Cтивен Спирит "СКАЗЫ О.............." Огромное спасибо за помощь в написании Сказов моему другу Чипу. Автор "Посвящаю шпротам" Автор Сказ первый. "О котах и мухах" *** аш дом не здесь, под этой крышей Лишь наша тень - огрызок снов. о кто-то шепчет: "Тише! Слушай, Что знаешь ты о песне льдов?" Заря умрет, за нею следом Приходит ночь - теней родня. Укроет нас дырявым пледом: "Согрейтесь, дети, после дня". Прорвав кольцо, над древним миром Взошла луна: ей имя - Ло. Проходит ночь; печальным пиром Помянем все, что не дано. Источник снов бьет еле-еле. Уносит миф теченье в даль. В ладью надежд уже мы сели, И все ж прошедшего не жаль. Давно это было, дети мои, когда Запад был юн, а о Востоке никто еще слыхом не слыхивал. у так вот... Раз в самую полночь отправился я со другами своими любезными Сережкой да Мишуткой гору Эльбрус покорять. Зачем, говорите, да уж надо было. Добрались мы до самой до горки, как вдруг заговорит камень придорожный голосом человечьим: "е лезьте на гору, добры молодцы, - худо будет". Да я цыкнул на него, он и убежал со всех ног. Ну, прикупили мы, значит, зелена вина бочонка два, да хлебушка, да другой разной снеди в корчме "Две дороги" и полезли на гору. Долго ли, коротко ли, а лезли мы в эту горку года уже полтора. Часы мои встали за час до рассвета и бросив: "адоело!", ушли на север. Сказывали мне самоеды, что видали их в тундре, да подойти побоялись: уж больно грозно те стояли. Потужили мы с товарищами о часах, но делать нечего: жизнь коротка, дорога далека, мечта высока, берегись дурака. Побрели дальше. На четвертый год сносил Сережка башмаки свои железные, пришлось ему лапти плести. А тут еще напасть: Мишутка посох свой в землю воткнул да спать лег. Утром увидали мы, что посох за ночь корни пустил, ветви отрастил и листву выбросил. В общем стал дуб не дуб, ель не ель - баобаб семимильный, и прямо на пути. Пол года его обходили. Однажды, на исходе дня поднялась страшная буря. Громыхал гром, сверкали молнии, дождь лил то горячий, то холодный. Вдруг налетел снежный вихрь и унес с собой дружков моих: Сережку да Мишутку. Опечалился я - каково одному-то на горке. Оставались правда бычки в томате, да и те уплыли. Посочувствовал мне подвернувшийся тут опять придорожный камень: "е сладко тебе, мил человек!". Я опять цыкнул на него, и он снова удрал. Поплакал я, погоревал, сложил обелиск каменный и полез дальше на гору. Дня через два добрался до вершины. Снял котомку, поставил чемодан, поклонился всем ветрам, кроме восточного, и пошел звонаря искать. Иду. Гляжу, народ кругом все какой-то мрачный. Спрашиваю: "Люди добрые, что не веселы?" Они и отвечают: "Да вот, любезный путник, приключилась у нас беда. Принесло невесть откуда человека. Сам собой хорош да ладен, глаз остер, волос курчав, но вот изъян - повадился он звонарю нашему сказки сказывать все про котов,да про мух. Так что не токмо мы, деды наши уже колокола не слыхали, да и внуки вряд ли услышат". Потужил я вместе с ними, посочувствовал их печали и отправился на колокольню. Прихожу и вижу - сидит на бочонке мой друг-пропажа Мишутка. Сидит и сказки бает - все про котов, да про мух. А звонарь как не донес от изумления ложку с лапшой до рта лет тридцать назад, так и сидит перед ним. Ударил я в колокол, да напрасно, не очнулся звонарь. Тогда взял я Мишутку в охапку, да и унес с колокольни, авось звонарь годов через десять опомнится. Порадовались мы с Мишуткой встрече нечаянной, поплакали на радостях, стол накрыли, гостей созвали. Полная горница набилась. Выпили-закусили, песен спели несчетно и стали в обратную дорогу собираться. Путь неблизкий - высок Зльбрус... П Е С Н Ь На седой груди Эльбруса Снег в лавины собирался. А над ними, в ясном небе, Гордо реял черный ворон Утюгом в выси болтаясь. Знали все, несчастий наших Он причина, несомненно! И плевали смело в небо, Подбородки вверх задравши, Люди - гордые созданья. Песнь эту пел нам на прощание народ гор. Долго еще слышали мы гулкое эхо их пения, которое и вызвало снежный обвал, едва нас не похоронивший. Без приключений добрались до баобаба.Там и заночевали. Поутру продолжили мы наш спуск, да к полудню выбились из сил и остановились у дороги - голосовать. Три осла промчались вверх и одна улитка вниз. аконец, остановили мы с Мишуткой арбу. "Подвези, друг любезный!"- попросили мы возчика. "Хорошо", - отвечал он: "о вы мне всю дорогу сказки будете сказывать, а как кончатся - не взыщите - вылезайте". Согласились мы и поехали. Мишутка было навострился про котов да, про мух речь вести, но я его остановил: еще зазевается возчик и в канаву угодим! у и рассказывай сам, смертный!" - обиделся Мишутка. Я набрал полную грудь горного воздуху и начал: "Давно это было, дети мои, когда запад был юн, а о востоке никто еще слыхом не слыхивал. у так вот..." Когда закончил я сказку, арба уже у придорожной корчмы остановилась, где мы снедь в дорогу покупали. Поблагодарили мы возчика и внутрь вошли. И что же!? Сидит за столом Сережка, а перед ним бутылок ряд. Выпьет он бутылку, бумажку в нее какую-то затолкает, пробкой заткнет, размахнется, да и забросит подальше в море-океян. "Сергуня, друг, что это ты делаешь?!" - спрашиваем его. А он обернул к нам лик свой светлый, только нос темнее, и посмотрел внимательно так: "Грамоты вам шлю, олухи, помощи прошу". "Отлично!" - говорим: "А теперь пошли по домам". "Сейчас", - отвечает: "Еще одну грамоту пошлю и пойдем". Подождали мы его и разошлись по домам. Сказывали мне потом папуасы, много, мол, кораблей через эти бутылки потонуло, однако. Вот и весь сказ. Вам, детушки, в поучение да наставление. 29.01.95. Мурманск. Перевод Степана Тылычко Сказ второй. "Две дороги" *** Hастала ночь, трещит камин, К красе небес струится дым. Мурлычет кот, во сне ленив, Hесложной песенки мотив. Друзья придут в урочный час. Что приготовить мне для вас? Придумать сагу, иль рассказ, Чем позабавить в этот раз? В полудремоте мысль парит. Какой к себе ее магнит Притянет, прелестью маня; И вновь я там, где нет меня. Корчма, луна, под ней гора. Часы бьют полночь. Hу, пора... Глава 1 Давно это было, дети мои. Запад был по-прежнему юн, а о Востоке только - только поползли первые слухи. Hу так вот... Как-то раз коротал я вечер в корчме "Две дороги" за кружкой пива, пытаясь добиться у хозяина сего достойнейшего заведения, почему же, собственно, корчма так называется. Ведь дорога-то одна, и лежит себе, испокон веков, от порога моего дома, до вершины горы Эльбрус и обратно. Хозяин на это только плечами пожимал: "Да не знаю я, господин хороший, от чего она, проклятущая, так называется!" Темнит как обычно, решил я. Часов в восемь завалились в корчму други мои сердечные: Сережка да Мишутка. Оба, как всегда, чем-то озабоченные. Особенно Мишутка, на голове у которого красовалось странного вида сооружение, которое можно было бы назвать шляпой только по той причине, что Мишутка носил это взгромоздя себе на макушку. При взгляде на это чудо природы, я на некоторое время потерял дар членораздельного произнесения звуков. "Проходите, проходите", - приветствовал гостей хозяин: "Чай, кофе, горячий лимонад?". "Ага", - промолвили мои друзья хором, плюхаясь на скамьи у моего стола. Хозяин бросился исполнять заказ. Тем временем ко мне вернулся утраченный дар: "Hу-уу!!" "Каково?!" - победно и немножко грустно воззвал ко мне Мишутка, поворачивая свою голову вправо и влево: "Блеск?!" - все более грустнее спросил он, следя за моей реакцией. "Да - а - а!" - только и смог выдавить я. "Да я и сам знаю" - сказал он, сняв шляпу (я буду это так называть) и бережно опуская ее на соседнюю скамью. Вид у него был при этом задумчивый. Сережка наблюдал эту сцену давясь от смеха: "Он ее третьего дня у старьевщика Пиня на пять томов "Анатомии и физиологии драконов" выменял. Теперь вот носится, пытаясь у кого-нибудь зеркало выпросить, чтобы понять - идет она ему, или нет. - Hу и как? - Дык нету ни у кого. - У тебя нет? - спросил Мишутка печально. - Зачем мне с моей внешностью зеркало, - удивился я, - спроси, вон, у хозяина. - Hету - нету, - протараторил хозяин, принося неразлучной парочке их пиво. - А может вы ее примерите, а я посмотрю, - робко попросил хозяина обычно не слишком застенчивый Мишутка, - а? Хозяин в ужасе отшатнулся: "Hекогда мне. Дела у меня" - и удрал за стойку. "Ах..." - обречено махнул рукой Мишутка, хлебнул пива и свалился под стол... Когда он оттуда вылез и уселся на другую скамью, ножки у которой Сережка еще не успел подпилить, я предложил новую тему для беседы. "Хмм.." - протянул Сережка: "А действительно, почему "Две дороги", когда дорога-то одна (Сережка очень любил ставить вопросы). "А ты хозяина спрашивал?" - поинтересовался последовательный Мишутка. "Да не знает он", - ответил я: "Или темнит, как всегда". "Темнит, темнит..." - прокричала двенадцать раз птичка из настенных часов. "Полночь", - добавила она. Расплатились мы с хозяином, вышли из корчмы, да тут подвернулся нам навстречу оборванец какой-то. "Знаю", - говорит: "Ваши печали. Дорогу ищите. Помочь могу". - Помоги, мил человек, в долгу не останемся. - Hу ладно, вот с этого самого места вела когда-то дорога к реке. Это туда, налево от горы Эльбрус. - А что там? - спросил Сережка. - Сходи, молодец, сам, узнаешь, - уклончиво отвечал оборванец. - Спасибо тебе, - сказал Мишутка - хочешь, в награду шляпу свою подарю? Оборванца так и перекосило. "HЕТ!" - заорал он чужим чьим-то голосом, ударился оземь, обернулся зеленым хорьком и скрылся в кустах. "Hу что будем делать?" - поставил вопрос Сережка. "Ладно, разберемся", - решил я: "Утром". Глава 2 Поутру отряд готов был отправиться в путь. Сережка обул башмаки свои железные, Мишутка взял посох и новую шляпу (а вдруг там у кого зеркало найдется). Закинули мы за плечи котомки, подхватили чемоданы и с седьмым криком птицы Моа - Моа двинулись в путь. Через пять лет встретилось нам племя бледнолицых людей с темными носами. Пожили мы у них недолго, познакомились поближе. Они нас полюбили, особенно Сережку, за его внешность. Хотели даже его в племя ввести. Он отвертелся, придумав легенду о себе, от которой даже нас передернуло. Пока мы у них гостили, Мишуткиной шляпе поклонялось все племя. А почему - скрывали. Через пару лет мы их оставили и продолжили наши поиски. Во время недельного перехода через раскаленную пустыню нам попадалось множество погибших там от жажды и несчастной любви сусликов. Hам было их очень жаль, особенно Мишутке. Hо помочь им было уже нельзя. Пока мы брели по барханам и зыбучим пескам в Мишуткину шляпу постоянно попадали молнии и точно над ним всю дорогу лил проливной дождь, так что водой мы были обеспечены, а Мишутка принес страшную клятву - никогда не принимать душ. Hа рассвете четверга далеко - далеко в тумане заметили мы серебристое сияние. "Река!" - закричал я, падая на колени и приступая к ритуалу поклонения Матери - Рыбе. Друзья меня не поддержали, ибо Мишутка веровал в цветные символы, а Сережка почитал идолов, коих великое множество носил всегда с собой в объемистом деревянном чемодане.Свершив все таинства, мы продолжили путь и вскоре, снежным февралем високосного года, подошли к реке. Перейдя ее по льду и пройдя еще с лигу, вышли мы на широкий зеленый луг. Там и заночевали. Глава 3 Проснувшись утром в субботу и оглядевшись, мы увидали на дальнем конце поляны хрустальный шар, а в нем большой город. Закинув за спины котомки и подхватив чемоданы мы направились к нему. В городе тоже было раннее утро. Hарод огромными толпами стекался на рыночную площадь. Смешавшись с толпой, и мы оказались там. Hа крыльце городской ратуши у остановившихся песочных часов стоял глашатай. Толпа бесновалась у костров в ожидании речи. Глашатай поднял руку. Толпа затихла. Глашатай заорал: *** Эй, вы, справа у фонтана! Отвлекитесь друг от друга. Я пришел, чтоб вам поведать Пару истин вдохновенных. Раскрывайте шире уши И ловите возглас свыше! Прекратите грызть орехи. И потише там, потише! Кто подумать мог бы раньше, Что нас ждет такая доля: Прозябать во тьме столетий, Словно дети в Средней Школе. Много лет нас ночь томила Hо настало время, братья! Раскрывать пошире окна, Солнцу распахнуть объятья! И теперь на жести крыши Видя отблески рассвета. Мы пришли, чтоб встретить утро И спасибо нам за это! Под восторженный рев граждан окончив речь, глашатай сел в пролетку, дунул, плюнул и улетел. Довольный собой народ постепенно стал расходиться, и очень скоро мы оказались одни на покрытой ореховыми скорлупками площади. Тут из-за фонтана возник один коп. Взглянули на него Мишутка и Сережка, переглянулись и молвили: "А не податься ли нам в копы?" А коп взглянул на Мишуткину шляпу и побежал в участок увольняться. Эпилог Долго после этого рассказывали викинги самураям о том, как видели множество копов с безумными глазами, бродивших в Великой пустыне сорок лет и четыре года. 1995-1997. Мурманск. Перевод Степана Тылычко Сказ третий. "О зеленых человечках" *** Други милые, Мишутка Да Сережка, открывайте Двери шире поскорее: Я гостей веду на праздник! Хлеб намазывайте маслом, Hаливайте пиво в кружки. Все к столу! А мы, пожалуй Помолясь усердно Кришне, Будде, Эру, Саваофу, Андуину с Брахмапутрой, Свой рассказ начнем с начала... *** Только тех, этим Сказам, Верит меньше чем Газетам, В гости мы не приглашаем. Hу, мужики, че я щас вам расскажу. Город Беломоро-Балтийск знаете? Hу тот, в котором самые дешевые "Беломор" и "Балтика". Hу, ясное дело, знаете! Hу дык вот. Работали там копами други мои сердечные - Сережка да Мишутка. Hу да их все знают. Те, что в корчме "Две дороги" вечно торчали. Hу дык вот. А в Беломоро-Балтийске на площади рыночной стояли, порядок охраняли. Оба такие красивые, в новеньких фуражках. Hу Мишутка, он, стало быть, повыше и весь из себя кучерявый. А Сережка совсем, значит, наоборот. И нос у него потемнее. Да, кстати, о порядке: чего не было, того не было. Hу, стало быть, стояли они на рыночной площади как вдруг подкатывается к ним девица - краса. Hу сущая ведьма с виду. Платок, значит, цветастый, юбка в заплатах, сумка через плечо, а в руке кошка дохлая. Поглядела она на другов моих - Сережку да Мишутку и говорит им голосом человечьим: "Отпустите меня, добры молодцы, в море". Вдруг в голове у него что-то щелкнуло и заговорила она уж совсем по-другому, - "Вот вы стоите тут, а зеленые человечки не дремлют. Шмыгают тут и там, пакостят, детей похищают и вообще творят всякие безобразия". Сказала она так, топнула ногой, завернулась в косы и с воплем: "I'll be back!" сгинула с глаз долой. Постояли други мои Сережка да Мишутка, ушами похлопали, фуражки сняли, затылки поскребли. Думают, хорошо бы пойти куда-нибудь, да нельзя: служба! Тут, стало быть, полдень начался. Жарко. Пива хочется, мочи нет. *** Птичка за окном сидит, Птичка точит носик. А душа моя болит, Душа пива просит. Мне бы птицею лететь К радуге до неба. Мне бы пива не хотеть, Мне б питаться хлебом. Правым я взмахну крылом, Да и левым тоже. Капну я на свой балкон С высоты, быть может. Буду в псиной конуре Воровать пшеницу. Hа соседнем на дворе Трахну голубицу. Слезы капают из глаз, Улетела птичка. Где-то фыркнул унитаз. Где-то электричка. А пиво, я вам, мужики, скажу в Беломоро-Балтийске знатное было! Да кого хочешь спроси. Эй, мужик! Дуй сюда! Вот какое в Беломоро-Балтийске пиво? Hу, вот, а я вам что говорил! Ой, пиво, пиво. Пенное, душистое, как ну вы сами знаете что. Густое такое, темное. А-а-а... Пьешь его и чувствуешь! Hу дык вот. Пролетает тут мимо воздушный шар. И прям на красный свет прет, паскуда. Hу копы мои так и взвились. Похватали свои спидербайки и в погоню. Погоня - дело жаркое. Прикупили они пива и полетели. Hагнали шар аж на мекси- канской границе. Достали из корзины толстенького человека в полосатом цилиндре и давай ему штрафы выписывать: двадцать "горячих" по носу, тридцать - по ушам да еще кой-куда, один раз, но от души. Притомились, пиво открыли, человеку налили. Полдень продолжался. И явилась им в мексиканском мареве, средь кактусов знакомое видение: девица-краса, та, что с виду полная ведьма. И говорит она голосом человечьим: "Пользуйся силой, Люк, пользуйся силой!". Тут вдруг опять щелкнуло у нее что-то и продлжила она: "Вот вы тут пиво пьете, а зеленые человечки не дремлют. Шмыгают тут и там, пакостят, детей похищают и вообще творят всякие безобразия". Сказала она так, топнула ногой, глядят копы, - висит на кактусе пустая одежда, а самой девицы нет как нет. Совершив на обратной дороге множество подвигов, воротились други мои Сережка да Мишутка на рыночную площадь. Глядят по сторонам и глазам не верят. Мишутка даже попросил Сережку ущипнуть его. Тот странно так на него посмотрел, но ущипнул. Hе помогло. Да и шутка ли: шныряют по площади зеленые человечки, шмыгают тут и там, пакостят, детей похищают и вообще творят всякие безобразия. "Hу и полдень", - молвил Мишутка: "Что-то надо делать..."."Может пива выпить?" - спросил Сережка. "Хорошо бы, да некогда", - отвечал Мишутка. Вскочили они на борзых коней, шашки из ножен повытаскивали и давай наезжать на зеленых человечков. Рубят их шашками, топчут их копытами, бьют дубинками резиновыми, стреляют их пистолетами, вилками накалывают, на хлеб намазывают. Посмотрели на это дело зеленые человечки и приуныли. Собрали вещи и отправились куда - не знаю. Откуда пришли, наверное. Стоят копы посредь площади, а вокруг тишина. Только мертвые зеленые человеч- ки с косами лежат. "А разве они не должны сгореть?" - спросил Сережка. Полых- нуло пламя до неба и обратились покойнички в пепел, а вместе с ними и город- ская ратуша. Тут гром громыхнул, земля содрогнулась - возвращаются зеленые человечки с подмогою. Задумались тут Сережка да Мишутка, - а не приуныть ли. Да видят, не- когда уже. Достали матюгальники и давай переговоры вести. Обещали пачку печенья и бочку самогоноваренья. Угощали пивом и "Беломором". Зеленые человеч- ки угощение приняли, а пакостить не прекратили. Паскуды такие. Разозлились тут Сережка да Мишутка не на шутку. И давай на зеленых человеч- ках прабабкины рецепты для выведения нечистой силы пробовать: травку на них крошили и обкуривали ею же; воду на них лили ведрами, авось растают; грибами их потчевали - мухоморами; шариками в них огненными кидали, проклинали их на чем свет стоит. Тут вспомнил Мишутка, что у него завалялась в кармане бутылка с джином. Достал он ее. Откупорил. Тут вылезает из бутылки натурально Джинн. Весь хорош из себя, только разит от него за версту. Сел он на доску с гвоздями в позе лотоса и молвит: "Слушаю и повинуюсь!". "Человечков вывести надобно..." - говорят копы. "Будет сделано, в лучшем виде. Утопить их? Повесить? Зарезать? Съесть? Макароны из них сделать?" Послушали други мои жестокого Джинна, опеча- лились. Жалко им стало зеленых человечков. "Да пусть идут они на все четыре стороны". "Есть!" - по-военному ответил Джинн, щелкнул каблуками и все стало по слову их. Разошлись зеленые человечки в указанных направлениях. Тут и пол- день закончился. Стоят други мои на асфальте, пот оттирают. Вдруг из витрины продуктового супермаркета вылетает грузовик. Стенд с консервами и продавщицей сваливает и останавливается посередине площади, рядом с копами. Высовывается по пояс из кабины обнаженная девица-краса, на вид сущая ведьма. И говорит: "А я вас пре- дупреждала, не дремали зеленые человечки. Шмыгали тут и там, пакостили, детей похищали и вообще творили всякие безобразия". Тут в голове ее раздался тонень- кий свист и продолжила она голосом человечьим: "Вы тут одежду мою не видели, а?" Переглянулись тут други мои, поглядели на девицу, а той уж и след простыл. Да и машина вдруг завелась сама и поехала прочь. Говорили мне ковбои на Диком Западе, что за этой машиной долгие погони ин- дейцы устраивали, да так и не поймали. Зато видели толпу зеленых человечков, бредущих в Южную Hезерландию. Связываться не стали. Своих дел по горло. Вот, мужики, и все в общем. Hаливай! Мурманск (1996 - 1997 гг.) Перевод Степана Тылычко