Джо ХОЛДМЕН
РЯДОВАЯ ВОЙНА РЯДОВОГО ДЖЕКОБА
КУРС ЛЕЧЕНИЯ
Джо ХОЛДМЕН
РЯДОВАЯ ВОЙНА РЯДОВОГО ДЖЕКОБА
Что ни шаг, каблук с хрустом проламывает иссушенную солнцем корку,
нога дрожит, уходит на дюйм в красную пудру, ты вытаскиваешь ее - с новым
треском. Пятьдесят человек шагают цепью по пустыне - словно кто-то мнет в
руках большой пакет хрустящих овсяных хлопьев.
В левой руке Джекоб держал лучемет, а пальцами правой растирал грязь.
Затем он поменял руки и принялся растирать грязь пальцами левой. Если с
тебя целый день ручьями льет пот, пластиковые рукоятки становятся очень
скользкими, а ты ведь не хочешь, чтобы эта чертова штуковина вырвалась из
рук, изрыгая огонь, когда ты бежишь вперед, и спотыкаешься, и катишься, и
ползешь - лишь бы добраться до врага, и ты ведь не можешь перекинуть через
плечо лямку - лямка это только для парадов; какой-то чертовой штабной
хмырь с логарифмической линейкой в руках вычислил, где быть ремню, и
получилось слишком высоко, так что сними эту хреновину, если, конечно,
можешь. И эту чертову каску сними тоже, если можешь. Неважно, что в ней
безопаснее. Им там, конечно, виднее. У них это дело поставлено строго,
особенно когда речь идет о касках.
- Веселее, Джекоб.
Сержант Мелфорд перед боем всегда был сплошная улыбка. И во время боя
тоже. Он улыбался при виде колючей проволоки, и прямо лучился, когда его
парни пробирались через заграждение (если поспешишь - завязнешь, если
промедлишь - тебя поджарят), и грустно улыбался, когда разлетался в клочья
кто-либо из его людей, и визжал от радости при встрече с врагом, и
ликовал, когда в клочья разлетался враг, и только и делал, что
улыбался-улыбался-улыбался в течение всей заварухи.
- Если бы он хоть раз не улыбнулся, - сказал Джекобу старослужащий
Аддисон, это было давным-давно, - если бы он заплакал или хотя бы
нахмурился, тут же рядом оказались бы пять-десять человек, готовые при
первой возможности укокошить этого сукиного сына.
Джекоб спросил почему, и тот ответил:
- В следующий раз, когда ты пойдешь с этим психованным сукиным сыном
в пекло, хорошенько загляни внутрь самого себя, а потом вернешься и
расскажешь мне, что ты испытал по отношению к нему.
Джекобу никогда нельзя было отказать в уме, ни тогда, ни сейчас, и он
постоянно присматривался внутренним взором к тому, что творилось у него
под каской. Главное, чем он был обязан сержанту Мелфорду, - это ощущением
великой радости от того, что сам Джекоб еще не сошел с ума, и как бы плохо
ни обстояли дела, он по крайней мере не испытывал по этому поводу ни
малейшего восторга - не в пример сумасшедшему, вечно хохочущему, вечно
улыбающемуся старику сержанту Мелфорду.
Джекоб хотел высказать все это Аддисону и для начала спросил, почему
так бывает - вот, предположим, ты по-настоящему испугался, или тебе стало
по-настоящему плохо, и ты поднимаешь голову и видишь Мелфорда, который
стоит и хохочет так, что прямо задница отваливается, а стоит он над
дымящимся поджаренным трупом, и ты тоже должен скалить зубы, - так вот,
что это - ужасающие признаки безумия или?.. Аддисону, может статься, и
было что сказать Джекобу, но Аддисон получил прямое попадание ниже пояса и
ему изуродовало обе ноги и искромсало пах, и прошло много времени, прежде
чем он смог вернуться в строй, и уж тогда он больше не был старослужащим,
а был просто старым. И не очень-то разговорчивым.
Теперь, когда обе руки были в порядке и хорошенько измазаны грязью,
чтобы обеспечить верный захват пластиковых рукояток, Джекоб почувствовал
себя в большей безопасности и даже улыбнулся в ответ сержанту Мелфорду.
- Хорошая будет заварушка, сержант.
Не было никакого проку говорить что-то еще, что-то вроде: мол, мы
сделали изрядный марш-бросок, и почему бы нам не отдохнуть немного,
сержант, прежде чем мы ударим; или, скажем, я очень боюсь, мне плохо, и
если мне предстоит умереть, сержант, я хочу, чтобы смерть пришла как можно
быстрее, нет-нет! Старый псих Мелфорд тут же присядет рядом на корточки и
даст тебе пару дружеских тумаков, и подбодрит шуткой, и блеснет белозубой
улыбкой, и вот тебе уже хочется вопить или бежать куда глаза глядят, но
вместо этого ты подытоживаешь:
- Да, сержант, хорошая будет заварушка.
Большинство из нас давно вычислили, что сделало Мелфорда таким
психованным - тот факт, что он был на этой сумасшедшей войне чересчур
долго, настолько долго, что никто и упомнить не мог кого-либо, кто был в
состоянии сказать, будто он помнит наверняка; и сержант Мелфорд ни разу не
был ранен, в то время как взвод за взводом гибли на его глазах - солдаты
падали поодиночке, попарно и целыми отделениями. Его ни разу даже не
задело, и, может быть, это беспокоило сержанта, но не скажу, чтобы
кто-либо из наших испытывал сострадание к сумасшедшему сукиному сыну.
Уэсли попытался объяснить это так:
- Сержант Мелфорд - область математической невероятности.
Затем он попробовал объяснить, что такое область, и здесь Джекоб не
очень-то врубился, а потом он попытался объяснить, что такое
невероятность, и это оказалось совсем несложным, но Джекоб все равно
понять не мог, какое отношение это имеет к математике. Впрочем, Уэсли был
хороший говорун, и когда-нибудь ему удалось бы все объяснить как следует,
но он попробовал прорваться сквозь заграждение - по чести, даже штатскому
не пришло бы в голову сделать это - и упал ничком, и маленькие
металлические жучки вгрызлись ему в лицо.
Примерно двадцать или, может, двадцать пять боев спустя - кто считал?
- Джекоб осознал, что старый сержант Мелфорд не только ни разу не был
ранен, он и не убил ни разу ни единого врага. Он просто бежал впереди,
выкрикивая приказания, и был счастлив, и время от времени палил из
лучемета, но всегда брал прицел или слишком высоко, или слишком низко, или
луч шел слишком широким пучком. Наблюдение поразило Джекоба, но к этому
времени он уже больше боялся, пожалуй, сержанта Мелфорда, чем какого-то
там врага, поэтому он держал рот на замке и ждал, когда то же самое скажет
кто-нибудь другой.
Наконец Кромуэлл, который появился во взводе всего лишь недели две
спустя после Джекоба, заметил, что сержант Мелфорд вроде бы ни в кого не
попадает, и он выдвинул теорию - мол, этот сумасшедший старый сукин сын,
скорее всего, шпионит в пользу противника.
Все с удовольствием обсудили эту тему, а затем Джекоб поведал ребятам
старую теорию насчет "области невероятности", и один из новичков сказал -
будьте уверены, здесь подлость наивероятная, и все от души посмеялись,
действительно от души, потому что к веселью присоединился подошедший
сержант Мелфорд, - присоединился после того, как Джекоб разъяснил ему, о
чем смех, нет, ни слова про область невероятности, всего лишь старая
хохма: что дадут с корабля дитяти? Ответ: удовольствие. Кромуэлл хохотал
так, словно никакого завтра не существовало, словно оно не должно было
наступить, а ведь для Кромуэлла не наступил даже вечер: он отправился по
нужде за передний край круговой обороны и попал под перекрестный огонь.
Во время следующего боя противник впервые применил дренажное поле, и,
разумеется, лучеметы не сработали, и последнее, что поняли в своей жизни
множество людей в этом бою, был тот факт, что легкие пластиковые приклады
никуда не годятся против длинных ножей, а уж ножами противник был вооружен
в изобилии. Джекоб выжил, потому что нанес удачный удар ногой: он метил в
пах, но попал по коленной чашечке, и пока тот парень прыгал, стараясь
удержаться на ногах, он выронил нож, а Джекоб тут же подобрал его и
проделал в парне лишнее отверстие - восьми дюймов в ширину, как раз под
пупком.
Взвод понес большие потери в живой силе и вынужден был отступить,
причем отступали очень быстро - потому что полоса заграждений в дренажном
поле тоже не работала. Аддисона пришлось оставить - он сидел, привалившись
спиной к снарядному ящику, и, зажав руки между коленями, скалился большой
красной слюнявой улыбкой - вовсе не на лице.
Теперь, когда Аддисона больше не было, ни один рядовой не мог
похвастаться таким боевым опытом, как у Джекоба. Когда взвод
сосредоточился после боя в "ничейной" зоне, сержант Мелфорд отвел Джекоба
в сторону и сказал ему уже без улыбки:
- Знаешь, Джекоб, теперь, если со мной что-нибудь случится, ты
примешь командование над взводом. Следи, чтобы люди наступали широким
фронтом, и чтобы постоянно продвигались вперед, и чтобы все были веселы.
- Сержант, - сказал Джекоб, - я могу приказать, чтобы все
рассыпались, и, пожалуй, так они и сделают, и у всех хватит опыта, чтобы
понять - надо постоянно продвигаться вперед, но как я могу сделать их
веселыми, если мне самому никогда не бывает особенно весело - по крайней
мере, когда поблизости нет тебя.
Сержант расплылся в улыбке, а затем разразился хохотом. Старый
психованный сукин сын, подумал Джекоб и, поскольку ничего не мог с собой
поделать, тоже рассмеялся.
- Об этом не беспокойся, - сказал сержант Мелфорд. - Это как-то само
собой улаживается, когда приходит время.
Взвод все больше упражнялся с ножами и дубинками, и учился пускать в
ход руки и ноги, но все равно в атаку по-прежнему ходили с лучеметами,
потому что противник, конечно же, в любой момент мог выключить дренажное
поле. Джекоб заработал несколько царапин, ему отсекло кусочек носа, но
санитар смазал рану каким-то составом, и нос возместил потерю. Противник
начал применять луки и стрелы, так что взводу пришлось вооружиться щитами,
это было не так уж и плохо, особенно когда кто-то придумал такой щит, что
его можно было укреплять над лучеметом, наклонив соответствующим образом.
Одно отделение выучилось работать с луками и стрелами, и ход событий снова
вернулся в нормальное русло, как тому и следовало быть.
Джекоб никогда не знал в точности, сколько боев он прошел в звании
рядового, а было этих боев - сорок один. И в сущности, в конце сорок
первого Джекоб уже не был рядовым.
С тех пор как в взводе появилось отделение лучников, сержант Мелфорд
взял за правило держаться среди них сзади, и он смеялся, и отдавал приказы
взводу, и время от времени выпускал стрелу, которая всегда ложилась на
голую землю, так и не поразив противника. Но именно этот бой (для Джекоба
- сорок первый) развивался очень плохо, передовая группа остановилась, а
затем ее отбросили почти к самым лучникам, и вдруг свежие силы противника
прорвались к лучникам с фланга.
Отделение Джекоба маневрировало между свежими силами противника и
лучниками, и Джекоб сражался бок о бок с сержантом Мелфордом, он дрался не
на шутку, а старина Мелфорд хохотал, задрав свою глупую башку к небесам,
совсем сошел с ума, сукин сын. Джекоб испытал какое-то странное чувство,
словно бы время на мгновение остановилось, он молниеносно пригнулся, над
его головой просвистела увесистая дубинка, врезалась сбоку в каску
сержанта Мелфорда и снесла верхушку каски с такой же легкостью и
аккуратностью, с какой срезают верхушку яйца сваренного всмятку. Джекоб
упал на колени и, провожая взглядом каску, которая, кувыркаясь со всем
содержимым, улетела за спины лучников, поразился, откуда там - среди
сероголубого месива, испещренного кровавыми прожилками, - взялись
маленькие стеклянные шарики и кубики, а затем все внезапно провалилось
~Внутри кристаллической горы, спрятанной под скальным массивом,
крохотный пьезоэлектрический переключатель - кубик из шестидесяти четырех
молекул - перескочил в положение "ВЫКЛ.", отчего со скоростью, сравнимой
со световой, произвелось следующее действие:
ЭЛЕМЕНТ 10011001011МЕЛФОРД СЛУЧАЙНО ДЕЗАКТИВИРОВАН
ПЕРЕКЛЮЧИТЬ ЭЛЕМЕНТ 1101011100ДЖЕКОБ В ПОЛОЖЕНИЕ КАТАЛИЗАТОРА
(ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ СОВЕРШЕНО)
АКТИВИРОВАТЬ И ПРОИНСТРУКТИРОВАТЬ ЭЛЕМЕНТ 1101011100ДЖЕКОБ~
и тут же вернулось. Джекоб поднялся на ноги и огляделся. Та же пропеченная
солнцем равнина, но все, кроме него, кажется, мертвы. Он проверил и
убедился, что те, кто не получил прямое попадание, еще еле-еле дышат.
Поразмыслив над этим, Джекоб понял - почему. И захихикал.
Джекоб переступил через лежавших вповалку лучников и подобрал
окровавленную черепушку Мелфорда. Он просунул лезвие ножа между каской и
волосами и закоротил индукционный контур, который удерживал каску на
голове и одновременно служил для приема и передачи сигналов. Отбросив
каску, он осторожно понес отвратительную чашу с залысиной снизу к
вражескому нужнику. Джекоб в точности знал, где и что следует искать,
поэтому он выудил из верхушки черепа все детальки и кристаллические
осколки и швырнул их в смердящую дыру. Затем вернулся к каске и, вложив в
нее мозг, освобожденный от излишеств, придал ему положение, в котором тот
находился раньше. Только после этого Джекоб занял прежнюю позицию у тела
Мелфорда.
Израненные люди зашевелились, а некоторые, из числа особо стойких,
начали шатаясь подниматься, опираясь на руки и колени.
Запрокинув голову. Джекоб хохотал, хохотал, хохотал...
Джо ХОЛДМЕН
КУРС ЛЕЧЕНИЯ
Перевела с английского Людмила ЩЕКОТОВА
Харли втемяшилось сделать себе подарок к дню рождения, так что мы
разрезали лимон на две половинки и поставили их в овальные вырезы в
дверях, потому что Харли сказал, что попадет в обе не попортив древесины,
и с первой у него получилось просто замечательно: он вскинул свой 94-й - и
бац, как не бывало. Но по второму разу вышло гораздо хуже, потому что он
попортил бицепс какому-то чудаку (тот как раз надумал зайти в бар
опохмелиться). Ух ты, черт, сказал Харли, опуская пистолет, и слава Богу,
что большинство из нас уже лежало на полу, потому что тот ублюдок выхватил
свой морской кольт левой рукой и размазал уродскую рожу Харли по зеркалу в
дальнем конце бара (и как оно не разбилось, а ведь этот сукин сын задолжал
мне тридцатник, и не думаю, чтобы вдова когда-нибудь возместила убыток).
Мужик сунул кольт в кобуру, и вдруг запахло корицей...
Боцман схватил топор и перерубил якорную цепь в тот самый миг, когда
нас накрыло шквалом, нет, только кретин мог додуматься поставить шхуну на
якорь у скал, а шторм катит на нас что твой скорый поезд, все паруса в
клочья, кругом орут - руби то, руби это, ну а капитан Харли на берегу, не
иначе дочку старшего помощника ублажает, да уж, теперь нам точно не
миновать кормить рыбу, а запах лаванды...
Бараны на бойне, вот кто мы такие, эти вьетконговцы устроили нам
просто идеальную засаду, ну а тот РПГ, что отправил Харли к Богу в рай,
заодно прикончил и нашу рацию. Значит, теперь никакой артподготовки,
никакой воздушной поддержки, а у этих парней столько боеприпасов, что
хватит перестрелять весь проклятущий Пентагон. Одиночными бей, одиночными,
надрывается капитан, а что кричать, у меня ни единого дерьмового патрона,
и тогда я отползаю назад и укрываюсь за тем, что осталось от Харли, чтобы
обшарить его амуницию и карманы, а потом кладу перед собой эти гранаты и
магазины и жду, жду, как какой-нибудь гребаный герой проклятущего Роберта
Джордана[1], когда же эти ублюдки высунут нос из леса, чтобы уложить
кого-нибудь прежде, чем запах гвоздики...
Ты можешь пристрелить измученных псов и, порубив на части, накормить
этим мясом остальных, ты можешь выбросить поклажу, чтобы ослабевшая
упряжка стронулась с места, но ты никогда не сможешь отдохнуть. Когда
собаки спят, ты все толкаешь и толкаешь сани, чтобы полозья не примерзли
ко льду, и рано или поздно наступает момент, когда начинаешь думать, что
Юкон в конце концов одержал над тобой верх, и ты никогда не вернешься в
Орегон, ты никогда не вернешься в Белую Лошадь, даже если разрубишь на
кусочки бесполезное тело проклятущего Харли и голодные собаки не откажутся
его сожрать. В сутках двадцать черных часов и четыре серых, колючая
снежная крупа несется параллельно земле, а запах лимона...
Пробоина в космосе не всегда означает верную гибель, тем более что мы
поддерживали на борту высокое давление, и, когда кретин Харли умудрился
продырявить люк кормового шлюза своим дурацким кайлом, у нас было
достаточно времени, чтобы наложить надежную заплату, ну а пока помпы
поднимали давление, мы уселись в кружок отдышаться, награждая Харли честно
заработанными словечками. Но проклятущие помпы никак не желали поднимать
давление, что-то там закоротило, пока мы все как один собирали образцы в
том квадранте, и, что я вам скажу, ребята, никогда не оставляйте корабль
на робота... Словом, мы все еще пытались отдышаться при содержании
кислорода вдвое меньшем, чем на вершине Эвереста, когда мне и всем
остальным пришло в голову, что это у нас никак не получится. Пришлось
опять нахлобучить шлем, а как только я оклемался, то увидел на дисплее
"макс. 32 мин." и очень быстро сообразил, что я успею сделать с Харли за
эти тридцать две минуты, пока запах мяты...
Конечно, подъем затонувших судов - работа рисковая, зато верный
способ заколотить деньжат, а под этим я разумею, что вкалываешь всего
три-четыре месяца в году, ну а все остальное время лежишь себе на пляже.
Насколько эта работа опасна, зависит от глубины, времени пребывания под
водой, применяемых инструментов и, разумеется, от партнеров. В прошлый раз
моим напарником был Харли, отличный ныряльщик, но человечишко паскудный, и
вот как-то раз спустились мы с ним на палубу, запах зажаренного вхруст
бекона...
- Ваше имя?
У меня был полон рот холодной слюны. Я проглотил ее, обтер губы и
пощупал затылок.
- Будьте добры, назовите свое имя.
- Ох, избавьте меня от теста на реальность, ладно? Я вернулся.
- Ваше имя?
- Меня зовут Джек Линдхофф, а вот кто такой Харли?
Я лежал на широкой удобной кровати, поверх простыней и полностью
одетый. Яркий свет, больничные запахи.
- Вы меня помните?
- Скажите мне, кто такой Харли, и я отвечу на ваш вопрос. - Я не знаю
никакого Харли. Он участвовал в одном из ваших эпизодов?
- Во всех без исключения. Вы - доктор Барбара Кэсс, и я плачу вам
столько, что вслух сказать неприлично. Ну как, мне уже лучше?
- А сами вы что думаете?
- Мне сразу станет лучше, когда я узнаю, кто такой этот Харли.
- Вы можете его описать?
- Он все время разный. Пару раз я его вообще не видел, а однажды он
выступил в роли замороженного трупа. - Может быть, это имя имеет для вас
особое значение?
- Ровно никакого. Я даже не мотоциклист[2].
- Вы не хотите вернуться и поговорить с ним?
Я потрогал девятиштырьковый разъем на собственном затылке.
- Почему бы не сделать эпизоды подлиннее?
- Из чисто терапевтических соображений. Если человек задерживается в
сюжете дольше минуты, то, как правило, начинает сознавать, что находится в
воображаемой реальности.
- Дайте мне пять минут, и я разберусь с этим сукиным сыном.
- Он же не настоящий. Право, не вижу смысла...
- Я сказал - пять минут. Денежки мои, разве не так?
- Ну хорошо. Повернитесь...
Харли старательно разрезал лимон. Хозяин бара, вздохнув, прекратил
бесполезные уговоры и удалился в подсобку.
- Я и так верю, что ты не промахнешься, Харли, чего ради обстреливать
улицу?
Допиливая лимон тупым ножом, Харли от усердия прикусил язык и
буркнул:
- Никто никому не собирается вредить. Я просто должен это сделать.
- Угу. Шансы у тебя примерно тридцать на тридцать, - заметил я.
- Так я же буду целиться сверху вниз, и пуля зароется в землю. Почему
бы тебе не взглянуть, нет ли кого на линии огня?
Я нетвердыми шагами направился к двери, резко толкнул качающиеся
створки и увидел, что на улице ни души. Было воскресенье, восемь утра, и
мы отмечали день рождения Харли уже двенадцать часов подряд.
- Там никого нет.
- Ну и ладно. Тогда я стреляю.
Да пусть пальнет по этим дурацким лимонам! - пришли к согласию все
клиенты бара, и Харли установил половинки в овальных вырезах створок,
потом взглянул направо, налево и громко оповестил публику: - Никого!
- Эй, Харли, - подал голос хозяин бара. - Ты знаешь, сколько я
выложил за эту дверь?
- Кому нужна твоя дерьмовая дверь? - обиделся Харли, прицеливаясь с
руки, но тут же передумал и, усевшись за покерный столик, уперся локтем в
зеленое сукно. В этом эпизоде он стрелял в классической манере - не
щурясь, задержав дыхание и плавно нажимая на спусковой крючок.
Пистолет громко рявкнул, в зале запахло порохом, а лимон бесследно
исчез, хотя я по-прежнему ощущал его тонкий запах.
- Хватит, Харли, мы все тебе верим, - убедительно заговорил я. -
Здорово получилось!
- Ха! - сказал Харли и тут же послал вторую пулю, но на этот раз за
лимоном обнаружился незнакомец с эффектным красным пятном на правом рукаве
и самым громким "ууй-йя-аа" на устах, какое мне только приходилось
слышать. Я и все прочие клиенты дружно рухнули на пол.
Харли тоже следовало догадаться, что подстреленный гражданин не
побежит искать телефон, чтобы набрать номер Службы спасения 911, но кретин
опустил пистолет, бормоча что-то вроде "ах ты, черт побери".
- Харли! - отчаянно завопил я. - Поберегись!
Моргнув, Харли с пьяным изумлением уставился на меня, а мужик тем
временем уже вломился в бар, и на сей раз я смог хорошенько его
разглядеть. Кровища так и хлестала у него из плеча, что ничуть не помешало
ублюдку принять стойку стрелка по мишеням и поднять свой кольт обеими
руками, целясь аккурат в непримечательную физиономию Харли. Харли начал
поднимать руки, но пуля уже ударила его на уровне усов, и то, что
оказалось ниже, стало медленно валиться на пол, верхняя же часть Харли
живописно декорировала собой большое зеркало и красочный плакат "ПИВО
ГИННЕСС - ТВОЙ ЛУЧШИЙ ДРУГ" на дальней стене бара.
Тело упало с удивительно безжизненным звуком, словно набитый тряпками
мешок, а я подполз к нему и сказал: "Харли, ты должен объяснить мне, что
все это значит". Мужик тем временем совсем разошелся, паля направо и
налево, ну чистый маньяк-убийца, кругом орали и визжали, а я продолжал,
увещевать Харли: "Послушай, я знаю, что ты ненастоящий. Все это обман.
Хватит, кончай придуриваться! Надень свою физиономию и поговори со мной".
У большинства клиентов тоже было при себе оружие, и всеобщее побоище
живо напомнило мне бездарно поставленный спектакль, где кровь течет
ручьями, но все и всегда остаются живыми и здоровыми. Какому-то парню
вышибли из ребер легкие, другой подметал грязные опилки на полу
собственными кишками, но я-то знал, что всей этой иллюзии рано или поздно
придет конец. Пуля ударила меня под лопатку и вылетела наружу, разворотив
под правым соском дыру размером с биг-мак, это было ужасно больно, совсем
как наяву, к тому же упрямый Харли по-прежнему не желал подавать признаков
жизни, и тогда я слабым голосом произнес: "Барбара? Барбара Кэсс? Пора
вытаскивать меня отсюда".
Окружающее затуманилось, потом прояснилось, снова затуманилось, стало
совсем темно, а после вспыхнул яркий свет, и какой-то человек в зеленой
тунике придерживал жгут на моей правой руке, в то время как другой пытался
вогнать мне в вену инъекционную иглу, третий же прижимал к моей груди
что-то мокрое и холодное, а за его спиной стояла заляпанная кровью Барбара
Кэсс с белым, как смерть, неподвижным лицом.
- Что случилось? - спросил я и захлебнулся кашлем.
- Ты только не волнуйся, герой, - сказал один из зеленых, и они
быстренько вывезли меня из кабинета и с непристойной поспешностью покатили
по коридору; один на бегу все время что-то кричал, поминая портативную
рентгеновскую установку, потом мы вдруг остановились и долго ждали лифта,
и я наконец догадался, что меня везут в экстренную хирургию, расположенную
в другом конце больницы.
Приподняв голову, я взглянул на рану и увидел у себя на груди
огромный окровавленный пластырь и кучу ваты поверх него, все это было
крест-накрест примотано ко мне липкой пластиковой лентой, и при каждом
вздохе под пластырем противно хлюпало. Кто-то положил мне руку на лоб и
прижал мою голову к подушке, и я объяснил ему:
- Это был кольт. Сорок первый калибр, черный порох, модель "Морской
драгун".
- Как скажешь, тебе лучше знать.
Господи, какой там еще драгун? Откуда я это взял?
Седовласая женщина, плотно прикрыв мне нос и рот, велела считать от
ста до единицы, но я оттянул эту маску пальцем и уведомил всех
присутствующих, что категорически не желаю засыпать. Не надо беспокоиться,
вы отключены, промолвил голос Барбары Кэсс, но глаза мои закрывались сами
собой, я так устал, что мне было уже безразлично, наркоз это или смерть.
Мне плеснули в лицо теплым пивом, и я поневоле очнулся. Харли помог
мне подняться и заботливо стряхнул с меня опилки.
- Я лучше думал о тебе, парень, - сказал он. Всего-то четыре кружки,
а ты уже на полу.
- У него снова был припадок, только и всего, - заметил кто-то у
стойки.
- Сам знаю. Просто не хотелось его огорчать.
- Барбара... - прохрипел я. - Барбара Кэсс!
- Ну что я говорил? - заметил тот же клиент.
- Ты мне все уши продолбал этой самой Барбарой, - буркнул Харли. -
Может, что-нибудь расскажешь про нее ради разнообразия?
- Она... Я прохожу у нее курс лечения.
Харли и все присутствующие дружно загоготали.
- Как же, слышали... Она вправляет тебе мозги!
Я пощупал затылок - никакого киберразъема, дыра в груди тоже
отсутствует. Из подсобки вышел хозяин салуна с лимоном и перочинным ножом.
- Нет, ты просто чокнулся, Харли! Проверь хотя бы, нет ли кого на
улице, и целься ты пониже, ради Христа, только штрафа мне еще не хватало
для полного...
Я выхватил у него треклятый лимон и твердо заявил:
- Мы не станем повторять эту ошибку, Харли.
- Ошибку? Что это значит? Разве это не твоя собственная идея?
- Хватит с меня дурацких идей!
Когда-то я был лучшим питчером университетской футбольной команды,
так что мне не составило труда запулить лимон на улицу поверх дверей
салуна, и он, разумеется, угодил прямо в глаз уже известного мне
незнакомца.
Мужик с рычанием ворвался в салун, расстегивая кобуру, Харли выхватил
свой винчестер и дослал патрон, а я все хлопал себя по бедру, совершенно
позабыв, что никогда не беру оружия в город. На этот раз они выстрелили
одновременно и так быстро, что еще не все клиенты успели попадать на пол.
Резко брызнули кровь и мозги, незнакомец, неприятно оскалившись, мельком
взглянул на свое раненое плечо и направил кольт на меня.
- Погоди! - закричал я, показывая пустые руки. - Скажи, кто такой
Харли?
- Вот дерьмо, - мрачно сказал он и выстрелил. Я упал назад вместе со
стулом, крепко ударился головой и скатился набок, а мужик тем временем
переключился на остальную клиентуру, паля направо и налево. Дырки в груди
у меня по-прежнему не было, и я решил, что ублюдок промахнулся, но
закашлявшись и выплюнув кровавый сгусток, сообразил, что это не ангина, а
пулевая рана в горле.
Я хотел позвать Барбару, но захлебнулся кровью, потом у меня
закружилась голова и потемнело в глазах. Кажется, я умираю, подумал я, вот
только где - ЗДЕСЬ или ТАМ?! Окружающее затуманилось, затем проявилось - я
ощутил, что лежу уткнувшись носом в опилки, и снова затуманилось, и я
вспомнил, что так уже было...
- Проснись, Джек, не спи!
Я видел лишь глаза Барбары - нижнюю часть ее лица закрывала
хирургическая маска.
- Если слышишь меня, моргни два раза!
Я моргнул.
- И не шевелись, ни в коем случае не шевелись!
Я не смог бы сделать этого, даже если б очень захотел. Тело
существовало отдельно от меня, и хотя я ощущал, как врачи штопают мои
раны, но боли совсем не чувствовал. В горле у меня торчала пластиковая
трубка, зеленые туники были густо забрызганы моей собственной кровью, и я
закрыл глаза.
- Не спи, Джек, не спи! - снова закричала Барбара. С простреленной
шеей они разобрались довольно быстро - должно быть, рана оказалась не
слишком серьезной, но с дыркой в груди пришлось изрядно повозиться. Что
они там делали, не знаю, но когда убрали простыни, я увидел аккуратный
тугой бандаж с дренажем. Трубку, которая так мешала, тоже убрали и дали
мне несколько глотков воды и крошечную мензурку яблочного сока. В ноздри
ввели тоненькие кислородные трубочки, и в голове у меня немного
прояснилось, хотя я по-прежнему был накачан транквилизаторами по самые
уши.
Хриплым шепотом я поведал Барбаре о неожиданном варианте прежнего
сценария.
- Что это значит? - спросил я. - Получается, мне теперь и заснуть
нельзя?
- Что это значит, я пока не знаю, поскольку раньше ничего подобного
не случалось. Но вполне возможно, что с естественным сном будет все в
порядке. Искусственный, который мы используем для драмотерапии, более
глубок, а хирургический наркоз еще глубже. Вот наша стратегия - чисто
интуитивная, конечно. Мы будем держать вас без сна так долго, как это
будет допустимо в вашем состоянии, а потом позволим заснуть... В
операционной под присмотром хирургов из травматологии.
- Постойте, когда я подписывал согласие на лечение, ничего такого...
- Вы были предупреждены о возможных психосоматических последствиях
драмотерапии. Это очень сильное лекарство, и иногда от него умирают.
- Да, мне говорили об инсультах и инфарктах. Но реальные раны от
воображаемых пуль - это совсем другое!
- Что вы хотите, это же новая область науки. Теперь ваш случай войдет
во все учебники.
- Задумали возложить меня на алтарь науки? Лучше бы вам этого не
делать, не то РАНКО сотрет всю вашу больницу в порошок вплоть до последней
упаковки аспирина.
- Может быть, не будем говорить об этом в таком тоне? - Она
подвинулась ближе и заглянула мне в глаза. - Давайте посмотрим на вещи с
другой стороны. Какая-то часть вашей индивидуальности несет в себе
саморазрушительные тенденции...
- Эй-эй! Я не самоубийца. Напротив, я наслаждаюсь жизнью, я беру от
нее все, что она может дать.
- Альпинизм, яхты... Это мы уже обсуждали.
- Меня привлекают не опасности, а испытания духа и тела! Впрочем, я
уже говорил вам, что хочу избавиться от подобных увлечений, включая и
парашютный спорт.
- Должно быть. Совет директоров РАНКО сильно обеспокоен вашим
поведением, иначе они не прислали бы вас ко мне.
- Двойная ошибка! Во-первых, это был не приказ, а совет, во-вторых,
врача я выбрал сам. То есть вас. Считается, что драмотерапия - быстрое и
верное средство.
- Быстрое и опасное. Это весьма существенно.
- Вы черните собственную профессию? Уж не хотите ли сплавить меня
психоаналитику с его кушеткой и блокнотиком?
- Боюсь, таких больше не существует. Но в одном вы правы -
драмотерапия слишком сильна для вас... Или вы для нее! Все, что я могу
сейчас сделать - это просмотреть сводную базу данных по историям болезней,
может, кто-нибудь вроде вас уже проходил подобный курс лечения.
- Вроде меня... Это значит - с суицидными наклонностями?
- Я этих слов не говорила. Я введу в компьютер ваш психопрофиль,
результаты тестов и запущу программу поиска корреляций.
- А если ничего похожего не обнаружится?
Она ответила не сразу.
- Видите ли, вы уже сделали то, что я могла бы вам предложить. Вы
вернулись и попробовали переиграть сценарий.
- Швыряться лимонами было довольно глупо. Наверное, мне следовало
покинуть заведение. Убраться подальше от Харли и этих пистолетов.
Она задумчиво кивнула.
- Может быть. Если Харли персонифицирует некий фактор, от которого вы
должны избавиться, чтобы выжить... Очень похоже! Вам когда-нибудь
удавалось уйти от этого Харли?
Я мысленно просмотрел список: космический корабль, Вьетнам, собаки,
шхуна, автогонки...
- Если Харли физически присутствовал на сцене, то никогда.
- Вот и решение! Вернуться в бар - и сразу же уйти.
- И незнакомец с морским кольтом пристрелит меня прямо на улице!
- Совсем не обязательно. Он появлялся еще в каком-нибудь эпизоде?
- Что-то не припомню. Но думаю, лучше перестраховаться и улизнуть
через черный ход.
- Если будет другой сценарий... Немедленно отделайтесь от Харли, как
только поймете, что это воображаемая реальность. Но обычно человек
возвращается в одну и ту же стартовую позицию. - Барбара встала. - Пойду
поработаю с компьютером. Я пришлю кого-нибудь, чтобы не дать заснуть. А
пока... - Она включила телевизор и сунула мне в руку пульт управления.
Следующие семь часов я провел в компании толстого, пахнущего пивом
санитара, который клал мне на лицо кубик льда каждый раз, когда я пытался
закрыть глаза. Вернувшись, Барбара Кэсс сказала, что компьютер ничего не
нашел, но я ясно видел, что она лжет. С ней был еще один врач, пожилой
мужчина с седоватой бородкой, которого она представила как главу
травматологического отделения.
- Барбара хочет, чтобы вы попробовали уснуть в присутствии бригады
хирургов.
- Я ничего не имею против.
- Видите ли, сейчас ваше состояние довольно тяжелое, но стабильное.
Но после третьей раны вы, скорее всего, не выживете.
- С другой стороны, - сказала Кэсс, - вы не сможете поправиться, если
не будете отдыхать. Рано или поздно, но придется заснуть.
- Так в чем проблема? Зовите вашу команду и позвольте мне, наконец,
закрыть глаза. Они переглянулись. - Что-то еще? Что именно?
- Ничего, - быстро сказала Барбара, - просто... Просто я хотела,
чтобы вы учли все факторы. Можно продлить бодрствование, если вы хотите...
- Нет, благодарю. Будь что будет.
Если они что-то от меня скрывали, я, кажется, не желал этого знать.
Четыре санитара перевезли на двух каталках меня и всю их машинерию в
круглую светлую комнату, где на стенах висели подсвеченные рентгеновские
снимки моей шеи и грудной клетки в различных ракурсах. Люди и машины
замерли в ожидании. Я закрыл глаза.
Кто-то отвесил мне пару чувствительных шлепков по лицу, и я очнулся,
чтобы увидеть над собой красную физиономию Харли.
- Ты мне это прекрати! - рявкнул он. - Нечего портить людям
настроение!
- Да оставь ты беднягу, Харли, - сказал клиент у стойки, - он же ни в
чем не виноват.
Я с трудом принял вертикальное положение - колени у меня подгибались,
зато я был совершенно цел. Харли громко вопросил публику, куда это
подевался его лимон, и я молча заковылял к выходу.
- Эй, какого дьявола! - заорал он мне вслед. - Ты куда это собрался?
- Я в эти игры не играю, - ответил я, и за моей спиной хлопнул
винчестер - Харли выстрелил в потолок.
- Это же твоя дурацкая идея, это ты побился об заклад, что я
промахнусь, разве не так? Ты что, собираешься поверить мне на слово?
Обернувшись, я попытался изобразить дружелюбную улыбку.
- Ну разумеется, Харли. Кому еще мне верить, как не тебе? Кое-кто
заржал, а я не торопясь вышел через дверь салуна, чувствуя неприятное
жжение в самом центре спины. Черт с ним, сказал Харли, пора начинать, а
буфетчик повторил свой совет целить пониже и проверить линию огня. Я
побрел по Франт-стрит, но через несколько шагов вынужден был остановиться,
прислонившись к стене: весь мир словно закружился вокруг меня, но я не
стал закрывать глаза, и скоро это прошло.
Черноволосый незнакомец уже шагал сюда и не выглядел особо опасным.
Когда он поравнялся со мной, я заговорил:
- Никак салун ищешь, приятель?
- Кофе, - ответил он и поглядел на меня. - В гостинице сказали, что
это единственное место, где можно выпить приличного кофе.
- Знаешь парня по имени Харли?
Он бросил на меня подозрительный взгляд.
- Никого я не знаю. Я из Вичиты приехал.
- Ну да, понятно, - я тщетно пытался заставить свой язык работать в
согласии с мозгами. - Послушай, приятель, я, может быть, не в лучшей форме
- всю ночь гуляли, но ты уж мне поверь, не надо тебе туда ходить. Там
Харли, он набрался под завязку и вовсю размахивает пушкой.
- Но я хочу кофе. С какой стати...
Тут винчестер промолвил "кррак", и мы оба обернулись взглянуть на
салун. Еще раз "кррак" - и еще одно облачко лимонного сока. Рука
незнакомца дернулась к кобуре, но на полпути остановилась.
- Да, тут слишком весело, - пробормотал он. - А мне сегодня
развлекаться неохота. Думаю, я смогу обойтись без кофе.
Он двинулся назад в Грейт-Вестерн Отель. Лучше бы он задержался - все
опять заколебалось, как перед припадком, и у меня было такое чувство, что
я о чем-то позабыл его спросить.
Док Сивер подбежал ко мне в пальто, накинутом на ночную сорочку.
- Это ты, Джек? Что там за стрельба?
- Всего лишь день рождения Харли. Он купил себе новую пушку.
Док потеребил свой седой ус.
- Ты не ранен?
- Нет. Я вовремя выбрался оттуда.
- Тебе вообще не следовало там появляться. Помнишь, что я тебе
говорил? Ну-ка садись, - он подтолкнул меня к скамейке перед магазином
Циммермана. - Пьянство, гулянки - это все не для тебя. Чего уж тут
удивляться припадкам и видениям...
- Но сегодня ночью я почти не пил, - запротестовал я.
- Сейчас шесть часов утра Божьего Воскресения! - загремел док. - И
твой дружок Харли расстреливает город, в котором ты бродишь в шляпе
набекрень! - Я поправил шляпу. - А назавтра, клянусь чем угодно, ты снова
приползешь ко мне в кабинет выпрашивать пилюли на том основании, что ты
чувствуешь себя хуже, чем в аду!
- Никому не повредит, если...
- Может, опиум тебе и не вредит, а может, и наоборот - вспомни о
видениях, но я совсем не то хотел сказать. Ты был хорошим мальчиком, а
нынче на полпути к тому, чтобы превратиться в кого-нибудь вроде Харли. Ты
думаешь, дочка Гретчинов может выйти за Харли?
Я покачал головой.
- Она и за меня не пойдет, какой я есть.
- Может, нет, а может, и да, женщины - странные создания. В любом
случае у тебя будет куда больше шансов, если ты прекратишь пропивать
денежки, а станешь сидеть дома да читать умные книжки. Уж ее-то родители
точно будут от тебя без ума!
- Наверное, вы правы, - промямлил я и начал валиться набок, но док
успел подхватить меня.
- Ну-ка, сынок, полежи тут на скамеечке, а я обернусь минут за
десять. Подгоню свою таратайку и отвезу тебя домой, будешь спать все
воскресенье. И никаких пилюль!
Пока я лежал, мне приснился сон, будто я умер и очутился в раю. Это
было красивое светлое место, и некоторые ангелы были одеты в зеленые
туники, а другие походили на серые скелеты, светящиеся изнутри.
Подкатил док на своем кабриолете, и я уселся рядом с ним. Он все
твердил - спать, спать и никаких пилюль, и я, конечно, с ним согласился.
Но дома я никак не мог уснуть, потому что помнил тот сон и отчего-то
твердо знал, что обязательно умру, стоит лишь мне закрыть глаза. И я никак
не мог избавиться от тонкого, пронзительного запаха смерти и корицы.
[1] Известный американских фантаст, автор эпопеи "Колесо времени" и
нескольких книг о Конане-варваре.
[2] Намек на культовый мотоцикл Harley-Davidson.