Евгений Витальевич Фейерабенд
(1926 - 1981)
Из книги: Е.Фейерабенд. Избранное. Лирика.
Свердловск, 1976.

***

Над сердцем вечна Власть родимых мест. Вот дом родной, Вот бродишь ты окрест, И небо, неподвластное забвенью, Твой край, как в детстве, Обняло опять. И горестно, и радостно ступать По той земле, Где те же свет и тени, Но поднялась другая молодежь... И все чего-то ищешь—не найдешь. Ведь молодость твоя Бродила тут, У древних лип, У звонкого колодца. И словно бы все тропки К ней ведут, И, кажется, аукни— Отзовется. Но нет ее. И отчий дом молчит. Лишь сердце Вспоминает и стучит Сильней под крышей, тронутою мхом. В окне открытом — синий полдень лета. Кому-то шепчешь ты — И нет ответа... И словно бы стоишь В лесу глухом. И отчий дом Подобен краю света. И в кузне Молот дедушкин не бьет, А был удар его силен и точен! И в кухне Скалкой бабушка не мнет В пельменную страду за сочнем сочень. Ушли навек их ласка и привет, И вечный труд С заботой неизбывной... Над синим лесом Лайнер реактивный Проносит треугольное крыло. О люди, Далеко нас унесло В потоке жизни, быстром, как ракета! Пора и мне За новой птицей вслед... А старое гнездо Вспомянешь где-то: Есть в новом мире Древняя изба, Там в люльке Началась твоя судьба. Там горным гребнем Высился порог, Который ты преодолеть не мог, Карабкаясь и плача, В раннем детстве. На потолке внимательный сучок, Как будто предка давнего зрачок, Блестит — В тебя старается вглядеться... В калитку повернул, Сойдя с крыльца, А все не распростился до конца, И тянет заглянуть в окошко это Сквозь тонкое, певучее стекло, Чья синь в былом Геранями согрета. Там печка, Нам отдавшая тепло, И давний день — Как дальняя планета. ***

Сыновний поклон Зачем я тут? Зачем себя волную? Ведь, кажется, — отрезанный ломоть! Ведь сам я предпочел Судьбу иную, И этого в душе Не побороть. Но тянет, Тянет в сторону родную. Не разделить Завод и даль степную Все корни обрубающей чертой... Я рад тому, Что пашню вороную Хлеба закрыли Гривой золотой. Пройдет сквозь небо молнии клинок, Поедет гром с пригорка на пригорок, И дробный дождь Примчится, быстроног! Да это не Конек ли Горбунок, Который нам по сказкам мил и дорог. Но здесь не сказка, нет! Ведь был давно ли Он воплощен в натруженное поле, И чудилось: холмы — его горбы. И в нашу пользу В грозный час борьбы Не только самолет, И танк, И пушка — Перетянула хлебная горбушка Точнейшие весы самой судьбы, Где взвешены Неволя или воля. И, значит, мы навеки — Не рабы. И, значит, навсегда— Свободны мы. Поклон вам низкий, Русские холмы! Земной поклон тебе, Родное поле!.. *** Цветам опять Отбоя нет от пчел, А луг цветаст, Как праздничный подол. Но косари Натачивают косы. И радость, И забота в их глазах. Тут старики— В старинных картузах, А молодые— Сплошь простоволосы. Вот строятся — Взмахнуть в единый дых! Под взмахи кос Плывут рубахи их, Как паруса в поход По сизым росам. И падает Сраженная трава, Подрезанная яростно, Со свистом, И точно шепчет Горькие слова Степному ветру И росе зернистой. Падет трава, Обнимет землю-мать И, увядая, безответно тужит, Что к солнцу ей Цветов не поднимать Еще задолго До осенней стужи, Что сок ее Уходит постепенно И стебли истончаются, шурша. Не ведает того, Что станет сеном, Не понимает слова: — Хороша!.. *** Зеркало Осенний дождь—наследник летних рос Как будто к лугу мокрому прирос, И к югу промелькнула птичья стая. А ты стоишь, не пряча светлых кос, Сестренка бронзовеющих берез, Российская девчонка Золотая. Да, северному лету краток срок. Ссутулясь, клен над заводью продрог И пожелтел, И листья полетели. А там из леса в гости жди сорок. И замутят степную даль Метели. Но не впервой! И год назад село Сугробами до окон обросло. И солнце в низких тучах загостилось, Казалось, никогда не проблеснет! А ты впитала летнее тепло И даже в хмурых сумерках . Светилась. И в журавлиный плачущий отлет, И в час, когда крепчал декабрьский лед, Бронею нарастая на окне, Чтоб в зимний дом рассвету не пробиться, Ты зеркалом всегда казалась мне, В которое, скрываясь в вышине, Каким-то чудом Солнышко глядится. Весь день копилась туча грозовая, Росла за лесом сизою стеной. Колосья трепетали, призывая На нашу ниву Праздник проливной. Весь день за лесом глухо рокотало, И приближался гром по временам. Но все чего-то туче не хватало, Чтоб через холм перевалиться К нам. Пролился дождь на дальние поляны И вот уходит вдоль заречных сел. Как будто в гости кто-то долгожданный Прийти пообещал— И не пришел. ***

Каменный Пояс На запад отсюда — равнина. К востоку — другая: Сибирь. Меж ними отроги раскинул Гранитный Урал-богатырь. Донцы, Москвичи, Вологжане Верхом, И в ладьях, И пешком Здесь путь свой к востоку держали, А путь — никому не знаком. Но двигались смело и споро И Русской земле дорогой В походе Уральские горы Дарили — одну за другой. И вдруг постигали в волненье, Что гордый Урал неспроста Под тучи вознес, Как ступени, Крутые уступы хребта. Вознес, Чтобы с верхнего камня Взглянуть им, как смотрит орел, В просторы лесного Прикамья И в степь, где играет Тобол. Взглянуть — И связать воедино И в мыслях, И в сердце своем Бескрайние эти равнины, Скрепленные горным хребтом. Связать и дороги, И реки, Простор для коней и пурги. На нем не слиняет вовеки Зеленое платье тайги. И будет служить неизменно И сотни, И тысячи лет, Как пояс в камнях драгоценных, Великий Уральский хребет! ***

Балалаечник А он играл на балалайке. Не с тем, чтоб слышалась хвала, А ради водки, щей и сайки. А слава все-таки пришла. И, видно, не был он бездарен, И трогал слушавших — до слез. И про него проезжий барин Сказал, как плюнул: — Виртуоз! И похвалу приняв как ругань, Он был обижен через край. Но шла к нему его округа, Прося и требуя: — Сыграй!.. И как-то странно хорошея В преображающий момент, Он брал, как лебедя за шею, Свой немудрящий инструмент. И полным беглого задора Тем пальцам не было цены, Так страстно жаждавшим простора. А под руками—три струны. То стонут тягостно и смутно, То звук дробят, бросаясь в пляс. Живут, меняясь поминутно, Почти невидимы для глаз. И вот отстукивают бойко Под волчий вой, под звон и гик, И балалайка — это тройка, А балалаечник—ямщик. И это спутанные гривы В тугую нить заплетены. Нет, три струны на тонком грифе Как три неведомых страны. Одна струна — страна печали, В другой струне — души покой, А третья — сроду не встречали Нигде веселости такой! Но ах как мало! Слишком мало Тех звонких струн для этих рук. Ладонь их к деке прижимала — И расшибалась тройка вдруг. А есть рояли и органы, Что от движения руки И выдыхают ураганы, И сотрясают потолки. Они звучат на светлой сцене. А у него дела—табак. Но и его достойно ценят, Ведут почтительно в кабак. И он чего-нибудь да значит! И чтимый, словно бы колдун, Он долго водку пьет и плачет О том, что слишком мало струн. *** Китеж Догорала Русь в предельной муке, Уплывала дымом к облакам, Все теряла — волю и права. Пеплом стали Киев и Москва. Только Китеж-град не дался в руки, Не достался жадным степнякам. Издавна о нем орда прознала, Шла к нему на самый край страны, Злую пену с конских морд роняла. Шли татары—мать-земля стонала, Лес валился на две стороны! Для коней на плети не скупились, Чтоб тянулись в гулкую струну. Шли татары, шибко торопились, Чуяли несметную казну. Шли ночами, шли путем окольным, Доскакали — вот он Китеж-град, Отраженный озером привольным, Красотою радующий взгляд!.. Но шагнули в воду колокольни, Избы и палаты—все подряд! А враги отпрянули назад. Да и как им было не отпрянуть! Высь небес чиста и холодна, Неоткуда вроде грому грянуть, Гром поднялся в озере со дна. Это было, было в самом деле! Под водой, надежной, как броня, Бил набат, колокола гудели, Гнев и скорбь в одно соедини. И вникая в грозный голос меди, Восходивший к солнцу из глубин, Усомнился в собственной победе Гордый кривоногий властелин. Будто это рук грозящих взмахи, Будто город чудом жил в воде!.. И Батый в смятении и страхе Повернуть велел своей орде, Прежде от летящих стрел крылатой, Нынче — тихой, будто виноватой, Словно упустила град сама. Повернула вспять за тьмою тьма, Видя, как с прибрежного холма Уходили в волны терема И дразнили жемчугом и златом... Во главе разноязычных конниц Хан, невесел, словно был разбит, Неумолчный звон бессмертных звонниц Слышал сквозь смятенный гром копыт... И затихло все у Светлояра, Лес поднялся, выросла трава. Но в стране, обугленной пожаром, Дивный звон прославила молва. И к лесному керженскому чуду Люди добирались отовсюду. Шли к нему из выжженных селений Страшною Батыевой тропой, Как по тропкам чуткие олени К озеру идут на водопой. Выходили на берег толпой, У воды вставали на колени. В утренней хрустальной тишине Кланялись озерной глубине. В сердце—горе, Мука без предела, От заботы вспухла голова. Обостряли слух — и глубь гудела, Стало быть, благая весть права. Глубь звенела горестно и нежно, Пробуждала силу и надежду. Этот звон подспудный, Звон подводный, Звон неодолимый и свободный, Словно голос матери-земли, Брали в сердце и с собой несли. Был тот звон, важнейший, чем слова, Дальним предвещаньем торжества. Это было, было в самом деле, Было—в воду прадеды глядели, А заря рассветная плыла, А в воде колокола гудели. Люди уверялись: Русь жива! Что сейчас о том ни говори, Пусть причинны в том не звонари, А пласты тяжелые земные, Проседая на озерном дне, Поднимали струи водяные. Суть в другом. Всесильным мнился враг, А народ в лихой своей године Звон тот не прослушал и воспринял, Как призыв к борьбе, Как добрый знак. Встала Русь, За игом свергла иго. Не раскрыть былое, словно книгу, Но приди на озеро, приди, К Светлояру слухом припади, Подожди обещанного мига. И пойдут, пойдут назад мгновенья И часы, и годы, и века... Солнце проблеснет издалека, Синь лесную светом осенит— И тогда наступит откровенье, Ты услышишь— Озеро звенит... *** Подорожник Подорожник — цветок, Ты растешь при дороге. Словно парус — листок, Стебель — тонкий и строгий. Чем сюда привлечен С лугового откоса? Топот, гомон и звон, Сапоги и колеса... Лучше б смирно сидеть Среди трав осторожных, Чем от пыли седеть В передрягах дорожных. Да зовет колея, Даль пронзая до неба! Мне ль не знать, коли я Без пути—как без хлеба. Трудной жизнью живешь И корабликом малым Будто вечно плывешь По степям и увалам... *** Руда На медных соснах тают смолы, Под солнцем вся земля в цвету, Но в глубь земли глядит геолог, Иную видя красоту. И я желаю всей душою Тебе, парнишка молодой, Чтоб все, что выковано мною, Ты завтра дерзко счел рудой. И беспощадно переплавил Все, чем горда моя тетрадь, Все растворил в кипучей лаве, Чтоб небывалое создать. Хочу, чтоб вечно беспокоя, Всегда в грядущее маня, Был каждый новый день рудою Другого — завтрашнего дня! *** Муравей Уже он чуял — Пахнет житом, Но, миной скошен наповал, Солдат считал себя убитым И даже глаз не открывал. И, оглушенный, Он не слышал, Как пушки били за рекой И как в норе копались мыши Под окровавленной щекой. Как ездовые драли глотки... Но вот разведчик-муравей На лоб солдату слез с пилотки И заблудился меж бровей. Он там в испуге заметался, И, энергичен, полон сил, Защекотал и затоптался, И вдруг— Солдата воскресил. И тяжело открылись веки, И смутно глянули зрачки, И свет забрезжил в человеке, Поплыл поверх его тоски. Вздохнул он глубоко и тяжко, И небо хлынуло в глаза... И понесла к земле мурашку Большая круглая слеза. *** Забытая дорога предо мною, Прорезавшая княжество лесное И с двух сторон стесняемая им. Ее не режет ободом тугим, Ныряя в колеях, высокий воз. Не слышно ни копыт И ни колес. И след подков Дождями напрочь смыт, И затянулись колеи, как раны... Но смутная печаль меня томит, И я стою, охвачен чувством странным. Мне кажется, Что ей среди лесов, В цветах и травах еле различимой, Все не хватает чьих-то голосов И жаль того, Что жизнь проходит мимо, Что лучше быть для всех колес открытой, Чем никому не нужной и забытой, И глухо зарастающей травой, Что лучше быть растоптанной копытом, Изрезанной железом, Но живой! *** Прошла тайгой— И разделила Единый край на берега. И вот решает — Кто ей — Милый, Кому — Особо дорога. Один Бросает ей в ладони Весной черемуховый цвет. Другой На белом горном склоне Ей дарит Камень-самоцвет. И оба Шепчутся с ней нежно, И оба В ней отражены — Ее мечты, Ее надежды, Ее трепещущие сны. В ее душе — В хрустальной сини Их боровая благодать. Какой милей, Какой красивей, Ей не понять, Не угадать... *** Радуга Долго в небе яркий блеск не гас. Радугой любуясь огневою, Думал я, что, может быть, сейчас Загрустили вдруг в разлуке двое, Всех сильней и крате полюбив. Дождь прошел, И над простором нив, Высоко, от одного к другой, Радуга раскинулась дугой: Опустила два цветных конца И соединила их сердца. *** Все музыкой наполнено Все музыкой наполнено вокруг, И тишина мелодией чревата — Недвижная дубрава, Клен крылатый, Березник озорной И мокрый луг Лишь ветра ждут, Его искусных рук. И в чуткой камышинке, И в реке, И в озере бездонном, И в цветке, И в каждом колоске на хлебном поле, Незрим и невесом, Таится звук И ждет толчка, Чтоб вырваться на волю. И зазвучать, Запеть, Заплакать вдруг... Надломленный, пощады просит сук, А колосок звенит счастливым звоном. В садах, Обнявших мягкие холмы, Слышны листвы редеющей шумы, А яблоки роняют гулкий стук, Как будто в пляске радостный каблук Пошел, пошел дробить По южным склонам!.. Так редкостно случайна тишина, Природа вечной музыкой полна, Как будто переполненная чаша, Качни — и капли через край сорвутся. Вся музыкой полна, Природа ждет. Подует ветер— Листья засмеются, Подует ветер — Поле запоет!.. *** Неповторимость Порой шедевры смотрят робко, Как в моду входит новизна: Сегодня — здание-коробка, А завтра — голая стена. Стена стоит мертво и тяжко, Как отраженье глаз пустых. А поле, поле — все в ромашках, Все в горицветах золотых. И мне не надо, мне не надо Могильной скуки голых стен, Мне надо праздника для взгляда, Картин, берущих душу в плен. В которых страсть творенья зрима, Как в расцветающем цветке, И есть порыв неповторимый В неувядаемом мазке... ***

Вдохновение Праздник года — Майское цветенье. Веток узловатое сплетенье Белым цветом плещет через край - Через крышу прет, Через заборы. Молодому пылу и задору Тесно — Хоть калитку отпирай! Цвета—будто нет скончанья силе! Сад — у всей округи на виду. Будет завязь — Пчелы завязили Хоботки в густеющем меду. Нет весенней щедрости предела! Нынче праздник — Завтра будет дело, Запылают яблоки В саду. А пока— Пыльцою цвет дымится, Чтобы не под бременем годов Яблоням согнуться и сломиться, А под сладкой тяжестью Плодов. *** Бессмертье Булат, Что мастером откован, Упруг и тверд, Кален огнем, Крещен в воде. Но тверже слово, Что прозвенит в веках О нем. Из дел людских, Из всех изделий Оно выносливей всего. Сравняло время Цитадели, Но не смогло Убить его. В нем К нам дошел, Как свет, Как отблеск, Давно исчезнувший народ - Его душа, Любовь И доблесть. В нем— Вся вселенная живет. Ни очага, Ни стен, Ни крова Да и себя не уберечь. Храните стих, Чеканьте слово. Бессмертье наше— Наша речь. *** Живите так С цветами, Пламеневшими в мороз, Пришли ко мне январским утром дети И, чуть волнуясь, задали вопрос О том, как лучше жить на белом свете. Что им сказать? Какой им дать совет? Любовь к Отчизне. Верность. Честность. Смелость. Как много должен был вместить ответ!. — Живите так, Чтоб петь о вас хотелось! *** Весенняя сосна Такая благодать кругом. Весна! Гляжу—смолой заплакала сосна, Никем не изувечена, не ранена. Давно ль стояла, ветром забуранена, Продрогнув до корней, белым-бела. Морозы были по зиме жестоки. Но выстояла, все перенесла. А вот теперь на солнечном припеке, Почувствовав, как бьют живые соки, Видать, родной природе благодарная, Как человек, сдержаться не смогла — И с высоты, лучистая, янтарная, Слезинка покатилась вдоль ствола. *** В лес вхожу... В лес вхожу я так, Как входят в храм. Ветви — своды, А стволы — колонны. Ягодам его, Его грибам Благодарно отдаю поклоны. Может, белку Высмотрю в бору, На пеньках для птиц Рассыплю зерна. А ружья С собою не беру, В лес теперь с ружьем ходить Позорно. Сколько их От выстрелов ушло, В черный ствол Смотревших круглым глазом? В наши дни В лесу стрелять грешно, Будто ломом бить По древним вазам... *** Зеница ока Берегите Как зеницу ока Мир земной — С планетой крутобокой, На которой есть, Как по заказу, Все, что просят Тело или разум. Берегите Как зеницу ока Все, что расточается жестоко, — Чистоту воды И ясность неба, Сытность неотравленного хлеба. Берегите Как зеницу ока Буйный лес — С синицей и сорокой. С ними Мир цветаст и полнозвучен, А без них Безрадостен и скучен. Берегите, люди, Берегите Солнца свет В сияющем зените, Степи, И луга, И океаны От войны, От бомбы окаянной, От смертельной атомной отравы. А еще— От всяческой потравы. Берегите От лихой растраты. Люди, люди! Мы не так богаты. Портим почву, Лес без меры валим — Тратим то, чего не создавали, Что принадлежит и нашим детям. После спросят. Что мы им ответим? Одного оленя Мы обидим— Сразу стадо прочь заторопилось. Может, больше мы их Не увидим, Будто наше зренье притупилось. Спросишь ли сегодня У ребенка: — Видел ты Живого жеребенка?.. Спросишь У девчонки, У мальчишки: — Видели вы сокола Не в книжке?.. И на все про все Один ответ: — Нет!.. Человек, Пришедший из былого, Слыша отрицающее слово, Мог бы и спросить, Не пряча боли: — Что с детьми? Они слепые, что ли?.. Нет, они не слепы, Зорки дети. Гром набата зреет В их ответе. Просто по крупинке, По частице Можно очень многого лишиться. Капля Начинает смыв плотины, Камешек — Движение лавины. Что-то С глаз долой ушло сначала, Что-то В ближней роще отзвучало, А потом и вовсе нет чего-то. Тратим, тратим мы, Не зная счета. Берегите Как зеницу ока Мир земной, Не верьте злым пророкам. Мир земной, Отцовское наследство, Вынянчит еще За детством детство. Колыбелью новых поколений, В травах, А не в пепле по колени. Если им лететь К иным планетам, Так и то неугасимым светом Мир земной, Как материнский глаз, Будет вслед смотреть им. В добрый час! Мир земной, Привычный, Теплый, Радостный, В атмосфере — В оболочке радужной, Чтоб смотрел И виден был далеко, — Берегите Как зеницу ока!


Яндекс цитирования