И. Я. Славин
   Минувшее - пережитое

   Воспоминания Продолжение. Начало см.: Волга. 1998. щ 2 - 3, 5 - 6, 7,
8 и 11 - 12.

   + "Конец века". . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .1

   + Выборы 1901 года. . . . . . . . . . . . . . . . . . .2

   + Новый муниципальный режим . . . . . . . . . . . . . .3

   + Разные события и происшествия . . . . . . . . . . . .4

   + Выступая из пределов полномочий и компетенции.. . . .5

   "Конец века" Какой год считать началом нового  столетия?  -  Упущение
городского головы. - "Легкая ревизия" министра юстиции. - Суд присяжных:
расширять или упразднять?
   - Граф Нессельроде Шли последние годы девятнадцатого столетия. По ме-
ре приближения к порогу двадцатого было пущено в оборот и получило широ-
кое обращение выражение "конец века". Появились моды, духи, помады,  па-
пиросы и прочее с этикеткой и маркой "конец века". В печати возник  спор
- с какого года следует считать начало двадцатого века: с 1900 или 1901.
Утверждали, что 1900-й является последним годом  последнего  десятилетия
девятнадцатого века; поэтому началом двадцатого следует считать  1901-й;
другие же доказывали, что раз в цифровом обозначении года появилась циф-
ра "9", то этот год следует считать началом нового века.
   Спорящие стороны не пришли к определенному соглашению, и  самый  этот
спор не имел практического значения и носил чисто  академический  харак-
тер.
   В 1901 г. истекал срок четырехлетия, на которое был избран в  городс-
кие головы Н. П. Фролов. И с приближением конца этого  срока  его  фонды
падали все ниже и ниже. В этом направлении  работал  "Саратовский  днев-
ник", некоторые наши стародумцы, взаимный кредит. Нужно сказать  правду,
хороший материал им давал сам Фролов. Нервный,  раздражительный,  медли-
тельный, рассеянный, крикливый, он,  несмотря  на  все  свои  прекрасные
свойства и качества как общественного деятеля, много вредил себе и своим
сторонникам и защитникам.
   По рассеянности и медлительности Н. П. Фролов  в  1900  г.  пропустил
срок на обжалование в губернское по городским делам  присутствие  поста-
новления Саратовского губернского земского собрания об обложении городс-
ких недвижимостей сбором в пользу губернского земства. Собственно  гово-
ря, обложение губернским земским сбором  всех  саратовских  домовладений
состоялось лет за 5 - 6 перед тем. В 1900  же  году  последовало  значи-
тельное увеличение обложения вследствие увеличения  оценки.  Перенесение
этого постановления земства в губернское присутствие не имело ни  малей-
шего практического значения, так как земство в данном случае действовало
в пределах своих законных прав, и присутствие, конечно, оставило бы про-
тест и жалобу городского управления без последствий. Кроме того, остава-
лась полная возможность жаловаться непосредственно Сенату, куда все рав-
но пришлось бы обратиться в случае отклонения присутствием жалобы  горо-
да, что представлялось несомненным. Но все же, несмотря на это, для фор-
мы, для очистки совести нужно было заявить, в виде жалобы по инстанциям,
против постановления земства об увеличении обложения.
   Городскому избирателю и обывателюѕдомовладельцу, не разбирающемуся  в
юридических тонкостях и формальных нюансах, надо было показать, что  го-
родское управление стоит на страже его прав и интересов.
   Поэтому противники Фролова ухватились за этот факт пропуска им  срока
и муссировали его в бурном заседании думы и в своей подвластной им мест-
ной печати, представляя положение дела в таком  виде,  что  изѕза  этого
пропуска обывательѕдомовладелец обречен  навсегда  уплачивать  усиленный
земский налог. В "Саратовском дневнике" появился ряд статей  и  фельето-
нов, которые натаскивали городского избирателя в  желательном  направле-
нии. И, конечно, умалчивали, что в существе дела все сводится  к  обходу
одной первой инстанции - губернского присутствия и к переносу  дела  не-
посредственно в Сенат. А Сенат уже раньше разъяснил, что в делах  подоб-
ного рода городское управление может только защищать свои  интересы  как
домовладельца, но не имеет права ходатайствовать и представительствовать
за всех домовладельцев городского поселения, из которых  каждый  должен,
если желает, сам, помимо городского управления,  защищать  в  подлежащих
инстанциях свои права и интересы. Несмотря на все  это,  широкой  мутной
волной пронеслась весть о пропуске городским головой срока.
   Однако было решено принести жалобу в Сенат от имени городского управ-
ления как собственника муниципальных домовладений и, кроме того,  соста-
вить и напечатать в нескольких тысячах экземпляров проект жалобы в Сенат
от имени частных домовладений каждого  в  отдельности  и  раздавать  его
бесплатно желающим воспользоваться своим правом. Все эти жалобы пришлось
составлять мне как городскому юрисконсульту. Это  было  для  меня  нечто
вроде обязательной казенной защиты. В полном осознании бесплодности  та-
кой работы я все же "приложил всю силу разумения своего" к ней и не  для
формы, "не токмо за страх, но и за совесть" исчерпал все доводы и  аргу-
менты, какие только были возможны и допустимы в данном деле.
   Кроме того, дума поручила мне и Б. А. Арапову отправиться в Петербург
и там на месте принять возможные меры к благополучному прохождению жалоб
на усиленное земское обложение. Весною 1900 г. мы поехали  в  столицу  и
исчерпали там всякие возможности в этом направлении. Но все было  безус-
пешно, Сенат оставил нашу жалобу и других без последствий, и город  сде-
лался довольно важным и серьезным данником губернского земства.
   Об отношении губернского и уездного земства к обложению городских до-
мовладений я уже говорил выше. Теперь замечу только, что это земское об-
ложение обещало принять угрожающие размеры, с которыми после  сенатского
решения до поры до времени приходилось  мириться.  Наряду  с  оппозицией
Фролову стародумцев и Ко не вполне  доброжелательные  к  нему  тенденции
проявляла и губернская администрация в лице князя Б.  Б.  Мещерского,  о
чем уже тоже говорилось в одной из предыдущих глав. В  конце  девяностых
годов эта тенденция проявлялась по следующему случаю.
   Мещерский обратил внимание на то, что на богослужениях и  молебнах  в
соборе в высокоторжественные царские дни совершенно отсутствуют предста-
вители городского управления, о чем он заявил  Фролову,  рекомендуя  ему
принять меры к тому, чтобы подведомые  ему  должностные  лица  исполняли
свой служебный и патриотический долг. Фролов обещал.  Мещерский  заявил,
что только при условии непременного исполнения этого  долга  он  оставит
без протеста увеличенное Городскою думою в то время только что избранным
членам управы жалование.
   Мещерский сдержал слово, и представители городского управления в мун-
дирах и серебряных цепях в высокоторжественные  официальные  дни  заняли
свои места среди чиновничьего "синклита" на правой  стороне  в  соборном
храме.
   К концу девяностых годов относится приезд в Саратов министра  юстиции
Муравьева для обозрения и "легкой ревизии" местных судебных  учреждений.
Приехал он, кажется, в мае или июне 1898 или 1899 г. Волгой сверху, соп-
ровождали его некоторые министерские чины, среди которых  находился  ди-
ректор департамента Шмеман. Собственно, никакой ревизии не было.  Предс-
тавление чинов судебного ведомства и  присяжной  адвокатуры  происходило
вечером в зале заседаний судебной палаты. Я был  на  представлении.  Все
прошло чинно, казенно. Муравьев не обмолвился ни одним словом - в  форме
речи или обращенной к собравшимся напутственной беседы.
   Ему очень понравился наш город. Как раз  перед  его  приездом  прошел
дождь, который прибил пыль, освежил воздух и  омыл  зелень  уличных  де-
ревьев и городского бульвара; проглянуло горячее солнце, под лучами  ко-
торого и улицы, и деревья, и дома засветились яркими  свежими  красками.
Муравьев был в восторге и долго после того, назначая когоѕлибо  в  Сара-
тов, говорил: "Вы будете жить в прелестном городе".
   Приезд Муравьева и его "ревизия"  не  оставили  никаких  ощутительных
последствий, но некоторые из должностных лиц были представлены ему не  в
общей массе, а отдельно, наособицу. Таковыми были член суда А. С. Маслов
и мировой судья Франц Адрианович Роговский. Маслов вскоре  был  назначен
товарищем председателя, а Роговский - членом нашего  саратовского  суда.
Больше никаких перемен не последовало.
   К этому времени относилось  введение  суда  присяжных  заседателей  в
Оренбурге, Троицке и Астрахани. Открыв этот суд в Оренбурге  и  Троицке,
Муравьев направлялся через Самару в Астрахань с тою же целью. Надо отме-
тить, что в конце девяностых годов, с назначением  Муравьева,  в  минис-
терстве юстиции проявились новые, свежие веяния в смысле возврата к  ко-
ренным началам судебных уставов 1864 г. К таким проявлениям следует  от-
нести и введение суда присяжных в Оренбурге, Троицке  и  Астрахани.  Был
поставлен на очередь вопрос о введении такого суда в сибирских губерниях
и даже на инородческих окраинах (Польша, Кавказ).  До  этих  окраин  суд
присяжных не дошел. Но в первые годы XX в. Сибирь в  значительной  своей
части уже имела суд присяжных заседателей. Чтобы оценить по  достоинству
эту меру, нужно только вспомнить, что незадолго перед тем в министерстве
юстиции возбуждался вопрос о совершенном  упразднении  повсеместно  суда
присяжных заседателей.
   Наряду с этими веяниями, имели место и распоряжения,  которым  трудно
найти разумное основание. Так, в конце девяностых годов у нас, в Сарато-
ве, праздновался какойѕто судебный юбилей - кажется, тридцатилетие  вве-
дения и открытия выборного мирового института. По  этому  случаю,  кроме
официальной, казенной программы чествования, был в  залах  Коммерческого
собрания устроен многолюдный обед по подписке. Обед был разрешен и  сос-
тоялся. Но со стороны высшей губернской администрации последовал строгий
приказ: "Не говорить никаких речей за этим обедом".  О  запрещении  зас-
тольных слов и речей своевременно предупредил всех  участвующих  старший
председатель судебной палаты. Так мы и прообедали, "положив хранение ус-
там своим и дверь ограждения о устах своих".
   Новые веяния, правда слабые и очень тонкие, к концу века  проявлялись
и в нашем министерстве внутренних дел.  Чуялось  несколько  иное,  более
мягкое отношение к земскому и городскому самоуправлениям. Разрабатывался
новый проект городового положения для Петербурга. Этот законопроект  был
окончательно утвержден и обнародован в 1903 г. Он положительно  узаконял
выборы гласных думы по участкам  и  лишил  городского  голову  председа-
тельства в заседаниях Городской думы, установив особую должность предсе-
дателя думы по всем вопросам и делам, подлежащим ее ведению и решению.
   Это последнее новшество вносило радикальную перемену  в  общем  строе
городского управления. Давно, часто и многими указывалось на  неудобство
совместительства в лице городского головы председательства в  распоряди-
тельном и исполнительном органах - в  управе  и  думе.  Но  министерство
упорно держалось такого порядка, поѕвидимому, усматривая в нем  одну  из
гарантий благонамеренного поведения городских управлений, дающую возмож-
ность иметь под рукой в лице городского головы ответственного за ход дел
и направление в работах городского управления. В 1903 г. оно  отрешилось
от этого предрассудка для Петербургского городского управления,  оставив
во всех остальных городах старый порядок совместительства. Невольно воз-
никал вопрос: почему новшество признано возможным и удобным в Петербурге
и не вводится в Москве, Киеве, Одессе, Саратове и т.д? На него никто  не
смог бы дать ответ, и нам в 1901 г. пришлось проводить выборы  на  новый
срок по правилам городового положения 1892 г.
   Прежде чем перейти к этим выборам, считаю нужным остановиться на  од-
ном из местных общественных деятелей, игравшем некоторую роль в этих вы-
борах, - на незаурядном во всех отношениях деятеле графе Анатолии  Дмит-
риевиче Нессельроде.
   Родовитый, знатный, с историческим именем, богатый и большой  землев-
ладелец в Вольском уезде (с. Царевщина) граф А. Д. Нессельроде  появился
на саратовском горизонте в начале девяностых годов и вскоре сделался од-
ним из самых крупных домовладельцев нашего города: он приобрел  покупкой
ряд смежных дворовых мест, сплошь капитально застроенных и в совокупнос-
ти составивших домовладение, захватившее полквартала и  выходящее  на  3
улицы: Московскую, Приютскую и Царицынскую. Кроме того, он приобрел  еще
целый незастроенный пустопорожний квартал на окраине  города,  проданный
им впоследствии казне под устройство винных складов.
   Помимо своей родовитости, знатности и  богатства,  граф  был  человек
особенный.
   Внук известного канцлера, чисто русский по матери, урожденной княгини
ДруцкойѕСоколинской, православный по вере, он детство, отрочество и ран-
нюю юность (до 16 - 17 лет) провел за границей - во Франции, где в Пари-
же и получил чисто французское воспитание и первоначальное  образование.
Французский язык был для него родным языком, на  котором  он  лепетал  с
младенческих лет.
   Русскому языку он обучился впоследствии - в юношеские  годы.  Говорил
поѕрусски без заметного акцента, правильно; но, вслушиваясь в его  русс-
кую речь - медленную, тягучую, нельзя было не заметить, что он думает  и
соображает поѕфранцузски и переводит свои думы и мысли на русский  язык,
допуская иногда галлицизмы и своеобразные  выражения  (например,  вместо
"однородный" - "единородный"). Все же ко  времени  переезда  в  Саратов,
когда ему было около сорока лет, он обладал вполне  достаточным  знанием
русского языка и русской грамоты. Какой он имел русский  образовательный
ценз - я не знаю. Но надо полагать, что на правах экстерна он  имел  ка-
койѕлибо диплом русского высшего учебного заведения.
   В молодые годы, в 1880 - 1881 гг., он состоял при  сенаторе  Шамшине,
ревизовавшем Саратовскую губернию.  Затем  некоторое,  весьма  короткое,
время состоял товарищем прокурора Петербургского окружного суда. Но  там
он не поладил с своим высшим начальством. Рассказывают, что разлад  при-
нял очень острый и настолько оригинальный и своеобразный  характер,  что
возбуждался вопрос о дуэли. После этого он оставил судебное ведомство  и
Россию и переехал в Париж, где купил себе дом (коттедж). Прожил  он  там
около 10 лет, а затем появился в Саратове.
   Что могло побудить этого русского аристократа, но европейца до  мозга
костей оставить Францию, о которой еще во времена Фамусова и Чацкого го-
ворили: "нет в мире лучше края", - и предпочесть Парижу  Саратов?  Можно
ответить только гадательно и предположительно. Может быть, этого  требо-
вали хозяйственные дела по имению, может быть, явилось  желание  порабо-
тать в качестве общественного деятеля на пользу родного  края,  а  может
быть, приближаясь к порогу старости, граф почуял зуд честолюбия и  расс-
читывал, идя по ступеням общественной и дворянскоѕсословной службы, сде-
лать видную "государственную" карьеру.
   Допустимо также предположение о желании устроить бывшую при нем  дочь
Нину, барышнейѕподростком прибывшей в Саратов. (Старшая  его  дочь  была
уже замужем за местным помещиком и дворянином Н.  Д.  Юматовым.)  Может,
вся совокупность вышеуказанных причин побудила графа перебраться с бере-
гов Сены на берега Волги.
   Приспособив и отделав "поѕцарски" приобретенный им дом на  углу  Мос-
ковской и Приютской улиц, он занял в нем весь верхний этаж и часть  ниж-
него. Это обширное и роскошное помещение было изукрашено,  обставлено  и
убрано солидно, изящно, с тем вкусом, который присущ европейцу  и  арис-
тократу чистой воды. В течение зимнего сезона здесь устраивался ряд  ба-
лов, танцевальных костюмированных и  всяких  иных  вечеров,  на  которые
приглашался саратовский бомонд и танцующая молодежь - студенты, офицеры,
юнцыѕчиновники и даже гимназисты старших классов.  Все  это  веселилось,
танцевало, играло в карты, флиртовало и насыщалось питиями,  бращнами  и
яствами, которые в обилии предлагались всем гостям.
   В сентябре и октябре избранное общество  съезжалось  в  Царевщину  на
псовую и всякую иную охоту. Охотничий сезон длился недели 2 - 3, в тече-
ние которых все собравшиеся, конечно, пользовались помещением, кухней  и
винными погребами радушного и гостеприимного хозяина. Эти  увеселения  и
съезды напоминали старое былое время помещичьего  житьяѕбытья  при  кре-
постном праве. Tempi passati...
   С первых же лет пребывания в Саратове граф Нессельроде был  избран  в
уездные и губернские земские гласные; попал в состав ревизионной  комис-
сии губернского земства и состоял ее председателем. В середине  девянос-
тых годов он был избран вольским уездным предводителем дворянства. В вы-
боры 1897 г. граф прошел в гласные Городской думы. Левая  фракция  нашей
думы намечала его в председатели думы, и он, поѕвидимому, сам желал  за-
нять этот пост. Но большинство записок получил кандидат  стародумцев  Л.
С. Лебедев, который один и баллотировался и был избран на эту должность.
   Как городской гласный граф Нессельроде  внимательно  и  добросовестно
относился к принятым на себя обязанностям. Он аккуратно посещал  заседа-
ния думы и тех комиссий, в которые его избирали. В  заседаниях  думы  он
редко и всегда кратко выступал с речами  и  заявлениями.  Городское  хо-
зяйство было для него совершенно новым и мало ему знакомым делом. Поэто-
му он прислушивался, присматривался, вникал в это новое дело, знакомился
с ним. Он не был красноречивым оратором, но его  заявления  всегда  были
ясны, дельны и давали определенный, прямой ответ на поставленный вопрос.
В Городской думе он с самого начала примкнул к партии,  которая  называ-
лась "новодумцами" и в которую входила почти вся думская интеллигенция и
некоторые из торговоѕпромышленников.
   Среднего роста, плотный, но не полный, всегда  изящно,  "с  иголочки"
одетый, с скудной шевелюрой на голове, гладко и чисто  выбритый,  с  ма-
ленькими, чуть заметными усиками на верхней губе, всегда, при  обращении
к другим, с приветливой, доброжелательной улыбкой, скользящей по его ли-
цу, граф Нессельроде производил очень доброе  впечатление.  Всегда  кор-
ректный, сдержанный, вежливый, симпатичный, с мягкими плавными манерами,
щедрый, всегда готовый помочь другим, он невольно располагал к себе. Ка-
залось, он имел все данные, чтобы занять пост  губернского  предводителя
дворянства.
   Но, насколько мне известно, за все время пребывания графа в  Саратове
его кандидатура ни разу не ставилась и не упоминалась. Мне кажется,  это
происходило оттого, что общественные и государственные идеалы  графа,  в
свои ранние годы питомца  и  вскормленника  французской  демократической
республики, были слишком далеки от политических тенденций,  доминировав-
ших в нашем дворянстве. Он оставил Саратов в 1903 г.;  поэтому  не  было
случая и возможности для проявления его политической физиономии во  всей
определенности и полноте.
   Но, судя по его поведению в Париже в 1905 - 1906 гг., его нужно  при-
числить к правой фракции кадетской партии, если  только  верны  газетные
сведения правых органов печати о его поведении.
   Во всяком случае граф Нессельроде был, поѕвидимому,  совершенно  чужд
узкосословных тенденций и предрассудков. Среди его добрых знакомых, при-
ятелей и, пожалуй, даже друзей, с которыми он был на "ты",  было  немало
разночинцев, недворян, не занимавших важных постов; среди таких  прияте-
лей называли даже одного некрещеного еврея. Это, конечно,  не  могло  не
шокировать исконное дворянство, хранящее свои старые  сословные  заветы.
Конечно, и среди дворяства было немало таких, которые мыслили и жили так
же, как и граф. Но эти сравнительно мелкие, рядовые  члены  благородного
сословия никогда и не могли быть кандидатами в губернские  предводители.
К ним не предъявляли таких требований, как к "первому дворянину в губер-
нии"... Noblesse oblige. Дворянам могли не понравиться и некоторые  выс-
тупления графа. Так, он не только устраивал разные балетные  и  драмати-
ческие спектакли, но даже сам выступал на театральных подмостках  в  ка-
честве артистаѕлюбителя. Например, он выступал в роли генерала  в  пиесе
"Первая муха". Могли игнорировать и простить амикошонство с "проходимца-
ми", но публичное "комедийное действо", хотя  и  в  "благородном"  люби-
тельском спектакле, является "действом", совершенно  не  подходящим  для
кандидата в губернские предводители. "Первый дворянин"  губернии  должен
исповедывать стародворянские заветы, идеалы и традиции и  воплощать  ис-
конные "прадедния" доблести благородного сословия. Noblesse oblige...
   Знакомые с тайнами кулуаров дворянского собрания говорили,  что  граф
очень желал попасть в губернские предводители и в  тайниках  своей  души
лелеял эту мечту. Это возможно и вероятно: пост губернского предводителя
- такая ступень общественноѕсословной службы, с которой открываются  ши-
рокие горизонты "государственной карьеры" в большом масштабе. Но  те  же
знатоки кулуарных дворянских тайн говорили, что граф Анатолий Дмитриевич
был слишком либерален и чужд саратовскому дворянству как новый,  пришлый
человек. Другие кандидаты, уже испытанные, хорошо и давно знакомые, сто-
яли ему поперек дороги к этой цели:
   это были князь Л. Л. Голицын и П. А. Кривский. Есть основание предпо-
лагать, что граф Нессельроде был непрочь пойти в  саратовские  городские
головы. Но горожане находили, что он слишком большой барин и мало знаком
с нуждами города и его хозяйством.
   Граф был не чужд городской филантропии и принимал живое и  деятельное
участие в возникшем в девяностых годах "Обществе пособия бедным" с очень
широкими, большими заданиями и с очень малыми средствами.
   Когда я вспоминаю состав Саратовской городской  думы  конца  прошлого
века и начала нынешнего, в моем представлении ярко вырисовывается  фран-
товитая, элегантная фигура графа Нессельроде с моноклем в одной руке и с
душистой дымящейся регалией в другой. Следует,  впрочем,  отметить,  что
моноклем он пользовался очень редко и вообще был совершенно чужд  хлыще-
ватого фатовства.

   2

   Выборы 1901 года Ожесточенная вражда "стародумцев" и "новодумцев".  -
"Маркович может удалиться". - "Дело" Немировского.  -  До  таких  узоров
фантазии не додуматься ни одному беллетристу За время моего почти  соро-
калетнего непрерывного пребывания гласным Саратовской городской думы  ни
одни выборы не были так шумны и страстны, как в 1901 г. Ни в одни  пред-
шествующие и последующие выборы борьба и вражда "стародумцев"  с  "ново-
думцами" не имели такого острого, ожесточенного характера.
   Выборам гласных предшествовали деятельная и горячая газетная агитация
и несколько предвыборных собраний обеих партий. Из местных печатных  ор-
ганов "Листок" был на стороне интеллигенции и "новодумцев", а "Дневник",
вдохновляемый пайщиками, которые его финансировали, и руководимый Б. А.
   Марковичем, горячо и яро защищал "стародумцев".
   Попутно замечу, что хлесткие статьи Марковича оказались его  газетной
"лебединой песнью": после выборов, закончившихся победой  "стародумцев",
"Дневник" перешел в руки и распоряжение известного популярного  земского
деятеля Николая  Николаевича  Львова  (балашовский  крупный  землевладе-
лецѕдворянин), бывшего одно время председателем  Саратовской  губернской
земской управы. Новый собственник "Дневника" категорически и  настойчиво
потребовал удаления из состава  редакции  Марковича,  который  предлагал
свои услуги - работать в газете в том направлении, какое ему укажут.
   Но Львов не поддался на эти обещания и безусловно и твердо  отказался
от его услуг. Получили такой же отказ и те, которые  ходатайствовали  за
оставление Марковича на прежнем посту.
   "Стародумцы" почемуѕто не озаботились пристроить своего бывшего спод-
вижника:
   "мавр сделал свое дело и может удалиться"...  Этой  репликой  шекспи-
ровского Яго "стародумцы" ответили на просьбы Марковича о работе и служ-
бе, в которых он нуждался. Впрочем, в портфеле Общества взаимного креди-
та, председателем правления которого был Н. И. Селиванов, а  председате-
лем совета - А. О.
   Немировский, к концу года оказались, кажется, два или  три  протесто-
ванных векселя Марковича (не помню векселедателя), из которых видно, что
ктоѕто от Марковича получил какимѕто "товаром" сполна.  Каким  "товаром"
газетный работник мог снабдить своего векселедателя? Векселя эти были на
очень скромные суммы: в общем не превышали нескольких сотен  рублей.  Не
найдя работы и службы, Маркович в 1901 г. оставил Саратов и  переехал  в
Петербург, в котором он гдеѕто пристроился.
   Удаляясь с насиженного места из Саратова, Маркович отчасти  расплачи-
вался за чужие грехи: многим вполне достоверно было известно, что  целый
ряд статей, фельетонов, заметок и пр. агитационного и  полемического  по
городским выборам характера,  печатавшихся  в  "Дневнике"  под  газетным
псевдонимом Марковича, принадлежали не ему, а А. О. Немировскому.  Таким
путем и услужливым заигрываньем с торговоѕпромышленным классом тот  под-
готовлял и ковал свою кандидатуру в городские головы.
   Многолюдные и оживленные предвыборные собрания избирателей в  течение
января и февраля происходили неоднократно. На бирже  собирались  "старо-
думцы", руководимые Н. И. Селивановым, А. О. Немировским и Л. С. Лебеде-
вым. На этих собраниях подвергался жестокой критике пишущий эти  строки;
доставалось и А. В.
   Пескову и другим "новодумцам", но главные и самые острые  стрелы,  со
стороны Немировского в особенности, были направлены на меня. "Новодумцы"
собирались в зале Коммерческого собрания (клуба)  под  председательством
графа Нессельроде; деятельное участие в этих собраниях  проявлял  А.  В.
Милашевский. Одну из моих полемических и отчасти защитительных  речей  я
закончил с указанием на источник словами одной из проповедей св.  Иоанна
Златоуста: "Опять беснуется Иродиада, опять требует главы Иоанновой...".
Я не простирал своих желаний на пост городского головы, и мы решили под-
держивать кандидатуру Н. П. Фролова. Никаких других кандидатов у нас  не
было. По этой причине выборная кампания и кончилась  победой  "стародум-
цев": как я уже говорил выше, наш кандидат был сильно дискредитирован.
   Сомневались в утверждении Немировского, так как  у  него  в  прошлом,
кроме дела СаратовскоѕСимбирского банка, были и другие дела  и  делишки,
которые в глазах общественного мнения нуждались в...  некоторой  "дезин-
фекции". Дела эти не носили явно криминального характера, но шли вразрез
с элементарной не только адвокатской, но и общечеловеческой этикой.
   Немировский, помимо своей талантливости  и  знаний,  обладал  замеча-
тельной и завидной способностью срывать большие, почти сказочные куши  с
разных дел и разными средствами и путями. Причем, как рассказывают  люди
осведомленные, в этих случаях нередко прибегалось к таким средствам, ко-
торые стоят на грани, отделяющей гражданское право от уголовного.
   Чтобы не быть голословным и устранить всякие подозрения в пристрастии
с моей стороны, я расскажу одно весьма интересное и длившееся  продолжи-
тельное время "дело" Немировского, по которому он и... его брат Григорий
заработали колоссальный куш. Излагая его, я буду стоять только на  почве
бесспорных, несомненных и всем известных фактов, предоставляя оценку  их
другим. Многие из фактов и событий этой длинной истории  мне  поведал  в
свое время сам А. О.
   Немировский, а другие устанавливаются документально. Во всей этой ис-
тории нет ничего криминального, но все перипетии  ее,  вся  совокупность
фактов, очень икусно и последовательно проведенных, показывают, до каких
пределов можно быть неразборчивым, небрезгливым в стремлении к наживе  в
большом масштабе.
   В 1870-х и в начале 1880-х гг. проживал  в  Саратове  некто  Крицкий.
Звали его, кажется, Иваном Дмитриевичем. Был он в прошлом, кажется, рыб-
ный торговец, но уже задолго перед тем ликвидировал торговое дело, пере-
шел в мещане и занялся банкирскими и дисконтерскими операциями. Операции
эти шли удачно, и к концу 70-х гг. его капитал уже перевалил за  миллион
рублей. Но это было известно  немногим.  Мещанинѕростовщик  Крицкий  жил
скромно, расчетливо, экономно.
   Высокий, худощавый, слегка сгорбленный, с седеющей клинообразной  бо-
родкой, Крицкий всегда ходил пешком; одевался  поѕмещански,  как  мелкий
базарный торговец. Трудно было в этой медленно шествующей  и  исподлобья
озирающейся по сторонам согбенной фигуре разгадать большого капиталиста.
Он был женат, но с законной женой своей не жил. Почему они расстались  и
когда - я не знаю. Но к тому времени, с которого начинается мой рассказ,
Крицкий сожительствовал с своей бывшей прислугой, молодой  и  миловидной
малоросской, от которой имел двух дочерей. Эта особа была полной  хозяй-
кой в доме Крицкого и пользовалась всеми правами и  положением  супруги.
Крицкому было уже более 60 лет, и он страдал какимиѕто серьезными хрони-
ческими, органическими недугами, от которых его  пользовал  доктор  Юлий
Исаакович Гальперн, упоминавшийся в одной  из  предыдущих  глав,  добрый
знакомый и соплеменник Немировского.
   Вращаясь среди коммерческого и вообще кредитующего люда,  Немировский
узнал о существовании Крицкого и его имущественном и семейном положении,
а от доктора Гальперна - то, что Крицкий недолговечен. И вот,  вероятно,
тогда же у него созрел план, в который  входило  знакомство  с  Крицким,
возможное сближение с ним и касательство к его денежным делам, на  кото-
рых можно получить  хороший  заработок.  К  такому  заключению  приводит
дальнейшее поведение Немировского по отношению к Крицкому.
   Когда Гальперн окончательно установил недолговечность Крицкого, Неми-
ровский в один из летних сезонов начала восьмидесятых годов снимает  для
своей семьи дачу, соседнюю с той, которую снял Крицкий, и вместо обычной
ежегодной поездки за границу решает провести лето под Саратовом. Я  имею
основание предполагать, что соседство не было случайным: через  того  же
Гальперна Немировский мог узнать, на какой даче Крицкий с  семьей  будет
проживать в предстоящее лето. Но если даже соседство и явилось  счастли-
вой случайностью, то это обстоятельство не изменяет, как  мы  увидим  из
дальнейшего, дела и оно нисколько не теряет своей характерной,  специфи-
ческой окраски. Надо было войти в доверие, влезть в душу больного стари-
каѕмиллионера, вообще живущего замкнуто, вдали от всех. А  нужно  отдать
справедливость Немировскому: он умел захватить  человека,  овладеть  его
душой, мыслями, симпатиями. Особенно когда нужно  было  запустить  самым
законнейшим образом руку в карман ближнего. Кречинский говорил: "В  каж-
дом доме есть деньги, только надо уметь их взять".
   На даче завязалось и окрепло знакомство Немировского с Крицким.  Живя
рядом, стена о стену, они ежедневно встречались по несколько раз  и  по-
долгу беседовали. Беседы с умным человеком и образованным юристом  приш-
лись очень по душе Крицкому. Его удручала мысль о том, что  его  кровные
девочки, бывшие тогда еще в младенческом возрасте, носят не его фамилию,
а как незаконнорожденные - фамилии крестных отцов. Сознавая  возможность
и даже неизбежность близкого конца, Крицкий крепко задумывался,  как  бы
вернее обеспечить малюток и их мать.
   Немировский обещал ему оформить законным порядком и то и другое.  По-
лучив полную доверенность, Немировский усыновил Крицкому его дочерей.  В
то время усыновление лиц податных сословий совершалось  очень  просто  и
скоро: подавалось заявление в Казенную палату о желании  усыновить  и  с
просьбой о включении усыновляемого  в  посемейный  список  по  ревизским
сказкам. Это требовало от поверенного получасовой работы. Через  3  -  4
дня палата выдавала просителю надлежащее удостоверение, в  котором  усы-
новляемый уже именовался по фамилии усыновителя.
   Когда Немировский принес удостоверение Крицкому, то  тот  -  так  мне
рассказывал сам Немировский - прослезился, прочитав документ с  гербовой
маркой и за печатью Казенной палаты. Тронутый до слез,  Крицкий  вручает
Немировскому гонорар в сумме 12000 рублей. Пораженный чрезмерностью  го-
норара, Немировский - так он мне рассказывал - протестует будто бы  про-
тив размера гонорара; но Крицкий настаивает, и  Немировский  великодушно
уступает и получает 12000 рублей за получасовую письменную работу  и  за
два посещения Казенной палаты. Это был первый жирный клок  из  капиталов
Крицкого.
   Но аппетит приходит по мере того, как ешь, - говорит французская пос-
ловица.
   Теперь нужно было оформить другое дело: обеспечить девочек и их мать.
   Немировский составляет домашнее духовное завещание, в котором за  вы-
делом нескольких сот тысяч девочкам все остальное  миллионное  состояние
Крицкого предоставляется его сожительнице, которая назначается опекуншей
детей, а Немировский - исполнителем воли завещателя и его  душеприказчи-
ком.
   Какое вознаграждение получил он за этот труд, не знаю. Надо полагать,
очень значительное. Но главное и  существенное  использование  капиталов
Крицкого предстояло впереди.
   Прошло несколько месяцев. Крицкий умирает.  Окружной  суд  утверждает
его духовное завещание. Бывшая прислуга его, молодая  хохлушка  делается
обладательницей больших капиталов.  Расставшись  со  старикомѕсожителем,
она хочет пожить для себя, использовать блага жизни, посмотреть на белый
свет. И, отбыв шестинедельный траур, она решила поехать  в  Ялту.  Неми-
ровский однажды заходит ко мне и рассказывает, что, к великому его удив-
лению, его брат Григорий сопровождает сожительницу Крицкого в Крым. "Чем
и как кончится эта совместная поездка - я  не  знаю",  -  закончил  свой
рассказ Немировский.
   А закончилась она очень просто:  свадьбой,  и  сожительница  Крицкого
сделалась законной женой Григория Немировского, который немедленно поку-
пает на свое имя большое имение в Пензенской губернии,  переезжает  туда
вместе с женой и  малюткамиѕпадчерицами.  Он  поселяется  в  собственной
усадьбе, устраивает в очень больших размерах конный завод, оказывает ка-
киеѕто существенные услуги государственному коннозаводству, за что полу-
чает даже Станислава 3-й степени и тем самым из бердичевского  или  пол-
тавского мещанина или купца делается потомственным почетным гражданином.
В то же время по мере истечения сроков денежных обязательств, векселей и
прочего, оставшихся после Крицкого, они переписываются на  имя  Григория
Немировского. К нему же поступают и все  платежи  по  погашаемым  обяза-
тельствам. Словом, все капиталы Крицкого, за исключением выделов дочерям
его, переходят к Григорию Немировскому.
   Люди сведущие утверждают, что А. О. Немировский за  все  это  дело  и
сватовство получил свыше 200000 руб. После многие говорили  о  Немировс-
ком: "Он не только искусный адвокат, но и ловкий сват".
   Так закончилась история с капиталами Крицкого в девятнадцатом  столе-
тии. Но она имела продолжение, или, вернее говоря, послесловие с  траги-
ческим финалом в двадцатом...
   Девочки Крицкого подрастали, им дали хорошее воспитание  и  образова-
ние, завещанные им выделы уже представляли весьма солидные суммы. Девоч-
ки сделались взрослыми девицами, заневестились. Они могут  выйти  замуж.
Кто же будут их мужья? Возможно, фактически захватив завещанные  выделы,
они поинтересуются опекунским делом. А фактическим опекуном  был  вотчим
Григорий Немировский. К концу века он ликвидирует свое пензенское имение
и переезжает в Петербург.
   Обидно и жалко, если такой большой куш, как наследственный выдел, по-
падет в посторонние и, может быть, очень цепкие и завистливые руки. Надо
придумать комбинацию, чтобы этого не случилось, и, если возможно,  оста-
вить этот куш в фамилии Немировских. Комбинация была придумана.
   У А. О. Немировского был сын Юрий, который почемуѕто вышел из учебно-
го заведения (кажется, медикоѕхирургической академии), не кончив  курса.
Отец решил пустить его по коммерческой дороге и выдал ему от себя полную
доверенность на участие в принадлежавшем ему акционерном  большом  деле,
правление которого находилось в Петербурге. Были вполне достоверные слу-
хи, что Юрий Немировский очень неосторожно и широко использовал свою до-
веренность и злоупотребил доверием отца настолько, что А. О. Немировский
хотел передать дело прокурору. Но их помирили под условием,  чтобы  счи-
тать Юрия Немировского уже  вполне  выделенным.  Дело  было  прекращено.
Действительно, в завещании А. О.
   Немировского, как оказалось после его смерти в 1914 г.,  Юрий  совер-
шенно обойден. Но эта криминальная история  случилась  гораздо  позже  -
после того, как старшая дочь Крицкого была выдана замуж  за  Юрия  Неми-
ровского, который, таким образом, женился на внебрачной падчерице своего
родного дяди. Случилось это в 1903 г. Прошли  года.  Ходили  слухи,  что
Юрий Немировский шикует в Петербурге на славу: роскошные выезды,  приемы
обширные, богатые квартиры, бросание денег направо и налево и  т.п.  Так
длилось несколько лет. Но вот в 1915 г. газеты оповестили, что Юрий  Не-
мировский в кабинете какогоѕто ресторана пятью выстрелами из  револьвера
убил наповал князя Енгалычева. Немировского судили, и во  время  разбора
его дела обнаружилось, что Енгалычев был любовником его  жены,  которая,
находясь с ним в связи, более года, под предлогом болезни, уклонялась от
исполнения своих законных супружеских обязанностей. После громкого  про-
цесса, некоторые части которого слушались при закрытых дверях, обошедше-
го все газеты, Немировский был признан присяжными заседателями  действо-
вавшим в умоисступлении, ненормальным и невменяемым. Ему грозила  отдача
в психиатрическую лечебницу. Но его замужняя сестра Анна Михайлова  сог-
ласилась взять его на свое попечение. Суд уважил ее ходатайство.
   Что сталось впоследствии с остальными действующими лицами этой  исто-
рии, я не знаю. Остановился я на ней потому, что она по отдельным  своим
фазисам и в целом представляется в высшей степени интересной,  характер-
ной и типичной. Это не фантазия драматурга или романиста, но сама жизнь,
которая часто рисует такие узоры, до каких не додуматься ни одному  бел-
летристу.
   В цепи моих воспоминаний она является неизбежным звеном,  так  как  я
подошел к тому времени, когда была выдвинута "стародумцами"  кандидатура
А. О.
   Немировского на должность городского  головы.  История  с  капиталами
Крицкого представляется жирным и рельефным штрихом в характеристике  его
как дельца и человека.
   Выборы гласных в 1901 г., как уже сказано выше, были очень  многолюд-
ные (свыше 500 избирателей) и страстно ожесточенные по партийной борьбе.
Кандидаты в гласные от  "новодумцев"  проходили  очень  туго.  Я  прошел
только одним голосом, другие проходили также неважно. Но  тем  не  менее
прошли: граф Нессельроде, Песков и другие "новодумцы".  В.  А.  Коробков
был первоначально забаллотирован и прошел уже только на вторичных  выбо-
рах. В конечном итоге силы боровшихся партий оказались почти равны. Если
"стародумцы" и имели некоторый перевес, то весьма незначительный.  Таким
образом, решающее значение могли иметь беспартийные гласные, которых бы-
ло очень немного (4 - 5 человек), или же гласные, которые играли на  два
фронта.
   Говорили о кандидатуре А. М. Масленникова. Как я узнал  впоследствии,
Немировский уверил его, что он никоим образом и ни  при  каких  условиях
баллотироваться в городские головы не будет. Поэтому Масленников, поѕви-
димому, рассчитывал пройти. Вероятно, в этих видах он во время партийной
борьбы держал себя почти нейтрально и, хотя предвыборные собрания  посе-
щал на бирже, ничем определенно и ярко не проявил себя. Этим, мне кажет-
ся, объясняется, что немедленно по выборе  Немировского  сразу  резко  и
круто и, пожалуй, даже враждебно Масленников стал в ряды оппозиции.  Та-
кую же позицию после выборов занял другой посетитель предвыборных собра-
ний на бирже, выступавший там с соответствующими речами, Д.  Е.  Карнау-
хов, рассчитывавший получить должность члена городской управы.  Он  сде-
лался ярым врагом Немировского, когда не попал в состав городской  упра-
вы.
   На первых собраниях новой Городской думы в председатели был избран Л.
С.
   Лебедев. Кажется, в половине марта состоялись выборы городского голо-
вы.
   Баллотировались двое: Немировский и Фролов. Оба получили большинство.
Но Немировский превысил Фролова на 3 - 4 голоса. Оба  были  представлены
на утверждение министра внутренних дел. Многие предполагали,  что  Неми-
ровский утвержден не будет и Фролов останется на прежнем месте.  Но  при
этом забывали, что министерская санкция в значительной мере  зависит  от
заключения губернатора, а отношения князя Мещерского к Фролову  были  не
из таких, чтобы последний мог рассчитывать на особое к себе его благово-
ление. Немировский же успел заранее заручиться расположением и симпатия-
ми Мещерского, которому после выборов самолично  вручил  свой  формуляр,
отказавшись передать его в канцелярию городской управы. Кажется, в конце
апреля было получено официальное уведомление об утверждении Немировского
в должности городского головы.

   3

   Новый муниципальный режим Вступление Немировского в должность. - Нео-
жиданное предложение. - Новые фигуры в управе. - Русский  американец  И.
А. Колесников. - История с распилкой городского леса. - Граф  Уваров.  -
Досрочная отставка председателя Крубера По вступлении  в  должность  го-
родского головы Немировский проявил большой такт и некоторое  лукавство.
Он сделал визиты ко всем гласным без исключения и без  различия  партий.
Заезжал он и ко мне, и мы с ним мирно беседовали, не  касаясь,  конечно,
какихѕлибо партийных вопросов. Я ему, конечно, отдал визит. Но этот  об-
мен официальных этикетных вежливостей нисколько не поколебал моего наме-
рения отказаться от обязанностей городского юрисконсульта. Но А. В. Пес-
ков, который тогда был заступающим место городского головы, заявил  мне,
что меня просят остаться на прежнем месте и  не  возбуждать  вопроса  об
уходе. Я ответил, что могу остаться только при  условии  полной  свободы
моего поведения и моего образа действий как гласного думы, что я не под-
чинюсь новому режиму, если он будет идти  вразрез  с  моими  мнениями  и
убеждениями.
   Поѕвидимому, эти мои условия были признаны приемлемыми.  Немировский,
вероятно, не терял надежды сделать меня своим, применив  ко  мне  прием,
который оказался очень удачным и достигшим цели по  отношению  к  одному
его сильному и страстному оппоненту - гласному думы, присяжному поверен-
ному В. И. С. Оставляя адвокатуру, Немировский  раздавал  и  переуступал
имевшиеся у него дела. Одно из таких больших дел он передал  В.  И.  С.,
который после того значительно поумерил свой оппозиционный  пыл  и  даже
как будто сделался сторонником Немировского.
   Подобный же маневр Немировский применил и по отношению ко  мне,  пре-
доставив мне одно сравнительно крупное дело по Аткарскому уезду. Я  дело
принял, но это обстоятельство не изменило моего положения и поведения, и
я остался прежним...
   Но вот в конце мая 1901 г. умирает скоропостижно А. В. Песков. Возни-
кает вопрос о выборе заступающего место городского головы на место умер-
шего. С целью наметить кандидата на эту должность Немировский у себя  на
квартире устраивает частное  совещание  некоторых  наиболее  влиятельных
гласных. Получаю приглашение на совещание и я. Отправляюсь и попадаю  на
собрание по преимуществу "стародумцев" и взаимокредитчиков.  Немировский
предлагает избрать председателя собрания, заявив,  что  сам  должен  за-
няться, ввиду отсутствия жены, хозяйственными делами по дому.  Очевидно,
все это было предусмотрено и условлено заранее.  Присутствующие  единог-
ласно просят меня принять председательство в совещании. Я  вынужден  был
согласиться. По открытии совещания Н. И. Селиванов от  имени  всех  при-
сутствующих просит меня выразить согласие баллотироваться в  заступающие
место городского головы. Я удивлен, поражен неожиданностью и наотрез от-
казываюсь, заявив, что в составе членов городской управы имеется  вполне
достойный кандидат - В. А. Коробков. Меня начинают упрашивать,  уговари-
вать, убеждать. Н. И. Селиванов произносит на эту тему целую речь... Тут
подают закуски, кулебяку, чай и проч. Я выслушал речь, съев кусок  куле-
бяки, но остался непреклонным.
   Когда на частном совещании гласных в доме Немировского убеждали  меня
согласиться поставить свою кандидатуру в  заступающие  место  городского
головы, то туманными, но очень прозрачными  штрихами  рисовали  радужные
перспективы в будущем, намекая, что  предлагаемая  кандидатура  является
лишь кратковременной ступенью к более высокому посту. Но я заявил, что я
не честолюбив, вполне доволен своим настоящим положением и никаких пере-
мен в этом направлении не желаю и не ищу. Полагаю, что в  данном  случае
главным образом преследовалась единственная цель: обезвредить меня,  за-
ручившись в то же время работником, практически знакомым с городским де-
лом.
   Заступающим место городского головы в скором после этого времени  был
избран В.
   А. Коробков.
   Сделанное мне предложение оставило свой след в местных газетах. Я ос-
тался поѕпрежнему юрисконсультом, в думе держал себя независимо  и  про-
должал в "Саратовском листке" помещать свои "муниципальные  беседы",  не
стесняясь критикой нового муниципального курса.
   Началась моя совместная с Немировским юрисконсультская служба.  Нужно
сказать правду, что он не проявлял по отношению ко мне никаких начальни-
ческих тенденций и мое положение ни в чем не изменилось по  сравнению  с
прошлым четырехлетием.
   При сформировании управы в состав ее были введены Иван  Александрович
Колесников и Иван Николаевич Кузнецов -  люди,  практически  знакомые  с
строительством, мощениями и иными хозяйственными работами, предприятиями
и т.п. Особенно ценным приобретением был Колесников. Это был один из вы-
дающихся обывателей Саратова. Он начал свою  жизненную  карьеру  простым
рядовым кузнецом из Глебова оврага, где он не имел даже собственной куз-
ницы - арендовал кузнечный горн за 5 руб. в месяц. Таково было его нача-
ло. А кончил он (скончался в начале 1919 г.)  богатым  домовладельцем  и
собственником образцово поставленного чугунолитейного механического  за-
вода, занимая в то же время должность товарища  директора  общественного
банка. И все им было заработано и  приобретено  личным  упорным  трудом,
добросовестным отношением к работе, необычной предприимчивостью,  незау-
рядной практической сметкой, прилежным изучением и хорошим знанием дела.
Колесников не получал наследств, больших приданых, не выигрывал при  ти-
ражах займов, неповинен в сделках по части ломания рубля с кредиторами и
т.п. Поэтому то, что было им приобретено  и  оставлено,  все  заработано
"собственным горбом" и незаурядной головой.
   Способный,  трезвый,  плотный,  мускулистый,  Колесников  представлял
весьма интересный тип русского американца по трудолюбию, предприимчивос-
ти и практической сообразительности.
   При всем этом Колесников, получивший в раннем детстве самое  первона-
чальное элементарное образование, не был чужд духовных запросов. С отро-
ческих лет он был страстным любителем театра. В ранней юности,  не  имея
средств платить за места даже на галерке (20 - 25 коп.), он  проникал  в
театр, входя в соглашение с рабочими по сцене, декораторами  и  проч.  В
качестве когоѕнибудь из таковых он пробирался на сцену за кулисы или  же
в оркестр и жадно внимал всему, что видел и слышал на сцене, когда взви-
вался занавес. Спектакли оканчивались поздно, к себе домой он уже  возв-
ращаться не мог, поэтому до раннего утра, когда ему  нужно  было  стано-
виться за кузнечный горн и наковальню, он оставался в  театре,  спрятав-
шись гдеѕнибудь под сценой или среди груды декораций и софитов; на голом
полу, положив широкую мозолистую ладонь под голову, он дремал до раннего
утра, когда приходили истопники и затопляли печи. А  летом  он  проводил
остаток ночи на одной из садовых скамеек. Все это я знаю по его  расска-
зам.
   В личном составе городской  управы  Немировского  Колесников  являлся
большой практическиѕхозяйственной силой, честной, добросовестной. Но  он
не выслужил срок, на который был избран, и спустя, кажется, два года ос-
тавил городскую управу; избранный вскоре товарищем директора  Городского
банка, оставался им до самой смерти. Обладая  железным  здоровьем,  ведя
вполне правильный образ жизни, чуждый какихѕлибо вредных излишеств,  Ко-
лесников не выдержал событий 1917 и 1918 гг. и скоропостижно скончался в
феврале 1919 г. еще не старым человеком (58 - 60 лет).
   И. Н. Кузнецов прослужил  полное  четырехлетие,  принимал  деятельное
участие в асфальтировании наших улиц, которое началось  в  самом  начале
девяностых годов.
   Поѕвидимому, Кузнецов проявил знание этого специального дела,  и  его
практические указания оказались очень полезными и целесообразными. Но он
во всех отношениях был не похож на Колесникова, и, хотя Немировский  на-
зывал его своей правой рукой, Кузнецов не был избран в  следующее  четы-
рехлетие не только в члены управы, но и в гласные думы.
   Ему сильно повредила какаяѕто темная, сомнительная история с  распил-
кой городского леса на его собственной лесопилке. Эта история была раск-
рыта Карнауховым. Состоялось даже постановление думы о привлечении его к
ответственности, отмененное, по настоянию Немировского, губернским  при-
сутствием. Вообще Кузнецову не везло на общественной службе. В самом на-
чале девяностых годов он был мещанским старостой, но не усидел  долго  и
не привился там среди своих общественников. Вопрос о распилке городского
леса возник и разрешен осенью 1904 г. - менее чем за год до выборов,  на
которых Кузнецов и был забаллотирован в гласные думы. История с его  ле-
сопилкой оставила глубокий и длинный след в местной прессе.  Постановле-
ние Городской думы о привлечении к ответственности Кузнецова  состоялось
единогласно - факт небывалый и не повторявшийся в нашем городском управ-
лении, но было кассировано губернским по  городским  делам  присутствием
вследствие какогоѕто формального упущения председательствовавшего в этом
собрании (кажется, Л. С. Лебедев). Немировский  ухватился  за  это  фор-
мальное нарушение законного порядка и настоял на кассации, после которой
вопрос уже больше не вносился в думу. Но факт  остался  фактом,  и  наша
местная пресса широко использовала его.
   Надо заметить, что Немировский болезненно чутко относился к  нападкам
печати, а к тому времени "Дневник" уже вышел из рук наших "стародумцев".
Поэтому обе газеты ("Листок" и "Дневник") относились недоброжелательно к
новому муниципальному режиму и зло критиковали  его.  Немировский  очень
редко прибегал к опровержениям, но с целью умерить газетный  оппозицион-
ный пыл обращался к губернатору с просьбой воздействовать цензурным  пу-
тем на местные газеты. Такие его просьбы, поѕвидимому, иногда  достигали
цели. Ни один из городских голов и вообще из ответственных городских де-
ятелей, всегда бывших мишенью местных газет, никогда, до Немировского  и
после него, не прибегал к таким административным  мерам  воздействия  на
печатное слово...
   Возвращаюсь к Кузнецову. История с лесопилкой роковым образом повлия-
ла на его репутацию как общественного деятеля, и его попытки в последую-
щие четырехлетия пройти в гласные думы оставались  безуспешными.  Он  не
был коренным саратовцем, как Колесников, а явился сюда  с  Кавказа,  где
служил на рыбных промыслах М. А.
   Масленникова (отца известного деятеля А. М. Масленникова).  Некоторые
даже утверждали, что он происходит из армян. Все же он не был лишен ини-
циативы, предприимчивости в практических делах, у него  была  лесопилка,
он устроил прачечное заведение, покупал и продавал дома  и  т.д.  Вообще
он, поѕвидимому, располагал некоторыми личными средствами,  которыми  не
без успеха оперировал.
   Он обладал практическими знаниями и хозяйственным опытом, которые ему
после 1905 г. не удалось применить в городском управлении.
   В это же четырехлетие на нашем муниципальном горизонте вырисовывается
видная фигура как гласного думы графа Алексея  Алексеевича  Уварова.  Он
вошел в состав городских  гласных  с  прочно  установившейся  репутацией
крупного и влиятельного земского деятеля, каким он проявил себя в  пред-
шествовавшее десятилетие. Граф Уваров был первой скрипкой  в  уездном  и
губернском земском оркестре и часто там "делал погоду". В начале  второй
половины девяностых годов он не только вынудил  председателя  губернской
земской управы В. В. Крубера выйти досрочно в отставку,  но  навсегда  и
бесповоротно лишил его всякого доверия и уважения земских избирателей.
   С Крубером в земстве приключилось то же самое, что у нас в  городе  с
Кузнецовым, но только в гораздо большем масштабе. При этом Уваров  проя-
вил такое искусство в расследовании и  розыске,  которое  могло  вызвать
удивление и одобрение Шерлока Холмса и которому мог бы позавидовать  сам
знаменитый Лекок.
   В девяностых годах, когда председателем губернской земской управы был
Крубер, губернское земство признало выгодным и  целесообразным  выписать
изѕза границы, а именно из Австрии (из Вены), косы для  сенокошения  для
продажи и раздачи крестьянам и вообще сельским хозяевам. Уваров  обвинял
Крубера в том, что он, выполняя этот заказ, вошел в особую в своих  лич-
ных интересах и с корыстной целью с венским поставщиком  сделку.  Предс-
тавляя разные документы в подтверждение своего обвинения, Уваров утверж-
дал, что Крубер был сам в Вене и непосредственно с поставщиком входил  в
соглашение относительно куртажных, комиссионных и всяких иных сумм, сле-
дующих ему, Круберу, в вознаграждение.
   Крубер возражал, что он не был за границей, не заглядывал в Вену и  с
поставщиком кос вел только официальную переписку. Тогда Уваров из своего
портфеля вынул снятую в Вене фотографию, на которой Крубер был изображен
вместе с поставщиком и, кажется, его конторщиком.  Представление  такого
документа было для Крубера ударом, после которого он уже  не  мог  опра-
виться.
   Земское собрание, не возбуждая  вопроса  об  ответственности,  какѕто
скомкало это дело, но Крубер должен был оставить управу и отказаться  от
звания земского гласного. Вскоре он скоропостижно скончался...
   Но откуда и как мог добыть граф Уваров венскую  фотографию?  На  этот
вопрос мог бы ответить только он сам и близкие к  нему  люди.  Говорили,
что у него в прошлом была практика в этом направлении, так как по  окон-
чании курса в Московском университете (кажется, по историкоѕфилологичес-
кому факультету) граф Уваров служил при варшавском генералѕгубернаторе и
заведывал сыскною частью. У графа Уварова были все данные, чтобы сделать
блестящую и громкую карьеру по государственной службе: родовитый,  знат-
ный, образованный, богатый, умный,  в  высшей  степени  работоспособный,
всегда смелый в своих выступлениях. Но этого не случилось.
   Перед приездом в Саратов в конце восьмидесятых годов  Уваров  некото-
рое, весьма короткое время занимал должность председателя вольской уезд-
ной земской управы.
   В Вольском уезде у него было богатое, громадное и очень доходное име-
ние, полученное им от матери, известной ученому миру по ее работам в ар-
хеологии. В Саратове он приобрел один из лучших барских особняков на уг-
лу Вольской и Крапивной улиц с обширным и густо разросшимся садом.  (Дом
этот, выстроенный в семидесятых годах губернским инженером Тиденом и пе-
решедший потом к купцу Аносову, в 1922 г. сломан и уничтожен до  основа-
ния.) В земстве Уваров усиленно  добивался  должности  председателя  гу-
бернской земской управы как ступени к  дальнейшей  служебной  карьере  в
большом государственном масштабе. Этим между прочим объясняют его  оппо-
зиционные нападки на председателей губернской земской управы и его  бес-
корыстную и усиленную работу в разных земских комиссиях. Но, несмотря на
все свои внешние и внутренние достоинства, Уваров почемуѕто  не  пользо-
вался доверием земцев и его кандидатура на кресло  председателя  никогда
ими серьезно не ставилась. Говорили о том, что полученное им вполне бла-
гоустроенное и очень доходное имение он свел "на нет" и вошел  в  долги.
Были слухи о некоторых его очень неблаговидных и  подходивших  близко  к
грани уголовного права сделках и деяниях его по имению.  Удивлялись  его
долгам; жил он сравнительно скромно: ни карт, ни кутежей, ни  приемов  и
никаких иных роскошных излишеств он не практиковал. Жил он как  скромный
буржуй средней руки. Впоследствии, как это будет видно дальше,  его  за-
долженность не осталась без влияния на его земской, городской и как чле-
на Государственной Думы деятельности.
   В нашей Городской думе граф Уваров сразу занял выдающееся  положение,
проявив себя деятельным гласным и хорошим работником в думских  комисси-
ях. Он был избран в председатели ревизионной комиссии и в высшей степени
внимательно и рачительно отнесся к возложенной на него обязанности. Так,
ревизуя фактически различные городские предприятия, он осматривал водоп-
роводные сооружения и фильтры, у водокачки в корзине на веревке спускал-
ся в очень глубокий водосборный колодезь. Ни  один  из  председателей  и
членов городских ревизионных комиссий не отважился бы на такое рискован-
ное путешествие в недра земли.
   Нельзя сказать, что выбор Уварова в городские  ревизоры  был  приятен
городскому голове Немировскому. В земском инциденте с австрийскими коса-
ми сам Немировский (он был губернским гласным  от  Аткарского  уезда)  в
земском собрании защищал Крубера, который доводился  свойственником  его
жены, когда она была замужем за Слепцовым. При этой  защите  Немировский
позволил себе очень зло и едко отозваться о розыскных способностях графа
Уварова, который не любил оставаться в долгу. Говорили, что он припомнит
Немировскому его шпильку и сведет с ним счет.  Действительно,  в  начале
Уваров круто повел свою ревизию и энергично работал в этом  направлении.
Но потом температура его энергии понизилась, он остыл, а в 1903 г. вышел
из состава ревизионной комиссии. Более подробно об этом отступлении и  о
причинах его я расскажу позже.

   4

   Разные события и происшествия Снова  земский  гласный.  -  Дворянское
безлюдье в Новоузенском уезде: как из 4 дворян избрать 11 гласных? - Не-
долгое губернаторство А. П. Энгельгардта. - Обструкция постановке  коме-
дии "Контрабандисты". - Булыжниками - в  окна  квартир.  -  Уличная  де-
монстрация. - Похороны писателя И. А. Салова. - Конторщик стреляет в ди-
ректора банка В конце девяностых и в начале девятисотых годов мне снова,
после продолжительного перерыва, пришлось войти в состав земских гласных
по двум уездам: Новоузенскому, где я состоял землевладельцем, и по Сара-
товскому, от которого я впоследствии прошел в губернские гласные. В 1898
г. некоторые из новоузенских землевладельцев усиленно и настойчиво  про-
сили меня обязательно прибыть на  избирательный  съезд  дворянѕземлевла-
дельцев, назначенный в Новоузенске в конце июня 1898 г., о чем я получил
извещение и от новоузенского уездного предводителя дворянства  Путилова.
Я отправился на съезд, на котором мы, потомственные и  личные  дворянеѕ-
землевладельцы, должны были избрать 11 гласных. Но явилось всего  четыре
дворянина: предводитель Путилов, поляк Микоша, киргиз ШанѕГирей и  пишу-
щий эти строки.
   Микоша, кажется, потомок одного из ссыльных поляков, поселенных в Но-
воузенском уезде после восстания 1862 - 1863 гг., состоял уже  несколько
трехлетий членом новоузенской земской управы. ШанѕГирей хотя и носил та-
тарскую поддевку и даже тюбетейку на  голове,  но  представлял  из  себя
вполне обруселого инородца. Он кончил курс, кажется, в Пажеском  корпусе
и перед тем, как вернуться в родные новоузенские степи, служил не  то  в
гвардии, не то в кавалергардах: в  какойѕто  из  этих  привилегированных
частей войск. Поэтому он был не только обруселый, но вполне  окультурен-
ный киргиз. Он совершенно  правильно,  без  малейшего  акцента,  говорил
прекрасным русским литературным языком. Ему не было чуждо и хорошее зна-
ние французского языка. Председатель Путилов также представлял собой ин-
тересный тип оскудевшего и вымирающего дворянства. Это был  симпатичный,
добродушный старик с старозаветной барственной осанкой и  первый  новоу-
зенский предводитель. До него сословноѕдворянские нужды  и  интересы  по
Новоузенскому уезду ведал соседний николаевский  предводитель,  так  как
дворянское землевладение в Новоузенском уезде почти отсутствовало  и  те
очень немногие дворяне, которые имели там земли, проживали или в  столи-
цах, или за границей, или в больших крупных центрах, очень отдаленных от
их владений. Путилов проявился, кажется, в начале девяностых  годов,  он
имел небольшой и почти бездоходный хуторок в виде дачки, под самым Ново-
узенском. Земство платило ему 1200 руб. в год. За что? Не то за  предсе-
дательство в земском собрании, не то по соображениям иного свойства: без
этой поддержки Путилову нечем было бы жить. До конца дней своих он нахо-
дился на этом земском иждивении. Умер он в Новоузенске в  конце  первого
десятилетия нового века и похоронен в ограде городского соборного храма.
Мир его праху. Он не был образцовым, искусным председателем, но вел  за-
седания корректно и беспристрастно. Говорили, что в прошлом он был очень
богат и жил широко. Тогда он, конечно, не  думал,  не  предполагал,  что
сложит свои "белые" кости в захудалом, глухом, захолустном, степном  го-
родишке.
   Без всякого выбора все мы четверо автоматически вошли в состав  глас-
ных. До законного комплекта дворянѕгласных не хватало еще семи  человек.
Но их негде было взять. Намерения творца земского положения 1890 г. дать
дворянам преобладающее положение и значение в земских собраниях, у  нас,
в Новоузенском уезде, разбивались о непреоборимую силу местных  условий.
По этому положению в председатели управы могли быть избираемы только ли-
ца, имеющие право действительной государственной службы, т.е. лица  при-
вилегированных сословий.
   Таковых в составе новоузенских гласных и вообще  земских  избирателей
оказывалось очень мало. Поэтому новоузенские земцы при отказе таких при-
вилегированных лиц от поста председателя или же при нежелании земцев ви-
деть их на этом посту становились в очень затруднительное  положение  за
неимением подходящих кандидатов, которые удовлетворяли бы законным усло-
виям и в то же время были  бы  желательны  гласным.  Производились  тща-
тельные поиски такого счастливого совпадения.
   За несколько лет до вступления моего в  состав  новоузенских  гласных
обращались ко мне с просьбой баллотироваться в  председатели  управы.  Я
отказался наотрез.
   Тогда их выбор остановился на местном исправнике Ободовском. Он  сог-
ласился, был избран и оказался очень хорошим земским работником,  вполне
удовлетворившим земцев. Его бессменно избирали несколько трехлетий  под-
ряд. Очевидно, к нему мирволила и губернская правительственная админист-
рация: на этой земской службе он получил чин  действительного  статского
советника. Умер он вскоре после Путилова и похоронен рядом с ним в огра-
де новоузенского городского соборного храма.
   Когда я вошел в состав новоузенских гласных, Ободовский был председа-
телем управы уже не первый год; он успел присмотреться к земскому делу и
свыкнуться с ним. Насколько я мог подметить, он был аккуратный, добросо-
вестный, внимательный к вверенному ему делу и работоспособный земец, об-
ладавший в то же время тактом и умением ладить с окружающими сотрудника-
ми и сослуживцами. Я был всего на двух  сессиях  новоузенского  земского
собрания. Этого для меня было достаточно, чтобы сознать бесплодность мо-
его дальнейшего пребывания в составе новоузенских  гласных.  К  тому  же
земские уездные интересы были мне совершенно чужды. В Новоузенске  тогда
не было порядочной гостиницы, приходилось жить на постоялом дворе в  ка-
комѕто чулане, лишенном самых элементарных удобств.
   Отъезды из Саратова на 2 - 3 недели отражались неблагоприятно на моих
адвокатских делах и исполнении  обязанностей  городского  юрисконсульта.
Вся совокупность этих причин вынудила меня в 1900 г. досрочно отказаться
от звания новоузенского земского гласного.
   Летом 1899 г. на съезде дворянѕизбирателей я был  избран  гласным  по
Саратовскому уезду, а затем прошел в губернские гласные. Этим  избранием
я впервые вступал в земство, реформированное положением 1890 г. Здесь не
было такого дворянского безлюдья, как в Новоузенском уезде, и  саратовс-
кие дворяне вполне использовали те преимущества, которые им давало новое
земское положение. Но существенной перемены в ходе земских дел и в общем
направлении земской работы я не заметил. На этот раз я не принимал  осо-
бенно деятельного участия в качестве земского гласного в земской работе.
В 1903 г., по истечении срока, на который я был избран, я уже не  балло-
тировался на новое трехлетие и не являлся на избирательные съезды.  Этим
годом закончилось мое участие в земских выборах.
   Много было работы  по  городу,  работы  нервной,  хлопотливой  и  от-
ветственной. В нашем городском управлении возникали и назревали  вопросы
большой важности и серьезного, принципиального значения.
   Летом 1901 г. князь Мещерский оставил Саратов, и на место  его  сара-
товским губернатором был назначен Александр Платонович Энгельгардт,  ко-
торый пробыл у нас до марта 1903 г., когда его сменил П. А. Столыпин. За
полтора года своего губернаторства Энгельгардт никак и  ничем  особенным
не проявил себя. В качестве члена губернского по  городским  делам  при-
сутствия, я имел с ним дело в заседаниях этого  присутствия.  Могу  ска-
зать, что это был невредный губернатор и, по сравнению с Мещерским,  по-
жалуй, более мягкий, более либеральный  и  даже  более  беспристрастный,
корректно и совершенно объективно державший себя по отношению  к  разным
партийным течениям в наших общественных самоуправляющихся учреждениях. В
этом отношении Энгельгардт был совершенно безукоризнен. Может быть,  это
объясняется его непродолжительным пребыванием в Саратове;  он  не  успел
еще разобраться в оценке партийных  лозунгов  и  втянуться  в  партийные
распри. Хотя на прощальном обеде, который по подписке устраивали  ему  в
зале Городской думы перед его отъездом из  Саратова,  он  в  своей  зас-
тольной речи сказал, между прочим, что,  несмотря  на  краткость  своего
пребывания в нашем городе, он уже почувствовал приступы недуга,  который
можно назвать "саратовским патриотизмом".
   Ко времени губернаторства Энгельгардта относится одно из двух публич-
ных, уличных революционных выступлений, которые имели место в Саратове в
первые годы двадцатого столетия.
   Первое из них случилось в самом начале 1901 г. и было вызвано  поста-
новкой на сцене городского театра известной  комедии  Эфрона  и  Крылова
"Контрабандисты", в которой очень неприглядно рисуются  расовые  отличи-
тельные черты и свойства и нравственный уровень еврейства. Когда  прошли
слухи и толки о готовящейся постановке этой пиесы, все члены театрально-
го комитета получили отпечатанные на гектографе анонимные письма с выра-
жением просьбы снять с репертуара "Контрабандистов" как злостный памфлет
на еврейство и с предупреждением о том, что в случае постановки их  пос-
ледуют разные меры обструкции и нежелательные выступления в театре.  По-
лученное мною письмо я передал полицмейстеру. Полиция уже ранее была ос-
ведомлена о готовящейся обструкции и предположенных с этой целью выступ-
лениях. Поэтому заблаговременно были приняты меры к охране  общественной
тишины и спокойствия в театре во время постановки "Контрабандистов", ко-
торые были назначены два дня подряд. Оба эти спектакля сошли при  совер-
шенно полном театре с аншлагом на кассе.
   В первый день в начале спектакля во  время  представления  с  галерки
раздавались свистки, дикие крики, усиленное шиканье, бросание  на  сцену
гнилой картофели, дохлых кошек и т.п. Но значительная часть публики  ап-
лодировала и требовала продолжения спектакля. Полиция изъяла  с  галерки
лиц, производивших нарушение общественной тишины в  театре,  о  чем  был
составлен акт, препровожденный к мировому судье. Из числа этих изъятых и
привлеченных к суду лиц у меня осталась в памяти  интеллигентная  девица
Ган. Второй спектакль "Контрабандистов" при переполненном театре  прошел
вполне тихо и спокойно в совершенном порядке.
   Мне, как члену театрального комитета, в частных беседах с разными ли-
цами пришлось объясняться по поводу  уклонения  комитета  от  какихѕлибо
воздействий на антреѕпренера в целях снятия с репертуара  "Контрабандис-
тов". В таком воздействии комитет усматривал нежелательное и несимпатич-
ное с его стороны цензорство, непредусмотренное, кроме того,  контрактом
и поэтому находящееся вне законной компетенции комитета, и ничем не  вы-
зываемое стеснение законной свободы слова и  театральных  зрелищ.  Ведь,
чтобы быть последовательным и беспристрастным, после запрета "Контрабан-
дистов" следовало бы снять со сцены "Власть тьмы", "Горькую судьбину"  и
длинный ряд других драматических произведений, в которых яркими,  живыми
красками рисуются и бичуются коренные, исконные грехи разных слоев русс-
кого народа, его национальные пороки,  отсутствие  у  него  элементарных
нравственных устоев и т.п. Могут быть подобные же пиесы, в  которых  зло
критикуются другие нации - немцы, французы и т.д. Их также надо снять со
сцены? А если нет, то почему же сделать в этом отношении исключение  для
евреев?
   Считаю нужным добавить, что среди лиц, изъятых полицией с  галерки  и
привлеченных к суду, не было ни одного еврея. Эти господа и те,  которые
их посылали на обструкцию, очевидно, не были удовлетворены  вышеизложен-
ными соображениями и объяснениями театрального комитета по поводу поста-
новки "Контрабандистов", что и выразилось  в  некорректных,  хулиганских
выступлениях по отношению к некоторым членам комитета. В числе этих  по-
терпевших был и пишущий эти сроки. Произошло следующее.
   Однажды, спустя полторы или две недели после  постановки  "Контрабан-
дистов", часов в 10 - 11 ночи я находился в столовой, два  окна  которой
выходят на Царицынскую улицу. Моя квартира помещалась во  втором  этаже,
но с противоположной стороны улицы легко и вполне возможно  было  видеть
меня сидящим у стола спиною к одному из окон, столовая была ярко освеще-
на и, кроме меня, в ней никого не находилось. Вдруг я услышал сзади себя
резкий звенящий звук разбиваемых стекол. Я вскочил, бросился  к  окну  и
увидел, что стекла в одном из звеньев летней и зимней рам разбиты и  ос-
колки их мелкими кусочками разбросаны по подоконнику. Не успел я еще ог-
лядеться как следует, оправиться от этой неожиданности и позвать прислу-
гу, чтобы устранить произведенный беспорядок, как раздался громкий, про-
должительный звонок с подъезда. Пока прислуга ходила отпирать подъезд, я
наклонился к разбитым стеклам, желая рассмотреть поближе размеры и  сте-
пень повреждения, и нашел застрявший в оконных занавесках большой,  уве-
систый булыжный камень, предназначавшийся, очевидно, мне.  Тем  временем
прислуга отперла звонившему, которым оказался живущий от меня через  два
дома по Царицынской улице мой старый товарищ по гимназии присяжный пове-
ренный С. К. Зуев. Он вбежал ко мне в столовую  встревоженный,  испуган-
ный, возбужденный и нерѕвно и торопливо объяснил, что  в  его  квартире,
находившейся в нижнем этаже, только что разбили стекла и бросили в  ком-
нату какуюѕто гадость. Зуев не был прикосновенен к театральному комитету
и ни с какой стороны не  принимал  ни  малейшего  участия  в  постановке
"Контрабандистов". В данном случае произошло  то,  что  юристы  называют
"error in objecto" - ошибка в объекте. По соседству с Зуевым  находилась
квартира одного из лучших  и  популярных  преподавателей  наших  средних
учебных заведений Виктора Ивановича Соколова, которому и предназначалось
то, что попало в квартиру Зуева. Соколов не был ни  гласным,  ни  членом
театрального комитета. Но, как говорили, позволил себе разъяснять  своим
ученикам и ученицам все безобразие, всю дикость и нелепость  произведен-
ной обструкции. Таким образом Зуев пострадал за Соколова.
   Кажется, он после получил извинительное анонимное письмо за  произве-
денную ошибку. В ту же ночь были разбиты стекла в квартире  члена  теат-
рального комитета А. Е. Уварова, квартировавшего на Приютской улице близ
Московской.
   Чем кончилось дело у мирового судьи  и  что  сталось  впоследствии  с
обструкторами, я не знаю. Кажется, никаких  дальнейших  последствий  эта
история не имела. Протест против постановки "Контрабандистов" я  называю
революционным выступлением, так как хорошо известно, из каких обществен-
ных  недр  исходили  вдохновители  и  исполнители  подобных  театральных
обструкций, проявленных и произведенных при постановке "Контрабандистов"
не в одном Саратове, но и в столицах и других больших центрах.
   Другое революционное выступление в Саратове приключилось  летом  1902
г.
   Случилось это в один из воскресных дней конца мая или начала июня. За
несколько дней до этого ходили слухи о том, что готовится  какаяѕто  ан-
типравительственная манифестация или демонстрация на  улицах  города.  И
действительно, в одно из воскресений мы узнали, что утром какаяѕто толпа
произвела на Верхнем базаре беспорядки и разгромила одну из лавочек.
   Когда я узнал об этом, то немедленно же отправился на базар,  но  там
все уже было ликвидировано, и мне  сказали,  что  манифестирующая  толпа
направилась в центр города. Я пошел на Немецкую улицу, там на углах и по
тротуарам, между Никольской и Александровской улицами, толпился народ, в
амбразурах окон только что вчерне возведенных стен музыкального  училища
(с октября 1912 г. - консерватории), еще неостекленных и без рам,  также
виднелись головы зрителей и зрительниц, интересующихся  происходящим  на
улице. С Никольской улицы показалась оцепленная коннополицейскими страж-
никами небольшая толпа, в которой бросались  в  глаза  какиеѕто  скромно
одетые молодые люди и девицы в простеньких костюмах, поѕвидимому, интел-
лигентные. Впереди толпы шел сотрудник "Саратовского дневника"  Анатолий
Герасимов. Эту толпу, в которой можно было насчитать не более  30  -  40
человек, загнали в один из дворов, расположенных по  правую  (солнечную)
сторону через 3 - 4 дома от Никольской улицы. На этот  двор  отправились
надлежащие власти (полиция, жандармы и пр.), занявшиеся там регистрацией
задержанных и составлением протокола и акта. Ворота двора были заперты и
охранялись стражей. Почемуѕто была потребована военная сила. Войска  на-
ходились в лагере, и явились только несколько десятков  артиллеристов  в
конном строю с штабѕофицером во  главе;  он  потребовал  от  гражданских
властей и полиции указаний - что ему делать и кого  защищать  или  выру-
чать. Никаких указаний не последовало, и артиллеристы, постояв несколько
минут у запертых ворот, повернулись и отправились в  свои  казармы.  Ре-
гистрация и составление протокола и акта продолжались очень долго. Я  не
дождался конца этой процедуры и отправился домой.
   Один из моих родственников (муж моей двоюродной сестры Н. В. Масловс-
кий) пробрался с фотографическим аппаратом на крышу  дома,  соседнего  с
тем двором, на котором производилась  регистрация,  и  сделал  несколько
снимков происходившего на дворе. Но на другой же день полиция отобрала у
него все снимки (негативы), которые он не успел проявить.
   Все зарегистрированные были на некоторое время задержаны в  одном  из
полицейских участков, но скоро большинство из них было освобождено. Хотя
в результате этого выступления явилось политическое дело, которое слуша-
лось в нашей судебной палате в 1903 г., кажется, даже при закрытых  две-
рях; некоторые понесли серьезные наказания. Из числа подсудимых по этому
делу у меня осталась в памяти только одна девица  Архангельская  -  дочь
одного из преподавателей наших средних учебных заведений.
   Совершенно непостижимо: зачем, с какой целью была произведена эта ма-
нифестация? Неужели демонстранты рассчитывали, что толпа пойдет за ними?
   Толпа была безѕучастной зрительницей и ничем и никак не проявила сво-
его сочувствия этому странному выступлению. Надо заметить,  что  оно  не
сопровождалось ни красными флагами, ни революционными песнями, ни возму-
тительными прокламациями, ни бунтовскими речами. Энгельгардт, ввиду  от-
сутствия этих революционных признаков, говорил: "Если бы это зависело от
меня одного, я бы не задерживал этой толпы, а предоставил бы ей идти  по
улицам куда ей угодно; она бы шла, шла, дошла бы до Волги, повернула  бы
назад и мирно разошлась бы по домам". Но  с  этим  мнением  губернатора,
очевидно, не соглашались остальные власти, признав, надо  полагать,  его
генеральской шуткой.
   28 октября 1902 г. было торжественно освящено только что воздвигнутое
здание  музыкального  училища,  принадлежавшего  Саратовскому  отделению
Русского музыкального общества. Я не буду  подробно  останавливаться  на
этом событии:
   имеется изданная дирекцией отделения  печатная  брошюра,  посвященная
специально торжественному акту этого новоселья. В ней изложены  подробно
вся история сооружения дирекцией нового здания и все обстоятельства, ко-
торыми сопровождалось его открытие и освящение.
   В конце октября 1902 г. наша присяжная адвокатура  чествовала  своего
коллегу П.
   Г. Бойчевского по случаю исполнившегося тридцатилетия пребывания  его
в сословии. По этому поводу состоялось в здании суда в помещении,  отве-
денном присяжной адвокатуре, торжественное заседание общего собрания са-
ратовских присяжных поверенных и  их  помощников.  Присутствовали  также
председатель суда ФилоненкоѕБородич и другие представители магистратуры.
Адвокатская комиссия (заменявшая совет), в которой я был только  рядовым
членом, возложила на меня произнесение приветственного от имени всей ад-
вокатуры слова юбиляру и поднесение ему золотого  юбилейного  жетона.  Я
исполнил это поручение, и мое приветственное  слово  попало  на  столбцы
"Саратовского листка", но почемуѕто не все полностью,  а  только  первая
его половина.
   24 декабря 1902 г. в Саратове скончался известный писательѕбеллетрист
и драматург Илья Александрович Салов. Он в последние годы проживал в Са-
ратове, занимая должность секретаря Дворянского  депутатского  собрания,
по которой он имел казенную (от дворянства) квартиру во флигеле, находя-
щемся на углу Московской и Соборной улиц, где и помер. В этот период я с
ним нередко встречался. Я горячо симпатизировал ему как писателю и  ува-
жал его как человека. Изредка он помещал небольшие, талантливо  написан-
ные рассказы в "Саратовском листке". Редакторыѕиздатели этой  газеты  П.
О. Лебедев и И. П.
   Горизонтов обратились ко мне с просьбой, чтобы  я,  когда  похоронная
процессия Салова остановится у дверей их редакции,  произнес  надгробное
слово. Я исполнил эту просьбу и произнес речь, которую теперь  воспроиз-
вожу с столбцов "Саратовского листка":
   ""Не говорите мне: он умер - он живет".

   Этот стих рано угасшего поэта (Надсона. - Прим. авт.) невольно вспом-
нился мне, когда я узнал, что Ильи Александровича не стало. Да, он жив и
будет жить долго, долго. Гроб, могила - это черта, за которой для каждо-
го из нас начинается таинственная вечность, но у этого  порога  вечности
подводятся итоги тому наследию, которое осталось после отшедшего. Всякий
человек, уходящий в ту страну, "откуда нет пришельцев", оставляет насле-
дие, выражающееся или в материальных ценностях, или в делах и  творениях
его как общественного или государственного деятеля, или писателя. Если в
первом случае наследие почти  всегда  составляет  удел  тесного,  узкого
кружка родственников или близких, то во втором оно  является  достоянием
не только современников почившего, но и длинного ряда следующих  поколе-
ний. Именно такое достояние оставил после себя  покойный  Илья  Аѕч.  Мы
слишком близко стоим к почившему как к писателю, и потому время  всесто-
ронней критической оценки оставленного  литературного  наследия  еще  не
настало... Но у этого гроба приходят на ум следующие мысли.  В  сумерках
нашей обыденной, серенькой, будничной жизни по временам являются  счаст-
ливые избранники, обладающие не только  тонким,  проникновенным  знанием
людей и окружающей действительности, но наделенные чудным даром рассказ-
чика, передачи другим того, что они понимают и чувствуют. Такие люди яв-
ляются верными толкователями и выразителями современности и  яркими  ил-
люстраторами как светлых, так и темных ее  сторон.  К  таким  счастливым
избранникам принадлежал почивший ныне Илья Аѕч. Его произведения особен-
но ценны и дороги нам, саратовцам, потому, что почти в каждом из них  мы
находим родные, дорогие нам с детства отзвуки. Эти  отзвуки  слышатся  в
описаниях родной нам природы: в описании прелестей  необъятной,  беспре-
дельной степиѕматушки, в рассказах о таинственном шелесте и красотах ле-
сов, раскинувшихся на живописных берегах  степных  речек,  о  безбрежном
волнующемся море колосистых полей. Неизменно верный заветам и  традициям
своего великого предшественника - бессмертного Тургенева - почивший умел
все эти красоты претворить в слово, которое ласкает воображение, волнует
душу, трогает сердце и будит ум. Такое наследие  не  останется  "лежачим
наследством": оно в живых ярких образах, созданных почившим, перейдет  к
тем поколениям, которые придут на смену нам... Этот венок и наше  скром-
ное слово являются лишь слабым выражением скорби о почившем.
   "Не говорите мне: он умер - он живет"".
   От редакции "Листка" я возложил на гроб венок.
   "Дневник" также передал подробно содержание моей речи.
   Ранней весной (мартѕапрель) 1901 г. в  нашем  Городском  общественном
банке приключился выдающийся криминал. Прослуживший  в  этом  учреждении
счетоводом и конторщиком около 12 лет Василий Петрович Хахалин  произвел
в директора банка С. И. Степашкина выстрел из револьвера. Пуля попала  в
пуговицу жилета, и это спасло Степашкина от смертельного ранения.
   Причиной покушения было недовольство  Хахалина  сделанным  правлением
банка распределением дополнительной ассигновки жалованья служащим канце-
лярии и бухгалтерии банка. Эти дополнения Городская  дума  определила  в
размере 300 и 180 руб. в год. Хахалин считал себя вправе  получить  при-
бавку в 300 руб., а ему правление назначило 180 руб.
   Степашкин отделался небольшим синяком на животе. Тем не менее все  же
возникло уголовное дело по обвинению Хахалина в  покушении  на  убийство
Степашкина. Когда это дело вступило в фазис решения вопроса  о  предании
суду, то столкнулись два противоположных мнения, а  именно:  следует  ли
Хахалина предать суду Окружного суда с  участием  присяжных  заседателей
как обыкновенного партикулярного преступника или же - суду Судебной  па-
латы с участием сословных представителей как подчиненного, покусившегося
на жизнь своего начальника? Одержало верх первое мнение, и Хахалина  су-
дили присяжные заседатели.
   Защищал его Кальманович. Эксперт, ружейный мастер Онезорге, дал  зак-
лючение, что револьвер, из которого стрелял Хахалин, недоброкачественный
и почти совершенно негодный для нанесения выстрелами из него  какихѕлибо
серьезных, а тем более смертельных повреждений. Некоторые из сослуживцев
Хахалина, допрошенные на суде в качестве свидетелей,  показали,  что  он
как многолетний работник в банке заслуживал, по их  мнению,  увеличенной
прибавки к жалованью, т.е. в размере 300 руб., и что одна из таких  уве-
личенных прибавок была правлением назначена служащему Никитину,  родному
сыну товарища директора Х. Ф.
   Никитина, прослужившему более короткое время, чем Хахалин. Хотя его и
защищал Кальманович, вообще роковой и неудачный уголовный защитник,  Ха-
халин был оправдан присяжными заседателями.
   По протесту прокурора дело перешло в Сенат, который отменил  оправда-
тельный приговор и акт предания суду, признав, что Хахалина должна  была
судить Судебная палата с участием сословных представителей. Но и  палата
в указанном составе оправдала Хахалина, очевидно, ввиду заключения  экс-
перта Онезорге, признав, что  покушение  было  произведено  с  негодными
средствами. Хотя Онезорге после суда в частной беседе говорил, что выст-
релом из револьвера Хахалина (кажется, системы Нагана) можно очень скоро
и успешно отправить на тот свет человека. Таким  образом,  выходит,  что
жилетная пуговица спасла не только жизнь Степашкина, но и избавила Хаха-
лина от серьезного уголовного наказания.
   Конечно, Хахалин был уволен из банка и уехал  из  Саратова  в  Закав-
казье, где около Батума  занялся  разведением  субтропических  растений.
После смерти Степашкина и выбора на его место П. И. Шиловцева в 1909  г.
Хахалин хотел вернуться в Саратов с целью опять  поступить  в  Городской
банк, но эти его попытки не увенчались успехом,  и  он  покинул  Саратов
навсегда.
   Дело Хахалина было одним из первых, в решении которого в качестве го-
родского головы А. О. Немировский принимал участие сословным  представи-
телем. Если верить проникшим из совещательной комнаты слухам,  Немировс-
кий настаивал на обвинении Хахалина, но остался в меньшинстве.

   5

   Выступая из пределов полномочий и компетенции...
   Расходы управы без разрешения думы. - Чиновникѕканцелярист Я. В. Ива-
нов. - Чем бульвары и скверы "нарушили порядок". - Д. И. Малеев, главный
виновник бухгалтерской разрухи. - Странности поведения  городского  бух-
галтера. - Наличность - по подложным документам В Городской  думе  Неми-
ровский, благодаря содействию Н. И. Селиванова, "стародумцев" и взаимок-
редитчиков, заручился большинством, которое, однако, несколько  дрогнуло
и ослабело к концу срока его службы. Опираясь на это большинство,  Неми-
ровский и городская управа нередко выступали из  пределов  полномочий  и
компетенции, указанных городовым положением и руководящими постановлени-
ями Городской думы.
   Городская управа в расходах нередко выходила  из  пределов  кредитов,
ассигнованных и утвержденных Городскою думою по годовому бюджету, совер-
шенно самовольно, без ведома и разрешения думы, она  расходовала  непре-
дусмотренные приходным годовым бюджетом поступления. Так она  израсходо-
вала поступившие в доход города после выигрыша мною судебного дела в су-
де и палате по иску к городу предпринимателей по добыванию руды  на  го-
родских землях 42000 руб. При оставлении Фроловым  должности  городского
головы в городской кассе была денежная  наличность  свыше  300000  руб.,
заключающаяся в большей своей части на текущих счетах в кредитных учреж-
дениях. Эта наличность также была израсходована, и к концу срока  службы
Немировского в городской кассе не только не оказалось наличности, но  на
городе лежали долги по векселям и  краткосрочным  обязательствам  разным
банкам (по преимуществу - Обществу взаимного кредита), выданным  городс-
кою управой без ведома и разрешения думы.
   Вообще городская управа не стеснялась ни утвержденными сметными  кре-
дитами, ни законом, по которому займы и выдача долговых обязательств  от
имени города допускаются только по постановлению думы в особом составе и
квалифицированным большинством: в составе не  менее  половины  законного
комплекта гласных и большинством не менее двух третей явившихся гласных.
На почве таких  незакономерных  действий  городской  управы  создавались
конфликты с гласными, которые указывали на эти действия,  вносились  от-
дельные заявления председателя и членов ревизионной комиссии,  поступали
ее замечания и доклады. Так, в декабре  1903  г.  в  думу  было  внесено
письменное заявление гласного Карнаухова, который документально доказал,
что управа самовольно израсходовала  несколько  десятков  тысяч  рублей,
затронув капиталы и суммы, которые без особого разрешения думы управа не
имела права расходовать. Управа на такие запросы и замечания вносила ту-
манные, иногда малопонятные доклады и представляла совершенно невразуми-
тельные объяснения, как это было по заявлению Карнаухова.
   Городская дума, заслушав это заявление, после продолжительных и  бур-
ных прений в конце концов значительным большинством помирилась с  совер-
шившимся фактом и утвердила задним числом распоряжения и действия управы
по возбужденному вопросу.
   Губернская власть молчаливо  соглашалась  с  такими  постановлениями,
очевидно, не желая ставить на очередь щекотливый вопрос  об  ответствен-
ности управы и привлечении ее личного состава по обвинению в  превышении
власти, так как только в этой форме мог последовать и выразиться в  дан-
ном случае протест губернатора.
   Председатель ревизионной комиссии граф  Уваров  неоднократно  заявлял
управе, а также в заседаниях думы о невозможном, чисто хаотическом  сос-
тоянии управской бухгалтерии, которая так неправильно, путано, с наруше-
нием элементарных правил счетоводства, вела книги и счета, что ревизион-
ная комиссия весьма часто, почти на каждом шагу, не могла получить  над-
лежащие ответы на свои запросы и понятные, прямые объяснения на свои за-
мечания. Граф Уваров заявлял неоднократно в думе, что при таких  бухгал-
терских порядках ревизия крайне затруднительна, почти невозможна. Поэто-
му он требовал коренной реорганизации бухгалтерского аппарата управы,  в
противном случае он вынужден будет отказаться от председательства и вся-
кого участия в ревизионной комиссии.
   Такое заявление графа Уварова оказалось на руку Немировскому, так как
граф вообще и по причинам, о которых я говорил выше, был ревизор въедли-
вый и злой.
   А потому уход его из ревизионной комиссии был только желателен и при-
ятен Немировскому, который, руководясь, вероятно,  этими  соображениями,
заявил думе, что требуемая графом Уваровым реорганизация бухгалтерии при
данном положении дел (?!) положительно невозможна и недопустима. Никаких
веских и основательных причин этой невозможности и недопустимости  Неми-
ровский не представил. Но дума не поддержала графа Уварова, и  он  отка-
зался от председательства и всякого участия в ревизионной комиссии.
   Графа Уварова в ревизионной комиссии заменил гласный Яков  Васильевич
Иванов, начальник отделения Казенной палаты. Он был связан особыми узами
и отношениями с Обществом взаимного кредита, хотя по существу был  чело-
век добросовестный и честный работник, но мягкий, угодливый,  когда  это
нужно и ему полезно. Это был чиновник, воспитанный, выросший и состарив-
шийся в палатской канцелярии, верный и преданный ее традициям, дисципли-
не и служебной гимнастике и акробатству перед своим начальством; он  был
неглупый и толковый, хотя и не получил высшего образования, да, кажется,
не имел и среднего. Иванов чуть ли не с первых лет  прибытия  в  Саратов
Немировского был с ним в очень добрых и приязненных отношениях, так  как
Немировский состоял его поверенным и выиграл весьма серьезное  для  него
дело о купленном им с публичных торгов доме в Саратове.
   Иванов, при всей его честности и добросовестности, был  прежде  всего
чиновникѕканцелярист и как таковой мог проявить при ревизии  казенноѕбю-
рократическую точность и аккуратность; это был бы шаблонный  контрольный
аппарат казенного образца.
   Но при контроле и ревизии самоуправляющихся общественных  учреждений,
кроме механической проверки прихода с расходом и оправдательных по  этим
статьям документов, требуется еще работа и под другим углом зрения:  об-
щая сводка (синтез) по каждой отрасли городского хозяйства, обзор,  сум-
мирующий все данные, добытые ревизией, инициатива и возбуждение вопросов
о желательных или необходимых даже усовершенствованиях  и  улучшениях  и
т.п. Словом, требуются не одни арифметические итоги, но указания на  но-
вые перспективы, на новые горизонты. Для этого требуются творчество, ши-
рота понимания, некоторый размах, полет мысли в ревизионных  заключениях
и замечаниях. Я так понимаю сущность ревизии и контроля общественных са-
моуправляющихся учреждений.
   Само собою разумеется, Иванов был слишком далек от этого идеала. Граф
Уваров не был таким податливым и гибким ревизором, как Иванов, а  всегда
был упорен и неумолимо строг в своих ревизионных работах и  требованиях,
что он блестяще и доказал в земстве, особенно в деле Крубера,  о  чем  я
говорил выше.
   Я. В. Иванова считали почемуѕто  специалистом  по  разведению  расти-
тельности, цветоводству и древонасаждению; поэтому ему, вместе с  особой
председательствуемой им комиссией, было поручено одно время  заведывание
городскими бульварами и скверами. Он и тут сумел проявить свою  чинность
и аккуратность. Некоторые аллеи густо и, поѕмоему, красиво заросли  раз-
давшимися вширь и поднявшимися ввысь деревьями, и таким образом  получа-
лась чаща, напоминающая лесную глушь и дающая хорошую тень. Это не  пон-
равилось Иванову, он усмотрел в этом "нарушение порядка",  почти  узако-
ненного и общепринятого для городских садов и скверов, и  уничтожил  эту
густую поросль, срубил многие деревья и  оголил  аллеи,  устроив  в  них
большие, длинные с боков просветы.
   Нарушение такого же порядка он усмотрел и в  двухѕтрех  пирамидальных
тополях, которые стояли среди большого цветника, близ фонтана.  Они,  по
моему мнению, являлись красивым и специально южным штрихом в общем  пей-
заже. Но они стояли не по ранжиру в ряду других, а "торчали" на  особицу
среди цветочных куртин.
   Поэтому они, по распоряжению Иванова, были срублены  и  уничтожены  с
корнем.
   Центр цветника утратил свой южный колорит. Вообще  вырубки,  просеки,
оголение аллей и замена буйно разросшихся деревьев  бордюрами  газона  с
устройством, где только возможно,  правильных,  геометрически  аккуратно
обмежеванных лужаек, совершенно открытых и ничем не затененных, являлись
преобладающими в программе и порядках, введенных Ивановым при  заведыва-
нии им городскими садами, бульварами и скверами.
   Иванов одно время состоял и председателем совета старшин Коммерческо-
го собрания (клуба). На этом месте он проявил необычно ревностное и вни-
мательное отношение к вверенному ему делу и оказался рачительным и  доб-
рым хозяином.
   Таким образом, Иванов играл заметную роль в общественной жизни  Сара-
това как трудолюбивая и добросовестная полезность.
   Несмотря на умеренный, скромный, аккуратный и правильный образ жизни,
Я. В.
   Иванов скончался необычно в начале октября 1905 г.  еще  сравнительно
не старым человеком: ему было около 63 - 65 лет. Смерть его приключилась
при следующих обстоятельствах. Группа  гласных  устраивала  Немировскому
ответный обед после вторичного избрания его в городские  головы.  Иванов
принимал деятельное участие в обеде, происходившем в гостинице "Россия".
Я не был в числе участников этой трапезы и не знаю линии поведения  Ива-
нова на ней, но знал его вообще за человека в высшей степени  сдержанно-
го, уравновешанного, трезвенного. Однако, явившись с этого обеда  домой,
Иванов почувствовал себя дурно и моментально скончался, поѕвидимому,  от
разрыва сердца.
   Сетования графа Уварова на порядки, или, вернее  говоря,  беспорядки,
бухгалтерии городской управы и невразумительность объяснений ее на реви-
зионные замечания и запросы были совершенно правильны, и главной  причи-
ной их и виновником всей бухгалтерской разрухи был  городской  бухгалтер
Дмитрий Иванович Малеев. Это была интересная и достойная внимания  фигу-
ра.
   Малеев был принят Недошивиным, когда я был еще в составе  управы,  по
особой просьбе управляющего тогда контрольной палатой Николая  Петровича
Ковачева.
   Надо заметить, что Малеев был не вполне легальный - серьезно скомпро-
метированный по какомуѕто политическому делу, он гдеѕто (только не в Са-
ратове) выдержал тюремное заключение, весьма продолжительное. Находясь в
заключении, он писал сладкие, нежѕные, лирические  стихи;  некоторые  из
них по форме и содержанию представлялись странными и  малопонятными.  Но
тем не менее он издал их в виде тоненькой книжечки под заглавием "Думы и
думки". Он не имел законченного образовательного ценза, и я не  знаю,  в
чем и как специализировался он в свои молодые учебные годы, но почемуѕто
после освобождения из заточения оказался в  Саратове  служащим  в  конт-
рольной палате у Ковачева. Я почти уверен, что он был совершенно  непри-
годным к контрольной работе, и Ковачев, прикрываясь  его  прошлой  неле-
гальщиной, поспешил сплавить его кудаѕнибудь. Подвернулся  Недошивин.  А
Ковачев тогда уже был генералом с станиславской звездой. У Недошивина не
хватило мужества устоять против просьбы  превосходительного  ходатая,  и
Малеев был принят в число служащих бухгалтерии городской управы, в кото-
рой тогда бухгалтером был некто Светлов.
   Я усматриваю в данном случае коварный жест со стороны Ковачева, пото-
му что тогда уже были в действии правила, по которым вольнонаемные  слу-
жащие в канцеляриях и вообще в учреждениях городского и земского  управ-
лений допускались всякий раз с особого разрешения губернатора по наведе-
нии им надлежащих справок о политической  благонадежности  определяемого
на службу лица. Малеев был допущен губернатором на  службу  в  городской
управе.
   Следовательно, его неблагонадежность и неблагонамеренность  или  были
уже совершенно аннулированы, или же были столь  невысокой  и  неѕопасной
марки, что он мог бы с большим успехом и удобством продолжать свою служ-
бу в контрольной палате. Таким образом Ковачеву  удалось  отделаться  от
Малеева.
   Внешность Малеева была не из заурядных, и он представлял из себя  фи-
гуру своеобразноѕтипичную, но только не  бухгалтерскую.  Низкого  роста,
слегка сутуловатый, с большой головой, низко и приземисто вправленной  в
коренастое туловище между приподнятых немного плеч; лицо длинное,  широ-
кое, очень длинная, широкая, с легкой проседью борода, на голове шевелю-
ра тоже длинная, редкая, слегка вьющаяся, художническая; ходил он всегда
в черной, наглухо застегнутой пиджачной паре; в летние месяцы носил  че-
сунчу, не снимал очков, поверх которых исподлобья благодушно и добродуш-
но, с улыбочкой, какѕто застревавшей в его усах и бороде, смотрел на со-
беседника; говорил и слушал, слегка склонив голову набок и запрятав  обе
руки в рукава пиджака, как в муфту; говорил тихо,  елейно,  как  говорят
часто сельские батюшки, долго прослужившие в своих приходах.
   Благодаря своей длинной бороде при малом росте Малеев немного  смахи-
вал на Черномора, как его изображают на сцене в "Руслане и Людмиле".
   Когда он поступил в городскую управу, ему уже было за 50  лет.  Я  не
знаю формуляра Малеева и его прошлого, предшествовавшего его поступлению
в штат городской управы. Поэтому мне не известны основания,  по  которым
его поместили в бухгалтерию. Когда и откуда он теоретически или  практи-
чески ознакомился с этой специальной наукой счетоводства?  Насколько  он
был компетентен и авторитетен в этой отрасли делопроизводства, группиру-
ющей и распределяющей цифры по отдельным страницам, столбцам, разрядам и
т.д.? Сам я почти круглый невежда в этой цифровой кабалистике.  Но  имею
некоторые, весьма основательные данные, чтобы сомневаться  в  компетент-
ности и авторитетности Малеева как бухгалтера. И когда  бухгалтером  был
назначен Малеев, я с течением времени убедился, что у него в этом  отно-
шении не все обстоит благополучно. Убедил меня отчасти личный опыт, ког-
да мне приходилось обращаться  в  городскую  бухгалтерию  с  требованием
справок или объяснений, которые не всегда были вразумительны, удовлетво-
рительны и удобопонятны. Органическое неблагополучие бухгалтерии усилен-
но подчеркивали все городские ревизионные комиссии.  С  другой  стороны,
нельзя отрицать, что Малеев в прошлом имел какоеѕто касательство до сче-
товодства и бухгалтерии. Так, он изобрел  особые  счеты,  которые  имеют
очень мало общего с общепринятыми счетами. Его счеты в длину разделялись
особой перемычкой на две равные половины, и на проволоках, или  прутьях,
каждой из них было небольшое число костяшек: 5 - 7. Системы этого  изоб-
ретения я не постиг, но сам Малеев и один из  его  помощников  применяли
его на деле. По части изобретений и разных открытий Малеев иногда прояв-
лял такие странности, которые заставляли предполагать, что у него в  го-
лове не все благополучно, что там у него по временам копошится и прыгает
какойѕто "зайчик".
   Однажды, когда я исполнял обязанности городского головы, он мне  зая-
вил, что необходимо вновь перестроить весь город.
   - Как перестроить? Зачем, почему? - изумился я.
   - Саратов выстроен не по меридиану, - не смущаясь, ответил Малеев.
   - Да какое нам до этого дело и что это значит: не по меридиану?
   - Я обследовал и сравнил высочайше утвержденный  план  с  натурой,  и
оказалось, что Саратов расположен не на своем меридиане.
   - Значит, нужно все сломать до основания и выстроить вновь по мериди-
ану?
   - Да, конечно, это должно сделать городское управление, - ответил Ма-
леев, ни мало не сумняся и запрятывая руки в рукава пиджака. После тако-
го ответа я умолк и на всякий случай подальше  отодвинулся  от  Малеева:
ведь ему могло показаться, что я стою "не по меридиану"...
   - Так как же вы думаете? - прервал он мое молчание.
   - Да никак не думаю, - ответил я.
   Малеев, подернув плечами и мотнув головой, удалился.
   В другой раз какѕто я зашел в бухгалтерию и увидел на столе бухгалте-
ра опутанный в разных направлениях проволокой стакан, наполненный до по-
ловины красноватой жидкостью.
   - Что это такое? - спросил я Малеева.
   - Это мое последнее изобретение: по состоянию уровня этой жидкости  я
каждую минуту знаю о состоянии уровня воды в Волге.
   Я поспешил отойти от стола бухгалтера подальше...
   Неустройства и непорядки городской бухгалтерии углублялись и  усугуб-
лялись с каждым годом. Надо было заменить Малеева  другим  лицом,  более
сведущим в бухгалтерии и менее изобретательным по части разных  сенсаци-
онных открытий. Но вместо этого управа назначила городского секретаря Н.
Н. Сиротинина наблюдающим за бухгалтерией и положила ему  за  это  жало-
ванье в размере 50 руб.
   в месяц. Это распоряжение последовало уже в девятисотых годах.
   Как Сиротинин "наблюдал" за бухгалтерией? В чем проявлялось это  наб-
людение? Не думаю, чтобы он, занятый думскими  протоколами,  изданием  и
редактированием одно время "Саратовского листка", мог уделять  сколькоѕ-
нибудь времени для такого наблюдения. Немало времени отнимало у  Сироти-
нина и его деятельное участие в кадетской партии, в комитете которой  он
состоял секретарем. Кроме того, по логике вещей требуется, чтобы  наблю-
дающий по компетентности и по авторитетности в определенной специальнос-
ти был если не выше, то по крайней мере равен  наблюдаемому.  Между  тем
Сиротинин, хотя и кончил математический  факультет,  был  в  бухгалтерии
столь же сведущ, как и в китайской грамматике. Я не сомневаюсь, что поч-
тенный Николай Николаевич Сиротинин заходил в бухгалтерию раза три в ме-
сяц, так как получал жалованье по трем должностям:
   как городской секретарь, как наблюдающий за бухгалтерией и как редак-
тор "Известий Саратовской городской думы", которые должны были  выходить
ежемесячно. Редакторское жалованье он получал аккуратно каждый месяц, но
"Известия" выпускал в высшей степени неаккуратно. Случалось, что за  це-
лый год вместо 12 выходило 2 - 3 книжки. По этому поводу я вынужден  был
сделать запрос в Городской думе,  но  получил  на  него  неопределенный,
расплывчатый ответ,  напоминавший  своей  невразумительностью  некоторые
доклады и объяснения управы.
   А после думского заседания в частных  кулуарных  разговорах  сведущие
люди мне сказали, что Сиротинин нуждается в отхожих промыслах, так как у
него очень большая семья. Перед таким аргументом большинство думы  прек-
лонялось, а руководящие им лица, кроме того, отчасти и побаивались  "га-
зетного человека":
   неровен час, возьмет да и прохватит в "Листочке"...
   Результаты наблюдения Сиротинина за городской бухгалтерией не  преми-
нули сказаться в 1903 - 1904 гг. во  время  главенства  Немировского.  В
этот период было обнаружено два или три случая  получения  из  городской
кассы около 6000 руб. по подложным журналам и ордерам управы.  Бухгалте-
рия и состоящий при ней контроль пропустили и апробировали эти подложные
документы, конечно, без всякого злого умысла и преступного  намерения  и
соглашения, а просто по неряшеству  и  халатности.  Виновными  оказались
служащие канцелярии и бухгалтерии городской управы.  Их  было  двое;  не
помню их фамилий. Судили их  в  Судебной  палате  с  участием  сословных
представителей. Я в качестве городского юрисконсульта  выступал  в  этом
деле гражданским истцом. Виновных приговорили к наказанию, городу прису-
дили преступно полученную ими из городской кассы сумму, на что  мне  был
выдан исполнительный лист, который я препроводил в управу. Но у обвинен-
ных никакого имущества не оказалось; лист мне управа не возвратила.
   Очевидно, он был приложен к ее производству. Тем  дело  и  кончилось.
Городская управа, безусловно, была повинна в этом инциденте, не  имевшем
прецедента в прошлом. Но ни Городская дума, ни губернская  администрация
не возбуждали вопроса о личной или имущественной ответственности  когоѕ-
либо.
   Чтобы не возвращаться больше к Малееву, я забегу несколько  вперед  и
отмечу последующие, известные мне, выступления. Одно время он открывал и
устраивал для учащейся молодежи какойѕто  "разумный  кинематограф".  Но,
кажется, после нескольких сеансов, устроенных в Народной аудитории,  это
предприятие не пошло в ход, не привилось. Я не был в этом "разумном  ки-
нематографе" (очевидно, все остальные существующие в городе кинематогра-
фы считались неразумными). Но, надо полагать, дело было так  поставлено,
что не говорило ничего ни уму, ни сердцу молодежи, и она его оставила.
   В марте или апреле 1917 г. Малеев организовал  "республиканский  союз
молодежи".
   Членами его были дети 10 - 12 лет. Что творилось в этом союзе,  я  не
знаю; но раз встретил на улице Малеева,  марширующим  впереди  небольшой
кучки попарно идущих малышей с какимѕто, кажется красным, флагом. Увидев
меня, он приостановился, приветливо улыбнулся и сказал, что в  союзе  он
устраивает заседания, сочиняет для них сказки (воображаю!) и говорит ре-
чи. Но и этот союз по неизвестным, но вполне мне понятным причинам  рас-
пался и исчез бесследно.
   Около того же времени, когда Малееву было уже под 80 лет, в  Окружном
суде слушалось дело по иску какойѕто девицы к нему  об  истребовании  на
содержание прижитого с ним внебрачного ребенка. Я не знаю, когда  и  как
кончилось это судебное дело, но мне говорили, что истица  очень  молодая
особа. Это последнее обстоятельство  дает  основание  предполагать,  что
почтенный Дмитрий Иванович Малеев, проявляя много  инициативы  и  особое
рвение в деле образования и воспитания молодежи, прилагал свои  старания
к развитию не только ее ума и сердца, но и еще чегоѕто другого.  сердца,
но и еще чегоѕто другого.