Михаил КУРАЕВ

                                ЖРЕБИЙ щ 241

                           Романтическая хроника

                              Ольге Николаевне Кураевой

                              "Всякий может фиглярствовать  и  изобра-
                              жать на подмостках честного человека, но
                              быть порядочным человеком в глубине  ду-
                              ши,  где все дозволено,  куда никому нет
                              доступа,  - вот поистине вершина возмож-
                              ного".

                              Мишель Монтень

                               СВИДЕТЕЛЬСТВО

   Дано сие  девице  Кароле-Марие-Юзефе  Шмиц в том,  что она,  как из
представленных документов видно, дочь Прусского подданного, родилась 6
июля  1880 года в Белостоке и крещена в веру Христианскую Римско-Като-
лического исповедания;  образование получила во французской школе  Св.
Петра и Павла в Москве, от которой имеет свидетельство об учении.
   Вследствие поданного ею прошения о желании вступить в домашние учи-
тельницы и его рассмотрения, предоставленных ею удостоверительных сви-
детельств,  которые найдены удовлетворительными, допущена была к испы-
танию  в Испытательном Комитете Московского Учебного Округа и показала
во французском языке хорошие сведения и, сверх сего, в присутствии ис-
пытателей с успехом дала пробный урок по означенному предмету. А пото-
му ей,  ШМИЦ,  дозволено преподавать французский язык на праве  ДОМАШ-
НЕЙ<|>  УЧИТЕЛЬНИЦЫ  и  исправлять сию должность,  на что она,  как не
русская подданная, не может пользоваться выгодами и преимуществами се-
го звания.
   В удостоверение чего дано сие свидетельство за надлежащим  подписа-
нием и с приложением печати Канцелярии Попечителя Московского Учебного
Округа.
   Января 15  дня  1897  года  Попечитель Московского Учебного Округа,
   Заслуженный профессор, Тайный Советник и Кавалер Н. Богаевский Пра-
   витель канцелярии В.  Карманов Гражданский статус моей бабушки, Ка-
   ролины Юзефы Марии Шмиц, долгое
время определялся  фактом ее прусского подданства.  Бабушке еще только
   шестнадцать лет, а она уже (умеют немцы устраи-
ваться!) имела профессию, обещавшую независимость и кусок хлеба. Поче-
му бабушка не держала одновременно экзамен по немецкому  языку,  столь
же ей близкому, как и русский, а также по английскому и по итальянско-
му,  на которых писала и читала так  же  свободно,  как  по-немецки  и
по-русски, ответа мы уже никогда не получим.
   Здесь можно было бы предъявить подлинник записной  книжки,  которую
бабушка вела в заграничных вояжах:  в Италии по-итальянски, во Франции
по-французски, в Женеве, Лейпциге и Берлине по-немецки, в России книж-
ка велась исключительно на русском языке.
   Знание основных европейских языков позволило бабушке  объехать  всю
Европу  в  качестве  юной  камеристки  богатенькой  госпожи Катуар,  к
счастью, иностранных языков не знавшей, несмотря на свою нездешнюю фа-
милию.
   В конце прошлого века среди русских женщин распространилась мода на
получение образования,  мода же, как известно, не налагает иных обяза-
тельств, кроме обязанности быть модным. В этой связи есть резон предъ-
явить еще одно свидетельство (из двух имеющихся), говорящее о том, что
бабушка не зря занимала внимание Испытательного  Комитета  Московского
Учебного Округа.
   СВИДЕТЕЛЬСТВО Сим имею честь свидетельствовать,  что домашняя  учи-
   тельница,  Кароля  Васильевна ШМИЦ в продолжении времени с 1-го ок-
   тября 1899 года по 1-ое июля 1902 го-
да, при  отличном  поведении  действительно занималась обучением детей
моих Ивана, Андриеты и Петра 6, 7 и 8-летнего возраста; исполняла свои
обязанности  совершенно добросовестно и находилась при детях на посто-
янном жительстве.
   А. П.  Мусси  1902 года Октября 14 дня Французский гражданин Андрей
   Петрович Мусси Преображенка,  Генеральная ул. Тов-во Шелковой Ману-
   фактуры подпись его руки удостоверяю Лефортовской части 2 уч. Прис-
   тав И.  Языков Прадед,  Вильгельм Францевич,  был человеком состоя-
   тельным и принадле-
жал цеху немецких мастеров,  призванных в  текстильную  промышленность
Москвы  для  сообщения  ей европейского уровня технологий и производс-
твенной культуры. Не требуя веры на слово, прежде чем предъявить дыша-
щий на ладан документ,  необходимо сделать маленькое отступление, пос-
кольку к сообщаемому тексту нет возможности прикрепить  сам  документ,
непосредственно и в подлиннике.
   Вид документа,  ткань, на которой он исполнен, средства исполнения,
шрифт, почерк выразительны до чрезвычайности и блещут то красноречием,
то выдающимся косноязычием.  Они - дети,  дети своего времени,  и этим
сказано все!  Семейный архив сохранил "Анализ мочи", выданный "Аптекой
д-ра Пеля" 14 ноября 1907 года.  Какая бумага! Какое количество вензе-
лей,  медалей, причудливых украшений, фундаментальностью своей он пре-
восходит даже "Выписи из метрических книг" того же времени,  не говоря
уже  о  более поздних свидетельствах о рождении,  аттестатах зрелости,
почетных листах и грамотах за "успехи  в  социалистическом  соревнова-
нии". Сам вид "Анализа мочи" говорит об огромном воспитательном значе-
нии документа:  если даже к вашей моче такое серьезное  отношение,  то
как  же  ответственны вы должны быть за свои мысли,  чувства,  слова и
поступки!
   Полагаю, что несколько предъявляемых документов должны быть хотя бы
кратко описаны.
   Вот "Удостоверение", подтверждающее часть трудового стажа моего не-
забвенного прадеда.
   Бумага желтая, хрупкая, уже потрескавшаяся, изначально полупрозрач-
ная,  поэтому прежде чем читать документ, надо четко сориентироваться,
где лицевая сторона,  где обратная. Документ занимает треть машинопис-
ной странички.  Левую сторону почти полностью закрыл чернильный  штамп
"В.П.С.Т.  Гучковского отделения ФАБ.-ЗАВ.-КОМА",  остальная часть ис-
полнена на пишущей машинке,  страдающей акцентом на букву "А", что го-
ворит о близости Москвы, и букву "Е", что просто говорит о ее изношен-
ности.

      В.П.С.Т. УдостовЕрЕниЕ Гучковское отделение НАстоящЕЕ  удостовЕ-
   рЕниЕ выдАно от ФАБ.-ЗАВ.-КОМ. ФАбкомА Октябрьской Суконной фАбрики
   Ивановская фабрика грАждАнкЕ КАролинЕ ВАсильЕвнЕ тонких сукон КУРА-
   ЕВОЙ  в том,  что ЕЕ отЕц ВАсилий Московского района ФрАнцЕвич ШМТЦ
   рАботАл нА 14 сентября 1925 г. вышЕупомянутой ф-кЕ в кАчЕствЕ N 572
   ткАцкого мАстЕрА с 1892 г. по 1913 год ст. Манихино что и удостовЕ-
   ряЕтся Печать ПрЕдсЕдАтЕль фАбкомА НУЖДИН Всероссийский проф.  союз
   текстильщиков СЕкрЕтАрь ЛЕБЕДЕВ Служа мастером на Ивановской фабри-
   ке под Воскресенском, прадед, как и
многие немцы-мастеровые,  держал квартиру на Мясницкой, в самом центре
Москвы. Лояльность по отношению к российским властям и невмешательство
во внутренние, и без того чрезвычайно напряженные, дела Российской им-
перии, не оградили старавшегося походить на императора Вильгельма уса-
ми и прической Вильгельма Францевича и добрейшую Агнессу Карловну, ро-
дителей моей немецкой бабушки,  от соплеменников моего русского дедуш-
ки,  давших первый бой немчуре в августе Четырнадцатого непосредствен-
ными погромами на улице Мясницкой, впоследствии переименованной в ули-
цу  Кирова.  Прадед  с  прабабушкой под натиском беззаветных патриотов
отступили на заранее подготовленные позиции на реке Истре, где предус-
мотрительным  Вильгельмом  Францевичем  по выходе на пенсию был куплен
дом знаменитой писательницы,  автора бестселлера "Разоренное  гнездо",
за пять тысяч целковых.
   Московские немцы были недовольны, когда им устроили трепку ребята в
косоворотках, но позволительно спросить, почему это бабушке, родившей-
ся в России, понадобилось идти в католический пансион, а не в нормаль-
ную русскую школу?  Дело в том, что государь разнообразнейшей по веро-
исповеданиям страны высочайше повелел с детей  католиков,  обучавшихся
даже  в  церковно-приходских школах,  не говоря уже о казенных,  брать
подписку о их желании присутствовать на уроках закона божьего, без че-
го  им  аттестата не давали.  Желания получить аттестат ценой унижения
бабушка не имела.  Это жене царя ради короны пришлось  поменять  веру,
бабушке было проще.
   Итак, в январе 1897 года бабушка  получила  свое  свидетельство  на
право  работать  домашней учительницей,  что впоследствии позволило ей
работать в гимназии и в советских школах,  а полгода  спустя  будущему
жениху и мужу так же было выдано "СВИДЕТЕЛЬСТВО", сходное с бабушкиным
лишь тем особым нечеловеческим языком,  на котором власти предпочитают
разговаривать с подданными.
                                  СВИДЕТЕЛЬСТВО Кураев Николай Никанд-
   рович, сын крестьянина Калужской губернии, Пере-
мышльского уезда,  села Желохова,  приписанный для отбывания  воинской
повинности  ко 2 призывному участку Звенигородского уезда,  Московской
губернии явился к исполнению воинской повинности при призыве 1897 года
и,  по вынутому им щ 241-му жеребья,  подлежит поступлению на службу в
постоянные войска,  но, на основании "53" (61 п.4) ст. Устава о воинс-
кой  повинности поступление ему на службу отсрочено до 27 летнего воз-
раста,  как состоящим студентом Харьковского университета но не  далее
призыва 1902 года.
   Выдано Московской губернии Звенигородским Уездным по  воинской  по-
   винности  Присутствием  июня  4 дня 1897 года за щ 258 Председатель
   Присутствия Михайлов.  К "Свидетельству" приложен  билет  величиной
   чуть больше старой пятер-
ки, тоже синеватого цвета,  на нем значится:  "ЖЕРЕБИЙ щ 241", тот са-
мый, вынутый в надлежащий день дедом.
   Мой прапрадед, Иоаким Иванович, был крепостным у помещицы Толстой в
Калужской губернии, прадед, Никандр Иоакимович, уже записан временноо-
бязанным,  то есть полурабом,  и в этом праве, как человек грамотный и
рачительный,  стал конторщиком.  Дед же, Николай Никандрович, закончил
университет по медицинскому факультету и стал врачом.
   Для получения  бесплатного среднего образования ему вместе со стар-
шим братом, Сергеем Никандровичем, пришлось идти в духовную семинарию.
Относясь к вере серьезно и искренне,  ни дед, ни его брат не предпола-
гали себе карьеры на колокольном поприще.  Служение людям - да,  но не
молитвой и кадилом.
   Официального запрещения для окончивших семинарию поступать  в  уни-
верситеты не было, но препятствия к тому чинились по негласному сгово-
ру властей,  изумительно владеющих и по сей день  искусством  придания
рамкам закона мягкости и растяжимости.
   Подав прошение о зачислении в Московский университет,  дед  получил
отказ.  О  Петербургском и речи быть не могло,  но отступать было не в
правилах Николая Никандровича, и он, прихватив скрипку, на которой вы-
учился играть в семинарии,  отправился в Томск,  где нужда в грамотных
студентах была острей, чем желание угодить церковным властям.
   Не имея  достаточной  зимней одежды,  дед в Томске отморозил правое
ухо,  когда шел на вечеринку,  неся в руках скрипку.  Он  перекладывал
инструмент из руки в руку,  прикрывая свободной рукой изъедаемое моро-
зом ухо;  стужа оказалась проворней деда,  и ухо пришлось спасать. Это
все, что сегодня известно о пребывании деда в Томске. Впрочем, дед на-
долго сохранил доброе чувство к Томску и почитал именно  Томск,  а  не
Иркутск столицей Сибири.
   Непрестанно хлопотавший о восстановлении справедливости дядя  Воло-
дя, брат рано умершего отца Николая Никандровича, добился-таки перево-
да деда из Томского университета в университет Харьковский,  также  на
медицинское  отделение.  Не  удовольствовался Владимир Иоакимович тем,
что племянник стал обучаться в Харькове.  И здесь имел место первый  и
последний прямой контакт нашей фамилии с главой царствующего дома. Дя-
дя Володя,  пройдя за три года, как и полагалось, все круги бюрократи-
ческих,  юридических,  чиновничье-идиотических  оборонительных  линий,
возведенных вокруг едва взошедшего на престол последнего русского  ца-
ря, писал на Высочайшее имя. Писал дядя Володя, надо думать, разумно и
убедительно.  Помазанник, разумеется божий, всемилостивейше соблагово-
лил  дозволить своему подданному по сути-то дела воспользоваться зако-
ном, своим законным правом! Ни о какой иной милости самодержца не про-
сили.  Но  такова уж наша чудесная держава,  где и законом-то и правом
можно пользоваться лишь как Высочайшим  одолжением.  Навряд  ли  госу-
дарь-император сознавал,  что разрешая своему подданному, сыну кресть-
янина Калужской губернии, Перемышьского уезда, села Желохова, обучать-
ся по выбору,  хоть в Московском,  а хоть и в Санкт-Петербургском уни-
верситетах,  он не милость творит, а покрывает своим благоволением как
раз беззаконие, позволяющее чиновникам вертеть правом по своему усмот-
рению.  Интересно, а что если бы государю доложили, что его запоздалой
милостью сын крестьянина Калужской губернии, Перемышьского уезда, села
Желохова пренебрег, оставил ее без последствий?..
   Деду царская милость не льстила,  он рассуждал, исходя из интересов
дела,  а делом было получение основательного образования.  Два года он
отучился в Томске,  теперь заканчивал четвертый курс в Харькове. Опять
менять место, преподавателей, обживать новое учебное пространство? Ме-
дицинская кафедра в Харькове была сильной, и это решило дело.
                                      ДИПЛОМ Предъявитель сего,  Нико-
   лай Никандрович Кураев, сын крестьянина, веро-
исповедания православного, родившийся 9 Декабря 1875 года, по удовлет-
ворительном  выдержании  в  Императорском  Харьковском  университете в
1897-1898 гг.  полукурсового испытания и по зачете определенного уста-
вом числа полугодий на медицинском факультете Харьковского университе-
та,  подвергался испытанию в медицинской  испытательной  комиссии  при
Харьковском  университете в Сентябре и Октябре месяцах 1901 года,  при
чем оказал следующие успехи...
   ...вот "успехи"  деда,  перечисленные  в дипломе,  по всем двадцати
трем дисциплинам оценивались только как "удовлетворительные" и "весьма
удовлетворительные". Как-то не вязалась с дедовской основательностью в
отношении к делу по нашим меркам посредственность знаний.  Так то наши
мерки!  Видно в прежние времена к словам относились сугубо серьезно, и
если знания испытываемого удовлетворяли, да еще и весьма удовлетворяли
испытателей, то лекарь получал диплом с отличием...
   По сему и на основании Высочайше утвержденного мнения Государствен-
ного Совета 5 ноября 1885 года, г. Кураев, в заседании медицинской ис-
пытательной комиссии 14 Октября 1901 года,  удостоен степени лекаря  с
отличием со всеми правами и преимуществами, поименованными как в озна-
ченном Высочайше утвержденном мнении Государственного Совета,  так и в
ст.92 устава университетов 1884 года.
   В удостоверение сего и дан сей диплом г. Кураеву за надлежащею под-
писью и с приложением печати Управления Харьковского округа.
   Город Харьков.  Ноября 30 дня 1901  года.  Попечитель  Харьковского
   учебного округа М.  Алексеенко Председатель Медицинской испытатель-
   ной комиссии И.  Клейн Правитель канцелярии Н.  Зимович Сам  диплом
   являет собою несгибаемой твердости лист плотной бумаги
размером в два машинописных листа, составленных рядом. И хотя хранится
он  сложенным вчетверо,  но в развернутом виде топорщится и при чтении
удерживать сей диплом приходится двумя руками. Смею полагать, что нес-
гибаемую силу придает сему диплому "Факультетское обещание", набранное
на обратной стороне тем же торжественным типографским шрифтом,  что  и
весь текст диплома.
                              ФАКУЛЬТЕТСКОЕ ОБЕЩАНИЕ Принимая с глубо-
   кой признательностью даруемые мне наукою права врача
и постигая всю важность обязанностей, возлагаемых на меня сим званием,
я  даю  обещание  в  течение всей своей жизни ничем не помрачить чести
сословия,  в которое ныне вступаю. Обещаю во всякое время помогать, по
лучшему моему разумению, прибегающим к моему пособию страждущим; свято
хранить вверенные мне семейные тайны и не употреблять во зло оказывае-
мого мне доверия. Обещаю продолжать изучать врачебную науку и способс-
твовать всеми своими силами ея процветанию, сообщая ученому свету все,
что  открою.  Обещаю  не  заниматься  приготовлением и продажею тайных
средств.  Обещаю быть справедливым к своим сотоварищам-врачам и не ос-
корблять их личности; однако же, если бы того потребовала польза боль-
ного, говорить правду прямо и без лицеприятия. В важных случаях обещаю
прибегать к советам врачей,  более меня сведующих и опытных;  когда же
сам буду призван на совещание, буду по совести отдавать справедливость
их заслугам и стараниям.
   Какой превосходный, серьезный и практический документ! Именно "Обе-
щание", а не предосудительная, с точки зрения искреннего христианства,
языческая "клятва".  Отступление от "клятвы" - преступление, "клятвоп-
реступник", это уже и приговор и несмываемое пятно, что бы там ни бор-
мотал в свое оправдание отступник. Иное дело "Обещание", и отступивше-
му  от  него остается дорога к чести.  В "Обещании" больше и доверия и
милосердия, оно обязывает без угрозы. Человечно, хорошо!
   Закончив университет, дед пожелал работать у себя на родине, куда и
был приглашен в качестве фабричного врача  на  Ивановскую  текстильную
фабрику,  где  уже  почти  десять  лет к тому времени работал мастером
Вильгельм Францевич, будущий дедушкин тесть...
   Быть может, дедушка и бабушка, Николай Никандрович и Кароля Василь-
евна,  как на русский манер стали звать Каролю-Марию-Юзефу,  и были на
небесах предназначены исключительно друг для друга,  на земле это было
понято не всеми и не сразу.
   В памяти кураевских потомков сохранился некий Н.  Канавин,  кстати,
тоже Николай, один из соискателей бабушкиного сердца и претендентов на
ее руку. Свидетельства за подписью Н. Канавина должны быть предъявлены
для того,  чтобы не возникло предосудительное мнение о том, что бабуш-
киной руки никто не искал, а потому она так долго, целых два года жда-
ла деда с войны.
   Открытки, посылаемые бабушке из Лейпцига,  Берлина,  Парижа,  подт-
верждают искренность чувств Н.  Канавина и серьезность намерений.  Ба-
бушка отвечала ему из Рима,  Кельна,  Триеста,  Парижа и Москвы - Пет-
ровский бульвар, дом Трындина, кв. 9.
   Ея Высокоблагородию Каролине Вильгельмовне Шмиц. Лейпциг, 13 авгус-
   та 1902 г.  Дорогая Кароля, получил Вашу карточку из Парижа, так же
   получил из
Берлина. Благодарю за память. Я был серьезно болен. Теперь поправился,
но очень изменился.  В Лейпциге, вероятно, придется пробыть еще недели
4-5 самое меньшее. Вы пишете, что, как Вам кажется, дружба наша разош-
лась. Я, Кароля, отношусь к Вам совершенно так же, как и в прошлом го-
ду.  С моей стороны мое ровное чувство искренней дружбы к Вам не изме-
нится,  вероятно,  никогда и,  если изменится наше обоюдное отношение,
то,  конечно, виноват в этом не я. Итак, пишите, если найдете желание,
мне по старому адресу в Лейпциг. Жму руку. Желаю всего лучшего.
   Ваш Н. Канавин Не письмо, а какое-то уведомление! "Я отношусь к Вам
   совершенно так
же, как в прошлом году..." "С моей стороны мое ровное чувство"  "Пиши-
те, если найдете желание..." На что рассчитывал с такими текстами этот
Канавин?! Такие письма пишут только немцы в русских водевилях, или ка-
кой-нибудь господин Лужин из страшненького романа.
   Младшая сестра моего отца,  стало быть,  тетка, рассказывала, как в
юные свои годы, рассматривая открытки с видами Берлина, Лейпцига и Же-
невы, она спросила у своей мамы, моей бабушки, кто такой "Н. Канавин".
   "Он хотел быть моим мужем",  - сказала бабушка.  "Как!  - удивилась
   юная еще в ту пору тетка, бывшая уже четвертым ре-
бенком, - тогда мы были бы не Кураевы, а Канавины?!" "Вас вообще могло
   не быть",  - сказала бабушка.  И о Канавине, с его "ровным чувством
   искренней дружбы", больше ни
слова! Претендентки на руку и сердце молодого врача, игравшего в люби-
   тель-
ских концертах на скрипке и  прекрасного  конькобежца,  документальных
свидетельств по себе не оставили,  но сохранились безусловно достовер-
ные предания, во все времена имеющие хождение наравне с документами.
   Это было в Воскресенске.  Это было зимой.  Это было на катке. Некая
   Леночка Янковская, влюбленная в деда и оберегавшая его даже от
мнимых соперниц,  набросилась на катке на бабушку,  принародно обвиняя
ее в том,  что из-за ее неловкости (это бабушкина-то неловкость!)  ра-
зорвалась цепь державшихся друг за дружку катальщиков и катальщиц, так
называемая "змейка",  раскрученная стоящим в центре  самым  сильным  и
умелым конькобежцем, естественно, дедом. Доктор Кураев, уже второй год
работавший на одной из фабрик М. С. Попова, в чьей конторе на Петровке
впоследствии  привольно разместилось Министерство морского флота,  был
за справедливость,  не думая о последствиях. Он тут же встал на защиту
бабушки,  убедительно доказав,  что в разрушении "змейки" ее вины нет.
"Ну и оставайся со своей Каролей!" - крикнула разобиженная  Елена  Ян-
ковская, уверенная в том, что худшего деду и невозможно пожелать.
   Дед еще раз пристально посмотрел на бабушку,  глядевшую  на  своего
заступника сквозь слезы доверчиво и с благодарностью,  и действительно
решил остаться с ней навсегда, до последнего часа.
   А Канавин не унимался.  Вот она,  эта открытка из Нью-Йорка с видом
   высоченного, чем-то напо-
минающего нос океанского лайнера,  небоскреба на углу Бродвея. Russia.
   Moscow.  Ея Высокопревосходительству Кароле Васильевне  Шмиц.  Пет-
   ровский бульвар,  д.Трындина,  кв.  9. НЬЮ-ЙОРК. 8 дек. н/ст. 1903.
   Шлю моей доброй,  хорошей Кароле привет из далекой Америки,  где  я
   уже
четыре дня. Сегодня перебрался из гостиницы в комнату. Чудная комната,
но хозяева мне не нравятся. Впрочем, обо всем я напишу как-нибудь дня-
ми письмо, а пока крепко, крепко жму Вашу руку.
   Ваш Коля.  Пишите, чем несказанно будете меня радовать. Письмо Ваше
   получил по
приезде сюда.  Большое спасибо. Как далеко продвинулся этот черт-Кана-
   вин, забравшись в Америку: "моей
доброй, хорошей",  и руку он уже жмет "крепко,  крепко" и ждет, видите
ли,  что бабушка будет его "несказанно радовать"...  Не дождешься! она
будет радовать деда.
   И о Канавине больше ни слова! Лучше лишний раз взять в руки и пере-
   читать рождественскую открытку
образца 1903 года.  Воскресенск, Звенигородского уезда, Московской гу-
   бернии. Ея Высокоблагородию Кароле Васильевне Шмиц, Московская ули-
   ца, в
собств. доме. Дорогая Кароля Васильевна. Шлю Вам самые сердечные поже-
   лания. Дай Вам
Бог побольше сил и здоровья. Мне хорошо - немного скучаю. Болела грип-
пом,  теперь лучше,  хотела,  чтобы и Вы меня не забывали. Николаю Ни-
кандровичу предсказываю беспримерный успех в концерте.
   Целую Вас Январева. Это та самая Январева, что была некоторое время
   попутчицей бабушки и
госпожи Катуар во время разъездов по Германии и  Италии.  Но  документ
ценен  упоминанием деда,  а раз бабушке пишут про деда...  Это значит,
что "беспримерный успех" деда в концерте для бабушки значит не меньше,
чем  рождественские  поздравления и пожелания здоровья!  Все пока идет
отлично,  главное, чтобы ничего не случилось. Никаких Канавиных, ника-
ких Гартунгов, никаких Веселаго!
   Но Романов, Романов, вот где узкое место России. О, если бы Николай
   Александрович Романов не позволял друзьям, родс-
твенникам, врагам,  да что врагам,  вовсе проходимцам,  водить себя за
нос, а вместе с собой и "землю Русскую", хозяином которой он себя счи-
тал,  может быть,  меньше невзгод выпало бы на него самого  и  на  его
большую семью и уж вовсе ни в чем не повинных детей,  а заодно,  может
быть, меньше разлук и печали досталось бы и бабушке с дедушкой.
   Казалось бы,  залогом европейского мира могло послужить уже то, что
на английском,  немецком и русском престолах в начале века сидела род-
ня,  в их жилах было очень много общей крови.  Но короли, императоры и
цари не знают дружбы.  Вот и русско-японская война  была  организована
по-родственному,  по-семейному.  Немецкая  и английская родня русского
царя,  заручившаяся поддержкой благодетельно демократических Соединен-
ных  Штатов,  напугали  японцев аппетитами своего русского "брата".  И
немцы и англичане мечтали ударить по длинной руке,  искавшей своих вы-
год  не  в  устройстве собственного дома по-человечески,  а в карманах
желтолицых братьев,  населяющих просторы Манчжурии и теснины Кореи.  И
деньгами  и  вооружением и советами помогли японцам собраться в поход.
Как ни тянули царевы дипломаты переговоры с  несговорчивыми  японцами,
как  ни  пытались государевы полководцы,  почему-то всегда к войнам не
готовые,  уверить всех, а главным образом, самих себя в том, что войны
не будет, она грянула.
   Хотя на дворе стоял январь,  и для самого царя и даже для  его  на-
местника  на  Дальнем  Востоке  адмирала  Алексеева разрыв отношений с
японцами был прямо снегом на голову. Всего тремя неделями раньше имен-
но  адмирал  Алексеев  уверял  главного инженера недостроенной главной
крепости на Дальнем Востоке,  Порт-Артура: "Поезжайте, батенька, в от-
пуск, здесь у нас не предвидится никакой тревоги".
   Тревоги и не было,  просто японские миноносцы 26 января  подошли  к
Порт-Артуру да и атаковали стоявшие на внешнем рейде, не защищенные ни
минными заграждениями,  ни мудростью начальства броненосцы "Цесаревич"
и "Ретвизан" и крейсер "Палладу".  24 января,  когда Япония объявила о
разрыве дипломатических отношений,  дальновидные и мудрые вожди России
все еще на что-то надеялись,  теперь государь понял, что началась вой-
на.
   Дневник императора.  1904 год. 26 января. Понедельник. Утром у меня
   состоялось совещание по японскому вопросу; решено не на-
чинать самим. Завтракали: Ольга и Петя (деж.). Принимал долго губерна-
   торов. Весь
день находился в приподнятом настроении! В 8 час. поехали в театр; шла
   "Русалка" очень хорошо.  Вернувшись домой, получил от Алексеева те-
   леграмму с известием, что
этою ночью японские миноносцы произвели атаку на стоявшие  на  внешнем
рейде "Цесаревич", "Ретвизан" и "Палладу" и причинили им пробоины. Это
без объявления войны. Господь, да будет нам в помощь!
   Вот какой был у деда царь. Утром решил "самим не начинать", а вече-
ром после "Русалки" диву дается,  как же это японцы вдруг посмели  на-
чать!
   Дед, готовый вести бабушку к аналою,  вместо свадебного подарка ку-
пил невесте путеводитель и атлас с тем, чтобы бабушка могла следить за
походом жениха на разгром Японии.
   Для государя  и  для деда это была первая война в их жизни.  Каждый
   предался ей в меру своих способностей, в рамках своих обязан-
ностей и  в  силу  понимания  своего  долга перед семьей и Отечеством.
   Вступая в войну,  российский император,  среди множества титулов  и
   наз-
ваний имевший еще и звание "военного вождя", располагал простым и чет-
ким планом действий в три этапа.  Этап первый:  разгром японских сухо-
путных сил в Манчжурии.  Этап второй:  разгром японских военно-морских
сил на море. И, наконец, этап третий - морской десант российской пехо-
ты, артиллерии и кавалерии на японские острова, взятие Токио и оконча-
тельный разгром противника.
   Для победы на море в срочном порядке строились и достраивались рос-
кошные броненосцы,  закупались крейсера.  Пехоты было столько, сколько
японцам и не снилось. А одно только сибирское казачье войско превосхо-
дило неважнецкую японскую кавалерию числом раз в пять.
   Однако, перспективы хорошо задуманной и обеспеченной всем достояни-
ем  империи  войны с едва различимой с петербургского престола Японией
кое-кому не казались и с самого начала столь уж радужными.
   Прогноз председателя комитета министров Витте, высказанный в начале
войны,  в своей реалистической сдержанности приближался к жанру  опти-
мистической трагедии: "Конечно, в конце концов мы возьмем перевес, ибо
мобилизуем все новые и новые войска, мы в результате засыпем японцев и
людьми,  и орудиями войны. Но что будет после? Чуется, что все это да-
ром не пройдет. Но утешаюсь, что может быть это излишняя моя впечатли-
тельность.  По  крайней  мере,  Государь  имеет  совершенно  спокойный
вид..."
   У деда, пожалуй, тоже был план, но один на всю жизнь. Власти во все
   времена прилагали и прилагают поныне немалые усилия ума
и какого-то  особого  таланта  в изыскании средств и способов в первую
очередь физического угнетения,  уничтожения или хотя  бы  приумножения
разнообразных страданий своих обременительно бессчетных подданных. Дед
же, как раз напротив, из каких-то неведомых властям побуждений, и явно
им  в пику,  овладел искусством врачевания и делал все от него завися-
щее, чтобы облегчить или уменьшить страдания своих сограждан.
   В мирное время дед был фабричным врачом и земским,  но в пору войн,
а их ему досталось три, при органической, в отличие от царя, антипатии
к армейщине, он надевал-таки военную форму. Судя по тому, что полково-
му врачу 3-го Верхнеудинского казачьего полка кроме медицинского  инс-
трумента и перевязочных материалов,  выданных,  разумеется, не в комп-
лекте и в недостаточном количестве, была вручена остро отточенная бое-
вая шашка, император, надо думать, надеялся, что в свободное от враче-
вания время дед будет ходить в казачьей лаве в конные  атаки  и  будет
сечь клинком, как капусту, врагов престол-отечества, ненавистных саму-
раев и их китайских приспешников, тех же хунхузов.
   Прямых свидетельств  участия деда в конных рубках и штыковых атаках
нет,  как,  впрочем, нет документов и свидетельств доказывающих обрат-
ное. Вероятность же встречи деда с японцами в красивом и честном руко-
пашном поединке с применением шашки маловероятна,  поскольку японцы от
подобных схваток постоянно уклонялись, предпочитая уничтожать нашу жи-
вую силу на расстоянии, в чем, кстати, преуспели.
   Дед, чьи отсрочки от призыва "на службу в постоянные войска" истек-
ли еще в 1902 году,  вдруг устремился на войну  удивительно  поспешно.
Считая нападение Японии как бы нарочитым препятствием к его соединению
с бабушкой,  он ринулся на театр военных действий,  желая  по-видимому
как  можно  скорее устранить досаднейшее обстоятельство,  оттягивающее
его счастье.
   26 января  обстреляли "Ретвизан" и "Палладу",  а 12 февраля дед уже
писал бабушке из Челябинска!
   Дорогая моя голубка Кароля! Благополучно прибыли в Челябинск. Здесь
   сверх ожидания приходится
вместо одного часа стоять целых три, вследствии большого скопления во-
инских поездов.  Впрочем,  я, как и все, этим доволен, ибо уже надоело
сидеть  в вагоне.  По приезде на станцию я вместе с товарищем (молодым
доктором, который сел со мною в Москве в одном купэ) взяли извозчика и
поехали  в город Челябинск,  в 4-х верстах от станции.  Объездили весь
город. Особенного ничего не представляет, но все-таки выглядит доволь-
но прилично и не хуже многих наших уездных городов.  Тут имеется очень
хороший Народный дом,  в который мы заходили,  чтобы осмотреть его. Ну
право, такой прекрасный дом, что хоть бы и впору и губернскому городу:
просторный зрительный зал,  отдельный зал для  чайной,  для  библиоте-
ки-читальни;  большая  удобная сцена,  очень удобная "галерка".  Везде
электрическое освещение от собственной машины. Снаружи здание тоже до-
вольно красиво.  В общем,  и я, и товарищ довольны вполне прогулкой по
морозцу в 10о.  Теперь сел обедать и строчу тебе, милая, это послание.
В одном со мною вагоне едет на Дальний Восток врач Льговского (Курской
губ.) земства Лончинский, призванный как и я на действительную службу.
Он путешествует дальше меня - в Харбин. Время проводим в вагоне-ресто-
ране и за спаньем.  Я вполне здоров и благополучен. Каждый день говорю
тебе  спасибо  за фрукты,  конфекты и папиросы.  Но только что кажется
конфектами-то ты чересчур перестаралась: слишком много ты их положила.
   Поздравляю тебя, мой милый ангел, с знаменательной годовщиной - се-
годня 12-е февраля!
   Как жаль,  что я вдали от тебя, а не вместе с тобой в этот день! Ты
не знаешь,  моя хорошая, милая Кароля, как много я получил от тебя хо-
рошего,  светлого,  чистого!  Не хватает слов,  чтобы выразить тебе то
глубокое чувство благодарности, которое я чувствую. Одно теперь непри-
ятно  -  эта полная неизвестность,  когда же я снова увижу мою дорогую
Каролю,  когда снова буду иметь возможность расцеловать ее,  прижать к
моей груди...  Когда-то это будет? Ну, да что Бог даст! Ты, мой ангел,
не унывай, не падай духом. Верь, надейся и терпи! Знай, что всюду вда-
ли,  за тысячи верст от тебя ты всегда со мною, с мыслью о тебе я буду
всюду, куда бы не занесла меня судьба.
   Крепко, крепко целую тебя, моя дорогая! Обнимаю тебя и жму твою ру-
ку! Весь твой. Н. Кураев.
   Передай мой привет всей семье Каплан.  Кланяйся всем меня помнящим!
   На каждой большой станции мы находим воинские поезда и много нижних
чинов, отправляющихся на Дальний Восток.  Кланяйся Грете!  Я ей послал
   открытку из Самары.  Как обидно,  что нет возможности иметь от тебя
   весточку.  Завтра в Омске один пассажир, офицер, севший к нам в Ту-
   ле, выходит от
нас. Послезавтра в Тайге выходит другой, сибиряк, и мы поедем вдвоем с
товарищем в купэ.
   Ну, прощай!  Целую тебя еще раз крепко,  крепко!  Н. Кураев. Какое,
   однако, долгое послесловие, какой многоярусный "постскриптум".
Оторваться от бумаги,  от письма,  все равно что выпустить из рук руку
любимой. Я это знаю...
   Хотелось бы, чтобы потомки Н. Канавина прочитали хотя бы вторую по-
ловину этого письма и увидели,  что кроме  "неизменно  ровных  чувств"
есть еще и счастье любить и быть любимым, если говорить кратко.
   12-е февраля их личный праздник,  праздник их  частного  календаря,
воздержимся и от поздравлений, и от подглядываний.
   Надо сказать и о Капланах,  которым адресуется привет,  поскольку с
Сергеем Яковлевичем и Аркадием Яковлевичем придется встретиться в "Вы-
писи из метрической книги Московской Князь Владимирской в старых Садах
церкви",  где в записи о бракосочетании деда и бабушки оба Каплана бу-
дут присутствовать в графе "Кто были поручители по женихе".
   Трое дочерей  Вильгельма Францевича не искали себе мужей среди нем-
цев,  выйдя замуж за еврея Каплана,  русака Кураева и Вейса, эстонца с
острова Даго.  Тетя Грета,  бабушкина старшая сестра,  ставшая в заму-
жестве Каплан,  к печали нашей, долго не проживет, скоротечная чахотка
беспощадна.  Дед был, надо думать, неплохим диагностом, о предрасполо-
женности тети Греты к чахотке догадывался,  этим и объясняется, скорее
всего, особое к ней внимание и забота.
   А долгожительницей в нашем роду оказалась тетя Берта,  сестра Виль-
гельма Францевича, она умрет через две недели после бабушки, блокадной
зимой в Ленинграде,  так же как и бабушка будет похоронена на  Серафи-
мовском кладбище,  но в отличие от бабушки в братской могиле. В Канце-
лярии Петроградского Градоначальника 10 марта 1915 года тетя Берта бы-
ла  приведена к присяге на подданство России (документом располагаем),
таким образом,  ее смерть приумножила наши потери в войне, а отнюдь не
немецкие.  А вот последний документ, выданный на имя тети Берты, отме-
чен,  с одной стороны, лживостью, а с другой, небрежностью в обращении
России со своими подданными.
   Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР Отдел  Актов  Гражданского
   Состояния УНКВД по Лен. обл. Бюро АГС Куйбышевского р-на СВИДЕТЕЛЬ-
   СТВО О СМЕРТИ N 4669 ШМИТЦ Эмилия-Берта Францевна умерла 15 декабря
   тысяча девятьсот сорок первого года, о чем в книге
записей гражданского состояния о смерти 1941 18 декабря месяца  произ-
ведена соответствующая запись.
   Место смерти:  Ленинград Куйбышевский р-н,  пр.  25 Октября, д. 41.
   Возраст и причина смерти:  74 года, старческая дряхлость. Зав. бюро
   ЗАГС /закорючка/ Делопроизводитель /закорючка/ Если тетя Берта  ро-
   дилась в Белостоке в 1862 году, о чем Народный Ко-
миссариат Внутренних Дел СССР был великолепно информирован,  так  и  в
графе  "возраст"  надо  было поставить цифру,  хоть чуть-чуть подумав.
Иное дело "причина смерти",  о голоде даже  в  официальных  документах
предпочитали  врать.  Что же касается "дряхлости",  то жила тетя Берта
одна и на восьмидесятом году жизни прекрасно держала весь свой житейс-
кий обиход в своих не боявшихся труда руках.
   Однако, странное дело,  дед так подробно пишет о Челябинске,  будто
осмотр  богоугодных  заведений  и  есть  главная цель его путешествия,
именно путешествия.  Подробно о попутчиках, весьма подробно о чувствах
к бабушке,  и ни слова о войне. Цензура? Да не свирепствовала она в те
времена. Воевали широко, открыто, важные боевые операции, конный рейд,
например, десятитысячного отряда генерала Мищенко загодя обсуждали ки-
тайские мальчики, торговавшие водой на станциях Гирин и Мукден. Власти
знали или догадывались,  что японцы черпали информацию из более надеж-
ных источников,  чем письма полкового врача к своей невесте  и  потому
смотрели на них сквозь пальцы.
   Мчится, несется дед на войну! Вот уже открытка из Омска, на открыт-
ке неправдоподобной длины мост через Иртыш,  кажется, что он упирается
не в другой берег, а непосредственно в горизонт.
   г. ОМСК.  Февраль 13. 1904. Шлю свой сердечный привет, моя дорогая,
   из Омска! Путешествую благо-
получно. Скверное  путешествие предстоит после Иркутска,  т.к.  поезда
там ходят очень неправильно и,  говорят,  вагонов прямо не хватает. Ну
да увидим!
   Будь здорова, милая Кароля! Целую тебя, твой Н. Кураев. В этот день
   первым делом с утра государь принял вновь назначенного
министра финансов Коковцева.  Правильно,  начав войну  надо  посчитать
деньги.  Это  Англия,  как добрый дядя,  взяла сорок процентов военных
расходов Японии на себя,  у русского царя родни на европейских престо-
лах полным-полно,  а такого доброго дяди нет. Это первый доклад Коков-
цева в новом ранге. До этого влиятельнейший пост министра финансов за-
нимал Сергей Юльевич Витте, еще не граф, но уже сделавший на этом пос-
ту много полезного для отечества.  Авторитет и влияние Витте так  воз-
росли, что превысили, по мнению царя, и его советчиков допустимый уро-
вень.
   Дневник императора. 13-го февраля. Пятница. Утром был первый доклад
   Коковцева. Опоздал на четверть часа к обедне.
Завтракал Соловей (деж.).  Принял еще Григория Григорьевча.  Гулял при
хорошем морозе.
   В 4  1/2 отправились вдвоем в крепость и к Спасителю.  Пили чай при
дневном свете. В 7 час. поехали в Аничков. Вернувшись в Зимний пошел в
глав. караул, кот. занимало Николаевское Инжен. училище.
   В 10 ч.  исповедывались.  Янышев пил с нами чай.  Вечером  получили
   грустную весть о кончине младшего сына Генриха и
Ирен в Киле.  Легко понять искреннюю и глубокую грусть русского  царя,
   Ирен родная
сестра государыни Александры Федоровны, а Генрих - родной брат импера-
тора Вильгельма II, а Вильгельм II двоюродный брат Александры Федоров-
ны.
   Иного рода печаль, и тоже связанную с Германией, в это же время из-
ливал С. Ю. Витте в письме своему другу Сергею Дмитриевичу Шереметеву:
"...не  следует забывать,  что мы пролили много крови и потеряли много
денег,  дабы сколотить Германскую Империю без особой для себя  выгоды.
Уверен,  что и теперь мы за любезности Германского Императора и дружбу
заплатим большой счет, но иначе и быть не может. Я почитаю, что Герма-
ния во многом виновата, что направила все наши силы и помыслы на Даль-
ний Восток...  Я уверен,  что не один Германский Император не без удо-
вольствия потирает руки.  Конечно, из всего происходящего выиграет бо-
лее всех Германия".
   За родственные любезности приходится расплачиваться войнами,  вели-
ким множеством жизней своих подданных.  Так и представляешь себе,  как
между ладонями пожимающих друг другу руки царей, расплющиваются полки,
истекают кровью роты и эскадроны... Или они этого не видят? Не понима-
ют? Идут пить чай, к причастию... на теннисный корт.
   Вскоре за началом войны наступил Великий Пост. Исполнение связанных
с  Постом обрядов займет в Дневнике царя почти такое же место как све-
дения о делах военных и государственных.  Посту и  Пасхе,  натурально,
отдаст должное и православный дед.
   Дневник императора.  14-го февраля.  Суббота.  В 9 час.  поехали  в
   Аничков к обедне и приобщились Св.Христовых Тайн.
Какое утешение в настоящее серьезное время.  Вернулись домой в 11 1/4.
   Простился с полк. Абациевым и двумя урядниками Конвоя, отправляющи-
   ми-
ся завтра в Манчжурию. Мороз стоял порядочный. Завтракал Орлов (деж.).
Принял ген.  Фуллона - нового градоначальника и Сахарова  с  докладом.
Были в Аничкове у всенощной и обедали с Мама.
   Вечер провели дома.  Ах, Канавин, Канавин, не следовало бы тебя по-
   минать, да вот приходит-
ся! Иначе трудно понять и объяснить такое нагромождение ужасов в пись-
ме деда,  еще не доехавшего и до Иркутска.  Не имея от бабушки никаких
сведений и даже с трудом предполагая,  когда можно будет от своей воз-
любленной получить хотя бы строчку,  он напоминает ей, что путешествие
его отнюдь не прогулка в "купэ" 1-го класса.  Вынужденный досуг и неп-
рестанные мысли о предмете своей сердечной заботы,  быть может, заста-
вили его, скорее всего, невольно, прибегнуть к средству... испытанному
Афанасием  Ивановичем в деле привлечения к себе повышенного сочувствия
со стороны Пульхерии Ивановны.
   Февраль, 17  число.  1904.  Дорогая  голубка Кароля!  Наконец-то мы
   подъезжаем к Иркутску: остается ехать день и половину
ночи. Путешествовать уже недалеко, а между тем от Иркутска только нач-
нется самая неприятная и неудобная часть путешествия.  Спина моя  про-
должает болеть,  и хотя я этим не безпокоюсь, все же неприятны эти бо-
ли, мешающие спать. В Иркутске надеюсь купить нужного лекарства. В об-
щем  же,  все идет пока благополучно.  Поговаривают,  что в Забайкалье
свирепствует эпидемия оспы, так что, я, если успею, привью себе оспу.
   Каких-нибудь новых известий с театра войны мы не получаем, знаем же
из телеграмм только то, что знаете и вы.
   Как ты живешь и чувствуешь себя, моя дорогая деточка? Как твое здо-
ровье?  Если бы ты знала, как обидно и досадно, что я не могу получить
от тебя никакой весточки.  Ну да надеюсь,  что Бог хранит тебя, и ты в
добром здоровье и благополучии. Как-то здоровье Греты? Передай от меня
ей и ее супругу мой привет и мои лучшие пожелания.
   В Павловское дяде я послал несколько открыток  и  думаю  и  сегодня
отправить. Не забудь, когда получишь фотографические карточки, послать
одну в Павловское,  одну Анюте,  другую дяде.  Конечно, все это сделай
только в том случае,  если карточка будет удачна.  Карточки же, где мы
вдвоем, пожалуйста, не давай никому, кроме Греты.
   Ну что еще сообщить тебе,  моя дорогая?  Дорога и местность, где мы
   теперь путешествуем, ничего особенно кра-
сивого не представляет.  По обеим сторонам полотна ж.д. тянется лес на
протяжении 500 верст. Вот после Иркутска, в Забайкалье, говорят, будет
очень красивая местность, не хуже Урала. Через Байкал будем переезжать
на лошадях. Ходят слухи, что пробный паровоз, пущенный через Байкал по
рельсам,  положенным по льду, провалился под лед. Не ручаюсь за досто-
верность этого слуха, но будто бы это так, и сообщили об этом пассажи-
ры  одного  встречного поезда,  ехавшие из Порт-Артура.  Ничего в этом
мудреного нет, т.к. в конце февраля почти всегда на Байкале образуются
громадные трещины, т.ч. езда по нему вообще опасна - это известно.
   Ну, милая моя,  дорогая голубка,  пока,  до следующего письма! Если
   будет время, напишу из Иркутска и сообщу, что там узнаю. Крепко,
крепко целую тебя, мой ангел, и жму твою руку! Сердечное, большое спа-
сибо тебе за все твои заботы обо мне!
   Весь твой Н.  Кураев.  Погода здесь стоит все время теплая;  больше
   10о мороза еще не было, а
сегодня, например, так только 3о - совсем на Сибирь не похоже! Ну, еще
раз до свидания! Снова и снова целую тебя!
   Итак, спина болит,  паровозы проваливаются,  в Забайкалье  оспа,  в
Байкале громадные трещины... Надо думать, и напугал дед бабушку изряд-
но и заставил думать о себе с тревогой и надеждой,  обращая молитвы  к
единственному Заступнику.  Впрочем, трудно судить, как относится като-
лический бог к молитве в пользу православного.
   Карточка, "где мы вдвоем",  сохранилась, вот она, на стене. Бабушка
   не обладала той обольстительной красотой, что вызывает восхи-
щение знатоков,  зависть дам и тревожит сластолюбцев.  Мягкие черты ее
милого лица предупреждали о доверчивой нежности ее сердца.  И в  моло-
дости,  и  в  пору  увядания ее лицо неизменно привлекало своей откры-
тостью,  она смотрит на вас, обращенная к вам не только взглядом, но и
слухом и сердцем.  Вот эта открытость и прямота, сочетаясь с неколеби-
мостью убеждений, чуждых эгоизму и тщеславию, быть может, и составляла
главное свойство ее души.
   Это их первая фотография с дедом:  бабушка сидит на стуле,  положив
скрещенные  руки  на какой-то маленький круглый столик,  покрытый ска-
тертью c матерчатыми кисточками.  Дед стоит сзади у правого плеча  ба-
бушки,  он  в черном сюртуке,  под белым воротником вразлет две черные
полоски крохотного галстука. Стриженая бородка, усы, очки в тонкой оп-
раве,  именно такими воображение рисует новых людей,  описанных Черны-
шевским и Тургеневым. Новые русские. Взгляд деда строг и внимателен, и
бабушка смотрит внимательно и вслушивается.
   Как это милосердно, что им сейчас не возвестят о том, что они похо-
ронят своего первого сына,  блестяще одаренного музыканта, математика,
мастера на все руки,  сраженного костным туберкулезом в двадцать  лет.
Они не услышат сейчас и о трех войнах, которые будут их разлучать... о
гибели под Ленинградом младшего сына, летчика, сгоревшего на пятой не-
деле войны...
   Как спокойно принимают они свою судьбу.  Впрочем,  у деда лицо, как
   перед сражением, в сознании того, что врач
и в битве,  и после битвы не с победителями, а с побежденными, с увеч-
ными, ранеными, страждущими и больными.
   Они принимают свою судьбу, но их Бог - возвышает, а не жаждет рабс-
кой  покорности и суетного заискивания.  Назвать своего старшего сына,
первенца,  Сергеем,  это был вызов судьбе. В молодые годы умер старший
брат Никандра Иоакимовича,  Сергей Иоакимович.  И прадед назвал своего
старшего сына Сергеем,  Сергей Никандрович умер во сне, готовясь к эк-
заменам  на последнем курсе Дерптского университета!  Что испытала ба-
бушка, Кароля Васильевна, когда мой отец возвестил ей о рождении свое-
го первенца и решении назвать его Сергеем! И наша взяла! Мой брат жив,
и в этом воля его и прадеда, и деда, и отца. Имя брата уже неотъемлемо
от истории нашего города,  он порядочный инженер, крупный гидротехник,
сегодня он уже старше своего деда...
   Неужели тогда,  едва  решив соединить свою судьбу с дедом,  бабушка
видела так далеко и готова была тихой улыбкой благословить нас...
   Фотографий Алисы-Виктории-Елены-Луизы-Беатриссы  Гессен  Дармштадс-
кой,  впоследствии русской императрицы, везде полно, но ни на одной из
них я не видел этой женщины, ростом чуть выше мужа, улыбающейся, смею-
щейся,  светлой. Говорят, она была красива, ну что ж, если красота бы-
вает холодной и мрачной, значит действительно красива.
   Запись царя,  помеченная той же датой,  что и письмо про свирепство
оспы и трещины на льду Байкала, 17 февраля, отмечена, как всегда заме-
чательным лаконизмом и беспристрастием,  уравнивающим в правах смерть,
прогулку, войну, питье чая в 5 часов или обед.
   Дневник императора.  17-го февраля.  Вторник. В 9 1/4 поехали в Па-
   жеский корпус. Вернулся к докладам. После завтра-
ка отправились вдвоем на панихиду по П.  С.  Ванновском, который скон-
чался сегодня ночью.
   Погода была серая, но не холодная. Известий с Дальнего Востока сов-
сем не было.  Читал весь вечер.  Обедал Сергей (деж.). Легли спать по-
раньше.
   Последующая вскоре  запись  о  погибшем  машинисте лифта приоткроет
чуть-чуть,  если не личность, то хотя бы мельком обозначенное свойство
покойного:  "придавлен до смерти по собственной неосторожности". О по-
чившем верном слуге престола, генерал-адъютанте и генерале от инфанте-
рии, храбром воине, властном и грубом военном министре, уже в преклон-
ных годах извлеченном,  по собственному выражению, из нафталина и наз-
наченном в семьдесят девять лет министром просвещения,  автор дневника
не найдет ни единого слова ни в скорбь,  ни в сожаление. А ведь покой-
ник служил четырем самодержцам, при нем приняты на вооружение магазин-
ные винтовки и бездымный порох, построены очень нужные крепости, сфор-
мированы мортирные батареи,  снижена норма приема в вузы евреев, восп-
рещен прием в университеты гимназистов из окраинных округов, поставле-
на на крепкую ногу деятельность университетских инспекций по выявлению
студентов,  участвующих в беспорядках, и все это лишь за год просвети-
тельской деятельности,  и ни одного теплого слова. Трудно рассчитывать
на царскую благодарность, если уж сам Петр Семенович был удостоен лишь
Высочайшего присутствия на панихиде.
   Интересно, думал ли дед,  отправляясь на войну,  о благодарностях и
наградах? Конечно, думал, но ждал их только от своей голубки Кароли.
   Иркутск. 18 февр.  1904. Дорогая голубка! Благополучно прибыл в Ир-
   кутск. Через 1 час отправля-
юсь дальше,  просидел на станции Иркутск 6 часов (с часу ночи до шести
утра). Можно было остаться в Иркутске на сутки, посмотреть город, нем-
ного отдохнуть;  так делает большинство моих  спутников.  Но  я  решил
ехать дальше,  благо не очень тесно в поезде.  Впрочем,  в этом поезде
поедем только до Байкала (2 часа езды). Через Байкал на лошадях, а там
пересядем на новый поезд. Спина моя понемногу перестает болеть.
   Вокзал в Иркутске отвратительный:  грязный, темный и оч. некрасивый
- просто безобразие.  Пассажиров масса, что негде даже стоять. Устал я
за эти 6 часов,  которые тут ждал. Как переправимся через Байкал - на-
пишу.  Говорят ничего себе - хорошо и неопасно. Пока прощай! Целую те-
бя, ангел мой, и жму крепко твою руку!
   Весь твой  Н.  Кураев.  Всем меня помнящим привет!  Чем ближе опас-
   ность, тем спокойнее дед. Забыл даже, что собирался ку-
пить в Иркутске лекарства для своей спины, ни слова о трещинах, разло-
мах, ушедших под лед паровозах.
   И следом,  в тот же день, чтобы бабушка не волновалась и лишней ми-
нуты, несется с другого берега Байкала открытка с видом озера.
   Ст. Танхой. 18 февраля 1904. 7 ч. вечера. Дорогая, милая Кароля! Не
   могу в ожидании отхода поезда не черкнуть
тебе пару слов.  Через Байкал переправились превосходно.  Я не в силах
передать тебе того великолепного и чудесного впечатления,  которое ис-
пытал во время поездки через Байкал.  Погода была превосходная, тихая;
ямщик ехал 3 1/2 часа 45 верст, включая сюда остановку на середине пу-
ти около часу.  Природа,  местность,  виды - восхитительны.  Получаешь
впечатление чего-то грандиозно-могучего и прекрасного и в то же  время
страшного!  Ах,  как красиво, как безподобно! Для полноты удовольствия
не хватало...  тебя,  моя ненаглядная! Как жаль! Через час еду дальше!
Целую тебя крепко и обнимаю. Будь здорова! Всем мой привет!
   Весь твой Н.  Кураев.  Ай да дед! Можно подумать, что не в Верхнеу-
   динский какой-то там неведомый, да
еще 3-й! казачий полк он несется, а по меньшей мере в Лейб-гвардии гу-
сарский.  Восемь восклицательных знаков на одну открытку! Гонка на са-
нях по ледяному полю видно действует посильней шампанского.  И  в  это
время даже не идет в голову мысль о безумии правителей, затеявших вой-
ну на Дальнем Востоке,  но так и не связавших  разорванную  у  Байкала
единственную  железнодорожную  ниточку.  Может быть,  для того и любит
русский быстрой езды,  что при ней не так бросаются в глаза непригляд-
ности отечественного бытия.
   Нельзя сказать,  что заботы разорванной Байкалом Великой  Сибирской
магистрали были вовсе чужды государю. В перетаскивании вагонов и паро-
возов по льду (слухи,  дошедшие до деда в поезде, как видно, почву под
собой  имели) есть что-то величественное,  древне-египетское,  или еще
точнее, вечно-русское.
   Придет день, придет всего лишь через месяц, и царь выслушает доклад
самого министра путей сообщения кн. Хилкова, "вчера приехавшего с Бай-
кала,  где происходила самая важная работа по передаче паровозов и ва-
гонов на ту сторону озера, под его руководством".
   Жаль, что  не  было благоугодно упомнить и занести в книжечку число
вагонов и паровозов на конно-мужицкой тяге перетащенных через  Байкал.
Жаль, что и дед, пораженный величественными картинами и размечтавшийся
о своей голубке, не заметил трудов экспедиции министра путей сообщения
Хилкова, вершившейся в то самое время в тех самых местах. Придет день,
и уже из Забайкалья он напишет бабушке о том,  что движение  войск  на
театр военных действий приостановлено из-за нехватки именно вагонов. А
государь, напротив, запишет, что дела с транспортом обстоят лучше, чем
он предполагал. Что же он в таком случае предполагал?
   День 21 февраля,  потребовавший от деда большого душевного напряже-
ния, с трона выглядел вполне обыкновенно.
   Дневник императора.  21-го февраля.  Пятница. Утром нашею подъемною
   машиною был придавлен до смерти несчастный ма-
шинист по собственной неосторожности! Был очень занят до 1 1/4. Сергей
   завтракал с нами. Принял графа А. П.
Игнатьева. Гулял долго.  Погода была холодная, ясная. Известия с Даль-
него Востока спокойные. Обедали и провели вечер у Мама.
   Вот такая картина. Самое характерное в этой картине, на мой взгляд,
это  восклицательный знак после оценки причин гибели несчастного маши-
ниста.  Восклицательный знак, да еще в исполнении царя, должен катего-
рически  пресечь любые вопросы и подозрения в склонных к вольнодумству
головах.  "...по собственной неосторожности!" Если  оно  действительно
так и было, зачем кричать, восклицать-то зачем, вроде бы вздох сочувс-
твия был уместней. Впрочем, цари, может быть, и вздыхать умеют в воск-
лицательном смысле.
   Восклицательные знаки, очень редкие в ровном, как гудение мухи, то-
не государева дневника, быть может, найдут своего исследователя и тон-
кого ценителя. Здесь много неожиданностей. "...у меня отчаянно трещала
голова!" Но тут же:  "Здоровье Аликс,  слава Богу, все укрепляется!" В
день нападения японцев опять же восклицание:  "Весь день  находился  в
приподнятом настроении!" Вот после гибели крейсера "Боярин", подорвав-
шегося на собственной мине, государь оставляет редчайший и потому осо-
бенно ценный знак сочувствия неведомым ему людям: "Все спаслись исклю-
чая 9 кочегар.  Больно и тяжело!" А вот "неудачный  бой"  в  Цусимском
проливе не повлечет столь же эмоциональной записи.
   А что же дед? Он знал, он все время помнил, куда и зачем едет, ска-
чет, несется... Знал и о том, что гибель в отчаянии - предпочтительная
для русского воинства, с точки зрения начальства, форма воинского под-
вига. Мысль о возможной конечной точке своего путешествия отодвигалась
дорожными впечатлениями и с решительным объяснением можно было не спе-
шить.  Но только до поры до времени.  21 февраля дед подумал, что пора
наступила.
   г. Чита.  21 Февр.  1904. Дорогая, милая голубка Кароля! Пишу из г.
   Читы. Все мои спутники уговорили меня заехать в Читу, сде-
лать здесь  остановку и справиться,  где находится теперь мой полк.  Я
послушался и сделал очень хорошо. Сейчас был в штабе и там мне сообщи-
ли,  что  3-й  Верхнеудинский полк уже выступил из Акши,  и что я могу
догнать его по жел. дороге на ст. Борзя (в путеводителе ты можешь най-
ти эту станцию около Манчжурии).  Вчера вечером я, приехав в Читу, пе-
реночевал в гостинице и сейчас,  как только кончу это письмо,  еду  на
вокзал и дальше. Я очень рад, что избавился от необходимости путешест-
вовать в Акшу 210 верст на лошадях.  Когда ты получишь это  письмо,  я
уже конечно буду далеко...  Не знаю,  славная моя,  удастся ли мне еще
написать тебе, так как лишь только я догоню полк, а это будет вероятно
уже завтра, для меня начнется походная жизнь со всеми ее неудобствами.
Быть может, это мое последнее письмо к тебе. Вот почему невольно снова
и снова хочется сказать тебе,  мой светлый ангел,  что я не умею, не в
силах выразить тебе того чувства глубочайшей благодарности  и  призна-
тельности к тебе за все доброе,  светлое и святое,  что я всегда чувс-
твовал возле тебя, за то, что я стал делаться лучше возле тебя!
   Прошу тебя,  дорогая моя,  прости мне все те огорчения, которые мне
приходилось доставлять тебе вольно или невольно!  От  души,  от  всего
сердца желаю тебе здоровья и счастья в жизни! Молю Бога, чтобы он уст-
роил твою жизнь настолько счастливо и  беспечально,  насколько  ты  по
своей  чистоте и невинности заслуживаешь этого.  Но только помни,  моя
голубка,  что не нужно вовсе давать каких-либо обетов безбрачия, мона-
шества и т.д.  в связи с моей смертью.  Милая Кароля! Ты всегда можешь
встретить в жизни человека достойного себя,  человека не только не ху-
же,  но  гораздо  лучше меня,  и дай Бог,  если ты устроишь с ним свою
жизнь!
   Я же, если суждено будет погибнуть здесь вдали, прошу тебя для себя
одного:  помолись за меня, ненаглядная, незабвенная Кароля, своей чис-
той  молитвой.  А  я в последнюю минуту жизни буду молить Бога о твоем
счастье. Итак, прости и прощай! Крепко, крепко целую тебя, твои милые,
дорогие глазки, крепко обнимаю тебя и жму твою руку!
   Весь твой,  горячо тебя любящий,  но безмерно много виноватый перед
тобою
   Н. Кураев. Дедушка немного поспешил с последним прощанием, надо ду-
   мать, весьма
туманно представляя себе армейскую жизнь и службу.  Уже  на  следующий
день,  по прибытии в полк, он не замедлил уведомить бабушку в том, что
служба престол-отечеству не потребовала от него немедленно  всех  сил,
помыслов, времени, а главное - жизни. И он снова взял уже наладившийся
эпический тон дневника путешественника, точно так же как и государь 22
февраля не изменил своей привычке заносить на память наиболее важные и
интересные события прошедшего дня.
   Дневник императора. 22-го февраля. Воскресенье. Утро было туманное,
   потом прояснило. В 11 час. пошли к обедне со все-
ми детенышами. Завтракали дамы, Майндорф и Кира Нарышкина (деж.) Полу-
чили телеграмму о том,  что японцы в составе 7 больших судов бомбарди-
ровали издали Владивосток без всякого результата.
   Гулял долго в саду.  Обедали раньше обыкновенного и в 8 1/2 поехали
в Дворянское собрание на концерт соединенных хоров под управлением Ар-
хангельского. Чудесное пение! Возвратились домой в 10 1/2 час.
   В отличие  от  императора,  страстно любившего гулять и почитавшего
это дело важнейшим событием дня, дед удивительно мало уделяет внимания
погоде,  и потому его письма никак не могут восполнить школьный кален-
дарь природы.  Кстати сказать,  начав вести дневник в 14 лет и не про-
пустив  вплоть  до 1917 года ни единого дня,  ни единого!  без записи,
царь умудрился сохранить однажды выбранный стиль  записей,  не  дающих
свидетельств  жизни интеллектуальной или духовной.  Не мудрено,  что с
"милым Ники",  уже царем,  и государыня и ее старшая сестра обращаются
как с подростком,  вразумляя,  наставляя, указывая, призывая и требуя.
Сильная воля,  твердый характер и незаурядный ум  сестер  Гессен-Дарм-
штадских  восполняют  недостаточность  этих  качеств  в  русском царе.
"Взгляни на тех императоров,  которые правили жестко, - общество необ-
ходимо воспитывать,  оно не должно сметь вопить во весь голос или учи-
нять смуту".
   Бунтуют студенты?  "Почему  бы не отправить их,  - тех из них,  кто
действительно провинился,  - в армию?  Год-другой жизни по законам ар-
мейской дисциплины вправили бы им мозги..."
   "Самое лучшее было бы, если бы в университетах было не по 4000 сту-
дентов, а в четыре раза меньше..."
   "Устрой чистку среди профессоров..." "Судить этих животных  полевым
   судом."  Это советы не министра просвещения из боевых генералов,  а
   будущей
настоятельницы Марфо-Мариинской  обители  милосердия,  великой княгини
Елизаветы Федоровны. Александра же Федоровна, двадцать лет просидев на
троне,  пришла к выводу:  "Россия любит кнут",  что и пыталась вбить в
голову мужа-императора,  любившего,  кстати сказать,  "забить козла" и
потому справедливо почитавшего, что Россия все-таки больше кнута любит
"домино".
   Благодаря дневнику государя можно установить с абсолютной достовер-
ностью, что дед прибыл в полк, куда был назначен, в воскресенье.
   Москва. Сретенка.  Селивестров пер., дом Коптева. Ея Высокоблагоро-
   дию Кароле Васильевне Шмиц. Дорогая голубка Кароля! Оказывается, из
   Читы было не последнее письмо тебе. Сегодня в 5 ч.
веч. я прибыл на ст.  Борзя,  возле которой в 1/4 версты  расположился
3-й Верхнеудинский казачий полк, куда я назначен. На станции же позна-
комился с некоторыми офицерами этого полка,  и один из них  сейчас  же
предложил мне стать с ним вместе на квартире. Я конечно воспользовался
этим предложением и,  закусив,  отправился в Суворовский поселок  (так
называется это место, где стоит наш полк). Представился командиру пол-
ка, познакомился с другими офицерами и завтра должен буду принять име-
ющееся лазаретное имущество (недокомплект в лекарствах,  инструментах,
перевязоч.  материалах и проч. очень большой), осмотреть больных и по-
лучить кое-какие деньги из полка. Дела предстоит порядочно.
   Квартирую я вместе с офицером, пригласившим меня к себе в сожители:
у  одного  торговца;  квартирка ничего себе,  порядочная.  При входе в
квартиру я был удивлен:  услышав - что бы ты думала?  - звуки музыки -
скрипки. Один из солдатиков самоучкой играет на скрипке. Я конечно был
этому оч.  рад, сам поиграв немножко. Мой сожитель угостил нас (меня и
еще 3-х офицеров) прекрасным ужином даже...  с шампанским и оч. недур-
ным.  Поиграли,  побеседовали, попели и я сел строчить моей милой, не-
наглядной  Кароле  эти строки.  Пробуду здесь дня два-три.  Уже завтра
часть нашего полка двинется дальше.  Затем  постепенно  пойдут  другие
части.  Я двинусь вместе с последним,  т.е. дня через три. Путь наш по
предположению будет такой:  сначала по железной дороге  до  Манчжурии,
Харбина,  Ляояна (все это станции Китайско-восточной ж.д.,  которые ты
можешь найти в путеводителе на карте). От Ляояна уже будем идти на ло-
шадях верхом к реке Ялу. Итак, я попаду в самую действующую армию.
   Я здоров и благополучен.  Бесконечно целую тебя,  мой ангел  милый,
   крепко жму твою руку и оста-
юсь горячо любящим тебя. Твой Н. Кураев. Передай мой привет Грете и ее
   супругу.  23 февр. Сегодня получили новые известия. Двинемся отсюда
   только че-
рез 1 1/2 - 2 недели, так как китайцы (генерал Ма) взорвали желез. до-
рогу и двигаться по ней нельзя. Впрочем, каждый день можно ожидать пе-
ремен в распоряжениях.  Пока сидим здесь.  До свидания, деточка! Целую
тебя! Твой Н. Кураев.
   ст. Борзя. 22-23 февр. 1904. Приехав в 5 вечера, перезнакомившись с
   офицерами, вызвав расположение
и доверие,  выразившееся в приглашении разделить кров,  представившись
командиру, дед уже к ужину имел ясное представление о скорбном состоя-
нии  лазаретного имущества.  О недокомплекте лекарств,  инструментов и
перевязочных материалов он знал прежде,  чем поиграл на чудом  подвер-
нувшейся  солдатской скрипке и выпил в честь приезда шампанского,  оч.
недурного.
   Уже на  второй  день  пребывания  в полку дед понял самое главное -
война движется непредсказуемыми путями,  и то, что генерал Ма "взорвал
дорогу" мало что значит.  Похоже,  что военные премудрости доступны не
только тонким, изощренным специалистам, но и просто взрослым людям, не
лишенным  здравого смысла и способности трезво смотреть на вещи.  Прав
был дед,  никакой Ма никакой дороги не взрывал, "взорвала" ее, то есть
создала  напряженнейшую  ситуацию с перевозками не диверсия врагов,  а
недальновидность собственных правителей.
   Меньше всего  мне хотелось бы сохранять видимость спокойного почте-
ния и притязать на объективность в отношении к авторам приводимых мною
свидетельств.  Точек зрения на предмет можно придумать бессчетное мно-
жество, но произошедшее - произошло, и другим ему уже не быть. А голос
и  вид самих документов так откровенен,  так выразителен,  так замеча-
тельно рекомендует авторов, что любая тенденциозность комментатора или
публикатора  может  значить не больше,  чем напутствие вслед улетевшей
стреле или пуле. Выпущенные однажды, они дальше летят уже сами по себе
и делают свое дело,  направляя наше сознание к реальности, а не в сто-
рону примечаний к ней.
   Люди высокого  общественного положения весьма часто становятся объ-
ектами насмешек, нападок, очернения исключительно из зависти, исключи-
тельно от невозможности занять их положение.
   Судьба многих русских царей и претендентов на престол столь горест-
на, а подчас и трагична, российские подданные настолько непостоянны, а
главное разнообразны в своем  множестве,  что  всегда  найдется  кучка
вельмож,  горстка недовольных или шайка безумных, готовых отправить Их
Величества на тот свет до срока.  Впрочем, даже не испытывая опасности
издали,  можно пасть жертвой тайной дворцовой интриги, как пал от руки
убийцы юный царевич Димитрий,  можно пасть и от отцовского гнева,  как
рухнул под железным батогом Ивана Грозного его сын,  вздумавший засту-
питься за свою жену, можно, не доходя до трона, застрять на дыбе, а на
ней и дух испустить, как случилось с сыном преобразователя России Пет-
ра Великого царевичем Алексеем,  можно провести и не один десяток  лет
рядом с троном,  имея на него неоспоримые права, и повредиться умом от
страха перед собственной матерью,  беззаконно на престол  взгромоздив-
шейся...
   Русский престол - место высокое и очень  опасное,  так  что  трудно
представить сегодня безумца,  который из всех возможных жизненных поп-
рищ предпочел бы соревнование в возрождении почти что лобного места  и
притязание  на  нем рассесться к удивлению граждан все больше и больше
отвыкающих от наследственного восхищения начальством.
   Однако, и презревших высокое положение, если и можно поощрять, то с
осторожностью, помня о том, что пути тщеславия бывают весьма изобрета-
тельными.
   Меж тем,  государь, не изменяя своей привычке, отмечал ясное утро и
перемену погоды днем:  "нашли тучи и пошел дождь, весьма полезный про-
тив убийственной пыли на улицах".  Радовали телеграммы об  исправлении
судов, подбитых японцами, об укреплении сухопутного фронта, и наконец,
"об очень успешном ходе сосредоточения армии.  Благодарение Богу - все
идет гладко и быстрее расчетов!" Царя обманывают,  но он обманываться,
судя по восклицательному знаку,  был рад. Очки втирает сам министр пу-
тей сообщения, князь Хилков, член Государственного совета.
   О настроениях деда государю доложено не было,  как и обо  всем  ос-
тальном, что могло бы испортить картину замечательного благополучия на
Дальневосточном театре. Едва ли ему доложено, что в недостроенной кре-
пости  Порт-Артур  из  375  орудий  только 108 готовы открыть огонь на
морском фронте и 8 на сухопутном.  Государь все еще верит,  что  через
семь месяцев после начала боевых действий сбросит японскую армию в мо-
ре и высадит свои войска на островах десантом.  Задать вопрос,  хватит
ли  попросту  кораблей,  находящихся во Владивостоке и Порт-Артуре для
такого десанта, почему-то на ум не приходит.
   Дед, хотя  и  с удовольствием участвовал в любительских спектаклях,
роль, отведенную ему на Дальневосточном театре, принял без всякого эн-
тузиазма.
   Интенсивность переписки с бабушкой оказалась выше расчетной, и вот,
уже  с  подобающим  смущением,  он пишет на какой-то игривой зеленова-
то-голубоватой с тисненым рисунком бумаге, более пригодной для галант-
ной переписки приказчиков, жеманных барышень и жантильных юношей.
   26 февраля.  1904.  Суворовский поселок близ ст. Борзя. Дорогая го-
   лубка  Кароля!  Кажется  это первое тебе письмо на цветной бумаге и
   откуда же? из Вос-
точной Сибири!  Право курьез - сегодня во всем Суворовском поселке мог
достать у новых квартирных хозяев только такую бумагу!
   Сегодня я  перебрался  на другую квартиру,  так как помощник нашего
командира просил ему уступить мою квартиру как более удобную для него,
живущего здесь с женой.  Мой же соквартирант, казачий офицер, выступил
со своей сотней в соседний поселок за 10 верст. Новая моя квартира хо-
тя и с маленькими неудобствами, но в общем лучше прежней.
   Итак, моя дорогая, вот уже 5 дней, как я погрузился в водоворот во-
енной  жизни.  Если бы ты знала,  как не по душе мне вся эта военщина.
Еще хорошо, что наш командир довольно порядочный человек. Лично ко мне
и он,  и все офицеры относятся прекрасно. Но вообще весь строй военной
жизни производит во мне отвращение.  Такое унижение и подавление чело-
веческой личности,  такое уничтожение самостоятельности, в особенности
у нижних чинов,  что ей Богу,  не могу привыкнуть к этому.  Ты знаешь,
дорогая,  что мне всегда бывает как-то стыдно, когда казаки на все мои
слова отвечают,  вытянувшись во фрунт: "так точно, Ваше Высокоблагоро-
дие",  "слушаю-с",  "не  могу знать-с".  Нет человеческого разговора у
простого человека,  и редко слышишь его среди военных,  за исключением
разве своей чисто офицерской компании.  С нижними чинами орудуют прямо
как с вещью, распоряжаются как угодно начальству. Тяжко все это видеть
и среди всего этого жить, и обидно, страшно обидно становится за чело-
века, которого б.м. завтра поставят под град неприятельских пуль, и он
не смеет думать ни о каком возражении,  беспрекословно умрет, не знаю,
кому и какая польза будет от этой его смерти. Да! не понимаю и не люб-
лю военщины,  как не понимают и не любят земства и подобные учреждения
г.г.  военные. Еще, слава Богу, что я попал в Казачий полк. Тут все же
лучше, чем в пехоте. Там чувствовалось бы гораздо хуже. Ну, довольно о
своих впечатлениях.
   Дел у  меня много и работать приходится с утра до вечера.  Пришлось
устраивать полковой лазарет и изучать,  а вместе с  этим  и  исполнять
свои служебные обязанности. Но что в состоянии еще извести здесь чело-
века - это писание массы ненужных бумаг, рапортов и пр. Нельзя сделать
кажется никакого дела,  даже пустяка,  чтобы не написать по этому делу
десятка бумаг. До вчерашнего числа весь наш полк - шесть сотен казачь-
их  (около  1000  челов.) стоял здесь,  в Суворовском поселке близ ст.
Борзя.  Вчера и сегодня 4 сотни отправились  в  соседний  поселок  для
расквартирования в нем, т.к. в Суворовском поселке на такое количество
людей и лошадей оказался недостаток в воде.  Вследствие этого мне при-
бавилось  неудобств:  нужно  выезжать в эти поселки для осмотра нижних
чинов.  И вот послезавтра я поеду в один поселок (10  верст),  а  1-го
марта в другой (20 верст). Купил я себе лошадку, или как здесь говорят
- коня, для следования за полком верхом. Переходы придется делать вер-
хом,  когда достигнем конечного пункта жел.  дороги.  За коня заплатил
недорого - 50 р. По словам людей знающих и опытных, конек ничего себе,
порядочный.  На  коня и седло мне были выданы из полка деньги,  200 р.
Труднее достать седло. Казачьего положительно нельзя достать; есть тут
седла Бурятские,  да и тех нет в продаже. Пока не знаю, как устроюсь с
этим. Получил вестового (денщика) конного казака, который прислуживает
мне, ходит за моей лошадкой и за мною.
   Становится скучноватенько жить здесь, скука эта испытывается всеми.
Уж скорее бы ехать дальше!  Но когда поедем,  никто не знает. Говорят,
что в начале Марта сядем на железную дорогу.  Слух о том,  что китайцы
разрушили  полотно  жел.  дороги,  не подтвердился;  мы не едем дальше
просто потому,  что на Кит. ж.д. не хватает вагонов, и она не успевает
перевозить следующие войска.  Думаю во всяком случае, что когда ты по-
лучишь это письмо,  нас здесь уже не будет. О войне мы здесь знаем ве-
роятно меньше, чем вы в Москве. Газеты приходят поздно; телеграммы по-
лучаем только чисто служебные.  А что происходит на театре войны - не-
известно.  Конечно доходят и до нас вести о происходящем там, но чисто
случайными путями.  В конце концов наше житье здесь сводится к одному:
сидим у моря и ждем погоды.
   Как ты там поживаешь, моя ненаглядная деточка? Как бы хотелось уви-
деть тебя,  расцеловать!.. Твоя телеграмма порадовала меня тем, что ты
здорова. Сегодня я послал тебе вторую телеграмму. Прости, моя дорогая,
что  в первой телеграмме я уплатил ответ только за 10 слов.  Сегодня я
был на почте, но сделал не совсем так, как хотел. Я хотел оплатить от-
вет в 50 слов;  оказалось,  что можно посылать телеграмму с оплаченным
ответом только в 30 слов. Обо мне ты не беспокойся: всегда, когда мож-
но будет,  я буду писать тебе и посылать телеграммы.  Со дня отъезда я
почти каждый день строчил тебе и надоел,  вероятно,  не сообщая ничего
интересного.
   Всегда с удовольствием пишу тебе; другим же как-то не хочется и пи-
сать.  Если  случайно  увидишься с дядей (хотя это вряд ли может быть)
поделись с ним свежими новостями обо мне.
   Тебе, моя милая, славная, дорогая Кароля, шлю мой душевный привет и
искреннее пожелание здоровья и всего всего наилучшего.
   Весь навсегда твой Н. Кураев. Унижение и подавление личности... На-
   верное, дед не читал "Философских писем" Вольтера, иначе бы он
знал, что  всякого  человека,  свободного от феодальных предрассудков,
все эти лживые и льстивые заверения "покорных слуг":  "Ваше  высочест-
во",  "Превосходительство", "Преосвященство", должны смешить, - ему же
было стыдно.
   Я не называю деда по имени в силу особенностей исторических обстоя-
тельств и верного им повествования.
   Судите сами, дед - Николай, и царь Николай, оба женаты, и оба жена-
ты на немках,  женаты по любви, царь ждет пятого ребенка, и у деда бу-
дет пятеро, оба воюют с Японией, потом так же будут воевать и с Герма-
нией, так что есть опасность сбить читателя, запутать, где какой Нико-
лай, где какая немка. Но при означенном сходстве надо сказать и о раз-
личиях, и не столько в социальном положении, сколько в их отношении не
просто к людям, а именно к человеческой жизни. Для государя, если речь
шла не о своих детях,  родственниках  и  людях  близких,  человеческая
жизнь была понятием скорее математическим. Дедом же человеческая жизнь
понималась, надо думать, прежде всего как объект защиты.
   Несколько отличным было у них, как мне кажется, и отношение к своим
профессиональным обязанностям,  да и взгляды на существенные  вопросы.
Например, дед терпеть не мог "домино", а государь терпеть не мог земс-
тво.
   Земство и всякие представительные собрания и организации,  посягаю-
щие на вмешательство во власть, вызывали у природного самодержца такое
же отвращение, как у деда военщина. Зато военным царь как раз благово-
лил,  да и сам был целым полковником. История борьбы царя с земством и
представительными органами,  история его борьбы с Думой,  могли бы за-
полнить целую комнату в подвале особняка Ипатьева в  Екатеринбурге.  А
ведь земство, как опыт народного, достаточно представительного самоуп-
равления, предшествовало опыту Совета рабочих, солдатских и крестьянс-
ких депутатов.  Доверься государь совету людей ему близких,  разумных,
зла ему не желавших,  может быть и до Советов дело  бы  не  дошло.  Но
царь,  такой мягкий,  добрый, чадолюбивый и незлобивый, был, к сожале-
нию,  и подозрителен, и упрям, и лукав. Важнейшие государственные воп-
росы,  в  первую  очередь,  рассматривались  с  точки зрения интересов
семьи, и поэтому домашние мнения перевешивали, как правило, все прочие
мнения.  Весь Кабинет министров был за введение земцев в Государствен-
ный совет,  хотя бы символически,  один обер-прокурор Победоносцев был
против,  так царь не только поддержал этого кощея, но, чтобы провалить
идею,  привел на следующее заседание равных себе в родовитости и  умс-
твенной  силе дядю Владимира,  дядю Алексея,  дядю Сергея,  величайших
князей,  семья встала стеной, и земцев к Госсовету не подпустили. Тема
для диссертации: "Правление государством как семейный промысел".
   Матушка царя,  дочка Датского короля, Мария Федоровна, гневалась на
членов Кабинета министров,  пытавшихся примирить царя с мыслью о земс-
тве:  "Эти свиньи заставляют моего сына делать бог знает  что..."  Вот
она - королевская кровь!  Чтобы матушку не огорчать, делая "черт знает
что", государь в один день подписал три взаимоисключающие документа по
одному  вопросу,  о  выборном представительстве.  Следом за Высочайшим
рескриптом подписывается Высочайший указ, покрываемый, в свою очередь,
Высочайшим же манифестом, и весь вопрос с представительством подданных
всего лишь в законосовещательных органах  становится  запутанным  нас-
только,  что решать, как действовать по рескрипту, указу или манифесту
мог только сам государь, опираясь на волю и мудрость жены, свояченицы,
дядей, теток, а потом еще и "Божьего человека из Тобольской губернии".
И хотя свояченица неистово заклинала: "Мой милый Ники... Бог благосло-
вил тебя редким умом, так доверяй же своим собственным суждениям! И Он
вразумит тебя быть жестким, и очень жестким!", - в конце концов, госу-
дарь подпишет бумагу,  подготовленную для него "свиньями", но на дворе
уже будет полыхать революция, пока еще первая.
   Почему так много именно о земстве?  Да,  дед был земским врачом, от
земства строил больницу,  видел в земцах своих товарищей,  деятельно и
бескорыстно служащих обойденным царской милостью гражданам.
   А вот некоторые замечания деда по поводу положения солдат, казаков,
нижних чинов,  как их именуют в армии,  обнаруживают его крайнюю наив-
ность.  Если бы он знал, к примеру, что треть личного состава крепости
Кронштадт  состояла  даровой  прислугой у офицеров и их семей,  его не
очень-то удивило бы обращение с нижними чинами как с вещью. Удастся ли
ему постоять за бесправных, увидим, а пока ему самому приходится защи-
щаться от господ с гипертрофией военной косточки.
   А жизнь шла своим чередом.  В Порт-Артур прибыл вице-адмирал Степан
   Осипович Макаров, подавший
записку накануне нападения японцев на порт-артурскую эскадру о необхо-
димости принять срочные предупредительные  меры.  Попечитель  морского
министерства великий князь,  генерал-адмирал Алексей Александрович ре-
золюцию:  "Хранить весьма секретно,  копий не снимать"  благословил  и
спрятал  доклад  под  сукно.  Предупредительные мероприятия могли быть
"неправильно поняты японцами и стать поводом к нападению".
   Выведенный из  строя  в  первый день войны первоклассный броненосец
"Ретвизан" сняли наконец с мели у входа в гавань и отвели на  внутрен-
ний рейд. Пополнили список погибших кораблей подорвавшийся на своих же
минах минный заградитель "Енисей" и героически дравшийся до последнего
матроса эскадренный миноносец "Стерегущий".
   Государем был принят шесть лет пробывший в ранге военного  министра
генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин, отправляющийся на Дальний Вос-
ток,  чтобы взять на себя командование армией. В последние годы на ма-
неврах Куропаткин стяжал славу выдающегося военачальника.
   Назначен новый военный министр В. В. Сахаров, тоже генерал-адъютант
и тоже генерал от инфантерии.  В министрах пробудет недолго, до ноября
следующего года,  японцев не победит, а голову сложит в Саратове, куда
будет послан на усмирение крестьянских беспорядков.
   Не знает своей судьбы и армада боевых кораблей,  спешно достраиваю-
щаяся на петербургских верфях.  Государь лично осмотрел ударные броне-
носцы "Бородино",  "Орел" и флагманский броненосец "Князь Суворов".  В
эти  же  дни  осмотрен транспорт "Камчатка" и крейсер "Олег".  На всех
этих кораблях утром 14 мая 1905 года в  кают-компаниях  офицеры  будут
пить шампанское за здоровье Его Величества и Ея Величества в честь де-
вятой годовщины со дня коронации,  обогатившей русский лексикон страш-
неньким словом "ходынка",  сегодня к этому слову прибавится еще и "цу-
сима".
   Приближалась Пасха.  А  у католиков она уже наступила.  Ст.  Борзя.
   1904.  Марта 15. Христос Воскресе! Мой дорогой ангел Кароля! Думая,
   что ты получишь это письмо уже на Праздниках, я поздравляю те-
бя, твоих родителей и всех Ваших с Великим Праздником!  От  всей  души
желаю тебе и всем Вам полного здоровья, благополучия и счастья!
   Завтра выступаем из Борзи,  двигаемся сначала до Манчжурии - поход-
ным порядком, т.е. верхом. Предстоит сделать около 120 верст в продол-
жение 2 1/2 дней.  Из Манчжурии пойдем в Харбин, но как, не знаю - по-
ходным ли порядком или по жел. дор. Признаюсь, что не особенно приятно
идти походным порядком 120 верст. Без привычки это будет тяжело. Впро-
чем,  нужно привыкать.  Где придется встречать праздник Пасхи - сам не
знаю.  Жаль,  что уезжаю отсюда,  не дождавшись твоего письма.  Получу
его,  вероятно,  только в Харбине.  А как бы хотелось получить от тебя
письмецо.  Как-то ты поживаешь и чувствуешь себя,  моя ненаглядная?  Я
пока чувствую себя порядочно:  все-таки,  что ни говори, а интересного
предстоит много.  Одно тяжело - не видеть тебя и не знать,  когда уви-
дишь. Вот с этим никак не можешь примириться, а все остальное ничего.
   11 Марта мы парадно встретили Куропаткина,  который проезжал  мимо.
Куропаткин  осматривал  наш полк в полной парадной форме и нашел его в
хорошем порядке.  Выразил благодарность за хорошее состояние полка. Мы
по-видимому поступаем под начальство генерала Ренненкампфа - этого ге-
роя последней Китайской войны.
   В полк прибыл второй врач и врач ветеринарный.  Оба (особенно вете-
ринарный врач) славные товарищи.
   О каких-либо  военных новостях написать ничего не могу.  Пока мы не
на самом театре,  мы знаем слишком мало о  том,  что  там  происходит.
Большое сражение по-видимому произойдет в начале апреля на р. Ялу, ку-
да все время стягивают войска наши и японцы. Мимо нас каждый день про-
ходит по 10-8 воинских поездов.
   Вчера я с одним из офицеров поехал в поселок Чиндент  "в  гости"  к
расположенным  там  со  своими сотнями командирам этих сотен.  Сегодня
чувствую все-таки усталость, от непривычки к верховой езде, и это пос-
ле 20 верст,  что же предстоит дальше?  Впрочем, г.г. офицеры уверяют,
что дня через 2 похода почти вполне привыкнешь. Вообще я чувствую себя
вполне здоровым.
   Пока же прощай, моя дорогая, славная голубка Кароля! Крепко, крепко
целую тебя, обнимаю и жму твою руку!
   Н. Кураев.  На страстной дед говел. И государь начал говеть с дядей
   Алексеем.
Война как бы отодвинулась куда-то в сторону. Дневник императора. 21-го
   марта. Воскресенье. Отличный ясный день. Минни и Георгий вчера вер-
   нулись из-за границы и
завтракали с нами,  Орлов (деж.) тоже. Долго гулял и поработал над ис-
чезающим снегом.
   Покатались вдвоем. В 7 час. поехали ко всенощной в Аничков и обеда-
ли с Мама. К нам приехали Милица, Николаша и Петюша - она прямо из Ки-
ева на одни сутки.
   Они приехали к нам к обедне и остались завтракать.  Гулял и работал
в саду; погода была отличная. До обеда много читал. Потом покатался по
набережным.
   Подневные записи царя фиксируют лишь оболочку жизни. Картина лишена
   эмоций, мыслей, не отражает намерений и вовсе не дает
оценки произошедшему.  Но самое,  быть может, замечательное - здесь не
   найдешь ни тени само-
оценки, ни похвалы за полторы сотни в раз убитых фазанов, ни порицания
за губительное решение, принятое на историческом совещании на Ферме 25
августа 1904 года.
   Оболочка жизни,  сотканная рукой человека-символа... Символ - опоз-
   навательный знак, условный знак, содержание символа,
говоря современным рыночным языком,  "договорное"...  Царь  трагически
   обречен на роль символа, он предназначен и взращен
для этой роли.  Но и сама роль русского самодержца, как показывает ис-
тория,  открывает  неограниченные  возможности и для мореплавателя,  и
плотника, и полководца, и богомольца, и для шута горохового, все зави-
сит от возможностей исполнителя.
   ...Условен царь, условны его и доброта и жестокость, и милосердие и
бездушие,  безусловен лишь частный человек.  И только в пределах семьи
все подлинное и безусловное,  потому что невосполнимо. Восполнимы бро-
неносцы, полки, армии, невосполнимы дети, любимая жена. В частной жиз-
ни все единично, частная жизнь возвышает единичное как Единое и Единс-
твенное. Именно в частной жизни труднее всего, быть может, соединяется
то,  что так просто решается в теории.  А если к этому  добавить,  что
нравственное  существует  лишь  только как личное,  возникающее лишь в
глубине души,  "где все дозволено", как мгновение частной жизни, то...
наше  обращение  к  частной жизни двух современников,  двух участников
русско-японской войны не будет казаться праздным подглядыванием.
   Можно было  бы и не вспоминать пустяки частной жизни царя,  если бы
они не заполняли дни человека,  не допускавшего и мысли о том, что его
безраздельная власть над жизнью и смертью несметного числа людей может
быть поставлена под сомнение.
   Читая письма  деда  и записи царя,  сделанные в одно и то же время,
диву даешься не различию, а именно их одновременности.
   Общественное сознание, взращенное духовной культурой минувшего лишь
календарно века,  почитает  непреложным  исходить  из  гуманистических
принципов,  что понимают не только истинные поборники человечности, но
и лукавые авантюристы,  а государь, сродственно средневековому владыке
Иоанну  Грозному,  пребывает в убеждении:  "нешто я не волен в животах
холопей моих?"
   Царь на  Страстной неделе,  утром в Великий четверг причастился Св.
Тайн с детьми и дядей Алексеем. Дед причастился раньше, 20 марта.
   Ст. Борзя.  Марта 21 дня.  Вчерашний день, 20-е Марта, был для меня
   самым счастливым днем за все
время нашей разлуки.  Во-первых,  я приобщился Св. Тайн, т.к. говел на
прошлой неделе; во-вторых, вчера оправдалось мое предположение - я по-
лучил твое запоздалое письмо. Сердечно благодарю тебя, голубка, за это
твое письмо-дневник.  С большим интересом и удовольствием  прочитал  я
его.  Но, дорогая, откровенно скажу, что тяжело было все-таки услышать
в твоем дневнике слишком большое нервничанье.  Очевидно ты до сих  пор
не спокойна.  Лучше уж,  милая, позабудь обо мне на время и хорошенько
успокойся и не взвинчивай свои нервы и без того расшатанные.
   Не могу  не  сказать  тебе  и свое спасибо за то,  что прислала мне
письмо Александры Михайловны,  хотя оно было адресовано и не  мне.  Но
она расточает по моему адресу такие похвалы, каких я тоже не заслужил.
Несправедливо приписывает она мне все в деле  улучшения  ее  здоровья.
Она  и сама так отнеслась к своему лечению и к врачебным советам,  как
относится далеко не каждый больной. Это конечно влияло громадным обра-
зом  на  улучшение ее здоровья.  Ты очень хорошо сделала,  прислав мне
исследование ее мокроты.
   Что касается  карточки,  то мое мнение таково:  ты вышла безусловно
прекрасно, я же вышел гадко, как по большей части выхожу. Не стоит, по
моему  мнению,  раздавать  кому  бы то ни было карточки,  где мы сняты
вместе.  Но конечно тут ты можешь иметь одинаковый голос и  можешь  со
мной не согласиться.  Тогда делай, как знаешь. Впрочем, не думай пожа-
луйста,  что я смотрю на это серьезно и, если сказал, то только затем,
чтобы  ты  знала мое мнение,  а не затем,  чтобы мешать тебе поступать
так, как тебе хочется.
   Я вполне здоров телесно, но на душе тяжело и чувствую себя неважно.
Причин тому много.  Главная думаю та, что пребываю в разлуке с тобою и
в полной неизвестности,  когда же наконец увижу мою родную Каролю, об-
ниму ее и расцелую.  Затем скверно чувствуется и потому,  что общество
офицеров,  среди которых невольно приходится вращаться,  меня вовсе не
удовлетворяет. Все их интересы сводятся к картам и пьянству, чего я не
люблю,  и потому,  конечно, избегаю проводить с ними время. Приходится
сидеть одному и скучать.  Дела теперь много меньше, времени свободного
много.  Читать нечего.  От скуки перечитал имевшиеся у хозяев квартиры
приложения к "Родине" - романы довольно невысокого  качества.  Естест-
венно является желание,  чтобы поскорее двинули нас дальше. Тогда хоть
интерес будет представлять само путешествие.  Дорога и  дальше  весьма
красива  и  местность в Манчжурии оч.  живописна по словам бывших там.
Знаешь,  милый мой ангел, если Бог даст нам устроиться и все будет хо-
рошо  идти,  то мы с тобой сюда непременно должны спутешествовать - по
крайней мере хоть до Байкала.
   Ну каково ты провела праздники? Отдохнули ли и весело ли себя чувс-
твовала?
   Передай от  моего  имени  Марии Дмитриевне Горчаковой,  что глубоко
благодарю ее за приветствия и добрые пожелания.  Мне хотелось познако-
миться с ней, именно у меня было желание поручить ей - этой редкой ду-
ше, этому чистому сердцу и уму другую родную душу - душу Кароли. Я хо-
тел  просить ее не оставлять Каролю своим теплом и сердечным отношени-
ем.  Но даже прежде просьбы я хотел искренне поблагодарить ее  уже  за
то, что она успела вложить из своих нравственных и духовных сокровищ в
душу Кароли.  Может случиться,  конечно, что и никогда мне не придется
познакомиться  с этим редким человеком,  поэтому прошу тебя,  деточка,
передай ей то, что я только что написал. Если бы мы больше знали таких
людей, больше имели с ними общения, мы - люди обыкновенные, будничные,
грубые и сами были бы лучше и чище.  Буду счастлив,  если ты,  Кароля,
ученица  Марии Дмитриевны,  будешь во всем достойна своей высокой учи-
тельницы.  Мое желание расходится с твоим, когда ты выражаешь мне, что
хочешь быть достойной меня. Нет, дорогая, стремиться нужно вверх, а не
вниз!  Я думаю, не ты должна стремиться стать достойной меня, а наобо-
рот,  я должен достигнуть тебя, а ты уж стремись еще выше! Так-то, моя
дорогая!
   Пасху вероятно будем встречать тут, в Борзе, если неожиданно не по-
лучится предписания выступать.  Я бы лучше желал  встретить  в  дороге
этот Праздник.
   Напрасно ты пишешь о таких пустяках,  как мои телеграммы с оплачен-
ным ответом.  Вводить тебя в лишние расходы я не имею ни малейшего же-
лания, тем более, что телеграммы сюда так дороги. Ведь мне здесь почти
некуда тратить деньги.  У меня накопилось больше 500 рублей,  и я даже
думаю перевести их тебе,  т.к.  если придется быть на поле сражения  и
шальная пуля уложит, то и деньги совершенно зря пропадут, ты же их мо-
жешь сохранить до моего возвращения,  а в случае необходимости и  вос-
пользоваться ими для себя. Я вероятно так и сделаю, когда будем высту-
пать, оставлю рублей 100-150 себе, а остальное переведу на твое имя по
почте.
   Что касается твоего намерения продолжать и летом заниматься с деть-
ми,  то, конечно, тебе должно быть известно, что мне этим ты доставля-
ешь большое огорчение и ничего больше.  Писать  по  этому  поводу  еще
что-нибудь считаю лишним,  так как уже много было писано и говорено на
эту тему без толку.  Делай как знаешь и можешь не уведомлять  меня  об
этих занятиях.  Они меня интересуют только лишь в отношении влияния на
твое здоровье,  во всех же других отношениях они для меня представляют
меньше интереса, чем прошлогодний снег.
   Ну, прощай,  дорогая деточка Кароля! Крепко, крепко целую тебя! Жму
   твою руку и шлю наилучшие пожелания. Весь твой, горячо любящий тебя
   Н.  Кураев.  Письмо Александры Михайловны возвращаю. Непривычно чи-
   тать в письмах человека влюбленного, жениха, рядом с
"объятиями" и "поцелуями" - "Жму твою руку" да  еще  и,  как  правило,
"крепко". Письмо от 21 марта многое разъясняет. Дед благодарит бабушку
за присланное исследование мокроты,  а ведь бабушка  сама  догадалась,
сама прислала,  навряд ли ее дед попросил. Не подмешивается к любви, а
полноправно существует в отношениях этих счастливых друг другом  моло-
дых людей еще и товарищество,  с уважением к делу, праву и мнению дру-
гого.  "Тут ты имеешь одинаковый со мной голос и можешь не  согласить-
ся." Это о фотокарточках.  Но дед понимает, что не имеет равного с ба-
бушкой голоса в вопросе о ее работе летом.  Он может  только  выразить
свою огорченность,  выразить резко,  с нескрываемой обидой, но настаи-
вать не может. В вопросах практического свойства любовь не всегда луч-
ший советчик именно в силу своей категоричности, и полноправно сущест-
вующее в отношениях чувство товарищества позволяет  неудовольствию  не
развиться в конфликт и разрешиться дружелюбно.
   "Жму твою руку!" - это не формальность,  не ритуал, это именно знак
товарищества!
   Дед не знает, но уже начинает чувствовать, что наступает полоса тя-
гостного испытания пустотой. Бессмысленное прозябание в ожидании неве-
домо чего он готов променять на "путешествие" на войну, на р. Ялу, где
полковой врач предвидит "большое сражение". Там оно и произойдет через
3 недели. А вот умудренные и увенчанные выпушками и аксельбантами воя-
ки  почему-то "большого сражения" не предвидели,  и потому малочислен-
ный,  всего-то в пятнадцать тысяч человек отряд генерала Засулича,  не
сумевшего  выбрать  порядочную позицию и тактику обороны,  был разбит.
Значение боя на р.  Ялу,  где потери японцев были больше наших,  очень
велико и для нас прискорбно.  Японская армия, до той поры сравнительно
немногочисленная,  захватила ключевые порты и начала энергично наращи-
вать свои силы в Манчжурии.
   Чудовище войны,  призванное на головы невинных россиян легкомыслием
царя и его ближних, казалось, еще дремлет, и, потягиваясь, перевалива-
ясь в дремоте,  то толкнет на мины пару броненосцев,  то  крейсер,  то
придавит до крови отряд непроворного умом генерала.
   Царь, скорее всего,  пребывал в уверенности,  что лестные  для  его
царского  самолюбия военные победы полагаются ему как бы по должности,
и точно так же,  как министр двора Фредерикс в нужный день и в  нужном
количестве  поставляет  ему яйца для христосования,  так же и генералы
Куропаткин,  Случевский,  Засулич, Штакельберг, Бирльдерлинг, Гриппен-
берг и, набивший руку на подавлении Китайского восстания, Ренненкампф,
это на суше,  а Старк,  Витгефт, Макаров и Алексеев - на море в нужный
день и час поднесут ему победу.  Планировалась "маленькая победоносная
война",  о необходимости которой именно этими словами говорил  министр
внутренних дел В.  К.  фон Плеве, не полководец, но крупный деятель по
жандармско-полицейской части,  державший на прицеле, в первую очередь,
врагов внутренних.  Надо было убить двух зайцев, отучить японцев раз и
навсегда совать нос на материк и показать так  называемому  "обществу"
силу и несокрушимость самовластья.
   Однако, в предпасхальные дни заботы войны совершенно  исчезают  как
со страниц царского дневника, так и из писем деда.
   Дневник императора.  25-го марта.  Четверг.  Утром причастились Св.
   Тайн с детьми и д. Алексеем. После чая читал и
принял Плеве.  Завтракали с Трубецким (деж.). Поехали к Ксении поздра-
вить ее с днем рождения. Гулял.
   В 7 час. поехали в Аничков к службе 12 Евангелий, кот. продолжалась
час сорок минут. После обеда вернулись домой. Долго занимался.
   26-го марта.  Пятница.  Сегодня сразу потеплело.  В 12 час. были на
   выносе плащаницы. Завтра-
кали Ольга и Петя (деж.).  Гулял и работал над остатками снега в тене-
вой части сада.
   Все дети снова простужены и сидят у себя в детской. В 7 час. поеха-
ли к службе в Аничков и обедали с Мама.
   27-го марта.  Суббота. Утром шел снег и попеременно дождь. В 11 1/2
   к последней службе.
Завтракали: кн. Орбелиани, кн. Оболенская и ее брат (деж.). Затем имел
доклад  Фредерикса,  выложил яйца для христосования завтра и пошел гу-
лять.
   Погода прояснилась. Дети все лежат рядом в постелях. Обедали вдвоем
   в библиотеке. Зани-
мался целый  вечер.  В  11.55 начался выход к заутрени.  За три дня ни
   единого упоминания о войне, будто японцы объявили пас-
хальные каникулы.  Нет,  ночами они планомерно ведут минные постановки
на внешнем рейде Порт-Артура.  И уже в среду на Святой неделе одновре-
менно на минах подорвутся два наших броненосца,  "Победа", получив тя-
желые повреждения, все-таки останется на плаву, а "Петропавловск" уто-
нет в считанные минуты.
   А в письмах деда все ясней и ясней проступает тоска. Тягостная пус-
   тота существования вдали от людей близких и духом и де-
лом. Тоска подъедает столпы душевного равновесия деда. Ст. Борзя. Мар-
   та 26 дня. 1904. Дорогая деточка Кароля! Вчера совершенно неожидан-
   но получил твое второе письмо с моей карточ-
кой. Превеликое  тебе спасибо!  Карточку эту нахожу сравнительно удач-
ной.  Действительно,  ты,  моя милая, сделала мне прекрасный подарок к
Празднику, но не столько карточкой сколько письмом. Накануне вчерашне-
го дня я получил заказное письмо от Анюты из Павловского. Ты не можешь
себе представить,  как приятно иметь здесь известие с дальней родины и
от дорогих людей. Все мелочи и пустяки, о которых ты пишешь, здесь так
же приятно читать, как самые важные известия. Бесконечно радуюсь твое-
му здоровью и спокойствию.  Напрасно только ты утомляешь  себя  еще  и
курсами в Университете. Не думаю, чтобы в этом была серьезная и насто-
ятельная для тебя необходимость. Я конечно был бы только рад тому, что
ты слушаешь эти курсы,  если бы ты была свободна от других занятий; но
я всегда буду против всякого лишнего утомления. К сожалению, мы всегда
научаемся  слишком поздно ценить лучшее из благ жизни - здоровье.  Мо-
жешь поэтому сама понять,  что и твое известие об перемене планов г.г.
Катуар  поселиться близ Воскресенска меня только порадовало.  Я думаю,
что в силу этого ты хотя невольно и против своего желания будешь отды-
хать летом, а не утомляться. Дай Бог, чтоб так и было!
   Ну что ж сообщить о себе?  Как и прежде,  сидим,  ждем и ничего  не
знаем.  Все та же скука и то же невеселое настроение. Даже и наступаю-
щий Праздник не особенно радует.  Дела очень мало; больных бывает нем-
ного - человек 8-10 в день,  и это конечно слава Богу,  а то и так оч.
многих лекарств нет,  и больных приходится лечить не тем, чем бы нужно
было. Вообще дело здесь способно навести одно только уныние. Все дела-
ется кое-как,  лишь бы что-нибудь сделать. Просто тошно от такой рабо-
ты.  Физически я совершенно здоров, но морально чувствую себя по-преж-
нему оч. гадко.
   Ну, моя дорогая голубка,  "до свидания", если не любишь слова "про-
щай"! На твой привет: "Христос Воскресе" нужно бы ответить тебе "Воис-
тину Воскресе", но я уже послал тебе, деточка, и свое "Христос Воскре-
се!"
   Крепко целую тебя,  желаю счастья и здоровья!  Весь твой Н. Кураев.
   Мне так много приходится писать об одном и том же,  что я скоро пе-
   рес-
тану писать кому бы то ни было,  кроме моей дорогой, ненаглядной Каро-
   ли! Вот и наступил Праздник, соединяющий сердца всех верующих хрис-
   тиан,
напоминающий непременным поздравительным целованием о единении в любви
к Богу и ближнему и о равенстве во Христе.
   Дневник императора.  28-го  марта.  Светлое  Воскресение.  В церкви
   пришлось похристосоваться с 280 (чел.). Обедню отслужили
скоро. В Малахитовой мы были в 2 1/2 ч.  Разговлялись с удовольствием.
Лег спать около 4 час.  Встали в 9 1/2. День был ветреный, серый. В 11
1/2  было большое христосование - около 730 чел.  Под конец как всегда
певчие пропели несколько светских вещей. Завтракал князь Орлов (деж.).
Отвечал на телегр.  и гулял. Долго сидели у детей, кот. все еще в кро-
ватях.
   В 7  1/2  у  нас  была отслужена короткая вечерня.  Обедали вдвоем.
   Японцы оставили в покое наш флот в Порт-Артуре в эту ночь.  На сле-
   дующий день императору предстоит опять "большое христосование"
с нижними чинами в количестве семисот двадцати человек.  Итого, за два
дня 1730 человек поцеловали царя и были в свою очередь ответно обцело-
ваны.  Принимая во внимание троекратность и взаимность целования, речь
идет о 10380 поцелуях, только помянутых царем, не входят сюда поцелуи,
полученные от близких и на близких запечатленные.  Сюда же еще следует
присовокупить  какое-то  "малое  целование" на третий день Пасхи.  Вот
прямое свидетельство духовного и телесного единства русского  царя  со
своим народом,  православным,  по крайней мере.  Императрица же, Алек-
сандра Федоровна,  к Светлому Воскресению  получила  сильный  насморк,
скорее всего заразившись от простуженных детей, как в этом случае обс-
тояло дело с христосованием, дневник умолчал.
   Ст. Борзя. Март 27. 1904. Дорогая голубка Кароля! Вчера только отп-
   равил тебе письмо. Сейчас, перед самым Праздником,
настроение мое несколько улучшилось. Сегодня я и ветеринарный врач со-
вершили 20-ти верстную прогулку верхами,  и после этой прогулки как-то
лучше почувствовалось.  Только я слез с лошади и вошел в квартиру, как
мне подали твое письмо и телеграмму.  Вместе с ними была поздравитель-
ная телеграмма из Фатежа.  Сердечное тебе спасибо, очень ты меня обра-
довала, как-то веселее теперь встречать Праздник, который наступит че-
рез 1 1/2 часа. Собираюсь идти в Церковь, и после обедни все мы офице-
ры будем вместе разговляться в офицерской столовой.  И вот я под хоро-
шим впечатлением сел строчить тебе настоящее письмо. В сущности нового
или интересного сообщить нечего;  тем более,  что вчера только  писал.
Ах, милая Кароля, как хотелось бы вместе с тобою, мой ангел, встретить
Великий Праздник! Но я все-таки рад, что ты едешь хоть до 1-го числа в
Ивановское.  Отдохни там и повеселись. Мне конечно веселья никакого не
предстоит, да я его и не желаю, буду рад уже тому, если настроение мое
будет  не совсем скверное.  Пока заканчиваю писать и отправляюсь через
1/4 часа в Церковь.
   Когда запоют "Христос Воскресе",  я мысленно похристосуюсь с первою
- моею дорогою, милой Каролей!..
   Встретят, и  не  раз  встретят  дед и бабушка свой великий Праздник
вместе, но особенно запомнится встреча 1927 года в Фатеже.
   Еще жив будет Сережа, еще не уехали на учебу Маргарита и Николай, а
младшие, Ольга и Аркадий, учатся в единой трудовой школе первой ступе-
ни,  и будущему летчику всего одиннадцать лет. Дом полон гостей, здесь
представлена вся фатежская интеллигенция - врачи,  духовенство, учите-
ля.  Едва все рассядутся за просторным,  раздвинутым во всю длину сто-
лом,  едва соберутся возгласить пасхальный тропарь,  как в  дверь  без
стука  войдет  Петр Евдокимович Анциферов,  начальник Фатежской ЧК,  с
двумя помощниками при оружии. Всем будет предложено оставаться на мес-
тах,  а деду будет предъявлен ордер на обыск для выявления незаконного
хранения в доме оружия.
   Оружие в доме было,  незаконное.  В столе у деда,  в правом верхнем
ящике,  под ключом,  хранился заряженный револьвер, с которым он ездил
по уезду,  а иногда и отправлялся на ночные вызовы.  И в городке,  и в
окрестностях было неспокойно. Был какой-то шпалер и у моего отца, в ту
пору  семнадцатилетнего юноши.  Дед о второй "пушке",  натурально,  не
знал.  Кивка деда было достаточно,  чтобы старший сын понял, что нужно
делать.  Передать дяде Сереже ключ не составило труда. Пока дед возму-
щался,  протестовал, требовал снять арест хотя бы с гостей и отпустить
их по домам,  дядя Сережа переложил револьвер деда из стола к себе под
брючный ремень,  прикрытый по моде того времени рубашкой навыпуск  под
ремешком.  Через три часа он расстался с оружием в отхожем месте, куда
хоть и под  конвоем,  но  отпускали.  Удалось  и  отцу  выкинуть  свой
смит-вессон в форточку в снег.  Похоже, чекистов никакое оружие не ин-
тересовало,  во всяком случае,  они его не  искали.  Петр  Евдокимович
вместе  с помощниками перетряхнули все книги,  перебрали и просмотрели
все письма, хранившиеся в доме.
   Авторитет Анциферова в городе был высок;  после того,  как он вывел
на улицу и лично расстрелял прямо у крыльца двух  бандитов,  взятых  с
поличными,  его  фамилия  зазвучала.  И еще Анциферов немножко щеголял
своей подчеркнутой опрятностью, трезвостью, корректностью и ровным го-
лосом при любых обстоятельствах.
   "Вы что ж, надеетесь найти пулемет "кольта" в моих книгах, или вин-
честер в письмах жены?!" - взорвался наконец дед.
   Анциферов невозмутимо дочитал очередное письмо,  вложил его обратно
в конверт и взялся за следующее,  и когда все решили,  что отвечать он
не собирается, ответил, не отрывая глаз от письма: "Я не надеюсь найти
пулемет "кольта" в ваших книгах,  а записку с уведомлением о том,  что
вам такой пулемет послан,  возможно найду. И в письмах вашей жены вин-
честер,  вы правы,  не спрячешь, но может быть мне удастся прочитать о
том, что партия винчестеров направлена вам, или от вас..."
   Обыск, во  время которого ничего кроме бумаг чекисты в руки не бра-
ли, длился до глубокой ночи.
   Власть воспитывала  интеллигенцию в страхе перед новыми богами!  28
   марта.  1904.  ст.  Борзя. Вот наконец и праздник! Еще раз "Христос
   Воскресе"! моя славная де-
точка! Как-то ты себя чувствуешь?  Когда же наконец я вместе с  тобой,
моя голубка,  встречу и проведу этот Праздник?! С нетерпением жду того
времени,  когда наконец удастся вместе с родной  душой  встретить  эти
дни.  С грустью вспоминаю те времена,  когда все это было иначе.  Но я
все-таки надеюсь на  счастье  в  будущем,  верю  в  возможность  этого
счастья с моей дорогой, ненаглядной и милой Каролей!
   Крепко, крепко целую тебя и твои дорогие глазки!!  Жму твою руку  и
обнимаю тебя! Весь твой, горячо тебя любящий и глубоко благодарный те-
бе
   Н. Кураев.  Передай  мой  привет и искренние поздравления всем меня
   помнящим. Приветствую Грету! 31 марта, в среду, на Святой неделе на
   внешнем рейде Порт-Артура по-
дорвался на мине броненосец "Петропавловск",  шедший под флагом коман-
дующего флотом вице-адмирала С. О. Макарова. Невероятно быстро для та-
кого огромного корабля броненосец затонул. Предположительно сдетониро-
вали собственные мины, хранившиеся в носовых отсеках. Три моментальных
снимка Н.  Петрова запечатлели катастрофу с берега.  На первом снимке,
отчетливом и крупном, виден черный силуэт броненосца на фоне белесого,
чуть подштрихованного серыми полосками волн,  моря. Над носовой частью
корабля,  вздымаясь выше мачт, стоит огромное облако пара. Вершина об-
лака,  как бы от собственной тяжести, заваливается за носовой срез. На
втором снимке нос корабля уже в воде, броненосец заваливается на левый
борт, корма обнажена и зависла над водой. И третий снимок. Распластан-
ное над морем облако, и только черная тень от облака на том месте, где
только что был корабль.
   Большинство офицеров и команды погибли. Погиб Степан Осипович Мака-
ров.  Погиб живописец Верещагин,  всего лишь в 1903 году вернувшийся с
массой этюдов из Японии, видевший царившую там озлобленность на Россию
и говоривший, что "народ перережет министров", если те не начнут с на-
ми войну.
   Спасся великий князь Кирилл Владимирович,  контр-адмирал свиты, на-
чальник  штаба Тихоокеанского флота,  спасся командир "Петропавловска"
адмирал Н. М. Яковлев, спасся, чтобы быть расстрелянным Орловской ЧК в
1919 году,  расстрелян не по вине,  а в качестве заложника.  Кирилл же
Владимирович,  наивно решив, что теперь ему море по колено, не получив
на то государева дозволения,  взял и женился на разведенной жене вели-
кого герцога  Гессенского  Эрнста-Людвига,  брата  Алисы-Виктории-Еле-
ны-Луизы-Беатриссы  Гессен Дармштадтской.  За своенравный поступок мо-
реплаватель был отставлен от службы и лишен флигель-адъютантского зва-
ния,  правда,  в 1907 году он благополучно выплыл и здесь,  был прощен
великодушным самодержцем и прожил до 1938 года.  Повезло ему  и  после
смерти,  в связи с победой демократических сил в Санкт-вновь-Петербур-
ге,  демократы перевезли прах великого князя из-за рубежа и упокоили в
центре города, в Петропавловской крепости.
   Но, возвращаясь к утонувшему "Петропавловску",  надо  сказать,  что
"тяжелое  и невыносимо грустное известие" выбило государя из размерен-
ного прогулочного состояния:  "Целый день не мог опомниться  от  этого
ужасного несчастья", к Цусиме государь уже придет закаленным, и "ужас-
ные известия о гибели почти всей эскадры" вызовут только грусть на ду-
ше.
   То, что царь не удостоил поминания  погибшего  на  "Петропавловске"
Василия  Васильевича  Верещагина,  не удивляет,  хотя они и были лично
знакомы. Удивило меня то, что Верещагин не помянут дедом.
   За две недели,  надо думать, трагическая весть доползла до Борзи, а
в письме от 10-го апреля,  первом письме после Пасхи, обо всем этом ни
слова.
   душевному сродству.  Верещагин был человеком не только ярко одарен-
ным,  но и прямым, честным, храбрым. Он не наблюдал, не присутствовал,
он участвовал в войнах,  о которых рассказывал. Участвуя в атаке мино-
носца на турецкие корабли еще в 1878 году Василий Васильевич был удос-
тоен тяжелой раны в бедро,  в образовавшемся углублении свободно поме-
щался револьвер с чуть обпиленным стволом.  За храбрость,  проявленную
во время обороны Самаркандской цитадели, художник был удостоен Георги-
евского креста 4-й степени.  Смел был Василий Васильевич и в обращении
с царем и царедворцами, все это видели. Во время посещения второй выс-
тавки картин "наполеоновской серии" Николай Второй заинтересовался фо-
тографиями трех из пяти картин, уничтоженных Верещагиным после резкого
их осуждения со стороны Александра II.  Проворный камергер И. П. Бала-
шов тут же подскользнул к государю:  "Ваше Величество,  прикажите  ему
написать их снова!" Верещагин вскипел и,  зная,  что Балашов глуховат,
громогласно объявил:  "Мне приказать, Ваше превосходительство, нельзя,
меня можно просить!"
   Царь, сочтя выходку дерзкой, тут же с выставки уехали. Получил свое
и великий князь Владимир Александрович,  заметивший еще на первой "на-
полеоновской выставке" Верещагину:  "Никогда Наполеон не ходил в такой
дурацкой шубе и шапке".  "Достаточно ли, если я представлю два истори-
ческих рисунка этого костюма и описание его?" "Достаточно."  "И  тогда
вы публично признаете, что неправы?" "Нет, не признаю", - дорожа своим
правом на глупость объявил великий князь.  Разговор шел  в  повышенных
тонах,  и  тем дело не кончилось.  Приехав в Москву,  Верещагин тут же
послал великому князю письмо с историческими доказательствами,  а  од-
новременно  графу  Толстому Ивану Ивановичу,  вице-президенту Академии
художеств,  в инцидент посвященному. Письмо Толстому начиналось слова-
ми:  "Этот болван Влад.  Алекс. ..." Отправив человека на почту и чуть
остыв, Василий Васильевич засомневался, не перепутал ли он в раздраже-
нии конверты.  Дело был нешуточное,  вдогонку был отправлен служитель.
Ошибку поправили, конверты, как свидетельствует брат Лидии Васильевны,
жены Верещагина, были действительно перепутаны.
   И вот тебе на - Верещагин,  превосходнейший человек,  погиб,  а дед
оказался на одной доске с теми,  кому эта смерть была безразлична? Со-
чиняя художественный портрет предка,  я бы знал,  как поступить в этом
случае,  но вмешиваться в автопортрет, написанный девяносто лет назад,
не считаю для себя возможным. Можно было бы, конечно, спрятать эту за-
девшую  меня неотзывчивость деда за пропуск в переписке.  Да вот беда,
уже начало письма убеждает,  что пропуска между пасхальным  письмом  и
письмом от 10 апреля - "ничего особенного не случилось" - нет.
   Ст. Борзя.  Апреля 10.  1904. Дорогая голубка Кароля! Вот уже почти
   две недели, как я ничего не писал тебе. Да ничего осо-
бенного и не случилось за это время.  Праздники прошли скучновато; те-
перь же время тянется так же,  как прежде.  Ходят слухи,  что скоро мы
выступим,  но все относятся к этим слухам как-то недоверчиво и безраз-
лично.  Подобные слухи у нас существуют все два месяца, которые мы тут
сидим.  Работы немного.  Теперь на некоторое время  прибавилось  дела,
прививаем всем нижним чинам оспу.  Но,  конечно, это займет три-четыре
дня, не больше. Скука одолевает все сильнее и сильнее.
   Со мной чуть было не стряслось несчастье,  но, слава Богу, все кон-
чилось благополучно.  У нас скоропостижно умер казак,  упавши с лошади
во  время ученья,  по законам нужно было его вскрывать.  Вскрывали для
скорости со вторым врачом - он череп,  я грудную  и  брюшную  полости.
Обстановка вскрытия была самая неудобная:  тесно и оч. темно. Я уколол
себе ножом палец; но ранка была так мала, что я не мог ее даже разгля-
деть и прижечь.  Спустя 3-4 часа после вскрытия палец начал болеть,  и
тогда я хорошенько размыл и разглядел ранку, имевшую вид укола иголкой
и уже покрасневшую. Тогда я вколол в ранку кристалл марганцево-кислого
кали и несколько успокоился. Как уже сказал, все сошло благополучно, и
хотя дня два я и волновался,  но потом уже ясно было, что заражения не
произошло.
   Пишу тебе это и надеюсь,  что Ты не будешь беспокоиться задним чис-
лом.  Можно было бы и не рассказывать этого,  но я решил, отчего же не
поделиться,  хотя и не особенно приятным известием, но, по крайней ме-
ре, хорошо кончившимся.
   Ты не знаешь,  как я был обрадован твоей телеграммой,  в которой ты
уведомляешь меня о том, что оставляешь свои занятия в гимназии и у Ка-
туар. Отдохни, голубка, и набирайся здоровья духа и тела!
   Хотел бы отправить тебе деньги, как писал раньше, да пришлось выру-
чать из беды г.г. офицеров и дать кое-кому из них взаймы 300 рублей.
   Ну что еще написать?  Почти ежедневно я, второй врач и ветеринарный
врач совершаем верхом прогулки,  которые доставляют мне много удоволь-
ствия.  Седло я себе купил за 30 рублей (очень дешево) у того офицера,
который и обещал мне его.
   Приветствуй Грету и ее супруга.  Коротенькие письма я послал  почти
всем на Праздник. Теперь имею право рассчитывать, что хоть на часть из
них получу ответы.
   Ну, до свидания,  милая, дорогая Кароля! Крепко, крепко целует тебя
твой навсегда
   Н. Кураев.  Сейчас, дорогая деточка, получили распоряжение о назна-
   чении половины
нашего полка временно для охраны жел. дор. (Забайкальск.). Около стан-
ции Хайлар Японцы попортили жел.  дорогу.  Три японских  офицера  были
схвачены  и повешены.  Один же,  пытавшийся взорвать туннель на Хинган
(горный хребет в Манчжурии), был застрелен часовым. Все это оч. досто-
верные  известия.  И вот,  в виду несомненного плана Японцев испортить
Забайкальскую ж.д.,  чтобы прекратить возможность  доставки  войска  и
провианта,  нашему  полку предписано немедленно встать на охрану линии
от г. Читы до ст. Манчжурия. Завтра 3 сотни (половина полка) уже утром
выступит  для  этой цели в назначенные пункты.  Я пока остаюсь здесь в
Борзе; но оч. может быть скоро придется переехать куда-нибудь в другое
место. Назначение полка для охраны по-видимому временное - до прибытия
специального войска для этой цели. По одним известиям (8-го была полу-
чена  телеграмма от Ренненкампфа) мы поступим все-таки в дивизию гене-
рала Ренненкампфа;  по другим же известиям мы  должны  будем  идти  на
подкрепление  отряда генерала Мищенко в Корею.  Говорят,  у Мищенко от
целого полка (2-го Аргунского) осталось в живых  только  126  человек.
Вот тебе и новость, милая Кароля! Есть и другая новость, которую услы-
шал только сегодня вечером. При ст. Борзя, в поселке Суворовском имеет
открыться кажется в скором времени лазарет Красного Креста. Может быть
тут будет кто-нибудь из знакомых?!  Это нам конечно на руку,  ибо  там
разумеется и обстановка и все будет гораздо лучше, чем имеется в нашем
полковом лазарете.
   Ну, прощай пока,  мой милый ангел!  Крепко целую тебя и желаю всего
наилучшего!
   Весь твой Н.  Кураев. Апрель - времена глухариной охоты! В дневнике
   государя горестные вести с театра военных действий на
Дальнем Востоке  перемежаются  записями  об охотничьих успехах.  Число
убитых глухарей особо выделено,  надо думать,  для удобства подсчета в
конце сезона, в соответствии с заведенным порядком.
   Дневник императора. 20-го апреля. Вторник. В час ночи поехал на ток
   около Гатчины и убил 2 глухарей. Вернулся
домой в 5 час.  Всю ночь шел дождь.  Днем так же,  было совсем  тепло.
   Аликс уехала в город в свой склад и вернулась к чаю.  Завтракал Ен-
   галычев.  Гулял. Вечером много занимался. Если 19 апреля среди при-
   мечательных событий значилось: "Гулял долго,
убил ворону и катался в ёГатчинке",  то день 20 апреля  надо  признать
значительно  более содержательным,  два глухаря конечно перевесят одну
ворону.
   Дневник императора. 21-го апреля. Среда. От Куропаткина пришло нес-
   колько донесений с подробностями боя 19
апр., в кот. участвовало 5 стрелковых полков с 4 батареями и более 3-х
дивизий японцев с большим количеством артиллерии. После полного обхода
нашего левого фланга отряду ген.  Кашталинского пришлось отступить.  К
сожалению,  кроме огромных потерь людьми - орудия и пулеметы были  ос-
тавлены на позиции, ввиду того, что все лошади были перебиты. Тяжело и
больно!
   Погода была  серая  с сильным ветром.  После доклада принял 33 чел.
Завтракали Кира (деж.) и его мать. Весь вечер много занимался.
   Японцы обходят наш левый фланг,  и,  понеся огромные потери, бросив
орудия и пулеметы,  мы отступаем.  Лошади перебиты.  А что с ранеными?
Как их представить,  бросивших орудия,  разбитых, израненных, бегущих,
какие у них имена,  фамилии,  может быть - Вершинин Александр  Игнать-
евич,  Соленый Василий Васильевич, Федотик Алексей Петрович, Родэ Вла-
димир Карлович, - по времени это как раз их война.
   Дневник императора. 22-го апреля. Четверг. В час ночи поехал на тот
   же ток, посчастливилось на этот раз и я убил
пять глухарей.  Ночь стояла чудная.  Вернулся домой в 5 1/4. Спал до 9
   3/4. Было три доклада. Завтракали одни. Гулял долго. После
чая подарил  Аликс  немного вещей.  Обедали и провели вечер вдвоем.  В
   царской неизменности привычкам повседневности есть что-то эпичес-
кое, даже поэтическое...  Это поэзия закона Ньютона, трактующего прин-
цип инерции, - начавшее двигаться тело будет двигаться равномерно-пос-
тупательно бесконечно,  пока на него не подействует иная сила.  Как же
велика была сила царя,  отстаивающего свое право на  частную  жизнь  и
частную прихоть,  хотя на него действовали,  да еще как и со всех сто-
рон,  но как же ничтожно мала была вся эта внешняя сила по сравнению с
той,  что  позволяла  мягко посылать всех к черту,  брать ружье и идти
стрелять ворон или тетеревей.
   А может быть так ведут себя обреченные,  покоряясь неодолимым силам
и мирно посвящая себя обыденному ритуалу, заведенному еще при царе До-
доне.
   И все-таки диву даешься, как во время катастрофической войны, нака-
нуне кровавой революции так много времени уделяется тому, что на языке
двора Ивана IV именовалось - прохлады царские.  А как еще назвать  все
эти катания на байдарках и "гатчинках", работы "над исчезающим снегом"
и "работы над остатками снега в  теневой  части  сада",  игры  домино,
раскладывания пасьянса,  стрельбу по воронам, тетеревам и зайцам, ист-
ребленным в гомерическом количестве.  Неужели он, верующий же человек,
вот так вот,  прохлаждаясь на троне, рассчитывал в день Страшного Суда
услышать Глас: "...ты еси Царь правды!"
   Проста и глубока мысль о том,  что цель жизни - жизнь, а цель чело-
века - жизнь человеческая.
   Россия войну проиграет, царь войну проиграет, а дед и его коллеги -
выиграют! Возможно ли это? Возможно. Но это надо приберечь для финала.
   Война последовательна  и  логична,  она сначала упрощает и сжимает,
предельно ограничивает жизнь в ее армейском,  казарменном виде, делает
ее неинтересной и малоценной, вроде с такой и расстаться не очень-то и
жаль... тут-то ее и обрывают.
   А еще война учит убивать время. Солдаты убивают его низменным вздо-
ром и жестокими развлечениями,  офицеры убивают время  охотой,  вином,
рыбалкой,  картами. А каково тому, кто сознает это "убивание" времени,
как убийство жизни,  кто сознает всю тягостность пренебрежения настоя-
щим в пользу грядущего!
   Неупотребленная масса возможностей бродит в деде, ищет выхода, най-
ти  не  может,  именно в таком состоянии чаще всего люди погружаются в
дрянь, в мелочь, в нечистые страсти.
   А как устоять? Ст. Борзя. Апреля 22-го. 1904. Милая, дорогая голуб-
   ка Кароля!  Опять прошло уже больше недели, как я не писал тебе. За
   это время ни-
чего не произошло,  хотя мы едва не двинулись в Приморскую область. Но
распоряжения так часто меняются,  что положительно нет никакой возмож-
ности даже предполагать,  что будет с нами,  например, через день-два.
Так,  на другой день после того, как я отправил тебе письмо, в котором
писал о том,  что наш полк расставлен на охрану железной дороги, полу-
чилась  телеграмма быть готовыми немедленно двинуться в Приморскую об-
ласть.  Сотни же,  расставленные на охрану, заменить полковой стражей.
Стали  готовиться к выступлению и снова получилось распоряжение об от-
мене нашего движения в Приморскую область и приказ о назначении  всего
полка опять же на охрану Забайкальской ж.д. Теперь уже почти весь полк
растянулся от Байкала до Манчжурии.  Здесь в Борзе остается пока обоз,
полусотня 5-й сотни и штаб полка.  Врачи находятся при штабе, значит я
продолжаю оставаться здесь.  В виду расположения полка по железной до-
роге теперь и мне и товарищу предстоит некоторое развлечение - разъез-
жать время от времени,  смотря по надобности,  то в одну,  то в другую
сторону от Борзи.
   Здесь ходят опасения эпидемии чумы,  которая всегда есть в Корее, а
на  скоте  уже появилась и в окрестностях Борзи.  Ввиду этого из Штаба
Казачьего Войска в Чите получилось предписание о назначении санитарной
комиссии для осмотра поселков Суворовского и его окрестностей, а также
станций Борзя и Оловянная. Вчера и сегодня я, товарищ врач и один офи-
цер  осматривали дворы в поселке Суворовском и станционные постройки в
Борзе.  На днях выезжаем на ст. Оловянная для такого же осмотра и при-
нятия мер к соблюдению чистоты.
   На прошедшей неделе занимался прививкой оспы всем  казакам.  Привил
оспу и себе - к счастью,  принялась,  и теперь все-таки спокойно можно
себя чувствовать.
   С театра  военных действий начинают поступать известия о сухопутных
стычках наших с Японцами. Наши пока не особенно отличаются, как ты са-
ма можешь судить по газетным известиям. Уже немало перебили наших офи-
церов и еще больше ранили и контузили.  Вообще  говоря,  утешительного
немного.
   Об открытии в Борзе лазарета Красного Креста что-то говорить перес-
тали. Очевидно переменился начальный проэкт.
   Вот и все о нашей жизни.  Прибавлю к этому, что мы продолжаем ежед-
невно почти кататься верхом,  продолжаем скучать и скучать. Теперь же,
когда масса офицеров ушли из Борзи с сотнями для  охраны  дороги,  тут
будет еще скучнее и пустыннее. Остается одно - терпеливо ожидать новых
распоряжений.
   Ты, дорогая деточка, немножко ленишься пописывать, а получить здесь
письмо - радость.  Впрочем,  я не в претензии на тебя, если у тебя все
благополучно.
   Все же напиши,  милая,  где будешь проводить лето,  когда уедешь из
Москвы?  Куда тебе летом писать?  Кажется все меньше и меньше остается
надежды на то, чтобы мы скоро могли увидаться! А как бы хотелось пови-
дать тебя, моя дорогая!
   Желаю тебе весело и приятно провести наступающее лето. Передай при-
вет Грете,  твоим родителям,  всем меня помнящим. Сердечно приветствую
г-жу Горчакову и шлю ей мои наилучшие пожелания.
   Сам я вполне здоров и благополучен.  Целую тебя, мой ангел, крепко,
   крепко и жму твою руку!  Весь твой Н.  Кураев. Рискуя быть заподоз-
   ренным в нерасположенности или предвзятости к пос-
леднему российскому коронованному самодержцу,  не скрою чувства  удов-
летворения,  когда  в  дневниковой  записи  от 8-го мая прочитал "Меня
скрючило..." И дело совсем не в том,  что скрюченный царь мне по-чело-
вечески ближе, нет, дело в том, что и деда скрючило, о чем он тоже на-
пишет 8-го мая!  Чем неожиданней рифма,  тем она драгоценней.  Пишу  о
частной жизни современников,  и жизнь эта причудливо и произвольно пе-
рекликается,  аукается, вспыхивает секундными зеркальными отражениями,
представляя все, как и следует по законам зеркал, в перевернутом виде.
А в ситуации со "скрюченностью" мы имеем  случай  двойного  отражения,
когда второе отражение возвращает нас к истине. Они оба и в скрюченном
виде остались верны своему призванию и долгу:  дед лечил, царь смотрел
войска и показывал войскам себя.
   Дневник императора.  8-го мая. Суббота. Меня скрючило в левом плече
   и шее. В 9 час. приехали в Рязань и спер-
ва посетили три собора,  весьма интересные в  историческом  отношении.
Вернувшись в поезд, доехали до места лагеря 1-й бригады 35-й пех. див.
Здесь отлично представились 137-й пех. Нежинский и 138-й пех. Болховс-
кий полки и 35-я арт. бригада. В сопровождении громадной толпы доехали
до жел. дор. и отправились дальше. Погода была довольно прохладная.
   В Москву  приехали в 4 1/2.  На дворе у Николаевского вокзала стоял
17-й саперный батальон в мобилизованном составе.  Напутствовал его как
и остальные части. Затем поехал с Мишей к Иверской, оттуда на несколь-
ко минут по нужде во дворец и,  наконец,  в Успенский собор,  где  был
отслужен молебен. В 6 час. покинул Москву.
   Ст. Борзя.  Мая 8-й д.  1904 г. Дорогая деточка Кароля! Получил два
   твои письма. Не мог ответить на них тотчас же, потому что
лежал в постели больной...  Да,  милая,  я таки прихворнул; заболел 30
Апреля и целую неделю, почти не вставая, провел в постели с То 40 гра-
дусов. Только вчера, 7-го мая, начал вставать, но даже сидеть долго не
могу  от  слабости и головокружения.  Теперь остается именно эта общая
слабость.  Была очевидно инфлуэнца, но все-таки я не помню даже, когда
я так хворал,  чтобы лежать,  не поднимаясь,  более недели. Ах как это
скучно! Да еще в самый разгар болезни привезли больного, которому нуж-
но было делать вправление вывиха плеча. Другой врач был в отлучке, и я
с То 40 пошел делать вправление. Вправить-то вправил вывих и скоро, но
сам так обессилел,  что едва-едва не упал в обморок. Ну, теперь, слава
Богу,  все идет хорошо.  Нужно набираться сил.  - Я совсем пропадаю от
бездействия;  дела  у нас тут никакого.  И самочувствие становится все
хуже и хуже.
   Как отрадно  и  приятно  было  получить в это скучное время лежанья
твои два письма!  Я бесконечно рад за тебя,  голубка,  что Ты с  таким
удовольствием изучаешь медицинские науки. Как приятно видеть из письма
это твое удовольствие!  Дай Бог тебе и дальше силы и охоту к продолже-
нию этих занятий!  От души желаю успехов!  Немножко удивился я раньше,
когда пришлось прочитать в одном из твоих писем восторженный  отзыв  о
проф. Мороховце. Не знаю, что и как он вам читал, но знаю, что это ду-
рак набитый и попал в профессора очевидно по какому-то  недоразумению.
Вообще мне кажется он позорит Моск. Университет, занимая там кафедру.
   Твои же восторги по поводу лекций других профессоров вполне  разде-
ляю;  не особо интересен, положим, и Огнев, ну да все же он хоть много
умнее и дельнее Мороховца.
   У меня  особых перемен нет.  Полк все так же стоит на охране дороги
от Байкала до Манчжурии, и штаб полка (а с ним и я) в Борзе. Перемен в
скором  времени что-то не предвидится.  Чего доброго войны-то так и не
придется нам увидеть.  Это бы впрочем и ничего,  если  бы  здесь  была
цель, а то от бездействия можно прямо сойти с ума. Назначают нас все в
санитарные комиссии ездить осматривать станции. Но это так неинтересно
и так скучно и бесцельно, что нисколько не улучшает положения.
   Ну пиши ты, деточка! Как твое здоровье? Я о своей болезни не телег-
рафировал тебе потому,  что надеялся на благоприятный исход и не хотел
попусту тебя тревожить.  Простудился я по-видимому  в  вагоне  поезда,
когда мы в комиссии возвращались со ст. Оловянная.
   Очевидно вот, чего доброго на днях придется опять ехать для участия
в санитарной комиссии по станциям ж.д. Я хоть и поправлюсь через денек
вовсе,  думаю уже выходить,  но слабость еще не пройдет так  скоро,  а
участвовать  в комиссии нужно порядочно сил.  Но может б.  мне удастся
отвертеться от этого участия,  хотя в военном ведомстве это  и  трудно
сделать.
   Передай, моя дорогая,  Грете, что ее письмо я получил недавно, сер-
дечно ее благодарю, а напишу ей попозднее.
   Пока до свидания,  мой дорогой ангел!  Крепко целую тебя,  жму твою
руку! Приветствую твоих родителей и братьев. Поклон всем знакомым.
   Весь твой Н. Кураев. ИМПЕРАТОРСКИЙ МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ Удостове-
   рение  Дано сие Кароле Васильевне Шмиц в том,  что она с 8 марта по
   30 апреля
слушала курсы, организованные Медицинским Факультетом сего Университе-
та, по уходу за больными и ранеными по следующей программе:
   1. Элементарные сведения по анатомии и гистологии человека.  2. Ос-
   новные сведения по физиологии.  . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . 6. Основные понятия о повреждениях,
   в особенности о тех, которые
встречаются на войне.  Об уходе за хирургическими больными. Москва Мая
   2 дня 1904 года Председатель Медицинской Комиссии N 50 И. И. Дъяко-
   нов Члены Ив. Спижаровский М. Метропольский Ив. Огнев Так легко по-
   нять стремление любящей души включиться в жизнь любимого,
сознавая, как  важно  для него дело,  которому он посвятил свою жизнь.
Получив Удостоверение на право ухода за ранеными, надо думать, бабушка
смотрела далеко вперед.
   Не оставит своими заботами,  своим участием отлученного от нее вой-
ной мужа и государыня Александра Федоровна.
   "...Милый, подумал ли ты серьезно о Штюрмере?  Я полагаю, что стоит
рискнуть  немецкой  фамилией  так как известно,  какой он верный чело-
век... и он будет хорошо работать с новыми министрами...
   ...Мой Солнечный Свет, моя радость, мой любимый! Осыпаю тебя самыми
нежными и страстными поцелуями,  голубчик.  Всегда твоя до смерти и за
гробом.
   Женушка." Японская война не разлучит государя  с  Женушкой,  это  в
   следующую, гер-
манскую, Александра Федоровна всей силой любящего сердца станет  помо-
гать мужу в его нелегких делах.
   "...Милый, я не знаю, но я все-таки подумала о Штюрмере. У него го-
лова вполне свежа...
   Питирим хочет,  чтобы Никон (эта скотина) был послан в  Сибирь,  ты
помнишь, а В. хочет услать его в Тулу..."
   Государыня хочет не только подсказать верную фигуру премьер-минист-
ра,  но и предостеречь от несправедливости в делах церковных. В. (Вол-
жин) обер-прокурор Синода по отношению к архиепископу  вологодскому  и
тотемскому Никону уж очень мягок, да опустится "на эту скотину" тяжкая
десница Питирима, митрополита петербургского и ладожского.
   "Мой любимый! Пасмурное утро. 3о тепла. Как досадно, что в Могилеве
   туман все еще
продолжается, и  на протяжении всего фронта такой ветер,  непроходимая
грязь и разлившиеся реки!..
   ...это хорошо,  что ты отставил Ронжина... ...графиня Карлова в бе-
   шенстве, что ее друга Поливанова сменили... ...нельзя ли быть более
   осторожным при назначении членов Государс-
твенного Совета?.. Государственный Совет должен быть лояльно правым...
   ...Хотелось бы,  чтобы ты нашел подходящего преемника Сазонову,  не
   на-
до непременно дипломата!  Необходимо, чтобы он уже теперь познакомился
с делами и был настороже, чтобы на нас не насела Англия и чтоб мы мог-
ли  быть твердыми при окончательном обсуждении вопроса о мире...  Ради
Бэби мы должны быть твердыми, иначе его наследие будет ужасным, а он с
его  характером не будет подчиняться другим,  но будет сам господином,
как и должно быть в России, пока народ еще так необразован...
   ...И вот еще другая вещь - извини, дружок, но это ради твоего блага
они мне говорят.  Не дашь ли ты распоряжения  Шт.(юрмеру)  послать  за
Род(зянко) /гадина/ и строго сказать ему,  что ты настаиваешь на окон-
чании бюджета до пасх и,  потому что тогда тебе не надо будет их созы-
вать,  даст Бог, до лучших времен - осени или после войны. Они нарочно
медлят,  чтобы вернуться потом и возобновить свои ужасные  либеральные
предложения. Многие говорят то же самое и просят тебя настоять на том,
чтобы они окончили работу теперь. И ты не можешь делать уступок, вроде
ответственного министерства и т.д., и всего чего они хотят. Это должна
быть твоя война, твой мир; слава твоя и твоей страны, а во всяком слу-
чае не Думы,  - они не имеют права вмешиваться в эти вопросы.  Ах, как
бы я хотела быть с тобою!..
   ...Это прямо  отчаяние,  что на фронте наступила оттепель,  и мы не
можем наступать, так как сидим глубоко в воде. Ужасно не везет, но мо-
жет быть,  это скоро пройдет. Хорошо, что ты послал за тремя главноко-
мандующими, чтобы с ними все обсудить...
   ...Я счастлива,  что все радуются назначению Шувалова.  Дай Бог ему
успеха!
   Ну, дружок, должна кончать письмо. Дети все тебя нежно целуют. Осы-
паю тебя горячими поцелуями,  любимый муженек мой.  Навеки твоя старая
Женушка".
   Не оставляет императрица вниманием и здоровье наиболее видных госу-
дарственных  деятелей:  "Гучков очень болен;  желаю ему отправиться на
тот свет,  ради блага твоего и всей России,  - поэтому мое желание  не
греховно". Надо ли напоминать, что сам-то Гучков, принимая "ради блага
всей России" отречение императора Николая Второго от престола, ни ему,
ни его семье "отправиться на тот свет" не желал, хотя отношение к нему
государыни не было для него тайной.
   Для тех же,  кто сам не спешит "отправиться на тот свет", у госуда-
рыни есть в запасе и другие средства;  не  уставая  помогать  государю
править страной, государыня и за неделю до отречения подскажет: "Я на-
деюсь, что Кедринского из Думы повесят за его ужасную речь - это необ-
ходимо (военный закон,  военное время), и это будет примером. Все жаж-
дут и умоляют тебя проявить твердость".  Надо думать,  речь идет о Ке-
ренском, но и не только о нем; на следующий день, 25 февраля 1917 года
государыня будет вести ту же линию и требовать расправ:  "... за анти-
династические  речи  необходимо  немедленно и очень строго наказывать,
тем более, что теперь военное время..."
   Очень строго...  по законам военного времени, это что ж, вешать или
стрелять?..  Суровая дама, даже беспощадная, но это же ради Бэби, ради
царя и всей России, а потому, к сведению верующих, - не греховно!
   Интересно наблюдать, как сам русский язык оберегает цельность и оп-
ределенность моральных понятий,  защищая их от лукавых мудрецов, стре-
мящихся для оправдания низости и скотства придать этим понятиям  "рас-
тяжимый" смысл.  Есть правда,  но есть и полуправда, то есть все равно
правда,  но неполная. А вот "полу-лжи" нет, ни слова, ни понятия. Ложь
всегда ложь,  в каком бы количестве она не была предъявлена.  Так же и
порядочность или благородство.  Нет в русском языке,  разве  только  у
юмористов,  понятия полу-порядочный,  в сущности,  это все равно,  что
прохвост.  Впрочем, быть может, есть смысл ввести понятие "полу-благо-
родный" для уравновешивания с одной стороны происхождения,  с другой -
сугубо личных свойств и качеств.
   Как яйцо не может быть частично тухлым,  так и душа эгоиста,  в ко-
нечном счете,  качественно однородна, она способна, впрочем, и на бла-
городные и на бескорыстные поступки, пока это не приносит личного вре-
да, не требует жертв, а служит приумножению добродетельной репутации.
   Коллизии возникают трудно объяснимые.  Примерный семьянин, заботли-
вый и добрый отец,  верный и нежный муж по службе получает  телеграмму
от  капитан-лейтенанта Рихтера о том,  что возмущенные латышские и эс-
тонские крестьяне утоплены в собственной их крови, телеграмма о жесто-
кой  расправе украшена резолюцией:  "Ай да молодец".  Человеческое об-
щество несовершенно, и власть, может быть, и обязана и казнить и мило-
вать.  Палачи,  мастера  на  скорую расправу всегда были нужны власти,
нужны они и поныне,  власть их держит к себе поближе, ласкает, награж-
дает,  это понятно,  это власть. Но ликует-то от доблести палача чело-
век!  Восторг и радость заказаны власти,  это проявления исключительно
человеческие.
   Ну, а как же бескровное отречение царя?  Долгое время казалось, что
   это разумный, честный и мужественный пос-
тупок последнего императора.  Но комментарий императрицы к этому  пох-
вальному  и предосудительному лишь с христианской точки зрения решению
объясняет не столько его легкость, сколько лукавство этого жеста, жес-
та,  а не решения.  "...Если тебя понудят к уступкам,  то ты ни в коем
случае не обязан их исполнять, потому что они будут добыты недостойным
способом...  Такое обещание не будет иметь никакой силы,  когда власть
снова будет в твоих руках", - чем хороши тексты государыни так это яс-
ностью.
   Точно так же как любящая жена "разъяснила" царя в его поступке, так
же  благодаря  любящей  невесте удается разрешить и странную коллизию,
давшую основание усомниться в цельности уже сложившегося у меня предс-
тавления  о  круге  интересов и мере сострадательности деда и бабушки.
Прости меня, дед, почерк у тебя, я скажу... вот и проглядел полстрочки
в письме от 15-го мая. Полтора месяца минуло со дня трагической гибели
Верещагина,  и я о нем уже, признаться, забыл, а бабушка нашла портрет
и прислала его деду.  Дед благодарит и не прибавляет к этому ни слова,
значит,  эпистолярный разговор о гибели "Петропавловска"  был,  и  это
лишь послесловие к нему.
   Ст. Борзя. 15 мая 1904. Дорогая, милая Кароля! Большое тебе спасибо
   за твои два письма, открытку и закрытое, в кото-
ром был вложен портрет Верещагина! Твои письма всегда доставляют такое
громадное наслаждение. С удовольствием и интересом прочитал твою пере-
дачу лекции священника Петрова.  Об этом Петрове я слышал очень  много
хорошего; он именно хорош как лектор. Года два тому назад он был в ка-
честве лектора на курсах для учителей в Курске.  Очень рад, что ты по-
лучила удовольствие от его лекций.  Бесконечно счастлив знать,  что ты
здорова и благополучна.  Надеюсь, что ты теперь отдохнешь в Ивановском
как следует.
   Ну что же сказать о себе?  Интересного мало. Наш полк все еще стоит
на охране железной дороги,  а мы сидим в Борзе. Ах, милая Кароля, если
бы ты знала, как противно, как скучно и тошно это сидение. Делать бук-
вально нечего.  Душевное состояние мое убийственно тяжело и мрачно.  Я
не понимаю,  зачем нужно было отрывать меня от интересного и  любимого
дела и ссылать в ссылку в какую-то Борзю!  А между тем на театре войны
люди гибнут и страдают,  и нуждаются в помощи. Я понимаю, что нас каж-
дую  минуту  могут тоже отправить на Дальний Восток.  Но ждать этого и
сидеть без всякого дела целые месяцы становится невыносимо.  В настоя-
щее время положительно ничего не известно о том, долго ли мы будем ос-
таваться здесь и когда и куда двинемся отсюда.  Давно уже я не испыты-
вал такого отвратительного душевного состояния. Писем, кроме твоих, ни
от кого не получаю и сам никому уже месяца 1 1/2 не писал, да и писать
никому не хочется, кроме тебя.
   После инфлуэнции я совершенно поправился и теперь вполне здоров те-
лесно, но болен душой. Опять начал ездить верхом, этим и развлекаюсь.
   Погода у нас совсем летняя;  но здесь страшно  резкие  перемены.  В
один  день  бывает с утра отличная тихая погода,  в полдень поднимется
ужасная буря с такими ветрами, каких я никогда не видывал, к вечеру же
снова настает прекрасная погода. И это довольно часто.
   Местность унылая и скучная;  голая степь на десятки верст без приз-
нака растительности, и в отдалении горы и горы. Говорят, что здесь не-
редко в Мае выпадает снег.  Но пока этого еще не было.  Дожди были, но
немного и не очень большие.
   Время провожу больше за чтением тех медицинских книг,  какие захва-
тил с собою.  Читаю так же и другие книги,  какие попадаются под руку.
Так вот, дорогая моя, невесело мне здесь живется. И долго ли это будет
продолжаться - одному Богу известно.
   На днях предстоит мне проехать до ст.  Манчжурия - привить  оспу  и
осмотреть  здоровье казаков,  расставленных на постах на промежуточных
станциях.  После этой поездки думаю попроситься на 2 дня в г. Читу для
закупки кое-чего из летнего платья.  Но все это развлечения очень пло-
хие и скучные.  Со своими полковыми офицерами компании вовсе не вожу -
народ  совершенно  неинтересный.  За исключением двух-трех человек все
производят тошнотное впечатление. Очень жалею, что связался с ними еще
и денежными делами, ссудив кое-кому в общем 400 рублей. Правда, этим я
выручил некоторых от крупных неприятностей;  но когда видишь, что люди
все-таки  продолжают лезть в петлю и снова пропивают и проигрывают ка-
зенные и свои деньги,  то досадно становится за  свою  слабость  и  уж
больше  во всяком случае ни один из них не получит от меня ни целково-
го.  Очень бы хотелось выручить Марию Егоровну,  да не знаю, куда пос-
лать и не опоздал ли я.  Если ты хочешь и можешь выяснить все это,  то
сделай, что нужно, и сообщи мне.
   Кормят меня  здесь  хорошо  и квартира довольно сносная,  так что в
этом отношении я устроился недурно.  За стол (обед и ужин) и чай  (3-5
раз в день) плачу в месяц 20 рублей.  По здешним ценам это очень деше-
во.  Есть у нас тут и своя офицерская столовая, но там и кормят худо и
обходится дороже, и я предпочитаю там не столоваться.
   Тося вероятно уже проехала.  Я ее не видел. Вряд ли удастся увидеть
и  Любовь Яковлевну.  Ведь если бы они хоть догадались из Читы мне те-
леграфировать, что едут, а то ведь некоторые поезда проходят ночью, да
и  днем  не хочется ходить к каждому поезду.  Все-таки завтра и после-
завтра,  16-го и 17-го Мая,  постараюсь побывать ко всем дневным поез-
дам.
   О событиях на театре войны ничего не  могу  написать.  Вероятно  ты
знаешь столько же,  сколько и я.  Одним словом,  ничего хорошего. Пока
русским не особенно-то везет, и уже жертв не мало.
   Ну довольно,  дорогая деточка моя,  надоедать тебе,  так как ничего
интересного сообщить, как видишь, не могу.
   До свидания,  мой  ангел!  Сердечно  желаю тебе здоровья и счастья!
Крепко жму твою руку; обнимаю и крепко целую! Пожалуйста, пиши!
   Остаюсь весь твой Н.  Кураев. Если двинемся отсюда, то я немедленно
   телеграфирую тебе. Поэтому будь
вполне покойна,  дорогая. Странное дело, бури с такими ветрами, "каких
   я никогда не видывал",
голая степь без признака растительности с горами на горизонте предъяв-
лены не в первый день,  не в первую неделю, а через три месяца сидения
в  этой  несчастной  Борзе.  Как неожиданно появляется этот пейзаж без
подробностей,  просто потому,  что их нет на протяжении десятков верст
голой степи.  И про оспу, и про возможность заразиться трупным ядом, о
прочих опасностях,  да про ту же инфлуэнцию дед пишет может быть пото-
му,  что это беды как бы проходящие или уже прошедшие.  А унылая голая
степь, эта давящая нежить, как и общество офицеров, вызывающих тошнот-
ное чувство, действует постоянно.
   И надо было мчаться, лететь, не задерживаясь ни в Красноярске, ни в
Иркутске,  ни в Чите, и это с дедовой любознательностью и явной склон-
ностью к путешествиям,  надо было после лихой,  кружащей голову скачки
через Байкал,  влететь в эту яму,  в эту Борзю, и чувствовать, как не-
достает здесь воздуха, недостает жизни.
   А каково воюется государю?  Полмесяца ни единого упоминания о войне
   на Востоке. Лишь 14-го мая
приглашенный на  завтрак командир погибшего "Петропавловска" откроет в
майской летописи Дальневосточную тему.  Но воинская тема и в мае  и  в
июне едва ли не главная. Начался сезон смотров и парадов!
   Высочайшему смотру были подвергнуты войска в  Белгороде,  Харькове,
Кременчуге, в Полтаве, в Орле, в Туле, в Калуге, в Рязани, в Москве, и
уж,  конечно, в Царском Селе, в Красном Селе, в Петергофе и в Гатчине,
где отмечался юбилей лейб-гвардии Кирасирского полка,  в составе кото-
рого эскадрон Его Императорского Величества с успехом "проделал  немое
учение".  На смотрах и парадах успех был полный, не щедрый на оценки и
комментарии государь здесь задет за живое и удержаться не может: "Про-
хождение было отличное и атака благополучно окончилась", "Полки предс-
тавились отлично...",  "Порядок всюду был образцовый...", "34-й пехот-
ный  Севский полк и 35-й пехотный Брянский в Кременчуге "представились
чудно", а 33-й Елецкий и 36-й Орловский "представились еще лучше". Так
что  из  Полтавы выезжал на север "под самым лучшим впечатлением всего
пережитого". А потом еще и в Туле "полки представились отлично". И хо-
тя в Калуге от прошедших дождей поле для смотра превратилось в болото,
"несмотря на это войска проходили замечательно". Правда, парад юбилей-
ного Кирасирского полка из-за скверной погоды в Гатчине пришлось отло-
жить, но завтрак с офицерами и ветеранами полка состоялся. Похоже, что
выпивальный ритуал был непременным в этих смотрах, что также создавало
приподнятое настроение и вызывало хорошие  переживания.  "Выпив  чарку
перед фронтом,  вернулся на станцию". Во фронте стояли Конно-Гренадеры
и Уланы.  "Оба полка представились блестяще." И после учения  лейб-гу-
сар: "Заехал в дежурную комнату и закусил".
   Радуют государя и конница,  и пехота,  и саперы,  и артиллеристы, и
даже какая-то не очень понятная "команда учебного воздухоплавательного
парка с новыми усовершенствованиями и вьючным  обозом",  надо  думать,
предтеча доблестных ВВС.
   Радость смотров и парадов омрачают военные сводки:  "Последние  дни
получаются  известия из Японии о их атаке нашей укрепленной позиции на
Цзинчжоуском перешейке.  После нескольких боев они взяли  ее  штурмом,
наши войска отступили в П.-Артур, который таким образом совсем отрезан
от сухого пути".
   Приходится "военному  вождю" пользоваться сведениями из Японии,  он
им верит, свои полководцы что-то не спешат с донесениями.
   А дед умирает от скуки и ищет развлечения даже катаясь на паровозе.
   Ст.  Борзя.  Мая 27 дня. 1904. Дорогая Кароля! Вчера из Манчжурии я
   послал тебе письмецо, а сегодня, когда возвра-
тился в Борзю, получил два письма, одно твое, другое из Киева от Кати.
   О себе сказать нового положительно нечего.  Со вчерашнего дня пере-
   мен
никаких не  произошло.  Из  Манчжурии  я ехал товарным поездом и между
прочим прокатился между двумя станциями на паровозе.  Особенного  удо-
вольствия это мне, впрочем, не доставило; я ожидал, что ехать на паро-
возе более интересно.  Но это так,  между прочим, сознаю, что подобные
сообщения тоже особенного интереса не представляют.
   Как всегда с удовольствием прочитал твое письмо. Очень рад, что так
хорошо  погуляли  в  Петровском-Разумовском.  Судя по твоему описанию,
действительно у вас вышла великолепная прогулка.  Желаю от души почаще
доставлять себе подобные развлечения.
   Твоя мечта,  дорогая Кароля,  о поездке до Верхнеудинска, чтобы там
встретиться  со мной по окончании войны и даровании мне свободы,  сама
по себе превосходна!  Я не только ничего не имею против этого - наобо-
рот,  был  бы  бесконечно  рад  и счастлив,  если б этому суждено было
сбыться.  Но только вряд ли вся эта канитель окончится так скоро,  как
тебе  представляется.  Вероятно надолго затянутся военные действия,  а
расформирование полков последует еще позже.  Ну да когда бы ни было, а
постараемся  все  сделать,  чтобы  осуществить твою мечту и может быть
несколько видоизменить ее.  Тут все толкуют о том,  что  по  окончании
войны следует поехать в Порт-Артур и оттуда морем,  мимо Японии, Индии
и т.д.  в Одессу. Вообще сейчас-то можно думать и гадать о чем угодно,
а как все это сбудется - увидим.
   Ты спрашиваешь,  не нужно ли мне чего.  Пока, деточка, я ровно ни в
чем не нуждаюсь.  Разве только попросить, чтобы... ты себя выслала! Да
это, к сожалению, неосуществимо. Если что потребуется, то я сообщу те-
бе.  Пиши,  голубка,  как проводите время в Ивановском. Веселитесь ли,
гуляете,  устраиваете пикники,  или нет.  Устраиваются ли  на  фабрике
спектакли?
   Конечно передай привет Ивановцам!  Если Поповы там, то и им передай
мой сердечный привет. Писем не получаю ни от кого, кроме тебя. На Пав-
ловских я обижен за их молчание и им не пишу.  Увидишь Анюту  -  скажи
ей, что с ее стороны бессовестно так долго ничего не писать.
   Ну пока,  до свидания,  моя дорогая!  Приветствую всех  Ваших!  Жму
   крепко твою руку!  Весь твой Н. Кураев Я вполне здоров и благополу-
   чен - будь на этот счет спокойна.  Дедушка, оказывается, еще недос-
   таточно знает характер бабушки и пото-
му даже не может предполагать последствий своих переговоров о  встрече
в  Верхнеудинске  и  просьбы  "выслать себя".  А дед еще и декабристов
вспомнит, это же их места... Если бы он знал, сколько ему придется пе-
режить волнений и приложить сил, причем самых решительных, чтобы восп-
репятствовать бабушкиному приезду.
   Клише "национального характера" мало чего стоят. Бабушка, невенчан-
ная,  противу родительской воли, готова будет бросить все и мчаться за
тридевять земель, туда, где на десятки верст голая степь "без признака
растительности", а в мае нередко выпадает снег. Каролина-Юзефа-Мария с
русской бесшабашностью уже решила для себя - лететь,  нестись, а Нико-
лай Никандрович с педантизмом провинциального немецкого аптекаря  ста-
нет остужать ее порыв, приводя благоразумные и убедительные резоны не-
целесообразности этого шага длиной в семь тысяч верст.
   Но это все впереди, так же впереди, как и неотвратимая, неизбежная,
непременная победа над японцами.
   Наблюдая судорожную  бестолковость  воинских распоряжений,  получая
сведения о наносимых русским войскам и флоту уроне,  зная уже и о бло-
каде Порт-Артура,  он,  как и все,  толкует об удобстве морского путе-
шествия из Порт-Артура в Одессу,  когда вся эта канитель закончится, и
закончиться она может только победой.
   Диагноз этой чрезвычайно распространенной в России  болезни  совер-
шенно ясен - "гражданская слепота",  именно она не позволяет гражданам
России верить очевидному - негодяйству,  бездарности и  безжалостности
своих правителей. Совестливые граждане особенно преуспевают в придумы-
вании правителям совести,  умные придумывают мудрость,  дальновидные -
дальние виды.  А те,  знай, гребут под себя! Думающим гражданам России
как-то все время не верится, что их верховные правители "до такой сте-
пени...",  а они не то что "до такой", но каждый еще, как правило, но-
ровит превзойти предыдущих и дойти до степеней еще неизвестных!
   Далек дед от большевистского радикализма,  приветствующего "пораже-
ния царизма" на всех фронтах и во всех войнах.  Дед не только надеялся
на победу, но, как видно, был в ней уверен.
   Уверенность государя в победе подкреплялась  смотрами,  парадами  и
завтраками в офицерских собраниях по случаю блестящих,  великолепных и
чудесных прохождений и представлений полков. Да и сам царь был не про-
мах.  25-го мая - "Гулял долго и убил 2-х ворон",  а 27-го мая, наобо-
рот:  "Долго гулял и убил 2-х ворон", зато 4-го июня - "Ездил на вело-
сипеде и убил 2-х ворон;  вчера одну",  так что и 3-е июня нельзя счи-
тать пропащим днем. Ездить с ружьем на велосипеде это тоже, знаете ли,
надо уметь. 5-е июня: "Ездил на велосипеде и убил 2-х ворон".
   Наконец-то пришли и утешительные известия с Дальнего Востока.  7-го
июня:  "Получил приятное известие, что наши крейсера благополучно вер-
нулись во Владивосток,  потопив несколько японских транспортов с войс-
ками и военным грузом".
   Радоваться победам,  хотя и небольшим, но прерывающим полосу сплош-
ных поражений,  конечно,  естественно, но назвать гибель транспортов с
войсками "приятной вестью" решится не каждый.  Человек с большим  так-
том,  или вкусом,  еще не граф, графом его объявят только в 1905 году,
Сергей Юльевич Витте вот как отозвался на газетное сообщение о  потере
японцами трех крупных боевых кораблей из 13,  блокировавших Порт-Артур
с моря в начале мая 1904 года:  "Хотя чужим несчастьям нехорошо  радо-
ваться,  но  не могу скрыть,  что последняя неудача Японии с ее флотом
как-то полегчила душу".  Эта японская неудача, кстати сказать, чрезвы-
чайно показательна. Броненосец и крейсер столкнулись в тумане, да так,
что оба затонули.  Второй броненосец подорвался на собственной мине  и
получил  тяжелые  повреждения.  Не  были  японские флотоводцы и моряки
скроены из какого-то особого непобедимого теста, но учились они непре-
рывно и умели смотреть вперед.
   Дневник императора.  16-го июня. Среда. Теплым и тихим утром отпра-
   вился на "Александрии" в Кронштадт. Войдя в
Среднюю гавань, осмотрел последовательно четыре достраивающиеся грома-
дины:  "Имп. Александр III", "Князь Суворов", "Орел" и "Бородино". На-
шел большой успех в произведенных работах,  после моего осмотра в мар-
те, особенно на двух первых судах. В час 20 м. вернулся в Петергоф.
   Сделал большую прогулку верхом через Настолово. Читал долго до обе-
да. Вечером около 11 1/2 увидели большой пожар в Кронштадте и услыхали
шесть или семь выстрелов. Оказалось, горела минная пристрелочная стан-
ция  и пропало 20 мин,  но,  слава Богу,  из людей никто не пострадал.
Легли спать с тяжелым впечатлением.
   Хотел ли царь все посмотреть, или хотели ему показать, не очень яс-
но, но видел он много.
   "Все виденное  мною имущество для вьючного парка пожертвовано люби-
телем воздухоплавания дворянином Максимовичем".
   "В нашем бассейне перед домом полк.  по адм.  Табулевич показывал и
объяснял устройство своего изобретения лодки с котлом  без  двигателя.
Модель такого судна ходила по воде. Удивительная мысль!"
   Хочется думать,  что посещения эти не были разновидностью прогулок,
и люди практические,  как у нас и до сих пор водится,  визиты именитых
гостей используют для "проталкивания" дела через узкие места. Особенно
можно  надеяться на успешное решение вопроса,  когда гость соглашается
"принять завтрак".
   Дневник императора.  23-июня.  Среда.  Встали с отчаянною погодою -
   дождь лил как из ведра и ветер дул
шквалами. В 10 ч. отправился в Ораниенбаум по ж.д. Там на станции меня
ожидал д.  Владимир с начальством.  Мы все разместились на дрезинах  и
поехали  по  ветке,  построенной 1-м жел.-дор.  батальоном,  но еще не
оконченной.  В имении гр. Зубова пересели в тройку и поехали дальше по
шоссе вдоль моря двенадцать верст до батареи,  построенной 18-м сапер-
ным батальоном у самого берега.  Осмотревши ее,  поднялись в гору, где
скрытно  за сосновым лесом построен большой форт на 24 крепостных ору-
дия Л.-Га.  Саперным батальоном и  частями  23-дивизии.  Работа  очень
трудная!
   Принял завтрак от сапер в их палатке в с.  Большие Ижоры. Оттуда на
тройке опять в Рамбов и на "Дагмаре" переехали на "Александрию".  Сня-
лись с якоря в 3 часа и пошли к Сестрорецку по весьма извилистому фар-
ватеру между северными батареями.  Ветер все свежел, волна становилась
все крупнее, становилось поздно и я решил отложить эту поездку до дру-
гого раза. Поэтому повернули назад. Нас валяло очень сильно до прохода
мимо форта "Обручева". Вернулись в Петергоф в 6 час. Обедал с нами Ор-
лов (деж.).
   Дед тоже не только по суху мотался.  Ст.  Борзя. Июня 23 дня. 1904.
   Дорогая, милая Кароля! Вчера я возвратился из новой командировки, в
   которую был послан через
три дня после возвращения из первой. Ездил опять по Байкальскому озеру
и в этот раз проехал все озеро на ледоколе "Ангара". Погода стояла оч.
тихая,  озеро было совершенно спокойно,  и переезд этот совершился без
всяких приключений,  и даже не могу сказать,  чтобы доставил особенное
удовольствие, хотя приятно было прокатиться по воде. Во время моей ко-
мандировки через станцию Борзя поехала Любовь Яковлевна,  и я с ней не
мог повидаться, хотя она и телеграфировала мне, но телеграмму дала оч.
поздно. Мой товарищ - врач виделся с ней, и ему она передала посланные
тобою  вещи и письмо.  Все это я получил в целости и глубоко благодарю
тебя,  моя дорогая, за твои заботы обо мне. Постараюсь воспользоваться
всеми присланными тобою вещами,  а сочинением "Козьма Прутков" пользу-
юсь и теперь. Не только не стану упрекать тебя за выбор этой книги, но
наоборот,  должен сказать,  что я сам давно уже собирался купить ее, и
ты угадала мое прежнее желание. Ты пишешь, что он не особенно нравится
тебе. Но, милая, нужно знать, кто был этот Прутков, что, зачем и поче-
му он писал.  Тогда все его произведения будут понятны. Если ты прочла
помещенный в начале этой книги биографический очерк Пруткова, то могла
по этому очерку составить себе понятие о Пруткове и его сочинениях, их
смысле и значении. Во всяком случае и за эту посылку спасибо тебе, го-
лубка.  Вместе с твоей посылкой в этот день я получил посылку из Харь-
кова от Ивановых. Когда вскрыл ящик, то оказалось, что он наполнен ко-
робками с конфектами всевозможных сортов. Такой массы конфект мне хва-
тит на полгода по крайней мере, и потому я намерен поделиться этим бо-
гатством с некоторыми из офицеров полка, а то все равно от долгого ле-
жанья  конфекты будут портиться и терять вкус.  Посылку эту Ивановы из
Харькова отправили с знакомым полковником, который с полком проехал на
Дальний Восток. - Вот тебе интересные новости.
   В нашей жизни перемен нет. Все так же упорно сидим в этой же Борзе.
Все испытываем ту же ужасную скуку,  невыносимую тоску и мучаемся соз-
нанием бесполезности пребывания здесь.
   Физически я  здоров  вполне,  но  морально все так же болен,  как и
прежде, пожалуй даже больше.
   Получил я  тут  письмо  от одного из товарищей врачей из Фатежского
земства.  Он сообщает, что временно в Ольховатку приглашен врач Орлов,
но постоянное место там Санитарный совет оставил за мною.  Боюсь,  что
Орлов состряпает там больницу хуже,  чем можно это сделать.  Это будет
крайне обидно и досадно.
   Милая, славная Кароля, если б ты знала, как хочется видеть тебя! "О
Боже мой,  что дал бы я,  чтоб вновь расцеловать тебя,  прижать к моей
груди..." (Это из "Сумасшедшего" Апухтина,  и ко мне подходит немного,
т.к. кажется я тоже скоро сойду с ума.)
   Вероятно это письмо ты получишь уже после 6-го  Июля,  но  все-таки
прими  мое сердечное поздравление со днем твоего рождения!  Искренно и
от всей души желаю тебе здоровья и полного благополучия!  Когда-то нам
удастся вместе отпраздновать этот день?  Помнишь, как в Ивановском от-
метили этот день прогулкой на лодках в "Варозы"?
   Спасибо тебе,  дорогая,  за то, что ты не отказала дяде дать вторую
мою карточку для посылки ее в Мелихово.
   Шлю тебе мой сердечный привет! Передай таковой же твоим родителям и
сестрам. Приветствую всех Ивановцев.
   Крепко, крепко целую тебя,  моя голубка, и жму твою руку! Весь твой
   Н.  Кураев. Лошадка моя выздоровела, и теперь я снова совершаю про-
   гулки верхом.
Если будешь в Павловском - всем передай привет,  а Веруньку  Медведеву
расцелуй за меня.
   Ну, до свидания, дорогая! Пиши чаще! Шторм в Маркизовой луже, напу-
   гавший государя во время плавания из
Кронштадта в Сестрорецк,  такая же редкость, как тихий, спокойный Бай-
   кал. Но можно заметить и более существенные рифмы. В "Дневнике" ца-
   ря и в письмах деда, каковые безусловно тоже своего
рода дневник, обнаруживается интересное сходство. Оба автора, в разной
мере и по-разному, тяготятся своей несвободой. Они оба повинуются обс-
тоятельствам,  оба  вынуждены исполнять предписанные поступки,  делать
что-то им чуждое, тягостное, ненужное, отнимающее свободу.
   Полная сил душа деда,  чуждая стяжания,  тщеславия и властолюбия, в
сознании людского блага готова развернуться в своей полноте. И на вой-
не  он  устремлен  - на войну.  Сидение в Борзе угнетает его не только
отвлечением от семейного счастья,  до которого было рукой  подать,  не
только отвлечением от строительства больницы, первой его больницы, хо-
тя и обо всем этом и помнит и думает постоянно.  Его угнетает то,  что
"на театре войны люди гибнут,  страдают,  и нуждаются в помощи". Он не
домой,  не к невесте,  он на войну рвется! Это исконно российский, как
мне кажется,  прагматизм:  оторвали,  навязали,  мучаете, так пусть от
этого хоть какой-то прок будет!  Страдание принимается как неизбежное,
почти обязательное,  как бы само собой разумеющееся условие жизни, оно
неодолимо,  это форма нашего национального существования,  - так пусть
же хоть польза будет от нашей муки! И сегодня в Чечне солдаты и офице-
ры,  брошенные в мирное-то время в огонь, под пули, терпящие от прави-
тельства, командования и интендантов едва ли не меньше, чем от против-
ника, утешаются привычной надеждой на то, что их муки, их кровь послу-
жат... и т.д.
   Как мало меняется, да меняется ли наша российская жизнь? Полтораста
   лет назад восклицал Герцен: "Поймут ли, оценят ли грядущие
люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования - а между
тем наши страдания - почка, из которой разовьется их счастье".
   Потом об этом же будет спрашивать Чехов.  Об этом же будут говорить
   голодные и промерзшие до костей комсомольцы
на строительстве узкоколейки у Николая Островского... Мужики, прячущи-
   еся под старою телегою от дождя на строительстве Куз-
нецка, это уже в стихах Маяковского...  Но вот и грядущие люди, в свою
   очередь, тоже становятся все той же
почкой, из которой должно произрасти счастье новых поколений,  а новые
поколения ждет все та же незавидная участь быть почкой,  не знающей ни
радости цветения, ни торжественного самоуважения плода. Однако, во все
времена хватало любителей настойки "на почках"...
   Но согласятся ли дед и бабушка,  если им скажут, что их жизнь всего
лишь почка,  из которой вырастет счастье грядущих людей. Думаю, что не
согласятся.  Кстати,  и государь не согласится.  Они умели  быть  сами
счастливы, в любви, но и не только в любви.
   Не знаю,  можно ли назвать ощущением счастья,  наверное  это  будет
преувеличением, но рад же был дед узнать в несчастной Борзе, что Сани-
тарный совет,  пригласив доктора Орлова,  место все-таки сохраняет  за
ним.  Хотя,  казалось бы, такое же постановление, но уже "чрезвычайной
санитарной комиссии", могло вызвать у деда и более сложные чувства.
   Вот документ: четвертушка рыжей папиросной бумаги, синий чернильный
штамп в правом углу.  Особенно примечательно обращение.  У  меня  есть
несколько конвертов царской почты,  то есть конвертов,  в которых царь
посылал свои письма.  Адреса заготовлены заранее,  выполнены роскошным
каллиграфическим  почерком с нажимом,  черной тушью,  прописью:  "Шефу
жандармов",  "Министру двора".  Так обращаться к этим важным вельможам
мог только один человек. Вот и справка, исполненная на машинке, напом-
нила мне короткость этого обращения: "Врачу КУРАЕВУ".
   Р.С.Ф.С.Р. Врачу  КУРАЕВУ  Фатежский  уездный ИСПОЛКОМ 1 марта 1920
   года,  город Фатеж Вследствие постановления чрезвычайной санитарной
   комиссии N 775, Пре-
зидиум уездного Исполкома предлагает вам вступить к отправлению  ранее
занимаемой  вами  должности  старшего  врача и заведывающего Фатежской
уездной больницы. Об исполнении донести уездному Исполкому.
   Председатель Исполкома  Кутарин  Секретарь Строков Почки,  конечно,
   почками, но и дед и государь умели отстаивать свое
право на свое сегодняшнее счастье.  1894 год,  в Ливадии умирает Алек-
   сандр III, вся жизнь двора, жизнь
семьи подчинена  этому  горестному и неотвратимому,  как все понимают,
событию. Но двадцатипятилетнему наследнику хочется прорвать сжимающее-
ся кольцо неизбежного.
   Дневник наследника.  27-го сентября.  Вторник.  Утром  после  кофе,
   вместо прогулки, дрались с Ники каштанами, сначала
перед домом,  а кончили на крыше...  - дальше обычное, прогулки, обед,
опоздание к чаю.
   29-го сентября. Четверг. Утро было ясное, но к полудню небо затяну-
   ло тучами, хотя было совер-
шенно тепло.  Опять дрались с Ники шишками на крыше.  Завтракали,  как
всегда  в 12 ч.  У дорогого Папа вид как будто лучше,  но самочувствие
скверное по-прежнему - его мутит и опухоль  в  ногах  мешает  движению
ног! - дальше прогулки и коротко о погоде: Ночь была чудная и лунная.
   Жизнь наступает, давит, навязывает свое, но будущий император готов
противостоять  всему,  что стоит на его пути к счастью,  даже если это
столь несвоевременная смерть отца.
   20 октября Александр III скончался.  Дневник императора.  22-го ок-
   тября. Суббота. Вчера вечером пришлось перенести тело дорогого Папа
   вниз, потому что,
к сожалению,  оно быстро начало разлагаться.  Поэтому и утренняя и ве-
черняя панихиды были отслужены в малой церкви.  Слава Богу, милая Мама
совсем спокойна и геройски переносит горе! Только и делал, что отписы-
вался  от тучи телеграмм.  Происходило брожение умов по вопросу о том,
где устроить мою свадьбу; Мама, некоторые другие и я находил, что все-
го  лучше сделать ее здесь спокойно,  пока еще дорогой Папа под крышей
дома;  а все дяди против этого и говорят,  что мне следует жениться  в
Питере после похорон. Это мне кажется совершенно неудобным!
   И дальше о прогулках,  погоде и гостях.  И вовсе на грустные  мысли
   наводит желание жениха сыграть свадьбу "по-
ка еще дорогой Папа под крышей дома", если вспомнить, что "дорогой Па-
па"  как раз был против женитьбы сына на немецкой принцессе,  он хотел
видеть снохой Елену Луизу Генриетту,  дочь Луи Филиппа де Бурбон-Орле-
анского графа Парижского. И все это в доме знали и помнили.
   Молодой государь вступает в права. Первый доклад министра иностран-
ных дел Н. К. Гирса, первый доклад министра финансов С. Ю. Витте, клю-
чевых министров в правительстве. "Имел два доклада: Н. К. Гирса и Вит-
те.  Вследствие этого опоздал к завтраку".  Началась докука правления.
"Сербский король навестил меня, потом Фердинанд румынский - они у меня
отняли те немногие свободные минуты дня,  в которые позволено видеться
с Аликс..." Нетерпение влюбленного кто ж не  поймет!  Седьмого  ноября
схоронили Александра III,  а через неделю и свадьбу сыграли. Прямо как
в "Гамлете",  которого и перевел и сыграл в домашнем спектакле главную
роль двоюродный дядя: "Расчетливость Гораций! С похорон на брачный пир
пошел пирог поминный!"
   Царь будет тверд и непреклонен до конца, когда речь пойдет о сохра-
нении его счастья и покоя. Сам премьер-министр принесет государю доку-
менты,  обличающие "Божьего человека из Тобольской губернии", заменив-
шего в глазах царя и Государственный совет,  и Думу,  и правительство.
Возвращая  обличающие  листки,  государь  скажет поистине исторические
слова: "Лучше один Распутин, чем десять скандалов в день!"
   Умели, умели постоять за свое счастье люди в старые времена, тот же
царь, тот же дед!
   Разве это  не  счастье - доказывать любимой,  что ты ее не достоин?
   Ст.  Борзя.  29-го Июня. 1904. Дорогая голубка Кароля! Как я и ожи-
   дал, получил вчера от тебя письмо. Спасибо за все, что ты
пишешь, но опять повторяю, что уже говорил тебе, милая, несколько раз:
не  преувеличивай  мои  достоинства и не возводи меня на очень высокий
пьедестал; смотри на меня как на самого обыкновенного смертного.
   По письму из Павловского понял, что двух писем от них я не получил,
очевидно это произошло потому, что Крестный написал по какому-то неве-
домому адресу.  Он в состоянии иногда выворотить адрес так,  что можно
только расхохотаться.
   Что касается  вопроса твоего папы,  почему я никогда не напишу ему,
то напрасно он думает об этом что-то плохое.  Главным образом, не пишу
ему  потому,  что  я почему-то всегда был уверен,  что ему не особенно
приятно получать письма на русском языке, а по-немецки я не рискну пи-
сать,  чтобы не быть смешным. Кроме того, я знаю, что всеми сведениями
обо мне ты с ним делишься.  А мне страшно надоедает писать о себе одно
и то же по нескольку раз разным людям.
   Ну зачем же бы я стал в один дом писать два письма с одинаковым со-
держанием.
   Радуюсь твоему здоровью и благополучию. А знаешь ли ты, Кароля, что
   я нахожусь вблизи тех мест, где жили,
страдали и умирали декабристы?  Вероятно ты мало знаешь о декабристах,
так  как  в учебниках русской истории о них ничего почти не говорится.
Недалеко от Борзи (верст 100-150) находится селение Благодатное,  Ака-
туй,  Нерчинский завод, куда были сосланы декабристы в начале царство-
вания Николая I.  На ст.  Петровский Завод я был на могилах  некоторых
(двух)  похороненных там декабристов.  Там же могила жены декабр.  Му-
равьева - Анны Муравьевой,  урожденной графини Чернышевой. Все это вы-
зывает такие грустные и в то же время хорошие воспоминания. В Чите то-
же есть некоторые памятники времен декабристов.
   Я купил  в  Чите у местного фотографа несколько фотографий снимков,
относящихся ко времени декабристов.
   Конечно это тебя будет м.-б. больше интересовать, когда ты познако-
мишься с эпохой декабристов и с теми людьми,  которых  окрестили  этим
именем.
   Передай мой привет Поповым и благодари их за поклоны. А Сергею Мак-
симовичу на его каламбур:  "хорошее дело сидеть вдали от "дела",  могу
ответить подобным же каламбуром: отвратительное дело сидеть без всяко-
го дела.
   Пока, дорогая моя, до свидания. Будь здорова и благополучна! Благо-
   дарю всех приветствовавших меня и
приветствуй, в свою очередь,  Ивановцев!  Крепко целую тебя и жму твою
   руку! Весь твой Н. Кураев. В этих заповедных краях можно было найти
   не только следы и тени дру-
зей и единодумцев командира Вятского пехотного полка,  участника войны
1812 года Павла Ивановича Пестеля,  но и тень отца его, И. Б. Пестеля,
прослужившего с 1809 по 1819 год генерал-губернатором Сибири.
   Верхнеудинск, давший имя трем казачьим полкам,  в том числе  и  де-
довскому,  был  одним из этапов долгого и тяжкого пути на каторгу тех,
кто посягнул на божественную власть самодержца.
   Пройдя Читу  и  перевалив  за Яблоновый хребет,  отряд декабристов,
конвоируемый взводом солдат в авангарде,  другим взводом в арьергарде,
конвойными по сторонам да еще и казаками с пиками, в августе 1830 года
вступил в Верхнеудинские края.  Сначала привал был в станице  Верхнеу-
динской,  где  вымокшие под дождем и прозябшие декабристы хохотали над
неудачливым братом Вильгельма Кюхельбекера,  Михаилом Карловичем, тоже
декабристом,  принявшим взошедший на небосвод Марс за Венеру. Вот сме-
ху-то было!
   Конвойное начальство сильно беспокоилось о том, чтобы через городок
Верхнеудинск этап прошел скоро, без задержки, по возможности, не прив-
лекая  внимания населения.  Верхнеудинск не проявил и сам к знаменитым
государственным преступникам никакого интереса.  В иных  селах  больше
народа вылезало на улицы.  Стоило еще конвой выряжать в парад, и пред-
писывать особые правила для прохождения города:  "чтобы всем быть  при
своих повозках и не далее двух шагов,  трубок не курить и даже чубуков
в руках не держать" и т.д.  Строго! И солдатам особый наказ: "ни с кем
не разговаривать и показывать свирепый вид!" Во как!  Хотели этим про-
хождением без чубуков и свирепым видом солдат  предостеречь  возможных
будущих бунтовщиков, буде таковые в Верхнеудинске окажутся, от посяга-
тельств на начальство и от Бога установленные порядки.
   В городе Верхнеудинске этап был встречен местной полицией.  В отда-
   лении и на возвышениях кое-какой народец все-таки кучками тол-
пился. По свидетельству одного из злодеев,  посягавшего на отмену тор-
говли людьми в России:  "На улицах не заметно было никого  порядочных.
На лицах - одно глупое любопытство". Впрочем, были замечены и несколь-
ко разряженных по особому случаю дам и верхнеудинских денди,  показав-
ших забредшим сюда столичным жителям,  что здесь тоже люди живут, а не
только в разных там петербургах!
   Вот и письмо деда от 8-го июля - типичное, на мой взгляд, письмо из
ссылки:  "хочется...  порассказать тебе много,  много..." и ничего  не
рассказывает.  Письмо  оказалось вдруг помечено "N 124",  а у меня оно
всего лишь семнадцатое,  это по какой же малости,  по  каким  осколкам
приходится собирать ушедшее навсегда.
   Ст. Борзя.  Июля 8-го дня.  1904.  Дорогая голубка Кароля! Третьего
   дня получил твое письмо. Очень рад твоему здоровью и удо-
вольствию, которое ты получаешь в обществе своей племянницы. Но далеко
не  могу порадоваться твоему сообщению,  что ты проводишь лето не так,
как тебе хотелось, и что суета домашняя надоедает тебе и утомляет. Это
уж плохо, и я от души хотел бы знать, что ты хоть воздухом пользуешься
вволю,  гуляешь,  купаешься и вообще пользуешься летом, как им и нужно
пользоваться.
   Желаю тебе лично и всем прочим артистам Ивановского театра  успешно
провести  свои роли в спектакле.  Это хорошо,  что у Вас затеяли спек-
такль - всегда это, для меня, по крайней мере, было хорошим и интерес-
ным  развлечением;  думаю,  и  для всех участников спектакля это будет
приятным удовольствием. Жалею, что не могу быть зрителем на этом инте-
ресном (по составу исполнителей) спектакле.
   Сергею Максимовичу не мешает напомнить "мнение", которое о нем было
сказано на Святках во время игры "во мнения", - что он никогда не учит
своих ролей. Желаю ему не оправдать на этот раз мнение о нем.
   Должен сказать,  что особенно я был доволен, узнав из твоего письма
о намерении твоего папы выписать "мою" Марью к вам. Боюсь, что на фаб-
рике  она может избаловаться.  Впрочем,  я не могу протестовать против
этого.  Если она будет у Вас,  то сообщи мне об этом, а ей передай мой
поклон.  Я ею всегда был доволен и охотно возьму опять к себе, раз она
этого пожелает.
   Кароля! Если  получишь  (наверное  даже получишь) из Курска от д-ра
Шлоккера квитанцию о взносе мною денег в кассу Чистовича,  то не удив-
ляйся особенно,  а сохрани эту квитанцию - она для меня очень важна. Я
отправил на днях туда деньги и прошу квитанцию выслать тебе.
   Ну, милая,  ты прости,  но право писать больше нечего. Собственно я
сел было написать только несколько строк,  а именно - страшно  хочется
расцеловать  тебя,  дорогая,  побеседовать с тобой и порассказать тебе
много,  много...  Вот главное, что хотел написать, а остальное все не-
важно.
   Я вполне здоров и благополучен.  Шлю мой сердечный привет твоим ро-
   дителям, Эльзе, Грете и твоей тете.
Последнюю благодари за ее привет.  Сейчас поеду кататься верхом.  Пиши
   ты! Крепко целую тебя, моя дорогая, жму твою руку и желаю лучше-
го. Весь твой Н. Кураев. В пояснение можно сказать, что привет переда-
   ла милая тетя Берта,
сестра Вильгельма Францевича, с ее таким неудачным, тяп-ляп составлен-
ным, "Свидетельством о смерти" вы познакомились.
   Государь провел этот же день,  8-е июля, в Петергофе в дачном режи-
ме. Дед катался верхом, а государь на байдарках.
   Дневник императора.  8-го июля.  Четверг. Утро было дождливое. Имел
   два доклада.  Завтракала т.  Маруся. Поехали с визитом к Анастасии,
   видели д. Мишу. Вернулись к 4 ч. до-
мой; погулял один.  Читал много. Покатался с Мишей на байдарках. После
   обеда ходил с
Аликс к Коттеджу.  Захват нашими добровольцами двух пароходов английс-
   кого и германского
в Красном море произвел громадный переполох в Европе.  Катание на бай-
   дарках совпало с "инцидентом" в Красном море, запечат-
ленном в дневнике двумя бесстрастными строчками: "Захват нашими добро-
вольцами двух пароходов английского и германского в Красном море  про-
изводит громадный переполох в Европе". Такое мог бы записать разве что
провинциальный обыватель,  черпающий сведения  из  ежедневной  газетки
"Курьер Бугульмы".
   Наша крейсерская борьба с военной контрабандой,  шедшей из Европы в
Японию, одна из славных страниц, написанных мужеством и решительностью
русских моряков в ходе этой, увы, бесславной войны.
   20 июня  вспомогательный  крейсер "Петербург",  а 22 июня вспомога-
тельный крейсер "Смоленск",  "загримированные" под угольщиков, спрятав
артиллерию в трюмы,  под флагом кораблей торгового "Добровольного фло-
та" вышли из Севастополя,  прошли Босфор и Дарданеллы и через  Суэцкий
канал вышли в Красное море. Посланный загодя в Суэц под видом предста-
вителя "Добровольного флота" отставной  контр-адмирал  Пташинский  дал
сведения  о  кораблях,  везущих военную контрабанду в Японию.  Ночью в
Красном море на кораблях "Петербург"  и  "Смоленск"  были  установлены
75-мм  и 120-мм орудия и с восходом солнца поднят русский военно-морс-
кой флаг.  Крейсера приступили к досмотру грузов и почты в южной части
Красного  моря  между островами Таир-Зебеир и Цукур.  На остановленном
немецком пакетботе "Принц Генрих" были изъяты два письма с документами
об  отправлении  из  Германии в Японию оружия на пароходах "Скандия" и
"Никлин"...
   В результате  активных  действий крейсеров "Петербург" и "Смоленск"
три английских транспорта, "Малака", "Ардова" и "Формоза", уличенные в
контрабанде,  и немецкий пароход "Скандия" были задержаны и отправлены
с призовыми командами в Либаву...  Крейсера "Терек", "Рион" и "Днепр",
действуя  в Желтом море и в районе Гонконга,  обнаружив контрабанду на
английских и немецких судах, экипажи снимали, корабли топили.
   Милые европейские  родственники,  пользуясь  глупостью  и алчностью
своей российской родни на троне, устроили ей войну на Дальнем Востоке,
рассчитывая  и на прямой барыш,  а тут такие вдруг убытки!  Разумеется
"вся Европа" переполошилась:  "Спасайся,  кто может!" Бедные англичане
тут  же  послали  в  Порт-Саид свою эскадру из двенадцати броненосцев,
двух броненосных крейсеров и двух миноносцев.  Еще Тит Ливий приметил,
что "меж царями товарищество невозможно",  родство,  да, но не товари-
щество. Нравы царей, похоже, самая постоянная вещь в этом переменчивом
мире.
   Вот и получается,  то мы Европу спасаем,  то Европа нас спасает, то
сама от нас спасается, отношения все время панические, а не соседские,
не родственные.  Конечно, это соблазнительно все бы свои беды и "бесс-
мысленную" кровь списать на чей-нибудь счет, то "турка гадит", то "не-
мец финтит", то "англичанка за нос водит", только пока сами без царя в
голове, так оно и будет.
   9-го июля государь осмотрел санитарный поезд имени его матушки, им-
ператрицы Марии Федоровны.  А у нас сохранился "след" от этого поезда!
Фотографический снимок,  вылинявший в силу высокого содержания серебра
в старой фотобумаге, но лица видны, буквы читаются.
   Все-таки интересно,  разбирая то,  что уцелело  от  прежней  жизни,
убеждаться в том, что сшита она воедино самым неожиданным образом. Вот
и еще одна ниточка,  тоньше паутинки, но материальная же, можно потро-
гать, связывает наш дом с домом Романовых!
   Деревянный перрон,  на перроне трое военных,  над ними, на фронтоне
станционного деревянного здания надпись "Ст.  БОРЗЯ". Крайний слева на
снимке бравый офицер в белом кителе, оставляющий самое хорошее впечат-
ление о русской армии. Под ним чернилами дедовой рукой написано "Рейн-
вальд". Метрах в двух от него, так же лицом к нам, мой двадцативосьми-
летний дед, он в белой тужурке с погонами, на нем офицерская фуражка и
черные брюки,  а вот руки совсем не по-военному засунуты в карманы ту-
журки. "Кураев". Слева от деда тоже метрах в двух в высоких сапогах, в
гимнастерке,  с карабином,  опущенным прикладом на перрон, солдатского
обличья  рослый воин - "Дронов".  На обратной стороне карточки запись:
"Снимок сделан медицинской сестрой Альбрехтой сан.  поезда им.  импер.
Марии Федор."
   Снимок будет препровожден бабушке и в одном из  августовских  писем
откомментирован. Компания оказалась случайной. Дед отправлял в Иркутск
больного тифом.  Офицер Дронов, один из наиболее симпатичных деду сос-
луживцев, собрался на охоту. А бравый Рейнвальд "занимался уничтожени-
ем водки" в станционном буфете.
   Дневник императора.  9-го июля.  Пятница. Утром все, за исключением
   Аликс, отправились в город на похороны
Н.<|>Н. Обручева.  Узнав,  что шествие не прибыло в Лавру,  остались в
поезде у нашего павильона.  Осмотрел новый санитарный поезд Мама,  ко-
мендантом которого состоит полк. Ерехович, устраивала его внутри Апрак
- очень практично и хорошо.
   В 12 1/4 поехал с Мама на отпевание, после чего в Мраморный дворец.
Завтракали у тети Ольги.  В 2 1/2 отправились с Мишей, Ольгой, Минни и
Георгием  на "Александрии" в Петергоф.  Дуло сильно.  После чая принял
доклад Коковцева. Вечером зашли - Аликс в кресле - в Коттедж.
   В ежедневных записях царя,  скорее всего, нет ни понудительного во-
левого усилия, ни стремления к самодисциплине. Как утренняя и вечерняя
молитва для верующего,  умывание поутру и вечером для опрятного, мытье
рук перед едой для брезгливого - вовсе не обязанность,  а потребность,
так  же и записи в дневнике,  и ежедневные прогулки при любой погоде и
при любых обстоятельствах, потребность, а не долг и не понуждение.
   Вот и после отречения,  в начале марта 1917 года, государь прибыл в
Царское Село, вернее, был доставлен, поскольку въезд ему в Царское Се-
ло до отречения был закрыт,  рыдая рассказал жене о конце своего царс-
твования,  рассказал о том,  что с ним случилось в Могилеве,  Пскове и
Киеве,  пока они не виделись и... пошел гулять, и первый раз за многие
годы прогулка не удалась. Всш, - прежняя жизнь оборвалась даже в прос-
тых, казалось бы, подробностях.
   "Она подвела меня к окну, - пишет о государыне фрейлина Вырубова, -
я никогда не забуду того, что увидела, когда мы обе, прижавшись друг к
другу,  в горе и смущении выглянули в окно.  Мы были готовы сгореть от
стыда за нашу бедную родину.  В саду,  около самого дворца, стоял Царь
всея Руси и с ним преданный его друг князь Долгорукий.  Их окружало  6
солдат, вернее, 6 вооруженных хулиганов, которые все время толкали Го-
сударя,  то кулаками,  то прикладами, как будто бы он был какой-нибудь
преступник,  покрикивая:  ёТуда нельзя ходить, г.полковник, вернитесь,
когда вам говорят!"" Государь совершенно спокойно на них  посмотрел  и
вернулся во дворец. Как и полагается фрейлине в таких ситуациях, Выру-
бова лишилась чувств,  но государыня самообладания не потеряла, просто
старалась запомнить лица этих солдат.
   Думая о странных свойствах все-таки женственной души нашего импера-
тора, склонного более к тихому коварству нежели открытой угрозе и пря-
мому поступку, начинает казаться, что этот, в сущности, одинокий чело-
век, самим сознанием своей исключительности обреченный на одиночество,
всякий раз, отправляясь на прогулку, надеялся встретить доброго, пони-
мающего, любящего человека, чтобы с радостным облегчением вручить себя
его попечению,  как отчасти вручал Мама, отчасти Александре Федоровне,
отчасти Григорию Ефимовичу...  О чем он думал, чего он ждал, вышагивая
по часу, по полтора, и в снег, и под дождем, и в пыльную погоду? А мо-
жет,  как раз "приходил в себя",  пока однажды не услышал: "Туда нель-
зя..."
   Думал ли дед о своем государе?  Молился ли за него? Мысленно проща-
ясь с бабушкой, не исключая для себя и печального жребия, собирался ли
он умереть и за возлюбленного самодержца?  Впрочем, он человек прямой,
и если в день своих именин,  о которых напишет бабушке,  не  сказал  о
своем счастье быть тезкой государя,  стало быть, скорее всего, об этом
и не помнил.
   Раскаты дальневосточных  громов  доносились лишь в телеграммах,  но
погрохатывать стало и около столицы, хотя до 1905 года было еще полго-
да.  Еще полгода до того дня,  после которого даже такой некровожадный
человек, как Осип Эмильевич Мандельштам, напишет: "Урок девятого янва-
ря - цареубийство - настоящий урок трагедии:  нельзя жить, если не бу-
дет убит царь".  Жестко? Еще бы! Вот как поэт объясняет эту неотврати-
мую жестокость:  "Любая детская шапочка, рукавичка или женский платок,
жалко брошенный в этот день на петербургском снегу,  оставались памят-
кой,  что царь должен умереть,  что царь умрет". ...И на снегу умирать
тоже не сахар, но пока еще лето.
   Удар грома во время грозы, явление довольно обыкновенное, переполо-
шил 25-го июля царя и всю семью.  Всего десять дней назад бомбой, бро-
шенной  у  Варшавского  вокзала  был убит министр внутренних дел и шеф
жандармов Вячеслав Константинович Плеве вместе со своим  кучером.  Два
года назад был убит предшественник Плеве, Сипягин Дмитрий Сергеевич, и
тоже террористами.  Будешь вздрагивать, заслышав похожий на взрыв удар
грома.  Плеве было всего 58 лет,  мог бы еще служить и служить, на что
государь и надеялся. "В лице Плеве я потерял друга и незаменимого мин.
вн. д. Строго Господь посещает нас своим гневом. В такое короткое вре-
мя потерять двух столь преданных и полезных слуг! На то Его святая во-
ля!" Целая эпитафия,  это не Обручев Николай Николаевич,  похороненный
неделю назад без упоминания заслуг,  хотя был генералом от инфантерии,
начальником Генерального штаба и, что удивительно, был близок с Черны-
шевским Николаем Гавриловичем, даже участвовал в обществе "Земля и Во-
ля"...
   Вот и тверди после этого про "искусственную" революцию,  если  даже
приближенные  к Особе императора лица замечены в предосудительных зна-
комствах и участии в противозаконных обществах.
   Доносились раскаты грома и с Дальнего Востока,  19-го июля Куропат-
кин сообщил о гибели в бою  графа  Келлера,  командовавшего  Восточной
группировкой...
   А дед слушает "военную музыку" в городском саду Сретенска.  г. Сре-
   тенск. Июля 26-го дня. 1904. Дорогая, славная Кароля! Пишу тебе это
   письмо из Сретенска; приехал я сюда вчера вечером по
делам службы  и сегодня в ночь отправляюсь к себе в Борзю.  Всю дорогу
от ст.  Карымская до Сретенска я наслаждался чудными  видами  природы.
200 с лишком верст эта дорога идет по берегу реки Ингоды, а потом Шил-
ки, которая образуется из слияния Ингоды и Онона. А Шилка вместе с Ар-
гунью, если ты помнишь уроки географии, по которой хорошо училась, об-
разуют Амур.  Но это слияние Шилки и Аргуни происходит в 300-х верстах
от Сретенска, и увидеть этого мне не придется. Никогда я не думал, что
мне доведется так много путешествовать по таким далеким окраинам  Рос-
сии,  по этой мрачной Сибири.  Какие чудные, красивые места здесь, как
величественна и грандиозна природа!  Но и в этом  своем  величии,  при
своих  волшебных  панорамах здешняя природа производит больше мрачное,
подавляющее впечатление своей пустынностью и отсутствием жизни. В этих
диких ущельях и скалах,  в этих громадных лесах и долинах ты не встре-
тишь ни птицы,  ни зверя...  Пустынно и просторно.  Поселки и  селения
встречаются  на  расстоянии 30-80,  а чаще 100-150 верст.  И все же не
оторвать глаз от великолепных видов!  Но зачем ты, дорогая моя Кароля,
не со мною?  У меня все меньше и меньше становится терпения ждать тебя
и не видеть возле себя! Как хочется путешествовать с тобою по этим да-
леким краям, любоваться природой, делиться мыслями, чувствами!..
   Сретенск небольшой городок (вернее - станица), много хуже наших да-
же уездных городов по своим постройкам,  по чистоте и благоустройству.
Расположен он на красивом склоне громадной цепи  гор  на  берегу  реки
Шилки.  Железная дорога идет по левому берегу реки, станция "Сретенск"
находится там же;  город же расположен на правом берегу,  так  что  со
станции нужно переехать на пароме реку,  чтобы попасть в город.  Шилка
здесь довольно большая, красивая и очень быстрая река. Сюда доходят из
Благовещенска значительных размеров пароходы. В настоящее время я вижу
здесь около 10 пароходов. В городе я насчитал только три каменных зда-
ния, все же остальные постройки деревянные. Улицы конечно не вымощены,
тротуары деревянные и оч.  плохие. Гостиница, в которой я остановился,
"Дальний Восток",  только сносная,  хотя номера очень дорогие. Сегодня
меня накормили порядочным обедом,  а вчера я гулял тут в саду, который
находится возле самой гостиницы, и слушал очень плохую военную музыку.
Публики в саду было порядочно,  т.к.  это единственный сад,  где можно
погулять и собраться здешнему обществу. В магазинах везде (да теперь и
в других  городах)  страшная  дороговизна;  товаров  почти  нет,  т.к.
вследствии войны нет подвоза.  Вот образчик цен,  которые стоят теперь
по всему Забайкалью:  сахар - 30-40 к.  фунт;  свечи стеарин. 30-54 к.
фунт;  черный хлеб - 8 к. фунт; мука ржаная - 1 р. 60 к. пуд (в Ольхо-
ватке - 60-70 к.);  водка - 2 р. бутылка; вино красное - 3-5 р. бутыл-
ка. Все вообще страшно дорого, да многое и вовсе не достанешь. Эти ко-
мандировки начинают мне уже надоедать, так как очень дорого обходятся,
несмотря на бесплатный проезд в 1-м классе. Да и ездить приходится все
по одним и тем же местам. Только вот в Сретенск я попал в первый раз и
этим доволен.  Но все-таки,  моя дорогая,  скучно мне страшно, на душе
тоскливо и уныло.
   Слухи о том,  что мы скоро двинемся, продолжают упорно держаться, и
может быть действительно нас скоро двинут.  Это будет не совсем вовре-
мя,  мы  туда  попадем  в  самый период дождей и невылазной грязи.  Но
все-таки, дай Бог, чтобы скорее было. Войска все время продолжают идти
мимо нас на Дальний Восток.  Дела наши там все по-прежнему нельзя наз-
вать вполне хорошими, и до конца войны по-видимому пройдет немало вре-
мени.  А значит и мою Каролю мне еще долго не суждено увидеть и расце-
ловать!
   Пока до свидания, дорогая! Крепко целую тебя, голубка! Весь твой Н.
   Кураев.  Твоим родителям и всем меня помнящим сердечный  привет!  В
   семье Романовых наступил день! день - 30 июля! самый радостный,
самый счастливый,  самый долгожданный день царствования последнего им-
ператора - родился наследник!
   Поразительно, именно в этот день душевного ликования и благодарения
Бога  за  ниспосланное утешение царь впервые за полгода войны называет
переживаемое время "годиной трудных испытаний".  До этого  можно  было
лишь восхищаться и завидовать ровному дыханию и стойкости,  с которыми
наш император перечислял бедствия, обрушенные на его народ.
   Какие жуткие рифмы идут,  нисходят от русского престола ступеньками
вниз...
   Порывистый Иван Грозный убил своего сына собственноручно... Превос-
   ходный организатор и твердый в достижении цели преобразователь
России Петр Великий поручил умерщвление сына набившим руку в этом деле
мастерам...
   Фатально веривший  в бессмертие самодержавия на Руси последний царь
сам отнес на руках своего обреченного на короткую жизнь сына  к  месту
казни.
   Человек-символ? Но в этой картине  морозит  душу  как  раз  прямой,
   частный смысл; как
умозрительны деления жизни на множества жизней - на личную, политичес-
кую, биологическую и разные прочие, - их все обрывает одна пуля.
   Толкователи символов говорят,  что туда, вниз, в подвал, к расстре-
ливателям царь нес Россию. Какую "Россию"? Которой уже не было дела до
бывшего царя?
   Страшна мысль  об  еще одной бессудной казни,  множащей список,  не
знающий ни конца,  ни начала.  Ужасна мысль о смерти  невинных  детей,
только новость ли это в стране,  где произвол всегда брал верх над за-
коном.
   Был отец,  был сын,  были мать,  жена, дочери... ...Дед очень любил
   дядю Сережу, каждый день, каждый, по дороге из
больницы он заходил на кладбище, был у его могилы. Зимой в обязанность
младших детей,  Ольги и Аркадия,  входила очистка от снега тропинки  к
могиле.  Все  домашние работы детей символически,  но оплачивались,  -
мытье обуви,  работа с дровами и топка  печей,  содержание  дедовского
инструментария, все, кроме этой, естественно.
   Дневник императора.  30-го июля.  Пятница.  Незабвенный великий для
   нас день, в кот. так явно посетила нас ми-
лость Божья. В 1 1/4 дня у Аликс родился сын, кот. при молитве нарекли
Алексеем.  Все произошло замечательно скоро - для меня, по крайней ме-
ре.  Утром побывал как всегда у Мама,  затем принял доклад Коковцева и
раненного при Вафангоу арт.  офицера Клепикова и пошел к Аликс,  чтобы
завтракать. Она уже была наверху и полчаса спустя произошло это счаст-
ливое  событие.  Нет слов,  чтобы уметь достаточно благодарить Бога за
ниспосланное нам утешение в эту годину трудных испытаний!
   Дорогая Аликс чувствует себя очень хорошо. Мама приехала в 2 часа и
долго просидела со мною,  до первого свидания с новым внуком. В 5 час.
поехал к молебну с детьми, к кот. собралось все семейство. Писал массу
телеграмм.  Миша приехал из лагеря; он уверяет, что подал "в отставку"
(До рождения царевича Алексея престолонаследником по мужской линии был
брат царя вел. кн. Михаил.). Обедал в спальне.
   День действительно  великий,  ежели  в  отличии от всех прочих дней
царь в этот день не гулял!  Впрочем, может быть, и гулял, но, надо ду-
мать,  наконец-то  произошло  событие,  важностью  своей потеснившее в
"Дневнике" запись о прогулке. Даже гибель эскадры, мученическая смерть
многих  тысяч российских моряков не нарушили ритма ежедневных прогулок
и ежедневных достоверных записей об этих прогулках в "Дневнике".
   Дед тоже  стремится к порядку и системности в переписке с бабушкой,
но не ради служения высшей гармонии,  сообщающей нам об устойчивости и
красоте мира,  а в целях самых практических,  следить за тем, чтобы не
пропадали письма.  Однако к надзору за государственными службами русс-
кий человек приспособлен плохо.
   Ст. Борзя,  Забайк. ж.д. Август, 18 дня. 1904г. Дорогая голубка Ка-
   роля!  Прости  мою глупую память:  я опять забыл,  какой N я должен
   поставить
на этом  письме.  Думается мне,  что N 127-й;  кажется после письма из
Сретенска я не писал еще тебе, и потому опять прошу не думать о пропа-
же какого-нибудь письма,  если NN не сойдутся.  Очень благодарен тебе,
милая,  за твои уведомления,  рад за твое здоровье (я думаю,  что твои
головные боли,  о которых я прочел в сегодняшнем письме, прошли) и же-
лаю только душевного спокойствия.
   Завтра я  еду  до  Манчжурии в командировку;  по возвращении оттуда
сейчас же поеду опять до Байкала. Вероятно это будет моя последняя ко-
мандировка, так как слухи о снятии нашего полка с охраны и отправлении
его на Дальний Восток получают новые подкрепления. Вчера Наказной Ата-
ман сообщил командиру нашего полка,  что снова вошел с ходатайством об
отправлении нас на Восток.  Чего доброго наконец и мы  этого  действи-
тельно дождемся.  Вот почему я до сих пор не поднимал свое ходатайство
о переводе меня куда-нибудь дальше. Здесь, в Борзе, ничего нового нет;
живем,  как раньше, без развлечений и удовольствий. Теперь даже верхом
стал ездить не каждый день.
   Послал тебе, дорогая, случайный снимок, на котором волею судеб очу-
тился и я. 14-го Авг. я отправлял в Читу больного брюшным тифом из на-
шего полкового лазарета и потому сидел на вокзале. Тут же были два на-
ших офицера - Дронов (один из самых симпатичных офицеров полка),  отп-
равлявшийся на охоту,  и Рейнвальд, занимавшийся истреблением водки на
вокзале.  В это время из России пришел поезд,  военно-санитарный имени
Импер.  Мар.  Федоровны.  Сестра  Альбрехта делала снимки и предложила
снять и нас,  что и было исполнено.  Сегодня вместе с твоим письмом  я
получил эти снимки и посылаю свою карточку тебе.  Особенно интересного
ничего этот снимок не представляет, но может б. тебе до некоторой сте-
пени  будет  интересно  получить  эту карточку вместе с моим сердечным
приветом и горячим поцелуем!
   Сегодня получил письмо от Греты из Малаховки и от товарища по семи-
нарии - Голубева. Думаю написать ответ и им.
   Дня три  тому назад получил я письмо от врача Акишина - товарища по
Фатежскому уезду.  Он тоже призван на военную службу,  и теперь прихо-
дится очень опасаться за судьбу земской медицины в Фатежском уезде. Он
сообщает очень неутешительные известия.  Посылаю  тебе  его  письмо  -
прочти сама. Акишин был самым деятельным врачом у нас в уезде, и с его
уходом дело будет плохо. Состав Управы в Фатеже новый. Прежний предсе-
датель на избрании не попал даже в гласные.  Все это хорошего не пред-
вещает.
   Александра Михайловна  меня  не забывает и пописывает,  за что я ей
очень благодарен.  Пишет она и о земских новостях и неурядицах. Что-то
будет в Ольховатке?
   Я здоров и благополучен вполне.  От души желаю тебе, милая, дорогая
Кароля,  здоровья и всего наилучшего! Крепко целую тебя и жму твою ру-
ку! Скоро напишу еще. А пока до свидания!
   Весь твой Н.  Кураев.  Кланяйся Ивановцам, благодари их за поклоны.
   Поповым я все не собрал-
ся написать - лень тому причиной.  Земское движение,  органическое для
   деда, необходимое и естественное
для необозримого  с трона и из столиц многочисленного и многообразного
населения России,  вызывает  в  самодержце  отвращение,  оно  противно
"единственно пригодной" для России форме правления. Самодержавию.
   Честный преемник убитого на своем  посту  министра  внутренних  дел
Плеве  князь  Петр Дмитриевич Святополк-Мирский и понимал и за полтора
месяца до революции говорил царю: "Если не сделать либеральные реформы
и не удовлетворить естественные желания всех,  то перемены будут уже в
виде революции".
   Нет, министры внутренних дел и командиры корпуса жандармов,  пропо-
ведующие либеральные реформы, не нужны, и после январских событий 1905
года государь прогонит прочь либерального жандарма,  давно уже просив-
шегося в отставку.  Был у государя такой излюбленный прием в работе  с
кадрами:  сам просится - не отпускать, а подождать и выгнать. Огорчала
царя и приметливость министра внутренних дел,  явно не  в  ту  сторону
направленная.  Заметил например Святополк-Мирский отвращение верховных
российских правителей к законности,  заметил и сказал царю:  "Разве  у
нас теперь законность существует? Что-нибудь не нравится министру - он
бежит к Вам и выхватывает Высочайшее повеление, не заботясь, хорошо ли
это или дурно,  а просто потому, что ему так нравится. А Москва теперь
вне закона,  для Москвы теперь исключительные законы пишутся..." С од-
ной  стороны  удивляет  дальновидность и смелость князя,  а с другой -
близорукость,  как же он,  столь приближенный к самому верху власти  в
России,  не понял,  что живет она, или всегда стремится жить, по заве-
там, лучше всех высказанным Иваном Четвертым (Грозным): "Горе царству,
коим  владеют многие".  Так оно и идет,  и для Москвы отдельные законы
пишутся, и министры Высочайшие повеления выхватывают, и в "животах хо-
лопей своих" верховные владыки как ни перед кем отчета не держали, так
и не держат.
   "Приватизированная власть",  обращенная  в  частную  собственность,
имеет глубокие корни, уходящие в исторические дали.
   Государев "Дневник", где в семи строках как бы уравнены в значимос-
ти государственные,  исторические, частные, личные дела и метеорологи-
ческие  сведения,  свидетельствует о совершенно особенном самоощущении
российского властителя.
   Дневник императора.  25-го августа. Среда. Чудесный тихий день. Ут-
   ром был довольно большой прием. Виделся с
Мирским, предложил ему мин-во внутренних дел.  Завтракал с детьми. В 2
часа на Ферме состоялось совещание по вопросу о  предстоящем  плавании
эскадры Рожественского.  Встали в 4 часа. Аликс приняла его и показала
ему маленького Алексея.  После этого в первый /раз/ Аликс спустилась и
мы вдвоем отправились кататься. Обедал в спальне. Простились с Христо-
фором, который уезжает в Грецию.
   На следующий  день после совещания на Ферме государь осмотрит гото-
вый к походу флот,  выстроенный на Кронштадтском рейде перед выходом в
плавание на Дальний Восток.  С утра до вечера осматривал военный вождь
ударную силу флота, посетив шесть броненосцев, два новейших крейсера и
даже транспорт "Камчатка",  оборудованный мастерскими для нужд эскадры
в дальнем походе.  В "Дневнике" значится: "Вернулся в Петергоф в 5 1/2
весьма довольный проведенным днем и чудесной погодой". Царь Берендей в
пьесе А. Островского "Снегурочка" говорил своему премьер-министру Бер-
мяте:  "Поверхностность - порок в почетных лицах,  поставленных высоко
над народом".  Похоже,  что осмотр изготовленного к бою и походу флота
был  все-таки  поверхностным.  Из  четырех "достраивающихся громадин",
предъявленных государю 16-го июня,  на  рейде  оказалось  только  три,
"Князь Суворов",  "Император Александр III" и "Бородино", однотипный с
"Александром III" броненосец "Орел", порвав швартовые канаты, которыми
он крепился к достроечной стенке, накренился и утонул. Не перевернулся
вверх килем только потому,  что девятиметровой глубины для такого  ма-
невра было недостаточно.
   Броненосец быстро поднимут,  подправят и пошлют в Цусиму,  где  он,
получив в первый день побоища пять двенадцатидюймовых,  два десятидюй-
мовых,  девять восьмидюймовых,  тридцать шесть шестидюймовых и два де-
сятка  более  мелких снарядов,  на второй день безнадежно проигранного
сражения сдастся в плен.  И слава богу, спасено семьсот девяносто душ!
Японцы  броненосец починят и введут в состав своего флота,  так же как
эскадренный броненосец "Император Николай I",  который  будет  плавать
под именем почти "Ники" - "Ики", и броненосцы береговой обороны "Синя-
вин" и "Апраксин",  переименованные японцами соответственно в "Мисима"
и "Окиносима".  "Орлу" дадут имя "Ивами". А эскадренный миноносец "Бе-
довый", на котором приплывет в плен сам инициатор и предводитель похо-
да адмирал Рожественский, будет до 1913 года плавать под именем "Сацу-
ки".
   Дневник императора.  29-го августа. Воскресенье. Поехали к обедне с
   детьми в 9 3/4, т.к. после нее отправился с Мама и
Мишей на "Царевну". Сейчас же снялись и пошли к Кронштадту. Завтракали
на пути.  Пройдя входные бочки,  увидели 2-ю эскадру Тихого океана под
флагом Рожественского, уходящую в Ревель. Нагнали ее, пройдя серединою
обеих колонн. Поравнявшись с головными судами, подняли штандарт Мама и
вся  эскадра произвела салют.  Очень торжественная и красивая картина.
Прибавив ходу,  вышли из строя эскадры и повернули назад.  Это было на
высоте  Красной Горки.  Приближаясь к Кронштадту встретили эскадру под
флагом Бирилева,  составленную из судов учебных отрядов,  и тоже выхо-
дившую в море.  Пришли на Петергофский рейд в 3 1/2 и пили чай на "Ца-
ревне".  Переждали ливень,  после кот. прояснило и мы съехали на берег
чрезвычайно довольные удавшеюся экспедицией.
   Читал много.  Вечер провели как всегда. Что ж, если бы целью экспе-
   диции Рожественского была задача произвести
впечатление на собственного царя,  моряков можно было бы поздравить  с
успехом.
   Корабль не иголка, в карман не спрячешь, а перед войной, да особен-
но во время войны,  противники друг за другом следят самым пристальным
образом,  так неужели никто не сказал царю,  что при относительном ра-
венстве русского флота с японским по броненосцам, японцы втрое превос-
ходят наш флот в крейсерах,  а против девяти русских эсминцев выставят
шестьдесят семь своих...
   29-го августа дед тоже катался по воде где-то  посередине  примерно
между Санкт-Петербургом и Цусимой.
   Кажется N 128. Иркутск. Августа 29. 1904 г. Дорогая голубка Кароля!
   Как видишь, я воспользовался своей командировкой и снова переехал
Байкал и очутился в Иркутске,  куда решил приехать  посмотреть  город,
который я не видел при моем проезде первый раз.
   Иркутск довольно большой и красивый город,  очень оживлен, особенно
теперь,  в военное время. Расположен он на правом берегу р. Ангары, от
которой перпендикулярно тянется через весь город (четыре версты) глав-
ная улица "Большая". Собственно из улиц города эта только одна и может
называться хорошей улицей.  На ней  (единственной)  имеется  мостовая,
здесь сосредоточены торговые помещения и большие хорошие здания, осве-
щается она электричеством. Остальные улицы пыльны, малы и застроены по
большей части небольшими деревянными зданиями. Хотя сибиряки и считают
Иркутск столицей Сибири, но мне кажется это название больше приличест-
вовало бы г.  Томску.  Лично мне последний больше нравится.  К тому же
теперь он стал вероятно гораздо лучше,  чем 8 лет тому назад,  когда я
там  был.  К сожалению,  никаких удовольствий в Иркутске я получить не
могу.  Завтра тут открывается зимний театральный сезон. Приехала опер-
ная  труппа,  для открытия сезона завтра идет "Жизнь за Царя".  С удо-
вольствием бы пошел в театр,  но...  нужно  уезжать.  Все  развлечения
здесь  сводятся  к питью и еде в довольно хорошем и дорогом ресторане,
где слушал и музыку - порядочную.  Завтра утром уезжаю отсюда,  и  так
как на сутки остановлюсь еще в Чите,  то в Борзе буду числа 2-го, 3-го
Сент.  Пока полк продолжает стоять так же,  как и стоял. Из неприятных
новостей  могу сообщить о появлении в Борзе заболеваний брюшным тифом.
У нас в полку было три случая.  Возможно,  если заболевания не прекра-
тятся,  то  штаб  полка переведут куда-нибудь в другое место.  О нашем
движении на Восток продолжают только говорить.
   Сочувствую твоему одиночеству после отъезда племянницы и желаю пос-
корее успокоиться и придти в наилучший порядок в своих мыслях и в сво-
ем настроении. Пиши пожалуйста, что предпримешь на зиму: останешься ли
в Ивановском или уедешь куда-либо.  С своей стороны не хочу давать ни-
каких советов на этот счет.  Поступай так,  как найдешь лучше и прият-
нее.
   Дела наши на Востоке,  как ты и сама знаешь, все неважны. От Ляояна
наши удалились к Мукдену, а оттуда остается недалеко до Харбина. Приб-
лижается теперь самый решительный фазис войны;  вместе с этим является
надежда и на то или иное окончание всей этой канители.
   Я вполне  здоров  и  благополучен.  Чувствую себя довольно скверно.
Как-то тупеешь и дуреешь от этого безделья и этой неопределенности по-
ложения. Ни писать, ни читать не хочется, не хочется подчас даже и ду-
мать. С удовольствием бы сел сегодня в экспресс и уехал в Москву..., а
нужно опять тащиться в Борзю. Планида, черт возьми!
   Ну, до свидания, деточка! Привет мой сердечный тебе и твоим родите-
лям и всем меня помнящим!  Крепко, крепко целую тебя, дорогая, и обни-
маю.
   Весь твой Н. Кураев. Пиши! На привычную жизнь царя в "условиях тяж-
   ких испытаний" упала, вернее,
лишь надвинулась тень грозовой тучи - трагической, неизлечимой болезни
сына,  полученной в наследство от Гессен Дармштадтских предков. В роду
у  матери гемофилия,  несворачиваемость крови,  была болезнью наследс-
твенной.  Природе было угодно, чтобы беда эта передавалась только муж-
чинам, обрекая их на раннюю смерть.
   Дневник императора. 8-го сентября. Среда. В 11 час. поехал к обедне
   с детьми. Завтракали одни. Аликс и я были
очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея,  которое продол-
жалось с перерывами до вечера из пуповины!  Пришлось выписать Коровина
и хирурга Федорова;  около 7 час.  они наложили повязку. Маленький был
удивительно спокоен и весел! Как тяжело переживать такие минуты беспо-
койства!
   День простоял великолепный. Так же как в день рождения сына, в день
   первой тревоги, которая прод-
лится не  минуты и не часы,  а будет рядом до конца жизни,  царь забыл
про прогулку.
   9-го сентября.  Четверг.  Утром  опять на повязке была кровь;  с 12
   час. до вечера ничего не бы-
ло. Маленький  спокойно провел день,  почти не плакал и успокаивал нас
своим здоровым видом!
   В 10 час.  началось освящение церкви Л.-Гв. Драгунского полка в но-
вом его расположении.  Около 12 час. служба окончилась, после парада в
пешем строю, пошел в манеж, где был приготовлен завтрак. Выпив за здо-
ровье полка, вернулся домой в 12 1/2 час. Завтракала Стана; она завтра
уезжает в Крым.  Погулял с Аликс, потом еще один. Целый день стоял ту-
ман. Обедал в спальне. Вечером читал.
   Дед был изнурен,  тяготился морально,  но внешне его жизнь была до-
вольно спокойной, однако кончилась эта безоблачность и для него.
   Дед не принадлежал к тем лицам, что, поощряя смелость в других, са-
ми ее не имеют.
   Ст. Борзя.  Сентября  9-го дня.  1904.  Дорогая голубка Кароля!  По
   возвращении в Борзю из командировки я получил здесь твое письмо.
Должен сказать, моя дорогая, что меня очень беспокоит твое сообщение о
том,  что у тебя не проходят головные боли.  Ты бы должна  посерьезнее
отнестись к этому и обратиться хотя бы к Доротее Игнатьевне.  Напрасно
ты,  голубка,  тревожишь себя мыслью о том,  что полк  скоро  двинется
дальше.  Кажется этому не суждено будет сбыться,  и мы,  чего доброго,
простоим здесь все время. До сих пор по крайней мере нас еще не двига-
ют.  Нового в Борзе ничего нет, на театре войны затишье. Прихожу прямо
в ужас при мысли о том,  что может быть придется зимовать в Борзе. Де-
лать все время нечего; я даже ударился в картежную игру (винт), и ред-
кий день проходит без винта.  Но и это начинает надоедать, и кажется я
скоро брошу и карты. Иногда играем дуэт - скрипка и мандолина; но осо-
бенного удовольствия от этих дуэтов не получаю.
   На днях  я  порядочно-таки поссорился с помощником командира нашего
полка.  Он (довольно грубое животное) позволил себе  повышенным  тоном
поговорить со мной в частной беседе.  Но я его так осадил, что уж вряд
ли он позволит себе еще что-нибудь подобное по отношению ко мне.  Было
это при командире полка и почти всех находящихся в Борзе налицо офице-
рах за обедом в офицерской столовой.  Командиру полка по-видимому  это
очень не понравилось,  но большинству офицеров было по душе.  Впрочем,
для меня это не важно.  Я вполне доволен,  что проучил и заставил пок-
раснеть и замолчать нахала.
   Командир полка, кажется, зол на меня и еще по одному поводу. Дело в
том,  что  я был тут приглашен в качестве врача эксперта по одному су-
дебному делу.  В своем заключении я высказался в том смысле,  что  нет
никаких данных для признания виновности казака (обвиняется казак наше-
го полка в изнасиловании девицы).  Командиру полка это мое  заключение
было очень не по нутру.  Он уже заранее решил,  что казак будет предан
смертной казни.  И когда прочитал мое заключение,  то заявил мне: "Вы,
Ник.  Ник., кажется, много на себя взяли, так категорически высказыва-
ясь в этом деле".  У меня не было ни малейшего желания разговаривать с
этим  болваном,  и поэтому я ответил ему,  чтобы прекратить дальнейшую
беседу:  "Я, г. полковник, отвечаю за свое мнение только перед судом и
своей совестью". На этом разговор прекратился, и теперь он что-то косо
на меня посматривает.  Ну да мне на это очень наплевать.  Ну их всех к
черту! А я никогда и ни перед кем не намерен изменять своих убеждений,
и никому не позволю насиловать эти убеждения.
   Интересно, чем кончится все это для казака. Теперь дело это направ-
лено к военному прокурору. О дальнейших результатах сообщу.
   Пиши, милая Кароля, как ты устроилась на зиму. Где будешь проводить
ее, и что поделывать? Постарайся больше развлекаться и как можно мень-
ше  предаваться  мрачным  думам.  Весьма рад,  что ты снова принимаешь
участие в спектакле.  Желаю полного успеха как тебе,  так и прочим ар-
тистам.
   Больше сообщить нечего.  До свидания!  Крепко тебя целую и обнимаю!
Привет  мой  твоим родителям и всем Ивановцам.  Желаю здоровья и всего
лучшего. Целую еще и еще раз.
   Весь твой,  любящий тебя Н.  Кураев.  О, как немилосердно жмут деду
   армейские сапоги!  Да мыслимое ли это дело на войне,  где врагов  и
   так, как правило, хоть
отбавляй, ссориться разом с командиром полка да еще и с его наглым по-
мощником!
   И дед и царь, я полагаю, имели убеждения о должном и необходимом не
заемные, не навязанные внешними обстоятельствами, взращенные, вошедшие
в мозг костей, и не нуждающиеся в пересмотре. Уже одним этим они реши-
тельно отличаются от великого множества людей то ли гибких, то ли про-
нырливых,  то ли забывчивых,  то они берут убеждения на прокат,  то их
сдают,  попользовавшись всласть,  и умеют еще в нужную минуту "сжигать
то,  чему поклонялись",  грея при этом на костерчике руки.  Отсутствие
вот  этой самой "гибкости",  пожалуй,  самая главная из немногих общих
черт в государе и его "покорном слуге".
   То-то командир полка "что-то косо посматривал" на доктора,  апелли-
рующего к какому-то там "суду",  к какой-то там "совести", для челове-
ка,  взращенного в армейской дисциплине ума,  все это вещи несуразные,
ненужные и, главное, неуместные.
   Ну что ж, деду удавалось иногда выправлять и это начальственное ко-
соглазие.
   Если в истории с "их благородиями" нужно положиться на слово, кроме
письма других свидетельств не сохранилось, то выправление "косоглазия"
"их  неблагородиям",  то есть советским начальникам,  может быть подт-
верждено документом с подписями и печатью.
   ВЫПИСКА из протокола N<|>25 заседания Коллегии Курской Окр.  РКИ от
   15 апреля 1930 г.  23. Дело по жалобе Главврача Нарбольницы гр. Ку-
   раева Н.Н. на поста-
новление Спецкомиссии по чистке соваппарата по которому он отнесен  ко
II-й категории со снятием с работы из Фатежской Нарбольницы.
   Докладчик т. Кильянов, гр. Кураев присутствует. Постановили: Поста-
   новление Спецкомиссии по вопросу о т. Кураеве отме-
нить и считать его по чистке проверенным. Секретарь Комиссии подп. Се-
   люнин (печать) Фатежская нарбольница - это и есть больница в Ольхо-
   ватке, на краю
Фатежа, больница  -  выстраданная дедом,  с его участием выстроенная и
доведенная до ума.
   К началу 30-го года дед знал,  что он тяжко болен, догадывался, что
жить осталось недолго,  и действительно, через год его не станет. Сына
Николая,  занявшего  место старшего,  после смерти Сергея,  мечтающего
стать мостостроителем,  третий год не принимают в Технологический инс-
титут  в Ленинграде.  Экзамены сдает,  но мест для "социально чуждого"
элемента, сына врача и учительницы, в институте нет.
   Не приняли в институт и старшую дочь,  Маргариту, вынужденную пойти
на курсы стенографисток.
   Младшую дочь,  и  по  сей  день  вспоминающую пионерские годы,  как
счастливейшие, в 1929 году в комсомол не приняли. Товарищ Кумова, при-
шедшая на смену разоблаченному троцкисту пионер-организатору Ефиму Та-
раховскому, была четко ориентирована и знала, что деток д-ра Кураева в
институтах "режут".
   "В комсомол мылишься? В институт пролезть хочешь?" - спросила тетку
товарищ Кумова,  когда та принесла заявление. Тетка расплакалась и об-
рекла себя на пожизненную  беспартийность  необдуманными  словами,  со
слезами смешанными: "Ну и не нужен мне ваш комсомол..." Комсомол тако-
го не забывает и не прощает.  А вот в "Пироговку", в Московский первый
медицинский институт им.  Пирогова, что на Девичьем поле, приняли тет-
ку, что называется, с первого захода. А почему? А потому, что в прием-
ную  комиссию была предъявлена копия справки,  подлинник которой свято
хранится и по сей день.
   Р.С.Ф.С.Р. НКВД Административное Отделение Фатежского Районного Ис-
   полнительного Комитета Курского Округа Ц.Ч.О.  СПРАВКА Гр. гор. Фа-
   тежа Кураев Николай Никандрович и Кураева Кароля Васильев-
на, проживающ.  по улице Урицкого д.19 избирательных прав  не  лишены,
что и удостоверяется.
   Начальник РАО Штыков Делопроизводитель Алябьев N  140.  З.УП.  1930
   гор.  Фатеж Раз мы на крыльях, заверенных подписями и печатями, пе-
   ренеслись из
Японской войны  в  светлое  будущее,  есть смысл приоткрыть завесу над
тем, как дед после империалистической войны, где он провел три года на
Западном и Северном фронтах, снова оказался в Фатеже.
   С началом войны,  в четырнадцатом году, семья из Фатежа переехала в
Воскресенск,  где  Вильгельм  Францевич и Агнесса Карловна по мере сил
должны были заменить ушедшего на фронт Николая Никандровича. Как-никак
четверо детей,  младшая, пожизненно беспартийная, только что родилась,
в мае четырнадцатого. В шестнадцатом родится Аркадий.
   Окончательно с фронта дед вернулся в Воскресенск в шведской кожаной
тужурке,  в портупее и опять же с шашкой.  Если врачу в казачьем полку
шашка нужна хотя бы для единообразия в строю,  то зачем шашка главному
врачу военно-госпитального поезда, понять сложнее.
   Жить двум  семьям в одном доме не легко,  и потому,  когда в начале
1918 года деда отыскали коллеги и позвали в больницу,  которую  он  по
праву считал своей, приглашение принял.
   Выписка из журнального постановления Пленарного заседания Фатежско-
   го  Уездного  Исполнительного Комитета от 24-го Июля 1918 года щ 2.
   СЛУШАЛИ. Доклад т. Курдюмова о приглашении на службу доктора Курае-
   ва, как
опытного хирурга. По посылке на его имя телеграммы, он, доктор хирург,
   откликнулся и
приехал. Член Отдела Хоз.  и Труда т. Евдокимов говорит, что ввиду не-
состоявшегося  Пленума т.  Кураев в смысле обеспечения,  пока остается
открытым.
   ПОСТАНОВИЛИ. Заслушав доклад т. Курдюмова о принятии доктора Курае-
   ва, как опытного
хирурга на  службу.  Принять  доктора  Кураева на службу по Фатежскому
   уезду жительство г.
Фатеж. Оклад жалованья в месяц 1000 рублей, квартиру для врача Кураева
предоставить на усмотрение Отдела Хоз.  и Труда и Доктора Кураева. Ло-
шади для разъездов по уезду должны быть предоставлены от Отд.  Хозяйс-
тва и Труда безвозмездно по требованию врача Кураева.
   Утвердить окончательно не позднее 26 июля. Подлинное за надлежащими
   подписями Член Коллегии Исполкома Иванов Делопроизводитель Япифанов
   Какой первобытной свежестью веет от этих, корчащихся в поэтическом
косноязычии документов!  Дух замирает при виде пустившихся в одиночное
плавание придаточных предложений, ни к чему не приданных, и причастных
оборотов,  ни к чему не причастных!  Это хочется не  декламировать,  а
петь: "...ввиду несостоявшегося Пленума т. Кураева - пока считать отк-
рытым".  И музыку мог бы написать великолепный композитор,  положивший
на  музыку  -  "О моя юность!  О моя свежесть..." - Георгий Васильевич
Свиридов. Не зря же они вместе с ребятами доктора Кураева ходили в Фа-
теже  к Эльзе-Пельзе постигать музыкальные азы.  И имя доктора Кураева
для композитора Свиридова - не пустой звук!
   А как  прекрасен нетленный,  отпечатанный на буром шершавом картоне
документ, не имеющий родовых политических признаков, и потому действи-
тельный, надо думать, во все времена и при любой власти.
   ПРОПУСК N 18 Предъявителю сего КУРАЕВУ Николаю Никандровичу  разре-
   шается свободное
передвижение по городу Фатежу и его окрестностям во всякое время дня и
ночи, что подписью и приложением печати удостоверяется.
   4 ноября 1919 года Начальник гарнизона Коробов Какой гарнизон,  под
   каким флагом простирал свою власть и силу на Фа-
теж 4 ноября 1919 года?  На печати ни черта не разберешь, какая власть
из  быстро  менявшихся  в девятнадцатом году в Курской губернии выдала
это спасительное приложение к "безвозмездным" лошадям.
   Кроме деникинцев,  григорьевцев,  буденовцев и зеленых была еще ка-
кая-то сволочь, именовавшая себя "червоным казачеством". От этих "чер-
воных  казаков"  в  равной  мере страдали и белые и красные,  но более
всех, разумеется, обыватели. "Червоные казаки" были непобедимы, потому
что  победа им была как бы и не нужна,  та,  окончательная победа;  их
вполне удовлетворяла победа на неделю, а то и на пару часов.
   Именно "червоные  казаки"  то ли захватили Фатеж,  то ли от кого-то
освободили, но двое победителей тут же ворвались в квартиру д-ра Кура-
ева,  латавшего в это время в больнице какого-то раненого мерзавца,  и
тут же вытряхнули из кладовки дивные кожаные чемоданы,  с которыми ба-
бушка путешествовала за границей.  "Минуточку, господа! - всполошилась
бабушка,  ей было тогда тридцать восемь.  - Терпение,  я сейчас  найду
ключи".  Чемоданы, естественно, были под ключами. "Червоные казаки" не
оставляли впечатление опытных путешественников и о такой невидали, на-
до думать,  не слыхали. Они уставились на хозяйку, что-то деловито ра-
зыскивающую. На Большой Московской, куда выходили окна столовой, пост-
реливали и кто-то проносился галопом. Нетерпеливые освободители, устав
ждать,  выхватили шашки,  чтобы полоснуть чемоданы,  тащить тяжесть не
глядя, было несподручно. "По шву, господа, по шву!" - быстро подсказа-
ла бабушка,  привычная к кропотливой и тонкой работе.  Трудно сказать,
последовали  бы  "червоные казаки" бабушкиному совету или нет,  но под
окном раздалась неуставная команда: "Срывайся!!" и потрошители чемода-
нов  ограничились  вербальным  выражением неудовольствия за потерянное
время.  Покинули они нашу семью навсегда,  по-английски,  не прощаясь,
гулко  топоча по лестнице калошами,  надетыми прямо на толстые вязаные
чулки.
   Магический "Пропуск  N  18",  как следует из семейного же предания,
был действителен при любой власти довольно долго и  потому  на  всякий
случай хранится. Интересно, что "предъявитель сего" не назван ни това-
рищем,  ни господином, даже в должности не помянут, утаил о себе почти
все и сам Коробов,  подписавшийся начальником гарнизона.  Нет,  что ни
говори,  радостно встречать свидетельства того, что на Руси есть люди,
способные подняться над политическими, социальными и даже исторически-
ми рамками, трезво сознавая необходимость помогать страждущим "во вся-
кое время дня и ночи"...
   И почему бы безвестному Коробову,  с его умом и добрым сердцем,  не
быть российским императором?
   А подлинный, природный, быть может, уже единственный в России веря-
щий в свою богоданность,  не ограничился обходом эскадры на кронштадт-
ском рейде,  а прибыл в Ревель,  чтобы еще раз полюбоваться  стройными
"колоннами" кораблей,  посетить несокрушимые броненосцы, стремительные
крейсера и заботливые транспорты.
   Ах, какие броненосцы у нас были в Кронштадте! Парадный строй кораб-
   лей вызывает подростковый энтузиазм и осмыслива-
ется как-то по-женски:  раз красивы - значит неотразимы, то есть непо-
бедимы.  Такими же непобедимыми казались и пехота и кавалерия, велико-
лепно смотревшиеся на парадах и маневрах. Да и сам Куропаткин стал во-
енным министром, идя от победы к победе на смотрах и маневрах. Это це-
нилось.
   Дневник императора.  26-го сентября. Воскресенье. Проснулся солнеч-
   ным утром. Красиво выглядел Ревель, когда мы подъез-
жали к нему в 9 час.  На станции встретило все начальство и депутации,
пересели в маленький поезд и доехали до "Штандарта",  стоявшего в пор-
ту.  Приятно было попасть на свою милую яхту. В 10 час. была отслужена
обедня.  Завтракали в 12 ч.  Отправился в 3 часа на паров.  катере на:
"Ослябя",  "Орел",  "Бородино",  "Суворов" и "Имп.  Александр III".  С
предпоследнего  смотрел  на взрывы контр-мин.  Дул свежий NW и поэтому
волна ходила на рейде крупная и приставать было трудно. К вечеру стих-
ло.  В 8 ч. был обед всем адмиралам и командирам судов 2-й эскадры Ти-
хого океана, красиво стоявшей несколькими колоннами на рейде. Разгова-
ривал с ними на палубе, ночь была ясная, но прохладная.
   Маленькое "сокровище" было помещено в каютах Мама.  Через  одиннад-
   цать лет "маленькое "сокровище", наследник, начнет свой
первый дневник.  Об этом с улыбкой  напишет  Александра  Федоровна  на
фронт,  в Ставку,  государю, с улыбкой, потому что у Бэби нет времени,
он торопится и "днем описывает обед и отход ко сну". "Передай Алексею,
-  напишет в ответ отец,  - что я очень рад,  что он начал писать свой
дневник. Это научает ясно и кратко выражать свои мысли".
   Это очень существенное замечание. Стало быть, государь всерьез счи-
тал свой "Дневник", это приложение к камер-фурьерскому журналу, собра-
нием мыслей?! "Проснулся солнечным утром..." "На станции встретило все
начальство и депутации..." "Смотрел на взрывы  контр-мин..."  Понятно,
что в таком контексте даже тропарь "Спаси Господи" или "Господи, помо-
ги и спаси Россию!" кажутся мыслью оригинальной и неожиданной.
   Было бы наивно на основании одного лишь "Дневника" представить себе
жизнь русского императора этакой приятной жизнью дорогого гостя, о ко-
тором  все  заботятся,  стараются развлечь,  и на котором лежат только
легкие обязанности дружеских общений,  прогулок,  обедов и приемов. За
царя,  за право влиять на него,  вкладывать в него свои мысли,  делать
орудием в осуществлении своих желаний,  соперничало великое  множество
народа.  Плотно окруженный светской и свитской челядью,  многообразной
родней,  иностранными агентами, "Божьими людьми", ловкими авантюриста-
ми, он был раздираем на части, он постоянно стоял перед необходимостью
выбрать чью-то сторону и по возможности  предсказать,  как  это  будет
оценено  противоположной  стороной.  Но вся эта борьба "за него",  как
свидетельствует "Дневник", происходила "вне его", была элементом жизни
внешней. Это поразительно, если похвала в "Дневнике" редкость, то бра-
ни,  порицания, осуждения, резкости совсем нет! Жена честила неугодных
"скотами" и "мерзавцами",  судила о людях резко и безапелляционно.  Он
же,  зная,  что его слово казнит и милует, возвышает и низвергает, был
сдержан даже в личном "Дневнике".  Сдержан или неподвижен?  Иногда ка-
жется,  что привычка к перемещению в  пространстве,  эти  обязательные
ежедневные прогулки, заменяли внутреннее движение, внутренне он совер-
шенно неподвижен.  Человек-символ обречен на эту трагическую неподвиж-
ность.
   Идет война,  война складывается неудачно, но в ее сюжетосложении он
никак не участвует; да, его куда-то тянут, толкают, пугают, сулят, на-
дувают, он участвует в принятии ответственных решений, но в нем нет не
только азарта игрока, но и азарта болельщика. Он как король на шахмат-
ном поле, фигура главнейшая, но с очень короткой сферой активных дейс-
твий,  все обширное поле, простреливаемое из конца в конец любым "офи-
цером",  для него лишь пространство для созерцания борьбы за его жизнь
и благополучие.
   С Дальневосточного театра приходят трагические вести, царь начинает
догадываться, что ему, быть может, не говорят всей правды. Но мыслей о
том, почему положение складывается фHЖ?''-Hрсx bслей о том, что сле-
дует  предпринять  для изменения ситуации,  на страницах "Дневника" не
появляется. Мысли обо всем этом существуют как бы вне его, ему их при-
носят, он выбирает...
   Дневник императора.  1-го октября. Покров Пресвятой Богородицы. По-
   года была серая и прохладная. В 11 час. поехали к обедне. Завтракал
Андрей (деж.). Принял Мирского, гулял и в 6 час. принял Коковцева. Чи-
тал много. Обедал в спальне.
   Наступление наших войск к Лаояну было  остановлено  японцами;  наша
армия несколько отошла назад. Потери у нас по-видимому большие.
   Русские войска терпели,  пока еще только на суше, одно поражение за
другим в строгом соответствии с оборонительно-отступательной стратеги-
ей командующего Куропаткина.
   В многодневном сражении под Лаояном стойко дравшиеся русские войска
уже добыли победу,  но командовавший из  фанзы  полководец  не  мог  и
представить  и  вообразить такого чуда,  а потому и не помышлял о том,
чтобы пожать ее плоды.  Японская пехота под Лаояном была вдрызг истре-
пана,  конницы,  умеющей  отступление противника превратить в бегство,
японцы не имели,  резервы для решительного склонения чаши весов в нашу
пользу у Куропаткина были, и все-таки приказ был отдан на отступление.
   "Инициатива есть важнейшая добродетель полководца".  "Сосредоточен-
   ность сил - лучший залог победы". Все азы военного искусства, запи-
   санные в уставы и наставления, забы-
ты, как забыто и предупреждение Скобелева о том,  что Куропаткин, слу-
живший со Скобелевым и высоко им ценимый как штабист,  не годится  "на
первые  роли",  как человек,  не обладающий волей,  твердостью и реши-
мостью, необходимыми для осуществления задуманных операций.
   Не почерпнув  решительности и твердости в опыте генерала Скобелева,
Куропаткин вполне мог бы призанять недостающих  боевому  генералу  ка-
честв у более чем твердой Александры Федоровны,  обнаружившей в полной
мере,  правда на германской войне, способность управлять и войсками, и
министрами, и верховным главнокомандующим.
   А неожиданную твердость и решительность на японской войне обнаружи-
ла не Алиса Виктория Елена Луиза Беатриса,  а ее соплеменница Каролина
Мария Юзефа.
   Дед, едва отбив атаку командира полка и его наглого помощника,  был
вынужден открыть "второй фронт", и против кого?..
   Ст. Борзя.  Октябрь.  1-е ч.  1904 г. Дорогая деточка Кароля! После
   моего последнего письма к тебе я получил от тебя уже три пись-
ма, а сегодня получил и открытку.  Вижу, моя дорогая, как ты страдаешь
и терзаешься, какое тяжелое душевное состояние переживаешь.
   Если бы ты знала,  как горько и больно это знать! Но что же делать,
   милая? У тебя явилась мысль ехать сюда, и ты спра-
шиваешь меня, можно ли это сделать. Ты с нетерпением ждешь моего отве-
та и просишь ответить не умом,  а сердцем. Но я, милая Кароля, не могу
ответить только сердцем, я должен поэтому дать тебе два ответа.
   Я думаю,  тебе не нужны мои уверения в том,  что был бы  несказанно
рад видеть тебя,  обнять, расцеловать. Конечно твой приезд сюда дал бы
мне много счастья и хороших минут.  Я не хочу даже справляться о зако-
нах,  не хочу принимать во внимание то,  как к этому отнесется мое на-
чальство. Это для меня безразлично, и лично я не испугаюсь никаких для
себя неприятностей.  Но меня тревожит мысль о том, с чем для тебя, моя
дорогая,  сопряжена будет эта поездка.  Мне страшно подумать,  что  ты
должна  будешь  одна  ехать  такую даль и подвергаться в дороге всяким
случайностям;  страшно подумать,  что,  приехав сюда, ты должна будешь
жить  в  дурной и неудобной квартире во время здешних ужасных ветров и
морозов. Но главное, конечно, это неизвестность нашего положения. Ведь
мы все время держимся наготове к выступлению. Что же будет, если через
несколько дней после твоего приезда полк будет выступать в поход, а ты
должна будешь опять одна совершить обратное путешествие?  Ведь об этом
подумать ужасно.  Или еще хуже -  ты  приедешь  сюда  и  узнаешь,  что
два-три дня тому назад наш полк ушел.  Как ты будешь чувствовать себя,
дорогая, и что мне придется передумать и перечувствовать за твою судь-
бу?! Даже если бы ты и застала нас и могла бы здесь устроиться на вре-
мя стояния нашего полка,  то и тогда 15 дней в каждом месяце я  должен
буду  оставлять тебя тут одну в то время как сам буду в командировках.
А у меня эти командировки ежемесячные.  Мне противна мысль, что ты во-
лей-неволей должна будешь оставаться в обществе наших офицеров,  кото-
рые ничего не могут дать ни уму, ни сердцу. Сколько всяких других слу-
чайностей здесь в глуши может быть? Ну, не дай Бог, ты заболеешь? Ведь
я всю жизнь буду мучиться сознанием того,  что это моя вина.  А  здесь
даже лечиться не всегда есть чем. Наконец я знаю, что твои родители не
согласятся на эту поездку сюда, и значит мы оба должны будем совершен-
но испортить и с ними отношения.  Все это,  Кароля, так серьезно и так
грустно,  что я умом не могу согласиться на твою поездку.  Ты  знаешь,
дорогая,  что когда было легко сделать подобную вещь (напр. приехать в
Ольховатку), я сам просил тебя не раз к себе. Но теперь ехать за тыся-
чи верст быть может затем, чтобы даже не увидеться, нет смысла.
   Я понимаю,  как тебе тяжело и  мучительно  оставаться  дома.  Но  я
все-таки  более спокоен за тебя теперь,  чем когда ты будешь здесь.  Я
знаю,  что там ты окружена людьми, которые хотя и не понимают тебя, но
которые тебя любят и всегда в состоянии о тебе позаботиться.  А тут ты
ошибаешься в своем предположении успокоить себя и улучшить свое  наст-
роение.  Вряд ли тебе доставит удовольствие видеть меня в моем ужасном
состоянии от безделья.  А ведь с твоим  приездом  не  изменится  самое
главное в моем отвратительном положении, это отсутствие дела, что меня
убивает и повергает в самое гадкое расположение духа.  Я и тебя только
измучаю  своим  настроением,  когда  пройдут  первые  порывы радости и
счастья. Подумай, дорогая, милая Кароля, обо всем этом и поступай, как
хочешь.
   Если бы ты была уже моей женой,  я прямо сказал бы тебе "не  езди":
теперь же ты пока вполне свободна,  и я не хочу и не могу стеснять те-
бя.
   Я сказал все, что думаю и чувствую, постарайся, голубка, понять ме-
ня и не обижайся на меня.  Кстати,  мой совет:  поменьше слушать Марию
Егоровну и посерьезнее критиковать ее глупые речи.  Когда тебе не гро-
зила никакая опасность,  и ты,  и я обходились без советов Мар. Егор.,
теперь же, когда твой рассудок и даже чувство позволяют тебе рисковать
собой, тебя "укрепляет в твоих намерениях" Мария Егоровна! Я, конечно,
не могу сказать ей за это "спасибо".
   Ну, теперь поговорим о другом. Ты, конечно, читала уже приказ Куро-
паткина  о скором наступлении наших.  Отступление кончилось,  и теперь
наша очередь идти вперед.  Это очень радостное событие. Мы думаем все,
что  на  нашем полку это может отразиться двояко:  или и нас потребуют
туда,  когда начнется наступление, или же скоро после перехода русских
войск в наступление наш полк расформируют совсем,  разумеется, если на
нашей стороне будет успех.  И то, и другое приятно, конечно, последнее
более желательно. Я от души рад твоим успешным занятиям грамотой с Ду-
няшей и сердечно поздравляю и учительницу и ученицу.
   Завтра я  еду  в командировку - вероятно до Читы,  а по возвращении
оттуда, дней через 5, поеду снова по всей линии Забайкальской дороги.
   Жизнь у  нас становится все дороже и дороже,  все больше замечается
недостаток в самых необходимых вещах.  Даже табаку достать очень труд-
но.  Поэтому  я  обращаюсь к тебе с просьбой,  помня твое разрешение в
случае нужды обратиться к тебе.  Закажи в Москве набить тысячи три па-
пирос и пришли мне,  конечно, если это тебя не затруднит. Табак возьми
Асмолова (средний,  или лучше выше-средний сорт), не дороже 4-х рублей
и  не дешевле 2 р.  60 коп.  за фунт.  Гильзы NN 42 или 43,  с длинным
мундштуком и длинной куркой.  Если можно будет тебе  это  уладить,  то
сделай - я буду очень тебе благодарен. Пришли почтой.
   Недавно получил письмо от Алекс.  Мих.  Пишет о новостях в земстве;
много интересного, но мало приятного. Ей я еще не отвечал, на днях от-
вечу.
   Вероятно дня через 3-4 напишу тебе еще,  а сейчас ложусь спать, так
как уже 1 ч. ночи, а вставать к поезду нужно в 5 ч. утра.
   Я вполне здоров и благополучен. Страдаю, как и прочие, от безделья.
   До свидания,  мой милый ангел! Крепко и без конца целую тебя, обни-
   маю
и жму твою руку! Горячо тебя любящий твой Коля. Будь здорова, дорогая,
   верь, надейся и терпи! Странная война, странный полководец Куропат-
   кин, объявляющий на весь
божий свет  о  готовящемся наступлении,  странен и полковой врач,  уже
полгода варящийся в армейском котле,  а все еще предполагающий,  что в
войне есть правила,  вроде как во французской борьбе, сначала один на-
падает, потом другой, по очереди. "Теперь наша очередь идти вперед..."
Раз из этого не делается тайны, стало быть, это тоже "по правилам".
   Откуда было знать деду,  попавшему в казачий полк,  что конница,  в
которой у русских было над японцами полнейшее превосходство, оказалась
в русско-японской войне несостоятельной.
   Холмистая, пересеченная местность,  изобилующая сопками,  ущельями,
теснинами, разливающимися после дождей реками, - сама территория южной
Манчжурии, где развернулись главные события, была скверным театром для
выступления конницы,  зависящей более других родов оружия от характера
местности.
   А всем казалось,  что русская конница, стяжавшая славу на европейс-
ком театре,  просто уничтожит японскую кавалерию - и малочисленную,  и
слабую, и плохо обученную. Ничего подобного не случилось. Многочислен-
ные  русские  эскадроны  и сотни не оказали ощутимого влияния на исход
кампании.  Все это надо сказать хотя бы для того,  чтобы  судьба  3-го
Верхнеудинского  казачьего  полка не казалась исключительной.  Сначала
охрана дороги,  потом борьба с хунхузами,  полупартизанскими, полураз-
бойничьими шайками пособников японцев в Манчжурии.
   Наша кавалерия по большей части так  и  употреблялась,  для  охраны
коммуникаций и разведки.  Для кавалерии это,  конечно,  второстепенные
задачи.
   С одной  стороны,  японцы  всячески  уклонялись от конных сражений,
предпочитая пускать в дело винтовки,  а не прибегать к холодному  ору-
жию,  нравственное значение которого в бою огромно. Японцы охотно спе-
шивались и по сути были "ездящей пехотой", а не кавалерией в европейс-
ком  смысле.  Зато  все бойцы были поголовно грамотны и выказывали при
исполнении команд поразительную сноровистость.  А вот  наши  сибирские
казаки  при  храбрости  своей оказались малоспособны к самостоятельным
решительным действиям.  Регулярная конница была представлена на  русс-
ко-японской  войне только тремя драгунскими полками,  это восемнадцать
эскадронов, а двести семь сотен - это было казачье войско.
   "Пехоте, обладающей выдержкой,  нечего опасаться казаков", - писали
накануне войны в японских армейских наставлениях. И Куропаткин в своих
обращениях  к войскам в ходе боевых действий подтвердил справедливость
японской оценки казаков:  "Хоть наши разведывательные отряды достигают
силы в одну или даже несколько сотен,  их зачастую останавливает деся-
ток японских пехотинцев.  В таких  случаях  необходимо  спешиваться  и
прогнать  противника  огнем.  Будь у казаков более воинственного духа,
они атаковали бы противника в шашки".  Был у казаков воинственный дух,
был  он  даже  в полковом враче казачьего войска,  не хватало русскому
солдату,  поголовно неграмотному,  физически сильному и неутомимому  в
походе, осмысленной дисциплины, разумной храбрости и толковых команди-
ров.
   Вот в штыковом бою наши были молодцами.  Японцы, несмотря на их не-
сомненное презрение к смерти,  частенько при  одной  угрозе  штыкового
удара  отступали.  По  свидетельству очевидцев,  почти все трупы 1.300
японцев на Путиловской сопке под Шахе,  после ночной атаки 4  октября,
носили  следы  ранений,  нанесенных холодным оружием,  преимущественно
штыком.  О взятии штурмом сопки Путиловской  Куропаткин  доложит  царю
особым донесением,  а государь, потерь не считавший, наконец-то внесет
в "Дневник" долгожданные трофеи:  "при удачном штурме  сопки,  занятой
японцами,  было взято 11 их орудий и пулемет".  Надо думать,  примерно
такие же записи,  как и "военный вождь",  делали школьники, увлеченные
войной, - "было взято 11 их орудий..."
   Превосходство русских в рукопашном бою было неоспоримо, но решающе-
го значения в войнах ХХ века рукопашный бой уже не имел.
   Первого октября царь уже знал об очередном разгроме, а дед еще пре-
бывал  в  состоянии  воодушевления  в связи с приближающейся переменой
участи. Участь переменится, но еще не скоро.
   Начало октября  обрушило  на  государя множество забот и,  в первую
очередь,  связанных с назначением нового министра внутренних дел. Царь
хотел  назначить  симпатичного  ему Рыдзевского Н.  К.,  даже подписал
Указ,  но матушка царя, вдовствующая императрица Мария Федоровна, ска-
зала, что Рыдзевский Н. К. не будет министром, а министром должен быть
командир корпуса жандармов и заведующий  департаментом  полиции  князь
Святополк-Мирский П. Д. Государю пришлось Указ, о котором уже все зна-
ли,  переписать и поздравить князя Святополк-Мирского с высоким назна-
чением. Взгляды Святополк-Мирского и милого сердцу и уму государя Пле-
ве были едва ли не противоположны. Плеве, к радости царя, был убежден,
что  "всякая игра в конституцию должна быть в корне пресечена".  А все
представительные органы управления и земство,  в первую очередь,  в их
глазах и были "игрой в конституцию".  Святополк-же-Мирский,  напротив,
был убежден, что земские либералы не опасны для престола, и необходимо
считаться с нарождением "третьей силы",  и умеренные уступки в области
веротерпимости, расширения свободы печати и прав земства вполне насущ-
ны.  Государь выслушал планы нового министра и со всем согласился,  но
назначение это было всего лишь жестом вежливости и сыновней преданнос-
ти  Мама,  а  не изменением убеждений.  Понимал это царь,  догадывался
Мирский, недоумевали все вокруг, но, главное, Мама была довольна: "По-
езжайте к матушке,  обрадуйте ее", - дал государь первое поручение ми-
нистру.
   Вот так  откровенно,  на  глазах у всех переплетается частная жизнь
семьи, отношения мамы и сына с жизнью обширнейшей державы, попавшей им
под руку.  Когда на следующей войне государю и государыне случится не-
надолго расстаться,  они и разлуку свою почтут событием  государствен-
ным.
   "Ты очень верно выразилась в одном из своих  последних  писем,  что
наша  разлука  является  нашей собственной личной жертвой,  которую мы
приносим нашей стране в это тяжелое время.  И эта мысль облегчает  мне
ее переносить. Ники. 4.01.1916."
   У деда с бабушкой хватило вкуса и ума не смотреть на  свою  разлуку
столь торжественно и не объявлять ее ценностью, достойной поднесения в
дар отечеству.
   Что-то мы отвлеклись.  Все войны,  войны, а жизнь берет свое. Война
   войной,  а на охоту ехать надо.  В начале октября государь много  и
   счастливо охотился, и не только на
ворон, хотя 6 октября "долго гулял и убил три вороны",  а 10  октября,
проводив Аликс домой, "продолжал прогулку и убил пять ворон", но глав-
ные события развернулись 7 октября.
   Дневник императора.  7-го октября.  Четверг. В 9 час. отправился на
   охоту за Гатчино к Елисаветинской даче. Знако-
мые круги по облавам в 1895 г.  Со мною поехали д. Алексей, т. Михень,
Ники,  Борис, Фредерикс, кн. Г. С. Голицын, Гессе, Гирш. Погода стояла
отличная,  тихая,  без солнца. Завтракали в новом домике. Всего убито:
490 штук.  Мною:  10 тетеревей, рябчик, куропатка, 2 русака и 45 беля-
ков,  вальдш., всего - 60. Очень наслаждался этим днем, проведенным на
свежем воздухе.  Вернулся в Царское в 6 1/4.  Принял доклад Будберга и
читал до 8 час.
   Получил известие со Скачека,  что эскадра  благополучно  прошла  из
Каттегата.
   Государю нравилось,  что вице-адмирал Рожественский,  которому были
вручены  двенадцать  броненосцев,  девять крейсеров и девять эсминцев,
был сторонником разгрома противника не в затяжной тактической  борьбе,
а в генеральном сражении, разом. Царь положился на отважного адмирала,
и,  естественно, на господа Бога: "Благослови путь ее, Господи, дай ей
придти  целою  к месту назначения и там выполнить ее тяжелую задачу на
благо и пользу России!" После записи в "Дневнике" этой молитвы о  бла-
гополучии  2-й  Тихоокеанской  эскадры рукой государя пририсован сбоку
крестик, для верности. Почему наш царь думал, что японский бог оставит
своих подопечных, если они, тоже сторонники генерального сражения, и к
этому сражению подготовят  сорок  крейсеров  против  наших  девяти  да
шестьдесят три миноносца тоже против нашей девятки.  И хотя по тяжелым
орудиям на броненосцах было примерное равенство, но наша эскадра могла
делать только 134 выстрела в минуту, а японцы успевали за это же время
выстрелить 360 раз.  Не мудрено,  что наш  флагман,  новейшая  громада
"Князь Суворов", через тридцать минут после начала печально известного
побоища был выведен из строя и вскоре отправлен на дно.  Как же  гото-
вившийся к генеральному сражению флотоводец,  потеряв в первый же день
сражения больше половины эскадры,  не сумел утопить ни одного (!),  ни
единого корабля противника, уму непостижимо. И дрались наши моряки от-
чаянно, до последнего снаряда, до последней действующей пушки, с тону-
щих уже кораблей продолжали стрелять, ничто не помогло, ни молитва ца-
ря, ни отвага раненого и сдавшегося в плен адмирала, ничто...
   Но до этих бед еще почти полгода,  а пока дед держит оборону против
готовящейся к решительным поступкам бабушки.  Был ли во все войны хоть
один обороняющийся, так томительно мечтавший о поражении?!
   Ст. Борзя. Октября 6-го дня. 1904 г. Дорогая голубка Кароля! Сегод-
   ня уже два дня, как я возвратился из командировки; до Читы я не
доехал, так как не представилось надобности везти туда больного офице-
ра,  к которому я был командирован. Через несколько дней ожидаю коман-
дировки сначала в Манчжурию, а потом до оз. Байкал. Здесь на Борзе пе-
ремен никаких нет.
   Надеюсь, дорогая моя,  ты не  очень  огорчена  моим  предшествующим
письмом,  и когда сама хорошенько пообдумаешь все,  о чем я писал,  ты
согласишься со мною.  Ведь мне, милая моя Кароля, тоже нелегко и неве-
село тут сидеть и так долго тебя не видеть.  Но что же делать?  Прихо-
дится покориться судьбе и ждать того времени, когда мы будем в состоя-
нии вместе поехать в Ольховатку и устроить нашу жизнь так,  как мы за-
хотим. Я с таким нетерпением ожидаю этого времени!
   Недавно я получил письмо от Марьи. Она очень благодарит меня за мой
ответ на ее первое письмо;  пишет,  что живет теперь у врача Орлова  в
Суджанском уезде,  но по получении моего письма приехала в Ольховатку,
чтобы оттуда написать мне ответ.  Вместе с ней пишет,  как и в  первом
письме, сторож Василий и смотритель оей милой, дорогой Кароле!
   Мои отношения с командиром полка порядочно испортились после  исто-
рии с моим заключением по поводу того судебного дела, о котором я тебе
писал. Впрочем, это меня ничуть не огорчает. Казака оправдали.
   Пиши мне  больше  о себе.  Чем подробнее будешь писать,  тем больше
удовольствия мне доставишь.  А потому не смущайся такими мелочами, ко-
торые заставляют тебя думать и раскаиваться в сообщении о них мне, пи-
ши обо всем.
   Крепко тебя  целую,  моя дорогая,  жму твою руку и желаю здоровья и
благополучия!
   Горячо любящий тебя Н.  Кураев. Я вполне здоров и благополучен. Ба-
   бушка, так же как и Александра Федоровна, пыталась ввести в практи-
ку переписки  нумерацию писем,  но ни царице,  ни Кароле Васильевне не
удалось приучить своих мужей к этой простой и полезной  вещи.  Как  не
вспомнить тут горькие слова Александры Федоровны,  хотя и обижавшейся,
когда ее за спиной звали "немкой",  но и цену славянам знавшей: "Когда
же,  наконец, водворится порядок, которого нашей бедной стране не хва-
тает во всех отношениях и который чужд славянской натуре?"
   Это все оттяжки,  отговорки... Пришла пора предъявить письмо, к ко-
   торому долго и безуспешно пытался
найти слова предуведомления...  ничего не вышло... когда я держу его в
руках,  мне  кажется,  что  чувствую  пульс  сердца,  сообщившего  мне
жизнь...  и сообщившего смысл не только тем временам,  прошедшим,  но,
может быть, и тем, которые когда-нибудь да наступят...
   Наверное, и эти слова лишние,  скорее всего, лишние, это от страха,
что письмо,  ушедшее со станции Борзя Забайкальской железной дороги  8
октября по старому стилю 1904 года, не найдет завтра адресата.
   Это единственное из военных писем, где дедушка обращается так сдер-
жанно, почти сухо - "Дорогая Кароля!"...
   Ст. Борзя.  Октябрь,  8 ч.  1904 г.  Дорогая Кароля! Сейчас получил
   твое письмо за щ 76, в котором ты решительно настаива-
ешь на своей поездке сюда.  Если мое первое письмо не повлияло на твое
решение, то добавлю к нему кое-что еще в ответ на твое письмо за щ 76.
   Ты, деточка, жестоко ошибаешься, думая, что приехав сюда можешь об-
венчаться  со мной.  Неужели,  Кароля,  ты допускаешь серьезно мысль о
том,  что я могу со спокойным сердцем связать твою судьбу с  моею  при
таких  неблагоприятных  условиях?  Неужели в самом деле можно серьезно
думать о свадьбе почти на театре войны? Я не знаю, действительно ли ты
не можешь думать иначе о своем намерении или не хочешь. Нельзя же, до-
рогая, очертя голову, делать такой шаг. Разумеется, ты можешь думать и
говорить  что  угодно  относительно того,  что никогда и ни за кого не
выйдешь замуж кроме меня, но ведь я-то не имею нравственного права же-
ниться и каждую минуту ждать похода на войну. Где же и с кем и с чем я
оставлю тебя здесь,  если, допустим, все произойдет так, как ты сейчас
хочешь, и если мне суждено будет двинуться с полком дальше?
   Верю твоим стремлениям, понимаю твои желания и сам испытываю все то
же, что и ты, но никогда не соглашусь на такое безрассудство, на кото-
рое ты уже готова.  Легко говорить,  что ты в случае  движения  нашего
полка  можешь устроиться на Дальнем Востоке как сестра милосердия,  но
делать это здесь будет поздно,  да и невероятно трудно. Это легко сде-
лать может быть в Москве и оттуда уже ехать как сестра милосердия,  но
искать на войне или в Сибири пристанища в Красном Кресте более трудно,
чем это кажется.
   Ну и подумай теперь, очень ли радостна и приятна будет наша свадьба
здесь при полном тревожных ожиданий положении.  По крайней мере я буду
испытывать больше страданий и мучений,  чем радости и удовольствия, от
сознания того,  что каждую минуту должен буду готовиться к тому, чтобы
бросить тебя здесь,  в дебрях Забайкалья, на произвол судьбы, без вся-
ких средств и без людей,  которые могли бы помочь тебе.  Ты же, я уве-
рен,  сама бы скоро поняла, что ошиблась в своих расчетах на радостное
и  спокойное житье здесь возле меня.  Нет,  дорогая,  твой приезд сюда
принес бы обоим нам больше мучений и  страданий,  чем  мы  сами  можем
предполагать это теперь.  А ты,  Кароля, с таким легким сердцем хочешь
идти на эти страдания.  Но ведь нужно же сколько-нибудь серьезно поду-
мать обо всем этом; это же не то же, что поехать из Ивановского в Пав-
ловское и в случае неудачи вернуться на тех же лошадях обратно.
   Конечно, нет  смысла указывать тебе на другие трудности и опасности
твоего путешествия. Они хоть и имеют значение, но второстепенны. А ес-
ли ты так поверхностно смотришь на главное,  то на мелочи, разумеется,
не захочешь обращать внимание.
   Итак, дорогая, насколько ты категорично заявляешь о своем намерении
ехать,  настолько категорически я против этого.  Повторяю, что насило-
вать твою волю не хочу,  но предупреждаю, что, если ты хочешь вовсе не
считаться с моим мнением и решишь ехать,  то выброси из головы хотя бы
самую  безрассудную  мысль о свадьбе здесь.  А потому и не заботься об
обручальных кольцах и прочей ерунде.  А лучше всего  побереги  деньги,
которые ты должна будешь истратить на поездку сюда. Нам они могут при-
годиться несколько позже, и из них мы можем сделать упоительнейшее, во
всех отношениях приятное и полезное, путешествие.
   Не думаю,  чтобы твои родители согласились на твою поездку, но если
бы это случилось,  то я всецело буду винить их в том, что они не разъ-
яснили тебе со своей стороны всю трудность и бесполезность задуманного
тобою.
   Не могу обойти молчанием твои следующие строки: "сейчас бы я к тебе
приехала  страстно  влюбленной,  жаждущей  необходимого...  Но если мы
встретимся только по окончании войны,  тогда,  быть может,  ты во  мне
найдешь одни перегоревшие желания,  меня,  теперь стремящуюся к жизни,
изнуренной".  Насколько я верю в первую часть написанного тобою,  нас-
только  же  не допускаю второй.  Я уверен,  что и по окончании войны я
встречу дорогую мою Каролю любящей меня,  ждущей меня и так же "жажду-
щей необходимого",  как и я.  Но тогда наша радость будет полной, сво-
бодной,  не омраченной тревожными ожиданиями и беспокойными мыслями, и
потому удовлетворение будет полное, желаемое. Здесь же мы будем хоть и
вместе,  но по-прежнему должны будем - беру твои выражения - "оба  бо-
леть  душой"  "напрасно  (и  добавлю - мучительно) переживать жажду" и
"держать себя в невозможных оковах". Какого же счастья, какого же спо-
койствия ты ждешь от этого,  милая моя,  дорогая Кароля?! И неужели ты
думаешь,  что я отказался бы от этого высокого счастья обладать  тобою
уже теперь, если бы был уверен в возможности этого счастья здесь? Ведь
я,  Кароля, страдаю и страдаю не меньше, чем ты, а может быть, и боль-
ше.  Но верю,  что страдать и ждать остается недолго! Ну довольно. Мое
мнение по возбужденному тобою вопросу ты знаешь,  и если не захочешь с
ним считаться - воля твоя.
   Но понимаешь ли ты,  дорогая,  как мне больно писать тебе все  это.
   Милая,  славная любящая девушка пишет мне,  что она страстно рвется
   ко
мне, невзирая ни на что,  страстно желает меня, а я должен отвечать ей
- нет,  не езди! Я должен это ей ответить, так как сам горячо люблю ее
и не могу подумать о тех несчастьях и разочарованиях, которые могут ее
здесь ожидать. Как больно и мучительно писать такой ответ!!
   Пойми меня,  дорогая, и прости!.. Ты можешь быть уверена, что, если
   захочешь, то будешь женою врача Ку-
раева, но врача земского; женою же военного врача Кураева ты не должна
быть,  этот последний не просил твоей руки и не предлагал своей. Может
это  случиться  только при одном условии:  если по окончании войны мне
суждено будет остаться военным врачом. Но, надеюсь, этого не будет.
   Можешь быть, дорогая Кароля, вполне спокойна за мои чувства к тебе,
и знай,  что это неприятное для тебя письмо тебе пишет горячо тебя лю-
бящий, давно тебя ждущий и желающий твой Коля.
   От души желаю тебе душевного мира и покоя,  полного здоровья и бла-
гополучия!
   Весь твой Н. Кураев. Все открыто, все названо своими именами, ника-
   ких подразумеваний, ута-
иваний. Разговор равных.  Разговор внутренне свободных людей, обречен-
   ных на
неволю. Если свободу увязать с "осознанной"  необходимостью,  если  ее
   достиже-
ние может быть лишь результатом недюжинной работы ума, то уж очень су-
жается круг людей, имеющих шансы вкусить от этого блага.
   Древние выстроили триаду:  Бог - Дух.  Бог - Любовь. Бог - Свобода.
   "Две величины,  порознь равные третьей, равны между собой". О какой
   свободе можно говорить вне одухотворенности, и о какой любви
вне свободы.  Именно в любви,  где в основе лежит,  быть может,  самое
   эгоистическое
чувство, жажда  обладания,  одухотворенность возвышает до полного тор-
жества над эгоизмом, и в этом утверждение истинно человеческого и иск-
лючительно  человеческого  - способности думать о другом,  чувствовать
его боль, желать ему блага. Отнимите эту способность у людей и получи-
те смышленое, проворное, изобретательное и жестокое животное...
   "Ну, а что-нибудь новенькое!.." А стать человеком - это и есть  но-
   венькое, для каждого отдельного че-
ловека эта работа начинается с пробуждения и заканчивается  только  во
сне,  и ни на кого ее не переложить,  и никогда нельзя посчитать окон-
ченной.
   Насаждается культ абсурда, благословляется и насаждается под разны-
ми видами свинство и скотство, потому что быть человеком и жить по-че-
ловечески,  да еще с утра до вечера, да еще и каждый день - работа не-
посильная.
   Нехитрым маневром  жизнь  порядочная  объявляется  чем-то музейным,
коллекционным,  исключительным.  А вот в лексиконе деда и в  лексиконе
царя слово порядочный встречается весьма часто,  и вещи,  обозначенные
этим словом,  вовсе не претендуют на исключительность: "порядочная ло-
шадка",  "порядочная квартирка",  "порядочная погода"... пригодные для
жизни, не больше.
   Вот перед нами свидетельство жизни порядочных людей, людей вовсе не
исключительных,  не из ряда вон выходящих академиков или схимников,  -
земский врач да домашняя учительница без прав и привилегий,  эка неви-
даль!  И унаследовали они,  по сути, лишь то, что доступно любому гра-
мотному человеку,  - человеческую культуру,  именно человеческую, сде-
лавшую их удивительно богатыми и до зависти свободными.
   Ст. Борзя. Октября 20 дня. 1904 г. Дорогая голубка Кароля! Получила
   ли ты мои письма и телеграмму, которую я послал в Ивановс-
кое? Что-то ты мне ответишь?  Я,  дорогая моя,  только сегодня встал с
   постели, три дня провалялся
больной; очевидно была инфлюэнца,  которая к счастью скоро прошла; те-
перь остается небольшая слабость.
   Вчера мимо нас проехал Наместник Алексеев. Проезжал он поздно вече-
ром и сам из вагона не выходил.  Наши офицеры разговаривали с его адъ-
ютантом,  и последний сообщил им, что к рождеству казачьи полки второй
очереди (т.е.  2-й Верхнеудинский, 2-й Нерчинский, 2-й Аргунский и 2-й
Читинский),  которые теперь на войне, будут расформированы, а наш полк
пойдет на укомплектование армии. Таким образом, на основании достовер-
ных источников можно предполагать, что в Декабре мы отправимся на вой-
ну,  и вероятно там придется встречать новый Год.  Все очень  довольны
тем, что Алексеев отозван в Петербург, т.к. он очень мешал Куропаткину
и портил дело. Наши дела гораздо лучше теперь. Говорят только о страш-
ном переутомлении войск.
   Вот видишь,  дорогая Кароля, какие тревожные вести относительно на-
шего положения приходится то и дело выслушивать. Ну зачем же тебе, ми-
лая,  ехать сюда? Затем только, чтобы еще больше расстроить и без того
уже расстроенные нервы? Нет, Кароля, не стоит этого делать.
   Если же тебе так невыносимо тяжело дома,  отчего бы тебе не поехать
напр. в Петербург к Эльзе, поразвлечься там? Я думаю, ты бы стала луч-
ше себя чувствовать.
   Когда будешь  в Москве - передай мой привет сердечный Марии Дмитри-
евне. Почему ты так мало о ней написала? Как она себя чувствует? Каки-
ми мыслями с тобой поделилась?
   На днях я опять крупно поговорил с нашим  командиром,  и  мы  снова
сцепились.  Он опять оказался не прав, но ни за что не хотел сознаться
в своей неправоте, хотя я ему это очень ясно доказал ссылкой на статьи
закона.  Ты не думай, дорогая, что я намеренно ищу ссор с командиром -
этого нет.  Но я ужасно возмущаюсь и волнуюсь всем тем, что мне прихо-
дится видеть и переживать.  Ах, какие это ужасные люди! Я все расскажу
тебе, моя дорогая Кароля, когда наконец вырвусь отсюда к тебе.
   Недавно сделал себе опять прививку оспы,  так как у нас в полку за-
болел казак натуральной оспой. Интересно, что заболел казак, у которо-
го прежде была привита оспа в этом году весной, когда всем в полку де-
лались прививки,  ему тоже была привита и принялась - и однако заболел
и в тяжелой форме.
   Ну пока до свидания!  Крепко,  крепко тебя целую,  дорогая, и желаю
здоровья и всего лучшего! Жму твою руку!
   Весь твой Н. Кураев. Повсюду росло недовольство войной, мобилизация
   дополнительных войск
шла с трудом,  кружившие повсюду толки и слухи то здесь,  то там пере-
растали в беспорядки. Напряжение нарастало день ото дня. А тут еще эс-
кадра Рожественского обстреляла в Северном море ночью  английские  ры-
бацкие суда,  приняв их за японские миноносцы.  Скандал поднялся ужас-
ный. Английской родне наших царя и царицы, щедро финансировавших япон-
цев в их войне против нас, скандал был очень на руку. В обществе заго-
ворили о возможности военного столкновения с Англией,  что было бы для
России уж совсем некстати! И все это как раз в разгар охотничьей поры.
21 октября,  один из самых напряженных дней, государь провел на охоте.
Гонцы скакали к нему с телеграммами, рыскали по пороше, сновали по бо-
лотам и возвращались ни с чем.  Два дела разом государь делать не  лю-
бил.
   Дневник императора. 21-е октября. Четверг. Проснулся в 7 час. ясным
   морозным утром и со снегом. В 8 час. отпра-
вился на облаву под Петергофом.  Взяли загоны от жел.  дор. к Марьино,
где утопали в болоте. Завтракали у д. Ольгино в палатке и оттуда дошли
загонами за дорогу из Бабигона в Настолово.  Погода сделалась серая  и
задул  свежий  ветер.  В 6 1/2 вернулся в Царское.  Всего убито:  511.
Мною: 6 фазанов, 5 тетеревей, сова, 3 русака и 35 беляков - итого: 50.
   Усиленно занимался.  Обедали  и вечер провели вдвоем.  Стрелял царь
   значительно лучше, чем его эскадра. Трудно поверить, что
наши моряки  в ночной стрельбе в открытом море могли нанести кому-либо
урон,  разве что по чистой случайности. Если через семь месяцев похода
и тренировок,  хотя и очень редких, наша эскадра в первый день Цусимс-
кого побоища не смогла потопить ни одного японского корабля,  паля  из
всех  орудий,  и  только на второй день остатки эскадры в разрозненных
стычках сумели-таки угробить несколько небольших кораблей,  то о какой
стрельбе могла идти речь в четырех днях пути от Ревеля!..
   К слову сказать, японская эскадра, свободная после падения Порт-Ар-
тура от морских беспокойств,  в течение полугода, поджидая эскадру Ро-
жественского,  в порядке тренировки расстреляла по пять  боекомплектов
на каждое орудие, после чего поменяли стволы на новые.
   Шумный инцидент,  обошедшийся казне в 67  тысяч  фунтов  стерлингов
штрафа, был преподнесен народу как подвиг.
   Дневник императора.  23-го октября.  Суббота. Утром успел погулять.
   Погода была ясная. Имел три доклада. После
завтрака принял Кладо (Н.  Л. Кладо - морской офицер, военный историк,
проф.  Морской  академии,  писавший о русском военно-морском флоте под
псевдонимом "Прибой".), который вернулся из Виго, прямо от Рожественс-
кого;  он был на "Суворове" в знаменитую ночь атаки неизвестными мино-
носцами в Немецком море.  Обедали и провели (вечер) Милица, Николаша и
Петюша.
   Уже в январе 1905 года в Москве вышла книга "Великие подвиги эскад-
ры вице-адмирала Рожественского".  Книга небольшая, восемь страниц, на
одной портрет вице-адмирала в полной форме в рост, на двух других сти-
хотворение, на остальных описание подвига, к сожалению, только одного.
На последних двух страницах напечатана телеграмма,  полученная Главным
морским  штабом от своего недавнего начальника,  сочинившего поход 2-й
Тихоокеанской эскадры,  а теперь его и возглавившего. К сведению всего
света,  Рожественский сообщал о том,  что любая попытка приблизиться к
нашей эскадре неизвестных или враждебных кораблей будет сурово  пресе-
каться.
   Поскольку книга,  хранящаяся в библиотеке Академии Наук, имела свои
листы  неразрезанными по истечении девяноста лет со дня выхода в свет,
можно предположить,  что стихи,  посвященные важному  случаю,  широкой
публике неизвестны.
   От берегов родного Петрограда,  Где для Руси взошла побед  заря,  В
   далекий путь могучая Армада Снаряжена велением Царя. Ее послал Рос-
   сии вождь Державный На страх врагам за тридевять морей,  Чтоб поло-
   жить  конец  борьбе  неравной И поддержать своих богатырей.  Святая
   Русь в тревоге и волненье Не сводит глаз с родимых кораблей  -  Ко-
   варный  враг  сулит  им истребленье Из-за угла чужих морей.  Но жив
   Господь,  и за грехи карая, Не до конца Он отступил от нас, Не уда-
   лась  врагам засада злая,  И от беды Творец Отчизну спас.  И в час,
   когда великое сраженье До самых недр взволнует океан,  Да ниспошлет
   Всевышний  одоленье Над тьмой врагов Армаде Россиян.  Конец октября
   император провел в пути, объезжая войска, представляв-
шиеся "блестяще, несмотря на отчаянную погоду - холод, дождь и ветер".
Впечатление от войск сильное,  в "Дневнике" следует перечисление  всех
представленных  на  смотр и выставленных в караул частей,  поименованы
все дивизии, полки, бригады, батальоны, артиллерийские батареи и диви-
зионы,  и все пестрит пометками: "Великолепный смотр", "Войска нашел в
блестящем виде, лошади хорошие", "Отлично представились" и т.п.
   В жизни деда события,  глубоко затрагивавшие его душу,  происходили
не столь шумно, не столь эффектно и многолюдно.
   Ушла в  монастырь  Мария Дмитриевна Горчакова,  духовная наставница
Кароли Васильевны, человек, оказавший на нее огромное влияние, душевно
ей близкий...
   Зная о независимом нраве деда,  о готовности даже на войне  отстаи-
вать  закон  и справедливость,  нет оснований ставить под сомнение его
смелость или предполагать душевную слабость, а стало быть, вовсе не от
слабости  он  хочет сознавать,  что рядом живут люди,  чья жизнь может
быть примером чистоты и самоотверженности.  И люди эти  считаны  не  с
икон, не из книг, они живут... жили рядом.
   В домашнем альбоме есть фотография Марии  Дмитриевны  в  монашеском
облачении,  стало быть,  она на ней уже и не Мария,  но есть и другая:
Мария Дмитриевна в светской одежде, стройная, рослая, красивая молодая
женщина,  ее  строгое  одухотворенное  лицо исполнено сосредоточенного
внимания.  На карточке рукой деда записано:  "Получено  в  Куанчендзы.
8.01.1905".  (Получено в субботу,  назавтра - воскресенье, 9 января, в
Санкт-Петербурге десятки тысяч граждан с хоругвями и песнопениями дви-
нутся к царю выпрашивать справедливость как милость.) На обратной сто-
роне бабушкиной рукой:  "Моему хорошему  Коле  на  память.  15  ноября
1904".  И здесь же адрес монастыря,  куда мог бы дед написать: "Радог-
ницкий ж. монастырь, Люблинской губ., Замостского у."
   Дед не просил этой карточки, но за присланное благодарен. А пока на
   дворе все еще октябрь.  Ст. Борзя. Октябрь 24. 1904. Дорогая, милая
   Кароля!  Сегодня получил твое письмо.  Глубоко благодарен тебе, что
   написала
мне подробно  о  Марии  Дмитриевне.  Мне ее очень,  очень жаль бедную!
Весьма удивлен ее решением поступить в  Монастырь.  Во  всяком  случае
страшно  бы  хотелось с ней побеседовать об этом ее решении.  Зачем Вы
все,  ее хорошие подруги,  отпускаете ее от себя? Такие люди, как она,
нужны нам,  нужны тем, кто живет в мире: они нас поддерживают и укреп-
ляют в трудную минуту.  Мне страшно жаль и обидно за тех, кто лишается
Марии Дмитриевны... Ну, дорогая моя, как-то ты чувствуешь себя? Прими-
рилась ли с моим ответом,  неудовлетворившим тебя? Простишь ли мне это
и поймешь ли меня?  Ведь и отрицательный ответ,  моя милая, я давал не
только умом.  В этом отрицательном ответе говорит  столько  же  и  мое
сердце, сколько и ум. Мне самому больно и жаль так отвечать тебе, но я
не могу иначе ни думать,  ни чувствовать.  Тебе хороший совет дал свя-
щенник  и Мария Дмитриевна - примириться с моим ответом.  Но,  если бы
они знали,  чему ты подвергаешь себя, собираясь сюда, если бы они зна-
ли,  что за жизнь предстоит тебе здесь, я думаю, оба они, не задумыва-
ясь,  отклонили бы твое намерение. Если будешь писать Марии Дмитриевне
- то напиши ей мое большое сердечное спасибо,  мое горячее,  искреннее
пожелание ей всего, всего лучшего и главное, мира душевного и спокойс-
твия духовного.
   Ты видишь, деточка, я оч. тороплюсь писать. Прошу простить мои неб-
режности. Опять уезжаю в командировку. Проезжу вероятно с полмесяца.
   Чувствую себя здоровым и вполне благополучным. Ради Бога пиши о се-
бе и обо всем. Вероятно завтра или послезавтра, напишу еще.
   Крепко тебя,  дорогая, целую, сердечно приветствую и жму твою руку!
   Весь твой Н. Кураев. Трудно сказать, любил ли государь воевать, по-
   хоже, что нрава он был
все-таки не воинственного,  судя по тому, как он ответил в конце царс-
твования на бесконечные призывы жены ("заставь их дрожать перед  твоей
волей и твердостью...", "будь тверд и покажи железную волю...", "когда
ж ты наконец ударишь кулаком по столу",  "заставь всех  дрожать  перед
тобой", "если бы твои министры тебя боялись...", "будь более строг..."
и т.п.), ответил государь, хоть и не сразу, только 23 февраля 1917 го-
да, но ответил, по-моему, славно: "Ты пишешь о том, чтобы быть твердым
повелителем, это совершенно верно. Будь уверена, я не забываю, но вов-
се не нужно ежеминутно огрызаться на людей направо и налево. Спокойно-
го резкого замечания или ответа  очень  часто  совершенно  достаточно,
чтобы  указать тому или другому его место".  К сожалению,  "спокойного
резкого замечания" оказалось недостаточно, чтобы указать место госуда-
рыне,  почитавшей  своим долгом "помогать царю",  и дававшей советы на
все случаи жизни,  советы, неотличимые от указаний. Иные из них, впро-
чем,  государь принимал благосклонно.  Настоятельные советы государыни
показывать себя войскам царь принимал с большой охотой,  поскольку ар-
гументы государыни были неотразимыми: "Осчастливь войска своим дорогим
присутствием,  умоляю тебя их именем - дай им подъем духа,  покажи им,
за кого они сражаются и умирают... Десятки тысяч никогда тебя не вида-
ли и жаждут одного взгляда твоих прекрасных чистых глаз..."
   Дневник императора. 30-го октября. Суббота. С утра шел сильный снег
   и слегка таяло. Не доезжая Витебска, на плат-
форме была  встреча от города и уезда и почетный караул от 49-го драг.
Архангелогородского полка. Сел тут же на лошадь и поехал к месту пара-
да 41-й пех. дивизии. Отлично представились: 161-й Александропольский,
162-й Ахалцыхский, 163-й Ленкоранский и 164-й Закатальский полки. Бла-
гословил их и,  простившись с ними,  вернулся в поезд. В 12 1/4 трону-
лись в обратный путь.  В Двинске встретились с Сергеем, кот. проехал с
нами до след. станции и обедал в поезде.
   Дед тоже провел конец октября в дороге и смотрах, смотрел он, прав-
да,  не парады, не выправку, не рубку лозы повзводно, а отхожие места,
кухни, бани, санитарное состояние помещений для личного состава, поря-
док в хранении продуктов и лекарств. Мысли же его при этом были заняты
не громким инцидентом в Немецком море и даже не огорчительным во  всех
смыслах  конфликтом  с собственным командиром полка.  Больше всего его
тревожило,  как будут прочитаны и поняты его  милой  голубкой  Каролей
письма, воспрещающие ей приезд сюда для подвига и любви.
   ...После энергичных,  решительных строк последних писем -  страшная
усталость,  тревожное ожидание,  непривычная сдержанность и разговор о
какой-то тужурке...
   Ст. Листвяная.  Октябрь 31 ч.  1904.  Дорогая голубка Кароля! Перед
   отъездом в командировку из Борзи написать тебе не удалось. Пишу те-
   перь,  когда со ст. Листвяная отправляемся обратно в Борзю. До Бай-
   кала доехали благополучно и очень удобно. Впрочем, до Читы ехал
с большим неудовольствием,  так как пришлось сидеть в одном купе с ко-
мандиром нашего полка.  Он впрочем был со мной весьма  любезен,  но  я
старался  как  можно  меньше  говорить с ним и вообще обращать на него
внимание, больше занимался чтением. Здесь, в Листвяной, провел время с
4-х часов утра и до сего момента у офицера нашего полка.  Время провел
не весело, но довольно приятно, выпивали с ним и "разговоры разговари-
вали". Теперь уже 11 1/2 ч. ночи, но ждать отправления поезда придется
по-видимому до утра,  так что я рано забрался на вокзал и сидеть здесь
будет скучно.
   Ну как ты там поживаешь,  моя дорогая,  славная деточка?  Теперь ты
уже  получила конечно все мои неприятные для тебя письма,  и что-то ты
мне ответишь. Этот ответ вероятно уже ждет меня в Борзе. Милая Кароля,
не  думай,  что у меня было желание огорчить тебя.  Если же это случи-
лось, то поверь, что мне страшно больно и тяжело сознавать это.
   Сообщи мне,  Кароля, о своем здоровье и самочувствии. Знаю, дорогая
моя,  что ты через три дня именинница, но я со своим поздравлением за-
поздал. Ты получишь это письмо уже много спустя после 4-го Ноября. Все
же от души тебя поздравляю с днем Ангела и сердечно желаю  здоровья  и
душевного спокойствия.
   Я вполне здоров и благополучен. На обратном пути в Борзю я останов-
   люсь на 2 суток в Чите, чтобы зака-
зать себе сюртук.  Думал, что одной тужурки хватит на все время войны,
однако,  оказывается нужно сделать свежую одежду.  Впрочем,  эта проза
вряд ли может тебя интересовать - ты уж прости,  дорогая, что я болтаю
тебе о такой чепухе.
   Передай мой сердечный привет твоим родителям.  Кланяйся  Ивановцам.
   Весь твой Н.  Кураев. Если соберешься ехать в Петербург, то извести
   об этом и сообщи свой
адрес. Дураков вообще-то нет, есть просто люди не на своем месте. Царь
   наш
был страшен не злобой,  а глупостью, порождавшей бедствия, и малодуши-
ем, оборачивавшимся для подданных жестокостью.
   В огромных  государствах  да при сложном хозяйстве и малая глупость
часто оплачивается страшной ценой.
   Был бы Николай Александрович Романов, ну, если уж не кассиром в ти-
хой бане,  то хотя бы самодержцем в какой-нибудь солнечной  Помидории,
ну  посеяли  бы там вместо кабачков тыкву,  ну выросла бы вместо тыквы
редиска,  худо, конечно, но не катастрофа. А в России все такое огром-
ное, если где неурожай, так тут же и голод, если где эпидемия, так там
и мор. Послали было эскадру во Владивосток морем, а снаряды для трени-
ровочных стрельб отправили посуху, по железной дороге, вроде так быст-
рей будет,  опять же можно вместо снарядов на корабли больше угля заг-
рузить...  А результат?  Катастрофа.  Большая все-таки,  очень большая
страна,  и бедствия большие.  Где они,  "чудесные улыбающиеся парни  с
вихрами волос,  торчащих из-под шапок", что так тешили глаз на блиста-
тельных смотрах?  На реке Шахе вроде бы дело и выиграли,  а робкий ко-
мандующий,  не выходя из фанзы, опять приказал играть на всякий случай
отступление, чтобы не изменять своей отступательной тактике, вот, счи-
тай, еще сорок тысяч недосчитались. Впрочем, мудрая и дальновидная им-
ператрица такую тактику одобряла:  "Наше постоянное отступление сильно
растянет их фронт и усложнит им дело,  - а нам,  надеюсь, будет выгод-
но". Не зря же еврейская пословица говорит: "Ничего нет лучше на свете
хорошей жены, и ничего нет хуже - плохой".
   Кстати, об инородцах.  Население в России пестрое,  оно и  понятно,
пространство огромное,  история долгая, всем места хватило, но вгляды-
ваться,  разбираться и думать,  как всем в мире и довольстве  ужиться,
это же ума сколько надо и времени,  а где взять?  А когда же в домино,
когда же в безик,  а почитать семье вслух Чехова, Салтыкова-Щедрина, а
погулять часок,  минимум,  надо?  Вот и поделили всех, как попроще, на
"наших" и "инородцев". Вроде бы не каменный век на дворе, развитой фе-
одализм как-никак,  светлое будущее человечества, капитализм, на поро-
ге,  а подход тот же,  как в каменном веке. Но кто же согласится, хотя
бы и при развитом феодализме, живя у себя на родине, считаться "не-на-
шим"?  Вот народ и бунтует, и самое печальное, - прав! Хорошо, когда в
трудную минуту рядом,  как всегда, бежит царица да еще и с телеграммой
от "Союза Русского Народа",  организации свирепой, как раз и придуман-
ной, чтобы держать инородцев в узде.
   "Союз Русского Народа" просит меня передать дело тебе.  Одни - гни-
лое,  слабое, безнравственное общество, другие - здоровые, благомысля-
щие, преданные подданные - их-то и надо слушать, их голос - голос Рос-
сии,  а вовсе не голос общества или Думы... Бог поможет, я знаю, но ты
должен быть твердым. Распусти Думу сейчас же..."
   "Россия, слава Богу,  не конституционная страна, хотя эти твари пы-
таются играть роль и вмешиваться в дела, которых не смеют касаться. Не
позволяй им наседать на тебя.  Это ужасно, если им сделать уступку, то
они поднимут голову..."
   "О, мой  милый  мальчик,  заставь всех дрожать перед тобой - любить
тебя недостаточно, надо бояться тебя рассердить или не угодить тебе!"
   "Моего любимца  всегда  надо подталкивать и напоминать ему,  что он
император и может делать все,  что ему вздумается.  Ты никогда этим не
пользуешься..."
   И чего женщина бьется,  чего нервничает,  все делает государь,  что
вздумывается.  Вздумалось  тетеревей  пострелять  и пострелял от души,
вздумалось "козла" забить и забил с  "подвизающимися  в  домино"  фли-
гель-адъютантом Мордвиновым Анатолием Александровичем,  и генерал-адъ-
ютантом, адмиралом Ниловым Константином Дмитриевичем. Правда, очень уж
мешают государственные дела нормальному течению личной жизни.
   Когда сегодня скорбят безутешно прямые наследники "здорового и бла-
гомыслящего" дела "Союза Русского Народа",  скорбят о потере таких за-
ботливых,  все понимающих и щедрых вождей,  здесь,  как говорится, все
ясно, но что ж взахлеб плачутся те, чьих предков и за людей-то не счи-
тали,  они-то чего заходятся, да еще соревнуются между собой, кто пер-
вей и кто громче восскорбит. Нет, не услышит их голос матушка-императ-
рица, пока не наденут они смазные сапоги, не обрядятся в алые рубахи и
не возьмут,  поплевав в ладони,  хоругвь покрепче,  только этот "голос
России" по душе государыне, которая только и мечтала, "когда же, нако-
нец,  водворится  порядок,  которого нашей бедной стране не хватает во
всех отношениях". В здоровом лице "Союза Русского Народа" и славянская
натура императрицу устраивает.
   Был порядок в "Союзе...",  был!  Однако  справедливости  ради  надо
   взглянуть на государя иными глазами,
глазами тех,  кого государь,  по совету жены и матушки, к себе прибли-
жал, кому доверял в практической жизни исполнять свою волю.
   Как он выглядел в глазах тех, кто имел возможность при обязательных
и  регулярных  докладах искать в лазоревых глазах царя одобрение,  или
видеть порицание,  искренним своим усилиям в сообщении поступательного
движения государственной машине?
   17-го октября 1904 года пышноусый и  высоколобый,  шестидесятипяти-
летний Иван Логгинович Горемыкин,  "милый старик Горемыкин", по словам
государыни,  действительный тайный советник 1-го класса, сенатор, член
Государственного Совета, бывший министр внутренних дел и будущий пред-
седатель Совета министров,  председатель Особого совещания по вопросам
о  мерах к укреплению крестьянского землевладения,  убитый в 1917 году
крестьянами при разгроме его имения,  доверительно беседовал  с  вновь
назначенным министром внутренних дел, генерал-адъютантом, генералом от
кавалерии по Генеральному штабу,  бывшим командиром отдельного корпуса
жандармов и заведующим департаментом полиции,  бывшим генерал-губерна-
тором Виленской, Ковенской и Гродненской губерний, любимцем вдовствую-
щей  императрицы,  сорокасемилетним  князем Петром Дмитриевичем Свято-
полк-Мирским.  "Помните одно: никогда ему не верьте, это самый фальши-
вый  человек,  какой есть на свете",  - имея в виду царя,  сказал Иван
Логгинович Петру Дмитриевичу,  мечтающему об отставке, но не предпола-
гающему,  что всего через четыре месяца, обрызганный январской кровью,
он будет отставлен от всех мест и должностей раз и навсегда.
   11-го ноября  1904  года государь,  встав в восемь утра,  поехал на
охоту в Знаменское.  Охота была удачной, собственные трофеи в "Дневни-
ке" выделены особо:  "Убил 144 фазана;  всего убито: 522. Фазанов 506,
зайцев 16".  Охота заняла четыре с половиной часа, включая часовой пе-
рерыв на завтрак в охотничьем домике.  Что ни говори,  а охотник госу-
дарь был блестящий - один фазан за полторы минуты!  Результат  велико-
лепный!
   А в это время на дальневосточном театре сочиняли и готовили  к  ис-
полнению знаменитый кавалерийский "набег" генерала Мищенко,  закончив-
шийся так же бесславно, как и все прочие военные предприятия этой кам-
пании. Командир Забайкальской казачьей бригады генерал Мищенко получил
возможность собрать под свою руку больше трети всей  нашей  кавалерии,
превзойдя  одним  своим  отрядом в семьдесят два с половиной эскадрона
всю японскую кавалерию, насчитывавшую шестьдесят шесть эскадронов. Не-
удачи  стали  обычнейшим  делом  этой войны,  не избежала своей участи
обанкротиться и кавалерия,  в том числе и казачья.  Нелепый замысел  и
бездарное его исполнение,  быть может, и не заслуживали бы упоминания,
но именно эта затея привела наконец-то в движение  3-й  Верхнеудинский
казачий полк. В связи с предстоящей громоздкой операцией на театре во-
енных действий дед напишет бабушке сдвоенное письмо за 13 и 14 ноября,
поэтому и "Дневник" государя должен быть представлен двумя датами.
   Дневник императора.  13-го ноября. Суббота. Утром было два доклада.
   В час с 1/4 отправился в город на освящение
Суворовского музея. После молебна осматривал подробно все залы, хорошо
устроенные и достаточно наполненные для открытия.  В 4 часа вернулся в
Царское.
   Дядя Сергей и Элла приехали из Москвы.  В 7 час. вместе с ними пое-
хали в Гатчину и обедали с Мама и т. Ольгой. Возвратились в 10 1/2.
   14-го ноября. Воскресенье. День рождения дорогой Мама и десятилетие
   нашей свадьбы! в 10 1/4 пое-
хали в Гатчину.  Обедня, поздравления и завтрак в Белой зале. Сидели у
Мама долго и вернулись в Царское в 3 1/2 часа.  Приняли  депутацию  от
Уланского  полка  по  случаю  10-летия со дня назначения Аликс шефом и
двух офицеров и команду с подводной  лодки  "Осетр",  отправляемой  на
Дальний Восток.
   За чаем дети устроили сюрприз и исполнили в лицах  и  в  надлежащих
костюмах басню "Стрекоза и Муравей". Вечером принял гр. Ламздорфа.
   Будь в этом придворном домашнем детском "театре" цензура, навряд ли
в  канун  сдачи Порт-Артура была бы дозволена к постановке пиеса столь
двусмысленного, аллюзионного содержания.
   Если раньше дед томился своей забайкальской ссылкой, изнурявшей его
бездеятельностью,  и ждал отъезда на фронт как перемены участи, то те-
перь  лишь отъезд на фронт мог быть оправданием его резкостей в объяс-
нении с бабушкой, уже расправившей крыла, набравшей воздуха, чтобы ле-
теть к своему любимому.
   Вот и последнее,  наконец-то,  письмо с продуваемой всеми  ветрами,
пустынной, дикой, серой станции Борзя.
   Ст. Борзя.  Ноября 13 дня. 1904. Дорогая голубка Кароля! Наконец-то
   сегодня утром получено приказание главнокомандующего снять
наш полк с охраны дороги и двинуть его в Харбин.  Конечно,  целый день
идет суета и сутолока невообразимая:  все готовятся, укладываются, со-
бираются.  Окончательно должны выступить 18-го Ноября. До Харбина пой-
дем по железной дороге, и что будет там, пока, конечно, неизвестно.
   Я лично и большинство офицеров довольны тем,  что идем дальше - си-
деть тут ужасно надоело.  Иначе относятся к этому перевороту те офице-
ры, к которым сюда приехали жены и семьи. Очень жаль нашего ветеринар-
ного врача: он, бедняга, только что уехал встречать свою жену, которая
едет к нему сюда с детишками. А тут такая неожиданная новость... Наде-
юсь теперь,  моя дорогая, милая Кароля, ты поймешь весь смысл моих по-
буждений,  которые заставили меня отклонить от себя большое счастье  -
видеть тебя здесь.  Как бы ты чувствовала себя здесь,  узнав, что полк
вышел на театр войны?
   Теперь пять дней предстоит возня со сборами.  Я очень удивился,  не
получив от тебя писем до сего времени. Твою телеграмму "ОСТАЮСЬ" я по-
лучил, когда возвратился из командировки. Со дня на день ожидаю от те-
бя письма.  Ну что-то теперь будет с нами? Я при всяком удобном случае
буду сообщать тебе, дорогая, о себе и о нашем полке, а ты делись этими
сведениями как с моими родственниками,  так и со знакомыми.  Когда  ты
получишь это письмо,  мы уже будем далеко.  По получении этого письма,
адресуй мне письма "в действующую армию  на  Дальнем  Востоке.  В  3-й
Верхнеудинский казачий полк".
   14 ноября.  Сегодня у нас та же суета,  что и вчера. Товарищ Бобров
   поехал в Читу
закупить медикаменты и перевязочный материал,  а я занимаюсь здесь ук-
ладкой лазарета в походные ящики. Немного досадно, что приходится идти
на войну в холодное время года,  когда так легко простудиться.  У  нас
погода все время стояла превосходная. До сего дня были тихие, прекрас-
ные морозы в 18-20о,  которые здесь почему-то переносятся гораздо лег-
че, чем у нас в России. Снегу абсолютно нет, ни капли.
   Сегодня вместе с этим письмом отправлю тебе телеграмму о нашем выс-
туплении.  Дорогая,  милая Кароля,  как больно сознавать все то,  чему
подвергнемся теперь,  идя в Харбин!  Не за себя я боюсь,  но тебя, моя
милая деточка,  жаль! Больно за то, что ты, дорогая моя, будешь трево-
житься и беспокоиться.  Я во всяком случае обещаю тебе всегда при вся-
кой вероятности уведомлять о себе.  Если бы пришлось уже в скором вре-
мени покончить расчеты с жизнью,  то ты будешь уведомлена об  этом,  а
равно и о всяком несчастном со мной случае,  моим товарищем,  доктором
Бобровым,  который телеграфирует тебе. Если же все будет обстоять бла-
гополучно, то я сам буду тебе писать и телеграфировать.
   Теперь опять хочется сказать тебе,  моя дорогая голубка, чтобы ты в
случае  несчастья  со мною не губила свою молодую жизнь и не связывала
себя какими бы то ни было обещаниями.  Зачем,  мой ангел? Я знаю тебя,
верю твоим чувствам и уверен,  что живя и с другим,  ты не выкинешь из
своей памяти того,  кто тебя так безгранично любит и кто так тебе пре-
дан. Хоть изредка ты вспомнишь обо мне и помолишься за меня своею чис-
тою молитвой.  Вот почему мой завет тебе,  дорогая,  что бы со мной ни
случилось,  ты живи, будь счастлива. Живи и облегчай, чем можешь, горе
и страдания людские - особенно нашего бедного,  забитого,  но хорошего
русского народа.  Теперь из него тянут последние силы и соки, отнимают
все дорогое и близкое сердцу ради неведомых ему благ  и  стремлений...
Уж видно так Бог на роду написал!  "Но придет же пора, и проснется на-
род,  разогнет он могучую спину..." Дай Бог тебе дождаться этой поры и
увидеть  ее.  Дай Бог тебе сил и терпения перенести свое горе и дожить
до лучшей поры!  А у меня одна к тебе просьба: не забывай меня и брата
в своих молитвах!
   Я иду дальше без страха и боязни,  с твердою надеждою на  скорое  и
счастливое возвращение, на радостную встречу и с тобою и всеми близки-
ми и друзьями.
   Приветствуй всех  от моего имени,  поклонись Ивановцам и сообщи обо
мне тем,  кого это будет интересовать. Приветствуй и целуй своих роди-
телей и Грету!  Сегодня еще напишу в Павловское,  дяде, Александре Ми-
хайловне и Ивановым. От двух последних недавно получил письма.
   Я вполне здоров и благополучен. Ну, до свидания, моя хорошая, слав-
   ная дорогая Кароля! Крепко, крепко
обнимаю тебя и целую! Жму и целую твою руку! На всякий случай - прощай
и прости за все, горячо любящий тебя и преданный тебе
   Н. Кураев.  Твой Коля.  Пиши,  милая,  о себе. Крестьянин оставляет
   внукам дом и землицу. Лавочник - лавку. Царь -
престол и  отечество.  Промышленник или домовладелец,  соответственно,
промысел и доходные дома.  Что оставляют внукам капиталисты и  банкиры
кроме капиталов, можно узнать из революционных хроник...
   Мой дед, умерший до моего рождения, и бабушка, погибшая от голода в
сорок первом году,  каковую по младенчеству я помнить не мог, из пред-
метов материальных, вещественных, осязаемых оставили наследникам трид-
цать четыре письма и связку документов.
   Государя можно было бы обойти вниманием в рассказе о частной  жизни
моих  предков,  если  бы  самодержец не столь активно вмешивался в эту
жизнь и не стал причиной появления этих тридцати четырех писем,  коими
я сегодня располагаю в подлиннике.
   Вправе ли я таить это наследство или пользоваться им один? В нынеш-
   ние времена на рынок "ценных бумаг", это пока еще "поле чудес"
для лукавых прохвостов,  с благословения покровителей разного рода жу-
ликов и мерзавцев выбросили массу векселей и обязательств, по сути де-
ла,  бумажек, едва ли пригодных даже для мелких, как выясняется, быто-
вых надобностей.
   Во времена зыбкие, лукавые, постыдные, когда в умах проводится "пе-
реоценка ценностей", а в это время пронырливые базарные дельцы глумли-
во-снисходительно поглядывают на такой неходовой товар,  как  порядоч-
ность,  совестливость,  человечность,  когда  под лозунгом низвержения
коммунистической идеологии идет отказ от демократических традиций  XIX
века, с его культурой, моралью, понятиями служения, самопожертвования,
подвижничества, бескорыстия, когда на глазах растут невиданные мутанты
вроде  монархо-демократов,  - не для потехи и барыша хочется обнародо-
вать исключенные из обращения "векселя",  делающие тебя богаче (по не-
изменному во все времена курсу ценностей!),  чем больше ты по ним пла-
тишь...
   Времена не выбирают!  Да,  ни у деда,  ни у бабушки, разумеется, не
спрашивали,  затевая войну на Дальнем Востоке, как не спрашивали наших
родителей  о войне с Германией,  а нас про Афганистан и Чечню.  Нас не
спрашивали,  отдавая приказ стрелять в безоружных на улицах Санкт-того
еще-Петербурга, и нынешней Караганды и Новочеркасска...
   Но, может быть, это непростительная расточительность, непроститель-
ная слепота не видеть,  что история пишется не только сидящими на тро-
нах и толпящимися рядом с вождями.  В эти же годы, в эти же дни другие
люди,  уже полузабытые и якобы превзойденные, писали свои страницы ис-
тории своей России...
   ...Как много  страниц  позора  и бесславия хранит и предъявляет нам
многострадальная история отечества, но от отчаяния и неизбывного стыда
спасает мысль о том, как много свидетельств достоинства и нравственно-
го здоровья нации еще не предъявлено,  не открыто,  хранится в непрог-
лядных недрах,  в том числе и в семейных закромах,  - это наше богатс-
тво, наше наследство, наша опора, наше спасение.
   ПРИЛОЖЕНИЕ: I. В ходе русско-японской войны 1904-1905 года японская
   армия и флот
продемонстрировали свое полное превосходство над русской армией и фло-
том.
   Противнику не удалось превзойти лишь наших врачей,  наш медицинский
персонал, свою войну, работая в армии отступающей, терпящей поражение,
они выиграли по всем показателям.
   Спасение раненых, в первую очередь, зависит от быстроты эвакуации с
поля боя и уровня работы полевой госпитальной медицины.
   Защита личного состава армии от эпидемий и болезней,  в первую оче-
редь, зависит от уровня работы тыловых медицинских служб.
   УМЕРЛО ОТ РАН:  русских - 3,7 на 100 раненых японцев - 6,6  на  100
   раненых  ПОДВЕРГЛИСЬ  ЛЕЧЕНИЮ:  русских - 358.400 японцев - 314.000
   УМЕРЛО ОТ БОЛЕЗНЕЙ:  русских - 9.300 - 2,6% общ. числ. больн. япон-
   цев - 27.200 - 8,1% общ. числ. больн. русские - 1 умерший от болез-
   ней на 3,6 убитых и умерших от ран японцы - 1 умерший  от  болезней
   на  2,2  убитых  и умерших от ран II.  ВЫПИСЬ ИЗ МЕТРИЧЕСКОЙ КНИГИ,
   часть вторая:  "О БРАКОСОЧЕТАВШИХСЯ за 1906 год" Выдана  Московской
   Князь  Владимирской,  что в старых Садах,  церковью СЧЕТ БРАКОВ - 5
   МЕСЯЦ И ДЕНЬ - июль 12 ЗВАНИЕ, ИМЯ, ОТЧЕСТВО, ФАМИЛИЯ и ВЕРОИСПОВЕ-
   ДАНИЕ ЖЕНИХА - Врач Оль-
ховатского участка,  Курской губ. Фатежского уезда Николай Никандрович
КУРАЕВ<|>православного вероисповедания
   И КОТОРЫМ БРАКОМ - первым браком ЛЕТА ЖЕНИХА - 30 ЗВАНИЕ,  ИМЯ, ОТ-
   ЧЕСТВО, ФАМИЛИЯ и ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ НЕВЕСТЫ - Прусская
подданная Кароля Мария Юзефина Вильгельмовна ШМИЦ римско-католического
вероисповедания
   И КОТОРЫМ БРАКОМ - первым браком ЛЕТА НЕВЕСТЫ - 26 КТО СОВЕРШИЛ ТА-
   ИНСТВО - Приходский священник Тимофей Соболев с прич-
том КТО БЫЛИ ПОРУЧИТЕЛИ ПО ЖЕНИХЕ - Московский купец Сергей Яковлевич
Каплан и  Московский  купец Аркадий Яковлевич Каплан ПО НЕВЕСТЕ - Пса-
   ломщик Иоанно-воинской, что на Калужской ул., церкви
Сергей Алексеевич  Каменский  и Прусский подданный Вильгельм Францевич
Шмиц
   ПОДПИСИ СВИДЕТЕЛЕЙ  ПО ЖЕНИХЕ ПО НЕВЕСТЕ Верность выписи с приложе-
   нием церковной печати свидетельствуем Мос-
ковской Князь Владимирской в старых Садах Церкви Священник Тимофей Со-
   болев Диакон Василий Смирнов Псаломщик Сергей Наумов ПЕЧАТЬ щ 26

                                    (С) М. Кураев

                                    Впервые в журнале  "Знамя"  щ  11,
1995 г.