Баян Ширянов
   НИЗШИЙ ПИЛОТАЖ

   Роман в новеллах о наркоманах, для них самих и всех прочих желающих.

   ПОДЕРЖИ ЗЕРКАЛО.

   Никаких хохмочек! Никаких выебонов! Правда. Голая блядь  правда!  Сам
видел! И поэтому право имею ее резать! На глушняк...
   Да, я ширяюсь, шмыгаюсь, втираюсь, мажусь. Да, и зовут  меня  поэтому
Шантор Червиц. А, может, и не поэтому, а из-за других причин, но причины
эти по хую.
   Может и узнаешь когда, а пока въезжай в расклад и расстановку сил.
   Я объявил войну винту. Как и многие. Мы воюем с ним так же, как алко-
голики со своей вонючей водярой, путем уничтожения посредством собствен-
ного организма. Ничего нового в этом нет, поэтому мы решили легализовать
наркотики. Но об этом тоже позже.
   Итого, на пять рыл мы имеем пятнадцать кубов. Я поставил кубы  первы-
ми, ибо они важнее всего. Без них ничего не случается, потому  что  слу-
читься не может принципиально. Второе это флет. Флет у нас однохатный, с
сортиром, ванной, прихожей и винтоварней, которая в других флетах  обзы-
вается кухней. Но кухня - это не винтоварня. На кухне варят хавчик, чтоб
его потом жрать, поддерживая силы. В винтоварне,  наоборот,  варят,  как
многие уже догадались из названия, винт, который жратвой не является,  а
действует ровно наоборот. Ты жрешь свой кусок булки с ковбасой, чтоб на-
полнить себя силой, которая складывается в жировые отложения, по которым
можно производить раскопки твоей истории. Ты хаваешь винта,  чтобы  изв-
лечь из себя свою силу. Понятно?
   Ладно. Винта надо хавать. Чтобы его хавать нужны те, кто его  хавает.
Их пятеро. Я. Чо, нескромно, ставить себя первым? А по хую!.. Второй Се-
марь-Здрахарь. Яростный торчок. Третьим у  нас  будет  Навотно  Стоечко.
Распиздяй, похуист и поебеньщик. Четвертым - Роза Майонеззз, родная  ши-
ровая сеструха Зои Чумовоззз. До сих пор неизвестно,  кто  из  них  кого
подсадил. Пятая, последняя, безымянная герла. Она приблудилась к нам  во
время поисков салюта и села на хвоста так прочно, что пообещала  выебать
всех мужиков, что не понравилось Розе Майонеззз, но ее послали  на  хуй,
вместе с ее пиздожадностью.
   Да, чуть не забыл, хозяином флета числится Навотно Стоечко. На  флету
имеется разъебанный диван без ножек, пара матрацев,  ковер,  на  который
все стравливают контроль, стол комнатный и стол кухонный,  разные,  нес-
колько не то стульев, не то табуреток, мигрирующих в  широких  пределах,
колдун, в просторечье холодильник, газовая плита. Все  прочее  не  имеет
значения и смысла перечислять.
   Да, еще есть винт! Но об этом я сказал в самом начале.
   Итак, винт. Его надо ширнуть. И, желательно, в вену. А если не в  ве-
ну, то под шкурой будет такой фуфляк!..
   Короче, вмазаться хотят все. Но первым должен ублаготвориться Навотно
Стоечко, как варщик, это основная причина, и как хозяин, на эту  причину
всем насрать, поэтому она причиной здесь являться не будет.
   Без пизды можно сказать, что  навотностоечковский  организм  проширян
насквозь. На моей памяти он двигался в руки, ноги, пальцы и хуй. Если он
когда-нибудь кинется, то, в натуре, в его винте крови не обнаружат,  как
не найдут и самих веняков.
   Для активных боевых действий супротив винта без веняков не  обойтись,
а эти суки норовят или скипнуть, или затромбиться, или вообще,  на  хуй,
исчезнуть. Не въезжают они в необходимость своего присутствия.
   Навотно Стоечко заряжает баян положняковыми двумя квадратами. Вся ту-
совка кучкуется вокруг них.
   - Ой, бля-я-я... - Шипит Навотно Стоечко и угрожающе размахивает  ма-
шиной. - Уйдите на хуй, свет застите!..
   - Помочь? - Интересуется Семарь-Здрахарь. Он единственный кто остает-
ся рядом, остальные растусовались по углам и старательно косят, что  на-
вотностоечковская казнь их не ебет.
   - В пизду! - Верещит ширяющийся, - Надо будет - сам позову.
   Семарь-Здрахарь под визги хатовладельца съебывает  на  винтоварню,  а
Навотно Стоечко стягивает с себя рубаху.
   Телеса Навотно Стоечко достойны кисти Пабло Дали и Сальвадора  Пикас-
со. Или наоборот? Но до пизды, значит так, хэнды. Правая. Она пятнистая,
сине-желто-зеленого окраса от подшкурного контроля. Тонкие белые полоски
на местах старых дорог, у локтя красная блямба  заросшего  колодца.  Вся
эта красота в коричневую крапинку от недавних широк. Левой хэнде повезло
меньше. На ней несколько вулканчиков, следы какой-то  недоебаной  инфек-
ции. От вулканчиков вся хэнда ярко красная  и  бугристая.  Торс  Навотно
Стоечко не так красив, на нем всего несколько синяков, ребер и волосков.
   - Блядский Бог... - Бормочет Навотно Стоечко, ощупывая правой  хэндой
левую. Зрители не дышат.
   - Ебаный Христос...
   Левая рука так распухла, что веняков нет и не будет в ближайшие  нес-
колько месяцев. Навотно Стоечко начинает исследование  левой  хэнды.  Он
пыхтит, скрежещет оставшимися зубами, пускает горькие слюни...  И,  ебе-
ныть! чего-то находит!.. Его палец находится около кисти,  он  осторожно
надавливает на кожу и под ней что-то трепыхается.
   Не отпуская найденное место Навотно Стоечко берет  баян,  снаряженный
самой тонкой стрункой. Дыхание Навотно Стоечко  становится  тяжелым,  он
всаживает струну и в баян тут же идет контроль.
   - Бля! Поймал!.. - Яростно шепчет он не всю комнату и давит  на  пор-
шень...
   - БЛЯ!!! - Орет Навотно Стоечко в следующую секунду и вырывает иглу.
   - Как больно-а-а!!! - Вопит он во всю глотку, размахивая машиной.  На
месте вмазки растет кровяная капля. Навотно Стоечко слизывает ее и  при-
жимает дырку пальцем.
   - Уй, бля-я-я... Пропорол... Блядский Бог, где Ты? Нету Тебя,  бля!..
Ну почему я не могу по-человечески ширнуться? Помоги  мне,  Господи!  У,
бля!..
   На крики прибегает Семарь-Здрахарь с баяном,  тоже  полным  контроля.
Увидев его, Навотно Стоечко белеет от ярости:
   - Вперед меня?!..
   - Да ты сколько будешь казниться... - Оправдывается  Семарь-Здрахарь,
но раскаяния в его голосе не присутствует.
   - Ну и хуй с тобой, паскуда! - Отворачивается Навотно Стоечко и начи-
нает поиски по новой. Теперь он обследует ноги.
   Самое приятное - это наблюдать за попытками ширнуться того, кому шир-
нуться некуда, того, кому есть куда ширнуться.  Мне,  например.  Но  это
скоро надоедает.
   Какого хуя я должен ждать три часа чтобы вмазаться, пока не втюхается
какой-то ублюдок?
   На кухне Семарь-Здрахарь уже моет свой баян.
   - А, сам Шантор Червиц, ширнуться зашел, или так?
   - Ширнуться, - Соглашаюсь я, - Где пузырь?
   Пока я выбираю себе и щелочу, происходят два события: очередной бого-
хульный вопль Навотно Стоечко и появление приблудной герлы.  Она  стано-
вится у стены и сползает вниз. Ее  короткая  юбка  задирается  и  нашему
обозрению предстают дырявые, но достаточно чистые трусы,  которые  и  на
половину не скрывают жутко волосатую пизду их хозяйки.
   - Я - преступная мать... - Горестно говорит безымянная герла,  и  до-
бавляет, - Ширните меня...
   Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки,
но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших!
   Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до  пизды-дверцы.  Приход
слабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда
я открываю глаза, я застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в
руку герлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь  издает
сдавленный возглас восторга.
   - Как? - Любопытствует Семарь-Здрахарь.
   - Хорошо. - Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать.
   Мы с  Семарем-Здрахарем  переглядываемся,  плакать  на  приходе?  Это
что-то странное.
   - Точно хорошо? - Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего не  слы-
шит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет.
   - Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! - Доносится из комнаты.
   - Я - преступная дочь... - Говорит вдруг герла и внезапно стягивает с
себя юбку вместе с трусами. - Ебите меня... Я - преступница...
   Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка - штука тонкая.
Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну  точ-
ку, дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет  на-
зад куб винта. Но если эти заморочки по кайфу  тебе,  других  они  могут
напрягать... А могут и не напрягать... Смотря на чем ты заморочился.
   - Ну, ебите меня... - Жалобно просит безымянная герла. - Я - преступ-
ница, меня надо ебать!.. Или хотите, я у вас отсосу?.. Я никогда не  со-
сала... Но, если надо... Я преступница, я буду стараться!..
   Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами.
   - Попозже... - Улыбается Семарь-Здрахарь.
   - Вы мной брезгуете? Да? - Выщипанные брови  поднимаются  домиком,  а
нижняя губа отвисает. - Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступни-
ца!
   Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы - нормальные люди,  а  я  -
наркоманка и преступница!
   Дайте двадцатку!
   Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его
безымянной герле. Она схватила его не лету, облизала и начала засовывать
его себе в пизду, повторяя:
   - Я преступница... Вы не будете меня ебать, вы брезгуете!..
   Несколько минут мы с Семарем-Здрахарем наблюдали как она дрочит  бая-
ном. А потом я не выдержал и сделал ошибку, я спросил:
   - А с чего ты это взяла, что ты преступница?
   Безымянная герла встрепенулась. Она посмотрела на меня так, словно  я
ее уже выебал. Потом, встав на четвереньки, не вынимая  баян  из  пизды,
она резво заковыляла ко мне и обняла за колени.
   - Я - преступная дочь. - Сказала безымянная  герла,  смотря  на  меня
снизу вверх, - Моя мама знает, что я наркоманка. Она страдает...
   Я - преступная жена. Два месяца назад я ушла от своего мужа. Три  дня
назад я к нему вернулась. А вчера я от него опять ушла.
   Я - преступная мать! Я бросила свою дочку, и теперь она у мамы. Я  ее
люблю...
   Я - преступная дочь, - Начала безымянная герла по второму кругу, -  Я
бросила свою трехлетнюю дочку на шею мамы, я о ней забыла, она так  меня
любит, а я сижу тут, а вы мною брезгуете. Ну, пожалуйста, поебите  меня,
я - преступница!
   Тебя как зовут?
   - Шантор Червиц...
   - Давай я у тебя отсосу? - Умоляюще хлюпает  безымянная  герла,  -  Я
преступница, я должна...
   - Прямо здесь? - Удивляюсь я, смотрю по сторонам и натыкаюсь  на  ух-
мылку Семаря-Здрахаря. Он кивает и подмигивает.
   - Мне по хую! - Говорит безымянная герла и  еще  сильнее  обхватывает
мои колени, - Пусть все смотрят, пусть все знают, что я преступная мать!
   - БЛЯ!!! Ну был же контроль!!!  Что  ты  делаешь,  сука??!!  Блядский
Христос, нет Тебя, Господи! Ебал я тебя! Ну, помоги же  Ты  мне,  ебаный
Твой рот! - Верещит в комнате Навотно Стоечко и с его последними словами
на кухню входит Зоя Майонеззз, чтобы увидеть, как безымянная герла  заг-
латывает мой нестоящий хуй.
   Зоя Майонеззз замирает на полушаге, а безымянная герла,  не  выпуская
изо рта мой хуй, начинает свою телегу:
   - Я - пврештвупфная мфать! Я - пврештвупфная дофь! Я -  пврештвупфная
фена!..
   Подозрительно глядя на торчащий из пизды безымянной герлы шприц,  Зоя
Майонеззз делает Семарю-Здрахарю условный жест. Она оттопыривает большой
палец и трет им руку, мол вмажь меня. Семарь-Здрахарь наполняет баян,  и
они уходят в ванную, винт, Семарь-Здрахарь и Зоя Майонеззз.
   - Я - пврештвупфная мфать!
   - Бля, ну помогите кто-нибудь, бляди! -  Кричит  Навотно  Стоечко  из
комнаты. - Семарь! Шантор! Кто-нибудь, бля!
   Мне удается высвободить хуй из губ безымянной герлы, с него капает ее
слюна и я решаю штаны пока не надевать. В раскорячку я вхожу  к  Навотно
Стоечко, и вижу, что он абсолютно голый сидит  на  матрасе,  а  к  стене
прислонено большое круглое зеркало, отражающее жопу Навотно Стоечко.
   - Я и в ноги, и в живот, и в хуй... - Жалобно стонет Навотно Стоечко.
В его руке уже десятикубовый агрегат с метровой бабочкой, полный  навот-
ностоечковской крови. - Поможешь?
   - Как?
   - Подержи зеркало.
   - Зачем?
   - В спину вмажусь. Ну, давай, бля! Скорей!
   Пока я устанавливаю зеркало как надо Навотно Стоечко, он  молчит,  но
как только игла бабочки приближается к коже, начинается старое ворчание:
   - Бля... Ну на хуя столько контроля? Блядский Бог... Нет Тебя, падлы!
Поможешь ли Ты мне, ебаный Христос!?
   Там, куда ширяется Навотно Стоечко я не вижу ни хуя. Как он разглядел
веняк у себя на спине, непонятно. Но вдруг в шланг бабочки начинает идти
контроль! Навотно Стоечко замирает, не доверяя своей удаче.  Кровь  мед-
ленно ползет. Она доходит до баяна, выгоняя воздух из прозрачной трубоч-
ки и смешивается со старым контролем.
   Навотно Стоечко мягко жмет на поршень.
   О, ширка! Непостижимая, как круглый квадрат. Вот она, жидкость, в ба-
яне. А вот она исчезает. Вот она была снаружи. А вот она внутри! И  при-
ход!..
   - Бля... - Стонет Навотно Стоечко, - Нету ни хуя!..
   Его кровь скрылась там, откуда пришла, но торчок не  вынимает  струны
из тела:
   - Нету прихода!..
   Шантор, добери мне двушку!
   - Пока я щелочу, выбираю, отбрыкиваясь от безымянной герлы,  проходит
минуты две. Вернувшись, я застаю Навотно Стоечко в абсолютно той же  по-
зе:
   - Давай, давай! - Кричит он.
   Поменяв баян на бабочке на полный, он начинает гнать. Сперва осторож-
но, по децилам, а потом, чуя наступающий приход, и в полную струю.  Гра-
ница воздуха и винта резво бежит по трубке, приближаясь к коже,  но  На-
вотно Стоечко выдергивает иглу на последних каплях.
   - Ух! Ух! Ух! У-у-у-у-у... - Звуки замирают и слышится только  натуж-
ное дыхание.
   Пока я наблюдал за ширянием, безымянная герла опять присосалась к мо-
ему хую.
   - Да отъебись ты! - Делаю я страшные глаза и бью  ее  коленом.  Герла
валится на пол и начинает рыдать:
   - Вы все мной брезгуете!..
   - Я вот чего придумал... - Говорит вдруг Навотно Стоечко. После вмаз-
ки у него совершенно поменялся голос. - Какого  хуя  нас,  торчков,  все
стремают? Если так разобраться, торчки-то абсолютно  все!  Чай  пьешь  -
наркоман. Куришь - тоже наркоман! У нас весь мир - одни наркоманы!
   А я стану президентом! И введу принудительную наркотизацию населения.
   Чувак чапает, а к нему полис:
   - Чем сегодня ширялись? А ну-ка покажите дырки!
   А нет дырок - в ментовку, на анализ крови. Есть наркотики -  отпуска-
ют. А нет - выбирай! Вот марфуша, вот герасим, вот фен,  вот  винт,  вот
кока. Ширяйся, братец.
   Вот тебе баян одноразовый. А не умеешь ширяться - на первый раз  тебя
мент вмажет, а потом - изволь на курсы Или колеса глотай, но так,  чтобы
мы видели!. Там тебя научат и ширяться, и разбираться в наркотиках...
   А в драгах!.. Хочешь чистяка? Пожалуйста! Хочешь сам сварить? Вот те-
бе комплект из соломы с ангидридом, эфедрин с компонентами, что душа по-
желает!
   А лениво в драгу на ломках, скорую помощь можно вызвать. Они  тебя  и
втрескают, и веняки подлечат. Она так и будет называться - "скорая  нар-
котическая помощь".
   Зарплату будут наркотиками  выдавать.  Из  расчета:  сколько  надо  -
столько получишь! А для безработных - общественные "Широчные". Заходишь,
ширяешься, там комнаты для прихода. Только больше десяти минут  зависать
нельзя. Очередь.
   И никакого стрема! Все вмазанные, тащатся, кайфуют.
   А глюки захотел, тоже пожалуйста. "Глюкаличные" откроют.
   А я - президент... И тоже весь день под кайфом...
   Эй, ты, герла. Иди сюда. Отсоси-ка...

   МАРАФОН.

   ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.

   Утро.
   Я решил завести себе байбл. В него я буду писать все мои приключения.
Хотя, приключений у меня а самом деле маловато, но будет, наверное, при-
ятно перечитать все это когда-нибудь.
   Итак, у меня было двое суток ремиссии. Старые дырки поджили, но неко-
торые воспалились. Надо завязывать шмыгаться чужими струнами и давать их
кому попало.
   Я так думаю, воспаляются они не из-за грязи, а от того,  что  у  меня
вторая группа крови. А если у других торчков третья или четвертая - про-
исходит какая-то реакция. Несовместимость, что ли? Не знаю, как  это  по
науке называется.
   Вчера я вырубил последнее, что мне не доставало. На  помойке  полука-
личной нашлось несколько терок. Не знаю, почему мудила Казбек-Талыб Оглы
(врач к тому же, как написано на личняке) их выкинул, но  слава  ему  за
это! И не лень ему было ставить на них все колотухи, а потом вышвыривать
в помойку. Но именно на таких щедрых личностях и держится советская нар-
комания.
   Сейчас нарисую на каждой по две банки салюта и пойду вырубать.

   Вечер.
   Пишу уже ширнутый. А хули? Компоненты есть. Тяги - хоть  залейся.  Да
еще и четыре банки прилипло. Вот я и замутил.
   Клочкед и Блим Кололей моим винтом остались довольны. Они уже  съеба-
лись, падали вонючие, и увели с собой какую-то  бабу.  Баба  хотела  ос-
таться, но они ее увели, я им это припомню.
   Мыслей в голове - целый вагон. Они копошатся и разлетаются  при  моем
приближении, но многие удается схватить за хвост.
   Например: надо изобрести бактерию, которая из сахара, или какой  дру-
гой поебени, делает винт. И запустить ее на хлебозавод. Она там все бул-
ки нашпигует винтом и все будут эти булки хавать и торчать напропалую.
   Или: вместо эфедрина в салют добавлять первитин.  Сколько  бы  мороки
было меньше! И астматикам приятно. Приступ, там, они десяток капель при-
мут - и прутся.
   А вот еще: объявить конкурс "Лучший винт 88". Пусть каждый сварит  по
полста кубов. А жюри, во главе со мной, винт этот будет ширять и  оцени-
вать по стобальной шкале. У этого приход долгий, а у этого, как подушкой
по башке. У этого таска клевая и долгая, а этот прет, и все без толку. И
так по всем городам, где есть винтовые. А потом  устроить  показательные
соревнования. Номинации такие: отбивание (на скорость),  варка  (На  ка-
чественность) и самосад (тоже на скорость) и ширяние безмазового  торчка
(чтоб могли веняк найти где угодно). А победителю - бесплатная  ширка  в
течение года.
   Или вот: сделать кооператив. А в подвале гнать  винт  и  запаивать  в
стекло. А на ампулах писать "дистиллированая вода", чтоб менты не доеба-
лись. И продавать дешевле, чем у барыг. Тогда все торчки - наши.
   В общем, хуй с этими телегами, бабу хочется, аж жуть.
   Интересно, почему когда втюхаешься  хуй  сжимается  до  размеров  на-
перстка, а ебаться хочется, как будто он стоит?
   Надоело писать, пойду подрочу.

   ВТОРОЙ ДЕНЬ.

   Утро.
   Дрочил всю ночь. Кончил раза четыре. Устал, как сволочь. Вся  постель
пропиталась потом, хоть выжимай.
   Жрать не хотелось, ширнул остатки вчерашнего, впихнул в себя  бутерб-
род. Вроде получшело и голова прояснилась.
   Надо идти добывать салют.

   Вечер.
   Только пришел. Жрать и спать не хочется. Сварил у Навотно Стоечко  из
двух своих фуфырей на его компонентах. Заныкал еще два и отщелочил стен-
даля.
   У Навотно Стоечко постоянные стремаки, варить невозможно.  Он  бегает
по квартире и ищет ментов в унитазе. Совсем съехал. Тусовка тоже  стрем-
ная. Все наблатыканные, пальцы веером. Крутых из себя корчат. Им Навотно
Стоечко винт торгует.
   Винт получился хуиный. Резкий. Блатные вмазались, и довольны. Они же,
мудаки, не въезжают в тонкости винтоварения и шурупопотребления. Им надо
что бы в бошку ебнуло, а они и поперли буром.
   Бабы были, но все разобраны. С блатными была такая телка! Пока варил,
весь искончался. Но она сразу упиздюхала как блатные втрескались.  А  на
другую у меня бы не встал.
   Устал страшно. Пойду попробую поспать.

   ДЕНЬ ТРЕТИЙ.

   Утро.
   Опять не спал. Видел все сновидные глюки. Описать их невозможно,  та-
кое наворочено, и все четко, будто в натуре происходит.
   Помню, еду я на подаренном мне розовом "Кадиллаке" по  Киеву  и  вижу
аптечный ларек. Я знаю, что в нем из-под полы торгуют салютом. Выхожу из
машины и ключи оставляю, причем чую, угонят ведь, но, думаю,  успею.  Но
пока я у ларька тусовался, "Кадиллак" угнали. Я за ним бегу, а они в ме-
ня из "Калашей"! Я падаю, качусь, проваливаюсь в какое-то дерьмо.
   Потом церковь под открытым небом, а на алтаре баба  голая.  Красивая,
молодая, в соку. Я подхожу и ссу на нее. А поп кадилом машет, благослов-
ляет. Мы с ней ебаться только пошли, гроза. Ее похищают. А дальше  такая
муть, и не вспомнить.
   Сейчас попробую чего схавать и варить. Ибо готового нет.

   Вечер.
   Сварил ништяк. Пришел Блим Кололей с телкой, принес банку. Буду отби-
вать то и другое.

   ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ.

   Утро.
   Ночью Блим по заширке начал буянить и я его выгнал. Баба осталась.
   Всю ночь она мне поднимала хуй, так и не поебались. Все опять в поту.
В комнате воняет, как в козлятнике.
   Телку зовут Ира Недоеббб. Она непришейная. Из дому сбежала. Пообещала
пожить у меня.
   Винта пока хватит, но надо доставать салюта. Туда и идем.

   Вечер.
   Ира Недоеббб в натуре ебанутая. Не смогла взять по терке  и  пришлось
съебывать на всех парусах из драги. На терке было сделано  два,  а  она,
блядь, стала выпрашивать три. Вот и получили ни хуя. Хорошо, хоть  терку
вернули. Но я все же вырубил, причем в драге, считавшейся безмазовой.
   В общем, если сегодня не встанет, выгоню ее на хуй.

   ДЕНЬ ПЯТЫЙ.

   Утро.
   Первый раз поспал!
   И пока я спал, эта пизда украла винт, салют и половину компонентов  и
съебала.
   Хорошо, хоть выспался. Вид у меня посвежевший, вырублю. Да и  заначка
не тронута. Есть что пустить по вене. А там не пропаду.

   Вечер.
   Вырубил. Сварил карбид.
   Карбид - тоже винт. Правда таска у него дебильная, но так ничего.
   Пытался вызвонить кого-нибудь с телкой. Всех как хуем сдуло. Настрое-
ние поганое. Иду в кровать.

   ДЕНЬ ШЕСТОЙ.

   Утро.
   Не спал. Всю ночь рисовал на заморочке какую-то картину. Так  завалил
ее деталями, что к утру получился сплошной синий лист. Все пальцы в чер-
нилах.
   В морозилке карбид отстоялся, стал нормальным винтом. Ширнул  его  на
рассвете. Таска уже почти прошла. Надо догнаться и идти по теркам.

   Вечер.
   Откопал пять терок. Средней паршивости. Сразу заполнил и взял три пу-
зыря.
   Пока шоркался по драгам, познакомился  с  девицей,  Ниной  Хуеглоттт.
Смазлива, молода, грязна, но кичится своей  честностью.  Посмотрим.  Все
что надо для варки, я заныкал.

   ДЕНЬ СЕДЬМОЙ.

   Утро.
   Ебался всю ночь! Встал и ебля по кайфу.
   Пока Нинка Хуеглоттт отмокала в ванне, сварил. Живого веняка  на  ней
не нашлось, все в дырках и старых дорогах, пришлось шмыгать в  подмышку,
там еще чего-то оставалось.
   Хуй сосет она классно. Правда, с утра свалила, но обещала звонить.
   Голова с недосыпу гудит. Хорошо, что все пока есть. Пожрать  -  и  на
боковую.

   Вечер.
   Днем завалился Блим Кололей. Просил красного. Я не дал, сказал, чтобы
приносил банку. Он принес две и вместе с ними ораву в пять  рыл  малоле-
ток.
   Малолеток я поставил отбивать, сам сварил, ширнулся. Получился  почти
без прихода, но тянет классно.
   Малолетки не въехали, пришлось объяснять, что  это  действие  чистого
первитина, без примесей всякой хуйни, которая и дает ломовой приход.
   Свалили они заполночь.
   Винта - море. Делать не хуя. Завтра отдохну.

   ДЕНЬ ВОСЬМОЙ.

   Утро.
   Не спал. Смотрел из окна в небо на звезды и спутники. В кустах прята-
лись ебущиеся акробаты на шестах.
   Башка трещит, винта просит. Пол квартиры идет волнами. Я тоже.

   Вечер.
   Завалилась Ира Недоеббб, хотела ширнуться. Выгнал пинками.
   Спрятавшись за шторой, слежу за ментами. Они, кажись, чего-то  подоз-
ревают, но я врубаюсь, что это глюк и стремопатия.
   За день прошмыгал пять кубов. Осталось три. Надо в город.

   ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ.

   Утро.
   Поспал час или два. И то под утро. Винта не  осталось  совсем.  Терки
еще есть. Жрать не охота. Иду доставать.

   Вечер.
   Вырулил две банки. Терок не осталось. Компоненты на  исходе.  Сварил.
Ширнулся с трудом. Ширяльный веняк  затромбился.  Нашел  оборотку.  Была
целкой, стала с фуфляком.
   Пора отдохнуть.

   ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ.

   Утро.
   В ночи на ломках приперлась отпизженная Нинка Хуеглоттт. Мылась, шир-
нул, выебала.
   После ебли глядел в потолок. Горы, моря, деревья, как из окна поезда.
Стены корчили рожи.
   Пора в ремиссию. Или просто отоспаться.

   Вечер.
   Зарядил Нинку Хуеглоттт за терками и салютом. Принесла.
   Стендаля не хватало, позвал  Клочкеда.  Поделился,  забрал  квадраты,
свалил.
   Все заебало. Пора завязывать.

   ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ.

   Утро.
   Ночью ширялся на кухне, пока Нинка Хуеглоттт спала. Утром мазались на
пару. Кругом сплошные глюки. Надо кончать с винтом.

   Вечер.
   Нинка Хуеглоттт притаранила все. Сварил шатаясь. Вмазался. Хочу спать
- не могу! Пиздец!

   ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ.

   Вечер.
   Проспал почти трое суток. Сломался. Истощал. Когда не спал - жрал.
   Зато теперь все ништяк. Веняки поджили. Голова ясная  никаких  глюков
не видно. Рассудок трезв и на сердце приятственность.
   Нинка Хуеглоттт агитирует завтра пойти по теркам, драгам  и  сварить.
Почему бы и нет? Я уже чувствую, как чешутся мои  веняки,  требуя  новой
вмазки.
   Главное, не входить в марафон и держать себя в руках.

   ДЕНЬ ДВАДЦАТЫЙ.

   Не сплю пятые сутки. Прошлой ночью ко мне ломились торчки и требовали
коки. Под обоями нашел гнездо каких-то мелких тварей. Раздавил. С потол-
ка на лицо постоянно падает штукатурка

   НОЧЬ, УЛИЦА, ФОНАРЬ...

   Приснился однажды наркоману Чевеиду Снатайко страшный сон: Идет он по
знакомому городу.
   Ночь, улица, фонарь... И нет аптеки!

   ЗАМОРОЧКА - 6.
   УПРАВЛЕНИЕ ЛЕТУЧИМИ МЫШАМИ.

   Произошло это странное происшествие в одной глухой деревушке. Туда на
лето укатила Шура Кикоззз, переламываться от винта.
   В ближайшем поселке была, конечно, каличная, но ничего, кроме марган-
цовки и горчичников в ней не продавалось. Зато в огородах росли бошки.
   Антинаркотическая кампания не проникла в среднерусскую глубинку,  чем
Шура Кикоззз и пользовалась, еженощно совершая набеги на соседние дерев-
ни на предмет дербана лишнего мачья.
   Там ее и нашел Навотно Стоечко.
   Шура Кикоззз сперва обрадовалась, обняла его, но потом  отступила  на
шаг и спросила:
   - Привез?
   Навотно Стоечко кивнул.
   - Много?
   Навотно Стоечко снова кивнул.
   - Будешь?
   Третий раз кивнул Навотно Стоечко и Шура Кикоззз разрыдалась:
   - Я же не вытерплю!
   На этот раз Навотно Стоечко пожал плечами, как бы показывая, что  это
его не волнует.
   Вечерело. Шура Кикоззз и Навотно Стоечко перекусили и пошли гулять  в
леса. Карманы Навотно Стоечко подозрительно оттопыривались, но невозмож-
но было угадать, что же они на самом деле скрывают.
   Набредя на подходящую полянку, Навотно Стоечко сел прямо на  землю  и
разложил носовой платок. Через мгновение на нем появились колючки,  пара
сучков и фуфырик, обмотанный скотчем.
   Любознательные муравьи попытались тут же проникнуть на новую террито-
рию, но были безжалостно сдуты в траву.
   Все было готово и Навотно Стоечко приступил к ритуалу. Надев  выборку
на пятишку, он проколол резиновую пробку на обмотанном фуфыре и набрал в
баян два квадрата. После этого он вопросительно  взглянул  на  Шуру  Ки-
коззз. Та махнула рукой:
   - Полтора, бля!..
   Баян в руке Навотно Стоечко пополнился еще полутора кубами. Слив  все
это в щелочильный фуфырь, Навотно Стоечко сыпанул туда децил соды и стал
наблюдать, как пузырится винт, доходя до готовности.
   Когда сода перестала давать пузыри, Навотно Стоечко  одним  движением
намотал на выборку метлу и выбрал себе двушку. Просушив петуха, он  сме-
нил выборку на ширяльную колючку и на этом предварительные приготовления
были завершены. Наступил решающий момент ритуала. Закатав рукав рубашки,
Навотно Стоечко отвел руку назад, и, с силой прижав бицепс к боку, вытя-
нул руку вперед. Кожа на ней перекрутилась и тут же выступили вены,  над
которыми виднелись красноватые точки дорог.
   Над его головой пролетела, хлопая кожаными крыльями,  ранняя  летучая
мышь.
   Шура Кикоззз, сощурив подслеповатые глаза, наблюдала за тем, как  ко-
лючка вонзилась в кожу, как потекла в сучек кровь Навотно  Стоечко,  как
бегунок заскользил к канюле, вдавливая в веняк раствор винта.
   Ширнувшись, Навотно Стоечко повалился навзничь. Открыв через пару ми-
нут глаза, он увидел, что прямо у его  рта  висит  крупная  земляничина.
Сорвав ее губами, Навотно Стоечко покатал ягоду по  небу,  смакуя  редко
попадающийся вкус, и проглотил.
   - Не испортился в дороге? - Встала Шура Кикоззз и начала стаскивать с
себя футболку. Навотно Стоечко хмыкнул и взял второй сучок.
   Когда баян был заряжен, Шура Кикоззз потрогала пальцем центряк и ска-
зала:
   - Давай сюда.
   Она обхватила ладонью бицепс, несколько раз с силой  сжала  кулак  на
ширяемой руке и подставила ее для вмазки. Прицелившись, Навотно  Стоечко
резко воткнул струну. В баян сразу потек контроль.
   Пока девушка приходовалась, Навотно Стоечко снял с нее джинсы,  разд-
винул послушные ноги и начал ебать, не обращая внимания на комаров, при-
нимающих жопу Навотно Стоечко за бесплатную кормушку. Шура  Кикоззз  все
время ебли лежала тихо, не открывая глаз.  Лишь  когда  Навотно  Стоечко
кончил и уже вытирал свой хуй листом какого-то лопуха, наркоманка  проя-
вила признаки жизни.
   - Узнаю твой винт. - Сказала Шура Кикоззз. Она встала и Навотно  Сто-
ечко отметил про себя, что ее обнаженное тело приятно контрастирует сво-
ей белизной на фоне чернеющих кустов. Но Шура Кикоззз стала одеваться  и
скрывать свое тело от чужих взглядов.
   Неясное томление охватило Навотно Стоечко. Ему захотелось тусоваться,
чего-то поделать, но что делать в лесу, когда ебля уже закончилась?
   - Пойдем на дербан? - Предложила Шура Кикоззз. -  Тут  деревня  есть.
Там на нескольких огородах маковки растут.
   В отличие от Шуры Кикоззз Навотно Стоечко был мононаркоманом. Он  ха-
вал только винт и не прикасался к другим кайфам. Шура Кикоззз же, напро-
тив, считала, что торчать нужно на всем, что позволяет на себе  торчать.
И без разбору мазалась черняжкой, хавала колеса, курила траву и пила сок
манго, который в просторечье назывался гораздо проще -  "молоко  бешеной
коровки".
   Спать не хотелось и Навотно Стоечко согласился побродить за компанию.
   Пока Шура Кикоззз лазала по-пластунски в чужих огородах, Навотно Сто-
ечко глазел по сторонам и считал звезды. Некоторые из них  двигались,  и
достаточно быстро. Не находя этому объяснений,  Навотно  Стоечко  просто
смотрел на них.
   С мешком маковых растений они возвращались в свою деревню. Шел где-то
четвертый час утра.
   Вскоре показалась заброшенная голубятня. Это строение указывало,  что
пройти осталось метров двести, но Навотно Стоечко, утомленный ходьбой  и
тасканием чужого кайфа, кинул мешок на землю и сел на него. Шура Кикоззз
пристроилась рядом.
   Вдруг появилась летучая мышь и с пронзительными попискиваниями устре-
милась к голубятне и скрылась внутри. Через мгновение она, или ее подру-
га, вылетела обратно и скрылась за ветками.
   Навотно Стоечко понял, что там их гнездо. Или что там у летучих мышей
бывает? Ему захотелось потрогать эту странную мышь, которая не жрет себе
зерно в погребе, а парит над и между деревьями, ущемляя тем  самым  лич-
ность Навотно Стоечко, который летать не умеет.
   Наркоман прикинул, что надо сделать, чтобы мышь подлетела и далась  в
руки? Наверное прикинуться такой же мышью. И Навотно  Стоечко  надел  на
себя телепатическую маску летучей мышки.
   Теплокровные покорительницы воздушных  пространств  закружили  вокруг
Навотно Стоечко, но почему-то не садились. И он понял, что  у  них  есть
язык. Мыши свистели, но все по разному. Одни тоньше,  другие  басовитее,
если можно так сказать об ультразвуке на пределе слышимости человеческим
ухом.
   - Пойдем, дотащим? - Предложила Шура Кикоззз, но Навотно Стоечко лишь
отмахнулся, продолжая свои попытки установить контакт с летучими мышами.
Теперь он пробовал мысленно подозвать их, чтобы одна из мышей  села  ему
на плечо и позволила взять себя в руки.
   В ответ на это раздался громкий писк и  мыши  заметались  в  воздухе,
словно убоявшись чего-то. В ответ Навотно Стоечко стал излучать доброже-
лательность. Он мысленно гладил мышек по головкам, приговаривая при этом
какие-то ласковые слова. Мыши вроде бы успокоились, но садиться на плечо
явно не хотели.
   Поняв, что это твари дикие и к человеку не приученные, Навотно Стоеч-
ко изменил политику. Теперь он не просто хотел вступить в мысленный диа-
лог, а полностью подавить волю животных, чтобы они исполняли его  прика-
зания, как повеления своего властелина.
   Напрягшись, Навотно Стоечко выбрал одну из мышей и накрыл  ее  голову
телепатическим колпаком. Мышь резко захлопала крыльями и скрылась в  го-
лубятне. Она не признавала Навотно Стоечко.
   Раздосадовавшись, тот удвоил свои усилия. Поймав очередную мышь,  На-
вотно Стоечко проник в ее нервную систему и дал, как бы изнутри,  приказ
сесть на этот классный насест, которым прикинулся сам Навотно Стоечко.
   Мышь задумчиво покружила вокруг головы Навотно  Стоечко,  но  решила,
что насест далеко не классный и полетела прочь. Наркоман  выругался  про
себя и возобновил попытки завладения и подавления чужого сознания.
   Больше часа он пыхтел от натуги. Раздражался, успокаивался,  пробовал
различные способы. Продолжалось это до тех пор, пока не стало светать  и
все мыши не скрылись в своем жилище.
   Но и тогда Навотно Стоечко несколько раз требовал вылета одной из мы-
шей. Но что взять с неприрученных тварей? Они нагло не подчинялись.
   Несколько ночей, пока не кончился привезенный винт,  Навотно  Стоечко
торчал у голубятни, карауля мышей. Вскоре они уже принимали его за свое-
го, но, как прирожденные индивидуалистки, игнорировали  всякие  его  по-
ползновения на амикошонство.
   Плюнув, в конце концов, на некоммуникабельных мышей, Навотно  Стоечко
ширнулся сваренной Шурой Кикоззз черняжкой и пошел ебать ее, девушку,  а
не черняшку, в курятник.

   ЗАМОРОЧКА - 3.
   БИТВА ЛЕТАЮЩИХ ТАРЕЛОК.

   Ты ширнут. Ты вмазан. Ты задвинут. И, кроме  того,  в  твоем  кармане
бултыхаются несколько квадратов заебатого винта.
   Эти обстоятельства наполняют тебя блаженной  радостью.  Тебе  хочется
объять весь мир, всех людей, и особенно женщин, которые попадаются  тебе
по пути домой.
   В метро ты ебал троих. В автобусе одну, но зато весь  путь  до  дома.
Когда ты выходил, она даже тоскливо посмотрела тебе вслед, но  преследо-
вать не решилась.
   Ты стоишь на пустой ночной остановке и раздумываешь: куда  бы  напра-
виться. Конечно, ты идешь домой, но там пусто и одиноко, а тебе так  хо-
чется поебать кого-нибудь еще. Познакомиться и вздрючить ее по-настояще-
му.
   Парк. Там наверняка кто-то есть. Одинокие девочки, гуляющие, как и ты
в поисках приключений. Девочки с маленькими  зовущими  пиздами,  которые
жаждут чтобы их поебали.
   И вот, ты уже идешь во мраке по тропинкам, высоко поднимая ноги, что-
бы не зацепиться за корни деревьев. Над тобой теплое звездчатое  безлун-
ное небо, а вокруг - никого. Ты несколько раз меняешь  направление,  хо-
дишь большими кругами в надежде встретить ту, которую можно выебать,  но
почему-то никого не попадается.
   На небольшой полянке, возле широкой магистральной тропы, ты обнаружи-
ваешь скамейку. Ты садишься на нее, пахнущую влажным  деревом,  прикиды-
вая, что если девочка пойдет куда-нибудь, она обязательно  должна  будет
пройти мимо тебя, а ты-то и воспользуешься моментом.
   Приготовившись к ожиданию, ты расслабленно смотришь на небо.  Оно  не
черное. В точке, куда устремляется твой взгляд, оно становится ярко-фио-
летовым. И это фиолетовое пятно мигает, переливаясь оттенками цвета,  от
него по всему небу расходятся фиолетовые волны, лучи,  и  ты  понимаешь,
что это Космос сигналит тебе о чем-то.
   Ты продолжаешь созерцать небо, в надежде расшифровать загадочное пос-
лание, но никакой информации к тебе не приходит, а может и приходит,  но
ты ее не замечаешь.
   Волны фиолетового, бьющие тебе в глаза, прорастают голубыми и розовы-
ми прожилками. Этот свет уже заполняет все небо, и тебе становится видно
как днем. Звезды перестают быть звездами, маленькими светящимися  точка-
ми, теперь они уже огромные шары, у которых одна половина черная, а дру-
гая - светлая, и они вразнобой вращаются, показывая  тебе  то  одну,  то
вторую сторону, как маленькие луны.
   Тебе видно все: деревья, кусты, прежде спрятанные  во  тьме,  листья,
траву, асфальт, корни. Ты смотришь на свою руку и видишь на ней все под-
робности, все вены.
   Выбрав одну из вращающихся звезд, ты посылаешь к ней мысленный  клич:
"Эй, разумные существа, прилетите ко мне!" Ты  вкладываешь  в  него  всю
свою силу, все свое желание  встретиться  с  настоящими  инопланетянами.
Вдруг и среди них попадется смачная телка, которая будет не против с то-
бой перепихнуться?
   Теперь остается только ждать. Ты чуешь, что  посланный  тобой  сигнал
дошел до адресата и теперь они спешно собирают шмотки,  чтобы  навестить
тебя.
   Небо потемнело, но только слегка. Из него ушли все разноцветные  раз-
воды и теперь оно ровного серого тона, на котором  продолжают  крутиться
шарики звезд.
   Каким-то внутренним знанием ты осознаешь, они уже в пути.  Они  торо-
пятся к тебе. Но сколько времени займет полет? Им же придется пронестись
сквозь неимоверные космические пространства...  Но  их  технология  нас-
только высока, вдруг доходит до твоего сознания, что на все про  все  им
хватит нескольких минут или, в крайнем случае, часов. Ты дождешься.
   Холодает, но ты не реагируешь на эту мелкую помеху. Закрыв слезящиеся
глаза, ты пытаешься вновь вступить в телепатический контакт с пришельца-
ми. Да. они уже близко! Да, они подлетают к Земле. Ты начинаешь дрожать,
но не от холода, а от предвкушения встречи с иным разумом.
   Вот, прямо на дорожку перед тобой, бесшумно садится летающая тарелка.
Она мигает посадочными огнями, в стенке образуется проем и в нем  возни-
кает человеческая фигура, залитая, как в лучших спилберговских  традици-
ях, ярчайшим голубым светом. Его интенсивность постепенно спадает  и  ты
начинаешь различать черты пришельца. Пусть это будет девушка. Она строй-
на и красива. Она обнажена. Она подходит к тебе и спрашивает:
   - Чо, бля, ебаться хочешь, козел?
   Ты мотаешь головой, пытаясь таким способом стряхнуть чужеродную  реп-
лику инопланетянки. Но ее мыслеобраз продолжает, не взирая на  все  твои
попытки контроля над собственными мыслями:
   - Мы тут, бля, хуячим через  сотни  световых  лет,  думаем,  какой-то
просветленный дорос до контакта, а тут, бля, похотливый наркоман!
   Наконец, тебе удается овладеть ситуацией, и девушка начинает говорить
гораздо ласковее:
   - Ну, ничего, не за просто же хуй мы сюда пиздюхали? Иди со мной, мы,
там, у себя, сделаем из тебя человека. Согласен?
   Ты радостно киваешь и тащишься вслед за инопланетянкой.
   Вот, ты уже внутри. Взлет...
   Но от представления будущего контакта тебя отвлекает что-то, творяще-
еся на небе. Погрузившись в мечтания, ты не сразу  отреагировал  на  эти
изменения, а обратив на них внимание,  теперь  не  можешь  понять,  что,
собственно, происходит.
   На темно-сером небесном своде сияют фиолетовые сполохи. Резко  проно-
сятся невидимые объекты, обозначенные тремя белыми огоньками. Их  много.
Ты понимаешь, что они в кого-то стреляют. Но в кого?
   И тут ты видишь черные огни. Они расположены так же, по  углам  треу-
гольника. Это противники белых.
   Летающие тарелки с белыми огнями мочат летающие тарелки с черными ог-
нями! Настоящая космическая битва! Звездные войны!
   Заворожено ты наблюдаешь за эволюциями и маневрами  противников.  Они
яростно палят друг в друга из непонятного оружия. Оно и дает те фиолето-
вые вспышки, которые и привлекли твое внимание.
   Подбитые тарелки не взрываются,  они  просто  исчезают  в  фиолетовых
вспышках. Битва идет уже достаточно долго, но количество противников  не
уменьшается.
   Ты не понимаешь, что же вызвало эту войну? И вдруг до  тебя  доходит:
это же ты вызвал тарелки! Они приняли твой сигнал, как зов о помощи, или
как приглашение к массовому контакту. Но, летя сюда, они не подозревали,
что на Землю уже заявили свои права другие инопланетяне, которые  наблю-
дают за нами и не допускают в свою зону никого лишнего.
   Невозможно разобраться, кто из них плохой, а кто хороший, но они  мо-
чат друг друга почем зря. Ты слышишь предсмертные вопли пилотов тарелок.
   - За свободу! - Кричат они в последней агонии. Но за чью свободу гиб-
нут те и другие?
   Осознание того, что именно ты послужил причиной этой бойни пронизыва-
ет тебя, как раскаленный штырь. Тебе становится страшно. Ведь кто бы  не
победил, тебе будет представлен счет за погибшие жизни!
   - Остановитесь! - Издаешь ты телепатический вопль. - Прекратите!
   Но тебя никто на слушает. Бой продолжается. Тарелки летают уже в зем-
ной атмосфере, со свистом рассекая воздух над твоей  головой.  Никто  не
хочет идти на компромисс. Война до победы!
   И тут ты слышишь еще один звук. Механический, скрежещущий.  Так  идут
танки по асфальту.
   Это наши войска заметили свистопляску инопланетян и разворачиваются в
боевые порядки! Небо прочерчивают лучи прожекторов противовоздушной обо-
роны. Летающие тарелки попадают в них, вспыхивают на мгновение серебрис-
тыми боками и уносятся прочь, стреляя фиолетовыми искрами.
   Грохот разносится отовсюду. Тебе кажется, что танки и ракетные  уста-
новки прут по парку прямо на тебя, ломая деревья и готовясь  к  массиро-
ванной стрельбе.
   Мимо тебя проходит мужик с овчаркой. Он не знает, что Земля уже обре-
чена. Гнев инопланетян сотрет с нее все живое.
   И вот наши начинают стрелять.
   Бух! Бух! Бух!
   Грохочет крупнокалиберная артиллерия.
   Вз-з-з! Вз-з-з! Вз-з-з!
   Устремляются в небо противовоздушные ракеты.
   Спаниель на поводке обнюхивает твои ноги. Поводок держит его хозяйка,
девушка лет двадцати. Ты с грустью провожаешь ее глазами. Ей ведь больше
не удастся поебстись, а сам ты на это не способен, даже мысленно.
   Ты встаешь и медленно плетешься домой по утренним  дворам,  удивляясь
тому, как военным удалось замаскировать огромное количество тяжелой тех-
ники. Дома ты разбираешь постель и ложишься  спать,  почти  уверенный  в
том, что больше не проснешься.

   ГЛЮКИЕ ВРАЧИ.

   Когда пишешь терку, главное не то, что выписываешь, а фамилия больно-
го. Впрочем, попадаются некоторые грамотеи,  которым  лень  заглянуть  в
толстого Машука. Вот они и пишут "Sol. Ehpedrini", стремая тем  самым  и
себя и драги.
   Да, чтобы получить этот самый Эх! Педрин!, надо постараться. Напишешь
"больной Иванов", и сразу понятно, что это поддельная терка.  И  фамилия
Хуеглотопер тоже не по-хорошему бросается в глаза, заставляя дибить  об-
ладателя этой фамилии, или его родственника, ибо сам Хуеглотопер не  со-
изволил прийти за своим лекарством.
   Дальше. Лучше всего писать хохлов. Иванько, Бегунько, Лещенко. У них,
блядей, не поймешь по фамилии, мужик это  или  баба.  А  значит,  стрему
меньше.
   Но иногда случаются накладки. Пишет некто фамилию больного -  Клочко.
Рука у него срывается и вместо Клочко получается Клочкед! Вот и  погоня-
ло.
   С торчками, вообще, частенько хохмы  происходят.  Напишет  кто-нибудь
так, для прикола: больной Эпхман. А терку берут и отоваривают! В следую-
щий раз наркоша совсем наглеет и появляется больной Перви'тин. А за Пер-
витина торчка и берут в менты. Не наглей!
   С врачами тоже на все так просто. К примеру, во врачиху Машину  Коле-
нику Ввеновну никто не поверит. Зато если на терке  стоит  печать  врача
Семаря-Здрахаря, ее почему-то берут.
   Неисповедимы терочные пути! Неисповедим Великий Джефой Путь!
   Или так иногда бывает, скажет кто-то: "На, вот, настоечку!" А второму
возьмись и приглючься: "Навотно Стоечко."  Кто  такой  Навотно  Стоечко?
Врач. Он эфедрин выписывает. Причем всем подряд. Да и сам не против  его
употребить.
   Прозвучит: "Скидай костюмчик." А получится Седайко Стюмчек.
   Правда, некоторые врачи бывают совершенно  глюкие,  непонятно  откуда
пришедшие. Вот Шантор Червиц. Как он появился? Загадка. Или Чевеид  Сна-
тайко. Тоже таинственная личность. Блим Кололей. При этом имени  проска-
кивают какие-то ассоциации, но что конкретно? Не понять.
   Но всех этих врачей объединяет одна страсть. Очень они любят  психос-
тимуляторы. И выписывать, и потреблять. Понравится  какому-нибудь  безы-
мянному торчку врач, вот он с ним и  сотрудничает.  Учится  его  подпись
ставить, отождествляется с ним. Так и выходит, был врач, стал торчок.
   А потом, по мере накопления подвигов, им звания присваивают.  "Почет-
ный астматик Советского Союза", "Заслуженный Астматик Советского Союза".
Или такие: "Дважды шировой, почетный больной города Москвы и его  калич-
ных, орденоносец трех степеней "Золотого Баяна", герой ширяльного  труда
Семарь-Здрахарь". После такого представления у торчков-пионеров  крышняк
слетает и они послушно бегут по драгам.
   А Семарь-Здрахарь сидит на своей хате и ждет: не привалит ли еще  ка-
кая глюка с именем?

   ЛАБОРАНТЫ.

   В тот год Седайко Стюмчек и Чевеид Снатайко устроились работать.  Они
долго выбирали себе должность по вкусу и наконец им  подвернулись  места
лаборантов.
   Институт был учебный, а кафедра химической. И торчекозники  надеялись
разжиться среди завалов реактивов чем-нибудь для них пользительным.
   Но, при детальном рассмотрении, никаких эфедринов, первитинов и фена-
минов среди химикатов не нашлось, за исключением уксуса и марганцовки. А
Седайко Стюмчек и Чевеид Снатайко были как раз заядлыми мулечниками, ибо
винта варить пока не умели.
   И потянулись занудные трудовые будни, которые каждый из них сдабривал
несколькими кубами мульки.
   Вот как это происходило.
   В те годы фабричный эфедрин был благополучно проширян  армией  марци-
фальщиков. Без вытерки его стало не достать, да и то лишь в  терочно-бо-
дяжных отделах каличных.
   И с утреца, до захода на работу, Седайко Стюмчек шел в пару ближайших
драг и заказывал 20 по 3. Это значило, что к обеду добросовестные  апте-
кари должны будут для него  забодяжить  двадцать  кубов  трехпроцентного
эфедрина.
   Достоинство мульки в том, что с нее практически не кумарит. Ее  нужно
было ширять сотнями кубов прежде чем торчок на мульке  мог  просечь  ка-
кие-то некайфы, типа дрожи в руках, слабости в ногах и  зацикленности  в
мозгах, которые отказывались работать в другую сторону, нежели добывание
эфедрина.
   Еще одним недостатком мульки было то, что она частенько выходила  пе-
рекисленной и палила веняки. Но ее подшкурное попадание  не  было  таким
болезненным, как у пришедшего ей на смену винта.
   Существовала еще народная мулечная игра в догонялки. Чем больше широ-
кезник мазался мулькой, тем больше ее было надо. И  догоняться  зачастую
приходилось каждый час. Это при мазовом раскладе. Впрочем,  если  запасы
кончались, можно было спокойно обойтись и без ширева. Некоторое время.
   Но Седайко Стюмчику и Чевеиду Снатайко этого не хотелось.
   Поставив тупым студакам лабу, они курили в сортире, предвкушая после-
обеденный поход по каличным. Хотя нет, вместообеденный, ибо какой  может
быть обед под мулькой?
   С трудом дождавшись перерыва, торчки срывались и  бежали  отоваривать
квитки на джеф. Вернувшись с добычей, они забирались в каптерку  Чевеида
Снатайко. Там были подходящие условия для варки марцифали.
   Вылив сорок кубов в бодяжный стаканчик, Чевеид Снатайко ставил его на
магнитную мешалку и устанавливал на ней температуру  в  сорок  цельсиев.
Дождавшись, когда на поверхности раствора появится стабильная воронка, в
него добавлялось расчетное количество одно-молярной уксусной кислоты.
   Седайко Стюмчек в это время отмерял на аналитических весах  необходи-
мое для реакции количество кристаллического перманганата калия  одновод-
ного. Засыпав и его, торчки некоторое время вдумчиво и пытливо наблюдали
за коричневением смеси, пока не наступала пора готовить фильтрующую  ус-
тановку.
   Они, конечно, за долгий мулечный стаж, научились  крутить  петухов  и
забивать метлы, но само наличие химической посуды  провоцировало  их  не
максимально полное ее использование.
   Вырезав фильтр-бумажку под размер воронки Бюхнера и смочив ее дистил-
лятом, они водружали это не колбу Бунзена, на носик которой уже был  на-
дет шланг, присоединенный к водоструйному насосу. К этому  моменту  мар-
ганцовка должна была полностью прореагировать и можно было получать  ши-
ряльную жидкость.
   Чтобы бодяга не попала в чистяк, они сперва  включали  водоструйку  и
лишь когда фильтр намертво присасывался к донышку воронки Бюхнера, нали-
вали в нее мульку.
   Сразу же в колбу начинал поступать раствор. Чевеид Снатайко и Седайко
Стюмчек заворожено следили сперва за струйкой, потом за каплями и,  лишь
когда бодяга в воронке была уже  совершенно  сухой,  прекращали  процесс
фильтрации.
   Готовую мульку переливали в термостойкую стакашку и, если было  время
и настроение, упаривали на той же магнитной мешалке раза в два, а  то  и
три. Если же настроения не было, мулькой заряжались десятикубовые  Ширя-
новские баяны.
   Мазаться в каптерке было стремновато, мог зайти кто-нибудь из препов.
Поэтому ширяльными местами были избраны чердак и сортир.
   Ублаготворившись, Седайко Стюмчек и Чевеид Снатайко шли работать. Они
доходчиво втолковывали безмозглым студакам основы химии  и  ждали  конца
рабочего дня.
   Приведя помещения в порядок для следующего дня, они опять встречались
и, вмазавшись остатками мульки, разбредались по драгам, пытаясь закинуть
в них терки для завтрашней ширки.
   Они проработали так около года, и ушли в один день, захватив с  собой
остатки марганцовокислого калия, магнитные мешалки и фильтровальные  ус-
тановки, так как очень уж сильно к ним привязались.

   ПРЫЩИ.

   Однажды Семарь-Здрахарь собрался сварить винта. А бензина не было,  и
как тягу он взял толуол.
   Винт получился клевый. Приход долгий, таска мягкая.  А  на  следующий
день вся спина и руки Семаря-Здрахаря покрылись большими красными прыща-
ми. Которые, к тому же, еще жутко чесались.
   Семарь-Здрахарь разодрал себе все руки и спину, куда смог дотянуться.
А потом он сварил винт на бензине и все прыщи пропали.
   Такая вот мистика.

   ПЕРВЫЙ КВАДРАТ.

   Меня зовут Клочкед. Но я пока этого не знаю.
   Сегодня произойдет одно событие, которое я сочту маловажным, но оно в
корне изменит всю мою жизнь. А пока что я сижу на лавочке,  в  окружении
длинноволосого пипла,  лениво  переругивающегося  матом  и  обсуждающего
проблемы найта и вписки. Вокруг бегают  крысы  странного  рыжего  цвета,
сквозь тополиную листву со  скрипом  продираются  лучи  послеполуденного
солнца, а я сижу, смоля "пегасину",  и  наблюдаю  за  окружающим  прост-
ранством и существами, его наполняющими.
   Внимание мое привлекают несколько хиппарей. Их  поведение  не  сильно
отличается от остальной массы, но... Эти отличия заставляют меня пригля-
деться.
   Трое менов и одна герла скучковались на скамейке и  занимаются  непо-
нятным процессом. Они стоят так, чтобы полностью загородить от посторон-
них предмет их деятельности.
   Тайна?..
   Интересно. Люблю тайны...
   Оглядевшись по сторонам я вдруг понимаю, что на них никто, кроме  ме-
ня, не смотрит. Наоборот, взоры всего пипла  ощупывают  всех  проходящих
мимо. Летний воздух наполняется запахом стрема.
   Ветерок доносит до меня резкий уксусный аромат. Я решаюсь и спрашиваю
у соседа:
   - Чего они там творят?
   - Эти-то... - Лениво зевает сосед, не забывая, скосив глаза,  оценить
меня на степень стремности. Тест мною пройден успешно:  фенечки,  хайер,
тусовка с пацификом, ксивник. Сосед еще раз позевывает и продолжает:
   - Мульку варят. Сейчас ширяться будут.
   - Мульку? Ширяться? - Несмотря на годичный стаж в системе  эти  слова
мне пока что известны не были.
   - Колоться. - Поясняет сосед. И внезапно добавляет со зверской ухмыл-
кой:
   - В вену!..
   Мы пару секунд таращимся друг на друга.
   - А мулька - это наркотик? - Нельзя  сказать,  что  мне  страшно,  но
встреча с живыми наркоманами...
   - Да, хуйня!.. Так, поебень и баловство.
   Мне становится намного спокойнее...
   - Менты только за это свинтить могут...
   За время беседы суета на скамейке наркоманов закончилась.  Они  взяли
тусовки и направились в кусты. В руке одного из хиппов я замечаю  сверк-
нувшую на солнце стекляшку. Шприц.
   Ветки загораживают происходящее, но сквозь листву мне удается разгля-
деть, как вся четверка садится на корточки и один из  парней  закатывает
рукав. Другой встает перед ним на колени, полностью загораживая мне  об-
зор. Через полминуты он сдвигается в сторону и мне видно, как  рука,  на
которой видна полоска крови, сгибается в локте. Ее обладатель выходит из
укрытия. Вид у него отрешенный. На лице проступают первые признаки  над-
вигающегося блаженства. Он шустрыми взглядами окидывает тусовку  и  нап-
равляется прямо ко мне.
   - Курить есть? - Его голос сух, словно он не замечает  ничего,  кроме
приведшей его ко мне цели.
   - На. - Я протягиваю ему пачку.
   - Спасибо. - Его голос ломается, как пересушенный лист. Звуки скребут
по небу и вываливаются изо рта странными угловатыми кусочками речи.
   Закрыв глаза он курит, затягиваясь  глубоко,  задерживая  дыхание  на
каждом вдохе табачного дыма. Краем глаза я наблюдаю за ним.
   Удивительно. Наркоман, а выглядит как обычный  человек.  Руки,  ноги,
даже голова есть. Непонятно...
   Я никогда не задумывался над тем, как же должен выглядеть потребитель
наркотиков. На карикатурах из журнала "Здоровье", они измождены до  пре-
дела, у них бешеные глаза, в руках - гигантские шприцы... А тут... Ниче-
го похожего.
   Вздохнув, он открывает глаза, чтобы увидеть остальных наркоманов, вы-
ходящих из-за кустов. Они возбужденно,  в  полголоса,  переговариваются,
продвигаясь к моей скамейке, и присоединяются к уколотому товарищу.
   - Не кислая? - Герла бухается рядом со мной и отбирает мой бычок.
   - Не... Хорошо пошло...
   - А то мне что-то веняк обожгло... - Девица глотает дым и растекается
по крашеным брусьям. По ее неумытой мордашке блуждает сладостная улыбка,
кажется еще немного и девичье тело закапает на растущую под скамьей тра-
ву.
   - Пойдем за еще одной банкой? - Томно, словно он  голубой,  вопрошает
делавший уколы.
   - В пизду. - Машет рукой герла. - Давай сначала оприходуемся...
   Некоторое время они сидят молча, погруженные в свои,  непонятные  для
непосвященных, мысли. Или это всего лишь видимость мыслительной  работы,
и они целиком отдались утонченному смакованию наркотических ощущений?
   Солнечный диск медленно заползает за крышу дома.
   А я сижу, окруженный наркоманами с отрешенными лицами и не знаю, "да"
или "нет".
   - Пошли в драгу. - Говорит третий, до сих пор молчавший  парень.  Они
встают и тут, неожиданно для самого себя я...
   - А можно, я с вами?
   Неужели это мои слова? Почему я их сказал? Неужели я решился попробо-
вать НАРКОТИК? Но я же не хочу этого, на самом-то деле! Или хочу, но бо-
юсь признаться в этом себе самому? Почему же я признаюсь в  этом  совер-
шенно незнакомому пиплу?
   - А ты торчишь?
   - Нет.
   Все, и я в том числе, удивленно переглядываются.
   - Тебе, наверное, надо объяснить кой чего... - Чешет жидкую бороденку
делавший уколы. - Тебя звать-то как?
   Я называюсь.
   - Погоняло есть?
   - Нет пока...
   - А я - Радедорм. Это, - Кивок в сторону первого уколотого,  -  Нефе-
дыч. Это, - Кивок в направлении второго парня, - Джеф. Герлица - Мулька.
Ну, пошли?..
   Мы поднялись. Уходя с тусовки, я оглянулся. Но никто  не  вскочил  со
своего места, никто не закричал:
   - Стой, куда же ты, мудила?!
   Все были заняты. Они сидели, пиздили и тусовались.
   Мы шли по кривым московским улочкам. Нефедыч, Джеф и Мулька  впереди,
а я с Радедормом чуть поодаль.
   - Ты сам этого хочешь? - В тоне  Радедорма  не  было  ничего  назида-
тельного, усталые слова нехотя извлекались из глотки, словно ему  каждый
день приходилось просвещать наркоманов-новичков.
   - Ну, да. Хотелось бы попробовать. - Непонятно зачем упорствовал я. -
Только...
   - Да ты говори, не стремайся...
   - Я слушал, что первую порцию бесплатно, а когда втянешься...
   - Пионер!.. - Заухмылялся Радедорм. - Ты начитался брошюрок  про  за-
падных торчков? Да? Так это там и с гариком.
   - Кто это, Гарик?
   - Героин. Он же диацетилморфин. На него подсесть как не  хуй  делать.
Это ж опиат.
   Мулька, она не такая...
   - Мулька? Это та герла?
   - Не-е!.. - Наркотический смех стал громче и раскатистее. - Ее  пого-
няло от мульки и пошло. Очень она ее любит.
   - А цена-то?
   - Шесть-восемь копеек.
   - И все?!
   - Все!
   Несколько минут я переваривал услышанное. Нет, тут  должен  быть  ка-
кой-нибудь подвох. Может сам укол дорого стоит? Но спросил я  совсем  не
это:
   - Но привыкнуть-то можно?
   - Если очень постараться, то можно все! Мулька,  это  такая  поебень,
которая не входит в обмен веществ. Ты тащишься и все. А отходняк  -  как
похмелье после стакана портвея.
   - Кайф-то какой?
   - М-м-м... Словами это не передать.
   - Ну, на что похоже?
   - Примерно, как кофе обпился... Только еще концентрированнее.
   Кофе? Портвейн? Вещи знакомые и приятные. Эти названия  убаюкивали  и
возбуждали одновременно. Видать есть что-то в этой мульке, не за  просто
хуй вся эта кодла ею балуется...
   - Кто в драгу пойдет?
   Джеф и компания стояли возле аптеки и поджидали нас. Мулька  поверну-
лась ко мне и ласково так, мяконько прощебетала:
   - Может ты?..
   - Точно! - Поддержал Радедорм, - Ты вида не стремного. Не  засветился
пока. Давай!
   На каком-то странном автопилоте я кивнул и пошел в аптеку.
   - Стой! Чего брать-то знаешь?
   - Мульку...
   - Ага. Этот джеф у нас мулькой зовется... - Хмыкнул Нефедыч и  я  по-
нял, что не хочу узнавать его ближе.
   - Идешь в хэндовый отдел, ручной, спрашиваешь: эфедрин есть? Тебе го-
ворят 2-х и 3-х процентный. Ты берешь два пузырька трехпроцентного.  Это
16 копеек. Понял? Прайсы есть?
   - Понял. Есть.
   В аптеке оказалось совсем не страшно. Мне без лишних слов выдали  три
пузырька. Один я заныкал, так, на всякий случай, а два  других  зажал  в
потеющей ладони и вынес в вечереющий город.
   - О, ништяк! - Обрадовались наркоманы.
   - Где забодяжим? - Полюбопытствовал Джеф.
   Радедорм заныкал пузырьки в тусовку и почесал бороду:
   - В парадняке.
   И повел дворами, точно зная конечный пункт маршрута. Им оказался ста-
ринный четырех- или пятиэтажный домина с черной лестницей. На ней-то  мы
и расположились.
   - У кого стрем-пакет? - Шепнул Радедорм.
   С каждым вздохом вокруг меня сгущалась атмосфера романтического дела-
ния чего-то противозаконного, но приятного, как ебля...
   Все делал только сам Радедорм. Он расстелил на ступеньке газету, изв-
лек пузырьки с оранжевыми этикетками, зубами сковырнул  с  них  жестяные
колпачки. Откупорил, положив серые резиновые пробочки  перед  каждым  из
пузырьков. Потом на свет появился еще одна аптечная склянка, из  которой
в выемки пробочек были насыпаны горки черно-красных кристаллов.
   - Что это? - Тихо, как мог, спросил я.
   - Марганцовка.
   В руке Радедорма появился небольшой шприц и мерзавчик. От бутылки во-
няло уксусом. Он-то и наполнил шприц до краев. Радедорм осторожно влил в
каждый из пузырьков эфедрина по половине шприца. Затем произошло  стран-
ное. Взяв пробочку с марганцовкой,  Радедорм  вывалил  ее  содержимое  в
эфедрин и ею же закупорил! Прозрачная  жидкость  немедленно  стала  гус-
то-фиолетовой. Такая же участь постигла и второй пузырек.
   - Промой баян. - Радедорм протянул шприц Нефедычу. Тот достал бутылку
с прозрачной жидкостью, стакан, наполнил последний из  бутылки  и  начал
набирать ее в шприц, а затем выпрыскивать на нижние пролеты лестницы.
   - Что он делает?
   - Машину полощет. Чтоб лишнего уксуса не было...
   В это время Радедорм, сидя на ступеньках,  исполнял  странный  танец:
придерживая большими пальцами пробки зажатых в обеих руках пузырьков, он
активно тряс кулаками, то в такт, то в разнобой. Иногда он останавливал-
ся, смотрел пузырьки на просвет и снова продолжал взбалтывание.
   Все, словно замерзшие, наблюдали за этими движениями. Мне тогда пока-
залось, что Радедорм - это что-то типа гипнотизера,  заставляющего  всех
подчиняться своей непредсказуемой воле. Или он  алхимик?  Колдующий  над
пузырьками, составляющий из элементарных и доступных  компонентов  нечто
непостижимое, вроде философского камня, дарующего власть и  вечное  бла-
женство.
   - Готовьте петуха. - Гордо шепнул Радедорм, продолжая потряхивать пу-
зырьки, но уже менее активно. Заметно было, что жидкость в них приобрела
темно-коричневый цвет. Пространство под пробкой сплошь заполняли  мелкие
пузыри.
   - Держи. - И Радедорм передал Джефу один флакончик. Хиппарь осторожно
принял его, так же, как Радедорм, с силой придавливая пробку.
   В пальцах изготовителя мульки появилась длинная толстая игла. Он  ос-
торожно воткнул ее в резину и проколол пробку насквозь. Раздалось слабое
шипение и на толстом конце иголки появились коричневые пузырики.
   - Готово. - Радедорм торжествующе огляделся. Заметив, что все смотрят
на него, он прошипел:
   - Что, петуха всем впадлу наматывать?!
   Засуетился Нефедыч. Он запустил руку в  тусовку,  достал  медицинскую
иглу, двойника продырявившей пробку, и начал медленно наматывать на  нее
шматок ваты размером с два ногтя  большого  пальца.  Получилась  плотная
ватная груша.
   Радедорм снял с пузырька крышку с иголкой, осторожно, чтобы не испач-
каться в коричневой массе, передал это сооружение Джефу:
   - Проткни свой.
   Джеф нашел в перилах лестницы развилку и, заведя пробку за нее, осво-
бодил иглу. Но когда он собирался продырявить  доверенный  ему  пузырек,
палец его соскользнул и крышечка с хлопком  покинула  насиженное  место.
Описав дугу, и разбрызгивая в ходе полета мелкие брызги, она  покатилась
по ступенькам. В воздухе повис слабенький запах горького миндаля.
   - Сорвалась. - Проговорил Джеф, удивляясь, как же такое могло  вообще
случиться. Он поставил пузырек на ступеньку рядом с Радедормом и отошел,
слизывая с пальцев темные капли.
   - Дайте в руки мне баян! - Пропел Радедорм,  ставя  свою  склянку  ко
второй:
   - Я порву его к хуям!
   Из бездонной тусовки появился еще один шприц, поболе  первого.  Раде-
дорм присоединил к нему иглу с "петухом",  поводил  поршнем  вверх-вниз.
Глаза его начали радостно блестеть. Он улыбнулся, и бормоча  что-то  под
нос взял со ступеньки пузырек. Опустив в него иглу с  ваткой,  он  ловко
перехватил шприц и большим пальцем начал оттягивать поршень.
   Сначала ничего не происходило. Потом в  баллончике  шприца  появилась
первая капля и он начал наполняться прозрачной, слегка  желтоватой  жид-
костью. Жидкость пузырилась.
   Джеф наматывал второго петуха, а Нефедыч и Мулька не отрываясь наблю-
дали за заполнением баллончика. Вскоре, когда тот был почти полон, Раде-
дорм прекратил отсасывание и отсоединил иглу, оставив ее в пузырьке.
   - На, выбирай себе. - Протянул он остатки Нефедычу. Тот сразу принял-
ся за это дело. Сам же Радедорм, прекратив обращать внимание на  что  бы
то ни было, нацепил на шприц новую, тонкую иголку и закатал себе рукав.
   Показалось предплечье, на нем виднелись цепочки небольших коросточек.
Радедорм издал радостное шипение, взял шприц в рот и перетянул руку ман-
жетом рубашки.
   Взбухли серые кабеля. Я заворожено смотрел на выпирающие из-под  кожи
вены, палец Радедорма, который надавливал на них.
   Наконец, наркоман принял решение. Он извлек шприц изо рта и нацелился
иголкой в найденное место:
   - Ну, не подведи, старый добрый рекордишник! - И игла продырявила ко-
жу.
   - Контроль, ты где? - Бормотал  Радедорм,  зачем-то  пытаясь  большим
пальцем оттянуть поршень. В прозрачную жидкость брызнула кровь. Она  не-
широкой струйкой потекла вниз, стелясь по внутренней стороне стеклянного
баллончика, не смешиваясь с раствором наркотика.
   - Погнали. - Шепнул Радедорм, он шевельнул рукой, манжета, ее перетя-
гивающая распустилась и упала прямо на то место, где был воткнут  шприц.
Но наркоман, не обращая на это внимания, начал вводить мульку.
   Секунд пять - и шприц был пуст.
   Рывком выдернув иглу из руки, Радедорм протянул шприц.  Джеф  тут  же
его взял. За мгновения, пока отверстие от укола оставалось без  присмот-
ра, через него уже вытекло  сколько-то  крови,  оставляя  на  коже  тем-
но-красную полоску. Отдав инструмент, Радедорм прижал  дырку  пальцем  и
медленно откинулся на пыльные ступени.
   Пока он лежал с закрытыми глазами, Джеф  сполоснул  шприц  от  крови,
взял пузырек, и, нацепив торчащую из него иглу на шприц,  стал  набирать
раствор мульки.
   Неужели он хочет уколоться тем же шприцом? Я недоумевал, ведь  шприцы
надо кипятить, стерилизовать, иначе...
   - А вы все одним?.. - Наклонился я к Нефедычу.
   - Не стремайся. - Он взял меня за локоть и доверительно впился взгля-
дом в мои расширенные глаза. - Мы чистые. Гепатита ни у кого  нет  и  не
было. И вообще, мулька хороша тем, что она сама антисептик. Через нее не
заразишься.
   Джеф уже наполнил шприц, а Радедорм не подавал признаков жизни.
   - Подержи... - Попросил Джеф Мульку. Та с готовностью  обхватила  его
бицепс обеими руками. Джеф не стал садиться и долго готовиться. Он  чуть
ли не с размаху всадил иглу и сразу же начал жать на поршень,  вдавливая
в себя наркотик.
   Закончив, он отдал шприц Нефедычу и сполз по стенке.
   - С ними все в порядке? - Спросить, кроме переминающейся  с  ноги  на
ногу Мульки, было уже некого.
   - Ага... Приходуются.
   После этого она на меня посмотрела. И я понял, что она  ни  за  какие
коврижки не уступит мне свою очередь. Я буду последним. Странно,  оказы-
вается я еще лелеял какие-то надежды...
   Пока Мулька колола Нефедыча очухался Радедорм. Я тут же пристал к не-
му:
   - Что, от этого так сознание теряют?
   - Не-е... Это приход. Его надо чувствовать...
   Да, - Вдруг переменил он тему, - Ты до сих пор хочешь сесть на иглу?
   Я кивнул, понимая, что это "сесть на иглу" должно означать приобщение
к клану потребителей наркотиков.
   - Что ж, запомни этот день! Сегодня ты впервые ширнешься.  Ширяние  -
это не простое баловство, это погружение в  неизведанные  глубины  твоей
психики, это путешествие в мир, в котором ты никогда еще не  бывал,  мир
удивительный и странный, не похожий ни на  что  виденное  тобою  раньше.
Ширка - это философский процесс. С каждой последующей вмазкой ты  будешь
все сильнее погружаться в эту философию, постигать ее и,  вместе  с  ней
постигать и себя...
   - Потише вещай. Болтушка напала? - Прошипел с пола Джеф.
   - Приходуйся, давай. - Добродушно проворчал Радедорм и продолжил,  но
уже значительно тише:
   - Это путь, с которого уже нет возврата. Но не бойся, используй  свой
шанс, чтобы изменить себя и стать выше недоебаной толпы  ебучих  урелов,
не знающих кайфа вмазки. Ты  будешь  выше  пидорасов-совков,  ты  будешь
ссать и срать им на лысины, пролетая над их безмозглыми бошками. Ты  бу-
дешь ебать всех самых красивых баб и никто тебе в этом не  помешает.  Ты
будешь свободен от условностей и хуиных  комплексов,  которыми  напичкал
тебя красножопый совок, который только и стоит того,  чтобы  засандалить
ему километровым хуилой, чтоб разорвать к  ебеням  все  его  задроченные
кишки и чтоб издох он в страшных муках не в силах отсосать сам себе!..
   Слова пролетали мимо меня, почти не затрагивая сознание. Заботило ме-
ня одно: Мулька лежала уколотая, а Джеф набирал в шприц,  уже  ширнувший
четверых сегодня (а за все время его жизни?..), остатки мульки.  Сколько
их? Сколько мне достанется? И достанется ли вообще?
   Но Джеф закончил процедуру выбирания и улыбнулся. Он улыбнулся мне:
   - Готов?
   В горле стало неудобно, словно мне вставили, без на то  моего  согла-
сия, чужой протез. Горький и скребущий.
   Я судорожно кивнул, рукав и так у меня был закатан выше локтя.
   - Может сядешь?
   Сказать, что я сел, значит соврать. Я бухнулся  на  холодные  жесткие
ступени и протянул руку.
   - Поставь локоть на колено. - Приказал Джеф. Пришлось повиноваться.
   - Нефедыч, перетяни ему.
   И Нефедыч обхватил своими лапами мою несчастную руку.
   - Не смотри, если страшно, - Разродился советом Джеф, но я решил, что
мне не будет страшно, что я буду смотреть как...
   Игла вонзилась в мою руку. Боли почти не было. Разве  что  самую  ма-
лость, на которую и внимание обращать совестно.
   - Классные веняки. - Шептал Джеф. - В такие с закрытыми  глазами  ши-
рять можно.
   Пока он это говорил, в шприце показалась кровь. Моя кровь.
   Сейчас...
   Нефедыч убрал сдавливавшие руки и Джеф начал медленно вводить в  меня
мульку. Наркотик. Неужели это я?..
   - Если станет нехорошо, говори сразу.
   Я замотал головой.
   - На приходе резких движений не делай и закрой глаза.
   Вдруг шприц выдернули. Оказывается все... Наркотик в крови. Кровь  во
мне. А где же приход?
   Я мерз на ступенях, смежив веки и  исподтишка  поглядывая  за  новыми
приятелями. Я боялся, что пока я тут лежу, они тихо съебутся  и  оставят
меня одного...
   Вы ждете описания того, что со мой произошло после укола?
   А почти ничего!
   Я не понимал, чего надо ждать. Я сжался внутри. Я  боролся  со  всем,
что хоть на гран могло показаться странным.
   Я ждал немыслимых ощущений, а их-то и не было! Я подготовился к  гал-
люцинациям, но, вот хуйня, ни хуя подобного!
   Да, появилось какое-то приподнятое состояние. Да, захотелось  пить  и
ссать. Да, на языке появился привкус горького миндаля. Ну и что?
   И это все?
   Ради этого люди рискуют жизнями? Ради этого идут на риск  быть  поса-
женными в тюрягу?
   Непонятно...
   Поебень какая-то.
   И ничего страшного.
   Эта мысль меня успокоила. Хотя нет, я был слегка возбужден,  хотелось
рассказать всем о том, насколько напрасны, безосновательны,  неприпиздны
были все мои страхи.
   - Ну, как? - Наклонился надо мной Радедорм.
   Мне не хотелось его огорчать, ведь он поделился со мной, хотя эфедрин
был куплен на мои кровные, ведь он  все  это  сделал,  хотя  и  по  моей
просьбе, ведь...
   - Хорошо... - Выдавил я из себя.
   И понял, что не соврал.
   Легкое тело. Ясные мысли. Что еще надо?
   Потом мы долго тусовались по вечерней Москве. А вечером, почти ночью,
я пришел домой и что-то писал до самого утра...

   ЭКЗАМЕН.

   - Клочкед, - Сказали они, - Ты умеешь варить мульку?
   Клочкед окинул взором эту парочку студентов. Они поймали его в сорти-
ре, куда не переменах сбиралась курящая часть студентов мужеского  пола.
Пока Клочкед застегивал ширинку, они переминались с ноги на ногу,  пыта-
лись спрятаться друг за друга, их очи болтались долу, но наметанный глаз
Клочкеда сразу узнал в этих пионерах Шантора Червица и Чевеида Снатайко.
   - А кто это вам спзидил такую хуйню? - Пожал плечами Клочкед. И  уви-
дел, что Шантор Червиц и Чевеид Снатайко запаниковали.
   - Ну, как, это, этот, как его... Семарь-Здрахарь...
   - А-а-а... Так он сам, вроде, варит...
   - Да, да! - Обрадовался Чевеид Снатайко.
   - Он нам все рассказал. - Закивал Шантор Червиц.
   - Мы попробовали... - Признался Чевеид Снатайко.
   - Но у нас ничего не получилось. - Откровенничал Шантор Червиц.
   - А Семарь-Здрахарь говорил... - Начал выкручиваться Чевеид Снатайко.
   - Что ты варишь лучше всех... - Заискивал Шантор Червиц.
   Не сдерживая себя Клочкед рассмеялся:
   - Это как же надо варить мульку, чтобы она не получилась?!..
   Шантор Червиц и Чевеид Снатайко краснели, пыхтели и прятали  под  ка-
фельный пол свои бесстыжие глаза.
   - А на хуя вам мулька? - Проверял решимость неофитов  матерый  торчи-
козник Клочекд. - Покайфовать хотите? Так лучше пойдите по пивку...
   - Не-е-е... - Затрясли головами Чевеид Снатайко и  Шантор  Червиц.  -
Нам для дела!
   Проморгавшись, Клочкед переварил эту небылицу, но решил выяснить  все
до конца:
   - Какого?
   Перебивая друг друга Шантор  Червиц  и  Чевеид  Снатайко  ринулись  в
объяснения.
   - Нам говорили... - Многозначтиельно делал паузу Шантор Червиц.
   - Что от мульки не спишь. - Вздымал брови Чевеид Снатайко.
   - И работоспособность повышается. - Размахивал руками Шантор Червиц.
   - А мы хотим... - Выпячивал подбородок и поджимал губы Чевеид Снатай-
ко.
   - Сдать сессию. - Подпрыгивал на месте Шантор Червиц.
   - Так, чтобы степуха была... - Горестно вздыхал Чевеид Снатайко.
   - Троечники! - Врубился Клочкед. - Хотите на мульке экзамены сдать!..
Вот умора! Вы сами-то врубаетесь, какую вы хуйню порете?!
   - Какую? - Переглянулись Чевеид Снатайко и Шантор Червиц.
   - Ба-альшую!
   - Почему? - Недоумевали Шантор Червиц и Чевеид Снатайко.
   - Чтоб не спать и работать всю ночь, мулька не нужна. Обычного  джефа
хватит. Выпиваешь пузырь, морковкой закусил, и понеслась пизда  по  коч-
кам!
   А с мулькой мороки!.. Сварить надо уметь, петуха крутить тоже с  пол-
тыка не получится, да еще баян на веняк поставить, это не  хуй  собачий,
диплом нужен!
   - Да, пробовали мы чистый! - Замахал на Клочкеда руками  Чевеид  Сна-
тайко.
   - Пробовали. - Обреченно махнул рукой Шантор Червиц.
   - От голого эфедрина только волосы на голове шевелятся... - Негодовал
Чевеид Снатайко.
   - Только волосы... - Разводил руками Шантор Червиц.
   - Да возбуждение какое-то беспонтовое. - Плевался Чевеид Снатайко.
   - Беспонто-овое... - Цыкал зубом Шантор Червиц.
   - Так что на тебя одна надежда. - Горестно пукал Чевеид Снатайко.
   - К ми-илости-и тво-оей упова-а-ае-е-ем-м-м! Не-е по-огуби-и-и!..  Да
настави нас на путь истины-ы-ый,  да-ай  нам  зна-ания  та-айного-о-о!..
Приобщи нас к веняков протыка-анию, да и  заливанию  туда  мульки  силу-
даю-уще-ей... - Забасил вдруг Шантор Червиц.
   После такого пения Клочкед, осажденный  со  всех  сторон,  вынужденно
сдался.
   - Ладно, уболтали.
   И вздох облегчения приобщившихся взъерошил волосы на его голове.
   - А у нас все с собой! - Радостно сообщили Чевеид Снатайко  и  Шантор
Червиц.
   - Баяны? - Строго спросил Клочкед.
   - Четыре штуки.
   - Фирма?
   - Ширяна.
   - Джеф?
   - Пять банок.
   - Это ж уширяться! - Обрадовался Клочкед и продолжил инвентаризацию:
   - Уксус, марганцовка, вата?
   - Есть, все есть! - Чевеид Снатайко и Шантор Червиц  приплясывали  то
ли от радости и предвкушения, то ли от нетерпения и оголтения.
   - Пошли. - Раздался клочкедовский приказ и они гуськом пошли по  гул-
ким институтским коридорам. Вскоре  была  найдена  пустующая  аудитория.
Клочкед расположился за столом преподавателя и отправил Чевеида Снатайко
спиздить в буфете стакан и притаранить его полный воды. Пока тот  ходил,
сам Клочкед разложил тетрадки и стал готовиться к коллоквиуму по деталям
и механизмам, не реагируя на робкие попытки Шантора Червица завязать бе-
седу на мулечную тематику.
   Явился гонец, притаранивший тонкостенный аршин, полный чистейшей  ле-
дяной воды. Собственноручно заперев изнутри дверь, Клочкед попросил изв-
лечь стремаки.
   - Делать будете сами, синхронно, под моим руководством.
   Чевеид Снатайко и Шантор Червиц вытянулись во фрунт.
   - Варка мульки имеет несколько тонкостей. - Клочкед нежданно-негадан-
но поимел на сегодня халявную вмазку и, оттягивая время собственной шир-
ки, тащился, наблюдая как внимают его лекции  с  проведением  химических
опытов Шантор Червиц и Чевеид Снатайко.
   - Первая тонкость - снятие жестяной крышки. Это можно делать ножница-
ми, ключами, но если их нет под рукой - то зубами.
   Взяв в рот пузырек эфедрина, Клочкед стащил с него жестяную  заглушку
вместе с резиновой пробочкой.
   - Понятно?
   Слушатели закивали.
   - Повтори. - И Клочкед протянул закупоренный пузырек Шантору Червицу.
Тот пару минут слюнявил его и признался в собственном бессилии.
   - Ничего... - Ободрил его Клочкед, - С первого раза не у всех получа-
ется. У тебя еще будет время на тренировки.
   Ланиты растроганного Шантора Червица оросились скупыми слезами, а эс-
тафетный пузырь перешел к Чевеиду Снатайко. Он яростно вгрызся в  тонкое
железо, представляя себе, что  это  именно  тот  гранит  науки,  который
предстоит ему глодать еще долгих четыре года. Во  все  стороны  полетели
стружки, отбрасываемые сверкающими молярами жаждущего добраться до эфед-
рина. Мгновение, еще одно, и еще, примерно, два с половиной, и резиновая
крышечка, под которой плещется трехпроцентный эфедрин гидрохлорид,  сво-
бодна.
   - Ничего... - Восхищенно произносит Клочкед и снимает с носа  прилип-
шую стружку. - Теперь следующая стадия. Отмеривание уксуса.
   На банку надо ровно куб девятипроцентного, или одну  каплю  эссенции.
Можно и без него, но с ним раствор получается мягче.
   Давайте баян. - Говорит Клочкед усталым голосом.
   Ему вручают коробку с  новехонькой  пятикубовой  баяной-ширяной.  Все
части шприца, завернутые в хрустящие бумажки вываливаются на стол и раз-
ворачиваются. Они лежат, посверкивая стеклом и хромом, а Клочкед  задум-
чиво сминает из упаковочных листочков  плотный  шарик.  Наконец  решение
принято.
   - Смотрите внимательно, - Возвещает он, - Сборка  баяна  с  закрытыми
глазами!
   Смежив веки и оставив в них щелочку для подглядывания, Клочкед  прос-
тирает руки и начинается лихорадочная  деятельность.  Хромированные  де-
тальки прикручиваются одна к другой, прикрепляются к стеклянному корпусу
машины...
   Шприц готов!
   Бурные аплодисменты.
   - На. - Баян вручается Шантору Червицу. - Насаживай выборку и выбирай
усусь.
   Когда требуемое исполнено и агрегат наполнен  вонючей  жидкостью  под
завязку, Клочкед отбирает его и,  встав  в  эпически-патетическую  позу,
провозглашает:
   - Только сегодня! Только сейчас! Сеанс синхронного массового обучения
варению мульки! В завершении представления -  ублаготворение  всех  при-
сутствующих! Ширяющихся другими торчами - просьба покинуть помещение!
   Надеюсь, таких нет?
   - Нет, нет! - Истошно мотают головами Чевеид Снатайко и  Шантор  Чер-
виц. Дождавшись, когда они утихомирятся, Клочкед, улыбаясь,  таинственно
произносит:
   - Это и будет ваш экзамен...
   Ну, ребята, начинайте... - Эту фразу Клочкед старался произнести пов-
торяя интонации Смерти из бессмертной оперы "Пизда со  смертью  Мурьетты
Шагинян", но Шантор Червиц и Чевеид Снатайко, не слышавшие ее, не  въез-
жают в смысл и действительно начинают.
   Стремясь обогнать товарища, они, вырывая друг у друга баян, стараются
залить его содержимое в эфедрин.
   - Ну что вы, словно дети! - Не выдерживает артистическая натура Клоч-
кеда. - Если я сказал синхронно, это не значит наперегонки!
   Темп засыпания ингредиентов снижается, он остается  достаточно  высо-
ким.
   - Еще медленнее! - Приказывает Клочкед, и поясняет, - Мульку надо бо-
дяжить тихо, не торопясь, без суеты и оголтения. Это же  наркотик,  а  в
наркотике, кроме формулы, действует и энергетика. Как ты сваришь, так  и
подействует. Какое у тебя настроение, когда бодяжишь, так и  тянуть  бу-
дет.
   На хуя тебе ломовой приход и таска на пол часа? Тут не надо хуем угли
ворошить, надо нежно. Мулька, она ласку любит. Будешь с ней ласковым,  -
Вещал Клочкед, наблюдая за тем, как студенты трясут пузырьки, - И она  с
тобой по-хорошему. Будешь гнать, суетиться, и она такой же будет.
   Запомните, главное, это то, что ты в нее вложишь. А  вкладывать  надо
начинать еще до того как пузырь вскроешь. Погладь его, поговори  с  ним,
скажи: "Здравствуй,  эфедрина  гидрохлорид.  Как  поживаешь?  Как  само-
чувствие? Не будешь ли ты против, чтобы я с легонца тебя окислил?"
   А начиная бодяжный процесс, вы должны уже быть в том настроении,  ко-
торое хотите поиметь от вмазки. Ну, конечно, не совсем в том, а  так,  в
первом приближении. Работать, там, - Продолжал  заливаться  Клочкед,  не
забывая наблюдать за трясущими Чевеидом Снатайко и Шантором Червицем,  -
Или просто оттянуться по кайфу, чтоб  попиздить  от  души,  или  порисо-
вать...
   И когда болтаешь, пузырь лучше всего держать не пальцами, а всей  пя-
терней, чтоб мулька грелась, чтоб проникалась твоим  теплом,  пронизыва-
лась твоей энергетикой, настраивалась на тебя, мудилу; чего трясти  бро-
сил, у тебя там, отсюда вижу, еще все фиолетовое; тогда и кайф полнее, и
приход смурнее.
   Когда все правильно сделано, бодяга сама оседает.  Расслаивается  все
на три уровня. Сверху пузыри, снизу бутор коричневый  а  промеж  ними  -
чистяк. Даже петуха не надо.
   Так что главное - настрой.
   Если настроился, то кайф начинаешь ловить еще до вмазки. Минут за де-
сять. Мулька странная штука. Наверное в ее формулу входит тахионная сос-
тавляющая. Слыхали про такое?
   Тахионы - это частицы, которые идут из будущего  в  прошлое.  Скажем,
задумал ты взорвать тахионную бомбу. А она уже ебнула, но один хуй, тебе
надо потом фитиль запалить. Так и мулька. Если кайф от нее просек,  обя-
зательно надо вмазаться, а то полетит к ебеням вся причинно-следственная
структура Вселенной.
   Врубаетесь? От нас зависит жизнь целой Вселенной!
   Ну, хватит.
   Шантор Червиц и Чевеид Снатайко, берущие на себя  ответственность  за
существование нашего мира, прекратили трясти пузырьки. Пока что они,  не
испытав действие настоящей мульки под собственной шкурой, не въезжали  в
гонки Клочкеда. Но его наметанный взгляд уже улавливал изменения, проис-
шедшие в этих ребятах. У Шантора  Червица  и  Чевеида  Снатайко  яростно
блестели глаза, изо ртов стекали длинные нити слюны, их ноздри  расшири-
лись и из них вырывалось невидимое пламя.
   Но сами они этого не замечали и рассматривали на просвет получившуюся
у них жидкость.
   - Пальцы с пробок не убирать! - Посоветовал Клочкед.
   - Во, расслаивается! - Восторгнулся Шантор Червиц, наблюдая за  своим
пузырьком.
   - И у меня! - Захихикал Чевеид Снатайко.
   - Следующая стадия - вскрытие. Тихо! - Рявкнул Клочкед,  увидав,  что
Чевеид Снатайко готов отпустить палец, придерживающий резиновую  крышеч-
ку, и сколупнуть ее.
   - Запомните, в процессе бодяжения мульки выделяется  некоторое  коли-
чество углекислого газа. Его давление может запросто выбить  крышку.  На
хуя это надо? Правильно, ни за хуй!
   Поэтому открываем осторожно, от себя. Брызги бодяги въедаются в ткань
и дают что? Лишние стремаки.
   Поехали.
   По воздуху, с легкими чпоками, пронеслись две струйки мелких коричне-
вых брызг.
   - Ну, - Потирал руки Клочкед, - Теперь дегустация...
   Шантор Червиц и Чевеид Снатайко обрадовано заерзали на своих стульях,
собирая из деталей еще пару шприцов.
   - Дегустировать буду я. - Сказал Клочкед и  оскалился  в  недоуменные
грызла Чевеида Снатайко и Шантора Червица. - Вату.
   Сполоснув баян от уксуса, Клочкед нацепил на него толстую иглу и  од-
ним профессиональным, годами оттачиваемым движением накрутил на нее ват-
ный тампон.
   - Петуха мотать я вам пока не доверю. -  Клочкед  пристально  оглядел
Чевеида Снатайко и Шантора Червица, и опустил петуха в мульку  последне-
го. - Сейчас узнаю, что там у тебя вышло...
   Шприц стал быстро наполняться чуть зеленоватой жидкостью. Когда  наб-
рались положенные пять миллилитров, Клочкед быстро сменил иглу с петухом
на более тонкую и задрал рукав. Рука напряглась, выступили вены и игла с
размаху была всажена в одну из них.
   Чевеид Снатайко и Шантор Червиц не успели ничего сказать, предпринять
и сделать, а Клочкед вгонял в себя уже последний куб.
   Вытащив шприц из вены, он некоторое время посидел с закрытыми  глаза-
ми, причмокивая, словно смакуя экзотический напиток. Шантор  Червиц,  не
отрывая взора от лица Клочкеда, пытался вычислить, что же  происходит  у
него внутри. Как ему мулька? По кайфу или нет?
   Внезапно Клочкед открыл один глаз и глаз этот вперился  в  переносицу
Шантора Червица.
   - Что ж вы пиздили-то? - Млеющим голосом простонал  Клочкед,  -  Нор-
мальная мулька... Хотя...
   Встрепенувшись, он схватил шприц, надел на него струну  с  петухом  и
погрузил ее во второй пузырек. Поступающая в  баллончик  мулька  Чевеида
Снатайко окрашивалась розовым от клочкедовской крови и  было  невозможно
узнать, какой у нее натуральный цвет.
   Вторые пять кубов исчезли так же бесследно, как и первые. Веняк Клоч-
кеда поглотил их, оставив на память лишь пару капель крови.
   Шантор Червиц и Чевеид Снатайко недоуменно переглядывались, не  реша-
ясь заговорить даже шепотом, чтоб не потревожить ловящего второй  приход
Клочкеда. Десять кубов за раз, пусть и в две порции, это  было  выше  их
разумения.
   - Ширяться этим можно. - Хрипло выдавил из себя Клочкед, - Только я в
одно не врублюсь, варите вы нормально, на кой хуй надо было  представле-
ние разыгрывать?
   - Ну, нам проверить хотелось... - Говорил Чевеид  Снатайко,  наполняя
шприц своей мулькой.
   - Мы ж не знали, все ли мы правильно делаем... - Говорил Шантор  Чер-
виц, наполняя шприц своей мулькой.
   - А теперь мы уверены... - Говорил Чевеид Снатайко заголяя руку.
   - Да и познакомиться хотелось... - Говорил Шантор Червиц, водя  иглой
в поисках вены Чевеида Снатайко.
   - Что у нас все нормально... - Говорил Чевеид Снатайко,  наблюдая  за
поисками Шантора Червица.
   - Одним-то скучно... - Говорил Шантор Червиц, вгоняя в кровь  Чевеида
Снатайко первый куб мульки.
   - А то уже два месяца... Прихо-од! - Возопил Чевеид  Снатайко,  после
введения последнего куба мульки.
   Клочкед, посмеиваясь про себя, слушал их оправдания.  Семарь-Здрахарь
еще несколько дней назад сообщил ему, что его  персону  разыскивают  два
пионера. Семарь-Здрахарь запудрил им мозги,  заявив,  что  лучший  метод
знакомства попросить научить бодяжить. Семарь-Здрахарь проширял с  Клоч-
кедом за успех операции банку трехпроцентного, и все остались довольны.

   ПЕРЕДОЗ.

   С утреца, для поднятия настроения, Семарь-Здрахарь ширнулся  и  пошел
на работу. Где он вкалывал на Советскую власть и какую  должность  зани-
мал, для нашего повествования не имеет значения. Важно лишь  то,  что  у
него в кармане был пузырь винта, а после работы Семарь-Здрахарь  намере-
вался пойти по теркам. Имеет значение еще и количество винта. Ибо  нали-
вал его Семарь-Здрахарь уже будучи вмазанным и по заширке забыл, что  не
разбодяжил отщелоченый винт.
   Съебавшись пораньше, наш герой прямым ходом двинул в драгу. Она  зас-
луживает отдельного описания.
   Это был двухэтажный домик из красного кирпича. На втором этаже раньше
помещались ремонт обуви и прачечная, а  на  первом  была  каличная.  Се-
марь-Здрахарь не раз затаривался там джефом, а позже и салютом. Это была
одна из московских достопримечательностей: мазовая драга. В ней  никогда
не дибили и Семарь-Здрахарь держал ее на крайняк. Когда нигде больше вы-
рубить не удавалось, он чапал сюда и получал свои две банки.
   Теперь же все накрылось пиздой. Драгу закрыли и раздербанили. Дом го-
товился к сносу.
   Вчера Семарь-Здрахарь забрел сюда. Он ностальгически побродил по  би-
тым стеклам. Нашел какие-то беспонтовые калики и пачек сорок  просрочен-
ного димедрола. Но под одним из фанерных листов его ждало открытие:  две
коробки ташкентского стекольного джефа!
   Но самое главное ждало в подвале. Там гигантскими  стопами  громозди-
лись терки! Все они были с таксировкой, но свести надпись, хотя  и  было
достаточно геморройным делом, с номерными бумагами себя оправдывало.
   В соседнем помещении валялись пузырьки, банки темного стекла  с  при-
тертыми крышками, еще до хуя всякой полезной для ширового поебени.
   И Семарь-Здрахарь решил наведаться сюда еще разок, прошмонать все как
следует. Для этого он захватил самую большую из имевшихся у него сумок и
пару целкофановых пакетов с ручками.
   Шмон торгового зала почти ничего, кроме нескольких  пластов  релашки,
карпика и седуксена, не дал. Семарь-Здрахарь, спугнув по дороге  ссущего
мужика, пошел в подвал.
   Ветерок из разбитых окон продувал недлинный коридор. В нем было  тем-
новато, но в комнатах с обеих его сторон света было достаточно.
   Зайдя в помещение со стопами терок,  Семарь-Здрахарь  прикинул  фронт
работ. Рыться здесь можно было несколько часов. Он уже решил, что  конк-
ретно он будет брать: только терки, написанные чернилами, они легче под-
даются мытью, и с самыми экзотическими верхними колотухами.
   Семарь-Здрахарь присел на одну из кип. Действие утренней ширки  почти
кончилось, подступала легкая абстяга. Решив, что втюхавшись, на замороч-
ке, он сделает все быстрее, Семарь-Здрахарь достал винт.
   Выбралось три квадрата. Семарь-Здрахарь задумался.
   Трешка. А его дозняк полтора куба. Значит, последовал логический  вы-
вод, он сделал себе полторашку и разбодяжил ее вдвое. Пора ширяться.
   Перетянув руку, Семарь-Здрахарь нащупал канат, взял контроль, и с ве-
терком прошмыгал все три куба.
   На последних децилах он понял, что чего-то не так. Его странно  пове-
ло, но наркоман добил оставшееся в машине и выдернул агрегат из руки.
   Сначала бешено заколотилось сердце. Его удары эхом отражались в  ушах
и Семарь-Здрахарь начал задыхаться.
   С усилием заставляя себя делать вдохи и выдохи, но  увидел,  что  все
вокруг странно изменилось. Все поле зрения заполнили мелкие  треугольни-
ки. Они радужно переливались, почти полностью заслоняя все окружающее.
   Чувства  резко  обострились.  Семарь-Здрахарь  услышал  чьи-то  шаги,
обстремался, что его заметут с баяном, полным контроля, до сих пор зажа-
тым в его пальцах, но потом понял, что шаги раздаются с улицы.
   Послышалось неразборчивое бормотание. Семарь-Здрахарь не мог  опреде-
лить, что это, глюк, или действительно кто-то поблизости разговаривает.
   Замерев, он настороженно вслушивался. Треугольнички поблекли, но пока
оставались, искажая очертания и краски окружающих стен.
   "Передоз" - Понял Семарь-Здрахарь. -  "Как  бы  не  кинуться  невзна-
чай..."
   Звук приковал его внимание. Он был беспомощен, не мог пошевелиться, и
это было чертовски страшно. Пластик баяна нагрелся от тепла его руки, но
выпустить его не было возможности. Все было напряжено и возбуждено. Звук
повторился. Это кто-то приближался по коридору.
   Семарь-Здрахарь застыл. Страх, что засекут в таком положении, парали-
зовал все мышцы.
   Шаги приблизились. Что-то загремело, очевидно, идущий в потемках  обо
что-то споткнулся. Послышался неразборчивый возглас и  шаги  стали  уда-
ляться.
   "Пронесло" - Вытер пот со лба Семарь-Здрахарь и обнаружил, что  может
двигаться. Но когда он попытался разжать, наконец, пальцы  и,  хотя  бы,
выронить шприц, он понял, что тело его опять не слушается.
   Продолжая насильственно дышать, он прислушался  к  внезапной  тишине.
Сердца слышно не было. Он потрогал себе пульс.  Не  слышно.  Артерия  на
горле тоже не пульсировала как обычно. Он приложил руку к груди.
   Ни звука.
   "Остановилось... - Это слово словно само по себе прозвучало в  голове
Семаря-Здрахаря. За ним появилось второе: - Глупо..."
   Тело моментально покрылось холодным водянистым потом.
   "Я не хочу умирать!!! - Мысленно возопил Семарь-Здрахарь.  -  Сердце,
бейся! Стучи, родное! Давай, давай, давай!!!"
   В полнейшей панике, не понимая, что делает,  Семарь-Здрахарь  стал  с
силой давить себе на грудь. Ему казалось, что так он сможет сделать  сам
себе искусственное дыхание и заставить сердце заработать снова.
   И оно пошло. Сначала Семарь-Здрахарь почувствовал что сердце  сначала
колыхнулось, потом ударило активнее, и забилось, давая возможность свое-
му хозяину прослушивать пульс и жить дальше.
   Эйфория подступила к горлу Семаря-Здрахаря. Слезы покатились  по  его
щекам, наркоман был искренне счастлив. Осознав, какое это счастье,  одна
лишь возможность жить.
   Семарь-Здрахарь сидел на куче пользованных терок, плакал и  улыбался,
как идиот, все еще сжимая в ладони скользкий от пота баян.
   Можно было бы прервать рассказ на этом эпизоде, но тогда бы создалось
неверное представление о личности Семаря-Здрахаря. Можно было  бы  поду-
мать, что чудом оставшись в живых, но как-то оценит этот факт. Но нет...
На самом деде все было по-другому.
   Вскоре приступ счастья начал затихать. Семарь-Здрахарь вытер слезы  и
сопли. Вытер сознательно и порадовался, что он теперь и  все  еще  может
что-то делать.
   Кожа на лице ощущалась им, как воздушный шарик, который сперва надули
до отказа, а потом спустили. Низ живота распирало  от  избытка  мочи,  а
больше никаких дискомфортов не было. Разве что повышенное чувство стрем-
ности.
   Семарь-Здрахарь встал. От долгого пребывания в одной позе,  ноги  за-
текли и теперь их кололи тысячи баянов со струнами. Он покачнулся и едва
не грохнулся на терочные завалы. Второй шаг пришлось делать уже  держась
рукой за стену.
   Выбравшись в темноту коридора, Семарь-Здрахарь долго ссал туда, пока-
чиваясь от ли от внезапно накатившей усталости,  то  ли  от  нестойкости
подгибающихся ног.
   Совершая обратное путешествие он запнулся  и  грохнулся  на  бумажные
развалы. Подниматься не было сил, да и желания. Семарь-Здрахарь  вытянул
вперед руки, подтащил к себе перевязанную шпагатом стопу рецептов и ста-
щил веревку. Верхняя терка при этом порвалась, но наркоман плюнул на это
и начал разбирать оставшиеся.
   В этой пачке все бумаги оказались на кодтерпин. Семарь-Здрахарь  нес-
колько секунд разглядывал каждый, оценивая его мазовость, и, или  отшвы-
ривал в сторону, или оставлял перед собой.
   Из нескольких сотен бланков, заслуживающих внимания  терок  оказалось
штук десять.
   Перевернувшись, Семарь-Здрахарь сел и подцепил следующую пачку.
   Стемнело. Семарь-Здрахарь сидел, обложенный рецептами и перебирал  их
с максимально возможной скоростью. Его сумка уже наполовину была забита.
Когда потемнело так, что разбирать надписи на рецептах  стало  невозмож-
ным, он встал. Несколько раз прошелся по помещению, разминаясь. Покурил.
   Вскоре он вышел из разрушенной аптеки, с трудом переставляя ноги, во-
лоча за собой тяжеленную сумищу и радуясь, что надыбанных терок ему хва-
тит на несколько месяцев непрерывного зашира.

   ВЫЕЗДНОЙ ДЖЕФ-СЕЙШЕН.

   "А я видел как ширяются эллипсы,
   А я видел, как ширяются квадраты,
   Как ширяют кубики конусы,
   Как хуево ширяться без хаты,
   Ну как же хуево ширяться без хаты..."

- Напевал Блим Кололей, держа на коленях стрем-пакет, сидя при этом в
автобусе, который направлялся в район, который Блим Кололей избрал для
очередного выездного джеф-сейшена.
   В принципе, по причине стремности хаты, многие шировые  избирают  для
ублаготворения полевую форму работы. Но варить шнягу в лесу и  мульку  в
парадняке - это совершенно разные вещи. Для первого нарк  должен  забла-
говременно снарядиться всеми компонентами, а для  полевого  джеф-сейшена
все что надо можно нааскать или купить на месте. Кроме, разумеется,  на-
бора шариковых ручек разных оттенков, которыми пишутся терки.
   Но выездному джеф-сейшену предшествует и другая предварительная рабо-
та. На полу расстилается карта Москвы и на ней, в выбранном районе,  от-
мечаются кружочками и крестиками все драги и полукаличные, по справочни-
ку. После этого выбирается оптимальный маршрут и торчок готов в путь.
   Так и у Блима Кололея в стрем-пакете лежала такая карта. Но она быва-
ла нужна только для первой или второй тусовки. В  следующие  разы  мест-
ность запоминалась и пособия по прохождению  маршрута  Великого  Джефого
Пути были уже излишними.
   Кроме карты, стрем-пакет содержал  полный  комплект  джефого  торчка.
Блиму Кололею было легче таскать с собой лишние полколо,  чем  постоянно
аскать по параднякам усусь,  бесконечно  отвечая  на  идиотские  вопросы
жильцов.

   - Два наркота в черных куртках, в галифе и с сапогами
   Шли на место преступленья в город Кунцево далекий...
   Где чекисты да бендерцы, всяки люберцы да негры
   Утащили бочку джефа из аптеки Моссовета.
   Да слегка переборщили, наколовшись мульки сраной,
   Увидали они глюку, что повяжут их всех вместе.
   Глюки с мульки - это вкусно!
   Глюки с мульки - это классно!
   Заходите, глюки с мульки!
   А наркоты подоспели прям в разгар прихода глюков,
   И давай ширяться джефом, не бодяжа марцифали!
   А чекисты да бендерцы, всяки люберцы да негры
   Побросали все баяны и бодяжные машины.
   И уебывать помчались в направленьи ФэЭрГэ, бля,
   Позабыв про бочку джефа, канули в века навечно!

- Пел про себя Блим Кололей, лишь слегка переиначивая слова знакомой песни.
У него было приподнятое настроение, ибо автобусная остановка была рядом с
полукаличной, а на ее помоечке нашлись терки, одну из которых Блим Кололей
заполнил и теперь шел вырубать джеф.
   Район действительно оказался классным. В первой же драге Блима  Коло-
лея отоварили. Правда один из пузырей оказался  "негро  вигро",  темного
стекла, и полезной жидкости в нем явно было меньше, чем  положенные  де-
сять кубов.
   Выбрав подходящую домину, Блим Кололей поднялся на лифте к последнему
этажу, вышел на черную лестницу и расположился на ступеньках. Бодяжить.

   - Мне себя ужасно жаль,
   Я подсел на марцифаль.
   И теперь брожу один,
   Вырубая эфедрин!
   Эфедрин, эритро эфедрин,
   Эритро эфедрин, любимый изомер...

- Чуть ли не в голос распевал Блим Кололей, бодяжа жидкость в темном
пузырьке. Но когда он это ширнул, он не почувствовал обычного действия.
Прихода не было, зато на языке появился четкий вкус корвалола. И Блим
Кололей понял, что его наебали. Но остался второй фуфырь. Он немедленно
пошел в дело.
   Приход от этого пузырька превзошел все ожидания.  Блим  Кололей,  как
был, с задранным рукавом и баяном в другой руке  улегся  на  ступеньках,
смежив веки.
   Вдруг послышались чьи-то шаги. Двое поднимались по лестнице к  проле-
ту, на котором приходовался Блим Кололей. Поняв, что он все равно не ус-
пеет собрать стрем-пакет и собственного постремания  не  избежать,  Блим
Кололей решил не реагировать и наслаждаться таской пока это возможно.
   Но, странное дело, эти двое прошли мимо.  Они  аккуратно  перешагнули
через разложенные на носовом платке баяны и прочую  аппаратуру  и  пошли
дальше. Заскрипела железная  дверь  и  вновь  послышались  приглушенные,
что-то обсуждающие голоса.
   Блим Кололей расслабился. Если не постремали сразу, значит, не  пост-
ремают вообще. Он открыл глаза, сел и закурил.
   Вскоре опять скрипнула дверь. На верхней площадке появились двое. Му-
жик в ватнике и тетка.
   - А, - Радостно осклабился мужик, - Очухался?
   Блим Кололей кивнул.
   - Колешься? - Спросила тетка.
   Прокашлявшись, Блим Кололей хрипло сказал:
   -Ага...
   Мужик и тетка стали спускаться, при этом мужик лыбился и подмигивал:
   - А мы-то идем лифт чинить и тебя видим. Лежишь и не  дышишь.  Думали
ментов вызывать надо. Помер наркоман. Ан нет. Живой!
   Чем это ты колешься-то?
   - А вот. - Показал Блим Кололей фуфырь из-под джефа. - Лекарство  та-
кое.
   - Ишь ты!.. - Покачал головой мужик. - Не, по мне лучше это...
   Он распахнул ватник и показал торчащую из штанов бомбу "Кавказа".
   - А мне мое лучше... - Возразил Блим Кололей.
   - Ну, как знаешь... - Хмыкнул мужик и скрылся из  поля  зрения  Блима
Кололея.
   Встав, Блим Кололей прошелся, разминая ноги. Стены были здесь покрыты
разными надписями, типа "Вася - мудак", "Ебу целок" с номером  телефона,
"Спартак - чемпион". Но внимание Блима Кололея привлек странный  уборис-
тый текст. Приноровившись к чужому почерку, он прочитал:
   "Нас было четверо друзей. Мы очень хотели поебать девушку, но  у  нас
никак это не получалось. И тогда мы стали тренироваться друг  на  друге.
Сперва мы целовались в губы, а потом стали сосать друг у  друга  хуи.  И
однажды мы решили, а зачем нам девушка? И стали ебать друг друга в попы.
И всем нам теперь очень хорошо. Делайте как мы, и вы будете счастливы."
   Посмеявшись немного, Блим Кололей начертал чуть ниже:
   "Нас было четверо друзей. Мы были очень несчастны. И однажды мы узна-
ли что такое мулька. Мы стали ею ширяться и стали счастливы. Все  ширяй-
тесь мулькой!"
   Дописав последнюю фразу-лозунг, Блим  Кололей  спустился  к  остаткам
мульки и вмазался последними пятью  кубами.  Наскоро  приходнувшись,  он
спустился вниз.
   Выходя из парадняка, тут же, на скамеечке, он  увидел  знакомую  пару
лифтеров. Между ними стояла вскрытая бомба, а в руках у них были  стака-
ны, полные темной жидкости. Блим Кололей зачем-то помахал им  на  проща-
ние, а они помахали ему вслед.
   И  Блим  Кололей  направился  к  следующей   полукаличной.   Выездной
джеф-сейшен продолжался.

   ЗАМОРОЧКА - 7.
   ЛОБКОВЫЕ БЛОХИ И ГОЛОВНЫЕ ВШИ.

   Ты ебешь Женьку Полный Крышесъезддд уже третью или четвертую  неделю.
Пока ты бегаешь за салютом, она путанит, принося в дом баксы  и  хавчик.
Пока ты варишь винта, она, на пару с тобой, в одной узкой кухне, превра-
щенной в винтоварню, готовит всякие вкусности. Затем ты хаваешь и  ширя-
ешь ее.
   А она ширяет тебя.
   А потом, весь остаток ночи, ибо приезжает она часам  к  трем,  ты  ее
ебешь. Пизда Женьки  Полный  Крышесъезддд  на  удивление  узка,  никакой
разъебанности. Хуй входит в нее плотно, как пробка в бутылку,  нет,  как
поршень в шприц, без малейшего зазора. И ты ебешь ее, ебешь, ебешь...
   До полного нестояния ни на что.
   Тогда начинаются заморочки.
   Ты уже внушал ей мысли на расстоянии. Ты уже подчинял ее своей  воле.
Ты уже путешествовал с ней по астральным мирам. Ты уже делал с  ней  та-
кое, что не приснится и самому вычурному фантасту. И все это  в  натуре.
Ну, разве что, с легкой примесью безобидных глюков.
   Но сегодня, после чумовой ебли, у тебя  зачесалась  голова.  Конечно,
это могло произойти и по причине ее трехдневной немытости, но такой  по-
чесон был тебе уже знаком.
   Порывшись в гигиенических принадлежностях, ты  откопал  самую  мелкую
расческу и причесался, после  каждого  прохода  пристально  рассматривая
пространство между зубьями. И вот, ты нашел. Это создание, запутавшись в
выпавших волосах, вяло шевелило шестью лапками.
   Ты показал это Женьке Полный Крышесъезддд и объяснил, что этого зверя
зовут головная вошь, а в хипповском простонародье - "мустанг".  И  ежели
она появилась, то, по причине длинных волос у вас обоих, заражены ею  вы
оба. И сейчас нет мазы разбирать интересный вопрос, кто же  подцепил  их
первыми, а надо провести быструю и решительную борьбу.
   И ты потребовал чтобы Женька Полный Крышесъезддд дала тебе свою голо-
ву для обследования. По своему опыту зная, что мустанги селятся  большей
частью за ушами, ты начал именно с этих районов.
   Методично перебирая пряди волос Женьки Полный Крышесъезддд, ты  нашел
одного прицепившегося к коже вша, потом  второго,  третьего.  Сперва  ты
извлекал животное и показывал его хозяйке, чтобы  она  убедилась  в  ре-
альности их существования на ее голове. На первых экземплярах  ты  пока-
зал, как их надо сдавливать между ногтями, чтобы они издали свой послед-
ний звук "щелк!".
   Вскоре обнаружились и гниды. Здесь пришлось пожертвовать  несколькими
волосками, опять-таки для наглядной демонстрации, что такое  гнида,  где
она крепится к волосу, какого она цвета и как ее щелкают.
   После этого перед тобой раскрылось обширное поле деятельности. Прове-
дя первичный ликбез, ты стал выискивать мустангов, а Женька Полный  Кры-
шесъезддд начала считать их по количеству щелков, которым сопровождалась
каждая смерть членистоногого паразита.
   Ты прошелся от виска к виску через затылок. Потом от затылка дошел до
макушки, а от макушки ко лбу. Второй заход, боле тщательный, ты стал де-
лать в обратном направлении, уничтожая все живое, попадающееся на  твоем
пути.
   Крупных, взрослых мустангов уже почти не попадалось, зато обнаружива-
лось гигантское количество гнид, практически у корня каждого волоса и ты
с упоением их давил, добавляя цифры  в  статистике  Женьки  Полный  Кры-
шесъезддд.
   Третий раз перебирая волосы, ты стал находить и меленьких вошек,  ко-
торый уже замимикрировались под цвет волос и найти их с первого раза бы-
ло довольно сложно. Но они пока еще были прозрачненькие  и  их  выдавали
желудки, наполненные красной свежей, или темной переварившейся кровью.
   После пятого прохода, который ты делал уже в качестве  дополнительной
подстраховки, Женька Полный Крышесъезддд взмолилась о  прекращении  этой
пытки. Ведь некоторых мустангов тебе приходилось давить  непосредственно
на коже и последняя зачастую прищемлялась твоими ногтями, что не  добав-
ляло кайфовости этой процедуре.
   Теперь настала твоя очередь. Ловцом вшей Женька  Полный  Крышесъезддд
была поначалу хуевым, но она быстро училась. В скором  времени  мустанги
перестали от нее убегать, и она периодически  сколупывала  с  ногтей  их
пустые шкурки.
   Слушая звуки истребления головной фауны, ты не считал их,  ты  просто
тащился. И, часа через два, когда твоя кожа уже зудела, но не от укусов,
а от бессчетного количества защипов, Женька Полный Крышесъезддд закончи-
ла экзекуцию. Правда, она порывалась повторить ее еще несколько раз,  но
ты уже устал от безделья.
   Ты прикинул, что если мустанги появились на голове, с таким же  успе-
хом они могут переползти и на лобковый хайер. И,  уложив  Женьку  Полный
Крышесъезддд, ты раздвинул ей ноги и уткнулся носом в ее пизду.
   Обследование тамошней растительности оказалось  безрезультатным  пока
ты, напрягая зрение, не обнаружил каких-то мелких черненьких тварей. Но,
странное дело, они не давались в руки и ты понял, что это блохи.
   Гнусные насекомые прыгали по лобку, заскакивали на  твои  пальцы,  но
раздавить тебе удавалось лишь единицы, в то время  когда  сотни  скакали
вокруг.
   Разъярившись, ты удвоил усилия. Женька Полный Крышесъезддд,  лобковая
кожа которой перекручивалась, щипалась и выдиралась вместе  с  волосами,
лишь кряхтела, стараясь не показать, как ей больно.
   Наконец, ты вспомнил, что блохи тонут в воде, и  ты  отправил  Женьку
Полный Крышесъезддд отмокать в ванну. Сам же, обратив внимание  на  свой
лобок, больше не мог от него оторваться. Там скакали те же  блохи.  Пос-
кольку ванна была временно занята, ты решил бороться со зверьем  дедовс-
ким способом, который ты уже успел поприменять - физическое  раздавлива-
ние.
   Но и на нем блохи ускользали. На какие-то мгновения они присасывались
к коже. Но когда к их бокам приближались твои ногти, они совершали пиру-
эт и оказывались вне пределов досягаемости.
   Множество раз тебе казалось, что ты расщелкнул  одну  из  надоедливых
тварей, но всякий раз это оказывалось корнем твоего собственного волоса.
И, когда из ванны появилась вымытая и блещущая  чистотой  Женька  Полный
Крышесъезддд, ты разодрал себе кожу уже до крови.
   Последовали несколько минут борьбы, когда Женька Полный  Крышесъезддд
пыталась тебя остановить, а ты игнорировал ее попытки отвлечь твое  вни-
мание на что-нибудь более созидательное. Но женщина победила и ты  попы-
тался снова ее поебать. Однако не вышло.
   В процессе уничтожения блошек, ты разворотил  собственный  лобок  так
крепко, что любое прикосновение к нему вызывало приступ такой острой не-
кайфовости, что ни о какой ебле и речи идти не могло.
   Днем до тебя дошло, что большая часть гнид и все  до  одной  лобковые
блохи были твоими глюками, но осознание  этого  не  ускорило  заживление
твоего лобка, из-за которого ты вынужден был целых два дня сохранять це-
ломудрие и не заниматься еблей.

   КРАСНЫЙ ДЖЕФ.

   За окном была осень, настроение было хуевым и хотелось вмазаться. Хо-
тя, скорее, наоборот: сперва хотелось вмазаться, а уж потом про настрое-
ние. И все это потому, что вмазаться было нечем.
   Вот и сидели на кухне Семарь-Здрахарь и Клочкед и понуро  глядели  на
дождь. Почему понуро? До потому что в дождь выходить  их  ломало,  да  и
противная вода с неба замочила все помойки и, вместе с ними, терки,  ко-
торые там могли находиться.
   Перед торчками находилась стопа рецептов. Их они только что  просмот-
рели на предмет заполнения, но не обнаружили ничего подходящего для  су-
вания в драгу.
   - Джеф ширяйте внутривенно,
   Двухроцентно, трехпроцентно... - Выдал вдруг Семарь-Здрахарь один  из
своих стишков.
   - Да не трави ты душу! - Вяло огрызнулся Клочкед. - Давай лучше  при-
кинем, что делать будем.
   - Чего, чего... - Хмыкнул Семарь-Здрахарь и зевнул. - Ширяться.
   - А чем? Джефа-то мы не вырубим.
   - Да хоть вторяками...
   Эта идея согрела клочкедовское сердце, вены и торчилло:
   - Давай!
   Семарь-Здрахарь нагнулся и вытащил из-под стола картонную коробку,  в
которой перекатывалось пузырьков тридцать. Каждый с бодягой и петухом.
   Отобрав себе половину, Семарь-Здрахарь вторую отодвинул к Клочкеду. И
началась лихорадочная деятельность.
   В пузырь с бодягой заливалась вода. Пузырь  взбалтывался  и  жидкость
выбиралась через петуха. Самым сложным было  отжимание  старых  метелок,
которыми выбирали первак, а потом оставляли в пузырьке вместе с бодягой.
   После часа напряженного труда все пальцы торчекозников были в  корич-
невой окиси марганца, зато у каждого были желанные пять кубов вторяков.
   Первым ширнулся Семарь-Здрахарь. После вмазки он  почмокал  губами  и
состроил недовльную мину:
   - Не цепляет. Только децил приятственности.
   Клочкеду в этот раз повезло меньше. Ширнувшись своими  вторяками,  он
почувствовал дурноту. Несколько минут он сидел, выпучив глаза  и  глотал
воздух. Семарь-Здрахарь бегал кругами и спрашивал:
   - Чего делать-то? Тебе не лучше?
   Минут через десяток Клочкед отошел и порозовел.
   - Не вторяки у тебя, а отрава! - Сказал Клочкед без  надежды  присты-
дить Семаря-Здрахаря. Семарь-Здрахарь не пристыдился, но ответил:
   - Кто ж знал-то?
   - Ладно, - Махнул рукой Клочкед. - Давай еще подумаем. Где аптечка.
   Перерыв все колеса и пузырьки, торчкм нашли странные таблетки. На них
красным по белому было написано "Теофедрин".
   - Смотри-ка какие! - Радостно засмеялся их первооткрыватель,  которым
оказался Клочкед. - Вот состав. В нем эфедрин есть! И много!
   Впрочем, при детальном разглядывании, выяснилось, что эфедрина в  од-
ной пачке ровно столько, сколько в пузырьке детского джефа.
   - Забодяжим?!
   - Забодяжим!
   Они залили таблетки из двух упаковок водой, размешали. Получилась бе-
лая каша.
   - Через бодяжную машину! - Догадался Семарь-Здрахарь.
   В двадцатикубовую машину забили петуха и вылили в нее  белую  взвесь.
Придавили поршнем. Из каши вытекла вся жидкость, но раствор получился не
прозрачным, а сильно мутным, почти белесым.
   - Как думаешь, можно такое бодяжить? - Разочарованно смотрел на полу-
чившуюся жидкость Клочкед.
   - А чего там! Давай! Авось насмерть не кинемся! Там же отравы никакой
нет...
   Бодяжение мутной взвеси прошло на удивление быстро.  Магранцовка  тут
же осела коричневыми хлопьями и показалась мулька. Она была непривычного
красного цвета.
   Набрав в баян пять кубв, Клочкед недоверчиво посмотрел жидкость  нап-
росвет:
   - Чего-то стремно мне таким мазаться... Ну, да хуй с ним!
   И Клочкед вогнал струну в веняк.
   Как ни странно, приход был. Клочкеда сильну ударило в голову.  Бешено
заколотилось сердце, стало трудно дышать. Во рту появился  не  привычный
горьковатый мулечный привкус, а какая-то вонь от жженой резины.
   Но смесь действовала.
   - Ух! - Выдохнул Клочкед. - Круто!
   - Правда?! - Просиял Семарь-Здрахарь и немедленно вмазался.
   Пока Семарь-Здрахарь проходил через первичные стадии действия красно-
го джефа, вид у него был осоловелый, но потом, когда некайфы прошли, его
лицо осветилось блаженной улыбкой:
   - Поебень, конечно, но на крайняк пользоваться можно...
   Таска кончилась минут за пятнадцать, кончился и дождь за окном. И Се-
марь-Здрахарь с Клочекдом пошли по терки.
   Странное дело, никогда больше ни тот ни другой не бодяжил тефу. Может
крайняков таких не было? Или джеф из тефы не в кайф пошел? Кто  их  зна-
ет?..

   БАЯН С МЕТЛОЙ.

   Закономерные случайности определяют жизнь потребителей наркотиков.  К
примеру, идет наркоман по улице и видит какое-то здание.  Он  думает,  а
почему бы не порыться в его помоечке? И роется. А там вдруг, тоже совер-
шенно случайно, находятся терки. Наркоман прикидывает, что с  ними  сде-
лать? Терки, наверное, классно горят... Или жопу ими подтирать? Но  нет,
что-то отвлекает его внимние и он, не думая, сует их в карман.  Потом  с
удивлением обнаруживает, долго соображает, что же это такое и что с  ним
делать? И решает, а почему бы, собственно, не заполнить их? А как? А  на
что?  Можно,  на  самом  деле,  написать   на   них   Solutio   Morphini
hidrochloridi 10%, 1,0, 500 in ampulus. Так ведь не дадут, в лучшем слу-
чае, а в худшем - в ментовку потащат. А чего делать наркоману в  ментов-
ке? Да нечего ему там делать! Вот он и пишет что-ибудь не  такое  стрем-
ное. Эфедрин, к примеру. И идет он с этой теркой по городу и  попадается
на его пути драга. Может зайти? От чего ж не зайти? Можно, ради прикола,
в очереди постоять, терку аптекарше сунуть, посмотреть, что  это  она  с
ней делать будет. А аптекарша вдруг берет и что-то на ней пишет. Наркоа-
ну любопытно, зачем тетя терку портит, а она говорит, что это ему  расс-
кажут в кассе. А в кассе терку берут и деньги требуют. Небольшие, конеч-
но деньги, копейки какие-то, но коли заплатил, надо и  получить.  И  вот
становится наркоман обладателем пары странных пузырьков. Что с ними  де-
лать? Может выкинуть? Да нет, жалко как-то. Вот он и приносит их  домой.
А дома чего с ними делать? Можно химический эксперимент произвести.  На-
сыпать в них чего-нибудь, и посмотреть, чего получится? Но никаких хими-
катов, кроме марганцовки как-то не находится, вот и засыпает наркоман ее
в эти пузырьки. А там сразу реакция идет.  Все  пузырится,  коричневеет.
Ну, думает наркоман,  хуйня  какая-то  получилась.  Впрочем,  может  от-
фильтровать ее, так, на всякий случай? А почему ж не отфильтровать?  От-
фильтруем. И берет он большой такой шприц и заталкивает в него клок  ва-
ты. А потом заливает в него то коричневое,  что  получилось.  И  поршнем
прижимает. А из шприца жидкость прозрачная капает. А как она вся  прока-
пает, наркоман опять перед выбором, что делать? Можно, конечно, жидкость
эту в унитаз спустить, но сколько на нее труда потрачено! Может ее в ве-
ну задвинуть? А чего, наркоманы - народ рисковый. И вот  берет  наркоман
шприц поменьше, заполняет его странной жидкостью, и  по  вене!  Странно,
конечно, но тут откуда ни возьмись, приход катит, наркоман тащиться  на-
чинает и думать о том, что кайфовая вешь, случайность,  ежели  ей  умело
пользоваться.
   А вот Седайко Стюмчику как то не повезло. Сколько  он  не  ходил,  не
привалила случайность. Ни терок он не нашел, ни эфедрина не купил, ни по
вене ничего не пустил.
   Сел он в каком-то дворе на лавочку и загрустил. Вдруг слышит:
   - Ты чего тут делаешь? - Грозно так.
   Поднял Седайко Стюмчик взгляд и видит, стоит перед ним кодла из  нес-
кольких слегка пьяных парней.
   - Грустно мне. - Отвечает Седайко Стюмчик.
   - Грустно? - Удивились парни. - Так айда с нами! Мы тут день рождения
справляем. Выпивки, закусона - завались! Дерябнешь водочки - всю  грусть
как рукой сымет!
   "Чтож, - Подумалось Седайко Стюмчику, - Раз не вмазался, хоть задрин-
чу на халяву."
   И пошел. Привели его на квартиру,  а  там  -  дым  коромыслом.  Девки
пьяные целоваться лезут, парни обнимаются, рюмки с водкой в  руки  суют.
Кто-то песни поет, кто-то на подоконнике ебется.
   Выпил Седайко Стюмчик, закусил деликатесом, вроде получшело ему.  Ог-
ляделся. Видит - все урла урлой, попиздить можно, но только  о  том  кто
кого выебал, да сколько при этом водочки схавал.
   Забрел Седайко Стюмчик на кухню. И там пьянствуют.  Не  хотелось  ему
больше водки, думал портвешку бы какого найти. А где портвешок хранится?
В холодильнике. Вот Седайко Стюмчик туда и заглянул. Видит, нет портвеш-
ка, а на стенке холодильника, там где обычно яйца  лежат,  несколько  до
боли знакомых этикеток. И все на пузырьках. А пузырьки полные!
   Взял их Седайко Стюмчик, потом нашел в одной из комнат уголок  понеп-
риметнее и разложил свой стрем-пакет. Стал мульку бодяжить.
   А алконавты, даром что поголовно пьяные, это дело  просекли  и  любо-
пытствовать начали:
   - Что за процесс?
   - Да вот, - Поясняет Седайко Стюмчек,  -  Из  этого  лекарства  можно
классную штуку изготовить.
   - А попробовать дашь?
   - А вы уколов не боитесь? Ее надо только в вену колоть.
   А урелам уже все до пизды:
   - Ни хуя мы не боимся. Ты, главное, не отрави тут никого.
   - Не боись, - Успокаивает их Седайко Стюмчик, - От водяры легче отра-
виться, чем от мульки. В ней главное - баян с метлой.
   Тут алконавты зашевелились, а  Седайко  Стюмчик  бодяжить  продолжил.
Только мулька сготовилась, приносят ему аккордеон и большую такую  двор-
ницкую метлу.
   - Сгодится? - Спрашивают.
   А Седайко Стюмчик никак въехать не может:
   - Зачем это?
   - Как? - Обиделись урелы, - Сам же попросил баян и метлу.
   - Э, нет! - Рассмеялся тогда Седайко Стюмчик, - У нас баян  с  метлой
это кой чего другое. Это шприц, в который  вата  уложена,  чтобы  мульку
фильтровать.
   Вот такой. Смотрите.
   И продемонстрировал им Седайко Стюмчик настояший, наркоманский баян с
метлой.
   - Чтобы хороший приход получать,
   Не забудь метлу в баяне утрамбовать! - Прочел  Седайко  Стюмчик  свой
стих.
   Урелы примолкли, а Седайко Стюмчик залил в баян с метлой мульку с бо-
дягой и бегунок вставил. Надавил - и полилась чистая прозрачная мулечка.
И прямо в рюмку, из которой Седайко Стюмчик водку пил.
   Выбрал себе Седайко Стюмчик пяток кубов, а урелы за ним все  наблюда-
ют. Как Седайко Стюмчик рукав закатывает, как ремнем руку  перетягивает,
как веняк прощупывает, как ширяльный баян дердит, как струной кожу  про-
тыкает, как веняк под шкурняком ищет, как контроль отбирает, как перетя-
гу снимает, как мульку в вену ширяет, как иглу  из  руки  вынимает,  как
дырку перекрывает, как приходуется и бычок с прихода смолит.
   Странно урелам это зрелище, но видят  они,  человек  раньше  грустный
был, а таперь прямо расцвел весь. Блеск какой-то в глазах появился, раз-
говорчивость началась.
   А Седайко Стюмчик только того и ждал. Как подцепил  он  болтушку,  да
стал языком трепать, описывая все этапы мульковарения  и  мулькоширяния,
так пьяные урелы уши и развесили. Тут один парень, видать самый  смелый,
подошел к Седайко Стюмчику и говорит:
   - Давай-ка мне, этой, твоей мульки хуйни!
   И руку протягивает.
   Нельзя сказать, что Седайко Стюмчика в тот момент жаба душить  стала,
нет, наоборот, уж кому, как не Седайко Стюмчику знать, что заранее неиз-
вестно, как мулька на пионеров подействует, тут результаты непредсказуе-
мые бывают, вот и набрал он парню два с половиной куба.
   Пока водкой веняк протирал, пока ширял, парень морду от кольщика  во-
ротил. А как мулька в кровь пошла, затащился парень:
   - Уй, бля, клево то как!.. - Говорит. - Это покруче, чем водка!
   - И мне!
   - И мне! - Стали все просить Седайко Стюмчика. А  ему-то  чего?  Один
пузырь он для себя заныкал, а остальные... Кайфа-то не жалко. Пусть при-
общаются.
   Восьмерых в тот вечер Седайко Стюмчик на иглу посадил. И все довольны
остались, а ему самому еще пять бесхозных кубов.
   А как он уходить собрался, все ширнутые, а среди них и три девки  бы-
ло, вокруг Седайко Стюмчика сгрудились и не отпустили, пока он лекуию не
прочитал, как надо терки добывать, заполнять, как мульку  делать  и  ши-
рять. Некоторые даже конспект записали, чтоб не забыть ненароком.
   Хотел было Седайко Стюмчик какую-нибудь девку с собой забрать, да они
разбежались по углам ебаться. Так он и ушел.
   Вот как наркоманы теорию вероятностей себе на пользу оборачивают.

   ЗАМОРОЧКА - 5.
   ГЛЯДЯ В ТЕЛЕВИЗОР.

   Ширяя винтом Вику Самореззз, ты надеешься ее поебать, что и  происхо-
дит.
   В видаке крутится порнуха, и вы, меняя позиции, посматриваете на  эк-
ран, глумясь по ходу над консервативными в своих изъебах немцами.
   Симулировав пару оргазмов, ты, наконец,  кончаешь  по-настоящему,  не
понимая, переняла ли Вика Самореззз твою практику, или она в натуре  об-
кончалась до дрожи в коленках.
   Пока она подмывается,  плескаясь  в  ванной  словно  выдра,  заглушая
бульканьем и фырками стоны ебущихся в телевизоре, кассета заканчивается.
Пока она мотается на начало, ты щелкаешь пультом, пытаясь найти работаю-
щий канал, но по случаю позднего часа все программы кончились, и на  эк-
ране видно одно лишь мелькание  серых  точек,  сопровождаемое  невнятным
противным шумом.
   Ты убираешь звук, и тебе вспоминается телега одного твоего  приятеля,
который утверждал, что раз телесигнал передается электромагнитными  вол-
нами, а сам человек тоже излучает в этом диапазоне, то, путем  некоторой
тренировки, возможно научиться передавать на экран изображения,  которые
возникают в голове.
   Пока что ты не знаешь, как это делать, но винт блуждает в твоей  кро-
ви, наполняя твой разум бесконечной уверенностью в твоем  могуществе,  и
ты, вонзившись взглядом в мерцающий экран, пытаешься как-то  упорядочить
движение точек.
   Первые несколько секунд они носятся совершенно хаотически,  но  через
какое-то время выстраиваются в четкую серую диагональ, что добавляет те-
бе уверенности, и ты даже не обращаешь внимания на появившуюся Вику  Са-
мореззз, которая тихонько приваливается рядом, стараясь  не  мешать,  но
излучая такое любопытство, что тебе приходится, не отрываясь от управле-
ния экраном, объяснить смысл твоих невидимых действий.
   Вика Самореззз визжит от восторга и, как ты это четко просекаешь, пы-
тается одновременно с тобой заняться тем же смаым, на что  ты  ее  резко
одергиваешь, предлагая пока что только следить за твоими манипуляциями и
присоединиться лишь при твоей просьбе, на что она нехотя, но соглашается
и затихает, причем почему-то кладет руку на твой хуй и начинает его  ле-
гонько подрачивать.
   Эти движения тебя почти не  отвлекают,  сексуальное  чувство  куда-то
спряталось до поры, и ты, воззрившись на экран, продолжаешь попытки выз-
вать на нем какую-то картинку.
   Ты понимаешь, что все надо делать постепенно, переходя от простого  к
сложному, и ты, управляя точками, заставляешь их выстраиваться в элемен-
тарные фигуры.
   - Круг. - Докладываешь ты Вике Самореззз. И на экране возникает серое
кольцо.
   - Ага. - Соглашается девушка, то ли действительно видя эту фигуру, то
ли из вежливости и нежелания тебя обламывать, но тебе пока  что  это  до
пизды, ты об этом будешь гонять позже, а пока рука Вики Самореззз,  пок-
рытая множеством попилов, из-за которых она и  получила  свое  погоняло,
ерошит волосы на твоем лобке и, как бы случайно, то и дело сжимает осно-
вание твоего хуя, желая чтобы ты поскорее завязывал маяться этой  хуйней
и приступал к настоящему делу, которое в  ее  сознании  ассоциируется  с
кондовой еблей.
   Но что тебе гнусные похотливые поползновения какой-то телки, непросе-
кающей высшие материи?
   Почти неуловимыми изменениями потенциалов энергосистемы  собственного
тела, ты с легкостью трансформируешь картинки.
   Ты, на самом деле, пока не управляешь ими, ты набираешь опыт, ты  за-
поминаешь состояния, которые вызывают тот или иной образ  на  экране,  и
пока не пытаешься их повторить.
   Вот возник косой крест, вот он трансформировался в четыре  кружка  по
краям экрана, вот они распались и образовалась широкая диагональ,  кото-
рая, рассыпавшись, сздала три вертикальные линии, а они смешались и воз-
никло яркое и четкое изображение символа Инь и Янь.
   - Ух, ты!.. - Восхищенно шепчет Вика Самореззз, продолжая сексуальные
поползновения: она уже завладела твоей рукой и  умудрилась  положить  ее
себе на пизду, сильно сжав при этом ноги так, что для высвобождения дла-
ни тебе бы пришлось затратить некоторые усилия.
   Но ты упорно не реагируешь на действия  Вики  Самореззз,  предпочитая
более непривычное занятие, чего нельзя сказать о  твоем  хуе,  коий  под
умелыми женскими пальцами заметно набряк и готов превратиться в  настоя-
щую стойкую елду.
   Подготовительный период, по твоим субъективным ощущениям, кончился  и
ты начинаешь сознательное управление двигающимися на экране точками.  Ты
вспоминаешь состояние, при котором возникал крест и пытаешься  его  выз-
вать.
   Картинка, прежде чем  появляется  искомое  изображение,  претерпевает
несколько трансформаций, но крест таки получается.
   Полный ликования, ты не замечаешь, что тебя уже ебут: Вика  Самореззз
легла промеж твоих ног, запихнула вставшую елду в свою разъебаную пизди-
щу и теперь ерзает, совершая легкие ебательные движения.
   Пизда Вики Самореззз настолько широка, глубока, вольна  и  необъятна,
что поневоле напрашивается сравнение ее с Волгой, но, в отличие от реки,
жидкости там довольно-таки мало, однако это не мешает  хую  безо  всяких
препятствий и, по большому счету, ощущений бултыхаться в ее теплых  глу-
бинах.
   Только поэтому ты позволяешь девушке, уже  заметив,  что  происходит,
продолжать ее занятие, будучи сам  погружен  в  вызывание  разного  рода
изображений, которые становятся все усложненнее.
   Экран теперь пестрит смесями разных  фигур,  такими  как  вращающиеся
треугольники, квадраты, плавно переходящие в ромбы, вытягивающиеся в од-
ну линию, которая потом закручивается спиралью, чтобы создать  впечатле-
ние воронки, уходящей внутрь телевизора.
   Вскоре тебе удается вызвать рисунок человеческой руки.
   Вика Самореззз, естественно, этого не видит и не  может  завизировать
твою удачу.
   Ты, понимая, что теперь она тебе нужна, как непредвзятый свидетель, и
что от нее не отделаться, пока она не удовлетворит свои половые инстинк-
ты, начинаешь активные ебательные действия и вскоре, что  сопровождается
лужами пота на грудях Вики Самореззз и простыне, кончаешь.
   Не давая девушке опомниться, ты извлекаешь из нее свой хуй и  прячешь
его под простыню, приглядываясь при этом в мигающий экран, на котором  в
разных направлениях носятся пятнышки  света  и  тьмы,  дожидаясь  твоего
структурирующего сигнала.
   Приказав Вике Самореззз смотреть, ты начинаешь свои манипуляции.
   Буквально через мгновение девушка заявляет, что видит звезду, которую
ты и в самом деле пытаешься проецировать.
   Самое интересное состоит в том, что сам ты ее пока что не видишь, и к
тебе закрадывается мысль, что человек гораздо более приспособленный при-
емник телепатических импульсов, нежели какая-то сраная железяка, пусть и
нашпигованая заграничной электроникой, а значит, Вика Самореззз, наебав-
шись с тобой, попиталась твоими эманациями и теперь они ей близки и она,
следовательно, запросто может воспринимать твои мысли, а тебе бы  крайне
не хотелось, чтобы она узнала, что ты думаешь о ней, ее пизде, да и всей
ситуации в целом.
   Испугавшись, ты прекращаешь эксперимент, но он уже вышел из-под твое-
го контроля, что доказывает внезапно появившаяся  картинка,  на  которой
вполне можно узнать тебя и Вику Самореззз, картинка цветная и достаточно
четкая, чтобы различить большинство деталей, но не детали в  ней  важны,
асама суть, которая выражается в том, что ты, одетый в кованые сапоги, с
размаху хуячишь девушку между ее длинных искривленных ног.
   Следующее изображение тоже содержит вас двоих, но теперь уже Вика Са-
мореззз запихивает тебя целиком в свою пиздищу.
   Ты вдруг понимаешь, что это не твоя, а ее мысль и,  согласно  Фрейду,
она означает, что Вика Самореззз испытывает к тебе материнские  чувства,
и это значит, что отвязаться от нее будет  достаточно  сложно,  если  не
внушить ей неких противоположных тенденций.
   Выскочив из комнаты, ты несешься на кухню,  чтобы  с  огорчения  вма-
заться и на свежую вмазку прикинуть стратегию поведения, которое бы отв-
ратило от тебя Вику Самореззз.
   Но ты не учитываешь того, что приходоваться тебе придется в одной  из
комнат, где ты сможешь стать легкой добычей знойной девушки.
   Так и происходит.
   Пока в тебе устаканивается очередная двухкубовая вмазка,  Вика  Само-
реззз завладевает твоим телом,  точнее  одной  из  его  частей,  имеющей
вульгарное наименование "хуй".
   Поскольку этот орган находится в состоянии абсолютного покоя,  девуш-
ка, чтобы вывести его в рабочее положение, погружает его в свой рот, чем
ты немедленно пользуешься, ибо после  ширки  тебе  непреодолимо  хочется
ссать, а лучшего писсуара, чем ротовое отверстие Вики Самореззз тебе  не
найти, да и сей акт, на твой взгляд, не поспособствует увеличению  твоей
привлекательности.
   К твоему изумлению, девушка с готовностью начинает глотать  жидкость,
стараясь не проронить ни капли, что у нее достаточно плохо получается  и
под ней, на паркетном полу, скапливается изрядная лужа, которая продела-
ла длинный путь по костлявым телесам Вики Самореззз.
   Завершив поглощать мочу, Вика Самореззз мотивирует свои действия тем,
что с мочой выделяется непереработанный организмом винт, а она  чувству-
ет, что ей пора бы добавить.
   Самым нахальным тоном, на который ты способен, ты заявляешь, что вин-
та ты ей не дашь, потому что тебе его жалко тратить на  такую  глупиздь,
как Вика Самореззз.
   В ответ на эти оскорбления, девушка кротко улыбается и заявляет,  что
она все знает и все понимает, и это понимание заключается в том, что она
разглядела в экране телевизора и истрактовала следующим образом: она те-
бя любит и ты ее тоже любишь, причем она об этом знает, а ты об этом да-
же не догадываешься, а если и догадываешься, то ты  так  дорожишь  своей
неприкаянностью, что не принимаешь во внимание явные подсознательные им-
пульсы, которые говорят тебе то же самое; поэтому, несмотря на все  твои
выебоны, хамство и похуизм, она продолжает тебя любить и  согласна  тер-
петь от тебя вышеозначенные выебоны, хамство и похуизм до тех  пор  пока
до тебя не дойдет окончательно вся прелесть ваших  отношений,  как  двух
любящих сердец.
   Думая, что девица полностью съехала крышей, ты, призывая телевизор во
свидетели, требуешь провести контрольное испытание, которое должно  зак-
лючаться в передавании на экран зримых образов подсознательных веяний.
   Получив полное согласие и одобрение, ты и Вика  Самореззз  отправляе-
тесь в комнату, где все еще светмтся пустой  телевизор  и  устраиваетесь
перед ним, каждый пытаясь выплеснуть в него свои самые потаенные мысли.
   Первое время ничего н происходит, но в какой-то миг все меняется и вы
видите, причем непонятно, видит это каждый из вас, или  у  каждого  своя
картинка, некое изображение.
   Перед твоим взором ебутся двое, причем активный, естественно мужеско-
го пола, с которым ты немедленно отождествляешь себя, отрывает от ебомой
им сущности куски и запихивает их в рот, смачно  чавкая  и  получая  при
этом и физическое и гастрономическое удовольствия.
   Вика Самореззз самодовльно хихикает, подмигивает тебе и  выдает,  что
увиденное является самым примым доказательством ее слов и теперь она ра-
ди тебя готова на все, что она теперь будет покорной, как рабыня, и  бу-
дет исполнять любые твои прихоти.
   Ты прикидываешь, что неплохо некоторое время иметь настоящую  рабыню,
которая, хотя и страшна на харю, будет выплонять все твои приказания.
   Почесав в затылке, ты повелеваешь привести к  тебе  шестнадцатилетнюю
целку и заставить ее отдаться.
   С мазохистской радостью Вика Самореззз бежит к  телефону  и  набирает
какой-то номер, пока она разговаривает  к  кем-то  непроснувшимся,  твой
взгляд случайно касается телевизора и ты видишь на экране свою  ухмыляю-
щуюся рожу, которая внезапно морщит нос и показывает тебе язык.
   И ты воспринимаешь это как знак, что ты обманул сам себя...

   В МЕНТАХ.

   Ну кого из нас, хотя бы раз в жизни не стремали?
   Торчков же стремают вообще все, кому не лень. Предки, менты,  аптека-
ри, соседи, просто прохожие на улице могут заметить в поведении  уширян-
ного что-то странное и стукнуть на него.
   Но что делать, винт такая штука...
   Вот и Чевеид Снатайко однажды был постреман. Шел он по Великому  Дже-
фому Пути и собирал терки. И много набрал таки, полный  карман.  Большая
часть, конечно, полный безмазняк, но несколько  кайфовых  тоже  было.  И
сгубила его жадность.
   Нет чтобы тихо и спокойно почапать на хазу, терки мыть да  заполнять,
захотелось ему еще.
   "Ну, - Думает Чевеид Снатайко, - Посещу еще одну полукаличную, и  хо-
рош."
   Дошел он до поликлиники, погрузился в контейнер. Стал талоны  переби-
рать. И попался ему сорокакубовый баян. Вообше, в винтовом деле, сорака-
кубовка вешь неприменяемая, но Чевеид Снатайко взял. Ради экзотики.
   А там и терки попадаться стали. И только Чевеид Снатайко хотел  новую
пачечку бумаг на карман поставить, его взяли за жопу.
   В смысле, сперва постучали по ней.
   Вынырнул Чевеид Снатайко из контейнера и видит - двое ментов. И  один
из них участливо так спрашивает:
   - Что это вы, молодой человек, там копаете?
   - Да так, - Хрипло отвечает Чевеид Снатайко, - Сто рублей  туда  слу-
чайно уронил.
   - А не пройдете ли вы с ними? - Вопрошает второй мент. - Тут  недале-
ко. На несколько минут.
   Чевеид Снатайко понимал, что эти минуты могут превратиться в годы, но
раз уж взяли за жопу - выкручивайся.
   - Нет. - Говорит Чевеид Снатайко. - К чему? Да пусть провалится  этот
стольник! А я домой пойду.
   - Нет, подожди! - Подскочил к Чевеиду Снатайко мент,  прикидывавшийся
ласковым, и схватил его за руку. - Вот установим вашу личность, и катись
куда хочешь. А пока что: пройдемте.
   И так, под руки, как опасного преступника, привели Чевеида Снатайко в
ментовку. А там дежурный. И стал он составлять протокол.
   Пришлось Чевеиду Снатайко отвечать на дурацкие вопросы. Фамилия, имя,
отчество, дата рождения, место прописки. Обшмонали  Чевеида  Снатайко  и
нашли сорокакубовый баян. А терки почему-то не нашли. В тот карман,  где
они были, мент, от удивления при виде такого гигантского баяна,  залезть
и забыл. А потом провели Чевеида Снатайко к следаку.
   А следак тупой. Сразу приказал рукава закатать. А Чевеид Снатайко  не
дурак, он хэнды постоянно гепаринкой мазал, чтобы дырки быстрее поджива-
ли, да и мазался в основном в оборотку. Но тут не повезло ему. До похода
за терками втюхался он в центряк. И там дырка видна  осталась.  Но  дру-
гих-то не видно.
   Долго следак разглядывал центряк Чевеида Снатайко. Наконец вывод сде-
лал:
   - Наркоман? - Спрашивает.
   - Не. - Замялся Чевеид Снатайко.
   - А следы от уколов откуда? Почему  зрачки  расширены?  Откуда  шприц
взялся? Почему врешь?
   - Да какие следы-то? - Удивился Чевеид Снатайко.
   - Да вот эти! - И тупой следак, который наркомана-то видел первый раз
в своей никчемной жизни, схватил шариковую ручку и обвел. Угадайте  что?
Следы от перетяги!
   Перетяга кожу защемила и там маленькие красные очки остались.  Следы.
А настоящую дырку следак так и не просек.
   И пришлось Чевеиду Снатайко выложить следаку чистую правду:
   - Ладно, пишите. На трех вокзалах сегодня утром я познакомился с пар-
нем. Раньше я его не видел и не знал. Он предложил мне за бесплатно поп-
робовать наркотик. Я сперва отказвался, а потом согласился. Он меня уко-
лол, а в ответ попросил меня покопаться в помойках  поликлиник  с  целью
извлечения из них рецептурных бланков и, если попадутся, шприцов.
   Мы договорились встретиться с ним сегодня в... Сколько сейчас?
   - Шесть двадцать. - Подсказал наивный следак.
   - Опоздал... - Грустно опустил плечи Чевеид Снатайко. - Ровно в шесть
он меня ждал.
   Записав все это под диктовку Чевеида Снатайко, следае перечитал  про-
токол и подозрительно посмотрел на наркомана:
   - Что-то уж очень складно говоришь... Раньше приводы были?
   Приводы у Чевеида Снатацко были. Но пока что обходилось без  протоко-
лов. И поэтому он честно ответил:
   - Нет. Никогда.
   - Врешь поди. - Не поверил следак. - Но ничего, мы тебя проверим.
   Следующие полтора часа Чевеид Снатайко провел в  аквариуме  с  теплой
компанией трех алкоголиков, домушника, взятого на хате, и пьяной  бляди,
которая постоянно лезла целоваться с ментами,  чем  вызывала  молчаливое
неодобрение соседей. Основным вопросом для Чевеида Снатайко стала  проб-
лема, как незаметно скинуть терки? В дежурке постоянно  находились  нес-
колько ментов и любое подозрительное движение вызвало бы у них  ответнцю
реакцию. А Чевеид Снатайко не хотел засвечиваться больше, чем уже был.
   Домушник подкатил к Чевеиду Снатайко и, скривив рот, шопотом спросил:
   - За что?
   - Дважды два четыре. Один или два. Без знаков. - Таким же макаром от-
ветил Чевеид Снатайко. Это значило, что Чевеида Снатайко  подозревают  в
хранении и употреблении наркотиков без отягчающих обстоятельств.  Домуш-
ник въехал, что через Чевеида Снатайко маляву не передаст, ибо есть  ма-
за, что Чевеид Снатайко увидит вольное небо года так через два,  три,  и
пошел обрабатывать алконавтов.
   Вскоре Чевеида Снатайко дернули. Его вывели из аквариума, заломив для
приличия руки за спину и провели к следаку. Тот был  гораздо  раздражен-
нее, чем в первую встречу.
   - Не врал. - Коротко резюмировал следак результаты  проверки  Чевеида
Снатайко. - А теперь поедешь на экспертизу.
   - Какую? Куда?
   - В семнашку. Знаешь, что это такое?
   Чевеид Снатайко взял себя в руки и всм видом показал, что этот жаргон
ему не известен. Про семнашку, семнадцатую психиатрическую клинику, сре-
ди торчков ходили страшные слухи. Дескать там сотни торчков насмерть за-
кололи аминазином, мадетен-депо и сульфазином. Что если  пришел  туда  с
нормальной крышей - ее  тебе  сдвинут.  А  уж  если  крышняк  протек  до
больнички - вечная тебе койка.
   Под конвоем Чевеида Снатайко провели к выходу, где, к его  удивлению,
наркомана ждала не раковая шейка с решками на окнах,  а  обычная  скорая
помощь. Забравшись в салон, носилки были откинуты к стене, а Чевеид Сна-
тайко уже размечтался, что преодолеет этот путь лежа, он сел, окруженный
двумя ментами.
   Пока они ехали, Чевеид Снатайко продумывал политику своего  поведения
с врачами. Но ни одна из заготовок не пригодилась.
   В больнице прибывших встретил санитар, молодой ленивый парень. Он дал
Чевеиду Снатайко баночку и сказал:
   - Нассать сколько сможешь.
   Под пристальным взором ментов Чевеид Снатайко долго  и  тщательно  ее
мыл, опасаясь, как бы в ней не осталось чего лишнего. Мало ли  на  какие
провокации способны врачи из страшной семнашки? Что в его мочу, если  уж
очень надо его засадить, можно добавить наркотик в ходе самого  анализа,
Чевеид Снатайко почему-то не подумал.
   Набрать вместо мочи воды из толчка не удалось и Чевеид  Снатайко  вы-
нужден был доставить настоящие ссаки в лабораторию. Отдав баночку он сел
ждать.
   Появилась баба в белом халате. Разложила на столе перед собой бумаги,
задала насколько стандартных вопросов, заставила прикаснуться к  носу  с
закрытыми глазами, проверила не трясутся ли руки, заглянула в зрачки.
   - Легкое наркотическое опьянение. - Поставила она диагноз.
   - Это так, визуально? - Поразился Чевеид Снатайко.  -  А  анализы?  Я
требую анализов!
   - У нас хроматограф не работает. - Устало сказала баба в белом  хала-
те. - Нечем анализы делать.
   И озадаченного Чевеида Снатайко повезли обратно. В ментовке  дежурный
сразу же вернул ему все изъятое при шмоне, кроме баяна, который  конфис-
ковывался в пользу государства. Чевеид Снатайко подписал протокол и  акт
о взыскании с него штрафа в размере тридцати рублей за появление  в  об-
щественных местах в состоянии наркотического опьянения.
   После этого его отпустили.
   Домой Чевеид Снатайко летел как на баянах с крыльями, все еще не веря
своей удаче. Он регулярно ощупывал карман с неотобранными терками, разг-
лядывал выданный ему бланк штрафа, и  при  этом  громко  хохотал,  пугая
поздних прохожих.
   Прибежав домой, Чевеид Снатайко ощутил такой  сильный  отходняк,  что
тут же вмазался и совершил торжественное сожжение ментовского акта.
   Впрочем, по утру он об этом пожалел, его можно было  показывать  всем
как классную хохму, но было уже поздно, а идти за дубликатом ой  как  не
хотелось...

   ТОРЧИЛЛО. СТРЕМНАЯ АНАТОМИЯ.

   Науке не известно, является ли странное существо, под условным назва-
нием "наркоман", человеком. или же нет. С одной сторону, внешность у не-
го, вроде бы, человеческая, но внутреннее  содержание  отличается  рази-
тельно.
   Начем с того,что наркоман, по сутисвоей является существом  симбиоти-
ческим. Лучше бы, наверное, подошло слово симбионекротическим, но такого
пока нет, а в доступной нам литературе, синонимом ему  является  понятия
андроид, или киборг.
   Ибо для успешного функционирования наркомана, ему постоянно приходит-
ся прибегать к помощи неорганического существа, называемого  в  медицине
шприц, а у наркоманов для него имеется огромное количество  обозначений,
отражающих не только функциональные качества этого животного,  например,
шира, ширялка, пырялка, двига, но и  эстетические,  баян,  акцентирующие
его неживую природу, машина, агрегат, или  просто  вншние  отличительные
особенности, копьш, сучок.
   Взаимодействие наркомана и шприца невозможно  без  двух  посредников,
занимающих промежуточные положения между ними.  Это,  с  одной  стороны,
особая насадка на шприце, называемая иглой, которая собственно и  входит
в контакт с плотью наркомана, а наркоман должен иметь особый  огран  под
названием дырка. Это особое отверстие во внешних покровах наркомана, че-
рез которое и происходит обмен внутренними жидкостями.
   Причем дырки бывают трех типов. Одноразовые, многоразовые и заросшие.
Первые возникают, многда в самых непредсказуемых местах, с точки  зрения
обыкновенного человека, в момент соприкосновения иглы и тела  наркомана.
После взаимодействия, через некоторое время, они переходят  в  категорию
заросших. Многоразовые же, напротив, настолько  готовы  принимать  иглу,
что наркоманы относятся к ним с особым почтением и даже называют  имена-
ми, этимологию которых иногда бывает сложно проследить, чича,  а  иногда
смысл имени лежит на поверхности, колодец, метро.
   Интересна локализация дырок. Это может показаться странным, но у  не-
которых представителей они сгруппированы исключитеьно на верхних  конеч-
ностях, у других же, наоборот, на руках их нет, точнее есть, но все  они
неактивны и подходят под категорию заросших, зато дырки достаточно нере-
гулярно разбросаны по поверхности всего тела.
   Еще одной тайной наркоманов является их система кровеснабжения.  Если
у обычных теплокровных питательные  вешества  разносятся  током  артери-
альной крови, то у наркоманов  необходимые  им  соединения  поступают  в
кровь венозную.
   Да, обязательно требует констатации тот факт, что описанные выше дыр-
ки практически всегда, за редкими исключениями, напрямую бывают  связаны
с венозной сетью сосудов. Попадаются дырки с ней не связанные, или  вхо-
дящие в артериальные пути. Но они встречаются очень редко, хотя и требу-
ют упоминания. Какцю они несут функцию - еще требуется установить.
   Итак, сосуды. Они тоже имеют свои имена. Нкоторые из них явно обобща-
ющие, веняк, венярка, другие служат характеристиками  поперечных  разме-
ров, канат, веревка, капилярка, третьи идут от месторасположения вены на
теле наркомана, центряк, оборотка, имеет  значение  степень  закрепления
вены под кожей, стояк, бегунок, ее физическое состояние, паленая, тромб-
леная, пропоротая, в том числе встречаются указания на то, имеет ли вена
дырки, рабочка, целка, но решающее значение  имеет  возможность  взаимо-
действия вены и иглы, мазовая, понтовая, безмазовая, беспонтовая.
   Вены и артерии наркомана заполнены странной  жидкостью,  напоминающей
кровь обычного человека. Но кровь наркомана имеет коренное отличие:  она
псевдоразумна. Причем основной чертой ее характера является любопытство.
Она с завидным постоянством стремится выскользнуть из сосудов в  которых
находится и появиться снаружи тела наркомана. Наиболее  удобным  случаем
для этого бывает появление новой дырки. Тогда кровь выползает через  нее
и попадает в шприу. Но наркоман загоняет ее обратно, хотя и не всю и  не
всегда. Определенная часть крови остается в шприце и телепатически сооб-
щает информацию об окружающей среде своей основной  массе.  Кроме  того,
если не зажать дырку, эта кровь обязательно протечет наружу, имея те  же
цели. Иногда, правда, случается так, что реального выхода она не находит
и вынуждена скапливаться под кожей. И это тоже бывает достаточно часто.
   Собственного особого имени эта жидкость не имеет, за исключением  тех
частей, которые стремятся обрести индивидуальность, отделившись от  нее.
Так кровь, попадающая в шприц, обозначается  как  контроль  и  наркоманы
пользуются этой ее привычкой для определения успешности создания  дырки.
Попадая под кожу, она начинает называться фуфляк и наркоманы  недолюбли-
вают такое ее поведение.
   Следующая особенность наркоманов чисто анатомическая.  Науке  не  из-
вестно, когда возникает этот новый особый орган, но у всех наркоманов он
наличествует. Это образование называется торчилло. Орган  этот  отвечает
за переработку поступающей в процессе взаимодействия наркомана и  шприца
жидкости. Второй его функцией, напрямую связанной с первой, является от-
ветственность за наличие особого состояния,  называющегося  эйфория  или
торч. Наккоман не способен долгое время существовать без  него,  поэтому
торчилло явдяется одним из основных органов в теле наркомана.
   Орган этот достаточно хрупок и через некоторое время активного  функ-
ционирования начинает работать с меньшей  зффективностью.  Поэтому,  для
поддержания эйфории на прежнем уровне,  наркоман  вынужден  прибегать  к
симбиозу со шприцами большего размера. Такое состояние наркоманы обозна-
чают устойчивой идиомой торчилло сторчалось.
   Вторым специальным органом, вырастающим, рано или поздно, а иногда  и
одновременно с торчиллом, почти у всех  наркоманов,  считается  глюкало.
Глюкало может вообще не появиться, даже после длительного  существования
наркомана, но это исключение из правила. С чем связано зарождение глюка-
ла и его рост, науке пока тоже не известно.
   Функцией глюкала является переключение головного мозга на  восприятие
параллельных миров. Остается пока загадкой, как конкретно это ему удает-
ся. Существует непроверенная гипотеза, что глюкало, как и шприц, являет-
ся симбиотом наркомана, который при этом получает возможность передавать
и получать массивы информции из мира в мир. Глюкало, по этой теории, су-
ществует одновременно в нескольких параллельных мирах, имея  возможность
при этом контактировать с их  аборигенами.  Чем  вызван  интерес  глюкал
именно к наркоманам эта гипотеза не объясняет, как не затрагивает и воп-
рос чем обусловлено существование такой межмировой симбиотической  трои-
цы. Доказать такие представления пока что не  представляется  возможным,
т.к. все глюкала, попадавшие в руки анатомов,  немедленно  погибали  вне
организма наркомана и даже срочные реанимационные действия не  приносили
результата.
   Таким образом, можно считать доказанным, что наркоманы  являются  со-
вершенно отдельным таксоном живых существ. Таксон этот достаточно  широк
и включает в  себя  различные  роды  narcomanus.  Такие  как  narcomanus
vulgaris,  narcomanis  opioticus,  narcomanis  cannabiolius,  narconanus
amphetaminus.  Все  они  подразделяются  на  отдельные  виды,  например,
narconanus amphetaminus  разделяется  на  виды  narcomanis  amphetaminis
pervitinis, narcomanis amphetaminis ephedrinis, narcomanis  amphetaminis
phenaminis и т.д. Подобная таксонометрия, к сожалению, недостаточна, ибо
реальные наркоманы, способами, которые пока  требуют  обширных  дополни-
тельных исследований, переходят из вида в вид, причем  иногда  совмещают
принадлежность разным видам и даже разным родам.
   Остается надеятся, что в скором времени можно будет озакомиться с бо-
лее детальными трудами, посвященными освещению как нераскрытых пока тайн
жизни наркоманов, их физиологии, социальному устройству,  так  и  языку,
повадкам и способам жизни в нескольких мирах одновременно.

   СЕЙШЕН НА ФЛЕТУ.

   Сначала их было четверо. Потом это число  как-то  менялось,  обрастая
дробями, логарифмами, они  пускали  кубические  и  четырехмерные  корни,
размножались делением или почкованием и поглощали свои выделения.
   В конце их так и осталось четверо, но ни были уже другими,  прошедшие
сквозь ширку, как через строй шприцрутенов, видевшие то, что непоказуемо
трезвому взгляду,  слышавшие  песни,  звучащие  из  ниоткуда  в  никуда,
чувствовавшие внутренними поверхностями своих вен и  артерий  сладостные
прикосновения вихрей, взмучивавших их эритроциты.
   Четверо их было. Четверо...
   Блим Кололей, Семарь-Здрахарь, Машина Коленика Ввеновна и  Зоя  Чумо-
воззз. А кроме них - еще две банки, баночки, баклажки странной  коричне-
ватой жидкости, пахнущей спиртом и приторным восточным ароматом.  Каждый
из этих пузырьков имел собственное имя. Оно было одним и тем  же:  Солу-
тан.
   Все они собрались здесь, на заброшенной хате для самого  прекрасного,
с их точек зрения, ритуала - вмазки винтом.
   Был полдень. Солнце пряталось за редкими клочкастыми облаками,  стре-
маясь смотреть на происходящее, вдруг повяжут и поволокут в ментовку  за
недоносительство, а там надают пиздюлей так, что пол морды будет в  пят-
нах пониженной температуры...
   На кухне, с облезлым столом, воняющей блевотиной мойкой, газовой пли-
той, покрытой подтеками сгоревшего жира и одинокой кастрюлей,  собрались
все четверо. Солутаны стояли на столе и ласково посверкивали стеклянными
боками.
   Заправлял ритуалом Семарь-Здрахарь. Как самому опытному, ему присвои-
ли звание Заслуженный Варщик Совка и окрестностей.
   - Бадью. - Приказал Семарь-Здрахарь.  Его  тихий  голос  пронесся  по
квартире, вызывая суматоху среди тараканов и  фараоновых  муравьев.  Это
вообще было первое слово сказанное в этом помещении  за  последние  нес-
колько месяцев. Поэтому, после  недолгих  совещаний,  энтомоиды  выслали
разведчика. Посмотреть...
   Расталкивая баб, Блим Кололей ринулся к стрем-пакету и извлек из него
бадью, прокопченую эмалированную мисочку. Сегодня Блим Кололей был  под-
могалой. Вторым человеком после варщика. Коленика и Зоя были просто  ба-
бами-подставлялками. Полезных функций они не несли и  годились  лишь  на
то, чтобы глазеть, да протягивать руку, когда подойдет  их  очередь  ши-
ряться.
   Передав мисочку Семарю-Здрахарю, Блим Кололей зашуршал в углу,  раск-
ладывая на газетке содержимое стрем-пакета.  Семарь-Здрахарь  придирчиво
осмотрел поданный ему предмет. Пощупал, перевернул.  Заметил  внутри  на
донышке какую-то, невидимую посторонним  грязь,  и  раздалось  следующее
слово:
   - Помыть.
   Он не глядя бросил плошку через плечо, уверенный, что бабы ее поймают
и исполнят приказанное. Пока журчала вода в мойке, Семарь-Здрахарь  мед-
ленно отвинчивал пробочки с Солутанов.
   Вновь на арене действия появилась миска. Не проверяя добросовестность
работы, Семарь-Здрахарь опорожнил в нее содержимое обеих пузырьков.
   - Машину с водой.
   Вылив в каждый из порожних пузырьков по кубу,  варщик  встряхнул  их,
прикрывая горлышки большими пальцами, и вылил смывки в бадью.
   Щелчек зажигалки. Жидкость синими язычками занялась  с  одного  края,
секунда, и оранжевое пламя бушует на всей поверхности горящего солутана.
Бабы, не отрываясь следившие за манипуляциями Семаря-Здрахаря,  невольно
отпрянули.
   - Чего, страшно?
   - А там что надо не сгорит? - Подалась вперед Машина Коленика Ввенов-
на и попыталась заглянуть через край мисочки.
   Но Семарь-Здрахарь уже был поглощен процессом и не отреагировал.
   - Все пучком. - Подал голос Блим Кололей. - Что надо - останется, что
не надо - сгорит...
   Бабы качали головами, поражаясь мудрости  и  целесообразности  годами
оттачивавшегося ритуала.
   - И вообще, - Блим Кололей оценивающе оглядел баб, - Шли бы вы  отсю-
да. В комнате посидели, чтоли?.. А то мешаться будете...
   - Но интересно же... - Попыталась возразить Зоя Чумовоззз.
   - Ничего  интересного,  вонь  одна.  -  Не  поворачиваясь  изрек  Се-
марь-Здрахарь. После такого спорить было бессмысленно и  женщины  удали-
лись. Блим Кололей закрыл за ними  кухонную  дверь  с  выбитым  стеклом,
преграду символическую, но непроходимую.
   - Надо будет - позовем. - Выкрикнул в пространство Блим  Кололей,  но
на эту реплику никто не обратил внимания.
   Варка винта продолжалась...
   Варка винта - настоящий алхимическй ритуал. Он требует особого  наст-
роя и сосредоточения. Он обрастает приметами  и  суевериями,  у  каждого
варщика своими. Многие не признают группового творчества. Винт,  говорят
они, должен нести отпечаток личности одного, а не многих.  А  если  шмы-
гаться будут кодлой? - возражают ему, и бессмысленный спор продолжается.
   Варка винта - процесс многостадийный. Бедный, ни в  чем  не  повинный
алкалоид эфедрин, милый и улыбающийся, подвегают воздействию кислот, ще-
лочей, бензина, толуола, ацетона, Стендаля, немудрено, что  после  таких
передряг бедняга звереет и становится похож на многохвостого монстра,  в
каждой из конечностей у него колючка, на которую  он  насаживает  жертвы
тяги к наркотическому наслаждению. Они не чувствуют,  что  на  крючке  у
первитина, пока он сам не даст об этом знать. И тогда...
   - Ну, скоро там?
   Это Зоя Чумовоззз не выдерживает тягот ожидания и пытается прорваться
на кухню. Там Семарь-Здрахарь уже поставил на горящую  конфорку  соляную
баню, водрузил на нее реактор - двадцатикубовый пузырек с черной  вязкой
массой и наблюдает за ее кипением.
   - Еще сорок минут. - Выпроваживает ее Блим  Кололей.  Зоя  Чумовоззз,
всей спиной выказывая недовольство, уходит.
   - Что? - Машина Коленика Ввеновна ерзает на брошенном на  пол  рваном
матрасе и ждет новостей. Ее глаза отражают огонь, горящий под  реактором
с полуфабрикатом винта. Ее глаза наполнены предвкушением дегустации  го-
тового продукта. Ее глаза не видят ничего, кроме струны,  упирающейся  в
ее вену.
   - Пол часа... - Вздыхает Зоя Чумовоззз. - Уже варят.
   - Ой, стремаюсь я чего-то... - В -надцатый раз начинает  Коленика.  -
Ты семарь-здрахарьским винтом шмыгалась?
   - Шмыгалась...
   - И как он?
   - Когда как... По настроению. Иногда такой мягкий, просто обволакива-
ет тебя на приходе, и тащашься, тащишься... А иногда такой резкий.  Бах!
Приход. Бах! Пруха. И торч как паровоз, тупой и вперед несет.  Оприходо-
ваться не успеешь - на тусовки тянет. Деятельность просыпается...
   - У Блима так же... - Вздыхает Машина Коленика Ввеновна. - Но у  него
часто сексовуха выходит. Вмажешься - и так трахаться хочется,  что  мочи
нет удержаться...
   - Это он специально...
   - Какое специально!? У него после втирки хуй из волосьев на  домкрате
поднимать надо!
   - Вот он и хочет, чтоб ты поднимала...
   - Да я уж сто раз!..
   - А в сто перывй - встанет.
   - Уж нет, пусть хоть сегодня без дрочки!..
   - Ну...
   - А вот чего я стремаюсь... - Поеживается Машина Коленика Ввеновна. -
Веняков-то у меня почти совсем нет... Куда шмыгаться? Непонятно...
   Закатав рукава батника она принимается рассматривать  свои  руки.  На
них цепочки синяков и точек от уколов образуют несколько линий.  Кажется
что у этого предплечья появились подкожные ребра жесткости.  Так,  впро-
чем, и есть на самом деле. Воткнуть в коленикину вену можно  только  че-
резвычайно острую струну.
   - Семарь-Здрахарь с полтыка втрескает...
   - Эх... - Недоверчиво зевает Машина Коленика Ввеновна и опускает  ру-
кав на место. Она не знает, что в это время за ней следят несколько  де-
сятков нечеловеческих глаз.
   Это тараканьи шпионы и соглядатаи  наблюдают  за  странным  процессом
творящимся в их царстве. Это профессионалы подслушивания,  подглядывания
и телепатического сканирования мыслей проникают  своими  усами  в  мозги
пришельцев, выведывая их самые заветные желания и тайны.
   Впрочем, тараканы уже поняли, что именно творится здесь - здесь  тво-
рится винт. По рассказам жителей других домаг, местные  энтомоиды  знают
что это такое и чем это черевато. Поэтому они затаились в щелях и  ждут.
Ждут конца процесса, чтобы...
   - Ишь, любопытная тварь... - Бормочет Семарь-Здрахарь.  Это  один  из
тараканьих разведчиков ползет по плите, с помощью  вибриссов  анализируя
степень готовности винта. Из отгона реактора валит дым. Это смесь  йодо-
водорода, фосфорных кислот, эфедрин гидрохлорида и гидроиодида  первити-
на. Молекулы этих соединений издают едва слышимый писк, который  слушают
тараканьи уши. Сигналы от них идут непосредственно в  общественный  мозг
суперэго тараканов и в результате анализа выдается итог: скоро.
   - Во, меленькие пузырьки пошли. - Радостно  шепчет,  словно  опасаясь
сглазить, Семарь-Здрахарь. Блим Кололей наклоняется к реактору и некото-
рое время смотрит на кипение винта.
   - Ага. - Голос Блима  Кололея  еще  тише.-  Смесюга  уже  прозраяная.
Только отработка красного плавает.
   Они наклоняются еще ближе к пузырьку. Жар газового пламени горячит их
щеки, дым из отгона заставляет слезиться глаза, но вид готового продукта
заставляет из надпочечники вырабатывать дополнительные порции  адренали-
на.
   - Бодяжим? - Не терпится Блиму Кололею.
   - Погоди, - Степенно шикает на него Семарь-Здрахарь. - Еще  пять  ми-
нут...
   - А не пережжем?
   - Чище будет.
   И они замирают в ожидании и предвкушении.  Красная  маслянистая  жид-
кость не спеша пузырится.
   - Пора.
   От этой фразы Блим Кололей готов пуститься в пляс, забыв про абсцессы
на руках и ногах, забыв про измождение и несколько  лет  нестоящий  хуй,
забыв про утомительные походы за терками и по дибливым  каличным,  забыв
про голод, жажду, похоть, трудность дышать,  желание  пописать  и  обос-
раться.
   Семарь-Здрахарь снимает реактор с огня, выдергивает корковую пробку с
отгоном и выдувает из пузырька остатки кислотных газов. В это время Блим
Кололей несется в сортир, успев по пути сообщить  бабам,  чтоб  готовили
руки. Вместо этого бабы гурьбой вваливаются на кухню и начинают задавать
вопросы, показывающие их уровень интеллектуального развития:
   - А сколько тут квадратов?
   - А винт хороший вышел?
   - А сколько ты мне вмажешь?
   - А ты меня вмажешь?
   - А кто первый?
   - А мы тут на ночь зависнем?
   - А мы погулять пойдем?
   Терпеливо выслушав этот шквал и дождавшись его окончания Семарь-Здра-
харь начинает отвечать, при этом медленно, по стеночке, вливая шприцом с
самой тонкой стрункой кипяченую воду, что оставалась в бане, в реактор.
   - Пятнадцать. А хуй его разберет, поебень, вроде  какая-то.  Ни  хуя.
Самосадом каждый. Я, конечно, сразу восемь кубов, и  Кололею  семь.  Как
фишка ляжет. Все?
   Пузырек взбалтывается и обнаруживается, что в нем совершенно прозрач-
ная жидкость, лишь на дне кружатся красные хлопья.
   - Ништяк! - С ходу оценивает результат влетевший в кухню  Блим  Коло-
лей. - Мне два.
   - Мне полтора. - Заказывает Машина Коленика Ввеновна.
   - Мне полтора. - Заказывает Зоя Чумовоззз.
   - Итого семь с половиной. - Подытоживает Семарь-Здрахарь. В его  руке
появляется дека с выборкой, на которую уже намотан мощный  петух.  Петух
погружается в раствор винта и  машина  начинает  наполняться  прозрачной
жидкостью. Выбрав назначенные квадраты,  Семарь-Здрахарь  сливаетвинт  в
новый пузырек и кидает туда обрывок желтой бумажки. Та моментально  ста-
новится красной.
   - Ой, выбери мне полторашку... - Приплясывает на месте Зоя Чумовоззз.
   - Ты охуела, нещелоченым трескаться? - Рявкает на нее Блим Кололей  и
подает Семарю-Здрахарю коробок с содой.
   Сода сыплется в винт, винт шипит, бумажка, плавающая в  нем,  обратно
желтеет.
   - Пора ширяться! - Провозглошает Семарь-Здрахарь. Торжественно, как в
крематории, он берет пятикубовую машину, насаживает на нее новую выборку
с намотанным петухом. Винт, попадая в шприц, пузырится, отдавая  послед-
ние порции углекислого газа.
   - Все близе и близе минута блазенсьтва! - Шепелвя и картавя  одновре-
менно начинает петь Блим Кололей. На него никто  не  обращает  внимания,
все заняты созерцанием процесса напяливания  Семарем-Здрахарем  на  баян
контрольной струнки.
   - Блим, пойдем, перетянешь. - Встает Семарь-Здрахарь и его губы  рас-
тягивает хищная ухмылка. В шприце плещется два с половиной квадрата  эй-
фории. Бабы не могут отвести глаз от  этого  зрелища,  но  когда  мужики
скрываются за поворотом, они, чуть ли не отпихивая друг  друга  начинают
выбирать положенные им кубы. За этим наблюдают тараканы.
   Другие тараканы видят, как Семарь-Здрахарь стравил из ширяльного  ап-
парата последние  пузырьки  воздуха,  а  Блим  Кололей  намотал  на  се-
марь-здрахарьскую руку резиновую трубку. Шприц зажат между  указательным
и средним пальцами, струной вверх, а большой  палец  совершает  странное
путешествие по коже. Он бродит между выступающих бугорков, гематом, вул-
канчиков абсцессов. Он ищет место для вмазки.
   - А, бля. - Решается Семарь-Здрахарь. - Вчера я тут попал...
   Палец щупает тонюсенькую венку почти у самого запястья. Она уже  нес-
колько раз подвергалась акту ширяния и пока терпит, не уходит. Неизвест-
но, насколько хватит ее выдержки, и Семарь-Здрахарь, привычным движением
перевернув движок, нацеливается иглой в синюю жилку. Струна тонкая и ко-
роткая, она не дает возможностей для длительного ковыряния. Ей надо  по-
падать только сразу.
   Острие входит под кожу и тут же, в в прозрачной коричневой канюле по-
является контроль.
   - Попал. - Семарь-Здрахарь говорит это так тихо, словно боится  спуг-
нуть собственную кровь. - Отпускай потихоньку...
   Медленно и плавно Блим  Кололей  разматывает  перетягу.  Палец  Сема-
ря-Здрахаря лежит на поршне, готовый к действию. Жгут снят и поршень на-
чинает свое движение, вгоняя в кровь милиграммы амфетамиа. Вот уже в ба-
яне ничего не осталось. Семарь-Здрахарь вынимает иглу,  прижимает  место
вмазки пальцем и валится навзничь на матрас, закрыв глаза.
   Блим Кололей смотрит на него сверху, переминаясь с ноги на ногу,  за-
видуя, сжимая в руке машину с контролем, боясь неуместным вопросом  пот-
ревожить приходующегося.
   - Мягкий, крутой, приход волнами. -  Не  открывая  глаз  говорит  Се-
марь-Здрахарь. Слова скрежещут по моментально пересохшему горлу и  выле-
тают как пиротехнические ракеты из батареи, шипя и разбрасывая искры.
   - Баян промой...
   - Ага. - Тихо отвечает Блим Кололей и на цыпочках идет на кухню.  Там
его, словно почетный караул, с ширянами наперевес,  встречют  Зоя  Чумо-
воззз и Машина Коленика Ввеновна.
   - Как? - Спрашивают они хором и от напряжения, наполняющего их  голо-
са, по помещению проносится статическая молния,  убивая  слишком  близко
подобравшихся тараканьих разведчиков. Блим Кололей открывет кран и начи-
нает промывать шприц, игнорируя нетерпеливых женщин.
   - Как? - Повторяют они.
   - Приходуется.
   - А как винт?
   - Ништяк...
   - Блим, - Машина Коленика Ввеновна берет Блима за руку и  протягивает
ему пластиковый баян с жидкостью, - Втрескаешь?
   - Сначала сам. - Отрезает Блим Кололей и руки Машиной  Коленики  Вве-
новны безвольно падают. - Где щелоченый винт?
   Он выбирает себе. Оказывается, что ему  досталось  полтора  квадрата,
вместо двух. Блим Кололей смотрит на баб. Бабы честными глазами  смотрят
на Блима Кололея.
   - Давайте сюда ваши баяны!..
   - Но мы...
   - Пиздить команды не было! Быстро!
   Логика не подвела Блима Кололея, каждая из баб перебрала себе по чет-
верти куба. Слив лишнее в свою  машину,  Блим  удаляется,  оставляя  баб
краснеть от стыда, но почему-то они этого не делают, и лишь злобно шипят
ему вслед.
   Семарь-Здрахарь уже открыл глаза. Увидев приближающегося Блима  Коло-
лея, он блаженно лыбится ему:
   - Хо-оро-ошо-о по-ошло-о...
   - Можешь втрескать? - Без заискивания, в лоб, спрашивает  Блим  Коло-
лей. Вмазанный Семарь-Здрахарь пришел в благостное расположение  духа  и
теперь готов помогать всем и каждому:
   - Ко-оне-ешно-о-о... Те-ебя-а ку-уда-а?
   - В метро. - Говорит Блим Кололей и стягивает с себя рубаху.  Обнажа-
ется худосочный торс, покрытый редкими красными  прыщами.  Блим  Кололей
передает Семарю-Здрахарю машину с винтом, ложится на матрас и откидывает
руку, открывая доступ к подмышечным венам. Матрас колет спину,  но  Блим
Кололей не обращает на это внимания, укол, которого он ждет, и  сильнее,
и приятнее, и ради него можно потерпеть мелкие неудобства.
   Шприц лежит в руке Семаря-Здрахаря как влитой, словно это одна из его
неотъемлммых частей тела, с которой он родился,  но  почему-то  вынужден
расставаться время от времени. Иголка словно сама  находит  кололеевский
веняк, протыкает его и жидкость в  баяне  начинает  смншиваться  с  жид-
костью, наполняющей кололеевское тело.
   Блим Кололей терпеливо ждет конца инъекции, к  горлу  уже  подступает
первая волна прихода, а Семарь-Здрахарь еще не кончил введение. Наконец,
струна покидает вену и Блим Кололей раскрывается навстречу знакомому, но
невыразимому в скучных словах, ощущению.
   Глотка наполняется горьковатым запахом  винта.  Перед  глазами  снуют
цветовые пятна. Сердце начинает стучать на  повышенных  оборотах.  Тихая
радость распирает тело Блима Кололея. Это тело становится все  больше  и
больше, оно заполняет всю квартиру, всю Вселенную. Блим Кололей чувству-
ет единение со всеми тварями земными и инопланетными.
   Это приход...
   Через несколько минут первая острота ощущений спадает и Блим  Кололей
обнаруживает чье-то любопытствующее присутствие. Он приоткрывает  глаза.
Свет заходящего солнца отражается в них и  бросает  блик  на  неподвижно
застывшего в углу комнаты таракана. Таракан шевелит усами, стремясь пос-
тигнуть какую-то свою, тараканью загадку.
   - Здравствуй, друг. - Обращается к насекомому Блим Кололей.  -  Винта
хочешь?
   Таракан кивает.
   Пока вмазанная Зоя Чумовоззз стекает по кухонной стене,  Семарь-Здра-
харь ковыряется в Машиной Коленике Ввеновне. К полутора кубам первака  в
машине уже прибавилось еще столько же контроля.
   - Что за дибильные у тебя веняки?.. - Ласково  ругается  Семарь-Здра-
харь и очередной раз всаживает иголку под кожу.
   - Ну, вот же она. Почему ж контроля-то нет?
   Появляется контроль.
   - Вот. Тихо.
   Поршень легонько подается вперед и Машина Коленика Ввеновна срывается
со струны с тихим воем:
   - Дует!.. Больно!..
   - Во, бля!
   - Давай в оборотку. - Благодушно предлагает Семарь-Здрахарь.  Ему  до
пизды все вопли Коленики, он хочет ее вмазать и пойти потащиться. Неуда-
чи не обламывают его, а лишь нендолго отодвигают время самопогружения.
   Машина Коленика Ввеновна выворачивает руку и на  ее  тыльной  стороне
проступает несколько продолговатых бугорков.
   - Во, сюда я без проблем. - И Семарь-Здрахарь вгоняет иглу в одну  из
показавшихся вен. На этот раз все идет удачно и винт, разбавленный свер-
нувшейся кровью, попадает по назначению. Пока Машина  Коленика  Ввеновна
ловит приход, Семарь-Здрахарь промывает машину, Зоя Чумовоззз тащится на
полу, за ними наблюдает Блим Кололей. На его ладони сидит большой черный
таракан. Он топорщит усы и крутит головой, явно не собираясь никуда убе-
гать.
   - Чего ты его приволок? - Семарь-Здрахарь  сел  перебирать  сваренный
винт.
   - Да вот, пассажир винта хочет. - Отвечает  Блим  Кололей  и  пускает
зверя на стол. Тот бежит прямо к снятому со  струны  петуху  и  начинает
околачивать его усами.
   - Ну, - Хихикает Семарь-Здрахарь. - Ему много не надо.
   В баночке, в которой щелочили винт, чудом осталась  одна  капля.  Се-
марь-Здрахарь трясет пузырек, и капля винта падает на пластик стола. Та-
ракан тут же перебегает к ней, припадает к наркотику и шевелит жавлами.
   - Смотри, - В восхищении прыгает Блим Кололей. - Пьет!
   - Ой, уберите эту гадость! - Вопит оприходовавшаяся Зоя Чумовоззз.
   - Тихо, ты! Он наш, торчковый. Винтом заправляется! - Спокойно объяс-
няет Семарь-Здрахарь.
   - А ему это не вредно? - Зоя Чумовоззз с ходу принимает концепцию на-
секомого-наркомана и у нее срабатывает материнский инстинкт, сейчас  она
хочет обо всех заботиться.
   - А хуй его разберет. Если пьет - значит знает что делает. - Замечает
Блим Кололей. - Он мне сам так и сказал: хочу винта.
   Напившись, таракан отходит на некоторое расстояние и издает  неслыши-
мый клич. На него отзываются всеего собратья. Винта  в  капле  так  мно-
го,что им можно уширять целый тараканий полк.
   Наркоманы наблюдают за поразительной картиной: изо всех углов к  вин-
товой халяве сползаются огромные тараканы. Без толкотни, по-очереди  они
припадают к раствору и удаляются на нетвердых ногах.
   - Экий пир мы им устроили! - Умиляется Семарь-Здрахарь. - Пошли отсю-
да, пусть ублаготворяются.
   - А они наш винт не сожрут? - Зоя Чумовоззз, несмотря на просыпающий-
ся в ней периодически альтруизм, не забывает и себя. Кому захочется  от-
давать свою кровную вмазку каким-то тараканам?
   - А мы его пробочкой заткнем. Им не открыть. А  для  надежности...  -
Блим Кололей открыл неработающий холодильник и поставил пузырек в  моро-
зилку:
   - Тут его ни один таракан не сопрет.
   И захлопнул дверцу.
   Оставив тараканов и подхватив Машину Коленику Ввеновну, наркоманы пе-
ребазировались в комнату. Блим Кололей тут же начал приставать к Зое Чу-
мовоззз. Словно невзначай его рука оказалась в промежности  девушки.  Та
не реагировала. Блим Кололей начал действовать  решительнее,  когда  Зоя
Чумовозз  оказалась  полностью  обнаженной,  она  вдруг   встрепенулась,
отстранилась от кололеевских пальцев, что-то ищущих в ее влагалище и за-
думчиво спросила:
   - А кто это поет?
   Семарь-Здрахарь и Машина Коленика Ввеновна оторвались от сеанса фран-
цузской любви, которым они с упоением и причмокиванием  занимались  пос-
ледние пол часа и недоумевая уставились на Зою Чумовоззз.
   - А действительно. - Машина Коленика Ввеновна пошевелила ушами, наст-
раивая их на на сверхтонкое восприятие. - Странные звуки.
   Теперь и парни услышали их. Тонкая, еле  уловимая  мелодия,  казалось
проникающая непосредствено в мозг, лилась сразу со всех  направлений.  В
ней не было четкого ритма, но она была ритмичной, в ней не  было  четкой
мелодии, но она казалась мелодичной, в ей не было почти никаких  звуков,
но казалось, что звучанием наполнено все окружающее пространство.
   - Какой кайф! - Воскликнула Зоя Чумовоззз и закружилась по комнате.
   Семарь-Здрахарь и Машина Коленика Ввеновна, как были, валетом, лежали
рядом и закрыв глаза слушали непонятную музыку. Блим Кололей томно  пог-
лаживал свой хуй, его странным образом возбуждала и успокаивала эта  ме-
лодия, словно он получил еще один дозняк винта, или  даже  не  винта,  а
благородного фенамина...
   Вдруг он почувствовал чье-то прикосновение к своему пенису. Приоткрыв
один глаз, Блим Кололей увидел, что по его хую ползет  таракан.  Щекотка
от его ножек показалась Блиму Кололею настолько приятной, что он прошеп-
тал:
   - Давай, крошка, поеби меня.
   Через мгновение толпа объевшихся винтом  тараканов  облепила  блимовы
гениталии. Они ползали, щекотали, покусывали его кожу и Блим Кололей по-
лучал от этого приход за приходом.
   - Медленнее... - Командовал Блим Кололей, и тараканы  снижали  актив-
ность.
   - Теперь быстрее. - Приказывал Блим  Кололей,  и  насекомые  послушно
увеличивали темп возни.
   - Еще быстрее! Еще!! Еще!!!
   Кончаю!!! - Во весь голос заорал Блим Кололей и открыл в страхе  гла-
за, опасаясь, что потревожил таску соседей. Но нет. Хуй  Семаря-Здрахаря
тоже был облеплен сплошным тараканьим ковром. Семарь-Здрахарь  извивался
и постанывал. Зоя Чумовоззз и Машина Коленика Ввеновна лежали  на  полу,
широко расставив ноги, и бились в непрерывном оргазме, в их пиздах копо-
шились полчища тараканов. Сплошным потоком насекомые вползали и выполза-
ли из женских гениталий. Шевелящаяся корка покрывала их  бедра,  животы,
кружилась вокруг сосков. Сотни раздавленных насекомых покрывали пол,  но
это не останавливало тараканьего воинства, все новые и новые особи  при-
соединялись к безумной оргии.
   Сотни тараканов слизывали сперму Блима Кололея  и  по  трепетанию  их
надкрылий было видно, что это тоже доставляет им  неописуемое  наслажде-
ние.
   На улице было совсем темно, где-то далеко  внизу  горели  фонари,  но
Блим Кололей видел все очень четко. Вдруг он почувствовал, что  надо  бы
догнаться. Шлепая босыми ногами по тараканьим  панцирям,  он  прошел  на
кухню. Достал пузырек с винтом, взял машину.
   Не успел он открыть пробку, как по ножкам стола, на котором он распо-
ложился, по стене поползли тараканы. Они жадно размахивали усами и  Блим
Кололей даже слышал их полубеззвучный вой:
   - Дай. Дай! Дай!!!
   Тараканы облепили Блима Кололея, не давая возможности не только отще-
лочить, но даже по-человечески выбрать. Они лезли всюду, в  глаза,  нос,
уши, в подмышки. На место стяхнутых, приползали новые и новые. Блим  Ко-
лолей зажмурившись, сжимая в одной руке пузырек с винтом, а в  другой  -
баян, смахивал с себя назойливых насекомых.  Недовольные  тем,  что  ка-
кой-то человечишко пренебрегает их нуждами,  тараканы  словно  взбелени-
лись. Их укусы становились с каждой секундой все ощутимее. Блиму Кололею
казалось, что еще немного, и они раздерут его на части.
   Из комнаты раздался истошный визг. Блим Кололей рванулся туда и  уви-
дел приплясывающих Зою Чумовоззз и Машану Коленику Ввеновну. Вопя благим
матом они прыгали по помещению, натыкаясь друг на друга. Из их гениталий
сплошной черной лентой вываливались тараканы.
   - Они кусаются!.. - Кричала Зоя Чумовоззз.
   - Они мне клитор откусили! - Вторила Машина Коленика Ввеновна.
   - Одеваемся по-быстрому, и съебываем. -  Предложил  невозмутимый  Се-
марь-Здрахарь. Сам он уже вытряхивал насекомых из чьх-то трусов и пытал-
ся определить, кто их владелец.
   Визжа от каждого тараканьего прикосновения, бабы натягивали  на  себя
одежки. Блим Кололей, успев облачиться первым,  причем  не  выпуская  из
плотно сжатых пальцев заветный пузырек, с боем прорывался  на  кухню  за
стрем-пакетом.
   Все химикаты, посуду, трубки, шприцы и иголки  приходилось  сваливать
вместе с копошащейся массой. После того, как все было собрано, стрем-па-
кет весил вдвое, а то и в трое тяжелее, чем обычно.  Из  него  постоянно
кто-то вываливался, сам пакет зловеще шевелился.
   Входная дверь открылась сразу. Наркоманы, оставляя за собой  след  из
тараканов ринулись вниз по лестнице. Через несколько этажей все  остано-
вились.
   - Никто не гонится? - Огляделся Семарь-Здрахарь.
   - Никто...
   - Тогда, предлагаю повторить.
   После такого приключения никто не был против приходнуться еще  разок.
Бабы встали на стреме, а Семарь-Здрахарь и Блим Кололей разложили  необ-
ходимое на подоконнике.  Отщелочили  все,  что  оставалось  и  разделили
по-братски.
   Пока наркоманы двигали друг друга, из стрем-пакета  выползали  запоз-
давшие тараканы. Ширка в походно-полевых условиях прошла удачно, казнить
никого не пришлось, Семарь-Здрахарь с первого раза попадал в вену и вма-
занные распологались на ступеньках.
   Машина Коленика Ввеновна рассматривала на приходе поверхность  бетон-
ных ступеней. Вдруг ее внимание привлекло что-то шевелящееся. Она подце-
пила это ногтем. По облупившемуся лаку кругами забегал  малюсенький  му-
равьишка.
   - Смотрите, кто к нам пришел... - Начала Машина Коленика  Ввеновна  и
услышала дробный топот. Когда она оглянулась, на лестнице никого не  бы-
ло, а муравей начал петь ей колыбельную.

   ЖИЗНЬ.

   Это крайне однообразная штука. Особенно для торчка.
   О, романтически настроенный пубертатник, ты думаешь, что жизнь нарко-
мана это вечный кайф? А ты, начитавшийся ментовских сводок житель совка,
для тебя наркоманское существование это сплошная  цепь  преступлений?  А
ты, торчок, чего сам-то ты думаешь о своей жизни?
   - А хуй ли он вообще может думать? У него, наверняка, от  уколов  все
мозги вытекли. - Скажет просвещенный раб стериотипов и попадет при  этом
хуем в небо.
   Кому, как не торчку, думать о завтрашнем дне?
   Спешащие к восьми на работу, вам, хотя и не платят  месяцами,  но  вы
уверены, что завтра вы будете хавать свой  кусок  колбасы,  запивая  его
водкой или пивом, по вкусу. А наркоша? Он постоянно вынужден  загадывать
на будущее: будет он вмазан, достанет он торч, или будет валяться в кой-
ке, пропитывая простыни потом абстяги? Кайф или ломки? Вот его выбор.
   Вы строите свое будущее, наркоман в нем живет. И  ему  тоже  хочется,
чтобы оно было счастливым.
   Замороченные совдепы, вы тащитесь от своих комплексов  и  знания  ре-
альности. Но шировой чихал на эту реальность. Он вырвался из нее, и  по-
пал в другую. А там свои стериотипы, от которых никуда не денешься.
   Наркоман становится наркоманом из-за своего стремления к свободе.  Он
не понимает, что это такое, но ему внушали, что свобода - это кайф.  Вот
он этот кайф и находит.
   Наркот становтся потерян для мира, если он сам не захочет в него вер-
нуться. И тут он стоит перед выбором. Ему уже ведомы  две  реальности  и
какая из них менее страшная, в какой из них он получит то, что,  как  он
считает, ему по праву принадлежит? Что? Да радость, еб вашу мать!
   В его мире этой радости хоть жопой жуй. и вся концентрированная. А на
ебучем заводе или в ебаной конторе есть  эта  радость?  Можно,  конечно,
найти, если очень постараться. Он ведь очень! А тут -  веняк  подставил,
втрескали его, и радости и счастья полные штаны.
   Правда расплата за концентрированную радость тоже  концентрированная.
Но тут уж выбирать не приходится.
   Но ведь какая штука, спроси любого ублюдка на улице, что бы он  пред-
почел: жить долго, но скучно, или коротко, но  радостно?  И  но  выберет
последнее. Ну да, не все. Но большинство!
   Так что? Все наркоманы? Пусть и в потенциале.
   Но, бля, почему этот уличный опрашиваемый не согласится на такой  ва-
риант: долго и радостно? А потому, что он думает,  что  так  не  бывает.
Столько лет все рвались к счастливой жизни, что абсолютно в ней  разуве-
рились!
   "Свобода! Равенство! Братство!" Лицемерный лозунг в сети которого по-
падают все, кто его слышал. Для торчка свобода  -  это  возможность  ши-
ряться. Равенство - это чтобы ширялись все в его круге общения. Братство
- чтобы давали раскумариться на халяву, помогали подержать перетягу  или
ширнуть. А вы думаете по другому?
   И вы тоже правы.
   Но это именно вы создали мир, из которого хочется уйти навсегда и как
можно скорее! Чтоже вы держите наркоманов за изгоев? Может  потому,  что
сами боитесь ступить на их путь?
   Или вам в ломак переделать себя так, чтобы ваш мир  стал  насыщеннее,
чем наркотические глюки?
   Впрочем, зачем переделывать? Может надо просто заметить, что все вок-
руг совершенно?

   ЗАМОРОЧКА - 1.
   ОЖИВЛЕНИЕ КАРТИНКИ.

   Ты дрочишь на нее уже четвертый месяц. Куда деваться? Ты  один,  бабы
нет, а ебаться так хочется...
   Особенно под винтом.
   Варишь ты его один, в одну харю и трескаешь, перетягивая руку старыми
подтяжками. Приход поглощает тебя, тащит в неизведанные глубины эйфории.
А ты поддаешься этому чувству, растворяешься в нем. Но приход слабеет, и
ты оказываешься перенесенным в новый мир, мир сверкающий яркими  краска-
ми, мир, в котором ты чувствуешь заключенные в тебе силы. Мошь распирает
тебя, ты не знаешь куда ее девать, а применить-то хочется. И вот ты  бе-
решь картинку из порнокалендаря.
   Она настолько тебе нравится, что ты тайком выдрал ее у  какого-то  из
твоих знакомых торчков, принес домой и теперь  разглядываешь  это  тело.
Негритянка, нет, скорее мулатка, она сидит  в  раскорячку  на  корточках
так, что ты видишь бритую щель изды, и эта пизда прекрасна.
   Мулатка держится обеими руками за ветку над ее  головой,  пальцы  ног
девушки как раз у нижнего обреза картинки и кажется, что  если  ее  ожи-
вить, она спрыгнет с изображения и тогда...
   Ты голый, согнув колени, лежишь  на  кровати,  фотография  негритянки
опирается на твой хуй, и ты смотришь на нее. Ты видишь, что она на самом
деле живая. Она лишь под прозрачной пленкой, которую можно каким-то  об-
разом убрать, и она, живая и радостная, недаром же она  тебе  улыбается,
сойдет с картинки.
   Протянув руку, ты прикасаешься к ее колену, груди. У тебя полное ощу-
щение, что твои пальцы гладят живую плоть, она пульсирует, в такт биению
ее сердца. Пальцы скользят ниже, к пизде, и тебе кажется, что  от  этого
она улыбается еще шире. Между  полусомкнутых  губ  появляется  дразнящий
кончик языка. Ты видишь, как она томно облизывается и понимаешь, что еще
чуть-чуть, и она появится во плоти.
   Но пока рано. Она ведь еще плоская, и ты впиваешься взглядом в  изоб-
ражение, и оно начинает приобретать объем. За спиной  девушки  небольшой
бассейн с прозрачно синей водой. От дерева, за ветвь  которого  дердится
твоя мулатка, на него падает тень. Ты разглядывешь волны. Они  перемеща-
ются, слышится слабый плеск воды о бетонные стенки и томный вздох.
   Переведя немигающий взгляд на девушку, ты замечаешь, что она  как  бы
выпирает из картинки. Внезапно она моргает. Да! Оживает!
   Ты смотришь еще пристальнее, да, изменились тени на ее  коже.  Теперь
они не от невидимого солнца, а от лампы, которая освещает тебя и ее.  Ты
нежно прикасаешься к женскому телу. Да, вот она, выпуклость грудей,  ко-
ленок, сладостная мокрость пизды. Но почему же негритянка не вылезает из
своей тюрьмы? Ах да, ее держит невидимая  пленка.  Ты  вооброжаешь,  что
твой палец превращается в плазменный резак,  способный  прорезать  любую
преграду. Ты уже подносишь его к изображению, но замечаешь, что  девушка
предупреждающе качает головой. Но почему, неужели она не хочет? Нет, на-
верное она еще недостаточно материализовалась.
   Сила, распирающая тебя, устремляется в твои руки, и через пальцы мощ-
ным потоком устремляется в негритянку. Ты видишь, как она нежится  в  их
лучах, приобретая плотность и объем.
   Не мигая ты смотришь на нее. Ты боишься, что моргнув, можно  упустить
момент, когда она будет готова спрыгнуть к тебе. Но минуты идут, и ниче-
го не происходит. Твои глаза давно уже истекают слезами, соленые струйки
стекают по твоим щекам, падают не грудь. Быстрым движением руки ты выти-
раешь ненужную влагу и вдруг понимаешь, что твои усилия напрасны.
   До тебя доходит, что ты излучаешь гигаватты, но они не остаются в на-
рисованной девушке, а передаются ей настоящей, той,  с  которой  и  была
сделана фотография.
   Ты прекращаешь накачивать ее силой и  взглядываешься  в  изображение,
пытаясь заметить хоть какой-нибудь знак.
   - Тебя вытащить оттуда? - Шепчешь ты еле  слышно.  И  замечаешь,  что
негритянка кивает. Это движение было бы незаметно, если бы ты  не  знал,
что его надо ждать.
   Да, она согласна, а ты действовал до сих пор совершенно  неправильно.
Теперь твои пальцы начинают всасывать энергию. Словно  черные  дыры  они
всасывают, поглощают выпущенную раньше силу. Вместе с  ней  из  плоского
листа начинает выступать и твоя негритянка.  Из  двумерного  изображения
она становится барельефом, светло-коричневое тело  уже  готово  пасть  в
твои объятия, но что это? На ее лице вновь  отражается  грусть.  Девушка
желает показать тебе,что и сейчас что-то идет не так.
   И ты понимаешь, что у нее нет спины. Связь между тобой и  негритянкой
уже настолько прочна, что вам для разговора не требуется  никаких  слов.
Вы общаетесь напрямую, мозг в мозг. Она  подбадривает  тебя,  просит  не
прекращать усилий, она чувствует, что для высвобождения  ей  не  хватает
самой малости.
   Ты просишь ее подождать. Силой воображения или астрального сканирова-
ния ты лепишь образ ее спины. Вот  затылок,  покрытый  жестким  курчавым
ежиком, вот длинная тонкая шея, вот собственно и сама спина, с торчащими
лопатками, нежными валиками мышц вдоль позвоночника, вот попка, вот  ик-
ры, лодыжки, пяточки...
   Вся твоя энергия направлена  теперь  на  постепенное  прорисовывание,
овеществление совершенного образа. Ты чувствуешь, как твоя  сила  творит
живую материю. Она пока еще там, в гиперпространстве за плоскостью  кар-
тинки, но ты чувствуешь ее так, словно твои ладони скользят  по  изгибам
этой теплой податливой спины. Ладони ощущают податливую плоть,  выталки-
вают ее прочь из фотографического застенка, к тебе.
   Физические руки парят в каких-то  милиметрах  над  кожей  негритянки,
всасывающей силой продолжая вытягивать девушку из календаря. Касаться ее
пока нельзя, понимаешь ты, от прикосновения может  произойти  разряд,  и
все силы, затраченные тобой на оживление, пойдут прахом.
   Негритянка улыбается. Она морщит свой совершенно  европейский  носик,
стреляет карими глазками, вытягивает темненькие губы в трубочку,  предв-
кушая поцелуй твоего рта. Ее грудь, небольшая, почти детская, поднимает-
ся и опускается, следуя дыханию девушки, остроконечные розовые соски  из
гладких превратились в морщинистые, приоткрывшаяся пизда влажно блестит,
показывая свои внутренности, ждущая хуя и готовая брызнуть пахучей смаз-
кой при его прикосновении.
   Ты недоумеваешь, почему же она не выходит. Теперь-то что  не  так?  И
слышится ответ:"Я не живая. У меня нет души. Дай мне душу, вдохни в меня
ее!"
   - Но я не Бог... - Шепчешь ты в изумлении.
   "Сейчас ты это можешь." - Говорит негритянка.
   "И я уже подустал..." - Думаешь ты. Тело вдруг напоминает о своем су-
ществовании: твои глаза болят от  несколькочасового  напряжения,  преда-
тельская струйка слюны намочила подушку, ноги затекли от неподвижности.
   "Отдохни, расслабься..."- Советует девушка с картинки. - "Отдохнешь -
и все получится..."
   Аккуратно отложив лист с полуожившей негритянкой, ты вытягиваешь ноги
и закрываешь глаза. Внезапно ты чувствуешь, что замерз. Не открывая гла-
за, ты нащупываешь одеяло, натягиваешь на себя, укрывшись с  головой,  и
еще какое-то время бьешься в ознобе. Но что  эти  мелкие  неудобства  по
сравнению со сценами, предстающими перед твоим внутренним взором?
   Негритянка, живая, теплая. Она прижимается к тебе, дрожжа всем телом.
Она облизывает тебя. Ее язычок все ниже, ниже, ниже... И  вот  ее  ротик
накрывает твой хуй.
   Не выдержав такого напряжения, ты сам хватаешь свой хуй  и  начинаешь
дрочить. Ты дрочишь яростно, извиваясь всем телом, твоя рука делает два,
если не три, удара в секунду. Хуй, все еще вялый после  ширки,  медленно
начинает набухать.
   На мысленном экране девушка уже ввела в себя твой  огромный,  стоящий
как Пизанская башня, хуй. Ты представляешь, что твои пальцы  и  есть  те
влажные внутренности пизды, в которые ты так стремишься. Вот ты  начина-
ешь медленно двигать хуем...
   И кончаешь в самый неподходящий момент. Тело и хуй содрогаются в сла-
достных конвульсиях. Горячие капли молофьи долетают до твоего  подбород-
ка, другие мягко падают на твой живот. Ты все сильнее  стискиваешь  хуй,
получая от этого кайф, сравнимый разве что с приходом.
   Вскоре оргазм утихает. Ты промакиваешь вытекшую сперму пододеяльником
и, пока хуй не лег окончательно, продолжаешь его дрочить.
   Астральный двойик негритянки на твоем ментальном хую раскачивается из
стороны в сторону. Ты пихаешь хуй все глубже, глубже, глубже.  Тело  де-
вушки трясет в волнах непрерывного оргазма. Она уже не постанывает,  она
кричит во весь голос:"Еще, еще, еще сильнее!!!" А  ты  злорадно  делаешь
это.
   И вот, ты чувствуешь, что скоро кончишь. Рука убыстряет  свои  движе-
ния, негритянка, потеряв сознание, падает на тебя, она хрипит возле тво-
его уха, а ты ебешь ее во всю твою мощь.
   Второй твой оргазм такой же сильный, как и превый, но молофьи заметно
меньше. Она уже не вылетает из хуя, а струится вязкой  бугристой  полос-
кой, налипая на пальцы, смазвыая их и заставляя скользить по коже твоего
хуя. Некоторое время, по инерции, ты  продолжаешь  подрачивать,  выжимая
последние капли молофейки, но пик кайфа уже прошел, а  ты  покрылся  уже
липким потом, ты задыхаешься и понимаешь, что должен  передохнуть  после
такого физико-ментального напряжения.
   Стерев сперму и пот с лица многострадальным одеялом,  ты  сбрасываешь
его и лежишь голый, закрыв глаза и вспоминая подробности ебли  негритян-
ки. Некоторые из них тебе не нравятся и ты думаешь, что в следующий раз,
когда ты будешь ебать ее физическое тело, а не мысленный образ, ты этого
не допустишь.
   Ты смотришь на будильник. Он показывает  пять  утра.  На  полу  лежит
плоская пока еще негритянка и подмигивает тебе.
   "Нет, - Говоришь ты ей, - В следующий раз..."
   Она обреченно кивает тебе, а ты гасишь свет. Комната тут же  погружа-
ется во мрак, но ты вдруг замечаешь  на  стене  перед  тобой  светящийся
женский силуэт.
   "Это она, моя негритяночка!" - Понимаешь ты и твои глаза и руки начи-
нают испускать оживляющие лучи.

   ПОХОД ЗА ТЕРКАМИ.

   Любой апер имеет на вооружении мощный логический аппарат,  помогающий
ему достигнуть желаемого результата: проткнуть веняк  и  захуячить  туда
дозняк психостимулятора. А чтобы это случилось, надо проделать целую ку-
чу предварительных операций.
   Чтобы ублаготвориться надо сварить. Чтобы сварить надо достать  стен-
даля, химикаты и салют. Чтобы достать салют,  надо  пройти  по  Великому
Джефому Пути. А чтобы было с чем ходить по Великому  Джефому  Пути  надо
нарыть терок.
   Терка - это не просто рецептурный бланк,  на  котором  написано  Sol.
Solutani, терка - это произведение искусства. Над их вырисовыванием тру-
дятся великие анонимные мастера. Они годами шлифуют свое  редчайшее  ис-
кусство, кладя на его алтарь в форме шприца, свою никому не нужную моло-
дость. В их арсенале десятки  авторучек  разных  цветов,  они  умеют  по
двум-трем буквам разработать структуру почерка врача, они, как настоящие
алхимики могут из любого лекарства сделать одно, солутан.
   Рецептурный бланк можно спиздить в кабинете участкового.  Но  это  не
терка, это бумага, хотя и совсеми тремя колотухами.  В  таком  добывании
рецептов есть стрем, но нет столь милой наркоманскому сердцу романтики.
   Нет, настоящие терки обитают на помойках!
   Настоящие терки нарывают, пусть для этого надо залезть на  самое  дно
помойки с протекшей бытовухой!
   Настоящие терки скрываются от непрофессионального взгляда, но  какова
их радость, когда они попадают в исширянные руки, которые даруют им вто-
рую жизнь!
   Когда Седайко Стюмчик подходит к мусорному контейнеру возле терочной,
все его обитатели спешно покидают насиженные места и стремительно  пыта-
ются найти новое прибежище, спасаясь от мощного биополя Седайко  Стюмчи-
ка, которое сконцентрировано на облупившейся помойке и заставляет кипеть
ее содержимое. Дрозофилы, саркофаги, вороны, голуби, мыши и зубные черви
поднимаются в воздух и плотным облаком окружают голову Седайко Стюмчика.
Но они ему по хую. Седайко Стюмчик видит цель, и никакие земные твари не
способны остановить или даже на доли секунды задержать его продвижение к
вожделенной цели.
   - Хо! - Говорит сам себе Седайко Стюмчик, и не успевшие  соориентиро-
ваться жители помойки подают замертво, сраженные мощной волной вони иду-
щей из пропервитиненного нутра наркомана.
   - Полукаличная! - Раздается рык Седайко Стюмчика.
   - Ветер оттуда пахнет терками!..
   Он тушит бычок о пробегающую мимо него  в  панике  полудохлую  крысу,
кладет его в карман.
   - Что приготовил ты мне, мусорный контейнер?! - Строго вопрошает  Се-
дайко Стюмчик, и от звуков его голоса осыпается ржавчина.
   - Бытовухой ли ты наполнен, или содержишь в чреве своем  милые  моему
сердцу терки?! - От этих слов колесики мусорного бака в страхе  подгиба-
ются и его крышка откидывается с мелодичным звоном,  как  у  музыкальной
шкатулки с драгоценностями, обнажая скрытые доселе внутренности.
   - Ну, где мои драго-ценности? - Седайко Стюмчик строго окидывает  су-
ровым взором трепещущие органы помойки. Вооружившись  одноразовым  дере-
вянным шпателем Седайко Стюмчик опирается животом о  металлический  уго-
лок, опоясывающий верхний периметр мусорного бака, не  обращая  внимания
на голубиное говно, обломки ампул, талоны на посещение  врача  и  прочее
дерьмо, которое к нему прилипло.
   - Скажите "А-а-а!" - Приказывает Седайко Стюмчик, и помойка  послушно
издает требуемый звук. Седайко Стюмчик немедленно отжимает язык  контей-
нера и погружается в него по пояс.
   Сторонний наблюдетель видит лишь болтающиеся в воздухе  ноги  Седайко
Стюмчика и его тощую жопу, служащую отпугивающим маяком для других охот-
ников за терками.
   Глаз Седайко Стюмчика моментально классифицирует  все  находящиеся  в
его поле зрения комочки бумаги: это талон, еще талон,  это  анализ  мощи
икала, а это - терка!
   Подавляя тремор, пальцы разворачивают терку.  А  она  распадается  на
несколько не подлежащих соединению кусочков.
   - Рвач. - Констатирует Седайко Стюмчик. Он  разглядывает  личнуху  на
бывшей мазовой терке и выясняет, что рвачем в этой полукаличной работает
некий терапевт Головко.
   Рвачи - личные враги наркоманов. Вместо того, чтобы пачками  спускать
терки в мусорные ведра, они с особым ожесточением рвут их на мелкие  ку-
сочки. Многие из них специально дежурят у окон  полукаличной,  выходящих
на мусорку. Им доставляет наслаждение смотреть на венораздирающие карти-
ны, когда торчок вытаскивает рецепт, разворачивает... И падает, захлебы-
ваясь в слезах и соплях жалости к неповинной терке. А рвач, злорадно по-
тирает рученки, все в бумажном крошиве от покойных рецептов  и  вызывает
мусоров, чтобы те свинтили любителя рыться в помойках.
   - Козел. - Кулак Седайко Стюмчика дотягивается сквозь стекла, этажи и
перекрытия полукаличной и впивается в яйца рвача Головко.  Рвач  Головко
теряет ошметки человеческого сознания и реинкарнируется в фен для завив-
ки лобковых волос, не успев прозвониться к стремному полису.
   А Седайко Стюмчик продолжает миссию спасения терок.
   Следующая терка аккуратно сложена кульком. Ее недра высыпают сигарет-
ный пепел и бычок со следами губной помады. По центру красуется  выжжен-
ная гаснущим окрурком рваная дыра. С  личной  печати  ехидно  ухмыляется
врач Игнатова.
   - Сука.
   Наконец Седайко Стюмчику везет. Развернутая терка радует  глаз  всеми
тремя колотухами. Она сияет девственной белизной, лишь на месте  фамилии
больного написано несколько букв. Они совпадают с началом фамилии  врача
на личной печати.
   - Предчувствия меня не обманули! - Торжествует  Седайко  Стюмчик.  Он
начинает методично перекапывать внутренности помойки, не обращая  внима-
ния на ее понурое рычание и попытки сблевнуть. Струны с  контролем,  по-
рожние стекла, фантики от лекарств кружатся в мощной воронке,  закручен-
ной Седайко Стюмчиком. А сам он, как  хамелеон,  готов  в  любой  момент
выстрелить своим липким языком, чтобы на его кончике затрепетала  свеже-
выловленная терка.
   Среди бумажных волн выплывает пятикубовый баян. Он  тоже  оприходован
недреманым оком Седайко Стюмчика.
   Наконец, все в помойке перевернуто вверх дном. Каждый  клочек  бумаги
по нескольку раз просканирован  и  просвечен  рентгеном  и  инфразвуком.
Больше здесь терок нет. Зато карманы Седайко Стюмчика полны  этих  мятых
прямоугольников.
   Он вылезает из помойки. Та,  радуясь,  что  закончились  ее  мучения,
смачно всхлипывает. В нее возвращаются уцелевшие постояльцы и продолжают
вить гнезда, рыть ходы, переваривать жратву и раскармливать матку, кото-
рая разрешается от бремени свеженькими скомканными терками.
   Но Седайко Стюмчика это уже не интересует. Присев на бордюр, он пере-
бирает и раскладывает обретенное богатство.
   - Безмазняк... Безмазняк... - Ругает он полностью заполненные бланки.
Те ежатся от стыда и сгорают, оставляя на пальцах Седайко  Стюмчика  по-
лоски фиолетовой копоти.
   - А эту потаскушку можно отмыть...
   Эта терка заполнена черными чернилами, которые, как многократно  про-
верял Седайко Стюмчик, можно смыть под проточной водой.  Потаскушка  лы-
бится и отправляется в бездонный карман джинсов Седайко Стюмчика, не по-
дозревая о пытках, которые ей предстоит испытать до той поры,  пока  она
не ляжет на стол фармацевта.
   - Классная терка!..
   Как такие красавицы попадаят в мусорные баки,  остается  для  Седайко
Стюмчика неразрешимой загадкой врачебного мышления. На рецепте нет  над-
писей. На нем проставлены все печати. Он даже не смят!  Он  сияет  своей
девственностью, выставляя ее напоказ, как невеста-рабыня. Седайко  Стюм-
чик покорен. Он  очарован  магической  притягательностью  белого  прост-
ранства. Не в силах терпеть, наркоман расстегивает молнию на  джинсах  и
обнажает синюшный пенис.
   Терка извивается в пальцах Седайко Стюмчика. Ей, как настоящей целке,
хочтся поскорее лишиться того, что отличает ее от полноценнных  товарок.
Но Седайко Стюмчик не таков, он стремиться продлить удовольствие  дефло-
рации. Стюмчиков хуй елозит по терке,  обвивая  ее  жилистыми  кольцами.
Стюмчиков хуй позволяет вылизывать себя, позволяет валяться у него в но-
гах, позволяет удовлетворять все мазохистские комплексы.
   Но вот... Вот... Вот!.. Оргазм!!!...
   Молофья брызжет во все стороны света и тьмы! Терка  подставляет  себя
под эти жаркие потоки. Она плавает в них,  наслаждаясь  своим  падением,
ведь теперь она настоящая! Теперь на ней есть подтеки спермы, сложившие-
ся в странные загогулины. Rp. Sol.Solutani 50,0 D.t.d. N 2 in  flac.  S.
По 30-40 кап. 3 р/д.
   Седайко Стюмчик с гордостью смотрит на свое произведение:
   - С такой ништячной теркой не отдибят!
   На кармане осталась еще целая стопа рецептов. Им не так  повезло,  их
процент мазовости ниже. Но нет причин тревожиться: когда Седайко Стюмчик
отоварит свою любимицу, дойдет очередь и до них...

   МАЛЫШНЯ.

   Они были сущие дети. Мальчик и девочка, с  которыми  Навотно  Стоечко
познакомился на Птичке.
   В тот день Навотно Стоечко был слегка на мели, прайсов на банку салю-
та у барыги не хватало, поэтому он затарился тефой. В тот  же  момент  к
пушеру подошли двое детишек. Пока мальчик торговался насчет  пары  банок
салюта, девочка пристально разглядывала Навотно Стоечко, который  распи-
хивал по карманам упаковки тефика.
   Навотно Стоечко пошел к выходу. Но трамвайной остановке  его  догнала
эта парочка.
   - Ты из тефы варишь? - В лоб спросил мальчик.
   - А вы не молоды торчать? - В свою очередь  полюбопытствовал  Навотно
Стоечко.
   - В самый раз. - Уверенно ответила девочка. - Нам уже по шестнадцать!
   - Так про тефу? - Не унимался мальчик.
   - Ну. - Утвердительно кивнул Навотно Стоечко.
   - А не научите? - Попросили мальчик и девочка хором.
   Навотно Стоечко пристально посмотрел на детишек. Если уж  они  начали
торчать, ничего их не остановит... В любом случае они узнают способ вар-
ки из тефы. Так что нет никакой разницы, кто конкретно их этому научит.
   - Три четверти готового. Плюс Стендаль. - Сказал  свою  цену  Навотно
Стоечко.
   Дети переглянулись, явно чего-то непросекая.
   - У нас Стендаля только одна книжка... - Робко сказала девочка.  -  И
то мамина.
   - Как называется? - Ухмыльнулся Навотно Стокчко.
   - "Красное и черное"...
   - Вот-вот. Их, родимых.
   - А-а-а! - Понял мальчик, - Компоненты!
   - Мы согласны. - Ответила девочка сразу за двоих, пока мальчик прики-
дывл, не будет ли слишком большим расточительством  делиться  не  только
винтом, но и ингредиентами для его изготовления.
   - Хорошо. - Медленно проговорил Навотно Стоечко и закусив нижнюю губу
еще раз с ног до головы оглядел детей. - Для варки из салюта все есть?
   - Все. - Сказал мальчик, кивнув в подтверждение своим словам.
   - Для тефы нужен еще ацетон. Литр. Хороший, беводный. Да и самой тефы
пачек двадцать...
   - Я сейчас куплю. - Радосто воскликнул мальчик и убежал.
   Навотно Стоечко остался с девочкой наедине. Девочка стояла и ковыряла
асфальт носком бело-розовой кроссовки. Да и вся девчушка  была  какая-то
бело-розовая.
   - Он тебе кто? - После недолгого молчания Навотно Стоечко не выдержал
неизвестности и решил узнать ответ на терзающий его вопрос.
   - Да, так... - Неопределенно пожала плечами девочка, - Сосед...
   - А на раскумарке ты давно?
   Девочка снизу вверх посмотрела на Навотно Стоечко, словно оценивая ей
одной ведомые критерии. И, видимо решив, что можно и ответить, равнодуш-
но сказала:
   - Год.
   - Интересно, - Подумал вслух Навотно Стоечко, - Кто ж  тебя  на  иглу
посадил? - Он не ожидал ответа, но девочка скупо проронила:
   - Он.
   И отвернулась.
   После наскольких минут тягостного молчания прибежал мальчик:
   - Все в порядке. - Прокричал он еще издали. - Поехали.
   Пока добирались на место, никто не сказал на слова. Лишь поднявшись в
квартиру, Навотно Стоечко нарушил молчание:
   - Хата не стреманая?
   - Нет.- Твердо ответил мальчик. - Мама с сестрой на  даче,  до  конца
лета они не появятся.
   - Так. - Вздохнул Навотно Стоечко. - Сегодня здесь командую я. Возра-
жений нет?
   Возражений не было.
   - Ты. - Навотно Стоечко повернулся к девочке. - Сваргань хавчик.  Ча-
ек-буек, там, перекусить. А ты, - Указал он пальцем на мальчика,- Будешь
мне помогать.
   Пока девочка возилась у плиты, Навотно Стоечко расстелил на  кухонном
столегазату и высыпал туда свои пачки тефы. Мальчик присоединил свои.
   - Чтобы все получилось ништяк, - Начал свою  лекцию  с  демонстрацией
Навотно Стоечко,- Колеса тефы надо растольчь в  пыль.  Для  этого  может
послужить молоток, - это чисто физический метод -, мясорубка  или  кофе-
молка. Но от тефы у кофемолки летят ножи, мясорубкой долго и  неприятно,
а от молотка много грохота. Поэтому мы будем действовать чем? Правильно.
Скалкой.
   Раскатывая разложенные между двумя газетами  колеса,  мальчик  потел,
краснел от натуги, а Навотно Стоечко просеивал через тонкое сито получа-
ющийся порошок и возвращал мальчику недостаточно мелкую крошку.  В  про-
цессе работы они перекусили и, вскоре, девочка начала подменять уставше-
го мальчика.
   Получившуюся пыть Навотно Стоечко собственноручно засыпал в двухлитт-
ровую бытыль из-под Пепси:
   - Теперь один из тонких моментов. Просто заливать водой нельзя. Вмес-
те с водой полезет много бутора. Делаем так. Кубов тридцать кипячонки, в
нее, из расчета гранула на пачку тефы, сыплем кон или наон.  И  медленно
заливаем, постоянно перетряхивая.
   Эту стадию работы Навотно Стоечко решил сделать сам. Он тряс  бутыль,
доливая в нее раствор кона, пока внутри не  образовался  один  слипшийся
комок, вобравший в себя весь порошок.
   - Сейчас, как обычо. Тягу и отбивать.
   Это уже делали, меняясь, мальчик с девочкой. Навотно  Стоечко  в  это
время готоил баню.
   Через полчаса он сказал:
   - Хватит, пожалуй.
   Мути дали отстояться. Тягу отделили и Навотно Стоечко, не жалея,  за-
лил туда солянку.
   Сперва ничего не происходило и он стал  ловить  на  себе  недоуменные
взгляды детей. Но потом вдруг на дне тяги стало образовываться  фиолето-
вое озерцо.
   Удивленные странным цветом, дети полюбопытствовали:
   - Это то, что надо?
   - Ага. Это смесь джефа и сахара.
   Фиолетовый раствор поставили на баню и он стал  выпариваться,  посте-
пенно меняя свой цвет и становясь коричневым. Навотно  Стоечко  дождался
пока жидкость совсем не загустеет, превратившись в тягучую массу,  похо-
жую на карамель.
   - Теперь это остудить. И ацетоном. Он растворит все, кроме джефа.
   На эту операцию ушло еще минут двадцать, но вскоре перед детьми  поя-
вилась горка сверкающих кристаллов.
   - Надо же... - Прошептал мальчик. - Так просто...
   - Ты посмотри, - Возразила девочка, - Сколько мы с этим возились. Три
часа!
   - И еще часок добавь на варку. - Добавил Навотно Стоечко.
   Мальчик присвистнул.
   Взвесив порох, Навотно Стоечко убедился, что с первого раза  выбилось
почти все. Пороха было почти три грамма. Отделив  себе  сушняк,  эквива-
лентный его доле тефы, Навотно Стоечко занялся варкой  винта.  Дети  это
умели и им стало неинтересно. Они ушли в комнату и включили, как опреде-
лил Навотно Стоечко, "Ногу Свело".
   Винт сготовился достаточно быстро. Забодяжив масло,  Навотно  Стоечко
не забыл отщелочить для себя Стендаля. Отлив себе пятнадцать кубов,  ос-
тальные пять Навотно Стоечко, под бесконечное "Ремемба  Хара  Мамбуру!",
отнес детям.
   - Ой, как хорошо! - Обрадовалась девочка. Навотно Стоечко в этот  мо-
мент пристяльно оглядывал обстановку, пытаясь определить, чем занимались
дети в его отсутствие.
   - А ты нас вмажешь? - Попросил мальчик.
   - А вы сами не умеете, что ли?
   - Умеем. - Подтвердила девочка. - Но не с первого раза.
   - Ну... - Нахмурился Навотно Стоечко. - Придется тогда  здесь  завис-
нуть.
   - Да зависай, конечно. - Затараторили детишки.  -  Ты  не  помешаешь.
Здесь такие тусовки бывают!..
   - Вам по сколько вмазать?
   - По единичке, конечно...
   И Навотно Стоечко пошел щелочить. Когда он вернулся с  тройкой  заря-
женных баянов, девочка возилась у магнитофона:
   - Хочешь нашего приятеля послушать? Он сам песни сочиняет и поет  под
гитару.
   И девочка нажала на play.
   Навотно Стоечко прослушал тогда эту песню раз пять. Но текст был нас-
только примитивен, что ему не запомнилось практически ничего, кроме двух
поэтических шедевров:
   "...в вену себе колешься гадостью плохой..."
   и "...что же ты наделал-то, дибильный ты дурак!.."
   - Правда, классно? - Млела от восторга девочка, пока Навотно  Стоечко
устраивал перетягу.
   - Теперь тишина! - Приказал Навотно Стоечко и начал искать место  для
вмазки. Вскоре винт пошел в кровь. Приход оказался мягким,  почти  неза-
метным, он шел несколькими волнами, одна сильнее другой, и тяга от  него
была тоже сильной но ненавязчивой.
   С полтыка втрескав детишек, Навоно Стоечко сел в кресло  и  попытался
расслабиться, целиком отдавшись эйфории.
   - Странный какой винт. - Сказал мальчик.
   - А ты к какому привык? - Глумливо проговорил Навотно Стоечко.- Чтобы
хрясть по башке и в аут? Нет, чем винт чище, тем он мягче действует. Так
что я вам, пионерам хай класс заделал, вы его всю жизнь помнить будете!
   Девочка погасила верхний свет, зажгла  слабенький  ночник.  Некоторое
время все сидели тихо. А потом Навотно Стоечко услышал  странные  звуки.
Приоткрыв глаза, так, чтобы со стороны не было заметно, что он  смотрит,
Навотно Стоечко увидел непонятную сцену.
   Мальчик лежал на спине, майка его была задрана, обнажив детское пузи-
ко, а девочка, склонившись над ним, водила по голой коже какой-то  мехо-
вой игрушкой. От кайфа мальчик постанывал, изгибался всем телом и  излу-
чал такие эротические флюиды, что Навотно Стоечко едва сдерживался, что-
бы не вскочить и не начать насиловать всех подряд.
   Некоторое время Навотно Стоечко боролся с  собой,  потом,  плюнув  на
все, занялся мысленной еблей. Если удастся раскрутить детишек  на  еблю,
прикинул для себя Навотно Стоечко, то будет маза пристроиться третьим, а
то и вовсе оттереть малолетнего торчка.
   И Навотно Стоечко стал внушать девочке мыслеобразы и физические  ощу-
щения от ебания мальчика, а мальчику, соответственно, наоборот,  то  как
бы хорошо было поебать девочку. Не въезжая в то, что ими пытаются  мани-
пулировать, дети стали более активны. Усилились мальчиковские стоны, де-
вочкины извивания, но ни один из них не делал  никаких  поползновений  в
сторону промежности партнера.
   Отождествившись сразу с обеими детьми, Навотно Стоечко совокуплял  их
между собой, но что-то  не  срабатывало  и  реальные  дети  не  начинали
ебаться. Девочка продолжела щекотать мальчика меховой игрушкой,  Навотно
Стоечко разглядел, наконец, что это был зайчик, а мальчик все  извивался
и постаныал, не предпринимая никаких активных действий.
   Стало светать. Дети затихли и, видимо, заснули. Сквозь  полуприкрытые
глаза Навотно Стоечко видел, как они мирно посапывают.  Пытаясь  убедить
себя, что все-таки его пригласили для обучения, а не  для  ебли,  Навтно
Стоечко встал и, хромая затекшими ногами, побрел в куню. Там  он  решил,
что за такое испытание дети должны ему больше.  Собрав  все  компоненты,
баяны, весы с разновесами и пузырьки, Навотно Стоечко погрузил их в свою
сумку. Прошмонав рюкзачок девочки, Навотно Стоечко нашел два пузыря  са-
люта, которые тоже отмел в свою пользу, и кошелек,  набитый  червонцами.
Честно располовинив денежки, Навотно Стоечко вспомнил еще об одной вещи.
Он слил в свой пузырь остатки винта, который  хотел  оставить  детям,  и
крепко заткнул его пробочкой.
   Осмотревшись еще раз, не забыл ли чего, Навотно Стоечко тихо вышел из
квартиры и прикрыл за собой дверь.
   Садясь в первый поезд метро, он почувствовал слабый укол совести, что
не честно-таки было лишать  детей  удовольствия.  Нет,  возразил  кто-то
внутри Навотно Стоечко, пусть-ка пострадают. Ширяться не бросят - им  же
хуже.
   Размышлять на эту тему уже не было смысла и Навотно Стоечко стал при-
кидывать, к какое герле можно завалиться в такой час,  чтобы  обрадовать
ее утренней вмазкой?

   БЫЧОК К ПРИХОДУ.

   Кровь накромана отличается от крови обычного человека тем, что в  жи-
лах торчка всегда отрицательное давление. Стоит попасть в вену  ширового
колючкой, на другом конце которой болтается движок, наполненный  винтом,
как кровяка, впустив предварительно хвостик  контроля,  дабы  убедиться,
что в баяне настоящий первитин, а не какая-то  гадость  типа  барбитуры,
моментально высасывает весь расствор досуха.
   - Прихо-од! - Орет вмазанный Чевеид Снатайко.
   - Бычок... - Шепчет приходующийся Чевеид Снатайко.
   Он закрыл глаза, чтобы девяносто процентов информации не  мешали  ему
наполниться блаженной эйфорией. Он открыл рот, чтобы в него засунули го-
рящую сигарету.
   Клочкед лихорадочно носится по камнате в поисках спичек.  Его  правая
рука занята баяном, выдернутым из чевеидовской хэнды, в левой -  коробок
спичек, которые он ищет, в зубах - сигарета "Ява", фильтром наружу.
   Клочкеду до смерти хочется вмазаться, но варил-то Снатайко, а варщику
- первый куб. А в случае Чевеида целых два. Но вмазавшийся для  усиления
прихода должен выкурить бычок, а желание приходующегося - закон, и Клоч-
кед кружит между столом, на котором стоит пузырек винта, баяны, реактивы
и прочие принадлежности винтоварни, и диваном, на котором валяется  пос-
танывающий Снатайко.
   - Бычок!.. - Требует почти оприходовавшийся Чевеид Снатайко.
   Клочкед находит спички, поджигает фильтр. Теперь он бегает в противо-
положном направлении, разыскивая сигареты. Они находятся в кармане и Че-
веид Снатайко наконец затягивается.
   - Го-о-о!.. - Говорит он.
   Клуб дыма вырывается изо рта  Чевеида  Снатайко  и  слышится  громкий
вздох облегчения. Непонятно, кто же его испустил, то ли сам Чевеид  Сна-
тайко, то ли сам дым, радостный, что выпорхнул наконец из пропервитинен-
ных легких.
   Глядящему на Чевеида Снатайко, который  тащится  как  мокрый  хуй  по
стекловате, Клочкеду тоже хочется курить. Заглянув в пачку, он убеждает-
ся, что осталось только три палки курятины и решает обождать до прихода.
   Сконцентрированный на своих внутренних ощущениях и переживаниях,  Че-
веид Снатайко выпускает одно за другим облака дыма. Его рубашка покрыва-
ется толстым слоем сигаретного пепла, на котором, как на лунной пыли ос-
таются загадочные следы неведомых астронавтов, прилетевших  из  соседней
галактики для изучения феномена первитиновой наркомании в среде хиппарей
и прихиппованной интелигенции. Сквозь табачно-дымовую завесу,  плавающую
по комнате пластами разного цвета и плотности, словно следы  геологичес-
ких эпох, виднеется огонек сигареты, дошедший до пальцев Чевеида Снатай-
ко.
   Невидимые инопланетяне, хрустя взбираются  на  пепельные  колбаски  и
ждут прожождения нервного импульса по синапсам руки. За  ними  наблюдает
Клочкед. Он, хотя и невмазанный, но ловит огрызками своего  биополя  вал
эманаций, испускаемых телом Чевеида Снатайко, которые настолько  сильны,
что могут вызывать галлюцинации  эротического  характера  на  расстоянии
нескольких теневых лет. - Бля! Ебаный в рот! -  Орет  обжегшийся  Чевеид
Снатайко и трясет травмированной рукой,  сшибая  зазевавшихся  невидимых
пришельцев и поднимая в воздух весь осевший на него пепел.  -  Во,  бля,
поебень! - Рассматривает он указательный и средний  пальцы,  на  которых
пока ничего не видно, кроме легкой красноты, которая вскоре  превратится
в два аккуратных болючих пузырика.
   - Ни хуя себе, приходнулся... - Жалуется он Клочкеду, который взирает
на него скорее с нетерпением, чем с сочувствием.
   - Видать тебе самосадом вмазываться придется...  -  Размышляет  вслух
Чевеид Снатайко, и эти рассуждения Клочкеду не по душе.
   Пронизывая задымленное пространство, резво съебывает невидимый  иноп-
ланетный корабль, оставив погибшими половину экипажа.
   - Но приход - за всю хуйню!.. - Утешительно произносит Чевеид Снатай-
ко и, видя угрюмое абстяжное грызло Клочкеда, добавляет:
   - Впрочем, винт такой заебатый, что тебе сняться  и  полторашки  хва-
тит...
   Глаза Клочкеда, красные от марафонского недосыпа и абстяги становятся
ярко-бордовыми и светящимися. Их лучи разрезают сигаретную завесу и упи-
раются в лоб Чевеида Снатайко. Лоб начинает дымиться и плавиться,  мгно-
вение - и мозги Чевеида Снатайко вскипают и брызжут изо всех  отверствий
чевееид снатайковской головы.
   - Да проебись ты злоебучим проебом со своим полкубом, чудище залупог-
лазое, охуевающее от своей невхуйственной невъебенности! Задроченная за-
лупа самоебущего кастрированного пидора! Пиздолижущее полухуие,  припух-
шее для случки с дырявыми гондонами говноссущего непроблядского мудотря-
са!.. - Нежно говорит Клочкед. Он еще долго мог бы  перечислять  многоэ-
тажные эпитеты и звания Чевеида Снатайко, но последний, успев  соскрести
мозги с различных поверхностей и запихать их обратно, приирительно  ряв-
кает:
   - Да втрескаю я тебя, мудака! Тебе двушку? Давай двушкой! Или  два  с
полтиной? Чо, говна жалко, что ли?
   - Не... - На лице Клочкеда начинают, лихорадочно  извиваясь,  ползать
мысли, оставляя за собой слизистые следы на немытой коже, - Два с  поло-
виной многовато... Давай два с четвертью...
   - А может тебе еще и залупу на воротник? Как "заебешься"  пишется?  С
мягким знаком, или без?
   - Ду хуй тебе во все твое поганое грызло! Ломаешься, бля, как  целка!
"Да" - да, "нет" - нет. Хули кота за яйца тянешь?
   Дружески беседуя таким образом, Чевеид Снатайко и Клочкед  готовились
к инъекции. В пятикубовый баян было выбрано два с третью квадрата винта,
который разбавили кипячонкой  до  четырех  кубов.  Из  гаража  извлечена
струнка - целка-четверка и насажена на канюлю широчного агрегата.
   Вскоре иголка, угнездившись в венярке Клочкеда, дала контроль и Чеве-
ид Снатайко помог клочкедовской крови скушать винт.
   - Прихо-од!.. - Орет втюханный Клочкед.
   Вмазанный Чевеид Снатайко умиляется этому возгласу и знает, что  пос-
ледует за ним. И когда из клочкедовской глотки вылетает:
   - Бычо-ок...-
   Желаемое тут же препровождается в рот страждущего.
   Акт курения Клочкеда разительно отличается от  акта  курения  Чевеида
Снатайко. Клочкед затягивается глубоко и долго держит внутри себя  вкус-
ный горьковатый дым, так, что выдох его чист и прозрачен.
   Это наркотическая медитация. Постижение непонятного факта: почему же,
когда смолишь, приход сильнее, чем без сигареты?
   Может ответ такой: гнусная моноаминоксидаза, фермент, окисляющий пер-
витин во всякую поебень, нуждается в кислороде. А углекислый газ и нико-
тин, насыщающие кровь из табачного дыма, не дают ей развернуться во  всю
силу...
   Или так: винт образукт клатрат с никотином, который гораздо более ус-
тойчив к окислению, чем винт-гидрохлорид.
   Хотя... Внутренние силы организма начинают бороться с табачным дымом,
и шурупчик пользуется этим моментом чтобы сделать приход круче...
   А если... Энергия курения вращается в ту же сторону,  что  и  энергия
винта. Они сталкиваются и усиливают друг друга, а все их враги,  плаваю-
щие в кровяке, из-за этого не могут к ним подступиться.
   "Но, - Решает Клочкед, - Все это  однохуйственно  и  эквипенисуально.
Главное - еетсь эффект и на кой хуй  копаться,  выискивая  его  причины.
Главное - пользовать его!.."
   Кровь бурлит в перфорированных веняках Клочкеда. Это бурление  напол-
няет его силой, за которую потом придется  расплачиваться,  но  Клочкеду
это до пизды-дверцы. Эта сила распирает клочкедовское тело,  ища  то  ли
применения, то ли выхода наружу.
   Он открывает глаза и видит перед собой лежащий на кушетке баян. Клоч-
кед протягивает к нему вооброжаемые руки и пытается поднять. Сила  мысли
его такова, что кажется будто баян вот-вот оторвется от насиженного мес-
та и взовьется к потолку. Но чего-то не хватает, и шприц  пока  остается
на месте. Но Клочкед не оставляет это дело. Попытки следуют одна за дру-
гой...
   Этим-то он и будет заниматься всю ночь...

     Интервью Евгения Горного с Баяном Ширяновым

     "Нужно идти навстречу своим страхам..."

     Интервью Евгения Горного с Баяном Ширяновым

                  Автор  антинаркотического  романа
                  выступает за легализацию наркотиков

     ...роман  посвящен варке винта (эфедринового производного)
и  его  внутривенному  употреблению  с  последующим   впадением
употребителей   в   полное   убожество,  ничтожество,  нирвану,
эйфорию,  амнезию,  фригидность,  приапизм  и  деменцию.  Роман
физиологичен   до   рвоты,  изобилует  ненормативной  лексикой,
рецептами изготовления и употребления веществ, сценами  половой
близости   и   бессмысленной   жестокости   (в   том   числе  и
садопедофилического толка) -- короче, всеми теми  сюжетами,  за
которые  в  наш просвещенный век книга может заработать высокий
титул запрещенной литературы (Антон Носик. "Листовой Интернет",
вып. 16).

     Никаких  хохмочек!  Никаких  выебонов! Правда. Голая блядь
правда! Сам видел! И поэтому  право  имею  ее  резать!  (Первая
фраза "Низшего пилотажа".)

     Роман  "Низший  пилотаж"  Баяна  Ширянова -- без сомнения,
самое известное произведение из всех, которые  когда-либо  были
опубликованы  в  русской Сети. Слава его скандальна: сервер, на
котором  он  впервые   появился,   был   закрыт   распоряжением
начальства;  когда  один  из  номинаторов  конкурса  онлайновой
литературы "Арт-Тенлта" потребовал исключить роман из  конкурса
из-за  его  (романа)  крайней непристойности, разгорелись такие
страсти,  что   конкурс   едва   не   рухнул.   Под   давлением
общественности роман вернулся в конкурс и даже прошел во второй
тур (тем не менее  с  сервера  "ТенЛт"  роман  удален,  видимо,
навсегда  -- вместо него там красуется 46-я статья федерального
закона "О наркотических средствах и психотропных веществах").

     "Низший   пилотаж"  возмущает  и  шокирует  --  как  своим
содержанием, так и языком. Кажется, нет такого  табу,  которого
не  нарушил бы автор, укрывшийся за говорящим псевдонимом "Баян
Ширянов". Наибольшие споры, впрочем,  вызвала  позиция  автора:
показывая   чудовищный   быт   наркоманов,  он  нигде  явно  не
выказывает своего отношения к материалу.

     В нашей беседе с Баяном Ширяновым мы постарались прояснить
этот и другие вопросы, касающиеся "Низшего пилотажа".

     -- Расскажи немного о себе.

     -- Начнем с того, что мне 27 лет. Всегда.

     --  Хм...  Кстати, типичный интернетовский возраст. А твой
наркоманский стаж?

     --  С  наркотиками  я  познакомился  в  15  лет.  Активную
наркоманскую жизнь вел лет десять.

     -- Как родилась идея написать роман о наркоманах?

     --  Попал  в московскую наркоманскую среду и увидел, что в
этой среде есть совершенно  специфическая  культура.  Она  меня
заинтересовала,   я   стал   ее  изучать,  собирать  материалы,
записывать, что слышал и видел. Потом прочитал "Голый  завтрак"
Берроуза  в  русском  переводе  и  подумал:  почему бы и мне не
попробовать написать что-то  подобное?  Я  ведь  знаю  материал
лучше и подробнее.

     -- Насколько Берроуз на тебя повлиял?

     -- Он показал мне, что о накроманах можно писать. Это было
главное. Но у него все-таки дело происходит в Америке, а у меня
-- здесь.

     -- Как долго писался "Низший пилотаж"?

     --  По  главе  в  день.  Независимо  от объема и того, что
именно там описывается. В романе, если не  ошибаюсь,  37  глав.
Столько дней он и писался.

     -- Откуда взялось название?

     --     Прежде    чем    начать    писать,    я    набросал
планчик-конспектик, в котором было около сотни позиций, то есть
глав. Терпения у меня хватило ровно на 10 листов, все остальное
я просто писать не стал. Так вот в том ненаписанном есть глава,
которая так и называлась.

     -- А что именно не вошло?

     --  Ну,  например,  история,  как двое торчков, не в силах
поделить последний  квадрат  (он  же  куб  --  т.е.  кубический
сантиметр  раствора.  --  Прим.   ред.), пытаются доказать друг
другу, насколько этот последний квадрат им нужен, и  симулируют
самоубийство.  Или другая история, как парень мочит вокруг всех
подряд, чтобы до этого последнего квадрата добраться.

     -- В смысле убивает?

     --  Да. Ну понимаешь, я решил, что это уж слишком, что это
противоречит моему авторскому замыслу, потому выбросил. Написал
я  все  это, перетасовал главы в случайном порядке -- получился
роман.

     --  Насколько  роман является описанием реальных событий и
насколько это вымысел, какова здесь пропорция?

     --  Девять  к  одному. Девять реального, а один -- это мои
домыслы. Но опять-таки домыслы, основанные на каких-то  реалиях
или рассказах.

     -- Кто был прототипами твоих персонажей?

     --  Я  взял  соборный  портрет  наркомана, разделил его на
несколько кусочков,  перетасовал  --  получились  вот  эти  вот
личности.  Вне  зависимости от того, как зовут героя в какой-то
главе, в следующей он может  выступать  под  совершенно  другим
именем.  С  женщинами  иначе.  Большинство  из них существуют в
реальности, то есть связь с прототипами  здесь  более  жесткая.
Что  касается хронологии, то первыми появились Роза Чумовоззз и
Зоя Майонеззз.

     -- А это одно и то же лицо?

     --  Нет.  Это  две  разные.  Все  женщины  имеют  реальный
прототип.  За  исключением  разве  что  Вампирши  (глава  "Воры
прихода").  История  о  Вампирше  была  придумана, но, с другой
стороны,  такие  телеги  о  воровстве  прихода  --  они   очень
распространены. Я просто довел этот сюжет до логического конца.

     -- У твоих героев такие странные имена -- Навотно Стоечко,
Чевеид Снатайко, Ира Недоеббб... Откуда они взялись?

     -- Это глюкие слова. Понимаешь? Навотно Стоечко, например,
-- "на  вот  настоечку".  Клочкед,  от  лица  которого  ведется
повествование,  взялся  очень просто. Когда я однажды выписывал
терку, рецепил салюцио...

     Терка  --  это  не  просто  рецептурный  бланк, на котором
написано Sol.  Solutani, терка -- это  произведение  искусства.
Над  их  вырисовыванием трудятся великие анонимные мастера. Они
годами шлифуют свое редчайшее искусство, кладя на его алтарь  в
форме шприца свою никому не нужную молодость (НП).

     ...Хотел  я  написать фамилию Клочко. Вот. Но ручка у меня
сорвалась,  и  получилось  вместо  Клочко  Клочкед.  Что  самое
интересное,  терку  отоварили.  После этого меня какое-то время
звали Клочкедом. Это даже впоследствии  усугубилось,  ибо  один
деятель тоже рецепил салюцио, то же самое, но на другом бланке,
и написал Клочкедер.

     Еще  примеры  глюких  фраз.  У  меня телевизор очень долго
нагревается  --  сначала  появляется  звук,  а   где-то   через
полминуты  изображение. И вот представь, включаю я его как-то и
слышу: "Советские  войска  идут  по  вене".  Я  чуть  не  упал!
Оказалось,  это  рассказывали про оккупацию города Вены. Эффект
был очень сильный. Или  так  --  лозунг  на  демонстрации:  "По
инициативе  работников  Красного  Сормова  фенамин  исключен из
госреестра фармокопеи СССР". Это тоже глюкая фраза.

     --  Как  действует  винт?  Какие отрицательные последствия
вызывает?

     --  Винт  действует  хитро  и  вместе  с  тем коварно. Это
сильный стимулятор, активизирующий  психические  процессы.  Для
того  чтобы  торчать  на  винте  и  при этом оставаться в живом
рассудке,   здравой   памяти,   трезвом   здравомыслии,   нужно
обязательно  употреблять  кальций.  Это  завязано  на изменении
метаболизма.  Стимуляторы  при  однократном   действии   сильно
обезвоживают  организм,  а  при  многократном уменьшают жировую
клетчатку.

     Между  прочим,  те  же  самые фенамин и первитин в Америке
очень долгое время использовались как средство  для  похудания,
потому  что после них не хочется жрать. А после клетчатки в ход
идут и другие вещества -- короче, получается дефицит кальция. У
меня  есть  одна  знакомая герла, которая на винте потеряла все
зубы. Без боли, без ничего. Расшатались и  выпали.   Недостаток
кальция и витамина С.

     --  Винт  не является галлюциногеном, а у тебя описываются
всякие фантазии и видения... Как ты это объясняешь?

     --   Очень  просто.  Когда  твои  мозги  длительное  время
находятся  под  напряжением,  то  начинаются  глюки.  Чем   это
напряжение  порождается,  не  так уж важно. Посмотри, например,
как это делается в  тоталитарных  сектах.   Представь  себе,  в
каком  ты  будешь  виде,  когда  просто  без  всяких средств не
поспишь  неделю!  Те   же   самые   американцы   делают   такие
эксперименты,  не  давая  людям  спать,  точнее,  это  касалось
быстрого сна, ну это не важно, они начинали глюкать наяву.

     --  Высказывалась  гипотеза,  что  роман  на самом деле --
продукт  народного  хипповского  творчества,  свод   хипповских
телег. Что ты скажешь по этому поводу?

     --   Петр   Ильич   брал  народные  мотивы  и  активно  их
использовал. Но никто почему-то не говорит, что опера  "Евгений
Онегин"  --  это  фольклор. Здесь то же самое. Действительно, я
использовал несколько понравившихся мне анекдотов,  но  главное
-- мои личные переживания.

     --  Одним  из  главных  обвинений, из-за которых НП хотели
снять с конкурса "Тенлта", было -- "детская порнография".

     --  Нету  там  детской  порнографии  --  там  есть детская
эротичность!

     --  Зачем  так много мата и каких-то совершенно чудовищных
богохульств?

     --  Это  голимая  натура.  Я  даже  смягчил.  Потому что в
реальности это звучало гораздо круче.

     -- Что такое, по-твоему, наркотик?

     -- Дяденька Маккена, который обжирался грибов на Амазонке,
сказал так: все, что есть, -- это наркотик.

     --  Ну,  знаешь, ведь точно так же можно сказать, что все,
что есть, -- это лимон или, к примеру, носки.

     -- Ты, конечно, прав, если под носками понимать Бога.

     -- То есть наркотик по твоей логике -- это Бог?

      -- Нет. Наркотик -- это все, что доставляет удовольствие.
Ты сейчас хаваешь шоколадку -- тебе приятно, это наркотик.  Тем
более  в  шоколадке  в микродозах содержится фенамин. Ты дышишь
воздухом, тебе это нравится.  Попробуй подышать активней --  ты
забалдеешь. Попробуй не подышать -- ломать будет!

     --  Разве  можно говорить о наркотиках вообще? Есть трава,
есть кислота, есть винт, есть барбитураты, есть опиаты. Ну  как
это все можно сваливать в одну кучу? Это ведь совершенно разные
механизмы,  разные  эффекты.  У  тебя   по   тексту   рассыпаны
утверждения  типа  того,  что все вещи -- наркотик, все люди --
наркоманы.

     Если  так  разобраться, торчки-то абсолютно все! Чай пьешь
-- наркоман.  Куришь -- тоже наркоман! У нас весь мир  --  одни
наркоманы! (НП)

       Ты  это  всерьез  или  все-таки  считаешь, что есть, так
сказать, различия в степени? Ведь это  передергивание,  подлог:
"воздух -- наркотик и героин -- наркотик, ergo, воздух и героин
-- одно и то же"?

     --  Ну,  во-первых,  я  как  человек  с  высшим химическим
образованием могу заявить, что у героина и  воздуха  совершенно
разная  химическая  структура.   Что касается приведенной тобой
цитаты, то, конечно, здесь есть некоторое утрирование: это ведь
самооправдание  -- самооправдание персонажа, который только тем
и занимается, что ширяется. Ты спросишь: а какова точка  зрения
автора?  Отвечу:  у  автора  нет  на это точки зрения, у автора
линия зрения. На одном ее конце -- что-то вроде того, что  "кто
не  курит  и  не пьет, тот здоровеньким помрет", а на другом --
как бы это получше выразить... Жить, как говорил не помню  кто,
надо  в  кайф.  Но этот самый кайф штука достаточно растяжимая,
разная и непонятная.

     За  кайф надо расплачиваться, это общепринятое мнение. Так
вот: самое главное в кайфе -- вовремя  его  поменять.  Если  не
поменяешь,  то  тогда  этот мир сдох или равновесие померло. То
есть -- кранты.

     -- А на что ты поменял наркотический кайф?

     --  На  творчество. Понимаешь, это как с работой. Когда ты
рассекаешь на своей  тачке  на  скорости  200  миль  в  час  по
роскошной трассе...

     --  Миль  в  час  --  это  я  не понимаю. Я понимаю только
килобит в секунду.

     -- Не важно. Когда твой модем...

     -- У меня выделенка.

     --  ...качает из Интернета со скоростью больше 2 мегабит в
секунду -- это кайф. Если он качает что-то именно для  тебя.  А
если  он качает что-то, что ты должен передать кому-то другому,
это уже  работа.  Так  вот,  когда  ты  качаешь  для  себя,  ты
получаешь  кайф. Когда ты работаешь или думаешь, что работаешь,
кайф исчезает. Все дело в том, чтобы относиться и к работе  как
к кайфу.

     --  Всякий отчужденный труд должен быть упразднен, Маркузе
об этом написал давным-давно. А неотчужденный  труд  называется
вовсе не труд, а -- творчество.

     -- Все боятся наркотика. Так вот, вся суть в том, что, как
говорил Галич, которого знаю плохо, но  очень  люблю,  не  надо
бояться.  Чем  больше ты чего-то боишься, тем круче оно на тебя
действует -- и соответственно если ты боишься наркотика, то  он
на  тебя  действует  сильнее,  чем  когда  ты  его не боишься и
используешь в каких-то своих целях.

     Нужно  идти  навстречу  своим  страхам. Человек бояться не
должен, человек должен опасаться. Кто самые смелые  вояки?  Это
трусы.  Глаза  боятся,  а  руки  делают. Это и есть смелость. С
наркотиками  то  же  самое.  Человек  боится,  но   все   равно
употребляет,  и  вот  эта  боязнь  того, что он их употребляет,
засасывает еще сильней.

     -- Как по-твоему, наркомания -- это болезнь?

     --  Наркомания  --  это болезнь, но болезнь не личности, а
социума.  Поясняю.  Уже одно слово "наркоман"  вызывает  у  нас
какие-то  болезненные  ассоциации:  трясущиеся  руки,  бегающие
глаза, преступность, смерть...

     Но  вспомните  -- в детстве нам всем капали в нос эфедрин.
Теперь эфедрин считается наркотиком.  Кто  стал  наркоманом  из
тех, кому капали эфедрин?  Единицы. Отсюда вывод: наркомания --
это болезнь человеческого подсознания. Человеку  еще  до  того,
как  он  первый раз пыхнет, вдует, ширнется, заглотит, внушают,
что это очень опасно  и  что  с  этого  практически  невозможно
слезть.  А  если человек этого не знает, он совершенно спокойно
слазит.

     --  А  почему  ты  сам завязал с наркотиками, если все так
прекрасно? Какая у тебя была причина?

     --  Причина?  Очень  простая. Однажды я вдруг заметил, что
наркотики убивают все мое время...

     -- Это примерно как Интернет...

     -- ...И тогда я понял, что пора слезать.

     --  Были  ли  какие-то  проблемы  со  здоровьем  в  период
слезания с иглы?  Принимал ли  ты  какие-то  специальные  меры,
чтобы облегчить процесс?

     --  Нет,  никаких специальных мер. К винту нет привыкания.
То есть оно чисто психологическое.

     --  Многие истолковывали жанровую природу твого романа как
физиологический   очерк:   объективный,   безоценочный    показ
определенной  социальной  среды.   Кстати, некоторым при чтении
романа становилось физически плохо (опять физиология, но уже  в
буквальном  смысле!).  Авторская  же  позиция  неясна.   Мнения
разделились, автор НП -- за наркотики или против?

     -- Понимаешь, все не так просто. Как говорил дядя Соломон:
"и ты тоже прав". Грубо говоря, все  эти  дяденьки  и  тетеньки
правы.  Причем правы все. Это действительно очень физиологично,
без всяких прикрас.  Рефлексия в романе отсутствует начисто. То
есть рефлексия героев есть, но авторской нет. Я хотел показать,
как  оно  все  на  самом  деле.  Вся  эта  гнусная  реклама  по
телевизору,  где  говорится,  например,  что  ЛСД  отрицательно
влияет на печень, и прочая чушь -- она  не  оставляет  человеку
выбора. Я же хотел дать именно выбор.

     -- Выбор между чем и чем?

     --  Между  тем,  чтобы ширяться, и тем, чтобы не ширяться.
Только и всего.  Дать максимально честное, на мой  субъективный
взгляд, понятие о том, что такое наркомания.

     -- Ориентировался ли ты на традицию русской литературы?

     -- Я ни на что не ориентировался.

     -- Творчество из ничего?

     --  Ну почему из ничего? Из среды. Есть литература, а есть
жизнь. Когда жизнь обретает вид  печатного  слова,  то  она  --
хотим  мы  этого  или не хотим -- становится литературой. Можно
это называть не литературой, а, скажем, публицистикой, но  суть
дела от этого не меняется.

     -- Твои литературные пристрастия?

     --  Борхес,  Желязны ("Хроники Амбера"). Федор Михайлович,
конечно.  Гоголь, Щедрин.

     --  Некоторые  читатели  проводили  параллель  между  НП и
"Москвой-Петушками".  Как по-твоему,  "Москва-Петушки"  --  это
про пьянство?

     -- Нет конечно.

     -- А про что?

     --  Про  человека.  Как,  собственно, вся литература, как,
надеюсь, и у меня.

     -- Твое отношение к религии? К мистике?

     --  К  религиям  отношение  такое. Религия -- удел слабых.
Мистика -- удел идущих. Разумеется, и в  религии  есть  идущие.
Главное -- путь: движение -- все, цель -- ничто. Но опять-таки,
куда двигаться-то? Есть моя любимая телега, я ее сам  придумал.
Встречаются  два тантриста, один спрашивает другого: слушай, ты
тантрист? Да. А ты тантрист какой руки -- правой или левой?  Да
так, средней!

     --  Твои  политические  убеждения?  За  кого  голосовал на
последних выборах?

     --  Я  честно голосовал против всех. Что касается политики
вообще, я придерживаюсь китайских убеждений,  что  правители  и
политики должны быть, но о том, что они делают, никто не должен
знать.  А  наши  политики?  Все  знают,  что  они  делают,  где
охотятся,  с  кем  в  баню  ходят.  Ну  какие  же это политики!
Популисты!

     ...я    стану    президентом!   И   введу   принудительную
наркотизацию населения (НП).

     --  Если  бы  ты  стал  президентом России, что бы ты стал
делать?

     --  Во-первых, я бы им не стал. Во-вторых, я бы не стал им
ставать. Если бы уж я им стал, то тут же ушел бы в отставку.

     --  Следует ли полностью легализовать наркотики? Если нет,
то какое законодательство, по-твоему, следует установить?

     --  Несмотря  на то что по большому счету я считаю, что НП
--  роман  антинаркотический,  я  за  легализацию   наркотиков.
Человек  должен  иметь  возможность сделать сознательный выбор.
Для этого ему надо рассказывать правду, а не  какие-то  мифы  о
том,  что, мол, всуньте себе прокладку с крылышками и будет вам
хорошо. Для меня главным было показать то, что  есть  на  самом
деле,  то,  от  чего люди отворачиваются и чего они боятся, все
плюсы и минусы. Чем это не пропаганда, что  я  начал  колоться,
потом  начал снимать колеса с машины, а потом человека замочил!

     --  Что ты думаешь о 46-й статье закона РФ о наркотических
средствах, которая приравнивает  распространение  информации  о
наркотиках   к  распространению  самих  наркотиков?  Мы,  между
прочим, сейчас этот самый закон нарушаем...

     --  Власть  на  то и нужна, чтобы иметь ее орально. Можно,
конечно, и анально, но это уже извращение!

     Беседу вел Евгений Горный (gorny@russ.ru) при участии М-ра
Паркера (parker@paragraph.com)

     Использовались   вопросы,  заданные  предварительно  через
Интернет