоздилась на него, как опытная наездница на робкого конягу. Ее толстые ляжки обнимали его бока – еще чуть-чуть, и ребра переломает. Арсений закрыл глаза. Ему было одновременно стыдно, сладко, неудобно, холодно, жарко, весело, тошно.
   Тетка эта долго потом его преследовала, но Арсений решил для себя – хватит. Только не с ней.
   Много их было потом. Одноклассница, с которой он гулял несколько месяцев. Смазливая продавщица из галантереи. Скромная студентка, с которой он познакомился в автобусе. Взрослая женщина, подруга его матери. Дочь взрослой женщины, подруги его матери. Учительница английского.
   Вокруг Арсения постоянно кипели какие-то страсти.
   К тому моменту, когда ему исполнилось двадцать, у него, должно быть, было не меньше пятидесяти женщин. А может быть, и больше – он не считал.
   И вот Москва. В Москву Арсений ехал к дальней родственнице матери – поступать в строительный институт. Москва его ошеломила. Поразила в самое сердце. Он, конечно, слышал, что здесь все по-другому, почти как в Европе. Но такого представить себе не мог, пока не увидел собственными глазами. Словно в рай попал, но только на экскурсию. Насовсем здесь его никто не ждал.
   В первый же день на Поклонной горе он увидел десятки свадебных кортежей. Как это было непохоже на провинциальные свадьбы! Все невесты были хороши, как картинки из модного журнала. Многие приехали на длинных лимузинах – он раньше такие авто только в кино видел.
   Арсений с изумлением разглядывал толпы проституток на Тверской. Многие из них были совсем молоденькими и весьма хорошенькими. Арсений не выдержал и подошел к одной, курносой блондиночке, – ему всегда нравился такой тип.
   – Тебе скидка, – кокетливо стрельнула глазками девушка. – За красоту.
   – Сколько? – хрипло спросил Арсений. В тот момент ему казалось, что он никого красивее той проститутки не встречал. У нее были умопомрачительные ногти – длинные, расписанные под Хохлому.
   – Пятьдесят за два часа, сотню за ночь. Обычно я беру двести. Ну так что?
   Он полез за кошельком. Дрожащими пальцами пересчитал купюры.
   – Эй, сладенький, долларов!
   – Что?
   – Цены в долларах. В условных единицах, что, непонятно?
   – Я… Я пойду.
   – Подрасти, – фыркнула проститутка и переключила свое внимание на золотозубого кавказца, подрулившего к ней на видавшем виды «мерседесе».
   Арсению нравилась бестолковая суета московского метро. Ему нравилось смешиваться с уличной толпой. Он жадно рассматривал людей – в Ноябрьске за такое могли и в глаз двинуть, а здесь никто даже внимания не обращал. Столичные женщины казались ему ухоженными. Никогда раньше он не видел столько нарядных красавиц.
   А возле гостиницы «Националь» Арсений увидел настоящего швейцара в ливрее! Усатый блондин равнодушно взглянул на него из-под старомодного цилиндра. Заметил, что Арсений уставился на него с вытаращенными глазами и глупо разинутым ртом, и улыбнулся снисходительно. Мимо швейцара проходили люди – все они принадлежали к какой-то другой, незнакомой Арсению жизни. Улыбчивые иностранцы с дорогими кожаными чемоданами. Длинноногие томные барышни в небрежно распахнутых летних пальто. Один мужчина, вышедший из отеля, особенно привлек его внимание. Да какой мужчина – мальчик это был, должно быть, его, Арсения, ровесник.
   Не слишком высокий, темноволосый, смуглый, с аккуратно подстриженной бородкой в стиле Джорджа Майкла и презрительно-усталым взглядом зеленых русалочьих глаз. У него была пружинистая походка профессионального танцора. Одет он был в белоснежный вельветовый костюм. Голая смуглая грудь, брюки-клеш, и такой искушенный вид – это в двадцать-то лет! Незнакомец выглядел хозяином жизни, и Арсению вдруг впервые стало неловко за то, что на его ногах стоптанные кроссовки с засаленными шнурками, за то, что перед ним-то вежливый швейцар едва ли услужливо распахнет дверь, ведущую в другой, золотой, надушенный мир.
   «Первое, что я сделаю, когда разбогатею, куплю себе вот такой же белый вельветовый костюм!» – решил Арсений. Правда, он пока понятия не имел, как именно он собирается разбогатеть. Но почему-то был твердо уверен именно в таком благополучном повороте собственной биографии.
   – Молодой человек, извините…
   Арсений обернулся, стряхивая внезапно нахлынувшую зависть и грусть. Перед ним стоял незнакомый мужчина в джинсовом костюме, помахивая картонным прямоугольничком – вероятно, визитной карточкой.
   – Молодой человек, вы модель? – поинтересовался незнакомец.
   – Я студент. – Арсений старался говорить с чувством собственного достоинства. Как говорил бы с ним тот пижон в белом вельвете, которого он никак не мог забыть. «Черт, у меня никогда, никогда не получится вести себя, как он!»
   – Никогда не задумывались о модельном бизнесе?
   – Нет.
   Арсений смутно себе представлял, что такое модельный бизнес. Это словосочетание, также принадлежащее к какой-то другой жизни, яркой и чужой, лишь однажды всплыло в их семье. Однажды Арсений узнал, что его отец, красавец военный, содержит молоденькую девицу, победительницу конкурса «Краса Сибири» в номинации «Мисс ноги». Узнала об этом и мать, вот она-то и кричала на неверного мужа: «С ума сошел, пень старый! Да в этом модельном бизнесе одни шлюхи!»
   – Я оставлю вам свою визитную карточку. Мне кажется, вам стоит попробовать. – Желтый бумажный прямоугольник, немного помятый, перекочевал в руки Арсения. А «джинсовый» дядька растворился в толпе.
   «Модельное агентство „КАСТ“ Партнер международного агентства „Голливуд Моделз“.
   – Вот еще, – пробормотал Арсений, скомкав визитку и положив ее в карман. – Нужен мне какой-то модельный бизнес! Я в строительный поступлю, сейчас недвижимость – дело выгодное.
   Стану богатым и первым делом куплю себе белый вельветовый костюм!
   В институт он не поступил. Провалился на первом же экзамене, по математике.
   Шофер Анни ждал его внизу. Арсений коротко ему кивнул и попросил посильнее включить кондиционер. Шофер усмехнулся, почувствовав пренебрежительное отношение Арсения к себе. Он понимал, что они оба по большому счету являются обслуживающим персоналом, пригревшимся у бездонного кошелька Анни.
   Француженка встретила его в неглиже. Она ничуть не стеснялась шофера, который нес за Арсением тяжелый пакет. У нее была мужская фигура – полное отсутствие груди, широкие плечи и узкие бедра.
   – Что в пакете, мон амур? – промурлыкала она, лизнув его в ухо.
   – Стихи, Шекспир, – улыбнулся предусмотрительный Арсений. – Сегодня я прочту тебе несколько сонетов, моя волшебная.
   – Сегодня в этом нет необходимости, – хохотнула Анни. – Вот, познакомься, это Франсуа.
   Из комнаты вырулил узкоплечий манерный блондин в набедренной повязке. У «Франсуа» было гладкое загорелое тело и простое рязанское лицо.
   «Ты такой же Франсуа, как я Гарри Поттер», – подумал Арсений, небрежно кивнув псевдофранцузу.
   – Франсуа – поэт, – объяснила Анни. – Сегодня он займет твое место, красивый.
   – А я? – растерялся Арсений.
   – А ты будешь лизать меня, пока я не растаю, как эскимо.– Анни гортанно засмеялась, довольная образностью своего языка.
   Карина припарковала машину у скромно спрятавшегося в тенистом дворике особняка, на двери которого блестела позолоченная табличка «Модельное агентство „КАСТ“. Вот почему телефонный номер с самого начала показался ей немного знакомым. Да этот номер по сто раз объявляют с телеэкранов: „Если вы хотите стать второй Клаудией Шиффер, приходите в агентство „КАСТ“. Мы сделаем вас звездой!“
   Сказать, что Карина была удивлена, значит, не сказать ничего. Агентство «КАСТ» считалось одним из первых, лучших русских модельных агентств. Его модели позировали для обложек гламурных журналов, они выигрывали престижные международные конкурсы и разгуливали по парижским подиумам. Неужели за дверями фирмы с такой репутацией располагается бордель?
   – Спокойно, – сказала она себе. – Почему я так негативно мыслю? Эскорт-служба и бордель – это совсем не одно и то же.
   Карина так говорила, но кто бы знал, как нелегко ей было переступить порог.
   В модельном агентстве пахло свежесваренным кофе и какими-то пряными духами. Навстречу ей устремилась секретарша, которая и сама когда-то, наверное, была моделью – красота девушки была настолько совершенна, что Карина даже сделала шаг назад.
   Ее узнали, ее ждали, ей были рады.
   – Проходите, пожалуйста, вы предпочитаете чай или кофе?
   – Спасибо, я ничего не хочу.
   – Есть минеральная вода. Могу предложить свежевыжатый сок, – не отставала девушка.
   – Спасибо, ничего не надо.
   – Петр Вадимович ждет вас в кабинете.
   Директор агентства «КАСТ» Петр Бойко встретил ее так, словно они были лучшими друзьями, которые не виделись несколько лет. Он был невысоким, едва доставал ей до плеча, и менее всего походил на удачливого бизнесмена. На вид было ему лет тридцать, не больше. Черноволосый, энергичный, с небольшими аккуратными усиками, он белозубо улыбался, но Карине почему-то сразу не понравился. Наверное, потому, что взгляд его оставался настороженным. Непробиваемый взгляд.
   – Рад, что вы решили воспользоваться нашими услугами. Я ваш большой поклонник.
   Карина уселась в глубокое кожаное кресло, эффектно закинула одну отточенную диетами ногу на другую, закурила, красиво вытянув губы трубочкой, и только потом ответила:
   – Это только на один раз. Я не нуждаюсь в ваших услугах постоянно. Просто такие обстоятельства…
   «Какого хрена я перед ним оправдываюсь?»
   – Я все понимаю. – Его улыбка стала еще шире. Не президент, а чеширский кот. – Не волнуйтесь, пожалуйста, наше агентство гарантирует полную конфиденциальность. Вы не будете чувствовать себя неловко.
   – А с чего вы взяли, что мне неловко? – Она смотрела на него не мигая. В конце концов, она была актрисой и могла сыграть любую роль. Но ее неприятно задело, что Бойко читает ее, как открытую книгу.
   – Я этого не сказал, вы же женщина умная, – быстро сориентировался президент. – А вот многие стесняются… Хотите посмотреть каталог?
   – Какой каталог?
   – С фотографиями и сводными данными мужчин. – Он извлек из черного офисного шкафа две толстые папки. – Будете смотреть все или подобрать по исходным данным?
   У Карины голова закружилась.
   – По каким еще данным?
   – Вы знаете, какого мужчину хотите заказать? Возраст, цвет волос, образование. Если вы мне скажете, то я подберу только тех, кто этим критериям соответствует.
   – Нет, я лучше всех посмотрю.
   – Как скажете. – Он вручил ей альбомы. – В начале совсем юные мальчики. Восемнадцать-двадцать лет. За этими ничего, кроме внешности. Дальше те, кто старше. Самая востребованная группа – двадцать пять – тридцать. Среди них разные встречаются. Есть даже кандидат филологических наук. А вот в этом альбомчике мужчины за сорок. В конверте – отдельно иностранцы.
   Карина небрежно переворачивала странички. Почему-то ей было неловко задерживать взгляд на отдельных фотографиях, она изо всех сил демонстрировала полную незаинтересованность. Петр это почувствовал и решил не мешать знаменитой клиентке.
   – Карина, вы не будете против, если я вас оставлю на четверть часа? Мне надо позвонить в Нью-Йорк, там у одной нашей девушки проблемы на показе.
   – Да-да, как вам будет угодно.
   – Может быть, все-таки чай?
   – Хорошо, с лимоном и без сахара, пожалуйста. Петр коротко кивнул и вышел из комнаты.
   Практически в ту же секунду в кабинет ворвалась красавица секретарша с подносом в руках. Она поставила на низкий столик перед Кариной дымящуюся чашечку, блюдце с нарезанным лимоном и вазочку с дорогими шоколадными конфетами. Потом, смущаясь, протянула ей бумажный лист формата А4.
   – Карина, если вас не затруднит, не могли бы вы дать мне автограф?
   – Конечно. – Карина заставила себя улыбнуться и старательно вывела для красавицы витиеватую подпись в вензелях и загогулинах.
   – Ух ты! Красиво, – восхитилась секретарша-модель. – Спасибо огромное. Только Петру Вадимовичу не говорите, а то он сердиться на меня будет.
   Девушка вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
   Да, услужливый Петр Вадимович Бойко предоставлял желающим порезвиться мальчиков на любой вкус. Карина листала альбом, с любопытством вглядываясь в лица и пытаясь разглядеть в каждом из них червоточинку порочности. Интересно, смогла бы она разгадать, чем зарабатывает на жизнь, скажем, вот этот коренастый брюнет, если бы встретила его на улице или в кафе? Она призналась самой себе: ни за что не разгадала бы. В «службу знакомств» агентства «КАСТ» попадали только обладатели приятных, интеллигентных лиц.
   На каждого мужчину у Петра было мини-досье.
   Портрет, фото в полный рост, фото в плавках и краткая информация.
   «Алексей, 28 лет, мастер спорта по академической гребле, – читала Карина. – Выпускник физмата МГУ, красный диплом. Занимается верховой ездой».
   «Дамир, 30 лет, танцор балета. В настоящее время танцует в составе известного стрип-ансамбля».
   «Марлен Семенович, 47 лет. Один из авторов трех учебников по итальянскому языку, в прошлом – профессор кафедры языкознания международного университета».
   У этого Марлена Семеновича было интересное лицо – чуть выпуклые темные глаза живо блестели из-под густых, припорошенных сединой бровей. Четко очерченные темные губы были сложены в полуулыбке, в уголках глаз – сеточка мимических морщинок. Карина вздохнула. Что же заставило тебя, Марлен Семенович, на старости лет податься в проституты? С твоим образованием, с твоими заслугами, с учебниками твоими? Неужели профессора так мало получают? Неужели ты не мог заняться репетиторством? И что же за страна у нас такая, если тебя, благородного, седовласого, так прижало, что ты оказался на одном «Титанике» с этими Дамирами и Алексеями?
   Она решила воспользоваться услугами Марлена Семеновича. Выглядел профессор интеллигентно, к тому же был весьма хорош собой, дорогой костюм сидел на нем как влитой. Этот ее не опозорит. И никто не догадается, что безупречный джентльмен получает за все это гонорар.
   Петр Бойко все не возвращался, и Карина от скуки долистала альбомы до конца.
   Его фотография была на одной из последних страниц.
   «Арсений, 23 года, профессиональная модель, участник недели высокой моды в Париже, обложка журнала „Вог Омм“. Начитан, образован, обучен светскому этикету. Немного говорит по-французски и по-английски».
   Ничего особенного, мальчик как мальчик. Никаких выдающихся талантов и такая немужская изначальная профессия. Модель. Явно проигрывает тому же Марлену Семеновичу. Но – бывает так – что-то гулко ухнуло у Карины в груди, едва увидела она его фотографию.
   Карина, Дева по гороскопу, была рациональна до безобразия. Она не из породы теряющих голову и бросающихся в пламя. Во всяком случае, ей хотелось казаться таковой. Все ее чувства руководимы тонким эмоциональным расчетом. Никто не обвинит ее в холодности – когда-то, почти тридцать лет назад, она выходила замуж за Анатолия, как ей казалось, по любви. Несмотря на то что было ей слегка за двадцать, это была не истеричная горячка, а спокойное взрослое чувство. Никаких дрожащих пальцев и подгибающихся коленок. Ей просто было хорошо рядом с ним. Она чувствовала себя защищенной – из-под родительского крыла она уверенно перебралась под надежное крыло супруга, и до последнего времени Толя не обманывал ее ожиданий.
   Сколько возможностей было у нее изменить Толику! Самое интересное – он ведь знал, знал, зараза, сколько раз Карина получала предложения такого рода. Более того, ему нравилось, когда она ему об этом рассказывала. Ни один из «тихих семейных вечеров» не обходился без того, чтобы Толя проникновенно не попросил:
   – Кара, милая, ну, расскажи, кто тебя домогался на этой неделе.
   Она смущенно смеялась и уклончиво говорила что-то вроде «Никто!», «Кому я нужна?» или «Так все тебе и расскажи!». Но Толя упрямился, уговаривал и, как правило, все же добивался своего.
   – Ну, хорошо. Сегодня человек двадцать просто просили автографы. А один из них сказал, что влюблен в меня с детства. Ничего не поделаешь, Толюша, не молодею.
   – Клянусь, что он хотел с тобой переспать. Ведь так?
   – Вполне возможно.
   – Расскажи, Как он на тебя смотрел? Прикасался к тебе?
   – Вот еще! Так я и позволила кому-то ко мне прикоснуться… Но смотрел, и правда, красноречиво.
   И Толя придвигался ближе. Она прекрасно знала, что он возбужден. Почему-то разговоры подобного рода действовали на Карининого супруга лучше разрекламированной виагры.
   Было у него несколько любимых историй о Карининой высокой нравственности и повышенном мужском внимании к ее особе. Эти истории он был готов выслушивать хоть каждый день, несмотря на то что каждую из них знал наизусть. Она считала это маленькой странностью, но, поскольку желание супруга казалось ей вполне безобидным, Карина не видела причин ему не потакать. Хотя другая на ее месте наверняка назвала бы Толю извращенцем. Что за каприз – возбуждаться от прослушивания «охотничьих историй» о несостоявшихся изменах жены.
   – А теперь расскажи мне… – просительно шептал он. – Ну, ты знаешь о чем.
   И Карина покорно рассказывала:
   – …Помнишь, Толик, в середине восьмидесятых мы должны были поехать отдыхать в Ялту? Но какие-то дела заставили тебя задержаться в Москве на несколько дней. Мы тогда решили, что я поеду одна, чтобы отпуск зря не пропадал, а ты присоединишься ко мне позже. Я тогда была красавицей, яркой, зрелой, и за мной многие ухаживали. Но я выбрала одного – усатого красавца, с которым познакомилась на душном солнечном пляже. Мы провели вместе целые сутки, это было что-то фантастическое! Знаешь, Толя, меня влекло к нему. Может быть, тебе неприятно это слышать (на самом деле Карина знала, что Толе как раз приятно, недаром же на этих словах дыхание его становилось таким горячим и прерывистым, недаром его ищущая рука слепо блуждала по ее коленям, приподнимая подол юбки), но я таяла и млела в его присутствии. Мы вместе загорали на пляже, потом обедали в ресторане, потом лезли в горы. Потом опять ресторан. Я наряжалась и красилась, как будто бы шла на важное свидание. Как будто бы шла на свидание с тобой. И ночные купания, и пахнущие морской солью поцелуи. Больше поцелуев я ему не позволила, хотя что только не шептал он мне, уговаривая. А потом вернулся ты, и, прижавшись ночью к знакомо пахнущему телу, я вспоминала другого мужчину. Того, с которым у меня мог бы быть такой красивый курортный роман. Короткий и яркий, как падающая звезда…
   – Кариночка… – шептал Толя, зарываясь лицом в ее волосы. – Сладкая моя, умница… Такая красавица и такая целомудренная. Ты ведь не была с ним, нет?
   – Конечно нет, Толя, ты же и сам знаешь. Я сто раз рассказывала тебе эту историю.
   – Расскажи еще раз. Или нет. Лучше расскажи про Адыгею. Про того мальчика, оператора, которого ты хотела. И терпела – ради меня.
   – И об этом я тебе тоже рассказывала много раз.
   – Шахерезада ты моя… Ну, пожалуйста!
   – Ну, хорошо… Это было на натурных съемках в Адыгее. Тогда мне понравился помощник оператора, похожий на херувима. Он был моложе меня на пятнадцать лет. И я ему тоже импонировала. Еще бы – я была такой красавицей, в самом соку, к тому же звездой. Правда, Толя? Ведь я и сейчас красива, ты сам мне все время об этом твердишь. А тогда – да что и говорить. От меня полстраны млело, а тут какой-то мальчик… Ему мое внимание, естественно, льстило. А мне ведь настолько редко кто-то нравился, что я, как ни странно, совершенно не умела этого скрывать. Знаешь, я мечтала, чтобы он пришел в мой гостиничный номер люкс. У меня был шикарный люкс. В моем номере была круглая ванная – это казалось мне шикарным. Я представляла себе, как мы с мальчонкой-оператором нежимся в этой ванной вдвоем. А потом он на руках отнес бы меня в постель… Нет, вряд ли он смог бы меня поднять, я не такая уж и легенькая, а у него такие тонкие руки. Это только ты поднимаешь меня легко, как куколку, Толя. И я не осмелилась, не смогла.
   А однажды за мной ухаживал иностранец. Было это не так давно, лет семь прошло. Что он делал в постперестроечной Москве, одному Богу известно. Мы познакомились на авангардном показе мод. В здании заброшенного завода, на подиуме, построенном из шатких досок, лучшие манекенщицы страны демонстрировали жуткие наряды из полиэтиленовых пакетов, отрезанных кукольных голов и петушиных перьев. Честно говоря, я пожалела, что пришла. Я не всегда понимала концептуальное андерграундное искусство, в большинстве случаев все эти модные акции казались мне воплощением дурновкусия. Я все-таки на классике воспитана. Как назло, меня усадили на почетное место, в самую середину первого ряда, поэтому незаметно уйти не представлялось возможным.
   «Вам скучно?» – на вполне пристойном русском обратился ко мне сосед, седовласый импозантный мужчина в дорогом кашемировом пальто. «Вовсе нет», – улыбнулась я. Мне не хотелось никого обижать. «Мне тоже. Тоже скучно. Модельер бездарен». – «Я бы не стала так жестко выражаться… Но вообще-то, я тоже так считаю».
   У него было приятное лицо. Наверное, в молодости он был настоящим сердцеедом. Голубые глаза, которые на фоне загара казались ярко-синими. Мало морщин. Великолепная белозубая улыбка.
   «Вы хорошо говорите по-русски». – «Я способный, все говорят. Если верить моей программке, то через тгять минут антракт. Может быть, сбежим?» – «Куда? – испугалась я. За кого он меня принимает? Если он иностранец, то мог и не знать, что я знаменитость. Ведь со звездами обращаться так нельзя. Ишь ты, скомандовал, точно девочке – сбежим!
   «Надеюсь, вы не откажетесь пообедать в моей компании?» «Хм, пообедать? Звучит безобидно», – подумала я и поискала глазами Зойку. Зойка, которую ты, Толя, так не любишь, тоже была на том пресловутом показе. Только, в отличие от меня, ей там, похоже, очень нравилось. Встретившись глазами со мной, Зоя подняла вверх большие пальцы рук. Намекала, видимо, на то, что мне удалось подцепить классного мужика.
   Зойка, Зойка… Одно на уме. Она бы точно не растерялась, тем более что иностранцев, кажется, у нее никогда не было. Я тогда вспомнила, что Зойка об этом рассуждала. О том, что ей хотелось бы попробовать «нерусской» любви. «Одна моя подруга переспала с англичанином, – вполголоса рассказывала она. – Так представляешь, он сразу влез к ней под юбку с головой и принялся там ее облизывать. У них это, оказывается, само собой разумеется. А нашего мужика попробуй заставь!» Я выслушивала это со смехом и смущением, ты же знаешь, я терпеть не могу скабрезности.
   «Пообедать? Пожалуй», – неуверенно согласилась я. И мы ушли с показа. Сбежали, точно школьники с предпоследнего урока. Он привел меня в уютный полуподвальный бар. Посетителей, кроме нас, не было. Иностранец, видимо, был здесь не в первый раз. Он уверенно советовал мне, что здесь стоит попробовать. Я заказала сырный торт, потому что он уж очень настаивал. Тогда чизкейки еще не вошли в моду в Москве, и мне казалось странным, как же торт может быть сырным. Но оказалось, что он похож на обычный творожник.
   В его компании мне было уютно. Мне редко бывает уютно с мужчинами, Толя, за исключением, конечно, тебя. Я не сказала ему, что актриса. Зачем? А он почему-то не спрашивал, чем я занимаюсь. Зато так смотрел… Еще более красноречивым показался мне этот обжигающий взгляд после нескольких бокалов восхитительно терпкого вина. Я сидела напротив него, прислушивалась к своим ощущениям и сама себя боялась. Я чувствовала себя томной и готовой к приключениям. Но… но, Толя, я знала, что никогда себе такого не позволю. Не из-за трусости, а потому, что дома ждешь ты.
   «Оставлю вас на минуту», – сказала я, пытаясь стряхнуть наваждение. Я собиралась пойти в туалет и умыть лицо холодной водой. Вряд ли это поможет, но все-таки. И зачем я столько пила? Он догнал меня в коридоре, у гардероба: «С вами все в порядке?» Сжал мою руку чуть выше локтя. Его ладонь показалась мне горячей. Он не стал дожидаться ответа. Резко толкнул меня назад, я испугалась даже, никак не ожидала от него такой прыти. Я не удержалась на огромных каблуках и, падая, подумала: а не маньяк ли он?
   Ударившись спиной о стену, я обнаружила, что стена мягкая. Мы же были в гардеробе, и я смяла спиной чье-то дорогое светло-голубое пальто. «Прекратите немедленно!» – сказала я, но тут он притворился, что по-русски не понимает, хотя, конечно, все прекрасно понимал. Он потянулся вперед и ткнулся губами в мои губы, а я непроизвольно приоткрыла рот. Его руки непонятным образом пробрались ко мне под блузку, он даже лифчик умудрился расстегнуть – итальянский лифчик с причудливой застежкой в виде серебряной туфельки. Я и сама-то иной раз долго не могла с ним справиться. А этот иностранец быстро сообразил, что к чему. Он целовался совсем не так, как ты, Толя, этот мужчина словно съесть меня собирался. И на минуту я расслабилась и позволила себе насладиться поцелуем. Но потом собрала волю в кулак и, напружинив руки, оттолкнула его.
   «Поедем в гостиницу». Рассеянный взгляд иностранца свидетельствовал о том, что он мало что соображает. «Нет. Я не могу. Не надо в гостиницу». Он, кажется, уговаривал, но – бесполезно. Он просто не знал, что такое мы с тобой Толя…»
   Толя редко дослушивал ее до конца. Карина только успевала добраться до гардероба, как он уже опрокидывал ее на кровать, его губы жадно присасывались к ее груди и шее. Она никогда и никому не рассказывала об этой странности мужа. Боялась, что Зоя поднимет ее на смех. А вот сейчас вспоминала обо всем этом, оставшись одна.
   Вспоминать – вот что ей остается. На светскую жизнь сил нет.
   А ведь случилась однажды с Кариной история, о которой Толик ничего не знал. История с куда более смелым финалом.
   Было ей тогда восемнадцать лет. Звали «историю» Артем и выглядел он… да вот так же, как этот Арсений из каталога. Худощавый, высокий брюнет. Даже имя начинается на туже букву… В первый момент Карине страшно стало – неужели над ним не властно время? Ей пятьдесят, она маскирует морщинки под глазами тональным кремом, а он все такой же – молодой, горячий, с насмешливым прищуром темных глаз. Потом она, конечно, сообразила, что просто обозналась. Скорее, это мог быть его сын. Или даже внук.
   Ей было восемнадцать, ему – тридцать пять. Она была студенткой престижного ВГИКа, талантливой первокурсницей, а он профессиональным бездельником, бездарным поэтом, композитором-самоучкой и совершенно никаким художником. Он никогда и нигде не работал. Он кичился тем, что продавал свои картинки таким же полумаргинальным личностям, как он сам, за стакан водки или батон хлеба. Так и жил. Каждый день устраивал вечеринки, собирая вокруг себя таких же бесталанных прожигателей жизни.
   Карина попала в его захламленную квартирку случайно – ее привела туда какая-то подружка, привлеченная необычной атмосферой сквота. Карина сразу разобралась, что рисовать Артем не умеет, стихи у него плохие, а философия его хромает на обе ноги. Но вот он сам…
   Его тело казалось ей эталоном, его взгляд гипнотизировал, а случайные прикосновения обжигали, как укусы ядовитой медузы. И вот в первый же вечер знакомства она, домашняя девушка, девственница, как-то сразу безвольно согласилась задержаться в прокуренной квартире дольше других гостей под невинным предлогом – помочь хозяину прибраться. И он действительно позволил ей отмыть засаленные тарелки, протереть кухонный стол дурно пахнущей тряпкой, а сам стоял в дверном проеме и читал Карине свои претенциозные стихи. Время от времени она восклицала:
   – Свежо!
   – Талантливо!
   Или даже:
   – Это гениальный образ…
   Ей хотелось ему понравиться. А он после каждой подобной реплики смотрел на смешную малолетку все более пристально. Кончилось тем, что они занялись любовью прямо на свежевымытом кухонном столе. Вернее, все сделал он, а Карина просто тихо лежала, раздавленная его тяжестью, и вслушивалась в его хрипло-невнятное бормотание, которое в тот момент казалось ей признанием в любви. Ей не было больно, она почти ничего не почувствовала, только потом, когда он отстранился и отправился в ванную, она вдруг поняла, что такое нежность и что такое, когда от нежности слезятся глаза.
   На следующий день она примчалась в сквот, прогуляв две последние пары. И застала в квартире Артема новую его восторженную поклонницу. Его звериная чувственность нравилась женщинам, ему, неумному, немодному, небритому, всегда доставались лучшие экземпляры.
   В первую минуту Карине стало больно, словно невидимая стальная рука сжала ее внутренности в безжалостный кулак. А потом едва успевшая родиться нежность лопнула, как воздушный шар, и Карина успокоилась. Она не собиралась страдать из-за человека, который ее не уважал. Она почти никогда о нем не вспоминала и, разумеется, не жалела, что так вышло.
   Но иногда она задумывалась: а почему ей больше ни разу в жизни не было суждено поступить столь же опрометчиво, потерять голову так внезапно, допустить непростительную безрассудность? Может быть, это защитная реакция – страховка от новой пощечины, которой чревата такая вот необдуманная страсть? Или она просто стала взрослой?
   И вот сейчас, когда она наткнулась на фотографию манекенщика Арсения, у нее вдруг задрожали пальцы – давно забытое ощущение бездумной слабости рвалось наружу, выискивая лазейки в броне ее взрослости.
   Вернулся Петр. Карина захлопнула альбом – суетливо, как будто бы он был учителем, а она списывающей контрольную школьницей.
   – Как ваши дела? – бодро спросил он. – Выбрали кого-то? Если есть несколько претендентов, могу устроить кастинг. За счет фирмы.
   – Не надо кастинга, – уверенно сказала Карина. – Я сделала выбор.
   – И?
   – Арсений, предпоследняя страница, – как можно более небрежно сказала она.
   Он полистал альбом, нашел нужную фотографию и отчего-то заулыбался. Карине показалось, что он удивлен. Еще бы, старая вешалка с безупречной репутацией польстилась на сексапильного юнца.
   – Великолепный выбор. Арсений вас не разочарует. Конечно, эскорт-бой его уровня стоит дорого, – развел руками Бойко. – За ним не только внешность, его специально обучали этикету, иностранным языкам. Он умеет…
   – Меня это не интересует. Там, куда мы пойдем, говорят по-русски. Или вовсе молчат.
   – Триста долларов в час. Это вас устроит?
   – Вполне.
   Вот так впервые она купила Арсения.


   Глава 5

   Мы сидели на открытой веранде недавно открывшейся кофейни. Арсений пил охлажденный морковный сок – с тех пор, как наши отношения трансформировались в необратимо-дружеские, он не постеснялся признаться, что постоянно сидит на диете. Я бестактно дразнила его пирожными.
   – Я не очень-то склонен к полноте. Но работа обязывает быть безупречным.
   – Мне бы твою силу воли, – вздохнула я, отправляя в рот восхитительно воздушный эклерчик.
   – Просто так, для самого себя, я не стал бы стараться, – усмехнулся Арсений. – Но если знаешь, что за час безупречности тебе заплатят как минимум триста баксов, можно и поголодать. Деньги – хороший стимул.
   – А ты никогда не задумывался, чем будешь заниматься после?
   – После чего?
   – После того, как выйдешь в тираж? – жестоко уточнила я.
   – Ты думаешь, выйду?
   – Ну, рано или поздно со всеми случается…
   – Рано мне об этом думать. Я целое состояние заработаю до того, как это случится. И стану одним из них.
   – Одним из кого?
   – Из тех, кто сейчас меня покупает… Ты, наверное, думаешь, что я прожженный, циничный, да и вообще.
   – Ну… – уклончиво покачала головой я.
   – Думаешь, я же вижу. А на самом деле все это из-за них.
   – Из-за кого?
   – Карина. И еще одна – Вероника. Я тебе о ней расскажу. Обе стервы. Обе меня подставили…
   – Карина-то как подставила?
   – Подожди. До этого я еще не дошел.
   Случилось это в начале апреля. Ему позвонил Петр Бойко и объявил радостно:
   – Пакуй шмотки. Едешь в Амстердам.
   – Когда?
   – Часа через три за тобой заедет шофер. Много не набирай, ты там дня на три понадобишься, не больше.
   – А как же виза?
   – Обижаешь. Все организовано. Тебе повезло. Работа непыльная, получишь пятьсот баксов за каждый проведенный день, будешь работать с самим Хэлом Вайгелем.
   По довольному тону президента агентства Арсений понял, что сам Петр получит куда больше за посреднические услуги.
   Кто такой Хэл Вайгель, Арсений не знал. Но сказать об этом Бойко постеснялся – Петр говорил об этом Вайгеле как о безусловной знаменитости.
   Продемонстрировать неосведомленность – значит почти наверняка нарваться на крайне неприятный разговор, а то и на штраф. Петр требовал от Арсения и от остальных работников эскорт-службы, чтобы те всегда были в курсе заметных политических и культурных событий. «Газета „Коммерсантъ“ должна стать для вас настольной! – говорил он. – Журнал „Афиша“ вы будете прочитывать от корки до корки!»
   Три часа – не так много. Но он успеет найти в Интернете информацию о Хэле Вайгеле. Только сначала – собрать вещи. Джентльменский набор – бритва, увлажняющий крем, любимая туалетная вода «Деклеор», солидная упаковка презервативов, анальная смазка, мобильный телефон, мини-ноутбук, полотенце. Два строгих костюма, джинсы, пара тишоток.
   Вот и все, можно включить компьютер.
   Хэл Вайгель оказался знаменитым андерграундным художником. Его творения, по слухам, находились в личных коллекциях Мадонны, Пирса Броснана и Мэттью Бона. Арсений, честно говоря, ничего в искусстве не понимал. Картины Вайгеля показались ему мрачноватыми. Натюрморт из мертвых голов, целующиеся эмбрионы… Сам он ни за что бы не украсил ими свои интерьеры.
   На персональном сайте Хэла была и его фотография – тридцатилетний невзрачный тип с квадратным подбородком, больше похожий не на богемного самородка, а на профессионального игрока в американский футбол.
   На сайте была и фотография молодой жены Хэла – тоже художницы, калибром помельче. Она была трогательно юна, блондиниста и носила скобку на зубах.
   «Интересно, а как он с ней целуется, если у нее во рту эта железяка? – подумал Арсений и тут же усмехнулся, потому что ответ оказался ой как прост. – Да он с ней и не целуется! Вообще! Потому что женушка – это просто прикрытие, а сам Вайгель – типичный педрила! Иначе зачем ему понадобился бы я?»
   – Хочешь, куплю тебе сережки, Диана? – сказал Марк Коннорс, звонко шлепнув лежащую рядом с ним девушку по обнаженной смуглой ягодице.
   – Меня зовут не Диана, – лукаво улыбнулась она. – Не могу поверить, что ты уже забыл, как меня зовут.
   Он погладил ее по узенькой спине. На лопатке у девицы была татуировка – цветастая бабочка, показавшаяся ему вульгарной. Он, и правда, не помнил ее имени. Да и не хотелось ему обременять себя грузом бесполезной информации. Он эту девку в первый и последний раз видит. Конечно, она красавица, кто бы спорил. Смуглая, зеленоглазая, тоненькая и большегрудая притом.
   – Как бы там тебя ни звали, но имя Диана все равно тебе подходит больше. Мне так нравится.
   – Хочу, – невпопад сказала она, слегка укусив его сосок.
   – Что?
   – Ты спросил, хочу ли я сережки. Вот я и ответила – хочу.
   Марк усмехнулся. А что еще от такой одноразовой девушки ожидать? Она, по всей видимости, понимает, что сыграла в его жизни лишь эпизодическую роль. Хотя старалась, как настоящая звезда. Все они стараются…
   – На туалетном столике мой бумажник. Возьми, сколько тебе надо.
   Она резво понеслась в прихожую. В бумажнике Марка было что-то около тысячи долларов и немного рублей. Хватит ли у этой, как ее там, совести взять все? Или некий внутренний кодекс заставит ее оставить в кошельке сдачу?
   – Спасибо, милый мой.
   – А теперь можешь одеться.
   – Я тебе надоела? Так быстро?
   – Сама знаешь, что нет. Просто чем больше я на тебя голую смотрю, тем больше возбуждаюсь. А в моем возрасте перевозбуждаться вредно, – галантно соврал он.
   Девка не торопясь натянула на свои километровые ноги колготки. Потом она долго подкрашивала перед зеркалом губы. Марк догадался, что она не хочет отпускать его просто так. Придумывает предлог для очередной встречи. Еще бы, содрала с него штуку за два часа бездарных кувырканий и несколько вполне пристойных имитаций оргазма.
   – Когда мы увидимся? «Никогда!»
   – Напиши свой телефон, я тебе позвоню.
   – А ты не хочешь оставить мне свой телефон? – капризно надула свежеподкрашенные губки она.
   – Милая, мои телефоны все время меняются. Я позвоню обязательно. Ты роскошная женщина.
   Она вывела телефон губной помадой на зеркале, как шлюха из кинофильма.
   Когда она наконец ушла, Марк облегченно вздохнул. Вот было бы здорово, если бы все женщины после сексуального сеанса могли просто испаряться, как медузы на солнцепеке! Никаких «прости-прощай», никаких слез и обещаний! Ему, Марку, было бы куда проще жить.
   Марку Коннорсу не так давно исполнилось шестьдесят пять лет. Он выглядел как человек, полностью довольный своей жизнью. Что, собственно говоря, было правдой на все сто. Поджарый, седовласый, подстриженный у дорогого парикмахера, одетый с тем небрежным шиком, по которому можно опознать настоящего богача. Ему принадлежали три кабельных американских телеканала, кирпичный завод, два модельных агентства, авиакомпания, ипподром, сеть казино для мидл-класса, элитный ресторан в Лос-Анджелесе и развлекательный центр в Москве.
   Впервые Марк приехал в Россию десять лет назад, тогда он думал, что русское турне станет для него чем-то вроде экзотического сафари. Он бы не подумал никогда, что так крепко «прикипит» к России.
   Ему нравилась суетливая контрастная Москва, нравился богемно-претенциозный Питер, нравились приволжские просторы и хвойный аромат Сибири.
   Ему нравилась русская природа и нравились русские люди.
   Это была блажь – но почему бы ему на старости лет и не покапризничать? Всю жизнь работал, пахал, приумножая состояние.
   Он приобрел пятикомнатную квартиру на Садовой-Спасской, апартаменты в Петербурге и коттедж на Черноморском побережье.
   Но главным русским козырем он считал женщин. Ни в одной стране (за исключением, пожалуй, Венесуэлы) не видел он столько доступных неприхотливых красавиц. По улицам больших и маленьких русских городов разгуливали толпы девушек с внешностью фотомодели мирового класса и без особенных претензий. Они были умными, милыми, скромными, хозяйственными и совершенно не стервозными.
   Марк Коннорс всегда был падок на женщин, с годами этот интерес нисколько не ослабел. Правда, особо приближенные к нему люди знали, что на самом деле Марк, что называется, всеяден. Раньше он немного стеснялся своей бисексуальности, но потом решил, что человек с его средствами и положением имеет право на любые капризы.
   У него было четыре официальных жены, одна из них – всемирно известная фотомодель. За всю жизнь у него было больше четырехсот женщин и примерно столько же мужчин. Марку было слегка за двадцать, когда он осознал, что крепкий мужской зад заводит его ничуть не меньше гитароподобно сложенных дев.
   Большинство своих любовников и любовниц Марк не помнил – ни в лицо, ни по именам. Он обладал редким качеством не загружать свою память информационным мусором и безжалостно расставался с ненужными вещами, ненужными воспоминаниями и ненужными людьми.
   Конечно, были и те, кого забыть он никак не мог. Он называл их «занозками». Эти занозки нисколько не мешали его внутреннему спокойствию, просто о них иногда было приятно вспомнить.
   Одной из таких «занозок» была Джемайма, темнокожая семнадцатилетняя проститутка, в которую он влюбился, как мальчишка. Она была не то глупа, не то упряма, не то соединяла в себе оба этих качества. Он предложил ей сердце, руку и кошелек, а она только посмеялась. Ей нравилась опасность, ей был необходим адреналин. Марк не мог отказаться от ее общества, и за спиной о нем говорили: этот живет со шлюхой. Джемайма его бросила. Однажды она просто пропала, он бесился и на стену лез и только через несколько месяцев узнал, что тело ее с пятнадцатью ножевыми ранениями было найдено в пустыне. Доигралась.
   Еще одна «занозка» – Марина. Русская женщина, полная, красивая и величественно-спокойная. Он встретил ее в небольшом уральском городке. Ему показалось – влюблен. Они были вместе почти полгода, для Марка это огромный срок. Марина была какая-то странная: кажется, она была единственной, кто полюбил его просто так. Она не принимала подарков. Сначала он думал, что Марина играет, как все, что она просто пытается увеличить ставки. И ставки росли, Марк бросал к ее ногам виллы и бриллианты. Все без толку. Потом выяснилось, что Марина замужем за человеком романтической профессии – капитаном дальнего плавания. Она любит мужа и уходить от него не намерена, а в миллионерских объятиях просто боролась с хандрой, пока благоверный был в очередном затяжном рейсе.
   Он был так рассержен на нее, что почти не переживал. Странные все-таки эти русские.
   Была еще одна – тоже русская. С ней у Марка был стремительный, но яркий роман. Хотя какой там роман – только секс. Один-единственный раз.
   Больше он ту женщину не видел, но почему-то вспоминал о ней еще много лет. Познакомились они, кажется, в начале девяностых в Москве. Его пригласили на какой-то скучный показ мод, вот там и встретил он ее. Женщину-огонь. Она не позвала его к себе и не пожелала пойти к нему. Она сказала ему твердо: «Нет» и через несколько минут отдалась прямо в гардеробе одного малоизвестного бара. Он хотел сделать ей подарок на память, он всегда что-нибудь дарил женщинам, с которыми спал. Она от подарка отказалась. Оставила ему неправильный телефон. И ушла из его жизни – навсегда. Может быть (и даже скорее всего), если бы все сложилось иначе, если бы они встретились еще раз, он бы в ней быстро разочаровался. Но получилось как получилось – и он так и не смог ее забыть.
   А самая главная «занозка» – мужчина, Арсений. Да какой мужчина, мальчик совсем, в сыновья ему, Марку, годится. Марк никогда бы никому об этом не рассказал, но фотографию Арсения этого он носил в своем шикарном бумажнике из кожи питона. Ему хотелось в любой момент иметь возможность полюбоваться его красивым смуглым лицом.
   Хорошо, что Арсений работает в эскорт-службе. Хорошо, что он честен в своей корысти. Это значит, что по первому зову Марка он будет здесь, в его московских апартаментах. Или в Нью-Йорке, или на Ямайке, или в греческом доме – в общем, там, куда пригласит его Марк.
   Марк стер с зеркала телефон очередной внезапной любовницы. Зря она надеется на встречу, больше они не увидятся никогда. Лучше он позвонит в «КАСТ» и закажет десерт – великолепного Арсения.
   – Алло, Петр?
   – Да. – Петр Бойко говорил по-английски бегло, почти без акцента. – Рад вас слышать, Марк!
   «Еще бы ты не был рад меня слышать! Обуваешь, наверное, по полной программе», – усмехнулся Марк.
   – Петр, я хотел бы опять заказать Арсения. На целый уикенд.
   – Боюсь, сейчас это невозможно.
   Марк похолодел. Что могло случиться? Неужели Арсений оставил «службу знакомств»? И где теперь его искать?!
   – Он уволился?!
   – Нет, не волнуйтесь, – рассмеялся Петр. – Арсений в Амстердаме. Он у клиента и вернется в понедельник.
   – Так отзовите его прямо сейчас. Я оплачу все расходы, неустойку и моральный ущерб.
   – Не могу, – вздохнул Петр. – Рад бы, вы же знаете… Но в этот раз никак не могу. А может быть, вы посмотрите кого-нибудь еще? У нас много новых лиц.
   – Нет, благодарю вас. Я позвоню.
   – Извините, что так получилось, я бы очень хотел…
   Но Марк уже бросил трубку. Настроение было испорчено.
   Карина Дрозд собиралась на презентацию фильма тщательно и нервно, как на первое свидание. Она заранее сходила в свой любимый салон красоты на Кузнецком мосту. Улыбчивый топ-стилист Миша подкрасил ей корни волос, подправил стрижку. Маникюр, педикюр, косметолог. Подумав, она оплатила двадцатиминутный сеанс в солярии. Вообще-то Карина с подозрением относилась к искусственному загару. Тип загорелой блондинки казался ей вульгарным, она никак не желала стать похожей на Донателлу Версаче. Но легкая присмугленность лица так молодит… Карине, которая старалась выдерживать стиль английской леди из высшего света, вдруг захотелось выглядеть просто молодо и сексуально. К черту изысканность, к черту утонченность и благообразную элегантность. Просто молодо и сексуально – этого будет вполне достаточно.
   Она лениво прошлась по магазинам, перемерила пару десятков разных вечерних туалетов, да так и не выбрала ничего. Все было каким-то однообразным, а ей так хотелось хотя бы на один вечер стать немного другой.
   – Тебе надо надеть мини, – посоветовала Зоя. – У тебя шикарные ноги, пусть все знают.
   – В пятьдесят лет мини не носят, – сопротивлялась Карина. – В крайнем случае на отдыхе.
   – И кто придумал эти правила? Хочешь, скажу кто?
   – И кто же, по-твоему?
   – Коровообразные клуши! – гаркнула Зоя так громко, что Карине пришлось отодвинуть трубку подальше от уха. – Те, кто не может надеть мини, потому что слишком много жрет. Карочка, да у тебя ножки выглядят на двадцать лет. Ничего лишнего, никакого целлюлита!
   Карина промолчала. Она не стала вступать в бессмысленный кокетливый спор, потому что знала: Зоя права. У Карины и впрямь были шикарные ноги – длинные, стройные и совсем с годами не изменившиеся. Она ногами своими гордилась, но никогда не выставляла предмет обоснованной гордости напоказ. Она никогда не снималась неглиже. Хотя за такое ей не раз предлагали внушительные суммы. Известный журнал «Плейхаус» посулил ей семь тысяч долларов за один снимок топлесс. Карина с возмущением отвергла предложение. «Моя карьера в самом зените, – надменно сказала она обаятельному редактору Марату. – Я считаю, что обнаженной съемкой надо заканчивать карьеру. А не пытаться отчаянно привлечь к себе внимание таким вот дешевым способом».
   – У меня и ни одного мини-платья нет…
   – Плохо! Я бы тебе одолжила, но мои платья будут болтаться на тебе, как на вешалке… Кстати, помнишь, когда я купила себе первое мини-платье?
   «Когда тебе изменил муж», – подумала Карина. Зоя почему-то все время вспоминала о том, как двадцать восемь лет назад она случайно застала супруга в постели с другой. Карина поверить не могла, что рана была столь глубокой. Четверть века мусолить одну и ту же боль? Одну и ту же историю, о которой сам изменник давно и думать забыл?
   – Я купила себе первое платье мини, когда мне изменил муж, – не разочаровала ее Зоя и на этот раз. – Тогда во мне проснулась настоящая женщина. А до этого я считала, что у меня ноги слишком толстые.
   – Когда ты перестанешь это вспоминать? – вырвалось у Карины.
   – Что?
   – Как тебе изменил муж.
   Зоя помолчала. Карина успела пожалеть о том, что наступила на ее больную мозоль.
   – Я об этом никогда не забуду, – серьезно сказала она и тотчас же ненатурально-бодро защебетала: – И зачем ты только выбрасываешь старую одежду? Тридцать лет назад ты не вылезала из мини.
   – Одежда имеет обыкновение выходить из моды, – усмехнулась Карина.
   – Ничего подобного! Сейчас в моде стиль винтаж. Ты и сама знаешь, что мода идет не вперед, а, как ослик за морковкой, по кругу.
   – А кто тебе сказал, что я выбрасываю одежду? – вдруг сказала Карина. – Ничего никогда не выбрасываю. Оставляю на память. Старые платья для меня как старые фотографии.
   – Но это же гениально! Помнишь то красное платье, в котором ты была свидетельницей на моей свадьбе?
   – Помню, – улыбнулась Карина. – Как не помнить. Оно досталось мне по жуткому блату. Американское.
   – Счастливое было время, – вздохнула Зойка, – тогда мне казалось, что я самая счастливая женщина на свете. Потому что я рядом с человеком, ради которого горы свернуть готова.
   – Так оно и есть.
   – Сама знаешь, что нет. Я его не люблю. Давно. Я не могу простить…
   – Не будем об этом, – мягко перебила ее Карина.
   – Ты права… Извини, иногда меня заедает… О чем мы говорили? Ах да, о шмотках. А помнишь то черное платьице, в котором ты шокировала преподавателей на экзамене? Которое ты купила за жуткие деньги у фарцовщика?
   – Было дело. Полгода копила. Оно одновременно и строгое, и озорное. Ни к чему не придерешься, а как смотрится! Я, кстати, его недавно мерила.
   – И как?
   – Ты будешь завидовать, но со студенческих времен я не поправилась ни на сантиметр.
   – Так надевай его!
   – С ума спятила? – ужаснулась Карина. – Это же девчоночье платье, я его даже дочери своей не дала, хотя та так выпрашивала.
   – Чего ж не дала, – ехидно усмехнулась Зойка, – если сама носить не желаешь?
   – Это воспоминание… Я никогда тебе не говорила, но в том платье… В том платье я девственности лишилась.
   – Да ты что! – оживилась Зоя. В свои пятьдесят лет она могла быть очаровательно инфантильной. Другой женщине не пошли бы ее кокетливые ужимки, но Зойка смотрелась в своем излюбленном образе вполне органично. – Это с тем не то художником, не то писателем, да?
   – Ты помнишь…
   – Такое не забывается. Грехопадение святой Карины.
   – Прекрати!
   – Да ладно тебе, сколько лет прошло! Знаешь, а ведь завтра на презентации ты тоже в некотором роде девственности лишишься.
   – Обалдела?
   – Ну, ты же впервые выходишь в свет без своего козловатого Толика. Мало того что без него, так еще и в компании такого мачо! Расскажи еще что-нибудь об этом Арсении!
   – Сто раз уже рассказывала. Я ничего о нем не знаю. Просто он мне понравился, вот и все.
   – Это уже многое.
   – Я не собираюсь заводить никаких романов, ясно?
   – Ты кому это пытаешься доказать? Мне? А может быть, самой себе? – подколола ее Зоя.
   – Сейчас трубку брошу.
   – Ну-ну. Так что ты решила с одеждой, целомудренная дева?
   – Не знаю. Наверное, надо выбрать костюм от «Ив Сен Лоран». Знаешь, такой темно-коричневый. Я его всего один раз надевала, классная вещь.
   – Будешь как примадонна помпезная. А кто хотел выглядеть молодой сексапилкой?
   – Костюм – это отличный вариант. Стильно, дорого и строго. Прямо сейчас и буду мерить. Надо еще туфли подходящие подобрать.
   – Хотя бы на каблуках, – простонала Зоя. – Дурочка ты, Кара. Я вот надену на твою презентацию свой желтый кожаный пиджак и юбку. Если ты такая вредная, ничего не поделаешь. Придется тебя затмить.
   – Затми, – благосклонно разрешила Карина.
   – Кара… А что, если я приеду? – вдруг робко спросила Зоя.
   – Сейчас?
   – Ну да. Я могла бы остаться на ночь. Тебе так одиноко там, в пустом доме…
   – Нет, Зой, честное слово, не стоит. Хотя спасибо тебе большое.
   – Ну ладно…
   Оптимистичная Зойка, как всегда, подняла ей настроение. В последнее время, с тех пор как Анатолий переехал к незнакомой предприимчивой Валечке, ежедневные телефонные беседы со старой подругой стали для Карины чем-то вроде допинга. Если Зойка была занята и не могла уделить ей достаточно внимания, Карина начинала нервничать и злиться, хоть и никогда не подавала вида. Она «подсела» на легкомысленный Зойкин треп, как на сильный наркотик.
   «Надо и правда примерить костюмчик», – подумала Карина. Но вместо строгого одеяния почему-то разыскала в недрах огромного шкафа то самое черное платье. Платье из молодости.
   Как ни странно, в отличие от самой молодости, платье осталось почти нетронутым. Да Карина и надевала-то его всего пару раз. После инцидента с Артемом – никогда.
   Воспоминания нахлынули на нее всеразрушающей океанской волной, с головой накрыли, не дав возможности опомниться. Ей вдруг показалось, что платье пахнет так, как пах тот вечер. Польскими духами «Быть может», которые родители подарили ей, когда Карина обнаружила свою фамилию в списке поступивших в заветный ВГИК. Сигаретным дымом – кажется, Артем предпочитал какое-то дешевое курево. Мужским потом. Спермой. Поцелуем, у которого был вкус крепко заваренного чая. Нежностью. Кровью.
   Артем так удивился, когда обнаружил, что Карина девственница. Даже не поверил сразу.
   – Месячные, что ли? – равнодушно спросил. – Ты б предупредила, я бы клеенку подстелил.
   Ей стало неловко – мужчина обсуждает с ней такие интимные подробности, о которых до этого она могла говорить разве что с мамой. Или теперь у них такие отношения, что в них нет места для стыда?
   – Это не месячные, – сконфуженно призналась она.
   – Как это? То есть… Блин, что ж сразу не сказала?
   – Разве это что-то изменило бы?
   – Да. То есть нет… Не знаю. Вообще я целок не срываю.
   – Что?
   – Ничего, расслабься. Тебе есть восемнадцать?
   – Ну да. Я же студентка, во ВГИКе учусь, я же тебе говорила.
   – Ну да, – равнодушно припомнил он. – Но все равно пусть это будет нашим секретом.
   – Хорошо, – удивленно согласилась Карина, тогда еще не понимавшая, что происходит. – Пусть.
   Только гораздо позже, через несколько лет, она поняла, что Артем просто боялся лишней ответственности.
   И вот теперь она стояла перед зеркалом в том самом черном платье, приталенном, треугольно вырезанном у ворота, не прикрывающем колени. Она удовлетворенно улыбнулась – не зря все же всю жизнь она жестоко ограничивала себя в таком естественном человеческом удовольствии, как нормальная еда. Не зря она стойко смаковала огуречные дольки да яблочные ломтики на самых щедрых фуршетах. Не зря запрещала себе приближаться к новогоднему столу, не зря уделяла ежедневно два часа изнурительным упражнениям. Многие ли пятидесятилетние дамы могут похвастаться тем, что спокойно влезают в платье, которые носили в студенческие годы?
   А все же она изменилась. Что-то новое появилось в ее лице. Раньше красота ее была более спокойной. Карина была натуральной блондинкой, но не ярко выраженной, нордической, а солнечно-русой. Теперь стилисты красили ее светлее, мотивируя это тем, что блондинистость молодит. Она стала куда женственнее и ярче. Карине казалось, что лицо ее с годами стало тоньше. А после пластической операции она стала нравиться себе куда больше, чем в студенческие годы.
   Конечно, от морщинок не денешься никуда. Но если, например, слегка приглушить свет и отойти от зеркала на несколько шагов…. В таком случае в зеркале отражается молодая красавица.
   Зазвонил телефон. Зойка.
   – Не сомневайся, платье сидит классно, – говорит.
   – Какое платье?
   – То, в котором ты сейчас стоишь, Кара. Черное платье. Оно не вышло из моды, и ты выглядишь в нем максимум на тридцать лет.
   – Но откуда ты знаешь…
   – Я тебя уже тридцать лет знаю, дуреха, – хохотнула Зойка. – Не сомневайся, к черту брючный костюм. Наденешь его, когда поведешь внуков в школу.
   – Сплюнь, – рассердилась Карина. – Какие внуки! Мои дети еще сами дети.
   – Хорошенькие дети. У Катьки сиськи больше, чем у меня. Ладно, неважно. Я просто хотела сказать, что ты приняла правильное решение. Насчет этого платья.
   Вот как она все повернуть умудрилась. Как будто Карина и впрямь приняла это решение сама.
   «А может быть, она права? Зойка моя лучшая подруга, не станет же она мне что-то советовать, заведомо зная, что я буду выглядеть как полная идиотка?.. Между прочим, не такое уж это платье и короткое. И совсем не вульгарное. У меня вообще никогда не было вульгарных вещей!.. Но если я предпочту именно его, тогда… Тогда мне надо прямо сейчас решить вопрос с обувью!»
   Хэл Вайгель выглядел младше и проще своего фотографического изображения. На фотографии, которую Арсений обнаружил в Интернете, он был похож на профессионального атлета, а на самом деле Вайгель был невысок и чересчур худ – со спины его легко можно было принять за четырнадцатилетнего подростка. Наверное, он и сам это понимал, поэтому прилагал все усилия, чтобы выглядеть старше. Пространство между его миниатюрным невыразительным носом и розовой верхней губой украшала невнятная курчавая поросль, которую сам он пытался выдать за усы. Хэл был брюнетом, а его усы имели странновато-рыжий оттенок, поэтому создавалось полная иллюзия, что художник купил их в магазине «Все для Хэллоуина».
   Арсений был выше человека, который его купил, на две головы.
   – Меня зовут Арсений, – на дурном английском представился он, сверху вниз глядя на внимательно рассматривавшую его знаменитость.
   – Проходите в мастерскую, – буркнул на не менее отвратительном английском Хэл. – Черт, в той конторе не предупреждали, что ты такой великан.
   «Можешь встать на стремянку, когда будешь меня трахать, – беззлобно подумал Арсений, – я потерплю. Как говорится, all included!»
   – Боюсь, остальные модели будут пониже тебя, – бормотал Хэл, что-то прикидывая.
   «Остальные модели? В последнее время мне везет на групповушку!»
   – Мне сказали, что у тебя нет родимых пятен и шрамов от аппендицита. Надеюсь, хоть в этом не обманули.
   «О, да ты, оказывается, эстет!» – подумал Арсений, а вслух почтительно произнес:
   – Нет.
   – О'кей! Значит, ты можешь раздеться. Работы мне предстоит много.
   Арсений пожал плечами и прошел в просторный зал, который Вайгель называл мастерской. «Хорошо живут знаменитые абстракционисты», – подумал он, рассматривая комнату. Она была светлой и чистой и совершенно не походила на мастерскую в прямом понимании этого слова – то есть на комнату, где происходит творческий процесс. Никаких потеков краски, никаких разбросанных тряпок и газет. Почти никакой мебели – только несколько выкрашенных в желто-фиолетовую зебру уродливых стульев. Стены были причудливо расписаны – одна из них была в розово-желто-синих разводах, другая в зелено-красно-коричневых. Через несколько минут от изобилия кричаще-ярких красок у Арсения разболелась голова.
   Хэл и не подумал предложить ему принять с дороги душ или выпить кофе. Судя по всему, он был настроен на развлечение, главным элементом которого, к сожалению, был Арсений.
   Как несправедливо устроен мир! Арсений, красивый, небедный, вполне образованный, вынужден плясать под дудку этого жалкого усатого коротышки-извращенца. Которого при желании он может надолго вырубить одним ударом кулака.
   Арсений подумал обо всем этом и тут же вспомнил о пятистах долларах, которые были ему обещаны за день обслуживания Вайгеля. Мысленно обратиться к материальной стороне вопроса – это панацея. Если он задержится здесь на три дня, получит полторы штуки. На полторы штуки можно купить джинсы из последней коллекции «Дольче и Габбана». Арсений эти джинсы наденет – и сам черт ему не брат! В любой закрытый клуб вход свободен, на любою модную дискотеку, в уставе которой присутствует словосочетание «дресс-код».
   – Раздевайся, посмотрим на твой колорит. Да, познакомься, это Питер, это Мишель и Хан.
   Он сказал это, и стены ожили, зашевелились. У Арсения даже мурашки по телу пробежали и волосы стали дыбом на груди, прежде чем он сообразил, что все это время возле стен стояли люди, выкрашенные такими же красками. Люди сливались со стенами, и невооруженным глазом рассмотреть их было практически невозможно.
   Но теперь они стояли в центре комнаты и приветливо смотрели на Арсения. Наверное, он был не первым человеком, шокированным этим трюком Вайгеля.
   Питер и Мишель оказались темнокожими красавцами атлетического телосложения, Хан был, вероятно, блондином. По крайней мере, на его расписанном лице сияли ярко-голубые глаза. Его волосы были выкрашены зеленой краской.
   – Ты понял, что от тебя требуется? – усмехнулся Хэл.
   – Думаю, да.
   – В таком случае раздевайся, не задерживай меня. Скоро придут первые гости, а ты еще не расписан… А вы, мальчики, можете передохнуть. Только краску не смажьте.
   Арсений стянул через голову белоснежный свитер «DKNY» и беспомощно поискал глазами по сторонам. В мастерской не было стула, где он бы мог разместить свои вещи. Класть свитер на грязный пол не хотелось, в свое время он заплатил за него почти триста долларов.
   – Живее, – хлопнул в ладоши Хэл. – Твои вещи заберет Ми.
   К Арсению подскочила крошечная филиппинка, похожая на маленькую экзотическую птичку. Она приняла из его рук свитер, джинсы, носки и ботинки.
   Оставшись совершенно обнаженным, Арсений почувствовал себя беспомощным. Вайгель беззастенчиво его рассматривал.
   – Неплохо. – Хэл улыбнулся, продемонстрировав мелкие желтые зубки. – У тебя красивое тело. Будет хорошо смотреться у розовой стены.
   Та же филиппинка, которая унесла куда-то вещи Арсения, приволокла в мастерскую огромную коробку с красками. Арсению показалось, что служанка панически боится Хэла. Она опасалась даже глаза на него поднять. Поставив коробку на пол, женщина кинулась прочь из комнаты, словно спешила на пожар. Между тем художник даже на нее не посмотрел. «Бьет он ее, что ли? – подумал Арсений. – С него станет!»
   Вайгель обмакнул ладони в банку с розовой краской.
   – Повернись спиной! – скомандовал он.
   Ладони художника были прохладными и неприятно шершавыми. От краски пахло так, словно Вайгель умудрился подмешать в нее полусгнившие рыбные консервы. Арсений попробовал уйти в себя и подумать о чем-нибудь приятном. О гонораре, о тех временах, когда он сможет позволить себе тратить деньги, особенно не напрягаясь. Об Ирке, девчонке, которую он подцепил в каком-то баре на прошлой неделе. Ирка смотрела на него как на божество – он, конечно, не сказал ей, чем занимается. Он видел, что девчонка тает в его присутствии, сходит с ума и из кожи вон лезет, чтобы ему понравиться. Арсений постоянно держал вокруг себя несколько таких вот восторженных особ – они заметно поднимали его самооценку и позволяли чувствовать себя не дорогой игрушкой, а мужчиной на все сто. Девицам этим он говорил, что владеет небольшой частной фирмой, те ему охотно верили и предпочитали не вдаваться в скучные подробности.
   Резкий аммиачный запах краски возвращал его на землю, в просторный зал Хэла Вайгеля. У Арсения кружилась голова, а перед глазами весело плясали зеленые круги.
   – Тяжело тебе? – подошел к нему Мишель, «коллега» Арсения. Ему было куда проще – краска уже высохла и не пахла так отвратительно. Правда, Мишель не имел возможности сесть, зато он мог выйти в коридор, чтобы покурить или выпить чаю. Мишель обратился к нему по-русски.
   – Нелегко, – осторожно сказал Арсений. Кто знает, зачем подошел к нему темнокожий Мишель?
   Может быть, он приближен к Вайгелю и собирает материал для сплетни?
   – Я учился в России когда-то, – рассмеялся Мишель. – Люблю говорить с русскими. Правда, уже забывать начинаю язык.
   – Ты здесь живешь?
   – Да, в Амстердаме. Я не в первый раз у него работаю, – вздохнул Мишель. – Платит он хорошо, еще и премию даст, если понравишься. Но потом тело будет в нарывах целую неделю из-за этой поганой краски.
   – Разве это не специальная краска для боди-арт?
   – Она самая. Только этот змей, – Мишель быстро скосил глаза в сторону Вайгеля, – этот змей что-то туда подмешивает. Чтобы цвета смотрелись более ярко. Каждый раз одна и та же история. У всех жуткая аллергия.
   – А ты тоже от агентства работаешь?
   – Нет. Я давно его знаю. Одно время я с ним жил.
   – Ясно.
   – Знаешь, я ведь был известной моделью. И сам не понимаю, как вляпался в это дерьмо.
   – Я вовсе это дерьмом не считаю, – сказав это, Арсений не покривил душой. – Иногда я зарабатываю десять тысяч долларов в месяц.
   – И что толку? У тебя есть девушка?
   – Постоянная? Глупый вопрос. Конечно нет.
   – Почему глупый? Я женат. У меня двое детей, младшему полгодика. – Мишель ухмыльнулся. – Жена модель. Но она понимает, что на подиуме зарабатывают единицы. Поэтому одобряет мой выбор. Через два месяца после того, как я ушел на вольные хлеба, я снял замечательный домик в пригороде и подарил ей «БМВ» Правда, здесь, в Амстердаме, нет смысла в машине, у нас с ней велики. Но она любит сваливать на выходные в Париж.
   – Домик, «БМВ», Париж. Чем же ты тогда недоволен?
   Арсений был благодарен говорливому Мишелю – тот отвлекал его от всепоглощающего аммиачного амбре.
   – Тебе не понять, – мечтательно вздохнул Мишель. – Подиум – это романтика. Суета, красивые люди вокруг. Запах грима, новая одежда. Сегодня ты работаешь в Амстердаме, завтра у тебя фотосессия в Москве. Никогда не знаешь, где проведешь уикенд. Тебе не понять.


   Глава 6

   Тебе не понять… Знал бы он. Между прочим, Арсений когда-то тоже считался подающей надежды моделью. Всего пять лет назад и он жил в суетливом, озаряемом фотовспышками мире моды.
   Мишель отошел. А Арсений вздохнул – ему нравилось вспоминать о том, как он попал в этот красочный, доступный немногим мир. Воспоминания – прекрасный способ отвлечься.
   Итак, ему было двадцать лет. Он приехал в Москву поступать в институт и провалился. Какой-то незнакомый мужик остановил его возле гостиницы «Националь» и вручил рекламную визитку модельного агентства «КАСТ». Тогда он не придал этому значения и даже хотел визитку выбросить, да как-то она сохранилась.
   А потом – экзамены. На самом первом, по математике, он схлопотал тройку. Сам виноват, учился спустя рукава, думал, как всегда, проскочить на обаянии. Специально выбирал экзаменатора-женщину. В итоге математическая дама оказалась стервой в десятой степени – она и не думала реагировать на его сахарную улыбку и томный взор.
   Возвращаться в Ноябрьск Арсению не хотелось. Он был уже отравлен увиденной роскошью, он прикоснулся к ней. Арсений, как безумец, целыми днями бродил по Москве, заглядывал в окна дорогих ресторанов, его взгляд впивался в лица вкушающих деликатесы людей. Он шатался по галереям ГУМа и более камерного и шикарного Петровского пассажа. Он приобрел привычку заходить в бутики с отстраненным лицом, он задумчиво перебирал вешалки и иногда даже что-нибудь примеривал – одежда смотрелась на нем идеально! А однажды (случилось это, когда стартовала его третья московская неделя)… однажды он познакомился с девушкой, умудрившейся перечеркнуть все его представления о женском поле. Звали ее Ника, Вероника, и была она самим совершенством.
   Судьба столкнула Арсения и Нику летним пятничным вечером, причем столкнула в прямом смысле этого слова. Арсений шел вверх по Тверской, а Вероника мчалась на роликах ему навстречу. На ней были выцветшие джинсовые мини-шортики, больше похожие на трусы, и обтягивающий красный топ. Арсений издалека ее заметил и, понятное дело, засмотрелся. Поэтому, когда девушка звонко крикнула ему: «Дорогу!» – он не сориентировался, и она на полной скорости врезалась в него. Их лбы с негромким «клац-ц!» соприкоснулись, – причем девушка-то была в шлеме, а вот у Арсения на мгновение потемнело в глазах. Оба упали на асфальт – Арсений при этом порвал единственные джинсы, а Вероника отделалась легким испугом и крошечной царапиной на бедре.
   Он вскочил и галантно протянул ей руку. Вероника его джентльменской помощью воспользовалась. Однако, оказавшись на ногах, повела себя несколько странно. Вместо того чтобы улыбнуться и поблагодарить, она наотмашь ударила его перепачканной в пыли ладошкой по щеке:
   – Сволочь! Растяпа! Смотреть надо, куда идешь!
   – Извините…
   – Что теперь со мной будет! Я могла бы подать на тебя в суд! О! Что мне делать? – подобно героине греческой трагедии, запричитала она.
   – Но, по-моему, ничего особо страшного не случилось, – осторожно сказал Арсений. – Вы просто ушиблись, а царапина до свадьбы заживет… Кстати, вы замужем?
   – Тебе какое дело, придурок?! Да ты знаешь, во сколько обойдется мне эта царапина?! – взревела странная красавица. – Я манекенщица, и завтра у меня показ купальников! Кому нужна поцарапанная модель?
   – Может быть, можно чем-нибудь замазать? – пролепетал он. – Идемте, я куплю вам пластырь и йод.
   Вероника позволила ему отвести себя в аптеку. Всю дорогу она причитала о мировой несправедливости, об изобилии на улицах разного рода придурков и о трудной судьбе бедной манекенщицы.
   – Ты девушка рисковая, раз катаешься на роликах перед показом, – заметил Арсений.
   – Помолчал бы, – буркнула Вероника, ловко приклеивая пластырь к смуглой ноге. – Ох, как больно, как же больно! Купи мне что-нибудь попить.
   Он послушно рванулся к палатке, принес ей соку. Она одним глотком через трубочку высосала содержимое пакетика и, не поблагодарив, сказала:
   – Ладно, пока.
   – Постой, – растерялся Арсений. – Может, телефончик оставишь?
   – Это еще зачем? – Вероника насмешливо посмотрела на его перепачканные, видавшие виды кроссовки.
   – Ну как… Узнать о твоем самочувствии…
   – Это необязательно. Мне пора.
   – Скажи хоть, в каком агентстве ты работаешь! Может, как-нибудь загляну на показ?
   – Тебя все равно не пустят, – презрительно фыркнула она. – Агентство «КАСТ». Чао!
   И была такова. Даже не обернулась.
   Арсений потрясенно смотрел ей вслед. Красивая, стервозная, легкая, смелая, дорогая девушка.
   Только вечером он вспомнил о рекламной визитке. Разыскал ее и похвалил себя за неаккуратность – будь он немного более собранным, давно бы выбросил никчемную бумажку. А теперь вот у него есть телефон агентства, где работает Вероника. И не просто телефон, а приглашение на просмотр. Если Арсению повезет, он станет ее коллегой.
   В молодости решения принимаются быстро. На следующее же утро он отправился в офис агентства «КАСТ». Приветливая девушка-менеджер заставила его прислониться спиной к дверному косяку и рулеткой измерила его рост. Потом мягко пожурила за отсутствие фотографий.
   – У вас же в рекламке написано, что надо принести фотографии, хотя бы любительские.
   – У меня нет ни одной, всего две недели в Москве, – честно признался Арсений.
   – Прямо не знаю, что делать… По идее вы могли бы подойти, но отбор проводит Петр Вадимович, наш генеральный директор. А он сначала смотрит фотографии…
   – Может быть, мне сфотографироваться в автомате у метро? Могу прямо сейчас.
   – Нет-нет. А вдруг вы уйдете и не вернетесь больше, – улыбнулась менеджер. – Тогда я себе не прощу, что упустила такое лицо… Подождите, я поговорю с Петром Вадимовичем.
   Петр Вадимович Бойко принял его в своем кабинете через несколько минут. Генеральный директор агентства «КАСТ» почему-то сразу не понравился Арсению. У него был неприятный, тяжелый взгляд и словно вырезанная с другого, более приветливого лица улыбка. Улыбка его портила, несмотря на то что зубы генерального директора были отбелены по всем правилам голливудской моды.
   Петр Вадимович небрежно расспросил его о родственниках, ближайших планах, родном городе Ноябрьске и жизненных целях. Получив ответы весьма туманные (особенно на последний вопрос), казалось, пришел в восторг. И сразу же предложил Арсению подписать контракт.
   – Мы сделаем вам портфолио за счет агентства. Конечно, это большой риск с нашей стороны, но в вас что-то есть, надеюсь, окупится. Вы будете брать уроки дефиле. Сейчас мой секретарь выдаст вам долларов пятьсот, чтобы вы могли купить нормальную одежду для кастингов. Потом отработаете. Вам есть где жить?
   – Я живу у тетки.
   – Если захотите, агентство может помочь вам недорого снять квартиру. Одному или напополам с кем-нибудь из наших мальчиков.
   Арсений ушам своим не верил. С одной стороны, ему вспомнилась известная с детства пословица о традиционном местонахождении бесплатного сыра. С другой – офис агентства показался ему таким солидным, и этот Петр Вадимович так убедительно говорил… А наиболее заманчивой показалась ему фраза насчет пятисот долларов на одежду. Неужели он сможет получить эти деньги просто так, в счет будущих заслуг? Чудеса какие-то…
   Деньги он действительно получил. Правда, в обмен у него забрали паспорт, но это показалось Арсению ничего не значащей мелочью.
   Он оказался способным учеником. Потом про него скажут: прирожденная модель. Арсений быстро научился правильно ходить по подиуму, его сразу же полюбил фотообъектив. И двух недель не прошло, а он уже прошел кастинг на рекламу какого-то дезодоранта. Фотография Арсения с загорелым голым торсом появилась во всех глянцевых журналах. Через несколько месяцев его называли сенсацией. Ни один заметный показ мод не обходился без участия Арсения, его лицо было растиражировано журналами и телевидением, он улыбался с развешанных по всему городу рекламных плакатов. Приехавшая его навестить мама даже прослезилась от гордости. О том, чтобы возвратиться в Ноябрьск, не было и речи.
   На одном из показов он вновь встретил Веронику. Только на этот раз она отнеслась к нему совершенно по-другому. Она была красива, но так и не добилась особенных успехов в модельном бизнесе. За ней не было ни одного громкого ролика, ни одной заметной фэшн-стори, даже ни одной обложки известного журнала. В основном она перебивалась на мелких показах мод, а ее самым грандиозным успехом была реклама краски для волос, в которой снялись еще пять похожих на Веронику и друг на друга блондинок. Поэтому когда она увидела в гримерке преображенного Арсения, примеряющего бархатный пиджачок от Валентина Юдашкина, Вероника не растерялась.
   – Эй, привет! – Она шутливо толкнула его в плечо. – Помнишь меня?
   Он прекрасно помнил, ведь она была одним из первых его московских потрясений. Но на всякий случай решил держаться небрежно – несмотря на такой головокружительный успех, он еще не привык правильно реагировать на красавиц.
   – Вроде бы где-то встречались…
   – Я сбила тебя, когда на роликах каталась.
   – Ах да.
   – Вот… Подумала, а не извиниться ли мне?
   – Тогда ты извиняться явно не собиралась.
   – Ну, не будь занудой. – Она смешно наморщила носик, детская гримаска ей удивительно шла. – Так что, прощаешь?
   – А куда мне деваться? – впервые улыбнулся он. – Прощаю, так и быть.
   – Может быть, выпьем кофе после показа? В качестве примирения? Я угощаю.
   – Кофе я не пью. Но зеленого чаю с большим удовольствием.
   – Ты еще лучше, чем мне говорили, – вдруг прошептала Вероника, наклонившись к его лицу (она была уже одета для выхода на подиум, и на ней были туфли на шпильках такой высоты, что она смотрелась на добрых две головы выше Арсения).
   – Спасибо, – смутившись, пробормотал он.
   – Не за что. – Теплый юркий язычок фотомодели бегло исследовал его ушную раковину. – Когда переоденешься, спускайся вниз, у меня машина. У нее был новенький «фольксваген-гольф», а когда Арсений поинтересовался ценой авто (он в последнее время задумывался о покупке собственных колес), Вероника, хихикнув, ответила, что это подарок.
   – Подарок родителей? – спросил он, наивный.
   – Нет, друга.
   Тогда его это не насторожило. Ничего не насторожило – ни внезапная перемена отношения, ни небрежное упоминание о неком щедром дарителе.
   Она, не спросив его мнения, запарковалась у какого-то небольшого итальянского ресторанчика, как впоследствии выяснилось, довольно дорогого. Аппетит у Вероники был замечательный – ела она не как субтильная фотомодель, а как бригадир стройотряда. А вот он в тот вечер не мог ни кусочка проглотить, хотя лазанью им подали отменную.
   У вечера с таким волшебным началом было весьма классическое окончание – расслабленный итальянским розовым вином Арсений позволил ей отвести себя в квартирку, которую Вероника снимала в непрестижном окраинном районе. Утром она приготовила для него омлет – он пригорел, и Арсений понял, что нечасто ей приходится хозяйничать. А значит, она относится к нему как-то по-особенному.
   Так начался их роман. Арсений чувствовал себя счастливым, он воспринимал Веронику как талисман. Он своего добился, капризная красавица влюбилась, первая московская мечта сбылась. Значит, сбудутся и остальные.
   Дела его и правда шли превосходно. Он позировал для обложки мужской версии журнала «Вог». Это был успех! Гонорары росли с каждым месяцем. В светских хрониках его называли не иначе как «открытие года», « самый красивый мужчина Москвы».
   Зимой он прошел кастинг на участие в московской неделе прет-а-порте. Его выбрали восемь модельеров, а Вероника не приглянулась никому. В тот вечер она впервые легла отдельно, на кухонном диванчике. Арсений понял, что Вероника одновременно гордится им и завидует ему. Если бы он знал, чем обернется для него эта неделя, может, сказался бы больным. Он так много зарабатывал, что вполне мог позволить себе иногда отказываться от выгодных заказов. Конечно, не миллионер, но все-таки…
   На неделе прет-а-порте Арсений блистал – у него было девять выходов. А после одного из показов к нему подошел улыбчивый мужчина с каким-то пустым взглядом.
   – Я секретарь продюсера Марка Коннорса, – представился он, вручая Арсению визитную карточку, не свою, а вышеупомянутого продюсера.
   – Очень рад.
   – Вы очень понравились мистеру Коннорсу. Он считает, что вы могли бы подойти для одного из его фильмов. Мы как раз искали мужчину вашего типажа.
   – Я… Я был бы рад. – Арсений постарался говорить небрежно, но сердце его забилось сильнее. Кино – это совсем другой уровень. Подиум – фабрика звездочек-однодневок, и только пробившись на большой экран, ты можешь доказать, что что-то стоишь как личность.
   – Вот и замечательно. Вы позвоните мистеру Коннорсу, впрочем, он велел передать, что свободен прямо сегодня. Если у вас ничего не запланировано, вы могли бы поужинать в люксе мистера Коннорса.
   Арсений знал, что Вероника приготовила для него ужин – готовить она не умела, но время от времени примеряла на себя роль хозяйки. Его это умиляло, и он делал вид, что ему безумно нравятся склеившиеся в липкую массу макароны и толстоватые подгорелые блинчики. Тем не менее он сказал:
   – Ничего не запланировано. Я принимаю приглашение. А… а что это за фильм? И когда съемки?
   – Об этом вам расскажет мистер Коннорс, – снисходительно улыбнулся секретарь, – но в любом случае надо проверить, любит ли вас камера. Кинопроба.
   – Камера меня любит. Можно сказать, она в меня влюблена. Я же модель, умею позировать.
   – Одно дело позировать, другое – уметь жить перед камерой. Вы говорите по-английски?
   – Да. Но вообще-то не очень хорошо. А что, это обязательно?
   – Там мало слов, к тому же ваш герой иностранец, так что акцент допустим. Да, я же не сказал, съемки будут проходить в Голливуде, на одной из студий мистера Коннорса.
   Голливуд… Голливуд… Слово это прозвучало для него как магическое заклинание. Неужели все это происходит с ним? Неужели он заслужил такой быстрый успех? Сначала – покорение Москвы. А потом – Голливуд!
   Откуда ему было знать, что Марк Коннорс всегда начинает знакомство с молоденькими юношами и девушками именно так? Тем более что студия у него действительно была, так что не очень-то сильно он и врал. Тогда Арсений и подозревать не мог, что его просто-напросто покупают. Прямо с подиума, точно эксклюзивный наряд.
   Петр Бойко считал свою секретаршу Юленьку тупоголовой клушей – именно так он ее, не вслух, конечно, называл. У Юленьки обе руки были, что называется, левые. Она даже кофе не могла до его кабинета донести так, чтобы добрая половина содержимого не выплеснулась на светло-бежевый ковролин. Она забывала сообщать ему о телефонных звонках, теряла важные документы, заливала лаком для ногтей свежие фотографии, она томилась от скуки на рабочем месте, тайком почитывая «Космополитэн».
   Он с некоторым сожалением думал, что придется от нее избавляться. И где ему найти новую Юленьку? Так уж повелось, что секретарем в модельном агентстве должна быть бывшая звезда подиума, на худой конец просто великолепная красавица. Но действительно шикарные красотки, оставившие модельную карьеру, повыскакивали замуж, а связываться с бывшей вешалкой, чья карьера не задалась, Петру не хотелось. Юленька-то при всей ее тупости была одной из финалисток конкурса «Мисс Москва» и участницей престижного конкурса «Модель мира».
   – Петр Вадимович, здесь еще девочки пришли, – по громкой связи сообщила Юленька.
   – И как? – равнодушно спросил он.
   В базе агентства «КАСТ» числилось около трех сотен моделей – на любой капризный вкус. Блондинки, брюнетки, мулатки, темнокожие, лысые.
   Иногда у Петра складывалось впечатление, что каждая девушка в возрасте от четырнадцати до двадцати (а иногда и до тридцати ) лет видит себя будущей Клаудией Шиффер. Девчонки, желающие стать моделями, ежедневно обивали пороги агентства, и большинство из них были никакими.
   – Ну… – Юленька замялась, ей было неловко критиковать новеньких в их присутствии, она так и не привыкла к циничной стервозности, присущей тем, кто воротит модельным бизнесом, – ну, хорошенькие вроде бы… Одной шестнадцать, другой семнадцать лет. Может быть, посмотрите?
   – Ладно, пусть зайдут.
   В его кабинет робко вдвинулись две девочки. С первого взгляда Петр понял: не то. Одна из них была невысокая, к тому же с легкой полнинкой. У нее было миловидное лицо со вздернутым носиком и губами бантиком – она могла претендовать на роль школьной королевы красоты, но никак не фотомодели. А другая была высокой, но она скорее напоминала профессиональную баскетболистку. Слишком мускулистая, слишком мелкие черты лица.
   – Спасибо, девочки. Вы свободны.
   – А когда нам сделают портфолио? – спросила хорошенькая. Она была побойчее.
   – Попробуйте другое агентство, – равнодушно посоветовал Петр. – Мы берем девушек определенного типажа.
   – То есть я не подхожу? – уточнила курносая капризным тоном избалованной красавицы.
   – То есть не подходите. До свидания.
   – А может быть… Ася, выйди.
   Долговязая послушно покинула кабинет. Она была в этой паре ведомой, у нее был такой испуганный вид, что она была рада исполнить просьбу своей нахальной приятельницы. Наверное, ее вообще прихватили за компанию, чтобы выгодно оттенить красоту курносой прелестницы.
   – Петр Вадимович, мне говорили, что я похожа на Шарлиз Терон.
   – Что-то есть.
   – Но Шарлиз Терон известная модель.
   – Она высокая.
   – Так вот в чем дело… Есть каблуки.
   – Девочка, Юля проводит тебя до двери. Не надо унижаться, тебе это не идет.
   – Козел! – внятно и зло сказала она, перед тем как выйти.
   Петр плотно прикрыл за ней дверь и налил себе коньяку. Он знал, что, выйдя на улицу, девочка, похожая на Шарлиз Терон, расплачется. И будет жаловаться своей долговязой подруге, может быть, даже придумает какую-нибудь несуществующую деталь, чтобы реабилитировать перед нею свое достоинство. Например, скажет, что он, Петр, приставал к ней в своем кабинете, когда долговязая вышла.
   Петр Бойко никогда (ну или почти никогда) с моделями не спал. Известные девочки, те единицы, которые время от времени работали на показах в Европе, позировали для журналов, а в России считались топ-моделями, на него и сами не смотрели. У них был другой размах крыла. А остальные… Они были ничуть не менее красивы пробившихся наверх, но Петр не мог преодолеть брезгливости – ему-то не понаслышке было известно, каким местом зарабатывают себе на жизнь модельки, которым повезло чуть меньше. Некоторые подрабатывали всем известным нехитрым способом прямо под крылом агентства. Иные сами где-то находили себе богатых поклонников. На долговязых ухоженных девушек спрос велик.
   Еще в середине девяностых, когда модельный бизнес в России только набирал обороты, Бойко создал при агентстве полуофициальную эскорт-службу. В принципе клиент, не ограниченный в средствах, мог заказать для приятного досуга любую девушку или юношу из каталога «КАСТ» – даже так называемый первый состав, наиболее востребованных моделей, звезд. Звезды обходились дороже, посредственные манекенщицы – дешевле.
   В основном агентство существовало отнюдь не за счет показов и съемок. А что поделаешь – аналогичная ситуация наблюдается почти во всех модельных агентствах мира.
   У Петра было много клиентов, в том числе и постоянных. Один из них, меланхоличный владелец пивного завода, любил отдыхать на море в компании, состоящей не менее чем из десяти манекенщиц. Девушек выбирал для него помощник – неприхотливо выбирал, по фотографиям. Мини-гарем и усталый «султан» выезжали куда-нибудь в Индонезию или на Сейшелы дней на десять. Модели возвращались довольные, загорелые и с кучей подарков. Пивного короля все любили – он был нетребователен, иногда не успевал даже «охватить» всех нанятых красавиц.
   Или Марк Коннорс. Одушевленный кошелек. Фантастически богат. Петр таких еще не встречал.
   Он с легкостью распоряжался сотнями тысяч долларов, словно это были карманные деньги, полученные им от мамы на школьный бутерброд.
   Американец Марк Коннорс был одним из лучших клиентов агентства «КАСТ». Петр Бойко доил его, как козу. За русских моделей Марк платил, не скупясь, европейские цены. Никогда не возмущался, никогда не торговался. Ему часто требовались манекенщицы – в основном девушки, но иногда старик не брезговал и однополой любовью.
   Петр иногда завидовал потенции этого седоволосого ухоженного мужчины. Впрочем, шестидесятипятилетний Коннорс казался ему стариком. «Неужели он действительно трахает всех, кого я ему посылаю? – думал иногда Бойко. – Может быть, просто создает себе имидж Казановы? Всем известно, что Марк не появляется нигде без сопровождающей его смазливой мордахи».
   Впервые Коннорс появился на пороге агентства «КАСТ» в девяносто шестом году. Появился с диким требованием – он хотел поближе познакомиться с одной из самых успешных русских моделей, Кристиной, которая как раз выиграла престижный международный конкурс и подписала контракт с крупным парижским агентством. Петр попробовал предложить ему замену, но Марк упрямо стоял на своем: только Кристина. Кристина или никто. Все закончилось тем, что ошеломленную фотомодель отозвали из Парижа, заплатив при этом неустойку двести тысяч долларов. Еще сто тысяч получила Кристина – за эти деньги она несколько месяцев жила на калифорнийской вилле Коннорса. Она бы и дольше там осталась, но Марк не выносил однообразия. Кристина хотела было вернуться в модельный бизнес, но ничего из этого не вышло – никто не хотел связываться с моделью, нарушившей контракт. Некоторое время она перебивалась на московских подиумах, потом куда-то исчезла. Петр ничего не знал о ее дальнейшей судьбе.
   Одноразовые девочки всплывали и исчезали, а вот Марк Коннорс оставался неизменным клиентом агентства, причем клиентом самым выгодным. В последнее время он демонстрировал странное постоянство. Петр не мог не заметить, насколько привязался Коннорс к одному из манекенщиков – Арсению Шувалову.
   Арсений этот когда-то имел неплохие шансы пробиться в модельном бизнесе. Он был в первом составе агентства «КАСТ», а это о многом говорит. И как эскорт-мальчик он пользовался не меньшим успехом. Его заказывали гораздо чаще других.
   Иногда Петр не понимал, что они все в нем находят. Обыкновенный корыстный делец. Но, видимо, что-то в нем все же было. Что-то особенное.
   Арсений вернулся в Москву в воскресенье утром. Усталый и злой, он наскоро принял душ и заказал ланч из китайского ресторана, который ему доставил прямо домой улыбчивый разносчик. Арсений разносчику нахамил. Все вокруг казались ему врагами. Только в полдень он наконец позвонил в «КАСТ».
   – Меня ни о чем не предупредили!
   – О чем тебя должны были предупредить? – спокойно спросил Бойко.
   – О том, что этот Хэл Вайгель окажется извращенцем. О том, что он будет расписывать мое тело масляной краской. О том, что…
   – Остынь. Ты получил деньги?
   – Я получил тысячу евро. Но этого мало. У меня раздражение на спине. Краску пришлось снимать растворителем.
   – Хорошо, ты получишь больше. Я переведу на твою карточку еще тысячу. Теперь ты доволен?
   – Еще две тысячи, – быстро сказал Арсений и тут же пожалел о вырвавшихся словах.
   – Мы не на базаре, – сказал Петр похолодевшим голосом после мучительно длинной паузы. – Имей совесть, ты работал два дня, без секса. Не зарывайся. Думаешь, ты уникален?
   – Думаю, я стою тех денег, которые получаю, – буркнул Арсений.
   – Верно, но пороги агентства обивают сотни таких, как ты. Конечно, ты красив и выдрессирован. И мне легче использовать тебя, чем учить новенького. Но если я почувствую, что от тебя одни убытки… Ты забыл, кто вытащил тебя из грязи?
   – Нет, – пришлось сказать ему.
   – Вот и помалкивай. Сегодня получишь еще тысячу баксов. Да, тебя тут давно добивается Марк Коннорс.
   – Старый урод.
   – Не понял?
   – Я ничего не сказал, – быстро переиграл Арсений. – Помехи на линии.
   – Ясно. И не забудь, что сегодня у тебя презентация. С Кариной Дрозд.
   – Что она скажет, когда увидит мою изуродованную спину? Подумает, что у меня стригущий лишай.
   – Не надейся, твою спину она не увидит. Это просто сопровождение. И не вздумай делать ей какие-то пошлые намеки. Понял?
   – Понял.
   Арсений не повесил, а швырнул трубку на рычаг. Просто сопровождение! Да кому он это рассказывает? Арсений знал повадки таких вот стареющих дамочек, как эта Карина, назубок. В большинстве своем они до последнего держались прилично, вернее – талантливо строили из себя этаких недотрог, инженю пи-пи. А на деле оказывались настоящими нимфоманками, извивающимися, орущими, царапающимися, ненасытными. Сколько таких якобы скромных тетечек у него перебывало – всех не перечесть.
   Да еще и Марк Коннорс опять возжелал продажной любви. В последнее время Марк становился требовательным – не выпускал Арсения из своих пахнущих потом объятий всю ночь. Старый извращенец – влюбился он, что ли?


   Глава 7

   Карина нервничала. Купленый юноша должен был заехать за ней в половине седьмого. Начиная с шести она, нервная и нарядная, ждала его в гостиной, время от времени выглядывая в окно. Она даже выкурила две сигареты, чего не позволяла себе уже много лет. И выпила маленькую рюмочку бренди, чтобы успокоиться. Зря, наверное, потому что алкоголь еще больше подогрел ее воспаленное ожиданием воображение.
   А вдруг он окажется совсем не таким, как на фотографии? Вдруг он обыкновенный, не обремененный интеллектом качок? Тогда над Кариной все только посмеются. А вдруг он вообще ее опозорит? Ляпнет что-нибудь, продемонстрировав полное невежество… И Марьяна Хоменко, молодая, злая и красивая актриса, скажет за ее спиной эпизоднице Людке Варчук (обе они Карину терпеть не могли) что-нибудь вроде: «Наша-то совсем с ума спятила на старости лет…»
   Арсений не опоздал. Ровно в половине седьмого в прихожей раздался звонок, и, прежде чем открыть дверь, Карина лихорадочно поправила прическу перед зеркалом. На минуту она пожалела о том, что легкомысленная Зоя все же уговорила ее надеть черное платье из юности. Теперь пути назад нет – не переодеваться же при жиголо.
   – Здравствуйте. – Молодой человек слегка поклонился и поцеловал Карине руку. – Это вам.
   Он протянул ей небольшой букет – никаких помпезных роз, только нежно-неброские полевые цветы. Почему-то это ее тронуло, но она тут же себя одернула: «Эй, ты платишь ему деньги, и немаленькие, наверное, букет тоже вписан в счет, так что не обольщайся, старая дура!» Она все это себе сказала, но не смогла не отметить, что внутренний монолог прозвучал несколько кокетливо.
   – Меня зовут Карина, – улыбнулась она.
   Со стороны никто бы не понял, что она нервничает. Карина включила на всю мощь свое отработанное годами обаяние.
   – Арсений.
   Арсений снял темные очки, глаза его были темными.
   «Похож, до чего же похож, – в очередной раз подумала она. – Как хочется протянуть руку и потрогать его волосы. Интересно, они на ощупь мягкие или нет?.. Бред какой, о чем я думаю… Нельзя, нельзя, только не с этим!»
   – Простите, а ваше отчество случайно не Артемович?
   – Нет, – удивленно ответил он.
   – А дедушку вашего не Артемом звали?
   – Да нет. А что?
   – Просто вы так напоминаете мне одного человека… Ну да ладно, это неважно. Так что, мы едем или, может быть, предложить вам кофе?
   – Кофе я не хочу, спасибо. – Он выжидательно смотрел на нее, и до Карины вдруг дошло, что человек, время которого оплачено, наверное, не имеет права проявлять инициативу.
   – Хорошо, тогда поедем прямо сейчас. – Она засуетилась, взяла сумочку, еще раз мельком взглянула в зеркало, выронила ключи. Они присели одновременно, поднимая ключи, он задел ее рукой.
   – Вы очень красивая, – тихо сказал Арсений. Она не могла не заметить, что он смотрит на нее во все глаза, и нечто большее было в его взгляде, чем обычное любопытство. На короткий момент Карине показалось, что он собирается ее поцеловать. Но потом она опомнилась – если кто и полезет целоваться, то этим кем-то будет она. Мальчику не положено. Она подумала об этом и улыбнулась. Нет, это был бы явный перебор. Столько она не выпьет – чтобы к жиголо приставать. Вот Зоя – та могла бы. Более того, обязательно сделала бы, а потом небрежно оправдывалась: «У меня же психология совка! Если оплачено, значит, надо выжать все до последней капли!.. До последней капли спермы!» В этом месте она бы хохотнула, довольная грубой шуткой. Карина вспомнила о подруге, обожающей похабный юмор, и улыбнулась:
   – Спасибо за комплимент.
   – Поедем на моей машине или на вашей?
   – У вас машина? – бестактно удивилась она.
   – Да, «БМВ».
   – Тогда, наверное, лучше на вашей… – засомневалась она.
   – Не волнуйтесь, я не пью. Доставлю вас обратно.
   «Конечно, доставишь, я ж тебе плачу! – подумала она. – А если захочу, и лезгинку спляшешь на столе!»
   …Презентация сериала «Шальная» с Кариной в главной роли проходила в банкетном зале гостиницы «Рэдиссон-Славянская». В четыре часа начался показ первых двух серий для прессы. В семь часов – показ для ВИП-персон. На восемь назначена пресс-конференция, и только после нее торжественный банкет.
   В зале Карину сразу от него оттеснили. Она ободряюще похлопала его по плечу и шепнула:
   – Посидите пока в зале, хорошо? На банкете мы сядем за один столик, а сейчас мне необходимо пообщаться с прессой.
   – Нет проблем. – Он тихонько сжал ее локоть и краем глаза заметил блеснувшую фотовспышку: какой-то ушлый репортер, воспользовавшись моментом, сфотографировал кинозвезду с неизвестным обществу другом.
   Арсений уселся в один из задних рядов – засветиться он еще успеет. А сейчас, когда в его услугах никто не нуждается, можно спокойно посидеть и рассмотреть собравшихся. То и дело к нему подходили какие-то люди, задавали какие-то бессмысленные вопросы. В основном женщины. Он давно привык к тому, что женщины так на него реагируют. Интересно, что бы все они сказали, если бы узнали, чем он занимается?
   Когда все это началось?
   Иногда он вспоминал, как это случилось с ним впервые.
   Марк Коннорс… Его первый клиент. Его первый мужчина. Как только ни называл его Арсений – «плешивый мудак», «старый пидор», «похотливый дед».
   Но, как его ни назвать, суть дела от этого не меняется. Марк его, Арсения, покупает. И так уже почти пять лет.
   Все началось на том злополучном показе мод. Тогда Арсений еще считался восходящей звездой. После показа к нему подошел секретарь Коннорса и навешал лапши о киносъемках в Голливуде. Арсений молодой был, дурной, доверчивый. Сейчас бы он, конечно, на такую примитивную уловку не попался. Сразу понял бы – лажа. Это сейчас он стал прожженным и опытным, а тогда – меньше года в Москве и чуть больше двадцати лет в мире.
   Арсений согласился поужинать в люксе голливудского продюсера. Тем более что сам Марк ему понравился – от него веяло жизненным благополучием. Он крепко пожал Арсению руку и заговорил на довольно сносном русском языке:
   – Рад встрече! Вблизи ты еще лучше.
   – Надеюсь, я вам подойду, – робко улыбнулся Арсений.
   – Уверен, что у тебя все получится. – Марк легонько сжал его руку. И тут же отпустил. Арсению этот жест отнюдь не показался подозрительным.
   Марк Коннорс занимал просторный двухкомнатный люкс в гостинице «Метрополь». Арсений примерно представлял себе, во сколько обходится американцу одна ночь в шикарных интерьерах. Когда-то он участвовал в съемке фэшн-стори в «Метрополе», и один из менеджеров поделился, что номер с видом на Манежную стоит не меньше тысячи долларов в сутки.
   – У меня есть и квартира в Москве, – объяснил Коннорс, – но, знаешь, я люблю атмосферу гостиниц. Здесь вокруг тебя так носятся, ты чувствуешь себя дорогим гостем… Что ты будешь есть, Арсений?
   – Я вообще не голоден.
   – Да брось ты. Чувствуй себя как дома. Ну скажи, какое твое любимое блюдо?
   Арсений на минуту задумался.
   – Я из Сибири… Пельмени люблю с семгой, как бабушка делает… Почти год нет времени навестить родных.
   «Что я несу? – подумал Арсений. – Пельмени, бабушка! Что он обо мне подумает? Сидит здоровенный лоб, на просмотр пришел, и по бабушке ностальгирует! Нашел время!»
   – Это плохо, – серьезно сказал Марк. – Родных забывать нельзя. Что, так много работы в Москве?
   – Не то чтобы много… Просто я сейчас вроде как в моде. Есть выгодные заказы, от таких не отказываются. Например, я, наверное, буду сниматься в ролике «Кельвин Кляйн». Русской версии.
   – Подожди секунду! – Марк схватил телефонную трубку, набрал несколько цифр. – В триста двадцатый пельмени с семгой, черную икру, шампанское и тушеные овощи… Ты полакомись как следует, а я соблюдаю диету.
   – Я не толстею, – быстро сказал Арсений, решив, что это вполне может быть тест от кинопродюсера. – И вообще-то я тоже мало ем.
   – Какие твои годы, тебе еще можно, – добродушно рассмеялся Марк. – Скажи, Арсений, ты, наверное, получаешь много? Ты же топ-модель.
   – В России топ-моделей нет, – усмехнулся Арсений. – Получаю я как все, ну разве что иногда на пару сотен больше. А так – стандарт, пятьдесят долларов показ, двести долларов съемка.
   – Какой кошмар! – ужаснулся Марк. Хитрющий змей, как будто бы он не знал, сколько получают русские модели! Да Петр Бойко столько лет чуть ли не в лучших друзьях его числился!
   – Я считаю, что это просто безобразие. Знаешь, сколько на Западе получает модель твоего уровня?
   – Раз в десять больше, наверное.
   – В сотню раз, – спокойно сказал Марк, наслаждаясь произведенным эффектом. – Пять тысяч долларов показ, десять – съемка. А самые известные гораздо больше… Ну что, выпьем за твой успех?
   Он ловко разлил по бокалам охлажденное шампанское. Арсений отхлебнул – шампанское показалось ему безалкогольным. Тогда он еще не был знаком с этим классическим эффектом дорогих сортов вин – пьется как вода, а хмелеешь быстро. Арсений чувствовал себя немного скованно, ему хотелось чем-то занять руки – вот он и пил бокал за бокалом, пока не почувствовал, что голова стала немного тяжелой, а по телу разлилось приятное тепло.
   – Извините… Что-то у меня закружилась голова, – сконфуженно признался он.
   Надо же так напиться в обществе человека, который сомневается, вкладывать ли в него, Арсения, деньги? Выйдет ли из него какой-нибудь толк?
   Но Коннорс отнесся к легкому опьянению будущей звезды Голливуда на удивление снисходительно.
   – Ты просто пил на голодный желудок. Бедный, весь день работал и не поел ничего!
   – Я неприхотлив, – счел нужным ответить Арсений. Ему хотелось понравиться этому Марку. В тот момент ему казалось, что мистер Коннорс – это чуть ли не Санта-Клаус, пришедший неизвестно откуда, чтобы осуществить его заветную мечту.
   Принесли ужин. Пельмени с семгой оказались крошечными и нежно таяли на языке. Даже лучше, чем фирменное блюдо его бабушки. Арсений никогда раньше ничего подобного не ел. Словно в рай попал – шикарная комната, восхитительный ужин, тостики с черной икрой и человек, который на полном серьезе обещает сделать из него кинозвезду. Жаль, Вероника этого всего не видит.
   – Ну а девушка у тебя есть? – Марк словно угадал его мысли.
   – Есть. Она манекенщица, очень красивая, – не без гордости сказал Арсений, вспомнив бесконечные ноги и мягкие светлые волосы Вероники. – Похожа на Брижит Бардо.
   – Ревнивая? – уточнил Коннорс.
   – Да как сказать… Вообще-то я ей поводов не даю. Но девушка горячая.
   – Не даешь повода? Значит, так ее любишь?
   – Даже не знаю… Любовью бы я это не назвал. – Арсений нахмурился. – Скорее привязанность, что ли… Понимаете, я познакомился с ней случайно, на улице, еще когда только приехал в Москву. Тогда она на меня даже не посмотрела. А потом я увидел ее еще раз, когда уже был моделью. С тех пор мы вместе.
   – Правильно, что ты не влюбляешься, – тихо сказал Марк. – В твоем возрасте не стоит влюбляться. Это может быть опасно.
   – Опасно?
   – Поверь мне. Мне было двадцать три, когда я влюбился. В ту, которая стала моей первой женой… Вот уж потрепала она мне нервы, скажу я тебе, – хохотнул Марк, и Арсений понимающе заулыбался. – В конце концов она от меня сбежала.
   Арсений попытался придать своему лицу серьезное выражение. Ему было немного неловко. С одной стороны, он куда охотнее поговорил бы о своей будущей карьере в кино. С другой – ни за что не посмел бы перебить продюсера, кажется, настроенного на пространную исповедь.
   – Она сбежала в Европу с каким-то мутным итальянцем, который протащил ее до Генуи, а там бросил. Она мне звонила и просила выслать денег на обратный билет.
   – А вы?
   – Я сказал fuck off! – рассмеялся Марк. – Я не прощаю тех, кто пренебрегает мной. Ничего, я думаю, она выкрутилась. С таким телом, как у нее, не пропадешь… С тех пор я стараюсь не влюбляться. И тебе не советую.
   – Да я и не собираюсь. Для меня главное – карьера. Кстати, вы не могли бы мне рассказать, что это за фильм?
   – Фильм?
   – Ну, фильм, в котором для меня могла бы найтись роль.
   – Ах, фильм. Да, конечно, – спохватился Коннорс. – Это небольшая роль, почти без слов. Но надо же с чего-то начинать. Если ты появишься в моем фильме, то сможешь нанять хорошего агента. Агенты кого попало не берут. Конечно, тебе придется подучить английский.
   – Да!
   – И не есть что попало. Ходить в тренажерный зал.
   – Да. Да! – Сейчас он бы со всеми требованиями согласился, даже если бы продюсер потребовал вставать ежедневно в половине пятого утра и полгода воздерживаться от секса.
   – Тебе аппендицит вырезали?
   – Нет.
   – Шрамы какие-нибудь на теле есть? Веснушки? – «Старый пидор» гнул свою линию, только Арсений еще об этом не подозревал.
   – Вроде бы нет.
   – Я спрашиваю, потому что по сценарию тебе придется появиться в плавках. Действие происходит на пляже.
   – Я понимаю.
   – Поэтому мне важно знать, как выглядит твое тело. Впрочем, если ты из стеснительных…
   – Нет-нет! Мне что, прямо сейчас раздеться? Марк талантливо изобразил замешательство.
   – Конечно, сегодня у нас вроде как неофициальный ознакомительный ужин. И все же лучше не затягивать. Если я сегодня решу, что ты подходишь, то можно было бы организовать пробы в Москве и параллельно делать визу. Но если тебе неловко, то можно встретиться послезавтра в моем офисе. Ах нет, послезавтра не получится, я отсматриваю еще двух претендентов.
   – Претендентов на мою роль? – ужаснулся Арсений.
   – Да не волнуйся ты так. Уверен, что ты гораздо лучше.
   Хитрый Марк талантливо готовил ловушку. Интересно, думал потом Арсений, сколько честолюбивых кретинов попались в ловко расставленные сети?
   – Нет, тогда лучше прямо сейчас.
   Он бесстрашно снял через голову стильный свитер грубой вязки. При этом он старался выпятить грудь колесом и втянуть живот. Понравиться хотел, придурок! И добился ведь своего – Марк до сих пор при виде его тела слюнки пускает.
   – Замечательно. Ты – то, что надо. Но брюки тоже придется снять.
   – Нет проблем. – Тихо вжикнула «молния», шелковые брюки ласкающей волной скользнули вниз по его ногам. Арсений остался в белых плавках «Уолдорф».
   Несколько секунд Марк рассматривал его, просил повернуться, пройтись из одного угла комнаты в другой, поднять руки, напрячь бицепсы. Арсений подчинялся, он выкладывался так, словно это был завершающий выход на Парижской неделе высокой моды. Он думал, что от седоволосого человека зависит все его будущее.
   – Очень красивое тело, – пробормотал Марк, и только в тот момент Арсений впервые подумал: что-то здесь не так. Тихий торопливый комплимент – это была не отстраненная похвала бесстрастного продюсера, а скорее замаскированное приглашение.
   – Подойди ко мне, – велел Марк.
   – А зачем? – опасливо поинтересовался Арсений, у которого все еще оставалась смутная надежда на то, что, возможно, он ошибся.
   – Знаешь, что такое идеальный актер?
   – Что?
   – Это человек, который беспрекословно выполняет все команды режиссера. Не задавая лишних вопросов. Такие актеры всегда в цене. Если я попросил подойти, не думай ни о чем. Просто подойди.
   – Но… Может быть, вы неправильно меня поняли… Я вообще-то…
   – Хорошо, если ты не хочешь подойти, подойду я.
   Белоголовый Марк с прытью двадцатилетнего атлета поднялся с кровати и быстро приблизился к нему. Арсений был выше его на целую голову.
   – Я считаю, что у тебя могло бы быть большое будущее, – сказал Коннорс. – У тебя великолепное тело и породистое лицо. Но актер должен быть свободным от комплексов. Потому что….
   Он нахмурился, мучительно придумывая объяснение своему спонтанному аргументу, но, так ничего и не придумав, махнул рукой – и с коротким вздохом вдруг обхватил своими начинающими увядать ручонками шею Арсения. Тот не успел сообразить, что происходит, когда пахнущие мятным освежителем для ротовой полости губы с отвратительным причмокиванием присосались к его губам. Прыткий оказался старикан, в этом ему не откажешь. А руки его тем временем шарили по ягодицам Арсения, пытаясь забраться в трусы.
   Арсений растерялся, но на его стороне было главное преимущество – сила. Сжатыми кулаками уперся он в хилую грудь американца и одним движением оттолкнул его от себя – Коннорс, мелко перебирая ногами, чтобы не упасть, отлетел к противоположной стене. Арсений быстро собрал с пола свою одежду.
   – А вот это ты зря, – сказал Марк, впрочем, подойти ближе он опасался. – Какой же ты актер, если находишься целиком во власти предрассудков?
   – По-вашему выходит, что все хорошие актеры непременно должны быть педрилами?
   – Какое грубое слово. Я просто считаю, что у хорошего актера должен быть разнообразный жизненный опыт. Я за свободную любовь. Уверен, что через пару веков однополые отношения станут нормой.
   – Это значит, что вы родились на пару веков раньше.
   – Все остришь? Сарказм здесь не уместен. Лучше скажи, ты что, дурак? Не понимаешь, что я могу для тебя сделать?
   Арсений застегнул брюки. Хмель слетел с него, словно он принял ледяной душ. Теперь Марк Коннорс, красный от возбуждения, испытавший унижение отверженного, казался ему жалким.
   – Ты не хочешь сниматься в моем кино?
   – До свидания. – Арсений направился к двери. Он забудет обо всем этом, как о ночном кошмаре.
   – Стой. Да стой, послушай меня минуту. Я тебя не задерживаю. Ты просто обо всем подумай хорошо. Ну ладно, скажу как есть. Я соврал насчет кино.
   Арсений обернулся от двери.
   – Вот как?
   – А ты как думал? В Голливуде таких, как ты, сотни. Все с прекрасным английским и не особо морально устойчивы… Но ты мне нравишься… Ну, нравишься, честное слово! Поэтому я мог бы заплатить за секс. Очень большие деньги заплатить. Очень. Поэтому если передумаешь, просто позвони в триста двадцатый номер. Если меня не будет, оставишь сообщение, и я тотчас с тобой свяжусь. – Fuck off! – усмехнулся Арсений, выходя.
   – В армии я пристрастился пить одеколон. Знаете, что мы придумали, чтобы было не так противно? Вообще это старый трюк. Выходишь на мороз, на снег ставишь стакан, в стакан – железный лом. Льешь одеколон так, чтобы он медленно стекал по лому. Спирт не замерзает, как известно. А все остальные составляющие остаются на ломе… Потом в подсобке надолго остается запах какой-нибудь лаванды. Это благоухает лом. Карина рассмеялась:
   – Но надеюсь, сейчас вы оставили этот фокус?
   – Если и повторю, то только для вас, – улыбнулся Арсений.
   Кажется, им удалось найти общий язык. Если Карина и нервничала, то только в самом начале. Она не могла себе представить, о чем с этим Арсением говорить.
   Им достался столик на четверых – они делили его с режиссером сериала и его тучной супругой. Карина все волновалась, что платный мальчик ляпнет что-нибудь не то. Но тот держался вполне светски. Отрекомендовался владельцем небольшого туристического агентства. Режиссер (впрочем, как и все остальные) с любопытством разглядывал новую пассию Карины. Она прекрасно понимала, что все шокированы – благообразная прима напялила мини-платье, появилась под ручку с мальчишкой, похожим на стриптизера из шоу «Чип и Дейл». Который по возрасту к тому же годится ей в сыновья.
   – А вы вообще любите кино? – спросил режиссер.
   Карина, затаив дыхание, ожидала ответа. Сейчас он скажет что-нибудь вроде: «Ну да, особенно комедии. „Мистер Бин“, например, ржачный фильм!» Тогда в остром приступе стыда она нырнет прямо под накрахмаленную скатерть.
   – В последнее время меня впечатляют скандинавы, – осторожно сказал Арсений. – Вы уже видели «Догвилль»?
   – Да, был на премьере.
   – Хотя многие картины в рамках той же «Догмы-95» кажутся мне нарочитыми. Не подумайте, я не хочу показаться лжеэстетом. Это просто мое мнение.
   – А что в этом проекте вас впечатлило больше всего?
   – Наверное, «Последняя песнь Мифуне» Серена Якобсена. Очень лиричный фильм.
   Поговорили о последнем арт-манеже. Арсений неплохо ориентировался в современном искусстве. Потом режиссер заговорил о выставке Хельмута Ньютона, и выяснилось, что Арсений знает его лично.
   – Некоторое время назад я работал в модельном бизнесе. Одна моя знакомая ему позировала. Это был ее триумф.
   А потом режиссер с извинениями покинул столик – он тоже был хозяином вечера, и ему хотелось побеседовать со всеми гостями. Точно немая тень, понуро поплелась за ним его супруга. Карина и Арсений остались одни.
   – Заметили, как он пытался меня уесть? – сказал вдруг Арсений, подливая ей белого вина.
   – Что вы! – запротестовала она, хотя была с ним согласна. – Скорее, он пытался уесть меня.
   – Большинство людей такие странные. Обычные вещи кажутся им из ряда вон выходящими. Как будто в средние века живем.
   – Ну, если вы имеете в виду нас с вами… Это и правда немного необычно. Я ведь вас старше, и потом, все привыкли видеть меня с мужем… И вообще.
   – Ненамного вы и старше.
   – Всего лишь лет на двадцать пять. Пустяки, – улыбнулась она.
   – Ребенком я был в вас влюблен. Поэтому могу догадаться, сколько вам лет на самом деле. Уже тогда вы были красавицей. Но если бы я просто увидел вас на улице, если бы вы не были знаменитой, то больше тридцати я бы вам ни за что не дал.
   – Ну, скажете тоже. – Карине все равно, конечно, было приятно. Даже щедро оплаченный комплимент, как выяснилось, может взбодрить. Хотя кто сказал, что этот милый, любезный мальчик врет? Разве она его об этом просила? В его обязанности входит лишь быть ее спутником. И потом, она ведь сразу сказала в агентстве, что это первый и последний заказ. Ему не на что рассчитывать, ему совсем не обязательно стараться ей понравиться. Сегодня вечером они разойдутся, чтобы больше никогда не встретиться. Стало быть, он правду говорит.
   – А я знаю, о чем вы думаете.
   – О чем же?
   – Вы смущены, Карина. Потому что не можете решить, насколько я естествен. Вы сомневаетесь, что я правду говорю.
   Карина смутилась – неужели все ее мысли у нее на лице написаны? А еще называется актриса! Или это просто настолько предсказуемые мысли?
   – Самое смешное, что я ничего не смогу вам доказать, – усмехнулся он, – а вообще-то по правилам я не должен с вами об этом говорить. Извините… Давайте обойдем эту тему стороной. Представим, что у нас обыкновенное свидание. Мне так хорошо в вашем обществе.
   – Свидание так свидание. – Она изобразила шутливую гримаску. Карине и в пятьдесят шло детское выражение лица.
   – Вы совсем другая в жизни, – непосредственно воскликнул он. – Почему-то мне всегда казалось, что вы – этакая примерная матрона, благообразная мать семейства.
   «Такой я всегда и была, – подумала Карина. – Такой я всегда хотела быть!»
   – У вас ведь есть дети? Я, кажется, читал… Ей было приятно, что он ею интересуется.
   – Двое. Но они взрослые, живут отдельно.
   – Вы не очень-то любите светскую жизнь, да?
   – В проницательности вам не откажешь. Действительно, я больше домашний человек.
   – Даже странно, что вы стали актрисой.
   – Мне нравится быть актрисой не из-за тусовок. С детства любила примерять на себя разные образы, поэтому и пошла во ВГИК. Ничего другого я делать не умею, да и не интересно было бы мне что-то другое.
   – А сейчас в какой вы маске, Карина? – Он накрыл своей рукою ее вдруг вспотевшую ладонь.
   Карина беспомощно поискала глазами по сторонам. Самые важные гости уже покинули зал. Режиссер набросил летний плащ на полные плечи своей квелой супруги и подталкивал ее по направлению к выходу. Зойка, разумеется, как всегда, не рассчитала потребляемый алкоголь. Обратиться к ней за поддержкой было бы так же глупо, как искать сочувствия у восковой фигуры. Зоя была на высоте – кокетливо сложив ручки со свежим маникюром, она своим все еще нежным, несмотря на курение, голосом рассказывала матерные анекдоты – почему-то в ее исполнении они звучали совсем не пошло. Наверное, срабатывал контраст – блондиночка Зоя с огромными синими глазами шутила, как пьяный матрос. Вокруг нее уже собралась компания благодарных слушателей – среди них молодой актер Павленко, которого создатели сериала прочили в новые секс-символы.
   «Неужели она уйдет вместе с Павленко? – тревожно подумала Карина. – Куда только смотрит ее муж?»
   – О чем задумались, Карина?.. Та женщина – ваша подруга?
   – Лучшая, с юности. Вы считаете, что она ведет себя неприлично? – с некоторым вызовом поинтересовалась Карина. Сама она могла сколько угодно критиковать бездумное поведение Зои, но ни за что не позволила бы чужому человеку отозваться о ней плохо.
   – Почему вы так решили? По-моему, она мила. Знаете, я сам, если вдруг выпиваю, иногда такое вытворяю.
   – Поете песни и пристаете к девушкам на улице?
   – Если бы! Однажды мы с моим другом выпивали в гостиничном номере. Это было в Польше. Понимаете, мужской разговор, виски.
   – Понимаю, – усмехнулась Карина. Сколько раз Толя возвращался домой, шатаясь, после таких вот мужских разговоров. Карине приходилось поддерживать его, пока он брел в душ, раздевать, как маленького, и, преодолевая сопротивление, загонять под жалящие ледяные струи.
   – А в соседнем номере жил какой-то зануда. Он считал, что мы слишком громко разговариваем. Стучал в стену и грозился пожаловаться портье.
   – И что вы сделали с несчастным?
   – Стыдно вспоминать. У нас был самолет рано утром, мы покинули гостиницу в половине шестого. Зануда, понятное дело, крепко спал. А в холле, перед его номером, стоял бильярдный стол. Вот мы и придвинули его поближе к двери. Чуть на самолет не опоздали, такой тяжеленный стол был!
   – Какой кошмар! – рассмеялась Карина. – И вы еще этим гордитесь!
   – Вовсе не горжусь. Просто рассказываю как есть. А вы, Карина? Неужели в вашей жизни не было историй такого рода?
   – Не было.
   – Ни за что не поверю.
   – Вы правы. Однажды мы с Зоей подшутили над нашим общим другом. Мы разогрели вишневый сок с корицей и черносливом и сказали ему, что это глинтвейн.
   – И что?
   – Он опьянел! Песни пел, раскраснелся, танцевал. А утром пил алкозельцер.
   – Карина, вы прелесть, – неожиданно воскликнул он, схватив ее за руку. – Извините меня, но вы просто прелесть.
   Если она и потеряла самообладание, то только на одну секунду. В конце концов, она привыкла выслушивать комплименты… Только вот то были комплименты от людей, уверенных в том, что главная из ее ролей – роль примерной жены и несветской красавицы. А этот мальчик… Он смотрел на нее так, будто на что-то надеялся. Хотя не смешно ли это? Все, на что он может надеяться, – это дополнительный заработок! Но все же… Неужели она обманулась, она же не сопливая старшеклассница, которую легко можно купить влажным взглядом. Она все эти мужские штучки назубок знает.
   Пусть ее отношения с мужчинами нельзя назвать типичными – муж, поклонники… Но чего только не происходило у нее на глазах! Взять хотя бы ту же Зою. Зоя с юности была влюбчивой. Она без оглядки кидалась в жерло вулканических страстей, она гипнотизировала телефон в ожидании звонка очередного романтического героя и рыдала в голос, если звонок этот задерживался на несколько десятков минут, при всем этом Зоя не собиралась разводиться со своим мужем-стоматологом, которого давно не любила. Она привыкла к устроенной, благополучной жизни. Муж постепенно стал для нее чем-то вроде родственника, которых не выбирают. Может быть, она даже по-своему любила его (хотя сама Зоя пылко это отрицала), но то было спокойное чувство, и кроме него Зое требовался дополнительный допинг, адреналин.
   Так вот, какие только хмыри болотные не попадались жаждущей страсти подруге – донжуаны, лгуны, женатики, жадины, эгоисты! Целая галерея олицетворенных мужских пороков. Зоя, будучи натурой увлекающейся, до поры до времени ничего такого за ними не замечала. А Карина со стороны все прекрасно видела. И стоило Зое представить ей свою очередную пассию, как Карина могла с точностью до взаимных упреков предсказать развязку. Так что Карина считала себя знатоком мужской психологии.
   А тут. На старости лет такое… И зачем он так на нее смотрит, зачем? Жаль, Зоя пьяная и ничего не сможет посоветовать. Со стороны всегда все лучше видно.
   – Знаете, Арсений, гости уже расходятся… Наверное, и мне пора. На таких мероприятиях не принято долго задерживаться.
   – Я точно ничем вас не обидел? Я не хотел.
   – Ну что вы! – Она старалась на него не смотреть, делала вид, что ищет в толпе Зойку.
   – А вашу подругу увел блондин, похожий на Мела Гибсона.
   «Господи! Значит, все-таки Зоя проведет эту ночь в объятиях Павленко!.. Что ж, интересно будет послушать утренний рассказ. Наверняка она в него влюбится! Дней этак на десять, а потом объявит, что Павленко оказался чудаком на букву „м“. Что я, Зою не знаю, что ли?»
   – Моей подруге повезло.
   – Карина, я могу проводить вас до дома?
   – В этом нет необходимости. Будет достаточно, если вы проводите меня до такси.
   Она специально старалась говорить деловым тоном. Так, как говорила бы она с официантом или продавцом. Он не должен обидеться – профессионалы не обижаются. Он поймет, что представление окончено. Грустно, конечно… Но правда все же лучше, чем проплаченная страсть.
   – Но я же обещал проводить!.. Карина, вы меня неправильно поняли. Платить не надо.
   – Вы еще на весь зал это прокричите.
   – Да не слушает нас никто. Идемте!
   Спорить не было смысла. Все равно она решила уйти. И, так или иначе, он обязан был проводить ее хотя бы до такси. За ней ведь постоянно наблюдали – зеваки, журналисты, коллеги. Правда, Карина немного пренебрегла светскими правилами: задержалась на тусовке гораздо дольше положенного ей по статусу времени. Все почетные гости разошлись, в зале остались в основном падкие на халявное угощение журналисты.
   На улице он уверенно взял ее под руку.
   – В наше время опасно ловить частников. Если вы решительно не хотите, чтобы вас провожал именно я, позвольте вызвать для вас настоящее такси. А пока оно едет, выпьем где-нибудь чаю.
   – Что вы! Я всегда ловлю машины, и ничего страшного пока не произошло. И потом, Арсений, я уже не в том возрасте, чтобы надеяться, что со мной может произойти неприятность такого рода.
   – Наверное, я просто чем-то вас смутил. Не смею уговаривать, но все же еще раз предложу…
   – Арсений, а зачем вам это надо? – перебила Карина.
   Они шли вдоль Арбата по направлению к Моховой.
   – Что именно?
   – Меня провожать. Вы молодой мальчик, я – немолодая тетя… – Она помолчала, потом рассмеялась, наверное, все же была немного пьяна. – Это лукавство, конечно. Молодая. Молодая и красивая, но вам должна казаться старухой.
   – Почему? – недоуменно спросил он.
   – Потому что. Вам сколько лет? Двадцать пять? Двадцать семь?
   – Двадцать пять. И что из этого?.. Карина, вы красивая женщина и просто хороший человек. Мы провели вместе вечер. Пусть обстоятельства этого свидания были для вас непривычны… Но все-таки существуют правила приличия. Вы женщина. Я мужчина. Я хочу проводить вас до дому. И все.
   – Все? – глупо переспросила она.
   – Все. Если вы этого хотите. Не бойтесь. Я не маньяк… Сейчас пробок нет, быстро доедем. И напрашиваться на вечерний чай я не собирался.
   «Не собирался, но все-таки намекнул, что если я не против, то ты мог бы зайти и гораздо дальше! Интересно, какой у тебя прейскурант, мальчик? Наверное, ты стоишь дорого. А уж если ты умеешь заниматься любовью так же качественно, как вешать лапшу на уши, то цены тебе нет!»
   Она позволила усадить себя в автомобиль. Арсений был безупречно галантен. Он сам закрыл ее дверцу и только потом уселся на водительское место.
   – Послушаем джаз или регги?
   – Лучше джаз.
   Музыка была красивой, ее спутник – еще красивее. Теплый вечер, пряный хмель, томные мысли, скорость, сквозняк. Пробок не было.
   Простились они немногословно.


   Глава 8

   Той ночью Карина долго не могла уснуть. Она думала. О том, насколько наивным может быть общественное мнение. Все вот смотрят на нее (платье от Готье, упакованная в силиконовый лифчик грудь топорщится, как у юной старлетки, глаза сверкают – не от любви или молодости, а от хитрых швейцарских капель) и мгновенно ставят диагноз: стервоза. С многолетним стажем. Знали бы они, что вот уже несколько недель постель для нее греет престарелый, безразличный к внешним раздражителям кот. Знали бы они, что иногда ей хочется напиться – Карина открывает бар и смотрит на привезенные из разных стран бутылки – ирландское виски, коньяк с юга Франции, греческое красное вино, настойка из Сибири. Она бы и напилась давно, если бы перед глазами не маячил образ опустившейся, спивающейся инженю – кровавые ногти, накладные ресницы, чулки в резинку на варикозных ногах.
   Ей вспомнился Анатолий – совсем некстати, потому что в последние дни она, кажется, научилась о нем не грустить. Почему любовь проходит? Как вообще распознать ее, эту любовь? Отличить настоящее чувство от сексуального желания, прихоти, охоты примерить роль невесты в белых кружевах?
   Какой красивой была их свадьба! Денег не хватало, зато впереди ждала молодость, которая казалась, как Вселенная, бескрайней. На Карине было платье, сшитое из тюлевой шторы, и белые танцевальные туфли, трещинки подмазаны зубным порошком. В волосах – белая роза. Высокая, стройная – Афродита с гравюры. Другие невесты в покупных платьях и с одинаковыми взбитыми локонами казались ей похожими на кочаны капусты с одной грядки.
   Отмечали у Толи дома. Толина мать смотрела на Карину и губы поджимала. Ей казалось, что изнеженная блондинка в тюлевом платье ее сына погубит. А если не погубит, то до добра уж точно не доведет. Карина подслушала, как свекровь жаловалась какой-то своей подруге:
   – И на что она способна, эта барыня? Борща не сварит, рубашки не погладит. Актриса!
   – Может быть, остепенится?
   – Куда там! Ты ее ногти видела? Как с такими ногтями картошку чистить?
   Она ошибалась. Карина и борщи варила, и пироги научилась печь не хуже самой свекрови, и вставала спозаранок, чтобы погладить для Толика брюки. И детей ему двоих родила, и воспитала их без всяких нянек. Да еще и карьеру умудрилась при этом сделать. И что в итоге получилось…
   А тогда, на свадьбе, ей было все равно. В разгар торжества они с Толей сбежали… на крышу. Прижавшись спиной к грязной трубе, она целовала его. Он целовался с закрытыми глазами, а Карина за ним исподтишка подглядывала. В молодости он очень красивый был. Время безжалостно расправилось с мальчишеской синевой его глаз, с нервным румянцем, с русой шевелюрой. Сегодняшний Толик (поправка – Анатолий Павлович) крупноват, лысоват, тяжело ступает и прячет под эксклюзивными пиджаками пивной животик. Карина смотрела на него, а видела того мальчика, который когда-то целовал ее на крыше. Свадебное платье, кстати, тогда так и не отстиралось, его выбросить пришлось.
   – Ты сумасшедшая, – пылко шептал ей Толик. – Я никогда не встречал такой страстной женщины, как ты. В постели тебе нет равных. Признайся честно, где ты всему этому научилась?
   Карина скромно улыбалась в ответ.
   Если верить знатокам сексологии, на протяжении жизни женщину подстерегает несколько гормональных всплесков. Первый взрыв сексуальности – подростковый возраст, когда охапками хватаешь новые впечатления и неугомонные желания отнюдь не кажутся опасными. Школьницей Карина целовалась с подружкой, имя которой давно забыла, – это у них называлось «учиться целоваться», они вроде бы тренировались, чтобы в один прекрасный день не опростоволоситься перед каким-нибудь мальчиком. Но поскольку подходящего мальчика вокруг не наблюдалось, Карина влюбилась в эту самую подружку. То была целомудренная детская любовь, подкрашенная жадными поцелуями, от которых дрожали колени. Она во всем той девочке подражала, даже говорить научилась, как та, немного растягивая слова. А потом подружкин папа застал их целующимися и Карина была «отлучена от дома». Было им тогда по тринадцать лет, и «целовальные» уроки пригодились только через три года, на выпускном. А подружку ту, кстати, в девятом классе исключили из комсомола за то, что она попыталась залезть под юбку к симпатичной учительнице по географии.
   Второй гормональный всплеск – двадцать пять. Пик красоты, у Карины в то время выросла наконец грудь, она выбралась из шелухи полудетских комплексов, как ящерица из старой кожи. Тогда она была уже замужем, они с Толей подумывали о ребенке. «Предродительский период» – так называла она то время. Эгоизм влюбленности, бесшабашность – они запросто могли сбежать на выходные в Ленинград, летом по ночам купались в Серебряном Бору.
   Однажды Карина, будучи еще неизвестной актрисой, нарядилась в цыганку, вымазала разведенной тушью русые волосы, обмоталась цветастыми платками и гадала уличным прохожим. Толя стоял в сторонке и покатывался со смеху, а люди ей верили и давали деньги. Какой-то дядька дал розовую десятку – целое состояние. В тот вечер она заработала целых двадцать пять рублей – на эти деньги можно было бы питаться целую неделю, можно было бы купить что-то нужное. Толя учился в аспирантуре, у него была только стипендия, Карина зарабатывала мало. Но они отправились в ресторан при гостинице «Таджикистан» и со словами «один раз живем!» все потратили.
   А потом Толя устроился на работу – днем он писал диссертацию и просиживал в какой-то конторе, ночью работал грузчиком. Карина его в то время практически не видела и скучала, словно он был капитаном дальнего плавания. Сама она пошла в гору, ей предложили заметную роль, потом еще одну, еще – и вот она уже узнаваемое лицо, утром за ней приезжает студийная «Волга», у нее просят автографы, ее гонорары растут. Поклонников море. Она легко могла променять замотанного работой Толю, например, на модного писателя, который дарил ей розы, или на пожилого актера, который, выпив лишнего в Доме кино, пел под ее окнами серенады. Но Карина ему не изменяла.
   Зоя, в то время уже молодая мать, погуливала налево при первой подвернувшейся возможности. Поскольку возможностей у нее было куда меньше, чем у Карины, Зоя искренне недоумевала – почему подруга строит из себя монашку? А Карина ничего из себя не строила, она просто была влюблена.
   Потом родились близнецы, два года Карина не снималась. Дети росли красивые и здоровые, она вполне могла бы доверить их няньке (как сделала это та же Зоя), несколько раз Карина об этом думала, но потом представляла, как ее малыши улыбаются незнакомой тетке, и сгорала от ревности. Она ревновала своих детей больше, чем своего мужчину.
   Толя много работал и был справедливо вознагражден – в начале восьмидесятых он занялся фарцовкой, в конце – создал собственную фирму. В общем, десять лет назад выяснилось, что Карина замужем за успешным, правда, безнадежно уставшим предпринимателем, который «подсел» на работу, как на опасный наркотик. Толя вполне мог бы нанять управляющего, но он ревновал свою работу так же, как Карина ревновала когда-то детей.
   Третий гормональный всплеск – тридцать пять. Она – в зените славы. Немного поправилась, но это ей только идет. Зрелая пряная женственность казалась ей слаще смутной юной прелести. Карина всегда относилась к сексу почти равнодушно, но тогда словно кто-то повернул в ней рычажок, отвечающий за страсть. Врубил его на полную мощь.
   Толя возвращался домой поздно, и Карина набрасывалась на него, словно у нее пять лет не было мужчины. Он сначала удивлялся, но потом привык. Никогда раньше физическая близость не казалась ей столь сладкой. Она не замечала, что Толя стал ленивым – раньше он начинал сексуальный сеанс с массажа ступней, постепенно поднимаясь выше, раньше он был изобретательным и любил придумывать новые позы. Ей было все равно – Карину интересовал сам секс, а не прелюдия.
   Все прошло, когда ей подкатило к сорока. Ночи, полные судорожных вздохов и умоляющего шепота – прекрати, ну что же ты со мной делаешь, нет, продолжай! – трансформировались в еженедельный супружеский секс с предсказуемым и давно утвержденным сценарием. Но Карина была довольна. «Наверное, я повзрослела, – думала она. – Или, взглянем правде в глаза, даже постарела!» Вот так и выглядела жизнь кинозвезды Карины Дрозд, если смотреть на ее биографию под углом гормональных всплесков.
   И вот теперь этот мальчик. Арсений. Когда он прикоснулся к ней там, в ресторане, по ногам Карины пробежала горячая волна. Почему? Неужели потому, что он внешне похож на давно забытого ею Артема, которому когда-то Карина неосмотрительно вручила свою девственность? Нет, нет, вряд ли – она ведь даже влюблена в Артема не была и не вспоминала о нем с тем трепетом, с которым женщины обычно вспоминают своих первых мужчин. К тому же при ближайшем рассмотрении не так уж они и похожи. Надо признать, что объективно Артем был гораздо красивее, у него было правильное породистое лицо. И все же – в Арсении есть что-то большее. Взгляд. Взгляд повидавшего взрослого человека на юном лице – от этого контраста в жар бросает!
   А может быть, она просто была немного пьяна? Или сработал эффект противоположности – почему-то она ждала, что нанятый ею мальчик, жиголо, окажется одним из тупых красавчиков, легионы которых ошиваются вокруг стареющих богатых дам. А он непринужденно рассуждал о кино, читал ее любимую книгу нигерийского писателя Амоса Тутуолы, которого в Москве мало кто знает, а держался так, словно она ему интересна.
   Или платные мальчики всегда так ведут себя с клиентками в надежде, что их услугами воспользуются еще раз? Эх, надо бы посоветоваться с Зоей, жаль, что нельзя разбудить подругу прямо в четыре утра и потребовать совет. Ничего, осталось потерпеть (Карина взглянула на часы) – осталось потерпеть каких-нибудь пять-шесть часов. Зоя проснется и расставит все по своим местам.
   Карина легла в постель. Сна не было. Но она заставила себя закрыть глаза. Пятьдесят лет – это не пятнадцать, бессонная ночь обязательно даст о себе знать припухлостью лица и лишними морщинками.
   «Наверное, у меня просто давно не было секса, – подумала она, проваливаясь в хрупкий вязкий сон. – Наверное, мне необходима, как выражается Зойка, сексотерапия. Рано ставить на себе крест, если тебе пятьдесят, ты обожаема всеми и очень даже хороша собой!»
   …Проснулась она на рассвете. Еле дождалась десяти утра, чтобы позвонить наконец Зойке. Она знала, что подруга никогда не встает раньше половины десятого. А ведь вчера она, Карина видела, немного перебрала. У Зои всю жизнь немного барахлили тормоза – она не могла отказать себе ни в чем, если речь заходила о получении наслаждения. Не сомневаясь, мешала шампанское и коньяк, – ей было весело, а значит, по мнению самой Зойки, все шло как надо.
   – Да, – прохрипела Зоя в телефонную трубку. Это сонное «да» было похоже на болезненное отхаркивание.
   – Зоинька? Разбудила? – Карина почувствовала себя виноватой.
   – А, это ты. Привет, милая моя. Все путем… Погоди, я к зеркалу подойду… М-да, я выгляжу, как Барбара Картленд. О, почему я не смыла на ночь макияж?
   – Как ты добралась вчера?
   – Позвонила своему. Он прислал за мной шофера. Каринка, я пошла по набережной шоферу навстречу, и за мной увязался какой-то мужик. Шел за мной молча, а потом как накинется… Оставил мне на шее засос.
   – А ты что?
   – А что я могла сделать?
   – А кто это хотя бы был?
   – Хрен его знает. Но он знал, как меня зовут, и у него была моя визитная карточка.
   – Не надо было выпускать тебя из виду. А мне, кстати, передали, что ты ушла с Павленко.
   – Павленко? Ах да, был такой, – зевнула Зоя, – вроде бы мы собирались ехать к нему. А потом ему позвонила какая-то девка, и он сорвался. Даже попрощаться забыл. Козел.
   – Почему мне не позвонила? Я бы о тебе позаботилась.
   – Что я, маленькая? Расскажи лучше, как ты. Твой мачо произвел на меня, и не только на меня, неизгладимое впечатление. Все только о вас и говорили.
   – Что говорили, что? – жадно спросила Карина.
   – Все разное. Голованькина, старая жопа, принялась всем доказывать, что это твой сын.
   – Терпеть не могу Голованькину. И актриса она бездарная.
   – Это точно. Расслабься, большинство нашло, что ты великолепна, а мужик твой тебе под стать.
   – Зоя… А между нами точно не было разительного контраста? Ну, не смотрелась так, что я в бабушки ему гожусь?
   – Спятила? Да ты выглядела моей дочерью! Я обзавидовалась, – спокойно констатировала Зоя. – А он ничего, красивый мужик.
   – Мне тоже так показалось, – вздохнула Карина и замолчала.
   Она не знала, какие слова найти для того, чтобы поговорить с Зоей о том, о чем она думала до рассвета. Теперь она даже не была уверена, стоит ли ей говорить об этом вообще. Но затянувшаяся нервная пауза была красноречивей любых слов. Конечно, Зоя все сразу поняла. Ну, или, по крайней мере, что-то заподозрила.
   – Эй, ты чего?
   – А что я? – нарочито беззаботно воскликнула Карина, предоставляя подруге лидерство. Пусть уж лучше Зоя по капле вытягивает из нее то, в чем так неохота признаваться вслух.
   – Красивый мужик, говоришь, значит…
   – Это ты так сказала. Я только подтвердила. Тем более что он действительно невероятно хорош собой.
   – Каринка, мать твою, что происходит?! Кому ты лапшу на уши вешаешь? А ну рассказывай все как есть!
   – Зоя, я не знаю, – вздохнула Карина. – Я вообще ничего не понимаю…
   – Зато до меня, кажется, начинает доходить. Ты его трахнула. Так?
   – Нет, не так. Ничего не было… Просто… Зоя, не знаю даже, как объяснить. Я об этом думала всю ночь и решила, что у меня просто давно не было секса.
   – Это точно, – буркнула Зоя. – Но ты же вроде не любитель этого дела.
   – Вот и я о том. Этот Арсений, – кто бы знал, с каким трудом она произнесла его имя, выдавила его из себя, точно засохшую зубную пасту из тюбика, – Зоя, он необычный. Такой молодой и такой умный.
   – Именно поэтому он и сделал такую блестящую карьеру, – съязвила Зойка.
   – Не надо так. И потом, у него такие глаза! Мне кажется, в его жизни была какая-то драма.
   – Умоляю, только не надо наделять его демоническими качествами. Тебе пятьдесят лет!
   – Спасибо за напоминание. Если бы мне было двадцать, я бы давно ему позвонила. А так он решит, что старая калоша навязывает ему свое общество.
   – Значит, позвонила бы… Даже несмотря на то, что он – жиголо? – вдруг спросила Зоя.
   – Это все так странно… Одной мне не разобраться. Да, он жиголо, я его купила, но… Он себя так мило вел. Я же с самого начала предупредила в агентстве, что это на один раз, что постоянно я не буду пользоваться их услугами. И я не просила, чтобы мальчик поддерживал со мной разговор… Зоя… А помнишь, ты мне рассказывала про Игоря, мальчика из этого агентства?
   – И что?
   – Он, этот Игорь, тоже так себя вел? Он тебе тоже так понравился? Может быть, это просто стандартная тактика таких мужчин, я же не знаю…
   – Ну, сложно сказать… Игорь, видимо, потупее этого твоего Арсения. Он молчун. Отмалчивался, пока дело не дошло до койки. А вот там уж вошел во вкус. Обозвал меня горячей сукой, представляешь? – самодовольно хохотнула окончательно проснувшаяся Зоя.
   – Это меня как раз мало интересует, – поморщилась Карина, которая не очень любила юмор ниже пояса. – И потом… Знаешь, он очень похож на Артема.
   – На какого еще Артема?
   – Ну, помнишь, я тебе рассказывала… Художника.
   – А-а-а, дефлоратора.
   – Перестань.
   – Извини. Но ты вроде бы никогда не испытывала особых сантиментов по поводу своего первого соития. Что ж, все ясно.
   – Что тебе ясно?
   – Тебе нужен секс, подруга. Чем скорее, тем лучше. Когда ты в последний раз?
   – Дай подумать… – нахмурилась Карина. – У Толи в последнее время было так много работы… А потом всплыла эта девка. Так называемая Валечка. Значит, в ноябре!
   – А сейчас июнь. Поздравляю, милая. Полгода без секса. Это прямо целибат. И если бы на месте Арсения оказался мрачный карлик или золотозубый грузин с волосатой спиной, эффект был бы примерно тот же. Ты просто среагировала на мужское внимание.
   – Считаешь?
   – Точно тебе говорю. И вот еще, позвони этому Арсению.
   – Ему? – перепугалась Карина.
   – А кому еще? Если тебе нужен секс и он нравится, то в чем проблема? Позвони в агентство, закажи Арсения.
   – Но как же я ему скажу, когда он придет…
   – Думаешь, он не привык такое выслушивать? – жестко оборвала ее Зоя. – Дорогая, он проститут! Это его работа.
   – Не знаю, Зойка. В агентстве же спрашивают, для какого мероприятия нужен молодой человек. Что мне им ответить – для эротического?
   – Ну, придумай что-нибудь. А про койку скажешь уже самому парню. Не волнуйся ты, он сам все просечет. Они там знаешь какие тертые. Накинешь ему пару сотен, он рад будет. С тобой любой был бы рад.
   – А что придумать для агентства?
   – Скажи, что идешь на день рождения подруги. Да все равно, что сказать. Предупреди, что это домашняя вечеринка, чтобы он особо не расфуфыривался. А когда он за тобой заедет, скажешь, что все отменилось. Угостишь его ужином. Оденешься посексуальнее. И – вперед!
   – А что мне надеть?
   Карина еще не решила наверняка, стоит ли ей воспользоваться смелым Зойкиным советом, но все же ей было приятно об этом подумать. Вот бы действительно быть храброй, как Зойка. Хотя такой же храброй – это был бы перебор, но хотя бы чуточку смелее. Что ж, пятьдесят лет – не время для ломки характера. Однако научиться чему-то новому никогда не поздно… Как же она упустила из виду сексуальный аспект? Умудрилась обходиться полгода без мужчины и даже внимания на это не обратила! А время, надо сказать, быстро пролетело…
   – Что надеть? Ты еще спрашиваешь, конечно, мини! С тех пор как я увидела тебя на этой презентации, поняла, что тебе только мини и надо носить!
   – Но тогда он сразу все поймет. Если я встречу его в мини-платье…
   – Тебе и надо, чтобы он сразу понял, – усмехнулась Зоя. – Или ты хочешь, чтобы он долго и мучительно догадывался? Короче, мой замысел ты поняла, да? Срочно покупаешь новое короткое платье, делаешь маникюр, педикюр и все, что полагается. И звонишь Бойко.
   – Да.
   – Что да?
   – Я подумаю.
   – И думать нечего. У тебя же в одном месте свербит, это ясно.
   – Зойка, еще одна такая шуточка…
   – Ладно, ладно. Заткнулась Зойка. Думаешь, Зойка дура набитая, а Зойка тебе умные вещи говорит. А теперь пообещай, что именно так и сделаешь.
   – Зачем ты на меня давишь?
   – Если на тебя не давить, ты передумаешь и останешься в дураках. Ты же хочешь этого Арсения? Ну признайся самой себе, хочешь ведь, да?
   – Ну… да.
   – А я о чем! – восторжествовала Зоя. – Так, а теперь обещай. Обещай, что позвонишь немедленно.
   – Хорошо. Обещаю.
   – Точно?
   – Ты меня достала. Точно.
   – Смотри у меня… Ладно, Каринка, я чувствую, что мне надо выпить лимонного соку. У меня алкогольная интоксикация.
   – Странно, что не белая горячка.
   – Ну, не так уж много я выпила. А ты звони – и марш в салон красоты. Поняла?
   – Да.
   Карина повесила трубку. Набирая номер подруги, она рассчитывала, что ей устроят легкое промывание мозгов. А вместо этого подруга подбивает ее на какое-то безумство. Разговор с Зоей не принес ей желаемого облегчения.
   Зоя привыкла ненавидеть своего мужа. Она ненавидела его за то, что он поднимался на рассвете и будил ее звонким чавкающим поцелуем, а она была убежденной совой, за то, что от него всегда горько пахло цитрусовой туалетной водой, а она терпеть не могла лимоны. За то, что он непростительно моложаво выглядел, а она поседела в тридцать лет, за то, как он говорил, как смеялся, с каким выражением лица смотрел на себя в зеркало, как водил машину, за то, что он любил яичницу и футбол, за то, что пил только безалкогольное пиво и чистил зубы три раза в день, за то, что предпочитал белые носки и не умел играть в большой теннис. В общем, она ненавидела его просто так, ни за что.
   А со стороны они смотрелись счастливой любящей парой. Они прожили вместе больше тридцати лет. Никогда не ссорились на людях. Наоборот – Зоя всегда подчеркивала теплоту их отношений: «А мой муж подарил мне кольцо», «А мы с мужем едем отдыхать в Испанию», «А мой муж, а мы, мы, мы…». Лишь Карина знала правду, только она понимала, насколько тяжело Зое жить в одном доме с человеком, от присутствия которого хочется закричать.
   Карина часто говорила:
   – Почему ты не разведешься, Зойка?
   – Потому что он мне этого не простит. Он оставит меня без денег, а работать я не привыкла. Ему удобно быть женатым, поэтому придется терпеть.
   – Ты же простила ему… когда он изменил тебе.
   – Он утверждает, что это было только один раз. И потом, мы давно в расчете. Ты же меня знаешь.
   – Это точно, – усмехнулась Карина. – Гулящая ты моя.
   – Ого, ревнуешь?
   – Ну, конечно. Не надейся. Тебе просто надо влюбиться.
   – Может быть. – Зоя грустно смотрела на нее. Каждый раз, когда она вспоминала тот день, ей становилось грустно. Несмотря на то, что с тех пор четверть века прошло. Если бы Карина только могла догадываться, какую боль причиняет ей воспоминание о той далекой измене, то промолчала бы. Но откуда Карине знать.
   Тогда, тридцать лет назад, Зоя мужа любила. Ради него она отказалась от блестящей карьеры актрисы, которую прочили ей вгиковские преподаватели. Она запрещала себе об этом жалеть. Что толку жалеть о том, чего нельзя изменить? Хотя иногда, глядя на Каринин успех, Зоя тихо вздыхала. Они учились в одной группе. Карина была красивее, но все в один голос говорили, что как актрисе ей до Зои далеко. У Карины, конечно, есть талант, но Зоя – актриса от рождения. Они, между прочим, не сразу подружились. На первом курсе выяснилось, что они – самые яркие девочки в группе, обе претендуют на главную роль в курсовой игровой мини-картине. Роль досталась Зое. Карина тогда заплакала и даже обозвала ее бездарью. В молодости Каринка была куда горячее, не то что сейчас, макаронина переваренная.
   Это был единственный фильм, в котором сыграла Зоя. Сыграла блестяще, жаль, что картина была учебной, и никто ее так и не увидел. На втором курсе она бросила институт. На втором курсе в дипломном фильме блистала уже Карина.
   Тогда они и подружились. Беременная Зойка пришла на премьеру. Встретили ее радостно, все соскучились по бывшей однокурснице, всем было интересно знать, что же у нее за муж такой, на которого можно было с такой легкостью променять блестящую карьеру и славу? Зоя с гордостью показывала всем свадебные фотографии. Ей тогда казалось, что ее муж – самый красивый мужчина на свете. Но никто с ней не согласился, она не могла не заметить, как однокурсницы недоуменно переглядываются – и что она могла найти в этом долговязом мрачноватом типе, в костюме с коротковатыми брюками? И только Карина, бывшая соперница, как ни странно, ее поддержала.
   – Все ты сделала правильно, Зоя, – сказала она тогда. – Настоящая любовь один раз в жизни дается. А в кино ты еще сможешь вернуться, если захочешь.
   Это прозвучало так рассудительно, что все замолчали. Потом Карина напросилась в гости. У Зои почти не было подруг, школьные приятельницы разбежались кто куда, у всех своя жизнь. Поэтому как-то незаметно вышло, что они с Кариной быстро сблизились. Надо же, еще год назад терпеть друг друга не могли, а теперь не разлей вода! Когда родился ребенок, Карина стала ее палочкой-выручалочкой. Зоя уставала, не высыпалась, у маленького был диатез, и он постоянно капризничал. Несколько раз в неделю Карина вызвалась сидеть с малышом, – а Зоя в это время ходила в парикмахерскую, по магазинам или просто прогуляться. Зоя была ей благодарна и пообещала самой себе никогда в жизни Карину не оставлять. Так оно и получилось, их дружбе больше тридцати лет. Никого ближе Карины у Зои нет и не будет.
   И тогда, двадцать восемь лет назад, застав своего мужа в постели с другой, она побежала именно к Карине. Потом вернулась, конечно, домой, но к мужу охладела. Зоя не смогла справиться с всепоглощающим отвращением. Каждый раз, глядя на мужа, она вспоминала тот вечер: ее наманикюренные пальцы на его потной спине, его тяжелое громкое дыхание и ее удовлетворенный стон. Она была, конечно, гораздо красивее ее, Зои. Худая, блондиночка, ухоженная. А Зоя после родов сильно подурнела, расплылась.
   Муж неумело оправдывался:
   – Она такая красивая… Она сама ко мне приставала. Честное слово, Зоинька, я не хотел.
   – Не хотел бы, не было ничего.
   – Как ты не понимаешь, я же мужчина. И потом, это только секс. Никакой близости.
   Никакой близости. Только секс. Вот во что превратились их отношения после того случая. Зоя перестала ему доверять. Перестала рассказывать о себе. А ему хоть бы что, он так уставал на работе, что даже не заметил, какой замкнутой вдруг стала жена. Никакой близости. И так почти тридцать лет.
   А потом у нее появился первый любовник. Она познакомилась с ним в Доме кино, куда привела ее Карина. Какой-то молодой многообещающий сценарист.
   Многообещающий сценарист многого ей наобещал. Даже жениться вроде бы на ней хотел. Зоя тогда была молодая совсем, поэтому во все наивно верила. Пропади все пропадом, думала, и потихонечку паковала чемоданы – переезжать от нелюбимого мужа к тоже нелюбимому, но страстному сценаристу. Только в итоге ничего не получилось. Однажды сценарист уехал на творческий семинар в Липки и вернулся оттуда в компании тощей томной поэтессы. На которой и женился – через несколько лет. А Зойку опять утешала Карина.
   Потом она и сама научилась проще относиться к ярким мимолетным романам. Научилась не влюбляться в мужчин, с которыми спала. Впрочем, какое там – влюбляться. Сердце Зойки было занято давно. Окончательно и бесповоротно.
   Марк Коннорс «докопался» до него только во вторник. В понедельник Арсений решил устроить себе выходной. Спал до полудня, позавтракал в кофейне «Аристократ», зашел в автосалон на Маяковке посмотреть на новые модели мотоциклов, купил себе пару свитеров в Манеже. Вечером отправился в кино в гордом одиночестве, хрустел попкорном под какую-то дурацкую пустую комедию. Потом выпил текилы в «Спортбаре» и отправился домой спать. В общем, расслабился по полной программе, знал, что его ждет насыщенная трудовая неделя.
   Так оно и вышло. Неделя началась с безумного Марка Коннорса, который позвонил ему во вторник, в половине седьмого утра.
   – Дарлинг? Ты куда пропал? – Капризный голос Марка заставил невыспавшегося Арсения досадливо поморщиться.
   – Уезжал по делам.
   – Навещал родителей, да?
   – Нет. По другим делам. Я неважно себя чувствовал.
   – Но, надеюсь, с тобой ничего серьезного, дарлинг? – обеспокоено поинтересовался американец.
   У Арсения язык чесался ответить что-то вроде: «Ничего особенного, только вот триппер подхватил непонятно от кого! Может, от тебя, дарлинг?» Но он благоразумно промолчал. Вежливо ответил, что да, мол, теперь с ним все в порядке.
   – Тогда мы можем встретиться! – радостно заключил Марк. – У меня есть для тебя подарок.
   Подарок это хорошо, решил Арсений. Марк любил делать ему подарки. И, надо сказать, лишь бы что он не дарил. Именно он приобрел для Арсения автомобиль – серебристый «БМВ» с тонированными стеклами. Он дарил дизайнерскую одежду, дарил украшения – например, перстень с неограненным алмазом – алмаз был мутным, как горный хрусталь, и Арсений не сразу оценил этот дар, ему сначала показалось – фи, дешевка. Только потом Марк объяснил, что это новая европейская фишка, которая так и не вошла в моду в России. Ну да, русские толстосумы любят показной шик. А европейцы даже шубы носят мехом внутрь – кто знает, тот поймет.
   – Как насчет того, чтобы прокатиться со мной?
   – Куда? – нахмурился Арсений. Неужели старый извращенец ангажирует его на несколько дней? Наверное, он задумал устроить «тихий семейный» отдых в одном из подмосковных пансионатов. Марк любил классический шик – уютный люкс с джакузи, шоколадные пирожные в постель, большой теннис, лошади.
   – В Лондон. Меня пригласил в гости старый друг. У него торжество. Мне скучно ехать одному, дарлинг.
   «Если он еще раз скажет это „дарлинг“, меня стошнит прямо на телефонный аппарат, – решил Арсений. – Я столько работаю, я такого мечтал добиться – и что в итоге? Для чего? Чтобы престарелый гомик нежно говорил мне дарлинг!?»
   – Вообще-то я только что вернулся из Амстердама. Очень устаю от перелетов.
   – Ну, не куксись, солнышко. Мы полетим первым классом, как ты любишь. В аэропорту возьмем кеб, до центра не больше получаса. Поселимся у моего друга, он живет на Реджент-стрит, это самое сердце Лондона.
   – Ну, не знаю.
   На самом деле Арсений прекрасно понимал, что придется согласиться. Это была как бы часть игры. Марку Коннорсу нравилось, что он так холоден, что он капризен, как признанная красавица. Ему нравилось уговаривать, угождать, а если надо, и подчинять красивого русского друга.
   – Что такое Амстердам? Квартал красных фонарей, грязь, наркоманы.
   – А Лондон? Сохо, грязь, наркоманы.
   – Кто говорит о Сохо? Я покажу тебе, что такое настоящий английский upper class, дарлинг! В общем, Петр Бойко сказал мне, что на этой неделе на тебя пока заказов нет. Так что вылетаем мы завтра, утренним рейсом. Собери вещички, но много не бери. Все, что нужно, я куплю для тебя на месте.
   Нравился ему этот русский мальчишка. Ничего он не мог с собой поделать. Было в нем что-то, ей-богу, было! Красивый, как породистый конь. Равнодушный. На первый взгляд кажется, что бескорыстный. Марк не сразу понял, что Арсений до предела эгоистичен. Он мог бы далеко пойти, будь он более интеллектуально развит. И менее нетерпелив. Но Арсений был из породы людей – все или ничего. Ему хотелось всего и сразу, он с азартом опытного игрока ставил свою жизнь на одно число.
   Вот это и привлекло в нем Марка с самого начала. Страсть. Когда Арсений впервые попал в люкс Коннорса в гостинице «Метрополь», у него горели глаза. Марк видел, какое впечатление произвели на русского манекенщика роскошные интерьеры.
   Арсений был не только невероятно красив, но и сексапилен, к тому же неглуп и патологически честолюбив. Он был не из тех, кто добивается своего постепенно, кропотливым трудом и ежедневной работой. Ему хотелось всего. Всего и сразу.
   Наверное, за эту отчаянность он Арсения и полюбил. Вокруг Марка всегда были мокро улыбающиеся мальчики и девочки, все они были на одно лицо – брюнеты, блондины, хорошенькие, пострашнее. Раньше, когда он моложе был, любил широкие жесты – покупал пятнадцать-двадцать моделек и выезжал с ними куда-нибудь на острова. Модельное агентство на выезде. Он выбирал их по фотографии и даже не всегда запоминал имена.
   В последнее время он переключился с внешности на личность – его интересовали необычные характеры. Арсений показался ему именно таким.
   Арсений носил поддельные часы «Лонжин», купленные за сто пятьдесят долларов в подземном переходе на Тверской. Он покупал одежду на дизайнерских распродажах, он с болезненной дотошностью впитывал все модные тенденции, ему отчаянно хотелось стать одним из тех, кому он задорого продавал свое общество и тело. Марк его поощрял. Хотя знал наверняка – вряд ли у него что-нибудь получится. Он слишком расточителен и непредусмотрителен. Самым умным решением в его ситуации было бы накопить денег для того, чтобы в будущем как-то выгодно их вложить. Хотя бы приобрести какую-нибудь недвижимость. Он бы смог – иногда Арсений зарабатывал и десять тысяч долларов в месяц. Но ему хотелось быть jet-set уже сейчас. Он швырял деньги – на дорогие шмотки, аксессуары, тусовки, баб. В один прекрасный день, когда он износится и истаскается, столь страстно желанное им общество вышвырнет его прочь из порочного круга. Он будет для них лишь отработанным материалом.
   Марк видел такое не один раз.
   Но Арсений был пока слишком молод, чтобы это понять.


   Глава 9

   Хитроу. Полдень. Жара. Хуже жары в Москве может быть только жара в Лондоне. Вокруг суетливые толпы растерянных туристов и уверенных британцев – и все потные. Марку все нипочем, у него плохое обоняние. Он улыбается во весь свой набитый белоснежными искусственными зубами рот и умудряется ткнуть указательным пальцем в ягодицу Арсения. Арсений оборачивается, хмурый, но Марка это еще больше веселит.
   Шутник, блин.
   Один из его зубов странно сверкает на солнце.
   – Я вставил в передний зуб бриллиантик, – объяснил Марк, перехватив его удивленный взгляд. – Это сейчас очень модно, у Мадонны такой.
   «Ты бы еще в задницу бриллиантик вставил, – подумал Арсений. – Вообще самый продвинутый был бы!»
   – Тебе нравится, дарлинг?
   – Конечно. Смотрится шикарно.
   На самом деле Арсению на бриллиантовые зубы Коннорса наплевать. Он потеет в своей синтетической футболке. Алая футболка ему, как и всем брюнетам, идет. Но, наверное, нельзя было надевать ее в такую жару. Хотя откуда ему было знать, что в Лондоне за тридцать? И это еще называется туманный Альбион…
   – Я не стал просить Хьюстона присылать за нами машину, – радостно объявил Марк. – Лучше возьмем кеб.
   – Как скажешь.
   – Обожаю английские такси. Они похожи на авто из ретрофильма. Ты ведь впервые в Лондоне?
   – Да.
   – Тебе понравится, Арсений! Завтра утром, перед самолетом, мы успеем немного погулять. Посмотришь смену караула Ее Величества. Можно покататься на колесе обозрения, оно самое большое в Европе. Обещаю, ты будешь в восторге, дарлинг.
   Лондон Арсению решительно не нравился. Впрочем, не понравился бы ему ни Париж, ни Рим, ни Рио, окажись он там в обществе Марка Коннорса. Озабоченный америкашка, казалось, каждую минуту демонстрировал окружающим, что Арсений принадлежит ему. Он нежно брал его за руку, обнимал за талию и, встав на цыпочки (Арсений был выше его на полторы головы), целовал в шею. В Лондоне это странным не казалось – гомосексуальные пары попадались здесь на каждом шагу. Такой возведенной до абсурда свободы Арсению не приходилось видеть раньше, даже во фривольном Амстердаме. Здесь гомосексуалы чувствовали себя свободно – держась за руки, прогуливались по магазинам, точно чинные супружеские пары, страстно целовались, тормошили друг друга – в общем, вели себя так, как и положено настоящим влюбленным.
   – За это я люблю Лондон, – сказал Марк, прикусив соленое от пота плечо Арсения. – Если бы я начал так себя вести в Москве, меня бы, наверное, убили. Первая попавшаяся агрессивная старушка треснула бы как следует клюкой.
   «За это я Лондон не люблю», – подумал Арсений.
   – Да, у нас «голубых» поменьше.
   – Ничего подобного! – горячо возразил Марк. – Ничуть не меньше, я уверен. Просто они зажаты, потому что, если они будут вести себя так же свободно, их популяция точно уменьшится! – И рассмеялся, довольный своей шуткой.
   – А надолго ли мы здесь? – осторожно спросил Арсений.
   – Ты уже заскучал, дарлинг? Не стоит. Сегодня вечером ты попадешь на грандиозный прием. Мой друг Хьюстон отмечает появление на свет своей книги. Сейчас мы купим для тебя белый смокинг, это модно. Это и есть тот подарок, о котором я тебе говорил.
   – Так когда обратно-то?
   – Завтра, – вздохнул Марк. – Я бы остался подольше, но у меня завтра вечером переговоры в Лионе. Отсюда я поеду поездом «Евростар», а ты полетишь один.
   Арсений повеселел. Осталось потерпеть не больше суток. Он вернется в Москву один. Один! И никто не попросит у услужливой стюардессы плед, чтобы, накрывшись им, массировать колени Арсения, распаляясь все больше.
   Английская элита – это шляпы. Шляпы за полторы тысячи фунтов стерлингов. Шляпы с перьями и живыми цветами, шляпы с атласными лентами и просто ничем не примечательные шляпы. Шляпы на красивых девушках и шляпы на бледных старухах с накрашенными ниточками презрительно поджатых губ.
   – Почему они все в шляпах? – шепотом спросил Арсений.
   – Это у них что-то вроде знака качества, – охотно объяснил Марк. – Есть мероприятия, на которых не принято появляться без шляп.
   – Вроде как когда у нас приходят с блондинками?
   – Что-то вроде этого. – Марк усмехнулся. – Здесь прийти с блондинкой было бы моветоном. С собачкой – еще хуже.
   Приятелю Марка было лет пятьдесят. Худоба, бледность, лошадиная вытянутость лица, чопорно-снулый вид не помешали ему нарядиться в темный вельветовый костюм самого модного покроя. Рукопожатие Хьюстона было вялым, взгляд – липким, как желе. Арсению он сразу не понравился. «Тоже педик», – решил он, заметив, что взгляд-желе бегло скользнул по его ногам, на мгновение застряв в паховой области.
   Книга Хьюстона, в честь появления которой, собственно, и была устроена эта шляпная вечеринка, показалась Арсению скучноватой. Что-то претенциозное о сексе и моде – ему было скучно вникать в подробности. Зато сам прием – на высшем уровне. Угощение разносят официанты, губы которых сжаты и формой напоминают утиную гузку – так, словно именно они здесь главные персоны, которые делают большое одолжение, предлагая гостям закуски. А вот закуски, кстати, изумительные – нежное филе каких-то неведомых рыб, икра, спаржа. Вино пьется как компот – настоящее дорогое вино!
   И бабы в шляпах. Некоторые очень даже ничего. А отдельно взятые «шляпницы» – вообще красотки.
   Одна из девушек показалась Арсению знакомой. Миниатюрная, костлявая шатеночка с сильно подведенными глазами. Модель? Эскорт-девица? Где он мог ее видеть? Подойти и спросить или это будет выглядеть странно?
   – Эй, что ты так на нее уставился? – Марк, похожий на замшелый мухомор в своем дурацком бордовом смокинге, вырос у него за спиной, как по мановению волшебной палочки. Чует, мухомор ревнивый, что Арсений девушкой заинтересовался. И хочет интерес этот пресечь на корню. Наверняка сейчас прочитает ему целую лекцию о том, что негоже пялиться на дам на великосветских приемах.
   – А ты что, ревнуешь, дарлинг? – издевательски поинтересовался Арсений.
   – При чем здесь ревность? Это же Кейт Мосс! Арсений ошарашенно посмотрел на шатеночку.
   Так и есть! Как он мог так опростоволоситься! Не узнать знаменитую на весь мир топ-модель, перепутать ее с какой-то эскорт-девушкой. Хорошо еще, что не подошел. На весь Лондон опозорился бы.
   – Она тебе нравится? – поддразнил Марк.
   – В ней что-то есть. Не красавица, но такая шикарная.
   – Еще бы ей не быть шикарной. Знаешь, сколько она получает за один выход на подиум?
   – И знать не хочу, обидно станет.
   – И правильно, дарлинг. Я заплачу тебе больше… Хочешь, пойдем в гостиницу? Я сделаю тебе массаж спины.
   – Как хочешь. Мне здесь нравится. – Арсений знал, что старикашка любит потакать его капризам.
   Такая вот ролевая игра – Арсений куксится, как злая красавица, а Марк его всячески ублажает и уговаривает. Финал предсказуем: не меньше часа терпеть поджарое тело Коннорса на мятых, влажных от пота простынях.
   – Если нравится, давай останемся еще.
   – Да.
   Он продолжал смотреть на Кейт Мосс. Было так необычно видеть звезду такого масштаба совсем рядом. Как ожившая журнальная обложка. Может быть, и правда подойти и познакомиться? Никто в Москве не поверит, что он разговаривал с самой Кейт Мосс! А что, он красивый, он тоже находится в этом обществе – откуда ей знать, в каком качестве его сюда привели? Почему бы ей пару минут с ним не поболтать? А вдруг – это была уже просто смелая мечта – а вдруг он ей понравится? Он же нравится женщинам, значит, может понравиться и ей. Тогда он, пожалуй, мог бы настоять на продолжении знакомства. Он бы тайком от Марка поменял авиабилет, или, может быть, она захотела бы последовать за ним в Москву. Интересно, она была когда-нибудь в Москве? А что, это отличное начало светской беседы – а не бывали вы в Москве?
   Пока Арсений в мечтах уже вел разомлевшую от пылкой страсти топ-модель к алтарю, к реальной Кейт приблизился какой-то цыганистый тип в пижонском фраке. Загорелый, холеный, на голове по последней моде панковский гребешок. На прочих гостей смотрит так, как будто бы он наследный принц, а все остальные так… С замиранием сердца Арсений ждал, что она ему скажет? Неужели не проигнорирует, неужели не дождется его с вопросом о Москве?
   Но она приветливо улыбнулась и ухватила с проплывающего мимо подноса бокал. Псевдопанк принялся что-то ей рассказывать, она радостно внимала.
   – Что слюни пускаешь?
   Опять «мухомор». Чего он, спрашивается, сюда вообще пришел? Чтобы увиваться вокруг Арсения?
   – Прости, что?
   – Не надо делать такое надменное лицо, тебе не идет. – Марк похлопал его по плечу. Как Арсений ненавидел эти собственнические жесты! – Прекрати пялиться на Кейт Мосс.
   – Думаешь, у меня не получится с ней познакомиться?
   – Думаю, не стоит даже пробовать.
   – К ней клеится какой-то клоун. Что я, хуже?
   – Дарлинг, я не сомневаюсь, что лучше. Но этот клоун, как ты выразился, типичный представитель лондонского истеблишмента. Он из аристократичной семьи, Итон, Оксфорд, все по полной программе. Занимается благотворительностью, но на самом деле просто прожигает жизнь. То на Каннском фестивале, то играет в Лас-Вегасе.
   Патлатый представитель истеблишмента на секунду встретился с ним глазами. Арсений слегка улыбнулся, у него был даже позыв отсалютовать бокалом, как это принято на московских вечеринках. Но тот небрежно стряхнул с себя его взгляд, как перхоть с пиджака.
   – И не старайся, – проскрипел проницательный «мухомор», хотя его никто не просил поделиться мнением. – Дарлинг, я устал. Поехали в отель. Я тебя хочу.
   …Кукольный домик был сделан из молочных пакетов, обувных коробок и тускло блестевших листов промазанной клеем фольги. Жила в нем бумажная семья, от времени картонные лица поблекли, нарисованные улыбки полустерлись. Это был первый Каринин домик, самый любимый.
   А вообще, за годы их накопилось больше сотни. Толя тысячу раз говорил ей – выброси ненужный хлам, сколько можно копить дома пыльное старье. А ей было жаль. Только она знала, что кукольные домики не просто сувениры, а могилки давно забытых переживаний.
   Карина садилась за домики только тогда, когда ей необходимо было о чем-то серьезно подумать. Кропотливый процесс раскрашивания и дизайна был для нее чем-то вроде медитации. Ее руки двигались сами по себе. А Карина в это время думала.
   Иногда просто необходимо отвлечься на какую-нибудь бездумную механическую работу. Зойка вот, например, когда нервничала, мыла посуду. По десять раз иногда тарелки перемоет, прежде чем успокоится.
   Карина поставила домик на стол и надела тонкие резиновые перчатки. Сколько же этому домику лет? Как он постарел, обветшал… Карина прекрасно помнила, что она была совсем молодой, когда его клеила. Тогда она красила волосы в темно-каштановый цвет. И носила платья обтягивающих фасонов. Если бы не Арсений, платья эти остались бы в прошлом навсегда…
   Карина давно задумала этот домик отреставрировать. Добавить позолоты на бумажную черепицу, переклеить резные картонные ставни, подрисовать полустертые улыбки бумажным человечкам.
   Глядя на домик, она опять вспомнила Анатолия. На этот раз в воспоминании не было ни капли грусти. То ли мальчик-жиголо подействовал на нее, как укол адреналина, то ли просто время прошло, и ранка начала затягиваться.
   И воспоминания о том, как когда-то в этой самой комнате, среди немых кукольных домиков, Толя осторожно снимал с нее платье, чтобы заставить ее тоненько поскуливать от нахлынувшей слабости, почему-то не вызывало улыбки. И даже наоборот – Карина поморщилась слегка, вспомнив, как он заставлял ее рассказывать о мужчинах, которые ее хотели. Что за странная сексуальная игра! На грани с умопомешательством…
   – Карочка… Расскажи еще раз. Расскажи.
   – Толя. Я сто раз повторяла. Это неправильно.
   – Правильно, девочка. Ну, давай. Расскажи мне про того типа в Ялте. Или про оператора из Адыгеи. Или про иностранца в гардеробе. Расскажи, пожалуйста. Я тебя люблю.
   И Карина рассказывала снова и снова…
   – Однажды в Ялте за мною ухаживал миллионер. Настоящий миллионер с шикарными, пахнущими одеколоном усами, в белом пальто, на огромной черной машине. Это сейчас данными атрибутами сытости никого по большому счету не удивишь. А тогда верным символом дольче вита были красные «Жигули». Жених на красных «Жигулях» – вот каков был предел мечтаний любой уважающей себя незамужней девицы.
   Бог мой, да что это я, наверное, никакой не миллионер он на самом деле был. Миллионерам на Крымском побережье делать нечего. Но тогда он мне, неискушенной, именно таковым и показался.
   Толя, ты знаешь, что мы познакомились в Ялте. Целых три дня я отдыхала в Крыму одна – после этого ко мне должен был присоединиться ты, Анатолий.
   Миллионер познакомился со мной на пляже. Правда, тогда я еще не знала, насколько он богат. На пляже он был просто усатым красавцем в красных плавках, который попросил покараулить его часы, пока он плавает, а вернувшись, угостил меня крем-брюле. Потом я узнала, что часы были водостойкими и в охране отнюдь не нуждались, – просто миллионеру нужен был интеллигентный предлог для знакомства.
   Толя, а помнишь то лето? Я была хороша как картинка. Загорела, словно какая-нибудь экваториальная островитянка. Тогда еще никто не трубил о том, что загар вреден для здоровья. Отправляясь на пляж, я обмазывала все тело подсолнечным маслом. Пахла, как свежевыпеченный пончик, зато была абсолютно шоколадной!
   Без тебя мне было в Ялте скучновато. Ты же знаешь, что я не так-то просто сходилась с людьми. Да и с кем там можно было сойтись – только с местными искателями приключений, смуглолицыми и золотозубыми, которые при виде моей стройной фигурки широко расставляли потные объятия и горланили: «Дэвушка! Постойте!» Поэтому я с радостью согласилась отужинать в обществе усатого Руслана.
   На своей шикарной машине он отвез меня в ресторан и заказал столько еды, словно собирался накормить целый полк солдат.
   «Я на диете» – слабо сопротивлялась я. «Предлагаю хотя бы на время забыть об ограничениях. —Его темные глаза влажно блестели. – Тем более что нас ждет экстремальное приключение». – «Какое же?» – «Это сюрприз!»
   После ужина он повел меня в… дельфинарий. Была ночь, звездная, но темная. Помню, я так удивилась: ночью ведь дельфинарий должен быть закрыт.
   «Не волнуйся, отныне для нас нет преград», – торжественно пообещал он.
   В дельфинарии нас ждали. Загорелый сторож принял из рук Руслана несколько сторублевых купюр. «Только тихо, – предупредил он. – Не визжать». – «Не волнуйтесь, начальник».
   Руслан взял меня за руку и уверенно повел за собой. Мы шли вдоль края бассейна, от которого веяло прохладой. Зеленоватая мутная вода слабо пахла рыбой.
   «Куда мы идем?» – прошептала я. Мне было не по себе.
   «Уже пришли. Можешь переодевать купальник». – «Но ты не говорил, что надо брать с собой купальник!» – «Ах, какой я подлый! Карина, не волнуйся, я не маньяк. Раздевайся и прыгай в воду, я отвернусь».
   Темная тень метнулась к краю бассейна, громкий всплеск заставил меня вздрогнуть и прижать ладошку ко рту. Глаза мои уже привыкли к темноте, и я едва не закричала от ужаса, когда заметила темную скользкую морду, уставившуюся на меня из темноты.
   Руслан взял меня за руку: «Не бойся, это же дельфин. Такой шанс выпадает единственный раз в жизни. Ты можешь поплавать с дельфинами, Карина. Но у тебя не больше получаса». – «А они…» – «Они тебя полюбят».
   Я через голову стянула нарядное платье. «Как хорошо, что я не накрасилась!» – похвалила я себя. В бассейне не было лесенок. Пришлось прыгать с бортика, предварительно попрощавшись с красиво завитыми локонами. Ничего страшного, прическа дело поправимое, а дельфины – это воспоминание на всю жизнь!
   Сначала мне показалось, что в бассейне никого, кроме меня, нет. Я осторожно подплыла к другому бортику. «Они не хотят со мной общаться», – обиженно прошептала я. Но в этот момент моя рука наткнулась на что-то теплое и близкое. Я почему-то думала всегда, что дельфины на ощупь холодные, а у них, оказывается, приятная теплая кожа.
   «Иди ко мне, маленький», – тихонько позвала я. Тогда я еще не знала, что дельфины почти ничего не слышат. Небольшой улыбающийся афалин приблизился ко мне вплотную, и я обхватила доброжелательное существо за толстую шею: «Какой ты красивый».
   Дельфин отреагировал на комплимент по-своему, по-дельфиньи. Он неожиданно метнулся в сторону, увлекая меня за собою. Поднимая фонтаны брызг, дельфин несся вперед, а я крепко уцепилась за его плавник. Мне хотелось визжать от восторга, но я сдерживалась.
   Руслан ждал меня на бортике. У него оказалось с собой широкое махровое полотенце – непонятно, где он умудрился прятать его весь вечер, не в штанах же? Уходить мне не хотелось. «Ничего, девочка, мы еще сюда не раз придем, если захочешь», – прошептал он, низко наклонившись к моему лицу. Я сделала вид, что не поняла намека, улыбнулась и отстранилась.
   Ничего не выйдет, с легкой грустью думала я. Больше такого не повторится. Ведь через три дня должен был приехать ты, Толя. И никогда мы сюда не вернемся. Может быть, это и к лучшему. Чудо не должно быть всегда под рукою, иначе оно превратится в рутину.
   Руслан, разумеется, вызвался проводить меня до гостиницы. По дороге он уговорил меня свернуть в один из сумрачных, душно пахнущих цветущим жасмином переулков. «Здесь живет один мой друг. Он фарцовщик, и я кое-что хочу для тебя купить». – «Среди ночи? Руслан, мне ничего не надо». – «Это просто на память. Я же не хочу, чтобы ты забыла этот вечер». – «Я никогда его не забуду».
   И все же он настоял на своем. Фарцовщик жил в ладном каменном домике. Руслан тихонько стукнул в окно. Я отошла в сторону, мне было неудобно и даже немного страшно. Вскоре в окне показалось чье-то бледное заспанное лицо. Руслана в дом не пригласили, он о чем-то тихонечко переговаривался с сонным фарцовщиком через открытую форточку.
   Наконец он вернулся: «Держи, девочка. Это тебе. Дай руку». – «Руслан, ты вовсе не должен…» – «Замолчи». Он ловко надел на мой палец прохладное металлическое кольцо. Я взглянула на него в свете фонаря и ахнула – да это же золото! Золото и небольшой прямоугольный камень посередине. «Надеюсь, это не бриллиант?» – «И не надейся. Конечно, нет». (Это был бриллиант, но узнала я об этом несколькими годами позже, в Москве. Помнишь, Толя, как мы были шокированы, когда нам открылась истинная стоимость кольца?) «Это слишком дорогой подарок». – «Для меня – нет».
   В гостиницу мы вернулись на рассвете. Возле парадного подъезда я позволила себя поцеловать. Я впервые целовалась с усатым мужчиной. У тебя никогда не было усов, Толя. Это казалось мне необычным. Усы Руслана были нежными на ощупь и приятно щекотали щеки и нос, а потом, когда он осмелел, шею и декольте. Когда его холеные руки принялись умело расстегивать миниатюрные пуговички моего нарядного, еще не высохшего после свидания с дельфинами сарафана, я опомнилась. «Я замужем, – прошептала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Это было нелегко, потому что от нахлынувшей сладкой слабости подгибались колени. – Мой муж приедет сюда через три дня». – «Три дня это много. За три дня можно мир перевернуть».
   Я не пожелала переворачивать мир. Я не хотела, чтобы благоустроенный, налаженный мир шатко ходил под ногами, точно палуба корабля, отчаянно цепляющегося за штормовые волны.
   Я сказала ему: «Спокойной ночи…» Больше я никогда усатого Руслана не видела…


   Глава 10

   Мы сидели с Арсением на летней веранде ресторана «Гоа». Мне здесь нравится: стильный лаундж, приятные десерты, чай «белая клубника» – причудливый чайный цветок распускается прямо в пиале.
   – Понимаешь, в тот момент я его возненавидел, – говорил Арсений, опрокидывая уже третью порцию коньяку. Почему-то он, безупречно обученный правилам этикета, предпочитал пить коньяк, как водку, – одним глотком.
   – Но Марк ни в чем не виноват. – На самом деле мне не столько хотелось оправдать незнакомого мне Марка, сколько поддразнить Арсения и вызвать его на откровенность. Хотя я и не ожидала, что он мне все это расскажет. Мне, малознакомой девушке.
   – Не виноват, понимаю. Он просто был одним из них. И я хотел быть одним из них.
   – Так в чем проблема? Ты молодой, красивый, богатый.
   – Это тебе так кажется. Какой я, на фиг, богатый? Ну тачка у меня хорошая есть, ну шмотки, вот и все. Я живу в съемной квартире. И все, что у меня есть, зарабатывается не так легко. А они так непринужденно этим распоряжаются, словно во всем этом и вовсе нет никакой ценности.
   – Ты не прав. Есть в тебе что-то. Нечто, что дороже денег. К тебе люди тянутся. Ты можешь играть ими, как марионетками.
   – И на кой мне сдались эти марионетки?
   – Одной из таких марионеток и стала Карина Дрозд?
   – Да что ты все о ней? – поморщился Арсений. – Может быть, мне вообще неприятно разговаривать об этой суке.
   – Что-то ты пока ничего такого про нее не рассказал. Наоборот, получается, что она противоречит своему экранному образу. На экране – сексапилочка, а в жизни – скромная.
   – Знала бы ты эту скромную, – хмыкнул он.
   – Расскажи о ней. Какая она?
   – Красивая. – Он просигнализировал официанту, и тот притащил очередной коньяк.
   Я забеспокоилась: сейчас он напьется, и каким образом я буду транспортировать его домой? Но Арсений пьяным не выглядел, несмотря на то, что количество пустых фужеров на нашем столике росло в геометрической прогрессии. Он заметил, наверное, как тревожно я уставилась на официанта, услужливо поинтересовавшегося: «Повторить?»
   – Маш, не волнуйся, не напьюсь я. Я умею пить, я же профессионал. Иногда тебя заказывают для того, чтобы в твоей компании напиться. И мне приходилось пить, но я не имел права пьянеть.
   – Почему?
   – Потому что если я начну блевать в гостях у клиента, то на карьере можно поставить жирный крест.
   – Ладно, ты, кажется, начал говорить о Карине Дрозд.
   – Да.
   – Ты сказал, что она была красивая.
   – Красивая. И неглупая. С одной стороны. А с другой – полная дура. Знаешь, я ведь не сразу понял, что она на меня запала.
   – Почему? Она так грамотно это скрывала?
   – Да не скрывала она ничего! Просто мне, глядя на нее, ничего такого в голову не приходило, вот и все. Ну, приятная женщина, с которой я приятно провел вечер. И я очень удивился, когда она заказала меня во второй раз.
   Он удивился, когда она заказала его во второй раз. Карина оформила заказ по всем правилам, через агентство. Несмотря на то что он оставил ей свою визитную карточку – с некоторыми клиентами Арсений предпочитал работать напрямую; он знал, что добрая половина его гонорара оседает в карманах корыстолюбивого Бойко.
   И почему она так поступила? Не хотела с ним разговаривать? Тогда отчего же заказала именно его?
   Бойко предупредил, что речь идет о какой-то домашней вечеринке – чтобы он особенно не разряжался. Это его обрадовало – Арсений терпеть не мог костюмы и фраки, особенно летом.
   Темно-синие джинсы, белая рубашка с воротником-стойкой, ковбойский кожаный ремень – стильно, удобно и сексуально. Мачо. Казанова. Дамские слезки.
   На этот раз он немного опоздал – ох уж эти вечные пробки на Ленинградке! Когда он подъехал наконец к ее коттеджу, то сразу понял, что его здесь нервозно ждут. На втором этаже волной метнулась штора – значит, его высматривали в окно. Только бы кинозвезда не устроила скандал. Только скандала ему сейчас и не хватало.
   Он ждал, что Карина сразу откроет дверь, – она же явно видела в окно, что он подъехал. Но никто не спешил ему навстречу – Арсению пришлось ждать несколько минут, прежде чем дверь распахнулась и перед ним предстала нарядная хозяйка. «Неужели и эта практикует подобные светские методы унижения личности?» – усмехнувшись, подумал он. Ну, конечно, а он что хотел? Она все-таки звезда, пусть и показалась ему вполне адекватной. Но, может быть, в прошлый раз у нее просто было хорошее настроение? Черт их знает, этих кинозвезд – никогда не поймешь, что у них на уме!
   Но Карина улыбнулась ему так тепло и приветливо, что он растерялся. Она явно была ему рада – но почему же тогда не открыла сразу дверь?
   – Проходите! – Она отступила в сторону, пропуская его внутрь.
   – Я немного опоздал, простите. Жуткие пробки. Мы, наверное, опаздываем?
   – Ерунда. Может быть, чаю или кофе?
   – Не стоит беспокоиться. Если мы опаздываем, лучше поехать сразу. Или вечеринка будет у вас?
   – Понимаете, Арсений… Да вы проходите, проходите в гостиную. – Она смутилась, но это не показалось ему подозрительным. – Я пыталась дозвониться до вас и до Петра…
   – Странно, мобильный всегда при мне, и он работает.
   – Может быть, что-то с моим телефоном?.. Неважно. Понимаете, вечеринку отменили.
   Если он и разозлился, то только в первый момент. Неужели этой клуше сложно было поднять телефонную трубку и предупредить заранее?! Врет она все, никому она не звонила. Петр всегда на связи, да и он, Арсений, от мобильника не отходил. Потом он подумал, что все сложилось не так уж и плохо. Непредусмотренный выходной – это как призовая игра в компьютерной баталии. Он сможет сходить в кино на третьего «Терминатора», спокойно поужинать в «Якитории», может быть, даже зарулить в какой-нибудь ночной клуб.
   – Ничего страшного! Боюсь, что аванс вам не вернут. Но мне платить ничего не надо.
   – Арсений, – она нервно сглотнула, – о деньгах не волнуйтесь, все равно я вам заплачу. Для меня это необременительно, и потом, я же вас подвела…
   – Такие накладки случаются.
   Он вдруг заметил, что Карина одета нарядно, не по-домашнему. На ней было сдержанно-зеленое платье мини. Ноги у этой Дрозд были что надо! Стройные, никакого целлюлита или выступающих вен! Такие ноги вполне могли принадлежать и двадцатилетней фотомодели. Интересно, это ей от природы так повезло? Вряд ли, скорее всего, всю жизнь мучается, бедная. Диеты, гимнастика, может быть, даже липосакция. Он был прекрасно осведомлен о таких вот женских штучках.
   Миниатюрные уши Карины украшали изящные изумрудные серьги, ее красивые лисьи глаза были ярко накрашены, веки присыпаны золотистыми блестками. Почему же она не переоделась, если знала давно, что вечеринку отменили?
   – Арсений, проходите. – Она взяла его под руку и буквально втолкнула в гостиную. – Дело в том, что эта вечеринка должна была проходить в моем доме. Я готовилась, а потом выяснилось, что мои гости не смогут прийти.
   «Что, все сразу? – удивился Арсений. – Что-то ты, красавица, темнишь!»
   – А я пирог испекла, сама, представляете? – суетилась звезда, указывая ему на кресло. – Так что придется вам попробовать. О деньгах не беспокойтесь.
   – А я и не беспокоюсь. – Он уселся, понимая, что другого выхода нет.
   «А может быть, дамочка просто решила меня соблазнить? – подумал он, но тотчас же оставил эту мысль. – Что за бред? Если бы она хотела секса, то так бы об этом и сказала. Что она, красна девица, что ли? Да и я – не романтический герой…»
   Он приметил на журнальном столике фотографию в красивой резной рамке – улыбающаяся Карина, молодая совсем, а рядом с ней какой-то толстый мужик и два совершенно одинаковых ребенка. Мужик, видимо, был ее мужем. Арсений удивился – что она могла в нем найти? Совершенно невзрачный тип. Арсений мысленно окрестил его «пузаном».
   – Это ваши дети? Они близнецы?
   – Да. Костя и Катя. Но сейчас им уже по восемнадцать лет, они живут в Москве, во ВГИКе учатся.
   «Где ж им еще учиться с такой мамашей», – не без некоторого смутного раздражения подумал Арсений, который всегда терпеть не мог блатных, тех, кому все прелести жизни доставались просто так, ни за что. Таких он сразу находил в любой толпе.
   Их легко распознать по сытому взгляду и ленивым манерам.
   – А рядом с вами кто? Муж?
   – Да. Но недавно мы расстались. – Ее голос все-таки дрогнул, из чего Арсений сделал вывод, что под нейтральным словом «расстались» подразумевается уход пузатого мужика с фотографии к другой женщине. Странно, что она так переживает. У нее должно быть много поклонников. Может, из-за этого он и ушел.
   – Извините.
   – Ничего страшного. Мне уже все равно. Вы какое вино предпочитаете?
   – Красное сухое. Я его обычно разбавляю минералкой.
   – Надо же, я тоже! Меня в Австрии подруга научила. Это хорошо, у меня как раз есть замечательное греческое вино.
   Она ловко вонзила штопор в бутылку. Он дернулся было помочь, но Карина работала «на автомате», и у него закралась мысль – а не спивается ли потихоньку наша брошенная пузаном кинозвезда? Уж больно лихо у нее получается вскрывать бутылки! Наконец вино было разлито по красивым хрустальным фужерам, на кофейном столике появился шоколадный пирог с цукатами, а сама Карина уселась в глубокое кресло напротив него. При этом ее юбка немного сбилась вверх, и он поневоле еще раз залюбовался безупречными ногами – на его месте так поступил бы любой мужчина. Карина, перехватив его взгляд, торопливо одернула юбку – наверное, это был машинальный жест, потому что, спохватившись, она оставила ускользающий подол в покое и улыбнулась.
   «Смешная она, – подумал Арсений. – Строит из себя этакую фамм фаталь. А на самом деле ей бы блины для мужа печь да над детишками крыльями хлопать».
   – Вы сегодня так хорошо выглядите, Карина, – сказал он, для того чтобы сказать хоть что-то, потому что пауза неприлично затянулась. Он видел, что ей тоже неловко, и удивлялся, зачем она его все-таки позвала. Хотя иногда ему попадались клиентки, которые любили поплакаться на обидную женскую долю. Неужели она из таких? Непохоже.
   – Спасибо. Не очень-то я часто наряжаюсь.
   – Странно. Мне казалось, у актрис вся жизнь на виду.
   – Не вся. В последнее время я все больше сидела дома, – улыбнулась Карина. – Мы с моим мужем… бывшим мужем почти каждый месяц выбирались куда-нибудь на выходные. Париж, Венеция, Мадрид. Там меня никто не знает, я могла хоть голой на улицу выйти.
   – Сомневаюсь. – Он красноречиво взглянул на ее ноги, и опять ее холеная рука метнулась, чтобы одернуть подол, но замерла на полпути. Странная женщина! – Дальше одного квартала с вашей фигурой вы бы не прошли.
   – Спасибо. Но я была не одна. Анатолий меня бы защитил.
   – Вы по нему скучаете? – Он понял, что пора приступить к сеансу психотерапии.
   – Вряд ли. Сначала – да, и очень сильно. А сейчас… Понимаете, я к нему просто привыкла. Почти тридцать лет вместе – это срок. Страсть уходит, и любовь, наверное, уходит. Но остается привычка.
   Хотя сейчас мне кажется, что лучше жить одной, – спохватившись, добавила она.
   Арсений ей не поверил, но решил тактично промолчать. Почему-то ему было неловко в обществе этой застенчивой красавицы, которая в матери ему годилась по возрасту, но выглядела почти как ровесница – в приглушенном свете. Черт, как хорошо он знал это лицо! Он видел это лицо улыбающимся, плачущим; он видел, как она целуется и дерется, как она поет, танцует и занимается любовью, конечно, в откровенных сценах Карина не снималась никогда. Так что, скорее, он видел на экране, как она намекает на то, что собирается заняться любовью, но все же это было что-то. И как не похожа была та смелая экранная красавица на зажатую домохозяйку, которая сидела напротив него, демонстрируя длиннющие ноги. Не похожа, несмотря на то что у них было одно лицо! Что-то здесь не так… Так просто не бывает. Не может человек с энергетикой секс-бомбы быть таким вот простым и незатейливо-скромным. А может быть, ему, Арсению, просто в каждой женщине мерещится стерва? Обжегшись на молоке, он дует на воду?
   Или это она, Карина, пытается ввести его в заблуждение удачно подобранной маской? Там, в ресторане, на презентации сериала, он ведь спросил у нее – какую маску носите вы, Карина? Он не мог не заметить, как она напряглась. А почему? Неужели потому, что ей просто польстило его внимание? Едва ли, у нее, наверное, таких, как он… больше, чем она в состоянии переварить.
   – Одна я могу делать что хочу, – продолжала она тем временем расписывать самой себе преимущества жизни без пузана. – Он всегда вставал рано, а я люблю понежиться в постели. И потом, у него аллергия на краски и растворители, а я рисую.
   – Вы рисуете? – удивился он.
   – Не совсем, я неправильно выразилась… Я делаю кукольные домики. С детства. Хотя таланта у меня, наверное, нет, но руку здорово набила. Хотите покажу?
   – Домики?
   – Ну да. Я их почти никому не показываю. Пойдемте наверх.
   Внимание Карины было ему приятно. Черт его знает почему – то ли она немного ему все-таки нравилась, то ли оттого, что она была звездой. А если звезда обратила на него внимание, значит, и сам он чего-то стоит!
   Он прошел за ней на второй этаж. Отметил, что во всех комнатах – хирургическая чистота. Ни пылинки, ни лишней бумажки. То ли дело у него, Арсения! Дорогие интерьеры и черт ногу сломит!
   Она открыла перед ним дверь просторной кладовки и включила свет. Арсений потрясенно огляделся по сторонам. Это была необычная комната – «домик для домиков». Кроме кукольных домиков, больших, маленьких, белых, разноцветных, здесь ничего не было. Некоторые из них выглядели как произведения искусства. Например, особнячок из плотного белоснежного картона, напоминающий макет Большого театра. Колонны, балкончики. На одном из балконов скучала чуть выцветшая бумажная барышня в нарядном кружевном платье.
   – Это я. – Карина перехватила его взгляд.
   – В смысле?
   – Это я стою на балконе. Я сделала фигурку самой себя… Знаете, когда-то за мной ухаживал очень богатый человек. Чего он только мне не сулил! В том числе пообещал белоснежный дом с колоннами. Дело было в семидесятых, тогда это казалось невозможной, недопустимой роскошью.
   – А вы?
   – А что я? Я была замужем, – скупо улыбнулась Карина. – А с тем богачом я познакомилась в Ялте.
   – Вы отдыхали одна? Без мужа?
   – Можно сказать и так. Толя должен был догнать меня через несколько дней. Три дня я была на юге совсем одна. Вот однажды и познакомилась с тем человеком… Конечно, ничего у нас с ним не было, – неизвестно зачем добавила она. Как будто бы он спрашивал, как будто бы собирался ревновать.
   – Наверное, у вас полно поклонников?
   – Есть, конечно. Не жалуюсь. Некоторые запоминаются особенно ярко. Знаете, однажды за мной ухаживал иностранец. Я познакомилась с ним на показе мод. Он так на меня смотрел… Я на всю жизнь запомню этот взгляд.
   Странная женщина, подумал Арсений. Так не бывает. На всю жизнь запомнить взгляд человека, с которым у тебя никогда даже не было романа. Неужели она действительно такая? Или все-таки врет? А может быть, скучает по пузану и пытается казаться успешной?
   Он присел на корточки перед домиком. Кончиком пальца осторожно дотронулся до женской фигурки на балконе. Карина – Карина живая – вздрогнула, словно это ее он потрогал, а не ее бумажного двойника.
   Какое странное хобби. Милое хобби. Кукольные домики.
   Интересно, а что делает Вероника, чтобы отвлечься от мрачных мыслей? Может быть, у нее есть тоже какой-то потайной запасной выход?
   Да нет, вряд ли. Когда Вероника находится в дурном расположении духа, она просто идет по магазинам и тратит деньги. Покупает себе новые шмотки.
   – Меня тоже однажды бросила девушка, которую я считал любимой, – вырвалось у Арсения.
   – Почему это «тоже»? – как-то сразу подобралась она.
   И он понял, что сморозил бестактность – она нарочно перевела разговор с покинувшего ее пузатого супруга на безобидные кукольные домики, а он взял и напомнил ей об изменнике. Если, конечно, все было именно так, как он себе вообразил.
   – Вы намекаете на моего мужа?… Наверное, уже сплетни ходят.
   – Какие сплетни? Вы же сами мне все рассказали.
   – Ладно. Знаете, Арсений, мне уже гораздо лучше. Сначала действительно было тяжело, а теперь я привыкла. И мне кажется, что без Толи здесь даже уютнее… Расскажите о своей девушке.
   «Это что, вечер воспоминаний?» – раздраженно подумал он.
   – А что о ней рассказывать. Вероника ее звали. Обычная девушка.
   – Неправда. Вы не могли полюбить обычную. У нее были очень красивые руки. Она нервно мяла длинными ухоженными пальцами бумажную салфетку. И он невольно ею залюбовался.
   – Почему?
   – Потому что вы необычный, – тихо сказала она…
   …«Что за черт! Что происходит?» – размышлял Арсений, выйдя от Карины. Или ему все только показалось? Бред, бред. Киноактриса с безупречной репутацией, которая в матери ему годится, смотрит на него влажно из-под приопущенных ресниц.
   Женщина с безупречной репутацией и взглядом алчной до удовольствий шлюхи! Что это значит? Стоит ли ему сделать шаг навстречу? Вряд ли, скорее всего, это ее оскорбит. И потом, если бы она захотела, то сама бы могла сказать все начистоту. В конце концов, он платный любовник, и ей об этом прекрасно известно.
   Влечение. Арсению нравились неразгаданные женщины, такие, о которых можно было бы напридумывать для самого себя самых невероятных историй. В детстве он был влюблен в некую Марину Семашкину, девчонку с самой дурной репутацией во всей школе. Семашкина была красива порочной красотой гулящей кошки. О ней полагалось говорить приглушенно и многозначительно – а ты пробовал, мол, Семашкину? А вот мы с Семашкиной как-то раз в раздевалке… Всем его одноклассникам порочная рыжая Марина снилась. Но на самом деле никто из них Семашкину не «пробовал», потому что общалась она преимущественно с десятиклассниками, а на такую мелочь, как Арсений, и вовсе не смотрела.
   Ох уж это обаяние порока! И Вероника тоже как раз такой и была. О ней ходили сплетни, и ей это нравилось. И за ее спиной перешептывались: «А ты слышала, что у нее любовник – темнокожий миллионер?», «А ты знаешь, что она увлекается уринотерапией?», «Ты в курсе, что она сделала пятнадцать абортов?» И ему тоже, как ни странно, это нравилось – потому что, если о тебе сплетничают, значит, ты – личность. О серых мышках разговаривать никому не интересно.
   А вот о Карине Дрозд сплетничали мало. Журналисты ее любили. Восемь журнальных обложек только за последние полгода – это что-то значит. И везде она была этакой конфетно-безупречной дамочкой. Идеальная жена, любящая мать, заботливая хозяйка. Леди Совершенство. Непорочная изготовительница дурацких кукольных домиков. И никак не вписывался в этот идеальный образ ее взгляд – жадный и горячий. Взгляд алчной шлюхи – вот что это был за взгляд. А уж Арсений-то разбирался в этом, как никто другой.
   «Она меня хотела», – подумал он. Какой же он дурак. Это ясно, как дважды два. Она хотела его, поэтому и позвала. И не было никакой дурацкой вечеринки. Вечеринка – это просто неловкий предлог. Она стеснялась позвонить в агентство и объяснить, что ей нужен секс. Может быть, не привыкла покупать мужиков, а может быть, трясется над своей репутацией.
   Эта мысль обожгла его, точно укус ядовитой медузы.
   «Какой же я идиот! – подумал Арсений. – Это же надо было так опростоволоситься!»
   И вторая мысль: «Я должен туда вернуться! Вернуться и получить свое. Или дать ей то, что она хочет… Ничего в этом такого нет. Ведь мы оба одного и того же хотим!»
   Да, сомнений быть не может. Ее взгляд… Так когда-то смотрела на него Вероника… Вероника… Личико ангела и хватка бойцового пса. Где она теперь? И сейчас, отойдя от мира моды, Арсений ревностно следил за событиями, происходящими в модельном бизнесе. Он знал имена всех знаменитых русских манекенщиц, и Вероника среди этих имен не фигурировала. Может быть, выгодно вышла замуж и живет где-нибудь на французском побережье? Носит «Версаче», ест своих любимых гадов морских, которых он когда-то не мог ей покупать, потому что стоили они слишком дорого, – она любила все самое дорогое!
   В любом случае, если бы не она, Арсений ни за что не повстречался бы с Марком Коннорсом во второй раз. Наверное, он ее любил. Хотя, если бы сейчас кто-то ему об этом сказал, Арсений принялся бы горячо отрицать.
   Он был успешным, она была никем. Второсортная вешалка, перебивающаяся на мелких показах. Что она только ни делала, чтобы выглядеть не хуже тех холеных стерв, одной из которых она хотела стать. Например, она купила где-то несколько десятков поддельных этикеток известных марок – Шанель, Кокай, Мисс Сиксти. И методично пришивала их на футболки и платья, купленные в оптовом секторе Черкизовского рынка.
   – Зачем ты это делаешь? – дразнил ее Арсений. – Думаешь, от этого изменится качество тряпок?
   – Если делаю, значит, так надо, – сквозь зубы отвечала она. Вероника терпеть не могла, когда ее высмеивали, – ее чувство собственной значимости было явно гипертрофированно.
   – Кто увидит этикетки?
   – Кому надо – увидят!
   Ему хотелось верить, что она имеет в виду других манекенщиц – в гримерных все шмотки на виду; цепким профессиональным взглядом модельки оценивают стоимость гардероба соперниц. Но вообще-то Арсений насчет Вероники не особенно обольщался – он понимал, что, если ей представится возможность получить работу в обмен на, как она сама выражалась, «трах» – она уж своего не упустит. Не станет задумываться о нравственности или верности.
   Сам он ей не изменял. Хотя возможностей было море. Какие только девушки не вились вокруг него! Манекенщицы, стильные томные визажистки, хорошенькие журналистки. Была даже одна девушка-охранник. Некая Нюра, закончившая школу телохранителей и приставленная к какой-то известной манекенщице мужем-бандитом. Сексапильная была эта Нюра, но Арсений ее побаивался. Сам-то он был не спортивен, хотя и имел весьма мужественный вид. А Нюра от пола раз тридцать, не меньше, отжималась. Вешалки придумали ей прозвище – «конь с яйцами».
   В общем, женщин вокруг было много, но все же Вероника была для него лучшей. Он и сам не мог объяснить себе почему. Может быть, это была связь на каком-то биохимическом уровне? Она ведь ни его, ни любовь его (если это все-таки была любовь) ни в грош не ставила. Сначала еще старалась: готовила какие-то ужасные пахнущие гарью варева, будила его сексом – он просыпался и видел ее голову между своих ног, золотые спутанные волосы раскиданы по смуглым ляжкам. Но Вероника быстро просекла, что он увяз в ней по уши и в любом случае никуда не денется. Сначала она перестала готовить – чему он, если честно, был даже рад. Потом перестала ночевать дома.
   – У моей подружки день рождения, – лениво объясняла она, подкрашивая перед зеркалом губы.
   – А я не могу с тобой пойти?
   – Там будут одни девчонки.
   И уходила, а возвращалась под утро, если возвращалась вообще. И помады на ее губах по возвращении не было.
   А потом она и вовсе объявила:
   – Ты знаешь, я вообще-то не очень люблю секс.
   – Как это? – опешил он, потому что Вероника к тому времени успела зарекомендовать себя девушкой горячей.
   – Вот так. Я тебя люблю, но секс для меня – это второстепенное. Мне достаточно быть рядом с тобой.
   Сентиментальное «быть рядом с тобой» в данном случае означало «позволять тебе оплачивать мою квартиру» и «с завидной регулярностью подсовывать тебе мои счета».
   Другой бы, наверное, на его месте пожал плечами и живо собрал чемодан. А вот Арсений остался. Но с тех пор повелось так, что Вероника все чаще спала отдельно. Конечно, иногда она милостиво подпускала его к своему телу. И тогда минуты близости казались ему слаще.
   Она была потрясающей женщиной – этого у нее не отнимешь. Эти волосы, мягкие, светлые, рассыпающиеся в руках. Этот запах – душно-сладкие духи, слишком дамские духи, которые сначала его раздражали, а потом от их навязчивого аромата ему мгновенно становились узки штаны, даже если этот запах излучала какая-нибудь задолбанная жизнью тетка в метро. Даже если он просто нюхал флакон. Все равно это был запах Вероники.
   Даже странно, что ей не повезло. Странно, что те, кто отвергал ее на кастингах, не чувствовали этот магнетизм. Впрочем, однажды она своего почти добилась.
   Вероника понравилась топ-менеджеру британской парфюмерной компании – тот просматривал альбомы девушек из агентства «КАСТ» в поисках лица для рекламной кампании новых кремов. И выбрал четырех девушек, в том числе и Веронику. Целую неделю она ходила счастливая, как невеста. Она даже вернулась в «супружескую» кровать.
   – Ты не представляешь! – радостно щебетала она, когда он, уставший, расслабленный, наконец выпускал ее из рук. – Это такой шанс! Будет и телеролик, и плакаты. И в Москве, и в Лондоне.
   – Что у них в Лондоне, своих моделей нет, что ли? – с сомнением говорил Арсений. Нет, ему не хотелось ее дразнить, просто в последнее время Вероника слишком много внимания уделяла этому кастингу. Он не хотел бы, чтобы она в итоге почувствовала себя разочарованной и обманутой. Приятно, конечно, когда на тебя обратили внимание, но все же четыре претендентки – это серьезная конкуренция. А Вероника вела себя так, словно контракт уже у нее в кармане.
   – Сейчас бум на русские лица! – азартно спорила она. – По-моему, я ему понравилась! Все остальные и в подметки мне не годятся.
   И вот наступил наконец решающий день. Четверых счастливиц пригласили в офис представительства компании. Из Лондона приехали два топ-менеджера и знаменитый андерграундный режиссер – планировалось, что он будет снимать рекламный ролик. Вероника всем понравилась. Ей было сказано, что она cute, sexy и beautiful. Но – не star, а значит, в рекламном ролике будет блистать другая.
   – Дорогая, у вас замечательное лицо и красивая фигура, – через переводчика сказал ей режиссер. – Беда в том, что ваш тип не в моде. Вы никогда не добьетесь успеха с такими губами, поверьте мне.
   – А что у меня с губами? – прошептала Вероника, сдерживая слезы. Ей не хотелось плакать на глазах у удачливых соперниц. Потом отплачется – запрется в кабинке туалета и наревется вволю, размазывая косметику по хорошенькому лицу.
   – Их нет! – взвизгнул режиссер. – Как?
   – Когда у модели нет груди, это простительно. Но если у нее нет губ – это же катастрофа! Губы должны быть мясистыми! А-ля Наоми Кэмпбелл!
   – Но она негритянка.
   – Вот-вот. Негритянскими должны быть губы, а у вас бледные ниточки, как у чопорной девы.
   Тут уж Вероника не выдержала и разрыдалась. К радости своих изображающих теплое сочувствие подруг.
   Офис парфюмерной компании она покинула ни с чем. Впрочем, один из топ-менеджеров пожалел разревевшуюся красавицу и подарил ей футболку с логотипом фирмы.
   Другая бы на ее месте вытерла слезы, выпила вина, уснула и постаралась о публичном унижении забыть. Другая – но не Вероника. Слезы она, конечно, вытерла, только после этого отправилась не глушить грусть алкоголем, а искать подходящего хирурга, который за умеренные деньги и без особого риска взялся бы привести ее лицо к мировым стандартам. Слишком уж много времени и сил потратила она на модельный бизнес, чтобы сдаться просто так. Если им нужны негритянские губы, они их получат.
   Подружка посоветовала ей подходящую клинику – «находится в центре, берут недорого, главврач обучался в Швейцарии, скажи ему, что от меня».
   Туда она и отправилась, прикидывая, а не согласится ли этот врач прооперировать ее бесплатно, то есть не совсем бесплатно, конечно, а в обмен на Вероникины прелести. Денег у нее не было – не продавать же ради губ машину!
   Врач оказался приятным пожилым армянином. Вероникой он, казалось, совершенно не заинтересовался, так что идею о взаимовыгодной сделке (губы в обмен на тело) пришлось забыть. Выяснилось, что слегка увеличить губы – это пустячная операция, надо просто сделать несколько силиконовых инъекций.
   – Но губы немного потеряют чувствительность, – предупредил доктор.
   – Ничего страшного.
   – Это вам сейчас так кажется. Многие девушки, сделавшие такую операцию, жаловались потом и просили вернуть как было.
   – Я не попрошу.
   – Но вы перестанете получать удовольствие от поцелуя, – улыбнулся врач, разглядывая ее поверх очков.
   – А я не люблю целоваться.
   – И от еды.
   – А есть мне вообще противопоказано. Я же манекенщица.
   – Вижу, вы все для себя уже решили. Что ж, в таком случае вам надо сдать анализы и записаться на операцию. Вы осведомлены о наших ценах?
   – Не совсем.
   – Такая операция стоит полторы тысячи долларов. Мы даем гарантию на три года, а потом, возможно, курс инъекций придется повторить.
   – Полторы тысячи? – переспросила она, стараясь не показать, насколько она шокирована.
   – Именно. Учитывая мой опыт и качество наших материалов, это совсем недорого. Но если у вас этих денег нет…
   Вероника нервно облизнула губы и выпятила грудь вперед, рассчитывая на альтернативное предложение.
   – Если у вас денег нет, я буду рад. У вас такое красивое лицо, что я не посоветовал бы портить его инъекциями.
   В тот день она вернулась домой нетрезвая и злая. Долго плакала, запершись в ванной, прежде чем позволила ему войти и расспросить, в чем дело. Хотя Арсений и так сразу понял, что кастинг она не прошла. Когда Вероника заговорила об операции, он сначала решил, что у нее просто нервный шок. Такой стресс пережила, вот и мелет, сама не понимая что.
   – Ты должен достать деньги, ты же мужчина, – наконец заявила она.
   – Полторы тысячи долларов – это многовато. Сама знаешь, что больше тысячи у меня в месяц не выходит, а я плачу за квартиру и даю тебе деньги. У меня ничего не отложено. Этот британец мудак. У тебя красивые губы, оставь эту дурацкую затею.
   Она и слышать ничего не желала.
   – Если ты не достанешь деньги, мне даст их кто-то другой!
   – Это шантаж?
   – В некотором роде, – нагло усмехнулась она. Арсений разозлился и даже подумал – треснуть ее, что ли?
   – Что-то до сих пор охотников не нашлось.
   – Много ты знаешь! – сказала Вероника. Поярче накрасила глаза, обтянула ноги оранжевыми слаксами и ушла куда-то, взнервленная и красивая.
   Этим же вечером ему позвонила знакомая модель, которая давно и настойчиво Арсения обхаживала. Позвонила, чтобы сообщить, что видела Веронику в казино «Шангри ла» в компании бегемотообразного мужчины. Вероника играла в рулетку, а он топтался сзади и периодически запускал руку в ее декольте.
   – Почему я не могу от нее уйти? Почему я позволяю так с собой обращаться? Почему? Почему? – говорил сам с собой Арсений, расхаживая из угла в угол. Ему не спалось, он думал о том, что Вероника сейчас, наверное, задыхается от притворной страсти в потных объятиях богатого бегемота.
   К утру он принял решение, как ему тогда казалось, единственно верное. Вероника – его женщина. Она взбалмошная и несносная, но она принадлежит ему. Если он хочет обладать такой волшебной женщиной, значит, должен исполнять ее капризы. Или хотя бы некоторые из них. Полторы тысячи долларов – не такие уж большие деньги. Он найдет, где их достать. Он даже наверняка знает, кто мог бы поделиться с ним такой суммой.
   …Я влюбилась в проститута. Такое могло произойти только со мной.
   Карина взглянула на себя в зеркало и рассмеялась вслух. Глаза – как черные дыры на белом лице. Нервный румянец – как будто нарисованный неопытным визажистом. Прикушенная губа – не в страстном поцелуе пострадавшая, Карина сама ее прикусила, когда задумалась о том, что с ней могло произойти этой ночью, будь она чуточку смелее. Зойка бы сказала: сука в течке.
   Почему она такая трусливая? Целый час сидела напротив, глушила вино и старалась быть очаровательной. Будто ему не все равно. А всего-то и надо было – присесть на подлокотник его кресла, так, чтобы узкая юбка заскользила вверх по загорелым ляжкам. Он бы удивился, естественно. Но виду бы не подал, он же, черт возьми, профессионал! Накрыл бы ее колено теплой ладонью, его другая рука обхватила бы ее талию, и…
   Нет, вот об этом она даже думать не будет. Ни в коем случае. Надо срочно подумать о чем-нибудь еще. О чем-нибудь нейтральном. Например, о работе.
   Ей предложили сыграть эпизодическую роль в фильме известного французского режиссера. Стоит ли соглашаться появиться на экране всего на две минуты? Даже у такой звезды?
   А у Арсения очень красивое тело, она заметила. Наверное, он ходит в тренажерный зал. Мышцы литые. Железный пресс. И бугристая спина.
   Если о работе думать не получается, можно вспомнить детей. Дети отдаляются от нее, и Карина ничего не может с этим поделать. До нее доходят странные слухи. Якобы Костенька «голубой». Якобы Катенька предложила свое тело известному клипмейкеру, дабы он использовал ее в съемке рекламного ролика. Конечно, это все неправда.
   Господи, какой же у Арсения взгляд! Теплый, пронзительный и взрослый – как будто бы он ее ровесник, а ведь он лишь немного старше Костеньки! Интересно, когда он занимается любовью, он закрывает глаза?
   Что за чертовщина? О чем бы она ни думала, мысли все равно возвращаются к нему.
   Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть – как будто некто извне уличил ее в чем-то постыдном. Наверное, звонит Зойка – узнать итоги эротического эксперимента. Карина даже сначала не хотела брать трубку – ну как признаться подруге в том, что ничего у нее не получилось?
   Это был Анатолий. Сбежавший муж. Он звонил ей впервые с тех пор, как его зубная щетка перекочевала в Валечкину гостеприимную ванную.
   – Здравствуй. – Голос мужа звучал неуверенно.
   – Привет! – весело ответила Карина. Сколько она готовила себя к этому разговору, сколько раз успокаивала дыхание перед трезвонящим телефоном, надеясь, что это он. Теперь же она, как ни странно, совсем не волновалась. Некогда родной голос не вызывал в ней ровно никаких эмоций.
   – Я просто хотел спросить, как дела?
   – Отлично. Как твои?
   – Тоже хорошо… Тебе ничего не нужно?
   – В каком смысле?
   – Ну, может быть, чем-то помочь… Или деньги.
   – Нет, вроде бы ничего. У меня все в порядке. Она выжидательно замолчала. Анатолий растерялся. Наверное, он думал, что жена начнет либо плакать, либо ехидно спрашивать, например, о той же Валечке. Но Карина держалась с ним, как добрый друг.
   – Я звонил детям. Завтра встречаюсь с Катенькой. Ей нужно платье к новому учебному году, я решил ей подарить.
   – Ты ее особо не поощряй. Рано ей еще носить дизайнерскую одежду.
   – Не хочешь к нам присоединиться?
   – Спасибо, подумаю. Но, наверное, завтра не получится. У меня косметолог.
   – Тогда, может быть, в другой раз?
   – Да, с удовольствием. У тебя самого-то все нормально?
   – Вроде бы да.
   – Тогда, с твоего позволения, я отсоединюсь. Мне завтра рано вставать, – соврала Карина.
   – Да, конечно… Кара, я вот что сказать хотел. Ты на меня зла не держи. Я запутался… Можно, я тебе еще на этой неделе позвоню?
   – Конечно! Звони, когда захочешь! С удовольствием уделю тебе внимание!
   – Кара… А ты не пьяная? – вдруг ошарашенно спросил он.
   Карина искоса взглянула на полупустую бутылку «Мерло», одиноко возвышающуюся на кофейном столике. «Мерло» и два бокала, на одном – бледный отпечаток ее перламутровой губной помады. А из другого пил Арсений. Пил он мало и осторожно. Когда он ушел, Карина допила из его бокала вино, она прикасалась губами к стеклу, еще хранившему тепло его губ – и это тоже был поцелуй.
   – Трезва как стеклышко! – сказала она отчего-то Зойкиным тоном.
   – Карина, не надо. Я все понимаю, ты в непростом положении… Но надо найти какой-то выход. Это из-за меня, да?
   – О чем ты, Толя? У меня было свидание, конечно, я выпила два бокала. Или три, не помню. Это не значит, что я пьяна.
   – Карочка, не ври! Хочешь, я приеду?
   – Зачем? – удивилась она.
   – Ну… поддержать тебя. Кара, прости, я несу чушь и сам себя не контролирую. Конечно, сейчас я приехать не смогу. А вот завтра… Может быть, завтра вечером?
   – Я занята. У меня свидание, – сказала она, подумав, что, если станет совсем тоскливо, завтра она тоже может позвать в гости платного Арсения.
   – Да хватит мне врать! – Анатолий не выдержал, вспылил. Таким она его знала, горячим. Ей всегда нравилось, что Толя такой страстный. Хотя иногда он бросал ей в лицо какие-то обвинения, о которых потом жалел. Она привыкла не воспринимать эти вспышки всерьез. – Никакого свидания у тебя нет и быть не может!
   – Это еще почему? Если ты живешь с женщиной, то почему и у меня не может быть своей личной жизни?
   – Потому что я мужик! Мужик в пятьдесят лет еще боевой конь! А женщина… Ладно, Карина, прости, я погорячился.
   Ей стало смешно.
   – А женщина – отработанный материал. Это ты хочешь сказать?
   – Вовсе нет. Ты отлично выглядишь, Кара, но все-таки… Ты однолюб. Думаешь, я этого не знаю? Однолюб. Поэтому никакого свидания у тебя не было… Извини.
   – За что? – усмехнулась Карина. – Это ты меня извини, Толь, но мне и правда пора спать. Было приятно тебя услышать. Спокойной ночи.
   – Спокойной ночи, – неохотно попрощался он. Ну вот, тот, кто любил ее почти тридцать лет, теперь записывает ее в старухи. Неужели это симптом? Может быть, она сама уже настолько привыкла к зеркальному отражению, что оно продолжает казаться ей красивым? Ну а как же беспристрастная кинопленка? Неужели все дело в грамотно поставленном свете? Да, если уж Толя назвал ее старухой, то что же должен был подумать о ней Арсений…
   Арсений думал: а она красавица, эта странная Карина. На экране она выглядит совсем по-другому. Экранная Карина Дрозд принадлежит к типу дамочек, которых он терпеть не может. Заносчивая леди, самовлюбленная дрянь. Уверенная в своей красоте, богатая, властная, сильная… В жизни она совсем не такая. Она показалась ему мягкой и скромной – ну, насколько скромной вообще может быть кинозвезда. У нее было интересное лицо – ее черты чуть заострились с годами, лоб прорезан тонкими, как волоски, морщинками. Под глазами наметилась тень, но она, пожалуй, делает взгляд еще более выразительным. И потом, эта вежливость, эта русская робость. Современные русские красавицы нагловаты и хамоваты, Арсения не всегда привлекали «аленушки», похожие на классических героинь. В Сибири такую девушку еще можно повстречать, а вот в Москве – весьма проблематично. Московские красотки иногда казались ему ненатуральными – феминизированные, американизированные (или европеизированные, что лучше, но ненамного), стремящиеся все к одному и тому же идеалу. Автозагаром намазанные, гладко проэпилированные, умело накрашенные, где надо, подкачанные – и все же никакие. Девушки на одну ночь. Даже Вероника, его Вероника, которую он вроде бы любил, даже она – всего лишь одна из них.
   А тут – островок естественности в самом логове силиконово-гелево-пергидрольного мирка. Арсения не удивило бы, если бы всеми этими качествами обладала горничная известной актрисы, но сама Карина Дрозд… А как она смутилась, когда услышала какую-то банальность о красивых, кажется, руках (руки у нее, кстати, действительно красивые)! А как она суетилась, подливая ему кофе, а как она предложила разогреть для него пирог!
   Неожиданно для себя самого Арсений почувствовал, что возбужден.
   – Что за черт!
   Он подкрутил ручку автомагнитолы, но громкий джаз лишь усугубил смутное желание. Арсению срочно нужна была женщина.
   «Интересно, а что бы сказала эта Карина, если бы я начал к ней приставать?.. Наверное, запустила бы мне в рожу тарелкой со своим хваленым пирогом!.. И все же почему я не могу об этом не думать?»


   Глава 11

   Пятидесятилетнюю женщину воскресным утром лучше не беспокоить. Пусть она и красавица, пусть и моложава до такой степени, что внушает оптимизм дамам, с ужасом высматривающим первую морщинку. Как бы то ни было, сто шансов к одному, что воскресным утром вы обнаружите ее в бигуди и с заспанным лицом, лоснящимся от жирного крема.
   По воскресеньям Карина Дрозд расслаблялась в блаженном одиночестве. Сама она называла это «кусочек кайфа». Всю неделю она обязана быть подтянутой улыбчивой красоткой, раздавать автографы и интервью. А в воскресенье можно, наконец, стать и самой собой – никаких утягивающих корсетов и туши на ресницах. Карина спала до полудня, потом еще пару часов валялась в постели, бездумно просматривая однообразный телевизионный ассортимент. Потом нехотя выползала из нежного одеяльного плена, пила кофе с сахаром (тоже роскошь!), размораживала тортик. Она всю жизнь с непримиримостью отчаянного вояки боролась с лишним весом, можно же на один-единственный день забыть о том, что от сладкого не худеют?
   Что дальше по программе? Ясное дело, что никаких физических упражнений. Нет, после азартного уничтожения торта Карина наполняла ванную, влив в воду чуть ли не полфлакона ароматического масла бергамота. Рюмочка бейлиз, пенная вода, из которой только лицо да коленки торчат, гидромассаж. Потом можно посмотреть какое-нибудь кино или бездумно почитать что-нибудь, не требующее особых умственных затрат. Детективчик свежий или любовный роман. Потом обязательный созвон с Зоей. А там уж и до возвращения в постель недалеко.
   В тот день воскресный кайф был грубо нарушен на стадии размораживания тортика. В дверь позвонили это была полная неожиданность; Карина даже вздрогнула, настолько привыкла она к вынужденному одиночеству. Дети приезжали редко, домработница приходила только по вторникам и четвергам, зато Зойка бывала чуть ли не каждый день, но она не очень-то любила домашние посиделки и все время норовила вытащить Карину в город, в один из модных баров или летних кафе.
   Неприятное предчувствие колким морским ежиком заворочалось в районе солнечного сплетения. Карина сразу поняла – это же Анатолий пришел. Кто еще, как не он. И, надо сказать, время для визита он выбрал не лучшее. Мало того что она выглядит, как обычная домохозяйка (выгодный контраст с длинноногой Валечкой в пользу последней), так еще у нее нет и выработанной стратегии поведения. Что ей делать, если он опять заведет свою песню – мол, запутался я, решайте все за меня сами. И что тогда? Поощрить его остаться или гордо выгнать? В первом случае она наконец порвет в клочья заплесневевшее одиночество. Зато во втором продемонстрирует железный характер.
   Кое-как пригладив волосы ладонью и наспех подрумянив щеки, Карина поспешила к двери.
   А возле самой двери остановилась и постояла несколько секунд, успокаивая дыхание. Все нормально. Она будет держаться достойно.
   А теперь главное – улыбнуться и как ни в чем не бывало распахнуть дверь.
   – Толя, я рада, что ты…
   Карина осеклась. За дверью стоял Арсений.
   В первый момент он ее и не узнал. Без косметики она выглядела старше. Но старше – не значит уродливее. Самое главное – она была какой-то другой. Более мягкой, что ли. Старомодный плюшевый халат уютно обнимал ее стройное тело, в вырезе просматривалась аппетитная ложбинка на груди.
   – Вы?! – Она отступила на шаг назад, но войти не пригласила.
   – Извините… – Карина так внимательно на него смотрела, что Арсений даже смутился. Ему ни разу в жизни не приходилось ухаживать за взрослой женщиной. Обхаживать – другое дело, здесь ему равных не было. Но вот попробовать заинтересовать по-настоящему…
   – Наверное, какая-то ошибка… – Карина суетливо поправила челку, он нашел этот непроизвольный жест ободряющим: не стала бы она печься о прическе, если бы не видела в нем мужчину. – Я не звонила в «КАСТ».
   – Я знаю. – Он растерянно улыбнулся и опустил глаза. Так будет эффектнее, ему показалось. Взрослый мужчина с повадками неопытного мальчишки. На такое она должна, должна «повестись». – Знаете, на самом деле я проезжал мимо… То есть не то чтобы совсем мимо, но был недалеко. И подумал, что было бы хорошо заехать… Карина, а если честно, я думал о вас.
   Проезжал мимо – какой старый, проверенный поколениями бесхитростный трюк! Но как она покраснела – как любительница горячо натопленной сауны. Никаких румян не нужно. Почему она так нервничает? Значит, он не ошибся, и между ними действительно, что называется, пробежала искра?
   – Я могу войти? В агентстве меня убьют, если узнают, что я к вам приезжал.
   – Никто не узнает, – улыбнулась она. – Но… Как-то это все странно. Конечно, заходите. Вам надо было заранее позвонить, я в таком виде.– Она беспомощно посмотрела на свой халат.
   – Вы выглядите чудесно! Вам очень идет домашний стиль. Наверное, я вам помешал?
   Еще один трюк. Если она скажет: «Нет, что вы!» – значит, все идет по плану. Вторжение Арсения в воскресное ничегонеделание известной актрисы было довольно наглым. Она имеет полное право интеллигентно выставить его вон, если, конечно, не имеет на него определенных, пусть и смутных, видов.
   – Что вы, я не занята! – сказала она. – Конечно, проходите. Знаете, я как раз собиралась завтракать.
   Он посмотрел на часы – половина второго.
   – Понимаю, – смутилась она, – но такая уж у меня воскресная традиция. Как вы относитесь к шоколадному торту?
   – О, да тут в самом разгаре праздник непослушания! – рассмеялся Арсений. – К торту я отношусь больше чем положительно. А вам не жалко делиться им со мной?
   – Он большой. – Карина разлила благоухающий мятой чай по изящным фарфоровым кружечкам. – Мне столько сладкого нельзя.
   Он помог ей принести из кухни блюдо с тортом.
   – Это мой любимый торт, – тихо сказал он. – Обожаю шоколад.
   Говорил про шоколад, а смотрел в это время на губы Карины. И ее рука с чашкой дрогнула, капелька чая оказалась на светло-розовом халате.
   – Вы не обожглись?
   – На меня не попало, – тихо ответила она.
   И он понял: барьеров больше нет. Открылись шлюзы. Прозвучал сигнал. Полный вперед. В открытое штормовое море.
   – Позвольте взглянуть.
   Она все правильно поняла, она отодвинула чашку в сторону и посмотрела на него беспомощно – это было промедление неопытного парашютиста перед прыжком в манящую бездну. Он медленно обошел столик вокруг и присел на колени у ее ног.
   – Карина, вы такая красивая без косметики, – почти прошептал он.
   Она протянула руку и несмело погладила его волосы. Он замер на секунду, а потом перехватил ее руку и поцеловал запястье, слегка прикусив бледную мягкую кожу. Карина вздрогнула, но руку не отняла. Он обхватил ее за талию и легко потянул на себя, она все поняла правильно и сползла с кресла на пол. Рука Арсения скользнула в ее декольте. У Карины была красивая грудь, тяжелая и упругая.
   «Может быть, подтяжку сделала? – промелькнуло у него в голове. Ему часто приходилось иметь дело с дамочками за пятьдесят, и ни у кого из них такой груди не было. – О чем я думаю, о чем я думаю? Я хотел ее, я сразу же своего добился, надо просто расслабиться… Но какая же странная ситуация…»
   Что за волосы, мягкие, как пушок! Интересно, это от природы или он их чем-то специальным моет? Красивый мальчик, милый мальчик, а ведь он уже начал седеть. Карина откинула голову назад, он с готовностью впился губами в ее шею.
   Ха, видела бы ее сейчас Зойка. А еще лучше – Анатолий! Пока он развлекается со своей так называемой Валечкой, она тоже времени зря не теряет. И не будем забывать, что Валечка эта ни за что не прыгнула бы в его объятия, если бы Толик не был успешным бизнесменом. А ею, Кариной, заинтересовались просто так, нипочему.
   Господи, о чем же она думает? Вместо того чтобы расслабиться и просто плыть по течению, поет удалые гимны своей сексапильности. Так нельзя. Хотя она заметила, что Арсений тоже напряжен. Странный он.
   Ее рука потянулась к выключателю. Гостиная была темной комнатой, которую освещало уютное желтоватое пятно напольной лампы. У нее была многолетняя привычка заниматься любовью в темноте. Точнее, это была даже не ее привычка, а Толина. Толя в последнее время стеснялся округлившегося пивного животика. Придя из душа в супружескую спальню, он улыбался ей и выключал свет. И Карина знала, что раз свет выключен, значит, сегодня будет секс. А если Анатолий просто прошлепал босыми ногами в кровать, прихватив с собой газету, значит, никакого секса не будет. Многолетняя привычка.
   Ее рука была перехвачена на полпути.
   – Не надо выключать свет, – прошептал Арсений. – Я хочу видеть твое лицо.
   Господи, вот на этой ноте пора и остановиться. Она не должна, не должна… Только не в этот раз. Только не с ним. Сколько раз обещала она самой себе быть целомудренной… Впрочем, не все ли равно, если с ним так хорошо?
   А потом они лежали рядом на полу, и ее растрепанная голова покоилась на его плече. Глаза Арсения были закрыты, у него было такое расслабленное лицо, что казалось, он спит. Карина приподнялась на локте – ей хотелось тормошить его, смеяться, разговаривать.
   – Расскажи мне о себе, – попросила Карина.
   – Что именно?
   – Чем ты живешь. Что тебе снится. Как часто ты пользуешься метро. Любишь ли улыбаться. Что читаешь. Какого цвета глаза у твоей матери. Расскажи о своей первой любви. О том, что ты ешь обычно на завтрак. О чем думаешь, засыпая. Да хоть что-нибудь. Мне интересно все.
   – Это анкета? – отшутился он.
   Она уткнулась носом в его соленое плечо.
   – Хоть что-нибудь расскажи.
   – Позавчера я ел бьющееся сердце черепахи, – на секунду задумавшись, сказал он.
   Карина приподнялась на локте.
   – Что? Это какая-то аллегория?
   – Нет, это правда. Я был в Питере, по делам… – Арсений замялся, на самом деле в Питере дела были вовсе не у него, а у Марка Коннорса, ну а он, как водится, сопровождал американца. – В Питере хорошие китайские рестораны. У нас таких нет. В одном мы… То есть я заказал черепаховый суп. Сначала мне принесли живую черепаху. А потом, через пару минут, смотрю несется ко мне официантка с тарелкой на всех парах. Я перепугался даже, что случилось, думаю. А на тарелке сердце сокращается. Его надо быстро проглотить, пока оно биться не перестало. И запить водкой с желчью черепахи. И водкой с кровью черепахи.
   – Какой ты кровожадный.
   – Бывает. Теперь твоя очередь. Кайся.
   – В чем?
   – Ты что, святая? Покаяться не в чем?.. Сколько у тебя было мужчин?
   – Это провокационный вопрос. – Карина щелкнула его по носу. – Неприлично спрашивать такое у порядочной женщины.
   – Ясно. Значит, мало.
   – Почему ты так решил?
   – По тебе же все видно.
   – Все люди считают себя хорошими психологами.
   – Ну, может быть. – Арсений украдкой посмотрел на часы. Вечером у него было «свидание» – старая клиентка по имени Кармен. Надо собираться: Кармен любила, чтобы он приходил к ней нарядным. Ей нравилось, когда ради нее стараются.
   – Ты спешишь? – Голос у Карины был расстроенным. – Не останешься обедать? Конечно, черепахового супа я тебе не обещаю…
   Арсению было неудобно уходить вот так, сразу. Почему-то ему показалось, что Карина эта не привыкла к одноразовым свиданиям. И ей хочется, чтобы все было как в классическом романтичном кино – совместный обед, ленная праздность, исполненная многозначительных взглядов, страстный секс, сон в обнимку. Как давно у него не было такого вот «классического» романа. Пожалуй, в его жизни был вообще всего один не суррогатный роман – со стервозной Вероникой.
   – Извини. Мне действительно надо идти. Я, правда, не знал, что сегодня так получится… А давай пообедаем завтра?
   – Чудесно. В городе или у меня?
   – Приглашаю тебя в замечательное марокканское кафе. Оно недавно открылось, ты вряд ли о нем знаешь. Тебе понравится.
   – Завтра? – скрывая разочарование, спросила она.
   – Ну, если ты не можешь завтра, тогда во вторник.
   – Нет, я могу.
   – Тогда договорились?
   – Конечно.
   Он поднялся с пола и подал ей руку. Карина поспешила накинуть халат. Она ничуть не стеснялась своего тела, она знала, что для своего возраста выглядит лучше, чем возможно. Зоя вот, например, раздалась с годами. Она не комплексовала, даже носила купальник-стринг, но иногда, глядя на Каринины бесплотные ляжки, вздыхала – где, мол, была моя сила воли? Но здесь другой случай. Арсений-то, наверное, может соблазнить любую девушку, какую только захочет. А мужчины, как известно, любят роковых, полногрудых стерв. По сравнению с такими Карина явно проигрывает.
   – Ты очень красивая.
   Кто был по-настоящему красивым, так это он. Фигура греческого бога, мускулистые ноги, подтянутые ягодицы, золотисто-загорелая кожа.
   – Значит, до завтра? – Он аккуратно, на все пуговицы, застегнул рубашку.
   – До завтра.
   – Слышал ли ты когда-нибудь о женских боях? – спросила однажды Арсения его постоянная клиентка по имени Кармен.
   То есть Кармен – это был ее псевдоним, а как звали эту тучную загорелую женщину на самом деле, никто не знал. Кармен была известной гадалкой, она одной из первых открыла магический салон и успела завоевать репутацию еще до того, как в Москве появились сотни жуликоватых псевдоволшебников. Она даже некоторое время вела на телевидении передачу – учила праздных простаков заговаривать воду и концентрировать внутреннюю энергию.
   – О женских боях? Это какой-то вид спорта? Кармен басовито захохотала – она была женщиной шумной, грубоватой и эмоциональной.
   – Ну ты и пентюх! Вся Москва помешана на женских боях, а он ничего об этом не знает!
   – Расскажи мне.
   – И расскажу, и покажу, и дам попробовать. Эй, налей мне пива.
   Он покорно отправился к холодильнику. Кармен относилась к нему не то как к личному прислужнику, не то как к другу. Они были знакомы почти четыре года. Она не стеснялась его – например, позволяла себе разгуливать перед ним почти голой после душа. С мокрым хвостиком негустых волос, с обмотанным вокруг мощных бедер полотенцем, она напоминала профессионального борца сумо.
   Вообще-то, она ему нравилась. Хорошая тетка, только слишком уж громкая. Секса у них не было – Кармен была убежденной лесбиянкой и Арсения выводила в свет для прикрытия. Он ей сочувствовал – при всей своей показной браваде и независимости она не могла быть в полной мере свободной.
   – Понимаешь, на репутацию-то мне насрать, – расчувствовавшись, жаловалась она. – Только вот боюсь, это может повредить бизнесу. Мой салон называется «Магия любви». В основном мы занимаемся любовными приворотами. Кстати, парень, если кого приворожить надо, не вопрос.
   – Не надо, – улыбнулся Арсений.
   – Ну да, на тебя небось и так вешаются… Понимаешь, если все эти трепетные брошенки и нервные страшенные девицы, которые приходят в мой салон, надеясь, что я дам амулет и тогда им немного секса обломится… все они не поверят мне, если узнают, что я лесби… Я должна быть сама успешной, рядом со мной должен быть мужик. Такой, как ты.
   – Ясно.
   – Да ни хрена тебе не ясно! Что ты в этом можешь понимать? Хотя ты, наверное, тоже не брезгуешь мальчиками?
   – Скорее, это они не брезгуют мной.
   – Молодец, интеллигентно сказал, – расхохоталась она. – Ты ничего. Будь ты девицей, я бы на тебе женилась… Так что насчет боев… Тебе интересно было бы посмотреть?
   – Может быть. Если хочешь пойти, я могу тебя сопроводить.
   – Ясен пень, можешь. Ты ж деньги за это получаешь, – мигом поставила его на место Кармен. Она не любила, когда он пытался держаться с достоинством. – Сегодня вечером и пойдем. Только если кому проговоришься, ты труп. Я не шучу.
   – А это что, нелегально?
   – Ясен хрен, нелегально!.. Нет, а я все-таки тебя люблю!
   В тот же вечер они отправились смотреть женские бои. Кармен нарядилась, как шлюха из гротескного спектакля. Обтянула свои складчатые телеса бархатным платьем-чулком. Кто сказал, что толстым идет бархат? Почему все дамочки, чей вес превышает центнер, выбирают для особо торжественных случаев именно эту ткань? Может быть, хотят быть похожими на оперных примадонн? По мнению Арсения, Монсеррат Кабалье – не лучший пример для подражания.
   Но Кармен так явно не считала. Она пышно взбила свои черные с гранатовым отливом волосы и щедро осыпала их разноцветными блестками. На мясистых пальцах – перстни из дутого золота с фальшивыми камнями (хотя, кто ее знает, может, «волшебница» раскошелилась и на настоящие драгоценности). Сине-зеленые разводы на веках, красная помада на губах. В общем, да здравствует водевиль!
   В такси мясистые пальцы в перстнях принялись шарить по его ширинке.
   – Не волнуйся, малыш, я ни о чем таком и не думала, – пьяно хохотнула монстроподобная баба. – Просто шалю. Настроение такое.
   – Где же проходят эти бои?
   – На крыше.
   – И побежденную бросают вниз под ноги ликующей толпы?
   – Какой же ты, малыш, кровожадный. Не волнуйся, это просто бабская драка в масле. За границей это давно вышло из моды, а у нас только спохватились.
   Такси мчалось вдоль освещенных улиц, летняя Москва была какой-то карнавально-праздничной. Арсений проводил глазами девчонку в мини – загорелые ножки, подпрыгивающая походка.
   Кармен смотрела в другую сторону. Вид у нее был невеселый, хотя бодрилась она изо всех сил. Арсений знал, что несколько недель назад ее бросила очередная любовница – какая-то смазливая хохлушка, приехавшая в столицу в поисках счастья. И счастье вроде бы нашлось – в лице гротескно-величественной Кармен. Счастье обновило хохлушкин гардероб, три месяца водило ее по изысканным ресторанам – развлекало, в общем, как могло. И что же? Неблагодарная девчонка сбежала от Кармен при первой же возможности, коей оказался предприниматель средней руки с говорящей фамилией Дуриков.
   – Прикинь, малыш, этот Дуриков ей замуж предложил. Да на кой хрен этой дуре замуж?! Ветер в голове. Чего ей не хватало?
   – Да ладно, зачем она тебе нужна? Ты себе еще миллион таких найдешь.
   – Миллион, не миллион. Ничего ты не понимаешь, малыш. Было в ней что-то. Глаза зеленые. Походка. Грудь.
   Было в ней что-то. Арсений вздохнул. Почему-то ему вспомнилась Вероника – в ней тоже что-то было. А что именно? Глаза, ноги, грудь, нежный голос – и ничего больше. Из-за нее он влип. Пусть сейчас об этом ни капельки не жалеет, но все-таки.
   Такси остановилось в середине Нового Арбата, Кармен расплатилась с водителем строго по счетчику. Была у нее маленькая странность – никогда не оставляла чаевых. Гуляла широко, с размахом, но всегда платила строго по счету. Арсению она тоже лишнего не оставляла. Правда, иногда он называл ей завышенную цену – тогда она смотрела на него с издевательским прищуром, но молчала. Платила столько, сколько он говорил.
   – Идем, красивый. Сейчас я покажу тебе то, что ты никогда в жизни не забудешь.
   Женские бои проходили на крыше одной из московских высоток. В подъезде вместо консьержки их приветствовал угрюмый тип в камуфляже и с автоматом через плечо. Кармен сунула ему под нос какую-то ламинированную бумажку, тот придирчиво изучил ее со всех сторон. Вид у него был при этом самый что ни на есть недовольный. Как у человека, страдающего невыносимой зубной болью.
   – Билет стоит двести баксов, – влажно зашептала она Арсению в ухо. – Конечно, некоторые пытаются подделать. А вообще, зрителей здесь мало, все друг друга знают. Люблю места, куда не пускают всякую шваль.
   На пути вверх им встретились еще три охранника, похожие на однояйцевых близнецов. Все высокие, шкафоподобные, со сдвинутыми густыми бровями. Их тут по внешности набирают, что ли, – удивился Арсений.
   Пригнувшись, чтобы не удариться головой о люк, по неудобной шаткой лестнице взобрались они на чердак. Арсений лез первым, он обернулся, чтобы галантно подать руку Кармен, но, к его удивлению, дама лезла вверх бойко, как заслуженный альпинист, – это никак не вязалось с ее телосложением.
   На крыше уже все было готово. Огороженный веревками ринг, бархатные удобные кресла вокруг. Несколько мощных прожекторов. Арсений вдруг почувствовал себя героем фильма о плохих парнях, которые в свободное время ходят смотреть нелегальные бои без правил. Ему стало не по себе.
   – Кармен, а здесь точно никого не убьют? Она захохотала, как обкуренная гиена.
   – Малыш, какой ты нежный. Будь ты девушкой, я б влюбилась, это точно. Расслабься, все под контролем. Это просто стрип-шоу.
   Почти все зрители были в сборе. Ни одного известного лица. И ни одного знакомого лица, чему Арсений был втайне рад. Но многие из зрителей были знакомы друг с другом. К Кармен подошла женщина в норковой шубе – и почему она решила летом нарядиться в меха? Они о чем-то приглушенно беседовали, Арсения Кармен не представила. Ему и не хотелось вступать в разговор. Он с любопытством рассматривал гостей и декорации.
   Прямо рядом с ними сидел пузатый лысеющий щеголь шарф от «Версаче», воспаленные глаза; время от времени он странно подергивал носом, словно принюхивается к чему-то. А кончик носа красный – все ясно, кокаинист. Сопровождала его худенькая блондиночка лет пятнадцати – огромные глазищи, кукольный носик, маленький рот. Чем-то похожа на Веронику до пластической операции, даже красивее. Смотрит по сторонам испуганно – и что такому ребенку делать на каких-то женских боях? В какую же прожженную стерву она вырастет, если уже подростком цинично отправляется на не слишком приятное, судя по всему, зрелище, лишь бы быть поближе к богатому кокаинисту.
   – Начинается, – шепнула Кармен, сжимая его руку. – Малыш, начинается. Первой дерется Электра, это моя любимая.
   Зрелище началось неожиданно. Ведущий, потасканный псевдоджентльмен неопределенного возраста с неприятно суетливым взглядом мелких серых глаз, тихо объявил имена первых соперниц и отпрыгнул в сторону. На ринг вышли две женщины, одетые лишь в тоненькие трусики-стринг. Тела их блестели от масла. Они были разными, видимо, поэтому их и поставили в пару. Одна (та самая Электра, по которой сходила с ума Кармен) была похожа на греческую статую. Красивая, но какая-то слишком крупная. Высокая, ширококостная. Ее ноги были похожи на колонны, подпирающие Парфенон, ее живот был круглым, а плечи широкими, как у пловчихи. Другая девушка (ее представили как Мими) была полной противоположностью Электре. Миниатюрная, бледненькая, с выпирающими ключицами и острыми грудками.
   – Воробышек, – презрительно отозвалась о ней Кармен. – Куда она прет-то против Электры?
   – Зачем они этим занимаются? – спросил Арсений.
   – А зачем ты занимаешься тем, чем ты занимаешься? Тоже деньги зарабатывают, малыш. Каждый устраивается как умеет.
   Масляные девушки тем временем сделали несколько кругов по периметру ринга. Публика встретила их жидкими аплодисментами и одобрительным свистом. Несколько мгновений постояли они друг против друга, а потом бросились вперед, точно две разъяренные кошки. Что началось! Арсений никогда такого не видел. Это был не бой, это была настоящая бабская драка! Измазанные маслом тела катались по специальному резиновому ковру. Мими удалось выдрать внушительный клок волос из головы своей соперницы. Арсений поморщился и отвернулся. Кармен толкнула его локтем в бок:
   – Расслабься, малыш, это же шиньон!
   – Что?
   – Шиньон! Так задумано по сценарию. Это не настоящие волосы. Иногда они еще специально надевают искусственные зубы, чтобы эффектно ими плеваться.
   – Да уж, эффектней некуда!
   Еле слышный гонг обозначил конец первого раунда. Женщины поднялись с пола и поклонились публике. Выглядели они не лучшим образом. Под глазом у Электры намечался красноватый синяк. Ребристую, худенькую спину Мими украсили кровавые полосы – у соперницы были ногти устрашающей длины.
   – Я поставила на Электру две тысячи долларов, – сдавленным голосом призналась Кармен. – Конечно, деньги не бог весть какие, но проиграть не хотелось бы.
   – Ты выиграешь, – машинально подбодрил ее Арсений.
   – Думаешь? Ну как, тебе нравится?
   – Безумно, – пришлось сказать ему.
   – Я сюда часто прихожу. Хочешь, в воскресенье опять пойдем?
   – В воскресенье не могу, – соврал Арсений, – у меня заказ. Марк Коннорс.
   – А, знаю такого. Тощий такой загорелый старикан, да?
   – Точно.
   – Влюбился он в тебя, что ли?
   Арсений промолчал. Ему бы и самому хотелось знать.
   Марк Коннорс… Марк Коннорс был худ и смугл. Он ухаживал за своим увядшим телом с таким энтузиазмом, словно был топ-моделью. Четыре раза в неделю – тренажерный зал, и как он только там не надорвется, в таком-то возрасте, думал иногда Арсений. Солярий. Еженедельный пиллинг – специально обученный филиппинец растирал его тело раздробленными абрикосовыми косточками, смешанными с медом. После такого сеанса кожа Марка становилась гладкой, как у девицы на выданье. Баня-хамам. Маникюр, педикюр.
   А ведь раньше, когда они только познакомились, Марк имел гораздо более запущенный вид, хотя и был куда моложе. У него была приятная внешность человека, посвятившего себя продуманному гедонизму, но все же под его дорогим джемпером намечался дрябловатый животик, под глазами темнели круги (непонятно, как ему удалось от них избавиться, не иначе как все же лег под нож).
   «И чего он только во мне нашел, этот глупый пидор?» – думал иногда Арсений.
   Марк почему-то совсем не удивился, когда Арсений ему позвонил. Словно ждал он звонка этого, словно только такой вариант и был возможен. Потом он скажет Арсению: я тебя сразу раскусил. Было в твоих глазах какое-то отчаяние. Ты бы пришел ко мне в любом случае. Если бы я понял, что ты не придешь, то ни за что не отпустил бы так легко. Ты разве не понял, малый, я же тебя с самого начала хотел так, что перед глазами круги плясали. Такого я не чувствовал никогда и непременно воспользовался бы своей властью и твоей беспомощностью. Если бы не понял сразу, что ты шлюха. Но мне было интересно, чтобы ты сам позвонил.
   Откуда он мог знать, что так получится, недоумевал Арсений. Все он придумывает, престарелый дурак, все эгоистичные идиоты мнят себя отличными психологами.
   Действительно, откуда Марку было знать о том, что Вероника потребует себе новые губы? О том, что у нее начнется жестокая депрессия, о том, что она будет три дня глушить только вошедшую тогда в моду текилу в обществе бегемотообразного председателя правления банка? Что он может знать о том, как она, морщась от отвращения, позволяла разгоряченному бегемоту расстегивать ее лифчик в кабинке ресторанного туалета. Бегемот сидел на унитазе, потный, красный, в распущенном галстуке. А Вероника, растопырив ноги, выпятив грудь, подпрыгивала на его мясистых коленях и делала вид, что сгорает от страсти.
   Бегемот исчез из ее жизни, не заплатив. Вероника позвонила ему на мобильный и выставила счет. А он только посмеялся, объяснил, что не платит женщинам за любовь, и отсоединился.
   Вероника в очередной раз просчиталась – она могла произвести впечатление пираньи, но наделе совершенно не умела превращать кавалеров в спонсоров.
   Потерпев неудачу, она вернулась домой зализывать раны. Она ни на минуту не сомневалась, что Арсений примет ее обратно, так и вышло. Конечно, он сделал вид, что обижен, хотя сам давно для себя все решил. Тогда ему казалось, что Вероника не виновата. Просто ее не изменить. В ее жизни была единственная мечта, и вот теперь все ее планы полетели под откос из-за опрометчивого заявления какого-то претенциозного британца, возомнившего себя авторитетом.
   – Ладно, успокойся, – сказал он. – Будут у тебя губы. Я знаю, где достать денег.
   – Правда? – Вероника подняла на него огромные глаза, которые казались еще больше из-за того, что она обводила их серебристым карандашиком. – Где же?
   – А вот это не твое дело. Можешь спокойно сдавать анализы и записываться на операцию. На следующей неделе я достану деньги.
   – А это точно? – засомневалась она. – У тебя точно получится?
   –Да.
   Вот и все. Радостная Вероника бросилась ему на шею. Лишних вопросов она не задавала. Не спрашивала, не связан ли его план с каким-нибудь криминалом, не опасно ли это для самого Арсения, и вообще, что он по этому поводу думает.
   На этот раз Марк Коннорс принял его не в люксе. Американец пригласил Арсения на ужин в один из самых дорогих московских ресторанов «Сирена».
   – Рад тебя видеть. – Загорелая рука в пигментных пятнах накрыла руку Арсения. Первым его побуждением было выдернуть ладонь, но он заставил себя улыбнуться. – Не напрягайся, – рассмеялся Марк. – Сейчас выпьем, покушаем, а там посмотрим. Я же ни к чему тебя не принуждаю.
   – Я понимаю. Мне пришлось. – Он пожалел о вырвавшихся словах. Теперь американец подумает, что Арсений ему якобы одолжение делает. В то время как все наоборот – это Арсений катастрофически зависим от Коннорса. Вероника-то записалась на операцию. В последние дни она заметно повеселела. Она никогда не простит Арсению, если с деньгами ничего не получится.
   Но Марк не обиделся.
   – Надеюсь, у тебя не случилось ничего серьезного?
   – Нет. Моя подружка хочет сделать пластическую операцию. Она модель.
   – Ты мне о ней, кажется, рассказывал. А зачем ей это надо?
   – Ее не взяли сниматься в какую-то рекламу. Сказали, что у нее средневековые губы. А надо негритянские. Я говорил ей, что это глупо. Она и так очень красивая.
   Им принесли ужин. Мидии на льду. Белое сухое вино. Греческий салат с нежной брынзой. Филе карпа, фаршированное грибами и сыром. Тарталетки с икрой краба.
   Марк держался так, словно они были старыми добрыми друзьями. Через некоторое время у Арсения даже получилось немного расслабиться. Марк рассказывал ему какие-то забавные истории о голливудской жизни.
   – В Голливуде странные женщины. Те, кто хотят стать актрисами, ослепительно красивы. Остальные – жуткие уродины.
   – Почему так?
   – Если женщина занимается в Голливуде бизнесом, она обязана быть страхолюдиной, – улыбнулся Марк. – Почему так, сам не знаю. Женщины-продюсеры, женщины-администраторы, женщины-боссы. Они не красятся и одеваются непонятно как. Если они покажут всем, что они тоже женщины, их сочтут слабыми.
   – Какая глупость.
   – Может быть. Но на их фоне красавицы кажутся еще более красивыми… Ты как-нибудь должен приехать в мой особняк. Это в горах, Санта-Инесс. Очень дорогое престижное место.
   – Спасибо.
   – Нет, правда… Арсений, я тебе хочу задать один вопрос.
   – Да?
   – У тебя ведь никогда раньше не было мужчины?
   «Ну вот, начинается, – тоскливо подумал он. – Но ничего нельзя поделать. Я должен держаться до конца!» Прежде чем ответить, он попытался представить Веронику. Вот она, с длинными светлыми волосами, в своем любимом розовом платье от «Лора Эшли» (у нее было так немного действительно дорогих вещей), нежно смотрит на него, улыбается. Она, как маленький избалованный ребенок, ждет, что он решит за нее проблему. Он должен ей помочь.
   – Никогда, – наконец сказал он.
   – Это заметно. Не нервничай ты так. Я впервые попробовал мальчика в шестьдесят восьмом году. – Марк закурил.
   Арсений предпочел бы обойти эту тему стороной, но разве мог он сказать об этом тому, кто пообещал ему полторы тысячи долларов за вечер, проведенный вместе?
   – Тогда весело было. В моде были хиппи. Я был уже довольно богат. Не как сейчас, но все-таки. Как раз расстался со своей второй женой. Оставил ей студию в Нью-Йорке, а сам решил перебраться на юг. Примкнул к какой-то компании хиппи. Веселые ребята, девчонки, все гораздо моложе меня. Травка, таблеточки. Мы проехали от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса автостопом. Спали в палатках или прямо под открытым небом. И вот однажды, я тогда здорово надрался, просыпаюсь от того, что кто-то возится в моих штанах. Я думал, девчонка, которая рядом со мной спала. Расслабился, глаза закрыл. Потом уже заподозрил что-то, когда он джинсы с меня стянул. Я пошарил вокруг и наткнулся на его волосатую ногу.
   Арсений нервно сглотнул. Только что съеденный кусочек нежной семги предательски пополз по пищеводу вверх.
   – Сначала я хотел оттолкнуть его, но потом мне стало интересно. Интересно, понимаешь? Я не испытывал сексуального возбуждения. И я позволил ему стянуть с себя джинсы.
   – Я понимаю, – быстро сказал Арсений, которому вовсе не хотелось, чтобы Коннорс вдавался в подробности.
   – Не скажу, чтобы мне понравилось. Но я как-то по-другому на это посмотрел. И я решил, опять же для эксперимента, попробовать активную позицию. Это было в Калифорнии, уже с другим парнем. Собственно, он был трансвеститом. Поэтому отвращения у меня не возникло. И вот… я понял, что это ничуть не хуже, чем секс с женщиной. Я считаю, что быть бисексуальным современно. Через несколько лет вообще никто не будет обращать внимания на пол.
   – А как же природа? Не зря она, наверное, предусмотрела… Мягко говоря, некоторые отличия?
   – А что природа? Природа – это Бог первобытных язычников. Современный человек давно научился с нею справляться… Предлагаю закончить этот бессмысленный философский треп. Ни к чему хорошему он не приведет.
   – Это точно. – Арсений промокнул салфеткой губы, отодвинул бокал в сторону и выжидательно посмотрел на американца.
   – Что ты смотришь на меня, как на врага? Сейчас мы поедем ко мне и покурим травки. Для начала. Не волнуйся, я не собираюсь тебя заставлять. Если не захочешь, уйдешь, и все.
   «Ну да, а дома меня встретит влажно улыбающаяся Вероника, которая уверена, что в следующий четверг она станет главным конкурентом Наоми Кэмпбелл по критерию губастости. И что будет, если я скажу ей, что Наоми победила?»
   Марк расплатился, оставив стодолларовую бумажку в качестве чаевых. Это произвело на Арсения неизгладимое впечатление – впрочем, скорее всего, этот щедрый жест и был рассчитан именно на него. Возле ресторана Марка ждала машина с водителем, но он предложил прогуляться пешком. Они медленно шли по Садовому, а автомобиль бесшумно следовал за ними, точно дрессированный пес.
   У Коннорса была двухэтажная квартира – шикарная, но какая-то необжитая. Он признался, что бывает здесь редко. Ему больше по душе отели – Марк живет то в «Метрополе», то в «Балчуге», а квартира простаивает. В самой большой комнате, которая, видимо, играла роль гостиной, вообще не было мебели. На полу – пушистый светло-розовый ковер, будто бы украденный из домика для Барби.
   – Садись. – Марк прикоснулся к серебристому пульту, вмонтированному прямо в стену, и Элвис Пресли проникновенно запел «Love me tender». – Люблю Пресли. Садись прямо на пол, здесь чисто.
   Арсений уселся по-турецки, осторожно поглядывая на хозяина квартиры. Каков любимый сексуальный сценарий Коннорса? Набросится ли он на Арсения прямо сейчас или подождет, пока гость расслабится?
   Скорее всего, второе.
   – Ты травку предпочитаешь или гашиш?
   – А у вас здесь что, целый арсенал?
   – Ты против?
   – Вообще-то не употребляю.
   – Вот ты, значит, какой положительный… Вино, коктейль?
   – Ничего.
   «Господи, веду себя как дурак. Раз уж пришел, надо быть решительнее. Этот извращенец ведь ни в чем не виноват. Виноват только в том, что у него денег до фига, а у меня нету. Виноват в том, что Вероника дура. Виноват в том, что я дурак».
   – Спасибо, Марк, но мне ничего не надо. Где здесь душ?
   – Что, решил перехватить инициативу? – усмехнулся Коннорс. – Идем, я тебе покажу.
   Ванная Марка напоминала космический корабль. Серебристые стены, зеркала в полный рост. Одно из зеркал было кривым, как в цирковой комнате смеха. Наверное, дизайнер был шизофреником, подумал Арсений, разглядывая свое отразившееся непропорционально большое лицо – каждая морщинка на виду в кривом зеркале, каждая складочка. Кривые краны, привинченный к стене телефонный аппарат.
   – Нравится? – спросил Марк.
   – Нравится, – соврал Арсений.
   – А вот мне нравишься ты. – Сдавленный шепот теплым ветерком прошелестел по затылку Арсения. Руки в пигментных пятнах крепко обхватили его за талию. Теплые твердые губы заскользили по его шее вниз. Арсений закрыл глаза и облокотился о столик, на котором в идеальном порядке были разложены бритвенные принадлежности. Нетерпеливые пальцы торопливо расстегивали ремень на его брюках. – Ты самый лучший. – Гортанный шепот переместился с затылка на спину, влажные поцелуи вдоль позвоночника заставляли Арсения кривиться от отвращения.
   «Лишь бы меня не вырвало! – думал он. – Зачем я столько съел на ужин, знал ведь, чем все закончится!»
   А закончилось все быстрее, чем он мог надеяться. Видимо, Коннорс в тот вечер был слишком пьян, чтобы с медлительностью гурмана растягивать сексуальные упражнения. Острая боль, несколько коротких резких движений, теплая щекотная струйка бежит вниз по ногам Арсения.
   Это все.
   – Это все, дарлинг, – шепчет Марк. – Ты чудесный, чудесный, ты самый лучший.
   Арсений надевает джинсы и тут же жалеет об этом – надо было сначала принять душ. Теперь новые джинсы будут пахнуть чужой спермой. Хотя какая разница – все равно он больше никогда не наденет их.
   – Тебе было хорошо?
   Интересно, он всерьез или издевается?
   – Хорошо.
   – Надеюсь, что это не в последний раз. «И не надейся!»
   – Да.
   – Ты не останешься на ночь? Мы могли бы позавтракать в «Национале». Там превосходные блинчики по утрам.
   – Нет, меня ждут, я же говорил…
   – Не надо оправдываться. – Марк потрепал его по щеке. – Идем, я провожу тебя до двери.
   В прихожей Марк всунул ему в ладонь внушительную пачку денег – Арсений не стал пересчитывать гонорар при нем. Хотя мелькнула у него мысль, что надо бы проверить – а вдруг в пачке нет полутора тысяч? Вероника не простит, и тогда Арсению придется прийти в эту странную неуютную квартиру еще раз.
   – Пока, дарлинг. Ты оставишь мне свой телефон?
   – Я редко бываю дома, а мобильного у меня нет. Я сам тебе позвоню. – Арсений заставил себя улыбнуться.
   В подъезде, между вторым и первым этажом, он все-таки притормозил, чтобы пересчитать деньги. Если что-то не так, еще не поздно вернуться и потребовать доплаты. В пачке были сплошь стодолларовые купюры. Десять, двадцать, тридцать… Арсений глазам своим не верил. Сорок, пятьдесят… Пять тысяч долларов. Пять штук!
   Он получил пять штук за несколько минут, проведенных в «космической» ванной. Но такого не может быть… Может, Коннорс ошибся… Может, сейчас он заметит ошибку и бросится Арсения догонять?
   Ну уж нет. Если старый гомик и просчитался, то это полностью его вина. Арсений ни при чем. Никто ничего уже не сможет доказать.
   Арсений спрятал деньги в карман и стремглав бросился по лестнице вниз.
   Пять тысяч долларов! Пять тысяч! Шальные деньги, легкие, они жгли ему карман. Арсений заболел магазиноманией – ему хотелось покупать, не купить, а именно покупать, миллион приятных мелочей, хотелось кутить, шиковать, швырять деньгами, завтракать в ресторанах, оставлять такие чаевые, чтобы официантки недоверчиво улыбались и провожали его до самой двери. Как и все внезапно разбогатевшие маргинальные личности, он переоценил собственный бюджет. Ему казалось, что он может купить все.
   Полторы тысячи он сразу отдал Веронике. Пусть у нее будут новые модные губы, если ей так хочется.
   – Милый! Спасибо! – Она, очевидно, до последнего момента не верила, что у него действительно получится.
   Почему-то Арсению казалось, что она с мазохистским упрямством ждет, когда же он, виновато опустив глаза, объявит, что денег не будет. И тогда она заплачет, потом соберет его вещи в большую спортивную сумку, и это будет финал. Арсений уйдет искать другую квартиру или другую девушку с квартирой, а она останется в тонкогубом своем одиночестве – это было бы и хорошо, и плохо. Плохо – понятно почему, а хорошо – потому что иногда приятно почувствовать себя несправедливо обиженной жертвой.
   – Не за что. Если тебе понадобится новая грудь, только скажи! – пошло пошутил Арсений.
   Вероника, будучи слегка закомплексованной красавицей, меткого юмора не оценила.
   – Что ты хочешь этим сказать? Тебе не нравится моя грудь?
   – Мне и губы твои нравятся, – нашелся он. – Потому что мне нравишься ты. И будешь нравиться, даже если превратишься в Майкла Джексона послеоперационного периода.
   Вероника нахмурилась, но возражать побоялась – а вдруг деньги отнимет. В тот вечер Арсений впервые понял, что такое укрощенная женщина. Своевольная Вероника вела себя как дрессированный пудель. По первой просьбе она сварила для него суп-пюре (единственное блюдо, которое она худо-бедно умела готовить), она не пикнула даже, когда он уселся смотреть боевик, в то время как по другому телеканалу показывали ее любимый сериал «Друзья». Ночью она с азартом валютной проститутки нырнула под одеяло с головой, несмотря на то что не очень-то любила оральный секс.
   Засыпал Арсений счастливым.
   А на следующее утро она собрала сумку и отчалила в клинику. Вероника нервничала – а вдруг что-нибудь не получится? Вдруг у хирурга будет плохое настроение, вдруг он будет мучим тяжелым похмельем? Или, что еще хуже, во время операции вдруг вырубится электричество – всякое бывает. Она сама заводила себя до предела и сама же себя успокаивала.
   – Нет, ну это же всего несколько уколов.
   – Не волнуйся. Я тебя навещу завтра. – Он поцеловал ее в губы. Это был ритуальный поцелуй, потому что, что бы там ни случилось, но именно таких губ у Вероники не будет больше никогда.
   Он закрыл за ней дверь, подождал на всякий случай полчасика, вызвал по телефону такси. И отправился в центр. Тратить деньги, о которых Вероника не знала ничего (знала бы, была бы с ним в сто раз ласковее).
   Это был сумасшедший день. Праздник непослушания. Впервые в жизни у него была возможность покупать не то, что нужно, а просто то, что хочется. Хочется оранжевые носки в зеленую полоску за двадцать баксов – нет проблем, надо же иногда себя баловать. А что, в носках этих уютно будет коротать вечера с толстогубой Вероникой. Или вообще можно кому-нибудь их передарить – Марку Коннорсу на Рождество, ха! Вот у него физиономия перекосится!
   Хочется три одинаковые рубашки от Гуччи в разном цвете – пожалуйста!
   Что? Охота отужинать в ресторане «Максим», где только чай пятьсот рублей стоит? Да в чем вопрос!
   Это была игра, это была истерика. Три с половиной тысячи долларов Арсений умудрился потратить за один вечер. Он словно был участником легендарного телешоу – когда за один день надо спустить миллион долларов.
   Он всегда думал – а что чувствует человек, который ленивым жестом вручает официанту пятидесятидолларовую купюру в качестве чаевых. Да еще и говорит поморщившись: «Сдачи не надо». И вот теперь он понял, что это такое, – это экстаз, это лучше, чем секс.
   Он вернулся домой словно пьяный. Обвешанный хрусткими пакетиками, коробками, свежепричесанный в дорогом салоне. На его плечи была небрежно наброшена дубленка «Хьюго Босс», на затылке поблескивали темные очки «Лагерфельд».
   Он устал так, как будто отработал пять показов подряд. Замертво свалился на диван, не снимая новые джинсы от «Унгаро», которые слегка жали в промежности, но он все равно их купил. Ему хотелось одного – уснуть, набраться сил, а проснувшись, убедиться, что это был не сон, что все замечательные вещи остались при нем, что в кармане еще есть тонюсенькая пачечка шальных денег, что ему удалось пробиться в хозяева Москвы – пусть на несколько часов, но это же только самое начало!
   Уснуть ему помешал телефонный звонок. Он снял трубку, подозревая, что это может быть Вероника с подробным рассказом о том, как она обустроилась в палате, и о том, кто из знаменитостей оперируется у ее доктора.
   Но это был Петр Бойко.
   – Привет, Арсений. – Интонация его ничего хорошего не предвещала. Знал он интонацию эту. Преувеличенно вежливое, вкрадчивое «привет» обычно предшествовало грандиозному скандалу. Отсутствие повода для такого скандала почему-то не радовало, а настораживало.
   – Привет.
   – Ты догадываешься, зачем я звоню?
   – Нет.
   Арсений и правда не понимал.
   – Ты, когда подписывал контракт с нашим агентством, хоть читал его?
   – Читал, – ответил Арсений, смутно что-то припоминая. На самом деле он был в такой эйфории, когда Бойко объявил, что он подходит для агентства, что проглядел контракт наискосок, особенно не вдаваясь в детали.
   – И что ты думаешь по поводу пункта пять «б»?
   – Я думаю… – Арсений действительно задумался, но ничего стоящего на ум не пришло. Да еще и джинсы жали, вдруг мучительно захотелось их снять, а это было весьма проблематично сделать, не выпуская телефонную трубку из рук. Черт, как его угораздило купить такие крошечные джинсы!
   – Может быть, напомнить тебе содержание этого пункта? – услужливо предложил Петр.
   – Пожалуй.
   – Пункт пятый «б» гласит, что модели не имеют права вступать в интимный контакт с заказчиками. Теперь понимаешь?
   Вот оно что. Кровь ниагарским водопадом хлынула в лицо, ладони мгновенно стали холодными, а щеки горячими. Но откуда он узнал? Неужели Коннорс успел насвистеть? Точно, так оно и было. Когда Арсений ушел, Марк пересчитал деньги, опомнился. Начал ему названивать, а телефон-то выключен! Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети! Получите! И тогда проклятый дед принялся звонить Бойко с жалобами. И вот теперь они потребуют вернуть деньги. И что делать?!
   – Что замолчал, красивый мой? – усмехнулся Петр. – Было или не было?
   – Было, – разлепил он губы.
   – Значит, так. Дуй в агентство. Прямо сейчас. Я тебя жду. Разбираться будем.
   Арсений был уверен, что его уволят. Дадут под зад (обтянутый проклятыми тесными джинсами) коленом. Но он, как всегда, оказался недальновидным. Не подумал, зачем Петру так срочно вызывать его на ковер, если он собирается распрощаться.
   Бойко принял его в своем кабинете. К большому удивлению Арсения, даже кофе ему сварил. И выставил на стол вазочку со швейцарским печеньем – что было уж совсем подозрительно.
   – Итак, ты знаешь, о чем гласит пункт пять «б», – уточнил Бойко после внушительной паузы (обжигающий кофе в горло Арсению не лез, но тот мужественно сделал несколько глотков).
   – Знаю.
   – Модели не должны вступать в интимный контакт с заказчиками.
   – Да.
   – Ну а пункт пятый «в» тебе знаком? Арсению пришлось сказать «нет». Почему он был таким наивным и поленился как следует выучить этот чертов контракт?! Вообще, по закону он мог и копию себе оставить, только вот тогда как-то об этом не подумал. Тогда ему казалось, что Бойко вообще делает ему громадное одолжение, ведь у него не было ни денег на портфолио, ни прописки – ничего! Бойко его вроде как из грязи за уши вытащил.
   – Так вот, пункт «в» говорит: «…если это не оговорено условиями контракта». Понимаешь?
   – Что? Не понимаю.
   – В наше время нельзя быть настолько юридически безграмотным, – снисходительно усмехнулся Бойко. – Хорошо, объясняю. Другими словами, ты можешь вступать в интимные отношения с клиентами, если это предусмотрено контрактом. Сечешь?
   Арсений отхлебнул кофе и обжег горло.
   – Многие наши модели этим занимаются. Конечно, и ставки у них выше. Я не думал, что ты… универсален.
   – Я не «голубой», – испуганно возразил Арсений. Не хватало ему только, чтобы про него пошла сплетня! Так и до Вероники слух дойдет.
   – Никто и не говорит, что ты голубец. – Петр засмеялся, и Арсений заметил, что зубы у него плохие. Денег куры не клюют, а зубы неровные и желтые. – Парень, ну раз уж нашим стариком не побрезговал, то остальные… Ты извини, но ты мог бы такие бабки заколачивать!
   Медленно до Арсения доходила суть предложения. Действительно, многие модельки не гнушались подрабатывать интимом. И девушки, и мальчики. На мальчиков в последнее время появился повышенный спрос. Кажется, Петр хочет стать его «крышей». Торговать не только фотографическим образом Арсения, но и его реальным телом.
   – Ну, ты понял?
   – Понял.
   – И что?
   – Я подумаю.
   – Только не слишком долго думай. Я показал твои фотографии одному своему знакомому. Он итальянец, ты ему понравился. Он хочет пригласить тебя в Таурмину на выходные.
   – В Таурмину?
   – Это на юге Сицилии. Тебе понравится.
   – Я не «голубой», – нервно повторил он.
   – Это я уже слышал. «Голубой» не «голубой», но старикашку Коннорса оприходовал так, что он до сих пор опомниться не может. Сколько он тебе заплатил?
   – Штуку, – на секунду замешкавшись, соврал Арсений.
   – Врешь. Ну и хрен с тобой. Думаешь, я собираюсь отобрать твой гонорар? Расслабься, мне твой пидорский гонорар на хрен не нужен.
   – Вы пьяны?
   – Просто зол. Так ты едешь в Таурмину?
   – Я сказал, что подумаю.
   – Две тысячи баксов. Конечно, дорога и все остальное оплачено. Визу тебе сделают за два дня, я позабочусь.
   В субботу Арсений был на лазурно-солнечных пляжах Таурмины в компании приземистого коренастого итальяшки, представившегося синьором Коньо. Через несколько лет Арсений узнает, что Коньо – это, мягко говоря, фаллос на жаргоне обитателей латиноамериканских трущоб. Итальянец пошутил, а до Арсения дошло постфактум.
   Вернулся он загорелым и задумчивым. Вероники все еще не было. Две тысячи долларов он спустил быстро. Начался февраль – посленовогодняя спячка. Для индустрии моды мертвый сезон. Никаких показов, никаких шоу.
   Заработать негде. Вероники нет.
   И Арсений позвонил Бойко.
   Петр выслушал его внимательно, но был он не так приветлив, как рассчитывал Арсений. Вежливо объяснил, что. если что-то будет, то он непременно позвонит. Но вообще заказы поступают не так часто, поскольку велика конкуренция. Точнее сказать, и вовсе редко. Ну а если уж посмотреть правде в глаза, так вообще почти никогда. Но если Арсения интересует… при модельном агентстве работает международная эскорт-служба.
   – Эскорт это не просто задницу подставлять, – объяснил Петр, лениво зевнув.
   – Я знаю, что такое эскорт. Сопровождение богатых телок на вечеринки.
   – Не только телок и не только на вечеринки, – мягко поправил Бойко.
   – Хорошо. Сопровождение богатых девчонок, мальчонок, отвратительных старух и мерзких озабоченных стариков туда, куда им захочется пойти.
   Бойко расхохотался. Смех получился неестественным – что-то среднее между прокашливанием и хмыканьем.
   – Позитивно мыслишь, старина. Только если ты так заранее относишься к клиентам, то на кой тебе это надо?
   – Денег у меня нет, ясно? Кушать нечего.
   – Проголодался? – По голосу он понял, что Петр улыбается.
   Бойко откровенно над ним издевался, Арсений это понимал, и, что самое худшее, тот знал, что Арсений понимает. И знал, что трубку он все равно не бросит. А если и бросит, сорвется ненароком, то непременно перезвонит и извинится. А куда еще ему деваться в Москве – без прописки, без денег и работы? Конечно, можно сунуться в другое агентство, но «КАСТ» – это имя, а все остальное – так, мелочь… И в других агентствах тоже нет работы в феврале…
   – Значит, с эскортом ничего не получится?
   – Я этого не говорил. Понимаешь, для эскорта я отбираю только лучших. Не по внешности. То есть внешность, разумеется, играет большую роль. Но сопровождающий мальчик должен еще и соображать. Уметь думать, быть начитанным, светским.
   – Я много читаю, – брякнул Арсений.
   – Да что ты там читаешь вместе со своей тупой кошелкой Вероникой? Бульварные романы да детективы? Я выдам тебе список литературы. Начиная от Гомера и заканчивая Лимоновым. Все эти книги ты должен будешь прочесть от корки до корки. И не только прочесть, но и понять. Тебя проэкзаменуют.
   Арсений представил себе Марка Коннорса, рассуждающего о Гомере. Смешно прямо! Какой Гомер, если он даже не может в процессе разговора смотреть глаза. Его взгляд, как шальной ребенок, возвращается к ширинке.
   – Какой Гомер? Для кого Гомер?
   – Ты знаешь, кто среди наших клиентов? Анна Макшанова, например. – Петр назвал имя одной из самых популярных телеведущих, сексапильной брюнетки с низким хрипловатым голосом – что бы она ни говорила, это звучало как приглашение в постель. При всем этом вела она популярную политическую передачу контраст ее образа и содержания программы был так разителен, что она стала звездой после недели эфиров. Приглашенные к ней в студию политики таяли, мямлили и пялились теледиве в декольте.
   – Ей-то это зачем?
   – Затем. Это модно, понял? Развлекается она так. А между прочим, Макшанова эта – кандидат филологических наук, литературный критик. И о чем ты с ней беседовал бы, о погоде?
   – Ладно. Я все прочту.
   – Дальше. Кино. Ты должен знать киноклассику и отслеживать новинки. Потом – политика, культура. Газета «Коммерсантъ» пусть станет твоей настольной. Ясно тебе?
   – Ясно.
   – Список литературы и фильмов я тебе скину на e-mail. На освоение оного тебе дается месяц. Месяц будешь не работать, а книжки читать, понятно?
   – А жить на что?
   – Мог бы и отложить на черный день. Ну да ладно, не мне тебя учить. Можешь подъехать завтра в агентство, получишь сто пятьдесят баксов.
   – На месяц?!
   – На еду хватит. А тусоваться у тебя времени не будет.
   – И что потом? Вот прочту я все, и дальше-то что?
   – Дальше тебя протестируют. На предмет ведения интеллектуальной беседы. Если твои знания удовлетворят экзаменатора, а это будет очень прицельный экзаменатор, тогда ты возьмешь несколько уроков по этикету. Жрать будешь учиться красиво, иными словами. И – вперед. В свободное плавание… Но не думай, что это так легко.
   – У меня получится.


   Глава 12

   У него получилось. Было не так-то просто – если предложенные Петром кинофильмы Арсению удалось просмотреть без особенных проблем (под хороший косячок ему это даже нравилось), то с книгами вышла беда. Арсений упрямо читал, а думал в это время о чем-то своем. И, захлопнув последнюю страницу, вдруг осознавал, что вообще не помнит, в чем суть. Потом он, конечно, сориентировался и купил в «Педкниге» гениальную энциклопедию «Мировая классика в кратком изложении» – по ней сдавали экзамены целые поколения гуманитарных лентяев. А что касается газет… Как ни странно, он быстро втянулся. Каждое утро он читал за завтраком «Коммерсантъ» и через некоторое время стал находить в этом некоторую приятную буржуазность в лучшем понимании этого слова.
   В итоге Петр нашел, что он неплохо подкован.
   А потом его познакомили со стилистом – это был не один из тех бритых наголо, бряцающих многочисленными сережками в самых неожиданных частях тела, претенциозных юношей. Стилист был похож на партийного активиста старой закалки – он был высок, широкоплеч, усат и носил отлично скроенные дорогие костюмы.
   – Манекенщик должен быть немного никаким, – объяснил он, рассматривая фотографии Арсения. – Недорисованный образ, из которого можно сделать что угодно. А нам надо сделать из тебя личность.
   Арсений даже обиделся немного, когда впервые это услышал. Да что он о себе возомнил, таракан усатый? Обозвал его, Арсения, одного из самых успешных манекенщиков агентства «КАСТ», безликим. Но потом понял – прав был стилист, прав на все сто.
   Арсения подстригли покороче, высветлили несколько прядей надо лбом (все это под активное сопротивление и неубедительные ультиматумы: «Что я вам, Пенкин, что ли, чтобы волосы красить?!»). Волосы ему подкрасили под седину – и сразу в его лице появилась некоторая искушенность зрелости. Молодое смуглое лицо, улыбающиеся карие глаза и две яркие седые пряди. Демонический получился образ, нечего сказать.
   Стилист настоял на том, чтобы Арсений показал ему свою повседневную одежду. Не без гордости «таракану усатому» была продемонстрирована лучшая часть гардероба – дорогие стильные шмотки, купленные им на деньги Марка Коннорса и мистера Коньо. Со спокойной улыбкой опытного родителя, отбирающего у ребенка вредную, но вожделенную шоколадку, стилист сгреб вешалки в охапку и упаковал их в неряшливый пластиковый пакет.
   – Что вы делаете? – опешил хозяин эксклюзивных нарядов от «Унгаро», «Кельвина Кляйна» и «Миу-Миу».
   – Такое ты носить не можешь, – охотно объяснил стилист. – Не волнуйся, я помогу тебе продать эти вещи в хороший секонд-хенд. Ты, конечно, немного потеряешь в цене, но…
   – Да вы с ума сошли! Это же классные вещи, очень дорогие.
   – Я понимаю. Но это одежда для легкомысленного бездельника, а ты теперь должен выглядеть как настоящий денди.
   – Что мне теперь, одни костюмы носить, что ли?
   – Совсем не обязательно. Но и прозрачные драные лохмотья ты носить не будешь. Если хочешь, конечно, работать с нами.
   Было в этом «если хочешь, конечно, работать с нами» нечто угрожающее – снисходительное предупреждение заставило Арсения умолкнуть. Беззвучно матерясь, он смотрел, как усатый брезгливо заталкивает в пакеты лучшую его одежду. Он чувствовал себя Золушкой, которую опытная фея собирает на первый бал. Только вот на балу том он едва ли встретит кого-то, кроме похотливых принцев да престарелых принцесс.
   Стилист был только первым из многочисленных пренеприятнейших персонажей, вторгшихся в незамысловато праздную жизнь Арсения. Бойко нанял для него преподавателей по английскому языку, этикету и технике речи. Последнего Арсений ненавидел больше других – тот заставлял его бесконечное количество раз повторять скороговорки. Дрова на траве, проклятая шоссейная Саша с сушкой и «выколоколенные» колокола долго потом ему снились.
   Только через несколько месяцев Петр наконец решил, что Арсений вполне готов.
   – Ну вот, ты справился, – сказал он, рассматривая преобразившегося Арсения. – Честно говоря, я сомневался. Но ты не подкачал.
   – Значит, мои мучения позади?
   – Только впереди.
   Ох уж эта многообещающая улыбка чеширского кота! Как не шла она Петру Бойко и его гнилым желтым зубам. Может быть, ненавязчиво предложить ему телефончик дантиста, к которому Арсений раз в сезон ходит отбеливать зубы? Преподаватель этикета убьет его за этот пассаж.
   – Только впереди, милый. Газеты и книги тебе теперь придется читать всегда. Фильмы смотреть – тоже. Как только появляется стоящая новинка, ты тут как тут… Ладно, не буду читать тебе мораль. У меня для тебя приятная новость.
   – Вот как?
   – Есть у нас клиентка, Роза Карманова, из древнего дворянского рода. Правда, ей уже под шестьдесят, но зажигает, как пятнадцатилетняя. Так вот, она от тебя в восторге…
   Для обеда с Кариной Дрозд он выбрал малоизвестное марокканское кафе «Сулима». Зеленый чай в больших глиняных кружках, россыпь экзотических сладостей (только бы зубы об эти орехи в патоке не переломать), интимный полумрак бархатной ниши – что еще нужно для свидания с той, чье лицо знает вся страна? С одной стороны, место не из дешевых, с другой – народу мало, стало быть, в планы его не входит засветиться со знаменитостью.
   Карина пришла принарядившись. Опять в мини – издалека может сойти и за модель. Светло-бежевое шелковое платье подчеркивает загар. Вокруг щиколотки – тонкая золотая змейка.
   – Привет!
   Веселый чмок в уголок губ. А глаза-то, глаза-то как светятся!
   – Выглядишь волшебно, – не покривил душой Арсений.
   – Потому что влюблена, – сказала она.
   Он проглотил чуть больший кусочек рахат-лукума, чем было задумано, и подавился. Что она говорит? Разве такое можно говорить мужчине? Мужчина должен чувствовать себя охотником, а не жертвой.
   – Не пугайся. – Она погладила его по руке. – Знаешь, в чем разница между понятиями любовь и влюбленность?
   – В чем же?
   – Любовь спокойная. Она молчит и думает о чем-то. Она счастливая и тихая. А влюбленность – это болезнь. Носится по квартире, переставляя вещи с места на место. Именно этим я вчера и занималась вместо того, чтобы отдыхать. Влюбленности есть о чем поговорить, любви есть о чем помолчать.
   – Хорошо, что нам есть о чем поговорить… А ты была влюблена в своего мужа? – бестактно поинтересовался он.
   – Его я как раз любила.– Карина перестала улыбаться. – Знаешь, странно все так. Я думала, что мы на всю жизнь вместе. У меня с юности была такая установка, и я привыкла к этой мысли, как привыкаешь к какой-то данности. К своим родинкам, к цвету своих глаз.
   – Можно линзы цветные носить, – невпопад вставил он. Арсению не нравилось, что она начала философствовать. Гораздо с большим удовольствием он вернулся бы к ней домой и…
   – Можно, – мягко улыбнулась она. – Только утром в зеркале ты все равно на минуту встретишься со своими глазами. И это будет правда. Так вот, мне казалось, что я его по-настоящему люблю. А вот теперь выясняется, что не любовь это была, а привычка. Он ушел, я возмутилась, поплакала и – забыла. И теперь без него мне, пожалуй, даже лучше.
   Вообще-то он таких скользких разговоров не любил. Его настораживало, когда женщины начинали недвусмысленно намекать, что место благоверного вакантно. Не так давно Марк Коннорс намекнул, что если Арсению захочется, то он вполне может оставить работу в эскорт-агентстве. «Я почти влюблен в тебя, дарлинг, – небрежно сказал он, но за небрежностью этой стояла неуверенность в себе. Марк волновался. – Ты мог бы жить в одном из моих домов, дарлинг. Там, где тебе больше нравится. Хочешь – в Москве, хочешь – в Париже, хочешь – в Лос-Анджелесе. Если ты мечтаешь жить где-то еще, только скажи, я куплю там домик и даже оформлю его на тебя. Мне только хочется иметь возможность видеть тебя всегда, когда захочу».
   Еще чего, старый хрен, подумал тогда Арсений. Захотел купить меня в личное пользование, как надувную куклу из секс-шопа? Ничего не выйдет. Я продаюсь только на время. А на жизнь в целом у меня свои планы, никак с тобой не связанные.
   Но в данном случае он почему-то обрадовался. Хотя вряд ли в его голову приходила когда-нибудь шальная мысль жениться на Карине Дрозд. Но ее внимание было приятно – кто его знает почему.
   – Наверное, я тебя и правда напугала, – рассмеялась Карина. – Что ты, это я так, полушутя. Давай лучше поговорим о более приятном.
   – Мне приятно все, о чем ты говоришь, – на автомате сказал он.
   – Знаешь, мне предложили сыграть проститутку.
   – Что?
   – В кино. Представляешь? Проститутку. Какой-то новый нераскрученный режиссер, жутко талантливый. Он хочет привлечь к фильму внимание, ломая амплуа известных актеров.
   – А ты?
   – Я склоняюсь к тому, чтобы согласиться. – Она хихикнула, прикрыв ладошкой накрашенный рот. – Все просто упадут. К тому же это эпизод, съемки не займут много времени.
   – Молодец. Я всегда знал, что ты смелая.
   – Хочешь, приходи на съемочную площадку? Посмотришь на меня в гриме уличной девки.
   – Можно будет только посмотреть? Или все остальное, что делают с уличными девками, тоже? – интимно понизил, он голос.
   – Там разберемся.
   Она рассказывала что-то еще. Арсений постепенно расслабился. Карина в основном говорила о своей работе. О том, какие смешные накладки иногда случаются в кино.
   – В съемках сериала, ну, на премьере которого мы были, участвовала одна актриса. Из сильно пьющих. До середины фильма она как-то додержалась, а потом сорвалась. Представляешь, сценаристу пришлось срочно все переписывать. Но получилось даже лучше.
   – Ее героиню убили? Я читал, что так делают.
   – Нет, ее героиня по сценарию тоже спилась. Ее даже не гримировали. В итоге получилась самая яркая роль. Ей, наверное, премию дадут какую-нибудь. Просто за то, что пила не просыхая. А еще одну актрису, совсем молоденькую, арестовали. Ее пришлось заменить.
   – За что арестовали?
   – Наркотики. Курила кокаин прямо в туалете «Мосфильма». Совсем обнаглела.
   – Разве кокаин курят?
   – И курят тоже. Ты, я надеюсь, не употребляешь?
   – Конечно, нет, – бодро соврал Арсений. Что там говорить, кокаин, как джинсы «Левис», никогда не выходит из моды. Наркотик избранных, один грамм стоит не меньше ста долларов.
   – Вот и умница. Ты умный мальчик. – Она протянула руку и взъерошила ему волосы. От ее ладони пахло детским кремом.
   Арсений смотрел на нее и думал – красивая. Влюблена, чего уж там. Сразу видно, как кошка, влюблена. Или путает настоящую привязанность с просто хорошим сексом. Все женщины путают любовь и качественный секс.
   Обычно он сразу же терял интерес к тем женщинам, которые в него влюблялись. Почему это происходило? Черствым, что ли, он стал? Кто сделал его таким – работа, Москва, Вероника?
   – О чем ты думаешь? – спросила Карина.
   – О тебе, – соврал он.
   – Нет.
   – Ты самая волнующая женщина из всех, кого я в последнее время встречал.
   – Правда? – по-детски обрадовалась она. – Скажи, Арсений, а ты был когда-нибудь влюблен?
   – Нет, – не задумываясь, ответил он.
   …Был ли он влюблен? Да он и сам не смог бы ответить наверняка.
   Вероника…
   А Вероника все же его бросила. Кинула.
   Ушла по-английски, загадочно улыбаясь своими обновленными толстыми губами.
   Губастая Вероника, кстати, совсем ему не понравилась. Она вернулась из клиники в разгар его интеллектуальных упражнений – Арсений целыми днями смотрел Тарковского, одновременно читая Сартра. Он ей обрадовался, за месяц он успел забыть ее запах, такой родной. Ее лицо стало грубым и незнакомым, словно не сама Вероника вернулась в дом, а отдаленно похожая на нее родственница. Но все же это была она. И сама она была довольна. Постоянно подбегала то к зеркалу – ртом своим полюбоваться, то к Арсению – потормошить его, демонстрируя, как она соскучилась.
   Она не сразу обратила внимание на то, что у него появились новые привычки. Читать газеты по утрам и подолгу таращиться в раскрытую книгу, пытаясь понять смысл.
   Первые несколько дней все шло замечательно. Она почти не выходила из дома, ее привычное легкомысленное щебетание успокаивало. Он не вслушивался в ее слова, ему достаточно было слышать ее голос. Вероника готовила. Вероника даже взялась постирать его вещи, при этом дорогой свитер из британского кашемира сел до размеров кукольной одежки, но все равно порыв показался ему трогательным. Плевать на свитер, кому вообще свитер нужен, когда совсем рядом есть она, ее пахнущая молоком и сахаром кожа, ее длинные волосы и гладкие ноги.
   А потом она заскучала сидеть подле уткнувшегося в очередной литературный шедевр Арсения. Она возжелала вернуться в агентство – в конце концов, эпопея с губами и затевалась для того, чтобы Вероника могла продолжить модельную карьеру.
   Арсения такой поворот событий немного испугал. Он-то видел, что лицо ее стало хуже. Она была очаровательная, пусть немного нестандартная, но все же такая красивая. А стала какая-то неживая – как кукла из порномагазина. Белые волосы, толстые губы, глупые глаза. Бойко и его окружение – люди циничные, они не будут с Вероникой нежности разводить. Так прямо и скажут ей, чтобы убиралась, что ей больше нет места среди девушек с обложки. Она расстроится, и начнется все по-новому – истерики, обвинения, рыдания.
   Но, как ни странно, на этот раз она пришлась ко двору. Ее пригласили на кастинг, который она с блеском выиграла. Вероника появилась в рекламе зубной пасты, которую показывали по телевизору каждые пятнадцать минут, во всех рекламных блоках. И каждый раз она с визгом неслась к телеэкрану:
   – Милый! Посмотри! Это же я, я! Какая же я хорошенькая, правда?
   Сначала его это умиляло, и он, смеясь, говорил: «Правда хорошенькая». Так продолжалось неделями. Один и тот же рекламный ролик, один и тот же пронзительный визг – посмотри, это же я, я! И вот однажды он имел неосторожность сказать:
   – Вероника, а мы можем поговорить о чем-нибудь другом? Почему обязательно обсуждать твою внешность и этот дебильный ролик?
   Конечно, она надулась, расплакалась. Он ее совершенно не понимает. Он сидит над своими дурацкими книжками, а ею не интересуется. У самого него работы нет. А она пошла в гору, и вот он ей завидует.
   Это не было правдой даже отчасти, поэтому он только плечами пожал и вернулся к Кастанеде.
   А Вероника действительно пошла в гору. Ее приглашали на заметные показы. Она позировала для журналов – сначала для иллюстраций и фэшн-стори, потом для обложек. Она бывала дома все реже и реже.
   И вот в один прекрасный день ушла навсегда, а он это понял не сразу. Она иногда не ночевала дома, поэтому ничего странного он поначалу не заметил. И только потом, когда Вероника не появилась и на третий день, он начал подозревать – что-то не так. Он позвонил ей на мобильный и услышал ненавистную фразу о временной недоступности некоторых абонентов.
   Только потом он догадался заглянуть в ее шкаф. Заглянул и обомлел – а полки-то пусты! Она пропала вместе со всеми своими вещами и даже «до свидания» сказать поленилась. Или не хотела нарываться на скандал, он ведь обязательно устроил бы ей скандал.
   Когда Арсений понял, что она не вернется, он напился. Он вообще мало пил, следил за внешностью. Наркоши и алкоголики на подиуме надолго не задерживаются. Но вот тут не выдержал – купил в ларьке две бутылки водки, о закуске забыл. Холодильник был пуст, но в кухонном шкафчике нашелся пакетик гречки. Арсений сварил кашу готовить он не умел, поэтому гречка получилась твердой и хрусткой. Ему было все равно: он заедал кашей водку. Стопка обжигающей водки – ложка безвкусной каши. Водка – гречка, водка – гречка.
   Начал пить в полночь, опомнился, когда уже светало, и ему показалось, что он трезв. Арсений встал из-за стола и, держась за стены, добрел до кровати. Там его и вырвало – прямо на пахнущие телом Вероники простыни.
   В тот вечер он понял, что все-таки это была любовь. Почему он не знал об этом раньше? Раньше – когда он мог запросто подойти и растрепать ей волосы, когда он по первой ее просьбе несся в магазин за крабовым мясом (она обожала морепродукты), когда он читал ей вслух Кортасара, потому что Вероника хотела казаться начитанной и модной, но сама читать ленилась. Когда он обмерял ее талию стареньким сантиметром, когда он слушал, как она мило и глупо о чем-то щебечет, когда он покупал для нее фруктовый лед и отправлял на ее телефон дурацкие SMS-ки – тогда Арсений был уверен, что он влюблен. И только сейчас, когда он увидел пустые полки в шкафах, он понял, что не влюблен он, а любит. А это разные вещи.
   Утром он проснулся похмельный и злой. Выпил крепкого кофе и три таблетки растворимого аспирина. Принял холодный душ. И тоскливо уселся за Гомера. А что ему оставалось делать? Список литературы длинный, а времени в обрез.
   Впереди его ждала новая жизнь.
   Он действительно пришел к ней на съемочную площадку. Не узнал ее в гриме, а когда узнал, был потрясен. Грим проститутки, как ни странно, очень ей шел. Яркий макияж, взбитые волосы, искусственные колтуны, сетчатые колготки, сапоги на шпильках и кожаная мини-юбка.
   – Ты сенсационна, – шепнул он, осторожно отодвинув от ее уха жесткую от лака прядь. – Всегда так одевайся.
   – Боюсь, меня неправильно поймут. Арсений дождался, когда пожилая гримерша покинет комнату, и прижал ее прямо к столику, по которому была раскидана косметика.
   – Что ты делаешь? А если кто-нибудь войдет?
   – Наплевать. – Его руки смяли подол кожаной юбки.
   – Ты съешь мою помаду! Меня тетя Рая, гримерша, убьет.
   – Я тебя защищу.
   По вечерам они обедали в уютных загородных ресторанчиках. Карине, с одной стороны, хотелось бывать с ним на людях, хотелось, чтобы все видели, как красив ее любимый, как он ее обожает, какие идеальные у них отношения. С другой – она все же заботилась о репутации. Ничего не поделаешь – классическое воспитание.
   Арсений любил бывать в ее доме. Ему нравилось, что Карина заботится о нем, как родная мать. Готовит для него, а если он остается на ночь, гладит ему футболку. Вероника никогда его не опекала. Готовила она отвратительно и гладить не умела, да он бы ей и не доверил столь ответственное занятие – обязательно прожгла бы черную дыру на самом видном месте! Вероника вообще была специалистом по прожиганию черных дыр – и в прямом, и в переносном смысле. Ушла, бросила его, выжгла напоследок кусочек Арсения, а он до сих пор реабилитироваться не может.
   Вроде бы так хорошо ему с Кариной, так сладко и спокойно, но все же это не то. Он постоянно оглядывается назад, он боится запутаться, он хочет подпустить ее еще ближе и в то же время никогда не может окончательно расслабиться в ее присутствии.
   Он старался, честное слово, старался. Ни к кому другому не относился он так тепло, как к Карине Дрозд. И все же это странное чувство, это постоянное ожидание подвоха… С этим он ничего поделать не мог.
   «Я одинока. Я всегда была одинокой и навсегда останусь таковою. Потому что я одинокой родилась» – так сказала ему Анна, одна из тех клиенток, ради которых он когда-то с таким энтузиазмом продирался сквозь тексты Гессе и Сарамаго.
   Она была грустной тридцатилетней красавицей, эта Анна. Филолог по образованию, бесперспективно читающая лекции в каком-то платном не слишком известном вузе, несколько лет назад она выгодно вышла замуж за владельца фирмочки, фасующей крабовые палочки. Через год крабовый делец от нее ушел. Потому что Анна казалась ему женщиной из прошлого, прекрасной в своей недоступной строгости. Он мечтал растопить Снегурочку, ему хотелось, чтобы холодновато-сдержанная Анна выла от страсти в его объятиях. Но на поверку симпатичная филологиня оказалась пресноватой и скучной. Вот он и ушел от нее к девочке из кордебалета известного попсового певца.
   Анна переживала, но со временем смирилась. Тем более что кработорговец оказался нежадным, оставил ей шикарную квартиру в центре Москвы и ежемесячно выплачивал бывшей супруге приличное пособие. Почему-то он чувствовал себя виноватым перед Снегурочкой, которая давно стала ему чужой.
   – Он говорил, что я похожа на пушкинскую Татьяну, – грустно рассказывала она. – А я и правда похожа, да, Арсений?
   И Арсений кивал: похожа, да. Аня была одной из немногих клиенток, которые ему действительно нравились. Она была красивой, ухоженной, интеллигентной и совсем не требовательной в постели. Они занимались любовью при выключенном свете. Аня тихо дышала и иногда кончиком языка касалась его щеки – с ее стороны это была интимнейшая ласка.
   – Татьяна – единственная героиня русской классики, которая мне импонирует. – Когда Анна говорила о литературе, то становилась невозможно хорошенькой. – Все остальные истерички, бляди или нервозные дуры. Только в Татьяне есть благородное спокойствие и жесткий внутренний стержень.
   – В вас тоже все это есть, Анечка. К тому же вы невероятно сексуальны.
   – Глупости. Я не люблю секс. Иногда мне кажется, что я фригидна, – с некоторым вызовом ответила она.
   Арсений вспомнил, что в постели она тихо поскуливает, точно больной котенок. Нет, фригидной Аня не была. Несколько раз в месяц (но никогда не больше двух-трех) Анна желала мужчину. Вот тогда она и вызывала Арсения.
   Это казалось ему удивительным. Анечка не была ни стареющей потаскухой, ни уродливым извращенцем, она могла бы и бесплатно получать мужскую любовь. От нее так сладко пахло ванилью и мылом, у нее были такие красивые бедра и такая трогательно-тонкая длинная шея.
   Однажды Арсений намекнул, что мог бы при случае заглянуть к Анюте и совершенно бесплатно. Он-то думал, что она с радостным визгом кинется ему на шею. Он знал, что в глубине души многие из женщин-клиенток мечтали, что в один прекрасный день он в них влюбится. Да, они были богатыми и властными, но в первую очередь они все были просто женщинами, которые платили за то, о чем мечтали. Арсений предложил Анне свое бесплатное общество, но получил решительный отлуп.
   – Я люблю оплаченный секс, – немного смутившись, призналась Аня.
   – Почему? – опешил он.
   – Так проще. И честнее. Я точно знаю, что от вас ждать и на что не надо рассчитывать. Знаете, когда муж ушел от меня, я ведь пробовала знакомиться с мужчинами. Первым был капитан дальнего плавания. Во всяком случае, так он представился. – Анечка невесело хмыкнула. Она была слишком молодой для нарочитого цинизма. – Он ухаживал за мной несколько недель. И вот однажды я оставила его на ночь. Он прожил здесь четыре дня.
   Арсений подавил ухмылку. Четыре дня горячего секса с бравым капитаном – совсем неплохо для возвышенной утонченной филологини, а она еще имеет наглость называть себя фригидной.
   – После того как он ушел, я заметила, что пропали некоторые вещи. Мои серьги с рубинами, свадебный подарок мужа. Мой антикварный портсигар. Когда-то я курила.
   – Его не нашли?
   – Его и не искали. Я не стала обращаться в милицию. Не хотелось позориться. После капитана было еще несколько историй, одна другой краше. Понимаете, Арсений, всем им что-то было от меня нужно. Не я сама. Может быть, мне просто не везло… Но кто-то хотел место в аспирантуре. Да, не смейтесь, когда-то у меня был роман со студентом.
   А кому-то нужны были просто деньги. Ведь прекрасно видно, что я богата. А вот я сама – никому. Ты никогда об этом не думал?
   – А я-то что? Что с меня возьмешь?
   – С тебя? Сексапильность. Мужественность. Прекрасную фигуру. Стильную стрижку. Хороший костюм.
   – И разве это плохо?
   – Но если ты сломаешь ногу, то никто из них тебе даже не позвонит. И если оденешься на вещевом рынке, на тебя никто из них не посмотрит. Им нужен антураж, а не ты сам.
   – Есть один человек, кому нужен я сам, – улыбнулся Арсений. Он и сам не понимал, зачем завел об этом разговор. Но ему хотелось рассказывать о Карине всем. А тут – такой удобный случай.
   Но Анна не стала расспрашивать подробнее.
   – Ладно, – сказала она. – Пойдем-ка в спальню. Что-то мы сегодня заговорились.
   Возбуждение схлынуло с него, словно его окатили ледяной водой из ведра. Он-то уже приготовился распустить хвост и рассказать Ане о своих необычных и удивительных отношениях с кинозвездой Кариной. Аня, естественно, ему бы не поверила. И он не стал бы ничего доказывать.
   Но она была обычной эгоисткой, как и все. Ей-то как раз и нужен был, как она сама выразилась, антураж.
   Арсений вздохнул и наклонился к ее пахнущей мылом шее. Анечка закрыла глаза и тихо вздохнула. «Идиотка», – беззлобно подумал он.
   Анатолий объявился недели через две. Она совсем ничего не испытала, когда его увидела. А раньше думала, что будет нервничать, – вот дура!
   Он открыл дверь своим ключом (она походя подумала, что надо бы заменить замки, раз уж так получилось). Карина вернулась со съемочной площадки и застала его на кухне. Толя пил кофе и ел бутерброды с грудкой индейки. Он вообще индейку терпеть не мог, но ничего другого в ее холодильнике не нашлось.
   Сначала Карина подумала, что он вернулся за какими-то своими вещами. А оказалось – навсегда.
   – Карочка!
   – Толя?
   – Карочка… – Он встал с табуретки, подошел к ней и порывисто обнял. – Кариночка, как же я рад тебя видеть.
   От него пахло потом и старомодным одеколоном. Карина поморщилась. Душный запах с хвойной нотой обрушился на нее, как удар молотка. Арсений всегда пользовался дорогой и изысканной туалетной водой. От его мягких волос пахло лавандой и бергамотом, свежескошенной травой и южной ночью, да чем угодно – только не этой дурацкой хвоей!
   Карина уперлась ладонями ему в грудь и попыталась, напружинив руки, оттолкнуть Толю. Но не тут-то было – объятия бывшего супруга оказались медвежьими.
   – Карочка, девочка моя бедная. – Липкие губы, такие знакомые и чужие одновременно, мимолетно касались ее щеки, лба, волос.
   – Толя, отпусти!
   Он нехотя разжал объятия.
   – Ты пьян?
   – Нет. Ты же знаешь, почти не пью.
   – Зачем ты пришел?
   – Как зачем? – усмехнулся он. – Я вернулся.
   – Нагулялся, что ли?
   – Вроде того.
   Карина усмехнулась. Вот она, мужская самоуверенность. Он даже не позвонил ей заранее, чтобы предупредить о своем решении. Он был уверен, что она будет рада. Всегда. Как жена моряка, которая ждет мужа, с тоской вглядываясь в туманную даль.
   Да вот только он ошибся. Никакая она не жена моряка. Скорее уж, любовница матроса хихикнула она, вспомнив модную тельняшку Арсения от «Дольче и Габбана».
   – Что-то не так? – наконец заметил он. – У тебя что-то случилось?
   Карина молча налила себе кофе. Обычно она кофе не пила – берегла цвет лица. Но в исключительных обстоятельствах можно.
   – Толя, а что, собственно говоря, случилось? Тебя выгнала Валечка? – Когда она произнесла «Валечка», его плечи сутуло поникли. Карина слишком хорошо его знала, чтобы понять, что она права.
   – Никакая она мне не Валечка. Это была ошибка, – надулся он.
   – И все-таки? Что произошло? Чем ты ей не угодил? Может быть, изменил ей? – поддразнила она его.
   – Да я на руках ее носил! – вырвалось у Анатолия. – Все прихоти исполнял. Это она мне… изменила.
   – И надо думать, не с захожим сантехником?
   – Что?
   – Я имею в виду, надо полагать, что она нашла себе кого-то покруче?
   – Кара, ты права… Бог мой, ты, как обычно, права. Ты все знала с самого начала. А я вот, как дурак, повелся. – Его голос дрогнул. – такого больше не повторится. Никогда.
   – Это точно.
   – Карочка, прости меня.
   – Простить могу. А вот принять обратно – не гарантирую.
   – Что?
   – Толя, я хочу с тобой развестись. – Она сказала это и сама испугалась. Слова произнеслись как-то сами собой. Это было не обдуманное решение. Она вообще никогда о разводе не думала, развод казался ей унизительным. Но в тот момент она вдруг почувствовала себя смелой.
   – Кара… Это шутка?
   – Вовсе нет.
   – Постой… – Он беспомощно смотрел на нее, его глаза под очками были такими детскими. Как у того Толика, который жарко целовал ее когда-то на рассветной крыше… Но все же это был другой Толик – подло бросивший ее ради сомнительных прелестей не слишком интеллигентной особы. – Карочка, ты это специально говоришь, да? Чтобы я одумался?.. Так я уже все осознал.
   – Нет, что ты. Я говорю это, потому что уверена.
   – Уверена?
   – А что тебя так удивляет? Думаешь, меня можно держать про запас?
   – Я этого не сказал.
   – Зато подумал. Толя, давай закончим этот, бессмысленный разговор. Детали твой адвокат пусть обсудит с моим адвокатом. Если ты хочешь этот дом, я тебе его уступлю. Но пока суд не состоялся, это мой дом. Ты ведь из него ушел. Стало быть, я прошу тебя покинуть мою территорию.
   – Ты не шутишь? – еще раз на всякий случай спросил он.
   – Отнюдь.
   Что-то новое появилось в ней, подумал тогда Анатолий. Что-то незнакомое. Спокойствие человека, уверенного в том, что он поступает правильно.
   – Ты уверена, что не изменишь решения?
   – На все сто!
   – Знаешь, Кара… А ты все-таки ведьма!
   – Зойка! Зойка! Я его выгнала!
   – Кого?
   – Толика, конечно, кого же еще?
   – Чумовая? – тотчас же проснулась Зоя. – Он что, вернулся?
   – Да. Он приходил, сказал, что Валя его бросила. Что он все осознал и решил остаться со мной. А я выставила его вон.
   – Молодец! – одобрила подруга. – И сколько дней собираешься держать марку?
   – Не поняла!
   – Ну, через сколько дней запустишь виноватого обратно?
   – Ты не понимаешь… Зоя, я его насовсем выгнала. Я вовсе не хочу, чтобы он возвращался обратно… Он меня ведьмой обозвал!
   – Ведьмой? – растерянно переспросила Зоя.
   – Ну да. Сказал, что я ведьма. Что ты молчишь? – Карина рассмеялась. – Ты тоже так считаешь, да, подруга?
   – Нет, что ты…
   – Да ладно. Я знаю, что ты тоже считаешь именно так. И твой муж меня всегда недолюбливал.
   – Карочка, ты не пьяна?
   – Если только совсем чуть-чуть. Но признайся, он ведь меня не любит?
   – При чем тут вообще мой муж? – сухо перебила ее Зоя. – По-моему, речь сейчас идет о твоем. Хочешь, я к тебе приеду? Прямо сейчас.
   – Ой, я не могу, давай завтра. Я хотела Арсюше позвонить. Так хочу ему сообщить про мерзавца!
   Зоя мрачно помолчала.
   – Слушай, это все из-за проститута, да?
   – Что? – прикинулась наивной Карина.
   – Выгнала Толика. Если бы не проститут, ты бы приняла его обратно?
   – Зоя, как ты можешь так говорить? Он не проститут, просто несчастный мальчик, который хочет жить лучше!
   – Мне все ясно. Карина, ты дура. Сейчас же позвони Толику и скажи, что пошутила.
   – Но я не пошутила, – возмутилась она. – И потом, ты же сама говорила, помнишь? Когда Толя только ушел. Ты сказала, что я счастливая, потому что этот мерзавец достался другой.
   – А что мне надо было сказать? Начать тебя жалеть, чтобы тебе еще хуже стало? Пойми, глупая, Толя – это твоя судьба. У вас все общее – переживания, прошлое, жизнь. Атак называемый Арсюша это не более чем хороший трах.
   – Какая ты циничная… Зоя, ты сама всю жизнь страдала рядом с нелюбимым и теперь мне то же самое сделать советуешь?
   – Я его любила, – вздохнула Зоя. – Когда-то.
   – До того, как он тебе изменил, – насмешливо сказала Карина, которой в тот момент сам черт был не брат. – Ты сама сто раз это мне говорила.
   – Карина, ну зачем же ты так…
   – А что я? Это были твои слова. Ты сказала, что, когда увидела, как супруг пыхтит над другой, у тебя тут же все желание по отношению к нему пропало.
   – Но есть же не только примитивное желание, – вяло оправдывалась Зоя. – Есть что-то большее: уважение, привязанность, дружба.
   – Ты уж извини, но, по-моему, все это брехня. Полный бред. Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. А самое главное – это страсть. Как только страсть уходит, тут же становится неинтересно. В моей жизни сейчас есть страсть. На том и держимся.
   Зоя помолчала. Она просто не знала, что сказать. Там, по другую сторону телефонной трубки, была какая-то новая, незнакомая ей Карина. Неужели и правда напилась? Или влюбилась до потери сознания? И в кого? В этого проститута? У которого ничего нет, кроме накачанного пресса?
   Влюбилась, когда рядом с ней есть по-настоящему преданный человек, готовый простить все ее слабости, на руках ее носить готовый!
   В это просто невозможно поверить!
   – Кара… Господи. Ну, ты и дура!
   Да, пусть дура, думала Карина, зато эта дура счастливая. Зато у этой дуры блестят глаза. Зато дуре хочется петь и танцевать без всякого повода. И, поверьте этой дуре на слово, данная роль нравится ей куда больше, чем образ наседки, хлопающей крыльями подле индифферентного мужа.


   Глава 13

   По субботам она обычно завтракала с детьми. Иногда эту традицию нарушала Катенька – дочь была гуленой, ее пятничная ночь, как правило, начиналась в каком-нибудь прокуренном клубе, а заканчивалась на рассвете в танцполе. Карина относилась к этой Катенькиной привычке снисходительно. Сама ведь когда-то была молодой и бешеной – правда, ей никогда бы не пришло в голову скакать, втиснувшись между потных тел.
   Но в то утро Катерина появилась в кафе «Цитрус» ровно в десять, сопровождаемая братом Костенькой.
   Какие же они красивые, в очередной раз подумала Карина, глядя, как дети пробираются к ее столику. С годами сходство между близнецами становилось все менее заметным. Костя был выше Катюши почти на полторы головы. К тому же он был ярким брюнетом, а дочь красилась в рыжий.
   – Доброе утро, мамуля! – хором, как в детстве, сказали они и сами же развеселились собственной синхронности.
   Карина улыбнулась – она была счастлива, что дети ладят.
   – Мама, выглядишь шикарно. – Костя, прежде чем сесть, отодвинул стул для Кати. И Карина просияла от гордости. Она понимала, что глупо гордиться такими очевидными проявлениями воспитанности, но все равно не могла удержаться от материнского восхищения.
   – Ну, рассказывайте!
   – А что рассказывать? – Катя уткнулась в меню. – У нас все в порядке. Костька вот наконец сдал хвосты за прошлый семестр.
   – Могла бы и промолчать, – буркнул брат.
   – У нас в стране свобода слова.
   Им было по восемнадцать, но иногда они начинали себя вести как маленькие. Карина такие моменты любила – она снова чувствовала себя совсем молодой.
   – А отец купил мне новое платье, разорился, – невозмутимо продолжала Катя. – Еще у меня новый парень. Но я пока не буду о нем говорить, ладно?
   – А я, пожалуй, расскажу, – оживился Костя. – Мама, он ужасен. Во-первых, парнем его можно назвать с очень большой натяжкой. Если только ориентироваться на первичные половые признаки. А так – скорее дед. Ему под шестьдесят.
   – Он выглядит на тридцать, – капризно возразила дочь.
   – Мне кофе и блинчики с сыром, – скомандовал Костя подошедшему официанту.
   – А мне суши с огурцом и сок сельдерея.
   Карина подавила улыбку. Дочь никогда ни на шаг не отступала от придуманной ею же диеты. Это казалось забавным, потому что у Кати было телосложение тифозного воробышка, склонности к полноте она не имела.
   – Расскажи мне о своем мужчине, – попросила Карина. – Мне кажется, я имею право знать.
   Катя нахмурилась.
   – Я не буду читать тебе мораль, ты не маленькая, – ободрила ее Карина.
   – Лучше, мамочка, ты расскажи о своем, – наконец выдавила дочь.
   Костя поперхнулся кофе и с преувеличенной сосредоточенностью принялся изучать подставку для зубочисток. Карина растерялась:
   – Что ты имеешь в виду?
   – Тебе лучше знать, мам. Мы не будем читать тебе мораль.
   – Катя, сейчас же объясни! Костя, что она имеет в виду?
   – Маман, она права, мне бы тоже хотелось знать… Мы же за тебя волнуемся. Сидишь там одна за городом, присмотреть за тобой некому. Вляпаешься во что-нибудь. Вместе со своей полоумной Зоей.
   Карина потрясенно переводила взгляд с одного близнеца на другого. О чем они? Неужели об Арсении? Когда только успели узнать. Нет, не может быть. Любви свойственны беспочвенные подозрения. Дети ее любят, вот и волнуются, как бы в новом статусе разведенной женщины она не наделала глупостей.
   – Так кто же тот красавчик, который появляется с тобой везде в последнее время? – не выдержала Катерина.
   – Похожий на Джорджа Клуни в его лучшие годы? – уточнил ее брат.
   – Но откуда же… откуда же вы узнали?
   Костя хмыкнул и выложил на стол потрепанную пачку газетных вырезок. Яркая бумага, броские названия – «Скандалы», «Улица желтых фонарей», «Насмешник». Желтая пресса, к которой Карина не прикасалась.
   – Вы читаете эту гадость? – вырвалось у нее.
   – Мам, эту гадость читают все, – вздохнула Катя. – Мне, например, дала прочитать однокурсница. Смотри, говорит, твоя мамочка какая молодец, молоденького подцепила.
   Карина похолодела. Вот, значит, как о ней отзываются за глаза.
   Она бегло просмотрела газеты. Конечно, их сфотографировали на премьере сериала. Заголовки впечатляли: «Кто тот таинственный секс-бог, нежно обнимающий диву за увядшие бока?» или «Внимание – у Карины Дрозд объявился внебрачный сын!» Хуже не придумаешь.
   – Это мой знакомый. Просто знакомый. Ничего такого. Вы же знаете эти газеты.
   Дети смотрели на нее во все глаза. Карина почувствовала себя лабораторной мышью под микроскопом.
   – Мам, ты что? – наконец потрясенно выдавил Костя. – Я лично был уверен, что это просто случайное совпадение. До этого самого момента.
   – По тебе же все прекрасно видно! – подхватила Катенька. – Я же тебя знаю. Ты покраснела. И потом, эти фотографии. Ты так смотришь на этого мерзкого типа, как будто влюблена в него!
   – Он не мерзкий! – вырвалось у Карины. Впрочем, она тотчас же прикусила язык.
   Катя и Костя переглянулись.
   – Это диагноз, – вздохнул сын. – Мам, хочешь я поживу с тобой недельку? Катька не может, у нее амурные дела. А я вполне.
   – Это ни к чему, – твердо ответила Карина. – Я больше не хочу это обсуждать. Я взрослая женщина и имею право делать то, что хочу.
   – Никто не спорит. – Катя, задумавшись, положила в свой кофе сахар вместо некалорийного заменителя. – Но ты не просто женщина. Ты актриса и всегда на виду. Ты же сама учила меня, сама говорила; что для актрисы важна репутация.
   «Вот так и меркнет родительский авторитет», – грустно подумала Карина.
   – Вы уже взрослые и не можете не понимать. Папа уже несколько месяцев живет с другой женщиной. Кстати, она почти ваша ровесница. Почему вы не упрекаете его?
   – Папа мужчина, – вздохнула Катя. – А мужчинам можно все.
   – В общем, так. Предлагаю оставить эту тему раз и навсегда. Арсений мой хороший друг. Если кто-то думает о нас что-нибудь не то, это его личные проблемы. Меня это не касается. Ясно?
   – Ясно, – хором ответили близнецы.
   Караул, караул! Что делать? Если даже родные дети упрекнули ее в нездоровом влечении к молоденьким мальчикам, то что скажут остальные?! Да что там, они уже говорят. Стоит только взглянуть на эти мерзкие газеты, как станет понятно, что спуску Карине не дадут. Людям несвойственно прощать чужое счастье. Вот если бы Карина задумала появиться в прессе в образе убогой брошенки – тогда бы ей все сочувствовали.
   С другой стороны, что ей до смешков в спину? Она звезда и имеет право на прихоть. Подумав об этом, Карина даже приосанилась. Она ведь заранее понимала, на что идет. Просто когда ты счастлива, на такие мелочи, как сплетни, не хочется обращать внимания. Но что скажут на студии? Не повлияет ли разрушенная репутация на ее карьеру?
   Карине было неприятно об этом думать. Она наперед знала, что ей скажет генеральный директор «Факел-синема», студии, на которой снимался новый сериал с нею в главной роли. И она оказалась права.
   Пресс-секретарь кинокомпании «Факел-синема» Лариса выглядела так, что в ее присутствии хотелось втянуть живот, приподняться на цыпочках, надменно задрать подбородок вверх и самым независимым тоном произнести что-то вроде: «Ну, в Каннах для меня жарковато. В летнее время предпочитаю Лондон, на худой конец, Эдинбург. Как, вы никогда не были в Эдинбурге?» – и невинно округлить глаза.
   Карина (впрочем, как и большинство актрис) Ларису эту терпеть не могла. Мелкая сошка, обычный менеджер, она была во сто крат стервознее иных звезд.
   Вот и сейчас Карина битый час прождала в приемной, пока Лариса отвечала на какие-то явно не срочные телефонные звонки. Но развернуться и уйти Карина не могла, потому что сам генеральный директор предупредил, что у Ларисы к ней «серьезный разговор».
   – Присаживайтесь, Кариночка, – почти прошептала Лариса, указывая на неудобную крутящуюся табуретку без спинки.
   Какой-то стульчик для аккомпаниатора – разве вежливо ставить такую мебель в рабочем кабинете? Тем более если сама восседаешь в глубоком кожаном кресле, больше подошедшем бы для председателя правления банка, а не для вчерашней студентки с длинными ножками и острыми отполированными когтями, выкрашенными в вульгарный черный цвет!
   Карина вынуждена была сидеть на самом краешке стула, выпрямив спину и положив руки на колени – ни дать ни взять прогульщица в кабинете декана. Ларочка от этого кайф ловила – как же, известная актриса вытянулась перед нею в струнку.
   – Я вот о чем поговорить хотела, – нахмурила она темный от автозагара лобик. – В последнее время, Карина, вокруг вашего имени ходят какие-то… разговоры.
   – Разговоры? – Карина подалась вперед. Вообще-то она не сомневалась, что Лариса позвала ее для обсуждения рекламной кампании сериала. Пресс-конференции, участие в ток-шоу, плакаты – обычная рекламная лабуда. – Что вы имеете в виду?
   – Вот это, – спокойно улыбнулась Лара, протягивая ей уже знакомую Карине газету. Именно эту газетенку принесли ей Катенька и Костенька.
   Карина машинально приняла газету из ее рук, хотя и так прекрасно знала, что привлекло внимание вездесущего пресс-секретаря. Ее фотография. Ее фотография вместе с Арсением. И недвусмысленные намеки какого-то псевдоостроумного писаки.
   – И что в этом особенного? Вы же знаете, что газеты подобного рода…
   – Я знаю о газетах подобного рода все, – перебила Лариса, – потому что и сама когда-то работала именно в этом издании.
   – Я всегда считала, что те, кто там работают, беспринципные подлецы, – вырвалось у Карины.
   Лариса холодновато улыбнулась – снежная королева, бездарно играющая бизнес-леди.
   – Все возможно. Я пригласила вас не для обсуждения моих моральных качеств. Карина, мне очень неприятно вам об этом говорить, но вы же понимаете, что производство сериала – это дорого.
   Лариса сказала это таким тоном, словно она вкладывала в сериал свои собственные деньги. В тот момент Карина ее ненавидела. По-настоящему ненавидела. Будь она посмелее, поотчаяннее, бросилась бы вперед и вцепилась в ее ухоженные золотые кудри. Все лицо отштукатуренное расцарапала бы ей. Но это, как минимум, глупо. Лара поднимет крик, Карину выставят вон из кабинета, пойдет сплетня. Конечно, до прессы это не дойдет, но после подобного инцидента Карине было бы сложно получить работу в кино. Кому охота связываться с истеричной актрисой?
   – Понимаю.
   – Вот видите. И вам не хуже моего известно, что рейтинг зависит от многих факторов.
   – Моя работа – играть! – нервно воскликнула Карина. – А рейтинг это уже не мое дело.
   – И ваше в том числе, – теперь Лариса говорила мягко, но эта мягкость раздражала, пожалуй, еще больше. – Карина, у каждого актера есть определенный образ, репутация. И вы же знаете, почему вас пригласили в этот фильм именно на эту роль.
   – Лариса, а вам никогда не говорили, что хорошая актриса как раз должна быть разной? Этого вы на своем журфаке, наверное, не проходили, да?
   – Не надо мне хамить. Эта статья… Конечно, одна эта статья еще ничего не значит. Но если это войдет в систему… Если о вас будут сплетничать в таком ключе… Понимаете, это может повредить репутации сериала в целом.
   – Какой бред! Что же мне теперь, дома сидеть?! – взвилась Карина.
   Лара отвернулась к окну и помолчала, собираясь с мыслями.
   – Но до этого времени вы, кажется, не сидели дома? – наконец спросила она. – Сидеть дома и развлекаться в обществе… мальчиков из кордебалета – это две разные вещи.
   – Он не мальчик из кордебалета! – Голос Карины зазвенел. – Я имею право развлекаться, с кем хочу! То, что я делаю вне съемочной площадки, не должно вас касаться!
   – А если вы захотите увлечься черной магией и расскажете об этом журналистам? Или заведете лесбийский роман. Или… Да мало ли что вам может прийти в голову! Тогда нас это тоже не должно касаться, как, по-вашему?
   – Слушай, ты! – Карина наконец вышла из себя, наверное, впервые за много лет. Она всегда гордилась тем, что умеет «держаться в берегах». – Только не говори, что ничего не знаешь. Меня муж бросил.
   – Я знаю, но… – Лариса явно растерялась. – Но какое это имеет отношение к делу?
   Карина судорожно вздохнула. Ей необходим был кислород. Срочно. В голове шумело, мысли путались, как будто бы она приняла какой-то наркотик. С ума сойти! Ее личная жизнь уже тоже является «делом»! И никому нет дела до того, что чувствует она сама.
   – Меня бросил муж! – повторила она, и голос ее опасно звенел. – Я имею право развеяться!
   Я имею право наличную жизнь. Имею право встречаться с тем, кто мне нравится!!
   Лариса как-то вся подобралась, ссутулилась. Она никак не ожидала, что Карина Дрозд, вежливая и сдержанная Карина, будет рыдать в ее кабинете. И рассказывать о своем муже – впрочем, Лара и так знала эту историю и даже не раз встречала экс-супруга дивы в обществе юной профурсетки. Анатолий Дрозд не стеснялся выводить в свет свою эффектную любовницу. На секунду у Ларисы мелькнула мысль: а ведь Карина права. Если седеющий мужик, с явными признаками старения, появится где-нибудь с длинноногой нимфеткой, едва ли это вызовет удивление или возмущение. Потому что это привычно. Потому что нимфетка – это тоже аксессуар. А вот если дама за сорок вышагивает под ручку с двадцатилетним мачо, ей достается по полной. И от женщин, и от мужчин. И от друзей, и от коллег. А какая, спрашивается, разница?
   Она обогнула стол и подошла к Карине, которая сидела на неудобном стульчике, закрыв руками лицо. Лариса знала, что ведущая актриса сериала терпеть ее не может. И сама она Карину недолюбливала – Дрозд казалась ей насквозь фальшивой. Но в тот момент отчего-то захотелось ее утешить. Хотя Лариса могла бы поклясться, что завтра Карина будет ненавидеть ее еще сильнее. Ненавидеть хотя бы за то, что Лара видела ее заплаканное лицо с размазанной под глазами тушью.
   – Карина, ну зачем же вы так? – Она неуверенно погладила диву по острому плечику. – Плакать не надо. У этой газеты маленький тираж. Ее почти никто не увидит.
   Карина оторвала руки от лица. Лариса отпрянула – лицо ее было сухим и спокойным. Никаких слез, никакого поплывшего макияжа. Лариса вздохнула. Одно слово – актриса!
   – Думаете, я расстроилась из-за газеты? Да мне на эту газету наплевать. – Карина еще раз взглянула на статью. – Более того, мне нравится эта фотография. Я здесь хорошо получилась, и я горжусь своим спутником.
   – В этом я вас понимаю, – улыбнулась Лариса. – Любая женщина таким спутником гордилась бы. Но и вы меня поймите. Я сейчас говорю не от себя, а от лица кинокомпании. Меня попросил об этом генеральный директор. Попросил именно меня, потому что я женщина. Он решил, что ему сказать о таком будет неудобно.
   Карина подумала, что она права. В кабинете генерального она бы от стыда провалилась под землю – вернее, под антикварный персидский ковер ручной работы.
   – Но он сказал, что, если так будет продолжаться, это навредит фильму… И тогда ваш персонаж придется отодвинуть на задний план. В первых сериях вы звезда, но на протяжении сериала приоритеты могут меняться… Да что я вам говорю, вы и так все прекрасно знаете.
   – Знаю, – уныло подтвердила Карина.
   – Ну вот, – почти обрадовалась Лариса. – Постарайтесь больше не появляться на людях с этим красавчиком, договорились? Если не хотите, чтобы у вас и вашего персонажа были проблемы. Хорошо?
   – Хорошо, – бесцветно подтвердила Карина свое согласие. А сама подумала – долго ли ей придется притворяться? Не хватит ли того, что она и так притворялась всю жизнь? Играла совершенно не свойственную ей роль – и на публике, и дома перед мужем, и перед подругами. Она, страстная и смелая женщина, добровольно чуть ли не в монашку превратилась! И ради чего все, спрашивается?
   Репутация?
   Кто бы знал, как ненавидела она это слово.
   Зоя приехала к ней вечером. Верная Зоя – всегда примчится по первому зову. Карина знала, что может рассчитывать на Зою в любой ситуации. Она даже может выдернуть подружку из постели очередного любовника – та и это ей простит.
   – Это бред, Зойка. Меня никто не понимает! – Карина пила теплое молоко из большой пиалы. Молоко подогрела для нее Зоя. Зоя же заставила ее переодеться в теплую пижаму и забраться под клетчатый плед.
   – Не обращай внимания. Хочешь, я тебе шею помассирую? Ты опять замыкаешься, это вредно для осанки.
   – Ну, помассируй, – вяло согласилась она, приспуская пижамную рубашку с плеч. – Нет, ты не представляешь, что эта дура мне заявила! Она чуть ли лесбиянкой меня не обозвала! И призналась, что работала в какой-то мерзкой бульварной газете. Сама же и распустит про меня сплетни потом. Ну, зачем мне такие сплетни?
   – Никто про тебя ничего не распустит… Сядь прямо. – Зоя постукивала по ее плечам, и Карине пришлось расслабиться. У подруги были сильные руки, ей бы в мануальные терапевты пойти, кучу денег заработала бы. – Я так и знала. Ты вся напряжена.
   – А какой мне еще быть, если такое происходит?! Я уже устала от всего этого, пойми, устала!
   – Это все из-за этого… как его там…– Зойка поморщилась, как бы силясь припомнить, хотя ей было прекрасно известно его имя. Просто ей хотелось продемонстрировать свое к нему пренебрежительное отношение.
   У Карины окончательно испортилось настроение. Если даже лучшая подруга ее не понимает, чего ждать от остальных?
   – Кара, ты должна с ним завязать!
   – А вот это решать не тебе… Ой!
   Зоя резко повернула ее голову вправо, раздался характерный хруст. Карина могла бы поклясться, что сделала она это специально.
   – Это твоя Лариса… Не так уж она и не права.
   – Что-о?! Что ты несешь?
   – То, что думаю, – храбро продолжила Зоя. – Он тебе не пара. Развлеклась один раз и хватит. Если мальчик хорош в постели, это еще не значит, что надо ломать из-за него всю жизнь.
   Карина резко оттолкнула ее руки.
   – Зоя, что ты несешь? Кто жизнь-то ломает?! Наоборот, впервые за столько лет у меня наконец все хорошо!
   – Это тебе так кажется, – хмуро сказала Зоя. – А на самом деле ничем хорошим это закончиться не может. Вот так.
   – Я все поняла. Ты тоже меня терпеть не можешь. Как и все остальные.
   – Я? Тебя терпеть не могу? Да я все тебе отдам, если надо будет! – горячо начала было Зоя, но потом, странно булькнув, осеклась на полуслове.
   – Я слышала эту версию сотню раз. Ты меня любишь, ты за меня жизнь отдашь. Глупости. – Карина сорвалась с дивана, чертыхнулась, запутавшись в пледе, которым заботливо укутала ее Зоя. Даже плед казался ей врагом. Она подошла к бару и зазвенела бокалами. – Будешь коньяк? Нет? А я выпью!
   Не дождавшись ответа, Карина налила себе почти полный фужер коньяка. И выпила его одним махом, не смакуя. И только потом вспомнила, что так всегда делал Арсений. Пил коньяк, как водку, не считаясь с благородством напитка. «Ни с кем я не считаюсь, даже с дорогим коньяком», – почти весело подумала она.
   – Что ты делаешь? – Зоя ловко отняла у нее бокал. – Еще и спиться хочешь?
   – Отстань!
   – Иногда ты ведешь себя как идиотка. Кара, опомнись.
   Карина с улыбкой обернулась. Зоя вдруг показалась ей жалкой и старой. Она и правда выглядела куда хуже, чем Карина. Лицо оплывшее, круги под глазами. Без косметики она сойдет за маму подкрашенной Карины. А все потому, что не следит за собой. Ленится.
   – Зоя… Иди лучше домой, ладно?
   – Ты что? Мы же договаривались, что я у тебя переночую… Половина первого, куда я поеду-то?
   – Я вызову для тебя такси.
   – Выгоняешь? – Ее плечи поникли, хотя Зоя старалась держаться с достоинством.
   – Не обижайся, но да. Ты сама виновата.
   – Хорошо. Я сама поймаю машину, – торопливо засобиралась. Застегивая легкое пальто, умудрилась оторвать пуговицу. Беспомощно посмотрела на Карину, но та сделала вид, что ничего не произошло, и Зоя спрятала пуговицу в карман. – Пока.
   – Пока. Я сама тебе позвоню, – сказала Карина, подразумевая, что Зоя ей звонить не должна.
   – Кара, я ухожу, но ты не права. Ты ищешь острых ощущений и совсем не думаешь о том, что рядом с тобой есть люди, которые любят тебя по-настоящему!
   И Зойка ушла.
   А Карина вернулась в гостиную. Бутылка с коньяком стояла на столе, а бокал Зойка успела отнести в мойку. Карина подумала и отпила глоток прямо из бутылки. Почему-то ей было весело. Наплевать на зануду Зою. Наплевать на репутацию. На всех наплевать. Впервые в жизни она делает то, что хочет, и совсем этого не стесняется. Но последние Зоины слова она забыть не могла: «…рядом с тобой есть люди, которые любят тебя по-настоящему…»
   Босиком она прошла на веранду, где в ящике письменного стола лежало зачитанное письмо. «Моя милая. Ради тебя я пойду на все. Умру за тебя, если надо будет. Все отдам тебе. Я тебя люблю».


   Глава 14

   Арсений проснулся с гудящей головой и дурным вкусом во рту. О-ох, простонал он, сползая с кровати. Взглянув в зеркало, сделал несколько неутешительных выводов:
   A. Он умудрился уснуть, не снимая ботинок и брюк. Ботинки были грязными, ноги неприятно гудели.
   Б. С такими красными глазами он вполне мог бы претендовать на роль графа Дракулы. В таком случае студия здорово сэкономила бы на гримере.
   B. Вся его физиономия перепачкана разномастной губной помадой. Притом Арсений, хоть убейте его, не помнит, с кем и при каких обстоятельствах он целовался накануне.
   Черт, черт, черт! Черт бы побрал фирменный коктейль ресторана «Коала» – устрица в рюмке текилы. Вкус довольно пикантный, но выглядит тошнотворно – точно заспиртованная вагина из какой-нибудь кунсткамеры. Сколько «вагин» выпил он вчера – десять, пятнадцать? Нет, не меньше двадцати, это точно. А было так весело – крепкий вкус текилы на губах, соленая устрица бодро скользит по пищеводу.
   – А ты знаешь, что устрицы – это сильный афродизиак, милый? – шепчет Дина. От Дины нестерпимо пахнет жареным луком. – Не боишься перевозбудиться?
   – Я всегда перевозбужден, когда ты рядом. – Арсений сжимает ее костлявую коленку.
   Дина довольна. Она пьяно смеется и красноречиво облизывает губы. Ее передние зубы, крупные, как у лошади, щедро перепачканы губной помадой. Черт бы побрал эту Дину!
   Вообще-то по статусу и возрасту она давно была не Диной, а самой настоящей Дианой Юрьевной. Было ей никак не меньше шестидесяти лет. Некогда хорошенькая миниатюрная статуэточка, с годами она превратилась в гибрид Долли Партон и Барбары Картленд. Обесцвеченные волосы, подкрепленные десятком пышных шиньонов, буйно кудрявились. Контактные линзы неестественно ярко голубели из-под трехслойных накладных ресниц – особенно вульгарно они смотрелись на фоне фальшивого горчичного загара. Дина обожала обтягивающие кофточки колора «а-ля леопард» и короткие юбчонки. Впрочем, фигура-то у нее была довольно ладненькая.
   Дина считала, что все эти яркие шмотки ее молодят. И Арсений был атрибутом, который ее, безусловно, молодил. Она часто обращалась в агентство «КАСТ», но не всегда заказывала Арсения (за что ей огромное спасибо), предпочитая разнообразие. Однако она неизменно выбирала кавалеров не старше двадцати пяти лет.
   Вчера разменявшая седьмой десяток Диночка в очередной раз справляла свое сорокапятилетие. Гостей было немного – Арсений, ее бывший муж-олигарх, несколько молодящихся кошелок и тощий, гастритного вида журналист из какого-то светского издания.
   Чего они только не вытворяли! Дина то и дело пускалась в пляс вместе с пьяными кошелками. Журналист гнусаво рассуждал о кубизме, а потом наблевал в миску с салатом. Олигарх недобро посматривал на Арсения и время от времени тихо говорил в мобильный телефон: «Яйца ему отрезать надо… яйца!»
   Кончилось все тем, что Диночка басовито крикнула:
   – А не сбацать ли мне стриптиз? – После чего резво вскочила на стол, сшибла каблукастой туфлей огромное блюдо с фирменным тортом и продемонстрировала шокированным посетителям ресторана черную от загара несвежую грудь. После этого из ресторана их выгнали.
   Дина долго возмущалась, а потом внезапно вспомнила, что на Воробьевых горах почти еженощно проходят заезды нелегальных уличных гонщиков – стритрейсеров.
   – Я всегда хотела попробовать! – визжала она. – У меня «БМВ», я всех обгоню!
   – Дорогая, ты пьяна в зюзю, – рассудительно гудел олигарх, пытаясь образумить свихнувшуюся мадам. – Разобьешься. Поехали лучше в казино, куплю тебе фишек, и все просадишь.
   – Фу, какая скукота, – наморщила перепачканный пудрой носик Дина. – Кто же играет в рулетку в Москве? Нет уж, тогда выпьем шампанского, а потом все поедем ко мне! Может быть, нам замутить чудненькую групповушку?
   Арсений не знал, что напугало его больше – перспектива выпить шампанского после текилы или предполагаемый «коллективный амур» с вдрызг пьяной Диной, толстым апатичным олигархом и возбужденно повизгивающими кошелками.
   Все кончилось распитием шампанского, купленного в круглосуточном супермаркете. Пили по очереди из горлышка, как студенты. Так захотелось Диночке. Ну а потом именинницу благополучно вырвало прямо на ступеньки Ленинской библиотеки. И Арсений облегченно вздохнул: кажется, ночь кончилась.
   И вот теперь ему надо срочно бороться с последствиями Диночкиного легкомыслия. У нее последствий, наверное, еще больше. Арсений даже развеселился немного, представив себе, как похмельная именинница со съехавшей набок прической огромными глотками пьет капустный рассол и боится в зеркало на себя взглянуть, потому что точно знает, что загульная ночь прибавила ей, как минимум, двадцать лишних лет.
   Арсений босыми ногами прошлепал на кухню. Холодильник был девственно пуст. А желудок тем временем требовал свое. Замечательный у него был организм, сговорчивый. Даже после алкогольного отравления Арсению хотелось есть. Эх, сейчас бы навернуть яичницу с помидорами! Или Карининого фирменного пирога!
   А ведь придется одеваться и топать в супермаркет. А потом готовить себе завтрак – самому. Можно, конечно, заказать еду в ресторане, но вдруг машина с курьером встанет в пробку? Арсений больше не мог ждать.
   Зазвонил телефон.
   – Алло! – собственный голос показался ему чужим.
   – Арсюша.
   Он сразу узнавал Карину, еще до того, как она начинала говорить. Она еще только воздух в грудь набирала перед тем, как произнести первое слово, а он уже знал, что это она.
   – Кара.
   – Тебе нездоровится?
   – Нет, что ты! – Он постарался сделать голос веселым, но, честно говоря, получилось неважно. – Просто поздно лег.
   – Я тебе скажу, что надо делать. Обязательно прими ванну. Не холодный душ, как принято считать, а теплую ванну. Лимонный сок, желательно свежевыжатый. И три таблетки аспирина.
   Она даже не спросила о. том, где он был, и Арсений расслабился. Этим ему нравилась Карина. Взрослая женщина. Она прекрасно знала, чем он зарабатывает на жизнь, и, наверное, в глубине души ревновала. Но никогда не давала ему это понять. Этим она выгодно отличалась от тех, с кем он пробовал заводить отношения до этого. Карина.
   – Тогда мне казалось, что она меня любит, – вздохнул Арсений.
   – Но она, наверное, и правда любила тебя.
   – Потом я понял, что все было гораздо проще. Я думал, что она тонко играет, чтобы меня не задеть. Специально не задает лишних вопросов, чтобы нечаянно меня не обидеть.
   – А на самом деле?
   – А на самом деле ей просто было все равно. Только я это понял не сразу.
   – А вот я пока, честно говоря, ничего не понимаю.
   – Подожди, сейчас дойду до самого интересного.
   – Продолжай.
   – Если ты имеешь в виду мои отношения с Кариной, то на этом все и закончилось, – нервно хохотнул Арсений, затягиваясь отвратительно воняющей сигарой.
   Терпеть не могу, когда мужчина курит сигары. А все они, как назло, считают это неким атрибутом мужественности. Когда-то у меня даже была футболка с надписью: «Я скорее вылижу пепельницу, чем поцелую курильщика». Но на этот раз я простила ему даже острую табачную вонь. Я видела, что Арсению не по себе.
   – Вы больше не встречались?
   – Я ей звонил. Но она поменяла номер мобильного. Дома у нее либо автоответчик, либо какая-то невежливая грымза сообщает, что Кариночка спит, занята или еще черт знает что!
   – Не кипятись, – успокаивающе похлопала я его по руке.
   – Легко сказать! Интересно, что бы чувствовала на моем месте ты. Я ведь почти в нее влюбился!
   – Почти?
   Он помолчал. А потом вдруг весело заулыбался:
   – Ты права. Почти не считается. Иногда мне вообще кажется, что я на это не способен. Ну что я могу поделать, если мне не везет?! Сначала Вероника, потом эта Карина…
   Я верила ему и не верила. Никогда бы не подумала, что у мужчин такие же проблемы. И никогда бы не поверила, что такому красивому человеку вообще может хоть в чем-то не везти.
   – Может быть, все дело в тебе? Ты просто выбираешь не тех, кого нужно?
   – Ты сама-то понимаешь, Маш, о чем говоришь? – хмыкнул он. – Никого я не выбираю. Все происходит само собой. Вчера ты этого человека не знал, а сегодня – бац! – начинаешь ждать целыми днями его звонка и смотришь с глупой улыбкой на его фотографию.
   Я промолчала – ну что я могла ему возразить?
   – Больше мы не виделись… Зато в моей жизни произошло другое, весьма любопытное событие…
   Марк Коннорс любил хороший коньяк, черную икру, поданную на горячей картофелине, тихий джаз и длинные истории. Рассказываемые им самим же какому-нибудь внимательному слушателю. Например, Арсению.
   – Знаешь, как я ее любил? – вдохновенно вещал он, прерываясь на то, чтобы покатать на языке медово-прозрачную терпкую коньячную капельку. – Я ее… как это у вас называется по-русски… Я ее боготворил! Мне нравилось исполнять ее прихоти. А какие у нее были прихоти, ты не представляешь, Арсений! Однажды она увидела в каком-то журнале фотографию южноафриканской бабочки редкой породы. Она бредила этой бабочкой несколько дней!
   – Зачем ей понадобилась бабочка? – фыркнул Арсений.
   – Потому что ничего красивее той бабочки она никогда в жизни не видела. Она сама мне это сказала. В тот же день я связался с одним южноафриканским заповедником. Перевел туда деньги, и через несколько суток бабочка была у меня. Вернее, у нее. Ты знаешь, как перевозят бабочек?
   – Нет.
   – Их помещают в специальный контейнер с пониженной температурой. Бабочка от холода засыпает. А потом, перед тем как открыть, контейнер немного подогревают. Это очень дорого. Зато моя милая была в восторге.
   «Представляю, что за пресыщенная стерва была твоя милая, – отрешенно подумал Арсений. – Стерва, для которой из Южной Африки привозят замороженных бабочек».
   Арсений сидел напротив Марка и тоже пил коньяк. Коньяк он не любил, предпочитал виски или вино. Американца он слушал вполуха.
   «Я ведь тоже в какой-то степени замороженная бабочка, – подумал Арсений, и мысль эта показалась ему романтичной. – Только мой контейнер разморозить значительно сложнее».
   – …порошок из толченого пениса динго.
   – Что?
   – Ты меня не слушаешь, дарлинг? Я рассказываю о своем любовнике, который увлекался вуду.
   – Слушаю, извини, просто немного отвлекся.
   – У тебя какие-то проблемы? – всполошился старик. – Я могу помочь, дарлинг?
   – Нет… Хороший коньяк.
   Марк зачарованно смотрел на красивого, слишком красивого мужчину с холодным взглядом, сидящего перед ним. Что же такое в нем есть, отчего каждый раз, когда он смотрит на Арсения, у него повышается кровяное давление? Неужели все замешано лишь на физическом влечении? Не может быть. Не мальчик он уже, шестьдесят пять стукнуло. Совсем не время для буйства гормонов.
   Хотя началось все именно с секса. Марк прекрасно помнит тот вечер, когда он впервые увидел Арсения. Это случилось на показе мод, куда пригласил его Петр Бойко. У Марка было ВИП-приглашение, он сидел в самом первом ряду и отчаянно скучал. Он не очень-то любил показы мод. Вид томно дефилирующих туда-сюда манекенщиц в каких-то безумных нарядах вызывал у него лишь легкую зевоту. Конечно, ни одна Парижская неделя высокой моды без Марка Коннорса не обходилась, но Московскую неделю прет-а-порте вполне можно было и проигнорировать.
   Арсений появился на подиуме одним из последних. Марк посмотрел на него, и у него дыхание перехватило. Такой человеческий экземпляр надо было поместить в музей. Арсений демонстрировал джинсы, которые туго облегали его небольшой крепкий зад. Голый загорелый торс блестел от масла.
   – Я хочу с ним познакомиться, – шепнул Марк своему секретарю.
   Это было пять лет назад. В то время у него было много одноразовых мальчиков и девочек. В основном – модели. Но снобом Марк Коннорс не был никогда – он знакомился с понравившимися ему девушками и на улице, и в ночных клубах, и даже в метро, которым он иногда пользовался.
   Арсений сразу же согласился посетить шикарный номер Марка в «Метрополе». Кто бы сомневался! Правда, как выяснилось впоследствии, он оказался настолько наивным, что поверил в сказку о пробах в Голливуде.
   Только потом Марк понял, что это было вполне в характере Арсения. Он был и наивным, и циничным одновременно. Сначала Марк думал, что Арсений вцепится в него обеими руками, – все любовники и любовницы старались ему угодить, надеясь подольше остаться под крылом богатого старика. Но Арсений принимал ухаживания, деньги, а впоследствии и любовь с одинаковой снисходительностью. Нетипичное поведение возбуждало. Марк видел, что Арсений не пытается играть с ним в сложные психологические игры – ему и в самом деле на приязнь миллионера наплевать. Ему вовсе не улыбалось стать просто мальчиком на содержании. Он хотел играть по-крупному, хотя имел весьма смутное представление о том, что такое крупная игра. За ним так интересно было наблюдать. Отвращение и жадность, романтический порыв и знание прозы жизни – это был гремучий коктейль.
   – Почему ты молчишь? – спросил Арсений. – На меня обиделся, что ли?
   – Нет. Просто любуюсь тобой, дарлинг, – честно ответил Марк.
   – А, ясно.
   Опять эта снисходительная усмешка. Кривая улыбка одним уголком губы.
   – Дарлинг… Я не знаю даже, с чего начать. Но если бы ты был женщиной, то сейчас я бы предложил тебе выйти за меня замуж.
   – Я не женщина, – серьезно сказал Арсений. – Мне ты такого предложить не можешь.
   – Почему бы тебе не бросить работу? Тебе нравится твоя работа? – Марк старался не показать, что за нарочито небрежным вопросом стоит обжигающая ревность. Но его голос дрогнул.
   – Мне не нравится моя работа. Но бросать я ее не буду.
   – Почему, дарлинг?
   – Потому что мне нравится чувствовать себя независимым.
   – Со мной ты будешь чувствовать себя независимым! – вырвалось у Марка. Он тут же пожалел о своих словах. Что же это получается? Он, четырежды разведенный человек, пользующийся бешеным успехом как у женщин, так и у мужчин, уговаривает, почти умоляет какого-то сопливого мальчишку! Но остановиться Марк уже не мог. – Дарлинг, послушай, что я придумал. Ты бросишь работу и переедешь ко мне. За это я положу на твой счет в банке… сколько скажешь. Еще я могу переписать на тебя какую-нибудь свою недвижимость. Подумай, дарлинг, это очень выгодное предложение. – Марк говорил торопливо, в тот момент он был противен сам себе, но все же решил пойти до конца. – Конечно, мы не сможем видеться каждый день. У тебя будут выходные. Два, а хочешь и три в неделю. Мне давно пора остепениться.
   – Женись, – с усмешкой посоветовал Арсений. – Любая девчонка рада будет.
   – Знаю! Но люблю-то я тебя! – в отчаянии воскликнул он.
   Что за новости, нахмурился Арсений. Он, конечно, знал, что мерзкий старикашка питает к нему определенную слабость. Что у него ножки тонкие подгибаются, когда Арсений рядом. Губы слюнявые дрожат, когда Арсений к нему прикасается. Но все же заявление про любовь – это серьезно. Такими словами не разбрасываются. Если бы «люблю» прозвучало из уст лупоглазой школьницы, он бы еще расслабился. Но такой тертый калач, как Марк Коннорс…
   – Почему ты молчишь, дарлинг?
   – Потому что я не готов такое услышать, Марк. – Он старался, чтобы голос звучал мягко.
   – Ты уверен?
   – Да, – серьезно кивнул Арсений и, подумав, добавил: – Извини.
   – Может быть, все-таки стоит попробовать? Ты мог бы переехать ко мне на несколько недель…
   – Марк, у меня очень много работы. Мне нравится разнообразная работа. Я не могу жить несколько недель у тебя. Давай не будем больше об этом говорить, хорошо?
   – О кей! – нарочито весело воскликнул американец. – Тогда пойдем в комнату, дарлинг. У меня новое постельное белье от «Портхолл». Тебе понравится.
   А когда Арсений оделся и ушел, Марк еще долго сидел на кровати, согревая в ладонях коньячный фужер. Черные шелковые простыни пахли духами «Миракль» – Арсений их любил. Обычно после его ухода Марк целый день был в приподнятом настроении. Но сегодня ему беспричинно взгрустнулось, несмотря на то что Арсений был с ним непривычно нежен. Обычно он только снисходительно принимал жаркие ласки, а сегодня превзошел себя. Как подменили его. Наверное, это была нежность расставания, которая по своей сути вовсе и не нежность, а жалость.
   Марк Коннорс терпеть не мог, когда его жалели. «Я должен что-то сделать! – подумал он. – Что он о себе возомнил? Я всегда добивался того, чего хотел. Поэтому и добился многого. Нельзя допускать, чтобы конкретные желания превращались в несбыточные мечты… Не так-то много у меня желаний. Я его прижму! У него просто не будет другого выхода!»
   Он снял телефонную трубку и набрал номер Петра Бойко.
   …Она возвращалась домой на автобусе. Водителя Зоя отпустила, рассчитывая остаться на ночь у подруги, а кто знал, что так получится? Конечно, она вполне могла позволить себе такси. Но почему-то, когда она вдруг очутилась на освещенной фонарем автобусной остановке, ей не захотелось отсюда уходить.
   Когда она в последний раз возвращалась домой на автобусе? Да сто лет назад – когда еще была совсем молоденькой и полной глупого оптимизма!
   Ее одиночество нарушил выросший словно из-под земли сизоносый алкаш.
   – Девушка, выпить не желаете? – интимным полушепотом предложил он.
   – Не желаю, – разлепила губы Зоя.
   – А почему? – удивился алкаш. Она не ответила.
   Он выжидательно постоял над Зоей пару минут, а потом, пожав плечами, снисходительно поставил незамысловатый диагноз:
   – Ну и дура.
   «Действительно, дура», – без всяких эмоций подумала она. По-другому и не скажешь. Дурища с многолетним стажем, идиотизм которой давно приобрел болезненный характер. Если она вздумает обнародовать эту чудовищную историю, никто ведь ей не поверит. Выразительно покрутят пальцем у виска. И скажут – ну, эта вертихвостка еще и не такое придумает, слушайте ее больше!
   Все считают Зою легкомысленной. Потому что именно так она себя и ведет. Не живет, а порхает. Меняет любовников, как ежедневные прокладки. Танцует, смеется, шумит. Потому что так легче. Потому что только так никто не поймет, что на самом деле Зоя давно стала заложницей одного-единственного комплекса. Уже двадцать пять лет Зоя – любовница любовницы собственного мужа. Голова закружится, пока осознаешь, а она живет в этом спутанном клубке уже четверть века. С тех пор, как она застала в постели своего супруга Карину. Карину, лучшую подругу. Карину, палочку-выручалочку. Которая благородно согласилась посидеть с маленьким, пока Зоя наведет марафет в парикмахерской.
   После родов Зоя немного подурнела, а ей хотелось снова выглядеть невестой. Каждую субботу она оставляла малыша на попечение заботливой Карины, а сама отправлялась на Новый Арбат, в «Чародейку». Укладка кудряшками – так Зое очень шло. С кудряшками этими она казалась себе самой сошедшей со свадебной фотографии. Зоя не для себя старалась, для мужа. Муж как-то намекнул, что она раздалась. Потом, конечно, обратил бестактность в шутку, но заноза осталась. Она села на кефирную диету и записалась на аэробику. На аэробику ходить было лень – она и так сильно уставала с маленьким. А вот в салон красоты – это пожалуйста! Домой Зоя возвращалась посвежевшая и похорошевшая. Получала сочный поцелуй от мужа и комплимент от Карины.
   А в тот день она вернулась пораньше. Ее приняли без очереди, и Зоя освободилась не в три, как обычно, а уже в полдень. Она зашла в кулинарию при ресторане «Прага», купила пирожных – «корзиночек» и «картошек». К дому подходила в приподнятом настроении, предвкушая поцелуй, комплимент и чаепитие. Конечно, пирожные ей совсем не полезны, она ведь твердо решила худеть. Но очень сложно отказаться от соблазна, да и потом, она и так худеть начнет, прямо с завтрашнего дня.
   Дверь открыла своим ключом. В прихожей небрежно валялись ярко-красные туфли Карины на огромной шпильке. Зоя вздохнула – Карине всегда удавалось обзавестись эксклюзивной обновкой. Она ведь актрисой была, а на «Мосфильме» и в Доме кино в то время целые подпольные универмаги работали. Зоя (дура!) туфельки аккуратно подровняла и пристроила рядом свои стоптанные, подкрашенные гуталином баретки.
   Сначала прошла в кухню, поставила чайник.
   На кухонном столе лежал… лифчик. Кружевной бледно-розовый лифчик небольшого размера. Сначала мелькнула шальная мысль – а вдруг муж решил сделать ей подарок? Достал где-то невероятно красивое кружевное белье, которого у Зои не было никогда. Мысль мелькнула и ушла – пышная грудь Зои ни за что не поместилась бы в эти изящные кружева. А значит…
   Она тихонько вошла в комнату. Остановилась на пороге, потрясенная. Нет, не сам факт измены удивил Зою и не то, что муж изменил ей с единственной подругой. В принципе именно это она и готова была увидеть, неспроста же Каринкин лифчик валялся на кухонном столе. Но что они вытворяли! Польский порножурнал, который ее супруг как-то раздобыл по большому блату и который они, краснея и хихикая, иногда проглядывали на ночь, отдыхает. А Зоя-то считала, что супруг не слишком любит секс. Она даже радовалась этому обстоятельству, поскольку и сама не ставила постель во главу угла. А тут…
   Бледные длинные (и худые, худые!) ноги Карины были широко расставлены и заброшены на его плечи. Ее ухоженные руки с длинными, остро выпиленными ногтями (у Зои вот после родов ногти не росли, слоились) слепо блуждали по его усыпанной трогательными прыщиками спине. Его поджарые бедра ходуном ходили, а Карина извивалась и кричала, как одуревшая от гормонов кошка, срочно требующая кота.
   Самое противное то, что выглядело все это красиво. Собственная сексуальная жизнь вдруг показалась Зое скучной и тусклой. С ней он так себя никогда не вел. Даже в самом начале, когда они только познакомились. Он просто гладил ее по щеке и спрашивал – можно, малыш? И Зоя отвечала, что можно. Тогда он осторожно снимал с нее ночную рубашку, Зоя слегка расставляла ноги, муж ложился на нее. Через несколько минут все заканчивалось, он целовал ее в щеку и отворачивался к стене.
   Странно… Почему? Неужели потому, что Карина худая? Что Карина – многообещающая актриса? Что она хорошо одевается и хорошо кокетничает? Но это же полный бред!
   – Еще! Давай, милый! Еще, еще, не останавливайся, – голосила Карина. Ее глаза были открыты.
   Зоя подумала, что неприлично стоять вот так, в дверях. Что надо бы выйти из квартиры, позвонить в дверь, дождаться, пока они суетливо оденутся, позволить им сделать вид, будто не было ничего. А потом уже решить, что делать дальше.
   Но в этот момент их глаза встретились. Муж так ничего и не заметил, а Карина вдруг повернула голову и увидела Зою. Ее сильно накрашенные глаза округлились, рот глупо распахнулся, в тот момент она вовсе не была красавицей. Теперь Зоя, вспоминая увиденное, понимает, что Карина была похожа на глупую куклу из секс-шопа – уродливую силиконовую куклу с похотливо разинутым резиновым ртом и надписью «Я тебя проглочу!» на яркой коробке.
   Зоя тихо вышла из комнаты. Оделась, бесшумно закрыла за собой дверь. Потопталась несколько минут в подъезде. Подумала – а может быть, мне совсем уйти? Забрать маленького, собрать чемодан и отчалить, например, к маме? Но, представив картину возвращения блудной дочери, Зоя тоскливо поморщилась. Мама не отстанет от нее, полезет с расспросами, а потом будет миллион лет обсуждать эту ситуацию с охочими до сплетен подругами. Да и жить-то на что?
   И Зоя позвонила в дверь.
   Дверь открыл муж. Он поцеловал ее, и от него тонко пахло сладкими духами «Дольче вита». А Карина, аккуратно причесанная, в застегнутом на все пуговицы платье, как всегда, сказала:
   – Зойка! Ты выглядишь просто великолепно!
   Карина сама пригласила ее поговорить. Зоя-то хотела замять эту историю. Просто перестала ей звонить. Муж еще имел наглость поинтересоваться:
   – А куда пропала Кариночка? Почему она больше не приходит?
   Зоя мрачно ответила:
   – У нее слишком много работы.
   – Она где-то снимается?
   – Ага. В эротической комедии.
   – Что? – захлопал глазами супруг. – Это шутка?
   – Да, – серьезно ответила Зоя.
   Развивать тему он почему-то не стал.
   Карина однажды позвонила и как ни в чем не бывало пригласила Зою в гости. Она что-то щебетала о новых брюках-бананах, которые ей удалось приобрести и на которые Зойке ну просто необходимо взглянуть, о новом актере-статисте, который пришел в фильм («блондинчик с зелеными глазами, представляешь?»), еще о чем-то. Зоя ее перебила:
   – Кара, что тебе от меня надо?
   – Поговорить, – мгновенно стала серьезной Карина.
   – О чем нам разговаривать?
   – Сама знаешь о чем. Приезжай, Зойка… Я так по тебе скучаю.
   И Зоя (дура, дура, дура в третьей степени!), как будто ничего не случилось, поехала в знакомую захламленную квартирку в небольшом подмосковном городе. Карина тогда еще с родителями жила.
   Неизвестно почему ей вздумалось нарядиться. Не хотелось ударить в грязь лицом перед этой самодовольной красавицей. Зоя напялила свое лучшее платье (не беда, что оно стало ей тесновато). Накрасила глаза, ресницы покрыла тушью в три слоя.
   – Как ты хорошо выглядишь! – ахнула Карина, которая в своей порванной на груди и заляпанной яйцом пижаме выглядела в сто раз лучше.
   – Спасибо, – сдержанно поблагодарила Зоя.
   – Идем на кухню, я шарлотку испекла. Специально для тебя, с корицей.
   – Ты же знаешь, что я на диете.
   – Да брось! Один раз можно!
   В кухне уютно пахло яблоками и тестом. Карина хорошо пекла. И Зоя позволила ей положить на блюдечко ароматный кусок пирога.
   – Зоя, я знаю, что ты обо мне думаешь… – несмело начала Карина, когда пирог был уничтожен в полном молчании. – И ты, конечно, права…
   – Я не о тебе должна плохо думать, – буркнула Зоя, – а о нем.
   – Понимаешь, я сама не знаю, как так получилось… Это было какое-то наваждение…
   – Хочешь сказать, это было всего один раз?
   – Да, конечно! – округлила ненакрашенные глаза Карина.
   Почему некоторым так везет? Почему им достаются километровые ресницы, как у диснеевского Бемби? Никакой косметики не надо. А остальные по утрам полчаса проводят перед зеркалом, пытаясь добиться эффекта отсутствия косметики и тревожно сравнивая глаза – не получился ли один из них больше другого?
   – Просто мы сидели с ним, пили чай. Ребенок спал. Он мне рассказывал о работе, что-то жутко скучное. И я… Зоя, мне так хотелось его перебить. Он был таким красивым и так занудно рассказывал, что скулы от скуки сводило… И я его поцеловала.
   – А он? – зачарованно спросила Зоя.
   – А что он? Он же мужик. А они сопротивляться не умеют, – хмыкнула Карина. – Вот…
   Зоя недоверчиво смотрела на нее. Карина рассказывала что-то еще. Она была очень красивая, хотя явно только что из постели. У нее была гладкая кожа особенного фарфорового оттенка – такой цвет лица бывает только у совсем молоденьких девушек, а Карина к двадцати четырем годам умудрилась сохранить свежесть пятнадцатилетней. У нее были сочные полные губы, темные, как у брюнетки. И притом Карина была натуральной блондинкой, почти скандинавский вариант.
   Зоя попробовала посмотреть на нее глазами мужа. Бесспорно, перед такой устоять сложно.
   И произошло необъяснимое – Зоя подалась вперед и ткнулась полураскрытым ртом в губы Карины. Замерла на секунду, уверенная в том, что экс-подруга обзовет ее извращенкой и велит убираться прочь. Но Карина притихла и даже не подумала отстраниться. И тогда Зоя языком раздвинула ее податливые губы. Карина целовалась совсем не так, как целуются мужчины. Зоя закрыла глаза, у нее закружилась голова. Так ее не целовал никто.
   Потом Карина признается, что у нее это было не в первый раз.
   – Помнишь Беллу Семеновну? – заговорщицки спросила Карина. – Ту, что вела у нас семинар по постановке дыхания?
   – И что?
   Зоя прекрасно помнила молодую и красивую преподавательницу, чем-то напоминающую голливудскую актрису Грейс Келли. Холодная блондинка с острыми скулами и безразличным взглядом. В нее были влюблены почти все первокурсники. Белла Семеновна носила короткие юбки и обтягивающие самовязаные свитера на голое тело.
   – Однажды я отвозила ей домой конспекты. Она пригасила меня на чай. Потом сказала, что я самая красивая девочка на курсе. Потом сказала, что я сутулюсь. Потом сделала мне массаж шеи.
   – А потом? – зачарованно спросила Зоя. – Вы целовались?
   – Не только.
   – Как?
   – Я с ней переспала, – нарочито спокойно сказала Карина. Наверное, ей хотелось произвести на подругу впечатление своей светскостью и искушенностью. И у нее получилось – Зоя была более чем шокирована.
   – Какая ты смелая… И как? Как это было?
   – А вот так, – рассмеялась Карина. Смех у нее был красивый и заразительный, как у всех самовлюбленных актрис. – Сначала она расстегнула мне блузку.
   Наманикюренные пальчики Карины потянулись к застежкам Зоиного платья. Зоя потрясенно молчала. Ей одновременно хотелось брезгливо оттолкнуть эти пахнущие кремом и медом руки и прижаться к ним щекой.
   – Потом она попросила меня снять лифчик. Она сказала, что это не страшно. Что это просто массаж… Сними лифчик, Зоинька.
   Зоя, как зомби, закинула руки за спину и расстегнула крючок. Она носила неказистый хлопчатобумажный лифчик отечественного производства.
   – У тебя красивая грудь, – понизила голос Карина. – Я всегда мечтала иметь такую большую грудь. – Тонкие пальчики щекотно потеребили Зоин сосок. – А потом мы разделись и пошли в спальню. Белла подарила мне свой пеньюар. Ей привезли из Германии, кружевной. Пойдем покажу. Могу даже дать померить.
   Карина взяла ее за руку. Зоя, как в глубоком гипнозе, последовала за ней.
   Зое никогда не нравился секс. Может быть, ей просто не везло с мужчинами. Ее супруг, похоже, даже не подозревал о том, что женщины тоже кончают.
   Их «ночные свидания» были однообразными. Нельзя сказать, чтобы ей было противно. Она мужа любила, и ей было несложно полежать несколько минут, вслушиваясь в его напряженное пыхтение. Потом он всегда спрашивал – ну как, малыш, тебе понравилось? А она говорила – очень! И целовала его в вялые губы.
   Но секс с Кариной – это было так непохоже на супружеские пятиминутки. Сначала Зоя стеснялась, но Карина заставила ее закрыть глаза и расслабиться.
   – Я просто сделаю тебе массаж, вот и все. Холеные прохладные ладошки Карины нежно прикасались к ее спине, шее, спускались на грудь, потом ниже, на живот и бедра. Каринина рука неспешно поглаживала внутреннюю сторону ее бедер, и Зоины ноги с готовностью распахивались навстречу неторопливым опытным пальцам. Это было волшебно – впервые Зоя не стеснялась своего тела, не думала о том, под каким углом ее бедра смотрятся менее толстыми, не втягивала живот. А кого стесняться? Карина ведь сто раз видела ее полуголой, к тому же она прекрасно осведомлена обо всех Зойкиных комплексах.
   Она перестала контролировать время. Сколько она провела в Карининой постели – час, несколько минут, весь день? Она словно попала в другое измерение. Кожа Карины пахла сладко и была такой мягкой, ее руки были, казалось, везде, у нее было, как у индийского бога, много рук.
   – Тебе понравилось? – прошептала Карина. Зоя открыла глаза.
   – Да.
   – Теперь ты.
   Карина откинулась на подушку. Она тоже успела раздеться. Зоя поймала себя на том, что впервые рассматривает безупречную фигуру подруги без зависти. Никакой зависти, только гордость обладания.
   – Ну же, – нетерпеливо поторопила Карина. – Давай.
   – Что?
   – Глупая, иди сюда, – рассмеялась она, подталкивая голову разомлевшей Зои вниз. – Целуй меня.
   И Зоя послушно целовала ее плоский, едва тронутый загаром живот, чутко вздрагивающий под ее губами, соленые от пота бедра и мускусную устричную мякоть между ногами. В отличие от самой Зои, Карина не стеснялась выражать свои эмоции, она то коротко вскрикивала, то едва слышно стонала, то нежно гладила Зою по волосам, то порывисто прижимала ее лицо к своему животу.
   А потом они снова сидели на кухне, пили чай с пирогом и весело болтали – так, словно никакой ссоры между ними и вовсе не было. Карина была голой, а Зоя накинула на себя тот самый кружевной пеньюар, который подарила подруге Белла Семеновна. Правда, Зоя в пеньюар едва поместилась, и он все норовил распахнуться на груди. Карина над ней посмеивалась и то и дело, резко наклонившись, несильно кусала ее за обнажившийся сосок.
   О Зоином муже никто не вспоминал. Зоя и сама удивлялась – ну как она могла расстроиться из-за какого-то изменившего супруга? Ну как она могла обидеться на Карину?
   Теперь все будет по-другому.
   Она так Карине и сказала:
   – Теперь все будет по-другому, да, Карочка?
   – Что ты имеешь в виду? – нахмурилась подруга.
   – Тебе ведь понравилось? То, что было у нас сегодня?
   – Конечно. Только вот, Зойка, все гораздо сложнее… Понимаешь, у меня же Толя. Мы собираемся пожениться.
   – Ну и что? Я тоже замужем.
   – Но как ты себе это представляешь?
   Зоя схватила Карину за руку, но подруга ловко выдернула ладонь.
   – Зоинька, боюсь, ты неправильно меня поняла.
   – Ясно, – помрачнела Зоя. Она залпом допила чай и обожгла горло, но даже не поморщилась. – Тогда, Кара, я лучше пойду. Где мое платье?
   – Сумасшедшая! Ну, не обижайся на меня, ну что я могу поделать? Представляешь, что будет, если кто-нибудь узнает!
   Зоя натянула платье и ладонью кое-как пригладила торчащие во все стороны волосы. Она и сама понимала, что выглядит смешной, но так разозлилась, что остановиться уже не могла.
   – Ты просто использовала меня, Кара, – сказала она, обернувшись от двери. – Хочешь и с мужем моим крутить, и меня не потерять, да? Так вот, ничего не выйдет.
   – Зоя, – Карина перехватила руку, которой Зоя безуспешно пыталась справиться с дверным замком, – я могу все объяснить. Только послушай.
   – Ну?
   – Зоя, ты что, ничего не понимаешь? Карина стояла перед ней, абсолютно голая, красивая, как статуэтка.
   – А что я должна понимать?
   – Я же тебя давно люблю!


   Глава 15

   Страсть. Страх. Страх и страсть всегда шли рука об руку, и никуда деться от этого Карина не могла. Она пыталась, она честно пыталась. Сначала пыталась себя сдерживать. Потом, когда поняла, что сдерживаться не получается, пыталась скрывать свои романы. Но она слишком рано и слишком не вовремя узнала о том, что такое влечение. Наверное, если бы в юности она не познакомилась с художником Артемом, все бы сложилось по-другому. Наверное, она могла бы стать по-настоящему хорошей женой – верной, домашней, тихой. Такой женщиной, которых в глубине души она люто ненавидела, ненавидела за то, что сама совсем другая. Она ни одной минуты не была влюблена в Артема, но запах его волос запомнила на всю жизнь.
   Голос, запах, смех. Обрывочные воспоминания, как яркие фотокадры.
   Она столько раз рассказывала доверчивому Толе эти истории, что сама начинала в них верить. И почти забыла о том, как все было на самом деле.
   Ялта, усатый красавец Руслан. Его кожа пахла морем. Толя, сколько бы ни купался, не мог перебить запах отвратительно стойкого одеколона. Самое смешное, что душился он ради Карины, потому что думал, что ей нравятся ухоженные мужчины. Она видела, как он старается, и стеснялась признаться, что на самом деле ей нравятся мужчины естественные. С Русланом она провела три ночи. Об этом никто, кроме них двоих, не знал. Карина отказалась прийти к нему в гостиницу, потому что даже тогда боялась огласки. Все ночи они проводили на диком пляже. На прохладном песке, под душно пахнущим кустом жасмина Карина впервые поняла, насколько скучен супружеский секс. И насколько сладка альтернатива. На память о песке, жасмине и несостоявшейся любви Руслан подарил ей бриллиантовое колечко, которое Карина носит до сих пор.
   Адыгея, горная деревушка, маленький отель, больше напоминающий готический замок. Оператор-херувим, молоденький мальчик с нежно-розовой кожей. Его Карина вспоминала с особой нежностью. Она никому не призналась, что все-таки открыла ему дверь. Что мальчик в конце концов переселился в ее просторный люкс. У него постоянно обгорали плечи, и Карина сама мазала их на ночь жирным овечьим сыром. Простыни, на которых они спали, пахли овечьим сыром. У их любви был кисловатый молочный запах, но ей это нравилось. Он был самым нежным, наверное, из всех ее мужчин. И не слишком опытным, но ей было все равно. Ладони у него были узкие и мягкие, как у девушки. И размер ноги меньше, чем у нее. Розовые маленькие пальчики. Карине нравилось целовать его ступни, а он стеснялся. И это ей тоже нравилось – мальчик так трогательно краснел и тихо говорил: «Не надо, мне щекотно!» А она заливисто, как русалка, хохотала и все равно поступала по-своему.
   В Москве он пытался ее найти, но Карина на его звонки не отвечала. Ей было грустно расставаться, но она понимала, что лишние слухи ей ни к чему. Она всегда была осторожной.
   Осторожной со всеми своими любовниками. Сколько их было – при желании она могла бы сосчитать, да вот только кому это надо?
   Она не помнила имен некоторых из них. А иных запомнила до самой мельчайшей черточки.
   Марк, американец. Они познакомились на андерграундном показе мод. Он пригласил ее в ресторан, и, подумав, Карина согласилась. Что-то в нем было. И потом, у нее никогда не было иностранного мужчины, а попробовать хотелось всегда. Когда-то у Зойки был короткий роман с югославом, и подруга бурно восхищалась: «Представляешь, они в постели совсем другие, чем наши мужики! Они ничего не стесняются! И не успокаиваются, пока ты тоже не кончишь!»
   Марк ее ожиданий не обманул. Она отдалась ему прямо в гардеробе того самого ресторана. Это был торопливый, но страстный секс. Он задрал ее юбку, порвал колготки и отодвинул в сторону трусы. А сам только ширинку расстегнул и несколько верхних пуговичек на рубашке – чтобы она могла поцеловать его загорелую шею. Ему это нравилось. Он умолял ее оставить телефончик, но она дала неправильный номер. Она боялась сорваться. Сорваться и навредить своей репутации.
   И ее последняя страсть – Арсений. Ей не стоило встречаться с ним во второй раз. Это все из-за Толи. Если бы он не ушел, не взбрыкнул, она ни за что не дала бы слабинку. Все бы было как раньше. И что теперь? Неужели он все расскажет? Неужели все зря? Получается, что вся ее молодость прошла зря, все полетело в тартарары из-за одного неверного поступка. Поверят ли ему?
   Ясно одно – она должна немедленно перестать с ним общаться. И желательно перестать общаться с Зоей. Они ничего не смогут доказать.
   Ей всегда все сходило с рук, сойдет и на этот раз.
   Но как же тошно – кто бы знал, как ей было тошно!
   Кукольные домики. Целая комната, забитая дурацкими бумажными домиками. Карина решительно остановилась на пороге и, точно приготовившийся к прыжку хищник, огляделась по сторонам. «Начну с голубого, самого первого», – решила она. Карина подняла с пола домик и повертела его в руках. Было немного жаль. Хотя зачем жалеть – это всего лишь бумага. Она зачем-то зажмурилась и с тоненьким визгом сжала руки. Словно обнять домик собиралась, задушить в железных объятиях. Хрустнула покрытая лаком бумага. Домик стал похожим на смятую коробку из-под обуви. Но на этом Карина не успокоилась. Мятый домик слишком легко отреставрировать. Ей же надо избавиться от этой мании навсегда. Терпеливо, высунув кончик языка, точно старательная школьница, она отрывала от домика бумажные, расписанные золоченой краской ставни. Аккуратно, одну за одной. Ей казалось, что домику больно, как комару, у которого отрывают лапки и крылышки.
   Домики. Просто бумага.
   Не просто бумага.
   Каждый домик был посвящен мужчине. Очередному Карининому любовнику. Мужчины быстро ей надоедали. Ни один (кроме, разумеется, Анатолия) не продержался больше недели. Нагулявшись, она возвращалась в супружескую спальню и садилась за очередной домик. Сначала это казалось ей забавным, потом превратилось в болезненную зависимость. Толя, конечно, ничего не знал. Хотя, может быть, догадывался? Недаром же он всегда называл ее хобби дурацким. Кукольные домики его раздражали.
   Ну вот, а теперь никаких домиков не будет.
   Карина ожесточенно рвала бумагу, ее лицо раскраснелось. Она топтала домики острыми каблуками, с размаху швыряла их в стены.
   Больше никаких кукольных домиков.
   Больше никаких мужчин.
   «Моя милая. Ради тебя я пойду на все. Умру за тебя, если надо будет. Все отдам тебе. Я тебя люблю».
   Марк Коннорс редко бывал в офисе агентства «КАСТ». Если ему что-то было нужно – звонил по телефону. Он не подписывал никаких контрактов, но Бойко ему доверял. Марк был старым клиентом, надежным и проверенным. Они были знакомы столько лет, что могли бы стать друзьями. Могли бы, но не стали. Марк считал, что у Петра вместо сердца горячий, пульсирующий кошелек. Петр считал Марка богатым эгоистом.
   При встрече они улыбались друг другу и минут пять болтали о погоде, моде и новых ресторанах, открывшихся в Москве. На этом их общие интересы исчерпывались.
   Марк удобно развалился на кожаном диванчике в кабинете Бойко. Петр суетился вокруг него, точно услужливая секретарша, – то кофе принесет, то альбомы с фотофафиями новых девушек. Марк альбомы вежливо листал, но Бойко прекрасно понимал, что никакие девушки американцу не нужны. Ни на одном лице он не задержал взгляд – каталог с красавицами листал так, как скучающий посетитель районной парикмахерской проглядывает журналы с новыми стрижками.
   – Вообще-то у меня к тебе разговор, – наконец сказал Марк.
   – Я догадываюсь. Буду рад помочь.
   – Есть проблема. – Марк нахмурился. – Агентство обеспечивает конфиденциальность информации, ведь так?
   – Так, – подтвердил Бойко.
   – То есть, пользуясь услугами эскорт-персоны, я могу быть уверен, что никто не узнает, что это не настоящее свидание. Я прав?
   – Прав, – эхом повторил Петр.
   Марк помолчал и глубоко затянулся, словно что-то обдумывая. Петр терпеливо ждал.
   – В последнее время обо мне ходят сплетни. Я узнал, что людям известно, будто бы я плачу за любовь. Так быть не должно.
   «Конечно, люди ведь не дураки, – раздраженно подумал Петр, – если немолодой мужчина с фарфоровыми зубами появляется в обществе молодой девушки или юноши, конечно, только романтически настроенные профаны решат, что здесь имеет место быть светлое и чистое чувство… И все же куда он клонит?»
   – Могу вас заверить, что ни я, ни один из наших сотрудников источниками этих сплетен являться не можем.
   – Я знаю, в чем тут дело.
   – В чем же?
   – Один из мальчиков… Арсений.
   Ах вот оно что, понял Петр. Как же он сразу не сообразил! В последнее время Марк заказывал только одного Арсения. Влюбился, что ли?
   – Что-то не так? Он чем-то вас обидел или нарушил контракт?
   – Нет, все в порядке. Просто он слишком много работает.
   – Что вы имеете в виду? Не вижу связи.
   – Ну как же… Появляется везде с разными людьми. Он мужчина красивый, заметный. Конечно, все на него обращают внимание… Петр, может быть, это не мое дело, но такой человек больше не может работать в эскорте. Все ведь знают, что он мальчик-шлюха.
   – И что? – осторожно спросил Петр. Арсений был одним из самых востребованных эскорт-юношей агентства. Неужели старый извращенец хочет, чтобы его уволили? Уволить курицу, несущую золотые яйца? Но, похоже, именно этого он и добивается.
   И Петр не ошибся.
   – Это, конечно, ваше дело. Просто я ставлю вас в известность, что если Арсений останется работать, то я посчитаю это действием, направленным против себя лично.
   У Петра тоскливо заныло под ложечкой. Марк Коннорс прекрасно понимал, что к его мнению не могут не прислушаться.
   – Хорошо. Я расторгну с ним контракт. Правда, на него есть еще несколько заказов, он на несколько недель вперед расписан… Но если вы так хотите…
   – Вы сами понимаете, что никакой спешки тут нет. Пусть работает несколько недель. Главное, что мы договорились принципиально.
   – Хорошо.
   – Вот и славно… В каталоге красивые новые девочки, Петр.
   Марк улыбнулся и отложил каталог в сторону.
   – Дарлинг?
   – Да, Марк, – выдохнул Арсений. Как только он услышал веселый голос американца, тотчас же пожалел о том, что снял телефонную трубку. И так в последнее время у него было отвратительное настроение. А Коннорс знал, как испортить его еще больше. Он мог испортить Арсению настроение одним своим присутствием.
   – Дарлинг, собирай вещи, поехали на острова!
   – На какие еще острова?
   – На острова! – повторил Марк. – На весь зимний сезон. Я увезу тебя отсюда на полгода.
   – Но я не хочу никуда уезжать на полгода.
   – Ты не понял, дарлинг, я хорошо заплачу. Дам тебе заработать, так что ты без проблем проживешь в Москве всю оставшуюся часть года. Сам подумай. Что тебя здесь держит?
   Арсений промолчал. Его не удерживало в Москве ничего. Еще пару дней назад он просто посмеялся бы над самонадеянным предложением американца.
   На острова… Понятное дело, что он имеет в виду не Кипр или Родос, а что-нибудь покруче – Сейшелы, Карибы. Арсений знал, что на Сейшелах у Марка есть особнячок.
   – Ты там будешь жить постоянно, а я просто приезжать иногда к тебе в гости буду, – уговаривал Марк.
   А вот это звучит уже более заманчиво, подумал Арсений. На тропических островах, да еще и без постоянного присутствия мерзкого Марка Коннорса. Может быть, там он сможет забыть обо всем? Отвлечься, отдохнуть. И ничего ему не надо, никаких женщин, никакой ночной жизни, никаких ненужных воспоминаний. Если он, конечно, сможет не думать обо всей этой истории.
   С другой стороны, в Москве работа… Работая, он тоже сможет отвлечься. В последнее время у него появилось много новых клиентов. Петр Бойко говорил, что он один из самых востребованных эскорт-мальчиков во всем агентстве. В Москве он тоже смог бы заработать немало.
   – Дарлинг, ты почему молчишь?
   – Марк… Можно я возьму тайм-аут на несколько дней? Я подумаю.
   – Конечно! Так я тебе позвоню, о'кей?
   – Конечно.
   Они распрощались, и Арсений не мог не заметить, что в голосе Коннорса промелькнуло еле уловимое торжество.
   Карина сидела на диване, поджав под себя ноги. Ненакрашенная, неумытая, непричесанная – никто из поклонников ее в таком виде даже не узнал бы. Лицом она прижалась к мягкой Зоиной груди. Рядом с Зоей она почему-то всегда чувствовала себя маленькой.
   Мягкая ладонь гладила ее по растрепанным волосам – от этого Карину клонило в сон.
   – Карочка…
   – Зойка, мне так стыдно, – еле слышно прошептала она. – Знаешь, я ведь хотела больше не общаться с тобой никогда.
   – Знаю.
   Карина не видела ее лица, но могла бы поспорить на что угодно, что в тот момент Зоя улыбалась.
   – Да куда же ты от меня денешься, Кара… Столько лет…
   – Двадцать восемь…
   – Двадцать восемь лет вместе.
   – Признайся честно, раньше ты ведь меня ненавидела. Ненавидела, да, Зой? Когда увидела меня со своим мужем.
   – Не знаю, – вздохнула та. – Может быть, только в самый первый момент. Но сейчас я этого не помню. Главное – что я тебя потом полюбила. Тебя одну.
   – И я тебя люблю, – вырвалось у Карины. Раньше она ничего подобного Зойке не говорила.
   – А вот Толика я терпеть не могла! Как же я тебя ревновала, Кара, если бы ты знала только. Как ревновала!
   – Но сейчас это позади. Толя больше сюда не вернется… Только, Зоя, я так боюсь сплетен… Ты же знаешь.
   – Я прекрасно понимаю. Никто ни о чем не узнает. Ну, что в этом такого, что две подруги живут вместе? Мы не молоды. Мы давно знакомы. Мы обе недавно развелись. Ни у кого не возникнет никаких вопросов. Мой муж до сих пор ни о чем не знает.
   – А ты уверена? Зой, ты уверена, что ушла от него не сгоряча?
   – На все сто, – хохотнула Зоя. – Знаешь, я его всегда не особенно любила. Я бы давно от него ушла, если бы не сын. И больше не будет никаких мужиков. Мне это надоело. Карина, впервые в жизни я чувствую себя устроенной и счастливой.
   Карина отстранилась и слегка нахмурилась. Она тоже чувствовала себя уверенной и счастливой – да вот только надолго ли это? Удастся ли ей сохранить верность той единственной, кому действительно есть до нее дело?
   Она посмотрела на Зойку, рассчитывая поймать полный обожания взгляд. Но Зоя смотрела в темное стекло незашторенного окна, на свое слегка размытое, приукрашенное ночью отражение. И в том темном окне она выглядела почти красавицей.
   Арсений аккуратно складывал рубашки в чемодан от «Луи Витон». Сначала он решил взять с собой только самое необходимое. На тропическом острове вряд ли ему понадобится строгий костюм или модная дубленка. Но потом подумал – какого черта оставлять здесь вещи, которые стоят не одну тысячу долларов? Надо брать все.
   Если повезет, на следующей неделе у него будут деньги. Найти покупателя на шикарный серебристый кабриолет было совсем не сложно. Если еще распродать мебель, картины, антикварный серебряный столовый набор, который презентовал ему когда-то зануда Марк, наберется приличная сумма. Этих денег ему хватит лет на пять. А может быть, и больше, если он сумеет правильно ими распорядиться.
   Зря Марк Коннорс думает, что может вот так запросто распоряжаться людьми, как бессловесными шахматными фигурками. Старый интриган. Хотя спасибо ему за отличную идею. Тропический остров, райский уголок. Арсений так давно не был на море. Море успокаивает и лечит раны. Он едет на море. Без Марка. Насовсем.
   Все равно работу он скоро потеряет. В эскорт-агентствах даже самые талантливые модели надолго не задерживаются. Петр уже несколько раз намекал ему, что стоит быть осмотрительнее. Не фотографироваться для прессы. Быть незаметным. Арсений только легкомысленно смеялся. Но в последнее время о нем ходили слухи. Пол-Москвы знало, что Арсений – жиголо. Клиентам невыгодно брать человека с подобной репутацией. Да и зачем, когда вокруг полно нерастраченных да свежих?
   Конечно, непросто ему придется. Арсений ведь успел привыкнуть к шику элитных московских домов, к дорогим пафосным клубам, к модным бутикам. Сможет ли он без всего этого? Чем будет заниматься? Мыть стаканы в баре на пляже, что ли?
   Он посмотрел на себя в зеркало. Красив. С годами мужская красота только расцветает. В конце концов, он сможет вернуться в модельный бизнес. Или заняться эскортом в какой-нибудь другой стране.
   Он улыбнулся. Впервые за последние годы перед Арсением замаячило некое определенное будущее. По крайней мере, он был уверен, что едва ли завтрашний день может оказаться хуже вчерашнего.
   А это уже кое-что.
   …Мы сидели на летней террасе уютного ресторанчика «Итальяно». Я, Оля и Викуля – и все ели предложенное шеф-поваром мороженое под томатным соусом. Как ни странно, было вкусно.
   – Говорят, есть такое психическое расстройство, одним из симптомов которого является сочетать сладкое с соленым или острым, – заметила Викуля.
   – Значит, я не вполне здорова психически. – Я уплетала мороженое большими ложками.
   – Ну и где твой Клуни? – Оля скучающим взглядом обвела зал.
   – Подожди, сейчас появится. У него в этом месте назначена еще одна встреча.
   Мы снова принялись за мороженое. Было так жарко, что никому не хотелось нашей излюбленной пиццы. Я думала – а не сделала ли я ошибку? Правильно ли я поступила, решив познакомить Арсения с моими девчонками?
   Им было любопытно. Вика не раз видела Арсения на каких-то тусовках, Ольга же была о нем наслышана – еще с тех пор, когда он считался моим Идеальным Мужчиной.
   За последние несколько недель Арсений стал моим другом. Мы сблизились, а я и не заметила. Мы встречались почти каждый день. Договоренность обходиться без романтических притязаний позволяла нам обоим не строить интриг, вести себя естественно. Он даже признался однажды, что я – единственная девушка, в обществе которой он может по-настоящему расслабиться. «До того, как познакомился с тобой, считал, что дружбы между мужчиной и женщиной не бывает», – сказал он. Арсению нравилось рассказывать мне о своей жизни. В самом начале он смотрел на меня с некотором вызовом, ждал, что я начну охать, ахать, осуждать его. Я не осудила, и он расслабился окончательно. Теперь он ищет во мне не здоровой критики, а поддержки.
   Конечно, мы не всегда разговаривали только о нем и причудливых виражах его судьбы. Иногда мы просто сплетничали об общих знакомых, точно старые подружки. Иногда шли куда-нибудь потанцевать.
   И вот наконец я решила представить его тем, без кого не мыслю своей жизни. Викуле и Ольге, моим многолетним проверенным подругам.
   – Кстати, – сказала Вика, – я тут кое-что о твоем Арсюше узнала.
   – Он не мой. И что же?
   – Похоже, он в полной жопе, только сам об этом пока не догадывается.
   – А что такое? – насторожилась я.
   – У меня есть одна знакомая манекенщица, и вот ее сестра, тоже манекенщица, однажды переспала с неким американским бизнесменом, Марком Коннорсом, – принялась туманно объяснять Викуша.
   – Марком Коннорсом?! Это имя мне прекрасно известно. Арсюша рассказывал о нем, похоже, этот Марк в него давно влюблен.
   – И, похоже, скоро он в данном вопросе преуспеет, – хмыкнула Вика.
   – Это еще почему? Насколько я поняла, Арсений его недолюбливает.
   – Да потому, что Марк жаловался сестре моей подруги. Ну, той, которая с ним переспала. Жаловался, что Арсений в последнее время смеет его игнорировать. Так вот, он решил проблему радикально. Арсения увольняют из «КАСТа».
   – Да ты что?
   – Именно так. – Вика расправила плечи, ей нравилось быть источником сенсации. – Через пару недель ему об этом объявят. И останется наш Арсюша без средств к существованию.
   Я нахмурилась:
   – И зачем он это сделал?
   – Из ревности, конечно. Глупый вопрос. На какое-то время Марк уйдет в подполье, не будет донимать его. Подождет, пока у мальчика закончатся все деньги. А закончатся они быстро, насколько я поняла, он расшвыривает их направо и налево.
   – Это точно, – вздохнула я. – Он всегда мечтал о шикарной жизни.
   – Вот тогда на арене и появится Коннорс. При деньгах, готовый утешить и помочь. Схема ясна?
   – Вполне. Наверное, надо мне его предупредить…
   – А что изменится? – пожала плечами Викуля. – Да он тебе и не поверит.
   – Вот это точно.
   Внезапно Ольга, до этого предпочитавшая отмалчиваться, как-то странно покраснела и прижала пухлую ладошку ко рту.
   – Девчонки… я сейчас умру…
   – Да ты что? – заволновалась я. – Тебе плохо? Или тебя так впечатлил Викин рассказ?
   – Да при чем тут… Там, за столиком… там сидит он!
   – Кто? – хором переспросили мы.
   Вика начала близоруко озираться, а Оля уткнулась в меню.
   – Не привлекай его внимание, дура. Не хватало еще, чтобы он меня заметил.
   – Да кто? Объясни по-человечески, а то устрою скандал, и некий он точно заметит тебя, – взялась за грязный шантаж Вика.
   – Кто, кто. Мой бывший жених, ясно?
   Мы переглянулись. Бывший жених? Тот самый тип, который сделал Ольге предложение, подарил кольцо, а потом признался в своей безнадежной женатости?
   – Да он, он, – зло подтвердила она. – Вот уж не думала, что когда-нибудь еще его встречу.
   Тут уж мы не выдержали и принялись оглядываться. Впрочем, мужчина, сидящий за столиком у самой стены, был настолько погружен в свои мысли, что вряд ли обратил бы на нас внимание, даже если бы нам вздумалось станцевать канкан прямо на тарелке из-под пиццы. Честно говоря, мне Ольгин жених не понравился. Конечно, о вкусах не спорят, но какой-то он неинтересный – толстоватый, небрежно одетый, неухоженный.
   – Что мне делать? Что мне делать? – Ольга заламывала руки, как будто была героиней древнегреческой трагедии.
   – Что делать? Сидеть спокойно, – пожала плечами Вика. – Да он сюда даже и не смотрит. Гляди, к нему какой-то мужик подсаживается. Ничего, красивый… Постойте, да это же…
   Это был Арсений. Он с улыбкой пробирался между столиками и уселся напротив неудавшегося Ольгиного супруга.
   – А что они делают вместе? – подозрительно поинтересовалась Оля.
   – Не знаю, – недоуменно пожала я плечами. – Можно у него потом спросить. Он мне говорил, что здесь у него еще одна встреча.
   Впрочем, долго ждать нам не пришлось. Перекинувшись несколькими словами с «двоеженцем», Арсений пересел за наш столик.
   – Привет, девчонки. – Он по очереди перецеловал наши руки, начав с меня. – Меня зовут Арсений.
   – Вика, – томно понизив голос, представилась Вика.
   – Оля. – А вот Ольге было не до кокетства, она нервно ерзала на стуле. – Скажите, Арсений, а кто этот человек? Ну, с которым вы только что разговаривали?
   – Маш, девчонки ведь про меня все знают? – вдруг спросил он. – Только честно.
   И мне пришлось сказать:
   –Да.
   – Тогда скажу. Этот человек мой давний клиент. У него неудачный брак. И время от времени он находит утешение во мне.
   Викуля подавила смешок:
   – То есть ты и он…
   – Мы любовники, – спокойно подтвердил Арсений.
   Ольга потрясенно молчала. А Вика тут уж не выдержала и громко расхохоталась.
   – А я уезжаю, – без паузы сказал Арсений.
   – Куда?
   – На остров Баунти, – рассмеялся он. – Когда вернусь, не знаю. Может быть, вообще не вернусь.
   – А как же…
   – Надоело все, – почти весело сказал он. – Ты знаешь, что это такое, когда все надоело?
   – Догадываюсь, – осторожно сказала я.
   – А там хотя бы загорю.
   – Ты и так загорелый, – ляпнула Вика, но я уничтожающе на нее посмотрела, и она тотчас же умолкла.
   Оля засуетилась, подливая мне вино.
   – А что же мы сидим, не пьем? – воскликнула она. – Вино разлито, давайте выпьем. Предлагаю тост.
   Мы посмотрели на нее с любопытством.
   – Предлагаю выпить за мужчин, – сказала Вика. – Пусть они будут такими, какие они есть. Лучше с мелкими недостатками, чем идеальными.
   – Почему? – опешил Арсений. – Ты не веришь в идеальных мужчин?
   – Идеальных мужчин не бывает! – отрезала Вика.
   Вино было прохладным и терпким, вечер – томным и обещающим приключения, а Викин тост – вполне актуальным.
   Идеальных мужчин не бывает.
   Ну что я могла на это возразить?




KOAP Open Portal 2000


Яндекс цитирования