ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА КОАПП
Сборники Художественной, Технической, Справочной, Английской, Нормативной, Исторической, и др. литературы.




     Дмитрий Лаптев.
     Рассказы

   Судьба еврея в СССР
   Судьба пионера в СССР

       Длинный,  бестолковый,  загаженный  людьми  и предметами
рынок.   Дождь.  Полупьяный  кавказец  за  прилавком  с   тощей
редиской.   Ленивые   мокрые   собаки  попрятались  под  редкие
деревянные навесы, где их брезговали  покупатели;  восседая  на
черных    деревьях   истерически   выли   свою   вечную   песню
птицы-мутанты... еще по рынку из конца в  конец  ходил  веселый
милиционер, которого боялся Ф., и не зря.
       - Эй, синагога, - поманил пальцем, - ты, ты... Документы
есть?
       "Как  будто  Константин Константинович меня не знает," -
горестно задумывался Ф., расстегивая  дрожащими  пальцами  свой
ободранный  плащ  и  вытаскивая  справку.  Жить как всегда было
плохо.
       - И как тебе, шнобель, документы дают. Я бы не дал. Я бы
тебя, еврюгу, вот что  -  в  зоопарк  бы  в  клетку  посадил  и
гражданам  за  деньги  показывал  бы.  Как свинью на ВДНХ. Хоть
какая-то польза.  За мутью пришел, а?
      - Н-н-н... нет... я за редисочкой... правда...
      Милиционер брезгливо кинул справку в лужу, что плескалась
у ног Ф., пожал плечами и двинул своей дорогой.
      "Пронесло, - понял Ф., вылавливая документ, - все равно -
гады!" Ему захотелось напиться.
        Полупьяный   кавказец  с  редиской,  доселе  равнодушно
наблюдавший сцену, засмеялся:
       -  Гы! Как свынью, гаварит на ВДНХ! Такой тощий свинья -
никаму не нужный свинья! Тебя  в  цирк  надо  -  дрессированный
обезьяна показывать!
       -  Здравствуйте,  товарищ  Бобикян.  Почем у Вас сегодня
редиска?
       -  Ты  что  гаваришь!  Разве тебе ридиска нужен? Тебе не
ридиска нужин - тебе кой-кто другой нужин! Гы! - на ужин.
      Ф. смутился.
      - Это, конечно-же... Но и редиски, вот, надо.
       -  Зачем  жиду  ридиска!  А - бери - мне все равно, хоть
подавысь!
       Началась  торговля.  Дурацкая  редиска  потянула  аж  на
четверть общей цены - товарищ Бобикян заставил купить  ее  всю.
Ф.  набил  овощем  авоську,  стеклянную  же баночку с малиновой
пузырящейся  жидкостью  аккуратно   и   боязливо   спрятал   во
внутренний карман пиджачка.
       "Теперь надо безукоризненно продумать обратную дорогу, -
Ф. хорошо помнил как две недели  назад  его  отловили  какие-то
комсомольцы,  избили,  отобрали муть и все деньги, - Я не пойду
через  парк,  потому  что  там  граждане   натравят   на   меня
выгуливаемых собак; я не пойду также и в обход по улице Летчика
Кукушкина, где свирепствует банда Васьки из четвертого  "А";  я
не пойду и вдоль трамвайных путей - там меня задавит трамвай, -
Ф. машинально достал из авоськи красный пучок  и  отгрыз.  -  Я
пойду  так  -  сперва  крадучись  вдоль  дома,  в котором живет
академик Петров, затем я быстро-быстро перебегу через  улицу  и
окажусь  в  кустарнике.  Оттуда...  оттуда  я,  пожалуй,  смогу
незаметно  перебраться  к  дому  номер   четыре   с   проходным
подъездом,   проскочив   который   мне  останется  спрыгнуть  в
заброшенную канаву и скоро бежать... и вот я  почти  дома."  Ф.
положил редиску обратно, вздохнул и приступил к реализации.
       Реализация,  однако,  затухла  уже  на  втором  пункте -
перебежать  улицу  Летчика   Кукушкина   оказалось   решительно
невозможно,  ввиду  милицейского оцепления - по трассе ожидался
авто товарища Собакова. Дружинники отловили Ф. в кустах,  долго
били, но по счастью, отправили не сразу на Лубянку, а в местное
отделение.  Участковый его знал.
       -  Ребята, да никакой он не террорист - обычный жидяра и
живет в доме номер  одиннадцать,  второй  подъезд.  Выбить  ему
зубы, да пинком...
      - А че он тогда в кустах прятался, - упирались бдительные
- обыскать хотя-бы!
       - Срал, наверное... жиды всегда по религии в кустах, это
самое... Эй ты, - повернулся участковый, -  пес!  Что  делал  в
кустах? Ну-ка - карманы!
       "Все  пропало,  -  в ужасе решил Ф., вспоминая Уголовный
Кодекс, - "...незаконное владение  жидом  или  приравненными  к
жидам   категориями  граждан  мутью  наказывается  пожизненными
исправительными работами на самых  вонючих  стройках  народного
хозяйства".  И  в  этот  момент на улице раздался оглушительный
взрыв!
       -  Это...  -  протянул  участковый  и,  оставив на столе
фуражку, ломанулся в открытую дверь; вслед за ним  выскочили  и
другие;  в  их  числе  Ф.,  который,  не  став  выяснять причин
происходящего, принялся со  всех  ног  улепетывать  куда  глаза
глядят.
       В тот день он не решился вернуться домой, переночевав на
каком- то мокром чердаке в  компании  злобного  серого  кота  с
голодными  голубыми  глазами, который сожрал ночью всю редиску.
Утром Ф.  ощупал внутренний карман  -  муть  лежала  на  месте.
Тогда он определил пойти к Вольфенштейну.
       "Я  учился  с Вольфенштейном в одном Вузе. Он еврей - он
мне поможет. Он многого добился в жизни... Что же там, все-таки
рвануло?" - думал Ф.
       Вольфенштейн  действительно добился многого. Он оказался
одним  из  той  кучки  мерзавцев,  на  которых   молчаливо   не
распространялось  "Совместное  Постановление  ЦК  КПСС и Совета
Министров СССР о безусловных и решительных мерах по искоренению
в  СССР  жидов".  Такие  как  Вольфенштейн,  пойдя  в услужение
режиму, косвенно способствовали травле своих  братьев,  получив
взамен от власти право легально приобретать муть.
       Ф.  не  пустили  в  трамвай ("жидам не положено!"), и он
пешком  брел  километров  с  десяток,   прижимаясь   к   домам,
отсиживаясь в кустарниках и забегая в подъезды при виде детей и
милиционеров.  Два раза его покусали собаки,  один  раз  двинул
палкой  лысый  пенсионер... Пионеры и школьники кидались в него
калом животных.  Старушки -  современницы  первых  пятилеток  -
отпускали  в его адрес поганые мерзости; какой-то крепкий мужик
- по виду рабочий - дал по шее  мощным  кулаком;  прелестная-же
девушка,  увидев  несчастного  из  окна,  закидала того тухлыми
яйцами и помидорами.
      "СССР - говно!" - почувствовал Ф.
       Вокруг,  весело и уверенно передвигались советские люди.
Их лица были счастливы и  одухотворены.  Партия  дала  им  все.
Партия дала им муть.
      "Я буду писать товарищу Сталину," - решился Ф.
      - И Лазарю Моисеевичу, - добавил он вслух.
       Советские  люди  вокруг не расслышали. У многих из них в
руках были карточки, дающие право законно и дешево купить  муть
в  любом  продовольственном  магазине.  На следующий год Партия
вообще планировала карточки отменить.
       Ф.  наконец-то добрался до высокого дома, где в одной из
квартир обитал со своей семьей Председатель Правления  Общества
Содействия   Освобождению   Азии   и   Африки,  товарищ  К.  И.
Вольфенштейн.  В  подъезде  расположился  свирепый  консьерж  в
военной форме, но без погон.
      - Чего тебе, носатый! - заорал страж подъезда.
      - М-м-мне ю-ю-ю... к товарищу Во... Вольфен...
        -   Всем   надо   к   товарищу  Вольфенштейну!  Товарищ
Вольфенштейн на работе, и всякую  сволочь  к  нему  пускать  не
велено! Пшел вон, гадюка!
      Ф. достал из кармана немного денег.
      - Ну пожалуйста... Он меня знает. Он меня впустит...
       Консьерж  воровато  положил сумму в карман гимнастерки и
смягчился:
       -  Ну...  коли так - щас позвоню. Але, хи-хи-хи, Изольда
Львовна? Это  Кобыло  вас  потревожил,  хи-хи...  Ага,  сторож,
сторож...  Как  Ваше  драгоценное здоровьице? А Карл Иаковлевич
дома? Нету? А тут его один  това...  один  мужик  спрашивает...
да...    говорит,  что  знакомый.  Гнать  в  жопу?  Так  точно,
хи-хи-хи. Ваше приказание будет  выполнено,  уважаемая  Изольда
Львовна.  Нет,  нет...   рвань какая-то... с пустой авоськой. В
жопу, в жопу! В сраную, вонючую жопу! Так  точно,  почтеннейшая
Изольда   Львовна,   это   вы   изволили  совершенно  правильно
выразиться - в мерзкую, грязную, сраную,  вонючую  жопу!  Всего
наилучшего, Изольда Львовна.
      Консьерж со страшной фамилией Кобыло положил трубку.
       -  Нет,  жидяра,  не  пустит  она тебя. Если сбегаешь за
водкой - так и быть, посиди тут у меня, подожди его... а-а-а  -
тебе  не продадут! А может у тебя муть есть? Если есть, то тоже
неплохо.
       - Что Вы! - испугался Ф. - Нам же не положено. А водку я
могу купить у спекулянта. Чуть-чуть дороже, но  деньги  у  меня
есть, пока...
       Ф.  очень  не хотелось опять тащиться по улице, но иного
выхода  не  было  -  в  противном  случае  приходилось   вообще
неизвестно   сколько   времени   торчать   снаружи  в  ожидании
Вольфенштейна. Бутылку он купил в двойную  цену,  заработав  за
время  похода  три  удара  по  шее  и пинок в живот. Еще в него
плюнула старуха.
      Товарищ Кобыло был доволен.
       -  Вот,  - весело потирая руки произнес он, - и от жидов
ведь польза бывает!
       Он плеснул Ф. сто граммов в грязный, пахнущий керосином,
стакан, сам-же приложился из горла.
       -  Ухх... Слышь, жидяра - а признайся, покушение - ваших
рук дело?
      - К-какое, - похолодел Ф., - какое такое покушение?
      - Совсем дурак? На товарища Собакова покушение!
      - Не... я не знаю... Я газет сегодня не читал. И радио не
слушал. А что - было покушение  на  товарища  Собакова?  И  его
убили?
       -  Не  радуйся, носатый - жив товарищ Собаков! Террорист
бросил бомбу в машину, но он уцелел. К  сожалению,  -  консьерж
встал  по  стойке смирно и горестно произнес, - пострадала теща
товарища Собакова.
      - Теща?
       -  Вот  именно,  теща. Взрывом ей оторвало голову. Врачи
обещают, что ходить она сможет только к осени.
      "Чего он несет!" - подумал Ф., но промолчал.
       -  Врага,  -  продолжал  Кобыло,  -  захватили  на месте
преступления.
      - И кто же им оказался?
       Но  Ф. не довелось услышать подробности до конца, потому
как заскрипели автомобильные тормоза, открылась входная  дверь,
и  в  подъезд  вошел  Карл  Иаковлевич Вольфенштейн собственной
персоной.   Консьерж  с  тысячерублевой  улыбкой  кинулся   ему
навстречу:
      - Здравствуйте, уважаемый товарищ Вольфенштейн! Вернулись
уже, хе-хе, с работы? А Вас тута дожидаются...
       -  Лыс-сый! - Председатель Правления, казалось, не верил
глазам. - Лысый! Да это ты! Сколько же мы не виделись!
       - Да, Карлу... то есть - да, Карл Иаковлевич... Вот я...
А не виделись мы три года. Как раз до Постановления...
      Вольфенштейн помрачнел. "Ладно, пойдем, - кивнул он Ф., -
только это...  давай-ка ты по лестнице. Пятый этаж, я там  тебя
встречу." С этими словами Вольфенштейн нажал кнопку лифта.
       -  Нельзя  жидам  на  лифте,  -  подтвердил Кобыло, - не
положено Постановлением. Тем более, когда враги  бомбы  кидают.
Беги, беги...  Вона - лестница.
       Вольфенштейн представил Ф. жене - омерзительной толстухе
с жабьим ртом, которая, обдав последнего  гримасой,  удалилась,
как она сказала - "в будуар".
      - У меня дети на даче, - сказал хозяин, - будешь жрать? -
сейчас прислуге скажу.
      После обеда расселись в кабинете на кожаных диванах. Пили
коньяк.
       -  Ну,  -  спросил Вольфенштейн, - ты ведь не просто так
пришел?
      - Я, Карл Иаковлевич, в беду попал.
      - И в какую же? - недовольно буркнул хозяин.
       -  Это  покушение...  вчерашнее.  Я там рядом был, домой
просто шел. А меня арестовали, до взрыва еще... А потом  взрыв,
ну   -   я   и  убежал,  зачем-то.  А  теперь  меня,  наверное,
разыскивают,   как   соучастника.   Тем   более,   что   я   им
подозрительным показался.
      Вольфенштейн тяжело вздохнул и задумался.
      - А ты точно не при чем?
       -  Да  что  Вы,  Карл Иаковлевич! Вы сколько лет-то меня
знаете!  Я и мышки не обижу!
       -  Смотри,  Лысый!  Подведешь  -  из  под земли достану!
Сегодня переночуешь  здесь,  в  прихожей,  на  сундуке.  Завтра
вечером,  приеду с работы - разберемся. Ничего руками не трогай
и из квартиры не выходи. Пол подмети, кстати, заодно...
       Спал  Ф.  плохо. Утром пришла какая-то бабка, огрела его
сковородкой, велела вставать и идти помогать ей на кухне.  Весь
день  Ф.  мыл полы и окна, выбивал ковры и диваны, перетаскивал
мебель... Заветную баночку он переложил в свой ботинок. Вечером
приехал Вольфенштейн.
       - Плохи твои дела, Лысый, - начал было он, но, обнаружив
Ф. в неподдельном ужасе, рассмеялся, - шучу, шучу!  Никто  тебя
не  ищет,  тем  более,  что всех бандитов уже схватили. Фашисты
недобитые,  паразиты...  Их  ждет   суровый   суд   народа!   -
торжественно изрек Вольфенштейн.
       -  Значит я могу вернуться домой и на работу? - не верил
Ф.
      - Можешь, можешь. А кстати, а где ты работаешь?
      Ф. опустил голову.
       -  Мусорщиком.  Еврею  можно только мусорщиком. А ведь у
меня  диссертация  -  "Кожные  и  венерические  заболевания   у
представителей  советского  крупного и прочего рогатого скота".
Карл Иаковлевич, ну почему в мире столько несправедливости!
      Вольфенштейн недовольно поморщился.
        -  В  мире,  дорогуша,  несправедливости  действительно
хватает.  Но в Советском Союзе никакой несправедливости  нет  и
быть не может!  Партия знает что она делает!
       -  Но Карл Иаковлевич... а если я напишу письмо товарищу
Сталину?
      Хозяин пожал плечами.
       -  Пиши.  Каждый может написать письмо товарищу Сталину.
Только я не вижу повода...
       Вольфенштейн  пообещал  Ф.  похлопотать,  чтобы  того не
выгоняли с работы за прогул.
       -  Но  больше  я ничего сделать не могу. Постановление -
закон для каждого советского человека! Я  скажу  шоферу,  чтобы
отвез тебя домой.
       Дома  соседка  избила  Ф. шваброй за то, что тот, якобы,
сожрал ее галоши. Полежав и поохав пару часов  на  раскладушке,
Ф. затем встал и приступил в ночи писать письмо Вождям.
        "Почтеннейшие   товарищи   Сталин,  а  также  и  Лазарь
Моисеевич!"
       Ф.  грыз  карандаш, бросал его на стол, рвал написанное,
писал снова...
       "...  каждый  день  хожу избиенный и окровавленный... не
пускают в транспорт и  магазин...  без  мути  человек  жить  не
может...  били  и  отняли  все  деньги...  соседи  не пускают в
туалет... муть... кассир забирает себе  пятую  часть  зарплаты,
говорит  жидам  деньги  все  равно  не  нужны,  раз  им муть не
положена... права человека... дорогой товарищ Сталин, а также и
Лазарь  Моисеевич...  муть...  муть...   скоро,  говорят,  всех
евреев отправят на Луну... скоро, говорят,  всех  евреев  будут
топить  в  Москве-реке...  муть...  скоро, говорят, всех евреев
будут скармливать крокодилам в зоопарке... проблема мути  взяла
за  горло...  избили  так,  что  орать  не  мог...  отняли  все
деньги... муть...  высшее  образование  спец.  по  пробл.  сов.
крупн.   рог. и проч. скота... работаю весь в говне... муть..."
        Из-за   грамматических   ошибок  переписывать  пришлось
несколько раз.  Удовлетворившись  в  результате,  Ф.  запечатал
послание в конверт и надписал адрес - "Кремль, Сталину, а также
и Лазарю Моисеевичу".
      Наконец можно было употребить муть.
      Ф. прошел на кухню. В квартире все спали, иначе бы просто
не пустили - вот почему  он  всегда  приготовлял  и  употреблял
продукт  в  два-три  часа  ночи;  соседи-же, ничего и никого не
боясь, проделывали это в любое время, вызывая у  Ф.  зависть  и
горечь.
       "Права  человека,"  -  подумал Ф., доставая соль, сахар,
перец и горчицу.
       Он  открыл  баночку,  внимательно  понюхал,  поморщился,
достал с полки блюдце. Взял столовую ложку,  зачерпнул  немного
из баночки, перелил... Растер специи в блюдце. Вынул из кармана
заранее приготовленные спички, настругал серы. Смешал  все  это
обратно  в  баночку.  Добавил  уксуса  и  марганцовки. Произнес
заклинание.  Продукт был готов.
       "Миллионы и миллионы счастливых граждан Советского Союза
с самого детства честно и свободно употребляют муть  -  главное
достижение  социализма.  И  хотя  сейчас,  всего через пять лет
после победы в Великой  Отечественной  Войне,  не  удалось  еще
восстановить производство продукта в полной мере, Партия делает
все, чтобы максимально удовлетворить потребности населения. Ибо
право   советских   людей   на   муть   заложено  в  Сталинской
Конституции!"
       "Свиньи,  -  шептал  Ф.,  - возвращаясь в свою крохотную
комнатку, - фашисты, антисемиты, сионисты,  собаки...  Как  вор
какой- то..."
       Ф.  взял пипетку, набрал ее из баночки полностью. Затем,
стоя посередине  комнаты,  медленно  поднял  голову  и  закапал
половину в правый глаз. Тоже самое проделал с левым. Не опуская
голову, наощупь, положил пипетку на стол. Еще через полчаса его
натурально  завязало  в морской узел, а зубы принялись выбивать
"Марш советских танкистов". Изо рта потекла  какая-то  гадость.
Редкие волосы встали дыбом.
       Так он пролежал на полу узлом до семи утра, когда пришла
пора собираться на работу. Обалдевший от ощущений, ради которых
и   стоило   жить,   Ф.   с   трудом   развязывался,  вспоминая
пригрезившиеся ему волшебные  сады  и  фонтаны,  между  которых
кружили   миллионы   прекрасных   девственниц,  пытавшиеся  его
соблазнить; он вспоминал неземную  музыку  Космоса,  с  которой
сливался в своих фантастических путешествиях этой ночи...
      - Все, пора на работу, - сказал Ф.
      Он встал и пошел на работу.
       Ответ  от  Вождей  пришел  быстро  - уже через неделю Ф.
держал  в  руках  грязноватый  конвертик,  помеченный  "Москва,
Кремль,  Управление делами ЦК КПСС". Внутри оказался уже совсем
вонючий листок с буквами.
       "От руки, - горестно шепнул Ф., - лень было печатать..."
      Он приступил читать:
      "Жидяра.
      Если ты, сука жидовская, плохо понимаешь политику Партии,
то нас это не ебет! Убирай свое говно и не приставай к  нам  со
своей  сраной  программой!  Партия знает чего делает, неуклонно
повышая жизненный уровень советского народа, являясь авангардом
всего  прогрессивного человечества в деле построения социализма
и коммунизма..
      С коммунистическим приветом
      Сталин.
      P.S. А за предложение - спасибо"
      "Какое предложение? Так он за или против?" - офигел Ф.
      Внизу, корявым почерком было приписано:
         "Ты,    бл...    (неразборчиво)   сука,   говно   е...
(неразборчиво)...   ное,  мудак  (неразборчиво)...   ев   ху...
(неразборчиво) пидо...  (неразборчиво).
      Лазарь Моисеевич."
       -  Вот  так,  -  сказал  Ф.,  - любовь Партии к простому
народу.
      Внезапно его осенило.
      - Надо ехать в Израиль, страну евреев! - воскликнул Ф.
       "Но  как  туда  добраться?  -  подумалось  -  Может быть
Вольфенштейн поможет!"
      Вольфенштейн помочь согласился.
       -  Надоел  ты  мне, жидовская морда. Может действительно
отправить тебя. Хоть в Африку.
      Они сидели в Вольфенштейновском кабинете и пили коньяк.
       - Я сделаю тебе паспорт, временный паспорт, чтобы только
доехать до Одессы. Органы будут думать что  ты  мой  человек  -
отправляешься  в  Турцию  -  содействовать  ее  освобождению. В
Одессе тебя встретят. Делай  все,  что  тебе  скажут,  и  через
неделю   окажешься   в   Стамбуле.  Там  увидишься  с  местными
коммунистами- подпольщиками, заодно передашь им кое-что...  Они
отправят  тебя  дальше. Только... - Вольфенштейн хитро взглянул
на Ф., взял  ежедневник  и  написал  цифру.  -  Это  стоит  вот
столько.
      - Но... у меня нет таких денег!
       -  Продашь все, что у тебя есть. Не тащить же барахло за
границу. Срок -  неделя.  Тогда  принесешь  деньги  и  получишь
паспорт.
       Всю  неделю Ф. продавал вещи и употреблял по ночам муть.
На работу он больше не ходил.
       Паспорт  оказался именно таким, как и писал Маяковский -
красным  и  свирепым,  с  огромным  гербом  на  обложке.  Ф.  с
гордостью  положил  его  во внутренний карман, туда, где обычно
складывал баночки.
      - И без фокусов, - предупредил Вольфенштейн, - приедешь в
Одессу - и сразу к товарищу Кобыло.
      - Как к Кобыло? - удивился Ф.
       -  Родной  брат,  - пояснил Вольфенштейн, - У тебя поезд
завтра?
      - Завтра.
      - Ну, смотри... Может когда еще увидимся...
      Они увиделись раньше, чем предполагал Вольфенштейн.
       Ф.  уже  сел  в  вагон  (одноместный  люкс  с  роскошным
диваном), как к нему постучали.
      - Документы! - сурово потребовал штатский.
      - А, да, да, конечно.
       Ф.  протянул  паспорт  с  приятным ощущением собственной
значимости.
      - Пройдемте!
      - Как! - поперхнулся Ф. - Я здесь со специальной миссией!
      - Миссия отменяется, жидовская морда!
       Чекист  железной  хваткой рванул несчастного за шиворот,
выволок на площадь перед вокзалом, где  и  передал  "секретного
агента" каким-то военным около грузовика.
      - Еще один, - сказал чекист.
      - Вот - жида поймали... - одобряли прохожие.
      Военные швырнули Ф. в кузов. Там уже валялись люди.
      - Где я? - спросил Ф. у людей.
       Солдат  закрыл  железную  дверь кузова и машина медленно
тронулась.
      - Куда нас везут! - в страхе заорал Ф.
      - Куда-куда... В зоопарк, - прозвучало из темноты.
      - Зачем?
      - Ты что, газет не читаешь?
      - Н-н-нет...
       -  Вышло  Совместное  Постановление  ЦК  КПСС  и  Совета
Министров СССР.
      - Какое Постановление! - рявкнул Ф.
      - Всех евреев отправлять на корм крокодилам, - был ответ.
       Ф.  схватился  за  волосы  и  отключился. В зоопарке его
избили, приведя в себя.
       -  Послушайте  товарищ! - зашептал Ф. какому-то, судя по
всему, большому начальнику. - Это недоразумение. У меня... Я  -
советский  разведчик, отправляюсь в Одессу с секретной миссией.
У меня поручение лично от  товарища  Вольфенштейна...  Вы  ведь
знаете товарища Вольфенштейна, а товарищ...
      Товарищ посмотрел в лицо Ф. и спокойно заметил:
       - Знаю ли я товарища Вольфенштейна? Конечно знаю. Он был
здесь две минуты назад.
       -  Товарищ!  Я  тоже  должен  видеть  Вольфенштейна!  Ну
пожалуйста, ну товарищ!
      Начальник поднял голову, кого-то разыскивая.
      - Кобыло!
      Невысокий крепкий старшина мгновенно возник перед ними.
      - Вы т-т-тоже Кобыло... - пробормотал Ф.
      - У нас большая семья, - вежливо отвечал тот.
       -  Кобыло,  -  скомандовал  начальник,  -  отведи  его к
Вольфенштейну.
       Старшина  с  сомнением  покачал головой: "Боюсь, что уже
поздно, товарищ Кобыло"
       -  Как!  -  чуть  не  плача вскричал Ф. - Неужели он уже
уехал! А - товарищи Кобыло!
      - Пойдемте! - сказал старшина. - Вон к той решетке.
       Бывший  товарищ  Вольфенштейн  медленно  исчезал в пасти
гигантского буро-зеленого чудовища. Ф. закрыл глаза.
      - Скажите, - взмолился Ф., - а почему... а зачем так...
      - Какой-то сознательный товарищ, - также тихо, серьезно и
вежливо отвечал старшина Кобыло, - написал товарищу  Сталину  и
предложил   три   варианта   решения  вопроса.  Товарищ  Сталин
посоветовался с Лазарем Моисеевичем и выбрал самый экономически
грамотный.  Товарищ  Сталин  всегда прислушивается к пожеланиям
трудящихся.  Вы  какую  рептилию  предпочтете  -   эта   сейчас
питается, прийдется подождать; но вон в том вольере...
       Крокодилы громко чавкали, лениво стуча мощными хвостами.
       -  Кстати,  -  добавил старшина. - Лазарь Моисеевич тоже
здесь.  На случай, если Вы и его захотите видеть...

     Дмитрий Лаптев.
     Судьба пионера в СССР

      - ... И пошел вон спать! Завтра подъем в восемь! Зарядка,
линейка и завтрак, - прошипел свирепо Вожатый. У него кончалось
Z,  до  получки  было  так далеко... а заимообразно вот уже три
недели как никто не давал.
      - Я не буду вставать в восемь! - крикнул Петька.
      - Почему, сволочь?
      - В восемь встают одни скоты!
      - Чего?
      - Ну... рабочие всякие... колхоз-совхоз... Я даже в школу
к первому уроку никогда не ходил! Мой папа - заведующий!
      - Кто?
      - Заведующий мой папа!
      - И кем он заведует? - ехидно поинтересовался Вожатый.
      Петька задумался.
        -  Не  знаю,  -  признался  наконец  Петька.  -  Но  он
заведующий.
      - Ну и что?
      - А то! У нас денег как у Брежнева говна...
       Вожатый  в  ужасе  подскочил:  "Тихо, ты, охуевшая рожа!
Услышит кто..."
       -  Ну  и  пускай  услышит. Мне все можно - у меня папа -
заведующий.
      Теперь задумался Вожатый. Он с ужасом представил себе как
через пару дней у него  выйдет  Z:  "Может  попробовать  -  чем
собачий черт не шутит... А попадусь? Тут хитро надо."
       Вожатый  прокашлялся и потер лоб, словно вспомнил что-то
важное.
       -  Слушай,  Петька... Ладно, спать можешь завтра сколько
влезет, раз твой отец такой большой начальник. А  он  наверное,
хе-хе,  пешком совсем не ходит? Наверное все на "Волге?" Или на
"Жигулях?". Уж как метро  выглядит  забыл,  поди?  Слушай,  это
самое...  Балует  тебя?  Денег  тебе  дает?  Когда-нибудь? Дает
когда-нибудь, а? Небось - да?  -  сколько  скажешь,  столько  и
дает, а? А, Петька?
      Петька не на шутку изумился.
      - Мне? А зачем? Я у него и не прошу.
       -  Как  не  просишь?  Тогда  откуда ты знаешь что у него
денег...  м-м-много?
      - Я и не знаю. Просто папа так говорит. Он говорит, что у
нас денег, как у ... Ну, словом мы - хозяева жизни, и  нам  все
можно.
       Вожатый  постарался  взять  себя в руки. Деньги ему были
нужны очень!
       - Ну а на конфеты? Или на мороженое на кино, там, всякое
разное... Тоже не просишь?
       -  Ты  совсем  что-ли  дурак?  При чем здесь деньги? Мне
мамаша все это приносит. И в кино водит. Каждый день!
      "Он совсем кретин, - подумал Вожатый, - он не знает зачем
деньги!"
      - Петька! А вот если, ну допустим, ты попросишь... Денег.
У папы. Он даст тебе?
       - Конечно даст! Я весной просил у него велосипед, так он
дал. А потом просил, чтобы он избил математичку, потому что она
мразь  и  ставит  мне двойки. Так он ее так отмудохал! Мой папа
все делает, что я попрошу! Он - заведующий!
      Вожатый наконец решился.
      - Ну а что-нибудь, хотя бы, он тебе не разрешает?
      Петька загрустил и кивнул.
       -  Не  разрешает.  Курить,  пес, не дает, мразь, сука...
Избил, когда я украл у него пачку.
      "Здорово! - обрадовался Вожатый, - Теперь он мой."
      - Петька! А хочешь покурить!
      - Да ну... Брешешь. Взрослые никогда не дают курить. Даже
спички отнимают.
       -  Я серьезно. Я принесу тебе целую пачку. Красивую! Там
будет двадцать сигарет - кури, хоть обкурись! И спичек принесу.
      - Ну... неси...
       Вожатый натянуто хихикнул: "Не так все просто. Я - тебе,
ты - мне!"
      - А чего тебе надо?
      - Попроси у папы денег. Только - не говори, что для меня.
Скажи... ну - наври чего-нибудь.
      Петька озадачился.
       - Ладно. Я попрошу, хотя никогда не просил. Да я и врать
не буду - и так, вроде, должен дать. Завтра позвоню по телефону
и  скажу,  чтобы  прислал.  А ты не врешь насчет покурить? А то
папе скажу - он тебя так отмудохает...
       Утром  Вожатый повел Петьку звонить. На всякий случай он
решил, что лучше сделать это не из приемной директора лагеря, а
с вахты, где дежурил местный алкоголик Гаврилов.
       -  Гаврилов,  подь  сюды,  - вызвал он сторожа наружу, -
пускай пацан позвонит.
       Петька  вышел  довольный. Вожатый схватил его под руку и
потащил прочь.
       -  Давай,  Гаврилов,  -  махнул он рукой, - нет времени,
потом увидимся.
       Гаврилов  дрожал  с  похмелья и возразить не смог - лишь
горестно кивнул. Бесплатно звонить в город с казенного телефона
он дозволял за сто грамм. Сегодня его провели. Ему было плохо и
обидно. Гаврилов поклялся отомстить.
       Вожатый  увел  Петьку на сто шагов, и лишь тогда выдавил
страшным шепотом:
      - Ну?
      - Ну че, ну! Ну, ну... Папа сказал - можно!
      - Сколько?
      Петька округлил глаза.
      - Так странно! Он тоже спросил.
      - А ты чего?
      - А я спросил, а сколько бывает?
      "Во, дебил!" - в ужасе подумал Вожатый.
       -  А он сказал: бывает... - Петька с трудом вспоминал, -
бывает это... один, пять, семнадцать, двадцать... этих, как его
- рублев. Или рубелей. Я не запомнил.
       Вожатого  пробил  пот.  Уже  не владея собой, он схватил
Петьку за шиворот и истерически завизжал:
      - Ну а ты! А ты!
       Петька  аж  посерел:  "Ты  че!  Че! Взбесился! Помогите!
Помо..."
      - Сколько ты ему сказал, сука! Сколько! Сколько!
      - А-а-а! Помогите! Не знаю! Я сказал ему- не знаю!
      - А он!
       - А он - отпусти, псих! - а он... с-с-сказал чтоб я - да
не тряси ты  меня,  козел,  -  чтоб  я  по-подумал  и  позвонил
снова...   Ух...  Чуть  не задушил, козел! Скажу папе - он тебя
отмудохает!!  Вот увидишь, козел - отмудохает, понял!!!
       Ругаясь  и  воя,  Петька  скрылся  в кустах; Вожатый-же,
уселся прямо на дорогу, заплакал... Z оставалось на один  день.
      Вечером пионеры играли в футбол. Петька носился вместе со
всеми, пиная мяч одновременно за  обе  команды.  Играть  он  не
умел,  но  дети  Петьку побаивались и не прогоняли. Тут и нашел
его Вожатый.
      - Петька! - позвал негромко и виновато.
       - Блин! Опять ты привязался! Ну че тебе еще надо, козел!
      - Ты это... поди сюда. Не бойся, я драться не буду. Ты же
- хе-хе - меня сильнее... Ты же ведь сам меня отмудохаешь, если
захочешь. Зачем тебе папа! Ты же сам ведь можешь!
       Петька  с  подозрением  посмотрел  на  свои  руки, потом
зачем-то на ноги...
      - Ну... И отмудохаю, если захочу. А че?
       -  Давай, Петька, лучше помиримся. Я ведь от обещания не
отказываюсь. От сигарет, в смысле. Позвони  папе  еще  раз,  а?
Позвони, Петь! Только скажи, что надо двадцать пять рублев. Или
рубелей. А как дашь их мне, я тебе сразу и пачку... А, Петь! Ну
Петенька! Ну позвони папе...
      Двадцати пяти рублей должно было хватить примерно на пять
порций Z.  Просить больше Вожатый остерегался.
       "На  первый раз", - подумал Вожатый. Пот струился по его
давно не бритой морде. Выглядел он страшно.
      Петька пожал плечами.
       - Во дурак... Ну ладно. Но только в последний раз! Опять
наебешь - отмудохаю!
       Операция прошла как по маслу: Вожатый спер для Гаврилова
полбутылки политуры, тот простил обиду, и даже разрешил  Петьке
позвонить  дважды  -  папе  на работу и однокласснику, которого
Петька обозвал козлом сраным и пообещал  отмудохать.  В  тот-же
день папа прислал в лагерь своего шофера с обещанной суммой.
        -  Красивые...  -  удивленно  рассматривал  Петька  две
десятирублевые и  пятирублевую  купюру,  -  никогда  раньше  не
видел.  А зачем они нужны, это что, как билеты на аттракцион?
       -  Не...  это  для  другого,  - уклонился Вожатый, - это
только взрослым нужно... иногда. Ну, давай, давай скорее!
      - Руки! - Крикнул Петька. - Смотри! Отмудохаю, если че...
       -  Петенька,  ну  я  же обещал... Через час будет у тебя
пачка "Космоса"!
       -  "Космоса"?  Это хорошо! Мой папа их курит, а говорит,
что рабочие и крестьяне скоты и сосут  "Приму",  да  "Беломор".
Ладно, держи свои рубели. Я жду. Опоздаешь - отмудохаю!
       На  самом  деле  Вожатому  потребовалось  гораздо меньше
времени для того, чтобы выйти за территорию лагеря, перейти  по
мосту через речку, оказаться в поселке, зайти в сельпо и купить
за  шестьдесят  копеек  красивую  синюю  пачку  с  изображением
космической  ракеты.  Чистый доход с операции составил двадцать
четыре рубля сорок копеек. Вожатый подумал и купил еще  коробку
спичек  за  одну  копейку. На общий баланс это не повлияло, так
как копейка валялась в его грязном кармане уже месяц.
      "Заебись! - решил Вожатый. - Теперь к Ломоносову!"
       Ломоносовым  за  глаза  обзывали  Терентия  Прокофьевича
Офиногенова-Каца, преподавателя химии в  поселковой  школе,  по
ночам     тайком     изготовлявшего     Z     в     самодельной
фабрике-лаборатории,  помещавшейся  в  сарае.  Сам   он   гордо
именовал  себя  "драг-дилером",  вычитав это загадочное слово в
"Огоньке", и  не  разобравшись  до  конца  в  его  смысле;  еще
Офиногенов-Кац   был   членом  Партии  и  секретарем  школьного
Партбюро, а еще - полным идиотом.  Единственное,  что  он  знал
хорошо - так это химию.
      Вожатый, направился на Сельскохозяйственную восемь.
       -  Здорово, химик! - поприветствовал он учителя, который
рыл в саду какую-то яму.
      - А... Ага, - глядя в сторону отвечал тот.
      - Что, яму роешь?
       -  Не...  Это я так! - испуганно крикнул Офиногенов-Кац,
как будто его застукали по меньшей мере за занятием  онанизмом.
Рискованный  бизнес  вконец  подорвал  слабые  нервы  учителя и
временами он начинал бояться всего и всех. Терентий Прокофьевич
резко отшвырнул лопату и нервно закурил.
       -  Каникулы  нынче?  -  зачем-то  спросил  Вожатый и без
приглашения прошел через калитку в сад.
       - Почему? - опять испугался учитель. - А, да - каникулы,
каникулы! Каникулы! Плохо, что каникулы, очень плохо...
      - Это почему плохо, Терентий?
      - А потому! Что!
       "Ясно, - уныло подумал Вожатый. - Уроков нет, детей нет,
авторучки воровать не у кого. Минус паста -  важнейший  элемент
продукта. Щас цену заломит..."
      И Терентий Прокофьевич заломил.
      - Ты что! - побледнел клиент. - Душу вынуть хочешь!
      Учитель задрожал, но не отступил.
      - Ну давай хоть по пять пятьдесят!
      - Не...
      - Идиот! Пять пятьдесят пять!
       Сошлись на пять шестьдесят три. Учитель нырнул в сарай и
моментально вернулся с газетным свертком, в котором угадывалось
нечто мягкое и шершавое.
      - Осторожней, - шепнул химик.
      - Знаем, знаем. Сам бы поберегся. А то будешь жадничать -
так кто-нибудь обидится, да в менты... А там разговор короткий.
       - А че! - крикнул вдогонку Терентий Прокофьевич - Я ниче
не делаю!
       "Четыре  дозы  по  пять  шестьдесят  три,  - подсчитывал
Вожатый, возвращаясь в  лагерь,  -  равно  двадцать  два  рубля
пятьдесят   две  копейки.  Должно  остаться  рубль  восемьдесят
восемь. Так, пересчитаем... все верно! Отдать пацану сигареты и
- ..."
      Вожатый аж замяукал в предвкушении дозы.
       Петька  радостно  схватил  пачку  и  коробку  спичек, не
поблагодарил и заметил:
      - Че так долго шлялся...
       -  Петь, только ты быстро не кури! Капля никотина... сам
знаешь... И не давай никому. И не говори.
      Петька рассмеялся неприятным скрипучим голосом:
      - Чтобы я кому-то чего-то! За просто так! Не, ты все-таки
мудак конченый!
       Вечером  Вожатый  отсутствовал  на  линейке.  Ничего  не
соображая, весь грязный и липкий (он  наложил  в  штаны  -  это
случается   со   всеми,   кто   употребляет   Z,  не  прочистив
предварительно клизмой  кишечник)  валялся  он  в  луже  позади
лагерного  тира - место исключительно проверенное и безопасное.
Его  правая  рука  яростно  скребла  воздух,   зрачки   безумно
вращались, рот шипел грязные ругательства.
      В мозгах Вожатого кружились прекрасные видения...
       В  это  же  самое  время,  буквально в пятидесяти метрах
отсюда, в кустах боярышника сидел Петька и с силой дул в фильтр
зажженной  сигареты, извергая при этом столб грязно-серого дыма
такой высоты, что окажись кто рядом... но все были на линейке и
Петьку на сей раз пронесло.
      Через два дня пионер сам подошел к Вожатому.
      - У меня остались только две сигареты!
      "А у меня только одна доза", - сосчитал Вожатый. Он сидел
в служебной комнате и подсчитывал процент проведенных за неделю
культурно-оздоровительных мероприятий от плана.
      - Петь, так же сделаем?
      - Ага. Только я хочу две пачки.
       "Я  тоже  хочу",  -  решил Вожатый: "Это будет стоить...
щас-щас... Вот. Пятьдесят восемь рублев. Или рубелей. Смотри  -
кому как больше нравится."
      - Рубелей. Пятьдесят восемь. Ага. Пошли звонить?
       -  Погоди,  Петь.  Давай я тебе цифру на ладони нарисую,
чтобы ты не забыл. Во! А теперь пойдем.
       Гаврилову  Вожатый  отдал рубль, тот самый из остатка за
прошлые дозы.  Петька звонил долго.
       -  Он  говорит,  а зачем тебе, - высунул наконец он свою
морду из комнаты.
      Вожатый похолодел.
      - Кому, мне?
      - Да не! Он у меня спрашивает, зачем мне рубели.
       - Скажи это... Конфеты! Нет, блядь... Мороженое! Что-же,
что-же, что-же... А! Взятка! - сообразил Вожатый. - Скажи,  что
тебе надо дать взятку! Твой папа поймет! Иди!
      Петька поговорил еще с минуту, затем вышел.
      - Папа меня похвалил и обещал прислать семьдесят!
       От  такой удачи Вожатому захотелось воспарить кречетом и
огласить окрестности торжественным воем!
      - Я дам тебе три пачки, Петька! - провозгласил он. У него
еще оставались восемьдесят восемь копеек. "Черт с ними, хорошие
отношения  тоже  не  помешают.  Только  надо еще клизму купить,
надоело ходить обосраным... уже пионеры смеются."
       Операция  снова удалась: Вожатый приобрел двенадцать доз
(по пять шестьдесят пять), а также клизму; Петька получил  свои
три  пачки  и две коробки спичек, которые тут-же спрятал в щель
под кроватью соседа.
       От  свалившихся  за  последние  дни удач Вожатый охренел
совершенно: он употреблял уже по  две  дозы  в  день,  забросил
служебные  обязанности;  вот  только  говном  от него больше не
пахло, а пахло той самой вонючей никогда  не  высыхающей  лужей
прямо за тиром, где часами валялся теперь воспитатель советской
пионерии, шипя и царапая пустоту отросшими за недели ногтями. В
конце  концов  его  вызвали  к  директору  лагеря.  В  кабинете
директор был не один, а в компании с главврачом.
      - Вы это, чего... - начал Вожатый.
       Директор взглянул на вонючее небритое чудовище с мутными
глазами, затем вопросительно  посмотрел  на  докторшу.  Та  еле
заметно кивнула.
       -  Понятно,  -  сказал  директор. Бывший военный, он был
человеком добрым и справедливым; его любили  как  дети,  так  и
персонал.  -  Ублюдок!  Наркоман!  Пидарас!  Вон отсюда! Вон из
лагеря!  Заявление  на  стол,  мразь,  сука,  блядь,   сионист,
антисоветчик!
       -  Я  буду  жаловаться,  -  протянул  Вожатый деревянным
голосом, повернулся и вышел. Ему было все равно. Он направлялся
к  тиру.  У  него  оставалось  еще  три дозы. Петька перехватил
Вожатого на полдороги.
      - Слушай, у нас послезавтра смена кончается.
      - А-а... это...
      - Чего это с тобой? - удивился Петька. - Заболел, что-ли?
      Наконец Вожатый понял кто перед ним.
      - Тебе чего?
       - Чего, чего... Смена, говорю кончается. И сигареты тоже
кончились. А там, дома мне никто уже  не  даст.  Давай  ты  мне
принесешь десять пачек. А я стрельну у папы сто рубелей.
      Петька уже начинал соображать причинно-следственную связь
между количеством денег и сигарет.
      - Сто двадцать, - выдавил Вожатый и побрел далее.
      На этот раз Петька сам договорился с Гавриловым позвонить
в долг. Гаврилов так полюбил за последнее  время  человечество,
что  с удовольствием согласился, только добавил, что долг будет
стоить на сто грамм больше,  либо  в  эквиваленте.  Сто  рублей
(все-таки  не сто двадцать) прибыли в тот-же день - их привезла
Петькина мамаша, которая явилась помочь сыночку собрать вещи  к
послезавтрашнему  отъезду.  Петька удрал от родительницы только
вечером, но разыскать Вожатого не смог. Тот сам нашел  пионера,
забравшись ночью через окно в спальню.
      - Ты где был! - прошипел Петька.
       - Тихо! Меня уволили. Я не могу здесь больше появляться.
Давай деньги.
      - Не дам!
      - Что?
      - Не дам! Я раздумал!
      - Чего раздумал?
       - Курить раздумал. Противно, на самом деле. Голова потом
кружится, кашляешь... Не буду я курить больше. Вон - ты же  сам
не  куришь!  И  Иван Иванович не курит, директор. Не - я теперь
кое-чего другого хочу. Сделаешь  -  получишь  сто  рубелей,  не
сделаешь  - не получишь! И еще я папе расскажу про все. Меня он
простит, а тебя отмудохает!
       Вожатый затрясся от ужаса не только перед угрозой потери
денег на дозы, но и перед кошмаром разоблачения.
      - Петя... Ты это... И чего ты теперь хочешь?
       Петька  покрутил  головой.  Пионеры  спали,  большинство
храпело.  Тогда  Петька  приложил  палец  к  губам  и  произнес
страшным шепотом:
      - Я хочу в Америку!
      - Ку... куда?
       -  Оглох,  обезьяна!  В  Америку хочу! В этот, как его -
Масачутс. Там индейцы. Мне Огурцадзе рассказал. Мы с нем вместе
удрать  туда  хотели, да он зассал, козел. Ничего, я его завтра
еще отмудохаю. Ты в Америку можешь  устроить?  А  то  все  папе
расскажу!
         Вожатый    лихорадочно    соображал,    однако   кроме
"дебил-дегенерат-идиот" ничего не рождалось в  его  ослабленных
мозгах.  Постепенно,  однако, некий план забрезжил на горизонте
сознания - сперва туманный, он все концентрировался  и  наконец
сложился  в четкую разумную структуру. Вожатый еще раз перебрал
все подробности и кивнул сам себе. План был дик, в другое время
сам разработчик назвал бы его чудовищным, но теперь...
      - Z, - прошептал Вожатый.
      - Чего? - не понял пионер.
      - Петька, ты хоть сам-то знаешь где эта Америка?
       -  Понятия  не  имею!  Но  Огурцадзе  говорил, что очень
далеко.
       -  Нет...  -  задумчиво  произнес  Вожатый,  - не очень.
Приходи завтра в одиннадцать к Гаврилову.  Я  буду  там  и  все
устрою.  Отправлю тебя в эту твою ебаную Америку. Давай деньги.
       - Будет Америка, будут и деньги, - рассудительно обрезал
Петька.
       Наутро  в  девять  Вожатый  покинул  сторожа, к которому
перетащил вещи и где заночевал. Через  полчаса  он  вернулся  с
бутылкой  самогона  и  кое-какой закуской. Все это под страшное
честное  слово  он  выпросил  в  поселке  в   долг.   Гаврилова
необходимо было похмелить - разговор предстоял серьезный.
       Говорили  где-то  минут сорок пять; в результате упорный
Гаврилов поднял цену с десяти  аж  до  восемнадцати  "рубелей".
Ровно в одиннадцать явился Петька.
       - Ну, едем в Америку, или нет! - с порога заявил пионер.
      - Деньги принес? - мрачно спросил Вожатый.
       -  Вот  они,  -  Петька  похлопал  по карману рубашки. -
Приедем в Америку - отдам, а щас нет. А ну как наебете!
       Вожатый  посмотрел  на  Гаврилова.  Тот  ответил  долгим
задумчивым взглядом.
      - Давай, Гаврилов, - сказал Вожатый.
      Гаврилов кивнул, встал с раскладушки и направился куда-то
в подсобку. Оттуда он вернулся, держа в руке топор.
      - Это чего? - изумился Петька.
      - Это компас, - ответил Гаврилов.
      - Какой же это компас? Это же топор!
      - Не... Это компас. Специальной фабрикации. Американский.
Новой конструкции.
      -  Дженерал   моторз.   Корпорейшн,  -  добавил  Вожатый,
вспомнив кое-что из иностранных языков.
       От  обилия  заграничных слов Петька успокоился. Гаврилов
взял его за руку.
       "Во  время  войны я был проводником." Петька уважительно
взглянул на старого алкаша. "Я  тут  все  знаю,  хрясть  его  в
шмудь.  И где Европа знаю, и где Америка знаю. И не нашлось еще
такой Америки, чтоб  от  меня  спряталась.  Скажуть  -  хоть  в
Израиль   отведу,   хрясть  его  в  шмудь.  За  восемнадцать-то
рублей... Да с компасом!"
       В  сорок первом Гаврилов действительно был проводником -
помогал немцам незаметнее подбираться к партизанским базам.
       -  Пока,  Петька,  - ласково сказал Вожатый. - Ты только
возвращайся скорей, может еще и свидимся!
      - Давай, - махнул рукой Петька. - Все, Гаврилов, пошли. В
Америку хочу. А мы на троллейбусе поедем?
       Вожатый  еще  некоторое  время  наблюдал  через  окно за
сторожем, который, неторопливо покачиваясь, держа в одной  руке
"компас",  а  в  другой  -  ладонь  маленького  идиота,  брел в
сторону, противоположную поселку. Через пять минут оба скрылись
в  лесу.   Тогда  Вожатый  вышел  на  улицу и, немного подумав,
решительным  шагом  направился  к  железной  дороге,  по  обеим
сторонам которой громоздились высокие орешниковые заросли.
      "Джунгли", - думал Вожатый, располагаясь в растении.
       Он  вспомнил, что оставил клизму в сторожке у Гаврилова.
"Хуй с ним - обосрусь и обосрусь.  Не  с  девками  на  танцах!"
Вожатый  медленно  развернул  газету  и сладострастно вздохнул.
Последняя зеленая липкая пластинка  пахнула  знакомым  болотным
ароматом.   Вожатый,  тихонько подвывая, взял ее в правую руку,
медленно поднес к морде... Внезапно, коротким сильным движением
он  припечатал  пластину  ко  рту и начал жадно лизать гадость.
Через пять минут он уже царапал космос.
       Вечером  Вожатый  добрел до сторожки. Гаврилов уже успел
купить две поллитры и помыть топор.
       - Удачно? - вяло спросил Вожатый. На самом деле ему было
все равно.
       - Как курицу! - весело отвечал сторож. - Даже не пикнул,
собака, хрясть его в шмудь!
      - А тело?
       -  Там  валяется... - неопределенно махнул Гаврилов. - Я
его сучьями забросал. Гы! Отвел в Америку,  называется,  хрясть
его в шмудь.
       -  А деньги? - Вожатый тупо сидел на табуретке и задавал
вопросы тусклым, безжизненным голосом.
       -  Вон, на столе. Чур - водяра пополам. Я оттуда взял. И
восемнадцать моих заработанных. Как курицу, хрясть его в шмудь!
В Америку ему захотелось! Вот и отвел в Америку! А захотел бы -
да хоть в Израиль! Хоть в Африку, хрясть  его  в  шмудь!  Да  с
компасом!  Да за восемнадцать-то рублей...
      "Рублев, - пробормотал Вожатый. - Или рубелей?".
       - Устал, что-ль? Ну и воняешь ты, брат. Давай, приляг...
      Вожатый с трудом встал с табурета, медленно растянулся на
полушубке, что валялся прямо на пыльном полу, и закрыл глаза.
      - Кому как нравится, - сказал Вожатый.


Яндекс цитирования