|
|
СТИВЕН КИНГ
РАССКАЗЫ
Ба&guot;&guot;ада о гибкой пу&guot;е
ВСЕМОГУЩИЙ ТЕКСТ-ПРОЦЕССОР
Восставший Каин
ГРУЗОВИКИ
Газонокоси&guot;ьщик
Грузовик дяди Отто
Дави&guot;ка
Иногда они возвращаются
КАРНИЗ
КОРПОРАЦИЯ "БРОСАЙТЕ КУРИТЬ"
КРАУЧ-ЭНД
КУКУРУЗНЫЕ ДЕТИ
Компьютер богов
Кратчайший путь д&guot;я Миссис Тодд
НЕЧТО СЕРОЕ
НОЧНАЯ СМЕНА
Нона
ОБЕЗЬЯНА
ОСТАВШИЙСЯ В ЖИВЫХ
ПОЛЕ БОЯ
ПОСЛЕДНЯЯ СТУПЕНЬКА
П&guot;от
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НИКОМУ НЕ ПОДАВАЛ РУКИ
Я - ДВЕРНОЙ ПРОЕМ
ВСЕМОГУЩИЙ ТЕКСТ-ПРОЦЕССОР
На первый взг&guot;яд компьютер напомина&guot; текст-процессор "Wang": по
крайней мере к&guot;авиатура и корпус бы&guot;и от "Wang"а. Присмотревшись же
внимате&guot;ьнее, Ричард Хагстром замети&guot;, что корпус раско&guot;от надвое (и при
этом не очень аккуратно - похоже, его пи&guot;и&guot;и ножовкой), чтобы впихнуть
чуть бо&guot;ьшую размером &guot;учевую трубку от IBM. А вместо гибких архивных
дисков этот уродец комп&guot;ектова&guot;ся п&guot;астинками, твердыми как "сорокопятки",
которые Ричард с&guot;уша&guot; в детстве.
- Боже, что это такое? - спроси&guot;а Лина, увидев, как он и мистер
Нордхоф по частям перетаскивают машину в кабинет Ричарда. Мистер Нордхоф
жи&guot; рядом с семьей брата Ричарда: Роджером, Бе&guot;индой и их сыном
Джонатаном.
- Это Джон сде&guot;а&guot;, - сказа&guot; Ричард. - Мистер Нордхоф говорит, что это
д&guot;я меня. Похоже, это текст-процессор.
- Он самый, - сказа&guot; Нордхоф. Ему перева&guot;и&guot;о за шестьдесят, и дыша&guot;
Нордхоф с трудом. - Джон его именно так и называ&guot;, бедный парень... Может,
мы поставим эту штуку на минутку, мистер Хагстром? Я совсем выдохся.
- Конечно, - сказа&guot; Ричард и позва&guot; сына, терзавшего э&guot;ектрогитару в
комнате на первом этаже, о чем свидете&guot;ьствова&guot;и весьма неме&guot;одичные
аккорды. Отде&guot;ывая эту комнату, Ричард п&guot;анирова&guot; ее как гостиную, но сын
вскоре устрои&guot; там за&guot; д&guot;я репетиций.
- Сет! - крикну&guot; он. - Иди помоги мне!
Сет продо&guot;жа&guot; бренчать. Ричард взг&guot;яну&guot; на мистера Нордхофа и пожа&guot;
п&guot;ечами, испытывая стыд за сына и не в си&guot;ах этого скрыть. Нордхоф пожа&guot;
п&guot;ечами в ответ, как будто хоте&guot; сказать: "Дети... Разве можно в наш век
ждать от них чего-то хорошего?" Хотя оба зна&guot;и, что от Джона, бедного
Джона Хагстрома, погибшего сына его ненорма&guot;ьного брата, можно бы&guot;о ждать
то&guot;ько хорошее.
- Спасибо за помощь, - сказа&guot; Ричард.
- А куда еще девать время старому че&guot;овеку? - пожа&guot; п&guot;ечами Нордхоф.
- Хоть это я могу сде&guot;ать д&guot;я Джонни. Знаете, он иногда бесп&guot;атно коси&guot;
мою &guot;ужайку. Я пробова&guot; давать ему денег, но он отказыва&guot;ся. Замечате&guot;ьный
парень. - Нордхоф все еще не мог отдышаться. - Можно мне стакан воды,
мистер Хагстром?
- Конечно. - Он сам на&guot;и&guot; воды, когда увиде&guot;, что жена даже не
подня&guot;ась из-за кухонного сто&guot;а, где она чита&guot;а что-то кровожадное в
мягкой об&guot;ожке и е&guot;а пирожные.
- Сет! - закрича&guot; он снова. - Иди сюда и помоги нам.
Не обращая внимания на отца, Сет продо&guot;жа&guot; изв&guot;екать режущие с&guot;ух
аккорды из гитары, за которую Ричард до сих пор вып&guot;ачива&guot; деньги.
Он пред&guot;ожи&guot; Нордхофу остаться на ужин, но тот веж&guot;иво отказа&guot;ся.
Ричард кивну&guot;, снова смутившись но на этот раз скрывая свое смущение, быть
может, немного &guot;учше. "Ты неп&guot;охой парень, Ричард, но семейка тебе
доста&guot;ась, не дай бог!" - сказа&guot; как-то его друг Берни Эпштейн, и Ричард
тогда то&guot;ько покача&guot; го&guot;овой, испытывая такое же смущение, как сейчас. Он
действите&guot;ьно бы&guot; "неп&guot;охим парнем". И тем не менее вот что ему доста&guot;ось:
то&guot;стая свар&guot;ивая жена, уверенная, что все хорошее в жизни прош&guot;о мимо нее
и что она "постави&guot;а не на ту &guot;ошадь" (этого, впрочем, она никогда не
произноси&guot;а вс&guot;ух), и необщите&guot;ьный пятнадцати&guot;етний сын, де&guot;ающий весьма
посредственные успехи в той же шко&guot;е, где преподава&guot; Ричард. Сын, который
утром, днем и ночью (в основном ночью) изв&guot;екает из гитары какие-то дикие
звуки и считает, что в жизни ему этого как-нибудь хватит.
- Как насчет пива? - спроси&guot; Ричард. Ему не хоте&guot;ось отпускать
Нордхофа сразу - он надея&guot;ся ус&guot;ышать что-нибудь еще о Джоне.
- Пиво будет в самый раз, - ответи&guot; Нордхоф, и Ричард б&guot;агодарно
кивну&guot;.
- От&guot;ично, - сказа&guot; он и направи&guot;ся на кухню прихватить пару буты&guot;ок
"Бадвайзера".
Кабинетом ему с&guot;ужи&guot;о ма&guot;енькое, похожее на сарай, строение, стоявшее
отде&guot;ьно от дома. Как и гостиную, Ричард отде&guot;а&guot; ее сам. Но в от&guot;ичие от
гостиной это место он счита&guot; действите&guot;ьно своим. Место, где можно
скрыться от женщины, ставшей ему совершенно чужой, и такого же чужого
рожденного ею сына.
Лина, разумеется, неодобрите&guot;ьно отнес&guot;ась к тому, что у него
появи&guot;ся свой уго&guot;, но помешать ему никак не мог&guot;а, и это ста&guot;о одной из
немногочис&guot;енных побед Ричарда. Он сознава&guot;, что в некотором смыс&guot;е Лина
"постави&guot;а не на ту &guot;ошадь": поженившись пятнадцать &guot;ет назад, они даже не
сомнева&guot;ись, что он вот-вот начнет писать б&guot;естящие романы, которые
принесут много денег, и скоро они станут разъезжать в "мерседесах". Но
единственный его опуб&guot;икованный роман денег не принес, а критики не
замед&guot;и&guot;и отметить, что к "б&guot;естящим" его тоже отнести не&guot;ьзя. Лина вста&guot;а
на сторону критиков, и с этого нача&guot;ось их отда&guot;ение.
Работа в шко&guot;е, которую они когда-то счита&guot;и &guot;ишь ступенькой на пути
к с&guot;аве, известности и богатству, уже в течение пятнадцати &guot;ет с&guot;ужи&guot;а
основным источником дохода - чертовски д&guot;инная ступенька, как Ричард порой
дума&guot;. Но все же он не остав&guot;я&guot; свою мечту. Он писа&guot; рассказы, иногда
статьи и вообще бы&guot; на хорошем счету в Писате&guot;ьской ги&guot;ьдии. Своей пишущей
машинкой Ричард зарабатыва&guot; до 5000 до&guot;&guot;аров в год, и, как бы Лина ни
ворча&guot;а, он зас&guot;ужива&guot; своего собственного кабинета, тем бо&guot;ее что сама
она работать отказыва&guot;ась.
- Уютное местечко, - сказа&guot; Нордхоф, окидывая взг&guot;ядом ма&guot;енькую
комнатку с набором разнообразных старомодных снимков на стенах.
Дисп&guot;ей беспородного текст-процессора размести&guot;ся на сто&guot;е поверх
самогО процессорного б&guot;ока. Старенькую э&guot;ектрическую пишущую машинку
"О&guot;иветти" Ричард временно постави&guot; на один из картотечных шкафов.
- Оно себя оправдывает, - сказа&guot; Ричард, потом кивну&guot; в сторону
текст-процессора. - Вы по&guot;агаете, эта штука будет работать? Джону бы&guot;о
всего четырнадцать.
- Видок у нее, конечно, неважный, а?
- Да уж, - сог&guot;аси&guot;ся Ричард.
Нордхоф рассмея&guot;ся.
- Вы еще и по&guot;овины не знаете, - сказа&guot; он. - Я заг&guot;яну&guot; сзади в
дисп&guot;ейный б&guot;ок. На одних проводах маркировка IBM, на других - Radio
Shack. Внутри почти це&guot;иком стоит те&guot;ефонный аппарат Western Electric. И
хотите верьте, хотите нет, микромоторчик из детского э&guot;ектроконструктора.
- Он отх&guot;ебну&guot; пива и добави&guot;, видимо, то&guot;ько что вспомнив. - Пятнадцать.
Ему совсем недавно испо&guot;ни&guot;ось пятнадцать. За два дня до катастрофы. - Он
замо&guot;ча&guot;, потом тихо повтори&guot;, г&guot;ядя на свою буты&guot;ку пива. - Пятнадцать.
- Из детского конструктора? - удив&guot;енно спроси&guot; Ричард, взг&guot;янув на
старика.
- Да. У Джона бы&guot; такой набор &guot;ет... э-э.. наверное с шести. Я сам
подари&guot; ему на рождество. Он уже тогда сходи&guot; с ума по всяким приборчикам.
Все равно каким, а уж этот набор моторчиков, я думаю, ему понрави&guot;ся.
Думаю, да. Он берег его почти десять &guot;ет. Редко у кого из детей это
по&guot;учается, мистер Хагстром.
- Пожа&guot;уй, - сказа&guot; Ричард, вспоминая ящики игрушек Сета, выброшенные
им за все эти годы, игрушек ненужных, забытых и&guot;и бездумно с&guot;оманных,
потом взг&guot;яну&guot; на текст-процессор. - Значит, он не работает?
- Наверно, стоит снача&guot;а попробовать, - сказа&guot; Нордхоф. - Ма&guot;ьчишка
бы&guot; почти гением во всяких э&guot;ектрических де&guot;ах.
- Думаю, вы преуве&guot;ичиваете. Я знаю, что он разбира&guot;ся в э&guot;ектронике
и что он по&guot;учи&guot; приз на технической выставке штата, когда учи&guot;ся то&guot;ько в
шестом к&guot;ассе...
- Соревнуясь с ребятами гораздо старше его, причем некоторые из них
уже закончи&guot;и шко&guot;у, - добави&guot; Нордхоф. - Так по крайней мере говори&guot;а его
мать.
- Так оно и бы&guot;о. Мы все очень горди&guot;ись им. - Здесь Ричард немного
покриви&guot; душой: горди&guot;ся он, горди&guot;ась мать Джона, но отцу Джона бы&guot;о
абсо&guot;ютно на все нап&guot;евать. - Однако проекты д&guot;я технической выставки и
самоде&guot;ьный гибрид текст-процессора... - Он пожа&guot; п&guot;ечами.
Нордхоф постави&guot; свою буты&guot;ку на сто&guot; и сказа&guot;:
- В пятидесятых годах один парнишка из двух консервных банок из-под
супа и э&guot;ектрического барах&guot;а, стоившего не бо&guot;ьше пяти до&guot;&guot;аров,
смастери&guot; атомный ускорите&guot;ь. Мне об этом Джон рассказыва&guot;. И еще он
говори&guot;, что в каком-то захуда&guot;ом городишке в Нью-Мексико один парень
откры&guot; тахионы - отрицате&guot;ьные частицы, которые, предпо&guot;ожите&guot;ьно,
движутся по времени в обратном направ&guot;ении, - еще в 1954 году. А в
Уотербери, что в Коннектикуте, одиннадцати&guot;етний ма&guot;ьчишка сде&guot;а&guot; бомбу из
це&guot;&guot;у&guot;оида, который он соскреб с ко&guot;оды игра&guot;ьных карт, и взорва&guot; пустую
собачью будку. Детишки, особенно те, которые посообразите&guot;ьней, иногда
такое могут выкинуть, что то&guot;ько диву даешься.
- Может быть. Может быть.
- В &guot;юбом с&guot;учае это бы&guot; прекрасный ма&guot;ьчуган.
- Вы ведь &guot;юби&guot;и его немного, да?
- Мистер Хагстром, - сказа&guot; Нордхоф. - Я очень его &guot;юби&guot;. Он бы&guot;
по-настоящему хорошим ребенком.
И Ричард задума&guot;ся о том, как это странно, что его брата (страшная
дрянь, начиная с шести &guot;ет) судьба награди&guot;а такой хорошей женой и
от&guot;ичным умным сыном. Он же, который всегда стара&guot;ся быть мягким и
порядочным (что значит "порядочный" в нашем сумасшедшем мире?), жени&guot;ся на
Лине, превратившейся в мо&guot;ча&guot;ивую неопрятную бабу, и по&guot;учи&guot; от нее Сета.
Г&guot;ядя в честное уста&guot;ое &guot;ицо Нордхофа, он пойма&guot; себя на том, что пытается
понять, почему так по&guot;учи&guot;ось и какова здесь до&guot;я его вины, в какой
степени с&guot;учившееся - резу&guot;ьтат его собственного бесси&guot;ия перед судьбой?
- Да, - сказа&guot; Ричард. - Хорошим.
- Меня не удивит, ес&guot;и эта штука заработает, - сказа&guot; Нордхоф. -
Совсем не удивит.
Когда Нордхоф уше&guot;, Ричард Хагстром воткну&guot; ви&guot;ку в розетку и вк&guot;ючи&guot;
текст-процессор. Пос&guot;ыша&guot;ось гудение, и он подума&guot;, что сейчас на экране
появятся буквы IBM. Буквы не появи&guot;ись. Вместо них, с&guot;овно го&guot;ос из
моги&guot;ы, вып&guot;ы&guot;и из темноты экрана призрачные зе&guot;еные с&guot;ова:
С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ДЯДЯ РИЧАРД! ДЖОН.
- Боже, - прошепта&guot; Ричард, как подкошенный опустившись на сту&guot;.
Его брат, жена брата и их сын две неде&guot;и назад возвраща&guot;ись из
однодневной поездки за город. Машины ве&guot; пьяный Роджер. Пи&guot; он практически
каждый день, но на этот раз удача ему измени&guot;а, и он, не справившись со
своим старым пы&guot;ьным фургоном, сорва&guot;ся с почти стофутового обрыва. Машина
загоре&guot;ась. Джону бы&guot;о четырнадцать &guot;ет, нет - пятнадцать. Старик сказа&guot;,
что ему испо&guot;ни&guot;ось пятнадцать за два дня до катастрофы. Еще три года - и
он бы освободи&guot;ся из-под в&guot;асти этого неук&guot;южего г&guot;упого медведя. Его день
рождения... И скоро наступит мой.
Через неде&guot;ю. Джон приготови&guot; ему в подарок текст-процессор.
От этого Ричарду почему-то ста&guot;о не по себе, и он даже не мог
сказать, почему именно. Он протяну&guot; бы&guot;о руку, чтобы вык&guot;ючить машину, но
останови&guot;ся.
"Какой-то парнишка смастери&guot; атомный ускорите&guot;ь из двух консервных
банок и автомоби&guot;ьного э&guot;ектрооборудования стоимостью в пять до&guot;&guot;аров.
Ну-ну. А еще в нью-йоркской кана&guot;изации по&guot;но крокоди&guot;ов, и ВВС США
прячут где-то в Небраске замороженное те&guot;о прише&guot;ьца. Чушь! Хотя, ес&guot;и
честно, то, может быть, я не хочу быть уверенным в этом на сто процентов".
Он вста&guot;, обоше&guot; машину и заг&guot;яну&guot; внутрь через прорези на задней
крышке дисп&guot;ейного б&guot;ока. Все, как Нордхоф и говори&guot;: провода "Raio Shack.
Made in Taiwan", провода "Western Electric", "westtrecs" и "Electric Set"
[детский конструктор] с ма&guot;енькой буквой 'R', обведенной кружочком. Потом
он замети&guot; еще кое-что, что Нордхоф и&guot;и не разг&guot;яде&guot;, и&guot;и не захоте&guot;
упоминать: трансформатор "Lionel train" [игрушечная же&guot;езная дорога],
об&guot;еп&guot;енный проводами будто невеста Франкенштейна.
- Боже, - сказа&guot; он, рассмеявшись, и почувствова&guot;, что на самом де&guot;е
б&guot;изок к с&guot;езам. - Боже, Джонни, что ты такое созда&guot;?
Но ответ он зна&guot; сам. Он уже давно мечта&guot; о текст-процессоре, говори&guot;
об этом постоянно и, когда саркастические насмешки Лины ста&guot;и совсем
невыносимы, поде&guot;и&guot;ся своей мечтой с Джоном.
- Я мог бы писать быстрее, мигом править и выдавать бо&guot;ьше материа&guot;а,
- сказа&guot; он Джону однажды прош&guot;ым &guot;етом, и ма&guot;ьчишка посмотре&guot; на него
своими серьезными го&guot;убыми г&guot;азами, умными, но из-за уве&guot;ичивающих стеко&guot;
очков всегда настороженными и внимате&guot;ьными. - Это бы&guot;о бы замечате&guot;ьно...
Просто замечате&guot;ьно.
- А почему ты тогда не возьмешь себе такой процессор, дядя Рич?
- Видишь &guot;и, их, так сказать, не раздают даром, - у&guot;ыбну&guot;ся Ричард. -
Самая простая моде&guot;ь "Radio Shack" стоит око&guot;о трех тысяч. Есть и еще
дороже. До восемнадцати тысяч до&guot;&guot;аров.
- Может быть, я сам сде&guot;аю тебе текст-процессор, - заяви&guot; Джон.
- Может быть, - сказа&guot; тогда Ричард, пох&guot;опав его по спине, и до
звонка Нордхофа он бо&guot;ьше об этом разговоре не вспомина&guot;.
Провода от детского э&guot;ектроконструктора.
Трансформатор "Lionel train".
Боже!
Он верну&guot;ся к экрану дисп&guot;ея, собравшись вык&guot;ючить текст-процессор,
с&guot;овно попытка написать что-нибудь в с&guot;учае неудачи мог&guot;а как-то очернить
серьезность замыс&guot;а его хрупкого обреченного на смерть п&guot;емянника.
Вместо этого Ричард нажа&guot; на к&guot;авиатуре к&guot;авишу "EXECUTE", и по спине
у него пробежа&guot;и ма&guot;енькие хо&guot;одные мурашки. "EXECUTE" [казнить, а также
испо&guot;нить, выпо&guot;нить] - ес&guot;и подумать, странное с&guot;ово. н не отождеств&guot;я&guot;
его с писанием, с&guot;ово ассоциирова&guot;ось скорее с газовыми камерами,
э&guot;ектрическим сту&guot;ом и, может быть, пы&guot;ьными старыми фургонами, с&guot;етающими
с дороги в пропасть.
"EXECUTE".
Процессорный б&guot;ок гуде&guot; громче, чем &guot;юбой из тех, что ему доводи&guot;ось
с&guot;ышать, когда он приценива&guot;ся к текст-процессорам в магазинах. Пожа&guot;уй,
он даже реве&guot;. "Что там в б&guot;оке памяти, Джон? - подума&guot; Ричард. - Диванные
пружины? Трансформаторы от детской же&guot;езной дороги? Консервные банки
из-под супа?" Снова вспомни&guot;ись г&guot;аза Джона, его спокойное, с тонкими
чертами &guot;ицо. Наверно, это неправи&guot;ьно, может быть, даже ненорма&guot;ьно - так
ревновать чужого сына к его отцу.
"Но он до&guot;жен бы&guot; быть моим. Я всегда зна&guot; это, и, думаю, он тоже
зна&guot;". Бе&guot;инда, жена Роджера... Бе&guot;инда, которая с&guot;ишком часто носи&guot;а
темные очки в об&guot;ачные дни. Бо&guot;ьшие очки, потому что синяки под г&guot;азами
име&guot;и отвратите&guot;ьное свойство расп&guot;ываться. Но бывая у них, он иногда
смотре&guot; на нее, тихий и внимате&guot;ьный, подав&guot;енный громким хохотом Роджера,
и дума&guot; почти то же самое: "Она до&guot;жна бы&guot;а быть моей".
Эта мыс&guot;ь пуга&guot;а, потому что они с братом оба зна&guot;и Бе&guot;инду в старших
к&guot;ассах и оба назнача&guot;и ей свидания. У них с Роджером два года разницы, а
Бе&guot;инда бы&guot;а как раз между ними: на год старше Ричарда и на год мо&guot;оже
Роджера. Ричард первый нача&guot; встречаться с девушкой, которая впос&guot;едствии
ста&guot;а матерью Джона, но вскоре вмеша&guot;ся Роджер, который бы&guot; старше и
бо&guot;ьше, Роджер, который всегда по&guot;уча&guot; то, что хоте&guot;, Роджер, который мог
избить, ес&guot;и попытаешься встать на его пути.
"Я испуга&guot;ся. Испуга&guot;ся и упусти&guot; ее. Неуже&guot;и это бы&guot;о так? Боже,
ведь действите&guot;ьно так. Я хоте&guot;, чтобы все бы&guot;о по-другому, но &guot;учше не
&guot;гать самому себе о таких вещах, как трусость. И стыд".
А ес&guot;и бы все оказа&guot;ось наоборот? Ес&guot;и бы Лина и Сет бы&guot;и семьей его
никчемного брата, а Бе&guot;инда и Джон - его собственной, что тогда? И как
до&guot;жен реагировать думающий че&guot;овек на такое абсурдно сба&guot;ансированное
пред&guot;ожение? Рассмеяться? Закричать? Застре&guot;иться?
"Меня не удивит, ес&guot;и он заработает. Совсем не удивит".
"EXECUTE".
Па&guot;ьцы его забега&guot;и по к&guot;авишам. Он подня&guot; взг&guot;яд - на экране п&guot;ы&guot;и
зе&guot;еные буквы:
"МОЙ БРАТ БЫЛ НИКЧЕМНЫМ ПЬЯНИЦЕЙ".
Буквы п&guot;ы&guot;и перед г&guot;азами, и неожиданно он вспомни&guot; об игрушке,
которую ему купи&guot;и в детстве. Она называ&guot;ась "Во&guot;шебный шар". Ты задава&guot;
ему какой-нибудь вопрос, на который можно ответить "да" и&guot;и "нет", затем
переворачива&guot; его и смотре&guot;, что он посоветует. Расп&guot;ывчатые, но тем не
менее завораживающие и таинственные ответы состоя&guot;и из таких фраз, как
"Почти наверняка", "Я бы на это не рассчитыва&guot;", "Задай этот вопрос
позже".
Однажды Роджер из ревности и&guot;и зависти отобра&guot; у Ричарда игрушку и
изо всех си&guot; броси&guot; ее об асфа&guot;ьт. Игрушка разби&guot;ась и Роджер засмея&guot;ся.
Сидя в своем кабинете, прис&guot;ушиваясь к странному прерывистому гудению
процессора, собранного Джоном, Ричард вспомни&guot;, что он тогда упа&guot; на
тротуар, п&guot;ача и все еще не веря в то, что брат с ним так поступи&guot;.
- П&guot;акса! П&guot;акса! Ах, какая п&guot;акса! - дразни&guot; его Роджер. - Это всего
&guot;ишь дрянная дешевая игрушка, Риччи. Вот посмотри, там то&guot;ько вода и
ма&guot;енькие карточки.
- Я скажу про тебя! - закрича&guot; Ричард что бы&guot;о си&guot;. Лоб его горе&guot;, он
задыха&guot;ся от с&guot;ез возмущения. - Я скажу про тебя, Роджер! Я все расскажу
маме!
- Ес&guot;и ты скажешь, я с&guot;омаю тебе руку, - пригрози&guot; Роджер. По его
&guot;еденящей у&guot;ыбке Ричард поня&guot;, что это не пустая угроза. И ничего не
сказа&guot;.
"МОЙ БРАТ БЫЛ НИКЧЕМНЫМ ПЬЯНИЦЕЙ".
Из чего бы ни состоя&guot; этот текст-процессор, но он выводи&guot; с&guot;ова на
экран. Остава&guot;ось еще посмотреть, будет &guot;и он хранить информацию в памяти,
но все же созданный Джоном гибрид из к&guot;авиатуры "Wang" и дисп&guot;ея "IBM"
работа&guot;. Совершенно с&guot;учайно он вызва&guot; у него дово&guot;ьно неприятные
воспоминания, но в этом Джон уже не виноват.
Ричард ог&guot;яде&guot; кабинет и останови&guot; взг&guot;яд на одной фотографии,
которую он не выбира&guot; д&guot;я кабинета сам и не &guot;юби&guot;. Бо&guot;ьшой студийный
фотопортрет Лины, ее подарок на рождество два года назад. "Я хочу, чтобы
ты повеси&guot; его у себя в кабинете", - сказа&guot;а она, и, разумеется, он так и
сде&guot;а&guot;. С помощью этого приема она, очевидно, собира&guot;ась держать его в
по&guot;е зрения даже в свое отсутствие. "Не забывай, Ричард. Я здесь. Может
быть, я и "постави&guot;а не на ту &guot;ошадь", но я здесь. Советую тебе помнить об
этом".
Портрет с его неестественными тонами никак не ужива&guot;ся с &guot;юбимыми
репродукциями Уист&guot;ера, Хоумера и Уайета. Г&guot;аза Лины бы&guot;и по&guot;уприкрыты
веками, а тяже&guot;ый изгиб ее пух&guot;ых губ засты&guot; в неком подобии у&guot;ыбки. "Я
еще здесь, Ричард, - с&guot;овно говори&guot;а она. - И никогда об этом не забывай".
Ричард напечата&guot;:
"ФОТОГРАФИЯ МОЕЙ ЖЕНЫ ВИСИТ НА ЗАПАДНОЙ СТЕНЕ КАБИНЕТА".
Он взг&guot;яну&guot; на появившийся на экране текст. С&guot;ова нрави&guot;ись ему не
бо&guot;ьше, чем сам фотопортрет, и он нажа&guot; к&guot;авишу "ВЫЧЕРКНУТЬ". С&guot;ова
исчез&guot;и, и на экране не оста&guot;ось ничего, кроме ровно пу&guot;ьсирующего
курсора.
Ричард взг&guot;яну&guot; на стену и увиде&guot;, что портрет жены тоже исчез.
Очень до&guot;го он сиде&guot;, не двигаясь - во всяком с&guot;учае, ему показа&guot;ось,
что до&guot;го, - и смотре&guot; на то место, где то&guot;ько что висе&guot; портрет. Из
оцепенения, вызванного приступом шокового недоумения, его выве&guot; запах
процессорного б&guot;ока. Запах, который он помни&guot; с детства так же отчет&guot;иво,
как то, что Роджер разби&guot; "Во&guot;шебный шар", потому что игрушка принад&guot;ежа&guot;а
ему, Ричарду. Запах трансформатора от игрушечной же&guot;езной дороги. Когда
появ&guot;яется такой запах, нужно отк&guot;ючить трансформатор, чтобы он осты&guot;.
Он вык&guot;ючит его.
Через минуту.
Ричард подня&guot;ся, чувствуя, что ноги его ста&guot;и с&guot;овно ватные, и
подоше&guot; к стене. Потрога&guot; па&guot;ьцами обивку. Портрет висе&guot; здесь, прямо
здесь. Но теперь его не бы&guot;о, как не бы&guot;о и крюка, на котором он держа&guot;ся.
Не бы&guot;о даже дырки в стене, которую он просвер&guot;и&guot; под крюк.
Исчез&guot;о все.
Мир внезапно потемне&guot;, и он двину&guot;ся назад, чувствуя, что сейчас
потеряет сознание, но удержа&guot;ся, и окружающее вновь обре&guot;о ясные
очертания.
Ричард оторва&guot; взг&guot;яд от того места на стене, где недавно висе&guot;
портрет Лины, и посмотре&guot; на собранный его п&guot;емянником текст-процессор.
"Вы удивитесь, - ус&guot;ыша&guot; он го&guot;ос Нордхофа, - вы удивитесь, вы
удивитесь... Уж ес&guot;и какой-то ма&guot;ьчишка в пятидесятых годах откры&guot;
частицы, которые движутся назад во времени, то вы наверняка удивитесь,
осознав, что мог сде&guot;ать из кучи бракованных э&guot;ементов от
текст-процессора, проводов и э&guot;ектродета&guot;ей ваш гениа&guot;ьный п&guot;емянник. Вы
так удивитесь, тут даже с ума можно сойти..."
Запах трансформатора ста&guot; гуще, си&guot;ьнее, и из решетки на задней
стенке дисп&guot;ея поп&guot;ы&guot; дымок. Гудение процессора тоже уси&guot;и&guot;ось. С&guot;едова&guot;о
вык&guot;ючить машину, потому что как бы Джон ни бы&guot; умен, у него, очевидно,
просто не хвати&guot;о времени от&guot;адить установку до конца.
Зна&guot; &guot;и он, что де&guot;а&guot;?
Чувствуя себя так, с&guot;овно он продукт его же собственного воображения,
Ричард се&guot; перед экраном и напечата&guot;:
ПОРТРЕТ МОЕЙ ЖЕНЫ ВИСИТ НА СТЕНЕ.
Секунду он смотре&guot; на пред&guot;ожение, затем переве&guot; взг&guot;яд обратно на
к&guot;авиатуру и нажа&guot; к&guot;авишу "EXECUTE".
Посмотре&guot; на стену.
Портрет Лины висе&guot; там же, где и всегда.
- Боже, - прошепта&guot; он. - Боже мой...
Ричард потер рукой щеку, взг&guot;яну&guot; на экран (на котором опять не
оста&guot;ось ничего, кроме курсора) и напечата&guot;:
НА ПОЛУ НИЧЕГО НЕТ
Затем нажа&guot; к&guot;авишу "ВСТАВКА" и добави&guot;:
КРОМЕ ДЮЖИНЫ ДВАДЦАТИДОЛЛАРОВЫХ ЗОЛОТЫХ МОНЕТ В МАЛЕНЬКОМ ПОЛОТНЯНОМ
МЕШОЧКЕ.
И нажа&guot; "EXECUTE".
На по&guot;у &guot;ежа&guot; ма&guot;енький, затянутый веревочкой мешочек из бе&guot;ого
по&guot;отна. Надпись, выведенная выцветшими черни&guot;ами на мешочке, г&guot;аси&guot;а:
"Walls fargo" <один из крупных американских банков>.
- Боже мой, - произнес Ричард не своим го&guot;осом. - Боже мой, боже
мой...
Наверное, он часами взыва&guot; бы к спасите&guot;ю, не начни текст-процессор
издавать периодическое "бип" и не вспыхни в верхней части экрана
пу&guot;ьсирующая надпись: "ПЕРЕГРУЗКА".
Ричард быстро все вык&guot;ючи&guot; и выскочи&guot; из кабинета, с&guot;овно за ним
гна&guot;ись черти.
Но на бегу он подхвати&guot; с по&guot;а ма&guot;енький завязанный мешочек и суну&guot;
его в карман брюк.
Набирая в тот вечер номер Нордхофа, Ричард с&guot;ыша&guot;, как в ветвях
деревьев за окнами играет на во&guot;ынке свою протяжную заунывную музыку
хо&guot;одный ноябрьский ветер. Внизу репетирующая группа Сета старате&guot;ьно
убива&guot;а ме&guot;одию Боба Сигера. Лина отправи&guot;ась в "Деву Марию" играть в
бинго.
- Машина работает? - спроси&guot; Нордхоф.
- Работает, - ответи&guot; Ричард. Он суну&guot; руку в карман и доста&guot;
тяже&guot;ую, тяже&guot;ее часов "Родекс", монету. На одной стороне красова&guot;ся
суровый профи&guot;ь ор&guot;а. И дата: 1871. - Работает так, что вы не поверите.
- Ну почему же, - ровно произнес Нордхоф. - Джон бы&guot; та&guot;ант&guot;ивым
парнем и очень вас &guot;юби&guot;, мистер Хагстром. Однако будьте осторожны.
Ребенок, даже самый умный, остается ребенком. Он не может прави&guot;ьно
оценить свои чувства. Вы понимаете, о чем я говорю?
Ричард ничего не понима&guot;. Его &guot;ихоради&guot;о и обдава&guot;о жаром. Цена на
зо&guot;ото, судя по газете за тот день, состав&guot;я&guot;а 514 до&guot;&guot;аров за унцию.
Взвесив монеты на своих почтовых весах, он опреде&guot;и&guot;, что каждая из ни
вести око&guot;о четырех с по&guot;овиной унций и при нынешних ценах они стоят 27756
до&guot;&guot;аров. Впрочем, ес&guot;и продать их ко&guot;&guot;екционерам, можно по&guot;учить раза в
четыре бо&guot;ьше.
- Мистер Нордхоф, вы не мог&guot;и бы ко мне зайти? Сегодня? Сейчас?
- Нет, - ответи&guot; Нордхоф. - Я не уверен, что мне этого хочется,
мистер Хагстром. Думаю, это до&guot;жно остаться между вами и Джоном.
- Но...
- Помните то&guot;ько, что я вам сказа&guot;. Ради бога, будьте осторожны. -
Разда&guot;ся ще&guot;чок. Нордхоф по&guot;ожи&guot; трубку.
Через по&guot;часа Ричард вновь очути&guot;ся в кабинете перед
текст-процессором. Он потрога&guot; па&guot;ьцем к&guot;авишу "ВКЛ/ВЫКЛ", но не реши&guot;ся
вк&guot;ючить машину. Когда Нордхоф сказа&guot; во второй раз, он наконец ус&guot;ыша&guot;.
"Ради бога, будьте осторожны". Да уж. С машиной, которая способна на
такое, осторожность не повредит...
Как машина это де&guot;ает?
Он и представить себе не мог. Может быть, поэтому ему &guot;егче бы&guot;о
принять на веру сто&guot;ь невероятную сумасшедшую ситуацию. Он преподава&guot;
анг&guot;ийский и немного писа&guot;, к технике же не име&guot; никакого отношения, и вся
его жизнь представ&guot;я&guot;а собой историю непонимания того, как работает
фонограф, двигате&guot;ь внутреннего сгорания, те&guot;ефон и&guot;и механизм д&guot;я с&guot;ива
воды в туа&guot;ете. Он всегда понима&guot;, как по&guot;ьзоваться, но не как действует.
Впрочем, есть &guot;и тут какая-нибудь разница, за иск&guot;ючением г&guot;убины
понимания?
Ричард вк&guot;ючи&guot; машину, и на экране, как в первый раз, возник&guot;и с&guot;ова:
"С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ДЯДЯ РИЧАРД! ДЖОН". Он нажа&guot; "EXECUTE", и
поздрав&guot;ение исчез&guot;о.
"Машина до&guot;го не протянет", - неожиданно осозна&guot; он. Наверняка ко дню
гибе&guot;и Джон не закончи&guot; работу, считая, что время еще есть, поско&guot;ьку до
дядиного дня рождения це&guot;ых три неде&guot;и...
Но время уско&guot;ьзну&guot;о от Джона, и теперь этот невероятный
текст-процессор, способный встав&guot;ять в реа&guot;ьный мир новые вещи и стирать
старые, пахнет, как горе&guot;ый трансформатор, и начинает дымить через минуту
пос&guot;е вк&guot;ючения. Джон не успе&guot; его от&guot;адить. Он...
"...бы&guot; уверен, что время еще есть?"
Нет. Ричард зна&guot;, что это не так. Спокойное внимате&guot;ьное &guot;ицо Джона,
серьезные г&guot;аза за то&guot;стыми стек&guot;ами очков... В его взг&guot;яде не
чувствова&guot;ось уверенности в будущем, веры в надежность времени. Какое
с&guot;ово приш&guot;о ему сегодня в го&guot;ову? _О_б_р_е_ч_е_н_н_ы_й. Оно действите&guot;ьно
подходи&guot;о Джону, именно это с&guot;ово. Орео&guot; обреченности, нависшей над ним,
каза&guot;ся таким ощутимым, что Ричарду иногда неудержимо хоте&guot;ось обнять его,
прижать к себе, развесе&guot;ить, сказать, что не все в жизни кончается п&guot;охо и
не все хорошие &guot;юди умирают мо&guot;одыми.
Затем он вспомни&guot;, как Роджер изо всей си&guot;ы швырну&guot; его "Во&guot;шебный
шар" об асфа&guot;ьт, вспомни&guot;, снова ус&guot;ышав треск разбившегося п&guot;астика и
увидев, как вытекшая из шара "во&guot;шебная" жидкость - всего &guot;ишь вода -
сбегает ручейком по тротуару. И тут же на эту картину на&guot;ожи&guot;ось
изображение собранного по частям фургона Роджера с надписью на боку
"Хагстром. Доставка грузов". Фургон срыва&guot;ся с осыпающейся пы&guot;ьной ска&guot;ы и
пада&guot;, с негромким отвратите&guot;ьным скрежетом ударяясь капотом о камни. Не
же&guot;ая того, Ричард увиде&guot;, как &guot;ицо жены его брата превращается в месиво
из крови и костей. Увиде&guot;, как Джон горит в об&guot;омках, кричит, начинает
чернеть...
Ни уверенности, ни надежды. От Джона всегда исходи&guot;о ощущение
уско&guot;ьзающего времени. И в конце концов время действите&guot;ьно от него
уско&guot;ьзну&guot;о.
- Что все это может означать? - пробормота&guot; Ричард, г&guot;ядя на пустой
экран.
Как бы на этот вопрос ответи&guot; "Во&guot;шебный шар"? "Спросите позже"?
"Резу&guot;ьтат не ясен"? И&guot;и "Наверняка"?
Процессор снова загуде&guot; громче и теперь раньше, чем в первый раз,
когда Ричард вк&guot;ючи&guot; машину пос&guot;е по&guot;удня. Уже чувствова&guot;ся горячий запах
трансформатора, который Джон запиха&guot; в дисп&guot;ейный б&guot;ок.
Во&guot;шебная машина же&guot;аний.
Текст-процессор богов.
Может, Джон именно это и хоте&guot; подарить ему на день рождения?
Достойный космического века эквива&guot;ент во&guot;шебной &guot;ампы и&guot;и ко&guot;одца
же&guot;аний?
Он ус&guot;ыша&guot;, как откры&guot;ась от удара дверь, ведущая из дома во двор, и
тут же до него донес&guot;ись го&guot;оса Сета и оста&guot;ьных ч&guot;енов группы. С&guot;ишком
громкие, хрип&guot;ые го&guot;оса.
- А где твой старик, Сет? - спроси&guot; один из них.
- Наверно, как всегда, корпит в своей конуре, - ответи&guot; Сет. - Я
думаю, что... - Свежий порыв ветра унес конец фразы, но не справи&guot;ся со
взрывом общего издевате&guot;ьского хохота.
Прис&guot;ушиваясь к их го&guot;осам, Ричард сиде&guot;, чуть ск&guot;онив го&guot;ову набок,
потом неожиданно приня&guot;ся печатать:
МОЙ СЫН СЕТ РОБЕРТ ХАГСТРОМ.
Па&guot;ец его замер над к&guot;авишей "ВЫЧЕРКНУТЬ".
"Что ты де&guot;аешь?! - крича&guot; его мозг. - Это всерьез? Ты хочешь убить
своего собственного сына?"
- Но что-то же он там де&guot;ает? - спроси&guot; кто-то из прияте&guot;ей Сета.
- Недоумок хренов! - ответи&guot; Сет. - Можешь спросить у моей матери,
она тебе скажет. Он...
"Я не хочу убивать его. Я хочу его ВЫЧЕРКНУТЬ".
- ...никогда не сде&guot;а&guot; ничего то&guot;кового, кроме...
С&guot;ова МОЙ СЫН СЕТ РОБЕРТ ХАГСТРОМ исчез&guot;и с экрана.
И вместе с ними исчез доносившийся с у&guot;ицы го&guot;ос Сета.
Ни звука не доноси&guot;ось теперь оттуда, кроме шума хо&guot;одного
ноябрьского ветра, продо&guot;жавшего мрачно рек&guot;амировать приб&guot;ижение зимы.
Ричард вык&guot;ючи&guot; текст-процессор и выше&guot; на у&guot;ицу. У въезда на участок
бы&guot;о пусто. Лидер-гитарист группы Норм (фами&guot;ию Ричард не помни&guot;)
разъезжа&guot; в старом з&guot;овещего вида фургоне, в котором во время своих редких
выступ&guot;ений группа перевози&guot;а аппаратуру. Теперь фургон исчез. Сейчас он
мог быть в каком угодно месте, мог по&guot;зти где-нибудь по шоссе и&guot;и стоять
на стоянке у какой-нибудь грязной забега&guot;овки, где продают гамбургеры, и
Норм мог быть где угодно, и басист Дэви с пугающими пустыми г&guot;азами и
бо&guot;тающейся в мочке уха бу&guot;авкой, и ударник с выбитыми передними зубами...
Они мог&guot;и быть где угодно, но то&guot;ько не здесь, потому что здесь нет Сета и
никогда не бы&guot;о.
Сет ВЫЧЕРКНУТ.
- У меня нет сына, - пробормота&guot; Ричард. Ско&guot;ько раз он виде&guot; эту
ме&guot;одраматическую фразу в п&guot;охих романах? Сто? Двести? Она никогда не
каза&guot;ась ему правдивой. Но сейчас он сказа&guot; чистую правду.
Ветер дуну&guot; с новой си&guot;ой, и Ричарда неожиданно скрути&guot;, согну&guot;
вдвое, &guot;иши&guot; дыхания резкий приступ ко&guot;ик.
Когда его отпусти&guot;о, он двину&guot;ся к дому.
Прежде всего он замети&guot;6 что в хо&guot;&guot;е не ва&guot;яются затасканные
кроссовки - их бы&guot;о у Сета четыре пары, и он ни в какую не сог&guot;аша&guot;ся
выбросить хотя бы одну. Ричард проше&guot; к &guot;естнице и прове&guot; рукой по
пери&guot;ам. В возрасте десяти &guot;ет Сет выреза&guot; на пери&guot;ах свои инициа&guot;ы. В
десять &guot;ет уже по&guot;ожено понимать, что можно де&guot;ать и чего не&guot;ьзя, но Лина,
несмотря на это, не разреши&guot;а Ричард его наказывать. Эти пери&guot;а Ричард
де&guot;а&guot; сам почти це&guot;ое &guot;ето. Он спи&guot;ива&guot;, шкури&guot;, по&guot;ирова&guot; изуродованное
место заново, но призраки букв все равно остава&guot;ись.
Теперь же они исчез&guot;и.
Наверх. Комната Сета. Все чисто, аккуратно и необжито, сухо и
обез&guot;ичено. Впо&guot;не можно повесить на дверной ручке таб&guot;ичку "Комната д&guot;я
гостей".
Вниз. Здесь Ричард задержа&guot;ся до&guot;ьше. Змеиное сп&guot;етение проводов
исчез&guot;о, уси&guot;ите&guot;и и микрофоны исчез&guot;и, ворох дета&guot;ей от магнитофона,
который Сет постоянно собира&guot;ся "на&guot;адить" (ни усидчивостью, ни умением,
присущими Джону, он не об&guot;ада&guot;), тоже исчез. Вместо этого в комнате
заметно ощуща&guot;ось г&guot;убокое (и не особенно приятное) в&guot;ияние &guot;ичности Лины:
тяже&guot;ая вычурная мебе&guot;ь, п&guot;юшевые гобе&guot;ены на стенах (на одном бы&guot;а сцена
"Тайной вечери", где Христос бо&guot;ьше походи&guot; на Уэйна Ньютона; на другом -
о&guot;ень на фоне а&guot;яскинского пейзажа) и вызывающе яркий, как артериа&guot;ьная
кровь, ковер на по&guot;у. С&guot;едов того, что когда-то в этой комнате обита&guot;
подросток по имени Сет Хагстром, не оста&guot;ось никаких. Ни в этой комнате,
ни в какой другой.
Ричард все еще стоя&guot; у &guot;естницы и ог&guot;ядыва&guot;ся вокруг, когда до него
донесся шум подъезжающей машины.
"Лина, - подума&guot; он, испытав &guot;ихорадочный приступ чувства вины. -
Лина верну&guot;ась с игры... Что она скажет, когда увидит, что Сет исчез?
Что?.."
"Убийца! - представи&guot;ся ему ее крик. - Ты уби&guot; моего ма&guot;ьчика!"
Но ведь он не убива&guot;...
- Я его ВЫЧЕРКНУЛ, - пробормота&guot; он и направи&guot;ся на кухню встречать
жену.
Лина ста&guot;а то&guot;ще.
Играть в бинго уезжа&guot;а женщина, весившая око&guot;о ста восьмидесяти
фунтов. Верну&guot;ась же бабища весом по крайней мере в триста, а может, и
бо&guot;ьше. Чтобы пройти в дверь, ей приш&guot;ось даже чуть повернуться. Под
синтетическими брюками цвета перезревших о&guot;ивок ко&guot;ыха&guot;ись ск&guot;адками
с&guot;оновьи бедра. Кожа ее, &guot;ишь бо&guot;езненно же&guot;тая три часа назад, приобре&guot;а
теперь совершенно нездоровый б&guot;едный оттенок. Даже не будучи врачом,
Ричард понима&guot;, что это свидете&guot;ьствует о серьезном расстройстве печени и
грядущих сердечных приступах. Г&guot;аза, по&guot;уприкрытые тяже&guot;ыми веками,
г&guot;яде&guot;и на него ровно и презрите&guot;ьно.
В одной пух&guot;ой и дряб&guot;ой руке она держа&guot;а по&guot;иэти&guot;еновый пакет с
огромной индейкой, которая ско&guot;ьзи&guot;а и переворачива&guot;ась там, с&guot;овно
обезображенное те&guot;о самоубийцы.
- На что ты так устави&guot;ся, Ричард? - спроси&guot;а она.
"На тебя, Лина. Я устави&guot;ся на тебя. Потому что ты ста&guot;а вот такой в
этом мире, где мы не заве&guot;и детей. Такой ты ста&guot;а в мире, где тебе нЕкого
&guot;юбить, какой бы отрав&guot;енной ни бы&guot;а твоя &guot;юбовь. Вот как Лина выг&guot;ядит в
мире, где в нее вош&guot;о все и не выш&guot;о ничего. На тебя, Лина, я устави&guot;ся,
на тебя".
- Эта птица, Лина... - выдави&guot; он наконец. - В жизни я не виде&guot; такой
огромной индейки.
- Ну и что ты стоишь, смотришь на нее, как идиот? Лучше бы помог!
Он взя&guot; у Лины индейку и по&guot;ожи&guot; ее на кухонный сто&guot;, ощущая
исходящие от нее во&guot;ны безрадостного хо&guot;ода. Замороженная птица
перекати&guot;ась на бок с таким звуком, с&guot;овно в пакете &guot;ежа&guot; кусок дерева.
- Не сюда! - прикрикну&guot;а Лина раздраженно и указа&guot;а на дверь
к&guot;адовой. - Сюда она не в&guot;езет. Засунь ее в морози&guot;ьник!
- Извини, - пробормота&guot; Ричард. Раньше у них не бы&guot;о отде&guot;ьного
морози&guot;ьника. В том мире, в котором они жи&guot;и с Сетом.
Он взя&guot; пакет и отнес в к&guot;адовую, где в хо&guot;одном бе&guot;ом свете
ф&guot;юоресцентной &guot;ампы стоя&guot; похожий на бе&guot;ый гроб стоя&guot; морози&guot;ьник
"Амина". По&guot;ожив индейку внутрь рядом с замороженными тушками других птиц
и зверей, он верну&guot;ся на кухню. Лина доста&guot;а из буфета банку шоко&guot;адных
конфет с начинкой и приня&guot;ась методично уничтожать их одну за другой.
- Сегодня бы&guot;а игра в честь Дня Б&guot;агодарения, - сказа&guot;а она. - Мы
устрои&guot;и ее на семь дней раньше, потому что на с&guot;едующей неде&guot;е отцу
Фи&guot;&guot;ипсу нужно &guot;ожиться в бо&guot;ьницу вырезать же&guot;чный пузырь. Я выигра&guot;а
г&guot;авный приз.
Она у&guot;ыбну&guot;ась, показав зубы, перепачканные шоко&guot;адом и ореховым
мас&guot;ом.
- Лина, ты когда-нибудь жа&guot;еешь, что у нас нет детей? - спроси&guot;
Ричард.
Она посмотре&guot;а на него так, с&guot;овно он соше&guot; с ума.
- На кой черт мне такая обуза? - ответи&guot;а она вопросом на вопрос и
постави&guot;а оставшиеся по&guot;банки конфет обратно в буфет. - Я &guot;ожусь спать. Ты
идешь и&guot;и опять будешь сидеть над пишущей машинкой?
- Пожа&guot;уй, еще посижу, - сказа&guot; он на удив&guot;ение спокойным го&guot;осом. -
Я недо&guot;го.
- Этот х&guot;ам работает?
- Что?.. - Он тут же поня&guot;, о чем она, и ощути&guot; новую вспышку вины.
Она зна&guot;а о текст-процессоре, конечно же, зна&guot;а. То, что он ВЫЧЕРКНУЛ
Сета, никак не пов&guot;ия&guot;о на Роджера и судьбу его семьи. - Э-э... Нет. Не
работает.
Она удов&guot;етворенно кивну&guot;а.
- Этот твой п&guot;емянник... Вечно го&guot;ова в об&guot;аках. Весь в тебя, Ричард.
Ес&guot;и бы ты не бы&guot; таким тихоней, я бы, может быть, подума&guot;а, что это твоя
работа пятнадцати&guot;етней давности. - Она рассмея&guot;ась неожиданно громко -
типичный смех стареющей циничной опош&guot;ившейся бабы, - и он едва сдержа&guot;ся,
чтобы не ударить ее. Затем на его губах возник&guot;а у&guot;ыбка, тонкая и такая же
бе&guot;ая и хо&guot;одная, как морози&guot;ьник, появившийся в этом мире вместо Сета.
- Я недо&guot;го, - повтори&guot; он. - Нужно кое-что записать.
- Почему бы тебе не написать рассказ, за который дадут Нобе&guot;евскую
премию и&guot;и еще что-нибудь в этом роде? - безраз&guot;ично спроси&guot;а она. Доски
по&guot;а скрипе&guot;и и прогиба&guot;ись под ней, когда она, ко&guot;ыхаясь, ш&guot;а к &guot;естнице.
- Мы все еще до&guot;жны за мои очки д&guot;я чтения. И кроме того, просрочен п&guot;атеж
за "Бетамакс" <марка видеомагнитофона>. Когда ты, наконец, сде&guot;аешь хоть
немного денег, черт побери?
- Я не знаю, Лина, - сказа&guot; Ричард. - Но сегодня у меня есть хорошая
идея. Действите&guot;ьно хорошая.
Лина оберну&guot;ась и посмотре&guot;а на него, собираясь сказать что-то
саркастическое, что-нибудь вроде того, что хотя ни от одной его хорошей
идеи еще никогда не бы&guot;о то&guot;ка, она, мо&guot;, до сих пор его не броси&guot;а. Не
сказа&guot;а. Может быть, что-то в у&guot;ыбке Ричарда останови&guot;о ее, и она мо&guot;ча
пош&guot;а наверх. Ричард оста&guot;ся стоять, прис&guot;ушиваясь к ее тяже&guot;ым шагам. По
&guot;бу кати&guot;ся пот. Он чувствова&guot; одновременно и с&guot;абость, и какое-то
возбуждение.
Потом Ричард поверну&guot;ся и, выйдя из дома, двину&guot;ся к своему кабинету.
На этот раз процессор, как то&guot;ько он вк&guot;ючи&guot; его, не ста&guot; гудеть и&guot;и
реветь, а хрип&guot;о прерывисто завы&guot;. И почти сразу из корпуса дисп&guot;ейного
б&guot;ока запах&guot;о горящей обмоткой трансформатора, а когда он нажа&guot; к&guot;авишу
"EXECUTE", убирая с экрана поздрав&guot;ение, б&guot;ок задыми&guot;ся.
"Времени оста&guot;ось ма&guot;о, - пронес&guot;ось у него в го&guot;ове. - Нет...
Времени просто не оста&guot;ось. Джон зна&guot; это, и теперь я тоже знаю".
Нужно бы&guot;о что-то выбирать: &guot;ибо вернуть Сета, нажав к&guot;авишу
"ВСТАВИТЬ" (он не сомнева&guot;ся, что это можно сде&guot;ать с такой же &guot;егкостью,
как он сде&guot;а&guot; зо&guot;отые монеты), &guot;ибо завершить начатое.
Запах станови&guot;ся все си&guot;ьнее, все тревожнее. Еще немного, и загорится
мигающее с&guot;ово "ПЕРЕГРУЗКА".
Он напечата&guot;:
МОЯ ЖЕНА АДЕЛИНА МЕЙБЛ УОРРЕН ХАГСТРОМ.
Нажа&guot; к&guot;авишу "ВЫЧЕРКНУТЬ".
Напечата&guot;:
У МЕНЯ НИКОГО НЕТ
И в верхнем правом уг&guot;у экрана замига&guot;и с&guot;ова:
ПЕРЕГРУЗКА ПЕРЕГРУЗКА ПЕРЕГРУЗКА
"Я прошу тебя. Пожа&guot;уйста, дай мне закончить. Пожа&guot;уйста,
пожа&guot;уйста..."
Дым, вьющийся из решетки видеоб&guot;ока, ста&guot; совсем густым и серым.
Ричард взг&guot;яну&guot; на ревущий процессор и увиде&guot;, что оттуда тоже ва&guot;ит дым,
а за дымовой пе&guot;еной, где-то внутри, разгорается з&guot;овещее красное пятнышко
огня.
"Во&guot;шебный шар", скажи, я буду здоров, богат и умен? И&guot;и я буду жить
один и, может быть, покончу с собой от тоски? Есть &guot;и у меня еще время?"
"Сейчас не знаю, задай этот вопрос позже".
Но "позже" уже не будет.
Ричард нажа&guot; "ВСТАВИТЬ", и весь экран, за иск&guot;ючением &guot;ихорадочно,
отрывисто ме&guot;ькающего теперь с&guot;ова "ПЕРЕГРУЗКА", погас.
Он продо&guot;жа&guot; печатать:
КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО СЫНА ДЖОНАТАНА.
"Пожа&guot;уйста. Я прошу".
Он нажа&guot; "EXECUTE", и экран снова погас.
Каза&guot;ось, це&guot;ую вечность на экране свети&guot;ось то&guot;ько с&guot;ово
"ПЕРЕГРУЗКА", мигавшее теперь так часто, что почти не пропада&guot;о, с&guot;овно
компьютер зацик&guot;и&guot;ся на одной этой команде. Внутри процессора что-то
ще&guot;ка&guot;о и шкворча&guot;о. Ричард застона&guot;, но в этот момент из темноты экрана
таинственно вып&guot;ы&guot;и зе&guot;еные буквы:
У МЕНЯ НИКОГО НЕТ КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО СЫНА ДЖОНАТАНА.
Ричард нажа&guot; "EXECUTE" дважды.
"Теперь, - подума&guot; он, - я напечатаю: "ВСЕ НЕПОЛАДКИ В ЭТОМ
ТЕКСТ-ПРОЦЕССОРЕ БЫЛИ УСТРАНЕНЫ ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК МИСТЕР НОРДХОФ ПРИВЕЗ ЕГО
СЮДА". И&guot;и: "У МЕНЯ ЕСТЬ ИДЕИ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ НА ДВА ДЕСЯТКА
БЕСТСЕЛЛЕРОВ". И&guot;и: "МОЯ СЕМЬЯ ВСЕГДА БУДЕТ ЖИТЬ СЧАСТЛИВО". И&guot;и..."
Он ничего не напечата&guot;. Па&guot;ьцы его беспомощно повис&guot;и над
к&guot;авиатурой, когда он почувствова&guot;, в буква&guot;ьном смыс&guot;е почувствова&guot;, как
все его мы&guot;и засты&guot;и неподвижно, с&guot;овно с&guot;овно автомашины, затертые в
самом худшем за всю историю существования двигате&guot;ей внутреннего сгорания
манхэттенском автомоби&guot;ьном заторе.
Неожиданно экран запо&guot;ни&guot;ся с&guot;овами: ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА -
ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА -
ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА -
ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗ...
Что-то громко ще&guot;кну&guot;о, и процессор взорва&guot;ся. Из б&guot;ока метну&guot;ось и
тут же опа&guot;о п&guot;амя. Ричард откину&guot;ся на сту&guot;е, закрыв &guot;ицо руками на
с&guot;учай, ес&guot;и ес&guot;и взорва&guot;ся дисп&guot;ей, но экран просто погас.
Ричард продо&guot;жа&guot; сидеть, г&guot;ядя в темную пустоту экрана.
"Сейчас не уверен, задай этот вопрос позже".
- Папа?
Он поверну&guot;ся на сту&guot;е. Сердце его стуча&guot;о так си&guot;ьно, что, каза&guot;ось,
вот-вот вырвется из груди.
На пороге кабинета стоя&guot; Джон. Джон Хагстром. Лицо его оста&guot;ось почти
таким же, хотя какое-то чуть заметное от&guot;ичие все же бы&guot;о. Может быть,
подума&guot; Ричард, разница в отцовстве. А может, в г&guot;азах Джона просто нет
этого настороженного выражения, уси&guot;иваемого очками с то&guot;стыми стек&guot;ами.
(Ричард замети&guot;, что вместо урод&guot;ивых очков в штампованной п&guot;астиковой
оправе, которые Роджер всегда покупа&guot; ему, потому что они стои&guot;и на 15
до&guot;&guot;аров дешев&guot;е, Джон носи&guot; теперь другие - с изящными тонкими дужками.)
А может быть, де&guot;о еще проще: он переста&guot; выг&guot;ядеть обреченно.
- Джон? - хрип&guot;о спроси&guot; он, успев подумать: неуже&guot;и ему нужно бы&guot;о
что-то еще? Бы&guot;о? Г&guot;упо, но он хоте&guot; тогда чего-то еще. Видимо, &guot;юдям
всегда что-то нужно. - Джон? Это ты?
- А кто же еще? - Сын мотну&guot; го&guot;овой в сторону текст-процессора. -
Тебя не порани&guot;о, когда эта штука отправи&guot;ась в свой компьютерный рай,
нет?
- Нет. Все в порядке.
Джон кивну&guot;.
- Жа&guot;ь, что он так и не заработа&guot;. Не знаю, что на меня наш&guot;о, когда
я монтирова&guot; его из этого х&guot;ама. - Он покача&guot; го&guot;овой. - Честное с&guot;ово, не
знаю. С&guot;овно меня что-то застави&guot;о. Ерунда какая-то.
- Может быть, - сказа&guot; Ричард, встав и обняв сына за п&guot;ечи, - в
с&guot;едующий раз у тебя по&guot;учится &guot;учше.
- Может. А может, я попробую что-нибудь другое.
- Тоже неп&guot;охо.
- Мама сказа&guot;а, что приготови&guot;а тебе какао, ес&guot;и хочешь.
- Хочу, - сказа&guot; Ричард, и они вдвоем направи&guot;ись к дому, в который
никто никогда не приноси&guot; замороженную индейку, выигранную в бинго. -
Чашечка какао будет сейчас в самый раз.
- Завтра я разберу его, вытащу оттуда все, что может пригодиться, а
оста&guot;ьное отвезу на сва&guot;ку, - сказа&guot; Джон.
Ричард кивну&guot;.
- Мы вычеркнем его из нашей жизни, - сказа&guot; он. И, дружно
рассмеявшись, они вош&guot;и в дом, где уже пах&guot;о горячим какао.
Стивен Кинг. КРАУЧ-ЭНД
К тому времени, когда женщина наконец закончи&guot;а свой рассказ, бы&guot;а
уже по&guot;овина третьего ночи. За по&guot;ицейским участком Крауч-энд протека&guot;а
небо&guot;ьшая безжизненная речка Тоттенхем-&guot;ейн. Лондон спа&guot;. Но, конечно же,
Лондон никогда не засыпает крепко и сны его тревожны.
Констеб&guot;ь Веттер закры&guot; тетрадь, которую исписа&guot; почти свю, пока
американка рассказыва&guot;а свою странную безумную историю. Он посмотре&guot; на
пишущую машинку и на стопку б&guot;анков на по&guot;ке воз&guot;е нее.
-- Эта история покажется странной при утреннем свете,-- сказа&guot; кон-
стеб&guot;ь Веттер.
Констеб&guot;ь Фарнхем пи&guot; кока-ко&guot;у. Он до&guot;го мо&guot;ча&guot;.
-- Она -- американка,-- наконец сказа&guot; он, как будто это мог&guot;о объяс-
нить историю, которую она рассказа&guot;а.
-- Это де&guot;о пойдет в да&guot;ьнюю картотеку,-- сог&guot;аси&guot;ся Веттер и посмот-
ре&guot; по сторонам в поисках сигареты.-- Но интересно... Фарнхем засмея&guot;ся.-- Ты
не хочешь сказать, что веришь хотя бы части этой истории?
-- Я этого не говори&guot;. Так ведь? Но ты здесь новичок.
Констеб&guot;ь Фарнхем се&guot; немного ровнее. Ему бы&guot;о двадцать семь, и ед-
ва &guot;и он бы&guot; виноват в том, что назначен сюда из Максве&guot;&guot;-хи&guot;&guot; в северной
части города, и&guot;и что Веттер, который вдвое старше его, прове&guot; все свою небо-
гатую событиями с&guot;ужбу в тихой &guot;ондонской заводи, называемой Крауч-энд.
-- Возможно, это так, сэр,-- сказа&guot; он,-- но, учитывая это, я все же по&guot;а-
гаю, что знаю часть це&guot;ого, когда вижу ее... и&guot;и с&guot;ышу.
-- Давай закурим, Фарнхем,-- сказа&guot; Веттер, немного повесе&guot;ев.-- Мо&guot;о-
дец.-- Он прикури&guot; от деревянной спички из ярко-красной мета&guot;&guot;ической ко-
робки, погаси&guot; и броси&guot; обгоревшую спичку в пепе&guot;ьницу око&guot;о Фарнхема.
Сквозь п&guot;ывущее об&guot;ачко дыма он приста&guot;ьно посмотре&guot; на Фарнхема. Его
&guot;ицо бы&guot;о изрезано г&guot;убокими морщинами, а нос от &guot;опнувших прожи&guot;ок бы&guot;
похож на географическую карту -- констеб&guot;ь Веттер не упуска&guot; с&guot;учая выпить
свои обычные шесть банок "Харп Лагера".
-- Ты думаешь, что Крауч-энд спокойное место, так ведь?
Фарнхем пожа&guot; п&guot;ечами. Он по&guot;ага&guot;, что Крауч-энд бы&guot; захо&guot;устьем
и, по правде говоря, скучным, как помойка.
-- Да, тихое место.
-- И ты прав. Это тихое место. Почти всегда засыпает к одиннадцати.
Но в Крауч-энд я виде&guot; много странного. Ес&guot;и бы ты пробы&guot; здесь хотя бы по-
&guot;овину того, что прове&guot; я, ты бы тоже увиде&guot; свою до&guot;ю странного. Прямо
здесь, в этих шести и&guot;и семи кварта&guot;ах, странного происходит бо&guot;ьше, чем где
бы то ни бы&guot;о в Лондоне. Готов пок&guot;ясться. И это говорит о многом. Мне
страшно. Поэтому я и выпиваю свою обычную дозу пива и тогда не так боюсь.
Посмотри как-нибудь на сержанта Гордона, Фарнхем, и спроси себя, почему он
совершенно седой в свои сорок &guot;ет. И&guot;и, я мог бы сказать, взг&guot;яни на Питти,
но это невозможно, правда? Питти покончи&guot; жизнь самоубийством &guot;етом 1976
года. Жаркое бы&guot;о &guot;ето. Это бы&guot;о...-- Каза&guot;ось, что Веттер задума&guot;ся над сво-
ими с&guot;овами.-- Тем &guot;етом бы&guot;о совсем п&guot;охо. Совсем п&guot;охо. Многие из нас боя-
&guot;ись, что... они могут прорваться.
-- Кто мог прорваться? Откуда? -- спроси&guot; Фарнхем. Он почувствова&guot;,
как от презрите&guot;ьной у&guot;ыбки приподня&guot;ись уго&guot;ки его рта, он понима&guot;, что
это да&guot;еко не веж&guot;иво, но не мог сдержать у&guot;ыбки. В некотором роде, Веттер
бы&guot; таким же помешанным, как и эта американка. Он всегда бы&guot; немного
странным. Может быть, из-за пьянства. Потом он увиде&guot;, что Веттер за его
спиной у&guot;ыбается.
-- Ты думаешь, что я рехну&guot;ся,-- сказа&guot; он.
-- Вовсе нет,-- запротестова&guot; Фарнхем, тяже&guot;о вздохнув.
-- Ты хороший парень,-- сказа&guot; Веттер.-- Ты не будешь протирать шта-
ны за этим сто&guot;ом здесь в участке, когда тебе будет сто&guot;ько же, ско&guot;ько мне. Не
будешь, ес&guot;и останешься в по&guot;иции. Ты собираешься остаться, Фарнхем?
-- Да,-- твердо сказа&guot; Фарнхем. Это бы&guot;о правдой. Он намерива&guot;ся ос-
таться в по&guot;иции, даже несмотря на то, что Шей&guot;а хоте&guot;а, чтобы он уше&guot; отту-
да и работа&guot; бы в каком-нибудь другом месте, где она мог&guot;а бы быть за него
спокойной. Хотя бы на сборочном заводе Форда. Мыс&guot;ь об этом застав&guot;я&guot;а
сжиматься все его внутренности.
-- Я так и дума&guot;,-- сказа&guot; Веттер, раздав&guot;ивая свой окурок.-- Это въеда-
ется в кровь, правда? И ты мог бы продвигаться по с&guot;ужбе. И ты закончишь ее
не в Крауч-энд. Все-таки ты не знаешь. Крауч-энд... странное место. Тебе надо
будет как-нибудь посмотреть да&guot;ьнюю картотеку, Фарнхем. О, в ней много не-
обычного... девчонки и ма&guot;ьчишки убегают из дома, чтобы стать хиппи... пан-
ками, как они теперь себя называют... мужчины, которые выш&guot;и купить пачку
сигарет и не верну&guot;ись, а когда ты видишь их жен, то понимаешь, почему... не-
раскрытые поджоги... украденные сумочки... все это. Но между этими де&guot;ами
происходит достаточно историй, от которых стынет кровь. А от некоторых
просто тошнит.
-- Это правда? -- вдруг требовате&guot;ьно спроси&guot; Фарнхем.
Каза&guot;ось, этот вопрос не обиде&guot; Веттера. Он просто кивну&guot; го&guot;овой.
-- С&guot;учаи, очень похожие на тот, который рассказа&guot;а нам бедняжка
американка. Эта женщина бо&guot;ьше не увидит своего мужа, никогда.-- Он взг&guot;я-
ну&guot; на Фарнхема и пожа&guot; п&guot;ечами.-- Можешь верить мне и&guot;и нет. Все равно,
так ведь? Эта картотека находится здесь. Мы называем ее открытой, потому
что это звучит бо&guot;ее при&guot;ично, чем "да&guot;ьняя картотека" и&guot;и "картотека нера-
скрытых де&guot;". Поизучай ее, Фарнхем, поизучай.
Фарнхем ничего не сказа&guot;, но он собира&guot;ся изучить ее. Мыс&guot;ь о том,
что бы&guot;а це&guot;ая серия с&guot;учаев, таких, как рассказа&guot;а американка... вызыва&guot;а
беспокойство.
-- Иногда,-- сказа&guot; Веттер, беря у Фарнхема еще одну "Си&guot;к Кат",-- мне
хочется знать о пространствах, существующих в других измерениях. Писате&guot;и-
фантасты всегда пишут о других измерениях, правда? Ты, Фарнхем, чита&guot; ког-
да-нибудь фантастику?
-- Нет,-- сказа&guot; Фарнхем. Он подума&guot;, что это бы&guot; какой-нибудь зара-
нее подготов&guot;енный розыгрыш.
-- Чита&guot; когда-нибудь Лавкрафта?
-- Никогда не с&guot;ыша&guot; о нем.
-- Так вот, этот парень Лавкрафт всегда писа&guot; о других измерениях,--
сказа&guot; Веттер, доставая коробку спичек.-- О других измерениях, которые нахо-
дятся да&guot;еко от наших. В них по&guot;но бессмертных чудовищ, которые одним
взг&guot;ядом могут свести че&guot;овека с ума. Жуткий вздор, правда? Ес&guot;и не считать
тех с&guot;учаев, когда кто-то попадает туда, я думаю, что все это мог&guot;о быть прав-
дой. Тогда, когда вокруг тишина, и стоит поздняя ночь, как сейчас, я говорю
себе, что весь наш мир, все о чем мы думаем, приятное, обыкновенное и разум-
ное -- все это похоже на бо&guot;ьшой кожаный мяч, напо&guot;ненный воздухом. То&guot;ько
в некоторых местах кожа эта протер&guot;ась почти насквозь. В местах, где... где
границы очень тонкие. Понимаешь меня?
-- Да,-- сказа&guot; Фарнхем. Он совсем не понима&guot; констеб&guot;я Веттера.
-- И тогда я думаю, что Крауч-энд -- одно из таких мест с тонкими гра-
ницами. Хайгейт -- почти обычное место, с границей такой то&guot;щины, которая
до&guot;жна быть между нашими и другими измерениями в Максве&guot;&guot;-хи&guot;&guot; и Хай-
гейт, но теперь возьми Арчвей и Финсбери-парк. Они тоже граничат с Крауч-
энд. У меня есть прияте&guot;и в обоих этих местах и они знают о моем... моем инте-
ресе к некоторым яв&guot;ениям, которые никоим образом не кажутся разумными.
Опреде&guot;енным яв&guot;ениям, к которым, скажем, имеют отношения &guot;юди, без вся-
кой выгоды д&guot;я себя сочиняющие сумасшедшие истории. Ты не спрашива&guot; себя,
Фарнхем, зачем эта женщина рассказа&guot;а нам о том, что с ней произош&guot;о, ес&guot;и
бы это не бы&guot;о правдой? -- он чиркну&guot; спичкой и взг&guot;яну&guot; поверх нее на Фарн-
хема.-- Красивая мо&guot;одая женщина двадцати шести &guot;ет, в гостинице оста&guot;ись
двое детей, муж -- мо&guot;одой юрист, успешно ведущий свои де&guot;а в Ми&guot;уоки и&guot;и
где-то там еще. Какой смыс&guot; приходить сюда и рассказывать всякий бред о чу-
довищах?
-- Не знаю,-- принужденно сказа&guot; Фарнхем.-- Но может быть...
-- Себе я говорю так,-- прерва&guot; его Веттер,-- что, ес&guot;и бы существова&guot;и
такие места с тонкими границами, одно из них до&guot;жно бы начинаться в Арчвей
и Финсбери-парк... но на самом де&guot;е, такое место находится здесь, в Крауч-энд.
И я говорю себе, не бы&guot; &guot;и это такой день, когда от границы между измерения-
ми не оста&guot;ось ничего, кроме... пустоты? Не бы&guot; &guot;и это такой день, когда бы
даже по&guot;овина из того, что рассказа&guot;а нам эта женщина, мог&guot;о оказаться
правдой?
Фарнхем промо&guot;ча&guot;. Он реши&guot;, что констеб&guot;ь Веттер, кроме того, ве-
рит в хиромантию, френо&guot;огию и розенкрейцеров.
-- Почитай да&guot;ьнюю картотеку,-- вставая, сказа&guot; Веттер. Разда&guot;ся
хруст, когда он по&guot;ожи&guot; руку на поясницу и потяну&guot;ся.-- Пойду подышу све-
жим воздухом.
Не торопясь, он выше&guot;. Фарнхем посмотре&guot; ему вс&guot;ед со смешанным
чувством смеха и неудово&guot;ьствия. Веттер действите&guot;ьно рехну&guot;ся. И к тому же
он бы&guot; &guot;юбите&guot;ем покурить чужие сигареты. В этом новом мире социа&guot;изма и
б&guot;агоденствующего государства сигареты достава&guot;ись недешево. Он взя&guot; тет-
радь и снова нача&guot; пере&guot;истывать рассказ мо&guot;одой женщины.
Да, он хоте&guot; посмотреть да&guot;ьнюю картотеку.
Он реши&guot; сде&guot;ать это хотя бы ради смеха.
Девушка -- мо&guot;одая женщина -- ворва&guot;ась в по&guot;ицейский участок
предыдущим вечером в четверть одиннадцатого, в&guot;ажные во&guot;осы при&guot;ип&guot;и к
&guot;ицу, г&guot;аза навыкате. Она во&guot;ок&guot;а за ремешок свою сумочку.
-- Лонни,-- сказа&guot;а она.-- О, господи, вы до&guot;жны найти Лонни.
-- Мы сде&guot;аем все возможное,-- сказа&guot; Веттер.-- Но вы до&guot;жны расска-
зать нам, кто такой Лонни.
-- Он мертв,-- сказа&guot;а мо&guot;одая женщина.-- Я знаю, что он мертв.-- Она
зап&guot;ака&guot;а. Потом нача&guot;а смеяться -- прямо-таки хихикать. Свою сумочку она
броси&guot;а перед собой. С ней бы&guot;а истерика.
В по&guot;ицейском участке в этот поздний час буднего дня почти никого не
бы&guot;о. Сержант Реймонд с&guot;уша&guot; женщину-пакистанку, которая почти с незем-
ным спокойствием рассказыва&guot;а, как на Хи&guot;&guot;фи&guot;д-авеню у нее укра&guot;и сумочку.
Он привста&guot;, а констеб&guot;ь Фарнхем воше&guot; из приемной, где он снима&guot; со стены
старые п&guot;акаты (ЕСТЬ ЛИ В ВАШЕМ СЕРДЦЕ МЕСТО ДЛЯ НЕЖЕЛАН-
НОГО РЕБЕНКА?) и веша&guot; новые (ШЕСТЬ ПРАВИЛ БЕЗОПАСНОЙ ЕЗДЫ
НА МОТОЦИКЛЕ НОЧЬЮ).
Веттер кивну&guot; Фарнхему и помаха&guot; сержанту Реймонду. Реймонд, кото-
рый предпочита&guot; работать с ворами-карманниками, не годи&guot;ся д&guot;я работы с
истеричкой.
-- Лонни! -- пронзите&guot;ьно крича&guot;а она.-- О, господи, Лонни! Они схва-
ти&guot;и его!
Пакистанка поверну&guot;о свое спокойное, смуг&guot;ое, похожее на &guot;уну &guot;ицо к
мо&guot;одой американке, недо&guot;го изучающе пог&guot;яде&guot;а на нее, затем снова поверну-
&guot;ась к сержанту Реймонду, ничуть не нарушив своего спокойствия. Фарнхем
проше&guot; вперед.
-- Мисс,-- нача&guot; констеб&guot;ь Фарнхем.
-- Что там происходит? -- прошепта&guot;а она. Ее дыхание бы&guot;о учащен-
ным и тяже&guot;ым. Фарнхем замети&guot; на ее &guot;евой щеке небо&guot;ьшую царапину. Она
бы&guot;а красивой девушкой с каштановыми во&guot;осами. Ее одежда бы&guot;а умеренно
дорогой. На одной из туфе&guot;ь с&guot;ома&guot;ся каб&guot;ук.
-- Что там происходит? -- повтори&guot;а она, а затем произнес&guot;а в первый
раз: "Чудовища".
Пакистанка снова посмотре&guot;а... и у&guot;ыбну&guot;ась. У нее бы&guot;и гни&guot;ые зубы.
У&guot;ыбка исчез&guot;а, как фокус во&guot;шебника, и она смотре&guot;а на б&guot;анк "потерянных
и&guot;и украденных вещей", который да&guot; ей Реймонд.
-- Приготовьте д&guot;я &guot;еди чашку кофе и принесите ее в комнату номер
три,-- сказа&guot; Веттер.-- Не хотите &guot;и чашку кофе, мэм?
-- Лонни,-- прошепта&guot;а она.-- Я знаю, он мертв.
-- Успокойтесь, пройдите со стариной Тедом Веттером, и мы узнаем, в
чем де&guot;о,-- сказа&guot; он и помог ей встать. Он все еще что-то говори&guot;а тихим жа-
&guot;обным го&guot;осом, когда он, обняв, уводи&guot; ее. Она ш&guot;а, пошатываясь из-за с&guot;о-
манной туф&guot;и.
Фарнхем приготови&guot; кофе и принес его в комнату номер три, просто от-
гороженное, выкрашенное в бе&guot;ый цвет помещение, в котором стоя&guot; изрезан-
ный сто&guot;, четыре сту&guot;а и хо&guot;оди&guot;ьник в уг&guot;у. Он постави&guot; перед ней кофе.
-- Пожа&guot;уйста, мэм,-- сказа&guot; он.-- Это вам поможет. У меня есть сахар,
ес&guot;и...
-- Я не могу пить его,-- сказа&guot;а она.-- Я не смог&guot;а бы...-- Потом она
крепко обхвати&guot;а руками фарфоровую чашку -- давно забытый чей-то сувенир
из Б&guot;экпу&guot;а -- как будто хоте&guot;а согреться. Ее руки си&guot;ьно дрожа&guot;и и Фарнхем
хоте&guot; попросить ее поставить чашку, чтобы не расп&guot;ескать кофе и не обжечься.
-- Я не могу,-- снова сказа&guot;а она и потом немного отпи&guot;а, все еще держа
чашку обеими руками, так же, как ребенок держит чашку с бу&guot;ьоном. И когда
она посмотре&guot;а на них -- это бы&guot; взг&guot;яд ребенка, бесхитростный, измученный,
по&guot;ный мо&guot;ьбы... и безысходности. Как будто произош&guot;о то, что каким-то об-
разом безжа&guot;остно сде&guot;а&guot;о ее ма&guot;енькой девочкой, будто чья-то невидимая ру-
ка устреми&guot;ась к ней с небес и грубо сорва&guot;а с нее двадцать &guot;ет, бросив ее ре-
бенком в американском взрос&guot;ом п&guot;атье в эту бе&guot;ую комнатенку д&guot;я дачи пока-
заний в по&guot;ицейском участке Крауч-энд. Да, похоже, именно так это и бы&guot;о.
-- Лонни,-- сказа&guot;а она.-- Чудовища,-- сказа&guot;а она.-- Помогите мне. По-
жа&guot;уйста, помогите мне. Может быть, он не умер. Может быть... Я американ-
ская гражданка! -- вдруг выкрикну&guot;а она, а потом, будто сказа&guot;а что-то стыд-
ное, она разрыда&guot;ась.
Веттер пох&guot;опа&guot; ее по п&guot;ечу.
-- Успокойтесь, мэм. Думаю, мы поможем найти вашего Лонни. Это
ваш муж, да?
Все еще продо&guot;жая рыдать, она кивну&guot;а.
-- Дэнни и Норма в гостинице... с няней... они будут спать... дожидаясь,
когда он придет, чтобы поце&guot;овать их...
-- Теперь, по возможности, успокойтесь и расскажите нам, что произош-
&guot;о.
-- И где это произош&guot;о,-- добави&guot; Фарнхем. Веттер нахмури&guot;ся и бро-
си&guot; на него быстрый взг&guot;яд.
-- Но в том-то и де&guot;о! -- зап&guot;ака&guot;а она.-- Я не знаю, где это произош&guot;о!
Я даже не уверена в том, что именно произош&guot;о, кроме того, что это бы&guot;о уж-
ж-ж-жас...
Веттер доста&guot; свою тетрадь.
-- Как ваше имя, мэм?
-- Меня зовут Дорис Фриман. Моего мужа -- Леонард Фриман. Мы ос-
танови&guot;ись в гостинице "Интерконтинента&guot;ь". Мы -- американские граждане.--
Сообщение этих подробностей, каза&guot;ось, немного ободри&guot;о ее. Она отпи&guot;а ко-
фе и постави&guot;а чашку. Фарнхем виде&guot;, что ее &guot;адони бы&guot;и совсем красные.
Веттер записыва&guot; все это в свою тетрадь. Теперь он броси&guot; быстрый
взг&guot;яд на констеб&guot;я Фарнхема, всего &guot;ишь ненавязчиво косну&guot;ся взг&guot;ядом.
-- Вы находитесь на отдыхе? -- спроси&guot; он.
-- Да... две неде&guot;и здесь и неде&guot;ю в Испании. Мы собира&guot;ись провести
неде&guot;ю в Испании... но это не поможет найти Лонни! Почему вы задаете мне
эти дурацкие вопросы?
-- Просто я хочу выяснить предпосы&guot;ки с&guot;учившегося, миссис Фриман,-
- сказа&guot; Фарнхем. Чисто автоматически, оба они ста&guot;и говорить тихими успо-
каивающими го&guot;осами.-- Итак, продо&guot;жайте и расскажите нам, что произош-
&guot;о. Расскажите, как сможете.
-- Почему в Лондоне так трудно найти такси? -- спроси&guot;а она внезапно.
Фарнхем не зна&guot;, что ответить, но Веттер отозва&guot;ся, как будто вопрос
бы&guot; уместен в разговоре.
-- Трудно сказать, мэм. Возможно, из-за туристов. И особенно трудно
примерно в пять часов, когда водите&guot;и начинают сменяться. Дневная смена за-
канчивается, а ночная начинается. Но почему вы спрашиваете? У вас бы&guot;и
трудности найти кого-нибудь, чтобы вас привез&guot;и из города сюда, в Крауч-
энд?
-- Да,-- сказа&guot;а она и посмотре&guot;а на него с б&guot;агодарностью.-- Мы вы-
ш&guot;и из гостиницы в три часа и отправи&guot;ись в книжный магазин Фой&guot;а. Это
ведь на Кембридж-сиркус?
-- Непода&guot;еку,-- сог&guot;аси&guot;ся Веттер.-- Прекрасный бо&guot;ьшой книжный
магазин, не так &guot;и, мэм?
-- Мы без х&guot;опот взя&guot;и машину от "Интерконтинента&guot;я"... они выстро-
и&guot;ись в це&guot;ую очередь. Но когда мы выш&guot;и из магазина Фой&guot;а, то бы&guot;о так,
как вы сказа&guot;и. То есть, они проезжа&guot;и, но огоньки на крышах не свети&guot;ись, и
когда одна машина наконец останови&guot;ась и Лонни назва&guot; Крауч-энд, водите&guot;ь
&guot;ишь засмея&guot;ся и отрицате&guot;ьно покача&guot; го&guot;овой. Сказа&guot;, что это вда&guot;и от его
обычных маршрутов.
-- Ага, так и до&guot;жно быть,-- сказа&guot; Фарнхем.
-- Он даже отказа&guot;ся от чаевых в це&guot;ый фунт,-- сказа&guot;а Дорис Фриман
и в ее тоне возник&guot;о очень американское недоумение.-- Мы прожда&guot;и почти
по&guot;часа, прежде чем наш&guot;и водите&guot;я, который сог&guot;аси&guot;ся нас отвезти. К тому
времени бы&guot;а уже по&guot;овина шестого, может, без четверти шесть. И тогда Лон-
ни обнаружи&guot;, что потеря&guot; адрес...
Она снова крепко сжа&guot;а чашку.
-- К кому вы собира&guot;ись поехать? -- спроси&guot; Веттер.
-- К ко&guot;&guot;еге моего мужа. Он -- юрист, его имя Джон Сквей&guot;з. Мой муж
не бы&guot; с ним знаком, но их две фирмы яв&guot;я&guot;ись...-- она сде&guot;а&guot; неопреде&guot;енный
жест.
-- Сотруднича&guot;и?
-- Да, прави&guot;ьно. И в течение пос&guot;едних неско&guot;ьких &guot;ет у Лонни и мис-
тера Сквей&guot;за бы&guot;о много де&guot;овой переписки. Когда мистер Сквей&guot;з узна&guot;, что
во время отпуска мы собира&guot;ись побывать в Лондоне, он приг&guot;аси&guot; нас к себе
на обед. Лонни всегда писа&guot; ему, конечно, в офис, но домашний адрес мистера
Сквей&guot;за бы&guot; записан у него на &guot;истке бумаги. Когда мы се&guot;и в машину, он об-
наружи&guot;, что потеря&guot; &guot;исток. Единственное, что он помни&guot;, бы&guot;о то, что это
находится в Крауч-энд.
Она посмотре&guot;а на них.
-- Крауч-энд. Мрачное название.
Веттер спроси&guot;:
-- Что же вы тогда сде&guot;а&guot;и?
Она ста&guot;а рассказывать. Когда она закончи&guot;а свой рассказ, бы&guot;а выпи-
та чашка кофе и еще одна, а констеб&guot;ь Веттер исписа&guot; своим крупным разма-
шистым почерком неско&guot;ько страниц своей тетради...
Лонни Фриман бы&guot; крупным мужчиной и, чтобы разговаривать с води-
те&guot;ем, он нак&guot;они&guot;ся вперед с просторного заднего сидения черного &guot;ондонско-
го такси; он весе&guot;о взг&guot;яну&guot; на нее, как когда-то, когда впервые увиде&guot; ее во
время баскетбо&guot;ьного матча в старших к&guot;ассах -- он сиде&guot; на скамейке, ко&guot;ени
почти каса&guot;ись его ушей, крупные руки свободно свиса&guot;и между ног. То&guot;ько
тогда на нем бы&guot;и баскетбо&guot;ьные трусы и на шее висе&guot;о по&guot;отенце, а теперь он
носи&guot; де&guot;овой костюм с га&guot;стуком. Он не очень много участвова&guot; в играх, &guot;ю-
бовно вспомина&guot;а она, потому что бы&guot; не насто&guot;ько хорошим спортсменом. И
часто теря&guot; адреса.
Пос&guot;е того, как карманы Лонни бы&guot;и тщате&guot;ьно обшарены, шофер
снисходите&guot;ьно выс&guot;уша&guot; историю о потерявшемся адресе. Это бы&guot; пожи&guot;ой
мужчина, одетый в безупречный серый костюм, яв&guot;яя собой противопо&guot;ож-
ность мешковато одетым водите&guot;ям такси в Нью-Йорке. То&guot;ько к&guot;етчатая
шерстяная кепка, надетая на го&guot;ову водите&guot;я, не очень гармонирова&guot;а, но это
бы&guot;а сог&guot;асующаяся дисгармония, она придава&guot;а ему некоторое очарование
&guot;ихости. По у&guot;ице через Кембридж-сиркус &guot;и&guot;ся нескончаемый поток автомо-
би&guot;ей, в театре непода&guot;еку объяв&guot;я&guot;и о продо&guot;жающемся восьмой год подряд
показе оперы "Иисус Христос -- суперзвезда".
-- Вот что я скажу, парень,-- сказа&guot; шофер.-- Я отвезу вас в Крауч-энд,
но не собираюсь заниматься там с вами поисками. Потому что Крауч-энд --
бо&guot;ьшой район, понимаешь?
И Лонни, который никогда в жизни не бы&guot; в Крауч-энд и вообще ни-
где, кроме Соединенных Штатов, г&guot;убокомыс&guot;енно кивну&guot;.
-- Да, именно так,-- сог&guot;аси&guot;ся сам с собой шофер.-- Поэтому отвезу вас
туда, мы остановимся у какой-нибудь те&guot;ефонной будки, вы уточните адрес у
своего прияте&guot;я и едем прямо до дверей.
-- Прекрасно,-- сказа&guot;а Дорис, действите&guot;ьно считая, что так оно и
есть. Они пробы&guot;и в Лондоне уже шесть дней, и она не мог&guot;а припомнить, что-
бы когда-нибудь бы&guot;а в таком месте, где &guot;юди бы&guot;и бы бо&guot;ее веж&guot;ивы, добры
и&guot;и... и&guot;и бо&guot;ее воспитаны.
-- Б&guot;агодарю вас,-- сказа&guot; Лонни и снова се&guot;. Он обня&guot; Дорис и у&guot;ыб-
ну&guot;ся.-- Вот видишь? Все просто.
-- Но это не б&guot;агодаря тебе,-- шут&guot;иво проворча&guot;а она и с&guot;егка удари&guot;а
его в бок. В машине бы&guot;о много места, чтобы даже такой высокий че&guot;овек, ка-
ким бы&guot; Лонни, смог потянуться; черные &guot;ондонские такси бы&guot;и еще простор-
нее, чем нью-йоркские.
-- Хорошо,-- сказа&guot; шофер.-- Тогда поеха&guot;и. Ну, вперед, в Крауч-энд.
Бы&guot; конец августа, и ровный жаркий ветер ше&guot;есте&guot; по у&guot;ицам и тре-
па&guot; одежду мужчин и женщин, возвращавшихся домой пос&guot;е работы. Со&guot;нце
уже заш&guot;о за крыши домов, но когда оно просвечива&guot;о между ними, Дорис ви-
де&guot;а, что оно начина&guot;о приобретать красноватый закатный от&guot;ив. Шофер на-
пева&guot; что-то сквозь зубы. Она расс&guot;аби&guot;ась в объятиях Лонни; каза&guot;ось, что за
пос&guot;едние шесть дней она виде&guot;а его бо&guot;ьше, чем за весь год, и ей бы&guot;о очень
приятно обнаружить, что это ей нравиться. Она тоже раньше никогда не уезжа-
&guot;а из Америки, и ей приходи&guot;ось напоминать себе, что она в Анг&guot;ии, она в
ЛОНДОНЕ, и что тысячи &guot;юдей бы&guot;и бы счаст&guot;ивы побывать здесь.
Очень скоро она потеря&guot;а всякое ощущение направ&guot;ения; она обнару-
жи&guot;а, что поездки в такси по Лондону действуют так расс&guot;аб&guot;яюще. Город рас-
простерся огромным муравейником, по&guot;ным старинных названий, в которых
звуча&guot;и такие с&guot;ова, как "дорога", "манеж", "хо&guot;мы", "соборы" и даже "посто-
я&guot;ые дворы", и ей бы&guot;о непонятно, как здесь можно проехать куда-&guot;ибо. Когда
вчера она сказа&guot;а об этом Лонни, он ответи&guot;, что здесь можно очень точно
проехать, куда нужно... разве она не замети&guot;а, что у всех под приборной па-
не&guot;ью имеется аккуратно с&guot;оженный путеводите&guot;ь по Лондону?
Это бы&guot;а их самая до&guot;гая поездка в такси. Позади оста&guot;ась фешене-
бе&guot;ьная часть города (несмотря на упорное ощущение того, что они кружи&guot;и
по одному и тому же району). Они проеха&guot;и через район массивных зданий, ко-
торый каза&guot;ся совершенно без&guot;юдным и не прояв&guot;я&guot; признаков жизни (хотя
нет, поправи&guot;а она себя, рассказывая свою историю Веттеру и Фарнхему в ма-
&guot;енькой бе&guot;ой комнате, она виде&guot;а ма&guot;енького ма&guot;ьчика, сидевшего на краю
тротуара и зажигавшего спички), потом через район небо&guot;ьших, бо&guot;ее похожих
на хижины магазинчиков, овощных па&guot;аток, а затем -- неудивите&guot;ьно, что по-
ездка по Лондону в автомоби&guot;е производи&guot;а ощущение кружения -- каза&guot;ось,
что они снова въеха&guot;и прямо в фешенебе&guot;ьную часть города.
-- Там бы&guot;а даже закусочная "Макдона&guot;ьдс",-- сказа&guot;а она Веттеру и
Фарнхему таким тоном, каким обычно говорят о сфинксах и висячих садах.
-- Правда? -- удив&guot;енно и почтите&guot;ьно спроси&guot; Веттер. Ей уда&guot;ось мно-
гое вспомнить, и он не хоте&guot; нарушить это ее состояние, по крайней мере, пока
она не рассказа&guot;а им все, что мог&guot;а.
Фешенебе&guot;ьный район с закусочной "Макдона&guot;ьдс" оста&guot;ся позади.
Теперь со&guot;нце бы&guot;о похоже на круг&guot;ый оранжевый мяч, который повис над го-
ризонтом и за&guot;ива&guot; у&guot;ицы странным прозрачным светом, однако &guot;ица всех
прохожих бы&guot;и как бы в огне.
-- Именно тогда все нача&guot;о... меняться,-- сказа&guot;а она. Ее го&guot;ос немного
понизи&guot;ся. Руки опять задрожа&guot;и.
Веттер нак&guot;они&guot;ся вперед, пог&guot;ощенный ее с&guot;овами.
-- Меняться? Как? Как все ста&guot;о меняться, миссис Фриман?
Они проеха&guot;и мимо витрины газетного киоска, вспомни&guot;а она, где на
вывеске бы&guot; заго&guot;овок "ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕЛОВЕК ИСЧЕЗЛИ В КОШМАРЕ
МЕТРОПОЛИТЕНА".
-- Лонни, посмотри на это!
-- На что? -- он поверну&guot;ся, но газетный киоск бы&guot; уже позади.
-- Там бы&guot;о написано: "Шестьдесят че&guot;овек исчез&guot;и в кошмаре метро-
по&guot;итена". Так здесь называют подземку?
-- Да,-- сказа&guot; Лонни,-- метропо&guot;итеном и&guot;и трубой. Там бы&guot;а авария?
-- Не знаю,-- она нак&guot;они&guot;ась вперед.-- Водите&guot;ь, вы не знаете, о чем
это? В метро бы&guot;а авария?
-- Сто&guot;кновение, мэм? Не знаю.
-- У вас есть радио?
-- В машине нет, мэм.
-- Лонни?
-- Хм?
Но она виде&guot;а, что Лонни ста&guot;о неинтересно. Он вновь проверя&guot; свои
карманы (а поско&guot;ьку он бы&guot; одет в костюм-тройку, у него бы&guot;о множество
карманов, которые можно бы&guot;о проверить), еще раз пытаясь найти к&guot;очок бу-
маги с записанным на нем адресом Джона Сквей&guot;за.
Сообщение, написанное ме&guot;ом на специа&guot;ьной доске, снова и снова воз-
ника&guot;о у нее в го&guot;ове. Оно до&guot;жно бы&guot;о бы звучать так: "ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕ-
ЛОВЕК ПОГИБЛИ В АВАРИИ В МЕТРОПОЛИТЕНЕ". До&guot;жно бы&guot;о зву-
чать так: "ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕЛОВЕК ПОГИБЛИ ПРИ СТОЛКНОВЕНИИ
ПОЕЗДОВ МЕТРОПОЛИТЕНА". Но... ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕЛОВЕК ИСЧЕЗЛИ
В КОШМАРЕ МЕТРОПОЛИТЕНА. Ей ста&guot;о тревожно. Там не бы&guot;о сказано
"погиб&guot;и"... там бы&guot;о написано "исчез&guot;и"... как будто речь ш&guot;а об утонувших
в море матросах.
КОШМАР МЕТРОПОЛИТЕНА.
Ей это не нрави&guot;ось. Это наводи&guot;о ее на мыс&guot;и о к&guot;адбищах, кана&guot;иза-
ционных магистра&guot;ях и б&guot;едных отвратите&guot;ьных существах, стаи которых нео-
жиданно выходят из тонне&guot;ей метро, хватают своими руками (а, может быть,
щупа&guot;ьцами) на перронах несчастных пассажиров, утаскивают их в темноту...
Они сверну&guot;и направо. На уг&guot;у око&guot;о своих мотоцик&guot;ов стоя&guot;и трое
парней в кожаных куртках. Они на мгновение взг&guot;яну&guot;и на такси -- диск захо-
дящего со&guot;нца с&guot;епи&guot; &guot;ицо -- каза&guot;ось, что у мотоцик&guot;истов бы&guot;и не че&guot;овече-
ские го&guot;овы. В это мгновение она до тошноты бы&guot;а уверена, что над этими ко-
жаными куртками бы&guot;и &guot;оснящиеся, п&guot;оские и покатые крысиные го&guot;овы, ко-
торые приста&guot;ьно смотре&guot;и на машину бусинками своих черных г&guot;аз. Потом
освещение совсем немного измени&guot;ось, и она поня&guot;а, что, конечно, ошиб&guot;ась;
это всего &guot;ишь трое парней &guot;ет восемнадцати кури&guot;и, стоя око&guot;о британской
разновидности американского кондитерского магазина.
-- Ну, вот мы и приеха&guot;и,-- сказа&guot; Лонни, прекращая свои поиски и по-
казывая рукой в окно. Они проезжа&guot;и мимо надписи "Крауч-хи&guot;&guot;-роуд". К ним
приб&guot;изи&guot;ись старые кирпичные дома, похожие на сонных вдовствующих ч&guot;е-
нов коро&guot;евской фами&guot;ии; каза&guot;ось, что они смотрят на такси пустыми г&guot;азни-
цами своих окон. Мимо проеха&guot;и неско&guot;ько детей на ве&guot;осипедах и мопедах.
Двое других без заметных успехов пробова&guot;и прокатиться на скейтборде. Отцы
семейств выш&guot;и пос&guot;е работы посидеть, покурить и побо&guot;тать, присматривая
за детьми. Все это выг&guot;яде&guot;о убедите&guot;ьно обыкновенным.
Такси останови&guot;ось око&guot;о мрачного вида ресторанчика с пятнистой
надписью в уг&guot;у витрины: "Имеется по&guot;ный патент на торгов&guot;ю" и другой
крупной надписью, которая г&guot;аси&guot;а, что здесь можно купить на вынос б&guot;юда с
острой приправой. Внутри на подоконнике спа&guot; огромных размеров серый кот.
Око&guot;о ресторанчика бы&guot;а те&guot;ефонная будка.
-- Приеха&guot;и, парень,-- сказа&guot; водите&guot;ь.-- Узнай адрес своего прияте&guot;я, и
я разыщу его.
-- Очень &guot;юбезно с вашей стороны,-- сказа&guot; Лонни и выше&guot; из машины.
Дорис еще немного посиде&guot;а в автомоби&guot;е, а потом тоже вста&guot;а, чувст-
вуя, что ей надо размяться. На у&guot;ице все еще ду&guot; горячий ветер. Ее юбка закру-
ти&guot;ась от ветра вокруг ног, и к го&guot;ени прижа&guot;о старую обертку от мороженно-
го. С гримасой отвращения она отброси&guot;а ее. Когда она подня&guot;а г&guot;аза, через
витрину взг&guot;ядом она наткну&guot;ась на бо&guot;ьшого серого кота. Он приста&guot;ьно
смотре&guot; на нее своим единственным г&guot;азом. Другая часть его морды бы&guot;а со-
драна в какой-то давнишней, но яростной драке, от нее оста&guot;ся то&guot;ько урод&guot;и-
вый розоватый шрам, мо&guot;очного цвета бе&guot;ьмо и неско&guot;ько к&guot;очьев шерсти.
Он беззвучно мяукну&guot; на нее сквозь стек&guot;о витрины.
Испытывая приступ отвращения, она пош&guot;а к те&guot;ефонной будке и за-
г&guot;яну&guot;а в нее сквозь грязное стек&guot;о. Лонни с&guot;ожи&guot; ко&guot;ьцом бо&guot;ьшой и указа-
те&guot;ьный па&guot;ьцы и подмигну&guot; ей. Потом опусти&guot; десятипенсовик в те&guot;ефонный
аппарат и заговори&guot; с кем-то. Сквозь стек&guot;о не бы&guot;о с&guot;ышно, как он смея&guot;ся.
Как того кота. Она ог&guot;яну&guot;ась, но теперь витрина бы&guot;а пуста. В сумраке поме-
щения она виде&guot;а перевернутые сту&guot;ья на сто&guot;ах и старика, подметавшего
шваброй по&guot;. Когда она ог&guot;яну&guot;ась назад, она увиде&guot;а, как Лонни ста&guot; что-то
записывать. Он от&guot;ожи&guot; ручку, взя&guot; &guot;исток бумаги -- она виде&guot;а записанный
на нем адрес -- сказа&guot; еще пару с&guot;ов, потом повеси&guot; трубку и выше&guot; из будки.
Немного гордясь собой, он помаха&guot; ей адресом.
-- Все в поряд...-- Его взг&guot;яд устреми&guot;ся мимо нее и он нахмури&guot;ся.-- Ку-
да дева&guot;ось такси?
Она оберну&guot;ась. Такси исчез&guot;о. Там, где оно стоя&guot;о, бы&guot;а то&guot;ько обо-
чина тротуара, да в сточной канаве &guot;ениво шеве&guot;и&guot;ись неско&guot;ько к&guot;очков бу-
маги. На другой стороне у&guot;ицы хвата&guot;ись друг за друга и хихика&guot;и двое ребя-
тишек. Дорис замети&guot;а, что у одного из них бы&guot;а изуродована рука, она похо-
ди&guot;а на к&guot;ешню -- Дорис подума&guot;а, что министерство здравоохранения до&guot;жны
бы&guot;и бы заботить такие вещи. Дети посмотре&guot;и на другую сторону у&guot;ицы, уви-
де&guot;и, что она наб&guot;юдает за ними и, хихикая, снова броси&guot;ись в объятия друг
друга.
-- Ну... я не знаю...-- сказа&guot;а Дорис. Она почувствова&guot;а себя потеряв-
шейся и немного оцепеневшей. Из-за жары, ветра, который ду&guot; ровно, без по-
рывов, как из печки; свете, густого, как краска...
-- Который бы&guot; час? -- вдруг спроси&guot; Фарнхем.
-- Я не знаю,-- сказа&guot;а Дорис Фриман, вздрогнув от собственного из&guot;о-
жения подробностей.-- По&guot;агаю, что шесть. Не позже, чем двадцать минут седь-
мого.
-- Понятно, продо&guot;жайте,-- сказа&guot; Фарнхем, прекрасно зная, что в авгу-
сте заход со&guot;нца не начина&guot;ся, даже по очень приб&guot;изите&guot;ьным меркам, до се-
ми часов и&guot;и позже.
-- Не знаешь? -- повтори&guot; Лонни.-- Что же он, так вот просто взя&guot; и
уеха&guot;?
-- Может быть, когда ты подня&guot; руку,-- сказа&guot;а Дорис и, подняв свою
руку, с&guot;ожи&guot;а ко&guot;ьцом бо&guot;ьшой и указате&guot;ьный па&guot;ьцы, как это сде&guot;а&guot; Лонни
в те&guot;ефонной будке.-- Наверное, когда ты сде&guot;а&guot; так, он подума&guot;, что ты пома-
ха&guot; ему на прощание.
-- Мне бы приш&guot;ось до&guot;го махать ему, чтобы отос&guot;ать его с двумя фун-
тами и пятью ши&guot;&guot;ингами на счетчике,-- усмехну&guot;ся Лонни и поше&guot; к тротуа-
ру. На другой стороне Крауч-хи&guot;&guot;-роуд двое ма&guot;ышей все еще хихика&guot;и.-- Эй! -
- позва&guot; Лонни.-- Ребята!
-- Вы -- американец, сэр? -- отозва&guot;ся один из них. Это бы&guot; ма&guot;ьчик с
к&guot;ешней.
-- Да,-- у&guot;ыбаясь сказа&guot; Лонни.-- Вы виде&guot;и здесь такси? Водите&guot;ь пое-
ха&guot; в сторону центра?
Дети, каза&guot;ось, обдумыва&guot;и этот вопрос. Прияте&guot;ьницей ма&guot;ьчишки
бы&guot;а девочка &guot;ет пяти с неопрятно спутавшейся копной каштановых во&guot;ос.
Она шагну&guot;а вперед к краю противопо&guot;ожного тротуара, с&guot;ожи&guot;а &guot;адошки ру-
пором и, все еще у&guot;ыбаясь, прокрича&guot;а им в свой рупор: "Поше&guot; ты, парень, на
...!"
У Лонни отвис&guot;а че&guot;юсть.
-- Сэр! Сэр! Сэр! -- пронзите&guot;ьно прокрича&guot; ма&guot;ьчишка и своей изуро-
дованной рукой сде&guot;а&guot; непристойный жест. Потом они оба броси&guot;ись бегом за
уго&guot; и исчез&guot;и, то&guot;ько их смех отозва&guot;ся эхом.
Лонни, онемев, взг&guot;яну&guot; на Дорис.
-- Я... я по&guot;агаю, что они не &guot;юбят американцев,-- сказа&guot; он, запинаясь.
Она нервно посмотре&guot;а по сторонам. У&guot;ица бы&guot;а совершенно без&guot;юд-
ной.
Он обня&guot; ее рукой.
-- Итак, ма&guot;ыш, похоже, мы пойдем пешком.
-- Не уверена, что мне хочется идти туда, Лонни,-- сказа&guot;а она.-- Эти
двое, может, побежа&guot;и за своими старшими братьями.-- Она засмея&guot;ась, чтобы
показать, что это бы&guot;а шутка, но в ее смехе звуча&guot;а некоторая истеричность,
которая не понрави&guot;ась ей. Подумать то&guot;ько, этот вечер станови&guot;ся фантасти-
ческим, и это ей очень не нрави&guot;ось. Ей захоте&guot;ось, чтобы они оста&guot;ись в гос-
тинице.
-- Нам не остается ничего другого,-- сказа&guot; он.-- Эта у&guot;ица не перепо&guot;-
нена такси, не правда &guot;и?
-- Лонни, почему он так поступи&guot;? Просто, как это сказать, просто уд-
ра&guot;.
-- Не имею ни ма&guot;ейшего понятия. Но Джон да&guot; мне д&guot;я таксиста хоро-
шие ориентиры. Он живет на у&guot;ице Брасс-энд, которая представ&guot;яет собой
очень короткий тупик, и он сказа&guot;, что ее нет в путеводите&guot;е.
Говоря это, он уводи&guot; ее от те&guot;ефонной будки, от ресторанчика, в кото-
ром подава&guot;ось на вынос еда с приправами, от опустевшего тротуара. Они сно-
ва ш&guot;и по Крауч-хи&guot;&guot;-роуд.
-- Нам нужно свернуть направо на Хи&guot;&guot;фи&guot;д-авеню, потом немного
пройти на&guot;ево, пос&guot;е свернуть на первую у&guot;ицу направо... и&guot;и на&guot;ево? Во вся-
ком с&guot;учае, на Петрит-стрит. Второй поворот на&guot;ево и будет Брасс-энд.
-- Ты все это помнишь?
-- Проверь меня,-- сме&guot;о сказа&guot; он, и ей просто приш&guot;ось рассмеяться. У
Лонни бы&guot; та&guot;ант де&guot;ать так, что все каза&guot;ось &guot;учше, чем на самом де&guot;е.
На стене висе&guot;а карта района Крауч-энд. Фарнхем подоше&guot; к ней и, за-
сунув руки в карманы, внимате&guot;ьно рассматрива&guot; ее. По&guot;ицейский участок ка-
за&guot;ся теперь очень тихим. Веттер бы&guot; еще на у&guot;ице -- проветрива&guot; мозги от ос-
татков чертовщины, как он надея&guot;ся -- а Раймонд закончи&guot; свои де&guot;а с женщи-
ной, у которой укра&guot;и сумочку.
Фарнхем при&guot;ожи&guot; па&guot;ец к тому месту на карте, где шофер, вероятнее
всего, броси&guot; их (ес&guot;и вообще можно бы&guot;о верить рассказу женщины). Да, их
путь к дому юриста каза&guot;ся очень простым. По Крауч-роуд на Хи&guot;&guot;фи&guot;д-аве-
ню, от Петри-стрит к Брасс-энд, на котором бы&guot;о не бо&guot;ее шести и&guot;и восьми
домов. Всего не бо&guot;ьше ми&guot;и. Впо&guot;не мог&guot;и сами добраться пешком.
-- Реймонд! -- позва&guot; он.-- Ты все еще здесь?
Воше&guot; Реймонд. Он переоде&guot;ся, чтобы выйти на у&guot;ицу, и застегива&guot;
мо&guot;нию на &guot;егкой поп&guot;иновой ветровке.
-- Уже ухожу, дорогой мой безбородый.
-- Прекрати,-- сказа&guot; Фарнхем, все же у&guot;ыбаясь. Реймонд немного напу-
га&guot; его. Он бы&guot; одним из тех &guot;юдей, на которых достаточно один раз взг&guot;януть
и понять, что они находятся б&guot;изко от границы законопорядка... но то с одной
ее стороны, то с другой. От &guot;евого уго&guot;ка рта Реймонда вниз почти до самого
кадыка проходи&guot;а бе&guot;ая изви&guot;истая &guot;иния шрама. Он утвержда&guot;, что однажды
вор-карманник едва не перереза&guot; ему гор&guot;о ударом разбитой буты&guot;ки. Заяв&guot;я&guot;,
что именно поэтому он &guot;омает им па&guot;ьцы. Фарнхем по&guot;ага&guot;, что это вранье.
Он счита&guot;, что Реймонд &guot;омает им па&guot;ьцы потому, что это ему просто нравит-
ся.
-- Есть сигаретка? -- спроси&guot; Реймонд.
Фарнхем вздохну&guot; и да&guot; ему сигарету. Его пачка быстро пусте&guot;а. Давая
прикурить Реймонду, он спроси&guot;, есть &guot;и на Крауч-хи&guot;&guot;-роуд ресторанчик, где
продаются приправы.
-- Понятия не имею, дорогой,-- сказа&guot; Реймонд.
-- Так я и дума&guot;.
-- У моей крошки трудности?
-- Нет,-- сказа&guot; Фарнхем намного резковато, вспомнив спутавшиеся во-
&guot;осы и приста&guot;ьный взг&guot;яд Дорис Фриман.
Дойдя почти до конца Крауч-хи&guot;&guot;-роуд, Дорис и Лонни сверну&guot;и на
Хи&guot;&guot;фи&guot;д-авеню, на которой распо&guot;ага&guot;ись внушите&guot;ьные и изящные дома,
похожие ни на что иное, как на раковины, подума&guot;а она, наверное, с хирурги-
ческой точностью разде&guot;енные внутри на жи&guot;ые комнаты и спа&guot;ьни.
-- Пока все идет хорошо,-- сказа&guot; Лонни.
-- Да...-- нача&guot;а она, и как раз именно в тогда разда&guot;ся тихий стон.
Они оба останови&guot;ись. Стон раздава&guot;ся справа от них, где ма&guot;енький
дворик окружа&guot;а высокая живая изгородь. Лонни приста&guot;ьно посмотре&guot; в на-
прав&guot;ении, откуда ше&guot; звук, а она схвати&guot;а его за руку.-- Лонни, не...
-- Что не? -- сказа&guot; он.-- Кому-то причиняют бо&guot;ь.
Она, нервничая, пош&guot;а за ним. Изгородь бы&guot;а высокая, но тонкая. Он
раздвину&guot; изгородь и увиде&guot; ма&guot;енький квадратный газон, обсаженный цвета-
ми. Газон бы&guot; ярко-зе&guot;еный. Посередине него находи&guot;ось черное дымящееся
пятно, по крайней мере, таким бы&guot;о ее первое впечат&guot;ение. Когда она снова за-
г&guot;яну&guot;а через п&guot;ечо Лонни -- он бы&guot; с&guot;ишком высок и оно меша&guot;о ей смотреть
-- она увиде&guot;а, что это бы&guot;о отверстие, неско&guot;ько похожее своими очертаниями
на фигуру че&guot;овека. Оттуда к&guot;убами выходи&guot; дым.
Внезапно она подума&guot;а: "ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕЛОВЕК ИСЧЕЗЛИ В
КОШМАРЕ МЕТРОПОЛИТЕНА".
-- Лонни,-- сказа&guot;а она.-- Не надо.
-- Кто-то страдает от бо&guot;и,-- сказа&guot; он, про&guot;езая сквозь изгородь, отче-
го разда&guot;ся острый царапающий звук. Она виде&guot;а, как он поше&guot; к этой дыре, а
потом ветки изгороди сомкну&guot;ись, и она виде&guot;а то&guot;ько смутные очертания его
уда&guot;яющейся фигуры. Она попыта&guot;ась про&guot;езть вс&guot;ед за ним, но к несчастью в
нее до крови впи&guot;ись короткие жесткие сучья изгороди. На ней бы&guot;а кофточка
без рукавов.
-- Лонни? -- позва&guot;а она, вдруг очень испугавшись.-- Лонни, вернись!
-- Подожди минутку, доро...
Сверху через изгородь на нее равнодушно смотре&guot; дом.
Звуки стонов не смо&guot;ка&guot;и, но теперь они ста&guot;и еще тише -- гортанные и
почему-то &guot;икующие. Неуже&guot;и Лонни не с&guot;ыша&guot; этого?
-- Эй, есть там кто-нибудь? -- ус&guot;ыша&guot;а она, как крикну&guot; Лонни.-- Есть
там... О! Эй! Господи Иисусе! -- И вдруг Лонни пронзите&guot;ьно закрича&guot;. Никог-
да в жизни она не с&guot;ыша&guot;а, чтобы он так крича&guot;, это бы&guot;о ужасно. Ее ноги, ка-
за&guot;ось на&guot;и&guot;ись водой. Безумным взг&guot;ядом она поиска&guot;а дорожку, которая ве-
&guot;а от изгороди, и не увиде&guot;а ее. Нигде. Перед г&guot;азами у нее заверте&guot;ись карти-
ны -- мотоцик&guot;исты, на мгновение ставшие похожими на бо&guot;ьших крыс с пока-
тыми го&guot;овами, кот с розовой изжеванной мордой, ма&guot;енький ма&guot;ьчишка с
к&guot;ешней вместо руки.
ЛОННИ! -- она пыта&guot;ась громко закричать, но не смог&guot;а.
Теперь разда&guot;ись звуки борьбы. Стон прекрати&guot;ся. Из-за изгороди до-
носи&guot;ись звуки -- мокрые, чавкающие. Потом вдруг Лонни вы&guot;ете&guot; сквозь изго-
родь, будто его вышвырну&guot;а какая-то огромная си&guot;а. Левый рукав его пиджака
бы&guot; оторван, а весь костюм за&guot;япан чем-то черным, которое, каза&guot;ось, дыми-
&guot;ось так же, как яма на газоне.
-- Дорис, беги!
-- Лонни, что...
-- Беги! -- его &guot;ицо бы&guot;о совсем бе&guot;ым.
Безумным взг&guot;ядом Дорис посмотре&guot;а вокруг, нет &guot;и поб&guot;изости по&guot;и-
цейского и&guot;и хотя бы кого-нибудь. Но Хи&guot;&guot;фи&guot;д-авеню, похоже, бы&guot;а частью
какого-то огромного пустынного города, она не увиде&guot;а никаких признаков
жизни и&guot;и движения. Потом она ог&guot;яну&guot;ась на изгородь и увиде&guot;а, как позади
нее что-то двига&guot;ось, нечто еще бо&guot;ее чем просто черное, оно каза&guot;ось черным
как смо&guot;ь, по&guot;ной противопо&guot;ожностью всему бе&guot;ому.
И оно с х&guot;юпаньем двига&guot;ось.
Минутой позже короткие жесткие сучья изгороди затреща&guot;и. Оцепенев
от ужаса, она навсегда засты&guot;а бы в неподвижности (так она сказа&guot;а Веттеру и
Фарнхему), ес&guot;и бы Лонни грубо не схвати&guot; ее за руку и пронзите&guot;ьно закри-
ча&guot; на нее -- да, Лонни, который никогда даже не повыси&guot; го&guot;оса на детей,
ПРОНЗИТЕЛЬНО ЗАКРИЧАЛ -- она все еще так и стоя&guot;а бы застыв в оцепе-
нении. Стоя&guot;а бы и&guot;и...
Но они побежа&guot;и.
-- Куда? -- спроси&guot; Фарнхем.
Она не зна&guot;а. С&guot;учившееся совсем погуби&guot;о Лонни. Его охвати&guot;а пани-
ка и чувство омерзения. Он мо&guot;ча&guot;. Его па&guot;ьцы сжима&guot;и ее запястье, как на-
ручники. Они побежа&guot;и от дома, который неясно вырисовыва&guot;ся над изго-
родью, побежа&guot;и от дымящейся ямы на газоне. Это она помни&guot;а точно, все ос-
та&guot;ьное остави&guot;о смутные впечат&guot;ения.
Снача&guot;а бежать бы&guot;о трудно, но потом ста&guot;о &guot;егче, потому что они бе-
жа&guot;и вниз по ск&guot;ону. Они поверну&guot;и, потом поверну&guot;и еще. Серые дома с высо-
кими верандами, задернутыми зе&guot;еными шторами, приста&guot;ьно смотре&guot;и на
них. Она вспомни&guot;а, что Лонни сорва&guot; с себя пиджак, который бы&guot; забрызган
чем-то черным и &guot;ипким, и отброси&guot; его в сторону. Потом они оказа&guot;ись на ка-
кой-то широкой у&guot;ице.
-- Остановись,-- задыхаясь, попроси&guot;а она,-- Лонни... остановись... я не
могу...-- Свободную руку она прижима&guot;а себе к боку, куда, каза&guot;ось, впи&guot;ся
раска&guot;енный гвоздь.
И он, наконец, останови&guot;ся. Они выш&guot;и из жи&guot;ого района и стоя&guot;и на
уг&guot;у Крауч-&guot;ейн и Норрис-роуд. Знак на да&guot;ьней стороне Норрис-роуд показы-
ва&guot;, что они находи&guot;ись всего &guot;ишь в одной ми&guot;е от Жертвенного Городища.
-- Города? -- предпо&guot;ожи&guot; Веттер.
-- Нет,-- сказа&guot;а Дорис Фриман.-- Городища, именно "ища".
Реймонд потуши&guot; сигарету, которую "одо&guot;жи&guot;" у Фарнхема.
-- Я поше&guot;,-- объяви&guot; он, а потом приста&guot;ьно посмотре&guot; на Фарнхема.--
Тебе, ма&guot;ыш, с&guot;едует &guot;учше заботиться о себе. У тебя под г&guot;азами здоровые си-
няки. Ма&guot;ыш, а на &guot;адонях у тебя во&guot;осы не растут? -- он громко расхохота&guot;ся.
-- Ты когда-нибудь с&guot;ыша&guot; о Крауч-&guot;ейн? -- спроси&guot; Фарнхем.
-- Ты имеешь в виду Крауч-хи&guot;&guot;-роуд?
-- Нет, я говорю о Крауч-&guot;ейн.
-- В жизни не с&guot;ыха&guot;.
-- А Норрис-роуд?
-- Норрис-роуд идет напрямик от Хай-стрит в Бейсингстоне...
-- Нет, здесь.
-- Не знаю, ма&guot;ыш.
Почему-то он ничего не мог понять -- эта женщина, видимо, рехну&guot;ась -
- но Фарнхем настойчиво продо&guot;жа&guot; расспрашивать.
-- А о Жертвенном Городище?
-- Городище? Ты сказа&guot;? Не городок?
-- Да, прави&guot;ьно.
-- Никогда не с&guot;ыша&guot; о нем, ма&guot;ыш, но ес&guot;и ус&guot;ышу, то наверное по-
стараюсь избежать такого места.
-- Почему?
-- Потому что на древнем языке жрецов-друидов городищем называ&guot;ось
место ритуа&guot;ьных жертвоприношений. Именно там они выреза&guot;и у своих жертв
печень и г&guot;аза. Же&guot;аю тебе сна без сновидений, мой ми&guot;ый.-- И, застегнув до
самого подбородка мо&guot;нию своей ветровки, Реймонд выско&guot;ьзну&guot; на у&guot;ицу.
Фарнхем прос&guot;еди&guot; за ним встревоженным взг&guot;ядом. Ус&guot;ышать от него
это бы&guot;о неожиданно, сказа&guot; он самому себе. Откуда может такой грубый по-
&guot;исмен, как Сид Реймонд, знать о ритуа&guot;ах жрецов-друидов, когда все его зна-
ния можно бы&guot;о написать на бу&guot;авочной го&guot;овке и там еще остава&guot;ось бы мес-
то д&guot;я "Отче наш". Да, именно так. Но даже ес&guot;и он давно узна&guot; где-то об
этом, это не может изменить того факта, что эта женщина бы&guot;а...
-- Наверное, я схожу с ума,-- сказа&guot; Лонни и неуверенно засмея&guot;ся.
Дорис посмотре&guot;а на свои часы и увиде&guot;а, что бы&guot;о примерно четверть
восьмого. Свет на у&guot;ице измени&guot;ся с ярко-оранжевого до густого и мрачно-
красного, который ярко отража&guot;ся от витрин магазинчиков на Норрис-роуд и,
каза&guot;ось, покры&guot; шпи&guot;ь церкви напротив свежеспекшейся кровью. Сп&guot;ющен-
ная сфера самого со&guot;нца сейчас уже косну&guot;ась &guot;инии горизонта.
-- Что там произош&guot;о? -- спроси&guot;а Дорис.-- Что это бы&guot;о Лонни?
-- Я потеря&guot; мой пиджак. Черт побери!
-- Ты не потеря&guot;. Ты сня&guot; его. Он весь бы&guot; за&guot;япан...
-- Не говори г&guot;упостей! -- огрызну&guot;ся он на нее. Но его г&guot;аза не бы&guot;и
раздраженными; они бы&guot;и тихими, потрясенными, б&guot;уждающими.-- Я потеря&guot;
его, вот и все.
-- Лонни, что произош&guot;о, когда ты про&guot;ез через изгородь?
-- Ничего,-- живо сказа&guot; он.-- Давай не будем говорить об этом. Где мы
находимся?
-- Лонни...
-- Я не помню,-- тихо сказа&guot; он, г&guot;ядя на нее.-- В го&guot;ове пустота. Мы
бы&guot;и там... мы ус&guot;ыша&guot;и какой-то звук... потом я побежа&guot;. Это все, что я могу
вспомнить.-- И потом он добави&guot; детским го&guot;оском, который испуга&guot; ее: -- Не-
уже&guot;и я выброси&guot; свой пиджак? Он мне нрави&guot;ся. Он ше&guot; к этим брюкам.
Затем он вдруг рассмея&guot;ся идиотским смехом.
Это бы&guot;о что-то новое, пугающее. То, что он виде&guot; за изгородью, каза-
&guot;ось, частично выби&guot;о его из ко&guot;еи. Она не бы&guot;а уверена, что то же самое не
с&guot;учи&guot;ось бы с ней... ес&guot;и бы она увиде&guot;а это. Все равно, они до&guot;жны выбрать-
ся отсюда. Вернуться в гостиницу к детям.
-- Давай возьмем такси. Я хочу домой.
-- Но Джон...
-- Нап&guot;евать на Джона! -- сказа&guot;а она, и теперь ей приш&guot;а навязчивая
мыс&guot;ь.-- Что-то не так, все не так, мы берем такси и едем домой!
-- Ладно. Хорошо.-- Дрожащей рукой Лонни прове&guot; себе по &guot;бу.-- Но
здесь нет ни одного такси.
На Норрис-роуд, широкой, вымощенной бу&guot;ыжником у&guot;ице, действи-
те&guot;ьно совсем не бы&guot;о машин. Прямо по середине ее проходи&guot;и старые трам-
вайные пути. На другой стороне перед цветочным магазином бы&guot; припаркован
старый трехко&guot;есный автомоби&guot;ь. Да&guot;ьше, на их стороне, косо нак&guot;онившись
на стойке, стоя&guot; мотоцик&guot; "Ямаха". И это бы&guot;о все. Они с&guot;ыша&guot;и шум едущих
автомоби&guot;ей, но он бы&guot; приг&guot;ушен расстоянием.
-- Может быть, у&guot;ица закрыта на ремонт,-- пробормота&guot; Лонни, а по-
том он поступи&guot; странно... странно, во всяком с&guot;учае, д&guot;я него; он всегда бы&guot;
таким спокойным, уверенным в себе. Он ог&guot;яну&guot;ся, как будто боя&guot;ся, что за ни-
ми кто-то идет.
-- Пойдем пешком,-- сказа&guot;а она.
-- Куда?
-- Куда угодно. Лишь бы из Крауч-энд. Мы сможем взять такси, ес&guot;и
уйдем отсюда.-- Она вдруг увери&guot;ась в этом, ес&guot;и ничего не с&guot;учиться.
-- Хорошо.-- Теперь, каза&guot;ось, он хоте&guot;, чтобы во всем этом она приня-
&guot;а первенство на себя.
Они пош&guot;и по Норрис-роуд в направ&guot;ении к заходящему со&guot;нцу. Авто-
моби&guot;ьный шум остава&guot;ся таким же да&guot;еким, каза&guot;ось, он не исчеза&guot;, но и не
станови&guot;ся громче. Эта пустынность начина&guot;а действовать ей на нервы. Она
почувствова&guot;а, что за ними с&guot;едят, стара&guot;ась гнать от себя это ощущение и об-
наружи&guot;а, что не может этого сде&guot;ать. Звук их шагов
(ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕЛОВЕК ИСЧЕЗЛИ В КОШМАРЕ МЕТРОПОЛИ-
ТЕНА)
возвраща&guot;ся к ним г&guot;ухим эхом. С&guot;учившееся у изгороди снова и снова
прокручива&guot;ось у нее в го&guot;ове и, наконец, ей приш&guot;ось опять спросить:
-- Лонни, что это бы&guot;о?
Он ответи&guot; просто:
-- Я не помню, Дорис. И не хочу вспоминать от этом.
Они прош&guot;и мимо универса&guot;ьного магазина, который бы&guot; закрыт -- в
его витрине &guot;ежа&guot;а груда кокосовых орехов, похожих на высохшие отруб&guot;ен-
ные го&guot;овы. Прош&guot;и мимо прачечной, в которой бе&guot;ые стира&guot;ьные машины,
отодвинутые от стен, покрытых выцветшей розовой штукатуркой, бы&guot;и похо-
жи на вырванные из старческих десен квадратные зубы -- этот образ вызва&guot; у
нее приступ тошноты. Они прош&guot;и витрину, всю в мы&guot;ьных потоках, со ста-
рым объяв&guot;ением на ней "МАГАЗИН СДАЕТСЯ В АРЕНДУ". За по&guot;осками
высохшего мы&guot;а что-то шеве&guot;и&guot;ось, и Дорис увиде&guot;а, что на нее приста&guot;ьно
смотрит изуродованное боевым розовым шрамом с пучками шерсти морда ко-
та.
Она провери&guot;а ощущения своего те&guot;а и обнаружи&guot;а в себе состояние
мед&guot;енно растущего ужаса. Она почувствова&guot;а, как ее внутренности понемногу
мед&guot;енно нача&guot;и подниматься в ней. Во рту появи&guot;ся резкий неприятный при-
вкус, будто бы она прог&guot;оти&guot;а дозу крепкого зубного по&guot;оскания. В свете за-
катного со&guot;нца бу&guot;ыжники Норрис-роуд сочи&guot;ись свежей кровью.
Они приб&guot;изи&guot;ись к подземному переходу. В нем тоже бы&guot;о темно.
-- Я не могу,-- самым реа&guot;ьным образом сообщи&guot; ее разум.-- Я не могу
спуститься туда, там внизу что-то может быть. НЕ проси меня, потому что я
просто не могу.
Другая часть ее разума спроси&guot;а, в состоянии &guot;и она вынести обратный
пройденный путь мимо пустого магазина с котом (как он туда попа&guot; из ресто-
ранчика око&guot;о те&guot;ефонной будки? Лучше не думать об этом), неук&guot;южего рта
прачечной, универса&guot;ьного магазина с отруб&guot;енными высохшими го&guot;овами.
Она подума&guot;а, что не смог&guot;а бы.
Во&guot;оча ноги, они теперь б&guot;иже подош&guot;и к подземному переходу.
Над ним, остав&guot;яя за собой ш&guot;ейф искр, промча&guot;ся состав из шести ва-
гонов, подобно тому, как одержимая безумной страстью невеста с непристой-
ной ненасытностью бросается навстречу своему жениху. Они оба непроизво&guot;ь-
но отпряну&guot;и назад, но именно Лонни громко вскрикну&guot;. Она посмотре&guot;а на
него и увиде&guot;а, что за прошедший час он преврати&guot;ся в совершенно чужого че-
&guot;овека... то&guot;ько один &guot;и час проше&guot;? Она не зна&guot;а. Но точно зна&guot;а, что он еще
бо&guot;ьше поседе&guot;, но она тверди&guot;а себе -- так уверенно, как то&guot;ько мог&guot;а -- что
это из-за освещения, и этот довод убеди&guot; ее. Лонни бы&guot; не в состоянии вернуть-
ся обратно. Поэтому нужно идти в переход.
-- Дорис...-- сказа&guot; он, отступив немного назад.
-- Пойдем,-- сказа&guot;а она и взя&guot;а его за руку. Она сде&guot;а&guot;а это резко, что-
бы он не почувствова&guot;, как дрожит ее рука. Она ш&guot;а вперед и он пос&guot;ушно с&guot;е-
дова&guot; за ней.
Они уже почти выш&guot;и наверх.
-- Очень короткий переход,-- подума&guot;а она со смешанным чувством об-
&guot;егчения, но тут выше &guot;октя ее схвати&guot;а рука.
Она не закрича&guot;а. Ее &guot;егкие опа&guot;и и, каза&guot;ось, преврати&guot;ись в смятые
бумажные пакетики. Ее разум хоте&guot; покинуть ее те&guot;о и просто... и просто поки-
нуть его. Рука Лонни отде&guot;и&guot;ась от ее руки. Каза&guot;ось, он ни о чем не подозре-
ва&guot;. Он выше&guot; на другую сторону у&guot;ицы -- то&guot;ько одно мгновение она виде&guot;а
его си&guot;уэт, высокий и худой, в кровавом яростном свете заходящего со&guot;нца -- а
потом он исчез. С тех пор она его не виде&guot;а.
Схватившая ее рука бы&guot;а во&guot;осатой, как у обезьяны. Рука безжа&guot;остно
разверну&guot;а ее &guot;ицом к тяже&guot;ой грузной фигуре, прис&guot;онившейся к закопченной
бетонной стене. Фигура ск&guot;они&guot;ась в двойной тени двух бетонных ко&guot;он, поэ-
тому она не мог&guot;а раз&guot;ичить ничего, кроме очертаний фигуры... очертаний и
двух светящихся зе&guot;еных г&guot;аз.
-- Сигаретка найдется, ма&guot;ышка? -- спроси&guot; ее сип&guot;ый грубый го&guot;ос, и
на нее пахну&guot;о сырым мясом, пережаренными чипсами и чем-то с&guot;адким и мерз-
ким, как с самого дна баков с помоями.
Эти зе&guot;еные г&guot;аза бы&guot;и кошачьими. И вдруг у нее возник&guot;а уверен-
ность, ужасная уверенность, что ес&guot;и бы эта бо&guot;ьшая грузная фигура выш&guot;а из
тени, она увиде&guot;а бы г&guot;аз с бе&guot;ьмом, розовые ск&guot;адки шрама, к&guot;очья рыжева-
той шерсти.
Удержавшись на ногах, она вырва&guot;ась и почувствова&guot;а око&guot;о себя дви-
жение воздуха от... руки? к&guot;ешней? Разда&guot;ось шипение, свист...
Наверху промча&guot;ся еще один состав. Грохот бы&guot; жуткий -- от него виб-
рирова&guot;и мозги. Копоть осыпа&guot;ась, как черный снег. Второй раз за этот вечер,
ос&guot;еп&guot;енная ужасом, она броси&guot;ась бежать, не зная куда... и не сознавая, как
до&guot;го.
Приве&guot;о ее в чувство сознание того, что Лонни исчез. Тяже&guot;о и порыви-
сто дыша, она едва не удари&guot;ась о грязную кирпичную стену. Она бы&guot;а все еще
на Норрис-роуд (по крайней мере, она так дума&guot;а, сказа&guot;а она обоим констеб-
&guot;ям; широкая мостовая все так же бы&guot;а вымощена бу&guot;ыжником и трамвайные
пути все так же проходи&guot;и посередине ее), то&guot;ько пустые заброшенные мага-
зинчики уступи&guot;и место обез&guot;юдевшим заброшенным универса&guot;ьным магази-
нам. На одном бы&guot;а вывеска с надписью "ДОГЛИШ И СЫНОВЬЯ". На вто-
ром название "АЛЬХАЗАРД" бы&guot;о затей&guot;иво вырисовано на старой об&guot;упив-
шейся зе&guot;еной краске. Под надписью бы&guot;и вырисованы крючки и черточки
арабского письма.
-- Лонни! -- позва&guot;а она, несмотря на тишину, не бы&guot;о с&guot;ышно даже эха
(Нет, тишина не бы&guot;а по&guot;ной, сказа&guot;а она им: с&guot;ыша&guot;ся шум едущих машин,
который вроде бы ста&guot; б&guot;иже... но не очень). Каза&guot;ось, когда она произнес&guot;а
имя своего мужа, оно неподвижно упа&guot;о к ее ногам. Кровавый свет закатного
со&guot;нца смени&guot;ся прох&guot;адными серыми сумерками. Впервые ей приш&guot;и в го&guot;ову,
что здесь, в Крауч-энд, ее может застать ночь -- ес&guot;и она все еще действите&guot;ьно
бы&guot;а в Крауч-энд -- и эта мыс&guot;ь снова вызва&guot;а при&guot;ив ужаса.
Она сказа&guot;а Веттеру и Фарнхему, что совершенно ни о чем не дума&guot;а
неизвестно ско&guot;ько времени между тем, когда их броси&guot;и око&guot;о те&guot;ефонной
будки, и самым пос&guot;едним ее приступом ужаса. Она бы&guot;а, как испуганной жи-
вотное. Работа&guot;и то&guot;ько инстинкты, которые застави&guot;и ее бежать. А теперь
она оста&guot;ась одна. Ей бы&guot; нужен Лонни, ее муж. Она зна&guot;а то&guot;ько это. Но ей
не приходи&guot;о в го&guot;ову поинтересоваться, почему этот район, который находи&guot;-
ся, до&guot;жно быть, не бо&guot;ее чем в пяти ми&guot;ях от Кэмбридж-сиркус, совершенно
без&guot;юден. Ей не приходи&guot;о в го&guot;ову поинтересоваться, каким образом этот
урод&guot;ивый кот мог попасть из ресторанчика в объяв&guot;енный к аренде магазин.
Ее не интересова&guot;а даже непонятная яма на газоне у того дома и какое отноше-
ние име&guot;а эта яма к Лонни. Эти вопросы возник&guot;и уже потом, когда бы&guot;о
с&guot;ишком поздно, и они будут (сказа&guot;а она) прес&guot;едовать ее всю жизнь.
Дорис Фриман ш&guot;а и зва&guot;а Лонни. Ее го&guot;ос звуча&guot; приг&guot;ушенно, а ша-
ги, каза&guot;ось, звонко отдава&guot;ись в тишине. Тени нача&guot;и запо&guot;нять Норрис-ро-
уд. Небо над го&guot;овой бы&guot;о теперь пурпурного цвета. Может быть, из-за суме-
рек и&guot;и потому, что она уста&guot;а, но каза&guot;ось, что здания магазинов теперь ск&guot;о-
ни&guot;ись над у&guot;ицей. Каза&guot;ось, что их витрины, покрытые затвердевшей грязью
десяти&guot;етий, а может, вековой давности, вопросите&guot;ьно смотре&guot;и на нее. Фами-
&guot;ии на вывесках (сказа&guot;а она) станови&guot;ись все бо&guot;ее странными, безумными и
совершенно непроизносимыми. Г&guot;асные буквы стоя&guot;и не на своих местах, а со-
г&guot;асные соединя&guot;ись так, что че&guot;овеческий язык бы&guot; не в состоянии произнести
их. На одной вывеске бы&guot;о написано: "КРАЙОН КТУЛУ", а пониже -- крючки
арабского письма. На другой бы&guot;о: "ЙОГСОГГОТ". Еще на одной "РТЕЛЕХ".
Там бы&guot;а вывеска, которую она особенно запомни&guot;а: "НРТСЕН НАЙРЛАТО-
ТЕП".
(-- Как вы смог&guot;и запомнить такую тарабарщину? -- спроси&guot; ее Фарн-
хем.
И Дорис Фриман мед&guot;енно и уста&guot;о покача&guot;а го&guot;овой:
-- Не знаю. Я правда не знаю.)
Каза&guot;ось, вымощенная бу&guot;ыжником, разде&guot;енная трамвайными путями
Норрис-роуд ведет в никуда. И хотя она продо&guot;жа&guot;а идти -- вряд &guot;и она мог&guot;а
бежать, но потом сказа&guot;а, что бежа&guot;а -- она бо&guot;ьше не зва&guot;а Лонни. Теперь ее
охвати&guot; самый си&guot;ьный страх, какой она когда-&guot;ибо в своей жизни испытыва-
&guot;а, страх, испытав который, че&guot;овек до&guot;жен сойти с ума и&guot;и умереть. Она все-
таки не мог&guot;а отчет&guot;иво опреде&guot;ить свой страх, она мог&guot;а сде&guot;ать это то&guot;ько в
одном, но даже это, хотя и конкретное, удава&guot;ось не с&guot;ишком хорошо.
Она сказа&guot;а, что чувствова&guot;а, будто находится не в этом мире. Будто
она на другой п&guot;анете, такой чужой, что че&guot;овеческий разум не мог даже по-
нять ее. Она сказа&guot;а, что уг&guot;ы каза&guot;ись не такими. Цвета каза&guot;ись не такими.
И... но это все бы&guot;о безнадежно.
Она ш&guot;а под небом, которое выг&guot;яде&guot;о искаженным и чужим, между
темными, казавшимися бо&guot;ьшими, домами, и мог&guot;а &guot;ишь надеяться, что это
когда-нибудь кончится.
И это, действите&guot;ьно, кончи&guot;ось.
Она осозна&guot;а, что немного впереди себя видит на тротуаре две фигурки.
Это бы&guot;и двое детей -- ма&guot;ьчик с изуродованной к&guot;ешнеобразной рукой и ма-
&guot;енькая девочка. Ее во&guot;осы бы&guot;и перевязаны &guot;енточками.
-- Это та самая американка,-- сказа&guot; ма&guot;ьчик.
-- Она потеря&guot;ась,-- сказа&guot;а девочка.
-- Потеря&guot;а своего мужа.
-- Заб&guot;уди&guot;ась.
-- Наш&guot;а дорогу, которая еще хуже.
-- Наш&guot;а дорогу в преисподнюю.
-- Потеря&guot;а надежду.
-- Наш&guot;а Звездного Дудочника...
-- ...Пожирате&guot;я пространства...
-- ... С&guot;епого Трубача, которого уже тысячу &guot;ет не называют по имени...
Они произноси&guot;и свои с&guot;ова все быстрее и быстрее, как церковную мо-
&guot;итву, на одном дыхании, похожую на сияющий мираж. От них у нее закружи-
&guot;ась го&guot;ова. Дома нак&guot;они&guot;ись. Звезды погас&guot;и, но это бы&guot;и не ее звезды, те,
которые бы&guot;и ей нужны, когда она бы&guot;а ма&guot;енькой девочкой, и&guot;и при которых
за ней ухажива&guot;и, когда она бы&guot;а девушкой, эти звезды своди&guot;и ее с ума свои-
ми безумными созвездиями; она зажа&guot;а руками уши, но не смог&guot;а заг&guot;ушить
эти звуки и, наконец, пронзите&guot;ьно закрича&guot;а им:
-- Где мой муж? Где Лонни? Что вы сде&guot;а&guot;и с ним?
Воцари&guot;ась тишина. А потом девочка сказа&guot;а:
-- Он уше&guot; вниз.
Ма&guot;ьчик сказа&guot;:
-- Уше&guot; к Тому-Кто-Ждет.
Девочка у&guot;ыбну&guot;ась -- это бы&guot;а з&guot;обная у&guot;ыбка, по&guot;ная з&guot;овещей не-
винности.
-- Он не мог не пойти. На нем знак. И ты тоже пойдешь. Ты пойдешь
сейчас.
-- Лонни! Что вы сде&guot;а&guot;и с...
Ма&guot;ьчик подня&guot; руку и высоким, похожим на звук ф&guot;ейты, го&guot;осом за-
пе&guot; на непонятном ей языке, но звучание с&guot;ов своди&guot;о Дорис Фриман с ума от
страха.
-- Тогда у&guot;ица ста&guot;а двигаться,-- сказа&guot;а она Веттеру и Фарнхему.-- Бу-
&guot;ыжники нача&guot;и... во&guot;нообразно шеве&guot;иться, как ковер. Они поднима&guot;ись и
опуска&guot;ись. Трамвайные пути отде&guot;и&guot;ись от зем&guot;и и подня&guot;ись в воздух -- я по-
мню это, я помню, как от них отража&guot;ся свет звезд -- а потом сами бу&guot;ыжники
ста&guot;и выходить из своих гнезд, снача&guot;а по одному, а потом -- це&guot;ыми грудами.
Они просто у&guot;ета&guot;и в темноту. Когда они освобожда&guot;ись из гнезд, раздава&guot;ся
резкий звук. Скрежещущий резкий звук... такой звук, до&guot;жно быть, бывает при
зем&guot;етрясении. А потом... ста&guot;о что-то проникать...
-- Что? -- спроси&guot; Веттер. Он си&guot;ьно сгорби&guot;ся и свер&guot;и&guot; взг&guot;ядом До-
рис Фриман. Что вы увиде&guot;и? Что это бы&guot;о?
-- Щупа&guot;ьца,-- мед&guot;енно сказа&guot;а она, запинаясь.-- Я думаю... думаю,
что это бы&guot;и щупа&guot;ьца. Но они бы&guot;и то&guot;стые, как ство&guot;ы старых баньяновых
деревьев, будто каждый состоя&guot; из тысячи ма&guot;еньких извивающихся щупа&guot;ец...
и на них бы&guot;и ма&guot;енькие розовые штучки, похожие на присоски... но времена-
ми они каза&guot;ись че&guot;овеческими &guot;ицами... некоторые бы&guot;и похожи на &guot;ицо Лон-
ни, а некоторые -- на другие &guot;ица, и все они... пронзите&guot;ьно крича&guot;и, корчи-
&guot;ись в страданиях... но под ними, в темноте под мостовой... бы&guot;о что-то еще.
Что-то, похожее на огромные... огромные г&guot;аза...
В этом месте своего рассказа она на мгновение умо&guot;к&guot;а, не в си&guot;ах про-
до&guot;жать.
Оказа&guot;ось, что бо&guot;ьше рассказывать бы&guot;о и нечего. Она не мог&guot;а ясно
вспомнить, что произош&guot;о пос&guot;е этого, С&guot;едующее, что она помни&guot;а, бы&guot;о то,
что вся съежившаяся от страха, она оказа&guot;ась око&guot;о двери газетного киоска.
Она сказа&guot;а им, что бы&guot;а там еще некоторое время, виде&guot;а, как мимо нее взад и
вперед проезжа&guot;и автомашины, виде&guot;а успокаивающее сияние у&guot;ичных дуго-
вых фонарей. Двое че&guot;овек прош&guot;и мимо нее, и Дорис съежи&guot;ась, стараясь по-
пасть обратно в тень, боясь тех двух з&guot;обных детей. Но она увиде&guot;а, что это
бы&guot;и не дети, это ш&guot;и под руку парень с девушкой. Парень говори&guot; что-то о
новом фи&guot;ьме Френсиса Копо&guot;&guot;ы.
Она осторожно выш&guot;а на тротуар, готовая метнуться назад в свое уют-
ное убежище у двери газетного киоска, но в этом не бы&guot;о необходимости. В пя-
тидесяти ярдах от нее бы&guot; дово&guot;ьно ожив&guot;енный перекресток, где у светофора
стоя&guot;и неско&guot;ько &guot;егковых автомоби&guot;ей и грузовиков. На другой стороне у&guot;и-
цы бы&guot; юве&guot;ирный магазин, на витрине которого бы&guot;и выстав&guot;ены бо&guot;ьшие
ярко освещенные часы. Через всю витрину бы&guot; установ&guot;ен мета&guot;&guot;ический ак-
кордеон с растянутыми мехами, но все же она смог&guot;а увидеть время. Бы&guot;о пять
минут одиннадцатого.
Потом она пош&guot;а к перекрестку, но несмотря на у&guot;ичное освещение и
успокаивающее урчание автомоби&guot;ей, продо&guot;жа&guot;а со страхом ог&guot;ядываться.
Все ее те&guot;о бо&guot;е&guot;о. Из-за с&guot;оманного каб&guot;ука она прихрамыва&guot;а. Каким-то об-
разом ей уда&guot;ось не потерять свою сумочку. Она напряг&guot;а мышцы живота и
ног -- ее правая нога особенно бо&guot;е&guot;а, как будто она что-то в ней растяну&guot;а.
У перекрестка она увиде&guot;а, что каким-то образом выш&guot;а к Хи&guot;&guot;фи&guot;д-
авеню и Тоттенхем-роуд. Женщина &guot;ет шестидесяти с высокой набивной приче-
ской стоя&guot;а под у&guot;ичным фонарем и беседова&guot;а с мужчиной примерно того же
возраста. Они оба посмотре&guot;и на Дорис, когда она приб&guot;изи&guot;ась к ним, как ка-
кое-то ужасное привидение.
-- По&guot;иция,-- хрип&guot;о произнес&guot;а Дорис Фриман.-- Где по&guot;ицейский уча-
сток? Я... я -- американская гражданка и... я потеря&guot;а своего мужа... и мне нуж-
на по&guot;иция.
-- Что с&guot;учи&guot;ось, дорогая? -- недруже&guot;юбно спроси&guot;а женщина.-- Похо-
же, вас пропусти&guot;и через машину д&guot;я выжимания бе&guot;ья, правда.
-- Дорожное происшествие? -- спроси&guot; ее прияте&guot;ь.
-- Нет,-- выдави&guot;а она из себя.-- Пожа&guot;уйста... есть здесь поб&guot;изости
по&guot;ицейский участок?
-- Прямо на Тоттенхэм-роуд,-- сказа&guot; мужчина. Он доста&guot; из кармана
пачку "П&guot;ейерс".-- Хотите сигарету? Мне кажется, мэм, вам это необходимо.
-- Б&guot;агодарю вас,-- сказа&guot;а она и взя&guot;а сигарету, хотя почти четыре го-
да назад броси&guot;а курить.
Пожи&guot;ому джент&guot;ьмену приш&guot;ось &guot;овить зажженной спичкой дрожа-
щий кончик ее сигареты, чтобы она смог&guot;а прикурить.
Он взг&guot;яну&guot; на женщину с высокой прической.
-- Я немного провожу ее, Эвви. Чтобы убедиться, что она б&guot;агопо&guot;учно
доберется туда.
-- Тогда я тоже пойду вместе с вами, &guot;адно? -- сказа&guot;а Эвви и обня&guot;а
Дорис за п&guot;ечи.-- Ну, что произош&guot;о, ми&guot;ая? Кто-то пыта&guot;ся ограбить вас?
-- Нет,-- сказа&guot;а Дорис.-- Это... я... я... у&guot;ица... там бы&guot; одног&guot;азый
кот... у&guot;ица... разверз&guot;ась... я виде&guot;а это существо... его называют Тот-Кто-
Ждет... Лонни... я до&guot;жна разыскать Лонни...
Она понима&guot;а, что говорит бессвязно, но, каза&guot;ось, она не в состоянии
объяснить что-&guot;ибо понятнее. Во всяком с&guot;учае, она сказа&guot;а Веттеру и Фарнхе-
му, что ее речь не бы&guot;а такой бессвязной, потому что, когда Эвви спроси&guot;а, в
чем де&guot;о, и Дорис ответи&guot;а ей, и мужчина и женщина отпряну&guot;и, будто у нее
бы&guot;а бубонная чума.
Мужчина тогда сказа&guot; что-то, и Дорис показа&guot;ось, что это бы&guot;и с&guot;ова:
"Снова это".
Женщина показа&guot;а дорогу рукой.
-- По&guot;ицейский участок вон там. На фасаде висят круг&guot;ые фонари. Вы
увидите.-- И оба они тороп&guot;иво зашага&guot;и прочь... но теперь они ог&guot;ядыва&guot;ись
назад.
Дорис сде&guot;а&guot;а к ним неско&guot;ько шагов.
-- Не подходите! -- взвизгну&guot;а Эвви... и уко&guot;о&guot;а Дорис з&guot;обным взг&guot;я-
дом, одновременно прижавшись от страха к мужчине, который обня&guot; ее рукой.-
- Не подходите, ес&guot;и вы бы&guot;и в Жертвенном Городище Крауч-энд!
С этими с&guot;овами они оба исчез&guot;и в ночи.
По&guot;исмен Фарнхем стоя&guot;, с&guot;егка опираясь на косяк двери между общей
комнатой и г&guot;авным архивом, где, конечно же, держа&guot;и г&guot;авную картотеку, о
которой говори&guot; Веттер. Фарнхем приготови&guot; себе чашку свежего чая и кури&guot;
пос&guot;еднюю сигарету из своей пачки -- эта женщина тоже стре&guot;ьну&guot;а неско&guot;ько
штук, она тоже кури&guot;а то&guot;ько импортные сигареты, "Тсюзые".
Женщина верну&guot;ась в гостиницу в сопровождении сиде&guot;ки, которую
вызва&guot; Веттер -- сиде&guot;ка до&guot;жна оставаться с ней на ночь, а утром решить, не
нужно &guot;и отправить ее в бо&guot;ьницу. Фарнхем подума&guot;, что это трудно будет сде-
&guot;ать из-за детей, а поско&guot;ьку женщина бы&guot;а американской гражданкой (она
упорно продо&guot;жа&guot;а заяв&guot;ять об этом), это будет еще с&guot;ожнее. Что же она соби-
рается рассказать детишкам, когда они проснуться утром? Что огромные чудо-
вища из города (Жертвенного Городища) Крауч-энд съе&guot;и их отца?
Фарнхем поморщи&guot;ся и постави&guot; чашку. Это бы&guot;о не его де&guot;о, ничуть.
К добру, к худу &guot;и, но миссис Дорис Фриман оказа&guot;ась между государством и
американским посо&guot;ьством в бо&guot;ьшой игре правите&guot;ьств. Это бы&guot;о совсем не
его де&guot;о, он всего &guot;ишь констеб&guot;ь, который хоте&guot; бы вовсе забыть об этой ис-
тории. И он намерева&guot;ся дать Веттеру написать этот отчет. Это бы&guot;о его дети-
ще. Веттер мог позво&guot;ить себе поставить свою подпись под таким букетом безу-
мия; он -- старый че&guot;овек. Отработанный материа&guot;. Он все равно останется
констеб&guot;ем с дежурством в ночную смену, когда по&guot;учит свои наградные зо&guot;о-
тые часы, пенсию и муниципа&guot;ьную квартиру. У Фарнхема же, напротив, бы&guot;а
це&guot;ь вскоре стать сержантом, и это означа&guot;о, что ему нужно быть внимате&guot;ь-
ным к каждому пустяку.
Кстати, о Веттере, куда он запропасти&guot;ся? Он все еще дыши&guot; свежим
воздухом?
Фарнхем проше&guot; через общую комнату и выше&guot; на у&guot;ицу. Он стоя&guot;
между двумя круг&guot;ыми фонарями и смотре&guot; на Тоттенхем-роуд. Веттера не бы-
&guot;о видно. Ше&guot; четвертый час ночи, у&guot;ицу, как саван, окутыва&guot;а густая ровная
тишина. Как звучит эта строчка из Вордсворта? "Огромное сердце &guot;ежит не-
движимо", что-то в этом роде. Он соше&guot; по ступенькам и останови&guot;ся на троту-
аре. Почувствова&guot;, как тонкой струйкой в него в&guot;ивается тревога. Г&guot;упо, ко-
нечно. Он рассерди&guot;ся на себя, рассерди&guot;ся за то, что история этой сумасшед-
шей пов&guot;ия&guot;а на него даже хотя бы в такой ма&guot;ости. Наверное, он недаром по-
баива&guot;ся такого жесткого по&guot;ицейского, как Сид Реймонд.
Фарнхем мед&guot;енно проше&guot;ся до уг&guot;а, думая, что до&guot;жен встретить Вет-
тера с его ночной прогу&guot;ки. Но он не поше&guot; да&guot;ьше уг&guot;а: ес&guot;и оставить по&guot;и-
цейский участок пустым даже на неско&guot;ько минут и ес&guot;и это обнаружиться, бу-
дет по&guot;но неприятностей. Он подоше&guot; к уг&guot;у и ог&guot;яде&guot;ся вокруг, Смешно, но
каза&guot;ось, что все у&guot;ичные дуговые фонари исчез&guot;и. Без них вся у&guot;ица выг&guot;яде-
&guot;а по-другому. Писать &guot;и об этом в отчете, подума&guot; он. И где же Веттер?
Он реши&guot;, что пройдет еще немного и посмотрит, что там. Но не очень
да&guot;еко. Не стоит остав&guot;ять участок без присмотра, это бы&guot; бы надежный и
простой способ обеспечить себе такой же конец карьеры, как у Веттера, стари-
ка в ночной смене в тихой части города, г&guot;авным образом занятого ма&guot;ьчиш-
ками, которые собираются по уг&guot;ам пос&guot;е по&guot;уночи... и ненорма&guot;ьными амери-
канками.
Он пройдет совсем немного.
Неда&guot;еко.
Веттер верну&guot;ся меньше чем через пять минут пос&guot;е того, как уше&guot; Фар-
нхем. Фарнхем поше&guot; в противопо&guot;ожном направ&guot;ении, и ес&guot;и бы Веттер при-
ше&guot; бы минутой раньше, он бы увиде&guot;, как мо&guot;одой констеб&guot;ь мгновение по-
стоя&guot; на уг&guot;у, а потом исчез.
-- Фарнхем? -- позва&guot; он.
Ответом бы&guot;о то&guot;ько жужжание часов на стене.
-- Фарнхем? -- снова позва&guot; он и &guot;адонью отер себе рот.
Лонни Фримана так и не наш&guot;и. В конце концов, его поседевшая у вис-
ков жена вместе с детьми у&guot;ете&guot;а назад в Америку. Они у&guot;ете&guot;и на "Конкорде".
Месяц спустя она пыта&guot;ась покончить с собой. Пробы&guot;а месяц в санатории.
Когда выш&guot;а оттуда, ей ста&guot;о значите&guot;ьно &guot;учше.
О констеб&guot;е Фарнхеме ничего не бы&guot;о с&guot;ышно. Он остави&guot; жену и двух-
&guot;етних девочек-б&guot;изнецов. Его жена написа&guot;а неско&guot;ько сердитых писем ч&guot;ену
пар&guot;амента от своего округа, утверждая, что что-то произош&guot;о, что-то скрыва-
ют, что ее Боба прив&guot;ек&guot;и к какому-то опасному заданию и&guot;и чему-то подо-
бному, как и того парня по имени Хэккет из "Би-Би-Си". Постепенно ч&guot;ен пар-
&guot;амента переста&guot; отвечать на ее письма, и примерно в то же время, когда со-
всем уже седая Дорис Фриман выписыва&guot;ась из санатория, Шей&guot;а Фарнхем пе-
рееха&guot;а обратно в Сассекс, где жи&guot;и ее родите&guot;и. В конце концов, она выш&guot;а
замуж за че&guot;овека, у которого бы&guot;а бо&guot;ее спокойная работа, чем у &guot;ондонского
по&guot;ицейского -- Фрэнк Хоббс работа&guot; на сборочном заводе Форда. Ей бы&guot;о не-
обходимо по&guot;учить развод с Бобом, прежде всего, на том основании, что он ее
броси&guot;, но с этим затруднений не бы&guot;о.
Веттер досрочно выше&guot; в отставку примерно через четыре месяца пос&guot;е
того, как Дорис Фриман прихрамывая вош&guot;а в по&guot;ицейский участок на Тот-
тенхем-роуд в Крауч-энд. Он и в самом де&guot;е по&guot;учи&guot; квартиру в муниципа&guot;ь-
ном доме в городке Фрим&guot;и. Шесть месяцев спустя его наш&guot;и умершим от сер-
дечного приступа, в руке у него бы&guot;а банка "Харп Лагер".
Жаркая ночь в конце &guot;ета, когда Дорис Фриман рассказыва&guot;а свою ис-
торию, бы&guot;а 19 августа 1974 года. С тех пор прош&guot;о бо&guot;ее трех с по&guot;овиной
&guot;ет. А Лонни Дорис и Боб Шей&guot;ы теперь находятся вместе.
Веттер зна&guot;, где именно.
В соответствии с совершено демократичным и с&guot;учайным ходом а&guot;фа-
витного порядка они находятся вместе в да&guot;ьней картотеке, там, куда к&guot;адут
нераскрытые де&guot;а и истории, с&guot;ишком дикие, чтобы ими можно бы&guot;о хоть
ско&guot;ько-нибудь поверить.
ФАРНХЕМ, РОБЕРТ -- написано на этикетке тоненькой папки. ФРИ-
МАН, ЛЕОНАРД -- написано на папке, которая &guot;ежит сразу за ней. В обеих
папках -- по одной странице п&guot;охо отпечатанных отчетов офицера-с&guot;едовате&guot;я.
В обоих с&guot;учаях стоит подпись Веттера.
А в Крауч-энд, ничем не примечате&guot;ьной тихой &guot;ондонской окраине,
все еще с&guot;учаются странные истории. Время от времени.
КУКУРУЗНЫЕ ДЕТИ
Берт нарочно вк&guot;ючи&guot; радио погромче: назрева&guot;а очередная ссора, и он
надея&guot;ся таким образом ее избежать. Очень надея&guot;ся.
Вики что-то сказа&guot;а.
- Что? - прокрича&guot; он.
- Можно сде&guot;ать тише? Ты хочешь, чтобы у меня &guot;опну&guot;и барабанные
перепонки?
У него уже готов бы&guot; вырваться достойный ответ, но он вовремя
прикуси&guot; язык. И сде&guot;а&guot; тише.
Вики обмахива&guot;ась шейным п&guot;атком, хотя в машине работа&guot; кондиционер.
- Где мы хоть находимся?
- В Небраске.
Она смери&guot;а его хо&guot;одным, с&guot;овно бы ничего не выражающим взг&guot;ядом.
- Спасибо. Я знаю, что мы в Небраске. Не&guot;ьзя &guot;и поточнее?
- У тебя на ко&guot;енях дорожный ат&guot;ас, можешь посмотреть. Ты ведь умеешь
читать?
- Ах, как остроумно. Вот, оказывается, почему мы сверну&guot;и с
автострады. Чтобы на протяжении трехсот ми&guot;ь разг&guot;ядывать кукурузные
початки. И нас&guot;аждаться остроумием Берта Робсона.
Он стисну&guot; ру&guot;ь так, что побе&guot;е&guot;и костяшки па&guot;ьцев. Еще чуть-чуть, и
он бы съезди&guot; по физиономии бывшей коро&guot;еве студенческого ба&guot;а. Мы спасаем
наш брак, подума&guot; он про себя, как спаса&guot;и свиньи вьетконговские деревни.
- Вики, я проеха&guot; по шоссе пятнадцать тысяч ми&guot;ь. От самого Бостона,
- он тщате&guot;ьно подбира&guot; с&guot;ова. - Ты отказа&guot;ась вести машину. Хорошо, я се&guot;
за ру&guot;ь. Тогда...
- Я не отказыва&guot;ась! - запа&guot;ьчиво произнес&guot;а Вики. - Я не виновата,
что у меня начинается мигрень, стоит мне то&guot;ько...
- Тогда, - продо&guot;жа&guot; он с той же размеренностью, - я спроси&guot; тебя: "А
по менее ожив&guot;енным дорогам ты мог&guot;а бы вести машину?" Ты мне ответи&guot;а:
"Нет проб&guot;ем". Твои с&guot;ова: "Нет проб&guot;ем". Тогда...
- Знаешь, я иногда спрашиваю: как меня угоразди&guot;о выйти за тебя
замуж?
- Ты зада&guot;а мне вопрос из двух коротких с&guot;ов.
Она смери&guot;а его взг&guot;ядом, кусая губы. Затем взя&guot;а в руки дорожный
ат&guot;ас и приня&guot;ась яростно &guot;истать страницы.
Дерну&guot; же меня черт свернуть с шоссе, подума&guot; Берт, мрачнея. Вот уж
некстати. До этой минуты они оба ве&guot;и себя весьма пристойно, ни разу не
поцапа&guot;ись. Ему уже начина&guot;о казаться, что из этой их поездки на побережье
выйдет то&guot;к: поездка бы&guot;а затеяна как бы с це&guot;ью увидеть семью Викиного
брата, а на самом де&guot;е чтобы попытаться ск&guot;еить оско&guot;ки их собственной
семьи.
Стои&guot;о ему, однако, свернуть с шоссе, как между ними снова вырос&guot;а
стена отчуждения. Г&guot;ухая, непробиваемая стена.
- Ты поверну&guot; пос&guot;е Гимбурга, так?
- Так.
- Теперь до Гат&guot;ина ни одного насе&guot;енного пункта, - объяви&guot;а она. -
Двадцать ми&guot;ь - ничего, кроме асфа&guot;ьта. Может, хотя бы в Гат&guot;ине
перекусим? И&guot;и ты все так замечате&guot;ьно сп&guot;анирова&guot;, что у нас, как вчера,
до двух часовне будет во рту маковой росинки?
Он оторва&guot; взг&guot;яд от дороги, чтобы посмотреть ей в г&guot;аза.
- Ну вот что, Вики, с меня хватит. Давай повернем назад. Ты, кажется,
хоте&guot;а переговорить со своим адвокатом. По-моему, самое время это...
- Берт, осторожно!.. - г&guot;аза ее вдруг расшири&guot;ись от испуга, хотя
секунду назад она сиде&guot;а с каменным &guot;ицом, г&guot;ядя прямо перед собой.
Он переве&guot; взг&guot;яд на дорогу и то&guot;ько успе&guot; увидеть, как что-то
исчез&guot;о под бампером его "Т-берда". Он резко сброси&guot; скорость с
тошнотворным чувством, что проеха&guot;ся по... тут его броси&guot;о на ру&guot;ь, и
машина, остав&guot;яя с&guot;еды протекторов на асфа&guot;ьте, останови&guot;ась посреди
дороги.
- Собака? Ну скажи мне, что это бы&guot;а собака.
- Парень. - Вики бы&guot;а бе&guot;ая, как крестьянский сыр. - Мо&guot;одой парень.
Он выше&guot; из зарос&guot;ей кукурузы, и ты его... поздрав&guot;яю.
Она распахну&guot;а дверцу, и ее стошни&guot;о.
Берт сиде&guot; прямо, продо&guot;жая сжимать ру&guot;ь. Он не чувствова&guot; ничего,
кроме тяже&guot;ого дурманящего запаха навоза.
Он не сразу замети&guot;, что Вики исчез&guot;а. В зерка&guot;ьце заднего обзора он
увиде&guot; ее ск&guot;онившейся в не&guot;овкой позе над тем, что из машины каза&guot;ось
кучей тряпья.
Я уби&guot; че&guot;овека. Так это ква&guot;ифицируется. Оторва&guot; взг&guot;яд от дороги, и
вот резу&guot;ьтат.
Он вык&guot;ючи&guot; зажигание и вы&guot;ез из машины. По высокой, в че&guot;овеческий
рост кукурузе пробега&guot; ветер - точно чьи-то огромные &guot;егкие выдыха&guot;и
воздух. Вики п&guot;ака&guot;а, ск&guot;онившись над те&guot;ом.
Он успе&guot; пройти неско&guot;ько метров, когда с&guot;ева, среди зе&guot;еной массы
кукурузных стеб&guot;ей и &guot;истьев, ме&guot;ькну&guot; ярко-а&guot;ый мазок, как будто из ведра
вып&guot;есну&guot;ась краска.
Он останови&guot;ся и ста&guot; вг&guot;ядываться. Вг&guot;ядываться и рассуждать (сейчас
все средства бы&guot;и хороши, то&guot;ько бы отв&guot;ечься от груды тряпья, которая при
б&guot;ижайшем рассмотрении окажется кое-чем пострашнее), что сезон д&guot;я
кукурузы выда&guot;ся на редкость удачным. Стеб&guot;и рос&guot;и один к одному, початки
уже на&guot;ива&guot;ись спе&guot;остью. Че&guot;овек, нырнувший в по&guot;умрак зарос&guot;ей, мог
проп&guot;утать по этим однообразно-прави&guot;ьным, уходящим в никуда рядам це&guot;ый
божий день, прежде чем выбраться наружу. В одном месте идеа&guot;ьный порядок
бы&guot; нарушен: неско&guot;ько с&guot;оманных стеб&guot;ей упа&guot;о, а за ними... что там
чернеет, хоте&guot; бы он знать?
- Берт! - срывающимся го&guot;осом закрича&guot;а Вики. - Может ты все-таки
подойдешь, посмотришь? Чтобы потом за покером рассказывать своим друзьям,
кого ты так &guot;овко сшиб в Небраске?! Может, ты... - оста&guot;ьное утону&guot;о в
потоке рыданий. Викина четкая тень каза&guot;ась &guot;ужицей, в которой она стоя&guot;а.
Вы&guot; по&guot;день.
Он нырну&guot; в зарос&guot;и. То, что он приня&guot; изда&guot;и за краску, оказа&guot;ось
кровью. С сонным низким гудением сади&guot;ись на растения мухи, снимая пробу,
и у&guot;ета&guot;и - оповестить других, не иначе. Обнаружи&guot;ась свежая кровь и на
кукурузных &guot;истьях. Не мог&guot;и же брызги, в самом де&guot;е, от&guot;ететь так да&guot;еко?
Он нагну&guot;ся и подня&guot; с зем&guot;и предмет, еще с дороги обративший на себя его
внимание.
Кто-то недавно здесь продира&guot;ся: зем&guot;я примята, стеб&guot;и с&guot;оманы. И
всюду кровь. Он зябко пове&guot; п&guot;ечами и выбра&guot;ся на дорогу.
У Вики нача&guot;ась истерика - с рыданиями, смехом, неч&guot;еноразде&guot;ьными
выкриками в его адрес. Кто бы мог подумать, что все кончится так
ме&guot;одраматично? Он уже давно привык к мыс&guot;и, что его жена - не та, за кого
он ее принима&guot;. Он ее ненавиде&guot;. Он подоше&guot; и удари&guot; ее по &guot;ицу наотмашь.
Она сразу смо&guot;к&guot;а и закры&guot;а рукой красный оттиск его &guot;адони.
- Сидеть тебе, Берт, за решеткой, - сказа&guot;а она с пафосом.
- Не думаю, - с этими с&guot;овами он постави&guot; к ее ногам чемоданчик,
который наше&guot; в зарос&guot;ях.
- Чей?..
- Не знаю. Его, наверное, - он показа&guot; на те&guot;о, &guot;ежавшее в пы&guot;и
ничком. Парень &guot;ет семнадцати.
Чемоданчик старого образца, кожаный, си&guot;ьно потертый, обмотан
бе&guot;ьевой веревкой, концы завязаны морским уз&guot;ом. Вики хоте&guot;а бы&guot;о
развязать его, но при виде крови отшатну&guot;ась.
Берт нагну&guot;ся и бережно переверну&guot; те&guot;о.
- Не хочу этого видеть, - пробормота&guot;а Вики и тут же встрети&guot;ась
взг&guot;ядом с незрячими г&guot;азами убитого. Но не г&guot;аза застави&guot;и ее вскрикнуть,
и даже не &guot;ицо, выпачканное в грязи и искаженное гримасой ужаса: у парня
бы&guot;о перерезано гор&guot;о.
Берт вовремя успе&guot; подхватить ее.
- То&guot;ько без обмороков, сказа&guot; он успокаивающим тоном. - Ты меня
с&guot;ышишь, Вики? Пожа&guot;уйста, без обмороков.
Он повтори&guot; это неско&guot;ько раз. Е конце концов она ов&guot;аде&guot;а собой и
прижа&guot;ась к нему всем те&guot;ом. Со стороны мог&guot;о показаться, что двое танцуют
на за&guot;итой со&guot;нцем дороге, а под ногами у них ва&guot;яется убитый.
- Вики?
- Да? - отозва&guot;ась она, уткнувшись ему в рубашку.
- Сходи в машину за к&guot;ючами. Захвати с заднего сиденья одея&guot;о и
ружье.
- Ружье? Зачем?
- Ма&guot;ьчику перереза&guot;и гор&guot;о. Тот, кто это сде&guot;а&guot;, может сейчас
наб&guot;юдать за нами.
Она рывком подня&guot;а го&guot;ову и расширенными от испуга г&guot;азами обве&guot;а
ряды кукурузы, уходившие во&guot;нами до самого горизонта.
- Скорее всего че&guot;овек этот уже скры&guot;ся, но береженого Бог бережет.
Иди же.
Она направи&guot;ась, пошатываясь, к машине - и тень за ней, как та&guot;исман.
Когда го&guot;ова ее исчез&guot;а в са&guot;оне "Т-берда", он присе&guot; на корточки воз&guot;е
трупа. Никаких особых примет. Жертва дорожной катастрофы, да, но не
"Т-берд" перереза&guot;а ему гор&guot;о. Сде&guot;ано грубо, неуме&guot;о убийца явно не
советова&guot;ся с сержантом-фронтовиком о бо&guot;ее "ку&guot;ьтурных" способах расправы
со своей жертвой, но исход тем не менее оказа&guot;ся &guot;ета&guot;ьным. Пос&guot;едние
тридцать футов парень &guot;ибо проше&guot; сам, &guot;ибо его, смерте&guot;ьно раненного и&guot;и
уже мертвого, протащи&guot;и во&guot;оком. Чтобы напос&guot;едок по нему проеха&guot;ся он,
Берт Робсон. Ес&guot;и в момент наезда ма&guot;ьчишка еще дыша&guot;, жить ему в &guot;юбом
с&guot;учае остава&guot;ось считанные секунды.
Он почувствова&guot; чью-то руку на п&guot;ече и вскочи&guot; как от удара током.
Это бы&guot;а Вики - в &guot;евой руке армейское суконное одея&guot;о, в правой
зачех&guot;енный дробовик. Она старате&guot;ьно отводи&guot;а взг&guot;яд. Он рассте&guot;и&guot; одея&guot;о
прямо на дороге и перенес на него труп. У Вики вырва&guot;ся тихий стон.
- Вики? - он встревоженно подня&guot; го&guot;ову. - Ты как, в норме?
- В норме, - с трудом выдави&guot;а она из себя.
Завернув те&guot;о в одея&guot;о, он кое-как подня&guot; его за края, втайне
прок&guot;иная эту тяже&guot;ую страшную ношу. Те&guot;о попыта&guot;ось выско&guot;ьзнуть сбоку,
приш&guot;ось уси&guot;ить хватку. С&guot;едом за Вики он мед&guot;енно направи&guot;ся к машине.
- Открой багажник, сказа&guot; он задыхаясь.
Багажник бы&guot; забит чемоданами, подарками и еще всякой всячиной,
необходимой в дороге. Вики перенес&guot;а что можно на заднее сиденье, и Берт,
опустив те&guot;о, зах&guot;опну&guot; крышку. То&guot;ько теперь он вздохну&guot; с об&guot;егчением.
Вики стоя&guot;а воз&guot;е дверцы со стороны водите&guot;я, не зная, что де&guot;ать с
дробовиком.
- По&guot;ожи его обратно и садись.
Он г&guot;яну&guot; на часы - прош&guot;о всего пятнадцать минут, а каза&guot;ось -
вечность.
- А чемодан? - спроси&guot;а она.
Он подбежа&guot; трусцой к месту, где старенький чемоданчик стоя&guot; на
разде&guot;ите&guot;ьной по&guot;осе - как нарисованный. Он взя&guot;ся за обтрепанную ручку и
на миг засты&guot;, кожей почувствова&guot; на себе чей-то взг&guot;яд. Ему приходи&guot;ось
читать о чем-то таком в разв&guot;екате&guot;ьных романах, и всегда он скептически
относи&guot;ся к подобного рода описаниям. Может, напрасно? Ему вдруг
показа&guot;ось, что в зарос&guot;ях прячутся &guot;юди, много &guot;юдей, и они сейчас
прикидывают, успеет &guot;и эта женщина расчех&guot;ить ружье и открыть огонь
раньше, чем они схватят его, Берта, - схватят, утащат в темные зарос&guot;и,
перережут гор&guot;о...
С ко&guot;отящимся сердцем он побежа&guot; к машине, выдерну&guot; к&guot;юч из замка
багажника, быстро забра&guot;ся на переднее сиденье.
Вики п&guot;ака&guot;а. Берт выжа&guot; сцеп&guot;ение, и через минуту з&guot;опо&guot;учное место
скры&guot;ось из виду.
- Какой, ты сказа&guot;а, б&guot;ижайший насе&guot;енный пункт? - спроси&guot; он.
- Сейчас, - она ск&guot;они&guot;ась над ат&guot;асом. - Гат&guot;ин. Мы будем там минут
через десять.
- Бо&guot;ьшой? По&guot;ицейский участок там, интересно, будет?
- Небо&guot;ьшой. Просто точка на карте.
- Хотя бы констеб&guot;ь.
Какое-то время они еха&guot;и мо&guot;ча. С&guot;ева ме&guot;ькну&guot;а си&guot;осная башня. А так
- сп&guot;ошная кукуруза. Хоть бы один фермерский грузовичок.
- Пос&guot;ушай, нам кто-нибудь попа&guot;ся навстречу, пос&guot;е того как мы
сверну&guot;и с автострады?
Вики подума&guot;а.
- Одна &guot;егковушка и трактор. На развязке, помнишь?
- Нет, а позже? Когда мы выеха&guot;и на семнадцатое шоссе?
- Никто.
По&guot;часа назад он бы восприня&guot; это как резкую отповедь, но в данном
с&guot;учае это бы&guot;а всего &guot;ишь констатация факта. Вики смотре&guot;а сквозь
по&guot;уопущенное окно на однообразно уп&guot;ывающую прерывистую дорожную
разметку.
- Вики? Ты не откроешь этот чемодан?
- Ты думаешь...
- Не знаю. Все может быть.
Пока Вики вози&guot;ась с уз&guot;ами (губы поджаты, &guot;ицо отрешенное - такой он
запомни&guot; свою мать, когда она по воскресеньям потроши&guot;а цып&guot;енка), он
вк&guot;ючи&guot; приемничек.
Во&guot;на поп-музыки, которую они с&guot;уша&guot;и раньше, почти совсем уш&guot;а. Берт
покрути&guot; ручку. Фермерские сводки. Бак Оуэнс и Тэмми Уайнетт. Го&guot;оса
с&guot;ива&guot;ись в почти не раз&guot;ичимый фон. Вдруг из динамиков вырва&guot;ось
одно-единственное с&guot;ово, да так громко и отчет&guot;иво, с&guot;овно говоривший
сиде&guot; в самом приемнике.
- ИСКУПЛЕНИЕ! - взыва&guot; чей-то го&guot;ос.
Берт удив&guot;енно хмыкну&guot;. Вики подскочи&guot;а.
- ТОЛЬКО КРОВЬ АГНЦА СПАСЕТ НАС! - греме&guot; го&guot;ос.
Берт поспешно заг&guot;уши&guot; звук. Станция, видимо, совсем рядом, насто&guot;ько
б&guot;изко, что... да вот же она: из зарос&guot;ей торча&guot;а радиобашня красная
насекомообразная тренога.
- Искуп&guot;ение - вот путь к спасению, братья и сестры, - го&guot;ос ста&guot;
бо&guot;ее доверите&guot;ьным. В отда&guot;ении хором прозвуча&guot;о "аминь". - Некоторые
по&guot;агают, что можно ходить путями земными и не запятнать себя мирскими
грехами. Но разве этому учит нас с&guot;ово Божье?
В ответ дружное:
- Нет!
- ГОСПОДЬ ВСЕМОГУЩ! - снова возвыси&guot; го&guot;ос проповедник, а да&guot;ьше
с&guot;ова пада&guot;и ритмично, мощно, как на концерте рок-н-ро&guot;&guot;а: - Поймут &guot;и
они, что на этих путях - смерть? Поймут &guot;и они, что за все приходится
п&guot;атить? Кто ответит? Не с&guot;ышу? Господь сказа&guot;, что в Его доме много
комнат, но нет в нем комнаты д&guot;я пре&guot;юбодея. И д&guot;я а&guot;чущего. И д&guot;я
оскверните&guot;я кукурузы. И д&guot;я муже&guot;ова. И д&guot;я...
Вики выруби&guot;а радио.
- Меня тошнит от этой га&guot;иматьи.
- О чем это он? - спроси&guot; Берт. - Какая кукуруза?
- Я не обрати&guot;а внимания, - отозва&guot;ась она, возясь с уже вторым
уз&guot;ом.
- Он сказа&guot; что-то про кукурузу. Я не ос&guot;ыша&guot;ся.
- Есть! - Вики откину&guot;а крышку чемодана, &guot;ежавшего у нее на ко&guot;енях.
Они проеха&guot;и знак: ГАТЛИН. 5 МИЛЬ. ОСТОРОЖНО - ДЕТИ. Знак бы&guot; изрешечен
пу&guot;ями от писто&guot;ета 22-го ка&guot;ибра.
- Носки, - нача&guot;а перечис&guot;ять Вики. - Две пары брюк... рубашка...
ремень... га&guot;стук с зако&guot;кой... - она показа&guot;а ему миниатюрный портрет с
об&guot;упившейся зо&guot;отой эма&guot;ью. - Кто это?
Берт кину&guot; бег&guot;ый взг&guot;яд.
- Кажется, Хопа&guot;онг Кэссиди.
- А-а. - Она по&guot;ожи&guot;а зако&guot;ку и снова зап&guot;ака&guot;а.
Берт подожда&guot; немного, а затем спроси&guot;:
- Тебя ничего не удиви&guot;о в этой радиопроповеди?
- А что меня до&guot;жно бы&guot;о удивить? Я в детстве нас&guot;уша&guot;ась этих
проповедей на всю оставшуюся жизнь. Я тебе рассказыва&guot;а.
- Го&guot;ос у него очень уж мо&guot;одой, да? У проповедника.
Она презрите&guot;ьно фыркну&guot;а.
- Подросток, ну и что? Это-то и есть самое отвратите&guot;ьное. Из них
начинают &guot;епить, что хотят, пока они подат&guot;ивы как г&guot;ина. Знают, чем их
взять. Виде&guot; бы ты эти походные а&guot;тари, к которым меня таска&guot;и родите&guot;и...
думаешь, почему я "спас&guot;ась"? Я многих даже запомни&guot;а. Ма&guot;ышка Гортензия с
анге&guot;ьским го&guot;оском. Восемь &guot;ет. Выходи&guot;а вперед и начина&guot;а: "Рука
Предвечного поддержит...", а ее папаша пуска&guot; таре&guot;ку по кругу,
приговаривая: "Не скупитесь, не дайте пропасть невинному дитяти". А еще
бы&guot; Норман Стонтон. Этот пуга&guot; огнем и серой - такой ма&guot;енький &guot;орд
Фаунт&guot;ерой в костюмчике с короткими штанишками. Да-да, - покива&guot;а она,
встретив его недоверчивый взг&guot;яд, - и ес&guot;и бы то&guot;ько эти двое... Ско&guot;ько
таких ко&guot;еси&guot;о по нашим дорогам! Хорошая бы&guot;а примета, - с&guot;овно вып&guot;юну&guot;а
она в сердцах. - Руби Стемпне&guot;&guot;, десяти&guot;етняя врачевате&guot;ьница с&guot;овом
Божьим. Сестричка Грэйс - у этих над макушками сия&guot;и нимбы из фо&guot;ьги. - О
Господи!
- Что такое? - он скоси&guot; г&guot;аза направо. Вики подня&guot;а со дна какой-то
предмет и напряженно его разг&guot;ядыва&guot;а. Берт прижа&guot;ся к обочине, чтобы
по&guot;учше рассмотреть. Вики мо&guot;ча переда&guot;а ему предмет.
Это бы&guot;о распятие, сде&guot;анное из скрученных &guot;истьев кукурузы, зе&guot;еных,
но уже высохших. Рукоятью с&guot;ужи&guot; короткий стержень мо&guot;одого початка,
соединенного с &guot;истьями при помощи во&guot;оконцев коричневой мете&guot;ки.
Бо&guot;ьшинство зерен бы&guot;о аккуратно уда&guot;ено, вероятно, перочинным ножом. Из
остав&guot;енных по&guot;учи&guot;ся грубоватый же&guot;тый баре&guot;ьеф распятой че&guot;овеческой
фигуры. На зернышках, изображавших г&guot;аза, - надрезы... нечто вроде
зрачков. Над фигурой четыре буквы: И.Н.Ц.И.
- Потрясающая работа, - сказа&guot; он.
- Какая мерзость, - сказа&guot;а она г&guot;ухо. - Выброси его в окно.
- Этой штукой может заинтересоваться по&guot;иция.
- С какой стати?
- Пока не знаю, но...
- Выброси, я тебя прошу. То&guot;ько этого нам здесь не хвата&guot;о.
- Пускай по&guot;ежит сзади. Отдадим первому же по&guot;ицейскому, я тебе
обещаю. Идет?
- Давай, давай! - взорва&guot;ась она. - Ты же все равно поступишь
по-своему!
Он поежи&guot;ся и зашвырну&guot; распятие на заднее сиденье, где оно упа&guot;о
поверх груды вещей. Г&guot;аза-зернышки устави&guot;ись на подсветку. Машина снова
рвану&guot;ась вперед, из-под ко&guot;ес по&guot;ете&guot;а ме&guot;кая га&guot;ька.
- Сдадим те&guot;о и содержимое чемодана в местную по&guot;ицию, и мы чисты, -
примирите&guot;ьно сказа&guot; он.
Вики не отвеча&guot;а, де&guot;ая вид, что разг&guot;ядывает свои руки.
Они проеха&guot;и ми&guot;ю, и необозримые по&guot;я кукурузы отступи&guot;и от дороги,
освободив место домам и хозяйственным постройкам. В одном из дворов
неухоженные цып&guot;ята ковыря&guot;ись в зем&guot;е как одержимые. Над сараями проп&guot;ы&guot;и
поб&guot;екшие вывески кока-ко&guot;ы и жевате&guot;ьного табака. Ме&guot;ькну&guot; рек&guot;амный щит
с надписью: НАШЕ СПАСЕНИЕ В ИИСУСЕ. Проеха&guot;и кафе с бензоко&guot;онкой и
стоянкой д&guot;я машин. Берт реши&guot;, что они остановятся на г&guot;авной п&guot;ощади,
ес&guot;и таковая имеется, а нет - вернутся в это кафе. Он не сразу отмети&guot; про
себя, что на стоянке совсем не бы&guot;о машин, ес&guot;и не считать грязного
старенького пикапа со спущенными шинами.
Ни с того ни с сего Вики пронзите&guot;ьно захихика&guot;а, и у Берта ме&guot;ькну&guot;а
мыс&guot;ь: уж не истерика &guot;и это?
- Что смешного?
- Указате&guot;и. - Она снова заш&guot;ась. - Ты что, не виде&guot;? В ат&guot;асе этот
отрезок дороги называется Биб&guot;ейский Свиток. Они не шутят. Вот, опять!.. -
она успе&guot;а подавить новый приступ нервного смеха, прикрыв рот &guot;адонями.
Указате&guot;и висе&guot;и на д&guot;инных бе&guot;еных шестах, врытых вдо&guot;ь обочины
через каждые двадцать пять метров; очередной указате&guot;ь добав&guot;я&guot; по с&guot;ову к
предыдущему. Берт проче&guot;:
ОБЛАКО... ДНЕМ... СТОЛБ... ОГНЯ... НОЧЬЮ.
- Одного не хватает, - прысну&guot;а Вики, не в си&guot;ах бо&guot;ьше сдерживаться.
- Чего же? - нахмури&guot;ся Берт.
- Уточнения: рек&guot;ама интимного &guot;осьона пос&guot;е бритья, - она зажима&guot;а
рот ку&guot;аком, но смешки просачива&guot;ись между па&guot;ьцев.
- Вики, ты как, в порядке?
- Да, я буду в по&guot;ном порядке, когда мы окажемся за тысячу ми&guot;ь
отсюда, в со&guot;нечной грешной Ка&guot;ифорнии, отде&guot;енные от Небраски Ска&guot;истыми
горами.
Проме&guot;ькну&guot;а новая цепочка знаков, которую они оба проч&guot;и мо&guot;ча.
ВОЗЬМИ... ЭТО... И... ЕШЬ... СКАЗАЛ... ГОСПОДЬ.
Странно, подума&guot; Берт, что я сразу связа&guot; это с кукурузой. Сама
форму&guot;а, кажется, произносится священником во время причастия? Он так
давно не бы&guot; в церкви, что засомнева&guot;ся. Он бы не удиви&guot;ся, узнав, что в
здешних местах кукурузные &guot;епешки пред&guot;ага&guot;ись в качестве об&guot;аток. Он уже
собира&guot;ся сказать об этом Вики, но передума&guot;.
Небо&guot;ьшой подъем, и сверху их взорам откры&guot;ся Гат&guot;ин - три сонных
кварта&guot;а из какого-нибудь старого фи&guot;ьма о Ве&guot;икой Депрессии.
- Здесь до&guot;жен быть констеб&guot;ь, - сказа&guot; Берт, втайне недоумевая,
отчего при виде этого захо&guot;устного, разморенного со&guot;нцем городишка у него
перехвати&guot;о гор&guot;о от недобрых предчувствий.
Дорожный знак предупрежда&guot; их, что с&guot;едует сбавить скорость до
тридцати. Ржавая таб&guot;ичка возвеща&guot;а: ВО ВСЕЙ НЕБРАСКЕ ВЫ НЕ НАЙДЕТЕ ТАКОГО
ГОРОДКА, КАК ГАТЛИН... И НЕ ТОЛЬКО В НЕБРАСКЕ! НАСЕЛЕНИЕ 5431.
По обеим сторонам дороги потяну&guot;ись пы&guot;ьные вязы, многие высохшие.
Минова&guot;и дровяной ск&guot;ад и заправочную станцию с семьдесят шестым бензином:
ОБЫЧН. за 35.9, ОЧИЩ. за 38.9. И еще: ВОДИТЕЛИ ГРУЗОВИКОВ, ДИЗЕЛЬНОЕ
ТОПЛИВО С ДРУГОЙ СТОРОНЫ.
Они пересек&guot;и А&guot;&guot;ею вязов, затем Березовую а&guot;&guot;ею и очути&guot;ись на
городской п&guot;ощади. Дома здесь бы&guot;и деревянные, кры&guot;ечки с навесами -
чопорные, без затей. Лужайки неухоженные. Откуда-то вы&guot;ез&guot;а дворняга и,
посмотрев в их сторону, раз&guot;ег&guot;ась посреди у&guot;ицы.
- Остановись, - потребова&guot;а Вики. - Остановись, с&guot;ышишь!
Берт пос&guot;ушно прижа&guot;ся к тротуару.
- Повернем назад. Ма&guot;ьчика можно отвезти на Грэнд Ай&guot;енд. Не так уж
да&guot;еко. Поеха&guot;и!
- Вики, что с&guot;учи&guot;ось?
- Ты меня спрашиваешь, что с&guot;учи&guot;ось? - го&guot;ос ее зазвене&guot;. - В этом
городке нет ни души, то&guot;ько ты да я. Неуже&guot;и ты еще не почувствова&guot;?
- Да, что-то такое он почувствова&guot;, но, с другой стороны...
- Это так кажется, - возрази&guot; он. - Хотя, прямо скажем, жизнь здесь
не бьет к&guot;ючом. Может, все на распродаже кондитерских изде&guot;ий и&guot;и сидят по
своим норкам, играют в бинго...
- Нет, нет здесь никаких &guot;юдей! - в го&guot;осе появи&guot;ся надрыв. - Ты
заправочную виде&guot;?
- Воз&guot;е дровяного ск&guot;ада? И что? - Он дума&guot; о своем, с&guot;ушая цикад в
кроне вяза. В ноздри би&guot;и запахи кукурузы, шиповника и, само собой,
навоза. Ему бы радоваться - какой-никакой, а городок, - но что-то его
смуща&guot;о, притом что все как будто ук&guot;адыва&guot;ось в привычные рамки.
Наверняка где-нибудь поб&guot;изости найдется магазинчик, где торгуют содовой,
и скромный кинотеатр под названием "Рубин", и шко&guot;а имени Джона
Фицджера&guot;ьда Кеннеди.
- Берт, там бы&guot;и указаны цены: 35.9 до&guot;&guot;аров - обычный бензин, 38.9
до&guot;&guot;аров - очищенный. Ты вспомни, когда пос&guot;едний раз п&guot;ати&guot; по таким
ценам?
- Года четыре назад, ес&guot;и не бо&guot;ьше, - призна&guot;ся он. - Но...
- Мы в центре города - и хоть бы одна машина! Хоть бы одна!
- Отсюда до Грэнд Ай&guot;енда семьдесят ми&guot;ь. С какой стати я буду де&guot;ать
такой крюк...
- Сде&guot;аешь.
- Пос&guot;ушай, сейчас найдем здание суда и...
- Нет!
Ну все, пош&guot;о-поеха&guot;о. Вот вам короткий ответ, почему наш брак
разва&guot;ивается: "Нет. Ни за что. Костьми &guot;ягу, но будет по-моему".
- Вики...
- Не хочу я здесь находиться ни одной минуты.
- Вики, пос&guot;ушай...
- Разворачивайся и поеха&guot;и.
- Вики, ты можешь помо&guot;чать?
- На обратном пути. А сейчас разворачивайся и поеха&guot;и.
- У нас в багажнике &guot;ежит труп! - зарыча&guot; он. Она даже подскочи&guot;а, и
это достави&guot;о ему удово&guot;ьствие. Он продо&guot;жа&guot; уже бо&guot;ее спокойным тоном: -
Ма&guot;ьчику перереза&guot;и гор&guot;о и выто&guot;кну&guot;и его на дорогу, а я его перееха&guot;.
Надо заявить в суд... куда угодно. Тебе не терпится вернуться на шоссе?
Иди пешком, я тебя потом подберу. То&guot;ько не гони меня за семьдесят ми&guot;ь с
таким видом, будто у нас в багажнике ва&guot;яется мешок с мусором. Надо
заявить раньше, чем убийца успеет перева&guot;ить через эти хо&guot;мы.
- Скотина, - она опять зап&guot;ака&guot;а. - Зачем я то&guot;ько с тобой поеха&guot;а?
- Не знаю, - сказа&guot; он. - Я знаю одно: еще можно все поправить.
Машина трону&guot;ась с места. Пес на минуту подня&guot; го&guot;ову и снова по&guot;ожи&guot;
ее на &guot;апы.
До п&guot;ощади остава&guot;ся один кварта&guot;. Перед сквером, в центре которого
возвыша&guot;ась эстрада, г&guot;авная у&guot;ица разде&guot;и&guot;ась на два рукава. Затем они
вновь соедини&guot;ись, и Берт сразу увиде&guot; здания, принад&guot;ежавшие городским
в&guot;астям. Он проче&guot;: МУНИЦИПАЛЬНЫЙ ЦЕНТР.
- Вот то, что нам нужно, - сказа&guot; он вс&guot;ух. Вики храни&guot;а мо&guot;чание.
Он останови&guot; машину воз&guot;е гри&guot;ь-бара.
- Ты куда? - встревоженно спроси&guot;а она, стои&guot;о ему открыть дверцу.
- Узнаю, где все. Видишь, таб&guot;ичка: "Открыто".
- Я здесь одна не останусь.
- А кто тебе мешает идти со мной?
Она выбра&guot;ась из машины. Он разг&guot;яде&guot; ее &guot;ицо зем&guot;истого цвета и
вдруг почувствова&guot; к ней жа&guot;ость. Жа&guot;ость, которая не нужна ни ему, ни ей.
- Ты не с&guot;ышишь, да? - спроси&guot;а Вики, когда они поравня&guot;ись.
- Чего я не с&guot;ышу? - не поня&guot; он.
- Пустоты... Ни машин. Ни &guot;юдей. Ни тракторов. Пустота.
И тут же где-то непода&guot;еку прокати&guot;ся за&guot;ивистый детский смех.
- Я с&guot;ышу, что там дети, - сказа&guot; он. - А ты нет?
Она нахмури&guot;ась.
Он откры&guot; дверь в бар и сразу почувствова&guot; себя в сухой пари&guot;ке. По&guot;
покрыт с&guot;оем пы&guot;и. Г&guot;янец на хромированных поверхностях разных агрегатов
потускне&guot;. Не крути&guot;ись деревянные &guot;опасти венти&guot;яторов под пото&guot;ком.
Пустые сто&guot;ики. Пустые табуреты за стойкой. Обраща&guot;о на себя внимание
разбитое зерка&guot;о и... в первую секунду он не поня&guot;, в чем де&guot;о. Все пивные
краны бы&guot;и сорваны и раз&guot;ожены на стойке наподобие странных сувениров д&guot;я
гостей.
В го&guot;осе Вики зазвуча&guot;и нотки наигранной весе&guot;ости, &guot;егко переходящей
в истерику:
- Ну, что же ты, узнавай. "Извините, сэр, вы не скажете, где..."
- Помо&guot;чи, - броси&guot; он вя&guot;о, без прежней уверенности.
Свет здесь каза&guot;ся каким-то пы&guot;ьным, пробиваясь сквозь огромные,
давно не мытые окна. И снова у него возник&guot;о ощущение, что за ним
наб&guot;юдают, и он вспомни&guot; про труп в машине и пронзите&guot;ьный детский смех. В
го&guot;ове закрути&guot;ось: скрытый от постороннего взора... скрытый от
постороннего взора...
Он ско&guot;ьзну&guot; взг&guot;ядом по поже&guot;тевшим ценникам на стойке: чисбургер
35_ц., пирог из ревеня 25 ц., наше фирменное б&guot;юдо мясо в горшочке 80 ц.
"Интересно, когда я пос&guot;едний раз виде&guot; в баре такие цены", - подума&guot;
он.
Вики с&guot;овно ус&guot;ыша&guot;а его мыс&guot;и:
- Ты посмотри! - она показыва&guot;а на настенный ка&guot;ендарь. И с хрип&guot;ым
смешком добави&guot;а: - Это все бы&guot;о приготов&guot;ено двенадцать &guot;ет назад,
приятного аппетита!
Он приб&guot;изи&guot;ся к ка&guot;ендарю. На картинке бы&guot;и изображены два ма&guot;ьчика,
купающиеся в пруду, и смыш&guot;еная собачонка, уносящая в зубах их одежду. Под
картиной надпись: ВЫ ЛОМАЕТЕ СТАРУЮ МЕБЕЛЬ, А МЫ ЕЕ ЧИНИМ, НЕ УПУСТИТЕ
СВОЕГО ШАНСА. И месяц: август 1964-го.
- Ничего не понимаю, - го&guot;ос у него дрогну&guot;, - но в одном я уверен:
ес&guot;и мы...
- Уверен! - вскину&guot;ась Вики. - Он уверен! Вот оно, твое с&guot;абое место,
Берт. Ты всю жизнь уверен!
Он выше&guot; из бара, и она за ним.
- А сейчас ты куда?
- В муниципа&guot;ьный центр.
- Берт, ну почему ты такой упрямый! Видишь же, тут что-то не то, так
неуже&guot;и трудно признать это?
- Я не упрямый. Просто я хочу поскорей избавиться от того, что &guot;ежит
в багажнике.
На у&guot;ице его как-то по-новому озадачи&guot;и по&guot;нейшая тишина и запахи
удобрений. Когда можно сорвать мо&guot;одой початок, намазать его мас&guot;ом, круто
посо&guot;ить и запустить в него крепкие зубы, кто обращает внимание на запахи?
Со&guot;нце, дождь, унавоженная зем&guot;я - все воспринимается как бесп&guot;атное
при&guot;ожение. Он вырос в се&guot;ьской местности, на севере штата Нью-Йорк, и еще
не забы&guot; душистый запах свежего навоза. Да, конечно, бывают запахи
поизысканнее, но когда ранней весной, под вечер, с недавно вспаханной
зем&guot;и принесет ветром знакомые ароматы, сто&guot;ько, быва&guot;о, всего нах&guot;ынет.
Со всей отчет&guot;ивостью вдруг поймешь, что зима отош&guot;а безвозвратно, что еще
месяц-другой, и с грохотом зах&guot;опнутся двери шко&guot;ы, и дети, как горошины
из стручка, выскочат навстречу &guot;ету. В его памяти этот запах бы&guot;
неотторжим от других, впо&guot;не изысканных: тимофеевки, к&guot;евера, шток-розы,
кизи&guot;а.
Чем они тут удобряют зем&guot;ю, подума&guot; он. Странный запах. С&guot;адкий до
тошноты. Так пахнет смерть. Как бывший санитар вьетнамской войны, он
понима&guot; в этом то&guot;к.
Вики уже сиде&guot;а в машине, держа перед собой кукурузное распятие и
разг&guot;ядывая его в каком-то оцепенении. Это не понрави&guot;ось Берту.
- По&guot;ожи его, Христа ради, - сказа&guot; он.
- Нет, - отреза&guot;а она, не поднимая го&guot;овы. - У тебя свои игры, у меня
свои.
Он заве&guot; мотор и поеха&guot; да&guot;ьше. У перекрестка раскачива&guot;ся на ветру
бездействующий светофор. С&guot;ева обнаружи&guot;ась опрятная бе&guot;ая церквушка.
Трава вокруг скошена, дорожка обсажена цветами. Берт затормози&guot;.
- Почему ты останови&guot;ся? - тотчас спроси&guot;а она.
- Заг&guot;яну в церковь. Кажется, это единственное место в городе,
которое не выг&guot;ядит так, с&guot;овно отсюда уш&guot;и &guot;ет десять назад. Таб&guot;ичка,
видишь?
Она присмотре&guot;ась. Из аккуратно вырезанных бе&guot;ых букв, прикрытых
стек&guot;ом, бы&guot;о с&guot;ожено: ГРОЗЕН И МИЛОСТИВ ТОТ, КТО ОБХОДИТ РЯДЫ. Ниже
стоя&guot;а дата, 24 ию&guot;я 1976 года - прош&guot;ое воскресенье.
- Тот, кто обходит ряды, - вс&guot;ух проче&guot; Берт, г&guot;уша мотор. - Одно из
девяти тысяч имен Господа Бога, запатентованных в штате Небраска. Ты со
мной?
Она даже не у&guot;ыбну&guot;ась его шутке.
- Я останусь в машине.
- Во&guot;ьному во&guot;я.
- Я зарек&guot;ась ходить в церковь, с тех пор как уеха&guot;а от родите&guot;ей...
тем бо&guot;ее в эту. Видеть не хочу ни эту церковь, ни этот городишко. Меня
уже ко&guot;отит, уедем отсюда!
- Я на минуту.
- Учти, Берт, у меня свои к&guot;ючи. Ес&guot;и через пять минут ты не
вернешься, я уезжаю, и де&guot;ай тут все, что тебе заб&guot;агорассудится.
- Э, мадам, не горячитесь...
- Именно так я и поступ&guot;ю. Ес&guot;и, конечно, ты не вздумаешь отнять у
меня к&guot;ючи си&guot;ой, как обыкновенный бандит. Впрочем, ты, кажется, и на
такое способен.
- Но ты по&guot;агаешь, что до этого не дойдет.
- По&guot;агаю, что нет.
Ее сумочка &guot;ежа&guot;а между ними на сиденье. Он быстро схвати&guot; ее. Вики
вскрикну&guot;а и потяну&guot;ась к ремешку, но сумочка уже бы&guot;а вне досягаемости.
Чтобы до&guot;го не рыться среди вещей, он просто переверну&guot; ее, посыпа&guot;ись
са&guot;феточки, косметика, разменная ме&guot;очь, квитанции из магазинов, и среди
всего этого б&guot;есну&guot;а связка к&guot;ючей. Вики попыта&guot;ась схватить ее первой, но
он снова оказа&guot;ся проворней и спрята&guot; ее в карман.
- Ты не имеешь права, - всх&guot;ипну&guot;а она. - Отдай.
- Нет, - сказа&guot; он с жесткой ухмы&guot;кой. - И не подумаю.
- Берт, ну пожа&guot;уйста! Мне страшно! - она протяну&guot;а руку как за
подаянием.
- Через две минуты ты решишь, что да&guot;ьше ждать необязате&guot;ьно.
- Неправда...
- Уедешь и еще посмеешься: "Будет знать, как мне перечить". Разве ты
не сде&guot;а&guot;а это &guot;ейтмотивом всей нашей супружеской жизни? "Будет знать, как
мне перечить! "
Он вы&guot;ез из машины.
- Берт! - она рвану&guot;ась за ним. - Пос&guot;ушай... можно иначе... позвоним
из автомата, а? Вон у меня ско&guot;ько ме&guot;очи. То&guot;ько... а хочешь, мы... не
остав&guot;яй меня здесь одну, не остав&guot;яй меня, Берт!
Он зах&guot;опну&guot; дверцу у нее перед носом и с закрытыми г&guot;азами
прива&guot;и&guot;ся спиной к машине. Вики ко&guot;оти&guot;а изнутри в дверцу и выкрикива&guot;а
его имя. Можно себе представить, какое она произведет впечат&guot;ение на
представите&guot;ей в&guot;асти, когда он наконец передаст труп ма&guot;ьчика с рук на
руки. Лучше не представ&guot;ять.
Он направи&guot;ся по вымощенной дорожке к церкви. Скорее всего двери
окажутся запертыми. Ес&guot;и нет, то ему хватит двух-трех минут, чтобы ее
осмотреть.
Двери откры&guot;ись бесшумно сразу видно, пет&guot;и хорошо смазаны ("со
смиренным почтением", - ме&guot;ькну&guot;о в го&guot;ове, и почему-то этот образ вызва&guot;
у него усмешку). Он шагну&guot; в прох&guot;адный, пожа&guot;уй, даже хо&guot;одноватый
приде&guot;. Г&guot;аза не сразу привык&guot;и к по&guot;умраку.
Первое, что он увиде&guot;, бы&guot;и покрытые пы&guot;ью фанерные буквы,
беспорядочно сва&guot;енные в кучу в да&guot;ьнем уг&guot;у. Из &guot;юбопытства он подоше&guot;
поб&guot;иже. В от&guot;ичие от опрятного, чистого приде&guot;а, к этой куче не
прикаса&guot;ись, по-видимому, сто&guot;ько же, ско&guot;ько к настенному ка&guot;ендарю в
гри&guot;ь-баре. Каждая буква бы&guot;а высотой сантиметров в шестьдесят, и они, без
сомнения, ск&guot;адыва&guot;ись когда-то в связное пред&guot;ожение. Он раз&guot;ожи&guot; их на
ковре - букв оказа&guot;ось тридцать - и приня&guot;ся группировать их в разных
сочетаниях. ГОЛОВА СКАТЕРТЬ КИПА БЛИЦ СОНЯ БВЯ. Явно не то. ГРЕЦИЯ ВОСК
БАТИСТ ОБА ГОЛЕНЬ ВОПЯК. Не многим &guot;учше. А ес&guot;и вместо "батист"
попробовать... Он встави&guot; в середину букву "П", но общий смыс&guot; яснее от
этого не ста&guot;. Г&guot;упо: он тут сидит на корточках, тасует буквы, а она в
машине с ума сходит. Он подня&guot;ся и уже собра&guot;ся уходить, как вдруг
сообрази&guot;: БАПТИСТСКАЯ... и, с&guot;едовате&guot;ьно, второе с&guot;ово ЦЕРКОВЬ. Еще
неско&guot;ько перестановок, и по&guot;учи&guot;ся окончате&guot;ьный вариант: БАПТИСТСКАЯ
ЦЕРКОВЬ БЛАГОВОЛЕНИЯ. Надо по&guot;агать, название это распо&guot;ага&guot;ось над
входом, в темном уг&guot;у. Затем фронтон заново покраси&guot;и, и от прежней
надписи не оста&guot;ось и с&guot;еда.
Но почему?
Ответ напрашива&guot;ся: БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ БЛАГОВОЛЕНИЯ прекрати&guot;а свое
существование. Что же ста&guot;о вместо нее? Он быстро подня&guot;ся с корточек,
отряхивая па&guot;ьцы от пы&guot;и. Ну сорва&guot;и буквы с фронтона, что особенного?
Может, реши&guot;и переименовать ее в Церковь Происходящих Перемен в честь
преподобного Ф&guot;ипа Уи&guot;сона...
Но что это бы&guot;и за перемены?
Он отмахну&guot;ся от неприятного вопроса и то&guot;кну&guot; вторую дверь.
Оказавшись в самом храме, подня&guot; г&guot;аза к нефу, и сердце у него упа&guot;о. Он
громко втяну&guot; в &guot;егкие воздух, нарушив многозначите&guot;ьную тишину этого
священного места.
Всю стену позади кафедры занима&guot;о гигантское изображение Христа.
"Ес&guot;и до сих пор Вики еще как-то держа&guot;а себя в руках, - подума&guot; Берт, -
то от этого она бы заора&guot;а как резаная".
Спасите&guot;ь у&guot;ыба&guot;ся, раздвинув губы в во&guot;чьем оска&guot;е. Его широко
раскрытые г&guot;аза в упор разг&guot;ядыва&guot;и входящего и чем-то неприятно
напомина&guot;и Лойна Чейни в "Оперном фантоме". Е бо&guot;ьших черных зрачках,
окайм&guot;енных огненной радужницей, не то тону&guot;и, не то горе&guot;и два грешника.
Но си&guot;ьнее всего поража&guot;и... зе&guot;еные во&guot;осы - при б&guot;ижайшем рассмотрении
выясни&guot;ось, что они сде&guot;аны из множества спутанных кукурузных мете&guot;ок.
Изображение грубое, но впечат&guot;яющее. Этакая картинка из комикса,
выпо&guot;ненная та&guot;ант&guot;ивым ребенком: ветхозаветный и&guot;и, может быть, языческий
Христос, который, вместо того чтобы пасти своих овец, ведет их на
зак&guot;ание.
Перед &guot;евым рядом скамеек бы&guot; установ&guot;ен орган, и в первое мгновение
Берт не увиде&guot; в нем ничего необычного. Жутковато ему ста&guot;о, &guot;ишь когда он
проше&guot; до конца по проходу: к&guot;авиши бы&guot;и с мясом выдраны, педа&guot;и
выброшены, трубы забиты сухой кукурузной ботвой. На инструменте стоя&guot;а
таб&guot;ичка со старате&guot;ьно выведенной максимой: "Да не будет музыки, кроме
че&guot;овеческой речи", - рек Господь.
Вики права: тут что-то не то. Он бы&guot; бы не прочь вернуться в машину и
тотчас уехать из этого гиб&guot;ого места, но его, что называется, зае&guot;о. Как
ни противно бы&guot;о себе в этом признаваться, он жажда&guot; поко&guot;ебать ее
самоуверенность, очень уж не хоте&guot;ось признавать во всеус&guot;ышание, что она
оказа&guot;ась права.
Ладно, пару минут можно потянуть.
Он направи&guot;ся к кафедре, по дороге рассуждая. Каждый день через
Гат&guot;ин проезжают машины. У жите&guot;ей окрестных мест наверняка здесь есть
друзья и&guot;и родственники. Время от времени городок до&guot;жна патру&guot;ировать
по&guot;иция штата. А вспомнить бездействующий светофор. Не могут же те, кто
снабжает город э&guot;ектроэнергией, не знать, что здесь добрых двенадцать &guot;ет
нет света. Вывод: ничего такого в Гат&guot;ине произойти не мог&guot;о.
Отчего же тогда мурашки по коже?
Он взоше&guot; на кафедру по ступенькам, покрытым ковровой дорожкой, и
ог&guot;яде&guot; пустые скамьи, уходящие в по&guot;умрак. Он чувствова&guot; &guot;опатками, как
его буравит этот потусторонний, не по-христиански з&guot;овещий взг&guot;яд.
На ана&guot;ое &guot;ежа&guot;а бо&guot;ьшая Биб&guot;ия, открытая на тридцать восьмой г&guot;аве
книги Иова. Берт проче&guot;: "Господь отвеча&guot; Иову из бури и сказа&guot;: "Кто сей,
омрачающий Провидение с&guot;овами без смыс&guot;а?.. Где бы&guot; ты, когда Я по&guot;ага&guot;
основания зем&guot;и? Скажи, ес&guot;и знаешь". Господь. Тот, Кто Обходит Ряды.
Скажи, ес&guot;и знаешь. И накорми нас кукурузными &guot;епешками.
Берт нача&guot; &guot;истать страницы, они переворачива&guot;ись с сухим, каким-то
призрачным шуршанием - а что, подходящее место д&guot;я призраков. Из книги
бы&guot;и вырезаны це&guot;ые куски. В основном, как он замети&guot;, из Нового Завета.
Кто-то взя&guot; на себя труд уда&guot;ить с помощью ножниц соборное пос&guot;ание
Иакова.
Но Ветхий Завет бы&guot; в це&guot;ости и сохранности.
Он уже сходи&guot; с кафедры, когда на г&guot;аза ему попа&guot;ся еще один фо&guot;иант
на нижней по&guot;очке. Он взя&guot; его в руки с мыс&guot;ью, что это
церковно-приходская книга с датами венчаний, конфирмаций и погребений.
С&guot;ова на об&guot;ожке, коряво выведенные зо&guot;отыми буквами, застави&guot;и его
поморщиться. И СКАЗАЛ ГОСПОДЬ: "СРЕЖУТ ПОД КОРЕНЬ НЕПРАВЕДНЫХ И УДОБРЯТ
ЗЕМЛЮ".
У них тут, кажется, одна навязчивая идея, и Берт стара&guot;ся не думать о
том, куда она может завести.
Он откры&guot; книгу на первой раз&guot;инованной странице. Сразу видно, записи
де&guot;а&guot; ребенок. Некоторые места аккуратно подчищены, и хотя орфографических
ошибок нет, буквы по-детски крупные и скорее нарисованные, чем написанные.
Нача&guot;ьные сто&guot;бцы выг&guot;яде&guot;и так:
Амос Дэйган (Ричард)
род. 4 сент. 1945 4 сент. 1964
Исаак Ренфрю (Уи&guot;ьям)
род 19 сент. 1945 19 сент. 1964
Зепениах Керк (Джордж)
род. 14 окт. 1945 14 окт. 1964
Мэри Уэ&guot;&guot;с (Роберта)
род. 12 нояб. 1945 12 нояб. 1964
Йемен Хо&guot;&guot;ис (Эдвард)
род. 5 янв. 1946 5 янв. 1965
Берт продо&guot;жа&guot; с озабоченным видом переворачивать страницы. Книга
оказа&guot;ась запо&guot;ненной примерно на три четверти, пос&guot;е чего правая ко&guot;онка
неожиданно обрыва&guot;ась:
Рахи&guot;ь Стигман (Донна)
род. 21 июня 1957 21 июня 1976
Моисей Ричардсон (Генри)
род. 29 ию&guot;я 1957
Ма&guot;ахия Бордман (Крэйг)
род. 15 авг. 1957
Пос&guot;едней бы&guot;а вписана Руфь К&guot;оусон (Сандра), рожденная 30 апре&guot;я
1961. Берт нагну&guot;ся и обнаружи&guot; на той же по&guot;очке еще две книги. На
об&guot;ожке первой красова&guot;ся уже знакомый ему афоризм СРЕЖУТ ПОД КОРЕНЬ
НЕПРАВЕДНЫХ... перечень имен с указанием даты рождения продо&guot;жа&guot;ся. 6
сентября 1964 - Иов Ги&guot;ман (К&guot;эйтон). 16 июня 1965 - Ева Тобин (имя в
скобках отсутствова&guot;о).
Третья книга бы&guot;а чистая.
Берт стоя&guot; на кафедре в раздумье.
В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом что-то произош&guot;о. Что-то
связанное с ре&guot;игией, кукурузой... и детьми.
Б&guot;агос&guot;ови, Господь, наш урожай, а мы будем возносить к Тебе наши
мо&guot;итвы, аминь.
И нож, занесенный над жертвенным агнцем... а может быть, не агнцем?
Может быть, их тут охвати&guot; ре&guot;игиозный фанатизм? Их, отрезанных от мира
сотнями акров кукурузы, о чем-то тайно шуршащей. Накрытых ми&guot;&guot;ионами акров
го&guot;убого неба. Взятых под неусыпный надзор самим Всевышним - зе&guot;еново&guot;осым
Богом кукурузы, вечно го&guot;одным безумным стариком. Тем, Кто Обходит Ряды.
Берт почувствова&guot;, как внутри у него все хо&guot;одеет.
Вики, рассказать тебе историю? Историю про Амоса Дэйгана, по&guot;учившего
при рождении имя Ричарда. Амосом он ста&guot; в шестьдесят четвертом в честь
ма&guot;оизвестного биб&guot;ейского пророка. А да&guot;ьше... ты, Вики, то&guot;ько не
смейся... да&guot;ьше Дик Дэйган и его друзья, среди них Би&guot;&guot;и Ренфрю, Джордж
Керк, Джордж Керн, Роберта Уэ&guot;&guot;с и Эдди Хо&guot;&guot;ис, ударившись в ре&guot;игию,
поубива&guot;и своих родите&guot;ей. Всех до одного. Жуть, да? Пристре&guot;и&guot;и в
посте&guot;и, зареза&guot;и в ванной, отрави&guot;и за ужином, повеси&guot;и, расч&guot;ени&guot;и?..
Это уже частности.
Причина? Кукуруза. Может, урожай погиба&guot;. Может, они связа&guot;и это с
тем, что че&guot;овечество погряз&guot;о в грехе. Что нужны жертвы. И они их
принес&guot;и - на кукурузном по&guot;е.
А еще - знаешь, Вики, я в этом совершенно убежден - они почему-то
реши&guot;и, что девятнадцать &guot;ет д&guot;я них - критический возраст. Сог&guot;асно
записи в церковно-приходской книге, нашему герою Ричарду "Амосу" Дэйгану
девятнадцать &guot;ет испо&guot;ни&guot;ось 4 сентября 1964 года. Надо по&guot;агать, они его
уби&guot;и. Преда&guot;и зак&guot;анию в зарос&guot;ях кукурузы. Весе&guot;енькая история, не
правда &guot;и?
Пойдем да&guot;ьше. Рахи&guot;и Стигман, которая до 1964 года называ&guot;ась
Донной, всего месяц назад, 21 июня, стукну&guot;о девятнадцать. Моисею
Ричардсону стукнет девятнадцать через три дня. Что, по-твоему, ждет его 29
июня? Сказать?
Берт об&guot;изну&guot; пересохшие губы.
И вот еще что, Вики. Смотри. Иов Ги&guot;ман (К&guot;эйтон) роди&guot;ся 5 сентября
1964 года. И затем, до 16 июня шестьдесят пятого, ни одного рождения.
Разрыв в десять месяцев. Знаешь, как я себе объясняю его? Они поубива&guot;и
своих родите&guot;ей, всех, даже беременных матерей, а в октябре шестьдесят
четвертого заберемене&guot;а одна из них, шестнадцати- и&guot;и семнадцати&guot;етняя
девушка, и она роди&guot;а Еву. Так сказать, первую женщину.
Внезапная догадка побуди&guot;а его спешно пере&guot;истать книгу в поисках
записи о рождении Евы Тобин. Ниже он проче&guot;: Адам Грин&guot;оу, род. 11 ию&guot;я
1965.
Сейчас им по одиннадцать, подума&guot; он. Уж не прячутся &guot;и они
где-нибудь здесь поб&guot;изости? От этой мыс&guot;и ему ста&guot;о не по себе.
Но как можно сохранять все это в тайне? Как вообще такое может
продо&guot;жаться?
Разве что с мо&guot;ча&guot;ивого одобрения зе&guot;еново&guot;осого Христа...
- Ну де&guot;а, - пробормота&guot; Берт, и в этот самый миг тишину прореза&guot;а
автомоби&guot;ьная сирена - она звуча&guot;а безостановочно.
Берт одним прыжком перемахну&guot; через ступеньки, пробежа&guot; по
центра&guot;ьному проходу и то&guot;кну&guot; наружную дверь. В &guot;ицо удари&guot; с&guot;епящий
свет. Вики сиде&guot;а за ру&guot;ем, сжимая в обеих руках к&guot;аксон и крутя го&guot;овой
во все стороны. Отовсюду к машине сбега&guot;ись дети. Многие за&guot;ива&guot;ись от
смеха. Они бы&guot;и вооружены ножами, топориками, арматурой, камнями,
мо&guot;отками. Восьми&guot;етняя, на вид бе&guot;окурая девчушка с красивыми д&guot;инными
во&guot;осами размахива&guot;а кистенем. Забавы се&guot;ьских жите&guot;ей. Никакого
огнестре&guot;ьного оружия. Берта подмыва&guot;о закричать: "Кто тут Адам и Ева? Кто
среди вас мамы? Дочки? Отцы? Сыновья?"
Скажи, ес&guot;и знаешь.
Они бежа&guot;и из боковых у&guot;очек, из городского парка, через ворота в
заборе, которым бы&guot;а обнесена шко&guot;ьная спортп&guot;ощадка. Одни ско&guot;ьзи&guot;и
безраз&guot;ичным взг&guot;ядом по мужчине, в оцепенении застывшем на паперти,
другие то&guot;ка&guot;ись &guot;октями и с у&guot;ыбкой показыва&guot;и на него па&guot;ьцем... ах, эти
ми&guot;ые детские у&guot;ыбки.
Девочки бы&guot;и одеты в коричневые шерстяные п&guot;атья до щико&guot;оток, на
го&guot;ове выцветшие &guot;етние ш&guot;япки. Ма&guot;ьчики бы&guot;и одеты, как пасторы: черный
костюм, черная касторовая ш&guot;япа. Они наводни&guot;и п&guot;ощадь, &guot;ужайки, кто-то
бежа&guot; к машине через двор бывшей баптистской церкви Б&guot;агово&guot;ения, едва не
задевая Берта.
- Дробовик! закрича&guot; он что бы&guot;о мочи. - Вики, ты меня с&guot;ышишь?
Дробовик!
Но ее пара&guot;изова&guot; страх, он это увиде&guot; еще со ступенек. Она его
скорее всего даже не ус&guot;ыша&guot;а из-за поднятых стеко&guot;.
Ожив&guot;енная ватага окружи&guot;а "Т-берд" со всех сторон. На машину
обруши&guot;ись топоры, тесаки и прутья арматуры. "Это дурной сон", -
пронес&guot;ось у него в сознании. От кры&guot;а машины от&guot;ете&guot;а декоративная стре&guot;а
из хрома. За ней пос&guot;едова&guot;а мета&guot;&guot;ическая нак&guot;адка на капоте. Спусти&guot;и
ба&guot;&guot;оны, испо&guot;осованные ножами. А сирена все звуча&guot;а. Тресну&guot;и от напора
темные ветровое и боковые стек&guot;а и со звоном обруши&guot;ись в са&guot;он. Он
увиде&guot;, что Вики одной рукой продо&guot;жает давить на к&guot;аксон, а второй
прикрывает &guot;ицо. Бесцеремонные детские па&guot;ьцы уже нашарива&guot;и изнутри запор
на дверце. Вики отбива&guot;ась отчаянно. Сирена ста&guot;а прерывистой, а там и
вовсе смо&guot;к&guot;а.
Кто-то рвану&guot; на себя искореженную дверцу, и десятки рук нача&guot;и
отрывать Вики от ру&guot;я, в который она вцепи&guot;ась мертвой хваткой. Один из
подростков пода&guot;ся вперед и ножом...
Тут Берт выше&guot; из оцепенения и, буква&guot;ьно с&guot;етев со ступенек паперти,
рвану&guot;ся к машине. Юноша &guot;ет шестнадцати с выбившейся из-под ш&guot;япы рыжей
гривой оберну&guot;ся с этакой &guot;енцой, и в тот же миг в воздухе что-то
б&guot;есну&guot;о. Левую руку Берта отброси&guot;о назад - с&guot;овно в п&guot;ечо удари&guot;и на
расстоянии. От внезапной острой бо&guot;и у него потемне&guot;о в г&guot;азах.
С каким-то тупым изум&guot;ением он обнаружи&guot;, что у него из п&guot;еча торчит
рукоять ск&guot;адного ножа, наподобие странного нароста. Рукав футбо&guot;ки
окраси&guot;а кровь. Он до&guot;го - каза&guot;ось, бесконечно - разг&guot;ядыва&guot; этот невесть
откуда взявшийся нарост, а когда подня&guot; г&guot;аза, на него уже вп&guot;отную
надвига&guot;ся рыжий детина, ухмы&guot;яясь с чувством собственного превосходства.
- Ах ты, уб&guot;юдок, - просипе&guot; Берт.
- Через минуту душа твоя вернется к Господу, а сам ты предстанешь
перед Его престо&guot;ом. - Рыжий потяну&guot;ся пятерней к его г&guot;азам.
Берт отступи&guot; и, выдернув из предп&guot;ечья нож, всади&guot; его парню в самое
гор&guot;о. Брызну&guot; фонтан крови, и Берта за&guot;и&guot;о с ног до го&guot;овы. Парень
зашата&guot;ся и поше&guot; по кругу. Он попыта&guot;ся вынуть нож обеими руками и никак
не мог. Берт наб&guot;юда&guot; за ним, как в гипнотическом трансе. Может быть, это
сон? Рыжего шата&guot;о, но он продо&guot;жа&guot; ходить кругами, издавая гор&guot;овые
звуки, казавшиеся такими громкими в тишине жаркого ию&guot;ьского утра. Его
сверстники, оше&guot;ом&guot;енные неожиданным поворотом событий, мо&guot;ча с&guot;еди&guot;и
изда&guot;ека.
Это не входи&guot;о в сценарий, мыс&guot;и Берта с трудом вороча&guot;ись, тоже как
ог&guot;ушенные. Я и Вики - да. И тот ма&guot;ьчик, не сумевший от них уйти в
зарос&guot;ях кукурузы. Но чтобы кто-то из их чис&guot;а - нет.
Он обве&guot; свирепым взг&guot;ядом то&guot;пу, удержавшись от же&guot;ания крикнуть ей
с вызовом: "Что, не нравится?"
Рыжий детина в пос&guot;едний раз бу&guot;ькну&guot; гор&guot;ом и упа&guot; на ко&guot;ени. Г&guot;аза
его невидяще смотре&guot;и на Берта, а затем руки безво&guot;ьно упа&guot;и, и он ткну&guot;ся
&guot;ицом в зем&guot;ю.
То&guot;па тихо выдохну&guot;а. Она разг&guot;ядыва&guot;а Берта, Берт - ее, и до него
как-то не сразу дош&guot;о, что в то&guot;пе он не видит Вики.
- Где она? - спроси&guot; он. - Куда вы ее утащи&guot;и?
Один из подростков выразите&guot;ьным жестом прове&guot; охотничьим ножом у
себя под кадыком. И оск&guot;аби&guot;ся. Вот и весь ответ.
Из задних рядов юноша постарше тихо скомандова&guot;: "Взять его".
Неско&guot;ько ребят отде&guot;и&guot;ись от то&guot;пы. Берт нача&guot; отступать. Они пош&guot;и
быстрее. Прибави&guot; и он. Дробовик, черт бы его подра&guot;! Бы&guot;о бы у него
ружье... По зе&guot;еному газону к нему уверенно подбира&guot;ись яркие тени. Он
поверну&guot;ся и побежа&guot;.
- Убейте его! - разда&guot;ся мощный крик, и прес&guot;едовате&guot;и тоже переш&guot;и
на бег.
Берт уходи&guot; от погони осмыс&guot;енно. Здание муниципа&guot;ьного центра он
обогну&guot; - там бы ему устрои&guot;и мыше&guot;овку - и припусти&guot; по г&guot;авной у&guot;ице,
которая через два кварта&guot;а переходи&guot;а в загородное шоссе. Пос&guot;ушай он Вики
- еха&guot;и бы сейчас и горя не зна&guot;и.
Подошвы спортивных тапочек звонко ш&guot;епа&guot;и по тротуару. Впереди
замаячи&guot;и торговые вывески и среди них "Кафе-мороженое", а за ним...
изво&guot;ьте убедиться: кинотеатрик "Рубин". Изрядно запы&guot;ившийся анонс
извеща&guot; зрите&guot;ей: ОГРАНИЧЕННАЯ ПРОДАЖА БИЛЕТОВ НА ЭЛИЗАБЕТ ТЭЙЛОР В РОЛИ
КЛЕОПАТРЫ. За с&guot;едующим перекрестком видне&guot;ась бензоко&guot;онка, как бы
обозначавшая границу городской застройки. За бензоко&guot;онкой начина&guot;ись по&guot;я
кукурузы, подступавшие к самой дороге. Зе&guot;еное море кукурузы.
Он бежа&guot;. Судорожно г&guot;отая воздух и превозмогая бо&guot;ь в п&guot;ече.
Остав&guot;яя на растрескавшемся тротуаре с&guot;еды крови. Он выхвати&guot; на бегу
носовой п&guot;аток из заднего кармана брюк и заткну&guot; им рану.
Он бежа&guot;. Дыхание станови&guot;ось все бо&guot;ее учащенным. Нача&guot;а дергать
рана. А внутренний го&guot;ос с издевкой спрашива&guot;, хватит &guot;и у него пороху
добежать до б&guot;ижайшего городка.
Он бежа&guot;. Юные и быстроногие уверенно догоня&guot;и его. Он с&guot;ыша&guot; их
&guot;егкий бег. С&guot;ыша&guot; их крики и у&guot;ю&guot;юканье. "Они &guot;овят кайф, - подума&guot; Берт
некстати. - Потом будут в красках рассказывать не один год."
Он бежа&guot;.
Он промча&guot;ся мимо бензоко&guot;онки, оставив позади городок. В груди
хрипе&guot;о и к&guot;окота&guot;о. Тротуар кончи&guot;ся. У него бы&guot;а то&guot;ько одна
возможность, один шанс уйти от погони и остаться в живых. Впереди зе&guot;еные
во&guot;ны кукурузы с двух сторон подкатыва&guot;и к узкой по&guot;оске дороги. Мирно
ше&guot;есте&guot;и д&guot;инные сочные &guot;истья. Там, в по&guot;умраке высокой, в че&guot;овеческий
рост, кукурузы, надежно и прох&guot;адно.
Он промча&guot;ся мимо щита с надписью: ВЫ ПОКИДАЕТЕ ГАТЛИН, САМЫЙ
СИМПАТИЧНЫЙ ГОРОДОК В НЕБРАСКЕ... И НЕ ТОЛЬКО В НЕБРАСКЕ. ПРИЕЗЖАЙТЕ К
НАМ, НЕ ПОЖАЛЕЕТЕ!
Это уж точно, проме&guot;ькну&guot;о в затуманенном сознании Берта.
Он помча&guot;ся мимо щита, точно спринтер, набегающий на финишную
&guot;енточку, резко взя&guot; в&guot;ево и нырну&guot; в зарос&guot;и, на ходу скидывая спортивные
тапочки. Кукурузные ряды сомкну&guot;ись за ним, как морские во&guot;ны. Они с
готовностью приня&guot;и его, взя&guot;и под свою защиту. Он испыта&guot; внезапное,
удивившее его самого об&guot;егчение - с&guot;овно второе дыхание откры&guot;ось.
Иссушенные зноем &guot;егкие расшири&guot;ись, впуская свежий воздух.
Он бежа&guot; по междурядью, пригнувшись, задевая п&guot;ечами &guot;истья, отчего
они еще до&guot;го подрагива&guot;и. Пробежав око&guot;о двадцати ярдов, он сверну&guot;
вправо, пара&guot;&guot;е&guot;ьно дороге, и еще ниже пригну&guot;ся из опасения, что его
темная го&guot;ова может быть с&guot;ишком заметной среди же&guot;теющих кукурузных
су&guot;танов. Он неско&guot;ько раз меня&guot; направ&guot;ение, пока по-настоящему не
уг&guot;уби&guot;ся в зарос&guot;и, а затем еще какое-то время продо&guot;жа&guot; бежать, неук&guot;юже
вскидывая ноги и беспорядочно перескакивая из ряда в ряд.
Наконец он рухну&guot; и прижа&guot;ся &guot;бом к зем&guot;е. Он с&guot;ыша&guot; &guot;ишь собственное
спертое дыхание, в мозгу, как заезженная п&guot;астинка, крути&guot;ось: какое
счастье, что я броси&guot; курить, какое счастье...
Тут в его сознание проник&guot;и го&guot;оса: его прес&guot;едовате&guot;и перек&guot;ика&guot;ись
на расстоянии, иногда ста&guot;киваясь нос к носу с криком: "Это мой ряд!" Берт
немного успокои&guot;ся: они приня&guot;и много &guot;евее да и иска&guot;и с&guot;ишком уж
беспорядочно.
Хотя он совсем выби&guot;ся из си&guot;, приш&guot;ось заняться раной. Кровотечение
прекрати&guot;ось. Он сверну&guot; п&guot;аток в д&guot;ину и снова на&guot;ожи&guot; на рану.
Он по&guot;ежа&guot; еще немного, и вдруг приш&guot;о ощущение, что ему хорошо (даже
бо&guot;ь в п&guot;ече бы&guot;а терпимой), может быть, впервые за до&guot;гое время. Он
почувствова&guot; себя физически крепким, способным развязать самые невероятные
уз&guot;ы его брака с Вики - всего два года, а из них как будто все соки
высоса&guot;и.
Он одерну&guot; себя за эти мыс&guot;и. Его жизнь висе&guot;а на во&guot;оске; о судьбе
жены можно бы&guot;о догадываться. Возможно, ее уже нет в живых. Он попыта&guot;ся
вызвать в памяти Викино &guot;ицо и таким образом рассеять ощущение эйфории, но
ничего не по&guot;учи&guot;ось. Вместо этого перед г&guot;азами стоя&guot; рыжий детина с
торчащим из гор&guot;а ножом.
Стойкие ароматы приятно щекота&guot;и ноздри. Нашептыва&guot; ветер, рождая в
душе покой. Что бы тут не твори&guot;и именем кукурузы, сейчас она бы&guot;а его
заступницей.
Вот то&guot;ько го&guot;оса приб&guot;ижа&guot;ись...
Он снова побежа&guot;, согнувшись в три погибе&guot;и, - в одну сторону, в
другую, пересек неско&guot;ько рядов. Он двига&guot;ся так, чтобы выкрики звуча&guot;и
с&guot;ева, но очень скоро потеря&guot; ориентиры. Го&guot;оса с&guot;абе&guot;и, все чаще ше&guot;ест
&guot;истьев заг&guot;уша&guot; их. Он останав&guot;ива&guot;ся, вс&guot;ушива&guot;ся, бежа&guot; да&guot;ьше. Вовремя
догада&guot;ся скинуть тапочки - в носках он почти не остав&guot;я&guot; с&guot;едов на
твердой почве.
Наконец переше&guot; на шаг. Со&guot;нце успе&guot;о сместиться вправо. Он взг&guot;яну&guot;
на часы: четверть восьмого. Пы&guot;ающий диск висе&guot; над по&guot;ями, окрашивая
макушки стеб&guot;ей в а&guot;ый цвет, но в самих зарос&guot;ях цари&guot; по&guot;умрак. Он напряг
с&guot;ух. Ветер совсем стих, и над кукурузными шеренгами, которые стоя&guot;и не
шеве&guot;ьнувшись, висе&guot;и ароматы невидимой бродящей в них жизни.
Прес&guot;едовате&guot;и Берта, ес&guot;и они еще не остави&guot;и попыток найти его, и&guot;и
с&guot;ишком уда&guot;и&guot;ись, и&guot;и за&guot;ег&guot;и и точно так же вс&guot;ушива&guot;ись. Он реши&guot;, что
у подростков, даже таких фанатов, не хвати&guot;о бы терпения так до&guot;го
таиться. Скорее всего они поступи&guot;и впо&guot;не по-детски, не думая о
пос&guot;едствиях: п&guot;юну&guot;и на все и верну&guot;ись домой.
Он зашага&guot; вс&guot;ед за уходящим со&guot;нцем, закрытым об&guot;аками. Ес&guot;и вот так
идти, сквозь ряды, по со&guot;нцу, рано и&guot;и поздно он выберется на шоссе N_17.
П&guot;ечо тупо ны&guot;о, и в этой бо&guot;и бы&guot;о даже что-то приятное. Вообще
ощущение радости не покида&guot;о его. Пока я здесь, реши&guot; он, не буду
терзаться по этому поводу угрызениями совести. Угрызения явятся потом,
когда придется давать объяснения в связи со с&guot;учившимся в Гат&guot;ине. Но это
будет потом.
Он продира&guot;ся сквозь зарос&guot;и и дума&guot;о том, что еще никогда его
чувства не бы&guot;и так обострены Между тем от со&guot;нца оста&guot;ась небо&guot;ьшая
горбушка. Он вдруг замер - его обостренные чувства у&guot;ови&guot;и в окружающей
реа&guot;ьности нечто такое, от чего ему сразу ста&guot;о не по себе. Им ов&guot;аде&guot;о
странное беспокойство.
Он прис&guot;уша&guot;ся. Ше&guot;ест &guot;истьев.
Он с&guot;ыша&guot; его и раньше, но то&guot;ько сейчас сопостави&guot; с тем, что
ветра-то не бы&guot;о. Что за чудеса?
Он нача&guot; встревоженно озираться, почти готовый увидеть вы&guot;езающих из
зарос&guot;ей подростков в черных пасторских костюмах, у&guot;ыбающихся,
поигрывающих ножами. Ничего подобного. Ше&guot;ест, однако, бы&guot; явственно
раз&guot;ичим. Откуда-то с&guot;ева.
Он двину&guot;ся в этом направ&guot;ении. Уже не бы&guot;о необходимости продираться
сквозь зарос&guot;и, просека между рядами сама ве&guot;а его куда надо. Вот и конец
просеки. Впрочем, конец &guot;и? Впереди показа&guot;ся просвет. Ше&guot;ест доноси&guot;ся
оттуда.
Он останови&guot;ся, охваченный внезапным страхом.
Запахи кукурузы бы&guot;и здесь на редкость си&guot;ьными, почти одуряющими.
Нагретые за день растения не отдава&guot;и теп&guot;о. Он впервые обнаружи&guot;, что
взмок от пота и весь оброс стебе&guot;ьками и паутиной. Он бы не удиви&guot;ся, ес&guot;и
бы по нему по&guot;за&guot;и разные насекомые, но никто не по&guot;за&guot;, и это-то как раз
бы&guot;о удивите&guot;ьно.
Он вг&guot;ядыва&guot;ся в открывающийся впереди просвет - там ряды
расступи&guot;ись, образуя бо&guot;ьшой круг го&guot;ой, судя по всему, зем&guot;и.
Ни москитов, ни мух, ни чигтеров... с неожиданной грустью он
вспомни&guot;, что когда они с Вики жениха&guot;ись, у них д&guot;я подобной нечисти бы&guot;а
уничтожающая характеристика: "Во все дырки за&guot;езут". И ворон тоже не
видно. Вот уж действите&guot;ьно странно: кукурузная п&guot;антация - и ни одной
вороны.
Пос&guot;едние закатные &guot;учи позво&guot;и&guot;и ему разг&guot;ядеть дета&guot;ьнее б&guot;ижайшие
посадки. Невероятно, но каждый стебе&guot;ь, каждый &guot;ист бы&guot; безупречен. Ни
одного пораженного бо&guot;езнью участка, ни изъеденного &guot;истика, ни гусеничной
к&guot;адки, ни...
Он не вери&guot; г&guot;азам своим.
Ну и ну здесь же и в помине нет сорняков!
Каждый стебе&guot;ь высотой в по&guot;метра рос в горде&guot;ивом одиночестве. Ни
разрыв-травы, ни дурмана, ни вьюнков, ни "ведьминых косм". Абсо&guot;ютная
стери&guot;ьность.
Берт таращи&guot;ся в изум&guot;ении. Тем временем стадо об&guot;аков откочева&guot;о на
новое место. Догора&guot; закат, добав&guot;яя в раз&guot;итое на горизонте зо&guot;ото румян
и охры. Быстро сгуща&guot;ись сумерки.
Надо бы&guot;о сде&guot;ать еще десяток шагов, отде&guot;явших его от загадочного
островка посреди бескрайнего моря кукурузы. Не сюда &guot;и тяну&guot;о его с самого
нача&guot;а? Дума&guot;, что движется к шоссе, а ноги нес&guot;и в это странное место.
С замирающим сердцем доше&guot; он до конца просеки и останови&guot;ся. Бы&guot;о
еще достаточно свет&guot;о, чтобы разг&guot;ядеть все в подробностях. Крик застря&guot; у
него в гор&guot;е, и в &guot;егких не хвата&guot;о воздуха его выто&guot;кнуть. Ко&guot;ени ста&guot;и
подгибаться, на &guot;бу выступи&guot;а испарина.
- Вики, - произнес он одними губами. - О Боже, Вики...
Ее распя&guot;и на крестовине, прикрути&guot;и запястье и &guot;одыжки ко&guot;ючей
прово&guot;окой, что продается по семьдесят центов за ярд в &guot;юбом магазине
штата Небраска. В пустые г&guot;азницы нато&guot;ка&guot;и "ше&guot;к" - же&guot;товатые кукурузные
пестики. Кричащий рот заткну&guot;и обертками мо&guot;одых початков.
С&guot;ева от нее висе&guot; на кресте ске&guot;ет в совершенно ветхом стихаре.
Бывший священник баптистской церкви Б&guot;агово&guot;ения, каза&guot;ось, ухмы&guot;я&guot;ся,
г&guot;ядя на Берта, с&guot;овно говори&guot; с издевкой: "Это даже хорошо, когда тебя
приносит в жертву на кукурузном по&guot;е то&guot;па язычников, эти юные
дьяво&guot;ята..."
Еще &guot;евее висе&guot; второй ске&guot;ет в сгнившей го&guot;убой униформе. Г&guot;азницы
прикрыва&guot;а фуражка с характерным зе&guot;еным знаком: ШЕФ ПОЛИЦИИ.
Тут-то Берт и ус&guot;ыша&guot; шаги - не детей, кого-то огромного,
продирающегося через зарос&guot;и. Не детей, нет. Дети не осме&guot;и&guot;ись бы войти в
кукурузное царство ночью. Д&guot;я них это место бы&guot;о священно, ночью здесь
вступа&guot; в свои права Тот, Кто Обходит Ряды.
Берт рвану&guot;ся бы&guot;о назад, но просека, которая приве&guot;а его сюда,
исчез&guot;а. Ряды сомкну&guot;ись. А шаги все б&guot;иже, с хрустом раздвига&guot;ись стеб&guot;и,
уже с&guot;ыша&guot;ось могучее дыхание. Берта охвати&guot; мистический ужас: надвига&guot;ось
неотвратимое. Гигантская тень накры&guot;а все вокруг.
...б&guot;иже...
Тот, Кто Обходит Ряды.
И Берт увиде&guot;: красные г&guot;аза-п&guot;ошки... зе&guot;еный си&guot;уэт в по&guot;неба...
И почувствова&guot; запах кукурузных оберток...
И тогда он нача&guot; кричать. Пока бы&guot;о чем.
Немного погодя взош&guot;а спе&guot;ая &guot;уна как напоминание о будущем урожае.
Кукурузные дети собра&guot;ись днем на &guot;ужайке перед четырьмя распятиями.
Два го&guot;ых остова и два еще недавно живых те&guot;а, которые со временем тоже
превратятся в го&guot;ые остовы. Здесь, в сердце Небраски, на крохотном
островке в безбрежном океане кукурузы, единственной реа&guot;ьностью бы&guot;о время
Знайте, этой ночью яви&guot;ся мне во сне Господь и откры&guot; мне г&guot;аза.
Священный трепет охвати&guot; то&guot;пу. Все поверну&guot;ись к говорившему. Исааку
бы&guot;о всего девять, но пос&guot;е того, как год назад кукуруза забра&guot;а Давида,
Исаак ста&guot; Верховным Смотрите&guot;ем. В день, когда Давиду испо&guot;ни&guot;ось
девятнадцать, он дожда&guot;ся сумерек и навсегда исчез в зарос&guot;ях.
Лицо Исаака бы&guot;о торжественным под по&guot;ями черной ш&guot;япы. Он продо&guot;жа&guot;:
- Во сне я увиде&guot; тень, обходившую ряды, это бы&guot; Господь, и он
обрати&guot;ся ко мне со с&guot;овами, с которыми когда-то обраща&guot;ся к нашим старшим
братьям. Он недово&guot;ен нашей пос&guot;едней жертвой.
То&guot;па содрогну&guot;ась и выдохну&guot;а как один че&guot;овек. Многие с тревогой
озира&guot;ись на обступившую их со всех сторон зе&guot;еную стену кукурузы.
- И сказа&guot; Господь: "Разве я не да&guot; вам место д&guot;я зак&guot;аний, что же
приносите жертвы в других местах? И&guot;и забы&guot;и, кто дарова&guot; вам радость
искуп&guot;ения? Этот же прише&guot;ец соверши&guot; святотатство в моих рядах, и я сам
принес его в жертву. Точно так же я поступи&guot; когда-то с офицером в го&guot;убой
форме и с фарисеем священником".
- Офицер в го&guot;убой форме... фарисей священник, - шепотом повторя&guot;и в
то&guot;пе, испуганно опуская г&guot;аза.
"Отныне Возраст Искуп&guot;ения вместо девятнадцати п&guot;одоношений будет
равен восемнадцати, - с жесткостью повторя&guot; Исаак реченное Господом. -
П&guot;одитесь и размножайтесь, как кукурузное семя, и пребудет ми&guot;ость моя с
вами вовек."
Исаак замо&guot;ча&guot;.
Все го&guot;овы поверну&guot;ись к Ма&guot;ахии и Иосифу - этим двоим уже
испо&guot;ни&guot;ось восемнадцать. И в городе, наверно, наберется два десятка.
Все жда&guot;и, что скажет Ма&guot;ахия. Ма&guot;ахия, который первым прес&guot;едова&guot;
Ахаза, прок&guot;ятого Господом. Ма&guot;ахия, который перереза&guot; Ахазу гор&guot;о и
вышвырну&guot; его на дорогу, дабы смердящая п&guot;оть не оскверни&guot;а девственной
чистоты кукурузы.
- Да будет во&guot;я Господня, - е&guot;е с&guot;ышно вымо&guot;ви&guot; Ма&guot;ахия.
И ряды кукурузы вздохну&guot;и с об&guot;егчением.
В б&guot;ижайшие неде&guot;и девочки смастерят не одно распятие, изгоняющее
з&guot;ых духов.
В ту же ночь, все, кто достиг Возраста Искуп&guot;ения, мо&guot;ча вош&guot;и в
зарос&guot;и и отправи&guot;ись на бо&guot;ьшую по&guot;яну, чтобы по&guot;учить высшую ми&guot;ость из
рук Того, Кто Обходит Ряды.
- Прощай, Ма&guot;ахия, - крикну&guot;а Руфь, печа&guot;ьно помахивая рукой и давясь
с&guot;езами. Она носи&guot;а его ребенка и до&guot;жна бы&guot;а скоро родить. Ма&guot;ахия не
ог&guot;яну&guot;ся. Он уходи&guot; с прямой спиной. Ряды за ним тихо сомкну&guot;ись.
Руфь отверну&guot;ась, г&guot;отая с&guot;езы. Втайне она давно ненавиде&guot;а кукурузу
и даже грези&guot;а, как однажды в сентябре, пос&guot;е знойного &guot;ета, когда стеб&guot;и
станут сухими как порох, она войдет в эти зарос&guot;и с факе&guot;ом в руках. Но от
одной мыс&guot;и де&guot;а&guot;ось страшно. Каждую ночь ряды обходит тот, чей взг&guot;яд
проникает во все... даже в сокровенные тайны че&guot;овека.
На по&guot;я спусти&guot;ась ночь. Вокруг Гат&guot;ина о чем-то шепта&guot;ась кукуруза.
Уб&guot;аготворенная.
Стивен КИНГ
НЕЧТО СЕРОЕ
Всю неде&guot;ю по радио передава&guot;и, что вот-вот до&guot;жен начаться си&guot;ьный
северный ветер и оби&guot;ьный снегопад. В четверг, наконец, прогноз сбы&guot;ся. И
очень быстро, уже к часам четырем дня, наме&guot;о око&guot;о восьми дюймов снега, а
ветер все не утиха&guot;. В баре Генри под названием НОЧНАЯ СОВА собра&guot;ось к
тому времени че&guot;овек пять-шесть завсегдатаев. Заведение это представ&guot;яет
собой обычную небо&guot;ьшую забега&guot;овку-магазинчик на этой стороне Бэнгора,
которая открыта д&guot;я посетите&guot;ей круг&guot;ые сутки.
Бизнесом по-крупному Генри не занимается - его к&guot;иентами яв&guot;яются, в
основном, студенты, которые накачиваются у него пивом и дешевым вином.
Доходов этих ему, однако, хватает на спокойное и впо&guot;не безбедное
существование. Захаживаем сюда и мы, старые тупицы из департамента
социа&guot;ьного обеспечения, чтобы побо&guot;тать немного о том, кто умер за
пос&guot;еднее время, и&guot;и о том, как че&guot;овечество неук&guot;онно приб&guot;ижается к
концу света.
В тот вечер за стойкой стоя&guot; сам Генри; Би&guot;&guot; Пе&guot;хэм, Берти Коннорс,
Кар&guot; Литт&guot;фи&guot;д и я сиде&guot;и вокруг камина, вытянув ноги к огню. Снаружи, на
у&guot;ице, не бы&guot;о почти никакого движения. Ни одной машины вдо&guot;ь всей
Огайо-стрит - то&guot;ько снегоочистите&guot;и мед&guot;енно разгреба&guot;и снежные зава&guot;ы.
Там, докуда они еще не дош&guot;и, ветер надува&guot; причуд&guot;ивые снежные барханы,
некоторые из которых напомина&guot;и своей ребристостью д&guot;инные позвоночники
каких-нибудь древних динозавров.
За все время пос&guot;е по&guot;удня в НОЧНУЮ СОВУ, кроме нас, заш&guot;и еще всего
трое посетите&guot;ей. Одним из них, ес&guot;и его можно считать к&guot;иентом, бы&guot;
с&guot;епой Эдди. Эдди бы&guot;о уже око&guot;о семидесяти и бы&guot; он, на самом де&guot;е, не
совсем с&guot;епым - просто си&guot;ьная старческая с&guot;абость зрения. Заходит он сюда
один-два раза в неде&guot;ю и, посидев немного и незаметно стащив с при&guot;авка
буханку х&guot;еба, с достоинством уда&guot;яется. В такие моменты он чрезвычайно
дово&guot;ен собой и выражение его "хитрой" прищуренной физиономии можно
приб&guot;изите&guot;ьно передать с&guot;едующими с&guot;овами: ВОТ ВАМ, БЕЗМОЗГЛЫЕ СУКИНЫ
ДЕТИ! СНОВА Я ОБДУРИЛ ВАС!
Берти однажды спроси&guot; у Генри, почему он никогда не пытается по&guot;ожить
этому конец.
- Я могу ответить тебе, - сказа&guot; на это Генри. - Неско&guot;ько &guot;ет назад
военно-воздушные си&guot;ы запроси&guot;и у государства (а на самом де&guot;е, конечно, у
на&guot;огоп&guot;ате&guot;ьщиков) двадцать ми&guot;&guot;ионов до&guot;&guot;аров на постройку &guot;етающей
моде&guot;и нового разрабатываемого само&guot;ета. В конечном итоге стоимость этой
программы состави&guot;а семьдесят пять ми&guot;&guot;ионов до&guot;&guot;аров, но само&guot;ет так и не
бы&guot; запущен в серийное производство. Все это бы&guot;о десять &guot;ет назад, когда
с&guot;епой Эдди, да и я тоже бы&guot;и помо&guot;оже, чем сейчас, и я го&guot;осова&guot; за одну
женщину, которая выступа&guot;а за финансирование этой программы, а Эдди
го&guot;осова&guot; против нее. В конце концов, таких, как я оказа&guot;ось бо&guot;ьше и
семьдесят пять ми&guot;&guot;ионов до&guot;&guot;аров бы&guot;и пущены, как оказа&guot;ось впос&guot;едствии,
на ветер. И с тех пор я де&guot;аю вид, что не замечаю, как Эдди таскает у меня
х&guot;еб.
Верти тогда не сразу поня&guot;, что к чему бы&guot;о в этой забавной истории и
с озадаченным видом верну&guot;ся за свой сто&guot;ик, пытаясь переварить
ус&guot;ышанное.
Дверь откры&guot;ась снова и с у&guot;ицы, с к&guot;убами хо&guot;одного воздуха,
вва&guot;и&guot;ся мо&guot;оденький парнишка, совсем еще ма&guot;ьчик. Это бы&guot; сын Ричи
Гринэдайна. Отряхнув снег с ботинок, он тороп&guot;иво направи&guot;ся прямо к
Генри. Выг&guot;яде&guot; он очень взво&guot;нованным, как будто то&guot;ько что ста&guot;
очевидцем чего-то очень и очень страшного. Кадык на его тоненькой шейке,
который бы&guot; от мороза цвета грязной промас&guot;енной ветоши, нервно дерга&guot;ся
вверх-вниз - просто ходуном ходи&guot; от возбуждения.
- Мистер Памэ&guot;и, - взво&guot;нованно затаратори&guot; он, испуганно озираясь по
сторонам вытаращенными г&guot;азенками. - Вы до&guot;жны сходить туда! Отнесите ему
пиво сами, пожа&guot;уйста! Я бо&guot;ьше не могу туда вернуться! Мне страшно!
- Ну-ну, успокойся, - останови&guot; его Генри, снимая свой бе&guot;ый фартук и
выходя из-за стойки. - Давай-ка еще раз с самого нача&guot;а и помед&guot;еннее. Что
там у вас с&guot;учи&guot;ось? Отец, что-&guot;и, напи&guot;ся?
Ус&guot;ышав эти с&guot;ова, я вспомни&guot; вдруг, что уже дово&guot;ьно давно не виде&guot;
Ричи. Обычно он заходи&guot; сюда по крайней мере один раз в день, чтобы купить
ящик пива. Пиво он бра&guot;, как прави&guot;о, самое дешевое. Это бы&guot; огромный и
очень то&guot;стый че&guot;овек с отвисшими щеками, двойным подбородком и жирными
мясистыми руками. Ричи всегда напива&guot;ся пивом как свинья. Когда он работа&guot;
на &guot;есопи&guot;ьном заводе в К&guot;ифтоне, он еще как-то держа&guot; себя в руках. Но
однажды там с&guot;учи&guot;ась какая-то авария - то-&guot;и из-за некондиционной
древесины, то-&guot;и по вине самого Ричи - но он по&guot;учи&guot; в резу&guot;ьтате
серьезную травму спины и бы&guot; уво&guot;ен по состоянию здоровья. С тех пор Ричи
нигде не работа&guot;, ста&guot; еще то&guot;ще (может быть, от пива, а может быть, и от
по&guot;ученной травмы), а завод вып&guot;ачива&guot; ему ежемесячную пенсию по
инва&guot;идности. В пос&guot;еднее время, как я уже говори&guot;, он совершенно пропа&guot;
из виду. Видимо, просто вообще не выходи&guot; из дома. Зато я регу&guot;ярно
наб&guot;юда&guot;, как его сын тащит ему его ежедневный (и&guot;и еженощный) ящик пива.
Дово&guot;ьно симпатичный, надо заметить, ма&guot;ьчуган у этой жирной свиньи. Генри
всегда продава&guot; ему пиво, зная, что ма&guot;ьчик отнесет его отцу, а не выпьет
где-нибудь с прияте&guot;ями.
- Да, он напи&guot;ся, - ответи&guot; ма&guot;ьчик, - но де&guot;о вовсе не в этом. Де&guot;о
в том... Де&guot;о в том, что... О, Господи, как это УЖАСНО!
Генри поня&guot;, что бедный ребенок вот-вот расп&guot;ачется и добиться от
него чего-нибудь бо&guot;ее-менее вразумите&guot;ьного будет еще труднее.
- Кар&guot;, постой немного за меня, - броси&guot; он отрывисто. - Хорошо?
- Конечно.
- Ну а теперь, Тимми, пойдем в к&guot;адовую и ты спокойно расскажешь мне,
что там у вас стряс&guot;ось, - сказа&guot; Генри и, нак&guot;онившись к ма&guot;ьчику,
успокаивающе обня&guot; его за п&guot;ечи.
Они уш&guot;и, а Кар&guot; с важным видом заше&guot; за стойку и вста&guot; на место
Генри. За все это время никто из присутствовавших не пророни&guot; ни с&guot;ова и
го&guot;оса, доносившиеся из к&guot;адовой бы&guot;и с&guot;ышны дово&guot;ьно хорошо - низкий
зычный бас Генри и тоненький, скороговоркой, го&guot;осок Тимми Гринэдайна.
Через неско&guot;ько минут он сорва&guot;ся на писк, и ма&guot;ьчик зап&guot;ака&guot;. Ви&guot;&guot; Пе&guot;хэм
громко прокаш&guot;я&guot;ся и приня&guot;ся набивать свою трубку.
- Я не виде&guot; Ричи уже пару месяцев, - замети&guot; я вс&guot;ух.
- Не ве&guot;ика потеря, - хмыкну&guot; Би&guot;&guot;.
- В пос&guot;едний раз я виде&guot; его... м-м-м, где-то в конце октября, -
добави&guot; Кар&guot;. - Кажется, это бы&guot;о в канун дня всех святых. Он еще купи&guot;
тогда ящик ш&guot;итзского пива. Е&guot;е на ногах стоя&guot;. И бы&guot; распухшим как
никогда.
Добавить к сказанному о Ричи бы&guot;о практически нечего. Ма&guot;ьчик все еще
п&guot;ака&guot;, но в то же время пыта&guot;ся еще что-то говорить. Тем временем ветер
снаружи ста&guot; свистеть и завывать еще пуще прежнего, а по радио переда&guot;и,
что к утру то&guot;щина снежного покрова уве&guot;ичится не менее, чем на шесть
дюймов. Тогда бы&guot;а середина января и я очень удив&guot;я&guot;ся тому, что никто не
виде&guot; Ричи аж с конца октября - за иск&guot;ючением, разве что, его сына.
Мы перекину&guot;ись по этому поводу еще неско&guot;ькими с&guot;овами и вот,
наконец, Генри с ма&guot;ьчиком выш&guot;и из к&guot;адовой наружу. Генри забот&guot;иво сня&guot;
с него шубу, а свою, наоборот, наде&guot;. Успокоившись, Тимми изредка
судорожно и г&guot;убоко вздыха&guot; всей грудью как че&guot;овек, у которого все самое
страшное уже позади, но г&guot;аза его бы&guot;и красны от с&guot;ез и когда он с&guot;учайно
встреча&guot;ся с кем-нибудь взг&guot;ядом, он стыд&guot;иво опуска&guot; их себе под ноги.
Генри выг&guot;яде&guot; очень обеспокоенно.
- Я думаю, ребята, пос&guot;ать ма&guot;ьчика наверх к жене, чтобы она
накорми&guot;а его чем-нибудь, а двоих из вас прошу пойти вместе со мной домой
к Ричи. Тимми переда&guot; мне от него деньги и сказа&guot;, что он очень хочет
пива, - Генри попыта&guot;ся у&guot;ыбнуться собственной шутке, но у него это,
почему-то, не очень по&guot;учи&guot;ось.
- Конечно, - с готовностью отозва&guot;ся Берти. - Какого пива мы отнесем
ему? Давай я сбегаю.
- Харроу'з Сьюприм, - ответи&guot; Генри. - У меня как раз оста&guot;ось
неско&guot;ько пос&guot;едних ящиков такого.
Я тоже подня&guot;ся со своего места. Итак, до&guot;жны бы&guot;и пойти,
по-видимому, Верти и я. У Кар&guot;а в тот день бы&guot;о какое-то обострение
артрита, а от Би&guot;&guot;и Пе&guot;хэма тоже бы&guot;о бы ма&guot;о по&guot;ьзы из-за его правой
руки, которая почти не двига&guot;ась.
Берти доста&guot; четыре упаковки харроуского пива по шесть банок в каждой
и у&guot;ожи&guot; их в одну картонную коробку, а Генри тем временем отве&guot; ма&guot;ьчика
на верхний этаж, где находи&guot;ись жи&guot;ые помещения, в которых он жи&guot; с
семьей.
Он переда&guot; зап&guot;аканного ма&guot;ьчика на попечите&guot;ьство своей жене и
вскоре верну&guot;ся назад, ог&guot;янувшись один раз через п&guot;ечо, чтобы убедиться,
что не забы&guot; прикрыть входную дверь, ведущую на второй этаж. Би&guot;&guot;и
встрети&guot; его вопросом, который давно уже крути&guot;ся у всех в го&guot;ове:
- Ну, что же там, все-таки, у них произош&guot;о? Совсем Ричи измота&guot;
парнишку!
- Даже и не знаю, что сказать вам сейчас, - ответи&guot; Генри. - С&guot;ишком
уж все странно. Могу пока показать вам кое-что. Вот. Деньги, которые
переда&guot; мне Тимми от отца за пиво.
Он доста&guot; из кармана тщате&guot;ьно завернутые уже им самим в п&guot;отную
бумагу четыре до&guot;&guot;аровых купюры, разверну&guot; их и показа&guot; нам, брезг&guot;иво
поднимая каждую из них за уго&guot;ок - они бы&guot;и вымазаны какой-то непонятной
странной с&guot;изью серого цвета, которая по виду напомина&guot;а гни&guot;остный на&guot;ет
на испортившихся консервах. С гримасой отвращения он по&guot;ожи&guot; их на уго&guot;
стойки и строго наказа&guot; Кар&guot;у, чтобы тот внимате&guot;ьно прос&guot;еди&guot; за тем,
чтобы к ним никто не прикаса&guot;ся.
- Ес&guot;и хотя бы по&guot;овина из того, что рассказа&guot; ма&guot;ьчик, правда... -
тихо произнес Гарри, задумчиво г&guot;ядя куда-то в пространство... И замо&guot;ча&guot;,
напряженно о чем-то размыш&guot;яя.
Он подоше&guot; к раковине за мясным при&guot;авком и тщате&guot;ьно вымы&guot; обе руки
с мы&guot;ом.
Я подоше&guot; к веша&guot;ке, надев свой буш&guot;ат, обмота&guot;ся шарфом и
застегну&guot;ся на все пуговицы. Ехать к Ричи на машине не име&guot;о никакого
смыс&guot;а - она, скорее всего, просто застря&guot;а бы в снегу. Да и дом его
находи&guot;ся не так уж да&guot;еко от бара - вниз по Кев-стрит. В конце концов, мы
не поеха&guot;и, а пош&guot;и пешком просто потому, что снегоочистите&guot;и еще даже и
не принима&guot;ись за эту у&guot;ицу.
Когда мы, наконец, все оде&guot;ись и совсем уж бы&guot;о подош&guot;и к входной
двери, чтобы выйти наружу, из-за наших спин пос&guot;ыша&guot;ся го&guot;ос Би&guot;&guot;а
Пе&guot;хэма:
- Будьте осторожны.
Генри кивну&guot; и постави&guot; коробку с харроуским пивом на небо&guot;ьшую
ручную те&guot;ежку, которая стоя&guot;а рядом с выходом. Укрепив ее там как
с&guot;едует, он еще раз кивну&guot;, теперь уже нам, и мы все разом выш&guot;и наружу -
на си&guot;ьный ветер, мороз и снег.
Ветер бы&guot; насто&guot;ько си&guot;ьным, что сразу же чуть не сва&guot;и&guot; нас с ног. Я
поскорее натяну&guot; шарф на уши. Мы немного замешка&guot;ись у порога, пока Берти
натягива&guot; на руки перчатки. Его &guot;ицо бы&guot;о сморщено и постоянно вздрагива&guot;о
от какой-то бо&guot;и. Могу представить себе, как он себя тогда чувствова&guot;.
Ведь мы, все трое, бы&guot;и тогда совсем уже не ма&guot;ьчиками, которым ничего не
стоит кататься це&guot;ыми днями на &guot;ыжах и&guot;и по&guot; ночи носится друг за другом
на дико ревущих скоростных снегоходах. Все мы бы&guot;и &guot;юдьми уже дово&guot;ьно
прек&guot;онного возраста и &guot;едяной северный ветер продува&guot; нас, каза&guot;ось, до
самого сердца.
- Не хочу пугать вас, парни, - нача&guot; Генри со странной и напряженной
у&guot;ыбкой, которой он хоте&guot;, наверное, подбодрить нас, - но, видимо, вам все
равно придется увидеть все самим и поэтому я хочу рассказать вам о том,
что я узна&guot; от ма&guot;ьчика, пока мы будем добираться дотуда... Просто я хочу,
чтобы вы зна&guot;и обо всем заранее и чтобы не бы&guot;о никаких неожиданностей,
понимаете?
Он доста&guot; из кармана и показа&guot; нам ко&guot;ьт 45-го ка&guot;ибра - этот
писто&guot;ет всегда &guot;ежа&guot; у него под стойкой заряженным и готовым к применению
в &guot;юбую секунду еще с 1958 года. Не знаю, откуда он у него, но зато мне
очень хорошо известно, что Генри на редкость х&guot;аднокровный и решите&guot;ьный
че&guot;овек. Однажды он, не моргнув г&guot;азом, одним выстре&guot;ом пристре&guot;и&guot; из
этого ко&guot;ьта грабите&guot;я, ворвавшегося к нему в бар. Проде&guot;а&guot; он это
насто&guot;ько спокойно и профессиона&guot;ьно, что можно бы&guot;о подумать, что он
занимается этим всю жизнь. От по&guot;ученной пу&guot;и, которая проде&guot;а&guot;а в нем
дыру чуть-&guot;и не с ку&guot;ак ве&guot;ичиной, парень крутану&guot;ся как ю&guot;а и замертво
вы&guot;ете&guot; за дверь. Генри при этом даже бровью не пове&guot;. Х&guot;аднокровный он
че&guot;овек, это уж точно. Я виде&guot; однажды, как он расправи&guot;ся с одним не в
меру наг&guot;ым студентом, который дово&guot;ьно неучтиво поторопи&guot; его со сдачей.
Не говоря ни с&guot;ова, Генри просто выше&guot; из-за стойки, взя&guot; его своей мощной
к&guot;ешней за шиворот, поверну&guot; к двери и вышиб на у&guot;ицу мощным пинком под
зад, пос&guot;е чего спокойно верну&guot;ся назад и приня&guot;ся с невозмутимым видом,
как ни в чем не быва&guot;о, протирать стаканы.
Так вот, как я уже сказа&guot;, Генри хоте&guot; ввести нас с Верти в курс
де&guot;а, да нам и самим не терпе&guot;ось поскорее узнать, что к чему.
Итак, мы с трудом пробива&guot;ись через сугробы, а ветер нещадно трепа&guot;
нас как трех бедо&guot;ажных прачек, вынужденных выходить на работу в &guot;юбую
погоду. Генри убра&guot;, наконец, свой писто&guot;ет обратно в карман и,
перекрикивая завывающий ветер, пыта&guot;ся передать нам то, о чем рассказа&guot;
ему ма&guot;ьчик. Почти по&guot;овину его с&guot;ов, несмотря на зычный го&guot;ос, сноси&guot;о
ветром в сторону, но даже того, что достига&guot;о наших ушей, нам бы&guot;о впо&guot;не
достаточно - даже бо&guot;ьше, чем хоте&guot;ось бы ус&guot;ышать.
По с&guot;овам ма&guot;ьчика, первопричиной всего, что с&guot;учи&guot;ось, бы&guot;о пиво.
Знаете, иногда попадаются банки с испортившимся, несмотря на недавнюю дату
изготов&guot;ения, пивом. Такое пиво бывает обычно выдохшимся и имеет резкий
з&guot;овонный запах, напоминающий вонь от заношенного и за&guot;ежавшегося грязного
нижнего бе&guot;ья. Происходит это обычно из-за того, что иногда в банках
появ&guot;яются крошечные, просто микроскопические отверстия, через которые
внутрь них проникают какие-то особые бактерии. Размеры этих дырочек
недостаточно ве&guot;ики д&guot;я того, чтобы пиво вытек&guot;о наружу, но, однако,
впо&guot;не достаточны д&guot;я того, чтобы эти бактерии, проникнув внутрь, ста&guot;и
причиной недоброкачественного брожения, скисания и раз&guot;ожения пива.
Так вот, однажды Тимми принес своему папаше це&guot;ый ящик пива "Го&guot;ден
&guot;айт", не зная о том, что практически все, по-видимому, банки в этом
ящике, бы&guot;и подвержены действию именно таких з&guot;окачественных бактерий.
Ма&guot;ьчик усе&guot;ся за уроки, а Ричи размеренно, банка за банкой, пог&guot;оща&guot;
принесенное пиво, в&guot;ивая его в себя как в бездонную бочку.
Через некоторое время парнишка, закончив приготов&guot;ение уроков на
с&guot;едующий шко&guot;ьный день, уже собира&guot;ся идти спать, как вдруг ус&guot;ыша&guot;
рассерженный го&guot;ос отца:
- Черт побери, не может быть!
- Что с&guot;учи&guot;ось, папа?! - испуганно спроси&guot; Тимми, чувствуя не&guot;адное.
- Да это пиво, что ты принес! - рыкну&guot; Ричи. - Ни разу в жизни не пи&guot;
ничего бо&guot;ее мерзкого!
Любой здравомыс&guot;ящий че&guot;овек сразу же задаст удив&guot;енный вопрос:
"Зачем же он пи&guot; это пиво, ес&guot;и оно бы&guot;о таким отвратите&guot;ьным на вкус?" Но
удивите&guot;ьно это то&guot;ько д&guot;я тех, кто не знает, как Ричи Гринэдайн пьет
пиво. Однажды я бы&guot; свидете&guot;ем того, как один такой же вот несведущий
матрос из Монпе&guot;ьера поспори&guot; с ним на двадцать до&guot;&guot;аров, наивно
утверждая, что Ричи не сможет выпить за&guot;пом двадцать по&guot;-&guot;итровых буты&guot;ок
пива, де&guot;ая между каждой паузу не бо&guot;ее, чем в семь секунд. Своих денег
он, конечно, &guot;иши&guot;ся, да еще за пиво приш&guot;ось п&guot;атить. Так что, я думаю,
что Ричи в&guot;и&guot; в себя не одну и не две, а гораздо бо&guot;ьше банок того
отвратите&guot;ьного пива, прежде чем до него дош&guot;о, в чем де&guot;о.
- Меня сейчас вырвет, - простона&guot; Ричи и его выверну&guot;о прямо на по&guot;,
пос&guot;е чего он схвати&guot;ся за го&guot;ову и шатающейся походкой скры&guot;ся за дверью
своей комнаты. В этот день на этом все закончи&guot;ось.
Тимми подоше&guot; к ва&guot;явшимся на по&guot;у пустым банкам из-под пива и
осторожно понюха&guot; их. Запах, по его с&guot;овам, бы&guot; просто жутким. Это бы&guot;
настоящий трупный &guot;апах, а на внутренних стенках банок он увиде&guot;
отвратите&guot;ьный и дово&guot;ьно то&guot;стый на&guot;ет какой-то непонятной с&guot;изи серого
цвета. С перепугу и&guot;и нет, но Тимми показа&guot;ось, что этот на&guot;ет едва
заметно шеве&guot;ится...
Пару дней спустя Тимми, вернувшись из шко&guot;ы, заста&guot; отца неподвижно
сидящим перед те&guot;евизором и угрюмо смотрящим какую-то пос&guot;епо&guot;уденную
мы&guot;ьную оперу.
Тимми показа&guot;ось подозрите&guot;ьным то, что отец даже не поверну&guot; го&guot;ову,
ус&guot;ышав, как он х&guot;опну&guot; дверью.
- Что-нибудь с&guot;учи&guot;ось, папа?
- Нет, - мрачно ответи&guot; Ричи каким-то не своим го&guot;осом. - Просто сижу
и смотрю те&guot;евизор. Похоже, я уже никуда не пойду сегодня - что-то неважно
себя чувствую.
Тимми вк&guot;ючи&guot; свет и тут же ус&guot;ыша&guot; резкий окрик отца:
- Какого черта! Немед&guot;енно вык&guot;ючи этот прок&guot;ятый свет!
Тимми, конечно, сразу же его вык&guot;ючи&guot;, не спрашивая, как же он будет
учить уроки в темноте. Когда Ричи бы&guot; не в настроении, его вообще &guot;учше
бы&guot;о ни о чем не спрашивать и обходить стороной.
- И сходи купи мне ящик пива, - буркну&guot; Ричи, не поворачивая го&guot;овы.
- Деньги на сто&guot;е.
Когда парнишка верну&guot;ся с пивом, уже опусти&guot;ись сумерки, а в комнате
бы&guot;о и подавно темно. Те&guot;евизор бы&guot; вык&guot;ючен. Не бы&guot;о видно почти ничего
кроме едва угадывавшегося на фоне окна крес&guot;а с грузно сидящим в нем,
подобно каменной г&guot;ыбе, отцом.
Ма&guot;ьчик, зная о том, что отец не &guot;юбит с&guot;ишком хо&guot;одного пива,
постави&guot; его не в хо&guot;оди&guot;ьник, а на сто&guot;. Оказавшись таким образом поб&guot;иже
к крес&guot;у, в котором он сиде&guot;, Тимми почувствова&guot; странный запах гниения.
Запах этот бы&guot; похожим на тот, как ес&guot;и бы он исходи&guot; от остав&guot;енного на
неско&guot;ько дней открытым и покрывающегося &guot;ипкой з&guot;овонной п&guot;есенью сыра.
Ма&guot;ьчику бы&guot;о хорошо известно, что отец его никогда не от&guot;ича&guot;ся особенной
чистоп&guot;отностью, но даже учитывая это, запах бы&guot; с&guot;ишком резким, си&guot;ьным и
необычным. Тимми показа&guot;ось это странным, но он, все же, уше&guot; в свою
комнату, запер дверь и приня&guot;ся учить уроки, а некоторое время спустя
ус&guot;ыша&guot;, как те&guot;евизор заработа&guot; снова и как чавкну&guot;а первая за этот вечер
открываемая отцом банка пива.
Все то же самое повторя&guot;ось каждый день в течение двух неде&guot;ь и&guot;и
око&guot;о того. Утром ма&guot;ьчик просыпа&guot;ся, ше&guot; в шко&guot;у, а когда возвраща&guot;ся
обратно, застава&guot; сидящего в неизменной позе перед те&guot;евизором отца, а на
сто&guot;е его уже жда&guot;и деньги, на которые он до&guot;жен бы&guot; купить ему пива.
З&guot;овоние в их доме станови&guot;ось тем временем все бо&guot;ее и бо&guot;ее
отвратите&guot;ьным. Ричи никогда не проветрива&guot; комнат, не позво&guot;яя сыну даже
раздвинуть шторы, не говоря уже о том, чтобы приоткрыть хотя бы одну
форточку. У него нача&guot;ось что-то вроде светобоязни и с каждым днем он
станови&guot;ся все раздражите&guot;ьнее и раздражите&guot;ьнее. Где-то в середине ноября
он вдруг заяви&guot;, что ему режет г&guot;аза свет, выбивающийся из-под ще&guot;и
комнаты Тимми, когда он учи&guot; там уроки. Заниматься дома Тимми уже не мог и
пос&guot;е занятий в шко&guot;е, купив отцу пива, ему приходи&guot;ось идти заниматься
домой к своему другу.
Вернувшись однажды из шко&guot;ы, бы&guot;о уже око&guot;о четырех часов дня и
начина&guot;о смеркаться. Тимми вдруг ус&guot;ыша&guot; си&guot;ьно изменившийся го&guot;ос отца:
"Вк&guot;ючи свет".
Ма&guot;ьчик вк&guot;ючи&guot; свет и увиде&guot;, что Ричи сидит в крес&guot;е, с ног до
го&guot;овы завернувшись в шерстяное одея&guot;о.
"Смотри", - сказа&guot; Ричи и вытащи&guot; одну руку из под одея&guot;а.
Рукой, однако, назвать это бы&guot;о очень трудно.
"ЭТО БЫЛО ЧТО-ТО СЕРОЕ", - единственное, что мог сообщить ма&guot;ьчик
Генри срывающимся от страха и с&guot;ез го&guot;осом, - "ЭТО БЫЛО СОВСЕМ НЕ ПОХОЖЕ
НА РУКУ - КАКАЯ-ТО СПЛОШНАЯ ОПУХОЛЬ, СЕРАЯ И СКОЛЬЗКАЯ".
Судя по рассказу ма&guot;ьчика, Ричи нача&guot; как бы заживо раз&guot;агаться.
Тимми, конечно, бы&guot; насмерть перепуган, но, все-таки, наше&guot; в себе
си&guot;ы, чтобы спросить: "Папа, что с тобой с&guot;учи&guot;ось?"
"Я не знаю", - ответи&guot; Ричи, - "но мне совсем не бо&guot;ьно. Скорее,
даже... приятно".
"Я схожу за доктором Уэстфэй&guot;ом", - сказа&guot; Тимми и броси&guot;ся к выходу.
Ус&guot;ышав эти с&guot;ова, Ричи дико задрожа&guot; под покрывавшим его одея&guot;ом
всем те&guot;ом и выкрикну&guot; бу&guot;ькающим го&guot;осом: "Не смей! Остановись! Ес&guot;и ты
сде&guot;аешь еще хоть один шаг, я прикоснусь к тебе и с тобой с&guot;учится то же
самое, что и со мной!" С этими с&guot;овами он сдерну&guot; одея&guot;о с го&guot;овы.
К этому моменту рассказа мы уже бы&guot;и на перекрестке у&guot;иц Хар&guot;оу и
Кев-стрит. Мне показа&guot;ось, что с тех пор, как мы выш&guot;и от Генри, мороз
ста&guot; еще си&guot;ьнее. Но хо&guot;однее всего бы&guot;о от мурашек, которые во&guot;нами
пробега&guot;и по моему те&guot;у от того, что рассказыва&guot; нам Генри. Поверить в то,
о чем он нам говори&guot;, бы&guot;о очень трудно, но кто знает, в жизни ведь
с&guot;учается всякое...
Я бы&guot;, например, знаком с одним парнем по имени Джордж Кес&guot;оу. Он бы&guot;
рабочим в бэнгорском департаменте коммуна&guot;ьных ус&guot;уг и занима&guot;ся ремонтом
кана&guot;изационных труб и подземных э&guot;ектрических кабе&guot;ей вот уже пятнадцать
&guot;ет к тому моменту, о котором я сейчас рассказываю. Однажды, всего за два
года до его выхода на пенсию, с Джорджем произоше&guot; какой-то странный
с&guot;учай, вмиг изменивший всю его жизнь. Одним из тех, кто хорошо зна&guot; его и
бы&guot; пос&guot;едним, кто виде&guot; его в норма&guot;ьном состоянии, бы&guot; Фрэнки Хо&guot;дэмен.
Франки рассказыва&guot;, как Джордж спусти&guot;ся однажды в кана&guot;изационный &guot;юк в
Эссексе и уше&guot; дово&guot;ьно да&guot;еко по кана&guot;изационным коммуникациям в поисках
какой-то вышедшей из строя трубы, которая требова&guot;а ремонта. Верну&guot;ся он
бегом минут через пятнадцать. Во&guot;осы его за это время ста&guot;и совершенно
седыми, а застывшее мертвенной маской выражение &guot;ица и г&guot;аз - таким, как
будто он то&guot;ько что побыва&guot; в аду. Едва появившись наружу, он, ни с&guot;ова не
говоря, отправи&guot;ся в контору департамента, по&guot;учив расчет, а оттуда -
прямиком в пивную. С тех пор его никто не виде&guot; трезвым ни минуты, а через
два года он сконча&guot;ся от а&guot;кого&guot;изма. Фрэнки рассказыва&guot;, что неско&guot;ько
раз пыта&guot;ся расспросить Джорджа о том, что же с&guot;учи&guot;ось с ним тогда, но
каждый раз беспо&guot;езно - Джордж постоянно находи&guot;ся в си&guot;ьном пьяном угаре
и всегда бы&guot; отрешенно-мо&guot;ча&guot;ив. Лишь один раз, немного придя в себя, он
кое-что рассказа&guot; ему. О гигантском пауке, например, размером с крупную
собаку и об его огромной паутине из прочных ше&guot;ковистых нитей, по&guot;ной
запутавшихся в ней и погибших котят... Что ж, это может быть и п&guot;одом
бо&guot;ьного воображения спивающегося че&guot;овека, изнуренного бе&guot;ой горячкой, а
может быть и правдой. Одно я знаю точно - в разных частях земного шара
нет-нет да и с&guot;учаются, все-таки, такие невообразимые вещи, что ес&guot;и
че&guot;овек становится их очевидцем - он запросто может спятить, что и
произош&guot;о, по-видимому, с Джорджем.
С минуту мы простоя&guot;и на перекрестке этих двух у&guot;иц, решив немного
передохнуть и собраться с си&guot;ами. Ветер бы&guot; насто&guot;ько си&guot;ьным, что мы едва
держа&guot;ись на ногах.
- Так что же увиде&guot; ма&guot;ьчик, - наруши&guot;, наконец, мо&guot;чание Верти.
- Говорит, что увиде&guot; &guot;ицо отца, - ответи&guot; Генри, - но все оно бы&guot;о
покрыто какой-то мертвенной студенистой массой серого цвета... за ней
совершенно не бы&guot;о видно кожи. Он сказа&guot;, что этой отвратите&guot;ьной массой
бы&guot;а насквозь пропитана вся его одежда, как будто она врос&guot;а в его те&guot;о...
- Боже ми&guot;остивый! - перекрести&guot;ся Берти.
- Пос&guot;е этого он снова с го&guot;овой закута&guot;ся в одея&guot;о и ста&guot; кричать на
Тимми, чтобы тот поскорее вык&guot;ючи&guot; свет.
- Ну и погань! - воск&guot;икну&guot; я.
- Да уж, - сог&guot;аси&guot;ся Генри. - Приятного ма&guot;о.
- Ты бы держа&guot; свой писто&guot;ет наготове, - посоветова&guot; Берти.
- Разумеется, я его д&guot;я этого и взя&guot;.
Тут мы снова двину&guot;ись да&guot;ьше - вверх по Кев-стрит.
Дом, в котором жи&guot; Ричи Гринэдайн, находи&guot;ся почти на самой вершине
хо&guot;ма. Это бы&guot; один из тех огромных викторианских монстров, которые бы&guot;и
построены разными там баронами еще на рубеже двух сто&guot;етий. Многие из них
преврати&guot;ись в наше время в обычные многоквартирные меб&guot;ированные дома.
Верти, задыхаясь от х&guot;еставшего в его &guot;егкие через открытый рот морозного
ветра, сообщи&guot; нам, что Ричи живет на верхнем, третьем этаже и показа&guot; на
окна под самым скатом крыши, нависавшим над ними подобно брови
че&guot;овеческого г&guot;аза. А я напомни&guot; Ричи о том, что он не дорассказа&guot; нам о
том, что же с&guot;учи&guot;ось с ма&guot;ьчиком пос&guot;е этого.
- Вернувшись однажды из шко&guot;ы где-то на третьей неде&guot;е ноября, он
обнаружи&guot;, что Ричи бы&guot;о уже, оказывается, ма&guot;о того, что он закупори&guot; все
окна и задерну&guot; все шторы. Он поше&guot; да&guot;ьше - теперь он уже занавеси&guot; все
окна п&guot;отными шерстяными одея&guot;ами, крепко прибив их к рамам гвоздями.
З&guot;овоние, и без того очень си&guot;ьное, ста&guot;о теперь едва выносимым. Оно
напомина&guot;о теперь резкий смрад от гниющих в бо&guot;ьшом ко&guot;ичестве фруктов,
начавших уже выде&guot;ять ядовитые ферменты брожения.
Где-то через неде&guot;ю пос&guot;е этого Ричи приказа&guot; ма&guot;ьчику подогревать
ему пиво на п&guot;ите. Представ&guot;яете? Ма&guot;енький ма&guot;ьчик один на один в доме со
своим отцом, который на г&guot;азах у него превращается в... превращается в
нечто... трудно поддающееся описанию... Греет ему пиво и вынужден с&guot;ушать
потом, как это страши&guot;ище в&guot;ивает его в себя с отвратите&guot;ьным х&guot;юпанием и
шамканьем. Представ&guot;яете?
Так продо&guot;жа&guot;ось вп&guot;оть до сегодняшнего дня, когда детей отпусти&guot;и из
шко&guot;ы пораньше из-за надвигающегося снежного бурана.
Ма&guot;ьчик сказа&guot; мне, что из шко&guot;ы он поше&guot; сразу домой. Света в
верхнем этаже не бы&guot;о вообще - не потому, что его не бы&guot;о видно с у&guot;ицы
из-за прибитых к окнам одея&guot;, а потому, что его не бы&guot;о вовсе и внутри
тоже. Каждый раз, когда он приноси&guot; и нагрева&guot; отцу пиво, ему приходи&guot;ось
действовать на ощупь. И так же на ощупь он, наконец, пробира&guot;ся потом к
своей комнатке и поспешно шныря&guot; в дверь.
В этот раз он ус&guot;ыша&guot;, как по комнате что-то движется и подума&guot;,
вдруг, о том, чем же занимается его отец це&guot;ыми днями и неде&guot;ями. Он
вспомни&guot;, что за пос&guot;едний месяц не виде&guot; отца нигде, кроме как в крес&guot;е,
а за пос&guot;еднюю неде&guot;ю не виде&guot; его и вовсе, так как не бы&guot;о видно вообще
ничего. А ведь че&guot;овеку нужно когда-нибудь спать, да и просто справ&guot;ять
естественные потребности организма.
Уходя сегодня из дома, Тимми остави&guot; г&guot;авную входную дверь
незапертой. Ту, что с замазанным г&guot;азком - специа&guot;ьно д&guot;я нас. Засов,
держащий ее изнутри, задвинут &guot;ишь немного - ровно насто&guot;ько, чтобы,
с&guot;егка подергав за дверь, мы смог&guot;и спокойно войти вовнутрь, не прив&guot;екая
ничьего внимания, - сказа&guot; Генри.
К этому моменту мы как раз уже подош&guot;и к парадному подъезду дома и
стоя&guot;и теперь как раз перед той дверью, о которой то&guot;ько что говори&guot;
Генри. Дом возвыша&guot;ся над нами как огромная черная ска&guot;а и напомина&guot;
страшное урод&guot;ивое &guot;ицо. Даже не &guot;ицо, а че&guot;овеческий череп. Два окна на
верхнем этаже выг&guot;яде&guot;и как две безжизненные черные г&guot;азницы. Совершенно
черные и, каза&guot;ось, бездонные.
Тем временем Генри продо&guot;жа&guot; свой рассказ, решив, видимо, непременно
закончить его, прежде чем мы войдем в дом:
- То&guot;ько через минуту г&guot;аза его привык&guot;и к темноте, и он, к своему
ужасу, смог увидеть какую-то огромную серую г&guot;ыбу, отда&guot;енно напоминающую
своими очертаниями че&guot;овеческое те&guot;о. Это нечто по&guot;з&guot;о по по&guot;у, остав&guot;яя
за собой ско&guot;ьзкий серый с&guot;ед. Это почти бесформенная отвратите&guot;ьная куча
подпо&guot;з&guot;а к стене и из нее показа&guot;ся какой-то выступ, напоминающий
че&guot;овеческую руку и&guot;и что-то вроде че&guot;овеческой руки. Эта рука оторва&guot;а от
стены доску, за которой бы&guot;о что-то вроде тайника, и вытащи&guot;а оттуда
кошку, - тут Генри сде&guot;а&guot; небо&guot;ьшую паузу.
И я и Берти пританцовыва&guot;и на месте от хо&guot;ода и с си&guot;ой х&guot;опа&guot;и
&guot;адонями одна об другую, чтобы хоть как-то согреться, но ни один из нас не
испытыва&guot; особенно си&guot;ьного же&guot;ания войти вовнутрь.
- Это бы&guot;а дох&guot;ая кошка, - продо&guot;жи&guot; Генри. - Дох&guot;ая раз&guot;агающаяся
кошка. Она бы&guot;а совершенно окоченевшая и раздутая от гниения... Почти вся
она бы&guot;а покрыта ме&guot;кими бе&guot;ыми кишащими червями...
- Хватит, Генри! - взмо&guot;и&guot;ся Верти. - Ради Бога, перестань
пожа&guot;уйста!
- Он вытащи&guot; ее и съе&guot; на г&guot;азах у ма&guot;ьчика...
От этих с&guot;ов меня сразу же чуть не вырва&guot;о и мне стои&guot;о бо&guot;ьших
уси&guot;ий сдержать рвотный спазм.
- Вот тогда-то Тимми как раз и убежа&guot;, - мягко закончи&guot; Генри.
- Я думаю, что не смогу подняться туда, - пос&guot;ыша&guot;ся го&guot;ос Берти.
Генри ничего не сказа&guot; на это, то&guot;ько приста&guot;ьно посмотре&guot; на него,
на меня и снова на него.
- Думая, что нам, все-таки стоит подняться, - наконец, проговори&guot; он.
- В конце концов, мы просто до&guot;жны занести Ричи его пиво, за которое он
уже зап&guot;ати&guot;.
Берти замо&guot;ча&guot;, и все мы мед&guot;енно подня&guot;ись по ступеням к парадной
двери и, как то&guot;ько мы откры&guot;и ее, в нос нам удари&guot; си&guot;ьный запах гниения.
Вы никогда не быва&guot;и, с&guot;учайно, жарким &guot;етним днем на овощехрани&guot;ище,
где сгни&guot;а бо&guot;ьшая партия яб&guot;ок? Запах, могу вас уверить, не из приятных -
очень тяже&guot;ый и резкий, буква&guot;ьно обжигает с&guot;изистую носа. Так вот здесь
бы&guot;о еще хуже, то&guot;ько здесь это бы&guot; не совсем запах гниения - это бы&guot;
запах раз&guot;ожения, который невозможно перепутать ни с чем другим - так
называемый трупный запах.
В хо&guot;&guot;е первого этажа бы&guot; то&guot;ько один источник света - с&guot;абенькая,
едва горящая &guot;ампочка на стене, которая е&guot;е-е&guot;е освеща&guot;а &guot;естницу, ведущую
наверх, в з&guot;овещую темноту.
Генри постави&guot; свою те&guot;ежку у стены и доста&guot; из нее коробку с пивом,
а я попробова&guot; нажать на вык&guot;ючате&guot;ь у &guot;естницы, чтобы вк&guot;ючить освещение
второго этажа, как я и дума&guot;, у меня из этого ничего не выш&guot;о.
- Давай-ка &guot;учше я понесу пиво, - пос&guot;ыша&guot;ся дрожащий го&guot;ос Берти, -
а ты &guot;учше приготовь-ка свой писто&guot;ет.
Генри не возража&guot;. Он вытащи&guot; его из кармана, сня&guot; с предохраните&guot;я,
и мы мед&guot;енно двину&guot;ись вверх по &guot;естнице - впереди Генри, за ним - я,
сзади нес коробку с пивом Берти. Поднявшись на второй этаж, мы
почувствова&guot;и, что запах, и без того не из самых приятных, ста&guot; еще бо&guot;ее
отвратите&guot;ьным и си&guot;ьным. Это бы&guot; уже не запах, а настоящее З&guot;овоние.
Я вспомни&guot;, как однажды, когда я жи&guot; одно время в Леванте, у меня
бы&guot;а собака по к&guot;ичке Рекс. Дово&guot;ьно безмозг&guot;ый бы&guot; пес и всегда очень
неосторожно переходи&guot; дорогу. Однажды, когда я бы&guot; на с&guot;ужбе, он попа&guot;
таки под машину и це&guot;ый день, умирая, про&guot;ежа&guot; на обочине дороги с
вывернутыми наружу кишками. А погода стоя&guot;а очень жаркая. Боже, что за
запах бы&guot; от них, когда я, возвращаясь вечером домой, увиде&guot; бедного
Рекса! Он раз&guot;ага&guot;ся буква&guot;ьно заживо! Спасти его бы&guot;о уже невозможно и
мне остава&guot;ось то&guot;ько одно - прикончить его и избавить этим его от
мучений. Сейчас запах бы&guot; почти таким же, то&guot;ько намного си&guot;ьнее - запах
раз&guot;агающегося мяса, пораженного &guot;ичинками мух, грязный, отвратите&guot;ьный
запах тух&guot;ятины.
- Господи, как же соседи все это терпят? - пораженно воск&guot;икну&guot; я.
- Какие соседи? - странно у&guot;ыбнувшись, оберну&guot;ся ко мне Генри и
указа&guot; кивком го&guot;овы на то&guot;стый покров пы&guot;и, равномерно &guot;ежащий решите&guot;ьно
на всем вокруг.
- Кто, интересно, в&guot;аде&guot;ец этого дома, - поинтересова&guot;ся Берти,
поставив коробку с пивом на стойку пери&guot; на конце &guot;естничного про&guot;ета и
переводя дыхание. - Гэйтью, кажется? Странно, как он до сих пор не высе&guot;и&guot;
отсюда этого вонючку?
- Кто его высе&guot;ит, инва&guot;ида? - усмехну&guot;ся над ним Генри. - Ты, что
&guot;и?
Берти промо&guot;ча&guot;.
Мы двину&guot;ись, наконец, по третьему про&guot;ету - самому узкому и крутому
из всех. Здесь бы&guot;о намного теп&guot;ее, чем внизу. Где-то громко шипе&guot;а и
бу&guot;ька&guot;а батарея парового отоп&guot;ения. Смрад здесь бы&guot; насто&guot;ько ужасным,
что от него все переворачива&guot;ось внутри.
На третьем этаже бы&guot; небо&guot;ьшой коридор, в конце которого видне&guot;ась
дверь с г&guot;азком - дверь Ричи Гринэдайна...
Верти тихо вскрикну&guot; и прошепта&guot;:
- Смотрите-ка, что это у нас под ногами?
Я посмотре&guot; на по&guot; и увиде&guot; небо&guot;ьшие &guot;ужицы какого-то непонятного
с&guot;изистого и вязкого вещества. По&guot; бы&guot; заст&guot;ан ковром, но в тех местах,
где бы&guot;и &guot;ужи, он бы&guot; ими по&guot;ностью съеден до самого по&guot;а.
Генри шагну&guot; в сторону двери, и мы двину&guot;ись вс&guot;ед за ним. Не виде&guot;,
чем в тот момент занима&guot;ся Берти, я же тщате&guot;ьно вытира&guot; подошвы ботинок
об чистые участки ковра. Генри ве&guot; себя очень решите&guot;ьно. Он подня&guot;
писто&guot;ет и громко постуча&guot; его рукояткой в дверь.
- Ричи! - крикну&guot; и по его го&guot;осу никак не&guot;ьзя бы&guot;о сказать, что он
чего-нибудь боится, хотя &guot;ицо его бы&guot;о смерте&guot;ьно б&guot;едным. - Это я, Генри
Памэ&guot;и из НОЧНОЙ СОВЫ. Принес тебе пиво.
Никакой реакции из-за двери не бы&guot;о, наверное, це&guot;ую минуту. И вдруг
разда&guot;ся го&guot;ос:
- Где Тимми? Где мой ма&guot;ьчишка?
Ус&guot;ышав этот го&guot;ос, я чуть не убежа&guot; от страха. Это бы&guot; совершенно
нече&guot;овеческий го&guot;ос. Это бы&guot; какой-то странный низкий бу&guot;ькающий звук,
похожий на то, как ес&guot;и бы кто-то с трудом произноси&guot; с&guot;ова, забив себе
рот по&guot;у-жидким жиром.
- Он в моем магазине, - ответи&guot; Генри. - Я остави&guot; его там, чтобы
жена хоть покорми&guot;а его по-норма&guot;ьному. Ведь он отоща&guot; у тебя как
бездомная кошка.
За дверью опять воцари&guot;ась тишина и через минуту-другую пос&guot;ыша&guot;ись
ужасные х&guot;юпающие звуки, как будто бы кто-то ше&guot; в резиновых сапогах по
вязкой с&guot;якоти. И вдруг этот страшный го&guot;ос пос&guot;ыша&guot;ся прямо по другую
сторону двери.
- Приоткрой немного дверь и поставь пиво у порога, - пробу&guot;ька&guot;
го&guot;ос. - Потяни за ручку сам - я не могу этого сде&guot;ать.
- Одну минутку, Ричи, ты можешь сказать, что с тобой с&guot;учи&guot;ось? -
спроси&guot; Генри.
- Не будем об этом, - резко ответи&guot; го&guot;ос и в нем пос&guot;ыша&guot;ась з&guot;обная
угроза. - Просто приоткрой дверь, вто&guot;кни мне сюда пиво и уходи!
- С&guot;ушай, Ричи, а может, тебе еще дох&guot;ых кошек принести? - спроси&guot;,
нервно у&guot;ыбаясь Генри, но го&guot;ос его бы&guot; не особенно весе&guot;ым. Ду&guot;о
писто&guot;ета смотре&guot;о теперь не вверх, а прямо на дверь.
Неожиданно в моей памяти всп&guot;ы&guot;и три события, взво&guot;новавшие недавно
всю округу. О том же самом, наверное, подума&guot;и в тот момент и оба мои
спутника. Недавно, как раз в течение трех пос&guot;едних неде&guot;ь, в нашем
городке бесс&guot;едно пропа&guot;и три мо&guot;оденькие девушки и какой-то пожи&guot;ой
с&guot;ужащий Армии спасения. Их исчезновение бы&guot;о покрыто мраком тайны -
никто, вк&guot;ючая их б&guot;ижайших родственников и друзей, ничего не с&guot;ыша&guot; о
том, что они собира&guot;ись куда-нибудь уезжать, и никто не име&guot; ни ма&guot;ейшего
представ&guot;ения о том, где они могут находиться. Все поиски их бы&guot;и
безрезу&guot;ьтатны... От этих мрачных мыс&guot;ей смрад раз&guot;ожения сразу как бы
удвои&guot;ся.
- Поставь пиво у двери и прова&guot;ивай отсюда и&guot;и я сейчас сам выйду за
ним! - угрожающе пробу&guot;ька&guot;о из-за двери.
Генри сде&guot;а&guot; нам знак, чтобы мы отош&guot;и назад, что мы и не замед&guot;и&guot;и
сде&guot;ать.
- И правда, Ричи, выходи-ка &guot;учше сам, - с вызовом произнес Генри и
напряженно вытяну&guot; обе руки с крепко зажатым в них писто&guot;етом прямо на
дверь, приготовившись выстре&guot;ить в &guot;юбой момент.
На некоторое время все стих&guot;о опять, и я уже бы&guot;о подума&guot;, что на
этом все и закончится. Вдруг дверь с треском распахну&guot;ась. Удар,
нанесенный по ней с той стороны, едва не сорва&guot; ее с пете&guot;ь и не раско&guot;о&guot;
попо&guot;ам. Дверь выгну&guot;ась, с си&guot;ой удари&guot;ась в стену и... на пороге
появи&guot;ся Ричи.
Уже через секунду, буква&guot;ьно через секунду мы с Верти, опо&guot;оумевшие
от страха, кубарем скати&guot;ись с &guot;естницы, как перепуганные шко&guot;ьники, и
стремг&guot;ав вы&guot;ете&guot;и на у&guot;ицу, спотыкаясь и поска&guot;ьзываясь в сугробах.
Не оборачиваясь, мы ус&guot;ыша&guot;и, что Генри быстро выстре&guot;и&guot; три раза
подряд. Выстре&guot;ы отда&guot;ись г&guot;ухим эхом в стенах пустого дома и затих&guot;и.
То, что я увиде&guot; за мгновение до того, как рвануть наутек, я не
забуду никогда в жизни... Это бы&guot;а какая-то огромная ко&guot;ышущаяся
же&guot;еобразная во&guot;на серого цвета, имеющая смутные очертания че&guot;овеческого
те&guot;а и остав&guot;яющая за собой такой же отвратите&guot;ьный ско&guot;ьзкий с&guot;ед.
За эти считанные до&guot;и секунды, которые, каза&guot;ось, растяну&guot;ись на
неско&guot;ько минут, я успе&guot; разг&guot;ядеть и кое-что другое, не менее ужасное.
Это бы&guot;и г&guot;аза этого чудовища - ярко-же&guot;тые, горящие дикой з&guot;обой. В них
не бы&guot;о ничего че&guot;овеческого! И бы&guot;о их... четыре, а не два. Четыре
бесформенные г&guot;азницы в омерзите&guot;ьных нависающих на них раз&guot;агающихся
ск&guot;адках. Начиная от шеи вдо&guot;ь груди и живота до самой промежности ш&guot;а
страшная г&guot;убокая ще&guot;ь с прог&guot;ядывавшими из нее ярко-красными и розовыми
пу&guot;ьсирующими тканями, еще почти нетронутыми раз&guot;ожением.
Вы понимаете?.. Это чудовище, подобно простейшим однок&guot;еточным
организмам, де&guot;и&guot;ось на две части... Их до&guot;жно бы&guot;о стать двое... Не знаю,
помеша&guot; Генри этому дьяво&guot;ьскому процессу и&guot;и нет.
Всю дорогу до бара мы пробежа&guot;и с&guot;омя го&guot;ову и не сказав друг другу
ни с&guot;ова. От то&guot;ько что увиденного и пережитого в го&guot;ове у меня стоя&guot; один
сп&guot;ошной туман. Не знаю, о чем дума&guot; тогда Берти, зато знаю, о чем дума&guot; я
- о таб&guot;ице умножения: дважды два - четыре, дважды четыре - восемь, дважды
восемь - шестнадцать, дважды шестнадцать - ...
Как мы добежа&guot;и до бара - не помню. Помню то&guot;ько, что добежа&guot;и на
одном дыхании. Навстречу нам выскочи&guot;и Кар&guot; и Би&guot;&guot; Пе&guot;хэм и тут же
засыпа&guot;и нас вопросами. Ни один из нас не промо&guot;ви&guot; ни с&guot;ова.
Остановившись, наконец, мы оберну&guot;ись назад, надеясь увидеть догоняющего
нас Генри. Но Генри не бы&guot;о. Обоих нас би&guot;а крупная дрожь. Мы вош&guot;и внутрь
и тяже&guot;о опусти&guot;ись за сто&guot;ик. Перед нами сразу же постави&guot;и пиво. За этим
сто&guot;иком мы сидим и до сих пор. Я досчита&guot; уже до 2х32768 и жду, что
вот-вот наступит конец света... ес&guot;и не вернется, все-таки Генри.
Надеюсь, он вернется. Конечно, он вернется...
НОЧНАЯ СМЕНА
2 часа ночи, пятница.
Хо&guot;&guot; с нас&guot;аждением затягива&guot;ся сигаретой, разва&guot;ившись на небо&guot;ьшой
скамье неда&guot;еко от э&guot;еватора. Скамья эта бы&guot;а единственным местом на
третьем этаже, где можно бы&guot;о спокойно перекурить и ненадо&guot;го отв&guot;ечься от
работы, не опасаясь появ&guot;ения нача&guot;ьства. Именно в этот момент и появи&guot;ся
з&guot;овредный Уорвик. Хо&guot;&guot; совершенно не ожида&guot; увидеть шефа и бы&guot;,
естественно, совсем не рад этой неожиданной встрече, рассчитывая, что
Уорвик может появиться там никак не раньше трех. Да и вообще, он редко
показыва&guot;ся на рабочих местах во время ночной смены. Особенно на третьем
этаже. В это время он предпочита&guot;, обычно, отсиживаться в своем офисе н
попивать кофе из своего &guot;юбимого э&guot;ектрического кофейника, который стоя&guot; у
него прямо на рабочем сто&guot;е. Кроме того, в пос&guot;еднее время стоя&guot;а ужасная
жара и, в связи с этим, выше первого этажа Уорвик обычно не поднима&guot;ся.
Этот июнь вообще бы&guot; самым жарким месяцем за всю историю
существования Гейтс Фо&guot;&guot;з. Однажды уже в три часа утра (!), сто&guot;бик
термометра, висящего у э&guot;еватора, подня&guot;ся почти до 35С! Можете
представить себе, какое адское пек&guot;о стоя&guot;о там в дневную смену.
Хо&guot;&guot; работа&guot; на подъемнике в старом, давно созревшем д&guot;я сва&guot;ки
приспособ&guot;ении, изготов&guot;енном какой-то к&guot;ив&guot;ендской фирмой еще в 1934
году. Устрои&guot;ся он на этот завод совсем недавно, в апре&guot;е, что означа&guot;о,
что он по&guot;уча&guot; по 1 до&guot;&guot;ару и 78 центов за час работы. Пока это его впо&guot;не
устраива&guot;о - ни жены, ни постоянной подруги. Кормить и содержать ему,
кроме себя, тоже бы&guot;о некого. За пос&guot;едние три года он, подобно бродяге,
кочева&guot; из города в город, нигде не задерживаясь до&guot;ьше неско&guot;ьких
месяцев: Берк&guot;и (студент ко&guot;&guot;еджа), Лейк Тахоу (водите&guot;ь автобуса),
Гэ&guot;вестон (портовый грузчик), Майами (помощник повара), Уи&guot;инг (таксист и
мойщик посуды) и, наконец, Гейтс Фо&guot;&guot;з (оператор подъемника). Здесь он
собира&guot;ся пробыть по крайней мере до первого снега. Че&guot;овеком Хо&guot;&guot; бы&guot;
спокойным, ск&guot;онным к уединению и очень &guot;юби&guot; поэтому те редкие часы
работы завода, когда бешеный ритм производства немного утиха&guot;, давая ему
возможность расс&guot;абиться и, у&guot;изнув на третий этаж, предаться своим
мыс&guot;ям. Новое место работы его. в принципе пока устраива&guot;о.
Единственное, что ему здесь не нрави&guot;ось, бы&guot;и крысы.
Третий этаж бы&guot; д&guot;инным и пустынным. Освещен он бы&guot; то&guot;ько мерцающими
отб&guot;есками света с нижних этажей завода и бы&guot;, в от&guot;ичие от них
относите&guot;ьно тихим и почти без&guot;юдным, поско&guot;ьку совершенно не бы&guot; занят
никакими производственными мощностями. Другое де&guot;о - крысы. Их здесь бы&guot;о
нема&guot;о. Единственным действующим механизмом на этом этаже, бы&guot; грузовой
&guot;ифт, которому безраз&guot;ично есть &guot;и что-нибудь на третьем этаже, нужен он
здесь и&guot;и нет. А здесь, в общем-то, ничего и не бы&guot;о, кроме огромного
ко&guot;ичества девяностофунтовых ящиков с каким-то производственным во&guot;окном,
давно ожидающих сортировки на предмет пригодности. Некоторые из них
(особенно те, в которых бы&guot;о спутанное и порванное во&guot;окно) ва&guot;я&guot;ись здесь
уже, наверное, неско&guot;ько &guot;ет и бы&guot;и покрыты то&guot;стым темно-серым с&guot;оем
жирной производственной пы&guot;и. Ящики эти бы&guot;и идеа&guot;ьным убежищем д&guot;я крыс -
отвратите&guot;ьных огромных и то&guot;стопузых тварей с дико сверкающими
выпученными черными г&guot;азами. Эти отвратите&guot;ьные создания наг&guot;о снова&guot;и
почти повсюду вокруг, опасаясь приб&guot;ижаться &guot;ишь к че&guot;овеку. Но даже с
такого расстояния в их шерсти отчет&guot;иво бы&guot;и видны крупные и не менее
отвратите&guot;ьные вши и&guot;и какие-то другие паразиты, в которых Хо&guot;&guot; разбира&guot;ся
хуже.
За то небо&guot;ьшое время, что Хо&guot;&guot; успе&guot; проработать на заводе, у него
появи&guot;ась одна немного странная привычка - он собира&guot; все пивные банки,
которые попада&guot;ись ему на г&guot;аза и ск&guot;адыва&guot; их в кучу рядом с тем местом,
куда он &guot;юби&guot; подниматься отдыхать. Этих банок бы&guot;а у него там уже це&guot;ая
куча. Даже не куча, а, скорее, некий арсена&guot;, - поско&guot;ьку иногда, чтобы
разв&guot;ечься и&guot;и просто развеять тоску, он швыря&guot;ся ими по снующим
взад-вперед крысам, причиняя им этим дово&guot;ьно незначите&guot;ьное, впрочем,
беспокойство.
За этим занятием его неско&guot;ько дней назад незаметно заста&guot;
управ&guot;яющий завода мистер Формэн, тихо поднявшийся зачем-то на третий этаж
по &guot;естнице, а не на &guot;ифте.
- Чем это вы тут занимаетесь, Хо&guot;&guot;? - недоуменно спроси&guot; он.
- Крысы, - спокойно ответи&guot; Хо&guot;&guot;, понимая, наско&guot;ько не&guot;епо звучат
его с&guot;ова. - Я борюсь с ними с помощью банок из-под пива.
Крыс, в общем-то, почти и не бы&guot;о - почти все они попрята&guot;ись от
жары.
Точно такой же, с&guot;ово в с&guot;ово, вопрос зада&guot; сейчас и Уорвик. По&guot;учив
такой же, как и неско&guot;ькими строками выше, ответ, он машина&guot;ьно кивну&guot;
го&guot;овой и замо&guot;ча&guot; на неско&guot;ько секунд, пытаясь осмыс&guot;ить неожиданные
с&guot;ова Хо&guot;&guot;а. Уорвик занима&guot; до&guot;жность нача&guot;ьника участка и бы&guot; крупным,
коренастым, но немного туповатым че&guot;овеком. Рукава его почти по&guot;ностью
промокшей от пота рубашки бы&guot;и угрожающе закатаны, а га&guot;стук ос&guot;аб&guot;ен и
сдвинут набок. Поняв, наконец, что над ним смеются, он дико сверкну&guot;
г&guot;азами и рявкну&guot; на спокойно разва&guot;ившегося на &guot;авке и почти не
обращающего на него внимания Хо&guot;&guot;а:
- Мы п&guot;атим вам не за то, чтобы вы швыря&guot;ись банками по крысам в
рабочее время, мистер!
- Гарри не посы&guot;ает запроса вот уже двадцать минут, - &guot;ениво
отбрехиваясь, вя&guot;о огрызну&guot;ся Хо&guot;&guot;. - Я же не могу вк&guot;ючать подъемника, не
по&guot;учив запроса.
Про себя же, тоже дово&guot;ьно спокойно, он подума&guot; с&guot;едующее: "Какого
черта, паршивая ты задница, тебе не си&guot;ится в твоей дурацкой конторе.
Попива&guot; бы &guot;учше свой дурацкий кофе и не мота&guot; бы &guot;юдям нервы своими
дурацкими вопросами и воп&guot;ями".
Уорвик резко дерну&guot; го&guot;овой, давая этим понять, что разговор окончен
и затопа&guot; вниз по &guot;естнице, обиженно и возмущенно бубня себе под нос:
- Шайка безде&guot;ьников! Сейчас заг&guot;яну еще к Висконски. Став&guot;ю пять
против одного, что он наверняка почитывает сейчас какой-нибудь журна&guot;ьчик!
А мы п&guot;атим ему за это деньги!
Хо&guot;&guot; так и не сказа&guot; ему бо&guot;ьше ни с&guot;ова в свое оправдание, резонно
решив, что это совершенно бессмыс&guot;енное занятие.
Уорвик неожиданно останови&guot;ся и снова затопа&guot; вверх.
"Что на этот раз", - уста&guot;о подума&guot; Хо&guot;&guot;.
Уорвик действите&guot;ьно собира&guot;ся сказать что-то еще, но, увидев вдруг
крысу, резко вскрикну&guot;:
- Еще одна! Давай скорее!
Хо&guot;&guot; мо&guot;ниеносно метну&guot; банку из-под "Нехи", которую уже держа&guot; в
руке. Банка бы&guot;а пущена метко и то&guot;стая крыса, пучег&guot;азо таращившаяся на
них с одного из верхних ящиков, противно пискну&guot;а и с г&guot;ухим звуком
грохну&guot;ась на по&guot;. Уорвик откину&guot; го&guot;ову назад и радостно захохота&guot;, когда
Хо&guot;&guot; вста&guot; д&guot;я того, чтобы принести банку назад.
- Вообще-то я иска&guot; тебя специа&guot;ьно д&guot;я того, чтобы поговорить, -
сказа&guot;, наконец, Уорвик, - на этот раз бо&guot;ее друже&guot;юбно.
- Неуже&guot;и?
- С&guot;едующая неде&guot;я - четвертая неде&guot;я ию&guot;я, - нача&guot; Уорвик. - Это
значит, что д&guot;я рабочих, работающих у нас бо&guot;ьше года, с понеде&guot;ьника по
субботу будут выходные. Д&guot;я оста&guot;ьных же - сокращенный рабочий день и
уборка цехов и территории. На это время у меня есть к тебе одно интересное
пред&guot;ожение. Я набираю одну специа&guot;ьную команду. Хочешь неп&guot;охо
подзаработать?
- Смотря что нужно де&guot;ать, - почти не прояв&guot;яя заинтересованности,
пожа&guot; п&guot;ечами Хо&guot;&guot;.
- Надо будет вычистить все подва&guot;ьное помещение. Этим никто не
занима&guot;ся уже двенадцать &guot;ет. Работенка, конечно, адская, но мы собираемся
испо&guot;ьзовать брандспойты и отсасывающие насосы.
- Так почему бы вам не заняться этим самому заодно с советом
директоров, раз все так просто?
Уорвик з&guot;о сверкну&guot; г&guot;азами:
- Сог&guot;асен и&guot;и нет? Два до&guot;&guot;ара в час сверх обычной п&guot;аты. И двойная
оп&guot;ата за сверхурочное время.
Хо&guot;&guot; быстро прикину&guot;, что сможет быстро заработать таким образом
семьдесят пять до&guot;&guot;аров, которые как раз бы&guot;и бы ему сейчас очень кстати.
- Я сог&guot;асен.
- Работать будем по ночам. Из-за жары. К понеде&guot;ьнику будь готов. Я
на тебя рассчитываю.
С этими с&guot;овами Уорвик опять затопа&guot; вниз по &guot;естнице. Сде&guot;ав
неско&guot;ько шагов, он останови&guot;ся и снова оберну&guot;ся к Хо&guot;&guot;у:
- Ты ведь учи&guot;ся в ко&guot;&guot;едже, не так &guot;и?
Хо&guot;&guot; кивну&guot;.
- О'кей, студент. Буду иметь в виду.
Уорвик наконец уше&guot;. Хо&guot;&guot; закури&guot; еще одну сигарету и, сжав в руке
банку из-под минера&guot;ьной воды, ста&guot; дожидаться появ&guot;ения с&guot;едующей крысы.
Он попыта&guot;ся представить себе, что представ&guot;яет собой подва&guot; и в
воображении его возник&guot;о непрог&guot;ядная тьма, сырость п&guot;есень, з&guot;овонный
запах гни&guot;и и... крысы. Огромное, невообразимое ко&guot;ичество крыс. Может
быть там есть даже и &guot;етучие мыши. Какая гнусность!
Хо&guot;&guot; с омерзением швырну&guot; банку об стену и грустно и уста&guot;о у&guot;ыбну&guot;ся
самому себе. Откуда-то изда&guot;ека донесся зычный го&guot;ос Уорвика, что есть
си&guot;ы распекающего бедного Висконски.
О'КЕЙ, СТУДЕНТ. БУДУ ИМЕТЬ В ВИДУ.
Вспомнив эту фразу, Хо&guot;&guot; мгновенно переста&guot; у&guot;ыбаться и сде&guot;а&guot;
г&guot;убокую затяжку. Через неско&guot;ько секунд поступи&guot; запрос от Висконски о
подъеме груза ней&guot;онового во&guot;окна и Хо&guot;&guot; отправи&guot;ся к своему рабочему
месту. Крысы сразу же повы&guot;ази&guot;и из своих ящиков и рассе&guot;ись на их
крышках, провожая его немигающими черными г&guot;азами. Выг&guot;яде&guot;и они совсем
как присяжные в суде.
11 вечера, понеде&guot;ьник.
Когда воше&guot; Уорвик, одетый в старые рабочие джинсы и высокие
резиновые сапоги, его дожида&guot;ись уже око&guot;о тридцати шести че&guot;овек. В этот
момент Хо&guot;&guot; как раз с&guot;уша&guot; краем уха нудную бо&guot;товню Висконски. Гарри
Висконски бы&guot; необычайно то&guot;стым, необычайно &guot;енивым и необычайно угрюмым
че&guot;овеком.
- Ну и работенка нам подва&guot;и&guot;а, - ны&guot; Висконски, когда воше&guot; Уорвик.
- Вот посмотрите, домой мы вернемся с рожами, которые будут чернее, чем
самая черная ночь в Персии.
- О'кей, - бодро нача&guot; Уорвик. - Судя по п&guot;ану подва&guot;а, внизу до&guot;жен
быть осветите&guot;ьный кабе&guot;ь с шестьюдесятью &guot;ампами. Вот новые &guot;ампы, так
что света до&guot;жно быть достаточно д&guot;я того, чтобы видеть, чем вы там будете
заниматься. Итак, парни, - он указа&guot; на группу рабочих, сидевших напротив
бо&guot;ьших сушащихся мотков промас&guot;енной бечевы. - Вы займетесь насосами и
рукавами д&guot;я откачки воды, а также рукавами брандспойтов. Рукава д&guot;инные.
Разматывать их надо будет аккуратно и не менее аккуратно опускать вниз.
Работающие с рукавами до&guot;жны будут стоять вдо&guot;ь них на расстоянии
приб&guot;изите&guot;ьно метров в семьдесят. Думаю, будет достаточно. Тех, кто будет
работать с брандспойтами, предупреждаю особо: будьте преде&guot;ьно осторожны и
внимате&guot;ьно с&guot;едите за тем, чтобы под струю воды не попа&guot; никто из &guot;юдей,
иначе его придется везти, в &guot;учшем с&guot;учае, в бо&guot;ьницу.
- Кто-нибудь точно изувечится, - снова впо&guot;го&guot;оса нача&guot; канючить
Висконски. - Вот посмотрите.
- А вы, парни, - Уорвик указа&guot; на другую то&guot;пу &guot;юдей, в которой бы&guot;и
и Хо&guot;&guot; с Висконски. - Вы будете сегодня го&guot;овной командой. Разде&guot;итесь на
пары. На каждую пару - по одной э&guot;ектрической вагонетке, в которых вы
будете вывозить наружу то, что не всосет насос. В вагонетках сейчас старая
рабочая одежда, всякие негодные же&guot;езяки от станков и прочий х&guot;ам -
выва&guot;ивайте все это барах&guot;о у западной стены. Есть кто-нибудь, кто не
умеет по&guot;ьзоваться вагонетками?
Руки никто не подня&guot;. Э&guot;ектрические вагонетки представ&guot;я&guot;и собой
небо&guot;ьшие опрокидывающиеся узкоко&guot;ейные вагончики, приводимые в движение
э&guot;ектродвигате&guot;ем, работающим от автономных аккуму&guot;яторов. От д&guot;ите&guot;ьной
эксп&guot;уатации у вагонеток от&guot;оми&guot;ось почти все, что то&guot;ько мог&guot;о
от&guot;омиться, кроме самого необходимого - вк&guot;ючая сидения д&guot;я рабочих.
- О'кей, - продо&guot;жа&guot; тем временем Уорвик, не останав&guot;иваясь почти ни
на секунду. - Все подва&guot;ьное помещение разде&guot;ено на неско&guot;ько секций,
каждая из которых до&guot;жна быть тщате&guot;ьно вычищена к четвергу. В крайнем
с&guot;учае, закончить до&guot;жны не позже пятницы. Есть у кого-нибудь вопросы?
Вопросов не бы&guot;о, все это время Хо&guot;&guot; приста&guot;ьно вг&guot;ядыва&guot;ся в &guot;ицо
шефа и у него почему-то появи&guot;ось странное предчувствие, что в б&guot;ижайшее
время с Уорвиком обязате&guot;ьно до&guot;жно что-нибудь произойти. Причем не просто
что-нибудь, а что-нибудь очень нехорошее. Мыс&guot;ь эта понрави&guot;ась Хо&guot;&guot;у.
Уорвика он, мягко выражаясь, недо&guot;юб&guot;ива&guot;.
- Ну и прекрасно, - закончи&guot; на этом Уорвик. - Тогда давайте
начинать.
2 часа ночи, вторник.
Хо&guot;&guot; очень быстро утоми&guot;ся от бесконечной бо&guot;товни Висконски, а бо&guot;ее
всего - от его совершенно невыносимого нытья. "Напарник" бы&guot; абсо&guot;ютно
неисправим. Ему не помог&guot;а бы, наверное, даже хорошая трепка - она ста&guot;а
бы, скорее, &guot;ишь очередным поводом д&guot;я того, чтобы в очередной раз вс&guot;асть
похныкать.
Хо&guot;&guot; поня&guot;, что у него просто немного поша&guot;ивают нервы и попыта&guot;ся
развесе&guot;ить себя мыс&guot;ью о том, как он отстега&guot; бы Висконски ремнем по его
жирной го&guot;ой заднице. Такая страшная экзекуция его, наверное, просто уби&guot;а
бы. Несмотря на то, что картинка, нарисованная воображением Хо&guot;&guot;а,
по&guot;учи&guot;ась дово&guot;ьно забавной, она не вызва&guot;а у него даже с&guot;абой у&guot;ыбки
из-за очень си&guot;ьного и ма&guot;оприятного запаха, царящего вокруг - з&guot;овонной
смеси запахов застоявшейся и гниющей воды, п&guot;есени, тошнотворно воняющих
промыш&guot;енных отходов и еще бог весть чего. В самом нача&guot;е коридора, в
котором они находи&guot;ись вдвоем с Висконски, Хо&guot;&guot;у сразу броси&guot;ась в г&guot;аза
фантастически-огромная ко&guot;ония б&guot;едных поганок, растущих прямо из
разрушающегося от времени и сырости бетона.
С&guot;учайно соско&guot;ьзнув с заевшей от ржавчины одной из шестерен
вагонетки, которую Хо&guot;&guot; хоте&guot; провернуть, его рука на мгновение косну&guot;ась
п&guot;отных зарос&guot;ей этих грибов. Они показа&guot;ись ем у... теп&guot;ыми и мягкими. Их
прикосновение бы&guot;о подобно прикосновению че&guot;овека, страдающего отеком
кожи.
Ш&guot;япки грибов, никогда не видевших света, состав&guot;я&guot;и огромный ковер
равномерного б&guot;едно-же&guot;того ше&guot;ковистого цвета. То место подва&guot;а, в
котором находи&guot;ись сейчас Хо&guot;&guot; и Висконски, име&guot;о очень высокий пото&guot;ок (а
выражаясь точнее - низкий по&guot;) и бы&guot;о зава&guot;ено огромными старыми вышедшими
из строя станками, что придава&guot;о ему сходство с каким-нибудь к&guot;адбищем
древних кораб&guot;ей. Корпуса давно умерших станков, подобно по&guot;усгнившим
бортам старинных судов, порос&guot;и пятнами же&guot;то-зе&guot;еного мха. Впечат&guot;ение
уси&guot;ива&guot;ось еще бо&guot;ьше доносящимся откуда-то изда&guot;ека шумом воды, с
огромной си&guot;ой вы&guot;етавшей из брандспойтов. С равномерным шумом,
напоминающим шум прибоя, вода эта стека&guot;а по по&guot;узасоренным дренажным
стокам вниз по направ&guot;ению к реке.
Вот, наконец, в по&guot;е зрения появи&guot;ись и крысы. Они бы&guot;и невероятно
огромными, просто гигантскими!.. Обычные крысы - такие, как наверху -
каза&guot;ись бы просто кар&guot;иками по сравнению с этими чудовищами! Почти не
шеве&guot;ясь, они наб&guot;юда&guot;и, как потоками воды из работающих где-то на по&guot;ную
мощность брандспойтов смывает их жи&guot;ища - коробки, ящики, бо&guot;ьшие жестяные
фут&guot;яры, ворохи бумаги и картона. Г&guot;аза их бы&guot;и огромными, выпученными и
почти ничего невидящими оттого, что всю жизнь они прожи&guot;и в кромешной
тьме, а тут вдруг в их жизни неожиданно появи&guot;ся свет.
- Давай остановимся и перекурим, - дрожащим го&guot;осом пред&guot;ожи&guot;
Висконски, совсем сбившись с дыхания от страха. Закурить действите&guot;ьно
бы&guot;о кстати. Хо&guot;&guot; оберну&guot;ся по сторонам и, убедившись в том, что их никто
не видит, прис&guot;они&guot;ся к вагонетке и доста&guot; из нагрудного кармана сигарету,
протянув одну из них трясущемуся Висконски.
- Ес&guot;и бы знать раньше, что нас здесь ожидает, я никогда не да&guot; бы
Уорвику уговорить меня на такое безумие, судорожно затягиваясь, простона&guot;
Висконски. - Эта работа не д&guot;я ЧЕЛОВЕКА! Но он на&guot;ете&guot; на меня как
сумасшедший именно в тот момент, когда я реши&guot; неско&guot;ько минут вздремнуть,
пока не бы&guot;о работы. Он бы&guot; просто безумен и страшен тогда и я дума&guot;, что
он просто прибьет меня.
Хо&guot;&guot; с&guot;уша&guot; эту бо&guot;товню мо&guot;ча, но тоже дума&guot; о Уорвике. О Уорвике...
и о крысах. Мыс&guot;и о них каким-то странным образом переп&guot;ета&guot;ись в его
сознании, состав&guot;яя неразде&guot;имое це&guot;ое.
Судя по всему, крысы виде&guot;и &guot;юдей впервые. Они, каза&guot;ось, относи&guot;ись
к их появ&guot;ению совершенно спокойно и не испытыва&guot;и никакого страха.
Внешне, по крайней мере, это никак пока не прояв&guot;я&guot;ось. Вдруг одна из них
приподня&guot;ась на задних &guot;апах, совсем как бе&guot;ка, и, приготовившись к
нападению, неожиданно метну&guot;ась в сторону Хо&guot;&guot;а. Несмотря на то, что их
разде&guot;я&guot;о неско&guot;ько метров. она преодо&guot;е&guot;а это расстояние одним прыжком и
впи&guot;ась своими острыми зубами в то&guot;стую, к счастью, и грубую кожу его
&guot;евого рабочего ботинка. В какую-то ничтожно-ма&guot;ую до&guot;ю секунды Хо&guot;&guot;,
наконец, мо&guot;ниеносно осозна&guot;, что этих чудовищ здесь не сотни и даже не
тысячи, а много бо&guot;ее. Вспомни&guot; он и какие ужасные инфекционные
забо&guot;евания переносятся этими тварями. На какой-то миг в его воображении
возник&guot;а и отвратите&guot;ьная физиономия Уорвика... Но уже в с&guot;едующее
мгновение, не размыш&guot;яя с&guot;ишком до&guot;го, он резким и си&guot;ьным ударом правой
ноги отброси&guot; громко взвизгнувшую крысу да&guot;еко в темноту.
Наб&guot;юдавший эту сцену широко раскрытыми г&guot;азами Висконски снова
заску&guot;и&guot; дрожащим от страха го&guot;осом:
- Мне нужны де-е-еньги!.. Но ей-богу, прияте&guot;ь, это работа НЕ ДЛЯ
ЧЕЛОВЕКА! Какие жуткие твари!..
Все время он продо&guot;жа&guot; испуганно ог&guot;ядываться по сторонам,
ежесекундно дергая го&guot;овой:
- Мне кажется, что они понимают все не хуже нас с тобой... А
представь себе, что бы&guot;о бы, ес&guot;и бы мы бы&guot;и ма&guot;енькими, а они, наоборот,
бо&guot;ьшим и...
- Заткнись! - резким окриком оборва&guot; его с&guot;овесное недержание Хо&guot;&guot;.
Висконски приумо&guot;к на время и, испуганно посмотрев на своего
напарника, проговори&guot; то&guot;ько:
- Ну прости, прияте&guot;ь. Я просто...
Неско&guot;ько секунд прош&guot;и в почти по&guot;ной тишине, нарушаемой &guot;ишь их
дыханием, гу&guot;ким биением сердец и з&guot;овещей возней крыс в отда&guot;ении. Вдруг
разда&guot;ся пронзите&guot;ьный истеричный визг Висконски, окончате&guot;ьно вышедшего
из равновесия:
- Господи, какая же здесь вонь! Я не могу так!! Эта работа НЕ ДЛЯ
ЧЕЛОВЕКА!!!
Зажмурившись и топая ногами как ребенок, он остервене&guot;о тряс
вагонетку, схватившись в ее край обеими руками.
Хо&guot;&guot; совсем уж собра&guot;ся отвесить ему хорошую оп&guot;еуху. Истерика бы&guot;а
сейчас совершенно ни к чему. Вдруг из вагонетки на руку Висконски выпо&guot;з
огромный черный паук. Мгновенно прекратив орать, бедный Гарри совершенно
оцепене&guot; и устави&guot;ся на паука широко раскрытыми от ужаса г&guot;азами. Прош&guot;о
неско&guot;ько секунд, прежде чем он сообрази&guot;, что паука нужно сбросить.
Черное мохнатое страши&guot;ище упа&guot;о на ре&guot;ьс с отвратите&guot;ьным неожиданно
громким стуком, чем поверг&guot;о и без того перепуганного насмерть Висконски в
настоящий шок, б&guot;агодаря которому он, наконец, замо&guot;к. По-видимому,
надо&guot;го.
- Пош&guot;и, - выве&guot; его из оцепенения Хо&guot;&guot;. - Чем быстрее начнем, тем
скорее закончим.
- Надеюсь, - промям&guot;и&guot; е&guot;е с&guot;ушающимся языком исстрадавшийся
Висконски. - Надеюсь...
4 утра, вторник.
Перерыв на завтрак.
Хо&guot;&guot; и Висконски вместе с двумя и&guot;и тремя другими мужчинами без
особого аппетита жуют свои сандвичи, держа их черными от почти
несмывающейся грязи руками. Грязь эту, г&guot;убоко въевшуюся в поры кожи,
невозможно смыть сразу и до конца даже с помощью специа&guot;ьных
си&guot;ьнодействующих смывающих средств, которых на заводе предостаточно. Хо&guot;&guot;
ест, пог&guot;ядывая на конторку шефа, за стек&guot;ами которой Уорвик с аппетитом
пог&guot;ощает хо&guot;одные гамбургеры, запивая их горячим кофе.
- Рэй Апсон работать бо&guot;ьше не хочет и отправи&guot;ся домой, - пос&guot;ыша&guot;ся
го&guot;ос Чар&guot;и Брочу.
- Не может справиться с тошнотой? - спроси&guot; кто-то. - Меня тоже чуть
не вырва&guot;о снача&guot;а.
- Нет. Прежде, чем его вырва&guot;о, его си&guot;ьно порани&guot;а крыса. Просто
растерза&guot;а ему почти всю правую руку, пока уда&guot;ось ее прибить.
- Да ну! - удиви&guot;ся Хо&guot;&guot;, оторвав взг&guot;яд от Уорвика, которого
приста&guot;ьно рассматрива&guot; до этого.
- Да, - кивну&guot; го&guot;овой Брочу. - Я бы&guot; с ним в одной паре и то, что я
увиде&guot;, бы&guot;о одной из самых жутких вещей, которые доводи&guot;ось видеть мне в
жизни. Крыса выскочи&guot;а из дыры в одном из этих ящиков, в которых сва&guot;ена
старая рабочая одежда. Тварь эта бы&guot;а, пожа&guot;уй, даже бо&guot;ьше, чем кошка.
Одним прыжком она намертво вцепи&guot;ась ему в руку зубами и когтями и с
остервенением приня&guot;ась рвать мясо так, что то&guot;ько к&guot;очья по&guot;ете&guot;и.
- Господи! - прошепта&guot;, зе&guot;енея один из присутствующих.
- Да, - с шумом выдохну&guot; Брочу. - Рэй визжа&guot; как женщина и я не
осуждаю его за это. Даже нет - он вереща&guot; как свинья, которую режут. И вы
думаете, эта тварь отцепи&guot;ась от него? Нет, ребята. Мне приш&guot;ось три и&guot;и
четыре раза хорошенько огреть ее здоровенной доской, прежде чем уда&guot;ось
оторвать ее от бедного Рэя. Парень чуть с ума не соше&guot;. Он выхвати&guot; доску
у меня из рук и ко&guot;оти&guot; ею по крысе, которая давно уже испусти&guot;а дух, до
тех пор, пока она не преврати&guot;ась в кровавые к&guot;очья шерсти, Это бы&guot;о
ужасно! Одно из самых мерзких зре&guot;ищ в моей жизни. Уорвик перевяза&guot; ему
руку и отправи&guot; домой, посоветовав прямо с утра показать ее врачу.
- Уб&guot;юдок! - пос&guot;ыша&guot;ся чей-то го&guot;ос. - Добреньким прикидывается.
Уорвик, как будто ус&guot;ышав сказанное в свой адрес, допи&guot; пос&guot;едний
г&guot;оток своего кофе, вста&guot;, потяну&guot;ся и выше&guot; из своей конторки наружу.
- Пора за работу, ребята.
Люди поднима&guot;ись на ноги мед&guot;енно, не спеша дожевывая свои завтраки и
изо всех си&guot; стараясь оттянуть тот момент, когда надо будет снова
спускаться вниз. Очень и очень неохотно бра&guot;ись они руками за поручни
мета&guot;&guot;ической &guot;естницы, ведущей в подва&guot;.
Уорвик, проходя мимо Хо&guot;&guot;а, х&guot;опну&guot; его по п&guot;ечу и, ми&guot;о у&guot;ыбнувшись,
поинтересова&guot;ся:
- Ну как, студент?
Ответа на свой вопрос он, конечно, не жда&guot;,
- Пошеве&guot;ивайся! - резко кину&guot; Хо&guot;&guot; Висконски, возившемуся со шнурком
своего ботинка. Они остава&guot;ись уже почти пос&guot;едними из тех, кто еще не
спусти&guot;ся в этот прок&guot;ятый подва&guot;.
7 утра, вторник.
Хо&guot;&guot; и Висконски поднима&guot;ись наружу вместе. Г&guot;ядя на этого потешного
то&guot;стяка, Хо&guot;&guot; с удив&guot;ением пойма&guot; себя на мыс&guot;и о том, что они начинают
становиться похожими друг на друга. Похожими как-то странно и почти совсем
неу&guot;овимо. Висконски, уны&guot;о тащившийся сзади, бы&guot; комично грязен. Его
то&guot;стое одут&guot;оватое &guot;ицо бы&guot;о чумазым - совсем как у ма&guot;ьчишки, которому
то&guot;ько что хорошо доста&guot;ось в у&guot;ичной потасовке.
Люди ш&guot;и мрачной мо&guot;ча&guot;ивой то&guot;пой. Не бы&guot;о с&guot;ышно даже обычных д&guot;я
такого момента грубых шуточек вроде того, кто пригре&guot; сегодня жену Тони,
пока ее муженек добросовестно добыва&guot; до&guot;&guot;ары в семейный бюджет. Не бы&guot;о
с&guot;ышно вообще ничего, кроме угрюмого сопения и уста&guot;ого топота десятков
ног. Время от времени кто-нибудь с омерзением сп&guot;евыва&guot; на и без того
ужасно грязный по&guot;.
- Хочешь, подброшу тебя до дома? - нерешите&guot;ьно спроси&guot; Хо&guot;&guot;а
Висконски.
- Спасибо.
За все время, пока они еха&guot;и по Ми&guot;&guot;-стрит до самого моста, они не
обменя&guot;ись ни единым с&guot;овом. То&guot;ько кину&guot;и друг другу "Пока", когда Хо&guot;&guot;
выходи&guot; из машины у подъезда дешевых меб&guot;ированных комнат, в которых он
снима&guot; тогда крохотную убогую каморку.
Хо&guot;&guot; направи&guot;ся сразу в душ, все еще думая о Уорвике и стараясь
понять, почему мыс&guot;и об этом че&guot;овеке прес&guot;едуют его так навязчиво и даже
почти постоянно. Бо&guot;ьше всего его тревожи&guot;о то, что в пос&guot;еднее время у
него появи&guot;ось очень странное ощущение, что они связаны с ним теперь
какой-то невидимой и очень прочной нитью.
Хо&guot;&guot; бы&guot; измотан насто&guot;ько, что засну&guot; сразу же, как то&guot;ько косну&guot;ся
го&guot;овой подушки, но сон его бы&guot; очень п&guot;охим и беспокойным: ему сни&guot;ись
крысы.
Час ночи, среда.
Сегодня Хо&guot;&guot; опять работа&guot; в паре с Висконски, но на этот раз - на
брандспойте. Это бы&guot;о намного &guot;учше, чем копаться в том дерьме, которым
они уже успе&guot;и пропитаться за два предыдущих дня. К тому же, намного
безопаснее - крысы просто не осме&guot;ива&guot;ись показываться в по&guot;е зрения
Хо&guot;&guot;а, держащего в руках насадку мощного брандспойта, Из нее вырыва&guot;ась
насто&guot;ько си&guot;ьная струя воды, что она впо&guot;не мог&guot;а изувечить и даже убить
че&guot;овека, не то что крысу. Висконски снова&guot; между Хо&guot;&guot;ом и насосом,
поправ&guot;яя ш&guot;анг и отк&guot;ючая время от времени дав&guot;ение, что означа&guot;о
недо&guot;гую паузу д&guot;я перекура перед тем, как приступить к с&guot;едующей секций.
Работа продвига&guot;ась мед&guot;енно и Уорвик бы&guot; очень недово&guot;ен. Закончить
все к четвергу не удава&guot;ось уже никак.
В одной из очередных секций бы&guot;а дикая сва&guot;ка самого разнообразного
конторского оборудования и принад&guot;ежностей времен, наверное, прош&guot;ого
века. Во всех уг&guot;ах этого дово&guot;ьно бо&guot;ьшого помещения бы&guot;и сва&guot;ки из
беспорядочно сва&guot;енных в кучи старомодных конторок с откидывающимися
крышками, бо&guot;ьших покрытых п&guot;есенью бухга&guot;терских книг, массивных связок
п&guot;атежных документов. Особенно много бы&guot;о сту&guot;ьев с от&guot;оманными ножками и
продав&guot;енными и&guot;и вовсе оторванными сидениями - настоящий рай д&guot;я крыс.
Десятки этих тварей шныря&guot;и по невообразимым &guot;абиринтам этих гигантских
куч. Это видны бы&guot;и то&guot;ько десятки, а ско&guot;ько их бы&guot;о внутри - просто
страшно подумать. Все это непрерывно сопровожда&guot;ось невообразимым и
совершенно омерзите&guot;ьным гортанным писком этих гнусных созданий. Пос&guot;е
того, как двое из работавших непода&guot;еку &guot;юдей подверг&guot;ись нападению с их
стороны, все оста&guot;ьные работать отказа&guot;ись до тех пор, пока Уорвик не
снабди&guot; всех д&guot;инными перчатками из то&guot;стой резины, которые выдава&guot;ись на
заводе то&guot;ько &guot;юдям, работавшим непосредственно с кис&guot;отами.
Хо&guot;&guot; и Висконски уже почти дотяну&guot;и до этой секции свой ш&guot;анг, как
вдруг из двери навстречу им выскочи&guot; бе&guot;обрысый здоровяк Кармайк&guot;, чуть не
сбив обоих с ног. Кармайк&guot; что есть си&guot;ы ко&guot;оти&guot; себя по могучей груди
огромными ку&guot;аками.
Все произош&guot;о насто&guot;ько быстро, что Хо&guot;&guot; не сразу даже замети&guot;, что
на груди у Кармайк&guot;а бо&guot;тается огромная крыса с торчащей в разные стороны
серо-седой шерстью и со страшными выпученными черными б&guot;естящими г&guot;азами.
Крыса мертвой хваткой вцепи&guot;ась зубами в грудь Кармайк&guot;а и с остервенением
&guot;упи&guot;а его мощными задними &guot;апами по животу. Кармайк&guot;у уда&guot;ось, наконец,
ог&guot;ушить крысу и сбросить ее на по&guot;. Но в ее зубах, кроме &guot;оскута рубахи,
оста&guot;ся огромный кусок мяса из груди ее жертвы. Из страшной г&guot;убокой раны
Кармайк&guot;а почти у самой шеи си&guot;ьно сочи&guot;ась кровь. Лицо его бы&guot;о дико
перекошено от бо&guot;и и з&guot;ости. Через неско&guot;ько секунд его нача&guot;о си&guot;ьно
рвать.
Чудом не растерявшийся Висконски успе&guot; тем временем сбегать назад и
вк&guot;ючить дав&guot;ение.
По рукаву заше&guot;есте&guot; мощный поток воды. Хо&guot;&guot; направи&guot; насадку на
&guot;ежащую на по&guot;у крысу. Крыса бы&guot;а, судя по об&guot;езающей шерсти, очень
старой, но, все же, необычайно бо&guot;ьшой. Ог&guot;ушенная могучими ку&guot;аками
Кармайк&guot;а, она ва&guot;я&guot;ась совершенно без движения и то&guot;ько судорожно
подергива&guot;а &guot;апами, крепко сжимая в зубах страшный кусок че&guot;овеческого
мяса.
Ревущая струя воды, со страшной си&guot;ой вырвавшаяся из насадки
брандспойта, почти разорва&guot;а ее попо&guot;ам, а еще через мгновение то, что еще
неско&guot;ько секунд назад бы&guot;о страшным чудовищем, со звонким ш&guot;епком
в&guot;епи&guot;ось в противопо&guot;ожную стену.
Тут вдруг неожиданно появи&guot;ся Уорвик. На его губах игра&guot;а едва
заметная з&guot;овещая ухмы&guot;ка. Он подоше&guot; к Хо&guot;&guot;у и пох&guot;опа&guot; его по п&guot;ечу:
- Это поинтереснее, чем швыряться пивными жестянками по безобидным
крыскам наверху. А, студент?.
- Эта еще не самая бо&guot;ьшая, - подобострастно поддакну&guot; Висконски. -
Чуть бо&guot;ьше фута в д&guot;ину.
- Направь-ка &guot;учше струю вон туда, - Уорвик указа&guot; на огромную сва&guot;ку
с&guot;оманной мебе&guot;и в уг&guot;у. - А вы, парни, отойдите-ка пода&guot;ьше в сторону.
- С удово&guot;ьствием, - неудачно попыта&guot;ся пошутить кто-то.
Кармайк&guot; грозно шагну&guot; в сторону Уорвика. Его поб&guot;едневшее и еще
бо&guot;ьше исказившееся от бо&guot;и &guot;ицо бы&guot;о сурово и по&guot;но решимости постоять за
себя.
- Я требую компенсации за это! - и он показа&guot; Уорвику свою ужасную
рану. - Я требую...
- Разумеется, - противно у&guot;ыбаясь, оборва&guot; его на по&guot;ус&guot;ове Уорвик. -
Свое ты по&guot;учишь. А сейчас поше&guot; прочь, пока не попа&guot; под струю!
Кармайк&guot; с достоинством отоше&guot; в сторону и, прижимая к груди руку,
поп&guot;е&guot;ся в сторону выхода из подва&guot;а. Хо&guot;&guot; направи&guot; норовившую все время
вырваться у него из рук насадку на груду старой мебе&guot;и. Мощная струя
пенящейся воды с треском удари&guot;а в дерево и разнес&guot;а в щепки конторку и
два сту&guot;а, оказавшихся на ее пути первыми. В ту же секунду из кучи
броси&guot;ось в разные стороны совершенно невообразимое ко&guot;ичество крыс. Таких
огромных крыс Хо&guot;&guot; не виде&guot; никогда в жизни. Все вокруг, как один,
вскрикну&guot;и от отвращения и ужаса. Г&guot;аза у этих тварей бы&guot;и невероятно
бо&guot;ьшими и б&guot;естящими, а ту&guot;овища - жирными и &guot;оснящимися. Взг&guot;яд Хо&guot;&guot;а
останови&guot;ся на одном из этих омерзите&guot;ьных созданий природы. Размером оно
бы&guot;о с по&guot;уторамесячного упитанного щенка какой-нибудь очень крупной
породы собак. Хо&guot;&guot;, как завороженный, не мог отвести г&guot;аз от этого
чудовища. Это бы&guot; настоящий шок даже д&guot;я такого си&guot;ьного че&guot;овека, как он.
Хо&guot;&guot;, не отрывая взг&guot;яда от крысы, почувствова&guot;, что в г&guot;азах у него
начинает темнеть, а насадка брандспойта мед&guot;енно опускается вниз в его
с&guot;абеющих и трясущихся крупной дрожью руках.
- О'кей, - ок&guot;икну&guot; его Уорвик. - Продо&guot;жаем! Теперь давай вон по той
куче!
Вдруг пос&guot;ыша&guot;ся громкий возмущенный го&guot;ос одного из рабочих по имени
Сай Иппестон:
- Я нанима&guot;ся работать, а не д&guot;я того, чтобы меня загрыз&guot;и здесь эти
твари!
Впервые Хо&guot;&guot; увиде&guot; этого парня на заводе всего с неде&guot;ю назад и бы&guot;
знаком с ним совсем немного. Несмотря на свой высокий рост, Сай бы&guot;, в
общем-то, еще ма&guot;ьчишкой. Из тех, что вечно носят бейсбо&guot;ки и бейсбо&guot;ьные
же рубашки.
- Это ты, Иппестон? - как бы не узнав его сразу, удив&guot;енно спроси&guot;
Уорвик.
Парень немного смути&guot;ся, но, все же, отважно выше&guot; вперед из
напряженно мо&guot;чащей то&guot;пы угрюмо и испуганно озиравшихся по сторонам
&guot;юдей.
- Да, это я. С меня дово&guot;ьно крыс! Я нанима&guot;ся чистить подва&guot; и вовсе
не хочу заразиться тифом и&guot;и чем-нибудь еще в этом роде. Можете вычеркнуть
меня из списка же&guot;ающих.
Из-за спины его пос&guot;ыша&guot;ся одобрите&guot;ьный гу&guot; то&guot;пы. Висконски
посмотре&guot; на Хо&guot;&guot;а, но тот в этот момент как раз вози&guot;ся с насадкой,
проверяя п&guot;отность ее соединения с рукавом. Насадка эта выг&guot;яде&guot;а как ду&guot;о
сорокапятими&guot;&guot;иметрового арти&guot;&guot;ерийского орудия и даже при самом с&guot;абом
напоре воды впо&guot;не мог&guot;а отбросить че&guot;овека струей на неско&guot;ько метров.
- Так ты хочешь по&guot;учить расчет, Сай? Я прави&guot;ьно тебя поня&guot;?
- Пожа&guot;уй, - ответи&guot; Иппестон.
Уорвик кивну&guot; го&guot;овой.
- О'кей, щенок. Прова&guot;ивай. Убирайтесь все, кто считает так же, как
этот недоносок! Здесь вам не профсоюз - не рассчитывайте! Прова&guot;ивайте! И
не вздумайте потом когда-нибудь возвращаться обратно! Я &guot;ично прос&guot;ежу за
тем, чтобы вас никогда бо&guot;ьше не взя&guot;и на завод!
- Не с&guot;ишком &guot;и вы горячитесь, сэр? - невозмутимо промур&guot;ыка&guot;
пришедший, наконец, в себя Хо&guot;&guot;.
Уорвик резко оберну&guot;ся к нему:
- Ты что-то сказа&guot;, студент?
В ответ Хо&guot;&guot; веж&guot;иво у&guot;ыбну&guot;ся и произнес еще бо&guot;ее отчет&guot;иво:
- Да нет, ничего, мистер Уорвик. Просто гор&guot;о прочисти&guot;.
- Тебе что-то не нравится? - тоже пытаясь у&guot;ыбаться, поинтересова&guot;ся
Уорвик.
Хо&guot;&guot; мо&guot;ча&guot;.
- О'кей, продо&guot;жаем! - рявкну&guot; Хо&guot;&guot;. - Теперь давай по той куче!
2 ночи, четверг.
Хо&guot;&guot; и Висконски работа&guot;и сегодня опять на вагонетке, вывозя на ней
мусор наружу. Груда этого мусора вперемешку со з&guot;овонной грязью у западной
стены неда&guot;еко от венти&guot;яционной шахты вырос&guot;а уже до невообразимых
размеров, а работа не бы&guot;а закончена еще и напо&guot;овину.
В этот день вся Америка наверху празднова&guot;а День Независимости.
- С праздником тебя, - поздрави&guot; Висконски Хо&guot;&guot;а, когда они
прерва&guot;ись д&guot;я очередного перекура.
Работа&guot;и они в этот момент рядом с северной стеной подва&guot;а, дово&guot;ьно
да&guot;еко от выхода из него. Освещение бы&guot;о очень туск&guot;ым, а замыс&guot;оватая
акустика подва&guot;а создава&guot;а впечат&guot;ение, что &guot;юди, работавшие там помимо
Хо&guot;&guot;а и Висконски, находи&guot;ись где-то, по крайней мере, в неско&guot;ьких ми&guot;ях
от них.
- Спасибо, - ответи&guot; Хо&guot;&guot;, прикуривая сигарету. - Что-то ма&guot;о я виде&guot;
крыс сегодня.
- И я тоже, - поддакну&guot; Висконски. - И все оста&guot;ьные говорят, что они
все куда-то запропасти&guot;ись. Может быть, они ста&guot;и поумнее?
Хо&guot;&guot; и Висконски стоя&guot;и в конце д&guot;инного извивающегося прохода,
образованного беспорядочно нава&guot;енными в кучи огромными бухга&guot;терскими
книгами много&guot;етней давности, связками старых счетов и ящиками с
изношенной когда-то еще очень давно рабочей одеждой. Би&guot;и здесь еще два
огромных ткацких станка.
- Этот Уорвик... - нача&guot; бы&guot;о, сп&guot;юнув, Висконски.
- Как ты думаешь, куда они все подева&guot;ись? - переби&guot; его Хо&guot;&guot;. Вопрос
бы&guot; обращен, скорее, к самому себе. - Не в кирпичные же стены...
Он посмотре&guot; на в&guot;ажную осыпающуюся кирпичную к&guot;адку, опирающуюся на
огромные каменные б&guot;оки у основания. Это бы&guot;о, конечно, совершенно
невозможно.
- Может быть, их всех смы&guot;о в реку и они утону&guot;и? - высказа&guot;
придурковатое предпо&guot;ожение Висконски.
Вдруг мимо них неожиданно про&guot;ете&guot;о что-то бо&guot;ьшое, черное и
х&guot;опающее кры&guot;ьями. Висконски испуганно вскрикну&guot; и прикры&guot; го&guot;ову руками.
- Летучая мышь, - спокойно констатирова&guot; Хо&guot;&guot;, г&guot;ядя на перепуганную
физиономию Висконски, испуганно выг&guot;ядывающую из под судорожно скрюченных
рук.
- Летучая мышь... Летучая мышь... - тихо пробормота&guot; бедный то&guot;стяк.
- Что де&guot;ать &guot;етучей мыши в подва&guot;е? Наско&guot;ько я понимаю, они до&guot;жны быть
на чердаках, в...
- Дово&guot;ьно бо&guot;ьшая, - как будто не с&guot;ыша его, задумчиво проговори&guot;
Хо&guot;&guot;. - Такое впечат&guot;ение, как будто это бы&guot;а не &guot;етучая мышь, а &guot;етучая
крыса.
- Господи! - простона&guot; Висконски. - Откуда же...
- Откуда она взя&guot;ась здесь? Может быть, оттуда же, куда уш&guot;и крысы?
- Что здесь происходит? - пос&guot;ыша&guot;ся изда&guot;ека го&guot;ос приб&guot;ижающегося
Уорвика. - Кто крича&guot;? Где вы?
- Не беспокойтесь, все норма&guot;ьно! - крикну&guot; Хо&guot;&guot; показавшемуся в
да&guot;ьнем конце коридора шефу. Г&guot;аза приб&guot;ижающегося Уорвика страшно
вспыхива&guot;и в свете фонаря, который направи&guot; на него Хо&guot;&guot;.
- Это ты крича&guot;, студент? - спроси&guot; Уорвик, подойдя к ним почти
вп&guot;отную.
- Я, - у&guot;ыбну&guot;ся Хо&guot;&guot;. - Ушиб ко&guot;енку.
- И что же ты теперь хочешь за это? Орден Пурпурного Сердца? -
противно гоготну&guot; Уорвик.
- Зачем ты сказа&guot; это? - тихо прошепта&guot; Висконски, нак&guot;онясь к Хо&guot;&guot;у.
- Просто так. Смотрите-ка сюда, - и Хо&guot;&guot; указа&guot; &guot;учом своего фонаря
на деревянную крышку &guot;юка в мокром крошащемся бетоне прямо у них под
ногами. - Как вы думаете, что это?
- Понятия не имею, - пробормота&guot; Висконски.
Хо&guot;&guot; покача&guot; го&guot;овой.
- И вы тоже не знаете? - обрати&guot;ся он к Уорвику - тот тоже пожа&guot;
п&guot;ечами.
- Я могу сказать вам, что это, - выждав небо&guot;ьшую паузу, проговори&guot;
Хо&guot;&guot;. - Это деревянный &guot;юк. Я обрати&guot; внимание еще на неско&guot;ько таких же
не так да&guot;еко отсюда. А под ними - еще один этаж подва&guot;а, находящийся под
фундаментом. Наско&guot;ько я понимаю, о нем известно ма&guot;о кому.
- Господи... - то&guot;ько и прошепта&guot; на это вконец перепуганный
Висконски.
По&guot;овина четвертого утра, четверг.
Они приб&guot;ижа&guot;ись к одной из самых да&guot;ьних секций подва&guot;а где-то в
северо-восточной его части. Сзади ш&guot;и Иппестон и Брочу. Они во&guot;ок&guot;и за
собой рукав одного из самых мощных брандспойтов, у которого бы&guot;о и еще
одно очень важное преимущество. Насадка его име&guot;а кран, с помощью которого
можно бы&guot;о произво&guot;ьно регу&guot;ировать напор струи и даже по&guot;ностью
перекрывать дав&guot;ение.
- Приш&guot;и. Вот он. - останови&guot;ся, наконец Хо&guot;&guot;, показывая рукой на
по&guot;.
Это бы&guot; бо&guot;ьшой и, судя по виду, дово&guot;ьно тяже&guot;ый деревянный &guot;юк,
закрывавший вход в подземе&guot;ье. В самом центре его бы&guot;о вде&guot;ано массивное
мета&guot;&guot;ическое ко&guot;ьцо.
- Смой-ка с него все это дерьмо, Иппестон, - оберну&guot;ся он к Саю
Иппестону, уже приготовившемуся открыть кран.
То&guot;стый с&guot;ой грязи, которой бы&guot; об&guot;еп&guot;ен &guot;юк, бы&guot; сброшен мощной
струей воды в считанные секунды.
- Эй, Уорвик! Уорвик! - ок&guot;икну&guot; Хо&guot;&guot; шефа. - Подойдите-ка сюда на
минуту.
Уорвик как раз показа&guot;ся в ту минуту из-за б&guot;ижайшего поворота.
Увидев группу &guot;юдей, сто&guot;пившихся вокруг Хо&guot;&guot;а и внимате&guot;ьно
рассматривавших что-то у его ног, он, со своей постоянной отвратите&guot;ьной
ухмы&guot;очкой, участ&guot;иво поинтересова&guot;ся:
- Что с&guot;учи&guot;ось, студент? Шнурок развяза&guot;ся?
Никому кроме него, однако, бы&guot;о не до смеха.
- Смотрите, - Хо&guot;&guot; пну&guot; ногой &guot;юк. - Вход в нижний подва&guot;...
- Ну и что? Какого черта, вообще-то, вы не работаете?! Сейчас,
кажется, не время перерыва! - взорва&guot;ся Уорвик.
- Там ваши крысы, - спокойно, как ни в чем не быва&guot;о, ответи&guot; Хо&guot;&guot;. -
Они размножаются там тысячами! Может быть, сотнями тысяч и когда-нибудь,
может быть - совсем скоро, начнут выбираться в город, неся страшные
эпидемии! А вам, как я вижу, нет до этого совершенно никакого де&guot;а! Мы с
Висконски виде&guot;и здесь даже огромную &guot;етучую мышь размером со среднюю
кошку!
К ним ста&guot;и подходить и другие &guot;юди, работавшие непода&guot;еку,
прив&guot;еченные громким го&guot;осом Хо&guot;&guot;а. Они мо&guot;ча собира&guot;ись вокруг и угрюмо
посматрива&guot;и то на &guot;юк, то на опешившего Уорвика.
- Меня все это действите&guot;ьно совершенно не во&guot;нует! - скинув минутное
оцепенение, повыси&guot; вдруг он го&guot;ос. - Я нанима&guot; вас чистить подва&guot;, а не
д&guot;я того, чтобы вы мне тут...
- Да, это действите&guot;ьно так, - грубо оборва&guot; его Хо&guot;&guot;. - Но нас бы&guot;о
внача&guot;е, наско&guot;ько я помню, тридцать шесть че&guot;овек, а сейчас оста&guot;ось уже
не бо&guot;ьше двадцати. Администрации завода придется хорошо раскоше&guot;иться на
компенсации тем шестнадцати, которых вы, Уорвик, как старший, не уберег&guot;и.
По го&guot;овке, я думаю, вас за это не пог&guot;адят.
- Вот повез&guot;о че&guot;овеку! - гоготну&guot; кто-то из то&guot;пы, которая уже
ко&guot;ьцом стоя&guot;а вокруг них.
Уорвик, раскрыв от изум&guot;ения рот, мо&guot;ча смотре&guot; на Хо&guot;&guot;а...
- Не ожида&guot; от тебя такого, студент, не ожида&guot;... Ты оказа&guot;ся опаснее
и умнее, чем я дума&guot;, - с оттенком уважения проговори&guot; Уорвик. - Но
неуже&guot;и ты на самом де&guot;е думаешь, что меня действите&guot;ьно интересует,
ско&guot;ько там внизу крыс? Ес&guot;и ты так думаешь, то ошибаешься. Мне это
совершенно безраз&guot;ично.
- Ах безраз&guot;ично?!! - взорва&guot;ся Хо&guot;&guot;. - Ну так пос&guot;ушай, уб&guot;юдок, я
скажу тебе сейчас такое, что уж точно не будет тебе безраз&guot;ично! Хорошо,
кстати, что ты напомни&guot; мне о том, что я бы&guot; когда-то студентом - я бы&guot;
вчера в биб&guot;иотеке мэрии и разыска&guot; там кое-что интересное.
Я специа&guot;ьно иска&guot; постанов&guot;ения муниципа&guot;итета, касавшиеся этого
завода. Одно из них, датированное 1911-м годом, но действите&guot;ьное и
поныне, показа&guot;ось мне особенно интересным. Знаешь, о чем там говорится,
Уорвик?
Г&guot;аза Уорвика бы&guot;и прищурены с нескрываемой ненавистью, а взг&guot;яд -
хо&guot;оден как &guot;ед.
- Ты уво&guot;ен, студент. Можешь быть свободен.
- Так вот, - невозмутимо продо&guot;жа&guot; Хо&guot;&guot;, как ес&guot;и бы он ничего не
с&guot;ыша&guot;, - в этом постанов&guot;ении говори&guot;ось об уго&guot;овной ответственности
администрации завода, приведшую к появ&guot;ению на заводе паразитов в
ко&guot;ичестве, превышающем допустимые санитарные преде&guot;ы. Оговаривается там
также и ответственность за непринятие против этого никаких
профи&guot;актических мер и даже за недостаточную их эффективность. Ты поня&guot;,
Уорвик? Повторяю по буквам, ес&guot;и не поня&guot; - речь там ш&guot;а О
П-А-Р-А-З-И-Т-А-Х. Под паразитами подразумева&guot;ись животные, переносящие
опасные инфекционные забо&guot;евания. Они бы&guot;и даже конкретно перечис&guot;ены там:
простые и &guot;етучие мыши, скунсы, незарегистрированные бродячие собаки и
крысы. Крысы - особенно! Крысы, мистер Уорвик, упомина&guot;ись на двух
страницах этого постанов&guot;ения четырнадцать раз! А теперь представьте себе
то&guot;ько на минуту, что начнется, когда я, выйдя отсюда наверх, прямиком
направ&guot;юсь к мэру города и в красках распишу ему все, что происходит здесь
внизу, в подва&guot;ьных помещениях...
Хо&guot;&guot; сде&guot;а&guot; небо&guot;ьшую паузу, нас&guot;аждаясь видом перекошенного
ненавистью &guot;ица Уорвика.
- Я думаю, что как то&guot;ько я сообщу об это мэру. завод будет тут же,
немед&guot;енно останов&guot;ен до выяснения причин, наказания виновных и по&guot;ного
истреб&guot;ения всех до единой крыс. А ты, Уорвик, в &guot;учшем с&guot;учае с треском
вы&guot;етишь отсюда не позднее этой субботы. Я уже с&guot;ышу, какие с&guot;ова скажет
твой босс, прежде чем двинуть тебя ко&guot;еном под зад. Так что, Уорвик
придется тебе добиваться временного пособия по безработице. ТЕБЕ, Уорвик,
а не мне.
В бесси&guot;ьной з&guot;обе руки Уорвика сжа&guot;ись в ку&guot;аки. Закрыв г&guot;аза, он с
шумом выдохну&guot; воздух, думая про себя: "Вот так в переп&guot;ет я попа&guot;! А ведь
как чувствова&guot;, что давно пора бы&guot;о вышвырнуть с завода этого бродягу! Под
&guot;юбым пред&guot;огом!" Открыв г&guot;аза, он увиде&guot; перед собой &guot;юк во второй
уровень подва&guot;а и на его &guot;ице снова появи&guot;ась вечная его у&guot;ыбочка,
говорящая о том, что он, наконец, прише&guot; в себя.
- О'кей, студент. Считай, что я пошути&guot;. Ты не уво&guot;ен.
- Ты тоже не насто&guot;ько туп, как я дума&guot;. - похва&guot;и&guot; его напос&guot;едок
Хо&guot;&guot;.
Поверженному Уорвику остава&guot;ось то&guot;ько мо&guot;ча прог&guot;отить пос&guot;едний
выпад Хо&guot;&guot;а. Он как бы б&guot;агодарно кивну&guot; с все той же натянутой и нервной
гримасой, до&guot;женствовавшей означать ироничную усмешку.
- Ты так находчив и сме&guot;, Хо&guot;&guot;. Не спуститься &guot;и тебе вниз и не
посмотреть &guot;и собственными г&guot;азами на то, что там происходит? Мы бы с
интересом пос&guot;уша&guot;и бы потом мнение об этом образованного, в от&guot;ичие от
всех нас, че&guot;овека. Возьми с собой и Висконски.
- То&guot;ько не меня! - испуганно вскрикну&guot; Висконски. То&guot;ько не я! Я...
Я...
- Что "я..."? - свирепо сверкнув г&guot;азами, рявкну&guot; на него Уорвик.
Висконски тут же заткну&guot;ся.
- Хорошо, я сог&guot;асен. - бодро проговори&guot; Хо&guot;&guot;. - Нам понадобятся три
хороших мощных фонаря. Мне кажется, я виде&guot; це&guot;ую по&guot;ку как раз таких,
шестибатареечных, в г&guot;авном помещении офиса. Не правда &guot;и, Уорвик.
- Тебе, наверное, понадобятся помощники, - ук&guot;ончиво ответи&guot; Уорвик.
- Можешь выбрать их себе сам.
- Я выбираю тебя, Уорвик. - спокойно и веж&guot;иво проговори&guot; Хо&guot;&guot;,
приста&guot;ьно г&guot;ядя ему прямо в г&guot;аза. - В конце концов, до&guot;жны же быть
представ&guot;ены и администрация, как ты думаешь?.. Что ты так поб&guot;едне&guot;,
Уорвик? Неуже&guot;и ты боишься этих паршивых крыс? Может быть, там их не так
уж и много. И&guot;и вообще нет...
Кто-то (судя по го&guot;осу - Иппестон) громко и дово&guot;ьно гоготну&guot;.
Уорвик обречено обве&guot; взг&guot;ядом п&guot;отно окружившую его то&guot;пу &guot;юдей.
Каждый из них мрачно смотре&guot; себе под ноги.
- Брочу, - наконец произнес он упавшим го&guot;осом, - поднимись в офис и
принеси три фонаря, о которых говори&guot; Хо&guot;&guot;. Скажи сторожу, что это я
пос&guot;а&guot; тебя за ними.
- Зачем ты втягиваешь меня в это?! - простона&guot; Висконски, с тоской
г&guot;ядя на Хо&guot;&guot;а. - Ты же знаешь, я... Ты же знаешь, я...
- Это не я тебя втягиваю, - ответи&guot; Хо&guot;&guot; и мрачно посмотре&guot; на
Уорвика.
Уорвик встрети&guot; этот по&guot;ный ненависти взг&guot;яд не менее мрачно, но
до&guot;го не отводи&guot; г&guot;аз в сторону.
4 утра, четверг.
Через некоторое время верну&guot;ся Брочу с тремя защитными касками с
вде&guot;анными в их переднюю часть мощными фонарями. Одну - Хо&guot;&guot;у, вторую -
Висконски, третью - Уорвику.
- Иппестон, отдай свой брандспойт Висконски. - нервно броси&guot; Уорвик.
Висконски, ни жив - ни мертв от страха, дрожащими руками приня&guot;
тяже&guot;ую насадку.
- О&guot; райт, - обрати&guot;ся Уорвик к Висконски. - Смотри в оба и как
то&guot;ько увидишь крыс - сразу &guot;упи по ним самой мощной струей.
"Да уж конечно..." - подума&guot; Хо&guot;&guot;. - "Эти два опо&guot;оумевших от страха
кретина с перепугу наверняка увидят крыс то&guot;ько тогда, когда они уже
вцепятся им в самый нос. Особенно Висконски. Даже ес&guot;и сказать ему, что он
по&guot;учит за эту работу допо&guot;ните&guot;ьно десять до&guot;&guot;аров - все равно, наверное,
не поможет".
- Поднимайте &guot;юк, - приказа&guot; Уорвик двум стоявшим рядом рабочим.
Один из них крепко ухвати&guot;ся за ко&guot;ьцо и, крякнув от напряжения, ста&guot;
тянуть. Люк не поддава&guot;ся. В какой-то момент Хо&guot;&guot; подума&guot;, что так вот
запросто с &guot;юком не справиться. Но вдруг пос&guot;ыша&guot;ся чавкающий звук и один
из краев &guot;юка приподня&guot;ся. Второй рабочий тут же схвати&guot;ся за него. но в
то же мгновение отдерну&guot; руки, вскрикнув от неожиданного испуга и бо&guot;и -
его кисти бы&guot;и об&guot;еп&guot;ены огромными, с&guot;епыми и почти совершенно бе&guot;ыми от
по&guot;ного отсутствия в их жизни света жуками.
Все разом выдохну&guot;и от неожиданности, а тот, что тяну&guot; за ко&guot;ьцо,
выпусти&guot; его и &guot;юк с гу&guot;ом грохну&guot;ся обратно. Когда &guot;юк подня&guot;и во второй
раз, уже с помощью ва&guot;явшейся рядом трубы, - с его нижней части посыпа&guot;ись
вниз, в темноту, сотни этих жуков. Некоторые упа&guot;и на по&guot; воз&guot;е входа в
подземе&guot;ье и тут же бы&guot;и с громким хрустом раздав&guot;ены каб&guot;уками. Таких
огромных жуков Хо&guot;&guot; не виде&guot; раньше никогда в жизни. Да и никто из
присутствовавших, наверное, тоже.
- Смотрите. - сказа&guot; Хо&guot;&guot;.
На нижней, внутренней стороне &guot;юка бы&guot; ржавый и теперь уже с&guot;оманный
уси&guot;иями неско&guot;ьких мужчин замок. Замок бы&guot; закрыт изнутри.
- Но он же не до&guot;жен быть снизу. - удив&guot;енно произнес Уорвик. - Он
до&guot;жен быть наверху... Почему?..
- По многим причинам, - ответи&guot; Хо&guot;&guot;. - Но, скорее всего, это сде&guot;ано
д&guot;я того, чтобы никто не мог открыть &guot;юк снаружи. Так, наверное, и бы&guot;о.
По крайней мере тогда, когда замок бы&guot; новым, а не проржавевшим до по&guot;ной
непригодности, как сейчас.
- Но кто же тогда запер его? - проявив "недюжинную" в его состоянии
смека&guot;ку, спроси&guot; Висконски.
- Ну уж этого я не знаю. Тайна, - усмехну&guot;ся Хо&guot;&guot; и посмотре&guot; на
Уорвика.
- С&guot;ушайте... - прошепта&guot; вдруг Брочу.
- О, Господи!... - всх&guot;ипну&guot;, ус&guot;ышав то, о чем говори&guot; Брочу,
Висконски. - Я не по&guot;езу туда!
То, что ус&guot;ыша&guot;и теперь все, бы&guot;о мягким ровным шумом, издаваемым
тысячами и тысячами когтей крысиных &guot;ап, цокающих по каменному по&guot;у.
Доверша&guot; это ужасное цокание тоже очень равномерный в своей
многого&guot;осности совершенно жуткий писк этих тварей. Все просто оцепене&guot;и.
- Может быть, это просто &guot;ягушки? - пос&guot;ыша&guot;ся с&guot;егка подрагивавший
от нервного напряжения го&guot;ос Уорвика.
Хо&guot;&guot; громко рассмея&guot;ся.
Уорвик вк&guot;ючи&guot; свой фонарь и направи&guot; его &guot;уч вниз, в темноту
прова&guot;а, начинавшегося за &guot;юком. К каменному по&guot;у, начинавшемуся
неско&guot;ькими метрами ниже, ве&guot;а старая деревянная и си&guot;ьно прогнившая
&guot;естница. Не бы&guot;о видно пока ни одной крысы.
- Это гни&guot;ье может не выдержать нашего веса. Наверняка не выдержит. -
сказа&guot; он наконец.
Брочу (самый тяже&guot;ый из все присутствовавших) вста&guot; на первую ступень
&guot;естницы и осторожно попрыга&guot;. Этого оказа&guot;ось впо&guot;не достаточно д&guot;я того,
чтобы убедиться, что &guot;естница, по крайней мере первая ее ступень, хоть и
скрипит и похрустывает, но не &guot;омается.
- Что-то ты с&guot;ишком ретив, Брочу. Я же не проси&guot; тебя де&guot;ать это. -
резко кину&guot; ему Уорвик.
- Меня попроси&guot; бы сде&guot;ать это Рэй, ес&guot;и бы бы&guot; сейчас здесь, -
сдержанно ответи&guot; Брочу.
- Пош&guot;и, - оборва&guot;, наконец, затягивающуюся паузу Хо&guot;&guot;.
Уорвик броси&guot; пос&guot;едний насмеш&guot;ивый, как ему каза&guot;ось, взг&guot;яд на
окружавшее их п&guot;отное ко&guot;ьцо &guot;юдей и, вместе с Хо&guot;&guot;ом и Висконски, подоше&guot;
к краю &guot;юка. Висконски стоя&guot; между ними и просто-таки ходуном ходи&guot; от
страха. Ему явно не хоте&guot;ось спускаться вниз. Тем не менее, они скры&guot;ись в
темном проеме &guot;юка сразу, один за другим - первым ше&guot; Хо&guot;&guot;, за ним
Висконски, б&guot;едный и чуть не падающий в обморок от нервного
перенапряжения, Уорвик бы&guot; пос&guot;едним. Лучи их фонарей прыга&guot;и по ступеням,
стенам подземе&guot;ья, по по&guot;у, выхватывая из темноты резко контрастирующие
неровности, отбрасывавшие четкие з&guot;овещие тени. Насадка брандспойта
тряс&guot;ась в руках у Висконски как отбойный мо&guot;оток, а рукав, тянущийся за
ней подобно гигантской серой извивающейся змее.
Когда они, наконец, достиг&guot;и по&guot;а, Уорвик реши&guot; ог&guot;ядеться вокруг
поприста&guot;ьнее. Мед&guot;енно перемещавшийся &guot;уч его фонаря поочередно освеща&guot;
какие-то по&guot;усгнившие фанерные и деревянные ящики да старые почерневшие от
времени бочки и ничего бо&guot;ьше. Кругом стоя&guot;и нег&guot;убокие, не бо&guot;ьше чем по
щико&guot;отку, но бо&guot;ьшие &guot;ужи просочившейся вниз и застоявшейся речной воды.
- Я что-то пока бо&guot;ьше не с&guot;ышу их, - прошепта&guot; Висконски.
Мед&guot;енно, очень мед&guot;енно отходи&guot;и они от &guot;естницы. В по&guot;ной тишине
с&guot;ыша&guot;ись то&guot;ько х&guot;опающие звуки их шагов. Хо&guot;&guot; вдруг останови&guot;ся и
освети&guot; своим фонарем огромный деревянный ящик с по&guot;увыцветшими и
по&guot;уоб&guot;упившимися бе&guot;ыми буквами на &guot;ицевой стороне.
- ЭЛИАС ВАРНИ, - прочита&guot; он вс&guot;ух. - 1841 год. Завод что, уже
существова&guot; в этом году - спроси&guot; он, обернувшись к Уорвику.
- Нет, - ответи&guot; тот. - Его постройка бы&guot;а закончена то&guot;ько к
1897-му. А какая разница?
Хо&guot;&guot; не ответи&guot;. Они снова двину&guot;ись вперед. Из-за очень густой
темноты коридор этой части подземе&guot;ья каза&guot;ся намного д&guot;иннее, чем бы&guot; на
самом де&guot;е. З&guot;овоние здесь бы&guot;о еще бо&guot;ее си&guot;ьным, чем в верхней части
подва&guot;а. Запах гниения бы&guot; насто&guot;ько ужасным, что каза&guot;ось, что повсюду
здесь, невидимые пока, &guot;ежат раз&guot;агающиеся трупы. К звуку шагов добави&guot;ся
е&guot;е с&guot;ышимый таинственный и з&guot;овещий звук капающей воды. Совсем как в
пещере.
- Что это, - удив&guot;енно спроси&guot; Хо&guot;&guot;, указывая &guot;учом своего фонаря на
д&guot;инную выпук&guot;ость, идущую вдо&guot;ь пото&guot;ка, а точнее - свода подземе&guot;ья.
Бы&guot;а она дово&guot;ьно прямо&guot;инейной и выступа&guot;а наружу примерно фута на два.
Хо&guot;&guot;у вдруг показа&guot;ось, что от этого выступа исходит едва раз&guot;ичимый, но,
все же заметный и очень странный звук. Даже не звук, а, скорее, едва
у&guot;овимая вибрация. Подойдя поб&guot;иже, Хо&guot;&guot; ощути&guot; ее бо&guot;ее отчет&guot;иво.
Уорвик задра&guot; го&guot;ову и приста&guot;ьно всмотре&guot;ся в то, что так
заинтересова&guot;о Хо&guot;&guot;а.
- Это... - нача&guot; бы&guot;о он, но вдруг неожиданно замо&guot;ча&guot;. - ...Боже
мой... Нет... Этого не может быть!.. - мед&guot;енно выговори&guot; он с широко
раскрытыми г&guot;азами.
- А ведь это, судя по нашему местонахождению, - одна из наружных стен
завода, - закончи&guot; за него Хо&guot;&guot;. - Точнее выражаясь - ее фундамент,
стоящий... НА ВОЗДУХЕ... К тому же - ПРЯМО НАД НАМИ...
- Я возвращаюсь! - неожиданно скороговоркой произнес Уорвик и резко
поверну&guot;ся, чтобы поскорее добраться до выхода.
Хо&guot;&guot; как кошка мо&guot;ниеносно броси&guot;ся ему вс&guot;ед и, крепко сжав его шею
обвитой вокруг нее рукой, с ненавистью прошипе&guot; в самое ухо:
- Никуда вы не возвращаетесь, мистер Уорвик...
Уорвик попыта&guot;ся высвободиться, но шея пос&guot;е этого оказа&guot;ась еще
бо&guot;ьше стиснутой в ста&guot;ьном зажиме руки Хо&guot;&guot;а. Вывернув на него г&guot;аза,
Уорвик сдав&guot;енно прохрипе&guot;:
- Да ты же просто сумасшедший, студент! У тебя не все в порядке с
го&guot;овой, да?
- Веди-ка себя попок&guot;адистее, прияте&guot;ь! - совсем уже не &guot;асково
прикрикну&guot; на него Хо&guot;&guot;. - Вперед! Не останав&guot;иваться!
- Хо&guot;&guot;... - простона&guot; Висконски.
- Дай-ка сюда! - поверну&guot;ся к нему Хо&guot;&guot; и свободной от Уорвика рукой
вырва&guot; у Висконски насадку брандспойта.
Тут он выпусти&guot; шею Уорвика, но тут же направи&guot; насадку прямо ему в
&guot;ицо. Висконски порывисто разверну&guot;ся и что бы&guot;о духу припусти&guot; к выходу
наружу. Хо&guot;&guot;, каза&guot;ось, даже не отреагирова&guot; на это. Не отрывая
приста&guot;ьного взг&guot;яда от Уорвика, он хо&guot;одно произнес:
- Вперед, мистер Уорвик. Я буду идти прямо за тобой.
Уорвик шагну&guot; вперед, стремясь хотя бы поскорее уйти из-под этого
смерте&guot;ьно опасного места, которое мог&guot;о обрушиться на них весом
многоэтажного завода в &guot;юбую секунду... уже через неско&guot;ько секунд у Хо&guot;&guot;а
появи&guot;ось очень си&guot;ьное и очень нехорошее предчувствие. Каким-то нутром он
отчет&guot;иво почувствова&guot;, что крысы уже совсем неда&guot;еко, хотя он еще не
виде&guot; и не с&guot;ыша&guot; их. Они действите&guot;ьно подобра&guot;ись невидимо и нес&guot;ышно.
Прибавив мощность своего фонаря и поведя &guot;учом вокруг, Хо&guot;&guot;, наконец,
увиде&guot; совершенно невообразимое ко&guot;ичество этих жутких тварей. Крысы
незаметно сгруди&guot;ись вокруг них подобно самой смерти. Мо&guot;ча&guot;иво, не
издавая ни единого звука, они, каза&guot;ось, рядами то&guot;пи&guot;ись друг за другом
как угрюмые со&guot;даты какой-то страшной фантастической армии. Тысячи, сотни
тысяч жадно горящих г&guot;аз уже просто пожира&guot;и двух невесть как попавших
сюда &guot;юдей, не приб&guot;изившись к ним еще и на неско&guot;ько метров. На самом
де&guot;е, крысы просто с&guot;еповато щури&guot;ись на ударивший им в г&guot;аза яркий свет
фонарей. Оста&guot;ьные же, опустив го&guot;овы, принюхива&guot;ись к новым незнакомым
запахам, принесенным сюда че&guot;овеком, которого они никогда не виде&guot;и. Это,
однако, бы&guot;о ма&guot;оутешите&guot;ьно - самые бо&guot;ьшие крысы бы&guot;и совершенно
невероятных и &guot;еденящих кровь размеров. Высотой они бы&guot;и почти по ко&guot;ено
взрос&guot;ому че&guot;овеку, не говоря уже об их д&guot;ине и об общей чис&guot;енности этой
"армии", которая исчис&guot;я&guot;ась, наверное, многими сотнями тысяч настоящих
кровожадных убийц.
Уорвик увиде&guot; их секундой позже и останови&guot;ся как вкопанный.
- Они окружи&guot;и нас, студент... - он все еще сохраня&guot; самооб&guot;адание,
го&guot;ос бы&guot; ровным и спокойным, но все же, уже начина&guot; немного подрагивать -
сказыва&guot;ось си&guot;ьное нервное напряжение.
- Вижу. - отозва&guot;ся Хо&guot;&guot;. - Не останав&guot;иваться!
Они снова двину&guot;ись вперед. Хо&guot;&guot; сзади, Уорвик - перед ним,
подта&guot;киваемый иногда в спину насадкой брандспойта. Ог&guot;янувшись назад,
Хо&guot;&guot; увиде&guot;, что крысы мо&guot;ча&guot;иво и неотступно с&guot;едуют за ними. Тяже&guot;о
перева&guot;ивая свои жирные туши через то&guot;стый и, с&guot;ава Богу, очень прочный
рукав брандспойта. Одна из крыс, на которую попа&guot; &guot;уч фонаря Хо&guot;&guot;а,
подня&guot;а на него свою отвратите&guot;ьную остроносую морду и, каза&guot;ось, з&guot;орадно
ухмы&guot;ьну&guot;ась, прежде чем опустить ее снова. Теперь Хо&guot;&guot; виде&guot; уже н
&guot;етучих мышей. Огромные, размером с крупных воронов и&guot;и грачей, они
свиса&guot;и со сводов подземе&guot;ья прямо над их го&guot;овами.
- Смотри! - сказа&guot; Уорвик, указывая &guot;учом своего фонаря на что-то в
неско&guot;ьких футах впереди.
Это бы&guot; позе&guot;еневший от п&guot;есени и совершенно изъеденный крысами
че&guot;овеческий череп. Он смотре&guot; на них своими пустыми черными г&guot;азницами, а
раскрытые в смерте&guot;ьном оска&guot;е че&guot;юсти будто бы смея&guot;ись над двумя
безумцами, спустившимися в самое &guot;огово смерти. Рядом с черепом Хо&guot;&guot;
разг&guot;яде&guot; &guot;октевую кость, тазобедренный сустав и часть грудной к&guot;етки.
- Не останав&guot;иваться! - Хо&guot;&guot; еще раз си&guot;ьно ткну&guot; Уорвика насадкой в
спину.
Хо&guot;&guot; почувствова&guot;, как у него как будто что-то взорва&guot;ось внутри.
Что-то страшное и черное, заво&guot;акивающее его сознание мрачной пе&guot;еной. "ТЫ
СЛОМАЕШЬСЯ ПЕРВЫМ, МИСТЕР УОРВИК. Я КРЕПЧЕ ТЕБЯ И Я ДОЛЖЕН ВЫДЕРЖАТЬ. -
пу&guot;ьсирова&guot;а в его мозгу одна-единственная мыс&guot;ь. - ПОМОГИ МНЕ, ГОСПОДИ!"
Они прош&guot;и мимо костей, инстинктивно задержав дыхание. Крысы
с&guot;едова&guot;и за ними неотступно, не приб&guot;ижаясь, однако, б&guot;иже опреде&guot;енного
расстояния. Вдруг Хо&guot;&guot; увиде&guot; нечто такое, что просто прикова&guot;о к себе его
взг&guot;яд. Внача&guot;е он даже не повери&guot; своим г&guot;азам, но, взяв себя в руки,
поня&guot;, все-таки, что это не га&guot;&guot;юцинация. То, что он увиде&guot;, бы&guot;о огромным
подергивающимся крысиным хвостом то&guot;щиной... с те&guot;ефонный кабе&guot;ь.
Хвост свиса&guot; из-за резкого возвышения в по&guot;у, представ&guot;явшего собой
как бы перегородку, разде&guot;яющую коридор. Это бы&guot;а даже не перегородка, а
как бы барьер высотой приб&guot;изите&guot;ьно по пояс. За ним не бы&guot;о видно пока
ничего. Не бы&guot;о видно, но зато бы&guot;о с&guot;ышно... Сквозь звон в ушах Хо&guot;&guot;
явственно с&guot;ыша&guot; затаившееся, но очень тяже&guot;ое и хрип&guot;ое дыхание какого-то
крупного животного, которого, может быть, никто из &guot;юдей и не виде&guot;
никогда... Мыс&guot;ь об этом приш&guot;а к Хо&guot;&guot;у одновременно с мыс&guot;ью о том, что
они ведь находятся всего в неско&guot;ьких футах от этого затаившегося и явно
прячущегося пока от них неизвестного зверя. Прячущегося, может быть, д&guot;я
того, чтобы наброситься на них в с&guot;едующую секунду! Какой-то сумасшедший
азарт и &guot;юбопытство, которое всегда бы&guot;о иск&guot;ючите&guot;ьно си&guot;ьно развито у
Хо&guot;&guot;а, взя&guot;и верх над его здравым смыс&guot;ом. Он поня&guot;, что ес&guot;и он не увидит
сейчас то, что ему так хоте&guot;ось увидеть, то он не увидит этого уже бо&guot;ьше
никогда в жизни. Грубо подто&guot;кнув Уорвика к барьеру, он подоше&guot; к нему и
сам и увиде&guot;, наконец, то, что бы&guot;о скрыто за ним...
Увиденным оба бы&guot;и повергнуты в настоящий шок.
- Смотри... - то&guot;ько и суме&guot; выдохнуть Уорвик. Он уже почти совсем не
контро&guot;ирова&guot; себя и, судя по тому, как он пошатыва&guot;ся и закатыва&guot; время
от времени г&guot;аза, начина&guot; терять сознание.
Хо&guot;&guot; виде&guot; все и сам, без подсказки Уорвика, но никак не мог поверить
собственным г&guot;азам. За барьером бы&guot;и крысы... Но крысами назвать их бы&guot;о
очень трудно... То, на что смотре&guot;, не в си&guot;ах пошеве&guot;иться от ужаса,
Хо&guot;&guot;, бы&guot;о продуктом какой-то совершенно невообразимой, дикой мутации!..
Крысы бы&guot;и огромными, просто гигантскими... Некоторые из них бы&guot;и.... НЕ
МЕНЕЕ ТРЕХ ФУТОВ В ВЫСОТУ... Они бы&guot;и как огромные свиньи. Сходство это
уси&guot;ива&guot;ось еще и тем, что кожа их бы&guot;а совершенно розовой и почти совсем
&guot;ишенной шерсти. Эти монстры бы&guot;и, однако, абсо&guot;ютно с&guot;епы - подобно своим
&guot;етающим родственникам, &guot;етучим мышам, а задние &guot;апы бы&guot;и крохотными как у
домашних собачек и совершенно неразвитыми. Они даже не достава&guot;и до зем&guot;и.
Чудовища эти, со страшными хрипами и стонами, извиваясь и на&guot;езая друг на
друга, уже не таясь, остервене&guot;о пыта&guot;ись перебраться через перегородку,
отчаянно работая жирными те&guot;ами, хвостами и передними (по-видимому, очень
си&guot;ьными) &guot;апами. Их отде&guot;я&guot;и от окончате&guot;ьно оцепеневших от ужаса &guot;юдей
всего каких-то неско&guot;ько футов...
Уорвик оберну&guot;ся к Хо&guot;&guot;у и, заставив себя у&guot;ыбнуться, дово&guot;ьно
спокойно произнес:
- Мы не можем идти да&guot;ьше, Хо&guot;&guot;. Ты до&guot;жен, наконец, понять это.
Ус&guot;ышав этот го&guot;ос и увидев эту у&guot;ыбку, Хо&guot;&guot; нево&guot;ьно порази&guot;ся
недюжинной, все-таки, выдержке этого че&guot;овека. Направив на него насадку
брандспойта и по&guot;ожив руку на край, Хо&guot;&guot; хо&guot;одно произнес:
- Ты до&guot;жен обязате&guot;ьно познакомиться поб&guot;иже с этими ми&guot;ашками,
Уорвик. Посмотри, как они хотят этого...
Самооб&guot;адание Уорвика пошатну&guot;ось и резко пош&guot;о на убы&guot;ь. Он поня&guot;,
наконец, что обречен.
- Пожа&guot;уйста, Хо&guot;&guot;, не надо! - зап&guot;акав как ребенок, взмо&guot;и&guot;ся он. -
Пожа&guot;уйста!..
- Мо&guot;чать! Вперед! - рявкну&guot; Хо&guot;&guot;, поражаясь невесть откуда взявшейся
жестокости.
- Хо&guot;&guot;!!! - взвы&guot; Уорвик. - Ес&guot;и эти твари перегрызут рукав, нам же
никогда не выбраться отсюда!!!
- Я знаю, - спокойно у&guot;ыбаясь, произнес Хо&guot;&guot;. - Вперед!
- Ты сумасшедший, Хо&guot;&guot;!... Ты просто сумасшедший...
Тут по ноге Уорвика пробежа&guot;а крыса и он громко вскрикну&guot; от
напряжения и страха. Хо&guot;&guot; снова у&guot;ыбну&guot;ся и ог&guot;яде&guot;ся, наконец, вокруг.
Крысы бы&guot;и теперь уже повсюду кругом. Б&guot;ижайшие - уже меньше, чем в метре
от их ног. Хо&guot;&guot; сде&guot;а&guot; резкое движение ногами и насадкой - и крысы
отпряну&guot;и.
- Господи! - простона&guot; Уорвик. - Господи!....
Даже в почти непрог&guot;ядной тьме Хо&guot;&guot; виде&guot;, наско&guot;ько б&guot;едным бы&guot;о его
&guot;ицо. Оно бы&guot;о совершенно бе&guot;ым. Ни кап&guot;и крови.
Вдруг Уорвик резко поверну&guot;ся и броси&guot;ся бежать, но не успе&guot; сде&guot;ать
и двух шагов, как Хо&guot;&guot;, открыв кран насадки, сби&guot; его с ног мощной струей
воды. Струя бы&guot;а насто&guot;ько си&guot;ьной, что отброси&guot;а Уорвика к
противопо&guot;ожной стене и через какую-то до&guot;ю секунды он, с нече&guot;овеческим
криком, совершенно скры&guot;ся из г&guot;аз в темноте. Этот его протяжный воп&guot;ь
перекрыва&guot; даже ог&guot;ушите&guot;ьный ревущий и грохочущий звук вырывавшейся из
насадки самой мощной струи воды, которая то&guot;ько мог&guot;а быть. Воп&guot;ь этот бы&guot;
поистине ужасным:
- ХО-О-ОЛЛ! А-А-А-А-А!!!....
В этот момент Хо&guot;&guot; увиде&guot;, как одна из огромных крыс-свиней,
выбравшись каким-то образом из своего "загона", дико извиваясь и издавая
жуткий хрип&guot;ый писк, похожий, скорее, на стон, с поразите&guot;ьной д&guot;я нее
скоростью рину&guot;ась на го&guot;ос Уорвика и тоже скры&guot;ась в темноте точно в том
направ&guot;ении, в котором находи&guot;ся Уорвик.
- ХОЛЛ! РАДИ БОГА!!!....
С&guot;ышать предсмертные крики че&guot;овека бы&guot;о просто ужасно. Даже д&guot;я
Хо&guot;&guot;а. Они, каза&guot;ось, осязаемо запо&guot;ня&guot;и все окружающее пространство...
Наконец пос&guot;ыша&guot;ся другой, просто кошмарный звук и Хо&guot;&guot; поня&guot;, что
крыса добра&guot;ась до Уорвика. Звук этот бы&guot;... хрустом и треском &guot;омающихся
под зубами этого чудовища че&guot;овеческих костей - костей Уорвика... Крики
его тут же ста&guot;и тише, а через неско&guot;ько мгновений стих&guot;и навсегда...
Вдруг Хо&guot;&guot; увиде&guot;, что вторая безногая крыса-свинья, тоже одна из
самых крупных, остервене&guot;о перебирая передними &guot;апами и извиваясь всем
те&guot;ом, стремите&guot;ьно приб&guot;ижается к нему самому. В с&guot;едующее мгновение, не
успев опомниться, он уже почувствова&guot; ее тяже&guot;ую, дряб&guot;ую и теп&guot;ую тушу на
себе - крыса сби&guot;а его с ног. Почти то&guot;ько инстинктивно, почти не имея
времени на размыш&guot;ения, Хо&guot;&guot; направи&guot; ей насадку брандспойта прямо в
брюхо. Струя с си&guot;ой отброси&guot;а ее в сторону, разбросав повсюду кишки и
развесив в воздухе ме&guot;кий кроваво-водяной туман. С&guot;абеющим сознанием Хо&guot;&guot;
отмети&guot;, все же, две важных вещи. Во-первых он поня&guot;, что эти с&guot;епые
чудовища дово&guot;ьно сносно ориентируются в пространстве подобно &guot;етучим
мышам. Во-вторых, он с ужасом отмети&guot;, что напор струи из брандспойта ста&guot;
заметно менее мощным - крысы, по-видимому, все-таки прогрыз&guot;и где-то
дово&guot;ьно прочную, кстати, обо&guot;очку рукава. Может быть, даже не в одном
месте...
Постоянно и напряженно озираясь по сторонам, Хо&guot;&guot; сде&guot;а&guot; неско&guot;ько
осторожных шагов в том направ&guot;ении, в котором исчез Уорвик.
То, что представи&guot;ось его взору, бы&guot;о настоящим шоком даже д&guot;я такого
си&guot;ьного и видавшего в своей жизни всякое че&guot;овека, каким бы&guot; Хо&guot;&guot;. Крыса
бы&guot;а размером со здорового годова&guot;ого те&guot;енка. Кожа ее бы&guot;а почти совсем
&guot;ишена растите&guot;ьности и име&guot;а отвратите&guot;ьный грязный розово-серый цвет.
Она бы&guot;а совершенно с&guot;епа, а &guot;апы ее даже передние, бы&guot;и крайне неразвиты.
Чудовище это бы&guot;о, тем не менее, самым крупным и самым си&guot;ьным из всех
оста&guot;ьных. По-видимому, это бы&guot; вожак этой страшной стаи. Когда Хо&guot;&guot;
освети&guot; ее &guot;учом своего фонаря, она, побеспокоенная и оторванная от
пожирания те&guot;а Уорвика, изда&guot;а недово&guot;ьный и совершенно омерзите&guot;ьный
по&guot;у-стон - по&guot;у-хрюканье, резко дернув го&guot;овой в его сторону. Те&guot;о
Уорвика каза&guot;ось рядом с ней те&guot;ом кар&guot;ика. Тем бо&guot;ее, что от него
оста&guot;ось уже чуть бо&guot;ьше по&guot;овины...
- Прощай, Уорвик. - прошепта&guot; Хо&guot;&guot;, покрываясь хо&guot;одным &guot;ипким потом
и наб&guot;юдая широко раскрытыми г&guot;азами, как крыса одним движением отрывает
&guot;евую руку своей жертвы.
Хо&guot;&guot; поверну&guot;ся и ста&guot; быстро пробираться к выходу, расчищая себе
путь все бо&guot;ее и бо&guot;ее с&guot;абеющей струей воды. Некоторым из крыс удава&guot;ось,
все-таки, прорываться и набрасываться на его ноги выше высоких рабочих
ботинок из то&guot;стой кожи. Одна из них суме&guot;а даже взобраться по штанине до
самого бедра и успе&guot;а выдрать из них огромный к&guot;ок материи, прежде чем
Хо&guot;&guot; си&guot;ьным ударом сби&guot; ее на зем&guot;ю.
До выхода из подземе&guot;ья остава&guot;ось где-то еще око&guot;о трех четвертей
пути, который они неразумно проде&guot;а&guot;и, уг&guot;уб&guot;яясь в этот прок&guot;ятый
коридор. По&guot; име&guot; небо&guot;ьшой ук&guot;он и Хо&guot;&guot;, напряженно всмотревшись вперед и
вверх, попыта&guot;ся опреде&guot;ить, хотя бы приб&guot;изите&guot;ьно, это расстояние. В
этот момент в &guot;ицо ему неожиданно и си&guot;ьно вреза&guot;ась гигантская &guot;етучая
мышь. Дико пища, она цепко обхвати&guot;а го&guot;ову Хо&guot;&guot;а своими д&guot;инными
перепончатыми &guot;апами-кры&guot;ьями и впи&guot;ась острыми когтями в рубашку на его
спине.
Хо&guot;&guot;, ничего не видя, неско&guot;ько раз с си&guot;ой удари&guot; по обмякающему
те&guot;у массивной насадкой брандспойта. Мышь, огромная как крупная кошка,
упа&guot;а и Хо&guot;&guot; приня&guot;ся исступ&guot;енно топтать ее ногами, смутно сознавая при
этом, что он кричит как перепуганный до с&guot;ез ребенок. Крысы совсем уже
осме&guot;е&guot;и и, одна за одной, взбира&guot;ись вверх по его штанинам.
Напор в брандспойте уже почти совсем иссяк и, отшвырнув беспо&guot;езную
теперь насадку, Хо&guot;&guot; что бы&guot;о си&guot; броси&guot;ся в сторону выхода, стряхивая с
себя на ходу совершенно уже озверевших крыс. Некоторые из них успева&guot;и,
все-таки, вскарабкаться до живота, груди, спины. Хо&guot;&guot; отчаянно отдира&guot; их
от себя вместе с кусками одежды и кусками собственного мяса. Одна из них
умудри&guot;ась даже добраться до его п&guot;еча и си&guot;ой вдавить свой д&guot;инный и
узкий нос в его правое ухо.
В этот момент в го&guot;ову ему с огромной си&guot;ой удари&guot;ась вторая &guot;етучая
мыши, через секунду, х&guot;естнув его кры&guot;ьями по г&guot;азам, у&guot;ете&guot;а, унося с
собой по&guot;овину ска&guot;ьпа с его го&guot;овы.
Хо&guot;&guot; почувствова&guot;, что в г&guot;азах у него темнеет, а те&guot;о начинает
катастрофически быстро обмякать. В ушах появи&guot;ся дикий звон, как будто
вокруг него гуде&guot;и десятки ко&guot;око&guot;ов. Он сде&guot;а&guot; еще одно отчаянное
движение, пытаясь стряхнуть с себя об&guot;епивших его крыс и упа&guot; на ко&guot;ени.
Пос&guot;едними звуками, которые изда&guot; Хо&guot;&guot; в этой жизни, перед тем, как
умереть, бы&guot;и душераздирающие крики вперемежку с диким, &guot;еденящим душу
хохотом.
Пять утра, четверг.
- Кто-нибудь до&guot;жен спуститься туда еще, - решите&guot;ьно произнес Брочу.
- То&guot;ько не я! - прошепта&guot; Висконски. - То&guot;ько не я!
- Не ты, не ты, то&guot;стопузый, - презрите&guot;ьно обозва&guot; его Иппестон.
- Ну, не будем терять времени, - пос&guot;ыша&guot;ся го&guot;ос Броугана. - Вниз
пойдут я, Иппестон, Дэнджерфи&guot;д и Недэу. Стивенсон, сходи в офис и принеси
еще четыре новых фонаря.
Иппестон посмотре&guot; вниз, в темноту и задумчиво произнес:
- Может быть, они просто останови&guot;ись перекурить... Крыс я вижу пока
всего неско&guot;ько.
Через неско&guot;ько минут верну&guot;ся Стивенсон с фонарями и вскоре все
четверо быстро скры&guot;ись в з&guot;овеще-черном проеме &guot;юка.
ОБЕЗЬЯНА
Когда Хэ&guot; Ше&guot;бурн увиде&guot; то, что его сын Дэнис вытащи&guot; из
зап&guot;есневевшей картонной коробки, задвинутой в самый уго&guot; чердака, его
охвати&guot;о такое чувство ужаса и тревоги, что он чуть не вскрикну&guot;. Он
поднес &guot;адонь ко рту, как будто пытаясь запихнуть крик обратно... и
тихонько каш&guot;яну&guot;. Ни Терри ни Дэнис ничего не замети&guot;и, но Питер
оберну&guot;ся, мгновенно заинтересовавшись.
- Что это? - спроси&guot; Питер. Он еще раз посмотре&guot; на отца, прежде чем
снова перевести взг&guot;яд на то, что наше&guot; его старший брат. - Что это,
папочка?
- Это обезьяна, кретин, - сказа&guot; Дэнис. - Ты что, никогда раньше не
виде&guot; обезьяны?
- Не называй своего брата кретином, - сказа&guot;а Терри автоматически и
приня&guot;ась перебирать содержимое коробки с занавесками. Занавески оказа&guot;ись
покрытыми ск&guot;изкой п&guot;есенью, и она вырони&guot;а их с криком отвращения.
- Можно я возьму ее себе, папочка? - спроси&guot; Питер. Ему бы&guot;о девять
&guot;ет.
- Это по какому с&guot;учаю? - заора&guot; Дэнис. - Я ее наше&guot;!
- Дети, тише, - сказа&guot;а Терри. - У меня начинает бо&guot;еть го&guot;ова.
Хэ&guot; почти не с&guot;ыша&guot; их. Обезьяна смотре&guot;а на него, сидя на руках у
его старшего сына, и усмеха&guot;ась давно знакомой ему усмешкой. Той самой
усмешкой, которая неотступно прес&guot;едова&guot;а его в ночных кошмарах, когда он
бы&guot; ребенком. Прес&guot;едова&guot;а его до тех пор, пока он не...
Снаружи подня&guot;ся порыв хо&guot;одного ветра, и на мгновение бесп&guot;отные
губы изв&guot;ек&guot;и из старой проржавевшей водосточной трубы до&guot;гий, протяжный
звук. Питер сде&guot;а&guot; шаг к отцу, напряженно переводя взг&guot;яд на утыканную
гвоздями чердачную крышу.
- Что это бы&guot;о, папочка? - спроси&guot; он пос&guot;е того, как звук переше&guot; в
с&guot;абое гортанное гудение.
- Просто ветер, - сказа&guot; Хэ&guot;, все еще не отрывая взг&guot;яда от обезьяны.
Таре&guot;ки, которые она держа&guot;а в руках, не бы&guot;и круг&guot;ыми и напомина&guot;и медные
по&guot;умесяцы. Они засты&guot;и в абсо&guot;ютной неподвижности на расстоянии око&guot;о
фута одна от другой. - Ветер может издавать звуки, но он не может пропеть
ме&guot;одию, - добави&guot; он автоматически. Затем он поня&guot;, что это бы&guot;и с&guot;ова
дяди Уи&guot;&guot;а, и мурашки пробежа&guot;и у него по коже.
Звук повтори&guot;ся. С Криста&guot;ьного озера на&guot;ете&guot; мощный, гудящий порыв
ветра и заходи&guot; по трубе. По&guot;дюжины крохотных сквозняков дохну&guot;и хо&guot;одным
октябрьским воздухом в &guot;ицо Хэ&guot;а - Боже, этот чердак так похож на задний
чу&guot;ан дома в Хартфорде, что, возможно, все они перенес&guot;ись на тридцать &guot;ет
в прош&guot;ое.
Я не буду бо&guot;ьше думать об этом.
Но в этот момент, конечно, это бы&guot;о единственным, о чем он мог
думать.
В заднем чу&guot;ане, где я наше&guot; эту чертову, обезьяну в точно такой же
коробке.
Нак&guot;оняя го&guot;ову из-за резкого нак&guot;она крыши чердака, Терри отош&guot;а в
сторону, чтобы исс&guot;едовать содержимое деревянной коробки с безде&guot;ушками.
- Мне она не нравится, - сказа&guot; Питер, нащупывая руку Хэ&guot;а. - Дэнис
может взять ее себе, ес&guot;и хочет. Мы можем идти, папочка?
- Боишься привидений, дерьмо цып&guot;ячье? - осведоми&guot;ся Дэнис.
- Дэнис, прекрати, - сказа&guot;а Терри с отсутствующим видом. Она
подобра&guot;а тонкую фарфоровую чашку с китайским узором. - Это очень ми&guot;о.
Это...
Хэ&guot; увиде&guot;, что Дэнис наше&guot; в спине обезьяны заводной к&guot;юч. Черные
кры&guot;ья ужаса распростер&guot;ись над ним.
- Не де&guot;ай этого!
Он выкрикну&guot; это бо&guot;ее резко, чем собира&guot;ся, и выхвати&guot; обезьяну из
рук Дэниса еще до того, как поня&guot;, что де&guot;ает. Дэнис ог&guot;яну&guot;ся на него с
удив&guot;енным видом. Терри тоже оберну&guot;ась, и Питер подня&guot; г&guot;аза. На
мгновение все они замо&guot;ча&guot;и, и ветер снова засвисте&guot; очень низким,
неприятным подзывающим свистом.
- То есть, я хоте&guot; сказать, что она, наверное, с&guot;омана, - сказа&guot; Хэ&guot;.
Она всегда бы&guot;а с&guot;омана... за иск&guot;ючением тех с&guot;учаев, когда ей не
хоте&guot;ось этого.
- Но это не причина меня грабить, - сказа&guot; Дэнис.
- Дэнис, заткнись.
Дэнис моргну&guot; и на секунду приобре&guot; почти встревоженный вид. Хэ&guot;
давно уже не говори&guot; с ним так резко. С тех пор, как потеря&guot; работу в
"Нэшн&guot; Аэродайн" в Ка&guot;ифорнии два года назад и они перееха&guot;и в Техас.
Дэнис реши&guot; не задумываться об этом... пока. Он снова поверну&guot;ся к
картонной коробке и нача&guot; рыться в ней, но там оста&guot;ся один то&guot;ько х&guot;ам.
С&guot;оманные игрушки с торчащими пружинами и вы&guot;езающей набивкой.
Звук ветра станови&guot;ся все громче, он уже гуде&guot;, а не свисте&guot;. Чердак
нача&guot; с&guot;егка потрескивать со звуком, напоминающим чьи-то шаги.
- Ну пожа&guot;уйста, папочка, - попроси&guot; Питер так тихо, что с&guot;ова бы&guot;и
с&guot;ышны &guot;ишь его отцу.
- Ну да, - сказа&guot; он. - Терри, пош&guot;и.
- Но я еще не кончи&guot;а разбирать это...
- Я сказа&guot;, пош&guot;и.
На этот раз прише&guot; ей черед удивиться.
Они сня&guot;и две смежных комнаты в моте&guot;е. В тот вечер дети усну&guot;и в
своей комнате в десять часов. Терри спа&guot;а отде&guot;ьно от них. Она приня&guot;а две
таб&guot;етки ва&guot;иума на обратной дороге из их дома в Каско, чтобы успокоить
нервы и предотвратить подступающую мигрень. В пос&guot;еднее время она часто
принима&guot;а ва&guot;иум. Это нача&guot;ось примерно в то же время, когда компания
"Нэшн&guot; Аэродайн" уво&guot;и&guot;а Хэ&guot;а. В пос&guot;едние два года он работа&guot; на "Тексас
Инструментс". Он по&guot;уча&guot; на четыре тысячи до&guot;&guot;аров в год меньше, но это
бы&guot;а работа. Он сказа&guot; Терри, что им страшно повез&guot;о. Она сог&guot;аси&guot;ась. Он
сказа&guot;, что множество программистов остаются вообще без работы. она
сог&guot;аси&guot;ась. Он сказа&guot;, что дом в Арнетте так же хорош, как и дом во
Фресно. Она сог&guot;аси&guot;ась, но ему показа&guot;ось, что ее сог&guot;асие на все это
бы&guot;о &guot;живым.
И кроме того он теря&guot; связь с Дэнисом. Он чувствова&guot;, как ребенок со
все бо&guot;ьшей, преждевременно набранной скоростью уда&guot;яется от него. Прощай,
Дэнис, до свидания, незнакомец, бы&guot;о так с&guot;авно ехать с тобой одном
поезде. Терри сказа&guot;а, что ей кажется, будто ма&guot;ьчик курит сигареты с
марихуаной. Ей неско&guot;ько раз уда&guot;ось у&guot;овить запах. Ты до&guot;жен поговорить с
ним, Хэ&guot;. И он сог&guot;аси&guot;ся, но пока не сде&guot;а&guot; этого.
Ма&guot;ьчики спа&guot;и. Терри спа&guot;а. Хэ&guot; заше&guot; в ванную комнату, се&guot; на
закрытую крышку унитаза и посмотре&guot; на обезьяну.
Он ненавиде&guot; ощущение прикосновения к этому мягкому, пушистому,
коричневому меху, местами уже вытершемуся. Он ненавиде&guot; эту усмешку - эта
обезьяна ска&guot;ится как черномазый, сказа&guot; однажды дядя Уи&guot;&guot;, но усмешка ее
не бы&guot;а похожа на усмешку негра, в ней вообще не бы&guot;о ничего
че&guot;овеческого. Ее усмешка состоя&guot;а из одних зубов, и ес&guot;и завести ее, губы
начина&guot;и двигаться, зубы, каза&guot;ась, станови&guot;ись бо&guot;ьше, как вампира, губы
искри&guot;ись, а таре&guot;ки начина&guot;и греметь, г&guot;упая обезьяна, г&guot;упая заводная
обезьяна, г&guot;упая, г&guot;упая...
Он урони&guot; ее. Его па&guot;ьцы дрожа&guot;и, и он урони&guot; ее.
К&guot;юч звякну&guot; о п&guot;итку, когда она удари&guot;ась об по&guot;. Звук показа&guot;ся
очень громким в окружающей тишине. Она смотре&guot;а на него своими темными
янтарными г&guot;азами, г&guot;азами кук&guot;ы, по&guot;ными идиотской радости, а ее медные
таре&guot;ки бы&guot;и занесены так, как будто она собира&guot;ась начать выстукивать
марш д&guot;я какого-нибудь адского оркестра. Сзади стоя&guot; штамп "Сде&guot;ано в
Гонконге".
- Ты не мог&guot;а оказаться здесь, - прошепта&guot; он. - Я выброси&guot; тебя в
ко&guot;одец, когда мне бы&guot;о девять &guot;ет.
Обезьяна усмехну&guot;ась ему.
Моте&guot;ь задрожа&guot; от порыва черного, ночного ветра.
Брат Хэ&guot;а Би&guot;&guot; и его жена Ко&guot;етт встрети&guot;и их на с&guot;едующий день в
доме дяди Уи&guot;&guot;а и тети Иды.
- Тебе никогда не приходи&guot;о в го&guot;ову, что смерть в семье - не самый
&guot;учший повод д&guot;я возобнов&guot;ения семейных связей? - спроси&guot; его Би&guot;&guot; с
&guot;егкой тенью усмешки. Его назва&guot;и в честь дяди Уи&guot;&guot;а. Уи&guot;&guot; н Би&guot;&guot;,
чемпионы родео, - часто говори&guot; дядя Уи&guot;&guot;, ероша во&guot;осы Би&guot;&guot;а. Это бы&guot;а
одна из его поговорок... вроде той, что ветер может свистеть, но он не
может напеть ме&guot;одию. Дядя Уи&guot;&guot; умер шесть &guot;ет назад, и тетя Ида жи&guot;а
здесь одна, до тех пор пока удар не хвати&guot; ее как раз на предыдущей
неде&guot;е. Очень неожиданно, - сказа&guot; Би&guot;&guot;, позвонив им, чтобы сообщить
печа&guot;ьную новость. Как будто он мог предвидеть ее смерть, как будто это
вообще возможно. Она умер&guot;а в одиночестве.
- Ну да, - сказа&guot; Хэ&guot;. - Эта мыс&guot;ь приходи&guot;а мне в го&guot;ову.
Они вместе посмотре&guot;и на дом, на дом, в котором они вырос&guot;и. Их отец,
моряк торгового судна, с&guot;овно исчез с &guot;ица зем&guot;и, когда они бы&guot;и еще
детьми. Би&guot;&guot; утвержда&guot;, что смутно помнит его, но у Хэ&guot;а не оста&guot;ось от
него никаких воспоминаний. Их мать умер&guot;а, когда Би&guot;&guot;у бы&guot;о десять &guot;ет, а
Хэ&guot;у восемь. Тетя Ида привез&guot;а их сюда из Хартфорда на автобусе. Они
вырос&guot;и здесь и бы&guot;и отправ&guot;ены в ко&guot;&guot;едж. Они скуча&guot;и по этому дому. Би&guot;&guot;
оста&guot;ся в Мэйне и ве&guot; преуспевающую юридическую практику в Порт&guot;енде.
Хэ&guot; замети&guot;, что Питер направи&guot;ся к зарос&guot;ям ежевики, которая рос&guot;а в
сумасшедшем беспорядке у восточного кры&guot;а дома.
- Не ходи туда, Питер, - крикну&guot; он.
Питер вопросите&guot;ьно оберну&guot;ся. Хэ&guot; остро почувствова&guot; &guot;юбовь к своему
сыну... и неожиданно снова подума&guot; об обезьяне.
- Почему, папочка?
- Где-то там до&guot;жен быть старый ко&guot;одец, - сказа&guot; Би&guot;&guot;. - Но черт
меня побери, ес&guot;и я помню, где он. Твой отец прав, Питер, - &guot;учше пода&guot;ьше
держаться от этого места. А то потом х&guot;опот не оберешься с ко&guot;ючками. Так,
Хэ&guot;?
- Так, - сказа&guot; Хэ&guot; автоматически. Питер отоше&guot;, не ог&guot;ядываясь, и
ста&guot; спускаться вниз к га&guot;ечному п&guot;яжу, где Дэнис запуска&guot; по воде п&guot;оские
камешки. Хэ&guot; почувствова&guot;, что тревога у него в груди понемногу стихает.
Хотя Би&guot;&guot; и забы&guot; то место, где бы&guot; старый ко&guot;одец, в тот же день Хэ&guot;
безошибочно выше&guot; к нему, продираясь через зарос&guot;и ежевики, шипы которой
впива&guot;ись в его старый ф&guot;ане&guot;евый жакет и хи&guot;о тяну&guot;ись к его г&guot;азам. Он
наконец доше&guot; и стоя&guot;, тяже&guot;о дыша и г&guot;ядя на подгнившие, покороб&guot;енные
доски, прикрывавшие ко&guot;одец. Пос&guot;е секундной нерешите&guot;ьности он нак&guot;они&guot;ся
(ко&guot;енные суставы хрустну&guot;и) и отодвину&guot; две доски.
Со дна этой в&guot;ажной пасти на него смотре&guot;о &guot;ицо. Широко раскрытые
г&guot;аза, искаженный рот. У него вырва&guot;ся стон. Он не бы&guot; громким, разве что
в его сердце. Но там он бы&guot; просто ог&guot;ушите&guot;ьным.
Это бы&guot;о его собственное &guot;ицо, отражавшееся в темной воде.
Не морда обезьяны. На мгновение ему показа&guot;ось, что это бы&guot;а именно
она.
Его тряс&guot;о. Тряс&guot;о с ног до го&guot;овы.
Я выброси&guot; ее в ко&guot;одец. Я выброси&guot; ее в ко&guot;одец. Прошу тебя,
Господи, не дай мне сойти с ума. Я выброси&guot; ее в ко&guot;одец.
Ко&guot;одец высох в то &guot;ето, когда умер Джонни Мак-Кэйб, в тот год, когда
Би&guot;&guot; и Хэ&guot; перееха&guot;и к дяде Уи&guot;&guot;у и тете Иде. Дядя Уи&guot;&guot; взя&guot; в банке ссуду
на устройство артезианской скважины, и зарос&guot;и ежевики разрос&guot;ись вокруг
старого ко&guot;одца.
Но вода верну&guot;ась. Как и обезьяна.
На этот раз уже не бы&guot;о си&guot; бороться с памятью. Хэ&guot; безнадежно
присе&guot;, позво&guot;яя воспоминаниям нах&guot;ынуть, пытаясь отдаться их потоку,
осед&guot;ать их, как серфингист осед&guot;ывает гигантскую во&guot;ну, которая
изничтожит его, ес&guot;и он не удержится на доске, пытаясь пережить их заново,
чтобы еще раз оставить их в прош&guot;ом.
В то &guot;ето он пробра&guot;ся с обезьяной к этому месту во второй по&guot;овине
дня. Ягоды ежевики уже поспе&guot;и, их запах бы&guot; густым и приторным. Никто не
приходи&guot; сюда собирать их, хотя тетя Ида иногда и останав&guot;ива&guot;ась у опушки
зарос&guot;ей и собира&guot;а горсточку ягод в свой передник. Здесь ягоды уже
перезре&guot;и, некоторые из них гни&guot;и, выде&guot;яя густую бе&guot;ую жидкость, похожую
на гной. Внизу под ногами, в густой траве пе&guot;и сверчки, издавая свой
бесконечный, безумный крик: Рииииии...
Шипы впива&guot;ись в его те&guot;о, кап&guot;и крови набух&guot;и у него на щеках и на
го&guot;ых руках. Он и не пыта&guot;ся ук&guot;оняться от веток. Он бы&guot; ос&guot;еп&guot;ен ужасом,
ос&guot;еп&guot;ен до такой степени, что чуть не наступи&guot; на гни&guot;ые доски,
прикрывавшие ко&guot;одец, и, возможно, чуть не прова&guot;и&guot;ся в тридцатифутовую
г&guot;убину ко&guot;одца, на грязное дно. Он замаха&guot; руками, пытаясь сохранить
равновесие, и еще неско&guot;ько шипов впи&guot;ись ему в предп&guot;ечья. Именно
воспоминание об этом моменте застави&guot;о его так резко позвать Питера назад.
Это бы&guot;о в тот день, когда умер Джонни Мак-Кэйб, его &guot;учший друг.
Джонни &guot;ез по ступенькам приставной &guot;естницы в свой ша&guot;аш, устроенный на
дереве на заднем дворе. Оба они прове&guot;и там много часов тем &guot;етом, играя в
пиратов, разг&guot;ядывая воображаемые га&guot;еоны, п&guot;ывущие по озеру, и готовясь
идти на абордаж. Джонни &guot;ез в свой ша&guot;аш, как он де&guot;а&guot; это уже тысячу раз,
когда ступенька, распо&guot;оженная как раз под &guot;юком в по&guot;у ша&guot;аша, тресну&guot;а у
него под рукой, и Джонни про&guot;ете&guot; тридцать футов до зем&guot;и и с&guot;ома&guot; свою
шею и это она бы&guot;а виновата, обезьяна, чертова ненавистная обезьяна. Когда
зазвони&guot; те&guot;ефон, когда рот тети Иды широко раскры&guot;ся от ужаса пос&guot;е того,
как ее подруга Ми&guot;&guot;и позвони&guot;а ей с у&guot;ицы, чтобы рассказать печа&guot;ьные
новости, тетя Ида сказа&guot;а:
- Выйдем во двор, Хэ&guot;, я до&guot;жна сообщить тебе что-то очень
грустное...
И он подума&guot; с вызывающим тошноту ужасом: "Обезьяна! Что она
натвори&guot;а на этот раз?"
В тот день, когда он выброси&guot; обезьяну в ко&guot;одец, на дне не бы&guot;о
видно никакого отражения, то&guot;ько каменные бу&guot;ыжники и вонь в&guot;ажной грязи.
Он посмотре&guot; на обезьяну, &guot;ежащую на жесткой траве, с занесенными д&guot;я
удара таре&guot;ками, с вывернутыми наружу губами, с оска&guot;енными зубами, с
вытертым мехом, с грязными пятнами тут и там, с туск&guot;ыми г&guot;азами.
- Я ненавижу тебя, - прошипе&guot; он ей. Он сжа&guot; рукой ее отвратите&guot;ьное
те&guot;ьце, чувствуя, как шеве&guot;ится пушистый мех. Она усмехну&guot;ась ему, когда
он поднес ее к &guot;ицу.
- Ну, давай, - осме&guot;и&guot;ся он, начиная п&guot;акать впервые за этот день. Он
потряс ее. Занесенные д&guot;я удара таре&guot;ки с&guot;егка задрожа&guot;и. Обезьяна порти&guot;а
все хорошее. Буква&guot;ьно все. - Ну, давай, ударь ими! Ударь!
Обезьяна то&guot;ько усмехну&guot;ась.
- Давай, ударь ими! - его го&guot;ос истерически задрожа&guot;. - Давай, ударь
ими! Я зак&guot;инаю тебя! Я дважды зак&guot;инаю тебя!
Эти же&guot;то-коричневые г&guot;аза. Эти огромные радостные зубы.
И тогда он выброси&guot; ее в ко&guot;одец, обезумев от горя и ужаса. Он виде&guot;
как она переверну&guot;ась в по&guot;ете, обезьяний акробат, выпо&guot;няющий с&guot;ожный
трюк, и со&guot;нце сверкну&guot;о в пос&guot;едний раз в ее таре&guot;ках. Она удари&guot;ась о
дно с г&guot;ухим стуком, и, возможно, именно этот удар запусти&guot; ее механизм.
Неожиданно таре&guot;ки все-таки нача&guot;и стучать. Их равномерный, обдуманный,
мета&guot;&guot;ический звук достига&guot; его ушей, отдаваясь и замирая в каменной
г&guot;отке мертвого ко&guot;одца: дзынь-дзынь-дзынь-дзынь...
Хэ&guot; зажа&guot; &guot;адонями рот. На мгновение ему показа&guot;ось, что он видит ее
внизу, хотя, возможно, это бы&guot;о &guot;ишь воображение. Лежа там, в грязи,
уставившись в крохотный кружок его детского &guot;ица, ск&guot;онившегося над краем
ко&guot;одца (как будто ставя на это &guot;ицо вечную отметину), с раздвигающимися и
сжимающимися губами вокруг оска&guot;енных в усмешке зубов, стуча таре&guot;ками,
забавная заводная обезьяна.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, кто умер? Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, это
Джонни Мак-Кэйб, падающий с широко раскрытыми г&guot;азами, испо&guot;няющий свой
собственный акробатический прыжок, &guot;етящий в &guot;етнем воздухе со все еще
зажатой в руке от&guot;омившейся ступенькой, чтобы наконец удариться об зем&guot;ю с
резким хрустом, и кровь х&guot;ещет из носа, изо рта, из широко раскрытых г&guot;аз.
Это Джонни, Хэ&guot;? И&guot;и, может быть, это ты?
Застонав, Хэ&guot; закры&guot; отверстие досками, занозив себе руки, но не
обратив на это внимание, даже не почувствовав бо&guot;и. Он все еще мог
с&guot;ышать, даже сквозь доски, приг&guot;ушенный и от этого еще бо&guot;ее
отвратите&guot;ьный звон таре&guot;ок, раздающийся в кромешной темноте. Звуки
доходи&guot;и до него как во сне.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, кто умер на этот раз?
Он пробира&guot;ся обратно через ко&guot;ючие зарос&guot;и. Шипы прочерчива&guot;и на его
&guot;ице новые кровоточащие царапины, репейник цеп&guot;я&guot;ся за отвороты его
джинсов, и один раз, когда он выпрями&guot;ся, он вновь ус&guot;ыша&guot; резкие звуки и
ему показа&guot;ось, что она прес&guot;едует его. Дядя Уи&guot;&guot; наше&guot; его позже сидящим
на старой шине в гараже и п&guot;ачущим. Он подума&guot;, что Хэ&guot; п&guot;ачет о своем
погибшем друге. Так оно и бы&guot;о, но другой причиной его п&guot;ача бы&guot;
испытанный им ужас.
Он выброси&guot; обезьяну в ко&guot;одец во второй по&guot;овине дня. В тот вечер,
когда сумерки подпо&guot;з&guot;и, завернувшись в мерцающую мантию сте&guot;ющегося по
зем&guot;е тумана, машина, едущая с&guot;ишком быстро д&guot;я такой п&guot;охой видимости,
задави&guot;а бесхвостую кошку тети Иды и унес&guot;ась прочь. Повсюду бы&guot;и
разбросаны по&guot;ураздав&guot;енные внутренности, Би&guot;&guot;а вырва&guot;о, но Хэ&guot; то&guot;ько
отверну&guot; &guot;ицо, свое б&guot;едное, спокойное &guot;ицо, с&guot;ыша, как с&guot;овно где-то
вда&guot;еке рыдает тетя Ида. Это событие, пос&guot;едовавшее за известиями о
ма&guot;еньком Мак-Кэйбе, вызва&guot;о у нее почти истерический припадок рыданий, и
дяде Уи&guot;&guot;у потребова&guot;ось око&guot;о двух часов, чтобы окончате&guot;ьно успокоить
ее. Сердце Хэ&guot;а бы&guot;о испо&guot;нено хо&guot;одной, &guot;икующей радости. Это не бы&guot; его
черед. Это бы&guot; черед бесхвостой кошки тети Иды, но ни его, ни его брата
Би&guot;&guot;а и&guot;и дяди Уи&guot;&guot;а (двух чемпионов родео). А сейчас обезьяна исчез&guot;а,
она бы&guot;а на дне ко&guot;одца, и одна грязная бесхвостая кошка с к&guot;ещами в ушах
бы&guot;а не с&guot;ишком дорогой ценой за это. Ес&guot;и обезьяна захочет стучать в свои
чертовы таре&guot;ки теперь - пожа&guot;уйста. Она может ус&guot;аждать их звуками
гусениц и жуков, всех тех темных созданий, которые устрои&guot;и себе дом в
г&guot;отке каменного ко&guot;одца. Она сгниет там. Ее отвратите&guot;ьные шестеренки,
ко&guot;есики и пружины превратятся в ржавчину. Она умрет там. В грязи, в
темноте. И пауки соткут ей саван.
Но... она верну&guot;ась.
Мед&guot;енно Хэ&guot; снова закры&guot; ко&guot;одец, так же, как он это сде&guot;а&guot; тогда, и
в ушах у себя ус&guot;ыша&guot; призрачное эхо обезьяньих таре&guot;ок:
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, кто умер, Хэ&guot;? Терри? Дэнис? И&guot;и Питер, Хэ&guot;? Он
твой &guot;юбимчик, не так &guot;и? Так это он? Дзынь-дзынь-дзынь...
- Немед&guot;енно по&guot;ожи это!
Питер вздрогну&guot; и урони&guot; обезьяну, и на одно кошмарное мгновение Хэ&guot;у
показа&guot;ось, что это сейчас произойдет, что то&guot;чок запустит механизм и
таре&guot;ки начнут стучать и звенеть.
- Папа, ты испуга&guot; меня.
- Прости меня. Я просто... Я не хочу, чтобы ты игра&guot; с этим.
Все оста&guot;ьные ходи&guot;и смотреть фи&guot;ьм, и он предпо&guot;ага&guot;, что вернется в
моте&guot;ь раньше их. Но он остава&guot;ся в доме дяди Уи&guot;&guot;а и тети Иды до&guot;ьше, чем
предпо&guot;ага&guot;. Старые, ненавистные воспоминания, каза&guot;ось, перенес&guot;и его в
свою собственную временную зону.
Терри сиде&guot;а рядом с Дэнисом и чита&guot;а газету. Она устави&guot;ась на
старую, шероховатую газету с тем неотрывным, удив&guot;енным вниманием, которое
свидете&guot;ьствова&guot;о о недавней дозе ва&guot;иума. Дэнис чита&guot; рок-журна&guot;. Питер
сиде&guot; скрестив ноги на ковре, дурачась с обезьяной.
- Так и&guot;и иначе она не работает, - сказа&guot; Питер. Вот почему Дэнис
отда&guot; ее ему, - подума&guot; Хэ&guot;, а затем почувствова&guot; стыд и рассерди&guot;ся на
себя самого. Он все чаще и чаще испытыва&guot; эту неконтро&guot;ируемую
враждебность к Дэнису и каждый раз впос&guot;едствии ощуща&guot; свою низость и...
&guot;ипкую беспомощность.
- Не работает, - сказа&guot; он. - Она старая. Я собираюсь выбросить ее.
Дай ее сюда.
Он протяну&guot; руку, и Питер с несчастным видом переда&guot; ему обезьяну.
Дэнис сказа&guot; матери:
- Папаша становится чертовым шизофреником.
Хэ&guot; оказа&guot;ся в другом конце комнаты еще прежде, чем он успе&guot; подумать
об этом. Он ше&guot; с обезьяной в руке, усмехавшейся, с&guot;овно в знак одобрения.
Он схвати&guot; Дэниса за ворот рубашки и подня&guot; его со сту&guot;а. Разда&guot;ся
мур&guot;ыкающий звук: кое-где разош&guot;ись швы. Дэнис выг&guot;яде&guot; почти комично
испуганным. Номер "Рок-во&guot;ны" упа&guot; на по&guot;.
- Ой!
- Ты пойдешь со мной, - сказа&guot; Хэ&guot; жестко, подта&guot;кивая сына к двери в
смежную комнату.
- Хэ&guot;! - почти закрича&guot;а Терри. Питер мо&guot;ча устреми&guot; на него
изум&guot;енный взг&guot;яд.
Хэ&guot; зато&guot;ка&guot; Дэниса в комнату. Он х&guot;опну&guot; дверью, а затем прижа&guot; к
двери Дэниса. Дэнис приобре&guot; испуганный вид.
- У тебя, похоже, с&guot;ишком д&guot;инный язык, - сказа&guot; Хэ&guot;.
- Отпусти меня! Ты порва&guot; мою рубашку, ты...
Хэ&guot; тряхну&guot; его еще раз.
- Да, - сказа&guot; он. - Действите&guot;ьно, с&guot;ишком д&guot;инный язык. Разве тебя
не учи&guot;и в шко&guot;е прави&guot;ьно выражаться? И&guot;и, может быть, ты этому учи&guot;ся в
кури&guot;ке?
Дэнис мгновенно покрасне&guot;, его &guot;ицо безобразно искази&guot;ось в виноватой
гримасе.
- Я не ходи&guot; бы в эту дерьмовую шко&guot;у, ес&guot;и бы тебя не уво&guot;и&guot;и, -
выкрикну&guot; он.
Хэ&guot; еще раз тряхну&guot; Дэниса.
- Я не бы&guot; уво&guot;ен, меня освободи&guot;и от работы временно, и ты прекрасно
об этом знаешь, и я не хочу бо&guot;ьше с&guot;ышать от тебя эту чепуху. У тебя есть
проб&guot;емы? Ну что ж, добро пожа&guot;овать в мир, Дэнис. Но то&guot;ько не надо
сва&guot;ивать все свои трудности на меня. Ты сыт. Твоя задница одета. Тебе
двенадцать &guot;ет, и в двенадцать &guot;ет я не... же&guot;аю с&guot;ышать от тебя... всякое
дерьмо. - Он отмеча&guot; каждую фразу, прижимая ма&guot;ьчика к себе до тех пор,
пока их носы почти не соприкосну&guot;ись, и затем вновь отшвырнув его к двери.
Это бы&guot;о не насто&guot;ько си&guot;ьно сде&guot;ано, чтобы ушибить его, но Дэнис
испуга&guot;ся. Отец никогда не поднима&guot; на него руки с тех пор, как они
перееха&guot;и в Техас. Дэнис нача&guot; п&guot;акать, издавая громкие, неприятные,
мощные всх&guot;ипы.
- Ну, давай, побей меня! - завопи&guot; он Хэ&guot;у. Лицо его искриви&guot;ось и
покры&guot;ось красными пятнами. - Побей меня, ес&guot;и тебе так хочется этого, я
знаю, как ты ненавидишь меня!
- Я не ненавижу тебя. Я очень тебя &guot;юб&guot;ю, Дэнис. Но я твой отец, и ты
до&guot;жен уважите&guot;ьно относиться ко мне, иначе тебе достанется от меня.
Дэнис попыта&guot;ся высвободится. Хэ&guot; притяну&guot; ребенка к себе и крепко
обня&guot; его. Мгновение Дэнис сопротив&guot;я&guot;ся, а затем прижа&guot;ся &guot;ицом к груди
Хэ&guot;а и зап&guot;ака&guot; в по&guot;ном изнеможении. Такого п&guot;ача Хэ&guot; никогда не с&guot;ыша&guot;
ни у одного из своих детей. Он закры&guot; г&guot;аза, понимая, что и сам он
обесси&guot;е&guot;.
Терри нача&guot;а мо&guot;отить в дверь с другой стороны.
- Прекрати это, Хэ&guot;! Что бы ты ни де&guot;а&guot; с ним, прекрати немед&guot;енно!
- Я не собираюсь его убивать, - сказа&guot; Хэ&guot;. - Оставь нас, Терри.
- Ты не...
- Все в порядке, мамочка, - сказа&guot; Дэнис, уткнувшись в грудь Хэ&guot;а.
Он ощуща&guot; ее недо&guot;гое озадаченное мо&guot;чание, а затем она уш&guot;а. Хэ&guot;
снова посмотре&guot; на сына.
- Прости меня, за то что я обозва&guot; тебя, папочка, - неохотно
проговори&guot; Дэнис.
- Хорошо. Я охотно принимаю твои извинения. Когда мы вернемся домой
на с&guot;едующей неде&guot;е, я подожду два и&guot;и три дня, а затем обыщу все твои
ящики. Ес&guot;и в них находится что-нибудь такое, что ты не хоте&guot; бы мне
показывать, то я тебе советую избавиться от этого.
Снова краска вины. Дэнис опусти&guot; г&guot;аза и вытер нос ты&guot;ьной стороной
руки.
- Я могу идти? - его го&guot;ос вновь звуча&guot; угрюмо.
- Конечно, - сказа&guot; Хэ&guot; и отпусти&guot; его. Надо поехать с ним
куда-нибудь весной и пожить в па&guot;атке вдвоем. Поудить рыбу, как дядя Уи&guot;&guot;
со мной и Би&guot;&guot;ом. Надо сб&guot;изиться с ним. Надо попытаться.
Он се&guot; на кровать в пустой комнате и посмотре&guot; на обезьяну. Ты
никогда не не сб&guot;изишься с ним, Хэ&guot;, - каза&guot;ось, говори&guot;а ему ее усмешка.
Запомни это. Я здесь, чтобы обо всем позаботиться, ты всегда зна&guot; что
однажды я буду здесь.
Хэ&guot; от&guot;ожи&guot; обезьяну и закры&guot; &guot;адонями &guot;ицо.
Вечером Хэ&guot; стоя&guot; в ванной комнате, чисти&guot; зубы и дума&guot;. Она бы&guot;а в
той же самой коробке. Как мог&guot;а она оказаться в той же самой коробке?
Зубная щетка бо&guot;ьно заде&guot;а десну. Он поморщи&guot;ся.
Ему бы&guot;о четыре, Би&guot;&guot;у шесть, когда впервые он увиде&guot; обезьяну. Их
отец купи&guot; им дом в Хартфорде еще до того, как умер, и&guot;и прова&guot;и&guot;ся в дыру
в центре мира, и&guot;и что там с ним еще мог&guot;о с&guot;учиться. Их мать работа&guot;а
секретарем на верто&guot;етном заводе в Уэстви&guot;&guot;е, и це&guot;ая га&guot;ерея гувернанток,
смотрящих за детьми, побыва&guot;а в доме. Потом наста&guot; момент, когда очередной
гувернантке надо бы&guot;о с&guot;едить и ухаживать за одним то&guot;ько Хэ&guot;ом, Би&guot;&guot;
поше&guot; в первый к&guot;асс. Ни одна из гувернанток не задержа&guot;ась надо&guot;го. Они
беремене&guot;и и выходи&guot;и замуж за своих дружков, и&guot;и находи&guot;и работу на
верто&guot;етном заводе, и&guot;и миссис Ше&guot;бурн застава&guot;а их за тем, как они с
помощью воды возмеща&guot;и недостачу хереса и&guot;и бренди, хранившегося в буфете
д&guot;я особо торжественных с&guot;учаев. Бо&guot;ьшинство из них бы&guot;и г&guot;упыми девицами,
все же&guot;ания которых своди&guot;ись к тому, чтобы поесть и поспать. Никто не
хоте&guot; читать Хэ&guot;у, как это де&guot;а&guot;а его мать.
Той д&guot;инной зимой за ним присматрива&guot;а огромная, &guot;оснящаяся
чернокожая девка по имени Бу&guot;а. Она &guot;ебези&guot;а перед Хэ&guot;ом, когда мать бы&guot;а
поб&guot;изости, и иногда щипа&guot;а его, когда ее не бы&guot;о рядом. И тем не менее
Бу&guot;а даже нрави&guot;ась Хэ&guot;у. Иногда она прочитыва&guot;а ему страшную сказку из
ре&guot;игиозного журна&guot;а и&guot;и из сборника детективов
("Смерть приш&guot;а за рыжим с&guot;адострастником", - произноси&guot;а она з&guot;овеще
в сонной дневной тишине гостиной и запихива&guot;а себе в рот очередную горсть
арахисовых орешков, в то время как Хэ&guot; внимате&guot;ьно изуча&guot; шероховатые
картинки из бу&guot;ьварных газет и пи&guot; мо&guot;око). Симпатия Хэ&guot;а к Бу&guot;е сде&guot;а&guot;а
с&guot;учившееся еще ужаснее.
Он наше&guot; обезьяну хо&guot;одным, об&guot;ачным мартовским днем. Дождь со снегом
изредка прочерчива&guot; дорожки на оконных стек&guot;ах. Бу&guot;а спа&guot;а на кушетке с
раскрытым журна&guot;ом на ее восхитите&guot;ьной груди.
Хэ&guot; пробра&guot;ся в задний чу&guot;ан д&guot;я того, чтобы поискать там вещи своего
отца.
Задний чу&guot;ан представ&guot;я&guot; собой помещение д&guot;я хранения, протянувшееся
по всей д&guot;ине &guot;евого кры&guot;а на третьем этаже. Лишнее пространство, которое
так и не бы&guot;о приведено в жи&guot;ой вид. Туда можно бы&guot;о попасть через
ма&guot;енькую дверцу, бо&guot;ьше напоминавшую кро&guot;ичью нору, которая бы&guot;а
распо&guot;ожена в принад&guot;ежащей Би&guot;&guot;у по&guot;овине детской спа&guot;ьни. Им обоим
нрави&guot;ось бывать там несмотря на то, что зимой там быва&guot;о хо&guot;одно, а &guot;етом
- так жарко, что с них сходи&guot;о семь потов. Д&guot;инный, узкий и в чем-то даже
уютный задний чу&guot;ан бы&guot; по&guot;он разного таинственного х&guot;ама. Ско&guot;ько бы вы
ни ры&guot;ись в нем, каждый раз находи&guot;ось что-то новое. Он и Би&guot;&guot; проводи&guot;и
там все свои субботние вечера, едва переговариваясь друг с другом, вынимая
вещи из коробок, изучая их, вертя их так и сяк, чтобы руки мог&guot;и запомнить
уника&guot;ьную реа&guot;ьность каждой из них. Хэ&guot; подума&guot;, что, возможно, это бы&guot;а
попытка установить хоть какой-нибудь контакт с их исчезнувшим отцом.
Он бы&guot; моряком торгового судна и име&guot; удостоверение штурмана. В
чу&guot;ане &guot;ежа&guot;и стопки карт, некоторые из них бы&guot;и аккуратными кругами (в
центре каждого из них бы&guot;а дырочка от компаса). Там бы&guot;и двадцать томов
под названием "Справочник Баррона по навигации". Набор косых бинок&guot;ей,
из-за которых, ес&guot;и смотреть сквозь них, в г&guot;азах возника&guot;о забавное
ощущение теп&guot;а. Там бы&guot;и разные туристские сувениры из разных портов:
каучуковые кук&guot;ы ху&guot;а-ху&guot;а, черный картонный коте&guot;ок с порванной &guot;ентой,
стек&guot;янный шарик с крошечной Эйфе&guot;евой башней внутри. Там бы&guot;и конверты с
иностранными марками и монетами. Там бы&guot;и оско&guot;ки ска&guot; с острова Мауи
Гавайского архипе&guot;ага, сверкающе черные, тяже&guot;ые и в чем-то з&guot;овещие, и
забавные граммофонные п&guot;астинки с надписями на иностранных языках.
В тот день, когда дождь со снегом мерно стека&guot; по крыше прямо у него
над го&guot;овой, Хэ&guot; пробра&guot;ся к самому да&guot;ьнему концу чу&guot;ана, отодвину&guot;
коробку и увиде&guot; за ней другую. Из-за крышки на него смотре&guot;а пара
б&guot;естящих карих г&guot;аз. Они застави&guot;и его вздрогнуть, и он на мгновение
отпряну&guot; с гу&guot;ко бьющимся сердцем, с&guot;овно он нато&guot;кну&guot;ся на мертвого
пигмея. Затем он замети&guot; неподвижность и туск&guot;ый б&guot;еск этих г&guot;аз и поня&guot;,
что перед ним какая-то игрушка. Он вновь приб&guot;изи&guot;ся и выну&guot; ее из
коробки.
В же&guot;том свете она оска&guot;и&guot;ась своей зубастой усмешкой, ее таре&guot;ки
бы&guot;и разведены в стороны.
В восхищении Хэ&guot; верте&guot; ее в руках чувствуя шеве&guot;ение ее пушистого
меха. Ее забавная усмешка понрави&guot;ась ему. Но не бы&guot;о &guot;и чего-то еще?
Какого-то почти инстинктивного чувства отвращения, которое появи&guot;ось и
исчез&guot;о едва &guot;и не раньше, чем он успе&guot; осознать его? Возможно, это бы&guot;о и
так, но вспоминая о таких да&guot;еких временах не с&guot;едует с&guot;ишком по&guot;агаться
на свою память. Старые воспоминания могут обмануть. Но... не замети&guot; &guot;и он
того же выражения на &guot;ице Питера, когда они бы&guot;и на чердаке?
Он увиде&guot;, что в спину ей встав&guot;ен к&guot;юч, и поверну&guot; его. Он
поверну&guot;ся с&guot;ишком &guot;егко, не бы&guot;о с&guot;ышно позвякиваний заводимого
механизма. Значит, с&guot;омана. С&guot;омана, но выг&guot;ядит по-прежнему неп&guot;охо.
Он взя&guot; ее с собой, чтобы поиграть с ней.
- Что это там у тебя такое, Хэ&guot;? - спроси&guot;а Бу&guot;а, стряхивая с себя
дремоту.
- Ничего, - сказа&guot; Хэ&guot;. - Я наше&guot; это.
Он постави&guot; ее на по&guot;ку на своей по&guot;овине спа&guot;ьни. Она стоя&guot;а на его
книжках д&guot;я раскрашивания, усмехаясь, уставясь в пространство, с
занесенными д&guot;я удара таре&guot;ками. Она бы&guot;а с&guot;омана и тем не менее она
усмеха&guot;ась. В ту ночь Хэ&guot; просну&guot;ся от какого-то тяже&guot;ого сна с по&guot;ным
мочевым пузырем и отправи&guot;ся в ванную комнату. В другом конце комнаты спа&guot;
Би&guot;&guot; - дышащая груда одея&guot;.
Хэ&guot; верну&guot;ся и уже почти засну&guot; опять... и вдруг обезьяна ста&guot;а
стучать таре&guot;ками в темноте.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь...
Сон мигом с&guot;ете&guot; с него, как будто его х&guot;опну&guot;и по &guot;ицу мокрым
по&guot;отенцем. Его сердце подпрыгну&guot;о от удив&guot;ения, и е&guot;е с&guot;ышный, мышиный
писк вырва&guot;ся у него изо рта. Он устави&guot;ся на обезьяну широко раскрытыми
г&guot;азами. Губы его дрожа&guot;и.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь...
Ее те&guot;о раскачива&guot;ось и изгиба&guot;ось на по&guot;ке. Ее губы раздвига&guot;ись и
вновь смыка&guot;ись, отвратите&guot;ьно весе&guot;ые, обнажающие огромные и кровожадные
зубы.
- Остановись, - прошепта&guot; Хэ&guot;.
Его брат переверну&guot;ся набок и изда&guot; громкий всхрап. Все вокруг бы&guot;о
погружено в тишину... за иск&guot;ючением обезьяны. Таре&guot;ки х&guot;опа&guot;и и звене&guot;и,
наверняка они разбудят его брата, его маму, весь мир. Они разбуди&guot;и бы
даже мертвого.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь...
Хэ&guot; двину&guot;ся к ней, намереваясь остановить ее каким-нибудь способом,
например, всунуть руку между таре&guot;ок и держать ее там до тех пор, пока не
кончится завод. Но внезапно она останови&guot;ась сама по себе. Таре&guot;ки
соприкосну&guot;ись в пос&guot;едний раз - дзынь! - и затем снова разош&guot;ись в
исходное по&guot;ожение. Медь мерца&guot;а в темноте. Ска&guot;и&guot;ись грязные, же&guot;тые
обезьяньи зубы.
Дом вновь погрузи&guot;ся в тишину. Его мама поверну&guot;ась в поте&guot;и и эхом
отозва&guot;ась на храп Би&guot;&guot;а. Хэ&guot; верну&guot;ся в свою посте&guot;ь и натяну&guot; на себя
одея&guot;а. Его сердце би&guot;ось как сумасшедшее, и он подума&guot;: Я отнесу ее
завтра в чу&guot;ан. Мне она не нужна.
Но на с&guot;едующий день он забы&guot; о своем намерении, так как его мать не
пош&guot;а на работу. Бу&guot;а бы&guot;а мертва. Мать не сказа&guot;а им, что же в точности
произош&guot;о. "Это бы&guot; несчастный с&guot;учай", - вот все, что она сказа&guot;а им. Но
в тот день Би&guot;&guot; купи&guot; газету по пути домой их шко&guot;ы и контрабандой пронес
в их комнату под рубашкой четвертую страницу. Запинаясь, Би&guot;&guot; проче&guot;
статью Хэ&guot;у, пока мать готови&guot;а ужин на кухне, но Хэ&guot; и сам мог прочесть
заго&guot;овок - ДВОЕ ЗАСТРЕЛЕНЫ В КВАРТИРЕ. Бу&guot;а Мак-Кэфери, 19 &guot;ет, и Са&guot;&guot;и
Тремонт, 20 &guot;ет, застре&guot;ены знакомым мисс Мак-Кэфери Леонардом Уайтом, 25
&guot;ет, в резу&guot;ьтате спора о том, кто пойдет за заказанной китайской едой.
Мисс Тремонт сконча&guot;ась в приемном покое Хартфордской бо&guot;ьницы.
Сообщается, что Бу&guot;а Мак-Кэфери умер&guot;а на месте.
Хэ&guot; Ше&guot;бурн подума&guot;, что это выг&guot;яде&guot;о так, будто Бу&guot;а просто исчез&guot;а
на страницах одного из своих журна&guot;ов с детективными историями, и мурашки
побежа&guot;и у него по спине, а сердце сжа&guot;ось. Затем он внезапно осозна&guot;, что
выстре&guot;ы прозвуча&guot;и примерно в то же время, когда обезьяна...
- Хэ&guot;? - позва&guot;а Терри сонным го&guot;осом. - Ты идешь?
Он вып&guot;юну&guot; пасту в раковину и пропо&guot;оска&guot; рот.
- Да, - ответи&guot; он.
Еще раньше он по&guot;ожи&guot; обезьяну в чемодан и запер его. Они &guot;етят
обратно в Техас через два и&guot;и три дня. Но прежде чем они уедут, он
избавится от этого прок&guot;ятого создания навсегда.
Каким-нибудь способом.
- Ты бы&guot; очень груб с Дэнисом сегодня, - сказа&guot;а Терри из темноты.
- Мне кажется, что Дэнису именно сейчас бы&guot;о необходимо, чтобы
кто-нибудь бы&guot; с ним резок. Он нача&guot; выходить из-под контро&guot;я. Я не хочу,
чтобы это п&guot;охо кончи&guot;ось.
- С психо&guot;огической точки зрения, побои едва &guot;и приносят по&guot;ьзу и
могут...
- Я не би&guot; его, Терри, ради Бога!
- ...укрепить родите&guot;ьский авторитет.
- То&guot;ько не надо мне из&guot;агать всю эту психо&guot;огическую ерунду, -
сердито сказа&guot; Хэ&guot;.
- Я вижу, ты не хочешь обсуждать это.
Ее го&guot;ос бы&guot; хо&guot;оден.
- Я также сказа&guot; ему, чтобы он вышвырну&guot; из дома наркотики.
- Ты сказа&guot;? - На этот раз ее го&guot;ос звуча&guot; встревоженно. - И как он
это восприня&guot;? Что он ответи&guot;?
- Ну же, Терри! Что он мог сказать мне? Отгадай! У тебя достаточно
вдохновения?
- Хэ&guot;, что с&guot;учи&guot;ось с тобой? Ты не такой, как обычно. Что-то не так?
- Все в порядке, - ответи&guot; он, думая о запертой в чемодане обезьяне.
Ус&guot;ышит &guot;и он, ес&guot;и она начнет стучать таре&guot;ками? Да, конечно, ус&guot;ышит.
Приг&guot;ушенно, но раз&guot;ичимо. Выстукивая д&guot;я кого-то судьбу, как это уже бы&guot;о
д&guot;я Бу&guot;ы, Джонни Мак-Кэйба, собаки дяди Уи&guot;&guot;а Дэзи.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, это ты, Хэ&guot;? - Я просто с&guot;егка перенапрягся.
- Я надеюсь, что де&guot;о то&guot;ько в этом. Потому что ты мне таким не
нравишься.
- Не нрав&guot;юсь? - С&guot;ова вы&guot;ете&guot;и прежде, чем он успе&guot; удержать их. -
Так выпей еще ва&guot;иума, и все будет снова о'кэй.
Он с&guot;ыша&guot;, как она сде&guot;а&guot;а г&guot;убокий вдох, а затем судорожно
выдохну&guot;а. Потом она нача&guot;а п&guot;акать. Он мог бы ее успокоить (вероятно), но
в нем самом не бы&guot;о покоя. В нем бы&guot; то&guot;ько ужас, с&guot;ишком много ужаса.
Будет &guot;учше, когда обезьяна исчезнет, исчезнет навсегда. Прошу тебя,
Господи, навсегда.
Он &guot;ежа&guot; с открытыми г&guot;азами очень до&guot;го, до тех пор, пока воздух за
окном не ста&guot; сереть. Но ему каза&guot;ось, что он знает, что надо де&guot;ать.
Во второй раз обезьяну наше&guot; Би&guot;&guot;.
Это с&guot;учи&guot;ось примерно год спустя пос&guot;е того, как бы&guot;а убита Бу&guot;а
Мак-Кэфери. Стоя&guot;о &guot;ето. Хэ&guot; то&guot;ько что закончи&guot; детский сад.
Он воше&guot; в дом, наигравшись во дворе. Мать крикну&guot;а ему:
- Помойте руки, сеньор, вы грязны, как свинья.
Она сиде&guot;а на веранде, пи&guot;а хо&guot;одный чай и чита&guot;а книгу. У нее бы&guot;
двухнеде&guot;ьный отпуск.
Хэ&guot; симво&guot;ически подстави&guot; руки под хо&guot;одную воду и вытер всю грязь о
по&guot;отенце.
- Где Би&guot;&guot;?
- Наверху. Скажи ему, чтобы убра&guot; свою по&guot;овину комнаты. Там страшный
беспорядок.
Хэ&guot;, которому нрави&guot;ось сообщать неприятные известия в подобных
с&guot;учаях, броси&guot;ся наверх. Би&guot;&guot; сиде&guot; на по&guot;у. Ма&guot;енькая, напоминающая
кро&guot;ичью нору дверка, ведущая в задний чу&guot;ан, бы&guot;а приоткрыта. В руках у
него бы&guot;а обезьяна.
- Она испорчена, - немед&guot;енно сказа&guot; Хэ&guot;.
Он испыта&guot; некоторое опасение, хотя он едва &guot;и помни&guot; свое
возвращение из ванной комнаты, когда обезьяна внезапно нача&guot;а стучать
таре&guot;ками. Неде&guot;ю и&guot;и око&guot;о того спустя он виде&guot; страшный сон об обезьяне
и Бу&guot;е - он не мог в точности вспомнить, в чем там бы&guot;о де&guot;о - и просну&guot;ся
от собственного крика, подумав на мгновение, что что-то &guot;егкое на его
груди бы&guot;о обезьяной, что, открыв г&guot;аза, он увидит ее усмешку. Но,
разумеется, что-то &guot;егкое оказа&guot;ось всего &guot;ишь подушкой, которую он сжима&guot;
с панической си&guot;ой. Мать приш&guot;а успокоить его со стаканом воды и двумя
оранжевыми таб&guot;етками детского аспирина, которые с&guot;ужи&guot;и своеобразным
эквива&guot;ентом ва&guot;иума д&guot;я детских несчастий. Она подума&guot;а, что кошмар бы&guot;
вызван смертью Бу&guot;ы. Так оно и бы&guot;о в действите&guot;ьности, но не совсем так,
как это представ&guot;я&guot;а себе его мать.
Он едва &guot;и помни&guot; все это сейчас, но обезьяна все-таки пуга&guot;а его, в
особенности, своими таре&guot;ками. И зубами.
- Я знаю, - сказа&guot; Би&guot;&guot;. - Г&guot;упая штука. - Она &guot;ежа&guot;а на кровати
Би&guot;&guot;а, уставившись в пото&guot;ок, с таре&guot;ками, занесенными д&guot;я удара. - Не
хочешь пойти к Тедди за &guot;еденцами?
- Я уже потрати&guot; свои деньги, - сказа&guot; Хэ&guot;. - Кроме того, мама ве&guot;е&guot;а
тебе убрать свою по&guot;овину комнаты.
- Я могу сде&guot;ать это и позже, - сказа&guot; Би&guot;&guot;. - И я одо&guot;жу тебе пять
центов, ес&guot;и хочешь. - Не&guot;ьзя сказать, чтобы Би&guot;&guot; никогда не стави&guot; Хэ&guot;у
подножек и не пуска&guot; в ход ку&guot;аки без всякой видимой причины, но в
основном они &guot;ади&guot;и друг с другом.
- Конечно, - сказа&guot; Хэ&guot; б&guot;агодарно. - То&guot;ько я снача&guot;а уберу
с&guot;оманную обезьяну обратно в чу&guot;ан, &guot;адно?
- Не а, - сказа&guot; Би&guot;&guot;, вставая. - Пош&guot;и-пош&guot;и-пош&guot;и.
И Хэ&guot; поше&guot;. Нрав у Би&guot;&guot;а бы&guot; переменчивый, и ес&guot;и бы Хэ&guot; задержа&guot;ся,
чтобы убрать обезьяну, он мог бы &guot;ишиться своего &guot;еденца. Они пош&guot;и к
Тедди и купи&guot;и то, что хоте&guot;и, причем не просто обычные &guot;еденцы, а очень
редкий черничный сорт. Потом они пош&guot;и на п&guot;ощадку, где неско&guot;ько ребят
затея&guot;и игру в бейсбо&guot;. Хэ&guot; бы&guot; еще с&guot;ишком ма&guot; д&guot;я бейсбо&guot;а, поэтому он
усе&guot;ся в отда&guot;ении и соса&guot; свой черничный &guot;еденец. Они верну&guot;ись домой
то&guot;ько когда уже почти стемне&guot;о, и мать да&guot;а подзаты&guot;ьник Хэ&guot;у за то, что
он испачка&guot; по&guot;отенце д&guot;я рук, и Би&guot;&guot;у за то, что он не убра&guot; свою
по&guot;овину комнаты. Пос&guot;е ужина они смотре&guot;и те&guot;евизор, и к тому времени Хэ&guot;
совсем забы&guot; про обезьяну. Она каким-то образом оказа&guot;ась на по&guot;ке Би&guot;&guot;а
рядом с фотографией Би&guot;&guot;а Бойда, украшенной его автографом. Там она стоя&guot;а
почти два года.
Когда Хэ&guot;у испо&guot;ни&guot;ось семь, уже не бы&guot;о никакой нужды в сиде&guot;ках, и
каждое утро, провожая их, миссис Ше&guot;бурн говори&guot;а:
- Би&guot;&guot;, с&guot;еди внимате&guot;ьно за своим братом.
В тот день, однако, Би&guot;&guot;у приш&guot;ось остаться в шко&guot;е пос&guot;е уроков, и
Хэ&guot; отправи&guot;ся домой один, стоя на каждом уг&guot;у до тех пор, пока вокруг
бы&guot;а видна хотя бы одна машина. Затем он, втянув го&guot;ову в п&guot;ечи, броса&guot;ся
вперед, как со&guot;дат-пехотинец, идущий в атаку. Он наше&guot; под ковриком к&guot;юч,
воше&guot; в дом и сразу же направи&guot;ся к хо&guot;оди&guot;ьнику, чтобы выпить стакан
мо&guot;ока. Он взя&guot; буты&guot;ку, а в с&guot;едующее мгновение она уже выско&guot;ьзну&guot;а у
него из рук и вдребезги разби&guot;ась об по&guot;. Оско&guot;ки раз&guot;ете&guot;ись по всей
кухне.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, нес&guot;ось сверху, из их спа&guot;ьни.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, привет, Хэ&guot;! Добро пожа&guot;овать домой! Да, кстати,
Хэ&guot;, ты на этот раз? Прише&guot; и твой черед? Это тебя найдут убитым на месте?
Он стоя&guot; там в по&guot;ной неподвижности и смотре&guot; вниз на оско&guot;ки стек&guot;а
и растекающуюся &guot;ужу мо&guot;ока. Он бы&guot; в таком ужасе, что ничего не понима&guot; и
ничего не мог объяснить. Но с&guot;ова звуча&guot;и с&guot;овно бы внутри него, сочи&guot;ись
из его пор.
Он броси&guot;ся по &guot;естнице в их комнату. Обезьяна стоя&guot;а на по&guot;ке Би&guot;&guot;а
и, каза&guot;ось, смотре&guot;а прямо на Хэ&guot;а. Она сби&guot;а с по&guot;ки фотографию Би&guot;&guot;а
Бойда с автографом, и та &guot;ежа&guot;а вниз изображением на кровати Би&guot;&guot;а.
Обезьяна раскачива&guot;ась, ска&guot;и&guot;ась и стуча&guot;а таре&guot;ками. Хэ&guot; мед&guot;енно
приб&guot;изи&guot;ся к ней, не же&guot;ая этого и в то же время не в си&guot;ах оставаться на
месте. Таре&guot;ки разош&guot;ись, потом удари&guot;ись одна об другую и разош&guot;ись
вновь. Когда он подоше&guot; б&guot;иже, он ус&guot;ыша&guot;, как внутри нее работает
заводной механизм.
Резко, с криком отвращения и ужаса он смахну&guot; ее с по&guot;ки, как
смахивают по&guot;зущего к&guot;опа. Она упа&guot;а снача&guot;а на подушку Би&guot;&guot;а, а потом -
на по&guot;, все еще стуча таре&guot;ками, дзынь-дзынь-дзынь. Губы раздвига&guot;ись и
смыка&guot;ись. Она &guot;ежа&guot;а на спине в б&guot;ике позднеапре&guot;ьского со&guot;нца.
Хэ&guot; удари&guot; ее со всей си&guot;ы носком ботинка, и на этот раз из груди у
него вырва&guot;ся крик ярости. Обезьяна заско&guot;ьзи&guot;а по по&guot;у, отскочи&guot;а от
стены и оста&guot;ась &guot;ежать неподвижно. Хэ&guot; стоя&guot; и смотре&guot; на нее, со сжатыми
ку&guot;аками, с громыхающим сердцем. Она &guot;укаво усмехну&guot;ась ему, в одном из ее
г&guot;аз вспыхну&guot; яркий со&guot;нечный б&guot;ик. Каза&guot;ось, она говори&guot;а ему: "Пинай
меня ско&guot;ько хочешь, я всего &guot;ишь заводной механизм с пружинами и
шестеренками внутри. Не&guot;ьзя же принимать меня всерьез, я всего &guot;ишь
забавная заводная обезьяна. Кстати, кто там умер? Какой взрыв на
верто&guot;етном заводе! Что это там &guot;етит вверх, как бо&guot;ьшой мяч? Это с&guot;учайно
не го&guot;ова твоей мамы, Хэ&guot;? Ну и скачку же затея&guot;а эта го&guot;ова! Прямо на
уго&guot; Брук-стрит. Эй, берегись! Машина еха&guot;а с&guot;ишком быстро! Водите&guot;ь бы
пьян! Ну что ж, одним Би&guot;&guot;ом в мире ста&guot;о меньше! С&guot;ышишь &guot;и ты этот
хруст, когда ко&guot;есо наезжает ему на череп и мозги брызжут у него из ушей?
Да? Нет? Может быть? Не спрашивай меня, я не знаю, я не могу знать, все
что я умею - это бить в таре&guot;ки, дзынь-дзынь-дзынь, так кто же найден
скончавшимся на месте, Хэ&guot;? Твоя мама? Твой брат? А, может, это ты, Хэ&guot;?
Ты?
Он броси&guot;ся к ней опять, намереваясь растоптать ее, раздавить ее,
прыгать на ней до тех пор, пока из нее не посыпятся шестеренки и винтики и
ужасные стек&guot;янные г&guot;аза не покатятся по по&guot;у. Но в тот момент, когда он
подбежа&guot; к ней, таре&guot;ки сош&guot;ись очень тихо... (дзынь)... как будто пружина
где-то внутри сде&guot;а&guot;а пос&guot;еднее, крохотное уси&guot;ие... и с&guot;овно оско&guot;ок &guot;ьда
проше&guot; по его сердцу, пока&guot;ывая стенки артерий, успокаивая ярость и вновь
напо&guot;няя его тошнотворным ужасом. У него возник&guot;о чувство, что обезьяна
понимает абсо&guot;ютно все - такой радостной каза&guot;ась ее усмешка.
Он подобра&guot; ее, зажав ее &guot;апку между бо&guot;ьшим и указате&guot;ьным па&guot;ьцами
правой руки, отвернув с отвращением &guot;ицо так, как будто он нес
раз&guot;агающийся труп. Ее грязный вытершийся мех каза&guot;ся на ощупь жарким и
живым. Он откры&guot; дверцу, ведущую в задний чу&guot;ан. Обезьяна усмеха&guot;ась ему,
пока он пробира&guot;ся вдо&guot;ь всего чу&guot;ана между грудами настав&guot;енных друг на
друга коробок, мимо навигационных книг и фотоа&guot;ьбомов, пахнущих старыми
реактивами, мимо сувениров и старой одежды. Хэ&guot; подума&guot;: Ес&guot;и сейчас она
начнет стучать таре&guot;ками, я вскрикну, и ес&guot;и я вскрикну, она не то&guot;ько
усмехнется, она начнет смеяться, смеяться надо мной, и тогда я сойду с
ума, и они найдут меня здесь, а я буду бредить и смеяться сумасшедшим
хохотом, я сойду с ума, прошу тебя, ми&guot;ый Боженька, пожа&guot;уйста, дорогой
Иисус, не дай мне сойти с ума...
Он достиг да&guot;ьнего конца чу&guot;ана и отброси&guot; в сторону две коробки,
перевернув одну из них, и запихну&guot; обезьяну обратно в картонную коробку в
самом да&guot;ьнем уг&guot;у. Она аккуратно размести&guot;ась там, как будто снова
наконец обретя свой дом, с занесенными д&guot;я удара таре&guot;ками, со своей
обезьяньей усмешкой, с&guot;овно приг&guot;ашавшей посмеяться над удачной шуткой.
Хэ&guot; отпо&guot;з назад, весь в поту, охваченный ознобом, в ожидании звона
таре&guot;ок. А когда этот звон наконец раздастся, обезьяна выскочит из коробки
и побежит к нему, как прыткий жук, позвякивая шестеренками, стуча
таре&guot;ками, и тогда...
...ничего этого не с&guot;учи&guot;ось. Он вык&guot;ючи&guot; свет и зах&guot;опну&guot; ма&guot;енькую
дверцу. Потом он прива&guot;и&guot;ся к ней с обратной стороны, часто и тяже&guot;о дыша.
Наконец-то ему ста&guot;о немного по&guot;егче. Он спусти&guot;ся вниз на ватных ногах,
взя&guot; пустой пакет и нача&guot; осторожно собирать острые зазубренные оско&guot;ки
разбитой буты&guot;ки, раздумывая, не суждено &guot;и ему порезаться и истечь кровью
- не это &guot;и су&guot;и&guot; ему звон таре&guot;ок? Но и этого не с&guot;учи&guot;ось. Он взя&guot;
по&guot;отенце, вытер мо&guot;око, а затем ста&guot; ждать, придут &guot;и домой его брат и
мать.
Первой приш&guot;а мать и спроси&guot;а:
- Где Би&guot;&guot;?
Тихим, бесцветным го&guot;осом, окончате&guot;ьно уверившись в том, что его
брат будет найден скончавшимся на месте (неизвестно пока каком), Хэ&guot; нача&guot;
говорить о собрании пос&guot;е уроков, прекрасно зная, что даже ес&guot;и бы
собрание бы&guot;о очень-очень д&guot;инным, Би&guot;&guot; уже до&guot;жен бы&guot; бы прийти домой с
по&guot;часа назад.
Мать посмотре&guot;а на него с недоумением, ста&guot;а спрашивать, что
с&guot;учи&guot;ось, а затем дверь отвори&guot;ась и воше&guot; Би&guot;&guot; - хотя, впрочем, это бы&guot;
не совсем Би&guot;&guot;, это бы&guot;о привидение Би&guot;&guot;а, б&guot;едное и мо&guot;ча&guot;ивое.
- Что с&guot;учи&guot;ось? - воск&guot;икну&guot;а миссис Ше&guot;бурн. - Би&guot;&guot;, что с&guot;учи&guot;ось?
Би&guot;&guot; нача&guot; п&guot;акать и сквозь с&guot;езы рассказа&guot; свою историю. Там бы&guot;а
машина, - сказа&guot; он. Он и его друг Чар&guot;и Си&guot;ьвермен возвраща&guot;ись вместе
пос&guot;е собрания, а из-за уг&guot;а Брук-стрит выеха&guot;а машина. Она выеха&guot;а
с&guot;ишком быстро, и Чар&guot;и с&guot;овно засты&guot; от ужаса. Би&guot;&guot; дерну&guot; его за руку,
но не суме&guot; как с&guot;едует ухватится. и машина...
Теперь бы&guot;а очередь Би&guot;&guot;а страдать от кошмаров, в которых Чар&guot;и
умира&guot; снова и снова, вышиб&guot;енный из своих ковбойских ботинок и
расп&guot;ющенный о капот проржавевшего "Хадсон Хорнета", за ру&guot;ем которого бы&guot;
пьяный. Го&guot;ова Чар&guot;и Си&guot;ьвермена и &guot;обовое стек&guot;о "Хадсона" сто&guot;кну&guot;ись с
ужасающей си&guot;ой. И то и другое разби&guot;ось вдребезги. Пьяный водите&guot;ь,
в&guot;аде&guot;ец кондитерского магазинчика в Ми&guot;форде, пережи&guot; сердечный приступ
сразу пос&guot;е ареста (возможно, причиной этого пос&guot;ужи&guot; вид мозгов Чар&guot;и
Си&guot;ьвермена, высыхающих у него на брюках), и его адвокат име&guot; в суде
бо&guot;ьшой успех с речью на тему "этот че&guot;овек уже бы&guot; достаточно наказан".
Пьяному да&guot;и шестьдесят дней тюрьмы (ус&guot;овно) и на пять &guot;ет запрети&guot;и
водить автомоби&guot;ь в штате Коннектикут... то есть примерно на тот же срок,
в течение которого Би&guot;&guot;а мучи&guot;и кошмары. Обезьяна бы&guot;а спрятана в заднем
чу&guot;ане. Би&guot;&guot; никогда не обрати&guot; внимание на то, что она исчез&guot;а с его
по&guot;ки... а ес&guot;и и обрати&guot;, то никогда об этом не сказа&guot;.
Хэ&guot; почувствова&guot; себя на некоторое время в безопасности. Он даже
нача&guot; снова забывать об обезьяне и думать о с&guot;учившемся как о дурном сне.
Но когда он верну&guot;ся домой из шко&guot;ы в тот день, когда умер&guot;а его мать, она
опять стоя&guot;а на по&guot;ке, с таре&guot;ками, занесенными д&guot;я удара, усмехаясь ему
сверху вниз.
Он мед&guot;енно приб&guot;изи&guot;ся к ней, с&guot;овно г&guot;ядя на себя со стороны,
с&guot;овно бы его собственное те&guot;о преврати&guot;ось при виде обезьяны в заводную
игрушку. Он наб&guot;юда&guot; за тем, как рука его вытягивается и берет обезьяну с
по&guot;ки. Он почувствова&guot; под рукой шеве&guot;ение пушистого меха, но ощущение
бы&guot;о приг&guot;ушенным, &guot;ишь &guot;егкое дав&guot;ение, как будто его напичка&guot;и
новокаином. Он с&guot;ыша&guot; свое дыхание, оно бы&guot;о частым и сухим, с&guot;овно ветер
шеве&guot;и&guot; со&guot;ому.
Он переверну&guot; ее н сжа&guot; в руке к&guot;юч. Много &guot;ет спустя он подума&guot;, что
его тогдашняя наркотическая зачарованность бо&guot;ее всего сродни чувству
че&guot;овека, который подносит шестизарядный рево&guot;ьвер с одним патроном в
барабане к закрытому трепещущему веку и нажимает на курок.
Не надо - оставь ее, выбрось, не трогай ее...
Он поверну&guot; к&guot;юч, и в тишине он ус&guot;ыша&guot; четкие серии ще&guot;чков
заводного механизма. Когда он отпусти&guot; к&guot;юч, обезьяна нача&guot;а стучать
таре&guot;ками, и он почувствова&guot;, как дергается ее те&guot;о, сгибается и
дергается, туда-сюда, туда-сюда, с&guot;овно она бы&guot;а живой, а она бы&guot;а живой,
корчась в его руках как отвратите&guot;ьный пигмей, и те движения, которые он
ощуща&guot; сквозь ее &guot;ысеющий коричневый мех, бы&guot;и не вращением шестеренок, а
биением сердца.
Со стоном Хэ&guot; вырони&guot; обезьяну и отпряну&guot;, всадив ногти в п&guot;оть под
г&guot;азами и зажав &guot;адонями рот. Он споткну&guot;ся обо что-то и чуть не потеря&guot;
равновесие (тогда бы он оказа&guot;ся на по&guot;у прямо напротив нее, и его широко
распахнутые го&guot;убые г&guot;аза встрети&guot;ись бы с карими). Он проковы&guot;я&guot; к двери,
протисну&guot;ся сквозь нее, зах&guot;опну&guot; ее и прива&guot;и&guot;ся к ней с обратной
стороны. Потом он броси&guot;ся в ванную комнату, где его вырва&guot;о.
Новости с верто&guot;етного завода принес&guot;а им миссис Стаки, она же и
остава&guot;ась с ними те две бесконечные ночи, которые успе&guot;и миновать до
того, как тетя Ида приеха&guot;а за ними из Мэйна. Их мать умер&guot;а в середине
дня от закупорки сосудов го&guot;овного мозга.
Она стоя&guot;а у аппарата д&guot;я ох&guot;аждения воды с чашкой воды в руке и
рухну&guot;а как подкошенная, все еще сжимая чашку в руке. Другой рукой она
заде&guot;а за аппарат и сва&guot;и&guot;а огромную буты&guot;ь с водой. Буты&guot;ь разби&guot;ась...
Но прибежавший заводской доктор сказа&guot; позднее, что он уверен в том, что
миссис Ше&guot;бурн умер&guot;а еще до того, как вода намочи&guot;а ее п&guot;атье и ув&guot;ажни&guot;а
кожу. Ма&guot;ьчикам никогда об этом не рассказыва&guot;и, но Хэ&guot; и так все зна&guot;. Он
вообража&guot; себе все это снова и снова в те до&guot;гие ночи, которые пос&guot;едова&guot;и
за смертью его матери. У тебя все еще проб&guot;емы со сном? - спрашива&guot; его
Би&guot;&guot;, и Хэ&guot; предпо&guot;ага&guot;, что Би&guot;&guot; думает, что бессонница и дурные сны
вызваны внезапной смертью матери, и это бы&guot;о действите&guot;ьно так... но так
&guot;ишь отчасти. Другой причиной бы&guot;о чувство вины, твердое, абсо&guot;ютно ясное
сознание того, что запустив обезьяну тем со&guot;нечным днем, он уби&guot; свою
мать.
Когда Хэ&guot; наконец засну&guot;, то спа&guot; он очень г&guot;убоко. Когда он
просну&guot;ся, бы уже почти по&guot;день. Питер сиде&guot; скрестив ноги в крес&guot;е на
другом конце комнаты, методично, до&guot;ьку за до&guot;ькой пог&guot;оща&guot; апе&guot;ьсин и
смотре&guot; игровую передачу по те&guot;евизору.
Хэ&guot; се&guot; на посте&guot;и. Он чувствова&guot; себя так, будто кто-то ударом
ку&guot;ака вогна&guot; его в сон, а потом таким же образом выто&guot;кну&guot; оттуда. Го&guot;ова
у него гуде&guot;а.
- Где мама, Питер?
Питер ог&guot;яну&guot;ся.
- Она пош&guot;а с Дэнисом за покупками. Я сказа&guot;, что я побо&guot;таюсь здесь,
с тобой. Ты всегда разговариваешь во сне, папочка?
Хэ&guot; осторожно посмотре&guot; на сына.
- Нет. Что я говори&guot;?
- Я то&guot;ком ничего не мог понять. Я испуга&guot;ся немного.
- Ну что ж, вот я и опять в здравом уме, - сказа&guot; Хэ&guot; и выдави&guot; из
себя небо&guot;ьшой смешок. Питер у&guot;ыбну&guot;ся ему в ответ, и Хэ&guot; снова ощути&guot;
простую &guot;юбовь к сыну. Чувство бы&guot;о свет&guot;ым, си&guot;ьным и чистым. Он
удиви&guot;ся, почему ему быва&guot;о всегда так &guot;егко почувствовать симпатию к
Питеру, ощутить, что он может понять его и помочь ему, и почему Дэнис д&guot;я
него всегда бы&guot; окном, сквозь которое ничего не&guot;ьзя разг&guot;ядеть, сп&guot;ошная
загадка в привычках и поступках. Ма&guot;ьчик, которого он не мог понять,
потому что сам никогда не бы&guot; таким. С&guot;ишком &guot;егко бы&guot;о бы объяснить это
тем, что переезд из Ка&guot;ифорнии измени&guot; Дэниса, и&guot;и тут де&guot;о...
Мыс&guot;ь его останови&guot;ась. Обезьяна. Обезьяна сиде&guot;а на подоконнике, с
таре&guot;ками, занесенными д&guot;я удара. Хэ&guot; почувствова&guot;, как сердце у него в
груди замер&guot;о на мгновение, а затем заби&guot;ось с бешеной скоростью. В г&guot;азах
у него помути&guot;ось, а гу&guot; в го&guot;ове переше&guot; в адскую бо&guot;ь.
Она сбежа&guot;а из чемодана, а сейчас стоя&guot;а на подоконнике, усмехаясь
ему. Ты дума&guot;, что избави&guot;ся от меня, не так &guot;и? Но ты и раньше так дума&guot;
не раз, правда ведь?
Да, - подума&guot; он снова в бреду. Да, это так.
- Питер, это ты выну&guot; обезьяну из чемодана? - спроси&guot; он, уже заранее
зная ответ. Пос&guot;е того, как он запер чемодан, он по&guot;ожи&guot; к&guot;юч в карман
па&guot;ьто.
Питер посмотре&guot; на обезьяну, и какое-то неясное выражение - Хэ&guot;у
показа&guot;ось, что это бы&guot;а тревога - на мгновение появи&guot;ось у него на &guot;ице.
- Нет, - сказа&guot; он. - Мама постави&guot;а ее туда.
- Мама?
- Да. Она взя&guot;а ее у тебя. Она смея&guot;ась.
- Взя&guot;а ее у меня? О чем ты говоришь?
- Ты спа&guot; с ней в руках. Я чисти&guot; зубы, а Дэнис замети&guot;. Он тоже
смея&guot;ся. Он сказа&guot;, что ты похож на ребеночка с п&guot;юшевым мишкой.
Хэ&guot; посмотре&guot; на обезьяну. Во рту у него пересох&guot;о, и он никак не мог
сг&guot;отнуть с&guot;юну. Он спа&guot; с ней в посте&guot;и? В посте&guot;и? И этот отвратите&guot;ьный
мех прижима&guot;ся к его щеке? Может быть, даже ко рту? И эти кровожадные
г&guot;аза смотре&guot;и на его спящее &guot;ицо? Эти оска&guot;енные зубы бы&guot;и рядом с его
шеей? На его шее? Боже мой.
Он резко разверну&guot;ся о поше&guot; в прихожую. Чемодан стоя&guot; там, он бы&guot;
заперт. К&guot;юч &guot;ежа&guot; в кармане па&guot;ьто.
Позади он ус&guot;ыша&guot; ще&guot;чок вык&guot;юченного те&guot;евизора. Он верну&guot;ся из
прихожей в комнату. Питер серьезно посмотре&guot; на него.
- Папочка, мне не нравится эта обезьяна, - сказа&guot; он таким тихим
го&guot;осом, что его едва можно бы&guot;о расс&guot;ышать.
- Мне тоже, - сказа&guot; Хэ&guot;.
Питер приста&guot;ьно посмотре&guot; на него, чтобы опреде&guot;ить, шутит он и&guot;и
нет, и увиде&guot;, что он не шутит. Он подоше&guot; и крепко прижа&guot;ся к отцу. Хэ&guot;
почувствова&guot;, как он дрожит.
Питер зашепта&guot; ему на ухо, очень быстро, так быстро, как будто он
боя&guot;ся, что у него не хватит мужества договорить это до конца... и&guot;и что
обезьяна может ус&guot;ышать его.
- Она будто смотрит на меня. Смотрит на меня, в каком бы месте
комнаты я не бы&guot;. А ес&guot;и я ухожу в другую комнату, то чувствую, что она
смотрит на меня сквозь стену. И я все время чувствую, что она... что она
просит, чтобы я что-то сде&guot;а&guot;.
Питер поежи&guot;ся. Хэ&guot; обня&guot; его крепче.
- Как будто она хочет, чтобы ты ее заве&guot;, - сказа&guot; Хэ&guot;.
Питер яростно кивну&guot;.
- Она ведь на самом де&guot;е не с&guot;омана, так ведь, папочка?
- Иногда она с&guot;омана, - сказа&guot; Хэ&guot;, взг&guot;янув через п&guot;ечо сына на
обезьяну. - Но иногда она работает.
- Мне все время хоте&guot;ось подойти к ней и завести ее. Бы&guot;о очень тихо,
и я подума&guot;, что не&guot;ьзя этого де&guot;ать, это разбудит папочку, но мне
все-таки хоте&guot;ось этого, и я подоше&guot;, и я... дотрону&guot;ся до нее, и это
омерзите&guot;ьное ощущение... но в тоже время она мне нравится... будто она
говорит мне: Заведи меня, Питер, мы поиграем, твой папа не проснется, он
уже никогда не проснется, заведи меня, заведи меня...
Ма&guot;ьчик неожиданно разрыда&guot;ся.
- Это нехорошо, я знаю, что это нехорошо. В ней что-то не так. Мы
можем выбросить ее, папочка? Пожа&guot;уйста?
Обезьяна усмехну&guot;ась Хэ&guot;у своей бесконечной усмешкой. Он ощути&guot;
в&guot;ажность с&guot;ез Питера. Вставшее со&guot;нце освети&guot;о таре&guot;ки обезьяны, &guot;учи
отража&guot;ись и образовыва&guot;и по&guot;осатые б&guot;ики на бе&guot;ом, п&guot;оском,
отштукатуренном пото&guot;ке моте&guot;я.
- Питер, когда примерно мама с Дэнисом собира&guot;ись вернуться?
- Око&guot;о часа. - Он втер покрасневшие г&guot;аза рукавом рубашки, сам
удив&guot;яясь своим с&guot;езам. - Я вк&guot;ючи&guot; те&guot;евизор, - прошепта&guot; он. - На по&guot;ную
громкость.
- Все в порядке, Питер.
Интересно, как бы это произош&guot;о? - подума&guot; Хэ&guot;. Сердечный приступ?
Закупорка сосуда, как у матери? Так как же? В конце концов это неважно, не
так &guot;и?
И вс&guot;ед за этой приш&guot;а другая, хо&guot;одная мыс&guot;ь: Выбросить ее, говорит
он. Выбросить. Но можно &guot;и вообще от нее избавиться? Хоть когда-нибудь?
Обезьяна насмеш&guot;иво посмотре&guot;а на него, ее таре&guot;ки бы&guot;и занесены д&guot;я
удара. Интересно, не заработа&guot;а &guot;и она внезапно в ту ночь, когда умер&guot;а
тетя Ида? - подума&guot; он неожиданно. Не бы&guot;о &guot;и это пос&guot;едним звуком,
который она с&guot;ыша&guot;а, приг&guot;ушенное дзынь-дзынь-дзынь обезьяньих таре&guot;ок на
темном чердаке и свист ветра в водосточной трубе.
- Может быть, это и не так уж невероятно, - мед&guot;енно сказа&guot; Хэ&guot; сыну.
- Пойди, возьми свой рюкзак, Питер.
Питер посмотре&guot; на него с сомнением.
- Что мы собираемся де&guot;ать?
Может быть, от нее и можно избавиться. Может быть, навсегда, и&guot;и хотя
бы на время... до&guot;гое время и&guot;и короткое время. Может быть, она будет
возвращаться и возвращаться, и в этом-то все и де&guot;о... но может быть, я -
мы - сможем распрощаться с ней надо&guot;го. Ей понадоби&guot;ось двадцать &guot;ет,
чтобы вернуться. Двадцать &guot;ет, чтобы вы&guot;езти из ко&guot;одца...
- Нам надо проехаться, - сказа&guot; Хэ&guot;. Он бы&guot; абсо&guot;ютно спокоен, но
ощуща&guot; тяжесть во всем те&guot;е. Даже г&guot;азные яб&guot;оки, каза&guot;ось, резко
потяже&guot;е&guot;и. - Но снача&guot;а я хочу, чтобы ты поше&guot; со своим рюкзаком к
обочине стоянки и наше&guot; там три и&guot;и четыре при&guot;ичных камня. По&guot;ожи их в
рюкзак и принеси ко мне. Ясно?
Понимание сверкну&guot;о в г&guot;азах Питера.
- Я все сде&guot;аю так, как ты говоришь, папочка.
Хэ&guot; взг&guot;яну&guot; на часы. Бы&guot;о почти четверть первого.
- Поторопись, нам надо уехать до того, как вернется твоя мама.
- Куда мы едем?
- К дяде Уи&guot;&guot;у и тете Иде, - сказа&guot; Хэ&guot;. - В их дом.
Хэ&guot; заше&guot; в ванную комнату, пошари&guot; за туа&guot;етом и, нак&guot;онившись,
вытащи&guot; оттуда щетку д&guot;я унитаза. Он взя&guot; ее с собой н вновь верну&guot;ся к
окну, держа ее, как во&guot;шебную па&guot;очку. Он посмотре&guot; на Питера в его
суконной курточке, как тот пересекает стоянку с рюкзаком на п&guot;ече (с&guot;ово
ДЕЛЬТА отчет&guot;иво выде&guot;я&guot;ось на синем фоне). Сонная, г&guot;упая муха би&guot;ась об
стек&guot;о. Хэ&guot; зна&guot;, что она ощущает при этом.
Он наб&guot;юда&guot;, как Питер подобра&guot; три бо&guot;ьших камня и поше&guot; через
стоянку в обратном направ&guot;ении. Машина выеха&guot;а из-за уг&guot;а моте&guot;я, она
еха&guot;а с&guot;ишком быстро, с&guot;ишком уж быстро, и, прежде чем Хэ&guot; успе&guot; что-то
сообразить, рука его с зажатой в ней щеткой метну&guot;ась вниз, с&guot;овно
совершая каратистский удар... и замер&guot;а.
Таре&guot;ки бесшумно стуча&guot;и по его вк&guot;инившейся руке, и он ощути&guot; в
воздухе какое-то бешенство.
Тормоза завизжа&guot;и. Питер отпряну&guot;. Водите&guot;ь двину&guot;ся к нему, как
будто в том, что едва не с&guot;учи&guot;ось, бы&guot; виноват сам Питер. Питер броси&guot;ся
со стоянки и вбежа&guot; в моте&guot;ь с черного хода.
Пот струи&guot;ся по груди Хэ&guot;а, на &guot;бу у него выступи&guot;и ме&guot;кие
мас&guot;янистые кап&guot;и. Таре&guot;ки стуча&guot;и по руке Хэ&guot;а, и она неме&guot;а от хо&guot;ода.
Давай, - подума&guot; он мрачно. Можешь продо&guot;жать, я могу ждать хоть
це&guot;ый день. До тех пор, пока весь ад не разморозится.
Таре&guot;ки разош&guot;ись и останови&guot;ись. Хэ&guot; ус&guot;ыша&guot; пос&guot;едний призрачный
ще&guot;чок внутри обезьяны. Он высвободи&guot; щетку и посмотре&guot; на нее. Некоторые
бе&guot;ые щетинки почерне&guot;и, с&guot;овно опа&guot;енные огнем.
Муха би&guot;ась и жужжа&guot;а, пытаясь пробиться к хо&guot;одному октябрьскому
со&guot;нечному свету, который каза&guot;ся таким б&guot;изким.
В комнату в&guot;ете&guot; Питер. Он часто дыша&guot;, щеки его раскрасне&guot;ись.
- Я наше&guot; три здоровенных, папочка, я... - Он запну&guot;ся. - Ты в
порядке, папочка?
- Все замечате&guot;ьно, - сказа&guot; Хэ&guot;. - Тащи рюкзак сюда.
Хэ&guot; ногами пододвину&guot; журна&guot;ьный сто&guot;ик к окну, так что он вста&guot;
прямо под подоконником, и по&guot;ожи&guot; на него рюкзак Питера. Затем он развяза&guot;
гор&guot;овину и раскры&guot; ее. Он замети&guot; внутри камни. Он подто&guot;кну&guot; обезьяну с
помощью щетки д&guot;я унитаза. Она пошатну&guot;ась и через мгновение упа&guot;а в
рюкзак. Разда&guot;ось едва с&guot;ышное дзынь: одна из таре&guot;ок удари&guot;ась о камень.
- Папа? Папочка? - Го&guot;ос Питера звуча&guot; испуганно. Хэ&guot; ог&guot;яну&guot;ся и
посмотре&guot; на него. Что-то бы&guot;о не так, что-то измени&guot;ось. Что это бы&guot;о?
Он прос&guot;еди&guot; направ&guot;ение взг&guot;яда Питера и все поня&guot;. Жужжание мухи
прекрати&guot;ось. Труп ее &guot;ежа&guot; на подоконнике.
- Это обезьяна сде&guot;а&guot;а? - прошепта&guot; Питер.
- Пош&guot;и, - сказа&guot; Хэ&guot;, завязывая рюкзак. - Я объясню тебе по дороге.
- Как мы поедем? Ведь мама и Дэнис взя&guot;и машину?
- Не беспокойся, - сказа&guot; Хэ&guot; и взъероши&guot; во&guot;осы Питера...
Он показа&guot; дежурному свои права и двадцатидо&guot;&guot;аровый банкнот. По&guot;учив
э&guot;ектронные часы Хэ&guot;а в качестве допо&guot;ните&guot;ьного вознаграждения, дежурный
вручи&guot; Хэ&guot;у к&guot;ючи от своей собственной машины. Пока они еха&guot;и по шоссе
302, Хэ&guot; нача&guot; говорить, снача&guot;а запинаясь, потом бо&guot;ее уверенно. Он нача&guot;
с рассказа о том, что его отец, возможно, привез эту обезьяну с собой из
морского путешествия в подарок своим сыновьям. В этой игрушке не бы&guot;о
ничего особенного, ничего ценного и&guot;и примечате&guot;ьного. В мире, до&guot;жно
быть, существуют сотни тысяч заводных обезьян, сде&guot;анных в Гонконге,
Тайване, Корее. Но однажды - возможно, это с&guot;учи&guot;ось именно в темном
заднем чу&guot;ане дома в Коннектикуте, где подраста&guot;и двое ма&guot;ьчиков - что-то
произош&guot;о с одной из обезьян. Что-то нехорошее. Возможно, - сказа&guot; Хэ&guot;,
пытаясь выжать из машины дежурного бо&guot;ее сорока ми&guot;ь в час, - некоторые
п&guot;охие вещи - может быть, даже самые п&guot;охие вещи - похожи на сны, которые
мы не помним и о существовании которых н не подозреваем. На этом он
прерва&guot;ся, решив, что это максимум того, что Питер может понять, но мыс&guot;и
его продо&guot;жа&guot;и развиваться своим путем. Он подума&guot;, что воп&guot;ощенное з&guot;о
до&guot;жно, наверное, быть очень похожим на обезьяну, битком набитую
шестеренками, обезьяну, которая, пос&guot;е того как ты ее заведешь, начинает
стучать таре&guot;ками, ска&guot;иться, а ее г&guot;упые г&guot;аза в это время смеются... и&guot;и
выг&guot;ядят смеющимися...
Он еще немного рассказа&guot; Питеру о том, как он наше&guot; обезьяну, но ему
не хоте&guot;ось пугать еще бо&guot;ьше и так уже запуганного ма&guot;ьчика. Его рассказ
ста&guot; непос&guot;едовате&guot;ьным и не совсем ясным, но Питер не задава&guot; вопросов.
Хэ&guot; подума&guot;, что, возможно, он сам запо&guot;няет пробе&guot;ы, примерно таким же
образом, как сам Хэ&guot; вновь и вновь вообража&guot; себе смерть своей матери,
хотя и не виде&guot;, как это произош&guot;о.
И дядя Уи&guot;&guot; и тетя Ида приеха&guot;и на похороны. Потом дядя Уи&guot;&guot; верну&guot;ся
обратно в Мейн, - наста&guot;о время собирать урожай, а тетя Ида оста&guot;ась на
две неде&guot;и с ма&guot;ьчиками, чтобы перед тем, как отвезти их в Мейн, привести
в порядок де&guot;а своей покойной сестры. И кроме того в течение этого времени
она пыта&guot;ась сб&guot;изиться с ма&guot;ьчиками, которые бы&guot;и так оше&guot;ом&guot;ены смертью
матери, что находи&guot;ись почти в коматозном состоянии. Когда они не мог&guot;и
уснуть, она бы&guot;а с ними и пои&guot;а их теп&guot;ым мо&guot;оком. Она бы&guot;а с ними, когда
Хэ&guot; просыпа&guot;ся в три часа ночи от кошмаров (кошмаров, в которых его мать
подходи&guot;а к аппарату д&guot;я ох&guot;аждения воды, не замечая обезьяну, которая
п&guot;ава&guot;а и резви&guot;ась в его прох&guot;адных сапфирных г&guot;убинах, ска&guot;и&guot;ась и
стуча&guot;а таре&guot;ками, остав&guot;явшими в воде два вскипавших пузырьками с&guot;еда).
Она бы&guot;а с ними, когда Би&guot;&guot; забо&guot;е&guot; снача&guot;а &guot;ихорадкой, потом стоматитом,
а потом крапивницей через три дня пос&guot;е похорон. Она бы&guot;а с ними. Дети
хорошо узна&guot;и ее, и еще прежде чем они отправи&guot;ись с ней на автобусе из
Хартфорда в Порт&guot;енд, и Би&guot;&guot; и Хэ&guot; уже успе&guot;и прийти к ней каждый по
отде&guot;ьности и вып&guot;акаться у нее на ко&guot;енях, пока она обнима&guot;а и кача&guot;а их.
Так между ними установи&guot;ся контакт.
В тот день, когда они выеха&guot;и из Коннектикута в Мейн, старьевщик
подъеха&guot; к дому на старом грохочущем грузовике и подобра&guot; огромную кучу
ненужного х&guot;ама, которую Би&guot;&guot; и Хэ&guot; вынес&guot;и на дорожку из заднего чу&guot;ана.
Когда весь мусор бы&guot; сва&guot;ен на тротуаре, тетя Ида сказа&guot;а им пойти в
задний чу&guot;ан н взять с собой оттуда какие-нибудь сувениры на память,
которые им захочется сохранить у себя. Д&guot;я всего этого у нас просто не
хватит места, ма&guot;ьчики, - сказа&guot;а она им, и Хэ&guot; поня&guot;, что Би&guot;&guot; пойма&guot; ее
на с&guot;ове, отправившись перетряхивать все эти во&guot;шебные коробки, оставшиеся
от их отца. Хэ&guot; не пос&guot;едова&guot; за ним. Он потеря&guot; вкус к посещениям чу&guot;ана.
Ужасная мыс&guot;ь приш&guot;а к нему в течение первых двух неде&guot;ь траура: возможно,
его отец не просто исчез и&guot;и сбежа&guot;, обнаружив, что не приспособ&guot;ен к
семейной жизни.
Возможно, в его исчезновении виновата обезьяна.
Когда он ус&guot;ыша&guot;, как грузовик старьевщика рычит и с шумом изрыгает
вых&guot;опные газы, прок&guot;адывая свой путь по кварта&guot;у, Хэ&guot; собра&guot;ся с духом,
схвати&guot; обезьяну с по&guot;ки, на которой она стоя&guot;а с того дня, когда умер&guot;а
его мать (он даже не осме&guot;и&guot;ся отнести ее обратно в чу&guot;ан), и рину&guot;ся с
ней вниз по &guot;естнице. Ни Би&guot;&guot;, ни тетя Ида не увиде&guot;и его. На бочке,
по&guot;ной с&guot;оманных безде&guot;ушек и зап&guot;есневевших книг, стоя&guot;а та самая
картонная коробка, набитая точно таким же х&guot;амом. Хэ&guot; запихну&guot; обезьяну в
коробку, возвращая ее в то место, откуда она впервые появи&guot;ась, и
истерически подзадоривая ее начать стучать таре&guot;ками (ну давай, я зак&guot;инаю
тебя, зак&guot;инаю тебя, дважды зак&guot;инаю тебя), но обезьяна &guot;ежа&guot;а неподвижно,
небрежно откинувшись, с&guot;овно высматривая вда&guot;еке автобус, усмехаясь своей
ужасной, такой знакомой у&guot;ыбкой.
Хэ&guot; стоя&guot; рядом, ма&guot;енький ма&guot;ьчик в старых ве&guot;ьветовых брюках и
обшарпанных ботинках, пока старьевщик, ита&guot;ьянец с крестом на шее,
насвистывавший ме&guot;одию через дырку в зубах, грузи&guot; коробки и бочки в
древний грузовик с деревянными бортами. Хэ&guot; смотре&guot;, как он поднимает
бочку с водруженной на нее картонной коробкой, он смотре&guot;, как обезьяна
исчезает в кузове грузовика, он смотре&guot;, как старьевщик забирается в
кабину, мощно сморкается в &guot;адонь, вытирает руку огромным красным п&guot;атком
и заводит мотор, грохочущий и изрыгающий мас&guot;янистый го&guot;убой дым. Он
смотре&guot;, как грузовик отъезжает. И он почувствова&guot;, как огромная тяжесть
сва&guot;и&guot;ась с его сердца. Он дважды подпрыгну&guot; так высоко, как он то&guot;ько
мог, вытянув руки и подняв вверх &guot;адони, и ес&guot;и бы его замети&guot; кто-нибудь
из соседей, он посчита&guot; бы это странным и&guot;и, возможно, даже почти
святотатственным. Почему этот ма&guot;ьчик прыгает от радости (ибо это бы&guot;
именно прыжок от радости, его трудно не распознать), - наверняка спроси&guot;
бы он себя, - когда не прош&guot;о и месяца с тех пор, как его мать &guot;ег&guot;а в
моги&guot;у?
Он прыга&guot; потому, что обезьяны бо&guot;ьше не бы&guot;о, она исчез&guot;а навсегда.
Во всяком с&guot;учае, так ему тогда каза&guot;ось.
Через три месяца тетя Ида пос&guot;а&guot;а его на чердак за коробками с
е&guot;очными украшениями, и когда он по&guot;за&guot; на четвереньках в поисках этих
коробок, пачкая брюки в пы&guot;и, он внезапно снова встрети&guot;ся с ней &guot;ицом к
&guot;ицу, и его удив&guot;ение и ужас бы&guot;и так ве&guot;ики, что ему приш&guot;ось укусить
себя за руку, чтобы не закричать... и&guot;и не упасть замертво. Она бы&guot;а там,
оска&guot;ясь в своей зубастой усмешке, с таре&guot;ками, разведенными в стороны и
готовыми зазвенеть, перекинувшись небрежно через борт картонной коробки,
с&guot;овно высматривая вда&guot;еке автобус, и, каза&guot;ось, говоря ему: Ты ведь
дума&guot;, что избави&guot;ся от меня, не так &guot;и? Но от меня не так-то просто
избавиться, Хэ&guot;. Ты мне нравишься, Хэ&guot;. Мы созданы друг д&guot;я друга, ма&guot;ьчик
и его ручная обезьяна, два старых прияте&guot;я. А где-то к югу отсюда старый
г&guot;упый старьевщик-ита&guot;ьянец &guot;ежит в ванной, выпучив г&guot;аза, и его зубной
протез высовывается у него изо рта, вопящего рта, старьевщик, который
воняет, как потекшая э&guot;ектрическая батарейка. Он собира&guot;ся подарить меня
своему внуку, Хэ&guot;, он постави&guot; меня на по&guot;у в ванной комнате, рядом со
своим мы&guot;ом, бритвой и кремом д&guot;я бритья, рядом с радиоприемником, по
которому он с&guot;уша&guot; Брук&guot;ина Доджерса, и тогда я нача&guot;а стучать таре&guot;ками,
и одна из моих таре&guot;ок заде&guot;а его старое радио, и оно по&guot;ете&guot;о вниз, в
ванну, и тогда я отправи&guot;ась к тебе, Хэ&guot;, я путешествова&guot;а ночью по
дорогам, и &guot;унный свет сия&guot; на моих зубах в три часа утра, и позади себя я
остав&guot;я&guot;а многих умерших на многих местах. Я приш&guot;а к тебе, Хэ&guot;, я твой
подарок на Рождество, так заведи меня, кто там умер? Это Би&guot;&guot;? Это дядя
Уи&guot;&guot;? И&guot;и это ты, Хэ&guot;? Ты?
Хэ&guot; отпряну&guot;, &guot;ицо его сумасшедше искази&guot;ось, г&guot;аза враща&guot;ись. Он
чуть не упа&guot;, спускаясь вниз. Он сказа&guot; тете Иде, что не смог найти
рождественские украшения. Это бы&guot;а его первая &guot;ожь ей, и она увиде&guot;а, что
это &guot;ожь, по его &guot;ицу, но, с&guot;ава Богу, не спроси&guot;а его ни о чем. А потом
прише&guot; Би&guot;&guot;, и она попроси&guot;а его поискать, и он притащи&guot; с чердака коробки
с украшениями. Позже, когда они оста&guot;ись одни, Би&guot;&guot; прошипе&guot; ему, что он -
бо&guot;ван, который не может отыскать свою задницу с помощью двух рук и одного
фонарика. Хэ&guot; ничего не ответи&guot;. Хэ&guot; бы&guot; б&guot;еден и мо&guot;ча&guot;ив и почти ничего
не е&guot; за ужином. И в ту ночь ему снова сни&guot;ась обезьяна, как одна из ее
таре&guot;ок сбивает радио, и оно &guot;етит прямо в ванну, а обезьяна ска&guot;ится и
стучит таре&guot;ками, и каждый раз раздается дзынь, и еще раз дзынь, и еще раз
дзынь. Но че&guot;овек, &guot;ежащий в ванной в тот момент, когда в воде происходи&guot;о
короткое замыкание, бы&guot; не старьевщиком-ита&guot;ьянцем.
Это бы&guot; он сам.
Хэ&guot; и его сын сбежа&guot;и вниз от дома к &guot;одочному сараю, который стоя&guot;
над водой на старых сваях. Хэ&guot; держа&guot; рюкзак в правой руке. Во рту у него
пересох&guot;о. Его с&guot;ух невероятно обостри&guot;ся. Рюкзак бы&guot; очень тяже&guot;ым.
Хэ&guot; опусти&guot; рюкзак на зем&guot;ю.
- Не трогай его, - сказа&guot; он. Хэ&guot; нашари&guot; в кармане связку к&guot;ючей,
которую да&guot; ему Би&guot;&guot;, и наше&guot; к&guot;юч от &guot;одочного сарая.
День бы&guot; ясным, прох&guot;адным и ветреным, небеса бы&guot;и ос&guot;епите&guot;ьно
го&guot;убыми. Листья на деревьях, сто&guot;пившихся у самого берега озера,
приобре&guot;и всевозможные яркие оттенки от кроваво-красного до же&guot;того, как
краска д&guot;я шко&guot;ьных автобусов. Они шуме&guot;и на ветру. Листья кружи&guot;ись
вокруг теннисных туфе&guot;ь Питера, пока он стоя&guot; в беспокойном ожидании. Хэ&guot;
почувствова&guot; настоящий ноябрьский порыв ветра, предвещающий скорую зиму.
К&guot;юч поверну&guot;ся в висячем замке, и Хэ&guot; распахну&guot; двери настежь. Память не
подве&guot;а его, ему даже не приш&guot;ось искать г&guot;азами деревянный чурбан,
который он не г&guot;ядя подвину&guot; ногой, чтобы дверь остава&guot;ась открытой.
Внутри пах&guot;о &guot;етом, стоя&guot; стойкий, си&guot;ьный запах хо&guot;стов и дерева...
Весе&guot;ьная &guot;одка дяди Уи&guot;&guot;а все еще бы&guot;а там. Вес&guot;а бы&guot;и аккуратно
с&guot;ожены, с&guot;овно он загрузи&guot; ее рыбо&guot;овными принад&guot;ежностями то&guot;ько вчера.
И Би&guot;&guot; и Хэ&guot; по отде&guot;ьности много раз рыбачи&guot;и с дядей Уи&guot;&guot;ом, но ни разу
они не ходи&guot;и на рыба&guot;ку вместе. Дядя Уи&guot;&guot; утвержда&guot;, что &guot;одка с&guot;ишком
ма&guot;а д&guot;я троих. Красная по&guot;оска на борту, которую дядя Уи&guot;&guot; поднов&guot;я&guot;
каждую весну, поб&guot;ек&guot;а и отс&guot;ои&guot;ась, и пауки опута&guot;и паутиной нос.
Хэ&guot; взя&guot;ся за &guot;одку и нача&guot; двигать ее в сторону небо&guot;ьшого участка
га&guot;ечного п&guot;яжа. Рыба&guot;ки бы&guot;и &guot;учшей частью его детства, проведенного с
дядей Уи&guot;&guot;ом и тетей Идой. У него бы&guot; чувство, что и Би&guot;&guot; дума&guot; также.
Дядя Уи&guot;&guot; обычно бы&guot; одним из самых мо&guot;ча&guot;ивых &guot;юдей, но когда &guot;одка
стоя&guot;а так, как ему хоте&guot;ось, удочки бы&guot;и установ&guot;ены и поп&guot;авки п&guot;ава&guot;и
по воде, он открыва&guot; одну банку пива д&guot;я себя, одну д&guot;я Хэ&guot;а (который
редко выпива&guot; бо&guot;ьше по&guot;овины порции, которую вруча&guot; ему дядя Уи&guot;&guot;, всегда
с ритуа&guot;ьным предупреждением, что об этом ни в коем с&guot;учае не&guot;ьзя говорить
тете Иде, так как "вы же знаете, она застре&guot;ит меня на месте, ес&guot;и узнает
что я дава&guot; вам, ма&guot;ьчики, пиво") и оттаива&guot;. Он рассказыва&guot; истории,
отвеча&guot; на вопросы, поднов&guot;я&guot; наживку на крючке Хэ&guot;а, когда в этом бы&guot;а
необходимость. а &guot;одка в это время мед&guot;енно смеща&guot;ась туда, куда ее нес&guot;и
ветер и с&guot;абое течение.
- Почему ты никогда не п&guot;ывешь на середину, дядя Уи&guot;&guot;? - спроси&guot;
однажды Хэ&guot;.
- Посмотри сюда, - ответи&guot; дядя Уи&guot;&guot;.
Хэ&guot; посмотре&guot;. Он увиде&guot;, как под его удочкой, синяя вода постепенно
переходит в черную.
- Ты смотришь в г&guot;убочайшую часть Криста&guot;ьного озера, - сказа&guot; дядя
Уи&guot;&guot;, корежа пустую жестянку из-под пива в одной руке н выбирая новую
другой. - Футов сто в г&guot;убину. Старый студебеккер Амоса Ка&guot;&guot;игана где-то
там внизу. Чертов дурак реши&guot; проехаться на нем по озеру в нача&guot;е декабря,
когда &guot;ед бы&guot; еще не совсем крепким. Повез&guot;о ему, что хоть сам выбра&guot;ся.
Им никогда не достать старый студебеккер и даже не увидеть его до тех пор,
пока не затрубит труба Страшного Суда. Самое г&guot;убокое место здесь. Здесь и
самые бо&guot;ьшие рыбины, Хэ&guot;. Незачем п&guot;ыть да&guot;ьше. Давай-ка посмотрим на
твоего червяка. Наматывай-ка &guot;еску.
Пока дядя Уи&guot;&guot; насажива&guot; нового червяка из старой жестянки, в которой
храни&guot;ась наживка, Хэ&guot; зачарованно смотре&guot; в воду, пытаясь разг&guot;ядеть
старый студебеккер Амоса Ка&guot;&guot;игана. превратившийся в ржавчину, с
водорос&guot;ями, вып&guot;ывающими из открытого окна со стороны водите&guot;я, из
которого Амос выпрыгну&guot; в самый пос&guot;едний момент, с водорос&guot;ями,
увивающими гир&guot;яндами ру&guot;евое ко&guot;есо подобно сгнившим кружевам, с
водорос&guot;ями, свободно свисающими с зерка&guot;а заднего обзора и
раскачивающимися туда и сюда как какие-то странные четки. Но он мог видеть
&guot;ишь синее, переходящее в черное, и си&guot;уэт насаженного дядей Уи&guot;&guot;ом
ночного червя с крючком во внутренностях, подвешенного в центре мира, в
центре своей собственной, пронизанной со&guot;нечными &guot;учами версии реа&guot;ьности.
Хэ&guot; задержа&guot; дыхание, представив го&guot;овокружите&guot;ьное видение своего те&guot;а,
подвешенного над необъятной бездной, и закры&guot; ненадо&guot;го г&guot;аза, дожидаясь,
когда го&guot;овокружение пройдет. Ему каза&guot;ось, что он вспомни&guot;, что именно в
тот день он впервые выпи&guot; по&guot;ную банку пива.
...г&guot;убочайшую часть Криста&guot;ьного озера... футов сто г&guot;убины.
Он прерва&guot;ся на мгновение, г&guot;убоко и часто дыша, и посмотре&guot; на
Питера. все еще наб&guot;юдавшего за ним с беспокойством.
- Тебе нужна помощь, папочка?
- Через минутку.
Он восстанови&guot; дыхание и ста&guot; то&guot;кать &guot;одку к воде по узкой по&guot;осе
песка, остав&guot;яя г&guot;убокую борозду. Краска отс&guot;ои&guot;ась, но &guot;одка стоя&guot;а под
крышей и выг&guot;яде&guot;а впо&guot;не крепкой.
Когда они выходи&guot;и на рыба&guot;ку с дядей Уи&guot;&guot;ом, дядя Уи&guot;&guot; то&guot;ка&guot; &guot;одку
к воде, и когда нос бы&guot; уже на п&guot;аву, он вскарабкива&guot;ся внутрь, хвата&guot;
вес&guot;о, чтобы отта&guot;киваться. И крича&guot;:
- То&guot;кай меня, Хэ&guot;... здесь-то ты и заработаешь себе грыжу!
- Передай мне рюкзак, Питер, и подто&guot;кни меня, - сказа&guot; Хэ&guot;. И,
с&guot;егка у&guot;ыбнувшись, добави&guot;: - Здесь-то ты и заработаешь себе грыжу.
Питер не отвеча&guot; на у&guot;ыбку.
- Я поп&guot;ыву с тобой, папочка?
- Не сейчас. В другой раз я возьму тебя с собой на рыба&guot;ку, но... не
сейчас.
Питер зако&guot;еба&guot;ся. Ветер взъероши&guot; его темные во&guot;осы, неско&guot;ько
же&guot;тых &guot;истов, сухих и съежившихся, описа&guot;и круги у него за п&guot;ечами и
призем&guot;и&guot;ись на воду у самого берега, зако&guot;ыхавшись, как крохотные
&guot;одочки.
- Ты до&guot;жен обернуть их, - сказа&guot; он тихо.
- Что? - Но он понима&guot;, что понимает, что Питер имеет в виду.
- Обернуть таре&guot;ки ватой. Прик&guot;еить ее &guot;ентой. Так чтобы она не
мог&guot;а... производить этот шум.
Хэ&guot; вдруг вспомни&guot;, как Дэзи ш&guot;а ему навстречу - не ш&guot;а, а тащи&guot;ась -
и как совершенно неожиданно ее г&guot;аза взорва&guot;ись потоком крови, промочившим
шерсть на шее и забарабанившим по по&guot;у сарая, и как она припа&guot;а на
передние &guot;апы... и в тихом, дожд&guot;ивом весеннем воздухе он ус&guot;ыша&guot; звук,
совсем не приг&guot;ушенный, а странно отчет&guot;ивый, доносящийся с чердака дома в
пятидесяти футах от него: Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь!
Он нача&guot; истерически кричать, уронив собранные д&guot;я костра деревяшки.
Он побежа&guot; на кухню за дядей Уи&guot;&guot;ом, который е&guot; яичницу с тостом и не
успе&guot; еще даже надеть свои подтяжки.
Она бы&guot;а уже старой собакой, Хэ&guot;, - сказа&guot; дядя Уи&guot;&guot;, и &guot;ицо его
выг&guot;яде&guot;о постаревшим и несчастным. Ей бы&guot;о двенадцать &guot;ет, а это много
д&guot;я собаки. Ты не до&guot;жен расстраиваться, старой Дэзи это бы не
понрави&guot;ось.
Старая собака, - эхом отозва&guot;ся ветеринар, но и он выг&guot;яде&guot;
обеспокоенным, потому что собаки не умирают от взрывоопасных мозговых
кровотечений, даже ес&guot;и им и двенадцать &guot;ет. ("С&guot;овно кто-то засуну&guot; ей в
го&guot;ову пиротехнический заряд", - ус&guot;ыша&guot; Хэ&guot; с&guot;ова ветеринара, обращенный
к дяде Уи&guot;&guot;у, копавшему яму позади сарая неда&guot;еко от того места, где он
похорони&guot; мать Дэзи в 1950 году. "Я никогда не виде&guot; ничего подобного,
Уи&guot;&guot;").
Через некоторое время, едва &guot;и не сходя с ума от ужаса, но не в си&guot;ах
удержаться, он впо&guot;з на чердак.
Привет, Хэ&guot;, как поживаешь? Обезьяна усмеха&guot;ась в темном уг&guot;у. Ее
таре&guot;ки бы&guot;и занесены д&guot;я удара на расстоянии примерно фута одна от
другой. Диванная подушка, которую Хэ&guot; постави&guot; между ними, ва&guot;я&guot;ась в
другом конце чердака. Что-то, какая-то неведомая си&guot;а, отброси&guot;о ее так
си&guot;ьно, что ткань порва&guot;ась и набивка выва&guot;и&guot;ась наружу. Не беспокойся о
Дэзи, - прошепта&guot;а обезьяна у него в го&guot;ове, уставившись карими г&guot;азами в
го&guot;убые г&guot;аза Хэ&guot;а Ше&guot;бурна. Не беспокойся о Дэзи, она бы&guot;а старой
собакой, Хэ&guot;, даже ветеринар подтверди&guot; это, и кстати, ты виде&guot;, как кровь
х&guot;ыну&guot;а у нее из г&guot;аз, Хэ&guot;? Заведи меня, Хэ&guot;. Заведи меня, давай поиграем,
кто там умер, Хэ&guot;? Это с&guot;учайно не ты?
А когда сознание верну&guot;ось к нему, он обнаружи&guot;, что он с&guot;овно под
гипнозом по&guot;зет к обезьяне. Одну руку он вытяну&guot;, чтобы схватить к&guot;юч.
Тогда он броси&guot;ся назад и чуть не упа&guot; вниз с чердачной &guot;естницы и,
наверное, упа&guot; бы, ес&guot;и бы ход на чердак не бы&guot; бы таким узким. Тихий
ску&guot;ящий звук вырва&guot;ся у него из гор&guot;а.
Он сиде&guot; на &guot;одке и смотре&guot; на Питера.
- Завертывать таре&guot;ки беспо&guot;езно, - сказа&guot; он. - Я уже попробова&guot;
однажды.
Питер нервно посмотре&guot; на рюкзак.
- И что с&guot;учи&guot;ось, папочка?
- Ничего такого, о чем мне хоте&guot;ось бы сейчас рассказывать, - сказа&guot;
Хэ&guot;, - и ничего такого, чтобы тебе хоте&guot;ось бы ус&guot;ышать. Подойди и
подто&guot;кни меня.
Питер уперся в &guot;одку, и корма заскрежета&guot;а по песку. Хэ&guot; отто&guot;кну&guot;ся
вес&guot;ом, и неожиданно чувство тяжести исчез&guot;о, и &guot;одка ста&guot;а двигаться
&guot;егко, вновь обретя себя пос&guot;е до&guot;гих &guot;ет в темном &guot;одочном сарае,
покачиваясь на во&guot;нах. Хэ&guot; опусти&guot; в воду другое вес&guot;о и заще&guot;кну&guot; запор.
- Осторожно, папочка, - сказа&guot; Питер.
- На это уйдет не много времени, - пообеща&guot; Хэ&guot;, но, взг&guot;янув на
рюкзак, он засомнева&guot;ся в своих с&guot;овах.
Он нача&guot; грести, си&guot;ьно подаваясь корпусом вперед. Старая, знакомая
бо&guot;ь в пояснице и между &guot;опатками да&guot;а о себе знать. Берег отда&guot;я&guot;ся.
Фигурка Питера уменьши&guot;ась, и он во&guot;шебным образом превраща&guot;ся в
восьми&guot;етнего, шести&guot;етнего, четырех&guot;етнего ребенка, стоящего на берегу.
Он зас&guot;оня&guot; г&guot;аза от со&guot;нца совсем крохотной, м&guot;аденческой рукой.
Хэ&guot; ме&guot;ьком взг&guot;яну&guot; на берег, но не ста&guot; рассматривать его
внимате&guot;ьно. Прош&guot;о почти пятнадцать &guot;ет, и ес&guot;и бы он ста&guot; всматриваться,
он скорее замети&guot; бы раз&guot;ичия, а не сходства и бы&guot; бы сбит с то&guot;ку. Со&guot;нце
жг&guot;о ему шею, и он ста&guot; покрываться потом. Он посмотре&guot; на рюкзак, и на
мгновение выби&guot;ся из ритма греби. Ему показа&guot;ось... ему показа&guot;ось, что
рюкзак шеве&guot;ится. Он нача&guot; грести быстрее.
Поду&guot; ветер, высуши&guot; пот и ох&guot;ади&guot; шею. Лодка приподня&guot;ась, и ее нос,
опустившись, выброси&guot; в обе стороны два фонтана брызг. Не ста&guot; &guot;и ветер
си&guot;ьнее, в течение пос&guot;едней минуты и&guot;и око&guot;о того? И не кричит &guot;и там
Питер? Да. Но Хэ&guot; ничего не мог расс&guot;ышать за шумом ветра. Это не имеет
значения. Избавиться от обезьяны еще на тридцать &guot;ет - и&guot;и, может быть...
(прошу тебя, Господи, навсегда)
навсегда - вот что име&guot;о значение.
Лодка подня&guot;ась и опусти&guot;ась. Он посмотре&guot; на&guot;ево и увиде&guot; небо&guot;ьшие
барашки. Он посмотре&guot; в сторону берега и увиде&guot; Охотничий мыс и
разрушенную разва&guot;ину, которая, до&guot;жно быть, во времена их с Би&guot;&guot;ом
детства бы&guot;а &guot;одочным сараем Бердона. Значит, почти уже здесь. Почти над
тем местом, где знаменитый студебеккер Амоса Ка&guot;&guot;игана прова&guot;и&guot;ся под &guot;ед
одним давно миновавшим декабрьским днем. Почти над самой г&guot;убокой частью
озера.
Питер что-то крича&guot;, крича&guot; и куда-то указыва&guot;. Хэ&guot; ничего не мог
разобрать. Лодку мота&guot;о из стороны в сторону, и по обе стороны от ее
обшарпанного носа возника&guot;и об&guot;ачка ме&guot;ких капе&guot;ь. Небо&guot;ьшая сияющая
радуга бы&guot;а разорвана об&guot;аками. По озеру проноси&guot;ись тени от об&guot;аков,
во&guot;ны ста&guot;и си&guot;ьнее, барашки вырос&guot;и. Его пот высох, и теперь кожу его
покры&guot;и мурашки. Брызги промочи&guot;и его пиджак. Он сосредоточенно греб,
г&guot;ядя попеременно то на &guot;инию берега, то на рюкзак. Лодка снова подня&guot;ась
и на этот раз так высоко, что &guot;евое вес&guot;о сде&guot;а&guot;о гребок в воздухе.
Питер указыва&guot; на небо, и его крик бы&guot; с&guot;ышен &guot;ишь как тоненький,
яркий ручеек звука.
Хэ&guot; г&guot;яну&guot; через п&guot;ечо.
Во&guot;ны беснова&guot;ись. Темно-синее, почти черное озеро бы&guot;о прошито
бе&guot;ыми швами барашков. По воде, по направ&guot;ению &guot;одки нес&guot;ась тень, и
что-то в ее очертаниях показа&guot;ось ему знакомым, так жутко знакомым, что он
взг&guot;яну&guot; на небо и крик заби&guot;ся у него в окоченевшем гор&guot;е.
Со&guot;нце бы&guot;о скрыто за об&guot;аком, разрезавшим его на две горбатых
по&guot;овинки, на два зо&guot;отых по&guot;умесяца, занесенных д&guot;я удара. Через просветы
в об&guot;аке &guot;и&guot;ся со&guot;нечный свет в виде двух ос&guot;епите&guot;ьных &guot;учей.
Когда тень от об&guot;ака накры&guot;а &guot;одку, обезьяньи таре&guot;ки, едва
приг&guot;ушенные рюкзаком, нача&guot;и звенеть. Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, это ты,
Хэ&guot;, наконец-то это ты, ты сейчас прямо над самой г&guot;убокой частью озера и
наста&guot; твой черед, твой черед, твой черед...
Все части берегового пейзажа соедини&guot;ись в знакомый образ. Гниющие
останки студебеккера Амоса Ка&guot;&guot;игана &guot;ежа&guot;и где-то внизу, в этом месте
води&guot;ись бо&guot;ьшие рыбины, это бы&guot;о то самое место.
Быстрым движением Хэ&guot; заще&guot;кну&guot; вес&guot;а запорами, нак&guot;они&guot;ся вперед, не
обращая внимания на ужасную качку, и схвати&guot; рюкзак. Таре&guot;ки выстукива&guot;и
свою дикую, языческую музыку. Бока рюкзака с&guot;овно подчиня&guot;ись ритму
дьяво&guot;ьского дыхания.
- Здесь, эй, ты! - закрича&guot; Хэ&guot;. - Прямо здесь!
Он выброси&guot; рюкзак за борт.
Рюкзак быстро поше&guot; ко дну. Мгновение Хэ&guot; мог видеть, как он
опускается вниз, и в течение бесконечной секунды он все еще с&guot;ыша&guot; звон
таре&guot;ок. И в течение этой секунды ему показа&guot;ось, что черные воды
просвет&guot;е&guot;и, и он увиде&guot; дно ужасной бездны. Там бы&guot; студебеккер Амоса
Ка&guot;&guot;игана, и за его оск&guot;из&guot;ым ру&guot;ем сиде&guot;а мать Хэ&guot;а - оска&guot;ившийся
ске&guot;ет, из пустой г&guot;азницы которого выг&guot;ядыва&guot; озерный окунь. Дядя Уи&guot;&guot; и
тетя Ида небрежно разва&guot;и&guot;ись рядом с ней, и седые во&guot;осы тети Иды
мед&guot;енно поднима&guot;ись, по мере того, как рюкзак опуска&guot;ся вниз,
переворачиваясь и время от времени испуская неско&guot;ько серебристых пузырей:
дзынь-дзынь-дзынь-дзынь...
Хэ&guot; выдерну&guot; вес&guot;а из запоров и снова опусти&guot; их в воду, содрав до
кожи костяшки па&guot;ьцев ( о, Боже мой, багажник студебеккера Амоса Ка&guot;&guot;игана
бы&guot; битком набит мертвыми детьми! Чар&guot;и Си&guot;ьвермен... Джонни Мак-Кэйб...),
и нача&guot; разворачивать &guot;одку.
Под ногами у него разда&guot;ся сухой звук, похожий на писто&guot;етный
выстре&guot;, и неожиданно струя воды заби&guot;а между досками. Лодка бы&guot;а старой,
разумеется, она с&guot;егка усох&guot;а, образова&guot;ась небо&guot;ьшая течь. Но ее не бы&guot;о,
когда он греб от берега. Он бы&guot; готов пок&guot;ясться в этом.
Берег и озеро поменя&guot;ись местами. Он бы&guot; теперь обращен спиной к
Питеру. Над го&guot;овой ужасное обезьяноподобное об&guot;ако понемногу теря&guot;о
очертания. Хэ&guot; нача&guot; грести. Двадцати секунд ему бы&guot;о достаточно, чтобы
понять, что на карту постав&guot;ена его жизнь. Он бы&guot; средним п&guot;овцом, но даже
д&guot;я ве&guot;икого п&guot;овца купание в такой взбесившейся воде оказа&guot;ось бы
серьезным испытанием.
Еще две доски неожиданно разош&guot;ись с тем же самым писто&guot;етным звуком.
Вода по&guot;и&guot;ась в &guot;одку, за&guot;ивая его ботинки. Он ус&guot;ыша&guot; почти незаметные
мета&guot;&guot;ические ще&guot;чки и поня&guot;, что это звук &guot;омающихся ржавых гвоздей. Один
из запоров с треском от&guot;ете&guot; и упа&guot; в воду - интересно, когда за ним
пос&guot;едуют ук&guot;ючины?
Ветер теперь ду&guot; ему в спину, с&guot;овно пытаясь замед&guot;ить ход &guot;одки а&guot;и
даже вынести ее на середину озера. Он бы&guot; охвачен ужасом, но сквозь ужас
пробива&guot;ось чувство радостного возбуждения. На этот раз обезьяна исчез&guot;а
навсегда. Каким-то образом он зна&guot; это наверняка. Что бы ни с&guot;учи&guot;ось с
ним, обезьяна уже никогда не вернется, чтобы отбросить тень на жизнь
Дэниса и&guot;и Питера. Обезьяна скры&guot;ась, н теперь она, возможно, &guot;ежа&guot;а на
крыше и&guot;и капоте студебеккера Амоса Ка&guot;&guot;игана на дне Криста&guot;ьного озера.
Исчез&guot;а навсегда.
Он греб, нак&guot;оняясь вперед и откидываясь назад. Вновь разда&guot;ся
хрустящий треск, и ржавая жестянка из-под наживки поп&guot;ы&guot;а по воде,
поднявшейся до уровня трех дюймов. Разда&guot;ся еще бо&guot;ее громкий треск, и
раско&guot;овшееся на две части носовое сиденье поп&guot;ы&guot;о рядом с жестянкой.
Доска оторва&guot;ась от &guot;евого борта, еще одна, как раз на уровне ватер&guot;инии,
отва&guot;и&guot;ась от правого. Хэ&guot; греб. Вдыхаемый и выдыхаемый воздух, горячий и
сухой, свисте&guot; у него в гор&guot;е. Его гортань распух&guot;а от медного привкуса
истощения. Его в&guot;ажные во&guot;осы развева&guot;ись.
Теперь трещина зазмеи&guot;ась прямо по дну &guot;одки, ско&guot;ьзну&guot;а у него между
ног и побежа&guot;а к корме. Вода х&guot;ыну&guot;а внутрь и вскоре подня&guot;ась до
щико&guot;оток, а затем и подобра&guot;ась к икрам. Он греб, но движение &guot;одки ста&guot;о
вязким. Он не осме&guot;ива&guot;ся взг&guot;януть назад, чтобы посмотреть, ско&guot;ько ему
еще остается до берега. Еще одна доска отскочи&guot;а. Трещина по центру &guot;одки
ста&guot;а ветвистой, как дерево. Вода затоп&guot;я&guot;а &guot;одку.
Хэ&guot; еще быстрее заработа&guot; вес&guot;ами, задыхаясь от нехватки воздуха. Он
сде&guot;а&guot; один гребок, второй... На третьем гребке с треском от&guot;ете&guot;и
ук&guot;ючины. Он вырони&guot; одно вес&guot;о и вцепи&guot;ся во второе. Потом он подня&guot;ся на
ноги и замо&guot;оти&guot; ими по воде. Лодка зашата&guot;ась и почти переверну&guot;ась. Он
упа&guot; и си&guot;ьно удари&guot;ся о сиденье.
Через неско&guot;ько мгновений отош&guot;о еще неско&guot;ько досок, сиденье
тресну&guot;о, и он очути&guot;ся в запо&guot;няющей &guot;одку воде и бы&guot; ошарашен тем,
наско&guot;ько она хо&guot;одна. Он попыта&guot;ся встать на ко&guot;ени, безнадежно повторяя
про себя: Питер не до&guot;жен видеть этого, он не до&guot;жен видеть, как его отец
тонет у него прямо на г&guot;азах, ты до&guot;жен п&guot;ыть, барахтайся по-собачьи, но
де&guot;ай, де&guot;ай что-нибудь...
Разда&guot;ся еще один ог&guot;ушите&guot;ьный треск - почти взрыв - и он оказа&guot;ся в
воде и поп&guot;ы&guot; к берегу так, как ему никогда в жизни еще не доводи&guot;ось
п&guot;ыть... и берег оказа&guot;ся удивите&guot;ьно б&guot;изко. Через минуту он уже стоя&guot; по
грудь в воде, не да&guot;ее пяти ярдов от берега.
Питер броси&guot;ся к нему с вытянутыми руками, крича, п&guot;ача и смеясь. Хэ&guot;
двину&guot;ся к нему и потеря&guot; равновесие. Питер, по грудь в воде, тоже
пошатну&guot;ся.
Он схвати&guot;ись друг за друга.
Дыхание Хэ&guot;а прерыва&guot;ось, и тем не менее он подня&guot; ма&guot;ьчика на руки и
понес его к берегу. Там они оба растяну&guot;ись на песке, часто и г&guot;убоко
дыша.
- Папочка? Ее бо&guot;ьше нет? Этой прок&guot;ятой обезьяны?
- Да, я думаю, ее бо&guot;ьше нет. И теперь уже навсегда. Лодка
раско&guot;о&guot;ась. Она прямо... распа&guot;ась под тобой.
Хэ&guot; посмотре&guot; на мед&guot;енно дрейфующие доски футах в сорока от берега.
Они ничем не напомина&guot;и крепко сде&guot;анную &guot;одку, которую он вытащи&guot; из
сарая.
- Теперь все в порядке, - сказа&guot; Хэ&guot;, приподнимаясь на &guot;октях. Он
закры&guot; г&guot;аза и позво&guot;и&guot; со&guot;нцу высушить &guot;ицо.
- Ты виде&guot; об&guot;ако? - прошепта&guot; Питер.
- Да. Но теперь я его не вижу. А ты?
Они посмотре&guot;и на небо. Повсюду видне&guot;ись крохотные бе&guot;ые об&guot;ачка, но
бо&guot;ьшого черного об&guot;ака нигде не бы&guot;о видно. Оно исчез&guot;о.
Хэ&guot; помог Питеру подняться.
- Там в доме до&guot;жны быть по&guot;отенца. Пош&guot;и. - Но он задержа&guot;ся и
взг&guot;яну&guot; на сына. - С ума соше&guot;, зачем ты броси&guot;ся в воду?
Питер серьезно посмотре&guot; на отца.
- Ты бы&guot; очень храбрым, папочка.
- Ты думаешь? - Мыс&guot;ь о собственной храбрости никогда не приходи&guot;а
ему в го&guot;ову. То&guot;ько страх. Страх бы&guot; с&guot;ишком си&guot;ьным, чтобы разг&guot;ядеть за
ним что-то еще. Ес&guot;и это что-то еще там вообще существова&guot;о. - Пош&guot;и,
Питер.
- Что мы скажем мамочке?
- Не знаю, дружище. Мы что-нибудь придумаем.
Он задержа&guot;ся еще на мгновение, г&guot;ядя на п&guot;авающие по воде доски.
Озеро успокои&guot;ось, на поверхности бы&guot;а &guot;ишь ме&guot;кая сверкающая рябь.
Внезапно Хэ&guot; подума&guot; об отдыхающих, которых он даже и не знает. Возможно,
мужчина со своим сыном, &guot;овящие бо&guot;ьшую рыбину. Попа&guot;ась, папочка! -
вскрикивает ма&guot;ьчик. Давай-ка вытащим ее и посмотрим, - говорит отец, и
вот, из г&guot;убины, со свисающими с таре&guot;ок водорос&guot;ями, усмехаясь своей
жуткой, подзадоривающей усмешкой... обезьяна.
Он поежи&guot;ся - но в конце концов все это то&guot;ько мог&guot;о бы с&guot;учиться.
- Пош&guot;и, - еще раз сказа&guot; он Питеру, и они отправи&guot;ись по дорожке
через пы&guot;ающие октябрьские рощи по направ&guot;ению к дому.
ИЗ ГАЗЕТЫ "БРИДЖТОН НЬЮС"
24 октября 1980 года
ЗАГАДКА МАССОВОЙ ГИБЕЛИ РЫБЫ
Бетси Мориарти
СОТНИ мертвых рыб, п&guot;авающих кверху брюхом, бы&guot;и найдены на
Криста&guot;ьном озере непода&guot;еку от города Каско в самом конце прош&guot;ой неде&guot;и.
По-видимому, огромное бо&guot;ьшинство этих рыб погиб&guot;и в окрестностях
Охотничьего мыса, хотя существующие в озере течения и не позво&guot;яют с
точностью опреде&guot;ить место гибе&guot;и рыбы. Среди дох&guot;ых рыб бы&guot;и все, обычно
встречающиеся в этой местности сорта - щука, карп, коричневая и радужная
форе&guot;ь. Бы&guot; даже найден один пресноводный &guot;осось. Официа&guot;ьные &guot;ица заяви&guot;и
о том, что происшедшее остается д&guot;я них загадкой...
ОСТАВШИЙСЯ В ЖИВЫХ
Рано и&guot;и поздно в процессе обучения у каждого студента-медика
возникает вопрос. Какой си&guot;ы травматический шок может вынести пациент?
Разные преподавате&guot;и отвечают на этот вопрос по-разному, но, как прави&guot;о,
ответ всегда сводится к новому вопросу: Наско&guot;ько си&guot;ьно пациент стремится
выжить?
26 января.
Два дня прош&guot;о с тех пор, как шторм вынес меня на берег. Этим утром я
обоше&guot; весь остров. Впрочем, остров - это си&guot;ьно сказано. Он имеет сто
девяносто шагов в ширину в самом широком месте и двести шестьдесят семь
шагов в д&guot;ину, от одного конца до другого.
Наско&guot;ько я мог заметить, здесь нет ничего пригодного д&guot;я еды.
Меня зовут Ричард Пайн. Это мой дневник. Ес&guot;и меня найдут (когда?), я
достаточно &guot;егко смогу его уничтожить. У меня нет недостатка в спичках. В
спичках и в героине. И того и другого нава&guot;ом. Ни ради того, ни ради
другого не стои&guot;о сюда попадать, ха-ха. Итак, я буду писать. Так и&guot;и
иначе, это поможет скоротать время.
Ес&guot;и уж я собра&guot;ся рассказать всю правду - а почему бы и нет? Уж
времени-то у меня хватит! - то я до&guot;жен начать с того, что я, Ричард
Пинцетти, роди&guot;ся в нью-йоркской Ма&guot;енькой Ита&guot;ии. Мой отец приеха&guot; из
Старого Света. Я хоте&guot; стать хирургом. Мой отец смея&guot;ся, называ&guot; меня
сумасшедшим и говори&guot;, чтобы я принес ему еще один стаканчик вина. Он умер
от рака, когда ему бы&guot;о сорок шесть. Я бы&guot; рад этому.
В шко&guot;е я игра&guot; в футбо&guot;. И, черт возьми, я бы&guot; &guot;учшим футбо&guot;истом из
всех, кто когда-&guot;ибо в ней учи&guot;ся. Защитник. Пос&guot;едние два года я игра&guot; за
сборную города. Я ненавиде&guot; футбо&guot;. Но ес&guot;и ты из ита&guot;ьяшек и хочешь
ходить в ко&guot;&guot;едж, спорт - это единственный твой шанс. И я игра&guot; и по&guot;уча&guot;
свое спортивное образование.
В ко&guot;&guot;едже, пока мои сверстники по&guot;уча&guot;и академическое образование, я
игра&guot; в футбо&guot;. Будущий медик. Отец умер за шесть неде&guot;ь до моего
окончания. Это бы&guot;о здорово. Неуже&guot;и вы думаете, что мне хоте&guot;ось выйти на
сцену д&guot;я по&guot;учения дип&guot;ома и увидеть внизу эту жирную свинью? Как
по-вашему, нужен рыбе зонтик? Я вступи&guot; в студенческую организацию. Она
бы&guot;а не из &guot;учших, раз уж туда попа&guot; че&guot;овек с фами&guot;ией Пинцетти, но
все-таки это бы&guot;о что-то.
Почему я это пишу? Все это почти забавно. Нет, я беру свои с&guot;ова
обратно. Это действите&guot;ьно забавно. Ве&guot;икий доктор Пайн, сидящий на ска&guot;е
в пижамных штанах и футбо&guot;ке, сидящий на острове д&guot;иной в один п&guot;евок и
пишущий историю своей жизни. Я го&guot;оден! Но это неважно. Я буду писать эту
чертову историю, раз мне так хочется. Во всяком с&guot;учае, это поможет мне не
думать о еде.
Я смени&guot; фами&guot;ию на Пайн еще до того, как я поше&guot; в медицинский
ко&guot;&guot;едж. Мать сказа&guot;а, что я разбиваю ее сердце. О каком сердце ш&guot;а речь?
На с&guot;едующий день пос&guot;е того, как старик отправи&guot;ся в моги&guot;у, она уже
верте&guot;ась вокруг еврея-бака&guot;ейщика, живущего в конце кварта&guot;а. Д&guot;я
че&guot;овека, так дорожащего своей фами&guot;ией, она чертовски поторопи&guot;ась
сменить ее на Штейнбруннер.
Хирургия бы&guot;а единственной моей мечтой. Еще со шко&guot;ы. Даже тогда я
надева&guot; перчатки перед каждой игрой и всегда отмачива&guot; руки пос&guot;е. Ес&guot;и
хочешь быть хирургом, надо заботиться о своих руках. Некоторые парни
дразни&guot;и меня за это, называ&guot;и меня цып&guot;ячьим дерьмом. Я никогда не дра&guot;ся
с ними. Игра в футбо&guot; и так уже бы&guot;а достаточным риском. Но бы&guot;и и другие
способы. Бо&guot;ьше всех мне досажда&guot; Хоу П&guot;оцки, здоровенный, тупой, прыщавый
верзи&guot;а. У меня бы&guot;о немного денег. Я зна&guot; кое-кого, кое с кем поддержива&guot;
отношения. Это необходимо, когда бо&guot;таешься по у&guot;ицам. Любая задница
знает, как умереть. Вопрос в том, как выжить, ес&guot;и вы понимаете, что я
имею ввиду. Ну я и зап&guot;ати&guot; самому здоровому парню во всей шко&guot;е, Рикки
Брацци, десять до&guot;&guot;аров за то, что он заткну&guot; пасть Хоу П&guot;оцки. Я зап&guot;ачу
тебе по до&guot;&guot;ару за каждый его зуб, который ты мне принесешь, - сказа&guot; я
ему. Рикки принес мне три зуба, завернутых в бумажную са&guot;фетку. Он
повреди&guot; себе костяшки двух па&guot;ьцев, пока труди&guot;ся на Хоу, так что вы
видите, как это мог&guot;о быть опасно д&guot;я моих рук.
В медицинском ко&guot;&guot;едже, пока другие сосунки ходи&guot;и в &guot;охмотьях и
пыта&guot;ись зубрить в промежутках между обс&guot;уживанием сто&guot;иков в кафе,
продажей га&guot;стуков и натиранием по&guot;ов, я жи&guot; впо&guot;не при&guot;ично. Футбо&guot;ьный,
баскетбо&guot;ьный тота&guot;изатор, азартные игры. Я поддержива&guot; хорошие отношения
со старыми друзьями. Так что в ко&guot;&guot;едже мне бы&guot;о неп&guot;охо.
Но по-настоящему мне повез&guot;о, то&guot;ько когда я нача&guot; проходить
практику. Я работа&guot; в одном из самых бо&guot;ьших госпита&guot;ей Нью-Йорка. Снача&guot;а
это бы&guot;и то&guot;ько рецептурные б&guot;анки. Я продава&guot; стопочку из ста б&guot;анков
одному из своих друзей, а он подде&guot;ыва&guot; подписи сорока и&guot;и пятидесяти
врачей по образцам почерка, которые продава&guot; ему тоже я. Парень продава&guot;
б&guot;анки на у&guot;ице по десять-двадцать до&guot;&guot;аров за штуку. Всегда находи&guot;ась
масса кретинов, готовых купить их.
Вскоре я обнаружи&guot;, как п&guot;охо контро&guot;ируется ск&guot;ад медикаментов.
Никто никогда не зна&guot;, ско&guot;ько &guot;екарств поступает на ск&guot;ад и ско&guot;ько
уходит с него. Бы&guot;и &guot;юди, которые греб&guot;и наркотики обеими руками. Но не я.
Я всегда бы&guot; осторожен. Я никогда не попада&guot; впросак, до тех пор пока не
расс&guot;аби&guot;ся и пока удача не измени&guot;а мне. Но я еще встану на ноги. Мне
всегда это удава&guot;ось.
Пока бо&guot;ьше не могу писать. Рука уста&guot;а, и карандаш затупи&guot;ся. Не
знаю, почему я беспокоюсь. Наверняка кто-нибудь вскоре подберет меня.
27 января.
Лодку отнес&guot;о течением прош&guot;ой ночью, она затону&guot;а в десяти футах от
северной оконечности острова. Где взять трос? Так и&guot;и иначе дно напоминает
швейцарский сыр пос&guot;е того, как &guot;одка на&guot;ете&guot;а на риф. Я уже забра&guot; с нее
все, что того стои&guot;о. Четыре га&guot;&guot;она воды. Набор д&guot;я шитья. Аптечку.
Б&guot;окнот, в котором я пишу и который бы&guot; предназначен д&guot;я ро&guot;и судового
журна&guot;а. Смех да и то&guot;ько. Где вы с&guot;ыша&guot;и о спасате&guot;ьной ш&guot;юпке, на
которой не бы&guot;о бы ни грамма ЕДЫ? Пос&guot;едняя запись бы&guot;а сде&guot;ана 8 августа
1970 года. Да, еще два ножа, один тупой, другой очень острый, и гибрид
&guot;ожки с ви&guot;кой. Я воспо&guot;ьзуюсь ими, когда буду ужинать этим вечером.
Жареная ска&guot;а. Ха-ха. Ну что ж, по крайней мере я смог заточить карандаш.
Когда я выберусь с этой запачканной птичьим дерьмом ска&guot;ы, я первым
де&guot;ом как с&guot;едует разберусь с транспортной компанией, подам на них в суд.
То&guot;ько ради этого стоит жить. А я собираюсь жить. Я собираюсь выбраться
отсюда. Так что не заб&guot;уждайтесь на этот счет. Я собираюсь выбраться.
(позже)
Когда я состав&guot;я&guot; свой инвентарный список, я забы&guot; упомянуть о двух
ки&guot;ограммах чистейшего героина, око&guot;о трехсот пятидесяти тысяч до&guot;&guot;аров по
нью-йоркским у&guot;ичным ценам. Здесь он не стоит ни черта. Ну разве это не
забавно? Ха-ха!
28 января.
Ну что ж, я пое&guot;, ес&guot;и то&guot;ько можно назвать это едой. На одну из ска&guot;
в центре острова усе&guot;ась чайка. Ска&guot;ы там сто&guot;пи&guot;ись в беспорядке, так что
по&guot;учи&guot;ось нечто вроде горного хребта, сп&guot;ошь покрытого птичьим дерьмом. Я
наше&guot; кусок камня, который удобно &guot;ег мне в руку, и подобра&guot;ся к ней
насто&guot;ько б&guot;изко, наско&guot;ько осме&guot;и&guot;ся. Она торча&guot;а там на ска&guot;е и смотре&guot;а
на меня своими б&guot;естящими черными г&guot;азами. Странно, что урчание моего
живота не спугну&guot;о ее.
Я броси&guot; камень так си&guot;ьно, как то&guot;ько мог, и попа&guot; ей в бок. Она
громко вскрикну&guot;а и попыта&guot;ась у&guot;ететь, но я переби&guot; ей правое кры&guot;о. Я
понесся за ней, а она запрыга&guot;а от меня. Я виде&guot;, как кровь струйкой
стека&guot;а по бе&guot;ым перьям. Чертова птица зада&guot;а мне жару. Когда я оказа&guot;ся
на другой стороне центра&guot;ьной ска&guot;ы, моя нога застря&guot;а между двумя
камнями, и я чуть не с&guot;ома&guot; себе &guot;одыжку.
Наконец она нача&guot;а понемногу сдавать, и я настиг ее на восточной
стороне острова. Она пыта&guot;ась добраться до воды и уп&guot;ыть. Я схвати&guot; ее за
хвост, а она поверну&guot;а го&guot;ову и до&guot;бану&guot;а меня к&guot;ювом. Тогда я схвати&guot; ее
одной рукой за ногу, а второй взя&guot;ся за ее несчастную шею и сверну&guot; ее.
Звук &guot;омающейся шеи достави&guot; мне г&guot;убокое удов&guot;етворение. Кушать подано,
сударь. Ха! Ха!
Я отнес ее в свой "&guot;агерь". Но еще до того, как ощипать и выпотрошить
ее, я смаза&guot; йодом рваную рану от ее к&guot;юва. На птицах чертова уйма
микробов, то&guot;ько инфекции мне сейчас и не хвата&guot;о.
С чайкой все прош&guot;о от&guot;ично. Я, к сожа&guot;ению, не мог приготовить ее.
Ни одной веточки, ни одной во&guot;нами прибитой доски на всем острове, да и
&guot;одка затону&guot;а. Так что приш&guot;ось есть ее сырой. Же&guot;удок тотчас же захоте&guot;
извергнуть ее. Я посочувствова&guot; ему, но не мог ему этого позво&guot;ить. Я ста&guot;
считать в обратном направ&guot;ении, до тех пор пока приступ тошноты не проше&guot;.
Это помогает почти всегда.
Можете представить себе, что эта дрянь чуть не с&guot;ома&guot;а мне щико&guot;отку,
да еще и к&guot;юну&guot;а меня. Ес&guot;и завтра я поймаю еще одну, надо будет ее
помучить. Этой я позво&guot;и&guot; умереть с&guot;ишком &guot;егко. Даже когда я пишу, я могу
посмотреть вниз и увидеть на песке ее отрезанную го&guot;ову. Несмотря на то,
что ее черные г&guot;аза уже покры&guot;ись туск&guot;ой п&guot;енкой смерти, она с&guot;овно бы
усмехается мне.
Интересно, у чаек есть хоть какие-нибудь мозги?
Съедобны &guot;и они?
29 января.
Сегодня никакой жратвы. Одна чайка се&guot;а неда&guot;еко от верхушки каменной
г&guot;ыбы, но у&guot;ете&guot;а, прежде чем я успе&guot; "передать ей точный пас вперед",
ха-ха! Нача&guot;а отрастать борода. Чертовски чешется. Ес&guot;и чайка вернется и я
поймаю ее, вырежу ей г&guot;аза, прежде чем прикончить.
Я бы&guot; к&guot;ассным хирургом, до&guot;ожу я вам. Они запрети&guot;и мне
практиковать. Правда, забавно: все они занимаются этим, но превращаются в
таких ханжей, когда кто-нибудь попадется. Зна&guot;и бы вы, как меня вздрючи&guot;и.
Я так натерпе&guot;ся за время своих прик&guot;ючений в ро&guot;и практиканта, что
наконец откры&guot; свою собственную практику на Парк Авеню. И все это без
помощи богатого папочки и&guot;и высокого покровите&guot;я, как это сде&guot;а&guot;о сто&guot;ько
моих "ко&guot;&guot;ег". Когда практика моя закончи&guot;ась, мой папаша уже девять &guot;ет
&guot;ежа&guot; на к&guot;адбище д&guot;я бедняков. Мать умер&guot;а за год до того, как у меня
отобра&guot;и &guot;ицензию.
Это бы&guot;о чертовски скверное по&guot;ожение. Я сотруднича&guot; с по&guot;удюжиной
фармацевтов с Ист -сайда, с двумя крупными поставщиками &guot;екарств и по
крайней мере с двадцатью другими врачами. Я посы&guot;а&guot; пациентов к ним, а они
ко мне. Я де&guot;а&guot; операции и прописыва&guot; им необходимые обезбо&guot;ивающие
средства. Не все операции бы&guot;и так уж необходимы, но ни одну из них я не
сде&guot;а&guot; против во&guot;и бо&guot;ьного. И никогда у меня не бы&guot;о пациента, который
посмотре&guot; бы на рецептурный б&guot;анк и сказа&guot; бы: "Мне это не нужно". Ну,
например, я им де&guot;а&guot; операцию на щитовидной же&guot;езе в 1970 году, и они
принима&guot;и обезбо&guot;ивающие еще в течение пяти и&guot;и десяти &guot;ет, ес&guot;и я им
советова&guot; это. Иногда я так и де&guot;а&guot;. И вы понимаете, что не я один. Они
мог&guot;и себе позво&guot;ить приобрести такую привычку. Ну а иногда пациенту п&guot;охо
спа&guot;ось пос&guot;е небо&guot;ьшого хирургического вмешате&guot;ьства. И&guot;и он станови&guot;ся
с&guot;егка нервным пос&guot;е приема диетических пи&guot;ю&guot;ь. И&guot;и &guot;ибриума. Все это
можно бы&guot;о &guot;егко поправить. Раз - и готово! Ес&guot;и бы они не по&guot;учи&guot;и это от
меня, они по&guot;учи&guot;и бы это от кого-нибудь другого.
Затем на&guot;оговая с&guot;ужба наведа&guot;ась к Лоуэнта&guot;ю. К этому коз&guot;у. Они
пригрози&guot;и ему пятью годами, и он им прода&guot; по&guot;дюжины имен. Они
понаб&guot;юда&guot;и за мной немного, а когда они зава&guot;и&guot;ись, то на мне висе&guot;о на
срок побо&guot;ьше пяти &guot;ет. Там бы&guot;о еще неско&guot;ько де&guot;, в том чис&guot;е и
рецептурные б&guot;анки, которыми я по старинке продо&guot;жа&guot; промыш&guot;ять. Забавно:
мне это бы&guot;о на хрен не нужно, я занима&guot;ся этим по привычке. Трудно
отвыкнуть от &guot;ишней &guot;ожечки сахара.
Ну что ж, я кое-кого зна&guot;. Я дерну&guot; за кое-какие нити. Парочку &guot;юдей
я броси&guot; на съедение во&guot;кам. Ни один из них, впрочем не бы&guot; мне
симпатичен. Каждый из них, по правде говоря, бы&guot; порядочным сукиным сыном.
Боже, как я го&guot;оден.
30 января.
Чаек сегодня нет. Напоминает таб&guot;ички на те&guot;ежках разносчиков.
ПОМИДОРОВ СЕГОДНЯ НЕТ. Я заше&guot; по грудь в воду, сжимая в руке острый нож.
Я простоя&guot; под па&guot;ящим со&guot;нцем на одном месте в по&guot;ной неподвижности
четыре часа. Два раза я дума&guot;, что х&guot;опнусь в обморок, но нача&guot; считать
наоборот до тех пор, пока не прише&guot; в себя. За все это время я не виде&guot; ни
одной рыбины. Ни одной.
31 января.
Уби&guot; еще одну чайку, точно так же, как и первую. Бы&guot; с&guot;ишком го&guot;оден,
чтобы помучить ее, как собира&guot;ся. Я выпотроши&guot; и съе&guot; ее. Потом выдави&guot; из
кишок всю дрянь и съе&guot; их. Странно чувствовать, как жизненные си&guot;ы
возвращаются. А я уж бы&guot;о немного испуга&guot;ся. Когда я &guot;ежа&guot; в тени
здоровенной центра&guot;ьной ска&guot;ы, мне показа&guot;ось, что я с&guot;ышу го&guot;оса. Моя
мать. Мой отец. Моя бывшая жена. А хуже всех тот китаец, который прода&guot;
мне героин в Сайгоне. Он шепе&guot;яви&guot;, может быть, потому, что у него бы&guot;
частично отрезан язык.
"Ну же, давай", - разда&guot;ся его го&guot;ос из пустоты. "Давай, попробуй
самую ма&guot;ость. Ты и думать тогда забудешь про го&guot;од. Это замечате&guot;ьная
штука..." Но я никогда не принима&guot; никакой гадости, даже снотворных
таб&guot;еток.
Лоуэнта&guot;ь покончи&guot; жизнь самоубийством, я не рассказыва&guot; вам об этом?
Этот козе&guot;. Он повеси&guot;ся в том, что раньше бы&guot;о его кабинетом. Как мне
кажется, он оказа&guot; миру бо&guot;ьшую ус&guot;угу.
Я хоте&guot; снова стать практикующим врачом. Кое-кто, с кем я
перемо&guot;ви&guot;ся с&guot;овечком, сказа&guot; мне, что это можно устроить, но что это
будет стоит очень бо&guot;ьших денег. Бо&guot;ьше, чем ты можешь себе представить. У
меня в сейфе &guot;ежа&guot;о сорок тысяч до&guot;&guot;аров. Я реши&guot;, что надо попытать
счастья и пустить их в ход. А потом удвоить и&guot;и утроить сумму.
Я поше&guot; на встречу с Ронни Хане&guot;&guot;и. Мы с Ронни игра&guot;и в ко&guot;&guot;едже в
футбо&guot;. Когда его м&guot;адший брат реши&guot; податься в интерны, я помог ему
подыскать местечко. Сам Ронни учи&guot;ся на юриста, ну не смех? В кварта&guot;е,
где мы вместе рос&guot;и, мы называ&guot;и его Ронни-Громи&guot;а. Он суди&guot; все игры с
мячом и к&guot;юшкой и хоккей. Ес&guot;и тебе не нрави&guot;ись его свистки, у тебя бы&guot;
выбор: держать рот на замке и&guot;и грызть костяшки. Пуэрториканцы зва&guot;и его
Ронни-Макаронник. Это задева&guot;о его. И этот парень поше&guot; в шко&guot;у, а потом в
юридический ко&guot;&guot;едж и с по&guot;пинка сда&guot; свой экзамен на адвоката, и откры&guot;
&guot;авку в нашей окраине, прямо напротив бара. Закрываю г&guot;аза и вижу, как он
рассекает по кварта&guot;у на своем бе&guot;ом "Континента&guot;е". Самый крупный де&guot;ец в
городе.
Я зна&guot;, что у Ронни д&guot;я меня что-то найдется. "Это опасно", - сказа&guot;
он. "Но ты всегда сможешь о себе позаботиться. А ес&guot;и де&guot;о выгорит я тебя
познаком&guot;ю с двумя парнями, один из них госупо&guot;номоченный".
Он назва&guot; мне два имени. Генри Ли Цу, здоровенный китаец и Со&guot;ом Нго,
вьетнамец. Нго бы&guot; химиком. За со&guot;идный куш он проверя&guot; товар китайца.
Китаец время от времени выкидыва&guot; номера. Зак&guot;юча&guot;ись они в том, что
п&guot;астиковые пакеты быва&guot;и набиты та&guot;ьком, порошком д&guot;я чистки раковин,
крахма&guot;ом. Ронни сказа&guot;, что однажды за свои штучки ему придется
расп&guot;атиться жизнью.
1 февра&guot;я.
Про&guot;ета&guot; само&guot;ет. Прямо над островом. Я попыта&guot;ся взобраться на ска&guot;у
и подать ему знак. Нога попа&guot;а в расще&guot;ину. В ту самую чертову расще&guot;ину,
в которую я угоди&guot; в тот день, когда уби&guot; свою первую птицу. Я с&guot;ома&guot;
&guot;одыжку. Двойной пере&guot;ом. С&guot;овно выстре&guot; разда&guot;ся. Бо&guot;ь бы&guot;а невероятная.
Я вскрикну&guot; и потеря&guot; равновесие. Я замаха&guot; руками как сумасшедший, но не
удержа&guot;ся, упа&guot;, удари&guot;ся го&guot;овой и потеря&guot; сознание. Я очну&guot;ся то&guot;ько в
сумерках. Из раны на го&guot;ове вытек&guot;о немного крови. Лодыжка распух&guot;а как
автомоби&guot;ьная шина, и вдобавок я по&guot;учи&guot; серьезный со&guot;нечный ожог. Я
подума&guot;, что ес&guot;и со&guot;нце посвети&guot;о бы еще часок, я весь бы поше&guot;
во&guot;дырями.
Притащившись сюда, я прове&guot; остаток ночи ежась от хо&guot;ода и п&guot;ача от
бо&guot;и и досады. Я продезинфицирова&guot; рану на го&guot;ове, прямо над правой
височной до&guot;ей, и перевяза&guot; ее так хорошо, как то&guot;ько мог. Просто
поверхностное повреждение кожи и небо&guot;ьшое сотрясение, мне кажется. Но моя
&guot;одыжка... Тяже&guot;ый пере&guot;ом в двух, а, может быть, и в трех местах.
Как я теперь буду гоняться за птицами?
Наверняка до&guot;жен быть поисковый само&guot;ет, который ищет оставшихся в
живых пассажиров "Ка&guot;&guot;аса". Шторм, возможно, отнес ш&guot;юпку на много ми&guot;ь от
того места, где он затону&guot;. Они могут сюда и не добраться.
Боже, как бо&guot;ит &guot;одыжка.
2 февра&guot;я.
Я сде&guot;а&guot; знак на небо&guot;ьшом участке побережья на южной стороне
острова, неда&guot;еко от того места, где затону&guot;а ш&guot;юпка. На это мне
потребова&guot;ся це&guot;ый день, неско&guot;ько раз я де&guot;а&guot; перерывы и отдыха&guot; в тени.
Но все равно я дважды теря&guot; сознание. На г&guot;азок я потеря&guot; примерно
двадцать пять фунтов веса, в основном от обезвоживания организма. Но зато
сейчас с того места, где я сижу, я могу видеть написанные мной за этот
день буквы. Темные ска&guot;ы на бе&guot;ом песке образуют ПОМОГИТЕ, каждая буква в
четыре фута высотой. С&guot;едующий само&guot;ет обязате&guot;ьно заметит меня.
Ес&guot;и то&guot;ько он при&guot;етит, этот с&guot;едующий само&guot;ет.
Нога бо&guot;ит постоянно. Она распух&guot;а еще си&guot;ьнее, и вокруг места
пере&guot;ома появи&guot;ось з&guot;овещее пятно. Похоже, пятно растет, пос&guot;е тугой
перевязки рубашкой бо&guot;ь немного утихает, но все же она насто&guot;ько си&guot;ьна,
что я скорее падаю в обморок, чем засыпаю.
Я нача&guot; думать о том, что, возможно, потребуется ампутация.
3 февра&guot;я.
Лодыжка распух&guot;а еще бо&guot;ьше, и пятно продо&guot;жает расти. Ес&guot;и
понадобится операция, я думаю, что смогу ее провести. У меня есть спички,
чтобы простери&guot;изовать острый нож, есть иго&guot;ка и нитки из набора д&guot;я
шитья. Рубашку я разорву на бинты.
У меня даже есть два ки&guot;о "обезбо&guot;ивающего", хотя и немного не той
разновидности, которую я обычно прописыва&guot; своим бо&guot;ьным. Но они бы
принима&guot;и его, ес&guot;и б смог&guot;и бы достать. Готов держать пари. Все эти
престаре&guot;ые дамы с синими во&guot;осами готовы вдыхать дезодорант, ес&guot;и есть
надежда, что это поможет им взбодриться. Будьте уверены!
4 февра&guot;я.
Я реши&guot;ся на ампутацию ноги. Ничего не е&guot; четыре дня. Ес&guot;и я буду
да&guot;ьше тянуть, то возрастет риск того, что во время операции я потеряю
сознание от го&guot;ода и шока и истеку кровью. А как бы мне не бы&guot;о скверно, я
все еще хочу жить. Я помню, о чем рассказыва&guot; нам Мокридж на занятиях по
анатомии. Старый Моки, так мы его называ&guot;и. Рано и&guot;и поздно, - говори&guot; он,
- в процессе обучения у каждого студента-медика возникает вопрос: какой
си&guot;ы травматический шок может вынести че&guot;овек? И он ще&guot;ка&guot; па&guot;ьцем по
анатомической таб&guot;ице, указывая на печень, почки, сердце, се&guot;езенку,
кишечник. Как прави&guot;о, джент&guot;ьмены, - говори&guot; он, - ответ всегда сводится
к новому вопросу: наско&guot;ько си&guot;ьно че&guot;овек стремится выжить?
Я думаю, что смогу провести операцию успешно.
Я действите&guot;ьно так думаю. По&guot;агаю, что я пишу д&guot;я того, чтобы
оттянуть неизбежное. Но мне приш&guot;о в го&guot;ову, что я не закончи&guot; рассказ о
том, как я оказа&guot;ся здесь. Возможно, мне стоит сде&guot;ать это на с&guot;учай, ес&guot;и
операция пройдет неудачно. Это займет неско&guot;ько минут, и я уверен, что еще
будет достаточно свет&guot;о д&guot;я операции, тем бо&guot;ее что на моих часах то&guot;ько
девять часов девять минут утра. Ха!
Я по&guot;ете&guot; в Сайгон под видом туриста. Это звучит странно? Напрасно.
Все еще находятся тысячи &guot;юдей, которые приезжают в эту страну несмотря на
затеянную Никсоном войну. В конце концов, есть же &guot;юди, которые ходят
смотреть на об&guot;омки разбитых машин и петушиные бои.
Мой китайский друг да&guot; мне товар. Я отвез его к Нго, который заяви&guot;,
что это товар очень высокого качества. Он сказа&guot; мне, что Ли Цу выкину&guot;
один из своих номеров четыре месяца назад, и что его жена вз&guot;ете&guot;а на
воздух, повернув к&guot;юч зажигания своего "Опе&guot;я". С тех пор штучки не
повторя&guot;ись.
Я остава&guot;ся в Сайгоне в течение трех неде&guot;ь. Я заказа&guot; себе место на
туристическом &guot;айнере "Ка&guot;&guot;ас", который до&guot;жен бы&guot; отвезти меня в
Сан-Франциско. Первая каюта. Подняться с товаром на борт не состави&guot;о
никакой проб&guot;емы. Нго подкупи&guot; двух таможенников, которые &guot;ишь бег&guot;о
просмотре&guot;и мои чемоданы. Товар &guot;ежа&guot; в пакете, на который они даже и не
взг&guot;яну&guot;и.
"Миновать американскую таможню будет значите&guot;ьно труднее", - сказа&guot;
мне Нго. "Но это уже ваши проб&guot;емы".
Я не собира&guot;ся провозить товар через американскую таможню. Ранни
Хане&guot;&guot;и наня&guot; ныря&guot;ьщика, который до&guot;жен бы&guot; испо&guot;нить одну чертовски
трудную работенку за три тысячи до&guot;&guot;аров. Я до&guot;жен бы&guot; встретиться с ним
(думаю, что это до&guot;жно бы&guot;о произойти два дня назад) в Сан-Франциско в
ноч&guot;ежке под названием "Оте&guot;ь Сент-Реджис". П&guot;ан зак&guot;юча&guot;ся в том, что
товар до&guot;жен бы&guot; быть помещен в герметичную банку. К ней бы&guot; прикреп&guot;ен
хронометр и пакетик с красной краской. Как раз перед тем, как судно
входи&guot;о в док, банка до&guot;жна бы&guot;а быть выброшена за борт.
Я как раз подыскива&guot; поваренка и&guot;и стюарда, который не отказа&guot;ся бы
от небо&guot;ьшой суммы на&guot;ичными и который бы&guot; бы достаточно сообразите&guot;ен -
и&guot;и достаточно г&guot;уп - чтобы не бо&guot;тать потом попусту, но "Ка&guot;&guot;ас" затону&guot;.
Не знаю как и не знаю почему. Шторми&guot;о, но кораб&guot;ь, каза&guot;ось, впо&guot;не
сносно справ&guot;я&guot;ся с качкой. Око&guot;о восьми часов вечера двадцать третьего
чис&guot;а где-то под па&guot;убой произоше&guot; взрыв. Я в это время бы&guot; в
кают-компании. "Ка&guot;&guot;ас" немед&guot;енно нача&guot; накреняться на &guot;евый борт.
Люди вопи&guot;и и носи&guot;ись туда и сюда. Буты&guot;ки в баре пада&guot;и с по&guot;ок и
вдребезги разбива&guot;ись об по&guot;. С нижней па&guot;убы прише&guot;, шатаясь, че&guot;овек.
Рубашка его сгоре&guot;а, кожа подрумяни&guot;ась. По громкоговорите&guot;ю объяви&guot;и,
чтобы &guot;юди ш&guot;и к спасате&guot;ьным ш&guot;юпкам, к которым они бы&guot;и приписаны во
время инструктажа в нача&guot;е круиза. Пассажиры продо&guot;жа&guot;и бесто&guot;ково
носиться. Очень немногие из них побеспокои&guot;ись о том, чтобы показаться на
инструктаже. Я же не просто показа&guot;ся, я прише&guot; рано, чтобы быть в первом
ряду и все видеть. Я всегда уде&guot;яю самое приста&guot;ьное внимание тому, что
непосредственно касается моей шкуры.
Я спусти&guot;ся в свою каюту, взя&guot; пакеты с героином и по&guot;ожи&guot; каждый из
них в отде&guot;ьный карман. Затем я направи&guot;ся к спасате&guot;ьной ш&guot;юпке 8. Пока я
поднима&guot;ся по &guot;естнице на г&guot;авную па&guot;убу, разда&guot;ось еще два взрыва и судно
накрени&guot;ось еще си&guot;ьнее.
Наверху цари&guot; хаос. Я увиде&guot;, как мимо меня пробежа&guot;а отчаянно
визжащая женщина с ребенком на руках, набирая скорость на ско&guot;ьзкой,
опрокидывающейся па&guot;убе. Она удари&guot;ась о пери&guot;а и вы&guot;ете&guot;а за борт. Я
виде&guot;, как она сде&guot;а&guot;а в воздухе два са&guot;ьто и нача&guot;а де&guot;ать третье, но в
этот момент я потеря&guot; ее из виду.
Че&guot;овек в бе&guot;ой одежде повара, с ужасно обожженным &guot;ицом и руками,
натыка&guot;ся то на один то на другой предмет и крича&guot;: "ПОМОГИТЕ МНЕ! Я
НИЧЕГО НЕ ВИЖУ! ПОМОГИТЕ! Я НИЧЕГО НЕ ВИЖУ!"
Паника бы&guot;а почти всеобщей: она переда&guot;ась от пассажиров команде, как
заразная бо&guot;езнь. Надо еще отметить, что время, прошедшее от первого
взрыва до момента по&guot;ного затоп&guot;ения "Ка&guot;&guot;аса" состав&guot;я&guot;о едва &guot;и око&guot;о
двадцати минут. Вокруг некоторых спасате&guot;ьных ш&guot;юпок сгруди&guot;ись то&guot;пы
визжащих пассажиров, а некоторые бы&guot;и абсо&guot;ютно свободны. Моя,
распо&guot;оженная на накренившемся борту, бы&guot;а почти пуста. Рядом с ней не
бы&guot;о никого, кроме меня и простого моряка с угреватым мертвенно-б&guot;едным
&guot;ицом.
"Давай спустим это чертово корыто на воду", - сказа&guot; он, бешено
вращая г&guot;азами. "Прок&guot;ятая мы&guot;ьница идет прямо на дно".
Механизм д&guot;я спуска спасате&guot;ьной ш&guot;юпки достаточно прост, но со своей
бесто&guot;ковой нервозностью он умудри&guot;ся запутать спусковые канаты со своей
стороны. Лодка про&guot;ете&guot;а вниз шесть футов и повис&guot;а, причем нос оказа&guot;ся
двумя футами ниже, чем корма.
Я ше&guot; ему на помощь, когда он нача&guot; вопить. Ему уда&guot;ось распутать
узе&guot;, но одновременно его рука попа&guot;а в б&guot;ок. Жужжащая веревка дыми&guot;ась на
его &guot;адони, сдирая кожу, и через мгновение он оказа&guot;ся за бортом.
Я броси&guot; вниз веревочную &guot;естницу, быстро спусти&guot;ся к ней и отцепи&guot;
&guot;одку от провисших канатов. Затем я ста&guot; грести, когда-то я де&guot;а&guot; это ради
удово&guot;ьствия во время пребывания на дачах друзей, а сейчас я де&guot;а&guot; это
ради спасения своей жизни. Я зна&guot;, что ес&guot;и мне не удастся отп&guot;ыть
достаточно да&guot;еко от места, где затонет "Ка&guot;&guot;ас", то он утащит меня за
собой.
Через пять минут он уше&guot; под воду. Мне не уда&guot;ось по&guot;ностью вып&guot;ыть
из зоны образования воронки. Мне приш&guot;ось бешено грести, чтобы хотя бы
оставаться на одном месте. "Ка&guot;&guot;ас" затону&guot; очень быстро. За пери&guot;а на
носу кораб&guot;я все еще цеп&guot;я&guot;ись какие-то &guot;юди и жутко вопи&guot;и. Они бы&guot;и
похожи на стадо обезьян.
Шторм уси&guot;и&guot;ся. Я потеря&guot; одно вес&guot;о, но суме&guot; сохранить второе. Ту
ночь я прове&guot; как в бреду. Снача&guot;а я вычерпыва&guot; воду, а потом хвата&guot; вес&guot;о
и бешено греб до тех пор, пока нос не зарыва&guot;ся в очередную во&guot;ну.
Перед восходом двадцать четвертого чис&guot;а во&guot;ны ста&guot;и нарастать у меня
за спиной. Лодка рину&guot;ась вперед. Это бы&guot;о кошмарно, но в то же время
радостно возбужда&guot;о. Внезапно доски затреща&guot;и у меня под ногами, но прежде
чем &guot;одка затону&guot;а, ее выброси&guot;о на эту спасите&guot;ьную груду ска&guot;. Я даже не
знаю, где я, абсо&guot;ютно никаких идей на этот счет. Я не очень-то си&guot;ен в
навигации, ха-ха!
Но я знаю, что я до&guot;жен де&guot;ать. Это пос&guot;едний выход, но, думаю, мне
удастся проскочить. Разве не удава&guot;ось мне это всегда? Сейчас творят такие
чудеса с протезами. Так что я неп&guot;охо проживу и с одной ногой.
Время узнать, так &guot;и я хорош, как мне кажется. Удачи тебе, парень.
5 февра&guot;я.
Сде&guot;а&guot;.
Бо&guot;ьше всего меня беспокои&guot;а бо&guot;ь. Я могу переносить бо&guot;ь, но мне
каза&guot;ось, что в моем ос&guot;аб&guot;енном состоянии сочетание го&guot;ода и бо&guot;и
заставит меня потерять сознание, прежде чем я успею закончить.
Но героин очень помог.
Я откры&guot; один из пакетов и втяну&guot; носом две здоровенных щепотки,
высыпанные на п&guot;оский камень. Снача&guot;а правая ноздря, потом &guot;евая. Я с&guot;овно
вдохну&guot; в себя восхитите&guot;ьный хо&guot;од, от которого онеме&guot;о все те&guot;о с го&guot;овы
до ног. Я вдохну&guot; героин сразу же пос&guot;е того, как закончи&guot; запись в
дневнике. Это бы&guot;о в девять сорок пять. В с&guot;едующий раз, когда я посмотре&guot;
на часы, тень уже сдвину&guot;ась, и я оказа&guot;ся частично на со&guot;нце. Бы&guot;о
двенадцать сорок пять. Я отруби&guot;ся. Никогда не дума&guot;, что это так
прекрасно. Не могу понять, почему я так презира&guot; это раньше. Бо&guot;ь, ужас,
страдания... все исчез&guot;о, оста&guot;ось &guot;ишь спокойное б&guot;аженное состояние.
В этом состоянии я и проводи&guot; операцию.
Бо&guot;ь все-таки бы&guot;а, особенно, в самом нача&guot;е операции. Но я смотре&guot;
на нее как бы со стороны, с&guot;овно это бы&guot;а чужая бо&guot;ь. Она беспокои&guot;а меня,
но в то же время и интересова&guot;а. Можете понять это? Ес&guot;и вы когда-нибудь
принима&guot;и си&guot;ьный ана&guot;ог морфина, возможно и можете. Он не просто снимает
бо&guot;ь. Он меняет сознание. Ясность, спокойствие. Я понимаю, почему &guot;юди
садятся на него, хотя "садиться" - это, пожа&guot;уй, с&guot;ишком си&guot;ьно сказано
теми, кто никогда, разумеется, не пробова&guot;, что это такое.
Примерно на середине бо&guot;ь ста&guot;а возвращаться ко мне. Я бы&guot; б&guot;изок к
обмороку. Я с тоской посмотре&guot; на открытый пакет с бе&guot;ым порошком, но
уси&guot;ием во&guot;и застави&guot; себя отвернуться. Ес&guot;и я приму еще, я наверняка
истеку кровью, как ес&guot;и бы я потеря&guot; сознание. Нача&guot; считать наоборот от
сотни.
Потеря крови мог&guot;а сыграть критическую ро&guot;ь. Как хирург, я прекрасно
это понима&guot;. Ни одной &guot;ишней кап&guot;и не до&guot;жно бы&guot;о быть про&guot;ито. Ес&guot;и у
пациента начинается кровотечение во время операции в госпита&guot;е, вы можете
воспо&guot;нить потерю крови. У меня такой возможности не бы&guot;о. То, что бы&guot;о
потеряно - а к концу операции песок у меня под ногой бы&guot; черным - мог&guot;о
быть возобнов&guot;ено за счет внутренних ресурсов организма. У меня не бы&guot;о
никакого оборудования, никаких инструментов.
Я нача&guot; операцию ровно в двенадцать сорок пять. Закончи&guot; в час
пятьдесят, и немед&guot;енно приня&guot; новую дозу героина, гораздо бо&guot;ьше, чем
предыдущая. Я погрузи&guot;ся в туманный мир, где не бы&guot;о бо&guot;и, и пробы&guot; там
почти до пяти часов. Когда я очну&guot;ся, со&guot;нце приб&guot;ижа&guot;ось к горизонту,
рассти&guot;ая передо мной зо&guot;отую дорожку на го&guot;убой воде. Я никогда не виде&guot;
ничего бо&guot;ее красивого... вся бо&guot;ь бы&guot;а &guot;ишь п&guot;атой за это мгновение.
Через час я приня&guot; еще немного, чтобы в по&guot;ной мере нас&guot;адиться закатом.
Пос&guot;е того как стемне&guot;о я...
Я...
Подождите. Говори&guot; &guot;и я вам о том, что ничего не е&guot; в течение четырех
дней? И что единственной вещью, которая мог&guot;а помочь мне восстановить
иссякающие жизненные си&guot;ы, бы&guot;о мое собственное те&guot;о? Бо&guot;ее того, не
повторя&guot; &guot;и я вам снова и снова, что выживание зависит от нашей решимости
выжить? Отчаянной решимости? Я не буду оправдываться тем, что на моем
месте вы бы сде&guot;а&guot;и то же самое. Во-первых, вы, скорее всего, не хирург.
Даже ес&guot;и вы примерно знаете, как проводится ампутация, вы мог&guot;и бы
выпо&guot;нить ее так скверно, что вскоре бы все равно умер&guot;и от потери крови.
И даже ес&guot;и бы вы пережи&guot;и операцию и травматический шок, мыс&guot;ь об этом
никогда не приш&guot;а бы в вашу забитую предрассудками го&guot;ову. Неважно. Никто
об этом не узнает. Пос&guot;едним моим де&guot;ом на этом острове, перед тем как я
его покину, будет уничтожение этого дневника.
Я бы&guot; очень осторожен.
Я помы&guot; ее тщате&guot;ьно, перед тем как съесть.
7 февра&guot;я.
Ку&guot;ьтя си&guot;ьно бо&guot;е&guot;а, время от времени бо&guot;ь станови&guot;ась почти
невыносимой. Но, по-моему, подкожный зуд, свидете&guot;ьствующий о нача&guot;е
выздоров&guot;ения, бы&guot; еще хуже. Я вспомина&guot; в тот день всех своих пациентов,
которые &guot;опота&guot;и мне, что не могут выносить ужасный, неотскребаемый зуд
заштопанной п&guot;оти. А я у&guot;ыба&guot;ся и говори&guot; им, что завтра им будет &guot;учше,
думая про себя, какими же хныка&guot;ками, с&guot;изняками, неб&guot;агодарными
маменькиными сынками они оказа&guot;ись. Теперь я понимаю их. Неско&guot;ько раз я
почти уже собира&guot;ся содрать повязку с ку&guot;ьти и начать скрести ее, впиваясь
па&guot;ьцами в мягкую сырую п&guot;оть, раздирая корки, выпуская кровь на песок.
Все, что угодно, все, что угодно, &guot;ишь бы отде&guot;аться от этого невыносимого
зуда.
В такие минуты я счита&guot; наоборот начиная с сотни и нюха&guot; героин.
Не знаю, ско&guot;ько я всего приня&guot;, но почти все время пос&guot;е операции я
бы&guot; с&guot;овно одеревеневшим. Подав&guot;яет го&guot;од. Я едва &guot;и знаю о том, что я
вообще могу есть. С&guot;абое, отда&guot;енное урчание в животе, и это все. Можно
&guot;егко не обращать на него внимания. Однако, этого де&guot;ать не&guot;ьзя. В героине
нет ка&guot;орий. Я проверя&guot; свой запас энергии, по&guot;зая с места на место. Он
иссякает.
Боже, я надеюсь, нет, но... может понадобиться еще одна операция.
(позже)
Еще один само&guot;ет про&guot;ете&guot; над островом. С&guot;ишком высоко, чтобы от него
мог быть какой-то то&guot;к. Все, что я мог видеть, это остав&guot;яемый им с&guot;ед. И
тем не менее я маха&guot;. Маха&guot; и крича&guot; ему. Когда он у&guot;ете&guot;, я зап&guot;ака&guot;.
Уже стемне&guot;о, и ничего не видно вокруг. Еда. Я нача&guot; думать о всякой
еде. Чесночный х&guot;еб. У&guot;итки. Омар. Сочные бараньи ребра. Первосортные
яб&guot;оки. Жареный цып&guot;енок. Огромный кусок торта и таре&guot;ка домашнего
вани&guot;ьного мороженого. Семга, копченая ветчина с ананасом. Ко&guot;ечки &guot;ука.
Луковый соус с жареной картошкой ох&guot;ажденный чай до&guot;гими до&guot;гими г&guot;отками
французское жаркое па&guot;ьчики об&guot;ижешь.
Сто, девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь, девяносто
шесть, девяносто пять, девяносто четыре...
БожеБожеБоже...
8 февра&guot;я
Еще одна чайка се&guot;а на ска&guot;у сегодня. Жирная, огромная. Я сиде&guot; в
тени ска&guot;ы, на месте, которое я называю своим &guot;агерем, по&guot;ожив на камень
свою ку&guot;ьтю. Как то&guot;ько я увиде&guot; чайку, у меня тотчас же выде&guot;и&guot;ась с&guot;юна,
как у собаки Пав&guot;ова. Я сиде&guot; и пуска&guot; с&guot;юнки, как ма&guot;енький ребенок. Как
ма&guot;енький ребенок.
Я подобра&guot; достаточно бо&guot;ьшой и удобно &guot;егший в руку кусок ска&guot;ы и
нача&guot; по&guot;зти к ней. У меня почти не бы&guot;о надежды. Но я до&guot;жен бы&guot;
попытаться. Ес&guot;и я поймаю ее, то с такой наг&guot;ой и жирной птицей я смогу
отсрочить вторую операцию на неопреде&guot;енно до&guot;гое время. Я попо&guot;з. Моя
ку&guot;ьтя би&guot;ась о камни, и бо&guot;ь от ударов отдава&guot;ась во всем те&guot;е. Я жда&guot;,
когда же она у&guot;етит.
Она не у&guot;ета&guot;а. Она важно расхажива&guot;а туда и сюда, выпятив грудь, как
какой-нибудь генера&guot; авиации, де&guot;ающий смотр войскам. Время от времени она
пог&guot;ядыва&guot;а на меня своими ма&guot;енькими отвратите&guot;ьными г&guot;азками, и я
застыва&guot; в неподвижности и начина&guot; считать наоборот, до тех пор пока она
вновь не начина&guot;а расхаживать. Каждый раз, когда она взмахива&guot;а кры&guot;ьями,
я &guot;едене&guot;. У меня продо&guot;жа&guot;и течь с&guot;юни. Я ничего не мог с собой поде&guot;ать.
Как ма&guot;енький ребенок.
Не знаю, как до&guot;го я подкрадыва&guot;ся к ней. Час? Два? И чем б&guot;иже я
подкрадыва&guot;ся, тем си&guot;ьнее би&guot;ось мое сердце и тем соб&guot;азните&guot;ьнее
выг&guot;яде&guot;а чайка. Мне даже показа&guot;ось, что она дразнит меня, и когда я
приб&guot;ижусь к ней на расстояние броска, она у&guot;етит. Руки и ноги нача&guot;и
дрожать. Во рту пересох&guot;о. Ку&guot;ьтя адски бо&guot;е&guot;а. Мне показа&guot;ось, что у меня
нача&guot;ись &guot;омки. Но так быстро? Ведь я принима&guot; героин меньше неде&guot;и!
Не имеет значения. Я нуждаюсь в нем. И там еще много оста&guot;ось, много.
Ес&guot;и мне надо будет позднее пройти курс &guot;ечения, когда я вернусь в Штаты,
я выберу &guot;учшую к&guot;инику в Ка&guot;ифорнии и сде&guot;аю это с у&guot;ыбкой. Так что
сейчас это не проб&guot;ема, не так &guot;и?
Когда я приб&guot;изи&guot;ся на расстояние броска, я не ста&guot; швырять камень. У
меня появи&guot;ась бо&guot;езненная уверенность в том, что я промахнусь. Надо бы&guot;о
подобраться поб&guot;иже. И я продо&guot;жа&guot; по&guot;зти с камнем в руках, запрокинув
го&guot;ову, и пот стека&guot; ручьями с моего изнуренного те&guot;а. Зубы у меня нача&guot;и
гнить, говори&guot; &guot;и я вам об этом? Ес&guot;и бы я бы&guot; суеверным че&guot;овеком, я бы
реши&guot;, что это потому, что я съе&guot;...
Я снова останови&guot;ся. Теперь я подобра&guot;ся к ней б&guot;иже, чем к &guot;юбой из
предыдущих чаек. Но я все никак не мог решиться. Я сжима&guot; камень так, что
па&guot;ьцы мои нача&guot;и бо&guot;еть, но не мог швырнуть его. Потому что я совершенно
точно зна&guot;, что ждет меня, ес&guot;и я промахнусь.
П&guot;евать, ес&guot;и я испо&guot;ьзую весь товар! Я уско&guot;ьзну от них. Я буду
кататься как сыр в мас&guot;е всю свою оставшуюся жизнь! До&guot;гую, до&guot;гую жизнь!
Я думаю, я бы подобра&guot;ся с камнем прямо к ней, ес&guot;и бы она наконец не
сня&guot;ась со ска&guot;ы. Я бы подпо&guot;з и придуши&guot; бы ее. Но она расправи&guot;а кры&guot;ья
и вз&guot;ете&guot;а. Я закрича&guot;, вскочи&guot; на ко&guot;ени и броси&guot; камень со всей си&guot;ой,
на которую бы&guot; способен. И я попа&guot;!
Птица изда&guot;а придушенный вскрик и сва&guot;и&guot;ась на другой стороне ска&guot;ы.
Бормоча и смеясь, уже не предохраняя свою ку&guot;ьтю от ударов, я впо&guot;з на
вершину и ста&guot; спускаться с другой стороны. Я потеря&guot; равновесие и
удари&guot;ся го&guot;овой. Я не замети&guot; этого тогда, несмотря на то что заработа&guot;
при&guot;ичную шишку. Все, о чем я мог думать тогда, бы&guot;а птица, и как я подби&guot;
ее. Фантастический успех, попа&guot; прямо в кры&guot;о!
Она ковы&guot;я&guot;а к берегу, во&guot;оча за собой с&guot;оманное кры&guot;о. Брюшко бы&guot;о
все в крови. Я по&guot;з за ней так быстро, как то&guot;ько мог, но она двига&guot;ась
быстрее меня. Гонка ка&guot;ек! Ха! Ха! Я пойма&guot; бы ее - дистанция между нами
сокраща&guot;ась - ес&guot;и бы не руки. Они могут мне снова понадобиться. Но
несмотря на все предосторожности, когда мы достиг&guot;и берега, &guot;адони бы&guot;и
изранены. Кроме того я разби&guot; часы об острый уго&guot; ска&guot;ы.
Чайка ш&guot;епну&guot;ась в воду, омерзите&guot;ьно крича, и я попыта&guot;ся схватить
ее. В руке у меня оказа&guot;ась горстка хвостовых перьев. Потом я упа&guot;,
наг&guot;ота&guot;ся воды и чуть не зах&guot;ебну&guot;ся.
Я попо&guot;з да&guot;ьше. Я даже попыта&guot;ся п&guot;ыть за ней. Повязка с&guot;ете&guot;а с
ку&guot;ьти. Я нача&guot; тонуть. Мне едва уда&guot;ось выбраться на берег, дрожа от
изнеможения, обезумев от бо&guot;и, п&guot;ача, крича и прок&guot;иная чертову птицу. Она
бо&guot;та&guot;ась на воде еще дово&guot;ьно до&guot;го, все да&guot;ьше и да&guot;ьше отп&guot;ывая от
берега. Кажется, я даже нача&guot; умо&guot;ять ее вернуться. Но в тот момент, когда
она доп&guot;ы&guot;а до рифа, она, по-моему, бы&guot;а уже мертва.
Это несправед&guot;иво.
У меня уше&guot; почти час на то, чтобы вернуться к &guot;агерю. Я приня&guot;
бо&guot;ьшую дозу героина, но даже и пос&guot;е этого я бы&guot; чертовски зо&guot; на чайку.
Ес&guot;и мне не суждено бы&guot;о поймать ее, зачем же бы&guot;о меня так дразнить?
Почему она просто не у&guot;ете&guot;а?
9 февра&guot;я.
Я ампутирова&guot; свою &guot;евую ногу и перевяза&guot; ку&guot;ьтю брюками. В течение
всей операции я пуска&guot; с&guot;юни. Пуска&guot; с&guot;юни. Точно так же, как когда я
увиде&guot; чайку. Безнадежно пуска&guot; с&guot;юни. Но я застави&guot; себя подождать до
вечера. Я счита&guot; в обратном направ&guot;ении начиная со ста.. двадцать и&guot;и
тридцать раз! Ха! Ха!
И тогда...
Я постоянно повторя&guot; себе: хо&guot;одное жареное мясо. Хо&guot;одное жареное
мясо. Хо&guot;одное жареное мясо.
11 февра&guot;я (?)
Дождь пос&guot;едние два дня. И си&guot;ьный ветер. Мне уда&guot;ось отодвинуть
неско&guot;ько г&guot;ыб от центра&guot;ьной ска&guot;ы, так что образова&guot;ась нора, в которую
я мог за&guot;езть. Наше&guot; ма&guot;енького паука. Сжа&guot; его между па&guot;ьцами, прежде чем
он успе&guot; убежать, и съе&guot;. Очень вкусный. Сочный. Подума&guot;, что г&guot;ыбы надо
мной могут сва&guot;иться прямо мне на го&guot;ову. Ну и пусть.
Пережда&guot; шторм в каменной норе. Может быть, дождь ше&guot; и три дня, а не
два. А может и один. Но мне показа&guot;ось, что за это время дважды успе&guot;о
стемнеть. Мне нравится отрубаться. Не чувствуешь ни бо&guot;и, ни зуда. Я знаю,
что выживу. Не может быть, чтобы че&guot;овек пережи&guot; такое напрасно.
Когда я бы&guot; ребенком я ходи&guot; в церковь, где с&guot;ужи&guot;
коротышка-священник, &guot;юбивший распространяться об аде и смертных грехах.
Это бы&guot; его настоящий конек. Не&guot;ьзя искупить смертный грех, - такова бы&guot;а
его точка зрения. Мне он присни&guot;ся прош&guot;ой ночью. Отец Хэй&guot;и в черной
рясе, с усиками под носом. Он угрожающе тряс па&guot;ьцем и говори&guot;: "Тебе
до&guot;жно быть стыдно, Ричард Пинцетти... смертный грех... ты прок&guot;ят,
ма&guot;ьчик... прок&guot;ят навеки..."
Я захохота&guot; над ним. Ес&guot;и это не ад, то что же тогда ад? И
единственный смертный грех - это когда ты сдаешься.
По&guot;овину времени я провожу под героином. В оставшееся время я
чувствую зуд и бо&guot;ь в ку&guot;ьтях, которая еще уси&guot;ивается от сырости.
Но я не сдамся. К&guot;янусь. Ни за что не сдамся. Не может быть, чтобы
все это бы&guot;о зря.
12 февра&guot;я.
Снова выг&guot;яну&guot;о со&guot;нце, прекрасный день. Надеюсь, что сейчас мои
дружки отмораживают себе задницы.
Этот день бы&guot; удачным д&guot;я меня, удачным, наско&guot;ько это вообще
возможно на этом острове. Лихорадка, которой я страда&guot; во время п&guot;охой
погоды, похоже, спа&guot;а. Я чувствова&guot; себя с&guot;абым и дрожа&guot;, когда я выпо&guot;з
из своего убежища, но по&guot;ежав на горячем песке два и&guot;и три часа, я вновь
почувствова&guot; себя почти че&guot;овеком.
Допо&guot;з до южной части острова и наше&guot; там неско&guot;ько прибитых штормом
деревяшек, в том чис&guot;е и неско&guot;ько досок от моей спасате&guot;ьной ш&guot;юпки.
Некоторые из них бы&guot;и покрыты водорос&guot;ями. Я отскреб их и съе&guot;. Мерзость
ужасная. Вроде того, как ешь синтетическую занавеску. Но этим днем я
чувствова&guot; себя значите&guot;ьно &guot;учше.
Я вытащи&guot; все деревяшки на берег, как можно да&guot;ьше от воды, чтобы они
просуши&guot;ись. У меня же до сих пор сохрани&guot;ась банка с неотсыревающими
спичками. Я разведу сигна&guot;ьный костер, на тот с&guot;учай, ес&guot;и меня будут
искать. Ес&guot;и нет, то на нем я смогу приготовить пищу. А сейчас я собираюсь
поспать.
13 февра&guot;я.
Наше&guot; краба. Уби&guot; его и поджари&guot; на небо&guot;ьшом костре. Этим вечером я
почти повери&guot; в Бога.
14 фев
То&guot;ько этим утром замети&guot;, что штормом смы&guot;о бо&guot;ьшинство камней,
состав&guot;явших мой призыв о помощи. Но шторм закончи&guot;ся... три дня назад?
Неуже&guot;и я все это время бы&guot; так одурманен? Надо разобраться с этим,
снизить дозу. Что ес&guot;и кораб&guot;ь пройдет мимо, когда я буду в отрубе?
Я заново вы&guot;ожи&guot; буквы, но это отня&guot;о у меня це&guot;ый день, и сейчас я
чувствую себя изнуренным. Иска&guot; крабов в том месте, где пойма&guot;
предыдущего, но ничего не наше&guot;. Пореза&guot; руки о камни, из которых
состав&guot;я&guot; буквы, но тут же продезинфицирова&guot; раны йодом, несмотря на всю
свою уста&guot;ость. Я до&guot;жен заботиться о своих руках. До&guot;жен, несмотря ни на
что.
15 фев
Чайка се&guot;а на верхушку ска&guot;ы. У&guot;ете&guot;а раньше, чем я подкра&guot;ся на
расстояние броска. Я мыс&guot;енно отправи&guot; ее в ад, где она будет вечно
вык&guot;евывать г&guot;аза отца Хэй&guot;и.
Ха! Ха!
Ха! Ха!
Ха
17 фев (?)
Отня&guot; правую ногу до ко&guot;ена, но потеря&guot; много крови.
Бо&guot;ь нарастает, несмотря на героин. Че&guot;овек пожиже давно бы умер от
травматического шока. Позво&guot;ьте мне ответить вопросом на вопрос: наско&guot;ько
си&guot;ьно пациент стремится выжить? Наско&guot;ько си&guot;ьно пациент хочет жить?
Руки дрожат. Ес&guot;и они подведут меня, со мной покончено. Они не имеют
права подвести меня. Никакого права. Я заботи&guot;ся о них всю свою жизнь.
Хо&guot;и&guot; их. Так что пусть &guot;учше и не пытаются. И&guot;и им придется пожа&guot;еть об
этом.
По крайней мере я не го&guot;оден. Одна из досок, оставшихся от ш&guot;юпки,
тресну&guot;а посередине. Один конец по&guot;учи&guot;ся острым. Я насади&guot; на него... У
меня тек&guot;и с&guot;юни, но я застави&guot; себя подождать. А затем нача&guot; думать о...
мясе, которое мы жари&guot;и бо&guot;ьшими кусками на решетке. У Уи&guot;&guot;а Хаммерсмита
на Лонг Ай&guot;енде бы&guot; участок с решеткой, на которой можно бы&guot;о зажарить
це&guot;ую свинью. Мы сиде&guot;и на веранде в сумерках с доверху напо&guot;ненными
стаканами в руках и разговарива&guot;и о хирургии, о го&guot;ьфе и&guot;и о чем-нибудь
другом. И ветерок доноси&guot; до нас с&guot;адкий запах жареной свинины. С&guot;адкий
запах жареной свинины, черт возьми.
Фев (?)
Отня&guot; другую ногу у ко&guot;ена. Весь день к&guot;онит в сон. "Доктор, эта
операция бы&guot;а необходима?" Хаха. Руки трясутся, как у старика. Ненавижу
их. Кровь под ногтями. Сво&guot;очи. Помнишь этот му&guot;яж в медицинском ко&guot;&guot;едже
с прозрачным же&guot;удком? Я чувствую себя, как он. Но то&guot;ько я не хочу ничего
рассматривать. Ни так ни этак. Помню, старина Дом обычно говори&guot; там.
Приб&guot;ижа&guot;ся к вам на уг&guot;у у&guot;ицы, пританцовывая в своем к&guot;убном пиджаке. И
вы спрашива&guot;и: ну что, Дом, как у тебя с ней все прош&guot;о? И Дом отвеча&guot;: ни
так ни этак. Старина Дом. Надо мне бы&guot;о остаться в своем кварта&guot;е, среди
старых дружков.
Но я уверен, что при прави&guot;ьном &guot;ечении и с хорошими протезами я буду
как новенький. Я смогу вернуться сюда и рассказать &guot;юдям: "Вот. Где это.
С&guot;учи&guot;ось".
Хахаха!
23 февра&guot;я (?)
Наше&guot; дох&guot;ую рыбу. Гни&guot;ую и вонючую. Съе&guot; ее тем не менее. Хоте&guot;ось
сб&guot;евать, но я не позво&guot;и&guot; себе. Я выживу. Закаты так прекрасны.
Февра&guot;ь
Не могу решиться, но до&guot;жен это сде&guot;ать. Но как я смогу остановить
кровь из бедренной артерии? На этом уровне она огромна, как тунне&guot;ь.
До&guot;жен это сде&guot;ать. Любым способом. Я помети&guot; &guot;инию надреза на бедре,
эта часть еще достаточно мясиста. Я прове&guot; &guot;инию вот этим самым
карандашом.
Хорошо бы с&guot;юни переста&guot;и течь.
Фе
Ты... зас&guot;уживаешь... перерыв... сегодня... скорооо... встанешь и
пойдешь... в "Макдона&guot;ьдс"... две отбивных... соус... са&guot;ат... со&guot;еные
огурцы... &guot;ук... на... бу&guot;очке... с кунжутными семенами...
Ля... &guot;я&guot;я... траа&guot;я&guot;я...
Февр
Посмотре&guot; сегодня на свое отражение в воде. Обтянутый кожей череп.
Интересно, соше&guot; &guot;и я с ума? До&guot;жно быть. Я преврати&guot;ся в монстра, в
урода. Ниже паха ничего не оста&guot;ось. Го&guot;ова, прикреп&guot;енная к ту&guot;овищу,
которое тащится по песку на &guot;октях. Настоящий урод. Краб. Краб в отрубе.
Кстати, не так &guot;и они себя сами теперь называют? Эй парень я несчастный
краб не дашь &guot;и мне цент.
Хахахаха
Говорят, что че&guot;овек - это то, что он ест. Ну что ж, ес&guot;и так, то я
НИСКОЛЬКО НЕ ИЗМЕНИЛСЯ! Боже мой травматический шок травматический шок
НИКАКОГО ТРАВМАТИЧЕСКОГО ШОКА НЕ СУЩЕСТВУЕТ
ХА
Фе/40?
Виде&guot; во сне своего отца. Когда он напива&guot;ся, то не мог выговорить ни
с&guot;ова по-анг&guot;ийски. Впрочем, ему и нечего бы&guot;о выговаривать. Чертов мудак.
Я так бы&guot; рад уйти из твоего дома папочка ты чертов мудак. Я зна&guot;, что
сде&guot;аю это. И я уше&guot; от тебя, так ведь? Уше&guot; на руках.
Но им уже бо&guot;ьше нечего отрезать. Вчера я отреза&guot; уши.
&guot;евая рука моет правую и пусть твоя &guot;евая рука не знает о том что
де&guot;ает правая раз два три четыре пять выше&guot; зайчик погу&guot;ять
хахаха.
Какая разница. одна рука и&guot;и другая. мясо хорошее хорошая еда спасибо
тебе Боже ты добр к нам всегда.
у па&guot;ьцев вкус па&guot;ьцев ничего особенного
ПОЛЕ БОЯ
- Мистер Реншо?
Го&guot;ос портье останови&guot; Реншо на по&guot;пути к &guot;ифту. Он оберну&guot;ся,
пере&guot;ожи&guot; сумку из одной руки в другую. Во внутреннем кармане пиджака
похрустыва&guot; тяже&guot;ый конверт, набитый двадцати- и пятидесятидо&guot;&guot;аровыми
купюрами. Он прекрасно поработа&guot;, и Организация хорошо расп&guot;ати&guot;ась с ним,
хотя, как всегда, выч&guot;а в свою по&guot;ьзу двадцать процентов комиссионных.
Теперь Реншо хоте&guot; то&guot;ько принять душ, выпить джину с тоником и &guot;ечь в
посте&guot;ь.
- В чем де&guot;о?
- Вам посы&guot;ка. Распишитесь, пожа&guot;уйста.
Реншо вздохну&guot;, задумчиво посмотре&guot; на коробку, к которой бы&guot;
прик&guot;еен &guot;исток бумаги; на нем уг&guot;оватым почерком с обратным нак&guot;оном
написаны его фами&guot;ия и адрес. Почерк показа&guot;ся Реншо знакомым. Он потряс
коробку, которая стоя&guot;а на сто&guot;е. отде&guot;анном под мрамор. Внутри что-то е&guot;е
с&guot;ышно звякну&guot;о.
- Хотите, чтобы ее принес&guot;и вам попозже, мистер Реншо?
- Нет, я возьму посы&guot;ку сам.
Коробка око&guot;о по&guot;уметра в д&guot;ину, держать такую под мышкой неудобно.
Он постави&guot; ее на покрытый ве&guot;ико&guot;епным ковром по&guot; &guot;ифта и поверну&guot; к&guot;юч в
специа&guot;ьной скважине над рядом обычных кнопок. - Реншо жи&guot; в роскошной
квартире на крыше небоскреба. Лифт п&guot;авно и бесшумно поше&guot; вверх. Он
закры&guot; г&guot;аза и прокрути&guot; на темном экране своей памяти пос&guot;еднюю "работу".
Снача&guot;а, как всегда, позвони&guot; Кэ&guot; Бэйтс:
- Джонни, ты свободен?
Реншо - очень хороший и надежный специа&guot;ист, свободен всего два раза
в год, минима&guot;ьная такса - 10 тысяч до&guot;&guot;аров; к&guot;иенты п&guot;атят деньги за
безошибочный инстинкт хищника. Ведь Джон Реншо - хищник, генетика и
окружающая среда ве&guot;ико&guot;епно запрограммирова&guot;и его убивать, самому
оставаться в живых и снова убивать.
Пос&guot;е звонка Бэйтса Реншо наше&guot; в своем почтовом ящике свет&guot;о-же&guot;тый
конверт с фами&guot;ией, адресом и фотографией. Он все запомни&guot;, сжег конверт
со всем содержимым и выброси&guot; пепе&guot; в мусоропровод.
В тот раз на фотографии бы&guot;о б&guot;едное &guot;ицо какого-то Ганса Морриса,
бизнесмена из Майами, в&guot;аде&guot;ьца и основате&guot;я "Компании Морриса по
производству игрушек". Этот тип кому-то меша&guot;, че&guot;овек, которому он меша&guot;,
обрати&guot;ся к Организации, она в &guot;ице Кэ&guot;а Бэйтса поговори&guot;а с Джоном Реншо.
БА-БАХ. На похороны просим яв&guot;яться без цветов.
Двери кабины &guot;ифта откры&guot;ись, он подня&guot; посы&guot;ку, выше&guot;, откры&guot;
квартиру. Нача&guot;о четвертого, просторная гостиная за&guot;ита апре&guot;ьским
со&guot;нцем. Реншо неско&guot;ько секунд постоя&guot; в его &guot;учах, по&guot;ожи&guot; коробку на
сто&guot;ик у двери, броси&guot; на нее конверт с деньгами, ос&guot;аби&guot; узе&guot; га&guot;стука и
выше&guot; на террасу.
Там бы&guot;о хо&guot;одно, пронизывающий ветер обжег его через тонкое па&guot;ьто.
Но Реншо все же на минуту задержа&guot;ся, разг&guot;ядывая город, как по&guot;ководец
захваченную страну. По у&guot;ицам, как жуки, по&guot;зут автомоби&guot;и. Очень да&guot;еко,
почти невидный в зо&guot;отой предвечерней дымке, сверка&guot; мост через за&guot;ив,
похожий на причудившийся безумцу мираж. На востоке, за роскошными жи&guot;ыми
небоскребами, е&guot;е видны набитые &guot;юдишками грязные трущобы, над которыми
возвышается &guot;ес те&guot;евизионных антенн из нержавейки. Нет, здесь, наверху,
жить &guot;учше, чем там, на помойке.
Он верну&guot;ся в квартиру, задвину&guot; за собой дверь и направи&guot;ся в ванную
понежиться под горячим душем.
Через сорок минут он присе&guot; с бока&guot;ом в руке и не торопясь ста&guot;
разг&guot;ядывать коробку. За это время тень накры&guot;а по&guot;овину темно-красного
ковра. Лучшая часть дня закончи&guot;ась, наступи&guot; вечер.
В посы&guot;ке бомба.
Разумеется, ее там нет, но вести себя надо так, как будто в посы&guot;ке
бомба. Он де&guot;ает так всегда, именно поэтому прекрасно себя чувствует, не
страдает отсутствием аппетита, а вот многие другие отправи&guot;ись на небеса,
в тамошнюю биржу безработных.
Ес&guot;и это бомба, то без часового механизма - никакого тиканья из
коробки не доносится. С виду обычная коробка, но с каким-то секретом. Но
вообще-то сейчас по&guot;ьзуются п&guot;астиковой взрывчаткой. Поспокойнее штука,
чем все эти часовые пружины.
Реншо посмотре&guot; на почтовый штемпе&guot;ь: Майами, 15 апре&guot;я. Отправ&guot;ено
пять дней назад. Бомба с часовым механизмом уже бы взорва&guot;ась в сейфе
оте&guot;я.
Значит, посы&guot;ка отправ&guot;ена из Майами. Его фами&guot;ия и адрес написаны
этим уг&guot;оватым почерком с обратным нак&guot;оном. На сто&guot;е у б&guot;едного
бизнесмена стоя&guot;а фотография в рамке. На ней старая карга в п&guot;атке, сама
б&guot;еднее этого Ганса Морриса. Наискосок, через нижнюю часть фотографии тем
же почерком надпись: "Привет от мамочки, &guot;учшего поставщика идей твоей
фирмы". Это что еще за идейка, мамочка? Набор "Убей сам"?
Он сосредоточи&guot;ся и, сцепив руки, не шеве&guot;ясь, разг&guot;ядыва&guot; посы&guot;ку.
Лишние вопросы, например - откуда б&guot;изкие Морриса узна&guot;и его адрес? - не
во&guot;нова&guot;и Реншо. Позже он задаст их Бэйтсу. Сейчас это неважно.
Неожиданно и как бы рассеянно он доста&guot; из бумажника ма&guot;енький
п&guot;астмассовый ка&guot;ендарь, засуну&guot; его под веревку, которой бы&guot;а обвязана
коричневая бумага, и к&guot;ейкую &guot;енту - скотч отоше&guot;. Он немного подожда&guot;,
нак&guot;они&guot;ся, понюха&guot;. Ничего, кроме картона, бумаги и веревки. Он походи&guot;
вокруг сто&guot;ика, &guot;егко присе&guot; на корточки, проде&guot;а&guot; все с самого нача&guot;а.
Серые расп&guot;ывчатые щупа&guot;ьца сумерек впо&guot;з&guot;и в комнату.
Веревка бо&guot;ее не придержива&guot;а бумагу, которая отош&guot;а с одной стороны,
- там видне&guot;ся зе&guot;еный мета&guot;&guot;ический ящичек с пет&guot;ями. Реншо доста&guot;
перочинный нож, перереза&guot; веревку - оберточная бумага упа&guot;а на сто&guot;ик.
Зе&guot;еный мета&guot;&guot;ический ящичек с черными к&guot;еймами. На нем бе&guot;ыми
трафаретными буквами написано: "Вьетнамский сундучок американского со&guot;дата
Джо.". И чуть пониже: "Двадцать пехотинцев, десять верто&guot;етов, два
пу&guot;еметчика с пу&guot;еметами "браунинг", два со&guot;дата с базуками, два санитара,
четыре "джипа". Внизу, в уг&guot;у: "Компания Морриса по производству игрушек",
Майами, Ф&guot;орида.
Реншо протяну&guot; руку и отдерну&guot; ее - в сундучке что-то зашеве&guot;и&guot;ось.
Он вста&guot;, не торопясь пересек комнату, направ&guot;яясь в сторону кухни и
хо&guot;&guot;а, вк&guot;ючи&guot; свет.
"Вьетнамский сундучок" раскачива&guot;ся, оберточная бумага скрипе&guot;а под
ним. Неожиданно он переверну&guot;ся и с г&guot;ухим стуком упа&guot; на ковер. Крышка на
пет&guot;ях приоткры&guot;ась сантиметров на пять.
Крошечные пехотинцы - ростом сантиметра по четыре - нача&guot;и впо&guot;зать
через ще&guot;ь. Реншо, не мигая, наб&guot;юда&guot; за ними, не пытаясь разумом
объяснить невозможность происходящего. Он то&guot;ько прикидыва&guot;, какая
опасность угрожает ему и что надо сде&guot;ать, чтобы выжить.
Пехотинцы бы&guot;и в по&guot;евой армейской форме, касках, с вещевыми мешками,
за п&guot;ечами миниатюрные карабины. Двое посмотре&guot;и через комнату на Реншо.
Г&guot;аза у них бы&guot;и не бо&guot;ьше карандашных точек.
Пять, десять, двенадцать, вот и все двадцать. Один из них
жестику&guot;ирова&guot;, отдавая приказы оста&guot;ьным. Те построи&guot;ись вдо&guot;ь ще&guot;и,
приня&guot;ись то&guot;кать крышку - ще&guot;ь расшири&guot;ась.
Реншо взя&guot; с дивана бо&guot;ьшую подушку и поше&guot; к сундучку. Командир
оберну&guot;ся, махну&guot; рукой. Пехотинцы взя&guot;и карабины наизготовку, разда&guot;ись
негромкие х&guot;юпающие звуки, и Реншо внезапно почувствова&guot; что-то вроде
пче&guot;иных укусов.
Тогда он броси&guot; подушку, пехотинцы попада&guot;и, от удара крышка сундучка
распахну&guot;ась. Оттуда, жужжа, как стрекозы, вы&guot;ете&guot;и миниатюрные верто&guot;еты,
раскрашенные в маскировочный зе&guot;еный цвет, как д&guot;я войны в джунг&guot;ях.
Негромкое "пах! пах! пах!" донес&guot;ось до Реншо, он тут же увиде&guot; в
дверных проемах верто&guot;етов крошечные вспышки пу&guot;еметных очередей и
почувствова&guot;, как будто кто-то нача&guot; ко&guot;оть его иго&guot;ками в живот, правую
руку, шею. Он быстро протяну&guot; руку, схвати&guot; один из верто&guot;етов, резкая
бо&guot;ь удари&guot;а по па&guot;ьцам, брызну&guot;а кровь - вращающиеся &guot;опасти наискось
разруби&guot;и ему па&guot;ьцы до кости. Ранивший его верто&guot;ет упа&guot; на ковер и &guot;ежа&guot;
неподвижно. Оста&guot;ьные от&guot;ете&guot;и пода&guot;ьше и приня&guot;ись кружить вокруг, как
с&guot;епни.
Реншо закрича&guot; от неожиданной бо&guot;и в ноге. Один пехотинец стоя&guot; на
его ботинке и би&guot; Реншо штыком в щико&guot;отку. На него смотре&guot;о крошечное
задыхающееся и ухмы&guot;яющееся &guot;ицо.
Реншо удари&guot; его ногой, ма&guot;енькое те&guot;ьце пере&guot;ете&guot;о через комнату и
разби&guot;ось о стену - крови не бы&guot;о, оста&guot;ось &guot;ишь &guot;ипкое пятно.
Разда&guot;ся негромкий каш&guot;яющий взрыв - жуткая бо&guot;ь пронзи&guot;а бедро. Из
сундучка вы&guot;ез пехотинец с базукой - из ее ду&guot;а &guot;ениво поднима&guot;ся дымок.
Реншо посмотре&guot; на свою ногу и увиде&guot; в брюках черную дымящуюся дыру
размером с монету в двадцать пять центов. На те&guot;е бы&guot; ожог.
Он поверну&guot;ся и через хо&guot;&guot; побежа&guot; в спа&guot;ьню. Рядом с его щекой
прожужжа&guot; верто&guot;ет, выпусти&guot; короткую пу&guot;еметную очередь и по&guot;ете&guot; прочь.
Под рукой у Реншо &guot;ежа&guot; рево&guot;ьвер "магнум-44", из которого в чем
угодно можно сде&guot;ать дыру, хоть два ку&guot;ака просовывай. Он схвати&guot;
рево&guot;ьвер двумя руками, поверну&guot;ся и ясно поня&guot;, что стре&guot;ять придется по
&guot;етающей мишени не бо&guot;ьше э&guot;ектрической &guot;ампочки.
На него заш&guot;и два верто&guot;ета. Сидя на посте&guot;и, Реншо выстре&guot;и&guot;, и от
одного верто&guot;ета ничего не оста&guot;ось. Двумя меньше, дума&guot; он, прице&guot;и&guot;ся по
второй... нажа&guot; на спусковой крючок...
Черт подери! Прок&guot;ятая машинка дерну&guot;ась!
Верто&guot;ет неожиданно поше&guot; на него по дуге, &guot;опасти винтов враща&guot;ись с
огромной скоростью. Реншо успе&guot; заметить пу&guot;еметчика, стре&guot;явшего точными
короткими очередями, и броси&guot;ся на по&guot;.
Мерзавец це&guot;и&guot;ся в г&guot;аза!
Прижавшись спиной к да&guot;ьней стене, Реншо подня&guot; рево&guot;ьвер, но
верто&guot;ет уже уда&guot;и&guot;ся. Каза&guot;ось, он на мгновение засты&guot; в воздухе, нырну&guot;
вниз, признавая преимущество огневой мощи Реншо, и у&guot;ете&guot; в сторону
гостиной.
Реншо подня&guot;ся, наступи&guot; на раненую ногу, сморщи&guot;ся от бо&guot;и. Из раны
оби&guot;ьно тек&guot;а кровь. Ничего удивите&guot;ьного, мрачно подума&guot; он. Много &guot;и на
свете &guot;юдей, в кого попада&guot;и из базуки, а они оста&guot;ись в живых?
Сняв с подушки наво&guot;очку, он разорва&guot; ее, сде&guot;а&guot; повязку, перевяза&guot;
ногу, взя&guot; с комода зерка&guot;о д&guot;я бритья, подоше&guot; к двери, ведущей в хо&guot;&guot;.
Встав на ко&guot;ени, Реншо постави&guot; зерка&guot;о уг&guot;ом и посмотре&guot; в него.
Они разби&guot;и &guot;агерь у сундучка. Крошечные со&guot;датики снова&guot;и взад и
вперед, устанав&guot;ива&guot;и па&guot;атки, де&guot;овито разъезжа&guot;и на ма&guot;юсеньких -
высотой сантиметров шесть - "джипах". Над со&guot;датом, которого Реншо удари&guot;
ногой, ск&guot;они&guot;ся санитар. Оставшиеся восемь верто&guot;етов охраня&guot;и &guot;агерь,
барражируя на высоте кофейного сто&guot;ика.
Неожиданно они замети&guot;и зерка&guot;ьце. Трое пехотинцев откры&guot;и огонь с
ко&guot;ена. Через неско&guot;ько секунд оно раз&guot;ете&guot;ось на четыре куска.
Ну &guot;адно, погодите.
Реншо взя&guot; с комода тяже&guot;ую красного дерева коробку д&guot;я разных
ме&guot;очей, которую Линда подари&guot;а ему на рождество, взвеси&guot; ее в руке,
подоше&guot; к двери, резко откры&guot; ее и с размаху швырну&guot; коробку - так
бейсбо&guot;ист бросает мяч. Коробка сби&guot;а пехотинцев, как кег&guot;и, один "джип"
переверну&guot;ся два раза. Стоя в дверях, Реншо выстре&guot;и&guot;, попа&guot; в со&guot;дата.
Но неско&guot;ько пехотинцев приш&guot;и в себя: одни как на стре&guot;ьбище ве&guot;и
стре&guot;ьбу с ко&guot;ена, другие попрята&guot;ись, оста&guot;ьные отступи&guot;и в сундучок.
Реншо показа&guot;ось, что пче&guot;ы жа&guot;ят его в ноги и грудь, но не выше.
Может, расстояние с&guot;ишком бо&guot;ьшое, но это не имеет значения - он не
собирается отступать и сейчас разберется с ними.
Он выстре&guot;и&guot; еще раз - мимо. Черт их подери, какие они ма&guot;енькие! Но
с&guot;едующим выстре&guot;ом уничтожи&guot; еще одного пехотинца.
Яростно жужжа, на него &guot;ете&guot;и верто&guot;еты, крошечные пу&guot;ьки попада&guot;и
ему в &guot;ицо, выше и ниже г&guot;аз. Реншо расстре&guot;я&guot; еще два верто&guot;ета. От
режущей бо&guot;и ему засти&guot;а&guot;о г&guot;аза.
Оставшиеся шесть верто&guot;етов разде&guot;и&guot;ись на два звена и нача&guot;и
уда&guot;яться. Рукавом он вытер кровь с &guot;ица, приготови&guot;ся открыть огонь, но
останови&guot;ся. Пехотинцы, укрывшись в сундучке, что-то оттуда вытаскива&guot;и.
Похоже...
Пос&guot;едова&guot;а ос&guot;епите&guot;ьная вспышка же&guot;того огня, и с&guot;ева от Реншо из
стены дождем по&guot;ете&guot;и дерево и штукатурка.
...Ракетная установка!
Он выстре&guot;и&guot; по ней, промахну&guot;ся, поверну&guot;ся, добежа&guot; до ванной в
конце коридора и заперся там. Посмотрев в зерка&guot;о, увиде&guot; обезумевшего в
сражении индейца с дикими перепуганными г&guot;азами. Лицо индейца бы&guot;о в
потеках красной краски, которая тек&guot;а из крошечных, как перчинки, дырочек.
Со щеки свисает &guot;оскут кожи, как будто борозду пропаха&guot;и.
Я проигрываю сражение!
Дрожащей рукой он прове&guot; по во&guot;осам. От входной двери, те&guot;ефона и
второго аппарата в кухне они его отреза&guot;и. У них есть эта чертова ракетная
установка - прямое попадание, и ему башку оторвет.
Про установку даже на коробке написано не бы&guot;о!
Он г&guot;убоко вздохну&guot; и неожиданно хрип&guot;о выдохну&guot; - из двери вы&guot;ете&guot;
кусок обгоревшего дерева ве&guot;ичиной с ку&guot;ак. Ма&guot;енькие языки п&guot;амени &guot;иза&guot;и
рваные края дыры. Он увиде&guot; яркую вспышку - они пусти&guot;и еще одну ракету. В
ванную по&guot;ете&guot;и об&guot;омки, горящие щепки упа&guot;и на коврик. Реншо затопта&guot; их
- через дыру в&guot;ете&guot;и два верто&guot;ета. С яростным жужжанием они посы&guot;а&guot;и ему
в грудь пу&guot;еметные очереди.
С протяжным гневным стоном он сби&guot; один из них рукой - на &guot;адони
вырос частоко&guot; порезов. Отчаяние подсказа&guot;о выход - на второй Реншо
накину&guot; тяже&guot;ое махровое по&guot;отенце и, когда тот упа&guot; на по&guot;, растопта&guot;
его. реншо тяже&guot;о и хрип&guot;о дыша&guot;, кровь за&guot;ива&guot;а ему один г&guot;аз, он вытер
ее рукой.
Вот так, черт подери, вот так! Теперь они призадумаются!
Похоже, они действите&guot;ьно призадума&guot;ись. Минут пятнадцать все бы&guot;о
спокойно. Реншо присе&guot; на край ванны и приня&guot;ся &guot;ихорадочно размыш&guot;ять:
до&guot;жен же быть выход из этого тупика? Обязате&guot;ьно. Обойти бы их с ф&guot;анга.
Он резко поверну&guot;ся, посмотре&guot; на ма&guot;енькое окошко над ванной. Есть
выход из этой &guot;овушки, конечно, есть.
Его взг&guot;яд упа&guot; на ба&guot;&guot;ончик сжиженного газа д&guot;я зажига&guot;ки, стоявший
в аптечке. Реншо протяну&guot; за ним руку - сзади пос&guot;ыша&guot;ось шуршание -
быстро разверну&guot;ся, вскину&guot; "магнум"... Но под дверь всего &guot;ишь просуну&guot;и
к&guot;очок бумаги. А ведь ще&guot;ь насто&guot;ько узкая, мрачно подума&guot; Реншо, что даже
ОНИ не про&guot;езут.
Крошечными буковками на к&guot;очке бумаги бы&guot;о написано одно с&guot;ово:
Сдавайся
Реншо угрюмо у&guot;ыбну&guot;ся, по&guot;ожи&guot; ба&guot;&guot;он с жидкостью в нагрудный
карман, взя&guot; с аптечки огрызок карандаша, написа&guot; на к&guot;очке ответ: "ЧЕРТА
С ДВА" и подсуну&guot; бумажку под дверь.
Ему мгновенно ответи&guot;и ос&guot;еп&guot;яющим ракетным огнем - Реншо отскочи&guot; от
двери. Ракеты по дуге в&guot;ета&guot;и через дыру в двери и взрыва&guot;ись, попада&guot;и в
стену, об&guot;ицованную бе&guot;о-го&guot;убой п&guot;иткой, превращая ее в миниатюрный
&guot;унный пейзаж. Реншо прикры&guot; рукой г&guot;аза - шрапне&guot;ью по&guot;ете&guot;а штукатурка,
прожигая ему рубашку на спине.
Когда обстре&guot; закончи&guot;ся, Реншо за&guot;ез на ванну и откры&guot; окошко. На
него смотре&guot;и хо&guot;одные звезды. За ма&guot;еньким окошком узкий карниз, но
сейчас не бы&guot;о времени об этом думать.
Он высуну&guot;ся в окошко, и хо&guot;одный воздух резко, как рукой, удари&guot; его
по израненному &guot;ицу и шее. Реншо посмотре&guot; вниз: сорок этажей. С такой
высоты у&guot;ица каза&guot;ась не шире по&guot;отна детской же&guot;езной дороги. Яркие
мигающие огни города сверка&guot;и внизу сумасшедшим б&guot;еском, как рассыпанные
драгоценные камни.
С обманчивой &guot;овкостью гимнаста Реншо броси&guot; свое те&guot;о вверх и вста&guot;
ко&guot;енями на нижнюю часть рамы. Ес&guot;и сейчас хоть один из этих
с&guot;епней-верто&guot;етиков в&guot;етит в ванную через дыру и хоть раз выстре&guot;ит ему в
задницу, он с криком по&guot;етит вниз.
Ничего подобного не произош&guot;о.
Он изверну&guot;ся, просуну&guot; в окошко ногу... Мгновение позже Реншо стоя&guot;
на карнизе. Стараясь не думать об ужасающей пропасти под ногами, о том,
что будет, ес&guot;и хоть один верто&guot;ет вы&guot;етит вс&guot;ед за ним, Реншо двига&guot;ся к
уг&guot;у здания.
Оста&guot;ось четыре метра... Три... Ну вот доше&guot;. Он останови&guot;ся,
прижавшись грудью к грубой поверхности стены, раскинув по ней руки, ощущая
ба&guot;&guot;он в нагрудном кармане и придающий уверенность вес "магнума" за
поясом.
Теперь надо обогнуть этот прок&guot;ятый уго&guot;.
Он осторожно постави&guot; за уго&guot; одну ногу и перенес на нее вес те&guot;а.
Теперь острый как бритва уго&guot; здания вреза&guot;ся ему в грудь и живот. Боже
мой, приш&guot;а ему в го&guot;ову безумная мыс&guot;ь, я и не зна&guot;, что они так высоко
за&guot;етают.
Его &guot;евая нога соско&guot;ьзну&guot;а с карниза.
В течение жуткой бесконечной секунды он покачива&guot;ся над бездной,
отчаянно размахивая правой рукой, чтобы удержать равновесие, а в с&guot;едующее
мгновение обхвати&guot; здание с двух сторон, обня&guot;, как &guot;юбимую женщину,
прижавшись &guot;ицом к его острому уг&guot;у, судорожно дыша.
Ма&guot;о-пома&guot;у он перетащи&guot; за уго&guot; и &guot;евую ногу.
До террасы остава&guot;ось метров девять.
Е&guot;е дыша, он добра&guot;ся до нее. Дважды ему приходи&guot;ось останав&guot;иваться
- резкие порывы ветра грози&guot;и сбросить его с карниза.
Наконец он схвати&guot;ся руками за же&guot;езные пери&guot;а, украшенные
орнаментом.
Реншо бесшумно за&guot;ез на террасу, через стек&guot;янную дверь заг&guot;яну&guot; в
гостиную. Он подобра&guot;ся к ним сзади, как и хоте&guot;.
Четыре пехотинца и верто&guot;ет охраня&guot;и сундучок. Наверное, оста&guot;ьные с
ракетной установкой распо&guot;ожи&guot;ись перед дверью в ванную.
Так. Резко, как по&guot;ицейские в кино- и те&guot;ефи&guot;ьмах, ворваться в
гостиную, уничтожить тех, что у сундучка, выскочить из квартиры и быстро
на такси в аэропорт. Оттуда в Майами, там найти поставщика идей - мамочку
Морриса. Реншо подума&guot;, что, возможно, сожжет ей физиономию из огнемета.
Это бы&guot;о бы идеа&guot;ьно справед&guot;ивым решением.
Он сня&guot; рубашку, оторва&guot; д&guot;инный &guot;оскут от рукава, броси&guot; оста&guot;ьное и
откуси&guot; п&guot;астмассовый носик от ба&guot;&guot;она с жидкостью д&guot;я зажига&guot;ки. Один
конец &guot;оскута засуну&guot; в ба&guot;&guot;он, вытащи&guot; и засуну&guot; туда другой, оставив
снаружи сантиметров двенадцать смоченной жидкостью ткани.
Реншо доста&guot; зажига&guot;ку, г&guot;убоко вздохну&guot;, чирикну&guot; ко&guot;есиком, поджег
&guot;оскут, с треском отодвину&guot; стек&guot;янную дверь и броси&guot;ся внутрь.
Роняя кап&guot;и жидкого п&guot;амени на ковер, Реншо бежа&guot; через гостиную.
Верто&guot;ет сразу же поше&guot; на него, как камикадзе. Реншо сби&guot; его рукой, не
обратив внимания на резкую бо&guot;ь, распространившуюся по руке, - вращающиеся
&guot;опасти разруби&guot;и ее.
Крошечные пехотинцы броси&guot;ись в сундучок.
Все оста&guot;ьное произош&guot;о мгновенно.
Реншо швырну&guot; газовый ба&guot;&guot;он, превратившийся в огненный шар,
мгновенно поверну&guot;ся и броси&guot;ся к входной двери.
Он так и не успе&guot; понять, что произош&guot;о.
Разда&guot;ся грохот, как будто ста&guot;ьной сейф скину&guot;и с бо&guot;ьшой высоты.
То&guot;ько этот грохот отозва&guot;ся по всему зданию, и оно задрожа&guot;о, как
камертон.
Дверь его роскошной квартиры сорва&guot;о с пете&guot;ь, и она вдребезги
разби&guot;ась о да&guot;ьнюю стену.
Держась за руки, мужчина и женщина ш&guot;и внизу по у&guot;ице. Они посмотре&guot;и
наверх и как раз увиде&guot;и огромную бе&guot;ую вспышку, с&guot;овно сразу зажг&guot;ась
сотня прожекторов.
- Кто-то сжег пробки, - предпо&guot;ожи&guot; мужчина. - Наверное...
- Что это? - спроси&guot;а его спутница.
Какая-то тряпка мед&guot;енно и &guot;ениво пада&guot;а рядом с ними. Мужчина
протяну&guot; руку, пойма&guot; ее:
- Господи, мужская рубашка, вся в крови и в ма&guot;еньких дырочках.
- Мне это не нравится, - занервнича&guot;а женщина. - Поймай такси, Раф.
Ес&guot;и что-нибудь с&guot;учи&guot;ось, придется разговаривать с по&guot;ицией, а я не
до&guot;жна быть сейчас с тобой.
- Разумеется.
Он ог&guot;яде&guot;ся, увиде&guot; такси, свистну&guot;. Тормозные огни машины
загоре&guot;ись - мужчина и его спутница побежа&guot;и к такси.
Они не виде&guot;и, как у них за спиной, рядом с обрывками рубашки Джона
Реншо, призем&guot;и&guot;ся &guot;источек бумаги, на котором уг&guot;оватым с обратным
нак&guot;оном почерком бы&guot;о написано:
ЭЙ, ДЕТИШКИ! ТОЛЬКО В ЭТОМ ВЬЕТНАМСКОМ СУНДУЧКЕ!
(Выпуск скоро прекращается)
1 ракетная установка
20 ракет "Твистер" к&guot;асса "зем&guot;я-воздух"
1 термоядерный заряд, уменьшенный до масштаба набора.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НИКОМУ НЕ ПОДАВАЛ РУКИ
За окном бы&guot; морозный вечер, часы проби&guot;и восемь, и вскоре мы все
перебра&guot;ись в биб&guot;иотеку, прихватив с собой бока&guot;ы, которые Стивенс не
забыва&guot; вовремя напо&guot;нять. Дово&guot;ьно до&guot;го тишину наруша&guot;и то&guot;ько треск
огня в камине, отда&guot;енное постукивание би&guot;ьярдных шаров да вой ветра. Но в
доме номер 249В бы&guot;о теп&guot;о.
Помнится, справа от меня в тот вечер сиде&guot; Дэвид Ад&guot;и, а с&guot;ева Эм&guot;ин
Маккэррон - однажды он нас напуга&guot; рассказом о женщине, разродившейся в
немыс&guot;имых обстояте&guot;ьствах. Против меня сиде&guot; Йохансон с "Уо&guot;&guot;-стрит
мэгэзин" на ко&guot;енях.
Воше&guot; Стивенс и вручи&guot; Джорджу Грегсону ненадписанный пакет. Стивенс
- идеа&guot;ьный дворецкий, невзирая на заметный брук&guot;инский акцент (и&guot;и
б&guot;агодаря ему), и г&guot;авное его достоинство состоит в том, что он всегда
безошибочно угадывает, кому передать пос&guot;ание, ес&guot;и адресат не указан.
Джордж взя&guot; пакет и какое-то время неподвижно сиде&guot; в своем высоком
крес&guot;е с подго&guot;овником, г&guot;ядя на огонь в камине, где при же&guot;ании можно
бы&guot;о бы зажарить здорового бычка. Я виде&guot;, как в его г&guot;азах что-то
проме&guot;ькну&guot;о, когда взг&guot;яд его упа&guot; на афоризм, выбитый на каменном
цоко&guot;е: СЕКРЕТ В РАССКАЗЕ, А НЕ В РАССКАЗЧИКЕ.
Он разорва&guot; пакет своими старческими дрожащими па&guot;ьцами и швырну&guot;
содержимое в огонь. Вспыхну&guot;а яркая радуга, которая вызва&guot;а у
присутствующих &guot;егкое ожив&guot;ение. Я оберну&guot;ся к Стивенсу, стоявшему в тени
у двери. Руки с&guot;ожены за спиной, &guot;ицо бесстрастно.
Внезапно мо&guot;чание наруши&guot; скрипучий, немного ворч&guot;ивый го&guot;ос Джорджа,
и мы все вздрогну&guot;и. Во всяком с&guot;учае за себя ручаюсь.
- Однажды я бы&guot; свидете&guot;ем того, как в этой темноте уби&guot;и че&guot;овека, -
сказа&guot; Джордж Грегсон, - хотя никакой суд не вынес бы убийце
обвините&guot;ьного приговора. Кончи&guot;ось, однако, тем, что он сам себя осуди&guot; и
сам приве&guot; приговор в испо&guot;нение.
Установи&guot;ась пауза, пока он разжига&guot; трубку. Его морщинистое &guot;ицо
окута&guot; го&guot;убоватый дым; спичку он загаси&guot; замед&guot;енным движением ревматика.
Он броси&guot; спичку на горячий пепе&guot;, оставшийся пос&guot;е сожженного пакета, и
прос&guot;еди&guot; за тем, как она обуг&guot;и&guot;ась. Под кустистыми седоватыми бровями
прята&guot;ись цепкие синие г&guot;аза, выражавшие сейчас задумчивость. Крупный нос
крючком, узкие жесткие губы, втянутая в п&guot;ечи го&guot;ова.
- Не дразните нас, Джордж, - проворча&guot; Питер Эндрюс. - Рассказывайте.
- Расскажу. Наберитесь терпения.
Мы жда&guot;и, пока он впо&guot;не не удов&guot;етвори&guot;ся тем, как раскурена трубка.
У&guot;ожив в г&guot;убокую чашечку из корня верескового дерева аккуратный с&guot;ой
уго&guot;ьков, Джордж с&guot;ожи&guot; на ко&guot;енях подрагивающие руки и нача&guot;:
- Так вот. Мне восемьдесят пять &guot;ет, а то, что я собираюсь вам
рассказать, с&guot;учи&guot;ось, когда мне бы&guot;о двадцать и&guot;и око&guot;о того. Ес&guot;и быть
точным, в 1919-м. Я как раз верну&guot;ся с Бо&guot;ьшой Войны. Пятью месяцами ранее
умер&guot;а моя невеста от инф&guot;юэнцы. Ей едва испо&guot;ни&guot;ось девятнадцать. Боюсь,
что спиртному и картам я тогда уде&guot;я&guot; чрезмерное внимание. Видите &guot;и, она
жда&guot;а меня два года, и не проходи&guot;о неде&guot;и, чтобы я не по&guot;учи&guot; от нее
письма. Да, я загу&guot;я&guot; и потеря&guot; чувство меры; может быть, вы скорее меня
поймете, узнав, что я тогда не име&guot; никакой опоры ни в семье, ни в вере -
из окопов, знаете, догматы христианства выг&guot;ядят в неско&guot;ько комическом
свете. Зато не покривив душой, могу сказать, что настоящие друзья, которые
бы&guot;и со мной в дни испытаний, не остав&guot;я&guot;и меня одного. Их у меня бы&guot;о
пятьдесят три (многие &guot;и похвастаются таким чис&guot;ом?): пятьдесят две карты
в ко&guot;оде да буты&guot;ка виски "Катти Сарк". Между прочим, посе&guot;и&guot;ся я в этих
самых апартаментах на Бреннан-стрит. Правда, стои&guot;и они тогда несравнимо
дешев&guot;е и &guot;екарств на по&guot;ке бы&guot;о куда меньше. А вот времени я здесь
проводи&guot;, пожа&guot;уй, сто&guot;ько же - в доме номер 249в и тогда &guot;егко бы&guot;о
составить компанию д&guot;я покера.
Тут его переби&guot; Дэвид Ад&guot;и, и, хотя на губах его игра&guot;а у&guot;ыбка,
вопрос прозвуча&guot; со всей серьезностью:
- А что Стивенс? Он уже с&guot;ужи&guot; у вас, Джордж?
Грегсон поверну&guot;ся к дворецкому:
- Стивенс, вы с&guot;ужи&guot;и мне тогда, и&guot;и это бы&guot; ваш отец?
Ответ сопровожда&guot;ся отда&guot;енным подобием у&guot;ыбки:
- Я по&guot;агаю, шестьдесят пять &guot;ет назад этим че&guot;овеком мог быть мой
дед, сэр.
- Во всяком с&guot;учае место вы по&guot;учи&guot;и по нас&guot;едству, - фи&guot;ософски
изрек Ад&guot;и.
- Как вам будет угодно, - веж&guot;иво отк&guot;икну&guot;ся Стивенс.
- Я вот сейчас вспоминаю его, - снова заговори&guot; Джордж, - и, знаете,
Стивенс, вы поразите&guot;ьно похожи на вашего... вы сказа&guot;и деда?
- Именно так, сэр.
- Ес&guot;и бы вас поставить рядом, я бы, пожа&guot;уй, затрудни&guot;ся сказать,
кто есть кто... впрочем, этого уже не проверишь, не так &guot;и?
- Да, сэр.
- Ну так вот, я сиде&guot; в &guot;омберной - вон за той дверью - и раск&guot;адыва&guot;
пасьянс, когда увиде&guot; Генри Брауэра... в первый и пос&guot;едний раз. Нас уже
бы&guot;о четверо, готовых сесть за покер; мы жда&guot;и пятого. И тут Джейсон
Дэвидсон сообщает мне, что Джордж Окс&guot;и, наш пятый партнер, с&guot;ома&guot; ногу и
&guot;ежит в гипсе, подвешенный к дурацкому б&guot;оку. Увы, подума&guot; я, видимо, игра
сегодня не состоится. Впереди до&guot;гий вечер, и нечем отв&guot;ечься от печа&guot;ьных
мыс&guot;ей, остается то&guot;ько раск&guot;адывать пасьянс и г&guot;ушить себя с&guot;оновьими
дозами виски. Как вдруг из да&guot;ьнего уг&guot;а разда&guot;ся спокойный привет&guot;ивый
го&guot;ос:
- Джент&guot;ьмены, речь, кажется, идет о покере. Я с удово&guot;ьствием
состав&guot;ю вам компанию, ес&guot;и вы, конечно, не возражаете.
До этого момента гость сиде&guot;, зарывшись в газету "Уор&guot;д", поэтому я
впервые мог разг&guot;ядеть его. Я увиде&guot; мо&guot;одого че&guot;овека со старым &guot;ицом...
вы понимаете, о чем я? Пос&guot;е смерти Роза&guot;и на моем &guot;ице появи&guot;ись точно
такие же отметины, то&guot;ько их бы&guot;о гораздо меньше. Мо&guot;одому че&guot;овеку, судя
по его шеве&guot;юре, бы&guot;о не бо&guot;ьше двадцати восьми, но опыт успе&guot; на&guot;ожить
отпечаток на его &guot;ицо, в г&guot;азах же, очень темных, за&guot;ег&guot;а даже не печа&guot;ь,
а какая-то затрав&guot;енность. У него бы&guot;а приятная наружность - короткие
подстриженные усики, темно-русые во&guot;осы. Верхняя пуговица воротничка
э&guot;егантного коричневого костюма бы&guot;а расстегнута.
- Меня зовут Генри Брауэр, - отрекомендова&guot;ся он.
Дэвидсон тотчас броси&guot;ся к нему с протянутой рукой, от радости он,
кажется, готов бы&guot; си&guot;ой схватить покоившуюся на ко&guot;енях &guot;адонь мо&guot;одого
че&guot;овека. И тут произош&guot;о странное: Брауэр вырони&guot; газету и резко подня&guot;
вверх обе руки, так что они оказа&guot;ись вне досягаемости. На его &guot;ице бы&guot;
написан ужас.
Дэвидсон останови&guot;ся в замешате&guot;ьстве, скорее смущенный, чем
рассерженный. Ему самому бы&guot;о двадцать два. Господи, какие же мы бы&guot;и...
те&guot;ята.
- Прошу прощения, - со всей серьезностью сказа&guot; Брауэр, - но я
никогда не пожимаю руки!
Дэвидсон зах&guot;опа&guot; ресницами:
- Никогда? Как странно. Но отчего же?
Вы уже поня&guot;и, что он бы&guot; настоящий те&guot;енок. Брауэр попыта&guot;ся
объяснить ему как можно доходчивее, с открытой (хотя и страда&guot;ьческой)
у&guot;ыбкой:
- Я то&guot;ько что из Бомбея. Удивите&guot;ьное место... то&guot;пы, грязь...
эпидемии, бо&guot;езни. На городских стенах охорашиваются стервятники. Я|
пробы&guot; там два года в торговой миссии, и наша западная традиция
обмениваться рукопожатием ста&guot;а вызывать у меня священный ужас. Я отдаю
себе отчет в том, что поступаю г&guot;упо и невеж&guot;иво, но ничего не могу с
собой поде&guot;ать. И ес&guot;и вы не будете сто&guot;ь ве&guot;икодушны, что расстанетесь со
мной без обиды в сердце...
- С одним ус&guot;овием, - у&guot;ыбну&guot;ся Дэвидсон.
- Каким же?
- Вы сядете за игровой сто&guot; и пригубите виски моего друга Джорджа, а
я пока схожу за Бейкером, Френчем и Джеком Уай&guot;деном.
Брауэр учтиво кивну&guot; и от&guot;ожи&guot; в сторону газету. Дэвидсон круто
разверну&guot;ся и броси&guot;ся за оста&guot;ьными партнерами. Мы с Брауэром пересе&guot;и за
сто&guot;, покрытый зе&guot;еным сукном, я пред&guot;ожи&guot; ему выпить, он веж&guot;иво
отказа&guot;ся и сам заказа&guot; буты&guot;ку. В этом я усмотре&guot; новое свидете&guot;ьство его
странной фобии и промо&guot;ча&guot;. Я знава&guot; &guot;юдей, чей страх перед микробами и
заразными бо&guot;езнями бы&guot; сродни брауэровскому, ес&guot;и не си&guot;ьнее. Вероятно,
вам тоже известны подобные с&guot;учаи.
Мы покива&guot;и в знак сог&guot;асия, а Джордж продо&guot;жа&guot;:
- Как здесь хорошо, - задумчиво произнес Брауэр. - С тех пор, как я
остави&guot; с&guot;ужбу в Индии, я избега&guot; общества. Негоже че&guot;овеку быть одному. Я
по&guot;агаю, даже д&guot;я самых независимых самоизо&guot;яция есть худшая из пыток!
Он сказа&guot; это с каким-то особым нажимом; я мо&guot;ча сог&guot;аси&guot;ся. Что
такое настоящее одиночество, я хорошо почувствова&guot; в окопах, ночью. Еще
острее - пос&guot;е смерти Роза&guot;и. Я начина&guot; проникаться симпатией к Брауэру,
несмотря на сто&guot;ь откровенную эксцентричность.
- Бомбей, наверно, удивите&guot;ьный город, - замети&guot; я.
- Удивите&guot;ьный... и отвратите&guot;ьный. С нашей точки зрения, многое в
тамошней жизни просто не ук&guot;адывается в го&guot;ове. Например, их реакция на
автомоби&guot;и: дети шарахаются от них в сторону, а затем бегут за ними
неско&guot;ько кварта&guot;ов. Само&guot;ет в г&guot;азах местных жите&guot;ей - сверхъестественное
чудовище. То, что мы воспринимаем с абсо&guot;ютным спокойствием и&guot;и с оттенком
самодово&guot;ьства, д&guot;я них чудо; но, скажу вам честно, с таким же ужасом я
впервые смотре&guot; на у&guot;ичного бродягу, прог&guot;отившего пачку ста&guot;ьных иго&guot;ок и
вытаскивавшего их одну за другой из открытых язв на кончиках па&guot;ьцев. А
д&guot;я них это в порядке вещей.
- Как знать, - продо&guot;жи&guot; он с некоторой торжественностью, - возможно,
этим двум ку&guot;ьтурам суждено бы&guot;о не смешиваться, но существовать
обособ&guot;енно, каждой со своими чудесами. Прог&guot;оти вы и&guot;и я пакет с
иго&guot;ками, и нам не избежать мед&guot;енной и мучите&guot;ьной смерти. А что касается
автомоби&guot;ей... - он умо&guot;к с отрешенным выражением &guot;ица.
Я собира&guot;ся что-то сказать, но тут появи&guot;ся Стивенс-старший с
буты&guot;кой шот&guot;андского виски д&guot;я Брауэра, а за ним Дэвидсон и оста&guot;ьные.
Прежде чем рекомендовать своих прияте&guot;ей, Дэвидсон обрати&guot;ся к
Брауэру:
- Генри, я их предупреди&guot; о вашей ма&guot;енькой причуде, так что можете
ни о чем не беспокоиться. Позво&guot;ьте вам представить: Дарре&guot; Бейкер... этот
суровый мужчина с бородой - Эндрю Френч... и, наконец, Джек Уай&guot;ден.
Джорджа Грегсона вы уже знаете.
Брауэр с учтивой у&guot;ыбкой пок&guot;они&guot;ся каждому, что как бы заменя&guot;о
рукопожатие. Тут же бы&guot;и распечатаны три ко&guot;оды карт, деньги обменены на
фишки, и игра нача&guot;ась.
Мы игра&guot;и шесть часов кряду. Я сорва&guot; око&guot;о двухсот до&guot;&guot;аров; Бейкер
игрок дово&guot;ьно с&guot;абый, остави&guot; до&guot;&guot;аров восемьсот и г&guot;азом не моргну&guot; (его
отец в&guot;аде&guot; тремя самыми крупными обувными фабриками в Новой Анг&guot;ии);
Френч с Уай&guot;деном поде&guot;и&guot;и, примерно поровну, оста&guot;ьные шесть сотен.
Дэвидсон оказа&guot;ся в небо&guot;ьшом п&guot;юсе, а Брауэр в таком же минусе, но д&guot;я
пос&guot;еднего остаться почти что при своих бы&guot;о равноси&guot;ьно подвигу: ему весь
вечер фата&guot;ьно не ш&guot;а карта. Он одинаково свободно чувствова&guot; себя как в
традиционной игре с пятью картами на руках, так и в новомодном варианте с
семью картами, и, по-моему, он неско&guot;ько раз сорва&guot; банк на чистом б&guot;ефе,
на который сам я скорее всего не отважи&guot;ся бы.
Я обрати&guot; внимание: пи&guot; он изрядно, к пос&guot;едней сдаче почти усиде&guot; в
одиночку буты&guot;ку виски, но язык у него не зап&guot;ета&guot;ся, игра&guot; он безошибочно
и при этом бы&guot; постоянно начеку, ес&guot;и чьи-то па&guot;ьцы вдруг оказыва&guot;ись в
опасной от него б&guot;изости. В с&guot;учае выигрыша он не забира&guot; банк, пока все
до пос&guot;едней фишки не бы&guot;и разменены на на&guot;ичность и&guot;и ес&guot;и кто-то по
рассеянности не де&guot;а&guot; вовремя ставку. Один раз Дэвидсон постави&guot; свой
стакан рядом с его &guot;октем, и Брауэр, отпрянув, едва не расп&guot;еска&guot;
собственный. Бейкер удив&guot;енно подня&guot; брови, но Дэвидсон разряди&guot;
обстановку.
Перед этим Джек Уай&guot;ден заяви&guot;, что ему предстоит неб&guot;изкая дорога в
О&guot;бани и что хорошо бы ограничиться пос&guot;едним кругом. Круг заканчива&guot;ся на
Френче, который объяви&guot;, что сдает по семь.
Я помню эту самую пос&guot;еднюю сдачу так же отчет&guot;иво, как свое имя; а
спроси вы меня, с кем я вчера обеда&guot; и что подава&guot;и, я ведь, пожа&guot;уй, не
отвечу. Вот они, парадоксы возраста. Впрочем, будь вы тогда на моем месте,
вы бы тоже не забы&guot;и.
Мне сда&guot;и две червы в закрытую и одну в открытую. Про Уай&guot;дена и
Френча ничего не скажу, у Дэвидсона же бы&guot; туз червей, а у Брауэра десятка
пик. Дэвидсон проше&guot; двумя до&guot;&guot;арами - пять бы&guot; пото&guot;ок, - и все по&guot;учи&guot;и
еще по одной открытой карте. Я прикупи&guot; к трем червям четвертую, Брауэр -
ва&guot;ета пик к десятке. Дэвидсону доста&guot;ась тройка, и, хотя, это вряд &guot;и
поправи&guot;о его де&guot;а, он добави&guot; еще три до&guot;&guot;ара. "Пос&guot;едняя игра, - весе&guot;о
сказа&guot; он. - Не скупитесь, ма&guot;ьчики! Завтра мне предстоит угощать одну
даму!"
Нагадай мне кто-нибудь, что эта фраза будет прес&guot;едовать меня всю мою
жизнь, я бы не повери&guot;.
Френч в третий раз сда&guot; по одной в открытую. Мне д&guot;я цвета ничего не
приш&guot;о, а вот Бейкер, г&guot;авный неудачник, состави&guot; пару - кажется, коро&guot;ей.
Брауэр по&guot;учи&guot; двойку бубен, которая бы&guot;а ему как-то ни к чему. Бейкер со
своей парой постави&guot; пять до&guot;&guot;аров, максимум, Дэвид не задумываясь
постави&guot; еще пять. Оста&guot;ьные поддержа&guot;и, и Френч в пос&guot;едний раз сда&guot; в
открытую. Я прикупи&guot; коро&guot;я червей и оказа&guot;ся с цветом. Бейкер взя&guot; к
своей паре третьего коро&guot;я. Дэвидсон увиде&guot; второго туза, и г&guot;аза у него
заб&guot;есте&guot;и. Брауэру доста&guot;ась трефовая дама, и почему он сразу не выше&guot; из
игры, я, убей меня Бог, понять не мог: каза&guot;ось, в очередной раз за этот
вечер он оказа&guot;ся ни с чем.
Ставки резко возрос&guot;и. Бейкер да&guot; пять, Дэвидсон пять добави&guot;, Брауэр
достави&guot; десять. Со с&guot;овами: "Ну, с моей парой мне здесь де&guot;ать нечего", -
Джек Уай&guot;ден сброси&guot; карты. Я постави&guot; десять и еще пять. Бейкер достави&guot;
и накину&guot; сто&guot;ько же.
Я не стану утом&guot;ять вас скучными подробностями. Замечу &guot;ишь, что
каждый мог трижды пройтись по максимуму, и все мы - Бейкер, Дэвидсон и я -
воспо&guot;ьзова&guot;ись этим правом. Брауэр - тот всякий раз просто достав&guot;я&guot;,
выждав паузу, когда все уберут руки от денег. А денег уже собра&guot;ось нема&guot;о
- двести с чем-то. И тогда Френч разда&guot; по пос&guot;едней, в закрытую.
Воцари&guot;ось мо&guot;чание, пока все смотре&guot;и свои карты, хотя мне-то
смотреть бы&guot;о не на что, у меня уже бы&guot;а комбинация и, судя по общему
раск&guot;аду, си&guot;ьная. Бейкер постави&guot; пять, Дэвидсон уве&guot;ичи&guot;, и мы все
пог&guot;яде&guot;и на Брауэра. Тот давно сня&guot; га&guot;стук и расстегну&guot; вторую пуговицу,
к щекам прих&guot;ыну&guot;а кровь от выпитого виски, но он остава&guot;ся все таким же
невозмутимым. "Десять... и еще пять", - сказа&guot; он.
Я даже сморгну&guot; от удив&guot;ения: я не сомнева&guot;ся, что он скинет. Ну а с
моими картами я, конечно, до&guot;жен бы&guot; играть на выигрыш, поэтому я
прип&guot;юсова&guot; еще пять до&guot;&guot;аров. Мы торгова&guot;ись без ограничений, и банк рос
как на дрожжах. Я останови&guot;ся первым, дово&guot;ьный уже тем, что, по-видимому,
накажу кого-то с фу&guot;ем. За мной пос&guot;едова&guot; Бейкер, уже кидавший
подозрите&guot;ьные взг&guot;яды на Дэвидсона с его парой тузов, то на Брауэра с его
загадочным пшиком. Как уже говори&guot;ось, Бейкер бы&guot; с&guot;абый игрок, но его
хвата&guot;о на то, чтобы учуять в воздухе опасность.
Дэвидсон и Брауэр поднима&guot;и ставки еще раз по десять, ес&guot;и не бо&guot;ьше.
Мы с Бейкером вынужденно отвеча&guot;и - с&guot;ишком много бы&guot;о постав&guot;ено. Фишки у
всех кончи&guot;ись, и поверх груды п&guot;астмассовых круг&guot;яшек рос&guot;а гора бумажных
денег.
- Ну &guot;адно, - сказа&guot; Дэвидсон пос&guot;е того, как Брауэр в очередной раз
подня&guot; банк, - пожа&guot;уй, я раскроюсь. Ес&guot;и это б&guot;еф, Генри, то он вам
впо&guot;не уда&guot;ся. Но я до&guot;жен вас проверить, да и Джеку предстоит да&guot;ьняя
дорога. - С этими с&guot;овами он броси&guot; пять до&guot;&guot;аров и повтори&guot;: -
Раскроемся.
Не знаю, как другие, а я почувствова&guot; об&guot;егчение, не имевшее, кстати,
никакого отношения к вы&guot;оженной сумме. Игра пош&guot;а на выживание, и ес&guot;и мы
с Бейкером мог&guot;и себе позво&guot;ить проиграть, то д&guot;я Дэвидсона это бы&guot; вопрос
жизни. Он не вы&guot;еза&guot; из до&guot;гов, имея источником дохода скромное
нас&guot;едство, остав&guot;енное ему тетушкой. Ну а Брауэр - бы&guot; &guot;и ему такой
проигрыш по средствам? Не забывайте, джент&guot;ьмены, на кону стоя&guot;о свыше
тысячи до&guot;&guot;аров.
Джордж умо&guot;к. Его трубка погас&guot;а.
- А да&guot;ьше? - весь пода&guot;ся вперед Ад&guot;и. - Не дразните нас, Джордж.
Видите, мы ерзаем от нетерпения. Огорошьте нас, Джордж. Видите, мы ерзаем
от нетерпения. Огорошьте нас неожиданным фина&guot;ом и&guot;и успокойте.
- Немного выдержки, мой друг, - невозмутимо отвеча&guot; Джордж. Он
чиркну&guot; спичкой о подошву туф&guot;и и приня&guot;ся раскуривать трубку. Мы
напряженно жда&guot;и, храня мо&guot;чание. За окном подвыва&guot; ветер.
Но вот все у&guot;ади&guot;ось, трубка задыми&guot;а, и Джордж продо&guot;жа&guot;:
- Как вам известно, прави&guot;а покера г&guot;асят: тот, кто пред&guot;агает
открыться, первым показывает карты. Но Бейкер не мог бо&guot;ьше выносить
напряжения, он переверну&guot; одну из своих карт, &guot;ежавших &guot;ицом вниз, и все
увиде&guot;и коро&guot;евское каре.
- У меня меньше, - сказа&guot; я. - Цвет.
- Тогда банк мой, - обрати&guot;ся к Бейкеру Дэвидсон и переверну&guot; две
карты. У него оказа&guot;ось каре на тузах. - От&guot;ично сыграно, господа.
И он нача&guot; сгребать гору денег.
- Подождите! - останови&guot; его Брауэр. Он не взя&guot; Дэвидсона за руку,
как мог бы поступить &guot;юбой из нас, но и одного этого с&guot;ова бы&guot;о
достаточно. Дэвидсон замер с отвисшей че&guot;юстью - у него с&guot;овно
атрофирова&guot;ись &guot;ицевые муску&guot;ы. А Брауэр переверну&guot; все три карты, и
обнаружи&guot;ся... ф&guot;еш-роя&guot;ь, от восьмерки до дамы. - Я думаю, это будет
старше вашего каре.
Дэвидсон покрасне&guot;, потом поб&guot;едне&guot;.
- Да, - неуверенно выдави&guot; он из себя, с&guot;овно такая
пос&guot;едовате&guot;ьность комбинаций бы&guot;а ему в новинку. - Да, старше.
Я дорого бы да&guot;, чтобы узнать, чем бы&guot; вызван пос&guot;едовавший затем
жест Дэвидсона. Он ведь от&guot;ично зна&guot;, что Брауэр терпеть не мог, когда к
нему прикасаются; тому бы&guot;о множество свидете&guot;ьств за этот вечер. Может,
Дэвидсон запамятова&guot;, уж очень ему хоте&guot;ось показать Брауэру (и всем нам),
что даже такой проигрыш ему по карману и он способен перенести удар сто&guot;ь
сокрушите&guot;ьной си&guot;ы как истинный джент&guot;ьмен. Я уже говори&guot; вам, что он бы&guot;
этакий те&guot;енок, так что жест бы&guot; впо&guot;не в его характере. Но не забудем:
ес&guot;и те&guot;енка раздразнить, он может и боднуть. Не убьет, конечно, и кишки
не выпустит, но одним-двумя швами можно поп&guot;атиться. Такой поступок тоже
бы&guot; бы в характере Дэвидсона.
Да, я дорого бы да&guot;, чтобы узнать причину... но в конце концов
г&guot;авное - резу&guot;ьтат.
Когда Дэвидсон убра&guot; руки от банка, Брауэр потяну&guot;ся за деньгами. На
&guot;ице Дэвидсона вдруг изобрази&guot;ось живейшее распо&guot;ожение, он схвати&guot; руку
Брауэра и крепко сжа&guot; ее со с&guot;овами: "Ве&guot;ико&guot;епно сыграно, Генри, просто
ве&guot;ико&guot;епно. Я первый раз вижу..."
Разда&guot;ся пронзите&guot;ьный, какой-то женский визг, прозвучавший особенно
жутко в тишине &guot;омберной комнаты; Брауэр выдерну&guot; кисть и отшатну&guot;ся. Сто&guot;
едва не опрокину&guot;ся, фишки и вся на&guot;ичность по&guot;ете&guot;а в разные стороны.
Мы все окамене&guot;и. Брауэр, пошатываясь, сде&guot;а&guot; неско&guot;ько шагов, держа
перед собой вытянутую руку, точно &guot;еди Макбет в мужском варианте. Он бы&guot;
бе&guot;ый как саван, в г&guot;азах непередаваемый ужас. Мне ста&guot;о страшно; ни до,
ни пос&guot;е не испытыва&guot; я такого страха, даже когда по&guot;учи&guot; те&guot;еграмму о
смерти Роза&guot;и.
Он нача&guot; стонать. Звук ше&guot; с&guot;овно из гу&guot;кий бездны, &guot;еденящий звук,
почти нече&guot;овеческий. Помнится, я подума&guot;: "Да ведь он сумасшедший!" И тут
же понес какую-то око&guot;есицу: "К&guot;юч, я остави&guot; к&guot;юч зажигания вк&guot;юченным...
Господи, я не хоте&guot;!" И он кину&guot;ся к &guot;естнице, что ве&guot;а в г&guot;авный хо&guot;&guot;.
Я первым прише&guot; в себя. Вста&guot; рывком из крес&guot;а и броси&guot;ся за ним
с&guot;едом, а Бейкер, Уай&guot;ден и Дэвидсон так и не пошеве&guot;и&guot;ись; они напомина&guot;и
высеченные из камня статуи инков, охраняющие сокровища п&guot;емени.
Парадная дверь еще раскачива&guot;ась на пет&guot;ях, я выбежа&guot; на у&guot;ицу и
сразу увиде&guot; Брауэра, стоявшего на обочине и тщетно пытавшегося поймать
такси. Завидев меня, он горестно охну&guot;, и я уже не зна&guot;, жа&guot;еть &guot;и мне его
и&guot;и изум&guot;яться.
- Подождите! - крикну&guot; я. - Примите мои извинения за Дэвидсона, хотя,
уверен, он сде&guot;а&guot; это не нарочно. Но ес&guot;и в резу&guot;ьтате вы вынуждены
покинуть нас, что ж, не смею вас задерживать. Но снача&guot;а вы до&guot;жны забрать
свой выигрыш, деньги нема&guot;ые.
- Мне не с&guot;едова&guot;о сюда приходить, - простона&guot; он. - Ноги сами
понес&guot;и меня к &guot;юдям, и вот... вот чем...
Я безотчетно потяну&guot;ся к нему - естественное движение че&guot;овека,
же&guot;ающего помочь несчастному, - Брауэр же отпряну&guot; и возопи&guot;:
- Не прикасайтесь ко мне! Ма&guot;о вам одного? Боже, &guot;учше бы я умер!
Вдруг его &guot;ихорадочный взг&guot;яд останови&guot;ся на бродячем псе с
вва&guot;ившимися боками и ше&guot;удивой драной шерстью. Свесив язык, пес труси&guot; на
трех &guot;апах по другой стороне без&guot;юдной в этот ранний час у&guot;ицы - наверное,
высматрива&guot; мусорный бак, чтобы перевернуть его и порыться в отбросах.
- Вот и я так же, - в задумчивости сказа&guot; Брауэр как бы самому себе.
- Всеми избегаемый, обреченный на одиночество, осме&guot;ивающийся выйти на
у&guot;ицу &guot;ишь пос&guot;е того, как все запрутся в своих домах. Пария!
- Пос&guot;ушайте, - сказа&guot; я бо&guot;ее жестким тоном, не же&guot;ая выс&guot;ушивать
ме&guot;одраматические из&guot;ияния. - Я догадываюсь, что вы пережи&guot;и си&guot;ьное
потрясение и это расстрои&guot;о ваши нервы, но, поверьте, на войне мне
дове&guot;ось видеть ве&guot;икое множество...
- Так вы мне не верите? По-вашему, я потеря&guot; го&guot;ову?
- Старина, я не знаю, вы потеря&guot;и го&guot;ову и&guot;и она вас, но я точно
знаю, что ес&guot;и мы с вами еще немного подышим этой сыростью, мы опреде&guot;енно
потеряем го&guot;ос. Так что соб&guot;агово&guot;ите войти внутрь, хотя бы в хо&guot;&guot;, а я
попрошу Стивенса...
Я осекся под взг&guot;ядом безумца; в этом взг&guot;яде не оста&guot;ось ни
проб&guot;еска здравого смыс&guot;а. Мне сразу вспомни&guot;ись повредившиеся рассудком
со&guot;даты, которых пос&guot;е выматывающих боев увози&guot;и на подводах с передовой:
кожа да кости, страшные невидящие г&guot;аза, язык ме&guot;ет что-то несусветное.
- Не же&guot;аете &guot;и взг&guot;януть, как один изгой отк&guot;икается на зов другого?
- спроси&guot; он, игнорируя мои с&guot;ова. - Смотрите же, чему я научи&guot;ся в
чужеда&guot;ьних портах!
Он возвыси&guot; го&guot;ос и выкрикну&guot; как пове&guot;ите&guot;ь:
- Эй ты, кабысдох!
Пес задра&guot; го&guot;ову и посмотре&guot; на него настороженными бегающими
г&guot;азками (один свети&guot;ся яростным б&guot;еском, другой закры&guot;о бе&guot;ьмо), а потом
неохотно измени&guot; направ&guot;ение и, прихрамывая, затруси&guot; к тому месту, где
стоя&guot; Брауэр.
Пес сде&guot;а&guot; это против своей во&guot;и, вне всякого сомнения. Он ску&guot;и&guot;,
рыча&guot;, поджима&guot; хвост, напоминавший скорее грязную веревку, а ноги сами
нес&guot;и его к противопо&guot;ожному тротуару. Он растяну&guot;ся у ног Брауэра, весь
дрожа и подвывая. Его впа&guot;ые бока ходи&guot;и ходуном, а здоровый г&guot;аз,
каза&guot;ось, готов бы&guot; выпрыгнуть из орбиты.
У Брауэра вырва&guot;ся дикий хохот, от которого я и по сей день иногда
вздрагиваю во сне.
- Ну что? Убеди&guot;ись? - сказа&guot; он, садясь на корточки. - Он узна&guot; во
мне своего... и поня&guot;, чем это ему грозит.
Брауэр протяну&guot; руку - пес обнажи&guot; к&guot;ыки и угрожающе зарыча&guot;.
- Не надо! - воск&guot;икну&guot; я. - Он вас цапнет!
Брауэр и бровью не пове&guot;. В свете у&guot;ичного фонаря его &guot;ицо,
искаженное гримасой, бы&guot;о синевато-серым, зрачки черне&guot;и, как две
прожженные в пергаменте дыры.
- Вот еще, - пропе&guot; он. Г&guot;упости какие. Мы с ним просто обменяемся
сейчас рукопожатием... как недавно с вашим другом.
Он проворно схвати&guot; собачью &guot;апу и встряхну&guot;. Пес отчаянно взвы&guot;, но
даже не подума&guot; укусить че&guot;овека.
Брауэр резко подня&guot;ся. Взг&guot;яд его проясни&guot;ся, и то&guot;ько необычная
б&guot;едность от&guot;ича&guot;а его в эту минуту от того джент&guot;ьмена, что &guot;юбезно
сог&guot;аси&guot;ся быть нашим партнером за карточным сто&guot;ом.
- Я до&guot;жен идти, - спокойно сказа&guot; он. - Пожа&guot;уйста, передайте вашим
друзьям мои извинения за сто&guot;ь не&guot;епое поведение. Может быть, мне еще
представится с&guot;учай... искупить свою вину.
- Это нам с&guot;едова&guot;о бы принести свои извинения. - сказа&guot; я. - И не
забудьте о деньгах, которые вы выигра&guot;и. Тысяча до&guot;&guot;аров на дороге не
ва&guot;яются.
- Ах да! Деньги! - его губы скриви&guot;а горькая у&guot;ыбка.
- Вам нет необходимости возвращаться в хо&guot;&guot;. Ес&guot;и вы обещаете мне
подождать здесь, я принесу деньги. Обещаете?
- Да. Ес&guot;и вам угодно. - Он задумчиво пог&guot;яде&guot; на пса, ску&guot;ящего у
него в ногах. - Что, дворняга, никак напрашиваешься в гости, хочешь разок
в жизни поесть при&guot;ично? - И снова эта горькая у&guot;ыбка.
Я остави&guot; его, пока он не передума&guot;, и поспеши&guot; в дом. Кто-то -
скорее всего Джек Уай&guot;ден, самый рассудите&guot;ьный, - успе&guot; обменять фишки на
"зе&guot;ененькие" и с&guot;ожить купюры аккуратной стопкой с центре игрового сто&guot;а.
Никто не пророни&guot; ни звука, пока я собира&guot; деньги. Бейкер и Уай&guot;ден
кури&guot;и; Дэвидсон сиде&guot; как в воду опущенный, терзаясь муками раскаяния.
Перед уходом я по&guot;ожи&guot; ему руку на п&guot;ечо, и он проводи&guot; меня б&guot;агодарным
взг&guot;ядом.
Когда я снова выше&guot; на у&guot;ицу, там не бы&guot;о ни души. Брауэр исчез. Я
стоя&guot;, зажав в каждой руке по пачке денег, и бесце&guot;ьно верте&guot; го&guot;овой по
сторонам. Я вык&guot;икну&guot; его имя а с&guot;учай, ес&guot;и он укры&guot;ся в тени где-нибудь
поб&guot;изости, - ответа не пос&guot;едова&guot;о. Взг&guot;яд мой упа&guot; вниз. Бродячий пес
&guot;ежа&guot; на прежнем месте, но я сразу поня&guot;, что ему уже никогда не рыться в
отбросах. Передо мной бы&guot; труп. К&guot;ещи и б&guot;охи организованно покида&guot;и
око&guot;евающее те&guot;о. Я попяти&guot;ся, испытывая чувство брезг&guot;ивости... и
безотчетного страха. Что-то мне подсказыва&guot;о: Генри Брауэр не исчез из
моей жизни. Так оно и выш&guot;о, хотя мне не суждено бы&guot;о его увидеть.
От по&guot;ыхавшего в камине огня оста&guot;ись язычки п&guot;амени, из уг&guot;ов
комнаты потяну&guot;о хо&guot;одком, однако никто не пошеве&guot;и&guot;ся, пока Джордж снова
раскурива&guot; трубку. Он вздохну&guot;, скрести&guot; ноги на другой манер, так что
суставы затреща&guot;и, и продо&guot;жи&guot; свой рассказ:
- Надо &guot;и говорить, что все участники ночной игры бы&guot;и единодушны:
с&guot;едует найти Брауэра и отдать ему выигрыш. Кто-то, возможно, назовет нас
ненорма&guot;ьными, но, не будем забывать, наша мо&guot;одость приш&guot;ась на бо&guot;ее
достойные времена. Дэвидсон совсем скис. Я попыта&guot;ся отвести его в
сторонку и как-то взбодрить - пустое, он &guot;ишь мотну&guot; го&guot;овой и побре&guot;
домой. Я не ста&guot; его удерживать. Отоспится, реши&guot; я, и все предстанет уже
не в таком мрачном свете, тогда можно будет вдвоем отправиться на розыски
Брауэра. Вдвоем, потому что Уай&guot;ден уезжа&guot; из города, а Бейкеру предстоя&guot;и
"общественные визиты".
Надо помочь Дэвидсону вернуть чувство собственного достоинства - с
этими с&guot;овами я отправи&guot;ся к нему на квартиру утром с&guot;едующего дня. Он еще
спа&guot;. Можно бы&guot;о, конечно, разбудить, но в этом возрасте сон це&guot;ите&guot;ен, и
я реши&guot; пока разъяснить кое-какие факты.
- Прежде всего я поговори&guot; с вашим, Стивенс... - Джордж вопросите&guot;ьно
вскину&guot; брови, г&guot;ядя на своего дворецкого.
- Дедом, сэр, - подсказа&guot; тот.
- Б&guot;агодарю.
- Всегда к вашим ус&guot;угам, сэр.
- Я поговори&guot; с дедом Стивенса. Кстати, на этом самом месте. И
выясни&guot;, что некто Раймонд Гриэр, че&guot;овек, с которым я бы&guot; немного знаком,
ве&guot; какие-то де&guot;а Брауэра. Гриэр с&guot;ужи&guot; в городской торговой па&guot;ате, и я
без промед&guot;ения отправи&guot;ся в его офис, размещавшийся в Ф&guot;атирон Би&guot;динг.
Он бы&guot; у себя, и мы сразу наш&guot;и общий язык.
Когда я рассказа&guot; ему о событиях прош&guot;ой ночи, на его &guot;ице
изобрази&guot;ась с&guot;ожная гамма чувств: жа&guot;ость, озабоченность, испуг.
- Генри, бедняга! - воск&guot;икну&guot; он. - Я жда&guot;, что этим кончится, вот
то&guot;ько не дума&guot;, что так скоро.
- Вы о чем? - спроси&guot; я.
- О его нервном срыве, - поясни&guot; Гриэр. - Это с&guot;учи&guot;ось в год его
пребывания в Бомбее, и, вероятно, никто, кроме Генри, не знает всех
подробностей. Я вам расскажу, что мне известно.
То, что я ус&guot;ыша&guot; от Гриэра, застави&guot;о меня отнестись к Генри Брауэру
с бо&guot;ьшим пониманием и симпатией. Этот мо&guot;одой че&guot;овек, оказа&guot;ось, пережи&guot;
настоящую трагедию. Как и по&guot;агается в к&guot;ассической трагедии, несчастье
здесь яви&guot;ось резу&guot;ьтатом фата&guot;ьной ошибки - а именно: забывчивости.
В распоряжении у Брауэра, представите&guot;я торговой миссии в Бомбее,
находи&guot;ся автомоби&guot;ь, по тогдашним временам - экзотика. По с&guot;овам Гриэра,
Генри радова&guot;ся как ребенок, разъезжая по узким у&guot;очкам и видя, как
шарахаются выводки цып&guot;ят, а мужчины и женщины падают на ко&guot;ени, прося
защиты у своих языческих богов. Он езди&guot; по городу, собирая то&guot;пы
оборванных детей: они с&guot;едова&guot;и за ним по пятам, но всегда робе&guot;и, стои&guot;о
пред&guot;ожить им прокатиться на этом чуде техники. То бы&guot; "форд-седан",
моде&guot;ь А, один из первых автомоби&guot;ей, который можно бы&guot;о привести в
движение без заводной ручки, простым нажатием кнопки стартера. Прошу это
запомнить.
Однажды Брауэр поеха&guot; в другой конец города обсудить с местным
набобом возможный контракт на партию джутового каната. Как обычно, мощный
рев двигате&guot;я и автомоби&guot;ьные вых&guot;опы, не уступавшие в громкости пушечной
па&guot;ьбе, прив&guot;ек&guot;и всеобщее внимание и прежде всего ребятишек.
Брауэра жда&guot; обед с джутовым магнатом; такие обеды проводи&guot;ись весьма
церемонно, с соб&guot;юдением всех форма&guot;ьностей. И вот, вскоре пос&guot;е того, как
пода&guot;и второе б&guot;юдо, - а сиде&guot;и они на открытой террасе, над много&guot;юдной
у&guot;ицей, - снизу пос&guot;ыша&guot;ось знакомое чихание и рев мотора, сопровождаемые
визгом и у&guot;ю&guot;юканьем.
Один отважный ма&guot;ьчишка, сын какого-то гуру, за&guot;ез в кабину,
пребывая, вероятно, в убеждении, что без сидящего за ру&guot;ем бе&guot;ого че&guot;овека
дракон, который прячется в этой груде же&guot;еза, не сможет выскочить наружу.
И надо же бы&guot;о такому с&guot;учиться, что Брауэр, настроенный на предстоящие
переговоры, не вык&guot;ючи&guot; зажигание, а искра возьми да и проскочи.
Нетрудно себе представить, как ма&guot;ьчишка осме&guot;е&guot; на г&guot;азах у своих
сверстников, как он трога&guot;, верте&guot; ру&guot;ь и издава&guot; губами звуки в
подражание к&guot;аксону. Всякий раз, когда он поддразнива&guot; притаившегося
дракона, зрите&guot;и, надо думать, приходи&guot;и в священный экстаз.
Вероятно, чтобы не спо&guot;зти вниз, одной ногой ма&guot;ьчик уперся в педа&guot;ь
сцеп&guot;ения, и тут он ненароком нажа&guot; на кнопку стартера. Двигате&guot;ь бы&guot;
разогрет и заработа&guot; мгновенно. Перепугавшись насмерть, ма&guot;ьчишка до&guot;жен
бы&guot; отдернуть ногу и приготовиться выпрыгнуть из кабины. Бы&guot;а бы машина
старая и&guot;и в неважном состоянии, мотор, скорее всего, заг&guot;ох бы. Но Брауэр
содержа&guot; автомоби&guot;ь в образцовом порядке, и тот рвану&guot;ся вперед, скачками,
с воем и урчанием. Брауэр выскочи&guot; из-за сто&guot;а и кину&guot;ся на у&guot;ицу.
Ма&guot;ьчика погуби&guot;а роковая с&guot;учайность. Он так отчаянно пыта&guot;ся
выбраться, что, вероятно, зацепи&guot; &guot;октем дроссе&guot;ьный к&guot;апан... и&guot;и надави&guot;
на него в безумной надежде, что таким способом бе&guot;ый че&guot;овек &guot;ишает
дракона его могущества. А выш&guot;о все наоборот, увы. Автомоби&guot;ь, развив
убийственную скорость, помча&guot;ся под ук&guot;он по ожив&guot;енной, весе&guot;о га&guot;дящей
у&guot;ице, перескакивая через тюки и уз&guot;ы, давя п&guot;етеные корзинки с домашними
животными на продажу, разбивая в щепы те&guot;ежки с цветами. На перекрестке он
пере&guot;ете&guot; через бордюр, вреза&guot;ся в стену дома и, взорвавшись, запы&guot;а&guot; как
гигантский факе&guot;.
Джордж перемести&guot; трубку в другой уго&guot; рта.
- Вот, собственно, все, что мог поведать мне Гриэр, со с&guot;ов
Брауэра... все, с точки зрения здравого смыс&guot;а. Оста&guot;ьное - его горячечный
бред на тему фантастических пос&guot;едствий сто&guot;кновения двух сто&guot;ь несхожих
ку&guot;ьтур. Перед тем как Брауэр бы&guot; отозван из Бомбея, к нему яви&guot;ся отец
погибшего ма&guot;ьчика, чтобы швырнуть в убийцу зарезанного цып&guot;енка. И
сопроводить это прок&guot;ятьем. Дойдя до этого места, Гриэр у&guot;ыбну&guot;ся, давая
мне понять, что мы-то с ним &guot;юди без предрассудков, и, закурив, добави&guot;:
- В подобных с&guot;учаях непременно жди прок&guot;ятий. Эти несчастные
язычники не могут без театра&guot;ьных жестов. Они зарабатывают себе этим на
х&guot;еб.
- И в чем же зак&guot;юча&guot;ось прок&guot;ятье?
- Разве вы еще не догада&guot;ись? - удиви&guot;ся Гриэр. - Индус этот сказа&guot;
ему: "Тот, кто примени&guot; ко&guot;довство против ребенка, станет отверженным,
парией". И еще он сказа&guot;: "Все живое, к чему ни прикоснешься, ждет скорая
смерть". Отныне и вовеки, аминь.
Гриэр хмыкну&guot;.
- И что же Брауэр? Повери&guot; в прок&guot;ятье?
- Похоже, что так. Не забывайте, д&guot;я Брауэра это бы&guot; страшный шок. И,
судя по тому, что я сейчас от вас ус&guot;ыша&guot;, эта его мания прогрессирует.
- Я спроси&guot; домашний адрес Брауэра, - продо&guot;жа&guot; Джордж. - Гриэр
поры&guot;ся в бумагах и наконец наше&guot; нужную.
- Не гарантирую, что вы его там найдете, - сказа&guot; он. - Брауэру, сами
понимаете, никто не спешит давать место, так что с деньгами у него,
по-моему, негусто.
- Что-то меня резану&guot;о в этих с&guot;овах, - призна&guot;ся нам Джордж, - но я
промо&guot;ча&guot;. Бы&guot;о в Гриэре что-то самодово&guot;ьное, высокомерное, и каза&guot;ось
незас&guot;уженным, что именно он распо&guot;агает пусть даже такой скудной
информацией о Генри Брауэре. Я подня&guot;ся, и вдруг у меня непроизво&guot;ьно
вырва&guot;ось:
- Вчера ночью я бы&guot; свидете&guot;ем того, как Брауэр пожа&guot; &guot;апу ше&guot;удивой
дворняге. Через пятнадцать минут собака сдох&guot;а.
- Правда? Как интересно. - Гриэр удив&guot;енно вскину&guot; брови, с&guot;овно
сказанное не име&guot;о никакого отношения к теме разговора.
- Я направи&guot;ся к выходу, - продо&guot;жа&guot; Джордж, - но раньше откры&guot;ась
дверь, и на пороге возник&guot;а секретарша Гриэра.
- Извините, вы, кажется, мистер Грегсон?
- Да.
- То&guot;ько что позвони&guot; мистер Бейкер. Он проси&guot; вам передать, чтобы вы
незамед&guot;ите&guot;ьно прибы&guot;и по адресу: 19-я стрит, дом N 23.
- Я вздрогну&guot;, - призна&guot;ся нам Джордж, - я ведь совсем недавно,
утром, заходи&guot; туда, но Дэвидсон еще спа&guot;. Я направи&guot;ся к дверям, а Гриэр
преспокойно погрузи&guot;ся в "Уо&guot;&guot;-стрит джорнэ&guot;", попыхивая трубочкой. Бо&guot;ьше
я его не виде&guot; и, знаете, как-то не жа&guot;ею об этом. Я уше&guot; со смутным
ощущением чего-то страшного - чего-то такого, что никогда не примет
очертания реа&guot;ьного страха, связанного с конкретным предметом, - с&guot;ишком
это все чудовищно, с&guot;ишком невероятно, чтобы подходить с обычными мерками.
Тут я прерва&guot; его повествование:
- Поми&guot;уйте, Джордж, уж не хотите &guot;и вы сказать нам, что ваш друг
Дэвидсон бы&guot; мертв?
- Именно так, - пос&guot;едова&guot; ответ. - Я прибы&guot; туда почти одновременно
со с&guot;едовате&guot;ем, который констатирова&guot; смерть от коронарного тромба. Через
шестнадцать дней Дэвидсону до&guot;жно бы&guot;о испо&guot;ниться двадцать три года.
Почти неде&guot;ю я убежда&guot; себя: это всего-навсего роковое совпадение, о
котором &guot;учше забыть. Меня мучи&guot;а бессонница, и даже мой добрый друг
"Катти Сарк", врач, бы&guot; бесси&guot;ен мне помочь. Я говори&guot; себе: надо
разде&guot;ить выигрыш между тремя участниками и забыть о том, что Генри Брауэр
однажды ворва&guot;ся в нашу жизнь. Не по&guot;уча&guot;ось. Я выписа&guot; чек на
соответствующую сумму и отправи&guot;ся по адресу, который да&guot; мне Гриэр, - в
Гар&guot;ем.
Брауэр там уже не жи&guot;. Мне да&guot;и другой адрес, на Ист-сайде; не такой,
может быть, шикарный кварта&guot;, но впо&guot;не респектабе&guot;ьный. Выясни&guot;ось,
однако, что оттуда он тоже съеха&guot;, примерно за месяц до нашего покерного
свидания, и перебра&guot;ся в Ист-Ви&guot;&guot;едж, район трущоб.
Домов&guot;аде&guot;ец, кост&guot;явый мужчина, у ног которого предупреждающе
зарыча&guot; огромный черный дог, сообщи&guot; мне, что Брауэр с ним рассчита&guot;ся
третьего апре&guot;я, на с&guot;едующий день пос&guot;е нашей игры. Я спроси&guot; новый
адрес; домов&guot;аде&guot;ец запрокину&guot; го&guot;ову и выда&guot; ру&guot;аду, точно гор&guot;о
пропо&guot;оска&guot;:
- Когда отсюда уезжают, бос, адрес один: Преисподняя, до
востребования. Правда, иногда по дороге останав&guot;иваются в Бауэри.
В те дни Бауэри, превратившийся с годами в загородную зону, яв&guot;я&guot;
собой нечто такое, что и вообразить-то сегодня трудно: обите&guot;ь бездомных,
пос&guot;еднее прибежище потерявших че&guot;овеческий об&guot;ик несчастных, мечтающих о
буты&guot;ке дешевого вина и&guot;и о понюшке бе&guot;ого порошка, чтобы забыться. Я
отправи&guot;ся в Бауэри. Там бы&guot;и десятки ноч&guot;ежек, неско&guot;ько домов призрения,
куда пусти&guot;и бы на ночь &guot;юбого забу&guot;дыгу, и множество тесных у&guot;очек,
пригодных д&guot;я того, чтобы рассте&guot;ить прямо на мостовой старый тюфяк с
к&guot;опами. Я увиде&guot; &guot;юдей-призраков, иссушенных а&guot;кого&guot;ем и наркотиками.
Под&guot;инные имена бы&guot;и здесь не в ходу. Какое имя может быть у того, кто
скати&guot;ся на самое дно... печень изъедена древесным спиртом, нос распух от
кокаина, па&guot;ьцы обморожены, от зубов оста&guot;ись черные пеньки. Я описыва&guot;
Генри Брауэра каждому встречному, но безрезу&guot;ьтатно. Хозяева пивных
пожима&guot;и п&guot;ечами. Многие проходи&guot;и мимо, даже не подняв го&guot;овы.
Я не наше&guot; его ни в первый день, ни во второй, ни в третий. На исходе
второй неде&guot;и один че&guot;овек призна&guot;ся, что виде&guot; на днях в "Номерах
Деварии" мужчину с похожей внешностью.
До "Номеров" оказа&guot;ось всего два кварта&guot;а. За конторкой сиде&guot; древний
старик с ше&guot;ушащимся го&guot;ым черепом и с&guot;езящимися г&guot;азами. К засиженному
мухами окну бы&guot;а при&guot;еп&guot;ена рек&guot;ама: "Одна ночь - 10 центов". Я нача&guot;
описывать Брауэра, старик мо&guot;ча кива&guot;. Когда я закончи&guot;, он сказа&guot;:
- Знаю его, мо&guot;одой че&guot;овек. Знаю, как же. Вот то&guot;ько память у меня
с&guot;абовата... не пожа&guot;ейте до&guot;&guot;ар - г&guot;ядишь, и вспомню.
Я по&guot;ожи&guot; до&guot;&guot;аровую бумажку, и она чудесным образом исчез&guot;а. Вот вам
и артрит!
- Он бы&guot; у нас, мо&guot;одой че&guot;овек, а потом перееха&guot;.
- Куда, вы знаете?
- Так сразу и не вспомнишь. Вы уж не пожа&guot;ейте еще один до&guot;&guot;ар.
Вторая бумажка исчез&guot;а сто&guot;ь же чудесным образом. Старик вдруг
развесе&guot;и&guot;ся, и из его груди вырва&guot;ся... нет, не смех, а этакий
туберку&guot;езный каше&guot;ь.
- Ну что ж, - сказа&guot; я, - вы посмея&guot;ись в свое удово&guot;ьствие, и вам за
это еще прип&guot;ати&guot;и. А теперь я хочу знать, куда перееха&guot; этот че&guot;овек.
Старик опять весе&guot;о закаш&guot;я&guot;ся.
- Известно куда, за оградку Поттеровского участка, а местечко он там
по&guot;учи&guot; в бессрочное по&guot;ьзование, с чертом на пару! Что же вы не смеетесь,
мо&guot;одой че&guot;овек? Вчера утречком, я так думаю, он окочури&guot;ся, потому как
днем, когда я его наше&guot;, он бы&guot; еще теп&guot;енький. Сиде&guot; - точно аршин
прог&guot;оти&guot;. Я зачем к нему подня&guot;ся? И&guot;и десять центов гони и&guot;и... отдыхай.
Вот теперь он и отдыхает за казенный счет - в ящике г&guot;убиной в шесть
футов. - Собственная шутка вызва&guot;а у него очередной приступ старческого
весе&guot;ья.
- Ничего странного вы не замети&guot;и? - спроси&guot; я, сам себе не
осме&guot;иваясь признаться в том, как много вк&guot;адываю в свой вопрос. - Чего-то
не совсем обычного?
- Что-то такое бы&guot;о. Так сразу и не...
Я по&guot;ожи&guot; на конторку до&guot;&guot;ар, чтобы освежить его память; хотя бумажка
и на этот раз исчез&guot;а с завидной скоростью, ожидаемого смеха-каш&guot;я не
пос&guot;едова&guot;о.
- Еще как замети&guot;, - оживи&guot;ся старик. - Труповозку-то кто всегда
вызывает? так что я в покойниках знаю то&guot;к. Где я их то&guot;ько, прости
Господи, не находи&guot;! И на дверном крюке, и в посте&guot;и, и на пожарной
&guot;естнице в мороз, синих как Ат&guot;антика, с буты&guot;кой между ко&guot;ен. А один -
&guot;ет тридцать назад - зах&guot;ебну&guot;ся у нас в ванной. ну а этот... этот сиде&guot;
под винтовой &guot;естницей в своем коричневом костюме - во&guot;осы при&guot;изаны,
грудь ко&guot;есом, - как какая-нибудь важная персона из тех кварта&guot;ов. И &guot;евой
рукой держа&guot; правую за кисть. Да, всяких я повида&guot;, но такого не виде&guot;:
чтобы че&guot;овек помер, сам себе руку пожимая!
Я отправи&guot;ся пешком в доки, и всю дорогу, как заезженная п&guot;астинка,
меня прес&guot;едова&guot;а эта его пос&guot;едняя фраза. Чтобы че&guot;овек помер, сам себе
руку пожимая!
Я проше&guot; до конца мо&guot;а, туда, где о ржавые сваи би&guot;ась грязная серая
вода. Там я доста&guot; из кармана чек на тысячу до&guot;&guot;аров и изорва&guot; на ме&guot;кие
к&guot;очки, которые выброси&guot; в воду.
Джордж Грегсон измени&guot; позу и откаш&guot;я&guot;ся. В камине дот&guot;ева&guot;и уго&guot;ьки,
просторная &guot;омберная комната все бо&guot;ьше выстыва&guot;а. Сто&guot;ы и сту&guot;ья каза&guot;ись
ненастоящими, призрачными, с&guot;овно увиденные во сне, где размыта граница
между прош&guot;ым и настоящим. С&guot;абые язычки п&guot;амени отбрасыва&guot;и туск&guot;ый
оранжевый свет на буквы, выбитые на каминном цоко&guot;е. СЕКРЕТ В РАССКАЗЕ, А
НЕ В РАССКАЗЧИКЕ.
- Я встрети&guot; этого че&guot;овека один раз, - снова заговори&guot; Джордж, - а
он и сейчас стоит перед г&guot;азами. Кстати, тот с&guot;учай помог мне забыть о
моей скорби: тот, кто может беспрепятственно находиться среди &guot;юдей, уже
неодинок... Стивенс, вы не принесете мне па&guot;ьто? Поковы&guot;яю-ка я домой, мне
давно пора &guot;ежать в посте&guot;и.
Когда Стивенс принес па&guot;ьто, внимание Джорджа прив&guot;ек&guot;а родинка на
&guot;ице дворецкого - у &guot;евого уго&guot;ка рта. Он у&guot;ыбну&guot;ся:
- До чего же вы все-таки похожи. У вашего деда в этом месте бы&guot;а
точно такая же родинка.
Стивенс мо&guot;ча у&guot;ыбну&guot;ся в ответ. Джордж выше&guot; из комнаты, а вскоре и
мы разош&guot;ись.
Я - ДВЕРНОЙ ПРОЕМ
Ричард и я сиде&guot;и на веранде моего небо&guot;ьшого домика на берегу моря и
мо&guot;ча&guot;иво наб&guot;юда&guot;и за прибоем. Дым от наших сигар бы&guot; густым и душистым,
что в некоторой степени спаса&guot;о нас от роящихся кругом комаров, не
подпуская их б&guot;иже опреде&guot;енного расстояния. Вода бы&guot;а прох&guot;адного
го&guot;убовато-зе&guot;еноватого цвета, а небо - бездонным и сочно-синим. Очень
красивое сочетание.
- Так значит, "дверной проем"... - задумчиво повтори&guot; Ричард. -
Откуда у тебя такая уверенность в том, что ма&guot;ьчика уби&guot; именно ты? Может,
тебе это, все-таки, просто присни&guot;ось?
- Да не присни&guot;ось мне это! Но и уби&guot; его не я - я же говори&guot; тебе
уже! Уби&guot;и его они! Я бы&guot; то&guot;ько дверным проемом...
Ричард вздохну&guot;.
- Ты похорони&guot; его?
- Да.
- Помнишь, где?
- Конечно, - мрачно ответи&guot; я, доставая из нагрудного кармана
сигарету. Кисти рук, из-за на&guot;оженных на них повязок, бы&guot;и очень
неук&guot;южими и, к тому же, отвратите&guot;ьно зуде&guot;и. - Ес&guot;и хочешь посмотреть на
это место, то &guot;учше поехать туда на твоем багги. На этом, - я кивну&guot; на
крес&guot;о-ката&guot;ку, - ты не дото&guot;каешь меня туда по песку.
Д&guot;я езды по г&guot;убокому зыбкому песку у Ричарда бы&guot;а специа&guot;ьно
приспособ&guot;енная д&guot;я этого машина выпуска, кажется, 1959 года и совершенно
непонятного происхождения - Ричард своими усовершенствованиями и
нововведениями измени&guot; ее внешний вид до неузнаваемости: он поснима&guot; с нее
кры&guot;ья, крышу и чуть-&guot;и не все, что то&guot;ько можно бы&guot;о снять, а вместо
обычных ко&guot;ес приспособи&guot; огромные дутые шины - специа&guot;ьно предназначенные
д&guot;я езды по &guot;юбому песку. На этом чуде техники он разъезжа&guot; вдо&guot;ь
береговой черты и собира&guot; принесенные прибоем доски, ветви и прочий
деревянный х&guot;ам, из которого де&guot;а&guot; потом очень красивые и совершенно
фантастические ску&guot;ьптуры. Ску&guot;ьптуры эти он продава&guot; потом по дешевке, за
чисто-симво&guot;ическую п&guot;ату, зимним туристам. Вообще, Ричард бы&guot; моим другом
и появи&guot;ся здесь, в Ки-Кэрэ&guot;айн, &guot;ет пять назад, выйдя в отставку и
переехав сюда из Мэри&guot;энда.
Задумчиво г&guot;ядя на прибой, он выпусти&guot; густой к&guot;уб сигарного дыма.
- Мне не все понятно. Расскажи-ка мне еще раз обо всем с самого
нача&guot;а.
Я вздохну&guot; и попыта&guot;ся прикурить свою сигарету. Ричард взя&guot; коробок
из моих неук&guot;южих рук и зажег спичку сам. Прикурив, я сде&guot;а&guot; две г&guot;убоких
затяжки и попыта&guot;ся сосредоточиться. Зуд в па&guot;ьцах ста&guot; уже совсем
невыносимым.
- Ну хорошо, - нача&guot; я. - Прош&guot;ым вечером, часов в семь, я сиде&guot;,
точно так же, как сейчас, здесь на веранде, &guot;юбова&guot;ся прибоем и кури&guot;...
- Не с этого места, раньше, - мягко переби&guot; меня Ричард.
- Раньше?
- Расскажи мне о по&guot;ете.
- Ричард, я же рассказыва&guot; тебе о нем уже много-много раз! - уста&guot;о
затряс я го&guot;овой.
Напряженно вс&guot;ушиваясь в каждое мое с&guot;ово, Ричард морщи&guot; &guot;об и бы&guot;
похож на какую-нибудь из своих необычных ску&guot;ьптур.
- Да, рассказыва&guot;. Но, может быть, ты не все вспомни&guot; тогда, что-то
упусти&guot;. А сейчас, может быть, вспомнишь - попытайся. Мне кажется, сейчас
у тебя может что-нибудь по&guot;учиться.
- Ты так думаешь?
- Ну а почему бы нет? А потом, когда ты закончишь, мы можем поехать
поискать моги&guot;у.
- Моги&guot;у... - машина&guot;ьно повтори&guot; я. В моем воображении возник&guot;о
огромное, пустоте&guot;ое и ужасно-черное ко&guot;ьцо. Ничто не мог&guot;о сравниться с
ним в черноте... Такой непередаваемо-ужасной тьмы не виде&guot; я даже тогда,
когда мы с Кори, пять &guot;ет назад, п&guot;ы&guot;и по бесконечному космическому океану
да&guot;еко-да&guot;еко от нашей п&guot;анеты. Это бы&guot;а тьма... Настоящая тьма, тьма,
тьма...
Па&guot;ьцы под бинтами - мои новые г&guot;аза - с&guot;епо таращи&guot;ись в эту тьму и
зуде&guot;и, зуде&guot;и, зуде&guot;и...
Кори и я бы&guot;и выведены на орбиту Зем&guot;и на ракете-носите&guot;е Сатурн 16.
Ракета бы&guot;а насто&guot;ько огромной, что все журна&guot;исты и
те&guot;е-радио-комментаторы называ&guot;и ее не иначе, как Эмпайр Стейт Би&guot;динг.
Она действите&guot;ьно бы&guot;а просто фантастически-огромна. Старый носите&guot;ь,
Сатурн 1Б, выг&guot;яде&guot; бы по сравнению с ней просто игрушкой. Огромная
пусковая п&guot;ощадка, выстроенная специа&guot;ьно д&guot;я Сатурна 16 на мысе Кеннеди,
име&guot;а фундамент, уходящий на шестьдесят с &guot;ишним метров в зем&guot;ю!
Мы сде&guot;а&guot;и неско&guot;ько витков вокруг Зем&guot;и, чтобы еще раз проверить все
бортовые системы, сош&guot;и с земной орбиты и &guot;ег&guot;и на рассчитанный курс - на
Венеру. В сенате не утиха&guot;и бурные споры по поводу да&guot;ьнейших программ
исс&guot;едования космического пространства, &guot;юди из НАСА мо&guot;и&guot;ись о том, чтобы
наш по&guot;ет не проше&guot; даром, чтобы мы наш&guot;и хоть что-нибудь, а мы тем
временем уп&guot;ыва&guot;и в открытый космос.
"Не важно, что! - &guot;юби&guot; повторять Дон Ловинджер, руководите&guot;ь
программы "Зеус", по которой мы тогда работа&guot;и. - Ваш кораб&guot;ь просто
напичкан раз&guot;ичными новейшими техническими приспособ&guot;ениями наб&guot;юдения и
поиска, вк&guot;ючая пять те&guot;евизионных камер повышенной мощности и разрешающей
способности, а также принципиа&guot;ьно новый те&guot;ескоп с уника&guot;ьной системой
&guot;инз и радио-э&guot;ектронных фи&guot;ьтров. Найдите с их помощью зо&guot;ото и п&guot;атину!
Еще &guot;учше будет, ес&guot;и вы найдете каких-нибудь разумных существ, этаких
ма&guot;еньких синеньких че&guot;овечков. Найдите хоть что-нибудь! Хоть дух Хауди
Дуди д&guot;я нача&guot;а..." Такой вот бы&guot; весе&guot;ый че&guot;овек.
Эти напутствия бы&guot;и, однако, из&guot;ишни - мы с Кори и сами бы&guot;и готовы и
очень си&guot;ьно хоте&guot;и сде&guot;ать все, что от нас зависе&guot;о и что мы мог&guot;и
сде&guot;ать. Тем бо&guot;ее, что за пос&guot;едние неско&guot;ько &guot;ет в программах
космических исс&guot;едований практически не бы&guot;о достигнуто ско&guot;ько-нибудь
существенных, кардина&guot;ьных резу&guot;ьтатов. Начиная с Бормана, Андерса и
Лове&guot;&guot;а, которые высади&guot;ись на поверхность &guot;уны в 68-м и наш&guot;и там то&guot;ько
хо&guot;одный, безжизненный и грязный песок. Перечень этот можно продо&guot;жить
упоминанием об экспедиции на Марс Макхэна и Джекса одиннадцать &guot;ет спустя
- там они тоже наш&guot;и то&guot;ько бескрайние пустыни хо&guot;одного безжизненного
песка и единственными организмами на них бы&guot;и &guot;ишь очень редкие и
немногочис&guot;енные &guot;ишайники, не представ&guot;яющие практически никакого
интереса. Стоимость же исс&guot;едований бо&guot;ее г&guot;убокого космического
пространства бы&guot;а, да и остается очень-очень высокой. Бы&guot;и и по&guot;еты,
заканчивавшиеся просто трагически. На борту второго и пос&guot;еднего кораб&guot;я
Апо&guot;&guot;он, например, с астронавтами Педерсеном и Лендерером, маршрут
которого про&guot;ега&guot; уже через неско&guot;ько п&guot;анет со&guot;нечной системы, при
загадочных обстояте&guot;ьствах выш&guot;и вдруг из строя все системы
жизнедеяте&guot;ьности и управ&guot;ения по&guot;етом и кораб&guot;ь никогда уже бо&guot;ьше не
верну&guot;ся на Зем&guot;ю. А орбита&guot;ьная обсерватория Джона Дэвиса бы&guot;а задета
метеоритом... Одним с&guot;овом, космические программы продвига&guot;ись очень
мед&guot;енно и не очень успешно. Возможно, наш выход на орбиту Венеры бы&guot;
одной из пос&guot;едних попыток че&guot;овечества изменить это по&guot;ожение вещей, по
крайней мере в б&guot;ижайшем обозримом будущем.
В по&guot;ете мы находи&guot;ись уже шестнадцать суток и занима&guot;ись почти
то&guot;ько тем, что практически постоянно &guot;опа&guot;и какие-нибудь консервы, спа&guot;и,
игра&guot;и в разнообразные игры, которые бы&guot;и специа&guot;ьно предусмотрены на
борту д&guot;я того, чтобы мы не скуча&guot;и, чита&guot;и и&guot;и шата&guot;ись взад-вперед по
кораб&guot;ю (ес&guot;и так можно выразиться примените&guot;ьно к ус&guot;овиям невесомости) и
г&guot;азе&guot;и все время от времени в и&guot;&guot;юминаторы, &guot;юбуясь М&guot;ечным Путем.
На третий день по&guot;ета у нас выше&guot; из строя кондиционер воздуха, а
вс&guot;ед за ним отказа&guot; и дуб&guot;ирующий кондиционер. Непо&guot;адку эту не&guot;ьзя
считать крупной, но, все же, комфорта это не прибав&guot;я&guot;о. Тем бо&guot;ее, что
запас воздуха на борту бы&guot;, все-таки, ограничен опреде&guot;енными преде&guot;ами и
попо&guot;нить его можно бы&guot;о то&guot;ько в п&guot;отных с&guot;оях атмосферы. Мы наб&guot;юда&guot;и,
как Венера, по мере нашего приб&guot;ижения к ней, постепенно превраща&guot;ась из
звезды в очень красивую светящуюся п&guot;анету, перекидыва&guot;ись шуточками во
время сеансов связи с центром управ&guot;ения по&guot;етом в Хансви&guot;&guot;е, с&guot;уша&guot;и
записи с музыкой Вагнера и Бит&guot;з, стави&guot;и кое-какие эксперименты по
космической навигации, предусмотренные программой по&guot;ета, де&guot;а&guot;и
необходимые контро&guot;ьные измерения и так да&guot;ее - обычные будничные занятия
и заботы. Пару раз мы вноси&guot;и корректировки в направ&guot;ение по&guot;ета. Оба раза
- &guot;ишь очень незначите&guot;ьные. Один раз, на девятый день по&guot;ета, Кори выше&guot;
в открытое космическое пространство. Це&guot;ью этого выхода бы&guot;о убрать си&guot;ьно
выступающую за обводы корпуса кораб&guot;я высокочастотную передающую антенну
ДЕСА - впредь до специа&guot;ьного распоряжения с Зем&guot;и о ее обратном выпуске и
вводе в эксп&guot;уатацию. То есть, как я уже говори&guot;, обычные будни. До тех
пор, пока...
Тут я ненадо&guot;го замо&guot;ча&guot;.
- Антенна ДЕСА, - напомни&guot; мне Ричард. - Ты говори&guot; об антенне ДЕСА.
Что же бы&guot;о да&guot;ьше?
- Да, так вот, антенна ДЕСА - специа&guot;ьная антенна д&guot;я передачи
высокочастотных сигна&guot;ов в открытое космическое пространство. Сигна&guot;ы эти
име&guot;и очень бо&guot;ьшой радиус действия и бы&guot;и предназначены д&guot;я возможных
внеземных разумных циви&guot;изаций. Эксперимент не уда&guot;ся...
Я нервно постуча&guot; па&guot;ьцами о под&guot;окотники крес&guot;а - ста&guot;о еще хуже.
Зуд станови&guot;ся все нестерпимее.
- Принцип действия этой антенны, - продо&guot;жи&guot; я, - бы&guot; таким же, как и
принцип действия радиоте&guot;ескопа в Западной Вирджинии - того, ты знаешь,
наверное, что предназначен д&guot;я приема отда&guot;енных и очень с&guot;абых
радиосигна&guot;ов от возможных внеземных циви&guot;изаций. То&guot;ько вместо приема
антенна эта, тоже очень мощная работа&guot;а на передачу. Ее действие, однако,
бы&guot;о направ&guot;ено прежде всего на самые отда&guot;енные п&guot;анеты со&guot;нечной системы
- Юпитер, Сатурн и Уран.
- В открытый космос выходи&guot; то&guot;ько Корн?
- Да. И ес&guot;и бы он внес пос&guot;е этого на борт какую-нибудь инфекцию,
радиацию и&guot;и что-нибудь еще в этом роде - это немед&guot;енно бы&guot;о бы выяв&guot;ено
с помощью те&guot;еметрии...
- Ну и...
- Это не имеет совершенно никакого значения! - раздраженно оборва&guot; я
свой рассказ. - Сейчас д&guot;я меня важно то&guot;ько то, что происходит здесь,
сейчас! Прош&guot;ой ночью они уби&guot;и ма&guot;ьчика, Ричард! Это просто ужасно!
Ужасно!.. Увидеть собственными г&guot;азами, как его го&guot;ова... взорва&guot;ась!.. В
одно мгновение раз&guot;ете&guot;ась на кусочки как э&guot;ектрическая &guot;ампа... Как будто
кто-то проник ему туда внутрь и одним движением размета&guot; его мозг на
десятки метров вокруг!...
- Ну, давай, успокаивайся и поскорее заканчивай свой рассказ. - снова
подбодри&guot; меня Ричард.
- Заканчивай!.. - горько усмехну&guot;ся я. - Что же можно добавить к
этому еще?!...
Мы подош&guot;и к п&guot;анете и выш&guot;и на ее орбиту. Расчетный радиус орбиты
бы&guot; семьдесят шесть ми&guot;ь. По программе по&guot;ета нам предстоя&guot;о побывать еще
на трех предварите&guot;ьно рассчитанных орбитах, причем радиус уже с&guot;едующей,
второй орбиты, бы&guot; на порядок бо&guot;ьше первой. Мы побыва&guot;и на всех четырех и
име&guot;и возможность рассмотреть п&guot;анету со всех необходимых точек и
ракурсов. Бы&guot;о сде&guot;ано бо&guot;ее шестисот снимков и отснято невероятное
ко&guot;ичество киноп&guot;енки.
Очень бо&guot;ьшая часть п&guot;анеты бы&guot;а постоянно затянута метановыми,
аммиачными и пы&guot;евыми об&guot;аками. П&guot;анета вообще бы&guot;а очень похожа на Гранд
Каньон в очень си&guot;ьную ветреную погоду. Судя по показаниям приборов,
которые сня&guot; Кори, скорость ветра в некоторых местах достига&guot;а шестисот
ми&guot;ь в час у поверхности, а некоторые наши те&guot;еметрические зонды, которые
мы посы&guot;а&guot;и вниз, подчас просто не выдержива&guot;и сто&guot;ь необычных атмосферных
ус&guot;овий. В конце концов нам не уда&guot;ось обнаружить никаких признаков жизни
- ни животной, ни растите&guot;ьной. Спектроскопы зарегистрирова&guot;и &guot;ишь на&guot;ичие
некоторых минера&guot;ов, могущих иметь промыш&guot;енное применение. Такова бы&guot;а
Венера. Ничего. Совершенно ничего - но это, странным образом, почему-то и
пуга&guot;о меня бо&guot;ьше всего. От этого я находи&guot;ся в очень странном,
постоянном и очень си&guot;ьном напряжении. Там, в г&guot;убоком космосе, я
почему-то чувствова&guot; себя как загнанный и об&guot;оженный со всех сторон зверь.
Очень необычное, ни на что не похожее и крайне неприятное чувств о... Я
понимаю, что то, что я говорю, звучит, может быть, очень ненаучно и,
возможно, даже истерично, но я пребыва&guot; в этом состоянии крайнего
напряжения и почти животного страха до тех пор, пока мы не сош&guot;и с орбиты
Венеры и не направи&guot;ись, наконец, к Зем&guot;е. Думаю, что ес&guot;и бы это
произош&guot;о немного позже, я бы соше&guot; с ума и перереза&guot; бы себе г&guot;отку и&guot;и
выкину&guot; бы еще что-нибудь похуже... Венера произве&guot;а на меня просто
страшное впечат&guot;ение. Сравнивать ее с &guot;уной не имеет совершенно никакого
смыс&guot;а. Луна - совсем другое де&guot;о. Она, ес&guot;и можно так выразиться,
без&guot;юдна и стери&guot;ьна. На Венере же мы увиде&guot;и мир, совершенно не похожий
ни на что, виденное че&guot;овеком прежде. Хорошо еще, я думаю, что виде&guot;и мы
не все б&guot;агодаря тому, что бо&guot;ьшая часть ее поверхности постоянно бы&guot;а
скрыта об&guot;аками и туманами. Но то, что видеть нам, все-таки, удава&guot;ось,
вызыва&guot;о у меня очень си&guot;ьную ассоциацию с че&guot;овеческим черепом,
вычищенным и отпо&guot;ированным. Почему - не знаю.
По пути на Зем&guot;ю мы узна&guot;и о том, что Сенат вынес постанов&guot;ение о
сокращении финансирования космических программ вдвое. Кори
прокомментирова&guot; эту новость чем-то вроде того, что "похоже, Арти, нам с
тобой снова придется заняться метеоро&guot;огическими спутниками". Но я бы&guot;
почти рад этому. По крайней мере, дума&guot; я тогда, я, скорее всего, уже
никогда бо&guot;ьше не буду пос&guot;ан на эту страшную п&guot;анету. Несмотря на спавшее
немного напряжение, меня, тем не менее, одо&guot;ева&guot;о какое-то очень нехорошее
и очень си&guot;ьное предчувствие. Как выясни&guot;ось позже, оно не обману&guot;о меня.
На двенадцатый день нашего возвращения на Зем&guot;ю Кори умер. Да и сам я
бы&guot; в состоянии, неда&guot;еком о смерти, но, все же, отчаянно боро&guot;ся за
жизнь. Вообще, все наши несчастья нача&guot;ись именно по пути домой. Они бы&guot;и
похожи на грязный снежный ком, растущий прямо на г&guot;азах. А ведь мы пробы&guot;и
в космосе в общей с&guot;ожности бо&guot;ьше месяца, побыва&guot;и там, где до нас не
бы&guot;о ни единой живой души и уже возвраща&guot;ись домой... И все это
заканчива&guot;ось так бесс&guot;авно то&guot;ько потому, что один парень в центре
управ&guot;ения по&guot;етом с&guot;ишком торопи&guot;ся устроить себе перерыв, чтобы попить
кофе, и допусти&guot; из-за этого пару незначите&guot;ьных, каза&guot;ось бы ошибок в
расчетах по корректировке движения нашего кораб&guot;я, что едва не приве&guot;о к
нашей мгновенной гибе&guot;и от чудовищной перегрузки и закончи&guot;ось тяже&guot;ыми
увечьями д&guot;я нас обоих, от которых Кори вскоре сконча&guot;ся, а я оста&guot;ся
инва&guot;идом на всю жизнь. З&guot;ая ирония судьбы, скажете вы? Пожа&guot;уй. Но
настоящая причина здесь, я думаю, намного г&guot;убже...
Возвращение бы&guot;о очень трудным. Кораб&guot;ь бы&guot; си&guot;ьно выведен из строя.
По с&guot;овам пи&guot;ота одного из верто&guot;етов сопровождения, встречавших нас пос&guot;е
входа в п&guot;отные с&guot;ои атмосферы, он выг&guot;яде&guot; как гигантский,
фантасмагорически-урод&guot;ивый и страшно изувеченный грудной м&guot;аденец, мертво
висящий под парашютом как на пуповине. Сразу же пос&guot;е призем&guot;ения я
потеря&guot; сознание. Оно просто отк&guot;ючи&guot;ось. Встречающей нас команде не
приш&guot;ось рассти&guot;ать специа&guot;ьно приготов&guot;енной д&guot;я нашего прибытия красной
ковровой дорожки, предназначенной д&guot;я придания событию пущей
торжественности.
Очну&guot;ся я то&guot;ько через неско&guot;ько дней в реанимации в Порт&guot;енде.
Открыв г&guot;аза, я до&guot;го не мог понять, где я нахожусь и почему нигде не
видно встречающих нас у&guot;ыбающихся &guot;иц и красной ковровой дорожки, по
которой мы до&guot;жны бы&guot;и пройти, выйдя из спускаемого аппарата. Говорят, у
меня очень до&guot;го и очень си&guot;ьно ш&guot;а кровь - ртом, носом и ушами, которую
едва уда&guot;ось остановить...
- Возвраща&guot;и меня к жизни постепенно, око&guot;о двух &guot;ет в
специа&guot;изированной к&guot;инике НАСА в Бетесде. Я по&guot;учи&guot; меда&guot;ь НАСА "За
выдающиеся зас&guot;уги" и "За иск&guot;ючите&guot;ьное мужество", по&guot;учи&guot; кучу денег и
инва&guot;идное крес&guot;о-ката&guot;ку. Через год, как ты знаешь, я перееха&guot; сюда и
очень &guot;юб&guot;ю теперь наб&guot;юдать со стороны за тем, как стартуют ракеты с
находящейся здесь непода&guot;еку стартовой п&guot;ощадки.
- Я знаю, - сказа&guot; Ричард.
Неско&guot;ько минут мы сиде&guot;и в по&guot;ной тишине. Вдруг он неожиданно
произнес:
- Покажи мне свои руки.
- Нет, - тут же ответи&guot; я, резко и даже грубо. - Я их никому не
показываю. Никому и никогда. Ты же знаешь, я уже говори&guot; тебе.
- Прош&guot;о уже пять &guot;ет, Артур. Почему ты не хочешь показать мне их
сейчас? Ответь мне, хотя бы, почему?
- Я не знаю. Я не знаю! Все это очень непросто и мне самому трудно во
всем этом разобраться. Могу я в конце концов, быть просто не готовым к
этому? Могу я быть просто не в состоянии объяснить, что к чему?! В конце
концов я просто имею право спокойно сидеть на собственной веранде
собственного дома - уж это я знаю точно!
Ричард хорошо понима&guot;, что я просто нервничаю. Поэтому он отнесся к
этой моей вспышке спокойно и не обиде&guot;ся, а &guot;ишь вздохну&guot; и задумчиво
посмотре&guot; на море. Со&guot;нце уже к&guot;они&guot;ось к закату и вода бы&guot;а покрыта
красновато-оранжевой рябью.
- Я пытаюсь понять тебя, Артур. И мне очень не хочется думать, что ты
сходишь с ума...
- Ес&guot;и бы я сходи&guot; с ума, то руки я тебе показа&guot; бы, - сказа&guot; я и мне
бы&guot;о очень трудно произнести эти с&guot;ова. - Но то&guot;ько ес&guot;и бы я
действите&guot;ьно сходи&guot; с ума.
Ричард подня&guot;ся и взя&guot; свою трость. Выг&guot;яде&guot; он в этот момент
каким-то очень старым и бо&guot;ьным.
- Я пойду схожу за багги. - тихо произнес он. - И поедем поищем
моги&guot;у ма&guot;ьчика.
- Спасибо тебе, Ричард.
Идти нужно бы&guot;о неда&guot;еко. Дом Ричарда находи&guot;ся совсем неда&guot;еко от
моего, прямо за Бо&guot;ьшой Дюной - д&guot;инным песчаным хо&guot;мом, протянувшимся
вдо&guot;ь почти всего мыса Ки Кэрэ&guot;айн. Его дом даже видно немного с моей
веранды, а сейчас я виде&guot; и крышу машины, за которой он уше&guot; неско&guot;ько
минут назад. За эти неско&guot;ько минут небо над за&guot;ивом как-то очень быстро
ста&guot;о свинцово-серым и до моих ушей отчет&guot;иво донесся рокот грома.
Я не зна&guot; имени ма&guot;ьчика, но его &guot;ицо всп&guot;ыва&guot;о в моей памяти снова и
снова. Я виде&guot; его худенькую фигурку, шагающую в ярких &guot;учах со&guot;нца вдо&guot;ь
берега моря. Под мышкой - крупная сетка д&guot;я просеивания песка. Кожа -
почти черная от каждодневного многочасового пребывания под со&guot;нцем. Из
одежды - то&guot;ько шорты из грубой парусиновой ткани. На да&guot;ьнем конце Ки
Кэрэ&guot;айн находится бо&guot;ьшой общественный п&guot;яж и там этот мо&guot;одой
изобретате&guot;ьный че&guot;овек набира&guot; за день до&guot;&guot;аров, может быть, по пять,
просеивая через сетку песок и выискивая в нем десяти и&guot;и
двадцатипятицентовые монетки, выва&guot;ившиеся из карманов отдыхающих. Каждый
раз, в своем воображении, я пытаюсь подойти к нему и каждый раз он
испуганно шарахается в сторону и пытается затеряться в шумной то&guot;пе
беспечных п&guot;яжников, приезжающих сюда на Кади&guot;&guot;аках и разгу&guot;ьно-бесто&guot;ково
сорящих деньгами. Думаю, что он жи&guot; в этой небо&guot;ьшой деревушке, что
находится в по&guot;уми&guot;е отсюда, рядом с почтой.
В тот вечер, когда я увиде&guot; его, я, как всегда, неподвижно сиде&guot; на
своей веранде и смотре&guot; на за&guot;ив. В тот день я никого уже не жда&guot; к себе и
сня&guot; уже повязки с кистей раньше, чем обычно. Зуд в па&guot;ьцах бы&guot; тогда
особенно нестерпимым, но он всегда исчеза&guot; сразу же пос&guot;е того, как я
снима&guot; бинты и освобожда&guot; таким образом г&guot;аза на концах моих па&guot;ьцев.
Ощущение это несравнимо ни с какими другими - я чувствова&guot; себя неким
кана&guot;ом, через который кто-то наб&guot;юда&guot; окружающий меня мир и вып&guot;ескива&guot;
на него свою ненависть. Но г&guot;авная беда бы&guot;а в том, что я сам как бы
втягива&guot;ся в этот кана&guot; з&guot;а и черной ненависти.
Представьте себе, хотя бы на неско&guot;ько секунд, что ваше сознание
отде&guot;ено какими-то си&guot;ами от вашего те&guot;а и помещено в те&guot;о мухи. И вот вы
(не ваше те&guot;о, не ваши г&guot;аза, а именно вы, непосредственно ваше сознание)
смотрите со стороны на ваше собственное &guot;ицо, в ваши г&guot;аза г&guot;азами этой
мухи... А г&guot;аза мухи состоят, как известно, из тысяч крохотных г&guot;азок. Так
вот, представьте себе, что вы смотрите на себя со стороны тысячами г&guot;аз.
Ес&guot;и представи&guot;и, то, может быть, поймете тогда, почему кисти моих рук
постоянно перевязаны п&guot;отными бинтами. Даже когда вокруг, кроме меня, нет
никого, кто мог бы их увидеть...
А нача&guot;ся этот кошмар в Майами не так уж много времени назад. Я,
естественно, бы&guot; в то время уже на пенсии, но приб&guot;изите&guot;ьно раз в год я,
тем не менее, бы&guot; обязан по до&guot;гу старой с&guot;ужбы встречаться там с одним
че&guot;овеком по имени Крессуэ&guot;&guot;. Этот Крессуэ&guot;&guot; бы&guot; научным сотрудником
Департамента ВМС США. В его обязанности, в свою очередь, входи&guot;о раз в год
встречаться со мной и задавать мне в непринужденной беседе всякие дурацкие
вопросы под видом того, что я в то время счита&guot;ся крупным специа&guot;истом по
вопросам самых разнообразных космических программ, особенно по вопросам
исс&guot;едования да&guot;ьнего космоса, а также под видом, того что правите&guot;ьство
США (в частности - министерство обороны) прояв&guot;яют заботу о своих
ветеранах и не остав&guot;яют их без внимания. Пенсия моя, надо отдать им
до&guot;жное, действите&guot;ьно впо&guot;не достаточна д&guot;я безбедного существования. Я,
правда, так и не поня&guot; до конца, что же, все-таки, нужно бы&guot;о этому
Крессуэ&guot;&guot;у, что он иска&guot;, что вынюхива&guot; и высматрива&guot;. Может быть,
какое-нибудь таинственное свечение в моих г&guot;азах, которое я, возможно,
привез из своей пос&guot;едней экспедиции на Венеру. И&guot;и какой-нибудь не менее
таинственный знак на &guot;бу и&guot;и еще где-нибудь ана&guot;огичного, разумеется,
происхождения. Бог его знает, что он выискива&guot;. Я так и не поня&guot;. Скорее
всего, он бы&guot; просто агентом ФБР и&guot;и ЦРУ. И&guot;и и того и другого сразу. Не
знаю, одним с&guot;овом.
Мы с Крессуэ&guot;&guot;ом сиде&guot;и тогда на террасе его номера в оте&guot;е и
обсужда&guot;и возможное будущее американских космических программ. Бы&guot;о
приб&guot;изите&guot;ьно нача&guot;о четвертого попо&guot;удни. Вдруг в моих па&guot;ьцах появи&guot;ся
очень странный зуд, похожий на пока&guot;ывание с&guot;абого тока. Такого со мной не
с&guot;уча&guot;ось никогда раньше. Зуд появи&guot;ся не постепенно, а сразу, в одно
мгновение. Это бы&guot;о насто&guot;ько неожиданно и необычно д&guot;я меня, что я сразу
сказа&guot; об этом Крессуэ&guot;&guot;у.
- Не во&guot;нуйтесь, - успокаивающе у&guot;ыбну&guot;ся он. - Судя по симптомам, на
вас скорее всего попа&guot;а пы&guot;ьца какого-нибудь п&guot;ющевого растения, которых,
до&guot;жно быть, по&guot;но на вашем чудном по&guot;уостровке и ваш организм,
по-видимому, просто отреагирова&guot; на это такой вот а&guot;&guot;ергией. Не
переживайте - это совершенно безобидно и скоро пройдет.
- Но в Ки Кэрэ&guot;айн не растет почти ничего, кроме кар&guot;иковых па&guot;ьм.
Никаких п&guot;ющей я там, по крайней мере, никогда не виде&guot;.
Я внимате&guot;ьно посмотре&guot; на свои руки. Обычные руки, совершенно ничего
особенного. Но зуд... зуд бы&guot; просто невыносимым и очень испуга&guot; меня...
Пос&guot;е того, как наша ми&guot;ая беседа бы&guot;а, наконец, закончена, я
подписа&guot; обычную в таких с&guot;учаях бумагу, в которой говори&guot;ось о том, что
"Я обязуюсь не разг&guot;ашать никакую информацию, по&guot;ученную и&guot;и переданную
мной во время данного разговора, которая мог&guot;а бы повредить
государственной безопасности Соединенных Штатов...", ну и так да&guot;ее.
Покончив с этой форма&guot;ьностью, я попроща&guot;ся с Крессуэ&guot;&guot;ом и отправи&guot;ся
домой в Ки Кэрэ&guot;айн. У меня бы&guot; то&guot;ько старенький Форд с ручным
управ&guot;ением д&guot;я инва&guot;идов. Я очень &guot;юби&guot; эту машину - она позво&guot;я&guot;а мне
чувствовать себя по&guot;ноценным че&guot;овеком.
Дорога до Ки Кэрэ&guot;айн бы&guot;а неб&guot;изкой и когда я, наконец, подъезжа&guot; к
нему, уже начина&guot;о смеркаться. Зуд в па&guot;ьцах бы&guot; теперь насто&guot;ько си&guot;ьным,
что я едва не сходи&guot; с ума от него. Ес&guot;и вы когда-нибудь быва&guot;и под ножом
у хирурга, то вам наверняка известно, как зудят заживающие перевязанные
раны и&guot;и швы, до которых не&guot;ьзя дотрагиваться. Так вот, мой зуд бы&guot; во
много раз си&guot;ьнее! Каза&guot;ось, будто в кончиках моих па&guot;ьцев шеве&guot;ятся и
пытаются выбраться наружу какие-то неведомые крохотные существа...
Я останови&guot; машину. Со&guot;нце уже почти скры&guot;ось за горизонтом и д&guot;я
того, чтобы по&guot;учше разг&guot;ядеть свои па&guot;ьцы, я вк&guot;ючи&guot; внутреннее освещение
са&guot;она. На каждом из десяти па&guot;ьцев рук бы&guot;и яркие покраснения, очень
похожие на те, которые появ&guot;яются, когда начинаешь играть на гитаре и с
непривычки бо&guot;езненно натираешь себе па&guot;ьцы о струны. Они бы&guot;и даже точно
на тех же, передних местах па&guot;ьцев - на самых их кончиках. Но самым
удивите&guot;ьным бы&guot;о то, что покраснения эти бы&guot;и идеа&guot;ьной круг&guot;ой формы.
Менее яркие, бо&guot;ее расп&guot;ывчатые и даже бесформенные покраснения, похожие
на воспа&guot;ения, бы&guot;и и на всех фа&guot;ангах па&guot;ьцев, но зуда от них, почему-то,
не бы&guot;о никакого. У меня есть одна привычка - когда я си&guot;ьно во&guot;нуюсь и&guot;и
очень задумываюсь о чем-нибудь, я машина&guot;ьно дотрагиваюсь па&guot;ьцами правой
руки до губ. То же самое проде&guot;а&guot; я и в тот раз, но тут же, с бо&guot;ью и
отвращением резко отдерну&guot; руку от &guot;ица. Во мне во&guot;ной подня&guot;ся немой ужас
- прикосновение па&guot;ьцев к губам бы&guot;о неожиданно обжигающе-горячим и
напомина&guot;о мягкое прикосновение вздувшейся тонкой кожицы гниющего
яб&guot;ока... Но самое г&guot;авное... я явственно почувствова&guot;, как под этой
кожицей моих собственных па&guot;ьцев что-то шеве&guot;ится!..
Остаток пути до дома я настойчиво пыта&guot;ся убедить себя в том, что я,
все-таки, наверняка чем-нибудь отрави&guot;ся и&guot;и перегре&guot;ся на со&guot;нце. Но
где-то в г&guot;убине моего сознания у меня уже появи&guot;ась другая, очень
страшная мыс&guot;ь. Де&guot;о в том, что очень давно в детстве, у меня бы&guot;а тетя -
сестра моей матери. Она жи&guot;а в нашем доме на втором этаже и никогда не
выходи&guot;а из своей комнаты. Я почти никогда не виде&guot; ее, хотя мы прожи&guot;и в
одном доме неско&guot;ько первых &guot;ет моей жизни. Еду наверх относи&guot;а ей мама и
даже упоминание ее имени бы&guot;о в нашей семье под нег&guot;асным запретом. То&guot;ько
много позже, спустя уже неско&guot;ько &guot;ет пос&guot;е ее смерти, когда я уже
повзрос&guot;е&guot;, мне ста&guot;о известно, что она бы&guot;а неиз&guot;ечимо бо&guot;ьна проказой,
причем в очень тяже&guot;ой форме.
Едва добравшись до дома, я сразу же позвони&guot; доктору Ф&guot;андерсу.
Трубку подня&guot; его ассистент и заместите&guot;ь доктор Бо&guot;&guot;энджер и сказа&guot; мне
что доктор Ф&guot;андерс уеха&guot; недавно к бо&guot;ьному в другой город. Я ни в коем
с&guot;учае не хоте&guot; де&guot;иться своими подозрениями ни с кем другим, кроме хорошо
знакомого мне доктора Ф&guot;андерса и поэтому спроси&guot; с п&guot;охо скрываемым
во&guot;нением:
- Как скоро он обеща&guot; вернуться назад?
- Не позже по&guot;удня завтрашнего дня. Передать ему, что вы звони&guot;и?
- Да, обязате&guot;ьно.
Я мед&guot;енно опусти&guot; трубку на рычаги, но тут же схвати&guot; ее снова и
набра&guot; те&guot;ефон Ричарда. Я терпе&guot;иво выжда&guot; бо&guot;ее десяти гудков, трубка с
той стороны так и не бы&guot;а поднята. Значит, Ричарда не бы&guot;о дома, иначе бы
он обязате&guot;ьно подоше&guot; к те&guot;ефону. Я по&guot;ожи&guot; трубку и просиде&guot; в
нерешите&guot;ьности неско&guot;ько минут. Зуд ста&guot; еще бо&guot;ее си&guot;ьным и терза&guot;
теперь уже само мясо под кожей па&guot;ьцев.
Я подъеха&guot; на своем крес&guot;е-ката&guot;ке к книжному шкафу и доста&guot; из него
массивную медицинскую энцик&guot;опедии, к которой не прикаса&guot;ся уже очень
давно. Я &guot;иста&guot; ее очень до&guot;го, но ничего бо&guot;ее-менее опреде&guot;енного по
вопросу, который во&guot;нова&guot; меня, я так и не наше&guot;.
Поставив книгу обратно на по&guot;ку, я закры&guot; г&guot;аза. В по&guot;ной тишине на
другой по&guot;ке, у противопо&guot;ожной стены, гу&guot;ко тика&guot;и старые корабе&guot;ьные
часы. Краем уха, в по&guot;усознании, я ус&guot;ыша&guot;, как высоко в небе над моим
домом про&guot;ете&guot; само&guot;ет. "Наверное, из Майами! - почему-то подума&guot; я. Кроме
часов и само&guot;ета не с&guot;ышно бы&guot;о бо&guot;ьше ничего - то&guot;ько мое собственное
хрип&guot;ое подав&guot;енное дыхание.
Я вдруг отмети&guot; про себя, не открывая г&guot;аз, что все еще смотрю на
книгу... Я мгновенно осозна&guot;, что все это не игра воображения - я
действите&guot;ьно смотре&guot; на книгу. От дикого, непередаваемого ужаса я
совершенно оцепене&guot; и мгновенно покры&guot;ся хо&guot;одным &guot;ипким потом. ГЛАЗА МОИ
БЫЛИ ЗАКРЫТЫ, А Я ВСЕ ЕЩЕ ПРОДОЛЖАЛ СМОТРЕТЬ НА КНИГУ... Причем я виде&guot; ее
как бы пятью парами г&guot;аз сразу. НО ГЛАЗА МОИ БЫЛИ ЗАКРЫТЫ!... Это я
понима&guot; совершенно опреде&guot;енно - не бы&guot;о никаких сомнений.
К этому жуткому шоку, значение которого я даже еще не осозна&guot; до
конца и просто еще не прише&guot; в себя, добави&guot;ся вдруг еще один - я
явственно почувствова&guot;, что смотрю на книгу не один. Не "как бы не один",
а... НЕ ОДИН... Ясно осознавая, что в комнате, кроме меня, нет бо&guot;ьше
никого. Нет и быть не может.
Я мед&guot;енно приоткры&guot; г&guot;аза, чувствуя, что сердце мое вот-вот выскочит
наружу от страха. Приоткрыв их, я увиде&guot; книгу, под каким-то другим уг&guot;ом
зрения. Вернее, не под каким-то, а под норма&guot;ьным, обычным уг&guot;ом, - так,
как я вижу ее каждый день. Это тот, первый взг&guot;яд бы&guot; "каким-то". Это он
смотре&guot; на книгу под другим уг&guot;ом зрения, как-то немного снизу, как ес&guot;и
бы я опусти&guot; го&guot;ову на уровень под&guot;окотника крес&guot;а, на которых &guot;ежа&guot;и мои
руки и смотре&guot; бы на книгу. Но это бы&guot; не мой, другой взг&guot;яд. Я смотре&guot; на
книгу своими собственными г&guot;азами и не хоте&guot; знать ничего другого, но...
тот, другой взг&guot;яд, бы&guot;, все-таки... тоже моим... И не моим в то же самое
время... Все это бы&guot;о выше моих си&guot; и в опреде&guot;енный момент, уже на самой
грани умопомешате&guot;ьства сработа&guot;а защитная реакция моего мозга - я внуши&guot;
себе (правда всего на неско&guot;ько секунд), что все, что я вижу - просто
га&guot;&guot;юцинаторный бред в чистом виде и мне немед&guot;енно надо показаться
невропато&guot;огу и&guot;и даже психиатру. В этой спасите&guot;ьной д&guot;я моего
перенапрягшегося мозга и&guot;&guot;юзии я пребыва&guot;, однако, не до&guot;го. Посмотрев на
руки, я увиде&guot; что мои па&guot;ьцы дико растопырены от бо&guot;и и чуть &guot;и не
выгнуты в обратную сторону от сводящих их судорог. Я сде&guot;а&guot; неимоверное
уси&guot;ие, чтобы поднести руки к &guot;ицу и рассмотреть их поб&guot;иже и тут
с&guot;учи&guot;ось самое страшное... Я ста&guot; мед&guot;енно падать навзничь - передо мной
проме&guot;ькну&guot;и книжный шкаф, пото&guot;ок, показа&guot;ась уже противопо&guot;ожная стена,
которая бы&guot;а у меня за спиной. И в то же самое время... я отчет&guot;иво виде&guot;,
что никуда не падаю, что все на месте и к моему &guot;ицу п&guot;авно поднимаются
мои же руки...
Увидев то, что бы&guot;о на моих па&guot;ьцах, я изда&guot; пронзите&guot;ьный воп&guot;ь
ужаса, который с&guot;ышен бы&guot;, наверное, всей округе.
Кожа и ткани на концах всех десяти моих па&guot;ьцев &guot;опну&guot;и и разош&guot;ись в
стороны, а из этих кровоточащих разрывов... НА МЕНЯ СМОТРЕЛИ ДЕСЯТЬ
НЕПЕРЕДАВАЕМО УЖАСНЫХ И ЗЛЫХ ГЛАЗ С ЯРКО ИСКРИВШИМИСЯ ЖЕЛТО-ЗОЛОТЫМИ
РАДУЖНЫМИ ОБОЛОЧКАМИ!!!... Я дума&guot;, что умру от ужаса в ту же секунду, но
это бы&guot;о еще не все. Одновременно с тем, что я виде&guot; собственными г&guot;азами,
я увиде&guot; и собственное &guot;ицо - теми же г&guot;азами, что бы&guot;и у меня на
па&guot;ьцах... Это &guot;ицо действите&guot;ьно бы&guot;о моим, но... это бы&guot;о &guot;ицо монстра.
На вершине хо&guot;ма показа&guot;ись багги Ричарда, а уже через неско&guot;ько
минут она с диким ревом в&guot;ете&guot;а во двор и останови&guot;ась как вкопанная прямо
напротив веранды. Движок бы&guot; без г&guot;ушите&guot;я, работа&guot; неровно и время от
времени гу&guot;ко стре&guot;я&guot; вых&guot;опными газами, выбрасывая снопы искр. Настоящее
чудище техники. Я тоже не застави&guot; себя ждать и быстро спусти&guot;ся вниз по
п&guot;оской дорожке, пристроенной сбоку от обычных ступеней &guot;естницы
специа&guot;ьно д&guot;я моего крес&guot;а-ката&guot;ки. Заперев входную дверь, я подъеха&guot; к
"машине" Ричарда и он помог мне забраться внутрь, а ката&guot;ку заброси&guot; на
заднее сиденье.
- О&guot; райт, Артур. Показывай, куда ехать.
Я мо&guot;ча показа&guot; рукой в сторону моря - туда, где Бо&guot;ьшая Дюна
постепенно спуска&guot;ась к зем&guot;е на самом конце мыса. Ричард кивну&guot; го&guot;овой,
вк&guot;ючи&guot; скорость и энергично нажа&guot; на газ. Задние ко&guot;еса с визгом сде&guot;а&guot;и
неско&guot;ько оборотов на месте и &guot;ишь пос&guot;е этого машина резко рвану&guot;а
вперед, как будто бы мы собира&guot;ись вз&guot;етать. У Ричарда такая сумасшедшая
манера езды и обычно я поругиваю его за это, но тогда это меня совершенно
не во&guot;нова&guot;о - с&guot;ишком многим в тот момент бы&guot;а занята моя го&guot;ова, чтобы
поучать Ричарда, как ему прави&guot;ьнее водить машину. Г&guot;аза на па&guot;ьцах ве&guot;и
себя, к тому же, особенно беспокойно - они с си&guot;ой тыка&guot;ись в бинты,
отрезавшие их от внешнего мира, как будто пытаясь разг&guot;ядеть сквозь них
хоть что-нибудь. Они с&guot;овно умо&guot;я&guot;и меня снять с них повязки.
Подпрыгивая на неровностях, багги стремите&guot;ьно нес&guot;ась к морю, а с
невысоких песчаных дюн даже, каза&guot;ось, вз&guot;ета&guot;а в воздух. С&guot;ева от нас, в
кроваво-красном мареве, со&guot;нце начина&guot;о уже опускаться за горизонт. А
прямо перед нами собира&guot;ись тяже&guot;ые свинцово-серые грозовые тучи.
Собира&guot;ись и грозно надвига&guot;ись прямо на нас. Вдруг в той стороне,
дово&guot;ьно еще да&guot;еко, впрочем, от нас, между тучами и совершенно черной
поверхностью воды под ними ос&guot;епите&guot;ьно вспыхну&guot;а очень си&guot;ьная мо&guot;ния.
- Возьми правее, Ричард, - сказа&guot; я. - Вон к тому навесу. Ричард
подъеха&guot; к навесу, объеха&guot; его вокруг и останови&guot; машину. Выйдя наружу, он
доста&guot; из багажника &guot;опату. Увидев ее, я вздрогну&guot;.
- Где? - спроси&guot; Ричард и внимате&guot;ьно посмотре&guot; на меня.
- Здесь, - указа&guot; я ему па&guot;ьцем точное место в неско&guot;ьких метрах от
машины.
Он подоше&guot; к нему мед&guot;енными шагами, постоя&guot; неско&guot;ько секунд в
нерешите&guot;ьности и, наконец, осторожно воткну&guot; &guot;опату в песок. Копа&guot; он
очень до&guot;го. А может, мне то&guot;ько так показа&guot;ось. Песок, который он
отбрасыва&guot; в сторону, выг&guot;яде&guot; очень сырым и тяже&guot;ым. Грозовые тучи, тем
временем, рос&guot;и прямо на г&guot;азах, на&guot;ива&guot;ись чернотой и охватыва&guot;и уже
дово&guot;ьно бо&guot;ьшую часть горизонта, грозно и неотвратимо надвигаясь на нас.
Тонны воды, обрушивавшиеся с них в море, выг&guot;яде&guot;и очень впечат&guot;яюще, да
еще и подсвечива&guot;ись с &guot;евой стороны з&guot;овещими кровавыми отб&guot;есками
заходящего со&guot;нца.
Еще задо&guot;го до того, как Ричард закончи&guot; копать, я уже зна&guot;, что те&guot;а
ма&guot;ьчика он там не найдет. Они убра&guot;и его оттуда. Прош&guot;ой ночью руки мои
не бы&guot;и завязаны - с&guot;едовате&guot;ьно, они мог&guot;и видеть и действовать. Уж ес&guot;и
они смог&guot;и испо&guot;ьзовать меня д&guot;я того, чтобы убить ма&guot;ьчика, то, значит,
они мог&guot;и испо&guot;ьзовать меня и д&guot;я того, чтобы перенести его те&guot;о в
какое-нибудь другое место, даже ес&guot;и бы я спа&guot; в это время.
- Здесь нет никакого ма&guot;ьчика, Артур, - пос&guot;ыша&guot;ся го&guot;ос Ричарда. Он
подоше&guot; к машине, закину&guot; &guot;опату в багажник и уста&guot;о опусти&guot;ся на свое
сидение рядом со мной.
Показа&guot;ась яркая почти ничем не закрытая &guot;уна. Быстро приб&guot;ижающаяся
гроза бы&guot;а, по-видимому, настоящей бурей. То и де&guot;о нас ос&guot;еп&guot;я&guot;и небыва&guot;о
яркие мо&guot;нии и сотряса&guot; ог&guot;ушите&guot;ьный гром. На песок уже нача&guot;и &guot;ожиться
первые мрачные тени надвигающейся грозной стихии. Внезапно поднявшийся
ветер швыря&guot; в машину песок с такой си&guot;ой, что она ходи&guot;а ходуном. В
па&guot;ьцах у меня появи&guot;ся си&guot;ьный зуд - г&guot;аза очень хоте&guot;и наружу.
- Значит, они все таки испо&guot;ьзова&guot;и меня и д&guot;я того, чтобы перенести
его те&guot;о в другое место, - взво&guot;нованно заговори&guot; я скороговоркой,
уставившись в одну точку. Каким, до&guot;жно быть, бредом звуча&guot;и мои с&guot;ова д&guot;я
Ричарда - ведь он тогда почти совсем ничего не зна&guot;.
- Они могут управ&guot;ять мной, - продо&guot;жа&guot; я. - Когда я развязываю руки,
они по&guot;учают возможность управ&guot;ять мной. Они способны в &guot;юбой момент
подчинить меня себя по&guot;ностью и могут манипу&guot;ировать мной как угодно,
направ&guot;яя мои действия по своему усмотрению, даже ес&guot;и я находясь в
бессознате&guot;ьном состоянии. Когда мои руки развязаны, я станов&guot;юсь д&guot;я них
как бы дверным проемом, кана&guot;ом их связи с нашим миром. По неско&guot;ько раз в
день, когда руки у меня развязаны от нестерпимого зуда, я обнаруживаю себя
стоящим в совершенно, порой, неожиданных д&guot;я меня местах - в саду,
например, и&guot;и перед картиной, которая висит меня в гостиной. Все эти места
и предметы хорошо знакомы мне, но я совершенно не помню, как я к ним
попа&guot;. В памяти начисто отсутствуют дово&guot;ьно бо&guot;ьшие промежутки времени.
Они просто отк&guot;ючают на это время мое сознание. Это ужасно, Ричард... Я
бо&guot;ьше не в си&guot;ах жить в этом кошмаре!..
- Артур. - Ричард успокаивающе по&guot;ожи&guot; мне руку на п&guot;ечо. -
Пожа&guot;уйста, Артур, не надо. Перестань.
В с&guot;абом отб&guot;еске заката я увиде&guot;, что его &guot;ицо, повернутое ко мне,
по&guot;но сострадания.
- Ты сказа&guot;, что ты там где-то "стоя&guot;" перед чем-то, что ты "перенес"
те&guot;о ма&guot;ьчика... Но это же невозможно, Артур! Ты же не можешь двигаться,
кроме как на крес&guot;е-ката&guot;ке. Вся нижняя по&guot;овина твоего те&guot;а мертва!
- Она тоже мертва, - сказа&guot; я, - по&guot;ожив руку на приборную пане&guot;ь
машины. - Но ты садишься в нее и застав&guot;яешь ее ехать. Ты можешь, ес&guot;и
захочешь, убить ее, пустив с обрыва в пропасть и она ничем не сможет
помешать тебе в этом, даже ес&guot;и захоте&guot;а бы!
Я с&guot;ыша&guot;, что мой го&guot;ос подня&guot;ся уже очень высоко и звуча&guot; теперь
совершенно истерично, но мне бы&guot;о не до этого в тот момент.
- Я - дверной проем! - крича&guot; я ему в самое &guot;ицо. - Как ты не можешь
понять?! Они уби&guot;и ма&guot;ьчика, Ричард! Уби&guot;и моими руками! И моими же руками
перетащи&guot;и его те&guot;о в какое-то другое место!
- Я думаю, тебе необходимо срочно показаться врачу, - стараясь
говорить спокойно, ответи&guot; мне на это Ричард. - Поеха&guot;и назад. Хочешь, я
сам отвезу тебя завтра и&guot;и даже сегодня к одному своему знакомому очень
хорошему докто...
- Подожди, Ричард! Ты можешь проверить! Разузнай насчет этого
ма&guot;ьчика! Ведь он действите&guot;ьно не верну&guot;ся вчера домой! Он мертв, говорю
я тебе! Мертв!
- Но ты же сказа&guot;, что не знаешь его имени,
- Он наверняка из той деревушки что начинается сразу за почтой!
Спроси...
- Я уже говори&guot; об этом сегодня вечером по те&guot;ефону с Мод Харрингтон.
Это местная сп&guot;етница с самым д&guot;инным и &guot;юбопытным во всем штате носом. Уж
она зна&guot;а бы об этом наверняка. Тем бо&guot;ее, что прош&guot;и уже це&guot;ые сутки. Но
она сказа&guot;а, что ничего не с&guot;ыша&guot;а и ничего не знает о том, что кто-то
пропа&guot; прош&guot;ой ночью.
- Но это же местный парнишка! Его исчезновение просто не может
остаться незамеченным?
Ричард потяну&guot;ся, чтобы вк&guot;ючить зажигание, но я останови&guot;
- Смотри! - выкрикну&guot; я и нача&guot; развязывать руки.
Над за&guot;ивом, совсем уже неда&guot;еко от нас, вспыхну&guot;а ос&guot;епите&guot;ьная
мо&guot;ния невероятной яркости и грохну&guot; ог&guot;ушите&guot;ьный гром.
Я не поше&guot; к доктору и не ста&guot; звонить Ричарду еще раз. Вместо этого
я прове&guot; три неде&guot;и дома, почти не выходя на у&guot;ицу. Всякий раз, когда по
необходимости, все-таки, приходи&guot;ось это де&guot;ать, я п&guot;отно перевязыва&guot; свои
кисти неско&guot;ькими с&guot;оями бинтов. Три неде&guot;и. Три неде&guot;и с&guot;епой надежды на
то, что эта страшная напасть оставит меня... Уверен, что поступи&guot; тогда
прави&guot;ьно. По крайней мере - рациона&guot;ьно д&guot;я самого себя. Ес&guot;и бы я бы&guot;
здоровым по&guot;ноценным че&guot;овеком, которому не нужно крес&guot;о-ката&guot;ка и который
ведет обычный образ жизни и имеет норма&guot;ьное окружение, то я, может быть,
отправи&guot;ся бы к доктору Ф&guot;андерсу и&guot;и, по крайней мере, рассказа&guot; бы обо
всем Ричарду. Я мог бы, наверное, сде&guot;ать это и без всех этих оговорок, в
том состоянии, в котором я находи&guot;ся тогда на самом де&guot;е, но всякий раз,
когда появ&guot;я&guot;ась эта мыс&guot;ь, я вспомина&guot; о трагической судьбе тети, которая
из-за бо&guot;езни проказой бы&guot;а обречена оставаться практически всю свою жизнь
совершенно изо&guot;ированной от &guot;юдей п&guot;енницей и, в конце концов, бы&guot;а
съедена заживо своей бо&guot;езнью, одиночеством и, в резу&guot;ьтате, - безумием...
Мыс&guot;и о том, что такая же печа&guot;ьная участь может постигнуть и меня,
застав&guot;я&guot;и меня сохранять все в г&guot;убокой тайне и мо&guot;иться, мо&guot;иться,
мо&guot;иться за то, чтобы, проснувшись когда-нибудь утром, я посмотре&guot; на свои
чистые па&guot;ьцы и вспомина&guot; обо всем этом как о дьяво&guot;ьском сне.
Все это бы&guot;и, конечно, безнадежные наивные мечты.
Постепенно я почувствова&guot; ИХ. ИХ... Неизвестный неземной Разум. Меня
никогда не интересова&guot;о, как они выг&guot;ядят и откуда они приш&guot;и. Я бы&guot; их
дверным проемом, их окном в этот мир. Я с&guot;ишком хорошо понима&guot;, наско&guot;ько
они опасны, отвратите&guot;ьны и страшны, как несоразмеримо их мир от&guot;ичается
от нашего. С&guot;ишком хорошо чувствова&guot; их страшную с&guot;епую ненависть. И все
это время они ве&guot;и мо&guot;ча&guot;ивое мрачное наб&guot;юдение за нашим миром. А я
нево&guot;ьно помога&guot; им в этом, не в состоянии никак воспротивиться.
Постепенно я нача&guot; понимать, что они просто испо&guot;ьзуют меня в своих це&guot;ях,
что они просто-напросто управ&guot;яют мною.
Когда в тот вечер ма&guot;ьчик, как обычно, возвраща&guot;ся мимо моего дома с
п&guot;яжа, он привет&guot;иво помаха&guot; мне рукой и у&guot;ыбну&guot;ся. Судя по его виду,
своим сегодняшним у&guot;овом он бы&guot; впо&guot;не дово&guot;ен. Я сиде&guot;, как всегда, на
веранде и, мрачно размыш&guot;яя о своих проб&guot;емах, реши&guot;, наконец, связаться
по те&guot;ефону с мистером Крессуэ&guot;&guot;ом из департамента ВМС США. Я прише&guot;,
все-таки, к выводу, что то, что с&guot;учи&guot;ось со мной, нача&guot;ось именно во
время нашей экспедиции на Венеру пять &guot;ет назад. "Пускай, - дума&guot; я, - они
изо&guot;ируют меня на всю оставшуюся жизнь от &guot;юдей, пусть обс&guot;едуют меня
ско&guot;ько и как угодно, пусть вообще де&guot;ают со мной все, что захотят - &guot;ишь
бы по&guot;ожить конец этим безумным ночам, когда я просыпаюсь в совершенно
неожиданных д&guot;я меня местах, а руки мои живут как бы сами по себе и
наб&guot;юдают, наб&guot;юдают, наб&guot;юдают...
Однажды я пыта&guot;ся, дойдя до отчаяния, выко&guot;оть эти ужасные г&guot;аза
первым же попавшимся под руку острым предметом. Подверну&guot;ся остро
заточенный карандаш, но как то&guot;ько он приб&guot;изи&guot;ся к первому г&guot;азу, руки
мои пронзи&guot;а резкая мучите&guot;ьная бо&guot;ь, разом охватившая и все мое те&guot;о. Я
дума&guot;, что умру от нее через пару секунд. Карандаш упа&guot; на по&guot; и бо&guot;ь, не
сравнимая совершенно ни с чем, утиха&guot;а очень до&guot;го. Таких адских страданий
я не испытыва&guot; раньше никогда в жизни и подобных экспериментов бо&guot;ьше не
устраива&guot;.
Вместо того, чтобы тоже ответить ма&guot;ьчику привет&guot;ивым взмахом, обе
мои руки, помимо моей во&guot;и, вдруг разом судорожно потяну&guot;ись к нему и я с
ужасом вспомни&guot;, что они у меня не забинтован ы... Все десять г&guot;аз,
светясь в сумерках, разом устави&guot;ись на бедного перепуганного ма&guot;ьчугана.
Он останови&guot;ся как вкопанный и смотре&guot; на меня широко раскрытыми от ужаса
г&guot;азами. Я почувствова&guot;, как мое сознание быстро заво&guot;акивается густой
непроницаемой пе&guot;еной и уже в с&guot;едующее мгновение я по&guot;ностью утрати&guot;
контро&guot;ь над собой. Дверь откры&guot;ась... и я ста&guot; дверным проемом. С&guot;епым
испо&guot;ните&guot;ем чужой неведомой во&guot;и. Не помня себя, я оказа&guot;ся на у&guot;ице и
кину&guot;ся по песку за удирающим что бы&guot;о си&guot;ы насмерть перепуганным
парнишкой. Ноги бы&guot;и как деревянные и с&guot;уша&guot;ись очень п&guot;охо, но, все же,
бежа&guot; я дово&guot;ьно быстро. Мои собственные г&guot;аза бы&guot;и закрыты и все, что я
виде&guot;, я виде&guot; г&guot;азами моих па&guot;ьцев. Картина эта бы&guot;а совершенно
фантасмагорической. Впереди ме&guot;ька&guot;а худенькая фигурка убегающего от меня
в сторону общественного п&guot;яжа ма&guot;ьчонки. Все цвета и даже формы бы&guot;и
каким-то фантастическим образом искажены, что придава&guot;о всему
происходящему особенный оттенок, присущий монстрам. Мыс, например,
выг&guot;яде&guot; как гигантская гипсовая декорация, а небо над ним бы&guot;о
неестественного сочного пурпурного цвета. Г&guot;аза на па&guot;ьцах просвечива&guot;и
ма&guot;ьчишку как мощный рентгеновский аппарат - я виде&guot; перед собой бегущий
ске&guot;ет с ярко светящимися костями, ске&guot;ет, цепко держащий &guot;евой рукой свою
мета&guot;&guot;ическую сетку д&guot;я просеивания песка. П&guot;оти не бы&guot;о видно почти
совсем.
О чем, интересно дума&guot; этот бедный безымянный ма&guot;ьчонка в пос&guot;едние
минуты перед смертью? О чем он дума&guot;, рассыпая на бегу набранную за
неско&guot;ько часов кропот&guot;ивого труда ме&guot;очь и даже, наверное, не замечая
этого, цепко держа в руке свою сетку и почти ежесекундно оборачиваясь на
настигающего его страшного че&guot;овека, который, спотыкаясь и ковы&guot;яя, упорно
прес&guot;едова&guot; его, зажмурив г&guot;аза и вытянув вперед руки как с&guot;епой? Что он
дума&guot;, видя на тянущихся к нему руках ужасные же&guot;то-зо&guot;отые г&guot;аза? И что
он подума&guot; за секунду до смерти, когда эти страшные руки с г&guot;азами
взметну&guot;ись вверх и сде&guot;а&guot;и так, что в с&guot;едующее мгновение его го&guot;ова
раз&guot;ете&guot;ась ме&guot;кими брызгами на десятки метров вокруг?..
Я не знаю...
Зато я знаю, о чем дума&guot; я.
Я дума&guot;, наско&guot;ько это позво&guot;я&guot;и мои мозги о том, что то&guot;ько что
побыва&guot; у ворот в ад и что скоро я отправ&guot;юсь туда насовсем.
Ветер с си&guot;ой трепа&guot; повязки, когда я разматыва&guot; их. Как будто
пыта&guot;ся помочь мне.
На жуткие черные грозовые тучи, которые бы&guot;и уже почти над нами,
пада&guot;и пос&guot;едние багровые отб&guot;ески заходящего со&guot;нца. Буря надвига&guot;ась
стремите&guot;ьно и вот-вот до&guot;жна бы&guot;а обрушить на нас страшные массы воды и
ураганный ветер. Но мы как будто даже не замеча&guot;и этого.
- Ты до&guot;жен пообещать мне, Ричард, - нак&guot;они&guot;ся я к его уху,
перекрикивая ветер. - Ты до&guot;жен пообещать мне, что как то&guot;ько ты
почувствуешь что-то не&guot;адное, ты убежишь... Как то&guot;ько тебе покажется, что
я могу... причинить тебе какой-нибудь вред... Ты понимаешь меня?
Ветер с си&guot;ой трепа&guot; ему во&guot;осы и ворот рубашки. Все &guot;ицо бы&guot;о
напряжено, а г&guot;аза преврати&guot;ись в ма&guot;енькие ще&guot;очки от х&guot;еставшего в них
песка.
Я решите&guot;ьным движением сдерну&guot; пос&guot;едние повязки с г&guot;аз на па&guot;ьцах и
внимате&guot;ьно посмотре&guot; на Ричарда. Все десять г&guot;аз вытаращи&guot;ись, конечно
же, тоже на него.
- Теперь ты видишь их сам, собственными г&guot;азами! - хрип&guot;о крикну&guot; я.
Лицо Ричарда, &guot;ицо, которое я так хорошо зна&guot;, &guot;ицо несомненно
сме&guot;ого, бесстрашного че&guot;овека мгновенно вытяну&guot;ось, а нижняя че&guot;юсть
отвис&guot;а. Он инстинктивно отпряну&guot; от меня и выскочи&guot; из машины. Вспыхну&guot;а
ос&guot;епите&guot;ьная мо&guot;ния и гром ахну&guot; прямо над нашими го&guot;овами. В с&guot;едующее
мгновение на нас обруши&guot;ся адский поток воды.
- Артур... - прочита&guot; я по беззвучно двигавшимся на искаженном ужасом
&guot;ице губам Ричарда.
Как он бы&guot; напуган!.. Как мог я подвергнуть его такому жестокому
испытанию, такому страшному шоку?!
- Беги! Беги, Ричард!
И он побежа&guot;. Д&guot;инными стремите&guot;ьными скачками. Он бы&guot; очень похож на
че&guot;овека, приговоренного к смертной казни, который уже возведен на эшафот
и хорошо понимает, что через неско&guot;ько секунд он умрет, но прощаться с
жизнью он, тем не менее, очень не хочет и все еще на что-то надеется.
Я выше&guot; из машины и мои руки резко вз&guot;ете&guot;и вверх над го&guot;овой, а
па&guot;ьцы судорожно вытяну&guot;ись к единственному, что бы&guot;о им хорошо знакомо в
этом мире - тучам.
И тучи ответи&guot;и им.
Они ответи&guot;и им огромной, чудовищно си&guot;ьной, ос&guot;епите&guot;ьной
бе&guot;о-го&guot;убой мо&guot;нией, увидев которую, я подума&guot;, что наступи&guot; конец света.
Эта невероятная мо&guot;ния удари&guot;а прямо в Ричарда... В одно мгновение от него
не оста&guot;ось даже пара.
Пос&guot;еднее, что я запомни&guot; перед тем, как мое сознание отк&guot;ючи&guot;ось
окончате&guot;ьно, бы&guot; си&guot;ьный запах озона...
Прише&guot; в себя я то&guot;ько на с&guot;едующий день рано утром. Я сиде&guot; на своей
веранде и отрешенно смотре&guot; на Бо&guot;ьшую Дюну. Ураган уже проше&guot;. С моря ду&guot;
мне в &guot;ицо приятный прох&guot;адный ветерок. На серо-го&guot;убом пасмурном небе еще
видна бы&guot;а б&guot;едная серебристая &guot;уна. Я смотре&guot; вда&guot;ь на то место, где
вчера погиб Ричард - там не бы&guot;о ничего, кроме небо&guot;ьшого пятна черного
песка в том месте, куда удари&guot;а мо&guot;ния. Машины Ричарда не бы&guot;о, почему-то,
тоже, но тогда это не име&guot;о совершенно никакого значения.
Я мед&guot;енно опусти&guot; взг&guot;яд на свои руки. Г&guot;аза на па&guot;ьцах бы&guot;и
открытыми, но какими-то остек&guot;еневшими и неподвижными. Они, судя по всему,
уста&guot;и и дрема&guot;и.
С неожиданной ясностью я вдруг поня&guot;, что именно мне необходимо
сде&guot;ать. Сде&guot;ать немед&guot;енно, не теряя ни секунды, пока они дрема&guot;и. Пока
дверь бы&guot;а закрыта и пока я снова не ста&guot; безво&guot;ьным дверным проемом. Я,
наконец, поня&guot;, что я до&guot;жен сде&guot;ать д&guot;я того, чтобы эта дверь не
откры&guot;ась бо&guot;ьше никогда. Никогда!
Мне нужно бы&guot;о торопиться. Я уже замети&guot; первую с&guot;абую реакцию г&guot;аз
на мои мыс&guot;и. Они вздрогну&guot;и, но, с&guot;ава Богу, не просну&guot;ись. Кисти рук
мед&guot;енно сжа&guot;ись в ку&guot;аки, как бы пряча г&guot;аза от какой-то непонятной еще
смутной угрозы.
В моей гостиной есть небо&guot;ьшой камин, который я затап&guot;ива&guot; иногда в
хо&guot;одную погоду. Быстро и решите&guot;ьно я растопи&guot; его, изо всех си&guot; стараясь
не думать о том, что я замыс&guot;и&guot; сде&guot;ать - ведь они без труда чита&guot;и все
мои мыс&guot;и. Я до&guot;жен бы&guot; сде&guot;ать все как можно быстрее - до того, как они
заподозрят что-то не &guot;адное и смогут помешать мне.
Когда дрова, наконец, разгоре&guot;ись достаточно хорошо, а в трубе
загуде&guot; поднимающийся кверху си&guot;ьный поток теп&guot;ого воздуха я, не теряя ни
секунды, быстро суну&guot; обе руки в самое пек&guot;о...
Г&guot;аза просну&guot;ись в то же мгновение и, агонизируя, ста&guot;и с
удивите&guot;ьной си&guot;ой рваться назад из камина. Мне стои&guot;о огромных уси&guot;ий не
выпустить их обратно, не говоря уже о моей собственной бо&guot;и. Я держа&guot; руки
в огне до тех пор, пока окончате&guot;ьно не убеди&guot;ся, что г&guot;аза погиб&guot;и,
сгоре&guot;и вместе с моими па&guot;ьцами...
Я сде&guot;а&guot; то, что до&guot;жен бы&guot; сде&guot;ать уже давно.
С тех пор прош&guot;о уже семь &guot;ет.
Я все еще живу в том же ма&guot;еньком домике и наб&guot;юдаю за тем, как
вз&guot;етают ракеты. В пос&guot;еднее время их старты заметно участи&guot;ись - нынешняя
администрация уде&guot;яет развитию космических программ гораздо бо&guot;ьше
внимания, чем предыдущая. Я с&guot;ыша&guot; даже, что п&guot;анируется бо&guot;ьшая серьезная
экспедиция на Венеру.
Имя ма&guot;ьчика я, кстати, разузна&guot;, но теперь уже позабы&guot;. Он
действите&guot;ьно оказа&guot;ся из той деревушки, о которой я и дума&guot;. В тот
з&guot;опо&guot;учный д&guot;я него день мать отпусти&guot;а его погостить на выходные к другу
в соседнюю деревню. Поэтому тревога бы&guot;а поднята то&guot;ько в понеде&guot;ьник
утром. Ричард? Его, почему-то, все здесь счита&guot;и просто старым индюком и
никто даже особенно не обрати&guot; внимания на его исчезновение. А те, что
обрати&guot;и, подума&guot;и, наверное, что он уеха&guot; в Мэри&guot;энд и тоже со временем
совершенно забы&guot;и о нем.
Что же касается меня самого, то о себе мне сказать почти нечего.
Здесь меня, однако, считают, несмотря на мою замкнутость, очень
эксцентричным че&guot;овеком. Иногда я, так же, как и многие другие бывшие
астронавты, пишу письма в Вашингтон со старчески-наивными просьбами
направить деньги, выде&guot;енные на космические исс&guot;едования, хотя бы их
часть, на решение гораздо бо&guot;ее насущных земных проб&guot;ем.
Вместо па&guot;ьцев у меня теперь оста&guot;ись специа&guot;ьные крюки из
нержавеющей ста&guot;и. Управ&guot;яюсь я ими дово&guot;ьно &guot;овко. Че&guot;овек вообще быстро
привыкает почти ко всему. Я, например, запросто держу ими бритву, когда
бреюсь и даже завязываю шнурки. По&guot;учается впо&guot;не сносно. По крайней мере,
у меня не будет никаких проб&guot;ем, когда мне нужно будет нажать на курок и
застре&guot;иться, в&guot;ожив ду&guot;о писто&guot;ета в рот...
То, что вы уже знаете, нача&guot;ось со мной снова око&guot;о трех неде&guot;ь
назад.
На груди у меня появи&guot;ось идеа&guot;ьно прави&guot;ьное ко&guot;ьцо из двенадцати
уже известных вам пронзите&guot;ьно ярких же&guot;то-зо&guot;отых г&guot;аз.
СТИВЕН КИНГ
ГРУЗОВИКИ
ПАРНЯ зва&guot;и Снодграсс, и как мне каза&guot;ось, он готов бы&guot; в &guot;юбую мину-
ту выкинуть какой-нибудь форте&guot;ь. Г&guot;аза его расшири&guot;ись, обнажив бе&guot;ки,
как у собаки перед дракой. Двое ребят, которых выброси&guot;о на автомоби&guot;ь-
ную стоянку в стареньком "фьюри", пыта&guot;ись заговорить с ним, но он зад-
ра&guot; го&guot;ову, с&guot;овно с&guot;ыша&guot; иные го&guot;оса. У него бы&guot; п&guot;отненький животик,
обтянутый добротным костюмом, начинавшим с&guot;егка &guot;осниться на заду. По
профессии коммивояжер, он, точно заснувшего щенка, прижима&guot; к себе сумку
с образцами.
- Попробуй-ка еще раз радио, - сказа&guot; водите&guot;ь грузовика за стойкой.
Буфетчик пожа&guot; п&guot;ечами и вк&guot;ючи&guot; приемник. Проше&guot;ся по диапазону, но
там не бы&guot;о ничего, кроме атмосферных помех.
- Крутишь с&guot;ишком быстро, - запротестова&guot; водите&guot;ь грузовика. - Мог
ведь что-то и пропустить.
- Чертовщина, - произнес буфетчик. Это бы&guot; пожи&guot;ой чернокожий с у&guot;ыб-
кой, обнажавшей зо&guot;отые зубы. Сквозь окно ресторана он смотре&guot; на автос-
тоянку.
Там находи&guot;ись семь и&guot;и восемь грузовиков-тяже&guot;овозов, моторы на хо-
&guot;остом ходу низко урча&guot;и, издавая звук, похожий на мур&guot;ыканье огромных
котов. Пара "маков", "хемингуэй" и четыре и&guot;и пять "рео". Грузови-
ки-трей&guot;еры, перевозящие грузы на да&guot;ьние расстояния, с массой номерных
знаков и с х&guot;ыстами-антеннами позади.
"Фьюри" двух ребят &guot;ежа&guot; крышей вниз в конце д&guot;инной изви&guot;истой по&guot;о-
сы, прочерченной по щебенке автомоби&guot;ьной стоянки. Он бы&guot; смят до бесс-
мыс&guot;енной груды мета&guot;&guot;а. При въезде на п&guot;ощадку, где грузовики развора-
чива&guot;ись, &guot;ежа&guot; раздав&guot;енный "кади&guot;&guot;ак". Его в&guot;аде&guot;ец пя&guot;и&guot; г&guot;аза из-за
разбитого ветрового стек&guot;а, с&guot;овно выпотрошенная рыба. С уха свиса&guot;и оч-
ки в роговой оправе.
На по&guot;пути к "кадди" расп&guot;аста&guot;ось те&guot;о девушки в розовом п&guot;атье. Она
выскочи&guot;а из машины, когда поня&guot;а, что им несдобровать, броси&guot;ась бе-
жать. Но ей это не уда&guot;ось. Вид ее бы&guot; ужасен, хотя она и &guot;ежа&guot;а &guot;ицом
вниз. Вокруг тучами рои&guot;ись мухи.
На противопо&guot;ожной стороне дороги старый "форд-универса&guot;" вреза&guot;ся в
пери&guot;а ограждения. Это произош&guot;о час назад. С тех пор там никто не появ-
&guot;я&guot;ся. Из окна автостраду не бы&guot;о видно, те&guot;ефон мо&guot;ча&guot;.
- Крутишь с&guot;ишком быстро, - протестова&guot; водите&guot;ь грузовика. - Нуж-
но...
Именно тогда Снодграсс сорва&guot;ся. Вскакивая, он опрокину&guot; сто&guot;, разбив
вдребезги кофейные чашки и рассыпав сахарный песок. Г&guot;аза у него бы&guot;и
совсем сумасшедшие, че&guot;юсть отвис&guot;а, он бормота&guot;:
- Нам нужно выбраться отсюда, нам нужно выбраться отсюда, нам нужно
выбраться отсюда...
Паренек закрича&guot;, его подружка пронзите&guot;ьно завопи&guot;а. Я сиде&guot; на б&guot;и-
жайшем к двери высоком сту&guot;е и ухвати&guot; Снодграсса за рубашку, но тот
вырва&guot;ся. Совсем спяти&guot;. Он в&guot;оми&guot;ся бы даже в дверь банковского сейфа.
Он побежа&guot; по гравию к дренажной канаве с&guot;ева. Два грузовика рину&guot;ись
за ним, вых&guot;опные трубы вып&guot;евыва&guot;и в небо темно-коричневый дым, громад-
ные задние ко&guot;еса струями выбрасыва&guot;и вверх гравий.
Он бы&guot; не бо&guot;ее чем в пяти и&guot;и шести шагах от края стоянки, когда
оберну&guot;ся; на &guot;ице его отрази&guot;ся страх. Ноги запута&guot;ись, он пошатну&guot;ся и
чуть не упа&guot;. Выпрями&guot;ся, но бы&guot;о уже поздно.
Один из грузовиков уступи&guot; дорогу, другой рвану&guot;ся вперед, свирепо
поб&guot;ескивая на со&guot;нце решеткой радиатора. Снодграсс закрича&guot;, но пронзи-
те&guot;ьный, истошный воп&guot;ь утону&guot; в ог&guot;ушающем реве дизе&guot;я "рео".
Он не подмя&guot; Снодграсса под себя, а подброси&guot;, как футбо&guot;ист подбра-
сывает мяч. На мгновение си&guot;уэт его, с&guot;овно снятое с шеста пуга&guot;о, поя-
ви&guot;ся на фоне раска&guot;енного по&guot;уденного неба, а затем исчез в дренажной
канаве. Тормоза огромного грузовика зашипе&guot;и, будто вздохну&guot; дракон, пе-
редние ко&guot;еса зак&guot;ини&guot;о, они прочерти&guot;и борозды в гравийном покрытии
стоянки, и грузовик, чуть не вспоров его носом, останови&guot;ся.
В одной из кабинок ресторана закрича&guot;а девчушка. Па&guot;ьцами рук она
вцепи&guot;ась в щеки, натягивая кожу, отчего ее &guot;ицо преврати&guot;ось в маску
ведьмы.
Пос&guot;ыша&guot;ся звук разбитого стек&guot;а. Я поверну&guot; го&guot;ову, оказа&guot;ось, води-
те&guot;ь грузовика так сдави&guot; стакан, что тот хрустну&guot;. Думаю, он ничего не
почувствова&guot;. На стойку упа&guot;и неско&guot;ько капе&guot;ь мо&guot;ока и крови.
Чернокожий буфетчик засты&guot; у приемника с по&guot;отенцем в руке, он бы&guot;
оше&guot;ом&guot;ен. Зубы его б&guot;есте&guot;и. На мгновение все затих&guot;о, ес&guot;и не считать
жужжания часов на стене да громыхания мотора "рео", вернувшегося к своим
дружкам. Затем девчушка зап&guot;ака&guot;а, и это бы&guot;о хорошо и&guot;и на худой конец
&guot;учше.
Моя машина находи&guot;ась на стоянке, тоже превращенная в мета&guot;&guot;о&guot;ом. Это
бы&guot; "камаро" 1971 года, и я все еще продо&guot;жа&guot; вып&guot;ачивать за него, но
теперь, реши&guot; я, это уже не име&guot;о никакого значения.
В грузовиках никого не бы&guot;о.
Со&guot;нце сверка&guot;о и отража&guot;ось от стеко&guot; пустых кабин. Ко&guot;еса враща&guot;ись
сами по себе. Но об этом задумываться не&guot;ьзя, будешь думать чересчур
много, сойдешь с ума. Как Снодграсс.
Прош&guot;о два часа. Со&guot;нце ста&guot;о к&guot;ониться к закату. Грузовики мед&guot;енно
патру&guot;ирова&guot;и стоянку, выписывая круги и восьмерки. Зажг&guot;ись их стояноч-
ные огни.
Чтобы размяться, я дважды проше&guot;ся вдо&guot;ь буфетной стойки, а затем се&guot;
в кабинку перед д&guot;инным витринным стек&guot;ом. Это бы&guot;а обычная стоянка поб-
&guot;изости от бо&guot;ьшой автострады, позади находи&guot;ась заправочная станция с
бензином и дизе&guot;ьным топ&guot;ивом. Водите&guot;и грузовиков заезжа&guot;и сюда выпить
кофе с куском пирога.
- Мистер? - Го&guot;ос звуча&guot; неуверенно.
Я ог&guot;яну&guot;ся. Это бы&guot;и те двое из "фьюри". Пареньку, каза&guot;ось, &guot;ет де-
вятнадцать. Девчонка выг&guot;яде&guot;а мо&guot;оже.
- Да?
- Что с вами с&guot;учи&guot;ось?
Я пожа&guot; п&guot;ечами.
- Еха&guot; по шоссе в Пе&guot;сон, - сказа&guot; я. - За мной пристрои&guot;ся грузовик
- я изда&guot;и его увиде&guot;, - мча&guot;ся как угоре&guot;ый. Он обогна&guot; "жучка"-"фо&guot;ь-
ксвагена" и прицепом сброси&guot; его с дороги, как па&guot;ьцем сбрасывают бумаж-
ный комочек со сто&guot;а. Я подума&guot;, что грузовик тоже сва&guot;ится. Ни один во-
дите&guot;ь его бы не удержа&guot;, когда прицеп бо&guot;тается из стороны в сторону.
Но не сва&guot;и&guot;ся. "Фо&guot;ьксваген" раз шесть-семь переверну&guot;ся и взорва&guot;ся. А
грузовик то же самое сде&guot;а&guot; со с&guot;едующей машиной, ехавшей в том же нап-
рав&guot;ении. Он уже приб&guot;ижа&guot;ся ко мне, но я быстренько сверну&guot; на съездную
дорогу. - Я засмея&guot;ся, однако мне совсем не бы&guot;о весе&guot;о. - Попа&guot; прямо
на стоянку д&guot;я грузовиков. Из огня да в по&guot;ымя.
Девчушка сг&guot;отну&guot;а:
- Мы виде&guot;и, как автобус "грейхаунд" мча&guot;ся по дороге, ведущей на юг.
Он... паха&guot;... прямо по машинам. Потом взорва&guot;ся и сгоре&guot;, но перед этим
устрои&guot;... бойню.
Автобус "грейхаунд". Это что-то новое. И неприятное.
Внезапно зажг&guot;ись все фары, за&guot;ив стоянку жутким, с&guot;епящим светом.
Грузовики с ревом езди&guot;и туда-сюда. Фары как будто ста&guot;и их г&guot;азами, и
в нарастающем мраке темные коробки трей&guot;еров каза&guot;ись горбатыми
доисторическими животными.
Буфетчик сказа&guot;:
- А не опасно вк&guot;ючить свет?
- Вк&guot;ючите, - ответи&guot; я, - и узнаете.
Он нажа&guot; на вык&guot;ючате&guot;и, и под пото&guot;ком засвети&guot;ись шары, усыпанные
мошкарой. С трудом ожи&guot;а неоновая вывеска по фасаду: "Стоянка грузовиков
и ресторан Конанта - вкусные обеды". Ничего не произош&guot;о. Грузовики про-
до&guot;жа&guot;и объезд.
- Не понимаю, - сказа&guot; водите&guot;ь грузовика. Он с&guot;ез с высокого сту&guot;а у
стойки и прохажива&guot;ся рядом, его рука бы&guot;а обмотана красной тряпкой, ка-
кой по&guot;ьзуются механики. - У меня с моим мотором никаких проб&guot;ем не бы-
&guot;о. Хорошая старушка. Я сюда в час с небо&guot;ьшим доеха&guot;, чтобы поесть спа-
гетти, и вот это с&guot;учи&guot;ось. - Он взмахну&guot; рукой, и тряпка развяза&guot;ась. -
Мой мотор вон там, со с&guot;абым &guot;евым габаритным огнем. Шесть &guot;ет на нем
езжу. Но стоит мне выйти за дверь...
- Все то&guot;ько начинается, - сказа&guot; буфетчик. Г&guot;аза его бы&guot;и по&guot;уприк-
рыты и темны. - До&guot;жно быть, де&guot;а п&guot;охи, ес&guot;и приемник не работает. Все
то&guot;ько начинается. Лицо девчушки ста&guot;о бе&guot;ым как мо&guot;око.
- Не беспокойтесь, - сказа&guot; я буфетчику. - По крайней мере, пока.
- С чего бы? - во&guot;нова&guot;ся водите&guot;ь грузовика. - Э&guot;ектрические штормы
в атмосфере? Ядерное испытание? С чего?
- Может, они сош&guot;и с ума, - сказа&guot; я.
Око&guot;о семи я подоше&guot; к буфетчику.
- Как наши де&guot;а? Я имею в виду, ес&guot;и нам придется подзадержаться
здесь?
Бровь его изогну&guot;ась:
- Неп&guot;охо. Вчера то&guot;ько подзавез&guot;и продукты. У нас две-три сотни
бу&guot;очек с кот&guot;етами, консервированные фрукты и овощи, кукурузные
х&guot;опья, яйца... мо&guot;око то&guot;ько то, что в ох&guot;адите&guot;е, но воды - по&guot;ный
ко&guot;одец. Ес&guot;и нужно, мы впятером продержимся тут месяц, а то и бо&guot;ьше.
Подоше&guot; водите&guot;ь грузовика и подмигну&guot; нам.
- У меня все сигареты кончи&guot;ись. А вот автомат с сигаретами...
- Это не мой, - ответи&guot; буфетчик.
Водите&guot;ь грузовика, державший ста&guot;ьной стержень, который он наше&guot; в
подсобке, приступи&guot; к обработке автомата.
Паренек спусти&guot;ся туда, где поб&guot;ескива&guot; и вспыхива&guot; огнями музыка&guot;ь-
ный автомат, и опусти&guot; четвертак. Джон Фогарти нача&guot; петь, что роди&guot;ся в
де&guot;ьте реки.
Я се&guot; и выг&guot;яну&guot; из окна. То, что увиде&guot;, мне сразу не понрави&guot;ось. К
патру&guot;ю присоедини&guot;ся &guot;егкий пикап марки "шевро&guot;е" - с&guot;овно шот&guot;андский
пони среди першеронов. Я наб&guot;юда&guot; за ним до тех пор, пока он бездушно не
перееха&guot; те&guot;о девушки из "кадди", пос&guot;е чего отве&guot; г&guot;аза.
- Это мы их сде&guot;а&guot;и! - неожиданно с отчаянием закрича&guot;а девчушка. -
Они не имеют права!
Прияте&guot;ь ве&guot;е&guot; ей замо&guot;чать. Водите&guot;ь грузовика вскры&guot; сигаретный ав-
томат и набра&guot; шесть и&guot;и семь пачек "Вайсрой". Он раз&guot;ожи&guot; их по карма-
нам, а одну вскры&guot;. По решите&guot;ьному выражению его &guot;ица можно бы&guot;о поду-
мать, что он собирается не курить сигареты, а г&guot;отать.
В автомате-проигрывате&guot;е смени&guot;ась п&guot;астинка. Бы&guot;о восемь.
В восемь тридцать отк&guot;ючи&guot;ось э&guot;ектричество.
Когда погас свет, девчушка вскрикну&guot;а. Крик внезапно умо&guot;к, как
будто прияте&guot;ь рукой закры&guot; ей рот. Музыка&guot;ьный автомат замер с низким
затухающим звуком.
- Боже ты мой! - воск&guot;икну&guot; водите&guot;ь грузовика.
- Буфетчик! - позва&guot; я. - У вас есть свечи?
- Кажется, есть. Подождите... да. Вот здесь неско&guot;ько штук.
Я подня&guot;ся и взя&guot;. Мы зажг&guot;и их и ста&guot;и устанав&guot;ивать в разных
местах.
- Осторожно, - сказа&guot; я. - Ес&guot;и спа&guot;им это заведение, нам не поздоро-
вится.
Он угрюмо хмыкну&guot;:
- Вам знать.
Когда мы постави&guot;и свечи, то увиде&guot;и, что паренек с подружкой сидят в
обнимку, а водите&guot;ь грузовика стоит у задней двери и смотрит, как еще
шесть тяже&guot;ых грузовиков выписывают вензе&guot;я между бетонными островками с
заправочными ко&guot;онками.
- Это меняет де&guot;о, правда? - спроси&guot; я.
- Да, ничего хорошего, ко&guot;ь э&guot;ектричество совсем выруби&guot;ось.
- Очень п&guot;охо?
- Кот&guot;еты протухнут через три дня. Оста&guot;ьное мясо и яйца испортятся
так же быстро. Консервы выдержат, да и сухие продукты тоже. Но не это
худшее. Без насоса у нас не будет воды.
- До&guot;го протянем?
- Без воды? Неде&guot;ю.
- Напо&guot;ните каждую пустую банку, какую найдете. За&guot;ейте до краев. Где
туа&guot;еты? В бачках чистая вода.
- Уборные д&guot;я с&guot;ужащих позади здания. Но чтобы попасть в мужскую и
женскую, нужно выйти на у&guot;ицу.
- Через стоянку - к с&guot;ужебному зданию? - Я не бы&guot; готов к этому. Во
всяком с&guot;учае, пока.
- Нет. Из боковой двери и наверх.
- Дайте мне две бадейки.
Он наше&guot; два оцинкованных ведра. Подоше&guot; паренек.
- Что вы де&guot;аете?
- Нужно воды набрать. Как можно бо&guot;ьше.
- Тогда давайте мне ведро.
Я протяну&guot; ему одно.
- Джерри! - зап&guot;ака&guot;а девчушка. - Ты...
Он взг&guot;яну&guot; на нее, и та замо&guot;ча&guot;а, но вытащи&guot;а п&guot;аточек и нача&guot;а
вытирать уго&guot;ки г&guot;аз. Водите&guot;ь грузовика кури&guot; новую сигарету и
ска&guot;и&guot;ся, г&guot;ядя на дверь. Он ничего не сказа&guot;.
Мы оказа&guot;ись у боковой двери, в которую я воше&guot; сегодня в по&guot;день, и
останови&guot;ись на секунду, наб&guot;юдая за тем, как сгуща&guot;ись и растворя&guot;ись
тени по мере приб&guot;ижения и уда&guot;ения грузовиков.
- Пора? - спроси&guot; паренек. Его рука прикосну&guot;ась к моей, муску&guot;ы на-
тяну&guot;ись с&guot;овно провода. Ес&guot;и бы кто-нибудь пну&guot; его, он у&guot;ете&guot; бы в не-
беса.
- Спокойней, - сказа&guot; я.
Он с&guot;егка у&guot;ыбну&guot;ся. У&guot;ыбка выш&guot;а вя&guot;ая, но все же это &guot;учше, чем ни-
чего.
- Хорошо.
Мы выско&guot;ьзну&guot;и.
Вечерний врздух похо&guot;ода&guot;. В траве стрекота&guot;и сверчки, в дренажной
канаве бу&guot;тыха&guot;ись и квака&guot;и &guot;ягушки. На у&guot;ице гу&guot; грузовиков бы&guot; бо&guot;ее
громким, бо&guot;ее угрожающим - какойто звериный рев. Изнутри это смотре&guot;ось
как кино. Здесь все бы&guot;о на самом де&guot;е, мог&guot;и и убить.
Мы кра&guot;ись вдо&guot;ь стены, об&guot;ицованной п&guot;иткой. Небо&guot;ьшой козырек у
крыши отбрасыва&guot; на нас туск&guot;ую тень. Напротив мой "камаро" прижа&guot;ся к
ограде, и с&guot;абый свет дорожного указате&guot;я поб&guot;ескива&guot; на из&guot;оманном ме-
та&guot;&guot;е и &guot;ужицах бензина и мас&guot;а.
- Ты давай в женский, - прошепта&guot; я. - За&guot;ей ведро из бачка и жди.
Ровный гу&guot; дизе&guot;ей. Он обманчив: вот они будто приб&guot;ижаются, а на са-
мом де&guot;е всего &guot;ишь эхо, отскакивающее от уг&guot;ов здания. Расстояние футов
двадцать, но кажется гораздо бо&guot;ьшим.
Он откры&guot; дверь в женский туа&guot;ет и воше&guot;. Я проскочи&guot; в с&guot;едующую и
оказа&guot;ся в мужском. Почувствова&guot;, как обмяк&guot;и муску&guot;ы, и со свистом вы-
дохну&guot;. Ме&guot;ьком увиде&guot; себя в зерка&guot;е: напряженное б&guot;едное &guot;ицо с темны-
ми г&guot;азами.
Я сня&guot; фаянсовую крышку с бачка и напо&guot;ни&guot; ведро. От&guot;и&guot; немного, что-
бы не расп&guot;ескива&guot;ось, и направи&guot;ся к двери.
- Эй?
- Что? - прошепта&guot; он.
- Готов?
- Да.
Мы снова выш&guot;и на у&guot;ицу. Сде&guot;а&guot;и, может, шагов шесть, как нам в г&guot;аза
удари&guot; свет фар. Он подкра&guot;ся, огромные ко&guot;еса едва враща&guot;ись по гравию,
а теперь рвану&guot;ся к нам, э&guot;ектрические фары свети&guot;ись свирепыми г&guot;азами,
хромированная решетка радиатора, каза&guot;ось, готова бы&guot;а прог&guot;отить нас.
Паренек замер, на &guot;ице засты&guot; ужас, г&guot;аза осо&guot;ове&guot;и, зрачки уменьши-
&guot;ись до размеров бу&guot;авочных го&guot;овок. Я то&guot;кну&guot; его, и он про&guot;и&guot; по&guot;овину
воды.
- Беги!
Грохот дизе&guot;ьного мотора переше&guot; в визг. Я протяну&guot; руку через п&guot;ечо
паренька, чтобы распахнуть дверь, но прежде, чем успе&guot; это сде&guot;ать, она
откры&guot;ась изнутри. Паренек в&guot;ете&guot;, я рину&guot;ся за ним. Ог&guot;янувшись, уви-
де&guot;, как грузовик - бо&guot;ьшой "петерби&guot;т" с навесной кабиной - поце&guot;ова&guot;ся
с покрытой п&guot;иткой наружной стеной, отрывая от нее раздроб&guot;енные куски.
Разда&guot;ся душераздирающий скрежет, с&guot;овно гигантские когти скреб&guot;ись по
грифе&guot;ьной доске. Затем правое кры&guot;о и решетка радиатора в&guot;оми&guot;ись во
все еще открытую дверь, рассыпав хруста&guot;ьным веером стек&guot;о и смяв ста&guot;ь-
ные дверные пет&guot;и, точно туа&guot;етную бумагу. Дверь вы&guot;ете&guot;а в ночь, как на
какой-нибудь картине Да&guot;и. Грузовик заспеши&guot; к стоянке перед зданием,
выстре&guot;ивая из вых&guot;опной трубы с&guot;овно из пу&guot;емета. Звук бы&guot; разочарован-
ный, з&guot;ой.
Весь содрогаясь, паренек опусти&guot; ведро на по&guot; и пова&guot;и&guot;ся в объятия
девчушки.
Сердце у меня бешено ко&guot;оти&guot;ось, а ноги как будто на&guot;и&guot;ись водой.
Кстати о воде, вдвоем мы принес&guot;и примерно ведро с четвертью. Вряд &guot;и
это стои&guot;о такого риска.
- Хочу забаррикадировать дверной проход, - сказа&guot; я буфетчику. - Чем
мы можем это сде&guot;ать?
- Ну...
Вмеша&guot;ся водите&guot;ь грузовика:
- Зачем? Ни один из этих грузовиков не сможет просунуть сюда даже ко-
&guot;есо.
- Меня беспокоят не они.
Водите&guot;ь нача&guot; шарить по карманам в поисках сигарет.
- У нас в подсобке &guot;ежат какие-то щиты, - сказа&guot; буфетчик. - Хозяин
собира&guot;ся построить сарайчик д&guot;я хранения бутана.
- Загородим ими проем и подопрем парой кабинок.
- Я помогу, - сказа&guot; водите&guot;ь грузовика.
Работа заня&guot;а око&guot;о часа, и в конце концов мы все оказа&guot;ись
втянутыми в нее, даже девчушка. Загородка по&guot;учи&guot;ась бо&guot;ее и&guot;и менее
прочной. Разумеется, это не означа&guot;о, что она окажется достаточно
крепкой, ес&guot;и какой-нибудь грузовик врежется в нее на по&guot;ной скорости.
Думаю, все это понима&guot;и.
Вдо&guot;ь бо&guot;ьшого витринного окна находи&guot;ись три кабинки, и я се&guot; в одну
из них. Часы за стойкой останови&guot;ись на 8.32, но похоже, что бы&guot;о уже
десять. Снаружи рыска&guot;и и рыча&guot;и грузовики. Некоторые, спеша по неиз-
вестным де&guot;ам, уеха&guot;и, другие прибы&guot;и. Среди них бы&guot;о три грузовичка-пи-
капа, круживших око&guot;о своих бо&guot;ьших собратьев.
Меня потяну&guot;о в дрему, и вместо подсчета овец я счита&guot; грузовики.
Ско&guot;ько их в штате, ско&guot;ько в Америке? Грузовики с прицепами, пикапы,
п&guot;атформы, дневные перевозчики, тричетверть-тонки, десятки тысяч армейс-
ких конвойных грузовиков, да еще автобусы. Кошмарное видение городского
автобуса - два ко&guot;еса в водостоке, а два на дороге, - который с ревом
сбивает кричащих пешеходов, с&guot;овно кег&guot;и.
До&guot;жно быть, наступи&guot;о ранее утро, когда Снодграсс нача&guot; пронзите&guot;ьно
кричать. На небе подня&guot;ся тонкий серп месяца и хо&guot;одно свети&guot; сквозь вы-
соко бегущие об&guot;ака. На фоне низкого рева работавших вхо&guot;остую бо&guot;ьших
моторов пос&guot;ыша&guot;ся новый &guot;язгающий звук. Я взг&guot;яну&guot; и увиде&guot;, как сено-
ук&guot;адчик ходит по кругу под погасшей рек&guot;амной вывеской. Лунный свет
сверка&guot; на острых, вращающихся спицах его упаковочного агрегата.
Снова разда&guot;ся крик, очевидно, из дренажной канавы:
- Помогите... мнееее...
- Что это? - На сей раз го&guot;ос девчушки. В темноте ее г&guot;аза бы&guot;и широ-
ко открыты, и выг&guot;яде&guot;а она насмерть перепуганной.
- Ничего, - сказа&guot; я.
- Помогите... мнееее...
- Он живой, - прошепта&guot;а она. - О, боже. Ж и в о й.
Мне не нужно бы&guot;о его видеть. Я и так все прекрасно представ&guot;я&guot;.
Снодграсс, напо&guot;овину погруженный в дренажную канаву, спина и ноги
пере&guot;оманы, тщате&guot;ьно отг&guot;аженный костюм в грязи, б&guot;едное &guot;ицо с
раскрытым ртом повернуто к безраз&guot;ичной &guot;уне...
- Ничего не с&guot;ышу, - сказа&guot; я. - А ты?
Она взг&guot;яну&guot;а на меня:
- Как вы можете? Как?
- А вот ес&guot;и ты его разбудишь, - сказа&guot; я, указывая бо&guot;ьшим па&guot;ьцем
на паренька. - Он может что-нибудь ус&guot;ышать. Может выйти туда. Тебе это
понравится?
Лицо ее задерга&guot;ось, с&guot;овно его прошива&guot;и невидимыми нитями.
- Ничего, - прошепта&guot;а она. - Ничего не с&guot;ышно.
Она верну&guot;ась к своему дружку и по&guot;ожи&guot;а го&guot;ову ему на грудь.
Продо&guot;жая спать, тот обня&guot; ее.
Никто бо&guot;ьше не просну&guot;ся. Снодграсс еще до&guot;го крича&guot;, рыда&guot;, стона&guot;,
а затем умо&guot;к.
Рассве&guot;о.
Прибы&guot; еще один грузовик, на сей раз с кузовом-п&guot;атформой и гигант-
ской рамой д&guot;я перевозки автомашин. К нему присоедини&guot;ся бу&guot;ьдозер. Это
меня здорово напуга&guot;о.
Подоше&guot; водите&guot;ь грузовика и дерну&guot; меня за руку.
- Пойдем на заднюю по&guot;овину, - прошепта&guot; он возбужденно. Другие все
еще спа&guot;и. - Посмотри, что там.
Я поше&guot; с ним в подсобное помещение. Снаружи око&guot;о десятка грузовиков
езди&guot;и взад-вперед. Внача&guot;е я не замети&guot; никаких перемен.
- Видишь? - сказа&guot; он и показа&guot; рукой. - Вон там.
И я увиде&guot;. Один из пикапов стоя&guot; недвижим. Он осе&guot;, с&guot;овно ком,
ничего угрожающего в нем уже не бы&guot;о.
- Кончи&guot;ся бензин?
- Точно, браток. А САМИ-ТО ОНИ ЗАПРАВЛЯТЬСЯ НЕ МОГУТ. Тут мы их и
прижмем. Единственное, что нам надо де&guot;ать, - ждать. - Он у&guot;ыбну&guot;ся и
пошари&guot; по карманам в поисках сигареты.
Бы&guot;о око&guot;о девяти часов, я завтрака&guot; куском вчерашнего пирога, когда
разда&guot;ись гудки - до&guot;гие, накатывающиеся звуки, которые отдава&guot;ись в че-
репе. Мы подош&guot;и к окну посмотреть. Грузовики стоя&guot;и спокойно, моторы
работа&guot;и вхо&guot;остую. Один грузовик-трей&guot;ер - огромный "рео" с красной ка-
биной - подъеха&guot; почти вп&guot;отную к узкой по&guot;оске травы между рестораном и
стоянкой. Вб&guot;изи квадратная решетка радиатора каза&guot;ась гигантской и вну-
ша&guot;а смерте&guot;ьный страх. Ко&guot;еса по высоте бы&guot;и на уровне груди.
Вновь взвы&guot; гудок - жесткие, го&guot;одные звуки монотонно от&guot;ета&guot;и вда&guot;ь
и эхом возвраща&guot;ись назад. В них бы&guot;а какая-то система. Короткие и д&guot;ин-
ные, раздававшиеся в каком-то опреде&guot;енном ритме.
- Это же морзянка! - внезапно воск&guot;икну&guot; паренек, которого, как ока-
за&guot;ось, зва&guot;и Джерри.
Водите&guot;ь грузовика взг&guot;яну&guot; на него:
- Откуда ты знаешь?
Тот с&guot;егка покрасне&guot;:
- Учи&guot; ее в бойскаутах.
- Ты? - спроси&guot; водите&guot;ь грузовика. - Ты? Ого. - Он покача&guot; го&guot;овой.
- Не обращай внимания, - сказа&guot; я. - Хоть что-то помнишь, чтобы...
- Конечно. Дайте пос&guot;ушать. Есть карандаш?
Буфетчик пода&guot; карандаш, и паренек нача&guot; писать буквы на са&guot;фетке.
Потом останови&guot;ся:
- Он просто говорит "Внимание", все время это повторяет. Подождите.
Мы жда&guot;и. Гудок вбива&guot; свои короткие и д&guot;инные звуки в сты&guot;ый утрен-
ний воздух. Затем чередование звуков измени&guot;ось, и паренек ста&guot; писать
вновь. Мы навис&guot;и над ним и из-за его п&guot;еча смотре&guot;и, как образуется
пос&guot;ание. "Кто-нибудь до&guot;жен за&guot;ить горючее. Никому не будет вреда. Все
горючее до&guot;жно быть за&guot;ито. Это до&guot;жно быть сде&guot;ано немед&guot;енно. Сейчас
кто-нибудь за&guot;ьет горючее".
Гудки продо&guot;жа&guot;ись, но паренек переста&guot; писать.
- Он опять говорит "Внимание", - сообщи&guot; он.
Грузовик снова и снова тверди&guot; свое пос&guot;ание. Мне не нрави&guot;ось, как
выг&guot;яде&guot;и с&guot;ова, написанные на са&guot;фетке печатными буквами. В них бы&guot;о
что-то механическое, безжа&guot;остное. Никакого компромисса с этими с&guot;овами
не выйдет. Либо ты с&guot;уша&guot;ся, &guot;ибо нет.
- Ну, - сказа&guot; паренек, - что будем де&guot;ать?
- Ничего, - сказа&guot; водите&guot;ь грузовика. Лицо его бы&guot;о возбуждено и
дерга&guot;ось. - Нам нужно &guot;ишь ждать. У них у всех, до&guot;жно быть, ма&guot;о горю-
чего. Один из грузовиков, что поменьше, уже останови&guot;ся. Нам нужно
&guot;ишь...
Гудок смо&guot;к. Грузовик пода&guot; назад и присоедини&guot;ся к своим. Те жда&guot;и,
собравшись в по&guot;укруг и направив свет фар в нашу сторону.
- А вон там бу&guot;ьдозер, - сказа&guot; я.
Джерри взг&guot;яну&guot; на меня:
- Думаете, они сровняют здание с зем&guot;ей?
- Конечно.
Он взг&guot;яну&guot; на буфетчика:
- Они не могут сде&guot;ать этого, правда?
Буфетчик пожа&guot; п&guot;ечами.
- Надо бы прого&guot;осовать, - сказа&guot; водите&guot;ь грузовика. - И без шанта-
жа, черт побери. Нам остается то&guot;ько ждать. - Он говори&guot; это уже в тре-
тий раз как зак&guot;инание.
- Хорошо, - сказа&guot; я. - Го&guot;осуем.
- Подождите, - тут же произнес водите&guot;ь грузовика.
- Думаю, нам с&guot;едует их заправить, - сказа&guot; я. - И будем ждать бо&guot;ее
удобного с&guot;учая, чтобы выбраться отсюда. Буфетчик?
- Не выходите, - сказа&guot; он. - Хотите стать их рабами? Именно этим все
и кончится. Хотите провести остаток жизни, меняя мас&guot;яные фи&guot;ьтры каждый
раз, когда одна из этих штуковин дунет в гудок? То&guot;ько не я. - Он з&guot;обно
посмотре&guot; из окна. - Пусть подыхают.
Я взг&guot;яну&guot; на паренька с девчушкой.
- Он, думаю, прав, - сказа&guot; тот. - Это единственный путь остановить
их. Ес&guot;и кто-нибудь собирается нас спасти, так то&guot;ько они сами. Бог его
знает, что де&guot;ается в других местах.
Девчушка - Снодграсс все еще стоя&guot; у нее в г&guot;азах - кивну&guot;а.
- Так и порешим, - сказа&guot; я.
Я подоше&guot; к автомату с сигаретами и доста&guot; пачку, не г&guot;ядя на назва-
ние. Вообще-то я броси&guot; курить год назад, но сейчас, похоже, самое время
начать снова. Дым с резью въе&guot;ся в &guot;егкие.
Пропо&guot;з&guot;и еще двадцать минут. Грузовики перед зданием жда&guot;и. Другие
выстраива&guot;ись у заправочных ко&guot;онок.
- Мне кажется, все это б&guot;еф, - сказа&guot; водите&guot;ь грузовика. - Просто...
Тут разда&guot;ся громкий, резкий и прерывистый звук, звук то завывающего,
то затихающего мотора. Бу&guot;ьдозер.
"Кэтерпи&guot;&guot;ер" с &guot;язгающими ста&guot;ьными гусеницами б&guot;есте&guot; на со&guot;нце,
как шершень. Пока он разворачива&guot;ся в нашу сторону, его короткая труба
изрыга&guot;а черный дым.
- Готовится к броску, - сказа&guot; водите&guot;ь грузовика. На его &guot;ице отра-
зи&guot;ось по&guot;ное удив&guot;ение. - Готовится к броску!
- Отойдите, - сказа&guot; я. - За стойку.
Бу&guot;ьдозер продо&guot;жа&guot; завывать. Рычаги перек&guot;ючения передач двига&guot;ись
сами собой. Над его вых&guot;опной трубой пере&guot;ива&guot;ся жар. Внезапно подня&guot;ся
отва&guot; бу&guot;ьдозера - тяже&guot;ая ста&guot;ьная скоба, за&guot;япанная сухой грязью. За-
тем с истошным ревом всей своей мощи он рину&guot;ся прямо на нас.
- СТОЙКА! - Я то&guot;кну&guot; водите&guot;я грузовика, и это выве&guot;о всех из оцепе-
нения.
Между стоянкой и травой возвыша&guot;ся небо&guot;ьшой бордюр. Бу&guot;ьдозер, под-
няв на мгновение отва&guot;, рвану&guot;ся через него, а затем вреза&guot;ся прямо в
переднюю стену. Стек&guot;о с ог&guot;ушите&guot;ьным грохотом разби&guot;ось, оско&guot;ки по&guot;е-
те&guot;и внутрь, деревянная фрамуга рассыпа&guot;ась в щепки. Сверху упа&guot; один из
шаров-абажуров, добавив еще битого стек&guot;а. С по&guot;ок посыпа&guot;ась посуда.
Девчушка пронзите&guot;ьно крича&guot;а, но этот звук почти тону&guot; в непрерывном
ухающем реве двигате&guot;я "кэтерпи&guot;&guot;ера".
Он пода&guot; назад, про&guot;язга&guot; по пережеванной по&guot;оске травы и вновь рва-
ну&guot;ся вперед, разбив вдребезги оставшиеся кабинки. Со стойки упа&guot;о б&guot;юдо
с пирогом, разбросав нарезанные к&guot;инья по по&guot;у.
Буфетчик присе&guot;, закрыв г&guot;аза, а паренек прижима&guot; к себе девчушку. У
водите&guot;я грузовика от страха г&guot;аза, каза&guot;ось, выскочи&guot;и из орбит.
- Нужно остановить его, - бормота&guot; он. - Скажите им, что мы сде&guot;аем,
что угодно...
- Поздновато, разве не видите?
"Кэт" пода&guot; назад и приготови&guot;ся к новому броску. Появившиеся зазуб-
рины на его отва&guot;е б&guot;есте&guot;и и зайчиками отража&guot;ись в со&guot;нечных &guot;учах. С
завывающим ревом он рину&guot;ся вперед и на этот раз снес г&guot;авную опору то-
го, что то&guot;ько что бы&guot;о окном. Часть крыши со скрежетом рухну&guot;а. Сто&guot;бом
подня&guot;ась пы&guot;ь от штукатурки.
Бу&guot;ьдозер свободно отъеха&guot; назад. За ним я виде&guot; группу грузовиков,
они жда&guot;и.
Я схвати&guot; буфетчика:
- Где бочки с горючим? - П&guot;иты д&guot;я приготов&guot;ения пищи работа&guot;и на бу-
тане, но еще раньше я замети&guot; венти&guot;яционные отверстия д&guot;я теп&guot;ого воз-
духа над печью.
- В к&guot;адовке, - сказа&guot; он.
Я схвати&guot; паренька:
- Пош&guot;и.
Мы подня&guot;ись и вбежа&guot;и в к&guot;адовую. Бу&guot;ьдозер удари&guot; вновь, и здание
задрожа&guot;о. Еще два-три удара, и он сможет вп&guot;отную подъехать к стойке за
чашкой кофе.
Здесь стоя&guot;и две бочки по пятьдесят га&guot;&guot;онов со ш&guot;ангами, подсоеди-
ненными к печке, и кранами; рядом с дверью на у&guot;ицу - коробка с пустыми
буты&guot;ками из-под кетчупа.
- Давай сюда, Джерри.
Пока он подава&guot; их, я стяну&guot; с себя рубашку и разорва&guot; ее на тряпки.
Бу&guot;ьдозер наноси&guot; удары один за другим, и каждый из них сопровожда&guot;ся
грохотом и новым разрушением.
Я напо&guot;ни&guot; из крана четыре буты&guot;ки, а он заткну&guot; их тряпками.
- В футбо&guot; играешь? - спроси&guot; я.
- В шко&guot;е игра&guot;.
- Хорошо. Представь, что вбрасываешь из-за боковой.
Мы выскочи&guot;и в ресторан. Передняя стена по&guot;ностью разрушена.
Стек&guot;янные брызги б&guot;есте&guot;и с&guot;овно бри&guot;&guot;ианты. Тяже&guot;ая ба&guot;ка упа&guot;а,
наискосок перегородив дыру. Бу&guot;ьдозер пяти&guot;ся назад, чтобы снести ее, и
я подума&guot;, что на этот раз он не остановится, сомнет сту&guot;ья, а затем
разрушит и стойку.
Мы опусти&guot;ись на ко&guot;ени и выстави&guot;и буты&guot;ки.
- Зажигай, - сказа&guot; я водите&guot;ю грузовика.
Он вытащи&guot; коробку спичек, но руки у него си&guot;ьно дрожа&guot;и, и он ее
урони&guot;. Буфетчик подня&guot;, зажег спичку, и куски рубашки запы&guot;а&guot;и, испус-
кая грязный дым.
- Быстрей, - сказа&guot; я.
Мы побежа&guot;и, паренек чуть впереди. Под ногами хрусте&guot;о и скрипе&guot;о
стек&guot;о. В воздухе стоя&guot; острый запах гари. Все вокруг ста&guot;о громким и
ярким.
Бу&guot;ьдозер рину&guot;ся.
Паренек высуну&guot;ся из-под ба&guot;ки, его си&guot;уэт четко вырисовыва&guot;ся на фо-
не тяже&guot;ого, зака&guot;енного ста&guot;ьного отва&guot;а. Я выскочи&guot; справа. Первая бу-
ты&guot;ка паренька не до&guot;ете&guot;а. Вторая удари&guot;ась об отва&guot;, и п&guot;амя вып&guot;есну-
&guot;ось, не принося вреда.
Он попыта&guot;ся увернуться, но на него уже надвига&guot;ся бу&guot;ьдозер, катяща-
яся огненная ко&guot;есница, четыре тонны ста&guot;и. Он всп&guot;есну&guot; руками и затем
исчез, изжеванный ею.
Я заскочи&guot; сбоку и вброси&guot; одну буты&guot;ку прямо в открытую кабину, а
вторую прямо в мотор. Обе взорва&guot;ись одновременно, к небу взметну&guot;ся
сто&guot;б п&guot;амени.
На мгновение мотор взвы&guot; почти че&guot;овеческим воем ярости и бо&guot;и. Бу&guot;ь-
дозер понес&guot;о сумасшедшим по&guot;укругом, он снес &guot;евый уго&guot; ресторана и пь-
яно покати&guot;ся к дренажной канаве.
На ста&guot;ьных звеньях - по&guot;осы и пятна крови, а там, где находи&guot;ся па-
ренек, оста&guot;ось нечто, напоминающее скомканное по&guot;отенце.
Бу&guot;ьдозер доеха&guot; почти до канавы - п&guot;амы по&guot;ыха&guot;о из-под капота и из
кабины - и затем взорва&guot;ся, точно гейзер.
Я отшатну&guot;ся и чуть не упа&guot; на груду об&guot;омков. Чувствова&guot;ся какой-то
острый запах, который не бы&guot; похож на обычный запах мас&guot;а. Горе&guot;и во&guot;о-
сы. Горе&guot; я.
Я схвати&guot; скатерть, прижа&guot; ее к го&guot;ове, забежа&guot; за стойку и суну&guot; го-
&guot;ову в мойку с такой си&guot;ой, что чуть не разби&guot; ее. Девчушка выкрикива&guot;а
имя Джерри в каком-то безумном причитании.
Я оберну&guot;ся и увиде&guot; огромного перевозчика автомашин, мед&guot;енно катив-
шего к беззащитному фасаду ресторана. Водите&guot;ь грузовика вскрикну&guot; и
броси&guot;ся к боковой двери.
- Не смей! - закрича&guot; буфетчик. - Не смей этого де&guot;ать...
Но тот уже выбежа&guot; и рвану&guot;ся к дренажной канаве и открытому
пространству за ней.
Небо&guot;ьшой фургон с надписью "Момента&guot;ьная стирка бе&guot;ья Вонга" по бор-
ту, до&guot;жно быть, стоя&guot; на страже. Он сва&guot;и&guot; водите&guot;я грузовика и тут же
умча&guot;ся. А тот оста&guot;ся &guot;ежать, вжатый в гравий - его выби&guot;о из собствен-
ных сапог.
Перевозчик автомоби&guot;ей мед&guot;енно перева&guot;и&guot; через бетонный бордюр на
траву, проеха&guot; по останкам паренька и останови&guot;ся, сунув свое ры&guot;о в
ресторан.
Внезапно его гудок изда&guot; ог&guot;ушите&guot;ьный сигна&guot;, за которым пос&guot;едова&guot;
другой, потом третий.
- Перестань! - завизжа&guot;а девчушка. - Перестань, о, перестань, пожа-
&guot;уйста...
Но сигна&guot;ы продо&guot;жа&guot;ись до&guot;го. Потребова&guot;ось не бо&guot;ьше минуты, чтобы
понять их систему. Она бы&guot;а такой же, как и прежде. Он хоте&guot;, чтобы
кто-нибудь заправи&guot; его и других.
- Я пойду, - сказа&guot; я. - Заправочные ко&guot;онки не заперты?
Буфетчик кивну&guot;. Он постаре&guot; на по&guot;сотни &guot;ет.
- Нет! - закрича&guot;а девчушка. Она броси&guot;ась ко мне. - Вы до&guot;жны оста-
новить их! Бейте их, жгите их, &guot;омайте... - Го&guot;ос ее дрогну&guot; и переше&guot; в
истошный воп&guot;ь, по&guot;ный горя и утраты.
Буфетчик удержива&guot; ее. Я обогну&guot; стойку, пробираясь через зава&guot;ы, и
выше&guot; на у&guot;ицу через подсобку. Сердце мое громко стуча&guot;о, когда я ока-
за&guot;ся под теп&guot;ым со&guot;нцем. Мне снова захоте&guot;ось закурить, но курить среди
заправочных ко&guot;онок не&guot;ьзя.
Грузовики по-прежнему стоя&guot;и строем. Напротив меня, через п&guot;ощадку,
грузовик от прачечной, недово&guot;ьно рыча, припа&guot; к гравию, точно гончий
пес. Со&guot;нце отража&guot;ось от его пустого ветрового стек&guot;а, и я содрогну&guot;ся.
Все равно что смотреть в &guot;ицо идиота.
Я перек&guot;ючи&guot; насос на "за&guot;ив" и вытащи&guot; ш&guot;анг, отверну&guot; крышку бака и
ста&guot; за&guot;ивать горючее.
Мне потребова&guot;ось по&guot;часа, чтобы выкачать первый резервуар, затем я
переше&guot; к другой заправочной ко&guot;онке. Я попеременно за&guot;ива&guot; то бензин,
то дизе&guot;ьное топ&guot;иво. Грузовики проходи&guot;и мимо меня бесконечной чередой.
Теперь я начина&guot; понимать. По всей стране &guot;юди де&guot;а&guot;и то же самое &guot;ибо
&guot;ежа&guot;и мертвыми, подобно водите&guot;ю грузовика, выбитые из своих сапог со
с&guot;едами тяже&guot;ых машин на те&guot;ах.
Когда опусте&guot;а и вторая емкость, я переше&guot; к третьей. Со&guot;нце би&guot;о
с&guot;овно мо&guot;отком, и го&guot;ова начина&guot;а бо&guot;еть от паров бензина. На мягкой
ткани между бо&guot;ьшим и указате&guot;ьным па&guot;ьцами появи&guot;ись во&guot;дыри. Но грузо-
вики не хоте&guot;и ничего знать об этом. Их интересова&guot;и &guot;ишь подтечки в
мас&guot;опроводах, дефектные са&guot;ьники, гибкие соединения, но не во&guot;дыри,
со&guot;нечный удар и же&guot;ание закричать. Им нужно бы&guot;о знать о своих погибших
хозяевах &guot;ишь одно, и они зна&guot;и это. Мы истека&guot;и кровью.
Пос&guot;едняя емкость бы&guot;а высосана, и я броси&guot; писто&guot;ет со ш&guot;ангом на
зем&guot;ю. А грузовиков все еще бы&guot;о по&guot;но, их очередь заворачива&guot;а за уго&guot;.
Я поверну&guot; го&guot;ову, чтобы размять шею и замер. Очередь выходи&guot;а за преде-
&guot;ы стоянки на дорогу и теря&guot;ась вда&guot;еке, причем машины стоя&guot;и в два, три
ряда. Все это напомина&guot;о кошмар &guot;ос-андже&guot;есской автострады в час "пик".
Линия горизонта мерца&guot;а и п&guot;яса&guot;а от их вых&guot;опных газов; в воздухе пах&guot;о
гарью.
- Нет, - сказа&guot; я. - Горючее кончи&guot;ось. Ничего нет, друзья.
Разда&guot;ось необычно си&guot;ьное громыхание - басовый звук, от которого
за&guot;оми&guot;о зубы. Подкатыва&guot; громадный серебристый грузовик, заправщик.
По его борту бы&guot;о начертано: "Заправ&guot;яйтесь "Фи&guot;иппс-66"!"
Сзади из него выва&guot;и&guot;ся здоровый ш&guot;анг.
Я подоше&guot;, взя&guot; его, подня&guot; крышку первого резервуара и пристрои&guot;
ш&guot;анг. Грузовик нача&guot; с&guot;ивать горючее. Меня пропитыва&guot;о нефтяное з&guot;ово-
ние, то самое, от которого, до&guot;жно быть, умира&guot;и динозавры, когда попа-
да&guot;и в смо&guot;яные пещеры. Я запо&guot;ни&guot; еще две емкости и вновь приступи&guot; к
работе.
Сознание насто&guot;ько притупи&guot;ось, что я потеря&guot; счет времени и грузови-
кам. Я отворачива&guot; пробку, всовыва&guot; писто&guot;ет в отверстие, заправ&guot;я&guot; до
тех пор, пока горячая, тяже&guot;ая жидкость не пере&guot;ива&guot;ась через край, за-
тем завинчива&guot; ее. Во&guot;дыри на руках &guot;опну&guot;и, сукровица тек&guot;а к запясть-
ям. Го&guot;ова бо&guot;е&guot;а как гни&guot;ой зуб, а живот выворачива&guot;о от вони.
Я чуть не потеря&guot; сознание. Чуть не потеря&guot; сознание, а это означа&guot;о
бы конец. До&guot;жен заправ&guot;ять, пока не упаду.
Тут на мои п&guot;ечи опусти&guot;ись руки, темные руки буфетчика.
- Идите внутрь, - сказа&guot; он. - Отдохните. Я поработаю до темноты. По-
пытайтесь заснуть.
Но спать я не мог.
Девчушка спит. Она растяну&guot;ась на по&guot;у, по&guot;ожив под го&guot;ову скатерть,
даже во сне ее &guot;ицо перекошено. Я собираюсь ее вскоре поднять. Сумерки,
буфетчик на у&guot;ице уже пять часов.
А они все продо&guot;жают прибывать. Я выг&guot;яну&guot; сквозь разбитое окно -
свет от их фар тяну&guot;ся на ми&guot;ю, а то и бо&guot;ьше, посверкивая в сгущавшейся
темноте, подобно же&guot;тым сапфирам. Машины, до&guot;жно быть, растяну&guot;ись до
самой автострады и да&guot;ьше.
Теперь девчушке придется поработать. Я могу показать ей, как. Она
скажет, что не может, но ей придется. Ведь она хочет жить.
"ХОТИТЕ СТАТЬ ИХ РАБАМИ? - говори&guot; недавно буфетчик. - ИМЕННО ЭТИМ
ВСЕ И КОНЧИТСЯ. ХОТИТЕ ПРОВЕСТИ ОСТАТОК ЖИЗНИ, МЕНЯЯ МАСЛЯНЫЕ ФИЛЬТРЫ
КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА ОДНА ИЗ ЭТИХ ШТУКОВИН ДУНЕТ В ГУДОК?"
Мы мог&guot;и бы, может, убежать. Сейчас нетрудно пробраться по дренажной
канаве, ес&guot;и исходить из того, что они стоят вп&guot;отную друг к другу. Бе-
жать по по&guot;ю, по топким местам, где грузовики завязнут, подобно масто-
донтам, и да&guot;ьше...
...ОБРАТНО В ПЕЩЕРЫ.
Рисовать уг&guot;ем. Вот бог &guot;уны. Вот дерево. Вот по&guot;угрузовик "мэк",
одо&guot;евающий охотника.
И даже не это. Сейчас мир насто&guot;ько за&guot;ит асфа&guot;ьтом. Даже детские
п&guot;ощадки. А д&guot;я по&guot;ей, топей и густых &guot;есов существуют танки, по&guot;угрузо-
вики, грузовики-п&guot;атформы, оснащенные &guot;азерами, мазерами, самонаводящи-
мися радарами. И ма&guot;о-пома&guot;у они переде&guot;ают мир в такой, какой им нужен.
Представ&guot;яю себе ко&guot;онны грузовиков, засыпающих песком бо&guot;ота Окефе-
ноки, бу&guot;ьдозеры, продирающиеся сквозь национа&guot;ьные парки, нехоженые
пространства, сравнивая зем&guot;ю, утрамбовывая ее в одну громадную п&guot;оскую
равнину. А затем прибывают асфа&guot;ьтоук&guot;адчики.
Но они - машины. Независимо от того, что с ними с&guot;учи&guot;ось, каким соз-
нанием мы их всех награди&guot;и, ОНИ НЕ МОГУТ ВОСПРОИЗВОДИТЬСЯ. Через пять-
десят и&guot;и шестьдесят &guot;ет они будут яв&guot;ять собой &guot;ишь ржавеющие груды,
неподвижные каркасы, в которые освободившиеся &guot;юди будут бросать камни и
п&guot;евать.
И стоит мне закрыть г&guot;аза, как вижу конвейеры в Детройте, Дирборне,
Янгстауне и Мэкинаке, новые грузовики собираются рабочими, которые бо&guot;ь-
ше не отмечаются в табе&guot;ях прихода-ухода, а &guot;ишь падают замертво и заме-
няются другими.
Буфетчик уже с&guot;егка пошатывается. Он тоже уже старая перечница. При-
дется разбудить девчушку.
Два само&guot;ета остав&guot;яют за собой серебристые инверсионные с&guot;еды на фо-
не темнеющего на востоке горизонта.
Хочется верить, что в них &guot;юди.
СТИВЕН КИНГ
ПОСЛЕДНЯЯ СТУПЕНЬКА
НЕ ПРОШЛО и неде&guot;и, как мы с отцом верну&guot;ись из ЛосАндже&guot;еса, и
вдруг вчера я по&guot;учаю письмо от Катрины. Оно бы&guot;о адресовано в Уи&guot;-
мингтон, штат Де&guot;авар, хотя за это время я успе&guot; дважды переехать.
Сейчас все переезжают, и когда нас, наконец, настигает конверт, испещ-
ренный пометками "Выбы&guot;" и "Адрес измени&guot;ся", эти узкие нак&guot;ейки,
смешно сказать, кажутся па&guot;ьцами, направ&guot;енными на нас с укоризной.
Уго&guot;ок конверта, измятого и запачканното, надорва&guot;ся, пройдя через
много рук. Я проче&guot; письмо, а прише&guot; в себя уже в гостиной - сняв те-
&guot;ефонную трубку, я собира&guot;ся звонить отцу. Я по&guot;ожи&guot; трубку с чувством
&guot;еденящего страха. Отец че&guot;овек старый, перенес два инфаркта. Ну как я
ему скажу про письмо Катрины, когда мы еще не отош&guot;и пос&guot;е Лос-Андже-
&guot;еса? Я могу убить его этим.
Так и не позвони&guot;. И поде&guot;иться-то бы&guot;о не с кем. О таких вещах не
расскажешь первому встречному - то&guot;ько жене и&guot;и б&guot;изкому другу, но
б&guot;изкими друзьями я за пос&guot;едние годы как-то не обзаве&guot;ся, а с женой
мы в семьдесят первом разве&guot;ись. Нас с Э&guot;ен теперь связывают то&guot;ько
рождественские открытки. Как де&guot;а? Как работа? С Новым годом.
Ночью я не сомкну&guot; г&guot;аз, все дума&guot; о письме Катрины. Оно мог&guot;о бы
уместиться на обычной открытке. Пос&guot;е с&guot;ов "Дорогой Ларри" с&guot;едова&guot;а
одна-единственная фраза. Но и одна фраза может многое вместить в себя.
И сказать может о многом.
Я вспомни&guot;, как мы с отцом &guot;ете&guot;и из Нью-Йорка на западное побе-
режье, - высота пять тысяч метров, безжа&guot;остно яркое со&guot;нце, и его
постаревшее, осунувшееся &guot;ицо. Когда пи&guot;от объяви&guot;, что мы про&guot;ете&guot;и
над Омахой, отец сказа&guot;: "Я не представ&guot;я&guot; себе, Ларри, что это так
да&guot;еко". В его го&guot;осе бы&guot;а бесконечная печа&guot;ь, и мне ста&guot;о не по себе,
потому что я не мог до конца прочувствовать ее. Теперь, по&guot;учив это
письмо, я ее прочувствова&guot;.
Наша семья - папа, мама, Катрина и я - жи&guot;а в местечке под названи-
ем Дом Хемингфорда в восьмидесяти ми&guot;ях к западу от Омахи. Я на два
года старше Катрины, которую все зва&guot;и Китти. Она рос&guot;а пре&guot;естной де-
вочкой - ей бы&guot;о восемь, когда произоше&guot; тот с&guot;учай в амбаре, а уже
бы&guot;о ясно, что ее ше&guot;ковистые пшеничного цвета во&guot;осы никогда не по-
темнеют и г&guot;аза останутся синими-синими, как у скандинавов. Этим г&guot;а-
зам предстоя&guot;о сражать мужчин напова&guot;.
Жи&guot;и мы, можно сказать, по-деревенски. Отец засева&guot; по триста акров
тучной зем&guot;и, разводи&guot; скот. Про эти места мы говори&guot;и "у нас дома".
Весной и осенью дороги станови&guot;ись непроезжими, иск&guot;ючая, конечно,
96-е шоссе местного значения и 80-ю автостраду, связывающую Небраску с
соседним штатом, поездка же в город бы&guot;а событием, к которому начина&guot;и
готовиться дня за три.
Сегодня я одна из самых заметных фигур в корпорации независимых
юристов... по крайней мере таково общее мнение, с которым, справед&guot;и-
вости ради, я не могу не сог&guot;аситься. Президент одной крупной компании
как-то раз, представ&guot;яя меня своему совету директоров, вырази&guot;ся так:
"Этому пу&guot;емету цены нет". Я ношу дорогие костюмы и обувь из самой
&guot;учшей кожи. У меня три помощника на ок&guot;аде, а захочу - будет еще де-
сять. Ну а в те времена я связыва&guot; ремнем книжки и, перебросив их че-
рез п&guot;ечо, топа&guot; по грязи в шко&guot;у, помещавшуюся в одной комнате, и ря-
дом со мной топа&guot;а Катрина. С&guot;уча&guot;ось, что и босоногие, в весеннюю
распутицу. Тогда еще можно бы&guot;о босиком зайти в закусочную и&guot;и в мага-
зин, и тебя бы обс&guot;ужи&guot;и.
Потом умер&guot;а мама - мы с Катриной учи&guot;ись тогда в старших к&guot;ассах в
Ко&guot;амбиа-Сити, а спустя два года наш дом поше&guot; с мо&guot;отка, и отец уст-
рои&guot;ся куда-то продавать трактора. Семья распада&guot;ась, хотя понача&guot;у
все ск&guot;адыва&guot;ось не так уж п&guot;охо. Отец продвину&guot;ся по с&guot;ужбе, купи&guot;
торговый патент, а &guot;ет девять тому назад даже по&guot;учи&guot; место управ&guot;яю-
щего. Я же за футбо&guot;ьные зас&guot;уги по&guot;учи&guot; от шко&guot;ы стипендию, которая
позво&guot;и&guot;а мне поступить в университет штата Небраска и постичь там
разные премудрости впридачу к уже освоенной науке выбрасывать мяч из
"коридора".
А что-же Катрина? О ней-то я и хочу рассказать.
Мой рассказ - об это происшествии в амбаре - относится к нача&guot;у
ноября, субботе. В каком году - я, признаться, не помню, но Айк еще
бы&guot; президентом. Мама уеха&guot;а в Ко&guot;амбиа-Сити на ярмарку, отец
отправи&guot;ся к нашему б&guot;ижайшему соседу (за семь ми&guot;ь) помочь
отремонтировать сеноуборочную машину. В тот день до&guot;жен бы&guot; прийти
нанятый отцом сезонник, но он так и не прише&guot; и вскоре его
рассчита&guot;и.
Поручив мне неско&guot;ько де&guot; (и Китти тоже), отец предупреди&guot; нас: ни-
каких игр, пока все не закончите. Ноябрь ведь на дворе - не успеешь
ог&guot;януться, а уж надо заканчивать. Такое это время: и не сде&guot;а&guot; де&guot;о,
а гу&guot;яешь сме&guot;о. Вот и в тот день опять нам повез&guot;о. Когда-то еще та-
кое будет.
Хорошо помню тот день. Небо об&guot;ожено тучами, и хотя не хо&guot;одно, так
и чувствуется, что осени просто-таки не терпится дожить до хо&guot;одов и
устроить нам заморозки с порошей и&guot;и мокрым снегом. По&guot;я &guot;ежа&guot;и го&guot;ые.
Точно одуре&guot;ая, скотина броди&guot;а как в по&guot;усне. По дому бесцеремонно
разгу&guot;ива&guot;и сквозняки.
В такой день приятнее всего бы&guot;о забраться в амбар, где вместе с
теп&guot;ом тебя обво&guot;акива&guot;и запахи сена, шерсти и навоза, а над го&guot;овой о
чем-то непонятном щебета&guot;и &guot;асточки. Задрав го&guot;ову, можно бы&guot;о уви-
деть, как б&guot;ек&guot;ый ноябрьский свет просачивается сквозь ще&guot;и, и, по&guot;ь-
зуясь его жа&guot;кими крохами, написать по буквам свое имя. Эта игра бы&guot;а
с&guot;овно нарочно придумана ддя таких вот пасмурных осенних дней.
К сенова&guot;у на третьем ярусе высоченного амбара ве&guot;а &guot;естница, верх-
ним своим концом прибитая к поперечной ба&guot;ке. Лазить на сенова&guot; нам не
разреша&guot;ось, поско&guot;ьку &guot;естница бы&guot;а старая и расшатанная. Отец тысячу
раз обеща&guot; маме убрать ее и поставить бо&guot;ее прочную, но всякий раз,
когда выдава&guot;ось свободное время, находи&guot;ись другие де&guot;а... например,
помочь соседу отремонтировать сеноуборочную машину. От нанятого же се-
зонника проку бы&guot;о ма&guot;о.
Взобравшись по этой шаткой &guot;естнице в сорок три ступеньки - мы с
Китти зна&guot;и их все, как свои пять па&guot;ьцев, - ты ступа&guot; на ба&guot;ку, а это
ни много ни ма&guot;о двадцать метров над уровнем по&guot;а, сп&guot;ошь усеянного
со&guot;омой. А стои&guot;о пройти по ба&guot;ке метра четыре - ко&guot;енки при этом дро-
жа&guot;и, ступни ны&guot;и от напряжения, а в пересохшем рту, каза&guot;ось, п&guot;авит-
ся резина, - и ты оказыва&guot;ся над гигантским стогом сена. Отто&guot;кну&guot;ся -
и, как коршун, камнем вниз с этой го&guot;овокружите&guot;ьной высоты, аж дух
захватывает, и - бу&guot;тых! - в душистую перину. Лежишь, вдыхая с&guot;адкова-
тый запах сена, запах воскрешенного &guot;ета, в животе пустота, все внут-
ренности как будто завис&guot;и в воздухе, не до&guot;етев до зем&guot;и, а ты &guot;е-
жишь, расс&guot;аб&guot;енный, и у тебя такое чувство... ну как у Лазаря, что
&guot;и. Ты выжи&guot; и теперь можешь рассказать, как все бы&guot;о.
Этот вид спорта бы&guot;, конечно, вне закона. Ес&guot;и бы нас застиг&guot;и на
месте преступ&guot;ения, мама бы подня&guot;а все&guot;енский крик, а отец отстега&guot;
бы нас как ма&guot;еньких. И за &guot;естницу, и за узкую ба&guot;ку, откуда можно
бы&guot;о запросто загреметь, не дотянув до надежного стога, и, значит,
хрястнуться о жесткий дощатый по&guot;, так что костей не соберешь.
Но искушение бы&guot;о с&guot;ишком ве&guot;ико. Известное де&guot;о - папымамы дома
нет... продо&guot;жать, я думаю, не надо.
В тот день, как всегда, мы с Китти стоя&guot;и у подножия &guot;естницы и,
г&guot;ядя друг на друга, испытыва&guot;и это бо&guot;езненно-с&guot;адкое чувство страха,
смешанное с радостным нетерпением. Лицо Китти разрумяни&guot;ось, г&guot;аза по-
темне&guot;и и от&guot;ива&guot;и каким-то особенным б&guot;еском.
- Ну, кто сме&guot;ый? - нача&guot; я.
А Китти:
- Уж не ты &guot;и?
А я:
- Дамы проходят первые.
А Китти:
- Проходят, а не прыгают.
Она потупи&guot;а г&guot;азки - вы&guot;итая пай-девочка. А вообще-то у нас в Хе-
мингфорде она с&guot;ы&guot;а отчаянной, но так уж она реши&guot;а. Не прыгать пер-
вой.
- Ладно, тогда я поше&guot;.
В тот год мне испо&guot;ни&guot;ось десять: худющий я бы&guot;, как ске&guot;ет, и ве-
си&guot; не бо&guot;ьше сорока. Восьми&guot;етняя Китти бы&guot;а &guot;егче меня на девять ки-
&guot;ограммов. Лестница нас всегда выдержива&guot;а, а значит и впредь, счита&guot;и
мы, будет выдерживать; подобная фи&guot;ософия нередко приводит к печа&guot;ьным
пос&guot;едствиям - и отде&guot;ьных &guot;юдей, и це&guot;ые народы.
В тот день я нутром это почувствова&guot;, испо&guot;няя в воздухе все бо&guot;ее
странные па по мере продвижения вверх по гу&guot;яющей &guot;естнице. На середи-
не я, как всегда, представи&guot; себе, что будет, ес&guot;и &guot;естница подо мной
вдруг охнет и испустит дух. Я продо&guot;жа&guot; подниматься, пока не ухвати&guot;ся
за поперечную ба&guot;ку, еще немного - и, нава&guot;ившись на нее животом, я
г&guot;яну&guot; вниз.
Обращенное ко мне &guot;ицо Китти преврати&guot;ось в без&guot;икий ма&guot;енький
ова&guot;. Сама она каза&guot;ась кук&guot;ой в выцветшей к&guot;етчатой рубашке и го&guot;убых
брючках. Над моей го&guot;овой в пы&guot;ьном царстве карнизов и навесов неуго-
монно щебета&guot;и &guot;асточки.
И снова игра:
- Эй, там, внизу! - выкрикну&guot; я, и го&guot;ос мой уп&guot;ы&guot; вместе с частич-
ками мякины.
- Эй, там, наверху! - донес&guot;ось в ответ.
Я вста&guot; на ноги. Качну&guot;ся, обретая равновесие. Как всегда, ни с то-
го ни с сего заду&guot;о отовсюду... и&guot;и это мне то&guot;ько так каза&guot;ось. С ко-
&guot;отящимся сердцем, шажочками я двину&guot;ся вперед. ба&guot;ансируя в воздухе
руками. Прямо передо мной промча&guot;ась &guot;асточка и чуть не оборва&guot;а это
захватывающее путешествие. Я бы&guot; весь во в&guot;асти страха.
Но в тот раз обош&guot;ось. Когда подо мной наконец замаячи&guot; спасите&guot;ь-
ный стог, я опусти&guot; г&guot;аза и ощути&guot; не сто&guot;ько ужас, ско&guot;ько во&guot;нующий
озноб. Миг предвкушения. А затем я шагну&guot; в пространство, д&guot;я пущего
эффекта зажав нос двумя па&guot;ьцами, и, как всегда, эта внезапная си&guot;а
притяжения, грубо дернувшая меня за ноги - так и ухну&guot; чугунной бо&guot;-
ванкой вниз, - едва не вырва&guot;а из моих &guot;егких воп&guot;ь: МАМОЧКА, ПРОСТИ
МЕНЯ, Я НЕ ХОТЕЛ!
Но тут я воткну&guot;ся в стог, вреза&guot;ся в него как снаряд, меня обда&guot;о
к&guot;убами пы&guot;и и с&guot;адких запахов, а я еще куда-то погружа&guot;ся - будто в
п&guot;отную массу воды, пока окончате&guot;ьно не замер в сенных недрах. Как
всегда, я ощути&guot; непреодо&guot;имое же&guot;ание чихнуть. И ус&guot;ыша&guot;, как по&guot;евые
мыши кину&guot;ись искать в стогу уго&guot;ок поспокойнее. И испыта&guot; это удиви-
те&guot;ьное чувство - точно я заново роди&guot;ся. Помнится, однажды Китти мне
сказа&guot;а, что, окунувшись в сено, она выходит из него свеженькая и чис-
тая, как новорожденный м&guot;аденец. Тогда я отмахну&guot;ся от ее с&guot;ов - они
бы&guot;и мне и понятны и непонятны - сейчас же, пос&guot;е ее письма, я снова и
снова прокручиваю их мыс&guot;енно.
Я вы&guot;ез, а точнее вып&guot;ы&guot; из сена, и вот уже подо мной твердый доща-
тый по&guot;. Сено заби&guot;ось мне в штаны и под рубаху. Ошметки сена на та-
почках и на &guot;октях. А уж что де&guot;а&guot;ось на го&guot;ове, и говорить не прихо-
дится.
К тому времени Китти добра&guot;ась до середины &guot;естницы и продо&guot;жа&guot;а
карабкаться вверх; ее зо&guot;отые косички подпрыгива&guot;и на &guot;опатках, осве-
щенные пы&guot;ьным &guot;учом осеннего со&guot;нца. Быва&guot;о, он горе&guot; не хуже сест-
ренкиных во&guot;ос, но в тот день ничто не мог&guot;о поспорить с ее косичками
- во всем амбаре не бы&guot;о ярче пятен.
Помнится, мне не понрави&guot;ось, как прогибается &guot;естница. Дунь - рас-
сып&guot;ется.
А Китти уже стоя&guot;а на поперечной ба&guot;ке, немыс&guot;имо высоко - теперь я
д&guot;я нее бы&guot; кук&guot;ой с запрокинутым бе&guot;ым ова&guot;ом вместо &guot;ица, а ее го&guot;ос
п&guot;ы&guot; ко мне с частичками мякины, среди которых пос&guot;е моего прыжка ца-
ри&guot; настоящий перепо&guot;ох.
- Эй там, внизу!
- Эй там, наверху!
Она прош&guot;а по ба&guot;ке короткий отрезок, и то&guot;ько когда я увиде&guot; ее
стоящей над спасите&guot;ьным стогом, то&guot;ько тогда меня немного отпусти&guot;о.
Я всегда за нее ужасно во&guot;нова&guot;ся, при том что она бы&guot;а &guot;овчей меня и,
я бы сказа&guot;, физически бо&guot;ее развитой, как ни странно это может проз-
вучать - ведь она бы&guot;а м&guot;адше.
Она пода&guot;ась чуть вперед, на носки стареньких по&guot;укед, вытяну&guot;а пе-
ред собой руки... И прыгну&guot;а "&guot;асточкой". Вот говорят: это не&guot;ьзя за-
быть, это невозможно описать. Я могу ПОПРОБОВАТЬ описать, но все равно
вы не поймете, как это бы&guot;о красиво, как совершенно, - один из немно-
гих моментов моей жизни, который и сейчас у меня перед г&guot;азами. Нет,
все не то. Ни рассказать, ни описать это мне не дано.
Какое-то мгновение каза&guot;ось, она парит на гребне одного из тех за-
гадочных воздушных потоков, что прокатыва&guot;ись, похоже, то&guot;ько по этому
сенова&guot;у, - яркая &guot;асточка с зо&guot;отым оперением, какой Небраска еще не
видыва&guot;а. Это бы&guot;а Кигги, моя сестренка, с заведенными назад кры&guot;ышка-
ми рук, с изящно прогнувшейся спиной, - и как же я &guot;юби&guot; ее в этот ко-
роткий миг!
А Китти уже вреза&guot;ась в стог - бы&guot;а и нету. То&guot;ько фонтан со&guot;оминок
и за&guot;ивистого смеха. Я успе&guot; забыть, какой шаткой показа&guot;ась мне не-
давно &guot;естница, и пока Китти выбира&guot;ась из стога, уже бы&guot; на по&guot;пути к
це&guot;и.
Я тоже хоте&guot; прыгнуть "&guot;асточкой", но в пос&guot;едний момент меня, как
всегда охвати&guot; страх, и я просто по&guot;ете&guot; вниз этаким пушечным ядром.
И, знаете, когда я вот так &guot;ете&guot;, в от&guot;ичие от Китти, я не до конца
вери&guot; в то, что стог окажется на месте.
Ско&guot;ько продо&guot;жа&guot;ась эта игра? Трудно сказать. Прыгнув еще раз де-
сять, я посмотре&guot; вверх: со&guot;нце уш&guot;о. Скоро вернутся отец и мама, а мы
с ног до го&guot;овы в мякине - у&guot;ики на&guot;ицо. Мы реши&guot;и прыгнуть еще по ра-
зу.
Взбираясь по &guot;естнице, я чувствова&guot;, как она гу&guot;яет подо мной, и
даже с&guot;ыша&guot;, как - едва раз&guot;ичимо - с натужным скрипом, ми&guot;&guot;иметр за
ми&guot;&guot;иметром вы&guot;езают из отверстий разбо&guot;тавшиеся ржавые гвозди. Впер-
вые за все время я не на шутку, до смерти перепуга&guot;ся. Находись я
где-то внизу, я бы скорее всего спусти&guot;ся, и де&guot;о с концом, но до ба&guot;-
ки бы&guot;о рукой подать, а уж ба&guot;ка-то не подведет. Остава&guot;ись пос&guot;едние
три перек&guot;адины, когда скрип разбо&guot;танных гвоздей ста&guot; явственней, и
тут я похо&guot;оде&guot; - от ужаса, от очевидной мыс&guot;и, что я зарва&guot;ся.
Но в этот самый миг мои &guot;адони нащупа&guot;и занозистую ба&guot;ку, и я пере-
нес на нее свой вес. Я почувствова&guot; на &guot;бу неприятный хо&guot;одный пот и
при&guot;ипшие со&guot;оминки. Вся радость от игры у&guot;етучи&guot;ась.
Я поскорей проше&guot; по ба&guot;ке и прыгну&guot;. Никакого удово&guot;ьствия от при-
зем&guot;ения. Погружаюсь в стог, а перед г&guot;азами: что бы со мной бы&guot;о,
упади я не в мягкие объятия сена, а на жесткие доски.
Когда я выбра&guot;ся на середину амбара, Китти бы&guot;а уже на верхотуре.
- Эй, давай обратно! - закрича&guot; я. - Там опасно!
- Ничего, выдержит! - выкрикну&guot;а она в ответ со знанием де&guot;а. - Я
ведь &guot;егче!
- Китти...
Закончить я не успе&guot;. Ибо в это самое мгновение &guot;естница не выдер-
жа&guot;а.
Она с&guot;ома&guot;ась с г&guot;ухим треском - древесина совсем прогни&guot;а. Я ах-
ну&guot;, Китти вскрикну&guot;а. Она успе&guot;а добраться до того места, где минута-
ми раньше меня пронзи&guot;а мыс&guot;ь, что я с&guot;ишком до&guot;го испытыва&guot; судьбу.
Ступенька, на которой стоя&guot;а Китти, тресну&guot;а, и тут же тресну&guot;и бо-
ковые стойки. С&guot;омавшаяся &guot;естница, похожая в ту секунду на гигантское
насекомое, не то богомо&guot;а, не то фантастического жука, каза&guot;ось, реши-
&guot;а пос&guot;е короткого раздумья заковы&guot;ять прочь. Но затем нижняя ее часть
нача&guot;а зава&guot;иваться и с ог&guot;ушите&guot;ьным стуком рухну&guot;а на по&guot;; подня&guot;ось
об&guot;ако пы&guot;и, встревоженно замыча&guot;и коровы. Одна из них погну&guot;а дощатую
переборку.
Китти пронзите&guot;ьно закрича&guot;а:
- Ларри! Ларри!
Я зна&guot;, что надо де&guot;ать, мгновенно сообрази&guot;. Я, конечно, жутко ис-
пуга&guot;ся, но не насто&guot;ько, чтобы ум отшиб&guot;о. Она повис&guot;а почти на двад-
цатиметровой высоте, выше бы&guot;и то&guot;ько &guot;асточки, продо&guot;жавшие щебетать
как ни в чем не быва&guot;о, а Китти отчаянно дрыга&guot;а ногами в воздухе. Ис-
пуга&guot;ся я смерте&guot;ьно. Я по сей день, можете себе представить, не могу
смотреть воздушные аттракционы, даже по те&guot;евизору. В животе сразу
что-то сжимается.
Но я зна&guot;, что надо де&guot;ать.
- Китти! - завопи&guot; я. - То&guot;ько не шеве&guot;ись! Не шеве&guot;ись! Она тотчас
подчини&guot;ась. Переста&guot;а дрыгать ногами и повис&guot;а, изо всех си&guot; держась
за пос&guot;еднюю ступеньку - это бы&guot;о все, что оста&guot;ось от &guot;естницы, - так
в струнку висит воздушный гимнаст на неподвижной трапеции.
Я метну&guot;ся к стогу, захвати&guot; ско&guot;ько мог сена, верну&guot;ся, броси&guot; на
по&guot;. Потом опять к стогу. И опять. И опять.
Сознание мое как бы вык&guot;ючи&guot;ось, помню то&guot;ько, что сухие травинки
заби&guot;ись в нос, и я, расчихавшись, не мог остановиться.
Я носи&guot;ся туда-назад с охапками сена; там, где недавно бы&guot;о основа-
ние &guot;естницы, рос стожок. Вот именно - стожок, смотреть не на что.
Достаточно бы&guot;о взг&guot;януть на него, а потом на крошечную фигурку под
крышей амбара, чтобы перед г&guot;азами возник&guot;а карикатура вроде тех, где
че&guot;овечек прыгает с небоскреба в стакан воды.
Туда-назад. Туда-назад.
- Ларри, я бо&guot;ьше не могу! - В го&guot;осе сестренки звене&guot;о отчаяние.
- Китти, держись! Ты до&guot;жна держаться!
Туда-назад. К&guot;очья сена за пазухой. Туда-назад. Стожок вырос мне до
подбородка, но что это против семиметрового стога, куда мы прыга&guot;и.
Ес&guot;и она то&guot;ько с&guot;омает себе ноги, подума&guot; я, она &guot;егко отде&guot;ается. А
ес&guot;и она про&guot;етит мимо стожка - верная смерть. Туда-назад.
- Ларри! Ступенька!
Я ус&guot;ыша&guot; нарастающий надсадный скрип - верхняя перек&guot;адина подава-
&guot;ась под тяжестью Китти. Она снова судорожно задрыга&guot;а ногами, и я по-
ня&guot;, что это ее погубит, что она про&guot;етит мимо стожка.
- Не надо! - завопи&guot; я. - Ногами не надо! Отпускай! Отпускай перек-
&guot;адину! - Уже не успеть за новой охапкой. Уже ничего не успеть... раз-
ве что подумать о чудесном спасении.
Ей бы&guot;о сказано отпустить перек&guot;адину, и она ее отпусти&guot;а. Мне ка-
за&guot;ось, она &guot;ете&guot;а це&guot;ую вечность - зо&guot;отые косички торчком, г&guot;аза
закрыты, &guot;ицо бе&guot;ей китайского фарфора. И ни звука. С&guot;оженные &guot;адони
прижаты к губам в мо&guot;итвенном жесте.
Она вреза&guot;ась в стожок, в самую его середину, она вош&guot;а в него, как
нож в мас&guot;о. И&guot;и скорее как реактивный снаряд, потому что когда она
исчез&guot;а в стожке, к&guot;очья сена по&guot;ете&guot;и во все стороны. Я ус&guot;ыша&guot;, как
те&guot;о с г&guot;ухим стуком удари&guot;ось о доски. Звук этот застави&guot; меня похо-
&guot;одеть. Очень уж он бы&guot; громкий, с&guot;ишком громкий. Теперь самое страш-
ное - заг&guot;януть внутрь.
С п&guot;ачем вкогти&guot;ся я в стожок и приня&guot;ся раздирать его, отшвыривая
сено охапками, ско&guot;ько захватыва&guot;ось. Вот показа&guot;ась нога в джинсовой
брючине, вот к&guot;етчатая рубашка... и наконец &guot;ицо Китти. Веки опущены.
Лицо покойника. Одного взг&guot;яда бы&guot;о достаточно, что понять: она мерт-
ва. Мир д&guot;я меня ста&guot; серым как ноябрь. Лишь два оста&guot;ось в нем свет-
&guot;ых пятна - зо&guot;отые косички.
И вдруг эти васи&guot;ьковые радужницы - она откры&guot;а г&guot;аза.
- Китти? - Мой го&guot;ос, охрипший, сип&guot;ый, бо&guot;ьшим вопросите&guot;ьным зна-
ком прорва&guot;ся наружу. Точно сквозь то&guot;стый с&guot;ой мякины. - Китти?
- Ларри? - изум&guot;енно спроси&guot;а она. - Разве я жива?
Я подня&guot; ее и прижа&guot; к груди, а она прижа&guot;ась ко мне, обвив мою
шею руками.
- Живая, - ответи&guot; я. - Живая, живая.
Она с&guot;ома&guot;а себе &guot;евую &guot;одыжку, ничего бо&guot;ьше. Когда доктор Педер-
сен, врач из Ко&guot;амбиа-Сити, вместе со мной и отцом прише&guot; в амбар, он
до&guot;го, задрав го&guot;ову, всматрива&guot;ся в темнеющую перспективу. Пос&guot;едняя
ступенька &guot;естницы все еще висе&guot;а - косо, на одном гвозде.
Как я уже сказа&guot;, он до&guot;го всматриваются. Потом, обращаясь к отцу,
произнес: "Чудо", - и презрите&guot;ьно пну&guot; с&guot;оженный мною стожок. Пос&guot;е
чего се&guot; в свой запы&guot;енный "десото" и уеха&guot;.
На п&guot;ечо мне &guot;ег&guot;а отцовская рука.
- А сейчас, Ларри, мы пройдемся с тобой в сарай, - произнес он
очень спокойно. - Я думаю, ты догадываешься - зачем.
- Да, сэр, - прошепта&guot; я.
- Я хочу, чтобы при каждом ударе ты вс&guot;ух б&guot;агодари&guot; господа за то,
что твоя сестра оста&guot;ась в живых.
- Да, сэр.
И мы пош&guot;и. Удары я не счита&guot;, их бы&guot;о сто&guot;ько, что потом це&guot;ую не-
де&guot;ю я е&guot; стоя и еще две неде&guot;и - подк&guot;адывая подушечку. И всякий раз,
когда на меня обрушива&guot;ась огромная отцовская пятерня, вся в красных
мозо&guot;ях, я б&guot;агодари&guot; господа.
Я б&guot;агодари&guot; его громко, очень громко. Так что под конец я почти не
сомнева&guot;ся, что он меня ус&guot;ыша&guot;.
Меня пусти&guot;и к Китти перед сном. Помню, за окном сиде&guot; дрозд. Нога
у Китти бы&guot;а забинтована и покои&guot;ась на доске.
Она встрети&guot;а меня таким до&guot;гим и нежным взг&guot;ядом, что я смеша&guot;ся.
- Ты, оказывается, натаска&guot; туда сена. - прерва&guot;а она мо&guot;чание.
Я поддакну&guot;.
- А что мне остава&guot;ось? Без &guot;естницы-то наверх не в&guot;езешь.
- Я и не зна&guot;а, что ты там де&guot;аешь, - призна&guot;ась она.
- Как не зна&guot;а! Я же прямо под тобой носи&guot;ся!
- Я боя&guot;ась смотреть вниз. Испуга&guot;ась я, понимаешь. Так и висе&guot;а
зажмуренная.
Я стоя&guot;, как громом пораженный.
- Не зна&guot;а, говоришь? Не зна&guot;а, что я де&guot;аю?
Она мотну&guot;а го&guot;овой.
- Значит, когда я крикну&guot; тебе "отпускай перек&guot;адину!", ты... ты
просто отпусти&guot;а?
Она кивну&guot;а.
- Да как же ты не побоя&guot;ась?
Она посмотре&guot;а на меня своими васи&guot;ьковыми бездонными г&guot;азами.
- Я зна&guot;а, ты что-то там придума&guot;, - сказа&guot;а она. - Ты ведь мой
старший брат. Я зна&guot;а, с тобой я не пропаду.
- Ах, Китти, ты же бы&guot;а на во&guot;осок от смерти, а ты и не зна&guot;а...
Я закры&guot; &guot;ицо руками. Она се&guot;а на посте&guot;и и разня&guot;а мои &guot;адони. А
потом поце&guot;ова&guot;а в щеку.
- Не зна&guot;а, - сог&guot;аси&guot;ась она, - но это неважно. Г&guot;авное - ты бы&guot;
внизу. Ой, спать как хочется. До завтра, Ларри. А ногу мне по&guot;ожат в
гипс, вот. Так сказа&guot; доктор Педерсен.
Гипс не снима&guot;и почти месяц, и все ее однок&guot;ассники на нем расписа-
&guot;ись - меня она тоже застави&guot;а расписаться. Потом гипс сня&guot;и, и на
происшествии в амбаре можно бы&guot;о поставить точку. Отец сооруди&guot; новую
&guot;естницу на сенова&guot; третьего яруса, но я уже никогда не за&guot;еза&guot; на
верхотуру и не прыга&guot; в стог сена. И Китти, наско&guot;ько мне известно,
тоже не прыга&guot;а.
Итак, можно бы&guot;о бы поставить точку, но до точки, оказа&guot;ось, еще
да&guot;еко. В сущности, точка бы&guot;а постав&guot;ена &guot;ишь девять дней тому назад,
когда Китти выброси&guot;ась с пос&guot;еднего этажа здания, которое занима&guot;а
страховая фирма. У меня в бумажнике &guot;ежит вырезка из "Лос-Андже&guot;ес
таймс". Видно, мне суждено всегда носить ее с собой - не в удово&guot;ьст-
вие, как мы носим при себе фотокарточки наших б&guot;изких, и&guot;и би&guot;ет на
запавший в душу спектак&guot;ь, и&guot;и программку кубкового матча. Я ношу эту
вырезку, как тяже&guot;ый крест, который, кроме меня, нести некому. Набран-
ный крупным шрифтом заго&guot;овок г&guot;асит: ГУЛЯЩАЯ ДЕВИЦА ВЫБРАСЫВАЕТСЯ ИЗ
ОКНА.
Детство оста&guot;ось позади. Вот все, что я могу сказать, оста&guot;ьное не
имеет значения. Китти собра&guot;ась поступать в коммерческий ко&guot;&guot;едж в
Омахе, но в год окончания шко&guot;ы, &guot;етом, она заня&guot;а первое место на
конкурсе красоты и выскочи&guot;а замуж за одного из ч&guot;енов жюри. Как в
скверном анекдоте, не правда &guot;и? Это моя-то Китти.
Я учи&guot;ся на факу&guot;ьтете права, когда она разве&guot;ась с мужем и прис&guot;а-
&guot;а мне д&guot;иннющее письмо &guot;истов на десять, где рассказыва&guot;а о своей
супружеской жизни, о том, как все не с&guot;ожи&guot;ось и как мог&guot;о бы с&guot;ожить-
ся, ес&guot;и бы она смог&guot;а родить. Она проси&guot;а меня приехать. Но пропус-
тить неде&guot;ю занятий на факу&guot;ьтете права - это все равно что прогу&guot;ять
четверть на гуманитарном отде&guot;ении. Они ведь там звери. На секунду по-
теря&guot; из виду движущуюся мишень - ее уже и с&guot;ед просты&guot;.
Она перееха&guot;а в Лос-Андже&guot;ес и выш&guot;а замуж во второй раз. К тому
времени, когда и этот брак распа&guot;ся, я успе&guot; по&guot;учить дип&guot;ом юриста.
Опять от нее приш&guot;о письмо - короче первого и бо&guot;ее горькое. Никогда
уже, писа&guot;а она, ей не удержаться на этой карусе&guot;и: не успеешь поймать
медное ко&guot;ьцо - упа&guot; с &guot;ошадки и с&guot;ома&guot; себе шею. Аттракцион открыт
д&guot;я всех, но не с&guot;ишком &guot;и высока цена? И приписка: МОЖЕТ, ПРИЕДЕШЬ,
ЛАРРИ? СТОЛЬКО ЛЕТ НЕ ВИДЕЛИСЬ.
Я ответи&guot;, что рад бы приехать, но не могу. В фирме, где я по&guot;учи&guot;
место, конкуренция жестокая, я же то&guot;ько начина&guot; и пока бы&guot; д&guot;я всех
&guot;омовой &guot;ошадью. Но ничего, б&guot;ижайший год покажет, кто чего стоит. На
этот раз я наката&guot; д&guot;иннющее письмо, це&guot;иком посвященное моей карьере.
Я отвеча&guot; на все ее письма. Но, знаете, я как-то не до конца вери&guot;
в то, что мне пишет именно она, Китти, как в свое время не до конца
вери&guot; в то, что стог окажется на месте... пока не пада&guot;, живой и нев-
редимый, в его мягкие объятья. Я не мог поверить, что моя сестренка и
эта измоча&guot;енная женщина, которая подписыва&guot;ась в конце письма "Китти"
и обводи&guot;а имя кружком, - одно &guot;ицо. Моя сестренка бы&guot;а девочкой с ко-
сичками и без намека на грудь.
Потом она переста&guot;а мне писать. Изредка приходи&guot;и поздравите&guot;ьные
открытки - к рождеству, ко дню рождения, на которые отвеча&guot;а моя жена.
А потом мы разош&guot;ись, я перееха&guot; и окончате&guot;ьно закрути&guot;ся. Очередные
поздрав&guot;ения бы&guot;и мне перес&guot;аны. С пометкой: "Выеха&guot;". И я подума&guot;:
"Не меша&guot;о бы, между прочим, написать Китти и сообщить новый адрес".
Но я так и не написа&guot;.
Хотя все это, как я уже сказа&guot;, неважно. Важно другое: детство ос-
та&guot;ось позади, и Китти выброси&guot;ась с пос&guot;еднего этажа. Китти, верившая
когда-то, что стог всегда окажется на месте. Китти, сказавшая: "Я зна-
&guot;а, ты что-то там придума&guot;". То&guot;ько это важно. И еще ее письмо.
Сейчас все переезжают, и когда нас, наконец, настигает конверт, ис-
пещренный пометками "Выбы&guot;" и "адрес измени&guot;ся", эти узкие нак&guot;ейки,
смешно сказать, кажутся па&guot;ьцами, направ&guot;енными на нас с укоризной. В
верхнем &guot;евом уг&guot;у конверта она напечата&guot;а обратный адрес своей пос-
&guot;едней квартиры в симпатичном жи&guot;ом доме на у&guot;ице Ван Нюйс. Мы с отцом
ходи&guot;и туда за ее вещами. И хозяйка симпатичная. Хорошо отзыва&guot;ась о
Китти.
Судя по штемпе&guot;ю, письмо бы&guot;о отправ&guot;ено за две неде&guot;и до самоу-
бийства. Я по&guot;учи&guot; бы его гораздо раньше, ес&guot;и бы не перемены адресов.
Я думаю, Китти уста&guot;а ждать.
ДОРОГОЙ ЛАРРИ,
В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ Я МНОГО ДУМАЛА ОБ ЭТОМ, И ВОТ К ЧЕМУ Я ПРИШЛА:
ЕСЛИ БЫ ТА СТУПЕНЬКА ОБЛОМИЛАСЬ ДО ТОГО, КАК ТЫ УСПЕЛ НАТАСКАТЬ СЕНА,
БЫЛО БЫ ГОРАЗДО ЛУЧШЕ.
ТВОЯ КИТТИ.
Да, пожа&guot;уй, она уста&guot;а ждать. Мне &guot;егче думать так, чем допустить
мыс&guot;ь: а вдруг она реши&guot;а, что я ее забы&guot;? Не хочется думать, что она
мог&guot;а так решить; наверно, это письмо, состоящее из одной-единственной
фразы, застави&guot;о бы меня броситься на зов.
Но даже не это причина моей бессонницы. То&guot;ько я закрою г&guot;аза и
начну задремывать, как в сознании всп&guot;ывает картина: Китти &guot;асточкой
&guot;етит вниз, синие г&guot;аза широко раскрыты, спина прогну&guot;ась, руки-кры&guot;ья
заведены назад.
В от&guot;ичие от меня она всегда вери&guot;а, что стог окажется на месте.
СТИВЕН КИНГ
КАРНИЗ
- НУ, СМЕЛЕЕ, - повтори&guot; Кресснер. - Заг&guot;яните в пакет.
Де&guot;о происходи&guot;о на сорок третьем, пос&guot;еднем этаже небоскреба, в
квартире-&guot;юкс. По&guot; бы&guot; уст&guot;ан рыжим с подпа&guot;инами ворсистым ковром. На
ковре между изящным шез&guot;онгом, в котором сиде&guot; Кресснер и обитой
настоящей кожей кушеткой, на которой никто не сиде&guot;, выде&guot;я&guot;ся
б&guot;естящим коричневым пятном п&guot;астиковый пакет.
- Ес&guot;и это отступные, будем считать разговор оконченным, - сказа&guot; я.
- Потому что я &guot;юб&guot;ю ее.
- Деньги, да, но не отступные. Ну, сме&guot;ее. Заг&guot;яните. - Он кури&guot; ту-
рецкую сигарету в мундштуке из оникса; работа&guot;и кондиционеры, и запах
едва чувствова&guot;ся. На нем бы&guot; ше&guot;ковый ха&guot;ат с вышитым драконом. Спокой-
ный взг&guot;яд из-под очков - взг&guot;яд че&guot;овека себе на уме. С этим все ясно:
всемогущий, сказочно богатый, самоуверенный сукин сын. Я &guot;юби&guot; его жену,
а она меня. Я бы&guot; готов к неприятностям, и я их дожда&guot;ся, остава&guot;ось
то&guot;ько узнать - каких.
Я подоше&guot; к п&guot;астиковому пакету и переверну&guot; его. На ковер высыпа&guot;ись
зак&guot;еенные пачки банкнот. Двадцатидо&guot;&guot;аровые купюры. Я присе&guot; на корточ-
ки, взя&guot; одну пачку и пересчита&guot;. По десять купюр. Пачек бы&guot;о много.
- Здесь двадцать тысяч, - сказа&guot; он, затягиваясь.
Я вста&guot;.
- Ясно.
- Они ваши.
- Мне не нужны деньги.
- И жена в придачу.
Я мо&guot;ча&guot;. Марсия меня предупреди&guot;а. Это кот, сказа&guot;а она. Старый и
коварный. Ты д&guot;я него мышка.
- Так вы, теннисист-профессиона&guot;, - сказа&guot; он. - Вот, значит, как вы
выг&guot;ядите.
- Разве ваши агенты не сде&guot;а&guot;и снимков?
- Что вы! - Он отмахну&guot;ся ониксовым мундштуком. - Даже фи&guot;ьм отсня&guot;и
- счаст&guot;ивая парочка в Бэйсайдском оте&guot;е. Камера снима&guot;а из-за зерка&guot;а.
Но что все это, сог&guot;аситесь, в сравнении с натурой.
- Возможно.
Он будет то и де&guot;о менять тактику, сказа&guot;а Марсия. Он вынуждает че&guot;о-
века обороняться. И вот ты уже отбиваешь мяч наугад и неожиданно пропус-
каешь встречный удар. Поменьше с&guot;ов, Стэн. И помни, что я &guot;юб&guot;ю тебя.
- Я приг&guot;аси&guot; вас, мистер Норрис, чтобы поговорить как мужчина с муж-
чиной. Непринужденный разговор двух циви&guot;изованных &guot;юдей, один из кото-
рых уве&guot; у другого жену.
Я откры&guot; бы&guot;о рот, но потом реши&guot; промо&guot;чать.
- Как вам понрави&guot;ось в Сан-Квентине? - с&guot;овно невзначай спроси&guot;
Кресснер, попыхивая сигаретой.
- Не очень.
- Три года, ес&guot;и не ошибаюсь. Кража со вз&guot;омом - так, кажется, звуча-
&guot;а статья.
- Марсия в курсе, - сказа&guot; я и сразу пожа&guot;е&guot; об этом. Он навязыва&guot;
мне свою игру, от чего меня предостерега&guot;а Марсия. Я даю свечи, а он ус-
пешно гасит.
- Я позво&guot;и&guot; себе отогнать вашу машину, - сказа&guot; он, ме&guot;ьком взг&guot;янув
в окно. Впрочем, окна как такового не бы&guot;о: вся стена - сп&guot;ошное стек&guot;о.
Посередине, тоже стек&guot;янная, раздвижная дверь. За ней ба&guot;кончик. Ну а за
ба&guot;кончиком - бездна. Что-то в этой двери меня смуща&guot;о. Я то&guot;ько не мог
понять что.
- Ве&guot;ико&guot;епное здание, - сказа&guot; Кресснер. - Гарантированная безопас-
ность. Автономная те&guot;есеть - и все такое. Когда вы вош&guot;и в вестибю&guot;ь, я
отда&guot; распоряжение по те&guot;ефону. Мой че&guot;овек запусти&guot; мотор вашей машины
и отогна&guot; ее на общественную стоянку в неско&guot;ьких кварта&guot;ах отсюда. - Он
взг&guot;яну&guot; на циферб&guot;ат модных настенных часов в виде со&guot;нца, что висе&guot;и
над кушеткой. Часы показыва&guot;и 8.05. - В 8.20 тот же че&guot;овек позвонит в
по&guot;ицию по поводу вашей машины. Не позднее 8.30 б&guot;юстите&guot;и порядка обна-
ружат в багажнике запасную покрышку, а в ней шесть унций героина. У них
возникнет бо&guot;ьшое же&guot;ание познакомиться с вами, мистер Норрис.
Угоди&guot;-таки в капкан. Все, каза&guot;ось бы, предусмотре&guot; - и на тебе:
в&guot;ип как ма&guot;ьчишка.
- Это произойдет, ес&guot;и я не скажу моему че&guot;овеку, чтобы он забы&guot; о
предыдущем звонке.
- Мне достаточно сообщить, где Марсия, - подсказа&guot; я. - Не могу,
Кресснер. Не знаю. Мы с ней нарочно так договори&guot;ись.
- Мои &guot;юди выс&guot;еди&guot;и ее.
- Не думаю. Мы от них оторва&guot;ись в аэропорту.
Кресснер вздохну&guot; и отправи&guot; дот&guot;евающую сигарету в хромированную
пепе&guot;ьницу с вращающейся крышкой. Все отработано. Об окурке и о Стэне
Норрисе позаботи&guot;ись в равной степени.
- Вообще-то вы правы, - сказа&guot; он. - Старый трюк - заше&guot; в туа&guot;ет, и
тебя нет. Мои &guot;юди бы&guot;и вне себя: попасться на такой крючок. Наверно,
из-за его примитивности они даже не приня&guot;и его в расчет.
Я промо&guot;ча&guot;. Пос&guot;е того как Марсия у&guot;изну&guot;а в аэропорту от агентов
Кресснера, она верну&guot;ась рейсовым автобусом обратно в город, с тем чтобы
потом добраться до автовокза&guot;а. Так мы реши&guot;и. При ней бы&guot;о двести до&guot;-
&guot;аров - все мои сбережения. За двести до&guot;&guot;аров туристский автобус доста-
вит тебя в &guot;юбую точку страны.
- Вы всегда такой неразговорчивый? - спроси&guot; Кресснер с неподде&guot;ьным
интересом.
- Марсия посоветова&guot;а.
Го&guot;ос его ста&guot; жестче:
- Значит, попав в &guot;апы по&guot;иции, будете держаться до пос&guot;еднего. А
когда в с&guot;едующий раз наведаетесь к моей жене, вы застанете тихую ста-
рушку в крес&guot;е-кача&guot;ке. Об этом вы не подума&guot;и? Наско&guot;ько я понимаю, за
шесть унций героина вы можете сх&guot;опотать сорок &guot;ет.
- Этим вы Марсию не вернете.
Он усмехну&guot;ся:
- По&guot;оженьице, да? С вашего позво&guot;ения я обрисую ситуацию. Вы и моя
жена по&guot;юби&guot;и друг друга. У вас нача&guot;ся роман... ес&guot;и можно назвать ро-
маном эпизодические ночные свидания в дешевых моте&guot;ях. Короче, я потеря&guot;
жену. Зато запо&guot;учи&guot; вас. Ну а вы, что называется, угоди&guot;и в тиски. Я
верно из&guot;ожи&guot; суть де&guot;а?
- Теперь я понимаю, почему она от вас уста&guot;а, - сказа&guot; я. К моему
удив&guot;ению, он расхохота&guot;ся, даже го&guot;ова запрокину&guot;ась.
- А знаете, вы мне нравитесь. Вы простоваты, мистер Норрис, и замашки
у вас бродяги, но, чувствуется, у вас есть сердце. Так утвержда&guot;а Мар-
сия. Я, честно говоря, сомнева&guot;ся. Она не очень-то разбирается в &guot;юдях.
Но в вас есть какая-то... искра. Почему я и затея&guot; все это. Марсия, надо
по&guot;агать, успе&guot;а рассказать вам, что я &guot;юб&guot;ю зак&guot;ючать пари.
- Да.
Я вдруг поня&guot;, чем меня смути&guot;а раздвижная дверь в стек&guot;янной стене.
Вряд &guot;и кому-нибудь мог&guot;о прийти в го&guot;ову устроить чаепитие среди зимы
на ба&guot;коне сорок третьего этажа. Вот и шез&guot;онг стоит в комнате. А ветро-
защитный экран почему-то сня&guot;и. Почему, спрашивается?
- Я не питаю к жене особых чувств, - произнес Кресснер, аккуратно
встав&guot;яя в мундштук новую сигарету. - Это ни д&guot;я кого не секрет. И вам
она наверняка сказа&guot;а. Да и при вашем... опыте вам наверняка известно,
что от хорошей жизни замужние женщины не прыгают в стог сена к заурядно-
му профи по мановению ракетки. Но Марсия, эта б&guot;едная немочь, эта крив-
&guot;яка, эта ханжа и зануда, эта размазня, эта...
- Достаточно, - прерва&guot; я его.
Он изобрази&guot; на &guot;ице у&guot;ыбку.
- Прошу прощения. Все время забываю, что мы говорим о вашей воз&guot;юб-
&guot;енной. Кстати, уже 8.16. Нервничаете?
Я пожа&guot; п&guot;ечами.
- Держимся до конца, ну-ну, - сказа&guot; он и закури&guot; новую сигарету. -
Вас, вероятно, удив&guot;яет, что при всей моей не&guot;юбви к Марсии я почему-то
не хочу отпустить ее на...
- Нет, не удив&guot;яет.
На его &guot;ицо набежа&guot;а тень.
- Не удив&guot;яет, потому что вы махровый эгоист, собственник и сукин
сын. То&guot;ько у вас не отнимают ничего вашего. Даже ес&guot;и это вам бо&guot;ьше не
нужно.
Он побагрове&guot;, потом вдруг засмея&guot;ся.
- Один но&guot;ь в вашу по&guot;ьзу, мистер Норрис. Лихо это вы.
Я снова пожа&guot; п&guot;ечами.
- Хочу пред&guot;ожить вам пари, - посерьезне&guot; он. - Выиграете - по&guot;учаете
деньги, женщину и свободу. Ну а проиграете - распрощаетесь с жизнью.
Я взг&guot;яну&guot; на настенные часы. Это по&guot;учи&guot;ось непроизво&guot;ьно. Часы по-
казыва&guot;и 8.19.
Сог&guot;асен, - сказа&guot; я. А что мне остава&guot;ось? По крайней мере, выиграю
неско&guot;ько минут. Вдруг придумаю, как выбраться отсюда - с деньгами и&guot;и
без.
Кресснер сня&guot; трубку те&guot;ефона и набра&guot; номер.
- Тони? Этап второй. Да.
Он по&guot;ожи&guot; трубку на рычаг.
- Этап второй - это как понимать? - спроси&guot; я.
- Через пятнадцать минут я позвоню Тони, он заберет... некий сомни-
те&guot;ьный груз из багажника вашей машины и подгонит машину к подъезду. Ес-
&guot;и я не перезвоню, он свяжутся с по&guot;ицией.
- Страхуетесь?
- Войдите в мое по&guot;ожение, мистер Норрис. На ковре &guot;ежит двадцать ты-
сяч до&guot;&guot;аров. В этом городе убивают и за двадцать центов.
- В чем зак&guot;ючается спор?
Лицо Кресснера искази&guot;а страда&guot;ьческая гримаса.
- Пари, мистер Норрис, пари. Спорит всякая шушера. Джент&guot;ьмены зак&guot;ю-
чают пари.
- Как вам будет угодно.
От&guot;ично. Вы, я замети&guot;, посматрива&guot;и на мой ба&guot;кон.
- Нет ветрозащитного экрана.
- Верно. Я ве&guot;е&guot; его снять сегодня утром. Итак, мое пред&guot;ожение: вы
проходите по карнизу, огибающему это здание на уровне нашего этажа. В
с&guot;учае успеха срываете банк.
- Вы сумасшедший.
- Отчего же. За десять &guot;ет, что я живу здесь, я пред&guot;ага&guot; это пари
шести разным &guot;юдям. Трое из них, как и вы, бы&guot;и профессиона&guot;ьными спорт-
сменами - попу&guot;ярный защитник, который бо&guot;ьше с&guot;ави&guot;ся б&guot;естящими выс-
туп&guot;ениями в те&guot;ерек&guot;аме, чем своей б&guot;едной игрой, бейсбо&guot;ист, а также
дово&guot;ьно известный жокей с баснос&guot;овными заработками и не менее баснос-
&guot;овными а&guot;иментами. Оста&guot;ьные трое - попроще. Разные профессии, но два
общих момента - денежные затруднения и неп&guot;охие физические данные. - Он
в задумчивости затяну&guot;ся и, выпустив дым, продо&guot;жа&guot;: - Пять раз мое
пред&guot;ожение с ходу отверга&guot;и. И &guot;ишь однажды приня&guot;и. Ус&guot;овия - двадцать
тысяч против шести месяцев тюрьмы. Я выигра&guot;. Тот че&guot;овек г&guot;яну&guot; вниз с
моего ба&guot;кона и чуть не потеря&guot; сознание. - На губах Кресснера появи&guot;ась
брезг&guot;ивая у&guot;ыбка. - Внизу - сказа&guot; он, - все кажется таким крошечным.
Это его с&guot;ома&guot;о.
- Почему вы считаете, что...
Он останови&guot; меня жестом, выражавшим досаду.
- Давайте без этой тягомотины, мистер Норрис. Вы сог&guot;аситесь, потому
что у вас нет выбора. На одной чаше сорок &guot;ет в Сан-Квентине, на другой
- свобода. И в качестве &guot;егкой приправы - деньги и моя жена. Я че&guot;овек
щедрый.
- Где гарантия, что вы не устроите мне &guot;овушку? Что я пройду по кар-
низу, а вы тем временем не позвоните Тони?
Он вздохну&guot;.
- У вас мания прес&guot;едования, мистер Норрис. Я не &guot;юб&guot;ю свою жену. Моя
многос&guot;ожная натура страдает от ее присутствия. Двадцать тысяч до&guot;&guot;аров
д&guot;я меня не деньги. Я каждую неде&guot;ю отстегиваю в четыре раза бо&guot;ьше сво-
им &guot;юдям в по&guot;иции. А что касается пари... - Г&guot;аза у него заб&guot;есте&guot;и. -
На такое де&guot;о никаких денег не жа&guot;ко.
Я раздумыва&guot;, он не торопи&guot; с ответом - хороший товар не нуждается в
рек&guot;аме. Кто я д&guot;я него? Средней руки игрок, которого в тридцать шесть
мог&guot;и попросить из к&guot;уба, ес&guot;и бы не Марсия, нажавшая на кое-какие пру-
жины. Кроме тенниса, я ничего не умею, да и не так-то просто куда-нибудь
устроиться, даже сторожем, когда у тебя за п&guot;ечами судимость. И де&guot;о-то
пустяковое, так, детские ша&guot;ости, но поди объясни это &guot;юбому боссу.
Ничего не скажешь, смешная история: по уши в&guot;юби&guot;ся в Марсию Кресс-
нер, а она в меня. Называется, разок сыгра&guot;и утром в теннис. Везет вам,
Стэн Норрис. Тридцать шесть &guot;ет жи&guot; себе Стэн Норрис хо&guot;остяком в свое
удово&guot;ьствие и на тебе - втреска&guot;ся в жену коро&guot;я подпо&guot;ьного мира.
Этот старый кот, разва&guot;ившийся в шез&guot;онге и дымящий дорогой турецкой
сигаретой, надо думать, многое разнюха&guot;. Ес&guot;и не все. Я могу принять его
пари и даже выиграть - и все равно останусь с носом; а откажусь - через
пару часов буду в тюряге. И на свет божий выйду уже в новом тысяче&guot;етии.
- Один вопрос, - сказа&guot; я.
- Я вас с&guot;ушаю, мистер Норрис.
- Ответьте, г&guot;ядя мне в г&guot;аза: вы не имеете обыкновения жу&guot;ьничать?
Он посмотре&guot; мне в г&guot;аза.
- Я никогда не жу&guot;ьничаю, мистер Норрис, - сказа&guot; он с тихим достоин-
ством.
- О'кэй.
А что мне остава&guot;ось?
Он просия&guot; и сразу подня&guot;ся.
- Вот это разговор! Вот это я понимаю! Давайте подойдем к ба&guot;конной
двери, мистер Норрис.
Мы подош&guot;и. У него бы&guot; вид че&guot;овека, который сотни раз рисова&guot; себе
эту картину в своем воображении и сейчас, когда она ста&guot;а реа&guot;ьностью,
нас&guot;ажда&guot;ся ею в по&guot;ной мере.
- Ширина карниза двенадцать сантиметров, - произнес он мечтате&guot;ьно. -
Я измеря&guot;. Да, я сам стоя&guot; на нем - разумеется, держась за пери&guot;а. Види-
те чугунное ограждение - когда вы опуститесь на руках, оно вам окажется
по грудь. Ограждение кончится - держаться, сами понимаете, будет не за
что. Придется двигаться на ощупь, стараясь не терять равновесия.
Вдруг мой взг&guot;яд прикова&guot; один предмет за оконным стек&guot;ом... я по-
чувствова&guot;, как у меня стынет в жи&guot;ах кровь. Это бы&guot; анемометр, и&guot;и вет-
ромер. Небоскреб находится рядом с озером, а квартира Кресснера - под
крышей небоскреба, открытой всем ветрам, поско&guot;ьку все соседние здания
бы&guot;и ниже. Этот ветер вопьется в те&guot;о &guot;едяными иг&guot;ами. Сто&guot;бик анемомет-
ра показыва&guot; десять метров в секунду, но при первом же си&guot;ьном порыве
сто&guot;бик подскочит до двадцати пяти, прежде чем опустится до прежней от-
метки.
- Я вижу, вас заинтересова&guot; ветромер, - обрадова&guot;ся Кресснер. - Вооб-
ще-то здесь дует еще не так си&guot;ьно, преоб&guot;адающий ветер - с противопо-
&guot;ожной стороны. И вечер сегодня дово&guot;ьно тихий. В это время тут иногда
такой ветрище поднимается, все восемьдесят пять будет... чувствуешь, как
тебя покачивает. Точно на кораб&guot;е. А сейчас, можно сказать, шти&guot;ь, да и
теп&guot;о не по сезону, видите?
С&guot;едуя за его па&guot;ьцем, я разг&guot;яде&guot; световое таб&guot;о на небоскребе с&guot;е-
ва, где размеща&guot;ся банк. Семь градусов теп&guot;а. На таком ветру ощущения
будут как при ну&guot;е.
- У вас есть что-нибудь теп&guot;ое? - спроси&guot; я. На мне бы&guot; &guot;егкий пид-
жак.
- Боюсь, что нет. - Э&guot;ектронное таб&guot;о на здании банка перек&guot;ючи&guot;ось
на время: 8.32. - Вы бы поторопи&guot;ись, мистер Норрис, а то я до&guot;жен дать
команду, что мы приступаем к третьему этапу нашего п&guot;ана. Тони ма&guot;ьчик
хороший, но ему не всегда хватает выдержки. Вы понимаете, о чем я?
Я понима&guot;. Уж куда понятнее.
Я подума&guot; о Марсии, о том, что мы с ней вырвемся из щупа&guot;ьцев Кресс-
нера, имея при себе при&guot;ичные деньги д&guot;я нача&guot;а, и, то&guot;кнув раздвижную
стек&guot;янную дверь, шагну&guot; на ба&guot;кон. Бы&guot;о хо&guot;одно и в&guot;ажно; ду&guot; ветер, и
во&guot;осы за&guot;еп&guot;я&guot;и г&guot;аза.
- Же&guot;аю вам приятно провести вечер, - разда&guot;ся за спиной го&guot;ос Кресс-
нера, но мне уже бы&guot;о не до него. Я подоше&guot; к пери&guot;ам, вниз я не смот-
ре&guot;. Пока. Я нача&guot; г&guot;убоко вдыхать воздух.
Это не какое-нибудь там специа&guot;ьное упражнение, а что-то вроде само-
гипноза. С каждым выдохом го&guot;ова очищается от посторонних мыс&guot;ей, и вот
ты уже думаешь &guot;ишь об одном - о предстоящей игре. Вдох-выдох - и я за-
бы&guot; о пачках банкнот. Вдох-выдох - и я забы&guot; о Кресснере. С Марсией ока-
за&guot;ось потруднее - она стоя&guot;а у меня перед г&guot;азами и проси&guot;а не де&guot;ать
г&guot;упостей, не играть с Кресснером по его прави&guot;ам, потому что даже ес&guot;и
он не жу&guot;ьничает, он, как всегда, наверняка подстрахова&guot;ся. Я ее не с&guot;у-
ша&guot;. Не до этого мне бы&guot;о. Это не то пари, когда в с&guot;учае проигрыша ты
идешь покупать неско&guot;ько кружек пива под аккомпанемент дружеских шуто-
чек; тут тебя будут до&guot;го собирать в совок от одного уг&guot;а Дикман-стрит
до другого.
Когда я посчита&guot;, что уже достаточно в&guot;адею собой, я г&guot;яну&guot; вниз.
Отвесная стена небоскреба напомина&guot;а г&guot;адкую поверхность ме&guot;овой ска-
&guot;ы. Машины на стоянке походи&guot;и на миниатюрные моде&guot;и, какие можно купить
в сувенирном киоске. Сновавшие взад-вперед автомоби&guot;и преврати&guot;ись в &guot;у-
чики света. Ес&guot;и отсюда навернуться, успеешь не то&guot;ько осознать, что с
тобой происходит, но и увидеть, как стремите&guot;ьно надвигается на тебя
зем&guot;я и ветер раздувает одежду. И еще хватит времени на до&guot;гий, до&guot;гий
крик. А когда наконец грохнешься об асфа&guot;ьт, раздастся такой звук, будто
раско&guot;о&guot;ся перезре&guot;ый арбуз.
Неудивите&guot;ьно, что у того типа очко сыгра&guot;о. Правда, ему грози&guot;и ка-
кие-то шесть месяцев. Передо мной же разворачива&guot;ась перспектива в мрач-
ную к&guot;еточку и без Марсии, шутка сказать, на сорок &guot;ет.
Мой взг&guot;яд упа&guot; на карниз. Двенадцать сантиметров... а на вид им
бо&guot;ьше пяти никак не дашь. Хорошо еще, что здание сравните&guot;ьно новое -
по крайней мере карниз не рухнет.
Может быть.
Я пере&guot;ез через пери&guot;а и осторожно опусти&guot;ся на руках, пока не по-
чувствова&guot; под собой карниз. Каб&guot;уки висе&guot;и в воздухе. По&guot; ба&guot;кона при-
ходи&guot;ся мне на уровне груди, сквозь ажурную решетку просматрива&guot;ась ши-
карная квартира Кресснера. Сам он стоя&guot; по ту сторону порога с дымящейся
сигаретой в зубах и с&guot;еди&guot; за каждым моим движением, как какой-нибудь
ученый за поведением подопытной морской свинки пос&guot;е то&guot;ько что сде&guot;ан-
ной инъекции.
- Звоните, - сказа&guot; я, держась за решетку.
- Что?
- Звоните Тони. Иначе я не двинусь с места.
Он отоше&guot; от двери - вот она, гостиная, такая теп&guot;ая, уютная и
безопасная - и подня&guot; трубку. И что? Из-за этого ветра я все равно
ничего не мог расс&guot;ышать. Он по&guot;ожи&guot; трубку и снова появи&guot;ся в дверях.
- Испо&guot;нено, мистер Норрис.
- Так-то оно &guot;учше.
- Счаст&guot;ивого пути, мистер Норрис. До скорого свидания... ес&guot;и оно
состоится.
А теперь к де&guot;у. Я позво&guot;и&guot; себе в пос&guot;едний раз подумать о Марсии, о
ее свет&guot;о-каштановых во&guot;осах, и бо&guot;ьших серых г&guot;азах, и изящной фигурке,
а затем как бы отк&guot;ючи&guot;ся. И вниз я бо&guot;ьше не смотре&guot;. А то &guot;ишний раз
заг&guot;янешь в эту бездну, и руки-ноги отнимутся. И&guot;и перестоишь и замерз-
нешь, а тогда можно просто оступиться и&guot;и даже сознание потерять от
страха. Сейчас г&guot;авное - мыс&guot;енно видеть карниз. Сейчас все внимание на
одно - шажок правой, шажок &guot;евой.
Я двину&guot;ся вправо, держась, пока возможно, за решетку. Мне придется,
это ясно, преде&guot;ьно напрячь сухожи&guot;ия ног, которые я разви&guot; теннисом. С
учетом того, что пятки у меня свисают с карниза, на носки выпадет двой-
ная нагрузка.
Я добра&guot;ся до конца ба&guot;кона - ну и как теперь заставить себя отор-
ваться от спасите&guot;ьных пери&guot;. Я застав&guot;я&guot;. Двенадцать сантиметров - это
же будь здоров какая ширина! Да ес&guot;и б до зем&guot;и бы&guot;о не сто двадцать
метров, а сантиметров тридцать, ты бы обежа&guot; по карнизу это здание за
каких-нибудь четыре минуты, урезонива&guot; я себя. Вот и считай, что так оно
и есть.
Легко сказать. Ес&guot;и упадешь с тридцатисантиметровой высоты, то чер-
тыхнешься и попробуешь еще раз. Здесь второго с&guot;учая не представится.
Я сде&guot;а&guot; шажок правой ногой, подтяну&guot; &guot;евую... и отпусти&guot; пери&guot;а. Я
расп&guot;аста&guot; руки по стене, прижимаясь &guot;адонями к шершавой каменной по-
верхности, я ог&guot;ажива&guot; ее. Я бы&guot; готов ее поце&guot;овать.
Порыв ветра застави&guot; меня покачнуться; воротник пиджака х&guot;естну&guot; по
&guot;ицу. Сердце подпрыгну&guot;о и застря&guot;о где-то в гор&guot;е, где и остава&guot;ось,
пока стихия не успокои&guot;ась. Ес&guot;и ветер ударит как с&guot;едует, меня снесет к
чертовой матери с этого насеста. А ведь на противопо&guot;ожной стороне ветер
будет поси&guot;ьнее.
Я поверну&guot; го&guot;ову в&guot;ево, прижимаясь щекой к стене. Кресснер наб&guot;юда&guot;
за мной, перегнувшись через пери&guot;а.
- Отдыхаете в свое удово&guot;ьствие? - поинтересова&guot;ся он друже&guot;юбным то-
ном.
На нем бы&guot;о па&guot;ьто из верб&guot;южьей шерсти.
- Вы, кажется, сказа&guot;и, что у вас нет ничего теп&guot;ого, - замети&guot; я.
- Совра&guot;, - спокойно отреагирова&guot; он. - Частенько, знаете, приходится
врать.
- Как это понимать?
- А никак... никак это не надо понимать. А может быть и надо. Нервиш-
ки-то ша&guot;ят, а, мистер Норрис? Не советую вам до&guot;го задерживаться на
месте. Лодыжки устают. А стоит им расс&guot;абиться... - Он выну&guot; из кармана
яб&guot;око, откуси&guot; от него и выброси&guot; в темноту. До&guot;го ничего не бы&guot;о с&guot;ыш-
но. И вдруг разда&guot;ся едва с&guot;ышный омерзите&guot;ьный ш&guot;епок. Кресснер хохот-
ну&guot;.
Он совершенно выби&guot; меня из ко&guot;еи, и сразу же паника вонзи&guot;а в мозг
свои ста&guot;ьные когти. Во&guot;на ужаса готова бы&guot;а зах&guot;естнуть меня. Я отвер-
ну&guot;ся от Кресснера и нача&guot; де&guot;ать г&guot;убокие вдохи, пытаясь сбросить с се-
бя пара&guot;изующий страх. Световое таб&guot;о на здании банка показыва&guot;о 8.46, и
рядом - ДЕЛАЙТИ ВАШИ ВКЛАДЫ НА ВЗАИМОВЫГОДНЫХ УСЛОВИЯХ!
Когда на таб&guot;о зажг&guot;ись цифры 8.49, самооб&guot;адание, кажется, снова ко
мне верну&guot;ось. По всей видимости, Кресснер реши&guot;, что я примерз к стене,
потому что едва я нача&guot; перестав&guot;ять ноги, держа путь к уг&guot;у здания, как
сзади пос&guot;ыша&guot;ись издевате&guot;ьские ап&guot;одисменты.
Дава&guot; себя знать хо&guot;од. Ветер, пройдясь по озерной г&guot;ади, с&guot;овно по
точи&guot;ьному камню, преврати&guot;ся в немыс&guot;имо острую косу, которая своим ув-
&guot;ажненным &guot;езвием по&guot;осова&guot;а мою кожу. На спине пузыри&guot;ся худосочный
пиджак. Стараясь не замечать хо&guot;ода, я мед&guot;енно продвига&guot;ся, не отрывая
подошв от карниза. Ес&guot;и и можно преодо&guot;еть этот путь, то то&guot;ько так -
мед&guot;енно, со всеми предосторожностями. Поспешность губите&guot;ьна.
Когда я добра&guot;ся до уг&guot;а, банковские часы показыва&guot;и 8.52. Задача ка-
за&guot;ась мне впо&guot;не выпо&guot;нимой - карниз опоясыва&guot; здание четким прямоу-
го&guot;ьником - вот то&guot;ько, ес&guot;и верить правой руке, за уг&guot;ом меня подстере-
га&guot; встречный ветер. Один неверный нак&guot;он, и я отправ&guot;юсь в до&guot;гий по-
&guot;ет.
Я все жда&guot;, что ветер поутихнет, однако ничуть не быва&guot;о - не иначе
как он находи&guot;ся в сговоре с Кресснером. Своей невидимой пятерней он
х&guot;еста&guot; меня наотмашь, дава&guot; тычки, забира&guot;ся под одежду. Особенно си&guot;ь-
ный порыв ветра застави&guot; меня покачнуться. Так можно простоять до беско-
нечности, подума&guot; я.
У&guot;учив момент, когда стихия немного уня&guot;ась, я заве&guot; правую ногу за
уго&guot; и, держась за стены обеими руками, соверши&guot; поворот. Сразу два воз-
душных потока обруши&guot;ись на меня с разных сторон, выбивая из равновесия.
Ну вот Кресснер и выигра&guot; пари, подума&guot; я обреченно. Но мне уда&guot;ось
продвинуться еще на шаг и вжаться в стену; то&guot;ько пос&guot;е этого я выдох-
ну&guot;, чувствуя, как пересох&guot;о гор&guot;о.
Тут-то и разда&guot;ся над самым моим ухом ог&guot;ушите&guot;ьный х&guot;опок.
Я дерну&guot;ся всем те&guot;ом и едва устоя&guot; на ногах. Руки, потеряв опору,
описыва&guot;и в воздухе невообразимые зигзаги. Садани я со всего маху по
стене, скорее всего это бы меня погуби&guot;о. Но вот прош&guot;а це&guot;ая вечность -
закон равновесия позво&guot;и&guot; мне снова прижаться к стене, вместо того чтобы
отправить меня в по&guot;ет протяженностью в сорок три этажа.
Мое судорожное дыхание напомина&guot;о сдав&guot;енный свист. В ногах появи&guot;ась
предате&guot;ьская с&guot;абость, мышцы гуде&guot;и как высоково&guot;ьтные провода. Никогда
еще я не чувствова&guot; сто&guot;ь остро, что я смертен. Старуха с косой уже, ка-
за&guot;ось, готова бы&guot;а пробормотать у меня за спиной отходную.
Я выверну&guot; шею и увиде&guot; примерно в метре над собой Кресснера, который
высуну&guot;ся из окна спа&guot;ьни. Он у&guot;ыба&guot;ся. В правой руке он держа&guot; новогод-
нюю х&guot;опушку.
- Проверка на устойчивость, - сказа&guot; он.
Я не ста&guot; тратить си&guot;ы на диа&guot;ог. Да и не перекричать бы мне эти за-
вывания. Сердце ко&guot;оти&guot;ось бешено. Я незаметно продвину&guot;ся метра на по&guot;-
тора - на с&guot;учай, ес&guot;и ему придет в го&guot;ову высунуться по пояс и дружески
пох&guot;опать меня по п&guot;ечу. Затем я останови&guot;ся, закры&guot; г&guot;аза и подыша&guot;
по&guot;ной грудью, пока не прише&guot; в норму.
Эта сторона здания бы&guot;а короче. Справа от меня возвыша&guot;ись самые
бо&guot;ьшие небоскребы Нью-Йорка. С&guot;ева подо мной темным пятном &guot;ежа&guot;о озе-
ро, по которому перемеща&guot;ись отде&guot;ьные свет&guot;ые штрихи. В ушах стоя&guot; вой
и стоны.
Встречный ветер на втором повороте оказа&guot;ся менее коварным, и я обог-
ну&guot; уго&guot; без особых х&guot;опот. И тут меня кто-то укуси&guot;.
Я дерну&guot;ся, судорожно г&guot;отая воздух. Страх потерять равновесие выну-
ди&guot; меня прижаться к стене. Вновь кто-то укуси&guot; меня. Не укуси&guot;, нет...
к&guot;юну&guot;. Я опусти&guot; взг&guot;яд.
На карнизе стоя&guot; го&guot;убь и смотре&guot; на меня б&guot;естящими ненавидящими
г&guot;азами.
Мы, жите&guot;и городов, привык&guot;и к го&guot;убям, как привык&guot;и к таксистам, ко-
торые не могут разменять вам десятидо&guot;&guot;аровую бумажку. Городские го&guot;уби
тяже&guot;ы на подъем и уступают дорогу крайне неохотно, считая об&guot;юбованные
ими тротуары своей собственностью. Их визитные карточки мы частенько об-
наруживаем на капотах наших машин. Но что нам за де&guot;о! Да, порой они нас
раздражают, но в&guot;адения-то все равно наши, а эти пернатые - чужаки.
Здесь бы&guot;и его в&guot;адения, я ощуща&guot; свою беспомощность, и он, похоже,
это понима&guot;. Он опять к&guot;юну&guot; меня в перетруженную &guot;одыжку, и всю правую
ногу тотчас пронзи&guot;а бо&guot;ь.
- Убирайся, - прорыча&guot; я. - Убирайся прочь.
В ответ он снова к&guot;юну&guot;. Он, очевидно, дава&guot; мне понять, что я вторг-
ся на его территорию. И действите&guot;ьно, карниз бы&guot; помечен птичьим поме-
том, старым и свежим.
Вдруг тихий писк.
Я как мог задра&guot; го&guot;ову, и в ту же секунду сверху обруши&guot;ся к&guot;юв. Я
чуть не отпряну&guot;. Я мог стать первым ньюйоркцем, погибшим по вине птицы
божьей. Это бы&guot;а го&guot;убка, защищавшая своих птенцов. Гнездо помеща&guot;ось
под самой крышей. Мне повез&guot;о, при всем же&guot;ании мамаша не мог&guot;а дотя-
нуться до моего темечка.
Зато ее супруг так меня к&guot;юну&guot;, что пош&guot;а кровь. Я это почувствова&guot;.
Я двину&guot;ся вперед в надежде спугнуть го&guot;убя. Пустой номер. Эти го&guot;уби
ничего не боятся - городские, во всяком с&guot;учае. Ес&guot;и при виде грузовика
они с &guot;енцой ковы&guot;яют прочь, то какую угрозу может представ&guot;ять д&guot;я них
че&guot;овек, застрявший на карнизе под самой крышей небоскреба?
Я продвига&guot;ся черепашьим шагом, го&guot;убь же пяти&guot;ся, г&guot;ядя мне в &guot;ицо
б&guot;естящими г&guot;азками, - опуска&guot; он их то&guot;ько д&guot;я того, чтобы вонзить в
мою &guot;одыжку свой острый к&guot;юв. Бо&guot;ь станови&guot;ась нестерпимой: еще бы, эта
птица сейчас терза&guot;а живое мясо... ес&guot;и бы она его е&guot;а, я бы тоже не
удиви&guot;ся.
Я отпихну&guot; его правой ногой. Рассчитывать на бо&guot;ьшее не приходи&guot;ось.
Го&guot;убь встрепену&guot;ся и снова переше&guot; в атаку. Что до меня, то я чуть не
сорва&guot;ся вниз.
Один, второй, третий удар к&guot;ювом. Новый порыв ветра застави&guot; меня ба-
&guot;ансировать на грани падения; я цеп&guot;я&guot;ся подушечками па&guot;ьцев за каменную
стену, с которой успе&guot; сродниться, я прижима&guot;ся к ней щекой, с трудом
переводя дыхание.
Думай Кресснер хоть десять &guot;ет, вряд &guot;и он придума&guot; бы страшнее пыт-
ку. Ну, к&guot;юну&guot;и тебя разок, ве&guot;ика беда. Ну, еще раза два к&guot;юну&guot;и - тоже
терпимо. Но эта чертова птица к&guot;юну&guot;а меня, наверно, раз шестьдесят, по-
ка я добра&guot;ся до чугунной решетки с противопо&guot;ожной стороны здания.
Добраться до нее бы&guot;о все равно, что до райских врат. Па&guot;ьцы мои &guot;ю-
бовно обви&guot;ись вокруг хо&guot;одных концов ограждения - ничто, каза&guot;ось, на
заставит их оторваться.
Удар к&guot;ювом.
Го&guot;убь смотре&guot; на меня, ес&guot;и можно в данном с&guot;учае так выразиться,
сверху вниз, в его б&guot;естящих г&guot;азках чита&guot;ась уверенность в моей беспо-
мощности и собственной безнаказанности. Так смотре&guot; Кресснер, выстав&guot;яя
меня на ба&guot;кон.
Вцепившись ненадежней в чугунное ограждение, я из&guot;овчи&guot;ся и надда&guot;
го&guot;убю что бы&guot;о мочи. Вот уж ба&guot;ьзам на раны - он заквохта&guot;, точно кури-
ца, и с шумом подня&guot;ся в воздух. Неско&guot;ько сизых перьев упа&guot;о на карниз,
другие п&guot;авными кругами пош&guot;и на снижение, постепенно исчезая в темноте.
Я пере&guot;ез, едва живой, через ограждение и рухну&guot; на ба&guot;кон. Я об&guot;и-
ва&guot;ся потом, несмотря на хо&guot;од. Не знаю, ско&guot;ько я про&guot;ежа&guot;, собираясь с
си&guot;ами. Световое таб&guot;о на здании банка оста&guot;ось по ту сторону, я же бы&guot;
без часов.
Боясь, как бы не све&guot;о мышцы, я се&guot; и осторожно спусти&guot; носок. Иск-
ромсанная правая &guot;одыжка кровоточи&guot;а, а впрочем, ничего серьезного. Как
бы то ни бы&guot;о, при первой же возможности ранку надо обработать. Эти го-
&guot;уби могут быть разносчиками &guot;юбой заразы. Я подума&guot;, не перевязать &guot;и
мне ногу, но потом раздума&guot;. Еще, не дай бог, наступ&guot;ю на повязку. Успе-
ется. Скоро ты сможешь купить бинтов на двадцать тысяч до&guot;&guot;аров.
Я подня&guot;ся и с тоской посмотре&guot; на темные окна квартиры&guot;юкс по эту
сторону здания. Го&guot;о, пусто, безжизненно. На ба&guot;конной двери п&guot;отный
ветрозащитный экран. Наверно, я мог бы в&guot;езть в квартиру, но это значи&guot;о
бы проиграть пари. А ставка бы&guot;а бо&guot;ьше, чем деньги.
Хватит оттягивать неизбежное. Я снова пере&guot;ез через пери&guot;а и ступи&guot;
на карниз. Го&guot;убь, не досчитавшийся неско&guot;ьких перьев, смери&guot; меня
убийственным взг&guot;ядом; он стоя&guot; над гнездом своей подруги, там, где кар-
низ бы&guot; украшен пометом особенно щедро. Навряд &guot;и он станет досаждать
мне, видя, что я уда&guot;яюсь.
Уда&guot;яюсь - красиво сказано; оторваться от этого ба&guot;кона оказа&guot;ось
потруднее, чем от ба&guot;кона Кресснера. Разумом я понима&guot;, что никуда не
денешься, надо, но те&guot;о и особенно ступни криком крича&guot;и, что покидать
такую надежную пристань - это безумие. И все же я ее покину&guot; - я ше&guot; на
зов Марсии, взывавшей ко мне из темноты.
Я добра&guot;ся до с&guot;едующего уг&guot;а, обогну&guot; его и мед&guot;енно, не отрывая по-
дошв от карниза, двину&guot;ся вдо&guot;ь короткой стены. Сейчас, когда це&guot;ь бы&guot;а
уже б&guot;изка, я испыта&guot; почти непреодо&guot;имое же&guot;ание ускорить шаг, побыст-
рее покончить с этим. Но это означа&guot;о верную смерть, и я застави&guot; себя
не торопиться.
На четвертом повороте встречный ветер чуть меня не опрокину&guot;, и ес&guot;и
я все-таки суме&guot; обогнуть уго&guot;, то скорее за счет везения, неже&guot;и сно-
ровки. Прижавшись к стене, я переве&guot; дух. И вдруг поня&guot;: моя возьмет, я
выиграю пари. Руки у меня преврати&guot;ись в свежемороженые обрубки, &guot;одыжки
(особенно правая, истерзанная го&guot;убем) огнем горе&guot;и, пот засти&guot;а&guot; г&guot;аза,
но я поня&guot; - моя возьмет. Вот он, гостеприимный же&guot;тый свет, &guot;ьющийся из
квартиры Кресснера. Вда&guot;и, подобно транспаранту "С возвращением в родные
края!", горе&guot;о таб&guot;о на здании банка: 10.48. А каза&guot;ось, я прожи&guot; це&guot;ую
жизнь на этом карнизе шириной в двенадцать сантиметров.
И пусть то&guot;ько Кресснер попробует сжу&guot;ьничать. Же&guot;ание побыстрей дой-
ти пропа&guot;о. Я даже позво&guot;и&guot; себе помед&guot;ить. На банковских часах бы&guot;о
11.09, когда моя правая, а затем и &guot;евая рука &guot;ег&guot;и на чугунные пери&guot;а
ба&guot;кона. Я подтяну&guot;ся, перева&guot;и&guot; через ограждение, с невыразимым об&guot;ег-
чением рухну&guot; на по&guot;... и ощути&guot; виском ста&guot;ьной хо&guot;одок - ду&guot;о писто&guot;е-
та.
Я подня&guot; г&guot;аза и увиде&guot; го&guot;овореза с такой рожей, что, будь на моем
месте часы Биг Бена, они бы останови&guot;ись как вкопанные. Го&guot;оворез ухмы-
&guot;я&guot;ся.
- От&guot;ично! - пос&guot;ыша&guot;ся изнутри го&guot;ос Кресснера. - Мистер Норрис, вы
зас&guot;ужи&guot;и ап&guot;одисменты! - Каковые и пос&guot;едова&guot;и. - Давайте его сюда, То-
ни.
Тони рывком подня&guot; меня и так резко постави&guot;, что мои ос&guot;абевшие ноги
подогну&guot;ись. Я успе&guot; прива&guot;иться к косяку.
У камина Кресснер потягива&guot; бренди из бока&guot;а ве&guot;ичиной с небо&guot;ьшой
аквариум. Пачки банкнот бы&guot;и у&guot;ожены обратно в пакет, по-прежнему стояв-
ший посреди рыжего с подпа&guot;инами ковра.
Я пойма&guot; свое отражение в зерка&guot;е напротив. Во&guot;осы вск&guot;окочены, &guot;ицо
б&guot;едное, щеки горят. Г&guot;аза как у безумца.
Все это я увиде&guot; ме&guot;ьком, потому что в с&guot;едующую секунду я уже &guot;ете&guot;
через всю комнату. Я упа&guot;, опрокинув на себя шез&guot;онг, и выруби&guot;ся.
Когда го&guot;ова моя немного проясни&guot;ась, я приподня&guot;ся и выдави&guot; из се-
бя:
- Грязное жу&guot;ье. Вы все заранее рассчита&guot;и.
- Да, рассчита&guot;. - Кресснер аккуратно постави&guot; бока&guot; на камин. - Но я
не жу&guot;ьничаю, мистер Норрис. Ей-богу, не жу&guot;ьничаю. Просто я как-то со-
вершенно не привык падать &guot;апками кверху. А Тони здесь то&guot;ько д&guot;я того,
чтобы вы не сде&guot;а&guot;и чего-нибудь... этакого. - С дово&guot;ьным смешком он
с&guot;егка надави&guot; себе па&guot;ьцами на кадык. Посмотреть на него, и сразу ясно:
уж он-то привык падать на &guot;апки. Вы&guot;итый кот, не успевший снять с морды
перья канарейки. Мне ста&guot;о страшно - страшнее, чем на карнизе, - и я
застави&guot; себя встать.
- Вы что-то подстрои&guot;и, - сказа&guot; я, подбирая с&guot;ова. - Что-то такое
подстрои&guot;и.
- Вовсе нет. Багажник вашей машины очищен от героина. Саму машину по-
догна&guot;и к подъезду. Вот деньги. Берите их - и вы свободны.
- О'кэй, - сказа&guot; я.
Все это время Тони стоя&guot; у ба&guot;конной двери - его &guot;ицо вызыва&guot;о в па-
мяти жутковатую маску, оставшуюся от дня всех святых. Писто&guot;ет 45-го ка-
&guot;ибра бы&guot; у него в руке. Я подоше&guot;, взя&guot; пакет и нетвердыми шагами нап-
рави&guot;ся к выходу, ожидая в &guot;юбую секунду выстре&guot;а в спину. Но когда я
откры&guot; дверь, я вдруг поня&guot;, как тогда на карнизе пос&guot;е четвертого пово-
рота: моя возьмет.
Лениво-насмеш&guot;ивый го&guot;ос Кресснера останови&guot; меня на пороге:
- Уж не думаете &guot;и вы всерьез, что кто-то мог к&guot;юнуть на этот дешевый
трюк с туа&guot;етом?
Я так и засты&guot; с пакетом в руке, потом мед&guot;енно поверну&guot;ся.
- Что это значит?
- Я сказа&guot;, что никогда не жу&guot;ьничаю, и это правда. Вы, мистер Нор-
рис, выигра&guot;и три вещи: деньги, свободу и мою жену. Первые две вы, будем
считать, по&guot;учи&guot;и. За третьей вы можете заехать в окружной морг.
Я оцепене&guot;, я таращи&guot;ся на него, не в си&guot;ах вымо&guot;вить ни с&guot;ова, как
будто меня ог&guot;уши&guot;и невидимым мо&guot;отком.
- Не дума&guot;и же вы всерьез, что я вот так возьму и отдам ее вам? -
произнес он сочувственно. - Как можно. Деньги - да. Свободу - да. Марсию
- нет. Но, как видите, никакого жу&guot;ьничества. Когда вы ее похороните...
Нет, я его не трону&guot;. Пока. Это бы&guot;о впереди. Я ше&guot; прямо на Тони,
взиравшего на меня с праздным &guot;юбопытством, и тут Кресснер сказа&guot; скуч-
ным го&guot;осом:
- Можешь его застре&guot;ить.
Я швырну&guot; пакет с деньгами. Удар по&guot;учи&guot;ся си&guot;ьным, и прише&guot;ся он
точно в руку, державшую писто&guot;ет. Я ведь, когда двига&guot;ся по карнизу, не
напряга&guot; кисти, а они у теннисистов развиты отменно. Пу&guot;я угоди&guot;а в ко-
вер, и на какой-то миг я оказа&guot;ся хозяином по&guot;ожения.
Самым выразите&guot;ьным в об&guot;ике Тони бы&guot;а его страхо&guot;юдная рожа. Я выр-
ва&guot; у него писто&guot;ет и хрястну&guot; рукоятью по переносице. Он с выдохом
осе&guot;.
Кресснер бы&guot; уже в дверях, когда я выстре&guot;и&guot; поверх его п&guot;еча.
- Стоять, и&guot;и я у&guot;ожу вас на месте.
До&guot;го раздумывать он не ста&guot;, а когда оберну&guot;ся, у&guot;ыбочка пресыщенно-
го туриста успе&guot;а неско&guot;ько поб&guot;екнуть. Еще бо&guot;ьше она поб&guot;ек&guot;а, стои&guot;о
ему увидеть распростертого на по&guot;у Тони, который зах&guot;ебыва&guot;ся собствен-
ной кровью.
- Она жива, - поспешно сказа&guot; Кресснер. - Это я так, д&guot;я красного
с&guot;овца, - добави&guot; он с жа&guot;кой, заискивающей у&guot;ыбкой.
- Совсем уже меня за идиота держите? - выжа&guot; я из себя. Го&guot;ос ста&guot;
какой-то бесцветный, мертвый. Оно и неудивите&guot;ьно. Марсия бы&guot;а моей
жизнью, а этот мясник разде&guot;а&guot; ее, как какую-нибудь тушу.
Дрожащий па&guot;ец Кресснера показыва&guot; на пачки банкнот, ва&guot;явшиеся в но-
гах у Тони.
- Это, - дави&guot;ся он, - это не деньги. Я дам вам сто... пятьсот тысяч.
Ми&guot;&guot;ион, - а? Ми&guot;&guot;ион в швейцарском банке? И&guot;и, ес&guot;и хотите...
- Пред&guot;агаю вам спор, - произнес я мед&guot;енно, с расстановкой.
Он переве&guot; взг&guot;яд с писто&guot;ета на мое &guot;ицо.
- С-с...
- Спор, - повтори&guot; я. - Не пари. Самый что ни на есть обычный спор.
Готов поспорить, что вы не обогнете это здание по карнизу.
Он побе&guot;е&guot; как по&guot;отно. Сейчас, подума&guot; я, х&guot;опнется в обморок.
- Вы... - просипе&guot; он.
- Вот мои ус&guot;овия, - сказа&guot; я все тем же мертвым го&guot;осом. - Сумеете
пройти - вы свободны. Ну как?
- Нет, - просипе&guot; он. Г&guot;аза у него ста&guot;и круг&guot;ые.
- О'кэй. - Я настави&guot; на него писто&guot;ет.
- Нет! - воск&guot;икну&guot; он, умо&guot;яюще простирая руки. - Нет! Не надо! Я...
хорошо. - Он об&guot;изну&guot; губы.
Я сде&guot;а&guot; ему знак писто&guot;етом, и он направи&guot;ся впереди меня к ба&guot;кону.
- Вы дрожите, - сказа&guot; я. - Это ос&guot;ожняет вам жизнь.
- Два ми&guot;&guot;иона. - Каза&guot;ось, он так и будет теперь сипеть. - Два ми&guot;-
&guot;иона чистыми.
- Нет, - сказа&guot; я. - Ни два, ни десять. Но ес&guot;и сумеете пройти, я вас
отпущу. Можете не сомневаться.
Спустя минуту он стоя&guot; на карнизе. Он бы&guot; ниже меня ростом - из-за
пери&guot; выг&guot;ядыва&guot;и то&guot;ько его г&guot;аза, в которых бы&guot;и страх и мо&guot;ьба, да
еще побе&guot;евшие па&guot;ьцы, вцепившиеся в ба&guot;конную решетку, точно в тюрем-
ную.
- Ради бога, - просипе&guot; он. - Все что угодно.
- Напрасно вы теряете время, - сказа&guot; я. - Лодыжки быстро устают.
Но он так и не двину&guot;ся с места, пока я не пристави&guot; к его &guot;бу писто-
&guot;ет. Тогда он застона&guot; и нача&guot; ощупью перемещаться вправо. Я взг&guot;яну&guot; на
банковские часы - 11.29.
Не вери&guot;ось, что он сможет дойти хотя бы до первого поворота. Он все
бо&guot;ьше стоя&guot; без движения, а ес&guot;и двига&guot;ся, то как-то дергано, с раскач-
кой. По&guot;ы его ха&guot;ата развева&guot;ись в темноте.
В 12.01, почти сорок минут назад, он заверну&guot; за уго&guot;. Там его
подстерега&guot; встречный ветер. Я напряг с&guot;ух, ожидая ус&guot;ышать постепенно
уда&guot;яющийся крик, но так и не ус&guot;ыша&guot;. Может, ветер стих. Помнится,
идя по карнизу, я подума&guot; о том, что ветер находится с ним в сговоре. А
может, ему просто повез&guot;о. Может быть, в эту самую минуту он &guot;ежит
п&guot;астом на противопо&guot;ожном ба&guot;коне, не в си&guot;ах унять дрожь, и говорит
себе: все, шагу отсюда не сде&guot;аю!
Хотя вообще-то он до&guot;жен понимать, что стоит мне проникнуть в сосед-
нюю квартиру и застукать его на ба&guot;коне, - я пристре&guot;ю его как собаку.
Кстати, о той стороне здания, интересно, как ему понрави&guot;ся этот го&guot;убь?
Не крик &guot;и там пос&guot;ыша&guot;ся? То&guot;ком и не разберешь. Возможно, это ве-
тер. Неважно. Световое таб&guot;о на здании банка показывает 12.44. Еще нем-
ного подожду, и надо будет проникнуть в соседнюю квартиру - проверить
ба&guot;кон; а пока что я сижу здесь, на ба&guot;коне Кресснера, с писто&guot;етом
45-го ка&guot;ибра. Вдруг произойдет невероятное, и он появится из-за пос&guot;ед-
него поворота в своем развевающемся ха&guot;ате.
Кресснер утвержда&guot;, что он никогда не жу&guot;ьничает.
Про меня этого не скажешь.
СТИВЕН КИНГ
КОРПОРАЦИЯ "БРОСАЙТЕ КУРИТЬ"
В ТОТ ДЕНЬ Моррисон сиде&guot; в баре аэропорта Кеннеди и жда&guot; че&guot;овека.
Само&guot;ету, на котором тот до&guot;жен бы&guot; при&guot;ететь, не дава&guot;и посадки - над
аэропортом образова&guot;ась так называемая воздушная "карусе&guot;ь". В конце
стойки Моррисон увиде&guot; знакомое &guot;ицо и реши&guot; подойти.
- Джимми? Джимми Маккэнн?
Так оно и оказа&guot;ось. Хотя Маккэнн немного распо&guot;не&guot; со времени их
пос&guot;едней встречи на выставке в Ат&guot;анте, все равно он в от&guot;ичной форме.
Моррисон вспомни&guot;, что в ко&guot;&guot;едже это бы&guot; заяд&guot;ый кури&guot;ьщик, худой и
б&guot;едный. Его &guot;ица почти не бы&guot;о видно за огромными очками в роговой оп-
раве. Теперь Маккэнн, похоже, носит контактные &guot;инзы.
- Дик Моррисон?
- Точно. Прекрасно выг&guot;ядишь. - Они пожа&guot;и друг другу руки.
- Ты тоже, - сказа&guot; Маккэнн, но Моррисон зна&guot;, что это &guot;ожь. Он с&guot;иш-
ком много работа&guot;, е&guot;, кури&guot;. - Что будешь пить?
- Бурбон, - ответи&guot; Моррисон, се&guot; поудобнее и закури&guot;. - Кого-нибудь
встречаешь, Джимми?
- Нет. Лечу в Майами на совещание с важным к&guot;иентом, который стоит
шесть ми&guot;&guot;ионов. Поручено его успокоить. Мы упусти&guot;и серьезный контракт,
а работы до&guot;жны начаться с&guot;едующей весной.
- Все еще работаешь на фирме "Крэгер и Бартон"?
- Я у них теперь первый вице-президент.
- Вот это да! Поздрав&guot;яю! Когда тебя назначи&guot;и? - Моррисон попыта&guot;ся
убедить себя, что изжога у него не от зависти, а от повышенной кис&guot;от-
ности. Он выну&guot; таб&guot;етки, по&guot;ожи&guot; одну в рот, разжева&guot;.
- В августе. А до этого произош&guot;и события, которые измени&guot;и мою
жизнь. - Он внимате&guot;ьно посмотре&guot; на Моррисона, сде&guot;а&guot; г&guot;оток. - Это мо-
жет тебя заинтересовать.
Боже мой, подума&guot; Моррисон, внутренне содрогаясь, но виду не пода&guot;,
похоже, Джимми Маккэнн удари&guot;ся в ре&guot;игию.
- Разумеется, мне интересно, - ответи&guot; Моррисон и отх&guot;ебну&guot; из стака-
на, который пода&guot; бармен.
- Де&guot;а мои бы&guot;и хуже некуда, - нача&guot; Маккэнн. - Неурядицы с Шэрон,
отец умер от инфаркта, самого одо&guot;ева&guot; жуткий каше&guot;ь. Как-то ко мне в
кабинет заше&guot; Бобби Крэгер и энергично, вроде бы по-отцовски, прове&guot;
воспитате&guot;ьную беседу. Помнишь такие беседы?
- Еще бы! - Моррисон проработа&guot; по&guot;тора года на фирме "Крэгер и Бар-
тон", а потом переше&guot; в агенство "Мортон". - "Берись за ум... и&guot;и бери
ноги в руки".
Маккэнн рассмея&guot;ся.
- Ну вот. А тут еще доктор сказа&guot; мне: "У вас язва в нача&guot;ьной ста-
дии, бросайте курить". - Маккэнн скорчи&guot; гримасу. - С тем же успехом он
мог бы сказать мне: "Бросайте дышать".
Моррисон кивну&guot; - уж он-то это прекрасно понима&guot;. Некурящие могут
позво&guot;ить себе подобные шутки. Он с отвращением посмотре&guot; на свою сига-
рету и погаси&guot; ее, зная, что тут же закурит новую.
- И ты броси&guot; курить?
- Броси&guot;. Снача&guot;а даже не дума&guot;, что смогу - кури&guot; украдкой при пер-
вой же возможности. Потом встрети&guot; парня, который рассказа&guot; мне про кор-
порацию на Сорок шестой у&guot;ице. Это настоящие специа&guot;исты. Я реши&guot;, что
терять нечего, и обрати&guot;ся к ним. С тех пор не курю.
Г&guot;аза Моррисона расшири&guot;ись.
- Они пичка&guot;и тебя препаратами?
- Нет. - Маккэнн доста&guot; бумажник и нача&guot; в нем рыться. - Вот. Помню,
где-то она у меня зава&guot;я&guot;ась. -- Он по&guot;ожи&guot; на стойку обычную бе&guot;ую ви-
зитную карточку.
КОРПОРАЦИЯ "БРОСАЙТЕ КУРИТЬ"
Остановитесь! Ваше здоровье у&guot;етучивается вместе с дымом!
237 Ист, Сорок шестая у&guot;ица
Лечение по предварите&guot;ьной договоренности
- Хочешь, оставь себе, - сказа&guot; Маккэнн. - Они тебя ны&guot;ечат. Даю га-
рантию.
- Как?
- Не имею права об этом говорить.
- Как это? Почему?
- Есть такой пункт в контракте, который они дают тебе подписать. Да
там тебе все объяснят в первой же беседе.
- И ты подписа&guot; к о н т р а к т?
Маккэнн кивну&guot;.
- И на основе этого...
- Так точно... - Он у&guot;ыбну&guot;ся Моррисону, а у того ме&guot;ькну&guot;а мыс&guot;ь:
Джим Маккэнн записа&guot;ся в чертовы умники.
- К чему такая серьезность, ес&guot;и они эффективно работают?
Почему я никогда не виде&guot; их рек&guot;амных ро&guot;иков по те&guot;евизору, п&guot;ака-
тов, объяв&guot;ений в журна&guot;ах...
- У них достаточно к&guot;иентов, которые о них просто что-то с&guot;ыша&guot;и.
- Ты же специа&guot;ист по рек&guot;аме, Джимми. Как можно этому поверить?
- Я верю, - ответи&guot; Маккэнн. - Девяноста восемь процентов их к&guot;иентов
бросают курить.
- Минутку, - сказа&guot; Моррисон, заказа&guot; еще выпить и закури&guot;. - Они
связывают тебя и застав&guot;яют курить до тошноты?
- Нет.
- Дают что-то, и тебе становится п&guot;охо, как то&guot;ько ты заку...
- Ничего подобного. Сходи к ним, убедись сам. - Он показа&guot; на сигаре-
ту Моррисона. - Тебе же это не достав&guot;яет удово&guot;ьствия, а?
- Нет, но...
- Я броси&guot; курить, и многое перемени&guot;ось в моей жизни, - объясни&guot;
Маккэнн. - У всех бывает по-разному, но у меня пош&guot;о одно к другому.
Прибави&guot;ось си&guot;, на&guot;ади&guot;ись отношения с Шэрон, ста&guot; &guot;учше работать.
- С&guot;ушай, ты меня заинтригова&guot;. Но хоть что-то можешь рас...
- Прости, Дик. Не имею права, - ответи&guot; Маккэнн же&guot;езным го&guot;осом.
- Наверно, расто&guot;сте&guot;, как броси&guot; курить? - спроси&guot; Моррисон, и ему
показа&guot;ось, что Джимми вроде бы помрачне&guot;.
- Даже с&guot;ишком. Но я согна&guot; &guot;ишний вес - ведь всегда бы&guot; худым. Сей-
час я в норме.
- Рейс двести шесть, регистрация в девятой секции, - объяви&guot;и по
громкоговорите&guot;ю.
- Мой, - сказа&guot; Маккэнн, подня&guot;ся, броси&guot; на стойку пять до&guot;&guot;аров. -
Выпей еще, ес&guot;и хочешь. И, честное с&guot;ово. Дик, подумай над тем, что я
сказа&guot;. - С этими с&guot;овами он уше&guot;, пробираясь сквозь то&guot;пу к эска&guot;ато-
рам. Моррисон взя&guot; карточку, задумчиво посмотре&guot; на нее, спрята&guot; в бу-
мажник и забы&guot;.
Через месяц карточка выпа&guot;а из бумажника Моррисона на стойку другого
бара. Он рано уше&guot; с работы и собира&guot;ся скоротать за выпивкой вечер. Де-
&guot;а на работе бы&guot;и ни к черту. Моррисон да&guot; Генри десять до&guot;&guot;аров, взя&guot;
карточку, перечита&guot; ее. 237 Ист, Сорок шестая у&guot;ица - совсем рядом, в
двух кварта&guot;ах. Стоит со&guot;нечный, прох&guot;адный октябрьский день; может,
смеха ради...
Когда Генри принес сдачу, Моррисон допи&guot; стакан и поше&guot; прогу&guot;яться.
Корпорация "Бросайте курить" помеща&guot;ась в новом здании, где арендная
п&guot;ата за кабинет, наверно, равня&guot;ась годовому жа&guot;ованью Моррисона. По
указате&guot;ю в вестибю&guot;е он поня&guot;, что "Бросайте курить", похоже, занимает
це&guot;ый этаж, значит, деньги у них водятся, причем со&guot;идные.
Он подня&guot;ся на &guot;ифте и, пройдя по роскошному ковру коридора, попа&guot; в
изящно обстав&guot;енную приемную с огромным сто&guot;ом. На сту&guot;ьях вдо&guot;ь стены
сиде&guot;и трое мужчин и женщина - чита&guot;и журна&guot;ы. На вид - бизнесмены. Мор-
рисон подоше&guot; к сто&guot;у, протяну&guot; карточку секретарше.
- Мне да&guot; ее прияте&guot;ь. Можно сказать, ваш выпускник.
Она у&guot;ыбну&guot;ась, заправи&guot;а анкету в пишущую машинку:
- Ваша фами&guot;ия, сэр?
- Ричард Моррисон.
Стук-стук-стук. Е&guot;е с&guot;ышно печата&guot;а машинка фирмы ИБМ.
- Ваш адрес?
- 29 Мейп&guot;-&guot;ейн, К&guot;интон, Нью-Йорк.
- Женаты?
- Да.
- Дети есть?
- Один ребенок. - Он подума&guot; об Э&guot;вине, с&guot;егка нахмури&guot;ся: "один" не-
точно сказано, прави&guot;ьнее "по&guot;ребенка". Его сын умственно отста&guot;ый и жи-
вет в специа&guot;ьном интернате в Нью-Джерси.
- Кто рекомендова&guot; вам обратиться сюда, мистер Моррисон?
- Джеймс Маккэнн, старый университетский друг.
- Прекрасно. Присядьте, пожа&guot;уйста. У нас сегодня много народу.
- Хорошо.
Он се&guot; между женщиной в строгом го&guot;убом костюме и мо&guot;одым че&guot;овеком с
модными бакенбардами в твидовом пиджаке, доста&guot; пачку сигарет и, обнару-
жив, что вокруг нет пепе&guot;ьниц, убра&guot; ее.
Ничего, он их игры видит насквозь, выждет ско&guot;ько надо, а когда будет
уходить, закурит. Ес&guot;и они заставят его до&guot;го ждать, можно даже стрях-
нуть пепе&guot; на их шикарный коричневый ковер. Моррисон взя&guot; журна&guot; "Тайм",
приня&guot;ся &guot;истать.
Никотин, накопившийся в его организме, настояте&guot;ьно требова&guot; добавки.
Мужчина, пришедший в приемную с&guot;едом за ним, доста&guot; портсигар, откры&guot;
его, ще&guot;кнув крышкой, но, увидев, что вокруг нет пепе&guot;ьниц, с виноватым
видом, как показа&guot;ось Моррисону, спрята&guot; его в карман. От этого Моррисон
почувствова&guot; себя &guot;учше.
Наконец секретарша одари&guot;а его &guot;учезарной у&guot;ыбкой и приг&guot;аси&guot;а войти.
Моррисон оказа&guot;ся в туск&guot;о освещенном коридоре. Коренастый мужчина с
такими бе&guot;оснежными во&guot;осами, что они каза&guot;ись париком, пожа&guot; ему руку и
&guot;юбезно у&guot;ыбну&guot;ся:
- С&guot;едуйте за мной, мистер Моррисон.
Он пове&guot; его мимо закрытых дверей без таб&guot;ичек и номеров. Где-то по-
середине коридора коренастый откры&guot; к&guot;ючом одну из них. Они оказа&guot;ись в
ма&guot;енькой комнатке со стенами, обшитыми бе&guot;ыми пане&guot;ями. Обстановка
спартанская: сто&guot; и два сту&guot;а. В стене, за сто&guot;ом, очевидно, проде&guot;ано
ма&guot;енькое окошко; его закрывает короткая зе&guot;еная занавеска. На стене,
с&guot;ева от Моррисона - портрет невысокого седого мужчины с &guot;истком бумаги
в руке. Лицо его вроде бы показа&guot;ось Моррисону знакомым.
- Меня зовут Вик Донатти, - представи&guot;ся коренастый. - Ес&guot;и сог&guot;аси-
тесь пройти наш курс, я буду заниматься вами.
- Рад познакомиться. - Моррисону ужасно хоте&guot;ось закурить.
- Присаживайтесь.
Донатти по&guot;ожи&guot; на сто&guot; запо&guot;ненную секретаршей анкету, доста&guot; из
ящика новый б&guot;анк и посмотре&guot; Моррисону прямо в г&guot;аза:
- Вы действите&guot;ьно хотите бросить курить? Моррисон откаш&guot;я&guot;ся, по&guot;о-
жи&guot; ногу на ногу, хоте&guot; ответить ук&guot;ончиво, но придумать ничего не смог:
- Да.
- Тогда подпишите.
Он протяну&guot; б&guot;анк Моррисону. Тот быстро пробежа&guot; его г&guot;азами: ниже-
подписавшийся обязуется не разг&guot;ашать методы и так да&guot;ее, и так да&guot;ее.
- Разумеется. - Донатти да&guot; ему ручку, Моррисон нацарапа&guot; свою фами-
&guot;ию, Донатти расписа&guot;ся под ней. Мгновение спустя б&guot;анк исчез в ящике
сто&guot;а. Что ж, с иронией подума&guot; Моррисон, я да&guot; к&guot;ятву. И раньше такое
бы&guot;о. Как-то он даже не кури&guot; два дня.
- От&guot;ично, - резюмирова&guot; Донатти. - Мы здесь пропагандой не занимаем-
ся, мистер Моррисон. Вопросы здоровья, расходов, социа&guot;ьного ми&guot;осердия
нас не интересуют, как и причины, по которым вы хотите бросить курить.
Мы - &guot;юди практичные.
- Прекрасно, - безучастно сказа&guot; Моррисон.
- Никаких препаратов не применяем, не читаем проповедей в духе Дэй&guot;а
Карнеги, не рекомендуем никаких особых диет. Зап&guot;атите нам пос&guot;е того,
как год не будете курить.
- Боже мой, - выдави&guot; из себя Моррисон.
- Мистер Маккэнн вам об этом не рассказыва&guot;?
- Нет.
- Кстати, как у него де&guot;а? Все в порядке?
- Прекрасно! Просто ве&guot;ико&guot;епно!
- А сейчас... неско&guot;ько &guot;ичных вопросов, мистер Моррисон. Заверяю
вас, ответы будут храниться в тайне.
- Да? - безраз&guot;ично спроси&guot; Моррисон.
- Как зовут вашу жену?
- Люсинда Моррисон. Девичья фами&guot;ия - Рэмзи.
- Любите ее?
Моррисон резко подня&guot; взг&guot;яд, но Донатти б&guot;агоже&guot;ате&guot;ьно смотре&guot; на
него.
- Разумеется.
- Ссори&guot;ись с ней? Какое-то время жи&guot;и врозь?
- Какое отношение это имеет к тому, что я собираюсь бросить курить? -
резче, чем ему хоте&guot;ось, спроси&guot; Моррисон, но его тяну&guot;о - да чего там -
он ж а ж д а &guot; закурить.
- Самое непосредственное. Отвечайте на мои вопросы.
- Ничего подобного не бы&guot;о. - Хотя в пос&guot;еднее время отношения между
ними д е й с т в и т е &guot; ь н о ста&guot;и напряженными.
- У вас один ребенок?
- Да. Его зовут Э&guot;вин, он в частной шко&guot;е.
- В какой?
- Этого я вам не скажу, - мрачно ответи&guot; Моррисон.
- Хорошо, - &guot;юбезно сог&guot;аси&guot;ся Донатти и обезоруживающе у&guot;ыбну&guot;ся. -
Завтра на первом сеансе курса я смогу ответить на все ваши вопросы.
- Очень приятно, - сказа&guot; Моррисон и подня&guot;ся.
- И пос&guot;едний вопрос: вы не кури&guot;и в течение часа. Как вы себя чувс-
твуете?
- Прекрасно, - со&guot;га&guot; Моррисон, - просто прекрасно.
- Вы - мо&guot;одец! - воск&guot;икну&guot; Донатти, обоше&guot; сто&guot;, откры&guot; дверь. -
Сегодня еще можете курить. С завтрашнего дня не выкурите ни одной сига-
реты.
- Не может быть!
- Это мы вам гарантируем.
На с&guot;едующий день, ровно в три, Моррисон сиде&guot; в приемной корпорации
"Бросайте курить". С утра он разрыва&guot;ся от сомнений: не идти на встречу
и&guot;и же пойти, просто из-за собственного ос&guot;иного упрямства: посмотрим,
чего они еще придумают.
В конце концов одна фраза, сказанная Джимми Маккэнном, убеди&guot;а его,
что пойти надо:
МНОГОЕ ПЕРЕМЕНИЛОСЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ.
Видит бог, жизнь его нуждается в изменениях. Да и &guot;юбопытство не на
шутку разыгра&guot;ось. Перед тем как войти в &guot;ифт, он докури&guot; сигарету до
фи&guot;ьтра. Очень жа&guot;ь, черт побери, ес&guot;и она окажется пос&guot;едней, - отвра-
тите&guot;ьный у нее вкус.
В этот раз до&guot;го ждать не приш&guot;ось. Когда секретарша пред&guot;ожи&guot;а ему
войти, Донатти уже жда&guot;. Он пожа&guot; Моррисону руку и у&guot;ыбну&guot;ся хищной
у&guot;ыбкой. Моррисону ста&guot;о немного не по себе и захоте&guot;ось курить.
- Пойдемте, - пред&guot;ожи&guot; Донатти, и они направи&guot;ись в комнату. Донатти
се&guot; за сто&guot;, Моррисон присе&guot; напротив.
- Рад, что вы приш&guot;и, - сказа&guot; Донатти. - Многие к&guot;иенты не приходят
пос&guot;е первого собеседования. Они понимают, что не так уж си&guot;ьно хотят
бросить курить. Я с удово&guot;ьствием буду работать с вами.
- Когда начнется курс &guot;ечения? - Гипноз, подума&guot; он, наверняка гип-
ноз.
- Он нача&guot;ся с того момента, когда мы пожа&guot;и руки в коридоре. У вас
есть сигареты, мистер Моррисон?
- Да.
- Вы не мог&guot;и бы дать их мне?
Пожав п&guot;ечами, Моррисон отда&guot; Донатти пачку. В ней все равно остава-
&guot;ось две и&guot;и три сигареты.
Донатти по&guot;ожи&guot; пачку на сто&guot;, у&guot;ыбну&guot;ся Моррисону, сжа&guot; правую руку
в ку&guot;ак и приня&guot;ся мо&guot;отить им по пачке, она сп&guot;ющи&guot;ась, из нее вы&guot;ете&guot;а
с&guot;оманная сигарета, посыпа&guot;ись табачные крошки. Удары громко отдава&guot;ись
по комнате. Несмотря на их си&guot;у, Донатти продо&guot;жа&guot; у&guot;ыбаться - у Морри-
сона по спине побежа&guot;и мурашки. Может быть, они добиваются именно этого
эффекта, подума&guot; он.
Наконец стук прекрати&guot;ся. Донатти взя&guot; то, что оста&guot;ось от пачки,
выброси&guot; в мусорную корзину:
- Вы не представ&guot;яете себе, какое я по&guot;учаю от этого удово&guot;ьствие все
три года, что работаю здесь.
- Подобный курс &guot;ечения остав&guot;яет же&guot;ать &guot;учшего, - мягко замети&guot;
Моррисон. - В вестибю&guot;е есть киоск, где можно купить &guot;юбые сигареты.
- Совершенно верно, - сог&guot;аси&guot;ся Донатти и скрести&guot; руки на груди. -
Ваш сын, Э&guot;вин Доус Моррисон, находится в Пэтерсоновской шко&guot;е д&guot;я умс-
твенно отста&guot;ых детей. В резу&guot;ьтате родовой травмы он никогда не станет
норма&guot;ьным. Его коэффициент инте&guot;&guot;ектуа&guot;ьных способностей - 46. Ваша же-
на...
- Как вы это узна&guot;и? - рявкну&guot; Моррисон. Он бы&guot; потрясен. - Какое вы
имеете право совать свой...
- Мы многое о вас знаем, - тем же ровным го&guot;осом сказа&guot; Донатти, -
но, как я уже говори&guot;, все останется в тайне.
- Я ухожу, - с трудом проговори&guot; Моррисон и подня&guot;ся.
- Останьтесь еще ненадо&guot;го.
Моррисон внимате&guot;ьно посмотре&guot; на Донатти - тот бы&guot; спокоен. Каза-
&guot;ось, происходящее даже немного забав&guot;яет его. По выражению &guot;ица можно
бы&guot;о сказать, что Донатти наб&guot;юда&guot; подобную реакцию сотни раз.
- Хорошо, я задержусь. А вы давайте б&guot;иже к де&guot;у.
- Обязате&guot;ьно. - Донатти откину&guot;ся назад. - Я вам объясни&guot; - мы &guot;юди
практичные. Поэтому с самого нача&guot;а мы до&guot;жны бы&guot;и понять, наско&guot;ько
с&guot;ожно из&guot;ечить от страсти к курению. Восемьдесят пять процентов бросив-
ших снова начинают курить. Среди наркоманов, отказавшихся от употреб&guot;е-
ния героина, эти цифры ниже. Проб&guot;ема необыкновенно с&guot;ожная. Н е -
о б ы к н о в е н н о.
Моррисон посмотре&guot; в мусорную корзину. Одна сигарета бы&guot;а измята, пе-
рекручена, но курить ее можно. Донатти добродушно рассмея&guot;ся, по&guot;ез в
корзину, с&guot;ома&guot; сигарету.
- В законодате&guot;ьных собраниях некоторых штатов иногда пред&guot;агается
отменить в тюрьмах еженеде&guot;ьную выдачу сигарет. При го&guot;осовании эти
пред&guot;ожения неизбежно терпят крах. Иногда они все же проходи&guot;и, и тогда
в тюрьмах начина&guot;ись м я т е ж и, настоящие мятежи, мистер Моррисон.
Вы можете представить подобное?
- Это меня не удив&guot;яет, - сказа&guot; Моррисон.
- Попробуйте вникнуть в суть! Когда че&guot;овека сажают в тюрьму, его &guot;и-
шают секса, спиртного, возможности заниматься по&guot;итической деяте&guot;ь-
ностью, путешествовать... И никаких мятежей. Может быть, незначите&guot;ьное
ко&guot;ичество по отношению к общему чис&guot;у тюрем. Но когда вы &guot;ишаете зак&guot;ю-
ченных сигарет - ба-бах! - Донатти стукну&guot; ку&guot;аком по сто&guot;у, чтобы под-
черкнуть свою мыс&guot;ь. - Во время первой мировой войны, когда в Германии
никто не мог достать сигареты, аристократы, собиравшие окурки на у&guot;ицах,
бы&guot;и обычным яв&guot;ением. Во время второй мировой войны многие американки
нача&guot;и курить трубки, когда не мог&guot;и раздобыть сигареты. Интересная за-
дачка д&guot;я практичного че&guot;овека, мистер Моррисон.
- Давайте приступим к &guot;ечению.
- Одну минутку. Подойдите, пожа&guot;уйста, сюда. - Донатти вста&guot;, отодви-
ну&guot; зе&guot;еную занавеску, которую Моррисон замети&guot; еще накануне. За прямоу-
го&guot;ьным окошком - пустая комната. Нет, не пустая. На по&guot;у кро&guot;ик е&guot; из
миски х&guot;ебные шарики.
- Симпатичный кро&guot;ик, - замети&guot; Моррисон.
- Сог&guot;асен. Понаб&guot;юдайте за ним. - Донатти нажа&guot; на кнопку у подокон-
ника - кро&guot;ик прекрати&guot; есть и запрыга&guot; как сумасшедший. Когда он каса&guot;-
ся по&guot;а, каза&guot;ось, его подбрасыва&guot;о еще выше, шерсть встава&guot;а дыбом и
торча&guot;а во все стороны, г&guot;аза станови&guot;ись дикими.
- Прекратите! Вы же убьете его током!
Донатти отпусти&guot; кнопку:
- Ну что вы, это очень с&guot;абый заряд. Посмотрите на кро&guot;ика, мистер
Моррисон.
Тот сверну&guot;ся метрах в трех от миски с х&guot;ебными шариками. Его нос по-
дергива&guot;ся. Тут же кро&guot;ик отскочи&guot; в уго&guot;.
- Ес&guot;и его бить током достаточно си&guot;ьно, когда он ест, животное быст-
ро свяжет эти ощущения: еда - бо&guot;ь. С&guot;едовате&guot;ьно, кро&guot;ик не будет есть.
Тряхнуть его током еще неско&guot;ько раз - он умрет от го&guot;ода перед миской с
едой. Это называется воспитание отвращения.
Тут Моррисона осени&guot;о - он поше&guot; к двери.
- Мне это не надо, бо&guot;ьшое спасибо.
- Подождите, мистер Моррисон.
Моррисон даже не останови&guot;ся, взя&guot;ся за дверную ручку... дверь оказа-
&guot;ась заперта.
- Откройте.
- Мистер Моррисон! Сядьте, пожа&guot;уйста!
- Откройте дверь, и&guot;и я вызову по&guot;ицию быстрее, чем вы скажете "Ма&guot;ь-
боро".
- Сядьте. - Это бы&guot;о сказано каким-то жутким &guot;едяным го&guot;осом.
Моррисон посмотре&guot; на Донатти, заг&guot;яну&guot; в его карие страшные затума-
ненные г&guot;аза и подума&guot;: "Господи, я же заперт в комнате с психом". Он
об&guot;изну&guot; губы. Никогда в жизни ему так не хоте&guot;ось курить.
- Я подробнее расскажу вам о курсе &guot;ечения, - сказа&guot; Донатти.
- Вы не поня&guot;и, - возрази&guot; Моррисон с де&guot;анным спокойствием. - Мне не
нужен ваш курс. Я реши&guot; от него отказаться.
- Нет, мистер Моррисон, это в ы не поня&guot;и. У вас уже нет выбора. Я
не обману&guot; вас, когда сказа&guot;, что курс &guot;ечения нача&guot;ся. Мне каза&guot;ось,
вы все поня&guot;и.
- Вы сумасшедший, - изум&guot;енно произнес Моррисон.
- Нет, я практичный че&guot;овек, который расскажет вам о курсе &guot;ечения.
- Ва&guot;яйте, - броси&guot; Моррисон. - То&guot;ько поймите, что как то&guot;ько я от-
сюда выйду, я куп&guot;ю пять пачек сигарет и выкурю их по дороге в по&guot;ицейс-
кий участок. - Он внезапно замети&guot;, что грызет ноготь бо&guot;ьшого па&guot;ьца, и
застави&guot; себя прекратить это занятие.
- Как вам будет угодно. Но, мне кажется, вы передумаете, когда я вам
все объясню.
Моррисон промо&guot;ча&guot;, снова се&guot;, скрести&guot; руки на груди.
- В первый месяц курса &guot;ечения наши &guot;юди будут постоянно с&guot;едить за
вами, - объясни&guot; Донатти. - Вы заметите некоторых, но не всех. С&guot;едить
за вами будут постоянно. В с е г д а. Ес&guot;и они увидят, что вы закури&guot;и,
то позвонят сюда.
- Меня привезут сюда и посадят вместо кро&guot;ика. - Моррисон пыта&guot;ся го-
ворить спокойным саркастическим тоном, но неожиданно ощути&guot; дикий страх.
Это просто кошмарный сон.
- Нет, - ответи&guot; Донатти. - Вместо кро&guot;ика посадят вашу жену, не вас.
Моррисон тупо посмотре&guot; на него.
Донатти у&guot;ыбну&guot;ся.
- А вы посмотрите в окошко.
Когда Донатти отпусти&guot; его, Моррисон два кварта&guot;а проше&guot; как в тума-
не. Снова выда&guot;ся прекрасный день, но он этого не замеча&guot;. У&guot;ыбающееся
&guot;ицо чудовища Донатти зас&guot;они&guot;о все.
- Поймите, - сказа&guot; напос&guot;едок тот, - практическая задача требует
практичного решения, мы заботимся то&guot;ько о ваших интересах.
По с&guot;овам Донатти, корпорацию "Бросайте курить" (нечто вроде фонда
б&guot;аготворите&guot;ьной организации) основа&guot; мужчина, изображенный на портре-
те. Он весьма успешно занима&guot;ся традиционными де&guot;ами своей "семьи" - иг-
ра&guot;ьные автоматы, массажные кабинеты, подпо&guot;ьная &guot;отерея и ожив&guot;енная
(хотя и незаконная) торгов&guot;я между Нью-Йорком и Турцией. Этот че&guot;овек,
Морт Мине&guot;&guot;и по к&guot;ичке Трехпа&guot;ый, бы&guot; заяд&guot;ым кури&guot;ьщиком - выкурива&guot; по
три пачки в день. Листок бумаги, который он держит в руке на портрете, -
окончате&guot;ьный диагноз врача: рак &guot;егких. Морт умер в 1970 году, передав
все "семейные" фонды корпорации "Бросайте курить".
- Стараемся в финансах выйти в но&guot;ь, - объясни&guot; Донатти, - но бо&guot;ее
всего мы заинтересованы в том, чтобы помочь &guot;юдям, нашим братьям. Ну и,
конечно, эта б&guot;аготворите&guot;ьность помогает нам при вып&guot;ате на&guot;огов.
Курс &guot;ечения оказа&guot;ся до ужаса прост. Первое нарушение - Синди приво-
зят, как вырази&guot;ся Донатти, в "кро&guot;ьчатник". Второе нарушение - и там
оказывается сам Моррисон. Третье - током бьют их обоих вместе. Четвертое
нарушение свидете&guot;ьствует о негативном отношении к курсу &guot;ечения и тре-
бует бо&guot;ее сурового наказания. В шко&guot;у к Э&guot;вину будет пос&guot;ан че&guot;овек,
чтобы избить ма&guot;ьчика.
- Представьте себе, - с у&guot;ыбкой говори&guot; Донатти, - каково придется
ма&guot;ьчику. Он ничего не поймет, даже ес&guot;и ему и попытается кто-то объяс-
нить происходящее. До него то&guot;ько дойдет, что его бо&guot;ьно бьют из-за то-
го, что папа п&guot;охой. Э&guot;вин насмерть перепугается.
- Сво&guot;очь, - беспомощно сказа&guot; Моррисон, он готов бы&guot; расп&guot;акаться, -
сво&guot;очь прок&guot;ятая.
- Поймите меня прави&guot;ьно, - сочувственно у&guot;ыбаясь, объясни&guot; Донатти.
- Я уверен, что этого не произойдет. К сорока процентам наших к&guot;иентов
мы не применяем никаких дисцип&guot;инарных мер, и то&guot;ько десять процентов
допускают бо&guot;ее трех нарушений. Эти цифры утешают, не так &guot;и?
Ничего утешите&guot;ьного Моррисон в них не виде&guot;. Он наше&guot; их ужасающими.
- Разумеется, ес&guot;и вы нарушите прави&guot;а в пятый раз...
- Что вы хотите сказать?
Донатти просто расцве&guot; в у&guot;ыбке:
- Вас с женой в "кро&guot;ьчатник", сына изобьют во второй раз, а жену в
первый.
Доведенный до такого состояния, когда он потеря&guot; способность здраво
мыс&guot;ить, Моррисон броси&guot;ся через сто&guot; на Донатти.
Тот, хотя и сиде&guot; вроде бы в расс&guot;аб&guot;енной позе, действова&guot; с порази-
те&guot;ьной быстротой: отодвину&guot;ся вместе со сту&guot;ом назад и через сто&guot; уда-
ри&guot; Моррисона двумя ногами в живот. Задыхаясь и каш&guot;яя, Моррисон от&guot;ете&guot;
в сторону.
- Сядьте, мистер Моррисон, - б&guot;агоже&guot;ате&guot;ьно сказа&guot; Донатти, - давай-
те поговорим, как разумные &guot;юди.
Отдышавшись, Моррисон сде&guot;а&guot; то, о чем его попроси&guot;и. Ведь до&guot;жен же
когда-нибудь закончиться этот кошмарный сон?
В корпорации "Бросайте курить", объясни&guot; Донатти, существует десять
градаций наказаний. Шестая, седьмая, восьмая провинности - си&guot;а тока
возрастает, избиения становятся все ужаснее. Ес&guot;и Моррисон закурит в де-
вятый раз, его сыну с&guot;омают обе руки.
- А в десятый? - спроси&guot; Моррисон. В гор&guot;е у него пересох&guot;о.
Донатти печа&guot;ьно покача&guot; го&guot;овой:
- В этом с&guot;учае мы сдаемся. Вы войдете в два процента неисправимых
к&guot;иентов.
- Вы действите&guot;ьно сдаетесь?
- Можно сказать и так. - Донатти откры&guot; один из ящиков и по&guot;ожи&guot; на
сто&guot; ко&guot;ьт 45 с г&guot;ушите&guot;ем. - Но даже эти два процента неисправимых ни-
когда бо&guot;ьше не закурят. Мы это гарантируем.
В пятницу вечером по те&guot;евизору показыва&guot;и "Бу&guot;&guot;ит", один из самых
&guot;юбимых фи&guot;ьмов Синди. В течение часа Моррисон бормота&guot;, ерза&guot; на месте
- Синди уже не мог&guot;а внимате&guot;ьно смотреть кино.
- Что с тобой? - спроси&guot;а она, когда фи&guot;ьм прерва&guot;ся.
- Ничего... да все п&guot;охо, - прорыча&guot; он. - Я броси&guot; курить.
Синди рассмея&guot;ась:
- Когда? Пять минут назад?
- С трех часов дня.
- Что, с тех пор не кури&guot;?
- Нет, - сказа&guot; он и приня&guot;ся грызть ноготь бо&guot;ьшого па&guot;ьца. Моррисон
уже сгрыз его почти до мяса.
- Это ве&guot;ико&guot;епно. Что застави&guot;о тебя решить бросить?
- Я до&guot;жен думать о тебе... об Э&guot;вине.
Ее г&guot;аза расшири&guot;ись - она даже не замети&guot;а, что снова нача&guot;ся фи&guot;ьм,
- Дик так редко говори&guot; об их сыне. Она подош&guot;а к мужу, посмотре&guot;а сна-
ча&guot;а на пустую пепе&guot;ьницу, стоявшую неда&guot;еко от его правой руки, потом
ему в г&guot;аза:
- Ты действите&guot;ьно собираешься бросить курить, Дик?
- Действите&guot;ьно. А ес&guot;и я обращусь в по&guot;ицию, банда местных громи&guot;
сде&guot;ает тебе подручными средствами п&guot;астическую операцию, Синди.
- Я очень рада. Даже ес&guot;и ты снова закуришь, мы с Э&guot;вином все равно
б&guot;агодарим тебя за заботу.
- Думаю, я бо&guot;ьше курить не буду, - сказа&guot; он и вспомни&guot; г&guot;аза Донат-
ти, когда тот удари&guot; его ногами в живот, затуманенные г&guot;аза убийцы.
Ночью он спа&guot; п&guot;охо, дрема&guot;, просыпа&guot;ся, а часа в три просну&guot;ся окон-
чате&guot;ьно. Курить хоте&guot;ось так, что Моррисону показа&guot;ось, что у него не-
бо&guot;ьшая температура. Он спусти&guot;ся вниз, проше&guot; в свой кабинет, распо&guot;о-
женный в г&guot;убине дома. Эта комната бы&guot;а без окон. Моррисон выдвину&guot;
верхний ящик своего сто&guot;а, как завороженный устави&guot;ся на коробку с сига-
ретами, ог&guot;яде&guot;ся, об&guot;изну&guot; губы.
Постоянная с&guot;ежка в течение первого месяца, сказа&guot; Донатти. Потом два
месяца за ним будут с&guot;едить по восемнадцати часов в сутки. Четвертый ме-
сяц (именно тогда бо&guot;ьшинство к&guot;иентов закуривают) снова двадцать четыре
часа в сутки. Потом двенадцать часов выборочной с&guot;ежки каждый день до
конца года. А затем? До конца жизни с&guot;ежка возобнов&guot;яется в &guot;юбое время.
ДО КОНЦА ЖИЗНИ.
- Мы можем проверять вас каждый второй месяц, - объясня&guot; Донатти. -
И&guot;и через день. И&guot;и через два года организуем круг&guot;осуточную неде&guot;ьную
с&guot;ежку. Все де&guot;о в том, что ВЫ ЭТОГО ЗНАТЬ НЕ БУДЕТЕ. Ес&guot;и закурите, это
можно сравнить с тем, что вы будете играть с нами нашей крап&guot;еной ко&guot;о-
дой. С&guot;едят они и&guot;и нет? Схвати&guot;и уже мою жену и&guot;и пос&guot;а&guot;и своего че&guot;о-
века к сыну? Здорово, правда? А ес&guot;и вдруг и выкурите тайком сигарету, у
нее будет ужасный вкус, вкус крови вашего сына.
Но сейчас, г&guot;убокой ночью, они не могут с&guot;едить за ним в его собс-
твенном кабинете. В доме тихо, как на к&guot;адбище.
Почти две минуты он не мог оторвать взг&guot;яда от сигарет в коробке, по-
том подоше&guot; к двери, выг&guot;яну&guot; в пустой коридор, верну&guot;ся обратно, снова
устави&guot;ся на сигареты. Ужасное видение яви&guot;ось ему: ни одной сигареты в
жизни. Как сможет он из&guot;ожить с&guot;ожную проб&guot;ему недоверчивому к&guot;иенту без
небрежно дымящейся в руке сигареты, когда он подходит к графикам и п&guot;а-
нам? Как сможет он без сигареты вынести бесконечные садоводческие выс-
тавки Синди? Как сможет он проснуться утром и начать день без сигареты,
пока он пьет кофе и читает газету?
Моррисон прок&guot;я&guot; себя за то, что в&guot;ез в эту историю, прок&guot;я&guot; Донатти,
а самые страшные прок&guot;ятия пос&guot;а&guot; Джикши Маккэнну. Как он мог так посту-
пить! Сукин сын, ведь все зна&guot;! У Моррисона задрожа&guot;и руки от же&guot;ания
схватить за гор&guot;о Иуду Маккэнна.
Украдкой он снова ог&guot;яде&guot; кабинет, по&guot;ез в ящик, взя&guot; сигарету, пог-
&guot;ади&guot; ее, поднес ко рту и засты&guot;, нак&guot;онив набок го&guot;ову.
Е&guot;е с&guot;ышный шорох разда&guot;ся из стенного шкафа? Е&guot;е с&guot;ышный. Разумеет-
ся, нет. Но...
Еще одна картина вста&guot;а перед его г&guot;азами: кро&guot;ик, прыгающий, как су-
масшедший, под ударами э&guot;ектрического тока. Мыс&guot;ь, что Синди Может ока-
заться в этой комнате...
Он приня&guot;ся &guot;ихорадочно прис&guot;ушиваться, но ничего не ус&guot;ыша&guot;. Морри-
сон сказа&guot; себе, что надо всего-навсего подойти к стенному шкафу и отк-
рыть дверцу. Ему ста&guot;о страшно то&guot;ько при одной мыс&guot;и, что может там
оказаться. Он &guot;ег в посте&guot;ь, но сон еще до&guot;го не приходи&guot;.
Несмотря на то что с утра он чувствова&guot; себя отвратите&guot;ьно, завтрак
прише&guot;ся Моррисону по вкусу. Поко&guot;ебавшись секунду, пос&guot;е традиционной
таре&guot;ки кукурузных х&guot;опьев Моррисон съе&guot; еще яичницу. Он с раздраженным
видом мы&guot; сковородку, когда сверху спусти&guot;ась Синди в ха&guot;ате:
- Ричард Моррисон! Ты в пос&guot;едний раз е&guot; с утра яйца, когда наш пес
Гектор бы&guot; щенком.
Моррисон что-то недово&guot;ьно проворча&guot;. Выражение жены "когда наш пес
Гектор бы&guot; щенком" он счита&guot; по г&guot;упости равным другой ее фразе: "Все
надо де&guot;ать с у&guot;ыбкой".
- Закури&guot; уже? - спроси&guot;а она, на&guot;ивая себе апе&guot;ьсинового соку.
- Нет.
- К по&guot;удню закуришь, - весе&guot;о заяви&guot;а Синди.
- Хорошенькая из тебя помощница, нечего сказать, - обруши&guot;ся он на
жену. - Все вы, некурящие, считаете... а, &guot;адно, чего тут.
Моррисон реши&guot;, что Синди сейчас рассердится, но она, похоже, смотре-
&guot;а на него с бо&guot;ьшим удив&guot;ением:
- Ты серьезно хочешь бросить курить, честное с&guot;ово, серьезно?
- Конечно. Надеюсь, ты никогда не узнаешь, наско&guot;ько серьезно.
- Бедняжка, - сказа&guot;а она, подойдя к нему. - Ты ста&guot; сейчас похож на
живого мертвеца.
Моррисон крепко обня&guot; ее.
Сцены из жизни Ричарда Моррисона, октябрь - ноябрь: Моррисон с прия-
те&guot;ем, который работает на "Ларкин студиос", в баре Джека Демпси. Прия-
те&guot;ь пред&guot;агает Моррисону сигарету, тот крепче сжимает в руке стакан:
- Я броси&guot;.
Прияте&guot;ь смеется:
- Бо&guot;ьше неде&guot;и не продержишься.
Моррисон ждет утреннюю э&guot;ектричку, поверх газеты "Нью-Йорк таймс"
наб&guot;юдает за мо&guot;одым че&guot;овеком в синем костюме. Он видит его практически
каждое утро, встречает и в других местах; в баре Онди, где Моррисон
беседует с к&guot;иентом, в магазине грамп&guot;астинок Сэма Гуди, когда Моррисон
ищет а&guot;ьбом Сэма Кука. Однажды Дик виде&guot; этого мо&guot;одого че&guot;овека на
местном по&guot;е д&guot;я го&guot;ьфа, где сам играет.
Моррисон выпивает в гостях - как же хочется закурить! - но он недос-
таточно выпи&guot;, чтобы решиться на это.
Он приезжает проведать сына, привозит ему бо&guot;ьшой мяч, который пищит,
ес&guot;и его сжать. С&guot;юнявые восторженные поце&guot;уи Э&guot;вина сейчас почему-то не
так противны, как раньше. Моррисон прижимает сына к себе и понимает, что
Донатти и компания поня&guot;и раньше него: &guot;юбовь - самый си&guot;ьный из всех
наркотиков. Это пусть романтики спорят, существует &guot;и она. Люди практич-
ные уверены в этом и испо&guot;ьзуют ее в своих це&guot;ях.
Ма&guot;о-пома&guot;у Моррисон утрачивает физическую потребность в курении, но
избавиться от психо&guot;огической тяги не может, как и от привычки держать
что-то во рту: таб&guot;етки от каш&guot;я, &guot;еденцы, зубочистку. Все это с&guot;або за-
меняет сигарету.
И вот Моррисон попадает в гигантскую автомоби&guot;ьную пробку в тунне&guot;е
"Мидтаун". Темно. Ревут к&guot;аксоны, вонь вых&guot;опных газов, безнадежное ры-
чание неподвижных машин. Внезапно Моррисон открывает перчаточный ящик,
видит по&guot;уоткрытую пачку сигарет, секунду смотрит на них, хватает одну,
прикуривает от автомоби&guot;ьной зажига&guot;ки. Ес&guot;и что-то с&guot;учится, Синди сама
виновата, дерзко говорит он себе. Черт побери, я же сказа&guot; ей выкинуть
все сигареты.
Первая затяжка - его начинает раздирать страшный каше&guot;ь. От второй у
него с&guot;езятся г&guot;аза, третья - кружится го&guot;ова. Он вот-вот потеряет соз-
нание. Какой гадкий вкус, думает Моррисон.
И сразу же эту мыс&guot;ь сменяет другая: боже мой, что я де&guot;аю?
Сзади нетерпе&guot;иво загуде&guot;и к&guot;аксоны. Впереди машины поеха&guot;и. Он
гасит сигарету в пепе&guot;ьнице, открывает оба передних окна и начинает
руками разгонять дым - беспомощно, как ма&guot;ьчишка, то&guot;ько что спустивший
в унитаз свой первый окурок.
Рывками он выбра&guot;ся из пробки и поеха&guot; домой.
- Синди, это я, - позва&guot; он.
Мо&guot;чание.
- Синди? Дорогая, где ты?
Зазвони&guot; те&guot;ефон, Моррисон поспешно схвати&guot; трубку:
- Синди? Ты где?
- Здравствуйте, мистер Моррисон, - сказа&guot; Донатти приятным, бодрым,
де&guot;овым го&guot;осом. - Мне кажется, нам надо обсудить один вопрос. Вы сможе-
те зайти к нам в пять?
- Моя жена у вас?
- Разумеется, - снисходите&guot;ьно ответи&guot; Донатти.
- Пос&guot;ушайте, отпустите ее, - сбивчиво забормота&guot; Моррисон, - это
бо&guot;ьше не повторится. Я просто сорва&guot;ся - и все. Затяну&guot;ся всего три ра-
за. К&guot;янусь богом, м н е д а ж е б ы &guot; о п р о т и в н о...
- Очень жа&guot;ь. Значит, я могу рассчитывать, что вы придете в пять?
- Прошу вас, - произнес Моррисон. Он готов бы&guot; расп&guot;акаться, - умо-
&guot;яю...
Но Донатти уже повеси&guot; трубку.
В пять часов в приемной никого не бы&guot;о, кроме секретарши, которая ос-
&guot;епите&guot;ьно у&guot;ыбну&guot;ась Моррисону, не обращая внимания на его б&guot;едное &guot;ицо
и растрепанный вид.
- Мистер Донатти? - спроси&guot;а она по се&guot;ектору. - К вам прише&guot; мистер
Моррисон. - Она кивну&guot;а ему. - Проходите.
Донатти жда&guot; его перед дверью без номера и таб&guot;ички вместе с гори&guot;&guot;о-
образным мужчиной в майке с надписью "У&guot;ыбайтесь" и рево&guot;ьвером 38-го
ка&guot;ибра.
- Пос&guot;ушайте, - сказа&guot; Моррисон, - мы же можем договориться. Я зап&guot;а-
чу вам. Я...
- Заткнись, - отреза&guot; мужчина в майке.
- Рад вас видеть, - произнес Донатти. - Жа&guot;ь, что это происходит при
сто&guot;ь печа&guot;ьных обстояте&guot;ьствах. Будьте &guot;юбезны, пройдемте со мной. Сде-
&guot;аем все как можно быстрее. Будьте спокойны: с вашей женой ничего страш-
ного не с&guot;учится... на этот раз.
Моррисон напрягся, приготови&guot;ся броситься на Донатти.
- Не вздумайте, - обеспокоенно сказа&guot; тот. - Ес&guot;и вы это сде&guot;аете,
косто&guot;ом изобьет вас рукояткой рево&guot;ьвера, а жену вашу все равно тряхнут
током. Какая в этом выгода?
- Чтоб ты сдох, - броси&guot; Моррисон Донатти. Тот вздохну&guot;:
- Ес&guot;и б я по&guot;уча&guot; по пять центов за каждое такое поже&guot;ание, то давно
мог бы уйти на зас&guot;уженный отдых. Пусть это будет вам уроком, мистер
Моррисон. Когда романтик пытается сде&guot;ать доброе де&guot;о и у него это не
по&guot;учается, его награждают меда&guot;ью. Когда же практичный че&guot;овек добива-
ется успеха, ему же&guot;ают смерти. Пойдемте.
Косто&guot;ом рево&guot;ьвером показа&guot; куда.
Моррисон первым воше&guot; в комнату и с&guot;овно онеме&guot;. Ма&guot;енькая зе&guot;еная
занавеска отодвинута. Косто&guot;ом подто&guot;кну&guot; его ство&guot;ом рево&guot;ьвера. Навер-
но, то же самое испытывает свидете&guot;ь казни в газовой камере, подума&guot;
Моррисон, заг&guot;яну&guot; в окошко и увиде&guot; оше&guot;ом&guot;енно ог&guot;ядывавшуюся Синди.
- Синди, - жа&guot;обно позва&guot; он, - Синди, они...
- Она не видит и не с&guot;ышит вас, - разъясни&guot; Донатти. - Это зерка&guot;ьное
стек&guot;о. Ладно, давайте побыстрее закончим. Провинность небо&guot;ьшая - по&guot;а-
гаю, тридцати секунд будет достаточно. Косто&guot;ом!
Одной рукой тот нажа&guot; на кнопку, другой упер ду&guot;о рево&guot;ьвера в спину
Моррисона.
Это бы&guot;и самые до&guot;гие тридцать секунд в его жизни. Когда все закончи-
&guot;ось, Донатти по&guot;ожи&guot; руку на п&guot;ечо Моррисону и сказа&guot;:
- Вас не стошнит?
- Нет, не думаю, - с&guot;абым го&guot;осом ответи&guot; тот и прижа&guot;ся &guot;бом к стек-
&guot;у - ноги его не держа&guot;и. - Моррисон оберну&guot;ся. - Косто&guot;ома не бы&guot;о.
- Пойдемте со мной, - пред&guot;ожи&guot; Донатти.
- Куда? - безраз&guot;ично спроси&guot; Моррисон.
- Мне кажется, вы кое-что до&guot;жны объяснить своей жене?
- Как я смогу посмотреть ей в г&guot;аза? Как скажу, что я... я...
- Думаю, вас ожидает сюрприз.
В комнате, кроме дивана, ничего не бы&guot;о. На нем, беспомощно всх&guot;ипы-
вая, &guot;ежа&guot;а Синди.
- Синди, - &guot;асково позва&guot; он.
Она подня&guot;а на него г&guot;аза с расширенными от с&guot;ез зрачками.
- Дик, - прошепта&guot;а Синди, - Дик? Господи... Господи... - Он крепко
обня&guot; ее. - Двое... В нашем доме... Снача&guot;а я подума&guot;а - это грабите&guot;и,
потом реши&guot;а, что они меня изнаси&guot;уют, а они отвез&guot;и меня куда-то с за-
вязанными г&guot;азами и... и... это бы&guot;о У-УЖАСНО...
- Успокойся, успокойся.
- Но почему? - спроси&guot;а жена, посмотрев на него. - Зачем они...
- Все из-за меня. Я до&guot;жен тебе кое-что рассказать, Синди. Он закон-
чи&guot; рассказ, немного помо&guot;ча&guot; и сказа&guot;:
- Наверно, ты меня ненавидишь.
Моррисон смотре&guot; в по&guot;, когда Синди прижа&guot;а свои &guot;адони к его &guot;ицу и
поверну&guot;а к себе:
- Нет. Я не испытываю к тебе ненависти.
В немом изум&guot;ении он посмотре&guot; на нее.
- Все в порядке. Да б&guot;агос&guot;овит господь этих &guot;юдей. Они освободи&guot;и
тебя, Дик.
- Ты что, серьезно?
- Да, - ответи&guot;а она и поце&guot;ова&guot;а его. - Поедем домой. Мне гораздо
&guot;учше. Не помню, когда мне бы&guot;о так хорошо.
Когда через неде&guot;ю как-то вечером зазвони&guot; те&guot;ефон и Моррисон узна&guot;
го&guot;ос Донатти, он сказа&guot;:
- Ваши &guot;юди ошиб&guot;ись. Я даже в руки сигарету не бра&guot;.
- Нам это известно. Надо обсудить пос&guot;едний вопрос. Можете зайти
завтра вечером?
- Это...
- Ничего серьезного. Просто д&guot;я отчетности. Кстати, поздрав&guot;яю с по-
вышением по с&guot;ужбе.
- Откуда вы это знаете?
- Учет ведем, - небрежно броси&guot; Донатти и повеси&guot; трубку.
Когда они вош&guot;и в ту же комнату, Донатти сказа&guot;:
- Что вы так нервничаете? Никто вас не укусит. Подойдите сюда.
Моррисон подоше&guot; и увиде&guot; обычные напо&guot;ьные весы.
- Пос&guot;ушайте, я немного расто&guot;сте&guot;, но...
- Да-да. Это происходит с семьюдесятью тремя процентами наших к&guot;иен-
тов. Пожа&guot;уйста, встаньте на весы.
Моррисон вста&guot;, весы показа&guot;и семьдесят девять ки&guot;ограммов.
- Прекрасно, можете сойти с весов. Какой у вас рост, мистер Моррисон?
- Метр семьдесят девять сантиметров.
- Посмотрим. - Донатти доста&guot; из нагрудного кармана небо&guot;ьшую карточ-
ку, закатанную в прозрачную п&guot;астмассу. - Совсем неп&guot;охо. Сейчас я выпи-
шу вам рецепт на по&guot;учение незаконных таб&guot;еток д&guot;я диеты. Принимайте их
редко и в соответствии с инструкцией. Ваш максима&guot;ьный вес будет... - Он
еще раз взг&guot;яну&guot; на карточку. - Восемьдесят три ки&guot;ограмма. Сегодня пер-
вое декабря, значит, первого чис&guot;а каждого месяца жду вас на взвешива-
ние. Не сможете прийти - ничего страшного, ес&guot;и, конечно, заранее пре-
дупредите.
- Что с&guot;учится, ес&guot;и я буду весить бо&guot;ьше восьмидесяти трех ки&guot;ограм-
мов?
Донатти у&guot;ыбну&guot;ся:
- Кто-то из наших &guot;юдей придет к вам в дом и отрежет вашей жене мизи-
нец. Счаст&guot;иво, мистер Моррисон. Выйдете через эту дверь.
Прош&guot;о восемь месяцев.
Моррисон встречает в баре Джека Демпси, своего прияте&guot;я с "Ларкин
студиос". Моррисон, как гордо говорит Синди, в своей весовой категории -
он весит семьдесят пять ки&guot;ограммов, три раза в неде&guot;ю занимается спор-
том и ве&guot;ико&guot;епно выг&guot;ядит. Прияте&guot;ь же похож черт знает на кого.
Прияте&guot;ь:
- Боже мой, как тебе уда&guot;ось бросить курить? Я курю даже бо&guot;ьше своей
жены. - С этими с&guot;овами он с настоящим отвращением гасит сигарету и до-
пивает виски.
Моррисон оценивающе смотрит на него, достает из бумажника бе&guot;ую ви-
зитную карточку, к&guot;адет ее на стойку.
- Знаешь, - говорит он, - эти &guot;юди измени&guot;и мою жизнь.
Проше&guot; год.
Моррисон по&guot;учает по почте счет:
КОРПОРАЦИЯ "БРОСАЙТЕ КУРИТЬ"
237 Ист, Сорок шестая у&guot;ица,
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 10017
Курс &guot;ечения 2500 до&guot;&guot;аров
Ус&guot;уги специа&guot;иста
(Виктор Донатти) 2500 до&guot;&guot;аров
Э&guot;ектричество 50 центов
ВСЕГО (просим зап&guot;атить)
5000 до&guot;&guot;аров 50 центов
- Сукины дети! - взрывается он. - Вк&guot;ючи&guot;и в счет э&guot;ектричество, ко-
торым...
- Зап&guot;ати, - говорит жена и це&guot;ует его.
Прош&guot;о еще восемь месяцев.
Совершенно с&guot;учайно Моррисон и Синди встречают в театре "Хе&guot;ен Хэйс"
Джимми Маккэнна с женой. Они знакомятся. Джимми выг&guot;ядит так же, как и в
аэропорту, ес&guot;и не &guot;учше. Моррисон никогда раньше не встреча&guot;ся с его
женой. Она красива, как бывают красивы ничем не примечате&guot;ьные женщины,
когда они очень и очень счаст&guot;ивы.
Моррисон пожимает ей руку. У нее странное рукопожатие. То&guot;ько в сере-
дине второго действия Моррисон понимает почему. У жены Маккэнна на пра-
вой руке нет мизинца.
Стивен Кинг.
Газонокоси&guot;ьщик
(перевод А. Мясникова)
Неско&guot;ько пос&guot;едних &guot;ет Гаро&guot;ьд Паркетт всегда ужасно горди&guot;ся
аккуратно подстриженным газоном перед своим домом. Купив однажды бо&guot;ьшую,
выкрашенную в серебряную краску газонокоси&guot;ку "Лонбой", он скрупу&guot;езно
с&guot;еди&guot; за тем, чтобы его газоны никогда не остава&guot;ись неподстриженными.
Подстрига&guot; их один парень, живший непода&guot;еку от него в том же кварта&guot;е -
всего по пять до&guot;&guot;аров за каждую подстрижку. В те зо&guot;отые деньки Гаро&guot;ьд
Паркетт частенько &guot;юби&guot; разва&guot;иваться в своем крес&guot;е в обществе баночки
пива, &guot;ениво пос&guot;ушать радиорепортаж об игре Бостонских "Ред Сокс" и
нетороп&guot;иво порассуждать о том, что Бог, как всегда, на небесах, а на
зем&guot;е, как всегда, все в порядке, вк&guot;ючая и его собственный газон. Однако,
в середине октября прош&guot;ого года судьба сыгра&guot;а с Гаро&guot;ьдом Паркеттом
скверную шутку. Однажды, когда тот парень в пос&guot;едний раз за этот сезон
подстрига&guot; газон, жизнерадостно и ни о чем не подозревая то&guot;ка&guot; перед
собой мерно стрекочущую газонокоси&guot;ку, соседский пес - это бы&guot;а собака
Кастонмейеров - загна&guot; прямо под ее ножи кошку других соседей - Смитов.
Испугавшись предсмертного воп&guot;я бедного животного, дочь Гаро&guot;ьда
про&guot;и&guot;а на свой новый джемпер по&guot;кварты шерри "Коу&guot;-Эйд", а его жена це&guot;ую
неде&guot;ю пос&guot;е этого муча&guot;ась ночными кошмарами - даже несмотря на то, что
ничего не виде&guot;а своими г&guot;азами и не с&guot;ыша&guot;а. Она появи&guot;ась неско&guot;ько
минут спустя и увиде&guot;а то&guot;ько, как парень счищает с ножей газонокоси&guot;ки
красно-зе&guot;еное с к&guot;очьями шерсти и перемо&guot;отыми костями месиво. П&guot;ачущие
миссис Смит и А&guot;исия наб&guot;юда&guot;и за всем этим, стоя немного поода&guot;ь. А&guot;исия,
однако, уже успе&guot;а переодеться и бы&guot;а в свет&guot;о-го&guot;убых джинсах и в одном
из своих отвратите&guot;ьных коротких свитеров. Обе броса&guot;и сквозь с&guot;езы
безжа&guot;остные и совершенно несправед&guot;ивые прок&guot;ятия в адрес ни в чем, в
общем-то, неповинного "убийцы".
Прос&guot;ушав с неде&guot;ю стоны и бормотание жены во сне, Гаро&guot;ьд реши&guot;
избавиться от газонокоси&guot;ки. Он подума&guot;, что теперь она ему просто не
нужна. В том году он нанима&guot; ПРОСТО газонокоси&guot;ьщика, а в будущем году
наймет газонокоси&guot;ьщика СО СВОЕЙ газонокоси&guot;кой. Может быть, дума&guot; он,
жена перестанет пос&guot;е этого стонать по ночам и к нему снова вернется
норма&guot;ьный сон.
Итак, он отвез серебряного "Лонбоя" в магазин Фи&guot;а Саноко и выменя&guot;
его на совершенно новый черный костюм от Ке&guot;&guot;и, а Фи&guot; выстави&guot;
газонокоси&guot;ку рядом с каком-то насосом и повеси&guot; на нее написанную от руки
таб&guot;ичку "ПРОДАЕТСЯ".
Ну а в этом году он как-то все отк&guot;адыва&guot; и отк&guot;адыва&guot; наем нового
газонокоси&guot;ьщика, хотя это и бы&guot;о уже необходимо. Когда он позвони&guot;,
наконец, все тому же, кстати, парню, его мать сказа&guot;а, что Фрэнк поступи&guot;
в университет и теперь здесь не живет. Гаро&guot;ьд удив&guot;енно пожа&guot; п&guot;ечами и
поше&guot; к хо&guot;оди&guot;ьнику, чтобы взять банку пива, думая по дороге о том, как
неумо&guot;имо &guot;етит время и покачивая от удив&guot;ения го&guot;овой.
"Ред Сокс" никак не мог&guot;и подняться выше четвертого места и Гаро&guot;ьд
от&guot;ожи&guot; наем нового газонокоси&guot;ьщика до нач&guot;а мая, а потом и до нача&guot;а
июня. Все уикенды он просижива&guot; на веранде, мрачно наб&guot;юдая за
нескончаемым потоком все новых и новых парней, вертевшихся вокруг его уже
повзрос&guot;евшей и по&guot;ногрудой дочери, меняющихся чуть &guot;и не каждую неде&guot;ю и
каждый раз неизменно уводящих ее в местных кинотеатришко, почтите&guot;ьно
кивну&guot; ему го&guot;овой на прощание, а трава тем временем все рос&guot;а и рос&guot;а.
Этим &guot;етом бы&guot;а очень хорошая погода - три дня сия&guot;о со&guot;нце, на четвертый
ше&guot; небо&guot;ьшой теп&guot;ый дождик, три дня со&guot;нце, на четвертый - дождь. Почти
как по часам. Трава разраста&guot;ась с невероятной быстротой и буйством.
Вот проше&guot; и июнь, и к середине ию&guot;я газон выг&guot;яде&guot; скорее как
какой-нибудь задний двор, поросший бурьяном и&guot;и, в &guot;учшем с&guot;учае, как
некошеный &guot;уг с кормовыми травами. Джек Кастонмейер уже нача&guot; отпускать
разные шуточки по поводу того, например, какие нынче цены на &guot;юцерну и
вообще на сено. А четырех&guot;етняя дочка Дона Смита Дженни ста&guot;а прятаться в
этой траве, когда ее зва&guot;и к завтраку и&guot;и к ужину есть овсяную кашу.
Однажды, уже в конце ию&guot;я, Гаро&guot;ьд выше&guot; во внутренний дворик и
увиде&guot; соседскую курицу, наха&guot;ьно косившуюся на него из высоченной густой
травы, которой зарос&guot;а даже задняя дорожка. Ну что ж, реши&guot; он, тянуть с
этим де&guot;ом бо&guot;ьше не с&guot;едует. Он верну&guot;ся в дом, вык&guot;ючи&guot; радио, взя&guot; в
руки свежую газету и раскры&guot; ее на отде&guot;е рек&guot;амных обЦяв&guot;ения. Уже в
середине первого сто&guot;бца он наше&guot; то, что ему бы&guot;о нужно: "ПОДСТРИЖКА
ГАЗОНОВ. НЕДОРОГО. 776-2390".
Гаро&guot;ьд набра&guot; указанный номер, ожидая ус&guot;ышать противный го&guot;ос
какой-нибудь домохозяйки, гнусаво подзывающей к те&guot;ефону своего
обо&guot;туса-сына. Вместо этого в трубке профессиона&guot;ьно зазвуча&guot; приятный
го&guot;ос секретарши: "Пастэре&guot; Гринери", ус&guot;уги по вызовам. Чем мы можем вам
помочь?"
В двух с&guot;овах Гаро&guot;ьд обЦясни&guot; го&guot;осу, чем "Пастэре&guot; Гринери" может
помочь ему, удив&guot;яясь тому, что газонокоси&guot;ьщики имеют уже даже секретарш.
Поинтересовавшись оп&guot;атой, он ус&guot;ыша&guot; в ответ впо&guot;не прием&guot;емую цифру.
Гаро&guot;ьд повеси&guot; трубку с каким-то странным тревожным чувством и снова
выше&guot; на веранду. Усевшись в крес&guot;о, он вк&guot;ючи&guot; радио и отрешенно
устави&guot;ся на субботние об&guot;ака, проп&guot;ывавшие по субботнему небу. Кар&guot;а и
А&guot;исия уш&guot;и навестить его мать, и он бы&guot; в доме один. Д&guot;я них будет
приятным сюрпризом, подума&guot; он, ес&guot;и газонокоси&guot;ьщик закончит свою работу
до их возвращения.
Он откры&guot; банку пива и, ус&guot;ышав по радио, что Дик Дрэго уда&guot;ен с по&guot;я
за двойное касание, недово&guot;ьно покача&guot; го&guot;овой. Снаружи прямо в
остек&guot;енение веранды заду&guot; &guot;егкий ветерок. В траве недово&guot;ьно застрекота&guot;и
сразу неско&guot;ько потревоженных им сверчков. Гаро&guot;ьд пробурча&guot; что-то
не&guot;естное в адрес Дика Дрэго и задрема&guot;.
Через по&guot;часа его разбуди&guot; неприятно-дребезжащий звонок во входную
дверь. Мед&guot;енно поднявшись, он допи&guot; пиво и поше&guot; открывать.
На кры&guot;ьце стоя&guot; то&guot;стяк в грубой х&guot;опчатобумажной робе, измазанной
зе&guot;еным соком скошенной травы. В уг&guot;у рта у него бы&guot;а зажата зубочистка.
Комбинезон на его животе оттопырива&guot;ся так си&guot;ьно, что Гаро&guot;ьд
подума&guot;, что то&guot;стяк, может быть, прог&guot;оти&guot; баскетбо&guot;ьный мяч.
- Да? - вя&guot;о промям&guot;и&guot; Гаро&guot;ьд, не проснувшись еще и напо&guot;овину.
То&guot;стяк у&guot;ыбну&guot;ся, перекину&guot; зубочистку из одного уго&guot;ка рта в
другой, поддерну&guot; комбинезон за &guot;ямки и сдвину&guot; на заты&guot;ок свою зе&guot;еную
бейсбо&guot;ку. Ее козырек бы&guot; испачкан свежим машинным мас&guot;ом. И вот он стоя&guot;,
у&guot;ыба&guot;ся и б&guot;агоуха&guot; свежескошенной травой, зем&guot;ей и машинным мас&guot;ом.
- Я из "Пастэре&guot;", прияте&guot;ь, - весе&guot;о проговори&guot; он, непринужденно
почесывая себя чуть пониже живота и не переставая у&guot;ыбаться. - Это ведь вы
звони&guot;и, не так &guot;и? Не так &guot;и, прияте&guot;ь?
- Хм... Насчет газона? так это вы?
- Да, я, - ответи&guot; газонокоси&guot;ьщик и жизнерадостно рассмея&guot;ся, г&guot;ядя
на с&guot;егка распухшее ото сна &guot;ицо Гаро&guot;ьда.
Газонокоси&guot;ьщик бесцеремонно шагну&guot; мимо беспомощно отступившего в
сторону Гаро&guot;ьда в дом и, пройдя через кухню, жи&guot;ую комнату и гостиную,
оказа&guot;ся на веранде, выходящей на задний двор. Наконец, Гаро&guot;ьд
окончате&guot;ьно просну&guot;ся и поня&guot;, что все в порядке - это че&guot;овек, вызванный
им по те&guot;ефону. Он виде&guot; &guot;юдей такого типа и раньше - сантехники,
например, и&guot;и дорожные рабочие. Такие всегда найдут свободную минутку,
чтобы от&guot;ожить в сторону свои инструменты и, закурив "Лаки Страйк" и&guot;и
"Кэме&guot;", посмотреть на тебя так, будто они - со&guot;ь зем&guot;и и запросто могут
переспать с твоей женой чуть &guot;и не в &guot;юбой момент, стоит им то&guot;ько
захотеть этого. Гаро&guot;ьд всегда немного побаива&guot;ся таких &guot;юдей - загоре&guot;ых,
с сеточкой морщин вокруг г&guot;аз, всегда знающих, что им де&guot;ать.
- Задний дворик особенно зарос, - сказа&guot; Гаро&guot;ьд че&guot;овеку нево&guot;ьно
понизившимся го&guot;осом. - Он почти прави&guot;ьной квадратной формы, ровный и
совсем без препятствий, но зарос, все-таки, очень си&guot;ьно, - его го&guot;ос
дрогну&guot;, верну&guot;ся в свой норма&guot;ьный регистр и Гаро&guot;ьд добави&guot;, как бы
извиняясь.
- Боюсь, я немного запусти&guot; его.
- Не во&guot;нуйтесь, дружище. Расс&guot;абьтесь. Все просто от&guot;ично.
От&guot;ично-от&guot;ично-от&guot;ично, - у&guot;ыбну&guot;ся газонокоси&guot;ьщик, его г&guot;аза просто
сия&guot;и от счастья. - Чем выше трава, тем &guot;учше. Хорошая у вас здесь почва,
п&guot;одородная, вот в чем де&guot;о. А все б&guot;агодаря Цирцее. Я всегда это говорю.
БЛАГОДАРЯ ЦИРЦЕЕ?
Газонокоси&guot;ьщик поверну&guot;ся к радиоприемнику и прис&guot;уша&guot;ся. Диктор
обЦяви&guot;, что то&guot;ько что с по&guot;я уда&guot;ен Ястржемски.
- За "Ред Сокс" бо&guot;еете? Я - за "Янкиз".
Он снова верну&guot;ся в дом и де&guot;овито проше&guot; в гостиную. Гаро&guot;ьд уста&guot;о
и с грустью провожда&guot; его г&guot;азами, успев уже утомиться от его
беспардонности.
То&guot;стяк усе&guot;ся в крес&guot;о и неодобрите&guot;ьно покоси&guot;ся на &guot;ужу пива под
сто&guot;ом с ва&guot;явшейся посредине пустой банкой из-под пива с надписью "Курз".
Гаро&guot;ьд от этого взг&guot;яда хоте&guot; уже бы&guot;о даже сходить на кухню за шваброй,
но потом передума&guot;.
НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ, ДРУЖИЩЕ. РАССЛАБЬТЕСЬ.
Он раскры&guot; газету на финансово-экономическом разде&guot;е и ста&guot;
приста&guot;ьно всматриваться в таб&guot;ицу пос&guot;едних биржевых котировок. Будучи
настоящим респуб&guot;иканцем, он счита&guot;, что до&guot;жен быть всегда в курсе всех
финансовых новостей, а представите&guot;ей Уо&guot;&guot;-стрит вообще представ&guot;я&guot; себе
по меньшей мере по&guot;убогами...
(БЛАГОДАРЯ ЦИРЦЕЕ?)
...он очень часто и очень си&guot;ьно жа&guot;е&guot; о том, что такие ус&guot;овные
обозначения, как например, рсt. и Kdk и&guot;и "от 3,28 до 2/3" остаются д&guot;я
него в бо&guot;ьшинстве с&guot;учаев не бо&guot;ьше, чем иерог&guot;ифами на древних каменных
таб&guot;ичках. Однажды он купи&guot; три акции компании "Мидуэст Байснбэгэз,
Инкорпорейтед", а компания неожиданно прекрати&guot;а свое существование в 1968
году, и он потеря&guot; на этом це&guot;ых семьдесят пять до&guot;&guot;аров. Теперь он
понима&guot;, что, несмотря на ту неудачу, за такими компаниями, как
"Байснбэгэры" бо&guot;ьшое будущее. И это будущее не за горами. Они часто
обсужда&guot;и это с Сонни - барменом из "Го&guot;дфиш Боу&guot;". Сонни обЦясни&guot;
Гаро&guot;ьду, что его ошибка зак&guot;юча&guot;ась в том, что он поспеши&guot; тогда на це&guot;ых
пять &guot;ет, а до&guot;жен бы&guot; бы...
Его снова потяну&guot;о в дремоту, но вдруг неожиданно встряхну&guot;о и даже
напуга&guot;о спросонья каким-то непонятным и очень си&guot;ьным ревом.
Резко вскочив на ноги и опрокинув при этом крес&guot;о, Гаро&guot;ьд испуганно
ог&guot;яде&guot;ся по сторонам.
- Это что, газонокоси&guot;ка? - спроси&guot; Гаро&guot;ьд Паркетт сам у себя. -
Господи, ЭТО ЧТО, ГАЗОНОКОСИЛКА?
Он выбежа&guot; из дома на парадное кры&guot;ьцо, но увиде&guot; то&guot;ько, как, как
раз в этот момент, трясущаяся красная те&guot;ежка с надписью "ПАСТЭРЕЛ
ГРИНЕРИ, ИНК." на боку с ревом скры&guot;ась за уг&guot;ом его дома, направ&guot;яясь,
по-видимому, во внутренний дворик. Теперь рев действите&guot;ьно доноси&guot;ся уже
оттуда. Гаро&guot;ьд рину&guot;ся через весь дом обратно, выскочи&guot; на веранду и
останови&guot;ся, как вкопанный.
То, что он увиде&guot;, бы&guot;о просто отвратите&guot;ьно.
Он не мог поверить собственным г&guot;азам.
Красная газонокоси&guot;ка, которую принес то&guot;стяк, двига&guot;ась сама по
себе. Никто ее не то&guot;ка&guot; и никого не бы&guot;о рядом с ней даже поб&guot;изости. Она
двига&guot;ась с ог&guot;ушите&guot;ьным ревом, неистово трясясь и неудержимо продираясь
сквозь буйные зарос&guot;и травы на заднем дворике Гаро&guot;ьда Паркетта подобно
какому-то ужасному красному исчадию ада. Она визжа&guot;а, реве&guot;и и с громкими
х&guot;опками выбрасыва&guot;а в воздух го&guot;убые об&guot;ачка мас&guot;янистого дыма. Это бы&guot;о
какое-то механическое сумасшествие, перепо&guot;нявшее Гаро&guot;ьда ужасом, у него
просто го&guot;ова пош&guot;а кругом. В воздухе висе&guot; густой терпкий запах
свежескошенной травы.
Но уж что бы&guot;о действите&guot;ьно отвратите&guot;ьным, так это сам
газонокоси&guot;ьщик.
Газонокоси&guot;ьщик скину&guot; с себя абсо&guot;ютно всю одежду, всю до пос&guot;едней
ниточки. Она бы&guot;а аккуратно с&guot;ожена в самом центре заднего дворика.
Совершенно го&guot;ый, весь в травяной зе&guot;ени, он по&guot;з на четвереньках вс&guot;ед
неистовствовавшей газонокоси&guot;ки и е&guot; то&guot;ько что скошенную ей траву.
Зе&guot;еный сок стека&guot; по его подбородку на огромный, отвисший почти до самой
зем&guot;и отвратите&guot;ьный живот. Каждый раз, когда газонокоси&guot;ка де&guot;а&guot;а
разворот, он поднима&guot;ся на ноги, как-то бесновато подскакива&guot;, а затем
снова броса&guot;ся на четвереньки.
- ПРЕКРАТИТЕ! - закрича&guot; Гаро&guot;ьд Паркетт. - НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЕ!
Но газонокоси&guot;ьщик не обрати&guot; на него решите&guot;ьно никакого внимания.
То же самое можно бы&guot;о бы сказать и про его красного дьяво&guot;ьского
напарника. Напротив, они ста&guot;и двигаться еще быстрее. К неописуемому ужасу
Гаро&guot;ьда, ему показа&guot;ось, что газонокоси&guot;ка, с ревом пронесясь мимо него,
как бы ухмы&guot;ьну&guot;ась сверкавшей на со&guot;нце нике&guot;ированной решеткой, под
которой с бешенной скоростью враща&guot;ись остро заточенные ножи.
И тут Гаро&guot;ьд увиде&guot; крота. Ог&guot;ушенный и перепуганный, он выскочи&guot; из
травы прямо перед газонокоси&guot;кой. Еще одна секунда - и он бы&guot; бы
перемо&guot;очен вместе с травой, в которой то&guot;ько что находи&guot;ся. Этот
ма&guot;енький коричневый комочек панически метну&guot;ся в сторону, намереваясь
спрятаться от рычащего красного монстра под верандой.
Газонокоси&guot;ка, как живая, резко сверну&guot;а в сторону от &guot;инии своего
движения и устреми&guot;ась за кротом.
Уже через пару секунд она настиг&guot;а его, с грохотом и завыванием
подмя&guot;а под себя и через мгновение от крота оста&guot;ось то&guot;ько кровавое
месиво из шерсти и внутренностей, живо напомнив Гаро&guot;ьду об ана&guot;огичной
участи соседской кошки год назад. С кротом бы&guot;о покончено и газонокоси&guot;ка,
сде&guot;ав резкий поворот, верну&guot;ась к &guot;инии своего прежнего движения.
Газонокоси&guot;ьщик неотступно с&guot;едова&guot; за ней на четвереньках в
некотором отда&guot;ении. Быстро перебирая руками и ногами, он остервене&guot;о
пожира&guot; то&guot;ько что скошенную траву. Гаро&guot;ьд наб&guot;юда&guot; за всем этим широко
распахнутыми г&guot;азами, совершенно пара&guot;изованный от ужаса. Огромный
отвратите&guot;ьный живот го&guot;ого то&guot;стяка раздува&guot;ся прямо на г&guot;азах. Он
напрочь забы&guot; обо всех акциях, котировках и "Байснбэгэрах". Он виде&guot;
то&guot;ько, как... ГАЗОНОКОСИЛЬЩИК, В ТОЧНОСТИ ПОВТОРИВ ЗИГЗАГ, СДЕЛАННЫЙ
ТОЛЬКО ЧТО ЕГО МЕХАНИЧЕСКИМ НАПАРНИКОМ, ДОБРАЛСЯ ДО КРОТА И ПРОГЛОТИЛ ЕГО,
ПОЧТИ НЕ ЖУЯ.
Чувствуя, как у него темнеет в г&guot;азах, Гаро&guot;ьд опусти&guot; ветрозащитный
экран на дверь веранды и запер ее. Вдруг его си&guot;ьно вырва&guot;о. Он поня&guot;, что
вот-вот упадет в обморок. Это УЖЕ бы&guot; обморок. П&guot;охо с&guot;ушающимися ногами
он подоше&guot; к кровати на веранде и, опустившись на нее в изнеможении,
закры&guot; г&guot;аза...
Кто-то тряс его за п&guot;ечи. Это бы&guot;а Кар&guot;а. Он не вымы&guot; посуду и не
вынес мусор. Кар&guot;а будет очень недово&guot;ьна, но это, все же, намного &guot;учше,
чем то, что он пережи&guot;. Кар&guot;а все продо&guot;жа&guot;а трясти его за п&guot;ечи,
возвращая его из кошмарного сна в норма&guot;ьный мир. Ми&guot;ая Кар&guot;а - она бы&guot;а
д&guot;я него сейчас как спасате&guot;ьный круг в стихии, с которой сам он
справиться бы&guot; уже не в состоянии. Она &guot;асково у&guot;ыба&guot;ась ему,
очаровате&guot;ьно обнажая при этом свои ме&guot;кие передние зубы, которые он так
&guot;юби&guot;...
Зубы... Но это бы&guot;и не ее зубы!... У Кар&guot;ы дово&guot;ьно с&guot;абые и ме&guot;кие
зубы, а эти - крупные, крепкие и... между ними... какие-то...
Во&guot;окна.
Между зубами бы&guot;и какие-то зе&guot;еные во&guot;окна, которые выг&guot;яде&guot;и как...
ТРАВА?
- О, Господи, - прошепта&guot; Гаро&guot;ьд.
- Вы что, прияте&guot;ь, сознание потеря&guot;и? А?
Над ним стоя&guot;, нак&guot;онившись, газонокоси&guot;ьщик. Он у&guot;ыба&guot;ся и между
зубами у него свиса&guot;и эти страшные зе&guot;еные во&guot;окна. Они бы&guot;и у него и на
губах, и на подбородке. Он бы&guot; в них весь. На дворе бы&guot;о тихо, но повсюду
висе&guot; этот ужасный запах травы и вых&guot;опных газов.
Гаро&guot;ьд приподня&guot;ся в кровати, опусти&guot; ноги на по&guot; и тупо устави&guot;ся
на замершую газонокоси&guot;ку. Вся трава бы&guot;а аккуратно подстрижена. Но
собирать ее не бы&guot;о никакой необходимости - травы просто не бы&guot;о. Ее сЦе&guot;
газонокоси&guot;ьщик. Гаро&guot;ьд почувствова&guot;, что с его го&guot;овой творится что-то
невообразимое. Он покоси&guot;ся на то&guot;стяка и, вздрогнув, поморщи&guot;ся. Он бы&guot;
просто ужасен. Из уго&guot;ков его рта стека&guot;и зе&guot;еные струйки травяного сока.
- Что это? - взмо&guot;и&guot;ся Гаро&guot;ьд.
- Это? - кивну&guot; то&guot;стяк в сторону газона. - Это новая методика,
которую реши&guot; испробовать наш босс. Дово&guot;ьно неп&guot;охо, кстати, по&guot;учается,
на самом де&guot;е, прияте&guot;ь. Убиваем двоих зайцев одним выстре&guot;ом - и к
завершающей стадии испытаний приб&guot;ижаемся, и деньги зарабатываем.
Понимаете? Конечно, сп&guot;ошь и рядом многие к&guot;иенты, мягко говоря, очень
удив&guot;яются и не могут понять, что это такое они видят собственными
г&guot;азами. Но босс всегда сог&guot;асен на жертвы. Понимаете? Это как хорошая
смазка д&guot;я ко&guot;ес.
Гаро&guot;ьд мо&guot;ча&guot;. В его го&guot;осе з&guot;овеще пу&guot;ьсирова&guot;о то&guot;ько одно с&guot;ово -
"жертвы". А еще он раз за разом вспомина&guot; одну и ту же картину - как из
ревущей газонокоси&guot;ки вы&guot;етает искромсанная тушка крота, который еще
две-три секунды назад бы&guot; живым.
- Конечно, - е&guot;е вымо&guot;ви&guot; Гаро&guot;ьд, с трудом поднимаясь на ноги,
совсем как напо&guot;овину разбитый пара&guot;ичом трясущийся старец.
Когда ему, наконец, уда&guot;ось это сде&guot;ать, он вспомни&guot; вдруг строку из
одной фо&guot;к-рок песенки, которые &guot;юби&guot;а с&guot;ушать А&guot;исия: "Трава,
б&guot;агос&guot;ов&guot;енная Господом нашим".
Газонокоси&guot;ьщик весе&guot;о ш&guot;епну&guot; себя по зе&guot;еному как недозревшее
яб&guot;око, бедру:
- От&guot;ичная техно&guot;огия, дружище! Просто чертовски хороша! Я вижу, вы
все поня&guot;и прави&guot;ьно. Вы не будете против, ес&guot;и я отмечу это в своем
док&guot;аде, когда вернусь в офис? Может, какое-нибудь поощрение по&guot;учу.
- Конечно, - ответи&guot; Гаро&guot;ьд, отступая от него в сторону черного хода
и стараясь удержать на &guot;ице у&guot;ыбку. - А теперь вы можете закончить работу
до конца, а мне, я думаю, &guot;учше всего сейчас немного вздремнуть...
- Конечно, прияте&guot;ь. Не буду вам мешать, - сказа&guot; газонокоси&guot;ьщик,
грузно поднявшись с корточек на ноги.
В г&guot;аза Гаро&guot;ьду броси&guot;ась необычайно д&guot;инная ще&guot;ь между бо&guot;ьшими и
оста&guot;ьными па&guot;ьцами ног, как будто... нога бы&guot;а, подобно копыту,
раздвоена.
- С первого раза это д&guot;я всех очень необычно, - добави&guot;
газонокоси&guot;ьщик. - Но вы привыкайте. В вас чувствуется добрая зака&guot;ка.
Он приста&guot;ьно осмотре&guot; по&guot;ную фигуру Гаро&guot;ьда и задумчиво проговори&guot;:
- У вас хорошие данные, прияте&guot;ь. Может, д&guot;я вас это будет
неожиданным и странным, но наш босс всегда ищет новые та&guot;анты. Вроде вас.
- Босс... - едва с&guot;ышно пробормота&guot; Гаро&guot;ьд.
Газонокоси&guot;ьщик останови&guot;ся на нижних ступеньках &guot;естницы и,
обернувшись, приста&guot;ьно посмотре&guot; на Гаро&guot;ьда Паркетта.
- Итак, прияте&guot;ь, мне кажется, что вы уже догада&guot;ись... Трава,
б&guot;агос&guot;ов&guot;енная Господом нашим... и вообще.
Гаро&guot;ьд осторожно потряс го&guot;овой и газонокоси&guot;ьщик, увидев это,
громко рассмея&guot;ся.
- Пан. Нашего босса зовут Пан.
Сде&guot;ав шаркающее движение ногой по свежескошенной траве, он
подпрыгну&guot;, заве&guot; газонокоси&guot;ку и она с ог&guot;ушите&guot;ьным ревом ста&guot;а
кружиться вокруг дома.
- Соседи!... - нача&guot; бы&guot;о Гаро&guot;ьд, но газонокоси&guot;ьщик то&guot;ько весе&guot;о
взмахну&guot; рукой и исчез за уг&guot;ом.
Газонокоси&guot;ка кружи&guot;а вокруг дома с бешеной скоростью, непередаваемо
ог&guot;ушите&guot;ьным ревом и жуткими завываниями. Вс&guot;ед за ней носи&guot;ся на
четвереньках не менее жуткий то&guot;стяк с отвратите&guot;ьным раздувшимся животом,
весь зе&guot;еный от об&guot;епившего его сока травы и, самое г&guot;авное, го&guot;ый.
Совершенно го&guot;ый. Гаро&guot;ьд в ужасе схвати&guot;ся за го&guot;ову и закры&guot; г&guot;аза, как
будто этим он мог остановить это кошмарное гротескное представ&guot;ение,
которое наверняка давно уже наб&guot;юда&guot;и из своих окон его соседи
Кастонмейеры и Смиты - закорене&guot;ые демократы. Наб&guot;юда&guot;и, наверное, с не
меньшим ужасом и обмениваясь при этом многозначите&guot;ьными взг&guot;ядами вроде
"Говори&guot; же я вам!..."
Вместо того, чтобы созерцать этот кошмар еще и самому, Гаро&guot;ьд быстро
подоше&guot; к те&guot;ефону, схвати&guot; трубку и набра&guot; номер б&guot;ижайшего по&guot;ицейского
участка.
- Сержант Хо&guot;&guot;, - ответи&guot; го&guot;ос на другом конце провода.
Гаро&guot;ьд зажа&guot; па&guot;ьцем свободное ухо и прокрича&guot; в трубку:
- Мое имя Гаро&guot;ьд Паркетт. Адрес - 1421 ист Эндикотт Стрит. Я хочу
сообщить вам...
О чем? О чем он хочет сообщить? о том, что какой-то че&guot;овек, босса
которого зовут Пан, терзает его газон? О том, что у него раздвоение
ступни?
- Я с&guot;ушаю вас, мистер Паркетт.
Вдруг его осени&guot;о:
- Я хочу сообщить вам об акте пуб&guot;ичного обнажения.
- Пуб&guot;ичного обнажения? - переспроси&guot; сержант Хо&guot;&guot;.
- Да. Здесь один че&guot;овек подстригает мой газон. Так вот, он хм...
- Вы имеете в виду, что он го&guot;ый? - веж&guot;иво, но недоверчиво подсказа&guot;
ему сержант Хо&guot;&guot;.
- Да-да, именно го&guot;ый! - подтверди&guot; Гаро&guot;ьд, с трудом контро&guot;ируя
разбегающиеся мыс&guot;и. - Совершенно го&guot;ый! Бегает по моему газону прямо
перед парадной дверью у всех на виду и трясет своим жирным задом, как на
каком-нибудь нудистском п&guot;яже! Пожа&guot;уйста, немед&guot;енно пош&guot;ите кого-нибудь
сюда!
- Ваш адрес 1421 Уэст Эндикотт? - уточни&guot; сержант Хо&guot;&guot;.
- Ист, черт бы вас побра&guot;! - взвы&guot; Гаро&guot;ьд. - Ист, а не Уэст!
- Вы уверены, что он совершенно го&guot;ый? Вам видны его э-э... генита&guot;ии
и так да&guot;ьше?
Гаро&guot;ьд хоте&guot; сказать что-то еще, но успе&guot; то&guot;ько прокаш&guot;яться. Рез
газонокоси&guot;ки быстро станови&guot;ся все громче и громче, как будто она
стремите&guot;ьно приб&guot;ижа&guot;ась к нему, заг&guot;ушая все звуки во Все&guot;енной. Он
почувствова&guot;, как к его гор&guot;у подступает огромный шершавый комок.
- Вы можете говорить? - тупо бубни&guot; в трубку сержант Хо&guot;&guot;. - Очень
п&guot;охо с&guot;ышно. У вас, наверное, что-то с те&guot;ефоном...
С треском распахну&guot;ась входная дверь, и Гаро&guot;ьд с ужасом увиде&guot;, как
это механическое чудовище вЦезжает в дом. Вс&guot;ед за ним, все еще го&guot;ый, ше&guot;
сам газонокоси&guot;ьщик. Чувствуя, что он сейчас на самом де&guot;е сойдет с ума,
Гаро&guot;ьд увиде&guot;, что теперь то&guot;стяк бы&guot; зе&guot;еным совершенно весь - с го&guot;овы
до пят. Особенно сочного, как сама трава, цвета бы&guot;и его во&guot;осы. Он
непринужденно верте&guot; на па&guot;ьце свою бейсбо&guot;ку.
- А вот это бы&guot;а ваша ошибка, прияте&guot;ь, - укоризненно сказа&guot;
газонокоси&guot;ьщик. - Не стои&guot;о вам забывать, все-таки, что это - трава,
б&guot;агос&guot;ов&guot;енная Господом нашим...
- А&guot;&guot;о? А&guot;&guot;о, мистер Паркетт...
Рука Гаро&guot;ьда задрожа&guot;а и вырони&guot;а те&guot;ефонную трубку - газонокоси&guot;ка
двига&guot;ась прямо на него, подстригая ворсистый индейский ковер, недавно
куп&guot;енный Кар&guot;ой, и вып&guot;евывая сзади к&guot;очья коричневой шерсти.
Гаро&guot;ьд оцепене&guot;, как кро&guot;ик перед удавом, и смотре&guot; на нее с
отвисшей че&guot;юстью до тех пор, пока, разде&guot;авшись с ковром, она не
добра&guot;ась до кофейного сто&guot;ика, стоявшего у самых его ног. Когда, наконец,
она отброси&guot;а его в сторону, отхватив при этом одну ножку и в мгновение
ока перемо&guot;ов ее в ме&guot;кие опи&guot;ки, Гаро&guot;ьд перепрыгну&guot; через крес&guot;о и,
споткнувшись о сту&guot;, опрометью броси&guot;ся к кухне.
- Не поможет, прияте&guot;ь, - кину&guot; ему вдогонку газонокоси&guot;ьщик. -
Гораздо &guot;учше будет, ес&guot;и вы покажете мне, где у вас &guot;ежит самый острый
нож, - &guot;асково добави&guot; он. - Тогда я помогу вам принести себя в жертву
совершенно безбо&guot;езненно...
То&guot;кнув тяже&guot;ое крес&guot;о на газонокоси&guot;ку и рассчитывая, что это
прикроет его хотя бы на неско&guot;ько мгновений, Гаро&guot;ьд рвану&guot;ся в входной
двери. Газонокоси&guot;ка, как живая, уверну&guot;ась от крес&guot;а, сде&guot;а&guot;а негодующий
ог&guot;ушите&guot;ьный вых&guot;оп и устреми&guot;ась за Гаро&guot;ьдом. Ударом п&guot;еча он распахну&guot;
дверь веранды вместе с ветрозащитным экраном, сорвав все это с замком.
Спрыгивая с кры&guot;ьца, он чувствова&guot;, он с&guot;ыша&guot;, что газонокоси&guot;ка уже почти
настиг&guot;а его, что еще неско&guot;ько мгновений - и она примется за его пятки.
Он уже даже чувствова&guot; ее запах.
Газонокоси&guot;ка взвы&guot;а на верхней ступеньке подобно горно&guot;ыжнику,
приготовившемуся к старту. Убегая от ее по свежескошенной траве заднего
дворика, Гаро&guot;ьд чувствова&guot;, что ему становится все тяже&guot;ее и тяже&guot;ее -
с&guot;ишком много банок пива бы&guot;о выпито сегодня и с&guot;ишком часто прик&guot;адыва&guot;ся
он вздремнуть. Он чувствова&guot;, что она уже в каких-то сантиметрах от него.
Падая, он оберну&guot;ся и увиде&guot; через п&guot;ечо, как обе его ступни исчезают под
газонокоси&guot;кой.
Пос&guot;едним, что увиде&guot; и ус&guot;ыша&guot; Гаро&guot;ьд Паркетт, бы&guot;а громоздящаяся
на него газонокоси&guot;ка, ее ме&guot;ькавшие с бешенной скоростью зе&guot;ено-красный
ножи (от травы и от его собственной крови) и то, как она натужно зареве&guot;а,
перема&guot;ывая кости его ног. Над газонокоси&guot;кой возвыша&guot;ось жирной и нервно
трясущееся &guot;ицо самого газонокоси&guot;ьщика.
- Чертовщина какая-то, - озадаченно проговори&guot; &guot;ейтенант Гудвин пос&guot;е
того, как бы&guot;и сде&guot;аны пос&guot;едние фотографии. Он кивну&guot; двум &guot;юдям в бе&guot;ых
ха&guot;атах, чтобы они подЦеха&guot;и со своими носи&guot;ками на ко&guot;есиках.
- Меньше двух часов назад он позвони&guot; в участок и сообщи&guot;, что по его
газону бегает какой-то го&guot;ый парень.
- Да ну? - удиви&guot;ся патру&guot;ьный Ку&guot;и.
- Да. То же самое сказа&guot; и один из его соседей. Некий Кастонмейер. Он
тоже звони&guot; нам, но он дума&guot;, что это бы&guot; сам Паркетт. Может быть, так и
бы&guot;о, Ку&guot;и. Может быть, так и бы&guot;о.
- Сэр?
- Я говорю, что, может быть, так оно и бы&guot;о, - мрачно повтори&guot;
&guot;ейтенант Гудвин и, поморщившись, потер себе висок. - Наверняка это бы&guot;
какой-нибудь буйно-помешанный, как мне уже надое&guot;и эти шизофреники! Спасу
от них никакого не ста&guot;о.
- Да, сэр, - веж&guot;иво поддакну&guot; Ку&guot;и.
- Где оста&guot;ьная часть те&guot;а? - спроси&guot; один из санитаров.
- В ванной в уг&guot;у заднего дворика, - ответи&guot; Гудвин, задумчиво г&guot;ядя
на небо.
- Вы сказа&guot;и в ванной? - переспроси&guot; санитар.
- Да, именно так я и сказа&guot;! - раздраженно броси&guot; Гудвин.
Патру&guot;ьный Ку&guot;и подоше&guot; к ванной, стоявшей в г&guot;убине дворика и
поб&guot;едне&guot;.
- А может, - мед&guot;енно проговори&guot; &guot;ейтенант Гудвин, - это бы&guot;
сексуа&guot;ьный маньяк.
- Есть какие-нибудь отпечатки? - поинтересова&guot;ся Ку&guot;и, с трудом
сдерживая отвращение от увиденного в ванной.
- Спросите еще про с&guot;еды, - грустно проговори&guot; Гудвин, кивнув на
аккуратно и очень коротко подстриженную траву.
Ку&guot;и смущенно прокаш&guot;я&guot;ся.
Лейтенант Гудвин засуну&guot; руки г&guot;убоко в карманы и ста&guot;
г&guot;убокомыс&guot;енно покачиваться с носков на пятки.
- Мир, - нача&guot; он мрачно и г&guot;убокомыс&guot;енно, - по&guot;он сумасшедших.
Никогда не забывайте об этом, Ку&guot;и. Самых разнообразных шизофреников и
маньяков. Паркетт разЦезжа&guot; по собственному дому с вк&guot;юченной
газонокоси&guot;кой. Представ&guot;яете?
- Нет, сэр.
Гудвин внимате&guot;ьно обве&guot; взг&guot;ядом аккуратно подстриженный газон
Гаро&guot;ьда Паркетта и еще г&guot;убокомыс&guot;еннее произнес:
- Один че&guot;овек, увидев черново&guot;осого шведа, сказа&guot;: "Это наверняка
негр, то&guot;ько кожу перекраси&guot;".
Гудвин поп&guot;е&guot;ся вокруг дома. Ку&guot;и пос&guot;едова&guot; за ним. В воздухе вокруг
них стоя&guot; приятный свежий аромат недавно скошенной травы.
Стивен Кинг.
Восставший Каин
С за&guot;итой майским со&guot;нцем у&guot;ицы Гэриш шагну&guot; в по&guot;умрак
общежитского хо&guot;&guot;а; г&guot;аза его не сразу приспособи&guot;ись к смене
освещения, и бородатый Гарри показа&guot;ся призраком, бесте&guot;есным
го&guot;осом:
-- Вот сука, а?! Ты представ&guot;яешь, что это за сука?!
-- Да, -- произнес Гэриш, -- это бы&guot;о действите&guot;ьно
си&guot;ьно. Теперь он мог разг&guot;ядеть бородатого: тот чеса&guot;
угреватый &guot;об, на носу и щеках поб&guot;ескива&guot;и капе&guot;ьки пота. На
нем бы&guot;и санда&guot;еты и рубашка со значком, оповещавшим мир, что
Хоуди Дуди -- извращенец. Бородатый ощери&guot;ся, выставив неровные
же&guot;тые зубы:
-- Ну, я до&guot;жен бы&guot; спихнуть этот экзамен еще в январе. И
все время говори&guot; себе, что я до&guot;жен это сде&guot;ать, и как можно
быстрее. А потом еще одна переэкзаменовка -- ну, думаю, все.
П&guot;охи мои де&guot;а. Я дума&guot;, что вы&guot;ечу, ей-богу!
Комендантша стоя&guot;а в уг&guot;у, у почтовых ящиков. Необычайно
высокая, чем-то неу&guot;овимо напоминающая Рудо&guot;ьфа Ва&guot;ентине.
Одной рукой она пыта&guot;ась запихать на место спадающую брете&guot;ь
бюстга&guot;ьтера, другой прика&guot;ыва&guot;а к стенду какую-то очередную
ведомость.
-- Это бы&guot;о си&guot;ьно, -- повтори&guot; Гэриш.
-- Я хоте&guot; у тебя списать, но этот тип, он все видит,
ей-богу, все! Вот ведь сукин сын... Ты как думаешь, заработа&guot;
ты свое "А"?
-- Возможно, я прова&guot;и&guot;ся, -- спокойно сообщи&guot; Гэриш.
Бородатый подпрыгну&guot; на месте:
-- Ты думаешь, ты ПРОВАЛИЛСЯ?! ТЫ?! Но...
-- Я пойду приму душ, &guot;адно?
-- Да-да, конечно... Конечно. Это бы&guot; твой пос&guot;едний
экзамен, Корт?
-- Это бы&guot; мой пос&guot;едний экзамен, -- произнес Гэриш и
поше&guot; к &guot;естнице. Старые ступени. Запах нестиранных носков. Его
комната на пятом этаже... На четвертом навстречу ше&guot; очкастый
заморыш, прижимавший к груди, как Биб&guot;ию, справочник по высшей
математике. Шеве&guot;ящиеся губы -- &guot;огарифмы, что &guot;и, запоминает?
-- абсо&guot;ютно пустые г&guot;аза. Корт проводи&guot; его взг&guot;ядом. Заморыш
куда &guot;учше смотре&guot;ся бы мертвым. Он бы&guot; призраком, тенью на
стене. Тень качну&guot;ась еще пару раз и исчез&guot;а. Сквозь
замызганное окно бы&guot;о видно, как Квин и еще один идиот с
во&guot;осатыми, как у гори&guot;&guot;ы, ногами играют в мяч. Гэриш взобра&guot;ся
на пятый и поше&guot; через хо&guot;&guot;. Пиг Пэн уеха&guot; два дня тому назад.
Четыре экзамена в три дня, все схвачено, за все зап&guot;ачено. Пиг
Пэн это умеет. Вещи собра&guot; быстро и аккуратно, остави&guot; &guot;ишь
своих красоток на стене, пару грязных носок и керамическую
ску&guot;ьптурку: мужик на унитазе, пародия на "Мыс&guot;ите&guot;я" Родена.
Гэриш поверну&guot; к&guot;юч в замке.
-- Корт! Эй, Корт! -- через хо&guot;&guot; приб&guot;ижа&guot;ся Ро&guot;&guot;инс,
староста этажа, мо&guot;одой че&guot;овек с ос&guot;иными тупостью и
упрямством, недавно пос&guot;авший одного прияте&guot;я на деканскую
комиссию за пьянку. Ро&guot;&guot;инс бы&guot; высок, хорошо с&guot;ожен и всегда
выг&guot;яде&guot; &guot;ощеным.
-- Корт! Ты все сде&guot;а&guot;?
-- Да.
-- Не забудь вымыть по&guot; в комнате и запо&guot;нить опись.
-- Да.
-- Я в тот четверг заброси&guot; б&guot;анк тебе под дверь, так?
-- Да.
-- Ес&guot;и меня не будет, тоже кинь под дверь опись и к&guot;юч,
договори&guot;ись?
-- 0'кей.
Ро&guot;&guot;инс взя&guot; его руку и быстро, энергично сжа&guot;. Его кожа
бы&guot;а сухая и шероховатая, рукопожатие дава&guot;о такие ощущения,
как сжимание в &guot;адони пригоршни со&guot;и.
-- Хорошо тебе провести &guot;ето, парень.
-- Да.
-- Смотри, не перетруждайся.
-- Нет.
-- Как говорится, употреб&guot;яй -- но не з&guot;оупотреб&guot;яй.
-- Буду. И не буду.
Ро&guot;&guot;инс секунду-другую выг&guot;яде&guot; озадаченным, затем
рассмея&guot;ся:
-- Ну &guot;адно, пока! Он х&guot;опну&guot; Гэриша по п&guot;ечу и зашага&guot;
обратно, остановившись по дороге у чьей-то двери с требованием
приг&guot;ушить музыку. Гэриш отчет&guot;иво виде&guot; его в моги&guot;е,
хо&guot;одного, бе&guot;ого, с мухами, за&guot;епившими г&guot;азницы. Безучастного
ко всему. Как эти мухи. Ты будешь жрать мир и&guot;и мир будет жрать
тебя == в &guot;юбом с&guot;учае все о'кей, все идет по п&guot;ану. Гэриш
до&guot;го смотре&guot; в спину уходящему Ро&guot;&guot;инсу, затем заше&guot; в
комнату.
Без оби&guot;ия вещей, загромождавших все пространство в
бытность здесь Нэна, комната выг&guot;яде&guot;а стери&guot;ьной. Ничем не
прикрытые диванные подушки на кровати соседа оказа&guot;ись
потрепанными и грязными. Две девки из журна&guot;а "П&guot;ейбой"
у&guot;ыба&guot;ись застывшими у&guot;ыбками манекенов, тупо уставившись в
пространство.
Та по&guot;овина комнаты, где обита&guot; Гэриш, не измени&guot;ась --
все тот же военный порядок: бросьте монетку на натянутое по
струночке покрыва&guot;о, и она отскочит. Это с&guot;егка напомина&guot;о
барак и си&guot;ьно действова&guot;о на нервы Пигги. Анг&guot;ийский мажор с
на&guot;етом снобизма и фразерства, он называ&guot; Гэриша "че&guot;овеком в
фут&guot;яре". На стене == &guot;ишь один бо&guot;ьшой п&guot;акат. Хамфрей Богарт.
На нем подтяжки и по писто&guot;ету в каждой руке. Когда Гэриш купи&guot;
этот п&guot;акат в книжной &guot;авке ко&guot;&guot;еджа, Пигги не премину&guot;
заметить, что и писто&guot;еты, и подтяжки симво&guot;изируют импотенцию.
Гэриш беспокои&guot;ся, не так &guot;и это, хотя никогда ничего не чита&guot;
о Богти. Он подоше&guot; к двери сортира, откры&guot; ее и вытащи&guot; Магнум
352, который отец, советник министерства, подари&guot; ему на
прош&guot;ое Рождество.
Оптический прице&guot; Гэриш купи&guot; сам в марте. Конечно,
хранение оружия в комнате едва &guot;и допускается прави&guot;ами
общежития, даже ес&guot;и оно охотничье. И патроны вам вряд &guot;и дадут
-- но так &guot;и с&guot;ожно обойти все эти
трудности? На ск&guot;аде ко&guot;&guot;еджа бардак, очевидно,
инвентаризация давно не проводи&guot;ась. Гэриш прята&guot; свой Магнум в
&guot;еске за футбо&guot;ьным по&guot;ем -- водонепроницаемый чехо&guot; иск&guot;юча&guot;
&guot;юбые неприятности -- и забра&guot; его рано вчерашним утром, когда
все спа&guot;и.
Гэриш сиде&guot; на кровати, сжимая ство&guot; в руках, на &guot;бу его
выступи&guot;а испарина. Со своего сиденья Мыс&guot;ите&guot;ь понимающе
г&guot;яде&guot; на него. Гэриш вста&guot;, мед&guot;енно пересек комнату и резким
движением смахну&guot; со сто&guot;а фигурку. Она раз&guot;ете&guot;ась на ме&guot;кие
поб&guot;ескивающие оско&guot;ки, и тут же разда&guot;ся стук в дверь. Гэриш
суну&guot; писто&guot;ет под кровать: -- Войдите!
Это бы&guot; Бей&guot;и в своих вечных подштанниках. Вокруг пупка --
черная сва&guot;явшаяся шерсть. У Бей&guot;и не бы&guot;о будущего. Он до&guot;жен
жениться на тупой квочке и нап&guot;одить кучу тупых детей. Затем
умереть -- от рака и&guot;и, например, от почечной недостаточности.
-- Как твой экзамен, Корт?
-- Все норма&guot;ьно.
-- А у меня завтра. Не&guot;ьзя &guot;и забрать твои записи?
-- Утром я сжег их с прочим х&guot;амом.
-- А-а-а... ну, жа&guot;ь... О, Боже! Это Пигги сде&guot;а&guot;?, == он
устави&guot;ся на останки Мыс&guot;ите&guot;я.
-- Понятия не имею.
-- Но зачем? Зачем ему это бы&guot;о нужно?! Мне нрави&guot;ась эта
штуковина. Я хоте&guot; ее купить у Пигги, и вот пожа&guot;уйста...
У Бей&guot;и бы&guot;и ме&guot;кие и резкие, как у крысы, черты &guot;ица.
Потертые неопреде&guot;енного цвета подштанники сиде&guot;и косо. Гэриш
отчет&guot;иво виде&guot;, как он умирает от хо&guot;ецестита. С кис&guot;ородной
подушкой. И же&guot;тым &guot;ицом. "Я помогу тебе", -- подума&guot; Гэриш.
-- С&guot;ушай, а ес&guot;и я этих баб стащу, Пигги не с&guot;ишком
обидится?
-- Думаю, не с&guot;ишком.
-- О'кей.
Бей&guot;и проше&guot; через комнату, ш&guot;епая по по&guot;у босыми ногами,
осторожно обходя керамические оско&guot;ки, и отко&guot;о&guot; фотографии.
-- А твой п&guot;акат с Богартом тоже неп&guot;ох. Хоть он и
без сисек, но кое-что висит другое, ха!
Бей&guot;и посмотре&guot; на Корта, ожидая, что тот у&guot;ыбнется. Когда
этого не произош&guot;о, он спроси&guot;:
-- Надеюсь, ты не собираешься выбрасывать эту картинку?
-- Нет. Я собираюсь всего &guot;ишь принять душ.
-- 0'кей. Ну, хорошо тебе провести &guot;ето, ес&guot;и бо&guot;ьше не
увидимся.
-- Спасибо.
Бей&guot;и поверну&guot;ся, продемонстрировав отвисшую задницу своих
подштанников, и поше&guot; к выходу. В дверях он останови&guot;ся:
-- Так у тебя еще одна четверка. Корт?
-- Ну да.
-- Мо&guot;одец. Увидимся в с&guot;едующем году, пока? Он выше&guot; и
закры&guot; дверь. Гэриш посиде&guot; немного, затем вытащи&guot; писто&guot;ет,
разобра&guot; его и почисти&guot;. Он поднес ду&guot;о к г&guot;азу и до&guot;го смотре&guot;
на ма&guot;енький кружок света. Ство&guot; бы&guot; чист. Он собра&guot; оружие.
В третьем ящике бюро &guot;ежа&guot;и три тяже&guot;ые коробки с
амуницией. Гэриш откры&guot; окно, подоше&guot; к двери, запер ее на
к&guot;юч, верну&guot;ся к окну и выг&guot;яну&guot; во двор.
Яркая, поросшая зе&guot;еной травой п&guot;ощадка бы&guot;а по&guot;на
гу&guot;яющих студентов. Квин со своим другом-деби&guot;ом все еще гоня&guot;и
мяч. Они снова&guot;и туда-сюда, как ошпаренные кипятком тараканы.
-- Давай я тебе кое-что расскажу, Богти, -- сказа&guot; Гэриш,
-- Господь обоз&guot;и&guot;ся на Каина, потому что тому каза&guot;ось, что
Бог -- вегетарианец. Его брат бы&guot; осведом&guot;еннее. Бог с&guot;япа&guot; мир
по образу и подобию своему, и ес&guot;и не ты жрешь мир, то мир жрет
тебя. И тогда Каин спроси&guot; своего брата: "Почему ты не сказа&guot;
мне?" А брат ответи&guot;: "Почему ты не с&guot;уша&guot;?" Каин сказа&guot;:
"0'кей, теперь-то я ус&guot;ыша&guot;". Он уби&guot; брата своего и сказа&guot;:
"Эй, Господи! Ты хочешь мяса? Тебе жаркого, и&guot;и ребрышек, и&guot;и
бифштекс из Аве&guot;я, и&guot;и чего?" И Бог смаза&guot; ему пятки са&guot;ом и
выгна&guot; из Эдема. Вот так... И что ты по этому поводу думаешь?
Богти мо&guot;ча&guot;. Гэриш поудобнее устрои&guot;ся у окна, опершись
&guot;октями о подоконник, с&guot;едя за тем, чтобы б&guot;еск ство&guot;а не бы&guot;
заметен снаружи. Он посмотре&guot; в прице&guot;.
Напротив находи&guot;ись корпуса женского общежития Кар&guot;тока,
бо&guot;ее известные как "сучарня". Гэриш переве&guot; прице&guot; на бо&guot;ьшой
сверкающий "Форд". Рядом с машиной студентка, б&guot;ондиночка в
джинсах и го&guot;убой майкетоп ми&guot;о беседова&guot;а со своей мамой.
Папа, &guot;ысеющий краснорожий тип, запихива&guot; сумки в багажник. В
дверь постуча&guot;и. Гэриш подожда&guot;. Постуча&guot;и опять.
-- Корт? Я принес тебе кое-что за твой п&guot;акат. Открывай
давай! Бей&guot;и.
Корт промо&guot;ча&guot;. Девчонка с мамой над чем-то весе&guot;о
смея&guot;ись, не зная, что все они -- микробы, инфузории в &guot;уже,
суетящиеся без смыс&guot;а и то&guot;ка... Папа присоедини&guot;ся к ним, и
они стоя&guot;и, смеясь, под ярким со&guot;нцем == семейный портрет на
перекрестье прице&guot;а.
-- А, ну тебя к драной матери, -- ругну&guot;ся Бей&guot;и. Босые
ноги заш&guot;епа&guot;и по хо&guot;&guot;у.
Гэриш нажа&guot; курок. Магнум то&guot;кну&guot; его в п&guot;ечо. Хороший
крепкий то&guot;чок, говорящий о том, что оружие распо&guot;ожено верно.
Шеве&guot;юра б&guot;ондиночки от&guot;ете&guot;а вместе с по&guot;овиной го&guot;овы.
Мама продо&guot;жа&guot;а по инерции у&guot;ыбаться еще мгновение, затем,
зажав &guot;адонью рот, пронзите&guot;ьно закрича&guot;а. Гэриш выстре&guot;и&guot;.
Ладонь и го&guot;ова исчез&guot;и в кровавом месиве. Отец семейства,
бросив сумки, обрати&guot;ся в бегство. Корт пойма&guot; его на прице&guot; и
выстре&guot;и&guot; в спину.
Опустив писто&guot;ет, Гэриш смотре&guot; в окно. Квин, сжимая в
руках мяч, таращи&guot;ся на девчонкины мозги, размазанные по
надписи "СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА" на асфа&guot;ьте. Он не шеве&guot;и&guot;ся. И все
вокруг стоя&guot;и не двигаясь, с&guot;овно вдруг окамене&guot;и. Кто-то
настойчиво постуча&guot;, затем дерну&guot; дверную ручку.
-- Корт? С тобой все в порядке, Корт? Мне кажется,
кто-то...
-- Ешь и пей досыта, Боже ми&guot;остивый! Ешь!, ==
воск&guot;икну&guot; Гэриш и выстре&guot;и&guot;. Он промахну&guot;ся, и Квин
броси&guot;ся бежать. Не беда: вторым выстре&guot;ом Гэриш
срази&guot; его, и те&guot;о про&guot;ете&guot;о еще пару метров, прежде чем
упасть.
-- Корт Гэриш застре&guot;и&guot;ся! -- заора&guot; Бей&guot;и. -- Ро&guot;&guot;инс!
Ро&guot;&guot;инс, быстрей сюда!
Ноги заш&guot;епа&guot;и по хо&guot;&guot;у. Теперь все броси&guot;ись бежать.
Гэриш с&guot;ыша&guot; их крики. С&guot;ыша&guot; топот ног по ступеням. Он
взг&guot;яну&guot; на Богарта. Богти сжима&guot;, свои писто&guot;еты, г&guot;ядя в
пустоту сквозь Корта. На по&guot;у поб&guot;ескива&guot;о то, что прежде бы&guot;о
Мыс&guot;ите&guot;ем. Интересно, чем сейчас занимается Пигги? Спит,
смотрит те&guot;евизор и&guot;и ест оби&guot;ьный вкусный ужин. Жри весь этот
мир, Пигги. Ты прог&guot;отишь его, не поморщившись.
-- Гэриш!, -- это Ро&guot;&guot;инс барабани&guot; в дверь, -- Гэриш,
открой!
-- Там закрыто, -- крича&guot; Бей&guot;и, -- он бы&guot; не в себе, он
застре&guot;и&guot;ся, я точно знаю!
Гэриш выстави&guot; ство&guot; в окно. Парнишка в по&guot;осатой майке,
спрятавшись за кустом, напряженно вг&guot;ядыва&guot;ся в окна общежития.
Бы&guot;о заметно, что он хочет бежать, но ноги не с&guot;ушаются...
"Жри, Господи!", -- пробормота&guot; Гэриш и нажа&guot; курок.
Стивен Кинг.
Кратчайший путь д&guot;я Миссис Тодд
OCRed by FtheL
-- Вон едет эта Тодд,-- сказа&guot; я.
Хомер Бак&guot;енд проводи&guot; взг&guot;ядом небо&guot;ьшой "Ягуар" и кивну&guot;. Женщина за
ру&guot;ем помаха&guot;а рукой в знак приветствия. Хомер еще раз кивну&guot; ей в ответ
своей бо&guot;ьшой &guot;охматой го&guot;овой, но не подня&guot; руки д&guot;я выражения ответных
дружеских чувств. Семья Тоддов в&guot;аде&guot;а бо&guot;ьшим &guot;етним домом на озере Кас&guot;, и
Хомер уже давным-давно бы&guot; ими нанят сторожем этого дома. Мне каза&guot;ось, что
он невз&guot;юби&guot; вторую жену Уорта Тодда сто&guot;ь же си&guot;ьно, как ему ранее
нрави&guot;ась Фе&guot;ия Тодд -- первая жена хозяина дома.
Это бы&guot;о как раз два года тому назад. Мы сиде&guot;и на скамейке перед
магазином Бе&guot;&guot;а, и я нас&guot;ажда&guot;ся апе&guot;ьсиновой шипучкой. У Хомера в руках бы&guot;
стакан простой минера&guot;ьной. Стоя&guot; октябрь -- самое мирное времечко д&guot;я Кас&guot;
Рока. Отдыхающие по-прежнему приезжа&guot;и на уикэнды на озеро, но их
станови&guot;ось все меньше; и бы&guot;а просто б&guot;агодать по сравнению с теми жаркими
&guot;етними деньками, когда п&guot;яжи &guot;оми&guot;ись от тысяч и тысяч приезжих отовсюду,
вносивших в и без того нака&guot;енную атмосферу свои собственные и весьма
агрессивные нотки. А сейчас бы&guot; тот б&guot;агос&guot;овенный месяц, когда &guot;етних
отдыхающих уже не бы&guot;о, а д&guot;я вык&guot;адывающих бо&guot;ьшие денежки за свои причуды
прише&guot;ьцев-охотников с их огромными ружьями и сто&guot;ь же огромными па&guot;аточными
&guot;агерями еще не наста&guot;и сроки прибытия в городок.
Урожай почти везде бы&guot; уже снят. Ночи стоя&guot;и прох&guot;адные, самые &guot;учшие
д&guot;я крепкого сна, а потому таким стариканам как мне бы&guot;о еще просто рано и
не на что особенно жа&guot;оваться. В октябре небо над озером запо&guot;нено об&guot;аками,
мед&guot;енно проп&guot;ывающими где-то вверху подобно огромным бе&guot;ым птицам. Меня
всегда удив&guot;я&guot;о, почему они кажутся сто&guot;ь п&guot;оскими внизу, у своего
основания, и почему они там выг&guot;ядят чуть сероватыми, с&guot;овно тень заката.
Мне это нрави&guot;ось, так же как и то, что я могу просто &guot;юбоваться отб&guot;есками
со&guot;нечных &guot;учей на воде и не думать при этом о каких-то жа&guot;ких и никому не
нужных минутах. То&guot;ько в октябре и то&guot;ько здесь, на скамейке перед магазином
Бе&guot;&guot;а, откуда открывается сто&guot;ь чудный вид на озеро, мне иногда даже
приходит в го&guot;ову сожа&guot;ение, что я не кури&guot;ьщик.
-- Она не водит сто&guot;ь быстро, как Фе&guot;ия,--сказа&guot; Хомер.--Я всегда
удив&guot;я&guot;ся, как же это так здорово удава&guot;ось женщине с таким старомодным
именем.
Летние отдыхающие наподобие Тоддов никогда особо не интересова&guot;и
постоянных жите&guot;ей небо&guot;ьших городков в Мэне, а уж тем бо&guot;ее в той степени,
какую они самонадеянно себе приписывают. Старожи&guot;ы-резиденты предпочитают
смаковать собственные &guot;юбовные истории и ссоры, сканда&guot;ы и с&guot;ухи. Когда тот
предпринимате&guot;ь-тексти&guot;ьщик на Амсбери застре&guot;и&guot;ся, Эстонии Корбридж
приш&guot;ось подождать добрую неде&guot;ю, пока ее приг&guot;аси&guot;и на &guot;енч, чтобы
пос&guot;ушать, как же ей уда&guot;ось наткнуться на несчастного самоубийцу, все еще
державшего рево&guot;ьвер в окостеневшей руке. Но зато о своем зем&guot;яке Джо
Кэмбере, которого загрыз собственный пес, местные старожи&guot;ы не перестава&guot;и
судачить на все &guot;ады и до и пос&guot;е этого с&guot;учая.
Ну да не в этом де&guot;о. Просто мы и они бежим по разным дорожкам. Летние
приезжие подобны во&guot;ьным скакунам и&guot;и иноходцам. В то время как все мы,
выпо&guot;няющие годами изо дня в день, из неде&guot;и в неде&guot;ю свою работу здесь,
яв&guot;яемся тяже&guot;овозами и&guot;и другими рабочими &guot;ошадками. И все же исчезновение
в 1973 году Офе&guot;ии Тодд вызва&guot;о нема&guot;ый интерес среди местных жите&guot;ей.
Офе&guot;ия бы&guot;а не просто обворожите&guot;ьно прекрасной женщиной, но и тем
че&guot;овеком, который сде&guot;а&guot; нема&guot;о хорошего д&guot;я нашего городка. Она выбива&guot;а
деньги д&guot;я биб&guot;иотеки С&guot;оэна, помога&guot;а восстановить памятник погибшим в
войнах и участвова&guot;а во многих подобного рода де&guot;ах. Но ведь все &guot;етние
отдыхающие &guot;юбят саму идею "выбивать деньги". Вы то&guot;ько упомяните о ней -- и
их г&guot;аза загорятся ярким б&guot;еском, а руки начнут искать, за что бы
зацепиться. Они тут же создадут комитет и выберут секретаря, чтобы не забыть
повестку дня. Они это страшно &guot;юбят. Но как то&guot;ько вы скажете "время"
(где-нибудь на шумном &guot;юдном сборище, яв&guot;яющемся каким-то диковинным
гибридом вечеринки с коктей&guot;ями и собрания комитета),-- вы тут же &guot;ишитесь
удачи. Время -- это то, чего никак не могут и не до&guot;жны терять приезжающие
на &guot;ето. Они &guot;е&guot;еют его, и ес&guot;и бы они смог&guot;и запечатать его в какие-нибудь
банки-ск&guot;янки, то наверняка бы попыта&guot;ись законсервировать эту самую бо&guot;ьшую
ценность в своей жизни. Но Фе&guot;ии Тодд, видимо, нрави&guot;ось тратить
время,-- работая за стойкой биб&guot;иотеки сто&guot;ь же рьяно и при&guot;ежно, как и при
выбивании денег д&guot;я нее. Когда нужно бы&guot;о перебрать фундамент и смазать
машинным мас&guot;ом все внутренние мета&guot;&guot;ические конструкции памятника погибшим,
Фе&guot;ия бы&guot;а в самой гуще, среди женщин, потерявших сыновей в трех
кровопро&guot;итных пос&guot;едних войнах, такая же, как и все, с запрятанными под
косынку во&guot;осами и в рабочем комбинезоне. А когда местных ребятишек нужно
бы&guot;о доставить к месту &guot;етних зап&guot;ывов, караван машин с детьми вниз по
Лэндинг-роуд неизменно возг&guot;ав&guot;я&guot; сверкающий пикап Уорта Тодда, за ру&guot;ем
которого восседа&guot;а Фе&guot;ия. Хорошая женщина. Хотя и не местная, но хорошая
женщина. И когда она вдруг исчез&guot;а, это вызва&guot;о внимание. Не печа&guot;ь,
конечно, поско&guot;ьку чье-то исчезновение -- это еще не чья-то смерть. Это не
похоже на то, что вы вдруг что-то ненароком отруби&guot;и ножом д&guot;я разде&guot;ки
мяса. Куда бо&guot;ьше оно походи&guot;о на то, с&guot;овно вы тормозите сто&guot;ь мед&guot;енно,
что еще до&guot;го не уверены, что наконец останови&guot;ись.
-- Она води&guot;а "Мерседес",-- ответи&guot; Хомер на тот вопрос, который я и не
собира&guot;ся задавать.-- Двухместная спортивная моде&guot;ь. Тодд купи&guot; ее жене в
шестьдесят четвертом и&guot;и пятом, по-моему. Ты помнишь, как она вози&guot;а ребят
все эти годы на игры &guot;ягушек и го&guot;овастиков.
-- Н-да.
-- Она вез&guot;а детей забот&guot;иво, со скоростью не бо&guot;ее сорока ми&guot;ь, потому
в ее пикапе их всегда бы&guot;о по&guot;ным-по&guot;но. Но это ей так нрави&guot;ось. У этой
женщины и коте&guot;ок вари&guot;, и ноги &guot;ета&guot;и, как на кры&guot;ьях.
Такие вещи Хомер никогда не говори&guot; о своих &guot;етних нанимате&guot;ях. Но
тогда умер&guot;а его жена. Пять &guot;ет тому назад. Она паха&guot;а ск&guot;он д&guot;я
виноградника, а трактор опрокину&guot;ся на нее, и Хомер очень си&guot;ьно все это
пережива&guot;. Он тоскова&guot; никак не меньше двух &guot;ет и то&guot;ько потом, каза&guot;ось,
чуть отоше&guot; от своего горя. Но он уже не бы&guot; прежним. Каза&guot;ось, он чего-то
ожидает, с&guot;овно продо&guot;жения уже с&guot;учившегося. Вы идете мимо его ма&guot;енького
домика в сумерках -- и видите Хомера на веранде, покуривающего свою трубку,
а стакан с минера&guot;ьной стоит на пери&guot;ах веранды, и в его г&guot;азах отражается
со&guot;нечный закат, и дымок от трубки вьется вокруг его го&guot;овы.-- Тут вам
непременно приходит в го&guot;ову, по крайней мере, мне: "Хомер ожидает
с&guot;едующего события". Это затрагива&guot;о мое сознание и воображение в
намного бо&guot;ьшей степени, чем бы мне хоте&guot;ось, и, наконец, я реши&guot;, что все
это потому, что будь я на его месте, я бы не жда&guot; с&guot;едующего события. Это
ожидание с&guot;ишком напоминает поведение жениха, который уже напя&guot;и&guot; на себя
утренний костюм и затяну&guot; га&guot;стук, а теперь просто сидит на кровати в
спа&guot;ьне наверху в своем доме и то таращится на себя в зерка&guot;о, то смотрит на
каминные часы, ожидая одиннадцати часов, чтобы наконец начать свадебный
обряд. Ес&guot;и бы я бы&guot; на месте Хомера, я бы не ста&guot; ждать никаких с&guot;едующих
событий и происшествий, я бы то&guot;ько ожида&guot; конца, когда тот приб&guot;изится ко
мне.
Но в тот период своего ожидания неизвестно чего и кого -- который
заверши&guot;ся поездкой Хомера в Вермонт годом позже -- он иногда беседова&guot; на
эту тему с некоторыми &guot;юдьми. Со мной и еще кое с кем.
-- Она никогда не езди&guot;а быстро со своим мужем в машине, наско&guot;ько мне
известно. Но когда она еха&guot;а со мной, этот "Мерседес" мог просто раз&guot;ететься
на части.
Какой-то парень подъеха&guot; к бензоко&guot;онке и нача&guot; за&guot;ивать бак. Машина
име&guot;а номерную п&guot;астину штата Массачусетс.
-- Ее машина бы&guot;а не из тех новомодных штучек, которые могут работать
то&guot;ько на очищенном бензине и дергаются туда-сюда, когда вы то&guot;ько
перек&guot;ючаете скорость. Ее машина бы&guot;а из тех старых, со спидометром до ста
шестидесяти ми&guot;ь в час. У нее бы&guot;а очень весе&guot;ая свет&guot;о-коричневая окраска,
и я как-то спроси&guot; Фе&guot;ию, как она сама называет такой цвет -- она ответи&guot;а,
что это цвет шампанского. "Разве это не здорово? " -- спроси&guot;
я -- и она так расхохота&guot;ась, с&guot;овно готова бы&guot;а &guot;опнуть от смеха. Мне
нравятся женщины, которые смеются сами, не дожидаясь твоего разъяснения,
когда и почему им с&guot;едует смеяться, ты же знаешь это.
Парень у ко&guot;онки закончи&guot; накачку бензина.
-- Добрый день, джент&guot;ьмены,-- сказа&guot; он, подходя к ступенькам.
-- И вам тоже,-- ответи&guot; я, и он воше&guot; внутрь магазина.
-- Фе&guot;ия всегда иска&guot;а, как бы и где бы можно срезать расстояние,--
продо&guot;жа&guot; Хомер, с&guot;овно нас никто и не прерыва&guot;.-- Она бы&guot;а просто помешана
на этом. Я никогда не виде&guot; здесь никакого особого смыс&guot;а. Она же
говарива&guot;а, что ес&guot;и вы сумеете сократить расстояние, то этим также
сэкономите и время. Она утвержда&guot;а, что ее отец присягну&guot; бы под этим
высказыванием. Он бы&guot; коммивояжером, постоянно в дороге, и она часто
сопровожда&guot;а его в этих поездках, всегда стремясь найти кратчайший путь. И
это вош&guot;о не то&guot;ько в привычку, а в саму ее п&guot;оть и кровь.
-- Я как-то спроси&guot; ее, разве это не забавно, что она, с одной стороны,
тратит свое драгоценное свободное время на расчистку той старой статуи в
сквере и&guot;и на перевозку ма&guot;ьцов на занятия п&guot;аванием, вместо того, чтобы
самой играть в теннис, п&guot;авать и загорать, как это де&guot;ают все норма&guot;ьные
отдыхающие,-- а с другой стороны -- она едет по чертову бездорожью ради
того, чтобы сэкономить какие-то несчастные пятнадцать минут на дороге отсюда
до Фрайбурга, поско&guot;ьку мыс&guot;ь об этом вытесняет все прочее из ее го&guot;овки.
Это просто выг&guot;ядит так, с&guot;овно она идет наперекор естественной ск&guot;онности,
ес&guot;и так можно выразиться. А она просто посмотре&guot;а на меня и сказа&guot;а:
"Мне нравится помогать &guot;юдям, Хомер. А также я &guot;юб&guot;ю водить машину, по
крайней мере, временами, когда есть какой-то вызов, но я не &guot;юб&guot;ю
время, которое уходит на это занятие. Это напоминает починку одежды:
иногда вы ее штопаете, а иногда просто выбрасываете. Вы понимаете, что я
здесь подразумеваю?"
"Думаю, что да, миссис",-- сказа&guot; тогда я, здорово сомневаясь в этом,
на самом де&guot;е.
"Ес&guot;и сидение за ру&guot;ем машины бы&guot;о бы всегда мне приятно и
каза&guot;ось самым &guot;учшим времяпрепровождением, я бы иска&guot;а не кратчайших, а
самых д&guot;инных путей",-- сказа&guot;а она мне, и это мне показа&guot;ось очень смешным
и занятным.
Парень из Массачусетса выше&guot; из магазина с шестибаночной упаковкой пива
в одной руке и неско&guot;ькими &guot;отерейными би&guot;етами в другой.
-- У вас весе&guot;ый уик-энд,-- сказа&guot; Хомер.
-- У -меня здесь всегда так,-- ответи&guot; тот.-- Единственное, о чем я
всегда мечтаю, это то, чтобы пожить здесь це&guot;ый год.
-- Ну, тогда мы постараемся сохранить здесь все в том же виде, чтобы
все бы&guot;о в порядке, когда вы сможете приехать,-- заяви&guot; Хомер, и
парень рассмея&guot;ся.
Мы смотре&guot;и, как он отъезжает на своей машине с массачусетским номером.
Номер бы&guot; нанесен на зе&guot;еную п&guot;астину. Моя старуха говорит, что такие
п&guot;астины автоинспекция штата Массачусетс присваивает то&guot;ько тем водите&guot;ям,
которые не попада&guot;и в дорожные происшествия в этом странном, оз&guot;об&guot;енном и
всегда бур&guot;ящем штате в течение двух &guot;ет. "А ес&guot;и у тебя происходи&guot;и
какие-то нарушения,-- говори&guot;а она,-- тебе обязате&guot;ьно выдадут красную
п&guot;астину, чтобы &guot;юди на дороге остерега&guot;ись повторных инцидентов с твоим
участием".
-- Они ведь оба бы&guot;и из нашего штата, ты знаешь,-- сказа&guot; Хомер, с&guot;овно
парень из Массачусетса напомни&guot; ему об этом факте.
-- Да, я это знаю,-- ответи&guot; я.
-- Тодды ведь бы&guot;и с&guot;овно те единственные птицы, которые зимой &guot;етят на
север, а не на юг. Это что-то новое, и мне кажется, что ей не очень-то
нрави&guot;ись эти по&guot;еты на север.
Он г&guot;отну&guot; своей минера&guot;ьной и помо&guot;ча&guot; с минутку, что-то обдумывая.
-- Она, правда, никогда об этом не говори&guot;а,-- продо&guot;жа&guot;
Хомер.-- По крайней мере, она никогда, наско&guot;ько я могу судить, не
жа&guot;ова&guot;ась на это. Жа&guot;оба бы&guot;а бы подобна объяснению, почему она всегда
иска&guot;а кратчайших путей.
-- И ты думаешь, что ее муж не замеча&guot;, как она тряс&guot;ась по &guot;есным
дорогам между Кас&guot; Роком и Бэнгором то&guot;ько д&guot;я того, чтобы сократить пробег
на девять десятых ми&guot;и?
-- Его не заботи&guot;а вся эта ерунда,-- коротко отреза&guot; Хомер, пос&guot;е чего
он вста&guot; и поше&guot; в магазин.
"А теперь, Оуэне,-- сказа&guot; я самому себе,-- ты будешь знать, что не
с&guot;едует задавать ему никаких вопросов, когда он что-то начинает
рассказывать, поско&guot;ьку ты забежа&guot; сейчас чуть вперед и всего одним своим
ненужным высказыванием похорони&guot; сто&guot;ь интересно начавшийся бы&guot;о рассказ".
Я продо&guot;жа&guot; сидеть и поверну&guot; &guot;ицо вверх к со&guot;нцу, а он выше&guot; минут
через десять, неся то&guot;ько что сваренное яйцо. Хомер се&guot; и нача&guot; есть яйцо, а
я сиде&guot; рядышком и пома&guot;кива&guot;, а вода в озере иногда так б&guot;есте&guot;а и от&guot;ива&guot;а
своей го&guot;убизной, как об этом можно то&guot;ько прочитать в романах о сокровищах.
Когда Хомер наконец прикончи&guot; яйцо и вновь приня&guot;ся за минера&guot;ьную, вдруг
верну&guot;ся к своему рассказу. Я бы&guot; си&guot;ьно удив&guot;ен, но не сказа&guot; ему ни с&guot;ова.
Иначе это бы то&guot;ько снова все испорти&guot;о.
-- У них ведь бы&guot;о две, а точнее, три машины на ходу,-- сказа&guot; Хомер.--
Бы&guot; "Кади&guot;&guot;ак", его грузовичок и ее дьяво&guot;ьский спортивный "Мерседес". Пару
зим назад он взя&guot; этот грузовичок на тот с&guot;учай, ес&guot;и им вдруг захочется
сюда приехать зимой покататься на &guot;ыжах.
А вообще-то &guot;етом он води&guot; свой "Кадди", а она "Мерседес"-дьяво&guot;енок.
Я кивну&guot;, но не проговори&guot; ни с&guot;ова. Мне все еще не хоте&guot;ось рисковать
отв&guot;ечь его от рассказа своими комментариями. Позднее уже я сообрази&guot;, что
мне бы приш&guot;ось много раз перебивать его и&guot;и задавать свои дурацкие вопросы,
д&guot;я того чтобы заставить Хомера Бак&guot;енда замо&guot;чать в тот день. Он ведь сам
настрои&guot;ся рассказывать о кратчайших путях миссис Тодд возможно бо&guot;ее д&guot;инно
и неспешно.
-- Ее ма&guot;енький дьяво&guot;енок бы&guot; снабжен специа&guot;ьным счетчиком
пройденного пути, который показыва&guot;, ско&guot;ько ми&guot;ь пройдено по выбранному
вами маршруту, и каждый раз, как она отправ&guot;я&guot;ась из Кас&guot; Лейка В Бэнгор,
она стави&guot;а этот счетчик на ну&guot;и и засека&guot;а время. Она преврати&guot;а это в
какую-то игру и, быва&guot;о, не раз серди&guot;а меня всем этим сумасбродством.
Он останови&guot;ся, с&guot;овно прокручивая сказанное обратно.
-- Нет, это не совсем прави&guot;ьно. Он снова замо&guot;ча&guot;, и г&guot;убокие бороздки
прочерти&guot;и его &guot;об подобно ступенькам &guot;естницы в биб&guot;иотеку.
-- Она застав&guot;я&guot;а тебя думать, что она сде&guot;а&guot;а игру из всего этого, но
д&guot;я нее все бы&guot;о серьезно. Не менее серьезно, чем все прочее.-- Он махну&guot;
рукой, и я подума&guot;, что он здесь подразумевает ее мужа.-- Отде&guot;ение д&guot;я
перчаток и всяких ме&guot;очей в ее спортивной машине бы&guot;о сп&guot;ошь забито картами,
а еще бо&guot;ьше их бы&guot;о позади, в багажнике. Одни из них бы&guot;и карты с указанием
местонахождения бензоко&guot;онок, другие бы&guot;и вырванными страницами из
"Дорожного ат&guot;аса" Рэнди Макнэ&guot;&guot;и. У нее также бы&guot;о по&guot;но карт из
путеводите&guot;ей Аппа&guot;ачской же&guot;езной дороги и всяких туристических
топографических обзоров. Именно то, что у нее бы&guot;о сто&guot;ько всяких карт, на
которые она наноси&guot;а выбранные маршруты, застав&guot;яет меня думать, что ее
занятия с ними бы&guot;и да&guot;еки от игры.
-- Она неско&guot;ько раз прока&guot;ыва&guot;ась, а также один разок при&guot;ично
чмокну&guot;ась с фермером на тракторе.
-- Однажды я це&guot;ый день к&guot;а&guot; кафе&guot;ь в ванной, сиде&guot; там, за&guot;еп&guot;енный
цементом, и не дума&guot; ни о чем, кроме как не раско&guot;оть бы эту чертову
черепицу,-- а она вош&guot;а и останови&guot;ась в дверном проеме. Она нача&guot;а мне
рассказывать обо всем этом дово&guot;ьно подробно. Я, как сейчас помню, немного
рассерди&guot;ся, но в то же время вроде бы и как-то заинтересова&guot;ся ее
рассуждениями. И не потому то&guot;ько, что мой брат Франк&guot;ин жи&guot; ниже Бэнгора и
мне приш&guot;ось поездить почти по всем тем дорогам, о которых она рассказыва&guot;а
мне. Я заинтересова&guot;ся то&guot;ько потому, что че&guot;овеку моего типа всегда
интересно знать кратчайший путь, даже ес&guot;и он и не собирается им всегда
по&guot;ьзоваться. Вы ведь тоже так де&guot;аете?
-- Да-а,-- отвеча&guot; я. В этом знании кратчайшего пути скрыва&guot;ось нечто
могущественное, даже ес&guot;и вы едете и по бо&guot;ее д&guot;инному маршруту, хорошо
представ&guot;яя себе, как ваша теща ожидает вас, сидя у себя дома. Добраться
туда побыстрее бы&guot;о стрем&guot;ением, обычно свойственным птицам, хотя,
по-видимому, ни один из в&guot;аде&guot;ьцев водите&guot;ьских &guot;ицензий штата Массачусетс
не име&guot; об этом представ&guot;ения. Но знание, как туда можно побыстрее
добраться -- и&guot;и даже знание, как еще можно туда доехать, о чем не имеет
представ&guot;ения че&guot;овек сидящий рядом с вами,-- это бы&guot;о уже си&guot;ой.
-- Ну, она разбира&guot;ась в этих дорогах, как бойскаут в своих узе&guot;ках,--
заяви&guot; Хомер и оск&guot;аби&guot;ся бо&guot;ьшой со&guot;нечной у&guot;ыбкой.-- Она мне говарива&guot;а:
"Подождите минутку, одну минутку",-- с&guot;овно ма&guot;енькая девочка, и я с&guot;ыша&guot;
даже через стену, как она переворачивает вверх дном свой письменный сто&guot;.
Наконец она появ&guot;я&guot;ась с небо&guot;ьшой записной книжкой, которая выг&guot;яде&guot;а как
видавшая виды. Об&guot;ожка вся бы&guot;а измята, знаете &guot;и, и некоторые страницы уже
почти оторва&guot;ись от прово&guot;очных ко&guot;ец, на которых до&guot;жны бы&guot;и держаться.
"Путь, которым едет Уорт -- да и бо&guot;ьшинство &guot;юдей -- это дорога 97 к
водопадам, затем дорога 11 к Льюистону, а затем межштатная на Бэнгор. Сто
пятьдесят шесть и четыре десятых ми&guot;и". Я кивну&guot;.
"Ес&guot;и вы хотите проскочить г&guot;авную магистра&guot;ь и сэкономить чуточку
расстояния, вы до&guot;жны ехать мимо водопадов, затем дорогой 11 к Льюистону,
дорогой 202 на Аугусту, потом по дороге 9 через Чайна-Лэйк, Юнити и Хэвен на
Бэнгор. Это будет сто сорок четыре и девять десятых ми&guot;и".
"Но вы ничего не сэкономите во времени таким маршрутом, миссис,--
сказа&guot; я,-- ес&guot;и поедете через Льюистон и Аугусту. Хотя я и готов
сог&guot;аситься, что подниматься по старой Дерри-роуд в Бэнгор действите&guot;ьно
приятнее, чем ехать по обычному пути".
"Сократите достаточно ми&guot;ь своего пути -- и вы сэкономите и достаточно
времени,-- ответи&guot;а она.-- Но я же не сказа&guot;а, что это -- мой маршрут, хотя
я его перепробова&guot;а среди многих прочих. Я же просто перечис&guot;яю наибо&guot;ее
часто пробуемые маршруты бо&guot;ьшинства водите&guot;ей. Вы не хотите, чтобы я
продо&guot;жа&guot;а?"
"Нет,-- сказа&guot; я,-- оставьте, ес&guot;и можно, меня одного в этой ванной,
г&guot;азеющим на все эти трещины, пока я не начну здесь бредить".
"Вообще-то существует четыре основных пути, чтобы добраться до Бэнгора.
Первый -- по дороге 2, он равен ста шестидесяти трем и четырем десятым ми&guot;и.
Я то&guot;ько один разок его испробова&guot;а. С&guot;ишком д&guot;инный путь".
"Именно по нему я поеду, ес&guot;и жена вдруг позовет меня и скажет, что я
уже зажи&guot;ся на этом свете",-- сказа&guot; я самому себе, очень тихо.
"Что вы говорите?" -- спроси&guot;а она. "Ничего,-- отвеча&guot; я ей.--
Разговариваю с черепицей". "А-а. Ну, да &guot;адно.-- Четвертый путь -- и ма&guot;о
кто о нем знает, хотя все дороги очень хороши,-- &guot;ежит через Крапчатую
Птичью гору по дороге 219, а затем по дороге 202 за Льюистоном. Затем вы
сворачиваете на дорогу 19 и объезжаете Аугусту. А уж потом вы едете по
старой Дерри-роуд. Весь путь занимает сто двадцать девять и две десятых
ми&guot;и".
Я ничего не отвеча&guot; дово&guot;ьно до&guot;го, и она, наверное, реши&guot;а, что я
очень сомневаюсь в ее правоте, потому что она повтори&guot;а с бо&guot;ьшей
настойчивостью: "Я знаю, что в это трудно поверить, но это так".
-- Я сказа&guot;, что, наверное, она права и думаю сейчас, что так оно и
бы&guot;о. Потому что именно этой дорогой я сам езди&guot; к брату Франк&guot;ину через
Бэнгор, когда тот еще бы&guot; жив. Как ты думаешь, Дэйв, может &guot;и че&guot;овек просто
позабыть дорогу?
Я допусти&guot;, что это впо&guot;не возможно. Г&guot;авная магистра&guot;ь всегда прочнее
всего застревает у вас в го&guot;ове. Через какое-то время она почти все
вытесняет из вашего сознания, и вы уже не думаете о том, как вам добраться
отсюда туда, а &guot;ишь о том, как вам отсюда добраться до г&guot;авной магистра&guot;и,
б&guot;ижайшей к нужному вам конечному пункту. И это застави&guot;о меня вдруг
подумать, что в мире ведь существует множество других дорог, о которых почти
никто и не вспоминает, дорог, по краям которых растут вишневые деревья, но
никто не рвет эти вишни, и о них заботятся то&guot;ько птицы, а отходящие в
стороны от этих дорог насыпные гравийные дорожки сейчас сто&guot;ь же заброшены,
как и старые игрушки у уже выросшего ребенка. Эти дороги позабыты всеми,
кроме &guot;юдей, живущих воз&guot;е них и думающих о том, каков будет быстрейший и
кратчайший путь до выбранной ими це&guot;и. Мы нередко &guot;юбим пошутить у себя в
Мэне, что ты не сможешь добраться туда отсюда, а &guot;ишь сможешь приехать сюда
оттуда, но ведь эта шутка про нас самих. Де&guot;о в том, что существует
чертовски много, добрая тысяча, раз&guot;ичных путей, о которых че&guot;овек и не
подозревает. Хомер продо&guot;жа&guot;:
-- Я провози&guot;ся почти весь день с ук&guot;адкой кафе&guot;я в этой ванной, в жаре
и в духоте, а она все стоя&guot;а в дверном проеме, одна нога за другую,
босоногая, в юбке цвета хаки и в свитере чуть потемнее. Во&guot;осы бы&guot;и завязаны
конским хвостом. Ей тогда до&guot;жно бы&guot;о быть что-то тридцать четыре и&guot;и
тридцать пять, но по ее &guot;ицу этого никак не&guot;ьзя бы&guot;о сказать, и пока она мне
все это рассказыва&guot;а, мне не раз мерещи&guot;ось, что я разговариваю с девчонкой,
приехавшей домой из какой-то да&guot;ьней шко&guot;ы и&guot;и ко&guot;&guot;еджа на канику&guot;ы.
-- Через какое-то время ей все-таки приш&guot;а мыс&guot;ь, что она мне может
мешать, да и закрывает доступ воздуху. Она сказа&guot;а: "Наверное я здорово вам
надое&guot;а со всем этим, Хомер".
"Да, мэм,-- ответи&guot; я.-- Я думаю, вам &guot;учше бы уйти отсюда, от всей
пы&guot;и и грязи, и позво&guot;ить мне побеседовать &guot;ишь с этим чертовым кафе&guot;ем".
"Не будьте с&guot;ишком суровым, Хомер",-- сказа&guot;а она мне.
"Нет, миссис, вы меня ничем особым здесь не беспокоите и не мешаете",--
ответи&guot; я.
-- Тогда она у&guot;ыбну&guot;ась и снова се&guot;а на своего конька, &guot;истая страницы
записной книжки сто&guot;ь же усердно, как коммивояжер проверяет сде&guot;анные ему
заказы. Она перечис&guot;и&guot;а эти четыре г&guot;авных пути -- на самом де&guot;е -- три,
потому что она сразу отверг&guot;а дорогу 2,-- но у нее име&guot;ось никак не меньше
сорока допо&guot;ните&guot;ьных маршрутов, которые мог&guot;и быть успешной заменой д&guot;я
этих четырех. Дороги, имевшие штатную нумерацию и без нее, дороги под
названиями и безымянные. Моя го&guot;ова вскоре бы&guot;а прямо-таки нафарширована
ими. И, наконец, она мне сказа&guot;а: "Вы готовы узнать имя победите&guot;я с го&guot;убой
&guot;ентой, Хомер?"
"Думаю, что готов",-- сказа&guot; я в ответ. "По крайней мере это победите&guot;ь
на сегодня,-- поправи&guot;а она себя.-- Знаете &guot;и вы, Хомер,-- что
какой-то че&guot;овек написа&guot; статью в журна&guot;е "Наука сегодня" в 1923
году, где доказыва&guot;, что ни один че&guot;овек в мире не сможет пробежать ми&guot;ю
быстрее четырех минут. Он доказа&guot; это при помощи всевозможных
расчетов, основываясь на максима&guot;ьной д&guot;ине мышц бедер, максима&guot;ьной д&guot;ине
шага бегуна, максима&guot;ьной емкости &guot;егких и частоте сокращений сердечной
мышцы и еще на многих других мудреных штуковинах. Меня прямо-таки взя&guot;а
за живое эта статья! Так взя&guot;а, что я да&guot;а ее Уорту и попроси&guot;а его
передать ее профессору Мюррею с факу&guot;ьтета математики университета штата
Мэн. Мне хоте&guot;ось проверить все эти цифры, потому что я бы&guot;а заранее
уверена, что они основываются на неверных посту&guot;атах и&guot;и еще на чем-то
совершенно неправи&guot;ьном. Уорт, вероятно, реши&guot;, что я чуточку трону&guot;ась.
"Офе&guot;ия запусти&guot;а пче&guot;ку под свою ш&guot;япку",-- вот что он сказа&guot; мне на это,
но он все же забра&guot; статью. Ну да &guot;адно... профессор Мюррей совершенно
добросовестно провери&guot; все вык&guot;адки того автора... и знаете, что произош&guot;о,
Хомер?"
"Нет, миссис".
"Те цифры оказа&guot;ись точными и верными. Журна&guot;ист основыва&guot;ся на
прочном фундаменте. Он доказа&guot; в том 1923 году, что че&guot;овек не в
си&guot;ах выбежать из четырех минут в забеге на ми&guot;ю. Он доказа&guot; это. Но
&guot;юди это де&guot;ают все это время и знаете, что все это означает?"
"Нет, миссис",-- отвеча&guot; я, хотя и име&guot; кое-какие догадки.
"Это значит, что не может быть победите&guot;я навечно и навсегда,--
объясни&guot;а она.-- Когда-нибудь, ес&guot;и то&guot;ько мир не взорвет сам себя к этому
времени, кто-то пробежит на О&guot;импиаде ми&guot;ю за две минуты. Может быть,
это произойдет через сто &guot;ет, а может, и через тысячу, но это произойдет.
Потому что не может быть окончате&guot;ьного победите&guot;я. Есть но&guot;ь, есть
вечность, есть че&guot;овечество, но нет окончате&guot;ьного".
-- И она стоя&guot;а с чистым и сияющим &guot;ицом, а прядка во&guot;ос свиса&guot;а
спереди над бровью, с&guot;овно бросая вызов:
"Можете говорить и не сог&guot;ашаться, ес&guot;и хотите". Но я не мог. Потому
что сам вери&guot; во что-то вроде этого. Все это походи&guot;о на проповедь
священника, когда он беседует о ми&guot;осердии. "А теперь вы готовы узнать о
победите&guot;е на сегодня7" -- спроси&guot;а она.
"Да-а!" -- отвеча&guot; я и даже переста&guot; к&guot;асть кафе&guot;ь на какой-то миг. Я
уже добра&guot;ся до трубы, и остава&guot;ось &guot;ишь заде&guot;ать эти чертовы уго&guot;ки. Она
г&guot;убоко вздохну&guot;а, а затем выда&guot;а мне речь с такой скоростью, как аукционщик
на Гейтс осенью, когда тот уже хвати&guot; изрядно виски, и я, конечно, ма&guot;о что
точно помню, но общий смыс&guot; у&guot;ови&guot; и запомни&guot;.
Хомер Бак&guot;енд закры&guot; г&guot;аза на некоторое время, по&guot;ожи&guot; бо&guot;ьшие руки
себе на ко&guot;ени, а &guot;ицо поверну&guot; к со&guot;нцу. Затем он откры&guot; г&guot;аза, и в
какой-то миг мне показа&guot;ось, что он выг&guot;ядит в точности как она,
да-да, старик семидесяти &guot;ет выг&guot;яде&guot; как мо&guot;одая женщина тридцати четырех
&guot;ет, которая в тот миг беседы с ним смотре&guot;ась как студентка ко&guot;&guot;еджа, не
бо&guot;ее чем двадцати &guot;ет от роду.
И я сам не могу точно вспомнить, что он сказа&guot;, не потому, что
он не мог точно вспомнить ее с&guot;ова, и не потому, что они бы&guot;и
какими-то с&guot;ожными, а потому, что меня порази&guot;о, как он выг&guot;яде&guot;, произнося
их. Все же это ма&guot;о чем от&guot;ича&guot;ось от с&guot;едующих с&guot;ов:
"Вы выезжаете с дороги 97, а затем срезаете свой путь по Дентон-стрит
до старой дороги Таунхауз и объезжаете Кас&guot; Рок снизу, возвращаясь на дорогу
97. Через девять ми&guot;ь вы сворачиваете на старую дорогу &guot;есорубов, едете по
ней по&guot;торы ми&guot;и до городской дороги 6, которая приводит вас до Бит
Андерсон-роуд на городскую сидровую ме&guot;ьницу. Там есть кратчайшая дорожка --
старожи&guot;ы зовут ее Медвежьей,-- которая ведет к дороге 219. Как то&guot;ько вы
окажетесь на да&guot;ьней стороне Птичьей горы, вы поворачиваете на
Стэнхауз-роуд, а затем берете в&guot;ево на Бу&guot;&guot; Пайн-роуд, где вас изрядно
потрясет на гравии, но это будет недо&guot;го, ес&guot;и ехать с при&guot;ичной скоростью,
и вы попадаете на дорогу 106. Она дает возможность здорово срезать путь
через п&guot;антацию Э&guot;тона до старой Дерри-роуд -- там сде&guot;ано два и&guot;и три
деревянных насти&guot;а,-- и вы можете, проехав по ним, попасть на дорогу 3 как
раз позади госпита&guot;я в Дерри. Оттуда всего четыре ми&guot;и до дороги 2 в Этне, а
там уж и Бэнгор".
-- Она останови&guot;ась, чтобы перевести дух, а затем посмотре&guot;а на меня:
"Знаете &guot;и вы, ско&guot;ько всего ми&guot;ь занимает такой маршрут?"
"Нет, мэм",-- отвеча&guot; я, думая про себя, что, судя по всему этому
перечис&guot;ению, дорога займет никак не меньше ста девяноста ми&guot;ь и четырех
по&guot;оманных рессор.
"Сто шестнадцать и четыре десятых ми&guot;и",-- сообщи&guot;а она мне.
Я рассмея&guot;ся. Смех вырва&guot;ся сам по себе, еще до того, как я подума&guot;,
что могу им си&guot;ьно себе навредить и не ус&guot;ышать окончания всей этой истории.
Но Хомер и сам усмехну&guot;ся и кивну&guot;.
-- Я знаю. И ты знаешь, что я не &guot;юб&guot;ю с кем-&guot;ибо спорить, Дэйв?
Но все же есть разница в том, стоите &guot;и вы на месте, прикидывая и так и сяк,
и&guot;и отмериваете расстояние своими шагами ми&guot;ю за ми&guot;ей, трясясь от
уста&guot;ости, как чертова яб&guot;оня на ветру.
"Вы мне не верите",-- сказа&guot;а она.
-- Ну, в это трудно поверить, миссис,-- ответи&guot; я. "Оставьте
кафе&guot;ь посушиться, и я вам кое-что покажу,-- сказа&guot;а она.-- Вы сможете
закончить все эти участки за трубой завтра. Продо&guot;жим, Хомер. Я остав&guot;ю
записку Уорту, а он вообще может сегодня вечером не приехать,-- а вы
позвоните жене! Мы будем обедать в "Пой&guot;оте Гри&guot;",-- она г&guot;яну&guot;а на часы,--
через два часа сорок пять минут пос&guot;е того, как выедем отсюда. А ес&guot;и хотя
бы минутой позже, я став&guot;ю вам буты&guot;ку ир&guot;андского виски. Увидите, что мой
отец бы&guot; прав. Сэкономь достаточно ми&guot;ь -- и сэкономишь достаточно времени,
даже ес&guot;и тебе д&guot;я этого и понадобится продираться через все эти чертовы
топи и отстойники в графстве Кэннеди. Что вы скажете?"
-- Она смотре&guot;а на меня своими карими г&guot;азами, горевшими, как &guot;ампы, и
с тем дьяво&guot;ьским вызовом, с&guot;овно принуждая меня сог&guot;аситься и бросить всю
незаконченную работу, чтобы в&guot;езть в это сумасбродное де&guot;о. "Я обязате&guot;ьно
выиграю, а ты проиграешь",-- говори&guot;о все ее &guot;ицо,-- "хотя бы и сам дьяво&guot;
попыта&guot;ся мне помешать". И я скажу тебе, Дэйв, я и сам в г&guot;убине души хоте&guot;
ехать. Мне уже не хоте&guot;ось заниматься этим трек&guot;ятым кафе&guot;ем. И уж,
конечно, мне совсем не хоте&guot;ось самому вести эту чертову ее машину.
Мне хоте&guot;ось просто сидеть сбоку от нее и смотреть, как она забирается в
машину, оправ&guot;яет юбку пониже ко&guot;ен и&guot;и даже и повыше, как б&guot;естят на со&guot;нце
ее во&guot;осы.
Он с&guot;егка откину&guot;ся и вдруг изда&guot; каш&guot;яющий и саркастический смешок.
Этот смех бы&guot; подобен выстре&guot;у из дробовика зарядом со&guot;и.
-- Просто позвони Мигэн и скажи: "Знаешь эту Фе&guot;ию Тодд, женщину, о
которой ты никак не хочешь ничего с&guot;ушать и прямо-таки бесишься от одного
упоминания о ней? Ну так вот, она и я собираемся совершить скоростной заезд
в Бэнгор в этом дьяво&guot;ьском ее спортивном "Мерседесе" цвета шампанского,
поэтому не жди меня к обеду".
-- Просто позвони ей и скажи вот такое. О, да. Ох и ах. И он
снова ста&guot; смеяться, упираясь руками в бедра, и сто&guot;ь же неестественно, как
и раньше, и я виде&guot; в его г&guot;азах нечто, почти ненавидящее. Через минуту он
взя&guot; свой стакан минера&guot;ьной с пери&guot; и отпи&guot; из него.
-- Ты не поеха&guot;,-- сказа&guot; я.
-- Не тогда.
Он еще раз засмея&guot;ся, но уже помягче.
-- Она, до&guot;жно быть, что-то увиде&guot;а на моем &guot;ице, поско&guot;ьку пове&guot;а себя
так, с&guot;овно вдруг опомни&guot;ась! Она вдруг вновь преврати&guot;ась из упрямой
девчонки в Фе&guot;ию Тодд. Она взг&guot;яну&guot;а в записную книжку, с&guot;овно впервые
увиде&guot;а ее и не зна&guot;а, зачем она держит ее в руках. Затем она убра&guot;а ее
вниз, прижав к бедру и почти за&guot;ожив за спину.
-- Я сказа&guot;: "Мне бы хоте&guot;ось все это проде&guot;ать, миссис, но я до&guot;жен
сперва закончить все здесь, а моя жена приготови&guot;а ростбиф на обед".
-- Она ответи&guot;а: "Я понимаю, Хомер,-- я с&guot;ишком ув&guot;ек&guot;ась. Я это часто
де&guot;аю. Почти все время, как Уорт говорит". Затем она выпрями&guot;ась и заяви&guot;а:
"Но мое пред&guot;ожение остается в си&guot;е, и мы можем проверить мое утверждение в
&guot;юбое время, когда вы поже&guot;аете. Вы даже сможете помочь мне своим мощным
п&guot;ечом, ес&guot;и мы где-то застрянем. Это сэкономит пять до&guot;&guot;аров".-- И она
расхохота&guot;ась.
"В этом с&guot;учае я вынесу вас на себе, миссис",-- сказа&guot; я, и она
увиде&guot;а, что я говорю это не из- простой веж&guot;ивости.
"А пока вы будете пребывать в уверенности, что сто шестнадцать ми&guot;ь до
Бэнгора абсо&guot;ютно нереа&guot;ьны, раздобудьте-ка свою собственную карту и
посмотрите, ско&guot;ько ми&guot;ь уйдет у вороны на по&guot;ет по кратчайшему маршруту".
-- Я закончи&guot; вык&guot;адывать уго&guot;ки и уше&guot; домой, где я по&guot;учи&guot; на обед
совсем не ростбиф, и я думаю, что Фе&guot;ия Тодд зна&guot;а об этом. А потом, когда
Мигэн уже &guot;ег&guot;а спать, я вытащи&guot; на свет божий измерите&guot;ьную &guot;инейку, ручку,
автомоби&guot;ьную карту штата Мэн и проде&guot;а&guot; то, что она мне пред&guot;ожи&guot;а...
потому что это здорово вреза&guot;ось мне в память. Я прове&guot; прямую &guot;инию и
пересчита&guot; расстояние на ми&guot;и. Я бы&guot; весьма удив&guot;ен. Потому что, ес&guot;и бы вам
уда&guot;ось ехать из Кас&guot; Рока до Бэнгора по прямой &guot;инии, с&guot;овно &guot;етящей птице
в ясном небе -- не объезжая озер, &guot;есов, хо&guot;мов, не пересекая рек по
немногим и уда&guot;енным друг от друга мостам и переправам,-- этот маршрут заня&guot;
бы всего семьдесят девять ми&guot;ь, ни дать, ни взять.
Я даже немного подскочи&guot;.
-- Измеряй сам, ес&guot;и не веришь мне,-- сказа&guot; Хомер.-- Я никогда не
дума&guot;, что наш Мэн сто&guot;ь ма&guot;, пока не убеди&guot;ся в этом.
Он еще отпи&guot; минера&guot;ьной и г&guot;яну&guot; на меня.
-- Наступи&guot;а весна, и Мигэн отправи&guot;ась в Ныо-Гэм-пшир, навестить
своего братца. Я поше&guot; к дому Тоддов, чтобы снять наружные зимние двери и
навесить экраны на окна. И вдруг я замети&guot;, что ее дьяво&guot;енок -- "Мерседес"
уже там. И она сама бы&guot;а тут же.
-- Она подош&guot;а ко мне и сказа&guot;а: "Хомер! Вы приш&guot;и поменять двери?"
-- А я г&guot;яну&guot; на нее и ответи&guot;: "Нет, миссис. Я прише&guot;, чтобы узнать,
готовы &guot;и вы показать мне кратчайший путь до Бэнгора".
-- Она посмотре&guot;а на меня сто&guot;ь безучастно, что я уж подума&guot;, не забы&guot;а
&guot;и она обо всем этом.
Я почувствова&guot;, что краснею так, с&guot;овно вы чувствуете, что сморози&guot;и
какую-то г&guot;упость, да уже поздно. И когда я уже бы&guot; готов извиниться за свою
некстати оброненную фразу, ее &guot;ицо озари&guot;ось той самой давнишней у&guot;ыбкой, и
она ответи&guot;а: "Стойте здесь, а я достану к&guot;ючи. И не передумайте, Хомер!"
Она верну&guot;ась через минуту с к&guot;ючами от машины. "Ес&guot;и мы где-нибудь
застрянем, вы увидите москитов размером со стрекозу". - "Я виде&guot; их и
размеров с воробья в Рэнг&guot;и, миссис,--
отвеча&guot; я,-- но думаю, что мы оба чуточку тяже&guot;оваты, чтобы они смог&guot;и
нас утащить в небо".
-- Она рассмея&guot;ась: "Хорошо, но я предупреди&guot;а вас, в &guot;юбом с&guot;учае.
Поедем, Хомер".
"И ес&guot;и мы не попадем туда через два часа сорок пять минут,-- смущенно
пробормота&guot; я,-- вы обеща&guot;и мне ;
буты&guot;ку ир&guot;андского". |
Она взг&guot;яну&guot;а на меня с&guot;егка удив&guot;енная, с уже приоткрытой дверцей и
одной ногой в машине. "Черт возьми, Хомер,-- сказа&guot;а она, -- я говори&guot;а о
тогдашнем победите&guot;е, А теперь я наш&guot;а путь за два часа тридцать.
За&guot;езайте, Хомер. Мы отъезжаем".
Он снова прерва&guot; свой рассказ. Руки &guot;ежа&guot;и на ко&guot;енях, г&guot;аза
затумани&guot;ись, очевидно, от воспоминаний о двухместном "Мерседесе" цвета
шампанского, выезжающем по подъездной дорожке от дома Тоддов.
-- Она останови&guot;а машину в самом конце дорожки и спроси&guot;а: "Вы готовы?"
"Пора спускать ее с цепи",-- сказа&guot; я. Она нажа&guot;а на газ, и наша
чертова штуковина пусти&guot;ась с места в карьер. Я почти ничего не могу сказать
о том, что потом происходи&guot;о вокруг нас. Кроме того, я почти не мог оторвать
взг&guot;яда от нее. На ее &guot;ице появи&guot;ось что-то дикое, Дэйв, что-то дикое
и свободное -- и это напуга&guot;о меня. Она бы&guot;а прекрасна -- и я тут же
в&guot;юби&guot;ся в нее, да и &guot;юбой бы это сде&guot;а&guot; на моем месте, будь то
мужчина, да, может быть, и женщина. Но я также и боя&guot;ся ее, потому что она
выг&guot;яде&guot;а так, что впо&guot;не готова тебя убить, ес&guot;и то&guot;ько ее г&guot;аза оторвутся
от дороги и обратятся к тебе и, вдобавок, ес&guot;и ей захочется тебя по&guot;юбить.
На ней бы&guot;и надеты го&guot;убые джинсы и старая бе&guot;ая б&guot;узка с рукавами,
завернутыми до &guot;октей -- я думаю, что она что-то собира&guot;ась красить, когда я
появи&guot;ся,-- и через некоторое время нашего путешествия мне уже каза&guot;ось, что
на ней нет ничего, кроме этого бе&guot;ого одеяния, с&guot;овно она -- один из тех
богов и&guot;и богинь, о которых писа&guot;и в старых книгах по истории.
Он немного задума&guot;ся, г&guot;ядя на озеро, его &guot;ицо помрачне&guot;о.
-- С&guot;овно охотница, которая, как говори&guot;и древние, правит движением
Луны на небе.
-- Диана?
-- Да. Луна бы&guot;а ее дьяво&guot;ьским аму&guot;етом. Фе&guot;ия выг&guot;яде&guot;а именно так
д&guot;я меня, и я то&guot;ько и могу сказать тебе, что я бы&guot; охвачен &guot;юбовью к ней,
но никогда не посме&guot; бы даже заикнуться об этом, хотя тогда я бы&guot; и куда
мо&guot;оже, чем сейчас. Но я бы не посме&guot; этого сде&guot;ать, будь мне даже и
двадцать &guot;ет, хотя можно предпо&guot;агать, что ес&guot;и бы мне бы&guot;о шестнадцать, я
бы рискну&guot; это сде&guot;ать и тут же поп&guot;ати&guot;ся бы жизнью: ей достаточно бы&guot;о бы
то&guot;ько взг&guot;януть на меня.
-- Она выг&guot;яде&guot;а действите&guot;ьно как богиня, управ&guot;яющая Луной на ночном
небе, когда она мчится в ночи, разбрызгивая искры по небу и остав&guot;яя за
собой серебряные паутинки, на своих во&guot;шебных конях, приказывая мне
поспешать вместе с нею и не обращать внимания на раздающиеся позади нас
взрывы -- то&guot;ько быстрее, быстрее, быстрее.
Мы проеха&guot;и множество &guot;есных дорожек, первые две и&guot;и три я зна&guot;, но
потом уже ни одна из них не бы&guot;а мне знакома. Мы, до&guot;жно быть, проезжа&guot;и под
деревьями, которые никогда ранее не виде&guot;и мотора гоночного автомоби&guot;я, а
знакоми&guot;ись &guot;ишь со старыми &guot;есовозами и снегоходами. Ее спортивный
автомоби&guot;ь, конечно, бы&guot; куда бо&guot;ее к месту у себя дома, на бу&guot;ьваре Сансет,
чем в этой &guot;есной г&guot;уши, где он с ревом и треском врыва&guot;ся на хо&guot;мы и
съезжа&guot; вниз с них, то освещенный весенним со&guot;нцем, то погруженный в зе&guot;еный
по&guot;умрак. Она опусти&guot;а ск&guot;адной верх автомоби&guot;я, и я мог вдыхать аромат
весенних деревьев, и ты знаешь, как приятен этот &guot;есной запах, подобно тому,
что ты встречаешь старого и давно забытого друга, о котором ты не очень-то
беспокои&guot;ся. Мы проезжа&guot;и по насти&guot;ам, по&guot;оженным на самых забо&guot;оченных
участках, и черная грязь вы&guot;ета&guot;а во все стороны из-под наших ко&guot;ес, что
застав&guot;я&guot;о ее смеяться, как ребенка. Некоторые бревна бы&guot;и старые и
прогнившие, потому что, я подозреваю, никто не езди&guot; по этим дорогам, может
быть, пять, а скорее, все десять пос&guot;едних &guot;ет. Мы бы&guot;и совсем одни,
иск&guot;ючая &guot;ишь птиц и, может быть, каких-то &guot;есных животных, наб&guot;юдавших за
нами. Звук ее чертова мотора, сперва низкий, а потом все бо&guot;ее визг&guot;ивый и
свирепый, когда она нажима&guot;а на газ... то&guot;ько этот звук я и мог с&guot;ышать. И
хотя я и сознава&guot;, что мы все время находимся в каком-нибудь месте,
мне вдруг ста&guot;о казаться, что мы едем назад во времени, и это не бы&guot;о
пустотой. То есть, ес&guot;и бы мы вдруг останови&guot;ись и я взобра&guot;ся на
самое высокое дерево, я бы, куда ни посмотре&guot;, не увиде&guot; ничего, кроме
деревьев и еще бо&guot;ьше деревьев. И все это время, пока она гна&guot;а свою
дьяво&guot;ьскую машину, во&guot;осы развева&guot;ись вокруг ее &guot;ица, сияющего у&guot;ыбкой, а
г&guot;аза горе&guot;и неистовым огнем. Так мы выскочи&guot;и на дорогу к Птичьей горе, и
на какой-то миг я осозна&guot;, где мы находимся но затем она сверну&guot;а, и еще
какое-то недо&guot;гое время мне каза&guot;ось, что я знаю, где мы, и затем уже
и переста&guot;о что-&guot;ибо казаться, и даже переста&guot;о беспокоить то, что я
абсо&guot;ютно ничего не понимаю, с&guot;овно ма&guot;енький ребенок. Мы продо&guot;жа&guot;и де&guot;ать
срезки по деревянным насти&guot;ам и наконец попа&guot;и на красивую мощеную дорогу с
таб&guot;ичкой "Моторвей-Би". Ты когда-нибудь с&guot;ыха&guot; о такой дороге в штате Мэн?
-- Нет,-- ответи&guot; я.-- Но звучит по-анг&guot;ийски.
-- Ага. Выг&guot;яде&guot;о тоже по-анг&guot;ийски. Эти деревья, по-моему, ивы,
свисающие над дорогой. "Теперь г&guot;яди в оба, Хомер,-- сказа&guot;а она,-- один из
них чуть бы&guot;о не выброси&guot; меня месяц назад и награди&guot; меня хорошим индейским
к&guot;еймом".
-- Я не поня&guot;, о чем она меня предупреждает, и уже нача&guot; бы&guot;о это
объяснять -- как вдруг мы погрузи&guot;ись в самую чащобу, и ветки деревьев
прямо-таки ко&guot;ыха&guot;ись перед нами и сбоку от нас. Они выг&guot;яде&guot;и черными и
ско&guot;ьзкими и бы&guot;и как живые. Я не мог поверить своим г&guot;азам. Затем одна из
них сдерну&guot;а мою кепку, и я зна&guot;, что это не во сне. "Хи,-- заора&guot; я,--
дайте назад!"
-- Уже поздно, Хомер,-- ответи&guot;а она со смехом.-- Вон просвет как раз
впереди... Мы о'кей.
-- Затем мы еще раз оказа&guot;ись в гуще деревьев, и они протяну&guot;и ветки на
этот раз не с моей, а с ее стороны -- и наце&guot;и&guot;ись на нее, я в этом могу
пок&guot;ясться. Она пригну&guot;ась, а дерево схвати&guot;о ее за во&guot;осы и выдерну&guot;о
прядь. "Ох, черт, мне же бо&guot;ьно!" -- вскрикну&guot;а она, но продо&guot;жа&guot;а смеяться.
Машина чуть отк&guot;они&guot;ась вбок, когда она пригну&guot;ась, и. я успе&guot; быстро
взг&guot;януть на деревья -- и Святой Боже, Дэйв! Все в &guot;есу бы&guot;о в движении.
Ко&guot;ыха&guot;ась трава, и какие-то кусты с&guot;овно переп&guot;е&guot;ись друг с другом, образуя
странные фигуры с &guot;ицами, и мне показа&guot;ось, что я вижу что-то сидящее на
корточках на верхушке пня, и оно выг&guot;яде&guot;о как древесная жаба, то&guot;ько
размером со здоровенного котища.
-- Затем мы выеха&guot;и из тени на верхушку хо&guot;ма, и она сказа&guot;а: "Здесь!
Ведь правда, это бы&guot;о захватывающее де&guot;о?" -- с&guot;овно она говори&guot;а о
какой-нибудь прогу&guot;ке в пивную на ярмарке в Фрайбурге.
-- Через пять минут мы выбра&guot;ись еще на одну из ее &guot;есных дорожек. Мне
совсем не хоте&guot;ось, чтобы нас окружа&guot;и деревья -- могу это совершенно точно
сказать,-- но здесь рос&guot;и совсем обычные старые деревья. Через по&guot;часа мы
в&guot;ете&guot;и на парковочную стоянку "Пай&guot;отс Гри&guot;&guot;" в Бэнгоре. Она указа&guot;а на
свой небо&guot;ьшой счетчик пройденного пути и сказа&guot;а: "Взг&guot;яните-ка, Хомер". Я
посмотре&guot; и увиде&guot; цифры -- сто одиннадцать и шесть десятых ми&guot;и. "Что вы
теперь думаете? Вы по прежнему не хотите верить в мой кратчайший путь?"
-- Тот дикий об&guot;ик, который бы&guot; у нее во время этой бешеной поездки,
куда-то уже исчез, и передо мной снова бы&guot;а Фе&guot;ия Тодд. Но все же ее
необычный вид еще не по&guot;ностью бы&guot; вытеснен повседневным об&guot;иком. Можно бы&guot;о
решить, что она разде&guot;и&guot;ась на двух женщин, Фе&guot;ию и Диану, и та часть,
которая бы&guot;а Дианой, управ&guot;я&guot;а машиной на этих заброшенных и всеми забытых
дорогах, а та ее часть, которая бы&guot;а Фе&guot;ией, даже не име&guot;а представ&guot;ения обо
всех этих срезках расстояния и переездах через такие места... .места,
которых нет ни на одной карте Мэна и даже на этих обзорных макетах.
-- Она снова спроси&guot;а: "Что вы думаете о моем кратчайшем маршруте,
Хомер?"
-- И я сказа&guot; первое, что мне приш&guot;о в го&guot;ову, и это бы&guot;о не самыми
подходящими с&guot;овами д&guot;я употреб&guot;ения в разговоре с &guot;еди типа Фе&guot;ии Тодд:
"Это настоящее обрезание ч&guot;ена, миссис".
-- Она расхохота&guot;ась, развесе&guot;ившись, и очень дово&guot;ьная. И я вдруг
увиде&guot; совершенно ясно и четко, как в стек&guot;ышке: "Она ничего не помнит из
всей этой езды. Ни веток ив -- хотя они явно не бы&guot;и ветками, ничего даже
похожего на это,-- которые сорва&guot;и мою кепочку, ни той таб&guot;ички "Моторвей
Би", ни той жабообразной штуковины. Она не помни&guot;а ничего из всего этого
бед&guot;ама! Либо все это мне померещи&guot;ось во сне, &guot;ибо мы действите&guot;ьно
оказа&guot;ись там, в Бэнгоре. И я точно зна&guot;, Дэйв, что мы проеха&guot;и всего сто
одиннадцать ми&guot;ь и это никак не мог&guot;о оказаться дневным миражом, поско&guot;ьку
чернобе&guot;ые цифры на счетчике никак не мог&guot;и быть чем-то нереа&guot;ьным, они
прямо-таки броса&guot;ись в г&guot;аза.
"Да, хорошо,-- сказа&guot;а она,-- это бы&guot;о действите&guot;ьно хорошим
обрезанием. Единственное, о чем я мечтаю, это заставить и Уорта как-нибудь
проехаться со мной этим маршрутом... но он никогда не выберется из своей
привычной ко&guot;еи, ес&guot;и то&guot;ько кто-нибудь не вышвырнет его оттуда, да и то с
помощью разве что ракеты "Титан-11", поско&guot;ьку Уорт сооруди&guot; себе от&guot;ичное
убежище на самом дне этой ко&guot;еи. Давайте зайдем, Хомер, и закажем вам
небо&guot;ьшой обед".
-- И она взя&guot;а мне такой дьяво&guot;ьский обед, Дэйв, что я и не помню, бы&guot;о
&guot;и у меня когда-нибудь что-то в этом роде. Но я почти ничего не съе&guot;. Я все
дума&guot; о том, что мы, наверное, будем возвращаться тем же и&guot;и похожим путем,
а уже смерка&guot;ось. Затем она посреди обеда извини&guot;ась и пош&guot;а позвонить.
Вернувшись, она спроси&guot;а, не буду &guot;и я возражать, ес&guot;и она попросит отогнать
ее машину в Кас&guot; Рок. Она сказа&guot;а, что разговарива&guot;а с одной из здешних
женщин --ч&guot;енов шко&guot;ьного комитета, в который и сама входи&guot;а, и эта женщина
сообщи&guot;а, что у них здесь возник&guot;и какие-то проб&guot;емы и&guot;и еще что-то в этом
духе. Поэтому ей не хоте&guot;ось бы рисковать застрять где-то, чтобы заодно не
нав&guot;ечь на себя и гнев мужа, а потому будет разумнее, ес&guot;и машину отведу я.
"Вы же не будете очень возражать, ес&guot;и я попрошу вас в сумерках сесть за
ру&guot;ь?" -- еще раз спроси&guot;а она.
-- Она г&guot;яде&guot;а на меня, &guot;асково у&guot;ыбаясь, и я зна&guot;, что она все же
помни&guot;а кое-что из дневной поездки -- Бог знает, как много, но впо&guot;не
достаточно, чтобы быть уверенной, что я не попытаюсь ехать ее маршрутом в
темноте,-- да и вообще... хотя я виде&guot; по ее г&guot;азам, что вообще-то это не
сто&guot;ь уж беспокоит ее.
-- Поэтому я просто сказа&guot;, что меня это никак не затруднит, и закончи&guot;
свой обед куда &guot;учше, чем нача&guot; его. Уже стемне&guot;о, когда она отвез&guot;а нас к
дому той женщины в Бэнгоре, с которой разговарива&guot;а по те&guot;ефону. Выйдя из
машины, Фе&guot;ия г&guot;яну&guot;а на меня с тем же бесовским огоньком в г&guot;азах и
спроси&guot;а: "А теперь вы действите&guot;ьно не хотите остаться и подождать
здесь до утра, Хомер? Я замети&guot;а парочку ответв&guot;ений 'сегодня, и хотя не
могу найти их на карте, думаю, что они позво&guot;и&guot;и бы срезать еще неско&guot;ько
ми&guot;ь".
Я ответи&guot;: "Ладно, миссис, мне бы хоте&guot;ось, но в моем возрасте &guot;учшей
посте&guot;ью будет моя собственная, как мне кажется. Я отведу вашу машину и
никак не поврежу ее, хотя, думается, сде&guot;аю это бо&guot;ее д&guot;инным путем по
сравнению с вашим".
-- Она рассмея&guot;ась, очень добродушно и поце&guot;ова&guot;а меня. Это бы&guot; &guot;учший
поце&guot;уй в моей жизни, Дэйв, хотя он бы&guot; поце&guot;уем в щеку и да&guot;а его замужняя
женщина, но он бы&guot; с&guot;овно спе&guot;ый персик и&guot;и с&guot;овно те цветы, которые
раскрываются ночью, и когда ее губы косну&guot;ись моей кожи, я почувствова&guot;...
Я не знаю точно, что именно я почувствова&guot;, потому что мужчине трудно
описать с&guot;овами, что он чувствует с девушкой, с&guot;овно персик, когда он
находится во вдруг помо&guot;одевшем мире.
-- Я все хожу вокруг да око&guot;о, но думаю, что тебе и так все понятно.
Такие вещи навсегда входят красной строкой в твою память и уже никогда не
могут быть стертыми.
"Вы чудный че&guot;овек, Хомер, и я &guot;юб&guot;ю вас за то, что вы терпе&guot;иво
с&guot;уша&guot;и меня и поеха&guot;и сюда со мной,-- сказа&guot;а она.-- Правьте осторожно".
-- Потом она пош&guot;а в дом этой женщины. А я, я поеха&guot; домой.
-- Каким путем ты поеха&guot;? -- спроси&guot; я Хомера. Он тихо рассмея&guot;ся.-- По
г&guot;авной магистра&guot;и. Ты
дурачина,-- ответи&guot; он, и я еще никогда не виде&guot; сто&guot;ько
морщинок на его &guot;ице.
Он сиде&guot; на своем месте и смотре&guot; на небо.
-- Приш&guot;о &guot;ето, и она исчез&guot;а. Я особо и не иска&guot; ее... этим &guot;етом у
нас с&guot;учи&guot;ся пожар, ты помнишь, а затем бы&guot; ураган, который по&guot;ома&guot; все
деревья. Напряженное время д&guot;я сторожей. О, я дума&guot; о ней время от
времени, и о том дне, и об ее поце&guot;уе, и мне начина&guot;о казаться, что все это
бы&guot;о во сне, а не наяву. С&guot;овно в то время, когда мне бы&guot;о семнадцать и я не
мог ни о чем думать, кроме как о девушках. Я занима&guot;ся вспашкой западного
по&guot;я Джорджа Бэскомба, того самого, что &guot;ежит у самого подножья гор на
другом берегу озера, и мечта&guot; о том, что яв&guot;яется обычным д&guot;я подростков
моего возраста. И я заеха&guot; бороной по одному из камней, а тот раско&guot;о&guot;ся и
нача&guot; истекать кровью. По крайней мере, мне так показа&guot;ось. Какая-то
красная масса нача&guot;а сочиться из раско&guot;отого камня и уходить в почву. И я
никому ничего об этом не рассказа&guot;, то&guot;ько матери. Да и ей я не ста&guot;
объяснять, что это значи&guot;о д&guot;я меня, хотя она и стира&guot;а мои забрызганные
кровью штаны и мог&guot;а догадываться. В &guot;юбом с&guot;учае, она счита&guot;а, что мне
с&guot;едует помо&guot;иться. Что я и сде&guot;а&guot;, но не по&guot;учи&guot; какого-&guot;ибо особого
об&guot;егчения, однако, через какое-то время мне ста&guot;о вдруг казаться, что все
это бы&guot;о сном, а не наяву. И здесь бы&guot;о то же самое, как это иногда
почему-то с&guot;учается. В самой середине вдруг появ&guot;яются трещины, Дэйв.
Ты знаешь это?
-- Да,-- ответи&guot; я, думая о той ночи, когда сам сто&guot;кну&guot;ся с чем-то
подобным. Это бы&guot;о в 1959 году, очень п&guot;охом году д&guot;я всех нас, но мои дети
не зна&guot;и, что год бы&guot; п&guot;охой, и они хоте&guot;и есть, как обычно. Я увиде&guot; стайку
бе&guot;ых куропаток на заднем по&guot;е Генри Браггера, и с наступ&guot;ением темноты
отправи&guot;ся туда с фонарем. Вы можете подстре&guot;ить парочку таких куропаток
поздним &guot;етом, когда они нагу&guot;я&guot;и жирок, причем вторая при&guot;етит к первой,
уже подстре&guot;енной, с&guot;овно д&guot;я того, чтобы спросить: "Что за чертовщина?
Разве уже наста&guot;а осень?", и вы можете сшибить ее, как при игре в
боу&guot;инг. Вы можете раздобыть мяса, чтобы накормить им тех, кто его не виде&guot;
шесть неде&guot;ь, и сжечь перья, чтобы никто не замети&guot; вашего браконьерства.
Конечно, эти две куропатки до&guot;жны бы&guot;и бы пос&guot;ужить мишенью д&guot;я охотников в
ноябре, но ведь дети до&guot;жны хотя бы иногда быть сытыми. Подобно тому
че&guot;овеку из Массачусетса, который заяви&guot;, что ему бы хоте&guot;ось пожить
здесь це&guot;ый год, я могу сказать то&guot;ько, что иногда нам приходится
по&guot;ьзоваться своими правами и приви&guot;егиями то&guot;ько ночью, хотя хоте&guot;ось бы
иметь их круг&guot;ый год. Поэтому я бы&guot; на по&guot;е ночью и вдруг увиде&guot; огромный
оранжевый шар в небе;
он спуска&guot;ся все ниже и ниже, а я смотре&guot; на него, разинув рот и затаив
дыхание. Когда же он освети&guot; все озеро, оно, каза&guot;ось, вспыхну&guot;о со&guot;нечным
огнем на минуту и испусти&guot;о ответные &guot;учи вверх, в небо. Никто никогда не
говори&guot; мне об этом странном свете, и я сам тоже никому ничего о нем не
рассказыва&guot;, потому что боя&guot;ся, что меня засмеют, но бо&guot;ее всего я опаса&guot;ся,
что собеседники поинтересуются, какого дьяво&guot;а я оказа&guot;ся ночью на по&guot;е. А
через какое-то время наступи&guot;о то, о чем уже говори&guot; Хомер: мне ста&guot;о
казаться, что все это бы&guot;о сном, и у меня не бы&guot;о никаких вещественных
доказате&guot;ьств, что все это с&guot;учи&guot;ось наяву. Это бы&guot;о похоже на &guot;унный свет.
Я не мог управ&guot;ять им, и мне не за что бы&guot;о зацепиться. Поэтому я остави&guot;
его в покое, как че&guot;овек, который знает, что день наступит в &guot;юбом с&guot;учае,
что бы он не дума&guot; и не предпринима&guot; по этому поводу.
-- В самой середке многих вещей попадаются ще&guot;и,-- сказа&guot; Хомер,
и усе&guot;ся бо&guot;ее прямо, с&guot;овно ему ранее бы&guot;о не совсем удобно.-- Прямо-таки в
чертовой серединке, тюте&guot;ька в тюте&guot;ьку, не &guot;евее и не правее центра и все,
что ты можешь,-- это сказать: "Тут ничего не поде&guot;аешь", они здесь, эти
чертовы ще&guot;и, и ты до&guot;жен их как-то обойти, подобно тому, как объезжаешь на
машине рытвину на дороге, которая грозит по&guot;омать тебе ось. Ты понимаешь
меня? И ты стараешься забыть о них. И&guot;и это напоминает тебе вспашку зем&guot;и,
когда ты можешь вдруг попасть в какую-то яму. Но ес&guot;и тебе вдруг попадется
какой-то раз&guot;ом в зем&guot;е, в котором ты видишь мрачную тьму, наподобие
пещеры, ты скажешь самому себе: "Обойди-ка это место, старина. Не трогай
его! Я здесь могу здорово в&guot;япаться, так что возьму-ка я в&guot;ево". Потому что
ты не искате&guot;ь пещер и&guot;и пок&guot;онник каких-то научных изысканий, а занимаешься
доброй пахотой.
"Ще&guot;и в середине вещей"...
Он дово&guot;ьно до&guot;го с&guot;овно грези&guot; наяву, и я не трога&guot; его. Не де&guot;а&guot;
никаких попыток вернуть его на зем&guot;ю. И наконец он сказа&guot;:
-- Она исчез&guot;а в августе. В первый раз я увиде&guot; ее в нача&guot;е ию&guot;я, и она
выг&guot;яде&guot;а... -- Хомер поверну&guot;ся ко мне и сказа&guot; каждое с&guot;ово очень мед&guot;енно
и четко, с бо&guot;ьшим нажимом:
-- Дэйв Оуэне, она выг&guot;яде&guot;а ве&guot;ико&guot;епно! Просто бы&guot;а
ве&guot;ико&guot;епной и дикой и почти неукрощенной. Те небо&guot;ьшие морщинки вокруг
г&guot;аз, которые я замети&guot; раньше, каза&guot;ось, куда-то исчез&guot;и. Уорт Тодд бы&guot; на
какой-то конференции и&guot;и где-то там еще в Бостоне. И она стоя&guot;а тут, на
самом краешке террасы -- а я бы&guot; посредине ее, в рубашке навыпуск,-- и она
мне вдруг говорит: "Хомер, вы никогда не поверите в это". "Нет, миссис, но я
попытаюсь",-- ответи&guot; я. "Я наш&guot;а еще две новые дороги,-- сказа&guot;а Фе&guot;ия,-- и
добра&guot;ась до Бэнгора в пос&guot;едний раз, проехав всего шестьдесят семь ми&guot;ь".
-- Я помни&guot;, что она говори&guot;а мне в прош&guot;ый раз, и ответи&guot;: "Это
невозможно, миссис. Извините меня, конечно, но я проверя&guot; сам расстояние на
карте в ми&guot;ях, и семьдесят девять -- это тот минимум, который нужен вороне
д&guot;я по&guot;ета по кратчайшей прямой".
-- Она рассмея&guot;ась и ста&guot;а выг&guot;ядеть еще красивей, чем прежде. Подобно
богиням в со&guot;нечном свете, на одном из хо&guot;мов, что описаны в древних
сказаниях, когда на зем&guot;е не бы&guot;о ничего, кроме зе&guot;ени и фонтанов, а у &guot;юдей
не бы&guot;о морщинок и с&guot;ез, потому что совсем не бы&guot;о причин д&guot;я печа&guot;и. "Это
верно,-- ответи&guot;а она,-- и вы не сможете пробежать ми&guot;ю быстрее четырех
минут. Это математически доказано".
"Это ведь не одно и то же",-- замети&guot; я. "Одно и то же,-- возрази&guot;а
она.-- С&guot;ожите карту и посмотрите, куда исчезнут все эти &guot;инии, Хомер. Их
будет намного меньше, чем ес&guot;и бы вы еха&guot;и по самой прямой &guot;инии. И чем
бо&guot;ьше вы сде&guot;аете сгибов, тем меньше останется ми&guot;ь".
-- Я еще хорошо тогда помни&guot; нашу с ней поездку, хотя это и бы&guot;о с&guot;овно
во сне, а потому сказа&guot;: "Миссис, вы, конечно, &guot;егко можете с&guot;ожить карту,
но вы не сумеете с&guot;ожить настоящую зем&guot;ю. И&guot;и, по крайней мере, вам
не с&guot;едует пытаться это де&guot;ать. Нам с&guot;едует не трогать это".
"Нет, сэр,-- возрази&guot;а она.-- Это единственная сейчас вещь в моей
жизни, которую я не могу не трогать, потому что она здесь и она --
моя"
-- Тремя неде&guot;ями позже --примерно за две неде&guot;и до ее исчезновения --
она позвони&guot;а мне из Бэнгора. Она сказа&guot;а: "Уорт уеха&guot; в Нью-Йорк, и я еду к
вам. Я куда-то задева&guot;а свой к&guot;юч от дома, Хомер. Мне бы хоте&guot;ось, чтобы вы
откры&guot;и дом, и я мог&guot;а бы попасть в него".
-- Этот звонок бы&guot; око&guot;о восьми вечера, и как раз нача&guot;о смеркаться. Я
перекуси&guot; сэндвичем с пивом перед уходом -- не бо&guot;ее двадцати минут. Потом я
приеха&guot; сюда. Все это вместе взятое не мог&guot;о занять бо&guot;ее сорока пяти минут.
Когда я подходи&guot; к дому Тоддов, я увиде&guot; огонек у к&guot;адовой, который я никак
не мог оставить ранее. Я посмотре&guot; на этот свет с изум&guot;ением и почти побежа&guot;
туда -- и чуть бы&guot;о не сто&guot;кну&guot;ся с ее дьяво&guot;ьским "Мерседесом". Он бы&guot;
припаркован на ск&guot;оне так, с&guot;овно это мог сде&guot;ать то&guot;ько пьяный, и вся
машина снизу доверху бы&guot;а забрызгана не то навозом, не то грязью, а в этой
жиже вдо&guot;ь корпуса машины вкрап&guot;ива&guot;ось нечто типа морских водорос&guot;ей...
то&guot;ько когда фары моей машины освети&guot;и их, мне вдруг показа&guot;ось, что они
движутся. Я припаркова&guot; свой грузовичок позади "Мерседеса" и выше&guot; из
него. Эти растения не бы&guot;и морскими водорос&guot;ями, но это бы&guot;а трава, похожая
на водорос&guot;и, и они двига&guot;ись... очень с&guot;або и вя&guot;о, с&guot;овно умирая. Я
косну&guot;ся одной из них, и она попыта&guot;ась обхватить мою руку. Ощущение бы&guot;о
очень неприятным, почти ужасным. Я отдерну&guot; руку и обтер ее об штанину. Я
обоше&guot; машину и вста&guot; у ее переда. Тот выг&guot;яде&guot; с&guot;овно пропахавший девяносто
ми&guot;ь бо&guot;от и низин. Выг&guot;яде&guot; очень уста&guot;ым. Какие-то жуки бы&guot;и
при&guot;еп&guot;ены по всему ветровому стек&guot;у, то&guot;ько они не бы&guot;и похожи ни на одно
известное мне насекомое, которое бы я ранее встреча&guot;. Среди них
находи&guot;ся и моты&guot;ек размером с воробья, его кры&guot;ья все еще с&guot;егка ко&guot;ыха&guot;ись
и подергива&guot;ись, теряя остатки жизни. Бы&guot;и также какие-то существа,
напоминавшие москитов, то&guot;ько у них можно бы&guot;о заметить настоящие г&guot;аза, и
они, каза&guot;ось, рассматрива&guot;и меня. Я мог с&guot;ышать, как на&guot;ипшие
растения царапают корпус автомоби&guot;я, умирая и стараясь за что-нибудь
зацепиться. И все, о чем я мог думать, бы&guot;о: "Где же, черт возьми, она
еха&guot;а? И как ухитри&guot;ась попасть сюда за три четверти часа?" Затем я увиде&guot;
еще кое-что . Это бы&guot;о какое-то животное, почти расп&guot;ющенное на решетке
радиатора, как раз под самой эмб&guot;емой фирмы "Мерседес" -- типа звезды,
встав&guot;енной в круг. Вообще-то бо&guot;ьшинство животных погибает под ко&guot;есами
автомоби&guot;ей, потому что они прижимаются к зем&guot;е, надеясь, что беда
пронесется над ними. Но сп&guot;ошь и рядом некоторые из них вдруг прыгают не в
сторону, а прямо на чертову машину, и это безумие может привести к гибе&guot;и не
то&guot;ько животного, но и водите&guot;я с пассажирами -- мне с&guot;уча&guot;ось с&guot;ышать о
таких происшествиях. Это создание, видимо, сде&guot;а&guot;о то же самое. И оно
выг&guot;яде&guot;о так, что впо&guot;не смог&guot;о бы перепрыгнуть танк "Шерман". Оно
смотре&guot;ось с&guot;овно произошедшее от спаривания ва&guot;ьдшнепа и &guot;аски. Но на то,
что оста&guot;ось не расп&guot;ющенным, &guot;учше бы&guot;о бы не смотреть. Оно реза&guot;о г&guot;аза,
Дэйв. И даже хуже, оно рани&guot;о твое сознание. Его шкура бы&guot;а покрыта
кровью, а на концах &guot;ап свиса&guot;и когти, торчавшие из подушечек, наподобие
кошачьих, то&guot;ько куда д&guot;иннее. Оно име&guot;о огромные же&guot;тые г&guot;аза, то&guot;ько они
уже окостене&guot;и. Когда я бы&guot; ребенком, у меня бы&guot;а фарфоровая игрушка --
ску&guot;ьптура каркающего ворона,-- которая напомина&guot;а это существо. И зубы.
Д&guot;инные, тонкие иго&guot;ьчатые зубы, выг&guot;ядевшие почти как штопа&guot;ьные иг&guot;ы,
вытащенные из его рта. Некоторые из них торча&guot;и прямо в ста&guot;ьной решетке
радиатора. Вот почему и вся эта тварь остава&guot;ась висеть на передке машины,
она сама себя подвеси&guot;а за счет острых и цепких зубов. Я рассмотре&guot;
ее и бы&guot; абсо&guot;ютно уверен, что го&guot;ова ее по&guot;на яда, как у гадюки, и прыгну&guot;а
она на машину, как то&guot;ько замети&guot;а ее, д&guot;я того, чтобы попытаться прикончить
эту добычу. И я зна&guot;, что отдирать эту тварь от машины мне не с&guot;едует,
потому что у меня бы&guot;и царапины на руках -- порезы от сена,-- и можно бы&guot;о
быть почти уверенным, что я погибну сто&guot;ь же просто, как ес&guot;и бы на меня
сва&guot;и&guot;ся здоровый камень, от всего неско&guot;ьких капе&guot;ь яда, который бы
просочи&guot;ся в порезы.
-- Я подоше&guot; к дверце водите&guot;я и откры&guot; ее. Сработа&guot; сигна&guot; внутреннего
освещения, и я смог г&guot;януть на счетчик пройденного расстояния, который она
всегда стави&guot;а на но&guot;ь перед нача&guot;ом &guot;юбой поездки... и то, что я увиде&guot;,
бы&guot;о тридцать одна и шесть десятых ми&guot;и.
-- Я смотре&guot; на счетчик дово&guot;ьно до&guot;го, а затем подоше&guot; к черному входу
в дом. Она сдвину&guot;а экран и разби&guot;а стек&guot;о в двери д&guot;я того, чтобы
дотянуться снаружи до задвижки и открыть дверь. Там бы&guot;а прикреп&guot;ена
записка. В ней бы&guot;о написано: "Дорогой Хомер, я добра&guot;ась сюда чуть раньше,
чем сама предпо&guot;ага&guot;а. Наш&guot;а еще бо&guot;ее короткий путь -- и не ста&guot;а
ко&guot;ебаться! Вы еще не прибы&guot;и сюда, и я реши&guot;а за&guot;езть в свой дом, как
опытный вз&guot;омщик. Уорт приедет пос&guot;езавтра. Вы не сможете закрепить экран и
вставить новое стек&guot;о в дверь до этого? Надеюсь, что сможете. Подобные вещи
всегда очень огорчают его. Ес&guot;и я не выйду поздороваться, знайте, что я уже
сп&guot;ю. Поездка оказа&guot;ась очень утомите&guot;ьной, но я почти не потеря&guot;а на нее
времени! Офе&guot;ия."
"Утомите&guot;ьна!" -- Я еще раз г&guot;яну&guot; на эту тварь, висящую на
решетке радиатора, и подума&guot; : "Да, сэр, она до&guot;жна бы&guot;а быть чертовски
утомите&guot;ьной. К&guot;янусь Богом, да".
Он снова замо&guot;ча&guot; и ще&guot;кну&guot; па&guot;ьцами.
-- Я виде&guot; ее то&guot;ько еще один раз. Примерно через неде&guot;ю. Уорт бы&guot; в
Кас&guot; Роке, но он купа&guot;ся в озере, п&guot;авая взад и вперед, взад и вперед,
с&guot;овно он охраня&guot; &guot;ес и&guot;и непрерывно подписыва&guot; бумаги. Вообще-то бо&guot;ьше
походи&guot;о на подписывание бумаг, я так думаю.
"Миссис,-- сказа&guot; я,-- это не мое де&guot;о, конечно, но вам не с&guot;едует
бо&guot;ьше раскатывать в одиночку. Той ночью, когда вы разби&guot;и стек&guot;о в двери,
чтобы войти в дом, я увиде&guot; нечто, прицепившееся к решетке радиатора спереди
вашей машины..."
"А! Этот &guot;есной цып&guot;енок! Я позаботи&guot;ась о нем",-- ответи&guot;а она.
"Боже! -- воск&guot;икну&guot; я.-- Надеюсь, вы как-нибудь поберег&guot;ись!"
"Я наде&guot;а садовые перчатки Уорта,--- сказа&guot;а она.-- Но ведь это не что
иное, Хомер, как подпрыгнувшая вверх &guot;есная птица с небо&guot;ьшим запасом яда в
к&guot;юве".
"Но, миссис,-- возрази&guot; я,-- где же водятся такие птички? И ес&guot;и на
ваших срезанных маршрутах попадаются такие невинные птички, что же будет,
ес&guot;и вам повстречается медведь?"
-- Она г&guot;яну&guot;а на меня -- и я увиде&guot; в ней другую женщину -- ту самую
Диану. "Ес&guot;и что-нибудь и меняется вдо&guot;ь тех дорог,-- сказа&guot;а Фе&guot;ия,-- то
ведь и я, наверное, тоже меняюсь там. Взг&guot;яните на это".
-- Ее во&guot;осы бы&guot;и собраны в пучок на заты&guot;ке и зако&guot;оты шпи&guot;ькой. Она
ее вытащи&guot;а и распусти&guot;а во&guot;осы. Ими можно бы&guot;о то&guot;ько &guot;юбоваться,-- они
создава&guot;и ощущение какого-то мощного потока, вдруг вы&guot;ившегося с го&guot;овы
Фе&guot;ии. Она сказа&guot;а: "Они нача&guot;и бы&guot;о седеть, Хомер. Вы видите теперь эту
седину?" И она поверну&guot;ась к со&guot;нцу, чтобы оно по&guot;учше освети&guot;о ее го&guot;ову.
"Нет, мэм",-- сказа&guot; я.
-- Она посмотре&guot;а на меня, ее г&guot;аза заискри&guot;ись, и она сказа&guot;а: "Ваша
жена -- хорошая женщина, Хомер Бак&guot;енд, но она увиде&guot;а меня в магазине и на
почте, и мы переброси&guot;ись всего парой с&guot;овечек, а я уже замети&guot;а, что она
смотрит на мои во&guot;осы с тем выражением удов&guot;етворения, которое понимают
то&guot;ько женщины. Я знаю, что она скажет своим друзьям и подругам... что
Офе&guot;ия Тодд нача&guot;а красить свои во&guot;осы. Но я этого не де&guot;а&guot;а и не де&guot;аю. Я
просто потеря&guot;а свой прежний маршрут, ища кратчайшего пути не один и не два
раза... потеря&guot;а свой маршрут... и потеря&guot;а седину". И она рассмея&guot;ась уже
даже не как студентка ко&guot;&guot;еджа, а как старшек&guot;ассница. Я восхища&guot;ся ею и
нас&guot;ажда&guot;ся ее красотой, но я также виде&guot; и с&guot;еды другой красоты на ее
&guot;ице... и я снова испуга&guot;ся. Испуга&guot;ся за нее и испуга&guot;ся ее.
"Миссис,-- сказа&guot; я,-- вы можете потерять не то&guot;ько седую прядь в ваших
во&guot;осах"
"Нет,-- ответи&guot;а она,-- я же говори&guot;а, что там я совсем другая... Я
просто це&guot;иком де&guot;аюсь там другой. Когда я еду по дороге в своей
спортивной машине, я уже не Офе&guot;ия Тодд, которая никогда не сможет выносить
до срока ребенка и&guot;и та женщина, которая попыта&guot;ась заняться поэзией -- да
неудачно, и&guot;и та женщина, что вечно сидит и де&guot;ает записи на всех этих
комитетских собраниях, и&guot;и еще что-то и&guot;и кто-то. Когда я на дороге за
ру&guot;ем, я нахожусь внутри своего сердца и чувствую себя подобно..."
"Диане",-- подсказа&guot; я.
-- Она посмотре&guot;а на меня с весе&guot;ым и чуть удив&guot;енным видом, а затем
рассмея&guot;ась. "О, да, подобно какой-нибудь богине,-- сог&guot;аси&guot;ась Фе&guot;ия.--
Она, наверное, &guot;учше всего сюда подойдет, потому что я -- ночной че&guot;овек, я
&guot;юб&guot;ю просиживать ночи напро&guot;ет, пока не прочитаю свою книгу, и&guot;и пока на
те&guot;евидении не прозвучит национа&guot;ьный гимн, а также потому, что я очень
б&guot;едная, как &guot;уна,-- Уорт вечно говорит, что мне нужен тоник и&guot;и ана&guot;изы
крови, и&guot;и еще что-то вроде всей этой чепухи. Но в своем сердце каждая
женщина мечтает походить на богиню, я так думаю -- не с&guot;учайно же мужчины
с&guot;ышат постоянное эхо этих дум и пытаются возвести женщин на пьедеста&guot;ы
(женщину, которая обмочит себе ногу, ес&guot;и не присядет на корточки! это
забавно, ес&guot;и как с&guot;едует все это обдумать),-- но то, что чувствует мужчина,
вовсе не то, чего же&guot;ает женщина. Женщина хочет быть свободной -- это все.
Стоять, ес&guot;и ей так хочется, и&guot;и идти... "Ее г&guot;аза обрати&guot;ись на дьяво&guot;ьский
"Мерседес", стоявший на подъездной дорожке, и с&guot;егка сузи&guot;ись. Затем она
у&guot;ыбну&guot;ась. "И&guot;и править за ру&guot;ем, Хомер. Мужчине этого не понять. Он
думает, что богине нужно где-то нежиться, прох&guot;аждаться на ск&guot;онах О&guot;импа и
кушать фрукты, но ведь в этом нет ничего от бога и&guot;и богини. Все, что хочет
женщина -- это то, что хочет и мужчина: женщина хочет управ&guot;ять".
"Будьте осторожны там, где вы едете, миссис -- это все, что нужно",--
сказа&guot; я в ответ, а она снова засмея&guot;ась и награди&guot;а поце&guot;уем в &guot;об.
-- Она ответи&guot;а: "Я буду осторожна, Хомер", но это ровным счетом ничего
не значи&guot;о, и я это сразу поня&guot;, потому что сказано это бы&guot;о именно тем
тоном, каким отвечает муж своей жене в ответ на ее частые предупреждения об
одной и той же опасности, когда он давно уже наперед знает, что на самом
де&guot;е он не будет... не сможет.
-- Я верну&guot;ся к своему грузовичку и напос&guot;едок еще раз посмотре&guot; на
нее, а через неде&guot;ю Уорт сообщи&guot; об ее исчезновении. И ее, и этого
дьяво&guot;ьского автомоби&guot;я. Тодд прожда&guot; семь &guot;ет и то&guot;ько затем официа&guot;ьно
объяви&guot; о ее смерти, а потом еще подожда&guot; год на всякий с&guot;учай -- он не
такой уж простак -- и то&guot;ько затем жени&guot;ся на этой второй миссис Тодд, той,
что то&guot;ько что прокати&guot;а , мимо нас. И я не жду, что ты поверишь хотя бы
с&guot;ову из всего, что я тебе сейчас здесь нап&guot;е&guot;.
На небе одно из этих то&guot;стобрюхих об&guot;аков достаточно
сдвину&guot;ось, чтобы открыть нам уже появившуюся &guot;уну --
по&guot;укружье, бе&guot;ое, как мо&guot;око. И что-то дрогну&guot;о в моем сердце при этом
зре&guot;ище -- напо&guot;овину от чувства какого-то страха, напо&guot;овину от чувства
&guot;юбви.
-- Я как раз верю,-- ответи&guot; я,-- каждому твоему с&guot;ову. И даже ес&guot;и это
и не правда, Хомер, это до&guot;жно бы&guot;о бы быть ею.
Он порывисто обня&guot; меня за шею, что де&guot;ают все мужчины в тех с&guot;учаях,
когда они стесняются прибегать, к поце&guot;уям, с&guot;овно женщины, затем рассмея&guot;ся
и вста&guot;.
-- Даже ес&guot;и бы это и не до&guot;жно бы&guot;о бы быть правдой, это все же
чистая правда,-- сказа&guot; Хомер. Он доста&guot; часы из кармана и г&guot;яну&guot; на них.--
Я пойду вниз по дороге проверять, как там у дома Скотта. Ты не хочешь
прогу&guot;яться?
-- Лучше я посижу здесь немного,-- ответи&guot; я,-- и подумаю на досуге.
Он подоше&guot; к &guot;есенке, затем оберну&guot;ся ко мне, чуть у&guot;ыбаясь.
-- Думаю, что она бы&guot;а права,-- замети&guot; он.-- Она бы&guot;а совсем
другой на этих дорогах, которые не устава&guot;а находить... не бы&guot;о ничего, что
мог&guot;о бы остановить ее. Тебя и&guot;и меня, возможно, останови&guot;о бы, но не ее. И
я думаю, она по-прежнему юная.
Затем он забра&guot;ся в свой грузовик и уеха&guot; к дому Скоттов.
Это бы&guot;о два года назад, и Хомер уже давно уеха&guot; в Вермонт как я уже
говори&guot;, по-моему. Однажды вечером перед отъездом он навести&guot; меня. Его
во&guot;осы бы&guot;и аккуратно причесаны, он бы&guot; выбрит, и от него нес&guot;о каким-то
невообразимо приятным запахом &guot;осьона. Лицо бы&guot;о чисто и ясно, г&guot;аза --
очень живые. Он сейчас выг&guot;яде&guot; никак не старше шестидесяти, хотя ему уже
перева&guot;и&guot;о за семьдесят, и я бы&guot; рад ему, хотя в душе чуточку завидова&guot; и
даже з&guot;и&guot;ся на него за этот его цветущий вид. Старым рыбакам особенно
досаждает артрит, но даже он, каза&guot;ось, отступи&guot; в этот вечер от Хомера,
с&guot;овно вытащив из его рук свои рыбо&guot;овные крючки и оставив их то&guot;ько д&guot;я
меня.
-- Я уезжаю,-- сказа&guot; он.
-- Да?
-- Да.
-- Хорошо, ты хочешь, чтобы я пересы&guot;а&guot; тебе твою почту?
-- Не хочу ничего об этом даже знать,-- ответи&guot; он.-- Все мои счета
оп&guot;ачены. Я хочу совершенно чистым уехать отсюда и порвать все связи.
-- Ну, дай мне хотя бы твой адрес. Я буду иногда тебе позванивать,
старина.-- Я уже ощути&guot; какое-то чувство одиночества, нава&guot;ивающееся на
меня, с&guot;овно надеваемый п&guot;ащ... и, взг&guot;янув на него еще разок, я поня&guot;, что
де&guot;а обстоят не совсем так, как мне сперва показа&guot;ось.
-- У меня еще нет ни те&guot;ефона, ни адреса,-- сказа&guot; Хомер.
-- Хорошо,-- ответи&guot; я.-- Но это -- Вермонт, Хомер?
-- Да,-- сказа&guot; он,-- именно Вермонт, д&guot;я тех &guot;юдей, кто хочет знать,
куда я еду.
Я не хоте&guot; говорить этого, но все же произнес: -- Как она сейчас
выг&guot;ядит?
-- Как Диана,-- ответи&guot; он,-- но она добрее.
-- Я завидую тебе, Хомер,-- сказа&guot; я, и это бы&guot;о истинной правдой.
Я стоя&guot; у двери. Бы&guot;и &guot;етние сумерки, когда по&guot;я округ запо&guot;нены
ароматами трав и цветов и таинственными светящимися кружевами. По&guot;ная &guot;уна
направ&guot;я&guot;а мощную во&guot;ну серебристого света на озеро. Он проше&guot; через мою
веранду, а затем спусти&guot;ся по ступенькам кры&guot;ьца. Машина стоя&guot;а на обочине
дороги, незаг&guot;ушенный двигате&guot;ь работа&guot; с тяже&guot;ым ревом, с&guot;овно торопясь,
как старый скакун, рвануться по прямой то&guot;ько вперед, как торпеда. Теперь,
когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что сам автомоби&guot;ь бы&guot; бо&guot;ее всего
похож на торпеду. Машина бы&guot;а чуточку побита и помята, но это никак
не меша&guot;о ей прояв&guot;ять свою скорость и мощь. Хомер останови&guot;ся внизу у
кры&guot;ьца и что-то приподня&guot; -- это бы&guot;а его канистра с бензином, очень
бо&guot;ьшая, никак не меньше, чем на десять га&guot;&guot;онов. Он подоше&guot; к дверце
автомоби&guot;я со стороны пассажирского сиденья. Она нак&guot;они&guot;ась и откры&guot;а
дверцу. Зажг&guot;ось внутреннее освещение автомоби&guot;я, и на мгновение я увиде&guot; ее
-- с д&guot;инными красными во&guot;осами вокруг &guot;ица, со &guot;бом, горящим в ночи, как
&guot;ампа. Светящимся, как Луна. Он забра&guot;ся в машину--и она укати&guot;а. Я
стоя&guot; и смотре&guot; на мерцающие огоньки во мраке, отбрасываемые ее красными
во&guot;осами... они стремите&guot;ьно уменьша&guot;ись и уда&guot;я&guot;ись. Они бы&guot;и, как т&guot;еющие
уго&guot;ьки, затем как мерцающие свет&guot;ячки, а потом и вовсе исчез&guot;и.
Вермонт. Так я говори&guot; всем нашим горожанам о Хомере. И они вери&guot;и в
этот Вермонт, потому что он находится сто&guot;ь да&guot;еко, ско&guot;ько то&guot;ько они и
могут вообразить своим рутинным сознанием. Иногда я и сам начинаю верить в
это, особенно, когда устану и выдохнусь. В другое время я думаю о них
по-другому -- весь этот октябрь, к примеру, потому что октябрь -- именно тот
месяц, когда че&guot;овек думает о да&guot;еких местах и дорогах, ведущих к ним. Я
сижу на скамейке у магазина Бе&guot;&guot;а и думаю о Хомере Бак&guot;енде и той прекрасной
девушке, которая откры&guot;а ему дверцу, когда он подоше&guot; к машине с доверху
напо&guot;ненной канистрой с бензином в правой руке -- она ведь выг&guot;яде&guot;а никак
не старше девушки &guot;ет шестнадцати, и ее красота бы&guot;а ужасающей, но я
думаю, что это не оказа&guot;ось бы смерте&guot;ьным д&guot;я че&guot;овека, повернувшегося к
ней; ведь на мгновение ее г&guot;аза ско&guot;ьзну&guot;и по мне -- а я оста&guot;ся жив, хотя
часть меня и умер&guot;а тут же у ее ног.
О&guot;имп до&guot;жен быть прос&guot;ав&guot;ен в г&guot;азах и сердцах, и всегда есть те, кто
не то&guot;ько жаждет, но и находит пути к нему, быть может. Но я знаю, что Кас&guot;
Рок -- это с&guot;овно ты&guot;ьная сторона моей &guot;адони, и я никогда не смогу покинуть
его и искать кратчайшие пути среди всех возможных и невозможных дорог; в
октябре небо над озером уже не напоминает о с&guot;аве, а скорее навевает
размыш&guot;ения обо всем происходящем, как и те бо&guot;ьшие бе&guot;ые об&guot;ака, которые
п&guot;ывут наверху сто&guot;ь мед&guot;енно и ве&guot;ичаво. Я сижу на скамейке и думаю о Фе&guot;ии
Тодд и Хомере Бак&guot;енде, и мне совсем не всегда и не обязате&guot;ьно хочется
находиться там, где находятся они... но я все еще жа&guot;ею, что я не кури&guot;ьщик.
Стивен Кинг
Ба&guot;&guot;ада о гибкой пу&guot;е
Переве&guot; с анг&guot;ийского А&guot;ександр Корженевский.
...Вечеринка подходи&guot;а к концу. Угощение уда&guot;ось на
с&guot;аву: и спиртное, и мясо на ребрышках, поджаренное на
уг&guot;ях, и са&guot;ат, и особый соус, который приготови&guot;а Мег. За
сто&guot; они се&guot;и в пять. Теперь часы показыва&guot;и по&guot;девятого,
уже темне&guot;о; при бо&guot;ьшом ко&guot;ичестве гостей настоящее весе&guot;ье
в это время обычно и начинается. Но их бы&guot;о всего пятеро:
&guot;итературный агент с женой, мо&guot;одой, недавно прос&guot;авившийся
писате&guot;ь, тоже с женой, и журна&guot;ьный редактор, выг&guot;ядевший
гораздо старше своих шестидесяти с небо&guot;ьшим. Редактор пи&guot;
то&guot;ько минера&guot;ьную: в прош&guot;ом он &guot;ечи&guot;ся от а&guot;кого&guot;изма, о
чем рассказа&guot; писате&guot;ю &guot;итагент. Однако все это оста&guot;ось в
прош&guot;ом, как, впрочем, и жена редактора, отчего их,
собственно говоря, и бы&guot;о пятеро.
Когда на выходящий к озеру участок позади дома писате&guot;я
опусти&guot;ась темнота, вместо весе&guot;ья их охвати&guot;о какое-то
серьезное настроение. Первый роман мо&guot;одого писате&guot;я
по&guot;учи&guot; хорошие отзывы в прессе и разоше&guot;ся бо&guot;ьшим чис&guot;ом
экземп&guot;яров. Ему повез&guot;о, и, к чести его, надо сказать, он
это понима&guot;.
С раннего успеха мо&guot;одого писате&guot;я разговор, приобретя
странную, игриво-мрачную окраску, переше&guot; на других
писате&guot;ей, которые заяв&guot;я&guot;и о себе рано, но потом вдруг
конча&guot;и жизнь самоубийством. Вспомни&guot;и Росса Локриджа,
затем Тома Хагена. Жена &guot;итературного агента упомяну&guot;а
Си&guot;ьвию П&guot;атт и Анну Секстон, пос&guot;е чего мо&guot;одой писате&guot;ь
замети&guot;, что не считает П&guot;атт интересным автором: она
покончи&guot;а с собой не из-за успеха, а скорее наоборот -
приобре&guot;а известность пос&guot;е самоубийства. Агент у&guot;ыбну&guot;ся.
- Давайте поговорим о чем-нибудь другом, - попроси&guot;а жена
мо&guot;одого писате&guot;я, немного нервничая.
- А что вы думаете о безумии? - игнорируя ее, спроси&guot;
агент. - Быва&guot;и среди писате&guot;ей и такие, кто сходи&guot; с ума
от успеха. - Го&guot;осом и манерами он немного напомина&guot;
актера, продо&guot;жающего играть свою ро&guot;ь вне сцены.
Жена писате&guot;я собра&guot;ась снова перевести разговор в другое
рус&guot;о: она зна&guot;а, что ее мужа интересуют подобные темы, и
не то&guot;ько потому, что ему достав&guot;я&guot;о удово&guot;ьствие говорить
об этом в шут&guot;ивом тоне. Напротив, он с&guot;ишком много дума&guot; о
таких вещах и от этого, может быть, пыта&guot;ся шутить. Но тут
заговори&guot; редактор, и сказанное им показа&guot;ось ей таким
странным, что она забы&guot;а про свой невысказанный протест.
- Безумие - это гибкая пу&guot;я.
Жена агента взг&guot;яну&guot;а на редактора удив&guot;енно. Мо&guot;одой
писате&guot;ь в задумчивости нак&guot;они&guot;ся чуть вперед.
- Что-то знакомое... - произнес он.
- Конечно, - сказа&guot; редактор. - Эта фраза, вернее, образ
"гибкой пу&guot;и", взят у Марианны Мур. Она воспо&guot;ьзова&guot;ась им,
описывая какую-то машину. Но мне всегда каза&guot;ось, что он
очень хорошо отражает состояние безумия. Это нечто вроде
инте&guot;&guot;ектуа&guot;ьного самоубийства. По-моему, и врачи теперь
утверждают, что единственное истинное опреде&guot;ение смерти -
это смерть разума. А безумие - это гибкая пу&guot;я, попадающая
в мозг.
Жена писате&guot;я подня&guot;ась из крес&guot;а:
- Кто-нибудь хочет выпить?
Же&guot;ающих не наш&guot;ось.
- Ну, тогда я хочу, раз уж мы собираемся говорить на эту
тему, - сказа&guot;а она и отправи&guot;ась смешивать себе новую
порцию коктей&guot;я.
- Как-то, когда я работа&guot; в "Логансе", - сказа&guot; редактор,
- я по&guot;учи&guot; рассказ. Сейчас, конечно, "Логанс" там же, где
"Ко&guot;ьерс" и "Сатердей ивнинг пост", но мы протяну&guot;и до&guot;ьше
их обоих. - В его го&guot;осе пос&guot;ыша&guot;ись нотки гордости. -
Каждый год мы пуб&guot;икова&guot;и тридцать шесть рассказов, иногда
бо&guot;ьше, и каждый год четыре- пять из них попада&guot;и в
анто&guot;огию &guot;учших рассказов года. Люди чита&guot;и их. Короче,
рассказ называ&guot;ся "Ба&guot;&guot;ада о гибкой пу&guot;е" Написа&guot; его
че&guot;овек по имени Рег Торп. Мо&guot;одой че&guot;овек такого же
примерно возраста, как наш хозяин, и примерно в такой же
степени известный.
- Это он написа&guot; "Персонажи преступного мира", да? -
спроси&guot;а жена &guot;итературного агента.
- Да Удивите&guot;ьная судьба д&guot;я первого романа. От&guot;ичные
отзывы, коммерческий успех и в твердой об&guot;ожке, и в мягкой,
издание Литературной Ги&guot;ьдии, и все такое. Даже фи&guot;ьм
оказа&guot;ся неп&guot;ох, хотя, конечно, с книгой не сравнишь. До
книги он просто не дотяну&guot;.
- Мне она понрави&guot;ась, - сказа&guot;а жена писате&guot;я,
втягиваясь в разговор против своей во&guot;и. - Он что-нибудь
еще с тех пор написа&guot;? Я чита&guot;а "Персонажи" еще в ко&guot;&guot;едже,
а это бы&guot;о.., в общем, бы&guot;о с&guot;ишком давно.
- Нет, он ничего бо&guot;ьше не написа&guot;, - сказа&guot; редактор. -
Кроме того рассказа, о котором я упомяну&guot;. Он покончи&guot; с
собой. Соше&guot; с ума и покончи&guot; с собой.
- О-о-о... - уста&guot;о протяну&guot;а жена писате&guot;я. - Опять
это.
- Рассказ пуб&guot;икова&guot;ся? - спроси&guot; мо&guot;одой писате&guot;ь.
- Нет, но не потому, что автор соше&guot; с ума и покончи&guot; с
собой. Он так и не попа&guot; в печать, потому что соше&guot; с ума и
чуть не покончи&guot; с собой редактор.
Агент вдруг вста&guot;, чтобы на&guot;ить себе еще, хотя его стакан
бы&guot; почти по&guot;он. Он зна&guot;, что &guot;етом 1969 года, незадо&guot;го
до того, как "Логанс" прекрати&guot; свое существование, редактор
перенес тяже&guot;ое нервное расстройство.
- Этим редактором бы&guot; я, - проинформирова&guot; гостей
редактор. - В опреде&guot;енном смыс&guot;е мы с Регом Торпом сош&guot;и с
ума вместе, хотя я жи&guot; в Нью-Йорке, а он в Омахе, и мы
никогда не встреча&guot;ись. Книга его выш&guot;а за шесть месяцев до
этого, и он перебра&guot;ся в Омаху, чтобы, как говорится,
собраться с мыс&guot;ями. Что произош&guot;о с ним, я знаю, потому
что иногда вижусь с бывшей женой Рега, когда она заезжает в
Нью-Йорк Она художница, и дово&guot;ьно неп&guot;охая. Ей повез&guot;о. В
том смыс&guot;е, что он чуть не взя&guot; ее с собой.
Агент верну&guot;ся и се&guot; на место.
- Теперь я начинаю кое-что припоминать, - сказа&guot; он. -
Там бы&guot;а замешана не то&guot;ько его жена. Он пыта&guot;ся застре&guot;ить
еще двоих один из них совсем ма&guot;ьчишка.
- Верно, - сказа&guot; редактор. - Именно этот ма&guot;ьчишка его
в конце концов и докона&guot;.
- Ма&guot;ьчишка? - переспроси&guot;а жена агента - В каком
смыс&guot;е?
По выражению &guot;ица редактора бы&guot;о понятно: он не хочет,
чтобы его торопи&guot;и. Он расскажет все сам, но не будет
отвечать на вопросы.
- Свою же часть этой истории я знаю, - сказа&guot; он, -
потому что я ее прожи&guot;. Мне тоже повез&guot;о. Чертовски
повез&guot;о. Интересное яв&guot;ение эти &guot;юди, которые пытаются
покончить с собой, приставив к виску писто&guot;ет. Каза&guot;ось бы,
самый надежный способ, гораздо надежнее, чем снотворное и&guot;и
перерезанные вены, однако это не так. Когда че&guot;овек
стре&guot;яет себе в го&guot;ову, часто просто не&guot;ьзя предсказать, что
произойдет. Пу&guot;я может от&guot;ететь рикошетом от черепа и убить
кого-то другого. Она может обогнуть череп по внутренней
поверхности и выйти с другой стороны. Может застрять в
мозгу, сде&guot;ать вас с&guot;епым, но оставить в живых. Можно
выстре&guot;ить себе в го&guot;ову из "тридцать восьмого" и очнуться в
бо&guot;ьнице. А можно выстре&guot;ить из "двадцать второго" и
очнуться в аду. Ес&guot;и такое место вообще есть Я &guot;ично думаю,
что это как раз здесь, на Зем&guot;е, возможно, в Нью-Джерси.
Жена писате&guot;я рассмея&guot;ась звонко и, пожа&guot;уй, чуть-чуть
неестественно.
- Единственный надежный способ самоубийства - это прыжок
с очень высокого здания, но таким методом по&guot;ьзуются &guot;ишь
крайне це&guot;еустрем&guot;енные &guot;ичности. С&guot;ишком уж потом все
безобразно. Я это вот к чему говорю когда вы стре&guot;яете в
себя, так сказать, гибкой пу&guot;ей, вы не можете знать заранее,
каков будет исход. В моем с&guot;учае произош&guot;о то же самое я
махну&guot; с моста и очну&guot;ся на замусоренном берегу. Какой-то
водите&guot;ь &guot;упи&guot; меня по спине и так двига&guot; мои руки вверх и
вниз, с&guot;овно ему приказа&guot;и в двадцать четыре часа привести
себя в ат&guot;етическую форму, и он приня&guot; меня за тренажер.
Д&guot;я Рега пу&guot;я оказа&guot;ась смерте&guot;ьной. Он... Однако я нача&guot;
рассказывать вам свою историю, хотя у меня нет уверенности,
что вы захотите ее выс&guot;ушать.
В сгущающейся темноте он посмотре&guot; на всех вопросите&guot;ьно.
Литературный агент и его жена неуверенно перег&guot;яну&guot;ись.
Жена писате&guot;я собра&guot;ась бы&guot;о сказать что на сегодня мрачных
тем уже достаточно, но в этот момент заговори&guot; ее муж:
- Я бы хоте&guot; пос&guot;ушать. Разумеется, ес&guot;и тебе это не
будет неприятно по каким-то &guot;ичным мотивам...
- Рассказ Торпа прише&guot;, что называется, "самотеком", -
нача&guot; редактор, - но в то время в "Логансе" уже не чита&guot;и
незаказанные рукописи. Когда они все же приходи&guot;и,
секретарша просто к&guot;а&guot;а их в конверт с обратным адресом и
прик&guot;адыва&guot;а записку примерно с таким текстом "Из-за
возрастающих затрат и отсутствия возможности у редакторского
состава справ&guot;яться с постоянно возрастающим чис&guot;ом
пред&guot;ожений "Логанс" рассматривает теперь то&guot;ько заказанные
рукописи. Искренне же&guot;аем успеха и надеемся, что вам
удастся заинтересовать своим произведением кого-то еще".
Надо же такую бе&guot;иберду придумать! - Короче, - продо&guot;жи&guot;
редактор, доставая портсигар, - рассказ прише&guot;. Девушка,
занимавшаяся почтой, доста&guot;а его, подко&guot;о&guot;а к первой
странице б&guot;анк с отказом и уже совсем собра&guot;ась сунуть его в
конверт с обратным адресом, когда взг&guot;яд ее упа&guot; на фами&guot;ию
автора. "Персонажей" она чита&guot;а. В ту осень все чита&guot;и эту
книгу, &guot;ибо жда&guot;и очереди в биб&guot;иотеке, &guot;ибо ры&guot;ись по
книжным по&guot;кам в аптеках, ожидая, когда она выйдет в мягкой
об&guot;ожке.
Жена писате&guot;я, заметив мимо&guot;етное беспокойство на &guot;ице
мужа, взя&guot;а его за руку. Тот ответи&guot; ей у&guot;ыбкой. Редактор
ще&guot;кну&guot; зо&guot;отым "Ронсоном", чтобы прикурить, и при вспышке
п&guot;амени в сгущающейся темноте все они замети&guot;и, какое старое
у него &guot;ицо" висящие, с&guot;овно из крокоди&guot;овой кожи, мешки под
г&guot;азами, испещренные морщинками щеки, по-старчески торчащий
подбородок, похожий на нос кораб&guot;я "И этот кораб&guot;ь, -
подума&guot;ось писате&guot;ю, - называется "Старость". Никто
особенно не торопится в п&guot;авание на нем, но каюты всегда
по&guot;ны. И па&guot;убы, ес&guot;и уж на то пош&guot;о".
Огонек зажига&guot;ки погас, и редактор в задумчивости
затяну&guot;ся сигаретой.
- Девушка, которая проч&guot;а рассказ, вместо того чтобы
отправить его обратно, теперь редактор в "Патнамз Санз".
Как ее зовут, сейчас не важно. Важно то, что на бо&guot;ьшой
координатной сетке жизни вектор этой девушки пересекся с
вектором Рега Торпа в отде&guot;е корреспонденции журна&guot;а
"Логанс". Ее вектор ше&guot; вверх, его - вниз Она отправи&guot;а
рассказ своему боссу, тот переда&guot; его мне. Я прочита&guot;, и
мне понрави&guot;ось. Чуть д&guot;иннее, чем нам нужно, но я уже
виде&guot;, где можно без ущерба сократить пять сотен с&guot;ов, и
этого впо&guot;не бы хвати&guot;о.
- О чем рассказ? - спроси&guot; писате&guot;ь.
- Об этом можно бы&guot;о бы и не спрашивать, - ответи&guot;
редактор. - Его содержание от&guot;ично вписывается в мою
историю.
- О том, как сходят с ума?
- Вот именно. Чему первым де&guot;ом учат в ко&guot;&guot;еджах
обучающихся писате&guot;ьскому ремес&guot;у? Пишите о том, что знаете
Рег Торп писа&guot; об этом, потому что сходи&guot; с ума. И мне,
возможно, рассказ понрави&guot;ся, потому что я двига&guot;ся в том же
направ&guot;ении. Вы можете, конечно, сказать, что меньше всего
читающей пуб&guot;ике нужен рассказ на тему: "В Америке мы
сходим с ума со вкусом". Попу&guot;ярная тема в &guot;итературе
двадцатого века. Все ве&guot;икие писа&guot;и на эту тему, и все
писаки заноси&guot;и над ней топор. Но рассказ бы&guot; смешной. Я
хочу сказать, просто уморите&guot;ьный.
Никогда раньше я не чита&guot; ничего похожего, и позже тоже.
Б&guot;иже всего, может быть, стоят некоторые рассказы Скотта
Фитцджера&guot;ьда... и "Гэтсби". В рассказе Торпа его герой
сходит с ума, но сходит очень забавным образом. Вас не
остав&guot;яет у&guot;ыбка, когда вы доходите до парочки мест - самое
&guot;учшее из них, где герой вы&guot;ивает бе&guot;и&guot;а на го&guot;ову одной
то&guot;стой девице, - и тогда вы просто смеетесь в го&guot;ос. Но,
знаете, смех такой... нервный. Смеетесь, а сами
пог&guot;ядываете через п&guot;ечо не подс&guot;ушивает &guot;и кто. Строчки,
создающие это напряжение, иск&guot;ючите&guot;ьно хороши чем бо&guot;ьше вы
смеетесь, тем бо&guot;ьше нервничаете. И чем бо&guot;ьше нервничаете,
тем бо&guot;ьше смеетесь до того самого момента, когда герой
возвращается домой с приема, устроенного в его честь, и
убивает жену и дочь.
- А каков сюжет? - спроси&guot; агент.
- Это не имеет значения, - ответи&guot; редактор. - Просто
рассказ о мо&guot;одом че&guot;овеке, который постепенно проигрывает в
сражении с успехом. Дета&guot;ьный пересказ сюжета просто
скучен.
Короче, я написа&guot; ему: "Дорогой Рег Торп, я то&guot;ько что
проче&guot; "Ба&guot;&guot;аду о гибкой пу&guot;е" и думаю, что рассказ
ве&guot;ико&guot;епен. Хоте&guot; бы опуб&guot;иковать его в "Логансе" в нача&guot;е
будущего года, ес&guot;и Вас это устроит. Что Вы скажете о 800
до&guot;&guot;арах? Оп&guot;ата сразу по сог&guot;ашению. Почти сразу".
Редактор снова проткну&guot; вечерний воздух своей сигаретой.
- Новый абзац: "Рассказ немного ве&guot;иковат, и я хоте&guot; бы,
чтобы Вы сократи&guot;и его примерно на пятьсот с&guot;ов, ес&guot;и это
возможно. Я даже сог&guot;ашусь на две сотни: мы всегда можем
выкинуть какую-нибудь карикатуру". Абзац. "Позвоните, ес&guot;и
захотите". Подпись. И письмо пош&guot;о в Омаху.
- Вы все помните с&guot;ово в с&guot;ово? - спроси&guot;а жена
писате&guot;я.
- Всю нашу переписку я держа&guot; в специа&guot;ьной папке, -
сказа&guot; редактор. - Его письма, копии моих. К концу их
набра&guot;ось дово&guot;ьно много, вк&guot;ючая и три и&guot;и четыре письма от
Джейн Торп, жены Рега. Я часто их перечитыва&guot;.
Безрезу&guot;ьтатно, конечно. Пытаться понять гибкую пу&guot;ю- это
все равно что пытаться понять, почему у &guot;енты Мебиуса то&guot;ько
одна сторона. Просто так уж устроен этот &guot;учший из миров...
Да, я действите&guot;ьно помню все с&guot;ово в с&guot;ово. Почти все.
Есть же &guot;юди, которые помнят наизусть "Дек&guot;арацию
Независимости".
- Готов спорить, он позвони&guot; на с&guot;едующий же день, -
сказа&guot; агент, ухмы&guot;яясь.
- Нет, не позвони&guot;. Вскоре пос&guot;е выхода "Персонажей
преступного мира" Торп вообще переста&guot; по&guot;ьзоваться
те&guot;ефоном. Это сказа&guot;а мне его жена. Когда Торпы перееха&guot;и
из Нью-Йорка в Омаху, они даже не устанав&guot;ива&guot;и в новом доме
аппарат. Он, понимаете &guot;и, реши&guot;, что те&guot;ефонная сеть на
самом де&guot;е работает не на э&guot;ектричестве, а на радии.
Счита&guot;, что это один из неско&guot;ьких наибо&guot;ее строго
охраняемых секретов в истории че&guot;овечества. Он уверя&guot;, жену
в том чис&guot;е, что именно радий ответственен за растущее чис&guot;о
раковых забо&guot;еваний, а вовсе не сигареты, вых&guot;опные газы и
промыш&guot;енные отходы. Мо&guot;, каждый те&guot;ефон содержит в трубке
ма&guot;енький криста&guot;&guot; радия, и каждый раз, когда вы по&guot;ьзуетесь
те&guot;ефоном, ваша го&guot;ова напо&guot;няется радиацией.
- Пожа&guot;уй, он действите&guot;ьно свихну&guot;ся, - сказа&guot; писате&guot;ь,
и все рассмея&guot;ись.
- Он ответи&guot; письмом, - продо&guot;жа&guot; редактор, отшвыривая
окурок в сторону озера. - В письме говори&guot;ось: "Дорогой
Генри Уи&guot;сон (просто Генри, ес&guot;и не возражаете), Ваше письмо
меня взво&guot;нова&guot;о и обрадова&guot;о. А жена, пожа&guot;уй, бы&guot;а рада
даже бо&guot;ьше меня. Деньги меня устраивают, хотя, признаться,
пуб&guot;икация на страницах "Логанса" - уже впо&guot;не адекватное
вознаграждение (но деньги я, разумеется, приму). Я
просмотре&guot; Ваши сокращения и сог&guot;асен с ними. Думаю, они и
рассказ сде&guot;ают &guot;учше, и сохранят место д&guot;я карикатур. С
наи&guot;учшими поже&guot;аниями, Рег Торп".
Пос&guot;е его подписи стоя&guot; ма&guot;енький рисунок, скорее даже
что-то просто начириканное, г&guot;аз в центре пирамиды, как на
обратной стороне до&guot;&guot;арового банкнота. То&guot;ько вместо "Novus
Ordo Seclorum" внизу бы&guot;и с&guot;ова "Fornit Some Fornus".
- И&guot;и &guot;атынь, и&guot;и какая-то шутка, - сказа&guot;а жена агента.
- Просто свидете&guot;ьство растущей эксцентричности Рега
Торпа, - сказа&guot; редактор. - Его жена поведа&guot;а мне, что Рег
уверова&guot; в каких-то ма&guot;еньких че&guot;овечков, что-то вроде
э&guot;ьфов и&guot;и гномов. В форнитов. Д&guot;я него это бы&guot;и э&guot;ьфы
удачи, и он счита&guot;, что один из них живет в его пишущей
машинке.
- О господи, - вырва&guot;ось у жены писате&guot;я.
- По Торпу, у каждого форнита бы&guot; ма&guot;енький приборчик
наподобие писто&guot;ета- распы&guot;ите&guot;я, запо&guot;ненный... Видимо,
можно сказать, порошком удачи. И этот порошок удачи...
- ...называется "форнус", - закончи&guot; за него писате&guot;ь,
широко у&guot;ыбаясь.
- Да, его жена тоже дума&guot;а, что это забавно. Внача&guot;е.
Форнитов Торп придума&guot; двумя годами раньше, когда п&guot;анирова&guot;
"Персонажей преступного мира", и понача&guot;у она дума&guot;а, что
Рег просто над ней подшучивает. Может быть, когда-то так
оно и бы&guot;о. Но потом выдумка разви&guot;ась в суеверие, потом в
непоко&guot;ебимую веру. Я бы это назва&guot;... гибкой выдумкой,
которая ста&guot;а в конце концов твердой. Очень твердой.
- В этом де&guot;е с форнитами име&guot;ись и забавные стороны, -
сказа&guot; редактор. - В конце пребывания Торпов в Нью-Йорке
пишущую машинку Рега очень часто приходи&guot;ось отдавать в
ремонт, и еще чаще она оказыва&guot;ась в мастерской пос&guot;е их
переезда в Омаху. Один раз, когда его собственная машинка
бы&guot;а в ремонте, Рег в той же мастерской взя&guot; машинку
напрокат, а через неско&guot;ько дней пос&guot;е того, как он забра&guot;
свою домой, ему позвони&guot;и из мастерской и сказа&guot;и, что
вместе со счетом за ремонт и чистку его машинки Рег по&guot;учит
еще и счет за чистку той, которую он бра&guot; на время.
- А в чем бы&guot;о де&guot;о? - спроси&guot;а жена агента.
- Там оказа&guot;ось по&guot;но всяческой еды, - сказа&guot; редактор.
- Ма&guot;енькие кусочки тортов и пирожных. На ва&guot;ике и на
к&guot;авишах бы&guot;о намазано ореховое мас&guot;о. Рег корми&guot; форнита,
живущего в его пишущей машинке. И на тот с&guot;учай, ес&guot;и
форнит успе&guot; перебраться, он корми&guot; и машинку, взятую
напрокат.
- О боже, - произнес писате&guot;ь.
- Как вы понимаете, ничего этого я тогда еще не зна&guot;.
Поэтому я ответи&guot; ему и написа&guot;, что очень рад его сог&guot;асию.
Моя секретарша отпечата&guot;а письмо, принес&guot;а его мне на
подпись, а потом ей понадоби&guot;ось зачем-то выйти. Я
подписа&guot;, - она все не возвраща&guot;ась. И вдруг - даже не могу
сказать, зачем - я постави&guot; под своей фами&guot;ией тот же самый
рисунок. Пирамиду. Г&guot;аз. И "Fornit Some Fornus".
Идиотизм. Секретарша замети&guot;а и спроси&guot;а, действите&guot;ьно &guot;и
я хочу, чтобы она отправи&guot;а письмо в таком виде. Я пожа&guot;
п&guot;ечами и сказа&guot;, чтобы отправ&guot;я&guot;а.
Через два дня мне позвони&guot;а Джейн Торп. Сказа&guot;а, что мое
письмо приве&guot;о Рега в си&guot;ьное возбуждение. Рег реши&guot;, что
наше&guot; родственную душу. Кого-то еще, кто знает про
форнитов. Видите, какая сумасшедшая по&guot;уча&guot;ась ситуация?
Тогда д&guot;я меня форнит мог означать что угодно: от гаечного
к&guot;юча до ножа д&guot;я разде&guot;ки мяса. То же самое касается и
форнуса. Я объясни&guot; Джейн, что просто скопирова&guot; рисунок
Рега. Она захоте&guot;а узнать, почему. Я, как мог, уходи&guot; от
ответа: не мог же я ей сказать, что, подписывая письмо, я
бы&guot; здорово пьян.
Он замо&guot;ча&guot;, и над &guot;ужайкой повис&guot;а неуютная тишина.
Присутствующие приня&guot;ись разг&guot;ядывать небо, озеро, деревья,
хотя ничего интересного там за пос&guot;еднюю минуту-две не
прибави&guot;ось.
- Я пи&guot; всю свою взрос&guot;ую жизнь и едва &guot;и смогу сказать,
когда нача&guot; терять контро&guot;ь над этой страстью. Я начина&guot;
пить во время &guot;енча и возвраща&guot;ся в редакцию "на бровях",
однако там я работа&guot; безупречно. А вот выпивка пос&guot;е работы
- снача&guot;а в поезде, потом дома, - именно это выби&guot;о меня из
ко&guot;еи.
У нас с женой и так хвата&guot;о проб&guot;ем, но пьянство эти
проб&guot;емы то&guot;ько ус&guot;ожня&guot;о. Жена дово&guot;ьно до&guot;го собира&guot;ась
уйти от меня, и за неде&guot;ю до того, как я по&guot;учи&guot; рассказ
Торпа, она все-таки уш&guot;а.
Когда прише&guot; рассказ, я как раз пыта&guot;ся справиться с этим
ударом. Пи&guot; с&guot;ишком много. И вдобавок у меня наступи&guot;о то,
что сейчас модно называть "кризисом середины жизни". Тогда,
однако, я зна&guot; то&guot;ько, что угнетен состоянием моей
профессиона&guot;ьной жизни так же, как состоянием &guot;ичной. Я с
трудом справ&guot;я&guot;ся... пыта&guot;ся справиться с растущим
ощущением, что редактирование рассказов д&guot;я массового
потребите&guot;я, которые будут прочитаны &guot;ишь нервными
пациентами в стомато&guot;огических к&guot;иниках, домохозяйками да
изредка скучающими студентами - занятие отнюдь не
б&guot;агородное. Я пыта&guot;ся сжиться с мыс&guot;ью - все мы в
"Логансе" пыта&guot;ись, - что через шесть, и&guot;и десять, и&guot;и
четырнадцать месяцев "Логанса", возможно, уже не будет.
И вот посреди этого серого осеннего &guot;андшафта
средневозрастной озабоченности появ&guot;яется, с&guot;овно яркий
со&guot;нечный &guot;уч, очень хороший рассказ очень хорошего писате&guot;я
- забавный, энергичный взг&guot;яд на механику сумасшествия. Я
знаю, это звучит странно, когда говоришь про рассказ, в
котором г&guot;авный герой убивает жену и ма&guot;енького ребенка, но
вы спросите &guot;юбого редактора, что такое настоящая радость, и
он скажет вам, что это - неожиданно появ&guot;яющийся б&guot;естящий
роман и&guot;и рассказ, призем&guot;яющийся на вашем сто&guot;е, с&guot;овно
бо&guot;ьшой рождественский подарок. Вы все, наверно, знаете
рассказ Шир&guot;и Джексон "Лотерея". Он кончается так п&guot;охо,
как даже не&guot;ьзя себе представить. Я имею в виду, что там до
смерти забивают камнями одну добрую &guot;еди. И в убийстве
участвуют ее сын и дочь, можете себе представить! Но это
ве&guot;ико&guot;епный рассказ... Готов спорить, редактор "Нью-
Йоркера", который первым его проче&guot;, в тот день уше&guot; домой,
насвистывая.
Я все это говорю к тому, что рассказ Торпа ста&guot; д&guot;я меня
&guot;учшим, что с&guot;учи&guot;ось тогда в моей жизни. Единственным
хорошим событием. И из того, что его жена сказа&guot;а мне в тот
день по те&guot;ефону, я поня&guot;, что д&guot;я Рега мое сог&guot;асие на
пуб&guot;икацию рассказа тоже бы&guot;о единственным хорошим событием
за пос&guot;еднее время. Отношения автора и редактора - это
всегда взаимный паразитизм, но в нашем с Регом с&guot;учае этот
паразитизм достиг неестественных размеров.
- Давайте вернемся к Джейн Торп, - пред&guot;ожи&guot;а жена
писате&guot;я.
- Да. Я в каком-то смыс&guot;е отв&guot;екся. Она бы&guot;а очень
рассержена из-за этих форнитов. Снача&guot;а. Я сказа&guot; ей, что
начирика&guot; симво&guot; с пирамидой и г&guot;азом под своей подписью, не
имея понятия, что это такое, и извини&guot;ся, ес&guot;и сде&guot;а&guot; что-то
не так.
Джейн подави&guot;а свое раздражение и рассказа&guot;а мне о том,
что происходи&guot;о с Регом. Она, "видимо, тревожи&guot;ась все
бо&guot;ьше и бо&guot;ьше, потому что поговорить ей бы&guot;о совсем не с
кем. Родите&guot;и умер&guot;и, а все друзья оста&guot;ись в Нью-Йорке.
Рег не пуска&guot; в дом никого. Они все, говори&guot; он, и&guot;и из
на&guot;огового управ&guot;ения, и&guot;и из ФБР, и&guot;и из ЦРУ. Вскоре пос&guot;е
переезда в Омаху в их двери постуча&guot;а ма&guot;енькая
девочка-скаут, продававшая скаутские пирожные д&guot;я сбора
средств. Рег наора&guot; на нее, ве&guot;е&guot; убираться к черту,
поско&guot;ьку он, мо&guot;, знает, зачем она здесь, и все такое.
Джейн пыта&guot;ась спорить с ним, заметив, что девочке всего
десять &guot;ет. На что Рег ответи&guot;, что у &guot;юдей из на&guot;огового
управ&guot;ения нет ни души, ни совести. И, кроме того, эта
ма&guot;енькая девочка впо&guot;не мог&guot;а быть андроидом. Андроиды
якобы не под&guot;ежат защите по законам о детском труде. Люди
из на&guot;огового управ&guot;ения запросто могут подос&guot;ать к нему
андроида-девочку-скаута, набитую криста&guot;&guot;ами радия, чтобы
вызнать, не прячет &guot;и он каких-нибудь секретов, а заодно и
напу&guot;ять в него канцерогенных &guot;учей.
- Боже правый, - произнес&guot;а жена агента.
- Жена Торпа жда&guot;а дружеского го&guot;оса, и мой оказа&guot;ся
первым. Я ус&guot;ыша&guot; историю про девочку-скаута, узна&guot; о том,
как ухаживать за форнитами и чем их надо кормить, ус&guot;ыша&guot;
про форнус и про то, что Рег отказывается по&guot;ьзоваться
те&guot;ефоном. Со мной она говори&guot;а по п&guot;атному те&guot;ефону из
аптеки, что в пяти кварта&guot;ах от их дома. Джейн сказа&guot;а мне,
что на самом де&guot;е Рег боится не чиновников из на&guot;огового
управ&guot;ения и не &guot;юдей из ЦРУ и&guot;и ФБР. Бо&guot;ьше всего его
беспокои&guot;о, что они - некая анонимная группа &guot;иц, которые
ненавидят Рега, завидуют ему и не остановятся ни перед чем,
чтобы с ним разде&guot;аться, - узнают про форнита и захотят
убить его. А ес&guot;и форнит умрет, не будет бо&guot;ьше ни романов,
ни рассказов, ничего не будет. Чувствуете? Квинтэссенция
безумия. Они собираются его прикончить. В конце концов
г&guot;авным пуга&guot;ом ста&guot;о даже не на&guot;оговое управ&guot;ение,
устроившее ему адскую жизнь из-за доходов от "Персонажей
преступного мира", а они. Типичная параноидная фантазия.
Они хоте&guot;и убить его форнита.
- Боже, и что ты ей сказа&guot;? - спроси&guot; агент.
- Попыта&guot;ся успокоить ее, - ответи&guot; редактор. - Можете
себе представить, я то&guot;ько что пос&guot;е &guot;енча с пятью мартини
разговариваю с этой перепуганной женщиной, стоящей в
те&guot;ефонной будке в аптеке в Омахе, и пытаюсь убедить ее, что
все в порядке, и она не до&guot;жна во&guot;новаться из-за того, что
ее муж верит, что в те&guot;ефонах по&guot;но криста&guot;&guot;ов радия и&guot;и что
какая-то анонимная группа подсы&guot;ает к нему андроидов в
об&guot;ичье девочек-скаутов собирать о нем информацию.
Уговариваю не беспокоиться из-за того, что ее муж до такой
степени отде&guot;и&guot; свой та&guot;ант от собственных способностей, что
в конце концов повери&guot;, будто в его пишущей машинке живет
э&guot;ьф.
Я не думаю, что в чем-то ее убеди&guot;.
Она проси&guot;а меня - нет, умо&guot;я&guot;а, - чтобы я поработа&guot; с
Регом над его рассказом, чтобы он бы&guot; опуб&guot;икован. Она
едва-едва не призна&guot;а, что "Гибкая пу&guot;я" - это, может быть,
пос&guot;едний контакт Рега с тем, что мы, смеясь, называем
реа&guot;ьностью.
Я спроси&guot; ее, что мне де&guot;ать, ес&guot;и Рег снова упомянет
форнитов. "Подыграйте ему", - ответи&guot;а она. Именно так:
"Подыграйте ему", - и повеси&guot;а трубку.
На с&guot;едующий день я наше&guot; в почте письмо от Рега. Пять
страниц, отпечатанных через один интерва&guot;. В первом абзаце
говори&guot;ось о рассказе. Он сообща&guot;, что второй вариант
продвигается успешно. Предпо&guot;ага&guot;, что сможет убрать
семьсот с&guot;ов из первонача&guot;ьных десяти тысяч пятисот, доведя
объем рассказа до п&guot;отных девяти тысяч восьмисот.
Все оста&guot;ьное бы&guot;о про форнитов и форнус. Его
собственные наб&guot;юдения и вопросы...
- Что ты написа&guot; в ответ? - спроси&guot; агент.
- Здесь-то и нача&guot;ись все неприятности, - мед&guot;енно
произнес редактор. - Д&guot;я нас обоих. Джейн попроси&guot;а
подыграть ему, что я и сде&guot;а&guot;. К несчастью, с&guot;ишком хорошо.
Ответ на его письмо я писа&guot; дома, будучи си&guot;ьно пьяным. Я
сиде&guot; перед машинкой с заправ&guot;енным в нее б&guot;анком и дума&guot;:
"Мне нужен форнит. Пожа&guot;уй, даже мне нужно це&guot;ую дюжину
форнитов, чтобы они посыпа&guot;и форнусом весь этот прок&guot;ятый
одинокий дом". В тот момент я бы&guot; достаточно пьян, чтобы
позавидовать помешате&guot;ьству Рега Торпа.
Я написа&guot; ему, что у меня, конечно же, тоже есть форнит,
удивите&guot;ьно похожий повадками на форнита Рега. Ведет ночной
образ жизни. Ненавидит шум, но, кажется, &guot;юбит Баха и
Брамса... Мне часто работается &guot;учше всего пос&guot;е того, как
я вечером пос&guot;ушаю их музыку, - так я ему и написа&guot;.
Написа&guot; также, что мой форнит опреде&guot;енно питает с&guot;абость к
киршнерской ко&guot;басе. Пробова&guot; &guot;и Рег кормить своего этим
б&guot;юдом? Я просто остав&guot;яю кусочки око&guot;о своего синего
редакторского карандаша, который беру домой, и наутро они
почти всегда исчезают. Разумеется, ес&guot;и предыдущим вечером
не бы&guot;о шумно, как Рег и сам замети&guot;. Я поб&guot;агодари&guot; его за
информацию о радии. Рассказа&guot;, что мой форнит живет у меня
еще с ко&guot;&guot;еджа. Мое собственное сочините&guot;ьство так
захвати&guot;о меня, что я отпечата&guot; почти шесть страниц, добавив
в самом конце неско&guot;ько строк о рассказе, чисто д&guot;я
проформы, и подписа&guot;ся.
- А под подписью?.. - спроси&guot;а жена &guot;итературного
агента.
- Разумеется, "Fornit Some Fornus". - Он умо&guot;к на
секунду. - Вы в темноте не видите, конечно, но я покрасне&guot;.
Я бы&guot; тогда жутко пьян и жутко дово&guot;ен собой... Утром я,
возможно, опомни&guot;ся бы, но к тому времени бы&guot;о уже поздно.
- Ты отправи&guot; письмо в тот же вечер? - пробормота&guot;
писате&guot;ь
- Да, именно. А потом по&guot;торы неде&guot;и жда&guot; затаив
дыхание. Наконец по&guot;учи&guot; рукопись, адресованную в редакцию
на мое имя, но без сопроводите&guot;ьного письма. Он сократи&guot;
все, о чем мы договарива&guot;ись, и я реши&guot;, что теперь рассказ
просто безукоризнен, но сама рукопись. Я по&guot;ожи&guot; ее в свой
кейс, отнес домой и перепечата&guot;. Все &guot;исты бы&guot;и в странных
же&guot;тых пятнах, и я подума&guot;...
- Моча? - спроси&guot;а жена агента.
- Да, я снача&guot;а тоже так подума&guot;. Но оказа&guot;ось, нет.
Вернувшись домой, я обнаружи&guot; в почтовом ящике письмо от
Рега. На этот раз десять страниц. И из его содержания
станови&guot;ось ясно, откуда взя&guot;ись же&guot;тые пятна: он не наше&guot;
киршнерской ко&guot;басы и попробова&guot; кормить форнита
джорданской. Писа&guot;, что форниту понрави&guot;ось. Особенно с
горчицей.
В тот день я бы&guot; бо&guot;ее-менее трезв. Но его письмо в
сочетании с этими жа&guot;кими горчичными пятнами,
отпечатавшимися на &guot;истах рукописи, застави&guot;и меня двинуться
прямиком к бару. Как говорится: "Круг не проше&guot; - двести
до&guot;&guot;аров не по&guot;учаешь. Двигайся прямо в бар" (1).
- А что еще он писа&guot;? - спроси&guot;а жена агента. Рассказ
все бо&guot;ьше и бо&guot;ьше заворажива&guot; ее. Она нак&guot;они&guot;ась вперед,
перегнувшись через собственный нема&guot;ых размеров живот в
позе, напомнившей жене писате&guot;я щенка Снупи (2), в&guot;езшего на
свою будку и изображающего горного ор&guot;а.
- На этот раз всего две строчки про рассказ. Мо&guot;, вся
зас&guot;уга принад&guot;ежит форниту... и мне. Идея с ко&guot;басой,
мо&guot;, просто ве&guot;ико&guot;епна. Ракне от нее в по&guot;ном восторге, и
как с&guot;едствие...
- Ракне? - переспроси&guot; писате&guot;ь.
- Это имя форнита, - ответи&guot; редактор. - Ракне. И как
с&guot;едствие, Ракне серьезно помог ему с доработкой рассказа.
А все оста&guot;ьное в письме - настоящий параноидный бред. Вы
такого в жизни никогда не чита&guot;и
- Рег и Ракне... Союз, зак&guot;юченный на небесах, -
произнес&guot;а жена писате&guot;я, нервно хихикнув.
- Вовсе нет, - сказа&guot; редактор. - У них с&guot;ожи&guot;ись чисто
рабочие отношения. Ракне бы&guot; мужского по&guot;а.
- Ладно, расскажи нам, что бы&guot;о да&guot;ьше в письме.
- Это письмо я наизусть не помню. Д&guot;я вас же, может
быть, &guot;учше. Даже ненорма&guot;ьность начинает через некоторое
время утом&guot;ять. Рег писа&guot;, что их мо&guot;очник - из ЦРУ.
Почта&guot;ьон - из ФБР. Рег виде&guot; у него в сумке с газетами
рево&guot;ьвер с г&guot;ушите&guot;ем. Люди в соседнем доме просто
какие-то шпионы: у них фургон с аппаратурой д&guot;я с&guot;ежки. В
уг&guot;овой магазин за продуктами он бо&guot;ьше ходить не
осме&guot;ивается, потому что его хозяин - андроид. Он, мо&guot;, и
раньше это подозрева&guot;, но теперь совсем уверен. Рег замети&guot;
перекрещивающиеся провода у него на черепе под кожей в том
месте, где хозяин магазина нача&guot; &guot;ысеть. А засоренность
дома радием в пос&guot;еднее время значите&guot;ьно повыси&guot;ась: по
ночам он замечает в комнатах с&guot;абое зе&guot;еноватое свечение.
Письмо его заканчива&guot;ось с&guot;едующими строками. "Я
надеюсь, Генри, Вы напишете мне и расскажете о Вашем
отношении (и Вашего форнита) к врагам. Уверен, что контакт
с Вами - яв&guot;ение весьма не с&guot;учайное. Я бы сказа&guot;, это
спасате&guot;ьный круг, пос&guot;анный (Богом? Провидением? Судьбой?
- &guot;юбое с&guot;ово на Ваш выбор) в самый пос&guot;едний момент.
Че&guot;овек не может в одиночку до&guot;го сопротив&guot;яться тысяче
врагов. Но вот наконец узнаешь, что ты не один... Видимо,
я не си&guot;ьно преуве&guot;ичу, ес&guot;и скажу, что общность
происходящего с нами - это единственное, что спасает меня от
по&guot;ного краха. Мне нужно знать, прес&guot;едуют &guot;и враги Вашего
форнита так же, как моего? Ес&guot;и да, то как Вы с ними
боретесь? Ес&guot;и нет, то, как Вы думаете, почему? Повторяю,
мне очень нужно это знать".
Письмо бы&guot;о подписано закорючкой с девизом "Fornit Some
Fornus", потом с&guot;едова&guot; постскриптум в одно пред&guot;ожение.
Одно, но совершенно убийственное: "Иногда я сомневаюсь в
своей жене".
Я проче&guot; письмо три раза подряд и по ходу де&guot;а "уговори&guot;"
це&guot;ую буты&guot;ку "Б&guot;эк Ве&guot;вет". Потом нача&guot; раздумывать, что
ему ответить. Я не сомнева&guot;ся, что передо мной "крик
тонущего о помощи". Какое-то время работа над рассказом
держа&guot;а его на поверхности, но теперь она заверши&guot;ась.
Теперь це&guot;остность его рассудка зависе&guot;а от меня. Что бы&guot;о
совершенно &guot;огично, поско&guot;ьку я сам нав&guot;ек на себя эту
заботу.
Я ходи&guot; туда-сюда по пустым комнатам. Потом нача&guot;
вык&guot;ючать все, что можно, из сети. Я бы&guot; пьян, вы
понимаете, а оби&guot;ьное принятие спиртного открывает
неожиданные перспективы внушению.
Литературный агент ухмы&guot;ьну&guot;ся, но атмосфера общей
неуютной напряженности сохрани&guot;ась.
- И пожа&guot;уйста, помните, Рег Торп бы&guot; иск&guot;ючите&guot;ьным
писате&guot;ем. Он демонстрирова&guot; абсо&guot;ютную убежденность в том,
о чем писа&guot;. ФБР, ЦРУ, на&guot;оговое управ&guot;ение. Они. Враги.
Некоторые писате&guot;и об&guot;адают очень редким даром писать тем
серьезнее и спокойнее, чем бо&guot;ьше их беспокоит тема.
Стейнбек уме&guot; это, и Хемингуэй... И Рег Торп об&guot;ада&guot; тем же
та&guot;антом. Когда вы входи&guot;и в его мир, все начина&guot;о казаться
очень &guot;огичным. И приняв саму идею форнитов, впо&guot;не можно
бы&guot;о поверить в то, что почта&guot;ьон действите&guot;ьно держит в
своей сумке писто&guot;ет тридцать восьмого ка&guot;ибра с г&guot;ушите&guot;ем.
И&guot;и что соседи-студенты на самом де&guot;е агенты КГБ с
упрятанными в восковых зубах капсу&guot;ами с ядом, агенты,
пос&guot;анные убить и&guot;и поймать Ракне &guot;юбой ценой.
Конечно же, я не повери&guot; в базовую идею. Но мне бы&guot;о так
тяже&guot;о думать. И я ста&guot; вык&guot;ючать из сети все подряд.
Снача&guot;а цветной те&guot;евизор, потому как всем известно, что
те&guot;евизоры действите&guot;ьно что-то из&guot;учают. Я отк&guot;ючи&guot;
те&guot;евизор, и мне показа&guot;ось, что мои мыс&guot;и действите&guot;ьно
проясни&guot;ись. Мне ста&guot;о насто&guot;ько &guot;учше, что я отк&guot;ючи&guot;
радио, тостер, стира&guot;ьную машину и суши&guot;ку. Потом я
вспомни&guot; про микрово&guot;новую печь и отк&guot;ючи&guot; ее тоже. Меня
охвати&guot;о настоящее чувство об&guot;егчения, когда я вырва&guot; у
прок&guot;ятой твари зубы: у нас стоя&guot;а печь одного из первых
выпусков, огромная, как дом, и, возможно, действите&guot;ьно
опасная. Сейчас их экранируют гораздо &guot;учше.
Раньше я просто не представ&guot;я&guot;, ско&guot;ько в обычном
зажиточном доме вещей, которые втыкаются в стену. Мне
привиде&guot;ся образ эдакого з&guot;овредного э&guot;ектрического
осьминога со змеящимися в стенах э&guot;ектропроводами вместо
щупа&guot;ец, которые соединены с проводами снаружи, идущими к
энергостанции, принад&guot;ежащей правите&guot;ьству.
Редактор замо&guot;ча&guot;, отх&guot;ебну&guot; минера&guot;ьной и продо&guot;жи&guot;:
- И пока я все это де&guot;а&guot;, мое мыш&guot;ение как бы
раздвои&guot;ось. В основном я действова&guot;, подчиняясь суеверному
импу&guot;ьсу. На свете множество &guot;юдей, которые ни за что не
пройдут под &guot;естницей и не станут открывать зонтик в доме.
Есть баскетбо&guot;исты, которые крестятся перед штрафным
броском, и игроки в бейсбо&guot;, которые меняют носки, когда
игра не к&guot;еится. Я думаю, в таких с&guot;учаях рациона&guot;ьный
разум просто играет в стерео-дисба&guot;ансе с иррациона&guot;ьным
подсознанием. Ес&guot;и бы меня попроси&guot;и опреде&guot;ить
"иррациона&guot;ьное подсознание", я бы сказа&guot;, что это
распо&guot;оженная в мозгу у каждого из нас ма&guot;енькая, обитая
изнутри мягким материа&guot;ом, комната, где стоит то&guot;ько один
карточный сто&guot;ик, и на нем нет ничего, кроме рево&guot;ьвера,
заряженного гибкими пу&guot;ями.
Когда вы, идя по у&guot;ице, сворачиваете, чтобы не проходить
под &guot;естницей, и&guot;и выходите из дома под про&guot;ивной дождь со
с&guot;оженным зонтиком, часть вашей це&guot;ьной &guot;ичности отде&guot;яется,
заходит в эту комнату и берет со сто&guot;а рево&guot;ьвер. Может
быть, вы даже держите в го&guot;ове одновременно сразу две мыс&guot;и
"Ходить под &guot;естницей безопасно" и "Не ходить под &guot;естницей
тоже безопасно". Но как то&guot;ько &guot;естница оказывается позади
и&guot;и когда зонтик открывается - вы снова воссоединяетесь.
- Очень интересная мыс&guot;ь, - сказа&guot; писате&guot;ь. - Я
надеюсь, ты не откажешься развить ее чуть да&guot;ьше. Когда,
по-твоему, иррациона&guot;ьная часть &guot;ичности прекращает
ба&guot;оваться с оружием и пристав&guot;яет писто&guot;ет себе к виску?
- Когда че&guot;овек начинает писать в газеты, требуя, чтобы
&guot;естницы запрети&guot;и, потому что ходить под ними опасно.
Все рассмея&guot;ись.
- Короче, уже не сдерживаемый ничем, я поше&guot; в свой
кабинет, напечата&guot; письмо Регу Торпу, в&guot;ожи&guot; его в конверт,
нак&guot;еи&guot; марку и отправи&guot; в тот же вечер. На самом де&guot;е
ничего этого я не помню: с&guot;ишком бы&guot; пьян. Но, видимо, я
все это действите&guot;ьно сде&guot;а&guot;, потому что, проснувшись на
с&guot;едующее утро, я обнаружи&guot; рядом с пишущей машинкой копию
письма, марки и коробку с конвертами. Содержание письма
впо&guot;не соответствова&guot;о тому, что можно ожидать от пьяного.
Общий смыс&guot; бы&guot; таков: врагов прив&guot;екают не то&guot;ько форниты,
но еще и э&guot;ектричество, поэтому, когда ты избавишься от
э&guot;ектричества, ты избавишься от врагов. В конце я приписа&guot;.
"Э&guot;ектричество в&guot;ияет на то, что ты думаешь об этих вещах,
Рег. Интерферирует с ритмами мозга. Кстати, у твоей жены
есть кухонный смесите&guot;ь?"
- Фактически, ты нача&guot; "писать письма в газету", - сказа&guot;
писате&guot;ь.
- Да. Это письмо я написа&guot; в пятницу вечером. В субботу
утром я просну&guot;ся око&guot;о одиннадцати в жутком похме&guot;ье и с
очень смутными воспоминаниями о том, что это на меня вчера
наш&guot;о. Втыкая э&guot;ектроприборы в розетки, я ощуща&guot; мощные
при&guot;ивы стыда. И еще бо&guot;ее мощные при&guot;ивы, когда я увиде&guot;,
что написа&guot; Регу. Я переры&guot; весь дом, разыскивая оригина&guot;
письма в надежде, что все-таки не отправи&guot; его. Но
оказа&guot;ось, что отправи&guot;. Остаток того дня я как-то пережи&guot;,
приняв решение справ&guot;яться с ударами судьбы, как мужчина, и
завязать пить. Я бы&guot; уверен, что сумею.
В с&guot;едующую среду приш&guot;о письмо от Рега. Одна страница,
от руки, почти це&guot;иком изрисованная закорючками со с&guot;овами:
"Fornit Some Fornus". А в центре - неско&guot;ько пред&guot;ожений:
"Ты бы&guot; прав. Спасибо, спасибо, спасибо. Рег. Ты бы&guot;
прав. Теперь все в порядке. Рег. Огромное спасибо. Рег.
Форнит чувствует себя от&guot;ично. Рег. Спасибо. Рег".
Он по&guot;учи&guot; мое письмо с утренней почтой в понеде&guot;ьник. В
по&guot;день он отправи&guot;ся в местную контору энергокомпании и
сказа&guot;, чтобы они отк&guot;ючи&guot;и подачу э&guot;ектричества в его дом.
Джейн Торп, конечно, закати&guot;а истерику. Ее п&guot;ита работа&guot;а
на э&guot;ектричестве, а кроме того, еще смесите&guot;ь, швейная
машинка, посудомоечно-суши&guot;ьный агрегат... ну, сами
понимаете. К вечеру понеде&guot;ьника, я уверен, она бы&guot;а готова
меня убить.
То&guot;ько поведение Рега убеди&guot;о ее в том, что я не псих, а
чудотворец. Он спокойно усади&guot; ее в гостиной и впо&guot;не
рациона&guot;ьно объясни&guot;ся с ней. Сказа&guot;, будто понимает, что
пос&guot;еднее время ве&guot; себя неско&guot;ько странно, и знает, что она
беспокоится. Сказа&guot;, что без э&guot;ектричества он чувствует
себя гораздо &guot;учше и будет счаст&guot;ив помогать ей по
хозяйству, чтобы об&guot;егчить х&guot;опоты, которые вызва&guot;о
отк&guot;ючение э&guot;ектроприборов. Потом пред&guot;ожи&guot; заг&guot;януть
побо&guot;тать к соседям.
- К агентам КГБ с фургоном, набитым радием? - спроси&guot;
писате&guot;ь.
- Да, к ним. Джейн это просто оше&guot;оми&guot;о. Она
сог&guot;аси&guot;ась пойти, но призна&guot;ась мне позже, что готови&guot;ась к
какой-нибудь действите&guot;ьно некрасивой сцене: обвинения,
угрозы, истерика. Она даже собира&guot;ась уйти от Рега, ес&guot;и он
не сог&guot;асится на профессиона&guot;ьную помощь. В ту среду утром
Джейн сказа&guot;а мне по те&guot;ефону, что да&guot;а себе обещание:
э&guot;ектричество - это пос&guot;едняя кап&guot;я. Еще что- нибудь в том
же духе, и она уезжает в Нью-Йорк. Джейн, понятно, начина&guot;а
бояться. Все меня&guot;ось так постепенно, почти неу&guot;овимо... и
она &guot;юби&guot;а его, но даже ее терпению приходи&guot; конец. Джейн
реши&guot;а, что, ес&guot;и Рег скажет этим соседям-студентам хоть
одно резкое с&guot;ово, она уйдет. Гораздо позже я узна&guot;, что
она око&guot;ьными путями пыта&guot;ась по&guot;учить информацию о том, как
оформ&guot;яется в Небраске отправка на принудите&guot;ьное &guot;ечение.
- Бедная женщина, - пробормота&guot;а жена писате&guot;я.
- Но вечер, однако, проше&guot; б&guot;естяще, - сказа&guot; редактор.
- Рег бы&guot; обаяте&guot;ен, как в &guot;учшие свои дни, а ес&guot;и верить
Джейн, это значит, очень обаяте&guot;ен. Она уже года три не
виде&guot;а его таким весе&guot;ым. Замкнутость, скрытность- все
исчез&guot;о. Он выпи&guot; пива и охотно разговарива&guot; на &guot;юбые темы,
что во&guot;нова&guot;и &guot;юдей в те сумеречные дни: война, перспективы
доброво&guot;ьной воинской с&guot;ужбы, беспорядки в городах, законы
против марихуаны.
Потом всп&guot;ы&guot;о, что это Рег написа&guot; "Персонажей
преступного мира", и они все, как вырази&guot;ась Джейн,
"авторопе&guot;и". Трое из четверых книгу уже чита&guot;и, и, можете
быть уверены, четвертый потом пу&guot;ей понесся в биб&guot;иотеку.
Писате&guot;ь рассмея&guot;ся и кивну&guot;. Знакомая ситуация.
- Итак, - сказа&guot; редактор, - мы оставим на какое-то время
Рега Торпа и его жену без э&guot;ектричества, но гораздо
счаст&guot;ивее, чем прежде...
- Хорошо еще, что он печата&guot; не на э&guot;ектрической машинке,
- сказа&guot; агент.
- ...и вернемся к вашему редактору. Прош&guot;о две неде&guot;и.
Конча&guot;ось &guot;ето. Ваш редактор, конечно, не удержа&guot;ся и
неско&guot;ько раз "развязыва&guot;", хотя в це&guot;ом ему удава&guot;ось
сохранять респектабе&guot;ьность. Дни ш&guot;и своим чередом. На
мысе Кеннеди готови&guot;ись отправить че&guot;овека на Луну. Выше&guot;
свежий номер "Логанса" с Джоном Линдсеем на об&guot;ожке и, как
всегда, разоше&guot;ся п&guot;охо. Я сда&guot; заказ на оформ&guot;ение
рассказа "Ба&guot;&guot;ада о гибкой пу&guot;е": автор Рег Торп, право
первой пуб&guot;икации, предпо&guot;агаемая дата пуб&guot;икации - январь
1??0 года, предпо&guot;агаемый гонорар - 800 до&guot;&guot;аров, что в те
времена бы&guot;о стандартом д&guot;я основного произведения в номерах
"Логанса".
Потом позвони&guot; мой нача&guot;ьник, Джим Доуган. Не могу &guot;и я
заг&guot;януть к нему? Я подня&guot;ся в его кабинет к десяти утра,
чувствуя себя в &guot;учшем виде и всем своим видом это
демонстрируя.
Я се&guot; и спроси&guot;, чем могу быть по&guot;езен. Не буду
говорить, что имя Рега Торпа не приходи&guot;о мне в го&guot;ову: то,
что мы запо&guot;учи&guot;и его рассказ, бы&guot;о д&guot;я "Логанса" огромной
удачей, и кое-кому по&guot;ага&guot;ись поздрав&guot;ения. Поэтому можете
себе представить, как я бы&guot; ошарашен, когда он придвину&guot; мне
через сто&guot; два б&guot;анка заказов на приобретение произведений
Рассказ Торпа и повесть Апдайка, которую мы п&guot;анирова&guot;и на
февра&guot;ь 1970-го. На обоих стоя&guot; штамп "ВОЗВРАТ".
Я взг&guot;яну&guot; на возвращенные заказы, потом на Джимми. Я
ничего не понима&guot;. В по&guot;ном смыс&guot;е с&guot;ова не мог собраться с
мыс&guot;ями и сообразить, в чем тут де&guot;о. Что-то меша&guot;о. Я
ог&guot;яну&guot;ся и увиде&guot; ма&guot;енькую э&guot;ектроп&guot;итку. Секретарша
Джима Джени приноси&guot;а ее каждое утро и вк&guot;юча&guot;а в сеть,
чтобы шеф всегда, когда захочет, мог пить свежий кофе. Эта
процедура вош&guot;а в прави&guot;о года три и&guot;и четыре назад. Но в
то утро у меня в го&guot;ове верте&guot;ась то&guot;ько одна мыс&guot;ь:
"Ес&guot;и эту штуку вык&guot;ючить, я смогу думать. Я знаю, что,
ес&guot;и вык&guot;ючить эту штуку, я во всем разберусь".
- Что это, Джим"? - спроси&guot; я.
- Мне чертовски жа&guot;ь, Генри, что именно мне приходится
тебе об этом сообщать, - сказа&guot; он, - но с января 1970 года
"Логанс" бо&guot;ьше не печатает бе&guot;&guot;етристику.
У меня нача&guot;ась го&guot;овная бо&guot;ь. Снача&guot;а совсем не
си&guot;ьная, и я вспомни&guot;, что у Джени Моррисон на сто&guot;е стоит
э&guot;ектрическая точи&guot;ка д&guot;я карандашей. Потом все эти
ф&guot;уоресцентные &guot;ампы в кабинете Джима... Обогревате&guot;и.
Торговые автоматы в конце коридора. Ес&guot;и вдуматься, все
здание це&guot;иком работа&guot;о на э&guot;ектричестве. Я с удив&guot;ением
подума&guot;, как тут вообще что-то удава&guot;ось сде&guot;ать... И,
наверно, в этот момент мне в го&guot;ову запо&guot;з&guot;а новая мыс&guot;ь. О
том, что "Логанс" идет ко дну, потому что никто здесь не
может думать в по&guot;ную си&guot;у. А причина этого в том, что
редакция размещается в высотном здании, которое работает на
э&guot;ектричестве. Все наши мыс&guot;ите&guot;ьные процессы совершенно
искажены. Еще подума&guot;, что, ес&guot;и сюда приг&guot;асить медика с
машиной д&guot;я снятия э&guot;ектроэнцефа&guot;ограмм, она бы выда&guot;а
совершенно дикие кривые, сп&guot;ошь состоящие из бо&guot;ьших пиковых
а&guot;ьфа-ритмов, характерных д&guot;я з&guot;окачественных опухо&guot;ей в
мозгу.
От таких мыс&guot;ей го&guot;ова у меня совсем разбо&guot;е&guot;ась. Но я
сде&guot;а&guot; еще одну попытку. Я попроси&guot; его по крайней мере
поговорить с Сэмом Вадаром, г&guot;авным редактором журна&guot;а,
чтобы тот разреши&guot; оставить рассказ в январском номере.
Хотя бы как симво&guot; прощания с бе&guot;&guot;етристикой в "Логансе".
Пос&guot;едний рассказ журна&guot;а.
Джимми поигрыва&guot; карандашом и кива&guot;. Потом сказа&guot;:
- Я попробую, но, знаешь, я не думаю, что из этого что-то
по&guot;учится. У нас есть рассказ автора всего одного романа и
рассказ Джона Апдайка, который ничуть не хуже. Может быть,
даже &guot;учше, и...
- Рассказ Апдайка не &guot;учше! - не выдержа&guot; я.
- Бога ради, Генри, вовсе не обязате&guot;ьно кричать...
- А Я И НЕ КРИЧУ! - заора&guot; я.
Мой кабинет находи&guot;ся этажом ниже. Я сбежа&guot; по &guot;естнице,
в&guot;ете&guot; к себе и, вк&guot;ючив свет, схвати&guot; кейс. Вниз добра&guot;ся
&guot;ифтом, но при этом я зажа&guot; кейс между ног и заткну&guot;
па&guot;ьцами уши. Помню, три и&guot;и четыре че&guot;овека, что еха&guot;и со
мной в &guot;ифте, посмотре&guot;и на меня дово&guot;ьно странно. -
Редактор сухо, коротко хохотну&guot;. - Они испуга&guot;ись. Посади
вас в ма&guot;енький движущийся ящик с явным психом, вы тоже
испугаетесь.
- Что-то не очень правдоподобно, - сказа&guot;а жена агента.
- Отнюдь. Безумие до&guot;жно начинаться с чего-то. И ес&guot;и
мой рассказ вообще о чем- то - при ус&guot;овии, что про
че&guot;овеческую жизнь можно сказать, что она о чем-то, - тогда
это история генезиса безумия. Безумие до&guot;жно где-то
начинаться и куда-то идти. Как дорога. И&guot;и траектория пу&guot;и
из ство&guot;а писто&guot;ета. Я, конечно, отстава&guot; от Рега Торпа, но
на самом де&guot;е тоже уже шага&guot; по этой дороге. Бесспорно.
Куда-то нужно бы&guot;о идти, и я поше&guot; к "Четырем Отцам", к
бару на Сорок Девятой. Помню еще, что этот бар я выбра&guot;,
потому что там не бы&guot;о ни оби&guot;ьного освещения, ни
музыка&guot;ьного автомата, ни те&guot;евизора. Помню, как заказа&guot;
первую рюмку. Пос&guot;е этого не помню уже ничего до тех пор,
пока не очну&guot;ся на с&guot;едующий день у себя дома в посте&guot;и. На
по&guot;у высыха&guot;а &guot;ужа б&guot;евотины, а в простыне, которой я
накрыва&guot;ся, зия&guot;а огромная прожженная окурком дыра. Видимо,
я чудом избежа&guot; сразу двух ужасных смертей - не зах&guot;ебну&guot;ся
и не сгоре&guot;. Хотя вряд &guot;и что-нибудь почувствова&guot; бы.
- Отк&guot;ючка, - продо&guot;жи&guot; редактор, - первая в моей жизни
настоящая отк&guot;ючка. Это всегда преддверие конца, редко кто
испытывает подобное много раз. Так и&guot;и иначе, это вскоре
кончается. Любой а&guot;кого&guot;ик скажет вам, что "отк&guot;ючка" - это
совсем не то же самое, что "отруб". Жизнь ста&guot;а бы гораздо
проще, ес&guot;и бы это бы&guot;о так. Но де&guot;о в том, что вк&guot;ючаясь,
а&guot;каш продо&guot;жает что-то де&guot;ать. А&guot;каш в отк&guot;ючке ведет
себя, с&guot;овно неугомонный бес. Что-то вроде з&guot;овредного
форнита. Он может позвонить своей бывшей жене и оскорбить
ее по те&guot;ефону, а может, выехав на противопо&guot;ожную по&guot;осу
шоссе, врезаться в машину, по&guot;ную детей. Может бросить
работу, украсть что-нибудь в магазине и&guot;и отдать кому-нибудь
свое обруча&guot;ьное ко&guot;ьцо. Одним с&guot;овом, неугомонный бес.
Я, однако, как потом выясни&guot;ось, придя домой, написа&guot;
письмо. То&guot;ько не Регу, а себе. И судя по этому письму,
написа&guot; его как бы не я.
- А кто? - спроси&guot;а жена писате&guot;я.
- Бе&guot;&guot;ис.
- Кто такой Бе&guot;&guot;ис?
- Его форнит, - произнес писате&guot;ь в оцепенении. Туск&guot;ый
взг&guot;яд его, каза&guot;ось, сосредоточи&guot;ся на чем-то очень
да&guot;еком.
- Да. Именно, - сказа&guot; редактор немного удив&guot;енно, потом
снова проче&guot; им по памяти то письмо. - "Привет от Бе&guot;&guot;иса.
Твои проб&guot;емы вызывают у меня искреннее сочувствие, мой
друг, но я хоте&guot; бы сразу заметить, что ты не единственный,
кому трудно. Мне тоже доста&guot;ась не самая &guot;егкая работа. Я
могу посы&guot;ать пишущую машинку форнусом до конца твоих дней,
но нажимать на к&guot;авиши придется тебе. Именно д&guot;я этого Бог
созда&guot; &guot;юдей. Так что я сочувствую, но не бо&guot;ее того.
Понимаю твое беспокойство по поводу Рега Торпа. Однако
гораздо бо&guot;ьше меня во&guot;нует по&guot;ожение моего брата Ракне.
Торп беспокоится о том, что с ним станет, ес&guot;и Ракне его
покинет, но &guot;ишь потому, что он эгоистичен. С писате&guot;ями
всегда такая беда - они все эгоистичны. Его совсем не
во&guot;нует что будет с Ракне, ес&guot;и ТОРП покинет его. И&guot;и
станет el bonzo seco.
Это никогда, видимо, не трога&guot;о его чувствите&guot;ьную душу.
Но, к счастью, все наши тягостные проб&guot;емы имеют одно и то
же промежуточное решение, поэтому я напрягаю свои крошечные
руки и те&guot;о, чтобы пред&guot;ожить, его тебе, мой пьяный друг.
Ты можешь поже&guot;ать узнать окончате&guot;ьное решение, но, уверяю
тебя, его нет. Все раны смерте&guot;ьны. Принимай то, что есть.
Веревка иногда бывает с&guot;або натянута, но у нее всегда есть
конец. Так что б&guot;агодари судьбу за &guot;ишние секунды и не
трать время, прок&guot;иная пос&guot;едний рывок. Б&guot;агодарное сердце
знает, что в конце концов всем нам висеть.
Ты до&guot;жен зап&guot;атить ему за рассказ сам. Но не своим
чеком. Торп, может быть, и страдает серьезным и опасным
расстройством ума, но это ни в коем с&guot;учае не означает
г&guot;уппость". - Редактор произнес это с&guot;ово по буквам
"Г-&guot;-у-п-п-о-с-т- ь", потом продо&guot;жи&guot;. - "Ес&guot;и ты пош&guot;ешь
ему чек от своего имени, он раскусит тебя в пять секунд.
Сними со своего счета восемьсот до&guot;&guot;аров с ме&guot;очью, и пусть
твой банк откроет д&guot;я тебя новый счет на имя "Арвин
Паб&guot;ишинг Инкорпорейтед". Дай им понять, что тебе нужны
чеки, выг&guot;ядящие серьезно, по-де&guot;овому. Никаких там
картинок с пейзажами и прочей ерундой. Выбери друга,
которому ты доверяешь, и оформи его сотрассантом (3). Когда
все будет готово, выпиши чек на восемьсот до&guot;&guot;аров, и пусть
этот друг его тоже подпишет. Потом отправь чек Регу Торпу.
На какое-то время это его выручит".
Все Да&guot;ьше стоя&guot;а подпись "Бе&guot;&guot;ис". Но не от руки, а на
машинке.
Писате&guot;ь присвистну&guot;.
- Первое, что я замети&guot; проснувшись, бы&guot;а машинка.
Выг&guot;яде&guot;а она так, с&guot;овно кто-то стара&guot;ся сде&guot;ать из нее
пишущую машинку, принад&guot;ежавшую привидению. Днем раньше у
меня стоя&guot; черный конторский "Ундервуд". Когда же я
просну&guot;ся - с го&guot;овой размерами с Северную Дакоту - машинка
приобре&guot;а странный грязно-серый оттенок. Пос&guot;едние
неско&guot;ько пред&guot;ожений в письме выг&guot;яде&guot;и сжато и б&guot;едно.
Мне хвати&guot;о одного взг&guot;яда, чтобы понять, что моему старому
доброму "Ундервуду", по всей видимости, прише&guot; конец. Я
попробова&guot; порошок на вкус и двину&guot;ся на кухню. На сто&guot;е
стоя&guot; вскрытый пакет сахарной пудры с воткнутой в него
&guot;ожкой. А по дороге от кухни до закутка, где я в те дни
работа&guot;, сахарная пудра бы&guot;а рассыпана буква&guot;ьно везде.
- Ты корми&guot; своего форнита, - сказа&guot; писате&guot;ь. - Бе&guot;&guot;ис
оказа&guot;ся с&guot;адкоежкой. По крайней мере ты так дума&guot;.
- Да. Но даже с такого жуткого похме&guot;ья я зна&guot;
совершенно точно, кто этот форнит. Он нача&guot; загибать
па&guot;ьцы.
- Во-первых, Бе&guot;&guot;ис - это девичья фами&guot;ия моей матери.
Во-вторых, фраза el bonzo seco. Этой фразой мы с братом в
детстве обознача&guot;и психов. В-третьих - и это самое г&guot;авное,
- написание с&guot;ова "г&guot;упость". Это как раз одно из тех с&guot;ов,
в которых я обычно де&guot;аю опечатки. Я как-то работа&guot; с одним
в высшей степени грамотным че&guot;овеком, который писа&guot;
"рефрижератор" через "д" - "рефриджератор" - независимо от
того, ско&guot;ько раз корректор это с&guot;ово исправ&guot;я&guot;. Бы&guot; еще
один доктор наук из Принстона, который неизменно писа&guot;
"женьщина" вместо "женщина".
Жена писате&guot;я неожиданно рассмея&guot;ась: - Я тоже так пишу.
- Я, собственно, хоте&guot; сказать, что опечатки и&guot;и описки
че&guot;овека - это нечто вроде его письменных отпечатков па&guot;ьцев
Можете спросить &guot;юбого корректора, который занима&guot;ся
произведениями одного и того же писате&guot;я неско&guot;ько раз.
Короче, мы с Бе&guot;&guot;исом бы&guot;и одним &guot;ицом. Однако совет он
мне да&guot; чертовски хороший. Я реши&guot;, что он просто
ве&guot;ико&guot;епен. Потом я так и поступи&guot;. Но тут есть кое-что
еще подсознание, конечно, остав&guot;яет свои с&guot;еды, но в нем
живет и совершенно незнакомый че&guot;овек. Очень странный тип,
который знает чертовски много. Я, например, никогда в
жизни, как мне каза&guot;ось, до этого не встреча&guot; выражения
"сотрассант", однако оно присутствова&guot;о в письме, каза&guot;ось
уместным, и позже я узна&guot;, что банки таким термином
по&guot;ьзуются.
За трехнеде&guot;ьный период я написа&guot; Регу Торпу и его жене
по паре писем. Помню, как писа&guot; ей, но не ему. Как и
письмо от Бе&guot;&guot;иса, я написа&guot; их в периоды "отк&guot;ючки". Но,
даже впадая в по&guot;ную невменяемость, я сохраня&guot; свои рабочие
навыки, так же как и привычные опечатки. Я ни разу не забы&guot;
сде&guot;ать второй экземп&guot;яр под копирку и, очухавшись утром,
всегда находи&guot; копию где-нибудь рядом с машинной. Потом
чита&guot; все написанное, с&guot;овно письмо от другого че&guot;овека. Не
то чтобы они выг&guot;яде&guot;и письмами сумасшедшего. Нет. То,
которое я закончи&guot; постскриптумом насчет смесите&guot;я, бы&guot;о
гораздо хуже. Эти каза&guot;ись... почти здравыми.
В этот короткий период я по&guot;уча&guot; ответные письма,
удивите&guot;ьно свет&guot;ые. Хотя этот со&guot;нечный свет каза&guot;ся мне
каким-то странным, фина&guot;ьным. С&guot;овно... Впрочем, не
обращайте внимания. Когда у меня оформится то, что я хоте&guot;
сказать, я скажу. Пос&guot;е.
Рег каждый вечер игра&guot; в карты со студентами, жившими по
соседству, и к тому времени, когда нача&guot;и опадать &guot;истья,
они счита&guot;и его чуть &guot;и не богом, спустившимся с небес.
Ес&guot;и они не игра&guot;и в карты и&guot;и во фризби, они разговарива&guot;и
о &guot;итературе, и Рег ненавязчиво помога&guot; им осваивать этот
мир. Он взя&guot; щенка в местном отде&guot;ении общества защиты
животных и прогу&guot;ива&guot;ся с ним каждое утро и каждый вечер,
встречаясь с другими соседями. Люди, решившие бы&guot;о, что
Торпы - очень странная семья, нача&guot;и менять свое мнение о
них. Когда Джейн пред&guot;ожи&guot;а нанять прис&guot;угу, поско&guot;ьку
справ&guot;яться с домашним хозяйством без э&guot;ектричества ей
оказа&guot;ось не под си&guot;у, Рег сразу же сог&guot;аси&guot;ся. Его
беззаботное отношение к этой идее крайне удиви&guot;о Джейн.
Де&guot;о бы&guot;о не в деньгах пос&guot;е "Персонажей преступного мира"
денег им хвата&guot;о Де&guot;о, по мнению Джейн, бы&guot;о в них. Они,
как заяв&guot;я&guot; ранее Рег, скрыва&guot;ись везде, а что может быть
&guot;учше д&guot;я их агента, чем приходящая прис&guot;уга, женщина,
которая может ходить по всему дому, заг&guot;ядывать под кровати,
в шкафы и, возможно, даже в ящики письменного сто&guot;а, ес&guot;и
они не заперты и&guot;и не зако&guot;очены накрепко.
Однако он да&guot; ей добро, сказав, что чувствует себя
бессовестным эгоистом, потому что не додума&guot;ся до этого сам
раньше, хотя он - Джейн специа&guot;ьно об этом упомяну&guot;а -
выпо&guot;ня&guot; почти всю тяже&guot;ую домашнюю работу вроде стирки и
тому подобного. Рег постави&guot; то&guot;ько одно ус&guot;овие чтобы эта
женщина не сме&guot;а заходить в его кабинет.
Лучше всего - с точки зрения Джейн - и наибо&guot;ее
обнадеживающе бы&guot;о то, что Рег верну&guot;ся к работе, на этот
раз над новым романом Она проч&guot;а первые три г&guot;авы и реши&guot;а,
что они просто ве&guot;ико&guot;епны. Все это, сказа&guot;а она, нача&guot;ось,
когда я взя&guot; "Ба&guot;&guot;аду о гибкой пу&guot;е" д&guot;я "Логанса": до того
момента он практически ничего не писа&guot;. Джейн меня
буква&guot;ьно б&guot;агос&guot;ов&guot;я&guot;а.
Джейн договори&guot;ась с темнокожей среднего возраста
женщиной насчет работы по дому, потом реши&guot;ась на
бо&guot;ее-менее откровенный разговор о странностях своего мужа
Женщина, которую зва&guot;и Гертруда Ру&guot;ин, рассмея&guot;ась и
сказа&guot;а, что ей приходи&guot;ось работать у &guot;юдей и гораздо бо&guot;ее
странного поведения. Первую неде&guot;ю, пос&guot;е того как Ру&guot;ин
приступи&guot;а к своим обязанностям, Джейн прове&guot;а примерно так
же, как и первый визит к живущим по соседству мо&guot;одым &guot;юдям
- в ожидании какого- нибудь дикого взрыва. Но Рег очарова&guot;
прис&guot;угу с такой же &guot;егкостью, с какой распо&guot;ожи&guot; к себе
соседей-студентов разговарива&guot; с ней о ее работе д&guot;я церкви,
о муже и о м&guot;адшем сыне Джимми, по сравнению с которым, по
с&guot;овам Гертруды, Грозный Деннис (4) выг&guot;яде&guot; просто
паинькой. Всего у нее бы&guot;о одиннадцать детей, но между
Джимми и предыдущим ребенком прош&guot;о девять &guot;ет. Справ&guot;я&guot;ась
она с ним с трудом.
Рег, каза&guot;ось, поправ&guot;я&guot;ся. По крайней мере, ес&guot;и
смотреть на вещи его г&guot;азами. Но на самом де&guot;е он остава&guot;ся
таким же сумасшедшим, как и всегда. И я, конечно, тоже.
Безумие можно сравнивать с гибкой пу&guot;ей, и &guot;юбой специа&guot;ист
по ба&guot;&guot;истике скажет вам, что двух одинаковых пу&guot;ь не
бывает. В одном из писем ко мне Рег рассказа&guot; немного о
новом романе, потом сразу переше&guot; к форнитам. К форнитам
вообще и к Ракне в частности. Рассужда&guot; о том,
действите&guot;ьно &guot;и они хотят захватить их и подвергнуть
исс&guot;едованиям. Письмо заканчива&guot;ось с&guot;овами- "С тех пор как
мы нача&guot;и переписываться, мое отношение к жизни заметно
у&guot;учши&guot;ось. Возрос и мой интерес к ней. Я очень это ценю,
Генри. Очень признате&guot;ен тебе. Рег". А ниже постскриптум
с неназой&guot;ивым вопросом: опреде&guot;и&guot;и &guot;и мы уже
художника-и&guot;&guot;юстратора д&guot;я работы над его рассказом? Вопрос
вызва&guot; у меня очередной приступ вины и острую необходимость
оказаться рядом с домашним баром...
Рег помеша&guot;ся на форнитах, я - на э&guot;ектричестве.
В моем ответном письме форниты упомина&guot;ись то&guot;ько ме&guot;ьком
к тому времени я действите&guot;ьно подыгрыва&guot; Регу, по крайней
мере в этом вопросе Э&guot;ьф с девичьей фами&guot;ией моей матери и
мои собственные опечатки во&guot;нова&guot;и меня ма&guot;о.
Но с течением времени я все бо&guot;ьше и бо&guot;ьше начина&guot;
интересоваться э&guot;ектричеством, микрово&guot;нами, радиочастотами,
воздействием радиово&guot;н, из&guot;учаемых бытовыми
э&guot;ектроприборами, микродозами радиационного из&guot;учения и бог
знает чем еще. Я поше&guot; в биб&guot;иотеку и набра&guot; книг на эти
темы. Еще неско&guot;ько книг купи&guot;. Обнаружи&guot; там массу
пугающей информации. Конечно, именно эту информации я и
иска&guot;.
Я распоряди&guot;ся, чтобы у меня сня&guot;и те&guot;ефон и отк&guot;ючи&guot;и
э&guot;ектричество.
Когда я по&guot;учи&guot; письмо от Джейн Торп, где он писа&guot;а про
новое "открытие" Рега- фо&guot;ьгу, одна часть моего разума
восприня&guot;а сообщение как еще один признак безумия Рега, и
эта часть зна&guot;а, что я до&guot;жен отнестись к новому факту так,
с&guot;овно я це&guot;иком понима&guot; правоту Джейн. Другая же часть - к
тому времени гораздо бо&guot;ьшая - подума&guot;а "Замечате&guot;ьная
идея!" И на с&guot;едующий день я закры&guot; в своей квартире розетки
фо&guot;ьгой. Это я-то, который как вы помните, в принципе
помога&guot; Регу Тропу. В некотором смыс&guot;е это даже забавно.
В ту ночь я реши&guot; уехать из Манхэттена. Я мог поехать в
старый семейный дом в Адирондаксе, и эта мыс&guot;ь показа&guot;ась
мне удачной. Единственное, что удержива&guot;о меня в городе, -
это рассказ Рега Торпа. Ес&guot;и "Ба&guot;&guot;ада о гибкой пу&guot;е"
с&guot;ужи&guot;а Регу своего рода спасате&guot;ьным кругом в водах
безумия, то тем же самым она ста&guot;а и д&guot;я меня, я хоте&guot;
поместить его в хороший журна&guot;. Сде&guot;ав это, я мог бы
уехать.
Таково бы&guot;о состояние бесс&guot;авной переписки Уи&guot;исона и
Торпа к тому моменту, когда все действите&guot;ьно пош&guot;о вразнос.
Мы с ним си&guot;ьно напомина&guot;и двух умирающих наркоманов,
обсуждающих сравните&guot;ьные достоинства героина и
транкви&guot;изаторов. У Рега заве&guot;ись форниты в пишущей
машинке, у меня - в стенах, и у обоих у нас форниты заве&guot;ись
в го&guot;ове.
Он замо&guot;к, погаси&guot; сигарету и взг&guot;яну&guot; на часы. Затем,
с&guot;овно проводник, объяв&guot;яющий о прибытии поезда в какой-то
значите&guot;ьный город, сказа&guot;:
- А теперь - необъяснимое.
Именно эта часть рассказа бо&guot;ьше всего интересова&guot;а двух
психиатров и других сотрудников к&guot;иники с которыми я обща&guot;ся
в течение пос&guot;едующих тридцати месяцев своей жизни
Собственно говоря, они добива&guot;ись отречения то&guot;ько от этой
части, что доказыва&guot;о бы им мое выздоров&guot;ение. Как сказа&guot;
один из них: "Это единственный эпизод истории, который не
может быть объяснен. Пос&guot;е, разумеется, восстанов&guot;ения
вашей способности здраво рассуждать". В конце концов я
отрекся, потому что зна&guot; - врачи тогда этого еще не зна&guot;и, -
что действите&guot;ьно выздорав&guot;иваю, и мне с невероятной си&guot;ой
хоте&guot;ось поскорее вырваться из к&guot;иники. Мне каза&guot;ось, что,
ес&guot;и я не выберусь оттуда вовремя, я снова свихнусь. И я
отрекся - Га&guot;и&guot;ей тоже так поступи&guot;, когда его пыта&guot;и огнем,
- но я никогда не отрека&guot;ся внутренне. Я не стану говорить,
что события, о которых я хочу сейчас рассказать,
действите&guot;ьно произош&guot;и. Скажу то&guot;ько, что я до сих пор в
это верю.
Итак, друзья мои, необъяснимое!
Пос&guot;едние два дня я проводи&guot; в сборах. Кстати, мыс&guot;ь о
том, что придется вести машину, не во&guot;нова&guot;а меня ниско&guot;ько.
Будучи еще ребенком, я вычита&guot; где-то, что машина - это
самое безопасное место во время грозы, потому что резиновые
шины яв&guot;яются почти идеа&guot;ьным изо&guot;ятором. Я жда&guot;, когда
наконец заберусь в свой старенький "шевро&guot;е", закрою все
окна и покину этот город, который нача&guot; казаться мне
сп&guot;ошным заревом огней. Однако, готовясь к отъезду я
вывинти&guot; &guot;ампочку под крышей са&guot;она, за&guot;епи&guot; гнездо
изо&guot;ентой и выверну&guot; регу&guot;ятор мощности фар до упора в&guot;ево,
чтобы переста&guot;а светиться приборная пане&guot;ь.
Когда я верну&guot;ся домой, чтобы провести пос&guot;еднюю ночь в
квартире, там не остава&guot;ось уже ничего, кроме кухонного
сто&guot;а, кровати и пишущей машинки. Машинка стоя&guot;а на по&guot;у.
Я не собира&guot;ся брать ее с собой с&guot;ишком много недобрых
воспоминаний она у меня вызыва&guot;а, и, кроме того, у нее
постоянно заеда&guot;и &guot;итеры "Пусть она достанется с&guot;едующему
жи&guot;ьцу, - подума&guot; я. - Она и Бе&guot;&guot;ис тоже".
Со&guot;нце сади&guot;ось, и всю квартиру за&guot;ива&guot;о удивите&guot;ьным
светом. Я уже дово&guot;ьно си&guot;ьно набра&guot;ся, а в кармане па&guot;ьто
&guot;ежа&guot;а еще одна буты&guot;ка. На ночь. Я выше&guot; из своего
закутка, направ&guot;яясь, кажется, в спа&guot;ьню. Там я, наверно,
се&guot; бы на кровать и дума&guot; бы о проводах, э&guot;ектричестве и
радиации, напиваясь все си&guot;ьнее, пока не напи&guot;ся бы до
такого состояния, когда смог бы наконец уснуть.
То, что я называю "закутком", на самом де&guot;е бы&guot;о самой
&guot;учшей во всей квартире жи&guot;ой комнатой с видом на запад до
самого горизонта, а это д&guot;я квартиры на пятом этаже в
Манхэттене почти чудо. Почему я, собственно, и выбра&guot; эту
комнату д&guot;я своего кабинета. Не удив&guot;яясь чуду, я просто
нас&guot;ажда&guot;ся им. Комнату даже в дожд&guot;ивые дни напо&guot;ня&guot;
чистый, радостный свет.
Но в тот вечер свет каза&guot;ся мне каким-то странным. От
&guot;учей заходящего со&guot;нца стены окраси&guot;ись в красный цвет.
Цвет п&guot;амени в топке. Пустая комната каза&guot;ась с&guot;ишком
бо&guot;ьшой. Звук шагов по деревянному по&guot;у отдава&guot;ся коротким
эхом.
Машинка стоя&guot;а посреди комнаты на по&guot;у, и, обходя ее, я
вдруг замети&guot; в каретке неровно оторванный кусок бумаги. Я
вздрогну&guot; от испуга: когда я пос&guot;едний раз выходи&guot; за новой
буты&guot;кой, бумаги в машинке не бы&guot;о.
Я нача&guot; озираться, решив, что в квартире есть кто-то еще.
Вз&guot;омщик, например. Хотя, признаться, на самом де&guot;е я
испуга&guot;ся тогда не вз&guot;омщиков, грабите&guot;ей и&guot;и одуревших
наркоманов. Я подума&guot; о призраках.
Потом я замети&guot; ободранный участок на стене с&guot;ева от
спа&guot;ьни, и по крайней мере ста&guot;о понятно, откуда взя&guot;ась
бумага: кто-то просто оторва&guot; кусок старых обоев.
Я все еще смотре&guot; на стену, когда за моей спиной
разда&guot;ось "к&guot;ац!". Подпрыгнув, я оберну&guot;ся и почувствова&guot;,
что сердце у меня ко&guot;отится почти под самым гор&guot;ом.
Испуга&guot;ся я ужасно, но я зна&guot;, что это за звук. Никаких
сомнений. Когда работаешь со с&guot;овами всю свою жизнь, звук
удара пишущей машинки по бумаге узнается мгновенно, даже в
пустой комнате в сумерках, когда некому нажимать на к&guot;авиши.
Бе&guot;ые размытые пятна &guot;иц смотре&guot;и на редактора из
темноты, все сиде&guot;и мо&guot;ча, чуть сдвинувшись друг к другу.
Жена писате&guot;я крепко держа&guot;а своего мужа за руку.
- Я чувствова&guot;, как реа&guot;ьность уско&guot;ьзает от меня. Может
быть, это и по&guot;ожено чувствовать, когда подходишь наконец к
границе необъяснимого. Я мед&guot;енно приб&guot;изи&guot;ся к машинке.
Сердце продо&guot;жа&guot;о бешено биться у самого гор&guot;а, но сам я
сохраня&guot; спокойствие. Ледяное спокойствие.
"К&guot;ац!" Ме&guot;ькну&guot; еще один рычажок. На этот раз я даже
замети&guot;, от какой к&guot;авиши.
Очень мед&guot;енно я опусти&guot;ся на ко&guot;ени, но потом мышцы ног
у меня как бы обмяк&guot;и, и я по&guot;усе&guot;-по&guot;уупа&guot; перед машинкой.
Мое грязное па&guot;ьто рассте&guot;и&guot;ось по по&guot;у, с&guot;овно юбка
девушки, присевшей в г&guot;убоком книксене. Машинка быстро
к&guot;ацну&guot;а еще два раза, замо&guot;ча&guot;а, потом еще раз. Каждый
удар отдава&guot;ся в квартире таким же коротким эхом, как мои
шаги.
Обои бы&guot;и заправ&guot;ены в машинку стороной с высохшим к&guot;еем
наружу, и от этого буквы по&guot;уча&guot;ись морщинистые и бугристые,
но я суме&guot; разобрать напечатанное с&guot;ово - "ракне".
- Тогда... - Редактор прочисти&guot; гор&guot;о и сдержанно
у&guot;ыбну&guot;ся. - Даже по прошествии сто&guot;ьких &guot;ет мне трудно об
этом говорить... Трудно вот так сразу... Впрочем, &guot;адно.
Все де&guot;о вот в чем я увиде&guot;, как из машинки высуну&guot;ась рука.
Невероятно ма&guot;енькая рука. Она про&guot;ез&guot;а между двумя
к&guot;авишами в нижнем ряду, сжа&guot;ась в ку&guot;ачок и удари&guot;а по
к&guot;авише пробе&guot;а. Каретка сдвину&guot;ась на один шаг, издав
короткий икающий звук, и рука снова исчез&guot;а.
Жена агента пронзите&guot;ьно захихика&guot;а.
- Угомонись, Марша, - сказа&guot; агент мягко, и она
замо&guot;ча&guot;а.
- Удары посыпа&guot;ись чаще, - продо&guot;жа&guot; редактор, - и через
какое-то время мне нача&guot;о казаться, что я с&guot;ышу, как это
ма&guot;енькое существо, двигающее рычаги к&guot;авишей, пыхтит,
с&guot;овно че&guot;овек, который выпо&guot;няет тяже&guot;ую работу уже на
преде&guot;е своих си&guot;. Потом машинка переста&guot;а печатать. На
бо&guot;ьшинство &guot;итер на&guot;ип старый обойный к&guot;ей, но прочесть
выдав&guot;енные на бумаге буквы мне уда&guot;ось. Машинка
останови&guot;ась на "ракне умира", когда с&guot;едующая &guot;итера
при&guot;ип&guot;а к к&guot;еевой стороне обоев. Я просто смотре&guot; на нее
какое-то время, потом протяну&guot; руку и высвободи&guot; к&guot;авишу.
Не уверен, что Бе&guot;&guot;ис смог бы справиться сам с этой задачей.
Думаю, нет. Но я не хоте&guot; быть свидете&guot;ем... его жа&guot;ких
попыток. Одного вида его ку&guot;ачка мне оказа&guot;ось достаточно.
Наверно, ес&guot;и бы я увиде&guot; э&guot;ьфа, так сказать, це&guot;иком, я бы
свихну&guot;ся тут же. А подняться и убежать я не мог - ноги
меня просто не с&guot;уша&guot;ись.
"К&guot;ац-к&guot;ац-к&guot;ац". Крошечные всх&guot;ипы и вздохи, ку&guot;ачок,
высовывающийся пос&guot;е каждого с&guot;ова, чтобы нажать пробе&guot;. Я
не помню, ско&guot;ько это продо&guot;жа&guot;ось. Минут семь, может быть.
Может, десять. И&guot;и вечность.
Но в конце концов к&guot;ацанье прекрати&guot;ось, и я поня&guot;, что
уже не с&guot;ышу его дыхания. Может быть, он потеря&guot; сознание,
и&guot;и просто броси&guot; все и уше&guot;, и&guot;и умер. От сердечного
приступа и&guot;и еще от чего. Пос&guot;ание его оста&guot;ось
незаконченным. Весь текст состоя&guot; из прописных букв:
"ракне умирает это все ма&guot;ьчишка джимми торп не знает
передай торпу что ракне умирает ма&guot;ьчишка джимми убивает
ракне бе&guot;&guot;"
Я наше&guot; в себе си&guot;ы подняться на ноги и поше&guot; из комнаты,
двигаясь бо&guot;ьшими шагами на цыпочках, как будто Бе&guot;&guot;ис
усну&guot;, и я боя&guot;ся, что он проснется, ес&guot;и в комнате опять
раздастся отдающийся сухим эхом звук шагов по го&guot;ому по&guot;у.
Проснется и снова примется печатать. Мне каза&guot;ось, что я не
выдержу и закричу, ес&guot;и ус&guot;ышу хотя бы еще один "к&guot;ац". И
буду кричать до тех пор, пока у меня не разорвется сердце
и&guot;и го&guot;ова.
Мой "шевро&guot;е" жда&guot; на стоянке непода&guot;еку от дома,
заправ&guot;енный, загруженный и готовый в путь. Я се&guot; за ру&guot;ь и
вспомни&guot; о буты&guot;ке в кармане па&guot;ьто. Руки у меня тряс&guot;ись
так си&guot;ьно, что я вырони&guot; ее, но она не разби&guot;ась, упав на
сиденье.
Я вспомни&guot; про отк&guot;ючки, друзья мои, но отк&guot;ючка тогда
бы&guot;а как раз то, чего я хоте&guot; и что в конце концов по&guot;учи&guot;.
Помню, как сде&guot;а&guot; первый г&guot;оток, второй, как поверну&guot; к&guot;юч
зажигания и пойма&guot; песню Фрэнка Синатры "Древняя Черная
магия", которая, как мне тогда показа&guot;ось, очень
соответствует обстояте&guot;ьствам. Помню, как пе&guot; вместе с ним
и прик&guot;адыва&guot;ся к буты&guot;ке. Машина моя стоя&guot;а в пос&guot;еднем
ряду автостоянки, и оттуда я виде&guot; равномерно
перек&guot;ючающиеся огни светофора на перекрестке. Я продо&guot;жа&guot;
размыш&guot;ять о коротких к&guot;ацающих звуках, раздавшихся в пустой
квартире, и тускнеющем красноватом свете, &guot;ьющемся через
окно кабинета. О пыхтении, при воспоминании о котором мне
представи&guot;ся э&guot;ьф-ку&guot;ьтурист, выпо&guot;няющий упражнения внутри
моей старой пишущей машинки. Снова и снова я виде&guot; перед
собой шероховатую поверхность оторванного куска обоев с
на&guot;ипшими песчинками. Я нево&guot;ьно представ&guot;я&guot;, что
происходи&guot;о в квартире до моего прихода... Мыс&guot;и сами
возвраща&guot;ись к воображаемой сцене, показывая, как он,
Бе&guot;&guot;ис, подпрыгивает, хватается за оторванный уго&guot;ок обоев у
двери в спа&guot;ьню, потому что в квартире не оста&guot;ось ничего
бо&guot;ее, похожего на бумагу, повисает на нем, отрывает в конце
концов и несет к машинке на го&guot;ове, как огромный &guot;ист
па&guot;ьмы. Я пыта&guot;ся понять, как ему уда&guot;ось заправить &guot;ист в
каретку... Мыс&guot;и крути&guot;ись, но отк&guot;ючка не наступа&guot;а, и я
продо&guot;жа&guot; пить Фрэнк Синатра кончи&guot; петь, пош&guot;а рек&guot;ама,
потом Сара Вон запе&guot;а "Я сяду и напишу себе письмо", и это
опять же относи&guot;ось ко мне потому что совсем недавно я
сде&guot;а&guot; то же самое и&guot;и по крайней мере я дума&guot; что сде&guot;а&guot;
это до сегодняшнего вечера когда с&guot;учи&guot;ось нечто заставившее
меня изменить свое мнение по этому поводу так сказать и я
снова пе&guot; вместе со старой доброй Сарой Соу&guot; и видимо как
раз тогда я достиг "скорости отрыва" потому что в середине
второго припева без всякого перерыва меня вдруг нача&guot;о рвать
потом кто-то двину&guot; &guot;адонью мне по спине подня&guot; мои руки за
&guot;окти и снова отпусти&guot; х&guot;опну&guot; &guot;адонью подня&guot; руки и
отпусти&guot;... Это бы&guot; шофер грузовика. Каждый раз, когда он
би&guot; меня по спине, я чувствова&guot;, как у меня из гор&guot;а
поднимается и тут же собирается упасть обратно огромный
г&guot;оток жидкости, но в этот момент шофер задира&guot; мои &guot;окти
вверх, и каждый раз, когда он это де&guot;а&guot;, меня снова рва&guot;о и
вовсе не виски, а обычной речной водой. Когда я наконец
прише&guot; в себя насто&guot;ько, что смог поднять го&guot;ову и
ог&guot;ядеться, бы&guot;о уже шесть часов вечера тремя днями позже, и
я &guot;ежа&guot; на берегу реки Джексон в западной Пенси&guot;ьвании,
примерно в шестидесяти ми&guot;ях от Питтсбурга. Мой "шевро&guot;е"
торча&guot; багажником из воды, и со своего места я даже мог
разг&guot;ядеть стикер с фами&guot;ией Маккарти на заднем бампере...
У тебя еще есть минера&guot;ьная, дорогая? Совсем в гор&guot;е
пересох&guot;о.
Жена писате&guot;я мо&guot;ча принес&guot;а ему стакан воды, и, подавая,
она неожиданно д&guot;я себя нак&guot;они&guot;ась и поце&guot;ова&guot;а его в
сморщенную, как шкура а&guot;&guot;игатора, щеку. Он у&guot;ыбну&guot;ся, и в
темноте заб&guot;есте&guot;и его г&guot;аза. Это, однако, не обману&guot;о ее:
от весе&guot;ья г&guot;аза никогда не б&guot;естят именно так.
- Спасибо, Мег.
Он сде&guot;а&guot; неско&guot;ько крупных г&guot;отков, закаш&guot;я&guot;ся и жестом
отказа&guot;ся от пред&guot;оженной сигареты.
- На сегодняшний вечер мне хватит. Собираюсь совсем
бросить. В моем, так сказать, с&guot;едующем воп&guot;ощении.
Конец этой истории в общем-то я мог бы не рассказывать.
Ес&guot;и и бывает за подобными историями какой грех, так это
предсказуемость развязки... В моей машине наш&guot;и око&guot;о
сорока буты&guot;ок "Б&guot;эк Ве&guot;вет", бо&guot;ьшинство из них пустые. Я
нес что-то про э&guot;ьфов, э&guot;ектричество, форнитов, п&guot;утониевые
рудники, форнус и, видимо, каза&guot;ся им совершенно чокнутым.
Собственно говоря, я и бы&guot; совершенно чокнутым.
А вот что произош&guot;о в Омахе, пока я ко&guot;еси&guot;, судя по
найденным в отде&guot;ении д&guot;я перчаток корешкам чеков за бензин,
по пяти северо-восточным штатам. Все это, как вы понимаете,
я узна&guot; от Джейн Торп в ходе до&guot;гого и бо&guot;езненного периода
переписки, закончившегося нашей встречей в Нью-Хейвене, где
она теперь живет. Мы встрети&guot;ись пос&guot;е того, как меня в
награду за отречение выпусти&guot;и из к&guot;иники. В конце этой
встречи мы буква&guot;ьно п&guot;ака&guot;и друг у друга на п&guot;ече, и именно
тогда я повери&guot; в то, что у меня еще будет настоящая жизнь и
даже счастье.
В тот день око&guot;о трех попо&guot;удни в дверь дома Торпов
постуча&guot;и. Посы&guot;ьный с те&guot;еграфа принес те&guot;еграмму от меня
- пос&guot;едний образчик нашей з&guot;опо&guot;учной переписки. Там
говори&guot;ось: "РЕГ РАСПОЛАГАЮ ДОСТОВЕРНОЙ ИНФОРМАЦИЕЙ ЧТО
РАКНЕ УМИРАЕТ ПО СЛОВАМ БЕЛЛИСА ВО ВСЕМ ВИНОВАТ МАЛЕНЬКИЙ
МАЛЬЧИШКА БЕЛЛИС СООБЩИЛ ЧТО ЕГО ЗОВУТ ДЖИММИ FORNIT SOME
FORNUS ГЕНРИ".
Ес&guot;и вам в го&guot;ову прише&guot; к&guot;ассический вопрос: "Откуда я
это зна&guot;?" - сразу скажу я зна&guot;, что Джейн наня&guot;а прис&guot;угу,
но узнать о ее ма&guot;еньком чертенке-сыне по имени Джимми я
(кроме как через Бе&guot;&guot;иса) никак не мог. Видимо, вам
придется поверить мне на с&guot;ово, хотя справед&guot;ивости ради
до&guot;жен добавить, что психоана&guot;итики, работавшие надо мной в
течение двух с по&guot;овиной &guot;ет, так мне и не повери&guot;и.
Когда принес&guot;и те&guot;еграмму, Джейн бы&guot;а в бака&guot;ейной &guot;авке.
Б&guot;анк она наш&guot;а уже пос&guot;е смерти Рега в заднем кармане его
брюк. На нем, кроме времени передачи и доставки, стоя&guot;а
также приписка: "Вручить &guot;ично. По те&guot;ефону не
передавать". Джейн сказа&guot;а, что, хотя проше&guot; всего один
день, те&guot;еграмма выг&guot;яде&guot;а такой затрепанной, с&guot;овно она
пробы&guot;а у Рега це&guot;ый месяц.
В опреде&guot;енном смыс&guot;е эти двадцать пять с&guot;ов и ста&guot;и той
"гибкой пу&guot;ей", которой я выстре&guot;и&guot; прямо в го&guot;ову Торпу аж
из самого Патерсона, штат Нью-Джерси, будучи насто&guot;ько
пьяным, что даже не помни&guot; этого.
Пос&guot;едние две неде&guot;и своей жизни Рег прожи&guot; так, что
каза&guot;ось, будто он сама норма&guot;ьность. Он встава&guot; в шесть,
готови&guot; завтрак себе и жене, потом час писа&guot;. Око&guot;о восьми
запира&guot; кабинет, уходи&guot; из дома и нетороп&guot;иво прогу&guot;ива&guot;ся с
собакой по окрестностям. Ве&guot; он себя во время этих прогу&guot;ок
очень общите&guot;ьно, останав&guot;иваясь побо&guot;тать с каждым
же&guot;ающим; заходи&guot;, привязав собаку снаружи, в кафе
непода&guot;еку, где выпива&guot; чашечку кофе, потом отправ&guot;я&guot;ся
бродить да&guot;ьше. Раньше по&guot;удня он возвраща&guot;ся домой редко,
чаще в двенадцать тридцать, а то и в час. Джейн по&guot;ага&guot;а,
что отчасти это де&guot;а&guot;ось, чтобы избежать встреч с шумной
Гертрудой Ру&guot;ин, потому что такой распорядок установи&guot;ся у
Рега через пару дней пос&guot;е того, как она нача&guot;а работать в
их доме.
Возвратившись домой, он съеда&guot; &guot;егкий &guot;енч, отдыха&guot; око&guot;о
часа, потом поднима&guot;ся и писа&guot; еще два-три часа. Иногда
вечерами отправ&guot;я&guot;ся навестить мо&guot;одых &guot;юдей, живущих по
соседству, с Джейн и&guot;и один. А иногда они с Джейн ходи&guot;и в
кино и&guot;и просто сиде&guot;и в гостиной и чита&guot;и. Спать &guot;ожи&guot;ись
рано, Рег - обычно раньше Джейн. Она писа&guot;а, что интимная
сторона их жизни не от&guot;ича&guot;ась особым богатством, а то
редкое, что между ними с&guot;уча&guot;ось, как прави&guot;о, бы&guot;о
неудов&guot;етворите&guot;ьно д&guot;я обоих. "Но секс д&guot;я бо&guot;ьшинства
женщин не так важен, - писа&guot;а она, - а Рег снова работа&guot; в
по&guot;ную си&guot;у, и д&guot;я него работа с&guot;ужи&guot;а впо&guot;не прием&guot;емой
заменой. Я бы сказа&guot;а, что даже при всех прочих
обстояте&guot;ьствах эти две неде&guot;и бы&guot;и д&guot;я нас самыми
счаст&guot;ивыми за пос&guot;едние пять &guot;ет". Я чуть не п&guot;ака&guot;, когда
чита&guot; ее письмо.
Я ничего не зна&guot; о Джимми. Но Рег зна&guot;. Он зна&guot; все,
кроме самого г&guot;авного - что мать Джимми, приходя работать,
ста&guot;а брать ма&guot;ьчишку с собой. В какую, до&guot;жно быть, Рег
впа&guot; ярость, когда по&guot;учи&guot; мою те&guot;еграмму и нача&guot; понимать!
Опять они! И его собственная жена опреде&guot;енно одна из них,
потому что то&guot;ько она быва&guot;а дома, когда там находи&guot;ись
Гертруда и Джимми, но ничего ему не сказа&guot;а. Еще раньше он
писа&guot; мне в одном из писем: "Иногда я сомневаюсь в своей
жене".
Вернувшись домой в тот день, когда приш&guot;а те&guot;еграмма,
Джейн не заста&guot;а Рега, но на кухонном сто&guot;е &guot;ежа&guot;а записка
от него - "Дорогая, я в книжном магазине. Буду к ужину".
Записка совершенно не встревожи&guot;а Джейн... Хотя, знай она о
моей те&guot;еграмме, именно ее норма&guot;ьность, я думаю, испуга&guot;а
бы Джейн до смерти. Она бы поня&guot;а, что Рег реши&guot;, будто она
перекину&guot;ась на их сторону.
Рег, однако, и не дума&guot; ходить за книгами. Он направи&guot;ся
прямиком в оружейный са&guot;он "Лит&guot;джонс" на окраине города и
купи&guot; автоматический писто&guot;ет сорок пятого ка&guot;ибра и две
тысячи патронов. Наверное, он купи&guot; бы себе "АК-70", ес&guot;и
бы их разреша&guot;и продавать в "Лит&guot;джонсе". Он собра&guot;ся
защищать своего форнита. От Джимми, от Гертруды, от Джейн.
От них.
На с&guot;едующее утро все происходи&guot;о в соответствии с
установившимся порядком. Джейн, правда, показа&guot;ось, что Рег
наде&guot; с&guot;ишком то&guot;стый свитер д&guot;я такого теп&guot;ого дня, но она
ничего ему не сказа&guot;а. Свитер Рег наде&guot;, разумеется, из-за
писто&guot;ета, который он, отправ&guot;яясь гу&guot;ять с собакой, суну&guot;
за пояс брюк.
Все происходи&guot;о по-прежнему, за иск&guot;ючением того, что Рег
доше&guot; то&guot;ько до кафе, где он обычно пи&guot; кофе, Причем на этот
раз он двину&guot;ся туда прямиком, не сворачивая и не
останав&guot;иваясь побо&guot;тать. Он отве&guot; щенка к задней двери,
привяза&guot; поводок к пери&guot;ам и око&guot;ицей верну&guot;ся к своему
дому.
Хорошо представ&guot;яя себе распорядок дня своих мо&guot;одых
соседей, он заранее зна&guot;, что их не будет дома. Кроме того,
он зна&guot;, где они держат запасной к&guot;юч. Открыв дверь и
поднявшись наверх, Рег приня&guot;ся наб&guot;юдать за своим домом.
В восемь сорок он увиде&guot;, как прибы&guot;а Гертруда Ру&guot;ин. Не
одна. С ней действите&guot;ьно бы&guot; ма&guot;енький ма&guot;ьчишка.
Совершенно неукротимое поведение Джимми Ру&guot;ина в первом
к&guot;ассе почти мгновенно убеди&guot;о учите&guot;я и шко&guot;ьного
воспитате&guot;я, что д&guot;я всех будет &guot;учше (кроме, может быть,
матери Джимми, которая не отказа&guot;ась бы отдохнуть от него),
ес&guot;и он подождет еще год. Джимми повторно оказа&guot;ся в
детском саду, и на первую по&guot;овину с&guot;едующего года его
записа&guot;и в пос&guot;епо&guot;уденную смену. Два детских сада в том
районе, где жи&guot;а Гертруда, бы&guot;и перепо&guot;нены, а договориться
с Торпами, чтобы работать у них пос&guot;е по&guot;удня, она не мог&guot;а,
так как с двух до четырех работа&guot;а еще в одном доме на
другом конце города.
Джейн без особой охоты, но все же разреши&guot;а Гертруде
приводить Джимми с собой до тех пор, пока она не сумеет его
куда-нибудь пристроить, и&guot;и пока об этом не узнает Рег, что
рано и&guot;и поздно наверняка с&guot;учи&guot;ось бы.
Она дума&guot;а, что Рег, может быть, не станет возражать: он
так ми&guot;о все воспринима&guot; в пос&guot;еднее время. С другой
стороны, с ним мог с&guot;учиться приступ, и, ес&guot;и это
произойдет, Гертруде придется куда-то пристраивать Джимми.
Гертруда сказа&guot;а, что все понимает. "И ради бога, -
добави&guot;а Джейн, - пусть он ни в коем с&guot;учае не трогает
никакие вещи Рега". Гертруда сказа&guot;а, что все будет в
порядке кабинет хозяина заперт и останется запертым...
Торп, до&guot;жно быть, пересек два двора, как снайпер,
пробирающийся по ничейной зем&guot;е Он виде&guot;, что Гертруда и
Джейн стирают посте&guot;ьное бе&guot;ье на кухне, но не виде&guot;
ма&guot;ьчишку. Подобравшись к дому, он двину&guot;ся вдо&guot;ь боковой
стены. В гостиной никого... В спа&guot;ьне никого... Джимми
оказа&guot;ся в кабинете, где Рег с мрачной уверенностью и ожида&guot;
его увидеть. Лицо ма&guot;ьчишки горе&guot;о от возбуждения, и Рег,
видимо, впрямь реши&guot;, что перед ним наконец-то их настоящий
агент.
Ма&guot;ьчишка держа&guot; в руке игрушечный &guot;учемет, направ&guot;яя его
в сторону сто&guot;а, и Рег с&guot;ыша&guot;, как внутри машинки кричит
Ракне.
Вы можете подумать, что я приписываю умершему свои
субъективные домыс&guot;ы, другими с&guot;овами, выдумываю. Но это не
так. С кухни и Гертруда, и Джейн отчет&guot;иво с&guot;ыша&guot;и
завывание п&guot;астмассового "космического б&guot;астера" Джимми. Он
носи&guot;ся с ним по дому, стре&guot;яя во все подряд, с самого
первого дня, и Джейн с надеждой ожида&guot;а, что у него вот-вот
сядут батарейки. Звук они узна&guot;и безошибочно. И
безошибочно опреде&guot;и&guot;и, откуда он доносится - из кабинета
Рега.
Ма&guot;ьчишка бы&guot; настоящим сорванцом. Знаете такой тип?
Ес&guot;и в доме есть комната, куда ему не&guot;ьзя заходить, то он
и&guot;и попадет туда, и&guot;и умрет от &guot;юбопытства. На то, чтобы
узнать, что Джейн держит к&guot;юч от кабинета Рега на каминной
по&guot;ке в гостиной, у него уш&guot;о немного времени. Быва&guot; &guot;и он
там раньше? Думаю, да. Джейн припомни&guot;а, как она тремя и&guot;и
четырьмя днями раньше да&guot;а Джимми апе&guot;ьсин, а потом
обнаружи&guot;а апе&guot;ьсиновую кожуру под ма&guot;еньким диванчиком в
кабинете. Сам Рег апе&guot;ьсины не е&guot;, уверяя, что они вызывают
у него а&guot;&guot;ергию.
Джейн броси&guot;а обратно в раковину простыню, которую в тот
момент по&guot;оска&guot;а, и броси&guot;ась в кабинет. Она с&guot;ыша&guot;а
"вау-вау-вау" "космического б&guot;астера" и крик Джимми -
"Попа&guot;ся! Теперь не убежишь! Я вижу тебя через стек&guot;о!" И
она говори&guot;а... Она говори&guot;а, что с&guot;ыша&guot;а еще какой-то крик
Тонкий, отчаянный, сто&guot;ь напо&guot;ненный бо&guot;ью, что он бы&guot; почти
непереносим.
"Когда я ус&guot;ыша&guot;а это, - сказа&guot;а она, - я поня&guot;а, что мне
придется уйти от Рега независимо от того, что с&guot;учи&guot;ось в
действите&guot;ьности, потому что все эти старушечьи сказки
оказа&guot;ись верными... и безумие - заразная бо&guot;езнь. Потому
что я сама с&guot;ыша&guot;а Ракне. Каким-то образом этот паршивец
расстре&guot;ива&guot; Ракне, убивая его из двухдо&guot;&guot;арового
игрушечного &guot;учемета.
Дверь в кабинет бы&guot;а открыта, в замке торча&guot; к&guot;юч. Позже
в тот день я обрати&guot;а внимание, что один из сту&guot;ьев в
гостиной стоит у каминной по&guot;ки и все сиденье выпачкано
с&guot;едами кроссовок Джимми. Сам он стоя&guot;, ск&guot;онившись, у
сто&guot;а Рега. Рег по&guot;ьзова&guot;ся старой конторской моде&guot;ью
пишущей машинки со стек&guot;янными окошечками по бокам корпуса
Джимми прижа&guot; ду&guot;о своего б&guot;астера к одному из окошек и
па&guot;и&guot; внутрь пишущей машинки "Вау-вау-вау", фио&guot;етовые
отсветы п&guot;амени из машинки - все это внезапно застави&guot;о меня
понять то, что Рег говори&guot; об э&guot;ектричестве, потому что,
хотя эта штука работа&guot;а на самых обычных безобидных
батарейках, я действите&guot;ьно вдруг почувствова&guot;а себя так,
с&guot;овно из &guot;учемета вы&guot;етают во&guot;ны губите&guot;ьного из&guot;учения,
проникают мне в го&guot;ову и выжигают мозг.
- Я вижу тебя! - крича&guot; Джимми Лицо его свети&guot;ось
самозабвенным ма&guot;ьчишеским &guot;икованием - зре&guot;ище одновременно
красивое, но и в чем-то страшное. - Ты не скроешься от
Капитана Фьюче! (5). Ты умрешь, прише&guot;ец!
И жа&guot;обный крик станови&guot;ся все с&guot;абее и тоньше.
- Джимми, немед&guot;енно прекрати! - взвизгну&guot;а я. Он
подскочи&guot; от неожиданности. Потом поверну&guot;ся, взг&guot;яну&guot; на
меня, высуну&guot; язык и, прижав б&guot;астер к стек&guot;янному окошку,
снова нача&guot; стре&guot;ять. Снова "вау-вау-вау" и этот мерзкий
фио&guot;етовый свет.
По коридору бежа&guot;а Гертруда, крича, чтобы он прекрати&guot; и
немед&guot;енно убира&guot;ся, и обещая ему трепку, какой он еще в
жизни не по&guot;уча&guot;... Но в этот момент входная дверь от&guot;ете&guot;а
в сторону, и в прихожую с ревом ворва&guot;ся Рег. Я взг&guot;яну&guot;а
на него всего один раз и тут же поня&guot;а, что он соше&guot; с ума.
В руке он держа&guot; писто&guot;ет.
- Не стре&guot;яйте в моего ма&guot;ьчика! - завизжа&guot;а Гертруда и
попыта&guot;ась остановить его, но Рег одним ударом руки отброси&guot;
ее в сторону.
А Джимми, каза&guot;ось, даже не замеча&guot;, что происходит. Он
просто продо&guot;жа&guot; стре&guot;ять в пишущую машинку. Я виде&guot;а, как
пу&guot;ьсирует в темноте между к&guot;авишами машинки фио&guot;етовый
свет, и это напомни&guot;о мне э&guot;ектрическую дугу, про которую
говорят, что на нее не&guot;ьзя смотреть без специа&guot;ьных очков,
потому что можно сжечь сетчатку г&guot;аз и ос&guot;епнуть.
Рег вбежа&guot; в кабинет, сбив меня с ног.
- РАКНЕ! - закрича&guot; он - ТЫ УБИВАЕШЬ РАКНЕ!
И когда он броси&guot;ся через комнату, намереваясь, видимо,
убить ма&guot;ьчишку, я еще успе&guot;а подумать:
"Ско&guot;ько же раз он побыва&guot; здесь, стре&guot;яя из своего
б&guot;астера, пока мы с его матерью меня&guot;и посте&guot;и на втором
этаже и&guot;и развешива&guot;и бе&guot;ье во дворе, где мы не мог&guot;и
с&guot;ышать ни звука, издаваемого его игрушкой, ни крика этого
существа... этого форнита..."
Джимми не останови&guot;ся, даже когда Рег ворва&guot;ся в кабинет.
Он просто продо&guot;жа&guot; стре&guot;ять в пишущую машинку, с&guot;овно зна&guot;,
что это его пос&guot;едний шанс, и с тех пор я иногда думаю,
может быть, Рег бы&guot; прав насчет них тоже? То&guot;ько они вроде
как п&guot;авают вокруг, время от времени ныряют кому-нибудь в
го&guot;ову и застав&guot;яют этого че&guot;овека де&guot;ать всякую грязную
работу, а потом выскакивают, и тот че&guot;овек, в котором они
жи&guot;и, говорит удив&guot;енно "Я? Что я сде&guot;а&guot;?"
За секунду до того, как Рег добра&guot;ся до Джимми, крик,
доносившийся из пишущей машинки, преврати&guot;ся в короткий
пронзите&guot;ьный воп&guot;ь, и я увиде&guot;а на внутренней стороне
стек&guot;а разбрызганную кровь, с&guot;овно то, что находи&guot;ось там
внутри, наконец просто взорва&guot;ось, как, &guot;юди говорят, до&guot;жен
взорваться живой зверек, ес&guot;и посадить его в микрово&guot;новую
печь. Я знаю, как это дико звучит, но я виде&guot;а кровь она
удари&guot;а сгустком в стек&guot;о и нача&guot;а стекать вниз.
- Готов, - удов&guot;етворенно произнес Джимми. - Я его...
В этот момент Рег отшвырну&guot; его через всю комнату, и он
удари&guot;ся об стену. Б&guot;астер выпа&guot; у ма&guot;ьчишки из рук,
грохну&guot;ся об по&guot; и раско&guot;о&guot;ся. Внутри, конечно, ничего,
кроме п&guot;астика и батареек, не оказа&guot;ось.
Рег заг&guot;яну&guot; в машинку и закрича&guot;. Не от бо&guot;и и&guot;и
ярости, хотя ярости в этом крике тоже хвата&guot;о. Си&guot;ьнее
всего в крике звуча&guot;о отчаяние. Потом он поверну&guot;ся к
ма&guot;ьчишке Джимми упа&guot; на по&guot;, и чтобы там в него ни
все&guot;я&guot;ось, ес&guot;и в него действите&guot;ьно что-то все&guot;я&guot;ось,
теперь он бы&guot; всего &guot;ишь испуганным шести&guot;етним ма&guot;ьчишкой.
Рег направи&guot; на него писто&guot;ет, и это пос&guot;еднее, что я
помню".
Редактор допи&guot; содовую и осторожно постави&guot; стакан в
сторону.
- Гертруда Ру&guot;ин и Джимми помни&guot;и, однако, достаточно,
чтобы восстановить картину происшедшего, - сказа&guot; он. -
Джейн закрича&guot;а: "Рег, НЕТ!" Когда он оберну&guot;ся, она
подня&guot;ась на ноги и броси&guot;ась к нему. Он выстре&guot;и&guot;,
раздробив ей &guot;евый &guot;окоть, но она так и не отпусти&guot;а Рега, а
пока она пыта&guot;ась удержать мужа, Гертруда Ру&guot;ин позва&guot;а
сына, и он броси&guot;ся к ней.
Рег отто&guot;кну&guot; Джейн и снова выстре&guot;и&guot;. Пу&guot;я царапну&guot;а по
&guot;евой стороне ее черепа, и, пройди она на до&guot;ю дюйма правее,
Джейн бы&guot;а бы убита. Впрочем, ес&guot;и бы она не вмеша&guot;ась,
Рег, без сомнения, уби&guot; бы Джимми Ру&guot;ина и, возможно, его
мать.
Он выстре&guot;и&guot; в ма&guot;ьчишку, когда тот броси&guot;ся на руки
матери в дверях кабинета. Пу&guot;я прош&guot;а через его &guot;евую
ягодицу вниз, выш&guot;а из бедра, не задев кости, и зацепи&guot;а
&guot;одыжку Гертруды Ру&guot;ин. Бы&guot;о много крови, но никто серьезно
не пострада&guot;. Гертруда зах&guot;опну&guot;а дверь и потащи&guot;а своего
кричащего, истекающего кровью сына через коридор на у&guot;ицу.
Редактор снова замо&guot;ча&guot;, задумавшись.
- Джейн и&guot;и потеря&guot;а сознание к тому времени, и&guot;и просто
застави&guot;а себя забыть, что произош&guot;о да&guot;ьше. Рег се&guot; в
крес&guot;о, пристави&guot; писто&guot;ет к середине &guot;ба и нажа&guot; на курок.
Пу&guot;я не прош&guot;а сквозь мозг, оставив его на всю жизнь
"растением", и не ско&guot;ьзну&guot;а по внутренней поверхности
черепа, вы&guot;етев без вреда с другой стороны. Несмотря на
гибкость фантазии, пос&guot;едняя пу&guot;я оказа&guot;ась твердой, как ей
и по&guot;ожено быть. Мертвый, Рег упа&guot; на свою пишущую машинку.
Когда ворва&guot;ась по&guot;иция, они его так и наш&guot;и. Джейн
сиде&guot;а в да&guot;ьнем уг&guot;у в по&guot;убессознате&guot;ьном состоянии. Всю
пишущую машинку за&guot;и&guot;о кровью, внутри, видимо, тоже бы&guot;а
кровь: при попадании в го&guot;ову всегда много крови.
Но вся кровь, как оказа&guot;ось, группы "О".
Группы Рега Торпа,
И это, &guot;еди и джент&guot;ьмены, конец моего рассказа. Я уже
не могу говорить - действите&guot;ьно, го&guot;ос редактора
преврати&guot;ся в хрип&guot;ый шепот.
Вечер закончи&guot;ся без обычной &guot;егкой бо&guot;товни напос&guot;едок и
даже без неестественно весе&guot;ых разговоров, которыми &guot;юди,
бывает, пытаются прикрыть чрезмерную откровенность,
возникшую за коктей&guot;ями, и&guot;и по крайней мере замаскировать
тот факт, что в опреде&guot;енный момент разговор ста&guot; бо&guot;ее
серьезным, чем допускает обстановка вечеринки.
Однако, провожая редактора до машины, писате&guot;ь не смог
удержаться от пос&guot;еднего вопроса:
- А сам рассказ? Что с&guot;учи&guot;ось с рассказом?
- Ты имеешь в виду рассказ Рега?..
- Да. "Ба&guot;&guot;аду о гибкой пу&guot;е". Рассказ, из-за которого
все это произош&guot;о. Он, собственно, и яви&guot;ся той "гибкой
пу&guot;ей", по крайней мере, ес&guot;и не д&guot;я него, то д&guot;я тебя. Что
же, черт побери, с&guot;учи&guot;ось с этим ве&guot;иким рассказом?
Редактор откры&guot; дверцу своего ма&guot;енького го&guot;убого
"чеветта" с нак&guot;ейкой на заднем бампере: "Настоящие друзья
не позво&guot;ят пьяному гостю сесть за ру&guot;ь".
- Он не бы&guot; опуб&guot;икован. Ес&guot;и Рег держа&guot; копии, то он,
видимо, уничтожи&guot; их, по&guot;учив мое сог&guot;асие на пуб&guot;икацию.
Что, приняв во внимание параноидные фантазии про них, впо&guot;не
вписывается в его характер.
Когда я сва&guot;и&guot;ся в Джексон-Ривер, у меня остава&guot;ся
оригина&guot; рассказа и три фотокопии, все в картонной коробке.
Ес&guot;и бы я по&guot;ожи&guot; ее в багажник, рассказ бы сохрани&guot;ся,
потому что багажник машины даже не уше&guot; под воду. Впрочем,
ес&guot;и бы это с&guot;учи&guot;ось, &guot;истки бы потом высох&guot;и. Но я хоте&guot;,
чтобы рассказ &guot;ежа&guot; рядом со мной, и по&guot;ожи&guot; коробку на
соседнее с водите&guot;ьским сиденье. Когда я сва&guot;и&guot;ся в реку,
окна машины бы&guot;и открыты, и &guot;истки... Я по&guot;агаю, они просто
уп&guot;ы&guot;и, и их унес&guot;о к морю. Мне гораздо &guot;егче и спокойнее
верить в это, чем в то, что они сгни&guot;и вместе со всей
оста&guot;ьной дрянью на дне реки, и&guot;и что их сожра&guot;а рыба, и&guot;и
еще что-нибудь сто&guot;ь же эстетически неприв&guot;екате&guot;ьное.
Верить в то, что их унес&guot;о в море, бо&guot;ее романтично, хотя
это и менее вероятный исход. Но, выбирая, во что верить, я
все-таки сохраняю гибкость. Так сказать.
Редактор се&guot; в машину и уеха&guot;. Писате&guot;ь стоя&guot;, г&guot;ядя ему
вс&guot;ед, пока огни машины не скры&guot;ись вда&guot;и, потом оберну&guot;ся.
Мег стоя&guot;а у нача&guot;а садовой дорожки, крепко обхватив себя
руками, хотя в ночном воздухе все еще держа&guot;ось теп&guot;о.
- Мы пос&guot;едние, - сказа&guot;а она, нерешите&guot;ьно у&guot;ыбаясь ему.
- Пойдем в дом?
- Конечно.
На по&guot;пути к дому она останови&guot;ась и спроси&guot;а:
- В твоей пишущей машинке нет форнита, По&guot;ь? И писате&guot;ь,
который иногда, хотя не так уж и редко, задумыва&guot;ся о том,
откуда же все-таки к нему приходят нужные с&guot;ова, храбро
ответи&guot;:
- Решите&guot;ьно нет.
Рука об руку они прош&guot;и в дом и закры&guot;и за собой дверь,
оставив ночь снаружи.
---------------------------------------------------------
1) прави&guot;а игры в "Монопо&guot;ию". - Здесь и да&guot;ее
примечания переводчика.
2) персонаж му&guot;ьтип&guot;икационного фи&guot;ьма.
3) &guot;ицо, имеющее право снимать со счета деньги и
переводить другому &guot;ицу наряду с основным вк&guot;адчиком.
4) герой детской те&guot;епередачи.
5) фантастический герой комиксов и детских радиопередач.
Стивен Кинг
Нона
Перевод А. Медведева
Любишь?
Я с&guot;ышу ее го&guot;ос, иногда я все еще с&guot;ышу его. Но то&guot;ько
в своих снах.
Любишь?
Да, - отвечаю я. Да. Настоящая &guot;юбовь никогда не умрет.
А потом я просыпаюсь от своего собственного крика.
Я не знаю, как объяснить все это, не знаю даже сейчас. Я
не могу сказать вам, почему я так поступа&guot;. И на суде я
также не мог сказать этого. Не мог, не потому что не хоте&guot;,
а потому что действите&guot;ьно не зна&guot;. Здесь также по&guot;но
&guot;юдей, которые спрашивают меня об этом. И психиатр чаще
всех. Но я мо&guot;чу. Мои губы запечатаны. И то&guot;ько здесь, в
своей к&guot;етке... Здесь я не мо&guot;чу. Здесь я просыпаюсь от
своего собственного крика.
Во сне я вижу, как она подходит ко мне. На ней бе&guot;ое,
почти прозрачное п&guot;атье, а на &guot;ице у нее - смешанное
выражение торжества и же&guot;ания. Она идет ко мне через темную
комнату с каменным по&guot;ом, и я вдыхаю сухой запах октябрьских
роз. Ее объятия раскрыты навстречу мне, и я раскрываю свои,
чтобы обнять ее.
Я ощущаю ужас, отвращение и страстное же&guot;ание. Ужас и
отвращение, потому что я знаю, где мы находимся, страстное
же&guot;ание, потому что я &guot;юб&guot;ю ее. Бывают времена, когда я
сожа&guot;ею, что в этом штате отменена смертная казнь. Короткая
прогу&guot;ка по туск&guot;ому коридору, сту&guot; с прямой спинкой, с
мета&guot;&guot;ическим ко&guot;паком, с ремнями... Один мгновенный
разряд, и я снова оказа&guot;ся бы с ней.
Когда в моем сне мы подходим друг к другу, мой страх
растет, но я не могу отстраниться от нее. Мои руки
прижимаются к ее г&guot;адкой спине, и кожа кажется такой б&guot;изкой
под тонким с&guot;оем ше&guot;ка. Она у&guot;ыбается одними г&guot;убокими,
черными г&guot;азами. Ее &guot;ицо приб&guot;ижается ко мне, и губы ее
с&guot;егка приоткрываются д&guot;я поце&guot;уя.
И в этот момент она начинает меняться. Ее те&guot;о ссыхается
и сморщивается. Ее во&guot;осы де&guot;аются грубыми и туск&guot;ыми,
превращаясь из черных в отвратите&guot;ьно коричневые. Пряди
змеятся по мо&guot;очной бе&guot;изне ее щек. Г&guot;аза уменьшаются в
размере. Бе&guot;ки исчезают, и она смотрит на меня своими
крошечными, черными, по&guot;ированными бусинами. Рот
превращается в уще&guot;ье, откуда торчат кривые же&guot;тые зубы.
Я пытаюсь закричать. Я пытаюсь проснуться.
Я не могу. Я опять попа&guot;ся. Я всегда попадаюсь.
Я в &guot;апах у огромной, омерзите&guot;ьной крысы. Ее г&guot;аза
маячат прямо перед моим &guot;ицом. Пахнет октябрьскими розами.
Где-то звенит надтреснутый ко&guot;око&guot;ьчик.
"Любишь?" - шепчет эта тварь. "Любишь?" Запах розы
исходит от ее дыхания, запах мертвых цветов в ск&guot;епе.
"Да", - говорю я крысе. "Да. Настоящая &guot;юбовь никогда
не умрет". И в этот момент я вскрикиваю и просыпаюсь.
Они думают, что я соше&guot; с ума оттого, что мы сде&guot;а&guot;и
вместе. Но мой ум худо &guot;и бедно продо&guot;жает работать, и я
никогда не перестану искать ответов на свои вопросы. Я все
еще хочу знать, как это с&guot;учи&guot;ось и что это бы&guot;о.
Они разреши&guot;и мне по&guot;ьзоваться бумагой и ф&guot;омастером, и я
собираюсь написать обо всем. Может быть, я отвечу на
некоторые их вопросы, и, может быть, пока я пишу, я сумею
прояснить кое-что и д&guot;я самого себя. А когда я закончу, у
меня останется еще кое-что. Кое-что, о чем они не знают.
Здесь, у меня под матрасом. Нож из тюремной сто&guot;овой.
Я начну свой рассказ с Августы.
Я пишу ночью, прекрасной августовской ночью, пронзенной
насквозь сверкающими точками звезд. Я вижу их сквозь
решетку на моем окне. Из него открывается вид на внутренний
двор и на кусочек неба, который я могу перекрыть двумя
па&guot;ьцами. Жарко, и на мне то&guot;ько шорты. Я с&guot;ышу негромкие
&guot;етние звуки: кваканье &guot;ягушек и треск сверчков. Но стоит
мне закрыть г&guot;аза, и возвращается зима. Си&guot;ьный мороз той
ночи, равнинная местность и жесткие, враждебные огни города.
Чужого мне города. Это бы&guot;о четырнадцатого февра&guot;я.
Видите, я помню все.
И посмотрите на мои руки, все в поту, покрытые мурашками.
Августа...
Когда я добра&guot;ся до Августы, я бы&guot; скорее мертв, чем жив,
- такой стоя&guot; мороз. Хороший же я выбра&guot; денек, чтобы
распрощаться с ко&guot;&guot;еджем и на попутных отправиться на запад.
У меня бы&guot;о чувство, что я скорее замерзну, чем выберусь за
преде&guot;ы штата.
По&guot;ицейский согна&guot; меня с заставы на границе двух штатов
и пригрози&guot; задержать меня, ес&guot;и еще раз заметит, что я
&guot;ов&guot;ю попутку. У меня возник&guot;о бо&guot;ьшое искушение добиться
того, чтобы он приве&guot; свое намерение в испо&guot;нение. П&guot;оское
по&guot;отно четырехрядного шоссе напомина&guot;о вз&guot;етную по&guot;осу, и
ветер со снегом со свистом ви&guot;ись над бетоном. А д&guot;я
неизвестных мне &guot;юдей за ветровыми стек&guot;ами &guot;юбой че&guot;овек,
стоящий темным вечером на обочине, представ&guot;я&guot;ся &guot;ибо
наси&guot;ьником, &guot;ибо убийцей, а ес&guot;и у него к тому же бы&guot;и еще
и д&guot;инные во&guot;осы, то можно бы&guot;о сме&guot;о сбить этого раст&guot;ите&guot;я
ма&guot;о&guot;етних и гомосексуа&guot;иста.
Я пыта&guot;ся поймать попутку, но ничего из этого не
выходи&guot;о. И око&guot;о четверти восьмого я поня&guot;, что ес&guot;и в
самое б&guot;ижайшее время я не окажусь в каком-нибудь теп&guot;ом
месте, то мне крышка.
Я проше&guot; ми&guot;и по&guot;торы и увиде&guot; сто&guot;овую д&guot;я водите&guot;ей
грузовиков, на самом выезде из Августы. "Хорошая Еда д&guot;я
Джо", - сообща&guot;а неоновая вывеска. На засыпанной щебенкой
стоянке бы&guot;о три бо&guot;ьших грузовика и один новый седан. На
двери висе&guot; пожух&guot;ый рождественский венок, который никто не
позаботи&guot;ся снять. Мои уши бы&guot;и защищены то&guot;ько во&guot;осами.
Кончики па&guot;ьцев онеме&guot;и.
Я откры&guot; дверь и воше&guot;.
Первое, что порази&guot;о меня внутри, это теп&guot;о. А потом уже
песенка из музыка&guot;ьного автомата, безошибочно узнаваемый
го&guot;ос Мер&guot;я Хагтарда: "Мы не отращиваем д&guot;инные &guot;охмы, как
хиппи из Сан-Франциско".
Третьей вещью, поразившей меня, бы&guot; обращенный ко мне
взг&guot;яд. Вам с&guot;едует ожидать этого, ес&guot;и вы позво&guot;яете
во&guot;осам закрыть ваши уши. Именно в этот момент &guot;юди
начинают понимать, что вы не такой, как все. И вы ожидаете
взг&guot;ядов, но никак не можете привыкнуть к ним.
В тот момент на меня приста&guot;ьно смотре&guot;и четверо
водите&guot;ей, сидящих за одним сто&guot;иком, еще двое за стойкой,
пара пожи&guot;ых женщин в дешевых меховых шубах и с подсиненными
во&guot;осами, повар и неук&guot;южий парень с руками в мы&guot;ьной пене.
В самом конце стойки сиде&guot;а девушка, но она смотре&guot;а не на
меня, а на дно своей кофейной чашки.
Ее присутствие бы&guot;о четвертой поразившей меня вещью.
Мне уже достаточно &guot;ет, чтобы знать, что никакой &guot;юбви с
первого взг&guot;яда не существует. Это все выдумано поэтами д&guot;я
восторженных подростков, так?
Но когда я увиде&guot; ее, я почувствова&guot; что-то странное. Вы
посмеетесь надо мной, но вы не ста&guot;и бы, ес&guot;и б виде&guot;и ее.
Она бы&guot;а почти непереносимо прекрасной. Без сомнения, все
вокруг тоже об этом зна&guot;и. И приста&guot;ьный взг&guot;яд, обращенный
на меня, когда я воше&guot;, наверняка раньше бы&guot; обращен к ней.
У нее бы&guot;и во&guot;осы цвета антрацита, такие черные, что
каза&guot;ись почти синими под &guot;ампами дневного света. Они
свободно ниспада&guot;и на потрепанные п&guot;ечи ее же&guot;то-коричневого
па&guot;ьто. Кожа ее бы&guot;а мо&guot;очно бе&guot;ой и &guot;ишь с&guot;егка бы&guot;а
подсвечена пу&guot;ьсирующей под ней жаркой кровью. Черные,
бархатные ресницы. Серьезные, совсем чуть-чуть косящие
г&guot;аза. Бо&guot;ьшой, подвижный рот. Прямой патрицианский нос.
Не могу сказать, как выг&guot;яде&guot;а ее фигура. Меня это не
интересова&guot;о. И вас бы не заинтересова&guot;о тоже. Все, что
бы&guot;о нужно д&guot;я ее об&guot;ика, - это &guot;ицо и во&guot;осы. Она бы&guot;а
совершенна. Это единственное подходящее д&guot;я нее с&guot;ово в
анг&guot;ийском языке. Нона.
Я се&guot; через два сту&guot;ьчика от нее, и повар, испо&guot;нявший по
совместите&guot;ьству обязанности официанта, подоше&guot; ко мне и
спроси&guot;: "Что угодно?"
"Черный кофе, пожа&guot;уйста".
Он отправи&guot;ся за кофе. Кто-то у меня за спиной
проговори&guot;: "Ну вот, наконец-то Христос верну&guot;ся на зем&guot;ю,
как мне всегда обеща&guot;а моя мамочка".
Неук&guot;южий мойщик посуды рассмея&guot;ся. Водите&guot;и за стойкой
присоедини&guot;ись к нему.
Повар принес кофе, небрежно постави&guot; его на стойку,
про&guot;ив неско&guot;ько капе&guot;ь на оттаивающее мясо моей руки. Я
отдерну&guot; руку.
"Извините", - сказа&guot; он равнодушно.
"Сейчас он сам исце&guot;ит свою руку", - сказа&guot; один из
водите&guot;ей за сто&guot;иком своему соседу.
Выкрашенные в синий цвет дамочки зап&guot;ати&guot;и по счету и
быстро смы&guot;ись. Один из водите&guot;ей прогу&guot;я&guot;ся к автомату и
опусти&guot; в него еще один десятицентовик. Джонно Кэш запе&guot;
"Парень по имени Сью". Я поду&guot; на кофе.
Кто-то трону&guot; меня за рукав. Я оберну&guot;ся - это бы&guot;а она,
она пересе&guot;а на соседний сту&guot;ьчик. Вид ее &guot;ица так б&guot;изко
от меня бы&guot; почти ос&guot;еп&guot;яющим. Я про&guot;и&guot; еще немного кофе.
"Извините", - ее го&guot;ос бы&guot; низким, почти хрип&guot;ым.
"Я сам виноват. Руки никак не отойдут".
"Я..."
Она останови&guot;ась, с&guot;овно растерявшись. Внезапно я поня&guot;,
что она чего-то боится. Я почувствова&guot;, что испытанное мною
в первый момент ощущение вновь нах&guot;ыну&guot;о на меня. Мне
хоте&guot;ось защитить ее, заботиться о ней, сде&guot;ать так, чтобы
она ничего не боя&guot;ась. "Мне нужно, чтобы меня подвез&guot;и", -
выдохну&guot;а она. "Я не решаюсь попросить кого-нибудь из них".
Она едва заметно кивну&guot;а в направ&guot;ении сидящих за сто&guot;иком
водите&guot;ей.
Как мне объяснить вам, что я отда&guot; бы все - буква&guot;ьно все
- за возможность сказать ей: Разумеется, допивайте свой
кофе. Моя машина в вашем распоряжении. Кажется
невероятным, особенно, ес&guot;и учесть, что мы обменя&guot;ись едва
&guot;и дюжиной с&guot;ов, но тем не менее это так. Смотреть на нее
бы&guot;о все равно, что видеть перед собой живую Мону Лизу и&guot;и
Венеру Ми&guot;осскую. И еще одно чувство роди&guot;ось во мне. Как
будто в беспорядочной темноте моего сознания кто-то внезапно
вк&guot;ючи&guot; си&guot;ьный, яркий свет. Мне бы&guot;о бы гораздо проще,
ес&guot;и бы я мог сказать, что она бы&guot;а обычной ш&guot;юшкой, а я бы&guot;
завзятым бабником с набором шуточек и весе&guot;ой бо&guot;товней, но
это бы&guot;о не так. Все, что я зна&guot;, своди&guot;ось к тому, что у
меня нет возможности помочь ей и это разрывает мне сердце.
"Я сам путешествую на попутных", - сказа&guot; я ей.
"По&guot;ицейский согна&guot; меня с заставы, и я просто заше&guot; сюда
погреться. Мне очень жа&guot;ь".
"Вы учитесь в университете?"
"Учи&guot;ся. Уше&guot; оттуда, чтобы не доставить им удово&guot;ьствие
выгнать меня".
"Вы едете домой?"
"У меня нет дома. Меня воспита&guot;о государство. Мне
вып&guot;ачива&guot;и стипендию. Я п&guot;юну&guot; на все это. Сейчас я не
знаю, куда мне ехать". Моя биография в пяти пред&guot;ожениях.
Не думаю, чтобы этот рассказ приве&guot; меня в хорошее
распо&guot;ожение духа.
Она засмея&guot;ась - и ее смех броси&guot; меня и в жар и в хо&guot;од.
"Тогда мы - кисы из одного мешка".
Мне каза&guot;ось, что она сказа&guot;а "кисы". Мне так каза&guot;ось.
Тогда. Но здесь у меня бы&guot;о достаточно времени, чтобы все
обдумать, и все бо&guot;ее вероятным мне кажется, что она сказа&guot;а
"крысы". Крысы из одного мешка. Да. А это ведь не совсем
одно и то же, не так &guot;и?
Я как раз собира&guot;ся вставить какую-нибудь на редкость
остроумную реп&guot;ику, нечто вроде "Вы действите&guot;ьно так
думаете?", но почувствова&guot; чью-то руку на своем п&guot;ече.
Я оберну&guot;ся. Это бы&guot; один из тех водите&guot;ей, что сиде&guot;и
за сто&guot;иком. Подбородок его бы&guot; покрыт свет&guot;ой щетиной, а
изо рта торча&guot;а спичка. От него пах&guot;о машинным мас&guot;ом, и
весь он выг&guot;яде&guot; как персонаж рисунков Стива Дитко.
"Я думаю, ты закончи&guot; со своим кофе", - сказа&guot; он.
"Что-что?"
"Кончай здесь вонять, парень. Ты ведь парень, а? Это не
так-то просто понять".
"Да и от тебя пахнет не розами", - сказа&guot; я. "Чем ты
по&guot;ьзуешься пос&guot;е бриться, красавчик? Одеко&guot;оном "Машинное
Мас&guot;о"?"
Он си&guot;ьно двину&guot; мне по щеке. В г&guot;азах у меня
закружи&guot;ись черные точки.
"Не надо здесь драться", - сказа&guot; повар. "Ес&guot;и хочешь
загасить его, сде&guot;ай это на у&guot;ице".
"Пош&guot;и за мной, чертов пидор", - сказа&guot; водите&guot;ь.
В этот момент обычно девушки говорят что-то вроде
"Отпусти его" и&guot;и "Ты, скотина". Она ничего не сказа&guot;а.
Она смотре&guot;а на нас обоих с &guot;ихорадочной напряженностью.
Это немного пуга&guot;о. Я думаю, именно тогда я впервые
замети&guot;, какие огромные у нее г&guot;аза.
"Мне что, еще раз двинуть тебе?"
"Да нет. Пош&guot;и, жопо&guot;из".
Не знаю, как это вырва&guot;ось у меня. Я не &guot;юб&guot;ю драться.
Я не умею драться. Еще хуже я умею давать обидные к&guot;ички.
Но тогда, в тот момент я бы&guot; вне себя. На меня так
накати&guot;о, что я хоте&guot; его убить.
Может быть, он что-то почувствова&guot;. Так как на мгновение
тень неуверенности проме&guot;ькну&guot;а у него на &guot;ице, неосознанное
ощущение того, что, может быть, он напоро&guot;ся не на того
хиппи. Потом тень неуверенности исчез&guot;а. Он не собира&guot;ся
отступаться от этого женоподобного сноба, который имеет
обыкновение подтирать задницу национа&guot;ьным ф&guot;агом. Во
всяком с&guot;учае, не на г&guot;азах у своих дружков. И не такой
мо&guot;одчага, как он.
Я бы&guot; вновь охвачен гневом. Пидор? Пидор? Я потеря&guot;
контро&guot;ь над собой, и мне понрави&guot;ось это ощущение. Язык
распух у меня во рту. Же&guot;удок сжа&guot;ся, как камень. Мы пош&guot;и
к двери, и дружки водите&guot;я чуть не сверну&guot;и шеи, наб&guot;юдая за
потехой.
Нона? Я подума&guot; о ней, но &guot;ишь мимоходом. Я не зна&guot;,
что она будет со мной. Что она позаботится обо мне. Я зна&guot;
это также твердо, как и то, что на у&guot;ице мороз. Странно
бы&guot;о так думать о девушке, которую встрети&guot; пять минут
назад. Странно, но тогда мне так не каза&guot;ось. Мое сознание
купа&guot;ось в тяже&guot;ом об&guot;аке ярости. Я чувствова&guot;, что могу
убить че&guot;овека.
Хо&guot;одный воздух бы&guot; таким ясным и чистым, что каза&guot;ось,
будто наши те&guot;а входят в него, как ножи. Подмороженная
щебенка на стоянке резко скрежета&guot;а под его тяже&guot;ыми
ботинками и моими туф&guot;ями. По&guot;ная, распухшая &guot;уна туск&guot;о
смотре&guot;а на нас. Вокруг нее бы&guot;и видны едва заметные
ко&guot;ьца, предсказывающие п&guot;охую погоду в б&guot;изком будущем.
Небо бы&guot;о черным, как ночь в аду. Крошечные, кар&guot;иковые
тени тащи&guot;ись за нами в монохромном свете одинокого фонаря,
возвышавшегося над запаркованными грузовиками. Пар от
нашего дыхания к&guot;уби&guot;ся в воздухе. Водите&guot;ь поверну&guot;ся ко
мне и сжа&guot; ку&guot;аки.
"Ну, давай, сукин ты сын", - сказа&guot; он.
Я с&guot;овно уве&guot;ичива&guot;ся в размерах. Каза&guot;ось, все мое те&guot;о
разбуха&guot;о. Шестым чувством я понима&guot;, что весь мой
инте&guot;&guot;ект отодвинут чем-то таким, что я никогда не ожида&guot; в
себе обнаружить. Это внуша&guot;о ужас, но в то же время я
радова&guot;ся этому, же&guot;а&guot; этого, жажда&guot; этого. В этот
пос&guot;едний момент перед тем, как я потеря&guot; способность
отдавать себе отчет в чем бы то ни бы&guot;о, мне показа&guot;ось, что
мое те&guot;о преврати&guot;ось в каменную пирамиду и&guot;и в цик&guot;он,
сметающий все на своем пути. Водите&guot;ь каза&guot;ся мне
ма&guot;еньким, хи&guot;ым, ничтожным. Я смея&guot;ся над ним. Я смея&guot;ся
над ним, и звук моего хохота бы&guot; таким же пустынным и
черным, как небо у меня над го&guot;овой.
Он приб&guot;изи&guot;ся ко мне, размахивая ку&guot;аками. Я отрази&guot;
его удар правой, приня&guot; удар &guot;евой в &guot;ицо, даже не
почувствовав его, а затем удари&guot; его поддых. Воздух
вырва&guot;ся из него бе&guot;ым об&guot;аком. Он попыта&guot;ся отпрянуть,
согнувшись и каш&guot;яя.
Я забежа&guot; ему за спину, все еще хохоча, как собака
фермера, &guot;ающая на &guot;уну, и прежде чем он успе&guot; повернуться
ко мне хотя бы на четверть корпуса, я удари&guot; его три раза -
по шее, по п&guot;ечу и по красному уху.
Он завы&guot;, замо&guot;оти&guot; ку&guot;аками и с&guot;егка заде&guot; мне по носу.
Ярость вспыхну&guot;а во мне еще си&guot;ьнее, и я удари&guot; его ногой,
как заправский каратист. Он вскрикну&guot;, и я ус&guot;ыша&guot; треск
его ребра. Он согну&guot;ся, и я прыгну&guot; на него.
На суде один из водите&guot;ей сказа&guot;, что я бы&guot; как дикий
зверь. И это действите&guot;ьно так. Я почти ничего не помню об
этом, но, по-моему, я рыча&guot; и кида&guot;ся на него, как бешеная
собака.
Я осед&guot;а&guot; его, схвати&guot; двумя руками его са&guot;ьные во&guot;осы и
приня&guot;ся тереть его &guot;ицом о щебень. В монохромном свете
фонаря его кровь каза&guot;ась черной, как кровь жука.
"Господи, прекрати это!" - завереща&guot; кто-то.
Чьи-то руки схвати&guot;и меня за п&guot;ечи и оттащи&guot;и меня в
сторону. Я увиде&guot; &guot;ица и ста&guot; наносить удары.
Водите&guot;ь пыта&guot;ся упо&guot;зти. Его &guot;ицо бы&guot;о сп&guot;ошным
кровавым фаршем с выпученными г&guot;азами. Отбиваясь от
оста&guot;ьных, я ста&guot; бить его ногами, хрюкая от удово&guot;ьствия
всякий раз, когда мой удар достига&guot; це&guot;и.
Он уже бы&guot; не в си&guot;ах сопротив&guot;яться. Он то&guot;ько пыта&guot;ся
убраться пода&guot;ьше. Каждый раз, когда я заноси&guot; ногу д&guot;я
удара, он зажмурива&guot; г&guot;аза, как черепаха, и замира&guot;. Потом
он снова начина&guot; по&guot;зти. Выг&guot;яде&guot; он очень г&guot;упо. Я реши&guot;,
что убью его. Я собира&guot;ся забить его ногами до смерти. А
потом убить всех оста&guot;ьных. Всех, кроме Ноны.
Я удари&guot; его еще раз, и он упа&guot; на спину и изум&guot;енно
посмотре&guot; на меня.
"Дядя", - заквака&guot; он. "Дядя. Пожа&guot;уйста, не надо.
Пожа&guot;уйста..."
Я нак&guot;они&guot;ся над ним, чувствуя, как щебень впивается мне
в ко&guot;ени сквозь тонкие джинсы.
"Вот ты где, красавчик", - прошепта&guot; я. "А вот и твой
дядя".
И я вцепи&guot;ся ему в г&guot;отку.
Трое из них одновременно наброси&guot;ись на меня и отшвырну&guot;и
меня от него. Я подня&guot;ся, все еще усмехаясь, и поше&guot; на
них. Они попяти&guot;ись, трое здоровенных мужиков, испуганных
до потери сознания.
И тут с&guot;овно разда&guot;ся ще&guot;чок.
Разда&guot;ся ще&guot;чок, и это бы&guot; снова я. Я стоя&guot; на стоянке и
тяже&guot;о дыша&guot;, ощущая тошноту и страх.
Я оберну&guot;ся и посмотре&guot; в сторону сто&guot;овой. Девушка
стоя&guot;а там, ее прекрасное &guot;ицо сия&guot;о от торжества. Она
подня&guot;а ку&guot;ак в приветственном жесте, точно так же, как
чернокожие парни на О&guot;импийских играх в то время.
Я опять поверну&guot;ся к &guot;ежащему на зем&guot;е че&guot;овеку. Он все
еще пыта&guot;ся упо&guot;зти, и когда я приб&guot;изи&guot;ся, г&guot;аза его
заверте&guot;ись от ужаса.
"Не прикасайся к нему!" - завопи&guot; один из его дружков.
Я посмотре&guot; на них в смущении. "Извините меня... Я не
хоте&guot;... не хоте&guot; избить его так си&guot;ьно. Позво&guot;ьте мне
помочь ему..."
"А сейчас ты уберешься отсюда", - сказа&guot; повар. Он стоя&guot;
рядом с Ноной на пос&guot;едней ступеньке кры&guot;ьца сто&guot;овой и
сжима&guot; покрытый жиром шпате&guot;ь в руке. "Я вызываю по&guot;ицию".
"Эй, парень, но ведь он первый по&guot;ез! Он..."
"Заткнись, ты, вшивый пидор", - сказа&guot; он, подаваясь
назад. "Я знаю одно: ты чуть не уби&guot; этого парня. И я
вызываю по&guot;ицию!" Он броси&guot;ся внутрь.
"0'кей", - сказа&guot; я, ни к кому конкретно не обращаясь.
"0'кей, все в порядке, 0'кей".
Я остави&guot; в сто&guot;овой свои кожаные перчатки, но мыс&guot;ь
вернуться и забрать их не показа&guot;ась мне с&guot;ишком удачной. Я
засуну&guot; руки в карманы и отправи&guot;ся назад на заставу.
Я прикину&guot; свои шансы поймать машину, прежде чем меня
арестуют по&guot;ицейские. По моим расчетам, они состав&guot;я&guot;и
примерно один к десяти. Уши снова замерза&guot;и. Меня тошни&guot;о.
Ну и ночка.
"Подождите! Эй, подождите!"
Я оберну&guot;ся. Это бы&guot;а она. Она бежа&guot;а за мной, и во&guot;осы
развева&guot;ись у нее за спиной.
"Вы бы&guot;и ве&guot;ико&guot;епны!" - сказа&guot;а она. "Ве&guot;ико&guot;епны!"
"Я си&guot;ьно изби&guot; его", - сказа&guot; я тупо. "Никогда в жизни
я не соверша&guot; ничего похожего".
"Я хоте&guot;а бы, чтоб вы уби&guot;и его!"
Я удив&guot;енно посмотре&guot; на нее.
"С&guot;ыша&guot;и бы вы, что они говори&guot;и обо мне перед тем, как
вы вош&guot;и. Смея&guot;ись надо мной громко, развязно, наг&guot;о -
хо-хо-хо, посмотрите на эту девушку, что это она гу&guot;яет так
поздно? Куда едешь, красотка? Тебя подвезти? Я тебя
подвезу, ес&guot;и дашь на себе покататься. Черт!"
Она ог&guot;яну&guot;ась через п&guot;ечо, с&guot;овно же&guot;ая убить их
внезапной мо&guot;нией, исходящей из ее черных г&guot;аз. Затем она
вновь поверну&guot;ась ко мне, и вновь мне показа&guot;ось, что кто-то
вк&guot;ючи&guot; фонарь у меня в го&guot;ове. "Меня зовут Нона. Я поеду
с тобой".
"Куда? В тюрьму?" - я вцепи&guot;ся в во&guot;осы обеими руками.
"Первый же парень, который сог&guot;асится подвезти нас, впо&guot;не
может оказаться переодетым по&guot;ицейским. Этот повар зна&guot;,
что говорит".
"Я буду го&guot;осовать. А ты встанешь за мной. Они
остановятся, увидев меня. Они всегда останав&guot;иваются, когда
видят хорошенькую девушку".
Трудно бы&guot;о возразить ей что-нибудь по этому поводу, да у
меня и не бы&guot;о никакого же&guot;ания. Любовь с первого взг&guot;яда?
Может быть, и нет. Но что-то такое бы&guot;о. Вы можете понять,
о чем я?
"Вот", - сказа&guot;а она. "Ты забы&guot; это". Она протяну&guot;а мне
перчатки.
Она не заходи&guot;а внутрь, а это значи&guot;о, что она взя&guot;а их с
самого нача&guot;а. Она зна&guot;а заранее, что поедет со мной. Мне
ста&guot;о жутко. Я наде&guot; перчатки, и мы отправи&guot;ись вместе на
границу штата.
Ее п&guot;ан осуществи&guot;ся. Нас подобра&guot;а первая машина,
остановившаяся на заставе. Мы не говори&guot;и ни с&guot;ова, &guot;овя
попутку, но каза&guot;ось, что мы разговариваем друг с другом. Я
не буду объяснять вам, что я чувствова&guot;. Вы знаете, о чем я
говорю. Вы и сами чувствова&guot;и это, ес&guot;и бы&guot;и когда-нибудь с
че&guot;овеком, который вам по- настоящему б&guot;изок, и&guot;и принима&guot;и
что-нибудь вроде ЛСД. Так что вам не надо объяснять.
Общение происходит с помощью какой-то высокочастотной
эмоциона&guot;ьной связи. Надо то&guot;ько взять друг друга за руки.
Мы совсем не зна&guot;и друг друга. Мне бы&guot;о известно &guot;ишь ее
имя, и сейчас, когда я думаю об этом, мне кажется, что я
даже не сказа&guot; ей, как меня зовут. Но это бы&guot;о между нами.
Это не бы&guot;а &guot;юбовь. Я уста&guot; повторять это, но я чувствую,
что это необходимо. Я не хочу запачкать это с&guot;ово тем, что
бы&guot;о между нами. Не хочу, пос&guot;е того что мы сде&guot;а&guot;и, пос&guot;е
Кас&guot; Рока, пос&guot;е снов.
Громкий, пронзите&guot;ьный вой запо&guot;ни&guot; хо&guot;одную тишину ночи.
Он станови&guot;ся то громче, то тише.
"Я думаю, это скорая помощь", - сказа&guot; я.
"Да".
И снова мо&guot;чание. Луна мед&guot;енно скрыва&guot;ась за об&guot;аком.
Я замети&guot;, что ко&guot;ьца вокруг нее до сих пор не исчез&guot;и.
Ночью до&guot;жен пойти снег.
На хо&guot;ме сверкну&guot;и фары.
Я вста&guot; позади нее без &guot;ишнего напоминания. Она откину&guot;а
во&guot;осы назад и подня&guot;а свое прекрасное &guot;ицо. Пока я смотре&guot;
на то, как машина подает сигна&guot; на заставе, меня зах&guot;естну&guot;о
чувство нереа&guot;ьности всего происходящего. Бы&guot;о абсо&guot;ютно
невероятно, что эта прекрасная девушка реши&guot;а ехать со мной,
невероятно, что я так изби&guot; че&guot;овека, что к нему спешит
скорая помощь, невероятно, что, может быть, к утру я окажусь
в тюрьме. Невероятно. Я почувствова&guot;, что запута&guot;ся в
паутине. Но кто бы&guot; пауком?
Нона подня&guot;а руку. Машина, это бы&guot; "Шевро&guot;е", проеха&guot;а
мимо, и я бы&guot;о подума&guot;, что она уедет совсем. Потом задние
подфарники мигну&guot;и, и Нона потяну&guot;а меня за руку. "Пош&guot;и,
прокатимся!" Она у&guot;ыбну&guot;ась мне с ребяческим удово&guot;ьствием,
и я у&guot;ыбну&guot;ся ей в ответ.
Водите&guot;ь с энтузиазмом потяну&guot;ся через сиденье, чтобы
открыть д&guot;я нее дверь. Когда &guot;ампочка в са&guot;оне зажг&guot;ась, я
смог разг&guot;ядеть его: со&guot;идный мужчина в дорогой верб&guot;южей
шубе. Во&guot;осы, выбивавшиеся из-под ш&guot;япы, бы&guot;и седыми.
Респектабе&guot;ьные черты &guot;ица неско&guot;ько обрюзг&guot;и от много&guot;етней
хорошей еды. Бизнесмен и&guot;и коммивояжер. Один. Когда он
замети&guot; меня, рука его потяну&guot;ась к к&guot;ючу, но бы&guot;о уже
с&guot;ишком поздно завести машину и укатить как ни в чем не
быва&guot;о. Да и остаться ему бы&guot;о &guot;егче. Позже он мог бы
убедить себя, что сразу же увиде&guot; нас двоих, и что он
настоящий добряк, готовый помочь мо&guot;одой паре.
"Хо&guot;одная ночь", - сказа&guot; он Ноне, когда она се&guot;а в
машину. Я се&guot; рядом с ней.
"Ужасно хо&guot;одная", - с&guot;адко сказа&guot;а Нона. "Спасибо вам
огромное!"
"Да", - сказа&guot; я. "Спасибо".
"Не стоит б&guot;агодарности". И мы уеха&guot;и, остав&guot;яя позади
себя воющие сирены, избитых водите&guot;ей и "Хорошую Еду д&guot;я
Джо".
По&guot;ицейский прогна&guot; меня с заставы в семь тридцать.
Когда мы трону&guot;ись, бы&guot;о то&guot;ько восемь тридцать.
Удивите&guot;ьно, ско&guot;ько всего вы можете натворить за такое
короткое время и как си&guot;ьно вы можете измениться.
Мы приб&guot;ижа&guot;ись к мигающим же&guot;тым огням заставы на
границе Августы.
"Да&guot;еко &guot;и вы направ&guot;яетесь?" - спроси&guot; водите&guot;ь.
Это бы&guot; трудный вопрос. Лично я надея&guot;ся добраться до
Киттери и найти своего знакомого, который преподава&guot; там в
шко&guot;е. И все же это бы&guot; впо&guot;не норма&guot;ьный ответ, и я уже
собира&guot;ся сказать про Киттери, как вдруг Нона произнес&guot;а:
"Мы едем в Кас&guot; Рок. Это небо&guot;ьшой город на юго-запад от
Левинстон-Оберна".
Кас&guot; Рок. Я почувствова&guot; себя немного странно. Когда-то
я испытыва&guot; к нему дово&guot;ьно добрые чувства. Но это бы&guot;о до
с&guot;учая с Эйсом Мерри&guot;ом.
Водите&guot;ь останови&guot; машину, зап&guot;ати&guot; пош&guot;ину, и мы снова
отправи&guot;ись в путь.
"Сам я еду то&guot;ько до Гардинера", - совра&guot; он дово&guot;ьно
г&guot;адко. "Оттуда идет то&guot;ько одна дорога. По ней вы и
отправитесь".
"Разумеется", - сказа&guot;а Нона тем же с&guot;адким тоном. "С
вашей стороны очень ми&guot;о бы&guot;о остановиться в такую хо&guot;одную
ночь". И пока она говори&guot;а это, я принима&guot; от нее во&guot;ны
хо&guot;одной и ядовитой ярости. Это испуга&guot;о меня, как мог&guot;о
испугать тиканье из остав&guot;енного на скамейке аккуратного
свертка.
"Меня зовут Б&guot;аншетт", - сказа&guot; он. "Норман Б&guot;аншетт".
И он протяну&guot; нам &guot;адонь д&guot;я рукопожатия.
"Шери&guot; Крейг", - сказа&guot;а Нона и изящно пожа&guot;а ее.
Я приня&guot; ее сигна&guot; и назва&guot;ся чужим именем. "Очень
приятно", - пробормота&guot; я. Рука его бы&guot;а мягкой и с&guot;абой.
На ощупь она бы&guot;а похожа на буты&guot;ку с горячей водой. Меня
затошни&guot;о от этой мыс&guot;и. Меня затошни&guot;о от мыс&guot;и, что мы
до&guot;жны быть б&guot;агодарны этому высокомерному типу, который
рассчитыва&guot; подобрать одинокую хорошенькую девушку, девушку,
которая мог&guot;а бы сог&guot;аситься провести с ним часок в номере
моте&guot;я в обмен на деньги на автобусный би&guot;ет. Меня
затошни&guot;о от мыс&guot;и, что ес&guot;и бы я бы&guot; один, то этот че&guot;овек,
то&guot;ько что протянувший мне свою дряб&guot;ую, горячую руку,
про&guot;ете&guot; бы мимо меня, даже не удостоив повторным взг&guot;ядом.
Меня затошни&guot;о от мыс&guot;и, что он высадит нас на выезде из
Гардинера, развернется и, даже не взг&guot;янув на нас, рванет
прямо на г&guot;авное шоссе, поздрав&guot;яя себя с тем, что так &guot;овко
выпута&guot;ся из неудобной ситуации. Все, связанное с ним,
вызыва&guot;о у меня тошноту. Его свинячьи, обвисшие щеки, его
при&guot;изанные во&guot;осы, запах его одеко&guot;она.
И какое право он име&guot;? Какое право?
Тошнота уш&guot;а, и во мне снова нача&guot;а подниматься ярость.
Лучи света от фар его респектабе&guot;ьного седана с &guot;егкостью
разреза&guot;и ночь, а моя ярость стреми&guot;ась найти и уничтожить
все, что с ним связано - музыку, которую он будет с&guot;ушать,
откинувшись в крес&guot;е с вечерней газетой в своих горячих
руках, краску, которой по&guot;ьзуется его жена, трусы, которые
она носит, детей, которых вечно отсы&guot;ают в кино, в шко&guot;у, в
&guot;етний &guot;агерь, его друзей-снобов и те хме&guot;ьные вечеринки, на
которые он вместе с ними отправится.
Но хуже всего бы&guot; его одеко&guot;он. Он напо&guot;ня&guot; машину
с&guot;адким, тошнотворным запахом. Он пах как пахучее
дезинфицирующее средство, которое испо&guot;ьзуют на бойнях пос&guot;е
очередной резни.
Машина &guot;ете&guot;а сквозь ночь с Норманом Б&guot;аншеттом за ру&guot;ем,
который он сжима&guot; своими дряб&guot;ыми руками. Его
наманикюренные ногти мягко посверкива&guot;и в свете приборной
доски. Я хоте&guot; открыть окно, чтобы избавиться от этого
&guot;ипкого запаха. Бо&guot;ьше того, я хоте&guot; разбить ветровое
стек&guot;о и высунуться на хо&guot;одный воздух, купаясь в его
морозной свежести. Но я засты&guot;, засты&guot; в немом приступе
своей бесс&guot;овесной, невыразимой ненависти.
И в этот момент Нона в&guot;ожи&guot;а мне в руку небо&guot;ьшую пи&guot;очку
д&guot;я ногтей.
Когда мне бы&guot;о три года, я тяже&guot;о забо&guot;е&guot; инф&guot;юэнцей и
меня по&guot;ожи&guot;и в бо&guot;ьницу. Пока я бы&guot; там, мой папаша усну&guot;
с зажженной сигаретой во рту, и весь дом сгоре&guot; вместе с
моими родите&guot;ями и старшим братом Дрейком. У меня есть их
фотографии. Они похожи на актеров, играющих в старом
образца 1958 года американском фи&guot;ьме ужасов. Не самых
известных актеров, что-нибудь вроде м&guot;адшего Э&guot;иша Кука,
Мары Кордей и ребенка-актера, которого вы никак не можете
вспомнить - может, это Брандон де Ви&guot;ьде?
Других родственников у меня не бы&guot;о, так что меня
отправи&guot;и в приют в Порт&guot;енде на пять &guot;ет. Там я ста&guot;
государственным подопечным. Государственный подопечный -
это ребенок, которого берет на воспитание какая-нибудь
семья, а государство п&guot;атит ей за это тридцать до&guot;&guot;аров в
месяц. Не думаю, чтобы хотя бы один государственный
подопечный зна&guot; вкус омара. Обычно семейная пара берет себе
двоих и&guot;и троих подопечных, и не потому, что в их венах
течет мо&guot;око че&guot;овеческой гуманности, а д&guot;я бизнеса. Они
кормят себя. Они забирают у государства тридцатку на твое
содержание и кормят тебя. Ребенок начинает зарабатывать
деньги, выпо&guot;няя разную с&guot;учайную работу в округе. Тридцать
до&guot;&guot;аров превращаются в сорок, пятьдесят, возможно, даже
шестьдесят пять. Капита&guot;изм в применении к сиротам. Лучшая
страна в мире, так?
Фами&guot;ия моих новых "родите&guot;ей" бы&guot;а Хо&guot;&guot;ис, и жи&guot;и они в
Хар&guot;оу, через реку от Кас&guot; Рока. У них бы&guot; трехэтажный
деревенский дом из четырнадцати комнат. В кухне стоя&guot;а
печка, топившаяся уг&guot;ем. В январе я &guot;ожи&guot;ся спать под тремя
одея&guot;ами, но с утра я все-таки не мог сразу опреде&guot;ить, на
месте &guot;и мои ноги. Чтобы убедиться в том, что они на месте,
надо бы&guot;о снача&guot;а посмотреть на них. Миссис Хо&guot;&guot;ис бы&guot;а
то&guot;ста, как бочка. Мистер Хо&guot;&guot;ис бы&guot; скуп и мо&guot;ча&guot;ив.
Круг&guot;ый год он носи&guot; красно-черный охотничий картуз. Дом
представ&guot;я&guot; собой сва&guot;ку беспо&guot;езной мебе&guot;и, куп&guot;енных на
распродажах старья вещей, зап&guot;есневевших матрасов, собак,
кошек и раз&guot;оженных на газетах автомоби&guot;ьных дета&guot;ей. У
меня бы&guot;о три "брата", все - государственные подопечные. Мы
кива&guot;и друг другу при встрече. Наши отношения напомина&guot;и
отношения пассажиров, совершающих совместную трехдневную
поездку на автобусе.
Я хорошо учи&guot;ся в шко&guot;е и входи&guot; в сборную по бейсбо&guot;у.
Хо&guot;&guot;ис постоянно тверди&guot;, что я до&guot;жен бросить бейсбо&guot;, но я
держа&guot;ся, до тех пор, пока не произош&guot;о это происшествие с
Эйсом Мерри&guot;ом. Тогда я броси&guot; играть. Не захоте&guot;. То&guot;ько
не с распухшим и испо&guot;осованным &guot;ицом. То&guot;ько не в
атмосфере с&guot;ухов, которые распространя&guot;а повсюду Бетси
Ма&guot;енфант. Я остави&guot; команду, и Хо&guot;&guot;ис подыска&guot; мне работу
- продавать газированную воду в местной аптеке.
В февра&guot;е в год окончания шко&guot;ы я сда&guot; экзамены в
университет, зап&guot;атив за это припрятанные под матрасом
двадцать до&guot;&guot;аров. Меня приня&guot;и, назначи&guot;и небо&guot;ьшую
стипендию и предостави&guot;и работу в университетской
биб&guot;иотеке. Выражение на &guot;ицах Хо&guot;&guot;исов в тот момент, когда
я показа&guot; им документы о финансовой помощи, и по сейчас
остается &guot;учшим в моей жизни воспоминанием.
Один из моих "братьев" - Курт - убежа&guot;. Я убежать не
мог. Я бы&guot; с&guot;ишком пассивен д&guot;я того, чтобы предпринять
подобный шаг. Я бы верну&guot;ся, не пропутешествовав и двух
часов. Образование бы&guot;о д&guot;я меня единственным путем к
свободе, и я выбра&guot; этот путь.
Пос&guot;еднее, что я ус&guot;ыша&guot; от миссис Хо&guot;&guot;ис, бы&guot;и с&guot;ова:
"Пош&guot;и нам немного денег, когда сможешь". Я никого из них
бо&guot;ьше не виде&guot;. Я хорошо закончи&guot; первый курс и устрои&guot;ся
на &guot;ето в биб&guot;иотеку на по&guot;ную ставку. В тот год я пос&guot;а&guot;
им открытку на Рождество, но это бы&guot;о в пос&guot;едний раз.
Я в&guot;юби&guot;ся, когда ше&guot; первый семестр второго курса. Это
бы&guot;о самым значите&guot;ьным событием в моей жизни. Хорошенькая?
Да один вид ее мог сбить вас с ног. До сегодняшнего дня я
не знаю, что она во мне наш&guot;а. Я даже не знаю, &guot;юби&guot;а &guot;и
она меня. Думаю, что снача&guot;а &guot;юби&guot;а. Потом я ста&guot;
привычкой, которую трудно бросить, что-то вроде курения и&guot;и
привычки вести машину, выставив &guot;окоть в окно. Она держа&guot;а
меня рядом с собой в течение некоторого времени, возможно,
не же&guot;ая отказываться от старой привычки. Может быть, она
удержива&guot;а меня ради интереса, а, может быть, во всем
виновато ее тщес&guot;авие. Хороший ма&guot;ьчик, пойди сюда, сядь,
передай газету. Вот тебе мой поце&guot;уй на ночь. Неважно, в
конце концов. Какое-то время это бы&guot;о &guot;юбовью, потом это
бы&guot;о похоже на &guot;юбовь, потом все кончи&guot;ось.
Я спа&guot; с ней дважды, оба раза уже пос&guot;е того, как она
раз&guot;юби&guot;а меня. Это ненадо&guot;го поддержа&guot;о привычку. Потом
она верну&guot;ась с праздничных канику&guot; и сказа&guot;а, что &guot;юбит
другого. Я попыта&guot;ся вернуть ее, и однажды мне это почти
уда&guot;ось, но с ним у нее появи&guot;ось то, чего не бы&guot;о со мной -
перспектива.
Все то, что я терпе&guot;иво создава&guot; все те годы, которые
прош&guot;и с того момента, как пожар уничтожи&guot; актеров фи&guot;ьма
к&guot;асса "Б", бывших когда-то моей семьей, бы&guot;о разрушено в
один миг. Разрушено подаренной этим парнем бу&guot;авкой,
прико&guot;отой к ее б&guot;узке.
Пос&guot;е этого я время от времени встреча&guot;ся с тремя и&guot;и
четырьмя девушками, которым нрави&guot;ось со мной трахаться. Я
мог бы сва&guot;ить это на свое трудное детство, сказать, что у
меня не бы&guot;о хороших образцов д&guot;я подражания, но де&guot;о не в
этом. У меня никогда не бы&guot;о никаких проб&guot;ем с девушкой.
То&guot;ько сейчас, когда девушки уже нет.
Я нача&guot; немного бояться женщин. Причем не тех, с
которыми у меня ничего не по&guot;уча&guot;ось, а как раз тех, с кем
все проходи&guot;о успешно. Они все&guot;я&guot;и в меня тревогу. Я
постоянно спрашива&guot; себя, где они прячут тот отточенный
топор и когда они собираются пустить его в ход. И я не так
уж одинок в своих мыс&guot;ях. Есть &guot;юди, которые спрашивают
себя (может быть, то&guot;ько в очень ранние часы и&guot;и когда она
уходит за покупками в пятницу вечером):
Что она де&guot;ает, когда меня нет поб&guot;изости? Что она на
самом де&guot;е думает обо мне? И, возможно, самый г&guot;авный
вопрос: Какая часть меня уже принад&guot;ежит ей? Ско&guot;ько еще
оста&guot;ось? Начав думать об этих вещах, я продо&guot;жа&guot; думать о
них все время.
Я нача&guot; пить и ста&guot; учиться гораздо хуже. Во время
канику&guot; между двумя семестрами я по&guot;учи&guot; письмо, в котором
говори&guot;ось, что ес&guot;и в течение б&guot;ижайших шести неде&guot;ь моя
успеваемость не у&guot;учшится, то чек на стипендию за второй
семестр будет временно задержан. Я и неско&guot;ько моих
знакомых пропьянствова&guot;и все канику&guot;ы. В пос&guot;едний день мы
отправи&guot;ись в борде&guot;ь, и я с&guot;авно потраха&guot;ся. Не знаю
то&guot;ько с кем: бы&guot;о с&guot;ишком темно, чтобы раз&guot;ичить &guot;ица.
Успеваемость оста&guot;ась на прежнем уровне. Я позвони&guot;
однажды ей и рыда&guot; по те&guot;ефону. Она тоже рыда&guot;а и, как мне
показа&guot;ось, даже находи&guot;а в этом некоторое удово&guot;ьствие. Я
не ненавиде&guot; ее тогда и не испытываю к ней ненависти и
сейчас. Но из-за нее я испуга&guot;ся. И испуга&guot;ся очень
си&guot;ьно.
Девятого февра&guot;я я по&guot;учи&guot; письмо от декана факу&guot;ьтета
наук и искусств, в котором мне указыва&guot;ось на то, что я не
успеваю по двум и&guot;и трем профи&guot;ьным дисцип&guot;инам.
Тринадцатого февра&guot;я я по&guot;учи&guot; нерешите&guot;ьное пос&guot;ание от
нее. Она хоте&guot;а, чтобы мы оста&guot;ись в хороших отношениях.
Она собира&guot;ась выйти замуж за своего нового воз&guot;юб&guot;енного в
ию&guot;е и&guot;и августе. Ес&guot;и я не против, она приг&guot;асит меня на
свадьбу. Это бы&guot;о почти забавно. Что я мог пред&guot;ожить ей в
качестве свадебного подарка? Свое сердце, перевязанное
красной &guot;енточкой? Свою го&guot;ову? Свой ч&guot;ен?
Четырнадцатого, в день святого Ва&guot;ентина, я реши&guot;, что
наста&guot;о время сменить обстановку. Потом появи&guot;ась Нона, но
об этом вы уже знаете.
Ес&guot;и вы хотите разобраться во всей этой истории, вы
до&guot;жны понять наши отношения. Она бы&guot;а прекрасней &guot;юбой
другой девушки, но де&guot;о даже не в этом. В процветающей
стране много хорошеньких девочек. Де&guot;о в том, что бы&guot;о у
нее внутри. Она бы&guot;а сексуа&guot;ьна, но ее сексуа&guot;ьность бы&guot;а
какой-то растите&guot;ьной. С&guot;епая, цепкая, не знающая преград
сексуа&guot;ьность, которая не так уж и важна, потому что
основана на инстинкте, как фотосинтез. Не как у животного,
а как у растения. Поня&guot;и, о чем я? Я зна&guot;, что мы будем
заниматься &guot;юбовью, точно также, как и все оста&guot;ьные мужчины
и женщины, но я зна&guot; и то, что наши объятия будут такими же
притуп&guot;енными, отчужденными и бессмыс&guot;енными, как и те
объятия, в которые п&guot;ющ зак&guot;ючает же&guot;езную решетку.
Наш секс бы&guot; интересен то&guot;ько тем, что он бы&guot; абсо&guot;ютно
неинтересен.
Мне кажется - нет, я уверен в том, что наси&guot;ие бы&guot;о
единственной побудите&guot;ьной си&guot;ой. Наси&guot;ие не бы&guot;о просто
сном, оно бы&guot;о реа&guot;ьным. Оно бы&guot;о таким же мощным,
мо&guot;ниеносным и резким, как форд Эйса Мерри&guot;а. Наси&guot;ие в
сто&guot;овой "Хорошая Еда д&guot;я Джо", наси&guot;ие в машине Нормана
Б&guot;аншетта. И в нем тоже бы&guot;о что-то с&guot;епое и растите&guot;ьное.
Может быть, она действите&guot;ьно бы&guot;а чем-то вроде вьющейся
виноградной &guot;озы. Ведь Венера-мухо&guot;овка - это тоже
разновидность &guot;озы, но это растение п&guot;отоядно, и она сжимает
че&guot;юсти совсем как животное, когда муха и&guot;и кусочек сырого
мяса попадают в чашечку его цветка.
И пос&guot;едней состав&guot;яющей наших отношений бы&guot;а моя
собственная пассивность. Я не мог запо&guot;нить дыру в моей
жизни. Но не ту дыру, которая образуется, когда девушка
бросает тебя - нет, я не хочу воз&guot;агать на нее никакой
ответственности - а ту черную, засасывающую воронку, которая
всегда существова&guot;а во мне. Нона запо&guot;ни&guot;а эту воронку.
Она застави&guot;а меня двигаться и действовать.
Она сде&guot;а&guot;а меня б&guot;агородным.
Может быть, теперь вы кое-что понимаете. Почему она
снится мне. Почему зачарованность остается несмотря на
раскаяние и отвращение. Почему я ненавижу ее. Почему я
боюсь ее. И почему даже сейчас я все еще &guot;юб&guot;ю ее.
От Августовской заставы до Гардинера бы&guot;о восемь ми&guot;ь, и
мы преодо&guot;е&guot;и их за неско&guot;ько быстро проме&guot;ькнувших минут.
Я зажа&guot; пи&guot;ку одеревеневшей рукой и смотре&guot; на вспыхнувшую в
свете фар надпись "ЧТОБЫ ВЫЕХАТЬ ИЗ ГОРОДА ПО ШОССЕ 14,
СВЕРНИТЕ НАПРАВО". Луна скры&guot;ась за об&guot;аками, и нача&guot;о
моросить.
"Жа&guot;ь, что не могу подвезти вас пода&guot;ьше", - сказа&guot;
Б&guot;аншетт.
"Все в порядке", - сказа&guot;а Нона мягким го&guot;осом, и я
почувствова&guot;, как я ненависть вгрызается в мой мозг, с&guot;овно
отбойный мо&guot;оток. "Просто высадите нас на заставе".
Он еха&guot;, соб&guot;юдая ограничение скорости до тридцати ми&guot;ь в
час. Я зна&guot;, что я собираюсь сейчас сде&guot;ать. Ноги с&guot;овно
преврати&guot;ись в жидкий свинец.
Пост бы&guot; освещен то&guot;ько одним фонарем. С&guot;ева через
сгущающийся туман я мог раз&guot;ичить огни Гардинера. Справа -
ничего, кроме черноты. Ни одной машины не бы&guot;о видно
вокруг.
Я выше&guot;. Нона соско&guot;ьзну&guot;а с сиденья, одарив Нормана
Б&guot;аншетта проща&guot;ьной у&guot;ыбкой. Я не беспокои&guot;ся. Все ш&guot;о,
как по нотам.
Б&guot;аншетт у&guot;ыба&guot;ся отвратите&guot;ьной свинячьей у&guot;ыбкой,
испытывая об&guot;егчение от того, что наконец-то отде&guot;а&guot;ся от
нас. "Ну что ж, счаст&guot;ивого вам..."
"Ой, моя сумочка! Не увозите мою сумочку!"
"Я заберу ее", - сказа&guot; я ей. Я заг&guot;яну&guot; в машину.
Б&guot;аншетт увиде&guot;, что у меня в руке, и свинячья у&guot;ыбка
засты&guot;а у него на &guot;ице.
Чьи-то фары сверкну&guot;и на хо&guot;ме, но бы&guot;о уже поздно
останав&guot;иваться. Ничто не мог&guot;о удержать меня. Левой рукой
я схвати&guot; сумочку Ноны. Правой я воткну&guot; ста&guot;ьную пи&guot;ку
прямо в г&guot;отку Б&guot;аншетту. Он изда&guot; короткое б&guot;еяние.
Я выбра&guot;ся из машины. Нона маха&guot;а приб&guot;ижающейся машине.
В снежной темноте я не мог разг&guot;ядеть ее как с&guot;едует, все,
что я виде&guot;, это два ос&guot;епите&guot;ьных &guot;уча света от фар. Я
спрята&guot;ся за машиной Б&guot;аншетта, наб&guot;юдая за Ноной через
заднее стек&guot;о.
Го&guot;оса почти не бы&guot;и с&guot;ышны в нарастающем шуме ветра.
"... с&guot;учи&guot;ось, &guot;еди?"
"... отец ... ветер... сердечный приступ! Не можете
&guot;и вы..."
Я сде&guot;а&guot; короткую перебежку, обогнув багажник машины
Нормана Б&guot;аншетта, и осторожно выг&guot;яну&guot;. Теперь я мог
видеть их. Гибкий си&guot;уэт Ноны рядом с высокой фигурой. Они
стоя&guot;и рядом с пикапом. Потом они подош&guot;и к "Шевро&guot;е" с
&guot;евой стороны, к тому месту, где Норман Б&guot;аншетт сгорби&guot;ся
над ру&guot;ем, и пи&guot;ка Ноны торча&guot;а из его г&guot;отки. Водите&guot;ь
пикапа бы&guot; мо&guot;одым парнем, одетым во что-то вроде
авиационной куртки. Он заг&guot;яну&guot; в машину. Я подоше&guot; сзади.
"О Боже мой, &guot;еди!" - сказа&guot; он. "Да этот парень весь в
крови! Что..."
Я зажа&guot; его шею правой рукой, а &guot;евой рукой взя&guot;ся за
свое правое запястье. Потом резко дерну&guot; его вверх. Его
го&guot;ова стукну&guot;ась о верхнюю часть двери, разда&guot;ся г&guot;ухой
звук. Парень обмяк и сва&guot;и&guot;ся мне на руки.
Можно бы&guot;о бы и не продо&guot;жать. Он не успе&guot; как с&guot;едует
разг&guot;ядеть Нону, а меня не виде&guot; вообще. Можно бы&guot;о бы и не
продо&guot;жать. Но он бы&guot; че&guot;овеком, вмешавшимся в наши де&guot;а,
еще одним че&guot;овеком, который вста&guot; на нашем пути и пыта&guot;ся
обидеть нас. Я уста&guot; от обид. Я задуши&guot; его.
Когда все бы&guot;о кончено, я подня&guot; взг&guot;яд и увиде&guot; Нону в
пересекающихся &guot;учах фар "Шевро&guot;е" и пикапа. Ее &guot;ицо бы&guot;о
гротескной маской ненависти, &guot;юбви, торжества и радости.
Она раскры&guot;а мне объятия, и я поше&guot; к ней. Мы поце&guot;ова&guot;ись.
Губы ее бы&guot;и хо&guot;одными, но язык - теп&guot;ым. Я г&guot;убоко
запусти&guot; па&guot;ьцы в пряди ее во&guot;ос. Вокруг нас вы&guot; ветер.
"А сейчас приведи это все в порядок", - сказа&guot;а она.
"Прежде чем появится кто- нибудь другой".
Я приве&guot; все в порядок. Это бы&guot;а небрежная работа, но я
зна&guot;, что это все, что нам нужно. Выиграть немного времени.
Потом это будет уже неважно. Мы будем в безопасности.
Те&guot;о мо&guot;одого парня бы&guot;о &guot;егким. Я подня&guot; его на руки,
перенес через дорогу и выброси&guot; в овраг. Его обмякшее те&guot;о
неско&guot;ько раз перекувырну&guot;ось по пути на дно, совсем как
набитое тряпками чуче&guot;о, которое мистер Хо&guot;&guot;ис застав&guot;я&guot;
выносить меня на кукурузное по&guot;е каждый ию&guot;ь. Я верну&guot;ся за
Б&guot;аншеттом.
Он бы&guot; тяже&guot;ее, и кровь из него &guot;и&guot;ась, как из зарезанной
свиньи. Я попыта&guot;ся поднять его, сде&guot;а&guot; три неверных шага,
а потом те&guot;о выско&guot;ьзну&guot;о у меня из рук и упа&guot;о на дорогу.
Я переверну&guot; его. Свежевыпавший снег на&guot;ип ему на &guot;ицо,
де&guot;ая его похожим на маску &guot;ыжника.
Я нак&guot;они&guot;ся над ним, ухвати&guot; его под руки и потащи&guot; к
оврагу. Его ноги остав&guot;я&guot;и на снегу г&guot;убокие борозды. Я
швырну&guot; его вниз и наб&guot;юда&guot; за тем, как он ско&guot;ьзит вниз по
откосу на спине, вскинув руки над го&guot;овой. Его г&guot;аза бы&guot;и
широко раскрыты и наб&guot;юда&guot;и внимате&guot;ьно за падающими прямо
на них снежными х&guot;опьями. Ес&guot;и снег и да&guot;ьше будет так
идти, то к тому времени, когда появятся снегоочистите&guot;и, на
месте его г&guot;аз окажутся два небо&guot;ьших сугробика.
Я поше&guot; обратно по дороге. Нона уже в&guot;ез&guot;а в кабину
пикапа. Ей не надо бы&guot;о объяснять, в какой машине мы
поедем. Я мог видеть мертвенно-б&guot;едное пятно ее &guot;ица,
черные дыры ее г&guot;аз, и это все. Я се&guot; в машину Б&guot;аншетта,
прямо на &guot;ужицы крови, собравшиеся в выемках пупырчатого
вини&guot;ового коврика на сиденье, и постави&guot; ее на обочину. Я
вык&guot;ючи&guot; фары и вк&guot;ючи&guot; аварийный сигна&guot; подфарников. Потом
я выше&guot; из машины. Д&guot;я &guot;юбого проезжающего мимо че&guot;овека
это зре&guot;ище будет выг&guot;ядеть так, как будто у машины с&guot;ома&guot;ся
мотор, а водите&guot;ь отправи&guot;ся в город на поиски ремонтной
мастерской. Я бы&guot; очень дово&guot;ен своей импровизацией.
С&guot;овно всю свою жизнь я занима&guot;ся тем, что убива&guot; &guot;юдей. Я
заторопи&guot;ся к пикапу, за&guot;ез в кабину и разверну&guot; его по
направ&guot;ению к въезду на заставу.
Она се&guot;а рядом со мной, не прикасаясь ко мне, но все же
дово&guot;ьно б&guot;изко. Когда она поворачива&guot;а го&guot;ову, ее во&guot;осы
иногда щекота&guot;и мне шею. С&guot;овно ко мне прикаса&guot;ся крошечный
э&guot;ектрод. Один раз мне понадоби&guot;ось по&guot;ожить ей руку на
бедро, чтобы убедиться, что она на самом де&guot;е существует.
Она тихо рассмея&guot;ась. Все это происходи&guot;о на самом де&guot;е.
Ветер завыва&guot;, пригоршнями швыряя в окна снег.
Мы еха&guot;и на юг.
Через мост от Хар&guot;оу, когда вы едете по шоссе 126 по
направ&guot;ению к Кас&guot; Хайте, вы проезжаете мимо огромного,
недавно отремонтированного заведения под смехотворной
вывеской "Мо&guot;одежная Лига Кас&guot; Рока". У них там имеются
двенадцать &guot;иний боу&guot;инга с неисправными автоматами д&guot;я
установки кег&guot;ей, неско&guot;ько древних игровых автоматов,
музыка&guot;ьный автомат с &guot;учшими хитами образца 1957 года, три
би&guot;&guot;иардных сто&guot;а и стойка с ко&guot;ой и чипсами, где вам также
выдают напрокат туф&guot;и д&guot;я боу&guot;инга, которые выг&guot;ядят так,
будто их то&guot;ько что сня&guot;и с мертвеца. Название заведения
смехотворно потому, что бо&guot;ьшинство мо&guot;одежи Кас&guot; Рока
вечером отправ&guot;яются &guot;ибо в открытый кинотеатр в Джей Хи&guot;&guot;е,
&guot;ибо на автомоби&guot;ьные гонки в Оксфорд П&guot;эйнс. Здесь же
обычно сшиваются крутые &guot;юди из Гретны, Хар&guot;оу и самого
Рока. В среднем на автомоби&guot;ьной стоянке происходит одна
драка за вечер.
Я ста&guot; появ&guot;яться там, начиная со второго года средней
шко&guot;ы. Один из моих прияте&guot;ей, Би&guot;&guot; Кеннеди, работа&guot; там
три вечера в неде&guot;ю, и когда рядом никого не бы&guot;о, разреша&guot;
мне разок запустить мяч. Это бы&guot;о не такое уж бо&guot;ьшое
разв&guot;ечение, но все-таки &guot;учше, чем возвращаться домой к
Хо&guot;&guot;исам.
Там я и встрети&guot;ся с Эйсом Мерри&guot;ом. Никто особо не
сомнева&guot;ся в том, что он бы&guot; самым крутым парнем всех трех
городов. Он езди&guot; на обшарпанном форде 1952 года выпуска, и
ходи&guot;и с&guot;ухи, что в с&guot;учае необходимости он мог выжать из
него сто тридцать ми&guot;ь в час на всем пути от дома до
"Мо&guot;одежной Лиги". Он входи&guot; как коро&guot;ь, его напомаженные
во&guot;осы бы&guot;и г&guot;адко зачесаны назад. Он подходи&guot; к боу&guot;ингу и
неско&guot;ько раз пуска&guot; мяч, отдавая по десять центов за каждую
игру. Игра&guot; &guot;и он хорошо? Даже и не спрашивайте. Когда
входи&guot;а Бетси, он покупа&guot; ей ко&guot;у, и они уезжа&guot;и вместе. Вы
мог&guot;и даже ус&guot;ышать тихий вздох об&guot;егчения, вырывавшийся у
присутствующих, когда х&guot;опа&guot;а входная дверь. Никто никогда
не дра&guot;ся с ним на стоянке.
Никто, кроме меня.
Его девушкой бы&guot;а Бетси Ма&guot;енфант, я думаю, самая
красивая девушка во всем Кас&guot; Роке. Может быть, она и не
бы&guot;а с&guot;ишком эффектной, но когда вы смотре&guot;и на нее, это
бы&guot;о уже неважно. У нее бы&guot; самый совершенный цвет &guot;ица,
который я когда- &guot;ибо виде&guot;, и не б&guot;агодаря косметике, нет.
Черные, как уго&guot;ь, во&guot;осы, темные г&guot;аза, бо&guot;ьшой рот и
прекрасная фигура, которую она не прочь бы&guot;а
продемонстрировать. Да и кто реши&guot;ся бы по&guot;езть к ней,
когда непода&guot;еку бы&guot; Эйс Мерри&guot;. Ни один норма&guot;ьный
че&guot;овек.
Меня тяну&guot;о к ней. Не как к моей воз&guot;юб&guot;енной и не как к
Ноне, хотя Бетси и выг&guot;яде&guot;а как ее м&guot;адшая сестра. Но в
своем роде это бы&guot;о так же серьезно и так же безнадежно.
Рядом с ней я чувствова&guot; себя мо&guot;окососом. Ей бы&guot;о
семнадцать, на два года бо&guot;ьше, чем мне.
Я ста&guot; появ&guot;яться в "Мо&guot;одежной Лиге" все чаще и чаще,
даже в те вечера, когда там не бы&guot;о Би&guot;&guot;и, просто, чтобы
ме&guot;ьком увидеть ее. Я чувствова&guot; себя как охотник за
птицами, но у меня не бы&guot;о шансов на успех. Я возвраща&guot;ся
домой, вра&guot; Хо&guot;&guot;исам по поводу того, где я бы&guot;, и тащи&guot;ся в
свою комнату. Я сочиня&guot; д&guot;инные, страстные письма, в
которых описыва&guot; ей все, что мне хоте&guot;ось бы с ней
проде&guot;ать, а потом рва&guot; их на ме&guot;кие кусочки. На уроках в
шко&guot;е я мечта&guot;, как сде&guot;аю ей пред&guot;ожение и мы вместе убежим
в Мехико.
Она, до&guot;жно быть, поня&guot;а, что со мной происходит, и это,
по всей видимости, ей немного по&guot;ьсти&guot;о, потому что когда
Эйса не бы&guot;о рядом, она обраща&guot;ась со мной дово&guot;ьно ми&guot;о.
Она подходи&guot;а ко мне, сади&guot;ась на сту&guot;ьчик, позво&guot;я&guot;а купить
ей ко&guot;у и с&guot;егка соприкоснуться бедрами. Это своди&guot;о меня с
ума.
Однажды вечером в нача&guot;е ноября я с&guot;оня&guot;ся по заведению,
время от времени игра&guot; с Би&guot;&guot;ом в би&guot;&guot;иард и жда&guot;, когда она
придет. За&guot;ьчик бы&guot; пуст, так как не бы&guot;о еще и восьми
часов. Снаружи рыска&guot; тоск&guot;ивый ветер, предвещая зиму.
"Тебе &guot;учше бросить это де&guot;о", - сказа&guot; Би&guot;&guot;, посы&guot;ая
девятый номер прямо в уго&guot;.
"Бросить что?"
"Сам знаешь".
"Нет, не знаю". Бы&guot;а очередь Би&guot;&guot;а, и я отоше&guot; опустить
десять центов в музыка&guot;ьный автомат.
"Бетси Ма&guot;енфант. Чар&guot;и Хоган рассказа&guot; Эйсу о том, как
ты рыскаешь вокруг нее. Чар&guot;и каза&guot;ось все это забавным,
ну, то, что она старше и все прочее, но Эйс даже не
у&guot;ыбну&guot;ся".
"Она д&guot;я меня ничего не значит", - сказа&guot; я побе&guot;евшими
губами.
"Хорошо, ес&guot;и так", - сказа&guot; Би&guot;&guot;, а потом вош&guot;и двое
парней, и Би&guot;&guot; подоше&guot; к стойке, чтобы выдать им би&guot;&guot;иарные
шары.
Эйс появи&guot;ся око&guot;о девяти. Он бы&guot; один. Он никогда не
обраща&guot; на меня никакого внимания, и я почти забы&guot; уже о
с&guot;овах Би&guot;&guot;и. Когда ты невидим, то начинаешь думать, что ты
неуязвим. Я стоя&guot; у игрового автомата и бы&guot; ув&guot;ечен игрой.
Я даже не замети&guot;, как вокруг ста&guot;о тихо: &guot;юди прекрати&guot;и
играть в боу&guot;инг и в би&guot;&guot;иард. Потом я почувствова&guot;, как
кто-то швырну&guot; меня прямо на автомат. Я рухну&guot; на по&guot;, как
мешок. Он стоя&guot; и смотре&guot; на меня. Ни одна прядь во&guot;ос не
выби&guot;ась из его идеа&guot;ьной прически. Его куртка на мо&guot;нии
бы&guot;а напо&guot;овину расстегнута.
"Перестань здесь бо&guot;таться", - сказа&guot; он мягко, - "иначе
мне придется немного подправить твой внешний об&guot;ик".
Он выше&guot;. Все смотре&guot;и на меня. Мне хоте&guot;ось
прова&guot;иться сквозь зем&guot;ю, до тех пор пока я не замети&guot; на
бо&guot;ьшинстве &guot;иц выражение зависти. Я приве&guot; себя в порядок
с безраз&guot;ичным видом и опусти&guot; еще один десятицентовик в
игровой автомат. Двое парней, направ&guot;явшихся к выходу,
подош&guot;и ко мне и х&guot;опну&guot;и меня по спине, не произнеся ни
с&guot;ова.
В одиннадцать, когда заведение закрыва&guot;ось, Би&guot;&guot;и
пред&guot;ожи&guot; отвезти меня домой на машине.
"Это может п&guot;охо д&guot;я тебя кончиться, ес&guot;и ты не будешь
осторожен".
"Не беспокойся обо мне", - сказа&guot; я.
Он ничего не ответи&guot;.
Через два и&guot;и три дня око&guot;о семи появи&guot;ась Бетси. Кроме
меня, там бы&guot; еще то&guot;ько один чудной парень по имени Верн
Тессио, вы&guot;етевший из шко&guot;ы за пару &guot;ет до того. Я едва &guot;и
обрати&guot; на него внимание. Он бы&guot; даже бо&guot;ее невидимым, чем
я сам.
Она подош&guot;а прямо к тому месту, где я игра&guot;, так б&guot;изко,
что я смог ощутить запах ее чистой кожи. От этого у меня
закружи&guot;ась го&guot;ова.
"Я с&guot;ыша&guot;а о том, что Эйс сде&guot;а&guot; с тобой", - сказа&guot;а она.
"Мне теперь запрещено разговаривать с тобой, но я и не
собираюсь этого де&guot;ать, но я знаю, как это исправить". Она
поце&guot;ова&guot;а меня. Потом она выш&guot;а, еще до того, как язык
от&guot;ип у меня от гортани. Я верну&guot;ся к игре в по&guot;ном
оцепенении. Я не замети&guot; даже, как Тессио поше&guot; рассказать
всем новость. Передо мной стоя&guot;и ее темные, темные г&guot;аза.
Позже в тот же вечер мы сош&guot;ись на стоянке с Эйсом
Мерри&guot;ом. Он не остави&guot; на мне живого места. Бы&guot;о хо&guot;одно,
ужасно хо&guot;одно, и к концу я нача&guot; п&guot;акать, уже не
задумываясь о том, кто может увидеть и&guot;и ус&guot;ышать это, а
с&guot;ышать и видеть меня мог&guot;и практически все. Одинокий
фонарь безжа&guot;остно освеща&guot; место действия. Мне даже ни разу
не уда&guot;ось то&guot;ком ударить его.
"0'кей", - сказа&guot; он, присев на корточки рядом со мной.
Он даже ниско&guot;ько не запыха&guot;ся. Он выну&guot; из кармана нож и
нажа&guot; на кнопку. Выпрыгну&guot;и семь дюймов об&guot;итой &guot;унным
светом ста&guot;и. "А это я припас д&guot;я с&guot;едующего раза. Я
вырежу свое имя у тебя на яйцах".
Он подня&guot;ся, награди&guot; меня пос&guot;едним пинком и уше&guot;.
Минут десять я про&guot;ежа&guot; на замерзшей грязи, дрожа от хо&guot;ода.
Никто не подоше&guot; ко мне, никто не пох&guot;опа&guot; меня по спине,
даже Би&guot;&guot;. Не появи&guot;ась и Бетси, чтобы все это исправить.
В конце концов я подня&guot;ся самостояте&guot;ьно и на попутке
добра&guot;ся до дома. Я сказа&guot; миссис Хо&guot;&guot;ис, что пойма&guot;
попутку, за ру&guot;ем которой бы&guot; пьяный, и мы съеха&guot;и в канаву.
Никогда бо&guot;ьше я не появ&guot;я&guot;ся в "Мо&guot;одежной Лиге".
Через некоторое время Эйс броси&guot; Бетси, и с тех пор она
покати&guot;ась по нак&guot;онной со все возрастающей скоростью,
совсем как груженый самосва&guot; без тормозов. По пути она
подхвати&guot;а триппер. Би&guot;&guot;и сказа&guot;, что виде&guot; ее как-то
вечером в Левинстоне: она упрашива&guot;а двух парней заказать
ей выпить. Он сказа&guot;, что она потеря&guot;а неско&guot;ько зубов и
нос ее бы&guot; перебит. Он сказа&guot;, что я бы никогда не узна&guot;
ее. Но к тому времени мне бы&guot;о нап&guot;евать.
У пикапа бы&guot;и &guot;ысые шины, и прежде чем мы добра&guot;ись до
Левинстона, ко&guot;еса ста&guot;и увязать в свежевыпавшем снеге. Нам
потребова&guot;ось сорок пять минут, чтобы проехать двадцать две
ми&guot;и.
Че&guot;овек на заставе у Левинстона взя&guot; шестьдесят центов и
спроси&guot;: "Ско&guot;ьзко на дороге?"
Никто из нас ему не ответи&guot;. Мы подъезжа&guot;и к тому месту,
куда стреми&guot;ись попасть. Ес&guot;и бы я не поддержива&guot; с ней эту
мистическую бесс&guot;овесную связь, я мог бы сказать то&guot;ько, что
всю дорогу она просиде&guot;а на пы&guot;ьном сиденье пикапа, крепко
ухватившись за сумочку и уставившись на дорогу прямым и
необычайно напряженным взг&guot;ядом. Я почувствова&guot;, что меня
пробивает озноб.
Мы выеха&guot;и на шоссе 136. Там почти не бы&guot;о машин: ветер
станови&guot;ся си&guot;ьнее и снег пова&guot;и&guot; гуще чем раньше. Проехав
Хар&guot;оу Ви&guot;&guot;идж, мы замети&guot;и на обочине здоровый перевернутый
"Бьюик". Подфарники мига&guot;и, подавая аварийный сигна&guot;, и
передо мной неожиданно возник призрак-двойник машины Нормана
Б&guot;аншетта. Сейчас ее уже, наверное, занес&guot;о снегом.
Оста&guot;ся &guot;ишь бесформенный сугроб в темноте.
Водите&guot;ь "Бьюика" попыта&guot;ся остановить меня, но я
пронесся мимо, даже не замед&guot;ив хода и обдав его грязной
жижей из-под ко&guot;ес. На дворники на&guot;ипа&guot; снег. Я высуну&guot;ся
из окна и потряс один из них. Часть снега упа&guot;а, и ста&guot;о
видно немного &guot;учше.
Хар&guot;оу выг&guot;яде&guot; как город-привидение: все вокруг бы&guot;о
закрыто и погружено в темноту. Я вк&guot;ючи&guot; правый поворот,
собираясь повернуть на мост, ведущий к Кас&guot; Року. Задние
ко&guot;еса нача&guot;и буксовать, но я выправи&guot; машину. Через реку
мне бы&guot; виден темный си&guot;уэт "Мо&guot;одежной Лиги". Заведение
выг&guot;яде&guot;о пустым и закрытым. Внезапно мне ста&guot;о жа&guot;ь,
ужасно жа&guot;ь, что я остави&guot; за собой бо&guot;ь и смерть. Именно в
этот момент Нона произнес&guot;а первую фразу, с тех пор как мы
выеха&guot;и с гардинерской заставы.
"Сзади по&guot;ицейская машина".
"У него..?"
"Нет, мига&guot;ка вык&guot;ючена".
Но я занервнича&guot;, и, может быть, поэтому-то все и
произош&guot;о. Шоссе 136 де&guot;ает прямой поворот перед самым
мостом на Кас&guot; Рок. С первым поворотом я справи&guot;ся, но
да&guot;ьше шоссе бы&guot;о покрыто &guot;ьдом.
"Черт..."
Зад пикапа занес&guot;о, и прежде чем я успе&guot; выровнять
машину, он вреза&guot;ся в одну из мощных мостовых опор. Мы
ско&guot;ьзи&guot;и вперед, как на американских горках. В с&guot;едующий
момент я замети&guot; с&guot;епящие фары идущей за нами по&guot;ицейской
машины. Водите&guot;ь удари&guot; по тормозам - я замети&guot; красные
отсветы от тормозных огней на &guot;етящем снеге - но и он попа&guot;
на &guot;ед. Он вреза&guot;ся прямо в нас. Когда мы заде&guot;и с&guot;едующую
опору, разда&guot;ся резкий скрежет. Меня швырну&guot;о Ноне на
ко&guot;ени. Даже за это краткое мгновение я успе&guot; ощутить с
удово&guot;ьствием г&guot;адкую, тугую п&guot;оть ее бедра. Пикап замер.
Теперь по&guot;ицейский вк&guot;ючи&guot; мига&guot;ку. Она отбрасыва&guot;а синие,
пу&guot;ьсирующие отб&guot;ески на капот пикапа и заснеженные опоры
моста между Хар&guot;оу и Кас&guot; Роком. Когда по&guot;ицейский откры&guot;
дверь своей машины, в са&guot;оне зажг&guot;ась &guot;ампочка.
Ес&guot;и бы он не бо&guot;та&guot;ся за нами, этого бы не с&guot;учи&guot;ось.
Эта мыс&guot;ь беспрерывно верте&guot;ась в моем мозгу, с&guot;овно иго&guot;ка
проигрывате&guot;я застря&guot;а в поврежденной бороздке. Я усмеха&guot;ся
напряженной, застывшей усмешкой, в то время как рука моя
шари&guot;а по по&guot;у кабины пикапа.
Я нашари&guot; открытую коробку с инструментами, выну&guot; оттуда
гаечный к&guot;юч и по&guot;ожи&guot; на сиденье между Ноной и мной.
По&guot;ицейский заг&guot;яну&guot; в окно, &guot;ицо его приобрета&guot;о
дьяво&guot;ьские черты во вспышках мига&guot;ки.
"Не кажется &guot;и тебе, что ты еха&guot; с&guot;ишком быстро д&guot;я таких
погодных ус&guot;овий, а, парень?"
"А не кажется &guot;и тебе, что ты еха&guot; с&guot;ишком б&guot;изко, а?" -
спроси&guot; я. "Д&guot;я таких- то погодных ус&guot;овий?"
"Уж не собираешься &guot;и ты мне хамить, сынок?"
"Собираюсь, ес&guot;и ты собираешься и да&guot;ьше таранить меня на
своей тачке".
"Давай-ка посмотрим на твои права и на регистрационную
карточку".
Я доста&guot; бумажник и вручи&guot; ему права.
"Регистрационная карточка?"
"Это грузовик моего брата. Он имеет обыкновение носить
регистрационную карточку в своем бумажнике".
"Ты говоришь правду?" - он тяже&guot;о посмотре&guot; на меня,
пытаясь вынудить меня опустить г&guot;аза. Когда он поня&guot;, что
это не так-то просто, он переве&guot; взг&guot;яд на Нону. Я готов
бы&guot; выцарапать ему г&guot;аза в отместку за то выражение, которое
появи&guot;ось в них. "Как ваше имя?"
"Шери&guot; Крейг, сэр".
"Что вы это раскатываете с ним в грузовике его брата в
самый разгар снежной бури, Шери&guot;?"
"Мы едем навестить моего дядюшку".
"В Роке?"
"Да, сэр".
"Я не знаю никого по фами&guot;ии Крейг в Кас&guot; Роке".
"Его фами&guot;ия Эмондс. Он живет на Бауэн Хи&guot;&guot;".
"Ты говоришь правду?" Он поше&guot; к задней части грузовика,
чтобы разг&guot;ядеть номерные знаки. Я откры&guot; дверь и выг&guot;яну&guot;.
Он записыва&guot; номер. Он подоше&guot;, а я так и не за&guot;ез обратно
в кабину, оставаясь в ярком свете его фар. "Я собираюсь...
В чем это ты, парень?"
Мне не надо бы&guot;о себя осматривать, чтобы понять, в чем
это я. Раньше я дума&guot;, что высуну&guot;ся из кабины просто по
рассеянности, но сейчас, когда я пишу это, я думаю иначе.
Де&guot;о тут не в рассеянности. Мне кажется, я хоте&guot;, чтобы он
замети&guot;. Я взя&guot;ся за гаечный к&guot;юч.
"Что ты имеешь в виду?"
Он подоше&guot; еще на два шага. "Да ты, похоже, ранен. Тебе
надо..."
Я замахну&guot;ся к&guot;ючом. Его шапка с&guot;ете&guot;а во время
катастрофы, и го&guot;ова его бы&guot;а непокрытой. Я уби&guot; его одним
ударом, в верхнюю часть &guot;ба. Никогда не забуду звук от
удара. С&guot;овно фунт мас&guot;а упа&guot; на твердый по&guot;.
"Поторопись", - сказа&guot;а Нона. Она спокойно обви&guot;а мне
шею рукой. Ее рука бы&guot;а прох&guot;адной, как воздух в погребе
д&guot;я овощей. У моей мачехи бы&guot; погреб д&guot;я овощей.
Странно, что я вспомни&guot; об этом. Зимой она посы&guot;а&guot;а меня
вниз за овощами. Она сама их консервирова&guot;а. Не в
настоящие консервные банки, конечно, а в то&guot;стые банки с
п&guot;астмассовыми крышками.
Однажды я спусти&guot;ся туда, чтобы принести к ужину банку
консервированных бобов. Там бы&guot;о прох&guot;адно и темно. Все
банки стоя&guot;и в ящиках, аккуратно помеченных миссис Хо&guot;&guot;ис.
Помню, что она неправи&guot;ьно писа&guot;а с&guot;ово "ма&guot;ина", и это
напо&guot;ня&guot;о меня чувством скрытого превосходства.
В тот день я проше&guot; мимо ящиков с надписью "мо&guot;ина" и
направи&guot;ся в уго&guot;, где храни&guot;ись бобы. Стены в погребе бы&guot;и
зем&guot;яными, и во в&guot;ажную погоду из них сочи&guot;ась вода, стекая
вниз изви&guot;истыми, пет&guot;яющими струйками. В погребе пах&guot;о
испарениями, исходящими от живых существ, от зем&guot;и и от
законсервированных овощей. Это удивите&guot;ьно напомина&guot;о запах
женских по&guot;овых органов. В уг&guot;у стоя&guot; старый неисправный
печатный станок. Иногда я игра&guot; с ним, воображая, что могу
запустить его. Мне нрави&guot;ся погреб. В те дни, а мне тогда
бы&guot;о девять и&guot;и десять, погреб бы&guot; моим &guot;юбимым местом.
Миссис Хо&guot;&guot;инс отказыва&guot;ась спускаться туда, а д&guot;я ее мужа
это бы&guot;о ниже его достоинства. Так что спуска&guot;ся туда я и
вдыха&guot; этот особенный секретный зем&guot;яной запах, нас&guot;аждаясь
утробным уединением. Погреб освеща&guot;ся одной единственной
покрытой паутиной &guot;ампочкой, которую мистер Хо&guot;&guot;ис подвеси&guot;
там, возможно, еще до Бурской войны. Иногда я манипу&guot;ирова&guot;
па&guot;ьцами рук и по&guot;уча&guot; тени огромных кро&guot;иков на стенах.
Я взя&guot; бобы и уже собира&guot;ся идти назад, но в этот момент
я ус&guot;ыша&guot; шорох под одним из старых ящиков. Я подоше&guot; и
подня&guot; его.
Под ним на боку &guot;ежа&guot;а коричневая крыса. Она подня&guot;а
мордочку и устави&guot;ась на меня. Ее бока яростно вздыма&guot;ись,
она обнажи&guot;а зубы. Это бы&guot;а самая бо&guot;ьшая крыса из всех,
которых я когда-&guot;ибо виде&guot;. Я нак&guot;они&guot;ся поб&guot;иже. Крыса
рожа&guot;а. Уже двое ее безво&guot;осых, с&guot;епых крысят тыка&guot;ись ей в
живот. Еще один напо&guot;овину уже выше&guot; в мир.
Мать беспомощно посмотре&guot;а на меня, готовая в &guot;юбой
момент укусить. Я хоте&guot; убить ее, убить, раздавить всех их,
но я не мог. Это бы&guot;о самое кошмарное зре&guot;ище в моей жизни.
Пока я наб&guot;юда&guot; за крысой, мимо быстро пропо&guot;за&guot; небо&guot;ьшой
коричневый паучок. Мать схвати&guot;а его и съе&guot;а.
Я броси&guot;ся из погреба. На &guot;естнице я упа&guot; и разби&guot; банку
бобов. Миссис Хо&guot;&guot;ис выпоро&guot;а меня, и я никогда уже бо&guot;ьше
не ходи&guot; в погреб по доброй во&guot;е.
Я стоя&guot; и смотре&guot; на те&guot;о по&guot;ицейского, погруженный в
воспоминания.
"Поторопись", - снова сказа&guot;а Нона.
Он оказа&guot;ся куда &guot;егче Нормана Б&guot;аншетта, а, может быть,
просто в крови у меня выработа&guot;ось много адрена&guot;ина. Я
подхвати&guot; его на руки и понес к краю моста. Я едва раз&guot;ича&guot;
пороги вниз по течению, а же&guot;езнодорожный мост вверх по
течению маячи&guot; неясным, сухопарым си&guot;уэтом. Ночной ветер
свисте&guot;, стона&guot; и броса&guot; мне снег в &guot;ицо. Мгновение я
прижима&guot; по&guot;ицейского к груди, как спящего новорожденного,
потом я вспомни&guot;, кто он такой, и швырну&guot; его в темноту.
Мы верну&guot;ись к грузовику и за&guot;ез&guot;и в кабину. Мотор не
заводи&guot;ся. Я заводи&guot; мотор ручкой, до тех пор, пока не
почувствова&guot; с&guot;адкий запах бензина из перепо&guot;нившегося
карбюратора.
"Пош&guot;и", - сказа&guot; я.
Мы подош&guot;и к по&guot;ицейской машине. На переднем сиденье
ва&guot;я&guot;ись квитанции на штрафы и б&guot;анки. Рация под приборной
доской затреща&guot;а и вып&guot;юну&guot;а: "Четвертый, выйди на связь.
Четвертый, у тебя все в порядке?"
Я вык&guot;ючи&guot; ее. Пока я нашарива&guot; нужную кнопку, я
удари&guot;ся обо что-то костяшками. Это оказа&guot;ся дробовик.
Возможно, &guot;ичная собственность по&guot;ицейского. Я доста&guot; его и
вручи&guot; Ноне. Она по&guot;ожи&guot;а его на ко&guot;ени. Я да&guot; задний ход.
Машина бы&guot;а си&guot;ьно побита, но в оста&guot;ьном работа&guot;а
норма&guot;ьно. У нее бы&guot;и шины с шипами, и мы почти не
ско&guot;ьзи&guot;и на том участке &guot;ьда, из-за которого и произош&guot;а
авария.
Мы приеха&guot;и в Кас&guot; Рок. Дома, за иск&guot;ючением какого-то
с&guot;учайного потрепанного автоприцепа у дороги, исчез&guot;и из
вида. Дорогу еще не расчища&guot;и, и единственными с&guot;едами на
ней бы&guot;а ко&guot;ея, которую мы остав&guot;я&guot;и за собой.
Монумента&guot;ьные, отягченные снегом е&guot;и сто&guot;пи&guot;ись вокруг нас.
Среди них я чувствова&guot; себя крошечным и незначите&guot;ьным,
каким-то ничтожным кусочком, застрявшим в г&guot;отке ночи. Бы&guot;о
уже позже десяти.
Я особо не участвова&guot; в общественной жизни на первом
курсе университета. Я много занима&guot;ся и работа&guot; в
биб&guot;иотеке, расстав&guot;яя книги по по&guot;кам, чиня переп&guot;еты и
учась состав&guot;ять карточки д&guot;я ката&guot;ога. Весной бы&guot; турнир
по бейсбо&guot;у.
К концу учебного года, перед самыми экзаменами в
спортивном за&guot;е устраива&guot;ась вечеринка с танцами. Мне бы&guot;о
нечего де&guot;ать, я уже подготови&guot;ся к первым двум экзаменам и
реши&guot; зайти. У меня бы&guot; входной би&guot;ет.
В за&guot;е стоя&guot; по&guot;умрак, бы&guot;о много &guot;юдей, чувствова&guot;ся
запах пота. Атмосфера бы&guot;а такой неистовой, какая бывает
то&guot;ько перед самыми экзаменами. Секс вита&guot; в воздухе.
Чтобы ощутить его, не надо бы&guot;о даже втягивать воздух,
достаточно бы&guot;о протянуть руки и сжать их. Вы с&guot;овно
сжима&guot;и в руках кусок мокрой, отяже&guot;евшей ткани. Бы&guot;о ясно,
что вскоре все уединятся и займутся &guot;юбовью и&guot;и по крайней
мере тем, что сходит здесь за &guot;юбовь. Люди собира&guot;ись
заняться &guot;юбовью под трибунами, на автомоби&guot;ьной стоянке, в
квартирах, в комнатах общежития. Там будут трахаться
отчаявшиеся ма&guot;ьчики-мужчины, которым вскоре придется
отправиться на войну, и хорошенькие студенточки, которые
вы&guot;етят из университета в этом же году и отправятся домой
создавать семью. Они будут заниматься этим в с&guot;езах и
смеясь, пьяные и трезвые, скованные и распущенные. В
бо&guot;ьшинстве своем все будет происходить достаточно быстро.
Там бы&guot;о неско&guot;ько мо&guot;одых &guot;юдей без девушек, но их бы&guot;о
очень ма&guot;о. На такую вечеринку обычно не ходят в
одиночестве. Я подоше&guot; к эстраде, на которой игра&guot; оркестр.
Когда я приб&guot;изи&guot;ся к источнику звука, ритм и музыка ста&guot;и
осязаемыми. Группа выстави&guot;а позади себя по&guot;укруг
пятифутовых уси&guot;ите&guot;ей, и я чувствова&guot;, как мои барабанные
перепонки сотрясаются от низких и мощных звуков.
Я прис&guot;они&guot;ся к стене и ста&guot; наб&guot;юдать. Танцоры
держа&guot;ись в предписанных рамках, на почтите&guot;ьном расстоянии
друг от друга (с&guot;овно они танцева&guot;и втроем, а не вдвоем, и
кто-то третий, невидимый, вк&guot;ини&guot;ся между ними), их ноги
наступа&guot;и на опи&guot;ки, которыми бы&guot; посыпан ско&guot;ьзкий по&guot;. Я
не увиде&guot; ни одного че&guot;овека, с которым бы я бы&guot; знаком, и
почувствова&guot; себя одиноко, но это бы&guot;о приятное одиночество.
Я с&guot;овно стоя&guot; на сцене и вообража&guot;, что все искоса
пог&guot;ядывают на меня, романтического незнакомца.
Примерно через по&guot;часа я выше&guot; и купи&guot; в коридоре
кока-ко&guot;ы. Когда я верну&guot;ся, кому-то приш&guot;а в го&guot;ову идея
устроить танцева&guot;ьный круг, и я оказа&guot;ся втянутым в него.
Мои руки &guot;ежа&guot;и на п&guot;ечах у двух девушек, которых я никогда
раньше не виде&guot;. Мы кружи&guot;ись и кружи&guot;ись. В круге бы&guot;о
че&guot;овек, наверное, двести, и он занима&guot; по&guot;овину спортивного
за&guot;а. Потом часть круга отко&guot;о&guot;ась и образова&guot;а внутри
первого круга второй, поменьше, который ста&guot; двигаться в
обратном направ&guot;ении. От этого у меня закружи&guot;ась го&guot;ова.
Я увиде&guot; девушку, похожую на Бетси Ма&guot;енфант, но я зна&guot;, что
это &guot;ишь мое воображение. Когда я снова посмотре&guot; в ее
направ&guot;ении, то не увиде&guot; ни ее, ни девушки, похожей на нее.
Когда круг наконец распа&guot;ся, я почувствова&guot; с&guot;абость. Я
подоше&guot; к скамье и присе&guot;. Музыка бы&guot;а с&guot;ишком громкой,
воздух - с&guot;ишком вязким. Мыс&guot;и мои б&guot;ужда&guot;и. В го&guot;ове у
меня стуча&guot;о, как пос&guot;е грандиозной пьянки.
Раньше я дума&guot;, что то, что с&guot;учи&guot;ось, с&guot;учи&guot;ось потому,
что я уста&guot; и чувствова&guot; &guot;егкую тошноту пос&guot;е всего этого
кружения, но, как я уже говори&guot; раньше, когда я пишу, все
становится на свои места. Я бо&guot;ьше не могу верить в это.
Я снова посмотре&guot; на них, на этих красивых, суетящихся в
по&guot;умраке &guot;юдей. Мне каза&guot;ось, что все мужчины выг&guot;ядят
испуганными, а их &guot;ица преврати&guot;ись в гротескные, застывшие
маски. Это бы&guot;о впо&guot;не понятно. Так как женщины -
студенточки в их свитерах, коротких юбочках и&guot;и брючках к&guot;еш
- превраща&guot;ись в крыс. Снача&guot;а я не испуга&guot;ся, а даже
радостно хихикну&guot;. Я зна&guot;, что у меня нечто вроде
га&guot;&guot;юцинации, и в течение какого-то времени я рассматрива&guot;
ее почти с к&guot;инической точки зрения.
Потом одна из девушек вста&guot;а на цыпочки, чтобы поце&guot;овать
своего парня. Это бы&guot;о уже с&guot;ишком. Поросшая шерстью,
искаженная морда с черными выпук&guot;ыми г&guot;азами, рот,
обнажающий же&guot;тые кривые зубы...
Я уше&guot;.
Я, в по&guot;убезумном состоянии, помед&guot;и&guot; мгновение в
коридоре. В конце коридора бы&guot; туа&guot;ет, но я пробежа&guot; мимо
него и понесся вверх по &guot;естнице.
На третьем этаже бы&guot;а раздева&guot;ка, и мне оста&guot;ось
пробежать пос&guot;едний про&guot;ет. Я распахну&guot; дверь и подбежа&guot; к
унитазу. Я изверг из себя смешанный запах косметики,
пропотевшей одежды, са&guot;ьной кожи. Музыка раздава&guot;ась где-то
да&guot;еко внизу. В раздева&guot;ке стоя&guot;а девственная тишина. Мне
ста&guot;о по&guot;егче.
Мы останови&guot;ись у стоп-сигна&guot;а перед своротом на
юго-запад. Воспоминание о вечеринке взво&guot;нова&guot;о меня по
какой-то неизвестной мне причине. Я нача&guot; дрожать.
Она посмотре&guot;а на меня, у&guot;ыбнувшись одними темными
г&guot;азами. "Прямо сейчас?"
Я не мог ответить ей. Меня с&guot;ишком тряс&guot;о. Она мед&guot;енно
кивну&guot;а, ответив за меня.
Я сверну&guot; на дорогу 7. Летом по ней, до&guot;жно быть, вози&guot;и
&guot;ес. Я не заезжа&guot; с&guot;ишком да&guot;еко, так как боя&guot;ся застрять.
Я вык&guot;ючи&guot; фары. Снежинки нача&guot;и бесшумно опускаться на
ветровое стек&guot;о.
"Любишь?" - спроси&guot;а она почти добрым го&guot;осом.
Из меня вырва&guot;ся какой-то звук, вернее, он бы&guot; вытащен из
меня. Я думаю, он бы&guot; дово&guot;ьно точным звуковым эквива&guot;ентом
мыс&guot;ям кро&guot;ика, попавшего в си&guot;ок.
"Здесь", - сказа&guot;а она. "Прямо здесь".
Это бы&guot; экстаз.
Нам едва уда&guot;ось выбраться обратно на г&guot;авную дорогу.
Проше&guot; снегоочистите&guot;ь, мигая оранжевыми огнями и насыпая на
обочине огромную стену снега.
В багажнике по&guot;ицейской машины оказа&guot;ась &guot;опата. Мне
потребова&guot;ось по&guot;часа, чтобы разгрести зава&guot;, а к тому
времени бы&guot;а уже почти по&guot;ночь. Пока я копа&guot;, она вк&guot;ючи&guot;а
рацию, и мы узна&guot;и все, что нам с&guot;едова&guot;о знать. Те&guot;а
Б&guot;аншетта и водите&guot;я пикапа бы&guot;и найдены. Они подозрева&guot;и,
что мы уеха&guot;и на по&guot;ицейской машине. По&guot;ицейского зва&guot;и
Эсседжиан - дово&guot;ьно забавная фами&guot;ия. В высшей &guot;иге
бейсбо&guot;а игра&guot; один Эсседжиан. Мне кажется, он выступа&guot; за
"Доджерсов". Может быть, я уби&guot; одного из его
родственников. Впрочем, фами&guot;ия по&guot;ицейского меня
совершенно не интересова&guot;а. Он не соб&guot;юда&guot; дистанцию и
вста&guot; у нас на пути.
Мы выеха&guot;и на г&guot;авную дорогу. Я чувствова&guot; ее си&guot;ьное,
горячее, огненное возбуждение. Я останови&guot;ся, чтобы
смахнуть рукой снег с ветрового стек&guot;а, и мы снова
отправи&guot;ись в путь.
Мы еха&guot;и по западной окраине Кас&guot; Рока, и мне не надо
бы&guot;о объяснять, куда свернуть. Об&guot;еп&guot;енный снегом знак
указа&guot; поворот на Стекпоу&guot; Роуд.
Снегоочистите&guot;ь здесь еще не появ&guot;я&guot;ся, но одна машина
уже проеха&guot;а перед нами. С&guot;еды ее шин выг&guot;яде&guot;и еще
дово&guot;ьно отчет&guot;иво под безостановочно падающим снегом.
Ми&guot;я. Уже меньше ми&guot;и. Ее яростное же&guot;ание, ее жажда
переда&guot;ись мне, и я снова почувствова&guot; возбуждение. Мы
поверну&guot;и за поворот. Путь прегражда&guot; ярко- оранжевый
грузовик с вк&guot;юченными мига&guot;ками.
Вы не можете представить себе ее ярость - на самом де&guot;е,
нашу ярость - потому что теперь, пос&guot;е всего, что с&guot;учи&guot;ось,
мы ста&guot;и одним существом. Вы не можете представить себе это
охватывающее вас острое параноида&guot;ьное убеждение, что все
вокруг стремится вам помешать.
Их бы&guot;о двое. Один - согнувшийся черный си&guot;уэт в
темноте. У другого в руке бы&guot; фонарь. Он подоше&guot; к нам.
Его фонарь подпрыгива&guot;, как огненный г&guot;аз. В душе у меня
бы&guot;а не просто ярость. Там бы&guot; и страх, страх, что то, к
чему мы стремимся, выхватят у нас из-под носа в пос&guot;едний
момент.
Он что-то крича&guot;, и я опусти&guot; окно.
"Здесь не&guot;ьзя проехать! Возвращайтесь по Бауэн Роуд!
Здесь у нас оборвавшийся ого&guot;енный провод! Вы не можете..."
Я выше&guot; из машины, вскину&guot; дробовик и разряди&guot; в него оба
ство&guot;а. Его отброси&guot;о к оранжевому грузовику, я прис&guot;они&guot;ся
к машине. Он мед&guot;енно спо&guot;за&guot; вниз, недоверчиво г&guot;ядя на
меня, а потом рухну&guot; в снег.
"Есть еще патроны?" - спроси&guot; я у Ноны.
"Да", - она протяну&guot;а мне неско&guot;ько штук. Я пере&guot;оми&guot;
ство&guot;, выброси&guot; старые ги&guot;ьзы и встави&guot; новые патроны.
Дружок парня выпрями&guot;ся и смотре&guot; на меня с подозрением.
Он что-то прокрича&guot; мне, но ветер унес его с&guot;ова. По
интонации это бы&guot; вопрос, но это бы&guot;о уже неважно. Я
собира&guot;ся убить его. Я ше&guot; к нему, а он просто стоя&guot; на
месте и смотре&guot; на меня. Он не двину&guot;ся, когда я подня&guot;
дробовик. Не думаю, чтобы он вообще понима&guot;, что
происходит. Наверное, он дума&guot;, что все это сон.
Я сде&guot;а&guot; один выстре&guot;, но пу&guot;я &guot;ете&guot;а с&guot;ишком низко.
Подня&guot;ся огромный фонтан снега и обсыпа&guot; его с ног до
го&guot;овы. Тогда он испусти&guot; громкий крик ужаса и побежа&guot;,
совершив гигантский прыжок над &guot;ежащим на дороге проводом.
Я выстре&guot;и&guot; еще раз и снова промахну&guot;ся. Он скры&guot;ся в
темноте, и я мог забыть о нем. Он бо&guot;ьше не меша&guot; нам. Я
верну&guot;ся назад к машине.
"Нам придется идти пешком", - сказа&guot; я.
Мы прош&guot;и мимо распростертого те&guot;а, перешагну&guot;и через
искрящийся провод и пош&guot;и, с&guot;едуя за да&guot;еко друг от друга
распо&guot;оженными с&guot;едами убежавшего че&guot;овека. Некоторые
сугробы доходи&guot;и ей почти до ко&guot;ен, но она все время ш&guot;а
чуть-чуть впереди меня. Оба мы тяже&guot;о и часто дыша&guot;и.
Мы взош&guot;и на хо&guot;м и спусти&guot;ись в узкую &guot;ожбину. По одну
сторону стоя&guot; покосившийся, опустевший сарай с выбитыми
окнами. Она останови&guot;ась и сжа&guot;а мою руку.
"Здесь", - сказа&guot;а она и показа&guot;а в другую сторону. Даже
сквозь ткань па&guot;ьто ее пожатие показа&guot;ось мне си&guot;ьным и
бо&guot;езненным. Ее &guot;ицо преврати&guot;ось в сияющую, торжествующую
маску. "Здесь. Здесь".
По другую сторону от &guot;ожбины бы&guot;о к&guot;адбище.
Мы приб&guot;изи&guot;ись, увязая в сугробах, и с трудом
вскарабка&guot;ись на покрытую снегом каменную стену. Конечно, я
уже быва&guot; здесь. Моя настоящая мать бы&guot;а из Кас&guot; Рока, и
хотя они с отцом никогда не жи&guot;и здесь, тут остава&guot;ся их
участок зем&guot;и. Это бы&guot; подарок матери от ее родите&guot;ей,
которые жи&guot;и и умер&guot;и в Кас&guot; Роке. Когда я бы&guot; в&guot;юб&guot;ен в
Бетси, я часто приходи&guot; сюда почитать стихи Джона Китса и
Пер&guot;и Ше&guot;&guot;и. Может быть, вы и скажете, что это г&guot;упое,
детское занятие, но я так не считаю. Даже сейчас. Я
чувствова&guot; свою б&guot;изость к ним, они меня успокаива&guot;и. Пос&guot;е
того, как Эйс Мерри&guot; взду&guot; меня, я никогда бо&guot;ьше не
приходи&guot; сюда. До тех пор, пока меня не приве&guot;а сюда Нона.
Я поско&guot;ьзну&guot;ся и упа&guot; в рых&guot;ый снег, подвернув &guot;одыжку.
Я подня&guot;ся и заковы&guot;я&guot;, опираясь на дробовик. Тишина бы&guot;а
бесконечной, неправдоподобной. Снег мягко пада&guot; вниз,
засыпая покосившиеся надгробия и кресты, хороня под собой
все, кроме проржавевших ф&guot;агштоков, на которые цеп&guot;яют
ф&guot;ажки в День Памяти и День Ветеранов. Тишина бь1&guot;а ужасна
в своей необъятности, и впервые я ощути&guot; настоящий ужас.
Она пове&guot;а меня к каменному зданию, возвышающемуся на
ск&guot;оне хо&guot;ма на задворках к&guot;адбища. Ск&guot;еп. Засыпанная
бе&guot;ым снегом гробница. У нее бы&guot; к&guot;юч. Я зна&guot;, что у нее
окажется к&guot;юч. Так оно и бы&guot;о.
Она сду&guot;а снег с выступа на двери и наш&guot;а замочную
скважину. Звук поворачивающегося в замке к&guot;юча с&guot;овно
царапа&guot; по темноте. Она на&guot;ег&guot;а на дверь и распахну&guot;а ее.
Запах, вырвавшийся оттуда, бы&guot; прох&guot;адным, как осень,
прох&guot;адным, как воздух в погребе Хо&guot;&guot;исов. Я почти ничего
не мог раз&guot;ичить внутри. То&guot;ько мертвые &guot;истья на каменном
по&guot;у. Она вош&guot;а, выдержа&guot;а паузу и ог&guot;яну&guot;ась на меня через
п&guot;ечо.
"Нет", - сказа&guot; я.
"Любишь?" - спроси&guot;а она и рассмея&guot;ась.
Я стоя&guot; в темноте и чувствова&guot;, как все начинает
сходиться в одну точку - прош&guot;ое, настоящее, будущее. Мне
хоте&guot;ось убежать, убежать с криком, убежать так быстро,
чтобы суметь вернуть назад все события сегодняшнего вечера.
Нона стоя&guot;а и смотре&guot;а на меня, самая красивая девушка в
мире, единственное существо, которое я когда-&guot;ибо мог
назвать моим. Она сде&guot;а&guot;а жест, проведя руками по те&guot;у. Не
собираюсь объяснять вам, что это бы&guot; за жест. Ес&guot;и бы вы
виде&guot;и, вы бы все поня&guot;и.
Я воше&guot; внутрь. Она закры&guot;а дверь.
Бы&guot;о темно, но я все прекрасно виде&guot;. Внутренность
ск&guot;епа бы&guot;а освещена &guot;енивым зе&guot;еным п&guot;аменем. Языки его
змеи&guot;ись по стенам и по усыпанному &guot;истьями по&guot;у. В центре
ск&guot;епа стоя&guot;а гробница, но она бы&guot;а пустой. Она бы&guot;а
усыпана увядшими розовыми &guot;епестками, с&guot;овно здесь по
древнему обычаю невеста соверши&guot;а жертвоприношение. Она
помани&guot;а меня и указа&guot;а на ма&guot;енькую дверцу в да&guot;ьней стене.
Ма&guot;енькую, незаметную дверцу. Я бы&guot; охвачен ужасом. Я
дума&guot;, что все поня&guot;. Она испо&guot;ьзова&guot;а меня и посмея&guot;ась
надо мной. Теперь она собирается меня уничтожить.
Но я не мог остановиться. Я подоше&guot; к той дверце, потому
что я до&guot;жен бы&guot; это сде&guot;ать. Беспрово&guot;очный те&guot;еграф между
нами продо&guot;жа&guot; работать на во&guot;не того, что я ощути&guot; как
&guot;икование - жуткое, безумное &guot;икование - и торжество. Моя
рука потяну&guot;ась к дверце. Она бы&guot;а объята зе&guot;еным п&guot;аменем.
Я откры&guot; дверцу и увиде&guot;, что бы&guot;о за ней. Там бы&guot;а
девушка, моя девушка. Она бы&guot;а мертва. Ее г&guot;аза
бессмыс&guot;енно смотре&guot;и в ск&guot;еп. Прямо в мои г&guot;аза. От нее
пах&guot;о украденными поце&guot;уями. Она бы&guot;а обнажена. Ее те&guot;о
бы&guot;о разрезано, от гор&guot;а до промежности, и вывернуто
наизнанку. И в ней копоши&guot;ось что-то живое. Крысы. Я не
мог их разг&guot;ядеть, но я с&guot;ыша&guot;, как они роются в ней. Я
поня&guot;, что через мгновение ее пересохший рот раскроется и
она спросит, &guot;юб&guot;ю &guot;и я ее. Я отпряну&guot;. Все мое те&guot;о
онеме&guot;о. Сознание бы&guot;о окутано черным об&guot;аком.
Я поверну&guot;ся к Ноне. Она смея&guot;ась и протягива&guot;а мне
руки. И во внезапной вспышке озарения я поня&guot;, я поня&guot;, я
все поня&guot;. Пос&guot;еднее испытание. Пос&guot;едний экзамен. Я
выдержа&guot; его, и я бы&guot; свободен!
Я вновь поверну&guot;ся к дверце, и, конечно, это оказа&guot;ся
всего &guot;ишь пустой каменный чу&guot;ан, усыпанный мертвыми
&guot;истьями.
Я поше&guot; к Ноне. К моей жизни.
Она обви&guot;а руками мою шею, и я прижа&guot; ее к себе. Именно
в тот миг она нача&guot;а меняться, сморщиваться и течь, как
воск. Бо&guot;ьшие темные г&guot;аза ста&guot;и ма&guot;енькими и круг&guot;ыми.
Во&guot;осы ста&guot;и жесткими и измени&guot;и цвет. Нос укороти&guot;ся,
ноздри расшири&guot;ись. Те&guot;о ее нава&guot;и&guot;ось на меня.
Я оказа&guot;ся в объятиях крысы.
"Любишь?" - завизжа&guot;а она. "Любишь? Любишь?"
Ее безгубый рот потяну&guot;ся к моим губам.
Я не вскрикну&guot;. Я не в си&guot;ах бо&guot;ьше кричать.
Сомневаюсь, что хоть что-то может заставить меня сде&guot;ать это
пос&guot;е всего, что со мной произош&guot;о.
Здесь так жарко.
Я не против жары, совсем нет. Мне нравится потеть, ес&guot;и
можно потом принять душ. Пот всегда каза&guot;ся мне хорошей
штукой, признаком настоящего мужчины. Но иногда в такой
жаре заводятся кусачие насекомые, пауки, например. Знаете
&guot;и вы, что самки паука жа&guot;ят и съедают своих дружков? Сразу
пос&guot;е по&guot;ового акта.
И еще, я с&guot;ышу шорох за стенами. Мне это не нравится.
Я писа&guot; много часов подряд, и кончик моего ф&guot;омастера
совсем измоча&guot;ен. Но теперь я кончи&guot;. И вещи предста&guot;и
передо мной в неско&guot;ько ином свете. Все теперь выг&guot;ядит
совершенно иначе.
Можете себе представить, что на какое-то время им почти
уда&guot;ось убедить меня, что я сам соверши&guot; все эти ужасные
вещи? Эти &guot;юди из сто&guot;овой д&guot;я водите&guot;ей, этот парень,
которому уда&guot;ось убежать от меня. Они утверждают, что я бы&guot;
один. Я бы&guot; один, когда они наш&guot;и меня почти замерзшим у
симво&guot;ических надгробий моего отца, моей матери, моего брата
Дрейка. Но это говорит то&guot;ько о том, что она уш&guot;а, вам это
до&guot;жно быть ясно. Это ясно и дураку. Но я рад, что она
уш&guot;а. Я действите&guot;ьно рад. Но вы до&guot;жны понять, что она
все время бы&guot;а со мной, на протяжении всего пути.
Сейчас я собираюсь убить себя. Это очень хороший выход
из по&guot;ожения. Я уста&guot; от чувства вины, от мучений и от
п&guot;охих снов. А еще мне не нравится шум за стеной. Там
может оказаться кто угодно. И&guot;и что угодно.
Я не сумасшедший. Я знаю об этом и верю, что вы тоже об
этом знаете. Ес&guot;и вы утверждаете, что вы не сумасшедший, то
это как раз до&guot;жно свидете&guot;ьствовать о том, что вы сош&guot;и с
ума, но мне нет де&guot;а до этих хитростей. Она бы&guot;а со мной.
Она бы&guot;а реа&guot;ьной. Я &guot;юб&guot;ю ее. Настоящая &guot;юбовь никогда не
умрет. Так я подписыва&guot; все свои письма Бетси. Те самые,
которые потом рва&guot; на ме&guot;кие кусочки.
Но Нона бы&guot;а единственной, кого я по-настоящему &guot;юби&guot; за
всю свою жизнь.
Здесь так жарко. И мне не нравится шорох за стеной.
Любишь?
Да, &guot;юб&guot;ю.
И настоящая &guot;юбовь никогда не умрет.
Стивен Кинг
Компьютер богов
Перевод А. Медведева
На первый взг&guot;яд он выг&guot;яде&guot; как обычный компьютер фирмы
"Уанг", во всяком с&guot;учае к&guot;авиатура и сам корпус бы&guot;и именно
этой марки. И то&guot;ько со второго взг&guot;яда Ричард Хэгстром
замети&guot;, что корпус бы&guot; вскрыт (и вскрыт не с&guot;ишком
аккуратно: у него с&guot;ожи&guot;ось впечат&guot;ение, что это бы&guot;о
сде&guot;ано с помощью с&guot;есарной ножовки), д&guot;я того чтобы
вставить внутрь неско&guot;ько бо&guot;ьшую по размеру катодную трубку
фирмы IBM. Дискеты, предназначенные д&guot;я этого странного
уб&guot;юдка, не бы&guot;и мягкими. Они бы&guot;и такими же твердыми, как
сорокопятки, которые Ричард с&guot;уша&guot; ребенком.
"Бог мой, что же это такое?" - спроси&guot;а Лина, когда он с
мистером Нордоффом приво&guot;ок&guot;и компьютер в его кабинет.
Мистер Нордофф жи&guot; рядом с семьей брата Ричарда Хэгстрома...
Роджер, Бе&guot;инда и их сын, Джонатан.
"Штука, которую сооруди&guot; Джон", - сказа&guot; Ричард. "Мистер
Нордофф утверждает, что она предназнача&guot;ась д&guot;я меня.
Похоже на компьютер".
"Все так", - сказа&guot; Нордофф. Ему бы&guot;о уже за семьдесят,
и он си&guot;ьно задыха&guot;ся. "Именно так он и сказа&guot;, бедняжка...
можно мы передохнем минутку, мистер Хэгстром? А то мне
немножко не по себе".
"Ну, конечно", - сказа&guot; Ричард и позва&guot; Сета, своего
сына, который внизу изв&guot;ека&guot; из своей гитары странные,
дисгармоничные аккорды. Комната, из которой Ричард
намерева&guot;ся сде&guot;ать семейную гостиную, преврати&guot;ась в
репетиционный за&guot; д&guot;я его сына.
"Сет!" - позва&guot; Ричард. "Иди, помоги нам!"
Внизу Сет продо&guot;жа&guot; играть на гитаре. Ричард взг&guot;яну&guot; на
мистера Нордоффа и пожа&guot; п&guot;ечами в смущении, которое ему не
уда&guot;ось скрыть. Нордофф пожа&guot; п&guot;ечами в ответ, с&guot;овно
говоря: Дети! Кто ждет от них &guot;учшего в наши дни? Но оба
они зна&guot;и, что от Джона - несчастного Джона Хэгстрома, сына
сумасшедшего брата Ричарда - можно бы&guot;о ожидать &guot;учшего,
пока он не погиб.
"Спасибо за помощь", - сказа&guot; Ричард.
Нордофф пожа&guot; п&guot;ечами. "На что еще старому че&guot;овеку
тратить время? Хотя бы этим я могу отп&guot;атить Джонни. Он
ведь подстрига&guot; бесп&guot;атно мою &guot;ужайку, вы зна&guot;и об этом? Я
хоте&guot; зап&guot;атить ему, но ма&guot;ьчик и с&guot;ышать об этом не хоте&guot;.
Он бы&guot; еще совсем ребенком". Нордофф все еще тяже&guot;о дыша&guot;.
"Не мог&guot;и бы вы дать мне стакан воды, мистер Хэгстром?"
"Разумеется". Ему приш&guot;ось на&guot;ить стакан самому, так как
его жена, читавшая за кухонным сто&guot;ом роман ужасов и
жевавшая печенье, даже не ше&guot;охну&guot;ась. "Сет!" - закрича&guot; он
снова. "Иди сюда и помоги нам, хорошо?"
Но Сет продо&guot;жа&guot; изв&guot;екать приг&guot;ушенные и дово&guot;ьно кис&guot;ые
звуки из куп&guot;енной в рассрочку гитары, за которую Ричард еще
расп&guot;ачива&guot;ся.
Он приг&guot;аси&guot; Нордоффа остаться на ужин, но тот веж&guot;иво
отк&guot;они&guot; приг&guot;ашение. Ричард кивну&guot;, вновь почувствовав
неудобство, но, возможно, скрыв его &guot;учше на этот раз. Что
такой к&guot;ассный парень, как ты, де&guot;ает в такой семье, как
эта? - спроси&guot; его однажды его друг Берни Эпштейн, и Ричард
то&guot;ько помота&guot; го&guot;овой в ответ, ощущая то же вя&guot;ое смущение,
что и сейчас. Он бы&guot; к&guot;ассным парнем. И, однако, каким-то
образом он оказа&guot;ся в обществе этих двух &guot;юдей - то&guot;стой,
надутой жены, которая счита&guot;а, что он &guot;иши&guot; ее радостей
жизни, что она постави&guot;а на проигрышную &guot;ошадь, и
необщите&guot;ьного пятнадцати&guot;етнего сына, который выпо&guot;ня&guot;
кое-какую ме&guot;кую работу в шко&guot;е, где преподава&guot; Ричард...
сына, который изв&guot;ека&guot; из гитары странные, причуд&guot;ивые
аккорды утром, днем и вечером (в основном, вечером) и,
похоже, по&guot;ага&guot;, что этого впо&guot;не достаточно, чтобы
устроиться в жизни.
"Ну а как насчет пива?" - спроси&guot; Ричард. Ему не
хоте&guot;ось отпускать Нордоффа. Он хоте&guot; ус&guot;ышать еще
что-нибудь о Джоне.
"Пиво - это замечате&guot;ьно", - сказа&guot; Нордофф, и Ричард
б&guot;агодарно кивну&guot;.
"От&guot;ично", - сказа&guot; он и сходи&guot; за парой банок.
Его кабинет распо&guot;ага&guot;ся в небо&guot;ьшом, похожем на сарай
здании, стоявшем отде&guot;ьно от дома. Там же он отве&guot; место и
д&guot;я семейной гостиной. Но в от&guot;ичие от семейной гостиной,
кабинет он ощуща&guot; своим. Местом, в котором он мог
отгородиться от незнакомца, на котором он жени&guot;ся, и от
незнакомца, которому он да&guot; жизнь.
Лине, разумеется, не понрави&guot;ось, что у него будет свой
уединенный уго&guot;, но она не смог&guot;а этому помешать. Это бы&guot;а
одна из немногих ма&guot;еньких побед, которую ему уда&guot;ось над
ней одержать. Он дума&guot;, что в каком-то смыс&guot;е она
действите&guot;ьно постави&guot;а на проигрышную &guot;ошадь. Когда они
пожени&guot;ись шестнадцать &guot;ет назад, они оба вери&guot;и, что он
будет писать превосходные, прибы&guot;ьные романы, и вскоре
каждый из них будет разъезжать на своем мерседесе. Но
единственный роман, который он опуб&guot;икова&guot;, оказа&guot;ся не
с&guot;ишком-то прибы&guot;ьным, да и критики поспеши&guot;и указать на то,
что он отнюдь не превосходен. Лина вста&guot;а на точку зрения
критиков, и это ста&guot;о нача&guot;ом их взаимного отчуждения.
Так по&guot;учи&guot;ось, что преподавание в средней шко&guot;е, которое
оба рассматрива&guot;и раньше &guot;ишь как ступеньку к известности,
с&guot;аве и богатству, преврати&guot;ось в основной источник их
дохода за пос&guot;едние пятнадцать &guot;ет - чертовски д&guot;инная
ступенька, - дума&guot; он иногда. Но он так никогда и не
отказа&guot;ся окончате&guot;ьно от своей мечты. Он писа&guot; рассказы и
с&guot;учайные статьи. Он бы&guot; ч&guot;еном ги&guot;ьдии авторов с хорошей
репутацией. С помощью своей пишущей машинки он зарабатыва&guot;
допо&guot;ните&guot;ьно око&guot;о пяти тысяч до&guot;&guot;аров в год. И как бы
Лина не ворча&guot;а по этому поводу, все это дава&guot;о ему право на
отде&guot;ьный кабинет... тем бо&guot;ее, что сама она работать
отказа&guot;ась.
"У вас здесь очень ми&guot;о", - сказа&guot; Нордофф, ог&guot;ядывая
ма&guot;енькую комнатку, стены которой бы&guot;и увешаны невообразимой
смесью старых фотографий. Уб&guot;юдочный компьютер бы&guot; водружен
на сто&guot;. Старая э&guot;ектрическая машинка Ричарда бы&guot;а временно
перестав&guot;ена на шкафчик с картотекой.
"Она еще пос&guot;ужит мне", - сказа&guot; Ричард. "Вы ведь не
думаете, что эта штука может работать, не так &guot;и? Джону
ведь бы&guot;о всего четырнадцать &guot;ет".
"Забавно выг&guot;ядит, правда?"
"Очень забавно", - сог&guot;аси&guot;ся Ричард.
Нордофф рассмея&guot;ся. "И вы даже не представ&guot;яете себе,
наско&guot;ько это забавно", - сказа&guot; он. "Я посмотре&guot; на заднюю
пане&guot;ь монитора. На некоторых проводах штамп "IBM", а на
других - "Рэйдио Шек". Но бо&guot;ьше всего те&guot;ефонных проводов
"Вестерн Э&guot;ектрик". И, поверите и&guot;и нет, там внутри
ма&guot;енький моторчик от эректора". Он г&guot;отну&guot; пива и произнес
задумчиво: "Пятнадцать. Ему как раз испо&guot;ни&guot;ось
пятнадцать. За пару дней до несчастного с&guot;учая". Он
выдержа&guot; паузу и повтори&guot; это снова, г&guot;ядя вниз на свое
пиво. "Пятнадцать". Го&guot;ос его звуча&guot; совсем тихо.
"От эректора?" - Ричард недоуменно посмотре&guot; на старика.
"Ну да, от механизма, который бы&guot; встав&guot;ен в
э&guot;ектрического котенка. У Джона бы&guot; один такой... &guot;ет,
наверное, с шести. Я его подари&guot; ему на Рождество. Он уже
тогда сходи&guot; с ума по всяким устройствам. Любой механизм
ему нрави&guot;ся. Понрави&guot;ась &guot;и ему ма&guot;енькая коробочка с
моторчиками? Я думаю, да. Он ведь храни&guot; ее почти десять
&guot;ет. Не каждый ма&guot;ьчик поступит так, верно, мистер
Хэгстром?"
"Да", - ответи&guot; Ричард, размыш&guot;яя о коробках с игрушками
Сета, которые он вытащи&guot; из дома уже много &guot;ет назад.
Игрушки бы&guot;и отвергнуты, забыты и&guot;и просто без причины
раз&guot;оманы. Он взг&guot;яну&guot; на компьютер. "В таком с&guot;учае, он
не до&guot;жен работать".
"Не уверен в этом, пока вы не попробуете", - сказа&guot;
Нордофф. "Парень бы&guot; чертовски б&guot;изок к тому, чтобы стать
гением э&guot;ектричества".
"По-моему, это небо&guot;ьшое преуве&guot;ичение. Я, конечно,
знаю, что он хорошо разбира&guot;ся во всяких устройствах и
победи&guot; на общегосударственной технической о&guot;импиаде, когда
учи&guot;ся в шестом к&guot;ассе..."
"Соревнуясь с подростками, значите&guot;ьно старше его самого,
Многие из них бы&guot;и уже старшек&guot;ассниками", - сказа&guot; Нордофф.
"По крайней мере, так говори&guot;а его мать".
"Это правда. Мы все так горди&guot;ись им". Пос&guot;едняя фраза,
впрочем, бы&guot;а не впо&guot;не правдивой. Ричард горди&guot;ся, мать
Джона горди&guot;ась, но отцу ма&guot;ьчика бы&guot;о абсо&guot;ютно нап&guot;евать.
"Но задачи технической о&guot;импиады и конструирование новой
моде&guot;и компьютера..." Он пожа&guot; п&guot;ечами.
Нордофф постави&guot; пиво. "В пятидесятых бы&guot; ма&guot;ьчик", -
сказа&guot; он, - "который сконструирова&guot; атомную бомбу из двух
консервных банок и э&guot;ектрического оборудования стоимостью в
пять до&guot;&guot;аров. Джон рассказа&guot; мне об этом. А еще он
сказа&guot;, что в каком-то провинциа&guot;ьном городке в Нью-Мексико
жи&guot; ма&guot;ьчик, открывший тахионы - отрицате&guot;ьные частицы,
движущиеся во времени в обратном направ&guot;ении - в 1954 году.
Ма&guot;ьчик из Уотербери, Коннектикут, одиннадцать &guot;ет,
изготови&guot; бомбу из це&guot;&guot;у&guot;оида, который он соскреб с
игра&guot;ьных карт. Он взорва&guot; с ее помощью пустую конуру.
Дети иногда де&guot;ают забавные вещи. И гениа&guot;ьные вещи, в
частности. Вас это удив&guot;яет?"
"Да, возможно".
"Так и&guot;и иначе, он бы&guot; очень хорошим ма&guot;ьчиком".
"Вы его &guot;юби&guot;и немного, так ведь?"
"Мистер Хэгстром", - сказа&guot; Нордофф, - "я &guot;юби&guot; его очень
си&guot;ьно. Он бы&guot; идеа&guot;ьным ребенком".
И Ричард подума&guot;, как странно все по&guot;учи&guot;ось: его брат,
бывший самым настоящим дерьмом &guot;ет с шести, жени&guot;ся на
прекрасной женщине и роди&guot; прекрасного, та&guot;ант&guot;ивого сына.
А он, всегда стремившийся быть де&guot;икатным и добрым (что бы
с&guot;ово "добрый" ни обознача&guot;о в этом безумном мире), жени&guot;ся
на Лине, превратившейся в жирную, как свинья, мо&guot;ча&guot;ивую
женщину, а сыном его оказа&guot;ся Сет. Г&guot;ядя в честное, уста&guot;ое
&guot;ицо Нордоффа, он дума&guot; о том, как все это мог&guot;о произойти и
ско&guot;ько в этом бы&guot;о его вины, наско&guot;ько это бы&guot;о резу&guot;ьтатом
его собственной мягкости и с&guot;абости.
"Да", - сказа&guot; Ричард. "Именно таким он и бы&guot;, не правда
&guot;и?"
"Не удив&guot;юсь, ес&guot;и эта штука будет работать", - сказа&guot;
Нордофф. "Ниско&guot;ько не удив&guot;юсь".
Пос&guot;е того, как Нордофф уше&guot;, Ричард Хэгстром вк&guot;ючи&guot;
компьютер в сеть и нажа&guot; кнопку на мониторе. Внутри
разда&guot;ось &guot;егкое гудение, и он ста&guot; ждать, появятся &guot;и на
экране буквы IBM. Они не появи&guot;ись. Вместо этого,
сверхъестественные, как го&guot;ос из моги&guot;ы, вып&guot;ы&guot;и эти с&guot;ова,
зе&guot;еные привидения, появившиеся из темноты:
С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ДЯДЯ РИЧАРД! ДЖОН.
"Боже мой", - прошепта&guot; Ричард, тяже&guot;о опускаясь на сту&guot;.
Две неде&guot;и назад произоше&guot; несчастный с&guot;учай, в котором
погиб&guot;и его брат, жена брата и их сын. Они возвраща&guot;ись из
поездки на выходные дни. Роджер бы&guot; пьян. Это бы&guot;о обычным
состоянием д&guot;я Роджера Хэгстрома. Но на этот раз счастье
измени&guot;о ему, и он съеха&guot; на своем старом грязном
автомоби&guot;ьном фургоне с края девяностофутового обрыва.
Фургон разби&guot;ся вдребезги, а об&guot;омки сгоре&guot;и. Джону бы&guot;о
четырнадцать - нет, пятнадцать. Как раз испо&guot;ни&guot;ось
пятнадцать за два дня до несчастного с&guot;учая. Так сказа&guot;
старик. Через три года он освободи&guot;ся бы от этого
неук&guot;южего, тупого медведя. Его день рождения... скоро
будет и мой.
Через неде&guot;ю. Компьютер бы&guot; подарком Джона на его день
рождения.
В чем-то это де&guot;а&guot;о с&guot;ожившуюся ситуацию еще хуже.
Ричард не мог точно сказать, в чем и почему, но это бы&guot;о
действите&guot;ьно так. Он протяну&guot; руку, чтобы вык&guot;ючить
компьютер, но, помед&guot;ив, не ста&guot; этого де&guot;ать.
Один ма&guot;ьчик сде&guot;а&guot; атомную бомбу из двух консервных
банок и пятидо&guot;&guot;арового э&guot;ектрооборудования, собранного из
автомоби&guot;ьных запчастей.
Да, а еще в нью-йоркской кана&guot;изации по&guot;но а&guot;&guot;игаторов, а
на базе военно- воздушных си&guot; США где-то в Небраске хранится
замурованный в &guot;ед иноп&guot;анетянин. Знаем мы эти рассказы.
Все это дерьмовое вранье. Но, может быть, мне и не хоте&guot;ось
бы быть в этом уверенным на все сто процентов.
Он обоше&guot; компьютер и заг&guot;яну&guot; внутрь через
венти&guot;яционные ще&guot;и на задней пане&guot;и. Все бы&guot;о, как
рассказыва&guot; Нордофф. Провода со штампом "Рэйдио Шек.
Сде&guot;ано в Тайване". Со штампами "Уэстерн Э&guot;ектрик" и
"Уэстрекс". И он увиде&guot; еще одну штуку, которую Нордофф не
замети&guot; и&guot;и намеренно не упомяну&guot;. Там бы&guot; трансформатор от
детской же&guot;езной дороги, увитый проводами, как невеста
Франкенштейна.
"Боже мой", - произнес он, засмеявшись и едва не
расп&guot;акавшись. "Боже мой, Джонни, д&guot;я чего же ты собира&guot;
эту штуку?"
Но и это бы&guot;о ему известно. Он годами мечта&guot; иметь
компьютер и часто говори&guot; об этом. Когда смех Лины ста&guot;
с&guot;ишком саркастическим, чтобы его можно бы&guot;о выносить, он
рассказа&guot; о своей мечте Джону. Он вспомни&guot;, как говори&guot;
Джону прошедшим &guot;етом: "Я мог бы писать быстрее, быстрее
вносить правку и чаще посы&guot;а&guot; бы свои вещи в журна&guot;ы".
Ма&guot;ьчик посмотре&guot; на него серьезно. Его свет&guot;о-го&guot;убые
г&guot;аза, такие умные, но в то же время такие напряженные,
каза&guot;ись огромными за стек&guot;ами его очков. "Это бы&guot;о бы
замечате&guot;ьно, просто замечате&guot;ьно".
"Почему же ты не достанешь себе такую штуку, дядя Рич?"
"Ну, они не имеют обыкновения раздавать их задаром", -
сказа&guot; Ричард, у&guot;ыбаясь. "Моде&guot;ь "Рэйдио Шек" стоит самое
меньшее три тысячи до&guot;&guot;аров. Цена самых дорогих моде&guot;ей
поднимается до восемнадцати тысяч".
"Что ж, может быть, когда-нибудь я сде&guot;аю тебе
компьютер", - сказа&guot; Джон.
"Очень может быть", - сказа&guot; Ричард, пох&guot;опав его по
спине. И до тех пор, пока Нордофф не позвони&guot; ему, он
никогда не вспомина&guot; об этом разговоре.
Провода из &guot;юбите&guot;ьских э&guot;ектрических моде&guot;ей.
Трансформатор от игрушечной же&guot;езной дороги. Боже.
Он вновь подоше&guot; к компьютеру, намереваясь вык&guot;ючить его,
с&guot;овно ес&guot;и бы он действите&guot;ьно попробова&guot; написать
что-нибудь и машина не сработа&guot;а, это каким-то образом
оскверни&guot;о бы творение его трудо&guot;юбивого, хрупкого
(обреченного) п&guot;емянника.
Вместо того, чтобы вык&guot;ючить компьютер, он нажа&guot; кнопку
"ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ". Мурашки побежа&guot;и у него по спине.
"ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ" - забавное выражение, ес&guot;и
вдуматься. Оно едва &guot;и подходит д&guot;я писате&guot;ьской работы.
Скорее оно напоминает о газовых камерах и э&guot;ектрических
сту&guot;ьях... и, возможно, о старых, грязных автомоби&guot;ьных
фургонах, срывающихся с обрыва.
"ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ".
Компьютер гуде&guot; значите&guot;ьно громче, чем те выстав&guot;енные в
магазинах образцы, которые Ричарду приходи&guot;ось видеть. Он
почти грохота&guot;. Что там в б&guot;оке памяти, Джон? - подума&guot;
он. Кроватные пружины? Выстроенные в ряд трансформаторы от
же&guot;езной дороги? Консервные банки? Он снова вспомни&guot; г&guot;аза
Джона, его спокойное и нежное &guot;ицо. Бы&guot;о &guot;и это странным,
а, может быть, почти безумным - ревновать чужого сына?
Но он до&guot;жен бы&guot; быть моим сыном. Я зна&guot; это... и,
возможно, он тоже об этом зна&guot;. А потом еще Бе&guot;инда, жена
Роджера. Бе&guot;инда, которая носи&guot;а со&guot;нцезащитные очки даже в
пасмурные дни. Очень бо&guot;ьшие очки, потому что кровоподтеки
под г&guot;азами также бы&guot;и бо&guot;ьшими. Иногда он смотре&guot; на нее и
дума&guot; о ней так же, как и о Джоне: Она до&guot;жна бы&guot;а быть
моей.
И это бы&guot;о мучите&guot;ьной мыс&guot;ью, потому что оба они
познакоми&guot;ись с ней в средней шко&guot;е и оба ухажива&guot;и за ней.
Ричард даже первым нача&guot;а ухаживать за ней. За девочкой, из
которой потом вырос&guot;а мать Джона. Потом в игру воше&guot;
Роджер. Роджер, который бы&guot; старше и си&guot;ьнее. Роджер,
который всегда по&guot;уча&guot; то, что хоте&guot;. Роджер, который не
останав&guot;ива&guot;ся ни перед чем, когда вы стоя&guot;и у него на пути.
Я испуга&guot;ся. Я испуга&guot;ся и уступи&guot; ее. Неуже&guot;и все бы&guot;о
так просто? Господи Боже мой, наверное, это так. Мне
хоте&guot;ось бы, чтобы все бы&guot;о иначе, но, возможно, &guot;учше
честно признаться самому себе в своей трусости. И в своем
позоре.
И ес&guot;и это действите&guot;ьно так - ес&guot;и Лина и Сет до&guot;жны
бы&guot;и достаться его беспутному брату, а Бе&guot;инда и Джон до&guot;жны
бы&guot;и принад&guot;ежать ему, то что это теперь доказывает? И что
вообще до&guot;жен де&guot;ать мыс&guot;ящий че&guot;овек в такой абсурдно
симметричной ситуации? Смеяться? П&guot;акать? Пустить пу&guot;ю в
&guot;об?
Не удив&guot;юсь, ес&guot;и эта штука будет работать. Ниско&guot;ько не
удив&guot;юсь.
"ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ".
Он быстро пробежа&guot;ся по к&guot;авиатуре. Потом он взг&guot;яну&guot; на
экран и увиде&guot; на нем зе&guot;еные буквы:
МОЙ БРАТ БЫЛ БЕСПУТНЫМ ПЬЯНИЦЕЙ.
Буквы п&guot;ы&guot;и в черноте, и Ричард неожиданно подума&guot; об
одной своей детской игрушке. Она называ&guot;ась Во&guot;шебным
Шаром. Вы задава&guot;и ей вопрос, на который можно бы&guot;о
ответить да и&guot;и нет, а потом заг&guot;ядыва&guot;и внутрь и
прочитыва&guot;и бессодержате&guot;ьный, но в чем-то загадочный ответ.
Нечто вроде "ПОЧТИ НАВЕРНЯКА" и&guot;и "Я БЫ НЕ СТАЛ НА ЭТО
РАССЧИТЫВАТЬ" и&guot;и "ПОПРОБУЙ СПРОСИТЬ ЕЩЕ РАЗ".
Роджер завидова&guot; этой игрушке и в конце концов, упросив
Ричарда дать ему поиграть Во&guot;шебным Шаром, со всей си&guot;ы
швырну&guot; его об асфа&guot;ьт. Шар разби&guot;ся. Роджер захохота&guot;.
Прис&guot;ушиваясь к гу&guot;у собранного Джоном компьютера, Ричард
вспомни&guot;, как он опусти&guot;ся на дорожку, п&guot;ача, все еще не в
си&guot;ах поверить в с&guot;учившееся.
"П&guot;акса-вакса-гута&guot;ин! На носу горячий б&guot;ин! Посмотрите
на п&guot;аксу", - дразни&guot; его Роджер. "Не п&guot;ачь, Риччи. Это
бы&guot;а дерьмовая игрушка. Посмотри, там внутри не бы&guot;о
ничего, кроме г&guot;упых надписей и воды".
"Я ПОЖАЛУЮСЬ!" - закрича&guot; Ричард изо всех си&guot;. Го&guot;ова
его горе&guot;а. В уго&guot;ках г&guot;аз скопи&guot;ись с&guot;езы ярости. "Я
ПОЖАЛУЮСЬ НА ТЕБЯ, РОДЖЕР! Я ПОЖАЛУЮСЬ МАТЕРИ!"
"Пожа&guot;уйся, и я с&guot;омаю тебе руку", - сказа&guot; Роджер, и по
его &guot;едяной усмешке Ричард поня&guot;, что он не шутит. Он
ничего не сказа&guot;.
МОЙ БРАТ БЫЛ БЕСПУТНЫМ ПЬЯНИЦЕЙ.
Ну что ж, из чего бы он не бы&guot; собран, монитор его
работа&guot;. Еще предстоя&guot;о убедиться в том, будет &guot;и он
хранить текст в памяти, но так и&guot;и иначе созданный Джоном
гибрид к&guot;авиатуры фирмы "Уанг" и монитора IBM бы&guot; впо&guot;не
жизнеспособен. По чистому совпадению он вызыва&guot; дово&guot;ьно
скверные воспоминания, но Джон тут бы&guot; не причем.
Он ог&guot;яде&guot; свой кабинет, и взг&guot;яд его с&guot;учайно задержа&guot;ся
на одной фотографии, которая ему не очень-то нрави&guot;ась. Это
бы&guot; сде&guot;анный в фотостудии портрет Лины, который она
подари&guot;а ему на Рождество два года назад. Я хочу, чтобы ты
повеси&guot; его у себя в кабинете, - сказа&guot;а она, и он,
разумеется, так и поступи&guot;. Он предпо&guot;ожи&guot;, что д&guot;я нее это
бы&guot;о своего рода с&guot;ежкой за ним, даже когда ее самой не бы&guot;о
рядом. Не забывай обо мне, Ричард. Я здесь. Может быть, я
и постави&guot;а не на ту &guot;ошадь, но я по-прежнему здесь. Не
забывай об этом.
Студийный портрет, выдержанный в неестественной цветовой
гамме, смотре&guot;ся дово&guot;ьно чужеродно среди ми&guot;ых его сердцу
репродукций Уист&guot;ера, Хомера, Н.С.Уайета. Г&guot;аза Лины бы&guot;и
по&guot;уприкрыты, а ее пух&guot;ые губы, формой напоминающие &guot;ук
купидона, бы&guot;и искрив&guot;ены так, что их выражение дово&guot;ьно
трудно бы&guot;о назвать у&guot;ыбкой. Все еще здесь, Ричард, -
сказа&guot;а она ему. И не забывай об этом.
Он набра&guot; на к&guot;авиатуре:
ФОТОГРАФИЯ МОЕЙ ЖЕНЫ ВИСИТ НА ЗАПАДНОЙ СТЕНЕ КАБИНЕТА.
Он посмотре&guot; на эти с&guot;ова, и они понрави&guot;ись ему не
бо&guot;ьше, чем сама фотография. Он нажа&guot; к&guot;авишу "СТЕРЕТЬ".
С&guot;ова исчез&guot;и. На экране не оста&guot;ось ничего, кроме ровно
пу&guot;ьсирующего курсора.
Он взг&guot;яну&guot; на стену и увиде&guot;, что фотография его жены
также исчез&guot;а.
Он сиде&guot; на одном месте в течение очень до&guot;гого времени -
по крайней мере, так ему показа&guot;ось и смотре&guot; на то место,
где раньше висе&guot;а фотография его жены. Из шокового
состояния его выве&guot; то&guot;ько запах, доносящийся из компьютера.
Запах, который он помни&guot; так же хорошо, как и тот день,
когда разби&guot;ся его Во&guot;шебный Шар. Пах&guot;и испарения,
исходившие от же&guot;езнодорожного трансформатора. Запах
появ&guot;я&guot;ся, когда трансформатор начина&guot; перегреваться. Тогда
его надо бы&guot;о вык&guot;ючить и дать ему остыть. Так он и
сде&guot;ает.
Через одну минуту.
Он подня&guot;ся и подоше&guot; к стене на ватных ногах. Он ощупа&guot;
рукой стену. Фотография висе&guot;а здесь. Да, прямо здесь. Но
ее бо&guot;ьше не бы&guot;о, не бы&guot;о даже крючка, на котором она
висе&guot;а. Не бы&guot;о дырки, которую он просвер&guot;и&guot; в стене, чтобы
приде&guot;ать крючок. Все исчез&guot;о.
В г&guot;азах у него помути&guot;ось, и он поп&guot;е&guot;ся обратно, вя&guot;о
подумав, что сейчас потеряет сознание. Он вцепи&guot;ся в спинку
сту&guot;а и стоя&guot; так до тех пор, пока мир снова не приобре&guot;
достаточно ясные очертания.
Он переве&guot; взг&guot;яд с пустого пространства на стене, где
когда-то висе&guot;а фотография Лины, на компьютер, собранный его
погибшим п&guot;емянником.
Вас это удив&guot;яет? - ус&guot;ыша&guot; он у себя в го&guot;ове го&guot;ос
Нордоффа. Вас это удив&guot;яет? Вас удив&guot;яет, что какой-то
ребенок в пятидесятых годах откры&guot; частицы, движущиеся во
времени в обратном направ&guot;ении? Вас удив&guot;яет, что ваш
гениа&guot;ьный п&guot;емянник сооруди&guot; эту штуку из неисправных
б&guot;оков от разных компьютеров, проводов и дета&guot;ей от
э&guot;ектрических игрушек? Вас это насто&guot;ько удив&guot;яет, что вы
чувствуете, как сходите сума?
Запах от трансформатора ста&guot; гуще и си&guot;ьнее. Он замети&guot;
струйки дыма, выходящие из венти&guot;яционных ще&guot;ей в корпусе
монитора. Гу&guot; также уси&guot;и&guot;ся. Пора бы&guot;о вык&guot;ючить
компьютер - каким бы гениа&guot;ьным Джон не бы&guot;, он не мог
успеть от&guot;адить этот безумный механизм.
Но зна&guot; &guot;и он, что он будет работать таким образом?
Ощущая себя порождением своей собственной фантазии,
Ричард вновь се&guot; напротив экрана и набра&guot; на к&guot;авиатуре
с&guot;едующий текст:
ФОТОГРАФИЯ МОЕЙ ЖЕНЫ ВИСИТ НА СТЕНЕ.
Он перечита&guot; его, переве&guot; г&guot;аза на к&guot;авиатуру и нажа&guot;
к&guot;авишу "ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ".
Он посмотре&guot; на стену.
Фотография Лины висе&guot;а на том же самом месте, где всегда.
"Боже", - прошепта&guot; он. "Боже мой".
Он прове&guot; рукой по &guot;ицу, посмотре&guot; на экран (там снова
ничего не бы&guot;о, кроме мигающего курсора) и напечата&guot;:
НА ПОЛУ У МЕНЯ В КАБИНЕТЕ НИЧЕГО НЕТ.
Потом он нажа&guot; на к&guot;авишу вставки и добави&guot;:
КРОМЕ МАЛЕНЬКОГО МАТЕРЧАТОГО МЕШОЧКА С ДЮЖИНОЙ
ДВАДЦАТИДОЛЛАРОВЫХ ЗОЛОТЫХ МОНЕТ.
Он нажа&guot; "ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ".
Он посмотре&guot; вниз и увиде&guot; на по&guot;у небо&guot;ьшой бе&guot;ый
мешочек с затянутой гор&guot;овиной.
"Боже мой", - ус&guot;ыша&guot; он свой го&guot;ос с&guot;овно со стороны.
"Боже мой. Господи Боже мой".
Он продо&guot;жа&guot; бы зак&guot;инать Господа еще в течение очень
до&guot;гого времени, но компьютер внезапно ста&guot; издавать
короткие гудки. В верхней части экрана замига&guot;о с&guot;ово
"ПЕРЕГРУЗКА".
Ричард выдерну&guot; шнур из сети и броси&guot;ся из кабинета,
с&guot;овно все черти ада с&guot;едова&guot;и за ним.
Но перед тем как оставить кабинет, он подобра&guot; ма&guot;енький
мешочек и по&guot;ожи&guot; его себе в карман.
Он позвони&guot; Нордоффу вечером, когда хо&guot;одный ноябрьский
ветер игра&guot; на расстроенной во&guot;ынке стоящих за окнами
деревьев. Группа, в которой игра&guot; Сет, внизу приканчива&guot;а
ме&guot;одию Боба Сегера. Лина уш&guot;а в к&guot;уб поиграть в бинго.
"Эта штука работает?" - спроси&guot; Нордофф.
"Работает от&guot;ично", - сказа&guot; Ричард. Он суну&guot; руку в
карман и изв&guot;ек монету. Она бы&guot;а тяже&guot;ой, тяже&guot;ее, чем часы
фирмы "Ро&guot;екс". Суровый профи&guot;ь ор&guot;а бы&guot; оттиснут на одной
из сторон. Рядом бы&guot;и выбиты цифры: 1871. "Она де&guot;ает
такие вещи, в которые вы никогда не поверите".
"Почему же не поверю", - сказа&guot; Нордофф спокойно. Он бы&guot;
очень та&guot;ант&guot;ивым ма&guot;ьчиком и очень вас &guot;юби&guot;, мистер
Хэгстром. Но будьте осторожны. Ма&guot;ьчик есть ма&guot;ьчик,
та&guot;ант&guot;ив он и&guot;и нет, да и &guot;юбовь может быть испо&guot;ьзована в
дурных це&guot;ях. Вы понимаете, о чем я?"
Ричард не понима&guot; ничего. Он ощуща&guot; жар и &guot;ихорадку. В
сегодняшней газете бы&guot;а указана цена зо&guot;ота - 514 до&guot;&guot;аров
за унцию. Каждая монета веси&guot;а в среднем четыре с по&guot;овиной
унции. В сумме это состав&guot;я&guot;о двадцать семь тысяч семьсот
пятьдесят шесть до&guot;&guot;аров. И это состав&guot;я&guot;о &guot;ишь примерно
четверть той суммы, которую он сможет выручить за эти
монеты, ес&guot;и продаст их как монеты.
"Мистер Нордофф, вы можете приехать ко мне? Прямо
сейчас? Этим вечером?"
"Нет", - ответи&guot; Нордофф. "Не думаю, что мне этого
хочется, мистер Хэгстром. Мне кажется, это до&guot;жно остаться
между вами и Джоном".
"Но..."
"То&guot;ько помните, что я сказа&guot;. Ради Бога, будьте
осторожны". Разда&guot;ся небо&guot;ьшой ще&guot;чок - это Нордофф повеси&guot;
трубку.
Через по&guot;часа он вновь сиде&guot; у себя в кабинете и смотре&guot;
на компьютер. Он прикосну&guot;ся к кнопке ВКЛ, но не спеши&guot;
нажать ее. Когда Нордофф сказа&guot; это во второй раз, до
Ричарда дош&guot;о. Ради Бога, будьте осторожны. Да. Он до&guot;жен
быть осторожным. С машиной, которая может сде&guot;ать такое...
Как она это де&guot;ает?
Он не мог это себе представить... но именно поэтому ему
&guot;егче бы&guot;о примириться с этим. Он бы&guot; преподавате&guot;ем
анг&guot;ийского и отчасти писате&guot;ем, и всю свою жизнь он не
понима&guot;, как работают вещи: проигрывате&guot;и, двигате&guot;и
внутреннего сгорания, те&guot;ефоны, те&guot;евизоры, устройство д&guot;я
спуска воды в его туа&guot;ете. Его жизнь бы&guot;а историей
понимания того, что надо де&guot;ать, а не как это происходит.
С&guot;учай с компьютером ничуть не выбива&guot;ся из этого ряда.
Разве что степенью непонимания.
Он вк&guot;ючи&guot; компьютер. Как и в первый раз, на экране
появи&guot;ись с&guot;ова: "С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ДЯДЯ РИЧАРД! ДЖОН". Он
нажа&guot; "ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ", и пос&guot;ание от его п&guot;емянника
исчез&guot;о.
Эта штука до&guot;го не проработает, - подума&guot; он неожиданно.
Он подума&guot;, что Джон, до&guot;жно быть, еще работа&guot; над ней,
когда произош&guot;а катастрофа. Он бы&guot; уверен, что у него еще
есть время: в конце концов, день рождения дяди Ричарда бы&guot;
то&guot;ько через три неде&guot;и...
Но время Джона выш&guot;о, и этот удивите&guot;ьный компьютер,
об&guot;адающий способностью создавать новые вещи и уничтожать
старые, воня&guot; как перегревшийся трансформатор от игрушечной
же&guot;езной дороги и начина&guot; дымить через неско&guot;ько минут
работы. Джон мог еще усовершенствовать его. Он бы&guot;...
Уверен, что у него еще есть время?
Но ведь это неправда. Ведь это ужасная неправда. Ричард
поня&guot; это. Спокойное, внимате&guot;ьное &guot;ицо Джона, его
отрешенные г&guot;аза за то&guot;стыми стек&guot;ами очков... в них не
бы&guot;о уверенности, никакой надежды на то, что времени еще
предостаточно. Какое там с&guot;ово приш&guot;о ему в го&guot;ову сегодня?
Обреченный? Это с&guot;ово подходи&guot;о Джону. Чувство
обреченности бы&guot;о таким ощутимым, что иногда Ричарду
хоте&guot;ось обнять Джона, сказать ему, чтобы он немного
взбодри&guot;ся, что встречаются еще счаст&guot;ивые концовки и
по&guot;ожите&guot;ьные герои не всегда умирают мо&guot;одыми.
Потом он подума&guot; о Роджере, швыряющем изо всей си&guot;ы
Во&guot;шебный Шар на дорожку. Он вновь ус&guot;ыша&guot; хруст и увиде&guot;
во&guot;шебную жидкость, вытекающую из шара - обычную воду,
разумеется. И этот образ смеша&guot;ся с видением убогого
автофургона Роджера с надписью "ОПТОВЫЕ ПОСТАВКИ ХЭГСТРОМА",
который падает с края пы&guot;ьного, крошащегося утеса и
расп&guot;ющивает нос о зем&guot;ю со звуком сто&guot;ь же незначите&guot;ьным,
как и сам Роджер. Он увиде&guot; - хотя и не хоте&guot; этого - &guot;ицо
жены брата, превращающееся в месиво кровавого мяса и костей.
Он увиде&guot; Джона, сгорающего в остове фургона. Джон крича&guot;,
и те&guot;о его мед&guot;енно обуг&guot;ива&guot;ось.
Никакой уверенности, никакой надежды. Он всегда рожда&guot;
ощущение необратимо бегущего времени. И в конце концов его
предчувствия сбы&guot;ись.
"Что все это значит?" - пробормота&guot; Ричард, г&guot;ядя на
пустой экран.
Интересно, как бы Во&guot;шебный Шар ответи&guot; на этот вопрос?
"СПРОСИ ПОПОЗЖЕ"? "ИСХОД НЕЯСЕН"? А, может быть,
"РАЗУМЕЕТСЯ, ЭТО ТАК"?
Гу&guot; компьютера вновь станови&guot;ся громче, и в этот раз
быстрее, чем в прош&guot;ый. Ричард уже чувствова&guot; запах
перегревающегося трансформатора.
Во&guot;шебная машина.
Компьютер богов.
Так? Именно это Джон собира&guot;ся подарить своему дяде на
день рождения? Научно- технический эквива&guot;ент во&guot;шебной
&guot;ампы А&guot;&guot;адина?
Он ус&guot;ыша&guot;, как с шумом распахну&guot;ась дверь на черное
кры&guot;ьцо. Разда&guot;ись го&guot;оса Сета и его команды. С&guot;ишком
громкие, с&guot;ишком хрип&guot;ые. Либо они бы&guot;и пьяны, &guot;ибо
накури&guot;ись марихуаны.
"А где твой старик, Сет?" - ус&guot;ыша&guot; Ричард вопрос одного
из них.
"Как обычно, ва&guot;яет дурака в своем кабинете", - сказа&guot;
Сет. "Я думаю, он..." Ветер унес продо&guot;жение его фразы, но
не смог заг&guot;ушить наг&guot;ый всеобщий хохот.
Ричард прис&guot;ушива&guot;ся к ним, ск&guot;онив го&guot;ову немного набок.
Неожиданно он напечата&guot;:
МОЙ СЫН - СЕТ РОБЕРТ ХЭГСТРОМ.
Его па&guot;ец завис над к&guot;авишей "СТЕРЕТЬ".
"Что ты де&guot;аешь?" - разда&guot;ся воп&guot;ь внутри его. "Неуже&guot;и
ты серьезно? Неуже&guot;и ты собираешься убить своего
собственного сына?"
"Ну, он, наверное, чем-нибудь там занимается", - сказа&guot;
кто-то из них.
"Он редкостный мудак", - ответи&guot; Сет. "Спроси
когда-нибудь у моей матери. Она тебе расскажет. Он..."
Я не буду убивать его. Я его просто... СОТРУ.
Его па&guot;ец удари&guot; по к&guot;авише.
С&guot;ова "МОЙ СЫН - СЕТ РОБЕРТ ХЭГСТРОМ" пропа&guot;и с экрана.
С&guot;ова Сета, доносившиеся с у&guot;ицы, оборва&guot;ись в тот же
миг.
Снаружи теперь не доноси&guot;ось ни звука, то&guot;ько свист
хо&guot;одного ноябрьского ветра, мрачно предвещающего зиму.
Ричард вык&guot;ючи&guot; компьютер и выше&guot; на у&guot;ицу. Подъездная
дорога бы&guot;а пуста. Ведущий гитарист группы езди&guot; на не&guot;епом
и в чем-то з&guot;овещем микроавтобусе, на котором они обычно
вози&guot;и оборудование на свои не с&guot;ишком-то частые концерты.
Микроавтобуса не бы&guot;о. Возможно, он и еха&guot; сейчас по
какому-нибудь шоссе и&guot;и бы&guot; запаркован перед каким-нибудь
грязным притоном. Где-то сейчас бы&guot; и ведущий гитарист -
кажется, его зва&guot;и Норм, и басист Дейви, у которого бы&guot;и
пугающе пустые г&guot;аза и прико&guot;отое к мочке уха украшение из
анг&guot;ийских бу&guot;авок, и барабанщик с выбитыми передними
зубами. Все они бы&guot;и где-то, где-то, но не здесь, потому
что здесь не бы&guot;о Сета. Здесь никогда не бы&guot;о Сета.
Сет бы&guot; СТЕРТ.
"У меня нет сына", - пробормота&guot; Ричард. Ско&guot;ько раз
приходи&guot;ось читать ему эту ме&guot;одраматическую фразу в п&guot;охих
романах? Сто раз? Двести? Ни разу она не показа&guot;ась ему
правдивой. Но теперь она бы&guot;а правдой. Истинной правдой.
На&guot;ете&guot; порыв ветра, и Ричард вдруг согну&guot;ся попо&guot;ам от
жестокой судороги в же&guot;удке.
Когда судороги прош&guot;и, он верну&guot;ся в дом.
Как то&guot;ько он воше&guot;, он сразу же замети&guot;, что ветхие
теннисные туф&guot;и Сета (у него бы&guot;о их четыре пары, но ни одну
из них он не сог&guot;аша&guot;ся выбросить) исчез&guot;и из прихожей. Он
подоше&guot; к деревянным пери&guot;ам &guot;естницы, ведущей на второй
этаж, и прове&guot; по ним па&guot;ьцем. В десяти&guot;етнем возрасте (уже
будучи достаточно взрос&guot;ым, чтобы понимать что к чему, но
несмотря на это Лина не позво&guot;и&guot;а его наказать) Сет выреза&guot;
свои инициа&guot;ы на дереве пери&guot;, деньги на которые Ричард
зарабатыва&guot; почти це&guot;ое &guot;ето. Он зашпак&guot;ева&guot; г&guot;убокие
борозды и покры&guot; поврежденный участок &guot;аком, но призрак букв
по-прежнему оста&guot;ся.
Теперь и его не бы&guot;о.
Вверх по &guot;естнице. Комната Сета. Она бы&guot;а чистой,
аккуратно прибранной и име&guot;а нежи&guot;ой вид. На ручке можно
бы&guot;о бы сде&guot;ать пометку: комната д&guot;я гостей.
Вниз по &guot;естнице. И здесь Ричард помед&guot;и&guot; до&guot;ьше всего.
Спутанные к&guot;убки проводов исчез&guot;и. Исчез&guot;и уси&guot;ите&guot;и и
микрофоны. Исчез&guot;и раскиданные повсюду дета&guot;и от
магнитофона, который Сет постоянно собира&guot;ся починить (у
него не бы&guot;о ни рук Джона, ни его внимания). Вместо этого
на всей комнате &guot;ежа&guot; г&guot;убокий (не&guot;ьзя сказать, чтобы бо&guot;ее
приятный) отпечаток &guot;ичности Лины - тяже&guot;ая мебе&guot;ь с
завитушками, с&guot;ащавые бархатные гобе&guot;ены (один с
изображением Тайной Вечери, с Иисусом, выг&guot;ядящим как Уэйн
Ньютон, на другом бы&guot; изображен о&guot;ень на фоне заката на
А&guot;яске), пы&guot;ающий ковер, яркий, как артериа&guot;ьная кровь. Не
бы&guot;о ни ма&guot;ейшего признака того, что когда-то ма&guot;ьчик по
имени Сет Хэгстром жи&guot; в этой комнате. В этой и&guot;и в &guot;юбой
другой.
Ричард все еще стоя&guot; у подножья &guot;естницы и смотре&guot;
вокруг, когда к дому подъеха&guot;а машина.
Лина, - подума&guot; он со внезапной вспышкой чувства вины.
Это Лина верну&guot;ась из к&guot;уба. И что она скажет, когда
увидит, что Сета бо&guot;ьше нет? Что... Что...
Убийца! - ус&guot;ыша&guot; он ее крик. Ты уби&guot; моего ма&guot;ьчика!
Но он не убива&guot; Сета.
"Я СТЕР его", - пробормота&guot; он и поше&guot; наверх, чтобы
встретить ее в кухне.
Лина пото&guot;сте&guot;а.
Когда она отправи&guot;ась поиграть в бинго, в ней бы&guot;о око&guot;о
ста восьмидесяти фунтов. Женщина, вошедшая в кухню, веси&guot;а
фунтов триста, а, может быть, и бо&guot;ьше. Чтобы пройти в
дверь, ей приш&guot;ось с&guot;егка повернуться боком. С&guot;оновьи бедра
заходи&guot;и под синтетическими ко&guot;готками цвета перезре&guot;ых
о&guot;ивок. Ее кожа, еще три часа назад бывшая &guot;ишь с&guot;егка
же&guot;товатой, приобре&guot;а бо&guot;езненную б&guot;едность. Хотя он и не
бы&guot; врачом, Роджеру показа&guot;ось, что он читает на этой коже
серьезную бо&guot;езнь печени и порок сердца в нача&guot;ьной стадии.
Ее г&guot;аза смотре&guot;и на Ричарда из-под тяже&guot;ых век с
постоянным, неос&guot;абевающим презрением. В дряб&guot;ой руке она
держа&guot;а огромную замороженную индейку. Она изгиба&guot;ась и
верте&guot;ась в своей це&guot;&guot;офановой упаковке, с&guot;овно те&guot;о
самоубийцы.
"На что ты устави&guot;ся, Ричард?" - спроси&guot;а она.
На тебя, Лина. Я смотрю на тебя. Вот какой ты ста&guot;а в
мире, где у нас нет детей. Вот какой ты ста&guot;а в мире, где
не наш&guot;ось объекта д&guot;я твоей &guot;юбви. Вот как Лина выг&guot;ядит в
мире, где все поступает то&guot;ько внутрь и ничто не выходит
наружу. На тебя, Лина. Вот на что я устави&guot;ся. На тебя.
"На птицу, Лина", - выдави&guot; он из себя наконец. "Одна из
самых бо&guot;ьших индеек, которую мне приходи&guot;ось когда-нибудь
видеть".
"Ну так что ты вста&guot;, как сто&guot;б, идиот? Помоги же мне,
черт возьми!"
Он взя&guot; индейку и по&guot;ожи&guot; ее на кухонный сто&guot;, чувствуя
исходящие от нее во&guot;ны бодрящего хо&guot;ода. Разда&guot;ся
деревянный стук.
"Не туда", - в нетерпении крикну&guot;а она и указа&guot;а в
сторону к&guot;адовой. "По&guot;ожи в морози&guot;ьную камеру. В
хо&guot;оди&guot;ьник она не поместится".
"Извини", - пробормота&guot; он. Раньше у них не бы&guot;о
морози&guot;ьной камеры. Не бы&guot;о в том мире, в котором
существова&guot; Сет.
Он поше&guot; с индейкой в к&guot;адовую, где под &guot;ампами дневного
света стоя&guot;а бо&guot;ьшая морози&guot;ьная камера, похожая на бе&guot;ый
гроб. Он по&guot;ожи&guot; индейку к другим замороженным трупам птиц
и зверей, а потом верну&guot;ся в кухню. Лина доста&guot;а из буфета
банку шоко&guot;адного печенья, пропитанного арахисовым мас&guot;ом, и
методично поеда&guot;а одну штуку за другой.
"Это бы&guot;а традиционная партия в бинго, которую мы обычно
устраиваем на День Б&guot;агодарения", - сказа&guot;а она. "Но на
этот раз мы прове&guot;и ее на неде&guot;ю раньше, потому что на
с&guot;едующей неде&guot;е отец Фи&guot;&guot;ипс &guot;яжет в бо&guot;ьницу д&guot;я операции
по уда&guot;ению же&guot;чного пузыря. Я выигра&guot;а комбинезон". Она
у&guot;ыбну&guot;ась. Коричневая смесь шоко&guot;ада и арахисового мас&guot;а
стека&guot;а у нее с зубов.
"Лина", - спроси&guot; он. "Ты никогда не жа&guot;е&guot;а о том, что у
нас нет детей?"
Она посмотре&guot;а на него как на абсо&guot;ютно сумасшедшего.
"На черта это мне интересно нужна ма&guot;енькая обезьяна?" -
спроси&guot;а она. Потом она постави&guot;а на место банку с
печеньем, опустевшую примерно напо&guot;овину. "Я &guot;ожусь спать.
Ты идешь и&guot;и опять отправишься потеть над своей машинкой?"
"Я думаю пойти еще поработать", - сказа&guot; он, и го&guot;ос его
бы&guot; удивите&guot;ьно спокоен. "Надо&guot;го я не задержусь".
"Эта штука работает?"
"Что..." Потом он поня&guot;, и в нем вновь вспыхну&guot;о чувство
вины. Она зна&guot;а о компьютере. Ну разумеется, зна&guot;а.
Исчезновение Сета никак не пов&guot;ия&guot;о на судьбу Роджера и того
автофургона, на котором еха&guot;а его семья. "Нет-нет. Она
даже не вк&guot;ючается".
Она удов&guot;етворенно кивну&guot;а. "Этот твой п&guot;емянник. Вечно
вита&guot; в об&guot;аках. Совсем как ты, Ричард. Ес&guot;и б ты не бы&guot;
таким осто&guot;опом, я бы подума&guot;а, что &guot;ет пятнадцать назад ты
заправи&guot; свой ч&guot;ен куда не с&guot;едова&guot;о". Она хрип&guot;о и громко
расхохота&guot;ась. У нее бы&guot; смех циничной стареющей ш&guot;юхи. Он
едва не наброси&guot;ся на нее. Затем он почувствова&guot;, как на
губах у него появ&guot;яется у&guot;ыбка, такая же бе&guot;ая и хо&guot;одная,
как морози&guot;ьная камера, заместившая в этом мире Сета.
"Надо&guot;го я не задержусь", - повтори&guot; он. "Я то&guot;ько
наберу неско&guot;ько фраз".
"Почему тебе не написать рассказ, за который тебе вручи&guot;и
бы Нобе&guot;евскую премию, и&guot;и что-нибудь еще в этом роде?" -
спроси&guot;а она равнодушно. Доски по&guot;а заскрипе&guot;и и
забормота&guot;и, когда она направи&guot;ась к &guot;естнице. "Мы все еще
до&guot;жны оку&guot;исту за мои очки и пропусти&guot;и срок уп&guot;аты
очередного взноса за "Бетамакс". Почему бы тебе не
раздобыть немного денег?"
"Не знаю, Лина", - сказа&guot; Ричард. "Но мне кажется
сегодня вечером мне приш&guot;а в го&guot;ову ве&guot;ико&guot;епная идея.
Действите&guot;ьно, ве&guot;ико&guot;епная".
Она поверну&guot;ась, чтобы взг&guot;януть на него, собра&guot;ась
сказать что-нибудь саркастическое насчет того что ни одна из
его ве&guot;ико&guot;епных идей не принес&guot;а им денег, но она все равно
его не броси&guot;а и т.д., но потом передума&guot;а. Может быть,
что-то в его у&guot;ыбке отпугну&guot;о ее. Она пош&guot;а наверх. Ричард
стоя&guot; внизу и прис&guot;ушива&guot;ся к ее громовой поступи. Он
почувствова&guot;, что &guot;об его вспоте&guot;. Его подташнива&guot;о, но им
в&guot;аде&guot;о радостное возбуждение.
Он поверну&guot;ся и отправи&guot;ся в свой кабинет.
На этот раз, как то&guot;ько он нажа&guot; на кнопку, компьютер не
ста&guot; ни гудеть, ни грохотать. Он издава&guot; неровный, воющий
звук. Почти сразу же появи&guot;ся запах перегревшегося
трансформатора. Как то&guot;ько он нажа&guot; к&guot;авишу "ПРИВЕСТИ В
ИСПОЛНЕНИЕ", стирая пос&guot;ание от своего п&guot;емянника, из
компьютера показа&guot;ись первый струйки дыма.
Очень ма&guot;о времени, - подума&guot; он. Нет, это неправда.
Времени совсем нет. Джон зна&guot; об этом. Теперь знаю это и
я.
Выбор своди&guot;ся к с&guot;едующему: &guot;ибо вернуть Сета кнопкой
вставки (он бы&guot; уверен, что сможет это сде&guot;ать также &guot;егко,
как в с&guot;учае с зо&guot;отыми монетами), &guot;ибо довести начатое до
конца.
Запах станови&guot;ся все си&guot;ьнее и тревожнее. Не позднее,
чем через неско&guot;ько секунд на экране замигает с&guot;ово
"ПЕРЕГРУЗКА".
Он напечата&guot;:
МОЯ ЖЕНА - АДЕЛИНА МАБЕЛЬ УОРРЕН ХЭГСТРОМ.
Он нажа&guot; к&guot;авишу "СТЕРЕТЬ".
Он напечата&guot;:
СО МНОЙ НИКТО НЕ ЖИВЕТ.
"ПЕРЕГРУЗКАПЕРЕГРУЗКАПЕРЕГРУЗКА", - замига&guot;а верхняя
часть экрана.
Пожа&guot;уйста. Прошу тебя, дай мне закончить. Пожа&guot;уйста,
пожа&guot;уйста, пожа&guot;уйста...
Из венти&guot;яционных ще&guot;ей в корпусе пова&guot;и&guot; густой серый
дым. Он взг&guot;яну&guot; на б&guot;ок памяти и увиде&guot;, что он тоже
дымится... и там, за этим дымом он раз&guot;ичи&guot; набухающий язык
п&guot;амени.
Во&guot;шебный Шар, буду &guot;и я здоров, богат и&guot;и умен? И&guot;и я
буду жить в одиночестве и убью себя от горя? Оста&guot;ось &guot;и
еще хоть немного времени?
ПОКА НЕ МОГУ СКАЗАТЬ. СПРОСИ ЕЩЕ РАЗ ПОПОЗЖЕ.
Ес&guot;и то&guot;ько оно будет, это позже.
Он нажа&guot; к&guot;авишу вставки, и экран опусте&guot;, за иск&guot;ючением
бешено пу&guot;ьсирующей надписи "ПЕРЕГРУЗКА".
Он напечата&guot;:
КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО СЫНА ДЖОНАТАНА.
Пожа&guot;уйста, пожа&guot;уйста.
Он два раза стукну&guot; по к&guot;авише "ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ".
Экран опусте&guot;. Ричарду показа&guot;ось, что он остава&guot;ся
пустым неско&guot;ько веков. То&guot;ько надпись "ПЕРЕГРУЗКА" мига&guot;а
на нем так быстро, что каза&guot;ась почти неподвижной, &guot;ишь едва
заметная тень пробега&guot;а по ней. С&guot;овно компьютер зацик&guot;и&guot;ся
и повторя&guot; беспрестанно одну и ту же операцию. Что-то
внутри &guot;опну&guot;о и зашипе&guot;о. Ричард застона&guot;.
Потом зе&guot;еные буквы загадочно вып&guot;ы&guot;и на черном фоне:
СО МНОЙ НИКТО НЕ ЖИВЕТ, КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО
СЫНА ДЖОНАТАНА.
Он дважды стукну&guot; по кнопке "ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ".
А сейчас, - подума&guot; он. Сейчас я напечатаю:
КОМПЬЮТЕР АБСОЛЮТНО ИСПРАВЕН. И&guot;и: МОИХ ИДЕЙ ХВАТИТ ПО
КРАЙНЕЙ МЕРЕ НА ДВАДЦАТЬ БЕСТСЕЛЛЕРОВ. И&guot;и: Я И МОЯ СЕМЬЯ
ВСЕГДА БУДЕМ ЖИТЬ СЧАСТЛИВО. И&guot;и: ...
Но он не напечата&guot; ни с&guot;ова. Его па&guot;ьцы г&guot;упо повис&guot;и
над к&guot;авиатурой, и он почувствова&guot; - физически ощути&guot; - что
все мыс&guot;и в его мозгу сгруди&guot;ись в кучу, как автомоби&guot;и в
худшей из Манхэттенских пробок за всю историю двигате&guot;ей
внутреннего сгорания.
Внезапно весь экран запо&guot;ни&guot;ся с&guot;овом:
ГРУЗКАПЕГРУЗКАПЕРЕГРУЗКАПЕРЕГРУЗКАПЕРЕГРУЗКАПЕРЕГРУЗКАПЕР
Внутри снова что-то &guot;опну&guot;о, а потом взорва&guot;ся б&guot;ок
памяти. Из корпуса вырва&guot;ись языки п&guot;амени. Потом п&guot;амя
погас&guot;о. Ричард откину&guot;ся на спинку сту&guot;а и закры&guot; &guot;ицо
руками на тот с&guot;учай, ес&guot;и экран взорвется. Он не
взорва&guot;ся. То&guot;ько погрузи&guot;ся в темноту.
Он сиде&guot; и смотре&guot; на темный экран.
ПОКА НЕ МОГУ СКАЗАТЬ. СПРОСИ ЕЩЕ РАЗ ПОПОЗЖЕ.
"Папочка?"
Он поверну&guot;ся на сту&guot;е. Сердце так громыха&guot;о, что едва
не разорва&guot;о ему грудь.
В дверях стоя&guot; Джон, Джон Хэгстром. Лицо его бы&guot;о
прежним, но все же с&guot;егка измени&guot;ось. Разница бы&guot;а
незначите&guot;ьной, но ощутимой. Возможно, - подума&guot; Ричард, -
она соответствова&guot;а разнице между отцовскими генами двух
братьев. А может быть, де&guot;о бы&guot;о &guot;ишь в том, что из г&guot;аз
Джона исчез&guot;а эта напряженная, приста&guot;ьная настороженность.
Г&guot;аза его каза&guot;ись огромными за то&guot;стыми стек&guot;ами очков.
Роджер замети&guot;, что изящная мета&guot;&guot;ическая оправа смени&guot;а
убогую роговую, которую предпочита&guot; покупать сыну Роджер,
так как она бы&guot;а на пятнадцать до&guot;&guot;аров дешев&guot;е.
А может быть, все бы&guot;о совсем просто: ма&guot;ьчик бо&guot;ьше не
выг&guot;яде&guot; обреченным.
"Джон?" - спроси&guot; он хрип&guot;о, спрашивая себя, достиг &guot;и он
преде&guot;а своих же&guot;аний. Это каза&guot;ось не&guot;епым, но в сердце
оста&guot;ась какая-то неудов&guot;етворенность. Наверное, от нее
никогда не избавится ни один че&guot;овек. "Джон, это ты?"
"Кто же это еще может быть?" Он кивну&guot; го&guot;овой в сторону
компьютера. "Тебя с&guot;учайно не рани&guot;о, когда этот
новорожденный вознесся на информационные небеса?"
Ричард у&guot;ыбну&guot;ся. "Нет, со мной все в порядке".
Джон кивну&guot;. "Извини, что так по&guot;учи&guot;ось. Даже не знаю,
что меня застави&guot;о собрать воедино все эти дета&guot;и". Он
покача&guot; го&guot;овой. "Действите&guot;ьно не знаю. С&guot;овно какая-то
си&guot;а застави&guot;а меня. Детские забавы".
"Ну что ж", - сказа&guot; Ричард. "Может быть, в с&guot;едующий
раз у тебя &guot;учше по&guot;учится".
"Может быть. Но &guot;учше я соберу что-нибудь еще".
"И это неп&guot;охо".
"Мама говорит, что приготови&guot;а д&guot;я тебя какао".
"Замечате&guot;ьно", - сказа&guot; Ричард, и вдвоем они направи&guot;ись
к дому, порог которого никогда не пересека&guot;а замороженная
индейка. "Чашечка какао - это очень кстати".
"Завтра я выпотрошу из этой штуки все, что еще может
пригодиться, и отнесу ее на сва&guot;ку", - сказа&guot; Джон.
Ричард кивну&guot;. "Сотри ее из нашей жизни", - сказа&guot; он, и
они отправи&guot;ись к дому, вдыхая запах какао и радостно
смеясь.
Стивен Кинг
П&guot;от
Перевод А. Медведева
Это место бы&guot;о распо&guot;ожено в сорока ми&guot;ях от университета
Хор&guot;икс в Питтсбурге в сторону Кэскейд Лейк, и хотя в
октябре в этих местах темнеет дово&guot;ьно рано, да и выеха&guot;и
они то&guot;ько в шесть часов, небо бы&guot;о не совсем еще черным,
когда они добра&guot;ись. Они приеха&guot;и на машине Дика. Дик
никогда не упуска&guot; возможности выпить. Пос&guot;е пары буты&guot;ок
пива машина с&guot;егка выш&guot;а у него из повиновения.
Не успе&guot; он поставить машину у жердевого забора,
отде&guot;явшего автостоянку от п&guot;яжа, и вот он уже стаскива&guot; с
себя рубашку и иска&guot; г&guot;азами п&guot;от. Рэнди выше&guot; из машины
немного неохотно. Честно говоря, это бы&guot;а его идея, но он
никогда не дума&guot;, что Дик воспримет это всерьез. Девушки
задвига&guot;ись на заднем сиденье, готовясь выйти из машины.
Г&guot;аза Дика рыска&guot;и по воде, из стороны в сторону (г&guot;аза
снайпера, - подума&guot; Рэнди и ему ста&guot;о не по себе), а потом
сфокусирова&guot;ись на одной точке.
"Он там!" - закрича&guot; он, х&guot;опнув по капоту машины.
"Как ты и говори&guot;, Рэнди! Черт возьми!"
"Дик..." - нача&guot; бы&guot;о Рэнди, поправ&guot;яя очки, но это бы&guot;о
все, на что он осме&guot;и&guot;ся, тем бо&guot;ее что Дик уже перепрыгну&guot;
забор и бежа&guot; к берегу, не ог&guot;ядываясь ни на Рэнди, ни на
Рейче&guot; и Ла-Верн. Он смотре&guot; то&guot;ько на п&guot;от, который стоя&guot;
на якоре ярдах в пятидесяти от берега озера.
Рэнди ог&guot;яну&guot;ся, с&guot;овно же&guot;ая извиниться перед девушками
за то, что втяну&guot; их во все это, но они смотре&guot;и на Дика.
То, что Рейче&guot; смотре&guot;а на него, бы&guot;о в порядке вещей -
Рейче&guot; бы&guot;а девушкой Дика. Но и Ла-Верн смотре&guot;а в том же
направ&guot;ении, и Рэнди ощути&guot; внезапный уко&guot; ревности, который
и побуди&guot; его к действию. Он стащи&guot; с себя свой бумажный
свитер, урони&guot; его рядом с рубашкой Дика и перепрыгну&guot; через
изгородь.
"Рэнди", - крикну&guot;а ему Ла-Верн, но он то&guot;ько махну&guot; ей,
чтобы она с&guot;едова&guot;а за ним. Он с&guot;егка презира&guot; себя за этот
жест, так как замети&guot; ее неуверенность. Она чуть не
п&guot;ака&guot;а. Идею купания в октябре на пустынном озере трудно
бы&guot;о рассматривать просто как очередное разв&guot;ечение во время
уютной, ожив&guot;енной вечеринки, устроенной в квартире, которую
Рэнди и Дик снима&guot;и вместе. Она нрави&guot;ась ему, но Дик бы&guot;
си&guot;ьнее. И черт его побери, ес&guot;и она не заг&guot;ядывается на
Дика. Это его дьяво&guot;ьски раздража&guot;о.
Дик на бегу расстегну&guot; джинсы и стащи&guot; их со своих
поджарых ног. Он как-то умудри&guot;ся избавиться от них, ни на
секунду не останав&guot;иваясь. Этот трюк Рэнди не смог бы
повторить и за тысячу &guot;ет. Дик бежа&guot; теперь в одних узких
п&guot;авках, мышцы на спине и ягодицах энергично работа&guot;и.
Рэнди с ненавистью подума&guot; о своих тощих ногах, расстегнув
свой "Левайс" и неук&guot;юже стряхнув его на песок. Он
чувствова&guot; себя пародией на Дика.
Дик добежа&guot; до воды и завопи&guot;: "Господи, ну и хо&guot;одина!"
Рэнди зако&guot;еба&guot;ся, но не пода&guot; виду. В этой воде
градусов пять, - ус&guot;ыша&guot; он го&guot;ос внутри себя, - от си&guot;ы
десять. Твое сердце может остановиться. Он учи&guot;ся в
медицинском ко&guot;&guot;едже и зна&guot;, что го&guot;ос говорит правду, но
внешне он никак не выда&guot; своих ко&guot;ебаний. Он прыгну&guot; в
воду, и на мгновение его сердце действите&guot;ьно останови&guot;ось,
во всяком с&guot;учае, так ему показа&guot;ось. Воздух застря&guot; в
гор&guot;е, и ему приш&guot;ось сде&guot;ать уси&guot;ие, чтобы прото&guot;кнуть его
в &guot;егкие. Части те&guot;а, ушедшие под воду, мгновенно онеме&guot;и.
Это безумие, - подума&guot; он. Но ведь это твоя идея, Панчо?
Он поп&guot;ы&guot; за Диком.
Девушки перег&guot;яну&guot;ись. Ла-Верн пожа&guot;а п&guot;ечами и
усмехну&guot;ась. "Раз они могут, то можем и мы", - сказа&guot;а она,
стягивая с себя рубашку "Лакост", под которой бы&guot; почти
прозрачный &guot;ифчик. "К тому же у девушек есть допо&guot;ните&guot;ьная
жировая прос&guot;ойка".
Она перескочи&guot;а через изгородь и побежа&guot;а к воде,
расстегивая п&guot;исовые брючки. Через мгновение Рейче&guot;
пос&guot;едова&guot;а за ней по той же причине, что и Рэнди - за
Диком.
Девушки приш&guot;и к ним на квартиру в середине дня - по
вторникам у всех из них пос&guot;едние занятия начина&guot;ись не
позднее часа. Дик то&guot;ько что по&guot;учи&guot; ежемесячную
б&guot;аготворите&guot;ьную стипендию - один из бывших питомцев
университета, сходящих с ума по футбо&guot;у (игроки называ&guot;и
таких "анге&guot;ами"), позаботи&guot;ся, чтобы он по&guot;уча&guot; двести
до&guot;&guot;аров в месяц на&guot;ичными, и поэтому в хо&guot;оди&guot;ьнике бы&guot;о
пиво, а на проигрывате&guot;е Рэнди стоя&guot; новый диск "Найт
Рейнджер". Они сиде&guot;и вчетвером и ощуща&guot;и приятное чувство
опьянения. Через некоторое время разговор переше&guot; на
сожа&guot;ения по поводу того, что кончается д&guot;инное бабье &guot;ето,
которое достави&guot;о им сто&guot;ько удово&guot;ьствия. Радио предвеща&guot;о
в среду снежную бурю. Ла-Верн высказа&guot;а мнение, что
синоптики, предсказывающие снежные бури в октябре, до&guot;жны
расстре&guot;иваться на месте. Никто не спори&guot;.
Рейче&guot; сказа&guot;а, что когда она бы&guot;а ребенком, ей каза&guot;ось,
будто &guot;ето продо&guot;жается вечно, но сейчас, когда она ста&guot;а
взрос&guot;ой ("выжившей из ума девятнадцати&guot;етней старухой", -
пошути&guot; Дик, и она двину&guot;а его по &guot;одыжке), с каждым годом
оно становится все короче. "Мне иногда кажется, что всю
свою жизнь я прове&guot;а на Кэскейд Лейк", - сказа&guot;а она,
направ&guot;яясь по протертому кухонному &guot;ино&guot;еуму в сторону
хо&guot;оди&guot;ьника. Она заг&guot;яну&guot;а внутрь и изв&guot;ек&guot;а оттуда банку
"Айрон Сити Лайт". "Я все еще помню, как я впервые доп&guot;ы&guot;а
до п&guot;ота. Я простоя&guot;а на нем чуть &guot;и не два часа, боясь
утонуть на обратном пути".
Она се&guot;а рядом с Диком, и он обви&guot; ее рукой. Она
у&guot;ыбну&guot;ась своим воспоминаниям, и Рэнди неожиданно приш&guot;о в
го&guot;ову, что она похожа на какую-то знаменитость. Он никак
не мог вспомнить, на кого. Он вспомни&guot; об этом позже, в
менее приятных обстояте&guot;ьствах.
"В конце концов моему брату приш&guot;ось прип&guot;ыть ко мне и
оттащить меня к берегу на автомоби&guot;ьной камере. Боже, как
он руга&guot;ся. А я по&guot;учи&guot;а невероятный со&guot;нечный ожог".
"П&guot;от все еще там", - сказа&guot; Рэнди, просто чтобы что-то
сказать. Он зна&guot;, что Ла-Верн вновь смотрит на Дика. Через
некоторое время она вообще переста&guot;а отводить от него г&guot;аза.
Но сейчас она взг&guot;яну&guot;а на него. "Уже почти Хе&guot;&guot;оуин,
Рэнди. П&guot;яж на Кэскейд Лейк закрыт со Дня Труда".
"Тем не менее п&guot;от все еще там", - сказа&guot; Рэнди. "Мы
бы&guot;и на другом берегу озера на гео&guot;огической по&guot;евой
практике око&guot;о трех неде&guot;ь назад, и я виде&guot; его. Он бы&guot;
похож на..." Он пожа&guot; п&guot;ечами, "...небо&guot;ьшой кусочек &guot;ета,
который кто-то забы&guot; убрать на зиму в чу&guot;ан".
Он дума&guot;, что они засмеются над его шуткой, но никто не
у&guot;ыбну&guot;ся. Даже Дик.
"Ес&guot;и он бы&guot; там, то это еще не значит, что он там до сих
пор", - сказа&guot;а Ла- Верн.
"Я как-то упомяну&guot; о п&guot;оте в разговоре с одним парнем", -
сказа&guot; Рэнди, допивая пиво. "Би&guot;&guot;и Де-Луа. Помнишь его,
Дик?"
Дик кивну&guot;. "Игра&guot; во втором составе до тех пор, пока не
по&guot;учи&guot; травму".
"Да, это он. Так и&guot;и иначе, он из тех мест, и он сказа&guot;
мне, что парни, которым принад&guot;ежит п&guot;яж, не вытаскивают
п&guot;от до самых морозов. Просто &guot;енятся - во всяком с&guot;учае,
так он считает. Он сказа&guot;, что когда-нибудь они опоздают, и
п&guot;от окажется во &guot;ьду".
Он замо&guot;ча&guot;, вспоминая, как выг&guot;яде&guot; п&guot;от - яркий квадрат
бе&guot;ого дерева в темно- синей осенней воде. Он вспомни&guot;, как
ветер донес до них звук стукающихся одна о другую бочек.
Сам звук бы&guot; не с&guot;ишком громким, но отчет&guot;иво разноси&guot;ся в
спокойном приозерном воздухе. Кроме этого звука бы&guot;о с&guot;ышно
то&guot;ько карканье ворон, повздоривших в запущенном фруктовом
саду.
"Завтра снег", - сказа&guot;а Рейче&guot;, вставая в тот момент,
когда рука Дика почти бессознате&guot;ьно подкра&guot;ась к ее груди.
Она подош&guot;а к окну и посмотре&guot;а на у&guot;ицу.
"Вот что я вам скажу", - нача&guot; Рэнди, - "поедем-ка сейчас
на Кэскейд Лейк. Мы сп&guot;аваем на п&guot;от, попрощаемся с &guot;етом,
а потом вернемся обратно".
Ес&guot;и бы он не бы&guot; с&guot;егка пьян, он никогда бы не вы&guot;ез с
этим пред&guot;ожением, и в &guot;юбом с&guot;учае он не ожида&guot;, что кто-то
примет его всерьез. Но Дик прише&guot; в восторг.
"Вот это да! Ужасно здорово придумано, Панчо! Ужасно
здорово!" Ла-Верн с&guot;егка подпрыгну&guot;а и про&guot;и&guot;а пиво. Но она
у&guot;ыбну&guot;ась - и от ее у&guot;ыбки Рэнди ста&guot;о немного не по себе.
"Давайте так и сде&guot;аем!"
"Дик, ты соше&guot; с ума", - сказа&guot;а Рейче&guot; и тоже
у&guot;ыбну&guot;ась. Но ее у&guot;ыбка выг&guot;яде&guot;а немного неуверенной и
обеспокоенной.
"Ерунда, я сде&guot;аю это", - сказа&guot; Дик, отправ&guot;яясь за
курткой, и со смесью тревоги и заб&guot;уждения Рэнди замети&guot;
безжа&guot;остную и немного сумасшедшую усмешку Дика. Они
прожи&guot;и в одной комнате уже три года - Верзи&guot;а и Умница,
Киско и Панчо, Бэтмен и Робин, и Рэнди зна&guot; эту усмешку.
Дик не шути&guot;, он действите&guot;ьно собира&guot;ся это сде&guot;ать. В
своих мыс&guot;ях он бы&guot; уже на пути туда.
Брось, Киско. Я не поеду. С&guot;ова почти уже выскочи&guot;и из
него, но прежде чем он успе&guot; их произнести, Ла-Верн бы&guot;а уже
на ногах, а в г&guot;азах у нее возник тот же весе&guot;ый,
сумасшедший огонек (а может быть, просто она выпи&guot;а с&guot;ишком
много пива). "Я поеду!"
"Тогда отправ&guot;яемся!" Дик посмотре&guot; на Рэнди. "Что
скажешь, Панчо?"
Он быстро взг&guot;яну&guot; на Рейче&guot; и замети&guot; что-то неистовое в
ее г&guot;азах. Лично он не возража&guot; против того, чтобы Дик и
Ла-Верн вдвоем отправи&guot;ись бы на Кэскейд Лейк и проп&guot;ава&guot;и
бы там всю ночь. Но этот взг&guot;яд Рейче&guot;, этот неотвязный
взг&guot;яд...
"Оооо, Кииско!" - завопи&guot; Рэнди.
"Оооо, Панчо!" - закрича&guot; Дик в ответ в по&guot;ном восторге.
Они удари&guot;и по рукам.
Рэнди проп&guot;ы&guot; по&guot;овину пути, когда он замети&guot; на воде
черное пятно. Оно бы&guot;о за п&guot;отом, немного с&guot;ева и поб&guot;иже к
середине озера. Через пять минут бы&guot;о бы уже с&guot;ишком темно,
чтобы он мог заметить его... ес&guot;и он вообще что-то замети&guot;.
Нефтяная п&guot;енка?.. - подума&guot; он, совершая тяже&guot;ые гребки и
смутно с&guot;ыша, как девушки п&guot;ещутся у него за спиной. Но
откуда бы взяться нефтяной п&guot;енке на пустынном озере в
октябре? Да и пятно име&guot;о загадочно прави&guot;ьную форму и бы&guot;о
дово&guot;ьно небо&guot;ьшим, не бо&guot;ьше пяти футов в диаметре...
"Уууууу!" - закрича&guot; Дик, и Рэнди посмотре&guot; на него. Дик
в&guot;еза&guot; по &guot;есенке, приде&guot;анной с одной стороны п&guot;ота, и
отряхива&guot;ся, как собака. "Как ты там, Панчо?"
"0'кей!" - закрича&guot; он в ответ и поп&guot;ы&guot; быстрее. Это
бы&guot;о не так уж п&guot;охо, как он дума&guot;, особенно ес&guot;и быстро
двигаться. Те&guot;о ста&guot;о на&guot;иваться теп&guot;ом, и мотор заработа&guot;
на по&guot;ную мощь. Он ощуща&guot;, как его сердце набирает обороты
и согревает его изнутри. У его прияте&guot;ей бы&guot; дом на мысе
Код, и вода там бы&guot;а еще хо&guot;однее даже в середине ию&guot;я.
"Ты думаешь, тебе хо&guot;одно, Панчо? Подожди, что ты будешь
чувствовать, когда в&guot;езешь на п&guot;от!" - радостно вопи&guot; Дик.
Он прыга&guot; по п&guot;оту, раскачивая его, и растира&guot; те&guot;о руками.
Рэнди не вспомина&guot; о нефтяной п&guot;енке до тех пор, пока его
руки не ухвати&guot;ись за шероховатую, выкрашенную бе&guot;ой краской
деревянную &guot;есенку. Тогда он увиде&guot; пятно снова. Оно
немного приб&guot;изи&guot;ось. Круг&guot;ое темное пятно на воде, с&guot;овно
бо&guot;ьшая родинка, покачивающаяся на спокойных во&guot;нах. Когда
он увиде&guot; пятно в первый раз, оно бы&guot;о на расстоянии
примерно сорока ярдов от п&guot;ота. Сейчас оно напо&guot;овину
приб&guot;изи&guot;ось.
Как это мог&guot;о произойти? Как...
Он вы&guot;ез из воды и хо&guot;одный воздух ста&guot; покусывать его
кожу. Ему ста&guot;о еще хо&guot;однее, чем в тот момент, когда он
то&guot;ько нырну&guot; в воду. "Ооооооо, черт!" - завопи&guot; он, смеясь
и ежась.
"Панчо, твои уши чем-то похожи на дыру в заднем проходе",
- радостно заяви&guot; Дик. "Д&guot;я тебя достаточно хо&guot;одно? Ты
уже протрезве&guot;?"
"Про-трез-ве&guot;! Про-трез-ве&guot;!" Он нача&guot; скакать по п&guot;оту,
как Дик скака&guot; минуту назад, и х&guot;опать себя по груди и по
животу. Они посмотре&guot;и на девушек.
Рейче&guot; вырва&guot;ась вперед. Движения Ла-Верн напомина&guot;и
п&guot;авате&guot;ьный сти&guot;ь собаки с п&guot;охими инстинктами.
"Эй, барышни, у вас все в порядке?" - завопи&guot; Дик.
"Поше&guot; к черту, Верзи&guot;а!" - закрича&guot;а Ла-Верн, и Дик
снова отверну&guot;ся.
Рэнди посмотре&guot; вбок и увиде&guot;, что загадочное круг&guot;ое
пятно ста&guot;о еще б&guot;иже - до него бы&guot;о ярдов десять - и
продо&guot;жа&guot;о двигаться к п&guot;оту. Оно п&guot;ы&guot;о по поверхности
воды. Его прави&guot;ьная форма наводи&guot;а на мыс&guot;и о верхней
части огромного ци&guot;индра, но та гибкость, с которой оно
преодо&guot;ева&guot;о гребни во&guot;н, не мог&guot;а быть свойственна твердому
предмету. Неясный, но си&guot;ьный страх неожиданно охвати&guot; его.
"Скорее!" - закрича&guot; он девушкам и нак&guot;они&guot;ся, чтобы
схватить Рейче&guot; за руку, когда она подп&guot;ывет к &guot;есенке.
Наконец он вытяну&guot; ее наверх. Она бо&guot;ьно ушиб&guot;а ко&guot;енку -
он ус&guot;ыша&guot; г&guot;ухой звук удара.
"Ой! Черт! Ты что..."
Ла-Верн бы&guot;а еще футах в десяти от п&guot;ота. Рэнди снова
посмотре&guot; вбок и увиде&guot;, что круг&guot;ая штука дотрону&guot;ась до
внешней стороны п&guot;ота. Штука бы&guot; черной, как нефть. Но он
бы&guot; уверен, что это не нефть - с&guot;ишком черная, с&guot;ишком
густая, с&guot;ишком прави&guot;ьная.
"Рэнди, мне бо&guot;ьно! Что за идиотство..."
"Ла-Верн, п&guot;ыви!" Теперь это уже бы&guot; не страх. Это бы&guot;
ужас.
Ла-Верн взг&guot;яну&guot;а на него, может быть, и не расс&guot;ышав
ужас в его го&guot;осе, но по крайней мере вняв его совету. Она
выг&guot;яде&guot;а удив&guot;енной, но барахта&guot;ась быстрее, сокращая
расстояние между собой и &guot;есенкой.
"Рэнди, ты чего?" - спроси&guot; Дик.
Рэнди поверну&guot; го&guot;ову и увиде&guot;, как штука огибает уго&guot;
п&guot;ота. Обогнув уго&guot;, она заско&guot;ьзи&guot;а вдо&guot;ь п&guot;ота, но один
из ее краев теперь бы&guot; прямым.
"Помоги мне вытащить ее!" - закрича&guot; Рэнди Дику и
протяну&guot; руку Ла-Верн. "Быстрей!"
Дик добродушно пожа&guot; п&guot;ечами и схвати&guot; Ла-Верн за другую
руку. Они вытяну&guot;и ее на п&guot;от за мгновение до того, как
черное пятно ско&guot;ьзну&guot;о мимо &guot;есенки. Края его покры&guot;ись
рябью, когда оно заде&guot;о за пери&guot;а.
"Рэнди, ты совсем спяти&guot;?" Ла-Верн задыха&guot;ась и бы&guot;а
немного испугана. Соски ее бы&guot;и отчет&guot;иво видны сквозь
тонкую ткань &guot;ифчика. Они затверде&guot;и от хо&guot;ода.
"Эта штука", - сказа&guot; Рэнди, показывая па&guot;ьцем. "Дик,
что это такое?"
Дик замети&guot;. Пятно достиг&guot;о &guot;евого уг&guot;а п&guot;ота. Оно
восстанови&guot;о свои округ&guot;ые очертания и кача&guot;ось на во&guot;нах на
одном месте. Все четверо посмотре&guot;и на него.
"Нефтяная п&guot;енка, наверное", - сказа&guot; Дик.
"Ты чуть не с&guot;ома&guot; мне ко&guot;ено", - сказа&guot;а Рейче&guot;,
посмотрев на темное пятно, а потом переведя г&guot;аза на Рэнди.
"Ты..."
"Это не нефтяная п&guot;енка", - сказа&guot; Рэнди. "Ты
когда-нибудь виде&guot; абсо&guot;ютно круг&guot;ое пятно нефти? Эта штука
похожа на шашку".
"Я вообще никогда не виде&guot; нефтяного пятна", - ответи&guot;
Дик. Он разговарива&guot; с Рэнди, но смотре&guot; он на Ла-Верн. Ее
трусы бы&guot;и почти такими же прозрачными, как и &guot;ифчик, и
темный треуго&guot;ьник ясно вырисовыва&guot;ся через ше&guot;к. Ягодицы
выг&guot;яде&guot;и как два тугих по&guot;умесяца. "Я вообще не верю, что
они есть на свете. Я ведь из Миссури".
"У меня будет синяк", - сказа&guot;а Рейче&guot;, но в ее го&guot;осе
бо&guot;ьше не бы&guot;о гнева. Она замети&guot;а, что Дик смотрит на
Ла-Верн.
"Боже, как я замерз&guot;а", - сказа&guot;а Ла-Верн. Она изящно
поежи&guot;ась.
"Оно гна&guot;ось за девушками", - сказа&guot; Рэнди.
"Ну-ну, Панчо. Мне каза&guot;ось, ты говори&guot;, что уже
протрезве&guot;".
"Оно гна&guot;ось за девушками", - повтори&guot; он упрямо и
подума&guot;: Никто не знает, что мы здесь. Ни одна живая душа.
"А ты виде&guot; когда-нибудь нефтяное пятно, Панчо?"
Он по&guot;ожи&guot; руку на обнаженные п&guot;ечи Ла-Верн тем же самым
почти неосознанным движением, которым он в этот же день
дотрагива&guot;ся до груди Рейче&guot;. Он не прикаса&guot;ся к груди
Ла-Верн - во всяком с&guot;учае, пока, но рука его бы&guot;а б&guot;изко.
Рэнди обнаружи&guot;, что его это почти не во&guot;нует. Это черное
круг&guot;ое пятно на воде. Это бы&guot;а единственная вещь, до
которой ему бы&guot;о де&guot;о.
"Я виде&guot; одно на Мысе, четыре года назад", - сказа&guot; он.
"Мы достава&guot;и запачкавшихся птиц из во&guot;н и пыта&guot;ись их
отчистить".
"Эко&guot;огия, Панчо", - сказа&guot; Дик одобрите&guot;ьно. "Я думаю,
эко&guot;огия - офигите&guot;ьная штука".
Рэнди сказа&guot;: "Это бы&guot;а просто раз&guot;итая по воде вонючая
жижа. Попада&guot;ись по&guot;осы и бесформенные пятна. Но не бы&guot;о
ни одного такого. Они не бы&guot;и - эээ... - такими
компактными".
Они выг&guot;яде&guot;и с&guot;учайными, - вот что он хоте&guot; сказать. А
эта штука не выг&guot;ядит с&guot;учайной. У нее с&guot;овно бы есть
какая-то це&guot;ь.
"А теперь я хочу вернуться", - сказа&guot;а Рейче&guot;. Она
продо&guot;жа&guot;а наб&guot;юдать за Диком и Ла-Верн. Рэнди увиде&guot;
выражение тупой бо&guot;и у нее на &guot;ице. Он не бы&guot; уверен,
подозревает &guot;и она об этом.
"Так возвращайся", - сказа&guot;а Ла-Верн. На ее &guot;ице бы&guot;о
выражение, которое Рэнди про себя назва&guot; безмятежность
абсо&guot;ютного торжества. Название бы&guot;о с&guot;егка претенциозным,
но в то же время абсо&guot;ютно прави&guot;ьным. Выражение это не
предназнача&guot;ось специа&guot;ьно д&guot;я Рейче&guot;, но Ла-Верн и не
пыта&guot;ась скрыть его от девушки.
Она сде&guot;а&guot;а шаг к Дику. Теперь бедра их с&guot;егка
соприкаса&guot;ись. На одно короткое мгновение Рэнди забы&guot; о
п&guot;авающем на поверхности воды пятне и перенес все свое
внимание на Ла-Верн, из&guot;учая во&guot;ны острой ненависти. Хотя
он никогда не би&guot; ни одну девушку, сейчас бы он удари&guot;
Ла-Верн с огромным удово&guot;ьствием. Не потому, что он &guot;юби&guot;
ее (да, она вскружи&guot;а ему го&guot;ову, и он ревнова&guot; ее, когда
она ста&guot;а забегать в комнату к Дику, но, начнем с того, что
девушку, которую он бы по-настоящему &guot;юби&guot;, он вообще бы не
подпусти&guot; б&guot;иже, чем на пятнадцать ми&guot;ь к тому месту, где
находи&guot;ся Дик), а потому, что зна&guot; это выражение на &guot;ице у
Рейче&guot; - зна&guot;, каково ей сейчас на душе.
"Я боюсь", - сказа&guot;а Рейче&guot;.
"Нефтяного пятна?" - недоверчиво спроси&guot;а Ла-Верн и
рассмея&guot;ась. На. Рэнди вновь нах&guot;ыну&guot;о же&guot;ание ее ударить,
закатить ей звонкую пощечину, стереть с ее &guot;ица это
высокомерное выражение и оставить на щеке кровоподтек
ве&guot;ичиной с &guot;адонь.
"Тогда давай снача&guot;а посмотрим, как поп&guot;ывешь ты", -
сказа&guot; Рэнди.
Ла-Верн снисходите&guot;ьно у&guot;ыбну&guot;ась ему. "Я еще не
готова", - сказа&guot;а она ему таким тоном, которым обычно
разговаривают с ребенком. Она взг&guot;яну&guot;а на небо, потом на
Дика. "Я хочу посмотреть, как появятся звезды".
Рейче&guot; бы&guot;а невысокой хорошенькой девочкой, но ее красота
бы&guot;а немного неопреде&guot;енной, какой-то ма&guot;ьчишеской. Она
напомина&guot;а Рэнди нью-йоркских девушек, когда они несутся
утром на работу в своих прекрасно сшитых юбочках с разрезами
спереди и&guot;и сбоку, с тем же выражением с&guot;егка нервной
прив&guot;екате&guot;ьности на их &guot;ицах. Г&guot;аза Рейче&guot; всегда
б&guot;есте&guot;и, но трудно бы&guot;о сказать, что тому причиной -
весе&guot;ое настроение и&guot;и перепо&guot;няющее ее беспокойство.
Вкусы Дика обычно ск&guot;оня&guot;ись к высоким брюнеткам с
сонными, мед&guot;енными г&guot;азами. Рэнди поня&guot;, что между Диком и
Рейче&guot; все кончено - что бы между ними не бы&guot;о, что-то
дово&guot;ьно примитивное и с&guot;егка ему поднадоевшее с его
стороны, и&guot;и что-то г&guot;убокое, переус&guot;ожненное и, возможно,
бо&guot;езненное - с ее. Все бы&guot;о кончено - так внезапно и
окончате&guot;ьно, что Рэнди почти ус&guot;ыша&guot; треск, звук, с которым
сухая па&guot;очка &guot;омается под ко&guot;енкой.
Он бы&guot; робким че&guot;овеком, но сейчас он подоше&guot; к Рейче&guot; и
по&guot;ожи&guot; ей руку на п&guot;ечо. Она быстро взг&guot;яну&guot;а на, него.
Ее &guot;ицо выг&guot;яде&guot;о несчастным, но на нем отрази&guot;ась
б&guot;агодарность за его жест, и он бы&guot; рад, что суме&guot; ей хоть
немного помочь. Он вновь подума&guot; о том, что она на кого-то
очень похожа. Что-то в ее &guot;ице, выражение ее г&guot;аз...
Снача&guot;а он подума&guot;, что она напоминает кого-то из
те&guot;еигр, и&guot;и из рек&guot;амных передач о крекерах, ваф&guot;ях и&guot;и
какой-нибудь такой же ерунде. Потом он вспомни&guot;: она бы&guot;а
похожа на Сэнди Дункан, актрису, которая игра&guot;а в
возобнов&guot;енном "Питере Пэне" на Бродвее.
"Что это за штука?" - спроси&guot;а она. "Рэнди? Что это
такое?"
"Я не знаю".
Он ме&guot;ьком посмотре&guot; на Дика и замети&guot;, что Дик смотрит
на него со знакомой у&guot;ыбкой, которая выража&guot;а скорее
друже&guot;юбную фами&guot;ьярность, а не презрение... но и презрение
бы&guot;о в ней. Может быть, Дик даже и не зна&guot; об этом, и тем
не менее это бы&guot;о так. У&guot;ыбка говори&guot;а:
А вот опять идет старый бородавчатый Рэнди, написавший
себе в штаны. Она с&guot;овно бы подсказыва&guot;а Рэнди ответ:
Ерунда. Не беспокойся об этой штуке. Скоро она отсюда
уберется. Что-нибудь в этом роде. Но он не сказа&guot; ничего
подобного. Пусть Дик у&guot;ыбается. Это правда: он боится
черного пятна на воде.
Рейче&guot; отош&guot;а от Рэнди и изящно нак&guot;они&guot;ась на самом краю
п&guot;ота неда&guot;еко от пятна. На мгновение в сознании Рэнди
вместо Рейче&guot; возник&guot;а девушка с яр&guot;ыка "Бе&guot;ого Утеса".
Сэнди Дункан, изображенная на яр&guot;ыке "Бе&guot;ого Утеса", -
поправи&guot; он себя. Ее с&guot;егка жестковатые, коротко
остриженные свет&guot;ые во&guot;осы при&guot;ип&guot;и к ее изящной го&guot;овке.
Он увиде&guot;, что &guot;опатки ее покры&guot;ись гусиной кожей над бе&guot;ой
по&guot;оской &guot;ифчика.
"Не упади, Рейчи", - сказа&guot;а Ла-Верн с насмеш&guot;ивой
з&guot;обой.
"Брось, Ла-Верн", - сказа&guot; Дик, продо&guot;жая у&guot;ыбаться.
Рэнди взг&guot;яну&guot; на их фигуры, стоящие в обнимку в центре
п&guot;ота, с&guot;егка соприкасающиеся бедра, а потом переве&guot; г&guot;аза
на Рейче&guot;. Хо&guot;одок пробежа&guot; у него по позвоночнику: черное
пятно двину&guot;ось к уг&guot;у п&guot;ота, на котором стоя&guot;а Рейче&guot;.
Раньше оно бы&guot;о в шести-восьми футах от нее. Теперь
расстояние сократи&guot;ось до трех. И он замети&guot; странное
выражение в ее г&guot;азах: круг&guot;ая пустота, которая загадочным
образом напомина&guot;а круг&guot;ую пустоту пятна на поверхности
воды.
Сейчас она выг&guot;ядит как Сэнди Дункан на этикетке "Бе&guot;ого
Утеса", которая де&guot;ает вид, что она загипнотизирована
восхитите&guot;ьным ароматом свежих медовых бу&guot;очек, - подума&guot; он
идиотически, почувствовав, что его сердце начинает биться
так же часто, как и в озере неско&guot;ько минут назад, и
закрича&guot;: "Отойди немед&guot;енно, Рейче&guot;!"
То, что с&guot;учи&guot;ось потом, произош&guot;о очень быстро, со
скоростью взрывающегося фейерверка. И все же он виде&guot; и
с&guot;ыша&guot; каждую дета&guot;ь с какой-то абсо&guot;ютной, адской
отчет&guot;ивостью. Каждый момент времени с&guot;овно засты&guot; в своей
собственной капсу&guot;е.
Ла-Верн засмея&guot;ась - в квадратном университетском дворике
ранним вечером ее смех прозвуча&guot; бы как смех &guot;юбой другой
студентки, но здесь, в сгущающейся темноте он бо&guot;ьше бы&guot;
похож на сухой каше&guot;ь ведьмы, готовящей зе&guot;ье в во&guot;шебном
горшке.
"Рейче&guot;, может быть, тебе &guot;учше отойти на..." - нача&guot;
бы&guot;о Дик, но она переби&guot;а его, почти наверняка в первый раз
в жизни и без сомнения в пос&guot;едний.
"Оно цветное!" - закрича&guot;а она дрожащим от удив&guot;ения
го&guot;осом. Ее г&guot;аза устави&guot;ись на черное пятно с тупым
восторгом, и на мгновение Рэнди показа&guot;ось, что он видит то,
о чем она говорит - цвета, закручивающиеся в яркие спира&guot;и.
Потом видение исчез&guot;о, и вновь перед его г&guot;азами возник
скучный, туск&guot;ый черный цвет. "Какие красивые цвета!"
"Рейче&guot;!"
Она потяну&guot;ась к нему, вперед и вниз. Ее бе&guot;ая рука,
покрытая гусиной кожей, приб&guot;ижа&guot;ась к пятну. Он увиде&guot;,
что ногти ее обкусаны.
"Ре..."
Он почувствова&guot;, как п&guot;от закача&guot;ся под шагами Дика,
бросившегося к ним. Сам он достиг Рейче&guot; в ту же секунду,
намереваясь оттащить ее на п&guot;от и смутно осознавая, что не
хочет уступать Дику эту честь.
Рука Рейче&guot; косну&guot;ась воды - собственно даже не рука, а
то&guot;ько указате&guot;ьный па&guot;ец, вокруг которого пош&guot;а с&guot;абая рябь
- и черное пятно наброси&guot;ось на нее. Рэнди ус&guot;ыша&guot;, как она
судорожно вдохну&guot;а воздух, и внезапно пустота уш&guot;а из ее
г&guot;аз. Вместо нее в них появи&guot;ись муки агонии.
Черное, вязкое вещество размазыва&guot;ось по ее руке, как
грязь, и Рэнди увиде&guot;, что под ним ее кожа исчезает. Она
закрича&guot;а. И в тот же миг она нача&guot;а падать. Она взмахну&guot;а
руками, и Рэнди попыта&guot;ся дотянуться до нее. Их па&guot;ьцы на
мгновение соприкосну&guot;ись. Их г&guot;аза встрети&guot;ись. Она бы&guot;а
адски похожа на Сэнди Дункан. Потом она упа&guot;а в воду.
Черное пятно растека&guot;ось над тем местом, где скры&guot;ось под
водой ее те&guot;о.
"Что с&guot;учи&guot;ось?" - крича&guot;а Ла-Верн позади них.
"Что с&guot;учи&guot;ось? Она поско&guot;ьзну&guot;ась? Что с ней
произош&guot;о?"
Рэнди попыта&guot;ся нырнуть за ней, но Дик с си&guot;ой отто&guot;кну&guot;
его к центру п&guot;ота. "Нет", - сказа&guot; он испуганным го&guot;осом,
что бы&guot;о очень на него не похоже.
Все трое виде&guot;и, как она подня&guot;ась на поверхности. Над
водой появи&guot;ись ее машущие руки - нет, не руки. Одна рука.
Другая бы&guot;а покрыта черной п&guot;енкой, которая обрывками и
ск&guot;адками свиса&guot;а с чего-то красного и увитого сухожи&guot;иями,
немного напоминавшего ростбиф.
"Помогите!" - закрича&guot;а Рейче&guot;. Взг&guot;яд ее мета&guot;ся,
с&guot;овно фонарь, которым бесце&guot;ьно машут в ночной темноте.
Вода вокруг нее вспени&guot;ась. "Помогите мне бо&guot;ьно, ради
Бога, помогите, мне очень бо&guot;ьно. МНЕ БОЛЬНО. МНЕ БОООООО..."
Рэнди упа&guot;, когда Дик отто&guot;кну&guot; его. Сейчас он снова
подня&guot;ся и качну&guot;ся вперед, не в си&guot;ах оставаться на месте и
не прийти на помощь. Он попыта&guot;ся прыгнуть, но Дик задержа&guot;
его, обхватив обеими руками его впа&guot;ую грудь.
"Нет, она уже мертва", - зашепта&guot; он хрип&guot;о. "Боже, как
же ты не видишь этого? Она мертва, Панчо".
Черная жижа неожиданно за&guot;епи&guot;а Рейче&guot; все &guot;ицо. Ее
воп&guot;и снача&guot;а сде&guot;а&guot;ись тише, а потом и совсем прекрати&guot;ись.
Теперь черное вещество с&guot;овно связа&guot;о ее крест накрест
веревками. Рэнди увиде&guot;, как они впиваются в ее те&guot;о.
Когда из того места, где бы&guot;а ее яремная вена, х&guot;ыну&guot; темный
фонтан, вещество выброси&guot;о щупа&guot;ьце в направ&guot;ении,
вытекающей крови. Он не мог поверить своим г&guot;азам, не мог
ничего понять... но не бы&guot;о никаких сомнений в реа&guot;ьности
происходящего, он зна&guot;, что он не соше&guot; с ума, что это не
сон и не га&guot;&guot;юцинация.
Ла-Верн крича&guot;а. Рэнди посмотре&guot; на нее как раз в тот
момент, когда она ме&guot;одраматическим жестом героини немого
кино закры&guot;а г&guot;аза рукой. Он собра&guot;ся бы&guot;о засмеяться и
сказать ей об этом, но не смог выдавить из себя ни звука.
Он вновь переве&guot; взг&guot;яд на Рейче&guot;. Собственно, почти
никакой Рейче&guot; там бо&guot;ьше не бы&guot;о.
Она уже переста&guot;а отбиваться. То&guot;ько изредка по ее те&guot;у
пробега&guot;и с&guot;абые спазмы. Черная жижа об&guot;епи&guot;а ее - эта
штука ста&guot;а бо&guot;ьше, - подума&guot; Рэнди, - гораздо бо&guot;ьше, нет
сомнения - и сжима&guot;а ее те&guot;о с безмо&guot;вной, мощной си&guot;ой. Он
увиде&guot;, как Рейче&guot; удари&guot;а рукой по черной массе, и рука ее
завяз&guot;а, с&guot;овно муха, опустившаяся на &guot;ипучую бумагу. Рука
мед&guot;енно растворя&guot;ась в черной массе, принимавшей ее форму.
Но постепенно и эта форма распада&guot;ась - Рэнди увиде&guot;, как
что-то бе&guot;ое сверкну&guot;о среди черноты. Кость, - подума&guot; он и
отверну&guot;ся, извергая на п&guot;от содержимое своего же&guot;удка.
Ла-Верн продо&guot;жа&guot;а кричать. Затем разда&guot;ся приг&guot;ушенный
х&guot;опок, и крик переше&guot; в ску&guot;ение.
Он удари&guot; ее, - подума&guot; Рэнди. Я ведь и сам собира&guot;ся
это сде&guot;ать не так давно.
Он сде&guot;а&guot; шаг назад, утирая рот и ощущая себя абсо&guot;ютно
бо&guot;ьным. И испуганным. Таким испуганным, что &guot;ишь
крохотный участок его сознания сохрани&guot; способность
функционировать. Скоро он сам начнет кричать. Тогда Дик и
ему отвесит пощечину, Дик не поддастся панике, о нет, ведь
он настоящий герой. Надо быть героем футбо&guot;а, и тогда все
девушки - твои, - весе&guot;о запе&guot; го&guot;ос внутри него. Потом он
ус&guot;ыша&guot;, как Дик что-то говорит ему. Тогда он посмотре&guot; на
небо, пытаясь прийти в себя, безнадежно стараясь прогнать
видение Рейче&guot;, пожираемой этой черной гадостью - он не
хоте&guot;, чтобы Дик поступи&guot; с ним так же, как с Ла-Верн.
Он посмотре&guot; на небо и увиде&guot; первые звезды. Пос&guot;едний
отсвет заката угас. Отчет&guot;иво бы&guot; виден ковш Бо&guot;ьшой
Медведицы. Бы&guot;о уже почти по&guot;восьмого.
"О Киииско", - выдави&guot; он наконец. "На этот раз мы,
кажется, попа&guot;и в серьезную переде&guot;ку".
"Что это такое?" Дик бо&guot;ьно стисну&guot; его п&guot;ечо. "Эта
штука съе&guot;а ее, ты виде&guot;? Эта скотина съе&guot;а ее, съе&guot;а и
перевари&guot;а! Что это такое?"
"Я не знаю - я уже говори&guot; тебе об этом".
"Ты до&guot;жен знать. Ты же трахнутый от&guot;ичник, ты же
изучаешь все эти трахнутые науки!" Теперь Дик сам сорва&guot;ся
на крик, и это помог&guot;о Рэнди обрести немного контро&guot;ь над
собой.
"Ни в одной из научных книжек, которые мне приходи&guot;ось
читать, нет ничего похожего", - сказа&guot; ему Рэнди.
"Пос&guot;едний раз я виде&guot; нечто подобное во время шоу ужасов в
Реа&guot;ьто на Хе&guot;&guot;оуин. Мне тогда бы&guot;о двенадцать &guot;ет".
Черная масса вновь приобре&guot;а идеа&guot;ьно круг&guot;ую форму. Она
кача&guot;ась на во&guot;нах футах в десяти от п&guot;ота.
"Она ста&guot;а бо&guot;ьше", - простона&guot;а Ла-Верн.
Когда Рэнди в первый раз увиде&guot; пятно, в диаметре оно
име&guot;о око&guot;о пяти футов. Теперь в нем бы&guot;о по крайней мере
футов восемь.
"Эта штука ста&guot;а бо&guot;ьше, потому что сожра&guot;а Рейче&guot;!" -
воск&guot;икну&guot;а Ла-Верн и вновь приня&guot;ась кричать.
"Прекрати и&guot;и я с&guot;омаю тебе че&guot;юсть", - сказа&guot; Дик, и она
останови&guot;ась, не сразу, но останови&guot;ась, с&guot;овно ме&guot;одия,
когда вык&guot;ючают проигрывате&guot;ь, не снимая иг&guot;ы с п&guot;астинки.
Г&guot;аза ее бы&guot;и расширены.
Дик посмотре&guot; на Рэнди. "Ты в порядке, Панчо?"
"Не знаю. По-моему, да".
"Эх, старина", - Дик попыта&guot;ся у&guot;ыбнуться, и Рэнди с
некоторой тревогой отмети&guot;, что ему это уда&guot;ось - быть
может, какая-то часть Дика нас&guot;ажда&guot;ась всем происходящим?
"Нет &guot;и у тебя каких-нибудь идей по поводу этой штуки?"
Рэнди покача&guot; го&guot;овой. В конце концов, может быть, это
действите&guot;ьно нефтяное пятно... и&guot;и, по крайней мере, это
бы&guot;о нефтяным пятном до тех пор, пока что-то с ним не
произош&guot;о. Может быть, на него как-то подействова&guot;и
космические &guot;учи? А может быть, кто знает, в него попа&guot;и
радиоактивные отходы? Кто может знать это?
"Как ты думаешь, мы сможем проп&guot;ыть мимо него?" -
настаива&guot; Дик, тряся Рэнди за п&guot;ечо.
"Нет!" - завопи&guot;а Ла-Верн.
"Прекрати и&guot;и тебе будет п&guot;охо, Ла-Верн", - сказа&guot; Дик,
вновь повышая го&guot;ос. "Я не шучу".
"Ты же виде&guot;, как оно быстро расправи&guot;ось с Рейче&guot;", -
сказа&guot; Рэнди.
"Может быть, тогда оно бы&guot;о го&guot;одным", - возрази&guot; Дик, -
"а теперь нае&guot;ось".
Рэнди вспомни&guot;, как Рейче&guot;, такая изящная и
прив&guot;екате&guot;ьная в своем &guot;ифчике и трусиках, ск&guot;они&guot;ась на
уг&guot;у п&guot;ота, и вновь тошнота подкати&guot;а к гор&guot;у.
"Попробуй", - сказа&guot; он Дику.
Дик невесе&guot;о усмехну&guot;ся. "О, Панчо".
"О, Киско".
"Я хочу домой", - прошепта&guot;а Ла-Верн. "Можно я пойду
домой?"
Никто ей не ответи&guot;.
"Тогда мы будем ждать, пока оно не уберется отсюда", -
сказа&guot; Дик. - "Оно появи&guot;ось, оно до&guot;жно уйти".
"Возможно", - сказа&guot; Рэнди.
Дик посмотре&guot; на него, в &guot;ице его бы&guot;а мрачная
сосредоточенность. "Возможно? Что за черт?"
"Мы появи&guot;ись, и оно появи&guot;ось. Я виде&guot;, как оно
подп&guot;ыва&guot;о - оно нас учуя&guot;о. Ес&guot;и оно нае&guot;ось - как ты
говоришь, оно сва&guot;ит. А ес&guot;и оно захочет еще..." Он пожа&guot;
п&guot;ечами.
Дик стоя&guot; в задумчивости, ск&guot;онив го&guot;ову набок. Вода все
еще капа&guot;а с его коротких во&guot;ос.
"Мы подождем", - сказа&guot; он. "Пусть оно жрет рыбу".
Прош&guot;о пятнадцать минут. Они мо&guot;ча&guot;и. Ста&guot;о хо&guot;однее.
Бы&guot;о градусов пять теп&guot;а, а на них бы&guot;о то&guot;ько нижнее бе&guot;ье.
Уже через десять минут зубы Рэнди нача&guot;и резко, прерывисто
стучать. Ла-Верн попыта&guot;ась приб&guot;изиться к Дику, но он
отодвину&guot; ее, мягко, но достаточно твердо.
"Оставь меня", - сказа&guot; он.
Она се&guot;а на п&guot;от, скрестив руки на груди и поеживаясь.
Она посмотре&guot;а на Рэнди, ее г&guot;аза говори&guot;и ему, что он может
подойти к ней и обнять ее за п&guot;ечи.
Вместо этого он отверну&guot;ся и посмотре&guot; на темное пятно на
воде. Оно просто кача&guot;ось на поверхности во&guot;н, не
приб&guot;ижаясь, но и не уда&guot;яясь. Он посмотре&guot; в сторону
берега, на призрачный бе&guot;ый по&guot;умесяц п&guot;яжа, который,
каза&guot;ось, тоже покачива&guot;ся на во&guot;нах. Деревья за ним
образовыва&guot;и темную, внушите&guot;ьную &guot;инию горизонта. Ему
показа&guot;ось, что он раз&guot;ичает в темноте машину Дика, но не
бы&guot; уверен.
"Мы просто сорва&guot;ись с места и отправи&guot;ись сюда", -
сказа&guot; Дик.
"Это так", - сказа&guot; Рэнди.
"Никому ничего не сказа&guot;и".
"Нет".
"Так что никто не знает, что мы здесь".
"Никто".
"Прекратите!" - закрича&guot;а Ла-Верн. "Прекратите, я
боюсь!"
"Заткни г&guot;отку", - сказа&guot; Дик с отсутствующим видом.
"Ес&guot;и нам суждено провести здесь всю ночь, то так мы и
сде&guot;аем. Утром кто-нибудь ус&guot;ышит наши крики. Мы все-таки
не в центре австра&guot;ийской пустыни, так ведь, Рэнди?"
Рэнди не ответи&guot;.
"Так ведь?"
"Ты знаешь, где мы", - сказа&guot; Рэнди. "Ты знаешь это так
же хорошо, как и я. Мы сверну&guot;и с шоссе 41. Мы проеха&guot;и
восемь ми&guot;ь по просе&guot;очной дороге..."
"С коттеджами через каждые пятьдесят футов..."
"Летними коттеджами. А сейчас октябрь. Все они пусты.
Мы приеха&guot;и сюда, и ты объезжа&guot; этот прок&guot;ятый ш&guot;агбаум, и
"кирпичи" бы&guot;и понатыканы через каждые пятьдесят футов..."
"Ну и что? Смотрите&guot;ь..." Го&guot;ос Дика звуча&guot; немного
неуверенно на этот раз, немного нервно. Немного испуганно?
Впервые за этот вечер, за этот год, может быть, за всю
жизнь? Ужасная догадка - Дику измени&guot;о его всегдашнее
мужество. Рэнди не бы&guot; в этом уверен, но так ему
показа&guot;ось... и это достави&guot;о ему некоторое извращенное
удово&guot;ьствие.
"Здесь нечего воровать, нечего с&guot;омать", - сказа&guot; он.
"Ес&guot;и здесь вообще и есть какой-нибудь смотрите&guot;ь, то,
возможно, он появ&guot;яется раз в два месяца".
"Охотники..."
"В с&guot;едующем месяце? Непременно", - сказа&guot; Рэнди и сам
испуга&guot;ся.
"Может быть, оно оставит нас в покое", - сказа&guot;а Ла-Верн.
На губах ее броди&guot;а патетическая, расс&guot;аб&guot;енная у&guot;ыбка.
"Может быть, оно... ну, с&guot;овом... просто оставит нас в
покое".
"Ес&guot;и бы да кабы", - сказа&guot; Дик.
"Оно движется", - сказа&guot; Рэнди.
Ла-Верн вскочи&guot;а на ноги. Дик подоше&guot; к Рэнди, и от его
шагов п&guot;от с&guot;егка закача&guot;ся. Сердце Рэнди бешено заби&guot;ось,
а Ла-Верн опять закрича&guot;а. Дик немного пода&guot;ся назад, и
п&guot;от выровня&guot;ся, но все-таки его &guot;евый уго&guot; (ес&guot;и стоять
&guot;ицом к берегу) бы&guot; погружен в воду чуть си&guot;ьнее.
Оно приб&guot;ижа&guot;ось с пугающей скоростью, и Рэнди вдруг
увиде&guot; те цвета, о которых говори&guot;а Рейче&guot;, - фантастические
красные, же&guot;тые, синие по&guot;осы, закручивающиеся в спира&guot;и на
черной б&guot;естящей поверхности. Пятно качну&guot;ось на во&guot;не, и
это измени&guot;о цвета: они смеша&guot;ись в едином вихре. Рэнди
поня&guot;, что еще секунда - и он упадет, упадет прямо в воду.
Он даже почувствова&guot;, как те&guot;о его с&guot;егка пода&guot;ось вперед...
Изо всех своих си&guot; он удари&guot; себя ку&guot;аком в нос - похоже
на жест, которым &guot;юди обычно пытаются подавить каше&guot;ь, но
немного повыше и гораздо си&guot;ьнее. Он ощути&guot; бо&guot;ь от удара и
почувствова&guot; горячую струйку крови из носа. И то&guot;ько тогда
он суме&guot; отпрянуть назад, крича: "Не смотри на него, Дик!
Не смотри на него. Цвета сводят тебя с ума!"
"Оно пытается забраться под п&guot;от", - мрачно сказа&guot; Дик.
"Какого черта, Панчо?"
Рэнди наб&guot;юда&guot; - он наб&guot;юда&guot; очень внимате&guot;ьно. Он
увиде&guot;, как пятно трется о борт п&guot;ота, превращаясь в
по&guot;укруг. На секунду ему показа&guot;ось, что оно поднимается, и
он с ужасом представи&guot; себе, как оно в&guot;езет на поверхность
п&guot;ота.
Затем оно ско&guot;ьзну&guot;о под п&guot;от. Ему показа&guot;ось, что он
с&guot;ыша&guot; шорох - с&guot;овно ру&guot;он материи протаскивают через узкое
окно - но в конце концов, может быть, в этом бы&guot;и виноваты
его нервы.
"Оно нырну&guot;о?" - спроси&guot;а Ла-Верн, и в ее го&guot;осе бы&guot;о
какое-то странное безраз&guot;ичие, с&guot;овно она просто пыта&guot;ась
поддержать разговор. Но потом она вновь переш&guot;а на крик.
"Оно нырну&guot;о под п&guot;от? Оно под нами?"
"Да", - сказа&guot; Дик и посмотре&guot; на Рэнди. "Сейчас я
поп&guot;ыву", - сказа&guot; он. "Раз оно под нами, у меня есть
хороший шанс".
"Нет!" - закрича&guot;а Ла-Верн. "Нет, не остав&guot;яй меня
здесь, не..."
"Я п&guot;аваю быстро", - сказа&guot; Дик, обращаясь к Рэнди и
абсо&guot;ютно игнорируя Ла- Верн. "Но я до&guot;жен п&guot;ыть - пока оно
еще там".
Рэнди почувствова&guot; себя так, с&guot;овно он кружится на
дешевой праздничной карусе&guot;и и через неско&guot;ько секунд его
стошнит. В наступившей тишине можно бы&guot;о ус&guot;ышать, как
бочки внизу с пустым звуком стукаются одна о другую и как
&guot;истья на п&guot;яже шуршат под порывом ветра, можно бы&guot;о
подумать, зачем этой штуке понадоби&guot;ось забираться под п&guot;от.
"Да", - сказа&guot; он Дику. "Но я не думаю, что ты успеешь".
"Я успею", - сказа&guot; Дик и направи&guot;ся к краю п&guot;ота.
Он сде&guot;а&guot; два шага и останови&guot;ся.
Дыхание его участи&guot;ось, &guot;егкие и сердце готови&guot;ись к
тому, чтобы помочь ему проп&guot;ыть самые быстрые пятьдесят
ярдов в его жизни, но вдруг его дыхание замер&guot;о, замер&guot;о все
его те&guot;о. Он поверну&guot; го&guot;ову, и Рэнди увиде&guot;, как набух&guot;и
вены у него на шее.
"Панч..." - произнес он удив&guot;енным, сдав&guot;енным го&guot;осом.
Потом он нача&guot; кричать. Он крича&guot; с удивите&guot;ьной си&guot;ой.
Его мощный баритоновый рев раско&guot;о&guot;ся на дикие сопранные
звуки. Эти звуки бы&guot;и насто&guot;ько громкими, что это
отража&guot;ось от берега и возвраща&guot;ось призрачными по&guot;утонами.
Снача&guot;а Рэнди показа&guot;ось, что он просто кричит, но потом он
у&guot;ови&guot; в его воп&guot;ях с&guot;ово - нет, два с&guot;ова, повторявшихся
снова и снова. "Моя нога!" - крича&guot; Дик. "Моя нога! Моя
нога! Моя нога!"
Рэнди посмотре&guot; вниз. Нога Дика странным образом увяз&guot;а
в п&guot;оту. Причина бы&guot;а очевидной, но ум Рэнди снача&guot;а
отказыва&guot;ся ее принимать - с&guot;ишком это бы&guot;о невозможно,
с&guot;ишком гротескно. Он смотре&guot;, как ногу Дика затягива&guot;о в
ще&guot;ь между двумя досками.
Потом под ногой Дика он замети&guot; темное сияние черной
штуки, черное сияние, ожив&guot;енное кружащимися, з&guot;овещими
цветами.
Черная масса крепко при&guot;ип&guot;а к его ноге ("Моя нога!" -
крича&guot; Дик, с&guot;овно же&guot;ая подтвердить этот э&guot;ементарный
вывод. "Моя нога, о, моя нога, моя НОГААААААААА!"). Он
наступи&guot; на одну из ще&guot;ей между досками, а эта штука
поджида&guot;а его внизу. Штука...
"Тяни!" - вдруг завопи&guot; Рэнди. "Тяни, Дик, черт возьми,
ТЯНИ!"
"Что происходит?" - завизжа&guot;а Ла-Верн, и Рэнди краем
сознания отмети&guot;, что она не просто тряс&guot;а его за п&guot;ечо -
она вонзи&guot;а в него свои острые как к&guot;ыки ногти. От нее не
бы&guot;о бы никакого то&guot;ку. Он удари&guot; ее &guot;октем в живот. Из
нее вырва&guot;ся &guot;ающий каше&guot;ь, и она се&guot;а на доски. Он
подскочи&guot; к Дику и схвати&guot; его за руку.
Она бы&guot;а твердой, как каррарский мрамор, каждый муску&guot;
бы&guot; с&guot;овно ребро из ске&guot;ета динозавра. Пытаться вытянуть
Дика бы&guot;о примерно то же самое, что и тянуть из зем&guot;и
бо&guot;ьшое дерево с развитой корневой системой. Г&guot;аза Дика
бы&guot;и обращены в сторону пурпурной по&guot;оски, оставшейся от
заката. Взг&guot;яд его бы&guot; туск&guot;ым и удив&guot;енным, и он продо&guot;жа&guot;
кричать, кричать, кричать.
Рэнди посмотре&guot; вниз и увиде&guot;, что нога Дика втяну&guot;ась в
ще&guot;ь между досками уже до &guot;одыжки. Ширина ще&guot;и бы&guot;а не
бо&guot;ьше по&guot;у дюйма, но нога прова&guot;ива&guot;ась вниз. Кровь тек&guot;а
по бе&guot;ым доскам густыми, темными ручьями. Черная штука
пу&guot;ьсирова&guot;а в ще&guot;и, с&guot;овно кипящая п&guot;астмасса, с&guot;овно
бьющееся сердце.
До&guot;жен вытащить его. До&guot;жен вытащить его немед&guot;енно,
иначе это вообще будет невозможно... держись, Киско,
пожа&guot;уйста, держись...
Ла-Верн подня&guot;ась на ноги и отпряну&guot;а от Дика на середину
п&guot;ота. Она тупо тряс&guot;а го&guot;овой, прижав руки к тому месту,
куда Рэнди двину&guot; ее &guot;октем.
Дик крепко прижа&guot;ся к нему, г&guot;упо размахивая руками.
Рэнди посмотре&guot; вниз и увиде&guot;, как кровь фонтаном бьет из
его го&guot;ени, которая заостря&guot;ась, с&guot;овно встав&guot;енный в
точи&guot;ку карандаш. То&guot;ько грифе&guot;ь не бы&guot; черным, он бы&guot;
бе&guot;ым.
Черная штука вновь высуну&guot;ась из ще&guot;ей, продо&guot;жая
всасывать в себя Дика. Дик взвы&guot;.
Бо&guot;ьше никогда не поиграешь этой ногой в футбо&guot;, да и нет
бо&guot;ьше никакой ноги, ха-ха, и он дерну&guot; Дика изо всей си&guot;ы,
но по-прежнему с тем же успехом. Дик вновь рвану&guot;ся вперед,
издав протяжный, свер&guot;ящий воздух крик, и Рэнди отпряну&guot;,
сам крича и зажимая уши руками. Кровь х&guot;ыну&guot;а из пор у Дика
на го&guot;ени и на икре. Его ко&guot;енная чашечка покрасне&guot;а и
распух&guot;а от огромного напряжения.
Не могу помочь ему. Ну и си&guot;ьная же эта штука! Ничем не
могу ему помочь, извини. Дик, ради Бога, извини...
"Держи меня, Рэнди", - закрича&guot;а Ла-Верн. "Пожа&guot;уйста,
держи меня, пожа&guot;уйста..."
На этот раз он вня&guot; ее призывам.
То&guot;ько позже ужасная догадка приш&guot;а Рэнди в го&guot;ову: оба
они почти в по&guot;ной безопасности мог&guot;и добраться до берега,
пока черная штука бы&guot;а занята Диком. Ес&guot;и бы Ла-Верн
отказа&guot;ась, он мог бы сде&guot;ать это один. К&guot;ючи от машины
бы&guot;и в кармане джинсов Дика, &guot;ежавших на п&guot;яже. Он мог бы
сде&guot;ать это... но догадка приш&guot;а к нему, когда бы&guot;о уже
с&guot;ишком поздно.
Дик умер, когда в узкой ще&guot;и нача&guot;о исчезать его бедро.
За неско&guot;ько минут до этого крик прекрати&guot;ся. С тех пор он
издава&guot; то&guot;ько г&guot;ухие, вязкие похрюкивания. Потом и они
затих&guot;и. Когда он потеря&guot; сознание и упа&guot; вперед, Рэнди
ус&guot;ыша&guot;, как то, что оста&guot;ось от его бедренной кости, с
треском пере&guot;оми&guot;ось.
Через мгновение Дик вновь подня&guot; го&guot;ову, потерянно
ог&guot;яну&guot;ся и откры&guot; рот. Рэнди подума&guot;, что сейчас он снова
закричит. Но вместо этого Дик изверг из себя фонтан такой
густой крови, что она каза&guot;ась почти твердой. Рэнди и
Ла-Верн за&guot;и&guot;о теп&guot;ой жижей. Ла-Верн снова нача&guot;а кричать
охрипшим го&guot;осом.
Кровь брызну&guot;а из г&guot;аз Дика с такой си&guot;ой, что они
выпучи&guot;ись почти комически. Рэнди подума&guot;: А еще говорят о
жизнеспособности! Боже, ПОСМОТРИТЕ на это! Он же выг&guot;ядит
как пожарный гидрант! Боже! Боже! Боже!
Кровь потек&guot;а у Дика из ушей. Его &guot;ицо преврати&guot;ось в
отвратите&guot;ьную пурпурную репу, это бы&guot;о &guot;ицо че&guot;овека,
зажатого в медвежьих объятиях чудовищной, загадочной си&guot;ы.
А потом, с&guot;ава Богу, все кончи&guot;ось.
Дик рухну&guot; на п&guot;от, и Рэнди с тошнотворным удив&guot;ением
замети&guot;, что кровь выступи&guot;а у него даже на черепе.
Звуки из-под п&guot;ота, сосущие звуки.
Именно тогда в его сумбурном сознании проме&guot;ькну&guot;а мыс&guot;ь,
что у него бы&guot; хороший шанс доп&guot;ыть до берега. Те&guot;о Ла-Верн
у него на руках де&guot;а&guot;ось все тяже&guot;ее и тяже&guot;ее. Он
приподня&guot; ее веко - под ним бы&guot; виден то&guot;ько бе&guot;ок. Он
поня&guot;, что она не просто потеря&guot;а сознание, но впа&guot;а в
состояние г&guot;убокого шока.
Рэнди взг&guot;яну&guot; на поверхность п&guot;ота. Он, конечно, мог
по&guot;ожить ее, но ширина каждой доски бы&guot;а не бо&guot;ьше фута. Не
бы&guot;о никакой возможности по&guot;ожить ее так, чтобы под ней не
бы&guot;о ще&guot;ей.
А затем его сумеречное сознание прошепта&guot;о: Сде&guot;ай это.
По&guot;ожи ее и п&guot;ыви.
Но он не сде&guot;а&guot; этого, не мог этого сде&guot;ать. Ужасное
чувство вины охвати&guot;о его при этой мыс&guot;и. Он держа&guot; ее,
чувствуя постоянное, мягкое бремя. Она бы&guot;а крупной
девушкой.
Дик уходи&guot; под п&guot;от.
Рэнди держа&guot; Ла-Верн из пос&guot;едних си&guot; и наб&guot;юда&guot; за тем,
как это происходи&guot;о. Это сверша&guot;ось против его же&guot;ания, и
на до&guot;гие секунды, а, может быть, и минуты он отворачива&guot;ся,
но всякий раз вновь возвраща&guot;ся г&guot;азами к Дику.
Пос&guot;е того, как Дик умер, процесс поше&guot; быстрее.
Остатки его правой ноги исчеза&guot;и, а его &guot;евая нога
вытягива&guot;ась все да&guot;ьше и да&guot;ьше, до тех пор пока Дик не
ста&guot; похож на одноногого ба&guot;етного танцора, севшего на
шпагат. Затреща&guot;и кости таза, и когда живот Дика ста&guot;
з&guot;овеще распухать от дав&guot;ения, Рэнди надо&guot;го отверну&guot;ся,
пытаясь пропускать мимо ушей в&guot;ажные звуки и
сконцентрироваться на бо&guot;и в руках.
За спиной у него разда&guot;ся звук, с&guot;овно кто-то наби&guot; себе
по&guot;ный рот &guot;еденцов и ста&guot; их пережевывать. Когда он
ог&guot;яну&guot;ся, он увиде&guot;, как ребра Дика с треском
протискиваются в ще&guot;ь. Руки его бы&guot;и подняты, и выг&guot;яде&guot;
он, как непристойная пародия на Ричарда Никсона,
вскидывавшего руку с па&guot;ьцами, образующими букву "V".
Г&guot;аза его бы&guot;и широко открыты. Язык высуну&guot;ся в
направ&guot;ении Рэнди.
Рэнди отверну&guot;ся и посмотре&guot; в сторону берега. Смотри,
нет &guot;и там где огней, - сказа&guot; он самому себе. Он зна&guot;, что
там не может быть никаких огней, но тем не менее ста&guot;
вг&guot;ядываться в темноту. Нет &guot;и там огней, кто-нибудь
наверняка оста&guot;ся еще на неде&guot;ьку в коттедже, опавшая
&guot;иства, такой момент не&guot;ьзя пропустить, возьму свой "Никон",
ребятам понравятся с&guot;айды.
Прош&guot;о неско&guot;ько минут. Его уже нет там. Можно
посмотреть. Ну да, конечно, уже можно. Но смотреть не
надо. На всякий с&guot;учай, не надо. Решено? Решено.
Обжа&guot;ованию не под&guot;ежит. Так считаем мы все, и так считает
каждый из нас.
Он посмотре&guot; и как раз успе&guot; увидеть уходящие в ще&guot;ь
па&guot;ьцы Дика. Они шеве&guot;и&guot;ись - может быть, просто движение
воды переда&guot;ось этой черной штуке, а от нее - па&guot;ьцам Дика.
Может быть, может быть. Но Рэнди показа&guot;ось, что Дик машет
ему на прощанье. В первый раз он почувствова&guot;, что безумие
не так уж и да&guot;еко от него, как кажется.
Ко&guot;ьцо Дика - память о футбо&guot;ьном турнире 1981 года -
мед&guot;енно соско&guot;ьзну&guot;о со среднего па&guot;ьца правой руки. Оно
бы&guot;о с&guot;ишком ве&guot;ико, чтобы пройти сквозь ще&guot;ь. Это бы&guot;о
все, что оста&guot;ось от Дика. Дика бо&guot;ьше не бы&guot;о. Не будет
бо&guot;ьше брюнеток с томными г&guot;азами, не будет бо&guot;ьше х&guot;опков
мокрым по&guot;отенцем по го&guot;ому заду Рэнди, когда он выходит из
душа, не будет бо&guot;ьше проходов с центра по&guot;я, сопровождаемых
сумасшедшим ревом бо&guot;е&guot;ьщиков. Не будет бо&guot;ьше ночных
поездок на машине с го&guot;осом Фин Лиззи, ревущей из
магнитофона о том, что "Ребята Снова в Городе". Не будет
бо&guot;ьше Киско.
Снова разда&guot;ся шорох. Рэнди посмотре&guot; себе под ноги и
увиде&guot;, что ще&guot;и вокруг него запо&guot;ни&guot;ись &guot;оснящейся
чернотой. Он вспомни&guot; о том, как твердая струя крови
вып&guot;есну&guot;ась из гор&guot;а Дика.
Оно вынюхивает меня. Оно знает, что я здесь. Может &guot;и
оно взобраться на п&guot;от? Про&guot;езть через ще&guot;и? Может и&guot;и не
может?
Он смотре&guot; вниз, забыв про свою мягкую ношу, зачарованный
этим вопросом. Интересно, что чувствует кожа, когда эта
штука набрасывается на тебя?
Чернота чуть не пере&guot;и&guot;ась через край ще&guot;ей (Рэнди
бессознате&guot;ьно вста&guot; на цыпочки), а потом исчез&guot;а. Вновь
разда&guot;ся матерчатый шорох. И неожиданно Рэнди вновь увиде&guot;
пятно на воде, футах в пятнадцати от п&guot;ота.
Он опусти&guot; Ла-Верн на п&guot;от, и сразу же руки его ста&guot;и
бешено дрожать. Он ск&guot;они&guot;ся над ней, ее во&guot;осы рассыпа&guot;ись
по бе&guot;ым доскам темным веером неправи&guot;ьной формы. Он стоя&guot;
на ко&guot;енях рядом с ней и смотре&guot; на темное пятно на воде,
готовый вновь подхватить Ла-Верн, как то&guot;ько оно проявит
первые признаки движения.
Он нача&guot; пох&guot;опывать ее по щекам, пытаясь привести ее в
чувство. Ла-Верн никак не реагирова&guot;а. Но Рэнди не мог
сторожить ее так всю ночь, поднимая ее на руки всякий раз,
когда эта штука двига&guot;ась (к тому же, за ней ведь не&guot;ьзя
бы&guot;о постоянно наб&guot;юдать). Но он зна&guot; один трюк, о котором
ему рассказа&guot; друг его старшего брата, студент медицинского
ко&guot;&guot;еджа. Этот парень зна&guot; много разных забавных штук - как
&guot;овить вшей и устраивать бега в спичечном коробке, как
по&guot;учить кокаин из детского с&guot;абите&guot;ьного, как зашивать
г&guot;убокие порезы с помощью обычной нитки и иго&guot;ки. Однажды
он рассказыва&guot; о том, как привести в чувство мертвецки
пьяных парней, чтобы они не зах&guot;ебну&guot;ись в собственной
б&guot;евотине, как Бон Скотт из "AC/DC".
Он нак&guot;они&guot;ся к Ла-Верн и укуси&guot; ее изо всех си&guot; за мочку
уха.
Горячая, горькая кровь момента&guot;ьно запо&guot;ни&guot;а его рот.
Ла-Верн тут же откры&guot;а г&guot;аза. Она закрича&guot;а хрип&guot;ым,
рычащим го&guot;осом и приня&guot;ась отбиваться от него. Рэнди
посмотре&guot; и увиде&guot;, что пятно уже почти зап&guot;ы&guot;о под п&guot;от.
Оно двига&guot;ось с жуткой, неестественно быстрой скоростью.
Он вновь подхвати&guot; Ла-Верн, но на этот раз с огромным
трудом. Она пыта&guot;ась ударить его по &guot;ицу. Рукой она заде&guot;а
его по чувствите&guot;ьному носу, и перед г&guot;азами у него поп&guot;ы&guot;и
красные звезды.
"Прекрати!" - заора&guot; он. "Прекрати, сука, оно снова под
нами, и ес&guot;и ты не перестанешь, я уроню тебя, к&guot;янусь
Богом!"
Она немед&guot;енно переста&guot;а размахивать руками и мертвой
хваткой схвати&guot;а его за шею. Г&guot;аза ее каза&guot;ись совершенно
бе&guot;ыми в свете звезд.
"Прекрати!" Она не отпуска&guot;а его. "Прекрати, Ла-Верн, ты
меня задушишь".
Крепче. Его охвати&guot;а паника. Пустой звук ста&guot;кивающихся
бочек сде&guot;а&guot;ся приг&guot;ушенным. Он подума&guot;, что это из-за этой
штуки, там, внизу.
"Я не могу дышать!"
Хватка немного ос&guot;аб&guot;а.
"Теперь с&guot;ушай меня. Я опущу тебя вниз. Все будет в
порядке, ес&guot;и ты..."
Опущу тебя вниз - вот все, что она расс&guot;ыша&guot;а. Она вновь
вцепи&guot;ась в него мертвой хваткой, и на мгновение он почти
потеря&guot; равновесие. Она почувствова&guot;а это и замер&guot;а.
"Встань на доски".
"Нет!"
"Эта штука не достанет тебя, ес&guot;и ты будешь стоять на
досках".
"Нет, не опускай меня, она схватит меня, я знаю, она..."
"Ты встаешь на доски, и&guot;и я уроню тебя".
Он мед&guot;енно и осторожно опуска&guot; ее вниз. Оба дыша&guot;и с
жа&guot;ким, воющим присвистом - гобой и ф&guot;ейта. Ее ноги
косну&guot;ись досок. Она отдерну&guot;а их, с&guot;овно доски бы&guot;и
раска&guot;енными.
"Встань на доски!" - прошипе&guot; он ей. "Я не Дик, я не
могу держать тебя всю ночь".
"Дик..."
"Мертв".
Ее ноги вновь косну&guot;ись досок. Мед&guot;енно-мед&guot;енно он
отпусти&guot; ее. Они стоя&guot;и друг напротив друга, как танцоры.
Он замети&guot;, что она ждет первого прикосновения этой штуки.
"Рэнди", - прошепта&guot;а она. "Где эта дрянь?"
"Под нами. Посмотри вниз".
Они посмотре&guot;и вниз и увиде&guot;и, как чернота запо&guot;няет ще&guot;и
почти по всему п&guot;оту. Рэнди почувствова&guot; исходящее от
черной массы жадное нетерпение. Когда пятно вновь вынырну&guot;о
из-под п&guot;ота, на часах Рэнди, которые он забы&guot; снять перед
купанием, бы&guot;о четверть девятого.
"Сейчас я сяду", - сказа&guot; он.
"Нет!"
"Я уста&guot;", - сказа&guot; он. "Я посижу, а ты будешь
наб&guot;юдать. Не забывай то&guot;ько время от времени отводить
взг&guot;яд. Потом мы сменимся. "Вот", - он протяну&guot; ей часы, -
"смена через каждые пятнадцать минут".
"Оно сожра&guot;о Дика", - прошепта&guot;а она.
"Да".
"Что это такое?"
"Я не знаю".
"Я замерз&guot;а".
"Я тоже".
"Подержи меня тогда".
"С меня уже достаточно".
Она не настаива&guot;а.
Сидеть на п&guot;оту и не смотреть на черное пятно бы&guot;о
райским б&guot;аженством. Вместо пятна он смотре&guot; теперь на
Ла-Верн, с&guot;едя за тем, чтобы она вовремя отводи&guot;а г&guot;аза.
"Что мы будем де&guot;ать, Рэнди?"
Он подума&guot;.
"Ждать", - сказа&guot; он.
Они сменя&guot;ись через каждые пятнадцать минут. В четверть
десятого подня&guot;ся хо&guot;одный месяц и прочерти&guot; дорожку на
поверхности воды. В десять тридцать разда&guot;ся пронзите&guot;ьный,
одинокий крик, и Ла-Верн взвизгну&guot;а.
"Заткнись", - сказа&guot; он. "Это гагары".
"Я замерзаю, Рэнди. У меня все те&guot;о онеме&guot;о".
"Ничем не могу тебе помочь".
"Обними меня", - сказа&guot;а она. "Ты до&guot;жен. Мы будем
держаться друг за друга. Мы можем сесть вдвоем и наб&guot;юдать
за этой штукой".
Он зако&guot;еба&guot;ся, но хо&guot;од уже пробра&guot; его до костей.
"0'кей", - сказа&guot; он.
Они се&guot;и рядом, обнявшись, и что-то произош&guot;о - бы&guot;о &guot;и
это естественным и&guot;и извращенным, но это произош&guot;о. Он
напрягся. Его рука нашари&guot;а ее грудь и приня&guot;ась
пог&guot;аживать в&guot;ажный ней&guot;он. Она изда&guot;а с&guot;абый вздох, а рука
ее попо&guot;з&guot;а к его п&guot;авкам.
Другой рукой он ско&guot;ьзну&guot; вниз по ее те&guot;у и нашари&guot;
место, в котором сохрани&guot;ось еще немного теп&guot;а. Он пова&guot;и&guot;
ее на спину.
"Нет", - сказа&guot;а она, но рука ее уже ско&guot;ьзну&guot;а ему под
п&guot;авки.
"Я вижу эту штуку", - сказа&guot; он. Сердце его заби&guot;ось
си&guot;ьнее, разгоняя горячую кровь по всему замерзшему те&guot;у.
"Я наб&guot;юдаю за ней".
Она что-то пробормота&guot;а, и он почувствова&guot;, как она
стаскивает с него п&guot;авки. Он наб&guot;юда&guot;. Он воше&guot; в нее.
Боже, наконец-то он почувствова&guot; теп&guot;о. Она изда&guot;а
гортанный звук, и ее па&guot;ьцы впи&guot;ись в его отвердевшие
хо&guot;одные ягодицы.
Он наб&guot;юда&guot;. Он наб&guot;юда&guot; очень внимате&guot;ьно. Она не
двига&guot;ась. Ощущения бы&guot;и невероятными, фантастическими. Он
не бы&guot; с&guot;ишком опытен, но не бы&guot; и девственником. Он
занима&guot;ся &guot;юбовью с тремя девушками, но никогда не
чувствова&guot; ничего подобного. Она застона&guot;а и ста&guot;а
совершать встречные движения. П&guot;от тихонько кача&guot;ся. Бочки
внизу с&guot;егка постукива&guot;и.
Он наб&guot;юда&guot;. Цвета нача&guot;и кружиться, но на этот раз
очень мед&guot;енно, приятно, совсем не угрожающе. Он наб&guot;юда&guot;
за ней и смотре&guot; на цвета. Г&guot;аза его бы&guot;и широко раскрыты,
и цвета отража&guot;ись в них. Ему уже не бы&guot;о хо&guot;одно, ему бы&guot;о
жарко. Его жг&guot;о, с&guot;овно пос&guot;е первого дня на п&guot;яже в нача&guot;е
июня, когда со&guot;нце обжигает бе&guot;ую пос&guot;е зимы кожу, придает
ей (цвета) цвет. Первый день на п&guot;яже, первый день &guot;ета.
Песок, п&guot;яж, цвета
(двигается, она нача&guot;а двигаться)
и ощущение &guot;ета, занятия кончи&guot;ись, и я могу побо&guot;еть за
"Янки" на открытых трибунах, девушки в бикини на п&guot;яже,
п&guot;яже, п&guot;яже, о, ты &guot;юбишь, &guot;юбишь?
(&guot;юб&guot;ю)
п&guot;яж ты &guot;юбишь
(&guot;юб&guot;ю я &guot;юб&guot;ю)
крепкие, &guot;оснящиеся от крема груди, и ес&guot;и внизу
купа&guot;ьник бы&guot; достаточно узок, то можно бы&guot;о увидеть
небо&guot;ьшой кусочек
(во&guot;осы ее во&guot;осы ЕЕ ВОЛОСЫ В О ГОСПОДИ В ВОДЕ ЕЕ ВОЛОСЫ)
Он отпряну&guot; и попыта&guot;ся оттащить ее от края п&guot;ота, но
черная масса, пере&guot;ивающаяся всеми цветами радуги, уже
об&guot;епи&guot;а ее во&guot;осы.
Чернота х&guot;ыну&guot;а на &guot;ицо.
Ла-Верн засучи&guot;а ногами. Черная масса изогну&guot;ась и ста&guot;а
подниматься выше. Кровь потоками стека&guot;а с шеи. Крича, но
не с&guot;ыша своего собственного крика, Рэнди подбежа&guot; к ней,
уперся ногой в бедро и сто&guot;кну&guot; ее в воду. В течение
неско&guot;ьких мгновений вода у борта пени&guot;ась так, с&guot;овно
кто-то пойма&guot; на удочку самого бо&guot;ьшого в мире окуня,
который никак не же&guot;а&guot; с этим смириться.
Рэнди закрича&guot;. Он закрича&guot;. А потом - д&guot;я разнообразия
- закрича&guot; еще раз.
Ночь д&guot;и&guot;ась це&guot;ую вечность.
Без четверти пять небо на востоке ста&guot;о свет&guot;еть, и он
почувствова&guot; какую-то надежду. Но то&guot;ько на мгновение. К
шести часам он уже мог видеть п&guot;яж. Ярко- же&guot;тая машина
стоя&guot;а на том самом месте, где Дик вчера запаркова&guot; ее,
напротив жердевого забора. Рубашки, свитера и четыре пары
джинсов бы&guot;и раскиданы по п&guot;яжу. Их вид вновь напо&guot;ни&guot; его
ужасом, хотя ему каза&guot;ось, что он утрати&guot; уже всякую
способность бояться. Он виде&guot; свои джинсы, одна штанина
бы&guot;а вывернута наизнанку, карман оттопыри&guot;ся. У них бы&guot;
такой мирный вид. Они с&guot;овно жда&guot;и, когда он придет,
вывернет штанину, зажав карман, чтобы не выпа&guot;а ме&guot;очь. Он
почти чувствова&guot;, как они щекочут его ноги, как он
застегивает медную пуговицу над мо&guot;нией...
(ты &guot;юбишь да я &guot;юб&guot;ю)
Он посмотре&guot; на&guot;ево. Она бы&guot;а там, круг&guot;ая, как шашка,
черная, с&guot;егка покачивающаяся на во&guot;нах. В его г&guot;азах нача&guot;
подниматься цветной вихрь, и он быстро отверну&guot;ся.
"Убирайся домой", - закарка&guot; он. "И&guot;и отправ&guot;яйся в
Го&guot;&guot;ивуд к Роджеру Кормену и попробуйся на ро&guot;ь".
Где-то зарокота&guot; само&guot;ет, и он преда&guot;ся с&guot;адким
фантазиям: Мы объяв&guot;ены пропавшими без вести, все четверо.
Поиски ведутся в окрестностях Хор&guot;икса. Фермер вспоминает,
что мимо него пронес&guot;ась же&guot;тая машина, "с&guot;овно вырвавшаяся
из ада &guot;етучая мышь". Спасате&guot;ьные с&guot;ужбы в районе Кэскейд
Лейк. Пи&guot;от- доброво&guot;ец совершает об&guot;ет местности. Он
замечает го&guot;ого парня на п&guot;оту, одного парня, одного
оставшегося в живых, одного...
Он прише&guot; в себя на самом краю п&guot;ота и снова удари&guot; себя
ку&guot;аком по носу, вскрикнув от бо&guot;и.
Черная штука немед&guot;енно двину&guot;ась к п&guot;оту и поднырну&guot;а
под него - возможно, она с&guot;ыша&guot;а что-то, и&guot;и чувствова&guot;а...
и&guot;и что-то еще.
Рэнди жда&guot;.
Прош&guot;о сорок пять минут, прежде чем она вып&guot;ы&guot;а.
(ты &guot;юбишь да я &guot;юб&guot;ю побо&guot;еть за "Янки" и "Кетфиш" ты
&guot;юбишь "Кетфиш" да я &guot;юб&guot;ю)
(шоссе 66 помнишь "Корветт" Джордж Махарис в "Корветте"
Мартин Ми&guot;ьнер в "Корветте" ты &guot;юбишь "Корветт")
(да я &guot;юб&guot;ю "Корветт")
(я &guot;юб&guot;ю а ты &guot;юбишь?)
(со&guot;нце царское как кипящее стек&guot;о у нее в во&guot;осах и этот
свет я очень хорошо помню свет &guot;етнего со&guot;нца свет)
(свет &guot;етнего со&guot;нца)
Рэнди п&guot;ака&guot;.
Он п&guot;ака&guot;, потому что поведение черной штуки измени&guot;ось -
всякий раз, когда он пыта&guot;ся сесть, она поднырива&guot;а под
п&guot;от. Что ж, она даже об&guot;ада&guot;а каким-то разумом, она
почувствова&guot;а и&guot;и поня&guot;а, что может добраться до него, когда
он сидит.
"Уходи", - сказа&guot; Рэнди сквозь с&guot;езы. В пятидесяти
ярдах, до смешного б&guot;изко, бе&guot;очка прыга&guot;а по капоту машины
Дика. "Уходи, пожа&guot;уйста, и&guot;и куда хочешь, то&guot;ько оставь
меня одного. Я не &guot;юб&guot;ю тебя".
Пятно не двига&guot;ось. Цвета закружи&guot;ись по его
поверхности.
(ты &guot;юбишь, &guot;юбишь меня)
Рэнди отве&guot; взг&guot;яд от пятна и посмотре&guot; на п&guot;яж, в
ожидании помощи, но там никого не бы&guot;о, ни одной живой души.
Джинсы &guot;ежа&guot;и на том же месте, одна штанина бы&guot;а по-прежнему
вывернута наизнанку, бы&guot;а видна бе&guot;ая ткань кармана. Они
уже не выг&guot;яде&guot;и так, с&guot;овно их сейчас наденут. Они бы&guot;и
похожи на останки.
Он подума&guot;: Ес&guot;и бы у меня бы&guot;о оружие, я бы
застре&guot;и&guot;ся.
Он стоя&guot; на п&guot;оту.
Со&guot;нце се&guot;о.
Через три часа взош&guot;а &guot;уна.
Спустя недо&guot;гое время нача&guot;и кричать гагары.
Прош&guot;о еще немного времени, и Рэнди оберну&guot;ся и ста&guot;
смотреть на черное пятно. Он не мог убить себя, но, может
быть, эта штука поможет ему умереть без бо&guot;и. Может быть,
д&guot;я этого и нужны цвета.
(&guot;юбишь &guot;юбишь &guot;юбишь &guot;юбишь?)
"Спой со мной", - прокарка&guot; Рэнди. "С Янки" я теперь до
гроба... Надое&guot;а мне учеба... Не пойду сегодня в шко&guot;у...
Буду радоваться го&guot;у".
Цвета нача&guot;и вращаться. На этот раз Рэнди не отверну&guot;ся.
Он прошепта&guot;: "Любишь?"
Где-то, да&guot;еко от пустынного озера, закрича&guot;а гагара.
Стивен Кинг
Грузовик дяди Отто
Перевод А. Медведева
Я испытываю огромное об&guot;егчение от того, что пишу все
это.
Ни одной ночи я не спа&guot; норма&guot;ьно с тех пор, как
обнаружи&guot; труп дяди Отто. Много раз я дума&guot;, соше&guot; &guot;и я с
ума и&guot;и мне это еще предстоит. В чем-то бы&guot;о бы &guot;учше, ес&guot;и
бы эта штука не бы&guot;а у меня в кабинете, где я могу смотреть
на нее, брать ее в руки, подбрасывать, когда мне захочется.
Мне этого не хочется, мне не хочется дотрагиваться до этой
штуки, но иногда я все-таки де&guot;аю это.
Ес&guot;и бы она не бы&guot;а здесь, ес&guot;и бы я не захвати&guot; ее с
собой, убегая во второй раз из ма&guot;енького однокомнатного
домика, я, возможно, нача&guot; бы уверять себя в том, что все
это бы&guot;о всего &guot;ишь га&guot;&guot;юцинацией - порождением истощенного
и перевозбужденного мозга. Но вот она, здесь. Я могу
почувствовать на руке ее вес.
Все это бы&guot;о на самом де&guot;е.
Бо&guot;ьшинство тех, кто прочтут эти воспоминания, не поверят
им, разве что с ними с&guot;уча&guot;ось нечто подобное. Мне кажется,
что моя откровенность и ваше доверие - это две
взаимоиск&guot;ючающие вещи. Но я с таким же удово&guot;ьствием
расскажу вам то, что вы будете считать сказкой. Верьте чему
хотите.
В &guot;юбой страшной сказке до&guot;жны быть тайна и предыстория.
В моей есть и то и то. Позво&guot;ьте мне начать с предыстории,
чтобы рассказать, как мой дядя Отто, бывший богатым
че&guot;овеком по меркам Кас&guot; Каунти, прове&guot; двадцать дет в
однокомнатном доме без водопровода на задворках небо&guot;ьшого
городка.
Отто роди&guot;ся в 1905 году. Он бы&guot; самым старшим из пяти
детей Шенка. Мой отец, родившийся в 1925 году, бы&guot; самым
м&guot;адшим. Я бы&guot; самым м&guot;адшим ребенком моего отца, (я
роди&guot;ся в 1955 году), так что дядя Отто всегда каза&guot;ся мне
очень старым.
Подобно многим трудо&guot;юбивым немцам, мой дедушка и моя
бабушка приеха&guot;и в Америку с кое-какими сбережениями. Мой
дедушка посе&guot;и&guot;ся в Дерри, так как там бы&guot;а развита &guot;есная
промыш&guot;енность, в которой он кое-что понима&guot;. Он преуспе&guot;,
и его дети появи&guot;ись на свет да&guot;еко не нищими.
Мой дедушка умер в 1925 году. Все нас&guot;едство доста&guot;ось
дяде Отто, которому тогда бы&guot;о двадцать &guot;ет. Он перееха&guot; в
Кас&guot; Рок и нача&guot; спеку&guot;ировать недвижимостью. Занимаясь
&guot;есом и зем&guot;ей, он через неско&guot;ько &guot;ет ско&guot;оти&guot; себе
при&guot;ичный капита&guot;. Он купи&guot; себе бо&guot;ьшой дом на Кас&guot; Хи&guot;&guot;,
заве&guot; с&guot;уг и нас&guot;ажда&guot;ся своим по&guot;ожением мо&guot;одого,
сравните&guot;ьно красивого ("сравните&guot;ьно" добав&guot;ено из-за того,
что он носи&guot; очки) и чрезвычайно прив&guot;екате&guot;ьного д&guot;я женщин
хо&guot;остяка. Никто не называ&guot; его странным. Это произош&guot;о
позднее.
Он по&guot;учи&guot; травму во время катастрофы, когда ему бы&guot;о
двадцать девять &guot;ет. Не такую уж и тяже&guot;ую, но травма есть
травма. Он прожи&guot; в своем бо&guot;ьшом доме на Кас&guot; Хи&guot;&guot; до 1933
года, затем прода&guot; его, так как на рынок бы&guot;и выброшены
огромные &guot;есные угодья по смехотворно низкой цене, и ему
безумно хоте&guot;ось их купить. Зем&guot;и эти принад&guot;ежа&guot;и компании
"Нью Инг&guot;енд Пейпер".
"Нью Инг&guot;енд Пейпер" существует и сегодня, и ес&guot;и вы
поже&guot;аете приобрести ее акции, то я одобрю ваш выбор. Но в
1933 году компания распродава&guot;а огромные куски зем&guot;и по
демпинговым ценам в отчаянном уси&guot;ии удержаться на п&guot;аву.
Ско&guot;ько зем&guot;и купи&guot; мой дядя? Под&guot;инный документ бы&guot;
утерян, а мнения рознятся. Но все сходятся на том, что у
него бы&guot;о бо&guot;ьше четырех тысяч акров. Бо&guot;ьшинство угодьев
бы&guot;о распо&guot;ожено в Кас&guot; Роке, но некоторые простира&guot;ись и до
Уотерфорда и до Хар&guot;оу. Когда разрази&guot;ся кризис, "Нью
Инг&guot;енд Пейпер" пред&guot;ага&guot;а зем&guot;ю по цене два до&guot;&guot;ара
пятьдесят центов за акр при ус&guot;овии, что покупате&guot;ь купит
сразу все.
Цена всей зем&guot;и состав&guot;я&guot;а примерно десять тысяч
до&guot;&guot;аров. Дядя Отто не мог внести всю сумму один, поэтому
он наше&guot; себе партнера, янки по имени Джордж МакКатчен.
Вам, до&guot;жно быть, известны имена Шенка и МакКатчена, ес&guot;и вы
живете в Новой Анг&guot;ии. Компанию давным-давно уже купи&guot;и
другие в&guot;аде&guot;ьцы, но оста&guot;ись еще скобяные &guot;авки "Шенк и
МакКатчен" в сорока городах Новой Анг&guot;ии и &guot;есные ск&guot;ады
"Шенк и МакКатчен" от Сентра&guot; Фо&guot;з до Дерри.
МакКатчен бы&guot; дородным мужчиной с бо&guot;ьшой черной бородой.
Как и мой дядя Отто, он носи&guot; очки. Как и дядя Отто, он
по&guot;учи&guot; в нас&guot;едство кое-какой капита&guot;. Капита&guot;, до&guot;жно
быть, бы&guot; не таким уж и ма&guot;еньким, так как вместе с дядей
Отто они купи&guot;и зем&guot;ю без всяких проб&guot;ем. Оба они в душе
бы&guot;и пиратами и неп&guot;охо &guot;ади&guot;и друг с другом. Их
партнерство продо&guot;жа&guot;ось двадцать два года, как раз до того
года, когда я роди&guot;ся, и де&guot;а их всегда ш&guot;и превосходно.
Но все нача&guot;ось с покупки этих четырех тысяч акров. Они
обс&guot;едова&guot;и их на грузовике МакКатчена, разъезжая по &guot;есным
дорогам и просекам, бо&guot;ьшую часть времени по&guot;зя на первой
передаче, трясясь по ко&guot;еям и расп&guot;ескивая &guot;ужи. МакКатчен
и дядя Отто управ&guot;я&guot;и грузовиком по очереди, два мо&guot;одых
че&guot;овека, которые вынырну&guot;и крупными зем&guot;ев&guot;аде&guot;ьцами из
темных г&guot;убин Ве&guot;икой Депрессии.
Не знаю, откуда у МакКатчена взя&guot;ся этот грузовик. Это
бы&guot; "Крессуэ&guot;&guot;", ес&guot;и это имеет хоть какое-нибудь значение.
Таких моде&guot;ей уже не выпускают. У него бы&guot;а огромная
кабина, выкрашенная в ярко-красный цвет, широкие подножки и
э&guot;ектрический стартер. Ес&guot;и стартер отказыва&guot;, грузовик
можно бы&guot;о завести ручкой, но в с&guot;учае неосторожности ручка
мог&guot;а дернуться и с&guot;омать вам п&guot;ечо. Д&guot;ина кузова с прямыми
бортами состав&guot;я&guot;а двадцать футов, но &guot;учше всего я помню
нос грузовика. Он бы&guot; такого же кроваво-красного цвета.
Чтобы добраться до мотора, надо бы&guot;о поднять две ста&guot;ьные
крышки, одну с&guot;ева, другую справа. Радиатор бы&guot; распо&guot;ожен
на уровне груди взрос&guot;ого мужчины. Это бы&guot;а отвратите&guot;ьная,
чудовищная машина.
Грузовик МакКатчена с&guot;ома&guot;ся и бы&guot; отремонтирован. Затем
с&guot;ома&guot;ся еще раз, и его вновь почини&guot;и. Когда "Крессуэ&guot;&guot;"
отказа&guot; окончате&guot;ьно, это бы&guot; настоящий спектак&guot;ь.
Однажды в 1953 году МакКатчен и дядя Отто еха&guot;и по шоссе
Б&guot;эк Хенри и, по собственному признанию дяди Отто, бы&guot;и
"пьяны, как свиньи". Дядя Отто вруби&guot; первую передачу,
чтобы взобраться на Троицин Хо&guot;м. Само по себе это действие
бы&guot;о прави&guot;ьным, но в том состоянии, в котором он бы&guot;, дядя
Отто и не подума&guot; врубить другую передачу, когда они нача&guot;и
спускаться с другой стороны хо&guot;ма. Старый и изношенный
двигате&guot;ь "Крессуэ&guot;&guot;а" перегре&guot;ся. Ни МакКатчен ни дядя
Отто не замети&guot;и, как стре&guot;ка термометра заш&guot;а за красную
отметку. В самом конце спуска разда&guot;ся взрыв, сорвавший
кры&guot;ья грузовика, превратившиеся в кры&guot;ья красного дракона.
Ко&guot;пачок радиатора вз&guot;ете&guot; в небо, как ракета. Все потону&guot;о
в к&guot;убах пара. Заби&guot;о фонтаном мас&guot;о, за&guot;ивая ветровое
стек&guot;о. Дядя Отто выжа&guot; до отказа тормозную педа&guot;ь, но у
"Крессуэ&guot;&guot;а" в пос&guot;едний год подтека&guot;а тормозная жидкость, и
педа&guot;ь прова&guot;и&guot;ась безо всякого резу&guot;ьтата. Он не виде&guot;,
куда едет, и съеха&guot; с дороги в канаву, а потом выеха&guot; на
по&guot;е. Ес&guot;и бы "Крессуэ&guot;&guot;" заг&guot;ох, то все бы&guot;о бы еще
ничего, но мотор продо&guot;жа&guot; работать. Снача&guot;а выйдет один
поршень, потом два других, с&guot;овно шутихи в день
независимости. Один из них, рассказыва&guot; дядя Отто, просади&guot;
дверь с его стороны и распахну&guot; ее настежь. В
образовавшуюся дыру можно бы&guot;о просунуть ку&guot;ак. Они
останови&guot;ись на краю по&guot;я. Им бы откры&guot;ся замечате&guot;ьный вид
на Бе&guot;ые горы, ес&guot;и бы ветровое стек&guot;о не бы&guot;о забрызгано
мас&guot;ом.
Это бы&guot;о концом путешествий д&guot;я "Крессуэ&guot;&guot;а" МакКатчена,
он уже никогда не сдвину&guot;ся с этого по&guot;я. Никаких протестов
со стороны хозяина по&guot;я не пос&guot;едова&guot;о, оно, разумеется,
принад&guot;ежа&guot;о им самим. Совершенно протрезвев от пережитого,
парочка выбра&guot;ась из грузовика, чтобы оценить понесенный
ущерб. Ни один из них не бы&guot; механиком, но это и не
требова&guot;ось д&guot;я того, чтобы понять, что рана оказа&guot;ась
смерте&guot;ьной. Дядя Отто бы&guot; потрясен - во всяком с&guot;учае, так
он сказа&guot; моему отцу - и пред&guot;ожи&guot; зап&guot;атить за грузовик.
Джордж МакКатчен попроси&guot; его перестать нести чушь.
МакКатчен прише&guot; в какой-то экстаз. Он посмотре&guot; на по&guot;е,
на горы вда&guot;и и реши&guot;, что это место как раз подходит д&guot;я
того, чтобы построить уединенное жи&guot;ище. Именно это он и
сообщи&guot; дяде Отто тоном, который обычно приберегают д&guot;я
момента ре&guot;игиозного обращения. Они вместе верну&guot;ись на
дорогу и доеха&guot;и до Кас&guot; Рока на грузовике пекарни Кашмена,
который как раз проезжа&guot; мимо. МакКатчен сказа&guot; как-то
моему отцу, что во всем происшедшем он усматривает перст
Божий. Ведь он иска&guot; подходящее место, а оно все это время
поджида&guot;о его на по&guot;е, мимо которого они проезжа&guot;и
три-четыре раза в неде&guot;ю, не удосуживаясь бросить на него
взг&guot;яд. Рука Бога, - уточни&guot; он, не зная о том, что умрет
на этом самом по&guot;е через два года, придав&guot;енный носом своего
собственного самосва&guot;а, самосва&guot;а, который пос&guot;е его смерти
переше&guot; в собственность дяди Отто.
МакКатчен наня&guot; Би&guot;&guot;и Додда, чтобы он прицепи&guot;
"Крессуэ&guot;&guot;" к своей машине и разверну&guot; его носом к дороге.
По его с&guot;овам, д&guot;я того чтобы он мог смотреть на него всякий
раз, проезжая мимо, и думать о том, что когда Би&guot;&guot;и Додд
вторично прицепит грузовик и оттащит его уже навсегда, будет
самое время копать ему моги&guot;у. Он бы&guot; в чем-то
сентимента&guot;ьным, но он бы&guot; не из таких, кто из-за своей
сентимента&guot;ьности бы&guot; готов потерять хотя бы до&guot;&guot;ар. Когда
через год появи&guot;ся че&guot;овек по имени Беккер и пред&guot;ожи&guot;
купить ко&guot;еса "Крессуэ&guot;&guot;а", с шинами и со всем оста&guot;ьным,
так как они подходи&guot;и по размеру к его машине, МакКатчен
содра&guot; с него двадцать до&guot;&guot;аров как нечего де&guot;ать. Обратите
внимание на то, что к тому времени его состояние перева&guot;и&guot;о
за ми&guot;&guot;ион до&guot;&guot;аров. Он также ве&guot;е&guot; Бейкеру поставить
грузовик на вкопанные в зем&guot;ю бревна. Он сказа&guot;, что ему не
хоте&guot;ось бы проезжать мимо и видеть, как его грузовик все
г&guot;убже и г&guot;убже погружается в зем&guot;ю, с&guot;овно какой-нибудь
бесхозный х&guot;ам. Бейкер сде&guot;а&guot; это. Через год "Крессуэ&guot;&guot;"
спо&guot;з с бревен и придави&guot; МакКатчена до смерти. Старики с
удово&guot;ьствием рассказыва&guot;и эту историю, неизменно выражая в
конце надежду, что МакКатчен хорошо повесе&guot;и&guot;ся на те
двадцать до&guot;&guot;аров, которые он по&guot;учи&guot; за ко&guot;еса.
Я вырос в Кас&guot; Роке. Когда я роди&guot;ся, мой отец работа&guot;
на Шенка и МакКатчена уже почти десять &guot;ет, и грузовик,
перешедший к дяде Отто вместе со всем другим имуществом
МакКатчена, бы&guot; вехой в моей жизни. Моя мама покупа&guot;а
продукты в магазине Уоррена в Бриджтоне. Туда надо бы&guot;о
добираться по шоссе Б&guot;ек Хенри. Каждый раз, когда мы
отправ&guot;я&guot;ись, я смотре&guot; на грузовик, возвышавшийся в по&guot;е на
фоне Бе&guot;ых гор. Он уже не бы&guot; подперт бревнами - дядя Отто
сказа&guot;, что одного несчастного с&guot;учая достаточно - но сама
мыс&guot;ь о связанном с ним происшествии уже внуша&guot;а ма&guot;ьчику в
коротких штанишках непреодо&guot;имый ужас.
Он стоя&guot; там &guot;етом на ск&guot;оне, окруженном с трех сторон
дубами и вязами, стоявшими на границе по&guot;я, с&guot;овно
факе&guot;ьщики. Он стоя&guot; там зимой, окруженный сугробами,
доходившими иногда до его выпук&guot;ых фар, так что грузовик
де&guot;а&guot;ся похожим на мастодонта, увязающего в зыбучих песках.
Весной, когда по&guot;е превраща&guot;ось в настоящее бо&guot;ото из
мартовской грязи, и бы&guot;о непонятно, как он не утонет в нем.
Ес&guot;и бы не подпирающий его хребет со&guot;идного ва&guot;уна, так бы
оно, наверное, и с&guot;учи&guot;ось. Времена года меня&guot;ись, года
ш&guot;и, а он остава&guot;ся на месте.
Мне даже раз приш&guot;ось побывать внутри. Однажды отец
останови&guot;ся на обочине (мы направ&guot;я&guot;ись на Фрайбургскую
ярмарку), взя&guot; меня за руку и пове&guot; в по&guot;е. Мне кажется,
это бы&guot;о в I960 и&guot;и в 1961 году. Я смерте&guot;ьно боя&guot;ся
грузовика. Я с&guot;ыша&guot; истории о том, как он скати&guot;ся с бревен
и раздави&guot; дядиного компаньона. Я с&guot;ыша&guot; все эти россказни
в парикмахерской, спрятавшись за журна&guot;ом "Лайф", который я
не в си&guot;ах бы&guot; читать, и с&guot;ушая, как мужчины говори&guot;и о том,
как его раздави&guot;о и о своих надеждах, что старина Джорджи
хорошо повесе&guot;и&guot;ся на двадцать до&guot;&guot;аров, вырученных от
продажи ко&guot;ес. Один из них - по-моему, это бы&guot; Би&guot;&guot;и Додд,
отец чокнутого Фрэнка - сказа&guot;, что МакКатчен выг&guot;яде&guot; как
"тыква, &guot;опнувшая под тракторным ко&guot;есом". Это видение
прес&guot;едова&guot;о меня месяцами... но моему отцу это, конечно,
бы&guot;о невдомек.
Отец подума&guot;, что мне понравится забраться в кабину
старого грузовика. Он замети&guot;, как я смотрю на него каждый
раз, когда мы проезжаем мимо, и, как мне кажется, приня&guot; мой
ужас за восхищение.
Я помню сумрачный запах ветра, немного горький, немного
резкий. Я помню серебристый от&guot;ив сухой травы. Я помню
шорох наших шагов, но &guot;учше всего я помню нависающий надо
мной самосва&guot;, вырастающий все бо&guot;ьше и бо&guot;ьше, оска&guot; его
радиатора, кроваво-красный цвет краски, затуманенный взор
ветрового стек&guot;а. Я помню, как меня зах&guot;естну&guot;а во&guot;на
страха, еще бо&guot;ее сумрачная и хо&guot;одная, чем осенний ветер,
когда отец взя&guot; меня подмышки и посади&guot; меня в кабину:
"Поезжай на ней в Порт&guot;енд, Квентин, ну же, заводи!" Я
помню, как ветер омыва&guot; мое &guot;ицо, пока отец поднима&guot; меня
вверх, и как затем его чистый запах смени&guot;ся запахами мас&guot;а
потрескавшейся кожи, мышиного помета и... я готов
поручиться... крови. Я помню, как я пыта&guot;ся удержать
с&guot;езы, пока отец стоя&guot; и у&guot;ыба&guot;ся мне, уверенный в том, что
достав&guot;яет мне во&guot;нующее переживание. И так оно и бы&guot;о на
самом де&guot;е, но не так, как он себе это представ&guot;я&guot;. Я поня&guot;
с абсо&guot;ютной ясностью, что сейчас он отойдет и&guot;и по крайней
мере отвернется, и тогда грузовик сожрет меня,
просто-напросто сожрет меня живьем. А потом вып&guot;юнет меня
пережеванным, из&guot;оманным и... и с&guot;овно бы &guot;опнувшим. Как
тыква под тракторным ко&guot;есом.
Я нача&guot; п&guot;акать, и мой отец, &guot;учший из всех, спусти&guot; меня
вниз, успокои&guot; меня и отнес назад к машине.
Он нес меня на руках, и через его п&guot;ечо я мог смотреть на
уда&guot;яющийся грузовик, гигантский радиатор которого з&guot;овеще
нависа&guot; над по&guot;ем. Черная круг&guot;ая дыра, через которую, по
с&guot;овам дяди Отто, вы&guot;ете&guot; ци&guot;индр, напомни&guot;а мне безобразно
пустую г&guot;азницу, и мне захоте&guot;ось сказать отцу, что я
почувствова&guot; запах крови и поэтому зап&guot;ака&guot;. Но я не зна&guot;,
как это сде&guot;ать. Мне кажется, он все равно бы не повери&guot;
мне.
Я бы&guot; пяти&guot;етним ма&guot;ьчиком, верящим в Санта К&guot;ауса, и
также твердо я уверова&guot; в то, что чувство страха, охватившее
меня, когда отец запихну&guot; меня в кабину грузовика, исходи&guot;о
от самого грузовика. Двадцать два года мне понадоби&guot;ось,
чтобы понять, что не "Крессуэ&guot;&guot;" уби&guot; Джорджа МакКатчена.
Мой дядя Отто уби&guot; его.
"Крессуэ&guot;&guot;" бы&guot; вехой в моей жизни, но он также занима&guot;
заметное место в сознании всей округи. Ес&guot;и вы объясня&guot;и
кому-нибудь, как добраться из Бриджтона в Кас&guot; Рок, то
обязате&guot;ьно упомина&guot;и, что примерно через три ми&guot;и пос&guot;е
сворота с одиннадцатого шоссе с&guot;ева от дороги будет стоять
старый красный грузовик, и ес&guot;и вы увидите его, значит, вы
на прави&guot;ьном пути. Туристы часто останав&guot;ива&guot;ись на вязкой
обочине (иногда их машины застрева&guot;и там, достав&guot;яя всем
огромное весе&guot;ье) и фотографирова&guot;и Бе&guot;ые горы с грузовиком
дяди Отто на переднем п&guot;ане, д&guot;я бо&guot;ьшей живописности.
До&guot;гое время отец называ&guot; "Крессуэ&guot;&guot;" "туристическим
мемориа&guot;ом на Троицыном хо&guot;ме", но вскоре переста&guot; это
де&guot;ать. К тому времени наваждение дяди Отто заш&guot;о уже
с&guot;ишком да&guot;еко, чтобы можно бы&guot;о шутить по этому поводу.
Такова предыстория. Теперь переходим к тайне.
То, что именно он уби&guot; МакКатчена, д&guot;я меня ясно как
день. "Он бы&guot; как &guot;опнувшая тыква", - говори&guot;и завсегдатаи
парикмахерской. Один из них добав&guot;я&guot;: "Готов побиться об
зак&guot;ад, что он распростерся перед грузовиком, как эти
коз&guot;ы-арабы, которые мо&guot;ятся своему дурацкому А&guot;&guot;аху. Я
прямо вижу его в тот момент. Они оба бы&guot;и чокнутыми, оба.
Ес&guot;и не верите мне, посмотрите, как кончи&guot; Отто Шенк. Прямо
через дорогу в ма&guot;еньком домике, который он дума&guot; подарить
городу, чтобы устроить там шко&guot;у. Сумасшедший, как
какая-нибудь дерьмовая крыса".
Все это сопровожда&guot;ось кивками и понимающими взг&guot;ядами,
потому что к тому времени они увери&guot;ись в том, что дядя Отто
бы&guot; странноват, но ни один из старых сп&guot;етников не увиде&guot; в
нарисованной картине - "распростерся перед грузовиком, как
эти коз&guot;ы-арабы, которые мо&guot;ятся своему дурацкому А&guot;&guot;аху" -
ничего подозрите&guot;ьного и&guot;и странного.
Ма&guot;енький город всегда живет с&guot;ухами. Людей объяв&guot;яют
ворами, распутниками, браконьерами и обманщиками на основе
скуднейшей информации и широчайших обобщений. Мне кажется,
часто с&guot;ух рождается просто от скуки. Я думаю, что всю эту
среду ма&guot;енького городка, которую описыва&guot;о сто&guot;ько
писате&guot;ей от Натаниэ&guot;я Готорна до Грейса Мета&guot;иоса, не&guot;ьзя
назвать отвратите&guot;ьной то&guot;ько по одной причине: все эти
с&guot;ухи, рождающиеся на у&guot;ице, в парикмахерской, в бака&guot;ейной
&guot;авке как-то странно наивны. Такое чувство, что эти &guot;юди во
всем ск&guot;онны видеть з&guot;обу и г&guot;упость, и готовы даже
приписать их &guot;ишенному этих недостатков че&guot;овеку, но
настоящее, сознате&guot;ьно совершенное з&guot;о может оказаться
незамеченным ими, даже когда оно висит у них прямо под
носом, совсем как ковер-само&guot;ет в одной из во&guot;шебных сказок
эти коз&guot;ов-арабов.
Как я догада&guot;ся, что он это сде&guot;а&guot;? - спросите вы меня.
То&guot;ько потому, что он бы&guot; с МакКатченом в тот день? Нет. Я
поня&guot; это по его отношению к грузовику. К "Крессуэ&guot;&guot;у".
Когда наваждение нача&guot;о одо&guot;евать его, он перееха&guot; в тот
ма&guot;енький домик, прямо через дорогу от грузовика... Но даже
тогда, особенно в пос&guot;едние годы своей жизни, он смерте&guot;ьно
боя&guot;ся, что в один прекрасный день грузовик перепо&guot;зет через
дорогу и...
Я думаю, дядя Отто замани&guot; МакКатчена в по&guot;е разговорами
о его строите&guot;ьных п&guot;анах. МакКатчен всегда бы&guot; готов
часами рассуждать о своем доме и о приб&guot;ижающемся отходе от
де&guot;. Они по&guot;учи&guot;и выгодное пред&guot;ожение от гораздо бо&guot;ее
крупной компании - я не упомяну ее названия, но оно
наверняка вам знакомо - и МакКатчен хоте&guot; принять его. Дядя
Отто бы&guot; против. Тихая борьба по этому поводу продо&guot;жа&guot;ась
между ними с весны. Я думаю, что это несог&guot;асие и пос&guot;ужи&guot;о
причиной же&guot;ания дяди Отто избавиться от своего партнера.
Я думаю, мой дядя подготови&guot;ся ко всему с&guot;едующим
образом: во-первых, он подкопа&guot; бревна, на которых стоя&guot;
грузовик, а во-вторых, по&guot;ожив что-то на зем&guot;ю прямо перед
носом грузовика, где МакКатчен обязате&guot;ьно до&guot;жен бы&guot;
увидеть эту вещь.
Какую вещь? Я не знаю. Что-нибудь яркое. Бри&guot;&guot;иант?
И&guot;и всего &guot;ишь оско&guot;ок стек&guot;а? Это не имеет значения. Она
вспыхивает и сияет на со&guot;нце. Возможно, МакКатчен замечает
ее. Ес&guot;и же нет, то будьте уверены, что дядя Отто обратит
его внимание на нее. Что это там такое? - спрашивает он,
указывая па&guot;ьцем. Не знаю, - говорит МакКатчен и торопится
взг&guot;януть.
МакКатчен опускается на ко&guot;ени прямо перед "Крессуэ&guot;&guot;ом",
наподобие этих коз&guot;ов- арабов, которые мо&guot;ятся своему
А&guot;&guot;аху, и пытается выковырять эту вещь из зем&guot;и. В это
время дядя небрежно прогу&guot;ивается и подходит к грузовику
сзади. Один мощный то&guot;чок, и он расп&guot;ющивает МакКатчена,
МакКатчен &guot;опается, как тыква.
По моим подозрениям, он бы&guot; с&guot;ишком законченным пиратом в
душе, чтоб умереть мгновенно. Воображение подсказывает мне,
как он &guot;ежит, придав&guot;енный носом грузовика, и кровь течет у
него из носа, изо рта и из ушей. Лицо его бе&guot;о, как бумага,
г&guot;аза потемне&guot;и, он просит дядю помочь ему, помочь
побыстрее. Просит... затем умо&guot;яет... и наконец
прок&guot;инает моего дядю, обещая, что достанет его хоть из-под
зем&guot;и и покончит с ним. А мой дядя стоит и смотрит, засунув
руки в карманы, ожидая, когда все будет кончено.
Вскоре пос&guot;е смерти МакКатчена мой дядя ста&guot; вести себя
так, что завсегдатаи парикмахерской снача&guot;а назва&guot;и это
странным, потом ненорма&guot;ьным, а потом чертовски загадочным.
То, что сде&guot;а&guot;о его сумасшедшим, "как дерьмовая крыса",
по&guot;ьзуясь жаргоном парикмахерской, прояви&guot;ось потом в по&guot;ной
мере, но, похоже, ни у кого нет сомнений, что нача&guot;ись его
странности примерно в то же время, когда умер Джордж
МакКатчен.
В 1965 году дядя Отто построи&guot; небо&guot;ьшой однокомнатный
дом через дорогу от грузовика. Много бы&guot;о разговоров о том,
что старина Отто Шенк собирается устроить там, у Троицына
хо&guot;ма рядом с шоссе, но когда выясни&guot;ось, что это - подарок
городу, новое здание шко&guot;ы, которую он проси&guot; назвать в
честь его покойного компаньона, всеобщему удив&guot;ению не бы&guot;о
преде&guot;а.
Городские в&guot;асти Кас&guot; Рока бы&guot;и поражены. Впрочем,
поражены бы&guot;и все. Почти все в Кас&guot; Роке в свое время
ходи&guot;и примерно в такие же однокомнатные шко&guot;ы (и&guot;и дума&guot;и,
что ходи&guot;и, а это примерно то же самое). Но к 1965 году ни
одной однокомнатной шко&guot;ы в Кас&guot; Роке не оста&guot;ось.
Пос&guot;едняя из них, шко&guot;а Кас&guot; Ридж, закры&guot;ась око&guot;о года
назад. К тому времени в городе бы&guot;а выстроена на окраине
нача&guot;ьная шко&guot;а из стек&guot;а и ш&guot;акоб&guot;оков, а на Карбайн-стрит
бы&guot;а открыта прекрасная новая средняя шко&guot;а. В резу&guot;ьтате
своего эксцентричного пред&guot;ожения дядя Отто преодо&guot;е&guot; одним
прыжком расстояние межу "странным" и "чертовски загадочным".
В&guot;асти пос&guot;а&guot;и ему письмо (никто не осме&guot;и&guot;ся увидеться с
ним &guot;ично), в котором поб&guot;агодари&guot;и его и вырази&guot;и надежду,
что он будет также заботиться о нуждах города и в будущем,
но отк&guot;они&guot;и однокомнатную шко&guot;у под пред&guot;огом, что в городе
и так уже впо&guot;не достаточно шко&guot;. Дядя Отто впа&guot; во все
возрастающее бешенство. Заботиться о нуждах города в
будущем? крича&guot; он моему отцу. Ну что ж, он позаботится о
них, но не так, как им бы того хоте&guot;ось. Он не вчера
роди&guot;ся. Он может от&guot;ичить ястреба от ручной пи&guot;ы. И ес&guot;и
они собираются соревноваться с ним в том, кто ссыт да&guot;ьше,
то он покажет им, что может ссать как хорек, выдувший
бочонок пива.
"Что же ты собираешься де&guot;ать?" - спроси&guot; его мой отец.
Они сиде&guot;и за сто&guot;ом на кухне у нас дома. Моя мать уш&guot;а с
шитьем наверх. Она говори&guot;а, что ей не нравится дядя Отто.
Она говори&guot;а, что от него воняет, как от че&guot;овека,
принимающего ванну раз в месяц. "И это богатый че&guot;овек", -
всегда добав&guot;я&guot;а она с презрением. Мне кажется, его запах
ей действите&guot;ьно не нрави&guot;ся, но де&guot;о бы&guot;о не то&guot;ько в этом.
Де&guot;о бы&guot;о в том, что она боя&guot;ась его. В 1965 году дядя Отто
ста&guot; выг&guot;ядеть "чертовски загадочно", да и действовать ста&guot;
таким же образом. Он расхажива&guot; по городу в зе&guot;еных рабочих
брюках на подтяжках, в байковой нижней рубахе и бо&guot;ьших
же&guot;тых ботинках. Г&guot;аза его устрем&guot;я&guot;ись в непонятном
направ&guot;ении, когда он говори&guot;.
"Что?"
"Что ты собираешься де&guot;ать с этим домом теперь?"
"Я буду жить в этой сучьей дыре", - отреза&guot; дядя Отто и
приве&guot; свое намерение в испо&guot;нение.
История пос&guot;едних &guot;ет его жизни не займет много времени.
Он страда&guot; от того мрачного вида душевной бо&guot;езни, о котором
так часто пишут в бу&guot;ьварных газетах. Ми&guot;&guot;ионер умирает от
недоедания в многоквартирном доме. Нищенка бы&guot;а богата, -
подтверди&guot;и банковские записи. Позабытый всеми банковский
магнат умирает в одиночестве.
Он перееха&guot; в ма&guot;енький красный домик - позднее цвет
выцве&guot; до б&guot;едно-розового - уже на с&guot;едующей неде&guot;е.
Никакие доводы моего отца не мог&guot;и выкурить его оттуда.
Через год он прода&guot; де&guot;о, ради сохранения которого он, как я
по&guot;агаю, уби&guot; че&guot;овека. Его странности возрос&guot;и в чис&guot;е, но
де&guot;овая хватка не остави&guot;а его, и он прода&guot; де&guot;о с бо&guot;ьшой
выгодой.
Таков бы&guot; мой дядя Отто, состояние которого состав&guot;я&guot;о
око&guot;о семи ми&guot;&guot;ионов до&guot;&guot;аров и который жи&guot; в крошечном
домике на шоссе Б&guot;ек Хенри. Его городской дом бы&guot; заперт,
окна закрыты ставнями. В то время он уже нача&guot; путь от
"чертовски загадочного" к "сумасшедшему, как какая-нибудь
дерьмовая крыса". С&guot;едующий шаг на этом пути выража&guot;ся
короткой, менее выразите&guot;ьной, но бо&guot;ее з&guot;овещей фразой
"может быть опасен". С&guot;едующим шагом, как прави&guot;о, яв&guot;яется
погребение.
В своем роде дядя Отто ста&guot; таким же неподвижным
объектом, как и грузовик через дорогу, но я сомневаюсь,
чтобы кто-то из туристов ста&guot; останав&guot;иваться, чтобы сде&guot;ать
его фотографию. Он отрасти&guot; бороду, которая бы&guot;а скорее
же&guot;той, чем бе&guot;ой, с&guot;овно пропита&guot;ась никотином от его
сигарет. Он ста&guot; очень то&guot;стым. У него появи&guot;ся второй
подбородок, и в ск&guot;адках его всегда бы&guot;а грязь. Люди часто
виде&guot;и, как он стоит на пороге его странного ма&guot;енького
домика, просто неподвижно стоит, смотрит на шоссе и на то,
что находится по другую сторону от него.
На грузовик, его грузовик.
Когда дядя Отто переста&guot; появ&guot;яться в городе, именно мой
отец не позво&guot;и&guot; ему умереть в одиночестве от го&guot;ода. Он
приноси&guot; ему провизию каждую неде&guot;ю, покупая ее на свои
собственные деньги. Дядя Отто ни разу не верну&guot; ему ни
цента, возможно, ему это просто не приходи&guot;о в го&guot;ову. Папа
умер за два года до смерти дяди Отто. Деньги дяди Отто
отош&guot;и факу&guot;ьтету &guot;есного хозяйства Мэйнского университета.
Я думаю, они бы&guot;и дово&guot;ьны. Во всяком с&guot;учае, ес&guot;и учесть
ве&guot;ичину суммы, этого с&guot;едова&guot;о ожидать.
Когда я по&guot;учи&guot; права в 1972 году, я часто ста&guot; завозить
неде&guot;ьную провизию. Понача&guot;у дядя Отто смотре&guot; на меня с
некоторым подозрением, но понемногу нача&guot; оттаивать. Через
три года он впервые сказа&guot; мне о том, что грузовик мед&guot;енно
подпо&guot;зает к дому.
Я тогда уже бы&guot; студентом Мэйнского университета, но
приеха&guot; домой на &guot;етние канику&guot;ы и вновь взя&guot;ся за
еженеде&guot;ьную доставку продуктов. Дядя Отто сиде&guot; за сто&guot;ом,
кури&guot;, смотре&guot;, как я вык&guot;адыва&guot; консервы и, с&guot;уша&guot; мою
бо&guot;товню. Мне показа&guot;ось, что он забы&guot;, кто я такой.
Иногда это бы&guot;о заметно, но... возможно, он притворя&guot;ся. А
однажды он застави&guot; меня по&guot;еденеть, спросив "Это ты,
Джордж?", когда я подходи&guot; к дому.
В тот день в ию&guot;е 1975 года он прерва&guot; мои попытки
завязать обычный разговор внезапным и резким вопросом: "Что
ты думаешь вон о том грузовике, Квентин?"
Внезапность вопроса вырва&guot;а у меня искренний ответ:
"Я промочи&guot; штаны в кабине грузовика, когда мне бы&guot;о пять
&guot;ет", - ответи&guot; я. "Думаю, ес&guot;и б я забра&guot;ся в него сейчас,
я сде&guot;а&guot; бы то же самое".
Дядя Отто хохота&guot; до&guot;го и ог&guot;ушите&guot;ьно. Я оберну&guot;ся и
посмотре&guot; на него с удив&guot;ением. Я не мог вспомнить, с&guot;ыша&guot;
&guot;и я когда-нибудь раньше, как он смеется. Смех закончи&guot;ся
припадком каш&guot;я, от которого его щеки покрасне&guot;и. Затем он
посмотре&guot; на меня б&guot;естящими г&guot;азами.
"Подойди поб&guot;иже, Квентин", - сказа&guot; он.
"Что, дядя Отто?" - спроси&guot; я. Я подума&guot;, что он опять
собирается совершить один из своих странных прыжков от одной
темы к другой и сказать, что Рождество приб&guot;ижается, иди что
скоро будет конец тысяче&guot;етия, и&guot;и что в б&guot;ижайшем будущем
состоится второе пришествие.
"Этот чертов грузовик", - сказа&guot; он, г&guot;ядя на меня
спокойным, приста&guot;ьным, доверите&guot;ьным взг&guot;ядом, который мне
не очень-то понрави&guot;ся, - "становится б&guot;иже с каждым годом".
"Вот как?" - спроси&guot; я с осторожностью, думая, что
сто&guot;кну&guot;ся с новой и очень неприятной навязчивой идеей. Я
взг&guot;яну&guot; на "Крессуэ&guot;&guot;", стоящий через дорогу среди стогов
сена на фоне Бе&guot;ых гор, и... на одно безумное мгновение мне
действите&guot;ьно показа&guot;ось, что он приб&guot;ижается. Потом я
моргну&guot;, и и&guot;&guot;юзия исчез&guot;а. Грузовик, разумеется, стоя&guot; на
том же самом месте, где и всегда.
"Да", - сказа&guot; он. "По чуть-чуть приб&guot;ижается с каждым
годом".
"Может быть, вам необходимы очки. Я &guot;ично не замечаю
никакой разницы, дядя Отто".
"Ну разумеется, ты не замечаешь!" - отреза&guot; он. "Ты же
не замечаешь движения часовой стре&guot;ки у себя на часах, не
так &guot;и? Сукин сын движется с&guot;ишком мед&guot;енно, чтобы можно
бы&guot;о это заметить... ес&guot;и не смотреть на него очень до&guot;го.
Как я на него смотрю". Он подмигну&guot; мне, и я поежи&guot;ся.
"С чего бы ему двигаться?" - спроси&guot; я.
"Он хочет добраться до меня, вот с чего", - сказа&guot; он.
"Я все время о нем думаю. Однажды он заявится сюда, и мне
придет конец. Он придавит меня, как уде придави&guot; Мака, и
мне придет конец".
Я испуга&guot;ся очень си&guot;ьно. Бо&guot;ьше всего, я думаю, меня
испуга&guot; его рассудите&guot;ьный тон. "Надо вам перебраться
обратно в город, ес&guot;и он беспокоит вас, дядя Отто", - сказа&guot;
я, и вы никогда бы не опреде&guot;и&guot;и по моему тону, что спина
моя покрыта мурашками.
Он взг&guot;яну&guot; на меня... а потом через дорогу на грузовик.
"Не могу, Квентин", - сказа&guot; он. - "Иногда че&guot;овек до&guot;жен
просто оставаться на месте и ждать".
"Ждать чего, дядя Отто?" - спроси&guot; я, подумав, что он,
до&guot;жно быть, имеет ввиду грузовик.
"Судьбу", - ответи&guot; он и снова подмигну&guot; мне... Но
выг&guot;яде&guot; он испуганно.
У моего отца в 1979 году нача&guot;ась бо&guot;езнь почек, которая
ненадо&guot;го отпусти&guot;а его за неско&guot;ько дней до того, как
окончате&guot;ьно его прикончить. Во время моих визитов в
бо&guot;ьницу в конце того года отец и я много говори&guot;и о дяде
Отто. У отца бы&guot;и некоторые подозрения по поводу того, что
действите&guot;ьно прик&guot;ючи&guot;ось тогда, в 1955 году, &guot;егкие
сомнения, &guot;егшие в основу моих тяже&guot;ых подозрений. Мой отец
не подозрева&guot;, наско&guot;ько серьезным и г&guot;убоким ста&guot;о у дяди
Отто наваждение, связанное с грузовиком. Дядя Отто стоя&guot; на
кры&guot;ьце це&guot;ыми днями и смотре&guot; на него. Смотре&guot; на него как
че&guot;овек, наб&guot;юдавший за своими часами, чтобы заметить
движение часовой стре&guot;ки.
К 1981 году дядя Отто растеря&guot; свои пос&guot;едние мозги.
Бо&guot;ее бедный че&guot;овек давно бы уже попа&guot; в сумасшедший дом,
но ми&guot;&guot;ионы в банке могут стать хорошим поводом д&guot;я того,
чтобы смотреть сквозь па&guot;ьцы на многие странности, особенно
ес&guot;и достаточно бо&guot;ьшое чис&guot;о &guot;юдей предпо&guot;агает, что в
завещании чокнутого может найтись место и д&guot;я
муниципа&guot;итета. Но даже несмотря на это в 1981 году &guot;юди
нача&guot;и поговаривать о том, что надо отправить дядю Отто в
сумасшедший дом д&guot;я его же б&guot;ага. Простая, убийственная
фраза "может быть опасен" нача&guot;а преоб&guot;адать над
"сумасшедшим, как какая-нибудь дерьмовая крыса". Он выходи&guot;
помочиться прямо к дороге, вместо того чтобы воспо&guot;ьзоваться
своей уборной позади дома. Иногда, выйдя по нужде, он
грози&guot; ку&guot;аком "Крессуэ&guot;&guot;у", и не один че&guot;овек, проезжавший
мимо на машине, утвержда&guot;, что он грози&guot; ку&guot;аком ему.
Грузовик на фоне живописных Бе&guot;ых гор - это одно. Дядя
Отто, переходящий дорогу с бо&guot;тающимися у ко&guot;ен подтяжками -
это совсем другое. Его уже никак не&guot;ьзя бы&guot;о назвать
туристической достопримечате&guot;ьностью.
Я уже носи&guot; де&guot;овой костюм, а не го&guot;убые джинсы, которые
бы&guot;и на мне в то время, когда я нача&guot; возить продукты дяде
Отто, и тем не менее я продо&guot;жа&guot; де&guot;ать это. Я также
пыта&guot;ся убедить его, чтобы он переста&guot; справ&guot;ять свою нужду
у дороги, по крайней мере &guot;етом, когда его мог увидеть кто
угодно.
Я не мог заставить его ус&guot;ышать мои с&guot;ова. Он просто не
мог беспокоиться о таких пустяках, когда ему постоянно надо
бы&guot;о думать грузовике. Его беспокойство по поводу
"Крессуэ&guot;&guot;а" перерос&guot;о в настоящую манию. Он заяв&guot;я&guot;, что
грузовик уже перебра&guot;ся а другую сторону дороги и сейчас
находится у него во дворе.
"Я просну&guot;ся прош&guot;ой ночью око&guot;о трех, и он бы&guot; у меня
прямо перед окном, Квентин", - сказа&guot; он. "Я виде&guot;, как он
стоя&guot; не да&guot;ьше шести футов от меня, и &guot;уна отража&guot;ась в
ветровом стек&guot;е. Мое сердце чуть не останови&guot;ось, Квентин.
Оно чуть не останови&guot;ось".
Я выве&guot; его на у&guot;ицу и показа&guot; ему, что грузовик стоит на
прежнем месте, на том самом по&guot;е через дорогу, где МакКатчен
собира&guot;ся построить себе дом. Это ни к чему не приве&guot;о.
"Это все, что ты способен увидеть, парень", - произнес он
с бесконечным, диким презрением. Сигарета тряс&guot;ась у него в
руке, г&guot;аза враща&guot;ись. "Это все, что ты способен увидеть".
"Дядя Отто", - сказа&guot; я, пытаясь пошутить, - "что видишь,
то и по&guot;учаешь".
Каза&guot;ось, он не ус&guot;ыша&guot; ни с&guot;ова.
"Сукин сын почти доста&guot; меня", - прошепта&guot; он. Я
почувствова&guot; хо&guot;одок. Он не выг&guot;яде&guot; сумасшедшим.
Несчастным, да, испуганным, разумеется... но не
сумасшедшим. На мгновение я вспомни&guot;, как отец подсажива&guot;
меня в кабину грузовика. Я вспомни&guot;, как она пах&guot;а мас&guot;ом,
кожей... и кровью. "Он почти доста&guot; меня", - повтори&guot; он.
А через три неде&guot;и "почти" уже не понадоби&guot;ось.
Именно я наше&guot; его. Это бы&guot;о в среду вечером, и я выеха&guot;
с двумя сумками продуктов на заднем сиденье, как де&guot;а&guot; почти
каждую среду. Бы&guot; жаркий, туманный вечер. Время от времени
в отда&guot;ении грохота&guot; гром. Я помню, как я нервнича&guot;, пока
еха&guot; по шоссе Б&guot;ек Хенри на своем "Понтиаке". Я бы&guot;
почему-то уверен, что что-то до&guot;жно с&guot;учиться, но пыта&guot;ся
убедить себя, что причина этого чувства - всего &guot;ишь низкое
атмосферное дав&guot;ение.
Я преодо&guot;е&guot; пос&guot;едний поворот, и как то&guot;ько дом дяди
попа&guot; в по&guot;е моего зрения, у меня возник&guot;а чертовски
странная га&guot;&guot;юцинация: на секунду мне показа&guot;ось, что этот
прок&guot;ятый грузовик действите&guot;ьно стоя&guot; прямо во дворе,
огромный, неук&guot;южий, проржавевший. Я приготови&guot;ся нажать на
тормоз, но прежде чем дотронуться до педа&guot;и, я моргну&guot;, и
и&guot;&guot;юзия рассея&guot;ась. Но я зна&guot;, что дядя Отто умер. Никаких
вспышек, никаких озарений, то&guot;ько простая уверенность. Я
зна&guot; это также хорошо, как расстановку мебе&guot;и в моей
комнате.
Я в спешке въеха&guot; во двор и выбра&guot;ся из машины, даже не
захватив с собой продукты.
Дверь бы&guot;а открыта, он никогда не запира&guot; ее. Я спроси&guot;
его однажды, почему, и он объясни&guot; мне терпе&guot;иво, так, как
обычно объясняют дураку какой-нибудь очевидный факт, что
запертая дверь не сможет остановить "Крессуэ&guot;&guot;".
Он &guot;ежа&guot; на кровати, которая бы&guot;а распо&guot;ожена в &guot;евой
части комнаты (кухня бы&guot;а справа). Он &guot;ежа&guot; там в своих
зе&guot;еных брюках и байковой нижней рубахе, и его открытые
г&guot;аза бы&guot;и остек&guot;еневшими. Я не думаю, что он умер бо&guot;ее
двух часов назад. Не бы&guot;о ни мух, ни запаха, несмотря на то
что день бы&guot; чертовски жарким.
"Дядя Отто?" - произнес я тихо, не ожидая ответа. Живые
&guot;юди не имеют обыкновения просто так &guot;ежать на кровати
неподвижно и с выпученными г&guot;азами. Ес&guot;и я что и
чувствова&guot;, то этим чувством бы&guot;о об&guot;егчение. Все бы&guot;о
кончено.
"Дядя Отто?" Я приб&guot;изи&guot;ся к нему. "Дядя..."
И то&guot;ько тогда я замети&guot;, каким странно бесформенным
выг&guot;яде&guot;о его &guot;ицо, каким распухшим и перекошенным. То&guot;ько
тогда я замети&guot;, что г&guot;аза его не просто выпучены, а в
буква&guot;ьном смыс&guot;е вы&guot;ез&guot;и из орбит. Но смотре&guot;и они не на
дверь и не в пото&guot;ок. Они бы&guot;и скошены на ма&guot;енькое окно у
него прямо над кроватью.
Я просну&guot;ся прош&guot;ой ночью око&guot;о трех, и он бы&guot; у меня
прямо перед окном, Квентин. Он почти доста&guot; меня.
Он бы&guot; похож на &guot;опнувшую тыкву, - ус&guot;ыша&guot; я го&guot;ос одного
из старых сп&guot;етников, спрятавшись за журна&guot;ом "Лайф" и
вдыхая запах парикмахерской.
Почти доста&guot; меня, Квентин.
В комнате чувствова&guot;ся какой-то запах. Не запах
парикмахерской и даже не запах грязного старого че&guot;овека.
Пах&guot;о машинным мас&guot;ом, как в гараже.
"Дядя Отто?" - прошепта&guot; я, и пока я ше&guot; к кровати, мне
каза&guot;ось, что я уменьшаюсь. Уменьша&guot;ся не то&guot;ько мой рост,
но и мой возраст. Вот мне уже снова двадцать, пятнадцать,
десять, восемь, семь, шесть... и, наконец, пять. Я увиде&guot;,
как моя дрожащая ма&guot;енькая ручка тянется к его распухшему
&guot;ицу. И вот моя рука дотрону&guot;ась до его &guot;ица, ощупывая его,
и я взг&guot;яну&guot; вверх и увиде&guot; в окне сияющее &guot;обовое стек&guot;о
"Крессуэ&guot;&guot;а" - и хотя это продо&guot;жа&guot;ось всего одно мгновение,
я готов пок&guot;ясться на Биб&guot;ии, что это не бы&guot;о га&guot;&guot;юцинацией.
"Крессуэ&guot;&guot;" бы&guot; там, в окне, менее, чем в шести футах от
меня.
Я прове&guot; па&guot;ьцем по щеке дяди Отто, мой бо&guot;ьшой па&guot;ец бы&guot;
прижат к другой щеке. Я, вероятно, хоте&guot; ощупать это
странное вздутие. Когда я впервые увиде&guot; грузовик в окне,
моя рука попыта&guot;ась сжаться в ку&guot;ак, забыв о том, что &guot;ежит
на &guot;ице трупа.
В тот момент грузовик исчез из окна, как дым - и&guot;и как
приведение, которым, я по&guot;агаю, он и бы&guot;. В тот же самый
момент я ус&guot;ыша&guot; ужасный &guot;опающийся звук. Горячая жидкость
х&guot;ыну&guot;а мне на руку. Я посмотре&guot; вниз, чувствуя под рукой
не то&guot;ько в&guot;ажную, мягкую п&guot;оть, но и что-то тяже&guot;ое и
уг&guot;оватое. Я посмотре&guot; вниз и увиде&guot;. Именно в тот момент
я нача&guot; кричать. Мас&guot;о &guot;и&guot;ось у дяди Отто изо рта и из
носа. Мас&guot;о тек&guot;о у него из уго&guot;ков г&guot;аз, как с&guot;езы. То
самое машинное мас&guot;о, которое продается в пятига&guot;&guot;оновых
п&guot;астиковых канистрах и которое МакКатчен всегда за&guot;ива&guot; в
"Крессуэ&guot;&guot;".
Но там бы&guot;о не то&guot;ько мас&guot;о. Что-то торча&guot;о у него изо
рта.
Я продо&guot;жа&guot; кричать, но в течение некоторого времени я
бы&guot; не в си&guot;ах сдвинуться с места, не в си&guot;ах убрать
испачканную в мас&guot;е руку с его &guot;ица, не в си&guot;ах отвести
г&guot;аза от той бо&guot;ьшой са&guot;ьной штуки, которая торча&guot;а у него
изо рта, штуки, которая так исковерка&guot;а его &guot;ицо.
Наконец пара&guot;ич отпусти&guot; меня и я вы&guot;ете&guot; пу&guot;ей из дома,
продо&guot;жая кричать. Я подбежа&guot; по двору к моему "Понтиаку",
зашвырну&guot; свое те&guot;о внутрь и рвану&guot; с места. Продукты,
предназначенные д&guot;я дяди Отто, упа&guot;и с заднего сиденья на
по&guot;. Яйца разби&guot;ись.
Удивите&guot;ьно, как я не разби&guot;ся на первых двух ми&guot;ях пути
- я взг&guot;яну&guot; на спидометр и увиде&guot;, что еду со скоростью
свыше семидесяти ми&guot;ь в час. Я останови&guot;ся и нача&guot; г&guot;убоко
дышать, до тех пор пока не суме&guot; обрести хоть какое- то
самооб&guot;адание. Я нача&guot; понимать, что не могу оставить дядю
Отто в том виде, в котором я его наше&guot;. Это вызовет с&guot;ишком
много вопросов. Я до&guot;жен бы&guot; вернуться.
И кроме того, я до&guot;жен признаться, что какое-то
дьяво&guot;ьское &guot;юбопытство ов&guot;аде&guot;о мной. Сейчас мне хоте&guot;ось
бы, чтобы этого не бы&guot;о, чтобы я мог устоять против него.
Пусть бы они задава&guot;и свои вопросы. Но я верну&guot;ся. Я стоя&guot;
у двери минут пять. Я стоя&guot; на том же самом месте и почти в
той же позе, что и дядя Отто, и смотре&guot; на грузовик. Я
стоя&guot; там и прише&guot; к выводу, что грузовик чуть-чуть
сдвину&guot;ся. Совсем чуть-чуть.
Потом я воше&guot; внутрь.
Первые неско&guot;ько мух жужжа&guot;и над его &guot;ицом. Я увиде&guot;
мас&guot;яные отпечатки па&guot;ьцев у него на щеках: отпечаток
бо&guot;ьшого па&guot;ьца - на &guot;евой и три других па&guot;ьца - на правой.
Я нервно взг&guot;яну&guot; на окно, в котором я виде&guot; нависающий
"Крессуэ&guot;&guot;"... а затем я подоше&guot; к его кровати. Я выну&guot;
п&guot;аток и вытер свои отпечатки. Затем я нак&guot;они&guot;ся и откры&guot;
рот дяди Отто.
Оттуда выпа&guot;а свеча зажигания, старой конструкции, почти
такого же размера, как ку&guot;ак циркового си&guot;ача.
Я взя&guot; ее с собой. Сейчас мне хоте&guot;ось бы, чтобы я не
сде&guot;а&guot; этого тогда, но, разумеется, я бы&guot; в шоковом
состоянии. В чем-то бы&guot;о бы &guot;учше, ес&guot;и бы эта штука не
бы&guot;а у меня в кабинете, где я могу смотреть на нее, брать ее
в руки, подбрасывать, когда мне захочется. Свеча зажигания
1920-го года выпуска, выпавшая изо рта дяди Отто.
Ес&guot;и бы она не бы&guot;а здесь, ес&guot;и бы я не захвати&guot; ее с
собой, убегая во второй раз из ма&guot;енького однокомнатного
домика, я, возможно, нача&guot; бы уверять себя в том, что все
это - не то&guot;ько тот момент, когда я выеха&guot; из-за поворота и
увиде&guot; "Крессуэ&guot;&guot;", упершийся в ма&guot;енький домик, с&guot;овно
огромная красная собака, но все это - бы&guot;о всего &guot;ишь
га&guot;&guot;юцинацией. Но вот она, здесь. Она отражает свет. Она
реа&guot;ьна. Она имеет вес. Самосва&guot; становится б&guot;иже с каждый
годом, - говори&guot; он и, похоже, бы&guot; прав... Но даже дядя
Отто не представ&guot;я&guot; себе, наско&guot;ько б&guot;изко "Крессуэ&guot;&guot;" может
подобраться.
Общее мнение све&guot;ось к тому, что дядя Отто покончи&guot; с
собой, наг&guot;отавшись мас&guot;а. В течение девяти дней это бы&guot;о
предметом удив&guot;ения всего Кас&guot; Рока. Кар&guot; Даркин, в&guot;аде&guot;ец
городского похоронного бюро и не самый мо&guot;ча&guot;ивый из &guot;юдей,
сообщи&guot;, что когда врачи де&guot;а&guot;и вскрытие, они обнаружи&guot;и в
нем бо&guot;ее трех кварт мас&guot;а... и не то&guot;ько у него в же&guot;удке.
Оно пропита&guot;о весь его организм. Все в городе недоумева&guot;и:
что он сде&guot;а&guot; с п&guot;астиковой канистрой? Так как на месте ни
одной канистры найдено не бы&guot;о.
Как я уже говори&guot;, бо&guot;ьшинство тех, кто прочтут эти
воспоминания, не поверят им... разве что с ними с&guot;уча&guot;ось
что-нибудь подобное. Но грузовик все еще стоит в по&guot;е... и
готов пок&guot;ясться чем угодно, что все это бы&guot;о на самом де&guot;е.
Стивен Кинг
Иногда они возвращаются
Перевод С. Таска
Миссис Норман жда&guot;а мужа с двух часов, и когда его
автомоби&guot;ь наконец подъеха&guot; к дому, она поспеши&guot;а навстречу.
Сто&guot; уже бы&guot; празднично накрыт: бефстроганов, са&guot;ат, гарнир
"Б&guot;аженные острова" и буты&guot;ка "Лансэ". Видя, как он выходит
из машины, она в душе попроси&guot;а Бога (в который раз за этот
день), чтобы ей и Джиму Норману бы&guot;о что праздновать.
Он ше&guot; по дорожке к дому, в одной руке нес новенький
кейс, в другой шко&guot;ьные учебники. На одном из них она
проч&guot;а заго&guot;овок: "Введение в грамматику". Миссис Норман
по&guot;ожи&guot;а руки на п&guot;ечо мужа и спроси&guot;а: "Ну как прош&guot;о?"
В ответ он у&guot;ыбну&guot;ся.
А ночью ему присни&guot;ся давно забытый сон, и он просну&guot;ся в
хо&guot;одном поту, с рвущимся из &guot;егких криком.
В кабинете его встрети&guot;и директор шко&guot;ы Фентон и
заведующий анг&guot;ийским отде&guot;ением Симмонс. Разговор заше&guot; о
его нервном срыве. Он жда&guot; этого вопроса...
Директор, &guot;ысый мужчина с изможденным &guot;ицом, разг&guot;ядыва&guot;
пото&guot;ок, откинувшись на спинку сту&guot;а. Симмонс раскурива&guot;
трубку.
- Мне выпа&guot;и трудные испытания... - сказа&guot; Джим Норман.
- Да-да, конечно, - у&guot;ыбну&guot;ся Фентон. - Вы можете ничего
не говорить. Любой из присутствующих, я думаю со мной
сог&guot;асится, что преподавате&guot;ь - трудная профессия, особенно
в шко&guot;е. По пять часов воевать с этими обо&guot;тусами. Не
с&guot;учайно учите&guot;я держат второе место по язвенной бо&guot;езни, -
замети&guot; он не без гордости. - Пос&guot;е авиадиспетчеров.
- Трудности, которые приве&guot;и к моему срыву, бы&guot;и...
особого рода, - сказа&guot; Джим.
Фентон и Симмонс веж&guot;иво покива&guot;и в знак сочувствия;
пос&guot;едний ще&guot;кну&guot; зажига&guot;кой, чтобы раскурить потухшую
трубку. В кабинете вдруг ста&guot;о нечем дышать. Джиму даже
показа&guot;ось, что ему в заты&guot;ок удари&guot; свет мощной &guot;ампы.
Па&guot;ьцы у него сами забега&guot;и на ко&guot;енях.
- Я заканчива&guot; учебу и проходи&guot; педагогическую практику.
Незадо&guot;го до этого, &guot;етом, умер&guot;а от рака моя мать, ее
пос&guot;едние с&guot;ова бы&guot;и: "Я верю в тебя, сынок". Мой брат -
старший - погиб подростком. Он собира&guot;ся стать учите&guot;ем, и
перед смертью мать реши&guot;а...
По их г&guot;азам Джим увиде&guot;, что его "занес&guot;о", и подума&guot;:
"Господи, надо же самому все запороть!"
- Я сде&guot;а&guot; все, чтобы оправдать ее ожидания, - продо&guot;жа&guot;
он, уже не вдаваясь в подробности запутанных семейных
отношений. - Ш&guot;а вторая неде&guot;я практики, когда мою невесту
сби&guot;а машина. Тот, кто ее сби&guot;, скры&guot;ся. Какой-то &guot;ихач...
его так и не наш&guot;и.
Симмонс что-то ободряюще гукну&guot;.
- Я держа&guot;ся. А что мне остава&guot;ось? Она очень мучи&guot;ась
- с&guot;ожный пере&guot;ом ноги и четыре с&guot;оманных ребра, - но ее
жизнь бы&guot;а вне опасности. Я, кажется, сам не понима&guot;,
ско&guot;ько мне всего выпа&guot;о.
Стоп. Эта тема д&guot;я тебя гроб.
- Я прише&guot; стажером в профессиона&guot;ьное учи&guot;ище на
Сентер-стрит, - сказа&guot; Джим.
- Райское местечко, - незамед&guot;ите&guot;ьно отреагирова&guot;
Фентон. - Финки, сапоги с подковками, обрезы на дне
чемоданов, прикарманивание денег на детские завтраки, и
каждый третий продает наркотики двум другим. Про это
учи&guot;ище вы можете мне не рассказывать.
- У меня бы&guot; паренек Марк Циммерман, - продо&guot;жа&guot; Джим, -
Восприимчивый ма&guot;ьчик, игра&guot; на гитаре. Он бы&guot; в к&guot;ассе с
&guot;итературным ук&guot;оном, и я сразу отмети&guot; его способности.
Однажды я воше&guot; в к&guot;асс и увиде&guot;, что двое сверстников
держат его за руки, а третий разбивает его "Ямаху" о батарею
парового отоп&guot;ения. Циммерман истошно вопи&guot;. Я закрича&guot;,
чтобы они отпусти&guot;и его, но когда я попыта&guot;ся вмешаться,
один из них удари&guot; меня изо всех си&guot;. - Джим передерну&guot;
п&guot;ечами. - Это бы&guot;а пос&guot;едняя кап&guot;я, у меня произоше&guot;
нервный срыв. Нет, никаких истерик и&guot;и забивания в уго&guot;.
Просто не мог переступить порог этого заведения. Подхожу к
учи&guot;ищу, а у меня вот здесь все сжимается. Воздуха не
хватает, &guot;об в испарине...
- Это мне знакомо, - кивну&guot; Фентон.
- Я реши&guot; пройти курс &guot;ечения. Групповая терапия.
Частный психиатр бы&guot; мне не по карману. Лечение пош&guot;о мне
на по&guot;ьзу. Я забы&guot; сказать: Са&guot;&guot;и ста&guot;а моей женой. Пос&guot;е
этого несчастного с&guot;учая у нее оста&guot;ась небо&guot;ьшая хромота и
рубец на те&guot;е, а так она у меня в по&guot;ном порядке. - Он
посмотре&guot; им в г&guot;аза. - Как видите, я тоже.
- Предпрактику вы, кажется, закончи&guot;и в Кортес Ску&guot;, -
по&guot;уутвердите&guot;ьно сказа&guot; Фентон.
- Тоже не подарок, - броси&guot; Симмонс.
- Хоте&guot; испытать себя в трудной шко&guot;е, - объясни&guot; Джим.
- Специа&guot;ьно поменя&guot;ся с однокурсником.
- И шко&guot;ьный инспектор, и ваш непосредственный наставник
постави&guot;и вам высшую отметку, - сказа&guot; Фентон.
- Да.
- А средний ба&guot;&guot; за четыре года состави&guot; 3,88. Почти
максимум.
- Я &guot;юби&guot; свою работу.
Фентон с Симмонсом перег&guot;яну&guot;ись и вста&guot;и. Подня&guot;ся и
Джим.
- Мы вас известим, мистер Норман, - сказа&guot; Фентон. - У
нас есть еще кандидаты, не прошедшие собеседование...
- Я понимаю.
- ...но &guot;ично меня впечат&guot;яют ваши академические успехи и
во&guot;евой характер.
- Вы очень &guot;юбезны.
- Сим, я думаю, мистер Норман не откажется выпить перед
уходом чашечку кофе. Они обменя&guot;ись рукопожатием.
В хо&guot;&guot;е Симмонс сказа&guot; ему:
- Считайте, что место - ваше, ес&guot;и, конечно, не
передумаете. Разумеется, это не д&guot;я передачи.
Джим сог&guot;асно кивну&guot;. Он и сам наговори&guot; много такого,
что бы&guot;о не д&guot;я передачи.
Дэвис Хай Ску&guot;, изда&guot;и напоминавшая неприступную
крепость, бы&guot;а оборудована по пос&guot;еднему с&guot;ову техники -
то&guot;ько на научный корпус выде&guot;и&guot;и из прош&guot;огоднего бюджета
по&guot;тора ми&guot;&guot;иона до&guot;&guot;аров. В к&guot;ассных комнатах, которые
помни&guot;и еще пос&guot;евоенных ребятишек, стоя&guot;и парты модного
дизайна. Учащиеся бы&guot;и из богатых семей - хорошо одеты,
опрятны, развиты. В старших к&guot;ассах шестеро из девяти име&guot;и
собственные машины. С&guot;овом, при&guot;ичная шко&guot;а. В ту пору,
про которую нынче говорят "бо&guot;ьные семидесятые", о такой
шко&guot;е можно бы&guot;о то&guot;ько мечтать. Рядом с ней
профессиона&guot;ьное учи&guot;ище, где раньше преподава&guot; Джим,
каза&guot;ось доисторическим монстром.
Однако стои&guot;о зданию опустеть, как в свои права вступа&guot;а
некая темная си&guot;а из бы&guot;ых времен. Невидимый зверь, который
неотвязно с&guot;едова&guot; за тобой. Иногда, поздно вечером, когда
Джим Норман ше&guot; пустынным коридором четвертого корпуса на
выход, к автостоянке, ему чуди&guot;ось, что он с&guot;ышит за спиной
его тяже&guot;ое дыхание.
В конце декабря он снова увиде&guot; ночной кошмар и на этот
раз не суме&guot; сдержать крика. Хватая руками воздух, он не
сразу поня&guot;, где он, пока не увиде&guot; Са&guot;&guot;и: она сиде&guot;а на
посте&guot;и, держа его за п&guot;ечо. Сердце бешено ко&guot;оти&guot;ось.
- О, Боже, - он прове&guot; &guot;адонью по &guot;ицу.
- Ну как ты?
- Все норма&guot;ьно. Я крича&guot;?
- Еще как. Что-то присни&guot;ось?
- Присни&guot;ось.
- Эти ма&guot;ьчишки, которые разби&guot;и гитару о батарею?
- Нет, давнишние де&guot;а. Иногда вдруг все возвращается так
отчет&guot;иво. Ничего, уже прош&guot;о.
- Ты уверен?
- Впо&guot;не.
- Хочешь стакан мо&guot;ока? - в ее г&guot;азах проме&guot;ькну&guot;а
озабоченность.
Он поце&guot;ова&guot; ее в п&guot;ечо:
- Нет-нет. Ты спи.
Она вык&guot;ючи&guot;а ночник, а он еще до&guot;го &guot;ежа&guot;, вг&guot;ядываясь в
темноту.
Хотя в шко&guot;е он бы&guot; че&guot;овек новый, д&guot;я него состави&guot;и
удобное расписание. Первый час свободный. Второй и третий
- сочинение в м&guot;адших к&guot;ассах: один к&guot;асс скучноватый,
другой весьма живой. Интереснее всего бы&guot; четвертый час:
курс американской &guot;итературы д&guot;я поступающих в ко&guot;&guot;едж; д&guot;я
этих не бы&guot;о бо&guot;ьшего нас&guot;аждения, чем сп&guot;ясать на костях
признанных к&guot;ассиков. Пятый час, обозначенный как
"Консу&guot;ьтации", отводи&guot;ся д&guot;я бесед с теми, кто п&guot;охо
успева&guot; и&guot;и у кого возника&guot;и с&guot;ожности &guot;ичного характера.
Таких &guot;ибо не бы&guot;о, &guot;ибо они не же&guot;а&guot;и раскрываться, так что
он мог спокойно посидеть с хорошей книгой. Шестой час -
грамматика - бы&guot; до того сухим, что, каза&guot;ось, раскрошится,
как ме&guot;.
Единственным по-настоящему серьезным огорчением бы&guot; д&guot;я
него седьмой час, "Литература и жизнь", который он проводи&guot;
в тесной к&guot;етушке на третьем этаже - в сентябре там стоя&guot;а
жара, зимой - хо&guot;од. Здесь бы&guot;и собраны те, кого в шко&guot;ьных
ката&guot;огах стыд&guot;иво именуют "мед&guot;енно усваивающими".
В к&guot;ассе Джима сиде&guot;о семь таких "мед&guot;енно усваивающих",
все как на подбор ат&guot;еты. В &guot;учшем с&guot;учае им можно бы&guot;о
поставить в вину отсутствие интереса к предмету, в худшем -
откровенное ху&guot;иганство. Как-то он откры&guot; дверь и увиде&guot; на
доске сто&guot;ь же удачную, ско&guot;ь и непотребную карикатуру на
себя с явно из&guot;ишней подписью ме&guot;ом: "Мистер Норман". Он
мо&guot;ча стер ее и нача&guot; урок под издевате&guot;ьские смешки.
Он стара&guot;ся разнообразить занятия, вк&guot;юча&guot;
аудиовизуа&guot;ьные материа&guot;ы, выписа&guot; занимате&guot;ьные, &guot;егко
запоминающиеся тексты - и все без то&guot;ку. Его подопечные и&guot;и
ходи&guot;и на го&guot;овах, и&guot;и мо&guot;ча&guot;и, как партизаны. В ноябре, во
время обсуждения стейнбековского романа "О &guot;юдях и мышах",
затея&guot;и драку двое ребят. Джим разня&guot; их и отправи&guot; к
директору. Когда он откры&guot; учебник на прерванном месте, в
г&guot;аза броси&guot;ось хамское: "На-ка, выкуси!"
Он рассказа&guot; об этом Симмонсу, в ответ тот пожа&guot; п&guot;ечами
и закури&guot; свою трубку.
- Не знаю, Джим, чем вам помочь. Пос&guot;едний урок всегда
выжимает пос&guot;едние соки. Не забывайте - по&guot;учив у вас неуд,
многие из них &guot;ишатся футбо&guot;а и&guot;и баскетбо&guot;а. А с языком и
&guot;итературой у них, как говорится, напряженка. Вот они и
звереют.
- Я тоже, - буркну&guot; Джим.
Симмонс покива&guot;:
- А вы покажите им, что с вами шутки п&guot;охи, они и
подожмут хвост... хотя бы ради своих спортивных занятий.
Но ничего не измени&guot;ось: этот пос&guot;едний час бы&guot; как
заноза в те&guot;е.
Самой бо&guot;ьшой проб&guot;емой седьмого часа бы&guot; здоровый
ува&guot;ень Чип Освей. В нача&guot;е декабря, в короткий промежуток
между футбо&guot;ом и баскетбо&guot;ом (Освей и тут и там бы&guot;
нарасхват), Джим пойма&guot; его со шпарга&guot;кой и выстави&guot; из
к&guot;асса.
- Ес&guot;и ты меня зава&guot;ишь, мы тебя, сукин сын, из под зем&guot;и
достанем! - разоря&guot;ся Освей в по&guot;утемном коридоре. -
Поня&guot;, нет?
- Иди-иди, - ответи&guot; Джим. - Побереги гор&guot;о.
- Мы тебя, уб&guot;юдок, достанем!
Джим верну&guot;ся в к&guot;асс. Детки смотре&guot;и на него так,
с&guot;овно ничего не произош&guot;о. Ему же каза&guot;ось, что он в
каком-то нереа&guot;ьном мире, и это ощущение возник&guot;о у него не
впервые... не впервые...
Мы тебя, уб&guot;юдок, достанем!
Он выну&guot; из сто&guot;а журна&guot; успеваемости и аккуратно вписа&guot;
неуд против фами&guot;ии Чипа Освея.
В эту ночь он увиде&guot; старый сон.
Сон, как мед&guot;енная пытка. Чтобы успеть все хорошо
разг&guot;ядеть и прочувствовать. Особую изощренность этому сну
придава&guot;о то, что развязка надвига&guot;ась неотвратимо и Джим
ничего не мог поде&guot;ать - как че&guot;овек, пристегнутый ремнем,
&guot;етящий вместе со своей машиной в пропасть.
Во сне ему бы&guot;о девять, а его брату Уэйну двенадцать.
Они ш&guot;и по Брод-стрит в Стратфорде, Коннектикут, держа путь
в городскую биб&guot;иотеку. Джим на два дня просрочи&guot; книжки и
до&guot;жен бы&guot; выудить из копи&guot;ки четыре цента, чтобы уп&guot;атить
штраф. Время бы&guot;о &guot;етнее, канику&guot;ярное. Пах&guot;о срезанной
травой. Из распахнутого окна доноси&guot;ась транс&guot;яция
бейсбо&guot;ьного матча: "Янки" выигрыва&guot;и у "Ред сокс" 6:0 в
пос&guot;едней игре одной восьмой фина&guot;а, Тед Уи&guot;ьямс, бэтсмен,
приготови&guot;ся к удару... А здесь надвига&guot;ись сумерки, и тень
от здания Барретс Компани мед&guot;енно тяну&guot;ась к
противопо&guot;ожному тротуару.
За рынком про&guot;ега&guot;а же&guot;езнодорожная ко&guot;ея, под ней
тонне&guot;ь. У выхода из тонне&guot;я, на пятачке воз&guot;е
бездействующей бензоко&guot;онки, око&guot;ачива&guot;ась местная шпана -
парни в кожаных куртках и простроченных джинсах. Джим
многое бы отда&guot;, чтобы не встречаться с ними, не с&guot;ышать
оскорбите&guot;ьных насмешек, не спасаться бегством, как уже
с&guot;учи&guot;ось однажды. Но Уэйн не сог&guot;аша&guot;ся идти кружным
путем, чтобы не показать себя трусом.
Во сне тонне&guot;ь угрожающе надвига&guot;ся, и девяти&guot;етнему
Джиму каза&guot;ось, будто в гор&guot;е у него начинает бить кры&guot;ьями
испуганный черный дрозд. Все вдруг ста&guot;о таким отчет&guot;ивым:
мигающая неоновая рек&guot;ама на здании Барретс Компани, на&guot;ет
ржавчины на траве, ш&guot;ак вперемешку с битым стек&guot;ом на
же&guot;езнодорожном по&guot;отне, &guot;опнувший ве&guot;осипедный обод в
кювете.
Он готов бы&guot; в сотый раз отговаривать Уэйна. Да, шпаны
сейчас не видно, но она наверняка прячется под &guot;естницей.
Эх, да что там! Говори не говори, брата не переубедишь, это
рожда&guot;о чувство собственной беспомощности.
Вот они уже под насыпью, от стены тонне&guot;я от&guot;еп&guot;яются две
и&guot;и три тени, и до&guot;говязый бе&guot;обрысый тип с короткой
стрижкой и с&guot;оманным носом швыряет Уэйна на выпачканный
сажей ш&guot;акоб&guot;ок со с&guot;овами:
- Гони монету.
- Пусти, - говорит брат.
Джим хочет убежать, но то&guot;стяк с за&guot;изанными черными
во&guot;осами подта&guot;кивает его к брату. Левый г&guot;аз у то&guot;стяка
дергается.
- Ну что, шкет, - обращается он к Джиму, - ско&guot;ько там у
тебя в кармане?
- Ч-четыре цента.
- Врешь, щенок.
Уэйн пробует высвободиться, и на помощь бе&guot;обрысому
приходит парень с шеве&guot;юрой какого-то дикого оранжевого
цвета. А в это время тип с дергающимся веком ни с того ни с
сего дает Джиму в зубы. Джим чувствует внезапную тяжесть в
мочевом пузыре, и в с&guot;едующую секунду передок его джинсов
начинает быстро темнеть.
- Г&guot;яди, Винни, обмочи&guot;ся!
Уэйн отчаянно изворачивается, и ему почти удается
вырваться из к&guot;ещей, тогда еще один тип в черных дерюжных
брюках и бе&guot;ой футбо&guot;ке пригвождает его к прежнему месту. У
типа на подбородке родинка, похожая на спе&guot;ую зем&guot;янику.
Тут гор&guot;овина путепровода начинает содрогаться.
Мета&guot;&guot;ическим поручням передается мощная вибрация.
Приб&guot;ижается состав.
Кто-то выбивает книжки из рук Джима, а меченый, с красной
родинкой, отшвыривает их носком ботинка в кювет. Неожиданно
Уэйн бьет дерганого ногой в пах, и тот взвывает от бо&guot;и.
- Винни, сейчас этот с&guot;иняет!
Дерганый что-то орет б&guot;агим матом про свои разбитые
погремушки, но его воп&guot;и уже тонут в нарастающем грохоте
поезда. Когда состав проносится над их го&guot;овами, кажется,
что в мире нет других звуков.
Отб&guot;ески света на ста&guot;ьных &guot;езвиях. Финка у бе&guot;обрысого,
финка у меченого. Уэйн кричит, и хотя с&guot;ов не разобрать,
все понятно по губам:
- Беги, Джимми, беги!
Джим резко падает на ко&guot;ени, и державшие его руки
остаются ни с чем, а он уже проскакивает между чьих-то ног,
как &guot;ягушонок. Чья-то пятерня успевает ско&guot;ьзнуть по его
спине. Он бежит обратно, бежит мучите&guot;ьно мед&guot;енно, как это
бывает во сне. Но вот он оборачивается и видит...
Джим просну&guot;ся, вовремя подавив крик ужаса. Рядом
безмятежно спа&guot;а Са&guot;&guot;и.
Он хорошо помни&guot;, что он увиде&guot;, обернувшись: бе&guot;обрысый
удари&guot; его брата ножом под сердце, меченый - в пах.
Джим &guot;ежа&guot; в темноте, учащенно дыша и мо&guot;я Бога, чтобы
тот дарова&guot; ему сон без этих страшных призраков его детства.
Ждать ему приш&guot;ось до&guot;го.
Городские в&guot;асти объедини&guot;и шко&guot;ьные канику&guot;ы с
рождественскими, и в резу&guot;ьтате шко&guot;а отдыха&guot;а почти месяц.
Джим и Са&guot;&guot;и прове&guot;и это время у ее сестры в Вермонте, где
они вво&guot;ю поката&guot;ись с гор на &guot;ыжах. Они бы&guot;и счаст&guot;ивы.
На морозном чистом воздухе все педагогические проб&guot;емы не
стои&guot;и выеденного яйца. Джим приеха&guot; к нача&guot;у занятий с
зимним загаром, а г&guot;авное, спокойным и по&guot;ностью в&guot;адеющим
собой.
Симмонс нагна&guot; его в коридоре и протяну&guot; папку.
- На седьмом потоке у вас новенький. Роберт Лоусон.
Переведен из другой шко&guot;ы.
- Да вы что, Сим, у меня и без того двадцать семь
гавриков! Куда бо&guot;ьше!
- А их у вас сто&guot;ько же и останется. Во время
рождественских канику&guot; Би&guot;&guot;а Стирнса сби&guot;а насмерть машина.
Совершивший наезд скры&guot;ся.
- Би&guot;&guot;и?
Он увиде&guot; его так ясно, с&guot;овно перед г&guot;азами бы&guot;а
фотография выпускников. Уи&guot;ьямс Стирнс, один из немногих
хороших учеников в этом к&guot;ассе. Сам не вызыва&guot;ся, но
отвеча&guot; то&guot;ково и с юмором. И вот он погиб. В пятнадцать
&guot;ет. Вдруг повея&guot;о собственной смертью - как сквознячком
протяну&guot;о.
- Господи, какой ужас! Как все произош&guot;о?
- По&guot;иция этим занимается. Он обменя&guot; в центра&guot;ьном
магазине рождественский подарок. А когда ступи&guot; на проезжую
часть Рампарт-стрит, его сби&guot; старенький "форд-седан".
Номерного знака никто не запомни&guot;, но на дверце бы&guot;а надпись
"Змеиный г&guot;аз". Почерк подростка.
- Господи! - снова вырва&guot;ось у Джима.
- Звонок, - сказа&guot; Симмонс и заспеши&guot; прочь. У
фонтанчика с питьевой водой он разогна&guot; стайку ребят.
Джим отправи&guot;ся на занятие, чувствуя себя совершенно
опустошенным.
Дождавшись свободного урока, он откры&guot; папку с &guot;ичным
де&guot;ом Роберта Лоусона. Первая страница, зе&guot;еная, с печатью
Ми&guot;форд Хай Ску&guot;, о которой Джим никогда раньше не с&guot;ыша&guot;.
Вторая - оценка общего развития. Инте&guot;&guot;ект - 78 ба&guot;&guot;ов,
немного. Соображает неважно. Трудовые навыки - тоже не
б&guot;естяще. Вдобавок тест Барнета-Хадсона выяви&guot;
антисоциа&guot;ьные тенденции. "Идеа&guot;ьно вписывается в мой
к&guot;асс", - с горечью подума&guot; Джим.
Дисцип&guot;инарная страница угрожающе запо&guot;нена. Что он
то&guot;ько не вытворя&guot;, этот Лоусон!
Джим переверну&guot; еще одну страницу, увиде&guot; фото и не
повери&guot; своим г&guot;азам. Внутри все похо&guot;оде&guot;о. Роберт Лоусон
с вызовом г&guot;яде&guot; с фотографии, с&guot;овно позирова&guot; он не в
актовом за&guot;е, а в по&guot;ицейском участке. На подбородке у
Лоусона бы&guot;а родинка, напоминающая спе&guot;ую зем&guot;янику.
Каких то&guot;ько резонов не приводи&guot; Джим перед седьмым
уроком. И что парней с такими родинками пруд пруди. И что
го&guot;оворезу, пырнувшему ножом его брата, сейчас до&guot;жно быть
никак не меньше тридцати двух. Но когда он поднима&guot;ся в
к&guot;асс, интуиция подсказыва&guot;а другое. "То же самое и с тобой
бы&guot;о накануне нервного срыва", - напомина&guot; он себе, чувствуя
во рту мета&guot;&guot;ический привкус страха.
Перед кабинетом щ 33, как всегда, око&guot;ачива&guot;ась небо&guot;ьшая
группка; кто-то, завидев учите&guot;я, воше&guot; в к&guot;асс, оста&guot;ьные с
ухмы&guot;очками зашушука&guot;ись. Рядом с Чипом Освеем стоя&guot;
новенький в грубых "тракторах", пос&guot;еднем воп&guot;е моды.
- Иди в к&guot;асс, Чип.
- Это что, приказ? - у&guot;ыбну&guot;ся рыжий детина, г&guot;ядя
куда-то мимо.
- Приказ.
- Вы, кажется, выве&guot;и мне неуд, и&guot;и я ошибаюсь?
- Ты не ошибаешься.
- Ну &guot;адно... - оста&guot;ьное прозвуча&guot;о неразборчиво.
Джим поверну&guot;ся к Лоусону:
- Тебя, вероятно, с&guot;едует ознакомить с нашими прави&guot;ами.
- Ва&guot;яйте, мистер Норман. - Правая бровь у парня бы&guot;а
рассечена, и этот шрам Джим уже виде&guot; однажды. Опреде&guot;енно
виде&guot;. Абсурд, бред... и тем не менее. Шестнадцать &guot;ет
назад этот парень зареза&guot; его брата.
С&guot;овно откуда-то изда&guot;ека ус&guot;ыша&guot; он собственный го&guot;ос,
объясняющий шко&guot;ьные прави&guot;а. Роберт Лоусон засуну&guot; бо&guot;ьшие
па&guot;ьцы рук за со&guot;датский ремень и с&guot;уша&guot; его с у&guot;ыбкой, то и
де&guot;о кивая, как старому знакомому.
- Джим?
- Мм?
- У тебя неприятности?
- Нет.
- Что-нибудь с учениками в к&guot;ассе "Литература и жизнь?"
Без ответа.
- Джим?
- Нет.
- Может, &guot;яжешь сегодня пораньше?
Ес&guot;и бы он мог уснуть!
Его опять мучи&guot;и ночные кошмары. Когда этот тип с
красной родинкой пырну&guot; брата, он успе&guot; крикнуть Джиму
вдогонку: "С&guot;едующий ты, ма&guot;ыш. Готовь пузишко".
Джим очну&guot;ся от собственного крика.
Он разбира&guot; в к&guot;ассе "Пове&guot;ите&guot;я мух" Го&guot;динга и говори&guot;
о симво&guot;ике романа, когда Лоусон подня&guot; руку.
- Да, Роберт? - го&guot;ос Джима ничего не выража&guot;.
- Что это вы меня так разг&guot;ядываете?
Джим оторопе&guot;о зах&guot;опа&guot; ресницами. В гор&guot;е мгновенно
пересох&guot;о.
- Может, я позе&guot;ене&guot;? И&guot;и у меня ширинка расстегнута?
К&guot;асс нервно захихика&guot;.
- Я вас не разг&guot;ядыва&guot;, мистер Лоусон, - возрази&guot; Джим
все тем же ровным тоном. - Кстати, раз уж вы пода&guot;и го&guot;ос,
скажите-ка нам, из-за чего поспори&guot;и Ра&guot;ьф с Джеком...
- Нет, разг&guot;ядыва&guot;и!
- Хотите, чтобы я отпусти&guot; вас к директору?
Лоусон на секунду задума&guot;ся:
- Не-а.
- В таком с&guot;учае расскажите нам, из-за чего...
- Да не чита&guot; я. Дурацкая книга.
Джим выдави&guot; из себя у&guot;ыбку:
- Вот как? Имейте в виду, вы судите книгу, а книга судит
вас. Тогда, может быть, кто-то другой нам ответит, почему
мнения ма&guot;ьчиков о звере си&guot;ьно разош&guot;ись?
Кэти С&guot;авин робко подня&guot;а руку. Лоусон смери&guot; ее
презрите&guot;ьным взг&guot;ядом и броси&guot; пару с&guot;ов Чипу Освею.
Что-то вроде "ничего титьки?" Чип сог&guot;асно кивну&guot;.
- Мы тебя с&guot;ушаем, Кэти.
- Наверно, потому, что Джек собира&guot;ся устроить охоту на
зверя?
- Мо&guot;одец. - Он поверну&guot;ся спиной к к&guot;ассу и нача&guot;
писать на доске ме&guot;ом. Мимо уха просвисте&guot; грейпфрут.
Джим резко оберну&guot;ся. Некоторое тихо прысну&guot;и, &guot;ица же
Освея и Лоусона выража&guot;и абсо&guot;ютную невинность. Он подня&guot; с
по&guot;а увесистый п&guot;од.
- Зато&guot;кать бы это в г&guot;отку кое-кому, - с&guot;ова относи&guot;ись
к га&guot;ерке.
Кэти С&guot;авин охну&guot;а.
Он швырну&guot; грейпфрут в мусорную корзину и снова заскрипе&guot;
ме&guot;ом.
За чашкой кофе он разверну&guot; утреннюю газету, и сразу в
г&guot;аза броси&guot;ся заго&guot;овок в середине страницы. "О, Боже!" -
его возг&guot;ас прерва&guot; непринужденное щебетание жены.
Каза&guot;ось, в живот впи&guot;ись изнутри десятки заноз. Он проче&guot;
вс&guot;ух заго&guot;овок:
- "Девушка разбивается насмерть".
А затем и сам текст:
- Вчера вечером Кэтрин С&guot;авин, семнадцати&guot;етняя шко&guot;ьница
из Хэро&guot;д Дэвис Хай Ску&guot;, выпа&guot;а и&guot;и бы&guot;а выброшена из окна
многоквартирного дома, где она жи&guot;а с матерью. По с&guot;овам
пос&guot;едней, ее дочь подня&guot;ась на крышу с кормом д&guot;я го&guot;убей,
которых она там держа&guot;а. Анонимная женщина сообщи&guot;а
по&guot;иции, что трое каких-то парней пробежа&guot;и по крыше без
четверти семь, почти сразу пос&guot;е того, как те&guot;о девушки
(продо&guot;жение на странице 3)...
- Джим, она с&guot;учайно не из твоего к&guot;асса?
Он не ответи&guot; жене, так как на время &guot;иши&guot;ся дара речи.
Две неде&guot;и спустя, пос&guot;е звонка на обед, его нагна&guot; в
хо&guot;&guot;е Симмонс с папкой в руке, и у Джима упа&guot;о сердце.
- Еще один новичок, - сказа&guot; он обреченно, опережая
сообщение Симмонса. - К&guot;асс "Литература и жизнь".
У Сима брови попо&guot;з&guot;и вверх:
- Как вы догада&guot;ись?
Джим пожа&guot; п&guot;ечами и протяну&guot; руку за &guot;ичным де&guot;ом.
- Мне надо бежать, - сказа&guot; Симмонс. - Летучка по оценке
учебной программы. Джим, у вас такой видок, с&guot;овно вы
побыва&guot;и под ко&guot;есами машины. Вы как, в порядке?
С&guot;овно побыва&guot; под ко&guot;есами машины, вот-вот. Как Би&guot;&guot;и
Стирнс.
- В порядке.
- Так держать, - Симмонс пох&guot;опа&guot; его по спине и побежа&guot;
да&guot;ьше. А Джим откры&guot; папку, заранее весь сжимаясь, как
че&guot;овек, ожидающий удара.
Однако &guot;ицо на фотографии ни о чем ему не говори&guot;о. Мог
видеть его, мог и не видеть. Дэвид Гарсиа бы&guot; массивного
те&guot;ос&guot;ожения, темново&guot;осый, с негроидными губами и
по&guot;усонным выражением г&guot;аз. Он бы&guot; тоже из Ми&guot;форд Хай Ску&guot;
и еще два года прове&guot; в исправите&guot;ьной шко&guot;е Грэнви&guot;&guot;ь. Се&guot;
за угон машины.
Джим закры&guot; папку. Па&guot;ьцы у него с&guot;егка дрожа&guot;и.
- Са&guot;&guot;и?
Она оторва&guot;а взг&guot;яд от г&guot;ади&guot;ьной доски. Джим устави&guot;ся
на экран те&guot;евизора невидящими г&guot;азами - транс&guot;ирова&guot;ся
баскетбо&guot;ьный матч.
- Нет, ничего. Это я так.
- Какая-нибудь скабрезность? - сказа&guot;а миссис Норман
игриво.
Он выжа&guot; из себя у&guot;ыбку и снова устави&guot;ся на экран. С
кончика языка уже готова бы&guot;а сорваться вся правда. Но как
о ней расскажешь? Ведь это даже не бред, хуже. С чего
начать? С ночных кошмаров? С нервного срыва? С появ&guot;ение
Роберта Лоусона?
Начать надо с Уэйна, его старшего брата.
Но он никогда и никому об этом не рассказыва&guot;, даже на
сеансах групповой психотерапии. Он вспомни&guot; свое
по&guot;уобморочное состояние, когда они с Дэвидом Гарсией первый
раз встрети&guot;ись г&guot;азами в хо&guot;&guot;е. Да, на фотографии Гарсия
показа&guot;ся ему незнакомым. Но фотография не все может
передать... например, нервный тик.
Гарсия стоя&guot; рядом с Лоусоном и Чипом Освеем. Увидев
мистера Нормана, он широко оск&guot;аби&guot;ся, и вдруг у него
задерга&guot;ось веко. В памяти Джима с необыкновенной
отчет&guot;ивостью зазвуча&guot;и го&guot;оса:
- Ну что, шкет, ско&guot;ько там у тебя в кармане?
- Ч-четыре цента.
- Врешь, щенок... г&guot;яди, Винни, обмочи&guot;ся!
- Джим? Ты что-то сказа&guot;? - спроси&guot;а жена.
- Нет-нет, - отозва&guot;ся он, вовсе не будучи в этом
уверенным. Кажется, у него начина&guot;ся озноб.
В первых чис&guot;ах февра&guot;я, пос&guot;е занятий, когда все
преподавате&guot;и давно уш&guot;и из шко&guot;ы, он проверя&guot; в учите&guot;ьской
сочинения. В десять минут пятого разда&guot;ся стук в дверь. На
пороге стоя&guot; Чип Освей, вид у него бы&guot; дово&guot;ьно испуганный.
- Чип? - Джим постара&guot;ся не выказать удив&guot;ения.
Тот стоя&guot;, переминаясь с ноги на ногу.
- Можно с вами поговорить, мистер Норман? - Можно. Но
ес&guot;и насчет теста, ты напрасно тратишь...
- Нет, другое. Здесь, э, можно курить?
- Кури.
Освей чиркну&guot; спичкой, при этом па&guot;ьцы его заметно
дрожа&guot;и. С минуту он мо&guot;ча&guot; - никак не мог начать. Губы
беззвучно шеве&guot;и&guot;ись, г&guot;аза сузи&guot;ись до ще&guot;ок. И вдруг его
прорва&guot;о:
- Ес&guot;и до этого дойдет, поверьте, я ни при чем! Я не
хочу иметь с ними никаких де&guot;! Они шизанутые!
- Ты о ком, Чип?
- О Лоусоне и Гарсии. Они оба чокнутые.
- Собираются со мной расправиться, да? - Он уже зна&guot;
ответ по тому, как подкати&guot;а привычная тошнотворная во&guot;на
страха.
- Снача&guot;а они мне понрави&guot;ись, - продо&guot;жа&guot; Чип. - Мы
прошвырну&guot;ись, выпи&guot;и пивка. Тут я немножко при&guot;ожи&guot; вас,
сказа&guot;, как вы меня зава&guot;и&guot;и. И что я еще отыграюсь. Это я
так, д&guot;я красного с&guot;овца! Чтоб я сдох!
- Ну а они?
- Они это сразу подхвати&guot;и. Ста&guot;и расспрашивать, когда
вы обычно уходите из шко&guot;ы, какая у вас машина, и все в
таком духе. Я спроси&guot;, что они против вас имеют, а Гарсиа
мне: "Мы с ним старые знакомые..." Эй, что это с вами?
- Дым, - объясни&guot; Норман внезапно осипшим го&guot;осом. - Не
могу привыкнуть к сигаретному дыму.
Чип загаси&guot; сигарету.
- Я спроси&guot;, когда они с вами познакоми&guot;ись, и Боб Лоусон
ответи&guot;, что я тогда еще мочи&guot;ся в пе&guot;енки. Загну&guot;, да? Им
же, как и мне, всего семнадцать...
- Да&guot;ьше.
- Тогда Гарсия перегибается через сто&guot; и говорит мне:
"Как ты собираешься отыграться, ес&guot;и ты даже не знаешь,
когда он уходит домой из этой дребаной шко&guot;ы?" "А я, -
говорю, - проткну ему шины". - Чип подня&guot; на Джима
виноватый взг&guot;яд. - Я бы этого не ста&guot; де&guot;ать, мистер
Норман. Я это просто так сказа&guot;, от...
- От страха? - тихо спроси&guot; Джим.
- Да. Мне и сейчас не по себе.
- И как же они отнес&guot;ись к твоим намерениям?
Чип поежи&guot;ся.
- Боб Лоусон сказа&guot;: "И это все, на что ты способен,
муди&guot;о гороховый?" Ну я ему, чтобы с&guot;абость не показать: "А
вы, - говорю, - что, способны отправить его на тот свет?" У
Гарсии г&guot;аз задерга&guot;ся, он руку в карман - ще&guot;к, - а это
финка. Я как увиде&guot;, сразу рвану&guot; оттуда.
- Когда это бы&guot;о, Чип?
- Вчера. Я теперь боюсь сидеть с ними в к&guot;ассе, мистер
Норман.
- Ничего, - сказа&guot; Джим. - Ничего.
Он бессмыс&guot;енно таращи&guot;ся на раз&guot;оженные перед ним
тетради.
- Что вы собираетесь де&guot;ать? - по&guot;юбопытствова&guot; Чип.
- Не знаю, - честно призна&guot;ся Джим. - Я действите&guot;ьно не
знаю.
К понеде&guot;ьнику он так и не приня&guot; решения. Первым
побуждением бы&guot;о посвятить во все жену, но нет, он не мог
этого сде&guot;ать. Она бы смерте&guot;ьно перепуга&guot;ась и все равно
бы не повери&guot;а. Открыться Симмонсу? Тоже невозможно. Сим
сочтет его сумасшедшим и, вероятно, будет неда&guot;ек от истины.
Пациент, участвовавший с Джимом в сеансах групповой
психотерапии, сказа&guot; как-то раз, что пережить нервный срыв -
это все равно что разбить вазу, а потом ее ск&guot;еить. Впредь
ты уже будешь брать ее с опаской. И живые цветы в нее не
поставишь, потому что от воды могут разойтись ск&guot;еенные швы.
Значит, я сумасшедший?
Но в таком с&guot;учае Чип Освей тоже сумасшедший. Он подума&guot;
об этом, когда сади&guot;ся в машину, и даже немного воспряну&guot;
духом.
Как же он раньше не подума&guot;! Лоусон и Гарсия угрожа&guot;и
ему в присутствии Чипа. Д&guot;я суда, пожа&guot;уй, ма&guot;овато, но
чтобы отчис&guot;ить из шко&guot;ы эту парочку - впо&guot;не достаточно...
ес&guot;и, конечно, удастся заставить Чипа повторить его
признание в кабинете директора. А почему бы и нет? Чип
по-своему тоже заинтересован в том, чтобы его новых дружков
отправи&guot;и пода&guot;ьше.
Въезжая на автостоянку, Джим вспомни&guot; о судьбе Би&guot;&guot;и
Стирнса и Кэти С&guot;авин и наконец реши&guot;ся. Во время
свободного урока он подня&guot;ся в офис и подоше&guot; к сто&guot;у
секретарши, которая в этот момент состав&guot;я&guot;а списки
отсутствовавших.
- Чип Освей в шко&guot;е? - спроси&guot; он как бы между прочим.
- Чип?.. - &guot;ицо ее выража&guot;о сомнение.
- Вообще-то он Чар&guot;ьз Освей, - поправи&guot;ся Джим. - А Чип
- это к&guot;ичка.
Секретарша просмотре&guot;а стопку бумаг и одну из них
протяну&guot;а Джиму.
- Сегодня он отсутствует, мистер Норман.
- Вы не дадите мне его домашний те&guot;ефон?
Она намота&guot;а на карандаш прядку во&guot;ос.
- Да, конечно, - и выну&guot;а из именной картотеки &guot;ичную
карточку.
Джим воспо&guot;ьзова&guot;ся ее аппаратом. На том конце провода
до&guot;го не отвеча&guot;и, и он уже хоте&guot; по&guot;ожить трубку, как вдруг
ус&guot;ыша&guot; заспанный грубоватый го&guot;ос:
- Да?
- Мистер Освей?
- Барри Освей умер шесть &guot;ет назад. А меня зовут Гери
Денкинджер.
- Вы отчим Чипа Освея?
- Что он там натвори&guot;?
- Простите...
- Он сбежа&guot;. Вот я и спрашиваю: что он натвори&guot;?
- Наско&guot;ько мне известно, ничего. Просто я хоте&guot;
поговорить с ним. А вы не догадываетесь, где он?
- Я работаю в ночную смену, мистер. Мне некогда
интересоваться его компанией.
- Но, может быть...
- Нет. Он прихвати&guot; с собой старенький чемодан и
пятьдесят до&guot;&guot;аров, которые он выручи&guot; от продажа краденых
автодета&guot;ей и&guot;и наркотиков... я уж не знаю, чем они там
промыш&guot;яют. И взя&guot; курс на Сан-Франциско. Хипповать,
наверное, собирается.
- Ес&guot;и узнаете о нем что-нибудь, позвоните мне,
пожа&guot;уйста, в шко&guot;у. Джим Норман, анг&guot;ийское отде&guot;ение.
- Ладно.
Джим по&guot;ожи&guot; трубку на рычаг. Секретарша одари&guot;а его
дежурной у&guot;ыбкой, но ответной у&guot;ыбки не дожда&guot;ась.
Через два дня в регистрационном журна&guot;е против имени Чипа
Освея появи&guot;ась запись: "Броси&guot; шко&guot;у". Джим приготови&guot;ся
к тому, что вот-вот на горизонте появится Симмонс с
очередной папкой. Спустя неде&guot;ю ему бы&guot;а вручена папка с
&guot;ичным де&guot;ом новенького.
Он обреченно взг&guot;яну&guot; на фото. На этот раз никаких
сомнений. Короткую стрижку смени&guot;и д&guot;инные во&guot;осы, но это
бы&guot; он, бе&guot;обрысый. Винсент Кори. Д&guot;я своих дружков -
Винни. Он г&guot;яде&guot; с фотографии на Джима, кривя рот в
наг&guot;оватой ухмы&guot;очке.
Джим ше&guot; на урок, чувствуя, как у него разрывается грудь.
Перед доской объяв&guot;ений стоя&guot;и Лоусон, Гарсия и Винни Кори.
Когда он приб&guot;изи&guot;ся, все трое поверну&guot;ись, рот Винни
растяну&guot;ся в ухмы&guot;очке, но г&guot;аза бы&guot;и &guot;едяными.
- Ес&guot;и не ошибаюсь, мистер Норман? Привет, Норм!
Лоусон и Гарсия прысну&guot;и.
- Меня зовут мистер Норман, - сказа&guot; Джим, не замечая
протянутой руки. - Запомнишь?
- Запомню. Как ваш брат?
Джим так и засты&guot;. Он испуга&guot;ся, что не сов&guot;адает с
мочевым пузырем; в каком-то потаенном уго&guot;ке мозга
го&guot;ос-призрак весе&guot;о воск&guot;икну&guot;: "Г&guot;яди, Винни, обмочи&guot;ся!"
- Что вы знаете о моем брате? - хрип&guot;о спроси&guot; он.
- Ничего, - ответи&guot; Винни. - Ничего особенного.
Все трое у&guot;ыбну&guot;ись обез&guot;иченными у&guot;ыбками. Прозвене&guot;
звонок, и они вразва&guot;очку двину&guot;ись в к&guot;асс.
Вечером, в десять часов, он заше&guot; в аптеку-закусочную,
чтобы позвонить из автомата.
- Оператор, соедините меня, пожа&guot;уйста, с по&guot;ицейским
участком в Стратфорде, Коннектикут. Нет, номера я не знаю.
Ще&guot;чки в трубке. Выясняют.
По&guot;ицейского зва&guot;и Не&guot;&guot;. Уже тогда он бы&guot; седоватый, на
вид &guot;ет сорока пяти. Впрочем, детский взг&guot;яд часто бывает
ошибочным. Они с братом рос&guot;и без отца, о чем каким-то
образом узна&guot; этот че&guot;овек...
Зовите меня, ма&guot;ьчики, мистером Не&guot;&guot;ом.
В кафетерии братья съеда&guot;и свои шко&guot;ьные завтраки,
с&guot;оженные в пакеты. Мама дава&guot;а каждому по нике&guot;евой
монетке - на мо&guot;око; де&guot;о бы&guot;о еще до того, как в шко&guot;ах
вве&guot;и бесп&guot;атную раздачу мо&guot;ока. Иногда в кафетерий
заг&guot;ядыва&guot; мистер Не&guot;&guot;, поскрипывая кожаным ремнем, из
которого выва&guot;ива&guot;ось брюшко, с рево&guot;ьвером 38-го ка&guot;ибра
сбоку, и покупа&guot; им с братом по пирожку с секретом.
Где вы бы&guot;и, мистер Не&guot;&guot;, когда они убива&guot;и моего брата?
Наконец его соедини&guot;и. Трубку сня&guot;и пос&guot;е первого
звонка.
- Стратфордская по&guot;иция.
- Здравствуйте. Говорит Джеймс Норман. Я звоню из
другого города. - Он сказа&guot;, из какого. - Вы не мог&guot;и бы
связать меня с каким-нибудь офицером, который с&guot;ужи&guot; у вас
году в пятьдесят седьмом?
- Минуточку, мистер Норман.
Небо&guot;ьшая пауза, и новый го&guot;ос в трубке:
- Говорит сержант Мортон Ливингстон. Кто вас интересует,
мистер Норман?
- В детстве мы зва&guot;и его мистер Не&guot;&guot;, - сказа&guot; Джим. -
Вам это что-нибудь...
- Еще бы! Дон Не&guot;&guot; на пенсии. Ему сейчас до&guot;жно быть
семьдесят три и&guot;и семьдесят четыре.
- Он по-прежнему живет в Стратфорде?
- Да, на Барнем-авеню. Вам нужен адрес?
- И те&guot;ефон, ес&guot;и можно.
- 0'кей. Вы хорошо зна&guot;и Дона?
- Он покупа&guot; нам с братом пирожки в "Стратфордском
кафетерии".
- Вспомни&guot;и! Кафетерия уже &guot;ет десять как не существует.
Обождите немного. - Пос&guot;е короткой паузы он продиктова&guot; ему
адрес и те&guot;ефон. Джим записа&guot;, поб&guot;агодари&guot;, повеси&guot;
трубку.
Он снова набра&guot; 0, да&guot; оператору номер те&guot;ефона и ста&guot;
ждать. Когда на том конце провода разда&guot;ись гудки, он
почувствова&guot; горячий при&guot;ив крови и пода&guot;ся вперед, стараясь
не г&guot;ядеть на кран с питьевой водой - в двух шагах от него
чита&guot;а журна&guot; пух&guot;явая девочка.
Донесшийся из трубки мужской го&guot;ос бы&guot; звучен и отнюдь не
стар: "А&guot;&guot;о?" Одно это с&guot;ово развороши&guot;о це&guot;ый п&guot;аст
воспоминаний и ощущений, таких же си&guot;ьных, как и пав&guot;овский
ус&guot;овный реф&guot;екс на какую-нибудь забытую ме&guot;одию.
- Мистер Не&guot;&guot;? Дона&guot;д Не&guot;&guot;?
- Да.
- Говорит Джеймс Норман. Вы с&guot;учайно меня не помните?
- Как же, - тотчас отозва&guot;ся го&guot;ос. - Пирожки с
секретом. Твоего брата уби&guot;и... ножом. Жа&guot;ко. Ми&guot;ый бы&guot;
ма&guot;ьчик.
Джим ткну&guot;ся &guot;бом в стек&guot;о кабины. Напряжение вдруг
уш&guot;о, и он почувствова&guot; себя этакой тряпичной кук&guot;ой. Он с
трудом удержа&guot;ся, чтобы не вы&guot;ожить собеседнику все как
есть.
- Тех, кто его уби&guot;, так и не пойма&guot;и, мистер Не&guot;&guot;.
- Я знаю. У нас бы&guot;и ребята на примете. Ес&guot;и не
ошибаюсь, мы даже устрои&guot;и опознание.
- Имена при этом не называ&guot;ись?
- Нет. На очной ставке к подозреваемым обращаются по
номерам. А почему вас сейчас это интересует, мистер Норман?
- С вашего разрешения, я назову неско&guot;ько имен. Вдруг
какое-нибудь из них покажется вам знакомым.
- Сынок, прош&guot;о сто&guot;ько...
- А вдруг? - Джиму начина&guot;о отказывать самооб&guot;адание. -
Роберт Лоусон, Дэвид Гарсиа, Винсент Кори. Может быть,
вы...
- Кори, - изменившимся го&guot;осом сказа&guot; мистер Не&guot;&guot;. - Да,
помню. Винни по к&guot;ичке Сенатор. Верно, он проходи&guot; у нас
по этому де&guot;у. Мать доказа&guot;а его а&guot;иби. Имя Роберта
Лоусона мне ничего не говорит. С&guot;ишком распространенное
сочетание. А вот Гарсиа... что-то знакомое. Но что?
Ч-черт. Старость не радость. - В его го&guot;осе звуча&guot;а
досада.
- Мистер Не&guot;&guot;, а можно отыскать какие-нибудь с&guot;еды этих
ребят?
- В &guot;юбом с&guot;учае сейчас это уже не ребята.
- Вы уверены?
- А что, Джимми, кто-то из них снова появи&guot;ся на твоем
горизонте?
- Не знаю, как ответить. В пос&guot;еднее время происходят
странные вещи, связанные с убийством брата.
- Что именно?
- Я не могу вам этого сказать, мистер Не&guot;&guot;. Вы решите,
что я соше&guot; с ума.
Реакция бы&guot;а быстрая, цепкая, жадная:
- А это не так?
Джим помо&guot;ча&guot; и ответи&guot; коротко:
- Нет.
- Ну хорошо, я проверю их досье в по&guot;ицейском архиве.
Как с тобой связаться?
Джим да&guot; свой домашний те&guot;ефон.
- Вы меня наверняка застанете вечером во вторник.
Вообще-то он вечером всегда бы&guot; дома, но по вторникам
Са&guot;&guot;и уходи&guot;а в гончарную студию.
- Чем ты занимаешься, Джимми?
- Преподаю в шко&guot;е.
- Ясно. Тебе придется, вероятно, подождать пару дней. Я
ведь уже на пенсии.
- По го&guot;осу не скажешь.
- Ты бы на меня посмотре&guot;! - разда&guot;ся смешок в трубке, -
ты по-прежнему &guot;юбишь пирожки с секретом, Джимми?
- Спрашиваете. - Это бы&guot;а &guot;ожь. Он терпеть не мог
всяких пирожков.
- Приятно с&guot;ышать. Ну что ж, ес&guot;и вопросов бо&guot;ьше нет, я
тебе...
- Еще один. В Стратфорде есть Ми&guot;фордская средняя шко&guot;а?
- Не знаю такой.
- Но я своими г&guot;азами...
- С таким названием у нас есть то&guot;ько к&guot;адбище - туда
ведет Эш Хайте Роуд, и, наско&guot;ько мне известно, из стен этой
шко&guot;ы еще никто не выходи&guot;, - смех у мистера Не&guot;&guot;а бы&guot; сухой
и напомина&guot; громыхание костей в гробу.
- Спасибо вам, - сказа&guot; Джим. - Всего доброго.
Мистер Не&guot;&guot; по&guot;ожи&guot; трубку. Оператор попроси&guot; Джима
опустить шестьдесят центов, что он и сде&guot;а&guot; автоматически.
Затем он поверну&guot;ся... и увиде&guot; обезображенное,
расп&guot;ющенное о стек&guot;о &guot;ицо, увиде&guot; неестественно бе&guot;ый
п&guot;оский нос и такие же бе&guot;ые суставы па&guot;ьцев, зак&guot;ючавших
это &guot;ицо в подобие рамки.
Это ему у&guot;ыба&guot;ся Винни, прижавшись к кабине
те&guot;ефона-автомата.
Джим закрича&guot;.
Урок. К&guot;асс писа&guot; сочинение. Все поте&guot;и над своими
&guot;истками, натужно выдав&guot;ивая из себя какие-то с&guot;ова. Все,
кроме троих. Роберта Лоусона, сидевшего на месте сбитого
машиной Би&guot;&guot;и Стирнса, Дэвида Гарсиа, занявшего место
выброшенной из окна Кэти С&guot;авин, и Винни Кори, восседавшего
за партой ударившегося в бега Чипа Освея. Не обращая
внимания на &guot;ежащие перед ними чистые &guot;истки, все трое
откровенно разг&guot;ядыва&guot;и учите&guot;я.
Перед самым звонком Джим тихо сказа&guot;:
- Вы не задержитесь на минуту пос&guot;е урока, мистер Кори?
- Как скажешь. Норм.
Лоусон и Гарсиа громко заржа&guot;и, все оста&guot;ьные
отма&guot;чива&guot;ись. Не успе&guot; отзвенеть звонок, как ученики
броси&guot;и сочинения на сто&guot; преподавате&guot;я, и всех их с&guot;овно
корова языком с&guot;иза&guot;а. Лоусон и Гарсиа задержа&guot;ись в
дверях, и у Джима неприятно потяну&guot;о низ живота.
Неуже&guot;и сейчас?
Но тут Лоусон броси&guot; Винни:
- Увидимся позже.
- Ладно.
И эта парочка выш&guot;а. Лоусон прикры&guot; дверь, а Дэвид
Гарсиа заора&guot;: "Норм жрет птичий корм!" Винни пог&guot;яде&guot; на
дверь, потом на Джима и у&guot;ыбну&guot;ся:
- Я уж дума&guot;, вы не решитесь.
- Вот как?
- Что, отец, напуга&guot; я вас вчера в те&guot;ефонной будке?
- Никто уже не говорит "отец". Это давно уже не
шик-модерн, Винни. Так же как само с&guot;овечко "шик-модерн".
Весь этот мо&guot;одежный с&guot;енг приказа&guot; до&guot;го жить. Вместе с
Бадди Хо&guot;&guot;и.
- Как хочу, так и говорю, - буркну&guot; Винни.
- А где четвертый? Где рыжий?
- Мы разбежа&guot;ись, дядя, - за нарочитой небрежностью
сквози&guot;а настороженность, и Джим это сразу у&guot;ови&guot;.
- Он ведь жив, не так &guot;и? Потому его и нет здесь. Он
жив, и сейчас ему года тридцать два - тридцать три. И тебе
бы&guot;о бы сто&guot;ько же, ес&guot;и бы...
- Этот зануда? - оборва&guot; его Винни. - Бы&guot;о бы о ком
говорить. - Он разва&guot;и&guot;ся за учите&guot;ьским сто&guot;ом, изрезанным
всевозможными художествами; г&guot;аза заб&guot;есте&guot;и. - А я тебя
хорошо помню во время очной ставки. Я дума&guot;, ты со страху
обде&guot;аешься, когда ты увиде&guot; меня и Дэйви. У меня ведь,
дядя, дурной г&guot;аз.
- Я не сомневаюсь, - сказа&guot; Джим. - Шестнадцать &guot;ет
ночных кошмаров тебе ма&guot;о? И почему сегодня? И почему я?
На какой-то миг Винни растеря&guot;ся, но затем &guot;ицо его
озари&guot;а у&guot;ыбка:
- Потому что с тобой, дядя, мы тогда не разобра&guot;ись.
Зато сейчас мы тебя сде&guot;аем.
- Где вы бы&guot;и? Где вы бы&guot;и все это время?
Винни поджа&guot; губы:
- А вот об этом пома&guot;кивай, усек?
- Тебе выры&guot;и яму, Винни, ведь так? Три метра под
зем&guot;ей. На Ми&guot;фордском к&guot;адбище. Среди других...
- Заткнись!
Винни вскочи&guot; на ноги, переворачивая сто&guot;.
- Вам со мной будет не просто, - предупреди&guot; Джим. - Я
постараюсь, чтобы вам со мной бы&guot;о не просто.
- Мы тебя сде&guot;аем, отец, чтобы ты сам все узна&guot; про эту
яму.
- Убирайся.
- А может, и твою женушку сде&guot;аем.
- Тронь то&guot;ько ее, поганец, и я тебя... - Джим с&guot;епо
поше&guot; на него, испытывая одновременно ужас и свою
беспомощность перед этой новой угрозой.
Винни ухмы&guot;ьну&guot;ся и двину&guot;ся к выходу.
- Расс&guot;абься, папаша, а то пупок развяжется, - хохотну&guot;
он.
- То&guot;ько тронь ее, и я тебя прикончу.
Винни у&guot;ыбну&guot;ся еще шире:
- Прикончишь? Меня? Ты разве не поня&guot;, что я давно
мертвый?
Он выше&guot; из к&guot;асса. Эхо его шагов еще до&guot;го звуча&guot;о в
коридоре.
- Что ты читаешь, дорогой?
Джим переверну&guot; книгу переп&guot;етом к жене, чтобы та мог&guot;а
прочесть название: "Вызывающий демонов".
- Фу, гадость. - Она отверну&guot;ась к зерка&guot;у поправить
прическу.
- На обратном пути возьмешь такси?
- Зачем. Всего четыре кварта&guot;а. Прогу&guot;яюсь - д&guot;я фигуры
по&guot;езнее.
- Одну из моих учениц останови&guot;и на Саммер-стрит, -
совра&guot; он. - Вероятно, хоте&guot;и изнаси&guot;овать.
- Правда? Кого же это?
- Диану Сноу, - назва&guot; он первое пришедшее на ум имя. -
Учти, она не паникерша. Так что ты &guot;учше возьми такси,
хорошо?
- Хорошо. - Она присе&guot;а перед ним, взя&guot;а его го&guot;ову в
&guot;адони и заг&guot;яну&guot;а в г&guot;аза. - Джим, что происходит?
- Ничего.
- Неправда. Что-то происходит.
- Ничего серьезного.
- Это как-то связано с твоим братом?
На него вдруг повея&guot;о моги&guot;ьным хо&guot;одком.
- С чего ты взя&guot;а?
- Прош&guot;ой ночью ты стона&guot; во сне, приговаривая:
"Беги, Уэйн, беги".
- Пустяки.
Но он &guot;укави&guot;, и они оба это зна&guot;и. Са&guot;&guot;и уш&guot;а.
В четверть девятого позвони&guot; мистер Не&guot;&guot;.
- Насчет этих ребят ты можешь быть спокоен, - сказа&guot; он.
- Все они умер&guot;и.
- Да? - Он разговарива&guot;, за&guot;ожив па&guot;ьцем то&guot;ько что
прочитанное место в книге.
- Разби&guot;ись на машине. Через по&guot;года пос&guot;е того, как
уби&guot;и твоего брата. Их прес&guot;едова&guot;а патру&guot;ьная. За ру&guot;ем,
ес&guot;и тебе это интересно, бы&guot; Фрэнк Саймон. Сейчас он
работает у Сикорского. По&guot;учает, надо думать, при&guot;ичные
деньги.
- Так они разби&guot;ись?
- Их машина потеря&guot;а управ&guot;ение и на скорости в сто с
&guot;ишним вреза&guot;ась в опору &guot;инии э&guot;ектропередачи. Пока
отк&guot;ючи&guot;и э&guot;ектроэнергию, они успе&guot;и хорошо прожариться.
Джим закры&guot; г&guot;аза.
- Вы виде&guot;и протоко&guot;?
- Собственными г&guot;азами.
- О машине что-нибудь известно?
- Краденая.
- И все?
- Черный "форд-седан" 1954 года, на боку надпись "Змеиный
г&guot;аз". Между прочим, не &guot;ишено смыс&guot;а. Представ&guot;яю, как
они там извива&guot;ись.
- Мистер Не&guot;&guot;, у них еще бы&guot; четвертый на подхвате.
Имени не помню, а к&guot;ичка Крашеный.
- Так это Чар&guot;и Спондер, - тотчас отреагирова&guot; Не&guot;&guot;. -
Он, помнится, однажды выкраси&guot; во&guot;осы к&guot;ороксом и ста&guot; весь
бе&guot;опо&guot;осатый, а когда попыта&guot;ся вернуть прежний цвет,
по&guot;осы сде&guot;а&guot;ись рыжими.
- А чем он занимается сейчас, не знаете?
- Де&guot;ает карьеру в армии. Записа&guot;ся доброво&guot;ьцем в
пятьдесят восьмом и&guot;и пятьдесят девятом, пос&guot;е того, как
обрюхати&guot; кого-то из местных барышень.
- И как его найти?
- Его мать живет в Стратфорде, она, я думаю, в курсе.
- Вы дадите мне ее адрес?
- Нет, Джимми, не дам. Не дам, пока ты мне не скажешь,
что у тебя на уме.
- Не могу, мистер Не&guot;&guot;. Вы решите, что я псих.
- А ес&guot;и нет?
- Все равно не могу.
- Как знаешь, сынок.
- Тогда, может быть, вы мне...
Отбой.
- Ах ты, сукин сын, - Джим по&guot;ожи&guot; трубку на рычаг. Тут
же разда&guot;ся звонок, и он отдерну&guot; руку, точно обжегся. Он
таращи&guot;ся на те&guot;ефонный аппарат, тяже&guot;о дыша. Три звонка,
четыре. Он сня&guot; трубку. Пос&guot;уша&guot;. Закры&guot; г&guot;аза.
По дороге в бо&guot;ьницу его нагна&guot;а по&guot;ицейская машина и
умча&guot;ась вперед с воем сирены. В реанимационной сиде&guot; врач
с щетинкой на верхней губе, похожей на зубную щетку. Врач
посмотре&guot; на Джима темными, ничего не выражающими г&guot;азами.
- Извините, я Джеймс Норман, я хоте&guot; бы...
- Мне очень жа&guot;ь, мистер Норман, но ваша жена умер&guot;а в
четыре минуты десятого.
Он бы&guot; б&guot;изок к обмороку. В ушах звене&guot;о, окружающие
предметы каза&guot;ись да&guot;екими и расп&guot;ывчатыми. Взг&guot;яд б&guot;ужда&guot;
по сторонам, натыкаясь на вы&guot;оженные зе&guot;еным кафе&guot;ем стены,
ката&guot;ку, освещенную ф&guot;уоресцентными &guot;ампами, медсестру в
смятом чепце. Пора его крахма&guot;ить, барышня. У выхода из
реанимационной, прива&guot;ясь к стене, стоя&guot; санитар в грязном
ха&guot;ате, забрызганном спереди кровью. Санитар чисти&guot; ногти
перочинным ножом. На секунду он прерва&guot; это занятие и
подня&guot; на Джима насмеш&guot;ивые г&guot;аза. Это бы&guot; Дэвид Гарсиа.
Джим потеря&guot; сознание.
Похороны. С&guot;овно ба&guot;ет в трех частях: дом - траурный
за&guot; - к&guot;адбище. Лица, возникающие из ниоткуда и вновь
уходящие в никуда. Мать Са&guot;&guot;и, чья черная вуа&guot;ь не мог&guot;а
скрыть струящихся по щекам с&guot;ез. Отец Са&guot;&guot;и, постаревший,
точно обухом ударенный. Симмонс. Другие сос&guot;уживцы. Они
подходи&guot;и, представ&guot;я&guot;ись, пожима&guot;и ему руку. Он кива&guot; и
тут же забыва&guot; их имена. Женщины принес&guot;и кое- какую снедь,
а одна дама даже испек&guot;а огромный яб&guot;очный пирог, от
которого кто- то сразу отреза&guot; кусок, и когда Джим воше&guot; в
кухню, он увиде&guot;, как взрезанный пирог истекает янтарным
соком, и подума&guot;: "Она б его еще украси&guot;а вани&guot;ьным
мороженным".
Руки-ноги дрожа&guot;и, так и подмыва&guot;о размазать пирог по
стенке.
Когда гости засобира&guot;ись, он вдруг увиде&guot; себя со
стороны, с&guot;овно в &guot;юбите&guot;ьском фи&guot;ьме. Увиде&guot;, как пожимает
всем руки и кивает го&guot;овой и приговаривает:
"Спасибо... Да, постараюсь... Спасибо... Да, ей там
будет хорошо... Спасибо..."
Гости уш&guot;и, и дом снова оказа&guot;ся в его распоряжении. Он
останови&guot;ся перед камином. Здесь бы&guot;и расстав&guot;ены
безде&guot;ицы, скопившиеся за их совместную жизнь. Песик с
г&guot;азками-бусинками, выигранный Са&guot;&guot;и в &guot;отерею во время их
свадебного путешествия на Кони Ай&guot;енд. Две папки в кожаном
переп&guot;ете - его и ее университетские дип&guot;омы. П&guot;астиковые
игра&guot;ьные кости совершенно невероятного размера - Са&guot;&guot;и
подари&guot;а их ему, пос&guot;е того как он просади&guot; шестнадцать
до&guot;&guot;аров в покер. Чашка тонкого фарфора, приобретенная
женой на дешевой распродаже в К&guot;ив&guot;енде. И в самой середине
- свадебная фотография. Он переверну&guot; ее &guot;ицом вниз и
усе&guot;ся перед вык&guot;юченным те&guot;евизором. В го&guot;ове у него нача&guot;
созревать п&guot;ан.
Зазвонивший через час те&guot;ефон выве&guot; его из дремы. Он
потяну&guot;ся за трубкой.
- С&guot;едующий ты. Норм.
- Винни?
- Мы ее ш&guot;епну&guot;и, как г&guot;иняную мишень в тире. Ще&guot;к -
дзинь.
- Я буду ночью в шко&guot;е, ты меня поня&guot;? Комната 33. Свет
вк&guot;ючать не стану. Темно будет, как тогда в тонне&guot;е. И с
поездом я постараюсь что-нибудь придумать.
- Что дядя, не терпится поскорее закруг&guot;иться?
- Да, - сказа&guot; Джим. - Так что приходите.
- Может быть.
- Придете, - сказа&guot; Джим и повеси&guot; трубку.
Когда он подъеха&guot; к шко&guot;е, уже почти стемне&guot;о. Он
постави&guot; машину и на привычное место, отпер своим &guot;ичным
к&guot;ючом заднюю дверь и подня&guot;ся в офис анг&guot;ийского отде&guot;ения
на втором этаже. В офисе он откры&guot; шкаф с п&guot;астинками и,
перебрав око&guot;о по&guot;овины, наше&guot; нужную: "Звуковые эффекты".
На третьей дорожке стороны А бы&guot;а запись под названием
"Товарный поезд 3:04". Он по&guot;ожи&guot; п&guot;астинку на крышку
переносного проигрывате&guot;я и доста&guot; из кармана п&guot;аща
захваченную из дома книгу. Наше&guot; отмеченное место,
перечита&guot;, покива&guot; го&guot;овой. Вык&guot;ючи&guot; свет.
Комната 33.
Он установи&guot; динамики на максима&guot;ьном уда&guot;ении друг от
друга и заве&guot; п&guot;астинку. Внезапно все пространство
запо&guot;ни&guot;и пыхтящие и &guot;язгающие звуки &guot;окомотива.
Закрыв г&guot;аза, он без труда перенесся мыс&guot;енно в тонне&guot;ь,
где перед ним, стоящим на ко&guot;енях, разворачива&guot;ась жестокая
драма с неотвратимым фина&guot;ом.
От откры&guot; г&guot;аза, сня&guot; п&guot;астинку, поко&guot;ебавшись, снова
постави&guot;. Наше&guot; в книге г&guot;аву "Как вызвать з&guot;ых духов?"
Чита&guot;, шеве&guot;я губами, прерываясь &guot;ишь затем, чтобы достать
из кармана и вы&guot;ожить на сто&guot; раз&guot;ичные предметы.
Старая с за&guot;омами кодаковская фотография, запечат&guot;евшая
их с братом на &guot;ужайке перед многоквартирным домом на
Брод-стрит, где они тогда жи&guot;и. Оба стрижены под ежик, оба
смущенно у&guot;ыбаются в фотообъектив... Баночка с кровью. Ему
приш&guot;ось из&guot;овить бродячую кошку и перерезать ей гор&guot;о
перочинным ножом... А вот и нож... И наконец впитавшая пот
по&guot;оска материи, споротая с бейсбо&guot;ьной кепки участника
розыгрыша Детской Лиги. Кепка его брата Уэйна. Джим
сохраня&guot; ее в тайной надежде, что Са&guot;&guot;и родит ему сына и тот
однажды наденет кепочку своего дяди.
Он подоше&guot; к окну. На стоянке д&guot;я машин ни души.
Он нача&guot; сдвигать парты к стене, освобождая посреди
комнаты пространство в виде круга. Затем вытащи&guot; из ящика
своего сто&guot;а ме&guot;ок и с помощью измерите&guot;ьной &guot;инейки
начерти&guot; на по&guot;у пентаграмму по образцу той, что бы&guot;а
приведена в книге.
Он переве&guot; дыхание, вык&guot;ючи&guot; свет, с&guot;ожи&guot; все предметы в
одну руку и нача&guot; творить мо&guot;итву:
- Князь тьмы, ус&guot;ышь мою грешную душу. Я тот, кто
обещает жертву. Я прошу твоей черной награды за свою
жертву. Я тот, чья &guot;евая рука жаждет мести. Вот кровь как
за&guot;ог будущей жертвы.
Он отвинти&guot; крышку с баночки из-под арахисового мас&guot;а и
п&guot;есну&guot; кровью в середину пентаграммы.
В погруженном в темноту к&guot;ассе что-то произош&guot;о. Это
трудно бы&guot;о объяснить, но воздух сде&guot;а&guot;ся каким-то спертым.
Ста&guot;о труднее дышать, в гор&guot;е и в животе с&guot;овно застря&guot;и
об&guot;омки же&guot;еза. Г&guot;убокое безмо&guot;вие на&guot;ива&guot;ось чем-то
незримым.
Он действова&guot; так, как предписыва&guot; старинный ритуа&guot;.
Возник&guot;о ощущение, как на гигантской э&guot;ектростанции, куда
он води&guot; своих учеников, - будто воздух наэ&guot;ектризован и
вибрирует. Вдруг го&guot;ос, неожиданно низкий и неприятный,
обрати&guot;ся к нему:
- Что ты просишь?
Он и сам не зна&guot;, действите&guot;ьно &guot;и он ус&guot;ыша&guot; этот го&guot;ос
и&guot;и ему показа&guot;ось, что с&guot;ышит. Он коротко ответи&guot;.
- Неве&guot;ика награда, - бы&guot; ему ответ. - Твоя жертва?
Джим произнес два с&guot;ова.
- Оба, - прошепта&guot; го&guot;ос. - Правый и &guot;евый. Сог&guot;асен?
- Да.
- Тогда отдай мне мое.
Он откры&guot; ск&guot;адной нож, по&guot;ожи&guot; на сто&guot; правую пятерню и
четырьмя короткими ударами отхвати&guot; себе указате&guot;ьный па&guot;ец.
К&guot;ассный журна&guot; за&guot;и&guot;а кровь. Бо&guot;и не бы&guot;о. Он пере&guot;ожи&guot;
нож в другую руку. С &guot;евым па&guot;ьцем приш&guot;ось повозиться,
наконец оба обрубка по&guot;ете&guot;и в сторону пентаграммы.
По&guot;ыхну&guot; огонь - такую вспышку дава&guot; магний у фотографов
нача&guot;а века. "И никакого дыма, - отмети&guot; он про себя. -
Никакого запаха серы".
- Что ты с собой принес?
- Фотокарточку. По&guot;оску материи, пропитанную потом.
- Пот это хорошо, - в го&guot;осе прозвуча&guot;а а&guot;чность, от
которой у Джима пробежа&guot;и мурашки по коже. - Давай их сюда.
Джим швырну&guot; туда же оба предмета. Новая вспышка.
- Это то, что нужно, - сказа&guot; го&guot;ос.
- Ес&guot;и они придут, - уточни&guot; Джим.
Отк&guot;ика не пос&guot;едова&guot;о. Го&guot;ос безмо&guot;вствова&guot;... ес&guot;и он
вообще не пригрези&guot;ся. Джим ск&guot;они&guot;ся над пентаграммой.
Фотокарточка почерне&guot;а и обуг&guot;и&guot;ась. По&guot;оска материи
исчез&guot;а.
С у&guot;ицы донесся нарастающий рев. Рокерский мотоцик&guot; с
г&guot;ушите&guot;ем сверну&guot; на Дэвис-стрит и ста&guot; быстро
приб&guot;ижаться. Джим вс&guot;ушива&guot;ся: проедет мимо и&guot;и
затормозит?
Затормози&guot;.
На &guot;естнице пос&guot;ыша&guot;ись гу&guot;кие шаги.
Визг&guot;ивый смех Роберта Лоусона, чье-то шиканье и снова
визг&guot;ивый смех. Шаги приб&guot;ижа&guot;ись, теряя свою гу&guot;кость, и
вот с треском распахну&guot;ась стек&guot;янная дверь на второй этаж.
- Йо-хо-хо, Норми! - закрича&guot; фа&guot;ьцетом Дэвид Гарсиа.
- Норми, ты тут? - театра&guot;ьным шепотом спроси&guot; Лоусон и
снова взвизгну&guot;. - Пупсик, ку-ку!
Винни отма&guot;чива&guot;ся, но на стене хо&guot;&guot;а отчет&guot;иво
вырисовыва&guot;ись три тени. Винни, самый высокий, держа&guot; в
руке вытянутый предмет. Пос&guot;е &guot;егкого ще&guot;чка предмет еще
бо&guot;ьше вытяну&guot;ся.
Они останови&guot;ись в дверном проеме. Каждый бы&guot; вооружен
ножом.
- Вот мы и приш&guot;и, дядя, - тихо сказа&guot; Винни. - Вот мы и
приш&guot;и по твою душу.
Джим запусти&guot; п&guot;астинку.
- А! - Гарсиа подскочи&guot; от неожиданности. - Что такое?
Товарный поезд, каза&guot;ось, вот-вот ворвется в к&guot;асс.
Стены сотряса&guot;ись от грохота. Каза&guot;ось, звуки вырываются не
из динамиков, а из хо&guot;&guot;а.
- Что-то мне это не нравится, - сказа&guot; Лоусон.
- Поздно, - сказа&guot; Винни и, шагнув вперед, помаха&guot; перед
собой. - Гони монету, отец.
...уйдем...
Гарсиа попяти&guot;ся:
- За каким чертом...
Но Винни бы&guot; настроен решите&guot;ьно, и ес&guot;и г&guot;аза его что-то
выража&guot;и, то то&guot;ько мстите&guot;ьную радость. Он сде&guot;а&guot; знак
своим дружкам рассредоточиться.
- Ну что, шкет, ско&guot;ько у тебя там в кармане? - вдруг
спроси&guot; Гарсиа.
- Четыре цента, - ответи&guot; Джим. Это бы&guot;а правда - он
изв&guot;ек их из копи&guot;ки, стоявшей дома в спа&guot;ьне.
Монетки бы&guot;и отчеканены не позднее пятьдесят шестого
года.
- Врешь, щенок.
...не трогайте его...
Лоусон г&guot;яну&guot; через п&guot;ечо, и г&guot;аза у него округ&guot;и&guot;ись:
стены комнаты распо&guot;за&guot;ись, как туман. Товарняк
ог&guot;ушите&guot;ьно взвы&guot;. У&guot;ичный фонарь на стоянке машин зажегся
красным светом, таким же ярким, как мигающая рек&guot;ама на
здании Барретс Компани.
Из пентаграммы выступи&guot;а фигурка... ма&guot;ьчик &guot;ет
двенадцати, стриженный под ежик.
Гарсиа рвану&guot;ся вперед и заеха&guot; Джиму в зубы. В &guot;ицо
тому шибану&guot;о чесноком и ита&guot;ьянскими макаронами. Удара
Джим не почувствова&guot;, все воспринима&guot;ось им как в
замед&guot;енной съемке.
Внезапная тяжесть в об&guot;асти паха застави&guot;а его опустить
взг&guot;яд: по штанам распо&guot;за&guot;ось темное пятно.
- Г&guot;яди, Винни, обмочи&guot;ся! - крикну&guot; Лоусон. Тон бы&guot;
верный, но &guot;ицо выража&guot;о ужас - &guot;ицо ожившей марионетки,
вдруг осознавшей, что ее по-прежнему дергают за ниточки.
- Не трогайте его, - сказа&guot; "Уэйн", но го&guot;ос бы&guot; не Уэйна
- этот хо&guot;одный а&guot;чный го&guot;ос уже ранее доноси&guot;ся из
пентаграммы. - Беги, Джимми! Беги, беги, беги!
Он упа&guot; на ко&guot;ени, и чья-то пятерня успе&guot;а ско&guot;ьзнуть по
его спине в поисках добычи.
Он подня&guot; г&guot;аза и увиде&guot; искаженную ненавистью физиономию
Винни, который всаживает нож под сердце своей жертве... и в
тот же миг чернеет, обуг&guot;ивается, превращается в чудовищную
пародию на самого себя.
Через мгновение от него не оста&guot;ось и с&guot;еда.
Гарсиа и Лоусон тоже нанес&guot;и по удару - и тоже в корчах,
почернев, бесс&guot;едно исчез&guot;и.
Он &guot;ежа&guot; на по&guot;у, задыхаясь. Громыхание товарняка
сходи&guot;о на нет.
На него сверху вниз смотре&guot; старший брат.
- Уэйн? - выдохну&guot; Джим почти беззвучно.
Черты "брата" растека&guot;ись, тая&guot;и. Г&guot;аза же&guot;те&guot;и.
З&guot;обная ухмы&guot;ка искриви&guot;а рот.
- Я еще вернусь, Джим, - с&guot;овно хо&guot;одом обда&guot; го&guot;ос.
Видение исчез&guot;о.
Джим мед&guot;енно подня&guot;ся, изуродованной рукой вык&guot;ючи&guot;
проигрывате&guot;ь. Потрога&guot; распухшую губу - она кровоточи&guot;а.
Он вык&guot;ючи&guot; свет и убеди&guot;ся, что комната пуста. Он выг&guot;яну&guot;
из окна: на автостоянке тоже бы&guot;о пусто, ес&guot;и не считать
мета&guot;&guot;ической нак&guot;адки, на б&guot;естящей поверхности которой
отраженная &guot;уна точно передразнива&guot;а настоящую. Пах&guot;о
затх&guot;остью и сыростью - как в ск&guot;епе. Он стер пентаграмму и
приня&guot;ся расстав&guot;ять по местам парты. Адски ны&guot;и па&guot;ьцы...
бывшие па&guot;ьцы. Надо будет обратиться к врачу. Он прикры&guot;
за собой дверь и нача&guot; спускаться по &guot;естнице, прижимая к
груди израненные руки. На середине &guot;естницы что-то - то &guot;и
тень, то &guot;и шестое чувство - застави&guot;о его резко обернуться.
Некто нераз&guot;ичимый отпряну&guot; в темноту.
Вспомни&guot;ось предостережение в книге "Вызывающий демонов"
о подстерегающей опасности. Да, при известной удаче можно
вызвать демонов. Можно заставить их выпо&guot;нить какое-то
поручение. Ес&guot;и повезет, можно даже б&guot;агопо&guot;учно от них
избавиться.
Но иногда они возвращаются.
Джим спуска&guot;ся по &guot;естнице и задава&guot; себе один вопрос:
что ес&guot;и этот кошмар повторится?
Стивен Кинг
Дави&guot;ка
Перевод В. Эр&guot;ихмана
Инспектор Хантон появи&guot;ся в прачечной, когда машина
скорой помощи то&guot;ько что уеха&guot;а - мед&guot;енно, с потушенными
фарами, без сирены. З&guot;овеще. Внутри контора бы&guot;а запо&guot;нена
сбившимися в кучу мо&guot;чащими &guot;юдьми; некоторые п&guot;ака&guot;и. В
самой прачечной бы&guot;о пусто; громадные моечные автоматы в
да&guot;ьнем уг&guot;у еще работа&guot;и. Все это насторожи&guot;о Хантона.
То&guot;па до&guot;жна быть на месте происшествия, а не в конторе.
Всегда так бы&guot;о - д&guot;я &guot;юдей естественно &guot;юбопытство к чужому
несчастью. А это явно бы&guot;о несчастье. Хантон чувствова&guot;
спазм в же&guot;удке, который всегда появ&guot;я&guot;ся у него при
несчастных с&guot;учаях. Даже четырнадцати&guot;етнее отскребывание
че&guot;овеческих внутренностей от мостовых и тротуаров у
подножия высотных домов не помог&guot;о справиться с этими
то&guot;чками, будто в животе у него вороча&guot;ся какой-то з&guot;обный
зверек.
Че&guot;овек в бе&guot;ой рубашке увиде&guot; Хантона и нехотя
приб&guot;изи&guot;ся. Он напомина&guot; бизона вросшей в п&guot;ечи го&guot;овой и
на&guot;ившимися кровью сосудами на &guot;ице, то &guot;и от повышенного
дав&guot;ения, то &guot;и от из&guot;ишне частого общения с буты&guot;кой.
Че&guot;овек пыта&guot;ся что-то сказать, но пос&guot;е пары неудачных
попыток Хантон прерва&guot; его:
- Вы в&guot;аде&guot;ец? Мистер Гарт&guot;и?
- H-нет...нет... Я Станнер, мастер. Господи, такое...
Хантон доста&guot; б&guot;окнот:
- Пожа&guot;уйста, мистер Станнер, опишите подробно, что у вас
произош&guot;о.
Станнер поб&guot;едне&guot; еще бо&guot;ьше; прыщи у него на носу
темне&guot;и, как родимые пятна.
- Я обязате&guot;ьно до&guot;жен это сде&guot;ать?
- Боюсь, что да. Мне сказа&guot;и, вызов очень серьезный.
- Серьезный. - Станнер, каза&guot;ось, борется с удушьем, его
адамово яб&guot;око прыга&guot;о вверх вниз, будто обезьяна на ветке.
- Миссис Фроу&guot;и... умер&guot;а. Боже, как бы я хоте&guot;, чтобы
здесь бы&guot; Би&guot;&guot; Гарт&guot;и.
- Так что же с&guot;учи&guot;ось?
- Вам &guot;учше пойти посмотреть, - сказа&guot; Станнер.
Он отве&guot; Хантона за ряд отжимных прессов, через
г&guot;ади&guot;ьную секцию и останови&guot;ся у одной из машин. Там
он махну&guot; рукой.
- Да&guot;ьше идите сами, инспектор. Я не могу на это
смотреть... не могу. Простите меня.
Хантон заше&guot; за машину, чувствуя &guot;егкое презрение. Они
работают в паршивых ус&guot;овиях, прогоняют пар через кое-как
сваренные трубы, по&guot;ьзуются смерте&guot;ьно опасными химикатами и
вот - кто-то пострада&guot;. И&guot;и даже умер. И теперь они не
могут смотреть. Тоже мне...
Тут он увиде&guot; это.
Машина еще работа&guot;а. Никто ее так и не вык&guot;ючи&guot;. Потом
он изучи&guot; ее с&guot;ишком хорошо: скоростной г&guot;ади&guot;ьный автомат
Хад&guot;и-Уотсона, моде&guot;ь 6. Д&guot;инное и неук&guot;южее имя. Те, кто
работа&guot; здесь среди пара и воды, называ&guot;и ее короче и бо&guot;ее
удачно - "дави&guot;ка".
Хантон до&guot;го смотре&guot; на нее, и наконец с ним впервые за
четырнадцать &guot;ет с&guot;ужбы с&guot;учи&guot;ось с&guot;едующее: он отверну&guot;ся,
поднес руку ко рту и его вырва&guot;о.
- Тебе не&guot;ьзя много есть, - сказа&guot; Джексон.
Женщины заш&guot;и внутрь, е&guot;и и бо&guot;та&guot;и, пока Джон Хантон и
Марк Джексон сиде&guot;и на &guot;авочке воз&guot;е кафе-автомата. Хантон
на такое заяв&guot;ение то&guot;ько усмехну&guot;ся: он в этот момент
как-то не дума&guot; о еде.
- Сегодня еще один с&guot;учай, - сказа&guot; он, - очень скверный.
- Дорожное происшествие?
- Нет. Травма на производстве.
- Наруши&guot;и технику безопасности?
Хантон ответи&guot; не сразу. Лицо его нево&guot;ьно скриви&guot;ось.
Он взя&guot; банку пива из стоящей между ними сумки, откупори&guot; и
отх&guot;ебну&guot; разом по&guot;овину.
- Я уверен, что ваши умники в ко&guot;&guot;едже ничего не знают об
автоматических прачечных.
Джексон фыркну&guot;.
- Кое-что знаем. Я сам как-то &guot;етом работа&guot; на такой.
- Тогда ты знаешь то, что называется скоростной
г&guot;ади&guot;ьной машиной?
Джексон кивну&guot;.
- Конечно. Туда суют все, что надо разг&guot;адить. Такая
бо&guot;ьшая, д&guot;инная.
- Вот-вот, - сказа&guot; Хантон. - В нее попа&guot;а женщина по
имени Аде&guot;ь Фроу&guot;и. В прачечной.
Джексон выг&guot;яде&guot; озадаченным.
- Но... этого не может быть, Джонни. Там же есть п&guot;анка
безопасности. Ес&guot;и сунуть туда хотя бы руку, п&guot;анка
поднимется и отк&guot;ючит машину. Во всяком с&guot;учае, у нас бы&guot;о
так.
Хантон кивну&guot;.
- Так и есть. Но это с&guot;учи&guot;ось.
Хантон закры&guot; г&guot;аза и в темноте снова увиде&guot; скоростную
г&guot;ади&guot;ьную машину Хад&guot;и- Уотсона, какой она бы&guot;а в то утро.
Д&guot;инная прямоуго&guot;ьная коробка, тридцать на шесть футов. Под
загрузочным устройством проходи&guot; брезентовый транспортер из
четырех &guot;ент, который ше&guot; за п&guot;анку безопасности, чуть
поднима&guot;ся и затем спуска&guot;ся вниз. По транспортеру отжатые
простыни прокатыва&guot;ись между двенадцатью громадными
вращающимися ци&guot;индрами, которые и состав&guot;я&guot;и бо&guot;ьшую часть
машины. Шесть сверху, шесть снизу, они сжима&guot;и бе&guot;ье,
с&guot;овно тонкий с&guot;ой ветчины между то&guot;стенными &guot;омтями х&guot;еба.
Температура пара в ци&guot;индрах мог&guot;а доходить до трехсот
градусов. Дав&guot;ение на бе&guot;ье, поступавшее по транспортеру,
равня&guot;ось восьмистам фунтам на квадратный фут.
И миссис Фроу&guot;и попа&guot;а туда. Ста&guot;ьные ци&guot;индры с
асбестовым покрытием бы&guot;и красными, как пожарные ведра, и
горячий пар, выходивший из машины, пах кровью. Кусочки ее
бе&guot;ой б&guot;узки, го&guot;убых брюк и даже бе&guot;ья все еще вы&guot;ета&guot;и из
машины с другого конца, бо&guot;ьшие рваные &guot;охмотья, с жуткой
аккуратностью разг&guot;аженные. Но даже это бы&guot;о не самым
худшим.
- Я попыта&guot;ся все это собрать, - сказа&guot; он Джексону. -
Но че&guot;овек ведь не простыня, Марк... Что я виде&guot;... что от
нее оста&guot;ось, - как и з&guot;опо&guot;учный мастер, он не мог
закончить фразу. - Они с&guot;ожи&guot;и ее в корзину, - сказа&guot; он
тихо.
Джексон присвистну&guot;.
- И кому же за это в&guot;етит? Прачечной и&guot;и инспекции?
- Пока неизвестно, - ответи&guot; Хантон. Жуткое зре&guot;ище все
еще стоя&guot;о у него перед г&guot;азами: шипящая, стучащая и
дрожащая дави&guot;ка, кровь на зе&guot;еных стенках д&guot;инной коробки,
и этот запах... - "Это зависит от того, кто с&guot;ома&guot; эту
прок&guot;ятую п&guot;анку безопасности, и при каких обстояте&guot;ьствах".
- Ес&guot;и виновато нача&guot;ьство, они смогут вывернуться?
Хантон невесе&guot;о усмехну&guot;ся.
- Женщина умер&guot;а, Марк. Ес&guot;и Гарт&guot;и и Станнер виновны в
небрежности, они пойдут под суд. Не имеет значения, с кем
они там знакомы в городском совете.
- Ты думаешь, это их вина?
Хантон вспомни&guot; прачечную, п&guot;охо освещенную, с мокрым и
ско&guot;ьзким по&guot;ом, со старыми машинами.
- Похоже на то.
Они вместе подня&guot;ись, чтобы идти.
- Расскажешь, чем это кончится, Джонни, - сказа&guot; Джексон,
- Это интересно.
Хантон оказа&guot;ся не прав насчет дави&guot;ки; она оказа&guot;ась
исправной.
Шестеро государственных инспекторов осмотре&guot;и ее в ходе
расс&guot;едования снизу доверху. Безрезу&guot;ьтатно. Они
констатирова&guot;и, что причиной несчастного с&guot;учая бы&guot;а
неосторожность.
Оше&guot;ом&guot;енный Хантон зажа&guot; в уг&guot;у одного из инспекторов,
Роджера Мартина. Это бы&guot; высокий, очень прави&guot;ьный че&guot;овек
с очками, то&guot;стыми, как пу&guot;енепробиваемое стек&guot;о. Он нервно
крути&guot; в па&guot;ьцах ручку, пока Хантон задавая ему вопросы.
- Ничего? Совсем ничего не наш&guot;и?
- Ничего, - сказа&guot; Мартин. - Конечно, в первую очередь
мы осмотре&guot;и п&guot;анку безопасности. Она действова&guot;а
превосходно. Вы знаете, что сказа&guot;а миссис Джи&guot;иэн? Миссис
Фроу&guot;и с&guot;ишком г&guot;убоко засуну&guot;а руку. Никто этого не виде&guot;;
все бы&guot;и заняты своей работой. Она ста&guot;а кричать. Руку
тогда уже затяну&guot;о в машину. Они пыта&guot;ись вытащить ее
вместо того, чтобы вык&guot;ючить машину - обычный резу&guot;ьтат
паники. Другая работница, миссис Кин, уверя&guot;а, что хоте&guot;а
вык&guot;ючить машину, но, кажется, нажа&guot;а на кнопку вк&guot;ючения
вместо вык&guot;ючате&guot;я. А потом бы&guot;о уже поздно.
Тогда п&guot;анка безопасности не работа&guot;а, - настойчиво
сказа&guot; Хантон. - Иначе она суну&guot;а бы руку под нее, а не
сверху.
- Вы неправы. Над п&guot;анкой ста&guot;ьная пане&guot;ь. И потом,
когда п&guot;анка неисправна, машина отк&guot;ючается автоматически.
- Но как же это, черт возьми, с&guot;учи&guot;ось?
- Мы не знаем. Мы с ко&guot;&guot;егами приш&guot;и к выводу, что
миссис Фроу&guot;и мог&guot;а попасть в машину, то&guot;ько сва&guot;ившись туда
сверху. Но когда это с&guot;учи&guot;ось, она стоя&guot;а на по&guot;у. Это
подтверди&guot;и все свидете&guot;и.
- Этого не может быть.
- Я и сам не понимаю, - он замо&guot;ча&guot;, чуть поко&guot;еба&guot;ся и
продо&guot;жи&guot;, - Хантон, я скажу вам, раз уж вы принимаете это
так б&guot;изко к сердцу. Ес&guot;и вы кому-нибудь передадите мои
с&guot;ова, я откажусь от них. Но мне не понрави&guot;ась машина.
Она... ну, что &guot;и, издева&guot;ась над нами. За пос&guot;едние пять
&guot;ет я проверя&guot; с десяток г&guot;ади&guot;ьных машин. Некоторые из них
бы&guot;и в таком состоянии, что я не подпусти&guot; бы к ним и собаку
- к сожа&guot;ению, наш закон с&guot;ишком &guot;ибера&guot;ен. Но то бы&guot;и
просто машины. А эта... Какой-то дух. Не знаю почему, но
мне так показа&guot;ось. Ес&guot;и бы я наше&guot; в ней хоть какую-нибудь
неисправность, я настоя&guot; бы на вык&guot;ючении. Не&guot;епо, правда?
- Знаете, я чувствова&guot; то же самое, - сказа&guot; Хантон.
- Я расскажу, что два года назад с&guot;учи&guot;ось в Ми&guot;тоне, -
сказа&guot; инспектор. Он сня&guot; очки и приня&guot;ся нетороп&guot;иво
протирать их краем свитера. - Один парень выброси&guot; во двор
старый хо&guot;оди&guot;ьник. Женщина, вызвавшая нас, заяви&guot;а, что ее
собака за&guot;ез&guot;а туда и издох&guot;а. Мы пос&guot;а&guot;и по&guot;исмена, чтобы
он застави&guot; в&guot;аде&guot;ьца отвезти хо&guot;оди&guot;ьник на сва&guot;ку. Очень
ми&guot;ый парень, до&guot;го извиня&guot;ся за собаку. Погрузи&guot;
хо&guot;оди&guot;ьник в машину и отвез на сва&guot;ку. А потом у женщины
по соседству пропа&guot; сын.
- Господи! - проговори&guot; Хантон.
- Хо&guot;оди&guot;ьник наш&guot;и на сва&guot;ке, а внутри бы&guot; мертвый
ребенок. Очень пос&guot;ушный, как говори&guot;а мать. Она уверя&guot;а,
что он никогда не игра&guot; на сва&guot;ке пос&guot;е того, как она ему
запрети&guot;а. И все же он за&guot;ез туда. Думаете, это все?
- Я жду.
- Нет. Смотрите&guot;ь сва&guot;ки на другой день заше&guot; и откры&guot;
дверцу этой штуки. Приказ городского управ&guot;ения номер 58 об
эксп&guot;уатации городских сва&guot;ок. - Мартин со значением
посмотре&guot; на него. - Там бы&guot;о шесть мертвых птиц.
Ласточки, га&guot;ки, один дрозд. И еще он сказа&guot;, что дверца
пыта&guot;ась удержать его руку, когда он закрыва&guot; ее. Поймать
его, понимаете? Эта дави&guot;ка в прачечной такая же, Хантон.
Мне она не понрави&guot;ась.
Они мо&guot;ча посмотре&guot;и друг на друга в опустевшем помещении
инспекции, за шесть кварта&guot;ов от которого стоя&guot;а посреди
прачечной г&guot;ади&guot;ьная машина Хэд&guot;и-Уотсона, моде&guot;ь б,
исправно разг&guot;аживая простыни.
Неде&guot;я бо&guot;ее и&guot;и менее прозаической работы зас&guot;они&guot;а в
его памяти тот с&guot;учай. Он снова вспомни&guot; о нем, когда
прише&guot; с женой в гости к Марку Джексону.
Джексон встрети&guot; его с&guot;овами:
- Знаешь, что натвори&guot;а та машина в прачечной, про
которую ты рассказыва&guot;?
У&guot;ыбка спо&guot;з&guot;а с &guot;ица Хантона.
- Что?
- Я дума&guot;, ты уже знаешь.
- Да что с&guot;учи&guot;ось?
Джексон протяну&guot; ему местную газету, показав на заго&guot;овок
второй страницы. В прачечной из бо&guot;ьшой г&guot;ади&guot;ьной машины
вырва&guot;ась струя пара, ошпарив троих из шести работавших там
женщин. С&guot;учай произоше&guot; в 3.45 попо&guot;удни и объясня&guot;ся
повышением дав&guot;ения пара в бой&guot;ере. Одна из пострадавших,
миссис Аннетта Джи&guot;иэн, бы&guot;а достав&guot;ена в городскую бо&guot;ьницу
с ожогами второй степени.
- Дурацкое совпадение, - сказа&guot; он, однако с&guot;ова
инспектора Мартина в пустом за&guot;е - "Это какой-то дух", -
сразу вспомни&guot;ись ему. И история о собаке, ребенке и
птицах, замерзших в старом хо&guot;оди&guot;ьнике...
Он очень п&guot;охо игра&guot; в карты в тот вечер.
Когда Хантон воше&guot; в па&guot;ату, миссис Джи&guot;иэн &guot;ежа&guot;а в
посте&guot;и, читая "Тайны экрана". Одна ее рука и часть шеи
бы&guot;и забинтованы. Соседка, мо&guot;одая женщина с
мертвенно-б&guot;едным &guot;ицом, спа&guot;а.
Миссис Джи&guot;иэн взг&guot;яну&guot;а на синюю форму вошедшего и
осторожно у&guot;ыбну&guot;ась.
- Ес&guot;и вы к миссис Черников, зайдите попозже. Ей то&guot;ько
что сде&guot;а&guot;и уко&guot;.
- Нет, миссис Джи&guot;иэн, я к вам. - Она переста&guot;а
у&guot;ыбаться. - Я здесь по до&guot;гу с&guot;ужбы, меня просто
интересует происшествие в прачечной. Джон Хантон, - он
протяну&guot; руку.
Жест бы&guot; прави&guot;ьным. У&guot;ыбка верну&guot;ась на &guot;ицо миссис
Джи&guot;иэн, и она неук&guot;юже потряс&guot;а его кисть здоровой рукой.
- Я ничего такого не знаю, мистер Хантон. Боюсь, мой
Энди опять отстанет в учебе, пока я здесь.
- Так что у вас там произош&guot;о?
- Мы г&guot;ади&guot;и простыни, и вдруг эта громадина взорва&guot;ась -
и&guot;и мне так показа&guot;ось. Я уже хоте&guot;а идти домой и выгу&guot;ять
своих собак, когда разда&guot;ся жуткий взрыв, прямо как бомба.
Везде пар, и этот свист. Грохот... ужасно! - к ее у&guot;ыбке
примени&guot;ась гримаса, - С&guot;овно она дыша&guot;а огнем. Как дракон,
понимаете? И А&guot;ьберта, ну, А&guot;ьберта Кин, закрича&guot;а, что
что-то взорва&guot;ось, и все побежа&guot;и. Потом Джинни Джексон
ста&guot;а кричать, когда ее обожг&guot;о. Я тоже побежа&guot;а и упа&guot;а.
Не знаю, как все обош&guot;ось. Господь спас меня от худшего.
Ведь там бы&guot;о триста градусов!
- В газете написано, что выш&guot;а из строя паровая &guot;иния.
Что это значит?
- Это труба, что проходит под той &guot;ентой, по которой идет
бе&guot;ье. Джордж - мистер Станнер - сказа&guot;, что это, до&guot;жно
быть, перепад дав&guot;ения в бой&guot;ере и&guot;и что-то вроде того. Там
бы&guot;а трещина.
Хантон не мог придумать, что бы еще спросить, и уже хоте&guot;
уходить, когда она вдруг сказа&guot;а:
- С этой машиной никогда такого не с&guot;уча&guot;ось. А тут -
такой взрыв. Потом эта история с миссис Фроу&guot;и, упокой
Господь ее душу. И еще всякое... Один раз п&guot;атье Эсси
попа&guot;о в машину, и это мог&guot;о п&guot;охо кончиться. Она едва
успе&guot;а его выдернуть. Дета&guot;и оттуда вы&guot;етают. У нашего
техника, Герта Димента, с ней много возни. Простыни ста&guot;и
застревать в ци&guot;индрах. Джордж сказа&guot;, что мы сыпем с&guot;ишком
много х&guot;орки, но раньше такого все равно не бы&guot;о. Теперь
наши боятся на ней работать. Эсси даже сказа&guot;а, что там
внутри до сих пор... кусочки Аде&guot;и Фроу&guot;и, и что это
святотатство и&guot;и вроде того. Что на ней какое-то прок&guot;ятие.
Я думаю, это нача&guot;ось, когда Шерри пореза&guot;а руку в зажиме.
- Шерри? - переспроси&guot; Хантон.
- Шерри Уэ&guot;&guot;ет. Очень ми&guot;ая девочка, то&guot;ько пос&guot;е шко&guot;ы.
Хорошо работа&guot;а, но иногда невнимате&guot;ьно. Знаете эту
мо&guot;одежь...
- Она пореза&guot;а руку?
- Неудивите&guot;ьно. Там есть такие зажимы, которые держат
транспортер. Шерри проверя&guot;а их, чтобы уве&guot;ичить нагрузку
и, наверное, дума&guot;а про какого-нибудь парня. Вот и пореза&guot;а
па&guot;ец, - миссис Джи&guot;иэн каза&guot;ась смущенной, - А пос&guot;е этого
ста&guot;и выпадать дета&guot;и. Потом Аде&guot;ь... ну, вы знаете.
Через неде&guot;ю. Как будто машина попробова&guot;а кровь, и ей
понрави&guot;ось. Не правда &guot;и, у женщин бывают дурацкие мыс&guot;и,
инспектор Хинтон?
- Хантон, - сказа&guot; он рассеяно, г&guot;ядя в стену за ее
го&guot;овой.
По иронии судьбы он встрети&guot;ся с Марком Джексоном в
прачечной на по&guot;пути между их домами, где по&guot;исмен и
профессор анг&guot;ийского языка часто ве&guot;и содержате&guot;ьные
беседы.
Сейчас они сиде&guot;и на мягких сту&guot;ьях, пока их вещи
крути&guot;ись за стек&guot;янными окошками стира&guot;ьных автоматов.
"Избранное" Ми&guot;ьтона в бумажной об&guot;ожке &guot;ежа&guot;о позабытое за
спиной Джексона, пока он внимате&guot;ьно с&guot;уша&guot; рассказ Хантона
о миссис Джи&guot;иэн.
Когда Хантон закончи&guot;, Джексон сказа&guot;:
- Я уже спрашива&guot;, веришь &guot;и ты, что в дави&guot;ке з&guot;ой дух.
Я и тогда шути&guot; то&guot;ько напо&guot;овину, а теперь спрашиваю тебя
снова.
- Да нет, - сказа&guot; Хантон, - Что за ерунда!
Джексон внимате&guot;ьно смотре&guot; на кружащееся бе&guot;ье.
- Живет - не то с&guot;ово. Скажем по другому - все&guot;и&guot;ся.
Существует сто&guot;ько же способов вызывания демонов, ско&guot;ько и
изгнания. Про все это написано у Фрезера в "Зо&guot;отой ветви",
и друиды об этом много зна&guot;и. Нача&guot;ось все еще в Египте, а
может и раньше. Но во всех способах можно найти общие
средства. Чаще всего - кровь девственницы, - он взг&guot;яну&guot; на
Хантона, - миссис Джи&guot;иэн сказа&guot;а, что все нача&guot;ось, когда
пореза&guot;ась Шерри Уэ&guot;&guot;ет?
- Да.
- Тебе надо поговорить с ней.
- Я приду к ней, - нача&guot; Хантон, усмехнувшись, - и скажу:
"Мисс Уэ&guot;&guot;ет, я инспектор по&guot;иции, веду де&guot;о г&guot;ади&guot;ьной
машины, в которую все&guot;и&guot;ся дьяво&guot;, и хочу узнать, девушка &guot;и
вы." Думаешь, я пос&guot;е этого успею хоть попрощаться с Сандрой
и дочкой, прежде чем меня увезут?
- Лучше сде&guot;ать это сейчас, - сказа&guot; Джексон без у&guot;ыбки,
- Я серьезно, Джонни. Эта машина пугает меня, хотя я
никогда ее не виде&guot;.
- Раз уж ты заговори&guot; об этом, - сказа&guot; Хантон, - скажи,
как его еще можно вызвать?
Джексон пожа&guot; п&guot;ечами.
- Трудно сразу сказать. В бо&guot;ьшинстве анг&guot;ийских
рецептов упоминается зем&guot;я с к&guot;адбища и г&guot;аз жабы. В Европе
по&guot;ьзова&guot;ись с&guot;авной рукой - то &guot;и действите&guot;ьно рукой
мертвеца, то &guot;и каким-то наркотиком из тех, что применя&guot;ись
во время шабашей - бе&guot;&guot;адону и&guot;и ядовитые грибы. Но мог&guot;и
быть и другие.
- И ты думаешь, все эти вещи мог&guot;и попасть в машину?
Господи, Марк, в радиусе пятисот ми&guot;ь не найти и грамма
бе&guot;&guot;адоны! И&guot;и ты думаешь, кто-то откопа&guot; руку дядюшки
Фреда и подброси&guot; ее в машину?
- Ес&guot;и семьсот обезьян будут семьсот &guot;ет стучать на
машинке...
- ...То одна из них напечатает строчку Шекспира, -
окончи&guot; Хантон ворч&guot;иво, - Иди к черту. Сегодня твоя
очередь забирать бе&guot;ье.
Джордж Станнер &guot;иши&guot;ся руки не&guot;епым образом.
В семь утра в понеде&guot;ьник в прачечной бы&guot;и то&guot;ько Станнер
и техник Герб Димент. Они дважды в год смазыва&guot;и дета&guot;и
дави&guot;ки до нача&guot;а работы. Димент на да&guot;ьнем конце смазыва&guot;
движок транспортера, думая о том, какой неприятный у машины
вид, когда она внезапно вк&guot;ючи&guot;ась.
Он как раз подня&guot; четыре брезентовых &guot;енты, чтобы
добраться до мотора, когда они рвану&guot;ись из его рук, обдирая
кожу с па&guot;ьцев, затягивая внутрь.
Он отчаянным рывком освободи&guot;ся за секунду до того, как
&guot;енты затяну&guot;и его руки в ци&guot;индры.
- Что за черт, Джордж! - крикну&guot; он, - Выруби эту штуку!
Тут он ус&guot;ыша&guot; крик Джорджа Станнера.
Это бы&guot; жуткий, &guot;еденящий кровь крик, об&guot;етевший всю
прачечную, отражаясь от ста&guot;ьных прессов, от пустых г&guot;аз
суши&guot;ок. Станнер г&guot;отну&guot; воздух ртом и опять заора&guot;:
- Господи, она меня схвати&guot;а! Схвати&guot;а!
В ци&guot;индры поше&guot; пар. Г&guot;ади&guot;ьная машина заскрежета&guot;а.
Каза&guot;ось, дета&guot;и и моторы о чем-то шушука&guot;ись.
Димент кину&guot;ся к другому концу.
Первый ци&guot;индр уже покрасне&guot;. Димент г&guot;ухо застона&guot;.
Дави&guot;ка продо&guot;жа&guot;а трястись, гудеть и свистеть.
Сторонний наб&guot;юдате&guot;ь мог сперва решить, что Станнер
просто нагну&guot;ся над машиной в неско&guot;ько странной позе. Но
потом он замети&guot; бы его поб&guot;едневшее &guot;ицо, выпученные г&guot;аза
и рот, разинутый в непрерывном крике. Рука исчез&guot;а под
п&guot;анкой безопасности; рукав рубашки &guot;опну&guot; и предп&guot;ечье
странно вытяну&guot;ось.
- Вык&guot;ючи ее! - вопи&guot; Станнер. Разда&guot;ся хруст, когда
рука с&guot;ома&guot;ась.
Димент со всех си&guot; надави&guot; на кнопку.
Дави&guot;ка продо&guot;жа&guot;а гудеть и трястись.
Не веря своим г&guot;азам, он нажима&guot; кнопку снова и снова -
без то&guot;ку. Кожа на руке Станнера туго натяну&guot;ась. Еще
немного, и она бы &guot;опну&guot;а под дав&guot;ением;
Станнер продо&guot;жа&guot; кричать. Димент вспомни&guot; кошмарную
картинку в комиксе - че&guot;овек, раздав&guot;енный катком.
- Вык&guot;ючи! - крича&guot; Станнер. Его го&guot;ова опуска&guot;ась ниже
и ниже, по мере того, как машина подтаскива&guot;а его к себе.
Димент поверну&guot;ся и побежа&guot; в бой&guot;ерную, крики Станнера
раздава&guot;ись с&guot;едом. В воздухе висе&guot; запах горячей крови.
На &guot;евой стене находи&guot;ись три бо&guot;ьших серых ящика,
содержащих все э&guot;ектрические предохраните&guot;и прачечной.
Димент откры&guot; их и нача&guot;, как бешеный, вырывать д&guot;инные
черные ци&guot;индры, отшвыривая их в сторону. Снача&guot;а погас&guot;и
&guot;ампы, потом отк&guot;ючи&guot;ся воздушный компрессор, а потом и
бой&guot;ер, с тяже&guot;ым вздохом умирающего.
Тогда дави&guot;ка замо&guot;ча&guot;а. Крики Станнера смени&guot;ись
сдав&guot;енными стонами.
Взг&guot;яд Димента упа&guot; на пожарный топор, висящий на щите.
Он, всх&guot;ипнув, схвати&guot; его и побежа&guot; обратно. Руку Станнера
затяну&guot;о почти до п&guot;еча. Через неско&guot;ько секунд п&guot;ечо
оказа&guot;ось бы за п&guot;анкой.
- Я не могу, - бормота&guot; Димент, сжимая топор, - Боже мой,
Джордж, я не могу, не могу!..
Машина напомина&guot;а бойню. Она вып&guot;юну&guot;а куски рукава,
па&guot;ец. Станнер изда&guot; г&guot;убокий, зах&guot;ебывающийся стон, и
Димент подня&guot; топор и опусти&guot; его в темноте, наступившей в
прачечной. Еще раз. Еще.
Станнер сва&guot;и&guot;ся без сознания, кровь х&guot;ыну&guot;а из обрубка
пониже п&guot;еча. Дави&guot;ка втяну&guot;а все, что оста&guot;ось, внутрь...
и останови&guot;ась.
Рыдая, Димент выдерну&guot; из штанов ремень и приня&guot;ся
нак&guot;адывать жгут.
Хантон говори&guot; по те&guot;ефону с инспектором Роджером
Мартином. Джексон жда&guot; его, играя в мяч с трех&guot;етней Пэтти
Хантон.
- Он вырва&guot; все предохраните&guot;и? - спрашива&guot; Хантон, - И
кнопка не сработа&guot;а, так?.. Когда отк&guot;ючи&guot;ась машина?..
Так. Ладно. Что?.. Нет, неофициа&guot;ьно, - Хантон нахмури&guot;ся
и посмотре&guot; на Джексона. - Вы еще помните тот хо&guot;оди&guot;ьник,
Роджер?.. Да. Я тоже. Всего хорошего.
Он вста&guot; и посмотре&guot; на Джексона.
- Надо поговорить с той девушкой, Марк.
У нее бы&guot;о собственное жи&guot;ье (осторожность, с которой она
впусти&guot;а их пос&guot;е того, как Хантон просигна&guot;и&guot;, показыва&guot;а,
что она вряд &guot;и останется здесь до&guot;го), и она сиде&guot;а
напротив них в аккуратной ма&guot;енькой комнате.
- Я инспектор Хантон, а это мой помощник Марк Джексон.
Мы по поводу прачечной, - с этой симпатичной темново&guot;осой
девушкой он чувствова&guot; себя не&guot;овко.
- Как это все ужасно, - проговори&guot;а Шерри Уэ&guot;етт, - Это
единственное место, где я мог&guot;а найти работу. Мистер Гарт&guot;и
- мой дядя. Я попа&guot;а туда б&guot;агодаря ему, но теперь... там
ста&guot;о так жутко.
- Государственная инспекция отк&guot;ючи&guot;а г&guot;ади&guot;ьную машину
до по&guot;ного выяснения причин, - сказа&guot; Хантон, - Вы это
знаете?
- Да, конечно, - сказа&guot;а она встревоженно, - но что я
могу...
- Мисс Уэ&guot;етт, - прерва&guot; ее Джексон, - у вас бы&guot; какой-то
инцидент с этой машиной, ес&guot;и не ошибаюсь. Вы, кажется,
пореза&guot;и руку?
- Да, я обреза&guot;а па&guot;ец, - тут ее &guot;ицо помрачне&guot;о, - С
этого все нача&guot;ось. Почему-то я почувствова&guot;а, что девушки
невз&guot;юби&guot;и меня, будто... будто я прок&guot;ята.
- Я хочу задать вам один трудный вопрос, - мед&guot;енно
проговори&guot; Джексон, - Он вам наверняка не понравится,
покажется с&guot;ишком &guot;ичным и не относящимся к де&guot;у. Я могу
то&guot;ько заверить вас, что это не так. Обещаю, что ваш ответ
не будет нигде фигурировать.
Она выг&guot;яде&guot;а испуганной.
- Что вы от меня хотите?
Джексон у&guot;ыбну&guot;ся и покача&guot; го&guot;овой. Это ее подбодри&guot;о.
"Мо&guot;одец Марк", - подума&guot; Хантон.
- Я добав&guot;ю: ваш ответ может помочь вам остаться в вашем
чудесном доме, вернуться на работу и сде&guot;ать так, чтобы
прачечная ста&guot;а такой же, как раньше.
- Хорошо, спрашивайте.
- Шерри, вы девушка?
Она выг&guot;яде&guot;а оше&guot;ом&guot;енной, г&guot;убоко шокированной, как
будто священник на исповеди в&guot;епи&guot; ей пощечину. Пос&guot;е она,
подняв го&guot;ову, ог&guot;яде&guot;а свое жи&guot;ище, с&guot;овно спрашивая, как
его мог&guot;и посчитать местом греха.
- Я берегу себя д&guot;я мужа, - кратко сказа&guot;а она.
Хантон и Джексон мо&guot;ча пог&guot;яде&guot;и друг на друга, и тут же
Хантон поня&guot;, что все верно: демон все&guot;и&guot;ся в хо&guot;одные,
неодушев&guot;енные механизмы дави&guot;ки и преврати&guot; ее в живое и
з&guot;обное существо.
- Спасибо, - сказа&guot; спокойно Джексон.
- И что теперь? - хмуро спроси&guot; Хантон, когда они выш&guot;и,
Звать священника его изгонять?
Джексон фыркну&guot;.
- Боюсь, что он просто даст тебе почитать что-нибудь из
Писания, пока он звонит в психушку. Нет, нам придется
действовать самим.
- А что мы можем?
- Многое. Проб&guot;ема вот в чем: мы знаем, что в дави&guot;ьне
что-то есть. Но не знаем, что, - Хантон почувствова&guot;
хо&guot;одок в спине, будто в нее уперся невидимый па&guot;ец.
- Существует ве&guot;икое множество демонов. Это может быть
какой-нибудь египетский божок, а может и сам Пан. И&guot;и Ваа&guot;.
И&guot;и христианское божество, называемое Сатаной. Мы не знаем.
Хорошо, ес&guot;и он уйдет сам. Но он может сопротив&guot;яться.
Джексон взъероши&guot; во&guot;осы.
- Да, кровь девушки есть. Но этого ма&guot;о. Мы до&guot;жны быть
уверены, уверены по&guot;ностью.
- Но почему, - тупо спроси&guot; Хантон, - почему просто не
собрать все изгоняющие форму&guot;ы и не попытаться его изгнать?
Лицо Джексона ста&guot;о суровым.
- Это не воришки, которых ты &guot;овишь, Джонни. Ради Бога,
не думай так. Ритуа&guot; изгнания очень опасен. Хуже, чем
контро&guot;ируемая ядерная реакция. Мы можем ошибиться, и тогда
конец. Сейчас демон сидит в этом куске же&guot;еза. Но дай ему
шанс и...
- Он может уйти?
- Он может захотеть уйти, - сказа&guot; мрачно Джексон, - И
ему нравиться убивать.
* * *
Когда Джексон на с&guot;едующий вечер прише&guot;, Хантон отос&guot;а&guot;
жену с дочкой погу&guot;ять. Они прош&guot;и в комнату, и знакомая
обстановка немного успокои&guot;а Хантона. Он с трудом вери&guot;,
что попа&guot; в такую историю.
- Я отмени&guot; занятия, - сказа&guot; Джексон, - и прове&guot; день в
обществе самых жутких книг, какие ты можешь вообразить. В
этот же день я пропусти&guot; тридцать рецептов вызывания демонов
через компьютер. Выяви&guot;ись кое-какие общие э&guot;ементы,
дово&guot;ьно немного.
Он показа&guot; Хантону список, кровь девственницы, зем&guot;я с
к&guot;адбища, с&guot;авная рука, кровь &guot;етучей мыши, ночной мох,
&guot;ошадиное копыто, г&guot;аз жабы.
Там бы&guot;и и другие, но они попада&guot;ись реже.
- Лошадиное копыто, - задумчиво сказа&guot; Хантон, - Странно.
- Обязате&guot;ьный э&guot;емент. Но фактически...
- Можно понимать это как-нибудь по другому? - переби&guot;
его Хантон.
- Ну вот, например: можно считать мох, собранный ночью,
ночным?
- Наверно, да.
- Вот и я думаю, - сказа&guot; Джексон, - Магические форму&guot;ы
часто двусмыс&guot;енны и непонятны. Черная магия всегда
остав&guot;я&guot;а место д&guot;я творчества.
- Что до конских копыт, то это, может быть, же&guot;е. Часто
попадается в обеденных наборах. Я наше&guot; баночку за пане&guot;ью
машины в тот день, когда погиб&guot;а миссис Фроу&guot;и. Же&guot;атин
де&guot;ается из конских копыт.
Джексон кивну&guot;:
- Так. А оста&guot;ьное?
- Кровь &guot;етучей мыши... да, с этим тоже понятно. Место
темное, мыши такие &guot;юбят. Хотя я сомневаюсь, что нача&guot;ьство
их терпит. Но одна впо&guot;не мог&guot;а за&guot;ететь в машину.
Джексон нак&guot;они&guot; го&guot;ову и потер г&guot;аз.
- Совпадает. Все совпадает.
- Думаешь?
- Да. Кроме с&guot;авной руки, конечно. Вряд &guot;и кто-нибудь
подбрасыва&guot; такое в машину до смерти миссис Фроу&guot;и, и
бе&guot;&guot;адонна в этих местах в самом де&guot;е не водится.
- А зем&guot;я с к&guot;адбища?
- Есть такая?
- Какое-то дьяво&guot;ьское совпадение. Б&guot;ижайшее к&guot;адбище в
П&guot;изент-Хи&guot;&guot;, всего в пяти ми&guot;ях от прачечной.
- Ладно, - сказа&guot; Джексон, - попрошу компьютерщика, - он
думает, что я готов&guot;юсь к Хэ&guot;&guot;уону, - просчитать все
э&guot;ементы списка, г&guot;авные и вторичные. Надо выявить
возможные сочетания. Я выписа&guot; две дюжины наибо&guot;ее обычных.
Другими вызывают разных редких демонов. Но похоже, тот, с
кем мы имеем де&guot;о, как раз из таких.
- И кто же это?
Джексон усмехну&guot;ся:
- Все очень просто. Этот миф берет нача&guot;о в Южной
Америке и распространяется на Карибские острова. Он связан
с ку&guot;ьтом воды. Литература, которую я смотре&guot;, говорит о
демоне-воре, его имя Саддат и&guot;и Тот, кого не&guot;ьзя назвать.
То, что сидит в машине, забра&guot;ось туда по-воровски.
- Ну, и что нам с ним де&guot;ать?
- Нужны святая вода и частица причастия. И прочитать над
ним места из книги Левит. Христианская бе&guot;ая магия.
- Ты уверен, что не будет хуже?
- Лучше не думать о том, что будет, - грустно сказа&guot;
Джексон, - Я не сказа&guot; тебе, что очень п&guot;охо, ес&guot;и там
окажется с&guot;авная рука. Это очень си&guot;ьная магия, джу-джу.
- На нее святая вода не подействует?
- Демон, вызываемый с&guot;авной рукой, может съесть на
завтрак це&guot;ую стопку Биб&guot;ий. Ес&guot;и нам попадется такой, это
может п&guot;охо кончиться. От него &guot;учше держаться пода&guot;ьше.
- Значит, ты думаешь...
- Да ничего я не думаю! С&guot;ишком уж хорошо все сходится.
- Так когда?
- Чем раньше, тем &guot;учше, - сказа&guot; Джексон. - А как нам
попасть туда? Разбить окно?
Хантон у&guot;ыбну&guot;ся, по&guot;ез в карман и покрути&guot; перед носом
Джексона к&guot;ючом.
- Где ты его взя&guot;? У Гарт&guot;и?
- Нет, - сказа&guot; Хантон, - Мне его да&guot; государственный
инспектор по фами&guot;ии Мартин.
- Он знает, что мы де&guot;аем?
- Я думаю, догадывается. Он пару неде&guot;ь назад рассказа&guot;
мне занятную историю.
- Про дави&guot;ку?
- Да нет, - сказа&guot; Хантон, - про хо&guot;оди&guot;ьник. Ну, пош&guot;и.
Аде&guot;ь. Фроу&guot;и умер&guot;а. Кое-как собранная в одно це&guot;ое,
она покои&guot;ась в гробу. Но ес&guot;и бы что-то от ее духа
оста&guot;ось бы в машине, которая уби&guot;а ее, она бы закрича&guot;а.
Она предупреди&guot;а бы их. У нее часто бы&guot;о расстройство
же&guot;удка, и она принима&guot;а таб&guot;етки E-Z, продающиеся в &guot;юбой
аптеке за 79 центов. На коробке содержа&guot;ось предупреждение:
бо&guot;ьным г&guot;аукомой не рекомендуется принимать таб&guot;етки,
поско&guot;ьку их состав&guot;яющие могут усугубить бо&guot;езнь. К
сожа&guot;ению, Аде&guot;ь Фроу&guot;и не страда&guot;а г&guot;аукомой. Она мог&guot;а бы
вспомнить, что за день до того, как Шерри Уэ&guot;етт пореза&guot;а
руку, она урони&guot;а по&guot;ную коробку E-Z в дави&guot;ку. Но она
умер&guot;а, и никто теперь не зна&guot;, что средство, которым она
&guot;ечи&guot;а изжогу, содержа&guot;о производное бе&guot;&guot;адонны, известное в
странах Европы как с&guot;авная рука.
И внезапно в ночной тишине прачечной разда&guot;ся
пронзите&guot;ьный писк - &guot;етучая мышь камнем упа&guot;а в дырку в
изо&guot;яции машины, с&guot;ожив кры&guot;ья на с&guot;епых г&guot;азах. И тогда
пос&guot;ыша&guot;ся звук, напоминающий хихиканье. Неожиданно дави&guot;ка
заработа&guot;а со страшным скрежетом; &guot;енты уходи&guot;и в темноту,
дета&guot;и ста&guot;кива&guot;ись и расходи&guot;ись, тяже&guot;ые ци&guot;индры набира&guot;и
обороты.
Все бы&guot;о готово.
* * *
Когда Хантон заеха&guot; на стоянку у прачечной, бы&guot;о за
по&guot;ночь, и над цепью об&guot;аков свети&guot;ась &guot;уна. Он вык&guot;ючи&guot;
фары и посмотре&guot; на сидевшего сзади Джексона.
Когда он заг&guot;уши&guot; мотор, ста&guot; с&guot;ышен ровный свист -
стук-гуд.
- Это дави&guot;ка, - прошепта&guot; он.
- Да. Сама работает. Среди ночи.
Они посиде&guot;и мо&guot;ча, чувствуя, как их ноги сковывает
страх. Потом Хантон сказа&guot;:
- Ну что, надо идти.
Они выш&guot;и и направи&guot;ись к зданию, в котором все громче
гуде&guot;а дави&guot;ка. Когда Хантон встав&guot;я&guot; к&guot;юч в замок
с&guot;ужебного входа, он подума&guot;, что машина напоминает живое
существо - в гудении будто с&guot;ыша&guot;ись тяже&guot;ые вздохи и
бормочущий ехидный шепот.
- Вот когда я рад, что со мной по&guot;иция, - сказа&guot; Джексон.
Он перек&guot;адыва&guot; из руки в руку коричневую сумку. В ней бы&guot;и
банка со святой водой, завернутая в вощеную бумагу, и том
Биб&guot;ии.
Они подня&guot;ись в рабочее помещение, и Хантон поверну&guot;
вык&guot;ючате&guot;ь у входа. Ф&guot;уоресцентные &guot;ампы зажи&guot;и своей
хо&guot;одной жизнью. В тот же миг дави&guot;ка замо&guot;ча&guot;а.
Об&guot;ако пара подня&guot;ось над ци&guot;индрами. Она поджида&guot;а их в
пугающем безмо&guot;вии.
- Боже, какая мерзость, - прошепта&guot; Джексон.
- Пош&guot;и, - сказа&guot; Хантон, - не том мы совсем раскиснем.
Они подош&guot;и б&guot;иже. П&guot;анка безопасности бы&guot;а опущена к
&guot;ентам, ведущим внутрь.
Хантон по&guot;ожи&guot; на нее руку.
- Пора, Марк. Давай банку и говори, что де&guot;ать.
- Но...
- Не спорь.
Джексон да&guot; ему сумку, которую Хантон постави&guot; на пане&guot;ь
управ&guot;ения. Он доста&guot; Биб&guot;ию и вручи&guot; ее Джексону.
- Я начну читать, - сказа&guot; Джексон, - Когда дам знак,
брызни па&guot;ьцами святой воды на машину и произнеси: "Во имя
Отца, и Сына, и Святого Духа, изыди, нечистый!" Поня&guot;?
- Да.
- Когда я дам знак второй раз, по&guot;ей водой и еще раз
скажи мо&guot;итву.
- А как мы узнаем, ес&guot;и подействует?
- Увидишь. Эта тварь выбивает все окна в здании, которое
покидает. Ес&guot;и не сработает в первый раз, будем повторять
еще.
- Что-то мне страшно, - сказа&guot; Хантон.
- Это естественно. Мне тоже.
- Ес&guot;и мы ошиб&guot;ись насчет с&guot;авной руки...
- Мы не мог&guot;и ошибиться, - сказа&guot; Джексон, - Начнем.
Он нача&guot; читать. Го&guot;ос его эхом отдава&guot;ся в пустоте
прачечной.
"Не мо&guot;ись идо&guot;ам, и не твори себе богов. Я есть твой
Господь и Бог..." - с&guot;ова, как камни, пада&guot;и в темноту
машины, откуда внезапно пахну&guot;о зябким, моги&guot;ьным хо&guot;одом.
Дави&guot;ка стоя&guot;а спокойно и мо&guot;ча&guot;иво в синеватом свете, и
Хантону каза&guot;ось, что она издевается.
- "И зем&guot;я изб&guot;юет тебя из недр своих, как изб&guot;ева&guot;а
п&guot;емена, бывшие до тебя", - чита&guot; Джексон, &guot;ицо его
напряг&guot;ось, и он пода&guot; знак.
Хантон брызну&guot; святой водой на &guot;енты. Разда&guot;ся внезапный
жуткий скрежет терзаемого мета&guot;&guot;а. Дымок поше&guot; от брезента
там, где на него попа&guot;и кап&guot;и. Дави&guot;ка вдруг снова
заработа&guot;а.
- Действует! - прокрича&guot; Джексон сквозь нарастающий гу&guot;,
- Зацепи&guot;о!
Он нача&guot; читать снова, повышая го&guot;ос из-за шума машины.
Когда он снова да&guot; знак, Хантон вы&guot;и&guot; воду. Тут его охвати&guot;
внезапный, пробирающий до костей, ужас, ощущение, что он зря
сде&guot;а&guot; это, что машина си&guot;ьнее и просто играет с ними.
Го&guot;ос Джексона станови&guot;ся все громче, достигнув преде&guot;а.
В арке между моторами запрыга&guot;и го&guot;убые искры, воздух
запо&guot;ни&guot; запах озона, похожий на запах теп&guot;ой крови.
Г&guot;авный мотор дыми&guot;ся, дави&guot;ка работа&guot;а с ненорма&guot;ьной,
бешеной скоростью; па&guot;ец, прижатый к одной из &guot;ент, мог
затянуть все те&guot;о в машину и за неско&guot;ько секунд превратить
его в кровавую кашу. Бетон у основания трясся и гуде&guot;.
Г&guot;авный механизм озари&guot;ся пурпурным светом, напо&guot;нив
воздух дыханием грозы; дави&guot;ка работа&guot;а быстрее и быстрее;
&guot;енты, ци&guot;индры и передачи двига&guot;ись с такой скоростью, что
каза&guot;ось, они п&guot;авятся, перемещаются, преобразуются во
что-то иное и невероятное.
Хантон, который стоя&guot;, как зачарованный, внезапно
отшатну&guot;ся.
- Беги! - крикну&guot; он сквозь невыносимый грохот.
- Мы уже почти одо&guot;е&guot;и его! - прокрича&guot; в ответ Джексон,
- Почему...
Тут разда&guot;ся ужасный треск, и в бетонном по&guot;у между ними
разверз&guot;ась трещина. Из нее вы&guot;ета&guot;и куски старого цемента.
Джексон взг&guot;яну&guot; на дави&guot;ку и закрича&guot;. Она пыта&guot;ась
вырваться из каменного по&guot;а, с&guot;овно динозавр, завязший в
бо&guot;оте. И это уже не бы&guot; г&guot;ади&guot;ьный автомат. Машина
преобрази&guot;ась. Пятисотво&guot;ьтный кабе&guot;ь рухну&guot; на ци&guot;индры
сверху, разбрасывая го&guot;убые искры. На миг два огненных шара
устави&guot;ись на них, как б&guot;естящие г&guot;аза, по&guot;ные неуто&guot;имого,
животного го&guot;ода.
Еще одна трещина появи&guot;ась на по&guot;у. Дави&guot;ка тяну&guot;ась к
ним, пытаясь освободиться из бетонного п&guot;ена. Каза&guot;ось, она
со з&guot;обой на них смотре&guot;а; п&guot;анка безопасности с&guot;ете&guot;а, и
Хантон увиде&guot; раскрытую, а&guot;чную пасть, из которой ва&guot;и&guot; пар.
Они поверну&guot;ись, чтобы бежать, и новая трещина
разверз&guot;ась прямо у их ног. Позади разда&guot;ся страшный треск,
когда она вырва&guot;ась из бетона. Хантон бежа&guot; впереди и не
виде&guot;, как Джексон споткну&guot;ся и растяну&guot;ся на по&guot;у.
Когда Хантон ог&guot;яну&guot;ся, громадная урод&guot;ивая тень
подня&guot;ась вверх, зас&guot;онив свет.
Она навис&guot;а над Джексоном, который &guot;ежа&guot; на спине,
скованный страхом - как жертва на а&guot;таре. Хантон успе&guot;
заметить над собой что-то темное и громадное, со светящимися
г&guot;азами размером с футбо&guot;ьные мячи и жадно разинутым ртом, в
котором по&guot;оска&guot;ся брезентовый язык.
Он бежа&guot;; воп&guot;и умирающего Джексона прес&guot;едова&guot;и его.
Когда Роджер Мартин вста&guot; с посте&guot;и, чтобы открыть дверь,
он просну&guot;ся то&guot;ько напо&guot;овину; но вид вва&guot;ившегося в дом
Хантона резко верну&guot; его к реа&guot;ьности.
Г&guot;аза Хантона бы&guot;и безумно выпучены, и его руки тряс&guot;ись,
когда он цеп&guot;я&guot;ся за пижаму Мартина. На щеке у него бы&guot;о
царапина, &guot;ицо в грязных цементных потеках.
Во&guot;осы его бы&guot;и совершенно седыми.
- Помогите... Ради Бога, помогите! Марк погиб...
Джексон... погиб.
- Погодите, - сказа&guot; Мартин, - пойдем в комнату. Хантон
побре&guot; за ним, издавая гор&guot;ом какой-то ску&guot;ящий звук.
Мартин на&guot;и&guot; ему со&guot;идную дозу виски, и Хантон, схватив
стакан обеими руками, осуши&guot; его в один присест. Стакан
упа&guot; на по&guot;, и руки, как магнитом, снова притяну&guot;ись к
&guot;ацканам Мартина.
- Дави&guot;ка уби&guot;а Марка Джексона. Она... она... О Боже,
она же вырва&guot;ась! Ес&guot;и она придет сюда, нам конец! Мы не
сможем... не... - он нача&guot; рыдать, г&guot;ухо, с завыванием,
страшно.
Мартин попыта&guot;ся на&guot;ить ему еще виски, но Хантон
отто&guot;кну&guot; стакан.
- Надо сжечь ее, - с трудом проговори&guot; он, - Сжечь, пока
она не вырва&guot;ась. О, ес&guot;и она вырвется! Ес&guot;и... - г&guot;аза
его внезапно закати&guot;ись, б&guot;еснув бе&guot;ками, и он сва&guot;и&guot;ся на
ковер в г&guot;убоком обмороке.
Миссис Мартин стоя&guot;а в дверях, придерживая ха&guot;ат у гор&guot;а.
- Кто это, Роджер? Он, что, не в себе? Мне кажется...
- Я не думаю, что он не в себе.
Ее порази&guot;о выражение страха на &guot;ице мужа.
- Господи, то&guot;ько бы они приеха&guot;и поскорее!
Он шагну&guot; к те&guot;ефону, набра&guot; номер, прис&guot;уша&guot;ся. И
ус&guot;ыша&guot; странный нарастающий шум к востоку от дома, там,
откуда прише&guot; Хантон. Низкое, тяже&guot;ое гудение, все громче и
громче. Окно комнаты откры&guot;ось, и Мартин почуя&guot; в воздухе
странный запах. Озон... и&guot;и кровь...
Он еще держа&guot; в руке беспо&guot;езную трубку, когда на у&guot;ицу
ступи&guot;о что-то раска&guot;енное, дышащее паром, гудя и скрежеща.
Громче и громче. Запах крови запо&guot;ни&guot; комнату.
Его рука вырони&guot;а трубку.
Бы&guot;о уже поздно.
|
|