Нина ГОРЛАНОВА, Вячеслав БУКУР
    Тургенев - сын Ахматовой
    ПОВЕСТЬ
    10 мая 1996.

Начинаю вести дневник. Меня зовут Таисия, я заканчиваю восьмой класс".
Тут она вспомнила, что не подписала тетрадь, взяла фломастеры и вывела
зеленым:
"ЛИЧНЫЙ ДНЕВНИК ЛИЧНОСТИ ТАИСИИ"
Но буква "Д" показалась ей кривой, и она обвела ее красным. "Д" побурела,
как сердитый осьминог. Таисия сделала вокруг нее оборочку желтого цвета.
- Японские макароны! - закричала Таисия.- Все слилось.
Кот Зевс прищурил глаза на всякий случай: вдруг он в чем-то виноват?
"Хочу написать о главном. Звонят в дверь..."
Это приехал из Чечни Димон, поклонник и одноклассник сестры Александры
(всего у Таисии три сестры и один брат).
- А-а-лександра а-дома? - спросил Димон.
Таисия уже знала, что он контужен на войне, но не знала, что он заикается.
Она наспех объяснила: Александра скоро придет из института. Димона усадила в
кресло, а сама - снова к дневнику.
Димон сел и сразу начал падать в сон. Чтобы не заснуть, он спросил:
- Стихи пишешь?
- Да так...- универсально ответила Таисия.
- А я в первом классе написал одно стихотворение.- Димон уже успокоился и не
заикался, хотя немного пропевал слова, плавно так.
- Прочтите, если помните,- с надеждой на его забывчивость попросила Таисия.
Димон звонко подал текст - у него даже голос изменился:
- Ручей.- Он выпрямился в кресле.-
Средь оврагов и скал,
Среди гор и камней
Одиноко бежал
Разговорчивый ручей.
Встречались на дороге реки,
Встречались и моря.
И ручей думал про это:
Родина моя.
- Не хуже Пригова,- дипломатично похвалила начитанная Таисия.
- После контузии я вспомнил, что учусь в первом классе, и долго это у меня
было...
Если бы Димон в первом классе знал, что через десять лет "среди гор и
камней", на нелепой войне с чеченцами, горцами, он будет контужен, то ручей
бы у него бежал не по пересеченной местности, а свернул бы вовремя в сторону
и умчался бы без оглядки от этой Родины (через реки и моря).
Он понял, что вежливость заявлена, и тотчас сладко заснул, сопя равномерно,
как по команде (вдох - выдох).
"Хотела написать о главном, но пришел Димон, и я напишу о нем, а потом уже о
главном. У меня есть старшая сестра Александра. Ей двадцать лет. Она учится
в педагогическом. Когда я хочу ее разозлить, то кричу:
- Александра Македонская, Александра Македонская!
Это ее бесит. Ей хочется быть маленькой и тощей, как я. Она говорит, что мне
повезло, а за нею бегают только маленькие и коренастые шкафчики, как Димон".
- Сержант, ноги! Ноги, сержант! - закричал Димон, совершенно не заикаясь.
И проснулся от собственного крика. Рассказал, что в Грозном у его сержанта
оторвало ноги и он помогал грузить... Димон уже в госпитале начал кричать
каждую ночь: "Сержант, ноги!" Врач обрадовался: память быстро
восстанавливается, значит!
Таисия с щемлением сердца слушала его. Она уже знала, что у сестры есть
новые поклонники. Плохо, что Александра не ведет дневник, думала Таисия, я
бы подглядела, кто самый добрый. Я бы ей сказала: "Выбери самого доброго!" А
без дневника ничего нельзя сделать.
- Если б вы, Дима, вели дневник, то врач бы дал его вам почитать и можно
было очень быстро все вспомнить!
- Если еще после контузии буквы вспомнишь, то прочитаешь, конечно,- с
поддельной серьезностью, как говорят с детьми, сказал Димон.
Таисия, как всегда от сильных чувств, захотела есть. Она взяла из
холодильника фарш и стала его жарить. Димон сказал, что печень у него не
выносит запаха - в Чечне он дважды переболел желтухой. Там, среди общего
воровства, бурно охватившего демократическую российскую армию, приходилось
питаться чем попало: с доброй примесью вирусов гепатита. Как гепатита А, так
и Б. На самом деле на месте сковородки раскаленной он каждый раз видел
докрасна раскаленный остов бронетранспортера, а в нем шипящие тела ребят. А
когда Таисия закрыла сковородку крышкой, то сходство вообще стало
непереносимым.
Пока Таисия жарила мясо, кот Зевс, он же Зява, вспрыгнул на стол, где лежал
дневник, и сильно помял его. Он стал с огромной силой чесать себе лапой за
ушами, где у него горели раны от схваток с крысами. И листы в тетради пошли
морщинами. Таисия села и хотела зареветь, но ведь он не со зла... Дневник
был похож на помятое и умудренное тяжелой жизнью существо.
"Ну что, старик? Попало тебе от Зевса?! Ничего, держись! Я еще вырасту и
вылечу многих, в том числе Димона. Надеюсь, что к тому времени война в Чечне
закончится. Мама говорит, что перед выборами Президента власти прекратят
бойню. Это хорошо, что власти зависят от выбора народа, а то папе уже давно
не дают зарплату в школе. А перед выборами немного дадут, может.
Кстати, о деньгах. На днях у нас с Машей стало на одну подружку меньше!
Вероника сказала, что бабушка Генриетта запретила ей дружить с нами, потому
что мы ходим во всем старом!!! Мама ее ездит в Турцию за вещами. Они
разбогатели. И отдали Веронику в особую школу с двумя языками: немецким и
английским. Ослушаться Вероника не может. Доказательством тому будет
история, которую я изложу на этих страницах. Два месяца назад Вероника
болтала с Алешей Загроженко. А ее Мартик в это время шнырял по двору. Он
искал друзей и подружек. Я несла кулек с мусором. Мартик думал, что в этом
кульке есть что-то интересное. На мильтонской машине приехал папа Вероники -
капитан. Он скомандовал: "Сейчас же домой!" А Вероника побежала за Мартиком
и еще остановилась со мной поговорить: похвастаться, что ей сказал
Загроженко. Он спросил, сколько стоит ее куртка, такая красивая, кожаная,
турецкая. Вероника думала, что если для Загроженко куртка интересна, то и
сама она тоже... И тут папа-капитан налетел на дочь, как будто задерживал
преступника. И стал тащить и пинать. Мартик еще раньше убежал, а вопли
Вероники доносились из подъезда: "Папочка, не буду больше, папочка, не надо,
папочка, не пинай!" И пока они не вошли в квартиру на четвертом этаже, все
было слышно, вот как она кричала сильно!.. А через месяц мама Изольда стала
жаловаться на скамейке бабушкам, что Вероника руки из волос не достает, все
чешется, но это не вши. И полную голову, как панцирь, коросты начесала.
Пошли они к врачу, когда уже расчесы перешли на щеку. Врач сказал: "Псориаз"
- и спросил: были за последний месяц нагрузки на психику, на нервы? А
Вероника так удивилась: не было! Я все это слушаю и говорю: "У тебя же был
стресс! Как ты могла забыть? Папа-то тебя избил месяц назад". А Вероника
посмотрела на меня с таким удивлением: и ведь не притворяется - забыла. А
вечером я сказала Александре и Маше, что Вероника с ума сходит, Александра
говорит: это нормальная реакция, называется вытеснение".
Димон в это время подходил к магазину "Детский мир". Он понимал, что жизнь
не бывает снисходительной... Он решил: надо тянуться до уровня среднего
нормального человека на гражданке. Если купить подарок Александре, то он
будет, как все. Торопливо прошел по первому этажу мимо заводных машинок. Он
на войне нагляделся на них, и до сих пор во сне танки, бронетранспортеры,
самолеты и вертолеты наваливаются со всех сторон. На втором этаже магазина
ему сразу стало хорошо среди уютных толп мягких игрушечных животных. Коровы
из Голландии понравились ему, очень симпатичные: добрые глаза, улыбка даже
есть, и не плотоядная. Но как бы эта корова не прошла намеком между ним и
Александрой, которая тоже красивая и большая. Да и, конечно, корова ведь не
умнее той травы, которую она ест!
Вот заяц - всем хорош зверек, шустрый, хитрый, его не подстрелишь сразу. Не
очень храбрый, но теперь уже Димон знал, что храбрость - не первое качество,
которое нужно на такой войне, из которой он выбрался... Но плохо, что они,
эти зайцы, все косые.
Медведица белая с сыном. Медведеныш еще в клетчатом нагрудничке. Чтобы кашей
не измазался. Вот они похожи на людей. И в то же время... обычно медведи
мяса не едят, сильные, смышленые, не очень-то и злые, только когда доведешь!
Во-вторых, медведица из золотистого материала, а у Александры точно такие
волосы. Димон даже себе порадовался: вот ведь с каким смыслом подарок-то...
"11 мая 1996.
Александра сказала, что чувствует себя с Димоном, как бабушка с внучком.
"Подарил мне медведицу, показывая, что я должна нянчиться! С ним..."
Моя сестра Маша ходит в психологический центр "Подросток"..."
Таисия посмотрела на Машу. Сестра сидела с перекошенным лицом и читала книгу
"Путь к красоте". Видимо, стиль повествования был очень плавным, и она его с
помощью лицевой работы пыталась сделать трудным, чтобы победить и усвоить.
Только трудное она могла усвоить. Мысленно Маша преодолевала все препятствия
и барьеры из масок и массажей, стоящие на пути к Красоте. Вид Маши был, как
вихрь. Он зашел через глаза Таисии и все внутри вымел, сделал ее пустой от
мыслей, так что хотелось лечь и поспать, чтобы мысли помаленьку опять
выработались.
- Маш, вы о комплексах проходите в подростковом центре? - спросила Таисия.-
С каждой войны с комплексами приходят.
Мама Таисии переносила на тарелку лицо Ахматовой: так водила кисточкой по
дну тарелки, будто прибывает скорый поезд.
Продолжая накладывать ветвистые струи волос, мама сказала:
- С любой войны люди приходят изуродованными - и телом, и душой. Но
сейчас... можно Димону намекнуть, чтобы сходил к психологу.
- Димону вообще ничего не светит. Александра познакомилась с
милиционером...- Маша осеклась: "Вот я какая, опять чуть не проболталась,
обещала ведь Александре молчать".
Но мама яростно вкручивалась кисточкой в тарелку. Просто как-то странно, в
этот момент образ милиционера совместился с Ахматовой, она только начала
удивляться, а он уже пролетел мимо.
"Ну, о главном писать пока не буду - кругом много народу. И Маша торопит на
треньку. До вечера, старик!"
Таисия любила мечтать и рассуждать. А Маша всегда хотела побеждать только в
борьбе. Напрасно Таисия старалась походить на Машу в жизни!.. Может, хоть в
дневнике это выйдет? Нужно лишь побольше ставить восклицательных знаков.
"11 мая, вечер.
Так устала на треньке, что не могу ничего написать о главном! Завтра
напишу!!! Точно!!! А сейчас про то, как мы с Машей встретили Веронику, ее
маму Изольду и бабушку Генриетту!
Кстати, у нас тоже есть бабушка и дедушка. Они живут в другом городе на
улице Свердлова возле дворца имени Чкалова! А мы живем на ул. Чкалова возле
дв. Свердлова. Никто не заметил этого совпадения!
Я Машу толкнула в бок: здороваться или нет с Вероникой, Изольдой и
Генриеттой? И Маша сказала: "Надо". И мы первые поздоровались, а Вероника,
Изольда и Генриетта не ответили. Они прошли с таким видом, будто мы хотим
отобрать все, что они из Турции привезли".
Тут Таисия вспомнила, что надо становиться умнее - как мама с папой.
И дописала:
"Это называется путанье цели и средств. Деньги - средство. И Турция - тоже.
Но мама Вероники и ее бабушка перепутали все местами!!! Прямо зла не
хватает, как всегда повторяет Маша. Но зла и не должно хватать, его пусть
всегда будет мало!"
"12 мая 1996.
Я хотела написать о главном, но теперь это уже не главное. Алеша Загроженко
мне нравится, это само собой. А теперь главное - про жилетку".
Таисия стала записывать, какой умный Загроженко! В перемену он гонялся за
девчонками с мелом: за Таисией, Ириной и Наташей. И, чтобы никто не
догадался, он Наташке черканул по рукаву один раз, Ирине попал вообще в
волосы, а у Таисии всю жилетку сзади замелил. Мама, конечно, была
недовольна, потому что ничего не понимает. "Сейчас же сними и замочи
жилетку!" Как же ее снять, если жилетка доказывает ВСЕ! Так ясно это... А
мама крик подняла: "Я кому сказала! Сними сейчас же - в грязи утонем". "Нас
какая-то сила неодолимая влечет в грязь",- услужливо добавил папа,
машинально перелистывая французский словарь.
Как же так - снять, думала Таисия, без жилетки как чувствовать, что он
справа налево и сверху вниз тщательно все закрасил?..
Таисия решила по-горбачевски: должен быть консенсус. "Снять, но замочу
потом, а сейчас тарелку распишу. Это и есть мой консенсус".
Хоть жилетка и лежала в углу, Таисия все равно ее чувствовала. И не нужно
специально было о ней думать, она сама думалась...
Таисия взяла тарелку и стала писать портрет Пушкина. Недавно родители
помогали ей написать сочинение по Пушкину. Почему родители ничего не
понимают в жилетке, хотя все понимают в Пушкине?
В это время в жизнь вклинился брат Петр: Таисию прямо в пот бросило, когда
он захохотал над своими шутками. Этим он походил на молодого Пушкина. Но
тем, что опустошил холодильник, наоборот, не походил на Пушкина. Вместе с
Петром сидел и хохотал его друг Виталя, громко рассказывая, как отлично идут
дела:
- С директором мы уже вступили в завершающую стадию борьбы. Он фирму чуть не
погубил. По всем признакам он в отчаянии. Не платит нам зарплату - его
ответный удар.
Петр должен ехать в командировку в Екатеринбург - к генеральному директору.
Чтобы окончательно свалить местного директора, Пете нужно сто тысяч на
дорогу. Если семья сейчас ему их выделит, то в случае победы он их, конечно,
вернет.
При словах "сто тысяч" мама уронила тарелку. Тарелка не разбилась. Но это ей
подсказало, что можно сделать рисованные красивые трещины. Мама резко
подобрела и дала сыну щедрой рукой две банки тушенки.
- А сто тысяч, сынок, ты у друзей займи!
И тут Виталя перестал обаятельно смеяться: ведь ближайший друг, у которого
Петр будет занимать,- это же он, Виталя!
- А как идет дело с разменом квартиры? - как бы случайно спросила мама.
А папа посмотрел на нее говорящим взглядом: охота тебе слушать много вранья?
- Мы с бывшей женой сами разбираемся, все идет процессуально, времени
абсолютно нет... отчет, вокзал, билет... дискеты...- И брат схлынул, шумя и
пенясь.
"13 мая 1996.
Сегодня увидела во дворе, что Алеша Загроженко играет с Мартиком Вероники,
но потом пригляделась: это Мартик пристает и прыгает, а Алеша неохотно ему
отвечает.
- А Тургенев, сын Ахматовой,- спросила я,- сколько языков выучил в лагере?
Папа подчеркнуто умно нахмурился, как делает, когда он хочет что-то
отмочить:
- Ну, наверно, не меньше, чем Гете, сын Евтушенко...
Мама мчалась кисточкой по тарелке, выписывая Цветаеву, покрытую трещинами.
Она воздела к потолку руки с тарелкой и кисточкой:
- И это моя дочь!
"Я просто спутала похожие фамилии, на самом деле я знаю, что у Ахматовой сын
- Лев Гумилев. Папа тут же меня извинил и даже сделал умнее, чем я сама о
себе думаю:
- Устами младенца глаголет истина. Тургеневский Базаров материалист, режет
лягушек, рефлексы там изучает... И Лев Гумилев в Бога не верит.
Папа говорит всегда умно, потом вдруг резко - еще умнее, у меня аж дух
захватывает. Все становится понятно. Но потом папа поднимается еще выше - на
одну ступень. И я перестаю понимать. Вообще! Словно слышу не слова, а
ультразвук! И мне хочется вырасти, чтобы подняться еще на один этаж ума.
Чтоб все понимать. Вот вдруг папа сказал, что к материи нужно относиться,
как к козлу. Почему? Я ничего не поняла".
"13 мая, вечер.
Оказывается, папа имел в виду, что к материи нужно относиться, как ко злу, а
я думала - как к козлу!
- Ну ты точно: Тургенев - сын Ахматовой! - смеется надо мной Маша.
А мне не до смеха. Сегодня на треньке не было Алеши, а Наташа сказала: он
будто бы не поедет с нами летом на сплав, а будет мыть машины на
автозаправочной станции. Чтобы заработать на кодирование своей мамы от
водки, от вина. И будто бы хочет купить сестре Лизе куртку у мамы Вероники -
Изольды. Кстати, когда наша мама узнала, что Вероника не стала с нами
дружить из-за того, что мы ходит во всем старом, сразу сказала:
- Господь этим спас вас от бофльшей беды! Да-да. Может, потом бы Вероника
отбила жениха вашего - с ее-то знанием языков, одеждой...
А папа добавил, что одежда - напоминание о грехопадении, не больше.
В раю Адам и Ева ходили без одежды".
- Поэтому к материи нужно относиться, как ко злу? - спросила Таисия.
- Материю Бог создал, и в ней две стороны. Человек сам выбирает... Или он
ценит одежду за то, что она от холода спасает, от микробов... Или
хвастается, что богато одет.
У папы это была любимая мысль: все зависит от личного выбора человека, в
тайне выбора все ответы на все вопросы. Таисия не хотела об этом даже
думать, потому что вдруг завтра Алеша выберет другую девочку, и что тогда
ей, Таисии, делать? Тайна выбора - это у-у-у тема, которая не по силам
маленькой Таисии.
- Мама, а детям работать ведь можно? Машины мыть... я имею в виду мальчикам!
- Таисия, мальчикам это особенно вредно: у них дыхание глубже, чем у
девочек, они быстрее отравляются. От этого, знаешь, даже дети могут родиться
больными.
"Мама иногда бывает умная, а иногда нет. А иногда - вообще ничего не
понимает, как с жилеткой! Сейчас я спрятала жилетку за тумбочку с
телевизором, там электричество, мама не заглядывает. А ведь хочется, чтоб
родители были умные кругом, как бывают круглые дураки!!!"
Димона что-то прямо тянуло в "Детский мир". Он снова быстрым шагом прошел по
первому этажу - мимо заводных танков и самолетов, при этом почему-то устал,
словно сделал крюк длиною в один километр. Устал и усталыми глазами стал
смотреть на мягкие игрушки. Красивых коров с добрыми глазами из Голландии
уже не было. Вместо них появились бегемоты. Нет, ничем не лучше они коров.
Вот маленькие трудолюбивые ослики, они Димону понравились, но ведь тоже
намек не тот. И снова пошел он к полке с медведями. Видимо, коми-пермяцкий
архетип бродил в его генах. Медведь - тотем, покровитель одного из
крупнейших коми-пермяцких племен.
Он взял медведя в кепке: лихой и в то же время деловитый вид у зверя. Но
слишком американист - под ковбоя. Димон заплатил и тотчас перочинным ножом
срезал у игрушки маленький пистолет.
Мама Таисии была озабочена, что на ее тарелках получаются какие-то идеи
деревьев, а не они сами. Она села на скамейку, чтобы наглядеться до
насыщения деревом. Дерево было березой. Она вытягивала из себя ветки, по
тысячелетней привычке рассчитывая на то, что их будут обламывать на веники
для баньки, поэтому старалась изо всех сил. Мама Таисии думала, что надо все
эти слова отбросить, чтобы кисточкой показать это усердие дерева... Вот я
уже много слов надумала, от них как-то нужно бы избавиться, думала мама
Таисии, но тут мама Вероники села рядом, подсыпая пригоршнями пыльные слова:
- Мартик, душка, вечер чудный, гуляй, гуляй!
Через две дороги, возле парикмахерской, показалась Вероника. Издалека она
выглядела почти красиво. Мама Таисии подумала: вот сейчас девочка
приблизится и будет видна ее некрасивая короста на лице. Но Вероника
приблизилась, а лицо ее все еще казалось красивым, ибо было неиссякаемо
радостным. Гомер навязчиво указывал, что боги могли красотой покрывать
человека сверху, как светящейся золотой аэрозолью. Видимо, у великого певца
были комплексы, мечта, наверно, была - о красоте, которую давали боги своим
любимцам. Вот так радость покрыла коросту на лице Вероники.
- ...заказала путевки... прелестная деревушка в Греции,- продолжала пылить
словами Изольда.
Вероника бросилась тискать Мартика, как будто с младшим братом увиделась
после долгой разлуки. Но мама брата Веронике так и не родила, и вот
приходится тискать животное, а брат бы сказал: "Ты чего, дура, больно
сжала?", но пес молчал, и усталость от тисканья переходила в опустошение.
- Пришлось весь город обойти,- с еще не погасшей радостью сказала Вероника.-
Надо доплатить. Еще просят.
- Делать нечего, - с видом благородной матроны кивнула Изольда.
- Подешевле не получается, у них заказов много, оказывается...
- Ты просто поленилась торговаться, деньги-то не твои.- Изольда ворчала, но
видно было, что она все-таки довольна. Тут же, повернувшись к матери Таисии,
она сказала, чтоб не оставлять ее в недоумении: - Решила поддержать дочку,
чтобы она постояла за себя. В новой школе ее дразнят "Сало", а какое она
сало, просто крепкая. Завидуют. Я даже деньги из педагогических соображений
ей дала, чтоб мафию нашла... Побить, поучить немножко - ума добавить
обидчикам, чтобы вели себя по-джентльменски с девочками. Отец бы мог
заступиться, но послали на месяц в Грозный.
Вдруг мама Таисии подумала, что нужно ответом и молчанием понравиться этим
людям, а то они найдут мафию, чтобы побить, поучить лично ее. И сквозь
нарастающую боль в левой руке мама Таисии думала: повезло очень этому
насмешнику, который назвал "Салом" Веронику, не умный, бедняга, но если б
папа Вероники с ним разбирался, то... Мафия лучше, пожалуй! Левая рука
превратилась в какой-то разрядник, посылающий огненные струи в сердце. А
Изольда спросила:
- Что вы так побледнели? Может, вам валидолу дать?.. Дочка, сбегай домой, у
бабушки на тумбочке сумочка...
- Нет, нет! - остановила их мама Таисии, стараясь говорить как можно мягче,
добрее, стараясь их не рассердить. Ей было омерзительно видеть себя с такой
неожиданной стороны - в виде испуганной курицы.
- Я понимаю, жизнь у вас тяжелая, столько нарожали. Но и у вас со временем
все образуется. Можете со мной в Турцию поехать, будете, как мы.
Маме Таисии стало еще хуже. Левая рука начала с исключительной меткостью
очередями поражать сердце. Мартик попросил, чтобы ему бросили камушки - он
засиделся. Вероника и ее мать Изольда стали по очереди бросать всякие
прутики под березу, и пес исправно бегал искать, загребая лапами, как
лопастями, воздух.
Береза стояла, и в ней все было связано: ветки со стволом, который сам не
понимал, где он переходил в корни, а корни строят неплохие отношения с
землей, которая уживается со своей воздушной оболочкой, а атмосфера
заигрывает с вакуумом, дающим место всем планетам, частицам и магнитным
полям,- широкая душа!..
У мамы Таисии не было желания плавно перерастать в Веронику и Изольду, а
также в бабушку Генриетту.
"14 мая 1996.
Очень много новостей! Во-первых, Веронику мама повезет летом в Грецию, чтобы
полечить!!! Во-вторых, папу-капитана послали на войну в Чечню, а Вероника
нашла мафию, чтобы проучить тех мальчиков, которые дразнят ее "Сало". Мой
папа считает, что с этого все войны и начинаются, с вражды людей... Папа
думает, что если он сам будет долго говорить, то все придет в порядок, за
это время проблемы сами отомрут. Главное - говорить долго, не дать
протиснуться между словами ничему! Неприятные события не должны протиснуться
между словами папы. И они потихоньку сами отомрут, эти неприятности!!!
- А на том свете мы спросим, кто убил Листьева? - спросила у родителей Маша.
- Зачем? Мы и так будем все знать,- ответил папа.
Я решила написать тарелку с портретом Листьева: может, ее в магазине дорого
продадут! Мне нужно накопить денег на резиновые сапоги на сплав - старые
стали уже малы!"
Все развалины биографий похожи друг на друга, руины - они и есть руины, но
все-таки души-то до превращения в руины были уникальны и порой на
бесформенных обломках психики можно наткнуться на тончайший таинственный
орнамент.
Общая руинность квартиры Загроженко проявлялась в том, что два года посреди
комнаты лежали на двух стульях доски, на которых в свое время стоял гроб
бабушки. С тех пор на этих досках обосновались стопки посуды, похожие на
стопки опят-переростков на пнях, яркие пустые пакеты из-под супов, среди
которых норовили затеряться такой же яркости и глянцевитости обложки журнала
"Родина" за 1994 год. Кто-то вынес их в свое время в подъезд.
Мы не знаем, как ведут себя в подробностях алкоголики других стран, а наши,
русские, то есть российские, почему-то жадно тянутся к чтению - в оставшееся
от напитков время.
Мама Алеши Загроженко ставила на окно журнал с видом на солнечную дорогу,
такую плавную, что казалось: ступи на нее, и она приведет тебя к добру. В
укромном же месте, за кроватью, стоял журнал "Родина" с фотографией горящего
грузовика "ГАЗ-63". Когда в озере алкоголя, которое плескалось внутри
матери, заводилась злоба, она свешивала голову в закуток и смотрела на
пылающий грузовик. Если бы мама Алеши знала всякие умные слова, она бы
сказала, что это такая у нее медитация - смотреть на горящий грузовик. С ее
помощью она представляла, что отец Алеши, который некогда работал шофером, а
нынче неизвестно где, сгорает внутри. Но она лично придет к нему на помощь,
потушит огонь, и в благодарность он останется с ней навеки. Мама Алеши дула
в одеревенелом опьянении на изображение огня под крупными буквами "РОДИНА".
Мать Алеши с наступлением теплых денечков усердно навещала одну компанию за
другой и целую неделю отсутствовала. И вдруг ее потянуло домой. Она себе это
объясняла несколько абсурдно: внезапно пробудившейся материнской любовью.
Дома она сразу поняла, что сын не зря спит в носках (там, в носках,-
деньги). Но Алеша начал вдруг кричать:
- Косинус альфа бу-бру-бу...
- Алеша, помоги! - закричала во сне Лиза.
"Навязалась, как этот... от которого я ее родила!.. Который ушел... только
потому, что пенсия у меня по вредности... характера..."
Зов, который привел ее сюда, забылся. Новый зов вдруг повел ее в Балатово, к
другу, у которого она не была два месяца. Не рассуждая, она ушла по пеленгу.
Стало совсем тихо. На солнечной тропинке, которая в ослепительных разрывах
фотоэмульсии вилась между холмов, возникли две маленькие фигуры. Они быстро
шли вдаль, в перспективу фотографии, затем поднялись к верхнему ее краю,
перешагнули и дошли до слова "Родина". Алеша озабоченно посмотрел внутрь
буквы О, махнул сестре рукой:
- Лизка, лезь первая!
И они скрылись в таком уж свете, что пора было открывать глаза и
просыпаться.
Первая мысль была бодрая: осталось двадцать тысяч. Вчера пошиковали,
погуляли, съели полкило колбасы, надо притормозить. Хорошо, что мать родила
его, когда не пила. Правда, Алеша не помнил такого времени, но бабушка
когда-то говорила... И отец, наверное, не понуждал сильно, уже за это можно
дать ему жить дальше, если встретится... Вчера Алеша получил премию за
победу на школьной математической олимпиаде - тридцать тысяч. Таисия его
поздравила. Алеше в жизни никогда не доставалось ничего хорошего: ни еды, ни
возможности с утра до вечера закапываться в математику. Он уже давно ходил
разгружать хлеб в булочную... Он от этого не страдал: так вот жизнь
складывается. Но когда он не видел Таисию день или два, ему казалось, что он
не ел неделю. Сейчас свистну, Таисия выйдет, она мне поможет сэкономить
деньги.
В походе Таисия готовит медленно, с научным видом, но лучше всех.
"15 мая, вечер.
Загроженко дал мне буханку горячего хлеба! Он получил премию за олимпиаду да
еще хлеб из булочной за разгрузку. Мне хочется сохранить этот хлеб, потому
что жилетку от мела уже отстирали. Но буханка зачерствеет. Да и мама
сказала: как хорошо - горячий хлеб, только почему он у тебя в тумбочке
спрятан, рядом с учебниками?! И когда я ела этот хлеб, я поняла, что от
Алеши что-то впитывается в меня. Я прямо это почувствовала внутри. Буханку
съели за один вечер, мою любовь. Я не знаю, надо так или не надо, но
получается, что любовь должна впитаться в людей, а сама по себе она пропадет
никому не нужная.
Еще раз вечер 15 мая, но поздно!
Встала потихоньку, еще раз пишу. Никогда такого не бывало. Что-то все не
сплю! Вспомнила, что Маша мне говорила, когда я ходила еще в садик:
"Если ты не заснешь, то все волшебники умрут!"
И так я начинала жалеть волшебников, что последняя дремота убегала. Или
дрема?.. И этим я губила последних волшебников, наверно. Плачу, потом
истощаюсь до нуля и в конце концов засыпаю. А утром Маша мне говорила:
"Глубокий, здоровый сон воскрешает магов и волшебников".
А сейчас я не сплю, чтобы чудо буханки, которой уже нет, дольше было со
мной. Потому что когда все это заспишь, уже не вернешь в себя. А спать
хочется. Но еще посижу. Нет, пойду... Неужели я привыкну к таким
воспоминаниям?! Душа такая тупая и быстро привыкает к хорошему, если оно
повторяется, и считает ни во что... Достоевский опять задергался, эпилептик,
не знаю, как мы будем его продавать. А Мурка спит, не просыпается даже, что
ее сыночек
в беде".
Алеша причесывался перед зеркалом и думал: "Не похож я на Влада Листьева!"
Вчера вечером Таисия сказала, что сделала на тарелке портрет Листьева. Да,
может, и хорошо, что не похож, как-то неохота на него походить - чтоб из
жизни уходить. Когда Алеша отлип от своего отражения, он еще несколько
секунд был доволен. Просто чистый Штирлиц, как говорила с похвалой бабушка.
Как это мужья разрешают женам-артисткам целоваться в кино? Если Таисия будет
артисткой, я никогда не разрешу! Я буду дублером во всех сценах...
Когда бабушка была не только жива, но и очень бодра, она устроила один раз
Лизе елку. Потом Лизка много дней еще спрашивала: "Вы куфпите мне праздник?
Куфпите?!"
Сегодня куплю тебе небольшой праздник. Ну, допустим, двести граммов халвы...
еще в пределах. Вот вынесу-ка я гробовые доски эти. Получается, что после
этого надо мыть посуду, пол, сменить обои, красить пол. Окна тоже... Он
знал, на что идет, но все-таки содрал тарелки, прикипевшие с помощью грязи.
И вспомнил, как они в походах снимали с берез чагу. И снова стало хорошо.
Вторая доска далась уже совсем легко. Лиза крикнула из сна: "Что стучишь?"
Сделал несколько движений веником, показав себе, что уборка квартиры еще
запланирована на продолжительное будущее.
Он оставил доски возле скамеек во дворе: мало ли кто может умереть, стариков
в доме много, а старухи-то вообще кишат. Живучие, как тараканы, лезут все
время, советы дают. А бабушка никогда не лезла, будто и не старуха вовсе
была. Бабки с лавочек кричат: "Не кури - не вырастешь высоким!" "Зато в
корень пойду",- один раз сказал он. Накинулись после так, будто хотели его
бесплатно во внуки зачислить. "По телевизору всех детей испортили",-
взъелись старушки, как бы снимая с себя вину.
Если бы он сказал им все шутки, какие в школе слышит, то много досок бы
пришлось для них таскать. Вот, например, одна из них: "Я так хочу тебя
(пауза)... лягушками кормить!" А туристок не испугаешь лягушками...
Вечером в воскресенье папа пришел навеселе с работы. С тортом, из которого
были выедены два кусочка. Сказал с обидой:
- Пытались мне вручить бутылку коньяка недопитого... Вот здесь-то их
подсознание и вылезло, новых русских! За кого они меня приняли: за слугу,
обслугу свою?
Мама Таисии встала на защиту новых русских: ничего они такого не имели в
виду - просто люди экономные.
Папа достал из портфеля запечатанную бутылку травника "Мономах".
- Вот подарили. Почему они устроили мне день рождения?.. А, понимаю: весна,
солнце посылает свои расслабляющие лучи, вся природа вокруг...
- И снова ты недоволен. Изо дня в день... из года в год.- Мама подавала
ужин.
- Мама, а у других вообще мужья пьют.- Таисия хотела отвлечь маму от папы на
других мужей.
Маша тоже туда же: она в классе почти всех победила, кроме одного; руками
боролись, когда локти на столе. Она сделала паузу, чтобы все поняли, что
сила в руках у нее от отца.
Но мать еще больше понурилась. И внезапно сказала чистосердечно:
- Вдруг я так позавидовала соседям внизу: железную дверь вставили.
- Мама, Достоевского на рынке продали, ты еще недовольна! Валерьянкой
напоили, он и не дергался. А красавец! За пять тысяч купили английские
студенты. Я им говорю: "Пять, пять, фюнф таузенд",- а они на руке просили
написать... Осталась одна девочка: Буткина. Каждый день буткалась с кровати
на пол...
Вдруг мама повеселела: в жизни-то все идет к хорошему, оказывается! Хворого
котенка купили, притом англичане, которые, наверное, гуманные и не выбросят
его брезгливо. А Буткину купят в следующее воскресенье, она за это время еще
поздоровеет.
Тут разыгралась на глазах семейства целая пьеса сложных отношений и
переглядываний в прайде кошек. Буткина развязно цапнула сиамца Зевса в его
изысканный бархатный нос, кот в ответ дал девочке-котенку по уху могучей
лапой. Мурка просто так оставить это не могла, подошла сзади и осторожно
лапой тронула Зевса. Он обернулся - она ему в глаза посмотрела: "Понял? Не
горячись. Ребенку надо на ком-то шлифовать мастерство охоты, скрадывания и
душения".
Котята были так замусолены в маскульте и киче, что мама не видела
возможности эту сцену перенести на тарелочку. А чувство бессилия она не
любила, поэтому продолжала ворочать глазами в разные стороны. Вдруг на полу
обглоданный меланхоличным Зевсом скелет ставриды. Вот в чем выход! Так,
белый фарфор там, где скелет, оставлять? Или засинить все, а сверху
белилами? Когда мама брала в руки тарелку и кисточку, все знали, что лучше
не лезть.
"16 мая 1996.
Привет, старик! Что я тебе напишу!!! Наташка мне сказала, что Вероника всем
рассказывает, какой она видела про меня сон. Будто бы в походе мы сидим у
костра и едим. Вдруг у меня начал расти мешок кожи под подбородком, вырос,
как у динозавра. Все на меня смотрят, и тут она проснулась... Она хочет,
чтоб Алеша потом женился на ней. У него много сил, он сможет помогать вещи
привозить из Турции. Но она понимает, что этого никогда не будет. И никакие
деньги тут не помогут. Вероника прекрасно видела, что буханку хлеба Алеша
подарил мне".
Загроженко звал ее в свое царство, но оно за большой железной дверью, не
видно... Алеша повернулся, и ворота за ним захлопнулись и срослись. Вероника
с надеждой постучала туда - ворота с треском разорвались сверху донизу, и
Вероника провибрировала всем раздувшимся телом:
- Дай мне буханку хлеба, я тебе помогу выйти!
Страшные толчки сотрясали тело Таисии: тут она поняла, что это царство не
то, куда надо было отпускать Загроженко...
Мама тихонько касалась ее плеча.
- Тася, проснись! Ты что так смеешься?
Смех был такой жутко-торжествующий, какого мама никогда в своей семье не
слыхала.
- Спи дальше, только тихо.
Таисия немного покаталась по цветущему лугу на поезде - без рельсов, над
лиловыми колокольчиками, а потом вспомнила, почему смеялась. Эта Вероника
была такая корова в этом сне, сначала она поскользнулась и упала, потом ее
начало раздувать. Так сатирически. Раз - на спине платье лопнуло, и вырос
жировой горб. Таисия засмеялась. И от ее смеха, как от насоса, Веронику
стало еще больше раздувать во все стороны, накачивать...
- Давай вместе посмеемся, она лопнет от злости,- сказала Таисия Алеше,
который, оказывается, стоял здесь все время, а потом из него образовалось
дерево, а за деревом открылось царство.
Наверное, и без этого сна Таисия взяла бы Кулика. Куликом она назвала щенка
потому, что на Куликовом поле русские победили. А он должен победить своего
самого страшного врага - смерть. Но сон как-то ее овиноватил, как будто
обвинил в том, что желает лопнуть - заболеть - и кому, бывшей подруге, с
которой гуляла. И они ходили и больше молчали, чем говорили, и говорил-то за
них обеих Мартик, визжал и лаял разными голосами, добро озвучивая их
молчание. Было так же хорошо, как уютно было, когда она не умела говорить до
года, и без слов все ее понимали. Но родители заставили ее заговорить,
обучили словам, хотя сколько слов ни говори, хоть тресни, а уж такого
понимания и любви не выколдуешь!
Один раз на Мартика набросилась кошка, которую дура Лилька вынесла в коробке
вместе с котятами подышать воздухом. Кошка вопреки всем законам летала над
ним кругами, вырывая то там, то тут из него кусок шерсти. Первыми двумя
самыми мощными взмахами когтей она разрубила его нежный нос, и Мартик тут же
упал в позу покорности, задрав с мольбой четыре ноги. На языке собак это...
Но кошка была в языках несильна. Она бы поняла, если б он внятно выразился -
побежал бы, тогда она б его проводила ритуально до границы своей
территории... Кошку Лилька наконец унесла, вместе с котятами...
Но сейчас у Мурки одна Буткина - надо ее срочно продать. Таисия не
запечалилась над изувеченным Куликом: если б она завяла, ей бы ничего не
удалось. А так уже Маша уехала на рынок с Буткиной, папа писал список
необходимых лекарств, а мама отсчитывала большие деньги и только
приговаривала плачущим голосом:
- Сначала Мурку больную лечили, потом Зевса с гниющей сломанной ногой
подобрали, теперь вот Кулик без сознания...
Как только Таисия увидела Кулика, дрожащего без памяти на теплой крышке
канализационного люка, а вокруг стояли дети из разряда "мелких"
(детсадовского возраста), тут же ее пронзила картина: Кулик уже выздоровел и
подружился с Мартиком. Таисия же будет бегать, отзывать его и постепенно
разговорится сначала с Мартиком, а через него и с Вероникой. Собака умеет
выражать восторг хозяином, а ведь хочется, чтобы кто-то тобой восторгался...
Среди волосинок растерянно бродили блохи, словно понимали, что произошло
что-то с их источником питания. "Мелкие" сказали, перебивая друг друга: был
бомж, запинал его, и щенок заболел, и с тех пор лежит...
- За что Бог щенка наказал? - спросила Таисия у папы.- Он ведь ни в чем не
виноват...
- Если палец болит - порезала, то нельзя спрашивать, за что Бог наказал этот
палец. Бог тебя наказал... Или твои грехи тебя наказали...
Таисия вспомнила про сон с Вероникой, которая раздувалась, и больше не
решилась спрашивать, хотя многое было все равно непонятно. Каждую секунду
будущие видения счастливых прогулок с Куликом осеняли Таисию: и в главном
они с Вероникой будут совсем неотличимы. В главном!
Кулику дали цинаризин, димедрол, антибиотики, витамины, залили все в его
пятнистый изнутри рот. Таисия держала пасть, когда мама вливала лекарства, и
видела черные пигментные пятна на ншбе. Хотя он был без сознания, челюсти
его были сжаты так, что Таисия утомилась, раскрывая их навстречу лекарствам.
После всех этих процедур щенок впал в тихое бесчувствие и только дышал.
- Дрожать перестал,- сказала Таисия.- Где "Молитвослов", я хочу почитать над
ним... и блох повыбирать.
- Кулик заснул, так ты пол хоть подзатри,- сказала мама.
Таисия моет пол, и у нее тряпка - это ледник, а ледник двигается, заполняя
все щели, морозит все. Таисия выжала тряпку, начала затирать - весна
наступает, потепление, всеобщее притом, весело стало в мире, ледник
отступает с позором. Был север, теперь юг. Леднику пришел каюк. Тряпка
только что несла заморозки, оцепенение, сейчас принесла жизнь, жаркий, сухой
воздух. А Таисия словно из космоса смотрит на всю картину климата - незримый
инопланетянин.
- Медленно моешь,- решила простимулировать ее мама.- Обед готов. Сейчас
начнем.
Как это медленно? А ледник и не может, как мотоцикл, носиться. Или как
ракета. Вдоль кромки тающего ледника шла кипучая жизнь. Она вовсю
разворачивалась. У носорогов и мамонтов шерсть блестела, как вымытая
шампунем. Кстати, Кулика надо потом вымыть шампунем "Дружок", от блох... Про
кромку ледника Таисии рассказал папа, он вычитал из журнала, а в журнал
написал журналист, который вычитал у ученого, а тот, в свою очередь, узнал
от настоящего ученого. А откуда все узнал настоящий ученый - неужели из
самой жизни мира?!
Таисия представила себе настоящего ученого, который роется в земле, находит
всякие кости, тряпки, тарелки разбитые, когда-то расписанные неизвестной
девочкой, измученной перед этим мытьем пещеры. И вдруг Таисия представила,
что девочка не расписала каменную тарелку, ее выгнали из племени, она
медленно шла-шла, и ее съел пещерный лев.
- Ты чего слезы льешь? - заглянула ниоткуда мама.- Пол-то домывай!
А Кулик в это время снова завыл.
- Впереди ночь,- сказал папа.
Таисия впервые его почувствовала, как прохожего, хорошего, но прохожего,
доброго, но все-таки проходящего мимо.
- Надо же: песик без сознания, а как мочиться, так встает с подстилки и
отходит в сторону,- удивилась мама, чтобы успокоить дочь: вид у Кулика был
неживой.
Мама взяла тарелку, посмотрела на нее и отложила. Когда вой Кулика
пульсировал в квартире, можно было только дышать, больше ничего. Мама
включила телевизор, но от этого стало еще хуже, потому что собачий вой как
бы становился частью любой передачи. Маша Распутина плясала, и пляска
принимала обреченный характер, в Чечне взрывали и бородатые командиры
советовались, как достичь успеха, а вой Кулика делал эту войну еще
безвыходнее...
Александра ушла к подружке ночевать. Папа не мог читать, потому что из
каждой буквы торчал волосок воя. Если его в цвете выразить, этот волосок, то
он покажется фиолетового оттенка - кожи удавленника.
Папа твердил про себя, как мантру: Таисия мала, она не понимает, что он
должен готовиться к занятиям... новые способы для новых русских выдумывать!
Тексты самому сочинить, свежую голову где-то взять завтра. И он твердил это
про себя, каждый раз повышая тон мыслей.
Снизу торжественно пришли соседи, как делегация ближайшего нейтрального
государства.
- На кухне у нас такой резонанс - все слышно!
- Взяли больного щеночка,- объяснила Таисия.- Мы его обязательно вылечим, он
не будет кричать.
- Ну, ладно, ночью мы на кухне не бываем, а завтра ему уже, наверное, будет
легче,- сказали они, а несказанное у них в глазах означало: если не будет
легче, то как-нибудь нужно этого кабысдоха устранить.
- Мама, постелите мне на полу в кухне,- попросила Таисия.- Когда он вместе
со мной, ему легче, и он не будет кричать.
Кулик в это время встал с подстилки, кругами побродил по кухне, помочился в
углу. Потом острое чувство выживания помогло ему найти холодную батарею: в
нее он уткнулся распухшей от побоев головой и от холодного чугуна с
облегчением затих.
Мама Таисии сказала: холод псу нужен, он к батарее вон головой прижался, а
ты будешь его греть, усилится воспаление...
Всю ночь Таисия вставала с большой точностью - почти через час. Она давала
Кулику лекарства, но уже ничто не помогало, он выл практически без перерыва,
а утром зашелся так, что мама первым делом схватила сигарету, чего никогда
не делала с утра, а папа лежал смирно, не двигаясь, отчаянно твердя какие-то
успокаивающие мысли.
Таисия принесла "Молитвослов" и начала вслух молиться за выздоровление раба
Божьего Кулика. Ей было жаль родителей, но щенка во много раз больше.
- Пойду к Люде, у нее дочка в реанимации,- сказала мама Таисии, чтобы ее
успокоить.-Что-нибудь да посоветуют хорошее.
- Я могу тут же совет дать. Зачем бегать по городу? - сказал папа.- К
ветеринару нужно, а лечить животных нынче дороже, чем людей. Если мне в
начале июня заплатят, так это самое раннее. Новые русские, они вовремя
деньги выкладывают, но раньше-то где взять... Их же история о бедной собачке
не очень тронет.
Мама не дослушала мужа и сорвалась бежать. Вскоре она пришла с какой-то
молодой широкоплечей девушкой, которая своими длинными пальцами - каждый из
них словно имел свой разум и волю - пробежала по грязному туловищу щенка,
подцепила живот и попыталась поставить Кулика на ноги, но его лапы
разъезжались в разные стороны.
- Наверно, сегодня он умрет, а если нет, то не надо мучить. К вечеру увезите
его на укол.
Таисия сразу поняла, какой укол та подразумевала.
- Тарелочку выбирайте,- противным голосом сказала гостье мама Таисии.- За
беспокойство.
Вкус у врача был отличный: она сразу увидела самую лучшую тарелку. Ее
похвалили и одобрили все на семейном худсовете, а этого почти никогда не
бывало. Месяц там просачивается сквозь листья березы, которые словно
перебирают пальцами, играя музыку ветра.
Таисия подумала: наверно, все будет хорошо! Тарелка - это большая жертва,
мама ее три дня рисовала! Не может быть, чтоб впустую все это...
К вечеру Кулик замолчал. Мама Таисии сказала: умирает.
- Значит, не нужно везти его на укол,- сказала Таисия.
- Но соседи не вынесут... Если снова завоет...
- Мама, ты же видишь, что он больше не завоет. Успокоился...
Но ночью Кулик, набравшись каких-то крошек сил, стал жаловаться на свои боли
менее громко, но более внятно. Пронзительно. Соседи, конечно, не слышали
этого, но в квартире Таисии стало понятно, что щенок подводит черту под
прошедшей жизнью.
Таисия не знала, что кулик - это название болотной птички, свободно
порхающей во все стороны, а то бы не назвала щенка так, и счастье бы не
улетело от нее.
Утром следующего дня мама наглоталась всяких таблеток и ничего не
соображала, а папа ушел на работу, от последних денег отделив Таисии плату
за последний укол Кулику.
...Врач сказал, что за неделю-две капельницами можно пса поставить на ноги и
это стоит не больше миллиона. Таисия знала, что на миллион мама сможет
прокормить семью два месяца. Но нигде нет миллиона для Кулика!.. И с
отсутствующим сердцем Таисия сказала:
- Ставьте укол! - И добавила: - Как мама велела...
Когда Таисия с телом щенка вернулась домой, то сердце уже вернулось на место
и жгло еще сильнее, но ей хотелось, чтобы жгло не у нее одной.
- Больше всего меня удивило, что врач тарелку взяла и сказала: Кулик умрет.
А тот, который укол ставил, сказал, что вылечить можно...
Когда мама забегала и закурила, Таисии стало легче, и она стала заворачивать
Кулика в тряпку, чтобы схоронить.
Вот уже вечер, и Кулик мертвый на руках... Теплотрасса за домом начала сиять
в темноте своей дюралевой теплозащитной оболочкой. Земля была еще рыхлая,
Таисия палкой ударяла, а доской убирала в сторону почву. Видимо, это длилось
долго, потому что мама в открытую форточку кричала: "Таисия, ужинать,
Таисия!" Она молчала, потому что знала: мама ее видит. А зачем говорить, что
тут скажешь?
Когда она подняла глаза от могильного холмика, то увидела между домами еще
одно сияющее вздутие холма, будто видение. И без всякого предупреждения горе
ее сменилось восторгом. Сначала Таисия думала, что это будет купол нового
храма, потом вдруг подумалось: это же инопланетный аппарат из звонкого
металла. Захотелось побежать к нему и потопать по нему ногами, чтобы слышно
было, как звенит. Но пока она на него смотрела, он раздувался все больше и
больше. Теплотрасса заблестела сонным блеском. И вдруг все сразу усохло.
Дома вокруг ужались, пригнулись и стали маленькими. А пузырь раскаленный
прыгнул в беспамятную даль и не разочаровал Таисию, что он всего лишь луна!
"20 мая 1996.
Вчера луна родилась из середины пейзажа. Я пришла домой и расписала тарелку
с луной. Ее поместила в середину, а все домики - по краю. Мама сказала: "Это
новый стиль, дымчато-лунно-жемчужный с намеками на черты лица, мудрого".
Мама много знает слов, но здесь их не хватает. И ей приходится все слова,
какие она знает, грудами сгребать и покрывать ими место новых знаний!!!
Вообще-то этому стилю миллион лет".
Таисия ни в дневнике не писала о Кулике, ни Алеше Загроженко о нем не
говорила, потому что у Алеши сестра вскрикивает, а то и воет от своих
многочисленных болезней по ночам... Теперь, когда Таисия почувствовала,
каково Алеше от мучений Лизки, она взяла ручку и зачеркнула три знака
восклицания (после слова "знаний").
- Где у нас Библия? - спросила она у родителей.
- Завтра найдем, спи давай! - Мама все еще не могла снять головную боль и
горстями глотала таблетки.
- Маша, может, ты знаешь, где у нас Библия? - не отставала Таисия.
- Сказали: завтра! - закричал папа.- Тебе говорят, а ты как не слышишь...
Конечно, не слышит, думала мама: изнутри своей пустыни он кричит в ее
пустыню - не доходит... Или от таблеток в голове такие просторы?
Мама хотела расписать тарелку и забыть Кулика, она взяла портрет Набокова,
но угловатые концы портрета не помещались в голове, и она не знала, как их
втиснуть в тарелку. Раньше получалось как-то, а сегодня - нет...
Александра пришла из библиотеки (она готовила экзамен по психологии) и
схватила том Стругацких - ей хотелось отдохнуть от копаний в человеческом
мозге: тут центр речи, а там другой центр... Зря пошла на дошфак, думала
она, надо было на филологический, эх! То ли дело Стругацкие. А Таисия в это
время писала:
"Вот дождалась: взрослые уснули. Могу написать свои мысли. И когда только
взрослые успевают о жизни-то думать? Ведь если о ней не думать, то она как
бы останется неизвестно где, а если думать, то жизнь останется внутри тебя.
Клянусь, жизнь, я буду думать о тебе! Чтобы ты не проходила..."
- Все, ложусь, включай лампу! - Таисия выключила общий свет.
Они с Александрой спали в одной комнате. А раньше здесь еще спали старшая
сестра и брат, но они уже ушли в самостоятельные приключения под общим
названием "жизнь"...
Александра читала Стругацких. Сильно пишут! Даже кажется, что в комнате
появились фантомы и кто-то уже стоит на стуле. Фантастика просто!..
Александра подняла глаза: это Таисия стоит на стуле... Стругацкие не сильней
жизни.
- Таисия! Ты зачем встала?
- Как зачем?! Как зачем?! - возмутилась в ответ Таисия.
- Слушай, ты, Тургенев - сын Ахматовой, ты чего?
- Как чего?! Как чего?! - возмущалась Таисия.
- Центры торможения того?.. Ложись немедленно!
Таисия послушно легла.
Александра углубилась в "Жука в муравейнике", и в это время со стороны
телевизора раздались стуки. Один, второй, третий... Александра боялась
поднять глаза: на телевизоре не могло быть Таисии! Мурка с Зевсом мирно спят
на стульях. Все-таки Стругацкие сильно повлияли на действительность... Когда
их читаешь, странное вокруг творится! Александра услышала еще один стук и
все-таки подняла глаза. Это попадали пластилиновые поделки, стоявшие на
телевизоре. Стало холодно, они отлипли. Мороз, как всегда, на цветущую
черемуху, подумала Александра.
Маша и Таисия были наркоманами родительского внимания. Они привыкли всю
жизнь получать все более концентрированные дозы этого вещества.
Когда папа пристроился помечтать с бутылкой "Балтики", воображая себя
добропорядочным бюргером, который с каждым глотком пива вырабатывает
гегельянствующие мысли, Маша выпускала стенгазету о русском языке. Она тоже
мечтала, но - о выигрыше в триста тысяч рублей, обещанных директором
победителю.
- Папа, ну у нас же конкурс, вынырни из своего пива.- Она ножницами кромсала
взад-вперед ватман (получались удивительные пенистые волны).- Мне нужно
название оригинальное - о русском языке.
- Виликий и магучий,- с ходу сказал папа.- Как вы не понимаете, что если я
отвлекаюсь, то так трудно снова заныривать мыслями в возрождающее пиво?
Маша пустилась в гонку рассуждений: "Виликий" - хорошо, "и" зачеркнем,
наверху напишем "е", в "магучем" зачеркнем "а"...
Папа непросветленно сопел, вытирая с усов пену.
- Усы! - чуть не потеряла сознание от озарения Маша.- А мама сказала, что у
тебя нет усов... На днях говорили мы об усах... Мама сказала, что она очень
любит мужские усы. И с сожалением и с горечью: "А почему-то он уже их не
носит. Наверно, молодится, как пошел к новым русским бизнесменкам
преподавать..." А ты был на работе! А мы: "Папа же с усами". Но мама
натянула все морщины на лоб: "Но я-то лучше знаю!"
Папе показалось, что пиво вдруг стремительно сквасилось и превратилось в
жидкое удобрение. Потому что Машу сменила Таисия:
- Где-то должна здесь Библия быть. А зачем Каин жертвоприношение делал? Богу
ведь это не нужно...
Тут Александра вернулась с консультации и начала стоя звучно есть свекольный
салат. Ншбо у нее было, как купол небесный, с резонансом. Маша выр-
вала у сестры ложку и тоже принялась есть.
- Чего ты - ложку верни! Иди сходи! Моя ложка!
- Сама сходи - я газету делаю!
- Ну и делай! Сделаешь и поешь!
Драка разгоралась, хотя обе старались, чтобы не исчезал оттенок какой-то
семейной шутки - при всей серьезности тумаков. Свекольный салат летел
веером, и красные пятна дополняли картину боя, усеяв стенгазету, папину
футболку и тюлевую штору.
Последняя тень шутки исчезла, когда папа вскочил и заорал, забрызгал
недопроглоченным пивом:
- Мне хочется вас на куски разорвать!
Немедленно дочери начали страдать. Они прострадали две секунды, но для них
это время гораздо длиннее затянулось, чем если бы три года радости.
Мама вылетела из другой комнаты, как аварийный отряд реагирования.
- Ложек-то много! - кричала она таким же голосом, как и дочери:
пронзительно.- А вы... никто не уступит! Пиво тебе попалось неудачное, так
ты на дочерях это срываешь?!
Всем известно, что в ссоре не бывает полноценных аргументов, но, раз ступив
на ухабистою дорогу ссоры, каждый думал, что авось она его-то уж выведет к
победе. Это все равно что заяц, который попал в свет фар, уже не убежит с
дороги и будет прыгать-скакать, пока не упадет замертво.
Мама начала бегать, курить и искать лекарства, но она уже их съела за те
ночи, пока выл Кулик,- в общем, она забуксовала в своих страданиях. А папа
не помогал ей выскочить из разъезженной грязной колеи страдания. Закаменел и
в то же время раздулся, символизируя незаслуженную обиду. Тут-то и
выяснилось, что Александре сегодня дали стипендию, и мама немного
поторжествовала, что она давно угадала подлость своих дочерей (когда
Александра дала Маше деньги на новую бутылку пива для отца).
- Да что ты, ей нужна косметика, всякая гигиена, обедать в институте, - стал
защищать Александру папа (ему было неудобно долго быть символом
незаслуженной обиды, хотя и почетно, конечно).
Маша вернулась с двумя бутылками "Туборга". Папа хотел извиниться, но мама
его опередила:
- Извиняйся немедленно - родных дочерей разорвать на куски захотел! Сатурн,
пожирающий своих детей!
Получалось: если он сейчас извинится, то поддастся грубому и безжалостному
давлению, как будто бы он не свободный человек, который может выбирать линию
поведения. И он попытался всем телом снова изобразить какой-то символ.
- Раз в жизни сказал! - повторял он шепотом.
- Если б папа этого не сказал,- просветленно сказала Александра,- он бы,
может, с ума сошел, поджег бы что-нибудь.
Таисия думала: папа же всем видом извиняется - что еще надо!
Ну, мама еще немного поприставала: извинись немедленно, извинись немедленно.
И устала. Легла и задремала. Но потом вдруг подумала: надо просветить до
конца ситуацию... Не открывая глаз, она сказала:
- Как хорошо Саша выразилась... что папе нужна была отдушина.
Папа начал неумеренно расхваливать пиво:
- Какое хорошее пиво вы, девочки, купили, вкусное! - Нашел способ извиниться
таким образом.
А мама подумала: все-таки лучше ясность в любой ситуации. Лучше бы он
сказал: "Извините меня, пожалуйста, девочки!" И тут она заснула, слава Богу.
Она еще слышала, как за стеной шепотом задушенно хихикали дочери, как громко
звучала где-то вода, в которую бросали запачканную свекольным салатом
футболку, штору, Машин халат и блузку...
За стеной Таисия рассказывала папе очередной сон Вероники, который ей,
Таисии, передали сложным, окружным путем, поскольку добровольных
парламентеров кругом очень много, хоть пруд пруди. Сон сначала приснился
Веронике, но тут ведь не проверишь, был ли он. А потом, художественно
изменяясь, он пришел к Таисии через Наташку, Иру и Лизу. И все с
удовольствием работали в этой цепочке, утверждая необходимость благородной
бесполезности. У взрослых это вылилось в чеканную форму: "Я могу обойтись
без необходимого, но не могу без лишнего".
- Как будто бы у меня, в ее сне, сделался... ковшеобразный подбородок и по
краям еще бородавки... вдруг от себя, не потому что он еще был злой, а
просто картина казалась более внушительной и завершенной, если эти бородавки
расположены регулярно.
И папа от всего этого эстетства радостно засмеялся.
Александра вдруг сказала, что надо позвать Загроженко и испытать на нем
новый тест, который дали на консультации: преподаватель велел взять
мальчика-подростка десяти - четырнадцати лет.
- А я вам что, не мальчик? - удивился папа.- Давай, я буду тестуемый, а ты
тестующая.- Он поднял стакан с янтарным "Туборгом".
- Загроженко уже около четырнадцати, а тебе, папа, никак не меньше
пятнадцати!
Александра начала собирать какую-то еду на стол, объясняя, что дети не могут
отвлечься от импульсов, идущих от внутренних органов.
- Поэтому сначала Алексея накормим. И исключим посторонние влияния...
Таисия схватила веник и принялась мести пол. "Тургенев - сын Ахматовой"
подняла пыль",- возмутилась Александра. Чего это с сестрой? Ее просили
сбегать за Лешей, а она пол метет. Таисия остановилась, плачевно оттопырив
губу: если пыль еще стирать сейчас, то от спешки что-нибудь уронится, и
этому конца не видно! Она срочно стала брызгать во все стороны водой и
забрызгала стенгазету Маши. "Да, Тургенев - сын Ахматовой",- подумала Маша,
но промолчала...
В этот же день Вероника, одетая в платье, как из каталога, читала:
Мы в детстве были много откровенней:
- Что у тебя на завтрак? - Ничего.
- А у меня хлеб с маслом и вареньем -
Возьми немного хлеба моего.
Прошли года, и мы другими стали.
И уж никто не спросит никого:
- Что у тебя на сердце, уж не тьма ли?
Возьми немного света моего...*
Пока она читала, ее мало кто слушал, но все сидели тихо, потому что
понимали: в частной школе надо вести себя по-светски, у них сейчас тут почти
дворянское собрание. Только изредка жужжал у кого-то в кармане пейджер.
Прочтя выбранное стихотворение, Вероника почувствовала, что она похожа на
человека, спрятанного в этих строчках. Силы в ней появились, такие свежие,
чистые. Теперь, когда Вероника ходит в частную школу, у них тут такие
интеллектуальные вечера! А Таисия медленно утопает в своем бытовом болоте,
бедности. "Возьми немного хлеба моего". Вдруг настроение стало гадким: хлеб
- это ведь Загроженко, который дал буханку Таисии. Конечно, раздавала бы я
это добро горстями. Но надо ведь его сначала накопить. А для этого -
выучиться! Процедура чтения стихотворения дала Веронике не только силы, но и
воображение. Не только воображение, но и интуицию. Сам собою придумался
интересный сон, который мог бы зацепить слабые места Таисии.
- Будто идет Таисия с косточкой в руке, а мой Мартик к ней подбегает, он,
как всегда, думает, что она с угощением к нему пришла. И говорит человечьим
голосом: "Дай погрыфть кофточку..."
Это Вероника рассказывает сейчас Наташке, чтобы та передала Ире, а Ира
вручила бы сообщение Лизке. Через Лизку дойдет до Таисии.
- А Таисия говорит: "У меня самой есть нечего". Один конец кости откусила и
дала Мартику, а другой сама как начала грызть, клыки растут. И кость тоже
растет. Хруст такой стоит. Мартик прибежал ко мне, жмется...
Вероника осязательно чувствовала, что у нее длинные руки и она через Иру,
Наташку и Лизку достает Таисию своим сном. Она заранее прикинула, как может
измениться сон, пройдя через всю эту цепь. И снова почувствовала
удовлетворение, как от чтения стихотворения Решетова.
Тася пригласила Алешу Загроженко с Лизой на тестирование. А Александра их
накормила гречневой кашей, чтобы не мешали импульсы от пустых внутренностей.
- Ну ладно,- сказала Александра, когда все поели.- За работу...
Она попросила Алешу нарисовать вымышленное животное и подробно объяснить,
где оно живет, чем питается, какие у него враги. А Лизе дала тест "Моя
семья".
Леша изобразил какого-то Тяни-толкая, одна голова которого мирно щипала
траву, а другая окрысилась, зорко глядя с длинной жирафьей шеи. Ног много,
они мощные и покрыты чешуей. Рядом двухголовый детеныш. Пасется.
А Лиза нарисовала в центре две доски. Александре на лекции не говорили о
таких символах. Алексей объяснил, что это доски из-под бабушкиного гроба. И
тут же добавил:
- Были доски, я их выбросил!
Себя с братом Лиза поместила по одну сторону досок, а маму - очень
съеженную, ниже табуретки - по другую сторону.
- Бабушка хотя бы ругала маму: чего ты лежишь, пупом в небо смотришь? А
теперь...- сказала Лиза и увеличила на рисунке одну ногу матери.- Вот теперь
у нее нога и болит!
- А! Мама скоро деньги получит за свои тарелки! И мы устроим мой день
рождения,- перевела на веселое Таисия.
- Я вам устрою, по сценарию,- пообещала довольная Александра, ведь теперь у
нее все есть для сдачи экзамена по психологии.
На самом деле душа у человека большая - всегда есть, чем утешиться! Если нет
денег, есть любовь, друзья, красота, доброта, ум, талант или юмор.
Родственники есть. Мечты. И все помогает выжить. Да еще любовь к Богу и Его
любовь к нам. Так думал папа Таисии. Он думал, как обычно, вслух. Еще есть
красота природы - она радует...
- Или есть песик, верный товарищ,- добавила Таисия.
- Или книги,- подсказала Маша.- Я вот начала читать "Мастера и Маргариту", и
знаете что: на первых двух страницах ни разу не повторяются слова, да! Ни
разу! Чтобы одно слово два раза - нет такого!
Такой странный подход к чтению сильно поразил папу, но пиво - как всегда -
сгладило остроту восприятия, и он не стал пускать умные едкости по семейным
каналам. Только и сказал:
- Спокойной ночары.- И задал ежевечерний дежурный вопрос: - Что передать в
страну снов?
На этот раз Таисия сказала:
- Передай, чтоб страна снов не отделялась от СНГ, а то визу долго придется
оформлять...
Загроженко и Лиза засобирались домой. "У них свои порядки, но... неделовые
все они, по-моему,- думал Алеша.- Если никто в семье не пьет, то деньги
должны появляться сами собой... Что люди в свободное время-то делают -
деньги зарабатывают. Я Таисию потихоньку перевоспитаю".
Алеша в субботу взялся за полцены мыть машины. Время было грязное - май, и
водители охотно останавливались у забора с надписью: "Мойка машин". Мыли
подростки машины с улыбкой, которая была частью униформы. Еще не читан
Карнеги, и вообще ничего еще почти не читано, кроме "Букваря" и пары
учебников, но уже подростки схватили мысль: кроме хорошей работы, должен
быть гарнир к ней в виде микропьесы общения.
Алеша в булочной часто разгружал хлеб, но там запах от буханок поднимался
сухой, теплый и живой. А мыть машины надо в болотине, которая, конечно,
текла к люку, но медленно. Выбросы из глушителя, замерзшие руки - и все это
за полцены. Злость вспыхнула, которая здесь не к месту, Алеша ее прогонял,
но она снова возвращалась.
Подъехал джип "Чероки", красивый весь, никелированный, как раз для детей
сорока - пятидесяти лет от роду. Вышел водитель, поправил сползшее на бок
брюхо и сказал:
- Пацаны, за пять кусков вымоете?
Всего за пять? Ребята молчали. Но у Алексея костер внутри запылал еще
сильнее.
- Может, за эти деньги ему еще и жопу помыть? - сказал он внешне спокойно, с
каким-то удивлением полуинтеллигента.
Новорус с самого начала знал, что зарвался,- просто привык надувать на
каждом шагу. Если б он не жилил, то и не разбогател бы быстро. Но, хотя он
был жила, долго терпеть не мог, чтоб последнее слово не за ним.
- Ну ладно, птицей налетайте, десять кладу.- Не видя поползновений к
сервису, добавил: - И еще пять сверху!
Тут они поняли, что нельзя стоять, и схватились за губки и ведра. Еще они
поняли, что Алеша - крученый пацан, он знает, где можно нахамить клиенту и
не проиграть. А они не знают. А сам он вдруг подумал: "Здесь можно шишку
держать - денег больше будет".
В это время на стадионе чадила очередная скоротечная звезда эстрады,
поддерживая кандидатуру Ельцина. Ветер доносил волнами бодрящий рев
зрителей. А очередная машина неслась на подростков, как таран. Сначала
ребята подумали, что водитель ненормальный и хочет всех скосить под корень.
А он просто любил мастерски притормозить, с шиком, чтобы по маскам испуга,
возникающим на лицах, понять важность своего существования. Зато он хорошо
заплатил, не торгуясь и молча.
Алеша вытянул руку с губкой, призывая очередного клиента, и закричал:
- Голосуй или проиграешь!
И его крутость еще больше закрепилась в глазах компании.
Бабушка, которую они называли "проходной" (она каждый день мимо них ходила
на рынок), продала им, как обычно, литровую банку картофельного пюре и шесть
котлет - по две на каждого. Все было горячее. Алексея поразило, что Виктор
быстро свернул из конфетной обертки жесткий длинный треугольник и стал
пользоваться им как зубочисткой. Все у них пригнано без промежутков -
Загроженко выставил им мысленно хороший балл. Деловые! С ними я смогу
подняться.
Варя шла как миссионерка религии под названием "Я". Она всем насылалась, а
люди отвергали ее миссию, думая, что она смутится. Наивность своих знакомых
Варя прощала и приходила потом к ним еще много раз. Варе было уже под сорок,
но на вид она была без возраста... У нее бывали периоды колебаний веры в
себя, и тогда она казалась старше. Но на подъеме Варя лучилась юностью.
- Я пришла вас предупредить вот о чем: один ваш знакомый о вас плохо
говорит... что вы даже кошек не кормите! Но все остальное я скажу, если
поклянетесь молчать.
Папа Таисии только уселся поесть хлеба с мороженым салом и нарезал сало на
крохотные дольки, стараясь их съесть еще до того, как они потеряют алмазную
твердость.
- Сала хочешь? - спросил-предложил он.
- Если сама отрежу.- Варя взяла нож и отхватила кусок сала, а потом угостила
себя еще куском хлеба.- Так вы клянетесь молчать?
А Таисия со страхом на отца смотрела и думала: неужели он сейчас поклянется
на всю жизнь и услышит такую грязь, что потом будет всю жизнь?..
- Не буду я клясться!
- Неужели вы не хотите знать, кто ваш враг?
- Не хочу.
- А он, между прочим, распространяет о вас одиозные сведения. И может
сделать что-то плохое. Я его знаю - он в силах!
- Ну, ты, Варя, наверное, уже отдохнула, поела - теперь давай расстанемся.
- Надо же! Первый раз вижу человека, который не захотел слышать, что о нем
плохо кто-то говорит...
Таисия подумала: если папа первый отказался, значит, тетя Варя уже ко многим
ходила. Хорошо, что мамы нет дома - с ее неустойчивым здоровьем. От тети
Вари впечатление, как от сковородки, плоской и твердой: сама она
непрошибаема, а кого хочешь может пришибить своей информацией.
Варя ушла, неся в себе чувство абсурдности происшедшего и обиды на то, что
мир не так логичен, как на него надеешься. На лестнице она встретила
радующуюся маму Таисии (она получила много денег за свою стопку тарелок).
- Дорогая,- сказала ей Варя вразумляющим тоном,- в нашем возрасте пора уже
влюбляться в молоденьких мальчиков. Посмотри, на кого стал похож твой муж.
- Вот и влюбляйся - подай пример, будешь кому-то нужна,- с безжалостной
радостью отвечала мама Таисии.
- Ты же знаешь, что у меня одна гордость - я девственница.
Представляю, что она навообразила себе за сорок лет, подумала мама Таисии.
Варя на одном уровне с певичкой несчастной, которая агитирует ляжками
голосовать за любимого кандидата в президенты. Спеть хорошие песни трудно, а
показать голую ногу легко, ничего не стоит. И Варя, и мама Таисии не имели
права друг друга осуждать, но осуждали.
- Сделаем два торта и два салата! - возликовала Таисия, когда мама достала
деньги.
- Один торт и один салат! - отвечала мама.
- Один торт - это уже не день рождения, а...
- Но денег не хватит на два!
Папа Таисии думал: да сколько ж надо работать, чтобы денег хватало! Зачем
говорить о том, чего не изменишь?
- Бродскому тоже, наверное, ни на что не хватило Нобелевской премии.
- Ну вот что за человек, не знает, а говорит всегда.- Мама Таисии только
светилась изнутри, а теперь начала мерцать и чадить, пока совсем все внутри
не потухло и остался один дымящийся фитиль.
- У денег есть коренное свойство - их всегда не хватает,- озвучил расхожую
мысль папа с умным видом.
- Кстати, о деньгах,- вспомнила Таисия.- У меня в кармане два письма - взяла
в ящике, одно из налоговой какой-то, а другое от Димона.
От Димона письмо положили в Сашин ящик письменного стола. А письмо из
налоговой инспекции словно током всех било. Общая мысль была: не зря, нет,
не зря приходила Варя! Она, наверное, в курсе, намекала на того, кто сообщил
в налоговую полицию! Уж лучше б выслушать ее рассказ о неведомом враге.
"Явиться с декларацией доходов и всеми документами, подтверждающими..."
Листок в руках папы подрагивал, продолжая посылать невидимые государственные
силы.
- Раньше вот так же боялись повестки из КГБ! - возмутилась мама (в то же
время ей захотелось боязливо посмотреть в окно: не подъехали ли
экономические опричники с проверкой).
- Ты скрываешь миллиарды,- сказал папа Маше.- Ну-ка выкапывай немедленно и
плати за всех налоги, а то ишь ты...
- Нет, это Таисия, наверно, закопала и в форточку каждый вечер смотрит - не
на могилу Кулика, Кулик для нее - это прикрытие, а там баксы закопа-
ны...
Таисия подумала: щенок так мучился, а Маша говорит... Но она уже знала, что
не надо делать душным то семейное пространство, в котором живешь. Поэтому
она обернулась веселой девочкой и сказала Зевсу:
- Это из-за твоих миллиардов к нам повестки ходят? Ну-ка живо! Выкапывай и
плати... Грязный ты приходишь - наверное, по разным кладам шныряешь,
проверяешь.
Маша хотела успокоить родных:
- Если приедут с проверкой, то увидят наши необыкновенные миллионные
диваны.- И она обвела взглядом просевшие семейные лежбища.
- Русская вера в доброту властей неистребима,- вздохнул папа.- Я не знаю,
как к ней относиться...
На лестничной площадке стали слышны легкие юношеские шаги и два баса: один
принадлежал Петру, другой - неизвестно кому.
Петр зашел и сразу испугался, увидев столбняк, охвативший всю семью.
Последний раз все были такие деревянные, когда у мамы и папы умер близкий
друг дядя Изя.
У отца в руках развевалась какая-то бумажка. Единственный, кто сразу
оживился, так это выглядывающий из-за плеча Петра бледный юноша. Как
человек, очень сильно прикрепленный к реальности, он верил, что реальность
ему за это всегда воздаст определенным количеством спиртных напитков.
- Вот в Абхазии нам вообще ничего не давали: солдатских не платили, не
кормили...- сказал бледный юноша.- А вы меня узнаете? Я - Боря, который
приходил к вам играть на компьютере, когда мы с Петром в школе вместе
учились.
Он сразу понял, что бумага - весточка от государства. Но он уже наплевал на
государство и не боялся его. Только дописывал на всех рекламах с "Хочешь
похудеть?": "Сходи в армию" (кривым почерком).
- Из налоговой полиции повестка!
- Расписались в получении? - спросил Петр.
- Нет! - просияла Таисия.- Из конверта.
- Тогда выбросьте. Всем мужчинам пришли такие. У нас в фирме все выбросили.
Бледный Боря, как утонченный режиссер ситуации, подумал: надо как-то усилить
всеобщую радость, чтобы привести ее к известному благодатному результату.
- Старик абхазец нас один раз пригласил - долго торговался. А ему нужен был
бензин. Такое гостеприимство проявил - настоящую "Хванчкару" нам выставил...
И правильно вы сделаете, что выбросите. Нам тоже что сержант говорил? А мы:
"Слушаем, товарищ сержант",- а сами налево все спускали... Поэтому немногие
только умерли, большинство-то выжило.
Мама Таисии дала бледному Боре, тут же порозовевшему от приятных чувств,
десятку, чтобы купил в ларьке чего-нибудь. И хотя эти деньги убавляли фонд
дня рождения Таисии, но и она была радостная, потому что хотела веселья.
Абхазия или Пермь - все равно приходится обороняться от натисков
государства.
- Дырка-то спереди у него на шее откуда? Ранение?
- Нет, это у него от реанимации, с перепою - через трахею делали
искусственное дыхание, отек горла был.
Тут Петр из воздуха уловил нервные волны матери и добавил:
- Боря сегодня пришел к нам устраиваться по объявлению, а мы уже плотника
взяли.
Не успел он договорить это, как раздался звонок. Прямо с порога Боря
отрапортовал:
- Купил спирт "Троя" - настойка на женьшене.
Папа с его привычкой читать мелкие примечания обратил внимание:
- Для наружного употребления.
- Все пьют, и я пил - и все в порядке.
Все посмотрели на дырку в отвороте рубашки - с глубоко пульсирующим
морщинистым дном. Боря перехватил их взгляды и сказал твердо:
- Позавчера пили. (Понимай: с тех пор он не был в реанимации.)
Выпили по первой порции. Девочки устроились, как в партере, посмотреть и
послушать.
- Снится мне...- начал Петр и остановился, спохватившись - нужно ведь
подождать, пока женьшень дойдет до самых отдаленных клеток.- Снится мне, что
веду самолет. И вдруг стюардесса вызвала меня к какому-то капризному
пассажиру. Успокоил я его, вернулся, а в кабине все приборы управления
исчезли. Самолет начинает разваливаться на части, пассажиры гибнут, а я тут
же оказываюсь подсудимым...
- Что-то неладно с жизненными целями,- сказал после продолжительного
молчания папа.
- А мне приснилось, что я бронетранспортер на цистерну спирта поменял. К
чему бы этот сон? - Боря достал из кармана сдачу, пошелестел и сказал: -
Дешевый этот женьшень...
Мама Таисии поняла намек, но поскольку она уже внутрь себя уронила росинку
этого наружного растирания, то перевела разговор в какую-то гносеологическую
плоскость:
- С Троей все время что-то не то происходит... Шлиман не ту Трою откопал,
которая у Гомера. И вообще сейчас ученые доказали, что ту Трою так и не
взяли.
- А мы ее все-таки окончательно возьмем! - с угрозой сказал Петр.
- Зачем спиртовую растирку назвали таким знаменитым именем и на этикетке
лихой Гектор на колеснице скачет? Это Троя, что ли?
- Это троянский конь,- качнул недавно стриженной головой папа.-
С сюрпризом внутри.
Маша понимала: непедагогично поощрять выпивки разговорами с нетрезвыми
родителями, но они ведь редко разрешают себе расслабиться. (А если будут
часто, придется их взять в крутой оборот - откажусь их постригать, маму
откажусь подкрашивать.)
- Вчера Таисия,- начала речь Маша,- не могла сделать доклад о росписи
древнегреческих ваз. Я ей достала "Мифы народов мира", Гаспарова, Куна,
книгу Любимова по древнему искусству... Заливаюсь, диктую ей тезисы:
краснофигурные, чернофигурные, последовательность времени, а Таисия в слезы
- надо подробно, а она не успевает. Говорю: "Надоело мне это уже - давай я
за тебя напишу, почерки у нас похожи..."
Слушали Машу с голубиным терпением: понятно, что общаться нужно с детьми,
отец кивал головой - вот еще один квант общения прошел, вот другой,
а мама только водила глазами, как бы провожая каждую частицу общения.
- Эмхакашка, блин, требует подробно,- добавила Таисия.- А у самой муж
говорит: "Вера, я лофжу в сумку..."
Петр сказал Боре:
- МХК - это мировая художественная культура. Боже мой, ну и каково зерно
этого сообщения? А, Маша?
- А таково! Я за Таисию писала, а она потом еще целый час перед зеркалом так
причешется, сяк... одно примерит, другое не нравится. А выла: не успею, не
успею!..
- Это же МХК в действии,- заступился за Таисию папа.- Эстетика поведения...
А взгляд Бори, как у всякого человека употребляющего, бродил по комнате в
поисках предлога добавить. С каркаса психики обрушились все завитушки,
придающие Боре вид обыкновенного человека, и при солнечном свете вылезло
что-то колченогое, похожее на тарантула, чья экологическая ниша - океан
алкоголя. Он увидел расписанную одуванчиками тарелку, сохнущую на подставке
для учебников. Показывая на нее, сказал:
- Тут у одуванчиков ножки... просто... голые нарисованы! А на самом деле они
покрыты волосками. Вот как у меня! - Он задрал брючину, все ожидали увидеть
суперсамцовское непотребное буйство джунглей, но не успела мама еще
почувствовать неудобство перед дочерьми, как услышала разочарованный вскрик:
- Р-мош! Все вылезли... от пьянки! Это точно. Все Абхазия виновата: они нас
поили, эти черные! Ну, покажу я им на рынке - в День пограничника!
- Эти, на рынке, за тех отвечать должны? - удивился Петр.
"Да, все должны за меня отвечать",- взглядом показал Борис.
Петр сразу начал его выводить из зоны возможного конфликта. Борис хотя и
поплыл от "Трои", но вертелся по прихожей очень быстро, так что все
включились в его ловлю. Петр не мог понять, почему на одну ногу легко
наделся туфель, а на другую ѕ с трудом, и то при помощи ложки для обуви.
"Гениальный человек изобрел эту ложку - надо бы Нобелевскую премию дать",-
шептал Петр безрадостно.
Родители Таисии неуместно педагогически нажали, когда Петр и Боря ушли:
- Ишь, черные ему во всем виноваты,- сказала мама.
- Он в чем-то прав: в самом деле все за всех в ответе,- добавил папа.- Но и
он, Боря, должен за всех быть в ответе... в меру своих сил. А он абсолютно
безмятежен...
Мама продолжила: мол, Петру неудобно своего везения, что он не был в армии,
вот он его и привел. И тут оба родителя разом вспомнили, как Боря угрожающе
наставлял, как дуло, свою дырку между ключицами в коридоре, и дно этой дырки
пульсировало всхлипами.
"26 мая 1996.
Сегодня я поняла, что враг существует: он мешал нам все время, пока мы
собирались в монастырь. Вчера только приготовили мне мини-юбку, а сегодня
найти не могли. Вся темная одежда на виду была, а мы ее словно не видели.
Наконец оделись с Машей, гостинцев положили в кулек с ручками, уже чуть не
вышли, мама сказала: "С Богом!" - и тут увидели, что на пакете "секс"
по-английски. Слава Богу, еще не ушли... Не буду писать, с какими
приключениями покупали кулек - вообще нет ничего строгого! То голые, то
реклама...
Мама написала по всем правилам письмо к матушке-игуменье. Сначала "Слава
Богу нашему", потом "Благословите, матушка!".
Мы у матушки Марии попросили благословения на поход - на сплав. У нас нет
прививок от клещей, и может помочь только благословение. Матушка,
оказывается, была врачом до монастыря. Она прочла молитвы и потом подробно
рассказала, какие места на теле надо чаще всего осматривать. Матушка нам
подарила по книжке "Таинственный смысл символических священнодействий".
Завтра у меня день рождения - пригласила Алешу, Лизу, Наташу, Иру
и Лильку".
"А какие будут призы за победу в конкурсе?" - интересовалась Маша.
Александра вычитывала из книги "Все о детской вечеринке", что можно взять
для дня рождения. Маша подумала: вот бы прочесть книгу "ВСЕ о будущей
жизни"! Чудаки эти англичане или американцы (книга была переводом с
английского): "Не стоит устраивать сюрпризы для малышей - они могут
оказаться источником испуга..." Н-да, для шестилетней Лизы Загроженко все,
что мы предложим, будет очарованием.
А в это время Таисия писала своим заунывно-аккуратным почерком; она
чувствовала, что внутри букв скрывается что-то невеселое, и старалась их
подвеселить всякими чернильными кудрями. Она сочиняла: "На кладбище
встретишься с таинственным незнакомцем", "Если будешь грустить - лопну
воздушный шарик возле уха"...
- Картошку выключите,- командовала Александра,- салат режем!
Она заглянула к Таисии и прочла надпись на открытке.
- Что это у тебя за ажурная вязь полуарабская, Таисия?
У них было сейчас такое раздолье: папа на работе, мама уехала за город на
этюды. Перед этим она много раз повторила: "Не дай Бог, разобьете хоть одну
тарелку! Я, конечно, все терплю, и это вытерплю, но будьте милосердны!"
- Так какие будут призы? ѕ повторила вопрос Маша.
- Да вон медведи,- небрежно сказала Александра.- Они новые.
Сестры насторожились: как это - Димон выбирал, выбирал, а мы на призы их
отдадим?!
- А вы почитайте, какую он ерунду мне написал.- Александра с деланной
небрежностью дала сестрам письмо Димона.
"Дорогая Александра! Вчера вернулся из Москвы и сразу попал на похороны
Васяна. У него было ранение в печень. Схватило в правом боку, вызвали
"Скорую", потом сказали, что умер от старой раны. У него осталась беременная
жена. После той войны еще многие раненые могли жить, а сейчас напридумывали
всякое оружие, чтобы раненые не вставали в строй и не продолжали воевать.
Всякие хитрые зазубренные осколки и т. д.
А в Москве мне мама купила куртку, мама сказала, что я в ней "чистый жених".
И ботинки из мягкой и удобной кожи, но по виду грубые, как из каталога! Еще
мы были у платного психоаналитика. Он сказал, что военные действия
останавливают развитие психики человека, делают его похожим на ребенка. Но
от меня зависит, хочу ли я вернуться к образу взрослого человека. А я про
себя знаю, что очень хочу. Ты сказала, что чувствуешь себя со мной, как
бабушка с внучком. И ты, наверно, боишься, что я всю жизнь буду кричать:
"Сержант, ноги!" Но на самом деле я чувствую себя с каждым днем все
здоровее: память улучшается, я ее тренирую, заучиваю из хрестоматии
стихотворения - это мне посоветовал врач. Каждое утро делаю пробежки, хочу
поступить в школу милиции! Вот увидишь: через десять лет я буду главным
милиционером района.
Александра! Когда я тебя вижу, то забываю, что где-то сейчас есть война и
кровь! Без тебя я все время нахожусь там!!! Первого июня, как сдашь
психологию, приходи к пяти часам к магазину "Цветы", я буду ждать тебя в
новой куртке и ботинках. Готов ждать хоть сколько, если экзамен затя..."
Маша, которая читала письмо, заплакала, а Александра и Таисия уже чуть ли не
с самого начала письма вытирали слезы.
- В июне он будет в ботинках высоких разгуливать,- сказала Александра сырым
голосом сквозь нос.- Взрослость прямо через край.
В это же время их мама стояла среди желтых колокольчиков и писала речку,
которая внизу: такое ощущение, что ее уронили с небес давным-давно. Этюд
пренебрегал углами и сворачивался с каждым прикосновением кисти. "Надо
пореже тарелочки расписывать,- решила она,- а то и домаф уже пружинят с
углов и закругляются для тарелочки, и мир-то весь глуповато-круглый". И тут
она заплакала, объяснив себе, что вспомнилось письмо от Димона, прочитанное
рано утром - перед выходом из дому. Оно валялось на столе у девочек ѕ среди
всех приготовленных ко дню рождения вещей: сливок в аэрозольной упаковке,
обещающих буквами на крутых упитанных боках абсолютную бескалорийность;
стопок открыток; там же были размягченные на газовом жару старые пластинки,
которые уже не на чем было проигрывать. Дочери накрутили из них каких-то
раковин, горшков, цветов и пейзажей с флажками (флажки они вырезали
ножницами с краю размягченной пластинки). На самом деле мама рыдала не от
письма, не об ухудшившемся восприятии мира, не о жизни, которая пропадала, а
потому, что в это время дочери ее проливали хоровые слезы.
Проплакавшись, мама почувствовала, что кругом разлита необыкновенная
свежесть. Одной рукой она ухватилась за бутерброд, а другой рвала в подарок
дочери желтые колокольчики...
Когда она вошла, первое, что бросилось в глаза,- зловеще раскинутый на
середине дивана тонометр. Ей бы подумать, что кругом жутковато чисто, то
есть дети ушли гулять, но она первым делом бросилась в ужасную мысль, что
прибрались специально перед вызовом "скорой помощи". Ровно застланные
покрывалами кровати напомнили ей о существовании операционных и реанимаций.
Перед ее глазами количество кроватей стало расти. И в это время в голове
взорвался звонок. Оказалось, муж забыл ключ и не мог попасть домой. Иногда
он приходил и нажимал на кнопку, а потом продолжал ходить вокруг дома,
представляя для разнообразия, что он сыщик или подпольщик. Остатки
таинственности он еще не успел стряхнуть с лица, поэтому мама их увидела и
объяснила в духе множащихся кроватей. Ей стало еще дурнее.
Но потом, когда все выяснилось, каждый получил за свое. Оказывается, дети
разбили тарелку и решили, что за это они уберут хорошо после дня рождения и
пойдут погуляют, чтобы мама успокоилась к этому времени, осознав, что даже
наиболее удачно расписанная тарелка, где она подрисовала волоски к ногам
голенастых одуванчиков, чтобы не походили они на лысые ноги бледного пьющего
Бори, не стоит обиды на семью...
Мама отбушевала. Пришел Петр с подарком в виде электронных наручных часов.
Здоровье мамы на глазах вспучивалось, росло и хлестало через край. Дети
зачитали послание агентства "РИА-новости":
- Сегодня неизвестный инопланетный террорист пытался захватить расписанную
тарелочку и угнать ее, но при попытке захвата заложников в виде веселящихся
детей не справился с управлением и врезался в кота Зевса...
- Что, вы Зевса покалечили? - снова затревожилась мама.
Тут же черный сиамец раскрыл свою пасть и сказал с достоинством: "Мя!"
Понимай так, что "я у вас наиглавнейший, беспокойтесь обо мне непрестанно".
Девочки рассказали брату, что гвоздем дня рождения оказались не американские
штучки, а тонометр для измерения давления. Сначала Лиза сказала, что у нее
заболела голова, Александра измерила ей давление, а потом все встали в
очередь - у каждого оказался свой болезненный орган. Потом каждый захотел
научиться мерить давление, и всех захватила такая деловитость, что Алеша
подпрыгнул и уронил тарелку...
Петр взял в руки гитару, которая всегда лежала на шкафу у родителей (в
семейной его жизни гитара пришлась не по нутру жене).
Солнышко в небе ярко горит,
На берегу тихо церковь стоит,
Снегом покрыта в зимний мороз,
Немало пролито в церквушке той слез,
- пел он стихи, которые Таисия сочинила давно, еще когда ей было лет
шесть.
В общем, ничто не предвещало неприятностей. Петр засиделся и остался
ночевать, а за завтраком просил сестер не смешить его, потому что у него и
так болит рот... Он взял сигарету, книгу и скрылся в туалете. Сразу же
оттуда донесся его громкий хохот. А сам говорил: "Не смешите, не смешите!"
Наверное, взял с собой "Трое в лодке" Джерома, подумала мама. Она на кухне
мыла посуду, а Таисия запаковывала мусор.
Из-за стены от соседей полилась старая детская песенка: "Дважды два четыре,
дважды два четыре - это всем известно в целом мире!.." И тень пробежала по
маминому лицу: когда эта песня считалась модной в детских садах, мама была
молодая, самой старшей, Наташе, исполнилось восемь, а Петру - шесть
стукнуло, Александре - еще только три, и сколько сил... Боже мой, она
преподавала в Доме пионеров (вела кружок), каждую неделю ездила на этюды...
Петр вышел из укрытия, неся под мышкой "Пеппи Длинныйчулок".
- Ма, у тебя хорошо Высоцкий получился, дай мне эту тарелку, а? Я на день
рождения подарю Витале, а то денег-то нет...
- Да хорошо, бери.- Она не любила, когда сын начинал хвалить ее работы
(ничего хорошего это не предвещало: либо денег попросит, либо еще чего -
выручить из беды и пр.).- Слушай, возьми лучше Гомера - тебе все равно, что
подарить, а мне трудно будет продать Гомера, понимаешь... Я хотела Николу
Угодника, а вышел почему-то подслеповатый Гомер.
- Гомер, бедный, ждал-ждал, когда его нарисуют,- не дождался. И вылез без
очереди,- с одобрением отозвался папа о древнегреческой предприимчивости (и
ушел на работу навстречу новорусской предприимчивости).
Петр завязывал галстук и в то же время выпрашивал тарелку с портретом
Высоцкого, не прямо, а говоря про то, как обычно простоватый Высоцкий похож
на Есенина. И он показал себе в зеркале слегка провисшую челюсть и дымные
глаза. А у тебя, мама, такое у него лицо: горького много.
- Максима Горького? - не поняла мама, хотя на самом деле все она поняла: у
нее хотят отнять ее золотую мечту о недельном пропитании.- Я уж пыталась
сделать копию, чтобы в семье осталось, не получилось. И правильно, что не
получилось, потому что удача - всегда чудо,- добавила она.- Руки те же,
краски те же, и я та же самая, а получился не Высоцкий, а бандит просто.
Петр уже привык в своей фирме "Урал-абрис" вести переговоры до конца,
поэтому он ввернул угодливую загогулину в рассуждении: у Витали пробовали
его собственное вино из смородины. Просто "Вдова Клико", даже лучше, с
какими-то лучистыми пузырьками; когда они лопаются, ощущение звездочки на
языке. Он спросил: как его делают? Они говорят: год на год приходится.
Правильно, что чудо или есть, или его нет.
Мурка и Зевс имели на этот счет свои взгляды, которые и выражали, бросаясь
под ноги и требуя себе чуда в виде американского птичьего фарша.
- Ма, помоги занять полмиллиона,- сказал Петр.- Одному старичку надо
приватизировать комнату, а когда мы с экс-женой разменяем квартиру, это
будет моя комната.
- Кошки,- закричала мама,- как вы не понимаете, что мы живем не для вас в
первую очередь? Да что кошки - дети не понимают. Ты думаешь, отец получит,
так мы голодать должны, деньги все тебе отдать? Такому - метр девяносто,
посмотри на себя!
Отработав попытку, Петр поспешно обулся и убежал, сказав Таисии:
- Арпеджио, арпеджио и еще раз арпеджио!
Он вчера начал учить сестру играть на гитаре.
А мама села на пол, изнуренная разговором, и начала бесчувственно повторять:
"Раньше бы я ого-го... да, раньше бы... я! Я бы его заставила впитать весь
многоцветный поток того, что я думаю о нем! Но, видимо, остались только
проторенные дорожки, бесцветные, по которым вращаются чахлые слова...
Правильно ли мы сделали, что отдали ему и его жене с таким трудом
выколоченную квартиру? Все-таки правильно. Если б мы ее объединили с нашей,
жили бы - не приведи Бог!.."
- А посмотри на Гоголя,- сказала Таисия.- Материны деньги все истратил! Она
ведь их как наскребала со своего поместья.- Таисия представляла поместье как
нечто вроде продажи тарелочек.- Гоголь их в опекунский совет должен был
сдать, а он на эти деньги уехал за границу. А мы читаем его "Рим" и думаем:
как хорошо, что он пожил в Италии!
- Так это же Гоголь! Сравнить разве...
- Для русской литературы он Гоголь, а для своей матери он просто сын.
Маша пришла с походными спальниками и застала хвост разговора.
- Петр не украл, не убил, на гитаре нас учит и ничего за это не требует,-
строго заметила она.
Таисия вразумляюще сказала:
- Ну что вот так сидеть, мама? Теперь волю надо Божью принять: нетерпение
тоже ведь за грехи наши. Может, надо курить бросить тебе?
Мама поднялась с пола, достала из морозильника фарш и начала его резать
кошкам. Но она не могла сразу бросить бормотать. И бормотала:
- Резать-то трудно, а зло-то делать легко, все разрушительное легче дается,
а добро - всегда чудо...- Вдруг она почувствовала заигравшую по всем
суставам бодрость.- Если добро непредсказуемо, то оно может вот сейчас в
любую секунду выскочить!
Мечты, повисшие в воздухе
Когда все в России будут богатыми, мама снова разрешит дружить с ними - ведь
они будут одеты очень красиво. Она повторила слова матери Изольды, что
Россия расцветет, понимая под Россией что-то большое, доброе, которое
сделает за всех... для всех... Да, с ними трудно было, тяжело. В походе Маша
говорит: "Слушай, Вероника, не твою конфету сейчас унес из палатки
зелененький человечек?" Посчитала - точно, одной "Ласточки" не хватает.
Стало так интересно, но я спросила: "Почему не остановили?" "Так он током
бьет - зеленым..." Это было два года назад... Может, папа без ранения из
Чечни придет, он же гаишник - на посту стоит, не так опасно. И от радости,
что здоровый, разрешит дружить - еще до богатой России... Мама тоже все из
мечтаний брала. Сначала взяла из мечтаний мужа, а он оказался пьющим. Тогда
она замечтала о деньгах. Деньги надежнее мужа. Они не пьют... А у Таисии на
дне рождения, Наташка рассказала, измеряли давление. Вечно они такую
глупость интересную придумают, какой ни у кого не бывает. Не могут ничего
купить вкусного или нарядного, вот и приходится тужиться головой. Хорошо,
что мама запретила с ними дружить, а то пришлось бы тратиться на подарок.
Наташка сказала, что Загроженко подарил Таисии открытку с надписью "Не
бойся". Там пацан с пацанкой, пятилетние, в песочнице. Наташка еще сказала:
"Такое шоу было вчера!" Таисия такая упорная, бьет в одну точку, в конце
концов может Алешу заграбастать. А зачем он ей нужен - нам больше, помогал
бы в челночных поездках. На Ближний Восток. В сочинении Таисия
проговорилась, будто бы в доказательство, что никакой ревизор не запретит
чиновникам воровать в будущем. Она привела случай из прошлого похода: один
мальчик рисовал свою фамилию на стенах турбазы. Мелом. Директор раскричался,
что приезжает губернатор, надо все стереть. Мальчик стер, но сказал: "Я
потом снова все обратно напишу, когда губернатор уедет..." Это был
Загроженко, а у нее нисколько стыда нет, рассказала, что нужно зарыть под
окном у себя носки кандидата в любимые. Тогда не уйдет! От тебя не уйдет.
Зимой-то нельзя было зарыть - снег растает, и носки уплывут вместе с
хозяином. Сейчас бы можно, но как у Алексея его носки выманить? Может,
подарить - в обмен? Одно место есть возле подвального окна, как раз без
асфальта. Там и закопаю. Аварийный вариант: ящик с цветами, у нас на
балконе. Но, наверное, не так будет действовать...
Таисия строила штабик на дереве. Такой был ясный день, что хотелось быть
окруженным со всех сторон этим мелким золотым светом. На развилку трех
толстых веток она положила доски, и папа прикрутил их многократно толстой
проволокой. Получился удобный помост. Таисия решила добавить уюта, соорудив
крышу из полиэтилена. Она себя уговорила, что не для себя строит, потому что
для себя, такой большой, стыдно. Как будто бы она заботится о маленькой
Лизке Загроженко.
- Какой штабик! - изумлялся бодрый старичок на лавочке.- Я в твоем возрасте
уже в ремеслухе был. Ну... Лебедь придет к власти, всех этих толстожопых
малолеток из штабиков и подвалов, где они известно чем занимаются... он их
всех сгребет и в какие нужно ремеслухи... рассует.
Поскольку старичок не к ней обращался, а как бы к невидимому митингу,
который шумит все время во дворе, то Таисия ничего не ответила.
- Таисия, ты боишься смерти? - спросила Лизка.- Я боюсь! Смерть - это
большое и нигде... Бабушка когда умерла, я думала, что на время. И все
ждала, что она придет из магазина.
Таисия начала объяснять Лизке про рай: что он, как штабик, только там солнце
никогда не заходит. Там все время такое сияние, и на райском дереве много
всяких жилищ, и там ангелы и души ходят по стеклянному воздуху и беседуют.
Лизка очень обрадовалась: точно, в раю все будет здоровое у нее, в животе не
будет болеть.
С бодрящим аппетитом гусеница, вся в павлиньих глазках, пожирала древесные
листы. Лизка с завистью смотрела на это: у гусеницы вокруг еда есть, поэтому
она такая красивая и здоровая.
- Как хорошо у нас,- сказала Лизка,- как дома! Теперь давай собирать на
стол.
Таисия быстро побежала в дом и принесла три бутерброда и компот в бутылке
из-под колы. И Лизка начала соревноваться с гусеницей. Много жизни вдруг
навалилось на штабик. Самец лимонницы шарахнулся прямо к носу Таисии, следуя
по невидимой дорожке запаха. Шмель пролетел, похожий на самолет-невидимку
"Стелс". Кошка Мурка наведалась узнать, нельзя ль отсюда достать этих
привлекательных птичек. Комок комаров свалился сбоку на дегустацию. Таисия
взяла Мурку и начала считать пульс.
- Сто двадцать ударов в минуту,- сказала она.- А у комаров, наверно, молотит
вообще... Чем меньше животное, тем чаще сердцебиение.
Лизка радовалась: два дела сошлись под крышей штабика для нее удачно. Она и
ест, и слушает уж чересчур для нее умную Таисию.
К старичку прибавилась Изольда, мать Вероники, дочь Генриетты. С Мартиком,
сыном Бенджамина и Лейлы. На короткое время они со старичком образовали
такое судящее-рядящее единство по отношению к миру.
- Выборы-то на носу,- сказал старичок.- Лебедь-то придет! Молодец! Он
молодец наш... железным крылом!
- Точно,- откликнулась Изольда.- Муж звонил позавчера из Чечни и сказал: тут
такое творится! И обложил все радио и телевидение, которые тысячную долю не
показывают. Мартик, не царапай дерево.- На секунду пронзительное чувство
зависти у нее мелькнуло, потому что она вспомнила, как строила в детстве
штабики, и тут же утонуло под тяжестью Турции...
Изольда с презрением оглядела проем между домами и вместе с ним весь мир. В
этом мире, как ни трудись, как ни старайся жить достойной жизнью, приходится
страдать, как всем. Хотя все-то... столько сил не прилагают.
- Толстого сейчас читаю.- Она еще прочнее обжила скамейку.- Решила "Казаков"
почитать, чтобы понять, что там творится, на Кавказе...
Пришлось прочесть Толстого - вот как жизнь поворачивается,- вдруг пронзило
ее изумление... Но у нее, как у делового человека, это не пропадет! Глядишь:
в самолете расскажет летящим в Стамбул... или в гостинице после тяжелого дня
езды по складам... Она утвердит среди челночниц свои позиции как умная.
Мартик отчаялся присоединиться к Лизке и Таисии и был уведен.
- Правда, что в походе все комары огромные, как лошади? - спросила Лиза.
- Да, прямо летающие лоси такие, причем ветер, а они, как лодки, против
ветра выгребают могуче - и к тебе!
Маша вышла из подъезда усталая, с сумками: ей еще с Вандам Вандамычем на
оптовый рынок за консервами.
- Таисия, надо рюкзаки собирать, а ты в штабик закопалась. Вон Мережковский
тоже на дереве домики строил, так Достоевский ему сказал: "Страдать надо!" -
рыночным голосом разнесла на все окружающие дома Маша.
"30 мая 1996.
Дневник! Хорошо, что ты у меня есть! Хотела писать о главном, а оказалось,
что бывает Самое главное! Печорин жаловался, что жизнь ему скучна, а
интересны только набеги на Кавказ. Вот я бы ему подсказала, если бы
оказалась рядом, что на самом деле жизнь не скучная и интересная, а главная
и самая главная. Идет полосками такими. И вот я это пишу. Сон про то, что
Загроженко зовет меня в свое царство, видимо, указывал на... предсказывал
сегодняшний разговор.
Алеша сказал, чтобы я думала об этом весь поход. Дал мне срок... Он мне
сказал сначала: хорошо иметь папу, маму и много сестер, которые взрослее.
А взрослые - умнее.
"Права Александра, они все ищут маму!" - подумала я. Но все-таки Алеша не до
конца такой, как Димон!
Он сказал так: "Я становлюсь совсем взрослым, я зарабатываю. Но... Ты
видишь, какая Лизка бледная! Денег у меня сейчас много, я старушку нанял,
Кондратьевну. Она все заедается, хотя готовит хорошо, и у Лизки живот не
болит. Деньги есть, Лизка просит конфет, а Кондратьевна: "Семь лет мак не
уродился, и голода не было". Отдохнуть после мойки не дает. "Семь всего
тысяч я потратила на рыбу!" "Спасибо, баба Валя". "Три тыщи еще осталось".
"Хорошо"... И так каждый вечер. Давай, Таисия, ты веди наше хозяйство!"
Я испугалась и про другое говорю: "Кондратьевна взрослая, а я нет". Алеша:
"Мне кажется, что, кроме тебя, на свете никто нам с Лизкой не нужен". Потом
он подумал и добавил, что законы знает. "Когда мы распишемся и в церковь
сходим, тогда будет все, как у всех. Возле меня тебе нечего бояться".
"А мама где?" "Не было ее, потом сообщили... С инсультом с перепою лежит
в реанимации, меня не пускают..."
Таисия купила огромную ручку - полметра длиной, так как думала, что она
будет помогать ей писать дневник, ведь ручка раскачивалась, как дерево. Но
оказалось, что нужно все время тормозить. А не успеешь затормозить - ручка
сама по инерции ведет линию...
"31 мая 1996.
До сих пор у меня был какой-то выход. Двойку получила - можно исправить. Да
и всего один раз я ее получила! С Машей поругаюсь - можно быстро помириться.
Или даже без всего: ходим-ходим, и сам собой начинается разговор. А здесь
ничего само собой не случится. Что ни сделай - все равно плохо будет.
Дневник, если б ты был компьютером! Ты бы смог для меня рассчитать
правильный способ поведения. Мама сказала (сегодня я всю ночь кричала):
"Наверное, не самая большая беда в жизни!" Это мамина любимая присказка по
жизни. Я ее с детсада еще помню. Мама часто к ней добавляет: "Не рак, не
смерть, не украл, не убил". "Двойку получила - не рак, не смерть". А папа
тут же: "Не землетрясение, не извержение вулкана".
На самом деле, если я уйду жить к Алеше, варить еду Лизке, то беда! Если мы
в походе задержимся, я уже не могу один день терпеть. Домой хочу! Сегодня
Александра умывалась и вдруг нас крикнула. Мы с Машей прибежали. И видели,
как из таракана-подростка вылез большой таракан. Оказывается, они меняют
шкуру и так растут. В одно мгновение. Если б я могла так мгновенно стать
взрослой. Правда, вылезший таракан был весь белый, но он быстро
коричневеет".
Год назад Таисия была в гостях у богатого дяди Вити, маминого брата. Она
вспомнила, как писала каждый день по письму: "Мама, забери меня отсюда, я
уже не могу терпеть! Домой хочу!" Хотя дядя Витя был очень веселый, каждый
день своим детям и Таисии покупал по ящику маленьких бутылок колы.
Пепси-колы!
"Алеша сказал: решай в походе! Я вообще не люблю ничего быстрого,
а поход-то быстро закончится.
Если скажу НЕТ, он найдет другую! Но так и будет. Да и родители все равно не
отпустят меня. Если я скажу: подожди год? Но что за год изменится? Да и
Алеша не будет ждать. Теперь хоть в походы не ходи. Все равно все отравлено.
Думать, думать о супах Лизке. А чего думать, когда ничего не могу
придумать".
Есть такие чувства: начинаются в тебе, а заканчиваются в родителях. Так
чувствовала Таисия. Если против желания родителей она поселится у
Загроженко, то эти чувства будут болтаться в пустоте. Оборванные нити уже не
срастутся. Они снились ей, когда гостила у богатого дяди Вити. Похожие на
длинные макароны, кудрявые, которые варила тетя Лена, очень вкусные и
дорогие. Оборванные нити уже не могут срастись! Таисия у дяди Вити всех
разбудила, когда выла ночью во время этого сна.
"Ну вот, старик, до похода осталось два дня!
Подошла ко мне Александра и увидела слово "старик". Говорит: по Фрейду это
разборки с образом отца. Если ты дневник считаешь замещением, то потом нужно
символическое убийство отца. Блин, заколебали меня уже со своим Фрейдом, ну
его на фиг".
- Мама, на остановке написано:
"Пусть накажет меня могила
За то, что я ее люблю.
Но я могилы не боюся,
Я все равно ее люблю!"
- А при чем тут могила? Я не понимаю - могила какая-то...
- Таисия, могила тут для подчеркивания силы любви. Больше ни для чего.
Поняла?
Таисия заметила, что если она скосит глаза и вдохнет, задержав дыхание, то
вокруг все распадается, умирает и гниет на глазах. А если она вдруг задышит
глубоко и посмотрит прямо перед собой, то все вокруг становится молодым,
оживает, в ушах появляется веселый звон.
"2 июня 1996.
Вчера ходили просьбу Александры выполнять. К Димону! Вместо нее. Маша
увидела: летит пушок одуванчика. И, пока он летел, я успела загадать
желание, чтобы Димон был счастливый в жизни! Мы подошли к "Цветам", еще не
успели ничего сказать. А Димон уже увидел нас, ссутулился весь. Мы его
уговаривали, что вместо нее он найдет другую - еще лучше! Я сказала: "Димон,
ты не горбись, чего вниз-то смотреть - там черт. Смотри наверх, где Бог".
Димон купил нам по мороженке "Эскимо в шоколаде"!"
Маша вгрызлась в эскимо, и чувствовалось, что для него пошли последние
секунды существования. А Таисия выводила языком задумчивые вензеля на
шоколадной рубашке. Они встретили папу. Он закончил урок в одном офисе и
сейчас шел в другой. Новые русские сейчас учат языки, потому что у них гости
то из англоязычных стран, то из Германии. И не в том дело, что каждую
секунду под рукой нет переводчика, но ведь хочется соблюсти тайну сделок.
Юра из Кунгура сказал вчера, что одна деловая немка заявила: "Не буду есть
ничего из того, что мыто вашей водой". Холеры боится. Юра так обрадовался,
что понял ее! И подарил папе американский утюг. Впрочем, оказалось, что утюг
не работает, но папа и мама решили ничего не говорить кунгуряку. Он и так
странный: недавно поставил памятник Гоголю во дворе фирмы. На самом деле,
может, так и надо Гоголю ставить памятник - по-нелепому. Позолоченный гипс
выглядел постмодернистски среди тесно растущих кустов шиповника. Они свежие,
цветы, а Гоголь кричаще-золотой и уже пощербленный сыростью. Но Юра-то
считал, что сделал нечто вроде святилища одного из богов литературы! Хотя в
детстве он вообще не читал Гоголя, но ощущение священности писателя в душе
как-то появилось. Очередная загадка русской Психеи.
А уже этот скверик стал местом прогулок и даже вроде медитаций. Иные
забредают нечаянно в фирму и покупают телевизор-другой. Папа Таисии думал:
неужели памятник Гоголю - сознательный рекламный ход или деловитость вошла в
бессознание и подает оттуда причудливые сигналы? Когда у человека есть
возможность все в выгоду обернуть, он менее агрессивен. Один покупатель
подал на Юру в суд за то, что не был принят в ремонт его телевизор еще до
истечения срока гарантии. Сервисный мастер уверял: прибор уронили! В суде
будет свой эксперт, и Юра уже рассчитал, как превратить поражение в прибыль:
- Позову корреспондента, наверно, надо его угостить... Ну, чтобы он меня не
воспевал, не ругал, а как бы дал объективное описание, что фирма безропотно
подчинилась законам. И принесла извинение, хотя этого не требовалось по
решению суда. Вместо сломанного я выдам новый телик, зато клиенты прочитают,
узнают, придут...
Рядом с папой шли два новых русских, разговаривали по радиотелефонам и
одновременно ели мороженое. У Маши осталась треть эскимо, и она отдала его
папе.
- Вот и хорошо,- сказал он.- А то ты так поправляешься, уже, наверное,
больше семидесяти килограммов. Надо бегать по утрам, Маша!
- Если б знала, что ты так скажешь, ты бы ничего не получил!
- А я и не просил нисколько.
- Просил - в тонком плане!
Он понял давно, что другие взрослые как-то взрослее его, но вот уже и
младшие дети обращаются с ним поучительно... И он горестно свернул налево, к
ядовито-золотистому Гоголю, погруженному по пояс в пьедестал. Его
известняковые глаза были ниже среднего уровня глаз проходящих, и поэтому он
как бы с шалым подобострастием заглядывал снизу в лица прохожих с немым
вопросом: "Ну, как вы тут? Меня еще не забыли, люди добрые?!"
Папа Таисии вошел в вестибюль, оформленный известным пермским стилистом
Сергеем А. Буддийские метровые уши с оттянутыми мочками выступали из стен.
Раскрашенный алебастр призывал к сохранению секретов предприятия. Собрались
уже все, а Коряков никогда не придет. Неделю назад его взорвали прямо в
джипе. Тут в голову сразу залетел анекдот о гробе для нового русского с
четырьмя дырками в крышке - для пальцев веером. Он подивился циничности
мысленного потока.
Коряков говорил, что "если такой дурак, как Лимонов... Эдичка... знает два
языка, то уж давайте навалимся, братва!". У него были какие-то пересечения в
жизни с известным коммунистом. Приезжая из Москвы, Коряков базарил о
Гребенщикове, который подарил ему свою раннюю картину, один раз даже принес
ее показать - какую-то смесь Малевича с Макаревичем, на взгляд папы. А после
смерти выяснилось, что у него в столице бизнес на стороне, и его оборот там
доходил до двухсот миллионов долларов. Это как раз те большие цифры, где
очень может быть, что жизнь укоротят.
Все коммерсанты стояли у открытой двери в торговый зал и вовсю смотрели в
ряды телевизоров, которые хором показывали "Дубровского".
- Евгений Иванович, а кто написал "Дубровского"? - спросили у папы Таисии.
Ах, если бы это была шутка, можно сказать: "Писемский",- но с ними,
бизнесменами, как с детьми, неловко их обманывать.
- А по-моему, Тургенев,- сказал Юра из Кунгура.
- Лермонтов или Толстой? - полуутвердительно спросила секретарша Аня.
Мифологическое сознание, подумал папа Таисии. Они считают, что есть один
Автор в разных ипостасях: Пушкин, Лермонтов, Толстой; их священные имена
могут меняться: вместо Лермонтова - Тургенев (но он уже на вылете из мифа).
Таким образом живет литературная троица. Сказали они: "Да будет литература!"
И стала литература...
- "Дубровского" написал Пушкин,- грустно резюмировал свои размышления папа
Таисии.
Но ведь они тоже страдают. Юра оставил в родном Кунгуре первую жену, здесь
нашел молодую балеринку. Но это еще не страдание. Дочка от первого брака
звонит отцу: "Папа, ну почему бывает разрыфвная любовь?!" Ей шесть лет.
Всего пермского кордебалета ему бы не хватило, чтобы забыть этот телефонный
разговор.
А вот стоит и смотрит на борьбу Дубровского с медведем Пермяков по прозвищу
"Веник", но не потому, что у него проблемы с интеллектом... Он выпустил за
свой счет книжку своих стихов "Тоги", по одному экземпляру раздал братве.
Все прочитали только первую страницу, потому что у деловых людей нет времени
всякие книжульки перелистывать:
Веник, замкнутый сам на себя,
Стоял в углу бытия.
Эта вещь, себя возлюбя,
Просила внима-ния.
Только Таисия интересовалась бедным Пермяковым. Она спрашивала пару раз:
"Как живет Веник, замкнутый?" "Зарабатывает. Наметает три миллиона в месяц".
Он раньше думал: зашибу бабки - издам книгу, и все увидят меня! Мой
задавленный коммунизмом талант. А ведь кто-то должен ответить за это.
Тут вмешался железный совок.
Он был, как Феликс Железный.
Один он смог разрубить замок
Базаров бесполезных...
Разместил он книжку в пяти центральных книжных магазинах, полгода прошло,
купили только одну. Если б не купили и ее, было бы не так унизительно. Ее
купила критик Татьяна Г. Она собрала несколько таких книжек и чохом высмеяла
их в статье под псевдонимом Бомбелла Водородова. Видимо, ее посещала мысль,
что люди, имеющие деньги выпустить книгу за свой счет, имеют деньги для
того, чтобы сделать жизнь маловыносимой для борзых критиков.
"... близко подошел с образом веника к постмодернистским изыскам в области
органов выделения... остался последний решительный бой! Таланта г-ну
Пермякову это не прибавит, зато поставит его в первые ряды штурмующих остро
пахнущие вершины пермского Поэзиса". Если бы он знал, что критикесса тоже
пострадала от тоталитаризма, как и он,- невостребованностью там, где бы она
хотела. А она очень хотела!
- Ты устрой себе презентацию,- предлагал Пермякову Евгений Иванович.- Раздай
книжку прохожим на улице...
- Это для меня удар ниже пейджера,- сказал Пермяков и снова повел окрест
взором, надеясь найти виноватого.- Я лучше сожгу!
Ему казалось, что огонь очистит какое-то пространство внутри его психических
декораций для новой неподдельной жизни. А если не получится, то он так и
представлял, как будет разводить руки и сокрушенно рассказывать: "Пришлось
сжечь - художник никогда не востребован в этой жизни". Он хотел эту жизнь
оправдать, но чувствовал, что все клонится к высшей мере... Даже звонил в
редакцию газеты: "Кто эта Бомбелла?" Он хотел только спросить: до конца ли
она прочла его сборник? Было бы легче, если до конца, но, с другой стороны,
вина ее выросла бы в непоправимую, ведь человек, прочитавший до конца, не
может так писать! В крайнем случае он затащил бы ее в одно из двух мест, где
решаются дела: в постель или в ресторан, уж тогда бы она про него не так
записала бы...
- Нун, бегинен вир ди штунде! - призвал папа Таисии.
"3 июня 1996.
Сегодня мы шли с мамиными тарелками. Купили белых двадцать штук. Навстречу
Алеша! Он был в секонд хэнде: покупал себе непромокаемый комбинезон мыть
машины. Он сказал мне: "Думай в походе!" А Маша сразу догадалась, что о
чем-то очень уж больном. И начала у меня выпытывать, о чем думать нужно.
Конкретно! Я ей сказала: знаю такую частную фирму, которая за умеренную
плату удаляет излишки любопытства. Маша по-партизански стала удаляться от
меня. С гордым видом. А поскольку ей некуда было идти, да и мама ждала
тарелки, то мы обе так и пришли домой. Сейчас Маша из грампластинки,
размягченной на огне, делает веер.
Дневник, я кладу тебя в тайник! Прощаюсь с тобой на три недели похода".
Эти три недели были какие-то усохшие для Таисии. Все время она думала о
Загроженко. Дышала чистым воздухом леса и жалела, что Алеша дышит сейчас
выхлопами, моет машины. Таисия мыла посуду в Койве, ощущая ожог холода от
этой солнечной воды, похожей на закипающее стекло. И представляла: Алеша
сейчас берет воду из ржавых труб, которые не лучше лужи!
Когда они плыли в протоках - туннелях из схлестнувшихся друг с другом
кустов,- они их звали "Поцелуй шестиногого друга": на них сверху сыпались
голодные клещи. Маша говорила Вандам Вандамычу:
- Вадим Вадимыч, хорошо, что клещи маленькие, а то прыгали бы нам на
загривки, как рыси.
После этого приходилось срочно причаливать катамараны и устраивать на поляне
подробные взаимные обыски. А там были кругом сталинские лагеря. Уже одни
заборы остались. Эти лагерные заборы, как перебитые члены драконов, вставали
по обеим сторонам реки. Вандам Вандамыч не хотел делать ночевки рядом с
ними, потому что один раз так сделали - несколько лет назад, так всю ночь
были слышны чьи-то стоны и голоса. Сталин-то сейчас уже получил свой вечный
лагерь, сказала тетя Люба. А Вандам Вандамыч важно кивал в ответ на
рассуждения жены. Хотя как каждый учитель физкультуры он был чужд
метафизики. Дежурное блюдо туристов - гитара - разогревалось под его
пальцами и посылало в разные стороны звуки, которые бродили между деревьями
и стонали, как заблудившиеся духи. А звезды смотрели на них всю ночь
надзирательными глазами. Все почувствовали себя хорошо, когда миновали
заброшенные лагерные зоны.
Бабочки садились прямо на их руки. Они, бабочки, побирались на коже рук,
пробуя остатки сладкой еды. А Таисия представляла, что бабочки подключаются
к ее активным точкам. Она неотвязно представляла, что по меридианам, как по
мощным кабелям, идет информация, а бабочки ее считывают. А после они садятся
на активные точки лося. И так передаются мысли. От одного организма к
другому. Без конца. Лось, рысь, цветы, деревья - все захвачены одной вестью:
проблемы живого нужно решать сообща, дружно... Правда, Таисия еще не знала,
как совместить это с борьбой видов за существование...
Машу укусили два клеща, а Таисию один. Еще один клещ укусил Мишу, сына
Вандам Вандамыча. Все остальные были привиты, поэтому им клещи были не
страшны. Таисия считала, что им с Машей тоже не страшны, потому что они
благословлены на этот поход матушкой-игуменьей. А вот Миша в опасности!.. У
него недавно была операция, и прививки нельзя было делать. У Маши и Таисии
тоже нашлись противопоказания...
Там, где раньше поработала золотоискательская драга, были неопрятно
оставлены кучи гравия. И даже Вандам Вандамыч не мог определить, что за
малиновые цветы выросли на этих кучах! Почти без листьев, похожие на
городские мальвы, но мельче. И как бы ядренее. "Словно лопнула бомба с
семенами этих цветов",- сказала тетя Люба. Потому что была видна резкая
граница, где они остановились в своем кольцевом расширении. Вандам Вандамыч
как старый турист объяснил с некоторым сомнением, что это, наверное, военные
накуролесили: может, взрывы были подземные, ядерные, может, опыты в
зековских шарашках...
На ночевке Таисии приснилось, что она упала на дно малиновой поляны, в
глубокую яму со щебнем. И не может выбраться, потому что щебень осыпается.
Тогда она стала приманивать бабочек, писать на их крыльях записки-мольбы о
спасении. Мелким почерком! И просила их торопиться. Она проснулась
неспасенная и поняла, что готова к разговору с Алешей.
Маша и Таисия без отдыха набирали запас впечатлений, чтобы обеспечить ими
себя на всю будущую зиму (так взрослые запасают соленья и варенья). Маша
нашла дерево, кора которого словно вся состояла из детских рук - они плотно
обнимали мякоть ствола, вот бы мама нарисовала такое, надо ей рассказать!
Таисия нашла лощину, а там сугроб не растаявший - в виде крокодила с
открытой пастью, вот папе рассказать - он оценит!.. Само собой, запомнился
надолго неизбежный обряд последнего костра, когда Вандам Вандамыч с тетей
Любой уже расслабились (почти весь поход позади, завтра на электричку), и
можно было отмочить несколько туристских шуток вроде рассказывания страшных
и смешных историй, которые только здесь трогают своей незамысловатостью.
- Тетя Люба, расскажите, как вас петух клюнул, а мама ему за это голову
топором отрубила! (История о великой материнской любви.)
- Теть Люб, расскажите, как вы спасли утопающего. (История о безответной
любви.)
- Лучше о том, как подделали путевку в лагерь! (История о самозванстве.)
Мне будто четырнадцать лет!
(Рассказ Любы)
Я в путевке сама исправила "11 лет" на "14 лет", крючок добавила к единице -
и все. Хотела попасть в первую группу! Мне мой высокий рост много горя
доставлял. Играю с девчонками в классики, например, идет прохожий, если меня
не знает, обязательно скажет: "Такая кобыла и тоже с малышней в классики
прыгает!" Я думала тогда, что обгоняю сверстников из-за рыбьего жира. Я
единственная из детей его любила. От меня прятали: нельзя много,- а я
воровала, на хлеб капала и солила. Вкусно! К тому же я много читала и
думала, что в первой группе справлюсь, никто не разоблачит, даже наоборот -
мой уровень оценят, начитанность! Я уже Мопассана прочла два тома, Бальзака
шесть томов, Флобера. "Госпожу Бовари" со скрипом, но одолела. Я и тогда
была волевая. А они, оказывается, четырнадцатилетние, стукалки устраивали,
никакого вам Флобера! И у меня, как у плохого разведчика, все время был
страх, что меня раскроют, опозорят. Явка, господа, провалена! Стукалка - это
картошку привязывают... О, такая интересная вещь, почему она пропала и не
дошла до вашего поколения, непонятно! Вбивается в стену гвоздь, к нему
привязывается бечева с картошкой. А другой конец бечевы у тебя в руках. Ну,
ты сам отходишь далеко, стучишь, а как выйдет кто - убегаешь еще дальше! А
может, стукалка потому исчезла, что само слово "стучать" стало окрашенным
нехорошо. Книжки-то они не читали, а сразу перешли к взрослому состоянию,
следуя развитию организма. Обсуждали ночью вопросы о менструациях, которые я
путала с регистрацией. И раздался жуткий стук. Девки обрадовались - внимание
мужское. Выскочили и долго гонялись с воплями, всех разбудили, все палаты...
А я лежала и боялась: вдруг родители приедут? Хотя была уверена, что не
приедут,- очень заняты проблемами ругани друг с другом. Если бы какой-нибудь
писатель жил рядом с ними, он бы - хоть сам Мопассан - ни за что не стал
писать о маме с папой! О чем писать: как ругаются монтер со слесарем? Я
мечтала, чтоб папа был другой - военный, капитан, а мама чтоб интеллигентная
и на пианино чтоб играла... Но если приедут родители в лагерь, то будет
полное разоблачение. Штирлиц, а вас я прошу остаться!
Мы в "бутылочку" играли не на поцелуи, а на откровенный ответ. Меня
спросили: "Кто тебе нравится?" - и я ответила искренне: "Саша Березкин".
Было такое мероприятие - прощальный костер, когда всю ночь не спали, как
сейчас мы... Костер делали очень большим, об экологии тогда еще не имели
понятия. Я мечтала... В общем, было соревнование, кто больше детей уместит
на фанерке в один квадратный метр! Какой отряд победит? Мы там целый куст из
детей вырастили - на одном квадратном метре. В три этажа: кто висел, кто на
плечах у другого, некоторые на одной ноге стояли. Победили мы! Так Березкин
меня буквально обнял в это время и сжимал изо всех сил, чтоб я не упала!
Скульптуру бы можно такую изваять - "Дети, побеждающие в пионерлагере". Как
Лаокоон. Чей он, Лаокоон, забыла... Мне показалось, что Саша не о победе
думал, а обо мне. Он шепнул: "Сегодня на костре я тебе что-то скажу!" За
победу нам дали право зажечь вечером прощальный костер. А я сначала стояла и
мечтала, как Саша меня похищает из плена... когда он обнимал меня на
фанерке. Он обещал мне сказать что-то важное. Но я никогда не узнала это
важное! Потом, на истфаке, поняла, что остальным самозванцам было еще хуже,
им в истории никогда не везло. Одного сожгли и пепел из пушки выпалили,
других - на кол, кого-то обезглавили. Я думала: повезло! Пример счастливого
самозванца - это я в лагере. Хотя сам страх быть раскрытой мучил и так
измучил, что я была рада концу смены! Эта мука позади. Но я ошиблась. После
обеда Саша собрал нас - элиту - шесть человек. Мы так хорошо провели эту
смену, надо это отметить, купить вина - сухого. А в этот день воспиталка,
которая всегда ругалась так: "Дура, куда мяч унесла, не дай Бог такую жену
моему Тимочке!" - вдруг про меня говорит: "Молодец, выиграла шахматный
турнир - вот бы такую жену моему Тимочке". А пойдет за вином самая умная -
Любаша! Так предложил Саша. Якобы мальчишкам не дают. И мы скинулись по
рублю - нам родичи дали на конверты, чтоб мы письма писали.
За водокачкой мы эту бутылку "Рислинга" открыли - пробку расковыряли. И
выпили по полстакана. Пять человек. Никакого приятного опьянения я не
почувствовала. Им-то по четырнадцать, я не знаю, что они чувствовали, внешне
они хорохорились. Я же через десять минут почувствовала, что отравилась:
началась судорога, а потом рвота. Организм очищался, извергая остатки яда, а
тот, который всосался, уже тычется, тычется в разные стороны, а выхода ему
нет. Меня унесли в палату чуть ли не без сознания, во всяком случае, я сразу
заснула. Эти часы закрыли все приятное времяпрепровождение в лагере! Кстати,
пионерский галстук я тоже заблевала. Выглядела, как бомж привокзальный,
наверное... Все ушли на костер, а я спала в палате, иногда просыпалась,
думала - лучше б мне было все время без подделки одиннадцать лет, и без
всяких притязаний... Конечно, Березкина уже бы не было, он ведь был бы в
другом, старшем, отряде, среди полубогов! Но зато бы я мучилась
по-человечески: ревностью, желанием вырасти, стать умнее, сильнее... А так я
чувствовала себя старушкой во французской богадельне, которая заканчивает
свои дни в тусклости. Бальзака и Золя начиталась я. Ведь надо было копить
ощущения на зиму, чтобы потом ими любоваться, как драгоценностями, доставая
их из ящика памяти, и я копила-копила, шлифовала, а потом смешала все со
рвотою. И примерно воспоминания получались такие потом: иду с Березкиным на
речку ночью - ловить пескарей, а через две недели у меня судороги и пьяная
икота, и он же потом меня и несет... Прижимается ко мне во время борьбы за
первое место на одном квадратном метре и тут же прижимает меня, когда несет,
чтоб не выпала, а я обгажена собственной слизью. Тут вся зарождающаяся
чувственность, как подкошенная, валится. Дома никогда не узнали об этой
истории. Тут уж я постаралась, чтобы Штирлиц в очередной раз ускользнул от
Броневого.
Потом, через много лет, когда я выросла, то поняла другое! Еще хорошо, что
выпили не на костре мы, а то я могла бы потерять сознание и упасть в
огонь...
Пришли из похода с цветами, грибами. И Таисия несколько раз повторила шутку
Вандам Вандамыча:
- Грибы без разбору можно есть все... но только один раз!
После этого они упали в пятнадцатичасовой сон. В походе казалось: все время
отдыхаешь! Спали по четыре часа и то под нажимом Вандам Вандамыча и тети
Любы. И мерещилось Таисии с Машей: придут домой - горы свернут.
А проснулись угрюмые, до предела уставшие, стали Зевса кормить, говоря
осипшими голосами:
- Кушай, Зява, молочко-вкуснячкоф!
Мурке они тоже налили, но молча, и животное поняло, что есть разница между
справедливостью и любовью. Мурка подошла и укусила Зевса за хвост.
Маша схватила пластинку, начала ее гнуть, размягчив. Она все делала
отшлифованными движениями, так что пламя газа словно выполняло работу
подмастерья. Поверху пустила какой-то перепончатый гребень, вроде хребта
дракона, в мягкую плоскость воткнула пучки мелких гвоздей. Потом все
покрасила в грязно-серый цвет метели с белыми прожилками вихрей.
- Это сталинский лагерь,- сказала она маме.- Мы там не ночевали, нечистое
место - надо будет его освятить.
- Видимо, ваше поколение уже не будет голосовать за коммунистов... хорошо!
Мама вся была в волнениях по поводу выборов президента, она хотела включить
телевизор, но сели батарейки у пульта. Мама сначала их мыла с мылом и сушила
на батарее - есть такой рецепт. Телевизор поработал минуту, и снова пульт
отключился, нельзя программу переменить. Мама стучала батарейками друг о
друга - тоже есть такой рецепт. Рецепт не помог, и мама села расписывать
тарелку - портрет Ельцина запустить придумала, может, это будет ее вклад в
демократию...
В тишине Маша решила пришить пуговицу к джинсам: в последний вечер у костра
она так смеялась, что пуговица отлетела. И тут послышались звуки большого
толковища людей и зверей, разворачивавшегося во дворе. Таисия выглянула в
окно: люди стояли с радостно-нервозным видом, а собаки радостно общались
друг с другом (это были все знакомые собаки - с Комсомольского проспекта,
Таисия и Вероника с ними часто выгуливали раньше Мартика). Над всем этим
сборищем витала тень мероприятия, рассыпая искры общения. Заряженные всем
этим Маша и Таисия выбежали во двор. К ним победительно кинулся Мартик: "У
нас радость, радость огромная!" Наташка подошла и спросила:
- Дядю Гошу видели? Ранило легко в Чечне! Очень легко! Он вернулся домой
вчера... на костылях, но ранен очень легко!
Девочки сели возле своего подъезда вместе со старушками - солидно так, как
бы безотносительно ко всему, что разворачивалось у дома напротив. Но плечо,
бок, щека, обращенные в ту сторону, превратились в сплошную воспринимающую
плоскость.
Дядя Гоша, пьяный своей не отнятой в Чечне жизнью, выходил из подъезда с
большим подносом. Он приговаривал:
- Ну, Мартик, счас дадим шороху! Неудобняк получается: с костылем и с
подносом, но счас...
Знакомые собачники затолкались вокруг, принимая угощение. Их лица и тела,
здоровые от прогулок по утрам с собаками, излучали честно выполняемый долг.
В выражении этих лиц, как поняла Таисия, было что-то от мечты об отдельно
взятой планете, населенной четвероногими друзьями и их хозяевами. Ну, может,
должна там еще жить пора жертвенных существ для веселья зубов собачьих.
- Кто у нас во дворе хорошие люди? Да те, у кого собакам хорошо живется! -
говорил дядя Гоша, вынимая из кармана брюк бутылку вина.
Вышли Вероника, ее мама Изольда, а бабушка Генриетта несла коробку с тортом.
Маша и Таисия привыкли уже, что Вероника вычеркивает их из поля своего
зрения, и вздрогнули, когда она закричала:
- У нас день рождения Мартика - идите есть торт! Маша, Тася!
Вероника почувствовала самой своей серединой, что за сегодняшнее перемирие с
сестрами ей ничего не будет. Ведь Мартику исполняется два года!
Превратившись в достойных светских девиц, Маша с Таисией медленно подошли к
скоплению живых тел, издающих разнообразные звуки:
- Ты своего ротвяка к астрологу своди! Я водил Хелму, сказали, что
подверженность влиянию этого... Меркулия... Меркурия...
- Мочу Алисочки на анализ только в человечью больницу ношу!.. Даю двадцать
баксов - хорошо делают...
- Гав-гав!
- Двадцать - это многовато...
- Р-р-р...
- Подставку под собачью миску мы сделали из красного дерева!
- А мы зразы особые готовим Хелме!
- Ску-у, ску-у, ску-у-у-у...
Разевая чистые красные пасти, шерстистые друзья изо всех сил общались друг с
другом и с людьми. Щенок-боксер (был чудо - мордочка вся в морщинах, словно
маленький Сократик, как говорил папа Таисии), вырос таким злым, что один раз
чуть не покусал папу Таисии (и тогда тот сказал, что у такого Сократа Платон
бы ни за что не стал обучаться философии!); сейчас он словно мучительно
решал: кто здесь главный? Ему хотелось стать главным, но "були" - две
горбоносых увесистых крысы - оглядывали его взглядом новых русских: "Мы
главные".
- Ну, что новенького? - спросила Вероника у сестер, выделяя им по большому
куску торта.
- Да вот я решила,- отвечала Таисия,- вырасту - тоже свою фирму открою...
Собаку куплю!
На самом деле Вероника понимала, что не будет у Таисии никакой фирмы, но она
хотя бы соблюдает правила игры и говорит о том же, о чем говорят все дети
двора. И то хорошо.
На торте были изображены имя Мартика и большая цифра "2". Так Вероника дала
Маше кусок с буквой "М", а Таисии - с буквой "Т". И Таисия подумала: а какую
букву она выдаст Алеше? Букву "А"? И точно: кусок с буквой "А" Вероника
никому не выдала. Ждала. И Таисия тоже с тревогой ждала. Но Загроженко нигде
не было. Обычно вечером он выходил покурить во двор с обычным
снисходительным видом насчет собравшихся. Но сегодня не видать его сухой
фигуры.
- Подходите, берите! - любезничала со старушками на скамейке Изольда, дочь
Генриетты.
И Генриетта живо двигала лицом и руками, приглашая полакомиться за здоровье
Мартика.
- Очень вкусно,- сказала Таисия, продолжая высматривать Алешу.
Маша, хотя ей ничего не было сказано сестрой, все видела внутри нее ясно,
будто прочитала в подробной глуповатой книге, не становящейся от своей
глупости менее интересной.
У Таисии не было радости от временного перемирия с Вероникой, ведь завтра...
прощайте снова! Об этом говорил ее маслянистый взгляд. "Не каждый день из
Чечни возвращаются люди!"
Уже звучали предложения добавить - купить в киоске и... Но псы были
дисциплинирующей силой: кому надо догулять, кому особый ужин приготовить,-
так что все распрощались, договорившись встретиться таким же образом в день
рождения Хелмы. Таисия вспомнила, как они с Вероникой начали выводить
Мартика на Комсомольский проспект. Он сильно боялся взрослых собак, так что
слюна беспрерывно шла изо рта, и когда он мотал головой, то слюна веревкой
словно обматывала всю его мордочку, и Вероника каждую минуту вытирала его
специальным платком. Но и тогда уже любимицей Мартика была Хелма. И сейчас
его от нее не оторвать - так и рвется вслед. А Таисия уже твердо решила
отказать Алеше: не будет она вести их хозяйство! Не готова она к семейной
жизни... Но нужно увидеться и все разъяснить...
Вечером, когда Таисия мучила немецкие глаголы, а Маша выгибала над газом из
грампластинки нос Гоголя, позвонили в дверь. Это была Вероника. Таисия сразу
почувствовала, что случилось что-то с Алешей, хотя потом не могла понять,
почему она это почувствовала.
- К папе заезжал его друг из отделения милиции, нашего... Там арестован
Загроженко!
Говорит это Вероника, а вид у нее плачевный: ведь для нее Алеша становился
уже не чужим, а вымечтанным партнером-челноком, но теперь... Порог квартиры
Вероника так и не переступила, а когда уходила, то снисходительный ее взгляд
говорил Таисии: "Получила?" Это уже завтрашняя Вероника, аккуратно
уклоняющаяся от касаний с секондхэндным людом.
Поздний вечер в светлых проплешинках ночной уральской зари очень помогал
успокоиться. Но слезы лились сами. Таисия села писать в дневник, но не
вывела ни одного слова... Родители были на высоте на сей раз. Они сказали,
что знают одного человека, который в детстве сидел в колонии, а теперь
доктор наук! Потом они пошли узнать, где Лизка, но ее, оказывается, уже
инспектор по делам несовершеннолетних увезла в детдом. Или в детприемник.
Никто точно не знал.
А случилось вот что. Алеша шел по Комсомольскому проспекту. Он только что
был на сходняке мойщиков, они вновь распределяли участки. Количество машин,
особенно иномарок, увеличивалось. И теснины уличного движения выдавливали
машинный поток на ранее захолустные улицы. Одним мойщикам становится
выгодно, а другим завидно. Приходится собирать такие съезды, чтобы не было
войн у пацанов. Тем, кто зарабатывает своим трудом, не пристало воевать по
пустякам!..
От белой ночи лицо подошедшего подростка было словно покрыто прозрачной
грязью:
- Без базара, Леха,- сказал он,- надломим ларек - сигнализации на нем вообще
шк!
Вавилон, одноклассник, но бывший, он уже два года как бросил школу, говорил
так, словно боялся отказа, вплетал одно слово в другое. А в Алеше что-то на
уровне журнала "Родина" глухо жаловалось, что мать после реанимации будет
нуждаться в уходе. Но... потом ведь она опять примется за старое, и сколько
бы бабок он не ковал, мать будет волочиться за ним через всю улицу
жизни...
Леша потянулся, томя Вавилона, причем лунная тень превратила его движение в
первобытный обряд. Одно только томило Загроженко: шли они вскрывать
несчастливый ларек на углу проспекта и улицы Чкалова, где зимой была убита и
закопана рядом в сугроб ночная продавщица. Ее зловещее, жаждущее отмщения
присутствие ощущалось то тут, то там.
К облегчению Загроженко, Вавилон вдруг взял наискось через бульвар.
- На Хасана фонари сейчас отключили,- говорил Вавилон.- Хозяин ларька
жадный, опять вчера от него ушла ночная продавщица.
Слова бывшего одноклассника звучали кругло и успокаивающе, а как принялись
за дело, Алеше все казалось, что наклонившийся над ними старый дом жестких
сталинских линий кишит многоглавой бессонницей. Стон выдираемых петель
донесся, кажется, аж до Башни Смерти - гнездилища УВД. На что они надеялись:
что пачки денег будут везде раскиданы?! Вавилон захватил из дома наволочки,
в них вяло набрали без разбору (внутри было темно, а о фонарике не
догадались позаботиться) шоколадок, курева, каких-то бутылок, чтобы потом
можно было продать их алкашне. Ничего не мешало, и все замолчало вокруг, но
это было самое неприятное. Вышли, неся на плечах по две дрябло набитых
наволочки. Самые алмазные мечты Вавилона выродились в усталый марш мимо
предутренних домов. И надо же - в это время в милицейской машине оказалось
еще несколько литров бензина, и решили сделать еще один кружок. И увидели
две подростковых фигуры с узлами. А мертвая продавщица тоже продолжала свой
незримый патрульный облет.
В участке шла бесконечная ночная работа. Сосредоточенные милиционеры ходили
со своими подопечными, устало, незло охаживая их иногда по шеям и плечам.
Вавилон несколько раз принимался рыдать, стараясь разжалобить, потом шептал
Алеше, что постарается подкупить своего мильтона... И тут Алеша увидел
Димона, того самого, что ходил раньше часто к Александре, сестре Таисии...
В эту же самую ночь у Димона было патрулирование по Свердловскому району. Их
уазик въехал во двор и затаился. Напарник шепнул шоферу: "Будь!", и они
из-за угла дома на улице Пушкина стали наблюдать за проезжей частью. Димон
раньше слышал по рации: есть звонок - посреди улицы Пушкина лежит труп
мужчины. И тут же он увидел, как к трупу подъехала милицейская машина.
- Это из Ленинского района. Наши районы... граница по улице Пушкина,-
терпеливо втолковывал сержант, у которого сердце закипало от раздражения на
контуженного Димона.- Сам смотри!
Сначала два обесцвеченных луной и ночной зарей милиционера ходили
взад-вперед по проезжей части, видимо, желая получить указание от великого
поэта Пушкина. Затем они перекатили тело мужчины через невидимую линию. Как
кукла, наполненная тяжелой жидкостью, терпеливо кувыркалось тело. В голове у
Димона однообразно вспыхивало: "Пропали медведи!" Только сейчас он понял,
что никогда не выйдет за него Александра, что никогда ему не будет в жизни
безопасно и уютно!
- Здравствуй, Петя! - сказал сержант Мартемьянов, выходя на дорогу. Он
выглядел очень довольным, и Димон тоже почему-то стал спокойнее.- Что же ты
нашему району статистику портишь, бля?!
- А на шестьдесят процентов тело было на вашей стороне,- нисколько не
смутился Петя.- Я только окончательно высветил... просветлил ситуацию!
Статистику нашего района мы поганить тоже... знаешь... не дадим!
Когда Мартемьянов и Димон приехали в участок, Алеша думал о Таисии, что она
теперь подумает... Он не знал, что о ней же вспомнил в эти минуты Димон: "Не
пропали медведи - растут в той семье еще девочки... Таисия очень хорошая
будет... жена..."
"Ну что, дневник! Посадили нашего Алешу! Папа говорит, что чувство стыда за
мать толкало... к воровству. Или к другому... Папа все по Фрейду: Алеша
хотел сменить это чувство. Он лучше будет теперь стыдиться, что украл... чем
матери.
Не верю я в этого Фрейда! На выпускном вечере была дискотека. Алеша хотел со
мной танцевать. Заиграли "медляк" (медленный танец). Он меня пригласил. А я
отказалась. Просто мне нужно было сходить в одно место. Я ни в чем не
виновата. Так Алеша стал сразу со зла исчеркивать все плакаты веселые,
которые висели у нас на празднике. Когда я вернулась в класс, девчонки мне
зашептали: "Скорее соглашайся на танец, а то он все испортит, весь
праздник". Такой он мог быть раздражительный!.. Наверное, что-то его сильно
раздражило, и он назло пошел воровать..."
Мама рассказывала свой сон:
- Будто мы красим небо - оно же наш потолок. Но не потолок, а небо! Белила
такие, как шпакрил - темно-сиреневато-сероватые. И мы белим ведь всей
семьей! Вот такой круг выбелили и видим, что ракеты (а в Чечне все война) не
проходят сквозь этот выбеленный нами кусок неба! И мы понимаем, что Бог
услышал наши молитвы, что войне скоро конец...
- По-моему, что-то у тебя сгорело на кухне, дорогая! - сказал папа.- Все
стремишься мир переустроить, а на кухне еда в это время пригорает...
Мама пошла на кухню: там ничего не стояло на огне вообще! Тогда стали
принюхиваться и поняли, что дым и запах идут с улицы. Выглянули в окно: дом
напротив весь в дыму.
- Пожар! - закричала мама.- Девочки, бегите узнайте, вызвали пожарных или
нет! Если что - сами по ноль-один звоните!
"Ну что, дневник, сгорела квартира Вероники! Она спасала Мартика и так
измазалась в саже, что пришла к нам и просит: "Дайте вашей одежды
переодеться!" Мы, конечно, сразу дали ей платье мое! Из сэкондхэнда, но она
не поморщилась даже! Вот так: дружба - это то сокровище, которое не может
уничтожить пожар, так ведь, дневник?
Конечно, ты скажешь: скоро Вероника, ее мама Изольда и бабушка Генриетта
снова накопят много денег и запретят нам к ним подходить... Ты прав, но...
как оптимист оптимисту я тебе скажу вот что: пожар ведь может случиться в
любое время!"
На этот раз мама случайно заглянула в дневник дочери и вся вспыхнула: что же
это за подлость такая! Сгорела не квартира Вероники, а дочь пишет... словно
она желает восстановления дружбы любой ценой! Это плохо: любой ценой! Мама
закричала: "Грех-то какой, доченька моя! Что ж ты написала?! Слова ведь
имеют такое свойство - сбываться. Ты накликать беду хотела? Даже если не
хотела, то... накликать можно запросто".
Папа включился тотчас в педагогическую струю: по-французски "слово" -
"пароль", пароль! Слово такой отзыв может в жизни вызвать, что!.. Конечно, я
понимаю, ты думала, что Вероника после пожара будет добрее, но поверь: они
бы еще больше стали сил тратить на то, чтоб быстро восстановить прежний
уровень богатства... еще дороже бы продавали вещи...
- Какой ужас,- повторяла тихо мама Таисии.- Мои дети... чтобы Таисия так
могла написать: пожелать злое... Боже мой!
Таисия в смятении чувств хотела выйти и закопать дневник, спрятала его под
футболку, но чувствовала, как дневник жег ей кожу. Он там лежит, такой
доверчивый, и не знает, что его ждет!.. Как же быть? Надо, чтоб родители
ничего не знали... Она выбежала на балкон и сбросила: потом, мол, выйду и
закопаю. На том месте, где он упал, началось мелкое мерцание. Таисия
заметила, как приподнялись и взлетели вертолетики кленовых семян. Или
показалось? Но в самом деле: этот воздух, который взбаламутил дневник, был
последней каплей, которой не хватало для зарождения кругового ветра. Пока
Таисия сбегала вниз с четвертого этажа, вспоминала, как летел ее дневник,
кувыркаясь и перелистывая сам себя, как бы просматривая на прощание текст...
или предлагая себя всем? всему свету свои страницы, чтобы вычитали из них
некое назидание птицы и бабочки, стрекозы и мухи, осы и шмели, чтобы
запомнили его навсегда... Но лишь пара неграмотных стрекоз равнодушно
пролетела мимо, и в их множественных глазах раздробились изображения букв...
Пока она так вспоминала, уже начали в том месте подниматься и опускаться
мертвые бабочки, сухие листья прошлогодней зелени, с каждым разом все выше и
выше, и вот уже поднялся маленький серый хобот, который хотел схватить
дневник, но тот сопротивлялся всеми страницами. Таисия намеревалась успеть
схватить свое сокровище и закопать рядом с Куликом, но... хотя дневник и
отмахивался всеми страницами, отказываясь от предложения ветра
попутешествовать, хобот урагана усилил свое всасывание, и дневник уже прыгал
на спине обложки, едва удерживаясь от полета... Таисия подбежала и протянула
руку, чтобы схватить, но в этот миг дневник уже захлопал своими
крыльями-страницами, сделал несколько переворотов, показав высший пилотаж, и
начал взбираться по невидимой спирали...
Таисия вспомнила: если внутрь вихря попадет тело, оно может распасться. А
дневник уже летел от теплотрассы по улице Чкалова. Хлопали двери подъездов,
зазвенел лист на крыше, но не отпал и не пустился в путешествие, ибо не
пришло еще его время - не все гвозди прогнили... Таисия бежала за дневником
- вдруг земля подкосилась и отделилась от ног, потом пошла вбок, после -
вниз, ее закрутило... Но это не смутило дневник: он летел, переворачиваясь
вокруг своей оси, как лихой голубь, и радостно поднимался еще выше. Она изо
всех сил перебирала ногами, но не смогла его догнать. Скоро он исчез из поля
зрения своей хозяйки...
- Сейчас анекдот расскажу! - крикнул Петр, с треском врываясь в квартиру.-
Слышали: победил Ельцин!.. Про новых русских анекдот. Сидят двое, выпивают,
один, который гость, спрашивает: чего это видак крутит одну кассету -
"Одиссею капитана Кусто"? "Это не Кусто, это аквариум".
И что же? Разве хоть кто-нибудь из семьи показал движением бровей, что
слышал?! Папа тихонько бряцал на гитаре, мама действовала на кухне, а Таисия
- вечная зубрилка - вообще будто спряталась за обложкой "Истории мировых
цивилизаций". Одна Маша поняла брата: равнодушие - сплошное равнодушие к
анекдотам. Наконец папа отложил гитару, вздохнул и сказал:
- Все же неплохо, что анекдоты о новых русских появляются в изобилии. Была,
была зловещая пауза в производстве фольклора, уж не знал, что и думать...
- Что же хорошего, папа? - удивилась Таисия.- Новых русских дурачками
представляют в анекдотах, им это не понравится...
- В сказках Иванушка - тоже дурачок. На Руси дурачков любили! Значит, и
новых русских стараются полюбить. Значит, что?
- Что? - не поняла вывода Маша.
- Значит, революции не будет! - догадался Петр.- Не будут их жечь и резать,
как в семнадцатом году жгли помещичьи усадьбы...
- Возьмем также средства массовой информации...
Папа явно зарапортовался. Чтобы понизить траекторию его умственного полета,
Маша вклинилась своим острым голоском:
- Но в жизни-то, папа, этих новых русских многие не любят!
Папа отвечал: миф - фольклор - анекдот - это и есть регулятор поведения! Не
любят, но уже хотят полюбить! Отсюда и теплое, почти покровительственное
отношение к ним, как к Ивану-дурачку...
Папа, похоже, уже писал вслух эссе по культурологии: подспудно народ хочет
полюбить этих богачей противных, показывает в анекдотах: какими не нужно им
быть! Миф регулирует поведение!
- Папа, папа, остановись, мы тут не поняли! - закричали девочки.
Папа привел остекленевшие глаза в человеческий вид, немного постоял посреди
комнаты, видимо, соображая, куда его занесло. Таисии даже захотелось
поводить ладошкой перед его глазами.
"Революции не будет? - подумала она.- Так, запишем это сейчас в дневник, а
потом проверим, будет или не будет. Прав папа или нет".
И тут она вспомнила, что дневника нет, он улетел неизвестно куда. "Эх, зря я
его сбросила с балкона! Если б закопала, то сейчас бы могла выкопать,
записать папины слова..."
- Анекдоты говорят о том, что нравственность русского, то есть...
российского народа - жива! - продолжил папа.- Возьмем хотя бы СМИ! Что такое
СМИ?..
Он говорил: "СМИ", "СМИ", а Таисии слышалось: змий. Какой змий?
- Не змий, а СМИ - средства массовой информации... они тоже стали на место
фольклора. В сказке все начинается с недостачи, да? Ну, яблоки у царя в саду
кто-то ворует, нужно послать сторожей, это "Конек-Горбунок"... Газеты и тиви
наперебой нам про криминал: убийство, конечно, тоже недостача, правда? Надо
искать преступника, как в сказке.
Петр прервал отца: а как же чудесные, волшебные помощники? В сказке напиток
или яблоко, которое надо откусить... а в СМИ что?
Папа на секунду задумался.
- Ну, сами СМИ и есть волшебники: могут и собственное расследование вести,
могут помочь, объявив, чтоб звонили по телефону, если кто что знает... Ну и,
конечно, они регулируют наше поведение. И заметьте: даже писателей
журналисты недолюбливают, как сказители народные тоже недолюбливали
представителей культуры.
Таисия слушала папу, слушала дождь, который лил уже второй день, и у нее
само появилось в голове стихотворение:
- Дождь льет, льет, льет,
Дождь льет, льет, льет,
И сильный поворот
Сделала машина...
Дождь льет, льет, льет.
Дождь льет, льет, льет,
И сильный поворот сделала Россия...
- Само появилось? - переспросила мама.- Ну, значит, ты в отца, пойдешь по
филологической части.
- Только не надо много думать о политике, о выборах, господа,- сказал на это
папа.- Сейчас само написалось про Россию, а потом, может, напишется про
другое, более важное... Так я о фольклоре: заметили притчевые истории?
- Пап, ты меня любишь? - спросила Таисия вдруг.
- Что? Ты о чем? Да, конечно... люблю, а что? Я не то что-то сказал?
Просто папа улетал куда-то в холод словно, когда размышлял вот так. Нет,
когда Таисия вырастет, она не поступит на филологический, а найдет
литературно-ветеринарный институт! Обещала ведь Кулику, что лечить будет!
Литературно-ветеринарный с... элементами гитары! А тарелки? Она их будет
расписывать в свободное время... Да, решено! Где же есть такой институт? Ну
уж где-нибудь да есть же, подумала Таисия.
Папа Таисии ушел заваривать чай и подумал в одиночестве: не Бог весть какие
гениальности изрекаю, а уже детям показалось, что я не с ними, что забыл в
это время любить Таисию... И вдруг его осенило: зря напали тогда на нее за
красочное описание пожара якобы в квартире Вероники!.. Бальзака тоже в жизни
не очень любили женщины, зато его героев в романах сильно любят!.. Таисия
повела себя, как писатель: в жизни у Вероники не случилось пожара,
а в дневнике случился. Не надо быть Фрейдом, чтобы это понять.
С тех пор прошел почти год. Алеша Загроженко недавно написал Таисии из
колонии очередное письмо: по баллам он обогнал всех, и за это его досрочно
выпустят на свободу. "Я мечтаю день и ночь об этом",- пишет Алеша. Как Кювье
по одной кости восстанавливал все лицо (тело), так и по одной этой фразе
можно рискнуть представить его, Алеши, будущее. Но, к счастью, будущее не
нуждается в этом, оно придет само собой.
Ѕ
* Стихотворение Алексея Решетова.