ЮЛИУС ЭВОЛА 
   ЯЗЫЧЕСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ 

Москва, из-во "АРКТОГЕЯ",1990 
перевод А.Дугина (1980) 

ЧАСТЬ I 
МЫ, АНТИЕВРОПЕЙЦЫ 
УПАДОК ЕВРОПЫ 
НОВЫЙ СИМВОЛ 
СОЛНЕЧНАЯ НОРДИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ 
МЫ, ЯЗЫЧЕСКИЕ ИМПЕРИАЛИСТЫ 
УПАДОК ЕВРОПЫ 

   Современная "цивилизация" Запада нуждается в кардинальном перевороте,
без которого она рано или поздно обречена на гибель.  Эта  "цивилизация"
извратила всякий разумный порядок вещей. Она превратилась в царство  ко-
личества, материи, денег, машин, в котором нет больше воздуха,  свободы,
света.
   Запад забыл о смысле приказания и  повиновения.  Он  забыл  о  смысле
действия и размышления. Он забыл о смысле иерархии, могущества духа, че-
ловеческих богов. Он больше не знает природы. Природа для западных людей
перестала быть живым телом из символов, богов и  ритуалов  -  блистающим
Космосом, в котором, как "царство в царстве", свободно движется человек:
она стала мутной, роковой поверхностью, и ее тайны  профанические  науки
стараются обойти с помощью своих ничтожных законов и ничтожных  гипотез.
Запад больше не ведает мудрости: он не знает благородного безмолвия тех,
которые преодолели самих себя, не знает светлого покоя тех, "которые ви-
дят", не знает гордой "солнечной" реальности тех, в ком возродились идеи
крови, жизни, могущества. На место мудрости вступи ла риторика  "филосо-
фии" и "культуры", мир профессоров, журналистов,  спортсменов  -  схема,
программа, лозунг. На ее место  вступила  сентиментальная,  религиозная,
гуманистическая скверна и плеяда возбужденных болтунов, которые опьянен-
но восхваляют "становлен ие" и славословят "практику", потому что боятся
молчания и раздумья. Запад больше не знает Государства.
   Государство как ценность, как Империя, как синтез духовного  и  коро-
левского, как путь к "сверхмиру", каким оно было во всех великих культу-
рах древности - от Китая до Египта, от Ирана до Рима, до Священной Римс-
кой Империи Германских Наций - потонуло в меща нской  убогости  общества
рабов и торговцев. Что такое война, война по своей собственной воле, как
высшая ценность (будь то в победе или в поражении), как  священный  путь
духовной реализации; почему доступ в небесную обитель  Одина,  Валхаллу,
открыт героям, павшим на поле битвы; почему в Исламе  "священная  война"
(джихад) есть синоним "божественного пути"; почему в арийской Индии воин
всегда уподобляется аскету, и почему в классической древности он  симво-
лизировал собой mors triumphalis (победу через смерть)  -  что  означает
такая война, не знают больше трусливые европейские "активисты".  Они  не
знают больше воинов, они знают только  солдат,  и  достаточно  небольшой
стычки, чтобы привести их в ужас и вызвать у них поток  гуманистической,
пацифистской и сентименталь ной риторики. Европа потеряла свою простоту,
она потеряла центр своей деятельности, она потеряла свою жизнь. Демокра-
тический недуг и семистский яд пропитали ее вплоть до  самых  корней,  -
они везде: в праве, в науке, в мышлении. Вождей - существ, которые в ыд-
винулись не посредством насилия, не из корыстолюбия, не как ловкие угне-
татели рабов, а в силу своих неоспоримых трансцендентных жизненных  дос-
тоинств,- почти не осталось больше. Европа сейчас - это огромное  шарла-
танское месиво, сжимающееся и трясущееся от страха, о котором  никто  не
смеет заявить открыто, с деньгами вместо крови, с машинами  и  фабриками
вместо плоти и с газетами вместо мозгов - бесформенное тело,  беспокойно
бросающееся из стороны в сторону, движущееся под влиянием сомнительных и
неизвест ных сил, которые превращают в порошок любого, кто осмелится  им
противостоять или хотя бы попытается уклониться от их  воздействия.  Все
это - плоды столь восхваляемой западной "цивилизации". Все это  -  прос-
лавленные результаты суеверной веры в "прогресс", к оторая  противоречит
римской королевской власти, противоречит дорической Элладе, противоречит
всем остальным формам великой арийской традиции. И все плотнее смыкается
кольцо вокруг тех немногих, которые способны к великому отвращению и ве-
ликому возвышению .

НОВЫЙ СИМВОЛ 

   Возможно ли еще в этом сумрачном мире освобождение и обновление?
   Есть ли у Европы силы, достаточные для осознания своей задачи, и есть
ли у нее воля для ее решения?
   Не  следует  предаваться  иллюзиям:  только  при  осознании  возможно
действие.
   Надо отметить угрожающую реальность процесса духовного распада,  ухо-
дящего корнями в недра Предистории, высшей точкой которого является  как
раз то, что современные люди прославляют как свою высшую культурную цен-
ность и который затронул все области мысли и  действия.  Компромисса  не
существует. Приспособление невозможно. Нам необходимо могущество  нового
Средневековья. Нам необходим радикальный, глубокий переворот - восстание
варварской чистоты как во  внутреннем,  так  и  во  внешнем.  Философия,
"культура", повс едневная политика - ничего из этого. Не следует повора-
чиваться на другой бок на этом смертоносном ложе. Надо,  наконец,  прос-
нуться и встать на ноги. Повсюду еще остались те, которые помнят о древ-
нем благородстве, те, которые осознают всю серьезность невын осимой  бо-
лезни и понимают, что все отдельно взятые области культуры слишком тесны
для противодействия.
   Пока еще не стало слишком поздно, надо призвать этих разрозненных лю-
дей к осознанию основной линии - вне всех ограничений и частных  интере-
сов,  сдерживающих  сегодня  их  силы.  Должно   свершиться   неумолимое
действие, требующее развертывания всех их чистейших сил. Оно должно быть
всепобеждающим, готовым уничтожить грязную корку  риторики,  сентимента-
лизма, морализма и религиозного лицемерия, которой покрыто и гуманизиро-
вано на Запа де все. Тот, кто проникает в храм -  пусть  он  будет  даже
варваром - обязан изгнать оттуда всех осквернителей, сделавших в  "циви-
лизованной" Европе из "духа", из добра и зла, из науки и  божественности
монополию и спекулирующих этим всю свою жизнь, тогда как на самом  деле,
они не знают ничего, кроме материи и того, что на эту  материю  наложили
людские страхи и суеверия. Всему этому надо сказать - хватит!  -  и  при
этом некоторые люди снова будут готовы к этому долгому пути,  к  долгому
риску, к долгому созерцанию и к долгому молчанию; при этом снова  повеет
ветер далекого - ветер древней нордической традиции - и спящие  Запад  а
проснутся.
   Анти-философия, анти-гуманизм, анти-литература, анти-"религия" -  та-
ковы предпосылки. Хватит! - надо сказать эстетизму и идеализму,  хватит!
- душевной жажде, создавшей семистского бога для молитв и упований, хва-
тит! - "потребности", которая держит нищих людей в оковах общества, что-
бы, связав их взаимной зависимостью, дать им то, что не до стает  каждо-
му.
   Надо всем этим должно возвыситься с чистыми силами. И тогда  появится
задача, намного превосходящая "политику" и социальные предрассудки,  де-
лающая незначительными все трагические позы горя и внешние эмоции; зада-
ча, поставленная таким образом, что материал ьная  сила,  увлекающая  за
собой всех людей, все вещи, не сможет более иметь какой-либо вес. В  ти-
шине, в строгой дисциплине самообладания и самоопределения мы  должны  с
холодным настойчивым усердием создать из единиц элиту, возрождающую сол-
нечную мудрость: то мужество (virtus), о  котором  не  следует  говорить
вслух, и которое исходит из глубин души и сознания,  доказывается  не  в
спорах и книгах, а в творческом действии.
   Мы должны снова проснуться для обновленного, одухотворенного, терпко-
го переживания мира, но не отвлеченного и философского, а вибрирующего в
нашей крови: для переживания мира как могущества, для  переживания  мира
как ритуала жертвоприношения. Такое пережи вание мира  создаст  крепкую,
жестокую, активную форму, существо чистой силы; такое  переживание  мира
откроет то чувство свободы и величия, то космическое дыхание, даже само-
го слабого дуновения которого еще не знали "мертвые" Европы. Вместо про-
фанической, демократической и материалистической науки, относительной  и
условной, являющейся рабой непонятых законов и явлений, глухой к глубин-
ной реальности человека, мы должны - в этой элите -  воскресить  священ-
ную, внутреннюю, тайную, творчес кую науку духовной реализации и  "само-
облагораживания"; науку, которая способна управлять невидимой силой, по-
велевающей нашими существами и соединяющейся с тайными корнями рас и ве-
щей; и при этом она воссоздаст, но не как миф, а  как  самую  позитивную
реаль ность, людей как существ, принадлежащих не к "жизни", а  к  "более
чем жизни", способных к трансцендентному действию. И тогда появятся вож-
ди, род вождей. Невидимые вожди, которые не говорят  лишних  слов  и  не
стремятся показываться на публике, но чьи  действия  не  знают  преград,
вожди, могущие все. И тогда опять возникнет центр на Западе - на Западе,
лишенном центра. Это глубокое заблуждение считать, что  обновление  воз-
можно без восстановления иерархии, т.е. без установления в  низших  фор-
мах, связанных с землей и с материей, с человеком и с человеческим, выс-
шего закона, высшего права, высшего порядка, которые могут быт ь  оправ-
даны только живой реальностью вождя.
   Это глубокое заблуждение считать, что государство может  быть  чем-то
иным, нежели civitas diaboli ("дьявольская организация"),  если  оно  не
восстановлено как Империя; но так же ошибочно желать установления  Импе-
рии на основе научных, милитаристских, промышл  енных,  "идеальных"  или
национальных факторов. Империя - в традиционном понимании -  есть  нечто
трансцендентное, и осуществить ее может только тот, кто обладает  доста-
точной силой для преодоления ничтожных жизней ничтожных людей  вместе  с
их  аппетитами  и  сен  тиментами,  вместе  с  их  убогим   национальным
чванством, вместе с их "ценностями", "фобиями" и идолами.  Это  понимали
люди древности, когда чтили во главе иерархии существ, королевская  при-
рода которых была сплавлена с сакральной и временная власть  которых  бы
ла пронизана духовным авторитетом "более чем человеческой" природы - та-
инственных носителей могущественных и грозных сил "Победы" и  "Счастья".
Это понимали люди древности, когда в любой войне они переживали "священ-
ную войну", нечто универсальное, торжест вующее, все разрушающее и орга-
низующее заново, - с чистотой и неизбежностью, свойственными всякому ис-
конно великому могуществу. Понимают ли это также те, которые еще могут и
хотят оказать сопротивление? Понимают ли они, что нет иного духа,  кото-
рый должен быть разбужен, - хотя, быть может, в других формах и образах?
Понимают ли они, что это является условием для  того,  чтобы  каждая  их
"революция" не осталась незначительной случайностью в  рамках  отдельной
нации, а стала бы универсальным началом, первым луч ом света  в  плотном
тумане "темных времен" - западной Кали-юги, началом истинного восстанов-
ления и единственно возможного оздоровления?

СОЛНЕЧНАЯ НОРДИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ 

   Мы говорили о древней нордической традиции.
   Это не миф - это наша истина. Уже в древнейшие  времена  Предыстории,
там, где позитивистские суеверия предполагают обезьяноподобных  пещерных
жителей, существовала единая и могущественная пракультура, отголоски ко-
торой слышатся во всем великом, что дошло д о нас из прошлого - как веч-
ный, вневременной символ. Иранцы знают о airyanem vaejo, стране, лежащей
на крайнем Севере, и видят в ней первое творение  "Бога  Света",  место,
откуда пошел их род. Это также обитель "Сияния" - hvareno -  той  мисти-
ческой силы, которая связана с арийской расой и, в особенности, с ее бо-
жественными монархами; они видят в ней - символически - то "место",  где
впервые Заратустре открылась его воинственная религия.  В  традиции  ин-
дийских ариев также говорится о Света-двипа, где находится обитель Нара-
яны, того "Кто есть Свет" и того "Кто стоит над Водами", т.е.  над  слу-
чайностью происходящего. В ней говорится и об "уттаракура",  нордической
прарасе; под словом "нордичес кий" там понимается солнечный путь богов -
"дэваяна" - и, в описании "уттара" преобладает идея всего  благородного,
всего возвышенного, всего того, что можно назвать  "арийским"  в  высшем
смысле и что отождествляется с идеей  Севера.  Предками  ахейско-доричес
кого племени также считаются мифические  северные  гиперборейцы:  оттуда
пришел почитаемый этим племенем бог или герой солнечный Аполлон, победи-
тель Пифона. Оттуда Геракл - союзник олимпийских богов в их борьбе с ти-
танами, истребитель амазонок и существ стихий, "Прекрасный  Победитель",
аватарой которого считали себя позже многие греческие и римские цари,  -
принес оливковое древо, и его листвой с тех пор венч ают всех  победите-
лей (Пиндар).
   Эта нордическая тема отождествлялась  в  Элладе  с  темой  Туле,  та-
инственной северной страны, называемой иногда "Островом Героев",  "Стра-
ной Бессмертных", где правит белокурый Радамантис, и  "Солнечным  Остро-
вом", - thule ultima a sole nomen habens - лат. - вос поминания о  кото-
ром долгое время оставались настолько живыми, что в преданиях говорится,
что Констанций Хлор выступил со своими легионами в Британию  не  столько
ради воинской славы, сколько для того, чтобы  в  своем  апофеозе  власти
приблизиться к месту, явл яющемуся "более святым и более близким  к  не-
бу", чем любое другое. В нордическо-германских традициях  часто  Асгард,
обитель Асов и преображенных героев, является образом именно этой север-
ной страны, и нордические короли, считавшиеся полубогами и  Асами,  -  s
emidios id est ansis , - и их народы, добивающиеся победы за счет своего
мистического могущества "счастья", видели в той божественной стране  ис-
токи происхождения их династии. Северным или северо-западным считается в
галльской традиции Аваллон, откуда берет свое начало род  Туата  де  Да-
нанн, героических покорителей доисторической Ирландии, среди которых ге-
рой Огм точно соответствует дорическому Гераклу, - Аваллон, отождествля-
ющи йся иначе с Тир на мбео, "Страной Живых", царством Боадога, "Победи-
теля". И ацтеки помещают свою прародину на севере в Ацтлане, который на-
зывается также "Белой Землей" или "Страной Света", откуда они вышли  под
предводительством бога войны Хуитцилопохтли.
   Тольтеки тоже считают изначальным местом  происхождения  своего  рода
Тлалокан, Толлан или Тулу, так же, как и  греческая  Туле,  обозначающую
"Солнечную Страну", тождественную "Раю" королей и героев, павших на поле
битвы. Таковы ссылки, которые можно найти в различных традициях как вос-
поминание о нордической родине и нордической культуре, где трансцендент-
ная, нечеловеческая духовность тесно связана с героическим, королевским,
триумфальным элементом: в победоносном превосходстве формы над хаосом; в
победе св ерхчеловеческого и небесного надо всем человеческим и  земным;
в "солнечности" как в основном символе трансцендентного мужества; в иде-
але достоинства и благородства, который на материальном уровне по логике
сакральных соответствий сопряжен с фигурами влас телина, героя, господи-
на.
   И когда мы говорим о том, что следы передачи традиции ведут с  Севера
на Юг и с Запада на Восток, тем путем, которым двигались сохранившие ду-
ховность расы, то лишь потому, что уже в новое  время  великие  арийские
народы доказали, что они являются прямыми на следниками этой силы и этой
культуры, доказали своими чистейшими ценностями и культами, своей  явной
божественностью и своей организацией, а также своей борьбой против  нич-
тожных южных рас, связанных с землей и с духами земли, с "демонической",
иррациональ ной стороной бытия, погрязших в смешении, коллективизме, то-
темизме, "титанизме" и хаосе.
   Кроме того - как уже явствует из всего сказанного выше - то, что было
историей, стало сверх-историей: "Страна Живых", "Крепость Героев", "Сол-
нечный Остров", с одной стороны, являют собой тайну происхождения,  а  с
другой - тайну пути к новому рождению, к б ессмертию, к  сверхчеловечес-
кому могуществу: пути, который может  привести  к  высшему  королевскому
достоинству. И при этом исторические факторы становятся духовными факто-
рами, реальная историческая традиция - Традицией в трансцендентном смыс-
ле, стоящим над временем Вечным Присутствием. Символы, знаки и  сказания
говорят нам о  подземных  путях  этой  Единственной  Традиции  и  свиде-
тельствуют о единственной подлинной "ортодоксии", где навсегда достигну-
та высшая точка, и где "солнечная" духовность вечно властвует н ад  низ-
шими силами. В соответствии с этим, в более поздние эпохи, когда уже на-
чалось роковое затемнение "божественности" (ragna-rokrr),  в  рассеянных
силах и в вождях арийских племен "нордический" расовый элемент, отделив-
шись от собственно "духовного" элем ента, с которым  он  был  изначально
связан, стал особой категорией, определенным архетипом культуры.
   Именно он определял в дальнейшем специфику  и  характер  отношения  к
сверхчеловеческому уровню даже там, где уже не осталось никаких конкрет-
ных этнических взаимоотношений между различными арийскими ветвями. Имен-
но этот общий тип мог бы снова объединить разл ичные культуры при  восс-
тановлении духовной организующей силы, воздействовавшей ранее,  в  эпоху
Пратрадиции, на низшие элементы и различные материальные формы.
   Именно таким мы видим языческий Рим -  последнее  великое  творческое
деяние нордического духа, последнюю универсальную, и наиболее удачную  в
течение всего цикла, попытку восстановить силы мира в форме героической,
солнечной, мужественной культуры: культуры , свободной от  декадентского
мистицизма, основывающейся на арийско-аристократическом типе господ  Ко-
пий и Жертв, таинственно утверждающейся в  нордических  символах  Волка,
Орла и Топора, живущей в олимпийских воинственных культах Зевса и Герак-
ла, Аполлона и Марса, в чувстве обязанности своим величием и своим бесс-
мертием (aeternitas) Божественному, в свершении действия как ритуала и в
свершении ритуала как действия, в  ясном  и  могущественном  переживании
сверхъестественного в самой Империи,  достигающем  своей  кульминации  в
символе Цезаря как божества (numen). Падение языческого Рима было  паде-
нием величайшего традиционного солнечного оплота, и в силах, приведших к
этой катастрофе, нетрудно узнать все то, что  открыло  путь  последующим
заблуждениям и последующему вырождению, вплоть до ситуации,  сложившейся
в современной Европе. Мрачная, варварская волна семитов, враждебная  как
себе самой, так и всему миру, с ее непримиримой ненавистью к  любой  ие-
рархии, с прославлением всего слабого, неблагородного, лишенного тра ди-
ции, с ее злобой ко всему тому, что является силой, достаточностью, муд-
ростью и аристократией, была истинным ядом для Великого  Рима,  а  также
гальванизирующей субстанцией для всех южно-азиатских элементов  разложе-
ния, уже ранее проникших в структуру рома нского мира; и эта волна  яви-
лась главной причиной упадка Запада.
   Семитизация греко-романского, а впоследствии и всего нордического ми-
ра, произошедшая по большей части за счет распространения  христианства,
в действительности была восстанием низших слоев той расы, благодаря  по-
корению которой арийско-языческие народы  соз  дали  свою  блистательную
культуру. Дух Израиля, предопределяющий коллективное  чувство  "вины"  и
стремление к "искуплению", явно проявившийся во время упадка  аристокра-
тической традиции древних патриархов, вызвал к жизни самые  низшие  силы
эгейско-пеласгийско го теллуризма, ранее подавленные ахейскими  племена-
ми; он вывел на арену борьбы касту шудра, так называемую "темную"  касту
(кришна) и демоническую касту асурья, над которыми в  Индии,  как  форма
над хаосом возвышается иерархия трех  высших  каст  дваждырожденн  ых  -
двиджа - вплоть до типа брахманов и королей, почитающихся там  "великими
богами в человеческом облике". Этот самый дух объединил силы,  представ-
ленные в мифах в образе северных ринтурси или орд Гогов и Магогов, кото-
рым Александр Великий преградил путь символической Железной Стеной.
   Эти силы, духовно воплотившиеся  в  раннем  христианстве,  уничтожили
Дух. Если, с одной стороны, в своей смягченной форме, они  воссоздали  в
лице католической церкви лунную духовность, т.е. духовность, архетипом и
центром которой являлся более не "Герой", не сакральный король и не сол-
нечная инициация, а святой, смиренно склоненный перед Богом,  и  идеалом
которой являлась более не воинственно-сакральная иерархия и  "слава",  а
братское общежитие и любовь к ближнему (caritas), - то, с другой  сторо-
ны, в Реформаци и и в гуманизме мы видим  уже  откровенно  анархическую,
разрушительную, анти-традиционную и анти-духовную природу этих сил.
   И в политических революциях, и в "либерализме", и  в  коллективизации
действуют те же силы, ведущие человечество от катастрофы  к  катастрофе.
Во всех формах современного общества - в науке, в праве, в миражах  тех-
нического прогресса и во всемогуществе машин - как это ни  парадоксально
- открыто проявляется именно этот дух, торжествует именно эта нивелирую-
щая воля, воля к количеству и ненависть к иерархии, к качеству, к разли-
чию. И все крепче становятся коллективные, безличные оковы,  порожденные
полным отсутс твием самодостаточности у мятежного рода рабов. Когда  се-
митско-христианский мистицизм столкнулся  с  тем  орфически-дионисийским
пафосом, (который для дорическо-нордической Греции уже означал  извраще-
ние древних олимпийских культов) и с народным мистицизмом Изиды, пришед-
шим в Грецию после падения солнечной египетской традиции, то в этом сме-
шении мессианизма и хилиазма с верованиями имперского плебса  и  образо-
вался элемент "пассионарности" и  оргазма  -  вместо  возвышенного  спо-
койствия Цезаря, вместо ровного вел ичия героев Гомера, вместо очищенной
духовности и автаркийного идеала языческого "философа" и посвященного  -
тот элемент, который является корнем любого современного  извращения,  в
романтическом и иррациональном смысле.
   После секуляризации этот же самый мистицизм породил мифы  "активизма"
и "фаустизма", современную суеверную веру в прогресс, семитскую  мистику
инстинктов и "elan vital" - даже в такой степени, что они вынуждают  от-
дельных индивидуумов и целые народы двигать ся в направлении, в  котором
сами они уже двигаться не хотели бы.
   Из этой катастрофы против еврейско-христианского потока еще раз  под-
нялась иная сила для  того,  чтобы  выдвинуть  решительную  альтернативу
дальнейшему ходу духовной истории Запада.  Это  была  традиция  иранских
ариев, возникшая в форме воинственного культа Митр ы,  аватары  древнего
арийского бога светлого Неба, "Господина Солнца", "Убийцы Быка", героя с
Факелом и Топором, символа нового рождения "через могущество",  которого
синкретический (но от этого не менее значительный) миф  отождествляет  с
гиперборейским бог ом Золотого Века. Однако более определенные невидимые
силы задушили и эту "солнечную возможность". Это было последним  великим
противодействием: Священная Римская Империя Германских Наций. В так  на-
зываемых "варварах" мы встречаем в  действительности  расы  б  лизкие  к
ахейской, палео-иранской и палео-романской и, в целом, нордическо-арийс-
кие расы, сохранившие себя в состоянии предысторической чистоты. И  хотя
нашествие "варваров" для материальной стороны уже азиатизированной и се-
митизированной Империи может по казаться  разрушительным,  однако,  если
посмотреть с более высокой точки зрения, это  объясняется  просто  живи-
тельным потоком героического духа, контактом с силой духовно  близкой  к
той, которой языческие римляне обязаны своим солнечным величием.  Так  в
мире с нова возродился древний римский символ, защищенный непосредствен-
но силами Севера.
   Вселенскую культуру имперского феодального Средневековья, несмотря на
ее чисто номинальное христианство, мы должны, в первую очередь, рассмат-
ривать именно таким образом. В ней  говорила  нордическо-римская  духов-
ность, войском которой было рыцарство, сверхп олитическим центром  кото-
рой был имперский идеал гибеллинов, ритуалом которой было деяние кресто-
вых походов - скорее как возвращение к языческой идее mors  triumphalis,
нежели как ответ на чисто внешнее религиозное побуждение - и тайной  ду-
шой которой, прот ивостоявшей христианству и верной более древней и  бо-
лее высокой традиции, было все то, что скрыто продолжало жить  в  леген-
дах, мифах и воинственных рыцарских посвящениях от тамплиеров и  рыцарей
Грааля до fideli d'amore. После падения средневековой культур  ы,  после
потопления сияющей европейской весны в ее молодой крови, после  освобож-
дения от оков тех сил, которые вели к  секуляризации,  партикуляризму  и
разрушительному гуманизму, пути к последней катастрофе были открыты.
   Сила Традиции из видимой превратилась в невидимую, стала тайным  нас-
ледием, передаваемым по тайной цепи от немногих к немногим. И сегодня  о
ней догадываются только единицы, сквозь неясные предчувствия, еще  слиш-
ком человеческие и слишком материальные. Это - те, которые, следуя свое-
му внутреннему инстинкту, как знакам Великого  Противодействия  приносят
присягу символам Свастики, Орла и Топора.
   Это люди, - подчас совершенно неизвестные, а подчас  сверкающие,  как
трагический метеор Фридрих Ницше, - не выдерживающие тяжести истины, ко-
торая слишком тяжела и огромна для них. Она ждет других - тех, кто суме-
ет ее понять и настолько проникнуться ею, чт обы заново, жестоко  и  хо-
лодно, предстать перед своими врагами в великом возвышении -  в  великой
битве: это от них скоро снова будет зависеть - погибнет ли Запад оконча-
тельно или ему посчастливится пережить новый Рассвет.

МЫ, ЯЗЫЧЕСКИЕ ИМПЕРИАЛИСТЫ 

   Круг замыкается, и то, что в древнем мифе - вначале иранском, а позже
ставшим еврейским - представлено символом "Страшного Суда", стремительно
приближается. Наступает время отделения "избранных" от тех, кто погибнет
в конце "мира", т.е. в конце нашего ми ра, в конце нашей культуры.
   Мы призываем к решительному безусловному,  интегральному  возврату  к
нордическо-языческой традиции. Мы должны покончить со всякими компромис-
сами, со всякой слабостью и со всякой снисходительностью по отношению  к
тому, что, произрастая из семитско-христианс ких корней,  заразило  нашу
кровь и наш разум. Без возврата к этой традиции не  существует  никакого
освобождения, никакого истинного восстановления;  без  возврата  к  этой
традиции невозможно обращение к истинным ценностям духа, могущества, ие-
рархии и Империи. Эта истина вне сомнений. Анти-Европа,  анти-иудейство,
анти-христианство - таковы наши лозунги.
   Совершенный безумец тот, кто отождествляет язычество с  материализмом
и развратом, и кто, напротив, считает все созданное экзотерической,  ан-
ти-арийской религией, возникшей во времена нашего  упадка,  чистейшим  и
исключительным синтезом всего духовного, синт езом, которым исчерпывает-
ся вся культурная история Запада. И как глубоко и крепко этот предрассу-
док укоренился в современном "научном" мышлении! Нет! Живого и имманент-
ного духа, деятельного духа как нечеловеческой  мудрости  и  могущества,
как славы королей и победителей не знала семитская скверна -  его  знало
наше язычество, наша традиция несла его в великом передвижении народов с
Севера на Юг, с Запада на Восток: и тот, кто сегодня восстает против ев-
ропейского недуга и европейской религии, является не отр ицающим, а  ут-
верждающим, единственным, кто знает - что  означает  утверждение.  И  мы
признаем сегодня свою принадлежность к нордическо-языческой  традиции  и
призываем к восстановлению ее ценностей в языческом  Империализме.  Наши
личности, индивидульности всех тех, кто присоединится к нам в  этой  ду-
ховной реальности - всех одиноких и мужественных людей,  остающихся  не-
исправимо благородными в этом мире торговцев, уголовников и  сумасшедших
- исчезают перед величием той силы, которая через нас обращается ко всем
н есокрушимым и непобежденным воинам Европы, к тем, кто  еще  продолжает
оказывать сопротивление, к тем, кто принадлежит Утру.
   Сознаете ли вы,  что  это  не  слова,  не  утопия  или  романтическая
абстракция,  а  позитивнейшая  и  могущественнейшая  реальность,  ждущая
только того, чтобы ее разбудили существа, способные решиться  на  все  в
действии, перед величием и могуществом которого слово  "  сопротивление"
просто не имеет смысла? Сознаете ли вы, что тысячи сил собрались  в  су-
мерках и ожидают только того, кто поможет им освободиться? Смешивать на-
шу традицию с какой-либо новой фантастической псевдо-традицией или с ка-
ким-либо новым западным идей ным течением, неизбежно зараженным  семитс-
ким духом, было бы абсурднейшим из заблуждений.
   Древние силы нашей расы в последний раз ставят нас  сегодня,  в  этой
решающей стадии истории Запада,  перед  дилеммой:  Верность  или  Преда-
тельство.
   Наша реставрация останется пустым словом, если она  не  будет  прежде
всего "солнечной" реставрацией, реставрацией языческой духовности.  Было
бы очевидным противоречием призывать к защите  нордической  или  римской
традиции и, в то же время, не помнить о тех с илах,  которые  в  большей
степени, нежели все остальные, способствовали их падению; было  бы  оче-
видным противоречием присягать идеалу Империи и не  замечать  того,  что
все семитско- христианское мировоззрение, если сорвать с него маску, оз-
начает для Империи п олное отрицание всякой духовной предпосылки. Помимо
всех случайных целей, помимо всех эмпирических  интересов,  помимо  всех
пристрастий и всех личных или партийных привязанностей -  кто  из  числа
тех, кто на германской и римской земле уже готов к возвышению, достаточ-
но мужествен, чтобы нести дальше факел нордическо-языческой традиции? Мы
призываем, потому что мы должны призывать, сами мы ни надеемся, ни  сом-
неваемся. То, что есть, не может быть опровергнуто тем, чего нет.
   Ценности, которые мы защищаем, есть. Тот факт, что находятся  люди  и
складываются обстоятельства, благодаря которым станет возможным на опре-
деленный период в случайности временных и преходящих вещей придать  этим
ценностям форму и содержание, нас касается намного меньше,  нежели  тех,
для которых истина исчерпывается только сферой случайного.

ЧАСТЬ II 

УСЛОВИЯ ДЛЯ ИМПЕРИИ 
ВЫРОЖДЕНИЕ ИМПЕРСКОЙ ИДЕИ 
ПРОТЕСТАНТСКОЕ ИЗВРАЩЕНИЕ И НАША АНТИ-РЕФОРМАЦИЯ 
ВОЛЯ К ИЕРАРХИИ 
ВЫРОЖДЕНИЕ ИМПЕРСКОЙ ИДЕИ 
   Как живое тело пребывает в органическом порядке только тогда, когда в
нем присутствует душа, которая им управляет, так и социальная  организа-
ция, не коренящаяся в духовной реальности, является  поверхностной,  не-
состоятельной, не способной  сохранить  себя  здоровой  и  неизменной  в
борьбе различных сил, и в этом случае она является более не орган измом,
но чем-тосоставным, агрегатом, неживым механизмом.
   Истинная причина вырождения политической идеи на  современном  Западе
состоит в том, что те духовные ценности, которые некогда пронизывали об-
щественный порядок, исчезли, и до сих пор их место  остается  незанятым.
Все проблемы спустились до уровня хозяйствен  ных,  промышленных,  чисто
милитаристских, управленческих или, в лучшем случае, эмоциональных  фак-
торов, причем никто не отдает себе отчета в том, что все  это  -  только
материя, необходимая, если угодно, но никогда не  достаточная,  материя,
решительно не спос обная установить здоровый и разумный, сам себя оправ-
дывающий порядок - подобно тому, как не могут прийти в движение  механи-
ческие силы без участия живого существа.
   Неорганичность и поверхностность суть основные  признаки  современной
социальной организации. Она строится начиная не сверху, а  снизу,  таким
образом, что ее закон и порядок, вместо того, чтобы иметь  оправдание  в
аристократии, в качественной дифференциации и в духовной иерархии, осно-
вываются лишь на случайном сплетении нивелированных интересов,  на  алч-
ности анонимной, лишенной всех высоких чувств толпы,  -  вот  глобальное
заблуждение, на котором основывается вся эта организация.
   Корни этого вырождения уходят в глубь времен, в те эпохи, когда  про-
цесс упадка солнечной нордической традиции еще  только  начинался.  Этот
процесс связан с разделением двух  типов  могущества,  с  секуляризацией
чисто королевского элемента социальной иерархии, с  дуализмом,  противо-
поставляющим, с одной  стороны,  чисто  материальную  мужественность,  -
светское государство, царя как чисто временную и, можно  сказать,  почти
люциферическую ценность, - а с другой стороны, немужскую духовность, ан-
ти-нордическую и анти-аристократическую духовность чисто "жреческого"  и
"религиозного" типа, притязавшую, тем не менее, на верховную власть.
   Образование жреческой касты как особой и господствующей  с  необходи-
мостью привело к осквернению, секуляризации и материализации  политичес-
кой идеи: все остальное - только следствие этого факта. Первой анти-тра-
диционной революцией была та, в которой жрец  вы  теснил  "божественного
короля", в которой "религии" заняли место элит, носительниц всепобеждаю-
щей, солнечной, аристократической духовности.
   Явления подобного рода случались еще в доисторические времена в  дох-
ристианском и нехристианском мире: однако они почти всегда наталкивались
на противодействие, ограничивавшее их распространение и препятствовавшее
возможности дальнейшего распада. Даже в И ндии, где каста брахманов час-
то становилась жреческой кастой, несмотря ни на что сохранились отголос-
ки высшей духовности касты кшатриев, и сам Будда - как  и  Заратустра  -
принадлежал к королевской крови.
   Только на Западе с распространением семитской  религии  и  семитского
духа произошла окончательная и бесповоротная катастрофа.
   Раннее христианство с трансцендентальностью своих ценностей, тяготев-
шее к ожиданию того "Царствия", которое "не от мира сего", с характерной
семитской волей к покорности Богу и к смирению, разрушила  тот  "солнеч-
ный" синтез духовного и политического могуще ства, синтез королевского и
божественного, который знал древний мир.
   Само по себе галилейское учение, со своим глубоким презрением ко всем
мирским заботам, могло привести лишь к тому, чтобы  сделать  невозможным
не только государство, но и общество вообще. Но  с  исчезновением  того,
что было основной пружиной раннего учения, с отдалением перспективы нас-
тупления "Царствия", в котором предполагалось смешение всех ценностей  и
в котором "униженные должны были возвыситься",  проявился  истинный  дух
самого этого учения, его непримиримость.  Однако  новые  силы  восстали,
чтобы подготови ть уже в "мире сем" место тому, что "не от  мира  сего".
Была достигнута нормализация. Было принято компромиссное решение. Но се-
митский элемент пошел дальше и узурпировал  универсальный  символ  Рима.
Возникла Католическая Церковь - смешанная организация, в которой романи-
зация, т.е. паганизация, некоторых сторон изначального учения, не смогла
воспрепятствовать тому,  чтобы  центральным  стал  "лунный",  жреческий,
женственный идеал духовности - голос "верящих" и "л юбящих", голос  "де-
тей и рабов Божьих", голос признающих высшее право за  своим  "фратерна-
листским", почти гинекократически  понимаемым  обществом  (Матерью  Цер-
ковью).
   Мы утверждаем, что нужно отличать христианство от католицизма.  Хрис-
тианство как таковое, в его изначальном семитском аспекте,  находится  в
мистическом соответствии с Французской Революцией и сегодняшними  социа-
лизмом и коммунизмом. Христианство как Католическая Церковь, напр  отив,
частично переняло формы языческо-римского строя: как нечто в высшей сте-
пени противоречивое эти формы были наполнены содержанием, системой  цен-
ностей и верований, абсолютно противостоящей римскому духу.
   В этом внутреннем противоречии кроется главная причина краха притяза-
ний Церкви на гегемонию, причина ее неспособности стать истинной наслед-
ницей того, что было уничтожено азиатско-семитским восстанием - мирового
господства Рима.
   В действительности, Католическая Церковь была не настолько языческой,
чтобы полностью преодолеть внутренний дуализм: и она  отделила  духовную
область от политической, а заботу о "душе" от мирских забот. Тщетно  пы-
талась она позднее снова объединить эти две стороны. Теперь уже она ока-
залась в тупике.
   Следствием этого была ориентация гвельфов, недопускавших  возможности
автономии светского государства по отношению к Церкви и требовавших пол-
ного подчинения Орла  Кресту.  Что  в  этом  случае  осталось  в  Церкви
собственно христианского? Что могло бы оправдыват ь теперь ее  происхож-
дение от того, кто проповедовал отречение, тщету  мирских  забот  и  ра-
венство людей, которые по своей природе слуги Бога; от того, чье царство
не от мира сего? Как может быть установлено истинное господство и истин-
ная иерархия, если не ч ерез возвращение к языческим ценностям утвержде-
ния, имманентности и качественного различия? Так и произошло в Церкви  в
ее золотое время, в Средние века, когда она, на одно мгновение оживляясь
нордическо-германским и, можно также сказать, истинно римским духом, ка-
залось, уже была готова снова объединить  народы  Запада  во  вселенском
единстве. Но, однако, это была лишь фата-моргана - нечто не имеющее дли-
тельной реальности - в сущности, лишь постановка вопроса в форме его ре-
шения, решение противоречия de fac to, а не de jure.
   Кроме того, несомненно, что та Империя, которая действительно являет-
ся Империей, не может терпеть над собой Церковь как особую  организацию.
Империя, чье господство чисто материально, может допустить наличие Церк-
ви и даже предоставить ей заботу о духовных вопросах, которыми она  сама
не интересуется. Однако такая Империя будет лишь видимостью Империи. Им-
перия является Империей, лишь представляя собой имманентную  духовность,
но тогда она не может более признавать никаких  организаций,  обладающих
преимуществом по сравнению с ней самой в духовных вопросах. Она  уничто-
жит и вытеснит все церкви и при этом лишь себя объявит е динственной, не
допускающей ничего другого, Церковью: и тем или иным путем,  сознательно
или бессознательно, она возвратится к языческому и арийскому  пониманию,
к солнечному синтезу королевского и  жреческого,  к  "Sacrum  Imperium",
"Священной Империи".
   Если мы вглядимся внимательней, то именно такой мы увидим  чисто  им-
перскую идею, противостоявшую в Средние века Церкви, и в первую очередь,
благодаря Гогенштауфенам: мы увидим в ней не восстание  светского  могу-
щества против духовных властей, а борьбу между двумя видами чисто духов-
ной власти, каждый из которых защищает свое сверхъестественное происхож-
дение и предназначение и свое универсальное сверх-пол итическое право. С
одной стороны, в Империи возродилась, хотя и не без смягчений и  компро-
миссов, языческая идея божественного короля, сакрального властелина, lex
animata in terris ("Живой закон на земле" - лат.)  ,  центра  притяжения
для преображающей, вои нственной верности (fides), воплощенного  мужско-
го, героического полюса. С другой стороны, в Церкви  воплотился  принцип
духовной кастрации, "жреческой" истины, лунного духовного полюса, и  те,
кто проводили эту линию, не гнушались никакими средствами для по ддержки
и благославления рабов и торговцев в их восстании против Империи (сравни
противопоставление коммуны государству), и старались предотвратить  воз-
можную реставрацию и сохранить главенство за собой.
   В борьбе между этими двумя великими идеями, как  мы  уже  сказали,  и
состояла последняя вспышка духа на Западе. Затем начался период  обесси-
ливания и прогрессирующего кризиса. И если  современное  государство,  в
конце концов, осталось автономным, то лишь потом у, что  оно  опустилось
от универсального принципа Империи до плюралистского и плебейского прин-
ципа "нации"; потому что оно забыло, что означает царская  власть  в  ее
традиционном понимании; потому что оно не помнило более, что  политичес-
кие проблемы неотдели мы от религиозных,  и  оставалось  безучастным  ко
всему, что выходит за материальные интересы и притязания  отдельных  рас
или наций; и предоставив свободное поле действия гуманизму и так называ-
емому "свободомыслию", оно превратилось  в  чисто  светскую  временну  ю
власть. Итак, мы приблизились к современным горизонтам,  на  которых,  с
одной стороны, мы видим действительно светское и  анти-аристократическое
государство, исчерпывающееся решением  хозяйственных,  милитаристских  и
управленческих вопросов и напрочь лишенн ое всякой компетентности в  ду-
ховных проблемах, а с другой стороны, терзаемую расколом лунную религию,
не интересующуюся политикой и якобы довольствующуюся, - как Католическая
Церковь,- великим интернациональным объединением веры, а на  самом  деле
способну ю лишь на  вербальное  пасторство  в  хвастливом  и  бесцельном
стремлении к благу народов - которые, в действительности, уже давно идут
своими собственными путями, не следуя никаким религиозным побуждениям, -
или к заботе о "душе", уже давно утратившей внутре нний, живой, конкрет-
ный, мужественный инстинкт духовной реальности.
   Такое положение дел не может продолжаться дольше. Кто хочет  серьезно
говорить о противодействии и не желает оставаться в  положении  того,  к
кому относится ироническое изречение - "Plus ca change,  plus  c'est  la
meme chose"("Чем больше это меняется, тем бол ьше это  остается  тем  же
самым" - фр.")- не должен более мириться с подобным отречением и  с  по-
добным распадом.
   Выход из кризиса западного мира возможен  только  при  восстановлении
абсолютного синтеза двух видов могущества - политического и сакрального,
материального и духовного: на основе арийско-языческого мировоззрения  и
кристаллизации высших форм интересов, жизни и личности -  как  принципов
новой универсальности.
   Нас нельзя упрекнуть в анахронизме. Единому духу можно присягнуть и в
новых формах. Суть в том, чтобы преодолеть мировой  распад  политической
идеи, чтобы возвратить государству его сверхъестественный смысл  и  сде-
лать его символом полной победы формы над ха осом.
   Мы тяжело больны от абстрактной "религиозности" и политического "реа-
лизма". Эта парализующая антитеза должна быть полностью отброшена во имя
оздоровления нашей традиции.

   ПРОТЕСТАНТСКОЕ ИЗВРАЩЕНИЕ И НАША АНТИ-РЕФОРМАЦИЯ

   Мы уже упоминали о  том  обстоятельстве,  что  мессианско-галилейское
учение по своей первоначальной природе не было предназначено для  созда-
ния особой формы общественной жизни или религии.  Оно  несомненно  имело
анархический, антиобщественный, пораженческий ха рактер, который  должен
был разрушить любой разумный порядок вещей. Оно было пронизано, одержимо
одной заботой: спасением человеческой души для якобы приближающегося на-
чала "Царствия Божьего".
   Но когда перспективы этого "Царствия" потускнели и почти исчезли сов-
сем, поддерживаемые надеждой силы распались, и чисто  индивидуалистичес-
кий аспект этой семитской религии  перерос  в  социалистический  аспект.
"Экклезия", сообщество верующих, понимаемое  как  безличная  мистическая
среда, основанная на взаимной потребности - любить, служить, "соучаство-
вать",- потребности во взаимной поддержке и  взаимной  зависимости  тех,
кому не достаточно одиночества, заменила собой  ускользающую  реальность
"Царствия Божьего".
   "Экклезию", о которой мы здесь говорим, следует отличать  от  католи-
ческой организации. Эта организация выросла из последовательной  романи-
зации "экклезии" в ее первоначальной форме: и эта романизация  в  значи-
тельной мере изменила духу "экклезии", подчинила  ее  семитскую  сторону
принципу иерархического авторитета и  символически-ритуальному  аспекту.
Важно понять изначальную реальность "экклезии" первых  христианских  об-
щин, уже вышедших из-под непосредственного влияния Иисуса  и  потерявших
ощущение начала "Царст вия Божьего". Именно в них скрыт зародыш той  си-
лы, которая должна была привести к типу современного  евро-американского
общества.
   Имперский принцип - это иерархия, порядок, идущий  сверху.  Принципом
христианской экклезии было равенство, братство. В  Империи  существовали
персонифицированные отношения зависимости: там были господа и были  слу-
ги. Там существовал кастовый режим в совершен ной форме. В экклезии  эти
отношения обезличились: экклезия стала союзом одинаковых существ  -  без
вождей, без классов, без традиционных различий, поддерживаемым лишь вза-
имной зависимостью и одинаковыми душевными потребностями. Иными словами,
в экклезии за родилась социальность, форма общежития, объединения в неч-
то коллективное и уравнивающе солидарное. И как мы сказали: дух  проявил
себя как разрушитель Духа.
   И это привело прямо к Реформации.
   Реформация - это великая катастрофа  нордического  человечества.  Она
есть вырождение, деградация до негативного  и  семитского  уровня  силы,
вдохновлявшей ранее германских императоров  на  борьбу  против  римского
ига. В идеале Гогенштауфенов в действительности м ы видим принципы  сво-
боды, независимости и индивидуальности, принадлежащие к изначальной эти-
ке германского племени. За эти ценности в Средние Века боролись, но  бо-
ролись духовно<D, и они, по своей природе, оправдывались  идеалом  Импе-
рии. В сущности, они выдвигались как притязание на высшую, более солнеч-
ную и более мужественную и совершенную иерархию, нежели иерархия,  кото-
рую Церковь в своем компромиссе когда-либо могла пр едложить. В Реформа-
ции мы видим как раз противоположное: мы видим в ней  утверждение  якобы
нордических сил, отказавшихся от цепей Рима, чтобы уничтожить  при  этом
последние остатки иерархического могущества,  которые  еще  представляла
собой церковь. Вследств ие этого снова произошло оживление  сил,  напол-
нявших ранее первые христианские общины и жизнь "экклезии". В Реформации
произошел возврат к раннему христианству в его низшем "социалистическом"
аспекте, в противоположность римскому церковному фактору. Проте станская
непримиримость положила конец католическому компромиссу, но не в  пользу
обращения к Империи, а в пользу обращения к анти-империи.
   Однако германские народы сохранили в своей крови  еще  слишком  много
нордических факторов для того, чтобы этот переворот оказался для них ре-
шающим. Вопреки всему, вопреки  расколу,  германские  народы  оставались
вплоть до вчерашнего дня, вплоть до начала Миро вой войны, теми  народа-
ми, в которых - более, чем в каких-либо других - поддерживался имперский
и почти феодальный режим, живое ощущение мужественных  нордических  цен-
ностей чести, верности, иерархии.
   Иначе дело обстояло в англо-саксонских странах, и особенно после  то-
го, как религиозная революция перешла в политическую;  после  того,  как
падение авторитарного принципа в духовной  области  распространилось  на
социальную, а потом и на моральную сферу, и пос ле того, как волнения  и
разрушительное влияние якобинской революции  распространились  по  всему
свету.
   При таком положении дел мы видим в действительности, что Реформация -
изначально бывшая религиозной революцией - привела  к  перевороту  самой
политической идеи. Освободясь от оков римского  авторитарного  сознания,
Церковь социализировалась и сделалась имман ентной, а в дальнейшем  при-
няла форму, - как более или менее  секуляризированная  политическая  ре-
альность, - ранней экклезии.
   Место иерархии после Реформации заняло свободное  общество  верующих,
освобожденное от цепей авторитета, где каждый был "сам  себе  судья",  и
где все были равны. Другими словами, это было началом европейского  "со-
циалистического" упадка: имперскому идеалу протестанская религия прегра-
дила путь организацией, управляемой не вождями, а группой обычных людей,
организацией снизу, исчерпывающейся безличным объединением в чисто  кол-
лективн ую, сама собой управляющую и сама себя оправдывающую  социальную
структуру.
   Это движение быстро охватило англо-саксонские народы, и  сегодня  они
склоняются к "католизации", т.е. к такой универсальности,  которая  пол-
ностью противоречит как всему римскому и имперскому, так и  всему  тому,
что в ограниченном смысле можно назвать собств енно позитивно церковным:
как в рамках отдельной нации они суммируют  индивидуумов,  уничтожая  их
различие, в чисто социальном союзе, так эти народы все более  склоняются
к тому, чтобы уничтожить разделение и привилегии наций, взятых в  целом,
и предоставить всем им одинаковый ранг в анонимном  универсализме  "Лиги
Наций". Одновременно с этим религиозность все более "очеловечивается"  и
все более тяготеет  к  тому,  чтобы  слиться  с  социальностью.  Доказа-
тельствами этому служит новейшая тенденция, распространившаяс я  в  про-
тестантских странах, к созданию  "религии  социальных  служб",  "религии
труда" и т.д., а также все возрастающий перевес  моральных  интересов  и
моральной нетерпимости надо всем идеальным и метафизическим.
   Если сложить все эти факторы вместе, то мы получим следующую картину:
Реформация  способствовала  последовательному  отделению  от  христианс-
ко-языческого  зерна,  еще  сохранившегося   в   католических   странах,
собственно христианского аспекта (в его умеренной форм е идеала простого
общежития) и привела к созданию нового типа общества: к демократическому
государству, к анти-империи, к самоуправлению масс, к нивелированию  от-
дельных людей в анархической солидарности, с призрачными  правителями  -
слугами слуг, которые как простые "представители" зависимы от масс и от-
ветственны перед массами - вместо того, чтобы  массы  были  ответственны
перед ними, вместо того, чтобы как высшие вожди являться принципами  аб-
солютного авторитета.
   Естественно, этим исчерпывалось еще далеко не все. Скрытыми  "подзем-
ными" путями секуляризированное восстановление экклезии снова  призывало
семитов, и именно в протестантских странах капитализм и плутократия раз-
вились в особенно явной форме, и именно в протестантских странах за  ку-
лисами демократической "свободы" снова появился всемогущий "еврей", гос-
подин сил и людей в оскверненном не имеющи ми отечества финансами  мире.
И одновременно с этим дала знать о  себе  последняя  катастрофа,  начало
чистого коллективизма, соответствующего пролетарскому мифу "третьего ин-
тернационала" и "профетической" миссии Советов.
   Совокупностью этих фактов мы поставлены перед решающим ИЛИ-ИЛИ.
   Бесполезно бороться со следствиями, не зная  их  тайных  и  глубинных
причин. Бесполезно мечтать о политическом противодействии, не коренящем-
ся в соответствующей духовной революции.
   Церковь - это нечто половинчатое. Церковь - это слишком мало для нас.
Нам нужно намного больше. Нам нужна истинная Анти-реформация. И эта  Ан-
ти-реформация состоит в возврате к изначальной арийской этике, к  чистым
силам нордическо-римской традиции, к имперскому символу Орла.
   Это - первый этап восстановления. Это вопрос времени, но  наши  нации
должны решить: либо реально стать жертвами смыкающихся сил протестантиз-
ма и еврейства и окончательно  организовать  общество  по  примеру  анг-
ло-саксонских стран, выбрав присущую религии соци альность, - в  которой
духовность  является  только  средством  для   осуществления   временных
действий, а подчас даже слугой ариманической мистики безликого  "коллек-
тивного человека", - либо они должны договориться между собой  и  высту-
пить за новое оздоровление и восстановление, т.е. за  революцию  в  ином
смысле, за осуществление идеала иного государства.
   Как протестантская революция  преодолела  католический  компромисс  и
привела Запад к формам и ценностям демократического общества, так и  мы,
со своей стороны, вопреки Реформации должны преодолеть  тот  же  компро-
мисс, утвердив, однако, при этом иное решение ал ьтернативы: ту  возмож-
ность, которая проявилась в борьбе германских императоров  за  Священную
Римскую Империю. На основе центрального нордическо-римского восстановле-
ния мы должны создать государство одновременно и старое и новое, основы-
вающееся на ценностя х иерархии, организации сверху, аристократии,  гос-
подства и мудрости, т.е. на тех имперских ценностях, которые после  двух
тысячелетий экспериментов Церкви, открыто, просто, без масок  и  смягче-
ний, должны быть утверждены людьми, не стыдящимися своего изнача  льного
благородства и могущими, наконец, решиться - в  своей  верности  древним
силам благородных ариев, уранически-солнечной духовности  и  героическим
символам - перед лицом всей падающей, социализированной и семитизирован-
ной Европы назвать себя подобно нам : языческими империалистами.

ВОЛЯ К ИЕРАРХИИ 

   Ниже, говоря о корнях европейского недуга, мы  назовем  те  принципы,
посредством которых  необходимая  Анти-реформация  сможет  осуществиться
конкретно.
   Здесь же мы хотим остановиться на одном вопросе - на вопросе о смысле
принципа иерархии, являющегося предпосылкой новой идеи  государства.  Мы
не берем в расчет здесь лозунги, партийные программы и произнесенные ре-
чи, нас  интересует  только  решительный  и  твердый  порыв,  достаточно
сильный для того, чтобы раз и навсегда покончить с прив ычками, ставшими
второй природой современных людей, и которые еще долго  будут  ими  пра-
вить, сколько бы их языки ни утверждали противоположного.
   Сегодня часто говорят об  иерархии  -  но  одновременно,  потворствуя
гражданским и анти-аристократическим настроениям,  противоречащим  самой
этой идее, многие готовы пойти в этом вопросе на  уступки.  Естественно,
прежде всего надо полностью освободиться от пер ежитков  демократической
и "представительской" системы, а также от всего, что тем или иным  обра-
зом выдает "социалистический" или "коллективистский" дух. Все  отношения
должны стать более жесткими, более живыми и более  мужскими  посредством
воинского самообл адания, верности,  чести  и  мужественного  усердия  в
службе. Верность (fides), бывшая одной из древних римских богинь, о  ко-
торой Титус Ливиус сказал, что обладание ею отличает римлянина от варва-
ра; верность (fides), которую можно увидеть в индийских бхакти и в  пре-
данности не только в действиях, но и в мыслях и в глубинах личной  воли,
которую иранские воины клялись соблюдать в отношении своих  обожествляе-
мых вождей, - эта верность (fides) была также духовным цементом для  от-
дельных феодально-политических единиц и, позднее, для их  объединения  в
unum quod non est pars( единство, не имеющее частей - лат.), в  сверхпо-
литический и сакральный центр средневековой Империи.
   В такой верности (fides) мы нуждаемся и сегодня, и сегодня более  чем
когда-либо.
   В подчиненных должна проснуться гордость в служении вышестоящим.  Акт
служения должен быть снова осознан как свобода и преодоление, как преоб-
ражающая преданность, не унижающая, а, напротив, возвышающая - во  всем,
как в делах мира, так и в делах войны, как в частном, так и в общем.
   На этой духовной основе  должна  образоваться  структура,  проходящая
перпендикулярно сверху вниз, в которой вожди будут единственными центра-
ми, а центры низших организаций, в свою очередь, будут подобны  офицерам
среди солдат.
   Естественно, такая система, в первую очередь, требует создания элиты,
истинной элиты, в которой не авторитет соответствует должности, а,  нап-
ротив, должность авторитету, а тот, в свою очередь, проистекает  из  ре-
ального превосходства. Всякая иерархия, строящаяся исходя из иных  пред-
посылок, является лишь видимостью и ис кусственным образованием,  таящим
в себе несправедливость, а, следовательно, анархию.
   Кроме того, надо твердо понять, что иерархия никоим образом не  может
исчерпываться тем уровнем, который сегодня называется "политикой". Более
того, эта политика - как хозяйственно-промышленная, административная и в
материальном смысле правомочная часть г осударства - должна быть  подчи-
нена ценностям более высокого порядка и служить лишь средством для опре-
деленных сверхполитических установок, реально соответствующих  дифферен-
цированным формам жизни и интереса, поэтому вся сфера политической жизни
должна при знавать за вождями истинный и неоспоримый авторитет, не  под-
верженный влиянию всего временного и случайного.
   Этот идеал требует не только утверждения идей и прав аристократии, но
и идей и прав  Монархии.  Если  рассмотреть  все  республиканские  госу-
дарства, еще номинально монархические государства, и государства, управ-
ляемые диктаторами (которые, с традиционалистской точки зрения, являются
не более, чем народными трибунами), - то во всем, что касае тся реальной
Монархии, вся Европа представляет собой сейчас почти пустое место.  Там,
где еще сохранилась Монархия, она стала  простым  пережитком,  онемевшим
символом, функцией, потерявшей свой  истинный  смысл  и  утратившей  ре-
альность.
   Конечно, это лучше, чем ничего - но тем, кто не только по имени, но и
по духу принадлежит к королевской крови, следует пожелать мужества, что-
бы покончить с сомнительными компромиссами и соглашательством. Им следу-
ет пожелать либо отказаться от королевских титулов, которые  ничему  или
почти ничему более не соответствуют, либо решиться снова стать центром и
главой государства, чтобы положить конец  всем  "легальным"  узурпациям,
произошедшим за последние столетия, и снова сделаться вождями народов  в
абсолютном и трансцендентном смысле.
   Там, где Монархия поставлена на колени кознями черни, "евреев" и тор-
говцев, там, где она находится в руках, которые более не  могут  держать
скипетр, державу и меч, там она должна быть восстановлена  заново.  Там,
где она продолжает существовать лишь в силу инерции, ее необходимо обно-
вить, укрепить и сделать динамичной, как органичную, центральную,  абсо-
лютную функцию, воплощаюшую в себе одновременно могущество силы  и  свет
Духа. И вместе с этим она должна стать реальным деянием  целого  рода  и
точкой, возвышающейся надо всем, что обусловлено землей и кровью. Только
тогда можно с полным правом говорить об Империи. Только тогда, когда она
проснется для славной, священной, метафизической реальности, вершины во-
инстве нной политической иерархии, - только тогда Монархия снова  приоб-
ретет то место и те функции, которыми обладала до узурпации кастой  жре-
цов.
   Прежде чем, следуя этим направлением, удастся приблизиться к истинно-
му традиционному идеалу, естественно,  еще  предстоит  проделать  долгий
путь. В остальном же мы достаточно ясно выразились, чтобы четко дать по-
нять, что объединение двух видов власти (духов ной и светской)  есть  не
только риторическая фраза или суеверное обожествление существа,  достиг-
шего высшей точки в чисто материальной организации - как это было уже не
раз в предшествующий период в случаях теократии. Мы  настаиваем  на  ре-
альном синтезе, где дух есть не просто слово,  а  позитивная  реальность
преображения самого себя, которое, свершившись, устанавливает между  су-
ществом и массой других людей такую же дистанцию,  как  дистанция  между
самими этими людьми и животными. Мы не хотели бы использовать  п  онятие
"сверхчеловек", ставшее сегодня затасканным и риторическим, но мы  наде-
емся, что кое-кто поймет нас, если мы напомним о значении ритуала иници-
ации в различных древних государствах, если династии сами по себе не бы-
ли "уже божественной крови", - ритуала, который  должен  был  сакральным
образом удостоверить реальность политической  власти.  Мы  утверждаем  в
этом случае, что дистанцию, отделяющую вождя от всех  остальных,  нельзя
свести до чисто "морального", "идеального" или "религиозного" уровня, до
уровня чисто человеческих достоинств или пороков.  Она  основывается  на
ином Качестве Бытия, достигнутом в результате субстанциал ьной трансфор-
мации сознания.
   Итак, мы утверждаем, что  именно  это  реальное,  конкретное  превос-
ходство даст смысл понятию "духовность", и именно оно должно  стать  тем
центром, из которого проистекает достоинство, аттрибуты и особая функция
королевской власти. Это превосходство, в свою о  чередь,  будет  утверж-
даться в Империи как то, что - в согласии с арийско-языческой традицией,
в которой короли были королями в силу сошедшего с небес огня, hvareno, -
выдвинуло королей, сделало их "бессмертными"  и  засвидетельствовало  их
право Победой.
   И вместе с этим появился бы центр трансцендентной стабильности, "При-
сутствие", принцип любой истинной иерархии, зерно всякой верности,  вся-
кой чести в службе и всякого героического действия, высшая уравновешива-
ющая сила Сверху.

ЧАСТЬ III 

ОШИБКА ДЕМОКРАТИИ 
ИСТИННЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ 
ИЕРАРХИЯ ЧЕРЕЗ МОГУЩЕСТВО - ПОКОРЕНИЕ ГОСУДАРСТВА 

НЕВОЗМОЖНОСТЬ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ 

АНТИ-ГЕГЕЛЬЯНСТВО 
АНТИ-ИСТОРИЦИЗМ 
ИНДИВИДУУМ И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО 
ИРРАЦИОНАЛЬНОСТЬ РАВЕНСТВА 
ОТ КЛАНА К ИМПЕРИИ - НАШЕ РАСОВОЕ УЧЕНИЕ 
ИСТИННЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ 

   Принципом и здоровым основанием нового государства должна  быть  идея
органичности.
   В предыдущей главе мы указывали на то, что конкретная идея  организма
противоречит идее составного механизма, представляющего  собой  совокуп-
ность атомически свободных элементов, которая поддерживается  лишь  без-
личной и абстрактной связью, не индивидуализиру ется ни в  каком  высшем
принципе и не основывается на реальной и истинной дифференциации элемен-
тов. Различие между имперским и либерально-демократическим идеалом  тож-
дественно различию между организацией (в  этимологическом  смысле  этого
слова, происходящего от слова "организм", т.е. "живое, цельное и качест-
венное существо") и составной композицией (слово "композиция" этимологи-
чески означает искусственное сложение разрозненных  элементов  в  единое
целое).
   Наш Империализм требует универсальности и единства, но  не  в  смысле
абстракций, подчиненных безличному закону или иррациональной "коллектив-
ной воле" и  интернационалистскому  пацифистскому  коллапсу,  а  универ-
сальности и единства, наглядно представленных реальностью высшего  инди-
видуума, в которой воплощается смысл  трансцендентного  как  изначальный
принцип всякой дифференциации и всякого качественного различия.
   Наш Империализм возвышается над национализмом:  если  демократический
сверхнационализм есть смягчение и сведение к минимуму национального  ут-
верждения, объединяемого со многими другими,  не  важно  какими,  нацио-
нальными утверждениями, то имперский и римский  св  ерхнационализм  есть
сверхнационализм того национального утверждения,  которое  через  группу
господ осуществляется уже вне их самих, в высшем синтезе, будь то по от-
ношению к своей или к какой-либо иной возглавляемой ими нации.
   Как это ни странно, но может показаться, что наш Империализм  основы-
вается на ценностях, которые могли бы служить предпосылками  либеральным
формам демократии. Ценности свободы и независимости действительно  стоят
в центре лучших арийских традиций. Понятие благородства в древнегерманс-
кой традиции, а позднее и  в  самой  структуре  средневековой  культуры,
отождествлялось с понятием свободы. Первые римские  законы  основывались
на идее патрициев, жрецов, вождей и высших судей своего народа как  сво-
бодных существ, в селенных во Вселенной. Фридрих II сказал:  "Пока  я  -
король, я свободен". - Схожесть в словах, радикальное различие в духе.
   Разница состоит в том, что в либерализме  эта  ценность  утверждается
родом рабов, не осмеливающихся додумать эту мысль до конца  и  возжелать
свободу для индивидуума и в индивидууме  и  неправомочно  и  обезличенно
сводящих ее к "обществу" и "человечеству", где она уже полностью  теряет
свое первоначальное значение и становится заблуждением.
   Согласно его собственному утверждению, этот род - род  рабов,  следуя
своему "вечному закону", провозгласил эру  свободы.  В  действительности
это только слова. Этот род не знает, что такое свобода. Если бы он  знал
это, он знал бы также, что стремление к свободе есть то же самое, что  и
стремление к иерархии.
   Разберемся в этом подробнее: свобода не терпит компромисса - либо  ее
утверждают, либо нет. Если утверждают, то надо бесстрашно утверждать  ее
до конца - т.е. как безусловную свободу.
   Это вполне поймет тот, кто согласен, что свободным себя  может  назы-
вать только один. Если бы существовало больше свободных существ, то  они
лишь взаимно ограничивали бы друг друга, - в этом случае внутри  каждого
из них был бы установлен закон, подчиняющий его действия некой предопре-
деленной гармонии. И несмотря на то, что этот закон был  бы  внутренним,
он от этого, однако, не переставал бы оставаться законом, и, кроме того,
при этом существовало бы некое условие, стоящее  над  областью  сознания
каждого из индивидуумов, поэтому в данном случае наличествовала бы  лишь
видимость истинной свободы.
   Итак, напрашивается следующая альтернатива: либо умерить свои  притя-
зания, фальсифицировать смысл этой высшей ценности и  отрицать  свободу,
настаивая на многих отдельных, атомических свободах, прирученных и меха-
низированных во взаимном самоограничении (либ еральная демократия) - ли-
бо остаться непреклонными и выступить за идеал существа, в  силу  своего
внутреннего превосходства прекратившего быть одной из многих сил в дина-
мической системе,  -  которую  представляет  собой  социальная  действи-
тельность,  --  реализующегося  как  установитель  законов  самой   этой
действительности в свободе от закона и являющегося законом и авторитетом
для всех остальных. Это означает, что свобода только тогда реальна, ког-
да реальна Империя.
   Империя, понимаемая таким образом, соответствует  по  вышеприведенной
аналогии телу, ставшему единым в силу господствующего  над  ним  синтеза
души. Единство такого тела - в отличие от бездушного трупа -  состоит  в
высшем принципе, который есть начало и конец, который является  не  пот-
ребностью тела, а, напротив, заставляет само тело служить ему инструмен-
том, и который не исходит из тела, а, наоборот (в том смысле,  что  душа
есть конечная цель), представляет собой глубочайший принцип самого тела,
без которого он о распалось бы (Аристотель).
   В соответствии с этим следует сказать,  что  правитель  как  носитель
ценности свободы не будет простым представителем  масс  (демократический
тезис), безличным символом мифической самоорганизации, на которую  массы
якобы способны, а, напротив: массы приобретут порядок и форму лишь  бла-
годаря высшей силе, качественно отличающейся от всех других и несопоста-
вимой с ними. И эта сила, существующая отнюдь не для масс, подчинит  тем
далеким горизонтам, которые только она может наметить, интересы масс, не
представляя н икому права подтверждать свой закон, так как  он  является
законом не потому, что он правилен, а потому, что он  является  законом,
ее законом (в прямой противоположности демократическому принципу санкций
народа и преклонения перед абстрактными "правилами" или перед  тем,  что
считается "общественными интересами"). В противном  случае  глава  госу-
дарства будет не свободным существом, а первым из  слуг,  не  выражением
духовности, а голосом тела.
   К сожалению, сегодня уже почти никто не знает, что означает  свобода,
и почти никто не осмеливается додумать эту мысль до конца. К  сожалению,
сегодня почти не осталось никого, кто  умел  бы  приказывать  и  повино-
ваться. Риск абсолютной ответственности и абсол ютной преданности  почти
полностью исчез за посредственностью коллективного механизма.
   И они еще осмеливаются воспевать эру свободы и либерализма и  славить
уничтожение рабства, не понимая того, что свобода возможна тогда,  когда
существуют господа и рабы, когда существуют гордые вожди и массы, отваж-
но и великодушно вверяющие этим вождям сво ю жизнь и судьбу; не  понимая
того, что уничтожения рабства могут хотеть только рабы, которые остаются
рабами, даже освободившись от цепей и разрушив  иерархию,  поскольку  их
потребность служить и быть зависимыми создает им нового и намного  более
страшного тирана: с одной стороны, семитский Бог-судья, Бог "провидения"
и "благодати", а с другой - деньги и "общественное мнение" - инструменты
еврейского заговора, фетиш безличных социальных законов,  моральная  не-
терпимость протестантских наций, всемогущий челов ек толпы большевизма.

ИЕРАРХИЯ ЧЕРЕЗ МОГУЩЕСТВО - ПОКОРЕНИЕ ГОСУДАРСТВА 

   То, что дух есть могущество, и то что могущество есть дух в нерушимом
синтезе, - является основной идеей "солнечного"  языческого  мировоззре-
ния.
   Возвращаясь к нашим предыдущим соображениям, мы утверждаем, что могу-
щество есть мера свободы.
   Как душа - на которую, согласно вышеприведенной аналогии,  ориентиру-
ются различные части и функции тела, тогда, как сама она имеет свою  ко-
нечную цель в себе самой - рассматривает свойства и ограниченность  тела
как нечто несовершенное и, не принимая его таким, как оно есть, стремит-
ся преодолеть его и, при своем абсолютном господстве, превратить в  пол-
ностью соответствующий духу организм, так и властелин должен относ иться
к свойствам масс или высшая раса к остальным расам, которые ей предстоит
организовать во вселенском единстве.
   Свобода властелина, его право, ценность его бытия - как конечная цель
- простираются в той мере, в какой он обладает  достаточным  могуществом
для того, чтобы выполнить то, что он хочет. Его  действие  не  достигнет
своей цели только в том случае, если некто обладает  еще  большим  могу-
ществом. Лишите властелина его могущества, и он потеряет свое право, ко-
торое перейдет к тому, кто сможет установить свой закон над ним и против
него. Поэтому иерархия будет не данностью, а заданием. Она будет постро-
ена не через абстрактное соответствие трансцендентным  законам  Добра  и
Зла, Права и Преступления, Человечества, Национальности или  Традиции  в
ст рогом и эмпирическом смысле,- она станет практическим самовосхождени-
ем в ситуацию, самовыравниванием, подчинением или самоподчинением  инди-
видуализированных сил, и лишь этот процесс приведет  к  выяснению  того,
кто более достоин находиться на той или иной с тупени иерархии. При этом
мы утверждаем, что без Могущества Империя - и,  соответственно,  вершина
свободного бытия - не имеет основы, и если она все же продолжает сущест-
вовать,  то  лишь  случайным  и  преходящим  образом,  опираясь  не   на
свойственную ей как таковой силу, а на чуждую ей слабость и малодушие.
   Но эти утверждения требуют пояснить то, что конкретно мы понимаем под
"могуществом", а иначе, без сомнения, возникает непонимание,  которое  в
этой связи ни в коем случае не должно возникать.
   В первую очередь, мы заявляем, что для нас могущество вовсе не  озна-
чает чисто материальную силу, и что господство и Империя для  нас  вовсе
не являются синонимами насильственной власти и подчинения, которое могло
бы быть достигнуто с помощью такой власти. Этот вопрос тем более следует
осветить, что многие умышленно смешивают эти вещи, чтобы потом с вызыва-
ющей риторикой ad hominem ("Взывая к человеческим чувствам" - лат.) выс-
тупать против "человеческой бестии", против "homo homini lupus"(  "Чело-
век человеку волк"лат.),  против  "нечеловеческого  повелителя",  против
"тиранов" и т.д. Насильственная власть - это слишком мало. Могущество  -
это не насильственная власть, так как последняя представляет собой  "на-
хождение напротив чего-либо" (и, следовательно, на том же уровне), а  не
"над чем-либо". Допускать возможность сопротивления и признавать за  ним
смысл и оправданность, т.е. допускать, что  иная  воля  может  сопротив-
ляться - это поверхностно, полемично и случайно, это не истинно иерархи-
ческие, властные отношения. Ненасильно движется свободное тело. Тот, кто
действительно может, тот не знает насильственной  власти,  тому  она  не
нужна, так как у него нет антитезы, и он утвержд ается невидимо,  прямо,
никогда не испытывая ни малейшего сопротивления в силу своего внутренне-
го, индивидуального превосходства над теми, кому он повелевает.
   Все это сказано с абсолютной точки зрения. Но, однако, этим отнюдь не
оспаривается полезность насильственной власти, а лишь утверждается,  что
она еще не есть истинное могущество; там, где мы наталкиваемся  на  зат-
вердевшие, ставшие безжизненными образовани я, которые можно преодолеть,
только уничтожив их, там где еще нужен  акт  первичного,  направленного,
организующего вмешательства в хаос различных материальных, бунтующих сил
- там насилие всегда остается необходимым как предварительная,  подгото-
вительная ст адия.
   В подтверждение этого можно привести  следующее  соображение:  весьма
вероятно, что освобожденные от оков и достаточно живые силы смогут  пос-
тавить человека во главе многих, если даже не всех. Но для этого необхо-
димо, чтобы он мог вначале освободить эти силы , а потом их направить, а
этого возможно добиться не посредством новой, и также только чисто мате-
риальной силы, а лишь посредством силы убеждения или внушения.
   И при этом мы попадаем на более тонкий уровень, где действие  и  гос-
подство осуществляются с помощью идей. С помощью идей -  и  это  следует
особо выделитьне как абстрактных понятий, а как идей-сил, мифов  (в  том
смысле, в котором понимал их Сорель), т.е. как  принципов,  направленных
на пробуждение энергий, социальных движений и течений  посредством  раз-
личных моральных, эмоциональных, религиозных и традиционных видов внуше-
ния, могущих воздейс твовать на массы. Но здесь надо выделить два  пунк-
та. Во-первых, сам властелин должен всегда  оставаться  господином  этих
идей и мифов, ни в коем случае не предаваясь  иллюзиям  и  не  становясь
одержимым, рабом тех духов, которых он сам же и вызвал. Он  не  долж  ен
придавать им никакой абсолютной ценности и хладнокровно использовать  их
как средство, как гипнотический инструмент, с помощью которого он -  при
достаточном знании психологии масс - будет оказывать на них  нужное  ему
влияние, пробуждая и направляя при э том слепые силы замкнутого  коллек-
тива. Второй пункт, тесно связанный с первым, состоит в том, что необхо-
димо понимать абсолютно позитивную сторону этой  точки  зрения,  которая
далеко превосходит как идеологию чистой силы, так и идеализм "ценности",
идею "вечного закона" и т.д. То, что одной чисто материальной силы самой
по себе недостаточно, то что она должна всегда служить инструментом идеи
- это очевидный факт. Но и самой идее нельзя  приписывать  никакой  иной
ценности, кроме ценности, определяющейся  непосредственно  вышеназванным
фактором, т.е. ценности гипнотизирующего, измеряемого практическими пос-
ледствиями принципа. Другими словами, идея ценна только тем, как  широко
и как долго она действует, а вовсе не тем, что она "правильна", "и стин-
на", "хороша" и т.д.. Все это - только чад по отношению к реальности  ее
как идеи-силы. Выравнивать, отличать, составлять, использовать,  уничто-
жать или подрывать "гипнотический потенциал", которым обладают различные
идеи - это высшее, невидимое, опасное искусство  господства,  которое  с
ледует рассматривать как область "магии" в высшем смысле этого слова.
   Поэтому исключительно наивными следует считать все те течения,  кото-
рые ратуют только за действие (в вышеназванном  ограниченном  смысле)  и
считают все идейные конфликты и любую работу с идеями пустой тратой вре-
мени. Мы никак не можем с этим согласиться, но не из "идеализма", от ко-
торого мы очень далеки, а из-за того, что такая установка, даже с  точки
зрения самого действия, является абстрактной и  недостаточной.  Хладнок-
ровный властелин, пробуждающий идеи-силы, в первой же схватке выбьет та-
ких апологетов чи стого действия из седла, отняв и направив  против  них
же самих ту силу, которая их поддерживала.
   Эту предварительную ступень следует полностью преодолеть. Она не  ве-
дет никуда выше уровня народных трибунов. Она остается внутри  того  по-
рядка, к которому применимы даже психоаналитические теории "коллективно-
го подсознания" и рудиментов архетипов "праплемени".
   Она с необходимостью заключает в себе компромисс. Различные "мифы"  и
"идеи-силы" не могут служить властелину поддержкой или условием. Он один
должен быть условием для всего остального. Такие идеи  -  и  в  основном
идеи "нации" и "отечества", так как они пря мо касаются темы данной  ра-
боты - содержат в себе нечто трансцендентное, безличное, не имеющее  ни-
какого отношения к случайности и ограничивающее их инструментальную цен-
ность, о которой мы говорили выше. С тем,  чье  господство  основывается
исключительно на строго определенном комплексе идей, всегда  может  слу-
читься, что он столкнется с кем-то другим, кто станет апеллировать к тем
же идеям и кто - если он окажется в таком положении, что эти идеи  будут
ему более соответствовать, нежели идеи его собственной па ртии -  сможет
победить его как раз посредством привлечения силы, на которую  тот  ста-
вил. Поэтому необходимо понять, что важна не столько идея-в-себе, а важ-
но кто эту идею утверждает. Не идея придает индивидууму ценность и могу-
щество, а, напротив, индивидуум придает идее ценность, могущество и  оп-
равданность. Это понимал Вольтер, когда в отношении французского  короля
он сказал, что некоторые жесты ценны только тем, что именно  он  их  дел
ает.
   Итак, остается совершить последний великий шаг - освободиться от суе-
верного демократического и безличного отношения к "отечеству" и  к  "на-
ции". Властелин, медленно передвигая центр от абстрактного к  конкретно-
му, в конце концов откажется от самой идеи "оте чества", перестанет  ис-
кать в ней поддержку, сделает ее имманентной, а самого  себя  -  центром
для любой ответственности и для любых ценностей, и только тогда он  смо-
жет по праву сказать: "Нация, государство - это Я".
   Это уровень, на котором может находиться не тот, чье превосходство  -
согласно использованному ранее выражению - покоится  на  могуществе,  а,
напротив, лишь тот, чье могущество покоится на превосходстве.
   Потребность в могуществе означает бессилие, и кто понимает это,  тот,
возможно, поймет и то, в каком смысле путь истинного отречения  (мужест-
венного отречения, которое покоится на "отсутствии необходимости"  и  на
"самодостаточности") может быть условием для пути к верховному могущест-
ву, и тогда, быть может, он  также  постигнет  тайную  логику  (в  соот-
ветствии с традицией, большинством совершенно неоправданно считаемой ми-
фом), по закону которой аскеты, святые и посвященные могут внезапно про-
явить гипнотическое и сверхъестественное могущество, намного превышающее
могущество людей и вещей.
   Если всякая потребность, всякая алчность и всякая страсть обессилива-
ет, грабит человека, то НЕТ, сказанное всему, интегрирует,  потенцирует,
возвышает его, ведет к высшей центральной и солнечной жизни.
   И вместе с этим исчезает всякая видимость титанизма, которая могла бы
быть присущей идее абсолютно централизованного, освобожденного от всяких
условий принятия на себя  полноты  могущества  одной  единственной  лич-
ностью. Здесь индивидуальное есть сверх-индив идуальное.  Действительно,
оба эти элемента смешиваются, и свойственные им тенденции здесь  так  же
мало отличаются друг от друга и так же мало противоречат друг другу, как
ручейки в момент своего впадения в море. Здесь властелин не столько осо-
бое смертное существо, сколько универсальный элемент, космическая  сила.
И теперь, в свете этого, понятно, почему короли  в  некоторых  восточных
традициях прекращали носить свое прежнее человеческое имя в момент коро-
нации. И из мифологического символа становится ясным, почему древние жи-
тели Севера могли считать своих вождей воплощением крови Одина,  Фрейра,
Тиу; почему египтяне и иранцы видели в своих царях земные  подобия  сол-
нечных божеств; почему римляне и греки почитали  своих  властелинов  как
откровение неизменного "ге роического" потока, утвержденного  в  образах
Геракла и Аполлона.
   "Постоянно присутствуют в великом жилище мира; постоянно утверждаются
на прямом троне мира; шагают вперед по великому пути мира, и  когда  это
достигнуто, народ разделяет добытые блага". - "В ширине и глубине своего
мужества (virtus) подобны Земле; в высот е и блеске его подобны Небу;  в
протяженности и длительности его подобны пространству и вечности: и  об-
разуют третье Могущество между земным и небесным" - так говорит  о  под-
линных властелинах Традиция.
   Истинный Властелин, истинная имперская натура - это тот, кто обладает
этим высшим бытием - таким его количеством, которое непосредственно  оз-
начает иное бытие - качество: мужество (virtus), перед которым - до  из-
вестной степени даже при отсутствии прямого желания - все остальное сжи-
гается, упраздняется и подавляется. Он есть тот, кто утверждае тся как
   Несущество: как всеобъемлющее грозное сияние, которому ничто не может
противостоять, как спокойное хладнокровное величие, останавливающее руку
с занесенным мечом, или прыжок хищного зверя. Он есть тот, кто  невольно
внушает уважение, кто пробуждает желани е повиноваться, жертвовать,  ис-
кать в этой всеохватывающей жизни смысл особого, истинного Бытия. В  Нем
как в действии пылает весь род, вся традиция, вся история, - они прекра-
щают быть абстракцией, бескровной идеальностью и становятся индивидуали-
зированной реальностью, становятся Жизнью - абсолютной жизнью,  самодос-
таточной, чистой свободой - становятся Духом, становятся Светом.
   И только Он, в своем апогее, может сказать: "Я есть Путь, Я есть  Ис-
тина, Я есть Жизнь". И только Он дает несметному числу людей, всей  сис-
теме низшего детерминизма жизни Единство, Смысл, Оправданность,  которых
они никогда не имели ранее. Потому что низший никогда не может жить пол-
но и совершенно, если он не знает, что центр и цель находятся в конкрет-
ном Высшем; потому что часть ощущает  себя  элементом  целого  организма
только тогда, когда она видит смысл своего существования не в  себе  са-
мой, а в душе (в душе, которая является реальностью, а не чистым идеалом
или абстрактным законом).
   Все это - план основных этапов завоевания государства и Пути к  могу-
ществу. Наивность грубой силы, риторика идеальности и "Вечного  Закона",
относительность и  двусмысленность  динамической  игры  идей-сил,  мифов
"отечества" и "нации", необходимость в поддержк е власти снизу - все эти
различные ограничения - подобно восходящему солнцу, разгоняющему туман и
ночных призраков- должны быть рассеяны могущественной реальностью высше-
го и в действительности более чем человеческого индивидуума, который,  в
конце концов, станет тождественен могуществу самого "Сверхмира".

НЕВОЗМОЖНОСТЬ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ 

   Но вернемся к либерализму.

   Мы вскрыли тот компромисс, которым определяются  его  жалкие  попытки
утвердить "вечный закон" свободы. Компромисс,  превращающийся  в  чистое
противоречие когда, при передвижении проблемы от индивидуума к обществу,
вслед за законом свободы утверждается другой "вечный" закон:  закон  ра-
венства. Как можно не понимать, что при равенстве не может быть  никакой
свободы? Что нивелирование возможностей, идентичность прав и  обязаннос-
тей, деспотизм закона, основывающегося исключительно на количестве,  де-
лают свободу немыслимой? Повторим еще раз: истинная  свобода  существует
только в иерархии, в ра зличении,  в  непреложности  индивидуальных  ка-
честв. Она существует только там, где социальные проблемы  решены  таким
образом, что ситуация благоприятствует  полной  реализации  человеческих
возможностей, основываясь на идеале дифференциации и,  следовательно,  н
еравенства, чему античная кастовая система служит совершенным  образцом.
Кроме того, истинная свобода существует только тогда, когда  смысл  вер-
ности, героизма, жертвы сможет возобладать над мелкими ценностями  мате-
риальной, хозяйственной и политической жизн и.
   Но рассмотрим подробнее поверхностно-бессмысленный характер  анти-им-
перских установок.
   В них утверждается, что демократия есть самоуправление народа.  Суве-
ренная воля - это воля большинства, находящая свое свободное выражение в
выборах и в символе представителя, преклоняющегося  перед  общественными
интересами.
   Но если настаивать на "самоуправлении", то нужно  проводить  различие
между теми, кто правит, и теми, кем правят, так как еще  нет  ни  одного
государства, в котором воля большинства не концентрировалась  бы  в  от-
дельных личностях, назначенных для "управления".  Эти  личности,  и  это
очевидно, выбираются не случайно: ими становятся те,  в  ком  признаются
большие способности и также истинное или мнимое  превосходство  над  ос-
тальными, и, следовательно, они  рассматриваются  не  просто  как  рупор
масс, а как люди, содержащие в себе принцип автономии и  законодательной
инициативы.
   Так в лоне самой демократии обнаруживается анти-демократический  фак-
тор, который она тщетно пытается скрыть  через  принципы  избирательного
права и санкций народа. Мы говорим "тщетно",  потому  что  превосходство
превосходящих выражается в том, что они могут признавать  истинную  цен-
ность и даже иерархизировать различные ценности, т.е. устанавливать под-
чинение одних другим. Только вышеназванный демократический принцип  ста-
вит все д ело с ног на голову, потому что решение (будь то в выборах или
в санкциях) в определении того, что является высшей  ценностью,  предос-
тавляется массам, т.е. условной совокупности тех, кто менее всего приго-
ден для такой оценки, и чье решение с необходимость  ю  будет  ограничи-
ваться ничтожными ценностями повседневной жизни. И поэтому при  демокра-
тическом режиме можно быть уверенным, что те,  кому  удастся  предложить
наилучшие перспективы (пусть даже химерические) в отношении чисто  прак-
тически полезных сторон госу дарственной  деятельности,  будут  обладать
фатальным преимуществом по сравнению со всеми остальными. В этом заблуж-
дении - напоминающем ситуацию, в которой слепые, согласившись быть ведо-
мыми зрячими, настаивают на том, чтобы этих зрячих отбирали бы они  сами
- следует искать основную причину  современной  деградации  политической
действительности до эмпирического, утилитарного и материального уровня.
   Остается, правда, еще одно возможное возражение, состоящее в том, что
материальное благосостояние, контролируемое  со  стороны  народа,  может
способствовать установлению высшего порядка. Но об этом еще можно поспо-
рить. Дело в том, что в моменты социального кризиса  высшие  ценности  и
реинтегрированные силы могут появиться именно там, где "изнеженность Ка-
пуи", периоды хозяйственного изобилия способствовали часто лишь замутне-
нию и опошлению духовной жизни. Это - отражение того,  что  случается  в
жизни отдельных индивидуумов, когда некоторые высшие ценности  всплывают
из глубин печали, отречения и неоправданности, и когда определенная сте-
пень напряжения в "риске существования" становится лучшей закваской  для
пробуждения духовной готовности. Мы не хотим, однако, н а  этом  настаи-
вать и лишь ограничимся вопросом: каким  критерием  должны  руководство-
ваться массы при выборе тех, кто в дальнейшем, кроме всего прочего, смо-
жет заботиться и о высших ценностях, хотя бы и на материальной основе?
   В действительности демократия существует лишь засчет  условной  опти-
мистической предпосылки. Она не отдает себе отчета в абсолютно  иррацио-
нальном характере массовой психологии. Как мы уже замечали выше,  говоря
об идеях-силах, массы приводятся в движение не рассудком, а  воодушевле-
нием, страстями и внушением. Так самка  последует  за  тем,  кто  сумеет
больше ее очаровать, пугая или привлекая средствами, в которых  в  самих
по себе нет ни малейшей логики. Так самка непостоянна и переходит от од-
ного к другому, без всякого соответствия  какому-либо  разумному  закону
или прогрессивному ритму. И, особенно, убеждение в том,  что  "прогресс"
человечества характеризуется не только тем,  что  с  материальной  точки
зрения вещи становятся лучше или хуже, а тем, что развитие переходит  от
материального критерия к высшему, сверхматериальному критерию,  является
глубочайшим западным предрассу дком, зародившимся в  якобинской  идеоло-
гии, против которого еще никто не выступал достаточно энергично. На  са-
мом деле говорить о самоуправлении масс и о предоставлении им прав выбо-
ра и санкций можно было бы лишь в том случае, если бы народ  можно  было
расс матривать как единую интеллигенцию, как отдельное огромное  сущест-
во, живущее особой, единой, сознательной и разумной  жизнью.  Но  это  -
лишь оптимистический миф, который не подтверждается ни одним  социальным
или историческим фактом, и который был выдуман родом рабов, не  терпящих
истинных вождей и придумавших маску для своего гнусного  стремления  де-
лать все самим, в согласии со своей мят ежной волей.
   Из демократизма этот оптимизм перешел большей частью  в  анархические
доктрины. А в своей рационально-теологической форме он проявляется также
в основе исторических течений и  в  теориях  самого  "Абсолютного  Госу-
дарства".

АНТИ-ГЕГЕЛЬЯНСТВО 

   Говоря о Новом времени, мы часто  используем  выражение  "множество",
вместо таких выражений, как "народ" или "человечество", доставшихся  нам
в наследство от Французской Революции. Причиной этому служит то, что по-
добные выражения уже несут в себе демократич  еский  и  коллективистский
дух. Другими словами, мы не хотим и не можем держаться за те  навязчивые
пережитки схоластических воззрений, в которых подобные концепции нагляд-
но представлялись в виде "универсалий" или их составляющих.
   Мы хотим пояснить это. К примеру, то, что существует "человек" помимо
конкретного человека, сперва еще надо доказать. Действительно, мы  можем
знать нечто о конкретном человеке, но о "человеке" вообще  мы  не  знаем
ничего, или, вернее, мы знаем, что он есть ничто, так как это  не  более
чем понятие, используемое для  того,  чтобы  посредством  прагматической
абстракции,  уничтожить  своеобразие  конкретного  индивидуума  и  потом
расстворить его в бессмысленном сравнении  с  несуществующим  "средним".
"Человек" как таковой есть нечто, что имеет место исключительно в  нашем
мозгу и не может соответствовать ничему реальному.
   По аналогии мы утверждаем, что  "нация",  "народ",  "человечество"  и
т.д.  суть  не  реальные  категории,  а  лишь  простые  метафоры,  и  их
"единство", с одной стороны, чисто вербально, а с  другой  стороны,  оно
является отнюдь не единством  организма,  с  присущим  ему  разумом,  но
единством системы, состоящей их многих индивидуальных, бьющихся  друг  о
друга и компенсирующих друг друга сил и,  вследствие  этого,  являющейся
динамичной и непостоянной. Поэтому мы настаиваем на использовании  выра-
жения "множество", "многие", которое дополняет уже выясненный нами ирра-
циональный характер "масс" еще одной существенной чертой  -  множествен-
ностью.
   С этой точки зрения, основное демократическое понятие так  называемой
"воли народа" является абсолютно безосновательным и должно быть заменено
понятием моментальной  уравновешенности  воли  многих  более  или  менее
объединенных между собой индивидуумов: так водопад издалека  нам  предс-
тавляется неподвижным и единым, но вблизи зам етно, что  он  состоит  из
бесчисленных, находящихся в постоянном движении элементов.  Поэтому  вся
демократия - это лишь замаскированный либерализм и атомизм.
   На воззрениях, вращающихся вокруг ирреальности  бытия  народа,  бытия
нации и т. д. и вокруг алогичности плюральной действительности и ограни-
чивающихся их конкретностью, никогда нельзя слишком настаивать, если  не
проявлена сила сверху и не пробуждено могущес  тво  верности.  При  этом
важно, однако, что, если тезисы этих "популистских" и  "националистичес-
ких" концепций еще могут быть оправданы в демократическом учении об  ор-
ганизации снизу как самоуправлении "народа" или "нации", то  они  стано-
вятся совершенно противоре чивыми и фиктивными в случае некоторых движе-
ний, стремящихся быть анти-демократическими. Мы имеем в  виду  различные
современные теории, делающие из государства  фетиш,  и,  в  особенности,
нео-гегельянские(1)теории "абсолютного Государства"  или  сверх-государс
тва, утверждающие, что высшей реальностью является только оно, а не  ин-
дивидуумы, которые - кем бы они ни были, включая вождей - должны  исчез-
нуть за его действительностью.
   Подобные феномены одержимости представляются нам наиболее нелепыми из
всех, и их абстрактность, без сомнения, намного более зловредна,  нежели
абстрактность демократии. Действительно, как мы уже видели, в демократии
"народ" служит лишь маской, и за конкре тной идеей "общественных интере-
сов", и особенно в либеральных формах, там  признается  действительность
отдельных личностей, на которых переносится  центр,  пускай  даже  и  на
уравненных и анти-имперских началах. Но в учении  об  "абсолютном  госу-
дарстве" сама эт а действительность исчезает, поглощается голой идеей; в
этом учении нет центра ни сверху ни снизу, так как вожди этих  одержимых
сами являются одержимыми, инструментами всеподавляющей безличности.
   Мы достаточно ясно выразились  в  отношении  прагматической  ценности
идей-сил или "мифов", и мы могли бы добавить, с должными  ограничениями,
что идея "абсолютного государства" относится к их числу. Но  ни  в  коем
случае подобные вещи не должны превращaться в marche  des  dupes("Способ
одурачивания" - фр.). Всякий истинный Империализм должен быть  абсолютно
позитивным и поэтому признавать одну единственную реальность: реальность
личности. Империя будет существовать для личности, для высшей  личности,
для личности, которая может сказать: "Государство - это Я", а не  наобо-
рот. Иерархия будет существовать постольку, поскольку существуют  вожди,
а не вожди будут существовать постольку, поскольку существует  иерархия.
Прочная печать, организующее господство, всепобеждающее достоинство  за-
воевателей, придаст смысл так называемому "национальному единству" и так
называемой"нации", а не миф об интенсивной жизни тех, ко торые никому не
нужны. Государство, нация, и даже "традиция" - это только абстракции (и,
в лучшем случае, задачи). Они становятся реальными только  в  реальности
отдельных личностей, которые выдвигают себя, которые создают  пути  там,
где их никогда не было, и которые делают единством то, что было множест-
вом, хаосом, смешением, господством безличной силы.
   В исчезновении этой реальности, этого высшего уровня  Силы,  Жизни  и
Света (передача которых в элитах и династиях сквозь поколения и  времен-
ные границы и является тем, что в высшем и позитивном смысле можно  наз-
вать Традицией), в функции, продолжающей сущест вовать лишь в силу инер-
ции, в пустой форме имперской или национальной организации, которая  ни-
чем более не может быть оправдана, в центре монархии с пустым троном - в
бессмысленном пережитке, претендующем на самостоятельность и выступающем
против высшего индивидуума, достойного  поклонения  и  обладающего  наи-
большей реальностью, против того высшего индивидуума, чьей тенью являет-
ся сама Монархия вместе со своим утверждением,- в этом вырождении кроют-
ся истоки идеи "абсолютного государства" и "нации",  а  также  всей  ос-
тальной аналогичной риторики Нового времени.
   И этот предрассудок гегелевского политического учения  стал  вершиной
философской системы. С ним и со всеми его отголосками  мы  должны  реши-
тельно покончить, чтобы вернуться к нордическо-арийскому пониманию  сво-
бодных и живых существ, ничего не знающих о голо се нивелированной  тол-
пы, ниспровергающих и осмеивающих глиняных идолов современной  идеологии
и свободно входящих в иерархию в соответствии  с  единственно  возможным
принципом дифференциации - обособления, определяющимся естественным, ди-
намическим соотношен ием интенсивности их экзистенции, их духа, их  жиз-
ни. Люди - как вожди людей и люди - как подчиненные людям,  люди  -  как
чистые силы, а не как тени теней.
   Против коллективистской, централизованной, униформистской идеи  госу-
дарства и нации мы утверждаем плюралистическую,  индивидуалистическую  и
реалистическую идею как единственно возможное основание для восстановле-
ния в могущественно-иерархическом и  интеграль  но  анти-демократическом
смысле. Не следует забывать:  "нация"  -  это  современное  изобретение,
французское изобретение. Рождение идеи "нации" произошло в эпоху  упадка
наших феодальных, аристократических и имперских идеалов. Для  германской
прарасы нацией являлась совокупность свободных господ властвующего  пле-
мени - господ, связанных кровью, связанн ых действиями на едином фронте,
готовых с гордостью дисциплины подчиниться воинскому порядку  и  в  одно
мгновение, вместе со своими вассалами стать мужами dux (вождя),  однако,
всегда сохраняя при этом независисмость, чувство  одиночества,  принципы
различия и соблюдения обособленности в коллективе.  То  же  самое  можно
сказать в отношении ранних римских аристократических законов. То же  са-
мое, mutatis mutandis("Внося соответствующие изменения"- лат.)  ,  можно
сказать и об индусских ариях: они не знали "нации", о  ни  знали  только
касту, и каста была для них высшим, духовным, нерушимым принципом поряд-
ка и иерархии. То же самое можно сказать и об ариях Ирана:  божественный
огонь,- hvareno или farr, - несомый их расой, состоял из трех видов  ог-
ня, соответствующих трем высшим классам- классу жрецов,  господ  жертвы,
классу воинов и классу глав семейств, связанных между собой,  но  отнюдь
не коллективистскими и "общественными" узами.
   Главной чертой нордическо-арийских народов является стремление к  ин-
дивидуальности, к анти-коллективности, выразившееся в их культуре и в их
"форме" - вопреки стремлению к смешению, которое  характерно  для  южных
народов и рас и для низших форм общества.
   Когда властители Запада сделали феодальную аристократию своими врага-
ми, когда они систематически стали направлять свои  усилия  на  создание
"национальной" централизации, - Франция была первой в этом  процессе,  -
они начали сами себе рыть могилу. "Общественные власти" - как идущее  от
короля абсолютистское нивелирование, сопровождавшееся уничтожением  вся-
ких преимуществ и отличий и ведущее к установлению  единого  закона  для
всех классов - погубили в дальнейшем сам королевский принцип, стали воп-
лощен ием голоса "народа", массы и, следовательно, их  тиранией.  Всякое
абсолютистское государство есть анти-аристократическое государство. Вся-
кая централизация пролагает путь демагогии, деградации личности до  кол-
лективного уровня.
   Индивидуальность,  различие,  разделение,   порядок,   основывающийся
только на личности и на ясных,  чистых,  мужественных  отношениях  между
личностями, - таковы наши идеалы.

   Национализм - это возврат к тотемизму.

   Сверхгосударство как воплощение "абсолютного духа" - маска левиафани-
ческой идеи Советов.

АНТИ-ИСТОРИЦИЗМ 

   Рассмотрим демократическое учение в его историцистском аспекте. Пред-
метом нашей критики в качестве отправной точки будет  служить  идеология
итальянца Джузеппе Мадзини. Эти соображения можно было бы применить и ко
всем остальным концепциям, пропитанным тем же духом. Но идеология Мадзи-
ни особенно интересна тем, что она пытается  объединить  в  себе  весьма
различные течения, не исключая самой римской идеи.
   Воля к демократии, преобладающая в этом направлении, породила  "фило-
софию истории", что уже достаточно ясно было показано в предыдущих  рас-
суждениях. Она не только вывела "народ" на передний план, но  и  сделала
из него теоретическую категорию: согласно этому учению, бытие  народа  -
это мистическое тело, в котором отраж ается  и  социализируется  должным
образом сама божественность, нисходящая с небес, и в этом бытии - в сог-
ласии с законом прогрессивного развития - эволюция человечества в  тече-
ние многих циклов является "откровением" божественного понимания.
   Это - убогая  современная  мифология,  которой  не  поверит  ни  один
серьезный человек, и ее семитско-протестантский характер сразу бросается
в глаза. Повторим, что бытие народа, если понимать его только  в  смысле
абстракции, есть ничтожное, иррациональное, "демоническое" бытие,  кото-
рое само по себе, без господствующего влияния высшего существа, не может
иметь никакого отношения к божественности. Мы считаем  извращением  идею
того, что божественное должно открываться каким-либо образом в смешении,
в элементе массы, а не в том, что, собственно, наиболее близко к природе
самой божественности. Мы остаемся верными дорическо-олимпийской  идее  о
превосходстве "богов" над становлением и называем суеверием, порожденным
низами, анти-аристократический миф о "прогрессе" и об "эволюции  челове-
чества"; мы называем фантазией слабых душ идею о провиденческом или  во-
обще о каком-либо разумном плане истории, - идею, что  все  происходящее
разумно, оправдано и подчинено реальности трансцендентных  целей,  идею,
которую всегда можно найти в основе системы того или иного философа  ис-
тории. Как свободные люди мы видим в истории свободу и отказываем в пра-
вомочности идее "философии истории", служащей лишь маской  детерминизму,
неспособности видеть и  желать  живую,  индивидуальную,  единственную  р
еальность исторических событий. Верные аристократическому духу, мы  про-
тивопоставляем современному мифу эволюции и развития традиционный  идеал
стабильности и традиционный миф инволюции, деградации, который - от  Ге-
сиода до иранцев, от халдеев до индусов, от египтян до нордического  по-
нимания ragna-rokkr как единственного "смысла истории"  -  запечатлен  в
учениях о "четырех веках".
   Но какую действительную цель ставит перед  собой  философия  Маццини?
Только одну: показать, что то, что должно быть, в согласии  с  "целенап-
равленностью" самого исторического прогресса и воплощаясь в символе про-
роческой миссии "третьего Рима", есть Анти-импе рия, т.е. идеал единства
человечества, осуществленного через братство разных народов, через  без-
личное объединение и анти-монархическую федерацию, враждебную любой  ие-
рархии; идеал, сопровождающийся иллюзией того, что мифическая "воля  на-
рода" есть выражени е "божественной воли". Очистите  эту  идеологию  ото
всех мифологических аспектов, присмотритесь к ней внимательней,  выделяя
все скрытые и бессознательные импульсы, которыми она инспирируется, и вы
увидите все те же софизмы демократии и анархии, все те же о птимистичес-
кие иллюзии в отношении разумности масс и истории; вы увидите все тот же
двусмысленный идеал "экклезии",  который  семитско-плебейское  восстание
противопоставило римскому идеалу; и поэтому вы увидите  дух  Реформации,
все тот же дух Реформации, ле жащий в  основе  современной  организации:
анти-имперской, анти-аристократической, анти-религиозной - так  как  она
ограничивает религию простой социальностью - и анти-качественной органи-
зации,  соответствующей  англо-саксонским  обществам.  Идеал  Маццини  в
действительности тождественен демократическому  и  лютеранскому  идеалу,
воплотившемуся в "Лиге Наций", т.е.  в  интернациональной  конфедерации,
превыше всего  ставящей  не  могущество  и  индивидуума,  не  сверкающую
рельность одного единственного с ущества - Императора  во  вселенско-ги-
беллинском понимании Данте, - который, "обдумывая различные проблемы ми-
ра, управляя различными необходимыми службами, имеет абсолютное, универ-
сальное неоспоримое право приказывать" (Conv.IV, 4), - а народ, да,  на-
род, "человечество". В сущности, "избранный народ" (избранный  народ!  -
еще одно еврейское изобретение: мы не знаем никаких "избранных народов",
мы знаем лишь народы,превзошедшие других или вступившие в борьбу за пре-
восходство), согласно Маццини, сам должен от казаться от своей миссии  и
принудить всех к принятию Нового Евангелия: Евангелия свободы и братства
всех народов. Националистические поползновения Маццини утвердить за каж-
дым народом особую функцию и миссию сводятся на "нет" дальнейшим утверж-
дением, что эта миссия с необходимостью должна осуществляться во имя об-
щих интересов человечества. И так как при этом во всем  политико-религи-
озном Евангелии Маццини основным пунктом является конфедерация, основан-
ная на системе анти-монархической и анти-католической революции,  то  мы
можем ясно увидеть в нем предвозвестие различных современных  анти-арис-
тократических, пацифистских и демократических направлений, вплоть до так
называемой "Пан-Европы".
   Последователи Маццини не стыдятся даже истинный Рим,  "римский"  Рим,
рассматривать как нечто преодоленное "прогрессом". Их  слепой  эволюцио-
нистский априоризм делает их жертвами того суеверия,  согласно  которому
римское язычество исчерпало  свою  чисто  юридиче  скую  и  материальную
действительность и уступило христианству все привилегии в отношении  ду-
ховных ценностей. "Миссия" языческого Рима, согласно их учению, исчерпы-
валась созданием юридического единства и материальной, основанной на на-
сильственной власти Империи. Второй, католический  Рим  создал  духовную
Империю. И синтезом должен явиться третий Рим, который устан овит  соци-
альное единство, и в котором осуществятся идеалы бесцветного объединения
и федерализма, упомянутые нами выше. Последователи Маццини считают,  что
римское право ввело фактор "свободы" и подготовило на материальном уров-
не почву для равенства, которое впоследствии в христианстве  распростра-
нилось и на духовную область. Они предрекают  приближение  новой  эпохи,
когда оба понятия - свобода и равенство - объединятся в  нерушимом  синт
езе через идею единого человечества.
   Как непреклонные защитники ценностей языческой традиции мы отбрасыва-
ем все эти исторические софизмы. Нет! Рим  одновременно  был  и  матери-
альной и духовной реальностью, идеальным, сверкающим целым, которое либо
утверждается, либо нет, и которое по самой сво ей сути противоречит  по-
пыткам спекуляции им в игре  произвольной,  прогрессистской  диалектики.
Рим был августейшим могуществом, установленным  "для  покорения  земного
царства народов высшей властью, для соблюдения дисциплины  в  мире,  для
мягкости к побежденным и неумолимости к сопротивляющимся" (Виргилий  Эн.
VI, 852-854), и вместе с этим он являлся сакральной культурной формой, в
которой не сущес твовало ни одного жизненного поступка, как в обществен-
ном, так и в личном, как в войне, так и в мире, не направляемого обрядом
или символом, - культурной формой тайного происхождения, в которой  были
свои полубоги, свои божественные короли, в которой существовали арийские
культы Огня и Победы, и эта  форма  была  кульминацией  pax  augusta  et
profunda ("августейший и глубокий мир" - лат.), где даже материально ре-
лизовалось универсальное отражение вечности  (aeternitas),  благоговейно
почитавшейся в самой имперской функции.
   Нет! Новая азиатская вера не была "продолжением" Рима, она была иска-
жением Рима, - и сама она ничуть не стеснялась отождествлять город Цеза-
ря со Зверем еврейского Апокалипсиса и с Вавилонской Блудницей.  Рим  не
знал "равенства" таким, каким его понимает современная чернь.  Равенство
(aequitas) римского права было аристократическим поня  тием:  оно  соот-
ветствовало классической идее справедливости, вытесненной  христианскими
идеалами сострадания, прощения, раскаяния, жалости  и  любви.  И  только
сведение этих земных ценностей к земным порокам и  идея  равенства  всех
существ по отношению к "Творц у", к "первородному  греху",  к  произволу
благодати еврейской веры привели Запад к принципам уравнивания,  которые
были совершенно неизвестны в высших формах языческой  культуры.  И  этот
принцип, даже на материальном  уровне  иерархической  организации,  пол-
ностью прот иворечит воинственным отношениям, наличию  господ  и  рабов,
элитарным привилегиям.
   Риму совершенно не нужен был приток семитов для того,  чтобы  призна-
вать и осуществлять свой универсальный идеал. То, что осталось  великого
в последующие времена, принадлежит ему. Как  мы  уже  говорили,  Великий
Рим, выросший из сил нордических ариев, создал последнюю вселенскую эпо-
ху Запада, феодальную культуру Средневековья. То, что еще оставалось при
этом непосредственно от темной палестинской секты, смогло на одно  мгно-
вение в форме Церкви причаститься к нашим  универсальным  ценностям.  Но
наша универсально сть - это не универсальность Маццини:  последняя  есть
только интернационализм, только расцвет того нивелирующего,  социалисти-
ческого, фратернистского, демократического направления,  в  котором  нет
ничего римского, чья свобода не есть наша свобода,  и  чьим  последн  им
словом является не организм, а агрегат, не универсальность, а коллектив-
ность.
   Члены псевдо-синтеза Маццини: Рим и социализм - это два несовместимых
понятия. Между ними возможен выбор - но не синтез или компромисс.
   В "смысле истории" ищет свое оправдание чернь, разрушившая все  цепи,
перелившаяся через все дамбы, отравившая все колодцы, замарав своей без-
духовностью всю науку, политику, религию и культуру, создав мир, в кото-
ром нет больше царей и пастырей. И она все более способствует убыстрению
ритма истории, адской эволюции, приближению к сияющей цели своего "прог-
ресса" - к "солнцу будущего", и вместе с достижением этой цели разразит-
ся последняя катастрофа, которая погребет ее под развалинами.
   Но мы принадлежим к иному миру, к миру, который незыблем и постоянен,
как само бытие. У нас есть истина, а не только риторика.
   У нас есть традиция. Рим остается для нас тем  неизменным,  наполнен-
ным, сверх-историческим символом, о котором даже  Галилеец  сказал,  что
"пока Рим стоит твердо, не надо бояться судорог  последнего  века  -  но
когда Рим падет, человечество приблизится к своем у концу".

ИНДИВИДУУМ И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО 

   Другая форма оправдания скорееэволюционистского, нежели исторического
характера, которую  может  взять  на  щит  демократия,  вытекает  непос-
редственно из воззрений герцога Г.Колонна ди  Чезаро.  Эта  форма  имеет
преимущество в том, что ее можно рассматривать не т олько  на  основании
условных подтверждений ad usum delphini , но и как возможное законченное
мировоззрение само по себе. Она безусловно поэтична, но как раз  поэтому
в ней легче выявить стремление приблизиться к тому,  что  принадлежит  к
идеалу иерархии.
   Эта теория утверждает, что социальность является отнюдь  не  конечной
точкой идеального развития, а напротив, его  исходной  точкой.  Согласно
этой теории, она есть состояние примитивных народов, где отдельные  люди
еще не осознают себя в качестве особых сущес тв и живут как части нераз-
дельного коллективного бытия своего племени или народа.
   Ди Чезаро видит прогресс в преодолении этого "социального" прасостоя-
ния и считает необходимым утверждение себя как отдельного и сознательно-
го центра вопреки человеческому человечеству. Но от людей  в  дальнейшем
потребуется, как нечто третье, новое объединение  в  универсальный  союз
человечества, который более не будет данностью, как в природе,  где  от-
дельные существа ощущают себя непосредственно  связанными  со  всем  ос-
тальным, а, напротив, явится тем, что установят сами люди  -  спонтанно,
посредством свободного волевого действия. Эта третья фаза  соответствует
демократии, т.к. в ней утверждается идеал  социальности,  основанной  на
отношениях равных, свободных и автономных существ.
   Для критики этой теории, в первую очередь, необходимо выяснить: в чем
конкретно состоит различие между социальностью как конечной точкой и со-
циальностью как исходной точкой всего развития.
   Ди Чезаро связывает свою теорию с законом прогрессивной индивидуалиа-
ции, который представляет вещи совсем в ином свете. Согласно этому зако-
ну, низшие уровни реальности отличаются от высших тем, что, если  разде-
лить индивидуума низшего уровня на части, то каждая из них сохранит свои
качества (к примеру, как это происходит у  минералов;  и  нечто  похожее
можно также обнаружить у некоторых видов растений и в партеногенезе низ-
ших животных), тогда как на высшем уровне это более  невозможно  потому,
что в этом случ  ае  индивидуум  представляет  собой  высшее  органичное
единство, разделение которого на части разрушит его, и  эти  части  пол-
ностью потеряют живое и специфическое значение, качество ,  которым  они
обладали до сих пор. Природа показывает нам ход прогрессивной ин дивиду-
ализации, направленной от минерально -физической системы к высшей  инди-
видуальности, которая есть нерушимая простота  отдельного  человеческого
сознания.
   Согласно ди Чезаро можно все же представить себе и  последующую  фазу
этого процесса, когда закон прогрессивной  индивидуализации  приведет  к
преодолению человеческого индивидуума во всеобъемлющей  форме  организа-
ции,  являющейся  социальным  индивидуумом,  социал  ьным   и   духовным
единством человечества; единством, отличающимся от всего того, что отно-
сится к примитивной социальности как к исходной точке, тем, что оно есть
завершение процесса индивидуализации.
   В общем, всего этого вполне достаточно для того, чтобы поставить  де-
мократическую позицию с ног на голову. В чем состоит в этом  случае  ис-
тинное бытие индивидуума? Это уже было сказано: в том, что простой агре-
гат, состоящий из отдельных частей (стадная фор ма минеральной индивиду-
ализации), прекращает существовать, и  устанавливается  высший  принцип,
подчиняющий себе все части этого агрегата и организующий их в согласии с
определенным законом. И чем дальше зашел процесс  индивидуализации,  тем
совершеннее госпо дство этого высшего принципа.  Подобно  тому,  как  мы
наблюдаем тот факт, что единство химических  компонентов  означает  гос-
подство над различными элементами и над чисто физической силой  (низшего
уровня), а вегетативное единство, соответственно, означает  госп  одство
над различными химическими соединениями и установление  закона,  высшего
по сравнению с химическими законами и т.д. - мы можем заметить,  что,  в
согласии с этим развитием, единство "социального индивидуума" есть  гос-
подство над отдельными индивидуумам  и  -  не  демократическое  единство
представителей многих, а имперское единство властелинов над многими, Им-
перия, аналог гегемонии сверкающей живой души, госпожи как  себя  самой,
так и тела.
   Если мы предположим, что закон прогрессивной  индивидуализации  исти-
нен, то станет очевидным, при четком разделении исходной и конечной  то-
чек развития и при допущении того, что  само  это  развитие  есть  нечто
большее, нежели гигантский circulus vitiosus ("пор очный круг" -  лат.),
это разделение может состоять только в следующем: в  начале  каждое  "Я"
само по себе являлось ничем и было тождественно  всему  остальному,  как
некий медиум, в котором отражается коллективная жизнь общества - и тогда
человечество существовало; а в конце, при  возрастании  дистанции  между
"Я" и "Я", при отделении высших уровн ей  самосознания  и  человеческого
могущества от низших, и при создании иерархии, должно возникнуть то, что
более нельзя будет назвать человечеством, и что будет Господином челове-
чества.
   Только таким образом следует понимать закон или, вернее, волю к прог-
рессивной индивидуализации в отношении единственно  возможного  развития
вне формы, принадлежащей к обычному человеческому сознанию.  Надо  заме-
тить, что идея "Господина человечества" никоим образом не изобретена на-
ми самими. Она точно соответствует древне-арийской идее Чакраварти,  ко-
торая в символических описаниях саг и мифов всегда тесно связана  с  ре-
альными или легендарными образами великих властителей: от Александра Ве-
ликого до короля Ар тура и императора Фридриха Второго.
   При поверхностном рассмотрении может показаться,  что  все  это  нес-
колько односторонне - так, как  если  бы  какая-нибудь  отдельно  взятая
часть тела присвоила право подчинить себе все остальные его части. Одна-
ко эта односторонность полностью исчезнет, если понять,  что  властелина
над людьми нельзя более назвать "человеком"; что он является сущ  еством
высшего уровня, - если даже внешне он и сохраняет некоторое подобие  че-
ловека, - если понять, что иерархия, чьим единственным элементом являет-
ся сознание, не материальна и не характеризуется никакими физически наб-
людаемым признаком. Властелина над людьми нельзя сравниват ь, к примеру,
с рукой, возомнившей себя госпожой всего тела - напротив, он подобен ор-
ганичному единству самого тела, объединяющему  в  высшем  сверх-телесном
синтезе как руку, так и все остальное.
   Как унифицирующая и организующая функция природы, соответствующая ми-
неральному соединению, изменяется и (в идеальном, а  не  в  историческом
смысле) восходит к своей высшей потенции, в которой минеральные элементы
и законы становятся подчиненными средствами вегетативного индивидуума, и
т.д. - так же следует понимать и восхождение потенции, связывающей сово-
купность свойств и элементов, соответствующих личности обычного  челове-
ка, к высшей потенции, в которой этими элементами, находящимися в анало-
гичном соотношении становятся уже законы и воля отдельного человеческого
или расового сознания.
   При этом - надо заметить - отнюдь не должен  уничтожиться  "человек",
т.е. то сознание свободы, индивидуальности,  автономии  единиц,  которое
подавило примитивную, неразделенную социальность посредственностей.  Ис-
тинный король хочет иметь подчиненных, являющи хся не тенями, не  марио-
нетками, не автоматами, а личностями, воинами, живыми и  могущественными
существами; и его гордость заключается в том, чтобы чувствовать себя ко-
ролем королей.
   В другом месте мы уже говорили, что мы являемся непреклонными  побор-
никами необходимости установления иерархии, и мы утверждаем,  что  такая
иерархия должна свободно и динамично строиться на естественном соотноше-
нии индивидуальной интенсивности. Так создава лась ранняя аристократия -
даже там, где она не основывалась непосредственно на  сверхъестественном
принципе, - не через выборы и признание низов, а  через  прямое  самоут-
верждение индивидуумов, способных к сопротивлению, к ответственности,  к
героической, му жественной, разносторонней и опасной жизни,  недоступной
для других, вступивших в борьбу. Они оставались вождями,  которым  массы
поклоняются и повинуются вполне естественно и добровольно, пока не  поя-
вятся другие, еще более сильные, и предыдущие вожди  сами  передадут  им
права и полномочия, без злобы и зависти, а честно,  по-военному.  Только
при таком понимании иерархии наилучшим образом сохраняется ценность  ин-
дивидуума. В демократическом решении этой  проблемы  индивидууму  грозит
исчезновение за безличной дейс твительностью нивелирующего всех  закона,
который ни в чем не индивидуализируется, ничем не оправдывается и служит
взаимной поддержкой, взаимной защитой и взаимным рабством существам,  ни
одному из которых не достаточно самого себя.

ИРРАЦИОНАЛЬНОСТЬ РАВЕНСТВА 

   Возвращаясь к тому, о чем говорилось в начале этой главы, мы  за  де-
мократическим понятием "народ" снова встречаем  неявно  выраженную  идею
"многих" - понимаемую (и в этом состоит отличие) в смысле  "многих  рав-
ных", т.к. в ней вожди определяются не  качественным,  а  количественным
образом (большее число голосов, большинство, выборная система). Но коли-
чество только тогда может быть критерием, когда признается равенство от-
дельных людей, которое делает о динаково значимым голос каждого из них.
   Именно этот вечный закон равенства и следует  опровергнуть  в  первую
очередь. Неравенство людей - это настолько очевидная вещь, что не хочет-
ся тратить слова на ее доказательство: для того, чтобы понять это,  надо
лишь раскрыть глаза. Но те из наших противников,  которые  согласятся  с
этим, могут поставить, однако, принципиальный вопрос: хорошо, люди  н  е
равны, но они могут быть равны. Неравенство несправедливо, и не  призна-
вать его, не следовать ему - в этом и состоит  ценность  и  преимущество
демократических идеалов.
   Однако это - только пустые слова: дело в том,  что  понятие  "многие"
логически противоречит понятию "многие равные".
   Во-первых, согласно закону Лейбница об идентичности неотличимого, ко-
торый гласит: существо, абсолютно идентичное другому, является с ним од-
ним и тем же существом. Кант старался опровергнуть этот закон,  указывая
на то, что в пространстве, по его мнению, могут находиться две  одинако-
вые, но все же отличающиеся друг от друга вещи: но даже  если  отбросить
абсурдность перенесения в духовную область того, что касается только фи-
зического  мира,  современное  представление  о  пространстве  полностью
вскрывает заблуждение Канта, так как согласно этому представлению,  каж-
дая точка имеет различное  каче  ство  при  принятии  функции  4-мерного
пространственного континуума Минковского. Понятие "многие" уже заключает
в себе принципиальное различие: так как "многие равные", абсолютно  рав-
ные, были бы не многими, а только одним. Желать  равенства  многих-  это
чистое противоречие.
   Во-вторых, согласно закону достаточного основания, который гласит:  в
каждой вещи должно быть основание тому, что она есть именно эта вещь,  а
никакая другая. Если бы и существовало  нечто,  абсолютно  тождественное
чему-нибудь без "достаточного основания",  т  о  это  нечто  было  бы  в
действительности лишь бессмысленным дублем.
   Из этих законов вполне последовательно вытекает идея того, что  "мно-
гие" не только не равны, но и что они должны являться  таковыми,  и  что
неравенство de facto истинно  только  потому,  что  оно  является  нера-
венством de jure. Оно существует только потому, что оно необходимо.
   Но установление неравенства означает переход от количества к  качест-
ву. При этом оно оправдывает возможность и необходимость иерархии и  до-
казывает, что критерий "большинства" бессмысленен, и что всякий закон  и
всякая мораль, основывающиеся на допущении  равенства,  неестественны  и
насильственны.
   Повторим еще раз, что только вышестоящие должны судить о нижестоящих,
а никак не наоборот. Как отличительной чертой заблуждения является  неп-
ризнание самого себя заблуждением, а отличительной чертой истины -  оче-
видное самообнаружение себя самой как истины , и одновременно  признание
заблуждения заблуждением, так и отличительной чертой того, что  является
вышестоящим, служит непосредственное, очевидное самообнаружение себя как
вышестоящего по отношению к нижестоящему, которое становится нижестоящим
именно за счет проявления этого вышестоящего. Вышестоящее не может ни  у
кого  испрашивать  санкций  или  признания,  оно   должно   основываться
единственно на прямом превосходстве сознания тех, кто  обладает  превос-
ходством, и кто утверждает свое превосходство вопреки любым доводам.
   С этой точки зрения так называемый критерий "пользы" полностью теряет
смысл. В первую очередь, надо спросить: не что полезно, а для  кого  или
для чего это полезно. К примеру, при демократической системе  продолжает
существовать некоторое подобие власти - власти, ограниченной установлен-
ными рамками, следствием чего является ее подотчетность  государственной
казне, гражданским и уголовным законам.  Такую  власть  нельзя  называть
властью, т.к. она существует для принесения пользы большинству.  Но  кто
определяе т и оправдывает эту пользу, кто проводит эту знаменитую  линию
раздела между "легальным" и "нелегальным"? То, что масса не  может  сде-
лать этого в соответствии с разумным порядком вещей из-за недостаточнос-
ти и непостоянства своих рациональных, рассудочных в озможностей, мы уже
показали. И если не удастся перенести центр в  сферу  качества,  то  все
уничтожится в ужасающей тирании, при которой большинство подавит качест-
венно превосходящее меньшинство и безжалостно вовлечет его в ставший за-
коном передаточный меха низм, в детерминизм ничтожной жизни и  организо-
ванного "общества", как это происходит на современном Западе.
   Конечно, и в самом принципе "пользы" гораздо меньше абсолютного,  чем
обычно думают, даже если взять этот принцип сам в себе. Из-за вышеупомя-
нутого иррационального характера массовой психологии, то, что  совершает
масса, очень редко является правомочно "полезным", и еще реже это проис-
ходит в соответствии с автономной волей многих. Намного  чаще  она  лишь
подчиняется могуществу и гипнотизирующей силе отдельных личностей, и ес-
ли последователи таковых составляют большинство, то  это  является  лишь
следствием. Обладающие могуществом индивидуумы могут вести массы,  туда,
куда они хотят, выбрасывая при этом за борт все посредственные,  мещанс-
кие, точно высчитанные нормы "пользы". История показывает нам это везде:
загоревшись воодушевлением одного человека, одного символа,  одной  идеи
миллионы, людей разбивали рамки рассудочной  нормальности  и  жертвовали
собой, и сжигали себя, и уничтожали себя.
   Демократия знает об этом. И поэтому она постепенно  предусмотрительно
старается уничтожить во всей Европе вождей, людей способных вдохновить и
очаровать массы, и стремится к полному нивелированию, к ограничению вся-
кой автономии, к превращению людей в прос  тых  членов  предоставленного
самому себе хозяйственного механизма. И в последнее время эта игра  уда-
ется им в устрашающих пропорциях. Большевистская Россия и демократизиро-
ванная и механизированная Америка представляют собой  два  символа,  два
полюса одной и той же опасности.
   Этой воле к упадку, этим сумеркам, в которых  расстворяется  западная
"цивилизация", противостоим мы. Мы, еще раз вслед за  Ницше  призывающие
одуматься и объединиться. Наши нации могут сказать  большевистско-амери-
канским силам - "Только досюда и ни шагу  дальше!"  Без  слов,  угроз  и
бессмысленных объяснений, молчаливо,  мы  должны  создать  аристократию,
элиту, основывающуюся, в живой реальности высшего существа, на ценностях
нашей традиции.
   И все остальное будет лишь естественным следствием этого.

ОТ КЛАНА К ИМПЕРИИ - НАШЕ РАСОВОЕ УЧЕНИЕ 

   При разборе идей герцога ди Чезаро мы упоминали о "социальной форме",
соответствующей примитивным обществам. По ходу дела мы  также  коснулись
соотношения тотемизма и национализма, соотношения, которое многим  может
показаться странным. Этот пункт необходим о разъяснить, и  при  этом  мы
также рассмотрим проблему различия между идеей клана  и  Империи,  между
идеей расы и культуры.
   Некоторые абстрактные, рационалистические формы универсализма призна-
ют право крови и желают возвращения к истинам и ценностям как к вибриру-
ющему выражению нашей жизни и, вследствие этого, к ценностям,  связанным
с кровью и расой, вместо бесцветного и  "общ  едоступного"  объединения.
Конечно, это - справедливое требование. Однако в этих воззрениях расовая
теория является лишь начальной предпосылкой, требующей дальнейшей  инди-
видуализации.
   Не следует забывать, что говорить о крови по отношению к людям -  это
не то же самое, что по отношению к животным. Если  под  кровью  понимать
биологическое наследие расы, то для животных раса - это все,  тогда  как
для людей она является лишь частью. Заблужде ние некоторых расовых фана-
тиков, считающих, что восстановление расы в ее этническом единстве озна-
чает ipso facto<$F"Уже в силу самого этого факта"- лат. возрождение  на-
рода, состоит в том, что они рассматривают людей так, как можно было  бы
рассматривать " чистопородных" лошадей, кошек или собак. Сохранение  или
восстановление расового единства в строгом смысле слова  будет  являться
всем для животного, но не для человека, для человека высшего  типа.  Для
него оно также служит условием со многих точек зрения не  обходимым,  но
отнюдь не достаточным, потому что раса - это не единственный фактор, ко-
торым определяется человек.
   Но для того, чтобы подняться на более высокий уровень, и чтобы покон-
чить с предрассудками биологического  материализма,  еще  не  достаточно
приписывать каждой расе некую мистическую душу, некий свойственный  лишь
ей "дух". При этом мы в действительности пора  зительным  образом  снова
возвращаемся к примитивной форме общества тотемистского  типа.  Как  из-
вестно, в таких обществах тотем является мистической душой группы, клана
или расы. Отдельные члены этих обществ ощущают себя в своей  крови  и  в
своей жизни лишь во площением коллективной духовной силы, при отсутствии
каких бы то ни было следов личности.
   Если тотемическая сила остается в этом же состоянии, так  сказать,  в
растворенном и безличном, если вследствие  этого  полностью  отсутствуют
начальники и подчиненные, и отдельные члены группы являются не более чем
членами, - это означает, что мы находимся н а низшей ступени  человечес-
кого общества, на ступени, граничащей с недочеловеческим, т.е.  животным
миром. Об этом свидетельствует и то, что тотемы - мистические души  кла-
нов - часто представляются в виде "духов"  определенной  породы  зверей.
Интересно также, что тотемы в виде мужчины характеризуют общества теллу-
рическо-матриархального типа неарийских и в особенности южных рас.  Ком-
мунистический принцип играет в этом решающую роль. Этот тип на  духовном
уровне соответствует "пути предков" - pitri-yana  индийско  й  традиции,
называемому также путем Земли или Матери, последователи  которого  после
смерти полностью растворяются в праплемени, в силе крови и расы, считаю-
щихся единственными, обладающими истинным бытием. Однако этому пути про-
тивостоит солнечный путь или путь богов - deva-yana -  называемый  также
нордическим, северным (тогда как первый - путь тотема -  называют  путем
Юга). Этот путь мы также можем назвать олимпийским, и вступившие на него
становятся бессмертными, становятся богами, и они "уходят, чтобы  больше
не вернуться назад".
   Эти два противоположных типа служат ключом к нашей проблеме. Культура
в истинном и высшем смысле - как в отношении отдельных личностей, так  и
в отношении народов - возникает только там, где преодолен уровень  тоте-
мизма, только там, где расовый элемент, даже понимаемый  мистически,  не
является последней инстанцией; только там, где помимо крови  проявляется
сила высшего, метабиологического, духовного и "солнечного" ти па, не ис-
ходящая из жизни, а, напротив, предопределяющая жизнь, и при этом  изме-
няющая и преображающая ее, придающая ей форму, которой она ранее не име-
ла, освобождающая ее от всяких примесей животности и прокладывающая раз-
личные пути для реализации различ ных типов личности. В этом случае  эт-
ническая традиция не разрушается: она остается  основанием,  неотделимым
от духовной традиции. В соотношении биологического и духовного  фактора,
именно второй является поддержкой первого, и никак не наоборот.
   Это справедливо как в отношении народов, так и в отношении индивидуу-
мов. Даже социология примитивных форм общества часто  демонстрирует  нам
примеры самовыделения из племени особой группы, характеризующейся иници-
ацией, и те, которые прошли ее,  впредь  подчи  няются  иному  закону  и
пользуются высшим авторитетом. Главной отличительной  чертой  таких  об-
ществ является чисто мужской характер,  принцип  исключения  женщин.  Но
именно таким образом дело обстояло и во всех великих традиционных  циви-
лизациях: от Китая до Гре ции, от Рима до нордических праплемен и  далее
до ацтеков и инков. Везде аристократ  характеризовался  не  тем  простым
обстоятельством, что у него были предки, а тем, что предки аристократа -
в отличие от плебея, который также мог иметь предков и оставаться верным
чистоте своей крови (и  при  кастовом  режиме  принцип  наследственности
распространялся не только на высшие касты, но и на низшие)  -  были  бо-
жественными предками. Аристократы вели свой род от "полубогов", т.е.  от
существ, реально причастных к трансцендентным формам жизни и  основавших
то, что в высшем смысле этого слова можно назвать традицией; от существ,
передавших своим потомкам обожествленную кровь и вместе с  ней  ритуалы,
т.е. опре деленные операции, тайну которых хранили все аристократические
семьи, и которые служили для открытия перед потомками пути  к  духовному
завоеванию, впервые совершенному этими предками, и для постепенной акту-
ализации скрытых потенций.
   Традиционное отличие плебея от патриция состояло не столько в  неиме-
нии предков, сколько в неимении ритуалов. В  арийской  иерархии  отличие
высших каст от низших состояло в основном во Втором Рождении. Арья в от-
личие от шудры (слуги) был двиджа - "дважды рожденный". И  показательно,
что в Манавадхармашастре (11, 172) утверждается, что брахман, не прошед-
ший инициацию, ничем не отличается от шудры. Точно так же в древнем Ира-
не три высших класса характеризовались тем,  что  каждый  из  них  соот-
ветствовал одному определенному небесному "огню". Нордические аристокра-
ты были аристократами потому, что в их жилах текла кровь  Асов,  "небес-
ной" силы, находящейся в постоянной борьбе с существами стихий. И  арис-
тократизм великих средневековых институтов рыцарства, среди которых наи-
более значимой была организация тамплиеров, был связан с инициацией. Од-
ним из наиболее уязвимых пунктов уче ния Ницше является именно его  био-
логический натурализм, который в большинстве случаев принижает и  извра-
щает его аристократическую идею, перенося ее на уровень "белокурой  бес-
тии".
   Это существенно. Переходя от классов к расам, следует сказать,  соот-
ветственно, что различие между расами обусловлено отнюдь не натуралисти-
ческими и биологическими факторами, а лежит гораздо глубже - это  разли-
чие есть различие между расами, имеющими в сво ей крови гены господству-
ющей "солнечной" элиты, и расами, не имеющими в крови ничего  подобного,
в которых доминирует смешение и связь с силами Земли, животного  мира  и
коллективного, биологического наследия.  В  организации  последних  гос-
подствует тотемизм и полностью отсутствует как истинное различие, так  и
истинная личность. Культ растворяется в них в экстатически-пантеистичес-
кой тоске или в лучшем случае в "религиозности" лунного,  коммунистичес-
кого типа.
   Для нас различие между благородными расами Севера и расами Юга состо-
ит только в том, что оно является  не  столько  различием  между  расам,
сколько различием между расой и сверхрасой. Каким бы скандальным это  ни
показалось современной профанической плебейско й ментальности, но мы ре-
шительно утверждаем, что некоторые расы могут обладать божественным  ха-
рактером - в буквальном смысле этого слова - в противоположность другим,
не имеющим в своей крови никаких сверхбиологических,  и  можно  сказать,
сверхчеловеческих факторов.
   И с нашей точки зрения, учение графа Гобино  имеет  только  видимость
истины и не больше. Ухудшение качеств и факторов,  составляющих  величие
расы, не является - вопреки его мнению - - следствием ее смешения с дру-
гими расами, следствием ее этнического, биологического и демографическо-
го упадка. В действительности раса только тогда приходит в упадок, когда
приходит в упадок ее дух, когда  ослабевает  то  внутреннее  напряжение,
благодаря которому сохранялась ее изначальная форма и  духовный  тип.  И
только тогда раса, оторванная от своих тайных корней, изменяется и  дег-
радирует, тогда она теряет ту невидимую, непобедимую, преображающую доб-
родетель, в силу которой другие расы, приходящие с ней  в  соприкоснове-
ние, не только не заражали ее, а, напротив, постепенно  принимали  форму
ее культуры и увлекались ею, как мощным широким потоком.
   Вот почему возвращение к расе для нас не может означать возвращение к
крови - особенно в наши мрачные времена,  когда  восстановление  должной
расовой чистоты уже почти невозможно. Оно должно означать возвращение  к
духу расы, не в тотемистском, а в аристократическом смысле, т.е. к заро-
дышу нашей "формы", нашей культуры.
   Когда мы утверждаем возвращение к расе и к традиции, в  центре  этого
утверждения стоит идея вождя. В своей солнечной  индивидуальности  вожди
являются для нас конкретными реальными выражениями духа как расы и  расы
как духа. Они суть новое оживление самой праидеи, спящей в глубинах  на-
шей крови, как принцип установления победоносной Формы над хаосо м и жи-
вотным миром, спящей в глубинах крови тех, кто сознательно или бессозна-
тельно, актуально или потенциально избежал тлетворной деградации.  Вожди
снова создадут внутреннее напряжение, пробудят  к  жизни  "божественные"
компоненты нашей крови. И  это  являе  тся  магией  власти,  но  не  на-
сильственной или тиранической,  а  королевской,  магией  действия  "при-
сутствия", непобедимого "деяния недеяния" - согласно  выражению  Дальне-
восточной традиции. Отсюда начинается путь к Новому  Рождению.  Разнооб-
разные силы рода, с необходимостью склоняющиеся к фальсификации и разло-
жению, лишенные внутреннего притока и сде рживаемые совокупностью  мате-
риальных, этнических и политических условий,  снова  найдут  тогда  сак-
ральное и живое единство и примут участие в высшей реальности: как  тело
животного, в которое вливается могущество души.
   Любая апелляция к расе, не удовлетворяющая этим  высшим  требованиям,
любая присяга в символах "расы", "народа" или "группы" лишь простому за-
кону крови и наследственности означает не более не менее, как возврат  к
тотемизму, склонность к деградации до уровня социальной формы,  присущей
лишь низшему типу человечества. Именно  к  установлению  такого  порядка
стремится социалистическая, демократическая и коммунистическая идеология
- и Советы показывают нам пример осуществления этой  идеологии,  которая
была разработана евреем (Марксом), и которая в рационализированной форме
оживила древний, варварский, сла вянский коллективизм, став угрозой  от-
равления для всех последних остатков традиционной Европы.
   Но это отнюдь не является стремлением в будущее, - с идеальной  точки
зрения, - а стремлением в прошлое, стремлением к тому, что было  преодо-
лено созданием истинной традиционной культуры и Империи. Как бы ни окру-
жали  "социалистический"  и  демократический,  националистический  идеал
блеском святости - он все равно остается, mutatis mut andis(2) , отраже-
нием низших общественных форм анти-арийского и анти-нордического типа. И
когда стремящиеся к этому идеалу течения  требуют  подчинения  отдельных
людей и даже высших духовных потенций праву наследства  крови,  они  тем
самым проповедуют "морал ь", ничем не отличающуюся от "морали",  которую
установило бы получившая сознание раса животных.
   В противоположность нашей истине - повторим еще раз - подобные  тече-
ния только усугубляют процесс инволюции и полностью отказываются от  ис-
тинного утверждения. Они являются тем, что пробуждается в моменты  уста-
лости и бессилия, в моменты, используемые заклю ченным в Космосе элемен-
том Хаоса. Они - это явления, возникающие тогда, когда  эпоха  более  не
может создать существ, в которых индивидуализируется, собирается и осво-
бождается в трансцендентной, солнечной форме все напряжение, вся  тради-
ция высшей расы.
   Отнюдь не демократическая или "националистическая" идея, основывающа-
яся на простой общности страны, крови или рождения, - а  аристократичес-
кая идея традиции вождей должна быть основой и осью любого правильно по-
нимаемого расового учения, основой и осью наш его Восстановления.

Сноски 

   (1) Мы говорим "нео-гегельянские" потому, что в первую очередь мы хо-
тим возразить некоторым новейшим политическим направлениям, чьи  апелля-
ции к учению Гегеля могут быть оправданы лишь частично. Так  как  Гегель
написал (в "Энциклопедии философских наук" па раграф 539 ): "Государство
является живым духом только тогда, когда единая мысль организует в  осо-
бом действии различные отдельности"- и добавил (параграф 542): "...В со-
вершенной форме государства, в которой все моменты мысли  получают  сво-
бодное существова ние, эта субъектность является не моральной  личностью
или личностью, выбираемой решением большинства - т.е. формой, в  которой
единство решающей воли не имеет действительного бытия, - а истинной  ин-
дивидуальностью единой решающей воли - т.е. Монархией", -  наша  критика
не может быть направл ена непосредственно против него. Мы имеем в  виду,
в первую очередь, некоторые новые итальянские толкования мыслей  Гегеля,
в которых идея "государства" объединяется с тенденцией к безличной цент-
рализации, к абсолютной "социализации" всякой  деятельности,  и  которые
отмечены крайней нетерпимостью ко  всем  традиционным  представлениям  о
кастовой системе и аристократии: даже в такой мере, что они считают воз-
можным в рамках фашизма примирение не только с марксизмом, но и с  Сове-
тизмом.
   (2)"Внося соответствующие изменения" - лат.

ЧАСТЬ IV 

КОРНИ EВРОПЕЙСКОГО НЕДУГА 
КАСТОВАЯ ДЕГРАДАЦИЯ - ДЕНЬГИ И ТРУД 
НАУКА ПРОТИВ МУДРОСТИ 
ТЕ, КОТОРЫЕ ЗНАЮТ, И ТЕ, КОТОРЫЕ ВЕРЯТ 
МЕХАНИЧЕСКАЯ СИЛА И ИНДИВИДУАЛЬНОЕ МОГУЩЕСТВО 
АКТИВИЗМ И ГУМАНИЗИРОВАННЫЙ МИР 
   Мы уже говорили о том, что в современном мире сложилась такая  ситуа-
ция, в которой бесполезно предаваться иллюзиям о  возможности  реального
противодействия, не коренящегося в глубочайшем духовном перевороте.  Из-
лечиться от изнуряющего нас недуга можно тольк о путем тотального  отри-
цания, путем духовного взлета, который превратит нас в новое существо  и
даст нам возможность узнать новый мир, вдохнуть воздух новой  свободы  и
который при этом должен разрушить все то, чем гордятся сегодня ничтожные
люди Запада.
   Сознавая, что наш мир - это мир развалин, мы должны снова  обратиться
к тем принципам, которые позволят нам выяснить причины такого  положения
вещей.
   Первым корнем европейского упадка является  "социализм",  анти-иерар-
хия.
   Из этого развились следующие основные направления:

Кастовая деградация. 
Засилье позитивистской науки и философии. 
Техника и иллюзия механического могущества. 
Новый романтический и активистский миф. 

   Рассмотрим последовательно эти основные причины европейского упадка и
противопоставим им наши иерархические ценности.
   При этом мы представим в общих чертах иное мировоззрение и иную  сис-
тему ценностей, которые должны быть тайной силой и душой нашей борьбы.

КАСТОВАЯ ДЕГРАДАЦИЯ - ДЕНЬГИ И ТРУД 

   Мы уже указывали на то, что, если  нужно  вывести  закон,  обобщающий
"смысл истории" последних веков, то мы должны говорить не  о  прогрессе,
а, напротив, об инволюции.
   С этой точки зрения можно выделить один наиболее объективный и наибо-
лее показательный процесс: процесс кастовой деградации . Начиная с доис-
торических времен "смысл истории" состоял именно в последовательном нис-
хождении четырех главных каст - 1) "солнечно й"  "королевско-сакральной"
касты; 2) воинственной знати; 3) мещанства, "орговцев" и 4) рабов,  -  в
которых в традиционных культурах и, в особенности, в арийской Индии, на-
ходила свое выражение качественная дифференциация  человеческих  возмож-
ностей.
   Вначале произошел закат эпохи королевской божественности. Вожди,  яв-
лявшиеся божественными существами, вожди, объединявшие в себе  оба  вида
могущества, - королевскую и жреческую, понтификальную власть,- отошли  в
далекое, почти мифическое прошлое.  Эта  перва  я  катастрофа  произошла
вследствие фальсификации культурной, творческой, нордическо-арийской си-
лы. В германском идеале Священной Римской Империи мы видим последний от-
голосок этой традиции, этого "солнечного" уровня.
   После исчезновения этой верховной касты власть перешла к  нижестоящей
касте воинов. К этой касте принадлежали  властители,  являющиеся  только
военными вождями, господами временного правосудия, политически  абсолют-
ными правителями. Иногда кое-где еще сохранял ась  форма  "божественного
права", но лишь в качестве бессодержательной и пустой реминисценции.  За
государственным устройством, лишь формально сохраняющим  аристократичес-
ки-сакральные черты, часто уже в древности мы сталкиваемся с правителями
именно такого типа. А после падения вселенского  единства  Средневековья
это стало уже повсеместным явлением.
   Второй катастрофой было падение аристократии, исчезновение рыцарства,
"национализация" и  деградация  великих  европейских  монархий,  которые
вследствие революций и введения "конституций" - там, где они не были за-
менены другими формами правления (республикой , федерацией) -  преврати-
лись в пустой, бессмысленный пережиток, подчиненный так называемой "воле
нации". Сопровождающееся парламентаристскими, республиканскими или наци-
оналистическими формами демократии установление  капиталистической  оли-
гархии знаменует собой переход власти и авторитета  от  второй  касты  к
современному эквиваленту третьей касты, от воинов  к  торговцам.  Вместо
могущественного принципа верности и чести  появляется  новое  учение  об
"общественном договоре". Социальный союз является только утилит арным  и
экономическим союзом: он  является  соглашением,  выработанным  в  соот-
ветствии с интересами и выгодой отдельных лиц. Таким образом, этот  союз
с необходимостью от личного переходит к  безличному.  Деньги  становятся
при этом главным посредником, и тот, к то сможет завладеть ими и  макси-
мально увеличить их количество (капитализм, индустриализм), тот,  уже  в
силу самого этого факта, потенциально получит в свои руки бразды правле-
ния. Место аристократии занимает при таком порядке плутократия, а  место
воинов - банкиры, евреи и промышленники. Торговля со своими  процентами,
сконцентрированная ранее в гетто, становится славой и высшей точкой пос-
ледней эпохи. Тайная сила социализма, анти-иерархии начинает открыто за-
являть о своем могуществе.
   Кризис мещанского общества, пролетарское восстание против  капитализ-
ма, манифест "Третьего Интернационала" и последующая постепенная органи-
зация масс и групп в чисто коллективное и механизированное существо -  в
форме новой "культуры труда" - возвещают нам близость третьей  катастро-
фы, вследствие которой вся власть грозит перейти к последней  традицион-
ной касте, к касте рабов и людей толпы: вместе с соответствующим ограни-
чением всех горизонтов и ценностей уровнем количества и материи.
   Если сверхчеловеческая духовность и "Слава" характеризовали  "солнеч-
ный" период, героизм, верность и честь -  период  проявления  воинов,  а
деньги - период власти евреев и торговцев, то рабы с приходом  к  власти
должны установить свой рабский закон: труд, воз веденный в степень рели-
гии. И ненависть рабов садистически провозглашает: "Кто не работает, тот
не ест"; и их тупость, прославляя саму себя, готовит священный фимиам из
чада человеческого пота: "Труд облагораживает человека", "Труд - это ве-
личие", "Труд - это этическая обязанность". Итак, каста  рабов  и  эпоха
труда окончательно заставляет человечество сойти в могилу, и цикл дегра-
дации завершается окончательно.
   Именно такой идеал готовит будущее жрецам "прогресса". А сегодня  еще
продолжается борьба между евреями,  всемогущими  обладателями  денег,  и
восставшими рабами-пролетариями. Та  "культура",  которой  так  гордятся
современники, еще более способствует функционир ованию чудовищного меха-
низма, приводимого в движение грубыми, безличными силами: силами  денег,
капитала, машин.
   И цепи зависимости отнюдь не ослабли, напротив, они стали более креп-
кими. Но власть теперь более  не  соответствует  авторитету,  подчинение
признанию, а ранг превосходству. Господин носит это имя более не потому,
что он - господин, а потому, что он имеет бо льше  денег,  даже  если  в
действительности он видит лишь узкие горизонты повседневной жизни, кото-
рые полностью детерминированы материальными условиями. И при этом он еще
имеет возможность подчинить себе и обезвредить тех, кто обладает несрав-
ненно более мог ущественным духом, нежели он  сам:  возможность  подлого
обмана и гнусного порабощения. Могущество и узы зависимости,  обезличив-
шись и механизировавшись, превратились в капитал и машины. И это не  па-
радокс: об истинном рабстве стало возможным говорить только сейчас, -  и
говорить о нем значит говорить о  современной  хозяйственно-механической
иерархии Запада, идущей по пути огрубления, прекрасным примером которого
является "свободная" Америка.
   И возможно, что уже через несколько поколений, воспитанных на научных
правилах "социальных служб", смысл индивидуальности будет уничтожен пол-
ностью, а вместе с ним и последние остатки  сознания,  необходимого  для
того, чтобы хотя бы смутно понимать, что та кое рабство. И, быть  может,
тогда наступит состояние обновленной невинности, отличающееся от  невин-
ности мифического Эдема тем, что только труд станет той  единственной  и
всеобщей жизненной целью, о которой в "Бесах" Достоевского говорил Шига-
лев, - и это и деал Советов.
   Полная социальная зависимость при отсутствии истинных вождей, органи-
зация, лишенная всякого качественного начала - такой "социальный"  идеал
реализуется сегодня с помощью грубой,  безличной,  чисто  количественной
силы денег.
   Мы сказали "при отсутствии вождей". Мы не оговорились. Повторим, что,
если род вождей и не исчез полностью, то это, во всяком случае, произой-
дет очень скоро. И все устремится в торопливом крещендо к  нивелированию
материальной и безличной жизни. Так назыв аемые "высшие" или  "правящие"
классы - это сегодня звучит как ирония: заправилы интернациональных  фи-
нансовых организаций, а также  промышленники  и  чиновники,  являются  в
действительности не более, чем вольноотпущенниками, которых господа отп-
равили присматр ивать за своими слугами и управлять своим хозяйством.  И
это ярмо надето на гигантскую, слепую, автоматизированную массу  рабочих
и служащих. Но даже над этим уровнем не веет свободный воздух ни для ра-
бов, ни для вольноотпущенников, надсмотрщиков над рабам и  -все  это  не
принадлежит никому , и в этом ужасная истина "цивилизации"!
   И как суетливый и лихорадочный, насыщенный обязанностями день  госпо-
дина денег и машин внутренне бесконечно более стеснен, зависим  и  убог,
нежели день простого ремесленника - так же дело  обстоит  и  у  "высших"
классов, которым деньги служат только для того, чтобы их жажда  "развле-
чений", комфорта, удовольствий или дальнейшего накопления денег перерос-
ла в патологию и болезнь.
   И во всем этом никаких следов господства. А при его отсутствии и  ни-
какого смысла во всей этой псевдо-организации. Спросите у миллионов  за-
пертых в бюро и прикованных к машинам людей: "Зачем?"; спросите  у  них:
"Чем все это оправдывается?". И кроме эфемерно го  стремления  подражать
"респектабельности" высших классов вы не получите никакого ответа. И ес-
ли подняться выше и спросить о том же у "заправил экономики", у  избира-
телей, у господ стали, нефти, угля, народов (разве мы не видим, что  по-
литические проблемы сегодня ограничиваются одной экономикой?!), золота -
снова никакого ответа. Средства к жизни стали сейчас  важнее,  чем  сама
жизнь. Да, они превратили жизнь в свое средство. И вот  великие  сумерки
поглотили свет чудесной иллюзии "западной" гордости; сумерк и  новейшего
и чудовищнейшего мифа: мифа о работе во имя самой работы, мифа о  работе
как о самоцели, как о единственной ценности и всеобщем долге.
   Несметное количество людей на отравленной, обезличенной Земле, людей,
опустившихся до уровня простого количества - чистого количества!; людей,
уравненных в материальной идентичности зависимых частей предоставленного
самому себе механизма, который не оста навливается, и  с  которым  никто
ничего не может поделать - такова картина, открывающаяся за  хозяйствен-
но-промышленным увлечением, охватившим весь Запад.
   И тот, кто ощущает, что это означает конец жизни и начало  царствова-
ния грубых законов материи, триумф того рока, который  особенно  страшен
тем, что он безличен, тот ощущает также, что осталось  только  одно  ле-
карство: разбить семитское ярмо денег, преодолет ь фетиш социальности  и
закон взаимной зависимости,  возродить  аристократические  ценности,  те
ценности качества, дифференсации и героизма,  тот  смысл  метафизической
реальности, которым противоречит сегодня все, и которые мы, однако, воп-
реки всему отстаиваем .
   И поэтому: только тогда, когда  революция  понимается  как  революция
против хозяйственной тирании, против такого положения вещей, при котором
правит не индивидуум, а груды золота, при котором забота о  материальных
условиях существования уничтожает само  суще  ствование;  только  тогда,
когда стремление к хозяйственному равновесию имеет целью создать основу,
способствующую освобождению и развитию различных форм жизни  -  тогда  и
только тогда мы можем признать за определенными крайними  революционными
течениями неко торую оправданность и возможность будущего успеха.
   Причина отсутствия в  современной  жизни  качественной  дифференсации
кроется в том обстоятельстве, что  для  активности,  не  ведущей  непос-
редственно к практической выгоде и не служащей на благо "обществу",  се-
годня фактически не осталось места. Хозяйственные пр едрассудки  продол-
жают нивелирование. Они все уравнивают,  так  как  в  деньгах  и  в  хо-
зяйственно-механической иерархии нет и не может быть никакой  качествен-
ной дифференсации: все здесь находится на одном и  том  же  уровне,  все
имеет одно и то же качество. И пом  имо  этого  уровня,  взятого  в  то-
тальности всех его возможных модификаций, необходимо, чтобы  наличество-
вали иные уровни, которых, однако, сегодня нет: иные уровни,  совершенно
независимые и подчиняющие себе хозяйственный уровень, а не наоборот - не
так, как это происходит в современном обществе.
   Поэтому когда гипертрофия этой болезни в чудовищном  банко-промышлен-
ном тресте присваивает себе название "империализм", мы не  не  можем  не
улыбаться. И хладнокровное утверждение идеи радикальной революции против
власти золота, капитала, машин, процентов м мифа труда неизбежно  должно
являться предпосылкой истинной Империи. Отмечая эту линию, которая  про-
ходит через все революционные идеологии  как  признак  восстания  против
современного рабства, мы идем дальше и утверждаем, что она сама страдает
тем же недугом : она сама остается лишь на уровне хозяйственных и  соци-
альных проблем, она не ставит своей целью освобождение от хозяйственного
ига во имя дифференцированных, сверх-экономических и метафизических цен-
ностей, освобождение, при котором избавленные от хозяйс твенного рабства
глубинные силы снова смогли бы выйти на поверхность - напротив, ее целью
является лишь "социалистическое" освобождение,  т.е.  просто  улучшенная
систематизация тех же хозяйственных проблем, определяющихся чисто  мате-
риальными и утилитарными потребностями масс. Отсюда недоверие,  нетерпи-
мость и скрытая злоба в этих тенденциях по отношению ко всему  "духовно-
му" и "интеллектуальному" как к "ненужной роскоши":  вне  хозяйственного
уровня они не видят и не хотят ничего замечать, с тем же духом плеб ейс-
кой нетерпимости, который уже проявился во времена падения Рима.
   Против этого первого корня европейского  недуга  необходимо  бороться
двумя видами оружия. О первом виде мы не будем широко  распространяться:
он состоит в создании элиты, в строгом и жестком вырабатывании из недиф-
ференцированной субстанции сегодняшних индив идуумов новых отличий,  но-
вых интересов и новых качеств. И при этом должна возродиться  аристокра-
тия, поколение господ и повелителей. И это прежде всего.
   Во-вторых, нам необходимо восстание, принципиальная революция,  кото-
рая освободит нас от машин, от внешней, неорганичной,  автоматической  и
насильственной зависимости, которая сбросит еврейское хозяйственно-капи-
талистическое ярмо, которая осмеет обязанност ь  труда,  возведенную  во
всеобщий закон и поставленную как самоцель, которая освободит нас, кото-
рая вскроет отверстие для воздуха и света, чтобы на основе этой  свободы
- не через насилие, не через спекуляцию на потребностях, не  через  игру
на жалости, инте ресах и амбициях, а через спонтанное осознание,  порож-
денное ощущением ценностей и  сверхрациональных  сил,  порожденное  вер-
ностью особому виду бытия, знанием природы,  достоинства  и  качества  -
создать иерархию. Органичную, прямую, реальную иерархию: более св  обод-
ную и более строгую, нежели какие-либо другие.
   И как при этом не увидеть, что действительность Прошлого является од-
новременно пророческим мифом лучшего будущего? Возврат к кастовой систе-
ме есть возврат к системе истины, оправданности и формы в высшем  смысле
этих понятий.
   В кастах мы видим идеал общности активности, призвания, крови, насле-
дия, законов, прав и обязанностей, точно соответствующий  типам  челове-
ческого бытия, органичным проявлениям близких по духу натур.  Предпосыл-
кой такой общности служит непосредственно воля человека быть тем, кто он
есть, качественная воля к  реализации  своей  особой  природы  и  особой
судьбы, и при этом заглушаются все индивидуалистические и  карьеристские
поползновения - принципы любого беспорядка  и  любой  дезорганизации.  В
кастах осуществляетс я преодоление количественной схожести,  централиза-
ции и стандартизации. Касты являются базисом социальной иерархии,  прямо
отражающей иерархию типов бытия, ценностей и качеств, восходящих  посте-
пенно от материального к духовному, от бесформенного к обладающ ему фор-
мой, от коллективного к универсальному.
   Древняя Индия показывает нам совершенный образец этого идеала,  кото-
рый также, только в различных формах, встречается и в других  культурах,
вплоть до культуры нашего нордическо-римского Средневековья.
   И наша отправная точка не может быть никакой иной. В самом  низу  ие-
рархии стоит здоровое труболюбие низших классов (шудры), не  анархизиро-
ванных демагогической идеологией и управляемых сведущей в товарообмене и
торговле, упрощенной, за счет упрощения потре бностей, хозяйственно-про-
мышленной организацией (вайшьи). Над ними  стоят  кшатрии,  воинственная
знать, осознающая ценности и цели войны, в героизме, в славе и в триумфе
которой пылает высшее оправдание всего народа. Над кшатриями стоят брах-
маны, солнечный род духа и мудрости, те, которые "видят" (rshi)  и  "мо-
гут", и их жизнь является свидетельством того, что мы не  принадлежим  к
этой темной Земле, и что наши жизненные корни теряются в вышине, в блес-
ке "Небес". И надо всем этим, как миф и граница, высится и  деал  Чакра-
варти, "Короля Мира",  невидимого  Императора,  обладающего  оккультной,
всемогущей и безусловной силой.

НАУКА ПРОТИВ МУДРОСТИ 

   Подобно тому, как  могущество,  обезличившись  и  социализировавшись,
стало деньгами, капиталом, так и Мудрость, обезличившись и  социализиро-
вавшись, стала "рассудочностью", "рациональностью". И это второй  корень
европейского недуга.
   Как философия, так и позитивная наука Запада являются по  своей  сущ-
ности социалистическими, демократическими, анти-иерархическими. Они  по-
нимают под "истинным" то, с чем каждый может согласиться, то, что каждый
- так как предполагается, что все живут одина ковой жизнью и имеют  одну
и ту же конституцию - может признать. Так же, как политическая  демокра-
тия устанавливает критерий "большинства", так и  современная  наука  ут-
верждает равенство и подчиняет критерию количества все  принадлежащее  к
области качества, е го нередуцируемость, его приоритет.
   И не следует выдвигать новые индивидуалистические или  релятивистские
учения, так как сам способ их выдвижения, который с необходимостью  ока-
жется абстрактным приемом профанической философии, уже  выдает  то,  что
они основываются на демократических, безличны х, коллективистских  пред-
посылках, являющихся общими предпосылками всей этой  философии.  Следует
идти совершенно иным путем. - Если вы не хотите  впасть  в  заблуждение,
утверждая такой Империализм, который вместо того, чтобы быть  образован-
ным посредством иер архии, будет в качестве оправдания прибегать к приз-
нанию народа, то надо в первую очередь вступить в борьбу с самими  этими
предпосылками. И тогда вы начнете понимать - с каким врагом вам предсто-
ит бороться. И тогда вы начнете понимать тот ужасающий факт, что вся се-
годняшняя "культура", а не только "общественный строй", является  демок-
ратией. И тогда вы начнете понимать, от чего вы должны  отречься,  чтобы
восстановить свое здоровье.
   Как деньги являются реальностью безразличной по отношению к  качеству
индивидуума, который ими обладает, так же дело обстоит у современных лю-
дей и со "знанием". Подчиняясь воле к  равенству,  к  анти-иерархической
нетерпимости и, следовательно, к социалистич еским предрассудкам, знание
европейцев с необходимостью должно быть обращено к тому, в чем  действи-
тельность индивидуального различия и обусловленности, активная индивиду-
альная дифференциация сведена к минимуму. Поэтому обычно в  первую  оче-
редь апеллируют к физическому опыту, приблизительно одинаковому  у  всех
людей постольку, поскольку они являются "человеческими животными"  ("по-
зитивистская" наука) или к миру абстракций и вербальных условностей (фи-
лософия и рационализм).
   Социализация знания с необходимостью привела  к  возникновению  таких
абстракций, и она создала непреодолимую пропасть между самим  знанием  и
жизнью, между мыслью, бытием и тем, что  является  качеством  явления  и
"метафизической" реальностью. И мысль на  Западе  ,  будучи  сведена  до
инструмента, описывающего условную, наиболее внешнюю, общеколичественную
и однообразную сторону материальных вещей, превратилась сейчас в созида-
тельницу ирреальности, "наглядно представляемых" слов и пустых  логичес-
ких схем, даже там, где она еще не полностью растворилась  в  псевдо-ин-
теллектуальном спорте. И она тем смехотворнее, чем больше в ней  веры  в
собственную значимость.
   Отсюда вся ирреальность современного духа: отделенный от жизни, чело-
век сегодня - это только тень, мечущаяся между  схемами,  программами  и
интеллектуальными надстройками, неспособными подготовить его к реальнос-
ти и к самой жизни. И в то же время он станов ится все  более  зависимым
от науки, ведущей от абстракции к абстракции и являющейся рабой  феноме-
нологических законов, которые открыты, но не  понятны,  и  которые  пол-
ностью исчерпываются описанием механической поверхности и  не  открывают
никаких духовных возм ожностей и не несут в себе никаких  ценностей  для
внутреннего бытия человека.
   Из-за ограничений, накладываемых на нас темой данной  работы,  мы  не
можем разобрать этот вопрос более подробно. Однако  не  следует  думать,
что он не относится к проблеме Империи: мы утверждаем, что проблема  Им-
перии является проблемой par excellence, и что,  напротив,  нет  никакой
возможности рассматривать ее самостоятельно, в отрыве от всех  остальных
проблем. Партикуляризм, взаимная несвязанность различных форм человечес-
кой деятельности - здесь политика, там наука, здесь практика, там  рели-
гия и т.д. - являе тся еще одной отличительной чертой европейского упад-
ка и несомненным симптомом полной неорганичности европейской культуры.
   На знании должна основываться  имперская  иерархия:  "Править  должны
знающие", как сказал Платон - и это  является  центральной,  абсолютной,
конечной точкой любого разумного порядка вещей. Но ничего не может  быть
смешнее, чем смешивание такого знания с технич еской компетенцией,  "по-
зитивной" наукой или философскими спекуляциями: оно скорее  совпадает  с
тем, что мы назвали Мудростью, в том смысле, в котором  ее  понимали  на
классическом Западе и на Востоке. И если Мудрость есть  нечто  в  высшей
степени аристократич еское, индивидуальное,  реальное,  субстанциальное,
органичное и качественное, то знание современных "цивилизованных"  людей
есть нечто демократическое, социальное,  универсалистское,  абстрактное,
нивелированное и количественное. И снова здесь два  разных  мир  а,  две
разные перспективы, два разных воззрения, которые  абсолютно  противопо-
ложны и несовместимы друг с другом.
   Знать, согласно Мудрости, - это не означает просто "думать", а,  нап-
ротив, это означает быть познанной вещью: жить ею, внутренне  реализовы-
вать ее. Тот, кто в действительности не знает вещи, тот не может активно
преобразить в ней свое сознание. И поэтому только то, что  получено  не-
посредственно из индивидуального опыта, можно считать знанием или позна-
нием. И современному мышлению, согласно которому все  то,  что  испытано
непосредственно самим индивидуумом, является "феноменом", "субъективным"
взглядом, и кот орое за этим как "истинную реальность" воздвигает  нечто
иное, лишь "мыслимое и предполагаемое" ("вещь в себе" философов,  "абсо-
лют" профанической религии, "эфир" или  "энергия"  науки),  противостоит
мудрость абсолютной духовной позитивности, называющей реал  ьным  только
то, что может быть испытано путем прямого опыта, а все остальное считаю-
щей ирреальным, абстрактным, иллюзорным.
   Могут возразить, что, с этой точки зрения все знание будет  органичи-
ваться конечными, случайными, физическими вещами  -  в  действительности
так и обстоит дело, и оно должно обстоять именно так для большинства лю-
дей. Только полностью отказавшись ото всех сов ременных "научных"  псев-
до-объяснений, обычные люди могут сказать о себе, что они  действительно
нечто знают. Но на более высоком уровне мы  встречаемся  с  возможностью
таких форм опыта, которые в корне отличаются от чувственного опыта обыч-
ных людей, которые не являются ни "данностью", ни "нормальностью", и ко-
торые достигаются только путем определенного активного процесса внутрен-
него преображения. Особенность таких трансцендентных  опытов  (символами
которых у традиционного человечества являлись "Сверхмир", " область  Бы-
тия", "Семь Небес", "Огненные Сферы" и т.д.) состоит в том, что они  яв-
ляются непосредственными,  конкретными  и  индивидуальными,  как  и  сам
чувственный опыт, и одновременно с этим охватывают иную реальность,  не-
жели реальность случайной, пространст венно-временной стороны  бытия,  к
которой относится все чувственное. Выйти за эту грань бытия  пытается  и
сама наука, чтобы ценой полного отрицания того, что действительно  явля-
ется знанием - т.е. индивидуальной и живой очевидности  -  лишь  прикос-
нуться к ино му через несостоятельные гипотезы,  смутные  уподобления  и
абстрактно разъясненные принципы.
   Именно в этом смысле мы говорим о "метафизической" реальности. Но на-
до твердо понять, что при этом мы имеем дело с опытом и только с опытом.
С точки зрения Традиции, не существует конечной реальности и  абсолютной
реальности, а существует только конечный способ и абсолютный способ пос-
тижения реальности, конечный взгляд и абсолютный взгляд. Вся так называ-
емая "проблема познания" заключена внутри каждого существа. Она  зависит
не от "культуры", но от способности освободиться как от всего человечес-
кого, так и от всего  чувственного,  рационального  и  эмоционального  и
идентифицироваться с той или иной формой "метафизического" опыта - в со-
ответствии с иерархией, которая восходит к кульминационной точке состоя-
ния совершенного  отождествления,  духовного  прозрения,  полной  сверх-
чувственной актуализации вещи в "Я" и "Я" в вещи; состояния  внутреннего
могущества в отношениии этой вещи и  одновременно  состояния  абсолютной
ясности в отношении ее внутренней природы; состояния,  наличие  которого
на оставляет желать ничего св ерх него, и в котором вся деятельность ра-
зума предоставляется излишней и бессмысленной, не говоря уже о словах.
   В этом, в общих чертах, и состоит смысл той Мудрости, которая являет-
ся осью метафизического учения и традиционной духовной науки (обряд ини-
циации изначально как раз и призван  был  осуществлять  необходимое  для
"знания" и метафизического "видения" преображе ние сознания), и традиция
передачи Мудрости, хотя и по подземным артериям, сохранилась на Западе и
после семитизации и падения его античной культуры. Следует уяснить себе,
что священная наука Мудрости не является профаническим "мышлением"; нап-
ротив, она является бытием, и ей нельзя научиться читая книги и обучаясь
в университетах, ее нельзя передать в словах. Чтобы постичь ее,  необхо-
димо преобразиться , чтобы постичь ее необходимо суметь перейти от обыч-
ной жизни к высшей жизни. Она зависит непосредственно от качества и  ре-
альности индивидуального бытия и является его неотъемлемой привилегией и
органичной частью, а отнюдь не понятием или мыслью, которые человек  мо-
жет взять себе в голову так, как он засовывает вещь в  мешок,  абсолютно
не изменяясь и не перестраивая в них самого  себя.  Отсюда  естественный
аристократизм Мудрости. Отсюда ее решительная невульгаризуемость,  непе-
редаваемость. Следующим "табу" для европейцев является  собственно  воз-
можность передачи знания: они убеждены, что ментальное бытие и его  сло-
весное выражение - это од но и то же. Они не понимают, что, если и можно
передать интеллектуальные абстракции, основанные  на  физическом  опыте,
который приблизительно одинаков у всех, то  там,  где  эта  одинаковость
прекращается, там, где снова  утверждено  качественное  различие,  диску
рсивная передача полностью теряет смысл.
   Основываясь только на очевидности реального опыта, намного  превосхо-
дящего опыт обычных людей, Мудрость открывает  один  единственный  путь:
посредством свободного и творческого действия достичь  того  уровня,  на
котором открывается смысл учения, чтобы через о пыт узнать, что стоит за
словами других, и что остается только  словами.  Против  социализации  и
обезличивания знания, против демократической склонности  к  "вульгариза-
ции", к сведению высшего до уровня низшего,  чтобы  оно  стало  доступно
всем, не изменяя и не возвышая при этом никого, мы непримиримо выдвигаем
противоположное аристократическое утверждение: иерархия должна быть и  в
самом знании, должно существовать много истин, отделенных друг от  друга
глубокими, широкими, непроходимыми бороздами, много истин,  точно  соот-
ветствующих качеству жизни и потенциям  различных  индивидуумов.  Должна
существовать аристократия знания, и демократическая, униформистски пони-
маемая "универсальность" не должна более являться критерием. Мы не можем
опускаться до подобных критери ев, напротив, они должны  возвыситься  до
нас и сделаться реальными, серьезными, - в согласии с их местом в иерар-
хии, - если они хотят принять участие в высших и метафизических  формах,
которые являются критерием как для них самих, так и для низших и  физиче
ских уровней.
   Мудрость порождает свободу, предоставляет открытое поле для действий,
дает возможность дышать. В социализированном знании вместо этого  всегда
скрыто "ты должен", тайная, бескомпромиссная, моральная обязанность: то,
что является "научной" или "философской " истиной, должно  быть  -  пос-
тольку поскольку она истина - признано каждым. И этим полностью закрыва-
ется возможность иметь какие-либо иные мнения.
   Как выражение коллективного деспотизма такое знание хочет  деспотично
править над всеми индивидуумами, делая их равными по  отношению  к  нему
самому. И именно на базе этого желания оно организуется, выковывает свое
оружие, основывает свои доказательства, вы рабатывает свои методы и под-
держивает свою власть. В Мудрости, напротив, индивидуум освобожден,  ре-
интегрирован, возвращен самому себе. Он имеет  свою  истину,  являющуюся
точным и глубоким выражением его жизни, с помощью которой эта жизнь поз-
нается и выража ется особым, присущим лишь  этому  индивидууму  образом,
причем, все другие различные образы этого познания и выражения отнюдь не
исключают и не противоречат его собственному. Все они возможны при  диф-
ференциации, на которой покоится иерархия Мудрости.
   И этим сказано достаточно по поводу второго корня европейского недуга
и пути избавления от него. Уже из этих замечаний становится ясным, поче-
му "править должны знающие". В области Мудрости иерархия знания  связана
с иерархией силы и превосходства индивиду умов. Знание есть Бытие, Бытие
есть возможность, могущество, почему оно и несет в себе спонтанно досто-
инство  Империи.  Это  и  есть  основание  традиционной  идеи  "Царствия
Божьего".
   И этому противостоит, повторим еще раз, вся Европа со своим столетним
наследием и организацией: всему этому противостоит, как мы уже  сказали,
мир профессоров,  "интеллектуалов",  слепых  провидцев,  "образованный",
академический мир университетов, который в своих нелепых притязаниях  на
знание и дух только показывает до какой степени  может  дойти  упадок  и
абстрагирование современного человека.

ТЕ, КОТОРЫЕ ЗНАЮТ, И ТЕ, КОТОРЫЕ ВЕРЯТ 

   Но существует и еще одна великая узурпация: та, которую совершила ре-
лигия - в узком и современном смысле этого  слова  -  узурпация  области
"священного" и "божественного".
   Священное и божественное - это предмет веры: эта истина была навязана
Европе за последние века. Наша истина - иная: лучше знать, что ты ничего
не знаешь, чем верить.
   В современной ментальности существует один центральный пункт, в кото-
ром положения материалистической науки совпадают с религиозными  воззре-
ниями: они совпадают в одном и том же отречении, в одном и том же песси-
мизме, в одном и том же агностицизме в отноше нии духовного,  неприкрыто
и методично в одном случае, неявно в другом.
   Предпосылкой материалистической науки служит в  действительности  то,
что наука - в смысле реального, позитивного, материального знания - ком-
петентна только в физических вещах. Применительно к тому, что не являет-
ся чисто физическим, не может быть никакой н ауки,  научные  методы  там
абсолютно неприменимы, и наука передает это, в силу  своей  собственнной
некомпетентности, вере, мертвым и произвольным абстракциям философии или
сентиментальным и "моралистическим" разглагольствованиям.
   Религия, в свою очередь, исходя исключительно из веры, и не  допуская
никаких эзотерически-инициатических учений, кроме профанической, доступ-
ной для масс доктрины, никакого гнозиса, кроме ханжеских  суеверий,  со-
вершает то же самое отречение. В действительн ости, человек верит только
тогда, когда он ничего не знает и думает, что так и  не  сможет  никогда
ничего узнать. И при этом он впадает в тот же агностицизм "позитивистов"
по отношению ко всему тому, что не является материальной и доступной ор-
ганам чувств реальностью.
   Мы же, основываясь на гораздо более древней и более  истинной  тради-
ции, нежели традиция, оправдывающая "веру" западных людей, на  традиции,
засвидетельствованной не в книгах, а в деяниях могущества и ясности,  мы
остаемся верными возможности и истинной реал ьности того, что мы называ-
ем Мудростью. Это означает, что мы остаемся верными той идее,  что  и  в
"метафизической" сфере возможно такое же позитивное, прямое, методичное,
экспериментальное знание, как и опытное знание науки в физической облас-
ти. Такое мета физическое знание стоит выше веры, выше всякой  морали  и
выше всякой человеческой философии.
   И мы утверждаем, что во имя этой Мудрости и во  имя  обладающих  этой
мудростью, необходимо разоблачить и сорвать маски с тех, кто  в  области
религиозных суеверий, в силу простого "волнения души",  в  силу  догм  и
обычаев, в силу галлюцинаций и действия слепой веры, провозгласили  себя
единственными хранителями священного и божественного. Они являются узур-
паторами тех, которые знают, и, следовательно, тех, которые могут , тех,
которые есть - как человеческие боги, которых знали и чтили во всех  ве-
ликих античных традициях.
   В контексте всего нашего  изложения,  в  контексте  формулировки  тех
принципов, которые должны лечь в основу борьбы против демократии, против
современной Европы и ее декадентской  культуры,  мы  должны  центральное
место отвести именно уяснению того, что  в  дейст  вительности  является
Мудростью. Без утверждения необходимости синтеза двух видов  могущества,
сакрального и светского, жреческого и царственного, в единой максимально
индивидуализированной иерархии, наши имперские проекты не могут быть  ни
поняты, ни оправ даны. Более того, без этого непонимание и искажение на-
шей мысли будут неизбежными. Но как только будет понятно,  о  чем  здесь
идет речь, наше утверждение о том, что  мы,  несгибаемые  и  радикальные
сторонники Империи, должны начинать отнюдь  не  с  религиозной  иерархии
(противоречащей гностической и инициатической), будет оправдано и  обос-
нован о. Религиозная иерархия, становясь во главе материальной  и  чисто
светской организации, на самом деле вообще не способна ничего исправить.
Она в таком случае лишь породит пустую оболочку форм, смутные  фантазии,
основанные на слепой вере и на человеческих  сентиментах,  огрубив  свои
противоречивые догмы, символы и обряды, заимствованные из других  тради-
ций и постепенно утратившие всякий смысл. Короче говоря, такая чисто ре-
лигиозная иерархия не будет той высшей, солнечной, основанной  на  могу-
ществе реальностью , которую мы язычески понимаем под  духом,  напротив,
она будет абсолютной ирреальностью, антиарийской и анти-римской  ритори-
кой, питающей, при переходе в этическую область, все то, что женственно,
"романтично" и трусливо в европейской душе. Итак, нам необходимо  полное
преодоление как религиозного ирреализма так и  материалистического  реа-
лизма посредством трансцендентной, мужественной, олимпийской позитивнос-
ти.

МЕХАНИЧЕСКАЯ СИЛА И ИНДИВИДУАЛЬНОЕ МОГУЩЕСТВО 

   Третья европейская иллюзия - это механическое могущество, которое яв-
ляется следствием технического приложения профанической науки. Это могу-
щество большинство современных людей единодушно считает гордостью и три-
умфом западной цивилизации. Что касается демократии, на  основе  которой
покоится идеал "универсальности" западной науки, и которая явно  выража-
ется в социалистических и нивелирующих притязаниях семитской веры, то мы
можем увидеть ее правозвестие уже в сократическом методе и в некотор  ых
аспектах последующего греческого интеллектуализма. Присоединяясь в  этом
вопросе к точке зрения Ницше, мы рассматриваем их как  первых  посланцев
иудео-христианского духа, так как только в этом духе мы видим  в  высшей
степени конкретное и несомненное проя вление универсализма и нивелирова-
ния. Сама греческая культура отражала скорее, напротив,  аристократичес-
кое понимание знания,  и  ее  основные  мотивы  были  почерпнуты  непос-
редственно из традиции Мудрости. Учение о том,  что  условием  реального
знания является действительная активная личная инициатива в совокупности
с традиционным могуществом "ритуала", и что такое знание отнюдь не явля-
ется делом разума и еще менее - если мы перейдем к другому аспекту - де-
лом веры и чувства, есть основная тема классического мир  а,  вплоть  до
неоплатонизма. В пассивной позиции приверженцев новых  верований,  в  их
ненависти к любым героическим методам и к автономной дисциплине  индиви-
дуума, понимаемых как путь к "гнозису", к реальному духовному опыту, - в
скрытой нетерпимости учений об "откровении", "милости"  и  о  порочности
прямой, конкретной, основанной на чисто человеческих силах инициативы, -
преобладает тема капитуляции перед роком, тема, которая, в  совокупности
с демократическим и нивелирующим пафосом равенства, является плодом вли-
яния христианства, породившего социализированное, неорганичное,  безлич-
ное сугубо современное знание. Помимо дурного универсализма, в современ-
ной науке есть еще один, намного более  глубокий  принцип,  привнесенный
христианством - мы имеем в виду идею дуализма. В современной науке  при-
рода мыслится как нечто неодушевленное, поверхностное, отдельное от  че-
лове ка. Ее покорение, вернее, мнимое покорение, представляется как поз-
нание реальности в себе, полностью независящее от познающего и  его  ду-
ховного мира. За всем этим явно проглядывается ирреалистическая  религи-
озная позиция и противоречие языческому мировоззрению. Здесь речь идет о
противопоставлении духа действительности. Здесь речь  идет  о  дуализме:
духовная субъективность против природной объективности. Здесь речь  идет
об утрате смысла того, что является духовной объективностью. При  приня-
тии этой точки зрения природная реальность представляется чуждой, немой,
бездушной, поверхностной, материальной - и именно  такая  природная  ре-
альность служит предметом изучения новой науки, профанической науки  За-
пада.
   Хотя языческое мировоззрение и не исчерпывалось натурализмом,  -  как
утверждает сегодня некоторые либо некомпетентные, либо сознательно  изв-
ращающие истинный смысл вещей люди, - хотя ему и было известно об идеале
мужественного преодоления и абсолютного осв обождения, тем  не  менее  в
согласии с ним мир был живым телом, пронизанным  таинственными,  божест-
венными и демоническими силами, полным смыслов и символов:  "чувственным
выражением невидимого", по словам Олимпиадора. Человек жил тогда в орга-
ничной бытийной связи с силами мира и Сверхмира, так что он  мог  бы  по
праву сказать о себе, в согласии с герметическим выражением, что он есть
"все во всем, составленный из всех сил":  именно  эта  идея  пронизывает
арийско-аристократическое учение об "атмане". И именно на  основе  этого
мировоззрения развивалась совершенная, законченная, сакральная  традици-
онная наука.
   Христианство нарушило этот синтез, создало  трагическую  пропасть.  С
одной стороны, дух "потустороннего", ирреального, субъективного - первый
корень европейской абстрактности. С другой стороны, идея природы - мате-
рии, замкнутой в себе поверхности, загадочн ого феномена - сделало  воз-
можным профаническую науку(1). И  как  полученное  посредством  мудрости
внутреннее прямое интегральное знание  заменилось  внешним,  интеллекту-
альным, дискурсивно-научным и профаническим, так и место органичной, бы-
тийной связи людей с сокровенными силами природы, которая  была  основой
традиционного ритуала, могущества жертвы и самой магии,  заняли  поверх-
ностные, опосредованные, насильственные отношения машин и техники. Таким
образом, сама семитская революция содержала в себе зародыш ме  ханизации
жизни.
   В машине мы видим безличную, нивелирующую силу науки, которая и поро-
дила ее. Как деньги являются сегодня механизированной и безличной сторо-
ной зависимости, как  современная  культура  обладает  универсалистским,
глухим ко всему знанием - так и в мире машин м ы видим безличную,  неор-
ганичную силу, покоющуюся на автоматизме и  выполняющую  одни  и  те  же
действия абсолютно независимо от того, кто ей  управляет.  Полная  иммо-
ральность такой силы, которая принадлежит всем и никому, которая являет-
ся ценностью, которая не имеет оправдания и которая может сделать  чело-
века могущественным вне зависимости от его реального превосходства, оче-
видна. Из этого также следует, что такое положение вещей  возможно  лишь
потому, что при таком порядке не может быть и тени истинного и сво  бод-
ного действия: ни одно следствие в мире техники и машин  не  может  быть
непосредственнно зависимым от "Я" как от причины. Между ними существует,
как условие действия, целая детерминированная система  законов,  которая
может быть описана, но не может быть понята, и  которая  не  выходит  за
рамки индивидуума, за рамки чисто индивидуального могущества. Да, в сво-
ем знании феноменов, в своем окружении бесчисленными дьявольскими  маши-
нами индивидуум сегодня еще более убог и бессилен, чем когда-либо, более
обусловл ен и ограничен, нежели сам способен обусловливать  и  ограничи-
вать. При этом он вынужден желать ограничиваться минимумом и  постепенно
подавить ощущение самого себя, неугасимый огонь индивидуального бытия  в
усталости, в капитуляции перед роком, в разложении .
   Даже если ему и удастся с помощью открытых его наукой "законов",  ко-
торые в наших  глазах  являются  простыми  статистически-математическими
абстракциями, создать или разрушить мир - все равно его реальное отноше-
ние к различным событиям при этом, строго говор я, не  изменится:  огонь
так же будет жечь его, органические трансформации будут так же помрачать
его сознание, время, страсть и смерть так же будут устанавливать над ним
свои законы - в общем, он останется тем же существом, что и раньше, пог-
руженным в ту же случайность, что и раньше, т.е. он будет так  же  зани-
мать место в иерархии существ, которое соответствует человеку вместе  со
всем тем, что является чисто человеческим.
   Преодоление этого уровня, интеграция самого себя, осуществление  дея-
ния освобождения не под, а над природным детерминизмом, не среди феноме-
нов, а среди причин феноменов, прямо, с легкостью и правом того, кто об-
ладает превосходством - таков путь к истинном у могуществу, который тож-
дественен пути к самой Мудрости: потому что там,  где  "знать"  означает
"быть", там уверенность означает могущество.
   Но такая задача, в  первую  очередь,  требует  преодоления  дуализма,
восстановления языческого понимания природы - того живого, символическо-
го, мудрого понимания, которое было знакомо всем великим культурам древ-
ности.
   Когда призрачный современный человек снова станет реальным,  и  когда
он восстановит контакты и симпатии с тайными силами природы, тогда риту-
ал, символ и сама магия перестанут быть простыми "фантазиями", как назы-
вают их сегодня те, кто, ничего о них не  зна  я,  считают  их  простыми
предрассудками, преодоленными наукой, тогда человек узнает то  могущест-
во, которое является оправданностью, санкцией достоинства,  естественным
атрибутом интегрированной жизни, ее органичной, индивидуальной, неотъем-
лемой частью.
   Повторим еще раз то, что мы сказали вначале: Европа создала мир,  ко-
торый во всем является неизлечимой, абсолютной  антитезой  традиционному
миру. Никаких компромиссов не существует, примирение невозможно. Оба ми-
ра стоят друг против друга, разделенные бездн ой, всякий мост через  ко-
торую есть чистая иллюзия. И семитизированная цивилизация мчится в голо-
вокружительном темпе к своему логическому завершению - и даже  не  желая
быть пророками, мы вынуждены заметить, что это  завершение  не  заставит
себя долго ждать.
   Те, кто предвидят это завершение и ощущают весь заключающийся  в  нем
абсурд и трагизм, должны набраться мужества и сказать НЕТ всему.
   Все - это сегодняшний мир. Эти замечания по поводу науки и машин  по-
казывают достаточно ясно, как далеко может зайти отречение, и  как  оно,
одновременно с этим, необходимо и неизбежно. Отречение, которое, однако,
не является прыжком в пустоту. Эти замечани я показывают также, что воз-
можна иная система ценностей, иных путей и иного знания,  совершенная  и
тотальная, что возможен иной человек и иной мир. И  они,  действительно,
могут быть вызваны к жизни, когда  новая  волна  начнет  подниматься  из
бездн беспокойств а и бессмысленности Запада.

АКТИВИЗМ И ГУМАНИЗИРОВАННЫЙ МИР 

   Появление машин на  Западе  тесно  связано  с  так  называемым  акти-
вистским, апеллирующим к становлению, "фаустовским" миропониманием.  Ро-
мантическое воодушевление по отношению ко всему тому, что является  нуж-
дой, поиском, трагизмом; религия жизни или, как сказа л Генон,  суеверие
жизни, понимаемой как постоянное напряжение, беспокойство,  которое  ни-
когда не находит освобождения и, в вечном пресыщении, переходит от одной
формы к другой, от одного ощущения к другому, от одного открытия к  дру-
гому; одержимость "созда нием" и "завоеванием", страсть к новому рекорду
- все это составляет четвертый аспект европейского недуга: аспект, кото-
рый наложил неизгладимый отпечаток на лицо  европейской  цивилизации,  и
который в наши дни достиг апогея своего пароксизма.  Мы  уже  упоминали,
что корень этого извращения также следует искать  в  семитском  племени.
Его духом, его основным элементом был дух мессианизма. Мечта об ином ми-
ре, идея Мессии, бегущие от настоящего, являются потребностью в постоян-
ном движении разбитых, л ишенных наследства и проклятых  людей,  которые
неспособны утверждать и желать свою собственную, особую реальность.  Это
- недостаточность душ тех убогих, чье бытие есть жадность, страсть и от-
чаяние. Постепенно бережно хранимая отпрысками семитской расы и с  тано-
вящаяся все более дерзкой и более необходимой по мере политических  удач
"избранного народа", эта сомнительная реальность вырвалась из низов  Им-
перии и стала мифом великого восстания рабов, мифом яростной волны, зах-
лестнувшей языческий Рим. И позднее, выйдя за рамки католической органи-
зации и оставив ее в стороне, она расширилась и превратилась в хилиасти-
ческий мираж. Сама вожделенная перспектива,  таким  образом,  бесконечно
отодвинулась, а потребность и отчаяние стали еще  более  жесткими  и  же
стокими, она превратилась в становление без конца, в чистое  напряжение,
в гравитацию пустоты. Бегство от этого  мира  и  постоянное  отодвижение
иного - та боязнь мира, которая является тайной современной жизни и  ко-
торая шумно объявляет себя ценностью, чтобы оглушить самою себя -  явля-
ется также тайной христианства после банкротства его эсхатологии. Э то -
внутренне присущее христианству проклятие, которое оно несет в  себе,  и
которое передается народам, его принявшим и изменившим тем  самым  олим-
пийскому, классическому, арийскому идеалу. Первая тема, которая, как  мы
уже видели, возникла в связи с банкротством мессианизма -  тема  ставших
экклезиатическими законов социальной зависимости - тесно связана с  этой
второй темой и имеет с ней одно и то же происхождение. Объединив эти две
темы в од ну, мы получим тем самым закон, который определяет сегодня все
общество и всю культуру:  на  низшем  уровне  -  индустриальный  оргазм,
средства, ставшие целью, механизация, система  хозяйственных  и  матери-
альных детерминант,  развитию  которых  отбивает  такт  наука  вместе  с
карьеризмом, с погоней за успехом людей, которые не живут,  а  проживают
отпущенное им время и, в конечном счете, сверхновые и уже упомянутые ми-
фы "вечного прогресса" на основе "социальных служб" и ставшего самоцелью
и всеобщей обязанностью труда . На высшем уровне -  совокупность  "фаус-
товских", привязанных к становлению, бергсонианских учений, о которых мы
уже говорили, и базис социальной истины, "будущее науки", универсализм и
имперсонализм философов. И все это подтверждает и свидетельствует только
об одном: о падении на Западе ценности индивидуальности - той  ценности,
о которой с такой навязчивостью и так много  пустословят.  Только  жизнь
того, кто не достаточен для самого себя и кто удален от самого с ебя,  в
действительности стремится к "иному": такой человек нуждается в обществе
как в поддержке и коллективном законе; такой человек хочет быть ничем  -
хочет быть поиском, неудовлетворенностью, зависимостью от будущего;  хо-
чет быть становлением. Подобные люди испытывают ужас перед всем тем, что
является естественным жизненным пространством человека: перед молчанием,
перед одиночеством, перед незаполненным временем, перед  вечностью.  Они
заботятся, волнуются, бросаются безостановочно от одного  к  другому,  з
анимаются чем угодно, только не сами собой. Они делают нечто, чтобы  до-
казать себе, что они есть, но, желая получить  от  всех  своих  действий
особое подтверждение,  в  действительности,  они  ничего  не  делают,  в
действительности, они просто одержимы делом. В этом состоит смысл  акти-
визма. Активизм - это не действие, это лихорадка действия. Это -  безум-
ная суматоха тех, кто отброшен от центра колеса, и их  суета  становится
все более стремительной и бессмысленной по мере того, как расстояние  до
центра увеличива ется. И с убыстрением этой суеты,  этого  "темпа",  все
большей становится роковая тирания социальных законов по отношению к хо-
зяйственной, индустриальной, культурной и научной областям, по отношению
ко всему порядку вещей, созданному после того, как индиви дуум отдалился
от самого себя, после того, как вместе со  смыслом  центральности,  ста-
бильности и внутренней самодостаточности был потерян смысл того,  что  в
действительности является ценностью  индивидуальности.  Крушение  Запада
несомненно произошло из-за кру шения индивидуума как такового.
   Мы уже сказали вначале, что сегодня люди больше не знают - что  такое
действие. Тот, кто интересовался традиционными  индийскими  учениями,  -
хотя те же идеи можно найти и на нашем классическом Западе, -  наверняка
был удивлен тем, что все являющееся движени ем, активностью, становлени-
ем и изменением принадлежит к пассивному женскому принципу (шакти), в то
время, как позитивный, мужской, солнечный принцип (шива) связан с  неиз-
менным. И также вряд ли он смог бы подыскать подходящее объяснение тому,
что означае т положение широко известной  Бхагават-гиты  (IV.  18),  где
подчеркивается различие между недеянием в деянии и деянием  в  недеянии.
Но в этом выражается не квиетизм, не созерцательная  "нирвана".  В  этом
скорее выражается знание того, что такое подлинная активность. Эта  идея
строго идентична идее Аристотеля о "неподвижном двигателе": тот, кто яв-
ляется причиной и истинным господином дви жения, сам неподвижен. Он про-
буждает, подчиняет и направляет движение. Он заставляет делать,  но  сам
не делает, т.е. он не захватывается, не увлекается действием, он  -  это
не действие, а непоколебимое, спокойное превосходство, от которого исхо-
дит и зависи т действие. Как раз поэтому его приказание,  могущественное
и невидимое, можно назвать как Лао-цзы деянием недеяния (вэй-вувэй). Ему
противостоит тот, кто действует; тот, кто движется; тот,  кто  захвачен,
опьянен делом, "волей", "силой" в натиске, в страст и, в воодушевлении -
тот, кто является только инструментом; тот, кто не делает, а претерпева-
ет действие. И поэтому в этих  учениях  он  представляет  собой  женский
принцип и отрицание высшего, трансцендентного, неподвижного, олимпийско-
го принципа, стоящего н ад движением.
   Но сегодня в Европе превозносится именно такое  негативное,  эксцент-
ричное, низшее действие:  опьяненная  спонтанность,  которая  неспособна
владеть собой и создать для себя центр; спонтанность, закон которой  на-
ходится вне ее самой и тайной волей которой являе тся  стремление  оглу-
шить и уничтожить саму себя. И это называют позитивным и мужским,  хотя,
на самом деле, это - лишь прославление того, что является наиболее женс-
ким и негативным. В своем ослеплении современные люди Запада уже  ничего
не видят и абсолютно безосновательно полагают, что внутреннее  действие,
тайная сила, исходящая не из машин, не из банков, не из  обществ,  а  из
людей и богов, есть не действие, а отрешенность, абстракция, потеря вре-
мени. И человек тем самым все более ограничивает себя, видя в "силе" си-
ноним власти и отождествляя волю с простой животностью и телесностью,  с
тем, что имеет антитезу, противоречие (внешнее или внутреннее) уже в са-
мой предпосылке, которой человек  руководствуется.  Напряжение,  борьба,
усилие, стремление - nisus, str uggle("потуги" - лат., "борьба" - англ.)
- вот лозунги такого активизма. Но все это не является действием.
   Действие - это нечто изначальное. Нечто простое, опасное, не допуска-
ющее сопротивления. В действии нет места ни  страсти,  ни  антитезе,  ни
"усилию" - в действии полностью отсутствует  "гуманность"  и  "чувство".
Оно исходит из абсолютного центра, без ненавист и, без жадности, без жа-
лости; оно исходит из спокойствия, которое поражает и подчиняет. Оно ис-
ходит из "творческого безразличия",  которое  выше  любых  противоречий.
Действие - это приказание. Это - грозное могущество Цезарей. Это  -  ок-
культное и беззвучное деяние повелителей Дальнего Востока, роковое,  как
силы природы, и обладающее той же "чистотой". Это  магическая  неподвиж-
ность египетских изображений, чарующая сдерж анность ритуальных поз. Это
обнаженный, свежий маккиавелизм во всей своей жестокости  и  бесчеловеч-
ности. Это - то, что пробуждается когда - как это было еще в позднем фе-
одальном Средневековье - человек остается один, когда человек с  челове-
ком или человек против человека поступает, опираясь лишь  на  свою  силу
или слабость, без всякого оправдания, без всякого закона. Это - то,  что
разражается когда - в героизме, в жертве или в великом святотатстве -  в
человеке возникает сила, стоящая над добром и злом, над жалостью,  стра-
хом и счастьем, сила, взгляд которой направлен ни на самого себя, ни  на
другого, и в которой пробуждается примордиальное могущество вещей и эле-
ментов. То, что в физике называется энтропией, европейцы называют "геро-
измом," и при этом хвалятся им, как дети. Мучение истерзанных душ, пафос
глуповатых женщин, неспособных владеть сами собой и подчинить себя  мол-
чанию и абсолютной воле - все это на  Западе  стал  о  восхваляться  как
"трагическое восприятие жизни" с тех пор, как в душе поселились  неурав-
новешенность, дуализм, "нечистая совесть" и  ощущение  "греховности".  И
из-за одного осложнения возникло другое: действие исчезло  за  безволием
чувства и боли. Противоречие и, в особенности, бессилие стали  условиями
для ощущения себя самого, откуда и пошли потребность усилия, романтичес-
кое прославление насильственного, бег по кругу, суета, суеверия, ценнос-
ти не достижения, а движения, не обладания и господства, а утомительного
завоевания, не практической, обнаженной, законченной реализации, а "веч-
ной задачи". И христианство своим отрицанием классической гармонии, сво-
им отр ицанием смысла автаркии и абсолютного ограничения,  смысла  олим-
пийского превосходства, дорической простоты и активной, позитивной, жес-
токой, имманентной силы, подготовило почву для мира закабаленных и одер-
жимых. Запад знает все об оковах, о крови и о помутнении - но  ничего  о
свободе. Крик о свободе, который можно услышать повсюду, - это  крик  из
тюрьмы. Это вой зверей за решеткой, это - голос низа.  Современный  "во-
люнтаризм" - это не воля, а риторика отчаяния, зам енившая  собой  волю;
ментальное распутство, направленное на приписывание себе того, чего  нет
в действительности. И лишь знаками одержимости, характерной  чертой  ро-
бости, подтверждением того, что это - только нужда, потребность произно-
сить слова для собстве нного успокоения - являются все современные восх-
валения "могущества" и "индивидуальности": аспект  отчаяния,  деградации
Европы перед мучительным законом "серьезности" и "обязанности". Итак,  в
Европе все ужасно серьезно, трагично... и несвободно. Все в  ней  выдает
принуждение, выражающееся в одних через ригоризм, запретительство, импе-
ративизм, через моральную и рациональную нетерпимость, в других -  через
романтическое буйство и гуманист ический пафос. Кристальная ясность, ок-
рыляющая простота, легкость духовной радости свободной  игры,  ирония  и
аристократическое превосходство - всего этого более не  существует,  все
это стало лишь мифом. Вместо этого надо всем царит  закон  идентичности,
раве нства  и  своекорыстных  интересов.  Это  -  мир  микельанжеловской
тюрьмы, отголоски которой сохранились в человечности Бетховена и  Вагне-
ра, улучшенной за счет "героизма" и "космического ощущения".  И  сколько
строгости и романтической мучительности даже в "Весе лой  Науке"  Ницше,
даже в насмешках Заратустры! Проклятье распятого проникло во все и  оку-
тало всю Европу, этот блок из металла и крови,  своей  ревнующей  болью.
Это "гуманное" ощущение жизни, которое так типично для современного  За-
пада, только подтверждает его плебейский и низменный аспект. То, что для
одних являлось постыдным, - "человек," - теперь громогласно прославляет-
ся другими. Античность возвышала индивид уума до бога, стремилась  осво-
бодить его от страстей, отождествить его с трансцендентным,  с  небесным
воздухом, как в размышлении, так и в действии. Ей была известна традиция
нечеловечеких героев и людей божественной крови. Семитский мир не только
обезбожи л "творение", но и окончательно принизил бога до  человеческого
уровня. Оживив демонизм пеласгийского инфернализма,  он  заменил  чистые
олимпийские регионы, головокружительные в своем сверкающем совершенстве,
на террористические перспективы своего Апокалипс иса, своего ада,  своей
предопределенности и своей обреченности. Бог не был  более  аристократи-
ческим Богом римлян, Богом патрициев, к которому взывали стоя, в  сиянии
огней, с поднятым челом, и который находился во главе победоносных леги-
онов. Он не  был  бол  ее  Донаром-Тором,  победителем  Тима  и  Химира,
"Сильнейшим из Сильных", "Незнающим Сопротивления", Господином, "неведа-
ющим страха", грозное оружие которого - молот Мьелмир есть  символ  мол-
нии, (как и ваджра Шивы), осветившей божественных королей ариев. Он н  е
был более Одином-Вотаном, Приносящим Победу, Орлом, покровителем героев,
в смерти на поле битвы празднующих высший жертвенный культ и преображаю-
щихся в фалангу бессмертных. Нет, Он стал, как говорил Ружье, прибежищем
для убогих и обреченных, искупитель ной жертвой, утешителем подавленных,
которому молятся в слезах экстаза, в полном забвении своего собственного
особого бытия. И поэтому дух материализовался, напряжение ослабло.  Люди
знали теперь только страсть, чувство, усилие. И не только смысл трансцен
дентной, олимпийской духовности, но  и  смысл  мужественного,  нордичес-
ко-римского достоинства был постепенно утерян, и в  общем  обнищании  на
место эпического, дорического мира вступил судорожный мир трагедии,  жа-
лости, серьезности - "человеческий" мир. "Гуманизм": очень  многие  сла-
вословят его - этот мерзостный, поднимающийся от земли  туман,  мешающий
взглянуть на небо - как высшую "ценность" Запада. Он действительно  про-
ник во все формы, он - это корень нового и  старого  романтизма,  корень
всякого сентиме нтализма, всякой современной жажды деятельности,  всякой
мечтательности.
   И мы призываем: очиститесь от этого! Это не  менее  трудное  задание,
нежели выкорчевывание других, вышеупомянутых корней, которые  привели  к
упадку Европы. "Человеческое" следует преодолеть полностью, безжалостно.
Но для этого необходимо, чтобы индивидуум  достиг  ощущения  внутреннего
освобождения. Следует уяснить себе, что это освобождение не  может  быть
объектом жажды, алчного стремления закрепощенных, потом у что им как та-
ковым путь к нему закрыт. Либо это дается просто - и тогда  об  этом  не
извещают радостно, не убеждают никого в реальности происшедшего, не  бо-
ятся это потерять - как естественная, элементарная, непреходящая очевид-
ность избранничества, либо э то не дается вообще. И чем  больше  человек
стремится к этому и желает этого, тем дальше он от него удаляется, пото-
му что желание освобождения подобно смерти. Необходимо  прийти  в  себя:
как тот, кто заметив, что он, задыхаясь, бежит в жару, говорит себе: "О?
А что если я пойду медленно?" - и идя медленно: "О? А что если  я  оста-
новлюсь?" - и остановившись: "О? А что если я присяду?" - и присев:  "О?
А что если я р астянусь на земле, здесь, в тени?" -  и  растянувшись  на
земле, он ощутит бесконечную прохладу и с удивлением вспомнит свой  бег,
свою прежнюю спешку. Так и усталость современного человека, не  знающего
ни спокойствия, ни отдыха, ни тишины, постепенно пройде т.  Люди  должны
возвратиться к самим себе, они должны в самих себе искать свою  причину,
и свою цель, и свою ценность. И тогда они научатся чувствовать себя оди-
нокими, без помощи и без закона,  и,  впоследствии,  они  проснутся  для
действия абсолютного приказа ния или абсолютного подчинения. И при  этом
они, обратив спокойный взгляд внутрь себя, узнают, что никакого  "куда?"
не существует, что ничего не надо продвигать, не на что надеяться и  не-
чего бояться. И при этом, освободившись от бремени, они снова вздохну  т
и увидят и в любви, и в ненависти лишь нищету и слабость. И при этом они
снова возвысятся как простые, чистые и уже более не человеческие сущест-
ва. В превосходстве аристократии, в высшем  состоянии  душ,  властвующих
сами над собой, подобные люди будут насмешкой над  темной  алчностью,  с
которой рабы рвутся к кормилу жизни. Они замкнутся в активном  безразли-
чии, которое может все, благодаря своей обновлен ной невинности. Возмож-
ность поставить свою собственную особую жизнь во главу угла  и,  смеясь,
смотреть в бездну, возможность беспрестанно  давать  и  одинаково  отно-
ситься как к победе, так и к поражению, как к успеху, так  и  к  неудаче
родится из того превосхо дство, которое позволит отныне управлять  своим
собственным существом как вещью, и которое проснется в истинном познании
принципа, более могущественного, нежели смерть  и  разложение.  Ощущение
оцепенения, усилие, грубое "ты должен" будут тогда только воспом инания-
ми об абсурдной мании. И когда избранные поймут, что все мечты об  "эво-
люции", все "планы провидения", все историцистские  идеологии,  а  также
вообще все "цели" и "основания" являются только помочами для детей,  еще
не научившихся ходить, тогда они пер естанут  быть  движимыми  и  начнут
двигаться самостоятельно. И когда их "Я" станет центром, в них возродит-
ся как в людях, а уже более не как в призраках, действие, в своем  изна-
чальном, первичном и абсолютном смысле. И здесь, на этой  стадии,  когда
ядовитый туман "человеческого" мира будет разогнан, над интеллектом, над
психологией, над страстями и предрассудками людей снова откроется приро-
да в своем свободном и бытийном состоянии. Все вокруг станет  свободным,
все, на конец-то, сможет вздохнуть. И тогда великая болезнь  романтичес-
ких людей, вера, будет преодолена - через опыт.  И  у  реинтегрированных
людей тогда реально, стихийно появятся новые цели,  новые  глаза,  новые
крылья. Сверхъестественное перестанет быть бесцветны м бегством бесцвет-
ных душ. Оно станет реальностью, оно сольется с естественным. В  чистом,
спокойном, могущественном и бестелесном свете  возрожденной  нордической
простоты, дух и форма, внутреннее и внешнее, действительность  и  сверх-
действительность станут одной единственной вещью, в равновесии двух чле-
нов, каждый из которых не больше и не  меньше  другого,  и  впоследствии
наступит эра трансцендентного реализма: в энергиях, которые считают себя
людьми, и которые не знают о том, что они спящие боги, вновь содр огнут-
ся энергии стихий, вплоть до ужаса абсолютного Освящения  и  абсолютного
Воскресения. И тогда будут разбиты другие человеческие оковы, оковы без-
личной социальной амальгамы. И когда будет ниспровержен закон,  делающий
людей частями механизма, частями булыжника, схваченного безличным цемен-
том коллективного деспотизма и гуманитарной идеологии , индивидуумы сно-
ва будут иметь начало и конец в них самих. Они станут закрытыми  в  себе
как мир, как скала, как вершина - имея дело только со своей силой или со
своей слабостью. Каждый займет свой пост, - пост в борьбе; каждый  обре-
тет свое качество, свою жизнь, свое достоинство, свою особенную силу, ни
на что не похожую, непреходящую. Мораль  таких  людей  будет  формулиро-
ваться так: ты должен возвыситься над потребностью "доверия" и  "понима-
ния", над скверной братства, над безволием любви и самолюбия, над о  щу-
щением себя похожим на других и равным другим - возвыситься над хитроум-
ной силой разложения, которая разрушает и  унижает  смысл  благородства.
Непередаваемость, уникальность станет тогда ценностью во имя абсолютного
и мужского уважения: долины и вершины, могущественные и слабые силы, на-
ходящиеся одни над другими или одни напротив других,  честно  признавае-
мые, тайно воспламененные в дисциплине духа, но внешне резкие и содержа-
щие в  сверкающей  строгости  полную  меру  неизмеримого,  бесконечного:
по-военному, к ак в походе, как в сражении. Точные  отношения,  Порядок,
Космос, Иерархия. Предельно индивидуализированные группы, организующиеся
в действии без посредников и смягчений, одни из них - как отдельные  му-
жи, так и целые племена - блистательно возвысятся, друг ие будут  безжа-
лостно уничтожены. Сверху солнечные и самодостаточные существа,  власте-
лины с "глубоким, далеким и грозным взором", которые ничего не берут, а,
напротив, дают от избытка света и могущества, и которые стремятся к  ре-
шительному течению жизни со все более удивительной  интенсивностью,  од-
новременно с этим становясь все более неподвижными в своей сверхъестест-
венной законности. И тогда от романтического мифа, от "человека" и  "че-
ловеческого" ничего более не останется, и мы приблизимся к порогу  вели-
кого освобождения. И в мире ясности отразятся тогда  слова  предвестника
Ницше, понимаемые в трансцендентном смысле: " Как прекра сны, как  чисты
эти свободные, неразгоряченные более духом силы!"

Сноски 

   (1)Нас нельзя обвинить в односторонности или в партийной  предвзятос-
ти, приводя в пример различные формы дуализма, известные восточному  ми-
ру. Ни одна из этих форм не имеет ничего обащего с дуализмом  христианс-
ким. Платон также знал об "Ином", но это "Иное" рассматривалось  им  как
нечто несуществующее, как нечто непостижимое и иллюзорное, а не как  ре-
альность в себе, и сама идея материи появилась в Греции впервые  лишь  у
поздних стоиков. Восточная магия также не имеет  отношения  к  дуализму,
так как она утвержд ает наличие духовного присутствия в вещах, чувствен-
ный аспект которых является лишь покровом скрывающим сущность.  Иранские
учения также говорят о борьбе двух космических сил, но они находятся  на
одном и том же уровне и стемятся к синтезу, который произой  дет  засчет
окончательной победы одной над другой. Простая, бездушная и лишенная "Я"
природа  появилась  только  тогда,  когда  дух  условно  был  помещен  в
абстрактное "потустороннее", т.е. когда  возобладало  иудео-христианское
сознание.

ЧАСТЬ V 

НАШ ЕВРОПЕЙСКИЙ СИМВОЛ 
НИЦШЕ, НЕПОНЯТЫЙ 
ИСТИННАЯ ПАН-ЕВРОПА 
МИФ О ДВУХ ОРЛАХ 
ГИБЕЛЛИНСКОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 
НИЦШЕ, НЕПОНЯТЫЙ 

   Следует подойти вплотную к двум идеальным мирам, и противоречие между
ними  нужно  не  сглаживать,  а,  напротив,  делать  еще  более  острым.
Единственно возможное решение - это разрушение и тотальный переворот.  В
том положении, в каком мы находимся, нельзя боле е надеяться на действие
прививок. На основе ценностей нашего сегодняшнего  мира  уже  невозможно
спасти труп, который день за днем играет в игру Воскресения и  постоянно
подменяет ужас пробуждения ужасом агонии. Следует уничтожить и  обновить
внутреннее зерно , начиная с самого основного,  -  без  этого  все,  что
предлагается как лекарство, не только не спасет, но и само заразится тем
же недугом. Во всех областях - как мы уже видели - сегодня  царит  поря-
док, находящийся в абсолютном противоречии  к  духовным  предпос  ылкам,
лишь на основе которых возможно достичь возрождения в традиционном смыс-
ле. Потому нельзя медлить с утверждением: все, что в современном челове-
ке связано с причинами, приведшими к сегодняшнему  извращению,  подлежит
полному уничтожению. Но одновремен но с этим должно быть утверждено сле-
дующее: мы желаем разрушения только потому, что мы знаем  высшие,  слав-
ные, живые формы. Мы стоим не за отрицание, мы стоим за Реставрацию. Су-
ществует совершенная, тотальная, позитивная система ценностей,  развитая
при уч ете других  пришедших  в  современную  профаническую  цивилизацию
форм, которая является достаточным основанием для готовности к отрицанию
- без опасения прийти к ничто  -  всего  принадлежащего  к  европейскому
упадку. В противовес демонизму коллектива, безымянно сти всемогущих  фи-
нансов и тирании социализированного и семитизированного Запада существу-
ет идеал возврата к кастам и к качественной иерархии. В противовес пози-
тивной науке и всем профанациям, которые - посредством этой науки - отк-
рыли шлюзы для рабочей и образованной черни, существует  аристократичес-
кий идеал Мудрости. В противовес ханжеской  абстрактности  и  формализму
анти-арийской веры существует сверхъестественный солнечный идеал инициа-
ции. В противовес люциферическому миражу техническо-механической вл  ас-
ти, этому плоду полного отречения, этому инструменту новой потребности и
нового  рабства,  существует  аристократический  идеал   метафизического
действия, безусловного могущества, которое элите реинтегрированного  че-
ловечества смогут предоставить ритуалы и с вященная традиционная  наука.
В противовес романтической, влюбленной в становление, "фаустовской" жиз-
ненной позиции  существует  освобожденный  и  повелевающий  классический
взгляд и идеал метафизического опыта на основе нового действия и  нового
размышления. Р итм убыстряется, круг западной цивилизации  грозит  замк-
нуться. По отношению к этому возможно выбрать одну из трех позиций. Либо
человек уклоняется: возводит ограды, уступает заблуждению и предает  са-
мого себя; сжигает мосты - прежде чем "сыновья Муспелля" об этом подума-
ют - чтобы закрыть своей заразе доступ в наши сокровенные тайны. Либо он
ожидает развязки да убыстряет ритм "прогресса", чтобы досмотреть до кон-
ца или, если этого не достаточно, дождаться пока все не определится и не
подготовится почва для сияющего появления  нового  древа.  Либо  человек
призывает к осознанию и протесту, терпеливо, сурово, безжалостно, с раз-
рушающей и творческой силой противостоит потоку, угрожающему  увлечь  за
собой последние еще здоровые части Европы. Но основанием этому, - повто-
рим еще раз, - вообще, предпосылкой любого внешнего действия должно  яв-
ляться внутреннее обновление. В первую очередь, человек должен  обладать
духовным мужеством, которое не допускает примирения и компромисса, и ко-
торое, позволяя относиться с соверше ннейшим равнодушием к тем, кто счи-
тает нас отставшими от времени мечтателями и чуждыми реальности  утопис-
тами, неразрывно связывает нас с традиционной истиной. И кто еще не  мо-
жет дойти до всего этого сам, тому следует  обратиться  к  единственному
предвестни ку, затерянному в этих мрачных временах, непонятному, ожидаю-
щему в тени Фридриху Ницше. Переживание Ницше отнюдь не исчерпано -  оно
еще не начато. Исчерпана эстетико-литературная карикатура Ницше,  биоло-
гическо-натуралистическая редукция некоторых чисто в ременных сторон его
учения. Но ценность, которую Ницше нес  героически,  ценой  неисчислимых
страданий, несмотря на все свое существо, которое протестовало и  желало
сдаться, пока, наконец, он не погиб страшной смертью,  -  эта  ценность,
стоящая вне его филосо фии, вне его человечности, вне его самого,  иден-
тичная космическому значению, отражению эонической силы hvareno и ужаса-
ющему огню солнечной инициации - эта ценность еще ждет того, чтобы  быть
понятой и переданной современникам. И в ней содержится призыв к  оружию,
к вызову, к отвращению, к новому пробуждению - к великой борьбе:  призыв
к тем, в которых - как мы сказали - будет решаться судьба Европы: утонет
ли она в сумерках или пойдет навстречу  новой  заре.  Освободите  учение
Ницше от его натуралистической с тороны, рассматривайте  "сверхчеловека"
и "волю к власти" истинными лишь как сверхбиологические и  сверхъестест-
венные ценности, и это учение сможет стать путем для многих, путем,  ко-
торый приведет к великому океану - к миру солнечной универсальности  ве-
ликой нордическо-арийской традиции, с высоты которой ясно ощущается  аб-
солютная нищета, абсолютная незначимость  и  абсолютная  бессмысленность
этого мира закованных и одержимых. Именно так следует понимать предвари-
тельные, практические действия, исходящие из выс очайшей точки соприкос-
новения, доступной на данный момент лишь небольшой элите.  В  то  время,
как для других, не понимающих этого, они могут быть лишь причиной смеше-
ния, которое принудит их отказаться не только от высших идеалов, но и от
непосредственных, практических и реализуемых ценностей.  Нордическо-язы-
ческие ценности суть ценности  трансцендентные,  и  они  получают  смысл
только за счет той всеохватывающей, анти-современной и  анти-европейской
концепции, которую мы уже обрисовали в общих чертах. Но они мо гут  быть
и этическими законами, пригодными для образования базиса новых отношений
и нового стиля жизни, освобожденного от  лицемерия,  трусости  и  мечта-
тельности последних поколений.
   Языческий эксперимент отнюдь не является невозможным и анахроническим
экспериментом с той точки зрения, которой мы  постоянно  придерживаемся.
Разве мы не слышим почти ежедневно, как представители европейской  рели-
гии говорят о "язычестве" современного мира -  и  как  они  сожалеют  об
этом? По большей части это язычество воображаемое: здесь речь идет о не-
дуге, в корнях которого тому, кто внимательно следил  за  нашей  мыслью,
нетрудно будет разобраться и узнать в них те же силы и те же  положения,
которые изначаль но фальсифицировали  античный,  дохристианский  мир.  В
другом аспекте это язычество подлинное. Надо уметь видеть в нем стороны,
которые могут служить средствами для достижения  цели  и  таким  образом
превратиться в нечто позитивное. И это отнюдь не является си нонимом ма-
териализма и коррупции, как, к сожалению, полагает большинство;  в  язы-
честве следует видеть подготовку к высшему и реальному духовному состоя-
нию, которое заставляет нас оставаться верными силам нордическо-арийской
расы - там, где эти силы подавл ены, но не побеждены. Позитивная сторона
современного язычества там, где существует реализм, означающий преодоле-
ние романтизма; там, где в новых поколениях осуществилась не теоретичес-
кая, а практически пережитая ликвидация различных трусливых образцов  мы
сли, чувства, искусства и морали; там, где возродилось нечто изначальное
и варварское, но совмещенное с  упрощенными,  ясными  и  господствующими
формами внешнего модернизма; там, где появилась новая объективность, но-
вая серьезность и новая изоляция, которая , однако, не исключает возмож-
ности сотрудничества в действии и для действия; там, где вещи снова  бо-
лее интересны, нежели люди, созидание более интересно, нежели  отдельные
характеры и "трагедии" их авторов - будь-то индивидуумы, расы  или  кол-
лективы - там, где стремление "души" в широту, в вечность, в безразличие
возрожденного мира по отношению к человеческому стало  реальным:  но  не
как бегство, а как возврат к нормальности,  к  естественности,  к  цент-
ральности. Все это может содержать принципы для предварите льного катар-
сиса. Усилия должны быть направлены на то, чтобы путь такого  "преодоле-
ния" проходил бы не только на уровне материи и "жизни", - как это проис-
ходит в большинстве случаев, - на уровне только "посюстороннего",  чтобы
окончиться в мерзкой убогости человеческих возможностей. Необходимо  при
этом, чтобы посредством тем нового реализма, нового нордическо-языческо-
го классицизма, новой свободы в бытийном, в анти-сентиментальном, в "до-
рическом" и в объективном - которые появляются здесь и там в различны  х
течениях молодого поколения, нередко сопровождаемые темами нового ницше-
анства - чтобы посредством этих тем было осуществлено преображение, что-
бы был достигнут уровень истинной духовности  (и,  следовательно,  чтобы
были найдены пути к тому, что стоит вне материи и вне "духа", как  пони-
мают его деятели современной культуры) и чтобы - за  счет  выдвинувшейся
элиты - влиться в нечеловеческое через стиль ясного видения,  господства
и индивидуального совершенства. Когда на основе такой этики, которую  мы
можем наз вать нордическо-языческой, наши здоровые расы очистятся и пол-
ностью пропитаются новым жизненным стилем, тогда будет готова почва  для
понимания и постепенного осуществления того, что стоит еще выше и о  чем
мы уже говорили; тогда станет очевидным, что пуст ота - это не  то,  что
было раньше или будет позже, пустота - это то, что есть сейчас.

ИСТИННАЯ ПАН-ЕВРОПА 

   Остается прибавить еще несколько замечаний конкретного порядка о  по-
ложении дел в Европе на сегодняшний день. Дело в том,  что  ранее  расп-
ространявшиеся лишь на политическую и хозяйственную области, выступавшие
лишь спорадически и находившиеся так сказать в  диффузионном  состоянии,
определенные негативные силы сегодня организуются, приобретают власть  в
истинном смысле этого слова, и гегемонистские  притязания,  их  разруши-
тельный характер по отношению ко всему тому, что в  ограниченном  смысле
можно назвать евро пейской традицией, представляют для нас реальную  уг-
розу, которая порождает политическую альтернативу. При  таком  положении
вещей на передний план выступает следующая принципиальная проблема: смо-
жет ли Европа несмотря на хозяйственный и политический кризис  сохранить
свою автономию по отношению к неевропейским  и  анти-европейским  силам,
или для того, чтобы спасти ее, необходимо объединение? Эта так  называе-
мая "пан-европейская" проблема  была  впервые  поставлена  графом  Куде-
нов-Калегри, и он рассматривал Россию , Англию и Азию как  три  основные
силы, придающие этой проблеме реальную значимость. Впрочем, нельзя оспа-
ривать то, что при общем ощущении кризиса и беспокойства, присутствующих
даже на материальном уровне в западных обществах, лучшие головы вынужде-
ны сег одня обратиться к идеалу высшей вселенской  культуры,  в  которой
должен снова организоваться новый, единый  принцип  европейских  рас,  в
настоящее время разбросанных и испытывающих недостаток в силах и  людях.
Пан-европейская проблема может быть включена в наш и рассуждения,  и  мы
можем сказать, что она действительно имеет смысл  и  глубокое  основание
лишь постольку - in primis et ante omnia - поскольку она является  выра-
жением потребности защитить традиционную Европу. Практическая польза  от
пан-европейского союза обладает для нас лишь вторичным и условным  инте-
ресом, так  как  величайшая  опасность,  грозящая  Европе,  является  не
столько материальной, сколько духовной опасностью.  Не  следует  строить
иллюзий о возможности объединения на уровне материи и  "политики":  этот
уровень, уже в силу своей природы,  есть  уровень  случайности,  относи-
тельности, иррациональности и компромисса: нелепо полагать, что  на  нем
могла бы основываться живая, истинная, стабильная форма  при  отсутствии
высшего принципа - при отсутствии души. Толь ко на духовном уровне можно
достичь истинного единства и преодолеть дух  раскола  и  партикуляризма.
Придерживаясь этой точки зрения, можно пойти дальше и - вместе с  графом
Куденов-Калегри - рассматривать Россию, Англию и Азию как основные цент-
ры сил, котор ым должен противостоять европейский блок: но лишь в смысле
духовной опасности, которую представляет собой каждая из этих  стран.  В
России мы имеем силу, реально угрожающую нашему будущему. Мы уже видели,
как процесс духовной деградации - особенно в аспект  е  передачи  власти
одной древней арийской касты другой - ведет к началу нового,  коллектив-
но-пролетарского, механизированного варварства,  явного  врага  свободы,
духа и личности - именно это представляет собой Советская Россия. В тем-
ном, демоническом сознани и Советы действительно взяли на себя пророчес-
кую миссию - принести будущему  человечеству  универсальную  культуру  -
пролетарскую культуру с ее мифом человека толпы. И Куденов-Калегри верно
замечает, что, если вчера Европа по отношению к русской революции я вля-
лась порядком по отношению к хаосу, то сегодня истина состоит как раз  в
противоположном: Советы сегодня - это железный, одновременно  политичес-
кий , идеологический и хозяйственный блок, и когда варварская сила тако-
го направления упорна в абсолютной орг анизации всевозможных энергий,  в
рационализации и эксплуатации всех  природных  и  человеческих  ресурсов
(первым проявлением чего является их "пятилетний план" и ссылки на опре-
деленные цели в достижении интернационального политического  господства)
- то для Европы, погрязшей  в  своих  национальных  и  интернациональных
склоках, со своим разрушенным хозяйством, и, что самое страшное, со сво-
ими разбитыми идеалами, это представляет опасность, роль которой  трудно
переоценить. Что касается второй силы - Англии, то е е обобщающий термин
строго говоря, надо искать в Америке, чтобы иметь  полное  представление
об анти-европеизме практицистской, меркантильной, демократически-капита-
листической, профанической и протестанской культуры,  которая  именно  в
Америке нашла свое око нчательное выражение: в маммонизме, в  чрезмерной
стандартизации, в тирании трестов и денег, в унизительной религии "соци-
альности" и труда, в уничтожении всех метафизических интересов и в прос-
лавлении "звериных идеалов". И с этой точки зрения не Англию,  м  ировое
господство которой уже сходит на нет, а Америку - и Америку прежде всего
- следует рассматривать как западный аналог той же опасности, которую на
восточных рубежах представляет собой Советская  Россия.  Различие  между
этими двумя культурами состоит в следующем:  те  линии,  которые  Советы
стараются провести с напряжением, как  нечто  трагическое  и  ужасающее,
посредством диктатуры и системы террора, в Америке  вместо  этого  имеют
видимость демократии и свободы, хотя и их спонтанным следствием с  необ-
ходимос тью является то же сведение интересов до уровня  материальной  и
индустриальной продукции, отказ от всего традиционного и аристократичес-
кого, создание химеры технически-материального покорения мира. При расс-
мотрении третьей, азиатской, опасности очевидно, что речь идет не об ев-
ропеизированной Японии, и еще менее о Китае и Индии.  Заслуга  Генона  в
том, что он показал, что, в действительности, имеет место как раз  нечто
противоположное - именно Запад представляет собой опасность для этих на-
родов, заключая в с ебе принцип их возможного упадка: Запад ввел в  жилы
Востока вирус модернизации, способствовал быстрому разложению тех остат-
ков традиционного и трансцендентного, которые  эти  великие  народы  еще
сохранили в своей организации. Если завтра Восток, организовав  шись  по
примеру Запада и заразившись скверной современного духа, будет представ-
лять собой политическую опасность для Европы, то вина и  ответственность
за это целиком и полностью ложится на нее одну. Об  азиатской  опасности
следует говорить совсем в другом смысле: речь идет об опасности, которую
для европейской души, и особенно при сегодняшнем положении вещей, предс-
тавляет собой двусмысленная, пантеистическая, запутанная, трусливая  ду-
ховность, присутствие которой обнаруживается в тысячах нео-мистических и
теософических течений и сект, почти всегда сопровождаемая темами гумани-
таризма, пацифизма и анти-иерархии, напоминающая синкретическую  азиатс-
кую культуру эпохи александрийского упадка. Конечно, к  традиционному  и
тем более к арийскому Востоку все это не имеет ни  малейшего  отношения:
дело касается пафоса, уходящего корнями в глубинные слои низших рас,  за
счет покорения которых были созданы великие восточные культуры;  пафоса,
способствующего дальнейшему разложению семитизированного  Запада.  Очень
жаль, что Восток известен сейчас именно с этой стороны, и что многие ев-
ропейские течения  питаются  именно  этими  идеями.  В  этом  смысле  он
действительно представляет собой опасность: опасность, состоящую в  том,
что человек, желающий бороться с западным материализмом , впадает в  ан-
ти-западный и немужской  спиритуализм.  Таким  образом,  собрав  воедино
трехстороннюю опасность, проблема европейского  объединения  приобретает
реальное значение. Бороться против этого - хорошо. Но главный вопрос: во
имя чего бороться? Следует п ризнать, что политической  и  хозяйственной
России как федерации Советских республик и  Соединенным  Штатам  Америки
Европа противопоставляет анти-иерархические, светские идеалы, точно  со-
ответствующие обеим силам. И при этом выясняется, что позитивное решение
совпадает с негативным. Такое сопротивление равнозначно отречению, скры-
тому распаду, переходу на сторону врага  посредством  действия,  которое
должно было бы воспрепятствовать его дальнейшему  продвижению.  Впрочем,
было бы легкомысленно требовать от суммы того, что не  содержится  ни  в
одной из частей. Было бы нелепо воображать, что какая-либо  форма  евро-
пейского единства сможет принести пользу, тогда как отдельные народы еще
не готовы к противодействию, к духовной интеграции,  которая  уничтожила
бы внутри ни х самих советизм и американизм, и при этом создало бы  еди-
ный дух, позволивший бы этим народам спонтанно и  органично  возвыситься
до качественно иного уровня. Душой такого отдельного  противодействия  и
такой отдельной интеграции, которые изнутри подготовят почву  для  евро-
пейского блока, как духовно, так и материально, являются защищаемые нами
идеалы, интегральное утверждение ценностей нордическо-арийской традиции,
как основание аристократического  возрождения.  Куденов-Калерги  считает
компонентами "европейско й души" - и следовательно, предпосылками  буду-
щей Пан-Европы - индивидуализм, героизм,  социализм:  ценности,  которые
современная Европа почерпнула из классических традиций - из  нордической
и христианской. Но объединение этих трех ценностей является компром  ис-
сом. Введение "социализма" как европейской ценности - все наши  предыду-
щие рассуждения служат тому доказательством - равносильно троянскому ко-
ню, который раньше или позже откроет в европейский блок доступ  тем  си-
лам, которые и составляют главную опасност ь, которым  надо  противосто-
ять, против которых надо бороться. Куденов-Калегари впадает в эту ошибку
потому, что он понимает компонент "индивидуализма" в  его  чисто  плюра-
листском аспекте; поэтому он и признает как компенсацию за разделение  и
атомизм, которы е несет в себе чистый индивидуализм, право  "социализма"
как скрепляющего цемента. - В действительности же, существует такой  ин-
дивидуализм, который уже в самом себе - через ценности верности,  служе-
ния и чести - несет зародыш преодоления изоляции и эгоизма  и  открывает
путь возможности ясной и здоровой иерархической организации. Ни римляне,
ни нордическоарийские племена не нуждались в христианском социализме для
создания реальных, высших форм организации. Впрочем,  существует  социа-
лизм и социализм: существу ет арийский социализм, как воинственный идеал
товарищества свободных господ, и семитский социализм, двусмысленный, то-
темистский и немужской, состоящий из потребностей и пафоса, который  нам
совершенно не нужен и который мы определяем как осквернение европ ейской
души. И если в нашем мировоззрении аристократическая идея является  пер-
вым принципом традиционного возрождения, то мы также имеем принцип,веду-
щий к практическому и политическому преодолению того, что сегодня в кор-
не противостоит европейскому  объеди  нению.  Этим  принципиальным  пре-
пятствием является национализм. Мы видим в действительности, что  именно
из-за национализма произошло крушение того вселенского единства, которое
существовало в Европе в Средние века, когда пал  иерархическо-аристокра-
тический идеал Средневековья, когда исчезли сословная  дифференциация  и
товарищество, когда на их место вступили  национальная  централизация  и
создание "общественных властей", и когда вожди от  высших,  связанных  с
литургией могущества, функций перешли к прямому, абс олютистскому вмеша-
тельству в область политики, непосредственно касающейся хозяйства  нации
как страны и коллективности, - как раз тогда и начались материализация и
деградация, открывающие дорогу разрушительному партикуляризму: тому пар-
тикуляризму, еще бол ее озлобленному в наше время, из  которого  сегодня
состоят различные европейские нации, противостоящие друг другу, вносящие
раскол и, следуя противоречащей самой себе идее, борющиеся за  гегемонию
пошлого политического, хозяйственного и территориального ти па.  Поэтому
только при выборе кардинально противоположного пути -  естественно,  без
возвращения к обусловленным временем формам, а в новом восприятии  этого
духа - возможно осуществление идеала европейского единства. И пока - как
это происходит сегодня - д ух является лишь инструментом политики;  пока
аристократия перемешана с плутократией  и  с  руководителями  чисто  хо-
зяйственной, административной или милитаристской организации; пока госу-
дарство есть только нация, а не иерархия каст, не дифференциация ценност
ей, корысть, эгоизм, конкуренция, планы алчной промышленности и т.д.,  в
своей иррациональности и разрушительности, остаются силами,  обладающими
таким могуществом, что об него разобьется  всякая  попытка  объединения.
Сейчас прежде всего необходимы децентрал изация и хозяйственное  разору-
жение, чтобы государство как духовный принцип отделилось от своей  мате-
риальной стороны, чтобы, ограничив эту сторону, оно смогло подняться над
ней через интегрально понятый иерархический идеал, который  как  таковой
стоит выше всех партикуляристских, материальных, этнических и  географи-
ческих условий. Тогда в различных государствах  возникнет  аристократия,
которая, оживляясь одной и той же традицией и одной и той  же  литургией
могущества, и внутренне придерживаясь реальных, сверх национальных  цен-
ностей этой традиции духа, действительно осуществит объединение  сверху,
создаст такое сверхнациональное единство, которое будет объединено духом
без смешения тел. Только в этом смысле можно образовать  Пан-Европу,  и,
следовательно, только в этом смысле можно определить, что  является  по-
лезным для решения европейского кризиса и  создания  европейского  блока
против опасностей, угрожающих уничтожить даже материальные остатки нашей
древней культуры. В одном случае европейское единство могло  бы  о  ста-
ваться в состоянии живой реальности, не требующей никаких внешних  уста-
новок. Но в другом случае, оно могло бы динамически проявить свое  могу-
щество, охватить в едином неудержимом потоке и в единой  воле  различные
расы и традиции и повести их к той цели защиты и покорения, которая, по-
буждаемая сверху,  намного  превышает  слепой  детерминизм  политических
страстей и повинуется только идеалу; повести  их  к  универсальности,  к
преображению: так, как это было в крестовых походах, в которых Европа  в
первый и после дний раз совершила особое действие, выходящее за  пределы
страны и крови. А по поводу политической формы  такого  единства,  соот-
ветствующей европейской традиции, мы можем еще раз указать на этику,  на
которой покоилось древнее нордическо-языческое мировоззре ние. Мы счита-
ем, что это должно быть товарищество свободных существ, в  мирное  время
представляющих перламент равных, внутренне независимых господ, а в воен-
ное время или для достижения общей цели и во время общего действия гото-
вых по зову преобразиться вм есте со своими людьми в верных воинов  еди-
ного вождя.

МИФ О ДВУХ ОРЛАХ 

   Предыдущие рассуждения подвели нас вплотную к  еще  более  конкретной
проблеме: она состоит в выяснении того, что является исходной точкой но-
вого европейского объединения. Мы убеждены, что начало этому может поло-
жить лишь объединение двух орлов: германского и римского. Ленин  однажды
сказал: "Римско-германский мир есть величайшая преграда для  осуществле-
ния пролетарских идеалов." Это признание для нас очень ценно. Когда воз-
никла необходимость создать крепкий единый лагерь европейских стран, мо-
гущий говорить о себе с достоинством, могущий утвердить традицию  против
тех, которые ее не имеют, против тех, которые отреклись от  нее,  забыли
ее, и против тех, которые предоставляют для нас ту или иную форму  опас-
ности, - по нашему мнению, сердцем  такого  блока  может  бы  ть  только
объединение Италии с германскими странами. Римско-германский мир являет-
ся символом и сутью того, что на Западе называют "культурой" в истинном,
качественном, традиционном смысле, по сравнению с которой социалистичес-
кое, механическое, плебейское направление представляет собой убогую  па-
родию. Италия, Германия и Австрия вместе составляют  традиционный  полюс
Запада . С Востока и с Запада теснят нас анти-традиционные народы:  сла-
вяне никогда не имели традиции. Америка также начисто лишена ее. Республ
иканская, деградировавшая, негроизированная и семитизированная Франция -
первый очаг современного восстания рабов -  больше  не  знает  традиции.
Древняя аристократическая Англия в руках демократии и постепенно прибли-
жается к концу своей нисходящей траектори и. Различные малые государства
Сердиземноморья, Балкан и Севера тоже в различной степени приспособились
к общей ситуации, и у них нет никаких возможностей приблизиться к  тому,
что обладает ценностью универсального символа. Мы  не  побоимся  утверж-
дать, что в той мере, в какой стремление к возвышению и возрождению, под
сенью истинно языческих, арийских символов  (с  одной  стороны,  Орла  и
Свастики, с другой - Орла и Фасции) проявляется в германском и итальянс-
ком народах, оно обладает высшим значением и отнюдь не исчерпывается так
называемым "sacro egoismo"("Священный эгоизм" - лат.) . Мы должны  приз-
вать германскую и итальянскую нации к союзу, направленному не только  на
политические , хозяйственные и милитаристские интересы, - как это  имеет
место в имморализме тех, кто сегодня держится только за нацию, - а к ор-
ганичному, интегральному союзу духа и тела. Мы не  побоимся  утверждать,
что восстановление в иной форме того, что перед войной было предупрежде-
нием - "тройственного союза" - является также проблемой наше го  лучшего
будущего. От этого зависит возможность создания в Европе первого центра,
здорового основания для ее истинной защиты. Предпосылкой этого  является
осуществление в обеих странах того процесса мужской,  "солнечной"  реин-
теграции, о которой мы уже го ворили и по отношению к которой  все,  что
предлагают сегодня Италия и Германия в смысле новых  политических  идей,
следует рассматривать только как подготовку. Во всяком  случае,  Италией
уже сделан значительный шаг вперед в том, что она расчистила себе  путь,
уничтожив последние пережитки той Ризорджименто-идеологии, которая упор-
но видела в Австрии и Германии своих "кровных врагов",  а  во  всех  ос-
тальных латинах - "братьев". И когда Италия не на словах, а на деле при-
сягнет имперскому идеалу, древнему римскому идеалу, тогда мысль о  веде-
нии войны во имя романтической "патриотической" идеологии  покажется  ей
смешной. Скоро приблизится день, когда, помимо поверхностных и  иллюзор-
ных причин, Мировая война откроет свой смысл, который  не  имеет  ничего
общего с ханжески ми поводами гуманитарной, анти-аристократической идео-
логии. Муссолини уже пояснил, что "Мировая Война была революционной, по-
тому  что  она  в  море  крови  потопила  век  демократии,   статистики,
большинства и количества".  Действительно,  Мировая  война  означала  во
сстание и коалицию плебейского национализма и современной мировой демок-
ратии против тех народов, в глубине которых сохранились остатки древних,
монархо-феодальных порядков и которые сражались скорее во имя феодально-
го права и наследия, нежели во имя плеб ейских, современных,  территори-
альных и "национальных" принципов. Конечно, существует противоречие и  в
немецких народах. Если Италия от национального идеала, в  котором  очень
мало что осталось от древней традиции и который поэтому скорее примыкает
к новой французской идеологии, должна перейти к  универсально-имперскому
идеалу, утвержденному в идее Рима, то Германия должна выйти за рамки то-
го расового фанатизма и национализма, из-за которого можно впасть в  ма-
териалистический и анти-традиционный партикуляриз м.  Необходимо  также,
чтобы Германия вспомнила, как о своей  лучшей  традиции,  о  сверхнацио-
нальной Священной Империи Германских Наций. И тогда она сможет следовать
по пути к "Третьему Рейху", о котором пророчествуют  многие  современные
направления германског о возрождения; по пути к той точке, где -  как  в
эпоху средневекового вселенского единства Европы -  римский  Орел  снова
соединится с нордическим.  И  если  Германия  хочет  защищать  нордичес-
ко-арийскую традицию, то следует отличать - как это делаем мы - ее  низш
ее, биологически обусловленное, и поэтому случайное и  партикуляристское
значение от высшего и духовного значения, не исключающего первое, а  ин-
тегрирующего его и сводящего к идее типа,  образа  примордиальной  силы,
творческой силы, которая должна быть пробу ждена для  новой  культуры  и
нового единства Европы. Когда человек находится на уровне, где миф крови
и расы является последней инстанцией, само собой разумеется,  что  перед
присущим высшей расе стремлением к универсальности  возникают  принципи-
альные преград ы. С нашей точки зрения, некоторым немецким националисти-
ческим кругам следует преодолеть этот уровень, но не в смысле отказа  от
этой линии в целом, но в смысле утверждения высших, свободных от природы
и случайности идеалов. Когда Мюллер ван ден Брук сказ ал, что после  то-
го, как Германия проиграла войну, она должна выиграть Революцию,  -  эти
слова нам следует понимать в том смысле, что Германия должна  отказаться
от тех реформационных посылок, которые приводят ее к принятию политичес-
кой идеи своих бывших пр отивников. И если сегодня  некоторые  жалуются,
что Германия не является "нацией" в смысле анти-иерархического объедине-
ния всех классов, то мы, в свою очередь, видим в этом только ценность  и
позитивную, анти-современную сторону этого народа. Всякий  "социал  изм"
следует отвергнуть и при этом дать решительный отпор некоторым склоннос-
тям современной молодежи. Часто нам приводят характерные, но  недобросо-
вестно проработанные доводы, утверждающие, что германская традиция  есть
традиция лютеранского восстания и кр естьянской войны (и на этом основа-
нии некоторые доходят до того, что провозглашают ее "вестницей Востока",
которая должна объединить "социалистическую Германию" с Советами в похо-
де против Рима и остатков "феодализма!"), вместо того, чтобы  искать  ее
истин ные принципы в Средневековом мире и  арийско-германской  этике.  И
если говорят об анти-римстве  гибеллинского  Императора,  вступившего  в
борьбу против ига, которое принявший семитскую религию Рим  хотел  нало-
жить на него, то оно отнюдь не являлось анти-римство м лишенного  тради-
ции мятежника, в соответствии с текстами семитского "откровения", потому
что император боролся именно за остатки Империи, иерархии и  авторитета,
вопреки всему сохраненные Римом. Следует твердо понять, что, как христи-
анство означает велик ое падение римско-языческого человечества,  так  и
Реформация означает падение нордическо-германского человечества,  и  что
восставать против этого надо не во имя Церкви, а во имя самой  нордичес-
кой традиции, во имя интегрального языческого духа. И  когда  это  будет
понято, многие искусственные антитезы, подчас даже высшего, духовного  и
культурного уровня, возникающие вследствие смешения духовного мужества и
сектантского духа Рима, будут автоматически сняты. Лютер так  же  далеко
отстоит от истинной германской а  ристократической  организации,  как  и
"социализм" еврея Карла Маркса. Перейдем  теперь  к  более  эмпирической
стороне: в Италии фашизм уже ведет борьбу против парламентаристской  яз-
вы, против демократии и социализма. Воля к порядку и к иерархии,  к  му-
жественнос ти и к авторитету должна привести к  новой  национальной  ре-
альности. Признание позитивной стороны этого движения не исключает,  од-
нако, многих присущих ему ограничений, и если таковые не будут преодоле-
ны, то тогда они лишь еще более отдалят Италию от истинн ого, традицион-
но-аристократического возрождения. Фашистская склонность к государствен-
ной централизации действительно ценна как  противоядие  демократическому
либерализму и анархическому, разрушительному индивидуализму, но  ее  все
же следует ограничить, чтоб ы воспрепятствовать деспотизму "общественных
властей", который с необходимостью повлечет  за  собой  нивелирование  и
превращение общества в безличный механизм. И точно так же  корпоративные
идеи фашизма, хотя они и ценны своим преодолением ложного марксистск ого
учения через высший идеал справедливого  и  благородного  сотрудничества
классов, не должны вести ни к усилению политики за счет хозяйства, ни  к
перевороту в синдикалистском смысле, ни к  ограничению  государства  хо-
зяйством - как того хотят некоторые фаши сты,  считающие  свое  движение
усовершенствованным вариантом русской революции.  Нам  нужно,  в  первую
очередь, восстановить и оживить качественную и плюральную систему  Сред-
невековых сословий и гильдий, с их относительной автократией  и,  прежде
всего, с их вну тренней духовностью, с  их  превосходством  над  простой
службой и ... активистски-производительным оргазмом, естественно, в  той
мере, в какой это возможно в сегодняшнем мире,  разрушенном  машинами  и
закрепощенном невидимым детерминизмом всемогущих международ  ных  финан-
сов. Фашистская Революция поддержала Монархию, - и это уже много, -  но,
однако, она ничего не сделала для того, чтобы эта Монархия  из  простого
символа снова превратилась в живую власть. Монархия в рамках фашизма,  к
сожалению, осталась функцией, которая "царствует, но не  правит".  Кроме
того, так называемая иерархия фашизма состоит скорее из простых  партий-
ных руководителей, - часто людей, пришедших  снизу,  лишенных  истинной,
духовной традиции и обладающих, в большинстве случаев, лишь способностью
к внушению, свойственной "народным ораторам" и "кондотьерри",  -  нежели
из истинных аристократов. Погрязший в борьбе и заботах конкретной  поли-
тики фашизм, по-видимому, не интересуется созданием  иерархии  в  высшем
смысле, покоящейся на чисто духовных  ценнос  тях,  презирающей  скверну
современной "культуры" и современного интеллектуализма и  озабоченной  в
первую очередь созданием центра, который поднялся бы над всеми светскими
и религиозными ограничениями. Фашистская  клятва  римскому  символу  еще
очень далека от клятвы римско-языческой,  не  просто  милитаристской,  а
сакральной идее Империи, которая сделала бы очевидной компромисс  и  оп-
портунизм соглашательства интегрального фашизма с какими бы то  ни  было
разновидностями семитско-христианской религии. Тот факт, что  фашистская
идея государства является только светской, "политической"  и,  в  лучшем
случае, "этической", вынуждает нас, языческих Империалистов,  рассматри-
вать ситуацию как "лучше чем ничего", и мы отдаем предпочтение  фашизму,
несмотря на все его противоречи я, по сравнению с Римской Церковью - но-
сительницей универсального, сверх-светского авторитета, - так  как  пока
ничего другого нет. Если бы  эти  ограничения  были  бы  преодолены,  то
итальянцы, следуя по пути, восходящему над фашизмом, смогли бы оказаться
в чи сле первых народов, призывающих к традиционному и аристократическо-
му восстановлению. Что касается Германии, то  она  находится  сегодня  в
состоянии борьбы, и, в первую очередь, ей необходимо сейчас  ясно  осве-
тить те идеалы и мифы, которые смогут лучше сориен  тировать  враждующие
между собой течения. Если Свастика, арийско-языческий  символ  солнца  и
его сияющего пламени, принадлежит к символам, которые скорее, нежели ка-
кие-либо другие, смогут привести к  истинному  германскому  возрождению,
то, что касается назван ия партии, выступающей под этим знаком и  совер-
шающей сегодня в Германии фашистскую революцию, то оно оставляет  желать
лучшего. В действительности, не говоря уже об апелляции к рабочему клас-
су, элементы "национализма" и "социализма" вовсе не согласуются с благо-
родной германской традицией, и следует уяснить себе, что Германии  необ-
ходима революция именно против демократического  социализма.  Восстанов-
ленный "гарцбургский фронт" представляет собой правильный путь: движение
анти-марксистского и анти-демократич еского восстания, которое  является
фронтом всех консервативных и традиционных элементов. Необходимо следить
за тем, чтобы "социалистический" момент не становился центральным,  даже
когда он является "национал-социализмом" - и чтобы все  то,  что  сейчас
груп пируется вокруг престижа вождей, не вылилось бы в реальности в дви-
жение масс. Действительно, многие притязания  на  "социальную  оправдан-
ность" справедливы, и восстание против капиталистической олигархии явля-
ется предпосылкой восстановления качественного и аристократического  по-
рядка. Однако нельзя забывать, что, когда дело идет только об  этом,  то
подобное восстание - и также взятое с противоположным знаком -  остается
на уровне, на котором развертывается марксизм, и не имеет права быть пе-
ренесенным за преде лы этого уровня. На немецком народе еще лежит  отпе-
чаток традиции порядка, дисциплины и  аристократии.  Следует  оставаться
верными этой традиции и снова утвердить  сверхполитические  элементы,  в
которых она сможет найти свое оправдание. То, что  демократически  -рес-
публиканский режим в Германии является только междуцарствием, переходным
периодом, становится все более очевидным для лучших умов Европы.  Дикта-
тура при определенных,  особых  и  революционных  обстоятельствах  может
стать необходимым явлением, но, однако, она никоим образом  не  является
истинным и достаточным решением. Она может иметь силу лишь  как  путь  к
восстановлению того, что было разрушено внешней властью - как  фатальное
следствие проигранной в колоссальном напряжении войны. Но возникает воп-
рос о тип е режима. Как мы сказали в начале: Монархия, (как кайзерство),
которая в своей высшей власти над отдельными государствами являет  собой
образ того, чем могла бы быть интегральная, сверхнациональная, европейс-
кая функция, есть самое здоровое основание для д лительного  поддержания
традиции и для образования предельно  персонализированной,  мужественной
иерархии; такой иерархии, которая покоится на арийско-феодальной  основе
службы и верности, а не на каком-либо "законе" или "социальной  истине",
характеризующих узурпацию власти классом тогровцев и, в конечном  счете,
рабов. Следующим условием для Германии является, естественно,  вычищение
всей той гнили, которая появилась в различных формах  пораженчески-паци-
фистских, расплывчатых, грубых и пошло реалистических пи саний. Саму ан-
титезу, представляющую, с одной стороны, профессорский, бескровный, про-
фанический и дилетантский рационализм, а с другой -  современный  роман-
тизм жизни  и  иррационального,  следует  преодолеть  через  возвышенное
стремление к новому реализму тран сцендентного характера, в котором смо-
жет найти себе новую форму культурный идеал духа в классическом,  сверх-
рациональном, дорическом смысле; духа, с молчаливым  достоинством  уста-
навливающего свой точный закон над душой и телом; духа, полного отвраще-
ния к м иру литераторов, ученых  и  ничтожных  людей,  танцующих  вокруг
комплекса Эроса и хозяйственного механизма. Принимая во внимание  вышеп-
риведенные замечания относительно односторонне понимаемого расового уче-
ния, следует сказать, что  следующим  пунктом  подготовк  и  германского
восстановления является анти-семитизм. Но следуя этому  пути  до  конца,
становится ясным, что иудейство, против которого в Германии уже  ведется
борьба, является только одной  стороной  гораздо  более  могущественного
врага: антисемитизм с необход имостью приводит к альтернативе,  которая,
с одной стороны, предлагает признание христианской религии, а с другой -
верность нашей истинной традиции, волю к  новой,  интегральной,  солнеч-
но-нордической и поэтому языческой духовности, как к  высшей  интеграции
наших ослабших рассеянных в темной эпохе сил. Радикальный антисемизм не-
возможен, если он не  является  в  то  же  время  анти-христианством(1).
Только на основе арийско-языческой духовности  можно  выдвинуть  универ-
сальную антитезу семитизму, как, в свою очередь, универсальному  феноме-
ну, современные, хозяйственные и социальные проявления которого суть его
частные аспекты метериального характера. Способствовать на  этой  основе
объединению двух Орлов - римского и германского - это первый этап  реше-
ния проблемы будущего Европы. Посмотрим, хватит ли мужества и непреклон-
ности у мужей, способных встать на вершину этого "мифа" и твердо заявить
о нем: "Эт о должно стать новой реальностью!" И осознание того, что тог-
да только два наших народа могут защитить древнюю Европу, должно придать
нам достаточно сил для преодоления всего, что на расовом или  политичес-
ком уровне препятствует нашему взаимопониманию.  Ожи  дая  политического
переворота, который укажет Европе путь к ее высшей судьбе, следует, меж-
ду тем, стремиться к внутреннему действию, такому,  каково  оно  есть  в
действительности: следует стремиться  к  достижению  такового  духовного
состояния и созиданию таког о стиля жизни, которые  все  более  и  более
приближались бы к традиционному типу. Только в глубине могут быть найде-
ны точки соприкосновения и изначальные силы, способные за кулисами, бла-
годаря тем "невидимым вождям", о которых мы говорили вначале,  задержать
падение и противостоять тому, что привело Европу к катастрофе.

ГИБЕЛЛИНСКОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ 

   Заканчивая наши рассуждения, мы должны углубить упомянутую нескольки-
ми строками выше проблему соотношения между  идеалом  новой  европейской
культуры и католицизмом. С чисто доктринальной точки зрения вряд ли нуж-
но говорить, что недвусмысленный ответ на это т вопрос дан во всем нашем
изложении. Здесь же мы спустимся до более условного уровня,  имея  перед
глазами принципы, которые смогут поддержать некоторые современные движе-
ния политического характера. Во-первых, следует сконцентрировать  внима-
ние на том, что мы хотим говорить специально о католицизме, а не о хрис-
тианстве вообще. Конечно, католик не был бы католиком, если бы он не ут-
верждал, что католицизм является христианством, и что Церковь - это  за-
конная и единственная наследница Христа. Однако такое "ор  тодоксальное"
убеждение отнюдь не меняет того факта, что  христианство  вместе  с  иу-
действом явились почвой для возникновения - прямого или косвенного - со-
вокупности таких вещей, которые далеко выходят за рамки простого католи-
цизма. Мы уже упоминали, в каки х силах надо искать  семитско-христианс-
кий фактор, сильно разнящийся с течением, которое было  до  определенной
степени романизировано городом Орла и Фасции. И мы, кроме уже  высказан-
ного отношения к этим силам, не хотим более тратить на это слов.  Сейчас
мы хотели бы заняться только католицизмом в строгом смысле этого  слова.
Дело в том, что католицизм со своей огромной иерархической  машиной,  со
своей кажущейся стабильностью, вечностью и  универсальностью,  со  своей
верностью, в некотором роде, неземным ценнос тям, в наши мрачные времена
для многих еще является чарующим соблазном. Это заходит подчас так дале-
ко, что многие саму идею традиции отождествляют с католической  традици-
ей, и еще совсем недавно огромное количество  итальянцев  не  стеснялось
официально заяв лять, что, если Рим и остается до сих пор  центром  уни-
версальной идеи, то лишь за счет католической Церкви. Впрочем, вплоть до
вчерашнего дня большая часть великих традиционных  европейских  Монархий
была католической, и все легитимные идеи защищались на ос  нове  католи-
цизма. Многие современные устремления к возврату  вселенского  Средневе-
ковья исходят именно из той предпосылки, что католицизм был главной  си-
лой этого периода. Все это верно, но, однако, все это только показывает,
насколько сузились горизонты со временных людей.  Признание  католицизма
возможно тогда, когда полностью утерян смысл  системы  ценностей  совсем
другого порядка и гораздо большей чистоты. Мы уже говорили об этом выше:
для тех, кто не знает ничего другого, католицизм - это уже нечто. По сра
внению со "светским" или "этическим" государством, государство, признаю-
щее, по меньшей мере, высший и  унивесальный  авторитет,  представляемый
Церковью, обладает для нас несомненно  большей  ценностью.  Несмотря  на
это, необходимо набраться мужества и выяснит ь сущность  тех  элементов,
которые представляют собой ценность католицизма. И тогда  уже  с  полной
ясностью посмотреть - обладают ли эти элементы в католицизме такой  фор-
мой, выше которой быть ничего не может. Эти элементы  -  мы  ограничимся
основными - уже бы ли нами упомянуты: Закон Порядка, признание Сверхъес-
тественного, принцип Универсальности. Что касается  первого  пункта,  то
тот, кто ищет в Церкви принцип порядка, должен, естественно,  учитывать,
что в прошлом она не всегда выступала именно в этой роли. Но это еще  не
все. В большивистском идеале тоже имеет место принцип порядка - следова-
тельно, надо уточнить, о каком принципе порядка идет речь, и  проверить,
до какой степени выбранный принцип связан с предпосылками  католического
учения. Ответ на последний вопрос однозначен: надо только  обратиться  к
некоторым цитатам из текстов, энциклик и силлабий, чтобы  показать,  что
католический идеал порядка - это только координация, а отнюдь не  иерар-
хия, и что католицизм не интересуется специфически политической формо  й
правления, установленной в отдельных государствах, - лишь бы они продол-
жали подчиняться Церкви и признавать  католическую  доктрину.  По  своей
сущности католицизм все же остается христианством, так  как  "социализм"
народов, под видом отеческого  присмотра,  помогающего  нивелировать  их
дух, является идеалом порядка, более всего ему близкого. Может ли  такой
идеал привлечь к себе лучшие силы европейского возрождения? Силы, не за-
бывшие о наследии своего арийского прошлого? - Конечно, нет. В той мере,
в какой ка толицизм, несмотря на все, еще является воплощением  иерархи-
ческого идеала, эти силы могут найти в Церкви поддержку. Кроме того, все
великое и позитивное, с этой точки зрения, что Церкви удалось  совершить
в течение столетий, имеет свое бытийное основание не столько  в  доктри-
нальных утверждениях раннего христианства и даже не в православной фило-
софии, сколько в римском элементе, который, ассимилировавшись,  частично
обновил и оживил ее. Но если это так, то всякий сознательный  возврат  к
католицизму должен яв ляться лишь путем  его  преодоления,  и  при  этом
апелляцией к дохристианской, живой и творческой  римской  традиции,  где
компромиссу положен конец, и где в чистом состоянии  хранятся  те  силы,
которые, возвысив католицизм, были  достаточными  для  подавления  проте
станской оппозиции. Выдвинутая Морассом оценка Церкви как  принципа  по-
рядка была принята в весьма немногих идейных кругах. Итальянские фашисты
- конечно, когда речь идет не только о вульгарных политических  оппорту-
нистах - смогли признать Церковь лишь пост ольку,  поскольку  католицизм
связан с цезарской идеей Рима. Нетрудно найти и другие подобные примеры.
Перейдем теперь ко второму специальному пункту: к католицизму, как осно-
ве закономерного учения относительно божественного  права.  Здесь  также
следует сдел ать разграничение. Прежде всего надо подчеркнуть, что имен-
но Церковь впервые утвердила на Западе учение о природном праве, т.е.  о
"лаицистском" происхождении и светской природе  Монархии,  в  противовес
гибеллинскому тезису "двух солнц" и принципу сверхъест ественности Импе-
рии. Это произошло потому, что Церковь прекрасно понимала, что в  рамках
интегрально понятого учения о божественном праве - как это было в случае
Гогенштауфенов - ее гегемонистическим устремлениям остается  очень  мало
места. Когда же Церков ь согласилась  поддерживать  тезис  божественного
права, то в этом состоял еще один  компромисс.  Это  учение,  признающее
предпосылкой законной власти сверхъестественное  основание,  в  действи-
тельности было только редукцией намного  более  конкретного,  античного,
традиционного учения о королевской божественности, о котором мы  уже  не
раз упоминали. Может ли католицизм отказаться от  слов  Гелазиуса  I-го,
который сказал, что "кроме Христа, ни один человек не может одновременно
быть Царем и Жрецом", хотя наша арийская , языческая традиция и  утверж-
дает противоположное? Может ли он понимать право властелина как-то  ина-
че, нежели как то простое обстоятельство, что Церковь "признала" его та-
ковым, номинально или через "помазание", которое - уже веками  исключен-
ное из числа и стинных и настоящих посвящений - сегодня  является  ничем
иным, кроме как пустым символом и простой церемонией? Еще раз  повторим:
католицизм - это слишком мало: принцип божественного права надо понимать
конкретно, а не формально и условно. Его следует пони мать в том смысле,
что истинное и законное право господствовать имеет  только  реально  бо-
жественное существо, которое как личность - помимо всяких условностей  и
признаний каких-то других внешних авторитетов - доказывает свою  нечело-
веческую природу. Поэтому и здесь то, что привлекает нас в  католицизме,
уводит нас дальше, за него, к концепциям великой  дохристианской  тради-
ции, в которых представлена более совершенная, более определенная и  бо-
лее полная совокупность  этих  ценностей.  Рассмотрим  сейчас  следующий
пункт: ценность католицизма в том  смысле,  в  котором  он  представляет
сверхполитическую позицию и ведет людей к  сверхъестественному  порядку.
Здесь также следует сразу отметить, что католицизм может признавать  эту
ценность лишь при отказе от всей предпринят ой собственно  христианством
романтической, чувственной, сентиментальной и совершенной (за счет гума-
низирования отношения к божественному) редукции. Несмотря на это, следу-
ет все же признать за ним - в противовес материализму и  чистому  профа-
низму, распрост ранившимся повсюду, как инфекция  -  право  на  систему,
центр тяжести которой действительно находится в сверхъестественном.  Но,
разумеется, это - только обещание. Помимо проблемы отношения к сверхъес-
тественному, остается проблема выяснить - каково это отнош ение. И здесь
мы сталкиваемся с величайшим и непреодолимым  препятствием,  которое  не
позволяет нам, империалистам, поддерживать католицизм.  По  отношению  к
сверхъестественному, как мы уже сказали, возможны две принципиальные по-
зиции: солнечная, мужская, ут верждающая, соответствующая  традиционному
сакральному королевскому принципу, и лунная, женская, религиозная,  пас-
сивная, соответствующая идеалу жреца. Жрец, как бы могущественен  он  ни
был, постоянно осознает себя обращенным к Богу, как к Господину,  которо
му он служит, и перед которым он преклоняется: от "Бога" вся его власть,
и он сам - только посредник Духа. Семиты поставили такое положение вещей
во главу угла и такими же мазохистскими  цветами  изобразили  покорность
тварей и пафос их принципиальной удале нности от Всемогущего. Традицион-
ный сакральный король, напротив, сам был существом божественной  природы
и относился к "Богам" как к себе подобным. Он был "небесного" рода,  как
и они, имел ту же кровь, как и они, и вследствие этого он  был  центром,
утвержд ающим, свободным, космическим принципом. Надо твердо знать,  что
только наша пра-традиция, традиция наших чистейших рас, является  тради-
цией "солнечного" типа: воля к возрождению, соответствующему этой тради-
ции, рано или поздно вступит с католицизмом в бор ьбу  -  так,  как  это
произошло в Средние века с гибеллинами. И тогда католицизм вынужден  бу-
дет занять истинно иерархическое место, отведенное религиозной  системе,
на основе того, о чем пойдет речь ниже. Аналогичная проблема  возникает,
даже если эти две тем ы рассматривать отдельно друг от друга, и при изу-
чении следующего  пункта:  ценность  католицизма  как  принципа  универ-
сальности. Мы уже подчеркивали, что когда анти-католицизм ограничивается
утверждением  партикуляристских,   вульгарно-расовых,   национально-тоте
мистских принципов, мы несмотря на все, высказываемся в  пользу  католи-
цизма. Но когда вместо этого,  котолицизм  рассматривается  как  путь  к
признанию высших ценностей и высших прав свойственной ему универсальнос-
ти, то встает иная проблема, поскольку есть ун иверсальность  и  универ-
сальность, так же,  как  есть  солнечная  и  лунная  форма  отношения  к
сверхъестественному. После всего, что было сказано, вряд ли стоит наста-
ивать на выводе, который уже должен быть ясен каждому: солнечная универ-
сальность имперского и ие рархического принципа, увенчанная идеалом  ко-
ролевской божественности, противостоит лунной универсальности экклизиас-
тического и "социалистического" принципа, увенчанной идеалом  жреца  как
слуги Бога. Какую универсальность выберем для новой европейской куль ту-
ры мы, арии, мы, потомки сакральных Цезарей и королевских сыновей Тора и
Одина? Тайный голос нашей крови должен дать ответ на этот вопрос, и наше
духовное мужество должно суметь отстоять его вопреки  идейным  шаблонам,
предубеждениям, предрассудкам и лож ным традициям, гнездящимся в различ-
ных европейских расах.
   Какое место и какая роль будут предоставлены Церкви в имперской  все-
ленской культуре? Постараемся ответить на этот вопрос  самым  недвусмыс-
ленным образом. Для этого мы должны вернуться к тому, что мы сказали  по
поводу соотношения между Мудростью и верой. Пр инцип неравенства, на ко-
тором зиждется традиционный дух,выдвигает как аксиому, что из-за  разли-
чия людей и их природных возможностей существует очень много разных  ви-
дов  отношения  к  божественному.  Лучшие,  которые  всегда   составляют
меньшинство, могут прямо вступить в контакт с божественным, преображаясь
при этом и находясь в живом, конкретном состоянии особого опыта:  это  -
солнечный путь, инициатический идеал. Другие, большинство, масса, не мо-
гут совершить такого преображения и такой реализации. Цепи челов еческой
природы в них слишком крепки. Для них открыт  иной  путь:  связать  себя
обетом с тем, что им представлено в форме особого, реального и трансцен-
дентного существа - Бога в понятии теизма. На место знания божественного
вступает вера в него; на место оп ыта - догма; на место техники  преодо-
ления и реального участия - молитва, страх  божий,  смирение;  на  место
чувства самодостаточности и сверх-индивидуальности -  недостаточность  и
зависимость от Всемогущего. Все это является "религиозной" системой, ко-
торая з анимала свое место и имела свое основание быть и в  традиционном
мире, поскольку она вела массу и предлагалась  как  суррогат  тем,  кому
путь к аристократической, сверх-религиозной и инициатической реализациии
был закрыт. Принцип иерархии, распространявшийся на духовную область, не
имеющую никакого отношения к народной религии молитвы, к культам и веро-
ваниям масс, предоставлял абсолютное право господствовать инициатическо-
му учению, эзотеризму, традиции мудрости и ритуала, которые всегда  были
приоритетом кня зей и аристократов. Таким образом, любая традиция в  ин-
тегральном смысле без всякого пренебрежения проводила грань между  знаю-
щими и незнающими, поскольку ось - только одна, поскольку уверток не су-
ществует, поскольку тот, кто не знает или просто предчувств ует,  всегда
признает, чтит и благословляет стоящих над ним. В таком тотальном  пони-
мании система католической Церкви не могла быть ничем иным, кроме систе-
мы, соответствующей народной религии античных культур. Конфликт с  като-
лицизмом неизбежен только в той мере, в какой он не признает это "место"
как свое; в какой он выдвигает притязания на то, что только он  является
высшей ценностью, религией par exellence, над которой ничего больше нет,
а вне которой существует только ересь и заблуждение - короче, в той  ме-
ре, в какой он не признает и не  хочет  признавать  иерархию  ценностей,
стоящих объективно выше всего того, что  является  "религией".  Вряд  ли
нужно подчеркивать, что именно этот дух  нетерпимости  и  ограниченности
проявился в раннем христианстве, и, в особе нности, в иудаизме, в  такой
степени, что благодаря ему произошла полная подмена ценностей традицион-
ной элиты ценностями низших слоев: поэтому языческие,  аристократические
добродетели и стали "явными пороками", тип мудреца и посвященного -  ти-
пом "врага Бо га", а качество достаточности,  спокойной  и  сознательной
силы для реализации самого себя - клеймом  люциферической  гордыни.  Все
это уже было разобрано Ницше и не нуждается в  повторении.  -  В  общем,
здесь мы также сталкиваемся с феноменом узурпации - которая началась уже
в античном мире - кастой жрецов сакральных функций, изначально являвших-
ся приоритетом королей. Возвращаясь к настоящему, следует  четко  объяс-
нить, что те ценности, которым церковь через возвращение к  нормальности
и к истинной иерархии, должн а была бы подчиниться, сегодня не  являются
реальными. Идеальный образ, который, как Церковь, имел бы  сверхъестест-
венное происхождение и сверхъестественную цель, воплотивший бы в себе не
религиозный, а солнечный полюс духа и явившийся бы душой универсальн ос-
ти не социалистического, а имперского типа, полностью отсутствует в сов-
ременном мире. Мы думаем, что достаточно ясно выразились для того, чтобы
никто не заподозрил нас в чисто светском  или  сугубо  политическом  ан-
ти-католицизме, являющимся попыткой сдела ть временную или  национальную
власть духовным авторитетом, пусть даже религиозного типа.  Несмотря  на
все, когда речь идет о принципе и о мифе нашего пробуждения, должны быть
выдвинуты ясные идеи интегрального порядка, где Церковь -  повторим  это
еще раз - может быть оставлена лишь постольку, поскольку она - как выра-
жение духовности тех, кто может только "верить" - будет иерархически за-
висима от Империи, понимаемой как воплощение королевской  божественности
тех, кто "знает" и тех, кто "есть". Орел над Крес том. Солнечный  символ
права отца (Империя) над лунным символом права матери (Матерь  Церковь).
Только тогда можно говорить об интегральном  традиционализме,  и  только
тогда можно вернуться к оправданному и нормальному порядку. Логика самой
истории подтвержд ает правильность этой идеи. Впервые, когда разделивши-
еся арийские праплемена индусов вступили  в  контакт  с  низшими  силами
местных рас Юга, пурохита, жрецы, изначально бывшие зависимыми,  связан-
ными с сакральным королем - в согласии с точными формулами риту алов - и
относившиеся к нему как супруга к супругу, как Земля к Небу, стали брах-
манами, т.е. господствующей жреческой кастой. В Китае, в Риме, в древней
Греции ритуал был привилегией королей, и каста жрецов, если она не явля-
лась в то же время аристократи ей, была подчинена такому порядку. То  же
самое можно сказать и о нордических племенах:  нордические  короли  были
единственными исполнителями ритуалов, и у германцев жрецы никогда не об-
ладали той же высшей властью и тем же достоинством, как божественные кор
оли и вожди. В Египте жреческой касте только к концу двадцатой  династии
впервые удалось захватить власть и основать династию великих жрецов Фив,
ценой падения авторитета солнечных королей. В  первом  столетии  христи-
анства сама католическая Церковь была тол ько официальным органом, зави-
симым от Империи, и на церковных соборах епископы предоставляли государю
решающее слово не только в вопросах дисциплины, но и в вопросах догмати-
ки. Понтификат также отдавал дань признания меровингским и  каролингским
королям, как об этом говорится в формуле: " Melchisedek  noster,  merito
rex atque sacerdos, complevit laicus religionis opus"- "vos gens  sancta
estis atque regale estis sacerdotium"(2) . И о Папе Льве III-ем говорят,
что он пал навзничь перед Карлом Великим, как п еред  воплощением  древ-
нейшей  традиции,  поддерживающей  римскую  корону.   Post   laudes   ab
apostolico more antiquorum pricipum  adoratus  est(3),  -  гласит  Liber
Pontificalis. Эти примеры, выбранные из множества других,  которые,  без
сомнения, также могли бы быть п риведены в данном контексте, подтвержда-
ют традиционную ортодоксию наших гибеллинских убеждений. Они также пока-
зывают, что оправданность, функция и позитивная сторона  додуманного  до
конца иерархического идеала Креста - как жреческого символа - -  сущест-
вуе т только там, где он подчинен Орлу. В той мере, в какой  Церковь  не
может или не хочет этого, она остается анти-традиционной, разрушительной
и парализующей силой. Так как она при этом спускается на уровень  сомни-
тельных, семитско-христианских факторов, явл яющихся  основной  причиной
падения нашего мира, то в нас, в людях, противостоящих современному  ми-
ру, она найдет себе только непримиримых и безжалостных врагов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

   Мы полагаем, что сказали достаточно для того, чтобы прояснить  основ-
ные принципы нашего имперского мифа. Здесь речь шла  только  о  позиции.
Систематическое и углубленное развитие,  которое  придаст  этой  позиции
фундаментальную, законченную форму, а не только ее основные штрихи,  как
в настоящей работе, вы сможете найти в других наших книгах.  Мы  сказали
вначале, что европейская культура нуждается  в  радикальном  перевороте,
без которого она обречена на гибель. Плебейское  суеверие,  заставляющее
западного человека верить в химеру прогресса и прославлять  материальное
покорение мира, к счастью, разоблачено. Тема заката Запада больше не яв-
ляется, как это было вчера - в эпоху Просвещения и обожествления  разума
в якобинском костюме - ересью. Уже почти повсюду стали ви дны следствия,
к которым должна привести прославленная "цивилизация".  Этим  следствиям
уже многие готовы противопоставить новые силы ради высшего оздоровления.
И поэтому такой призыв, которым является настоящая книга, сегодня оправ-
дан. Еще остались люди, не принадлежащие к современному миру и не дающие
ему окончательно сбить себя с толку, могущие возвысить и унизить,  гото-
вые, когда придет время, бороться с этим миром всеми своими силами. Всем
известно сказание о гибеллинском Императоре, который ожидает п  робужде-
ния в "горе", чтобы принять участие, вместе со всеми верными ему, в Пос-
ледней Битве. Когда же дело, наконец, дойдет до этого? Когда орды  Гогов
и Магогов перейдут через символическую стену, преграждающую им  путь,  и
когда они возьмутся всерьез за по корение мира?  -  Тот,  кто  перенесет
смысл этого апокалиптического мифа на действительность, не сможет  отде-
латься от мысли, что это мгновение уже очень близко. Орды Гогов и  Маго-
гов - это демонизм коллектива и начало социалистического царствования во
всем м ире всемогущего человека толпы, как в духе, так и в материи. Воп-
реки им имперский символ гибеллинов означает призыв к  объединению  всех
еще здоровых сил. Мы не говорим о "политике", о социальных и хозяйствен-
ных реформах потому, что даже мысль о том, что э тим путем можно достичь
обновления просто смешна: также "полезно" было бы наклеивать на  больные
части  тела  рецепты  в  то  время,  как  кровь  заражена  и  отравлена.
Единственно, что идет в счет - это выдвижение  системы  ценностей,  осу-
ществление которой сможет о твратить темный рок, тяготеющий над Европой,
в том числе и на материальном уровне. Тому, кто нам возразит, что это не
является политикой и реализмом, мы ответим, что он не знает,  что  такое
политика и истинный реализм. Возникающие в минуты опасности, криз иса  и
тревоги вихри состоят из различных, иррациональных и противоречивых сил.
При изучении разных социальных и культурных, реакционных и реформистских
течений, наружу часто выступают нечистые, обусловленные низами  факторы,
аффекты, которые тем или иным образом принадлежат к тому же  недугу,  от
которого эти течения хотели бы оградить себя. Во многих из них при  этом
можно найти нечто лучшее - волю, в которой пробуждается смутная  возмож-
ность истинного возрождения. Этой воле надо указать путь. Для  несломлен
ных, непобежденных мы  выдвигаем  традиционный  символ  и  говорим,  что
только через возврат к солнечной духовности, к живому  мировоззрению,  к
мужской языческой этике и имперскому идеалу, к священному наследию нашей
нордическо-арийской крови силы европейского возвышения смогут вспыхнуть,
зажечься, пробудить душу, которой до сих пор им так не хватало. И только
эта живая душа сможет дать им абсолютное самосознание, и только она  мо-
жет разорвать кольцо "темной эпохи" Запада.
                                                                      1928 год 

Сноски: 

   (1)Подтверждением этого для нас является признание  иудея  Бенджамина
Дизраэли (в "Сибиле"): "Христианство  является  усовершенствованным  иу-
действом - или оно вообще ничто; христианство без иудейства не  понятно,
а иудейство без христианства не совершенно.

   (2)"Наш Мельхиседек, король и жрец, осуществляет светские и религиоз-
ные обряды" -лат.

   (3)"После славословий апостолам следует славословить древних королей"
- лат.